автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Художественная система романов С. Клычкова в мифопоэтическом контексте

Полный текст автореферата диссертации по теме "Художественная система романов С. Клычкова в мифопоэтическом контексте"

На правах рукописи

Мусиенко Роман Анатольевич

ХУДОЖЕСТВЕННАЯ СИСТЕМА РОМАНОВ С.КЛЬ1ЧКОВА В МИФОПОЭТИЧЕСКОМ КОНТЕКСТЕ

Специальность 10.01.01 - русская литература

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Краснодар - 2005

Работа выполнена на кафедре современной отечественной литературы и критики Кубанского государственного университета

Научный руководитель:

Официальные оппоненты:

Ведущая организация:

кандидат филологических наук, доцент Голикова Лариса Порфирьевна

доктор филологических наук наук, профессор

Тропкина Надежда Евгеньевна

кандидат филологических наук, доцент Ларионова Марина Чингаровна

Адыгейский государственный университет

Защита состоится "13" декабря 2005 г. в 12 часов на заседании диссертационного совета К.212.258.01 в Таганрогском государственном педагогическом институте по адресу: г. Таганрог, ул. Инициативная, 48, ауд. 207.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Таганрогского государственного педагогического института.

Автореферат разослан "11" ноября 2005 г.

Ученый секретарь диссертационного совета кандидат филологических наук доцент

г ¿у г/

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность исследования обусловлена недостаточной изученностью романов С.Клычкова в мифопоэтическом контексте, а также необходимостью выявить закономерности воплощения писателем христианских и языческих начал в субстанционально-онтологических аспектах прозаических текстов.

В диссертации осуществляется многоаспектный систематизированный анализ места и роли славянского фольклора, старообрядческих преданий, святоотеческой литературы, раскрываются способы интерпретации используемых художником мотивов, образов и сюжетов, формирующих новый крестьянский миф.

Объектом исследования являются романы С.А.Клычкова «Сахарный немец», «Чертухинский балакирь» и «Князь мира», созданные в 1920-х годах и рассмотренные с точки зрения формирования индивидуально-авторской художественной системы: образов-символов, мифотворчества, концептуальной многозначности.

Предмет изучения - особенности использования мифопоэтического контекста в прозе С.Клычкова, «перевод» на язык литературы христианских и языческих мифов, славянского фольклора, старообрядческих преданий.

Цель предлагаемого исследования - научное осмысление путей формирования эстетических взглядов С.Клычкова, классификация системы образов-символов романов, сопоставление христианских и языческих мотивов, выявление сути онтологических идей, пересмотр оценок творчества писателя, попытка доказать самобытность его таланта и обосновать значимость феномена его творчества в литературном процессе.

Это предполагает реализацию следующих задач:

а) проанализировать специфику образов-символов, имеющих наиболее важное сюжетно-смысловое значение;

б) охарактеризовать основные христианские и натурфилософские идеи в их противоречии;

в) выявить суть концептуальной многозначности полифонической структуры прозаическйх текстов С. Клычкова;

г) рассмотреть индивидуально-авторскую концепцию «мужичьего рая» и «мужичьего святого». - —

РОС НАЦИОНАЛА ,< БИБЛИОТЕКА

Методологически исследование ориентировано на принципы культурно-исторического и сравнительно-типологического методов, кроме того в нём использовались элементы биографического и контекстуального анализа.

Научная новизна полученных результатов. В диссертации осуществлено систематизированное многоаспектное исследование индивидуально-авторской художественной системы С.Клычкова, раскрыты механизмы художественного воплощения писателем мифопоэтических текстов, на основании чего предлагается новый подход к изучению религиозно-философских и художественно-эстетических аспектов, основанных на специфике онтологических начал авторской мифологии.

Практическая значимость полученных результатов. Результаты исследования могут быть использованы в качестве материала лекций, спецкурсов и спецсеминаров, посвященных литературе первой половины XX века, а также при разработке учебных и учебно-методических пособий названного периода.

Основные положения диссертации, выносимые на защиту:

1. Рассмотрение структурно-смысловой организации образов-символов, использования христианских и языческих мифов, фольклора, древнерусской культуры и эстетики, старообрядческого и сектантского религиозных аспектов в прозе С.Клычкова позволяют говорить о том, что результатом синтеза этих культурных величин стала клычковская индивидуально-авторская художественная система, включающая самобытные образы-символы, аккумулирующие мировоззренческие идеи поэта.

2. Православные христианские мотивы в совокупности с фольклорно-мифологическими и языческими представлениями в романах С.Клычкова позволяют утверждать, что для автора поиск истины и веры тождественен поиску мирового лада и гармонии.

3. Семантика хронотопа и принцип «обратной перспективы» в идейной эволюции романов С.Клычкова ведёт к отрицанию «дьявольской цивилизации Запада», враждебной идее «мужичьего рая», ассоциирующемся в творческом сознании автора с патриархальной Россией и идеей соборности. В текстах романов это выражено через оппозицию «своего», «родного» и «привнесённого с Запада», «чужого», что и нашло отражение в концептуальной полифонии авторской «дьяволиады».

Апробация результатов диссертации. Основные положения работы были изложены на межвузовских докторантско-аспирантских научных конференциях КубГУ: «Наука и творчество молодых исследователей КубГУ: итоги и перспективы» (Краснодар, 2003), «Молодые исследователи КубГУ - отечественной науке XXI века» (Краснодар, 2004), «Актуальные проблемы современной русистики и литературоведения» (Краснодар, 2005). По теме исследования имеется пять публикаций. Диссертация обсуждалась на кафедре современной отечественной литературы и критики Кубанского государственного университета и кафедре русской литературы Таганрогского государственного педагогического института.

Структура и объём диссертации. Диссертация состоит из введения, общей характеристики работы, основной части (трёх глав), заключения, списка использованных источников. Объём работы - 180 страниц. Использовано 170 источников.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении даётся краткий обзор исследований о прозе С.Клычкова, очерчивается круг неизученных проблем творчества художника, определяется направление диссертационного исследования.

В диссертации показано, что анализ творчества С.А.Клычкова в критике и литературоведении шел параллельно с осмыслением роли и значения всей литературы новокрестьян. Сочувственное отношение к Клычкову в критике 1910-х годов, осознание его творчества как части новокрестьянского — мощного и глубокого потока национального искусства, сменяется с середины 1920-х обличением «патриархальности» и консерватизма мировоззрения писателя, а затем резким неприятием его «кулацкой» сущности, особенно со стороны рапповцев, которое завершилось в 1930-е годы вытеснением художника из литературы, арестом, смертью и длительным замалчиванием его литературной деятельности вплоть до последних десятилетий.

Пересмотр оценок творчества Сергея Клычкова, бытующих в отечественном литературоведении больше полувека, начался, к сожалению, не в России. Французский исследователь Мишель Никё издал в Париже прозу и поэзию С. Клычкова, защитил диссертацию и опубликовал ряд работ по его творчеству.

В Россию «возвращение» Клычкова состоялось в 1985 году: в двух крупнейших московских издательствах вышли два сборника его стихотворений. В 1988 и 1989 гг. большими тиражами были изданы две книги его прозы.

С конца 1980-х годов началось исследование литературного наследия С. Клычкова, опубликован ряд статей и очерков о его жизни и творчестве. Среди авторов наиболее значительных работ можно выделить Н. Солнцеву, С. Субботина, Т. Пономарёву, Н. Неженца, З.Селицкую. Но несмотря на имеющиеся публикации, до настоящего времени многие аспекты художественного мира писателя оказываются изученными недостаточно или осмыслены на уровне отдельных наблюдений: особенности художественной системы Клычкова-прозаика в контексте мифопоэтики; взаимосвязь язычества и христианства в структуре романов; специфика художественного метода.

Предметом диссертационного исследования является формирование индивидуально-авторской художественной системы С.Клычкова в контексте мифопоэтики, раскрываются способы интерпретации используемых художником мотивов, образов и сюжетов, формирующих новокрестьянский миф.

В первой главе «Мировоззренческая основа формирования индивидуально-авторской системы творчества С. Клычкова» рассматривается социокультурный контекст, повлиявший на формирование художественной системы С.Клычкова. Отмечаются публикации критиков и литературоведов, в той или иной степени затрагивавших вопросы, близкие теме диссертации.

Единогласия в оценке первых поэтических сборников С.Клычкова Н.Клюёвым, С.Городецким, М.Волошиным, Н.Гумилёвым, В.Брюсовым, А.Блоком, М.Горьким не было. Столь же разноречивой была и оценка прозы, которая в идейном плане явилась продолжением и переложением его поэзии.

Творчество новокрестьян, при всей уникальности и трагизме их литературных и человеческих судеб, вписывается в единое культурное пространство художественной мысли 1920-х годов. Данное утверждение относится как к содержательной стороне произведений, так и жанровой форме.

Философское осмысление проблематики, свойственное новокрестьянским писателям, приводит к актуализации в их творчестве 1920-х годов структуры философских жанров и мифа.

Подобные мировоззренческие построения следует охарактеризовать как попытку уйти в вымышленный, «лучший» мир. Можно сказать, что фактор неприятия социальных преобразований на рубеже второго и третьего десятилетия играл существенную роль в творчестве новокрестьян и создании им «идеальной модели мира».

Исследователи творчества С.Клычкова справедливо причисляют его к новокрестьянской литературе двадцатых годов. Эстетика и философия фольклора, народнические, славянофильские идеи, русский символизм, гоголевские традиции — всё это отразилось в прозе писателя, подчеркнуло его самобытность, которая заключалась в органическом синтезировании многовекового опыта народа - от язычества до христианства. О мифопоэтическом мышлении С. Клычкова свидетельствуют конкретные образы природы, имеющие архетипическое значение. Н.И. Неженец писал, что если в лирике С.Клычкова «мифологические образы, соприкасаясь с природными, превращаются в метафору, аллегорию, символ, то в прозе мы часто наблюдаем противоположный процесс — возвышение метафор до символа и мифа» .

Исследователи отмечали, что старообрядческо-сектантское начало у писателя шло не от семьи, а от влияния Клюева. Действительно, оно было лишь частью его художественного мира и сознания его героев и в старообрядчестве писателя привлекали не заветы «древлего благочестия», а, как Н. Клюева, отрицание официальной церковной доктрины. Всеобщий разлад и безверие проникли и в среду священнослужителей. В романах С.Клычкова православие, как и старообрядческо-сектантская этика и философия оказываются несостоятельными. Служители официальной церкви изображены Клычковым либо сатирически, либо иронически-насмешливо, а подчас и с намёком на связь с нечистым.

В поисках человеческого и природного согласия С.Клычков, как и большинство новокрестьянских поэтов, обращался к миру патриархальной русской деревни, но пантеистическое мировосприятие С.Клычкова отличали его не только от сторонников материалистического взгляда на отношения человека с природным миром, но и от своих собратьев по «крестьянской купнице».

В основе мировосприятия С.Клычкова лежит пантеистическая философия, идея природной гармонии, которая, с одной стороны, вобрала мифопоэтическое, языческое мироощущение, свойственное

1 Неженец Н.И. Поэтическая мифология Сергея Клычкова // Русская речь. — 1987.—№ 1.

крестьянской Руси, ее двоеверие, некий естественный симбиоз православного христианства и язычества, а с другой — сопоставима с соборностью А.С.Хомякова, идеей всеединства В. Соловьева.

В диссертации от романа к роману прослеживается деэволюция мировоззренческих идеалов С.Клычкова. От поиска идеального государства («Сахарный немец»), веры в гармоничный христианский мир («Чертухинский балакирь») к отречению от прежних идеалов, признанию своего поражения, осознанию бунта как единственного пути к спасению («Князь мира») и, наконец, краху утопической идеи «мужичьего рая» («Серый барин»).

Во второй главе «Христианские и языческие начала прозы (религиозно-философский и художественно-эстетический аспекты) рассматриваются эстетические и религиозные воззрения С.Клычкова.

Параграф 2.1. «Христианские и натурфилософские идеи: суть противоречий» посвящен исследованию художественной картины мира, которая начала складываться ещё в его поэзии. Романы были продолжением его поэтической деятельности, но, вместе с тем, проза открыла читателям и критике нового автора. Если в первых произведениях писателя 1910-х годов лежит пантеистическая философия, идея природной гармонии, то в романах С. Клычкова 1920-х годов идеальное природное бытие противопоставляется дисгармонии реальной русской национальной жизни.

В поисках человеческого и природного согласия С.Клычков, как и все новокрестьяне, обращался к миру русской деревни, но пантеистическое, отчасти языческое мировосприятие, панпсихизм Клычкова отличали его не только от сторонников материалистического взгляда на отношения человека с природным миром, утвердившегося в советской литературе уже в первом послеоктябрьском десятилетии, но и от своих собратьев по «крестьянской купнице».

Основные постулаты художественной философии С. Клычкова обусловлены целостностью его художественного мира. Мифопоэтическая концепция бытия, понимаемая как идея единства мировой жизни человека и животного мира пришла к писателю из мифологии и фольклора.

Философский и эстетический идеал С.Клычкова основан на идее единства всех форм жизни, равенства живой и неживой материи и одушевлении природы. Писатель искренне верил в реальность пантеистической гармонии и с глубокой скорбью отмечал, что современная цивилизация и человек, порожденный ею, все больше

уклоняются от природного идеала. «Железный чёрт» запада идёт на Русь, неся фатальные изменения для души русского мужика, подменяя золото медью, а веру - логическими доводами. От «Сахарного немца» к «Князю мира» усиливаются сомнения писателя в возможностях обретения веры-правды, той самой «божественной правды», отличающейся от «человечьей» как «крылья от посошка».

Уподобление природы храму, а деревенской церкви — крестьянскому космосу, отчетливо выражено в «Сахарном немце»: «По-за селом, в стороне от ветел и лип, в березах вся, в тополях, поднимет высоко-высоко наша сельская церковь, туда, где проходят облака-полуночники, синих пять куполов, и звезды на них смешаются с звездами в небе, и будет тогда купол церковный, и синее-синее под месяцем небо — одно»1. Образ леса-храма встречается во всех трёх романах С.Клычкова и является практически одушевлённым существом, ассимилируя языческие, натурфилософские идеи в христианской православной среде.

Как мифологические образы, восходящие к языческим верованиям, так и природные — месяц, звезды, туман, лунный свет — обладают признаками живых существ. Природа становится самостоятельным персонажем прозы С. Клычкова.

Обожествление природы, восприятие ее как храма были присущи большинству новокрестьян. Клычков, как выходец из старообрядческой семьи, был, тем не менее, больше язычником, чем старообрядцем.

Главная суть трагедии романов — в противоречии добра и зла, их близость в жизни и в людских душах. Христианский постулат о свободном выборе человеком пути к Богу под влиянием нечистого превращается в возможность вольного обращения с христианскими понятиями и догмами - отсюда и староверские, и языческие воззрения.

Христианские мотивы, слитые с фольклорно-мифологическими представлениями, проходят через все романы С. Клычкова, а тема лада связана с поисками истинной веры, противостоящей как официальному церковному христианству, так и старообрядческо-сектантским догматам.

В параграфе 22. «Язычество и панпсихизм как основа книги «Златые Уста» рассматривается проблема поиска истины, идеала. Не случайно одним из центральных лейтмотивов является образ книги, как материального воплощения божественного Слова

' Клычков С.А. Собрание сочинений: В 2 т. - М., 2000.

«от которого мир пошёл». Метафорическое название этой книги «Златые Уста», мифические версии сё происхождения, мистическое, сакральное содержание, доступное простому человеку призваны свидетельствовать её бесценность для верующего человека.

В трёх романах С. Клычкова («Сахарный немец», «Чертухинский балакирь», «Князь мира») наблюдается падение соборности, почитаемой славянофилами за основу русской духовности и всеобщие разлад, начавшийся еще «в первозданные времена». В этих условиях спасительной опорой становятся традиционные христианские постулаты в совокупности с языческими, натурфилософскими воззрениями, чем и объясняется трансформация Библии в некую «библию природы» - книгу «Златые уста». Это возникает, по-видимому, под влиянием староверских и, отчасти, языческих воззрений С. Клычкова.

Натурфилософские воззрения писателя превращают не только священное писание в книгу «Златые уста» - некую «библию природы», но и сам храм, как место поклонения Богу и молитвы, переносят в лес. Можно сказать, что в романах С.Клычкова природа является самостоятельным персонажем, принимающим деятельное участие в судьбах других героев.

Мифологизирующее отношение к природе осуществляется у С.Клычкова через природные образы, которые являются концептуально важными центрами повествования. Опираясь на них, автор создаёт своеобразный космогонический миф.

В клычковских представлениях о природе соединяется архаическое, древнее языческое её восприятие и современные научные концепции. Последние, однако, будучи вписанными в мифологическую картину мироздания, воспринимаются скорее лишь как её элемент.

Образ лешего - это своеобразное языческое alter ago самого С. Клычкова. Его устами писатель повествует о том, что так волнует его самого: разлад человека и природы. Неслучаен и выбор автором персонажа - это именно леший, мифологический персонаж, лесной дух, хозяин леса и всех животных.

Языческий панпсихизм С. Клычкова представляет лешего в нетрадиционной форме: он не «одноглазое лихо», заманивающее путника, но, скорее, демиург, создатель природного мира, а также пастырь, охраняющий его. Переосмысляя таким образом фигуру лешего, С. Клычков предстаёт как творческая личность, у которой есть свой взгляд на общепринятые вещи и которая может противостоять самым высоким авторитетам. В фигуре лешего

воплощается принципиальная идея С. Клычкова о единстве материальных форм жизни и об отсутствии в природе разрушающего начала, которая отчётливо видна в таком важном мотиве, как метаморфозы, превращения: он может быть и зверем, и человеком, и бабой, и мужиком, может быть молодым и стариком...

Языческие мотивы звучат на протяжении всех романов Клычкова. Пантеизм, панпсихизм, многобожие языческой Руси в его произведениях естественно сочетается с христианским монотеизмом, с верой в Христа. Обращаясь к кладовым народного мировосприятия в поисках «слова, от которого, мир пошёл» как основы основ мироздания, С. Клычков именно в виртуозном владении родным словом находит секрет достижения гармонии, «лада», изначально заложенного в душу каждого человека. Можно утверждать, что таким Словом для писателя являлась молитва как диалог с Богом.

Каждый персонаж воспринимает книгу «Златые уста» в соответствии со своими нравственными и религиозными представлениями. Поэтому она включает в себя и истинность заветов старообрядства, и сокровенность природного бытия, и чернокнижие, средство обогащения.

В соответствии с клычковским миропониманием, книга «Златые Уста» — это образ-идеал и нравственная мера для героев и их философии жизни. Они либо пытаются постичь тайну Бытия, пусть даже идя ложной дорогой, либо пользуются ей в своих корыстных целях.

Однако падение соборности, лада явилось причиной того, что «природная библия» оказывается во власти сил зла.

Параграф 2.3. «Философский смысл образа-символа Смерти в романе «Сахарный немец» посвящён анализу данного метафизического концепта, занимающего одно из центральных мест среди культурных концептов, так как содержит в себе понятия экзистенционально важные как для каждого человека в отдельности, так и для всех людей мира, что говорит о его универсальности. Интересен этот концепт и тем, что не относится к понятиям эмпирического уровня реальности, хотя и является феноменом реального мира. Смерть постигается мыслью, разумом, но стоящее за ней разуму недоступно. Человек никогда не получит достоверный ответ на вопрос «Что есть смерть?», независимо от того, исповедует он религию или является убеждённым" атеистом. Будучи не в силах изменить установленных ход жизни, человек адаптируется к мысли о смерти. Отношение к уходу из жизни во многом зависит от мировоззрения человека, от целей его жизненного пути и может быть

полярно противоположным: смерть, зачастую воспринимаемая как беда, может нести облегчение и избавление от мук душевных и физических. Ведь по православным представлениям смерть бывает «праведной» и «постыдной», внезапной, без покаяния.

В романе «Сахарный немец» С.Клычков показывает отношение к войне и смерти и как к вселенскому ужасу, и как к обыденному факту. Вместе с тем автор говорит о гибели каждого как о страшном потрясении, показывая психологическую реакцию на смерть. Картины смерти солдат в «Сахарном немце» страшны и натуралистичны. Гибель одного из героев приобретает характер философского символа, он исчезает, не оставив после себя ничего, даже «перушка».

■ Смерть немцев от рук русских солдат так же ужасна. Но смерть смерти рознь - и Клычков не вкладывает в уста своих героев при виде ужаса последствий взрыва на немецком острове того сожаления, которое возникает после нелепого убийства немца, пошедшего за водой.

Война была для С. Ютычкова нарушением Божьих заветов согласия и мира. Художественная картина действительности, созданная им без апелляции к социально-историческим причинам войны, свидетельствует, что солдаты являются жертвой бесовской силы, которая несет погибель и которая разрушает душу, подталкивая еще к большему искушению — самоубийству. Отступление от нравственных законов осмысливается героями и автором как грех.

В третьей главе «Онтологические начала прозы С.Кльгчкова» рассмотрены полярные субстанциональные начала: бесовство и чертовщина с одной стороны и «мужичий рай», идеальное существование с другой.

В параграфе -3.1. «Концептуальная многозначность авторской «дьяволиады» в прозаических текстах» осмыслена сущность народной демонологии - неотъемлемой части славянской культуры в целом. Её корни восходят к дохристианскому периоду, к эпохе язычества и, с приходом христианства, она не исчезла, но видоизменилась и, часто уживаясь с христианством, продолжает существовать в народной жизни, прежде всего с бытовым христианством, либо противопоставляясь ему, как мир преисподней. Народная демонология находит яркое отражение в фольклоре - в сказках, преданиях, пословицах, в народных космогонических представлениях, также имеющих дохристианские, языческие корни. Все они сводятся к одному - принципу наименования духов, внешнему виду. Их особенности, способности и функции

обусловлены местом или средой обитания. Насколько многочисленны эти «враги рода человеческого» можно судить, опираясь на те наименования и прозвища, которые даны нечисти народом. По подсчётам Даля В.И. их более сорока, при этом следует учитывать диалектные варианты одного и того же вида. С позиции натурфилософии духи природы - леший, кикимора, мавка, русалка исключаются из сферы зла, и стали восприниматься «нечистыми» только под влиянием христианского мировоззрения, наделившего их лишь отрицательными чертами.

С течением времени слово «чёрт» из конкретного образа злого духа эволюционировало в более широкое, обобщённо-отвлечённое понятие «зло». Любые негативные явления жизни, мысли, поступки людей стали приписываться козням нечистого.

Противопоставление русской народной культуры и западной цивилизации как отражение конфликта добра и зла, Бога и Дьявола — центр фабульного действия романов «Сахарный немец», «Чертухинский балакирь» и «Князь мира». Неизбежное сближение современной городской культуры и патриархального деревенского уклада воспринимается С.Клычковым как приход на родную землю Дьявола. Все «блага» цивилизации рассматриваются писателем как нечто чуждое, стремящееся разрушить единство с живой природой, «лад» российского крестьянина.

Тема города, как чёртова логова, вписана в традиционный «петербургский текст» русской литературы. В художественном пространстве темы Петербурга реализуется С.Клычковым образ миражного города «выдуманных людей». Особая функциональная роль северной столицы в прозаическом мире автора - в обнажении пороков: безбожия, бездушия жизни в городе, в котором человек не ведает тишины, а значит, не может задуматься о смысле бытия.

Своеобразие клычковского воплощения образа Петербурга определяет ориентацию на традиции Ф.Достоевского и Н.Гоголя. Разработанные им принципы изображения Петербурга (ретроспективный ракурс художественной интерпретации города, фокусировка внимания на чуждости законов невской столицы «маленькому» человеку) становятся основой авторского миропонимания и неприятия законов города. Современный человек разорвал связи с природным космосом и возомнил себя покорителем природы.

Принцип обратной перспективы, использованный писателем при создании «Чертухинского цикла» выявляет ретроспективу в

дореволюционную Россию, показывая, что «разлад» в жизни деревни начался ещё в то время.

В «Сахарном немце», первом из написанных С.Клычковым, искажение народного характера объясняется войной. В поисках гармонии, лада писатель отправляется в прошлое. События второго романа «Чертухинский балакирь» происходят в конце 19-го столетия. И здесь разлад проистекает из внутреннего несовершенства самого человека: дуализма и противостояния духовного и плотского. Третий роман «Князь мира» повествует о 1860-х годах, сразу после отмены крепостного права. Но и в эту эпоху С.Клычков не находит желанного лада, не видит просветления в человеческих душах. Происходит победа материального над духовным, владычество «неразменного рубля».

Мысль о «двуипостасности» человека, сосуществании в нем двух начал - плотского и духовного, «высшего» и «низшего» - на самом деле разделяет человека, вносит внутренний разлад. Власть плоти раскрывается Клычковым не только в отношениях между мужчиной и женщиной, но и в более широком смысле, как победа материального над духовным, Дьявола над Богом в жизни человека. Лад мужицкой жизни основывается на органичном сочетании трех начал — Правды Божьего Слова, обожествленной природы и крестьянской общины. В мифологическом прошлом, «в старину», по словам рассказчика, произошло искажение этой гармонии.

Война изображена С.Клычковым как особое состояние человечества, как торжество насилия, зла и смерти, Богоотступничество и Богооставленность, бесовство в мире и в человеке. Но она же и заставляет человека осознать свою греховность, вернуться к Богу. Писатель неоднократно показывает дьявольское начало в войне, игру «полуденного беса», что выявляется на уровне заглавий — «Рогач», «Многобог», «Обращенный мир». Многие события в военных главах есть результат происков «рогача», а петух, разгоняющий, по народным повериям, нечистую силу, превращается в зеленого петуха — знак присутствия беса и предупреждение людям. Эпизод с зеленым петухом, предваряющим проделки нечистого, повторится затем в картине пожара в «Князе мира».

Связь бесовского искушения в романе с «сахарным карликом» далеко не случайна: карлик в мировой мифологии и фольклоре может выступать как символ защиты, опеки и вместе с тем как демоническая сила. Карлики получили в народном сознании характер духов необыкновенно хитрых, изворотливых, всегда готовых на обман и

измену, имеющих наклонности к обману или обольщению смертных. Карлик С.Клычкова — мелкий демон-искуситель, «обморачивает» Зайчика, искушает его убийством.

Писатель показывает, как человек совестливый, с ранимой тонкой душой, попадает в фатальную зависимость от всеобщего разлада-искушения, становится носителем конфликта добра и зла.

Метафора «неразменного рубля» в романе «Князь мира» преподносится не только в социальном, но и в мифологическом значении.

Социальное содержание метафоры совпадает с ее традиционным толкованием в русской литературе. Развращающая «власть денег» и их влияние на человека обнаруживается в рассказе о нравах русской деревни. Мотив «рубля вместо креста» проходит через весь сюжет «Князя мира» объединяя мифологическую и социальную действительность романа.

У С.Клычкова наблюдается заострение внимания на «иностранном происхождении» чёрта, подчёркивается разница с «нашим» русским бесом, который, подобно лешему, хоть и нечисть, но неотъемлемая часть природы, то есть жизни. Западный же чёрт -это синоним зла ради зла, смерти всего живого мира.

Сниженная лексика и акцентирование «иностранного» происхождения черта подчеркивают разницу в отношении народа к иноземному «черту из полуденной страны», что было зафиксировано еще в «Сахарном немце».

Апофеозом дьяволиады Клычков планировал роман «Серый барин». И, хотя нет сведений о том, что роман не был завершён, известно, что он должен был являть собой заключительную часть трилогии.

В параграфе 3.2. «Идея «мужичьего рая» в индивидуально-авторской мифологии» показан клычковский идеал мироустройства, который соотносится с «пшеничным раем» Н. Клюева и «мужичьим раем» Г. Успенского. Как в народной утопии, в легендах о Беловодье и граде Китеже путь в «разголубую страну» Клычкова недоступен простому смертному. Отголоски легенд озера Светлояр о смельчаках, нашедших Китеж, побывавших на Белых Водах, сказаний о «скрытниках» отражаются в «сказке» о «блаженной» стране. Будучи сквозным сюжетным мотивом во всех трёх романах, мечта о «счастливой разголубой стране» рождена неприятием войны, активной индустриализацией и верой в природную гармонию.

Вариантом мифического «Сорочьего царства» в «Сахарном немце» стало Счастливое озеро. Его образ возникает при конкретном сравнении природной тишины и тоски в душах солдат.

Образ-идеал Счастливого озера, как природная утопия, указывает на два признака «блаженной» страны — жизнь без «злобы» и «вражды» и природное изобилие: «удача», «довольство», материнство - знак семейного благополучия. Мечта о гармоническом природном существовании не выдерживает проверки реальной жизнью.

В «Чертухинском балакире» возникает аналог Счастливого озера - подводное царство. За плотиной у мельницы Спиридона шумит вода, на дне которой находится заплотинное царство. В картинах, иллюстрирующих подводную жизнь, раскрывается пантеистическое мировоззрение самого автора.

Образ «прекрасной страны» у Клычкова двоится. Это мифическое Счастливое озеро и одновременно реальная Родина-Русь, «прекрасная, светлая наша страна» с ее нежным пейзажем, золотом осени, голубым покровом над лесом, голубым вином небес.

«Мужичий» рай и ад «Чертухинского балакиря» отражают крестьянские представления об идеале и антиидеале.

Ад напоминает деревенскую кузницу, откуда идет дымок и где стучат большие молотки, которыми грешникам вколачивают в пятки гвозди, а сам князь тьмы «Варфуил <...> на золотом стуле сидит, трубку раскуривает, и дым от него идёт, как от кузницы»1.

Рай отличается «плотским», земным характером, похож на крестьянское природное существование без верховной «власти»: «вместо дома каждому калинов куст растет... калина ягодами кормит, когда почиваешь, а как проснешься, у самых ног побежит живая водичка», пахнет в раю,-«как весной на земле! Душок такой идет ото всего, как от первого листочка».

Крестьянское традиционное сознание отличается глубинной верой в утопическую «блаженную страну», которая у героев Клычкова начинает подвергаться сомнению, и миф о Сорочьем царстве становится метафорой иллюзорной мечты об идеальной жизни.

Королевство птицы Сороки, где нет ни поборов, ни барщины, ни оброка для героев «Князя мира» представляется царством, основанным на власти денег, причем цена денежного украшения зависит от социального статуса. Крестьянский мир поборов, барщины

1 Клычков С.А. Собрание сочинений: В 2 т. - М., 2000.

16

и оброка сменяется миром, реальным воплощением которого было буржуазное общество. Социального равенства в царстве Сороки нет. Бескорыстие обитателей Сорочьего царства оборачивается дьявольской корыстью: прибывшего в «учтивое княжество» оденут в «шубу рудого бобра, дорогую шапку из соболя», «достанут тебе с верхней полочки все новешенькое, шитое с иголочки», «начнут тебя потчевать разной пищею». Мнимая цена всему этому: «слово доброе, да руке — трясение» в финале сказки превращается в настоящую, «запродажную»: на прощание гостю Сорочьего княжества дадут «одну денежку,

Эту денежку никуда не денешь ты: Неразмедный рубль сбоку с дырочкой, С завсегдашней с легкой выручкой...» 1

Причина изменения облика идеального мира в «Князе мира» заключается не только в разочаровании автора в идеале, а ещё и в характере рассказчика, святого мужика, который на самом деле служит дьяволу и искушает «неразменным» целковиком героев романа. Бесовство настолько глубоко проникло в душу человека, он настолько легко поддается его чарам, что меняются его представления о добре и зле, идеалом становится «неразменный рубль». Да и само соотношение добра и зла уж очень не ровно: «...зло, словно булыжник, которым голову чёрту проломишь, а добро рядом с ним только с крошинку - и воробья не накормишь!»2.

Содержательный пласт художественных текстов С.Клычкова перемещается в подтекст. Писатель переходит от конкретизации к обобщённо-мифологическому изображению народных

первоисточников. Задачей С.Клычкова становится ассимилирование идеи «мужичьего рая» в пространстве авторского самовыражения.

В заключении диссертационного исследования был рассмотрен ряд вопросов, связанных с формированием индивидуально-авторской системы творчества С.Клычкова и сделаны следующие выводы:

1. Эстетика и философия фольклора, народнические, славянофильские идеи, русский символизм, гоголевские традиции — всё это отразилось в прозе писателя, подчеркнуло его самобытность.

Неприятие социальных преобразований, произошедших в России в начале XX века, сыграло существенную роль в становлении художественной системы С.Клычкова.

1 Клычков С.А. Собрание сочинений: В 2 т. - М., 2000.

2 Там же

В поисках человеческого и природного согласия С.Клычков, как и большинство новокрестьянских поэтов, обращался к миру патриархальной русской деревни, но пантеистическое мировосприятие С.Клычкова отличали его не только от сторонников материалистического взгляда на отношения человека с природным миром, но и от своих собратьев по «крестьянской купнице».

Выявлено, что неомифологическая поэтика романов С.Клычкова обусловлена влиянием фольклорной и литературной традиции и направлена, в первую очередь, на создание нового крестьянского мифа. Мифологическая разработка онтологической проблематики вводила клычковских героев в круг космологических проблем, проецируемых на языческие и христианские мифы.

В диссертационном исследовании показано, что трактовка С.Клычковым традиционных религиозных и мифологических лейтмотивов отражает основные положения его индивидуально-авторского видения мира.

2. Разочарование С.Клычкова в реальном мироустройстве проникло и на страницы его романов. Это нашло отражение в мотивах «богооставленности» России, в идее неспособности «простого мужика-лапотника» попасть в рай и быть причисленным к лику святых. Изменение образа идеального мироустройства в «Князе мира» заключается в разочаровании автора в реальной действительности, а также в позиции рассказчика, «святого» мужика, который на самом деле служит дьяволу и искушает «неразменным» целковиком героев романа. Бесовство настолько глубоко проникало в душу человека, что он легко поддавался его чарам, меняя представления о добре и зле. В следствие этого, он начал убеждённо верить в силу «неразменного рубля».

3. Принцип обратной перспективы, использованный писателем при создании «Чертухинского цикла» выявляет ретроспективу в дореволюционную Россию, показывая, что «разлад» в жизни деревни начался ещё «в то время» и связан с развращающей силой денег как результат влияния дьявола. Если «тогда» влияние нечистого было опосредованно: через «неразменный рубль», жадность, пьянство и другие человеческие пороки, то в «Сахарном немце» (первом романе С.Клычкова, но последнем в романной хронологии) «девятый дьявол» двинулся на Русь войной, «во плоти».

По теме диссертации опубликованы следующие работы:

Языческое начало в книге С.Кпычкова «Златые Уста»//Сборник научных статей. № 2. - Армавир, 2003. - С. 76 - 81. Творчество С.Клычкова в контексте культурологических исканий эпохи//Социальные и гуманитарные науки. - Москва, 2004. - С. 92-98.

Философский смысл образа-символа смерти в романе С.Клычкова «Сахарный немец»// Вестник МГОУ. - Москва, 2005. - Вып. 2-С. 118- 121.

Символика мифа в романе С.Клычкова «Чертухинский балакирь»//Образование-наука-творчество. № 2. - Армавир, 2005. - С. 62-64.

Мировоззренческая основа формирования художественной системы С. Клычкова// Актуальные проблемы современной русистики и литературоведения. - Краснодар, 2005. - С. 73-79.

05-22792

РНБ Русский фонд

2006-4 26471

Подписано в печать 8.11.2005 г. ' Формат 60x84/16. Бумага типографская. Гарнитура «Тайме». Объем 1 п.л. Тираж 100 экз. Заказ № 59.

Отпечатано в Издательском центре СГПИ 353563 г. Славянск-на-Кубани ул. Коммунистическая, 2

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Мусиенко, Роман Анатольевич

Введение.

Глава 1. Мировоззренческая основа формирования индивидуально-авторской системы творчества С. Клычкова.

Глава 2. Христианские и языческие начала прозы (религиознофилософский и художественно-эстетический аспекты).

§1 Христианские и натурфилософские идеи: суть противоречий.

§2 Язычество и панпсихизм как основа книги «Златые Уста».

§3 Философский смысл образа-символа Смерти в романе «Сахарный немец».

Глава 3. Онтологические начала прозы С.Клычкова.

§ 1 Концептуальная многозначность авторской «дьяволиады» в прозаических текстах.

§2 Идея «мужичьего рая» в индивидуально-авторской мифологии.

Введение диссертации2005 год, автореферат по филологии, Мусиенко, Роман Анатольевич

Данная работа представляет собой исследование творчества С. Клычкова в контексте рассмотрения процесса формирования индивидуально-авторской романной системы. Индивидуально-авторская система романных образов-символов, сложившаяся в поэтическом и общелитературном языке, претерпела изменения в творчестве Клычкова в связи с его эстетическими и мировоззренческими установками. Именно поэтому определенный интерес вызывает соотношение традиционного и индивидуального в процессе формирования мировоззрения и, соответственно, поэтики романов Клычкова.

Актуальность исследования обусловлена недостаточной изученностью романов С. Клычкова в мифопоэтическом контексте, а также необходимостью выявить закономерности воплощения писателем христианских и языческих начал в субстанционально-онтологических аспектах прозаических текстов.

Творческое использование писателем фольклора, старообрядческих преданий, святоотеческой и художественной литературы на уровне мотивов, образов и сюжетов формирует новый крестьянский миф. Для С. Клычкова бережное отношение к слову равнозначно прославлению Духа. Деформация слова - это деформация человеческой души. О падении соборности, о пришествии нечистого в образе западной техногенной цивилизации на Русь и пишет Клычков, широко вводя в свои романы мифологические и языческие символы и противопоставляя родную природу техническому прогрессу.

Стереотипное восприятие Клычкова как проповедника «крестьянской», как полагали символисты или «кулацкой», по мнению О. Бескина[107], идеологии на целые десятилетия во многом предопределило негативное отношение к творчеству С. Клычкова, оставив его непонятым и неизвестным широкому читателю. В более детальном исследовании литературного наследия С. Клычкова и заключается, на наш взгляд, актуальность данной работы.

Объектом исследования являются романы С. Клычкова «Сахарный немец», «Чертухинский балакирь» и «Князь мира», созданные в 1920-1930-х годах и рассмотренные с точки зрения формирования индивидуально-авторской художественной системы: образов-символов, мифотворчества, концептуальной многозначности.

В «Сахарном немце» писатель заложил религиозно-философский фундамент, на котором будут базироваться остальные романы.

В «Чертухинском балакире» уже в полной мере раскрывается «крестьянский космос» (Н.М.Солнцева). Концептуальной установкой, которая обнаруживает себя для персонажей на разных уровнях, здесь является достижение гармоничного мира. Она формирует и определённый, сказовый, образ повествователя, разворачивающего свой рассказ в дидактических целях, призывая читателя к установлению гармоничного диалога с миром и собой. Философское осмысление судьбы русского крестьянства должно было выразиться в задуманном автором девятикнижье, из которого вышли только «Сахарный немец» (1925), «Чертухинский балакирь» (1926), «Князь мира» (1928).

В последних двух романах назревает кризис, являющийся проекцией авторского видения мира. Падение соборности, экологический кризис, связанный с «пришествием Дьявола» -западной техногенной цивилизации - на Русь.

Степень изученности темы.

Вокруг прозы Сергея Клычкова во второй половине 1920-х годов велась достаточно бурная литературно-философская полемика. Три романа - «Сахарный немец» /1925/, «Чертухинский балакирь» /1926/ и «Князь мира» /1928/, которые он успел написать и издать (это части задуманного Клычковым девятикнижия «Живот и смерть» - привлекли внимание критики, сразу же разделившейся в своих оценках. «Князь мира» был охарактеризован А. Луначарским «замечательным явлением 1928 года - и в художественном отношении, и по глубине анализа некоторых явлений нынешнего времени» [6. С. 325]. По мнению В. Полонского, к Клычкову следует относиться как к «самому крупному и замечательному художнику, выдвинутому русской деревней» [7. С. 264-294].

Следует сказать, что критику в романах Клычкова привлекала прежде всего художественная сторона - богатство и метафоричность языка, афористичность слова, совершенство формы. В этом плане весьма высоко оценили прозу Сергея Клычкова, в частности, В. Правдухин, Д. Горбов, Г. Горбачёв, А. Воронский. Последний, к примеру, в статье «Десятилетие Октября и советская литература» - отозвался о «Сахарном немце» и «Чертухинском балакире» как о «ювелирной работе настоящего мастера». Он же - в статье «Лунные туманы» -отметил и то, что в «Чертухинском балакире» автор «удачно сочетал поэта с художником-прозаиком. Это очень редкое сочетание. Клычков показал, как можно, оставаясь поэтом, стать прозаиком» [63. Т.2. С. 487].

К идейным аспектам романов критика отнеслась весьма противоречиво. Так, нашли понимание интерес автора к здоровым многовековым духовным ценностям крестьянского «миросозерцания от сохи» [44], тоска по духовности, всеобщей гармонии, неприятие войн. И вместе с тем получили осуждение идеи, которые казались тогда неактуальными, отжившими, политически вредными. Отмечалось, что Клычков будто бы чрезмерно идеализирует деревню и крестьянскую общину, прославляет косность, отвергает прогресс, неправильно понимает социально-классовую борьбу. Так, А. Лежнёв увидел в клычковской прозе «фантастику с ножом в сердце» [79].

Лучшее из всего того, что было написано критиками -современниками С. Клычкова о его романах, безусловно, принадлежит А.Воронскому, который сразу поставил их в контекст традиций русской классической литературы. Вот как он писал о романах С. Клычкова «Сахарный немец» и «Чертухинский балакирь»: «.народный сказ. дан в каком-то удивительном приближении к Гоголю»; «Писатель сумел показать спиридоновскую, дикую, дремучую Русь в её плоти. Она встаёт как заповедный, нетронутый, заповедный бор. Ни у Мельникова-Печёрского, ни даже у Лескова нет такого телесного ощущения этой Руси» [25. С. 264-265]. В «Лунных туманах» осуществлён глубокий и достаточно объективный анализ романа «Чертухинский балакирь». Для автора статьи произведения Сергея Клычкова во всех отношениях - явление замечательное, уникальное. Так, признавая, что «художественные достоинства романа высоки и несомненны», он отмечает также и его «большую общественную значимость». Эту значимость Воронский связал, в частности, с постановкой и освещением очень важного философского вопроса «Человек и природа», с тревогой автора за судьбу природы, всего живого и сущего, за человеческую душу.

В целом положительно оценив прозу Сергея Клычкова, Воронский весьма чётко высказался и о её, как он считал, недостатках идеологического характера: «Романы Клычкова -показатели распада нашего народничества. <.> Вместо идеализации трудовой деревни - идеализация фольклора. <.> Широкие общественные цели сменились религиозным атавизмом, лунными, обманными чарами. Прибавился страх перед железным чёртом, совсем затуманились перспективы» [26. С.36].

В «Лунных туманах» Воронский привёл фрагмент из письма к нему М. Горького, который, в отличие от поэтических сборников, очёнь заинтересовался прозой Сергея Клычкова. Сразу же после прочтения «Сахарного немца» он послал Воронскому письмо, где с одобрением высказался о книге, в которой увидел проявление творческой, внутренней свободы автора, поставил его в один ряд с художниками честными и бескомпромиссными. В дальнейшем, однако, в ряде писем своих М.Горький дал уже несколько иные оценки роману достаточно критичные, так как акцент в них был уже сделан не на художественной, а на идеологической стороне произведения. В частности, он отметил, что «трогательный плач. о деревенском рае» идёт вразрез с «требованиями времени и его задачами», что Клычкову «должна быть дана. критика - и нещадная» [27]. М. Горький ждал следующих произведений С.Клычкова с нетерпением, чтобы проследить в каком направлении будёт эволюционировать его прозаический дар. Опубликованный в 1926 году «Чертухинский балакирь» подтвердил репутацию Клычкова как великолепного художника слова, настоящего мастера, - и М. Горький не мог это не отметить, хотя идеологический подтекст этого произведения его огорчил. И он попрекнул Воронского, что тот в «Лунных туманах» «недостаточно разоблачил «Чертухинского балакиря» - в мировоззренческом, философском плане.

В переписке М. Горького с Ф. Гладковым и М. Пришвиным мы находим неприязненные, даже враждебные отклики на прозу Сергея Клычкова, хотя Пришвин позднее изменил своё мнение, признав в Клычкове непревзойдённого художника: «В своё время я много занимался великорусским фольклором, изумляясь, какие богатства народного творчества лежат неиспользованными литературой. Алексей Ремизов, как известно, им пленённый, зарылся в эти материалы, но не достиг цели, потому что соблазнился архивами и оторвался от народной среды. Клычков единственный писатель, которому это удалось» [33. С.57].

Анализ творчества С. Клычкова в критике и литературоведении шел параллельно с осмыслением роли и значения всей литературы новокрестьян. Сочувственное отношение к Клычкову в критике 1910-х годов, осознание его поэзии как части новокрестьянской — мощного и глубокого потока национального искусства - сменяется с середины 1920-х обличением «патриархальности» и консерватизма мировоззрения писателя, а затем резким неприятием его «кулацкой» сущности, особенно со стороны рапповцев, которое завершилось в 1930-е годы вытеснением художника из литературы, арестом, смертью и длительным замалчиванием его литературной деятельности вплоть до последних десятилетий.

Но наряду с вышеперечисленными критическими замечаниями, независимо от их направленности -положительной или отрицательной - были и откровенно предвзятые, резко негативные, абсолютно нетерпимые отзывы. Принадлежали они официальной, рапповской, критике. И, к сожалению, именно эти оценки воздействовали на общественное мнение, создавали его. Особенно усердствовал в «разоблачении» Клычкова и других поэтов «крестьянской купницы» О. Бескин.

В его статьях «Россияне» /1928/, «Певцы крестьянской деревни» /1930/, «Бард кулацкой деревни» /1930/ Сергей Клычков представлен кулацким идеологом, поборником суеверия и религии, отъявленным реакционером. При этом Бескин абсолютно не стесняется в выражениях: тут и «пена у рта», и «оскаленные клыки», и «мракобесие» [63. Т.2. С.504]. Обобщается же всё это следующим: «сознание Клычкова и его соратников смертельно ранено. Но борьба продолжается. Борются кулаки на деревне, и поёт им хоть печальные, но боевые песни их бард - Сергей Клычков» [там же]. В своих статьях О. Бескин не ограничивался только словесной критикой, он призывал к применению «определённых решительных мер» к Сергею Клычкову.

Меры вскоре были приняты: Клычкову запретили печатать новые оригинальные произведения. А он был полон сил, новых грандиозных замыслов: в приложениях к вышедшим романам появились книги «Китежский павлин», «Спас на крови», «Лось с золотыми рогами». Всё это осталось ненаписанным.

31 июля 1937 года Клычков был арестован, а спустя два месяца с небольшим - расстрелян. Место его захоронения до сих пор неизвестно.

После смерти Клычкова имя его не включалось в энциклопедии, и даже спустя много лет, когда произошла реабилитация многих незаконно репрессированных писателей и их книги вернулись в литературу, Клычкова отечественные критики и литературоведы с удивительным упорством продолжали считать писателем, чуждым советскому обществу.

Пересмотр оценок творчества Сергея Клычкова, бытующих в отечественном литературоведении больше полувека, начался, к сожалению, не в России. Французский исследователь Мишель Никё издал в Париже прозу и поэзию С. Клычкова, защитил диссертацию и опубликовал ряд работ по его творчеству.

В Россию «возвращение» Клычкова состоялось в 1985 году: в двух крупнейших московских издательствах вышли два сборника его стихотворений. В 1988 и 1989 гг. большими тиражами были изданы две книги его прозы, которые подготовила Н. Солнцева.

Интерес к творчеству С.Клычкова в нашей стране возник после снятия многолетнего запрета на публикацию его произведений. И, как результат, в конце 1980-х годов появились исследования Н. Солнцевой (1989), 3. Селицкой (1989), Л. Киселёвой (1990), Ю. Изумрудова (1993).

С конца 1980-х годов началось исследование литературного наследия С. Клычкова, опубликован ряд статей и очерков о жизни и творчестве этого замечательного поэта и прозаика. Среди авторов наиболее значительных, основательных работ можно выделить Н. Солнцеву, С. Субботина, А. Михайлова, В. Морозова, Г. Мурикова, Т. Пономарёву, С. Блинова, Н. Неженца, С. Копылову, 3. Селицкую, Н. Савушкину.

В своих исследованиях авторы преследуют различные цели. Так, Н. Неженец анализирует жанровые особенности лирики поэтов «купницы». А. Михайлов рассматривает творчество новокрестьянских поэтов, выявляет своеобразие их эстетических и философских идей в сравнении с творческими достижениями художников предыдущих эпох. Большую значимость представляет работа А. Михайлова, для своего времени итоговая в изучении наследия новокрестьянских лириков. Диапазон исследования Н. Неженца несравнимо уже, в рассматриваемых вопросах он, порой, слишком отходит от тогдашней действительности, абстрагируется от реалий того времени. Он не говорит о том, как жанровые формы, выбранные «новокрестьянами» для творчества соотносились с их идеями и взглядами, в которых они явно опережали своё время и которые были признаны официальной критикой того времени реакционными.

В работе Н. Солнцевой проводится анализ содержания, отмечается художественное своеобразие романов Клычкова. Статьи Н.Неженца и С.Блинова носят, скорее, публицистический характер. И именно Н. Солнцева осуществила полноценное научное исследование прозаических текстов писателя. Автор высказывает точку зрения, согласно которой Клычков выразил свою натурфилософию, основанную на идее пантеизма, противопоставляя её философии христианства. В диссертации Солнцевой подчёркивается исключительная роль Петра Кирилыча («Чертухинский балакирь») - персонажа, вокруг которого сосредоточены усилия трёх носителей различных мировоззренческих систем: деревенской колдуньи Ульяны, воплотившей идею плоти (плотского греха), мельника Спиридона, еретика и старовера, и лешего Антютика -натурфилософа и пантеиста. В этой работе творчество Клычкова рассматривается в контексте тех духовных, идейных и научных споров 20-30-х годов XX в., которые являются актуальными и сегодня.

В 1992 году вышла монография Н. Солнцевой «Китежский павлин», посвящённая творчеству крестьянских поэтов. В 1993 году - «Последний Лель. О жизни и творчестве писателя и поэта Сергея Клычкова», в которой удачно сочетается биографический метод и литературоведческий анализ текстов писателя и поэта С. Клычкова. Творчество Клычкова представлено в широком контексте эпохи: это и родная Тверская земля со своими чудесными деревенскими легендами и преданиями, и интересные знакомства в кружке Эллиса, первые печатные произведения «Песни» и «Потаённый сад» в «Альционе», близость к поэзии символистов. На фоне изменений в социальной и литературной обстановке показано становление творчества Клычкова, его самобытность, круг интересующих тем и образов: природа, жизнь, лирические напевы, мифологические персонажи.

Пройдут годы, и Клычков вернётся к темам уже распавшихся «Скифов». Он создаст образ мужичьего пророка, будет искать оптимальный вариант мужичьего рая, но в отличие от своих предшественников расскажет о том, что этот рай не только красив, но и жесток» [136. С.44]. Автором сделано интересное наблюдение, выделяющее философскую прозу Клычкова среди творчества других писателей: предметом философских размышлений становится крестьянин.

Важным для исследователей творчества Клычкова и просто читателей стал выход двухтомника С.Клычкова, составление, подготовку текста и комментарии к которому были сделаны М.Никё, Н. Солнцевой, С. Субботиным и Г. Маквеем.

Одним из последних обращений к неомифологической прозе Клычкова стала статья Е. Скороспеловой «Неомифологизм как средство универсализации» в её работе «Русская проза XX века: от А.Белого («Петербург») до Б.Пастернака («Доктор Живаго»)» (2003). Е. Скороспелова назвала роман Клычкова «магическим»: в нём смешиваются сон и явь, равноправно сосуществуют реальные и фантастические персонажи. Повествование переходит из бытового в философский план, что позволяет «заявить о существовании крестьянского космоса с присущими ему законами, рассказать о происхождении этого космоса и о гибели, которую несёт ему «железный чёрт» цивилизации» [131. С.69]. Отмечается влияние фольклора на формирование типа мировоззрения автора и способы его претворения в романе, с этим связывается и тип повествования - особая сказовая манера, воссоздающая «архаично-разговорную фольклорную стихию» [там же].

В современном отечественном литературоведении интерес к С.Клычкову совпадает с пристальным вниманием к «возвращенной» литературе и к творчеству новокрестьян. В середине 1980-х впервые после двадцатых годов публикуются его поэтические сборники «Стихотворения» и «В гостях у журавлей», вслед за ними печатаются тексты романов «Сахарный немец», «Чертухинский балакирь» и «Князь мира» с предисловием Н. Солнцевой и С. Куняева.

Прозаическому творчеству С. Клычкова больше повезло в литературоведении, чем прозе других новокрестьян. Еще в 1952 году критик русского зарубежья М. Степаненко обратится к его романам. Прозе С. Клычкова посвящены диссертация и книги Н. Солнцевой, глава в кандидатской диссертации 3. Я. Селицкой, значительный раздел монографии и докторской диссертации JI. Гурленовой «Чувство природы в русской литературе 1920 - 1930-х годов» [41], а также целый ряд статей.

Авторы работ обращаются к концепции бытия в романах С. Клычкова, его натурфилософским воззрениям, отраженным в художественной ткани произведений. Это позволяет наметить иной аспект исследования и рассмотреть «Сахарный немец», «Чертухинский балакирь» и «Князь тьмы» как романную трилогию, единство которой порождено осознанным авторским стремлением к художественной целостности и к философско-мифологическому решению проблематики «человек и природа» и закреплено общими структурными признаками, различными внутрицикловыми скрепами, такими, как единство места действия (Чертухино и его окрестности, село Скудилище, которое находится «в верстах двадцати» от Чертухина, уездный город Чагодуй), сквозные персонажи, лейтмотивные образы-метафоры и символы, мотивные ассоциации, повторяющиеся характеристики предметов или явлений, стилевое единообразие и т. д.

Термин «трилогия» применительно к трем изданным романам С.Клычкова несколько условен, так как у первого романа «Сахарный немец» (1925) есть сокращенный вариант «Последний Лель», который был опубликован в Харькове в 1928 году, что не помешало писателю переиздать «Сахарного немца» в полном объеме в 1929 и 1934 годах. «Раздвоение» «Сахарного немца» на «Последнего Леля» и повесть «Двенадцатая рота» связано, очевидно, с общей эволюцией замысла эпоса о «Смерти и Животе» —• от «Пятикнижия» до «девятикнижия».

Все три романа были написаны Клычковым необыкновенно быстро, но замысел большого прозаического произведения зрел долго и впервые возник еще в 1913 году после путешествия на озеро Светлояр, тогда же было придумано и заглавие «Китежский павлин». Таким образом, общая концепция прозаического цикла романов сформировалась за десять лет до того, как писатель приступил к осуществлению задуманного.

Он не смог реализовать полностью свои творческие планы. Из девяти романов были завершены «Сахарный немец» (1925), «Чертухинский балакирь» (1926) и «Князь тьмы» (1928). Были объявлены названия готовящихся к печати романов «Серый барин», «Китежский павлин», «Спас на крови», «Лось с золотыми рогами», «Буркан — мужичий сын», «Призрачная Русь», но ни один из них не дошел до читателей.

В последние годы научного освоения творчества Клычкова в центре внимания исследователей должны стать конкретизация и более детальная, углублённая проработка вопросов, касающихся творчества С. Клычкова. Необходимо тщательнейшим образом проанализировать наиболее важные элементы его поэтики, выявить и детально рассмотреть аспекты и лейтмотивы, общие и для поэзии и для прозы. И самое главное: следует выработать единую цельную концепцию исследования творчества С. Клычкова.

Кратко обобщив всё вышесказанное, можно утверждать, что лирика и проза С. Клычкова, одного из самых талантливых «новокрестьян», в настоящее время становится всё более значимой и востребованной. Недопонятая и недооценённая современниками, она лишь сейчас, спустя почти восемьдесят лет, предстаёт перед читателями и исследователями в полном объёме. Его литературное наследие осознаётся как явление уникальное в российской литературе. Поэтика Клычкова удивительно самобытна, неповторима. Произведения С. Клычкова много требует от читателя, но много и дают ему.

Для современной культуры, озабоченной поисками духовных и нравственных точек опоры, творчество Клычкова с полным правом может стать одной из них.

JI. Гурленова объясняет внимание литературы 1920 — 1930-х годов к мифологическому, «стремление писателей в эти годы создать на основе пантеистически трактуемых образов природы идеальную модель мира, построенную по принципу мифологической модели» [43. С.74] как выражение «несогласия с антропоцентрической идеей масштабного строительства «второй природы» [там же]. Данное утверждение справедливо и по отношению к Сергею Клычкову.

Его творчество - попытка уйти в вымышленный, «лучший» мир. Можно сказать, что фактор неприятия социальных преобразований на рубеже второго и третьего десятилетия играл существенную роль в эволюции творчества новокрестьян и создании им «идеальной модели мира».

Общество жило лозунгами о социализме любой ценой, о человеке — хозяине планеты, покорителе природы. Клычков уже тогда, на заре социалистической индустриализации, предвидел экологическую катастрофу. Он писал о том времени, когда лешие уведут из местных лесов всё зверьё и птицу, когда земля, эта зеленая чаша, станет мертвой и обезображенной. В условиях победы воинствующего атеизма и материализма он предложил читателю художественный мир русалок, оборотней, леших, чертей, архангелов. Его герои общаются с потусторонним миром, с душами умерших, с языческой нежитью. В своих романах Сергей Клычков заявил о себе как о натурфилософе и пантеисте, размышлял о нравственности дуализма. Национальному нигилизму писатель противопоставил национальную самобытность как остов жизни, культуры, судьбы всякого народа. В условиях, казалось, уже достигнутой обществом гармонии он заговорил о разладе крестьянского мира, о дисгармонии человека и природы, о разрушении соборности.

Цели предлагаемого исследования - научное осмысление путей формирования эстетических взглядов С.Клычкова, специфики системы образов-символов романов, сопоставление христианских и языческих мотивов, выявление сути онтологических идей, пересмотр оценок творчества писателя, попытка доказать самобытность его таланта и обосновать значимость феномена его творчества в литературном процессе.

В соответствии с указанными целями работы в ней формулируются и решаются следующие задачи:

• проанализировать специфику образов-символов, имеющих наиболее важное сюжетно-смысловое значение;

• охарактеризовать основные христианские и натурфилософские идеи в их противоречии;

• выявить суть концептуальной многозначности полифонической структуры прозаических текстов С. Клычкова;

• рассмотреть индивидуально-авторскую концепцию «мужичьего рая» и «мужичьего святого».

Методологически исследование ориентировано на принципы культурно-исторического и сравнительно-типологического методов, кроме того в нём использовались элементы биографического и контекстуального анализа. Теоретической и методологической основой диссертационного исследования являются работы Вл. Соловьёва, А. Хомякова, Ю. Лотмана, Б.Рыбакова, Д. Лихачёва и др.

Основными источниками, на материале которых выполнено диссертационное исследование, следует назвать тексты прозаических произведений, а также эпистолярное наследие поэта и статьи, посвящённые творчеству С. Клычкова. Наиболее полно творчество поэта представлено в двухтомном собрании сочинений, вышедшем в 2000 году.

Научная новизна полученных результатов. В диссертации осуществлено систематизированное многоаспектное исследование индивидуально-авторской художественной системы С.Клычкова, раскрыты механизмы художественного воплощения писателем мифопоэтических текстов, на основании чего предлагается новый подход к изучению религиозно-философских и художественно-эстетических аспектов, основанных на специфике онтологических начал авторской мифологии.

Научно-практическое значение исследования заключается в том, что его материалы могут быть использованы в спецкурсах и спецсеминарах по истории русской литературы начала XX века, а также по изучению творчества «новокрестьян». Результаты научных наблюдений могут быть применены при рассмотрении индивидуально-авторских поэтических систем других авторов.

Положения, выносимые на защиту

1. Рассмотрение структурно-смысловой организации образов-символов, использования христианских и языческих мифов, фольклора, древнерусской культуры и эстетики, старообрядческого и сектантского религиозных направлений в прозе С.Клычкова позволяет говорить о том, что результатом синтеза этих культурных величин стала клычковская индивидуально-авторская художественная система, включающая самобытные образы-символы, аккумулирующие мировоззренческие идеи поэта.

2. Православные христианские мотивы в совокупности с фольклорно-мифологическими и языческими представлениями в романах С.Клычкова позволяют утверждать, что для автора поиск истины и веры тождественен поиску мирового лада и гармонии.

3. Семантика хронотопа и принцип «обратной перспективы» в идейной эволюции романов С.Клычкова ведёт к отрицанию «дьявольской цивилизации Запада», враждебной идее «мужичьего рая», ассоциирующегося в творческом сознании автора с патриархальной Россией и идеей соборности. В текстах романов это выражено через оппозицию «своего», «родного» и «привнесённого с Запада», «чужого», что и нашло отражение в концептуальной полифонии авторской «дьяволиады».

Апробация работы. Основные положения работы были изложены на межвузовских докторантско-аспирантских научных конференциях КубГУ: «Наука и творчество молодых исследователей КубГУ: итоги и перспективы» (Краснодар, 2003), «Молодые исследователи КубГУ - отечественной науке

XXI века» (Краснодар, 2004), «Актуальные проблемы современной русистики и литературоведения» (Краснодар, 2005). По теме исследования имеется пять публикаций.

Структура диссертации.

Диссертация состоит из введения, трёх глав, заключения и библиографии.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Художественная система романов С. Клычкова в мифопоэтическом контексте"

Заключение.

В диссертационном исследовании был рассмотрен ряд вопросов, связанных с формированием индивидуально-авторской системы творчества С.Клычкова. Исследователи справедливо причисляют его к новокрестьянской литературе двадцатых годов. Эстетика и философия фольклора, народнические, славянофильские идеи, русский символизм, гоголевские традиции — всё это отразилось в прозе писателя, подчеркнуло его самобытность.

На передний план в литературе 20-х годов выдвигается пролетарская культура города. Новокрестьяне же, оставаясь сторонниками патриархальности, противопоставляли ей высоконравственный мир крестьянина с его вековым укладом. Крестьянин по-прежнему оставался для С.Клычкова основой Вселенной, человеком земли и её философом, проповедником соборности и софийности. Общество строило «общепролетарский дом», а С. Клычков уже тогда, на заре социалистической индустриализации, предвидел экологическую катастрофу и оскудение российской деревни. Вопреки энтузиазму лозунгов, убеждавших в достигнутой обществом гармонии, он заговорил о разладе, пришедшем в крестьянский мир, о дисгармонии человека и природы, о разрушении соборности. Художественный мир С. Клычкова наполнен духовной силой и мудростью народа.

Неприятие социальных преобразований, произошедших в России в начале XX века, сыграло существенную роль в становлении художественной системы новокрестьян и самого С.Клычкова.

В поисках человеческого и природного согласия С. Клычков, как и большинство новокрестьянских поэтов, обращался к миру патриархальной русской деревни, но пантеистическое мировосприятие С. Клычкова отличало его не только от сторонников материалистического взгляда на отношения человека с природным миром, но и от своих собратьев по «крестьянской купнице»

Воинствующему атеизму и материализму он противопоставил художественный мир русалок, оборотней, леших, чертей, архангелов.

Начало литературной деятельности С.Клычкова складывалось удачно: положительными были отклики Н. Клюева, С. Городецкого, М. Волошина, Д. Семёновского. Двойственное впечатление произвели клычковские стихи на А. Блока, Н. Гумилёва, В. Брюсова. Последний отнёс Клычкова к числу тех лириков, которые выступают «с более оригинальными подходами к темам и с более бодрыми настроениями», чем «подавляющее большинство» несамостоятельных по форме подражающих С. Есенину по содержанию «крестьянских поэтов».

Однако к концу 20-х годов критические отзывы стали гораздо жестче: официальная, советская критика не поняла Клычкова. Негативные отклики тех, кто определял литературную «политику», помешали, и задуманного Клычковым девятикнижья не получилось.

Анализ мифологической и религиозной символики позволил установить, что в художественном произведении писателя образы-символы являются смыслообразующей категорией, участвующей в формировании текста. Для определения сущностных характеристик образа-символа необходимой оказалась интеграция накопленного филологического опыта по проблематике символа, образа, знака, аллегории, мифа, тропа.

С. Клычков раскрывает собственную индивидуально-авторскую картину мира, опираясь на мифологические образы, оригинально интерпретируемые им на основе русской культурно-исторической традиции.

Используя образы-символы с закрепленной семантикой, те, которые функционируют в устном народном творчестве одинаково традиционно, С. Клычков проявляет себя как новатор и мифотворец в смысловой организации текста.

Установлены основные образы-символы, встречающиеся в романах С. Клычкова. Это природа как общее понятие, включающее в себя конкретные топонимы: Лес, Густую Ёлку, Светлое Болото, речку Дубна, Счастливое Озеро. Следует отметить, что лес и болото у Клычкова несёт нетрадиционную, «светлую» семантику. Символика леса напрямую связана с религиозными и мифологическими мотивами во всём чертухинском цикле. Для Клычкова лес является колыбелью и домом всего живого.

Следующий образ-символ, рассмотренный в диссертационном исследовании, — образ тумана. Частотность его появления и широкий спектр функциональных характеристик позволяет сделать вывод, что данный образ -один из центральных в прозе С. Клычкова. Выявлено, что туман несёт на себе печать дуализма: с одной стороны, он делает мир загадочным, струящимся, иллюзорным, сказочным, сопровождает сны и грёзы героев, преображает лица девушек, делая их много краше, с другой - туман символизирует душевную сумятицу героев, что выражается лексически: «муть», «мутная пелена», «паутина», «туман». Туман-«муть» — душевная дисгармония героя, вызванная ощущением разлада всего мира. Вариативность семантики тумана - туман как атрибут мечты и туман-«муть» — частный случай изменчивости образов-символов, с помощью которых создается художественная картина мира, отражающая неоднозначность реальной действительности.

Образ-символ, имеющий важное значение в творчестве Сергея Клычкова, - вода. Вода, подобно туману, меняет человека, превращая лицо Феклуши в лик Богородицы, а ее саму в - Дубенскую царевну. Даже Дунька Дурнуха кажется в зеркале воды красавицей, а колдунья Ульяна — молодой. Вода, подобно туману и образу Густой Ели, являет собой границу с потусторонним миром.

Образ-символ сна в ряду основных в прозе писателя: именно во сне или полусне происходят самые загадочные эпизоды трилогии. Образ-символ месяца (луны) неразрывно связан с мифологемой сна. Лунный свет, подобно туману и воде по-своему преображает окружающий мир, делая его загадочным и таинственным. Лунный свет связывает мир и то состояние полусна, наделяя героя способностью к прозрению.

Анализ мифологической и религиозной символики показал, что значение любого традиционного символа, включенного в контекст творчества писателя, определяется словесной, образной и идейной целостностью и обусловлено мировоззренческой системой автора.

В диссертационном исследовании выявлено, что трактовка С.Клычковым традиционных религиозных и мифологических лейтмотивов отражает основные положения его индивидуально-авторского видения мира.

В частности, натурфилософия С. Клычкова проявляется в его произведениях. При анализе романов «Сахарный немец», «Чертухинский балакирь», «Князь мира» и неоконченного «Серого барина» была предпринята попытка выявить натурфилософские и религиозные искания героев, рассмотреть индивидуально-авторскую концепцию «мужичьего рая» и «мужичьего святого», проследить «приход Дьявола на Русь» в контексте миропонимания самого писателя. Можно утверждать, что в романе «Сахарный немец» С.Клычков заложил фундамент религиозно-философских воззрений, на которых базировались все его произведения. «Крестьянский космос», с точки зрения современных исследователей, в полной мере раскрывается на страницах «Чертухинского балакиря».

Разочарование С.Клычкова в реальном мироустройстве проникло и на страницы его романов. Это нашло отражение в мотивах «богооставленности» России, в идее неспособности «простого мужика-лапотника» попасть в рай и быть причисленным к лику святых.

Принцип обратной перспективы, использованный писателем при создании «Чертухинского цикла», выявляет ретроспективу в дореволюционную Россию, показывая, что «разлад» в жизни деревни начался ещё «в то время» и связан с развращающей силой денег, как результат влияния дьявола. Если «тогда» влияние нечистого было опосредованно: через «неразменный рубль», жадность, пьянство и другие человеческие пороки, то в «Сахарном немце» (первом романе С.Клычкова, но последнем в романной хронологии) «девятый дьявол» двинулся на Русь войной, «во плоти».

В «Сахарном немце», первом из написанных С.Клычковым романов, искажение народного характера объясняется войной. В поисках гармонии, лада писатель отправляется в прошлое. События второго романа «Чертухинский балакирь» происходят в конце 19-го столетия. И здесь разлад проистекает из внутреннего несовершенства самого человека: дуализма и противостояния духовного и плотского. Третий роман «Князь мира» повествует о 1860-х годах, сразу после отмены крепостного права. Но и в эту эпоху С.Клычков не находит желанного лада, не видит просветления в человеческих душах. Происходит победа материального над духовным, владычество «неразменного рубля». «Златые уста» также остаются тайной, да к тому же попадают в руки «серого барина» Бачурина.

Одним из основных выводов данного диссертационного исследования является то, что идея «мужичьего рая» - бесплатёжного царства, где «работают в день две секунды <.>, а спят круглые сутки» была воплощена С. Клычковым в доме «серого барина» Бачурина, куда и попал Пётр Кирилыч, и где весь его труд заключался в стоянии перед образами с высунутым языком. За это кощунственное ремесло он получает все материальные блага в доме Бачурина - стоит лишь погромче хлопнуть в ладоши.

Изменение образа идеального мироустройства в «Князе мира» заключается в разочаровании автора в реальной действительности, а также в позиции рассказчика, «святого» мужика, который на самом деле служит дьяволу и искушает «неразменным» целковиком героев романа. Бесовство настолько глубоко проникало в душу человека, что он легко поддавался его чарам, меняя представления о добре и зле. В следствие этого, он начал убеждённо верить в силу «неразменного рубля».

Выявлено, что неомифологическая поэтика романов С.Клычкова обусловлена влиянием фольклорной и литературной традиции и направлена, в первую очередь, на создание нового крестьянского мифа. Мифологическая разработка онтологической проблематики вводила клычковских героев в круг космологических проблем, проецируемых на языческие и христианские мифы.

Список научной литературыМусиенко, Роман Анатольевич, диссертация по теме "Русская литература"

1. Абрамец, И. В. К понятию символического ряда в лирике А. Блока / И.В. Абрамец. Вопросы стилистики русского языка. Самарканд : 1981.-228 с.

2. Авторская заявка на издание романа. ЦГАЛИ, ф. 2К62, on. 1, е.х. 60

3. Азадовский, К.М. Николай Клюев : путь поэта / К.М. Азадовский. Л. : Сов. писатель, 1990. - 335 с.

4. Азадовский, К.М. С.А. Клычков // Русские писатели 1880-1917 / К.М. Азадовский. Биографический словарь.-М. : Кн. сад, 1992.

5. Аннинский, Л.А. Серебро и чернь: русское советское, славянское, всемирное в поэзии Серебряного века / Л.А. Аннинский. М. : Кн. сад, 1997.-224 с.

6. Антология крестьянской литературы послеоктябрьской эпохи/Сост. А. Ревякина. М. : ГИЗ, 1931.

7. Арестованное слово: Досье Николая Клюева и Андрея Платонова // Шенталинский В. Рабы свободы в литературных архивах КГБ. — М. : 1995.

8. Афанасьев, А.Н. Живая вода и вещее слово : Сб. ст. / А.Н. Афанасьев ; Сост. и вступ. ст. А.И. Баландина. М. : Сов. Россия, 1988. -600 с.

9. Афанасьев, А. Н. Древо жизни : Избр. ст. / А.Н. Афанасьев ; Вступ. ст. Б.П. Кирдана. М. : Современник, 1983. - 464 с.

10. Афанасьев, А.Н. Поэтические воззрения славян на природу : Опыт сравн. изуч. слав, преданий и верований в связи с мифич. сказаниями других родств. народов. В 3 т. М. : Соврем, писатель, 1995. - 397 с.

11. Афанасьев, А. Н. Происхождение мифа: Ст. по фольклору, этнографии и мифологии / А. Афанасьев ; Сост., подгот. текста, послесл., с. 409-471, и коммент. А.Л. Топоркова. М.: Индрик, 1996. - 638 с.

12. Базанов, В.Г. С родного берега : О поэзии Н.Клюева / В.Г Базанов ; Отв. ред. А.И. Павловский ; АН СССР, Ин-т Рус. лит. (Пушкин, дом). JI. : Искусство, 1990. - 243 с.

13. Базанов, С.Г. Сергей Есенин и крестьянская Россия / Послесл. JI. Емельянова. Д.: Сов. писатель. Ленингр. отд-ние, 1982. - 303 с.

14. Белов, В.И. Избранные произведения : В 3-х т. / В. Белов. М. : Современник. Т. 3. Лад : Очерки о нар. эстетике ; Пьесы. 1984. - 479 с.

15. Белова, О. В. Славянский бестиарий : Слов. назв. и символики / О.В. Белова ; РАН, Ин-т. Славяноведения. -М. : Индрик, 2001. 318 с.

16. Белый, А. Символизм как миропонимание / А. Белый ; Авт. вступ. ст. и примеч. Л. Сугай. М. Республика, 1994. - 528 с.

17. Библия. Книги священного писания Ветхого и Нового Завета, канонические в русском переводе с параллельными местами. М. : Российское Библейское Общество, 2000.

18. Большой российский энциклопедический словарь. М. : 2003.

19. Булгаков, С.Н. Свет невечерний : созерцания и умозрения / С.Н. Булгаков ; Подгот. текста и коммент. В.В. Сапова ; Послесл. К.М. Долгова. М. : Республика, 1994. - 414 с.

20. Булгаков, С. Н. Философия хозяйства / С.Н. Булгаков ; Подгот. В.В. Сапов. М. : Наука, 1994. -415 с.

21. Бутырин, К. М. Проблема поэтического символа в русском литературоведении (XIX-XX вв.) / Исследования по поэтике и стилистике / К.М. Бутырин. Л. : Искусство, 1972.

22. В мире Блока : Сб. статей / Сост. А. Михайлов, С. Лесневский. -М. : Сов. писатель, 1981. 535 с.

23. Веселовский, А. Н. Историческая поэтика / А.Н. Веселовский ; вступ. ст. И.К. Горского ; коммент. В.В. Мочаловой. М. : Высш. шк., 1989.-406 с.

24. Веселовский, А. Н. Миф и символ / А.Н. Веселовский / Русский фольклор. Т. 19: Вопросы теории фольклора. Л. : Сов. писатель, 1979.

25. Всемирная иллюстрированная энциклопедия : пер. с фр. / дир. проекта И. Гарнье ; ред. А.Ю. Голосовская, и др. М. : ACT ; Астрель,2004.- 1392 с.

26. Воронский, А.К. О том, чего не было / А.К. Воронский / Красная новь, 1925, №10.

27. Воронский, А.К. Искусство видеть мир : портреты, статьи / А.К. Воронский ; вступ. ст. Г. Белой. М. : Совет, писатель, 1987. - 700 с.

28. Воронский, А.К. Литературные портреты: В 2 т., Т. 1. М. : Федерация, 1929.

29. Гамаева, Л. Смерть как культурный концепт (на материале толковых словарей). Проблемы прикладной лингвистики. / Л. Гамаева —ф Пенза : ПГПУ, 2002.

30. Голан, А. Миф и символ : Перевод. / А. Голан. М. : Русслит, 1994.-371 с.

31. Голосовкер, Я. Э. Логика мифа / Сост. и авторы примеч. Н.В.

32. Брагинская, Д.Н. Леонов ; Отв. ред. Е.М. Мелетинский. М.: Наука, 1987. -218 с.

33. Горбачев, Г.Е. Современная русская литература / Г.Е. Горбачёв. -Л. : Прибой, 1929.

34. Горбачёва, В.Н. Записи разных лет / В.Н. Горбачёва. Л. : Прибой, 1930.

35. Горький и советские писатели: Неизданная переписка. М.:• Изд-во Акад. наук СССР, 1963.-736 с.

36. Григорьев, В. П. Поэтика слова : На материале рус. сов. поэзии. -М. : Наука, 1979.-343 с.

37. Грифцов, Б.А. Теория романа / Б.А. Грифцов. М. : Федерация,1927.

38. Громыко, М.М. Мир русской деревни / М.М. Громыко. М. :

39. Мол. гвардия, 1991. 445 с.

40. Громыко, М.М., Буганов А.В. О воззрениях русского народа / М.М. Громыко, А.В. Буганов. -М. : Индрик, 2000.

41. Губер, А. Структура поэтического символа. Художественная форма: Сборник статей / А. Губер. Вып. 1. М. : 1927.

42. Гумилев, Н.С. Письма о русской поэзии : сб. / Н.С. Гумилёв ; сост. и вступ. ст. Г.М. Фриндлендера. М. : Современник, 1990. - 381 с.

43. Гура, А.В. Символика животных в славянской народной традиции / РАН. Ин-т славяноведения и балканистики. М. : Индрик, 1997.-910 с.

44. Гурьянова, Н.С. Крестьянский антимонархический протест в старообрядческой эсхатологической литературе периода позднего феодализма / Н.С. Гурьянова ; Отв. ред. Н.Н. Покровский. Новосибирск : Наука. Сиб. отд-ние, 1988. - 188 с.

45. Гурленова, JI.B. Чувство природы в русской литературе 1920 -1930-х годов / JI.B. Гурленова ; Сыктывк. гос. ун-т. Сыктывкар : СГУ, 1998. - 179 с.

46. Даль, В.И. Толковый словарь живого великорусского языка : избранное / В.И. Даль. М. : Олма-пресс Образование, 2004. - 950 с.

47. Два Сергея: Сборник к 100-летию со дня рождения С.А.Есенина и к 100-летию со дня рождения С.А.Клычкова. —• М. Вече, 1995.

48. Демин, В. Н. Тайны русского народа : В поисках истоков Руси / В.Н. Демин. -М. : Вече, 1997. 557 с.

49. Дядькина, JI. Н. Проблема символа в эстетике В. Соловьева. Культура и творчество / JI.H. Дядькина. Киров : 1993.

50. Ежов, И. С., Шамурин, Е. И. Русская поэзия XX века. М. : Федерация, 1925.

51. Еремина, В. И. Символика. Символ // Народные знания. Фольклор. Народное искусство. Вып. 4. М. : Современник, 1991.

52. Ермилова, Е. В. Метафоризация в поэзии XX века // Контекст. 1976. М. : Просвещение, 1977.

53. Ермолин, Е. А. Символы русской культуры X-XVIII вв. / Е.А. Ермолин ; Департамент культуры и туризма Администрации Яросл. обл., М-во общ. и проф. образования Рос. Федерации, Яросл. гос. пед. ун-т. им. К.Д. Ушинского. Ярославль : ЯГПУ, 1998. - 115 с.

54. Зельцер, JI. 3. Символ инструмент анализа художественного произведения : Учеб. пособие по спецкурсу / JI.3. Зельцер. - Владивосток Изд-во Дальневост. ун-та, 1990. - 158 с.

55. Зеньковский, С. Русское старообрядчество : Духов, движения 17-го в. / С.А. Зеньковский. Репринт, воспроизведение. - М. : Церковь, 1995.-527 с.

56. Золян, С. Т. О соотношении языкового и поэтического смыслов-Ереван, 1985.

57. Иванов, В.В. Значение идей М. М. Бахтина о знаке, высказывании и диалоге для современной семиотики // Труды по знаковым системам. Вып. 6. Тарту, 1973.

58. Иванов, В.В., Топоров, В.Н. Птицы // Мифы народов мира. Энциклопедия: В 2 т. Т. 2— 2-е изд. — М. : 1998.

59. Иванова, И. Д. Символ в структуре пейзажа // Семантика языковых единиц: Доклады 5 международной конференции. Т. 2. М. : 1996.

60. Исследования по поэтике и стилистике Сб. / Ред.: акад. В.В. Виноградов и др.. Л.: Наука, Ленингр. отд-ние, 1972. - 277 с.

61. Кайсаров, А.С., Глинка, Г.А., Рыбаков, Б.А. Мифы древних славян. Велесова книга. Сост. А.И. Баженова, В.И. Вердугин. - Саратов : 1993.

62. Кассирер, Э. Философия символических форм: введение и постановка проблемы // Культурология XX век. М. : 1995.

63. Керлот, Хуан Эдуардо Словарь символов: Мифология. Магия. Психоанализ : Перевод. / Х.Э. Керлот. М. : REFL-book, 1994 - 601 с. : ил.

64. Киселёва, М.С. Мера и вера (знания жизни и смерти у древних славян и книжников Киевской Руси) // Вопр. философии. №8. 1995.

65. Клебанов, А.Н. Народная социальная утопия в России. Период феодализма. М. : Просвещение, 1977.

66. Клычков, С.А. Набросок автобиографии / С.А. Клычков. М. : Просвещение, 1988.

67. Клычков, С.А. Собрание сочинений : В 2 Т. / С.А. Клычков ; Сост. М. Никё. М. : Эллис Лак, 2000.

68. Клычков, С. Переписка, сочинения, материалы к биографии/ Публикация и подготовка текста Н.В. Клычковой и С.И. Субботина. -М. : Новый мир, №9, 1989.

69. Клычкова, Е.С. Что помню об отце. / Е.С. Клычкова. М. : Заря. 1989.

70. Кожевникова, Н. А., Петрова, 3. Ю. Материалы к словарю метафор и сравнений русской литературы XIX-XX в. Вып. 1: «Птицы». М. : 2000.

71. Кожинов, В.В. Пришвин и современность / В.В. Кожинов. М. : Просвещение, 1978. -16 с.

72. Коринфский, А. А. Народная Русь : Круглый год сказаний, поверий, обычаев и пословиц русского народа / А.А. Коринфский ; Вступ. ст. А. Смирновой. Смоленск : Русич, 1995. - 651 с.

73. Костючук, Л. Я. Возможности семантических сдвигов при сочетаемости слов (К вопросу о становлении устойчивых сочетаний на метонимической основе) // Русская историческая лексикология и лексикография. Л. : Наука, 1983. Вып. 3.

74. Кох, Р. Книга символов : Перевод. / Р. Кох ; [Вступ. ст. Царевой Г.И,] ; Эмблемата. М. : Изд-во ассоц. духов, единения «Золотой век», 1995.-368 с.

75. Краткая литературная энциклопедия / Гл. ред. А.А. Сурков. -М. : Совет, энцикл., 1967. 1024 с.

76. Краткая хроника жизни и творчества Сергея Клычкова / Сост. М.Никё // Клычков С.А. Сахарный немец. — Paris, 1983.— С. 401- 426

77. Крюкова, Н. Ф. Метафорика и смысловая организация текста : Монография / А.Н. Крюкова ; М-во образования Рос. Федерации, Твер. гос. ун-т. Тверь : ТвГУ, 2000. - 162 с.

78. Культура и творчество : Сб. науч. ст. / Вят. гос. пед. ун-т ; Науч. ред. С.А. Липин. Киров : ВГПУ, 1993. - 90 с.

79. Культурология. XX век : антология Перевод. / Сост. С.Я. Левит. М. : Юристъ, 1995. - 703 с.

80. Куняев, С. Клычков С.А. // Святая Русь. Большая энциклопедия русского народа. М. 2004. С.508-509

81. Кусков В.В. История древнерусской литературы : Учеб. для ВУЗов / В.В. Кусков. 6-е изд. исправ. и доп. М. : Высш. шк., 1998. - 336 с.

82. Леви-Стросс К. Структура мифа // Вопросы философии / К. Леви-Стросс. 1970. №7.

83. Левин, Ю. П. Структруа русской метафоры // Труды по знаковым системам / Ю.П. Левин. Вып. 1. Тарту, 1964.

84. Лежнев, А.З. О литературе : Статьи / А.З. Лежнёв ; Вступ. ст. Г.А. Белой, с. 3-38; Коммент. М.Г. Коминарской. М. : Сов. писатель, 1987.-429 с.

85. Литературный энциклопедический словарь. М. : 1987.

86. Лихачев, Д. С. Поэтика древнерусской литературы. 3-е изд., доп - кМ. : Наука, 1979. - 352 с.

87. Лосев, А. Ф. Аксиоматика знаковой теории языка // Лосев А. Ф. Знак. Символ. Миф. М. Изд-во МГУ, 1982.

88. Лосев, А. Ф. Знак. Символ. Миф. : Труды по языкознанию / А.Ф. Лосев. М. : Изд-во МГУ, 1982. - 479 с.

89. Лосев, А. Ф. Символ и художественное творчество // Известия АН СССР. Серия литературы языка / А.Ф. Лосев. М. : Просвещение, 1971. Вып. 1.

90. Лосев, А. Ф. Проблема символа в связи с близкими ему литературоведческими категориями // Известия АН СССР / А.Ф. Лосев. -1970. Т. XXIX Вып. 5. С. 377-390.

91. Лотман, Ю. М. Анализ поэтического текста. Структура стиха / Ю.М. Лотман. Л. : Искусство, 1972.

92. Лотман, Ю.М. Лекции по структурной поэтике: Введение. Теория стиха // Труды по знаковым системам / Ю.М. Лотман. Тарту, 1964. Вып. 1

93. Лотман, Ю. М. Символ в системе культуры // Труды по знаковым системам / Ю.М. Лотман. Тарту, 1987.

94. Лотман, Ю.М., Успенский, Б.А. Миф- имя культура // Труды по знаковым системам. - Тарту, 1973. VI.

95. Любомиров, П. Г. Выговское общежительство Исторический очерк. М. : Федерация, 1924

96. Маковский, М. М. Язык-миф-культура : Символы жизни и жизнь символов / М.М. Маковский ; Ин-т рус. яз. им. В.В. Виноградова Рос. акад. наук. М. : Б. и., 1996. - 329 с.

97. Максимов С.В. Куль хлеба. Нечистая, неведомая и крестная сила / С.В. Максимов ; Вступ. ст. А. Смирновой. Смоленск : Русич, 1995. -671 с.

98. Мейзерский, В. М. Взаимодополнительность символа и метафоры как психолого-семиотическая проблема // Логика, психология и семиотика: аспекты взаимодействия. Киев, 1990.

99. Мейзерский, В. М. Проблема символического интерпретанта в семиотике текста // Труды по знаковым системам / В.М. Мейзерский. -Тарту, 1987. №21.

100. ЮО.Мелетинский, Е. М. О литературных архетипах / Е.М. Мелетинский ; Рос. гос. гуманит. ун-т, ин-т высш. гуманит. исследований. -М. : Б. и., 1994.- 136 с.

101. Мелетинский, Е. М. Поэтика мифа / Е.М. Мелетинский ; РАН, ин-т мировой лит. им. A.M. Горького. М. : Вост. лит. ; Языки рус. культуры, 1995. - 408 с.

102. Мелетинский, Е. М. Аналитическая психология и проблема происхождения архетипических сюжетов // Бессознательное многообразие видения. Новочеркасск, 1994.

103. Минц, 3. Г. Символ у Блока // В мире А. Блока: Сб. статей. М.,1981.

104. Миролюбов, Ю.А. Язычество древних славян. М., 1995.

105. Мифы древних славян : Сборник / Сост. А.И. Баженовой, В.И. Вардугина ; Предисл. А.И. Баженовой. Саратов : Надежда, 1993. - 318 е.: ил.

106. Мифы народов мира : Энцикл. : В 2 т. / Гл. ред. С.А. Токарев. -2-е изд. М. : Олимп, 1998. - Т. 2 : К-Я. - 1998. - 720 с.

107. Михайлов, А.И. Пути развития новокрестьянской поэзии. / А.И. Михайлов ; Отв. ред. В.А. Ковалёв; АН СССР, Ин-т рус. лит. (Пушкин, дом). Л. : Ленингр. отд-ние, 1990. - 275 с.

108. Михайловская, А. О художественной условности / А. Михайловская. -М. : Просвещение, 1970.

109. Морозов, В. Доля. К 100-летию со дня рождения С.А. Клычкова / В. Морозов. М. : Наука, 1989, № 8.

110. Народные знания. Фольклор. Народное искусство / Отв. ред. Б.Н. Путилов, Г. Штробах. М. : Наука, 1991. - 166 с.

111. Ш.Неженец, Н.И. Поэтическая мифология Сергея Клычкова // Русская речь. — 1987. — № 1

112. Никё, М. Испытание огнём и водой//Клычков С. Сахарный немец / М. Никё, Париж, 1982.'

113. З.Николай Клюев : Исследования и материалы : Сборник. / Рос. акад. наук, Ин-т мировой лит. им. A.M. Горького ; [Ред.-сост. С.И. Субботин]. М. : Специализир. изд.-торговое предприятие «наследие», 1997.-303 с.

114. Н.Николай Клюев: Образ мира и судьбы. Томск, 2000. 115.Ожегов, С.И. Словарь русского языка: Ок. 57000 слов / С.И. Ожегов ; Под ред. Н.Ю. Шведовой. 19-е изд. - М. : Рус. яз., 1987. 748 с.

115. Полынская, Г. Иное измерение Сергея Клычкова // Наш современник, 2001. № 7.

116. Полярность в культуре / Рос. акад. наук, Ин-т рус. лит. (Пушкин. Дом) ; Составители В.Е. Багно, Т.А. Новичкова. СПб. : Альм. «Канун», 1996.-427 с.

117. Пономарёва, Т.А. Новокрестьянская проза 1920-х годов / Т.А. Пономарёва. Череповец, 2004.

118. Потебня, А. А. Слово и миф / А.А. Потебня ; сост., подгот. текста и примеч. A.JI. Топоркова; Предисл. А.К. Байбурина; Журн. «Вопросы философии» и др.. М. : Правда, 1989. - 622 с.

119. Потебня, А. А. Теоретическая поэтика / А.А. Потебня ; Сост., авт. вступ. ст. и коммент. А.Б. Муратов. М. : Высш. шк., 1990. - 342 с.

120. Потебня, А.А. Эстетика и поэтика слова : Сборник / А.А. Потебня ; Вступ. ст. И.В. Иваньо, А.И. Колодная, с. 5-31. Киев : Мистецтво, 1985.-302 с.

121. Пропп, В. Я. Исторические корни волшебной сказки / В.Я. Пропп. -М. : 1946.

122. Растерзанные тени : Избр. страницы из «дел» 20-30-х гг. ВЧК-ОГПУ-НКВД, заведен, на друзей, родных, лит. соратников и полит, врагов С. Есенина / Сост. Ст. Куняев, С. Куняев. М. : Голос, 1995. - 447 с.

123. Розанов, В.В. Собрание сочинений. Около церковных стен / В.В. Розанов ; Под общ. ред. А.Н. Николюкина; Коммент. С.Р. Федякина. М. : Республика, 1995. - 557 с.

124. Руднев, В.П. Словарь культуры XX века : Ключевые понятия и тексты / В.П, Руднев. М. : Аграф, 1999. - 384 с.

125. Русская литература рубежа веков (1890-е начало 1920-х годов) сб. ст. : В 2 кн. / РАН, ин-т мировой лит. им. A.M. Горького. - М. : ИМЛИ ; Наследие. - 2000.

126. Русская поэзия XX века : антология русской лирики от символизма до наших дней / Сост. И.С. Ежов, Е.И. Шамурин. М. : Новая Москва, 1925.-671 с.

127. Русские писатели. XX век : биобиблиогр. слов. : В 2 ч. / Под ред. Н.Н. Скатова. М. : Просвещение. - А-Л. - 1998. - 784 с.

128. Русские писатели, 1800-1817 : биогр. слов. / гл. ред. П.А. Николаев. М. : Большая рос. энцикл., 1989 - (Русские писатели, 11-20 вв.). - 1992.-623 с.

129. Русский демонологический словарь / авт.-сост. Т А. Новичкова. — СПб. : Петербург, писатель, 1995. 639 с.

130. Русский фольклор. Л. : Наука, 1979 / АН СССР. Ин-т рус. лит. / Пушкинский Дом /. 19. Вопросы теории фольклора. - 239 с.

131. Рыбаков, Б.А. Язычество Древней Руси / Б.А. Рыбаков ; АН СССР, Отд-ние истории, Ин-т археологии. М. : Наука, 1988. - 782 с.

132. Рыбаков, Б.А. Язычество древних славян / Б.А. Рыбаков ; Рос. АН, ин-т археологии. 2-е изд. - М. : Наука, 1994. - 607 с.

133. Рябушинский, В.П. Старообрядчество и русское религиозное чувство. Русский хозяин : Ст. об иконе / В.П. Рябушинский ; Вступ. ст. икоммент. M.JI. Гринберга, В.В. Нехотина. М. : Иерусалим : Мосты, 1994. -240 с.

134. Свасьян, К. А. Проблема символа в современной философии : (Критика и анализ) / Ереван : Изд-во АН АрмССР, 1980. 226 с. : илл.

135. Святая Русь : Энциклопедический словарь русской цивилизации / Сост. О.А. Платонов. М. : Энцикл. рус. цивилизации, 2000.- 1038 с.

136. Славянская мифология : Словарь-справочник / Сост. Л.М. Вагурина. М. : Линор&Совершенство, 1998. - 320 с.

137. Славянская мифология : Энциклопедический словарь / Науч. ред. В.Я. Петрухин и др. М. : Эллис Лак, 1995. - 414 с.

138. Скороспелова, Е.Б. Русская проза XX века: от А.Белого («Петербург») до Б.Пастернака («Доктор Живаго». М. : Эллис Лак, 2003

139. Скороспелова, Е.Б. Неомифологизм как средство универсализации. Русская проза XX века: от А. Белого («Петербург») до Б. Пастернака («Доктор Живаго»). М., 2003.

140. Славянские литературы. Культура и фольклор славянских народов : Докл. рос. делегации / XII Междунар. съезд славистов (Краков, 1998); Отв. ред. С.В. Никольский. М. : Наследие, 1998. - 500 с.

141. Солнцева, Н.М. Гость чудесный: Наследие Сергея Клычкова / Н.М. Солнцева. М. : Эллис Лак, 2000 М. : Лит. обозрение. —■ 1987. — № 5.

142. Солнцева, Н. М. Китежский павлин : Филол. проза. Документы. Факты. Версии. / Наталья Солнцева. М. : Скифы, 1992. - 431 с.

143. Солнцева, Н.М. О Сергее Клычкове // Клычков С.А. Чертухинский балакирь. —М. : Сов. писатель, 1988.

144. Солнцева, Н.М. Последний Лель : О жизни и творчестве С. Клычкова / Наталья Солнцева. М. : Моск. рабочий, 1993. - 222 с.

145. Солнцева, Н.М. Сорочье царство Сергея Клычкова // Клычков С.А. Собрание соч.: В 2 т. Т. 1. М., 2000.

146. Старообрядчество : Лица, события, предметы и символы: Опыт энцикл. слов. / С.Г. Вургафт, И.А. Ушаков. М. : Изд-во журн. «Церковь», 1996. - 316 с.

147. Старообрядчество. Опыт энциклопедического словаря. М.,1996.

148. Степанов, Ю.С. Константы : Словарь русской культуры / Ю.С. Степанов. Изд. 3-е, испр. и доп. - М. : Акад. проект, 2004. - 992 с.

149. Структура волшебной сказки. М., 2001.

150. Тахо-Годи, А. А. Термин "символ" в древнегреческой литературе: историко-семасиологический этюд // Вопросы классической филологии. М., 1976.

151. Тахо-Годи, А. А. Художественный символический смысл трактата Порфирия "О пещере нимф" // Вопросы классической филологии. М., 1976.

152. Толстой, Н.И. Язык и культура//Язык и народная культура. Очерки по славянской мифологии и этнолингвистике. М., 1995.

153. Топоров, В. Н. К происхождению некоторых поэтических символов // Ранние формы искусства. М., 1972. С. 77-103.

154. Топоров, В.Н. Святость и святые в русской культуре / В.Н. Топоров. М. : Шк. «Языки рус. культуры», 1995. - 863 с.

155. Тресиддер, Дж. Словарь символов : Пер. с англ. / Джек Трессидер. М. : Изд.-торговый дом «Гранд»: ФАИР-пресс, 1999. - 443 с.

156. Троицкий, Е.С. Соборная сила многонациональной России / Е.С. Троицкий. М. : Русло, 1995. - 36 с.

157. Тропкина, Н. Е. Образный строй русской поэзии 1917-1921 гг. : Монография / Н.Е. Тропкина ; Волгогр. гос. пед. ун-т. Волгоград : Перемена, 1998.-221 с.

158. Тропкина, Н.Е. Русская поэзия 1917-1921 годов: художественные искания поэтов серебряного века : Учеб. пособие / Н.Е. Тропкина ; Волгогр. гос. пед. ун-т. Волгоград : Перемена, 1995. - 188 с.

159. Уваров, Л. В. Образ, символ, знак: анализ современного гносеологического символизма. — Минск: Наука и техника, 1967. 119 с. - (АН БССР. Ин-т ф-фии и права).

160. Успенский, Б. А. Филологические разыскания в области славянских древностей : реликты язычества в восточно-слав. культе Николая Мирлихийского. М. : Изд-во МГУ, 1982. - 245 е.: ил.

161. Уэллек, Р. Теория литературы / Р. Уэллек, О. Уоррен; пер. с англ.; вступит, ст. А.А. Аникста : коммент. Б.А. Гиленсона. М. : Прогресс, 1978. - 325 с.

162. Федоров, Н.Ф. Сочинения / Н.Ф. Фёдоров; вступит, ст., примеч. и сост. С.Г. Семёновой. М.: Мысль, 1982. - 711 с.

163. Феноменология святости и страстности в русской философии культуры. СПб., 2004.

164. Философский энциклопедический словарь / Гл. ред. Л.Ф. Ильичёв, и др. -М. : Совет, энцикл., 1983. 839 с.

165. Памятники культуры: новые открытия. Письменность. Искусство. Археология: ежегодник / АН СССР, науч. совет по истории мир. культуры. Л.: Наука, 1984 - 534 е.: ил.

166. Флоренский, П. А. Столп и утверждение истины / П. А. Флоренский ; АН СССР, ин-т философии. М. : Правда, 1990. - 492 с.

167. Фрэзер, Д.Д. Золотая ветвь : Мифология и история религии : Пер. с англ. / Джеймс Джойс Фрэзер ; [Послесл. С.А. Токарева].- М. : ACT, 1998.-781 с.

168. Фрейденберг, О. М. Миф и литература древности. М.: Наука, 1978. - 605 с. - (Исслед. по фольклору и мифологии Востока).

169. Фромм, Э. Бегство от свободы / Э. Фромм ; пер. с англ. Г.Ф. Швейника ; общ. ред. П.С. Гуревича. М. : Прогресс : Универс, 1995. -256 с.

170. Хализев, В.Е. Теория литературы : Учебник для ВУЗов / В.Е. Хализев. М. : Высш. шк., 1999. - 398 с.

171. Шелестюк, Е. В. Поэтический символ-образ и троп с концептуально-семантической точки зрения // Лингвистические исследования: эволюция и функционирование языка. Екатеринбург, 1995. -С. 155-159.

172. Шеллинг, Ф. В. Философия искусства / Пер. вступит, ст. П.С. Попова и М.Ф. Овсянникова. М.: Мысль, 1966. - 496 с.

173. Шенталинский, В.А. Рабы свободы в литературных архивах КГБ : Бабель, Булгаков, Флоренский, Пильняк, Мандельштам, Клюев, Платонов, Горький / В.А. Шенталинский. М. : Парус, 1995. - 390 с.

174. Элиаде, М. Аспекты мифа : Пер. с фр. / М. Элиаде ; Предисл. В. Большакова. М. : Акад. проект, 2000. - 223 с.

175. Эпштейн, М. Н. Природа, мир, тайник вселенной: система пейзаж, образов в рус. поэзии. М. : Высш.шк., 1990. - 302 е.: ил.

176. Эткинд, А. Хлыст : Секты, литература и революция / А. Эткинд. М. : Новое лит. обозрение, 1998. - 688 с.

177. Юнг, К. Г. Душа и миф: шесть архетипов (Пер. с англ. А.А. Юдина; сост. В.И. Менжулина. М.; Киев: ЗАО «Совершенство»; Порт -Роль, 1997.-384 с.

178. Юркина, Л. А. Символ и его художественные функции. АКД. М., 1989.