автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Художественное своеобразие поэзии Ивана Козлова

Полный текст автореферата диссертации по теме "Художественное своеобразие поэзии Ивана Козлова"

На правах рукописи

ПЯТАЕВА Анна Владимировна

ХУДОЖЕСТВЕННОЕ СВОЕОБРАЗИЕ ПОЭЗИИ ИВАНА КОЗЛОВА

10 01 01 —русская литература

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

□030В5440

Волгоград — 2007

003065440

Работа выполнена в Государственном образовательном учреждении высшего профессионального образования «Волгоградский государственный педагогический университет»

Научный руководитель —

Официальные оппоненты

Ведущая организация —

доктор филологических наук, профессор Жаравина Лариса Владимировна

доктор филологических наук, профессор Долженко Людмила Васильевна,

кандидат филологических наук, доцент Мухина Елена Александровна

Калмыцкий государственный университет

Защита состоится 5 октября в 10 00 на заседании диссертационного совета Д 212 027 03 в Волгоградском государственном педагогическом университете по адресу 400131, г Волгоград, пр им В И Ленина, 27

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Волгоградского государственного педагогического университета

Автореферат разослан 4 сентября 2007 г

Ученый секретарь диссертационного совета доктор филологических наук, профессор 0-л/' ОН Калениченко

Р

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Поэзия Ивана Козлова — особая страница в истории отечественной словесности Сначала его творчество восторженно принималось современниками, первые издания стихов расходились мгновенно Однако после весьма неоднозначного отзыва В Г Белинского (1841) будто бы захлопнулась дверь, в которую долго не решались заглянуть литературоведы Тем не менее научный интерес к творчеству поэта спорадически возникал Поэтому можно утверждать, что правомерны полярные характеристики- Козлов—хрестоматийный поэт и Козлов — забытый поэт первой половины XIX в Хрестоматийный — в прямом смысле слова многие его стихотворения (конечно же, знаменитый «Вечерний звон», «Нас семеро», «Киев» и др ) вошли в хрестоматии и школьные учебники даже нынешнего XXI в Однако не без оснований звучит и заявление современного литературоведа В.В Афанасьева о том, что забыта поучительная, мученическая в христианском смысле жизнь поэта, его двадцатилетняя борьба с недугом

Как отмечалось, первые аналитические суждения о своеобразии художественного мира Козлова восходят к Белинскому. Так, высоко оценивая поэму «Чернец», критик отмечал в ней элементы откровенной подражательности Д Г Байрону, что позволяло ему говорить не столько о самом Козлове, сколько о разности натур английского и русского поэтов Переводы «Невесты абидосской» того же Байрона, «Крымских сонетов» А Мицкевича, как и «Сельского субботнего вечера в Шотландии» Р Бернса, охарактеризованы скорее в негативном ключе Называя Козлова «поэтом чувства» и подчеркивая мелодичность его стиха, критик делает вывод о том, что «муза Козлова охарактеризована вполне, так что больше о нем нечего сказать»1

Эту точку зрения позднее оспаривал Ап Григорьев, справедливо считая, что заслуга Козлова заключается «в оригинальном освоении чужого», и призывая более пристально вглядеться в духовный мир поэта Тем не менее аналитические суждения, принадлежащие Н А Полевому, П А. Вяземскому, С П Шевыреву, А В Дружинину и др , в основном воспроизводили точку зрения Белинского, поэзия Козлова — не лишенное талантливости подражание Байрону, из-за «столкновения» его таланта с английским гением «скромная самостоятельность, начавшая было развиваться в русском поэте, внезапно остановилась в своем развитии»2.

1 Белинский, В Г Собрание сочинений в 9 т / В Г Белинский — М Худож лит, 1976—1982 — Т 3 —С 485

2 Дружинин, А В Полное собрание сочинений Ивана Козлова II Сочинения / А В Дружинин —Спб Типография Импер АН, 1865 —Т 7 — С 93

В XX в данный тезис занял доминирующее положение, подвергаясь корректировке лишь в частностях Так, биографический подход с акцентом на байронизме определил тон предисловия Ц. Вольпе к изданию произведений Козлова (1936). Исследователь писал о чувстве сострадания к судьбе слепого автора, подчеркивая при этом решающее влияние Байрона на формирование характера лирического героя Сходную позицию заняла Е H Купреянова(1948) ИД Гликман в обстоятельной вступительной статье к «Полному собранию стихотворений» поэта (1960), не отрицая самобытности Козлова, плодотворности его переводческой деятельности, подчеркивая музыкальность поэтической интонации, в целом разделил позицию своих предшественников

Несколько по-иному расставлены акценты в диссертационном исследовании Э А Веденяпиной «Романтизм И И Козлова» (1972) Отстаивая мнение о связи поэзии Козлова с русской действительностью, она исторически и психологически ограничивает влияние Байрона и его отечественных последователей Одновременно канадский ученый Г. Баррат (G R. Barrait) в 1972 г публикует на английском языке две книги о русском поэте, причем одна из них опять же посвящена переводам Козлова из Байрона. Заметный вклад в зарубежную русистику внесла монография польского исследователя Ю. Малишев-ского «Творческая поэтика Ивана Козлова» (1984), в которой художественная позиция Козлова вписана в контекст европейского романтизма.

В наше время наметилось заметное оживление интереса к поэту, вновь связанное с проблемами перевода Так, в учебном пособии А.Н. Гиривенко «Из истории русского художественного перевода первой половины XIX в » (2002) переводам Козлова посвящены два параграфа («И.И Козлов — поклонник Байрона перевод, разрушающий стиль» и «Секреты вокального перевода, песни Козлова»), где предлагается рассматривать переводческую деятельность автора с точки зрения ее очевидного стилистического несовпадения со стилем оригиналов В 2006 г. появилось диссертационное исследование В Г Мойсевича «И И Козлов — переводчик британских поэтов», в котором даются систематизация переводов и комплексный сравнительный анализ; при этом вновь подчеркивается определяющее влияние байронизма В диссертации ТА Яшиной «Творчество Томаса Мура в контексте литературного развития в России 1820—1830 гг XIX в » (2007) отдельный раздел посвящен переводам Козлова из Т Мура

Таким образом, можно сделать вывод в современном литературоведении Иван Козлов воспринимается в значительной степени как переводчик и русский байронист, хотя и разрушающий стиль переводимых авторов В итоге оригинальность поэта отодвигается на второй план

Актуальность нашей работы заключается в преодолении сформировавшегося подхода к творчеству Козлова, обусловленного отношением к нему как к самому «биографическому» поэту первой половины XIX в., переводчику и «русскому байронисту» Для нас неприемлемо недостаточное внимание к художественному своеобразию его лирики, важнейшая составляющая которой сформировалась в процессе проекции поэтической системы на аксиомы христианского (православного) мировоззрения

Объектом исследования является лирика Ивана Козлова в контексте отечественной поэтической культуры первых десятилетий XIX в Предмет рассмотрения — основные мотивно-образные комплексы поэзии Козлова, ее идейно-тематическое содержание, художественные особенности в аспекте межвидовых связей (поэзия и музыка)

Материал диссертации составили лирические тексты Козлова в их многожанровости, его дневник, фрагменты переписки, мемуаристика, романсы русских композиторов XIX в на стихи поэта Мы использовали также материалы архивов И И. Козлова и В А Жуковского, хранящиеся в РГАЛИ (ф 250, ф 198) и в рукописном отделе РНБ (ф 357, ф 286)

Целью работы являются выявление и анализ устойчивых поэтических идей и мотивно-образных комплексов в лирике Козлова, а также характеристика структурно-поэтических особенностей его творчества как самодостаточного художественного феномена Данная цель предполагает решение следующих задач

— включение творчества Козлова в контекст поэтического любомудрия 1820—1830-х гг с привлечением как произведений русской философской лирики, так и западноевропейской романтической поэзии,

— анализ поэзии Козлова с точки зрения соотношения в ней элементов романтического метода и христианского мировоззрения, выявление лирических идей, образов и мотивов в их проекции на архетипы Священного Писания,

—рассмотрение идейно-художественных исканий поэта в контексте философского дискурса XX в с учетом их разностадиальности в истории русской культуры,

— анализ механизмов жанровых трансформаций и взаимоотношения музыки и слова в лирике Козлова с целью описания специфических элементов стиля, обеспечивающих музыкальность поэтической интонации

Методологической основой диссертации явились труды М.М Бахтина о природе словесного искусства, работы, посвященные проблеме «Литература и христианство» (А М Буланов, М.М Дунаев, И А. Есаулов, Л.В Жаравина, В М. Жирмунский, Ф 3 Канунова, В А Котельников, В А Осанкина и др.); труды по теории лирики и стиховедению (Б М Гаспаров, Л Я. Гинзбург, В А Грехнев, В В Ко-жинов, Ю М Лотман, Е А. Маймин, Т. И Сильман, Ю.Н Тынянов, О И. Федотов, В.Е Холщевников, Б.М Эйхенбаум и др) Мы обращались также к разысканиям религиозных русских и зарубежных философов XX в —Б.П Вышеславцева, И.А Ильина, А Мацейны, С Н. Трубецкого, П А. Флоренского, С С Хоружего и др. В качестве искусствоведческой базы доминировала ориентация на исследования по музыковедению и истории музыки Б В Асафьева (Глебова), В А Васиной-Гроссман, А И Кандинского, И В Степановой и др

В работе мы опирались на сравнительно-сопоставительный, ис-торико-типологический, структурно-функциональный методы, обращаясь также к герменевтическому подходу в анализе художественных текстов

Научная новизна исследования заключается в том, что впервые выявлен и охарактеризован мотивно-образный комплекс лирики Козлова, ориентированный на Священное Писание, дан целостный анализ стихотворений поэта романсового типа, которые интерпретируются во взаимосвязи с их музыкальным прочтением, раскрыт механизм жанровых и межвидовых модификаций поэтического слова

Теоретическая значимость работы состоит в реализации на конкретном историко-литературном материале новых возможностей интерпретации лирических произведений через обращение к смежным видам искусствам также в осуществлении комплексного анализа поэтических текстов, совмещающего идейно-смысловой, биографический и собственно художественный аспекты.

Практическая значимость диссертации обусловлена возможностью использования ее материалов в учебном процессе при изучении поэтических традиций XIX в , в лекционных курсах и семинарах по теории и истории перевода в России.

Положения, выносимые на защиту

1 Поэзия Козлова при безусловной установке на психологизм органично вписывается в поэтическое любомудрие романтической эпохи, что подтверждается наличием сквозных тем, идей и мотивов религиозно-философского плана. Идейно-художественное содержание и проблематика поэзии Козлова могут быть рассмотрены как в контексте теории и практики отечественного романтизма, так и в проекции на некоторые установки восточной патристики (в том числе исихазма), что, в свою очередь, выводит на религиозно-философский дискурс XX в (идея «соборности личного сознания» С Н Трубецкого)

2 В лирике Козлова выделяются устойчивые мотивно-образные комплексы (жизнь как море житейское, обетованная земля, муж благочестивый), по своему семантическому наполнению и поэтическим особенностям восходящие к библейской образности и стилистике и нередко вступающие в противоречие с идеологией и поэтикой романтизма Поэтические архетипы, генетически связанные с текстами Ветхого Завета, скорректированы автором в свете новозаветных идеалов и также могут быть включены в ментальную парадигму прошлого столетия Иов-ситуация, дружба с Богом, состояние творческого восторга (синергии) и др

3. В переводческой деятельности Козлов придерживался принципа «погружения в текст» и производил отбор материала, исходя из религиозно-философской направленности оригинала и возможности его «музыкального оформления» При всем пиетете к творчеству Байрона Козлов преодолевает индивидуализм и негативизм байронизма, частично становясь на позиции «русского лейкиста» Апологии страстей в романтизме байронического типа у Козлова противостоит идея духовной брани со страстями, связанная с учением св Отцов Церкви.

4. Жанровые трансформации в поэзии Козлова связаны с его религиозным мировоззрением. Так, сонет, будучи для Козлова сакральной формой общения с Высшим Началом, органично переходит в жанр дружеского послания (Бог — Друг) Дружеское стихотворное послание, в свою очередь, трансформируется в произведение молитвенного жанра. В лирике Козлова встречаются также произведения полижанровой природы, ориентированные на традиции литургической поэзии и древнерусской словесности (акафистные вставки в стихотворных молитвах, агиографический канон в поэме и др) Транс-

формация жанровых форм в творчестве поэта связана также с обращением к музыке как к особому виду искусства (жанр каприччио)

5 В поэзии Козлова содержится ряд структурно-поэтических особенностей (интонационно-ритмических, синтаксических, фонических, графических т д), максимально обеспечивающих возможность их музыкальной интерпретации Стихотворная интонация для Козлова — не только средство выразительности (передачи экспрессии, настроения), но и средство изобразительности (создания образа), каковым она является и в музыкальном искусстве

Новый подход к изучению романсовой лирики поэта через обращение к смежным видам искусства, а именно к музыкальному контексту, открывает новые возможности для интерпретации стихотворных источников и помогает определить «музыкальные» возможности поэтического слова, которое становится словом поющимся

Апробация результатов исследования Материалы исследования были изложены в докладах на IX региональной конференции молодых исследователей Волгоградской области (Волгоград, 9—12 ноября 2004 г), Международной научно-практической конференции «Се-ребряковские чтения» (Волгоград, 1—3 февраля 2005 г ), III Международной научной конференции «Рациональное и эмоциональное в литературе и фольклоре» (Волгоград, 20—-30 сентября 2005 г ), X региональной конференции молодых исследователей Волгоградской области (Волгоград, 9—12 ноября 2005 г), XVIII Международной научной конференции «Человек в экстремальных условиях, истори-ко-психологические исследования» (Санкт-Петербург, 12—13 декабря 2005 г), Международной научной конференции «Классические и неклассические модели мира в отечественной и зарубежной литературах» (Волгоград, 1215 апреля 2006 г ),VI Международных чтениях, посвященных братьям Киреевским (Калуга — Оптина пустынь, 22— 24 мая 2006 г.), на II Международной конференции «Русская словесность в контексте современных интеграционных процессов» (Волгоград, 24—26 апреля 2007 г )

Структура работы определяется поставленной целью и задачами Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, списка литературы и приложения. В качестве последнего предложены нотные тексты романсов русских композиторов XIX в. на стихи И Козлова, которые мы используем как материал для сравнительно-сопоставительного анализа

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении излагается история вопроса изучения поэтического творчества И И Козлова, мотивируются выбор темы исследования, его актуальность и научная новизна, обозначается теоретическая и практическая значимость, формулируются цели и задачи работы, очерчиваются материал, объект и предмет исследования, методологические основы диссертации.

Первая глава «Религиозно-философская направленность поэзии И И Козлова» состоит из трех разделов Раздел «Поэзия И.И. Козлова в контексте русского любомудрия и западноевропейского романтизма» включает в себя два подраздела В первом (1.1.1) мы предпринимаем попытку ввести поэзию Козлова в контекст русского любомудрия 1820—1830-х гг, имея в виду философскую лирику А.С Пушкина, Е А Баратынского, Д В Веневитинова, А С Хомякова и др Также нами привлекаются теоретические суждения В Ф Одоевского, И.В Киреевского, С.П Шевырева, в результате чего мы приходим к выводу о том, что поэзия Козлова, которую традиционно относят к элегическому субъективно-психологическому направлению русского романтизма, органично вписывается в контекст поэтического любомудрия первой трети XIX в. Об этом свидетельствует наличие таких сквозных тем и идей, как тема страдания, имеющая ярко выраженный религиозно-философский смысл, идея соборности чувств, проецируемая нами как на положения восточной патристики (исихазм), так и на религиозно-философский дискурс XX в («соборность личного сознания» в трудах С.Н. Трубецкого) Сравнительно-сопоставительный анализ позволяет выявить своеобразие мировоззренческой и художественной установки поэта.

Так, Е А. Баратынский в стихотворении «Все мысль да мысль'» говорит о том, что рацио является препятствием к преображению дольнего в горнее, Козлов же добивается этого преображения, опираясь на феномен соборности чувств «Несносный страх душой остыть /Всего ужасней мне казался, —/Ия стал пламенней любить, / Чем боле чувствами стеснялся»'. Его лирический герой изначально стремится «в одно все чувства слить, любовью счастье заменить» (62) Следует напомнить, что учение исихастов связано с таинственной и сверхрациональной работой переустройства души, заключающейся

1 Козлов, И И Полное собрание стихотворений /ИИ Козлов — Л Сов писатель, 1960 —С 69 (Далее ссылки на это издание даются в тексте с указанием в круглых скобках номера страницы)

в «собирании» всего себя в «сердце» для преодоления состояния внутренней разрозненности и рассеянности, для слияния своего энергий-ного образа с Божественной энергией В традиции православной ас-кетики (в частности, в исихазме) акцентирован следующий момент ум (мысль) невозможно отделить от сердца, рацио должно снизойти в него, соединиться с ним, потеряв, таким образом, самостоятельное значение Следовательно, мысль непреображенная является неким препятствием на пути к стяжанию благодати «Стараясь в строгом трезвении соблюдать и направлять эту свою способность, что же мы должны делать как не то, чтобы, собрав рассеянный по внешним ощущениям ум, приводить его к внутреннему средоточию, к сердцу, хранилищу помыслов''» — писал св Григорий Палама1 Таким образом, идею соборности чувств можно интерпретировать также как аналог понятию духовное трезвение

Мы можем говорить и о пересечении идей Козлова с философскими конструктами В Ф Одоевского и И.В Киреевского, которые ставили под сомнение «абстрагирующую работу интеллекта» и выступали за «цельное знание» Козлову удалось синтезировать идеи русского любомудрия и восточно-христианского учения и воплотить их в творчестве

Соборность чувств нужна лирическому субъекту Козлова, в частности, для того, чтобы отдаться творчеству, прийти в состояние вдохновения, в то время как страдание — абсолют и первооснова всех чувств Страдание заключено в радости как ее скрытая сущность «Улыбка — горю лишь угроза, /Из-под нее печаль видней», а само «веселье» — это лишь «мученье сжатое сильней» (141) Не случайно страдание у Козлова уравнено с феноменом молитвы, о чем он заявляет в своем дневнике «Страдание — тоже молитва» С помощью страданий его лирический герой преодолевает душевное рассеяние и, обретая соборность чувств, приходит в состояние духовного трезвения, что сближает поэтическую позицию Козлова с философскими идеями С Н. Трубецкого, говорящего о «соборности личного сознания» Для Козлова результатом соборности чувств является любовь, согласно же Трубецкому, «совершенная любовь есть единство всех в одном, сознание всех в себе и себя во всех»2

1 Палама, Г Триады в защиту священно-безмолвствующих / Григорий Палама — М Канон, 1995 —С 43—44

2Трубецкой, С Н Сочинения/С Н Трубецкой —М Мысль, 1994 —С 591—

В соответствии с тем, что нами было отмечено пересечение поэтического любомудрия Козлова с комплексом христианских идей, мы не можем обойти весьма дискуссионный вопрос о соотношении романтических тенденций и христианского (православного) мировоззрения (1.1.2) Как известно, романтизм, являясь, по мнению исследователей, новой формой религиозного сознания (В М Жирмунский, В А Осанкина), вступал по некоторым позициям в противоречие с христианской догматикой. Таковы, например, романтические идеи освобождения плоти и обожения чувственности, включающие в себя мысль о полном слиянии человека с природой Напротив, христианский eros приобщает личность к динамике agape—высшему роду любви к Богу и ближнему Речь, таким образом, может идти не об «обо-жении чувственности», не о поклонении плоти, но о ее преображении Немецкие романтики придерживались в основном пантеистической религиозно-мистической концепции, согласно которой Бог есть универсум, а романтизм — состояние души и духа, мало соотносящееся с внешним миром И если в немецком романтизме мечта не претворялась в предметный мир, то в творчестве Козлова это происходило внешнее одухотворялось за счет внутреннего религиозного чувства Таким образом, для поэзии Козлова не является актуальной идея романтического двоемирия, о чем говорит наличие мотивно-образ-ного комплекса обетованная земля в его творчестве Незначительно выражены «разорванность» сознания и склонность к индивидуализму в образе лирического героя Лирический персонаж Козлова—муж благочестивый — не конфликтует и не рефлексирует, не разочарован в жизни и в людях, но, напротив, радуется каждому прожитому дню и ведет духовную брань со страстями.

Что касается значимости игры воображения, фантазии, то и здесь романтизм явно противостоит догматам восточного христианства Согласно учению восточно-христианской патристики, свобода фантазии — одно из препятствий для «сведения ума в сердце», свидетельство рассеянности сознания и растекания помыслов В то же время нужно сказать, что для Козлова, ослепшего в сорокалетнем возрасте, равно как и для его лирического героя, мир — в большей мере внутреннее представление о нем, поэтому воображение (и само по себе искусство поэзии) является важнейшим способом познания и освоения действительности

Позиция Козлова, на наш взгляд, более соответствует позиции романтиков Озёрной школы. Так, С Т Кольридж говорил о «первичном» воображении (копировании на основе восприятия акта творения в собственное «я») и о «вторичном» воображении (собственно

творчестве), которое предполагает синтез воспринимаемого в соответствии с идеалом художника

Таким образом, сопоставляя поэтические идеи Козлова религиозного плана с теоретическими и поэтическими построениями немецких, английских и французских романтиков, мы приходим к выводу о том, что романтический метод русского автора содержит некоторые элементы так называемого духовного реализма (в современном понимании этого термина), т к в его поэзии происходит «встреча» романтического мировоззрения с православным Причем романтизм явился формой и способом выражения православного содержания, которое требует не отторжения от действительности, не презрения к повседневности, но ее принятия с последующим одухотворением Конечно же, при этом нельзя не учитывать значительного воздействия западноевропейского романтизма, но наибольшее влияние, по нашему мнению, оказали на Козлова не столько байронические индивидуализм и максимализм, сколько теория и практика поэтов Озерной школы, а также идеи, заключенные в философско-религиозном трактате Ф Р Шатобриана «Гений христианства», о чтении которого поэт неоднократно упоминает в своем дневнике

Во втором разделе первой главы производится непосредственный анализ устойчивых мотивно-образных комплексов поэзии Козлова Нами выявляются три базовых образования жизнь как море житейское, муж благочестивый, обетованная земля, которые проецируются на архетипы Священного Писания При анализе первого из них, традиционного для романтизма, мы приходим к выводу, что он воплощен в лирике Козлова не вполне по романтическому канону Например, стихотворение «Два челнока» (1833 г ) (222—224) аллегорично, построено по принципу антитезы. Река-жизнь, по которой плывут два пловца, по-разному воспринимается ими Река ограничена берегами — земным эмпирическим существованием Бездна (место, где река впадает в море) — смерть, море — вечная жизнь Несмотря на четкое противопоставление один челнок легко летит в волнах, другой с трудом рассекает волны; один пловец страшится мрачной бездны, другой — нет, голубое море вечной жизни поглощает все земные страхи и приводит человеческие страдания к «общему знаменателю» Идея своего, личного пути к Царству Небесному прослеживается здесь в очень прозрачной аллегории Голубой цвет моря, блеск и сияние «огнистой радуги» формируют пейзаж земли обетованной в лирике Козлова В своей пейзажной конкретике земля обетованная воплощает земной рай, в то время как морская стихия является отражением рая небесного

Подобная четкость аллегорической дихотомии свойственна не столько романтической эстетике, сколько эстетике классицизма, которая более корреспондирует с образной иносказательностью и ди-дактичностью Священного Писания Утверждая данное положение, мы исходим из того, что в романтической эстетике первостепенное значение имеет не аллегория, а символ У Козлова же море почти никогда не персонифицируется, но всегда является либо аллегорией жизненного пути («море житейское»), либо конечной целью земного существования («море — вечность») Именно поэтому образ моря житейского отсылает не к литературным текстам современников-романтиков, но к Священному Писанию Так, в 106-м псалме речь идет об отправляющихся «на кораблях в море» и «производящих дела на больших водах» (Пс 106 23) Толковая Псалтырь в комментариях к этому псалму говорит о том, что под морем псалмопевец подразумевает «загруженную множеством вещественности жизнь, возмущаемую всеми ветрами искушений» Но «неразумные люди», которые вместо того, чтобы возделывать земной рай, пустились в жизнь (в «море»), полную страстей и искушений, «погрузившись в житейское зло и многократно претерпев кораблекрушение души < . > увидели над собой дела человеколюбия Того, Который < > спасает нас от погружения в глубины»1 Подобное истолкование распространено и в поучениях Св Отцов

Образ мужа праведного и благочестивого у Козлова, безусловно, имеет генетическую связь с библейскими праведными мужьями и стар'-цами (Моисей, Иов, Давид, Соломон, пророки), а также с образной системой псалтырной поэзии XVIII в При этом в данном образе ощущается сопряжение идеалов Ветхого и Нового Заветов Так, тема счастливого семейства, во главе которого стоит «муж праведный и благочестивый», наиболее полно развернута в вольном подражании Р Бернсу «Сельский субботний вечер в Шотландии» (1829 г ) В нем заявлена основополагающая для творчества Козлова мысль «Муж праведный есть лучшее созданье / Творца миров» (169) Наряду с молитвой, «беганием зла», совершением добрых дел в «программу» жизни благочестивого мужа входит богопознание как признак истинного благочестия. А это уже некоторая корректировка ветхозаветного идеала

Поэтому закономерно, что в перечислении тех «праведныхмужей», на которых ориентируется поэт, присутствуют Авраам, Моисей, «дер-

1 Толковая Псалтырь Евфимия Зигабена, изъясненная по святоотеческим толкованиям — Репринт воспр сизд 1882 г —М Танаис, 1993 —С 186

жавный певец» Давид, Иов многострадальный, пророк Исайя и апостол Иоанн Богослов

Образ мужа благочестивого можно интерпретировать и в контексте сопоставления со стихотворением Г Р Державина «Счастливое семейство», являющимся переложением 127-го псалма Ср «О, как благословен твой век, /Великий добрый человек'» (194) со строками державинского переложения «Мир в жизни сей и мир в дни оны, /В обители избранных душ, / Тебе чувствительный, незлобный, /Благочестивый, добрый муж1» Для Козлова сочетание доброты, мудрости и «детскости»—наиболее емкая характеристика мужа благочестивого (см. строки, посвященные Н М Карамзину, «...муж, украшен добротою, Друг верный, нежный семьянин, / Мудрец с младенческой душою») (195), В этих строках вновь ощущается сопряжение ветхо- и новозаветных мотивов

В то же время в поэзии Козлова присутствует особый тип пейзажа (с определенным соотношением идейно-образных составляющих), который осмысливается авторским сознанием как обетованная земля, или земной рай В этом пейзаже присутствуют три постоянных компонента- вода, растения (деревья или цветы) и нивы (поля), которым соответствует цветовая палитра, воспроизводящая основные цвета древнерусской иконописи. Характерно, что чаще всего описывается вечернее время суток как своеобразное примирение дня и ночи, когда человеческая душа сливается с природой, углубляется в самое себя. Этот пейзаж реализован Козловым в стихотворениях «К другу В.А Ж », «Обетованная земля», «Жнецы», «Сельская жизнь» и др. В них поэт, верный духу эстетических идей своего времени и оставаясь в рамках православного мировосприятия, стремится к примирению двух миров в его пейзажах дается радостное любовное приятие Божьего мира лирическим героем, ясное видение райской жизни, обетованной земли уже здесь, в этом земном мире

Третий раздел первой главы посвящен исследованию Иов-ситуации, которую переживает лирический герой Козлова. Мы предпринимаем попытку уйти от механического использования биографической эмпирии, которую легко обосновать перманентностью страданий самого автора, связанных с тяжелым физическим недугом. Не отрицая правомерности такого подхода, мы ставим в центр внимания прежде всего способы выхода лирического героя из Иов-ситуации, которые художественно осмыслены автором-творцом Способы преодоления Иов-ситуации лирическим субъектом Козлова также проецируются нами как на идеи Священного Писания и восточной патристики, так и на религиозно-философский дискурс XX в

Прежде всего мы вновь обращаемся к основополагающей идее страдания как одному из способов изживания и преодоления Иов-ситуации На философском уровне данная идея рассматривается как реализация позиции «экзистенциального мыслителя», в которой оказался лирический герой Козлова Одновременно подчеркивается искупительная роль страданий (религиозный аспект) и выделяется психологический план страдание — доминирующая эмоция состояния лирического субъекта Здесь же мы останавливаемся на идее творческого восторга как эффективного способа преодоления экзистенциального бытийного хаоса посредством гармонизации взаимоотношений личности с Высшим Началом Так, лирический герой стихотворения «Стансы» («Вчера я, мраком окруженный », 1838 г ) (300—301) погружен в состояние грез наяву («На ложе, сон забыв, мечтал»), в результате чего душа чувствует нечто подобное молитвенному экстазу Самое вдохновение нисходит свыше, и поэт характеризует его следующим образом «Безмолвно жар, мне вдохновенный, / В груди стихами уж пылал» Здесь возникает ассоциация с пушкинским «Пророком» Но у Пушкина прямо назван тот, кто «угль, пылающий огнем, / Во грудь отверстую водвинул», а именно — «шестикрылый серафим» Козлов же не раскрывает инициатора вдохновения, т к речь здесь идет о «творческом созерцании», в результате которого и происходит сублимация разрозненных бессознательных импульсов в гармоническую целостность творчества

Необходимо отметить еще одну идею, направленную на преодоление Иов-ситуации, — идею дружбы с Богом, которая реализуется Козловым в идеологеме дружбы Лирический субъект не только разделяет культ симпатии к близким, он переносит свои дружеские чувства на взаимоотношения с Богом (т е переводит естественное в сверхъестественное, о чем, например, говорили лейкисты), поэтому религиозные переживания героя окрашены в интимно-личностные тона. Этот мистический характер дружеского чувства абсолютизируется Козловым, поэтому взаимоотношения с друзьями в его лирике непосредственно соотносятся с диалогическими взаимоотношениями со Всевышним, т е. происходит перевод сверхъестественного в естественное Подтверждение религиозно-психологической и философской обоснованности такой позиции мы находим в русской философии XX столетия

Так, о Павел Флоренский говорил о различных видах любви, которые в Новом Завете обозначаются по-разному Любовъ-агапе указывает на преобладание рассудочного оценочного начала, в ней больше убеждения, чем сердечного чувства Ей противополагается любовь-

филиа, которая предполагает внутреннюю склонность к другому и вырастает из душевной общности с ним, т е. подобна дружбе Такую дружескую любовь к Господу испытывает и лирический герой Козлова Этим объясняется особая значимость в его поэзии евангельского сюжета о воскрешении Лазаря, к которому он обращается в лучших произведениях исповедального характера Например, в стихотворении «Моя молитва» лирический субъект восклицает «Примименя в Свою обитель,—/Я блудный сын, — Ты Отче мой, /И как над Лазарем, Спаситель, /О, прослезися надо мной1» (225)

Вторая глава «Поэзия И.И Козлова в художественных взаимосвязях» состоит из двух разделов. В первом разделе мы обращаемся к сопоставлению некоторых мотивно-образных и идейно-тематических комплексов творчества И И Козлова и В.А Жуковского. Целесообразность такого сопоставления обусловлена тесными биографическими и творческими контактами двух поэтов, что неоднократно отмечалось их биографами Более того, нередко творчество Козлова интерпретировалось в критике и литературоведении как отражение и развитие идей, мотивов и образов поэзии Жуковского Для нас значительнее момент отличия поэтических индивидуальностей, который мы пытаемся выявить в аспекте сопряжения таких понятий и категорий, как религия и поэзия, судьба и Промысел, грехопадение и покаяние Жуковский в осмыслении феномена молитвы обычно делает акцент на самоотвержении, сравнивая состояние молящегося с состоянием младенца У Козлова же Бог — прежде всего «Друг и Брат» и только затем — «Отец и Бог» Поэтому для него суть молитвы — в обращении к Богу как к Личности В связи с вышесказанным в поэзии Жуковского практически не встречаются стихотворения-молитвы, в то время как у Козлова в молитву иногда трансформируется даже канонический жанр стихотворного послания Жуковский, подобно Козлову, сопоставляет дружбу и религию, но делает это скорее в этическом ключе, не переходя на уровень откровения, как это было у Козлова Последнее вовсе не препятствует пониманию Жуковским поэзии как мистической субстанции, которая в некотором роде существует наравне с религией, иногда подменяя ее (см. стихотворения «Я музу юную, бывало », «Таинственный посетитель» и др , а также итоговое утверждение из поэмы «Камоэнс»' «Поэзия есть Бог в святых / Ментах земли»)

Моменты сходства—отличия можно выявить в отношении поэтов к творческому процессу и понимании божественного источника вдохновения. Жуковский, как правило, делает акцент на пассивности творящего субъекта, на подчинении его ума и воли Высшему началу —

Творцу Поэтому феномен вдохновения в его поэзии персонифицирован, отделен от творящего субъекта «Ах1 не с вами обитает/Гений чистый красоты, /Лишь порой он навещает/Нас с небесной высоты» Лирический субъект Козлова занимает более активную позицию, его творческая сила рождается из соединения двух воль: Божественной и человеческой Его герой «волшебным щитом» поэзии «обороняется» от черных дум (отсюда — введение в процесс творчества мотива «духовной брани»), преодолевает и сублимирует природный и душевный хаос и, наконец, является живым «органом» Божества Творческий субъект Козлова (в отличие от героя Жуковского) не соприкасается с гением (или ангелом), а сам по себе, подобно настроенному музыкальному инструменту, активно принимает идеальное содержание и реагирует на него, реализуя на этом уровне диалог с Богом У Козлова в отношении поэзии на первый план выдвигается этико-онтологичес-кий смысл- «Увы' На радость кто глядел / Сквозь слезы, — знай, того удел — / Поэзия, в тиши безвестной, / Она объемлет мир чудесный / Прекрасных дел, злодейств, страстей, /Она сердечной жизни повесть, / Минувших игрядущих дней/Урок, таинственная совесть» («К И.А. Беку») (202)

Центральный образ, лежащий в основе стихотворения Козлова «Стансы», был подсказан поэту Жуковским, согласно которому судьба предстает в виде исполина с золотой головой и железными ногами. Если кто, по малодушию, пред ним падет, того он растопчет своими железными ногами, но если кто без страха взглянет ему в лицо, того осияет он блеском золотой головы Сам Жуковский вернется к этому образу в 1837 г в стихотворении «Судьба», несущем отголоски увлечения древнегреческим искусством Для автора, как и для античных философов, судьба (мойра) являет собой бессознательную силу, полностью предопределяющую жизнь человека Козлов же трансформирует данный образ в центре его стихотворения образ страдания, или несчастья, а вместо понятийного комплекса «судьба» выступает христианская идея Божественного Промысла. Следует добавить, что для Козлова страдание'благодатно, т. к. человек сможет благодаря ему войти в вечную жизнь, в то время как в понимании Жуковского страдания—следствие грехопадения, доказывающего необходимость раскаяния и искупления грехов

С последним полностью согласен и Козлов, однако в способах художественного раскрытия темы грехопадения мы также находим ряд отличий (см , напр баллады «Покаяние» Жуковского и «Венгерский лес» Козлова, а также поэму «Чернец»). Сходным у обоих поэтов в описании психологического состояния героев, мучимых последстви-

ями своей греховности, является их восприятие окружающего мира, особенно мира природы Душа, искаженная грехом, пронизана эмоцией страха и не способна пребывать в гармонии с природой, являющейся зеркалом Бога Но при этом Козлов подробно исследует сам процесс духовной борьбы с собой и анализирует соответствующую ему динамику чувств героя, постепенно подводя его к вести о прощении, которая непременно приходит свыше (в виде призрака или Божьего гласа). У Жуковского эти моменты часто не фиксируются, и духовное преображение совершается неожиданно — «вдруг» На протяжении всего творчества у Козлова наблюдается также мотив сомнения героя в окончательном отпущении ему тяжкого греха (как правило, это грех убийства или прелюбодеяния и вероотступничества)

Сопоставительный анализ мотивно-образных и понятийных комплексов религия и поэзия, судьба и Промысел, грехопадение и покаяние в творчестве Козлова и Жуковского позволяет сделать заключение о том, что Козлов остается в их трактовке в рамках восточной патристики, в то время как Жуковский часто исходит из понятий западно-христианского или античного толка

Процесс преломления мотивов и образов западноевропейской поэзии в творчестве Козлова мы рассматриваем во втором разделе второй главы как поэтический диалог не только с англоязычными поэтами (большинство переводов Козлова — из британской поэзии), но и с представителями итальянской и французской лирики, что помогает составить целостное впечатление о переводном и оригинальном творчестве поэта как о едином художественном феномене В нашу задачу входит не анализ самого переводческого мастерства Козлова, но, помимо отмеченного, выявление критериев отбора текстов для перевода и вольных подражаний Даже краткий обзор основных переводческих концепций эпохи 20—30-х гг XIX в (Жуковский, Вяземский) наглядно выявляет свойственную Козлову технику «погружения» в текст оригинала, акцентирование скрытых в нем подтекстов

Анализ же англоязычных переводов Козлова позволяет сделать следующий вывод при всем пиетете к творчеству Байрона Козлов преодолевает байронизм, вступая подчас в открытую полемику с ним на всех уровнях Конкретизируя характер преломления байронических мотивов в лирике Козлова, мы сопоставляем некоторые переводы с оригиналами, а также анализируем переводы тех же самых текстов, сделанных другими русскими поэтами, современниками Козлова (напр , перевод стихотворения Байрона «Lines written m an album, at Malta», выполненный Козловым, Лермонтовым и Тютчевым) Срав-

нительно-сопоставительный анализ дает возможность прийти к заключению, что в некоторых случаях переводы Козлова целесообразно рассматривать в контексте дискурса восточного и западного христианства

Лирический герой Козлова (в отличие опять же от большинства романтических героев) не отрицает действительности, но «прорывается» к ней, и этот прорыв всегда связан с преодолением «страстей». С одной стороны, сам факт буйства чувств придает ему романтический ореол, но с другой — отношение лирического субъекта к всепоглощающей страсти, понимание ее природы напрямую связано с православным мировосприятием поэта

Поэму Козлова «Чернец», проанализированную нами ранее в сопоставлении с балладами Жуковского, часто сравнивают с поэмой Байрона «Гяур», считая последнюю одним из литературных источников текста русского автора Наличие сюжетных перекличек с «Гяуром» невозможно не заметить: убийство как месть за смерть возлюбленной, видение главному герою ее призрака, предсмертная исповедь и т.п. Но все эти сюжетно-композиционные моменты осмыслены Козловым вполне оригинально, в соответствии с православным пониманием романтической страсти.

Байрон в поэме «Гяур» говорит о страсти как о самоцели по его мнению, «сердцу слабому» не под силу целиком отдаться чувству, только страсть закаляет «свободный дух мужской», душа должна терзаться страстями. Для героя Козлова смысл жизни — не в упоении страстями, а в их преодолении. Интересно, что когда герой Козлова действует под влиянием аффекта, его душа в этот момент «не живет», а чувства «атрофируются» Поэтому, в отличие от Байрона, автор «Чернеца» не любуется страстями своего персонажа, хотя и относится к нему вполне сочувственно, подвергая тонкому анализу мотивацию поведения, жизнь души с точки зрения христианской этики и аскетики

Наиболее интересной и значимой нам представляется рецепция в творчестве Козлова поэзии романтиков-лейкистов, а именно — У Вордсворта (непосредственная) и С Т. Кольриджа (опосредованная) Единство реальной и воображаемой действительности—важная особенность пейзажных зарисовок Козлова — является также характерной чертой поэтов-лейкистов. В поэзии Кольриджа пейзажные сцены изображаются не просто как объекты восприятия лирического героя, а как реальность, живущая в его воображении. В поэтическом мире Вордсворта, дважды переводимого Козловым, распространенным является пейзаж-воспоминание, пейзаж-видение (или сно-видение) В идиллии Козлова «Жнецы» идеальный пейзаж тоже становится пей-

зажем-воспоминанием «То поле, те жнецы — всегда в душе моей, / Я сердцем к ним стремлюсь, лечу воображеньем, Моленье слышу их, — и сельская чета / Раздумья моего любимая мечта» (273)

В итоге складывается впечатление о том, что не только поэтические, но и теоретические идеи Озерной школы нашли отражение в творчестве Козлова, вследствие чего его можно назвать русским лей-кистом К идеям лейкистов, воплотившимся в творчестве поэта, можно отнести прежде всего идею перевода «естественного в сверхъестественное» (natural in supernatural), а также мысли об эстетическом удовольствии как основной цели творчества

Анализируя переводы Козлова из итальянской поэзии (сонеты Петрарки, отрывки из поэмы Т Тассо «Освобожденный Иерусалим», переводы из Мадзони и Николини и др ), мы приходим к выводу о том, что, наряду с мотивами ярко выраженного религиозного плана, Козлова в данных текстах привлекала их музыкальная форма (октавы Тассо, форма «сирвентес» — перевод из Гросси «Песня о Марко Висконти» и т д) Более того, мы считаем, что русский поэт воспринимал итальянскую поэзию (через итальянский язык) прежде всего как богатый материал для вербализации музыкальных (романсовых, песенных, так называемых «твердых») форм, удобных для вокализации

Делая общий вывод о переводческой деятельности Козлова и восприятии им идей, мотивов и образов западноевропейских поэтов, хочется отметить следующее Во-первых, Козлов чаще всего обращается к переводу-интерпретации, выявляя скрытый подтекст стихотворного первоисточника, что особенно ярко проявилось в переводах из Байрона Кроме того, Козлов-переводчик в текстах обобщенно-философского содержания, как правило, акцентирует личностное начало (см переводы из «Паломничества Чайльд Гарольда»), в текстах же медитативного интимного характера, напротив, выдвигает на первое место философскую основу содержания, которая не акцентирована в оригинале (см.- «Ночь на реке» — перевод стихотворения Ламартина «Озеро» и др) Во-вторых, Козлов нередко возвращается к ранее переведенным произведениям, стилистически дорабатывая их, о чем говорит наличие парных текстов как вариантов одного и того же источника «К звезде» (1823 г) и «Еврейская мелодия» (1825 г ), «К Балк-Полеву» (1828 г ) и «Не наяву и не во сне» (1832 г ), «Поэт и буря» (1836 г ) и «Стансы» (1838 г ) Причем вторые варианты по сравнению с первыми более «русифицированы», мысль в них выражена яснее и лаконичнее, они выглядят художественно завершенными и являются в большей мере квинтэссенцией православного мировоззре-

ния самого Козлова, сохраняя при этом семантическую связь с первоисточником, на которую поэт уже не указывает Выявлению православного компонента в интерпретациях способствует также сопоставление переводов русского поэта с переводами этих же текстов другими авторами, как правило, его современниками (напр «К морю» И Козлова и «Есть наслаждение и в дикости лесов. » К Батюшкова и др)

Принципы отбора Козловым текстов для переводов и подражаний обусловлены своеобразием его творческой индивидуальности. Во-первых, принципиально важным является наличие образов, мотивов, идей в тексте-первоисточнике, характерных для оригинального творчества Козлова, отвечающих его мировоззренческим установкам (напр , фрагменты из «Освобожденного Иерусалима» Т Тассо и др ) Во-вторых (что не менее значимо), Козлов обращался к текстам, изначально принадлежащим к песенному или романсовому типу, что давало возможность выработки новых мелодических приемов, открывало дорогу эксперименту с так называемыми «твердыми формами»

Третья глава посвящена проблемам поэтики творчества Козлова Обращаясь в разделе 3.1 «Жанровое своеобразие поэзии» к трансформациям некоторых лирических жанров в его творчестве, мы отмечаем их связь как с религиозным мировоззрением поэта, так и с пиетет-ным отношением Козлова к музыкальному искусству. Говоря о функционировании некоторых жанров в лирике Козлова как ментально насыщенных структур и подчеркивая тесную взаимосвязь жанрового канона с мировоззренческими категориями, мы одновременно отмечаем возможность противоречия между ними

В процессе анализа текстов мы пришли к выводу: у Козлова происходит трансформация светских стихотворных жанров в жанры молитвенной лирики Так, сонет для него — сакральная форма общения с Высшим Началом Этот факт можно объяснить влиянием, оказанным на поэта спиритуалистическими сонетами Петрарки, Терезы де Хесус, Вордсворта и некоторых других западноевропейских авторов, переводимых Козловым Но, безусловно, не менее сильное влияние оказали на творчество Козлова духовные сонеты русских поэтов, его современников, особенно цикл духовных сонетов В. Кюхельбекера («Рождество», «Магдалина у гроба Господня» и др ) и сонеты Д Веневитинова Подобную трансформацию можно объяснить тем, что, во-первых, сонет с присущей ему лаконичностью соответствует канону поэтической молитвы, которая исключает греховное многословие и празднословие Во-вторых, требуя эмоциональной напряженности, поэтической дисциплины и «конденсированности» стиха, сонет кор-

респондирует с молитвой, основанной на духовной концентрации и максимальном сосредоточении, «сведении ума в сердце»

В свете вышеизложенного не должны казаться странными строки из дневника поэта от 3 декабря 1839 г • «Около 12 часов ночи нашло на меня вдохновение, и я сочинил молитву в виде сонета» Нужно отметить также, что «Молитва» Козлова написана не пятистопным, более свойственным сонету, а четырехстопным ямбом Видимо, в выборе размера сыграл роль перевес в сторону спиритуалистического, напряженного личного переживания, та предельная духовная концентрация, о которой говорилось выше. Пятистопный ямб, возможно, был бы несколько философски отстраненным. Интересно также и то, что в этом предсмертном сонете Козлов концентрирует некоторые основные идеи и мотивы своего творчества, приводя их к своеобразному разрешению и художественному завершению Не случайно в первом катрене лирический герой молит обновить его «томный дух» Это вариант мотива внутреннего преображения, встречавшегося ранее (напр . стихотворение «Поэт и буря» — «Я душу новую, я чувств хочу других /Для новой прелести восторгов неземных'») (275) Но если раньше речь шла о душе и чувствах, то здесь говорится о духе, и его «обновление» связано не с желанием пережить «неземные восторги», а со стремлением претерпеть мучения «в надежде, вере и любви» (303) Во втором катрене предельно лаконично подводится итог теме страдания, которая является важнейшей в описании душевной жизни лирического героя и также тесно связана с жизнью духа «Не страшны мне мои страданья. » (303) Далее раскрывается религиозная деятельность души молящегося, которая выражается в чувстве искреннего покаяния, являющегося, по свидетельству Св Отцов, лестницей, возводящей нас к горнему

В первом терцете каждый стих апеллирует к евангельскому тексту и вместе со вторым терцетом представляет собой одновременно кульминацию и развязку сонета Лирический герой говорит о «сердца нищете», несколько перефразируя первую евангельскую заповедь Блаженства «Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное» (Мф 5. 3). Органично в данном контексте и упоминание двух святых св евангелиста Иоанна Богослова, любимого ученика Христа, и св. Марии Магдалины, которая первой увидела Его после Воскресения. Образы людей, наиболее близких Спасителю в земной жизни, подтверждают значимость для поэта личностных, любовно-дружеских отношений с Господом В молитвенном прошении первого терцета герой просит даровать ему «Иоанна чистоту», вновь косвенно цитируя на этот раз шестую заповедь блаженства «Блаженны чи-

слые сердцем, ибо они Бога узрят» (Мф 5 8) Таким образом, лирический герой Козлова проделывает духовный путь от самопознания к Богопознанию Романтический «жар мятежный» («Новые стансы»), или страстная любовь, полностью трансформируется в «жар священный» — святую любовь к Богу и ближнему Последний терцет содержит в себе мотив движения, постепенно замедляющегося, подобно тому, как, замедляясь, завершается земной путь лирического героя у ног «Спасителя Христа» Естественны и образы венца (символ мученичества) и креста, которые способствуют замедлению темпа финального терцета В итоге формируется образец философско-спиритуали-стической лирики, реализованный в форме сонета как метажанра, где метафизический план синтезирован с эмоционально-психологическим

В связи с тем, что форма сонета служила для Козлова воплощением идеи Бог —Друг, в его сонетах можно усмотреть черты дружеского послания Дружеское стихотворное послание, в свою очередь, трансформируется иногда в произведение молитвенного жанра Так, стихотворное послание «К Жуковскому» обнаруживает в себе сходство с православной молитвой на всякую потребу

В собственно молитвенной лирике Козлова встречаются стихотворения полижанровой природы, ориентированные на традиции литургической поэзии, например стихотворение «Моя молитва» (1833 г ) представляет собой сплав акафиста, просительных и призы-вательных молитв, элементов богословской оды

Следует отметить, что Козлов в своем творчестве ориентируется не только на тексты Священного Писания и литургической поэзии, но и на некоторые жанры древнерусской литературы Так, например, поэт привносит элементы агиографического канона в жанр романтической поэмы (см поэму «Княгиня Наталья Борисовна Долгорукая»)

Козлову как романтику и элегику свойственна также интонация поэтической жалобы, которая не будучи основной, все же встречается в его произведениях Более того, мы можем выделить жалобу и как особое жанровое образование, восходящее отчасти к ветхозаветным плачам Таковым является стихотворение «Жалоба» (1832 г ), в котором изобилуют поэтические формулы ветхозаветных плачей (риторические вопросы, восклицания, различные виды параллелизмов, синтаксическая симметрия, библейская символика— символы розы, кипариса, факела). Стихотворный текст навеян общеизвестными ветхозаветными книгами (Плач Иеримии, Псалтырь, Книга Иова), которые созвучны сетованиям лирического героя по поводу пережитых им утрат (ранняя смерть друзей)

Козлов нередко обращается в своем творчестве и к жанру фантазии, свойственному поэтике романтизма В то же время для него этот жанр не является реализацией идеи романтического двоемирия, а скорее сопоставим с музыкальным жанром, который был популярен в музыке композиторов-романтиков (Шуберт, Шуман, Шопен и др ) К некоторым произведениям Козлов сам дает подзаголовок «Фантазия» Таковы его стихотворения «Венецианская ночь», «Не наяву и не во сне», «Выбор» Мы считаем, что эти и некоторые другие тексты («К Н.И. Гнедичу», «К Италии», «Сон» и др ) можно соотнести также с другим, близким фантазии музыкальным жанром каприччио, который определяется как инструментальная пьеса свободной формы с присущей ей виртуозностью, легкостью стиля, причудливой сменой настроений и эпизодов В некоторых стихотворениях Козлова мы сталкиваемся с приемом, характерным для музыкального каприччио, с его мотивно-вариативным построением, когда на одну тему, как на связующую нить, нанизываются образы, не имеющие между собой прямой логической связи («К Италии», «К Н И Гнедичу» и др ) Обращение Козлова к неканоническому жанру каприччио раздвигает представление о границах поэтических жанров

В разделе 3.2 мы рассматриваем романсовую лирику Козлова в контексте ее музыкальных интерпретаций Музыкальность поэтических текстов не осталась незамеченной как композиторами-современниками (А Алябьев, К. Вильбоа, М Глинка, С Монюшко), так и композиторами второй половины XIX в (М. Балакирев, А Гречанинов, В Ребиков, Н. Римский-Корсаков и др ) Раскрытие механизма трансформации поэтического слова в музыкальный образ представляется весьма продуктивным для выявления средств и приемов лирики Козлова, обеспечивающих ее функционирование в другом виде искусства. В данном разделе наиболее важным для нас представляется не вопрос тематики и содержания романсов Козлова (хотя и этому уделяется внимание), но проблема соотношения музыки и поэтического слова Нами подробно проанализированы семь романсов Козлова и их одиннадцать музыкальных интерпретаций («Венецианская ночь» — интерпретация М Глинки, «Новые стансы» — романс «Стансы» с музыкой А Алябьева, «Сельская элегия»—интерпретация А Алябьева и др.) Так, знаменитый «Вечерний звон» имеет более десяти музыкальных интерпретаций. Мы останавливаемся на трех, наиболее известных.

Чем же обусловлено столь частотное обращение композиторов к этому тексту? Следует отметить, что стихотворение является переводом стихотворения Т. Мура с одноименным названием Музыкаль-

ный лейтмотив стихотворения вынесен в его заглавие Вечерний звон — звон перед началом Всенощного бдения, вечернего Богослужения в Православной Церкви. Этот звон называется благовестом и заканчивается обычно трезвоном Благовест—мерные удары в один большой колокол, трезвон — звон во все колокола три раза с маленькими перерывами Сам звуковой строй стихотворения, его ритмическая (и строфическая) организация, а также сочетание образов и мотивов имитируют звучание благовеста и трезвона

Стихотворение имеет симметричное строение состоит из трех строф, каждая из которых содержит, в свою очередь, шесть стихов, рифмующихся попарно Такая композиция представляется не случайной, она выполняет скрытую содержательную функцию Три строфы с паузами между ними соответствуют «трем звонам» в трезвоне И Козлов, будучи не только православным, но и воцерковленным, хорошо разбирался в вопросах, связанных с обрядовой стороной Богослужения, в частности, в разновидностях колокольного звона (напомним, что он жил рядом с Исаакиевским собором в Петербурге) В то же время внутри строфы ощущается расслоение на три двустишия со своим мотивом, который можно метафорически сравнить с голосом отдельного колокола в трезвоне.

Интересно, что неизвестным автором в основу музыкального воплощения литературного текста положены поэтические образы первой строфы (в изданиях эта песня фигурирует как «русская народная») Музыка здесь окрашена светлым элегическим чувством Мажорный лад, неторопливый темп произнесения, восходящие скачки в мелодии, придающие ей ощущение «воздуха», «звучащего пространства», опора мелодии на устойчивые звуки и их опевания — все это создает характер торжественно-величавый и в то же время очень простой и задушевный Композитор отражает обобщенный образ стихотворения, взяв в качестве «кодовой» фразы его название — «Вечерний звон» Изменения психологических состояний в следующих поэтических строфах в музыке никак не отражаются, а в тексте такие изменения есть

В хоровой обработке А Свешникова усилен мотив «звонов», причем наиболее трагичные строфы стихотворения опущены, подчеркнут повествовательно-элегический тон музыкального высказывания темп движения замедляется (размер — 3/2, самые «быстрые» длительности — четверти), что придает звучанию характер размышления, в звуковую картину внесены лирические краски, благодаря введению трехдольности В хоровом заключении после полнозвучного, «плотного» тонического аккорда звучит «соло» басов, уходящих по зву-

кам тонического арпеджио в глубокий низкий регистр, создающих эффект затихающих вдали колоколов

В романсе А Алябьева «Вечерний звон», напротив, сделан акцент на содержании второй и третьей строф стихотворения Козлова. «Вечерний звон» в трактовке композитора полностью трансформируется в звон погребальный. В своем элегически скорбном романсе композитор достигает особой сосредоточенности и глубины лирического чувства, создавая психологическое ощущение скованности и безысходной печали

Как видно из анализа трех музыкальных интерпретаций вышеназванных соавторов Козлова, все они по-разному подходили к тексту. первые две интерпретации основывались на лейтмотиве — звоне колокола (а именно — на звуках благовеста), третий, алябьевский вариант, строился на мотиве погребального перебора, и это, скорее, уже не романс, а погребальная песня Здесь уместно вспомнить о диалоге музыки и текста в романсе, при котором композитор выступает как соавтор, чутко реагирующий на движение поэтической мысли, отбирающий наиболее актуальные для своего мировосприятия подтексты лирического произведения.

В итоге мы приходим к заключению о том, что музыкальность лирики Козлова, привлекавшая внимание композиторов и музыкантов и являющаяся одной из значимых составляющих его творческой индивидуальности, формируется с помощью ряда специфических поэтических средств Образность часто строится на основании музыкального образа-фона, который, в свою очередь, создается как самой лексикой, так и фоническими приемами, изменением ритма и интонационно-синтаксического строения (фоновый образ колокольного звона—в «Вечернем звоне», шум и плескание волн—в «Новых стансах» и «Венецианской ночи») Поэт часто использует прием варьирования — обыгрывания сквозного мотива в разных строфах На этом зиждется «музыкальность» отрывка из поэмы «Невеста абидосская» («Любовник розы — соловей»), где центральный «звучащий» образ — пение соловья — предстает то в эмоциональном «мажоре», то в «миноре». В этом же отрывке Козлов использует прием графиче-

Бом, бом, бом„бом

ского выделения строф, обладающих семантической и интонационной завершенностью и единством сквозного мотива, тем самым предопределяя возможность их музыкальной интерпретации Наряду с этим поэт развивает и традиционные приемы напевной лирики использование повторов, параллелизмов, вопросительной и восклицательной интонации как одного из основных приемов мелодизации (отрывок из поэмы «Безумная»), рефренов («Сельская элегия») Кроме того, мы можем сделать вывод о том, что интонация в поэзии Козлова является не просто выразительным средством, сообщающим определенную экспрессию, эмоциональную окраску стихотворной речи, но и средством художественной изобразительности (см стихотворение «Вечерний звон» и др ), каковым она является и в музыкальном искусстве

Следует заметить, что музыкальная интонация — понятие многозначное, имеющее несколько значений, основными из которых являются музыкальное оформление образа и небольшой, относительно самостоятельный мелодический оборот Для романсовой поэзии Козлова актуальны оба значения Яркая, необычная образность слепого поэта, апеллирующая не только к зрению, но и к слуху читателя, настраивает на определенное музыкальное прочтение его текстов

В заключении диссертации подводятся итоги работы и делаются выводы по ключевым проблемам исследования Мы пытались рассмотреть творчество И.И. Козлова как поэта, представляющего религиозно-философское направление русского романтизма и разрабатывающего музыкальную мелодическую основу русского стиха Не отрицая биографического подхода, мы осуществили попытку представить поэзию не только в качестве проекции трагической судьбы автора, но как самодостаточный, способный к саморазвитию художественный феномен, органично вписывающийся в контекст поэтического любомудрия эпохи и в некоторых случаях предвосхищающий проблематику русской философско-религиозной мысли в ее высших достижениях (Б В Вышеславцев, С.Н Трубецкой, ПА Флоренский идр)

Говоря о музыкальном контексте романсовой поэзии Козлова, мы в целом не выходили за пределы XIX в Однако музыкальные интерпретации лирики в прошлом и начале нашего столетия не менее интересны и заслуживают особого разговора Также перспективной для будущих исследователей представляется тема традиций И И. Козлова в русской поэзии В качестве материала для сравнительно-сопоставительного анализа может быть привлечена не только поэзия Ф Тютчева, А Фета, но и С. Есенина, Н Заболоцкого, Н Рубцова и

др Бесспорно также, что поэтический мир оригинального поэта привлечет внимание исследователей и в связи с актуальными сейчас проблемами стиховедения

По теме диссертации автором опубликованы следующие работы:

Статьи в журналах, входящих в список ВАК

1 Пятаева, А В И И Козлов и поэзия русского любомудрия / А В Пятаева // Изв Волгогр гос пед ун-та Сер . Филологические науки — 2007. — № 2 (20) — С. 116—120 (0,3 п л )

Статьи и тезисы в сборниках материалов научных конференций

2 Пятаева, А В Христианские мотивы и образы в ранних стихотворных посланиях И И Козлова / А В Пятаева // Подготовка регентов и преподавателей церковно-певческих школ сб науч -метод материалов преп фак / ЦПУ прп Сергия Радонежского, отв. ред ТВ Волчанская. —Волгоград ВГАФК,2005. — С 41—45(0,3п л)

3 Пятаева, А В Заметки о романсовой поэзии И И Козлова в контексте ее музыкального прочтения /ИВ Иванцова, А В Пятаева // Подготовка регентов и преподавателей церковно-певческих школ сб науч -метод, материалов преп фак / ЦПУ прп Сергия Радонежского, отв ред ТВ Волчанская —Волгоград:ВГАФК,2005 —С 46—58 (0,2п л)

4 Пятаева, А В Религиозно-этический смысл экстремальной ситуации в поэме И.И Козлова «Чернец» / A.B. Пятаева // Человек в экстремальных условиях историко-психологические исследования материалы XVIII Междунар. науч конф Санкт-Петербург, 12— 13 дек, 2005 г в2ч /под ред С H Полторака —СПб Нестор, 2005, —Ч 2—С 109—112(0,3 п л)

5 Пятаева, А В. Анализ романсовой поэзии И.И Козлова в сопоставлении с музыкальной интерпретацией его произведений /ИВ Иванцова, А В Пятаева // Материалы Международной научно-практической конференции «Серебряковские чтения» — Волгоград. ВМИИ им П А Серебрякова, 2006 — Кн 2- История образования Проблемы педагогики — С 87—96 (0,6 п л ).

6 Пятаева, А В Эмоция страдания как доминанта душевной жизни лирического субъекта (по поэзии И И. Козлова) / А В Пятаева // Диалектика рационального и эмоционального в искусстве слова сб. науч ст к 60-летию A M Буланова —Волгоград Панорама, 2006 — С 124—129 (0,4 п л)

7. Пятаева, А В. Хаос и гармония в поэтическом мире Ивана Козлова / А.В Пятаева // Классические и неклассические модели мира в отечественной и зарубежной литературах- материалы Междунар. науч конф (Волгоград, 12—15 апр. 2006 г ) / Ин-т рус. лит. (Пушкинский Дом)РАН;ВолГУ —Волгоград Изд-воВолГУ,2006 —С.512—517 (0,4п л).

8 Пятаева, А В Мотивы и образы английского романтизма в поэзии И И. Козлова1 к проблеме байронизма / А В. Пятаева // Филологический поиск сб науч тр. — Волгоград Перемена, 2006 — Вып 5. —С. 192—197 (0,4 п л.)

9 Пятаева, А.В ХрисгианскийромантизмИванаКозлова/АВ Пятаева // Альманах современной науки и образования Языкознание и литературоведение в синхронии и диахронии, межвуз. сб науч трвЗч —Тамбов Грамота,2007 — Ч 1. —С. 233—235(0,2п л.).

10. Пятаева, A.B. Жанр сонета в поэзии И.И. Козлова / A.B. Пятаева// Гуманитарные исследования, журнал фундаментальных и прикладных исследований / гл. ред Г Г. Исаев — Астрахань Изд дом «Астраханский университет», 2007 — № 1 (21). — С. 38—42 (0,3 п. л.).

11 Пятаева, A.B. Агиографический канон в поэме И.И Козлова «Княгиня Наталья Борисовна Долгорукая» / А В Пятаева // Русская словесность в контексте современных интеграционных процессов, материалы Второй Междунар науч конф. г Волгоград, 24—26 апр 2007 г: в 2 т. — Волгоград Изд-во ВолГУ, 2007. — Т. 2 — С 107— 112 (0,4 п л.)

ПЯТАЕВА Анна Владимировна

ХУДОЖЕСТВЕННОЕ СВОЕОБРАЗИЕ ПОЭЗИИ ИВАНА КОЗЛОВА

Автореферат

Подписано к печати 29 08 2007 г. Формат 60x84/16 Печать офс Бум офс Гарнитура Times Уел печ л 1,4 Уч-изд л 1,5 Тираж 110 экз Заказ

ВГПУ Издательство «Перемена» Типография издательства «Перемена» 400131, Волгоград, пр им В И Ленина, 27

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Пятаева, Анна Владимировна

3

Глава I. Религиозно-философская направленность поэзии Ивана Козлова.14 1.1 .Поэзия И.И. Козлова в контексте русского любомудрия и западноевропейского романтизма.

1.1.1. И.И. Козлов и русская философская лирика 1820-1830-х гг.

1.1.2. Проблемы соотношения романтизма и христианства в творчестве И.И. Козлова.

1.2. Устойчивые образы и мотивы в поэзии И.И. Козлова: жизнь как море житейское, муж благочестивый, обетованная земля.

1.3. Иов-ситуация и способы её преодоления лирическим героем.

Глава 2. Поэзия И.И. Козлова в художественных взаимосвязях.

2.1. Творческий диалог И.И. Козлова и В.А. Жуковского: поэтические идеи и мотивно-образные комплексы {религия и поэзия, судьба и Промысел, грехопадение и покаяние).

2.2. Своеобразие переводческой деятельности И.И. Козлова.

Глава 3. Поэтика Ивана Козлова.

3.1. Жанровое своеобразие поэзии.

3.2. Поэзия И.И. Козлова в контексте музыкальных интерпретаций.

Введение диссертации2007 год, автореферат по филологии, Пятаева, Анна Владимировна

Поэзия Ивана Козлова - особая страница в истории отечественной словесности. Сначала его творчество восторженно принималось современниками, первые издания стихов расходились мгновенно. Однако после весьма неоднозначного отзыва В.Г. Белинского (Белинский 1978: III, 481-490) будто бы захлопнулась дверь, в которую долго не решались заглянуть литературоведы. Тем не менее научный интерес к творчеству поэта спорадически возникал. Поэтому можно утверждать, что правомерны полярные характеристики: Козлов - хрестоматийный поэт и Козлов -забытый поэт первой половины XIX в. Хрестоматийный - в прямом смысле слова: многие его стихотворения (конечно же, знаменитый «Вечерний звон», «Нас семеро», «Киев» и др.) вошли в хрестоматии и школьные учебники даже нынешнего XXI века. Однако не без оснований звучит и заявление современного литературоведа о том, что «забыта жизнь поэта, его двадцатилетняя борьба с недугом, - жизнь поучительная, мученическая в христианском смысле» (Афанасьев 2000: 85).

Но надо сказать, что интерес к творчеству Козлова и среди современников, и среди потомков как раз был обусловлен прежде всего трагичностью его судьбы (чему способствовало, в частности, предисловие к посмертному изданию стихотворений поэта, написанное В.А. Жуковским). Тем не менее одновременно с таким «биографическим» подходом возникла и не столь равнозначная тенденция протестовать против него. Так, H.A. Полевой иронически воспринимал современных ему журналистов, «вымаливающих» у читателей сочувствие к «поэту-страдальцу» (Полевой 1833:317-318).

Одна из первых попыток воссоздания биографии Козлова была предпринята К.Я. Гротом, благодаря чему мы имеем опубликованные отрывки из дневника поэта с комментариями исследователя, часть которого впоследствии утрачена. Также Грот опубликовал материалы к биографии Козлова (письма и записки друзей поэта (см.: Грот 1904)), но сама биография им написана не была. Попытки её создания предпринимали Н.В. Гербель (1873), А.И. Введенский (1892), К. Труш (1899), П. Борзаковский (1913), Н.М. Данилов (1914). Наиболее полное осмысление творческого пути Ивана Козлова, осуществлённое в художественно-документальном жанре, содержится в книге В.В. Афанасьева «Жизнь и лира» (Афанасьев 1977). Автором использован весь доступный архивный материал (с привлечением фондов Козлова в РГАЛИ, РНБ и др.), предпринята попытка воссоздания образа самого поэта, складывающегося как из его лирики, так и из воспоминаний современников. Подробная статья с многочисленными отсылками биографического плана содержится и в библиографическом словаре «Русские писатели» (Вацуро 1994: 5-8).

Как отмечалось, первые аналитические суждения о своеобразии художественного мира Козлова восходят к Белинскому. Так, высоко оценивая поэму «Чернец», критик отмечал в ней элементы откровенной подражательности Д.Г. Байрону, что позволяло ему говорить не столько о самом Козлове, сколько о разности натур английского и русского поэтов. Переводы «Невесты абидосской» того же Байрона, «Крымских сонетов» А. Мицкевича, как и «Сельского субботнего вечера в Шотландии» Р. Бёрнса, охарактеризованы скорее в негативном ключе. Несколько выше Белинский ставит мелкие «лирические пьесы» и отрывочные переводы Козлова, например, «Обворожение» из «Манфреда» Байрона и др. Называя Козлова «поэтом чувства» и подчёркивая мелодичность его стиха, критик делает вывод о том, что «муза Козлова охарактеризована вполне, так что больше о нём нечего сказать» (см.: Белинский 1978: III, 485).

Эту точку зрения оспаривал Ап. Григорьев, справедливо считая, что заслуга Козлова заключается «в оригинальном освоении чужого» (Григорьев 1922: 244), и призывая более пристально вглядеться в духовный мир поэта. Тем не менее аналитические суждения, принадлежащие H.A. Полевому,

П.А. Вяземскому, С.П. Шевырёву, A.B. Дружинину и др. в основном воспроизводили точку зрения Белинского: поэзия Козлова - не лишённое талантливости подражание Байрону: из-за «столкновения» его таланта с английским гением «скромная самостоятельность, начавшая было развиваться в русском поэте, внезапно остановилась в своём развитии» (Дружинин 1865: 93).

Впоследствии это мнение, хотя иногда и подвергалось сомнению (см.: Труш 1899), но всё же преобладало в критике XIX в. В XX столетии данный тезис занял доминирующее положение, подвергаясь корректировке лишь в частностях. Так, биографический подход с акцентом на байронизме находим в предисловии Ц. Вольпе, который пишет, что «чувство сострадания к судьбе слепого поэта, вызываемое его биографией и находящее основание в его поэзии, <.> порождалось тем образом поэта, который изображал сам Козлов в своих стихах. <. .> На формирование характера этого лирического образа поэта в творчестве Козлова решающее влияние оказывает поэзия Байрона» (Козлов 1936:21). Сходную позицию занимает E.H. Купреянова: « <.> проекция героя на житейскую судьбу автора и обратное преломление в образе лирического героя опоэтизированного авторского «я» вскрывает самую сущность художественного мировоззрения и метода Козлова» (Козлов 1948: 13). И.Д. Гликман в обстоятельной вступительной статье к «Полному собранию стихотворений» поэта (Козлов 1960: 5-51), не отрицая самобытности Козлова, плодотворности его переводческой деятельности, подчеркивая музыкальность поэтической интонации, в целом разделил позицию своих предшественников.

Таким образом, вышеназванные исследователи акцентируют субъективизм поэзии Козлова и определяющее влияние Байрона, подчёркивая при этом значимость психологической составляющей в его лирике. Ещё одной тенденцией в осмыслении поэзии Козлова следует считать выделение в его творчестве линии «созерцательного» «субъективного» романтизма Жуковского (см.: Козлов - одно «из переходных звеньев от Жуковского к Лермонтову» (Розанов 1925: 75) и др).

Несколько по-иному расставлены акценты в диссертационном исследовании Э.А. Веденяпиной «Романтизм И.И. Козлова» (1972), отстаивавшей мнение о связи поэзии Козлова с действительностью: «Основной целью Козлова было воспроизведение движений души человека в разные моменты его жизни, передача отношения к действительности, воспринимаемой не столько рассудком, сколько чувством. Объект изображения Козлова - чувство, различные оттенки которого он мастерски передаёт в своих произведениях. В соответствии с этим его творчество должно быть названо психологическим» (Веденяпина 1972: 6).

В.И. Сахаров, говоря об «элегическом психологизме» Козлова, вновь подчёркивает субъективизм его лирики, считая, что «элегическое воспоминание о собственной жизни становится центральным образом творчества поэта» (Козлов: 1979:12-13).

Одновременно с появлением диссертации Э.А. Веденяпиной канадский ученый Г. Баррат (Ваггай 0.11. 1972) в 1972 г. публикует на английском языке книгу о русском поэте, также уделяя внимание проблеме переводов Козлова из Байрона. Начиная с 70-х годов, кроме уже упоминавшейся нами книги В.В. Афанасьева, Козлову посвящались статьи, как правило, связанные с анализом его отдельных стихотворений (Б.О. Корман (1975), Т.С. Царькова (1985), Л.Г. Лейтон (1997)). Заметный вклад в зарубежную русистику внесла монография польского исследователя Ю. Малишевского «Творческая поэтика Ивана Козлова» (1984), в которой художественная позиция Козлова вписана в контекст европейского романтизма.

В последнее время наметилось заметное оживление интереса к поэту, вновь связанное с проблемами перевода. Так, в учебном пособии А.Н. Гиривенко «Из истории русского художественного перевода первой половины XIX в.» в одном из разделов переводам Козлова посвящены два параграфа («И.И. Козлов - поклонник Байрона: перевод, разрушающий стиль»; «Секреты вокального перевода: песни Козлова»), где говорится, что «весь массив его лирики исследован фрагментарно» и предлагается рассматривать переводы поэта с точки зрения их «очевидного стилистического несовпадения» со стилем переводимых им авторов (Гиривенко 2002: 97). В 2006 г. появляется диссертационное исследование В.Г. Мойсевича «И.И. Козлов - переводчик британских поэтов», в котором автор систематизирует поэтические переводы И.И. Козлова с английского языка и выполняет их комплексный сравнительный анализ, при этом вновь придерживаясь биографического подхода и подчёркивая определяющее влияние байронизма на творчество русского поэта. В диссертации Т.А. Яшиной «Творчество Томаса Мура в контексте литературного развития в России 1820-1830 г.г. XIX в.» (2007 г.), переводам Козлова из Т. Мура также посвящён отдельный параграф. Появляются и другие работы на данную тему (см.: Жаткин 2007:110-111).

Таким образом, можно сделать вывод: в современном литературоведении Иван Козлов воспринимается в значительной степени как переводчик и русский байронист, хотя и разрушающий стиль переводимых авторов. В итоге оригинальность поэта отодвигается на второй план.

Конечно же, не остались без внимания религиозные установки в мировоззрении и творчестве Козлова. Так, критики-символисты подчеркивали «религиозную воспитанность» его помыслов, выделяя образ «благочестивого прихожанина мира» (Айхенвальд 1994: 527).

E.H. Купреянова отмечала, что «тоска» Козлова умиротворена «чувством религиозного смирения» (Козлов 1948: XXIX). М.М. Дунаев, проецируя художественный мир поэта на общехристианские идеалы, приходит к выводу, что у Козлова «несомненно ощущается именно православное религиозное чувство, ошибиться в котором невозможно» (Дунаев 1996: 155). Однако подобные замечания единичны и в целом не определяют исследовательские стратегии.

Актуальность нашей работы заключается в преодолении сформировавшегося подхода к творчеству Козлова, обусловленного отношением к нему как к самому «биографическому» поэту первой половины XIX в., переводчику и «русскому байронисту». Для нас неприемлемо недостаточное внимание к художественному своеобразию его лирики, важнейшая составляющая которой сформировалась в процессе проекции поэтической системы на аксиомы христианского (православного) мировоззрения.

Объектом исследования является лирика Ивана Козлова в контексте отечественной поэтической культуры первых десятилетий XIX века.

Предмет рассмотрения - основные мотивно-образные комплексы поэзии Козлова, её идейно-тематическое содержание, художественные особенности в аспекте межвидовых связей (поэзия и музыка).

Материал диссертации составили лирические тексты Козлова в их многожанровости, его дневник, фрагменты переписки, мемуаристика, романсы русских композиторов XIX в. на стихи поэта. Мы использовали также материалы архивов И.И. Козлова и В.А. Жуковского, хранящиеся в РГАЛИ (ф. 250, ф. 198) и в рукописном отделе РЫБ (ф. 357, ф. 286).

Целью работы являются выявление и анализ устойчивых поэтических идей и мотивно-образных комплексов в лирике Козлова, а также характеристика структурно-поэтических особенностей его творчества как самодостаточного художественного феномена.

Данная цель предполагает решение следующих задач:

- включение творчества Козлова в контекст поэтического любомудрия 1820-1830-х гг. с привлечением как произведений русской философской лирики, так и западноевропейской романтической поэзии;

- анализ поэзии Козлова с точки зрения соотношения в ней элементов романтического метода и христианского мировоззрения; выявление лирических идей, образов и мотивов в их проекции на архетипы Священного Писания;

- рассмотрение идейно-художественных исканий поэта в контексте философского дискурса XX в., с учётом их разностадиальности в истории русской культуры;

- анализ механизмов жанровых трансформаций и взаимоотношения музыки и слова в лирике Козлова с целью описания специфических элементов стиля, обеспечивающих музыкальность поэтической интонации.

Методологической основой диссертации явились труды М.М. Бахтина о природе словесного искусства, а также работы, посвящённые проблеме «литература и христианство» (A.M. Буланов, М.М. Дунаев, И.А. Есаулов, JI.B. Жаравина, В.М. Жирмунский, Ф.З. Канунова, В.А. Котельников, В.А. Осанкина и др.); труды по теории лирики и стиховедению (Б.М. Гаспаров, Л.Я. Гинзбург, В.В. Кожинов, Ю.М. Лотман, Е.А. Маймин, Ю.В. Манн, Т.И. Сильман, Ю.Н. Тынянов, О.И. Федотов, В.Е. Холшевников, Б.М. Эйхенбаум и др.). Мы обращались также к разысканиям религиозных русских и зарубежных философов XX в. - Б.П. Вышеславцева, И.А. Ильина,

A. Мацейны, С.Н. Трубецкого, П.А. Флоренского, С.С. Хоружего и др. В качестве искусствоведческой базы доминировала ориентация на исследования по музыковедению и истории музыки Б.В. Асафьева (Глебова),

B.А. Васиной-Гроссман, А.И. Кандинского, И.В. Степановой и др.

В работе мы опирались на сравнительно-сопоставительный, историко-типологический, структурно-функциональный методы, обращаясь также к герменевтическому подходу в анализе художественных текстов.

Научная новизна исследования заключается в том, что впервые выявлен и охарактеризован мотивно-образный комплекс лирики Козлова, ориентированный на Священное Писание; дан целостный анализ стихотворений поэта романсового типа, которые интерпретируются во взаимосвязи с их музыкальным прочтением; раскрыт механизм жанровых и межвидовых модификаций поэтического слова.

Теоретическая значимость работы состоит в реализации на конкретном историко-литературном материале новых возможностей интерпретации лирических произведений через обращение к смежным видам искусства, а также в осуществлении комплексного анализа поэтических текстов, совмещающего идейно-смысловой, биографический и собственно художественный аспекты.

Практическая значимость диссертации обусловлена возможностью использования ее материалов в учебном процессе при изучении поэтических традиций XIX в., в лекционных курсах и семинарах по теории и истории перевода в России.

Положения, выносимые на защиту:

1. Поэзия Козлова при безусловной установке на психологизм органично вписывается в поэтическое любомудрие романтической эпохи, что подтверждается наличием сквозных тем, идей и мотивов религиозно-философского плана. Идейно-художественное содержание и проблематика поэзии Козлова может быть рассмотрена как в контексте теории и практики отечественного романтизма, так и в проекции на некоторые установки восточной патристики (в том числе исихазма), что, в свою очередь, выводит на религиозно-философский дискурс XX века (идея «соборности личного сознания» С.Н. Трубецкого).

2. В лирике Козлова выделяются устойчивые мотивно-образные комплексы (жизнь как море житейское, обетованная земля, муж благочестивый), по своему семантическому наполнению и поэтическим особенностям восходящие к библейской образности и стилистике и нередко вступающие в противоречие с идеологией и поэтикой романтизма. Поэтические архетипы, генетически связанные с текстами Ветхого Завета, скорректированы автором в свете новозаветных идеалов и также могут быть включены в ментальную парадигму прошлого столетия: Иов-ситуация, дружба с Богом, состояние творческого восторга (синергии) и др.

В переводческой деятельности Козлов придерживался принципа «погружения в текст» и производил отбор материала, исходя из религиозно-философской направленности оригинала и возможности его «музыкального оформления». При всем пиетете к творчеству Байрона Козлов преодолевает индивидуализм и негативизм байронизма, частично становясь на позиции «русского лейкиста». Апологии страстей в романтизме байронического типа у Козлова противостоит идея духовной брани со страстями, связанная с учением Св. Отцов Церкви.

Жанровые трансформации в поэзии Козлова связаны с его религиозным мировоззрением. Так, сонет, будучи для Козлова сакральной формой общения с Высшим Началом, органично переходит в жанр дружеского послания (Бог - Друг). Дружеское стихотворное послание, в свою очередь, трансформируется в произведение молитвенного жанра. В лирике Козлова встречаются также произведения полижанровой природы, ориентированные на традиции литургической поэзии и древнерусской словесности (акафистные вставки в стихотворных молитвах, агиографический канон в поэме и др.). Трансформация жанровых форм в творчестве поэта связана и с обращением к музыке как к особому виду искусства (жанр каприччио). В поэзии Козлова содержится ряд структурно-поэтических особенностей (интонационно-ритмических, синтаксических, фонических, графических т.д.), максимально обеспечивающих возможность их музыкальной интерпретации. Стихотворная интонация для Козлова - не только средство выразительности передачи экспрессии, настроения), но и средство изобразительности (создания образа), каковым она является и в музыкальном искусстве. Новый подход к изучению романсовой лирики поэта через обращение к смежным видам искусства, а именно к музыкальному контексту, открывает новые возможности для интерпретации стихотворных источников и помогает определить «музыкальные» возможности поэтического слова, которое становится словом поющимся.

Апробация результатов исследования. Материалы исследования были изложены в докладах на IX Региональной конференции молодых исследователей Волгоградской области (Волгоград, 9-12 ноября 2004 г.), Международной научно-практической конференции «Серебряковские чтения» (Волгоград, 1-3 февраля 2005 г.), III международной научной конференции «Рациональное и эмоциональное в литературе и фольклоре» (Волгоград, 20-30 сентября 2005 г.), X Региональной конференции молодых исследователей Волгоградской области (Волгоград, 9-12 ноября 2005 г.), XVIII Международной научной конференции «Человек в экстремальных условиях: историко-психологические исследования» (Санкт-Петербург, 12-13 декабря 2005 г), Международной научной конференции «Классические и неклассические модели мира в отечественной и зарубежной литературах» (Волгоград, 12-15 апреля 2006 г.),У1-х Международных чтениях, посвященных братьям Киреевским (Калуга - Оптина пустынь, 22-24 мая 2006 г.), II Международной конференции «Русская словесность в контексте современных интеграционных процессов» (Волгоград, 24-26 апреля 2007 г.).

Структура работы определяется поставленной целью и задачами. Диссертация состоит из введения, трёх глав, заключения, списка используемой литературы и приложения. В качестве последнего предложены нотные тексты романсов русских композиторов XIX в. на стихи И. Козлова,

Список научной литературыПятаева, Анна Владимировна, диссертация по теме "Русская литература"

1. Козлов, И.И. Три поэмы И. Козлова / И.И. Козлов. - Спб.: Изд-во Суворина, 1889.

2. Козлов, И.И. Стихотворения И.И. Козлова / И.И. Козлов. Изд-е испр. и доп. Аре. И. Введенским. - Спб.: Издание А.Ф. Маркса, 1892. -344 с.

3. Козлов, И.И. Дневник / И.И. Козлов; публ., вступ. ст. и комментарии К.Я. Грота. Спб., 1906. - 31 с.

4. Козлов И.И. / сост. и изд. П. Борзаковский. Одесса, 1913.

5. Козлов, И.И. Стихотворения / И. Козлов, А. Подолинский; вступ. ст., ред. и прим. Ц. Вольпе и Е. Купреяновой. Л.: Сов. писатель, 1936.-258 с.

6. Козлов, И.И. Стихотворения / И.И. Козлов; вступ. ст., прим. и редакция E.H. Купреяновой. Л.: Сов. писатель, 1948. - 196 с.

7. Козлов, И.И. Стихотворения / И.И. Козлов; вступ. ст., подготовка текста и прим. И.Д. Гликмана. Л.: Сов. писатель, 1956. - 348 с.

8. Козлов, И.И. Полное собрание стихотворений / И.И. Козлов; вступ. ст., подготовка текста и прим. И.Д. Гликмана. Л.: Сов. писатель, 1960. - 507 с.

9. Козлов, И.И. Иван Козлов. Стихотворения / И.И. Козлов; вступ. \ ст. В.И. Сахарова. М.: Сов. Россия, 1979. - 176 с.

10. Акафистник. М.: Даниловский благовестник, 1995. - 544 с.

11. Английская поэзия в русских переводах. М.: Прогресс, 1981. — 686 с.

12. Байрон, Д.Г. Собрание сочинений: В 4 т. / Д.Г. Байрон; сост. и общ. ред. Р.Ф. Усмановой. М.: Правда, 1981. - 4 т.

13. Баратынский, Е.А. Стихотворения и поэмы / Е.А. Баратынский; ред. Ч. Залилова, предисл. К.В. Пигарева. М.: Худ литература, 1971. -399 с.

14. Батюшков, К.Н. Стихотворения / К.Н. Батюшков. М.: Художественная литература, 1987. - 319 с.

15. Библия. Книги священного Ветхого и Нового Завета.- М.: Российское библейское общество, 1994.

16. Веневитинов, Д.В. Избранное / Д.В. Веневитинов.- М.: Гослитиздат, 1956. 259 с.

17. Гоголь, Н.В. Полное собрание сочинений: В 9 т. Т.7 / Н.В. Гоголь; сост. и коммент. В.А. Ворпопаева, И.А. Виноградова. М.: Русская книга, 1994.-624 с.

18. Грот, К .Я. Жуковский и А.И. Козлова / К.Я. Грот // Русский архив.- 1904.-Кн.1.-С. 283-285.

19. Грот, К.Я. К биографии поэта И.И. Козлова: материалы к биографиям русских писателей / К.Я.Грот. Спб., 1904.

20. Дамаскин, И. (Св. Иоанн Дамаскин) Точное изложение православной веры / И. Дамаскин. М.: Типография Российского ун-та Дружбы народов, 1992. - 164 с.

21. Дамаскин, Пётр. Творения преподобного Петра Дамаскина / П. Дамаскин. Репринт, изд. - М., 1993.

22. Державин, Г.Р. Сочинения: В 7 т. Т.З / Г.Р. Державин; с объяснит.прим. и предисл. Я. К. Грота. Спб.: Импер. АН, 1871. - 642 с.

23. Достоевский, Ф.М. Полное собрание сочинений: В 30 т. /Ф.М. Достоевский; АН СССР, Ин-т русской литературы (Пушкинский дом).-Д.: Наука, 1972-1988. Т.6.-1973.-423 с. Т. 14.-1976.-510 с.

24. Жихарев, С.П. Записки современника: воспоминания старого театрала: В 2 т. / С.П. Жихарев; коммент. JI.H. Киселёвой. Л.: Искусство, 1989. - 2 т.

25. Жуковский, В.А. Полное собрание сочинений: В 12 т. Т.12 / В.А. Жуковский; под ред. A.C. Архангельского. СПб.: Изд-воA.Ф. Маркса, 1902 г.

26. Жуковский, В.А. Собрание сочинений: В 4 т. / В.А. Жуковский. -M.-JL: Художественная литература, 1959-1960.- 4 т.

27. Итальянская поэзия XIII-XIX вв. в русских переводах / сост. и послесл. Р. Дубровкина, комментарии А. Топоровой. М: Радуга, 1992. -815 с.

28. Кошелев, А.И. Записки (1812-1883 гг.) / А.И. Кошелев. Berlin: В. Behr's Verlag (Е. Bock), 1884. - 272 с.

29. Лермонтов, М. Ю. Собрание сочинений: В 4 т. / М.Ю. Лермонтов; под общ. ред. И.Л. Андроникова. М.: Гослитиздат, 1957-1958. - 4 т.

30. Немецкая романтическая повесть: В 2 т. / вступ. ст. и коммент. Н.Я. Берковского. М.-Л.: Academia, 1935. - 2 т.

31. Палама, Григорий Триады в защиту священно-безмолвствующих / Г. Палама; пер., поел, и комментарииB. Вениаминова. -М.: Канон, 1995. 384 с.

32. Песни и романсы русских поэтов / вступ. ст. А. Пятковской. -М.: Терра, 2000.

33. Песни и романсы русских поэтов / вступ. ст. В.Е. Гусева. М.-Л.: Сов. писатель, 1963. - 1120 с.

34. Православный молитвослов. Спб.: Сатисъ, 1994.

35. Пророк: Библейские мотивы в русской поэзии / ред. Е.В. Витковский, M.JI. Гаспаров и др. М.: Фолио, 2001.-416 с.

36. Пространный христианский катехизис Православной Кафолической восточной Церкви. Репринт, воспроизведение изд. 1909. - Leipzig, 1989 г.-164 с.

37. Пушкин, A.C. Полное собрание сочинений: В 19 т. /A.C. Пушкин. Репринт, воспроизведение с изд. 1937-1959 гг. - М.: Воскресенье, 1994-1997. - 19 т.

38. Русский сонет. Сонеты русских поэтов XVIII-XIX вв. / сост., послесл. и прим. B.C. Совалина. М.: Моск. рабочий, 1983. - 557 с.

39. Рылеев, К.Ф. Полное собрание стихотворений / К.Ф. Рылеев. -JL: Сов. писатель, 1971.-480 с.

40. Святые отцы о молитве и трезвении Электрон, ресурс.- Режим доступа: http://www.klikovo.ru/db/book/msg/8366.- Загл. с экрана.

41. Старец Силуан: жизнь и поучения / сост. В.А. Запорожец.- М.: Воскресенье, 1991.- 463 с. (Духовное чтение).

42. Толковая Псалтырь Евфимия Зигабена, изъяснённая по святоотеческим толкованиям. Репринт, воспроизведение с изд. 1882 г.- М.: Изд-во Донского монастыря при уч. ассоциации «Танаис», 1993. -420 с.

43. Тютчев, Ф.И. Собрание сочинений: В 2 т / Ф.И.Тютчев; общ. ред. К.В. Пигарева; сост. и подготовка текста A.A. Николаева. М.: Правда, 1980.-2 т.

44. Феодор Студит (Преподобный) Огласительные поучения и завещание / Ф. Студит. Репринт, воспроизведение с изд. 1896 г. - М.: Изд-во Моск. подворья Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, 1998. - 342 с.

45. Фонд В.А. Жуковского: РГАЛИ. Ф. № 198.

46. Фонд В.А. Жуковского: ОР РНБ. Ф. № 286.

47. Фонд И.И. Козлова: РГАЛИ. Ф. № 250.

48. Фонд И.И. Козлова: ОР РНБ. Ф. № 357.

49. Фонд кн. Вяземских: РГАЛИ. Ф. № 195. On. 1. Ед. хр. 1100.

50. Французская элегия XVIII-XIX вв. в переводах поэтов пушкинской поры / сост. В.Э. Вацуро; всуп. ст. В.Э. Вацуро, В.А. Мильчиной. М.: Радуга, 1989. - 686 с.

51. Хомутов, A.C. Из бумаг поэта Козлова / A.C. Хомутов // Русский Архив.- 1886.- Кн.1. С. 177-200.

52. Хомяков, A.C. Стихотворения и драмы / A.C. Хомяков; вступ. ст., подготовка текста и прим. Б.Ф. Егорова. Л.: Сов. писатель, 1969. -595 с.

53. Хрестоматия для всех. Русская поэзия в биографиях и образцах / сост. Н.В. Гербель. Спб.: Типография Импер. АН, 1873. -704 с.

54. Цветник духовный. Назидательные мысли и добрые советы, выбранные из творений мужей мудрых и святых: В 2 ч. Репринт, воспроизведение изд. 1909 г. -М.: Паломник, 1991.Ч. 1-254 с. Ч. 2-240 с.

55. Час молитвы: Библейские мотивы в русской поэзии / ред. Е.В. Витковский, М.Л. Гаспаров и др. М.: Фолио, 2001. - 432 с.

56. Шатобриан, Ф.-Р. де. Атала Рене / Ф.-Р. де Шатобриан. М.: Камея, 1992.-96 с.58. «Я связь миров.»: философская лирика русских поэтов XVIII -нач. XIX в. / вступ. ст. и коммент. В.М. Фалеева. - М.: Правда, 1989. -461 с.

57. Moore, Т. The poetical works of Thomas Moore / T. Moore; Edited by W.W. Rossetti. London s.a..Критика, эстетика, литературоведение

58. Азбукина, A.B. Семантические различия в использовании образа соловья в поэзии первой пол. XIX в.: эмблема и символ / A.B. Азбукина // Сопоставительная филология и полилингвизм. Казань: КГУ, 2003. -С. 205-214.

59. Айхенвальд, Ю.И. Силуэты русских писателей / Ю.И. Айхенвальд. -М.: Республика, 1994. 532с.

60. Алексеев, М.П. Русско-английские литературные связи / М.П. Алексеев // Литературное наследство. 1982. - Т. 91. - С. 34-88.

61. Алексеев, М.П. Томас Мур, его русские собеседники и корреспонденты / М.П. Алексеев // Международные связи русской литературы. М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1963. - С. 242- 290.

62. Амброс, А. Границы музыки и поэзии: этюд из области музыкальной эстетики / А. Амброс. Спб.-М.: В. Бессель и К, 1889. -144 с.

63. Анализ вокальных произведений / отв. ред. О.П. Колповский. Л.: Музыка, 1988.-352 с.

64. Анализ одного стихотворения / под ред. В.Е. Холшевникова.- Л.: Изд-во ЛГУ, 1985.-248 с.

65. Антипов, В.В. Психологическая адаптация к экстремальным ситуациям / В.В. Антипов. М.: Владос-Пресс, 2004. - 173 с.

66. Асафьев, Б.В. Речевая интонация / Б.В. Асафьев; ред., вступ. ст. и коммент. Е.М. Орловой. М.-Л.: Музыка, 1965. - 136 с.

67. Асафьев, Б.В. (Глебов И.) Русская поэзия в русской музыке / Б.В. Асафьев. Пг.: Петроградская гос. академ. филармония, 1922.

68. Асафьев, Б.В. Музыкальная форма как процесс / Б.В.Асафьев. Л.:Музыка, 1971.-376 с.

69. Афанасьев, В.В. Жизнь и лира: худож.-документ. книга о поэте Козлове / В.В. Афанасьев.- М.: Детская литература, 1977. 190 с.

70. Афанасьев, В.В. «Услышь, Христос, моё моленье.»: Иван Иванович Козлов (1779-1840) / В.В. Афанасьев // Православная беседа. 1992. -№ 1.-С. 38-39.

71. Афанасьев, В.В. Жизнь и лира / В.В. Афанасьев // Лит. учёба. -2000.-Кн. 4.-С. 84-90.

72. Барская, H.A. Сюжеты и образы древнерусской живописи / H.A. Барская. М.: Просвещение, 1993. - 223 с.

73. Бахтин, М.М. Эстетика словесного творчества / М.М. Бахтин; сост. С.Г. Бочаров; примеч. С.С. Аверинцева, С.Г. Бочарова. 2-е изд. -М.: Искусство, 1986. - 444 с.

74. Белинский, В.Г. Собрание сочинений: В 9 т. / В.Г. Белинский. -М.: Худ. литература, 1976-1982.Т. 2.-1977.-631 с. Т. 3.- 1978.-614 с.

75. Берковский, Н. Я. Романтизм в Германии / Н.Я. Берковский. -Спб.: Азбука-классика, 2001.-510 с.

76. Бехер, И.-Р. Философия сонета, или малое наставление по сонету / И.-Р. Бехер // Бехер И.-Р. О литературе и искусстве / вступ. ст. Т. Мотылёвой. М.: Худ. литература, 1981. - С. 410-431.

77. Борев, Ю.Б. Интонация как средство художественного общения / Ю.Б. Борев, Т.Я. Радионова // Контекст-1982: литературно-теоретические исследования. М.: Наука, 1983. - С. 224-244.

78. Брянчанинов, И. Творения святителя Игнатия Брянчанинова: В 7 т. Т. 1. / И. Брянчанинов. Репринт воспроизведение с изд. 1886 г. -М.: изд. Донского монастыря и изд-ва «Правило Веры», 1993.

79. Буланов, A.M. «Ум» и «сердце» в русской классике: соотношение рационального и эмоционального в творчестве А.И. Гончарова,Ф.М. Достоевского, JI.H. Толстого / A.M. Буланов; под ред М.Т. Панеева. Саратов: Изд-во Саратовского гос. ун-та, 1992. - 157 с.

80. Васина-Гроссман, В.А. Музыка и поэтическое слово. Ч. 1. Ритмика / В.А. Васина-Гроссман. М.: Музыка, 1972. - 150 с.

81. Васина-Гроссман, В.А. Музыка и поэтическое слово. 4.2. Интонация. Ч. 3. Композиция / В.А. Васина-Гроссман. М.: Музыка, 1978.-368 с.

82. Вацуро, В.Э. Козлов И.И. / В.Э. Вацуро // Русские писатели (1800-1917): биогр. словарь. Ч.З: К-М / гл. ред. П.А. Николаев. М.: Большая Рос. Энцикл., 1994. - С. 5-8.

83. Вацуро, В.Э. Русский спиритуалистический сонет романтической эпохи: из сонетного творчества И.И. Козлова / В.Э. Вацуро // Звезда. 2000. -№ 11. - С. 150-154.

84. Веденяпина, Э.А. Мастерство Козлова-переводчика (особенности стиля) / Э.А. Веденяпина // Метод, мировоззрение и стиль в русской литературе XIX в. М.: Русский язык, 1988. - С.26-33.

85. Веденяпина, Э.А. О типологической структуре образа героя русской романтической поэмы 20-30 г.г. XIX в. / Э.А.Веденяпина // Вестник МГУ.- 1972.- №1.- С. 22-31.

86. Веденяпина, Э.А. Романтизм Козлова: дис. . канд. филол. наук. / Э.А. Веденяпина. М., 1972.

87. Веденяпина, Э.А. Романтический герой в поэмах Козлова / Э.А. Веденяпина // О традициях и новаторстве в литературе и устном народном творчестве. Уфа: Изд-во Башкирского гос. ун-та, 1972. -(Ученые записки башкирского ГУ; Вып.51). - С. 54-59.

88. Веселовский, А.Н. В.А. Жуковский: поэзия чувств и «сердечного воображения» / А.Н. Веселовский. Спб.: Тип. Ипер. АН, 1904. - 546 с.

89. Вышеславцев, Б.П. Образ Божий в существе человека /Б.П. Вышеславцев // Русская религиозная антропология: антология: В 2 т. Т. 2 / сост., общ. ред. и предисл. Н.К. Гаврюшина. М.: Московская духовная акад.: Моск. филос. фонд, 1997. - С. 380-400.

90. Вышеславцев, Б.П. Этика преображённого эроса / Б.П. Вышеславцев; втсуп. ст, сост. и коммент. В.В. Сапова. М.: Республика, 1994.-368 с.

91. Габитова, P.M. Философия немецкого романтизма / P.M. Габитова. М.: Наука, 1989. - 159 с.

92. Гаспаров, М.Л. Метр и смысл: об одном из механизмов культурной памяти / М.Л. Гаспаров. М.: Изд-во РГТУ, 2000. - 289 с.

93. Гаспаров, М.Л. О русской поэзии: анализы, интерпретации, характеристики / М.Л. Гаспаров. Спб.: Азбука, 2001. - 480 с.

94. Гаспаров, М.Л. Очерк истории европейского стиха / М.Л. Гаспаров . М.: Наука, 1989. - 302 с.

95. Гаспаров, М.Л. Очерк истории русского стиха / М.Л. Гаспаров. -М.: Фортуна Лимитед, 2000. 351 с.

96. Гачев, Г.Д. Содержательность художественных форм. Эпос. Лирика. Театр / Г.Д. Гачев. М.: Просвещение, 1968. - 303 с.

97. Герасимов, К.С. Диалектика канонов сонета / К.С. Герасимов // Гармония противоположностей. Аспекты теории и истории сонета / ред. O.A. Баханидзе. Тбилиси: Изд-во Тбилис. гос. ун-та: Изд-во Тбилис. гос. пед. ин-та ин. яз., 1985. С. 20-47.

98. Гинзбург, Л.Я. О литературном герое / Л.Я. Гинзбург. Л.: Сов. писатель, 1979.-221 с.

99. Гинзбург, Л.Я. О лирике / Л.Я.Гинзбург.- М.: Интрада, 1997.415 с.

100. Гинзбург, Л.Я. Частное и общее в лирических стихах /JI.Я. Гинзбург // Вопр. литературы. 1981. - № 10. - С. 152-176.

101. Гиривенко, А.Н. Из истории русского художественного перевода первой половины XIX в.: эпоха романтизма / А.Н. Гиривенко. М: Флинта; Наука, 2002. - 280 с.

102. Гончаренко, С.Ф. К вопросу о поэтическом переводе / С.Ф. Гончаренко //Тетради переводчика. Вып. 9. М.: Высшая школа, 1972.- С. 81-91.

103. Горохова, P.M. «Напев торкватовых октав.» / Р.М.Горохова // Русская литература и зарубежное искусство. Л.: Наука, 1986. С. 100135.

104. Грановская, Н.И. «Недаром тёмною стезёй я проходил пустыню мира.» / Н.И.Грановская // Христианская культура. Пушкинская эпоха: по материалам традиционных христианских пушкинских чтений. Спб.: С.-Петерб. Центр правосл. культуры, 1996. С. 33-36.

105. Граудина, Л.К. «В молитве тёплой я излился.». О стихотворной «молитве» послепушкинской поэзии XIX в. / Л.К. Граудина // Рус. речь.- 2007. № 1. - С. 17-24.

106. Грехнёв, В.А. Лирика Пушкина. О поэтике жанров / В.А. Грехнев. Горький: Волго- Вятское кн. изд-во, 1985. - 239 с.

107. Гречаная, Е.П. Католический аспект двух стихотворений A.C. Пушкина / Е.П. Гречаная // Мир романтизма: материалы междунар. науч. конф. / отв. ред. И.В. Карташов. Тверь: Изд. Тверского гос. ун-та, 1999.- Вып. 1(25).-С. 153-160.

108. Григорьев, А. Стихотворения Ивана Козлова / А. Григорьев // Sertum Bibliologicum в честь проф. А.И. Малеина. Пг., 1922. - С.242-248.

109. Гринбаум, О.Н. Гармония строфического ритма в эстетико-формальном измерении / О.Н. Гринбаум. Спб.: Изд. СПб. ун-та, 2000. -158 с.

110. Гудзий, Н.К. Козлов переводчик Мицкевича: «Sonetykrymskie» Мицкевича в переводе Козлова / Н.К. Гудзий // Изв. «Таврической учёной архивной комиссии». 1919. - № 57. - С. 3-36.

111. Гуревич, А.Я. Категории средневековой культуры /A.Я. Гуревич. М.: Искусство, 1972. - 318 с.

112. Гуроян, В. Воплощённая любовь: очерки православной этики /B. Гуроян. М.: Библейско-богословский ин-т св. апостола Андрея, 2003.-268 с.

113. Данилов, Н.М. Иван Иванович Козлов / Н.М. Данилов. Пг.: Типография Импер. АН, 1914.-61 с.

114. Данилов, Н.М. Материалы для Полного собрания сочинений Козлова / Н.М. Данилов . Пг.: Типография Ипер. АН, 1915. - 45 с.

115. Додонов, Б.И. Эмоция как ценность/Б.И. До донов.-М.: Политиздат, 1978.- 272 с.

116. Додонов, Б.И. В мире эмоций / Б.И. Додонов. Киев: Политиздат Украины, 1987. - 139 с.

117. Дружинин, A.B. Полное собрание сочинений Ивана Козлова / A.B. Дружинин. // Дружинин, A.B. Сочинения. Т.7 / A.B. Дружинин. -Спб.: Типография Имер. АН, 1865. С. 82-97.

118. Дунаев, М.М. Православие и русская литература: В 6 т. Т. 1 / М.М. Дунаев. М.: Христианская литература, 1996. - 320 с.

119. Дьяконова, Н.Я. К вопросу об эстетических взглядах Колриджа и Вордсворта: из истории романтизма в Англии / Н.Я. Дьяконова // Филологические науки. 1967. - №4.- С. 24-36.

120. Дьяконова, Н.Я. Английский романтизм: проблемы эстетики / Н.Я. Дьяконова. М.: Наука, 1978. - 208 с.

121. Есаулов, И.А. Категория соборности в русской литературе / И.А. Есаулов. Петрозаводск: Изд-во Петрозаводского ун-та, 1995. -287 с.

122. Жан-Поль Приготовительная школа эстетики / Жан-Поль; вступ. ст., сост., пер. и коммент. Ал. В. Михайлова. М.: Искусство, 1981.-448 с.

123. Жаравина, JI.B. A.C. Пушкин, М.Ю. Лермонтов, Н.В. Гоголь: философско-религиозные аспекты литературного развития 1830-1840-х годов / Л.В. Жаравина. Волгоград: Перемена, 1996. - 215 с.

124. Жаравина, Л.В. От Пушкина до Шаламова: русская литература в духовном измерении: монография / Л.В. Жаравина; ВГПУ. -Волгоград: Перемена, 2003. 249 с.

125. Жирмунский, В.М. Теория стиха / В.М. Жирмунский. Л.: Сов. писатель, 1975. - 664 с.

126. Жирмунский, В.М. Поэтика русской поэзии / В.М. Жирмунский; АН СССР, отд. лит. и яз. Л.: Изд-во ЛГУ, 1989. -261с.

127. Жирмунский, В.М. Байрон и Пушкин. Пушкин и западные литературы / В.М. Жирмунский. Л.: Наука, 1978. - 423 с.

128. Жирмунский, В.М. Немецкий романтизм и современная мистика / В.М. Жирмунский. Спб.: Axioma, 1996. - 230 с.

129. Жуковский, В.А. В.А. Жуковский-критик. / В.А. Жуковский; сост., вступ. ст. и коммент. Ю.М. Прозорова. М.: Сов. Россия, 1985. -320 с.

130. Жуковский, В.А. О стихотворениях И.И. Козлова /В.А. Жуковский // Жуковский В.А. В.А. Жуковский-критик. М.: Сов. Россия, 1985. -С. 168-171 .

131. Заборов, П.Р. Шарль Мильвуа в русских переводах и подражаниях первой трети XIX в. / П.Р. Заборов // Взаимосвязи русской и зарубежных литератур. Л.: Наука, 1983.-С. 100-128.

132. Завьялова, Е.Е. О неканонических жанрах в лирике /Е.Е. Завьялова // Русская словесность в контексте современных интеграционных процессов: материалы II Междунар. науч. конф. В 2 т. Т.2 Волгоград: Изд-во Волгоградского гос. ун-та, 2007. - С. 47-52.

133. Звозников, A.A. Гуманизм и христианство в русской литературе XIX в / A.A. Звозников. Минск: Изд-во ЕГУ, 2001. - 212 с.

134. Иванов, Г.К. Русская поэзия в отечественной музыке (до 1917г.): справочник. Вып. 1 / Г.К. Иванов; вступ. ст. Т.Н. Ливановой. М.: Музыка, 1966. - 437 с.

135. Изард, К.Э. Эмоции человека / К.Э. Изард. М.: Изд-во МГУ, 1980.-439 с.

136. Ильин, В.Н. Эстетический и богословско-литургический смысл колокольного звона / В.Н. Ильин // Музыка колоколов: сб. исследований и материалов / отв. ред. А.Б. Никаноров. Спб.: РИИИ, 1999.-С. 228-232.

137. Ильин И.А. Путь к очевидности / И.А. Ильин; сост. П.В. Алексеева и В.И. Кураева. М.: Республика, 1993. - 431 с.

138. Ильин, И.А. Собрание сочинений: В 10 т. Т. 6, кн. 2 / И.А. Ильин. -М.: Русская книга, 1996.

139. История западноевропейской литературы: Англия / СПб. ун-т, филол. фак-т; под ред. Л.В. Сидорченко, И.И. Буровой. М.: Академия, 2004. - 541 с.

140. История русской музыки: Учебник. Вып. 1 / Келдыш Ю.В., Левашова O.E. / под общей редакцией А.И. Кандинского. М.: Музыка, 1990.-431 с.

141. Исупов, К. Франциск из Ассизи в памяти русской литературно-философской культуры / К. Исупов // Вопросы литературы. 2006. -№6.-С. 60-88.

142. Калугина, B.JI. Две «молитвы» / B.JI. Калугина // Пушкинская эпоха и христианская культура: по материалам традиционных Христианских Пушкинских чтений. Спб: С.-Петерб. Центр правосл. культуры. - 1993. - Вып. 3. - С. 19-23.

143. Каменский, З.А. Московский кружок любомудров / З.А. Каменский. М.: Наука, 1980. - 327 с.

144. Кандинский, А.И. История русской музыки. Т. 2, кн. 1 /A.И. Кандинский. -М.: Музыка, 1979.-278 с.

145. Кант, И. Сочинения: В 6 т. Т. 3 / И. Кант; под общ. ред.B.Ф. Асмуса. М.: Мысль, 1964. - 799 с.

146. Канунова, Ф.З. Нравственно-эстетические искания русских романтиков и религия (1820-40-е гг.) / Ф.З. Канунова, И.А. Айзикова. -Новосибирск: Сибирский хронограф, 2001. 302 с.

147. Карташова, И.В. Романтизм и христианство / И.В. Карташова, JI.E. Семенов // Русская литература XIX в. и христианство / под общ. ред. В.И. Кулешова. М.: Изд. Моск. ун-та, 1997. - 383 с. - С. 103-111.

148. Касаткина, В.Н. Христианские идеи и настроения в переписке В.А. Жуковского с А.П. Киреевской / В.Н. Касаткина // Русская литература XIX в. и христианство. М.: Изд-во Моск.ун-та, 1997. - С. 217-224.

149. Киреевский, И.В. О характере просвещения Европы и о его отношении к просвещению России / И.В. Киреевский // КиреевскийИ.В. Избранные статьи / И.В. Киреевский; сост., вступ. ст. и коммент.B.А. Котельникова.-М.: Современник, 1984.- С. 199-238.

150. Ковтунова, И.И. Поэтический синтаксис / И.И. Ковтунова; отв. ред. Н.Ю. Шведова. -М.: Наука, 1986. 205 с.

151. Кожинов, В.В. Как пишут стихи. О законах поэтического творчества / В.В. Кожинов. М.: Просвещение, 1970. - 239 с.

152. Кожинов, В.В. Книга о русской лирической поэзии XIX века: развитие стиля и жанра / В.В. Кожинов. М.: Современник, 1978. -303 с.

153. Кольридж, С.Т. Biografhia Literaria / С.Т. Кольридж // КольриджC.Т. Избранные труды / С.Т.Кольридж ; сост. В.М. Герман, вступ. ст. Н.Я. Дьяконовой, Г.В. Яковлевой. М.: Искусство, 1987. - С. 38-185.

154. Корман, Б.О. Авторское сознание в лирической системе И.И. Козлова: из истории русского романтизма / Б.О. Корман // Филологические науки. 1975. - № 4. - С. 35-46.

155. Котельников, В.А. «Покой» в религиозно-философских и художественных комплексах / В.А. Котельников//Рус. лит.-1994 а. -№ 1.-С. 3-41.

156. Котельников, В.А. Восточнохристианская аскетика на русской почве / В.А.Котельников // Христианство и русская литература. Спб.: Наука, 1994 б. - С. 89-127.

157. Курганов, Е. Пушкин и романтизм Электронный ресурс. /Е. Курганов // Крещатик. Вып. 21. Электрон, журн. - Режим доступа: http://kreschatik.nm.ru/21 /36.htm. - Загл. с экрана.

158. Лашкевич, А.В. Байрон и байронизм в литературном сознании России / А.В. Лашкевич // Великий романтик Байрон и мировая литература / отв. ред. С.В. Тураев. М.: Наука, 1991. - С. 160-175.

159. Левин, Ю.Д. О русском поэтическом переводе в эпоху романтизма / Ю.Д. Левин // Ранние романтические веяния: из истории международных связей русской литературы / отв. ред. М.П. Алексеев.Л.: Наука, 1972. С. 222-284.

160. Левин, Ю.Д. Об исторической эволюции принципов перевода / Ю.Д. Левин // Международные связи русской литературы. М.-Л: Изд-во АН СССР, 1963. - С. 5-63.

161. Лейтон, Л.Г. Стихотворения Ивана Козлова «Венецианская ночь» и «Бейрон»: к истории русского байронизма / Л.Г. Лейтон // Рус. лит.- 1997.- №2.- С. 14-31.

162. Литературные манифесты западноевропейских романтиков: собр. текстов. / вступ. ст. и общ. ред. A.C. Дмитриева. М.: Изд-во МГУ, 1980.-638 с.

163. Лихачёв, Д.С. Поэтика древнерусской литературы / Д.С. Лихачёв. 3-е изд. - М.: Наука, 1979. - 352 с.

164. Ломинадзе, C.B. Поэтический мир Лермонтова / C.B. Ломинадзе. М.: Современник, 1985. - 288 с.

165. Лосев, А.Ф. Из ранних произведений / А.Ф. Лосев; сост. и подготовка текста И.И. Маханькова. М.: Правда, 1990. - 655 с.

166. Лотман, Ю.М. Анализ поэтического текста / Ю.М. Лотман. Л.: Просвещение, 1972.-272 с.

167. Лотман, Ю.М. О поэтах и поэзии / Ю.М. Лотман; вступ. ст. М.Л. Гаспарова. Спб.: Искусство-Спб, 1996. - 848 с.

168. Лотман, Ю.М. Об искусстве / Ю.М. Лотман.- СПб: Искусство-Спб, 2000.-704 с.

169. Луцевич, Л.Ф. Псалтырь в русской поэзии / Л.Ф. Луцевич. -Спб.: Дмитрий Буланин, 2002. 608 с.

170. Любавин, М.А. Петербургский бестселлер 1825 г. / М.А. Любавин // История библиотечного, архивного и книжного дела Санкт-Петербурга. Спб., 2003. - С. 115-118.

171. Любомудров, A.M. Духовный реализм в литературе русского зарубежья: Б.К. Зайцев, И.С. Шмелев / A.M. Любомудров.- Спб.: Дмитрий Буланин, 2003. 272 с.

172. Маймин, Е.А. О русском романтизме / Е.А. Маймин. М.: Просвещение, 1975. - 240 с.

173. Маймин, Е.А. Русская философская поэзия: поэты-любомудры,A.С. Пушкин, Ф.И. Тютчев / Е.А. Маймин; АН СССР. М.: Наука, 1976.- 189 с.

174. Маймин, Е.А. Пушкин. Жизнь и творчество / Е.А. Маймин. М.: Наука, 1984.-209 с.

175. Мандельштам, О.Э. Слово и культура / О.Э.Мандельштам; сост. и прим. П. Нерлера; вступ. ст. М.Я. Поляковой. М.: Сов. писатель, 1987.-319 с.

176. Манн, Ю.В. Поэтика русского романтизма / Ю.В. Манн. М.: Наука, 1976.-375 с.

177. Манн, Ю.В. Русская философская эстетика / Ю.В. Манн. М.: Искусство, 1969. - 304с.

178. Маритен, Ж. Избранное: величие и нищета метафизики / Ж. Маритен. М.: РОССПЕН, 2004 а. - 605 с.

179. Маритен, Ж. Творческая интуиция в искусстве и поэзии / Ж. Маритен. М.: РОССПЭН, 2004 б. - 397 с.

180. Маслов, В.И. Начальный период байронизма в России /B.И. Маслов. Киев: Типография Импер. ун-та Св. Владимира акц. общ-ва печати, изд. дела Н.Т. Корчак-Новицкого, 1915. - 132 с.

181. Махов, А. Е. «Музыка» слова: из истории одной фикции / А.Е. Махов // Вопр. литературы. 2005. - № 5. - С. 101-123.

182. Мацейна, А. Драма Иова / А. Мацейна. Спб.: Алетейя, 2000. -316 с.

183. Мелетий (Соколов), иеромонах. Духовной жаждою томим / Мелетий // Православная беседа. 2003. - № 1. - С. 49 - 52.

184. Михайлова, Н.И. Поэтический диалог И. Козлова и митрополита Филарета / Н.И. Михайлова // Пушкин и Филарет, митрополит Московский и Коломенский. М., 2003. - С. 228-229.

185. Мойсевич, В.Г. И.И. Козлов переводчик британских поэтов: дис. канд. филол. наук / В.Г. Мойсевич. - Омск, 2006. - 231 с.

186. Мусхелишвили, H.JI. Иов-ситуация Иозефа К. /H.JI. Мусхелишвили, Ю.А. Шрейдер // Вопр. философии. 1993. - № 7.- С. 172-176.

187. Нелюбин, JI.JT. История и теория перевода в России /JI.JI. Нелюбин, Г.Т. Хухни; Моск. пед. ун-т. М.: Народный учитель, 1999.- 138 с.

188. Носов, А. Философия и эстетика любомудров. / А. Носов // Вопросы литературы. 1981. - № 9. - С. 247-256.

189. Одоевский, В.Ф. Опыт теории изящных искусств с особенным применением оной к музыке / В.Ф. Одоевский // Русские эстетические трактаты первой трети XIX в. Т. 2 М.: Искусство, 1974. С. 156-168.

190. Океанский, В.П. Русская метафизическая лирика XIX в.:Е.А. Баратынский, A.C. Хомяков, Ф.И. Тютчев (поэтика пространства): дис.докт. филол. наук / В.П. Океанский. Иваново, 2003. - 286 с.

191. Орлова, Е.М. Лекции по истории русской музыки: учеб. пособ. / Е.М. Орлова. М.: Музыка, 1985. - 368 с.

192. Осанкина, В.А. Библейская символика в поэтической медитации В.А. Жуковского / В.А. Осанкина // Вестн. Челяб. ун-та. Сер. 2. Филология. 1997. - № 2. - С. 10-16.

193. Осанкина, В.А. Религиозные истоки эстетики и поэзии русского романтизма / В.А. Осанкина. Челябинск: Челябинская акад. культуры и искусства, 2000. - 263 с.

194. Осанкина, В.А. Библейско-евангельская традиция в эстетике и поэзии русского романтизма: автореферат дис. . докт. филол. наук / В.А. Осанкина. Екатеринбург: Уральский гос. ун-т им. А.М. Горького, 2001. - 34 с.

195. Павлович, Н.В. Парадигмы образов в русском языке / Н.В.Павлович // Вопр. языкознания. 1991. -№ 3. - С. 104-117.

196. Полевой, H.A. Невеста Абидосская. Турецкая повесть лорда Байрона. Перевёл с английского Иван Козлов / H.A. Полевой // Московский телеграф. 1826.-Ч. 12, № 23. - С.182-196.

197. Полевой, H.A. Новые книги: собр. Соч. Ивана Козлова / H.A. Полевой // Московский телеграф. — 1833. — № 10. — С. 317-324.

198. Поспелов, Г.Н. Лирика: среди литературных родов / Г.Н. Поспелов. -М.: Изд-во МГУ, 1976. 208 с.

199. Проблемы международных литературных связей / отв. ред. Б.Г. Реизов. Л.: Изд-во Ленингр. ун-та, 1962. - 192 с.

200. Рабинович, В.Л. «Красивое страдание?»: не только Заметки о русском романсе / В.Л Рабинович // Красная книга культуры. М.: Искусство, 1989. - С. 245-277.

201. Радченко, Т.А. Поэтическая молитва: линии жанровых взаимодействий / Т.А. Радченко // Филологические исследования II / отв. ред. Е.М. Неелов. Петрозаводск: Петрозаводский гос. ун-т, 2003. -С. 57-69.

202. Роднянская, И.П. Слово и «музыка» в лирическом произведении / И.П. Роднянская // Слово и образ. М.: Сов. писатель, 1964.-С. 145-189.

203. Рожковский, В.Б. И.В. Киреевский: значение его творчества для русской философии / В.Б. Рожковский // Тезисы VI-x Междунар. чтений, посвящ. братьям Киреевским. Калуга, 2006. - С. 14-16.

204. Розанов, И.Н. Поэты 20-х годов XIX в. / И.Н. Розанов. М.: Гос. изд., 1925.- 151 с.

205. Русские писатели о переводе. XVIII-XX вв. / под ред. Ю.Д. Левина и A.B. Фёдорова. Л.: Сов. писатель, 1960. - 695 с.

206. Сайкина, Н.В. Московский литературный салон княгини Зинаиды Волконской / Н.В. Сайкина. М.: Наука, 2005.

207. Сакулин, П.Н. Филология и культура / П.Н. Сакулин; вступ. ст. и коммент. Ю.И. Минералова. М.: Высшая школа, 1990. - 240 с.

208. Сандомирская, В.Б. Переводы и переложения Пушкина из А. Шенье / В.Б. Сандомирская // Пушкин: исследования и материалы / АН СССР, Ин-т русской литературы (Пушкинский дом); под ред. М.П. Алексеева. T. VIII. - Л.: Наука, 1978. - С. 98-115.

209. Сараева, Е.Л. Учение московских романтиков 1830-х гг.: проблема деятельности / Е.Л. Сараева. Ярославль, 2004. - С. 81-88.

210. Сахаров, В.И. «Под сенью дружных муз.»: о русских писателях-романтиках / В.И.Сахаров. М.: Худ. литература, 1984. - 295 с.

211. Сахаров, В.И. Байрон и русские романтики // Великий романтик Байрон и мировая литература / отв. ред. C.B. Тураев. М.: Наука, 1991. -С. 143-151.

212. Селезнёва, A.B. Традиция романтической эстетики безумия в цикле H.A. Полевого «Мечты и жизнь» / A.B. Селезнева // Стратегии взаимодействия философии, культурологи и общественных коммуникаций / ред. В.И. Стрельченко. Спб.: Изд-во РХГИ, 2003.С. 609-615.

213. Семенко, И.М. Жизнь и поэзия Жуковского / И.М. Семенко. -М.: Худ. литература, 1975. 255 с.

214. Силантьев, И.В. Поэтика мотива / И.В. Силантьев. М.: Языки славянской культуры, 2004. - 294 с.

215. Сильман, Т.И. Заметки о лирике / Т.И. Сильман; послесл. Д.С. Лихачёва. — Л.: Сов. писатель, 1977. 223 с.

216. Синергия. Проблемы аскетики и мистики Православия. М.: Ди-Дик, 1995.-366 с.

217. Соколов, А.Н. Очерки по истории русской поэмы XVIII и первой половины XIX в. / А.Н. Соколов. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1955.-692 с.

218. Соловьёв, Н.В. История одной жизни. A.A. Воейкова -«Светлана»: В 2 ч/Н.В.Соловьев. Пг.: Сириус, 1915-1916.Ч. 1.-269 е., Ч. 2.-192 с.

219. Солодкова, C.B. Религиозно-философские образы и мотивы в поэзии А.К. Толстого: дис. . канд. филол. наук / C.B. Солодкова. -Волгоград, 2000.-217 с.

220. Сопровский, А. О книге Иова / А. Сопровский // Нов. мир. -1992.- № 3. С. 187-206.

221. Спивак, P.C. Русская философская лирика: проблемы типологии жанров / P.C. Спивак. Красноярск: Изд-во Краноярского ун-та, 1985. -139 с.

222. Спиридонов, B.C. Козлов и критика пятидесятых годов /B.C. Спиридонов // Sertum Bibliologieum в честь проф. А.И. Малеина. -Пг.: Гос. издат, 1922. С. 234-241.

223. Степанова, И.В. Слово и музыка. Диалектика семантических связей / И.В. Степанова.- М.: Книга и бизнес, 2002. 288с.

224. Таборисская, Е.М. Италия в поэзии Пушкина / Е.М. ТаборисскаяРус. литература. 2004. - №2. - С. 30-50.

225. Тамарченко, Н.Д. Методологические проблемы теории рода и жанра в поэтике XX в. / Н.Д. Тамарченко // Изв. АН. Сер. лит. и яз. -2002.- Т. 60,№6.-С. 3-13.

226. Тамарченко, Н.Д. Теоретическая поэтика: хрестоматия-практикум / Н.Д. Тамарченко. М.: Издательский центр «Академия», 2004.-400 с.

227. Тареев, М.М. Цель и смысл жизни / М.М. Тареев // Смысл жизни: антология / сост., общ. ред., предисл. и прим. Н.К. Гаврюшина. М.: Издат. группа Прогресс-Культура, 1994. - С. 123-243.

228. Тарланов, Е.З. «В синюю пустынь небес звоны уходят молиться.»: колокольный звон в русской поэзии / Е.З. Тарланов // Русская речь. 2005. - № 5. - С. 84-88.

229. Тертерян, И. Романтизм как целостное явление / И. Тертерян // Вопр. литературы. 1983. - №4.- С. 151-181.

230. Тимофеев, Л.И. Очерки теории и истории русского стиха / Л.И. Тимофеев. М.: Гослитиздат, 1958. - 415 с.

231. Томашевский, Б.М. Стих и язык: филологические очерки / Б.М. Томашевский. М.; Л.: Гослитиздат: Ленингр. отд-ние, 1959. -471с.

232. Трубецкой, С.Н. Сочинения. / С.Н.Трубецкой; сост., ред. и вступ.ст. П.П. Гайденко. М.: Мысль, 1994. - 816 с.

233. Труш, К.А. Очерк литературной деятельности И.И. Козлова. Биография. Список изданий и переводов. Характеристика поэзии И. Козлова. Отзывы критики / К.А. Труш- М.: Типография лит. творчества И.И. Кушнерёв и К, 1899. 32 с.

234. Тынянов, Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино / Ю.Н. Тынянов. М.: Наука, 1977. - 574 с.

235. Тынянов, Ю.Н. Проблема стихотворного языка: сб. статей / Ю.Н. Тынянов. JL: Сов. писатель, 1924. - 301 с.

236. Федосов, С. Великий Вордсворт, которого мы не знаем / С. Федосов // Литературная учёба. 2004. - Кн. 1. - С. 208-217.

237. Федотов, О.И. Основы русского стихосложения. Теория и история русского стиха. Книга 2. Строфика / О. И. Федотов. М.: Флинта; Наука. - 2002. - 488 с.

238. Флоренский, П.А. Столп и утверждение истины. Опыт православной теодицеи / П.А. Флоренский. М.: ООО «Издательство ACT», 2003.-640 с.

239. Флоровский, Г.В. Восточные Отцы IV века: из чтений в Православном Богословском институте в Париже / Г.В. Флоровский. -Репринт, воспроизведение изд. 1931 г. М.: ПАИМС, 1992.-239 с.

240. Фризман, Л.Г. Жизнь лирического жанра / Л.Г. Фризман. М.: Наука, 1973. - 167 с.

241. Холшевников, В.Е. Основы стиховедения. Русское стихосложение / В.Е. Холшевников. М.: Академия; Спб.: Изд-во фил. фак. СПбГу, 2004.-202 с.

242. Холшевников, В.Е. Стиховедение и поэзия / В.Е. Холшевников.-Л.: Изд-во ЛГУ, 1991.-254 с.

243. Хорошко, Е.Ю. Своеобразие жанра романса / Е.Ю. Хорошко // Русская словесность в контексте современных интеграционных процессов: материалы Второй Междунар. науч. конф. В 2 т.Волгоград: Изд-во Волгоградского гос. ун-та, 2007. Т. 1. - С. 918-923.

244. Хоружий, С.С. К феноменологии аскезы / С.С. Хоружий. М.: Изд-во гуманит. литературы, 1998. - 352 с.

245. Хоружий, С.С. Хомяков и принцип соборности / С.С. Хоружий //Вестник русского христианского движения. 1991. - № 162-163.-С. 68-73.

246. Христианство и русская литература: сб. ст. / отв. ред.B.А. Котельников. Спб: Наука, 1994. - 396 с.

247. Царькова, Т.С. «На погребение английского генерала сира Джона Мура» Козлова / Т.С. Царькова // Анализ одного стихотворения / под ред. В.Е. Холшевникова. Л.: Изд-во ЛГУ, 1985. - С. 105-113.

248. Черников, А.П. Опыт духовного романа «Пути небесные» И.С.Шмелева / А.П. Черников // Лит. в шк. 2003. - № 2. - С. 13-18.

249. Чупашева, О.М. «Вам не понять моей печали.»: односоставные предложения в русских романсах // Русская речь. 2005. - № 5. - С. 13-17.

250. Шевырёв, С.П. Веверлей или шестьдесят лет назад /C.П. Шевырев // Шевырёв, С.П. Об отечественной словесности / С.П. Шевырев. М.: Высш. шк., 2004. - С. 67-76.

251. Шевырёв, С.П. Чернец, киевская повесть. Сочинение Ивана Козлова. 1827. С. Петербург. / С.П. Шевырев. // Шевырёв, С.П. Об отечественной словесности / С.П. Шевырев. М.: Высш. шк., 2004. -С. 77-80.

252. Шестов, Л. На весах Иова (Странствования по душам) / Л. Шестов. ООО «Издательство ACT»; Харьков: Фолио, 2001. - 464 с.

253. Шлегель, Ф. Эстетика. Философия. Критика. В 2 т. / Ф. Шлегель; вступ. ст., сост., пер. с нем. Ю.Н. Поповой. М.: Искусство, 1983.Т. 1.-479 е., Т. 2.-447 с.

254. Шлейермахер, Ф.Д. Речи о религии к образованным людям, её презирающим: монологи / Ф.Д. Шлейермахер. М.: Рус. мысль, 1911. — 390 с.

255. Эйхенбаум, Б.М. О поэзии / Б.М. Эйхенбаум; вступ. ст. В. Орлова. JL: Сов. писатель: Ленингр. отд-ние, 1969. - 503 с.

256. Эпштейн, М.Н. «Природа, мир, тайник вселенной.»: система пейзажных образов в русской поэзии / М.Н.Эпштейн. М.: Высшая школа, 1990.-302с.

257. Яковлев, Н.В. Из разысканий о литературных источниках в творчестве Пушкина: сонеты Пушкина в сравнительно-историческом освещении / Н.В. Яковлев // Пушкин в мировой литературе: сб. ст. -Л.: Гос. издат, 1926.- С. 8-159.

258. Яшина, Т.А. Творчество Томаса Мура в контексте литературного развития в России 1820-1830 г.г. XIX в.: автореферат дис. . канд. филол. наук. / Т.А. Яшина. Саратов, 2007. - 19 с.

259. Barratt, G. R. V. Ivan Kozlov: a study and setting / G.R.V. Barratt. -Toronto, 1972. 239 pg.

260. Hikiert, G. Ivan Kozlov / G. Hikiert . Przeglad humanistvyezny.-1976,- rok 20, № 8. - Pg. 79-84.

261. Maliszewski, J. Rola obrazu poetyckiego w wiersopisarstwie Iwana Kozlowa / J. Maliszewski.- Filología rosyjska. 1977. - Zesz. 15. - Pg. 197-213.

262. Maliszewski, J. Tworczosc poetycka Iwana Kozlowa / J. Maliszewski. Czestohowa, 1984,-200 pg.Словари, энциклопедии, справочники

263. Бидерманн, Г. Энциклопедия символов / Г. Бидерманн. М.:Республика, 1996.-335 с.

264. Большой психологический словарь / сост. и общ. ред. Б.Г. Мещеряков, В.П. Зинченко. Спб.: прайм-ЕВРОЗНАК, 2004. -672 с.

265. Даль, В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4 т. / В.И. Даль. М.: Гос. изд. иностранных и национальных словарей, 1955.- 4 т.

266. Квятковский, А.П. Поэтический словарь: ок. 670 терминов / А.П. Квятковский. М.: Сов. энциклопедия, 1966. - 375 с.

267. Кочнева, И. Вокальный словарь / И. Кочнева, А. Яковлева. JL: Музыка, 1988.-68 с.

268. Литературная энциклопедия терминов и понятий / под ред.A.Н. Николюкина. -М.: НПК «Интелвак», 2003 1600 стб.

269. Литературный энциклопедический словарь / под общ. ред.B.М. Кожевникова, П.А. Николаева. М.:Сов. энциклопедия, 1987. -752 с.

270. Музыкальная энциклопедия: В 6 т. / гл. ред. Ю.В. Келдыш. М.: Советская энциклопедия, 1973-1982.- 6 т.

271. Нелюбин, Л.Л. Толковый переводческий словарь / Л.Л. Нелюбин. М.: Флинта; Наука, 2003. - 320 с.

272. Павлович, Н.В. Словарь поэтических образов: на материале русской художественной литературы VIII-XX веков: В 2 т. / Н.В. Павлович. М.: Эдиториал УРСС, 1999.Т. 1. 795с. Т. 2.-872с.

273. Полный православный богословский энциклопедический словарь: В 2 т. Репринтное воспроизведение изд. П.П.Сойкина. - М.: Возрождение, 1992. - 2 т.

274. Психология. Словарь / под общей редакцией A.B. Петровского, М.Г. Ярошевского. М.: Изд-во Полит, лит-ры, 1990. - 494 с.

275. Словарь литературоведческих терминов / ред.-сост. Л.И. Тимофеев, C.B. Тураев. М.: Просвещение, 1974. - 509 с.

276. Философский словарь / под ред. И.Т.Фролова. 7-е идз., перераб. и доп.- М.: Республика, 2001. - 719 с.