Формирование рискогенного социокультурного контекста в пореформенном российском обществе

Багнычева, Наталия Викторовна

автореферат диссертации по философии, специальность ВАК РФ 09.00.11
диссертация на тему: Формирование рискогенного социокультурного контекста в пореформенном российском обществе

Год: 2006
Автор научной работы: Багнычева, Наталия Викторовна
Ученая cтепень: кандидата философских наук
Место защиты диссертации: Краснодар
Код cпециальности ВАК: 09.00.11

Диссертация по философии на тему 'Формирование рискогенного социокультурного контекста в пореформенном российском обществе'

Полный текст автореферата диссертации по теме "Формирование рискогенного социокультурного контекста в пореформенном российском обществе"

На правах рукописи

Багнычева Наталия Викторовна

ФОРМИРОВАНИЕ РИСКОГЕННОГО СОЦИОКУЛЬТУРНОГ О КОНТЕКСТА В ПОРЕФОРМЕННОМ РОССИЙСКОМ ОБЩЕСТВЕ

Специальность 09.00.11 - социальная философия

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата философских наук

Краснодар 2006

Работа выполнена на кафедре философии и социологии Краснодарского университета МВД России.

Научный руководитель - кандидат социологических наук, доцент Попов Михаил Юрьевич

Официальные оппоненты:

доктор философских наук, профессор Нарыков Николай Владимирович; кандидат социологических наук, доцент Маринов Михаил Будимирович

Ведущая организация - Кубанский государственный университет.

Защита состоится 25 мая 2006 г. в 13 часов на заседании диссертационного совета КМ 203.017.01 по философским и социологическим наукам в Краснодарском университете МВД России (350005, г. Краснодар, ул. Ярославская, 128, зал заседаний диссертационного совета).

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Краснодарского университета МВД России.

Автореферат разослан 24 апреля 2006 г.

Ученый секретарь диссертационного совета кандидат социологических наук, доцент 0 М.Ю. Попов

юо 2 9

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность темы исследования. В отечественной социальной науке в последнее время все больше внимания уделяется проблемам социального риска в его различных аспектах. Это связано преимущественно с осознанием повышенной рискогенности периода социетальной трансформации, неблагоприятного состояния экологической среды, отсталости технико-технологической базы и т. д. Исследуются риски модернизации и демодернизации, риски социальной среды. Серьезный общественный резонанс и соответствующее отражение в научной литературе получает распространение международного и внутреннего терроризма и его влияние на политическую ситуацию, социальные отношения и духовную атмосферу в обществе. Отдельную тему, хотя и близко связанную с рисколо-гией, составляет стремительное развитие криминогенных процессов, засилие нелегальных и противоправных социальных практик, рост влияния теневого сектора в экономике, коррупция и вывоз капитала.

Однако значительно меньшим вниманием пользуются рискогенные процессы в культуре, которые не менее, если не более, важны. Ведь именно в сфере культуры осуществляется воспроизводство социальной идентичности, и деформации социокультурных процессов чреваты необратимыми нарушениями последней. Уже в настоящее время отмечается изменение характера и направленности социализации, раскол в понимании базовых ценностей общества и т. п. Между тем социальную безопасность и стабильность исследователи ассоциируют с наличием прочного единства ценностей и целей общества. Отсутствие такого единства, несовпадение частногрупповых интересов и ценностей с интересами и целями общества как целостности ослабляют социальную интеграцию и ставят общество на грань выживания.

Все это дает основания говорить, что в сфере общественного мировоззрения и культуры сложилась не менее рискоген-ная ситуация, причем именно здесь скрыты корни генерализа-

РОС НАЦИОНАЛЬНАЯ Г,ИМ ПОТЕКА С.-Петербург ОЭ ЪЛ&тЧ^

ции социального риска, его воспроизводства и распространения на близкое и дальнее будущее. Кроме того, фундаментальное значение для перспектив российского общества имеет способность его культурной и политической элиты к адекватной рефлексии над идущими долговременными процессами, к стратегическому мышлению в области мировоззренческой интеграции различных старых и новых социальных групп, а также многочисленных этнических образований, отношения которых также чреваты культурными и религиозными конфликтами и имеют потенциал рискогенности. Речь идет о возможностях адекватного ответа на многочисленные вызовы, предлагаемые в сложившейся ситуации, о понимании исторической ответственности за качество воспитания молодого поколения, за сохранение культурного наследия прошлого.

Наконец, необходимо отметить растущее присутствие рискогенной составляющей в стереотипах массовой культуры, на базе которых формируются траектории социальной логики. Это проявляется в криминализации образа экранного положительного героя, в распространении виртуального и экранного насилия. Влияние этих явлений на рост девиантного поведения и смещение нравственных акцентов в социальной оценке последнего не подлежит сомнению.

В целом актуальность изучения социокультурных процессов пореформенного российского общества в рискологичес-кой парадигме определяется расширением репрезентации риска в культуре, изменением характера социализации под влиянием накопления рискогенного потенциала социальных практик, высокой степенью социокультурной дезинтеграции общества, угрожающей сохранению его идентичности.

Степень научной разработанности темы исследования. Социальный риск, его сущность, факторы его роста, проблемы, связанные с адекватностью отражения его в культуре общества, - все это долгое время оставалось за рамками внимания отечественных исследователей, хотя за рубежом социальная рискология получила серьезное развитие, став фундаментальной составляющей современных теоретических пред-

ставлений об обществе. При этом необходимо подчеркнуть, что рискологические концепции зарубежных социальных мыслителей, таких как У. Бек, 3. Бауман, Э. Гидденс, Н. Луман, П. Штомпка и др., по своему значению и глубине поднятых проблем выходят за рамки чисто социологических исследований и скорее представляют собой прорывы социально-философской рефлексии над состоянием и возможными перспективами социального бытия человечества на исходе модерной эпохи. Разработанные перечисленными авторами идеи получили оформление в теориях «общества риска», которые при всех отличиях едины в понимании повышенной рискогенности западного постмодерного общества. «Теории общества риска» можно рассматривать как социально-философскую парадигму осмысления направленности социальных изменений современности.

Несмотря на длительное игнорирование со стороны отечественных философов и социологов, проблемы роста социального риска в российском обществе в последнее время все же стали предметом относительно немногочисленных исследований, в первую очередь социологических. Феномену социального риска и выработке оптимальной методологии его исследования посвящены работы И. Афанасьева, С. Ахмерова, Г. Джурабаевой, В. Зубкова, Ф. Кайта, С. Ковалевой, С. Никитина, К. Феофанова и др. В статьях С. Ковалевой, Ю. Зубок рассматриваются актуальные для современного российского общества проблемы социальной рискогенности возникших деформаций процессов социализации и в целом социокультурного воспроизводства. В ряде социологических исследований последнего времени (В. Кузнецов, А. Флиер) находит все большее отражение растущее понимание связи роста социального риска с ценностной дезинтеграцией российского общества, отсутствием национальной идеологии и жизнеспособного социального проекта. В коллективном исследовании группы под руководством А. Мозговой обобщаются и концептуализируются многочисленные аспекты риска в социальном пространстве.

Г. Осадчая, анализируя различные группы социальных рисков, имеющие место в современном российском обществе,

выводит их генезис из ошибок и недочетов, допущенных в ходе реформ и видит единство сложившегося рискогенного контекста, включая его социокультурную составляющую. Получает развитие и осмысление проблема социального управления рисками, чему посвящены исследования Т. Белых, М. Веденеевой, О. Короля и др.

В то же время приходится констатировать недостаточность социально-философского осмысления проблематики, связанной с генерализацией рискогенных процессов в пореформенном российском обществе, и прежде всего - недостаточность понимания того, что корень происходящего кроется в социокультурной сфере и что рискогенным является собственно социокультурный контекст. Единственный автор, в работах которого прослеживается эта идея и которому удалось разработать целостную теоретическую концепцию современного российского общества как «общества риска» - это О. Яницкий. Именно потому его исследования вслед за классическими трудами в области социальной рискологии превышают чисто социологическую постановку проблем и представляют собой не только социологические, но и социально-философские аспекты по существу работы.

Помимо этого в последнее время были проведены социально-философские исследования, касающиеся состояния общественного сознания в «посттравматический» период, его реакций на рост рискогенных процессов, изменений под влиянием социальных, экологических и техногенных катастроф, природы социальных страхов и их влияния на повседневность. Среди авторов данных исследований можно назвать Л. Гудкова, Е. Головаху, В. Иванову, И. Исаева, В. Кузьмину, С. Матвееву, Н. Панину, В. Шляпентоха, В. Шубкина.

Таким образом, в настоящее время можно говорить только о становлении научного интереса к рискологической проблематике, о начале формирования социально-философского подхода к изучению рискогенных факторов, имеющих место в современном российском обществе. В частности, остается неисследованной рискогенность сложившегося в нем социокуль-

турного контекста. Эту задачу мы и ставим перед собой в данной диссертации.

Объектом данного диссертационного исследования являются рискогенные тенденции динамики общественного сознания и культуры в пореформенном российском обществе.

Предмет исследования составляют основные факторы и эффекты формирования рискогенного социокультурного контекста.

Цель исследования состоит в социально-философском осмыслении рискогенного социокультурного контекста в России как продукта цивилизационной специфики последней, результата «посттрансформационной травмы» и источника неограниченного генезиса рисков.

Указанная цель конкретизируется в последовательности промежуточных исследовательских задач:

обосновать атрибутивность риска для социальной реальности и показать необходимость социокультурного подхода к его интерпретации;

выяснить возможности и специфику применения риско-логических концепций к исследованию реалий российского пореформенного общества;

оценить как фактор аккумуляции социального риска ценностный раскол и культурную дезинтеграцию российского общества;

проанализировать в аспекте культурного воспроизводства социального риска характер социализации в условиях «посттрансформационной травмы»;

изучить влияние расширения репрезентации риска в массовой культуре на состояние общественного сознания;

исследовать репрезентацию риска в социальной логике российской политической элиты как часть общего рискогенного культурного контекста.

Теоретико-методологической основой исследования являются идеи философов XX в , констатировавших двойственный, сопряженный с позитивными и негативными последствиями характер деятельности человека в мире, а также социальных

мыслителей, работающих в рискологической парадигме, -У. Бека, А. Вилдавски, Э. Гидденса, М. Дуглас, Н. Лумана, П. Штомпки. Большую роль в выработке подхода к проблеме сыграли относительно недавние публикации отечественных исследователей - О. Яницкого, Г. Осадчей, Т. Заславской - в которых делаются попытки осмысления природы рискогенных тенденций динамики современного российского общества в терминах теорий «посттрансформационной травмы» и «общества риска». Данная диссертационная работа также в значительной мере строится на концептуальной и методологической базе этих теорий. Кроме того, методологическими ориентирами для автора стали исследования по социокультурной и цивилизаци-онной специфике России А. Ахиезера, А. Вишневского, по динамике социальных ценностей россиян Н. Лапина.

Эмпирическую базу диссертации составили материалы конкретных социологических исследований и информация, почерпнутая из различных статистических источников.

В работе содержатся следующие элементы научной новизны:

показан атрибутивный характер риска по отношению к социальной реальности и обоснована правомерность и необходимость социально-философской интерпретации рискогенных процессов на основе теорий «общества риска» и социокультурного подхода;

обосновано, что генерализация рискогенных процессов в современном российском обществе является продуктом сложившегося единого деструктивного социокультурного контекста;

исследованы в качестве факторов социального риска ценностная дезинтеграция пореформенного российского общества и социокультурный раскол как источник цивилизационной па-тогенности;

показано, что фактором социального риска является кризис социокультурного воспроизводства, отраженный в деформации механизмов социализации;

установлено, что значимым элементом рискогенного социокультурного контекста является расширение репрезента-

ции риска и насилия в массовой культуре и СМИ, ведущее к соответствущим изменениям общественного сознания;

аргументировано, что рискогенность социокультурного контекста находит выражение в деформациях социальной логики, в частности, в деструктивном характере социальной логики властных элит и нигилистически-протестном характере социальной логики маргинальных групп.

Новизна исследования отражена в следующих положениях, выносимых на защиту:

1. Риск составляет атрибутивную характеристику экзистенции в силу присущей ей проективной неопределенности бытия и действия, а также фундаментальности ее взаимодействия с Другим. Исторические модификации социальной реальности влекут за собой соответствующие модификации характера и экзистенциальной интенсивности рисков. Социально-философское исследование социального риска применительно к конкретному типу общества предполагает его анализ в рамках социокультурного подхода, рассмотрение генезиса рисков как негативной составляющей социокультурного воспроизводства. Методологической парадигмой такого подхода могут служить теории «общества риска».

2. В современном российском обществе сложился в основных чертах и продолжает формироваться рискогенный социокультурный контекст, определяемый отсутствием реалистического социального проекта, посттравматической ценностной дезинтеграцией на фоне долговременного воспроизводящегося социокультурного раскола, низким уровнем социальной рефлексии, хаотической игрой тенденций модернизации и демодернизации, кризисом культурного воспроизводства, расширением репрезентации рисков в массовой культуре и социальной логике и, следовательно, способствующий расширению сферы производства социального риска.

сов, ростом пассивности и равнодушия Отсутствие жизнеспособной национальной идеологии при низком уровне жизни становится фактором разложения социальной идентичности, свидетельствует о кризисе социального проекта будущего, который лишается созидательной направленности, переориентируясь на выживание как самодостаточную цель. Распад позитивной, созидательной аксиологии составляет финальную фазу социокультурного раскола и результат патологического кризиса культуры, влечет за собой упадок и демодернизацию общества с сопутствующими рисками.

4. Нарушения функционирования механизмов социализации, возникшие в результате «посттрансформационной травмы», проявляются в ускоренности сроков взросления при упрощении и обеднении содержательной стороны социализаци-онного процесса, ее утилитаризации, в результате чего происходит деформация социокультурного воспроизводства, прогрессирующее сужение объема межгенерапионной трансляции ценностей. Направленность социализации изменяется в сторону развития рискоориентированной достижительности, способ-ствущей росту психологической аномии, правового и нравственного нигилизма, находящих выражение в криминальных и околокриминальных формах социального поведения.

5. Формирование рискогенного социокультурного контекста включает в себя рост представленности различных форм риска и насилия в массовой культуре и продукции СМИ, что является фактором повышения общего уровня агрессивности, стимулирует распространение насилия в обществе и семье, способствует закреплению в общественном сознании когнитивных установок, ориентирующих на успех силовых решений и малую эффективность морального авторитета, на оправданность силовых мер и ограничения индивидуальных свобод во имя поддержания безопасности.

национальных ресурсов и воспроизводственных механизмов, социальной безответственности, частногруппового и кланового эгоизма, что делает ее логикой производителей социального риска.

Теоретическая значимость исследования состоит в том, что автором диссертации осуществлен социально-философский анализ процессов и явлений, выступающих в виде факторов формирования в современном российском обществе единого рискогенного социокультурного контекста.

В то же время исследование обладает научно-практической значимостью, которая обусловлена социальной потребностью в концептуальном осмыслении рискогенных социокультурных процессов, возможностью применения полученных результатов в практике культурного строительства и социального управления.

Результаты исследования могут также использоваться в преподавании социальной философии, культурологии, социологии и соответствующих спецкурсов и спецсеминаров.

Апробация результатов исследования. Результаты диссертационного исследования опубликованы в 2006 г. в учебном пособии «Источники рисков в период социальных трансформаций (социально-философский анализ)», во Всероссийском научном журнале «Общество и право», № 2 (12), в 2005 г. - во Всероссийском научном журнале «Теория и практика общественного развития», № 2, а также обсуждены на Всероссийской научно-практической конференции «Современное российское общество: проблемы безопасности, преступности, терроризма». Общий объем публикаций - 4,3 печ. л.

Результаты диссертационного исследования были обсуждены на кафедре философии и социологии Краснодарского университета МВД России.

Структура и объем диссерт ации. Работа состоит из введения, трех глав, содержащих шесть параграфов, заключения и списка литературы на русском и иностранных языках. Общий объем диссертации составляет 149 страниц машинописного текста. Список использованной литературы включает 155 наименований.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ

Во введении обосновывается актуальность выбранной автором темы диссертации, освещается степень ее разработанности в научной литературе, ставятся основная цель и задачи исследования, формулируются научная новизна результатов и положения, выносимые на защиту, определяется научно-теоретическая и практическая значимость работы.

В первой главе «Риск в ракурсе социально-философского анализа» рассматриваются и анализируются основные теоретико-методологические позиции социокультурного подхода к исследованию феномена социального риска и возможности применения их к российскому культурному контексту.

В параграфе 1.1 «Философские горизонты социальной рискологии» анализируются базовые философские аспекты содержания современных рискологических теорий. Автор подчеркивает, в целом рискологическая проблематика по своей глубине и значимости, в силу своего тотального характера для современного общества, является социально-философской: она связана с наиболее общими перспективами развития социальной реальности, самосохранения и физического выживания человечества; кроме того, философский аспект риска заключается в его экзистенциальной неизбежности при всяком взаимодействии с Другим. В самом понятии риска раскрывается специфическое качество человеческого бытия, его возможностный, проективный характер: любое действие потенциально предполагает как негативный, так и позитивный результат, поскольку связано с определенным проектом будущего. Экзистенциальный смысл риска обусловлен пограничной ситуацией, когда возможные позитивные последствия поступка пропорциональны возможному проигрышу, т. е. высока степень неопределенности его результатов.

На основе философских представлений об экзистенциальной природе риска социальная рискология может развиваться как более частная дисциплина, в рамках которой риск определяется как «социальное поведение субъекта, осуществляе-

мое в условиях неопределенности его исходов»'. Отсюда, по мнению автора, вытекает атрибутивность риска как явления для социальной реальности как таковой, что позволяет включить риск в предметную область социальной философии.

Исследуя риск как атрибут любого общества, необходимо видеть исторические тенденции изменений в сфере социального риска. Так, анализируя исторические фазы существования риска, С. Ковалева2 выделяет три его типа и одновременно исторических вида: риск естественный, цивилизацион-ный и глобальный. Каждой исторической эпохе присущи свои доминанты в отношении социального риска в аспектах взаимоотношений человеческой деятельности и природы, вну три-социальных взаимодействий, роста техногенных опасностей, внутриполитических и внешнеполитических процессов. Логика исторических изменений, полагает автор, заключается в прогрессирующей реализации стремления человека и общества к обеспечению все большего контроля над стихийными природными и социальными процессами, снижению уровня неопределенности. Тем не менее социальная модернизация, резуль-тируя в себе это стремление человека к контролю над природой и обществом, знаменует начало новой фазы расширения риска, вплоть до его генерализации во всех сферах социальной жизни.

С генерализацией рискогенных процессов сопряжено рефлексивное осознание риска обществом. Согласно представлениям, развитым в социальной рискологии II Лумана, социальная система обладает способностью аутопойесиса, и осознание рисков, собственно, и делает их рисками. В этом смысле, подчеркивает автор, атрибутивность риска для социальной реальности проявляется в постоянном присутствии рискогенных элементов в пространстве социокультурной рефлексии, и исследование факторов и последствий социального риска дол-

1 Зубков В И Риск как предмет социологического анализа // Социологические исследования 1999 №4

2 Ковалева М С Эволюция понятия «риск» // Социологическое обозрение Т 2, № 1 2002

жно заключаться в анализе конкретного социокультурного контекста. Методология социокультурного подхода заключается в интерпретации всех видов и форм существующих в обществе рисков как продукта определенного состояния общественного мировоззрения и культуры, порождения специфического типа рациональности.

В конструктивистской социально-философской парадигме укорененность рисков в общем контексте культуры понимается как сознательное дискурсивное конструирование экспертами образа риска, на основе которого формируются фобии массового сознания. Автор полагает, что рискогенный социокультурный контекст имеет объективную природу, возникает в силу разворачивающихся в обществе объективных процессов дестабилизации, изменения устоявшихся структур, переоценки ценностей и дезавуирования норм, составлявших относительно неизменную основу социетальной культуры. Такое понимание характерно для концепций социальной рискологии, объединенных под названием «теорий общества риска», в которых последний рассматривается как продукт высокоразвитой социокультурной рефлексии постиндустриализма, т. е. как субъективно-объективный феномен (У. Бек, Н. Луман). Субъективная сторона генезиса рисков заключается в том, что общество творит риски само, достигая осознания социальной опасности того или иного явления и делая его зоной своего повышенного внимания. В то же время социальный риск объективен, поскольку по отношению к индивидуальному сознанию выступает как социальный факт.

В параграфе 1.2 «Рискологические концепции в исследовании реалий российского пореформенного общества» анализируется возможность применения к современному российскому обществу концепций риска, основанных на социокультурном подходе. По мнению автора, исследование процессов рискогенных социокультурных изменений, имевших место в пореформенной России, невозможно без привлечения методологической и концептуальной базы современной социальной рискологии. В то же время сама возможность и правомерность

применения этих концепций к российским реалиям нуждается в отдельном обосновании, поскольку западная социальная рис-кология неотделима от социальной рефлексии общества, по многим критериям качественно отличного от российского. Поэтому встает вопрос об универсальности социальной рефлексии для всех типов обществ и цивилизаций. Несмотря на то, что представление о единстве исторических форм социально-• го бытия и общей направленности процесса их изменения ока-

залось несостоятельным и выявилась цивилизационная поливариантность социального развития, это не означает невозможность универсального использования тех или иных теоретических построений с поправкой на цивилизационную и социокультурную специфику изучаемых обществ. Автор полагает, что ключевые концепты теорий «общества риска» могут быть продуктивно использованы применительно к изучению российских реалий в качестве определенных методологических ориентиров, позволяющих, с одной стороны, подойти к процессам пореформенного российского общества с позиций социальной рискологии, которая в настоящее время является наиболее актуальным и даже магистральным направлением в интерпретации социальных феноменов, а с другой - остаться на российской почве, исследовать именно российскую специфику генезиса социальных рисков.

В то же время естественно, что в ситуации, в которой , находится сейчас российское общество, исследование соци-

альных рисков с необходимостью должно учитывать исторические условия и особенности переходного периода, рискоген-ное влияние быстрой и всесторонней трансформации. В связи с этим стоит обратиться к концепции «социокультурной травмы» П. Штомпки3. Основные методологические параметры этой концепции связаны с признанием доминирующей значимости социокультурного контекста, состояния системы норм, символов и ценностей, на которых основываются социальные

3 Штомпка П Культурная травма в посткоммунистическом общее! вс (статья вторая)//Социологические исследования 2001 С 3-12

действия. Претерпевая глубинную трансформацию, переходное общество проходит кризис и переоценку ценностей, стадию повышения уровня социального риска и расшатывания культурной идентичности. Тем не менее автор замечает, что интенсивность рискогенных процессов в российском обществе и культуре превышает масштабы посттрансформационного кризиса.

При всей адекватности теории социокультурной травмы «

реалиям пореформенной России необходимо отметить, что развитие рискогенных процессов в российском обществе лишь отчасти объясняется трудностями переходного периода. Исследование социальных рисков поэтому требует концептуального синтеза и опоры на всеь комплекс рискологических теорий, учитывающих рискогенное влияние социальной и культурной модернизации, деструктивный характер встречной тенденции демодернизации. Автор полагает также, что формирование особого типа социокультурного контекста в России связано с ее долговременной цивилизационной спецификой, в частности с постоянным воспроизводством из поколения в поколение социокультурного раскола, что препятствует прочной интеграции общества и расшатывает стабильность его идентичности.

Во второй главе «Кризис социокультурной преемственности и ценностной идентичности как фактор накопления риска» исследуются важнейшие элементы целостного рискогенного социокультурного контекста, которые взаимно ,

усиливают потенциал риска друг друга и в совокупности стимулируют возникновение новых рисков.

В параграфе 2.1 «Рискогенный потенциал ценностной дезинтеграции общества» автор подробно останавливается на проблемах, связанных со стабилизирующей ролью единых со-циетальных ценностей и влиянием на рост социальных рисков деструктивных процессов в аксиологической сфере. Ценностно-нормативный каркас культуры является основой поддержания стабильности общества в отношении его созидательной ориентации, поддержания социальной идентичности, чем определяется значимость инкультурации, органичного бытия лич-

ности в культуре, полной интериоризации норм и ценностей общества. Согласно концепции посттрансформационной травмы П. Штомпки, периоды глубоких изменений, затрагивающих ценностно-нормативную структуру, сопровождаются кризисом базовых социетальных ценностей, утратой аксиологического единства общества В свою очередь, на наш взгляд, повышение уровня социального риска в обществах, проходящих глубинную трансформацию, само по себе служит своеобразным стимулом к реинтеграции, мобилизующим фактором, актуализирующим скрытые социальные резервы. Однако этот тип интеграции, обеспечиваемый повышенным риском повседневных взаимодействий, имеет негативный, нигилистический характер, основывается на ломке устоявшихся ценностей и закреплении девиаций.

Исследователи, констатируя углубляющийся разрыв в системе ценностей между поколениями, отмечают, что российская молодежь, приобретая определенные положительные аксиологические характеристики - уважение к свободе, толерантность, стремление к интеллектуальному и профессиональному развитию и индивидуальной, в том числе и материальной, самодостаточности, в то же время в значительной степени утрачивает ценности трудового этоса4, связанные не с личным профессиональным успехом, а с благом общества в целом. Отмечается снижение рейтинга патриотических ценностей. Согласно цитированному исследованию Г. Осадчей, такой комплекс ценностей, как любимая работа, честность и порядочность, образование, профессия, творчество, уважение к закону, в нашей стране получили 8, 9, 11, 14, 16, 19-й ранг, соответственно, а материальное благополучие, умение приспосабливаться к жизни - 6-й и 7-й, соответственно. Более половины опрошенных не разделяют утверждения «В моей стране быть богатым - значит много работать» (не согласен - 45%, не совсем согласен - 8,6%, согласен -13% и скорее согласен -16,4%). Приведенные данные говорят о существенной деформации си-

4 Осадчая Г И Социальное знание и социальная практика М, 2003. С 52.

схемы ценностей по сравнению с ценностями более старших поколений, воспитанных в рамках советской трудовой этики и аксиологии, ориентирующей на самоценность творческого труда и главенство моральных трудовых стимулов и мотиваций. Эта деформация, несомненно, является порождением переходного периода в жизни общества, когда тотальной критике подвергалась нравственная и аксиологическая позиция старших, советских поколений в целом, в том числе и готовность к бескорыстному самоотверженному труду на благо общества в целом.

Подъем индивидуалистических ценностей, социальное признание их значимости и первостепенности, подкрепляемое зримым жизненным и материальным успехом ориентированных на индивидуализм людей и бедностью тех, кто остался верен трудовым и профессиональным ценностям в их коллективистском варианте, немало способствовали не только формированию у молодежи нежелания продавать свою рабочую силу по низкой цене, но и обесцениванию труда и созидания вообще, что является крайне рискогенным с точки зрения самосохранения общества. Молодое поколение становится в большей степени ориентированным на ценности потребления, что ведет к утрате созидательных установок и мотиваций. Невозможность передачи от старших поколений ценностей трудового этоса свидетельствует о существенных нарушениях действия механизмов социокультурного воспроизводства.

Однако автору представляется, что нарушения в функционировании механизмов поддержания социокультурной преемственности не исчерпывают всей глубины кризиса ценностей. Напротив, посттрансформационный кризис оказался столь глубоким и затяжным в силу исторической и социокультурной патологичности межгенерационного воспроизводства базовых ценностей в России. Нарушения преемственности ценностей между поколениями в конечном счете представляют собой результат действия долговременной тенденции социокультурного раскола, который сам по себе составляет специфику российского культурного пространства, воспроизводя в каждом поколении конфликт «отцов и детей» Раскол препятствует выра-

ботке жизнеспособного социального проекта будущего, который мог бы стать основой межгенерационной интеграции. Кризис межгенерационного воспроизводства базовых ценностей, по мнению автора, составляет важное, едва ли не главное, звено в процессе роста рискогенности современного российского общества. Отсутствие реальной ценностно-мировоззренческой основы для социальной интеграции приводит к декомпозиции общих, частногрупповых и индивидуальных интересов, ставя российское общество на грань аномии.

Параграф 2.2 «Деформации процесса социализации: воспроизводство риска» посвящен исследованию рискогенной специфики изменений, происшедших в характере социализации. Результатом таких изменений, по мнению автора, становится нарастание аксиологического и психологического зазора между поколениями. В частности, жизнедеятельность сформировавшихся в пореформенный период поколений органически связана с воспроизводством риска, и характер социализации определяется необходимостью адаптации молодежи к условиям постоянного повышенного риска в повседневных практиках. Согласно Ю. Зубок5, в современной России риск может рассматриваться как сущностная характеристика молодежи и значимый фактор ее социального развития. Риск во всех формах рассматривается как необходимая составляющая социального и материального успеха, в силу чего в ходе социализации вырабатывается рискоустойчивость, готовность к рисковым формам социального поведения, терпимость к риску.

Однако чем более терпимо общество относится к риску, тем более оно идеализирует состояние безопасности как нечто труднодостижимое. Формируется мировоззрение, ориентированное на поиск потенциальных опасностей, складывается образ Другого как, в первую очередь, носителя потенциальной опасности, разрушается изначальная экзистенциальная доверчивость. Любое взаимодействие с Другим рассматривается как

5 Зубок Ю А Общество риска - молодежная составляющая социальной интеграции//Безопасность Евразии 2001 № 1.

поле риска, а доступные взаимодействию акторы подвергаются, прежде всего, классификации на «своих», отношения с которыми свободны от риска, и «чужих», на которых проецируется «образ врага».

Риск интерпретируется таким типом мировоззрения как необходимый путь к достижению безопасности. Постоянная готовность к риску оплачивается, с другой стороны, присутствующими в сознании социальными страхами, фобиями, развитием катастрофической, «апокалиптической» психологии.

В рамках социокультурного подхода, подчеркивает автор, очевидно, что расширенное воспроизводство риска означает воспроизводство рискогенной культурной среды посредством межгенерационной трансляции определенных установок и фигур социальной логики. Следовательно, причины и механизмы такого воспроизводства нужно искать в изменившемся характере и направленности процесса социализации. Исследования показывают, что социализация молодежи в условиях переходного российского общества является, прежде всего, ускоренной, т. е. по сути осуществляется по сокращенной программе. В ходе социализации происходит ориентация молодых людей на достижительность ценой жизни в условиях повышенного риска. Ускоренный характер социализации в первую очередь обусловлен низким уровнем жизни родительских семей, их неспособностью обеспечить более продолжительный период взросления. Социализация становится ориентированной на выживание при сворачивании долгосрочных образовательных программ. При этом, отмечает автор, в пореформенном российском обществе доминируют тенденции децентрализации системы образования, жесткой привязки его к сиюминутным потребностям рынка, отсутствия долгосрочной стратегии подготовки высококвалифицированных кадров. Качественное образование становится малодоступным для широких масс населения, что означает социальную невостребованность способных молодых людей, а также снижение роли важнейшего канала вертикальной мобильности, закрытость элит.

Ускоренная социализация - это социализация урезанная. Исследования показывают снижение общего культурного уровня населения, особенно молодежи, что также создает специфический рискогенный социокультурный фон. По данным Г. Осад-чей, подавляющее большинство опрошенных молодых жителей Москвы не занимаются спортом или художественным творчеством, более половины не ходят в музеи, театры, на выставки. Результаты опроса совпадают с данными статистики, которая свидетельствует о сокращении с 1990 по 1994 г. числа посещений музеев в 1,5 раза, театров - в 2,2 раза; количество читателей библиотек всех ведомств сократилось в 1,2 раза.

Таким образом, нарушено функционирование механизмов межгенерационной трансляции ценностей национальной культуры, падает интерес к последним, они более не способны выступать основой социальной интеграции. Нарушен и другой важнейший механизм передачи социокультурных ценностей. Автор подчеркивает, что в современном российском обществе развивается глубокий кризис семьи как базового института, призванного выполнять социализирующую функцию. Бедность, нехватка жилья и вытекающая отсюда скученность, мешающая нормальному разрешению жизненных проблем, низкий уровень культуры человеческих и внутрисемейных отношений, отсутствие государственной помощи семье приводят к росту агрессивности и семейного насилия. Все это, в свою очередь, становится питательной средой для развития рискогенных процессов в обществе, прежде всего посредством воспроизводства атмосферы риска и насилия через механизмы социализации. Ускоренная, диспропорциональная социализация в условиях социального риска направлена не на усвоение молодежью базовых социокультурных ценностей, а на быструю адаптацию к идущей в обществе рискованной игре без правил, на развитие элементарных способностей к выживанию.

Третья глава «Репрезентация риска в культуре и социальной логике» посвящена растущей представленности риска и силовых форм взаимодействия в массовой культуре, деятельности СМИ и логике социального поведения современной

российской правящей элиты. Рассматривая социокультурный контекст как целостность, невозможно не отметить такие его составляющие, как уровень культурной рефлексии, характер и особенности социальной логики и входящих в нее когнитивных комплексов, специфика содержания массовой культуры. Поэтому, подчеркивает автор, невозможно обойти вниманием такие важные для современного российского общества вопросы, как рост рискогенного влияния массовой культуры и расширение репрезентации риска в социальной логике различных групп, в частности сложившихся в пореформенной России элит.

В параграфе 3.1 «Риск в массовой культуре и криминализация сознания» констатируется, что риск все шире репрезентируется в российской массовой культуре. Речь идет о представленности различных форм и видов насилия, воздействующей на сознание в плане формирования повышенной агрессивности, социальных страхов и фобий, что, в свою очередь, способствует конституированию культурного пространства, в котором доминируют идеи и образы риска и насилия как средства поддержания личной и социальной безопасности. Как показывает автор, насилие и риск составляют одну из наиболее популярных тем массовой культуры, что обусловлено самой сущностью последней: обслуживая запросы широких слоев населения, она, согласно представлениям психоанализа, служит «канализации» подавляемых социально неодобряемых влечений, как сексуального, так и разрушительно-агрессивного характера, а также вытесняемых в подсознание страхов. Присутствие жесткой цензуры в советском культурном пространстве значительно ограничивало влияние элементов массовой культуры на психику россиян, тогда как включение рыночных механизмов регулирования культурной жизни привело, по мнению автора, к превращению массовой культуры в ее центральную зону.

Согласно ряду зарубежных исследований, влияние агрессивных моделей поведения, продвигаемых массовой культурой в ее эстрадном и экранном вариантах, обусловлено степенью представленности этих моделей. При этом, полагает Дж. Хьюс-

ман, невозможно установить однозначную зависимость между наблюдением сцен насилия на экране и агрессивными поведенческими стратегиями в жизни. Однако, по мнению ведущего мирового эксперта по проблемам агрессии Л. Берковитца, экранное насилие оказывает стимулирующее воздействие на собственные агрессивные тенденции некоторых категорий людей в зависимости от специфики их субъективной интерпретации наблюдаемых сцен агрессии и от характера их личного опыта насилия, а также от экранной оценки действий персонажей.

Российская массовая культура, по нашему мнению, все более американизируется, имеется в виду расширение представленности неосуждаемого и даже подспудно одобряемого насилия на экране. Развивается апология криминального сознания, т. е. растет число и популярность фильмов, сюжетом которых является оправданное по замыслу насилие и криминальные действия, совершаемые симпатичными персонажами, с которыми зритель легко себя идентифицирует. Таковы фильмы «Бригада», «Ворошиловский стрелок» и др. В то же время отмечается рост экранной пропаганды агрессивной ксенофобии, национализма, антисемитизма («Брат», «Брат-2»). Рост представленности насилия в массовой культуре, подчеркивает автор, отражает возросший интерес и влечение публики к зрелищам, в центре которых кровь и агрессия и которые позволяют пережить опыт отождествления самого себя с совершающим насильственные действия героем.

Насилие изначально является неотъемлемым элементом массовой культуры, однако наблюдающаяся тенденция последней к вытеснению высокой культуры на периферию общественного внимания может сделать и уже сделала экранное насилие смысловым и эмоциональным ядром культурного потребления. Происходит интенсивная адаптация массового сознания к силовым моделям поведения, привыкание к насилию. Насилие как способ психологически актуализировать для себя переживание риска и как способ, наоборот, обеспечить свою безопасность в опасном мире наиболее надежно и, главное, самостоятельно, не прибегая к помощи дискредитированных пра-

воохранительных органов, становится привлекательным и выглядит вполне оправданным. В формирование социокультурного контекста, стимулирующего и культивирующего все виды риска, широкая репрезентированность насилия в массовой культуре и СМИ вносит свой весомый вклад, адаптируя и приучая сознание общества к сложившейся патологической ситуации незащищенности маленького человека в рамках социального порядка, в котором возрастает роль и значение силовых структур. Это, подчеркивает автор, составляет еще один фундаментальный аспект сложившейся «культуры риска».

Параграф 3.2 «Логикароссийской политической элиты: рискогенные аспекты» посвящен анализу проявления риско-генных тенденций в когнитивной специфике социального мышления правящей элиты. Автор полагает, что репрезентация риска в культурной среде современного российского общества затрагивает и социальную логику всех социальных групп и слоев. Это обстоятельство представляется ему одним из наиболее важных для понимания тотальности производства рисков в сегодняшней России. Солидаризируясь с О. Яницким в том, что наиболее значимым для перспектив общества из всех изменений рискогенного характера является формирование риск-солидар-ностей, автор утверждает, что это означает фундаментальное изменение в социальной логике, возникновение новой разделяемой множеством людей когнитивной картины.

Социальная логика групп, включенных в солидарность производителей риска, может быть охарактеризована как логика силового, основанного на физическом, экономическом и символическом насилии, отношения к обществу в целом и другим социальным группам. Такой тип социальной логики, считает автор, является продуктом и элементом общего рискогенного социокультурного контекста, определяемого низким уровнем культурной рефлексии. Последнее качество позволяет правящей элите в значительной степени игнорировать реальные интересы общества как целостности, фактически приватизировав, как подчеркивает О. Яницкий, национальные ресурсы и социальный порядок и используя то и другое в своих частно-

эгоистических групповых или клановых интересах. Контекст этого типа социальной логики имеет тенденцию к неконтролируемому расширению и поглощению все новых акторов и организационных структур, причем в нем соединяются бизнес-элита, управленческая и политическая элиты. Эта социальная логика может быть названа, по мнению автора, клановой, поскольку строящееся на ее основе социальное мышление абстрагируется от интересов общества и неправящих групп.

Переструктурирование наличного социального порядка в частногрупповых интересах означает, помимо всего прочего, переориентацию силовых структур всецело на сохранение и поддержание преемственности власти политической элиты, что рассматривается в рамках клановой логики как фактически главная стратегическая цель. В этом смысле можно говорить, полагает автор, о единстве кланового типа логики на уровне общефедеральной правящей элиты и сложившихся региональных элит, переставших отождествлять свои интересы с общенациональными. Именно единство клановой социальной логики элит становится основой их рискогенного типа солидарности. Рис-когенность ее определяется изначально основанными на насилии над обществом инициативами, приведшими к формированию сложившегося социального порядка, - одномоментной либерализации цен, криминальной ваучерной приватизации и т. д. Агрессивный характер социальной логики элит обусловлен также, согласно О. Яницкому, силовым происхождением первичного финансового, социального, символического капитала, на основе которого произошло само конституирование этих групп в качестве элитных.

Воспроизводство агрессивной логики в социальном поведении, подчеркивает автор, представляет собой цепную реакцию производства рисков, важной характеристикой которого является теневизация социального порядка, рост нелегального сектора общественных отношений на базе перерождения формальных структур и скрытого использования физического и символического насилия как мобилизационного инструмента. Неразвитость социокультурной рефлексии побуждает пра-

вящую элиту жить сегодняшним днем, не сознавая последствий своего деструктивного поведения для будущего. Единый рис-когенный социокультурный контекст во многих своих параметрах, подчеркивает автор, задается самой элитой, ее парадигмой понимания и действия, в результате чего сложилось и воспроизводится слияние политической власти и собственности, реализующих непроизводительную стихийную хищническо-потребительскую стратегию. Олигархическое, групповое, по сути, правление, сконцентрировавшее в себе всю полноту политической и экономической власти, формирует и новое культурное пространство, характеризующееся сворачиванием гласности, отсутствием анализа сложившейся ситуации, снижением социального авторитета научного сообщества и деструкцией интеллектуально-критического подхода к происходящему. Такое состояние культурного пространства составляет питательную среду для роста тенденций к авторитаризму и является рискогенным, способствуя дискредитации формально демократических институтов.

Рискогенный социокультурный контекст, с одной стороны, продуцирует повышенную протестность со стороны ряда депривированных социальных групп, причем протест в силу недостатка рефлексии приобретает экстремистско-мифологи-зированный характер, с другой стороны, он способствует развитию социальной пассивности и политической индифферентности, вплоть до эскапизма. Социальная логика маргинализо-ванных протестных групп соседствует с когнитивными схемами, разделяемыми значительной долей населения и ориентирующими на политическую и социальную индифферентность. Автор подчеркивает, что такая специфика социокультурной среды облегчает манипулирование общественным мнением, ослабляет и без того слабые тенденции к становлению зачатков политической культуры реального гражданского самоуправления.

Отсутствие у правящей элиты обоснованной стратегии развития, объективно приемлемого социального проекта будущего дополняет рискогенность ситуации, поскольку снижает-

ся собственный мобилизационный потенциал культуры, оставляя эффективным только административно-силовой тип мобилизации.

Таким образом, заключает автор, деструктивный тип социальной логики, характерный для российской правящей элиты, является существенным фактором социального риска и дестабилизации общества, социокультурной деградации в целом.

В заключении подводятся общие итоги работы, формулируются окончательные выводы.

Основное содержание диссертации отражено в следующих публикациях автора:

1. Багнычева Н.В. Социализация молодежи в условиях повышенного социального риска // Современное российское общество: проблемы безопасности, преступности, терроризма: Материалы Всероссийской научно-практической конференции, 19-20 мая 2005. М., 2005 (0,2 п. л.).

2. Багнычева Н.В. Некоторые аспекты риска в массовой культуре и криминализации сознания // Теория и практика общественного развития: Всероссийский научный журнал. 2005. № 2 (0,4 п. л.)

3. Багнычева Н.В. Некоторые рискогенные аспекты о логике российской политической элиты // Общество и право: Всероссийский научный журнал. 2006. № 2 (12) (0,4 п. л.).

4. Багнычева Н.В. Источники рисков в период социальных трансформаций (социально-философский анализ): Учеб. пособие. Краснодар, 2006 (3,3 п. л.).

¿о^бА-

№100 9 9

Подписано в печать 21.04.2006. Формат 60x84 '/16. Печ. л. 1,5. Тираж 100 экз. Заказ 31

Краснодарский университет МВД России 350005, Краснодар, ул. Ярославская, 128

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата философских наук Багнычева, Наталия Викторовна

ВВЕДЕНИЕ.

ГЛАВА 1. РИСК В РАКУРСЕ СОЦИАЛЬНО-ФИЛОСОФСКОГО АНАЛИЗА.

1.1. Философские горизонты социальной рискологии.

1.2. Рискологические концепции в исследовании реалий российского пореформенного общества.

ГЛАВА 2. КРИЗИС СОЦИОКУЛЬТУРНОЙ ПРЕЕМСТВЕННОСТИ И ЦЕННОСТНОЙ ИДЕНТИЧНОСТИ КАК ФАКТОР НАКОПЛЕНИЯ РИСКА.

2.1. Рискогенный потенциал ценностной дезинтеграции общества.

2.2. Деформации процесса социализации: воспроизводство риска.

ГЛАВА 3. РЕПРЕЗЕНТАЦИЯ РИСКА В КУЛЬТУРЕ И СОЦИАЛЬНОЙ ЛОГИКЕ.

3.1. Риск в массовой культуре и криминализация сознания.

3.2. Логика российской политической элиты: рискогенные аспекты.

Введение диссертации2006 год, автореферат по философии, Багнычева, Наталия Викторовна

Актуальность темы исследования. В отечественной социальной науке в последнее время все больше внимания уделяется проблемам социального риска в его различных аспектах. Это связано преимущественно с осознанием повышенной рискогенности периода социеталыюй трансформации, неблагоприятного состояния экологической среды, отсталости технико-технологической базы и т. д. Исследуются риски модернизации и демодернизации, риски социальной среды. Серьезный общественный резонанс и соответствующее отражение в научной литературе получает распространение международного и внутреннего терроризма и его влияние на политическую ситуацию, социальные отношения и духовную атмосферу в обществе. Отдельную тему, хотя и близко связанную с рискологией, составляет стремительное развитие криминогенных процессов, засилие нелегальных и противоправных социальных практик, рост влияния теневого сектора в экономике, коррупция и вывоз капитала.

Однако значительно меньшим вниманием пользуются рискогенные процессы в культуре, которые не менее, если не более, важны. Ведь именно в сфере культуры осуществляется воспроизводство социальной идентичности, и деформации социокультурных процессов чреваты необратимыми нарушениями последней. Уже в настоящее время отмечается изменение характера и направленности социализации, раскол в понимании базовых ценностей общества и т. д. Между тем социальную безопасность и стабильность исследователи ассоциируют с наличием прочного единства ценностей и целей общества. Отсутствие такого единства, несовпадение частногрупповых интересов и ценностей с интересами и целями общества как целостности ослабляют социальную интеграцию и ставят общество на грань выживания.

Все это дает основания говорить, что в сфере общественного мировоззрения и культуры сложилась не менее рискогенная ситуация, причем именно здесь скрыты корни генерализации социального риска, его воспроизводства и распространения на близкое и дальнее будущее. Кроме того, фундаментальное значение для перспектив российского общества имеет способность его культурной и политической элиты к адекватной рефлексии над идущими долговременными процессами, к стратегическому мышлению в области мировоззренческой интеграции различных старых и новых социальных групп, а также многочисленных этнических образований, отношения которых также чреваты культурными и религиозными конфликтами и имеют потенциал рискогенности. Речь идет о возможностях адекватного ответа на многочисленные вызовы, предлагаемые в сложившейся ситуации, о понимании исторической ответственности за качество воспитания молодого поколения, за сохранение культурного наследия прошлого.

В целом актуальность изучения социокультурных процессов пореформенного российского общества в рискологической парадигме определяется расширением репрезентации риска в культуре, изменением характера социализации под влиянием накопления рискогенного потенциала социальных практик, высокой степенью социокультурной дезинтеграции общества, угрожающей сохранению его идентичности.

Степень научной разработанности темы исследования.

Социальный риск, его сущность, факторы его роста, проблемы, связанные с адекватностью отражения его в культуре общества, - все это долгое время оставалось за рамками внимания отечественных исследователей, хотя за рубежом социальная рискология получила серьезное развитие, став фундаментальной составляющей современных теоретических представлений об обществе. При этом необходимо подчеркнуть, что рискологические концепции зарубежных социальных мыслителей, таких как У. Бек, 3. Бауман, Э. Гидденс, Н. Луман, П. Штомпка и др., по своему значению и глубине поднятых проблем выходят за рамки чисто социологических исследований и скорее представляют собой прорывы социально-философской рефлексии над состоянием и возможными перспективами социального бытия человечества на исходе модерной эпохи. Разработанные перечисленными авторами идеи получили оформление в теориях «общества риска», которые при всех отличиях едины в понимании повышенной рискогенности западного постмодерного общества. «Теории общества риска» можно рассматривать как социально-философскую парадигму осмысления направленности социальных изменений современности.

Г. Осадчая, анализируя различные группы социальных рисков, имеющие место в современном российском обществе, выводит их генезис из ошибок и недочетов, допущенных в ходе реформ и видит единство сложившегося рискогенного контекста, включая его социокультурную составляющую. Получает развитие и осмысление проблема социального управления рисками, чему посвящены исследования Т. Белых, М. Веденеевой, О. Короля и др.

В то же время приходится констатировать недостаточность социально-философского осмысления проблематики, связанной с генерализацией рискогенных процессов в пореформенном российском обществе, и прежде всего - недостаточность понимания того, что корень происходящего кроется в социокультурной сфере и что рискогенным является собственно социокультурный контекст. Единственный автор, в работах которого прослеживается эта идея и которому удалось в силу этого разработать целостную теоретическую концепцию современного российского общества как «общества риска» - это О. Яницкий. Именно потому его исследования вслед за классическими трудами в области социальной рискологии превышают чисто социологическую постановку проблем и представляют собой не только социологические, но и социально-философские аспекты по существу работы.

Цель исследования состоит в социально-философском осмыслении рискогенного социокультурного контекста в России как продукта цивилизациошюй специфики последней, результата посттрансформационной травмы» и источника неограниченного генезиса рисков.

Указанная цель конкретизируется в последовательности промежуточных исследовательских задач: обосновать атрибутивность риска для социальной реальности и показать необходимость социокультурного подхода к его интерпретации; выяснить возможности и специфику применения рискологических концепций к исследованию реалий российского пореформенного общества; оценить как фактор аккумуляции социального риска ценностный раскол и культурную дезинтеграцию российского общества; проанализировать в аспекте культурного воспроизводства социального риска характер социализации в условиях «посттрансформационной травмы»; изучить влияние расширения репрезентации риска в массовой культуре на состояние общественного сознания; исследовать репрезентацию риска в социальной логике российской политической элиты как часть общего рискогенного культурного контекста.

Теоретико-методологической основой исследования являются идеи философов XX в., констатировавших двойственный, сопряженный с позитивными и негативными последствиями характер деятельности человека в мире, а также социальных мыслителей, работающих в рискологической парадигме, - У. Бека, А. Вилдавски, Э. Гидценса, М. Дуглас, Н. Лумана, П. Штомпки. Большую роль в выработке подхода к проблеме сыграли относительно недавние публикации отечественных исследователей - О. Яницкого, Г. Осадчей, Т. Заславской - в которых делаются попытки осмысления природы рискогенных тенденций динамики современного российского общества в терминах теорий «посттрансформационной травмы» и «общества риска». Данная диссертационная работа также в значительной мере строится на концептуальной и методологической базе этих теорий. Кроме того, методологическими ориентирами для автора стали исследования по социокультурной и цивилизационной специфике России А. Ахиезера, А. Вишневского, по динамике социальных ценностей россиян Н. Лапина.

В работе содержатся следующие элементы научной новизны: показан атрибутивный характер риска по отношению к социальной реальности и обоснована правомерность и необходимость социально-философской интерпретации рискогенных процессов на основе теорий «общества риска» и социокультурного подхода; обосновано, что генерализация рискогенных процессов в современном российском обществе является продуктом сложившегося единого деструктивного социокультурного контекста; исследованы в качестве факторов социального риска ценностная дезинтеграция пореформенного российского общества и социокультурный раскол как источник цивилизационной патогенности; показано, что фактором социального риска является кризис социокультурного воспроизводства, отраженный в деформации механизмов социализации; установлено, что значимым элементом рискогешюго социокультурного контекста является расширение репрезентации риска и насилия в массовой культуре и СМИ, ведущее к соответствущим изменениям общественного сознания; аргументировано, что рискогенность социокультурного контекста находит выражение в деформациях социальной логики, в частности, в деструктивном характере социальной логики властных элит и нигилистически-протестном характере социальной логики маргинальных групп.

Новизна исследования отражена в следующих положениях, выносимых на защиту:

3. Рискогенные следствия ценностной дезинтеграции общества обусловлены наметившейся тенденцией к обесцениванию трудового этоса, доминированием у молодого поколения потребительской ориентации и индивидуалистических интересов, ростом пассивности и равнодушия. Отсутствие жизнеспособной национальной идеологии при низком уровне жизни становится фактором разложения социальной идентичности, свидетельствует о кризисе социального проекта будущего, который лишается созидательной направленности, переориентируясь на выживание как самодостаточную цель. Распад позитивной, созидательной аксиологии составляет финальную фазу социокультурного раскола и результат патологического кризиса культуры, влечет за собой упадок и демодернизацию общества с сопутствующими рисками.

4. Нарушения функционирования механизмов социализации, возникшие в результате «посттрансформационной травмы», проявляются в ускоренности сроков взросления при упрощении и обеднении содержательной стороны социализационного процесса, ее утилитаризации, в результате чего происходит деформация социокультурного воспроизводства, прогрессирующее сужение объема межгенерационной трансляции ценностей. Направленность социализации изменяется в сторону развития рискоориентированной достижительности, способствущей росту психологической аномии, правового и нравственного нигилизма, находящих выражение в криминальных и околокриминальных формах социального поведения.

6. Составляющей рискогенного социокультурного контекста является девиантная социальная логика правящей элиты, характеризуемая как деструктивная логика прямого и символического насилия, расхитительской силовой приватизации национальных ресурсов и воспроизводственных механизмов, социальной безответственности, частногруппового и кланового эгоизма, что делает ее логикой производителей социального риска.

Апробация результатов исследования. Результаты диссертационного исследования опубликованы в 2006 г. в учебном пособии «Источники рисков в период социальных трансформаций (социально-философский анализ)», во Всероссийском научном журнале «Общество и право», № 2(12), в 2005 г. - во Всероссийском научном журнале «Теория и практика общественного развития», № 2; докладывались и обсуждались на Всероссийской научно-практической конференции «Современное российское общество: проблемы безопасности, преступности, терроризма». Общий объем публикаций 4,3 п. л.

Структура и объем диссертации. Работа состоит из введения, трех глав, содержащих шесть параграфов, заключения и списка литературы на русском и иностранных языках. Общий объем диссертации составляет 149 страниц машинописного текста. Список использованной литературы включает 155 наименований.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Формирование рискогенного социокультурного контекста в пореформенном российском обществе"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Формирование рискогенного социокультурного контекста в пореформенном российском обществе, как нам представляется, является результатом как длительного предшествующего исторического развития, так и ускоренных социетальных изменений последних десятилетий. В целом, исходя из представлений о сущности социального риска, развитых в рамках социокультурного подхода, можно сказать, что модернизация всегда стимулирует риск, где бы и как бы ни осуществлялись модернизационные процессы. Поскольку риск - это не только производство и накопление неких объективных, фактических опасностей для человека и общества, но и понимание обществом этих опасностей, отражение их в культурной рефлексии и выработка его ответа на их существование, то модернизация - это всегда социокультурная травма и шок, встряска для всего социального организма и прорыв к новому пониманию обществом самого себя.

В отличие от западного общества, для которого модернизация была собственной, единственно необходимой и неизбежной логикой развития, традиционные общества с преимущественно аграрным производством вступали в процесс модернизации в значительной мере вынужденно, отвечая на вызовы западной цивилизации. Вся история России на протяжении последних трехсот лет представляет собой историю «пунктирной», прерывной модернизации, формы которой менялись по ходу движения. «Советская» фаза модернизации характеризовалась удачным синтезом индустриализма и привычных, органичных для российской традиционной ментальности коллективистских ценностей, в значительной мере определявших и институциональные формы социума. Однако производство и накопление социальных рисков началось еще в то время и выражалось в развитии всеобщего силового социокультурного контекста с поляризацией и взаимным отрицанием ценностей, абсолютизацией классовой борьбы, возведением в социальную норму насилия и непримиримости.

Силовое, «шоковое» решение вставших перед обществом экономических проблем в начале реформ 1990-х гг. было естественным продолжением рискогенного осуществления модернизации. Новая фаза этого процесса имела форму уже не социалистической, а рыночно-капиталистической модернизации и потому ее развитие было неизбежно сопряжено с деструкцией прежних социокультурных форм, с деинституционализацией норм и переоценкой ценностей. Ускоренный и насильственный для большинства населения характер этого процесса отразился в непродуманности целей и средств, в некритическом заимствовании у Запада идей и концептуальных схем, в надежде на их механическое воспроизводство на российской почве и стопроцентную эффективность.

Дореформенное российское общество было результатом специфической, односторонней модернизации, превратившей его в индустриальный, с точки зрения жизненных форм, социум при низком уровне рефлексивности - нулевой социальной критике, отсутствии гласности и элементарных свобод, идеологическом прессинге, неразвитости индивидуального начала в культуре, традиционном преклонении перед государством. Эта специфика социокультурного пространства ввиду инертности общества, краткости сроков осуществления реформ, долговременных особенностей национальной ментальности в значительной мере фактически сохранилась и в пореформенной России. Именно она определяет контрмодернизационный потенциал социокультурного контекста, который в России очень высок.

При таких исходных условиях модернизация сопровождается стремительным ростом социальных рисков, связанных с деструктивным, травмирующим характером ее для социальной ткани общества. Российское пореформенное общество можно рассматривать как специфический случай «общества риска», в котором рискогенный социокультурный контекст создается посредством кумуляции травмирующих эффектов «шоковой» модернизации в сочетании с рисками, порождаемыми встречной компенсаторной тенденцией демодернизации.

Производство рисков в этом обществе доминирует и проникает во все сферы его жизнедеятельности. С точки зрения организации социокультурного контекста, в свою очередь порождающего социальный риск в умноженных масштабах, это прежде всего изменения, происходящие в духовной жизни общества, в сфере идеалов и ценностей. Еще Т. Парсонс подчеркивал ключевую интегративную функцию единых социетальных ценностей. То, что произошло и происходит с современным российским обществом, можно назвать тотальной социальной резигнацией. Разочарование в ценностях, которые еще совсем недавно казались незыблемыми, создает единую атмосферу апатии и нигилизма, которая чрезвычайно опасна как источник рисков, поскольку ориентирует акторов всех уровней на приоритет индивидуалистических интересов или, по меньшей мере, на социальное равнодушие. Традиционное для России идейное противостояние между общинно-коммунистическими и либерально-демократическими ценностями, похоже, закончилось разочарованием населения и в тех, и в других. Если и те, и другие по-своему содержали в себе нормативный идеал, ориентирующий на совершенствование общества, то теперь нормативным идеалом стало простое самосохранение. Это, во-первых, исключает отношение к развитию как к ценности, во-вторых, порождает тревожность и социальные страхи, острое ощущение неопределенности будущего. Современное российское общество, таким образом, воспринимается самими его членами как общество риска, представляющее для них опасность.

Соответствующим образом изменяется и характер социокультурного воспроизводства. В силу деформаций, возникающих в процессах социализации, оно становится воспроизводством риска. Ускоренная во времени социализация, ориентированная преимущественно на физическое выживание, не дает возможности полномасштабной межгенерационной трансляции культурных ценностей, зато формирует привычку и готовность к риску во всех его видах, прививает мотивации поведения, сопряженные с неразборчивостью в средствах достижения цели.

Рискогенность социокультурного контекста современного российского общества определяется также формирующейся под воздействием массовой культуры и СМИ готовности и терпимости к насилию во всех его видах - физическому, символическому, информационному и т. д. Рост атмосферы агрессии и насилия, отливаясь в формы ксенофобии, политического экстремизма, организованной преступности, терроризма, семейного и бытового криминала, становится важным фактором социального риска и дестабилизации.

В то же время особое значение имеет рискогенный характер социальной логики российской правящей элиты. Социальная логика, т. е. то, как интерпретируется повседневная практика акторов на всех уровнях и согласно каким когнитивным ходам строится социальное действие, является составной частью социокультурной целостности. В данном исследовании мы попытались показать, что логика российской элиты сама по себе приобрела рискогенный, неконструктивный, хищническо-потребительский характер, превратившись в логику поведения производителей рисков, руководствующуюся кланово-корпоративными интересами.

В заключение необходимо отметить, что изучение тенденций развертывания социокультурных процессов в современном российском обществе, на наш взгляд, является наиболее адекватным и плодотворным именно в рискологической парадигме. Дальнейшее развитие этого направления видится нам перспективным для социально-философского исследования и заслуживает усилий специалистов.

Список научной литературыБагнычева, Наталия Викторовна, диссертация по теме "Социальная философия"

1. Агафонов Ю.А. Социальный порядок в России: институциональный и нормативно-правовой аспекты. Краснодар, 2000.

2. Афанасьев И.А. Социальный риск: методологические и философско-теоретические аспекты анализа: Автореф. дис. . канд. философ, наук. Саратов, 2004.

3. Ахиезер А. Жизнеспособность российского общества // Общественные науки и современность. 1996. № 6.

4. Ахиезер А.С. Россия: критика исторического опыта. Новосибирск: Сибирский хронограф, 1997.

5. Ахмеров С.Р. Социальный риск как предмет социологического анализа: Автореф. дис. канд. социол. наук. Саратов, 2000.

6. Базовые ценности россиян: социальные установки. Жизненные стратегии. Символы. Мифы / Отв. ред. А.В. Рябов, Е.Ш. Курбангалеева. М.: Дом интеллектуальной книги, 2003.

7. Бауман 3. Глобализация. Последствия для человека и общества. М.: Изд-во «Весь Мир», 2004.

8. Бауман 3. Индивидуализированное общество / Пер. с англ.; Под ред. В.Л. Иноземцева. М.: Логос, 2002.

9. Бауман 3. Спор о постмодернизме // Социологический журнал. 1994. №4.

10. Бек У. Общество риска. На пути к другому модерну. М., 2000.

11. Бек У. Что такое глобализация? М.: Прогресс-Традиция, 2001.

12. Белл Д. Грядущее постиндустриальное общество. Опыт социального прогнозирования. М., 1999.

13. Борецкий О. Насилуют! Или масс-медиа как модель агрессии // Internews Network Kazakhstan.

14. Букина Е.Я. Оптимальность и риск: проблемы их взаимосвязи и роли в прогнозировании будущего // Полигноизис. 2002. № 2.

15. Бэрон Р., Ричардсон Д. Агрессия. СПб., 1998.

16. П.Волков В.В. О концепции практик в социальных науках // Социологические чтения. М.: ИС РАН, 1997. Вып. 2.

17. Волков В.В. От преступных группировок к региональным бизнес-группам // Куда идет Россия?. Формальные институты и реальные практики / Под ред. Т.И. Заславской. М.: МВШСЭН, 2002.

18. Волков В. Силовое предпринимательство в современной России // Экономическая социология: Электронный журнал (www.ecsoc.msses.ru). 2002. Т. 3. Гл. 1. С. 20-42.

19. Воротников В.П. Теневизация общества: особенности российского политического процесса // Вестник Российского университета дружбы народов. Сер. Политология. 2004. № 1 (5).

20. Гидденс Э. Ускользающий мир: как глобализация меняет нашу жизнь. М.: Весь Мир, 2004.

21. Гоббс Т. О гражданине. М., 1989. Т. 1.

22. Гудков А.Д. Страх как рамка понимания происходящего. Власть, общество, личность // Куда идет Россия?. М.: МВШСЭН, 2002.

23. Джурабаева Г.К. Мировоззренческие и методологические аспекты риска // Философия науки и техники: Итоги XX века: Материалы регион, науч. конф., посвященной 50-летию Новосиб. гос. ун-та, 13-15 дек. 2000 г. Новосибирск, 2000.

24. Дзялошинский И.М. Социальное насилие и толерантность: реальность и медиаобразы // www.cjes.ru

25. Дилигенский Г.Г. Российский горожанин конца девяностых: генезис постсоветского сознания. М., 1998.

26. Динамика ценностей населения реформируемой России / Отв. ред. Н.И. Лапин и Л.А. Беляева. М., 1996.

27. Дробижева Л.М. Этнополитические конфликты. Причины и типология // Россия сегодня: трудные поиски свободы / Отв. ред. Л.В. Шевцова, М., 1993.

28. Завельский М.Г. Теневая экономика и трасформационные процессы // Социологические исследования. 2003. № 1.

29. Заславская Т.И. О субъектно-деятелыюстном аспекте трансформационного процесса // Кто и куда стремится вести Россшо?.

30. Акторы макро-, мезо- и микроуровней современного трансформационного процесса/Под общ. ред. Т.И. Заславской. М.: МВШСЭН, 2001.

31. Заславская Т.И. Современное российское общество. Социальный механизм трансформации. М.: Дело, 2004.

32. Заславская Т.И. Социальная структура России: главные направления перемен // В кн.: Куда идет Россия?. М., 1997.

33. Заславская Т.И., Шабанова М.А. Неправовые трудовые практики и социальные трансформации в России // Социологические исследования. 2002. № 6.

34. Здравомыслов А.Г. Варианты социологического мышления в современной России // Социология и современная Россия. М., 2003.

35. Зубков В.И. Риск как предмет социологического анализа // Социологические исследования. 1999. № 4.

36. Зубок Ю.А. Общество риска молодежная составляющая социальной интеграции // Безопасность Евразии. 2001. № 1.

37. Иноземцев B.JI. «Класс интеллектуалов» в постиндустриальном обществе// Социологические исследования. 2000. № 3.

38. Исаев И. «Общество риска» в условиях глобализации // Социологические исследования. 2001. № 12.

39. Кагарлицкий Б.Ю. Реставрация в России. М.: Эдиториал УРСС,2000.

40. Кайт Ф. Понятие риска и неопределенности // THESIS. 1994. № 5.

41. Капелюшников Р. «Где начало того конца?.» (к вопросу об окончании переходного периода в России) // Вопросы экономики. 2001. № 1.

42. Катастрофическое сознание в современном мире в конце XX века (по материалам международных исследований) / Отв. ред. В.Э. Шляпентох,

43. B.Н. Шубкин, В.А. Ядов. М.: Московский научный фонд, 1999.

44. Кир дина С.Г. Институциональные матрицы и развитие России. 2-е изд., перераб. и доп. Новосибирск, 2001.

45. Кистяковский Б.А. В защиту права (интеллигенция и правосознание) // Вехи: Сб. ст. о русской интеллигенции Н.А. Бердяева,

46. C.Н. Булгакова, М.О. Гершензона, А.С. Изгоева, Б.А. Кистяковского, П.Б. Струве, C.JI. Франка: Репринт, воспроизв. с изд. 1909 г. М.: Новости (АПН), 1990.

47. Ковалева М.С. Эволюция понятия «риск» // Социологическое обозрение. 2002. Т. 2. № 1.

48. Клямкин И.М., Тимофеев JI.M. Теневая Россия: Экономико-социологическое исследование. М.: Рос. гос. гуманит. ун-т, 2000.

49. Кто и куда стремится вести Россию?. Акторы макро-, мезо- и микроуровней современного трансформационного процесса / Под общ. ред. Т.И. Заславской. М.: МВШСЭН, 2001.

50. Куда идет Россия? Материалы международных симпозиумов под ред Т.И. Заславской. М.: Изд-во Московской школы социальных и политических наук и интерцентра, 1994,1995, 1996, 1997, 1998.

51. Кузнецов В.Н. Социология безопасности: Учеб. М., 2003.

52. Кузнецов В.Н. Социология безопасности: Формирование культуры безопасности в трансформирующемся обществе. М., 2002.

53. Кушлин В. Движущие силы эволюции национальной экономики // Экономист. 2003. № 8.

54. Левада Ю.А. От мнений к пониманию: социологические очерки, 1993-2000. М.: Московская школа политических исследований, 2000.

55. Левада Ю. Феномен власти в общественном мнении: парадоксы и стереотипы восприятия // Мониторинг общественного мнения: экономические и социальные перемены. М., 1998. № 5 (37).

56. Левашов В.К. Устойчивое развитие общества: Парадигма, модели, стратегия. М.: Academia, 2001.

57. Локосов В.В. Трансформация российского общества (социологические аспекты). М.: РИЦ ИСПИ РАН, 2002.

58. Луман Н. Общество, интеракция, социальная солидарность / Пер. Т. Козловой и Е. Мещеркиной // Человек. 1996. № 3.

59. Луман Н. Понятие риска / Пер. А.Ф. Филиппова // THESIS. 1994.5.

60. Малиновский А.А. Правовой вакуум новый термин юридической науки // Государство и право. 1997. № 2.

61. Мачульская Е.Е. Социальный риск как объективная основа социального обеспечения // Вестн. Московского гос. ун-та. Сер. 11, Право. 1999. № 1.

62. Мозговая А.В. Социология риска: возможности синтеза теории и эмпирическиого знания // Риск в социальном пространстве / Под ред. А.В. Мозговой. М.: Институт социологии РАН, 2001.

63. Наумова Н.Ф. Рецидивирующая модернизация в России: беда, вина, ресурс человечества? М.: Эдиториал УРСС, 1999.

64. Никитин С., Феофанов К. Социологическая теория риска: в поисках предмета// Социологические исследования. 1992. № 10.

65. Норт Д. Институты, институциональные изменения и функционирование экономики. М., 1997.

66. Олейник А.Н. «Жизнь по понятиям»: институциональный анализ повседневной жизни «российского простого человека» // Политические исследования. 2001. № 2.

67. Ортега-и-Гассет X. Восстание масс // В кн.: Ортега-и-Гассет X. Дегуманизация искусства. М., 1992.

68. Осадчая Г.И. Социальное знание и социальная практика. М.,2003.

69. Осипов Г.В., Локосов В.В. Социальная цена неолиберального реформирования. М., 2001.

70. Осипов Г., Мартыненко В. Десять лет, которые потрясли Россию. М., 2000.

71. Попов Ю.П. Управление рисками // Вестн. РАН. 2001. Т. 71, № 4.

72. Радаев В. Деформализация правил игры и уход от налогов в российской хозяйственной деятельности // Вопросы экономики. 2001. № 6.

73. Радаев В.В. Российский бизнес: на пути к легализации? // Вопросы экономики. 2002. № 1.

74. Реформирование России: от мифов к реальности. Социальная и социально-политическая ситуация в России в 2000 году: В 2 т. М., 2001.

75. Римашевская Н.М. Социальные последствия экономических трансформаций в России // Социологические исследования. 1997. № 6.

76. Риск в социальном пространстве / Отв. ред. А.В. Мозговая. М.: Ин-т социологии РАН, 2001.

77. Ромащенко С.В. Телесность личности и социума в обществе риска // Совр. парадигма человека. Саратов, 2000.

78. Россия в глобальном контексте. М., 2002.

79. Россия: 10 лет реформ. Социально-демографическая ситуация. М.: ИСЭПН, 2002.

80. Россия. 21 век. Куда же ты? / Под общ. ред. Ю.Н. Афанасьева; Ред.-сост. А.П. Логунов. М.: РГТУ, 2002.

81. Россия: риски и опасности «переходного» общества / Отв. ред. О.Н. Яницкий. М.: Институт социологии РАН, 1998.

82. Россия: трансформирующееся общество / Под ред. А.В. Ядова. М.: Канон-Пресс-Ц, 2001.

83. Руткевич М.Н. Общество как система: социологические очерки. СПб.: Алетейя, 2001.

84. Руткевич A.M. Теория институтов А. Гелена // Социологическое обозрение. 2001. Т. 1,№2.

85. Рывкина Р.В. Драма перемен. М.: Дело, 2001.

86. Сорокин П.А. Общедоступный учебник социологии. Статьи разных лет. М.: Наука, 1994.

87. Социология и современная Россия / Под ред. А.Б. Гофмана. М.: ГУ ВШЭ, 2003.

88. Телевизионное насилие формирует жизненные стратегии зрителей // http://www.i-news.org/viewnews/religion/16658

89. Тихонова Н.Е. Факторы социальной стратификации в условиях перехода к рыночной экономике: Автореф. дис. . д-ра социол. наук. М., 2000.

90. Тойнби А. Дж. Постижение истории / Пер. с англ.; Сост. А.П. Огурцов; Вступ. ст. В.И. Уколовой; Закл. ст. Е.Б. Рашковского М.: Прогресс, 1991.

91. Тощенко Ж.Т. Парадоксальный человек. М., 2001.

92. Трансформация социальной структуры и стратификация российского общества / Под ред. З.Т. Голенковой. М.: ИС РАН, 1998, 1999.

93. Трансформация экономических институтов в постсоветской России / Под ред. P.M. Нуреева. М.: МОНФ, 2000.

94. Турен А. Возвращение человека действующего: Очерк социологии. М.: Научный мир, 1998.

95. Управление риском: Риск. Устойчивое развитие. Синергетика. М.: Наука, 2000.

96. Федотова В.Г. Что может и чего не может сделать социальная наука сегодня? // Социология и современная Россия / Под ред. А.Б. Гофмана. М.: ГУ ВШЭ, 2003.

97. ФеневаМ.А. Управление рисками экономики. М., 2003.

98. Флиер А.Я. Глобализация и футурология: Страсти по глобализации // Общественные науки и современность. 2003. № 4.

99. Чупров В.И., Зубок Ю.А., Уильяме К. Молодежь в обществе риска. М.: Наука, 2001.

100. Шабанова М.А. Социология свободы: трансформирующееся общество / Под ред. Т.Н. Заславской. М.: МОНФ, 2000.

101. Штайльманн К. Новая философия бизнеса. М.; Берлин, 1998. Т. II.

102. Штомпка П. Социальные изменения как травма (статья первая) // Социологические исследования. 2001. № 1.

103. Штомпка П. Культурная травма в посткоммунистическом обществе (статья вторая) // Социологические исследования. 2001. № 2.

104. Штомпка П. Социология социальных изменений. М.: Аспект-Пресс, 1996.

105. Юридическая социология: Учеб. для вузов. М., 2000.

106. Явлинский Г.А. Демодернизация: униженные люди не создадут экономику XXI века // Новая газета. 2002. 11-13 нояб.

107. Ядов В.А. Непременные составляющие прогнозных сценариев будущего России // Россия в глобальном контексте. М., 2002.

108. Ядов В.А. Российское общество в политеоретической интерпретации // Социологические чтения. М.: НС РАН, 1996. Вып. 1.

109. Ядов В.А. Теоретическое осмысление трансформаций «посткоммунистических» стран в приложении к России // Социология и современная Россия / Под ред. А.Б. Гофмана. М.: ГУ ВШЭ, 2003.

110. Яницкий О.Н. «Критический случай»: социальный порядок в «обществе риска» // Социологическое обозрение. 2002. Т. 2, № 2.

111. Яницкий О.Н. Методологические исследования социально-экологических проблем // Вопросы философии. 1982. № 3.

112. Яницкий О.Н. Альтернативная социология // Социологический журнал. 1994. № 1.

113. Яницкий О.Н. Экологическое движение в России: Критический анализ. М.: Институт социологии РАН, 1996.

114. Яницкий О.Н. Модернизация в России в свете концепции «общества риска» // Куда идет Россия? Общее и особенное в современном развитии / Под ред. Т. Заславской. М.: Интерцентр, 1997.

115. Яницкий О.Н. «Критический случай»: социальный порядок в «обществе риска» // Социологическое обозрение. 2002. Т. 2, № 2.

116. Яницкий О.Н. Социология политического «перехода»: механизмы самосохранения рискогенных политических систем.

117. Размышления над книгой Ю.А. Левады «От мнений к пониманию. Социологические очерки, 1993-2000».

118. Яницкий О.Н. Социология риска: ключевые идеи // Мир России. 2003. № 1.

119. Яницкий О.Н. Социология риска. М.: Изд-во LVS, 2003.

120. Яницкий О.Н. Социология и рискология // Россия: риски и опасности «переходного» общества / Институт социологии РАН. М.: Изд-во института социологии РАН, 2000.

121. Яницкий О.Н. Россия как «общество риска»: контуры теории // Россия: трансформирующееся общество / Под ред. В.А. Ядова. М.: КАНОН-пресс-Ц, 2001.

122. Яницкий О.Н. Россия как общество риска: методология анализа и контуры концепции // Общественные науки и современность. 2004. № 2.

123. Яновский Р.Г. Глобальные изменения и социальная безопасность. М.: Academia, 1999.

124. Adams J. Risk. L.: UCL Press, 1995.

125. Bauman Z. The Solution as Problem // The Times Higher Education Supplement. 1992. 13 November.

126. Beck U. The Reinvention of Politics: Towards a Theory of Reflexive Modernization // Reflexive modernization. Politics, Tradition and Aesthetics in the Modern Social Order. Stanford, CA: Stanford University Press, 1994.

127. Beck U. Risk Society. Toward a New Modernity. L.: SAGE, 1992.

128. Beck U. Ecological Enlightenment. Essays on the Politics of the Risk Society. New Jersey: Humanities Press, 1995.

129. Beck U. Risk Society and the Provident State // Risk, Environment and Modernity: Towards a New Ecology / Ed. by Lash S., Szerszynski В., Wynne В. L.: Sage, 1996.

130. Beck U., Giddens A., Lash S. Reflexive modernization. Politics, Tradition and Aesthetics in the Modern Social Order. Stanford, CA: Stanford University Press, 1994.

131. Bradbury J. The Policy Implications of Different Concepts of Risk // Science, Technology & Human Values. 1989. Vol. 14, No 4.

132. Catton W.R., Jr. and R. E. Dunlap. A New Ecological Paradigm for Post-Exuberant Sociology // American Behavioral Scientist. 1980. Vol. 24, No 1.

133. Douglas M. Risk and Blame: Essays in Cultural Theory. L.: Routledge, 1992.

134. Douglas M. Risk Acceptability According to the Social Sciences. N.Y.: Russel Sage Foundation, 1985.

135. Dunlap R. Paradigmatic Change in Social Science: From Human Exemptions to an Ecological Paradigm // American Behavioral Scientist. 1980. Vol. 24, No 1.

136. Gehlen A. Urmensch und SpAtkultur. Philosophische Ergebuisse und Ausagen S. Crufl., «Aula». Wiesbaden, 1986.

137. Giddens A. The Consequences as Modernity. Cambridge. Polity Press, 1990.

138. Goffman E. Asylums. Essays on Social Situation of Mental Patients and Other Inmates. N.Y.: Doubleday, 1961.

139. Inglehart R. Modernization and Postmodernization. Cultural, Economic and Political Change in 43 Societies, Princeton, Princeton University Press, 1997.

140. Luhmann N. Risk: A Sociological Theory. N.Y.: Walter de Gruyter, Inc., 1993.

141. Lupton D. Risk. L. & N.Y.: Routledge, 1999.

142. March J.G., Olsen J.P. The Uncertainty of the Past: Organizational Learning under Ambiguity // Decisions and Organizations / Ed. by J.G. March. Oxford, UK: Basil Blackwell, 1988.

143. Park R.E., Burgess E. Introduction to the Science of Sociology. Chicago, 1924.

144. Parsons T. Essays on sociological theory. N.Y., 1964.

145. Perrow Ch. Normal Accidents: Living with High-Risk Technologies. N.Y.: Basic Books, 1984.

146. Radaev V. Informalization of Rules In Russian Economy. Paper at the Annual Conference of International Society for New Institutional Economics (Tuebingen, Germany, 22-24 September, 2000).

147. Rosa Eu. Metatheoretical Foundations for Post-Normal Risk // Journal of Risk Research. 1998. No 1 (1).

148. Sagan S.D. The Limits of Safety. Organizations, Accidents, and Nuclear Weapons. Princeton: Princeton Univ. Press, 1995.

149. Short J.F. The Social Fabric of Risk: Towards the Social Transformation of Risk Analysis // American Sociological Review. 1984. Vol. 49 (December).

150. Slovic P. Perception of Risk // Science. 1987. Vol. 236.

151. Spengler O. The Decline of the West. 20th edition. N.Y.: Random House, 1996.

152. Sztompka P. (ed.). Building Open Society and Perspectives of Sociology in East-Central Europe. Pre-Congress Volumes of the 14th World Congress of Sociology. Montreal: International Sociological Association. 1998.

153. Wildavsky A. Searching for Safety. New Brunswick, N.Y.: Transaction Book, 1988.

154. Wildavsky A., Drake K. Theories of Risk Perception: Who Fears What and Why? // Daedalus: Special Issue on Risk, 1990.

155. Yanitsky O. Sustainability and Risk. The Case of Russia // Innovation: The European Journal of Social Sciences. 2000. Vol. 13, № 3.

Полный текст автореферата диссертации по теме "Формирование рискогенного социокультурного контекста в пореформенном российском обществе"

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата философских наук Багнычева, Наталия Викторовна

Введение диссертации2006 год, автореферат по философии, Багнычева, Наталия Викторовна

Заключение научной работыдиссертация на тему "Формирование рискогенного социокультурного контекста в пореформенном российском обществе"

Список научной литературыБагнычева, Наталия Викторовна, диссертация по теме "Социальная философия"

Похожие темы диссертаций