автореферат диссертации по искусствоведению, специальность ВАК РФ 17.00.01
диссертация на тему: Формирование советских сюжетов: типология отечественной драмы 1920-х - начала 1930-х гг.

Полный текст автореферата диссертации по теме "Формирование советских сюжетов: типология отечественной драмы 1920-х - начала 1930-х гг."

Федеральное агентство по культуре и кинематографии Российской Федерации Государственный институт искусствознания

На правах рукописи

Виолетта Владимировна Гудкова

Формирование советских сюжетов-типология отечественной драмы 1920-х -начала 1930-х гг

Специальность 17 00 01 - Театральное искусство

Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора искусствоведения

Москва 2007

003059026

Работа выполнена в Отделе театра Государственного института искусствознания Федерального агентства по культуре и кинематографии Российской Федерации

Официальные оппоненты.

доктор искусствоведения, профессор кафедры Истории театра России РАТИ М Г Литаврина

доктор искусствоведения, профессор кафедры гуманитарных дисциплин Ярославского Государственного Театрального института Н А Шалимова

доктор филологических наук, ведущий научный сотрудник Отдела русской литературы конца XIX - начала XX века ИРЛЛИ РАН О А Лекманов

Ведущая организация:

Школа-студия им Вл И Немировича-Данченко при МХАТ им А П Чехова

Защита состоится 31 мая 2007 г в 14 00 на заседании Диссертационного совета Д 210 004 04 в Государственном институте искусствознания по адресу 125009, Москва, Козицкий пер , д 5

С диссертацией можно ознакомиться в бибчиотеке Государственного института искусствознания

Автореферат разослал апреля 2007 г

Ученый секретарь Диссертационного совета доктор искусствоведения

Старикова

Общая характеристика работы

Диссертационное исследование посвящено анализу специфического типа сюжета советской драмы 1920-х - начала 1930-х гг, рассмотрению историко-культурных обстоятельств его формирования, выявлению и разбору структуры и поэтики Затронуты также ключевые темы отечественной драматургии указанного периода В первое послереволюционное десятилетие начинается становление «протоканона» (X Гюнтер) социалистической литературы', в том числе - драматургии, нащупываются его опорные точки, закрепляются принципиально иные способы организации материала В это время именно драма становится доминантным жанром Представляя панорамную модель мира и оставаясь еще идеологически плюрастичной, она обнародует различные точки зрения, в том числе и осуждаемые, предоставляя им трибуну Типовая советская сюжетика ранних отечественных пьес существует на фоне разнообразного множества пьес иного рода, сохранявшихся в репертуаре театров страны Их анализ не входит в задачу данной работы

Объектом диссертационного исследования является советский драматургический канон на стадии его становления Работа показывает, что составило основу советского сюжета и что было им отвергнуто, чем определялись характерные черты «несоветской поэтики» драмы 1920-х -начала 1930-х гг Систематизация типовых сюжетов отечественной драматургии дает возможность выявить и описать характеристики времени и образы реальности, преобразованные в повторяющиеся, устойчивые структуры литературного (драматургического)текста

Предмет настоящего исследования - пласт бытовой российской драматургии современной (для указанного периода) тематики, ее проблематика, связанная с особенностями освещения узловых тем человеческой жизни (детства и старости, здоровья и болезни, любви и ненависти рождения и счерти), эволюция сюжетики пьес в целом, а также — трансформации центральных героев

Эмпирическую базу исследования составили свыше 200 пьес из реального текущего репертуара советского театра 1920-х - начала 1930-х гг

Хронологические рамки исследования Избранный для изучения период был одним из наиболее резко меняющихся даже в динамичном, насыщенном кардинальными переменами отечественном XX веке После расцвета и упадка символистских и декадентских течений, после двух войн и трех революций, в России наступают новые исторические времена разворачивается попытка реализации «Великой утопии» - строительство государства нового типа С этим связан выбор исследуемого десятилетия 1920-е - начало 1930-х гг - время становления советских форм государственного устройства, принципиальных изменений историко-культурной ситуации, когда общество дифференцируется заново, происходит интенсивная перестройка общественного сознания, формулируется, а затем укореняется новая этика, и манифестируемая в специальных декларациях, и проявляющаяся в практике художественного творчества, в том числе, - в

'Гюнтер Ханс Жизненные фазы соиреалистического канона // Соцреалисгический канон СПб «Академический проект» 2000 С 285

драматургии и режиссуре К концу 1920-х гг декларируемый лозунг «контроля масс» в реальности сменяется контролем над массами К началу 1930-х гг идея «Великой утопии» в ее трансформированном и омассовленном изводе обретает конкретику чертежа.

Цель диссертационного исследования - выявление, анализ и систематизация схожих, повторяющихся, застывающих в стереотипы сюжетных ходов, тем, коллизий, концепций героя и пр, создающих в совокупности типовую формулу советского сюжета На обширном художественном материале ранних советских пьес автор показывает, каким образом функционировал культурный механизм выработки формул исторических событий, как осуществлялось подчинение личного опыта дисциплине общего видения событий, как вырабатывались морально-идеологические и художественные матрицы интерпретаций пережитого

Для достижения поставленной научной цели диссертанту было необходимо осуществить следующие исследовательские задачи

выявить в фондах научных библиотек и архивохранилищ репрезентативный корпус отечественных «бытовых» пьес,

- рассмотреть отобранный драматургический массив как единый текст, который менялся во времени и привел в результате к кристалтизации типических особенностей (тем, конфликтов, персонажей) советского сюжета,

-определить центральных персонажей нового типа и описать особенности их действий в смысловом поле сюжета,

приняв в качестве рабочей гипотезы существование протоканона драматургического социалистического сюжета, осуществить межсюжетное сравнение ранних советских пьес,

- рассмотреть специфику, т е характерные черты формирующейся советской сюжетики ее связи и отталкивания с «русскостью», ее мифологичность, а также конституирующие ее формальные структуры (морфологию),

-проанализировать ключевые элементы и тематические узлы складывающегося драматургического канона конвенции времени и пространства (топики) пьес, устойчивые фабульные звенья, концепт истории, особенности рассмотрения важнейших тем человеческой экзистенции и пр

Особое внимание уделено разбору периферии сюжета пьес, их второстепенным (в частности, комическим) персонажам как авторским «проговоркам», как правило, рассказывающим о времени красноречивее, нежели более строго контролируемые авторами центральные герои произведений и их финальные точки

Теоретико-методологические основы исследования Методологический фундамент диссертационной работы составили труды ученых, разрабатывавших общие философские, культурологические и эстетические проблемы, - X - Г Гадамера, Г Зиммеля, М Хайдеггера В частности, важным теоретическим принципом стала для диссертанта мысль X - Г Гадамера о том, что движения интерпретации не только углубляют понимание прошлого, но и изменяют оценку историками обстоятельств настоящего Это « слияние горизонтов само производит трансформацию понимания, так как размещает прошлое в ином контексте»2 Описание и анализ этой «трансформации понимания»,

2Хатпж П История как искусство памяти СПб «Владимир Даль» 2003 С 377 - 378

осуществленные диссертантом на материале российской драматургии 1920-х -начала 1930-х гг, стали одним из результатов данной работы Основные методы предпринятого диссертантом театроведческого и историко-культурологического исследования - аналитическая систематика В Я Проппа и структурно-типологический анализ При интерпретации драматургических сюжетов использовались также герменевтический и компаративистский подходы

Степень разработанности проблемы О художественных типах, в частности, - в связи с драматургией, - начали писать еще в XVIII в, практически со времени зарождения русской драматургии В интересующий нас период XX в данная проблематика также не оставалась вне поля внимания исследователей В трудах А А Гвоздева и А И Пиотровского, П А Маркова и Ю В Соболева, В А Филиппова и Б В Алперса, Ю (ИИ) Юзовского и А С Гурвича, позднее - в исследованиях И Л Вишневской, С В Владимирова, Д И Золотницкого, К Л Рудницкого, А М Смелянского, И Н Соловьевой, Л Г Тамашина, Е Д Уваровой, Г А Хайченко при разговоре об освоении советской драмой классического наследия так или иначе затрагивалась и проблема типологии, но речь шла об изучении отдельных художественных типов, а не сюжетики в целом Центральной была мысль о безусловной уникальности художественных миров, и при анализе драматических произведений акцентировались различия, а не сходства. Одной из первых искусствоведческих работ, обратившихся к типологии, стала монография Н М Зоркой, изучавшей с помощью систематики В Я Проппа массовый кинематограф начала века (Зоркая Н М На рубеже столетий У истоков массового искусства в России 1900-1910-х гт М Наука 1976)

Важной предпосылкой для постановки проблемы типологического изучения стало для автора то, что на исходе XX века были заново прочтены и переизданы с углубленными научными комментариями труды крупнейших российских ученых Ю Н Тынянова, В Б Шкловского, Р Якобсона, Б М Эйхенбаума, Б М Томашевского, О М Фрейденберг и др

Успешному освоению диссертантом заявленной темы способствовало и массовое обращение отечественных литературоведов к архивным разысканиям, ставшее возможным со второй половины 1980-х гг, в результате которого был опубликован ряд замалчиваемых ранее драматических произведений 1920-х - 1930-х гг Следующим шагом стали исследовательские проекты, вначале персоналистического толка, когда под новым углом зрения было рассмотрено творчество крупных художников -аутсайдеров советского времени (М Булгакова, Евг Замятина, Мих Зощенко, Л Лунца, О Мандельштама, Б Пастернака, А Платонова Н Эрдмана и др ) Лишь после того, как накопленный обширный материал позволил сопоставить хорошо известные пьесы В Билль-Белоцерковского, В Киршона, А Афиногенова, Н Погодина и др с опубликованными и откомментированными произведениями художников замалчиваемых, когда отошли в прошлое жесткие каноны тематического рассмотрения художественных сочинений, стал возможен типологический анализ советской сюжетики в целом Понадобилась резкая смена историко-культурной ситуации в постсоветской России, когда воедино сошлось множество важных факторов от исчезновения «железного занавеса» и знакомства с новыми исследовательскими подходами и идеями, в том числе и зарубежных ученых, прекращения идеологического

вмешательства в направление исследований до появления сотен независимых частных издательств, доверяющих научной репутации авторов Самое же главное стали говорить о «конце» советского времени Так как устойчивого понимания, что же именно вкладывалось в дефиницию «советское время», не существовало, по сию пору неясно, так ли это на деле Но сама установка на то, что эпоха уходит в прошлое, подтолкнула автора к изучению феномена, превращающегося в исторический

Как правило, историки литературы советской эпохи апеллируют к прозаическим произведениям, драматургия же традиционно занимает не столько литературоведов, сколько театроведов и историков театра, в центре внимания которых находится спектакль как художественное целое (и его важнейшие составляющие, такие, как режиссура, актерское мастерство и пр ), а не собственно текст, лежащий в его основе Поэтому драматургические сочинения значительно менее известны историкам литературы С другой стороны, если феномен «зрелого сталинизма» 1930-1950-х гг в последние десятилетия неоднократно становился предметом пристального изучения как отечественных, так и зарубежных ученых, то предшествующий ему ранне-советский период сравнительно редко привлекал внимание исследователей Таким образом выполненная диссертантом работа закрывает определенные лакуны в изучении советской драматургии XX в

Автор в своем исследовании опирался на научные труды и источники нескольких типов Прежде всего - это коллективные монографии, суммирующие авторите гные точки зрения и подводящие итоги изучению интересующего нас периода. Назову капитальные «Очерки истории русской советской драматургии в 3 т (Л - М Искусство 1963), «Краткую историю русской советской драматургии» А О Богуславского, В А Диева, А С Карпова (М Просвещение 1966), не утратившее значения по сю пору высокоинформативное издание «Советский театр Документы и материалы» 1921 - 1926 / Под ред АЗ Юфита Отв ред А Я Трабский (Л Искусство 1975), Советский театр Документы и материалы 1926 - 1932 Ч 1 / Под ред АЗ Юфита Отв ред А Я Трабский (Л Искусство 1982), «Историю советского драматического театра» в 6 т (М Наука. 1966 - 1971), сравнительно недавно вышедшие «Очерки русской драматургии 1920-30-е гг» (М, Б и 1994), многочисленные книги и статьи, анализирующие тенденции советской драматургии 1920-х гг, в том числе работы, посвященные детальному рассмотрению творчества отдельных драматургов 1920-х гг3 Необходимо сказать и о монографиях и статьях, исследующих советские 1930-е гг (работы Г А Белой, Евг Добренко, К Кларк, М Окутюрье, М Нике, Л Флейшмана, М О Чудаковой и многих других), позволивших точнее определить направленность и историко-культурные результаты художественных стратегий, зарождавшихся десятилетием ранее

В числе работ последнего времени, способствующих уточнению исследовательской позиции диссертанта, необходимо назвать сборник статей «Парадокс о драме перечитывая пьесы 1920-1930-х гг » (М Наука, 1993),

3 Перечень этих работ велик Только в 1960-е гт издательство «Советский писатель» выпустило в свет десятки книг о драматургах среди них Вишневская ИЛ Борис Лавренев 1962 Рудницкий К Л Портреты драматургов 1961 Тамашин Л Г Владимир Киршон 1965 Холодов ЕГ Пьесы и годы Драматургия Николая Погодина 1967 и др

монографию Н А Гуськова «От карнавала к канону русская советская комедия 1920-х годов» (СПб Изд-во С-Петербургского ун-тета 2003), исследование К Кларк «Советский роман история как ритуал» (Екатеринбург Изд-во Уральского ун-тета 2002)4 Наиболее близким нашим задачам (анализу формульности советской драмы, особенностей ее новой сюжетики) оказалось исследование К Кларк, хотя и выполненное на материале советской прозы Эти книги, несмотря на то (благодаря тому), что некоторые умозаключения авторов вызывали возражения, подталкивали к размышлениям, помогая оттачиванию аргументации и выводов диссертанта

Принципиальную роль для автора сыграло знакомство с фундаментальным изданием «Соцреалистический канон» / Под ред Е Добренко и X Понтера (СПб Академический проект 2000), над которым на протяжении нескольких лет работала большая группа ученых разных стран, объединенная интересом к изучению феномена «зрелого», классического периода сталинской эпохи При анализе проблематики «Дети и старики в советском сюжете Антропологическая разметка нового времени" (гл 3) чрезвычайно полезной оказалась монография И Н Арзамасцевой "Век ребенка" в русской литературе 1900 - 1930 годов (М «Прометей» 2003), а при работе над темой "Больные, болезнь / здоровье, «спортивность» (гл 4) неоценимую помощь оказал один из выпусков "Studia htterana Polono-Slavica" Morbus, medicamentum et sanus (Warszawa 2001 T 6), авторам которого диссертант обязан знакомством с нетривиальными подходами к проблеме

Наконец, для данного диссертационного исследования первостепенное значение имели научные труды, вышедшие в свет в 1920-е гг и / или создававшиеся в то время неоконченная, опубликованная коллегами уже после смерти автора, «Поэтика сюжетов» АН Веселовского, классическая работа В Я Проппа «Морфология <волшебной> сказки» и аналитический метод ОМ Фрейденберг, использованный ученым в «Прокриде» (вторая, позднейшая редакция которой вышла в свет в 1936 г под названием «Поэтика сюжета и жанра»)

Актуальность работы для современной истории отечественной драматургии и театра связана с необходимостью корректировки устоявшихся представлений о том, какие темы, проблемы, герои были ключевыми в ранних пьесах 1920-х гг, какие гуманистические ценности, вернувшиеся к нам с перестройкой конца 1980-х гг, отрицали либо отстаивали драматурги Диссертационное исследование показывает, каким образом главенствующая идеология времени приводила к формированию определенных структур художественного текста

Научная новизна исследования Заявленная в диссертации проблематика практически не разрабатывалась российскими учеными Работы театроведов и историков литературы касались лишь отдельных аспектов темы Традиционно изучение советской драматургии либо сосредотачивалось на конкретной персоналии, либо, напротив, носило характер общего обзора, где драматурги группировались, как правило, по художественным и историко-политическим течениям Позднее на первый план вышли исследования, посвященные художественным особенностям произведений, уникальности авторской поэтики и проч, а не общим, типовым чертам формульного

4K Klark The Soviet Novel History as Ritual Chicago London 1981

сюжета В данном исследовании анализ художественных особенностей драматических произведений не замкнут в сугубо формальных характеристиках композиции, структуры, особенностей построения, а выводит к концептуальным размышлениям более общего уровня, демонстрируя при этом тесные, хотя и непрямые связи совокупности ключевых элементов драматических текстов с идеологической заданностью советской тематики В работе широко используются теоретико-методологические и аналитические подходы, не принятые в традиционном театроведении, которые способны значительно обогатить его научный арсенал

Диссертация существенно расширяет источниковую базу истории отечественной драматургии, вводя в научный обиход ряд драматических сочинений, остававшихся за рамками устойчивых литературных «обойм» и в связи с этим выпавших из поля зрения исследователей Обновленная интерпретация драматургических сюжетов и героев, предложенная диссертантом, позволяет точнее представить расстановку сил и интенсивность творческой полемики в драматургии и театре того периода, углубляя сегодняшнее знание не только о малоизученных и полузабытых пьесах советских авторов 1920-х - начала 1930-х гт, но и об утраченных альтернативах развития русской драматургии советского периода в целом

Теоретическая и практическая значимость исстедования На обширном материале драматургических произведений указанного периода выявлены и проанализированы закономерности становления, ключевые характеристики и особенности развития типического советского сюжета Результаты исследования приводят к существенной корректировке научных представлений историков театра и драматургии о художественных и историко-культурных процессах, совершавшихся в России 1920-х - начала 1930-х гг Общие методы анализа и конкретные интерпретации драматических произведений, предложенные в диссертации, будут полезны как историкам литературы, так и практическим работникам театра - режиссерам, артистам, сценографам, обращающимся к постановке пьес ранней отечественной драматургии Идеи, наблюдения и выводы исследования могут быть использованы в специальных учебных курсах и семинарских занятиях студентов театральных, литературных, и шире - гуманитарных специальностей при изучении русской литературы и драматургии советского периода, - историков литературы и театра, филологов и литературоведов, чьи научные интересы связаны с изучением проблематики советского периода

Апробация исследования осуществлялась посредством освещения его ключевых положений в докладах автора на международных и российских специализированных научных конференциях, коллоквиумах, семинарах и лекциях, а также - в ряде публикаций в научных журналах и сборниках (общим объемом свыше 30 п л ) Научные результаты исследования на различных его этапах неоднократно докладывались на Булгаковских чтениях (Москва, СПб, Киев 1984 - 2001), Чтениях «Театральная книга между прошлым и будущим» и Михоэлсовских чтениях (Москва, БИСК, 2000 - 2006), ряде международных научных конференций в России и за рубежом на теоретическом семинаре во французском Институте современных рукописей (Париж, 2002), русско-французской конференции «Языки рукописей» (СПб, 2002), франко-российском коллоквиуме по генетической критике ITEM / CNRS -

ИМЛИ РАН (Париж, 2002), Ежегодном конгрессе социальных и гуманитарных наук в Канаде (Квебек, 2001, Торонто, 2006 г), российско-французской конференции ИМЛИ РАН и Национального центра научных исследований Франции (ARIAS) «Антропологический подход в изучении драматургии и зрелищных искусств» (Москва, 2007), и др

По проблематике диссертационного исследования был прочтен курс лекций в Ecoles Normales Supérieures (ENS) (Париж, 2000), отдельные лекции читались также для аспирантов-славистов Сорбонны (Париж, 2004), в итальянских университетах Турина (2001), Витербо (2002) и Рима («La sapienca», 2004), для аспирантов и преподавателей кафедры германо-славистики университета Ватерлоо (Канада, 2006)

Автор завершил монографию по теме диссертации объемом в 22 п л («Рождение советских сюжетов Типология отечественной драмы 1920-х -начала 1930-х гг », которая принята к печати в научной серии издательства «Новое литературное обозрение» (план 2007 г )

Диссертация была обсуждена на заседании Отдела театра Государственного Института искусствознания и рекомендована к защите Структура работы

Работа состоит из вступления, 12 глав и заключения, а также -справочного аппарата (перечня изданий, по которым цитируются пьесы, указателя пьес и научной библиографии)

Во введении содержится постановка проблемы, формулируется ееактуальность, определяются хронологические рамки исследования, дается краткая история вопроса, раскрывающая степень изученности темы, определяются цели и задачи работы, объект и предмет исследования, его научная новизна, теоретическая и практическая значимость работы, обосновывается выбор анализируемого материала, характеризуются теоретические и методологические основы исследования, обосновывается структура диссертации

1-я глава «Новый протагонист советской драмы и прежний «хор» в современном обчичье Центральные персонажи (коммунист, крестьянин, рабочий, нэпман, интеллигент) и их конфликты» посвящена рассмотрению того, как запечаттевались данные ключевые культурные герои в отечественной драматургии 1920-х гг и в чем заключались существенные особенности возникающих между ними коллизий Анализ героев, находящихся в центре формирующейся сюжетики советской драмы, ведется в контексте историко-культурных процессов послереволюционной России

В первое послереволюционное десятилетие происходит разнонаправленное переустройство общества Прежние историко-культурные российские типы, не раз запечатленные в русской художественной литературе (дворянин и государственный чиновник, купец и промышленник, офицер и частный торговец, адвокат, доктор, гимназический учитель и пр ) исчезают из перечня действующих лиц драматических произведений К середине 1920-х гг их замещают фигуры нового времени юпман, трестовский делец, буржуазный «спец», на переломе от 1920-х к 1930-м рождаются и входят в активное словоупотребление такие стилистические новообразования, как «лишенец», «кулак», «выдвиженец», «ответработник» Данные, прежде неизвестные типы становятся героями множества пьес И в течение всего интересующего нас периода остаются и действуют в реальной отечественной истории «крестьянин», «рабочий» и «интеллигент»

Традиционные образы трансформируются, в художественное пространство драмы входят новые персонажи Они перестраивают фабулу и завладевают сюжетом Персонажи новейшей русской истории, возникшие несколько раньше, - большевики и «сочувствующие» советской власти, властная элита и ее сторонники, - постепенно занимают ключевые места в реальности, а вслед за тем - и на страницах пьес, и на подмостках театров

Анализ сюжетики и композиции показывает, что новым протагонистом ранних советских пьес становится герой-коммунист, вступающий в конфликт со всеми прочими - крестьянином и рабочим, нэпманом и ученым Данный персонаж инициирует забвение прежних ценностей, предлагает новую этику отказ от традиционных (христианских) добродетелей (сострадания, милосердия, родственных чувств), рассматривает любые сомнения как слабость и «изъян», с готовностью подчиняется чужой (нередко коллективной) воле, заданным извне целям

С течением времени в фабуле советских пьес партийная дисциплина воцаряется и среди персонажей художественной конструкции Правота высших органов безусловна, промахи и неверные шаги допускают в пьесах лишь рядовые партийцы Теперь «высшие силы» не могут быть действующими лицами пьесы боги и герои могли быть выведены на сцене, а члены ЦК - нет Яркое исключение лишь подтверждает сказанное запрещенная «живым прототипом» (И В Сталиным) пьеса «Ложь» А Афиногенова с образом замнаркома Рядового и критическими репликами его оппонента по адресу «магометанского социализма»

Все традиционные образы претерпевают существенные трансформации Из ранних советских пьес исчезает фигура квалифицированного рабочего старой промышленной России Теперь речь идет либо о крестьянской стихии, массе необученной рабочей силы, хлынувшей на производство, либо о молодежи, рассматривающей свое пребывание на заводе, фабрике, стройке как временное О рабочих же в целом говорится как о косной, прагматически настроенной массе В связи с этими персонажами обсуждаются проблемы лени, пьянства, корыстности, призывов к уравниловке, часто звучит тема рабочей забастовки

В принципиального противника власти превращается, судя по драматическим произведениям, и немалая часть крестьян, пытающихся отстоять свои права в пьесы входит образ «кулака» Декларируемое в государстве нового типа утверждение о «единстве» рабочих и крестьян не подтверждается фабулой ранних пьес Напротив, они свидетельствуют о противостоянии «народа» - партии Провозглашаемые изменения (преображение безыдейного крестьянина в сознательного колхозника, рабочего из «пролетариата», те неимущего и нещадно экспуатируемого элемента, - в «хозяина страны») выражаются в заданных риторических пассажах драматурга, но не поддерживаются структурой драмы

Фигура интеллигента рассматривается в работе и в тех случаях, когда автор специально оговаривает данное определение персонажа, и исходя из «объективного» статуса героя Самыми распространенными типами интеллигентов становятся «инженер» и «ученый» (профессор), а также -интеллигенция художественная (актеры, режиссеры, художники, поэты, журналисты, писатели и пр) Русская интеллигенция - сельская, техническая, научная - обретает эпитет «старой» Старая интеллигенция, выведенная в новых

пьесах, - это типажи инженеров («спецов») и профессуры, образы интеллигенции новой - это, прежде всего, образы художественной интеллигенции и молодых инженеров, недавних рабфаковцев

Портрет старой интеллигенции сложен и во многом нелицеприятен В характерах героев этого типа присутствуют образованность, воспитание, чувство собственного достоинства, широта кругозора, но акцентируются и склонность к самолюбованию, эгоистичность, слабохарактерность, боязнь ответственности Колебания и мучительная раздвоенность порождены неуверенностью в собственных нравственных основаниях В характерах интеллигентов новой формации, напротив, отвага принятия важных решений соединена с некомпетентностью дилетанта

Положительный персонаж-интеллигент - это, как правило, человек науки, ученый, «профессор», что свидетельствует о сохраняющемся безусловном уважении общества к образованности, знаниям, культуре Высокий профессионализм, квалификация, научный авторитет сообщают герою твердость характера, весомость и недвусмысленность его моральных оценок (профессора Чарушкин в «Ненависти» П Яльцева, Барсов в «Нейтралитете» А Зиновьева, Спелицын в «Интеллигентах» Ив Пименова, Ефросимов в «Адаме и Еве» М Булгакова, и др) Только профессура позволяет себе обсуждать просчеты новой власти, говорить о побеждающих в обществе страхе и лжи, несвободе и демагогии

Художественная интеллигенция - поэты, актеры, режиссеры, художники - напротив, оказывается в первых рядах приспосабливающихся к новым условиям Многие драматурги, вслед за Чеховым, отказываются отдавать свое уважение героям за их формальную принадлежность к интелчигентскому слою Явный и острый кризис интеллигентского сознания в России 1920-х гг связан с переменой роли его носителей в структуре меняющегося общества не уровень квалификации, авторитет, индивидуальные достижения, т е художественное (научное) имя определяет судьбу героя, а лояльность или нелояльность к новому государству

В ранних советских пьесах нередко обсуждается проблема актуального (идеологического, в первую очередь) самоопределения персонажей, открыто дискутируются мировоззренческие основания Уже к началу 1930-х гг «философствующих» героев останется совсем немного Это Леля Гончарова в «Списке благодеяний» Ю Олещи, старый большевик Сорокин в «Партбилете» А Завалишина, Нина из пьесы А Афиногенова «Ложь» В формирующемся каноне советской драматургии на место проблематики мировоззренческой (человек в мире) приходит конкретика производственных проблем (работник на заводе, стройке, в колхозе и пр) «Сюжеты идей» вымываются из пьес

Во 2-й главе - «Любовное чувство и задачи дня оппозиция стихийности и порядка Женские образы ранних советских пьес» - рассматриваются особенности трактовки любви как неотчуждаемо-приватного чувства индивида.

В произведениях Шекспира и Мольера, Гоголя и Островского, при всем их разчичии, драматизм извлекался из человеческих страстей, столкновений воль и характеров, любви и ненависти В формирующейся советской сюжетике главная роль принадлежит не герою, а внеличным силам, она будто спускается по лестнице времени к греческим трагедиям Но место «богов» либо «рока» теперь отдано власти в разных ее обличьях

И

Государство как божество, либо партия, революция, коллектив -первостепенны, именно они главенствуют и подчиняют Человек, его жизнь, стремления второстепенны, зависимы Высшая сила задает цели каждой конкретной судьбе кем быть, военным либо штатским, где жить, в городе или в деревне, даже - с кем жить Революция, задачи строительства социализма бесспорно, важнее, чем человек и жизнь человека Но диктатуре власти сопротивляется стихийный диктат индивидуального чувства крепнущему монстру нового государства противостоит любовь

Обнаруживается и становится очевидной теснейшая связь между центральной новостью революционного переустройства - отменой частной собственности - и частным же любовным чувством Успешному достижению целей социалистической революции противостоит не столько враждебное внешнее окружение, сколько противники внутренние, а именно, институт частной собственности и феномен индивидуальной любви

Вслед за кулаком и нэпманом женщина встает в общий ряд врагов социалистического дела - тех, кто обладает (распоряжается) феноменами драгоценной приватности - «земли», «дела», любви Любовь любая - к родителям, мужчины к женщине, матери к ребенку - становится препятствием к достижению целей революции Она отвлекает, на нее тратится время и энергия, она мучает и доставляет наслаждение И если частную собственность можно отменить декретом, то упразднить внутренний мир человека, его эмоции и привязанности оказывается неосуществимым Предпринимаются попытки обесценить мир чувств, настоять на его второстепенное™ Неотменимые в действительности, на страницах пьес, те в реальности сконструированной, человеческие эмоции развенчиваются, в новой иерархии ценностей даются как незначимые (В Билль-Белоцерковский «Луна слева», А Глебов «Инга» и др)

В качестве движущей пружины сюжета любовь теперь встречается нечасто, данный мотив уходит на периферию Когда же любовные чувства героев все-таки проникают в центр сюжета, чтобы быть допустимыми, они должны быть опорочены, унижены Это любовь, знающая свое место, принявшая как необходимость подчинение внешней силе (дисциплине настоящего партийца) и актуальной конкретике ее целей (поимке бандитов, производственному энтузиазму и пр )

Мужчина уступает женщину, родители - детей, дети - родителей Характерно, что мотив жертвоприношения становится одним из самых распространенных в пьесах 1920-х гг В драматических сочинениях появляется выразительное противопоставление «беззаветности» как нового социального рефлекса и не заслуживающих внимания «сантиментов» Драмы фиксируют заявленное главенство «революции» над любыми человеческими эмоциями.

Соблазн (опасность) любви, женщины осознается авторами пьес как враг, который действует в тылу Это устойчивый лейтмотив множества драч Темная, вызывающая страх женская власть пугает, но и бесконечно притягивает героев Образ женщины-«дьявола», искусительницы, которой подвластны все, от которой не защитит ни высокая должность, ни даже «заклятие» партбилетом, широко распространен в пьесах 1920-х гг (например, «Сусанна Борисовна» Д Чижевского, «Акулина Петрова» А Воиновой)

Контроль над чувствами усиливается, но любовь ускользает, прячется в фантазии, сны, мечты, она не уступает, продолжает осознаваться людьми как

величайшая ценность Тогда ее пытаются использовать на благо общему делу, распределяя в соответствии с заслугами

"Неправильность" индивидуальной любви, ее стихийная нерациональность, выламывающаяся из управляемой и упорядоченной реальности, классический мотив антиутопии, нередко проявляется и в традиционно-психологической, бытовой драме 1920-х гг, и в сравнительно немногих "фантастических" сочинениях того периода (таких, как "Адам и Ева" М Булгакова)

Комические интонации ранних отечественных пьес вскоре исчезают, сменяясь драматичными и даже трагическими Достаточно напомнить о количестве самоубийств и покушений на них из-за любовных неудач в фабулах пьес 1920-х гг как бесспорном свидетельстве неблагополучия в частной жизни героев Драматический вариант воплощения (реализации) любовных отношений нередко связан с типом «новой женщины» Пьесы запечатлевают столкновение старых и новых женских типов беспомощной, хрупкой и слабой героини начала века и уверенной в себе женщины-партийки Прежний тип женщины-красавицы, хрупкой, прелестной и притягательной, сменяется типом женщины маскулинной - физически крепкой, энергичной, с резкой пластикой и непривычной лексикой, женщиной-товарищем, женщиной - членом коллектива Женственность, феномен, далекий от какой либо идеологии, целенаправленно искореняется, так как контекст сообщает "красоте", ее культивированию смысл упорного сопротивления редуцированию человеческого и уродливой "целесообразности"

В фабулах множества драм 1920-х гг запечатлено разрушение норм семьи и брака Обсуждения проблем пола, формы семьи, воспитания детей и других важнейших сторон частной жизни человека связывались с меняющимися условиями жизни общества, в частности, с распространенными «упадочническими» настроениями нэпа. Слом старых норм порождал чувства растерянности и дезориентации, подавленности, утраты почвы под ногами Вульгаризация лозунгов нового, атеистического, общества приводила к формированию регрессирующего, освобожденного от каких бы то ни было моральных ценностей, сознания

В советской сюжетике 1920-х гг избирательное любовное чувство, что задает человеку его предельный масштаб, вносит в жизнь высшие, самые важные смыслы, отрицается как устаревшее и ненужное явление То, от чего отказываются, чем пренебрегают персонажи формирующегося советского сюжета, составляет важнейшую жизненную ценность дня героев пьес, отвергаемых цензурой Они продолжают настаивать на многосложности реальности мира, несводимой к четким противостояниям, единообразному прочтению событий, неоспоримой ценности спонтанных поступков и душевных движений.

Собственный моральный суд героя драмы, утверждение субъективной этики и права личности распоряжаться собой, оберегая от постороннего посягательства мир интимных чувств, сменяется концепцией социалистического человека-функции В оформляющейся советской сюжетике культивируется оскудненный персонаж «без излишеств», человек полезный, человек «удобный» Разрастаясь, производственные задачи обретают характер смысла жизни героев Из драматургической сюжетики понемногу уходят свободные зоны, воздух, кружево, летучие ассоциации человеческого мышления, редуцируются характеры, уплощается мир эмоций и неподконтрольных чувств героев, все более

дисциплинируются фабульные ходы К концу 1920-х гт феномен «свободы» и «несвободы» уже не подлежит обсуждению

Глава 3-я - «Дети и старики в советском сюжете антропологическая разметка нового времени» - посвящена рассмотрению того, как запечатлевалась в ранних пьесах проблема взаимоотношений поколений, обусловленная идеологическими веяниями времени

Провозглашенная идея начала "нового времени", ничем не связанного с временем прежним и никоим образом не опирающегося на него, быстро усиливающаяся официальная атеизация общества, наконец, резкая смена государственных ценностей (гуманистические, либеральные, т е "буржуазные", должны были уступить место "классовым") - все это проявлялось в кардинальных изменениях человеческих отношений С ломкой устойчивых форм семьи и брака в России менялось все отношение общества к материнству, юридические обоснования отцовства, обсуждались «законность» и незаконность рожденных в результате любовной связи вне брака детей, спорили о детях как «обузе» и детях как «будущем», наконец, родителях («взрослых» либо стариках) как источнике опыта или «мусоре эпохи»

В отличие от традиционных пьес, в которых персонажи-дети, как правило, отсутствуют, т к. драмы рассказывают о мире взрослых, в советских сюжетах 1920-х гт героев-детей множество, от новорожденных до "юнпионеров" Это связано с одним из важных элементов государственной концепции послеоктябрьского развития страны акцентированной ролью молодого, даже юного, свободного от груза прошлого человека

Но необходимый обществу как строитель будущего, абстрактная молекула коммунистического завтра, сегодня ребенок оказывается не нужным его конкретным родителям Так, герой пьесы Б Ромашова «Конец Криворыльска», коммунист Будкевич, узнав о том, что его сожительница беременна, заявляет "Это такое мещанство Мы только тем и счастливы, что свободны от всех этих прелестей < > Надо относиться к этому трезво Мы на посту Нам нельзя иметь детей» Дети воспринимаются как побочный, обременительный результат "удовлетворенной потребности" Теперь они не желанная цель, а помеха полезной деятельности "взрослых" героев Парадоксальным образом драматурги, центральные и «правильные» персонажи которых непрестанно мечтают о будущем, описывают жизнь, лишенную продолжения

В середине - второй половине 1920-х гг пьесы вновь демонстрируют резкую смену позиции общества по отношению к рождению детей В этот период условием успешной стройки коммунизма видится распространенное вширь человеческое воспроизводство Ярким художественным свидететьством, подтверждающим тезис, является пьеса С Третьякова "Хочу ребенка", в которой центральная героиня принимает решение рожать детей с тем, чтобы «восстанавливать убыль войн и революций» Появление пьесы Третьякова свидетельствует о схожести режимов фашизирующейся Германии и идущей к тоталитаризму России конца 1920-х гг, проявляя общность развития двух государств Из цели мироздания человек превращается в инструментальное средство решения государственных задач Складывающееся советское общество делает ставку не на интеллект, могущий жить в немощном, не обязательно атлетическом теле, а на крепкие мускулы, не на мысль и идеи, а на практическую деятельность Подобное видение проблемы оспаривают немногие авторы (А

Афиногенов, В Шкваркин) Рассмотренная с этой точки зрения шкваркинская комедия «Чужой ребенок» обнаруживает этическую глубину ребенок, которого на самом деле нет, то-есть, нагая, «чистая» идея ребенка, провоцирующая выявление чувств, мыслей, жизненных перспектив героев, выстраивает сюжет пьесы, проявляя сущность персонажей

Исследователь констатирует, что на переходе от 1920-м к 1930-м "в детских изданиях быстро нарастает римский пласт", имперский Рим заслоняет гуманистическую Элладу") Множество советских пьес второй половины 1920-х гг запечатлевают отношение к детям персонажей-родителей нового типа В государстве, последовательно отрицающем любую частную собственность, становится неважным, чей ребенок, кто его воспитывает с момента рождения он принадлежит «обществу» в целом Родственные связи рвутся, частные чувства вытеснены из свода правил нового государства Партия призвана заменить отца и мать всем детям, с младенчества до комсомольского возраста На смену детям, для которых родители воплощали идеал Человека, приходит ребенок, родителей ниспровергающий Пьесы показывают, как рождается и укрепляется социалистический концепт детства ребенок - это обновленный взрослый, безгрешный (свободный от памяти, традиции, истории), не нуждающийся в привязанностях, жестокий и рациональный Если В Маяковский писал ребенка, узнающего у взрослого, что такое хорошо и что такое плохо, то советские драмы, напротив, представляют детей, которые разъясняют взрослым, что такое хорошо и что такое плохо Пропагандируется и рапространяется идея М Горького ребенок не опирается на опыт прошлых поколений, а отринув его, ищет выход в светлую жизнь. В пьесы входит образ ребенка как маленького взрослого у него общественные "нагрузки", речь, засоренная канцеляритом, он не играет, а проводит заседания и пр В «Штиле» В Билль-Белоцерковского активные дети-пионеры решительно подчиняют взрослых своим планам, занимая все пространство квартиры (так, что родители вынуждены разговаривать в ванной), устраивают шумные пионерские собрания, и пр "Выражение "красные дети" появившееся сразу после Октября, имело ярко выраженную отрицательную коннотацию и было связано с состоянием стыда и страха интеллигенции перед "погубленным поколением", захватывающим власть"6

С новым отношением к детству, детскому воспитанию, иной ролью подростков связаны кардинальные перемены отношения общества к старикам Отрицание любой преемственности диктует отторжение их опыта Целесообразность, сначала революционная, затем - социалистическая, отменяет сантименты Необходимость жертвенности, вначале избираемой в стране социализма будто бы свободно и только лучшими, распространяется теперь на общество в целом Взрослые ("родители") превращаются лишь в переходное звено, вспомогательный и несовершенный расходный материал Если в драмах Софокла, Менандра, Шекспира или Гете старости "предпосылается и высший культурный статус - она является символом мудрости и опытности»7, то в российских пьесах 1920-х гг речь идет о

'Арзамасцева И Н Век ребенка в русской литературе 1900 - 1930 годов М «Прометей» 2003 С 298

6 Арзамасцева И Н Указ соч С 98

7 Szkudlarek Ewa Dramaty tarosci // Studia Iitterana Polono-Slavica Morbus medicamentum et sanus Warszawa 2001 T6 С 466

стариках как ненужной помехе. Исключения есть, но их совсем немного (большевичка Клара в пьесе А Афиногенова «Страх», прогрессивный академик Ленчицкий в пьесе «Бойцы» Б Ромашова, и некоторые другие, исповедующие верную идеологию герои)

В 4-й главе рассматривается тема «Болезнь и больные / здоровье и спортивность в сюжетике советских пьес 1920-х гг »

В этот период в советской литературе получает широкое распространение метафора большевистской революции как хирургической операции, произведенной над Россией Концепт революции как хирургии8 подразумевает диагноз прежняя жизнь как запущенная болезнь Россия - «больная страна» Больна в художественных произведениях не только страна в целом Болеют определенные ее локусы («лихорадит» завод, стройку), отдельные герои

Литературная концепция телесности предусматривает противопоставление тела здорового - телу больному Простейшими свидетельствами прошлых травм, ставших причинами теперешнего нездоровья героя, в драмах являются их физические следы - шрамы, рубцы, следы от ран Если здоровый герой видит сны, то у больного отмечаются бессонница, видения, галлюцинации (а также - головная боль, истерия, горячка, судороги, лихорадка, испарина и др ) Так, персонаж пьес В Билль-Белоцерковского, Братишка, истеричен, он нередко теряет контроль над своими поступками, так как «просто глазами и руками он осязает вокруг себя врагов революции Он бросается на них с яростным гневом, с намерением тут же уничтожить их физически, стереть с лица земли»9.

Красноречивы бопее сложные «болезненные» коннотации, означающие слепоту, глухоту, паралич и прочие характеристики «дефектного» героя Наряду с потерей зрения и слуха, традиционными метафорами душевной болезни, разорванности связей с миром, существенное место в сюжетике ранних советских пьес занимают мотивы сумасшествия, безумия В репертуаре болезней драматических героев пьес, выламывающихся из советского канона (например, «Страх» и «Ложь» А Афиногенова), особое место занимают страх как социальная патология и безумие как крайнее следствие страха

Предельно расширяется топонимика болезней теперь болеют не обязательно в больнице (так же, как сходят с ума не в сумасшедшем доме), а в заводском цеху, деревенской избе, строительном бараке, студенческом общежитии, дома, - всюду Место страдания (болезни) не локализовано, специально не выделено Напротив, в пьесах часто подчеркивается, что персонаж болен на работе, и не оставтяет ее работает метафорика умерщвления плоти, демонстративности аскезы

К концу 1920-х гг метафорика болезни в советской сюжетике нарастает, появляется безысходность диагнозов (тиф, чума, проказа), те речь идет о болезнях, быстро заражающих множество людей, эпидемии которых сродни бушующему пожару если от тифа еще можно вылечиться, то ни проказа, ни чума в живых не оставляют

'Метафора «революция - хирургия» рассматривалась в работах Ежи Фарыно См Faryno Jerzy Pasternaks Poetics WSP Bydgoszcz 1990

9 Алперс Б Билль-Белоцерковский и театр 20-х годов // Алперс Б Театральные очерки в 2 т T 1 М «Искусство» 1977 С 176

Далее семантика физического здоровья или болезни как выразительная метафора переносится в сферу социального В пьесах звучат определения «вывих мысли», «чахлость дела», «прививка от индивидуализма», «бледная немочь» эмиграции, «анемия духа», интеллигентская «болезнь воли», «красная горячка», «политическая близорукость», а также - «метастазы прошлого», «идеологическая амнезия», «духовное возрождение», «язвы капитализма», широко распространены метафоры истощения, разложения, загнивания, распада.

К концу десятилетия мотивировка болезни героя как возвышающего его следствия неустроенной жизни уходит из пьес, сменяясь на прямо противоположную На рубеже 1920-х - 1930-х гг тема болезни и здоровья в советской драматургии оформляется как бесспорно идеологическая, из пьес изгоняются как физическое нездоровье, так и душевные болезни В каноническом советском сюжете более позднего периода персонаж, как правило, страдает не от болезни, а от выключенности из трудов и свершений Символы и идеологемы социалистической мифологии корректируются пессимизм становится неуместным, равно как меланхолия и сантимент центральных героев Эпоха требует безоговорочного оптимизма, кристальной ясности помыслов, отказа от «болезненной рефлексии» «Болезнь в коде позитивизма является знаком несовершенства общества»10 В оценку физического состояния персонажа привносится оттенок идеологической интерпретации Крепкие мышцы героя превращаются в убедительное проявление его цельности и оптимизма как проявления лояльности Здоровье равнозначно «порядку», болезнь сообщает о «хаосе» Болезнь утаивается, скрывается - захворавший герой, как сломавшийся винт, может оказаться выброшенным на свалку Отверженность больного предвещает забвение умершего

Лишь в произведениях немногих драматургов (таких, как М Булгаков, А Платонов, Н Эрдман) "болезнь не образует оппозиции по отношению к здоровью Болезнь относится к обеим частям оппозиции «жизнь - смерть» и является одним из проявлений телесности человеческой природы и ее вовлеченности в круговорот космоса в целом < > Боль < > - знак существования, и она эквивалентна жизни»" Герои этих авторов страдают и мучаются от любви, испытывают чувства печали, смятения, страха, болезнь персонажа может означать освобождение от рутинного течения жизни, в ней рождается новая, более высокая точка зрения на происходящее

Итак, болезнь - один из важных мотивов поэтики драм 1920-х гг, связанный с экзистенциальными проблемами-верой, бессмертием

В 5-й главе - "Тема смерти в советских сюжетах Отношения мира живых и мира мертвых" - разбираются существенные особенности решения центральной проблемы человеческой экзистенции

Конец 1920-х гг в России - время переживаемого обществом кризиса революционной идеи Сомнения в истинности ("праведности") совершаемого революцией и во имя нее пронизывают всю толщу российского населения

"^оуаштс Мт«Проклятые» и «святые» или о героях русской прозы 10 - 30-х гг страдающих венерическими заболеваниями //Бшс!» 1тегапа Ро1опо - БЫка Т 6 С 324

"Чавдарова Дечка Стоименова Бисерка Тема болезни в европейской литературе (Предварительный осмотр)//БшЛа Ьпегала Ро1опо - 51ау1са Т 6 С 208-209

задаются вопросами жизни и смерти, высшего смысла бытия и обыватели, и инициаторы социального переворота, люди власти Отношение к смерти связано с проблемой жизненного итога, вытекает из его ощущения героями Обезбоженное сознание не может ни смириться с конечностью человека, ни предложить веру, равноценную идее Бога

Годы войн и революций первых российских десятилетий XX в научили множество людей смиряться с потерями. Многократная повторяемость смертей обесценивала человеческую жизнь, притупляла остроту переживания Не могла не влиять на отношение к смертям и общность бед, их массовая схожесть, в которой оказывались притушенными конкретные, пронзающие детали

С налаживанием мирного течения жизни возвращались и индивидуальность смерти, и острая эмоциональность горя Изображения смертей массовых в драматургической сюжетике, казалось бы, должны были уступить место смерти единичной Но этого не происходило Во многих ранних советских пьесах погибает не индивидуализированный отдельный герой, а «список» персонажей Драматические сочинения выполняют роль словесных мемориалов погибшим во славу революции Конкретика чувства подменяется общностью вывода, пафосом идеи Обращает на себя внимание такая особенность изображения смерти в ранних советских драмах, как ее незамеченность окружающими Это одно из проявлений формирующейся новой этики безусловный разрыв мира живых и мира мертвых, быстрое забвение ушедших Утверждавшаяся концепция «человека потезного» ведет за собой безэмоциональный общественный прагматизм Распространяется утилитарное, «целесообразное» отношение к умершему Персонаж пьесы С Третьякова «Хочу ребенка» Дисциплинер так комментирует смерть старика-соседа «И толку с него сейчас пару пустяков Скелет для шкоты А жиру даже на полфунта мыла не найдется»

В незамечаемости смертей советской сюжетики проявляютсяи рудименты древнего мифа о жертвоприношении с актуальным уточнением жертвоприношение видится освобождением, очищением от "бесполезного", инертного человеческого материала Скорбь по утрате (бессмысленный «сантимент») уступает место «задаче момента», беззаветному служению идее

В эстетическом отношении это подчеркивало затушевывание категории трагического в искусстве Советская теоретическая мысль настаивала на том, что трагична не любая преждевременная смерть, а лишь гибель личности, обладающей большой общественной ценностью И во второй половине 1920-х гг в пьесах производится социальная отбраковка героев погибают либо идеотогические противники новой жизни, либо «ненужные» персонажи Далее, смерть героя нередко лишается заключительной оценки его жизненного пути Неосмысленная смерть становится свидетельством неосмысленной жизни Лишь в пьесах немногих авторов, наследующих большой русской литературе XIX века, традиционалистов, в новых историко-культурных условиях воспринимающихся как маргиналов, смерть дается как важнейший итог человеческой судьбы

Позднее наступает следующий этап отрешенное равнодушие окружающих распространяется и на смерти не враждебных, а просто второстепенных героев Эти смерти происходят на обочине сюжета и никак не акцентируются расставание с жизнью бесполезного героя не может

переживаться как трагедия С этим связано важное следствие теперь и суицидальные попытки, и гибель персонажа (даже персонажей) могут происходить в сочинении любого жанра в бытовой пьесе, производственной драме, даже комедии

В 1920-е гг меняются общественные ритуалы, сопровождающие важнейшие события человеческой жизни рождение, создание семьи, смерть

Распространяется новая форма (и норма) похорон Место традиционного предания тела земле как символического возвращения в «материнское лоно» занимает крематорий Сменены все элементы привычного похоронного обряда на смену оплакиванию, отпеванию и погребению приходят митинг (гражданская панихида) и все уничтожающий огонь, вместо скорбного (и отдельного) могильного холма - ряды урн в равнодушном колумбарии Важнейшие христианские символические жесты в адрес умершего, вступившего в специальное и важное время ожидания последнего Суда, с обращением тела в прах отменены обрывом времени и размыванием пространства

Наконец, существенной новацией советского сюжета становится трактовка перемещения героя в "иномирье" (эми[рацию, на сторону врага) как его общественной гибели Распространяется новая советская риторика, означающая идеологическую смерть (идиомы «политический труп», «политический мертвец» либо даже «слова трупов» (3 Чалая «Амба»)

Глава 6-я «Старинные шуты в социалистическом аожеге Официальный концепт советской истории и комические герои ранних пьес образ «другого народа» Уже к середине 1920-х гг наступает время оформления мифологии революции и гражданской войны как утверждения фундамента легитимизации власти и ее действий Энергично воздвигаемые идеологические конструкции реальности призваны заместить в коллективном сознании подлинные воспоминания частного человека Цензурируется, «чистится» память покопений Модель мира, представленная той или иной конкретной пьесой, должна была быть цельной и непротиворечивой, поэтому философствование о человеке, связанное с вопрошанием мира, из зречого социалистического сюжета уходит Но в ранних советских пьесах еше существует тип комического героя, простодушно выговаривающего вслух исчезающие из публичного обсуждения темы Он рассуждает об отношении народа к революции и коммунистам, частной собственности и советской власти, о неоплаченном энтузиазме, «единственно верном» мировоззрении, и т д Для шутов традиционно не существует запрещенных тем, которые не могли бы быть подвергнуты осмеянию В типичном советском сюжете «шуты» противопоставлены «руководителю» (по функции - «культурному герою»), коммунисту, верно толкующему события, представляющему в пьесе нормативную систему координат

Достаточно быстро в историческом масштабе, в течение десятилетия складывается «революционный лубок» К середине 1920-х он известен настолько, что легко поддается пародированию Он и высмеивается шутами, среди которых можно выделить несколько групп

Две из них традиционны (шуты профессиональные, не скрывающие своего шутовства, актеры и режиссеры и деревенские скоморошествующие герои) Третья группа - это шуты поневоле, шуты-инвалиды, калеки гражданской войны, серьезные, мрачные, порой агрессивные, не те, кто шутит

сталинские формулы («человеческий материал», «инженеры человеческих душ») лишь подытожат предложенное литераторами

Далее, из заголовочного комплекса элементов исчезает определение жанра Нейтральность широко распространенного в 1920-е гг жанрового определения «пьеса» сигнализирует о неискаженности изображения, «натуральности» происходящего Автор будто не участвует в конструировании литературного материала и сообщает, что его перо транслирует предельно объективную точку зрения «абсолютного наблюдателя» пьеса рассказывает, как было на самом деле Формирующийся советский сюжет настаивает на своей предельной «объективности»

Наконец, при представлении персонажей драматург характеризует их через отнесение к общественному статусу (партийности, должности) «Человеческое» редуцируется, будучи сведенным к узко-социальному Свойственное христианскому миросозерцанию XIX века видение человека как подобия божьего, априори обладающего сложным внутренним миром, сменяется социалистической концепцией человека «полезного», лишенного эмоций и душевных движений

10-я глава - «Концепция героя» В складывающемся советском сюжете закрепляется новое видение героя человек из железа, преодолевший плотскую тварность Железо-стальные эпитеты в неявной форме сообщают о таких принципиально важных свойствах персонажа, как отсутствие в нем субъективности и элиминировании элемента времени семантика "стального" либо железного исключает и то, и другое Новый герой советской драмы устойчив, непоколебим и статичен Но твердость его закалки должна сочетаться с сохраняемой гибкостью, пластичной послушностью Вслед за железно-стальными метафорами в связи с «человеческим материалом» рождается метафора его переделки перековка людей, человеческое варево, в котором определенность жесткой структуры заменена пластичной вязкой массой, каждая частица которой не соприродна, а однородна другой, с нею одинакова, те происходит деиндивидуализация героя

Концепт «переплавки» (перековки) человека свидетельствует и о проявлении рудиментов архаического и мифологического мышления в обществе, утверждавшем себя как принципиальное «новое» «Сталь» и «железо», в которые превращаются герои под перьями драматургов, в глубинной своей сути есть ничто иное, как магические заклинания нового типа Уставшие, измученные, болеющие и недоедающие герои с появлением подобных слов-заклятий лишаются тем самым права на сочувствие и жалобы

В утвердившейся метафоре человеческой переплавки существенен и момент инфантилизации взрослых взрослые как дети Переплавка героев в тигле (горниле) революции и борьбы - аналог архаичного «перепекания» неудавшихся человеческих младенцев «Пролонгация героизма имеет < > функцию < > держать человека в инфантильном состоянии»15, - пишет исследователь Начато же осмысленной жизни героя связано со вступлением в партию, когда отдельные возрасты множества партийцев, суммируясь, образуют несомненную и весомую мудрость, которая принадлежит каждому члену сообщества Историческая длительность и глубина традиции, памяти, опыта

"Понтер X Архетипы советской культуры // Соцреалистический канон С 749

отдельной человеческой жизни подменяются сугубо количественными характеристиками

Принципиальные изменения присходят в структуре драматического текста Деление на протяженные акты классической драмы сменяет множественность кратких сценок, "стоп-кадров" Рождается новая, подтверждающая измельчение персонажа форма драматического сочинения («звенья» А Глебова, «эпизоды» В Катаева, В Киршона, Н Погодина и В Вишневского)

Сущность полемики между двумя направлениями драматургии 1920-х гг, традиционной, многоактной - и драмой, расколотой на десятки эпизодов, заключается в принципиальном изменении концепции героя Построение персонажа в классической драме связано с конвенцией времени герой в концептуальном отношении есть воплощение движущегося, незастывшего времени, приносящего возможность перемен С упразднением временного компонента как необходимого условия развития "готовый" герой просто предъявляется Уходят такие важнейшие его характеристики, как судьба, биография, путь В универсум драмы герой входит либо как уже исповедующий верные ценности, что свидетельствует о его статичности, "готовости" и сообщает об отсутствии развития сюжета Либо, отказываясь от принципов, утверждаемых им изначально, герой становится в ряд, вливаясь в общность, чью правоту он готов признать, его собственный масштаб уменьшается, наращивая общую силу массы (коллектива, партии, страны)

Таким образом, одной из важнейших черт формирующегося советского сюжета, запечатленных в концепции героя, становится редукция человеческой индивидуальности Человек философствующий, человек играющий, человек мечтающий сменяется концепцией человека полезного, человека-функции Богатство личностных проявлений сводится к нескольким обязательным характеристикам центрального персонажа деловитости, коллективизму, вере, не нуждающейся в доказательствах При этом деловитость сведена к узкой прагматике, объединение в колчектив происходит на дефектной основе отказа индивида от свободы выбора, открытого обсуждения важных общественных проблем, вера отменяет сомнения Это ведет к зависимости героя, его неуверенности в собственных представлениях о мире, готовности подчиниться внешней авторитетной инстанции Глава Х1-я - «Пространство (топика) пьес»

Вслед за литературными архетипами, актуализирующимися в пьесах 1920-х гг как двойственные, утрачивают определенность прочтения и традиционные символы, размечающие пространство действия Простейшим и регулярно повторяющимся фабульным звеном становится демонстративная перелицовка пространства В ранних пьесах иконы осеняют пространство, украшенное портретами вождей и революционными лозунгами Например «Бывшая деревенская церквушка Часть иконостаса служит занавесом Видно, клуб здесь недавно Иконы < > еще не убраны Плакаты, лозунги Тут же свежая стенгазета» (Д Чижевский «Честь»)

Какофоническое соединение символов старых и новых сообщает о сосуществовании в сознании персонажей двух систем ценностей (кумиров,

героев), двух систем времени Чуть позже будет положено начало цинической рационализации появятся амбивалентные знаки (с одной стороны полотна - символ прежней жизни, на обратной стороне - знак новой) в каждый конкретный момент остается и предъявляется что-либо одно Распространенность символов-перевертышей, образов-оборотней означает приуготовление героев к двоемыслию

При анализе массива ранних советских пьес выясняется, что самой распространенной метафорой пространства в драматургии 1920-х гг становится стройка (конкретного завода, фабрики, социализма в целом), сопровождающаяся переделкой человека, те топика пьес коррелирует с идеей строительства нового героя

Следующей характерной особенностью ранних советских пьес становится отсутствие в них природного фона Пейзаж, на фоне которого разворачиваюсь действие классических русских пьес, сменяется описанием производства, уничтожающего старинные аллеи, прорубающего леса, организующего (даже поворачивающего вспять) русла рек, и пр Социалистическое мироустройство расширяет экспансию Вслед за действующими лицами в пьесах «организовывается» природа, в ландшафтных зарисовках стихия сменяется «порядком» Привычные коннотации разорваны сад (аллеи), лес (ягоды, грибы), река (купанье), луг (трава), небо (солнце и звезды) на месте вишневого сада вырастает бетонный завод, в тенистых аллеях, украшенных лозунгами, проходят партсобрания, по зеленому лугу маршируют пионеры с речевками, реки в пьесах поворачивают с севера на юг, в небе горят кремлевские звезды, могучие скалы взорваны, чтобы вместить тело плотины Позже сложится новый литературный этикет, использующий схематичную разметку соответствия поступков персонажа природным явлениям (рассвету, закату, грозе, ливню, грому, весне и пр ) природа отвечает на события пьесы требуемыми реакциями, подтверждая и акцентируя "верный" эмоциональный фон происходящего, из контрапункта превращаясь в аккомпанемент, те подчиненный, служебный этемент драматического текста.

Различные элементы поэтики пьесы коррелируют друг с другом чем больше «неуправляемости», ошибочности и опрометчивости с точки зрения «верной» идеологии в действиях героев, тем активнее проявляется, участвуя в сюжете, природный фон, и наоборот Чем точнее структура ранней советской пьесы соответствует складывающемуся канону, тем решительнее драматург освобождается от неуправляемых элементов природного мира, тем меньше места в драме остается свободным поступкам персонажа

Таким образом проявляется еще одна устойчивая черта советского сюжета герой не объединяется с миром, познавая его, а стремится победить (подчинить) его, т е видит в мире метафизического противника И «в мире» - в значении «в природе», и в «мире» как в сообществе других стран планеты Реальное географическое пространство постепенно сменяется идеологическим Новый, большевистский Адам создает и новую Землю СССР вместо России

Глава 12-я «Концепты времени и истории в ранних советских пьесах» посвящена разбору способов конструирования концепции исторического времени, его свойств и особенностей

В драматических сочинениях 1920-х - начала 1930-х гг провозглашается наступление «нового», небывалого прежде времени, времени иного, лучшего качества Утверждается идея жизни "с чистого листа", которая начинается с этой минуты (дня, какого-то поступка), те манифестируется обрыв связей, воспоминаний, жизни в истории Герои отрекаются от прошлого, признанного враждебным и "мертвым" Из диалогов и споров героев ранних отечественных драм исчезает проблематика настоящего, единственного реально существующего для человека времени протекания его жизни, когда он может участвовать в истории, создавая и оценивая ее

Из трех временных пластов обсуждается лишь время будущего, но с жестко заданными интонациями, мечтательными либо энтузиастическими Жизнь персонажей перемещается в планы, мечты, уходит за горизонт, она не просто занимает меньше места, но "откладывается", т е прекращается

Исчезновение темы настоящего в ранней драматургии ведет к нескольким принципиально важным следствиям Прежде всего, это сообщает о фиктивности описываемой авторами реальности, так как о подлинном, о том, что есть на самом деле, героям говорить нельзя Далее, с этим связано симптоматичное чувство неуверенности, потерянности, завладевающее персонажами О том, что из-под ног уходит почва, говорят, с самыми различными интонациями, от нейтрально-констатирующих до комических пибо драматичных, персонажи многих пьес этого периода Наконец, в связи с устранением из структуры драмы категории настоящего время утрачивает качество длящейся непрерывности, становясь дискретным Время социалистической драмы — время "без корней", без памяти, время короткое, "бессвязное", корпускулярное (скачкообразное)

Драматургическая метафорика свидетельствует и еще об одном необычном качестве времени советских пьес оно не линейно, т е идет не из прошлого в будущее, а способно прихотливо изменять направление движения "По нескольку раз рождаться стали люди А старости вообще не существует < > Наша молодость < > еще впереди", - заявляет красный командир Гулин (Б Ромашов "Бойцы") Временем возможно манипулировать, оно полностью подчинено людям в волшебной советской стране Это означает, что время социалистической действительности нереально, другими словами, неисторично, оно выдает свою утопичность

В пьесы вводится концепт прекрасного («светлого») будущего, во имя которого приносятся жертвы Основополагающая мировоззренческая идея проявляет себя как трансформированная идея христианская умерщвление плоти и отказ от устройства земного настоящего во имя грядущего

Начавшиеся к концу 1920-х гг идеологические преследования любых формальных экспериментов (в литературе, драматургии, музыке, живописи) связаны с субъективистскими авторскими концепциями (интерпретациями) времени Конвенция времени типичного советского сюжета запечатлевает безусловное подчинение индивидуального - «объективно-историческому», редуцированному до сиюминутно-производственного

Отказавшись от фантастики и волшебства сказки, высмеяв мистицизм и идеализм, отринув жанры, в которых прояв тянись человеческое воображение, фантазия, формирующийся корпус советских литературных

текстов, в том числе - драматических, создает, по сути, новый исторический вымысеч, но вымысел, маскирующийся под документ, выдающий себя за «реально бывшее» Трагическая, мучительная, наполненная человеческими жертвами и страданиями, но и энтузиазмом и верой, реальная история становления государства нового типа к середине 1930-х обращается в советский Эдем, возникший из туманных, смазанных событий Время зависает, будто остановившись начинается отсчет «золотого века» советской мифологии

В Заключении кратко прослеживается ход исследования, сжато формулируются основные его идеи, дается обобщенная характеристика складывающемуся в 1920-х - начале 1930-х гг канону советского сюжета

Основные публикации по теме диссертации Книги

1 Гудкова В В Ю Олеша и Вс Мейерхольд в работе над спектаклем "Список благодеяний" M Новое литературное обозрение 2002 Научная библиотека 604 с 38, 0 п л (Преимущественно главы 1 - 4, 6 )

2 Гудкова В В Время и театр Михаила Булгакова M Сов Рос 1988 127 с 6, 7 п л

3 Гудкова В В «Рождение советских сюжетов Типология отечественной драмы 1920-х - начала 1930-х годов» Монография объемом 22,0 п л принята к печати в научной серии издательства «Новое литературное обозрение» (план 2007 г )

Статьи

Гудкова В В Старинные шуты в социалистическом сюжете Официальный концепт советской истории и комические герои ранних пьес образ «другого народа»//Новое литературное обозрение 2007 №3 В печати 1,9 п л Гудкова В В Как официоз «работал» с писателем эволюция самоописаний Юрия Олеши // Новое литературное обозрение 2004 № 68 С 128 - 147 1, 5 п л

Гудкова В В "Мечта о голосе" К истории пьесы Ю Олеши "Список благодеяний"//Новое литературное обозрение 1999 №38 С 143 - 165 1,5 п л

Гудкова В В MA Булгаков Пьесы 1930-х годов//Новое литературное обозрение 1995 № 14 С 346-349 0, 5 пл

Гудкова В В Тема смерти в советских сюжетах 1920-х гг Отношения мира живых и мира мертвых // Современная драматургия 2007 № 2 С 213 - 220 0, 8 пт

Гудкова В В Дети и старики Антропологическая развертка нового времени //Театр 2006 № 4 С 130- 138 1,2 пл

Гудкова В В Еврейская тема в сюжетах ранних советских пьес еврей как иноземец, «враг» и жертва // Национальный театр в контексте многонациональной культуры M ФАИР-ПРЕСС 2006 С 112- 128 0, 8пл Гудкова В В Женские образы в «советских сюжетах» отечественных пьес 1920-х гг //Театр в книжной и электронной среде M ФАИР-ПРЕСС 2005 С 35-66 1, 4 п л

Гудкова В В К истории рецепции советской драматургии в Париже в 1920 -30-е годы («Ржавчина» В Киршона и А Успенского на сцене театра Авеню) // От текста - к сцене Российско-французские театральные взаимодействия XIX-XX веков M ОГИ 2005 С 149- 177 1,45 п л

Гудкова В В «Игра в плаху» Ранняя пьеса Юрия Олеши Публ , вст текст, примеч // Мнемозина Документы и факты из истории отечественного театра XX века M Артист Режиссер Театр 2004 Вып 3 С 64-87, 518 0, 9пл Гудкова В В Опыт театратьной археологии Метод и практика исследования («Список благодеяний» Юрия Олеши и Всеволода Мейерхольда) // Театр в книжных памятниках Доклады и сообщения M ФАИР - ПРЕСС 2002 С 93-113 1, 2 п л

Goudkova Violetta L'Appartement de Zoïka au Vieux-Colombier // Les Voyages du Theatre Russie France Umversite Franqois-Rabelias - Tours 2001 № 10 Janvier 2002 P 181 - 194 0, 9 п л

Гудкова В В Старинные маски в послереволюционном балагане // Маска и маскарад в русской культуре XVI11 - XX веков M ГИИ 2000 С 225-233 0, 4 п л

Гудкова В В "Голос флейты" О раннем варианте пьесы, написанной Ю Олешей для ГосТиМа Пубт , вст текст, примем // Мейерхольд и другие M ОГИ 1999 С 665-710 0,9пл

Гудкова В В В борьбе с самим собою «Список благодеяний» Юрия Олеши //RussicaRomana Pisa-Roma 1999 Volume V С 165- 187 1,3пл Gudkova Violetta From Salon to Samisdat // Bulgakow The Novelist -Playwright Harwood Academic Pubhshers GmbH 1995 Volum5 С 15-28 1,0

Gudkova Violetta Апология субъективности о лирическом герое произведений M А Булгакова // Revue des Etudes slaves Pans 1993 № 2 P 349-360 1, 1 п л

Гудкова В В Истоки О литературно-театральной полемике 1920-х годов// Литературное обозрение 1991 №5 С 1,5 п л

Гудкова В В Пьесы M Булгакова "Зойкина квартира" и "Бег" //Булгаков MA Собр соч в 5 т M Худ лит 1989 - 1990 Т 3 1990 Преамбула, комментарий, научная подготовка текста С 620 - 630, 640 - 651 2, 3 п л Гудкова В В "Зойкина квартира" и "Бег" M А Булгакова // Булгаков M А Пьесы 1920-х годов Театральное наследие Л Искусство 1989 Преамбула, комментарий, научная подготовка текстов С 536 - 566 5, 4 п л Гудкова В В "Зойкина квартира" M А Булгакова //MA Булгаков-драматург и художественная культура его времени M СТД РСФСР 1988 С 96-124 1, 65 п л

Гудкова В В Судьба пьесы «Бег» // Проблемы театрального наследия M А Булгакова Л ЛГиТМиК 1987 С 39-59 1,7пл

Гудкова В В О чем рассказывают "восемь снов" "Бега" // Вопросы театра М СТД РСФСР 1987 №11 С 230-249 1, 3 п л

п л

Подписано в печать 16 04 2007 г Объем 2, 0 п л Отпечатано в типографии ООО НВП «ИНЭК» г Москва, Ленинградское шоссе, д 18 Тираж 100 э кз

Список научной литературыГудкова, Виолетта Владимировна, диссертация по теме "Театральное искусство"

1. А.К. Новая женщина ждет своего художника // Искусство - в массы. М., 1930. №3(11).

2. Авербах JL О некоторых задачах ФОСП: Доклад на пленуме Совета ФОСП. 11 октября 1930 г. // На литературном посту. М., 1930. №20.

3. Авербах JL О целостных масштабах и частных Макарах // На литературном посту. М., 1929. № 21 22.

4. Акимов Н.П. Выбор жанра и позиция художника // Акимов Н.П. Театральное наследие. В 2 т. Т. 2. Л., 1978.

5. Акимов Н.П. Театральное наследие. В 2 кн. Л.: Искусство. 1978.

6. Алперс Б. Билль-Белоцерковский и театр 20-х годов // Алперс Б. Театральные очерки в 2 т. T.l. М., 1977.

7. Алперс Б. Судьба лирической драмы. Смена жанров: О судьбах драматических произведений. Лирическая тема: драматургия А. Файко. Образ в проблемной драме // Алперс Б.В. Театральные очерки. В 2 т. М., 1977. Т. 2.

8. Алперс Б.В. Театральные очерки. В 2 т. М.: Искусство. 1977.

9. Амелин Г. Лекции по философии литературы. М.: Языки славянской культуры. 2005.

10. Арзамасцева И.Н. "Век ребенка" в русской литературе 1900 -1930 годов. М.: Прометей. 2003.

11. Аристов В. Советская «матриархаика» и современные тендерные образы // Женщина и визуальные знаки / Под ред. А. Альчук. М., 2000.

12. Арьес Ф. Человек перед лицом смерти. М.: Прогресс Академия. 1992.

13. Афанасьев Н. Я и Он. Александр Афиногенов // Парадокс о драме. Перечитывая пьесы 1920-1930-х годов. М., 1993.

14. Афиногенов А. Дневник 1937 года. Запись от 5 апреля / Публ. и примеч. К.Н. Кириленко // Современная драматургия. М., 1999. № 2 -3.

15. Афиногенов А. Избранное. В 2-х т. Т. 2. Письма, дневники. М.: Искусство. 1977.

16. Афиногенов А.Н. Статьи. Дневники. Письма. Воспоминания. М.: Искусство. 1957.

17. Байбурин А.К. К описанию структуры славянского строительного ритуала // Текст: семантика и структура. М., 1983.

18. Байбурин А.К. Полярности в ритуале (твердое и мягкое) // Полярность в культуре / Сост. В.Е.Багно, Т.А. Новичкова. Альманах "Канун". Вып. 2. СПб., 1996.

19. Байбурин А.К. Ритуал: между биологическим и социальным // Фольклор и этнографическая действительность. СПб., 1992.

20. Балина М. Дискурс времени в соцреализме // Соцреалистический канон. СПб. 2000.

21. Балина М. «Какой-то непроявленный жанр»: мемуары в литературе соцреализма // Советское богатство. Статьи о культуре, литературе и кино. СПб., 2002.

22. Балухатый С.Д. Проблемы драматургического анализа. Д.: Academia. 1927.

23. Батракова С. Пространственное мышление: миф и современное искусство // Мир искусств. Альманах. СПб.: Дмитрий Буланин. 2001.

24. Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики: Исследования разных лет. М.: Худ. лит. 1975.

25. Бахтин М.М. К методологии гуманитарных наук // Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М.,1979.

26. Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. М.: Сов. Рос. 1979.

27. Бахтин М.М. Формы времени и хронотопа в романе // Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. М., 1975.

28. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М.: Искусство. 1979.

29. Белая Г.А. Дон-Кихоты 20-х годов. "Перевал" и судьба его литературных идей. М.: Сов. пис. 1989.

30. Belaja G. Имманентное сопротивление художественного текста // Revue des etudes slaves. Fascicule 4. La Litterature sovietique aujourd hui. Paris. 2001.

31. Бентли Э. Жизнь драмы. M.: Искусство. 1978.

32. Березарк И. Ведущий жанр советской драматургии // Советское искусство. М., 1931. 28 мая. № 27.

33. Берковский Н. Заметки о драматургах // Берковский Н. Мир, создаваемый литературой. М., 1989.

34. Берковский Н.Я. Литература и театр. М.: Искусство. 1969.

35. Блюм В. «Константин Терехин» («Ржавчина)» // Репертуарный бюллетень. М., 1927. №5.

36. Богданов К.А. Врачи, пациенты, читатели. Патографические тексты русской культуры XVI11 XIX веков. История культуры. М.: ОГИ. 2005.

37. Боголембска Б. Стилистика и риторика заглавий // Имя текста. Имя в тексте. Тверь.: Лилия-принт. 2004.

38. Богомолов Н.А. Портреты. Проблемы. Разыскания. Томск.: Водолей. 1999.

39. Богуславский А.О., Диев В.А., Карпов А.С. Краткая история русской советской драматургии. От «Мистерии-буфф» до «Третьей Патетической». М.: Просвещение. 1966.

40. Богуславский А.О. и Диев В. А. Русская советская драматургия. Основные проблемы развития. 1917-1935. М.: АН СССР. 1963.

41. Брагинская Н.В. О работе О.М. Фрейденберг "Система литературного сюжета" // Вторые Тыняновские чтения. Рига. 1986.

42. Брик О. Почему понравился «Цемент» // На литературном посту. М.,1926. №2.

43. М.А. Булгаков-драматург и художественная культура его времени. М.: СТД РФ. 1988.

44. Булгаков М.А. Пьесы 1920-х годов. JL: Искусство, 1989.

45. Булгаков М.А. Пьесы 1930-х годов. СПб.: Искусство. 1994.

46. Булгаков М.А. Собр. соч. в 5 т. Т. 3. М.: Худ. лит. 1990.

47. Булгаков М. Театральный Октябрь // Земская Е.А. Михаил Булгаков и его родные. М.: Языки славянской культуры. 2004.

48. Булгакова О. Фабрика жестов. М.: Новое литературное обозрение. 2005.

49. В тисках идеологии. Антология литературно-политических документов. 1917 1927 / Сост. К. Аймермахер. М.: Книжная палата. 1992.

50. Валодзша Т.В. Мифоритуальный и этнолингвистический аспекты народной медицины белорусов: эпилепсия // Studia litteraria Polono-Slavica. Morbus, medicamentum et sanus. Warszawa. 2001. T. 6.

51. Вардин Ил. Политические партии после Октября // Молодая гвардия. М., 1922. № 1 2.

52. Вейман Р. История литературы и мифология. М.: Прогресс. 1975.

53. Веселовский А.Н. Историческая поэтика / Вст. ст., сост., примеч. В.М. Жирмунского. JL: Худ. лит. 1940.

54. Веселовский А.Н. О поэтике сюжетов // Веселовский А.Н. Историческая поэтика. Л., 1940.

55. Вишневская И.Л. Борис Лавренев. М.: Сов. пис. 1962.

56. Вишневская И. Разрешается к представлению.» // Парадокс о драме. М., 1993.

57. Вишневский Вс. Статьи, дневники, письма о литературе и искусстве. М.: Сов. пис. 1961.

58. Владимиров С.В. Действие в драме. Л.: Искусство. 1972.

59. Владимиров С.В. Живые традиции русской классики // Записки о театре. Сб. трудов. Л., 1974.

60. Власть и художественная интеллигенция. Россия. XX век. Документы. 1917 1953 / Под общ. ред. акад. А.Н. Яковлева. М.: Межд. фонд «Демократия». 1999.

61. Волькенштейн В.М. Драматургия. Метод исследования драматических произведений. М.: Новая Москва. 1923.

62. Волькенштейн В.М. Закон драматургии. М.- JL: МодПиК. 1925.

63. Воронский А. Искусство и жизнь. М.- JL: Круг. 1924.

64. Гадамер Г.- Г. О праздничности театра // Гадамер Г.- Г. Актуальность прекрасного. М.: Искусство. 1991.

65. Гадамер Г.- Г. Философия и литература // Гадамер Г.- Г. Актуальность прекрасного. М.: Искусство. 1991.

66. Гапоненко Т. Ответ на статью Кузьмина // Искусство в массы. М., 1930. № 10-11.

67. Гвоздев А. Итоги и задачи научной истории театра // Из истории советской науки о театре. 20-е гг. Сб. трудов / Сост., общ. ред. С.В. Стахорского. М., 1988.

68. Гвоздев А. Реализм и достижения революционного театра // Гвоздев А. Театральная критика. JL, 1987.

69. Гвоздев А. Театральная критика. JL: Искусство. 1987.

70. Геллер JL, Боден А. Институциональный комплекс соцреализма // Соцреалистический канон. СПб., 2000.

71. Геллер JI. Эстетические категории и их место в соцреализме ждановской эпохи // Соцреалистический канон. СПб., 2000.

72. Георгиева Ц. Мотив болезни и мотив «вмурования» в бригадирской социалистической поэзии // Studia litteraria Polono-Slavica. Morbus, medicamentum et sanus. Warszawa. 2001. T.6.

73. Гирин Ю.Н. Авангард как стиль культуры // Художественные ориентиры зарубежной литературы XX века. М., 2002.

74. Гинзбург JI. Записи 1920-1930-х годов // Гинзбург Л. Человек за письменным столом. Л., 1989.

75. Гинзбург Л. Об историзме и о структурности (теоретические заметки) // Гинзбург Л. О старом и новом. Л., 1982.

76. Гладков А. Мейерхольд. В 2 т. М.: СТД. 1990. Т. 2.

77. Глебов А. Театр за год // На литературном посту. М., 1928. № 6.

78. Голубков М.М. Утраченные альтернативы: формирование монистической концепции советской литературы. 20-30-е гг. М.: Наследие. 1992.

79. Гончаров С., Гончарова О. Врач и его биография в русской литературе // Studia litteraria Polono Slavica. Morbus, medicamentum et sanus. Warszawa. 2001. T.6.

80. Горбачев Г. Творчество M. Булгакова // Вечерняя красная газета. Л., 1927, 24 мая. № 137.

81. Горбов Д. Итоги литературного года // Новый мир. М., 1925. №12.

82. Горький М. Несвоевременные мысли // Горький М. Книга о русских людях. М., 2000.

83. Горький М. О библиотеке поэта // Известия. 1931. 7 декабря.

84. Гройс Б. Полуторный стиль: соцреализм между модернизмом и постмодернизмом // Соцреалистический канон. СПб., 2000.

85. Громов П. Герой и время. Статьи о литературе и театре. JL: Сов. пис. 1961.

86. Громов П. Написанное и ненаписанное. М.: Артист. Режиссер. Театр. 1994.

87. Гроссман-Рощин И. Стабилизация интеллигентских душ и проблемы литературы // Октябрь. М., 1925. №7(11).

88. Гудков JL, Дубин Б. Литература как социальный институт. М.: НЛО. 1994.

89. Гудкова В. Юрий Олеша и Всеволод Мейерхольд в работе над спектаклем «Список благодеяний». М.: НЛО. 2002.

90. Гурвич А. Три драматурга. Погодин. Олеша. Киршон. М.: ГИХЛ. 1936.

91. Гуревич А. История историка. М.: РОССПЭН. 2004.

92. Гуськов Н.А. От карнавала к канону: русская советская комедия 1920-х годов. СПб.: СПб ун-тет. 2003.

93. Гюнтер X. Соцреализм и утопическое мышление // Соцреалистический канон. СПб., 2000.

94. Гюнтер X. Архетипы советской культуры // Соцреалистический канон. СПб., 2000.

95. Гюнтер X. Жизненные фазы соцреалистического канона. Соцреалистический канон. СПб. 2000.

96. Гюнтер X. Тоталитарная народность и ее истоки // Соцреалистический канон. СПб., 2000.

97. Гюнтер X. Тоталитарное государство как синтез искусств // Соцреалистический канон. СПб., 2000.

98. Делекторская И. Имя книги. Девятая научная конференция "Феномен заглавия: заголовочно-финальный комплекс как часть текста" // Новое литературное обозрение. М., 2005. № 76.

99. Добин Е. Жизненный материал и художественный сюжет. Л.: Сов. пис. 1958.

100. Добренко Е. Красный день календаря: Советский человек между временем и историей // Советское богатство: Статьи о культуре, литературе и кино. СПб., 2002.

101. Добренко Е. Оборонная литература и соцреализм: ЛОКАФ // Соцреалистический канон. СПб., 2000.

102. Добренко Е. Соцреализм и мир детства // Соцреалистический канон. СПб., 2000.

103. Драма и театр. Сб. научных трудов / Под ред. Н.И.Ищук-Фадеевой. Тверь: Твер. гос. ун-тет. Вып. 1 V. 1999 - 2005.

104. Драматургия и время. Сб. ст. М.: Искусство. 1974.

105. Евреинов Н. О театральной пьесе. Экстракт статьи // Евреинов Н. Демон театральности. М. СПб., 2002.

106. Жанры в литературном процессе. Межвузовский сб. Вологда.: Вологодский гос.пед ин-т. 1986.

107. Жанр и композиция литературного произведения. Межвузовский сб. Петрозаводск.: Петрозаводский гос. ун-т им. О.В. Куусинена. 1986.

108. Жирмунский В.М. Вопросы теории литературы. Статьи 1916— 1926. Л.: Academia. 1928.

109. Жирмунский В.М. Избранные труды: Теория литературы. Поэтика. Стилистика. Л.: Наука. 1977.

110. Жирмунский В.М. К вопросу о «формальном методе» // Жирмунский В.М. Избранные труды. Теория литературы. Поэтика. Стилистика. Л., 1977.

111. Житков B.C. Театр и власть. 1917 1927. М.: Алетейя. 2003.

112. Забродин В. Эйзенштейн: попытка театра. М.: Эйзенштейн-центр. 2005.

113. Зарубежная эстетика и теория литературы XIX XX вв. Трактаты, статьи, эссе. М.: Изд-во МГУ. 1987.

114. Зелинский К. Вечер у Горького (26 октября 1932 года) Публ. Е Прицкера. // Минувшее. Исторический альманах. Вып. 10. Москва -СПб. 1992.

115. Земская Е.А. Михаил Булгаков и его родные. М.: Языки славянской культуры. 2004.

116. Зенкин С. Н. «Героическая парадигма» в советском литературоведении // Лотмановский сборник. Вып. 2. М., 1997.

117. Зиммель Г. Проблема исторического времени // Зиммель Г. Избранное в 2 т. Т.1. Философия культуры. М.: Юристь. 1996.

118. Зиммель Г. Созерцание жизни. Четыре метафизические главы. Глава 3. Смерть и бессмертие // Зиммель Г. Избранное в 2 т. Т. 2. М., 1996.

119. Зингерман Б.И. Очерки истории драмы XX века. М.: Наука. 1979.

120. Злыднева Н.В. Чем и зачем болеют персонажи Андрея Платонова // Studia litteraria Polono Slavica. Morbus, medicamentum et sanus. Warszawa. 2001. T. 6.

121. Золотницкий Д.И. Закат театрального Октября. СПб.: РИИИ. 2006.

122. Золотницкий Д.И. Зори театрального Октября. JL: Искусство. 1976.

123. Зоркая Н.М. На рубеже столетий: У истоков массового искусства в России 1900 1910 годов. М.: Наука. 1976.

124. Зощенко М. 1935 1937. Рассказы, повести, фельетоны, театральная критика. М.: ГИХЛ. 1937.

125. Зощенко М. Суета сует / Сост. и вст. ст. В. Томашевского. М.: Русская книга. 1993.

126. Иванченко Г., Сухова Т. Авторские стратегии создания заглавия // Имя текста. Имя в тексте. Тверь. 2004.

127. Из истории советской науки о театре, 20-е гг. Сб. трудов / Сост., общ ред. С.В. Стахорского. М.: ГИТИС. 1988.

128. Из истории советской эстетической мысли: 1917 1932. Сб. материалов / Сост. Г.А.Белая. М.: Искусство. 1980.

129. Из переписки Ю.К. Олеши с В.Э. Мейерхольдом и З.Н. Райх / Публ. Э. Гарэтто и И. Озерной // Минувшее. Вып. 10. М. СПб. 1992.

130. Имя текста. Имя в тексте. Тверь.: Лилия-принт. 2004.

131. История и повествование. Сб. статей / Под ред. Г.В. Обатнина и П. Песонена // Хельсинки Москва.: Новое литературное обозрение. 2006.

132. История русской советской литературы. 1917 1965. В 4 т. / Под ред. А.Г. Дементьева. 1917 - 1929. М.: Наука. 1967. Изд. 2. Т.1.

133. История русской советской литературы / Под ред. А.И. Метченко. В 2 т. М.: МГУ. 1958. Т.1. 1917 1940.

134. История советского драматического театра. В 6 т. / Под ред. К.Л. Рудницкого, М.Н.Строевой. М.: Наука. 1966 1971. Т. 2,3.

135. История советской литературы: новый взгляд. М.: Наука. 1989. Ч. 1-2.

136. История советского театроведения. Очерки. 1917 1941. М.: Наука. 1981.

137. Ищук-Фадеева Н.И. Заглавие в драматическом тексте: к постановке проблемы // Театр в книжных памятниках. М., 2002.

138. Jovanovic М. «Проклятые» и «святые», или о героях русской прозы 10-30-х годов, страдающих венерическими заболеваниями // Studia litteraria Polono Slavica. Morbus, medicamentum et sanus. Warszawa. 2001. T. 6.

139. Каблуков B.B. Драматургия Эрдмана. Проблемы поэтики. Автореферат на соиск. степени канд. филологич. наук. Томск. 1997.

140. Кавелти Дж. Г. Изучение литературных формул // Новое литературное обозрение. М., 1996. № 22.

141. Канунникова И. Русская драматургия XX века. М.: Флинта. 2003.

142. Караганов А. Жизнь драматурга. Творческий путь Александра Афиногенова. М.: Сов. пис. 1964.

143. Киршон В. За социалистический реализм в драматургии. М.: ГИХЛ. 1934.

144. Киршон В.М. О литературе и искусстве: Статьи и выступления / Сост. и примеч. Р.Э.Корнблюм. М.: Худ. лит. 1967.

145. Киселев Н.Н. Проблемы советской комедии. Томск.: Изд-во Томского ун-тета. 1973.

146. Кларк К. Советский роман: история как ритуал. Екатеринбург.: Изд-во Уральского гос. ун-тета. 2002.

147. Кларк К. Соцреализм и сакрализация пространства // Соцреалистический канон. СПб., 2000.

148. Клеберг Л. Язык символов революций во Франции и в России // Лотмановский сборник. Вып. 2. М., 1997.

149. Клейнер И. У истоков драматургии. Опыт обоснования метода исследования драматургических произведений. Л.: Academia. 1924.

150. Кожевников П. За культуру гармоники // Рабочий и театр. М., 1927. № 7.

151. Козлова Н. Женский мотив // Женщина и визуальные знаки. М., 2000.

152. Колганова А.А. Заглавие как форма заимствования заглавий // Имя текста. Имя в тексте. Тверь. 2004.

153. Коллонтай А. Новая женщина// Коллонтай А. Новая мораль и рабочий класс. М., 1919.

154. Комиссаржевский Ф.Ф. Литература и театр // Комиссаржевский Ф.Ф. Я и театр. М., 1999.

155. Короленко Вл. Письма к Луначарскому. Письмо третье // Новый мир. М., 1988. № 10.

156. Костогрызов П.И. Втягивание гражданского населения Урала в военные действия в 1917 1918 гг. // Человек и война. Война как явление культуры / Под ред. И.В. Нарского и О.Ю. Никоновой. М., 2001.

157. Котова М.А. Драматургия М.М. Зощенко в контексте литературного процесса 1930-х 1940-х гг. (2005). Рукопись.

158. Кремлев И. В литературном строю. М.: Моск. рабочий. 1968.

159. Кржижановский С. Поэтика заглавий. М.: Никитинские субботники. 1931.

160. Кржижановский С.Д. «Страны, которых нет». Статьи о литературе и театре. Записные тетради / Сост., вст. ст., примеч. В. Перельмутера. М.: ТОО «Радикс». 1994.

161. Кржижановский С. Театральная ремарка. Театр. М., 1937. № 6.

162. Кузьмин Е. Проблема сюжета // Искусство в массы. М., 1930. № 10-11.

163. Л-в. Недра книга шестая // Новый мир. М., 1925. № 6.

164. Лахусен Т. Соцреализм в поисках своих берегов: несколько исторических замечаний относительно "исторически открытой эстетической системы правдивого изображения жизни"// Соцреалистический канон. СПб., 2000.

165. Левидов Мих. ЛЕФу предостережение // ЛЕФ. Журнал левого фронта искусств. М.- Пг., 1923. № 1. Март.

166. Литвиненко Н.Г. Вспомним Сигизмунда Кржижановского -деятеля театра и театрального критика // Мнемозина. Исторический альманах / Сост. и научн. ред. Вл. Иванова. Вып 2. М.: УРСС. 2000.

167. Литературное наследство. Т. 93. Из истории советской литературы 1920-1930-х годов. Новые исследования и материалы. М.: Наука. 1983.

168. Литературные манифесты. От символизма к Октябрю. М.: Федерация. 1929.

169. Лотман Ю.М., Цивьян Ю.Г. «SVD": Жанр мелодрамы и история //Первые Тыняновские чтения. Рига. 1985.

170. Лотман Ю.М. Лекции по структуральной поэтике // Ю.М. Лотман и тартусско-московская семиотическая школа. М., 1994.

171. Лотман Ю. Структура художественного текста. М.: Искусство. 1970.

172. Ю.М. Лотман и тартусско-московская семиотическая школа. М.: Гнозис. 1994.

173. Лотман Ю.М. О типологическом изучении литературы // Проблемы типологии русского реализма. М.: Наука. 1969.

174. Лотман Ю.М. Проблема поэтического сюжета // Лотман Ю.М. Анализ поэтического текста. Л.: Просвещение. 1972.

175. Лотман Ю.М. Смерть как проблема сюжета // Ю.М. Лотман и тартусско-московская семиотическая школа. М., 1994.

176. Луначарский А.В. Будем смеяться // Луначарский А.В. Театр и революция. М., 1924.

177. Луначарский А.В. Доклад о советской театральной политике и месте академических театров в общей театральной системе. 5 мая 1924 г. / Вст. ст. и публ. Н.Черноуцана // Вопросы литературы. М., 1977. № 3.

178. Луначарский А.В. Искусство, молодежь и задачи художественной работы среди молодежи // Луначарский А.В. Искусство и молодежь. М., 1929.

179. Луначарский А.В. О театре и драматургии. Избранные статьи в 2 т. Т.1. М.: Искусство. 1958.

180. Лурье Я.С. Сюжетные развязки у Михаила Булгакова: Проблема амбивалентности сюжетного построения // In memoriam: Сборник памяти Я.С.Лурье. СПб.: АШепеит-Феникс. 1997.

181. Малков Н. В защиту гармоники // Жизнь искусства. Л. М. 1927. №2.

182. Малли Л. Культурное наследие пролеткульта: один из путей к соцреализму? // Соцреалистический канон. СПб., 2000.

183. Марков П.А. В Художественном театре. Книга завлита. М.: ВТО. 1976.

184. Марков П.А. Заметки о современном театре. Театр и литература // Марков П.А. О театре. В 4 т. М., 1976. Т. 3.

185. Марков П.А. Книга воспоминаний. М.: Искусство. 1983.

186. Марков П.А. Очерки современного театра. Интеллигенция в современной драматургии. О драматургии Николая Погодина // Марков П.А. О театре. В 4 т. М., 1977. Т. 4.

187. Марков П.А. О театре. В 4 т. М.: Искусство. 1976. Т. 3.

188. Марков П.А. Очерки театральной жизни. Публицистика в театре: К поискам театрального стиля // Марков П.А. О театре. В 4 т. М., 1976. Т. 3.

189. Марков. П.А. Художественный театр и советская драматургия // Марков П.А. В Художественном театре. Книга завлита. М., 1976.

190. Маска и маскарад в русской культуре XVI11 XX веков / Под ред. Е.И. Струтинской. М.: ГИИ. 2000.

191. Маца И. Творческий метод в пролетарском искусстве. Литература и искусство. М., 1930. № 3 4.

192. Медведев П.Н. Бахтин М.М. Формальный метод в литературоведении. М.: Лабиринт. 1993.

193. Медведев П.Н. Бахтин М.М. Элементы художественной конструкции // Медведев П.Н. [Бахтин М.М.] Формальный метод в литературоведении. М., 1993.

194. Мейерхольд В.Э. Статьи. Письма. Речи. Беседы. 1917 1939. М.: Искусство. 1969. Ч. 2.

195. Мейерхольд в русской театральной критике. 1920 1938 / Сост. и коммент. Т.В. Ланиной. М.: Артист. Режиссер. Театр. 2000.

196. Мелетинский Е.М. «Мифологизм» в литературе XX века // Мелетинский Е.М. Поэтика мифа. М., 1976.

197. Мелетинский Е.М. О литературных архетипах // Чтения по истории и теории культуры. М., 1994. Вып. 4.

198. Мелетинский Е.М. О присхождении литературно-мифологических сюжетных архетипов // Литературные архетипы и универсалии. М., 2001.

199. Мелетинский Е.М. Поэтика мифа. М.: Наука. 1976.

200. Мильдон В.И. Открылась бездна.Образы места и времени в классической русской драме. М.: Артист. Режиссер. Театр. 1992.

201. Милявский Б.Л. Пролетарский мезальянс: в жизни, в массовой литературе, в комедии Маяковского // Критика в художественном тексте. Душанбе., 1990.

202. Морозов М. Обреченные //Прожектор. М., 1931. № 17.

203. Москва с точки зрения. Эстрадная драматургия 20-60-х годов / Сост. и ред. Е.Д. Уварова. М.: Искусство. 1991.

204. МРУЗ. О шелестящих тараканах и юбилее МХТ Первого // Новый зритель. М., 1928. № 46. 11 ноября.

205. Мурашов Ю. Письмо и устная речь в дискурсах о языке 1930-х годов: Н. Марр // Соцреалистический канон. СПб., 2000.

206. Нарский И.В. Канализация хаоса и хаос в канализации: санитарно-гигиеническое состояние уральских городов в 1917 1922 гг. // Человек и война. Война как явление культуры / Под ред. И.В. Нарского и О.Ю. Никоновой. М., 2001.

207. Немирович-Данченко Вл.И. Письмо О.С. Бокшанской 24 декабря 1923 г. // Немирович-Данченко Вл.И. Творческое наследие. В 4 т. Т. 3. Письма 1923-1937. . М.: Московский Художественный театр. 2003.

208. Немирович-Данченко Вл.И. Рецензии. Очерки. Статьи. Интервью. Записки. 1877 1942. М.: ВТО. 1980.

209. Немирович-Данченко Вл.И. Творческое наследие. В 4 т./ Сост., ред., коммент. И.Н.Соловьева. М.: Московский Художественный театр. 2003. Т. 3.

210. Нинов А. Михаил Булгаков и театральное движение 1920-х годов // Булгаков М.А. Пьесы 1920-х годов. Театральное наследие. Л., 1989.

211. Нинов А. О драматургии и театре Михаила Булгакова // Вопросы литературы. М., 1986. № 9.

212. Нинов А. Легенда «Багрового острова» // Нева. Л., 1989. № 5.

213. Новое о Замятине. Сборник материалов / Под ред. Л. Геллера. М.: МИК. 1997.

214. Оболенский Л. Положить конец «Дням Турбиных» // Комсомольская правда. 1929. 6 марта.

215. Одесский М.П., Фельдман Д.М. Москва Ильфа и Петрова // Лотмановский сборник. Вып. 2. М., 1997.

216. Олеша Ю. Художник и эпоха. Выступление на Всесоюзной конференции драматургов в Ленинграде (январь 1932 г.) Стенограмма // Советский театр. М., 1932. № 3.

217. Олеша Ю. Книга прощания / Сост., вст. ст. и примеч. В.В. Гудковой. М.: Вагриус. 1999.

218. Орлинский А. Гражданская война на сцене МХАТ // Правда. 1926. 8 октября.

219. Оружейников Н. Образ большевика на театре // Театр и драматургия. М., 1933. № 6.

220. Осовцов П.М. Драматургия и театр в системе искусств. СПб.: Спб. гос. ун-тет культуры и искусств. 2000.

221. Очерки русской литературы XX века. В 2 кн. М.: Моск. пед. ун-тет. 1994. Кн. 1.4. 1 -2.

222. Очерки истории русского советского драматического театра. В 3 т. / Под ред. Зографа Н.Г. 1954 1961. М.: АН СССР. 1954. Т. 1. 1917- 1934.

223. Очерки истории русской советской драматургии в 3 т. 1963 -1966. Л. М.: Искусство. 1963. Т. 1. 1917 -1934.

224. Очерки русской драматургии 1920 1930-х годов. М.: Моск. пед. ун-тет. 1994. Авторы: Виккулова И.А., Канунникова И.А.

225. Панченко А. Отношение к детям в русской традиционной культуре // Отечественные записки. М., 2004. № 3.

226. Парадокс о драме. Перечитывая пьесы 1920-х 1930-х годов. М.: Наука. 1993.

227. Пельше Р. Основы нашей репертуарной политики // Репертуарный бюллетень Художественного отдела ГПП. М., 1926. Ноябрь декабрь. № 1.

228. Пельше Р.А. Репертуар и драматургия. Новый зритель. М., 1928. №51.

229. Петербургский. Борьба с нэпм.анизмом в театре // Жизнь искусства. Пг. -М., 1924. № 3 (927). 15 января.

230. Пинегина Л. Советский рабочий класс и художественная культура. 1917-1932. М.: Изд-во МГУ. 1984.

231. Пинский Л.Е. Магистральный сюжет. М.: Сов. пис. 1989.

232. Пинский Л.Е. Юмор // Пинский Л.Е. Магистральный сюжет. М., 1989.

233. Пиотровский А. Театр. Кино. Жизнь. Л.: Искусство. 1969.

234. Плагггенборг Шт. Революция и культура. Культурные ориентиры в период между Октябрьской революцией и эпохой сталинизма. СПб.: Boehlau-Verlag GmbH & Cie. 2000.

235. Погодин Н. Слово с трибуны // Литературная газета. 1933. № 1. 5 марта.

236. Под лозунгами творческой перестройки: Год работы московских театров (На докладе тов. Млечина в Теаклубе) // Советское искусство. 1931. 23 июня.

237. Поляков М.Я. О театре. Поэтика, семиотика, теория драмы. М.: Межд. агентство «А. D. &. Т.». 2001.

238. Поэтика заглавия. Москва Тверь.: Лилия-принт. 2006.

239. Пришвин М.М. Дневники. 1930 -1931. Книга 7. СПб.: Росток. 2006.

240. Проблемы театрального наследия М.А. Булгакова. Л.: ЛГИТМиК. 1987.

241. Проблемы типологии литературного процесса. Межвуз. сб. научн. трудов. Пермь. Б.и. 1980. Вып. 5.

242. Пропп В.Я. Исторические корни волшебной сказки. Л.: Изд-во ЛГУ. 1986.

243. Пропп В.Я. Морфология сказки. Л.: Academia.1928. Вопросы поэтики. Вып.Х11.

244. Пропп В.Я. Собрание трудов. Морфология волшебной сказки. Исторические корни волшебной сказки. М.: Лабиринт. 1998.

245. Пропп В.Я. Структурное и историческое изучение волшебной сказки // Пропп В.Я. Фольклор и действительность: Избранные статьи. М.: Наука. 1976.

246. Пропп В.Я. Таинственный лес // Пропп В.Я. Исторические корни волшебной сказки. Л., 1986.

247. Пропп В.Я. Гл. 111. Функции действующих лиц // Пропп В.Я. Собрание трудов. Морфология волшебной сказки. Исторические корни волшебной сказки. М., 1998.

248. Пути развития театра. Стенографический отчет и решения партийного совещания по вопросам театра при Агитпропе ЦК ВКП(б) в мае 1927 г. М.- Л.: Теакинопечать. 1927.

249. Пьесы советских писателей. В 12 т. Т. 1 3. М.: Искусство. 1953.

250. Пятигорская Г. Мюзик-холлизация советской культуры середины 20-х гг.: Заметки культуролога // Мир искусств. М.: РИК. 1995.

251. Радек К. Как Всеволод Мейерхольд попал в Гамлеты и как Жирофле-Жирофля начали строить социализм // Известия. 1931. 14 июня. № 162.

252. Радищева О.А. Станиславский и Немирович-Данченко: История театральных отношений. 1917 1938. М.: Артист. Режиссер. Театр. 1999.

253. Рафаева А.В. Методы В.Я. Проппа в современной науке // Пропп Владимир. Собрание трудов. Морфология <волшебной> сказки. Исторические корни волшебной сказки. М., 1998.

254. Рейх Б. Политика и творческая практика фашизма в области искусства // Октябрь. М., 1933. № 9.

255. Ритм, пространство и время в литературе и искусстве. Л.: Наука. 1974.

256. Розенталь Б. Соцреализм и ницшеанство // Соцреалистический канон. СПб., 2000.

257. Розинер Ф. Советская волшебная массовая песня // Соцреалистический канон. СПб., 2000.

258. Рудницкий К. Драматург // Новаторство советского театра. М., 1963.

259. Рудницкий К. Портреты драматургов. М.: Сов. пис. 1961.

260. Рудницкий К.Л. Приключения идей // Рудницкий К.Л. Театральные сюжеты М., 1990.

261. Рудницкий К. Режиссер Мейерхольд. М.: Наука. 1969.

262. Свирин Н. Война и литература // На литературном посту. М., 1930. №20.

263. Селищев A.M. Язык революционной эпохи. Из наблюдений над русским языком последних лет (1917 1926). М.: Работник просвещения. 1928.

264. Семиотика страха / Под ред. Н. Букс и Ф. Конта. Париж -Москва.: Европа. 2005.

265. Серман И.Я. Афиногенов и его «Страх» // Семиотика страха. Париж Москва. 2005.

266. Слезкин Ю. Дневник писателя // Вопросы литературы. М., 1979. № 9.

267. Смелянский А. Михаил Булгаков в Художественном театре. М.: Искусство. 1989.

268. Смелянский А. Театр Михаила Булгакова: тридцатые годы // Булгаков М.А. Пьесы 1930-х годов. Театральное наследие. СПб., 1994.

269. Смиренский В.Б. Формула тайны (О продуктивности мифологических и фольклорных сюжетных архетипов) // Литературные архетипы и универсалии. М., 2001.

270. Смирнов И. Соцреализм: антропологическое измерение // Соцреалистический канон. СПб., 2000.

271. Соболев Юр. Драматургия десятилетия // Репертуарный бюллетень. М., 1927. № 6.

272. Советская драматургия в театре 20-х годов // История русского советского драматического театра. Кн. 1. 1917 1945. М.: Просвещение. 1984.

273. Советский театр. Документы и материалы. 1921 1926 / Под ред. А.З. Юфита. Отв. ред. А.Я. Трабский. Л.: Искусство. 1975.

274. Советский театр. Документы и материалы. 1926 1932. Ч. 1 / Под ред. А.З. Юфита. Отв. ред. А.Я. Трабский. Л.: Искусство. 1982.

275. Советское богатство. Статьи о культуре, литературе и кино / Под ред. М. Балиной, Евг. Добренко и Ю. Мурашова. СПб.: Академический проект. 2002.

276. Соловьев Э.Ю. Проблемы философии истории в поздних работах И. Канта // Вопросы теоретического наследия Иммануила Канта. Вып. 3. Калининград. 1978.

277. Соловьева И.Н. Немирович-Данченко. М.: Искусство. 1979.

278. Сольц А. Трагический оптимизм //Правда. 1934. 7 января.

279. Соцреалистический канон / Под ред. Е. Добренко и X. Гюнтера. СПб.: Академический проект. 2000.

280. Строева М.Н. Режиссерские искания К.С.Станиславского. В 2 т. Т. 2. М.: Наука. 1977.281. «Счастье литературы». Государство и писатели. 1925 1938. Документы / Сост. Д.Л. Бабиченко. М.: РОССПЭН. 1997.

281. Таиров А.Я. Семенову С.А. 6 января 1929 г. // Таиров А.Я. Записки режиссера. Статьи, беседы, речи, письма. М., 1970.

282. Таиров А.Я. Театр и драматург // Таиров А.Я. О театре. Записки режиссера. Статьи, беседы, речи, письма. М., 1970.

283. Тамашин Л.Г. Советская драматургия в годы гражданской войны. М.: Искусство. 1961.

284. Тарский В.Л. Репертуарный справочник. 3000 сюжетов. Б.и. Б. д. 1926 1927.

285. Творчество Михаила Булгакова. Исследования и материалы. Кн. 1,2, 3. СПб.: Наука. 1991 1995.

286. Театры Москвы 1917 1928: Статьи и материалы. А.И. Могилевский, Вл.А. Филиппов и A.M. Родионов. М.: ГАХН. 1928.

287. Текст: семантика и структура. М.: Наука. 1983.

288. Тильга Л.В. Поэтика драмы рубежа 1920-1930-х гг. и мотив самоубийства. Автореферат на соиск. степени канд. филологич. наук. СПб., 1995.

289. Токарев Д.В. Курс на худшее: Абсурд как категория текста у Д. Хармса и С. Беккета. М.: НЛО. 2002.

290. Толстой А. Луна, которую подменили трактором // Рабочий и театр. М., 1931. № 24.

291. Толстой Ив. Набоков и его театральное наследие // Набоков Вл. Пьесы. М.: Искусство. 1990.

292. Томашевский Б. Теория литературы. Поэтика. Л.: Госиздат. 1925.

293. Топорков А.Л. «Перепекание детей» в ритуалах и сказках восточных славян // Фольклор и этнографическая действительность. СПб., 1992.

294. Третьяков С. Откуда и куда? (Перспективы футуризма) // ЛЕФ. 1923. № 1.

295. Тынянов Ю.Н. Архаисты и новаторы. Л.: Прибой. 1929.

296. Тынянов Ю. Н. Литературная эволюция: Избранные труды. М.: Аграф. 2002.

297. Тынянов Ю.Н. Литературное сегодня // Русский современник. Л.-М., 1924. Кн.1.

298. Тынянов Ю. Литературный факт. М.: Высшая школа. 1993.

299. Тынянов Ю. Н. О литературной эволюции // Тынянов Ю.Н. Архаисты и новаторы. Л., 1929.

300. Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино. М.: Наука.1977.

301. Уварова Е. Д. Комедии Шкваркина в театре Сатиры // Вопросы театра. Вып. 11. М., 1987.

302. Уварова Е. Поединок с оборотничеством. Василий Шкваркин // Парадокс о драме. М., 1993.

303. Ученик чародея: Книга об Эрасте Гарине / Сост. А. Хржановский. М.: Искусство. 2004.

304. Faryno Jerzy. Чем и зачем писатели болеют и лечат своих персонажей? // Studia litteraria Polono Slavica. Morbus, medicamentum et sanus. Warszawa. 2001. T.6.

305. Fasolini M. Болезни святых (Предварительный набросок) // Studia litteraria Polono Slavica. Morbus, medicamentum et sanus. Warszawa. 2001. T.6.

306. Февральский А. Мейерхольд и Маяковский // Творческое наследие В.Э. Мейерхольда. М., 1978.

307. Филиппов Б. Театр и запросы рабочих масс. Л.- М.: МоДПиК. 1927.

308. Флейшман Л. От Пушкина к Пастернаку. Избранные работы по поэтике и истории и русской литературы. М.: Новое литературное обозрение. 2006.

309. Фрейденберг О.М. Комментарий к письму Б.Пастернака от 17 февраля 1928 г. // Переписка Бориса Пастернака. М.: Худ. лит. 1990.

310. Фрейд енберг О.М. Миф и литература древности. М.: Наука.1978.

311. Фрейд енберг О.М. Миф и театр. Лекции по курсу «Теория драмы» для студентов театральных вузов. М.: ГИТИС. 1988.

312. Фрейденберг О.М. Поэтика сюжета и жанра. М.: Лабиринт. 1997.

313. Фромм Э. Бегство от свободы. М.: Прогресс. 1990.

314. Фромм Э. Душа человека. М.: Республика. 1992.

315. Хайдеггер М. Наука и осмысление // Хайдеггер М. Время и бытие: Статьи и выступления. М.: Республика. 1993.

316. Хайченко Г. А. Основные этапы развития советского театроведения (1917 1941) // История советского театроведения. М., 1981.

317. Хализев В.Е. Драма как род литературы. Поэтика, генезис, функционирование. М.: МГУ. 1986.

318. Хализев В.Е. Драма как явление искусства. М.: Искусство. 1978.

319. Хализев В.Е. Теория литературы. Изд. 3-е. М.: Высшая школа. 2002.

320. Ханзен-Леве Ore А. «Русский формализм». М.: Языки русской культуры. 2001.

321. Хармс Д.И. В 2 т. М.: АО Виктори. 1994. Т. 2. Драмы.

322. Хармс Д.И. Неизданный Хармс: Полн. собр. соч. Трактаты и статьи. Письма. СПб., Академический проект. 2001.

323. Хаттон П. История как искусство памяти. СПб.: Владимир Даль. 2003.

324. Холодов Е.Г. Композиция драмы. М.: Искусство. 1957.

325. Холодов Е.Г. Пьесы и годы. Драматургия Николая Погодина. М.: Сов. пис. 1967.

326. Художник и общество. Неопубликованные дневники К. А. Федина 20 30 х годов. Русская литература. Л.: Наука. 1992. № 4.

327. Цилевич Л.М. О культурологической концепции сюжета // Литературный процесс и проблемы литературной культуры. Таллин. 1988.

328. Цимбал С. История профессора Бородина // Цимбал С. Разные театральные времена. Л., 1969.

329. Чавдарова Д., Стоименова Б. Тема болезни в европейской литературе (Предварительный осмотр) // Studia litteraria Polono -Slavica. Morbus, medicamentum et sanus. Warszawa. 2001. T.6.

330. Черных А. "Порядок" из хаоса. Принципы строительства новой культуры // Черных А. Становление России советской. 20-е годы в зеркале социологии. М., 1998.

331. Чудакова М.О. Гоголь и Булгаков // Гоголь: история и современность. М., 1985.

332. Чудакова М.О. Литература советского прошлого. М.: Языки русской культуры. 2001.

333. Чудакова М.О. Поэтика Михаила Зощенко // Чудакова М.О. Литература советского прошлого. М., 2001.

334. Шагинян М. Пролетарская культура // Литературный дневник. СПб.: Парфенон. 1922.

335. Шварц Евг. Живу беспокойно. Из дневников. Л.: Сов. пис. 1990.

336. Шкловский В. Гамбургский счет. М.: Сов. пис. 1990.

337. Шкловский В. Глубокое бурение // Олеша Ю. Избранное. М., 1974.

338. Шкловский В.Б. Развертывание сюжета. Пг. Опояз. 1921.

339. Шкловский В. Сюжет и образ // Шкловский В. Гамбургский счет. М., 1990.

340. Шмелева Т.В. Тезаурус болезни. Русско-польские параллели // Studia litteraria Polono Slavica. Morbus, medicamentum et sanus. Warszawa. 2001. T. 6.

341. Szokalski J. «И вот мы от гроба до гроба живем для тления!» Бренное тело, болезнь и врач в писаниях великих деятелей Восточной церкви // Studia litteraria Polono-Slavica. Morbus, medicamentum et sanus. Warszawa. 2001. T. 6.

342. Шрамм К. Исповедь в соцреализме // Соцреалистический канон. СПб., 2000.

343. Щеглов Ю. Конструктивистский балаган Н. Эрдмана // Новое литературное обозрение. М., 1998, № 33.

344. Эйхенбаум Б. О трагедии и трагическом // Эйхенбаум Б. Сквозь литературу. JL, 1924.

345. Эйхенбаум Б. Сквозь литературу. JL: Academia. 1924.

346. Эйхенбаум Б. Теория «формального метода» // Эйхенбаум Б. О литературе: Работы разных лет. М., 1987.

347. Эрдман Н.Р. Пьесы. Интермедии. Письма. Документы. Воспоминания современников. М.: Искусство. 1990.

348. Эфрос Н. Проблема репертуара // Культура театра. М., 1921. № 4.

349. Юзовский Ю. Освобожденный Прометей // Литературный критик. М., 1934. № 10.

350. Юзовский Ю. О театре и драме. В 2 т. / Сост. Б.М. Поюровский. М.: Искусство. 1982.

351. Юзовский Ю. Эволюция интеллигентской темы // Юзовский Ю. О театре и драме. В 2 т. Т. 1. М., 1982.

352. Юстус У. Возвращение в рай: соцреализм и фольклор // Соцреалистический канон. СПб., 2000.

353. Якобсон Р. Вопросы поэтики. Посткриптум к одноименной книге //Якобсон Р. Работы по поэтике. М.: Прогресс. 1987.

354. Яковлев М.А. Теория драмы. Л.: Изд. автора. 1927.

355. Якубовский Г. Пролетарская культура и царство революционной необходимости // Рабочий журнал. М. Л. 1925. Кн. 1-2.

356. Ясперс К. Смысл и назначение истории. М.: Политиздат. 1991.Книги и статьи на иностранных языках.

357. Arendt Н. Elemente und Ursprunge totaler Herrschaft. Munchen.1986.

358. Aucouturier M. La Periodization de la «Litterature sovietique». Reflexions et propositions // Revue des etudes slaves. Fascicule 4. Paris. 2001.

359. Berelowitch A. Les Ecrivains yus par L' OGPU // Revue des etudes slaves. Fascicule 4. Paris. 2001.

360. Bobilewicz G. Ikonografia choroby // Studia litteraria Polono -Slavica. Morbus, medicamentum et sanus. Warszawa. 2001. T. 6.

361. Bulgakov The Novelist Playwright. Edited bu Lesley Milne. Harwood Academik Publishers. 1995.

362. Cavelti J.G. Adventure, mystery and romance: formula stories as art and popular culture Chicago; London. 1976.

363. Depretto C. La cenzure a la Periode sovietique (1917 1953): Etat de la Recherche // Revue des etudes slaves. Fascicule 4. Paris. 2001.

364. FarynoJerzy. Wstep do literaturoznawstwa. PWN. Warszawa. 1991.

365. Fitzpatrik Sh. Kultural Revolution in Russia. 1928- 1931. Bloomington. Ind. 1978.

366. Fulop-Miller R. Geist und Gesicht des Bolschewismus. Darstellung und Kritik des kulturellen Lebens in Sovjet-Russland. Zurich; Leipzig; Wien. 1926.

367. Gunther X. Die lebensphasen eines Kanons am Beispiel des sozialistischen Realismus // Kanon und Zenzur: Beitrage zur Archaologie der literarischen Kommunikation. Ed. Alejda and Jan Assman. Munich.1987.

368. Heller L. Wrogowie zdrowia i ludu. Paradygmat choroby w socrealizmie radzieckim // Studia litteraria Polono Slavica. Morbus, medicamentum et sanus. Warszawa. 2001. T. 6.

369. Michail Bulgakov. Belaja Gwardija. Arbeiten und Texte zur Slavistik / Подгот. текста, предисл. и примеч. JI. Милн. Herausgegeben von Volfgang Kazak. Munchen.: Verlag Otto Sagner in Komission. 1983.

370. Milne L. Zoshchenko and the Ilf Petrov Partnership. How They Laughed. Birmingam Slavonic Monographs № 35. 2003.

371. Plaggenborg St. Revolutionskultur. Menschenbilder und kulturelle Praxis in Sowjetrussland zwischen Oktoberrevolution und Stalinizmus. Weimar-Wien. 1996.

372. Szkudlarek E. Dramaty starosci // Studia litteraria Polono-Slavica. Morbus, medicamentum et sanus. Warszawa. 2001. T. 6.