автореферат диссертации по философии, специальность ВАК РФ 09.00.14
диссертация на тему: Генезис религиозной бюрократии в Японии в контексте ее отношений с институтами власти

Полный текст автореферата диссертации по теме "Генезис религиозной бюрократии в Японии в контексте ее отношений с институтами власти"

На правах рукописи

ЛЕПЕХОВА Елена Сергеевна

ГЕНЕЗИС РЕЛИГИОЗНОЙ БЮРОКРАТИИ В ЯПОНИИ В КОНТЕКСТЕ ЕЕ ОТНОШЕНИЙ С ИНСТИТУТАМИ ВЛАСТИ

Специальность 09.00.14 — философия религии и религиоведение (философские науки)

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени доктора философских наук

18 НОЯ 2013

Чита-2013

005540775

005540775

Работа выполнена в Федеральном государственном бюджетном образовательном учреждении высшего профессионального образования «Забайкальский государственный университет» (ФГБОУ ВПО «ЗабГУ»).

Научный консультант

Официальные оппоненты

доктор философских наук, доцент Бернюкевич Татьяна Владимировна

Тыхеева Юлия Цыреновна,

доктор философских наук, доцент, Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего профессионального образования «Восточно-Сибирский государственный университет технологий и управления», профессор кафедры культурологии и социокультурной антропологии

Горбунова Светлана Алексеевна, доктор исторических наук, Федеральное государственное бюджетное учреждение науки Институт Дальнего Востока Российской академии наук (ИДВ РАН), руководитель Центра научной информации и документации ИДВ РАН

Нестеркин Сергей Петрович, доктор философских наук, доцент, Институт монголоведения, буддо-логии и тибетологии Сибирского отделения Российской Академии наук, ведущий научный сотрудник Отдела философии, культурологи и религиоведения ИМБТ СО РАН

Федеральное государственное автономное образовательное учреждение высшего профессионального образования «Дальневосточный федеральный университет».

Защита состоится 27 декабря 2013 года в 10.00 часов на заседании диссертационного совета Д 212.299.04 при ФГБОУ ВПО «Забайкальский государственный университет» по адресу: 672039, г. Чита, ул. Александро-Заводская, 30, зал заседаний ученого совета.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке ФГБОУ ВПО «Забайкальский государственный университет» по адресу: 672000, г. Чита, ул. Кастринская, 1.

Автореферат разослан «$/( » ноября 2013 г.

Ученый секретарь диссертационного совета, кандидат философских наук, доцент Кондакова Наталья Сергеевна

Ведущая организация

I. ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность темы исследования. Религиозная бюрократия по своему статусу наиболее приближена к институтам власти и поэтому необходимо должна включаться в анализ структуры и механизмов управления в социуме. Проблемы зарождения религиозной бюрократии до сих пор остаются малоизученными. Особенно актуальны они становятся в тех регионах, где религиозная бюрократия рекрутировалась из представителей разных конфессий, как это происходило в Японии, где в их числе оказались синтоистские священники, буддистские монахи и последователи конфуцианства.

Защищаемая диссертация предлагает целостное теоретическое исследование проблемы формирования религиозной бюрократии и ее отношений с императорским двором в древней и средневековой Японии на примере изучения преимущественно буддийской сангхи VI—X вв., в контексте ее отношений и связей с синтоизмом и конфуцианством.

Отношения между буддийской сангхой и государством в странах Южной, Центральной Азии и Дальнего Востока уже не раз становились объектом исследований международного сообщества буддологов. И тот факт, что эти исследования продолжаются до сих пор, свидетельствует об отсутствии единой устоявшейся точки зрения по этому поводу. Особого внимания в этом отношении заслуживает Япония, поскольку в наши дни возрастает интерес к буддизму. Это объясняется проблемами самоидентификации и упадка, которые переживает сейчас традиционный японский буддизм.

В этой связи стали актуальными исследования, посвященные ранней истории буддизма в Японии, с целью выявить его истинную роль в истории Японии. Немаловажным моментом этой проблемы также является выяснение вопроса о роли государства в этом процессе. В последнее время среди японских и западных исследователей истории буддизма в Японии все чаще встречается тенденция к переосмыслению исторических событий в Японии VI—X вв. и, особенно, о роли государства в процессе распространения буддизма в Японии. Некоторые исследователи высказывают сомнения в том, что именно благодаря государственной поддержке буддизм смог успешно распространиться в Японии и занять позиции государственной религии; они сомневаются, что описываемое в источниках покровительство буддизму императрицы Суйко и принца Сётоку имело место в действительности, поскольку, по их мнению, в VI

в. уровень японской государственности еще не мог обеспечить распространения буддизма в Японии.

Рассмотрение проблем исследования генезиса религиозной бюрократии актуально также в свете глобального кризиса традиционных религиозных институтов и все более очевидной необходимости их адаптации и модернизации в условиях стремительно трансформирующегося общества и способно помочь прогнозировать возникающие конфликты и напряжения в отношениях религиозных объединений различной конфессиональной направленности.

Степень научной разработанности темы. Термин «бюрократия» употреблялся Винсентом де Гурне, Эд. Мейером1, М. Вебером2, который специально выделял т. н. «бюрократию восточного типа» принципиально отличающуюся, с его точки зрения, от западной. М. Вебер рассматривал и религиозную бюрократию, как один из подвидов обычной бюрократии. Проблемы взаимоотношений буддизма и государства в Японии исследовались в трудах Курода Тосио (1926-1993). Роль религиозного ритуала в отношениях между буддийской сангхой и государством в древней Японии нашла освещение в трудах Абэ Рюити, Футаба Кэнко, Ёсида Кадзу-хико, Ино Хидэаки, Накаи Синко и Хаями Тасуку3. Влияние буддийские тексты, созданных в Китае, на деятельность известных японских монахов периода Нара рассмотрена в работах Накаи Синко. Деятельность буддийских храмов и синтоистских святилищ в политической жизни и менталитете средневековой Японии подробно рассмотрена в трудах Н. Макмул-

1 Меуг Е. М., Geschichte des alten Aegyptens, Berlin, 1887.

2 Вебер M. Избранные произведения. М., 1990. С. 663.

3 Abe Ryuichi. The Weaving of Mantra. Kukai and the Construction of Esoteric Buddhist Discourse. N. Y., 1999; Футаба Кэнко. Кодай буккё сисоси кэнюо. Киото: Нагата бунсёдо, 1962; Футаба Кэнко. Сонирё но сэнгёхо то ситэно досокяку // Рицурё кокка то буке. Токио: Юдзанкаку, 1994; Ёсида Кадзухико. Нихон кодай сякай то буккё (Древнее общество в Японии и буддизм). Токио, 1995; Ино Хидэаки. Тайхо ёро нэнкан-ни окэру Сого-но кино-ни цуйтэ (Об эффективности ежегодных назначений на ответственные посты в «Coro») // Нарадзидай-но сорё то сякай (Монахи периода Нара и общество). Токио, 1994; Накаи Синко. Нихон кодай буккё сэйдо си-но кэнкю (Исследования по системе древнеяпонского буддизма). Токио, 1991; Хаями Тасуку. Рицурё кокка то буккё (Буддизм и государство в системе рицурё) // Ронсю нихон буккё си: Нара дзидай (Сборник по истории японского буддизма: период Нара). Токио, 1986.

4

лина, M. Коллкут (1981); А.Г. Грапард (1992); Гудвин Дж. (1994)4. В работах М. Тееувен и Ф. Рамбелли, Дж. М. Августина, Р. Бендера были исследованы проблемы распространения раннего буддизма в Японии и взаимодействие его с синтоизмом5. Деятельности принца Сётоку (574622), под чьим патронажем проходило распространение буддизма в Японии, посвящены труды японских исследователей Ханаяма Синсё, Мидзу-но Дзёити, Тамаки Кодзиро, Тамура Энтё6. Формирование посмертного культа Сётоку описано в работах М. Комо и К.Г. Kappa7. Взаимоотношениям буддизма и государства в Японии в период Нара посвящены работы Дж. Пиггот8.

Судьба конфуцианства в древней и средневековой Японии описана в трудах Омура Микио, Накамура Гэн, Иноуэ Мицусада, Оцу Тору, Осуми

4 McMullin N. Historical and Historiographical Issues in the Study of Premodern Japanese Religions /7 Japanese Journal of Religious Studies. 1989, vol. 16(1); Collcutt M. Five Mountains: The Rinzai Zen Monastic Institution in Medieval Japan. Cambridge: Harvard University Press, 1981; Grapard A.G. The Protocol of the Gods: A study of the Kasuga Cult in Japanese History. Berkley, 1992; Goodwin J.R. Alms and Vagabounds: Buddhist temples and Popular Patronage in Medieval Japan. Honolulu: University of Hawai'i Press, 1994.

5 Teeuwen M., Rambelli F. Buddhas and Kami in Japan (Honji Suijaku as a Combinatory Paradigm). L., 2003; Augustine J. «Buddhist Hagiography in Early Japan: Images of compassion in the Goyki tradition», London: Routledge Curzon, 2005; Bender R. The Hachiman cult and the Dokyo incident.// Monumenta Nipponica, 1979, vol. 34(2).

6 Hanayama Shinsho. A History of Japanese Budhism. Tokyo, 1965; Мидзуно Дзёити. Ханкасиидзо-ни цуйтэ (О статуях Будды в позе полулотоса) // Тюгоку-но буккё гэйдзюцу (Буддийское искусство Китая). Токио, 1968; Тамаки Кодзиро. Тайси буккё-но токусицу (Особенности буддизма принца Сётоку) // Нихон буккё си-но ронсю (Сборник по истории японского буддизма). Т. I: Сётоку Тайси то Асука буккё (Принц Сётоку и буддизм эпохи Асука). Токио, 1985; Тамура Энтё. Кудара, Сира буккё то Асука буккё (Корейский буддизм и буддизм Асука) // Нихон буккё си-но ронсю (Сборник по истории японского буддизма). Т. 1: Сётоку Тайси то Асука буккё (Принц Сётоку и буддизм эпохи Асука). Токио, 1985.

7 Como Michael. Shotoku: Ethnicity, Ritual, and Violence in the Japanese Buddhist Tradition. N.Y. Ocsford University Press. 2008; Karr Kevin Grey. Pieces of Princes: Personalized Relics in Medieval Japan // Japanese Journal of Religious Studies, Ks 38, 2011.

8 Piggott Joan. Todaiji and the Nara Imperium. Ph.D Dissertation. Stanford University, 1987; Piggott Joan. The Emergence of Japanese Kingship. Stanford: Stanford University Press, 1997.

Киёхару9. Синтоизму были посвящены работы H.A. Невского, Н.И. Кон-рада10.

Древнеяпонские верования и ритуалы изучались А.Е. Глускиной, К.А. Поповым, Е.М. Пинус, Л.М. Ермаковой, Е.К. Симоновой-Гудзенко, С.С. Ласковым, Х.Т. Эйдус, Э.В. Молодяковой и др11. Общие и частные проблемы японского буддизма исследованы в работах О.О. Розенберга, А.Н. Игнатовича, В.Н. Горегляда, Т.П. Григорьевой, А.Н. Мещерякова, Г.Е. Светлова, С.А. Арутюнова, А.Г. Трубниковой, А.Г. Фесюна, С.А. Горбуновой, В.А. Рубеля12 и др.

9 Микио Омуро. Энрин тоси: Тюсэй тюгоку но сэкайдзо (Средневековая китайская структура мира), 1985; Сансэйдо; Нак&мураГэн. Фуцутэки кокка-но рисо (Идеальное представление об обычном государстве) // Нихон буккё си-но ронсю (Сборник по истории японского буддизма). Т. 1: Сётоку Тайси то Асука буккё (Принц Сётоку и буддизм эпохи Асука). Токио, 1985; Иноуэ Мицусада. Нихон кодай сисо си-но кэнкю (Исследования по истории древнеяпонской философии). Токио, 1982; Оцу Тору. Кодай-но тэнносэй (Система императорской власти в древности). Токио: Иванами сётэн, 1999. Osumi Kiyoharu. The Acceptance of the Ritsiryo Codes and the Chinese System of Rites in Japan// Studies on the Ritsuryo System of Ancient Japan. In comparison with Tang // Acta Asiatica. Tokyo, 2010. № 99.

10 Невский H.A. Фольклор островов Мияко. M.: Наука,. 1978; Конрад Н.И. Запад и Восток: т. М.: Наука, 1972.

11 Глускина А.Е. Манъёсю 1 Пер. с япон., вст. ст. и коммент. А. Е. Глускиной. Т. 1-3. М., 1971-1973; Попов К.А. Законодательные акты средневековой Японии. М., 1984; Пинус Е.М. Классическая проза Японии // Классич. проза Дальнего Востока М., 1975; Ермакова JI.M. Культы и верования в раннем периоде японской культуры // Синто: путь японских богов. СПб.: Гиперион, 2002, Т. 1; Пасков С.С. Япония в раннее средневековье. М., 1987; Симонова-Гудзенко Е.К. Представления о географическом пространстве раннесредневековой Японии и России / Россия — Япония: диалог культур народов: мат-лы междунар. симпозиума. М.: Ната-лис, 2004. С. 40-52; Эйдус X. Т. История Японии с древнейших времён до наших дней. М., 1968; Молодякова Э.В. Ритуал в синтоистской традиции // Япония 2008. Ежегодник. М., 2008.

12 Розенберг О.О. Труды по буддизму. М., 1991; Игнатович А.Н. Буддизм в Японии (Очерк ранней истории). М., 1981; Горегляд В. Н. Классическая культура Японии: Очерки духовной жизни / Ответ, ред. К. Г. Маранджян. СПб.: Петербургское Востоковедение, 2006; Григорьева Т.П. Дао и логос (встреча культур). М., 1992; Мещеряков А.Н. Древняя Япония: культура и текст. М., 1991; Игнатович А.Н., Светлов Г.Е. Лотос и политика. М.: Мысль, 1989; Арутюнов С.А., Светлов Г.Е. Старые и новые боги Японии. М., 1968; Трубникова H.H. «Заповеди бод-хисаттвы» и буддийская община в учении Сайтё (к публикации тракгата «Кэн-

6

В числе работ российских японоведов по изучению взаимодействия буддийского духовенства и государства в раннесредневековой Японии следует выделить научные труды и переводы А.Н. Мещерякова, М.В. Грачева, JIM. Ермаковой, H.H. Трубниковой, Л.Б. Кареловой, А.Г. Фесюна13.

Проблемы буддийской философии исследованы в работах Ф.И. Щер-батского, О,О. Розенберга, Е. Е. Обермиллера, В.Н. Топорова, В. П. Андросова, Л.Б. Кареловой, В.И. Рудого, Е.П. Островской, В. Г. Лысенко, С.Ю. Лепехова, Е.А. Торчинова, A.B. Парибка, A.A. Терентьева, С.П. Нестеркина, A.A. Базарова, И.С. Урбанаевой и др14.

кайрон») // Историко-философский ежегодник. М., 2006; Фесюн А.Г. Тантрический буддизм / Пер.: А. Г. Фесюн. Вып. 1. М.: Серебряные нити, 2004; Горбунова С.А. Идеологические интерпретации социальной роли религии и буддизм в КНР // Проблемы Дальнего Востока М., 2005. № 2; Рубель В. А. Японська цившзащя: традишйне суспшьство i державшсть. Кшв: Атлон-Прес, 1997.

13 Мещеряков А.Н., Грачев М.В. История древней Японии. СПб., 2002; Грачев М.В. «Наставления из 17 статей» Сётоку-тайси (604 г.): полемика, содержание, значение / Восток, 1997. № 6. С. 33-42; Ермакова JI.M. Культы и верования в раннем периоде японской культуры // Синто: путь японских богов. СПб.: Гипери-он, 2002. Т. 1 Трубникова Н.Н. «Различение учений» в японском буддизме IX в. М., 2000; Карелова Л.Б. Синто-будийский синкретизм XIII-XV вв. // Буддийская философия в средневековой Японии. М., 1998; Фесюн А.Г. Кукай. Избранные труды / Пер.: А. Г. Фесюн. М.: Серебряные нити, 1999.

14 Щербатской Ф.И. Избранные труды по буддизму. М.: Наука, 1988; Розен-берг О.О. Труды по буддизму. М., 1991; Obermiller Е. The Sublime Science of the Great Vehicle to Salvation (Uttaratantra). Being a Manual of Buddhism Monism. The Work of Aryasanga Transl. from Tib. with Intr. and Notes by E. Obermiller // Acta Orientalia. Vol. IX. Lpz., 1931. P. 105-117; Топоров В.Н. Мадхьямики и элеаты: несколько паралеллей // Индийская культура и буддизм. М., 1972. С. 51-68; Андросов В.П. Учение Нагарджуны о срединности. М., 2006; Карелова Л.Б. Учение Исиды Байгана о постижении «сердца» и становление трудовой этики в Японии. М., Вост. лит. 2007; Васубандху. Абхидхармакоша / Пер., введ., коммент. и ис-след. Е.П. Островской, В.И. Рудого. СПб., 1994.; Лысенко В.Г., Терентьев А.А., Шохин В.К. Ранняя буддийская философия. Философия джайнизма. М., 1994; Lepekhov S. Yu. On the problem of the Genesis of Terms prajfia, tathata, tathagatagar-bha // Studia in honorem Linnart Mall: Humanistic Base Texts and the Mahayana Sutras // Studia Orientalia Tartunesia. Series Nova. Vol. III. Tartu. 2008. P. 162-193; Торчинов Е.А. Введение в буддологию. Курс лекций. СПб., 2000; Парибок А.В. О буддийском понятии «первой арийской личности» в связи с символикой воды в буддизме // Литература и культура древней и средневековой Индии. М., 1988;

7

Существенный вклад в исследование проблем взаимоотношения буддийской религиозной бюрократии и власти внесли работы В.П. Андросова, В.И. Рудого, Е.П. Островской, Т.В. Ермаковой, Н.В. Александровой, С.Х. Шомахмадова, A.C. Мартынова, Е.А. Островской-мл., С.А. Горбуновой, С.Ю. Лепехова, А.Н. Игнатовича, Г.Е. Светлова, А.Н. Мещерякова, М.В.Грачева и др15.

Проблемы политической истории Японии, взаимоотношения ветвей власти, государственное устройство изучены в трудах Д.В. Стрельцова, М.В. Грачева, Э.В. Молодяковой, C.B. Чугрова, Е.Б. Сахаровой и др.16

Нестеркин С.П. Личность в буддизме махаяны. Улан-Удэ: Изд-во БНЦ СО РАН, 2011; Базаров А.А. Институт философского диспута в тибетском буддизме. СПб.: Наука, 1998; Урбанаева И.С. Трансформация парадигмы тибетологии и будцоло-гии II Вестник Читинского государственного университета. 2011. № 7 (74). С. 813.

15 Андросов В.П. Буддийская классика Древней Индии. М., 2008; Рудой В.И., Островская Т.В., Ермакова Т.В. Религиозный идеал в системе категорий буддийской культуры // Восток. 1997. № 3. С. 45; Александрова Н.В. Путь и текст: китайские паломники в Индии. М., 2008; Шомахмадов С.Х. Учение о царской власти (Теории имперского правления в буддизме). СПб., 2007; Мартынов А.С. Государственное и этическое в императорском Китае // Этика и ритуал в традиционном Китае. М., 1988; Островская-мл. Е.А. Религиозная модель общества: социологические аспекты институционализации традиционных религиозных идеологий. СПб., 2005; Горбунова С.А. Китай: религия и власть. История китайского буддизма в контексте общества и государства. М.: ИД «Форум». 2008; Лепе-хов С.Ю. Концепции власти в Центральной и Юго-Восточной Азии и некоторые социокультурные модели в буддизме // Российский гуманитарный научный фонд и фундаментальная наука в Сибири: мат-лы регион, науч.-практ. конф., посвящ. 10-летию РГНФ. Улан-Удэ, 2004. С. 153-157; Игнатович А.Н., Светлов Г.Е. Лотос и полигика. М.: Мысль, 1989; Мещеряков А.Н., Грачев М.В. История древней Японии: СПб., 2002.

16 Стрельцов Д.В. Современная система государственного управления в Японии // Политические системы и политические культуры Востока / МГИМО (У) МИД России, под ред. А.Д. Воскресенского М.: Восток - Запад, 2006 - 687 е.; Грачев М.В. Государь и подданные в древней и средневековой Японии // Правитель и его подданные: социокультурная норма и ограничения единоличной власти. М.: Институт Африки РАН. 2009. 307 е.; Молодякова Э.В. Японское общество: книга перемен. М., 1996; Чугров C.B. Политическая культура Японии / под ред. Д.В. Стрельцова // Политическая система современной Японии М.: Аспект пресс, 2013; Сахарова Е.Б. К вопросу о степени контроля государством Ямато периферии (конец VII—VIII вв.) // История и культура Японии. М., 2001.

S

Гипотеза исследования заключается в предположении о том, что религиозная бюрократия в Японии формировалась под воздействием однонаправленных факторов, обусловленных сходством целей и интересов чиновничьего аппарата и буддийского священства, заключавшихся в ограничении прав сословной аристократии. Особая роль буддийской сангхи в Японии заключалась в осуществлении компенсаторной функции, согласно закону динамического равновесия систем (по Н.С. Капустину17), но в условиях поддержания баланса между религией и общественными институтами, в то время как, согласно П. Бергеру, обычным является распространение религиозных практик и символов в структуре общественных институтов. В Японии, на примере попыток придания религиозным ритуалам статуса правовых государственных актов можно видеть движение религиозной структуры в сторону трансформации в государственный институт.

В качестве объекта исследования выступает взаимодействие религиозной бюрократии и институтов власти в средневековой Японии.

Предметом исследования являются процессы формирования религиозной бюрократии в Японии, обусловленные взаимоотношениями с японской аристократией и императорским двором.

Цель диссертационной работы - проследить процесс взаимоотношений между буд дийской сангхой в Японии и государством и ее трансформации в У1-ХИ вв. Для достижения указанной цели решаются следующие задачи:

17 «Системный подход к религии показывает, что определенная структура накладывает ограничения на процесс ее функционирования и трансформации. Эволюция иллюзорного образования подчиняется закону динамического равновесия систем, устраняющему негативные воздействия. Проявляется это в том, что постоянно нарушаемое равновесие системы вновь восстанавливается. Совершается это за счет подгонки ее структуры к новым объективным условиям и субъективным факторам, например к определенному соотношению политических сил. Если же структура религиозной системы "не вписывается" в изменившиеся условия жизнедеятельности общества, происходит ее деформация, способствующая установлению новой модификации религии. Кризис религиозной системы, представляющий собой качественное ее изменение, идет через борьбу противоположных тенденций, сил. Эти изменения могут проходить как в старых, так и в новых религиозных формах». Капустин Н.С. Особенности эволюции религии. М.: Мысль, 1984. С; 27.

— проанализировать понятие «религиозная бюрократия» в контексте исторического материала взаимоотношений конфессий и власти в средневековой Японии;

— исследовать факты зарождения буддийской сангхи в древней Японии и проблемы ее восприятия в источниках, а также возможности возникновения религиозной бюрократии в Японии;

— рассмотреть проблему взаимодействия буддизма и автохтонной религии японцев синтоизма на раннем этапе на примере изучения буддийского фольклора;

— проанализировать философские труды покровителя буддизма принца Сётоку (Сётоку-тайси) и процесс его отождествления с Буддами Майт-рейей и Шакьямуни как свидетельство вовлечения древней Японии в сферу влияния буддийского мира (наряду с Индией и Китаем);

— рассмотреть роль женщин-императриц в процессе распространения буддизма в Японии;

— изучить социальные и идеологические предпосылки появления системы императорского управления инсэщ

— исследовать роль ведомства «Coro» в контексте отношений между сангхой и государством в период Нара- начало Хэйан (VIII-X вв.);

— проанализировать деятельность «религиозных виртуозов» (по классификации М. Вебера) Гёки, Гэмбо, Докё и их роль в идеологическом кризисе середины VIII в.;

— сделать сравнительный анализ концепций государства и буддийской сангхи в философских сочинениях буддийских монахов начала эпохи Хэйан - Сайтё и Кукая;

— исследовать влияние реформ Сайтё на укрепление позиций буддийской религиозной бюрократии;

— рассмотреть эзотерические ритуалы японского буддизма, проводившиеся при императорском дворе в X-XII вв. и их обоснование в теоретической концепции Кукая, а также влияние на региональную геополитику.

Теоретико-методологические основы исследования. Исследование процессов формирования религиозной бюрократии в средневековой Японии в данной работе опирается в теоретико-методологическом плане на теорию" бюрократии, разработанную М. Вебером. Существенно, что под «бюрократией» с момента возникновения этого термина понимался социальный институт антагонистичный по своим функциям аристократии.

Соответствующая коннотация присутствует и в данной работе. Один из центральных и принципиальных пунктов в веберовской теории бюрократии заключается в рационализации управления и это качество, согласно М. Веберу, и выделяет бюрократию в отдельную социальную группу в обществе. В случае религиозной бюрократии речь идет о рационализации религиозной догматики и ритуала. В связи с этим Вебер особое внимание уделяет протестантизму, объясняя тенденцией к рационализму, присущей этой конфессии, повышение технологической эффективности западного капиталистического общества. К возможной рациональности восточных религий сам Вебер относился весьма скептически, что можно объяснить как «давлением» уже сложившейся достаточно стройной собственной теоретической конструкции, так и недостаточной изученностью восточных религий в то время.

Отечественные востоковеды и японоведы, в частности, академик Н.И. Конрад, справедливо указывали на культурно-исторические параллели и на разные возможности выражения типологически сходных идей и процессов в культурах Востока и Запада. Ряд западных философов и культурологов, в том числе и последователей Вебера, обратили внимание на ряд фактов, противоречащих излишне категоричным и скептичным выводам Вебера относительно восточных культур и религий. Вместе с тем механизм рационализации управления, появляющийся вместе с бюрократическим аппаратом, представляется надежным измерительным инструментом для характеристики сложных и запутанных отношений японского императорского двора и провинциального чиновничества с представителями различных конфессий в средневековой Японии.

Необходимость исследовать взаимодействие различных по степени развития догматики и ритуала религий необходимо требовала теоретического осмысления культурно-исторических проявлений религиозного синкретизма, особенно в связи с необходимостью освещения роли синто-буддийско-конфуцианского синкретизма в процессе становления японской религиозной бюрократии. Религиозный синкретизм изучался Ч. Стюартом, Р. Шау, У. Сватосом, П. Квисто, В. Дирнессом, В.-М. Кар-кайнен, А. Купером, Ф. Кюстером, М. Элиаде, Н.М. Маториным, Н.С. Капустиным, А.И. Клибановым, В.А. Трефиловым, А.П. Забияко,

А.Г. Букиным, А.Д. Зельницким, Г.Е. Колывановым, JI.C. Васильевым, Т.В. Бернюкевич, A.B. Жуковым, Е.В. Беляевой и др.18

Особенности положения буддизма в его отношении с другими социальными институтами государства, подмеченные П. Бергером19, помогли

18 Charles Stewart. Rosalind Shaw Syncretism «Anti-Syncretism: The Politics of Religious Synthesis». Routledge, 1994; William H. Swatos, Peter Kvisto. Encyclopedia of Religion and Society. Rowman Altamira, 1998; William A. Dyrness, Veli-Matti Kärkkäinen. Global Dictionary of Theology. InterVarsity Press, 2009; Adam Kuper. The Social Science Encyclopedia. Routledge, 2003; Volker Küster. Reshaping Protestantism in a Global Context. LIT Verlag Münster, 2009; M. Элиаде. История веры и религиозных идей. М., 2009; Маторин Н. М. К вопросу методологии изучения религиозного синкретизма // С. Ф. Ольденбургу. К 50-летию научно-общественной деятельности (1882-1932). JL: Ленгиз, 1934. С. 45-52; Капустин Н.С. Особенности эволюции религии. М.: Мысль, 1984; Клибанов А. И. Духовная культура средневековой Руси. М.: Аспект-пресс, 1996. 367 е.; Трефилов В. А. (Гл. XVII §3 Надконфессиональная синкретическая религиозная философия // Основы религиоведения / Ю. Ф. Борунков, И. Н. Яблоков и др.; Под ред. И. Н. Яблокова. М.: Высш. шк., 1994. 368 е.; Забияко А.П. Синкретизм религиозный //Религиоведение: энциклопедический словарь / АП. Забияко, А.Н. Красников, Е.С. Элба-кян. М.: Академический проект, 2006; Bukin A. Religious syncretism at the level of everyday ritualism in the culture of Russians, Buryats and Evenks of Transbaikalian region // Creation-Creativity-Reproductions: historical & existential experience. Inter-nationar readings on theory, history and philosophy of culture. #18, EIDOS. St-Petersburg, 2003; Зельницкий, А. Д. Формы «религиозного синкретизма» в Китае. СПб, 2006. 23 е.; Колыванов Г.Е. Двоеверие // Православная энциклопедия. Т. XIV. М.: Православная энциклопедия, 2007. С. 242-244. 752 е.; Васильев Л.С. История религий Востока / Гл. 19. Религиозный синкретизм синкретизм в Китае. Традиции и современность. М.: Высш. шк., 1983; Бернюкевич Т. В. Об особенностях взаимодействия буддийских и добуддийских верований у народов России в контексте концепции религиозного синкретизма // Уч. зап. Забайкальского государственного гуманитарно-педагогического университета им. Н.Г. Чернышевского. Философия, Культурология. Социология. Социальная работа. Чита, 2010. 4 (33). С. 17-27; Жуков A.B. Религиозно-синкретические универсалии народной религии русских и аборигенов Байкальского региона // Кулагинские чтения: мат-лы VI Всерос. науч.-практ. конф. Чита: ЧитГУ, 2006. Ч. 1. С. 309-313. Беляева Е.Б. Исторические типы религиозного синкретизма // Вестник Брестского университета. Серия гуманитарных и общественных наук. Философия, Социология. Право. Психология. Педагогика. Брест, 2008. 4. С. 45-52.

19 Peter L. Berger. The Social Reality of Religion, 1973, Great Britain: Harmonds-worth (Midd'x), P. 54-55; 128-129.

сформулировать гипотезу исследования и также явились важной теоретической предпосылкой, лежащей в основе теоретической концепции данной работы.

Для правильного понимания путей и причин формирования японской религиозной бюрократии также следует учитывать, что японские правящие круги постоянно имели перед собой своеобразную модель организации государства в Китае, которую воспринимали как образцовую, а также буддийскую цивилизационную модель, включавшую концепцию уп-20

равления государством , поэтому методологически исследование строится с учетом культурных и политических преобразований, которые происходили на всем пространстве Восточной Азии и даже шире.

Из современных западных религиоведов, оказавших влияние на формирование теоретико-методологических основ настоящей работы, следует отметить труды К. Гирца, К.Дж. Кристиано и Б. С. Тернера21.

Помимо уже упомянутых классиков религиоведения, в качестве теоретико-методологической основы были использованы работы таких авторов, как: Э. Дюркгейм, П. Сорокин, Р. Мертон, Т. Парсонс, Р. Дарен-дорф, П. Блау, Т. Лукман, Н. Луман, Э. Фромм, К. Юнг, Л.Н. Митрохин, Д.М. Угринович, И.Н. Яблоков, В.И. Добреньков, Е. И Аринин, В.И. Га-раджа, Ю.А. Кимелев, М.А. Попова, М.Н. Фомина и др22.

20 См.: Лепехов С.Ю. Философия мадхьямиков и генезис буддийской цивилизации. Улан-Удэ, 1999.

21 Гирц К. Интерпретация культур. М., 2004; Christiano Kevin J., Swatos William H., and Peter Kivisto «Sociology of religion/ contemporary developments», USA: Rowan & Littlefield Publishers, 2008; Turner Biyan S. Religion and modern society: citizenship, secularization and the state, Cambridge University Press. N. Y., 2011.

22 Дюркгейм Э. Элементарные формы религиозной жизни // Мистика. Религия. Наука. Классики мирового религиоведения. М., 1998; Сорокин П. А. Человек. Цивилизация. Общество / Питирим Сорокин; Общ. ред., сост. и предисл., с. 5-24, А. Ю. Согомонова. М.: Политиздат, 1992; 2009; Мертон Р. К. Социальная теория и социальная структура. М.: Аст:Аст Москва: Хранитель, 2006. Парсонс Т. О структуре социального действия. М.: Академический проект, 2000; Дарендорф Р. Современный социальный конфликт. Очерк политики свободы. М., 2002; Blau Р. The dynamic of bureaucracy. Chic., 1955; Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. Трактат по социологии знания. М.: Медиум, 1995; Луман Н. Теория общества // Теория общества. Фундаментальные проблемы / Под ред. А.Ф. Филиппова. М., 1999; Фромм Э. По ту сторону порабощающих нас иллюзий. Дзен-будцизм и психоанализ. М.: Аст, 2010; Юнг К. Г. Архетип и символ.

13

В работе использовался комплексный подход к изучению объекта и предмета исследования, который предполагает исследование поставленной проблемы с учетом общего исторического развития в периоды древности и раннего японского средневековья (VI-XII вв.). Основными методами исследования явились анализ и синтез, единство всеобщего и единичного, установка на историчность и преемственность, принцип целостности и системности, т. е. системная методология, содержащая герменевтический подход.

Летописи, буддийские сутры и трактаты, дневники и художественные произведения рассматриваются в исследовании как документы, фиксирующие определенное состояние общественного сознания и общественной психологии, локализованные в четко очерченном социальном слое и пространственно-временном континууме (буддийская сангха и императорский двор VI-XII вв.).

В работе также использовался компаративистский метод исследования, в разработку которого внесли вклад такие ученые, как Р.Т. Эймс, Д. Л. Холл, X. Накамура, П.Т. Раджу, М.Т. Степанянц, В.К. Шохин, В.Г. Лысенко, A.B. Ломанов, A.C. Колесников23.

М., 1991; Митрохин Л. Н. Религия и культура (философские очерки). М., 2000; Угринович Д. М. Введение в религиоведение. М., 1985; Яблоков И.Н. Основы теоретического религиоведения. М., 1994; Добреньков В.И., Радугин А. А. Методологические вопросы исследования религии. М., 1989; Аринин Е. И. Философия религии. Принципы сущностного анализа. Архангельск, 1998; Гараджа В.И. Социология религии. М., 1996; Кимелев Ю. А. Философия религии: Систематический очерк. М., 1998; Попова М. А. Критика психологической апологии религии. (Современная американская психология религии). М., 1972; Фомина М.Н. Философская культура: онтологический диалогизм. Чита: Поиск, 2000;

23Эймс Р.Т. Методологические подходы к сравнительным исследованиям: направления исследований китайской философии в Америке // Сравнительная философия. М.: Вост. лит. РАН, 2000. С. 137-145; Holl D.L. Richard Rorty, Poet and Prophet of new Pragmatism. N. Y. 1994; Nakamura H. Parallel Developments. A Comparative History of Ideas. Tokio, 1975; Raju P.T. Introduction to Comparative Philosophy. Univ. of Nebraska Press, 1962; Степанянц М.Т. Человек в традиционном обществе Востока (опыт компаративистского подхода) // Вопросы философии. № 3. 1991. С. 140-151; Шохин В. К. В. С. Соловьев, индийская философия и проблемы компаративистики // Историко-философский ежегодник, 1995. М.: МАРТИС, 1996. С. 106-121; Лысенко В.Г. Компаративистская философия в России // Сравнительная философия М., 2000. С. 146-166; Ломанов A.B. Христианская герменевтика китайской культуры и французские иезуитские миссионеры // Сравни-

14

Эмпирическая база исследования: Для подготовки данной работы были исследованы японские, китайские и индийские источники, содержащие сведения о процессе распространения буддизма в странах Юго-Восточной Азии и Дальнего Востока и формировании в этих странах религиозной бюрократии в системе буддийской сангхи. Также было проведено исследование религиозно-философских сочинений - буддийских сутр и конфуцианских трактатов как средств, послуживших идеологической базой для процесса складывания религиозной бюрократии в Японии.

Изучавшиеся источники можно разделить на несколько групп:

1. Исторические источники, в которых последовательно отражен процесс формирования религиозной бюрократии и ее отношения с императорским двором в Японии VI-IX вв. Это исторические хроники «Нихон сёки» («Анналы Японии»), «Сёку Нихонги» («Продолжение анналов Японии»), «Оокагами» («Великое зерцало») и др. К этому разряду относятся также императорские указы сэлшё, на основе исследования которых был сделан вывод о государственной политике в отношении синто-буддийского синкретизма; законодательный кодекс для монахов и монахинь VIII в. «Сонирё», сопоставительный анализ которого выявил отношение государства к представителям буддийской сангхи в системе бюрократического аппарата. Хроники буддийских храмов, прежде всего хроника храма Асука-дэра (Гангодзи), повествующая об истории распространения буддизма в Японии.

2. Жизнеописания буддийских монахов, повлиявших на распространение буддизма в Японии (Гёки, Докё, Сайтё, Кукай), житийная литература.

3. Художественные произведения VIII-X вв, относящиеся к буддийскому фольклору: «Нихон рёики» («Японские легенды о чудесах»), «Кондзяку моногатари» («Рассказы о делах нынешних и минувших») и т.д., произведения синтоистского фольклора - мифологическая летопись «Кодзики» («Записи о деяниях древности»), дневники аристократов IX-X вв., в которых встречаются описания эзотерических буддийских церемоний при императорском дворе.

4. Сочинения японских буддийских мыслителей, прежде всего, японская комментаторская литература периода формирования религиозно-

тельная философия М., 2000. С. 146-166; Колесников A.C. Мировая философия в эпоху глобализации. Нью-Йорк; СПб.: Зарубежная Россия, 2008.

15

философских школ. К ним относятся следующие трактаты: «Сангё Гисё» («Комментарии к трем сутрам»), приписываемые принцу Сётоку, сочинения основателей школ Тэндай и Сингон - Сайтё и Кукая: «Кэнкай-рон» («Рассуждение, поясняющее заповеди»), «Хонри дайкосю» («Великий свод основных правил»), «Санго сиики» («Три учения указывают и направляют»), «Сокусин дзёбуцу га» («О значении слов «стать Буддой в собственном теле»»), «Хидзо хояку» («Драгоценный ключ к тайной сокровищнице») и др.

5. Буддийские сутры и трактаты: «Абхидхармакоша», «Садцхарма-пундарика сутра» («Сутра о цветке лотоса чудесной Дхармы»), «Суварна-прабхаса сутра» («Сутра золотого блеска»), «Шрималадэви-симханда сутра» («Сутра о царице Шримале»), «Вималакирти сутра» («Сутра поучений Вималакирти»), «Брахма-джала сутра» («Сутра о сетях Брахмы»), «Махавайрочана-сутра» («Сутра великого Будды Махавайрочаны») и т.д. Их анализ позволил выявить канонические основания процесса складывания религиозной бюрократии в среде буд дийской сангхи.

6. Китайская конфуцианская литература, прежде всего «Лунь Юй» («Суждения и беседы») Конфуция и труды его последователей Мэн-цзы, Дун Чжуншу и др. Данный материал необходим для исследования полемики между буддистами и конфуцианцами в Японии в УШ-Х вв.

Диссертант исходил из того, что достоверную религиоведческую информацию можно получить только при использовании современных комплексных компаративистских методах исследования, предполагающих работу с различными источниками, уточняющих и дополняющих друг друга. Ряд японских источников впервые введен в отечественный религиоведческий научный оборот

Научная новизна исследования

Основные научные результаты и научная новизна диссертации заключаются в следующем:

— Произведена операционализация понятия «религиозная бюрократия» в контексте концепции взаимодействия религиозных структур и институтов власти в средневековой Японии.

- Было установлено, что в результате проникновением в Японию буддизма и возникновения религиозного плюрализма произошло относительное ослабление влияния магической практики каждого из религиозных учений; усилились рациональные тенденции в догматике и религиозной практике; усложнилась структура религиозного культа и функций

священства, в результате чего появилась отдельная страта религиозной бюрократии как инструмента государственного управления.

- Доказано, что неотмеченная ни в одной другой стране буддийского ареала тендерная особенность формирования первой буддийской сангхи из монахинь, а не из монахов была обусловлена взаимодействием буддизма и синтоизма, а именно: противоречиями внутри японской аристократии, тлевшей различные ранги сакральности и стремлением использовать буддийское учение в качестве магического средства в борьбе за власть в соответствии с существовавшей синтоистской религиозной практикой.

- Установлено, что сближение культов Сётоку, Майтрейи и Шакья-муни было результатом синто-буддийского синкретизма и явилось основой для дальнейшего формирования японской государственной идеологии.

- На основе сравнения практик государственного управления в Китае и Японии сделан вывод о том, что именно императрицами Японии впервые была разработана целенаправленная программа превращения буддизма в государственную идеологию.

- Обоснован вывод о том, что в результате использования буддизма в качестве государственной идеологии произошло первое ослабление формирующейся государственной системы управления рицурё и появились предпосылки для создания системы императорского управления инсэй, позволившей буддийской религиозной бюрократии принимать непосредственное участие в управлении государством.

- Сравнительный анализ правительственного кодекса для монахов и монахинь «Сонирё» и устава буддийской общины «Виная» выявил, что в действительности ведомство по делам буддизма «Coro», призванное с помощью кодекса «Сонирё» контролировать деятельность буддийской сангхи, не справлялось с этой задачей, поскольку государственная политика системы puifype в этом отношении оказалась неэффективной.

- В ходе исследования деятельности знаменитых буддийских деятелей - Гёки, Гэмбо, Докё было установлено, что попытка создания буддийского теократического государства в середине VIII в. при участии Докё была обусловлена идеологическим кризисом, связанным попыткой японских императоров совместить идеологии буддизма, синтоизма и конфуцианства.

- Сравнительный анализ философских учений буддийских школ IX в. школ Тэндай и Сингон позволил выявить их представления о модели иде-

ального государства (с буддийской точки зрения), образе идеального правителя и основополагающей роли буддийской сангхи в процессе сохранения социальной и природной гармонии в обществе и государстве.

— Показано, что реформы Сайтё изменили соотношение сил в процессе регуляции религиозной деятельностью в Японии, ослабили правительственное чиновничество и способствовали появлению мощного слоя буддийской религиозной бюрократии, обладавшей значительным политическим и экономическим влиянием в стране.

— Обоснован вывод о том, что теоретическая трактовка Кукаем новой церемонии интронизации японского императора и введение соответствующего буддийского ритуала явились первыми попытками в истории Японии идеологически обосновать расширении сферы геополитических интересов.

Основные положения, выносимые на защиту:

1. Операционализация понятия «религиозная бюрократия» происходит двояким образом: как в семиотическом поле теоретической концепции, так и в прагматике исторических реалий. Японская религиозная бюрократия детерминируется как «рутинизацией харизмы» основателей соответствующих философских течений в японском буддизме, так и поиском компромиссных моделей управления обществом со стороны властей.

2. Японский буд дизм как на раннем этапе своего развития, так и в последующем, несмотря на относительную изолированность японской культурной традиции, должен рассматриваться как часть общего культурного целого с континентальной Азией. Игнорирование этого обстоятельства в религиоведении и буддологии является методологической ошибкой.

3. Уникальные тендерные особенности первой буддийской сангхи Японии обусловлены ролью жриц в японском синтоизме и его влиянием на буддизм в процессе формирования синто-буддийского синкретизма «кокка буккё».

4. Сближение культов будд и бодхисатв с культом императора Сётоку позволило синто-буддийскому синкретизму укрепить основы государственной идеологии в борьбе за влияние с наследственной аристократией.

5. Императрицы Японии из-за дефицита легитимности нуждались в дополнительных идеологических обоснованиях своих претензий на верховную власть, что объективно усиливало роль и влияние как буддийской, так и синтоистской религиозной бюрократии. Если формирование

синтоистского духовенства традиционно происходило по принципу наследственной передачи сана, то пополнение буддийской сангхи допускало максимально возможную в японском средневековом обществе социальную мобильность и превращало буддийскую сангху в наиболее мощный социальный «лифт».

6. С целью расширения своего политического и идеологического влияния японское правительство создало не имеющую аналогов систему государственных храмов кокубундзи, в которых деятельность монахов определялась в первую очередь не сотериологическими, а государственными задачами по защите страны (магическими средствами) и сочетала как сакральные, так и надзорные функции. Система императорского управления инсэй возникла как результат ослабления государственного чиновничьего управления рицурё и усиления влияния буддийской религиозной бюрократии.

7. Политика японского государства по отношению к буддизму с самого начала содержала фундаментальное противоречие между стремлением правительства превратить монахов в государственных чиновников, что зафиксировано в кодексе «Сонирё», и сохраняющимся самоуправлением в буддийских монастырях, что потенциально позволяло японскому буддизму трансформироваться в сторону теократии. Эта тенденция сдерживалась благодаря политике неослабевающего государственного контроля над буддийскими монастырями через ведомство «Coro» и поощрению конкуренции между отдельными буддийскими школами, но, в конечном счете, оказалась неэффективной.

8. Идеологический кризис в Японии в середине VIII в, вызванный стремлением императорского двора совместить идеологии буддизма синтоизма и конфуцианства, был причиной активности буддийских «религиозных виртуозов» (Гёки, Гэмбо, Докё), способствовавших дальнейшему развитию буддийской религиозной бюрократии в направлении теократии. Буддийская концепция управления государством в исходном индийском варианте вступила в Японии в противоречие с преобладающей опорой императорской легитимности на местные культы (синто) и конфуцианскую модель управления, что нашло свое наиболее яркое проявление в т. н. «инциденте с Докё».

9. Буддийские школы IX в. школы Тэндай и Сингон в лице своих основателей Сайте и Кукая разработали свои модели идеального государства, обосновавшие с различных позиций усиление роли буддийской религиозной бюрократии и ее влияния на императорский двор.

10. В условиях ослабления легитимности императорской власти при императоре Сага и идеологического кризиса нарского буддизма Сайте удалось реформировать японский буддизм, приблизив его одновременно к политическим реалиям Японии и к сформировавшейся на тот момент модели континентального китайского буддизма.

11. Сущность буддийских реформ Кукая сводилась к подробной разработке магического ритуала, соответствующего философскому содержанию всего предшествующего нарского буддизма, а также объединявшему все идеологические и магические ресурсы буддизма, конфуцианства и синтоизма. Благодаря этому для буддийской религиозной бюрократии обеспечивалось превалирующее положение в системе государственного управления, а для императорского двора - дополнительная и модернизированная легитимность, а также создавались предпосылки для создания теократии в Японии и обосновывались претензии на расширение сферы геополитических интересов.

Теоретическая значимость полученных результатов исследования заключается в том, в работе на конкретном историческом материале прослежены механизмы формирования религиозной бюрократии в Японии и особенности ее взаимоотношений с властными институтами, обусловленные сложным и неповторимым соотношением различных конфессий и религиозных направлений рассматриваемой эпохи. Материалы диссертации и ее выводы позволяют более точно оценивать ход исторических процессов на разных этапах развития японского общества и ее культуры, анализировать механизмы и структуру воздействия религиозных сообществ на институты власти в Японии, прогнозировать такое влияние в будущем, исходя из степени стабильности традиционных религиозных институтов в обществе. Анализ процесса взаимоотношений между религиозной бюрократией в Японии и государством и ее трансформации в VI —XII вв. "может представлять интерес как для специалистов, занимающихся общими и частными вопросами раннесредневековой истории Японии, так и для востоковедов и религиоведов.

Практическая значимость. Полученные данные позволяют расширить и уточнить представления о процессах формирования религиозной бюрократии, тенденции ее развития в различных условиях складывающихся взаимоотношений с властью и могут быть использованы при прогнозировании поведения верующих и развития конфессиональных институтов в современных условиях. Материалы диссертации могут быть использованы при формировании этно-культурной политики, в целях про-

20

филактики этно-религиозных конфликтов и организации гармоничных отношений между представителями различных конфессиональных групп в регионах с многонациональным населением. Материалы диссертации также могут быть использованы при написании работ по истории культуры средневековой Японии, а также при подготовке новых учебников по истории Японии и мировых религий, вузовских лекций, спецкурсов и семинаров.

Апробация результатов исследования. Основные выводы и теоретические положения настоящей диссертации были изложены на научных конференциях, симпозиумах и семинарах: научной конференции «Цыби-ковские чтения-7», (Улан-Удэ, 1998); международной научной конференции «Проблемы истории и культуры кочевых цивилизаций Центральной Азии», (Улан-Удэ, 2000); международном конгрессе востоковедов «ICA-NAS XXXVII 2004» (Москва, 2004); международной конференции «Re-seach on Cultural reform in the Developing Countries» (China, Qingdao, 2005); международной конференции «Буддизм в контексте истории, идеологии и культуры Центральной и Восточной Азии» (Улан-Удэ, 2005); международной конференции «Третьи Торчиновские чтения» (СПб., СПБ ГУ, 2006); международной конференции «Философии Восточно-азиатского региона и современная цивилизация» (М., ИДВ РАН, 2007); международной конференции «Globalization and Social Transformation in the Developing Countries» (Mongolia, Ulanbaatar, 2007); международной конференции «Четвертые Торчиновские чтения» (СПб., СПБГУ, 2007); международной конференции «Восток в эпоху древности: новые методы исследований, междисциплинарный подход, общество и природная среда» (Москва, ИВ РАН, 2007); международной конференции «Пятые Торчиновские чтения» (СПб., СПБГУ, 2008); XXII всемирном конгрессе по философии «Rethinking Philosophy Today», (Korea, Seoul, 2008); международном симпозиуме «Философия буддизма в много культурном контексте» (М., ИФ РАН,Тоётэцугакукэнкюсё (Институт восточной философии, Токио) (Москва, 2008); международной конференции «International Relations Among Developing Countries», (Ulanbaator, 2008); международном семинаре «Philosophy and Social sciences in the developing countries» (Ulan-Ude, 2009); международной конференции «Древность: историческое знание и специфика источника», посвященной памяти Э.А. Грантовского и Д.С. Раевского (Москва, ИВ РАН, 2009); научной конференции «Japan Report: взгляд нового поколения: Япония — традиции и современность», отдел японской культуры «Japan Foundation» ВГИБЛ

21

(Москва, 2009); международной конференции «Культурные и цивилиза-ционные аспекты позиционирования Японии в АТР», ИДВ РАН, 2009; всероссийской конференции «Взгляд нового поколения: Япония -традиции и современность» (Москва, ИСАА МГУ, 2009); международной конференции «Шестые Торчиновские чтения» (СПб., СПБГУ, 2010); международной конференции «Проблемы истории и культуры Древнего Востока», посвященной памяти Г. М. Бонгард-Левина (Москва, ИВ РАН, 2010); международной конференции «Science and religion» (Ulaanbaatar, 2010); международной конференции «Рериховские чтения» (Москва, ИВ РАН, 2010); научной конференции «Japan Report: взгляд нового поколения: Япония — традиции и современность», отдел японской культуры «Japan Foundation» ВГИБЛ (Москва, 2010); всероссийской конференции «Japan Report: Япония - восприятие в России» (Москва, ИСАА МГУ, 2010); XVI всероссийской конференции «Философии Восточноазиатского региона (Китай, Япония, Корея) и современная цивилизация» (Москва, ИДВ РАН, 2010); международной конференции «Седьмые Торчиновские чтения» (СПб., СПБГУ, 2011); международной научной конференции «Древность: историческое знание и специфика источника» (Москва, ИВ РАН, 2011); международной конференции «Межнациональные и межконфессиональные отношения в условиях глобализации» (Улан-Удэ, БГУ, 2012); международной конференции «Мир Центральной Азии» (Улан-Удэ, ИМБТ РАН, 2012); международной конференции «Текстология Востока: опыт интерпретации и перевода источников» (Москва, ИВ РАН, 2012); международной конференции «Рериховские чтения» (Москва, ИВ РАН, 2012); международном съезде молодых востоковедов России и СНГ (Звенигород, 2012); XVIII всероссийской научной конференции «Философии Восточноазиатского региона (Китай, Япония, Корея) и 'современная цивилизация» (Москва, ИДВ РАН, 2012); XXIII всемирном философском конгрессе «Philosophy as Inquiry and Way of Life» (Greece, Athens, 2013); II международном съезде молодых востоковедов России и СНГ «Восточные общества: традиции и современность

Основные положения диссертационного исследования прошли апробацию при чтении автором лекционных курсов: «Социально-политические системы Китая», «Конфуцианство и даосшм», «Религиозные системы в Японии: синтоизм» в «Институте стран Востока» (Москва) в 2006-2013 гг.; программ «Земля и небо» международного телевизионного канала «Мир» (май - июнь - октябрь - ноябрь 2013).

Структура работы: диссертация состоит из введения, четырех глав, заключения, словаря терминов и имен и библиографии.

II. ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении обоснована тема исследования и ее актуальность, раскрыта степень научной разработанности, определены объект и предмет изучения, сформулированы цель и задачи, описаны методология исследования, научная новизна, теоретическая и практическая значимость работы, изложены выносимые на защиту основные положения диссертационного исследования, указаны сведения об апробации результатов работы.

В первой главе «Религиозная политика японских императоров в период Асука» рассматриваются особенности первого этапа распространения буддизма в Японии и роли в этом процессе верховной власти.

В параграфе 1.1. «О понятии «религиозная бюрократия» в контексте востоковедного религиоведения» дается определение «религиозной бюрократии» под которой понимается система управления религиозными организациями, основанная на вертикальной иерархии, специализации и разделении труда, четкой регламентации правил и обезличенности взаимоотношений. Отмечается, что понятие «религиозная бюрократии», ап-плицируется: во-первых, на соответствующий кодифицированный набор социально-религиозных статусов; во-вторых, на существовавшую на тот момент в обществе систему социальных отношений; в третьих, на конкретную историческую канву событий, модифицирующей кодифицированные социальные статусы и смыслы. Следовательно, операционализа-ция понятия «религиозная бюрократия происходит двояким образом: как в семиотическом поле теоретической концепции, так и в прагматике исторических реалий.

В параграфе 1.2. «Становление буддийской сангхи в Японии» прослеживаются пути формирования буддийской сангхи в Японии на базе иммигрантских общин и покровительства клана Cora.

Анализируя процесс распространение буддизма в Японии, диссертант обращает внимания на одну важную качественную особенность, заключающуюся в том, что первая буддийская сангха в Японии формировалась из монахинь, а не из монахов, что противоречило буддийским традициям и требованиям устава, и не отмечено ни в одной другой стране буддийского ареала. Эта особенность объясняется автором существовавшими противоречиями внутри японской аристократии, имевшей различные

ранги сакральности и стремлением использовать буддийское учение в качестве магического средства в борьбе за власть в соответствии с существовавшей синтоистской религиозной практикой. Статус буддийских монахинь приравнивался, таким образом, к статусу синтоистских жриц, хотя буддизм на этом этапе рассматривался как иноземный культ, но равный по магической силе воздействия синтоизму.

В параграфе 1.3. «Синкретизм буддийских и синтоистских культов» исследуется взаимодействие и взаимозависимость буддийских и синтоистских культов по мере аккультурации буддизма в японском обществе. В различных исследованиях синто-буддийского синкретизма в трудах отечественных японоведов (А.Н. Мещеряков, Л.Б. Карелова и т. д.) было показано какое значительное влияние оказал буддизм на синто в средневековой Японии (характерным примером является совмещение культов некоторых божеств коми и бодхисаттв). Однако изучение взаимодействия буддийских и синтоистских ритуалов в древней Японии, по мнению автора, убеждает в том, что, в свою очередь, и синтоизм повлиял на буддизм на раннем этапе его распространения в Японии. Буддизм на раннем этапе своего распространения в Японии (VI—VII вв.) воспринял традиционные синтоистские представления о сакральном значении звуков и слов, что выразилось в той большой роли, которую стали играть вербальные ритуалы (чтение сутр, мантр и дхарани) в официальных буддийских церемониях. Это явление, нехарактерное для индийского буддизма, привело к тому, что впоследствии во всех японских буддийских школах, как эзотерических, так и экзотерических, публичная декламация буддийских текстов стала обязательным явлением. При этом произошло смещение функций некоторых магических обрядов.

Так, проклятия — токо, относившиеся в синтоизме к сфере нечистого, поскольку влекли за собой болезни и смерть, в буддизме, во-первых, стали символизировать средство защиты Учения Будды и сангхи от врагов буддизма, во-вторых, являлись свидетельством несокрушимого имперского абсолютизма, характерного для Японии периодов Асука и Нара, когда официальной идеологией являлся буддизм. Диссертантом обосновывается вывод о том, что возникновение религиозного плюрализма в связи с проникновением в Японию буддизма объективно способствовало: а) усложнению структуры религиозного культа и функций священства, б) относительному ослаблению влияния магической практики каждого из религиозных учений и усилению рациональных тенденций, в) как следст-

вие этого - возникновению религиозной бюрократии как инструмента государственного управления.

В параграфе 1.4. «Восприятие и трактовка буддийского учения японскими императорами» анализируется процесс рецепции буддийского буддизма японским императорским домом. Японские императоры и императрицы уже в достаточно раннем периоде распространения буддизма стали обращаться к буддийской философии, точнее, к тем ее аспектам, которые провозглашали царя, покровительствующего буддийской санпсе, добродетельным правителем, спасающим и оберегающим подданных и страну. В дальнейшем, это дало им возможность не только претендовать на неограниченную власть, но и установить жесткий государственный контроль над буддийской общиной. Основоположниками этой политики считаются императрица Суйко и принц-регент Сётоку.

В работе описывается формирование культа Сётоку и, в частности, обряда поклонения его мощам. Очевидно, что популярность культа принца Сётоку, который в глазах японцев являлся воплощением исторической личности и святого-мудреца, привела к тому, что буддийские патриархи стали почитаться в Японии в качестве местных буддийских святых. Как считает автор, возможно, здесь прослеживается еще одна тенденция синто-буддийского синкретизма в Японии. Культ Будд и Бодхи-саттв не только сливался с верой в местных богов и духов - коми, но и охватывал почитание императора и членов императорской фамилии в качестве живых богов. Это могло послужить причиной успешного распространения буддизма в Японии и способствовать формированию новой государственной политики «кокка буккё» в конце периода Асука. Можно предположить, что на совмещение посмертного восприятия принца Сётоку и культов Будд Майтрейи и Шакьямуни в глазах буддийской сангхи, могли повлиять его взгляды на буддизм как этическое вероучение, на основе которого должны формироваться отношения между правителем и подданными.

Диссертантом делается вывод о том, что буддизм уже на первом этапе своего проникновения в Японию воспринимался в контексте общей континентальной цивилизационной традиции (в комплексе с конфуцианством), рассматриваемой императорским родом как дополнительное средство, укрепляющее его легитимность в конкурентной борьбе с другими аристократическими кланами и во внешних межгосударственных связях. Японский буддизм, как на раннем этапе своего развития, так и в последующем, несмотря на относительную изолированность японской куль-

турной традиции, должен рассматриваться как часть общего культурного целого с континентальной Азией. Игнорирование этого обстоятельства, по мнению диссертанта, является методологической ошибкой.

В параграфе 1.5. «Роль императриц в распространении буддизма в Японии в периоды Асука и Нара» на основе сравнительного исследования практик государственного управления на Дальнем Востоке определяются особенности интерпретации и практики буддийского учения японскими императрицами.

Сравнивая роль китайских и японских императриц в развитие буддизма в своих странах, диссертант делает вывод о том, что если вклад китайских императриц в распространение буддизма в Китае в основном ограничивался пожертвованиями монастырям и строительством буддийских храмов, то японские императрицы периодов Асука и Нара (VI-VIII вв.) создали целую государственную программу для превращения буддизма в официальную идеологию.

Сравнение практики государственного управления императриц в Китае и особенно в Японии позволяет сделать вывод о том, что императрицы достаточно успешно использовали буддийское учение для преодоления ограничений, накладываемых конфуцианской моралью на исполнение женщинами властных функций в государстве и сформировали в Японии целостную программу для превращения буддизма в государственную идеологию. Одними из следствий этого процесса стало проявление тенденции к ослаблению формирующейся государственной системы управления рщурё и появления предпосылок для создания системы императорского управления инсэй, позволившей буд дийской религиозной бюрократии принимать непосредственное участие в управлении государством.

Во второй главе «Идеологическая роль буддийской религиозной бюрократии в системе рицурё в период Нара» анализируются формы участия буддийской религиозной бюрократии в становлении политико-правовой и социально-экономической системы древнего японского государства VII-VIII вв. Период с VII по VIII в. в Японии характеризуется кардинальной переменой государственного и общественного строя, когда за удивительно короткий срок страна, где преобладал родоплеменной строй, превратилась в централизованное государство с развитой бюрократической системой {рицурё). Начало этому процессу положил произошедший в 645 г. «переворот Тайка».

Переворот был связан с устранением с политической ареной клана Cora и постепенным усилением императорского рода. Был обнародован

манифест, наметивший ряд крупных реформ, касавшихся изменений форм землевладения, социальной структуры японского общества, административной системы. Результаты этой деятельности зафиксированы в кодексе «Тайхорё», принятого в конце VII в.

Поскольку система рицурё являлась аналогом китайских форм правления периодов Суй (581-618) и Тан (618-907), изначально она основывалась не столько на букве закона, сколько на представлении о добродетельном правлении (токути), на которое повлияла конфуцианская культура. Это сделало конфуцианство официальной идеологией провозглашенной в кодексе «Тайхорё». В соответствии с заимствованной из Китая проконфуцианской политикой, буддийская община, по замыслу правительства, должна была стать частью государственного бюрократического аппарата.

В параграфе 2.1. «Уставы буддийской общины «Виная» и «Сонирё» и их положение в Японии в УП-УШ вв» исследуется содержание буддийских уставов в контексте политико-правового и экономического положения японской буддийской сангхи в в У11-УШ вв. Политика правительства по отношению к буддизму лучше всего раскрывается в кодексе «Сонирё» («Правила и ограничения для монахинь и монахов»). Этот кодекс является частью единого свода законов «Тайхорё».

В Японии виная (кодекс правил поведения для монахов и монахинь) появилась с конца VI в. вместе с буддийскими монахами из Пэкче. В «Винае» (или «Пратимокше») содержалось 250 статей, регулирующих поведение монахов и 348 — монахинь.

Кодекс «Сонирё», в свою очередь, состоял из 27 статей, которые были публично оглашены перед высокопоставленными монахами в 701 г., в храме Дайандзи. Согласно «Антологии толкований рицурё» («Рё-но сю-гэ») (868 г.), «Сонирё» был составлен на основе «Даосэнгэ» - китайских кодексов для буддийских и даосских монахов эпохи Тан (618-907). «Даосэнгэ» был составлен в Китае в начале VII в. Судя по всему, императорский двор эпохи Тан рассматривал даосских и буддийских монахов как своего рода «религиозных государственных чиновников», поэтому им запрещалось проповедовать вне храмов. Правительство опасалось, что странствующие монахи своими проповедями могут подстрекать народ к мятежу, и поэтому проводило жесткую грань между официальными и самопровозглашенными монахами.

Большинство статей из «Сонирё» составлены на основе соответствующих из «Даосэнгэ». Основное же различие между «Даосэнгэ» и «Со-

нирё» состояло в том, что «Сонирё» была направлена, прежде всего, на ограничение деятельности монахов вне государственных храмов и святилищ, в то время как «Даосэнгэ» стремился, прежде всего, уравнять в правах даосских и буддийских монахов.

Несмотря на жесткие меры и ограничения, правительство, тем не менее, позволяло сангхе самой избирать высших руководителей, которые получали от властей официальное признание. Хотя эти лица и обладали правом наказывать монахов и монахинь, совершивших самые серьезные преступления, тем не менее, они также подлежали наказанию в том случае, если не могли или не хотели сообщить о нарушениях другими монахами «Сонирё» официальным властям.

Основное отличие «Винаи» от «Сонирё» заключалось в том, что кодекс «Сонирё» освобождал буддийских монахов и монахинь от уплаты налогов, податей, военных и трудовых повинностей так же, как и государственных чиновников. Взамен от буддийского духовенства требовалась лояльность по отношению к правительству и исправная служба, даже если она и заключалась в проведении буддийских церемоний в государственных храмах и соблюдении монашеского устава. Поэтому наказания для монахов и монахинь в «Сонирё» были более жесткими, нежели те, что были предписаны в «Винае».

Диссертант делает вывод о том, что политика японского государства по отношению к буддизму с самого начала содержала фундаментальное противоречие между стремлением правительства превратить монахов в государственных чиновников, что зафиксировано в кодексе «Сонирё», и сохраняющимся самоуправлением в буддийских монастырях, что потенциально позволяло японскому буддизму трансформироваться в сторону теократии. Эта тенденция сдерживалась благодаря политике неослабевающего государственного контроля над буддийскими монастырями и поощрению конкуренции между отдельными буддийскими школами.

В параграфе 2.2. «Система государственных храмов кокубундзи и ее роль в распространении буддизма в Японии рассматриваются особенности формирования религиозно-бюрократической структуры провинциальных государственных буддийских храмов.

В годы правления императора Сёму (г. п. 724-749).буддизм постепенно приобрел официальный статус государственной религии, призванной защищать страну, что выразилось в организации публичных чтений трех специальных сутр, «защищающих страну» и системы кокубундзи. Основание системы кокубундзи в начале VIII в. было связано, прежде всего, с

целым рядом природных катаклизмов и последовавших за ними социальных волнений. В 741 г. император издал указ об образовании системы специальных монастырей, призванных выполнять исключительно «защитные» функции.

Основание системы кокубундзи способствовало изменению отношения к буддийским сутрам, которые отныне стали восприниматься как объекты ритуального поклонения (яп. хосяри). Они считались столь же священными, как и мощи Будды (яп. синсяри), поскольку, как утверждалось в сутрах, содержали в себе слова самого Будды. Но почитание сутр, хранящихся в храмах кокубундзи, отличалось от поклонения буддийским мощам в других храмах. Собственно, хранение буддийских мощей (синсяри) и ритуальное служение им подразумевало, прежде всего, привлечение большого количества верующих. Что же касается, сутр, «защищающих страну», то их регулярные чтения и богослужения, совершаемые по этому поводу в храмах кокубундзи, были призваны утвердить повсеместно официальную политику двора по отношению к буддизму.

В параграфе 2.3. «Ведомство по делам буддизма «Сого» и его социальные функции во взаимоотношениях между буддийской сангхой и императорским двором в VII-VII1 вв.» исследуется деятельность государственного бюрократического аппарата по регулированию взаимоотношений с буддийскими монастырями.

Во второй половине VII-VIII вв. буддийской церкви, несмотря на усиленный контроль со стороны правительства, удалось обрести самоуправление и экономическую независимость. Делами буддийской церкви занималось ведомство «Coro» (ведомство по делам духовенства). Оно подчинялось ведомству по делам монахов и иноземных учителей буддийского закона «Гэмбарё», которое, в свою очередь находилось под юрисдикцией Министерства по делам знати и государственных церемоний «Дзи-бусё».

Основной задачей «Coro» был контроль над буддийскими храмами и духовенством и проведение основной политики государства посредством сангхи. «Coro» являлось уникальным бюрократическим аппаратом, поскольку наряду с правительственными чиновниками в нем служили буддийские монахи, рекомендованные сангхой. Эти монахи занимали главенствующее положение в сангхе и представляли ее интересы.

В состав «Coro» входили не только государственные чиновники, но и выступавшие в этом качестве высшие представители буддийской сангхи.

«Coro» контролировало деятельность сангхи как с точки зрения ее соответствия государственной политике, так и собственно внутрицерковную жизнь буддийского духовенства. При этом оно должно было опираться в большей степени на кодекс законов для монахов и монахинь, разработанный светскими властями, нежели на буддийские заповеди, изначально установленные самой сангхой.

В результате «Coro» превратилось в центральное звено во взаимоотношениях государства и буддийской сангхи. С одной стороны, оно было неразрывно связанно с государством и его политикой, стремившейся сделать буддизм официальной бюрократической идеологией, наподобие конфуцианства, с другой, поддерживало буддийскую сангху в ее стремлении к независимости от государственного контроля.

Конкретные исторические примеры показывают, что между законами рицурё в отношении буддийского духовенства и их применением на практике существовала большая разница. Исследователи полагают, что это связанно с верой нарских императоров в шаманскую силу монахов и монахинь. Даже если адепты буддизма и не получали правительственного разрешения на постриг, то они считались «чистыми» и наделенными силой и благодатью, если следовали религиозным предписаниям

Помимо ведомства «Coro» существовал также другой бюрократический орган «Дзингикан» («Палата небесных и земных божеств»). Это ведомство не имело аналогов в китайском законодательстве, поскольку оно контролировало деятельность синтоистских святилищ. В его обязанности входило определение синтоистских ритуалов, имевших общегосударственное значение. К ним относились: моления о богатом урожае (то-сигои-но мацури), сезонные моления о благоприятной погоде (цукинами-но мацури), благодарственные моления после окончания жатвы {ниинамэ-мацури) и др. Также оно определяло количество тех святилищ, которым совершались приношения от имени императорского двора.

Если формирование синтоистского духовенства традиционно происходило по принципу наследственной передачи сана, то пополнение буддийской сангхи допускало максимально возможную в японском средневековом обществе социальную мобильность и превращало буддийскую сангху в наиболее мощный социальный «лифт».

В параграфе 2.4. «Первые буддийские школы в VIII в. в Японии. Буддийские монахи Гёки, Гэмбо, Докё и их участие во внутренней политике императорского двора» рассматривается деятельность отдельных вы-

дающихся японских буддистов (монахов и мирян) и ее роль в формирован™ особой японской модели взаимоотношений власти и религии.

В 40-е гг. VIII в. контроль со стороны правительства над буддийской церковью стал ослабевать и буддийская сангха, почувствовавшая свою независимость стала проявлять теократические тенденции. Духовенство открыто игнорировало кодекс «Сонирё», самовольно избирая себе покровителей из числа мирян и оказывая простым людям услуги медицинского и магического характера. Буддийские монастыри и храмы значительно расширили свои земельные владения, несмотря на запреты со стороны правительства.

Диссертант приходит к выводу о том, что стремление государства максимально подчинить себе буддийское духовенство уравновешивалось неподконтрольной деятельностью буддистов-мирян, на которых стали опираться буддийские монахи, что и обеспечивало свободу и независимость развития буддийской сангхи. Буддийская концепция управления государством в исходном индийском варианте вступила в Японии в противоречие с преобладающей опорой императорской легитимности на местные культы (синто) и конфуцианскую модель управления, что нашло свое наиболее яркое проявление в так называемом «инциденте с Докё» (попыткой буддийского священника узурпировать верховную власть в стране). Использование в качестве идеологической основы «сутр, защищающих страну» - «Сутры Золотого блеска», «Сутры о человеколюбивом царе» и «Лотосовой сутры» также в действительности сыграло двойную роль для подержания авторитета верховной власти. С одной стороны, в этих сутрах провозглашалось легитимность тех царей, которые покровительствуют буддийской сангхе, распространяют Закон Будды и служат ему. С другой стороны, тем самым подвергался сомнению порядок прямого наследования трона, поскольку в таком случае любой служитель Будды мог претендовать на царский престол.

В третьей главе «Тэндайская идеология и бюрократия в структуре властных отношений в Японии в конце VIII-начале IX в.» исследуются тенденции сращивания придворной и религиозной бюрократии в свете этатистских концепций Сайтё.

В параграфе 3.1. «Положение буддийской сангхи в конце VIII-начале IX в.» рассматриваются условия и предпосылки изменения политико-правового статуса японского буддизма в конце VIII - начале ЕХ в.

После переноса столицы в 784 г. из Нара сначала в Нагаока, а затем в Хэйан был усилен административный контроль над деятельностью буд-

дийской сангхи, ей запрещено было иметь в своем владении крупные участки земли, горы и леса, сдавать дома в аренду.

К этому же времени относится ряд государственных мер, призванных обеспечить разграничение буддизма и синтоизма. К ним относилось исключение из лексики синтоистских жрецов буддийской терминологии, запрет чиновникам участвовать в буддийских службах во время подготовки и проведения ритуала интронизации, исключение монахов из числа участников синтоистских ритуалов, приостановление отправления при дворе буддийских служб на время очистительного периода в случае отправления императором синтоистских ритуалов.

В 783-805 гг. правительством было издано не менее 30 указов, так или иначе ограничивающих влияние и возможности буддийских монастырей. Монастыри не имели права покупать землю у крестьян, владеть лесами и горами, что подрывало экономические позиции, прежде всего, нарских монастырей.

Правительство стало жестко контролировать и внутримонастырскую жизнь, чего раньше не делало. Все это, с одной стороны, ослабляло позиции отдельных монастырей и отдельных настоятелей, но, с другой стороны, шло на пользу буддизму в Японии в целом, поскольку улучшало образовательный и культурный уровень духовенства, способствовало повышению дисциплины в монастырях и приближало их к правительственным ведомствам. Не случайно именно в период Хэйан монастыри стали пополняться выходцами из аристократических родов, а настоятелями крупнейших монастырей нередко становились принцы крови. При этом буддийский монастырь оставался единственным местом, где происхождению не предавалось решающего значения для достижения высших степеней.

В параграфе 3.2. «Становление школы Тэндай» анализируется обстановка в японском государстве к концу нарского периода и реформистские тенденции в японском и континентальном буддизме.

Школа Тэндай (кит. Тяньтай) по праву считается самой могущественной буддийской организацией своего времени. Этим она обязана в первую очередь энергичной и обширной по своему масштабу деятельности своего первого патриарха - Сайтё (Дэнгё Дайси). Сайтё полагал, что «все учения будды в конечном счете не противоречат друг другу и могут быть сведены в единую, всеобъемлющую и совершенную систему».

«Заповеди бодхисаттвы», сформулированные в «Сутре о сетях Брахмы», получили дальнейшую разработку в трудах Сайтё «Рассуждение,

32

поясняющее заповеди» («Кэнкайрон», 820 г.) и «Правилах в шести статьях» («Рокудзёсики», 818 г.). В этих сочинениях он показал махаянист-ский идеал бодхисаттвы, совмещенный с образом истинного, по его мнению, буддийского монаха.

Диссертант делает вывод о том, что в условиях ослабления легитимности императорской власти при императоре Сага и идеологического кризиса нарского буддизма Сайте удалось реформировать японский буддизм, приблизив его одновременно к политическим реалиям Японии и к сформировавшейся на тот момент модели континентального китайского буддизма.

В параграфе 3.3. «Образ «бодхисаттвы-монаха» и «спасение страны» в учении Сайте» исследуются идеологические основы усиления японской религиозной бюрократии, сформулированные в учении Сайтё. «Бодхисаттва-монах», в изображении Сайтё, социальное существо. Он осознает иллюзорность тех благ, которые ценятся в феноменальном мире, но отнюдь не отворачивается от общественной деятельности, поскольку видит в этом средство спасти заблудшие существа. Сайтё во всех своих сочинениях сравнивает «благородного мужа» - конфуцианский идеал социального человека и «бодхисаттву-монаха». По Сайтё, они оба являются «сокровищем страны» {кокубо). Сайтё, рассуждая о «мудреце-сокровшце страны» в «Кэнкайроне», прямо предписывает буддийским монахам уподобиться «благородным мужам», отбросить самодовольство и решиться на обсуждение недостатков и достоинств своей общины.

Сайтё был первым, кто употребил название Великая страна Восходящего Солнца (Дай Ниппон коку, т.е. Великая Япония) для обозначения государства во главе с императором. Ранее название «Дай Ниппон коку» понималось как место обитания богов - коми или отдельная провинция.

Автор обосновывает вывод о том, что реформы Сайтё сместили центр тяжести в процессе регуляции религиозной деятельностью в Японии с правительственных ведомств в тэндайские монастыри и способствовали появлению мощного слоя буддийской религиозной бюрократии, обладавшей значительным политическим и экономическим влиянием в стране.

В четвертой главе «Трансформация императорской легитимности в учении Сингон: сиито-буддийско-конфуцианский симбиоз» анализируются концепции и религиозные практики школы Сингон, используемые для оправдания претензий на верховную и сакральную власть императорского дома Японии.

В параграфе 4.1. «Школа Сингон и ее основатель Кукай изучается процесс формирования альтернативного тендайскому проекта легитимизации государственной власти на основе религиозных ритуалов Сингон.

Второй влиятельной буддийской школой периода Хэйан считается школа Сингон (кит. Чжэньянь). Эта школа явилась первой представительницей буддизма Ваджраяны в Японии и это во многом обусловило особое отношение к ней, как среди буддийского духовенства, так и среди мирян.

Для японского буддизма появление Ваджраяны в Японии имело особое значение, поскольку в него влились новые формы ведийской и индуистских религий, сохраненные в тантрическом буддизме. И хотя традиция Ваджраяны, также как и других буд дийских школ, была заимствована из Китая, но особое внимание в ней уделялось именно элементам индуизма и индийского буддизма. Так, сакральный символизм букв санскритского алфавита, бывших одним из объектов поклонения в Ваджрая-не, неизменно сохраняется в японском буддизме вплоть до наших дней. Санскритские буквы изображались на рясах некоторых японских монахов.

Подобно Тэндай-сю, школа Сингон провозглашала, что каждый способен стать Буддой. Но если в Тэндай-сю главным средством «спасения» объявлялась «Лотосовая сутра», то школа Сингон впервые в истории японского буддизма выдвинула идею о том, что «спасения» можно достичь и в текущей жизни (яп. «сокусин дзёбуцу»), с помощью магических ритуалов.

Помимо чрезвычайно сложной философской системы, в Сингон-сю был разработан подробнейший ритуал всевозможных обрядов. Особое значение придавалось оградительным обрядам (яп.госимбо), которые совершались с целью исцеления больного.

Появление эзотерического буддизма в Японии и расцвет школы Сингон неразрывно связаны с именем выдающегося буддийского деятеля Кукая (Кобо-дайси) (774-835).

Кукай написал семь трактатов, разъясняющих основные положения школы Сингон. Можно предположить, что сочинения Кукая предназначались главным образом для наиболее образованной части нарского духовенства не только с целью показать отличие «тайного учения» от прочих нарских школ, но и подчеркнуть, что ритуалы Сингон-сю на самом деле являются составной частью всех буддийских направлений, «ключом» к обретению истины.

Диссертант приходит к выводу о том, что сущность буддийских реформ Кукая сводилась к подробной разработке магического ритуала, соответствующего философскому содержанию всего предшествующего нарского буддизма, Тэндай-сю и учению школы Сингон. Этот ритуал по замыслу Кукая должен был также восполнить и даже заменить все прочие магические ритуалы, использовавшиеся императорским двором, сделав буддизм и, прежде всего, Сингон главным и, по возможности, единственным источником легитимности императорской власти.

В параграфе 4.2. «Конфуцианство и буддийская сангха в концепции Кукая» синто-буддийско-конфуцианский симбиоз рассматривается как метод укрепления влияния буддизма и императорского двора и создания в идеале теократической системы правления в Японии.

Учение Конфуция о государстве и обществе стало известно в Японии приблизительно с VI в. В дальнейшем, по мере заимствования китайской и корейской материковой культуры, основные элементы конфуцианской системы государственного бюрократического аппарата прочно утвердились в Японии как единственная форма управления. Реформы Тайка окончательно завершили этот процесс.

Но, если в Китае конфуцианская концепция «добродетельного правления» рассматривала все несчастья, случающиеся со страной (включая восстания и стихийные бедствия) как проявления недостатка сакральных сил императора, то японская интерпретация соответствующей теории не включала в себя ответственность императора за природные и социальные катаклизмы, поскольку она накладывалась на синтоистские представления о неприкаянных душах живых и мертвых, способных вызывать всевозможные бедствия (чаще всего из-за неутоленной жажды возмездия). В Японии императорский род, по легенде, вел свое происхождение от небесных богов -коми и, соответственно, сам император представал не только как жрец - посредник между природой и людьми, но и как божество во плоти. Как божество, японский император, хотя и являлся воплощением благодатной силы, однако из-за своей теоретической непогрешимости не мог нести ответственности за природные катаклизмы, эпидемии и пр. Напротив, подлинной причиной всех стихийных бедствий являлись прегрешения его подданных и, как уже говорилось ранее, происки злых ду-хов-кидзин, а также проявления «грубой души» богов-ками, которую также требовалось умиротворять.

В этом случае на помощь конфуцианской теории государственного управления, которая не слишком гармонировала с японскими реалиями

35

пришла буддийская текстолого-ршуальная система, с одной стороны, обращавшая демонов, злых духов и неприкаянные души в синтоистских богов, и, с другой, объявлявшая тех же ботоъ-ками «защитниками Дхармы».

Конфуцианские категории, на которых в конфуцианской философии зиждился образ «благородного мужа», Кукай сопоставляет с пятью заповедями буддийской винаи, чтобы показать их одинаковое значение. В целом, делает вывод диссертант, Кукай попытался объединить в едином учении все идеологические и магические ресурсы буддизма, конфуцианства и синтоизма, обеспечивая тем самым буддийской религиозной бюрократии превалирующее положение в системе государственного управления и создавая предпосылки для создания теократии в Японии, а для императорского двора - дополнительную и модернизированную легитимность.

В параграфе 4.3. «Ритуал абхишека как связь между правителем и сангхой у Кукая» дается описание ритуала абхишека и его интерпретации в связи с концепцией чакравартина в учении Кукая.

Еще принц Сётоку-тайси полагал, что почитание Будды, его Учения и сангхи должно привести к благоденствию императора и страны. У Кукая покровительство, оказываемое верховной властью буддийской сангхе, имеет более глубокое значение. Легитимность владыки, по мнению Кукая, должна обосновываться не его наследственным правом на престол, а результатом его добрых деяний и заслуг в прошлой и настоящей жизни. Для этого, как дает понять Кукай, императору необходимо совершить следующие буддийские эзотерические ритуалы: воздвигнуть алтарь-манд алу, пройти обряд абхишека и совершить посредством буддийских священников обряд хома, что является одним из наиболее благочестивых деяний для правителя, свидетельством его любви к доброте и справедливости. Как можно заключить, сущность модернизации легитимности Ку-каем заключалась в распространении сакрального влияния императора за пределы японских островов до космических масштабов. Фактически здесь мы имеем дело с первой попыткой в истории Японии идеологически обосновать расширение сферы геополитических интересов. Практически подобная политика стала проводиться значительно позднее, но мировоззренческой основой могла послужить единая (для всего буддийского ареала) мифология, космография и историография.

В параграфе 4.4. «Ритуалы школы Сингон и их роль в отношениях между императором и сангхой в IX—XI вв.» анализируется обрядовая

практика школы Сингон и ее роль в дальнейшей судьбе придворной и религиозной бюрократии в Японии. В эпоху правления отрекшихся императоров (со второй половины XI века приблизительно до 1221 г.) при императорском дворе особую популярность приобрели всевозможные эзотерико-магические практики, которые были во многом основаны на грандиозной системе метафизической и космологической философии буддизма. Фактическая власть, которой клан Фудзивара обладал в X и XI вв., уже стала почти номинальной в царствование отрекшихся императоров (инсэй). Однако с середины XIII в. сами отрекшиеся императоры стали утрачивать реальную власть под давлением нарастающего влияния военного сословия самураев. По этой причине императорская власть конца эпохи Хэйан особенно нуждалась в том, чтобы создать для себя идеологический авторитет - будь то мифологический, мистический или космологический. Эзотерические ритуалы тантрического буддизма, проводившиеся при дворе как красочные церемонии в сопровождении высокопоставленных буддийских монахов и знатных вельмож, как нельзя лучше подходили для этих целей. Судя по всему, этим обстоятельством можно объяснить то значение, которое придавали культу дакини императорский двор и аристократия в средневековой Японии. Сложившаяся к концу эпохи Хэйан японская религиозная бюрократия представляла собой сложную, эффективно действующую структуру, способствующую быстрому и широкому распространению буддизма, формированию его собственно японских характерных черт, развитию феодализма; но, в конечном счете, привело к кризису религиозно-политической легитимации, отстранению от власти религиозно-придворных союзов и самого императорского двора и приходу им на смену политической системы сёгуната.

В заключении обобщаются наиболее существенные выводы диссертационного исследования.

Отмечается, что характерные для буддизма Махаяны представления о Будде как о «Царе Дхармы» и «Владыки Мира» и акцент на его царском происхождении явились определяющими факторами в тесных отношениях между буддийской сангхой и верховной властью в лице императора в Японии периодов Асука и Нара.

К началу эпохи Хэйан, когда буддизм в Японии уже прочно занял свои позиции в качестве государственной религии, отношения между буддийскими школами и светской властью претерпели значительные изменения. В немалой степени этому способствовало появление в Японии нового буддийского течения — Ваджраяны, доктрины которой исповедо-

вала образованная в начале IX в. буддийская школа Сингон. По замыслу ее основателя - Кукая, философия Ваджраяны и тантрические ритуалы, являющиеся, по его мнению, подлинной квинтэссенцией буддизма были призваны сыграть особую роль в отношениях между императором и буддийским духовенством. Если ранее японский император представал в официальной хронике как созидатель нового буддийского пространства для деятельности буддийской сангхи, то с момента внедрения тантрических ритуалов школы Сингон в придворный церемониал императорского двора подразумевалось, что буддийское духовенство, хранящее знания о «подлинном» буддийском учении, с помощью эзотерических символов и ритуалов открывает императору доступ к мировому пространству буддийской космологии. Посредством тантрического ритуала абхишека, японский император переходил из разряда обычных правителей («простых царей») на уровень вселенского владыки-чакравартина, воплощения Татхагаты Махавайрочаны в мире людей. В этой ситуации буддийские представления о царе, обретающим через покровительство буддийской сангхе статус вселенского владыки чакравартина оказались фундаментом, на которых зиждились абсолютистские устремления японской государственности. Соответственно, если следовать этой концепции, сама Япония представала уже не как страна, находящаяся на окраине буддийского мира, а как один из четырех великих материков буддийской космологии, обитатели которого являются активными участниками всемирного буддийского сообщества

Можно сказать, что в Японии представления индийского буддизма о вселенской власти царей как членов «семьи Будды» проявились в более чистом виде, нежели в Китае, где преобладали представления об исключительном статусе этого государства как «срединной земли» — сосредоточения цивилизации.

Термин «Дай Нихон Коку» — «Великая страна Солнечного Корня», впервые примененный Сайтё, мог подразумевать Японию не только как изначальную родину богини солнца Аматэрасу, но и идентифицировать ее как Джамбудвипу — исконный центр буддийского мира.

Делается вывод, что религиозная бюрократия в Японии, формировалась под воздействием однонаправленных факторов, обусловленных сходством целей и интересов чиновничьего аппарата и буддийского священства, заключавшихся в ограничении прав сословной аристократии. Особая роль буддийской сангхи в Японии заключалась в осуществлении

компенсаторной функции в социуме с тенденцией трансформации в государственный институт.

Ш.ОСНОВНЫЕ ПОЛОЖЕНИЯ ДИССЕРТАЦИОННОГО ИССЛЕДОВАНИЯ ОТРАЖЕНЫ В СЛЕДУЮЩИХ ПУБЛИКАЦИЯХ:

Статьи в научных журналах, рекомендованных ВАК:

1. Лепехова Е.С. Специфика описания первых буддийских монахинь в средневековых японских источниках (на основе сравнительного анализа описаний тибетских йогинь и китайских буддийских монахинь) / Е.С. Лепехова П Восток (Orient). - 2009. - № 5. - С. 20-29. - 0,9 п.л.

2. Лепехова Е.С. К вопросу о современном развитии синто - буддийского синкретизма / Е.С. Лепехова // Восток (Orient). - 2011 - № 6,- С. 123-127. - 0,5 п.л.

3. Лепехова Е.С. Буддийский царь, как идеальный правитель в концепции школы Сингон / Е.С. Лепехова // Вестник Бурятского государственного университета. Серия: философия, социология, политология, культурология). - 2011. -№ 14.-С. 64-68.-0,5 пл.

4. Лепехова Е.С. Проблема конфуцианских этических категорий в школах Тэндай и Сингон / Е.С. Лепехова. // Вестник Бурятского государственного университета. Серия: философия, социология, политология, культурология. -2011. -№ 14.-С. 68-80.-1,1 п.л.

5. Лепехова Е.С. Буддийские монахи и императорский двор в Древней Японии (на примере инцидента с Докё) / Е.С. Лепехова. // Вестник Бурятского государственного университета. Серия: философия, социология, политология, культурология. - 20Г1. — № 14а,-С. 97-106. - 1,0 п.л.

6. Лепехова Е.С. Специфика восприятия женских синтоистских божеств в японском эзотерическом буддизме XII-XIV вв. / Е.С. Лепехова // Гуманитарный вектор,-2011.-Х»4 (58).-С. 146-158.-0,9п.л.

7. Лепехова Е.С. О значении культа дакини в ритуалах интронизации японских императоров в средневековой Японии / Е.С. Лепехова // Вестник Бурятского государственного университета. Серия: философия, социология, политология, культурология. - 2011. - X» 14,- С. 20-27. - 0,5 п.л.

8. Лепехова Е.С. Японские императрицы и их покровительство буддизму в Японии / Е.С. Лепехова. // Вестник Бурятского государственного университета. Серия: философия, социология, политология, культурология. — 2012. - X» 6. — С. 103-110.-0, 5 п.л.

9. Лепехова Е.С. К вопросу о трансформации посмертного культа принца Сё-току / Е.С. Лепехова // Вестник Бурятского государственного университета. Серия: философия, социология, политология, культурология). - 2012. - С. 92-99. -0, 5 п.л.

10. Лепехова Е.С. Классификация буддийских школ в концепции Кукая / Е.С. Лепехова И Вестник Бурятского государственного университета. Серия: философия, социология, политология, культурология. — 2012. — С. 90-96. — 0, 5 п.л.

11. Лепехова Е.С. Особенности конфессиональной политики правительства в Японии в VII—VIII вв. (на примере кодекса «Сонирё») / Е.С. Лепехова. // Восток (Orient). - № 3. - 2013. - С. 22-28. - 0, 5 п.л.

12. Лепехова Е.С. Буддийская эсхатология в японских ритуальных текстах ко-сики / Е.С. Лепехова// Вестник ЛГУ. - 2013. -№ 2. - С. 26-35. - 0,8 п.л.

13. Лепехова Е.С. К вопросу об обучении японских буддийских монахов в Китае в VII в. и XII в. / Е.С. Лепехова // Вестник Забайкальского государственного университета.-2013.-№09(100).-С. 128-132-0,5 п.л.

14. Лепехова Е.С. Описание змея в буддийской литературе Древней Японии / Е.С. Лепехова // Вестник Забайкальского государственного университета. - 2013. -№10(101).-С. 112-118.-0.6 п.л.

15. Лепехова Е.С. Ритуальная структура отношений между императором и буддийской сангхой в Японии в эпоху Хэйан (Х-ХИ вв.) (на примере буддийских церемоний Мисаэ и Мисюхо) / Е.С. Лепехова // Религиоведение. - 2013. - №. 4 -С. 143-149. - 0,5 п.л.

Монографии:

16. Лепехова Е.С. Буддийская сангха в Японии VI-IX вв. / Е.С. Лепехова; Инт востоковедения РАН. - М.: Восточная литература, 2009. — 224 с. - 14 п.л.

17. Лепехова Е.С. Мир буддийских идей и монашество в японской классической литературе / Е.С. Лепехова, С.Ю. Лепехов. - Улан-Удэ: БНЦ СО РАН, 2013.

— 453 с. —27 п.л. (в т.ч. авт. 17).

Статьи в научных журналах и сборниках научных трудов:

18. Лепехова Е.С. Философия судьбы в средневековой японской литературе / Е.С. Лепехова // Философии Восточно-азиатского региона и современная цивилизация. - М., 2006. - С.44-46. - 0,5 п.л.

19. Лепехова Е.С. Буддийское духовенство и его роль в обрядах экзорцизма в эпоху Хэйан / Е.С. Лепехова // Торчиновские чтения. - СПб., 2006. - С. 169-174.

- 0, 5 п.л.

20. Лепехова Е.С. Религиозная политика принца Сётоку / Е.С. Лепехова // Проблемы истории и культуры кочевых цивилизаций Центральной Азии. Т. И. — Улан-Удэ: Изд-во БНЦ СО РАН, 2006. - С. 250-255. - 0, 5 п.л.

21. Лепехова Е.С. Формирование культа бодхисаттвы Майтрейи (Мироку) в древней Японии (VI-VII вв.) / Е.С. Лепехова // Мир Центральной Азии. — Улан-Удэ: Изд-во БНЦ СО РАН, 2007. - С. 130-135. - 0, 6 п.л.

22. Лепехова Е.С. Специфика проклятий в древнеяпонском синтоистском и буддийском фольклоре / Е.С. Лепехова // Восток в эпоху древности: новые мето-

ды исследований, междисциплинарный подход, общество и природная среда. -М.: ИВ РАН, 2007. - С. 40-42. -0,4 п.л.

23. Лепехова Е.С. Могли ли монахи из храма Исияма быть авторами «Гэндзи-моногатари»? / Е.С. Лепехова // Международный конгресс востоковедов: Тр. -М.: Институт востоковедения РАН, 2007. - Т. 2. — С. 714—716. — 0,4 п.л.

24. Лепехова Е.С. Образ «благородного мужа» в сочинениях Сайте и Кукая / Е.С. Лепехова // Философия, религия и культура стран Востока: мат-лы науч. Конф. «Торчиновские чтения». - СПб: СПБГУ, 2008. - С. 269-275. - 0, 8 п.л.

25. Лепехова Е.С. Статуи бодхисатгв Каннон и Майтрейи в Древней Японии: к вопросу о посмертных изображениях принца С Стоку / Е.С. Лепехова // Древность: историческое знание и специфика источника: сб. ст., посвящ. памяти Э.А. Грантовского и Д.С. Раевского. - Москва: ИВ РАН, 2009. - С. 78-81. - 0, 5 п.л.

26. Лепехова Е.С. Ритуальная структура отношений между императором и буддийской сангхой в Японии в эпоху Хэйан (X-XII вв.) (на примере буддийских церемоний Мисаэ и Мисюхо) / Е.С. Лепехова // Japan Report: взгляд нового поколения: Япония - традиции и современность. Отдел японской культуры «Japan Foundation». - М.: ВГИБЛ, 2009. - С. 55-62. - 0, 6 п.л.

27. Лепехова Е.С. Интерпретация образа монаха-Бодхисаттвы в учении школы Тэкдай / Е.С. Лепехова // Япония 2009. - М.: ИВ РАН, 2009. - С. 215-225. -0,4 п.л.

28. Лепехова Е.С. Образ царя-чакравартина в концепции школы Сингон / Е.С. Лепехова // Шестая международная научная конференция по философии, религии и культуре стран Востока (Торчиновские чтения), СПбГУ, 3-6 февраля 2010 г. - СПб.: СПбГУ, 2010. - С. 317-323.-0,5 п.л.

29. Лепехова Е.С. Женские божества в тантрическом японском буддизме как пример синто-буддийского синкретизма / Е.С. Лепехова // Проблемы истории и культуры Древнего Востока: мат-лы междунар. науч. конф., посвященной памяти Г. М. Бонгард-Левина. - М.: ИВ РАН, 2010. - С. 65-67. - 0,4 п.л.

30. Лепехова Е.С. Роль буддийского движения в процессе строительства храмов в Японии в VIII в. / Е.С. Лепехова // Древность: историческое знание и специфика источника: мат-лы междунар. научн. конф. - М.: ИВ РАН, 2011. - С. 135-141.-0,4 п.л.

31. Лепехова Е.С. Синто-буддийский вербальный ритуал в Японии / Е.С. Лепехова // Этикет народов Востока: сб. ст. - М.: ИВ РАН, 2011. - С. 270-279. - 0,4 п.л.

32. Лепехова Е.С. Сайте - основатель школы Тэндай / Е.С. Лепехова // Философия буддизма: энциклопедия. - М.: ИФ РАН, Вост. лит., 2011. - С. 532-534. -0,5 п.л.

33. Лепехова Е.С. «Движение итигу во тэрасу» / Е.С. Лепехова II Философия буддизма: энциклопедия. -М.: ИФ РАН, Вост. лит., 2011. - С. 278-279. - 0,4 п.л.

34. Лепехова Е.С. «Сётоку-тайси» / Е.С. Лепехова // Философия буддизма: энциклопедия. - М.: ИФ РАН, Вост. лит., 2011. - С. 579-580. - 0,4 п.л.

35. Лепехова Е.С. «Хоссо-сю» I Е.С. Лепехова И Философия буддизма: энциклопедия. - М.: ИФ РАН, Вост. лит., 2011. - С. 701-703. - 0.5 п.л.

36. Лепехова Е.С. Деятельность новых японских религиозных движений за рубежом / Е.С. Лепехова // Тезисы докладов съезда молодых востоковедов России и СНГ. - М.: ИВ РАН, 2012. - С. 69-70. - 0,4 п.л.

37. Лепехова Е.С. Поклонение буддийским статуям и святым мощам в Древней Японии (на примере посмертного культа принца Сётоку) / Е.С. Лепехова // Межнациональные и межконфессиональные отношения в условиях глобализации: мат-лы междунар. науч. конф. - Улан-Удэ: БГУ, 2012. - С. 10-14. - 0,6 п.л.

38. Лепехова Е.С. Взаимодействие буддийских и синтоистских ритуалов в Древней'Японии / Е.С. Лепехова // ORIENTALIST1CA IUVENILE: сб. науч. ст. молодых ученых Института востоковедения РАН). Вып. IV. - М.: ИВ РАН, 2012. -С. 123-137.-0, 7п.л.

39. Лепехова Е.С. Образ дакини в средневековой Японии / Е.С. Лепехова // Индия - Тибет. Текст и феномены культуры. Рериховские чтения 2006-2010. -М.: ИВ РАН, 2012. - С. 147-156. - 1,0 п.л.

40. Лепехова Е.С. Школа Хоссо и ее роль в процессе распространения буддизма в Японии в 18 в. / Е.С. Лепехова // Мир Центральной Азии. - Улан-Удэ; Иркутск: Оттиск, 2012. - С. 520-525. - 0,3 п.л.

Зарубежные публикации:

41. Lepekhova Е. S. Buddhist schools in Japan and its relations with state / E. S. Lepekhova // Research on Cultural Reform in the Developing Countries. - Qing-dao, China, 2005 - P. 39-42.

42. Lepekhova E. S. The Concept of Virtue in Compositions of Prince Shotoku «Commentary on the Sri-Mala sutra» and «Seventeen-Article Constitution» / E. S. Lepekhova // World Congress of Philosophy Rethinking Philosophy Today (мировой конгресс по философии: Переосмысливая философию сегодня), National University - Seoul, Korea, 2008, - P. 287.

43. Lepekhova E. S. The meaning of the Sanskrit's letter «А» in interpretations of Saicho and Kukai / E. S. Lepekhova // International Relations Among Developing Countries / Dong Ying International Symposium Antology. — Ulanbaator: Bimbu-Sen Press, 2008.-P. 66-71.

44. Lepekhova E. S. The Problem of Buddhist Polemics in Compositions of Saicho and Kukai / E. S. Lepekhova // The meeting agenda on the International academic seminar «Philosophy and Social sciences in the developing countries». - Ulan-Ude, 2009. P. 27-29.

45. Lepekhova E. S. On the modern interpretation of Shinto-Buddhist Syncretism in Japan / E. S. Lepekhova// International Journal of Buddhist Thought & Culture (Korea, Seul), September 2010. - Vol. 15. - P. 47-60.

46. Lepekhova E. S. On the problem of authenticity of some Tendai Buddhist texts / E. S. Lepekhova // The meeting agenda on the international academic conference «Science and religion». Ulaanbaatar. 2-3 August. -2010. - P. 17-20

47. Lepekhova E. S. Interpretation of Some Tendai Concepts of Bodhisattva in Japan's Pre-Modern and Modern Periods / E. S. Lepekhova // International Journal of Buddhist Thought & Culture (Korea, Seul), September, 2011. - Vol. 17. - P. 99-116.

48. Lepekhova E. S. On the Classification of Buddhist Doctrines in Shingons / E. S. Lepekhova // International Journal of Buddhist Thought & Culture (Korea, Seul), February 2012. Vol. 18. P. 47-63

49. Lepekhova E. S. On the Question of Vinaya and Soniryo in Ancient Japan / E. S. Lepekhova// International Journal of Buddhist Thought & Culture (Korea, Seul), September 2012.-Vol. 19.-P. 131-144.

50. Lepekhova E. S. Buddhist Eschatology in Medieval Japanese Buddhist Texts / E. S. Lepekhova // International Journal of Buddhist Thought & Culture (Korea, Seul), February 2013. - Vol. 20.-P. 13-146.

51. Lepekhova E. S. Buddhist eschatology and the image of Manjushri in medieval Japanese philosophical texts / E. S. Lepekhova // XXIII World Congress of Philosophy: Philosophy as Inquiry and Way of Life. Abstracts, University of Athens, School of Philosophy. - Greece, Athens, 2013. - P. 393-394.

52. Лепехова E.C. О попытках внедрения элементов системы китайского буддизма в японских монастырях в XII в./ Е.С. Лепехова // Тезисы докладов «Восточные общества: традиции и современность. II Съезд молодых востоковедов стран СНГ». - Баку, 2013. - С. 36 -38.

Подписано в печать 20.11.2013. Формат 60x84 1/16. Печать офсетная. Бумага офсетная. Гарнитура Тайме. Усл. печ. л. 2,5. Уч.-изд. л. 2,4. Тираж 150. Заказ № 63.

Отпечатано в типографии Изд-ва БНЦСО РАН 670047 г. Улан-Удэ, ул. Сахьяновой, 6.

Текст диссертации на тему "Генезис религиозной бюрократии в Японии в контексте ее отношений с институтами власти"

Федеральное бюджетное государственное образовательное учреждение «Забайкальский государственный университет»

На правах рукописи

05201450471 Лепехова Елена Сергеевна

Генезис религиозной бюрократии в Японии в контексте ее отношений с институтами власти

Специальность 09.00.14 - философия религии и религиоведение

диссертация на соискание ученой степени доктора философских наук

Научный консультант: д.филос.н. Бернюкевич Татьяна Владимировна

Чита 2013

Оглавление

Введение......................................................................................4

Глава I. Религиозная политика японских императоров в период Асука (593710)............................................................................................29

1.1.0 понятии «религиозная бюрократия» в контексте востоковедного религиоведения....................................................................29

1.2. Становление буддийской сангхи в Японии.................................47

1.3. Синкретизм буддийских и синтоистских культов..........................72

1.4. Восприятие и трактовка буддийского учения японскими императорами...............................................................................96

1.5. Роль императриц в распространении буддизма в Японии в периоды АсукаиНара..............................................................................120

1.6. Основные выводы по 1-ой главе...............................................133

Глава И. Идеологическая роль буддийской религиозной бюрократии в системе рицурё в период Нара.........................................................134

2.1. Уставы буддийской общины «Виная» и «Сонирё» и их положение в Японии в VII-VIII вв..................................................................137

2.2. Система государственных храмов кокубундзи и ее роль в распространении буддизма в Японии..................................................152

2.3. Ведомство по делам буддизма «Coro» и его социальные функции во взаимоотношениях между буддийской сангхой и императорским двором в VII-VIII вв.................................................................................168

2.4. Первые буддийские школы в VIII в. в Японии. Буддийские монахи Гёки, Гэмбо, Докё и их участие во внутренней политике императорского двора........................................................................................177

2.5. Основные выводы по П-ой главе............................................214

Глава III. Тэндайская идеология и бюрократия в структуре властных отношений в Японии в конце VIII - начале IX вв................................216

3.1. Положение буддийской сангхи в конце VIII - начале IX вв............216

3.2. Становление школы Тэндай..................................................230

3.3. Образ «бодхисаттвы-монаха» и «спасение страны» в учении Сайте. ................................................................................................242

3.4. Основные выводы по Ш-ей главе.............................................263

Глава IV. Трансформация императорской легитимности в учении Сингон: синто-буддийско-конфуцианский симбиоз............................................265

4.4. Ритуалы школы Сингон и их роль в отношениях между императором

и сангхой в IX-XI вв.....................................................................338

4.5. Основные выводы по IV-ой главе...........................................359

Заключение................................................................................361

Глоссарий..................................................................................370

Указатель имен...........................................................................375

Источники и литература...............................................................378

Приложение («Основное собрание школы Тэндай-Хоккэ об учении Бычьей

Головы».....................................................................................400

Введение................................................................................400

Краткое содержание..................................................................404

Вводная часть..........................................................................406

Глава I. «Отражение и зеркало едины» (Кёдзо энню)........................407

Глава II. «Единые десять миров» (Дзюкайдоку)...............................412

Глава III. «Мир Будды, где нет изменений» (Букай фугэн).....................414

Глава IV. «Условная истина постоянного существования» (Дзокутай

дзёдзю)......................................................................................416

Глава V. «Избавление от трех заблуждений» (Санваку тондан)............418

Глава VI. «О пребывании в бренном мире» (Бундан фуся).....................419

Глава VII. «Просветление и заблуждение» (Бонно бодай)..................420

Глава VIII. «Не-просветленность является просветлением» (Мумэй

сокумэй).........................................................................................421

Глава IX. «Сансара и нирвана» (Сёдзи нэхан)..................................423

Глава X. «Стать Буддой в собственном теле» (Сокусин дзёбуцу)..........424

ВВЕДЕНИЕ

Актуальность темы исследования. Религиозная бюрократия по своему статусу наиболее приближена к институтам власти и поэтому необходимо должна включаться в анализ структуры и механизмов управления в социуме. Проблемы зарождения религиозной бюрократии до сих пор остаются малоизученными. Особенно актуальны они становятся в тех регионах, где религиозная бюрократия рекрутировалась из представителей разных конфессий, как это происходило в Японии, где в их числе оказались синтоистские священники, буддистские монахи и последователи конфуцианства.

Защищаемая диссертация предлагает целостное теоретическое исследование проблемы формирования религиозной бюрократии и ее отношений с императорским двором в древней и средневековой Японии на примере изучения преимущественно буддийской сангхи У1-Х вв., в контексте ее отношений и связей с синтоизмом и конфуцианством. Как показывают многочисленные примеры мировой истории, любое значительное религиозное движение неразрывно связано с политикой. Что касается буддизма, то с момента своего возникновения в IV в. до н.э. он также не избежал подобной участи. Более того, уже через сто лет, в Ш в. до н.э. он превратился в государственную религию в древнеиндийской империи Ашоки (268-231), а его дальнейшее распространение среди народов Южной и Центральной Азии приобрело значение государственной политики.

Отношения между буддийской сангхой и государством в странах Южной, Центральной Азии и Дальнего Востока уже не раз становились объектом исследований международного сообщества буддологов. И тот факт, что эти исследования продолжаются до сих пор, свидетельствует об отсутствии единой устоявшейся точки зрения по этому поводу. Особого внимания в этом отношении заслуживает Япония, поскольку в наши дни возрастает интерес к буддизму. Это объясняется проблемами

ч

самоидентификации и упадка, которые переживает сейчас традиционный японский буддизм.

После Второй мировой войны, в связи с популярностью буддизма на Западе, в японском научном мире появилась тенденция к изучению индийского буддизма (индогаку). Особое внимание при этом уделялось раннему буддизму Хинаяны как первоначальному, «чистому» буддизму. Это привело к возникновению нового философско-религиозного направления, которое провозгласило, что истинный буддизм является философией, особым мировоззрением. Сторонники этого направления выступили с резкой критикой в адрес традиционного буддизма, обвинив его в консерватизме и моральном разложении. Они заявляли, что ныне традиционный буддизм в Японии находится в упадке, проповеди учения Будды превратились в формальное проведение буддийских погребальных ритуалов и заупокойных служб, а сами буддийские священники всего лишь выполняют обязанности «похоронных бизнесменов». Термины «храмовый буддизм» и «традиционный буддизм» стали отождествляться с «ритуальным буддизмом» как символы формализма и упадничества.

Основоположниками этого направления буддизма, основные тенденции которого зародились еще в 30-е гг. XX в., принято считать Цудзи Дзэнноскэ и Анэсаки Масахару. В дальнейшем эта научная тенденция была продолжена в исследованиях Ватанабэ Сёко, Тамамуро Тайдзё и Тамуро Ёсиро.

В свою очередь, представители буддийского духовенства не согласны с предъявленными им претензиями и, главным образом, с тем, что сторонники так называемого «чистого буддизма» недооценивают роль буддийского ритуала. Они настаивают, что сакральные эзотерические ритуалы сыграли решающую роль в истории японского буддизма и ныне являются составной частью уникальной японской культуры, а священники, как основные вершители ритуалов, выступают в роли хранителей традиций.

В этой связи стали актуальными исследования, посвященные ранней истории буддизма в Японии, с целью выявить его истинную роль в истории страны. Немаловажным моментом этой проблемы также является выяснение роли государства в этом процессе. В последнее время среди японских и западных исследователей истории буддизма в Японии все чаще проявляется тенденция к переосмыслению исторических событий в Японии VI-X вв. и особенно роли государства в процессе распространения буддизма в Японии. Некоторые исследователи высказывают сомнения в том, что именно благодаря государственной поддержке буддизм смог успешно распространиться в Японии и занять позиции государственной религии. Так, например, Дональд Маккалум, Майкл Комо и др. высказывают мнение, что этот процесс целиком и полностью объясняется поддержкой клана Cora, оказывавшего покровительство иммигрантам с материка, основной религией которых был буддизм. При этом они сомневаются, что описываемое в источниках покровительство буддизму императрицы Суйко и принца Сётоку имело место в действительности, поскольку, по их мнению, в VI в. уровень японской государственности еще не мог обеспечить распространение буддизма в Японии. Некоторые исследователи даже сомневаются в существовании принца Сётоку-тайси, считая, что он не имеет ничего общего с фигурирующим в исторических источниках принцем Камицумия (или Умаядо). Образ же покровителя буддизма Сётоку-тайси, как полагают они, сложился в последующие века на основании буддийских легенд, основными источниками которых являлись буддийские храмы, связанные с именем принца.

Проблемы исследования генезиса религиозной бюрократии актуальны также в свете глобального кризиса традиционных религиозных институтов и все более очевидной необходимости их адаптации и модернизации в условиях стремительно трансформирующегося общества, и способны помочь прогнозировать возникающие конфликты и напряжения в отношениях религиозных объединений различной конфессиональной направленности.

Степень изученности:

Термин «бюрократия» употреблялся Винсентом де Гурне, Эд. Мейером1, М. Вебером2, который специально выделял т.н. «бюрократию восточного типа» принципиально отличающуюся, с его точки зрения, от западной. М. Вебер рассматривал и религиозную бюрократию, как один из подвидов обычной бюрократии. Проблемы взаимоотношений буддизма и государства в Японии исследовались в трудах Курода Тосио (1926-1993). Роль религиозного ритуала в отношениях между буддийской сангхой и государством в древней Японии нашла освещение в трудах Абэ Рюити, Футаба Кэнко, Ёсида Кадзухико, Ино Хидэаки, Накаи Синко и Хаями

Л

Тасуку . Влияние буддийские тексты, созданных в Китае, на деятельность известных японских монахов периода Нара рассмотрена в работах Накаи Синко. Деятельность буддийских храмов и синтоистских святилищ в политической жизни и менталитете средневековой Японии подробно рассмотрена в трудах Н. Макмуллина, М. Коллкут (1981); Грапард А.Г. (1992); Гудвин Дж. (1994)4. В работах М. Тееувен и Ф. Рамбелли, Дж. М. Августина, Р. Бендера были исследованы проблемы распространения раннего буддизма в японии и взаимодействие его с синтоизмом5. Деятельности

1 Meyr Е. М., Geschichte des alten Aegyptens, Berlin. 1887.

2 Вебер M. Избранные произведения. М., 1990. С. 663

3 Abe Ryuichi. The Weaving of Mantra. Kukai and the Construction of Esoteric Buddhist Discourse. N.Y., 1999; Футаба Кэнко «Кодай буккё сисоси кэнкю», Киото, «Нагата бунсёдо», 1962; Футаба Кэнко. Нихон кодай буккё си-но кэнкю (Исследования по истории древнеяпонского буддизма). Киото, «Нагата Бунсёдо», 1984. Футаба Кэнко «Сонирё но сэнгёхо то ситэно досокяку» // «Рицурё кокка то буккё», Токио, «Юдзанкаку», 1994; Ёсида Кадзухико. Нихон кодай сякай то буккё (Древнее общество в Японии и буддизм). Токио, 1995; Ино Хидэаки. Тайхо ёро нэнкан-ни окэру Сого-но кино-ни цуйтэ (Об эффективности ежегодных назначений на ответственные посты в «Сого») // Нарадзидай-но сорё то сякай (Монахи периода Нара и общество). Токио, 1994; Накаи Синко «Нихон кодай но буккё то минею», Токио, «Хёрон ся», 1973; Накаи Синко. Нихон кодай буккё сэйдо си-но кэнкю ( Исследования по системе древнеяпонского буддизма). Токио, 1991; Накаи Синко. Гёки то кодай буккё. Киото, «Нагата Бунсёдо», 1991; Накаи Синко «Сонирё но хотэки кигэн» // «Рицурё кокка то буккё», Токио, «Юдзанкаку», 1994; Хаями Тасуку. Рицурё кокка то буккё (Буддизм и государство в системе рицурё) // Ронсю нихон буккё си: Нара дзидай ( Сборник по истории японского буддизма: период Нара). Токио, 1986.

4 McMuilin Neil. Historical and Historiographical Issues in the Study of Premodern Japanese Religions // Japanese Journal of Religious Studies. 1989, vol. 16 (1); Collcutt Martin. Five Mountains: The Rinzai Zen Monastic Institution in Medieval Japan. Cambridge: Harvard University Press, 1981; Grapard A.G. The Protocol of the Gods: A study of the Kasuga Cult in Japanese History. Berkley, 1992; Goodwin J.R. Alms and Vagabounds: Buddhist temples and Popular Patronage in Medieval Japan. Honolulu: University of Hawai'i Press, 1994.

5 Teeuwen M., Rambelli F. Buddhas and Kami in Japan (Honji Suijaku as a Combinatory Paradigm). L„ 2003; Augustine Jonathan Morris. "Buddhist Hagiography in Early Japan: Images of compassion in the Goyki tradition", London, "Routledge Curzon", 2005; Bender Ross. The Hachiman cult and the Dokyo incident.// Monumenta Nipponica, 1979, vol. 34 (2).

принца Сётоку (574-622), под чьим патронажем проходило распространение буддизма в Японии посвящены труды японских исследователей Ханаяма Синсё, Мидзуно Дзёити, Тамаки Кодзиро, Тамура Энтё6. Формирование посмертного культа Сётоку описано в работах М. Комо и К.Г. Kappa . Взаимоотношениям буддизма и государства в Японии в период Нара посвящены работы Дж. Пиггот8.

Судьба конфуцианства в древней и средневековой Японии описана в трудах Омура Микио, Накамура Гэн, Иноуэ Мицусада, Оцу Тору, Осуми Киёхару9. Синтоизму были посвящены работы Н.А. Невского, Н.И. Конрада10.

Древнеяпонские верования и ритуалы изучались А.Е. Глускиной, К.А. Поповым, Е.М. Пинус, Л.М. Ермаковой, Е.К. Симоновой-Гудзенко, С.С.

6 Hanayama Shinsho. A History of Japanese Budhism. Tokyo, 1965; Мидзуно Дзёити. Ханкасиидзо-ни цуйтэ ( О статуях Будды в позе полулотоса) // Тюгоку-но буккё гэйдзюцу ( Буддийское искусство Китая). Токио, 1968; Тамаки Кодзиро. Тайси буккё-но токусицу (Особенности буддизма принца Сётоку) // Нихон буккё си-но ронсю (Сборник по истории японского буддизма ). T.1: Сётоку Тайси то Асука буккё (Принц Сётоку и буддизм эпохи Асука). Токио 1985; Тамура Энтё. «Нихон буккёси», T.1, Токио, «Ходзокан», 1982; Тамура Энтё. Кудара, Сира буккё то Асука буккё (Корейский буддизм и буддизм Асука) // Нихон буккё си-но ронсю. (Сборник по истории японского буддизма). Т.1: Сётоку Тайси то Асука буккё (Принц Сётоку и буддизм эпохи Асука). Токио 1985; Тамура Энтё. «Гёки то сираги буккё» // «Кодай тёсэн буккё то нихон буккё», Токио, «Ёсикава Кобункан», 1984.

7 Como Michael. Shotoku: Ethnicity, Ritual, and Violence in the Japanese Buddhist Tradition. N.Y. Ocsford University Press. 2008; Karr Kevin Grey. "Pieces of Princes: Personalized Relics in Medieval Japan "// Japanese Journal of Religious Studies, № 38, 2011

8 Piggott Joan. Todaiji and the Nara Imperium. Ph.D Dissertation. Stanford University, 1987; Piggott Joan ."The Emergence of Japanese Kingship", Stanford, "Stanford University Press", 1997.

9 Микио Омуро. «Энрин тоси: Тюсэй тюгоку но сэкайдзо» (Средневековая китайская структура мира.), 1985, «Сансэйдо»; Накамура Гэн. Фуцутэки кокка-но рисо (Идеальное представление об обычном государстве) // Нихон буккё си-но ронсю (Сборник по истории японского буддизма). Т. 1: Сётоку Тайси то Асука буккё (Принц Сётоку и буддизм эпохи Асука). Токио, 1985; Иноуэ Мицусада. «Нихон кодай кокка но кэнкю», Токио, «Иванами сётэн», 1967; Иноуэ Мицусада. Нихон кодай сисо си-но кэнкю (Исследования по истории древнеяпонской философии). Токио, 1982; Оцу Тору. Кодай-но тэнносэй (Система императорской власти в древности), Токио, «Иванами сётэн», 1999. Osumi Kiyoharu. The Acceptance of the Ritsiryo Codes and the Chinese System of Rites in Japan// "Studies on the Ritsuryo System of Ancient Japan. In comparison with Tang. "// Acta Asiatica, Tokyo, 2010, № 99.

10 Невский Н.А. Айнский фольклор / Исследования, тексты и пер. M., Наука. 1972 ; Невский Н.А. Фольклор островов Мияко. M., Наука. 1978; Конрад Н.И. Япония. Народ и государство. Исторический очерк. — Пг., 1923; Конрад Н.И. Исэ-Моногатари. Лирическая повесть древней Японии. / Пер. Н. И. Конрада. — Пг.: Всемирная литература, 1923. — 169 с. = (ЛП). — М.: Наука, 1979; Конрад Н.И. Японская литература в образцах и очерках. —Л., 1927. — 553 е.; — М.: Наука, 1991; Конрад Н.И. Запад и Восток: Статьи. — М.: Наука, 1966. — 519 е.; (2-е изд.) М.: Наука, 1972; Конрад Н.И. Очерки японской литературы. Статьи и исследования. — M.: ХЛ, 1973; Конрад Н.И. Японская литература. От «Кодзики» до Токутоми. Очерки. — M.: Наука, 1974; Конрад Н.И. Избранные труды: История. — М.: Наука, 1974; Конрад Н.И. Избранные труды: Синология. — M.: Наука, 1977. — 621 е.; — М.: Ладомир, 1995. — 621 с. Избранные труды. Литература и театр. — М.: Наука, 1978; Конрад Н.И. Очерк истории культуры средневековой Японии, 7-16 вв. — М.: Искусство, 1980; Конрад Н.И. Неопубликованные работы. Письма. — М.: Российская политическая энциклопедия, 1996.

Ласковым, Х.Т. Эйдус, Молодяковой Э.В. и др 11 . Общие и частные проблемы японского буддизма исследованы в работах О.О. Розенберга, А.Н. Игнатовича, В.Н. Горегляда, Т.П. Григорьевой, А.Н. Мещерякова, Г.Е. Светлова, С.А. Арутюнова, А.Г. Трубниковой, А.Г. Фесюна, С.А. Горбуновой, В.А. Рубеля12 и др.

В числе работ российских японоведов по изучению взаимодействия буддийского духовенства и государства в раннесредневековой Японии следует выделит�