автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Формы авторского повествования в прозе А.П. Чехова конца 80-х - 900-х гг.

Полный текст автореферата диссертации по теме "Формы авторского повествования в прозе А.П. Чехова конца 80-х - 900-х гг."

?

г.

На правах рукописи

МОРГУЛЕВА Ольга Михайловна

ФОРМЫ АВТОРСКОГО ПОВЕСТВОВАНИЯ В ПРОЗЕ А.П.ЧЕХОВА КОНЦА 80-Х - 900-Х ГГ.

Специальность: 10.01.01 — русская литература

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Москва—2005

Работа выполнена на кафедре русской литературы филологического факультета Московского педагогического государственного университета

НАУЧНЫЙ руководитель

доктор филологических наук, профессор Крупчанов Леонид Макарович

ОФИЦИАЛЬНЫЕ ОППОНЕНТЫ

доктор филологических наук, профессор Николаева Светлана Юрьевна

кандидат филологических наук, доцент Старикова Виктория Андреевна

ВЕДУЩАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ

Московский Государственный Областной Университет

Защита состоится 4 апреля 2005 г. в 14 часов на заседании диссертационного совета Д 212.154.02 при Московском педагогическом государственном университете по адресу: 119992, г. Москва, ул. Малая Пироговская, д. 1, ауд. 204.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Московского педагогического государственного университета по адресу: 119992, Москва, ул. Малая Пироговская, д. 1.

Автореферат разослан марта 2005 г.

Ученый секретарь диссертационного совета

Волкова Е.В.

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

В современном литературоведении - как отечественном, так и зарубежном -все большее внимание уделяется изучению проблем повествования.

Актуальность работы связана с важностью и необходимостью изучения форм авторского повествования (во многом новаторских) в прозе Чехова, выделения основных субъектно-речевых планов и анализа их взаимодействия как основы художественного метода писателя.

В нашей работе формы авторского повествования исследуются на материале прозы Чехова конца 80-х - 900-х годов.

При исследовании творчества Чехова зрелого периода исследователи обычно ограничиваются произведениями 90-х - 900-х годов. Именно в это время происходит окончательное формирование чеховского художественного метода. Однако при анализе повествовательной структуры чеховских произведений становится очевидно, что между ранними и поздними произведениями писателя нет резкого и принципиального разрыва. Многие художественные приемы, характерные черты чеховского художественного метода, проявляющиеся на повествовательном уровне, в формах авторского повествования, можно найти уже в ранних произведениях («Барон», «В вагоне», «Дачница»). Это и первые попытки персонализации повествования, передачи событий сквозь призму сознания одного из персонажей, и сложные повествовательные формы, т.н. «гибридные конструкции» — несобственно-прямая речь и несобственно-авторское повествование. К концу 80-х годов чеховский творческий метод совершенствуется, усложняется. Система художественных приемов, которая была намечена уже в ранней прозе, на протяжении второй половины 80-х годов активно развивается, совершенствуется и в поздних произведениях писателя получает свое окончательное становление.

Прозе Чехова этого периода свойственна глубина и неоднородность повествования. Среди повествовательных соотношений наиболее развернутым и значимым является взаимосвязь и взаимодействие повествователя и персонажа. В связи с этим актуализируется проблема «точки зрения» и повествовательной перспективы. Для понимания произведений становится важным, чье восприятие определяет взгляд на мир, сквозь призму чьего сознания происходит изображение лиц и событий.

Исследователи прозы Чехова уже не раз отмечали такие характерные черты

художественного метода автора, как свободное обращение с точками зрения

в авторском повествовании, включение сознания персонажей в авторский голос,

1

невозможность провести четкую грань между словом персонажа и словом автора . Однако до сих пор не было представлено определенной классификации способов авторского повествования в прозе Чехова, не было изучено соотношение

1 Чудаков А.П. «Поэтика Чехова». М., 1971; Катаев В.Б. Образ автора в прозе Чехова. Дисс.... канд.филол.наук. - М, 1965; Тюпа В.И. Нарратология как аналитика повествовательного дискурса («Архиерей» А.П.Чехова). - Тверь, 2001.

основных композиционно-речевых форм, не были выделены конкретные речевые средства, с помощью которых происходит персонализация повествования и введение сознания персонажа в текст повествователя, а также не было установлено и соотношение исследуемых категорий: автор - повествователь -персонаж как основных повествовательных категорий.

Научно-исследовательская новизна заключается в самом подходе автора диссертации к проблеме форм авторского повествования в прозе Чехова. На основании анализа речи персонажей и повествователя, изучения их функционирования и взаимодействия в тексте произведений (в первую очередь на речевом уровне - лексико-семантическом, синтаксическом и стилистическом) мы получили возможность выделить основные особенности художественного метода писателя, а также выйти на более глобальные проблемы, связанные с авторской модальностью, присутствием в тексте произведения авторской позиции, авторской оценки персонажей и их поступков.

Целью нашего исследования является изучение форм авторского повествования в поздней прозе Чехова и определение ключевых особенностей творческого метода писателя.

Этим определяются и основные задачи работы:

- изучить способы функционирования в тексте основных повествовательных категорий: персонажа — повествователя - автора;

- проанализировать взаимодействие в тексте произведения этих субъектно-речевых планов, выявить способы введения сознания персонажа в текст повествователя;

- определить основные художественные приемы, направленные на объективность повествования, с одной стороны, и усиление персонализации, с другой;

- определить способы формирования персональной точки зрения и основные речевые средства, указывающие на субъективную точку зрения персонажа;

- выработать типологию повествователей в поздней прозе Чехова;

- рассмотреть возможности присутствия в произведении авторского взгляда и выявить основные речевые средства или приемы, помогающие обнаружить в тексте голос автора.

Концепция работы: Поздняя проза Чехова характеризуется объективностью и персонализацией повествования, что проявляется в первую очередь в переосмыслении и тщательной разработке писателем повествовательных категорий автора - повествователя - персонажа. С одной стороны, писатель детально разрабатывает повествовательную категорию персонажа. Основной характеристикой героя становится его речь, что приводит к созданию индивидуальных речевых характеров. С другой стороны, стремление к объективности повествования и введение в текст воспринимающего сознания героя приводит к созданию многоплановой системы точек зрения, в которой совмещаются голоса повествователя и персонажа. Это выражается в сложной и неоднородной системе композиционно-речевых форм (прямая речь, косвенная

речь, несобственно-прямая речь, несобственно-авторское повествование, чистый текст повествователя), каждая из которых обладает собственными лексико-семантическими и стилистическими особенностями и возможностями. Существуют и определенные речевые средства, которые персонализируют повествование и указывают на присутствие в тексте повествователя сознания персонажа.

В качестве материала исследования привлекаются тексты произведений Чехова конца 80-х - 900-х гг., некоторые произведения первых лет творчества, а также письма писателя.

Методологической основой исследования являются традиционные литературоведческие методы — конкретно-исторический, сравнительный и типологический, а также методы лингвистического анализа текста.

Практическая значимость исследования состоит в том, что полученные результаты могут быть использованы в курсах и спецсеминарах по истории русской литературы XIX века. И поскольку в современном литературоведении отмечается повышенный интерес к проблемам авторского повествования, предлагаемый подход к изучению художественного произведения может получить развитие в дальнейших работах по истории русской литературы и в теоретических исследованиях.

Структура работы. Диссертация состоит из Введения, трех глав, Заключения и Приложения. Рукопись насчитывает 183 страницы электронного текста. Список использованной литературы содержит 164 наименования.

Апробация работы. Основные положения диссертации были представлены в виде докладов на конференциях «Молодые исследователи Чехова - 3» (Москва, МГУ, 1998), «Чеховские чтения в Таганроге» (Таганрог, ТГПИ, 2000), «100 лет после Чехова» (Ярославль, ЯГПУ, 2004), «Филологическая наука в XXI веке: взгляд молодых» (Москва, МПГУ, 2004), «Актуальные проблемы гуманитарных и социальных наук» (Москва, МФЮА, 2005); часть диссертации («Точка зрения и повествовательная перспектива в поздней прозе Чехова), представленная на конкурс аспирантских и студенческих работ, проводимый МГУ им. Ломоносова и Чеховской комиссией РАН в связи со 100-летием со дня смерти Чехова в 2004 г., заняла призовое место.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении обосновывается актуальность, научная новизна, достоверность и практическая значимость исследования; формулируется цель и задачи исследования: характеризуется степень изученности проблемы; анализируется критическая и научная литература; излагается концепция исследования.

В первой главе - «Персонаж как форма авторского повествования в прозе Чехова» рассматривается проявление повествовательной категории персонажа в прозе Чехова в трех аспектах: 1. Речевые характеры персонажей.

2. Косвенная форма функционирования повествовательной категории персонажа.

3. Скрытое, или завуалированное присутствие сознания персонажа в тексте повествователя. Такая типология строится на функциональном подходе

и отражает основные способы персонализации повествования и взаимодействие субъектно-речевых планов автора, повествователя и персонажа. Глава состоит из трех параграфов, в которых последовательно рассматриваются эти три уровня функционирования данной повествовательной категории.

В первом параграфе «Речевые характеры персонажей (художественно-поэтический, лексико-семантический и синтаксический аспекты)» исследуются речевые характеры персонажей в поздней прозе Чехова в социально-бытовом, психо-эмоциональном, морально-этическом и идеологическом аспектах.

В поздней прозе Чехова речевые портреты являются самой яркой и объективной характеристикой персонажей. В них отражаются особенности их социально-бытового окружения, душевное состояние, нравственные установки, глубоко индивидуальные, мировоззренческие основы их личности.

При исследовании повествовательной структуры чеховской прозы изучение индивидуальной речевой манеры героев помогает обнаружить голос персонажа в тексте повествователя там, где мы имеем дело с текстовой интерференцией (когда в одном высказывании совмещены два голоса, два мировоззрения, две речевых манеры - повествователя и персонажа), а также выявить персональную точку зрения.

Исследование социально-бытовой составляющей речевого характера позволило определить ряд стилистических средств, с помощью которых писатель создает определенный литературный тип. Анализ других уровней раскрытия речевого портрета (психо-эмоционального, морально-этического, идеологического) выявил художественные приемы, позволяющие Чехову создавать индивидуальные, глубокие литературные характеры, обладающие собственной системой мировоззренческих, этических, психологических особенностей.

Способы характеристики персонажей не оставались неизменными на протяжении исследуемого периода. К концу творческого пути Чехов усложнил категорию персонажа, сокращая ее формальное проявление в виде прямой речи героев. В рассказах 1900-х гг. «На святках», «Архиерей», «Невеста» речевые портреты выписаны с не меньшей тщательностью, но в процессе работы писатель существенно сокращает реплики героев, вкладывая основное смысловое содержание не в речь героев, а в то, что остается за пределами этой речи.

Во втором параграфе «Косвенная форма функционирования повествовательной категории персонажа» анализируются высказывания героев, в том числе и их внутренние размышления, оформленные в виде косвенной речи.

Персонализация косвенной речи в прозе Чехова часто оказывается настолько глубокой, что по грамматическим и синтаксическим признакам косвенная речь приближается, а иногда и переходит в прямую речь, что приводит к появлению форм «свободной косвенной речи» (В.Шмид) или «свободного косвенного дискурса» (Е.В.Падучева). Мы полагаем, что в произведениях Чехова свободная косвенная речь используется с целью углубления персонализации повествования

и ограничения возможностей повествователя влиять на текст персонажа, изменять его или переосмысливать в рамках своего ценностного опыта.

В прозе Чехова мы выделили несколько способов расширения границ косвенной речи и перехода к внутренним размышлениям персонажей, по форме приближающихся к прямой речи: использование вводных слов и конструкций; употребление сослагательного наклонения; синтаксические конструкции с несколькими однородными предложениями, каждое из которых начинается с одного и того же союзного слова, или ряда однородных членов предложения, нагнетающих психологическое напряжение внутри одной фразы; сочетание подчинительного союза «что» и «если бы».

Одним из основных способов персонализации косвенной речи является использование во вводящем предложении глагола «казалось», который разрушает границы косвенной речи, приближая ее к потоку сознания персонажей. Наиболее часто слова «казалось» и «показалось» встречаются в повести «Степь», где они выступают в качестве текстуальных синонимов слов «думал» и «подумал» и являются структурообразующим элементом, позволяющим выявить в тексте повествователя субъект сознания - персонаж.

«Казалось» переключает повествование с речи повествователя на внутреннюю речь персонажа, но если слова «думал», «подумал» относятся к вполне сформировавшейся внутренней речи и в тексте предложения с такими словами оформлены в виде косвенной речи, то слова «казалось» и «показалось» относятся к не вполне оформившейся внутренней речи. Такую внутреннюю речь можно назвать потоком сознания, в котором перемешаны воспоминания, ассоциации, чувства. В высказываниях такой поток сознания оформляется обычно благодаря фигуре повествователя. Однако Чехов стремится при языковой обработке потока мыслей и чувств героя в максимальной степени сохранить особенности восприятия и мышления самого персонажа. Это приводит к появлению переходных форм от свободной косвенной речи к несобственно-прямой речи персонажей и несобственно-авторскому повествованию.

В результате анализа конструкций с косвенной речью мы пришли к выводу, что косвенная форма функционирования повествовательной категории персонажа является переходным звеном между прямой речью персонажа и разнообразными вариантами текстовой интерференции. В рамках косвенной речи Чехов вырабатывает определенные приемы, расширяющие ее границы, и находит структурные возможности перехода к более сложным двухголосным формам: несобственно-прямой речи и несобственно-авторскому повествованию.

Третий параграф - «Скрытое, или завуалированное присутствие сознания персонажа в тексте повествователя». В прозе Чехова скрытая форма повествования представлена наиболее ярко и напрямую связана с новым художественным методом: дать как можно более объективное изображение действительности, исключив или в максимальной степени приглушив голос автора.

Стремление автора отразить внутреннее состояние персонажа, передать его размышления как можно более достоверно приводит к появлению в тексте такой разновидности текстовой интерференции, как несобственно-прямая речь. В данном параграфе представлен подробный анализ повествовательной формы несобственно-прямой речи, выделены ее разновидности, определены ее основные отличия от других гибридных конструкций.

Исследователи не раз отмечали такую важную структурную особенность формы несобственно-прямой речи, как «перекрещивание речевых линий автора и героя»2. Мы считаем форму несобственно-прямой речи одним из способов передачи слов и мыслей персонажей. Это речь, как правило, внутренняя, отличительной особенностью которой является одновременное присутствие в тексте двух голосов, совмещение субъектных планов повествователя и персонажа. Важной особенностью несобственно-прямой речи является то, что она передает мысли и чувства персонажа, уже осмысленные им, упорядоченные, словесно оформленные. В этом — коренное отличие несобственно-прямой речи от несобственно-авторского повествования, в котором отражаются ощущения, образы, появившиеся в потоке сознания героя, но не до конца осознанные им и, тем более, не артикулированные.

Мы выделили ряд характерных признаков, указывающих на присутствие в тексте несобственно-прямой речи: риторические вопросы, восклицания, параллельные конструкции, разговорный синтаксис, междометия, гипероценки, стилистически маркированная лексика. Однако, если в формах несобственно-авторского повествования все вышеприведенные речевые признаки обнаруживаются фрагментарно, в виде отдельных вкраплений в текст повествователя, то в несобственно-прямой речи такие характерные особенности представлены во взаимодействии.

В результате исследования мы пришли к выводу, что скрытая форма функционирования повествовательной категории персонажа в поздней прозе Чехова является ведущей. Особенностью художественного метода писателя исследуемого периода является объективность и персонализация повествования, объединение в одном тексте двух оценочных позиций, речевых манер -повествователя и персонажа. Именно на этом уровне происходит раскрытие сущности чеховских характеров, постижение особенностей их сознания.

Во второй главе - «Точка зрения и повествовательная перспектива в поздней прозе Чехова» - разрабатывается актуальная и наименее изученная в чеховедении проблема повествовательной перспективы в поздней прозе Чехова, впервые предлагается типология точек зрения и выявляются определенные речевые средства, формирующие персональную точку зрения в произведениях писателя.

2 Соколова Л.А. Несобственно-авторская (несобственно-прямая) речь как стилистическая категория. - Томск, 1968.- С. 11.

«Точка зрения», как и «повествовательная перспектива», является центральной категорией теории повествования. Основными при определении такой перспективы являются вопросы «кто видит» и «кто говорит». Проблемы, связанные с выявлением персональной точки зрения, разрабатывались М.Бахтиным (В.Волошиновым), Г.Гуковским, В.Виноградовым, Б.Успенским.

Применительно к повествовательной структуре чеховской прозы проблему «точки зрения» впервые затронул А.Чудаков. Он одним из первых указал на важность изучения этого аспекта повествования Чехова и выделил две разновидности точки зрения — субъективную и объективную. Это разделение в основном связано с наличием в тексте повествователя оценочных и стилистически маркированных единиц речи. Однако до сих пор в современном чеховедении не была выделена типология точек зрения в прозе писателя, а также не были установлены основные речевые средства, приемы, формирующие повествовательную перспективу и организующие кадры внутреннего зрения. Глава состоит из двух параграфов.

В первом параграфе «Способы раскрытия персональной точки зрения» мы выделили несколько планов, в которых может раскрываться персональная точка зрения в прозе Чехова: тематический, оценочный, пространственный, временной, стилистический и план чувственного восприятия.

Во втором параграфе «Речевые средства, формирующие персональную точку зрения» мы выявили конкретные речевые средства (указатели), общие для всех произведений писателя, с помощью которых происходит смена в повествовании точек зрения, переход от одного субъектно-речевого плана к другому. Мы выделяем лексические, стилистические, грамматические и графические указатели. Наиболее многочисленной является группа лексических указателей. К ней относятся:

1. Вводные слова и конструкции.

Во многих произведениях Чехова структурно-значимым элементом является вводное слово «наконец». В начале повести «Три года» Чехов с помощью этого слова-указателя формирует определенную точку зрения, вводя в текст сознание персонажа:

«Народ все шел, не торопясь, разговаривая, останавливаясь под окнами. Но вот, наконец, Лаптев услышал знакомый голос» (С, 9, 7).

«Наконец» позволяет ввести в текст субъект сознания - персонаж, с чьей точки зрения и происходит взгляд на события.

Другим лексическим указателем на речь персонажа являются вводные слова со значением предположительности, вероятности (вероятно, возможно, видимо, по-видимому, должно быть, скорее всего и т.д.):

«Когда прошла гроза, он сидел у открытого окна и покойно думал о том, что будет с ним. Фон Корен, вероятно, убьет его». («Дуэль», С, 7, 438).

Вводное слово «вероятно» здесь переключает повествование с голоса повествователя на внутреннюю речь персонажа, его размышления, оформленные в данном случае в виде несобственно-прямой речи.

В качестве слов-указателей так же часто выступают вводные слова со значением умозаключения, логики рассуждения (значит, очевидно, положим), помогающие оформить поток мыслей и рассуждений персонажей и сделать вывод:

«Из мастерской послышались торопливые шаги и шуршанье платья. Значит, она ушла» («Попрыгунья», С, 8,25);

2. Слова «неожиданно» и «вдруг». Внезапность, неожиданность как характеристика какого-либо явления возможна только при персональном повествовании и предполагает постановку вопроса «неожиданно для кого?».

«В то время как Егорушка смотрел на сонные лица, неожиданно послышалось тихое пение» («Степь», С, 7, 24).

В монотонность и скуку внешних впечатлений Егорушки «неожиданно» вторгается какое-то разнообразие, и герой сразу же акцентирует на этом внимание.

3. Слова-наименования родства. Такой способ актуализации субъекта сознания (персонажа) оказывается наиболее прозрачным и не составляющим какой-либо сложности в определении.

4. К словам-указателям относятся многочисленные неопределенные местоимения, которые передают ограниченность знаний персонажей об окружающей их обстановке:

«В первой комнате Дымов застал трех каких-то незнакомых мужчин» («Попрыгунья», С, 8, 13).

Очевидно, что незнакомыми они являются только для Дымова. Объективный повествователь акцентирует здесь внимание не просто на том, что на даче живут незнакомые люди (неважно, кто), а на том, что они незнакомы именно Дымову, мужу Ольги Ивановны и хозяину дачи, на протяжении всего рассказа остающегося в неведении относительно круга знакомых своей жены и большинства ее поступков.

5. К словам-указателям относятся наречия места, формирующие пространственные отношения и определяющие точку зрения в пространственном плане: вправо, влево, сзади, впереди, далеко, близко и т.д.:

«Вернувшись к костру, дьякон вообразил, как в жаркий июльский день по пыльной дороге идет крестный ход; впереди мужики несут хоругви, а бабы и девки иконы, за ними мальчишки-певчие и дьячок с подвязанной щекой и с соломой в волосах, потом по порядку он, дьякон, за ним поп в скуфейке и с крестом, а сзади пылит толпа мужиков, баб, мальчишек; тут же в толпе попадья и дьяконица в платочках» («Дуэль», С, 7, 389).

Использованные в этом фрагменте наречия места (впереди, тут, сзади) таким образом организуют пространство, что центром его оказывается дьякон.

6. Указателями на временной план раскрытия точки зрения персонажа являются наречия времени: сейчас, теперь, завтра, скоро и т.д., а также другие слова со значением временного отрезка, для определения семантики которых обязательно знание конкретной исходной временной позиции:

«Ей приятно и щекотно от мысли, что она сейчас избавится от ребенка, сковывающего ее по рукам и ногам...» («Спать хочется», С, 7, 12).

7. Еще одним указателем на текст персонажа являются слова субъективного состояния (душно, уныло, тихо, скучно, горько, противно и др.), которые делают повествование эмоциональным и субъективным. Часто они дополняются частицей «как», усиливающей экспрессивность высказывания, и восклицательной интонацией:

«Как душно иуныпо» («Степь», С, 7, 17); «... от сигары во рту стало горько и противно...» («Черный монах», С, 8,252).

8. Сознание персонажа может актуализироваться в тексте при помощи слов, передающих повторяемость и неизменность - признаки, имеющие значимость только в ценностном пространственно-временном контексте жизни конкретного человека. К таким словам относятся «опять», «по-прежнему», «все еще», «так же» и другие:

«Но вот промелькнула и пшеница. Опять тянется выжженная равнина, загорелые холмы, знойное небо, опять носится над землею коршун. Вдали по-прежнему машет крыльями мельница и всё еще она похожа на маленького человечка, размахивающего руками» («Степь», С, 7, 18).

Выделенные слова создают монотонность повествования, передают однообразие и унылость внешних впечатлений. Выжженная равнина, коршун, мельница, похожая на человечка, - конкретные детали, выхваченные из многообразия фактов реальной жизни взглядом Егорушки, и их постоянство, неизменность, нагоняющие скуку, значимы в данном случае для него.

9. Еще одним лексическим указателем на присутствие в авторском повествовании сознания персонажа являются слова, связанные со звуковым восприятием мира (глаголы послышаться, доноситься, раздаваться, существительные со значением многочисленных звуков - хлопки, шаги, стуки, скрипы, смех, шепот и т.д.). Это способствует эффекту соприсутствия и сопереживания: читатель словно оказывается на месте персонажей и вместе с ними прислушивается к происходящему вокруг. В рассказе «Попрыгунья» читатель вместе с героем Дымовым переживает ситуацию ожидания, напряженно прислушиваясь к доносящимся с улицы звукам: «Скоро послышались шаги и знакомый смех;хлопнула дверь...» («Попрыгунья», С, 8,13).

Другим типом указателей на присутствие в тексте сознания персонажа являются слова, создающие эмоциональный тон повествования, отражающие внутреннее состояние героя. Это т.н. стилистические указатели:

«Он (Лаптев) даже был рад, что с ним поступают так нелюбезно, что им пренебрегают, что он глупый, скучный муж, золотой мешок (...) и ему казалось, что он был бы еще больше рад, если бы его жена изменила ему в эту ночь с лучшим другом и потом созналась бы в этом, глядя на него с ненавистью» («Три года», С, 9, 58).

Слова «даже», «был рад», «был бы еще больше рад» позволяют выделить в повествовании голос персонажа, в котором слышится душевное напряжение,

эмоциональный дискомфорт. Высказывание является несобственно-прямым монологом персонажа. Все оценочные слова (глупый, скучный муж, золотой мешок) являются не авторской оценкой героя, а исключительно самооценкой. Чрезмерное проявление эмоций, мало свойственное объективному авторскому повествованию, здесь также указывает на субъективно-речевой план персонажа. Чехов придал размышлениям героя особое психологическое напряжение, нагнетая воображаемые события в пределах одной фразы.

В произведениях Чехова часто встречаются фразы «Наступило молчание», «Наступила тишина», близкие по форме к ремарке в драме. Как правило, они оформляют диалоги, показывая или завершение коммуникативного речевого акта, или его переход на другой уровень. Но иногда такие высказывания содержат дополнительное смысловое значение «стало скучно», и тогда в тексте они открывают ряд образов, отражающих звуковое восприятие окружающего мира. В таких случаях подобное выражение указывает на присутствие в тексте повествователя сознания персонажа:

«Наступило молчание. Фельдшер, дрожа и всхлипывая, дул на ладони и весь ёжился, и делал вид, что он очень озяб и замучился. Слышно было, как завывали на дворе не унимавшиеся собаки. Стало скучно». («Воры», С, 7, 313).

К стилистическим указателям на текст персонажа обычно относится интонация перечисления, которая естественно оформляет обилие в повествовании деталей. Сам выбор деталей так же, как и выбор характеристик и оценок, является важным для определения того, кому принадлежит повествование.

Стилистическим указателем на текст персонажа является комплекс лексических, грамматических и синтаксических средств, организующих кадры внутреннего зрения так, что создается эффект приближения или перемещения:

«Фигура приближается, растет, вот она поравнялась с бричкой, и вы видите, что это не человек, а одинокий куст или большой камень». («Степь», С, 7, 45); «Вот взяли его под руки и, поддерживая сзади голову, повели куда-то; вот стакан блеснул перед глазами и стукнул по зубам, и вода пролилась на грудь; вот маленькая комната, посреди две постели рядом, покрытые чистыми, белыми, как снег, покрывалами». («Дуэль», С, 7, 417).

Порядок фокусирующих восприятие объектов в приведенных цитатах таков, что читатель оказывается не просто наблюдателем, воспринимающим перемещения героев со стороны, а сам внутренне одновременно с персонажем проделывает тот же путь.

Еще одним стилистическим указателем на присутствие в тексте сознания персонажа является комплекс речевых средств, передающих последовательность в восприятии множества деталей:

«Черная собака с хриплым лаем кубарем покатилась под ноги лошади, потом другая, белая, потом еще черная - этак штук десять]» («Воры», С, 7, 312).

К грамматическим указателям мы относим смену временных и личных форм. На присутствие в авторском повествовании текста персонажа указывают и графические признаки (которые являются вспомогательными, дополняющими

лексические, стилистические и грамматические указатели). Одним из таких формальных элементов, графически отражающих смену ведущего субъекта речи, является многоточие, после которого субъект повествования, как правило, меняется.

Слова, указывающие на неоднородность авторского повествования, появляются не случайно. Мы обнаружили определенную последовательность переключения с авторского повествования на повествование, принадлежащее персонажу. Объективное описание, касающееся обстановки в доме, погоды, времени и места действия, констатация фактических действий обычно даны в тексте повествователя. Но если происходит смещение акцента с объективного описания, с фактической стороны дела на субъективно-эмоциональную, оценочную, то, как правило, повествование передается персонажу, и именно через призму его восприятия читатель постигает эмоционально-этическую сторону событий.

В третьей главе «Категория повествователя в поздней прозе Чехова» мы

рассматриваем типы повествователей в прозе Чехова. Глава состоит из двух параграфов.

При анализе категории повествователя в поздней прозе Чехова становится очевидной необходимость изучать такой аспект, как приближение к объекту изображения, т.к. чеховский принцип «изображать в тоне и духе героя» зачастую приводит к глубокому проникновению в сознание персонажа и даже в бессознательные пласты его личности. Разница в степени приближения на повествовательном уровне отражается, в первую очередь, в способах повествования. В прозе Чехова мы выделяем два основных типа повествователя:

1. Субъективный повествователь с разной степенью персонифицированности (совпадающий с позицией одного из персонажей, т.н. рассказчик («Ариадна», «Огни», «О любви»), и повествователь-наблюдатель, не участвующий непосредственно в изображаемой истории, но обладающий индивидуальными речевыми чертами и субъективной передачей событий, что выражается в оценках, экспрессивных высказываниях («Ионыч», «Дуэль», «Воры», «В овраге»),

2. Объективный (или нейтральный) повествователь с нулевой степенью персонификации, тесно связанный с образом автора и авторским сознанием, но не тождественный ему («Архиерей», «На святках»).

На тип повествователя влияют его возможности взаимодействия с «чужой речью»: отстраненная передача текста персонажей исключительно в виде прямой или косвенной речи или более глубокое проникновение сознания персонажа в текст повествователя, которое приводит к явлениям текстовой интерференции (свободная косвенная речь, несобственно-прямая речь, несобственно-авторское повествование).

Важно отметить, что четкую границу между разными типами повествователя в прозе Чехова установить практически невозможно, зачастую в одном произведении можно найти признаки разных типов повествователя, существующих параллельно или плавно перетекающих один в другой. Степень

определенности повествователя может колебаться даже в одном тексте. Исследовательской задачей в данном случае оказывается не столько выработка типологии форм авторского повествования, сколько изучение функционального аспекта проблемы повествователя.

В первом параграфе «Субъективный повествователь» рассматривается тип субъективного повествователя, под которым мы понимаем персонифицированного субъекта речи, организующего повествование своей точкой зрения (в основном на оценочном и стилистическом уровнях). Основным формальным признаком присутствия в тексте субъективного повествователя является изложение событий от 1-го лица (что может быть выражено и в минимальной степени).

Субъективный повествователь в прозе Чехова не только излагает факты, но и комментирует их. Речь субъективного повествователя может быть разной степени индивидуализации, от яркой, самобытной, до полностью нивелированной и максимально приближенной к литературной норме.

Нами выделены два типа субъективного повествователя в прозе Чехова: повествователь-персонаж и повествователь-наблюдатель. Они обладают общими типологическими особенностями: установка на адресата, конкретного или предполагаемого, установка на характерологичность речи повествователя, повествование от 1-го лица (явное или скрытое), ограниченность сведений повествователя об изображаемом мире, определенная дистанция между повествователем и объектом изображения, наличие в речи повествователя комментариев, характеристик и оценок, минимальное взаимодействие с «чужой речью» (передача речи персонажа в формах прямой или косвенной речи). К речевым особенностям, общим для обоих типов субъективного повествователя, можно отнести экспрессивность высказываний, стилистическую пластичность (использование стилистически маркированных слов и выражений из разных функциональных стилей языка), динамичность (речевой портрет такого повествователя нестатичен, способен изменяться по ходу развития действия), доминирующую установку на разговорную речь.

В результате анализа мы пришли к выводу, что в произведениях писателя конца 80-х - 900-х гг. категория рассказчика существенно усложняется. При изложении рассказчиком событий, происшедших с ним в далеком или недавнем прошлом, происходит так называемое «раздвоение» субъекта повествования. Личность персонажа в настоящем, в момент рассказывания своей истории, и его личность в прошлом, в момент развертывания самих описываемых событий, нетождественны, между ними лежит временной отрезок, подразумевающий осмысление событий, наложение на них последующего опыта, даже их критическую переоценку, и тогда необходимо говорить о двух субъектах повествования, один из которых является собственно повествователем (рассказчиком), а другой - персонажем. Такое раздвоение субъекта повествования приводит к форме субъектной многоплановости («Ариадна, «Огни»), что отражается в разнонаправленных оценках и приводит к различиям в его речевом

поведении. Система точек зрения и перспективизация при этом также усложняются.

По мере развертывания событий во времени и сближения оценочных позиций этих двух субъектов речи может возникать необходимость введения в ткань произведения «вспомогательного» рассказчика. Такой вспомогательный, или второстепенный, рассказчик, появляющийся обычно в начале и в конце текста, помогает оформить повествовательную структуру произведения и преодолеть раздвоенность центральной фигуры, объединяющей основного рассказчика и персонажа.

Фигура второстепенного рассказчика, с одной стороны, формирует повествовательную структуру, снимает раздвоенность фигуры рассказчика-персонажа, помогает оформить рассказ героя о событиях из своего прошлого («Ариадна»), а, с другой, может сама активно влиять на смысловое пространство рассказа, предоставляя читателю возможность взглянуть на события под еще одним субъективным углом и увидеть то, что остается вне рассказа главного героя («Огни»).

Совпадение рассказчика с одним из главных персонажей и повествование от 1-го лица предполагает наличие дополнительных фигур, организующих повествовательное пространство текста, только в случае установки на устный рассказ конкретному слушателю.

Несмотря на тщательную, во многом новаторскую, разработку образа рассказчика, его усложнение, мы полагаем, что в поздней прозе Чехова данная повествовательная форма не является ведущей.

Сама специфика этой повествовательной категории подразумевает некоторые существенные ограничения. Во-первых, такая типологическая особенность, как обязательная дистанция между рассказчиком и персонажем, исключает достоверную передачу чувств, ощущений, восприятия персонажа, т.к. не дает возможность проникновения в его сознание. Если и встречаются описания душевных состояний других героев, то они носят характер предположения, догадки, а не констатации и тем более не глубокого психологического погружения в чужое сознание. Когда сам персонаж говорит о своих чувствах, он также оказывается не в состоянии их адекватно передать и тем более проанализировать. Невозможной становится и достоверная передача «чужой речи», все высказывания персонажей, переданные в простых формах прямой или косвенной речи, оказываются фактом речи самого рассказчика. Повествовательная структура, организованная субъектно-речевым планом рассказчика, не позволяет в полной мере воплотить принцип «повествования в тоне и духе» героев.

Другим типом субъективного повествователя является повествователь-наблюдатель, не совпадающий ни с одним из персонажей. Он находится рядом с персонажами, видит лишь' то, что ему доступно с определенной и пространственно обусловленной точки зрения; знания такого повествователя

о героях и их жизни ограничены, с одной стороны, тем, что он непосредственно может видеть и слышать, а, с другой стороны, общедоступной информацией, такой, как слухи, разговоры, общественное мнение. Рассказ такого повествователя окрашен личным, субъективным взглядом на происходящее. В его речи могут встречаться субъективные оценки и характеристики героев и их поступков, и тогда можно легко определить тип такого повествователя. Но писатель может исключить прямое проявление субъективной оценочной позиции повествователя, и тогда возникает иллюзия объективного авторского повествования.

Основным формальным признаком субъективного повествователя-наблюдателя остается изложение событий от 1-го лица. В поздней прозе писателя повествователь-наблюдатель оказывается персонифицированным в меньшей степени. Автор, как правило, не наделяет его индивидуальными речевыми особенностями. В тексте он может быть выявлен очень слабо, его присутствие может быть завуалировано. Местоимения и глагольные формы 1-го лица могут присутствовать как в минимальной степени («История одного торгового предприятия», «Палата №6»), так и вовсе отсутствовать («Ионыч», «Воры», «В овраге», «Дуэль»), Такое отсутствие является значимым «минус-приемом» и несет определенную функциональную нагрузку. Чехов создает иллюзию объективного повествования и присутствия в тексте объективного, или нейтрального, повествователя. Однако некоторые черты все же позволяют определить, что текст организован субъектно-речевым планом повествователя-наблюдателя. Мы выделили ряд речевых средств, позволяющие выявить такой тип повествователя: субъективные оценки и характеристики, которые нельзя отнести к восприятию персонажа; повествовательные формулы, апеллирующие к коллективному мнению и вводящие в текст мотив слухов, разговоров (известный за; говорили, что..., ходит слух..., говорили..., звали, считается); классические повествовательные обороты {в одно прекрасное утро, после описанных событий, итак, но далее, мой герой и т.п.); категоричные утверждения со словами «всегда», «никогда», если их нельзя отнести к речи конкретного персонажа, а также слова, указывающие на постоянность, обычность происходящего {по обыкновению и т.п.); нечеткое называние определенного количества, времени, возраста, с использованием инверсионной конструкции {лет 30, рублей 500, километров 100 и т.п.).

Как видно, речевые формулы, указывающие на текст повествователя-наблюдателя, частично совпадают с речевыми средствами, отражающими в тексте сознание персонажа. Это объясняется их общей функцией: ввести в текст субъективную точку зрения, максимально приглушить всезнающий голос автора, субъективировать повествование. И если в одних случаях, обнаружив перечисленные признаки, можно с уверенностью говорить, что в тексте изображаемые события являются результатом восприятия персонажа, то в других следует предположить присутствие в тексте еще одной личности, не являющейся ни одним из персонажей, не названной, но обладающей конкретной

пространственно-временной и оценочной позицией, т.е. являющейся еще одним вымышленным лицом.

Повествовательная категория субъективного повествователя-наблюдателя предполагает определенную дистанцию с позицией персонажа. Такой тип повествователя, как и рассказчик, не обладает возможностью глубокого проникновения в сознание персонажа, не знает его мыслей, чувств, о которых он может лишь догадываться. Все знания повествователя-наблюдателя об изображаемых персонажах и событиях ограничены общеизвестными сведениями и тем, что он мог увидеть или услышать непосредственно, со своей пространственно-временной позиции.

Этот конструктивный признак повествователя-наблюдателя в поздней прозе Чехова постепенно теряется, происходит видоизменение данного повествовательного типа в сторону объективности, или нейтральности, повествования. Появляется т.н. «смешанная форма», соединяющая в себе признаки субъективного повествователя-наблюдателя и объективного повествователя, что открывает большие возможности для взаимодействия с «чужой речью», т.е. текстом персонажа. В тексте, организованном таким «смешанным» типом повествователя, становится возможной смена субъектно-речевых планов, когда ведущим становится голос персонажа или в тексте повествователя обнаруживается сознание персонажа, его взгляд на описываемые события. В таких произведениях сознание персонажа проявляется уже не только в виде прямой или косвенной речи, но и в формах несобственно-авторского повествования. Несобственно-авторское повествование позволяет передавать мысли и чувства персонажа в стилистически упорядоченной форме, сохраняя стилистические особенности речи самого повествователя. Такой смешанный тип повествователя можно наблюдать в повести «Палата №6».

В поздней прозе Чехова категория субъективного повествователя усложняется, в его тексте зачастую обнаруживается и сознание более высокое, близкое к авторскому, и сознание персонажа, а смысловая нагрузка выявляется большей частью в сопоставлении с повествовательными категориями автора и персонажа.

Во втором параграфе «Объективный. или нейтральный, повествователь» рассматривается тип объективного повествователя, его особенности и способы проявления в прозе Чехова.

В поздней прозе Чехова повествовательная категория объективного, или нейтрального, повествователя используется, с одной стороны, с целью вынести за рамки текста, завуалировать сознание автора, его мировосприятие и отношение к изображаемым событиям, а с другой, максимально приблизиться к сознанию персонажа, раскрыть глубинные мотивы его поступков, полностью персонализировать повествование. Поэтому мы исследовали категорию объективного повествователя в двух аспектах: 1. Изучение способов передачи «чужой речи», взаимодействие речи повествователя и речи персонажа;

2. Обнаружение в тексте, организованном таким типом повествователя, авторского взгляда на изображаемую действительность.

Основной функцией нейтрального повествователя в прозе Чехова является вынесение в подтекст голоса автора, простое воспроизведение событий, без субъективных оценок и выводов. В речи объективного повествователя остаются ключевые слова, семантически и эмоционально насыщенные лексические единицы, указывающие на присутствие в произведении более высокого сознания, образа автора. Поэтому анализ категории объективного повествователя неизбежно затрагивает проблему образа автора и способы его проявления в художественном целом.

В прозе Чехова объективный, или нейтральный, повествователь не обладает собственной пространственной, временной, оценочной и стилистически выраженной точкой зрения. Пространственные и временные характеристики в речи такого повествователя объективны, для их понимания необязательно знание исходного контекста, в повествовательной перспективе текста они не привязаны к какой-либо определенной точке зрения. В тексте, организованном таким повествователем, вещи, явления существуют словно сами по себе, не носят на себе отпечатка чьего-либо воспринимающего сознания либо отражают точку зрения, восприятие персонажа. Изложение событий таким объективным повествователем ведется от 3-го лица.

Основным признаком нейтрального повествователя является неограниченность знаний о персонажах и событиях, что создает иллюзию, будто повествователем является творец изображаемого мира. Однако писатель как субъект повествования обычно обладает конкретной оценочной позицией, стилистическими особенностями, может обнаруживать свое присутствие в тексте различными способами, которые мы рассмотрели в разделе, посвященном субъективному повествователю-наблюдателю. Это всегда конкретная личность со своей собственной оценочной и стилистической точкой зрения. В произведениях Чехова, где нет прямого указания на то, что повествователем является писатель, даже вымышленный, нет и других признаков, позволяющих предположить, что рассказ ведется от конкретного лица. В таких рассказах в речи повествователя мы не обнаружим ни субъективных оценок и характеристик, ни указателей на конкретную пространственную или временную точку зрения, ни, тем более, характерных речевых особенностей. Речь нейтрального повествователя остается в пределах литературной нормы, отличается стилистической ровностью, в тематическом плане выполняет исключительно информативную функцию.

Кроме неограниченных знаний относительно изображаемого мира, нейтральный повествователь обладает и неограниченными возможностями проникновения во внутренний мир персонажа. Это приводит к свободному взаимодействию с «чужой речью», с текстом персонажа. Объективный повествователь в прозе Чехова свободно обращается с чужой речью, приближается к наиболее достоверной передаче не только слов персонажа, но и его мыслей, ощущений, впечатлений, даже неосознанных им самим.

Для воспроизведения внутренней речи персонажа и его сознания используются такие повествовательные формы, как свободная косвенная речь, несобственно-прямая речь, несобственно-авторское повествование. Эти «гибридные конструкции» позволяют повествователю максимально близко подойти к сознанию персонажа, сохраняя оценочно-тематический и пространственно-временной план раскрытия персональной точки зрения. Разница между ними заключается в их способности отражать индивидуальные особенности речевого характера, воспроизводить голос персонажа с сохранением его стилистических и интонационных особенностей.

Несобственно-прямая и свободная косвенная речь были нами рассмотрены в 1 главе, посвященной повествовательной категории персонажа. В этих формах повествователь уходит на второй план, оставляя право ведущего повествовательного голоса персонажу. В несобственно-авторском повествовании, напротив, нет определенных мыслей персонажей, есть лишь ощущения, образы, вызванные явлениями внешнего мира, а также воспоминания, сны, мечты. Эти образы настолько подвижны, нечетки, что герой не всегда в состоянии их оценить и, тем более, артикулировать. Поэтому эта повествовательная форма является отражением субъекта сознания, который проявляется на оценочно-тематическом и пространственно-временном уровнях.

В поздней прозе Чехова форма несобственно-авторского повествования становится ведущей, однако она претерпевает значительные трансформации, вбирая в себя признаки несобственно-прямой речи, а иногда сближаясь и с прямой речью. Примеры таких смешанных повествовательных форм можно найти в последних чеховских рассказах («На святках», «Архиерей»).

В рассказе «На святках» с самого начала наблюдается активное взаимодействие речи повествователя и речи персонажа, в результате которого в тексте появляются гибридные конструкции смешанного типа, совмещающие признаки несобственно-прямой речи и несобственно-авторского повествования:

«Дочь Ефимья после свадьбы уехала с мужем в Петербург, прислала два письма и потом как в воду канула; ни слуху ни духу. И доила ли старуха корову на рассвете, топила ли печку, дремала ли ночью - и всё думала об одном: как-то там Ефимъя, жива ли. Надо бы послать письмо, но старик писать не умел, а попросить было некого» (С, 10,181).

Выделенные фразы относятся полностью к речи героини, отражая не только мысли старухи, но и особенности ее речи: просторечные выражения, разговорный синтаксис. В последнем предложении несобственно-прямая речь героини («надо бы послать письмо») сочетается с несобственно-авторским повествованием, на что указывает прошедшее повествовательное время (не умел, попросить было некого). Если бы эта фраза была полностью выдержана в несобственно-прямой речи, то сохранилось бы настоящее время, отражающее состояние персонажа в конкретный момент: «надо бы послать письмо, но старик писать не умеет, а попросить некого».

В несобственно-авторском повествовании может произойти не только объединение голосов повествователя и персонажа, но и включение в текст авторского сознания:

«Егор спешил и прочитывал каждую строчку по нескольку раз. Он сидел на табурете, раскинув широко ноги под столом, сытый, здоровый, мордатый, с красным затылком. Это была сама пошлость, грубая, надменная, непобедимая, гордая тем, что она родилась и выросла в трактире, и Василиса хорошо понимала, что тут пошлость, но не могла выразить на словах, а только глядела на Егора сердито и подозрительно» (С, 10,183).

Выделенная фраза несет явно выраженную субъективную характеристику и оценку, которая может принадлежать только автору. Старуха, возможно, и способна так охарактеризовать Егора, но она не в состоянии облечь свои мысли в такую словесную форму, которую мы видим в тексте. И сам повествователь указывает на эту неспособность героини «выразить на словах». Однако и повествователь, занимающий по отношению к изображаемым событиям бесстрастную, безоценочную позицию, также не может дать такую резко отрицательную характеристику. Очевидно, в этой фразе тесно переплелись три субъектно-речевых плана: автора, повествователя и персонажа.

В текстах Чехова наблюдается одновременное присутствие разных типов повествователя, которые могут сменять друг друга или даже плавно переходить один в другой. В «Палате №6» субъективный персонифицированный повествователь, выявляемый в первых двух главах, в третьей главе уступает место безличному объективному повествователю. В «Истории одного торгового предприятия» безличный, объективный повествователь в самом конце рассказа переходит в персонифицированную форму от 1-го лица («у нас в городе»).

В Заключении обобщены результаты исследования.

Проза Чехова конца 80-х - 900-х гг. отличается яркими новаторскими приемами, переосмыслением классических форм авторского повествования и выработкой нового художественного метода. Стремление к объективности изображения приводит к глубокой персонализации повествования, создающей эффект самоустранения автора.

В результате исследования поздней прозы Чехова в структуре авторского повествования выделяется сложная система субъектно-речевых планов повествователя - автора - персонажа, которые находятся в тесной взаимосвязи. Сами повествовательные категории подвергаются авторскому переосмыслению, усложняются, становятся многоплановыми, неоднородными.

В произведениях писателя исследуемого периода в рамках одной повествовательной категории совмещаются несколько голосов, несколько взглядов на действительность. Тексты становятся многоголосными, многооценочными и, как следствие, многозначными.

Персонализация повествования привела к тому, что на первый план выдвинулся субъектно-речевой план персонажа, раскрывающийся не только

на формальном уровне, в речевых характерах героев, но и на уровне взаимосвязи и взаимодействия повествовательных категорий повествователя и персонажа.

К концу творческого пути Чехов усложняет категорию персонажа, сокращая реплики героев, и переносит основную смысловую нагрузку в сферу взаимодействия речевых планов персонажа и повествователя. Так разрабатываются косвенная и скрытая формы функционирования повествовательной категории персонажа (присутствие сознания персонажа в тексте повествователя). Писатель новаторски подходит к использованию таких повествовательных форм, как косвенная речь, несобственно-прямая речь и несобственно-авторское повествование. Усиление субъективных элементов и углубление персонализации повествования приводит к тому, что границы этих повествовательных форм начинают размываться. Так косвенная речь расширяется до несобственно-прямой речи, которая, в свою очередь, очень тонко связана с несобственно-авторским повествованием, и в поздних произведениях писателя между ними практически невозможно провести четкую границу. В результате происходит полное проникновение во внутренний мир персонажей.

В поздней прозе наблюдается тенденция к устранению взгляда повествователя и замещению его взглядом персонажей. В своих произведениях Чехов создает сложную и многоплановую систему точек зрения, когда восприятие событий происходит полностью сквозь призму сознания персонажей. Нами был выделен ряд лексических, синтаксических и стилистических средств (указателей), позволяющих выявить в тексте повествователя голос или сознание персонажа.

Передача в повествовании ведущего голоса одному из героев позволяет' Чехову избежать субъективных оценок, выводов, создать объективное повествование, в котором автор только изображает, но, как кажется на первый взгляд, не оценивает изображаемое. Однако это только иллюзия. В повествовании остается голос автора, тонко вплетенный в речь персонажей или повествователя, в их внутренние размышления, в их восприятие мира, зачастую окрашенный иронией, и отчетливо проявляется авторское отношение к выведенным в рассказе лицам и событиям.

Чехов по-новому использует и категорию повествователя. В позднем творчестве писателя выделяются два типа повествователей: субъективный и нейтральный, или объективный. Два эти типа различаются по своим возможностям взаимодействия с «чужой речью», т.е. с текстом персонажа, и по глубине персонализации. Однако часто наблюдается одновременное присутствие в тексте двух выделенных типов повествователя, их сосуществование или взаимопереход.

Голоса, оценочные позиции повествователя и персонажа зачастую совмещаются, функционируя в пределах одной фразы. Это приводит к усложнению повествования, к объединению двух сознаний - повествователя и персонажа, в один сложный текст, в котором основные смысловые блоки находятся не в каждом из текстов в отдельности, а только в точке их пересечения, на стыке двух голосов, что приводит к существенному сжатию текста, выведению

основной смысловой нагрузки в подтекст и к созданию микротекста. Все это позволило писателю создать произведения, отличающиеся психологической достоверностью, глубиной изображения и особым эмоциональным воздействием на читателей.

В Приложении представлен количественный анализ форм авторского повествования в рассказах «На святках» и «Архиерей». В результате количественного исследования этих произведений мы выявили, что большая часть их текстов выдержана в формах текстовой интерференции: «На святках» -около 60,5%, «Архиерей» - 63,1%.

Ведущей повествовательной формой является несобственно-авторское повествование (НАЛ). В рассказе «На святках» НАЛ организовывает 60,5% всего текста, а в рассказе «Архиерей» - 48,1%. Особенностью несобственно-авторского повествования является то, что оно объединяет текст повествователя и восприятие персонажа. Эта форма позволяет проникать во внутренний мир героя, в его сознание, наиболее достоверно фиксировать процессы, происходящие в душе персонажа, еще до того, как он сам их осмыслит. В этом смысле НАЛ является приемом, позволяющим достичь полностью объективного и глубоко персонального повествования.

Другими формами текстовой интерференции являются свободная косвенная речь и несобственно-прямая речь. В количественном соотношении эти конструкции приближаются к прямой речи персонажа, формирующей его речевой характер. В рассказе «На святках» прямая речь занимает 25,7% текста, а свободная косвенная и несобственно-прямая речь в целом — 14,4% (8,1% и 6,4% соответственно). В рассказе «Архиерей» эти цифры еще больше приближаются друг к другу: прямая речь - 17,4%, свободная косвенная и несобственно-прямая речь - 14,3% (6,1% и 8,2% соответственно). Это подтверждает наш тезис о том, что в поздней прозе Чехов активно разрабатывает способы непрямого проявления персонажа в тексте, переносит акцент с прямой речи на другие, более неоднозначные повествовательные формы.

Остается в произведениях Чехова и чистый текст повествователя. Как правило, это высказывания, выполняющие информативную функцию: оформляющие диалоги, сообщающие сведения о внешности персонажей, их действиях, окружении и т.п. в духе сценических ремарок. Такой речью повествователя (без включения в нее сознания персонажа) организовано в рассказе «На святках» 13,8% всего текста, а в «Архиерее» — 19,4%. Эти данные также свидетельствуют о переосмыслении писателем функции повествователя в художественном тексте и отражают новый художественный метод, сочетающий объективность и персонализацию повествования.

По теме диссертационного исследования имеются следующие публикации:

1. Моргулева ОМ. Особенности авторского повествования в поздней прозе Чехова //100 лет после Чехова. Научный сборник: М-лы научно-практической конференции. Под ред. Злотниковой Т.С. - Ярославль: Издат-во ЯГПУ, 2004. - С.185-187. (0,2 п.л.)

2. Моргулева ОМ. Точка зрения и повествовательная перспектива в поздней прозе А.П Чехова // Актуальные проблемы гуманитарных и социально-экономических наук. Сборник материалов 5 международной научно-практической конференции. -М: МФЮА, 2005. - С. 131-134. (0.6 п.л.)

3. Моргулева ОМ. Повествовательная категория рассказчика в поздней прозе Чехова // Филологическая наука в XXI веке: взгляд молодых. Материалы третьей международной конференции молодых ученых. - Москва-Ярославль: МПГУ-Ремдер, 2004. - С. 117-121. (0,3 п.л.)

4. Подольская ОМ. Способы авторского повествования в прозе Чехова 90900-х годов (на материале рассказа «Невеста») // Проблемы поэтики русской литературы. Сборник аспирантских работ. - М.: МШУ, 2001. -С.75-81.(0.4п.л.)

5. Подольская ОМ. Петербург в художественном пространстве произведений А.П.Чехова // Пушкинские чтения-2003. Статьи и материалы всероссийской .научной конференции. - СПб.: ЛГОУ, 2003. - С.39-42. (0.2 п.л.)

Подл, к печ. 28.02.2005 Объем 1.25 п.л. Заказ №65 Тир. 100 Типография МПГУ

•Í 'Л:^--

\ - ' ' Я О

2 2 MAP 2005V" --

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Моргулева, Ольга Михайловна

Введение.

Глава 1. «Персонаж» как форма авторского повествования в прозе Чехова.

§ 1. Речевые характеры персонажей (художественно-поэтический, лексико-семантический и синтаксический аспекты).

1.1. Социально-бытовая составляющая речевого портрета (речь людей из народа, интеллигенции, духовенства; женская речь).

1.2. Психо-эмоциональная составляющая речевого характера.

1.3. Идеологическая составляющая речевого портрета.

1.4. Морально-этический аспект раскрытия характера персонажа.

§ 2. Косвенная форма функционирования повествовательной категории персонажа.

§ 3. Скрытое, или завуалированное присутствие сознания персонажа в тексте повествователя.

Глава 2. Точка зрения и повествовательная перспектива в поздней прозе

Чехова.

§ 1. Способы раскрытия персональной точки зрения.

§ 2. Речевые средства, формирующие персональную точку зрения.

Глава 3. Категория «повествователя» в поздней прозе Чехова.

§ 1. Субъективный повествователь.

1.1. Повествователь-персонаж, рассказчик.

1.2. Повествователь-наблюдатель.

§ 2. Объективный, или нейтральный, повествователь. Его особенности и способы проявления в прозе Чехова.

Введение диссертации2005 год, автореферат по филологии, Моргулева, Ольга Михайловна

В современном литературоведении — как отечественном, так и зарубежном - все большее внимание уделяется изучению проблем повествования. Категории современной теории повествования сформировались большей частью в рамках русского формализма и Московско-тартусской школы (В.Шкловский, Б.Томашевский, Ю.Лотман, Б.Успенский). Теорию повествования также разрабатывали такие ученые, как В.В.Виноградов, В.Пропп, А.Веселовский, М.Бахтин (В.Волошинов), О. Фрейденберг.

В 60-х — 80-х годах исследования велись в основном в двух направлениях: общеметодологические поиски были представлены в работах

1 ^ -j В.В. Виноградова , Б.О. Кормана , В.Б. Катаева ; конкретные способы анализа художественной структуры произведения в связи с формами авторского повествования рассматривались в работах А.П. Чудакова4, Л.М.Цилевича5, С.Е.

С. п о

Шаталова , В.В. Кожинова и других .

1 В.В.Виноградов. О теории художественной речи. - М., Высшая школа, 1971; О языке художественной литературы. - М., Гослитиздат, 1959; Проблема авторства и теория стилей. - М., Гослитиздат, 1961.

2 Корман Б.О. Итоги и перспективы изучения проблемы автора. - В кн.: Страницы истории русской литературы. - М., Наука, 1971; Изучение текста художественного произведения. - М., Просвещение, 1972.

3 Катаев В.Б. К постановке проблемы образа автора. — Филологические науки. 1966, №1; Катаев В.Б. Проза Чехова: Проблемы интерпретации. - М., 1979.

4 Чудаков А.П. Поэтика А.П. Чехова. - М., Наука, 1971.

5 Цилевич JI.M. Стиль чеховского рассказа. - Даугавпилс. 1994.

6 Шаталов С.Е. Проблемы поэтики И.С. Тургенева.- М., Просвещение, 1969.

7 Кожинов В.В. Голос автора и голоса персонажей. — В кн.: Проблемы художественной ормы критического реализма. В 2-х тт. Т.2. - М., Наука, 1971.

Киселева Л.Ф. Внутренняя организация произведения. — В кн.: Проблемы художественной формы социального реализма. В 2-х тт. Т.2. - М., Наука, 1971; Ким JT.JT. Малисова В.Н. Традиционные типы повествователей в русской прозе и синтаксическая организация текста художественного произведения. — Научные труды Ташк. гос. Ун-та. Вып 412. Вопросы узбекской и русской филологии. 1971; Нестеренко А.А. Об изучении позиции писателя в художественном произведении (на примере творчества JI.H. Толстого). - Вестник Моск.Ун-та. Сер 10. Филология. 1966, №2; Проскурина Ю.М. Повествователь-рассказчик в прозе первой половины 1950-х годов. — В кн.: Метод и мастерство. Вып. 1. Русская литература. - Вологда. 1970; Николаева Н.В. Образ автора в повествовании JI.H. Толстого (50-е годы). - Вестник Моск.Ун-та, Сер. 10. Филология. 1966, №1.

В 80-е - 90-е годы наметилась тенденция анализировать способы повествования в их связи с идейно-художественными задачами писателей9. Исследование повествовательных форм происходило в основном на сюжетно-композиционном и образном уровнях. Функционирование повествовательных категорий на речевом уровне большей частью оставалось вне поля изучения.

Открытой остается проблема классификации категорий повествования, как и проблема единой терминологии. Слова «автор», «повествователь», «образ автора», «авторское сознание» исследователи понимают по-разному. А.П. Чудаков, например, выделяя в повествовании субъектный и объектный уровни, не разделяет понятия «повествователь» и «рассказчик», используя их как синонимы, и не уточняет, что имеет в виду под словом «автор». У других исследователей термин «повествователь» применяется как к автору, так и к рассказчику. Тем не менее, все чаще поднимается вопрос о необходимости более четкого разграничения субъектов повествования.

Анализ повествования, прежде всего, предполагает выделение, определение субъекта повествования, т.е. субъекта той речи, которая не передана персонажам произведения»10. Проблема классификации типов повествования оказывается, таким образом, связана с проблемой классификации субъектов повествования.

Одним из первых исследователей, указавших на важность изучения форм авторского повествования, был В.В.Виноградов. В 1930 г. он писал, что «изучение языка литературно-художественных произведений определяется, с одной стороны, как учение о композиционных типах речи в сфере литературного творчества и об их лингвистических отличиях, о приемах

9 Тихомиров С.В. Сознание героев в произведениях Чехова. Дисс. канд. филол. наук. - М.

1995; Секачева Е.В. Проблема личности в творчестве А.П.Чехова 80-х гг. Автореф.дисс. канд.филол.наук. - М., 1981; Чудаков А.П. Мир Чехова. Возникновение и утверждение.

М., 1986; Скибина О.М. Проза Чехова 1896-1903 гг. Проблемы поэтики. Дисс. канд.филол.наук. - М., 1984.

10 Сараскина Л.И. Развитие повествовательных форм в творчестве Ф.М. Достоевского.

Дисс . канд.филол.наук. - М., 1975. построения разных композиционно-языковых форм <.>; с другой стороны, как учение о типах словесного оформления замкнутых в себе произведений как особого рода целостных структур», «учение не о структуре художественных единств, а о структурных формах речи, которые наблюдаются в организации литературных произведений»".

Выявить особенности той или иной формы повествования — значит установить отношения между повествовательными категориями «автор» — «повествователь» — «персонаж». Необходимо определить, через кого дано в тексте восприятие реальности, через призму чьего сознания мы воспринимаем и оцениваем явления действительности, воспроизводимые в тексте. В прозаическом тексте «важно, чью точку зрения он отражает и выражает, поэтому разные субъективные и субъектно-речевые планы повествователя, рассказчика, персонажей, в соотношении которых проявляется художественное содержание произведения, могут играть решающую роль»12. «Описать взаимоотношения речи повествователя и речи персонажей (или вообще прямой речи), включенной в повествование, - это и значит установить речевую структуру данного повествования»13.

Изучение особенностей повествовательной структуры непосредственно связано с определением авторской позиции, с присутствием авторской модальности в тексте или, в терминологии В.В. Виноградова, образа автора. В результате анализа особенностей форм повествования выявляются и особенности художественного метода писателя.

Проблемы повествования, пересекающиеся с проблемами определения авторской позиции, присутствия авторского голоса, авторской воли особенно остро встают при исследовании творчества А.П. Чехова.

11 Виноградов В.В. О языке художественной прозы. - М., 1980. - С. 70.

12 Барлас Л.Г. Язык повествовательной прозы Чехова. - РнД. 1991. -С.32.

13 Чудаков А.П. Поэтика Чехова. - М., 1971. - С.7.

Актуальность работы связана с важностью и необходимостью изучения форм авторского повествования (во многом новаторских) в прозе Чехова, выделения основных субъектно-речевых планов и анализа их взаимодействия как основы художественного метода писателя.

Поздняя проза Чехова производит впечатление совершенно беспристрастного повествования, в котором, тем не менее, отчетливо присутствует авторское отношение к изображаемым событиям. Чехову удалось соединить, на первый взгляд, несоединимые вещи: объективность и глубоко личное, субъективное восприятие изображаемой действительности. Все это приводит к усложнению повествовательной структуры и созданию многоплановой системы точек зрения, которая проявляется в одновременном присутствии в тексте двух голосов, двух сознаний. Своими новаторскими приемами в сфере авторского повествования, позволяющими заглянуть во внутренний мир персонажей, погрузиться в особенности их мышления, Чехов предвосхитил модернистские формы психологизма, дал импульс развитию новой литературы.

Прочтение чеховских произведений часто связано с двумя крайностями: с неумением услышать за голосами героев и повествователей голос автора и выделить его нравственную позицию, что приводит к оценке чеховского творчества как безыдейного, не несущего никакой утверждающей идеи, и, наоборот, с попытками за каждым персонажем и рассказчиком видеть самого Чехова и приписывать автору высказывания и мысли его персонажей, что также искажает подлинный смысл произведений. Поэтому необходимо исследовать повествовательные формы на речевом уровне, а не только на сюжетно-композиционном, изучать «голоса» персонажей и повествователей, присутствующие в тексте. С этим связана и проблема поиска авторской позиции в произведениях Чехова, которая проявляется в способах авторского повествования, в речевой деятельности персонажа, повествователя и собственно автора, в способах организации и взаимодействия их речи в ткани произведения.

Проблемы, связанные со структурой повествования, давно привлекают внимание чеховедов. Наибольший вклад в изучение чеховского повествования сделал А.П. Чудаков. В своем фундаментальном исследовании «Поэтика Чехова» (1971) он сформулировал основную задачу, решение которой необходимо для анализа чеховской прозы. «Описать взаимоотношения речи повествователя и речи персонажей (или вообще чужой речи), включенной в повествование, - это и значит установить речевую структуру данного повествования»14. А.П. Чудаков в своей «Поэтике Чехова» наметил перспективу исследования прозы Чехова в аспекте повествовательной структуры, которая стала магистральным направлением в чеховедении последнего десятилетия.

В нашей работе формы авторского повествования исследуются на материале прозы Чехова конца 80-х — 900-х годов.

При исследовании творчества Чехова зрелого периода исследователи обычно ограничиваются произведениями 90-х — 900-х годов. Именно в это время происходит окончательное формирование чеховского художественного метода. На творчество этого периода особенно повлияла поездка на Сахалин, впечатления от которой отразились как на сюжетно-композиционном уровне, так и на художественно-поэтическом. Однако при анализе повествовательной структуры чеховский произведений становится очевидно, что между ранними и поздними произведениями писателя нет резкого и принципиального разрыва. Многие художественные приемы, характерные черты чеховского художественного метода, проявляющиеся на повествовательном уровне, в формах авторского повествования, можно найти уже в ранних произведениях («Дачница», «В вагоне», «Барон» и других). В этих рассказах можно встретить

14 Чудаков А.П. Поэтика Чехова. - М., 1971. - С.6. первые попытки персонализации повествования, восприятие и передачу событий сквозь призму сознания одного из персонажей. В ранней прозе появляются и первые сложные повествовательные формы, т.н. «гибридные конструкции» - несобственно-прямая речь и несобственно-авторское повествование. К концу 80-х годов чеховский творческий метод совершенствуется, усложняется. Система художественных приемов, которая была намечена уже в ранней прозе, на протяжении второй половины 80-х годов активно развивается, совершенствуется и в поздних произведениях писателя получает свое окончательное становление.

Прозе Чехова этого периода свойственна глубина и неоднородность повествования. Среди повествовательных соотношений наиболее развернутым и значимым является взаимосвязь и взаимодействие повествователя и персонажа. В связи с этим актуализируется проблема точки зрения и повествовательной перспективы. Для понимания произведений становится важным, чье восприятие определяет взгляд на мир, сквозь призму чьего сознания происходит изображение лиц и событий.

Творчество писателя конца 80-х - 900-х годов отличается яркими новаторскими приемами, творческими, художественными поисками, в том числе и языковыми. В это время формируется новая художественная манера, художественный метод, отличающийся идейно-тематической целостностью и языковым мастерством. Основой этого метода можно назвать отсутствие прямого авторского вмешательства, что проявляется большей частью в безличной повествовательной манере от 3-го лица, и полное проникновение во внутренний мир персонажа. Виртуозная обработка писателем языкового материала привела к тому, что основной и наиболее объективной характеристикой персонажей становится их речь.

Сам взгляд автора на мир пластичен, многогранен, и поэтому герои его произведений не являются носителями каких-то четких и постоянных авторских идей. Чеховские персонажи могут быть носителями определенных жизненных ролей, своего рода проводниками одного голоса или одной темы, могут быть точкой пересечения определенных тем и мотивов, присутствующих в тексте, что отражается на речевом уровне. Но чеховские персонажи не являются прямым отражением авторской позиции, а могут лишь косвенно на нее указывать.

В произведениях Чехова исследуемого периода обнаруживается тенденция к объективности повествования и авторской отстраненности. Чехов стремится избежать субъективизма, назидательности, он не оценивает предметы и явления изображаемого мира, а лишь показывает их, что проявляется большей частью в способах авторского повествования, в речевом оформлении образа автора, в системе повествовательных категорий автора — повествователя- персонажа, их взаимодействии в художественном целом.

Стремление писателя к максимальной объективности привело к персонализации повествования. Произведения Чехова конца 80-х - 900-х гг., а особенно его последние рассказы («На святках», «Архиерей», «Невеста») являются яркими примерами глубокого проникновения в сферу персонажей.

Художественное мастерство писателя в конце творческого пути позволило создать объемные, сложные для анализа и интерпретации произведения, в которых нет ни одного случайного языкового факта, где провести четкую границу между повествователем и персонажем крайне трудно.

Исследователи прозы Чехова уже не раз отмечали такие характерные черты художественного метода автора, как свободное обращение с точками зрения в авторском повествовании, включение сознания персонажей в авторский голос, невозможность провести четкую грань между словом персонажа и словом автора15. «Чаще всего основной текст (как вместилище сознания героя) включает в себя (.) сознание более высокое — сознание

15 Чудаков А.П. «Поэтика Чехова». М., 1971; Катаев В.Б. Образ автора в прозе Чехова. Дисс. канд.филол.наук. - М., 1965; Тюпа В.И. Нарратология как аналитика повествовательного дискурса («Архиерей» А.П.Чехова). - Тверь, 2001.

16 Г\ автора». U невозможности разграничения голоса автора и голоса персонажа говорили и другие исследователи. Однако до сих пор не было представлено определенной классификации способов авторского повествования в прозе Чехова, не было изучено соотношение основных композиционно-речевых форм, не были выделены конкретные речевые средства, с помощью которых происходит персонализация повествования и введение сознания персонажа в текст повествователя, а также не было установлено и соотношение исследуемых категорий: автор - повествователь — персонаж как основных повествовательных категорий.

Научно-исследовательская новизна заключается в самом подходе автора диссертации к проблеме форм авторского повествования в прозе Чехова. На основании анализа речи персонажей и повествователя, изучения их функционирования и взаимодействия в тексте произведений (в первую очередь на речевом уровне — лексико-семантическом, синтаксическом и стилистическом) мы получили возможность выделить основные особенности художественного метода писателя, а также выйти на более глобальные проблемы, связанные с авторской модальностью, присутствием в тексте произведения авторской позиции, авторской оценки персонажей и их поступков.

Целью нашего исследования является изучение форм авторского повествования в поздней прозе Чехова и определение ключевых особенностей творческого метода писателя.

Этим определяются и основные задачи работы:

- изучить способы функционирования в тексте основных повествовательных категорий: персонажа — повествователя — автора;

16 Скибина О.М. Проза Чехова 1896-1903 гг. Проблемы поэтики. Автореферат дисс. канд.филол. наук. М. 1984, с. 14.

- проанализировать взаимодействие в тексте произведения этих субъектно-речевых планов, выявить способы введения сознания персонажа в текст повествователя;

- определить основные художественные приемы, направленные на объективность повествования, с одной стороны, и усиление персонализации, с другой;

- выявить способы формирования персональной точки зрения и основные речевые средства, указывающие на субъективную точку зрения персонажа;

- выработать типологию повествователей в поздней прозе Чехова;

- рассмотреть возможности присутствия в произведении авторского взгляда и выявить основные речевые средства или приемы, помогающие обнаружить в тексте голос автора.

Концепция работы: Поздняя проза Чехова характеризуется объективностью и персонализацией повествования, что проявляется в первую очередь в переосмыслении и тщательной разработке писателем повествовательных категорий автора - повествователя — персонажа. С одной стороны, писатель детально разрабатывает повествовательную категорию персонажа. Основной характеристикой героя становится его речь, что приводит к созданию индивидуальных речевых характеров. С другой стороны, стремление к объективности повествования и введение в текст воспринимающего сознания героя приводит к созданию многоплановой системы точек зрения, в которой совмещаются голоса повествователя и персонажа. Это выражается в сложной и неоднородной системе композиционно-речевых форм (прямая речь, косвенная речь, несобственно-прямая речь, несобственно-авторское повествование, чистый текст повествователя), каждая из которых обладает собственными лексико-семантическими и стилистическими особенностями и возможностями. Существуют и определенные речевые средства, которые персонализируют повествование и указывают на присутствие в тексте повествователя сознания персонажа.

В качестве материала исследования привлекаются тексты произведений Чехова конца 80-х — 900-х гг., а также письма писателя.

Методологической основой исследования являются традиционные литературоведческие методы — конкретно-исторический, сравнительный и типологический, а также методы лингвистического анализа текста.

Практическая значимость исследования состоит в том, что полученные результаты могут быть использованы в курсах и спецсеминарах по истории русской литературы XIX века. И поскольку в современном литературоведении отмечается повышенный интерес к проблемам авторского повествования, предлагаемый подход к изучению художественного произведения может получить развитие в дальнейших работах по истории русской литературы и в теоретических исследованиях.

Апробация работы.

Основные положения диссертации были представлены в виде докладов на конференциях «Молодые исследователи Чехова — 3» (Москва, МГУ, 1998), «Чеховские чтения в Таганроге» (Таганрог, ТГПИ, 2000), «100 лет после Чехова» (Ярославль, ЯГПУ, 2004), «Филологическая наука в XXI веке: взгляд молодых» (Москва, Mill У).

Заключение научной работыдиссертация на тему "Формы авторского повествования в прозе А.П. Чехова конца 80-х - 900-х гг."

Результаты исследования.

В прозе Чехова позднего периода большая часть текста организована формами текстовой интерференции, т.е. совмещением плана повествователя и персонажа. В произведениях писателя иногда довольно сложно провести четкую границу между разными формами текстовой интерференции, особенно между свободной косвенной и несобственно-прямой речью, т.к. эти две формы функционируют в тесном взаимодействии и зачастую переходят друг в друга. В целом на текстовую интерференцию приходится большая часть текста: «На святках» — около 60.5%, «Архиерей» - 63,1%.

Это свидетельствует о стремлении писателя к объективности и передаче событий в тоне и духе героя. Персонализация повествования приводит к присутствию в тексте повествователя воспринимающего сознания персонажа, усложнению повествовательной перспективы и созданию сложной и неоднородной системы точек зрения.

Ведущей повествовательной формой является несобственно-авторское повествование (НАП). В рассказе «На святках» НАП организовывает 60.5% всего текста, а в рассказе «Архиерей» - 48,1%. Особенностью несобственно-авторского повествования является то, что оно объединяет текст повествователя и восприятие персонажа. Эта форма позволяет проникать во внутренний мир героя, в его сознание, наиболее достоверно фиксировать процессы, происходящие в душе персонажа, еще до того, как он сам их осмыслит. В этом смысле НАП является приемом, позволяющим достичь полностью объективного и глубоко персонального повествования.

Другими формами текстовой интерференции являются свободная косвенная речь и несобственно-прямая речь. Эти формы относятся большей частью к проявлению в тексте голоса персонажа (поэтому мы их рассматривали в 1 главе «Персонаж как форма авторского повествования» в разделах о косвенной и скрытой форме функционирования категории персонажа). В количественном соотношении эти конструкции приближаются к прямой речи персонажа, формирующей его речевой характер. В рассказе «На святках» прямая речь занимает 25.7% текста, а свободная косвенная и несобственно-прямая речь в целом — 14.4% (8.1% и 6.4% соответственно). В рассказе «Архиерей» эти цифры еще больше приближаются друг к другу: прямая речь — 17.4%, свободная косвенная и несобственно-прямая речь - 14.3% (6.1% и 8.2% соответственно). Это подтверждает наш тезис о том, что в поздней прозе Чехов активно разрабатывает способы непрямого проявления персонажа в тексте, переносит акцент с прямой речи на другие, более неоднозначные повествовательные формы.

Остается в произведениях Чехова и чистый текст повествователя. Как правило, это высказывания, выполняющие информативную функцию: оформляющие диалоги, сообщающие сведения о внешности персонажей, их действиях, окружении и т.п. в духе сценических ремарок.

Такой речью повествователя (без включения в нее сознания персонажа) организовано в рассказе «На святках» 13.8% всего текста, а в «Архиерее» — 19.4%. Эти данные также свидетельствуют о переосмыслении писателем функции повествователя в художественном тексте и отражают новый художественный метод, сочетающий объективность и персонализацию повествования.

На диаграммах отражено основное процентное соотношение монологичных форм авторского повествования (прямая речь и чистая речь повествователя) и форм текстовой интерференции (несобственно-прямая речь, свободная косвенная речь и несобственно-авторское повествование) в рассказах «Архиерей» и «На святках».

Диаграмма 1. Соотношение монологичных повествовательных форм и текстовой интерференции в рассказе "Архиерей"

Диаграмма 2. Соотношение форм авторского повествования в рассказе "Архиерей"

100 90 80 70 60 50 40 30 20 10 0

I Несобственно-авторское повествование

П Текст повествователя Прямая речь шшшяшяшшшшшшшт щшш Несобственно-прямая речь

I Свободная косвенная речь

100 90 80 70 60 50 40 30 20 10 0

Диаграмма 3. Соотношение монологичных повествовательных форм и текстовой интерференции в nfif) К 25.7

- .шда текстовая интерференция прямая речь речь повествователя

Диаграмма 4. Соотношение форм авторского повествования в рассказе "На святках"

Несобственно-авторское повествование

Текст повествователя

Прямая речь

Несобственно-прямая речь

Свободная косвенная речь

Заключение.

В нашей диссертации были изучены основные способы функционирования в тексте повествовательных категорий персонажа, повествователя, автора. Мы проанализировали взаимодействие в текстах чеховских произведений этих субъектно-речевых планов и пришли к следующим выводам.

Проза Чехова конца 80-х — 900-х гг. отличается яркими новаторскими приемами, переосмыслением классических форм авторского повествования и выработкой нового художественного метода.

Стремление к объективности изображения приводит к глубокой персонализации повествования, создающей эффект самоустранения автора. В чеховском тексте нет субъективных авторских замечаний, комментариев. Восприятие и передача событий даны с точки зрения персонажа или повествователя, который является вымышленной, или сотворенной фигурой. Это приводит к драматизации повествования, когда повествователю отводится исключительно информативная функция: дать какие-либо уточнения относительно внешности персонажей, их окружения, погоды, обстановки в доме в духе сценических ремарок. Чувства героев, особенности их внутреннего мира, процессы, протекающие в их сознании, — все это дается с персональной точки зрения, являясь результатом восприятия персонажа.

Мы пришли к выводу, что в поздней прозе Чехова в структуре авторского повествования выделяется сложная система субъектно-речевых планов повествователя - автора — персонажа, которые находятся в тесной взаимосвязи. Сами повествовательные категории подвергаются авторскому переосмыслению, усложняются, становятся многоплановыми, неоднородными.

В произведениях писателя исследуемого периода в рамках одной повествовательной категории совмещаются несколько голосов, несколько взглядов на действительность. Тексты становятся многоголосными, многооценочными и, как следствие, многозначными.

Персонализация повествования привела к тому, что на первый план выдвинулся субъектно-речевой план персонажа, раскрывающийся не только на формальном уровне, в речевых характерах героев, но и на уровне взаимосвязи и взаимодействия повествовательных категорий повествователя и персонажа. Художественный метод исследуемого периода характеризуется созданием достоверных речевых портретов персонажей. Речь персонажей отражает не только их социально-бытовую принадлежность, но и психологическое и эмоциональное состояние, особенности мировоззрения, их нравственное содержание. Чехов уделяет большое внимание речевым характерам, что связано с художественным методом писателя — характеристикой героев через их речь. Сама жанровая специфика чеховской прозы исключает детальное и подробное описание повествователем внутреннего мира персонажа, особенностей его личности, характеристику его поступков. Стремление к лаконичности и объективности, тенденция к максимальному уплотнению, сжатию текста привели к тому, что самой яркой характеристикой персонажа становится его речь.

К концу творческого пути Чехов усложняет категорию персонажа, сокращая реплики героев, и переносит основную смысловую нагрузку в сферу взаимодействия речевых планов персонажа и повествователя. Так разрабатываются косвенная и скрытая формы функционирования повествовательной категории персонажа (присутствие сознания персонажа в тексте повествователя). Писатель новаторски подходит к использованию таких повествовательных форм, как косвенная речь, несобственно-прямая речь и несобственно-авторское повествование. Усиление субъективных элементов и углубление персонализации повествования приводят к тому, что границы этих повествовательных форм начинают размываться. Так косвенная речь расширяется до несобственно-прямой речи, которая, в свою очередь, очень тонко связана с несобственно-авторским повествованием, и в поздних произведениях писателя между ними практически невозможно провести четкую границу. В результате происходит полное проникновение во внутренний мир персонажей.

В поздней прозе наблюдается тенденция к устранению взгляда повествователя и замещению его взглядом персонажей. В своих произведениях Чехов создает сложную и многоплановую систему точек зрения, когда восприятие событий происходит полностью сквозь призму сознания персонажей.

В исследовании были выявлены способы формирования персональной точки зрения. Нами был выделен ряд лексических, синтаксических и стилистических средств (указателей), позволяющих выявить в тексте повествователя голос или сознание персонажа.

На протяжении всего повествования автор меняет угол зрения, предоставляя читателю возможность взглянуть на происходящее глазами разных героев. В результате часто оказывается достаточно сложно определить, кому принадлежат те или иные высказывания, мысли, восприятия.

Передача в повествовании ведущего голоса одному из героев позволяет Чехову избежать субъективных оценок, выводов, создать объективное повествование, в котором автор только изображает, но, как кажется на первый взгляд, не оценивает изображаемое. Однако это только иллюзия. В повествовании остается голос автора, тонко вплетенный в речь персонажей или повествователя, в их внутренние размышления, в их восприятие мира, зачастую окрашенный иронией, и отчетливо проявляется авторское отношение к выведенным в рассказе лицам и событиям. В диссертации были рассмотрены возможности присутствия в произведении авторского взгляда и выявлены основные речевые средства или приемы, помогающие обнаружить в тексте голос автора.

Нами была выработана и типология повествователей в поздней прозе Чехова. В позднем творчестве писателя мы выделили два типа повествователей: субъективного и нейтрального, или объективного. Два эти типа различаются по своим возможностям взаимодействия с «чужой речью», т.е. с текстом персонажа, и по глубине персонализации. Однако часто наблюдается одновременное присутствие в тексте двух выделенных типов повествователя, их сосуществование или взаимопереход.

По-новому использует Чехов и классическую форму субъективного авторского повествования, подчиняя ее своим основным художественным задачам: создать максимально объективное повествование в «тоне и духе» героев.

Видение повествователя (внешнее по отношению к описываемым событиям) и взгляд персонажа (внутренний) зачастую совмещаются, функционируя в пределах одной фразы. Такое «несовпадение точек зрения» приводит к усложнению повествования, к объединению двух сознаний -повествователя и персонажа, двух мировоззрений в один сложный текст, в котором основные смысловые блоки находятся не в каждом из текстов в отдельности, а только в точке их пересечения, на стыке двух голосов, что приводит к существенному сжатию текста, выведению основной смысловой нагрузки в подтекст и к созданию микротекста. Все это позволило писателю создать произведения, отличающиеся психологической достоверностью, глубиной изображения и особым эмоциональным воздействием на читателей.

Список научной литературыМоргулева, Ольга Михайловна, диссертация по теме "Русская литература"

1. Абаишвили М.В. Литературоведческий анализ роли стилистически окрашенных слоев в организации художественного целого: Автореф. дисс. . канд. филол.наук. Тбил., 1990.

2. Автор и текст. Сб.статей под ред. В.М.Марковича и В.Шмидта. СПб, 1996. Вып. 2.

3. Алексеева А.В. Прямая и косвенная речь в современном русском языке // Русский язык в школе. 1937. №4.

4. Альми И.Л. О новелле А.П.Чехова «Архиерей» //Альми И. Статьи о поэзии и прозе. Владивосток, 1999. Кн. 2.

5. Апресян Ю.Д. Лексическая семантика. Синонимические средства языка. М., 1974.

6. Арутюнова Н.Д. О синтаксических типах художественной прозы // Общее и романское языкознание. М., 1972.

7. Ахумян Н.С. О композиционной и речевой структуре рассказа А.П.Чехова «Человек в футляре» // Русский язык в школе, 1978, №5.

8. Балухатый С.Д. Вопросы поэтики. Л., 1990.

9. Барлас Л .Г. Язык повествовательной прозы Чехова. РнД. 1991.

10. Барт Ролан. Избранные работы. Семиотика. Поэтика. М., 1994.

11. Бахтин М.М. Язык в художественной литературе //Бахтин М.М. Собрание сочинений: В 7 т. Т.5. М., 1996.

12. Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. М., 1972.

13. Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. М., 1975.

14. Бахтин М.М. Автор и герой в эстетической деятельности // Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М., 1979.

15. Бердников Г. «Дама с собачкой» А.П.Чехова. Л., 1976.

16. Большакова А.Ю. Теория автора в современном литературоведении // Известия АН. Серия литературы и языка. 1998. Т.57.

17. Валимова Г.В. Языковые средства создания образа в рассказе А.П.Чехова «Попрыгунья» // Чехов великий художник слова. Ростов-на-Дону, 1960.

18. В творческой лаборатории Чехова. М., 1974.

19. Виноградов В.В. Избранные труды. О языке художественной прозы. М., 1980.

20. Виноградов В.В. Проблема образа автора в русской литературе // Виноградов В.В. О теории художественной речи. М., 1971.

21. Виноградов В.В. Проблемы русской стилистики. М., 1981.

22. Винокур Г.О. О языке художественной литературы. М., 1991.

23. Винокур Г.О. Избранные работы по русскому языку. М., 1959.

24. Власенко Т.Л. Литература как форма авторского сознания: Пособие для студ.филол. фак-тов. М., 1995.

25. Волошинов В.Н. Конструкция высказывания // Литературная учеба. 1930. - №3.

26. Волошинов В.Н. Марксизм и философия языка: Основные проблемы социологического метода в науке о языке. М., 1993.

27. Выготский Л.С. Психология искусства. М., 1968.

28. Гайдук В .К. Творчество А.П.Чехова 1887-1904 гг. Иркутск. 1986.

29. Гальперин И.Р. Ретроспекция и проспекция в тексте // Филологические науки, 1980. №5.

30. Гальперин И.Р. Информативность единиц языка. М., 1974.

31. Гальперин И.Р. Текст как объект лингвистического исследования. М., 1981.

32. Гаспаров М.Л. Избранные труды. Том 1. М., 1997.

33. Гачев Г.Д. Содержательность художественных форм. Эпос. Лирика. Театр. М., 1963.

34. Гвоздей В.Н. Секреты чеховского художественного текста. Астрахань, 1999.

35. Гениева Е.Ю. «Поток сознания» //Литературный энциклопедический словарь / Под общей ред. В.М. Кожевникова, П.А. Николаева. М., 1987. С. 292.

36. Гинзбург Л.Я. О литературном герое. Л., 1979.

37. Гиршман М.М. Избранные статьи; Художественная целостность; Ритм; Стиль; Диалогическое мышление.//Донецк, 1996.

38. Гиршман М.М. Повествователь и герой // Чехов и Л.Толстой. М., 1980.

39. Горячева М.О. Проблемы пространства в художественном мире А.Чехова. Автореферат дисс. канд.филол.наук. М., 1992.

40. Грехнев В.А. Словесный образ и литературное произведение: Книга для учителя.

41. Григорьев В.П. Поэтика слова. М., 1979.

42. Гришунин А.Л. Исследовательские аспекты текстологии. М., 1998.

43. Громов М.П. Повествование у Чехова как художественная система. //Современные проблемы литературоведения и языкознания. М., 1974.

44. Гуковский Г.А. реализм Гоголя. М.-Л., 1959.

45. Гурвич И.А. Замысел и смысл исследования // Вопросы литературы. 1971. №2.

46. Долженков П.Н. Чехов-мыслитель и художник и проблема позитивизма. Автореф.дисс. канд.филол.наук. М., 1995.

47. Долинин К.А. Имплицитное содержание высказывания.// Вопросы языкознания, 1983, №6.

48. Долинин К.А. Интерпретация текста. М., 1985.

49. Дрозда Мирослав. Нарративные маски русской прозы // Русская литература. Амстердам. 1994. Т.35. С.ЗОО.

50. Евдокимова С. Процесс художественного творчества и авторский текст // Автор и текст: Сб. ст. \Под ред. В.М. Марковича , В.Шмида. СПб., 1996.

51. Егорова И.А. О пластичности образов повествовательных произведений

52. A.П.Чехова 1890-1900-х гг. //Филологические науки. 1984. №5.

53. Елизарова Е. Творчество Чехова и вопросы реализма конца XIX в. М., 1958.

54. Есин А.Б. Психологизм // Чернец JI.B., Хализев В.Е., Бройтман С.Н. и др. Введение в литературоведение: Основные понятия и термины: Учебное пособие. М., 1999.

55. Женетт Ж. Повествовательный дискурс // Женетт. Ж. Фигуры. Т.2. М., 1998.

56. Жирмунский В.М. Теория литературы. Поэтика. Стилистика. Л., 1947.

57. Жирмунский В.М. Задачи поэтики // Жирмунский В.М. Вопросы теории литературы: Статьи 1916-1926. Л., 1928.

58. Задорнова В.Я. Восприятие и интерпретация художественного текста. М., 1984.

59. Иванчикова Е.А. Категория «образа автора» в научном творчестве

60. B.В.Виноградова // Известия АН СССР. Серия литературы и языка. 1985. Т. 44. №2.

61. Изотова Н.В. Типы диалога в художественной прозе (на материале произведений А.П.Чехова). // Структура и семантика художественного текста: Доклады VII Международной конференции. М., 1999.

62. Ильин И.П. Современное зарубежное литературоведение (страны Западной Европы и США): концепции, школы, термины: Энциклопедический справочник \ Ред.-сост. И.П Ильин, Е.А.Цурганова. М., 1996.

63. Караулов Ю.Н. Русский язык и языковая личность. М., 1987.

64. Караулов Ю.Н. Между семантикой и гносеологией. М., 1985.

65. Караулов Ю.Н. и др. Русский ассоциативный словарь. М., 1994.

66. Катаев В.Б. Образ автора в прозе Чехова. Дисс. . канд.филол. наук. М., 1965.

67. Катаев В.Б. Проза Чехова: Проблемы интерпретации. М., 1979.

68. Катаев В.Б. Сложность простоты: Рассказы и пьесы Чехова. М., 1999.

69. Коберник Г.А. Изображение в чеховских рассказах. Автореферат дисс. канд.филол.наук. СПб, 1994.

70. Ковтунова И.И. Несобственно-прямая речь в языке русской литературы конца 18 первой половины 19 в.: Дисс. . канд. Филол. Наук. М., 1955.

71. Ковтунова И.И. Вопросы структуры текста в трудах академика В.В.Виноградова // Русский язык: Текст как целое и компоненты текста. Виноградовские чтения, 9. М., 1982.

72. Кожевникова Н.А. Об особенностях стиля Чехова (несобственно-прямая речь) // Вестник МГУ, 1963, №2.

73. Кожевникова Н.А. О соотношении речи автора и персонажа // Языковые процессы современной русской художественной литературы. Проза. М., 1977.

74. Кожевникова Н.А. Типы повествования в русской литературе 19 — 20 вв. М., 1994.

75. Кожинов В.В. Об изучении художественной речи. М., 1974.

76. Корман Б.О. Избранные труды по теории и истории литературы. Ижевск. 1992.

77. Корман Б.О. Изучение текста художественного произведения. М., 1972.

78. Кузнецов С.Н. Художественная природа "Вишневого сада". Дисс. канд. фил. наук. М., 1986.

79. Левин В.Д. Прямая, косвенная и несобственно-прямая речь // Грамматика русского языка. Т. 2. Ч. 2. / Под ред. В.В. Виноградова, Е.С. Истриной. М., 1954.

80. Линков В.Я. Принципы изображения человека в прозе Чехова. Дисс. канд.филол.наук. М., 1971.

81. Литературное наследство, Т. 100. Чехов и мировая литература. М., 1998.

82. Литературный энциклопедический словарь под общей ред. В.М. Кожевникова, П.А. Николаева. М., 1987.

83. Лихачев Д.С. Несколько мыслей о «неточности» искусства и стилистических исправлениях // PHILOLOGICA., Л., 1973

84. Лотман Ю.М. Структура художественного текста. М., 1995.

85. Лотман Ю.М. Лекции по структуральной поэтике. Тарту, 1964.

86. Манн Ю.В. Об эволюции повествовательных форм (вторая половина XIX в.)// Изв. РАН. Сер. Лит. и яз., 1992. Т.51, №1.

87. Милых М.К. Речевые характеристики в прозе Чехова // А.П.Чехов. Ростов-на-Дону, 1954.

88. Милых М.К. Конструкции с косвенной речью в современном русском языке. Ростов-на-Дону., 1975.

89. Молодые исследователи Чехова 3, материалы международной конференции. М., 1998.

90. Москальская О.И. Семантика текста.// Вопросы языкознания, 1980, №6.

91. Мыркин В.Я. Текст, подтекст и контекст. // Вопросы языкознания, 1976, №2.

92. Новиков А.И. Семантика текста и ее формализация. М., 1983.

93. Новикова Т.И. К проблеме положительного героя и эстетического идеала в творчестве А.П.Чехова 1890-1900 гг. // К проблемам русской литературы. Вып. 1. Ставрополь, 1971.

94. О поэтике Чехова: Сб.науч.тр. Иркутск, 1993.

95. Овсиенко Ю.Г. Образ положительного героя в творчестве Чехова. Дисс. канд.филол.наук. М., 1961.

96. Одинцов В.В. Стилистика текста. М., 1980.

97. Павликин Е. Эстетические воззрения А.П.Чехова. Дисс. канд.филол.наук. М., 1955.

98. Падучева Е.В. В.В.Виноградов и наука о языке художественной прозы // Известия ОЛЯ. Серия лит-ры и языка. Т.54, №3, 1995.

99. Падучева Е.В. Говорящий: субъект речи и субъект сознания // Логический анализ языка. Культурные концепты. М., 1991.

100. Падучева Е.В. О модернистской технике в нарративе с лингвистической точки зрения. // Структура и семантика художественного текста: Доклады VII Международной конференции. М., 1999.

101. Падучева Е.В. Подразумеваемы концепты неопределенных местоимений, или кто же вышел из «Шинели» Гоголя? // Известия РАН, 1997, №2.

102. Падучева Е.В. Семантические исследования. Семантика времени и вида в русском языке. Семантика нарратива // Падучева Е.В. Семантические исследования. М., 1996.

103. Питляр И.А. О художественном своеобразии рассказов А.П.Чехова // Творчество А.П.Чехова. М., 1956.

104. Полищук Г.Г., Сиротинина О.Б. Разговорная речь и художественный диалог // Лингвистика и поэтика. М., 1973.

105. Полоцкая Э.А. А.П.Чехов. Движение художественной мысли. М., 1979.

106. Полоцкая Э.А. Человек в художественном мире Достоевского и Чехова.// Достоевский и русские писатели. М., 1971.

107. Поляков М.Я. Вопросы поэтики и художественной семантики. М., 1978.

108. Поспелов Г.Н. Проблемы литературного стиля. М., 1970.

109. Поспелов Н.С. Несобственно-прямая речь и формы ее выражения в художественной прозе Гончарова 30-40-х гг. // Материалы и исследования по истории русского литературного языка. Т. 4.М., 1957.

110. Потебня А.А. Эстетика и поэтика. М., 1976.

111. Пухова Т.Ф. Проблемы поэтики повестей А.П.Чехова 1890-1904 гг. Автореферат дисс. канд.филол.наук. М., 1990.

112. Ранчин П.А. Просто люди. Священнослужители в произведениях А.П.Чехова // Литература. 1997. №28.

113. Ревзина О.Г. Методы анализа художественного текста. // Структура и семантика художественного текста: Доклады VII Международной конференции. М., 1999.

114. Родионова В.М. А.П.Чехов. Нравственные и художественные искания 1890-1900-х гг. М., 1994.

115. Роль мировоззрения в художественном творчестве. Сб.статей. М., 1966.

116. Рымарь Н.Т., Скобелев В.П. Теория автора и проблема художественной деятельности. Воронеж, 1994.

117. Самойлов В.В. Литературно-эстетические взгляды А.П.Чехова. Дисс. канд.филол.наук. М., 1954.

118. Секачева Е.В. Проблема личности в творчестве А.П.Чехова 80-х гг. Автореф.дисс. канд.филол.наук. М., 1981.

119. Сендерович С .Я. Чехов с глазу на глаз: История одной одержимости А.П.Чехова. СПб., 1994.

120. Смирнов М.М. Герой и автор «Скучной истории» // В творческой лаборатории Чехова. М., 1974.

121. Смирнова Н.В. Чехов и русские символисты. Дисс. канд.филол.наук. Л., 1979.

122. Собенников А.С. От "Есть Бог" до "Нет Бога". О религиозно-философских традициях в творчестве А.П.Чехова. Иркутск., 1997.

123. Собенников А.С. Чехов и христианство. Иркутск. 2001.

124. Соколова Л.А. Несобственно-авторская (несобственно-прямая) речь как стилистическая категория. Томск, 1968.

125. Степанов Г.В. О границах лингвистического и литературоведческого анализа художественного текста // Теория литературных стилей. Современные аспекты изучения. М., 1982.

126. Сухих И.Н. Проблемы поэтики Чехова. Л., Издат-во ЛГУ: 1987.

127. Тамарченко Н.Д. «Повествование» // Чернец Л.В., Хализев В.Е., Бройтман С.Н. и др. Введение в литературоведение: основные понятия и термины: Учебное пособие. М., 1999.

128. Тамарченко Н.Д. Теоретическая поэтика: Понятия и определения. Хрестоматия. М., 2001.

129. Творческий метод А.П.Чехова: Межвуз.сб.науч.тр. Ростовский-на- Дону гос.пед ин-т:1983.

130. Тимофеев Л.И. Образ повествователя, образ автора // Словарь литературоведческих терминов / Ред.-сост. Л.И.Тимофеев, С.В. Тураев. М., 1974.

131. Тихомиров С.В. Сознание героев в произведениях Чехова. Дисс. канд. филол. наук. М. 1995.

132. Томашевский Б.В. Теория литературы. Поэтика. М.; Л., 1925.

133. Трещалина И.Д. Языковая личность персонажа в творчестве Чехова. Лексико-семантический аспект. Дисс. на соискание . канд. филол. наук. Тверь, 1997.

134. Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино. М., 1977.

135. Тюпа В.И. Нарратология как аналитика повествовательного дискурса («Архиерей» А.П.Чехова). Тверь, 2001.

136. Тюпа В.И. Художественность чеховского рассказа. М., 1989.

137. Успенский Б. Поэтика композиции: Структура художественного текста и типология композиционной формы. М., 1970.

138. Хализев В.Е. Теория литературы. М., 1999.

139. Храпченко М.Б. Язык художественной литературы // Новый мир, 1983. №9.

140. Художественный метод Чехова: Межвуз.сб.науч.тр Л Ростов-на-Дону: 1982.

141. Цилевич Л.М. Диалектика сюжета и фабулы // Вопросы сюжетосложения: Сб. ст. Рига, 1972. Т. 2.

142. Цилевич Л.М. «Мнимый автор» в чеховском рассказе // Проблемы автора в художественной литературе. Ижевск, 1998.

143. Цилевич Л.М. Сюжет чеховского рассказа. Рига, 1976.

144. Цилевич Л.М. Стиль чеховского рассказа. Даугавпилс. 1994.

145. Чеховиана. Мелиховские труды и дни. М., 1993.

146. Чеховиана. Мелиховские труды и дни. М., 1995.

147. Чеховиана. Статьи. Публикации. Эссе. М., 1990.

148. Чудаков А.П. Мир Чехова. Возникновение и утверждение. М., 1986. / 147. Чудаков А.П. Поэтика Чехова. М., 1971.

149. Чудаков А.П. Проблема целостного анализа художественной системы: О двух моделях мира писателя // Славянские литературы. 7 международный съезд славистов. М., 1973.

150. Чудаков А.П. Слово вещь - мир: От Пушкина до Толстого: Очерки поэтики русских классиков. М., 1992.

151. Чудаков А.П. Стиль «Попрыгуньи» // Сборник статей и материалов. Ростов-на-Дону, 1963.

152. Чумакина М. Динамика повествовательной формы рассказов Чехова: Опыт лингвистического анализа // Русская филология. Тарту, 1997, №8.

153. Шаталов С.Е. Черты поэтики: Чехов и Тургенев. // В творческой лаборатории Чехова. М., 1974.

154. Шаталов С.Е. Прозрение как средство психологического анализа // Чехов и Лев Толстой. М., 1980.

155. Шкловский В.Б. Повести о прозе. Т.2. М., 1966.

156. Шкловский В.Б. О теории прозы. М., 1929.

157. Шмелев Д.Н. Русский язык в его функциональных разновидностях. М., 1977.

158. Шмид В. Нарратология. М., 2003.

159. Шмид В. Проза как поэзия. Пушкин Достоевский - Чехов -авангард. СПб, 1998.

160. Штерн М.С. Принципы повествования в прозе А.Чехова и И.Бунина (опыт типологического анализа) // Анализ художественного текста. Литературоведческие штудии. Омск. 1998.

161. Ягубова М.А. Лексико-семантическое поле «Оценка» в русской разговорной речи. Автореферат дис. . канд. филол.наук. Саратов. 1992.

162. Язык и стиль Чехова, (под ред. Баскакова А.В.) Ростов-на-Дону. 1986.

163. Языковое мастерство А.П.Чехова. Ростов-на-Дону. 1988.

164. Языковое мастерство Чехова\ Рост. Гос. Ун-т. Отв.ред. Л.В.Баскакова. Ростов-на-Дону: 1990.