автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Художественное воплощение идеи движения в творчестве А. С. Грина

Полный текст автореферата диссертации по теме "Художественное воплощение идеи движения в творчестве А. С. Грина"

На правах рукописи

ШЕВЦОВА Галина Ивановна

ХУДОЖЕСТВЕННОЕ ВОПЛОЩЕНИЕ ИДЕИ ДВИЖЕНИЯ В ТВОРЧЕСТВЕ А. С. ГРИНА (МОТИВНЫЙ АСПЕКТ)

Специальность 10.01.01 - русская литература

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Елец 2003

Диссертация выполнена на кафедре русской литературы XX века и зарубежной литературы Елецкого государственного университета имени И. А. Бунина

Научный руководитель - доктор филологических наук

профессор Зверева Лидия Ивановна

Официальные оппоненты - доктор филологических наук

Борисова Наталья Валерьевна, кандидат филологических наук доцент Доманский Юрий Викторович

Ведущая организация -

Вятский государственный педагогический университет

Защита состоится 23 мая 2003 г. в 10 часов на заседании диссертационного совета Д 212.059.01 в Елецком государственном университете им. И. А. Бунина по адресу: 399770, г. Елец Липецкой обл., ул. Коммунаров, 28.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Елецкого государственного университета им. И. А. Бунина.

Автореферат разослан 2003 г.

Ученый секретарь диссертационного совета кандидат филологических наук

доцент

В. М. Колодко

з

Творчество Александра Степановича Грина (Гриневского) является одной из весьма интересных и оригинальных страниц в истории русской литературы. Произведения писателя получили широкое признание у многих поколений читателей. Однако следует констатировать, что его художественное наследие до сих пор не изучено в полном объеме. В значительной степени это объясняется тем, что возникавший в науке о литературе интерес к Грину в советское время подавлялся отрицанием его творчества, не вписывавшегося в идеологические каноны.

В последнее время внимание литературоведов к наследию писателя значительно возросло, этическая и эстетическая ценность его творчества не подвергается сомнению. Возникла необходимость более полного и глубокого исследования произведений Грина. Этим обусловлена актуальность данной работы.

Атмосфера первой трети XX века, яркого, многогранного, динамичного периода в истории русской литературы, нашла отражение в мировоззрении и поэтике А. Грина. Особое значение в его художественной системе приобрела идея движения, бывшая смысловой осью философских и эстетических исканий в культуре этой эпохи.

Цель данной работы - показать, как воплощается на мотивном уровне художественных текстов А. Грина доминантная в его творчестве идея движения.

Объектом нашего исследования являются прозаические произведения

A. Грина. Предметом изучения в данной работе стали архетипические мотивы пути и дома и индивидуально-авторские мотивы, связанные в творчестве писателя с идеей движения.

В соответствии с целью исследования в диссертации поставлены следующие задачи:

1) раскрыть общенациональные истоки отдельных мотивов в прозе А. Грина и специфику индивидуально-авторского мотивотворчества;

2) выяснить семантику исследуемых мотивов в художественной системе писателя;

3) определить особенности функционирования рассматриваемых мотивов в текстах А. Грина и их роль в структурно-смысловой организации произведений писателя.

Теоретической и методологической основой диссертации являются труды отечественных ученых, выработавших литературоведческие подходы и принципы текстуального анализа: М. М. Бахтина, Ю. М. Лотмана, В. Н. Топорова, Е. М. Мелетинского, Т. В. Цивьян и др.; исследования в области теории мотива Б. М. Гаспарова, Б. Н. Путилова,

B.И. Тюпы, Э. Я. Бальбурова и др.; работы российских и зарубежных историков литературы, связанные с изучением художественного процесса рубежа XX - XIX веков: В. А. Келдыша, Л Г К^с^ДТОПШАВ»^®* ¡А.

библиотека 1

} С.Петербург Л а/

, оэ

Мескина, В. Страды и др.; результаты исследований творчества А. Грина (В. Е. Ковского, Л. Михайловой, Н. А. Кобзева, В. И. Хрулева, Т. Е. Загвоздкиной, И. К. Дунаевской и др.).

В диссертации используются элементы сравнительно-исторического, сравнительно-типологического, системно-целостного, контекстуального (мифопоэтического) методов исследования, а также принципы мотивного анализа.

Основные положения, выносимые на защиту:

1) идея движения является доминантной в художественной системе А. Грина;

2) на сюжетном уровне произведений писателя идея движения воплощается в архетипических мотивах пути и дома и в ряде индивидуально-авторских мотивов;

3) мотивы, воплощающие идею движения, играют ведущую роль в сюжетно-композиционной и идейно-смысловой организации произведений художника;

4) указанные мотивы выражают представления А. Грина об амбивалентности мира и активной роли человека во взаимоотношениях с ним.

Научная новизна данной диссертации обусловлена вниманием к недостаточно изученным вопросам поэтики писателя. В работе впервые делается попытка проследить художественное воплощение в мотивах прозы А. Грина идеи движения, которая является доминантной в литературе конца XIX - первой трети XX веков. Несмотря на особую значимость, указанная сторона гриновского творчества не подвергалась специальному исследованию.

Теоретическая значимость работы состоит в определенном вкладе в решение вопроса о формировании художественных методов в первой трети XX века и о новых качествах реализма и романтизма в этот период. Анализ комплекса мотивов в творчестве А. Грина обогащает теорию сквозных и интертекстуальных мотивов и принципов их эстетической реализации в контексте литературного процесса.

Практическое значение диссертации обусловлено возможностью применения результатов исследования в общем курсе истории русской литературы XX века, в спецкурсах и спецсеминарах по творчеству А. Грина. Предложенный в работе подход к анализу произведений писателя может использоваться в практике преподавания литературы в высшей и средней школе.

Основные положения диссертации были апробированы на аспирантском семинаре и научно-практических конференциях ЕГУ, на областной научной конференции «Молодежь и "наука на рубеже XXI века» (Липецк, апрель 1997 г.), на международной научной конференции «Мир романтизма» (Тверь, май 2000 г.), на республиканской научной

конференции «Русский роман XX века: духовный мир и поэтика жанра» (Саратов, апрель 2001 г.), на IV межвузовской конференции «Художественный текст и культура» (Владимир, октябрь 2001 г.), на международной научной конференции «Гриновские чтения - 2002» (Феодосия, 2002 г.). По теме исследования опубликовано 7 работ, две сданы в печать.

Материал в диссертационном исследовании организован по проблемному принципу.

Структура диссертации обусловлена поставленными в ней целью и задачами. Работа состоит из введения, двух глав, заключения и библиографического списка.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении обосновывается актуальность и научная новизна темы, раскрывается степень ее изученности в литературоведении, определяются цели, задачи, методологические основы исследования, его теоретическая и практическая значимость.

В первой главе рассматриваются культурологические истоки идеи движения в творчестве А. Грина и ее воплощение в архетипических мотивах пути и дома.

Грин вступил в литературу в начале XX века. Его творческая индивидуальность формировалась в переходный период, отличающийся особым динамизмом, напряженностью, обострением социальных и идеологических конфликтов. Кризис действительности порубежной России обуславливала не только глобальная общественно-политическая трансформация. Преобразования охватили все сферы жизнедеятельности человека: экономику, науку, религию, художественное творчество.

Грандиозные научные открытия сломали все прежние представления об окружающем мире, в результате была утрачена вера в его устойчивость и неподвижность. Тревожные ощущения всеобщей зыбкости, необратимых, катастрофических изменений усилили процессы урбанизации и технизации жизни.

Мировоззренческий кризис переходной эпохи нашел отражение в актуализации вневременных, онтологических вопросов (смысла бытия, сущности и перспектив исторического развития, сущности человека, соотношения личности и окружающей его действительности), в сосуществовании противоположных тенденций и точек зрения.

Активными философскими и эстетическими исканиями на рубеже веков было обусловлено удивительное идейное, стилевое разнообразие в литературе, искусстве данного периода. Приметой нового времени стал художественный плюрализм. Появилось множество литературных объединений, эстетических программ. Рядом существовали,

взаимодействуя друг с другом, реализм, натурализм, символизм, импрессионизм, неоромантизм.

Следствием социально-духовного кризиса, при котором настойчивая потребность в обновлении сочеталась с неопределенностью перспектив общественного развития, стала активизация. романтического типа творчества. Романтическое начало связывало художников, принадлежавших к разным литературным направлениям, течениям и школам, совершенно непохожих друг на друга по стилю, далеких друг от друга, часто диаметрально-противоположных по идейным установкам. На наш взгляд, наибольшего выражения это начало достигло в произведениях А.Грина, который на протяжении всей своей творческой деятельности остается последовательным приверженцем неоромантизма.

Многое из того, что было востребовано литературой конца XIX -первой трети XX веков: идеи, художественные принципы, поэтические средства, - являлось достоянием классического романтизма. Особую актуальность приобрела идея движения, тесно связанная с романтической художественной системой. Устремленность в будущее, в мировое пространство была характерна для творчества многих писателей и поэтов этого периода. В атмосфере всеобщего брожения, противостояния, в условиях социального и духовного кризиса идея движения стала началом, объединяющим разнородные эстетические тенденции в культуре конца XIX - первой трети XX веков.

Динамичная переходная эпоха предельно актуализировала традиционные для русской литературы темы пути, странничества, выбора направления движения, о чем свидетельствовали сами заглавия произведений («Без дороги», «На повороте» В. Вересаева, «Перед чем-то», «Куда идти» П. Боборыкина, «На перевале» А. Белого). Движением или жаждой движения была пронизана драматургия и проза А. Чехова. Повышенной значимостью мотива пути характеризовалось творчество М.Горького, А. Платонова, А. Блока.

У А. Грина идея движения приобрела особую остроту. Она стала не только смысловой доминантой его художественной системы, но и важнейшим принципом архитектоники его произведений, проявляющимся на всех уровнях: фабульном (путешествия персонажей), сюжетном (динамичность в развертывании событий, множество коллизий и перипетий), образном (духовная эволюция героев), языковом. Без сомнения, в гриновском творчестве нашла отражение «странническая» биография самого писателя.

Идея движения в художественной системе Грина прежде всего воплощается в сквозных мотивах пути и дома.

Мотив пути приобретает ведущее значение уже в самом начале литературной деятельности писателя и в дальнейшем эволюционирует в направлении расширения и усложнения своей семантики и структуры.

Особенности функционирования указанного мотива в произведениях писателя мы исследуем в двух аспектах:

1) с точки зрения «объектной» структуры пути. Главную роль в ней играет дом, по этой причине соответствующий мотив оказывается в центре нашего внимания наряду с мотивом пути и значимым становится анализ взаимодействия данных элементов текста. Другим существенным структурным компонентом пути в художественной системе Грина является тюрьма;

2) с точки зрения характера движения. В творчестве писателя обнаруживается несколько его разновидностей, образующих, как минимум, два вариационных ряда. Первый мы выделяем, положив в основу дифференциации критерий цели передвижения персонажа, отражающий внутреннюю, содержательную сторону мотива. С этой точки зрения вычленяются следующие варианты пут: скитание («Смерть Ромелинка»), путешествие («Вокруг света»), бегство / уход («Остров Рено», «Рене»). Их сущностными признаками являются соответственно -отсутствие цели перемещения — наличие какой-либо цели (познавательной, экономической, развлекательной) — движение с целью освобождения от чего-либо (тюрьмы, каторги, общества).

Второй ряд выделяется на основе пространственного характера перемещения персонажа, т. е. критерия, определяющего данный мотив со стороны формы. Здесь мы различаем путь линеарный, горизонтальный («Сто верст по реке») и вертикальный («Блистающий мир»); круговой («Дорога никуда», «Вокруг света»); путь в «лабиринте» («Крысолов», «Лабиринт»),

Однако следует отметить, что эти классификации вариантов мотива в определенной степени условны, так как они не всегда поддаются четкой дифференциации и в текстах произведений писателя, как правило, бывает по несколько разновидностей пути, образующих смысловой пучок.

Функционирование чрезвычайно значимого мотива пути в творчестве художника во многом определяется мифопоэтическими традициями, что обусловлено его архетипическим значением. Согласно древнейшим представлениям людей, путь играет важную роль в пространственной организации мира. Он соединяет центр пространства с его периферией, характеризующейся повышенной опасностью, а также связывает между собой заполняющие его объекты. Неотъемлемое свойство пути -постепенно возрастающая трудность, поэтому его преодоление является подвигом. Мифологема пути воплощает идею борьбы человека с хаосом, в которой победа героя означает освоение пространства, приобщение его к космосу.

В древнейших представлениях людей мотив пути оказывается неразрывно связанным с мотивом дома. Это объясняется тем, что мифологическая модель мира обладает особой пространственной

организацией. В ее основе лежит оппозиция космоса - пространства, относительно безопасного для человека, и хаоса - не-пространства, враждебного людям. Структурообразующая роль в создании архаичной картины мира принадлежит дому, который является «универсальной точкой отсчета» (А. К. Байбурин) в пространстве.

В мифопоэтике жилище обладает следующими качествами: ограниченность, замкнутость, подконтрольность, защищенность, отделенность от внешнего мира. Однако мир является необходимым условием существования человека. Поэтому путь обеспечивает ему связь с внешним пространством. В архаичной картине мира дом, как правило, выступает средоточием основных жизненных благ человека, духовных и материальных.

Эта, чрезвычайно емкая по своему содержанию, мифологема обладает большой устойчивостью в культуре. Дом - вневременная универсалия, связанная с представлениями о семье, родстве, близких людях, предшествующих поколениях, о любви и заботе, о личностном начале.

Однако в начале XX столетия ценность дома подвергается сомнению. Глобальные изменения, охватившие общество, не могли не затронуть эту важнейшую сферу человеческого бытия. В представлении революционно настроенной части народа дом превращается из святилища, центра Вселенной в прибежище самодовольного мещанства, в оплот «старого», ниспровергаемого мира, в косное начало, антагонистичное процессам социального переустройства. Разрушение дома и связанной с ним системы ценностей запечатлено многими писателями первой трети XX века: Е.Замятиным, М. Зощенко, А. Платоновым, М. Булгаковым и др.

В раннем творчестве Грина дом, в соответствии с тенденциями времени, изображается как пространство ограниченное, замкнутое, статичное и несет в себе негативную оценочность. Писатель противопоставляет ему бесконечный путь в мире, полном красоты, обещающем приключения. Цель и направление такого странствия обычно неопределенны, смысл его заключается в самом движении, в уходе от действительности. В рассказе «Путь», созданном Грином на основе романтических традиций, главный герой без колебаний бросает дом и людей, искренне его любящих, ради иллюзорного мира, к которому ведет призрачная дорога.

Мотив движения в «землю обетованную» позже получит широкое распространение в поэзии социалистического реализма. Грин, напротив, откажется от него, отдав предпочтение не поискам абсолютного идеала, удаленного во времени и пространстве, что было характерно для классического романтизма, а воплощению идеала, пусть по крупицам, но здесь и сейчас («Алые паруса»). Подобное перефокусирование творческого взгляда писателя с далекого на близкое начинается, на наш взгляд, с «возвращения» к дому.

В рассказе «Сто верст по реке» первоначальная трактовка Грином мотивов пути и дома изменяется: путь героя осмысливается как переход от «тьмы страданий» к «счастью» через духовное перерождение и обретение дома. В дальнейшем писатель соединяет идею пути в мировом пространстве, возникшую в ранних рассказах, с новообретенной идеей дома. Согласно позиции Грина, только взаимосвязь двух начал, динамического и статического, способна обеспечить гармоничное существование человека.

Взаимодействие мотивов пути и дома определяет структуру многих произведений писателя, а также воплощает его представления о мире и месте / роли человека в нем. В работе рассматриваются следующие типы взаимодействия данных мотивов в прозе Грина: противостояние пути и дома, путь к дому, путь, лишенный дома.

Дом, антагонистичный миру, становится препятствием единению человека с космосом. Подобная ситуация легла в основу рассказа «Возвращение». Отправившись в плавание на пароходе, крестьянин Ольсен впервые сталкивается с безграничным, величественным миром, отношения с которым у него приобретают форму конфликта. Вспоминая замкнутое пространство своей деревни, «серый родной угол», герой яростно гонит от себя ощущение прекрасного. Дом (и семья как его неотъемлемая часть) не «отпускает» от себя Ольсена, превращаясь в «душевные путы», разрушает едва начавшийся диалог с миром, мешает общению с другими людьми, является воплощением и в то же время причиной ограниченности сознания Ольсена.

Поэтому путешествие героя, вместо того, чтобы открывать иные горизонты, становится безрадостным, мучительным движением к смерти. Оно является испытанием для Ольсена, в котором обнаруживается его преобладающая внешняя и внутренняя статичность.

Трагичность финала произведения придает авторской позиции особую остроту, категоричность: человек должен быть открытым миру, взаимодействовать с ним, стремиться реализовать свой потенциал, в противном случае он не заслуживает дара бытия.

В концепции рассказа «Возвращение» мир предстает лишенным хаотического начала, враждебности по отношению к человеку, более того, он приобретает сакральный характер. Однако применительно ко всему гриновскому творчеству нужно говорить скорее о том, что мир у писателя амбивалентен.

Поскольку характер взаимоотношений личности с окружающим миром в художественной системе Грина определяется степенью гармоничности динамического и статического начал, путь к дому становится способом противостояния хаосу. Весьма показательным в этом отношении нам представляется рассказ «Крысолов», по праву считающийся одной из вершин в творчестве Грина.

В рассказе запечатлены катастрофические последствия коренной общественной ломки, которая затронула все уровни человеческого существования в начале XX века. В центре произведения - проблемы трагической потерянности человека в хаосе «взорванного» мира и поиска начал, позволяющих обрести утраченную гармонию и самого себя. Цели их художественного воплощения в тексте служат мотивы пути и дома.

Главным признаком неестественного течения жизни, всеобщего беспорядка является в рассказе разрушение, потеря дома как сферы безопасности, уюта и тепла, как идейно-нравственного ориентира.

Исходной точкой скитаний героя-повествователя становится унылая комната в коммунальной квартире, своей оголенностью, неуютностью напоминающая тюремную камеру. В силу обстоятельств герой теряет свое мрачное жилище и превращается в бездомного, пока не обретает приют в здании бывшего Центрального Банка.

Этот образ является в рассказе символом глобального разрушения и мирового хаоса. Сквозными, настойчиво повторяющимися мотивами в описании Банка являются пустота, тишина, тлен и безжизненность -признаки катастрофы. Главенствующим принципом создания этого образа становится перевернутость, символизирующая утрату человеком традиционных ценностей и представлений о мире. Идея перевернутости получает наивысшее развитие в мотиве оборотничества: в заброшенном здании обитают крысы, обладающие способностью перевоплощаться в людей. Хтонические животные, связанные с inferno, предстают в рассказе ипостасью человека, символизируя низшую часть его души, стихию порочных страстей, которая активизируется во время народных бедствий.

Таким образом, случайное жилье не только не становится для героя домом, но оказывается антидомом, сосредоточившим в себе всю враждебность окружающего мира. Образ заброшенного Банка, обладающий в рассказе семантической многозначностью, можно рассматривать и как символ самой души человека, пребывающей в состоянии опустошенности, потерянности, оторванности от окружающего мира, «заволокнутости сознания». Данное значение образа актуализируется благодаря мотиву блуждания героя в «лабиринте» банковских комнат.

Антидом является необходимым кульминационным этапом пути героя: перед лицом страшной опасности он словно пробуждается от состояния потерянности, пассивности .и безразличия, в которое ввергает его смутное революционное и постреволюционное время.

Завершается путь героя-повествователя в доме Крысолова, где он обретает не только приют, но и покой, безопасность, любовь, сострадание, духовную близость с людьми. Движение гриновского героя от бывшего Банка к дому девушки соотносится с мифологическим путем, связывающим периферию пространства, царство хаоса и злых сил, со

и

сферой космоса, с цешром. Он характеризуется трудностью, опасностью, наличием неожиданных препятствий и способствует преображению человека.

В рассказе «Крысолов» пути героя, вехами которого становятся псевдодом - бездомье - антидом - дом, соответствует его духовная эволюции от состояния одиночества, безнадежности, страха, пассивности, потери себя к обретению близких людей, веры в будущее, собственного Я.

В художественной системе А. Грина путь как поиск истинного дома является признаком активности человека. Путь, лишенный дома, напротив, свидетельствует либо об отсутствии этого качества в личности, либо о его мнимости. Проблема деятельного существования человека выходит на первый план в романе А. Грина «Дорога никуда» и связана с мотивом кругового пути, то есть повторяющегося, возвратного движения.

Семантика круга широко используется Грином на разных уровнях структурно-смысловой организации произведений: сюжетно-композиционном, стилистическом. В романе «Дорога никуда» этот мотив воплощается в пространственно-замкнутом пути центрального персонажа. Сюжетная линия героя также образует круг, так как включает повторяющиеся жизненные ситуации.

Образ «дороги никуда» - еще один вариант мифологемы пути «к чужой и страшной периферии» (В. Н. Топоров) у Грина. В названном романе писателя она трансформируется: герою не удается совершить подвиг, победить силы зла.

Функции сакрального центра в произведении выполняет особняк Футроза, в описании которого всецело реализуется смысловое богатство понятия «дом». Для Давенанта, с раннего детства познавшего горести, лишенного крова и родных, он становится нравственным ориентиром и средоточием всего лучшего, что есть в окружающем мире. Однако стремление Давенанта к Дому, его желание найти родственные души и вырваться из плена тягостного одиночества остаются в романе нереализованными.

Если в качестве исходной точки пути и одновременно его сакрального центра выступает дом Футроза, то концом движения Давенанта становится тюрьма. Эти образы абсолютно полярны, и их противоположность прослеживается на разных уровнях произведения: сюжетно-композиционном, идейно-смысловом, стилистическом. Тюрьма является для Давенанта средоточием враждебности окружающего мира.

Дорога является в данном произведении знаком бездомности, неприкаянности героя, знаком перемен в его положении и душевном состоянии, чаще всего негативных. Весь последующий путь Давенанта уводит его все дальше и дальше от сакрального центра, дома Футроза, во внешний, остающийся чуждым мир. Он складывается из нескольких отрезков, неравных по пространственно-временной протяженности, но

одинаково важных для развития действия романа. Это недолгий путь по таинственной тропинке в старом саду Футроза, с которого начинается процесс взросления юноши; пеший переход из Покета в Лисс, потребовавший от Давенанта предельного напряжения психических и физических сил; вынужденное бегство героя в Покет на корабле контрабандистов.

Важную роль в выражении идеи романа играют взаимосвязанные образы дороги, возникающие в описании картины на стене футрозовской гостиной и в рассказе о Сайласе Генте. Их анализ помогает понять смысл заглавия романа и сущность трагедии главного героя. «Дорога никуда» -это символ жизни Давенанта, которая представляет собой бесцельное, бессмысленное и часто хаотичное движение.

Несмотря на благородство и богатство души, волю и мужество, Давенанту не удается реализовать себя ни в полезной деятельности, ни в любви. Он быстро расстается с мечтами, не пытаясь их осуществить или прилагая для этого слишком мало усилий. Потому жизнь Давенанта и превращается в скитание, что, не сумев наполнить ее целенаправленным поступательным движением, герой оказывается во власти внешних сил, подобно осеннему листку, влекомому ветром. Исследование мотива пути в романе позволяет сделать вывод о недостаточной активности главного героя, не сломленного обстоятельствами, но и не сумевшего победить жизнь.

Идеалом А. Грина является активная личность, находящаяся в постоянном движении, вечном поиске, преодолении жизненных трудностей и самого себя, «сокрушитель судьбы». Именно таким предстает герой рассказа «Вокруг света» (1916) изобретатель Жиль Седир. Он отправляется в трудное (пешком и без денег) кругосветное путешествие для того, чтобы заработать средства на научные опыты. То есть его путь имеет цель, причем и личностно, и общественно значимую. Заветная мечта (полезное для людей изобретение), к осуществлению которой стремится Жиль, - не призрачное видение (см. «Путь»), а реальность, достижимая при одном важном условии - умении преодолевать внешнее и внутреннее противодействие.

Несколько иное освещение проблема человеческой активности получает в рассказе «Рене» (1917). Здесь мотив пути тесно переплетается с другим сквозным мотивом - неволи, повышенная значимость которого в творчестве Грина обусловлена традициями романтизма и биографией самого писателя. В основу рассказа положен популярный в романтической литературе сюжет, заимствованный из фольклора: побег из тюрьмы с помощью дочери / жены тюремщика.

В гриновском художественном мире тюрьма зачастую образует оппозицию дому как хаос, сфера несвободы, боли, страха, смерти, -космосу, сфере душевного и физического комфорта. В рассказе «Рене»

этой антиномии нет: тюрьма замещает собой дом, отсутствие которого в судьбах главных героев является знаком неблагополучия.

Как и в романе «Дорога никуда», в данном произведении пространственное перемещение героя, преступника Шамполиона, представляет собой возвратный путь. Его исходным и конечным пунктом в произведении является тюрьма. Семантика круга в тексте рассказа тяготеет к негативности, указывая на отсутствие подлинного, с авторской точки зрения, движения. Несмотря на то, что динамизм является определяющей чертой в характере Шамполиона, его преступная деятельность представляет собой бессмысленный круговорот, дающий лишь иллюзию движения. Активность, не направленная на нравственные цели, оказывается саморазрушающей силой, о чем свидетельствуют метаморфозы, происходящие с героем. Освобождение узника из тюрьмы, так же, как и его ощущения внутренней свободы, абсолютной независимости от окружающих, оказываются мнимым.

Анализ мотава пути в рассказе «Рене» приводит к выводу о том, что в гриновском художественном мире идея движения прочно связана с нравственными принципами.

Вторая глава диссертации посвящена исследованию индивидуально-авторских мотивов алых парусов, серого автомобиля, Бегущей по волнам и золотой цепи, связанных в творчестве писателя с идеей движения. Эта мотивы объединены особенностями функционирования в произведении. Все они являются заглавными и сквозными. Указанные мотивы, за исключением «серого автомобиля», имеющего простую структуру, существуют в текстах произведений в качестве вариационных рядов. Смысловое поле каждого из них составляет семантика отдельных вариантов. В результате мотивы обрастают большим количеством значений, приобретают символический характер.

Без сомнения, самым ярким среди индивидуально-авторских романтических мотивов в творчестве писателя является мотив алых парусов. В тексте гриновской феерии его образует ряд образов-вариантов: игрушечная яхта, корабль принца в сказке Эгля и принадлежащее Грэю судно «Секрет». Поскольку алые паруса в произведении имеют двойной эстетический и смысловой статус (репрезентируют образ корабля, будучи его частью, и одновременно обладают самостоятельной значимостью), мы рассматриваем художественную семантику не только паруса, но и корабля в целом.

Корабль является одним из древнейших и наиболее распространенных в мировой культуре символов и обладает целым рядом значений, многие из которых актуализированы в тексте феерии «Алые паруса». Для Грэя он, прежде всего, связан с путешествиями, дающими возможность увидеть мир в его бесконечности и многообразии, реализовать свой духовный потенциал.

Для Ассоль корабль с алыми парусами воплощает мечту о спасении от одиночества и непонимания, о возможности вырваться из косной, грубо материальной атмосферы Каперны. Он осознается девушкой, привыкшей жить в обстановке враждебности, как сфера безопасности, как маленький рай, где она будет счастлива.

Образ корабля в феерии неразрывно связан с мотивом поиска родственной души, одним из центральных в творчестве Грина. Главным звеном, объединяющим различные смысловые оттенки символики данного образа, является сема движения: как пространственного, так и духовного (движения к неизвестному, к цели, к новой жизни, к счастью).

Однако семантика корабля и парусов в гриновской феерии не ограничена устоявшимися значениями, а пополняется новыми. Так, алые паруса становятся символом мечты и созидания. Идея творения, воплощенная в данном мотиве, приобретает в произведении особую важность. История алых парусов складывается из двух основных этапов: со-творения мечты и пре-творения ее в жизнь.

В исследуемом мотиве важную роль играет не только семантика корабля/паруса, но и цвета. Известно, что цветописи Грин уделял особое внимание. О том, насколько значительна в феерии смысловая нагрузка цвета, свидетельствует и факт перемены ее названия (с первоначального варианта «Красные паруса» на окончательный - «Алые паруса»), и мотив выбора цветового оттенка в самом тексте. Замена позволила писателю предельно акцентировать заглавный образ произведения и избежать амбивалентности прилагательного «красный», так как, в отличие от него, значение слова «алый» тяготеет к позитивности.

Грин использует цветопись в тексте феерии как средство создания романтического противопоставления. Сохранив прилагательное «красный» на страницах произведения в качестве сниженного варианта слова «алый», автор делает его исключительной принадлежностью речи капернцев. Оппозиция цветовых оттенков выражает не только основное различие между прекрасной легендой Эгля и «плоской сплетней», в которую ее превращают жители деревни, но и между двумя мирами. Алым окрашен мир Ассоль - светлый, возвышенный, наполненный яркими чувствами и мечтами. Красным обозначен мир капернцев - грубый, приземленный, жестокий и бесчувственный.

С оппозицией красного и алого в произведении связана тема любви. Умение любить является одним из основных отличий семьи Лонгрена от остальных капернцев. В этом кроется причина неприязненного отношения к ней жителей деревни. Им непонятны ни преданность Мери отсутствующему мужу, ни верность Лонгрена памяти жены, ни тяжесть утраты моряка, глубина его обиды и ненависти к Меннерсу. Капернцам незнакомо настоящее чувство, они знают лишь вожделение, и сама идея любви у них подвергается осмеянию. Для Ассоль же любовь является

естественным состоянием души и одновременно величайшей ценностью, которой она готова щедро поделиться с окружающими.

Алые паруса в одноименном произведении Грина воплощают идею духовной активности человека, которая проявляется и в любви, и в созидании мечты.

Роман «Бегущая по волнам» - один из наиболее динамичных в творчестве А. Грина, что отражено в заглавии, семантику которого составляет удвоенное значение движения (колыхание волны и женщина, идущая по волнам). Сюжетной осью произведения является путешествие, оно же лежит и в основе вставных конструкций. Однако не только мотив пути, но целый ряд других динамических образов создают легкую, словно бы воздушную ткань романа, придают ему феерический характер.

Речь идет о неоднородных, но тесно связанных между собой смысловых компонентах текста, образующих сквозной мотив «Бегущая по волнам». Это «имя», служащее заглавием произведения, носят таинственная красавица Фрези Грант, статуя, стоящая на центральной площади Гель-Гью, парусное судно Сениэлей, на котором путешествует Гарвей и, наконец, корабль основателей города.

Данный комплекс распадается на две части: первую организует образ Фрези Грант, являющийся смысловым ядром всей системы, вторую - образ корабля Сениэлей.

Бегущая по волнам в системе гриновских персонажей занимает одно из центральных мест и выделяется особенной глубиной и сложностью трактовки. Этот образ представляет собой причудливое сплетение мифологических и фольклорных мотивов. Можно предположить, что генетически Бегущая по волнам восходит к мифическим водным божествам женского пола (нереидам, русалкам и т. д.). Кроме того, в ней обнаруживается некоторое сходство с феей - популярной героиней западноевропейских сказок. Однако от указанных мифологических и фольклорных персонажей Бегущую по волнам отличает высокое духовное начало.

Нравственная ориентация образа Фрези Грант обусловлена включением в его структуру христианских мотивов, в первую очередь, мотива хождения по воде, и некоторыми перекличками с библейскими персонажами.

Способность ходить по воде, как по твердой поверхности, связывает Бегущую по волнам с героями христианской мифологии, изначально божественными или обретающими святость путем самоотречения и служения Богу (Иисусом Христом, Петром, Марией Египетской). Не случайно, мотив самопожертвования играет существенную роль в легенде о Фрези Грант, которая отказывается от всего личного, от человеческого счастья ради спасения людей.

В Бегущей по волнам можно также обнаружить некоторые черты

другого библейского образа - Богоматери. В христианской мифологии Дева Мария предстает как защитница всех людей, в том числе плавающих и путешествующих, как путеводитель яйца, как властная царица, осуществляющая правосудие. Те же функции в гриновском романе выполняет таинственная Фрези Грант: спасает потерпевших кораблекрушение, указывает путь (в прямом и переносном смысле) главному герою, предрекает позорную гибель капитану Гезу.

Сознательное или бессознательное, на уровне архетипов, обращение автора к библейским мотивам наполняет образ Бегущей по волнам глубоким этическим смыслом. На наш взгляд, Фрези Грант воплощает гриновский идеал человека, абсолютную духовность, но обращенную к земному, к людям.

Важную роль в осмыслении образа Бегущей по волнам и художественной концепции романа в целом играет остров, фигурирующий в легенде о Фрези Грант. Он соотносится с древними представлениями людей о рае. Мистический остров в гриновском произведении символизирует неизменно влекущий к себе и всегда ускользающий идеал. Однако смысл его заключается отнюдь не в том, чтобы уводить человека от действительности, а в том, чтобы служить ему нравственным ориентиром в реальной жизни. Именно поэтому прекрасный остров в романе неразрывно связан с Фрези Грант.

Образ Бегущей по волнам дается автором в двух аспектах: этическом и эстетическом. Воплощением нравственного начала ь романе становится реальная / легендарная Фрези Грант. Реализацию второго аспекта обеспечивает сюжетная линия, связанная с ее скульптурным изображением. При этом сущностным качеством Бегущей по волнам является динамизм, подчеркнутый «именем» и актуализированный в описаниях самой Фрези Грант и статуи, поставленной в ее честь.

Еще одним динамическим образом в романе, создающим семантический комплекс «Бегущая по волнам», является корабль. Сюжетная линия, связанная с парусником Сениэлей играет значительную роль в произведении. История бригантины уподоблена здесь человеческой жизни, благодаря чему в романе возникает гриновская идея трагической расплаты за невыполнение высокого предназначения. Примечательно, что писатель создает здесь образ не просто корабля, но корабля-дома, что отвечает его представлениям о гармонии динамического и статического начал.

Анализ многозначного мотива Бегущей по волнам обнаруживает широту авторского осмысления идеи движения, которая соединяется в романе с представлениями писателя о роли идеала в реальной жизни, о сущности искусства, призванного одухотворять человека.

Аналогичные • функции выполняет сквозной заглавный мотив в рассказе «Серый автомобиль»: он является своеобразным стержнем, на

котором зиждутся смысловые уровни произведения. На поверхности здесь - стремление автора выразить тревогу по поводу наступающей механистической цивилизации и кризиса сознания на рубеже XIX - XX веков, волновавших многих писателей 20-30-х годов.

В своих произведениях Грин нередко изображает оппозицию динамического и статического начал. В «Сером автомобиле» оппозиционность возникает между разными типами движения. Чрезвычайно важным в этом аспекге рассказа является противопоставление «живой» и «мертвой» жизни.

«Мертвая», «ложная» жизнь соотносится с механическим движением. Она характерна для машин, которые представляются главному герою произведения жйЪыми существами, обладающими сугубо материальной природой. Конкретным воплощением механистического мира в рассказе становится серый автомобиль.

В восприятии Сиднея цвет и номер машины не только выделяют ее из ряда подобных, но имеют особый смысл. Анализ их символического значения приводит к мысли о том, что серый автомобиль - это совершенное создание, сердце вещного мира, организованного по своим законам, упорядоченного и целостного, пришедшего на смену прежнему -живому, природному миру.

Этот образ как бы очерчивает границы «мертвой» жизни, связывая в сюжете произведения явления одного порядка. Впервые герой сталкивается с серым автомобилем в кинематографе. Кино - это «беспрерывное мелькающее движение экранной жизни», то есть ненастоящей, иллюзорной. Затем Сидней случайно выигрывает серый автомобиль в казино, лихорадочная жизнь которого напоминает спектакль. Как в кинематографе, в этом заведении кипят страсти, но души людей остаются холодными.

Основным критерием дифференциации «живой» и «мертвой» жизни в рассказе выступает движение. В первом случае оно является спокойным, замедленным, соответствующим «внутреннему ритму» человека и его духовным потребностям. Во втором - характерными признаками пространственного перемещения становятся быстрота, легкость и бессодержательность.

Мотив «бешеного», «исступленного» движения - определяющий в описании механистического мира. Автомобиль потому и завоевывает центральное место в новой культуре, что обладает высокой скоростью. Но его быстрота не только нарушает внутреннюю жизнь человека, но и угрожает смертью.

Другим существенным признаком механистического движения является легкость. В мифопоэтических представлениях, нашедших отражение в гриновской художественной концепции, преодоление пространства сопровождается напряжением физических и духовных сил

человека. Это неотъемлемое условие освоения мира и становления личности. Поэтому легкое движение, с позиции автора, является ложным.

Пустоту и бессодержательность «мертвой» жизни в произведении олицетворяет красавица Коррида Эль-Бассо. Она принадлежит миру вещей, и ее кумиром являются деньги. Коррида не любит ничего живого. «Лучезарная» природа оставляет ее безучастной. А собственная красота девушки лишена одухотворенности. Поэтому в глазах безумного Сиднея Коррида Эль-Бассо является куклой, ожившим механизмом. Мотив куклы, особенно востребованный в романтизме, воплощает идею ненастоящей жизни.

Проблема надвигающейся машинной цивилизации важна для А. Грина постольку, поскольку за ней скрывается более глобальная проблема духовности человеческой жизни. По мнению писателя, опасность заключается в предпочтении легкости и торопливости поверхностного существования трудностям осмысленного бытия, требующего постоянного душевного напряжения.

Идея человеческой активности, как производная доминантной в гриновском творчестве идеи движения, выходит на первый план в романе «Золотая цепь». Основную роль в ее выражении играет сквозной мотив, вынесенный в заглавие произведения. Золотая цепь фигурирует в тексте романа как «конкретно-предметная реалия», кроме того, ее образ присутствует в легенде о Пироне и в названии дворца, принадлежащего главному герою.

Мотив золотой цепи в романе обладает богатой семантикой, включающей ряд прямых и переносных значений. Ее анализ выявляет наличие следующих сем: «несвобода», «статичность», «иллюзорность», «ослепление», «искушение», «преступление».

Развернутой метафорой золотой цепи, расширяющей ее семантику, является образ дворца Ганувера, служащий основным средством характеристики главного героя. В данном романе обращает на себя внимание явная диспропорция между мотивами пути и дома: первый мало выражен в тексте, второй, напротив, заполняет собой почти все его пространство, становится семантическим и сюжетным узлом повествования. Основные события произведения происходят в доме, и почти каждая глава содержит его описания или упоминания о нем.

Дворец «Золотая цепь» - это один из вариантов неправильного дома в гриновском творчестве. Не случайно, смерть настигает Ганувера именно здесь. Дом разъединяет героя с внешним космосом и замещает собой мир. Оставаясь в замкнутом пространстве, Ганувер стремится вместить в свой дворец все многообразие Земли. Коллекционируя предметы природного мира и произведения искусства, герой превращает свое жилище в «кинематографический» дом - то есть ненастоящий, бутафорский, создающий иллюзию реальной жизни. Поэтому и невеста Ганувера Молли,

и его юный друг Санди, восхищаясь волшебным дворцом, чувствуют себя в нем неуютно.

Примечательно, что одним из чудес дома является «человек-автомат» Ксаверий. Этот образ вводит в произведение тему «мертвой жизни». Мертвенность Ганувера обусловлена не бездуховностью, а бездеятельностью. Не сумев наполнить свое существование значительным содержанием, Ганувер торопится «обратить деньги в жизнь», удовлетворяя сиюминутные прихоти.

Исследование мотива золотой цепи приводит к выводу о пассивности, статичности главного героя романа. Основная причина его внутренней утомленности, надломленности кроется в духовной слабости Ганувера, которая находит отражение и в слабости физической (он страдает пороком сердца, неврастенией, алкоголизмом). Инфантильность героя ярко проявляется в истории его взаимоотношений с любимой девушкой. Мучительно переживая потерю Молли, Ганувер даже не пытается встретиться с ней, выяснить причины ее внезапного охлаждения. Вместо этого он безуспешно ищет забвения в алкоголе.

В сущности, герой ничего в своей жизни не делает сам; другие люди приумножают его капитал, осуществляют идею сказочного замка, возвращают ему Молли. Ганувер всегда надеется на внешнее разрешение проблем, на счастливый случай.

Герой оторван от реальности, его мир - это мир грез, но мечты Ганувера бесплодны. Столкновение с действительностью для него опасно (не случайно он многим обязан жизнью), поэтому герой стремится спрятаться от нее в своем уединенном дворце. Он жаждет лишь покоя, а богатство как раз покоя дать не может. Золотая цепь способствует возникновению вокруг Ганувера конфликтной ситуации, в которой его пассивная мечтательность сталкивается с безудержной, преступной жаждой наживы и проигрывает. Найденный клад только ускоряет и без того неизбежную гибель героя, делая его еще более слабым, уязвимым.

Золотая цепь в романе указывает на отсутствие в жизни главного героя внутреннего и внешнего движения - необходимого, с позиции автора, условия гармоничного существования всякой личности.

Таким образом, мотивы прозаических произведений Грина, связанные с идеей движения, способствуют выражению авторских представлений о человеке и его отношениях с окружающим миром. Согласно позиции писателя, в основе человеческого существования должно лежать постоянное духовное совершенствование личности, условием которого является активная, нравственно сориентированная деятельность.

^ В заключении подводятся итоги исследования. Завершает работу

список используемой литературы, включающий 265 наименований.

Основные положения диссертации отражены в следующих

публикациях:

1. Шевцова Г. И. Фантастика в произведениях А. Грина // Молодежь и наука на рубеже XXI века. - Липецк, 1997. - С. 74-75.

2. Шевцова Г. И. Художественные функции фантастики в произведениях А. С. Грина // Молодые голоса ЕГПИ (сборник статей аспирантов и соискателей). - Елец, 1999. - С. 113-116.

3. Шевцова Г. И. Заглавие как сквозная деталь в смысловой организации текста в творчестве А. Грина // Литературоведение накануне XXI века. - Липецк, 1999. - С. 23-27.

4. Шевцова Г. И. Система мотивов как средство создания художественного образа (Образ Бам-Грана в рассказах А. Грина «Ива» и «Фанданго») // Мир романтизма. Вып. 4 (28). -Тверь, 2000. - С. 156-160.

5. Шевцова Г. И. Мотив тюрьмы в рассказе А. С. Грина «Рене» // Мечта разыскивает путь: материалы VI Гриновских чтений. -Киров,2001.-С. 88-92.

6. Шевцова Г. И. Мотив дороги в романе А. С. Грина «Дорога никуда» // Русский роман XX века: Духовный мир и поэтика жанра. - Саратов, 2001. - С. 191-197.

7. Шевцова Г. И. Мотивы дома и пути в рассказе А. Грина «Крысолов» П Художественный текст и культура. IV. -Владимир, 2001. - С. 80-81.

Лицензия на издательскую деятельность ИД №06146. Дата вьщачи 26.10.01.

Формат 60 х 90 1/16 Усл.-печ.л. 1,2

Тщ>аж 100 экз. Уч.-изд.л. 1,3

Печать трафаретная Заказ 34

Отпечатано с готового оригинал-макета на участке оперативной полиграфии Елецкого государственного университета им. И. А. Бунина.

Елецкий государственный университет им. И. А. Бунина. 399770, г.Елец, ул. Коммунаров, 28.

2 о о5~А

» .6638

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Шевцова, Галина Ивановна

Введение

Глава 1. Архетипические мотивы пути и дома в творчестве

А. С.Грина

§ 1. Культурологические истоки идеи движения в творчестве А. Грина

§ 2. Особенности функционирования мотивов пути и дома в творчестве А. Грина

§ 3. Основные типы взаимодействия мотивов пути и дома в художественных произведениях писателя

3.1. Противостояние пути и дома

3.2. Путь к дому

3.3. Путь, лишенный дома

Глава 2. Индивидуально-авторские мотивы, связанные с идеей движения, в произведениях А. Грина

§ 1. Мотив алых парусов

0 § 2. Мотив Бегущей по волнам

§3. Мотив серого автомобиля

§ 4. Мотив золотой цепи

Введение диссертации2003 год, автореферат по филологии, Шевцова, Галина Ивановна

Картина художественного процесса XX века будет неполной без имени Александра Степановича Грина (Гриневского), чье творчество является одной из весьма интересных и оригинальных страниц в истории русской литературы. Грин - фигура в культуре первой трети XX века нбобычная во многих отношениях. Необычны его псевдоним, послуживший еще одним поводом к созданию легенд о писателе, его биография, настолько насыщенная событиями, что ее вполне хватило бы на нескольких человек, сама личность художника, смотревшего на мир через призму своего удивительного воображения.

Странность» Грина сказывалась во всем: в его непростых взаимоотношениях с собратьями по перу, в его положении «одинокого» путника, далекого от каких бы то ни было эстетических объединений, в его творчестве, всегда вызывавшем разноречивую реакцию, от восторженного одобрения до непонимания и категорического неприятия. Этим, очевидно, и обусловлена драматичность литературной судьбы писателя, судьбы его наследия, долгое время искусственно отчуждаемого советской критикой от художественных процессов начала века, до сих пор не исследованного в полном объеме.

История гриноведения развивалась неравномерно. Периодически возникавший в науке 9 литературе интерес к писателю сменялся годами отрицания его творчества. Это было обусловлено тем, что в советскую эпоху общегуманистические идеи Грина оставались невостребованными.

Непросто складывались отношения А. Грина с современниками. В дореволюционной критике его произведения гораздо чаще получали пренебрежительный отклик, чем доброжелательный. В 1914 году в послании к редактору В. С. Миролюбову Грин с горечью писал: «Мне трудно., Нехотя, против воли, признают меня российские журналы и критики; чужд я им, странен и непривычен.» [«Воспоминания об

Александре Грине» 1972, с. 485]. Авторы рецензий упрекали писателя в неправдоподобии, подражательстве представителям западноевропейской приключенческой литературы.

Одним из немногих, внимательно отнесшихся к художнику критиков, был А. Г. Горнфельд, который писал: «Грин все-таки не подражатель Эдгара По, не усвоитель трафарета, даже не стилизатор, он самостоятелен более, чем многие, пишущие заурядные реалистические рассказы.» [Горнфельд 1917, с. 280].

После революции на писателя посыпались обвинения в оторванности от жизни, идеализме. Ситуация несколько изменилась в 30-е годы: появились более объективные статьи, посвященные гриновскому творчеству, К. Зелинского, Ц. Вольпе, М. Шагинян, К. Паустовского, Д.Роскина1 и других. Однако и в их оценках зачастую просматривалась некоторая поверхностность взгляда. Так, Ц. Вольпе писал, что «.вся манера Грина выпадает из любых традиций русской литературы» [Вольпе 1991, с. 22], повторяя прежнюю мысль о следовании художника образцам англо-американской авантюрной прозы.

В 1950 году автор «Алых парусов» вновь оказался в числе неугодных: критика обвинила его в космополитизме. Поворотным в истории гриноведения стал 1956 год, когда в журнале «Новый мир» появилась статья М. Щеглова «Корабли А. Грина», сыгравшая значительную роль в популяризации творчества писателя.

В конце 50-х возникает интерес к оригинальному русскому художнику за рубежом: публикуются его произведения, выходят критические статьи и научные работы (С. Поллака, К. Фриу, позже Ф. Минквица, А. Цоневой, И. 2

JI. Гюрксика) . В отечественном литературоведении серьезное изучение гриновского наследия начинается лишь с конца 60-х годов. Появляются первые диссертации, выходит ряд монографий3. На этом этапе исследователей в первую очередь интересуют своеобразие художественного мира писателя, а также особенности его творческого метода. Зарубежные литературоведы и вслед за ними отечественные указывают на то, что традиции классического романтизма являются далеко не единственной составляющей последнего.

Польский исследователь С. Поллак называет Грина несомненным романтиком, но отмечает наличие разных тенденций в его творчестве [Поллак 1962]. В. Е. Ковский в монографии «Романтический мир Александра Грина» пишет, что метод писателя представляет собой «не просто романтизм, но романтизм в его «чистом» виде, весьма редко встречающийся в русской литературе и обнаруживающий в себе множество общеизвестных, «классических» признаков романтической литературы» [Ковский 1969, с. 267]. Одновременно ученый указывает на реалистический характер гриновского романтизма, далекого от «заоблачных далей» и связанного с земными проблемами, а также на некоторое сходство его с символизмом и акмеизмом. О реалистических чертах романтического метода писателя говорит и Е. И. Прохоров [Прохоров 1970].

В 80-90-е годы, когда после незаслуженного забвения стали возвращаться имена замечательных русских писателей: И. Бунина, И. Шмелева, Л. Андреева, В. Набокова — и публиковаться не доступные ранее массовому читателю произведения М. Булгакова, А. Платонова, А. Ахматовой и др., интерес к А. Грину значительно возрастает.

Появляются большое количество публикаций о нем в периодической литературе, новые исследования. Начиная с восьмидесятых годов, регулярно проводятся Гриновские чтения в г. Феодосии. Круг вопросов, связанных с изучением наследия писателя, заметно расширяется. В поле зрения литературоведов оказываются проблемы своеобразия творческой судьбы Грина, жанра его произведений, гриновского психологизма и другие. '

К анализу романистики, в которой наиболее ярко отразились особенности мировоззрения и метода писателя, обращаются Н. А. Кобзев и 4

Т.- Е. Загвоздкина . Одной из первых данная исследовательница указывает на мифологизм как характерную черту художественного сознания Грина. В центре внимания И. К. Дунаевской, А. О. Лопухи, Е. Н. Иваницкой5 находятся этические и эстетические взгляды писателя, его концепция человека.

Более глубокое проникновение в художественную систему А. Грина на данном этапе позволило литературоведам сделать вывод о его тесной связи с русским литературным процессом конца XIX - начала XX века, о синтетичности его творческого метода. Так, Е. Н. Иваницкая пишет, что «А. С. Грин - характерная фигура эпохи порубежья. Его творчеству свойственно постоянное, внутренне противоречивое взаимодействие реалистического и модернистского направления.» [Иваницкая 1993, с. 7].

В отечественном гриноведении конца XX века актуальными становятся вопросы, связанные с поэтикой произведений писателя. Этому посвящены монографии Н. А. Кобзева «Ранняя проза Грина» и «Новелла А. Грина 20-х годов», диссертации Т. Ю. Диковой «Рассказы Александра Грина 1920-х годов: (Поэтика оксюморона)» и В. А. Романенко «Лингвопоэтическая система сквозных символов в творчестве А. С. Грина», научные статьи Т. Е. Загвоздкиной, Ю. В. Царьковой, О. А. Поляковой, Н. Д. Попы и других.

В 80-90-е годы появляются новые исследования творчества художника за рубежом6. Польский литературовед Е. Литвинов в своей работе «Проза А-. Грина» рассматривает «модернистскую литературную родословную» русского писателя, повлиявшую на его мировоззрение, проблематику я поэтику произведений. Французский ученый П. Кастен обращается к проблеме литературной эволюции Грина.

Несмотря на возросшее научное внимание к личности и творчеству оригинального русского художника, в гриноведении существует немало нерешенных вопросов. Перед исследователями стоит задача вписать Грина в культурный контекст современной ему эпохи, найти в истории литературы первой трети XX века место, действительно соответствующее масштабу его дарования. Остается открытым вопрос о творческом методе писателя, вобравшем в себя различные эстетические тенденции. Практически не исследована проблема типологических связей Грина с русскими и зарубежными художниками слова. Требуют, дальнейшего изучения вопросы творческой истории отдельных произведений писателя. Перспективными остаются проблемы гриновской поэтики, решение которых в литературоведении только начинается. Этим и обусловлена актуальность данной работы.

В нашей диссертации произведения писателя рассматриваются в мотивном аспекте. В рамках данного подхода литературное наследие А.Грина пока не изучалось, хотя ученые нередко обращают внимание на значимость тех или иных мотивов в творчестве писателя. Особенно часто речь идет о романтических мотивах в его художественной системе. Например, В. И. Хрулев называет мотивы одиночества, двойничества, скитания, «томления»; И. К. Дунаевская - отчуждения человека от жизни, поиска идеальной страны; Т. Е. Загвоздкина — ухода / бегства из дома и т. д.

В современном литературоведении мотивный анализ как один из аспектов изучения индивидуальных особенностей творчества весьма актуален. По утверждению Э. Я. Бальбурова, «исследование мотива, если оно проделано творчески, действительно может выявить смысловые богатства произведения» [Бальбуров 1998, с. 14]. Продуктивность указанного подхода обусловлена природой данного компонента текста. Характеризуясь «повышенной степенью семиотичности», обладая «устойчивым набором значений, отчасти заложенных в нем генетически, отчасти явившихся в процессе долгой исторической жизни» [Путилов 1992, с. 84], мотив соотносится с мировоззрением и мироощущением автора, указывает направление его мысли.

На современном этапе отечественной науки теория мотива активно разрабатывается литературоведами, насчитывает десятки исследований, включает ряд концепций, но имеет незавершенный характер. Этим объясняются различия в определении термина и соответственно расхождения при выявлении и классификации мотивов в конкретной практике текстуального анализа.

В российском литературоведении к проблеме мотива первыми обратились А. Н. Веселовский, О. М. Фрейденберг, В. Я. Пропп. Ученые разрабатывали категорию мотива в рамках исторической поэтики применительно к эпическим жанрам устного народного творчества.

A. Н. Веселовский мотив трактовал как «простейшую повествовательную единицу, образно ответившую на разные запросы первобытного ума или бытового наблюдения» [Веселовский 1989, с. 305], характеризующуюся устойчивостью и неразложимостью.

B. Я. Пропп, утверждая мысль о разложимости мотива, использовал для обозначения «первичных элементов» понятие функции, осмысливая ее как «поступок действующего лица, определенный с точки зрения его значимости» [Пропп, 1928, с. 30-31] для развития сюжета. Несмотря на различие подходов в трактовке названного нарративного элемента, ученые считали константными особенностями эпического мотива формульный характер и наличие действия в его структуре.

Данная проблема очень быстро вышла за границы фольклористики, распространившись на сферу изучения индивидуально-авторского творчества. Мотивы «новой литературы» отличаются от фольклорных и при их выявлении в тексте нередко возникают трудности: «Мотив или мотивный комплекс текста порой не только проглядывает, да еще и ясно, но закодирован в сложной нарративной структуре» [Бальбуров 1998, с. 14]. Поэтому перед исследователями встала задача найти универсальное определение соответствующего термина. Ее решение осуществлялось в разных направлениях.

Тематический подход к проблеме представляла собой позиция Б. В. Томашевского. По его мнению, «темы таких мелких частей произведения, которые уже нельзя более дробить, называются мотивами» [Томашевский 1996, с. 70]. В современном литературоведении к нему близка точка зрения Г. В. Краснова.

А. П. Чудаков, давая определение термину «мотив» в «Краткой литературной энциклопедии», учитывает взгляды А. Н. Веселовского: «В применении к художественной литературе нового времени мотивом чаще всего называют отвлеченное от конкретных деталей и выраженное в простейшей словесной формуле схематическое изложение элементов содержания произведения, участвующих в создании фабулы (сюжета)» [«Краткая литературная энциклопедия» 1967, стб. 995]. Существенной характеристикой феномена он считает его «относительную устойчивость».

Как «устойчивый формально-содержательный компонент литературного текста», отличающийся от темы «словесной (и предметной) закрепленностью в самом тексте» [«Литературный энциклопедический словарь» 1987, с. 230], трактуется данное понятие в «Литературном энциклопедическом словаре». Авторы статьи, посвященной мотиву, указывают на возможность выделения данного компонента текста в пределах отдельного произведения или ряда таковых, а также в рамках творчества того или иного писателя, художественного направления, литературы какой-либо эпохи. Сходно определяется термин «мотив» и в «Лермонтовской энциклопедии».

Б. Н. Путилов рассматривает данный феномен с точки зрения его структуры — как единство инвариантного и вариантного начал: «Понимание мотива — алломотива как элементов сюжета — текста представляется наиболее точным, отвечающим исходным толкованиям мотига

Веселовским и безусловно существенным в операционном смысле» [Путилов 1992, с. 78]. По мнению исследователя, мотив характеризуется традиционностью, а алломотив - изменяемостью, поскольку является конкретной реализацией первого и обладает значением лишь в данном тексте.

В. Е. Ветловская, трактуя указанное понятие, отталкивается от признака «действие»: «Сюжетная тема — это тема, передающая действие (совокупность взаимосвязанных событий), рассказ о нем, повествование в узком смысле слова. Сюжетный мотив — это мотив, относящийся именно к такой теме, т. е. всегда повествовательный мотив» [Ветловская 1994, с. 198].

Б. М. Гаспаров, напротив, истолковывает мотив очень широко. С точки зрения исследователя, в его роли может выступать «любой феномен, любое смысловое «пятно» - событие, черта характера, элемент ландшафта, любой предмет, произнесенное слово, краска, звук и т. д.; единственное, что определяет мотив, — это его репродукция в тексте, так что в отличие от традиционного сюжетного повествования, где заранее более или менее определено, что можно считать дискретными компонентами («персонажами» или «событиями»), здесь не существует заданного «алфавита» — он формируется непосредственно в развертывании структуры и через структуру» [Гаспаров 1993, с. 30-31].

Так же, как и Б. М. Гаспаров, В. И. Тюпа утверждает, что «мотив — это прежде всего повтор, но повтор не лексический, а функционально-семантический: один и тот же традиционный мотив может быть манифестирован в тексте нетрадиционными средствами» [Тюпа, Ромодановская 1996, с. 6]. Развивая идею предикативности мотива, литературовед считает необязательным явное присутствие действия в структуре данного элемента текста.

Подводя итог вышеизложенному, можно в качестве основных признаков мотива назвать следующие: функциональность, повторяемость и вариативность.

В нашей диссертации под мотивом понимается устойчивый семантический компонент литературного текста, повторяющийся и словесно выраженный в нем.

Мотивы прозы Грина мы исследуем с учетом их архетипических значений. Подобный подход к интерпретация текста позволяет обнаружить в нем скрытые смыслы. Об актуализации архетипических значений в литературных произведениях говорит Е. М. Мелетинский. В качестве архетипических ученый рассматривает мотивы, в основе которых лежит некий микросюжет. В числе самых распространенных он называет мотив путешествия.

Ю. В. Доманский утверждает, что архетипические значения могут актуализироваться не только в сюжетных, но и предметных мотивах. Исследователь показывает, что более всего архетипам соответствуют литературные мотивы, связанные с основными сферами человеческого бытия: природой и пространством (к ним относится и мотив дома). «В мотивах, несоотносимых с основополагающими концептами, архетипическое значение воплощается в зависимости от ситуации» [Доманский 1999, с. 90]. Опираясь на результаты исследования Ю. В. Доманского, мы попытались определить наличие архетипических значений в ряде мотивов прозы Грина.

Согласно концепции К. Г. Юнга, архетипы — «наиболее древние и наиболее всеобщие формы представления человечества», содержащиеся в «коллективном бессознательном» [Юнг 1998, с. 72], — обнаруживают себя в сновидениях, обрядах, мифах, общечеловеческой символике, художественном творчестве. Поэтому в работе мы использовали материалы словарей мифов и символов в целях определения архетипических значений тех или иных мотивов.

Цель исследования состоит в том, чтобы показать, как воплощается на мотивном уровне произведений А. Грина доминантная в его творчестве идея движения.

Объектом нашего исследования являются прозаические произведения А. Грина. Предметом исследования в данной работе стали мотивы, воплощающие в художественной системе писателя идею движения. В процессе анализа мы рассматриваем мотивы как интертекстуальные (то есть повторяющиеся в различных текстах мировой литературы), так и внутритекстовые (функционирующие в пределах одного текста). Используя данные термины для обозначения разновидностей мотивов, мы опираемся на работу В. И. Тюпы, Е. К. Ромодановской «Словарь мотивов как научнгя проблема (вместо предисловия)».

Представления Грина о человеке и его месте в мире, в основе которых лежит идея движения, находят отражение в творчестве писателя в интертекстуальных мотивах пути и дома. Несмотря на то, что мотив дома, на первый взгляд, не имеет прямого отношения к идее движения, мы сочли невозможным уклониться от его исследования. Указанные мотивы, настойчиво повторяющиеся в прозе писателя, имеют архетипический характер и обладают особой устойчивостью в мировой литературе.

Критерием отбора конкретных художественных произведений А.Грина для исследования данных мотивов была степень их выраженности и значимости в том или ином тексте.

Мы рассматриваем также индивидуально-авторские внутритекстовые мотивы, воплощающие идею движения в прозе писателя. Они несут основную смысловую нагрузку в художественных текстах, включающих их. В результате эти мотивы не только приобретают символический характер в конкретных произведениях писателя, но и включаются в качестве символов в национальный общекультурный фонд. Подтверждением тому может послужить судьба гриновского образа алых парусов, вошедшего в «Энциклопедию символов» Е Шейниной и уже на правах интертекстуального мотива присутствующего в ряде стихотворений русских поэтов XX века7.

Следует отметить, что рассматриваемые нами внутритекстовые мотивы являются предметными с точки зрения семантики.

В соответствии с целью исследования в диссертации поставлены следующие задачи:

1) раскрыть общенациональные истоки отдельных мотивов в прозе А. Грина и специфику индивидуально-авторского мотивотворчества;

2) выяснить семантику исследуемых мотивов в художественной системе писателя;

3) определить особенности функционирования данных мотивов в текстах А. Грина и их роль в структурно-смысловой организации произведений писателя.

Теоретической и методологической основой диссертации являются труды отечественных ученых, выработавших литературоведческие подходы и принципы текстуального анализа: М. М. Бахтина, Ю. М. Лотмана, В. Н. Топорова, Е. М. Мелетинского, Т. В. Цивьян и др.; исследования в области теории мотива Б. М. Гаспарова, Б. Н. Путилова, В.И. Тюпы, Э. Я. Бальбурова и др.; работы российских и зарубежных историков литературы, связанные с изучением художественного процесса рубежа XX - XIX веков: В. А. Келдыша, Л. К. Долгополова, В. А. Мескина, В. Страды и др.; результаты исследований творчества А. Грина (В. Е. Ковского, Л. Михайловой, Н. А. Кобзева, В. И. Хрулева, Т. Е. Загвоздкиной, И. К. Дунаевской и др.).

В диссертации используются элементы сравнительно-исторического, сравнительно-типологического, системно-целостного, контекстуального (ми-фопоэтического) методов исследования, а также принципы мотивного анализа.

Основные положения, выносимые на защиту:

1) идея движения является одной из доминант художественной системы А. Грина;

2) на сюжетном уровне произведений писателя идея движения воплощается в архетипических мотивах пути и дома и ряде индивидуально-авторских мотивов;

3) мотивы, воплощающие идею движения, играют ведущую роль в сюжетно-композиционной и идейно-смысловой организации произведений писателя;

4) указанные мотивы выражают представления А. Грина сб амбивалентности мира и активной роли человека во взаимоотношениях с ним.

Научная новизна данной диссертации обусловлена тем, что в ней впервые делается попытка проследить художественное воплощение в мотивной структуре прозы А. Грина идеи движения, которая является доминантной в литературе конца XIX - первой трети XX века. Несмотря на фундаментальную значимость в гриновском творчестве, она не подвергалась подробному исследованию.

Теоретическая значимость работы состоит в определенном вкладе в решение вопроса о формировании новых художественных методов в первой трети XX века и о новых качествах реализма и романтизма в этот период.

Кроме того, анализ комплекса мотивов в творчестве А. Грина обогащает теорию сквозных и интертекстуальных мотивов и принципов их эстетической реализации в контексте литературного процесса.

Практическое значение диссертации обусловлено возможностью применения результатов исследования в вузовском преподавании истории русской литературы XX века, в спецкурсах и спецсеминарах по творчеству А*. Грина. Предложенный в работе подход к анализу произведений писателя может также использоваться в практике школьного изучения литературы.

Основные положения диссертации были апробированы на аспирантском семинаре и научно-практических конференциях ЕГУ, на областной научной конференции «Молодежь и наука на рубеже XXI векг» (Липецк, апрель 1997 г.), на международной научной конференции «Мир романтизма» (Тверь, май 2000 г.), на республиканской научной конференции «Русский роман XX века: духовный мир и поэтика жанра» (Саратов, апрель 2001 г.), на IV межвузовской конференции «Художественный текст и культура» (Владимир, октябрь 2001 г.), на международной научной конференции «Гриновские чтения — 2002» (Феодосия, 2002 г.). По теме исследования опубликовано 7 работ, две сданы в печать.

Материал в диссертационном исследовании организован по проблемному принципу.

Структура диссертации обусловлена поставленными в ней целью и задачами. Работа состоит из введения, двух глав, заключения и библиографического списка.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Художественное воплощение идеи движения в творчестве А. С. Грина"

Заключение

• *

В результате исследования мы приходим к следующим выводам. Идея движения, являющаяся смысловой осью философских и эстетических исканий в культуре конца XIX — первой трети XX веков, в творчестве А. С. Грина приобретает ведущее значение, становится принципом, организующим художественный мир гриновских произведений и соединяющим их в целостную систему.

Названная смысловая доминанта воплощается в поэтике писателя прежде всего в переходящих из произведения в произведение мотивах пути и дома, а также в целом ряде внутритекстовых мотивов, анализ которых позволяет определить своеобразие гриновской концепции человека и мира, особенности творческого метода художника.

Мотив пути у Грина играет важную структурообразующую и смыслообразующую роль, участвуя в построении сюжета, создании характеров персонажей и выражении авторских идей. Являясь сквозным, он функционирует в виде вариантов, классификация которых обнаруживает повышенную значимость целевой характеристики движения, тесно связанной с типологией гриновского героя. В художественном мире писателя путь как бессмысленное скитание свойственен для пассивной личности, движение активной личности отличается целенаправленностью.

Существенное значение имеет и пространственная характеристика пути, которая соотносится с психологией персонажей — субъектов движения. Как правило, лабиринтообразный путь в произведениях художника свидетельствует о лабильности душевного состояния человека, линеарный — о его статичности. Круговое движение у Грина амбивалентно, но чаще всего указывает на пассивность героя.

Путь нередко используется автором в целях изображения духовного развития персонажа.

Особенность функционирования данного мотива в гриновской поэтике заключается в его тесной связи с мотивом дома. Анализ их соотношения в произведениях, созданных в разные периоды литературной деятельности Грина, выявляет художественную эволюцию автора «Бегущей по волнам».

В раннем творчестве писателя дом, как правило, антагонистичен пути; будучи статическим и замкнутым пространством, противопоставленным безграничному миру, он имеет негативное значение, тогда как путь предстает абсолютной ценностью человеческой жизни.

Позднее Грин соединяет идею постоянного движения с идеей дома. Его идеалом становится равновесие динамического и статического начал как неотъемлемое условие гармоничного существования личности в мирз. Для Грина периода творческой зрелости характерны представления о доме — незыблемой константе материального и духовного бытия человека. В этом заключается отличие взглядов писателя от наметившихся в литературе начала XX века тенденций к обесцениванию дома как категории, входящей в сферу индивидуально-личностной жизни в противоположность общественной, либо изображению его крушения в эпоху революционных потрясений. 1

Анализ семантики мотивов пути и дома указывает на актуализацию их архетипических значений, что позволяет сделать вывод о близости авторской концепции человека универсальной модели бытия, зафиксированной в мифах.

Путь в художественной системе Грина обеспечивает выход в окружающий мир, без которого невозможно нормальное существование человека, является условием непрерывного совершенствования последнего. Он осмысливается писателем как познание и активное преобразование человеком внешнего пространства, приобщение его к космосу. В процессе преодоления трудностей пути происходит физическое и духовное становление и развитие личности.

Дом у Грина представляет собой центр мира, космос, является средоточием важнейших ценностей. Он вносит стабильность в человеческое бытие, обеспечивает сохранение традиций и преемственность между поколениями.

Однако дом, отгораживающий героя от внешней среды, противостоящий пути, в творчестве писателя предстает неправильным домом и несет смерть. Но при отсутствии его движение персонажа становится пустым круговращением. Дом наполняет смыслом путь человека, является исходной и конечной точкой в его странствиях, необходимым нравственным ориентиром.

Особое место в гриновских произведениях занимает путь как поиск истинного дома. Именно путешествие придает человеческому жилищу сйкральйый характер. Тепло и уют домашнего очага - это ценность, которую нужно заслужить, которая обретается в результате нелегких исканий и требует усилий для ее сохранения.

Взаимодействие динамического и статического начал в художественной системе писателя имеет различный характер, но оно всегда значимо, так как выявляет сущность человека, служит своеобразным индикатором его отношений с окружающими людьми, с миром.

Антагонизм пути и дома либо отсутствие одного из данных элементов в судьбе гриновского героя становится знаком его конфликтного существования в мире. Равновесие этих начал в произведениях художника свидетельствует о том, что персонаж находится в согласии с самим собой и окружающими людьми.

Качество взаимоотношений пути и дома Грин ставит в зависимость от дёятельностного потенциала героя. На первый план в творчестве писателя выходит идея человеческой активности.

Грин изображает мир амбивалентным. Достичь гармонии с ним может только активная личность, способная преобразовывать внешнюю среду, идти наперекор судьбе. В отличие от классического романтизма, в художественной системе Грина конфликт героя с окружающим миром становится менее острым. В творчестве писателя наблюдается тенденция к его преодолению.

Исключительную важность для художника представляет этический аспект деятельности. Истинной и, следовательно, результативной, является активность, направленная на созидание, на благо других людей. Деятельность, носящая деструктивный характер, приводит лишь к саморазрушению личности.

На сюжетном уровне гриновских творений идею движения воплощают не только универсальные интертекстуальные мотивы, но и индивидуально-авторские мотивы, представляющие собой внутритекстовые повторы. Мотивы алых парусов, серого автомобиля, Бегущей по волнам, золотой цепи объединяют сходные особенности функционирования в произведениях.

Их отличительной чертой является пересечение в семантическом аспекте с мотивами пути (алые паруса, серый автомобиль, Бегущая по волнам выступают в текстах писателя как средство / субъект перемещения в пространстве) и дома (золотая цепь соотносится с дворцом как часть его интерьера).

Помимо базового значения движения, данные мотивы несут в себе дополнительный смысл, вследствие чего приоритетная для Грина проблема человеческой активности получает новое освещение.

Мотив алых парусов в одноименной феерии писателя неразрывно связан с идеей творчества в сфере духовной жизни человека. Сотворение и реализация мечты, согласно авторской позиции, — одна из многочисленных форм деятельного существования личности. Созидательное отношение к миру проявляется и в любви, которая предстает величайшей ценностью, высшим знанием, доступным человеку активному. Мотив серого автомобиля вводит в текст гриновского произведения проблему бездуховного, механистического существования. Концептуально значимым в творчестве писателя является представление о «живой» и «Мертвой» жизни и соотносящееся с ним особое понимание сущности движения, которое Грин разделяет на истинное и ложное. Первое, на ею взгляд, отличается наличием цели, этической направленностью, естественностью и повышенной степенью трудности, второе — быстротой, легкость и бессодержательностью.

Логика развития характеров и сюжетов гриновских произведений сводится к мысли о том, что истинное движение требует от человека проявления максимальной физической и психической активности. Мотив Бегущей по волнам, обладающий сложной семантической структурой, связан с целым комплексом авторских идей. Исследование закономерностей, его развития в тексте одноименного романа показывает, что данный, мотив выводит на первый план проблему идеального, являющуюся одним из основных компонентов романтической эстетики.

Своеобразие гриновского взгляда на проблему заключается в том, что писатель в своем творчестве стремится преодолеть характерный для романтизма разрыв между реальным и идеальным. Он утверждает мысль о необходимости идеала как нравственного ориентира в жизни человека.

Как показывает исследование, мотив золотой цепи актуализирует в одноименном романе А. Грина тему губительного влияния богатства. Согласно авторской позиции, золото является мнимой ценностью, которая не может восполнить отсутствие активности в человеке и помочь ему в реализации своих мечтаний.

Текстуальный анализ позволяет сделать вывод о многозначности исследуемых мотивов, которой обусловлена их символизация в гриновских произведениях.

Полисемантичностью и поливалентностью, то есть способностью вступать во взаимодействие с другими сюжетными элементами, определяется ведущая роль данных мотивов в структурно-смысловой организации художественных текстов писателя. Являясь сквозными, заглавными образами, они способствуют воплощению авторской идейно-философской концепции.

Список научной литературыШевцова, Галина Ивановна, диссертация по теме "Русская литература"

1. Источники и художественные тексты

2. Акафистник: В 2 ч. Ч. 1. - М, 1993. -255 с.

3. Байрон Д. Г. Паломничество Чайльд-Гарольда // Байрон Д. Г. паломничество Чайльд-Гарольда. Дон-Жуан. (Б-ка всемир. л-ры. Серия 2. Л-ра XIX в. Т. 69). М., 1972. - С. 27-192.

4. Белый А. Священные цвета (Из цикла «Творчество жизни») // Белый А. Арабески. М., 1911. - С. 115-129.

5. Блок А. А. Интеллигенция и революция // Блок А. А. Собр. соч.: В 6т.-М., 1971.-Т. 5.-С. 396-406.

6. Блок А. А. О романтизме // Блок А. А. Собр. соч.: В 6 т. — М., 1971.-Т. 5.-С. 473-484.

7. Вересаев В. В. Живая жизнь (О Достоевском и Льве Толстом) // Вересаев В. В. Собр. соч.: В 4 т. М., 1985. - Т. 3. - С.111-340.

8. Воспоминания об Александре Грине. Л., 1972. — 608 с.8. ' Горький А. М. О том, как я учился писать // Горький А. М. О литературе. М., 1980. С. 219-250.

9. Горький А. М. Разрушение личности // Горький А. М. О литературе. М.,' 1980. - С. 49-98.

10. Грин А. С. Собр. соч.: В 6 т. М., 1965. - Т. 1-6.

11. Грин А. С. Стихотворения и поэмы. — Киров-на-Вятке, 2000.— 140с.

12. Грин А. С. Черный автомобиль // Двадцатый век. 1917. — № 18.1. С.8.

13. Крымский альбом. Феодосия - Москва, 1998. - 288 с.

14. Платонов А. Бессмертие // Литературный критик. 1936. — № 8. -С 114-128.15., РГАЛИ. Ф. № 127. - Оп. № 1. - Ед. хр. № 1.

15. РГАЛИ. Ф. № 127. - Оп. № 1. - Ед. хр. № 2.

16. РГАЛИ. Ф. № 127. - Оп. № 1. - Ед. хр. № 7.

17. Святое Евангелие Господа Нашего Иисуса Христа. — Свердловск, 1991.-256 с.

18. Тихонов Н. Избранные произведения: В 2 т. М., 1967. — Т. 1. Стихотворения. — 559 с.

19. Уэллс Г. Д. Морская дева. Роман // Вестник Европы. 1904. - Т. 4. - №7 (июль). - С. 274-314; № 8 (август). - С. 680-723.

20. Стивенсон Р. Л. Бродяга // Стивенсон Р. Л. Собр. соч.: В 5 т. М., 1967. -Т 5.- С. 501-502.

21. Стивенсон Р. Л. Нравственная сторона литературной профессии // Стивенсон Р. Л. Собр. соч.: В 5 т. М., 1967. - Т 5. - С. 534-544.

22. Стивенсон Р. Л. Путешествие внутрь страны // Стивенсон Р. Л. Собр. соч.: В 5 т.-М., 1967. Т 1. - С. 51-146.

23. Стивенсон Р. Л. Вилли с мельницы // Стивенсон Р. Л. Собр. соч.: В 5 т. — М., 1967.-Т1.-С. 169-193.

24. Научно-теоретическая и критическая литература

25. Абашев В. В. Танец как универсалия культуры Серебряного века // Время Дягилева. Универсалии Серебряного века: Материалы Третьих Дягилевских чтений. Вып. 1. Пермь, 1993. - С. 7-19.

26. Абилова Ф. И. Образ Дома в романе Т. Гарди «Тэсс из рода д' Эр-бервиллей // Художественный текст и культура. III: Материалы и тезисы докладов на междунар. конф. 13-16 мая 1999 г. Владимир, 1999. - С. 267268.

27. Аверинцев С. С. Мария Египетская // Мифы народов мира: В 2 т. -Т. 2.-М., 1982.-С. 116-117.

28. Аверинцев С. С. Рай // Мифы народов мира: В 2 т. Т. 2. — М., 1982.-С. 363-366.

29. Акаткин В. М. Мотив возвращения в рассказах А. Платонова («Река Потудань» и «Возвращение») // Андрей Платонов: проблемы интерпретации. Воронеж, 1995. - С. 103-111.

30. Александр Грин: человек и художник: Материалы 14 междунар. науч. конф. — Симферополь, 2000. — 176 с.

31. Алиев Э. Проблема героя в послеоктябрьском творчестве А. С. Грина. Баку, 1968. - 20 с.

32. Амлинский В. В тени парусов: Перечитывая А. Грина // Новый мир. 1980. - № 10. - С. 238-249.

33. Антонов С. П. А. Грин. «Возвращенный ад» // Антонов С. П. От первого лица. Рассказы о писателях, книгах и словах. — М., 1973. — с. 90130.

34. Бааль В. Мой Грин: Заметки, размышления. К 100-летию со дня рождения А. Грина // Даугава. 1980. - № 8. - С. 77-79.

35. Бабиева И. Р. Эпиграф из Л. Шадурна в романе А. Грина «Бегущая по волнам» // Роман и повесть в классической и современной литературе: Межвуз. сб. — Махачкала, 1992. С. 52-66.

36. Байбурин А. К. Жилище в обрядах и представлениях восточных славян. Л., 1983. - 191 с.

37. Бальбуров Э. Я. Мотив и канон // Сюжет и мотив в контекст« традиции: Материалы к словарю сюжетов и мотивов русской литературы: Сб. науч. тр. Новосибирск, 1998. - С. 21-37.

38. Бахтин М. М. Вопросы литературы и эстетики. Исследования разных лет. М.„ 1975. - 502 с.

39. Бахтин М. М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса. М., 1990. — 543 с." 40.1 Бент М. Течения или этапы? Еще раз о единстве романтизма //

40. Вопросы литературы. 1990 (август). - С. 218-230.

41. Бердникова Е. П. Тема природы в «Вятских рассказах» Грина // Гриновские чтения 95: Тезисы докладов к чтениям. - Киров, 1995. - С. 20-21.

42. Бердяев Н. Русская идея. Основные проблемы русской мысли XIX века и начала XX века // Вопросы философии. — 1990. — № 1. С. 74-144.

43. Березин Е. В. Вятский флот эпохи А. С. Грина // Гриновские чтения 95: Тезисы докладов к чтениям. — Киров, 1995. — С. 9-10.

44. Болкунова Н. С. Мотивы Дома и Дороги в художественной про:.е Н. В. Гоголя. Саратов, 1999.

45. Борисова Н. В. Жизнь мифа в творчестве М. М. Пришвина. — Елец, 2001.-282 с.

46. Ботникова А. Что осталось? (Наследие романтизма в начале XXI века // Филологические записки: Вестник литературоведения и языкознания: Вып. 17. Воронеж, 2001. - С. 34-46.

47. Бочаров С. Г. Сюжеты русской литературы. М., 1999. — 626 с.

48. Бочковская Т. Герои Гринландии: 100 лет со дня рождения А. Грина // Наука и религия. 1980. - № 9. - С. 48-49.

49. Бочковская Т. Я. «Так как я пишу вещи необычные.»: Сравнение в романе А. Грина «Бегущая по волнам» // Русская речь. — 1990. — № 6. — С. 15-18.

50. Ван дер Энг Ян. Искусство новеллы. Образование вариационныхрядов мотивов как фундаментальный принцип повествовательного построения // Русская новелла: проблемы истории и теории: Сб. ст. СПб., 1993.-С. 195-209.

51. Ванслов В. В. Эстетика романтизма. — М., 1966. — 404 с.

52. Васюченко Н. Весть с воли: Заметки о прозе А. Грина // Детская литература. М., 1992. - № 1. - С. 44-50.1 I

53. Введение в литературоведение. Литературное произведение: Основные понятия и термины / Под ред. Л. В. Чернец. М., 1999. — 556 с.

54. Вдовин А. Миф Александра Грина (К 120-летию со дня рождения) // Урал. 2000 (август).57. «Вечные» сюжеты русской литературы: «Блудный сын» и другие / Под ред. Е. К. Ромодановской и В. И. Тюпы. Новосибирск, 1996. — 180 с.

55. Веселова Н. А. Заглавие литературно-художественного текста: онтология и поэтика. Автореферат диссертации. — Тверь, 1998. — 24 с.

56. Веселовский А. Н. Поэтика сюжетов // Веселовский А. Н'. Историческая поэтика. — М., 1989. — 404 с.

57. Ветловская В. Е. Вопросы теории сюжета // Русская литература и культура Нового времени. СПб., 1994. - 270 с. - С. 195-207.

58. Викторович В. А. Понятие мотива в литературоведческом исследовании // Русская литература XIX века: Вопросы сюжета и композиции. Вып. 2. Горький, 1975. - С. 189-191.

59. Вихров В. Рыцарь мечты // Грин А. С. Собрание сочинений: В 6 т. -М., 1965.-Т. 1.-С. 3-36.

60. Волков И. Ф. Теория литературы. М., 1995. — 256 с.

61. Вольпе Ц. Об авантюрно-психологических новеллах А. Грина // Вольпе Ц. Искусство непохожести. — М., 1991. — С. 22-43.

62. Гаврикова И. Ю. Проблема вечности в прозе писателей конца XIX начала XX века (А. Белый, М. Горький, Ф. Ницше) // Время Дягилева. Универсалии Серебряного века: Материалы Третьих Дягилевских чтений.

63. Вып. 1. Пермь, 1993. - С. 44-51.

64. Гаспаров Б. М. Из наблюдений над мотивной структурой романа М. А. Булгакова «Мастер и Маргарита» // Гаспаров Б. М. Литературные лейтмотивы. Очерки по русской литературе XX века. — М., 1993. С. 28-82.

65. Гвардини Р. Конец нового времени // Феномен человека: Антология. М., 1993. - С. 240-296.

66. Гладышева Л. А. Алые гриновские паруса: Заметки о языке произведений А. Грина. // Русский язык в школе. 1980. -№ 4. - С. 53-56.

67. Гордейчев В. В стране «Гринландии»: Рассказ об одном автографе А. С.Грина. //Подъем. -1981.-№ 11.-С. 139-140.

68. Горнфельд А. Г. Рецензия на книгу: Грин А. С. Искатель приключений // Русское богатство. 1917. - № 6-7.

69. Горшков А. И. Тайна соседства слов: Заметки о языке повести А. Грина. «Алые паруса» // Русская речь. 1980. - № 4. - С. 3-8.

70. Григорьева Л. П. Традиции фантастического в новеллистике А. Грина // Литературный процесс: традиции и новаторство: Межвуз. сб. науч. тр. Архангельск, 1992. - С. 149-159.

71. Гринштейн А. Л. Карнавал, и маскарад в художественной литературе: Уч. пос. Самара, 1999. - 118 с.

72. Гуревич А. М. Романтизм в русской литературе. М., 1980. - 103с.

73. Дарьялова Л. Н. Русская литература XX века после Октября. Динамика размежевания и схождений. Типы творчества (1917-1932). — Калининград, 1998. 119 с.

74. Джанашия Л. Г. Формы художественной условности в русской прозе 20-х годов: (А. Грин, М. Булгаков, Е. Замятин). М., 1996. — 169 с.

75. Дикова Т. «Знакомый» и незнакомый Грин: (Проблемы поэтики художника в критике) // XX век. Литература. Стиль. — Екатеринбург, 1996. — Вып. 2.-С. 141-149.

76. Дикова Т. Ю. Рассказы Александра Грина 1920-х годов: (Поэтика оксюморона). Екатеринбург, 1996. - 245 с.

77. Долгополов Л. К. На рубеже веков: О русской литературе конца XIX начала XX веков. - Л., 1977. - С. 365 с.

78. Доманский Ю. В. Смыслообразующая роль архетипических значений в литературном тексте. — Тверь, 1999. — 93 с.

79. Дунаевкая И. Туда, где тихо и ослепительно. Опыт христианско-изотерического прочтения А. Грина // Наука и религия. 1993. — № 8. — С. 52-55.

80. Дунаевская И. К. Эстетико-философский смысл образа леса в творчестве А. Грина // Известия АН ЛатвССР. 1982. - № 6. - С. 68-80.

81. Дунаевская И. К. Этико-эстетическая концепция человека и природы в творчестве А. Грина. — Рига, 1988. 168 с.

82. Дякина А. А. Духовное наследие М. Ю. Лермонтова и поэзия Серебряного века. М., 2001. - 239 с.

83. Евангельский текст в русской литературе ХУ1П — XX веков: Цитата, реминисценция, мотив, сюжет, жанр: Сб. науч. тр. Петрозаводск, 1994.-387 с.

84. Европейский романтизм. — М., 1973. — 497 с.

85. Егорова Л. П. Технология литературоведческого исследования.— Ставрополь, 2001. 166 с.

86. Еременко М. В. Мифопоэтика Леонида Андреева. — Саратов, 2001.-185 с.

87. Жилина Н. П. Дом как аксиологическое понятие в рассказах Шукшина // Традиции русской классики XX века и современность: Материалы науч. конф. М., 2002. - С. 219-221

88. Жирмунский В. М. Байрон и Пушкин; Пушкин и западные литературы: Избранные труды. Л., 1978. — 423 с.I

89. Журчева О. В. Образы времени и пространства как средствовыражения авторского сознания в драматургии М. Горького // Традиции русской классики XX века и современность: Материалы науч. конф. — М., 2002.-С. 99-101.

90. Загвоздкина Т. Е. Жанровая специфика повествования А. Грина // Жанры в литературном процессе. Вологда, 1986. — С. 111-122.

91. Загвоздкина Т. Е. Жанровое своеобразие новеллистики А. Грина. Становление романа // Функционирование малых жанров в историко-литературном процессе. Киров, 1991. - С. 63-68.

92. Загвоздкина Т. Е. Своеобразие эстетического идеала в романах А. Грина // Анализ художественного произведения. — Киров, 1993. С. 162169.

93. Загвоздкина Т. Е. Формы условности в творчестве А. Грина. — Гриновские чтения 95: Тезисы докладов к чтениям. — Киров, 1995. — С. 18-20.

94. Иваницкая Е. Н. Мир и человек в творчестве А С. Грина. — Ростов-на-Дону, 1993. — 64 с.

95. Изергина Н., Кобзев Н. Неизданные автографы А. С. Грина // Крым 90: Альманах. — Симферополь, 1990. — С. 53-57.

96. История русской литературы XX века. Серебряный век / Под ред.

97. Ж. Нива, И. Сермана, В. Страды, Е. Эткинда. -М., 1995. 704 с.

98. Кагарлицкий Ю. И. Герберт Уэллс. Очерк жизни и творчества. — М., 1963.-277 с.

99. Карпов И. П. Автор в русской прозе (Чехов, Бунин, Андреев, Грин): Очерки типологии авторства. М., Йошкар-Ола, 1997. - 72 с.

100. Карпов Н. А. «Приглашение на казнь» и «тюремная» литература эпохи романтизма (к проблеме «Набоков и романтизм») // Русская литература. 2000. - № 2. - С. 203-210.

101. Келдыш В. А. К проблеме литературных взаимодействий в начале XX века (о так называемых «промежуточных» художественных явлениях) // Русская литература. 1979. — № 2. - С. 3-27.

102. Келдыш В. А. Русский реализм начала XX века. — М., 1975. — 279с.

103. Ким Су Чанг. О символике цвета и числа в повести М. Булгакова «Дьяволиада» // Вестник Санкт-Петербургского университета. СПб., 1997. -,14 с. •

104. Киреев Р. Александр Грин: «Главное событие моей жизни» // Наука и религия. 2001. - № 11. - С. 40-43.

105. Кириллова И. В. Психологическая проза А. Грина. (К проблеме соотношения сознательных и подсознательных начал в человеке).— М., 1994.-10 с.

106. Ш.Киркин Ю. В. Александр Грин: Библиографический указатель произведений А. С. Грина и литературы о нем 1906-1977 гг. М., 1980 - 64 с.

107. Кобзев Н. А. Роман Александра Грина: (Проблематика, герой, стиль). -Кишинев, 1983. 140 с.

108. Ковский В. «Фантазия требует строгости.»: О творчестве А. Грина. // Литературная учеба. 1980. - № 4. - С. 89-98.

109. Ковский В. Блистающий мир Александра Грина // Грин А. С.

110. Собр. соч.: В 5 т. -М., 1991. Т. 1. - С. 5-36.

111. Ковский В. Возвращение к Александру Грину: О литературной судьбе писателя. // Вопросы литературы. — 1981. № 10. - С. 45-81.

112. Ковский В. Е. Реалисты и романтики: Из творческого опыта русской советской классики. — М., 1990. — 383 с.

113. Ковский В. Романтический мир Александра Грина. — М., 1969. — 266 с.

114. Колобаева Л. А. Концепция личности в русской литературе рубежа XIX XX веков. - М., 1990. - 336 с.119^ Комлик Н. Н. Творческое наследие Е. И. Замятина в контексте традиций русской народной культуры. Елец, 2000. — 265 с.

115. Концепт движения в языке и культуре: Сб. ст. — М., 1996. — 383 с.

116. Корнеева Е. В. Мотивы художественной прозы и драматургии Леонида Андреева. Елец, 2000. — 171 с.

117. Кудрин В. Миры Александра Грина // Наука и религия. — 1993. — №9.-С. 46-47.

118. Липелис А. Мир героев Александра Грина // Вопросы литературы. 1973. - № 9. - С. 242-252.

119. Литературный текст: Проблемы и методы исследования. 6 / Аспекты теоретической поэтики: К 60-летию Н. Д. Тамарченко: Сб. науч. тр. М.;( Тверь, 2000. - Вып. 6. - 244 с.

120. Логвин Г. П. Идеализация в поэтике А. С. Грина // Научные доклады высшей.школы. Филологические науки. М., 1987. — № 3. - С. 7072.

121. Лопуха А. О. О неоромантизме А. С. Грина // Современные проблемы метода, жанра и поэтики русской литературы. Петрозаводск, 1991.-С. 147-152.

122. Лопуха А. О. Поэтика фантастического у А. С. Грина // Жанр и композиция литературного произведения. Петрозаводск, 1988. - С. 126

123. Лопуха А. О. Эстетический идеал и специфика его выражения в творчестве А. С. Грина. Петрозаводск, 1987. - 184 с.

124. Лосев А. Ф. Логика символа // Лосев А. Ф. Философия. Мифология. Культура. М., 1991. - С. 247-274.

125. Лотман Ю. М. «Пиковая дама» и тема карт и карточной игры в русской литературе начала XIX века // Лотман Ю. М. Избранные статьи: В 3 т. Т. 2. - Таллинн, 1992. - С. 389-415.

126. Лотман Ю. М. В школе поэтического слова: Пушкин. Лермонтов. Гоголь. М., 1988. - 352 с.

127. Лотман Ю. М. Дом в «Мастере и Маргарите» // Лотман Ю. М. О русской литературе. С.-Петербург, 1997. - С. 748-754.

128. Лотман Ю. М. Куклы в системе культуры // Лотман Ю. М. Избранные статьи: В 3 т. — Т. 1. — Таллинн, 1992. — С. 377-380.I

129. Лотман Ю. М. Путешествие Улисса в «Божественной комедии» Данте // Лотман Ю. М. Семиосфера. С.-Петербург, 2000. - С. 303-313.

130. Лотман Ю. М. Семантика числа и тип культуры // III Летняя школа по вторичным моделирующим системам. Тезисы. — Тарту, 1968. — С. 103-109.

131. Лучников М. Ю. Мотивы круга и дороги в сюжете «Дыма» И. С. Тургенева (к вопросу о сюжетном единстве романа) // Проблемы исторической поэтики в анализе литературного произведения: Сб. науч. тр. -Кемерово, 1987.-С. 65-71.

132. Ляхова Е. И. Драматизм одиночества (эстетическая интерпретация художественного мотива) // Эстетический дискурс: семио-эстетические исследования в области литературы: Межвуз. сб. науч. тр. — Новосибирск, 1991.-С. 52-61.

133. Ляшева Р. П. Проблема типологии романтического художественного образа: (Современная советская проза). — М., 1979. — 24 с.

134. Максимов Д. Е. Идея пути в поэтическим мире Александра Блока // Максимов Д. Е. Поэзия и проза Александра Блока. — Л., 1981. С. 6-151.

135. Малинкович И. Судьба старинной легенды. — М., 1999. 151 с.

136. Манн Ю. М. Карнавал и его окрестности // Вопросы литературы. 1995. -№ 1.-С. 154-182.

137. Манн Ю. М. Поэтика русского романтизма. М., 1976. - 375 с.

138. Мароши В. В. Сюжет Крысолова в русской литературе XX века // Литературное произведение: Сюжет и мотив: Сб. науч. тр. — Новосибирск, 1999.-240 с.

139. Матвеева Н. Сила сюжета и паруса романтизма: Заметки о творчестве А. Грина. // Литературная учеба. 1980. — № 4. — С. 99-105.

140. Медведева Н. Г. Мифологическая образность в романе А. С. Грина «Блистающий мир» // Научные доклады высшей школы. Филологические науки. 1984. - № 2. - С. 24-30.

141. Мейлах М. Б. Воздух // Мифы народов мира: В 2 т. — Т. 1. — М., 1980.-С. 241.

142. Мелетинский Е. М. О литературных архетипах. М.,1994. -С. 136с.

143. Мельникова Л. А. Атрибутивная сочетаемость в художественной прозе А. С. Грина. Минск, 1980. - 23 с.

144. Мескин В. А. Грани русской прозы: Ф. Сологуб, Л. Андреев, И. Бунин. Южно-Сахалинск, 2000. - 152 с.

145. Мечта разыскивает путь: материалы VI Гриновских чтений, посвященных 120-летию А. С. Грина. Киров, 2001. - 144 с.

146. Мир романтизма: Материалы междунар. науч. конф. «Мир романтизма» (IX Гуляевских чтений). Тверь, 2000. - Вып. 3 (27). — 178 с.

147. Мир романтизма: Материалы междунар. науч. конф. «Мир романтизма» (IX Гуляевских чтений). Тверь, 2000. — Вып. 4 (28). — 184 с.

148. Михайлова JI. Александр Грин: Жизнь, личность, творчество. — М., 1980.-216 с.

149. Мущенко Е. Г. «Живая жизнь» как эстетическая универсалия серебряного века // Филологические записки. Воронеж, 1993. — Вып. 1. -С. 41-49.

150. Мущенко Е. Г. «Человеку нет конца пути.» Антропология русской литературы XX века // Вестник ВГУ. Серия 1. Гуманитарные н&уки. 1988. - № 2. - с. 53-65.

151. Мущенко Е. Г. Путь к новому роману на рубеже XIX — XX веков. Воронеж, 1986. - 186 с.

152. Мущенко Е. Г. Человек и мир в искусстве эпохи рубежа. 1980— 1916 // Русская литература XX века. — Воронеж, 1999. — С. 21-22.

153. Неклюдов С. Ю. Оборотничество // Мифы народов мира: В 2 т. — Т.2.-М., 1982.-С. 234-235.

154. Никонова Т. А. Герой и масса в динамике пространственно-временных координат в русской литературе советского периода // Вестник ВГУ. Серия 1. Гуманитарные науки. 1988. -№ 2. - С. 66-81.

155. Нямцу А. Е. Поэтика традиционных сюжетов — Черновцы, 1999 — 176 с. ■

156. Оливье С. Александр Грин и приключенческий жанр в ' англосаксонской литературе // Известия АН СССР. Серия литературы и языка. М., 1990. - Т. 49. - № 1. - С. 70-74.

157. Орлицкий Ю. Б. «Необычайная форма»: уникальность и универсальность ( о рассказе А. Грина «Ли»), — Гриновские чтения — 95: Тезисы докладов к чтениям. Киров, 1995. - С. 1-3.

158. Осипова Н. О. Поэмы М. Цветаевой 1920-х годов: проблема художественного мифологизма. Киров, 1997. — 101 с.

159. От мифа к литературе: Сборник в честь 75-летия Е. М. Мелетинского. М., 1993.

160. Паустовский К. Волшебник // Паустовский К. Избранное. — М., 1961.-С. 222-227.

161. Петровский М. О происхождении сюжета «Алых парусов» А. С. Грина // Литература. 1997. - № 24. - С. 2-3.

162. Петросов К. Г. О романтизме в русской литературе конца XIX — начала XX века (к постановке нерешенных проблем) // Вопросы романтического метода и стиля: Межвуз. темат. сб. — Калинин, 1978. — С. 108-116.

163. Платонов А. Рассказы А. Грина // Платонов А. Размышления читателя: Литературно-критические статьи и рецензии. М., 1980. - С. 7278.

164. Потапова Н. В. Философская направленность романов А. С. Грина //^Советская литература в прошлом и настоящем. М., 1990. — С. 72-84.

165. Приходько И. С. Александр Блок и русский символизм: м'ифопоэтический аспект. Владимир, 1999. - 80 с.

166. Проблемы исторической поэтики. Вып. 2: Художественные и научные категории: Сб. науч. тр. — Петрозаводск, 1992. — 161 с.

167. Пропп В. Я. Морфология сказки. — Л., 1928. 152 с.

168. Пропп В. Я. Поэтика фольклора (Собрание трудов В. Я. Проппа). -М., 1998.-352 с.

169. Прохоров Е. Александр Грин. М., 1970. — 92 с.

170. Путилов Б. Н. Веселовский и проблема фольклорного мотива // Наследие Александра Веселовского. Исследования и материалы. СПб., 1992. -С. 74-86.

171. Путилов Б. Н. Мотив как сюжетообразующий элемент // Типологические исследования по фольклору: Сб. статей памяти В. Я. Проппа.-М., 1975.-С. 141-155.

172. Ревич В. Нереальная реальность // Ревич В. Перекресток утопий. Судьбы фантастики на фоне судеб страны. — М., 1998. — С. 69-78.

173. Ревякина А. Некоторые проблемы романтизма XX века и вопросы искусства в послеоктябрьском творчестве Александра Грина. -М.,1970.- 20 с.

174. Романенко В. А. Лингвопоэтическая система сквозных символов в творчестве А. С. Грина. — Тирасполь, 1999. — 241 с.

175. Романенко В. А. Символы «круг» и «дорога» в романе А. С. Грина «Блистающий мир» // Вестник Приднестровского университета. — Тирасполь, 1996. № 2. - С. 66-68.

176. Россельс В. М. А. С. Грин // История русской советской литературы: В 4 т. Т. 1. 1917-1929. - М., 1967. - С. 370-392.

177. Россельс В. М. Олень вечной охоты (А. С. Грин) // Россельс В. М. Сколько весит слово: Статьи. М., 1984. - С. 346-429.

178. Русская литература XX века. 1890 -1910: ВЗ т. / Под ред. пр. С. А. Венгерова. М., 1914. — Т. 1.-411 с.

179. Рыбаков В. Две жизни А. Грина // Семья и школа. — 1980. № 8. — С. 43-45.

180. Рынкевич В. Тайна прибрежного замка // Вопросы литературы. — 1996. Вып. 5. - С. 341-342.

181. Саидова М. В. Поэтика А. С. Грина. (На материале романтических новелл). Душанбе, 1974. — 219 с.

182. Самойлова В. Д. Творчество А. Грина и проблемы романтизма в советской литературе. — М., 1968. — 265 с.

183. Связь времен. Проблемы преемственности в русской литературе конца XIX начала XX века. - М., 1992. - 376 с.

184. Семибратов В. К. А. С. Грин — христианин: вятские истоки. — Гриновские чтения 95: Тезисы докладов к чтениям. — Киров, 1995. — С. 56.

185. Силантьев И. В. Семантическая структура повествовательного мотива // Литературное произведение: сюжет и мотив: Сб. науч. тр. — Новосибирск, 1999.-С. 10-28.

186. Силантьев И. В. Теория мотива в отечественном литературоведении и фольклористике. Очерк историографии. — Новосибирск, 1999. 103 с.

187. Ситникова Л. Александр Грин и Сигизмунд Кржижановский // Бинокль. 2001. - № 9 (октябрь).

188. Скепнер Л. С. Об архангельской ссылке А. С. Грина // Русская литература. -2001. -№ 3. С. 120-125.

189. Соколов М. Н. Окно // Мифы народов мира: В 2 т. Т. 2. - М., 1982.-С. 250-251.

190. Сукиасова И. Новое об Александре Грине // Литературная Грузия. 1968. -№ 12.- С. 67-76.

191. Тарасенко Н. Свет мой тихий // Крым — 90: Альманах. — Симферополь, 1990.-С. 57-61.

192. Тертерян И. Романтизм как целостное явление // Вопросы литературы. 1983. - № 4. - С. 151-180.

193. Толмачев В. Н. От романтизма к романтизму: Английский роман 1920-х годов и проблема романтической культуры. М., 1997'. - 363 с.

194. Томашевский Б. В. Теория литературы. Поэтика. — М., 1996. — 334с.

195. Топоров В. Н. Мышь // Мифы народов мира: В 2 т. Т. 2. - М., 1982.-С. 190.

196. Топоров В. Н. Пространство // Мифы народов мира: В 2 т. Т. 2. -М., 1982.-С. 340-342.

197. Топоров В. Н. Путь // Мифы народов мира: В 2 т. Т. 2. — М., 1982. — С.352—353.:

198. Топоров В. Н. Река // Мифы народов мира: В 2 т. Т. 2. - М.,1982.-С- 374-376.

199. Топоров В. Н. Числа // Мифы народов мира: В 2 т. — Т. 2. М., 1982.-С. 629-631.

200. Топоров В. Н., Мейлах М. Б. Круг // Мифы народов мира: В 2 т. — Т.2.-М., 1982. -С. 18-19.

201. Ульянцев Д. М. Идейно-художественные функции заглавий в рассказах А. П. Платонова. Автореферат диссертации.- Одесса, 1985. — 17 с.

202. Урнов М. Роберт Луис Стивенсон: (Жизнь и творчество) // Стивенсон Р. Л. Собр. соч.: В 5 т. М., 1967. - Т. 1. - С. 3^8.

203. Утехин Н. П. «Мастер и Маргарита». Источники истинные и мнимые // Утехин Н. П. Современность классики. М., 1986. - С. 282-331.

204. Фоменко Л. П. «Дом» и «дорога».в романе Андрея Платонова «Чевенгур» // Андрей Платонов: проблемы интерпретации. — Воронеж, 1995.-С. 97-103.

205. Фрейденберг О. М. Поэтика сюжета и жанра. — М., 1997. — 448 с.

206. Хализев В. Е. Теория литературы. М., 1999. - 398 с.

207. Харчев В. В. Поэзия и проза Александра Грина. — Горький, 1975. -256 с.

208. Храпченко М. Б. Творческая индивидуальность писателя и развитие литературы. — М., 1970. — 392 с.

209. Хрулев В. И. Романтизм Александра Грина: (Эволюция и сущность). Уфа, 1994. - 232 с.

210. Хрулев В. И. Условный и реальный мир в творчестве Александра Грина // Научные доклады высшей школы. Филологические науки. — 1976. -№ 6.-С. 3-13.

211. Царик Д. К. Константин Паустовский. Очерк творчества. — Кишинев, 1979.-124 с.

212. Царик Д. К. Типология неоромантизма. — Кишинев, 1984. — 167 с.

213. Царькова Ю. «В уме своем я создал мир иной.»: (Об особенностях художественной организации «фантастического» мира А. Грина) // Парадигмы: Сб. работ молодых ученых. Тверь, 2000. - С. 45-54.

214. Царькова Ю. Летающие люди в художественном мире А. Грина // Материалы конференции молодых ученых. — Псков, 2000. — С. 87-94.

215. Царькова Ю. Реальное и фантастическое в художественном мире А. Грина. (Из наблюдений над онимами) // Актуальные проблемы филологии в вузе и школе. — Тверь, 2000. — С. 150-151.

216. Царькова Ю. Чудо й вера в романе А. С. Грина «Блистающий мир» // Тексты и мифологические модели. Материалы международной научной конференции (доклады, статьи, публикации). Коломна, 2001. — С. 174-180.

217. Цивьян Т. В. Архетипический образ дома в народном сознании // Живая старина. 2000. - № 2. - С. 2-4.

218. Цивьян Т. В. Движение и путь в балканской модели мира: исследования по структуре текста. — М., 1999. — 374 с.

219. Шабалйн А. Мистическое начало в творчестве Александра Грина // КОН: культура, общество, наука. — Тюмень, 1992. № 1. — С. 46-50.

220. Шатин Ю. В. Мотив и контекст // Роль традиции в литературной жизни эпохи: Сюжеты и мотивы: Сб. науч. тр.- Новосибирск, 1995. — С. 516.

221. Щеглов М. Корабли А. Грина // Щеглов М. Литературно-критические статьи. М., 1958. — С. 233-241.

222. Элиаде M. Избранные сочинения: Миф о вечном возвращении; Образы и символы; Священное и мирское. — М., 2000. — 414 с.

223. Эткинд Э. Г. Флейтист и крысы. Поэма М. Цветаевой «Крысолов» в контексте немецкой народной легенды и ее литературных обработок // Вопросы литературы. 1992. - Вып. 3. - С. 43-74.

224. Юнг К. Г. К вопросу о подсознании // Юнг К. Г., фон Франц М,-JL, Хендерсон Дж. JL, Якоби И., Яффе А. Человек и его символы. — М., 1997.-С. 13-102.

225. Юнг К. Г. Концепция коллективного бессознательного // Юнг К. Г:, фон Франц M.-JL, Хендерсон Дж. Л., Якоби И., Яффе А. Человек и его символы. М., 1997. - С. 337-346.

226. Юнг К. Г. О психологии бессознательного // Юнг К. Г. Психология бессознательного. — М., 1998. — С. 70-85.

227. Яблоков Е. А. Александр Грин и Михаил Булгаков (романы «Блистающий мир» и «Мастер и Маргарита») // Филологические науки. — 1991. -№ 4.-С. 33-42.

228. Gyurcsik I.-L. Primele povestirí ale lui Alexandr Grin // Studii de literatura românâ §i comparatâ. Timiçoara, 1976. — S. 120-128.

229. Pollak S. Geograf krajow urojonych // Pollak S. Wyprawy za trzy morza. Szkice o literaturze rosyjskiej. — Warszawa, 1962. S. 180-196.1. Справочная литератураs

230. Бауэр В., Дюмотц И., Головин С. Энциклопедия символов. — М., 1995.-512 с.

231. Библейская энциклопедия (Репринтное издание: Библейская энциклопедия: В 4 вып. /сост. Архимандрит Никифор. М., 1891). - М., 1990.-902 с.

232. Бидерманн Г. Энциклопедия символов. — М., 1996. — 335 с.

233. Даль В. Толковый словарь (Воспроизведение 2 издания 1880-1881 гг). Т. 1. - M., 1935. - 723 с.

234. Даль В. Толковый словарь (Воспроизведение 2 издания 1880-1881 гг). Т. 2. - М., 1935. - 807 с.

235. Жюльен Н. Словарь символов. — Челябинск, 1999. — 498 с.

236. Испанско-русский словарь. М., 1954.

237. Керлот X. Э. Словарь символов. М., 1994. - 608 с.

238. Краткая литературная энциклопедия: В 8 т. — М., 1961-1975. — Т. 2.-М., 1964.-1056 стб.

239. Краткая литературная энциклопедия: В 8 т. — М., 1961-1975. — Т. 4.-М., 1967.- 1024 стб.

240. Краткая литературная энциклопедия: В 8 т. М., 1961-1975. — Т. 6,-М., 1971.-1040 стб.

241. Лермонтовская энциклопедия. — М., 1981. — 484 с.

242. Литературный энциклопедический словарь. — М., 1987. — 752 с.

243. Маковский M. М. Сравнительный словарь мифологической символики в индоевропейских языках: Образ мира и миры образов. — М., 1996.-416 с. ■

244. Мифологический словарь. — М., 1991. 736 с.

245. Мюллер В. К. Англо-русский словарь. — М., 1977. — 888 с.

246. Прусс И. Е. Западноевропейское искусство XVII века. М., 1974. -383 с.

247. Руднев В. П. Словарь культуры XX века. М., 1999. - 384 с.

248. Русские писатели 20 века: Биографический словарь. — М., 2000. —' «808 с.

249. Славянская мифология. Энциклопедический словарь М., 1995 — 416 с.

250. Славянские древности: Этнолингвистический словарь: В 5 т. — М., 1999.-Т. 2.-697 с.

251. Словарь русского языка: В 4 т. М., 1985-1988. - Т.1.- М., 1985696 с.

252. Словарь русского языка: В 4 т. М., 1985-1988. - Т. 2. - 1986. -736 с.

253. Современное зарубежное литературоведение (страны Западной Европы и США): концепции, школы, термины. Энциклопедический словарь. М., 1999. - 319 с.

254. Трессиддер Д. Словарь символов. 1999. — 448 с.

255. Фоли Дж. Энциклопедия знаков и символов. — М., 1997. — 512 с.

256. Шейнина Е. Я. Энциклопедия символов. — М., 2002. 591 с.>

257. Энциклопедия символов, знаков, эмблем. М., 2000. — 576 с.