автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему:
Художественный и внутрилитературный синтез в развитии русской прозы для детей и юношества

  • Год: 2015
  • Автор научной работы: Челюканова, Ольга Николаевна
  • Ученая cтепень: доктора филологических наук
  • Место защиты диссертации: Москва
  • Код cпециальности ВАК: 10.01.01
Автореферат по филологии на тему 'Художественный и внутрилитературный синтез в развитии русской прозы для детей и юношества'

Полный текст автореферата диссертации по теме "Художественный и внутрилитературный синтез в развитии русской прозы для детей и юношества"

На правах рукописи

/

! /.

Ш"

Челюканова Ольга Николаевна

ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ И ВНУТРИЛИТЕРАТУРНЫЙ СИНТЕЗ В РАЗВИТИИ РУССКОЙ ПРОЗЫ ДЛЯ ДЕТЕЙ И ЮНОШЕСТВА 50-80-х гг. XX века

10.01.01 - русская литература

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук

2 9 АПР 2015

Москва-2015

005568163

005568163

Работа выполнена на кафедре русской и зарубежной литературы ФГАОУ ВО «Российский университет дружбы народов».

Научный консультант:

доктор филологических наук, профессор КОВАЛЕНКО Александр Георгиевич Официальные оппоненты:

доктор филологических наук, доцент ДВОРЯШИНА Нина Алексеевна, ГОУ ВПО Ханты-Мансийского автономного округа - Югры «Сургутский государственный педагогический университет», профессор кафедры филологического образования и журналистики,

доктор филологических наук, доцент КУДРЯШОВА Александра Артуровна ГБОУ ВПО города Москвы «Московский городской педагогический университет», профессор кафедры филологических дисциплин и методики их преподавания в начальной школе,

доктор филологических наук, профессор МИНЕРАЛОВА Ирина Георгиевна ФГБОУ ВПО «Московский педагогический государственный университет», институт филологии и иностранных языков, профессор кафедры русской литературы,

Ведущая организация: ФГБОУ ВПО «Волгоградский государственный социально-педагогический университет»

Защита диссертации состоится «22» мая 2015 года в 13-00 часов на заседании диссертационного совета Д. 212.203.23 по филологическим наукам при Российском университете дружбы народов по адресу: 117198, г. Москва, ул. Миклухо-Маклая, д. 10/2, ауд. 730.

С диссертацией можно ознакомиться в Учебно-информационном библиотечном центре (Научной библиотеке) РУДН: 117198, Москва, ул. Миклухо-Маклая, д.6.

Объявление о защите и автореферат размещены на сайтах http://vak.ed.gov.ru и http://dissovet.rudn.ru.

Автореферат разослан 21 апреля 2015 года.

Ученый секретарь

диссертационного совета

кандидат филологических наук, доцент

Базанова А.Е.

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Творческие процессы, протекающие в современной детской и юношеской литературе, указывают на необходимость исследования истории детской литературы второй половины XX века в контексте культуры, поскольку наследованием традиций или полемикой с традицией возможно объяснить и современные процессы, и проблемы, и «вызовы времени».

Необходимость определить логику развития отечественной детской и юношеской литературы в ее поступательности, в отношении к традиции побуждает выявить и филологически корректно описать и литературу, и общие культурные и литературные тенденции, предшествовавшие сегодняшним явлениям в ней.

Детская и юношеская литература в истории своего зарождения, становления и развития неразрывно связана как с историческими событиями, так и с явлениями в отечественной словесности, отразившими все уровни сферы культуры (уровень психологии, социологии, идеологии и способов их образно-художественною выражения и интерпретации). Именно поэтому изучение процессов и закономерностей, определяющих то, что представляет собой феномен детской и юношеской литературы в целом и названного периода в частности, выявляет также характер и особенности развития художественной словесности в отечественном культурном пространстве. При этом следует иметь ввиду, что автор учитывает адресат чтения и вносит некоторые коррективы в использование общих для эпохи художественно-стилевых приемов, средств и методов.

Детская литература априори, независимо от эпохи, апеллирует к средствам художественного и внутрилитературного синтеза, поскольку нацелена на развитие и воспитание личности, и именно синтез, полагали его теоретики в романтизме и символизме, наиболее продуктивен в художественно-стилевом отношении.

Настоящее диссертационное исследование посвящено изучению явлений синтеза в русской детской литературе 50-80-х гг. XX века, наиболее яркие представители которой — А. Алексин, Кир Булычев, С. Георгиевская, В. Железников, В. Медведев, Ю. Коваль, А. Лиханов, В. Крапивин, Р. Погодин, Б. Рахманин, Ю. Томин, Ю. Яковлев — писатели, уже сегодня не только в России, но и в мире считающиеся классиками детской и юношеской литературы. Поскольку речь идет о безусловно талантливых художниках, формировавших образ и стиль культурной эпохи, то и их творческая индивидуальность проявляется весьма разнообразно, в том числе в развитии стилевых и жанровых форм, в совершенствовании уже устоявшихся в литературе для детей и юношества и поиске новых сюжетно-композиционных и речевых приемов. Богатейшие возможности для творческих экспериментов детским писателям рассматриваемого периода предоставил синтез, который в детской литературе проявился в самых разнообразных формах и имел свои характерные черты, отличные от тех, какими он проявлялся в литературе «взрослой». Они были обусловлен!,! художественными задачами детской литературы как направления в

художественной словесности вообще и в значительной мере определены спецификой адресата — ребенка.

Под синтезом в культуре понимают органичное соединение разных искусств или видов искусства в художественное целое, которое эстетически организует материальную и духовную среду бытия человека. Художественный синтез, по поводу которого активно теоретизировали сначала романтики, позже символисты, синтез, активно ими используемый, получивший свое новое качество в исследуемую нами эпоху, подразумевает создание качественно нового художественного явления, не сводимого к сумме составляющих его компонентов [Вагнер Р., Васильев С.А., Завгородняя Г.Ю., Иванов Вяч., Лосев А.Ф., Минералова И.Г. и др.]. Его идейно-мировоззренческая направленность, своеобразный вектор воздействия на закономерности развития стиля в его разноуровневых проявлениях дают возможность объяснить доминирование тех или иных жанровых модификаций, фигурирование разного рода аллюзий и реминисценций, прежде в детской и юношеской литературе в подобном количестве и качестве не востребованных. Этим определяются видимые социально-нравственные и духовно-эстетические возможности синтеза искусств в названном срезе художественной словесности.

Литература как вид искусства синкретична по своей природе, поскольку слово как материал художественной словесности трехипостасно (семантика, звучание, начертание). Несомненно, детская литература, выделившаяся как самостоятельный поток в отечественной культуре около XVII века, изначально несла в себе все вышеназванные характеристики. Д.С. Лихачев указывал на жанровую синкретичность всей древнерусской литературы: «Современное деление на жанры, основывающееся на чисто литературных признаках, появляется сравнительно поздно. Для русской литературы чисто литературные принципы выделения жанров вступают в силу в основном в XVII в. До этого времени литературные жанры в той или иной степени несут, помимо литературных функций, функции внелитературные. Жанры определяются их употреблением: в богослужении (в его разных частях), в юридической и дипломатической практике (статейные списки, летописи, повести о княжеских преступлениях), в обстановке княжеского быта (торжественные слова, славы) и т.д.» [Лихачев Д.С.].

Жанровый синкретизм, бывший специфической чертой древнерусской литературы, во многом наследуется (хотя и в соответствии с духом времени) литературой, адресованной детям и юношеству. Так, житийная литература дает нам первые образцы внутрилитературного синтеза [Сетин Ф.И.].

Исследователи отмечают синкретизм первых книг, предназначенных собственно для детей: При этом комплексность, полижанровость, многоуровневость предлагаемых в названных книгах текстов сами по себе не суть проявление синтеза, они лишний раз доказывают, что большую часть пути эта литература прошла под знаком соединения задач воспитания и образования, с одной стороны, а с другой — под знаком определения мировоззрения будущих граждан как теоцентрического.

Первые литературные произведения, вошедшие в круг детского чтения,

являют собой пример синтеза на уровне функциональном: они выполняли сразу несколько задач — дидактическую (служили воспитанию), образовательную (давали ребенку определенные научные сведения) и многоаспектную художественную — занимательность повествования, динамичный сюжет, внимание к ярким деталям, образный язык во многом определяли отбор этих произведений для детского чтения.

Дальнейшее развитие детской литературы связано с признанием самоценности детства в первой половине XIX века. Как отмечает J1.B. Долженко, появление первых художественных произведений для детей означало «движение к признанию эмоциональности как качества, репрезентирующего детство. Адекватное изображение ребенка было невозможно без внимания к миру его чувств, равно как и восприятие художественного текста предполагало в ребенке-читателе наличие чувственной сферы» [Долженко Л.В.]. Литература для детей этого периода апеллирует к чувствам и потребностям ребенка, ищет изобразительно-выразительные приемы, адекватные детскому мировосприятию.

При высокой значимости образовательной и дидактической функций детской литературы XIX в., в ней все более актуальными становятся поиски новых художественных форм, позволяющих максимально полно выразить социально-нравственное и духовно-эстетическое содержание. В частности, велись поиски и эксперименты в области жанровых форм. Как отмечают исследователи, внутрилитературный и жанровый синтез становятся значимой приметой детской литературы XIX в., и это закономерно. По мнению исследователя, «жанровый синкретизм <...> — обязательная составляющая успеха произведения у детей» [Минералова И.Г.]. Опираясь на жанровую доминанту реалистической повести или сказки, писатели XIX века создавали для детей произведения, синкретичные по своей жанровой природе [Лейдерман Л.К.].

Детские писатели XIX века, в соответствии с задачами романтизма, определили вектор развития детской литературы и в области художественного синтеза. Так, В. Одоевский указывал на ощутимое присутствие в произведениях других видов искусства музыкального начала, которое он понимал как возможность «переводить впечатление, невыразимое словами» [Одоевский В.Ф.]. В произведениях В.Ф. Одоевского, Л. Погорельского, позже — Д.Н. Мамина-Сибиряка, A.C. Пушкина, А.П. Чехова и др. налицо и приметы внутрилитературного синтеза: события, происходящие в художественном пространстве сказки и сна, воспринимаются героем и ребенком-читателем как реальность, сказка балансирует на грани сказочной фантастики и детской фантазии [Алентьева М.А., Маркович В.М., Тиманова O.M.J.

Литературная критика начинала осознавать и теоретически намечать тенденцию к синтезу жанров. В.Г. Белинский отмечал, что лиризм всегда становится обязательной принадлежностью всякого изображения жизни, если только это изображение взволнованное, живое. «Посему, — писал Белинский, — лиризм, существуя сам по себе, как отдельный род поэзии,

входит во все другие, как стихия, живит их <...> Без лиризма эпопея и драма были бы <...> холодно-равнодушны к своему содержанию» [Белинский В.Г.].

XX век стал для русской детской литературы периодом расцвета. Интерес к внутреннему миру ребенка, стремление взрастить его как гражданина своего Отечества характерны для всей русской детской литературы XX века. Более того, важный для рубежа XIX-XX веков синтез наследуют и писатели: представители русского зарубежья и, естественно, те, кто строит литературу новой России, — именно они осознанно обращаются к новым возможностям синтеза уже в 20-е гг. XX века. Русская же детская литература советского периода осознавала синтез как мощное средство идейно-художественного воздействия на ребенка и в лучших своих образцах сумела продемонстрировать жизнестроительность его возможностей в литературе, адресованной ребенку. С.Я. Маршак отмечал факты продуктивности синтеза в советской детской литературе [Маршак С.Я.]. В целом явления жанрового синтеза в детской литературе XX века были осознаны советскими детскими писателями как новаторство в жанровом поиске.

Таким образом, детская литература 1950-1980-х гг. получила значимые предпосылки к продуктивному освоению возможностей синтеза как яркого изобразительно-выразительного средства, адекватного специфике детского мировосприятия. При этом важно отмстить, что данный период характеризуется стремлением к скрупулезному исследованию души современника-ребенка, к воссозданию его нравственного облика. Характерный

Именно характерный для названного периода специфический субъективизм, выраженный, с одной стороны, в особых формах психологизма, а с другой стороны, в использовании приемов лиризации, которая стала стержневым фактором, определяющим специфику и многообразие внутрилитературного синтеза в русской детской литературе 1950—1980-х гг. [Беляева Н.В., Игонина H.A., Минералова И.Г.; Келдыш В.А.; Липин С.А. и др.], обусловил характерное выражение стиля названной эпохи.

Материалом исследования послужила проза для детей и подростков: повести, рассказы, сказки, сказочно-фантастические циклы — произведения авторов, которых определяют как «образцовых» детских писателей:

A. Алексина, Кира Булычева, С. Георгиевской, В. Железникова, Ю. Коваля,

B. Крапивина, В. Медведева, Р. Погодина, Б. Рахманина, Ю. Томина, Ю. Яковлева и др.

Предмет исследования: индивидуальный ст иль писателей и стиль русской детской прозы 1950-1980-х гг.

Объект исследования: приемы и формы претворения синтеза и специфика их функционирования в русской детской литературе 1950-1980-х гг. Детально исследовать синтез в его разнообразных формах и проявлениях позволяют произведения В. Медведева, наиболее интересен в этом отношении его «роман для детей и юношества» «Свадебный марш» (1974 г.), который представляет собой квинтэссенцию многоаспектных форм синтеза, тесное

взаимопереплетение в рамках литературного произведения самых разных жанров и изобразительно-выразительных средств не только литературы, но и живописи, музыки, оперы, балета, архитектуры, кинематографа, сплав наиболее ценных художественных возможностей лирического и эпического. В произведениях М. Алексеева («Карюха», 1967), А. Алексина («Безумная Евдокия», 1976; «Дневник жениха», 1980; «Повесть Алика Деткипа», 1968; «Третий в пятом ряду», 1975 и др.), Кира Булычева (цикл об Алисе, 1965-2003), С. Георгиевской («Лгунья», 1969), В. Железникова («Чучело», 1975), Ю. Коваля («Недопесок», 1975), В. Крапивина («Я иду встречать брата», 1961; «Лётчик для Особых Поручений», 1972; «Ковср-самолёт», 1975; «Колыбельная для брата», 1978; «Журавлёнок и молнии», 1981; «Оранжевый портрет с крапинками», 1985 и др.), А. Лиханова («Музыка», 1968), В. Медведева («Баранкин, будь человеком!», 1962; «Сверхприключения свсрхкомонавта», 1977; «Неизвестные приключения Баранкина», 1978 и др.), Р. Погодина («Красные лошади», 1967), Б. Рахманина («Часы без стрелок», 1975), Ю. Томина («Шел по городу волшебник», 1963; «Карусели над городом», 1979; «А, Б, В, Г, Д и другие», 1982), Ю. Яковлева («Автопортрет», 1979; «Игра в красавицу», 1979; «Иван-виллис», 1972 и др.) и других четко прослеживается стремление раздвинуть канонические рамки жанра, синтезировать его с другими жанровыми образованиями, открыть новые возможности реализации заложенных в нем художественных ресурсов за счет включения показательных черт элементов других искусств, внутрилитсратурного и жанрового синтеза.

Актуальность диссертационной работы обусловлена, прежде всего, необходимостью описать стиль детской прозы названного периода в системе координат, адекватной художественному материалу. Кроме того, она объясняется необходимостью внимательного исследования генезиса детской литературы и особого места синтеза в художественной словесности изучаемого периода, который до настоящего времени на изучаемом нами широком материале детально не рассматривался. В настоящее время, когда интерес отечественного литературоведения к проблемам синтеза в разных его формах в литературе весьма высок, необходимо выявить особенности названного явления в художественных образцах, на чьих примерах и в полемике с чем формировалась и «созревала» современная детская и юношеская литература. И, наконец, важность обращения к художественной словесности периода, демонстрирующего не только высокий творческий потенциал словесности для детей 1950—1980-х гг., но и художественные результаты этого потенциала в продуктивных художественных формах, диктуется насущной необходимостью доминантного внимания именно к эстетическим вопросам содержания и внутренней формы названной литературы, а не столько и не только к социально-нравственным и нравственно-педагогическим ее аспектам, что довольно долгое время было определяющим в исследовании детской литературы вообще и советской детской литературы в частности. Наличие в произведениях детской литературы указанного периода разнообразных явлений синтеза и их особая художественная роль не вызывает сомнений, но до сих пор в научной литературе нет монографий или диссертаций, посвященных

системному осмыслению роли многоаспектного синтеза в произведениях русской детской литературы 1950-1980-х гг. При этом необходимо отметить, что имена многих детских писателей до сих пор остаются незаслуженно забытыми (это касается, прежде всего, С. Георгиевской, Б. Рахманина, а творчество В. Медведева, хотя и введено в научный обиход [Неелова А.Е., Челюканова О.Н.], однако нуждается в углубленном системном исследовании в аспекте специфики индивиду&чьного художественного стиля).

Новизна исследования обусловлена следующими факторами. Прежде всего, настоящая диссертация впервые вводит в научный обиход системный анализ художественного стиля не изученных ранее авторов (С. Георгиевской, Б. Рахманина), является первым в подобном роде опытом историко-литературного исследования творчества таких писателей, как Кир Булычев, В. Железников, В. Крапивин, 10. Коваль, В. Медведев, Р. Погодин, 10. Томин, Ю. Яковлев и др., попыткой дать типологию явлений синтеза в творчестве русских детских писателей 1950-1980-х гг. В диссертационном исследовании анализируются произведения авторов, для которых характерны взаимообусловленность и иерархичность жанрового, внутрилитературного и художественного синтеза. Впервые предпринимает^! изучение прозаических произведений разных авторов, написанных в 1950-1980-е годы, позволяющее установить, что многоаспектный синтез является значимой художественной чертой стиля эпохи, которая нашла свое специфическое преломление в детской литературе рассматриваемого периода в целом и в индивидуальном стиле каждого отдельно взятого писателя в частности. Так, впервые дана типология явлений синтеза на отдельных уровнях организации взаимодействия музыки, живописи, кино, балета и архитектуры.

Исследование произведений В. Медведева также отвечает требованию новизны. Несмотря на широкую популярность В.В. Медведева и заметное место, которое он занял в литературе XX века, специфика художественного стиля писателя мало изучена. Явления и формы синтеза в их взаимосвязи и взамопроникновении в произведениях В. Медведева, и прежде всего в романе «Свадебный марш», впервые рассматриваются как система, под избранным углом зрения и в подобном объеме. До сих пор творчество данного автора отмечено лишь в нескольких статьях и попутных замечаниях отдельных ученых-филологов [Лупанова И.П., Неелова А.Е., Ожгибесова O.A., Пименова В.М., Сивоконь С.И.].

Методологическую основу составляют работы по теории и истории литературы (Ф.И. Буслаев, А.Г. Коваленко, А.Ф. Лосев, Ю.И. Минералов,

A.A. Потебня, П.Н. Сакулин, Л.И. Тимофеев и др.), по теории лирики и ее взаимодействию с другими родами литературы (А.Н. Веселовский, ЛЛ. Гинзбург, В.М. Жирмунский, В.В. Кожинов, В.Д. Сквозников,

B.Е. Хализев, Б.М. Эйхенбаум и др.), по теории жанров (М.М. Бахтин, Б.М. Томашевский, Ю.Н. Тынянов и др.), фольклора (В.П. Аникин, Е.М. Мелетинский, В .Я. Пропп и др.). Предложенные в работе историко-литературные обобщения и выводы опираются на опыт изучения конкретных жанровых взаимодействий (Л.Ю. Брауде, Т.Г. Леонова, М.Н. Липовецкий,

Е.М. Неелов и др.), на груды по теории родов и видов литературы, а также художественного стиля и синтеза (Л.Н. Дмитриевская, Г.Ю. Завлородняя,

A.C. Матвеева, Ю.И. Минералов, И.Г. Минералова и др.). Широко используются основные положения историко-литературных исследований по проблемам детской литературы таких ученых, как И.Н. Арзамасцева, Б.А. Бегак, H.A. Дворяшина, Л.В. Долженко, Е.Е. Зубарева, A.A. Кудряшова, И.Г. Минералова, И.П. Мотяшов, Л.Н. Савина, Б.М. Сарнов, С.И. Сивоконь,

B.В. Смирнова и др.

Методы исследования включают принципы сравнительно-исторического, сравнительно-типологического, содержательно-структурного, историко-функционального методов, позволяющие эффективно решать поставленные литературоведческие задачи. Исследование основано на хронологическом принципе и строится в соответствии с логикой анализа проблемы многоаспектного синтеза в русской детской литературе рассматриваемого периода.

Цель исследования — выявить, систематизировать и подвергнуть литературоведческому анализу разноуровневые и разноаспектные явления синтеза в русской детской литературе 1950-1980-х гг., в частности, в творчестве В. Медведева и его современников — детских писателей.

Целью диссертационного исследования определены конкретные задачи, позволяющие по-новому рассмотреть особенности литературного мастерства детских писателей 1950-1980-х гг.

Задачи исследования:

— выявить основные тенденции реализации потенциала многоаспектного синтеза в русской детской литературе 1950-1980 гг.;

— исследовать жанровый синтез как стилеобразующий фактор в произведениях для детей 1950-1980-х гг.;

— проанализировать характер взаимодействия искусств в пространстве литературного произведения как способа проявления разных форм художественного синтеза в русской детской литературе 1950-1980 гг.;

— проследить, как осуществляется в произведениях детских писателей 1950-1980-х гг. опора на синтез в разных его проявлениях.

На защиту выносятся следующие положения:

1. Специфика претворения синтеза в русской детской литературе 19501980-х годов обусловлена основными тенденциями и характером литературного и культурного развития времени, поставившего перед детскими писателями двуединую задачу глубокого постижения правды истории и творческого освоения традиций русской классики. Для детской литературы рассматриваемого периода в целом наиболее характерным стало чувство глубокой исторической обусловленности жизненных явлений.

2. Формирование жанров прозы для детей и подростков изучаемого периода находится в прямой и непосредственной связи с ключевыми тенденциями развития феномена культуры детства. Она понимается в единстве двух аспектов. С одной стороны, литература, адресованная детям и подросткам, создает художественные формы, побуждающие их к свободному

интеллектуальному, эмоциональному, художественному, нравственному развитию личности. С другой стороны, в детской литературе воплощается принцип преемственности литературно-художественного опыта классической прозы.

3. Составным элементом художественного целого произведения, адресованного детям, становится игра. Ее роль и значение в качестве «жанрового фермента» именно детской прозы трудно переоценить, она рассматривается как основа для синтеза, коррелируется с законами построения литературного произведения. Особенно значима роль игры в сказочно-фантастических произведениях: жанр фантастического рассказа/повести открывал широкие возможности для создания новых вариаций формы через объединение образов и сюжетов, традиционно закрепленных за соответствующими жанрами. Кроме того, атмосфера игры в конечном счете содержала в себе условия для формирования конструктивной жизнестроительной доминанты в сознании читателя.

4. Художественный синтез (Вяч. Иванов), представляющий собой взаимодействие литературы с широким контекстом искусств, также получил, начиная с рубежа 1950-60-х годов, новые творческие импульсы. Обращение детских писателей к возможностям живописно-изобразительных приемов, в частности экфрасиса, а также к музыкальным цитатам и аллюзиям в произведении предоставляет возможности для расширения художественных горизонтов прозы и ее новых жанрово-стилевых форм.

5. Литература, адресованная детям, испытала на себе существенное влияние возникшей на рубеже 1950-60-х годов лирической или лирико-философской тенденции в литературе. Детская проза этого времени обрела новое лирико-философское звучание. Лирико-философская тональность возникала вследствие усиления разных художественных составляющих — названия произведения, способа развертывания внутреннего мира героя, углубления психологизма, особого «лирического» присутствия автора в тексте, его взаимоотношения с персонажами произведения.

Более того, в это время в прозе происходит перенос повествовательно-описательных акцентов: наряду с динамичным событийным планом повествования, реализуемым сюжетом, особая роль отводится художественному конфликту, развитие которого в произведении обогащало словесность новыми смыслами, усиливало роль психологического портрета персонажа, заостряло идею, способствовало более живому восприятию художественного текста.

Благодаря новому балансу соотношения повествовательного (сюжетного) и описательного (изобразительного) компонентов происходило ассоциативно-смысловое обогащение прозы. Не утрачивая живости сюжетной интриги, оно углубляло смысл за счет привнесения лирико-философской и лирико-психологической компонент, а также за счет «конфликтообразующего фермента».

6. Художественный синтез служил взаимообогащению литературных произведений и произведений других видов искусства, привнося в прозу

«портреты» других искусств. Факторами взаимодействия различных видов искусств на поле художественной словесности стали личные музыкальные, живописные, кинематографические пристрастия авторов, обращение к темам, культивировавшимся в литературе серебряного века. Нередко писатель и сам сочинял музыкальные произведения, увлекался живописью, что привносило в прозу живописное, музыкальное и др. содержание.

7. Художественный и внутрилитературный синтез, с одной стороны, стали частью общего процесса обновления стилей и жанров, идейного и тематического обогащения отечественной литературы. С другой стороны, он объяснялся спецификой аудитории, к которой было обращено произведение. Целеполагающая задача рассматриваемого явления состояла в создании литературы, способствующей нравственному, духовному и интеллектуальному воспитанию ребенка и подростка.

Теоретическая и практическая значимость исследования. Эмпирический материал и результаты теоретической работы могут быть использованы в научном описании истории отечественной детской и юношеской литературы, в преподавании вузовских систематических курсов истории русской литературы, детской литературы, курсов по выбору, касающихся проблем теории и истории литературы, синтеза и стиля прозы в частности, проблем теории русской детской литературы 1950-1980-х гг., специализаций, посвященных проблемам поэтики и стиля отечественной детской литературы.

Апробация результатов. Результаты исследования апробированы в докладах на II Международной научной конференции «Нижегородский текст русской словесности» (Нижний Новгород, 2009); Международной научной конференции «Рациональное и эмоциональное в литературе и фольклоре» (Волгоград, 2010); Всероссийской научно-практической конференции «Синтез в русской и мировой художественной культуре (Москва, 2001, 2007, 2009, 2010, 2011); Всероссийской научно-практической конференции с международным участием «Развитие детской одаренности в современной образовательной среде» (Арзамас, 2008); Всероссийской научно-практической конференции «Мировая словесность для детей и о детях» (Москва 2002, 2007, 2012); Всероссийской научно-практической конференции «Аркадий Гайдар и круг детского и юношеского чтения» (Арзамас, 2008, 2011, 2014); Всероссийской научно-методической конференции «Православие и русская литература: вузовский и школьный аспект изучения» (Арзамас, 2009, 2012); научно-методической конференции VII Пасхальные чтения «Гуманитарные науки и православная культура» (Москва, 2010); Всероссийском форуме молодых ученых (в конкурсе преподавателей русской словесности «Лучшая вузовская лекция» (Москва, 2008); Всероссийской научно-практической конференции «Карповскис чтения» (Арзамас, 2007); межвузовской научно-практической конференции «Проблемы эволюции русской литературы XX века. Шешуковские чтения» (Москва 2000, 2001); в Интернет-конференции «Активные технологии в преподавании гуманитарных дисциплин (на материале истории русской литературы), (2008); на Всероссийской конференции «Педагогика искусства —

интеграция культуры в образование будущего учителя: Юсовские чтения» (Москва, 2009); на II Всероссийской научно-практической конференции «Педагогическая практика как системообразующий фактор профессиональной подготовки будущего учителя» (Арзамас, 2010).

Материал и основные идеи исследования используются в вузовских курсах «История русской литературы», «Детская литература», «Теория литературы и практика читательской деятельности», «Художественно-эстетическое воспитание школьников», «Духовно-нравственное воспитание школьников», в спецкурсах «Литературная сказка второй половины XX века», «Стиль и синтез в детской прозе второй половины XX века», читаемых автором диссертации в ФГАОУ ВО «Нижегородский государственный университет им. Н.И. Лобачевского» Арзамасский филиал.

Основные положения диссертационного исследования были изложены в монографии и 50 статьях, в том числе пятнадцати статьях в изданиях, рекомендуемых ВАК РФ.

Структура работы обусловлена поставленными задачами. Диссертационное исследование состоит из введения, трех глав, заключения и библиографии.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении обосновываются актуальность и своевременность постановки проблемы, научная новизна исследования, определяются его объект и предмет, формулируются цель и задачи, характеризуются методологическая база и основные методы диссертационного исследования, научный инструментарий работы, обосновывается теоретическая и практическая значимость результатов работы.

Также во Введении освещается степень разработанности проблемы, поскольку исследование синтеза в истории отечественной литературы актуально и перспективно, о чем свидетельствуют работы современных ученых [Васильев С.А., Дворяшина H.A., Дмитриевская Л.Н., Драгомирецкая Н.В., Завгородняя Г.Ю., Игонина Н.А, Колосова С.Н., Кондрашова И.И., Кудряшова A.A., Матвеева A.C., Минералова И.Г. и др.].

Первая глава — «Эстетические приоритеты в детской и юношеской литературе 1950-х - начала 80-х годов XX века: культурный и литературный контекст» — посвящена обзору основных тенденций развития явлений синтеза в его многоплановости и многообразии в литературе рассматриваемого периода.

В первом параграфе — «Традиции и ключевые направления в освоении опыта детской литературы 1900-1940-х гг.» — рассматриваются традиций и ключевые направления в освоении опыта детской литературы 19001940-х гг. Как показано в диссертации, художественный стиль 1950-1980-х годов в своем формировании опирался на традиции классической литературы, причем осознание «наследования этих традиций» осуществлялось и осознавалось контекстной преемственностью открытий, принадлежавших в

новых социальных условиях таким писателям, как Аркадий Гайдар, Леонид Пантелеев, Анатолий Рыбаков, Лев Кассиль и др. Успех художественного произведения у юных читателей во многом обусловлен преемственной связью с традицией, классической, литературной, с одной стороны, и фольклорной — с другой. То, что М.М. Бахтин называет «памятью жанра», важно было не только и не столько в рецептивном плане, сколько в сущностно-онтологическом. Спустя десятилетия исследователи констатируют тот факт, что в лучших своих произведениях советская литература потому и выросла в образцовую детскую литературу, что опиралась на традицию, которая гарантирует прочную нравственную основу, значимую для детской книги, и как следствие — читательскую востребованность.

Писатели послевоенного времени обращаются к классике не через голову своих предшественников, а аккумулируя и переосмысляя художественное наследие и таких мастеров дегской прозы, как Ю. Олеша, Л. Кассиль, В. Каверин, А. Волков, Л. Лагин и др. Большая («взрослая») русская советская литература в 1950-1980-е годы с особенным вниманием учится у классиков, может быть, потому, что жаждет наверстать недоосвоенное в ту пору, когда смерть еще не разлучила современников с классиками и свидетелями их вдохновенных трудов (в 1945 ушел из жизни Алексей Толстой, в конце 1930-х — А.Н. Куприн и М. Горький; не успевший «забронзоветь», в самом начале Великой Отечественной войны погиб еще молодой Аркадий Гайдар — впрочем, он из плеяды тех, кто был достойным учеником классиков). Аркадий Гайдар, Валентин Каверин, Леонид Пантелеев, Валентин Катаев, Анатолий Рыбаков, Лев Касссиль и др. — так выстраивались в литературе для детей и подростков те, кто наследовал традиции русской классики.

Обычно мы говорим о традиции, понимая прямое влияние на молодежь. Но наследование опыта предшественников может осуществляться не только в тесном общении. Так, традиции А.Н. Толстого обнаруживаем в творчестве K.M. Симонова, Горький-классик повлиял не только на своих друзей —

A.C. Макаренко, Л. Пантелеева и др., но и на писателей второй половины XX века, например, В.П. Крапивина, как и А.П. Гайдар, пришедший в детскую литературу в конце 20-х годов XX века. Горьковские и гайдаровские традиции будут важны и для В. Железникова, В. Крапивина, В. Медведева, Ю. Томина и др. Линию В. Бианки продолжают Н. Сладков, И. Акимушкин, традиции И. Бунина, VI. Пришвина по-своему переплавил К. Паустовский.

Традиция детской литературы первой трети XX века наследуется детскими писателями 1950-1980-х гг. не линейно. Каждый автор находит в творчестве предшественников близкое и то, с чем ему хочется полемизировать. Так, Коваль в «Бабочке» вступает в полемику с Горьким («Песня о Соколе») и следует Одоевскому («Червячок») [Минералова И.Г.], Паустовский и Олеша продолжают романтическую линию, идущую от Грина, и передают ее детским писателям 1950-1980-х годов. Традицию К. Паустовского в лирическом изображении мира продолжают А. Алексин, М. Алексеев, В. Крапивин,

B. Медведев, Ю. Яковлев; а его живописное акцентирование действительности перенимает Р. Погодин, дополняя его цветосветовым симфонизмом,

восходящим к цветомузыкальным симфониям Скрябина.

Особое место в этом ряду по праву занимает наследие А.П. Гайдара. В свою очередь, гайдаровская традиция предстает как опыт, запечатлевающий открытия стиля литературной эпохи 1920—1930-х годов, доминантный пафос которой окрашен сильными героико-романтическими тонами (В. Катаев, В.Каверин и др.) С другой стороны, творчество А.Гайдара коррелировалось вниманием к стилю писателей, работавших в лирико-романтическом ключе (К. Паустовский, Р. Фраерман и др.)

Открытия Гайдара в изображении мира детства оказались художественно перспективными для детской литературы второй половины XX века и получили свое развитие в творчестве многих писателей. Оттачивая собственное мастерство, писатели 1950-1980-х гг. — А.Алексин, В. Крапивин, Ю. Яковлев, В. Железников, В. Медведев, М. Алексеев, Ю. Томин, Р. Погодин и др. в своих произведениях продолжают гайдаровскую линию в литературе. Благодаря активному обращению в 1950-1980-е годы к гайдаровским традициям: романтика-героической символике, внятной и узнаваемой песенно-балладной мелодике, внутрилитературному синтезу, неповторимой образности, осуществляется наращение смысла и обогащение внутренней формы произведений детских писателей.

Горьковская концепция Человека, беспредельных возможностей его разума, величия и непобедимости духа оказалась плодотворной и привлекательной для писательской молодежи второй половины XX века, она нашла свое развитие и углубление и в детской прозе 1960-1970-х годов.

Как известно, ранние произведения Горького содержали скрытую полемику с философией крайнего индивидуализма, наиболее характерным и модным представителем которой был Ф. Ницше. Образ этого немецкого философа приобрел особую популярность в 1960-е годы в советской России благодаря интерпретации его идей A.M. Горьким и его полемике с ним. Детские писатели 1960-1970-х годов, продолжая традиции A.M. Горького в поисках нравственных основ Человека, открыли широкие возможности фантастики и фантазии в постижении сущностных, онтологических закономерностей. Созданные ими ирреальные, сверхъестественные миры оказались идеальным пространством, в котором юные герои решают для себя субстанциональные проблемы, веками волновавшие человечество. Герои романтических произведений Горького тесно связаны с жизнью, идеи и образы вырастают из самой действительности, в легендах и аллегориях решаются насущные общественные и эстетические проблемы.

Влияние ранних романтических идей Горького ярко проявляется, например, в повести В. Крапивина «Я иду встречать брата» (1961). В художественном мастерстве обоих писателей нашло выражение их восприятие человека как носителя высоких духовных качеств. Аллюзии к ранним романтическим произведениям Горького в повести Крапивина формируют диалог с советским классиком на идейно-художественном уровне.

Рассуждая о современном состоянии человеческого духа, Крапивин широко использует философско-мировоззренческие установки Горького, не дублируя

их, а создавая при этом свою собственную, отчасти полемичную по отношению к прототипу, идейно-философскую концепцию.

Второй параграф — «Доминантные тенденции реализации потенциала многоаспектного синтеза в русской детской прозе в 1950-1960-е годы» — посвящен анализу основных тенденций развития и специфике синтеза в русской детской литературе 1950-1960 гг.. Как показано в диссертации, развитие и специфика явлений синтеза в русской детской литературе 19501960-х годов обусловлены основными тенденциями и характером литературного развития времени, поставившего перед детскими писателями такие важнейшие задачи, как развитие качественно нового историзма, углубление и творческое освоение традиций русской классики, усиление педагогичности, воспитательной тенденциозности без вящего резонерства, что отвечало потребности в формировании новой личности. В целом же для детской литературы рассматриваемого периода наиболее характерным оказалось формирование идеала, который складывается в культурном пространстве, где благородное чувство истории, ее философская насыщенность — доминантны.

В детскую литературу, переживавшую в те годы настоящий расцвет, пришли талантливые и разносторонне образованные писатели. Усилилось внимание к ней со стороны государства, повысилась оценка ее роли в современном развитии общества, резко увеличилось издание книг для детей, возрос интерес к данной области со стороны науки и критики. Высокий авторитет и качественный уровень детской литературы, в первую очередь, поддерживался творчеством се живых классиков — А. Барто, Л. Кассиля, В. Катаева, С. Маршака, С. Михалкова, Н. Носова, Л. Пантелеева, К. Чуковского и других. Их традиции активно продолжало следующее поколение писателей, чей талант наиболее полно раскрылся в эти годы: — А. Алексин, С. Баруздин, Н. Дубов, А. Рыбаков, Ю. Яковлев и др. Особо примечательным явлением времени можно считать прилив в детскую литературу новых творческих сил. Хотя творческий вклад молодежи, возможно, и не определяет кардинальных тенденций движения литературы на данном этапе, однако, несомненно, влияет на них, расширяя соответствующий им эстетический контекст. Своим индивидуальным опытом они закрепляют протекающие в искусстве явления, способствуют формированию или обновлению самобытных традиций, служат, в конечном счете, накоплению художественного потенциала того или иного культурно-исторического периода. Во всяком случае, без исследования произведений названных авторов невозможно составить с достаточной полнотой картину литературной жизни конкретного времени.

Концептуальной основой духовно-философского плана детских произведений 1950-1960-х гг. станут социально-нравственная категоричность, нормативность, нетерпимость, нравственная чистота и бескомпромиссность, стремление найти ключ ко всем проблемам и тайнам бытия. Эти черты выделяют в характерах своих героев А. Алексин, В. Крапивин, В. Медведев и др., именно эти качества личности притягательны для читателя, так что писатели стремятся воспитывать их в юных читателях.

Идея ценности воспитания в становлении личности человека, по-новому

осознанная детскими писателями 1950-1960-х гг., обусловила их пристальное внимание к ребенку, который стал главным героем их произведений. Наступил период скрупулезного исследования таких областей жизни, как внутренняя, эмоциональная, духовная сферы. Два важнейших процесса, преобразующих стиль русской детской прозы 1950-1980-х гг., — психологизация и лиризация прозы. Внутренний мир персонажей усложняется, они становятся более психологически мотивированными, психологически «пластичными», их мир рефлексии и анализа социально-нравственных континуумов — динамичным.

Важными чертами советской детской прозы 1950-1960-х гг. являются взаимопроникновение жанровых особенностей разных литературных и внелитературных жанров, а также художественный синтез.

Наиболее благоприятную почву для синтеза в детской литературе 19501960-х гг. предоставил жанр литературной сказки. В эти и следующее десятилетие наряду со сказочниками старшего поколения (В. Каверин, С. Михалков, Н. Носов, Е. Пермяк, В. Сутеев, А. Шаров, Е. Шварц) к данной жанровой форме активно обратилась большая группа писательской молодежи (А. Алексин, В. Губарев, Б. Заходер, Ю. Коринец, М. Кочнев, В. Лебедев,

B.Медведев, А. Митяев, Э. Мошковская, С. Прокофьева, Р. Погодин, И. Токмакова, Ю. Томин, Э. Успенский).

В третьем параграфе — «Динамика и ключевые векторы стилевых исканий и открытий в детской н юношеской прозе в 1970-1980-е годы» — рассматривается динамика и ключевые векторы стилевых исканий и открытий в детской и юношеской прозе в 1970-1980-е годы. Интересующий нас период — особый в общественно-политическом развитии страны, период восстановления жизни после Великой Отечественной войны, оптимистического настроя молодежи во всех сферах жизни, в том числе в творчестве художественном и адресованном не только детям. Журнал «Юность», периодика вообще, детская периодика формировали, как тогда и полагалось, активную жизненную позицию. В 1972 году была учреждена специальная Ленинская премия за произведения литературы и других искусств для детей. Этим подтверждался высокий статус искусства, адресованного детям. В Москве проводились международные конференции по детской литературе, двусторонние и многосторонние писательские форумы. В 1973 году — международное совещание по детской литературе в соответствии с планами IBBI1. В 1979 г. — встречи по программе Международного года ребенка. Была создана Ассоциация деятелей литературы и искусства для детей и юношества. Инициатором ее создания и первым президентом был C.B. Михалков. Затем — АЛ. Барто, потом — A.A. Лиханов. Ассоциация объединяла ведущих писателей, издателей, художников, музыкантов, деятелей театра: Д.Б. Кабалевский, Г.А. Струве,

C.B. Образцов, К.Я. Шах-Азизов, Б.М. Неменский. Ассоциация сотрудничала с АПН СССР. Ее действительными членами были C.B. Михалков, Д.Б. Кабалевский, членами-корреспондентами — Л.А. Кассиль, А.Г. Алексин,

1 Международный Совет по проблемам детской, юношеской литературы, чтения; основан в 1953 году. С тех пор он действует как одно из подразделений ЮНЕСКО. Национальная секция Совета была оформлена официально в 1978 году.

Б.М. Неменский. Научная концепция деятельности Ассоциации предусматривала активное взаимодействие всех видов искусства в целях развития гармонической личности ребенка, его всеобщего эстетического воспитания.

В 1970-е годы упрочиваются тенденции, которые пункгиром намечены в конце 1950-х — начале 1960-х гг.: психологизм, внимание к изображению внутреннего мира человека. Обостряется интерес к социально-нравственной проблематике, с ярко выраженной тенденцией показа конфликта, который энантиоморфичен (является многогранным и многоуровневым: это внутриличностный конфликт, конфликт внутрисемейный, конфликт с социальной средой — друзья, класс, учитель, конфликт идей и даже своеобразных этических и поэтических систем; он формирует в читателе активное и негативное отношение к нарушению нравственного закона, к отступлению от нравственного идеала).

Именно в это время определяется стремление писателей осмыслить, осмысливать и, может быть, переосмысливать исторические события в самом себе и в мире. Происходит это не только и не столько потому, что в литературу приходят «философы», а потому, что соположение лирического, поэтического и психологического компонентов внутри самого произведения (рассказ, новелла, повесть) создают новую внутреннюю форму, в которой намечено, благодаря внутренним монологам персонажа, разнообразным аллюзиям, отсылкам к афористическим речениям и формулам, некоторое подобие, «иллюзия» философствования, своеобразный «портрет» размышления, «думания». Этот образ «философствования», который не стоит путать с подлинным настоящим глубоким философствованием как таковым. Указанные тенденции обнаруживаются и в подростковой литературе начала 1970-х годов. Литература о подростке и для подростка формируется в эти годы под воздействием духовно-нравственных, лирико-философских исканий.

В детской литературе также обозначаются темы семьи, любви, взаимоотношений взрослых и детей, но уже с «камерным» разворотом. При этом сами литераторы, критики, читатели констатируют «направление внимания», «своеобразный вектор», но никак не разворачивают объяснения эстетической, собственно образно-художественной тенденции претворения этой доминанты.

В 1970-1980-е годы в сфере духовной жизни советского общества сохранялся повышенный интерес к личной жизни человека. Прежде всего, это было обусловлено тенденцией, которая явственно обозначилась в предыдущее десятилетие. В советской литературе 1970-х-1980-х годов — времени, когда в литературе возрастает интерес к опыту русской классики, когда в чести даже у школьников проза Л.Н. Толстого, Ф.М. Достоевского, А.П. Чехова, когда выходят произведения прозаиков серебряного века, когда Большая серия «Библиотеки поэта» пополнилась произведениями М. Цветаевой, А. Ахматовой, А. Белого, И. Северянина, др., когда популярны песни бардов, когда стадионы слушателей собирают поэты, — в «новом литературном котле» намечается интерес к познанию бытийных, онтологических ценностей, к разрешению

извечных вопросов человеческого существования.

В советской детской прозе 1970-1980-х годов, таким образом, происходит усиление роли лирического в прозе, впрочем, сильна тенденция к лиризации повествования и в русской советской прозе этой эпохи вообще: в прозаическом произведении событийный план становится периферийным, тогда как «демонстрация» переживания событий становится едва ли не определяющим фактором. О причинах этого явления многие историки литературы и литературные критики задумывались уже с середины шестидесятых годов [Казаркин А.П., Пантелеева А.Ф., Грицанова М.В., Хмельницкая Т.Ю. и др.].

Детские писатели, в частности С. Георгиевская, В. Железняков, В. Медведев, Ю. Томин, Ю. Яковлев и др., в полной мере отразили важнейшую тенденцию литературы 1970-х годов — ее обостренную исповедальность, лирико-психологическое осмысление внутреннего мира подростка, углубленное внимание к думанью о будущем и настоящем растущего человека, автопсихологизм. Писателей интересует становящийся герой, личность, находящаяся «на пороге», в кульминационный момент осознания своего «я», «выбора себя».

Одним из способов лиризации повествования становится художественный синтез, когда в художественную ткань прозаического произведения вплетаются элементы кинематографии, живописи, музыки, кинематографа, оперы, балета, скульптуры или архитектуры, передающие прежде всего чувство, воссоздающие внутренний сюжет. Все эти формы художественного синтеза реализованы в произведениях русской детской литературы 1970-1980-х годов.

1970-1980-е — это время стремительного выхода за рамки жанровых стереотипов и усиления тенденции к синтезу не только в литературе, но и в других видах искусства.

Таким образом, от литературы первой трети XX века детская литература последующих поколений получила в наследство богатые традиции, значимые предпосылки к продуктивному освоению возможностей синтеза как яркого изобразительно-выразительного средства, адекватного специфике детского мировосприятия.

Вторая глава — «Внутрилитературпый синтез как жанрообразующий фактор в детской и юношеской прозе 1950 — 1980-х годов и формирование индивидуального стиля детского писателя» — посвящена анализу стилеобразующей роли явлений жанрового синтеза в детской прозе 1950-1980-х годов.

Первый параграф — «Жанр литературной сказки как кумулятивный феномен в литературе для детей и прозе Валерия Медведева» — содержит исследование трансформации жанра литературной сказки в трилогии В. Медведева «Фантазии Баранкина». В этой книге наиболее полно проявился опыт В. Медведева-сказочника. Трилогия включает повести: «Баранкин, будь человеком!» (1962), «Сверхприключения сверхкосмонавта» (1977), «Неизвестные приключения Баранкина» (1978), которые связаны между собой не только единым героем, Юрием Баранкиным, но и некоторыми художественно-генетическими узами, пронизывающими их жанровую

структуру и восходящими к сказочному эпосу.

Творческая практика В. Медведева закрепляет наметившуюся во второй половине XX века тенденцию к жанровой трансформации литературной сказки, к ее синтезу с другими жанрами литературы, что обусловливалось активным обращением сказочного искусства к современности (а в 1960-е годы — к явлениям научно-технической революции), проникновением в художественную структуру сказки элементов психологического анализа, основ характерологии и других компонентов реалистического метода. В произведениях В. Медведева воедино сплетены жанры литературной и народной сказки, сказа, фантастики, детектива, поэмы и др. Это во-первых. Во-вторых, жанровая модификация сказки так или иначе связана с изменением характера вымысла; в частности, как показывает опыт В. Медведева, поистине неиссякаемым источником художественной условности в литературе для детей является детская фантазия. В-третьих, имея в виду медведевскую трилогию в целом, следует обратить внимание на художественное явление, которое мы определили как жанровую ассимиляцию, проявляющуюся в том, что жанровая форма заглавного, доминирующего произведения накладывает отпечаток на художественную интерпретацию жанровых компонентов других произведений, и в результате между данными произведениями обнаруживается определенное жанровое сходство.

Синтез педагогического и художественного — важная грань мастерства В. Медведева. Он мастерски облекает дидактику, назидательность в удобоусвояемую форму (фантастика, сказочные элементы, разные формы игры, искусная балансировка на грани комического, детская речь). Под его пером сама литературная сказка как производная внутрилитературного синтеза приобретает новые художественные черты. В. Медведев, будучи актером и режиссером, создает принципиально новую литературную сказку, в которой режиссерская экспликация (расположение по кадрам, мизансценам) способствует более активному ее прочтению юным читателем, нуждающимся в быстрой смене «живописного и речевого ряда».

В ходе анализа первой части трилогии затронут круг принципиальных вопросов, представляющих определенный научный интерес. Во-первых, выявляются типологические признаки как фольклорной, так и литературной сказки. Во-вторых, прослеживается, как канонические черты жанра — на уровне сюжета, образов, поэтики и отдельных частных приемов — преломляются в художественной практике писателя. Наконец, в-третьих, устанавливаются новаторские черты сказочного жанра в творчестве В.В. Медведева.

Вторую часть трилогии — повесть «Сверхприключения свсрхкосмонавта» — трудно отнести к жанру литературной сказки. Признаки последней явно не проявляются ни в сюжете, ни в образной системе, ни в характере условности. Тем не менее, нельзя не заметить генетическую связь жанровой стилистики авторского повествования с канонами сказочной поэтики.

Создавая произведение как продолжение повести о Баранкиие, автор решил, используя необычайную популярность своего героя, показать на его

примере процесс дальнейшего формирования личности через преодоление тех нравственно-психологических испытаний, которые ставит новая действительность.

Талант В.В. Медведева как детского писателя проявился в том, что сложные нравственные и философские понятия он преподносит читателям-подросткам в доступной художественной форме. Книга написана' живым разговорным языком, соответствующим детскому речевому опыту. Автор избегает нарочитой назидательности, плоской нравоучительности, предпочитая описательности динамичный сюжет, насыщенный драматическими коллизиями. Все повествование окрашено мягким юмором, порой переходящим в открытую иронию. Определенное своеобразие стилевой структуре произведения придает искусное переплетение реалистического изображения жизни с элементами вымысла и фантастики.

В третьей части трилогии ■— «Неизвестные приключения Баранкина» — речь идет не о дальнейшей судьбе героя предыдущих произведений, как следовало бы ожидать в соответствии с привычной композиционной логикой и традициями известных литературных сериалов, а о том периоде его жизни, который предшествовал описанным ранее событиям. В работе дано объяснение такого необычного фабульного решения. Прослеживается эволюция авторского замысла и связанный с ним макросюжет всего повествования.

Особое внимание в параграфе уделено жанровому своеобразию повести. Неуемное воображение героев настолько глубоко и всеохватно пронизывает и содержание, и сюжет, и образы, и саму ткань повествования, что можно вполне утверждать: детская фантазия не только влияет на стилевое своеобразие произведения, но и выступает в нем определяющим жанрообразующим фактором. На этом основании можно даже заявить, что к «Неизвестным приключениям Баранкина» вполне подошло бы такое нетрадиционное для литературы жанровое определение, как «повесть-фантазия».

Произведения В.В. Медведева составляют единое идейно-художественное целое, единое повествование об органической связи, совокупности интеллекта и нравственности в человеке, следовательно, они и рассматриваться должны как одно сочинение, чтобы глубже разобраться в идейном содержании, правильнее понять авторскую мысль.

Определение «повесть-фантазия» характеризующее завершающую часть книги, удачно отражает логику жанровой конфигурации в целом трилогии о Баранкине. Суть этой логики в том, что циклообразующей доминантой здесь выступает не столько герой — Юра Баранкин — или макросюжет, связанный с этапами духовного роста героя, сколько характер образности или, точнее сказать, форма условности, приобретающая в разных частях трилогии одновременно и различное, и единообразующее качество и во всех случаях основывающаяся на детской фантазии.

Однако надо заметить, что фантазия Баранкина на протяжении всего повествования претерпевает своего рода эволюцию, связанную с этапами интеллектуального и нравственно-психологического развития героя. Данная эволюция, в свою очередь, обусловила особый композиционный прием,

который заключается, как сказано выше, в линейно-ступенчатом построении трилогии. Л это значит, что в процессе взросления героя под влиянием переживаемых событий меняется и характер фантазий, и способы их реализации — как от повести к повести, так и в пределах каждой части трилогии.

Во втором параграфе — «Фантастическое и сказочное в повести для детей» — рассматривается синтез фольклорно-сказочного, сказочно-фантастического и психологического в повести для детей. Он оказывается функциональным по целому ряду культурных обстоятельств: тяга к научно-фантастическому в литературе в 1950-1980-е годы обусловлена прорывом в науке и технике, в повышенном интересе к научному толкованию непознанного, в воспитании у детей интереса к точным наукам, к моделированию. Взрослый спор «физиков и лириков» отразился в литературе для детей и юношества.

Проникновение в жанр фантастики сказочных элементов породило ряд сказочно-фантастических «сериалов» для детей, а включение элемента детской игры стало серьезной лирико-психологической базой для динамичных и легко воспринимаемых сюжетных произведений. Синтез жанров в детской литературной сказке и фантастике открывает неограниченные возможности для реализации и функционирования правил и закономерностей детской игры в литературном произведении, оптимизируя побудительные мотивы детского чтения.

В русской литературе 1950-1980-х гг. достаточно продуктивными оказались прозаические циклы для детей, циклы рассказов, а не сборники рассказов, и, без преувеличения, самый популярный из них - фантастический цикл повестей Кира Булычева (И. Можейко) о девочке Алисе, глазами которой юный читатель видит фантастические небывалые миры. Цикл этот весьма обширен и включает в себя около 20 произведений. Существует ещё один, «внутренний» цикл — «Алиса и её друзья в лабиринтах истории», рассказывающий о приключениях детей XXI века в прошлых временах.

Жанровая структура произведений этого цикла сложна, она основана на синтезе фантастики, авантюрного и приключенческого романа, романа-путешествия, литературной и народной сказки. Фантастическое в цикле представляет собой разновидность художественного вымысла, основанного на изображении «принципиально невозможного в реальной действительности» как реального. Фантастический мир, в котором живет девочка Алиса, становится для нее прежде всего средством познания реального мира, своеобразным наглядным пособием, позволяющим понять, прочувствовать, прожить закономерности бытия.

В цикле Кира Булычева «Приключения Алисы» игра в придуманные миры является стержнеобразующим фактором, формирующим жанровое и образное единство цикла. Фантастические миры, построенные по правилам детской игры, позволяют Киру Булычеву создать простую и ясную картину мира, понятную и близкую сознанию читателя-ребенка. Так возникает семантическая модель реального мира, в игровой форме отражающая мир реальный. Эти модели создаются прежде всего для освоения действительности, и поэтому

изначально родственны феномену детской игры, как родственны другой модели реального мира — сказке.

Автор успешно оперирует устоявшимися литературными прецедентами, обращаясь к известным образам, языковым штампам, художественным деталям, мотивам, формируя такие жанры, как палимпсест и пергамент. При этом он и сам создает прецедентные события, персонажей, мотивы — внутри отдельных главок, внутри произведения в целом. Как правило, события, о которых напоминает автор как о памятных героям, произошедших совсем недавно, в рамках произведения оказываются псевдо-прецедентными: они вынесены за пределы сюжета.

Основной принцип создания фантастического в цикле заключается в противопоставленности точек зрения взрослого и ребенка, а также героя и читателя на реальность-ирреальность художественного мира. «Точка зрения героев сказки (изнутри) работает на создание иллюзии достоверности, (и эта иллюзия усиливается в научной фантастике), а точка зрения слушателей-читателей (снаружи») исходит из установки на вымысел. В этом смысле иллюзия достоверности и вся в целом точка зрения «изнутри» как бы компенсируют отсутствие буквальной веры слушателей в изображаемые события» [Неелов Е.М.].

Таким образом, фантастическое становится сюжетообразующим фактором в произведениях цикла и несет важную циклообразующую функцию, скрепляя жанровые приметы повести и рассказа в цикле едиными фантастическими «реалиями».

Общие тенденции развития художественной литературы, литературы для детей и подростков в 1960 - 1980-е годы отразились в индивидуальном стиле детского писателя Юрия Томина. Мечты каждого подростка об открытиях запечатлены в его произведениях. И эти открытия не лежат в плоскости «архаических» жанров. На первый план выходят жанры и идеи научной фантастики, уже укорененные в круге чтения подростков, и «интрига», столь характерная для жанра детектива. Таким образом, писатель, обратившийся к форме школьной повести, выведя героями учеников и учителей, смог выстроить свои произведения с важным набором нравственно-эстетических приоритетов и духовно-нравственных ценностей, поставив своих читателей в ситуацию психологического тренинга, с одной стороны, и в ситуацию «я в предлагаемых обстоятельствах» — с другой, в читательские условия активной работы над самим собой.

Повесть Ю. Томина «А, Б, В, Г, Д и другие» (1982) представляет собой характерный пример жанровой многослойности в том, что исследователи определяют широко как литературную сказку. В принципе, к собственно сказке с ее обязательными компонентами в фольклоре повесть Ю. Томина, скажем прямо, отношения не имеет, но она «подпадает» под жанрово-видовое определение сказки литературной, стиль и все составляющие которой могут быть значительно удалены от ее фольклорной предшественницы. В круге идей и образов научной фантастики формируется содержание повести, внимание читателя удерживается целым комплексом детективных приемов, а школьная

тематика и проблематика — учителя, поход, приключения в нем — снимают «недоверие» к изображаемому, формируют план подлинности и достоверности происходящего как в череде внешне изображаемых событий, так и в преобразовании внутреннего мира героев — детей и взрослых.

Детективное и фантастическое особенно широко предъявляют себя в прозе для детей с выраженной «космической» проблематикой. При этом рационально-рассудочное, доведенное до механицизма логическое терпит крах, и, что характерно, особую роль в разрушении «информационно-механистических штампов» играет юмор. Ситуации, которые бы во взрослой литературе воспринимались как экзистенциальные, травестированы детскими писателями в философско-юмористические.

Повести и рассказы Бориса Рахманина также построены на тесном синтезе двух начал — лирического и фантастического. Их сочетание и взаимодействие характерно как для стиля эпохи 1950-1980-х гг. в целом (В. Крапивин, В. Медведев, Ю. Яковлев и др.), так и для индивидуального стиля Б. Рахманина, писавшего не только прозу, но и стихи. Лирическое и фантастическое у Рахманина сплетены настолько тесно, что .можно говорить о лирико-фантастической доминанте его произведений.

В основе повести «Часы без стрелок» (1975) лежит фантастический сюжет «путешествия во времени». Б. Рахманин использует фантастическое как прием, позволяющий заострить экзистенциальные вопросы, касающиеся реальной истории Отечества, не для того, чтобы создать альтернативную историю, а для того, чтобы поместить читателя в ситуацию «я в предлагаемых обстоятельствах», заставить думать об ответственности за настоящее и будущее, о такой ответственности, которая свойственна была участникам той Великой войны, победу в которой мы наследуем.

Фантастическое и психологическое, фантастическое и лирическое взаимообусловлены в повести Б. Рахманина принципиально иначе, чем у Медведева, Томипа, Коваля в названных произведениях прежде всего потому, что сама военная тема, тема Великой Отечественной войны для 1950-80-х годов — тема патетическая, живая, органически глубоко переживаемая всеми от мала до велика. Именно поэтому по-иному глубоко и пронзительно выписаны внутрисемейные связи (любви, сыновней и отеческой привязанности), здесь нет обязательного для предшествующих произведений ситуаций видимого конфликта со средой, социально-нравственного противостояния, потому что у Рахманина все заодно против страшной беды — по имени ВОИНА, самого страшного врага — ФАШИЗМА. Причем эти слова и стоящие за ними явления не сочиненные, не выдуманные, а наполненные смыслом и содержанием, которые, тогда казалось, в нас генетически заложены и никогда не исчезнут, создав защитную броню не на годы, на все времена.

В третьем параграфе — «Взаимообусловленность психологического и лирического содержательных планов в прозе, представляющей мир глазами ребенка» — рассмотрены разные аспекты внутрилитературного синтеза в произведениях М. Алексеева, А. Алексина, В. Крапивина, Ю. Яковлева. Проблема самосознания личности, в особенности личности юной,

становящейся, была одной из глобальных в детской литературе 1950-1980-х годов [Акимов, Акимова 1989]. Детские писатели утверждают высокую значимость личности ребенка, пробуждение деятельной духовной силы в юном человеке, духа самосозидания и ответственности как явления высокого гуманистического значения. Повышенный интерес к личности ребенка приводит к психологизации и лиризации литературы для детей 1950-1980-х годов. В произведениях для детей психологическое и лирическое начала становятся базой для развития явлений внутрилитературного синтеза. Ярким примером включения разнородных жанровых составляющих являются произведения А. Алексина.

Жанровая специфика произведений Алексина связана с явным проникновением в художественную ткань повести примет разных жанров. Элементы производственного романа можно наблюдать в повестях «Безумная Евдокия», «Третий в пятом ряду» — в них Алексин раскрывает специфику работы педагога, показывает профессиональные детали, рисует характеры, дает мотивацию поступков учителя и воспитателя с точки зрения особенностей профессии.

В «Повести Алика Деткина» (1968) иронически и пародийно переосмыслен жанр детектива. Фабула повести, ее язык пародируют жанр детектива. Повесть представляет собой контаминацию нескольких жанров: здесь и заглавная детективная повесть, и дневник (повесть написана от лица школьника Алика Деткина), и роман воспитания.

Психологизм таких произведений, как «Третий в пятом ряду» (1975), «Раздел имущества» (1978), «Дневник жениха» (1980), «Повесть Алика Деткина» (1975), «Безумная Евдокия» (1976) формируется соположением жанровой бытовой зарисовки, шаржа, порой карикатуры, в которые превращаются персонажи благодаря «оценивающему взгляду» другого персонажа. Очерковость и публицистичность в решении насущных жизненных задач приобретает типические черты благодаря варьированию «жанров» словесной живописи.

Видимая простота душевной жизни подростка оказывается психологически сложной, насыщенной, наполненной напряженной внутренней работой. Ребенок у Алексина показан на рубеже важных нравственных решений, приняв которые, он становится взрослее, самостоятельнее, чище, лучше, т.е., можно сказать, что названные психологические конфликты являются инициальными, создающими условия для того, чтобы через разрешение психологического, нравственного конфликта герой мог начать новый этап своей жизни, новую жизнь. При этом данная граница не тавтологична инициационному порогу народной сказки, но сохраняет ее «память».

Таким образом, структурные элементы разных жанров, включенные в художественную ткань произведения, формируют своеобразие жанровой формы произведений Алексина, позволяют автору полнее раскрыть характеры своих героев, высвечивают основные этапы развития внутреннего сюжета.

В романе В. Крапивина «Журавленок и молнии» (1981) ярко и самобытно отразилась одна из центральных тенденций советской детской прозы 1950-

1980-х годов — повышенный интерес к вопросам духовного содержания современного подростка, стремление проникнуть в его внутренний мир, проследить пути становления личности и осознать возможности целенаправленного создания человека нового времени.

Пожалуй, главное направление всего творчества Владислава Крапивина 1970-1980-х годов заключается в том, что его герой — ребенок или подросток — открывает новую, важнейшую реальность — свой внутренний мир, осознает его ценность, понимает необходимость наводить в этом мире порядок, поддерживать чистоту, защищать его от недоброжелательных вторжений. Его произведения — не только для детей, они адресованы еще и взрослым, которые интересуются внутренней, потаенной жизнью ребенка, стремятся узнать его духовный мир, готовы идти навстречу его нравственным запросам. Именно на это указывает жанр трилогии «Журавленок и молнии» (1981), определенный автором как «роман для ребят и взрослых». Семантически многоплановое название романа подчеркивает его нравственную проблематику: герой трилогии Юрка Журавин по прозвищу Журка «хотел знать, как рождаются черные молнии, которые в одну секунду могут обрушить на людей всякое горе» [Крапивин В.П.], стремился бороться с ними, преодолевать их черную паутину.

Молнии в романе — это метафора разнообразных негативных обстоятельств, созданных злой человеческой волей, препятствующих духовно-нравственному единению людей. Духовные связи подчас оказываются для мальчика гораздо крепче родственных: так, чуть не разорвалась полностью ниточка, поддерживавшая отношения Журки с отцом, совершившим злой и неправедный поступок.

Интересны в этом плане отношения Журки с дедом: Журка почти не знал его, не имел представления о внутреннем мире этого духовно богатого и интересного человека, прожившего сложную жизнь. Дед умер, и «оборвалась тонкая бечева» [Крапивин В.П.] между ними. Но связь времен не прервалась. Оставив Журке часть своей библиотеки, дед словно назначает мальчика своим духовным наследником — книги становятся связующим звеном между ними. Другая ниточка — письмо, своего рода завещание, оставленное дедушкой Журке: дописывая его, дед чувствует, «будто рвется тонкая нить» [Крапивин В.П.]. Так возникает еще один сюжетообразующий образ романа, с самого начала метафорически противопоставленный образу молнии: образ нити, духовной связи. Крапивин постоянно ставит своего героя в ситуации нравственного выбора между двумя поведенческими моделями: одна основана на бесхребетности, конформизме, непротивлении неправде, другая предполагает бескомпромиссную борьбу с «молниями», порожденными личной и социальной безнравственностью.

Герои Ю. Яковлева наделены оптимистичным мировосприятием, духовным видением, «пребывают в том справедливом неведении, когда красивым считался хороший человек, а некрасивым — дрянной» [Яковлев ЮЛ.]. Рациональное и эмоциональное подчас вступают в конфликт, делят мир на две части. Разделенная таким образом душа становится ущербной и жалкой. Автор переосмысливает традиции классической детской литературы,

в которой слабый физически может и должен, победив себя, стать сильным духом. Традиции Лидии Чарской, о которых писали Л. Пантелеев, Л. Рыбаков, подспудно дают себя знать и здесь [Матвеева A.C.].

Так, подростковое романтическое мировосприятие превращает в глазах ребят героиню рассказа «Игра в красавицу», на редкость некрасивую девочку Нинку, в красавицу, принцессу, русалку, почти неземное существо. Внутренняя красота девочки словно преображает ее, дарит ей «волшебное зеркало» — любовь и уважение друзей. Появившийся во дворе новенький мальчик лишен этого волшебного взгляда на мир, и его предельная рациональность губит красоту Нинки. Волшебное зеркало становится символом гармонии и красоты внутренней, духовной и, по мысли автора, истинной. Волшебное зеркало, созданное детьми, кажется разбитым: новенький разрушил веру Нинки в свою внешнюю красоту, и она впервые видит «в холодном безжалостном зеркале» [Яковлев ЮЛ.] свою мать — некрасивую женщину, без любви и личной жизни. Однако душевная сила девочки настолько сильна, что она сама создает для матери волшебное зеркало любви и восхищения, находит слова, «заглушающие горе».

Яковлев воплотил в своих произведениях процесс ассимиляции нравственных установок физиков и лириков. Две эти струи в его персонажах отчетливо прослеживаются, осознаются самими героями, однако это гармоничное сосуществование в душе одного человека обогащает его, делает разносторонним и необычным. Поэтому любимые герои Яковлева — чудаки, такие как Кот, дядя Аполлон, спецкор Корзинкин, волей случая ставший на несколько часов командиром роты на передовой.

Идейно-художественные особенности повести М.А. Алексеева «Карюха» (1967), вошедшей в круг детского и юношеского чтения, обусловлены, с одной стороны, лирической доминантой произведения, порождающей его полифоничность, а с другой — синтезом мифологии и фольклорной поэтики, во многом определяющим построение сюжета, композиции, характерное содержание образов и деталей, эмоционально-поэтическое наполнение текста. Сосуществование в художественном мире повести архетипов и сказочных образов создают особый символический план повествования.

Символы, архетипы, мифологемы укрупняют повествование, поднимают фабулу до лирико-философского уровня. Символическая образность мифологизирует идейный замысел писателя, что дает нам право говорить о мифопоэтическом подтексте повести. Ориентация на миф — характерная черта художественного мира М. Алексеева. Нравственный, эстетический, познавательный потенциал мифа он использовал в повести на разных уровнях — концептуальном, композиционном, языковом, на уровне подтекста и детали. Проецируя миф на реальность, М. Алексеев выверяет и развертывает свои онтологические представления.

Произведение настолько насыщено символикой, мифологемами, что вполне можно говорить о двух планах повествования: повествовательный, сюжетный, событийный план прочитывается сквозь мифопоэтический, символический. Через призму мифопоэтики показана тема детства. Породистый жеребенок

Майка предстает как символ детства, искалеченного тяготами крестьянской жизни. Знаками несвободы, насилия, с которыми пришлось познакомиться жеребенку, являются узда, плеть, а волки, зарезавшие Майку, олицетворяют губящие ребенка человеческие пороки. Трагическая гибель жеребенка воспринимается как обретение свободы, без которой немыслимо детство.

Эмоциональная доминанта — неотъемлемая черта лирического — становится сюжетообразующим элементом повести. Динамизм повествовательный сменяется динамизмом живописно-ассоциативного содержания, у которого свои способы создания самой динамики. Многочисленные детали, символы, мифологемы выстраивают параллельный прозаическому лирический сюжет, за счет круга ассоциаций читателя расширяя план повествования. Поэтическое обнаруживает себя как вездесущее организующее начало. В «Карюхе» налицо, кажется, и балладное начало. Как и в балладе, мы наблюдаем здесь нерасторжимое слияние лирического и эпического.

Таким образом, жанровый синтез становится в повести значимым смыслообразующим стержнем, позволяет писателю видеть разные плоскости жизни, изображать одни и те же предметы и явления одновременно с двух разных точек зрения: возвышенно-поэтической и реально-прозаической, давая им сразу и переносное и прямое осмысление. Бытовой сюжет из жизни небогатой крестьянской семьи наполняется глубокой онтологической проблематикой, становится материалом для выражения авторской философии судьбы.

В четвертом параграфе — «Образ любви и способы воплощения драматического конфликта в прозе для подростков 1960-1970-х гг.» —

рассматривается тема пробуждения взрослых чувств в литературе, адресованной подросткам. Она знакомит детей с открытиями своих недетских чувств, с представлениями о том, как они себя проявляют, приводя взрослеющего человека к внутреннему разладу с самим собой и миром, к конфликтам — внутриличностному, социально-нравственному, духовно-нравственному. Любовь как стремление к взаимопониманию, к общей тайне, к готовности жить интересами и потребностями другого человека, как симпатия — переживается драматически остро. Драматизм зачастую выражен в повестях для подростков и юношества психологически точно во внутренних монологах, которые способны выполнять роль психологического тренинга. С другой стороны, переживания героя автор выносит в конфликт (он может быть многоуровневый, многоаспектный, но призван разрешить именно внутриличностный, конфликт с самим собой), тогда драматизм находит выражение в драматургичности, когда диалог, письма, диалог с самим собой, намеренно разыгрываемые сцены — все призвано «примирить» героя с самим собой и дать подростку опыт переживания за другого, сочувствия, соучастия.

В повести С. Георгиевской «Лгунья» (1969) отразились художественные процессы юношеской прозы 1960-х годов, нравственные искания молодых людей того времени, их поиски счастья и смысла жизни, образ эпохи. Это знаковое произведение в творчестве писательницы. В нем переплелись

автобиографическое (однако это автобиографическое из иного среза и отрезка жизни) и мифопоэтическое, лирическое и трагическое, музыкальное и живописное, сказка и современность.

Поэтический мир Георгиевской характеризуется своеобразной взаимопроницаемостью разных жанровых структур, в ряду которых одно из существенных мест принадлежит сказочной модальности. Обращение к жанровому канону сказки вскрывает мифопоэтические основы ее поэтического мышления, восприимчивость к архетипическим образам-символам. Повествовательные функции героев во многом определены трансформацией жанровых элементов волшебных сказок, где герой уходит из дома, путешествует, проходит цепь испытаний, перерождение. След жанра сказки формирует определенные читательские лирико-эмоциональные ожидания.

«Лгунья» С. Георгиевской — прозаическое произведение, «которому «привита» поэзия как структурно-семантическое явление», в нем «оказываются доминантными описания, повторяющаяся деталь описательной фактуры произведения, формирующая его ассоциативно-лирический план» [Минералова И.Г.].

Интертекстуальная насыщенность семантически укрупняет небольшую по объему повесть Георгиевской. Поэтические ассоциации усиливают эмоциональные впечатления, помогают постичь авторский замысел, углубиться во внутренний мир героев.

В детской прозе исследуемого периода художественный синтез приобретает разнообразные формы и часто становится многоаспектным, как в произведениях В. Медведева, В. Крапивина и других. Наиболее яркий пример такого многопланового взаимодействия дает творчество В. Медведева, и особенно его роман «Свадебный марш» (1974). В романе налицо переплетение и синергетика разных явлений синтеза - жанрового, внутрилитературного и художественного.

В «Свадебном марше» ярко отразились основные тенденции литературы 1960-1970-х годов: обостренная исповедальпость, пристальное внимание к внутреннему миру человека, глубокий психологизм. Писателя привлекает становящийся герой, стоящий на пороге нравственного выбора, в напряженный момент постижения своего «Я». В связи с этим внимание автора сосредоточено не на социально-классовом облике юноши, не на особенностях его характера, а на том, что творится в душе героя, какие нравственные баталии разыгрываются в его внутреннем мире, как происходит духовное взросление личности.

В романе определяющим является лирическое начало. Акцент с изображения событий смещается на показ жизни души юного героя. Поэтическое явило себя как всепроникающее организующее начало. Сохранив внешнюю прозаическую оболочку, роман перенял поэтические принципы передачи содержания. Роман Медведева несет в себе черты так называемой повести «нравственного урюка».

Свернутый сюжет сказки в образном строе романа заостряет внимание ребенка на глубокой нравственно-философской проблематике. Писатель черпает те структурно-композиционные особенности сказки, которые в совокупности с

чертами философской, нравственно-психологической, лирической прозы составили оригинальное жанровое образование, пополнившее собой ряд лучших произведений детской литературы.

В романе просматриваются черты драматического рода литературы: акцент делается прежде всего на действии, внешнем и внутренне-духовном, и отсюда — некая сценарность происходящего, которая проявляется и в стремительной смене сцен-действий, и в том, что в романе налицо второй, параллельный сюжет, созданный героем в форме шаржей, карикатур.

Важное место в романе играет авторское многозначное слово, насыщенное аллегориями, символами, метафорами, ассоциациями и пр., смещающее повествование из бытового в бытийный, философский план.

Таким образом, на фоне напряженного драматизма повествования, динамичной сценарности рисунков и пунктирного «вербального» сюжета авторское многозначное слово, осложненное аллегориями, символами, метафорами, ассоциациями и пр., переводит проблематику произведения из бытового в бытийный план, побуждает читателя к размышлениям, прячет мораль за многочисленными символами, ассоциациями, метафорами, удерживая читателя в постоянном интеллектуальном напряжении, поиске истины.

Сравнивая два произведения, можно заключить, что психологичность и драматичность, с одной стороны, и лиричность и поэтичность, с другой стороны, находят свои точные способы претворения в индивидуальных стилях писателей, хорошо знающих внутренний мир адресата, для которого влюбленность, первая любовь — сильные — до трагического — переживания, позволяющие взрослеть, находить себя, свой путь. «Лгунья» С. Георгиевской и «Свадебный марш» В. Медведева предлагают различные пути разрешения драматического и драматургического конфликта, авторы для «донесения» идеи произведения прибегают к различным формам синтеза.

В пятом параграфе — «Юмористическая составляющая и синтез жанров в прозе для детей второй половины XX века» — рассматривается юмористическая литература для детей. Ее расцвет приходится на 1950-1970-е гг. Веселые книги для детей создавали такие мастера слова, как В. Голявкин, В. Драгунский, Ю. Коваль, В. Медведев, Н. Носов, Ю. Сотник, Э. Успенский и др. «Как и другие направления в детской литературе, юмористика служила и служит развлечению, играет роль психологической разрядки а, с другой стороны, служит исправлению нравов и предостережению от дурных поступков» [Минералова И.Г.]. На смену уже устоявшимся жанрам и формам (басня, притча, полог, назидательная история), выполняющим воспитательные задачи, приходит лирико-юмористический рассказ, жанровая зарисовка, этюд-сценка с выраженными чертами психологического тренинга, фантастические и сказочные истории, разворачивающие или парафразирующие тривиальные нравоучения, как в целом корпусе произведений для детей (А. Волков, В. Губарев, Л. Гераскина и др.).

В трилогии «Фантазии Баранкина» представлена широкая смеховая палитра. Писатель легко сочетает разные типы юмора в каждой из частей

книги. Он как бы подстраивает свой смех под характер произведения, под его жанр, тему, сюжет, учитывая неоднотипность частей трилогии.

Почти каждая строчка медведевского произведения рождает улыбку. На один и тот же эпизод могут работать сразу несколько механизмов комического, что также является важным достижением Медведева-юмориста. Юмор кроется и в остроумии самих героев, и в комически построенных диалогах. На службу юмору поставлены и образные средства: каламбуры, комические метафоры, сравнения, буквальное осмысление фразеологизмов. Сказовая форма повествования, избранная Медведевым, также располагает большими юмористическими ресурсами.

Лирико-юмористическое — основа художественного мира Ю. Коваля. Его уникальная музыкальность и живописность образного восприятия мира «как органические свойства художественной натуры развили некоторые наличествующие и даже на время модные тенденции в современной (60-е — 70-е годы) ему литературной среде: повести Василия Белова «Привычное дело», «Плотницкие рассказы», Степана Писахова «Ледяна колокольня», Василия Аксенова «Затоваренная бочкотара», рассказы Василия Шукшина — все очень разные, но даровито сочетавшие лирико-юмористические возможности сказа» [Минералова И.Г.].

В третьей главе — «Художественный синтез в детской и юношеской прозе 50-80-х годов XX века» — художественный синтез исследуется как многоаспектное явление, предполагающее синергетическое взаимодействие образов музыки, живописи, архитектуры, балета на основе литературного произведения.

Взаимовлияние, взаимодействие искусств внутри одной эпохи — явление естественное, оно тем естественнее и органичнее, чем функциональнее в индивидуальном стиле писателя, композитора, художника-живописца. С другой стороны, обусловленность обращения писателя, например, к приемам, наличествующим в кинематографе, может объясняться его образованием (режиссерским, сценарным, как у Ю. Бондарева, В. Медведева, В. Токаревой и др.), использование различных музыкальных приемов — и полученным образованием, и увлечением, и семейными традициями.

Для 1950-1980-х гг. характерно повсеместное звучание самой разнообразной музыки на радио, которое было едва ли не обязательным «фоном» жизни: радиоспектакли, чтение литературно-художественных произведений на радио создавали широкую эстетическую среду семьи, социума; телевидение этой эпохи менее значимо, чем кинематограф, доступный и популярный как семейный досуг. Занятие живописью и музыкой в разного рода кружках и художественных и музыкальных школах — общее место. Именно все эти факты сегодня расцениваются как питательная среда того художественного синтеза, который проявлял себя едва ли не ярче в детской литературе, чем во взрослой, поскольку наследовал задачи воспитания «гармонически развитой личности», отдаленно напоминавшей те цели, которые ставила литература в начале XX века, мечтая о новом человеке, «способном жить всеми силами души» [Минералова И.Г.]. Вообще же влияние других

искусств на эксперименты в литературе находило и находит объяснение и собственно внутрилитературное.

Представляется важным выяснить, какое влияние оказывает на детскую и юношескую литературу исследуемого периода соответствующее искусство, какие новые черты сообщаются искусству словесному другими искусствами и как усиливаются при этом возможности воздействия на растущего и формирующегося человека самой литературы.

В первом параграфе — «Образ музыки в прозаических произведениях для детей» — рассматривается роль музыки в стилевой организации прозы для детей 1950-1980-х гг.

Для русской детской литературы второй половины XX века характерно тяготение к художественному синтезу, который апробирован и демонстративно проявил себя в детской литературе первой трети XX века. Интенсивное внимание к художественным формам, соединившим литературу и музыку, литературу и живопись имеет в принципе ту же природу, что и подобные явления 1910-1920-х годов: соединить искусства, преобразуя и преображая внутренний мир ребенка. И если начало века обращалось к духовно-религиозным образцам для решения своих задач, то конвергенция различных искусств нового времени обращается к возможностям духовно-нравственных, нравственно-эстетических идеалов внерелигиозного порядка.

Музыка, как понимают взрослые, принадлежит к тем искусствам, которые сильнее других воздействует на детское сознание. По-разному воссоздавали образ музыки в своих произведениях писатели воспитанные послевоенной культурной атмосферой.

Одно из интересных в этом отношении произведений детской литературы, роман В. Медведева «Свадебный марш», богато па разного рода эксперименты в области синтеза, что, несомненно, связано с кинематографичностью его построения, поэтому и музыкальные «эпизоды» в романе заключены в рамки кинематографического жанра. Музыка словно оформляет действие, и не случайно чаще всего в произведении упоминаются зрелищные, драматургические музыкальные виды - опера, оперетта, балет.

Роман В.Медведева «Свадебный марш» необычайно богат явлениями художественного синтеза. Образ музыки играет в нем заглавную роль: само название обращает читателя к музыкальной стороне произведения, высвечивая в то же время его содержательные стороны. Музыкальные явления в романе многообразны и весьма частотны, их использование определяется художественными задачами произведения. Общая мелодия романа богата и гармонична, в ней выделяются несколько мелодических голосов, эмоционально воссоздающих или формирующих тот или иной художественный образ.

Музыкальность произведения усиливает прежде всего его лиризм, напряженную эмоциональность. Слово способно не только нести в себе правду, но и скрывать ее, прятать за заведомо подобранной информативностью. Музыка всегда правдива, так как выражает чувства и эмоции. Разные проявления музыкальности выверяют информацию, поданную автором, проверяют ее на искренность чувств. Особая роль в романе отведена паузе. Она нередко

вклинивается в звучание внутреннего монолога героя или речь его собеседников, подчас подсказывая читателю истину, спрятанную за словом.

Валерий Медведев в своем прозаическом произведении многоаспектно разрабатывает идею романтиков о том, что творческий человек — музыкант, и, как видим, делает это художественно убедительно, таким образом поднимая социально-нравственные, бытовые проблемы на высоту духовно-эстетического, преображающего всех и каждого, очищающего сердца для высокого служения.

В произведениях В. Крапивина музыка выполняет важные функции. Встречаются музыкальные образы в его повестях и рассказах не часто — тем ярче их роль в произведении. Таким образом, песня, пение и шире — музыка —• становятся для ребенка, героя Крапивина, средством социальной и психологической самоидентификации. Так, песня становится символом личностного становления ребенка, символом наступающей духовной зрелости, обретения собственной внутренней силы.

В романе «Журавленок и молнии» мелодическая сторона песни несколько отступает на второй план. Главную значимость приобретает семантика слов, поэтому чаще возникают стихи — словно песня без музыки. Но и песня как таковая также присутствует в романе. Образ песни в произведениях В. Крапивина наделен многоплановой символикой. Прежде всего, это символ преемственности, способ передачи определенной жизненной позиции от старших к младшим. Способность создать собственную песню — это показатель личностного становления ребенка, его наступающей духовной зрелости, обретения собственной внутренней силы. В конечном счете именно песня оказывается нравственным маяком, помогающим юному герою определить верный путь, принять правильное решение.

В повести В.П. Крапивина «Колыбельная для брата» (1978) одним из наиболее ярких образных средств явился синтез музыки и литературы, нашедший отражение на разных уровнях строения художественного текста. На этот художественный симбиоз намекает уже название повести, подчеркивая ее семантическую многоплановость. Жанровые особенности колыбельной как музыкального произведения становятся системообразующим фактором литературного жанра повести.

Полифункциональность образа музыки в литературном произведении не случайна. Музыка позволяет организовать интригу сюжета, выписать психологический портрет героя в его динамике, она образует фон для описания жизненных коллизий. Музыка создает психологическую, нравственно-эстетическую основу событийному плану, формируя внутреннюю форму [Минералова И.Г.] художественного целого.

Во втором параграфе — «Экфрасис как основа художественного синтеза в русской детской литературе. Синтез литературы и живописи» — рассматривается синтез литературы и живописи в детской прозе 1950-1980 гг. Интенсивные процессы конвергенции (сближения) искусств, в том числе литературы и пространственных искусств, позволили придать новую окраску традиционным видам художественного образа, таким, как портрет, пейзаж, интерьер. В детской литературе разрабатываются новые типы портрета именно

благодаря выразительным формам жанрового внутрилитературного синтеза. Детская литература 1950-1980 гг. испытывает повышенный интерес к внутреннему миру человека, нюансам в описании его личности, и вследствие этого портрет оказывается наиболее значимым среди других видов художественного описания. При этом в детской литературе рассматриваемого периода часто не случайно возникает образ портрета как жанра живописи, т.е. писатель прибегает к экфрасису, позволяющему через образ живописного полотна расширить содержательный план произведения, указать на поэтическое, психологическое и даже лирическое в портретах, которым соположен экфрасис. Вопрос о синтезе живописи и литературы в портрете, о типологии портрета волновал отечественных исследователей литературы уже в 30-х годах XX века [Алпатов М.В., Жинкин Н.И., Гарбичевский А.Г., Шапошников Б.В.], затем эту традицию продолжили исследователи более позднего периода [Дворяшина H.A., Дмитриевская JI.H., Игонина H.A., Завгородняя Г.Ю.].

Необычайно богатый материал в области синтеза живописи и литературы дают как раз произведения В. Медведева, и прежде всего роман «Свадебный марш», герой которого, Алик Левашой, постигает мир через «процесс и результат» рисования, и страницы романа наполнены его рисунками, прежде всего портретами других персонажей. В романе портрет предстает как чистый лист, на котором жизнь оставляет свои знаки. По портретам, созданным Аликом, можно проследить внутренний сюжет произведения. Не случайно их так много: для героя они очень значимы. Галерея портретов оказывается динамическим психологическим портретом персонажа. Он словно пытается остановить какие-то значимые мгновения сюжета, тем самым сконцентрировав внимание на лицах, характерах, поступках.

Нередко герои Медведева и других детских писателей этого периода обращаются к образам известных полотен, изображающих людей. В детской литературе 1950-1980-х годов специфика такого рода синтеза заключается в том, что описание внешности далеко не всегда оказывается значимым, на первый план выходит преимущественно сопоставление личностных качеств персонажей или переживаемых ими жизненных ситуаций. В произведениях других детских писателей этого периода также можно обнаружить очень интересные случаи интерпретации образа портрета. В работе представлена авторская типология образа портрета в русской детской литературе 1950-1980-х годов с точки зрения форм реализации художественного синтеза. Если рассматривать портрет в литературном произведении прежде всего с точки зрения его родства с портретом как произведением живописи, то нужно говорить о таких видах портрета, как автопортрет, портрет-двойник и портрет-маска. С точки зрения функциональной специфики портрета, выделим такие его виды, как «оживший» портрет, кинематографический портрет, портрет-интертекст, аналитический и психоаналитический портрет.

Симфоничность и импрессионизм — две значимые темы искусства XX века — стали доминантными стилеобразующими принципами повести Радия Погодина «Красные лошади». Сюжет повести строится на художественном

синтезе [Минералова И.Г.], взаимовлиянии и взаимообогащении живописного, музыкального и литературного начал, и прежде всего на одном из центральных принципов симфонизма, который заключается в «диалектическом становлении образов через развитие, основанное на борьбе и единстве противоположностей и приводящее к качественному изменению образов» [Ген-Ир].

Таким образом, в повести Погодина гармоничное, «музыкальное» сочетание симфонии, архитектуры, фресковой живописи, техники кузнечного дела, ремесла, переросшего в искусство, и живой природы, течение ведущих мотивов — их взаимопроникновение и гармоничное творческое сосуществование становятся гарантией гуманизма в высшем смысле. И стилеобразующей не случайно оказывается взаимообусловленность взглядов на мир кузнеца и живописца, мужчины и мальчика, до времени «слепого» человека и ребенка, которому не просто зрение дано, но зрение души, побуждающее и весь окружающий мир пробудиться, прозреть.

Синтез на разных уровнях организации художественного текста ■— одно из стержневых начал повести В. Железникова «Чучело» (1975). Социально-философский конфликт рационального и эмоционального находит в художественном мире Железникова закономерное разрешение в плане духовно-нравственном, и особенную, даже центральную роль в этом играет портрет-экфрасис.

По ходу развития сюжета картина-экфрасис выступает как полифункциональный элемент описания и повествования. Благодаря картинам, прошлое семьи воскресает и реально существует в настоящем. Девочка Машка сходит с картины и становится членом семьи Николая Николаевича, живет вместе с ними, дружит с Леной, поет вместе с ней и, наконец, оказывается в бывшем классе Лены — как реальный человек, как двойник Лены. Дед чувственно ощущает присутствие прошлого. В его сознании происходит стирание временных границ. Этот процесс порождает слуховые, зрительные, обонятельные ассоциации.

Актуальный в пору 60-х годов XX века спор «физиков» и «лириков» лег в основу лирической повести Ю. Коваля «Недопесок» (1975). Этим произведением писатель воссоздает мир человека и Человека своего времени, в детской повести, говоря о важнейших смыслах быта и бытия, широко используя возможности внутрилитературного и художественного синтеза.

Анализ сюжета повести демонстрирует, что в жанровом отношении произведение не столь уж однозначно, что дополнительно сообщает его содержанию художественную полноту и педагогическую глубину. Жанровые приметы сказки усиливают философичность повести, насыщенные фольклорной семантикой проблемы начинают звучать афористично. Обращение автора к возможностям художественного синтеза способствует лиризации прозы. Шарж в изобразительном искусстве и песне-песенке, пародирование народно-сказочной традиции формируют стиль писателя Ю.И. Коваля.

Во многих произведениях русской детской прозы 1950-1980 гг. отразилась тенденция к проникновению кинематографических приемов в художественную

литературу. Ярким примером такого синтеза может послужить роман В. Медведева «Свадебный марш», рассмотренный в третьем параграфе — «Способы претворения кинематографических идей и форм в прозе для детей». На сценарный характер романа «Свадебный марш» указывает ряд деталей: присутствие в системе образов-персонажей, жизнь которых тесно связана с миром театра, кино, балетом, цирком -— словом, с теми видами искусств, реализация которых предполагает соответствие сценарию. Сценарий строится па раскрытии конфликта между искусством, правдиво отражающим жизнь, и псевдоискусством — искусством, подменяющим подлинное надуманным, иллюзорным.

В отличие от А. Волкова, Ю. Олеши, А. Толстого, В. Медведев в эпоху новых исканий реалистического искусства обращается к аргументам взаимодействия искусств, которые могут дать почти стереоскопический эффект новой жизни в прозе. Жизнь героев романа словно снята скрытой камерой: даже начинается роман не с завязки в ее классически-литературном варианте, а с одной из реплик в разговоре персонажей, который ведется, очевидно, не один час на даче Левашовых, его исток остается «за кадром», словно скрытая камера, подглядевшая его, включена внезапно, без предупреждения, без предварительной постановки снимаемой сцены. Эпизоды, снятые на камеру и показанные на экране, позволяют главному герою свободно оперировать основными «кинематографическими» характеристиками персонажей, например, Валентин «выключает» звук, если он мешает ему сосредоточиться на собственных мыслях, и просматривает немую картинку, а затем звук снова появляется. Читатель же узнает содержание «немого» разговора из авторской ремарки.

Эффект «скрытой камеры» возникает благодаря специфическому взгляду автора на происходящее: он словно отстраненно наблюдает за жизнью своих героев, выхватывая случайные, казалось бы, эпизоды, незначительные события, вырывая из контекста куски диалогов, лишенные начала и конца, — у читателя возникает обманчивое ощущение, что материал отобран по принципу случайности, но отдельные детали гармонично складываются в единое целое, создавая логичный сюжет фильма.

Сценично, даже мизансценично мировосприятие Валентина Левашова, что обусловлено особенностями его художественного таланта и мировидения. Все происходящее в мире он воспринимает сквозь призму живописи. Валентин не просто видит мир через рисунок (любой предмет, человека, явление действительности он так или иначе переводит в плоскость образно-живописную, скульптурную, зримо воплощает свои впечатления на бумаге, рисует словом: «Дул такой скульптурный ветер и лепил с помощью платья изумительную Танину фигуру» [Медведев В.В.]). Он, по словам его сестры Наташи, «думает рисунками». Для него рисунок — это логический способ разъяснить себе и окружающим устройство бытия, решить серьезные философские и эмоционально-личные вопросы.

Зарисовки, созданные героем, настолько динамичны, музыкальны, хореографичны и театральны, что каждый из них напоминает

короткометражный фильм. Они оживают, «прорастают» в жизнь, иллюстрируют ее, и становится сложно отличить нарисованную жизнь от настоящей. Подчас рисунок подменяет самого героя, становится его двойником, принимаег на себя нежелательные для героя социальные и профессиональные роли.

В Заключении подводятся итоги проведенного исследования.

Стиль детской художественной прозы 1950-1980-х годов в своем формировании опирался на традиции классического художественного национального наследия. В нем периферийно социологическое и прямолинейное идеологическое, чему, несомненно, способствовал факт обращения писателей в своей художественной практике к феномену синтеза в различных его проявлениях.

Характерные черты синтеза в русской детской прозе 1950-1980-х годов обусловлены основными тенденциями и особенностями литературного и культурного развития данной исторической эпохи. Формирование стиля русской детской прозы шло по пути взаимопроникновения жанровых особенностей разных литературных и внелитературных жанров. Повышенный интерес к личности ребенка приводит к психологизации и лиризации литературы для детей 1950-1980-х годов. Поэтизация, лиризация становятся и вектором, и инструментом в создании произведений, в которых соположены и взаимообусловлены различные жанровые тенденции. Одним из способов лиризации повествования становится художественный синтез. Ассоциативная лирико-психологическая многоплановость произведения детской прозы роднит его и с жанровой картиной, и с музыкальной пьесой, и с рисунком.

Внутрилитературный синтез явился основным жанрообразующим фактором в детской и юношеской прозе 1950-1980-х годов, оказавшим значительное влияние на формирование индивидуального стиля детского писателя.

Наиболее благоприятную почву для синтеза в детской литературе 50-80-х гг. XX века предоставил жанр литературной сказки. Синтез фантастических и сказочных элементов породил ряд сказочно-фантастических «сериалов» для детей, а включение элемента детской игры стало серьезной лирико-психологической базой для динамичных и легко воспринимаемых сюжетных произведений.

В конце 1960-х гг. в литературных кругах обостряется интерес к жанру фэнтези. Это нашло отражение в органичном вплетении фэнтезийных элементов в художественную ткань разных произведений.

Таким образом, внутрилитературный синтез в произведениях для детей 1950-1980 гг. породил сложное жанровое образование, включающее самые разнородные жанровые компоненты: лирическую балладу, очерк, роман воспитания, фантастику, сказку, лирическое произведение, детектив и т.д.. Структурные элементы разных жанров, включенные в художественную ткань произведения, формируют своеобразие его жанровой формы, позволяют авторам полнее раскрыть характеры своих героев, высвечивают основные этапы развития внутреннего сюжета. Жанровый синтез в произведениях для детей открыл неограниченные возможности для реализации и функционирования

правил и закономерностей детской игры в литературном тексте, оптимизируя побудительные мотивы детского чтения.

Элементы синтеза двух видов искусства — литературы и музыки — в той или иной степени присущи произведениям русской детской литературы 19501980 гг. Гармоничное включение «музыкального» принципа симфонизма и полифонии в художественную ткань повести, многоголосное течение ведущих мотивов, их взаимопроникновение и гармоничное творческое сосуществование, иллюстративность музыкального «текста» становятся основой многих детских произведений этих лет, оттеняют или выражают их содержательное наполнение, характеризуют персонажей и отношения между ними.

Синтез позволил не только придать новую окраску традиционным видам художественного образа, таким, как портрет, пейзаж, интерьер, но сделать их жанрово многомерными, объемными, динамичными. Зачастую писатель прибегает к экфрасису, позволяющему через образ живописного полотна расширить содержательный план произведения, указать на поэтическое, психологическое и даже лирическое в портретах, которым соположен экфрасис.

Во многих произведениях русской детской прозы 1950-1980 гг. отразилась ' тенденция к проникновению кинематографических приемов в художественную словесность.

Таким образом, художественный синтез в детской литературе 1950-1980-х гг. — явление яркое и продуктивное. Музыка, живопись, балет и архитектура, театр, радио, кинематограф и телевидение, пронизывая произведения для детей, апеллируют к богатой фантазии читателя-ребенка, рисуют яркие образы, формируют почти зримую кинематографичность, что позволяет автору наглядно «показать» не только «идеи» времени, но побудить читателя активно сопереживать героям, соотносить свою собственную жизнь с теми, кто «воспитывает себя», кто открывает мир в его красоте и сложности, поскольку цели синтеза — так воздействовать на внутренний мир человека, чтобы взрастить его НОВЫМ, РАДОСТНО ПРИНИМАЮЩИМ ЖИЗНЬ, ГАРМОНИЧНО РАЗВИВАЮЩИМСЯ.

Основные положения диссертационного исследования отражены в следующих публикациях:

Монография

1. Челюканова, О.Н. В.В. Медведев и детская проза 60-80-х годов XX века [Текст] / О.Н. Челюканова: монография. — Арзамас: АГПИ, 2014. - 190 с. -12 п.л.

Научные статьи, опубликованные в изданиях, рекомендованных ВАК Министерства образования и науки РФ для публикации основных положений докторских диссертаций

2. Челюканова, О.Н. Симультанный хронотоп в русской детской прозе 5080-х гг. XX века [Текст] / О.Н. Челюканова // Мир науки, культуры, образования. - 2009. -№ 7(19). - С. 88-90. - 0,7 п.л.

3. Челюканова, О.Н. Лиризация и драматизация прозы как проявление внутрилитературнош синтеза в романе Валерия Медведева «Свадебный марш» [Текст] / О.Н. Челюканова // Мир науки, культуры, образования. - 2010. -№ 3(22). - С. 76-79. - 0,7 пл.

4. Челюканова, О.Н. Стиль и синтез в творческом наследии Валерия Медведева П"екст] / О.Н. Челюканова // Вестник Российского государственного университета дружбы народов. Серия Литературоведение. Журналистика. -2011. -№ 2. - С. 27-34. - 0,7 п.л.

5. Челюканова, О.Н. Симфоничность и импрессионизм как центральные сюжетоообразующие доминанты повести Р. Погодина «Красные лошади» [Текст] / О.Н. Челюканова // 'Мир науки, культуры, образования. - 2010. -№ 6(25). - С. 42-45. - 0,7 п.л.

6. Челюканова, О.Н. «Скрытая камера» как принцип отражения жизни в романе Валерия Медведева «Свадебный марш» [Текст] / О.Н. Челюканова // Мир науки, культуры, образования. - 2011. - № 1(26). - С. 30-32. - 0,7 п.л.

7. Челюканова, О.Н. Игра как стержнеобразующий фактор в сказочно-фантастическом цикле Кира Булычева «Приключения Алисы» [Текст] / О.Н. Челюканова // Мир науки, культуры, образования. - 2011. - № 5(30). -С. 293-295.- 0,7 пл.

8. Челюканова, О.Н. Лирико-фантастическая доминанта повести Бориса Рахманина «Часы без стрелок» [Текст] / О.Н. Челюканова // Вестник Челябинского государственного университета. Серия Филология. Искусствоведение. - 2012. -№ 2 (Вып. 62). - С. 126-129 - 0,7 пл.

9. Челюканова, О.Н. Внутрилитературный синтез в повести С. Георгиевской «Лгунья» [Текст] / О.Н. Челюканова // Вестник СурГПУ. -2013. - № 5(26) - С. 135-141. - 0,6 п.л.

10. Челюканова, О.Н. Способы воплощения музыки в литературе для детей и юношества во второй половине XX века (на материале романа Валерия

Медведева «Свадебный марш») [Текст] / О.Н. Челюканова // Приволжский научный вестник. Арзамасские филологические чтения. - 2013. - № 8(24). -Том 2.-С. 114-119.-0,7 п.л.

11. Челюканова, О.Н. Шарж как основа синтеза в повести Юрия Ков&чя «Нсдопесок» [Электронный ресурс] / О.Н. Челюканова // Современные проблемы науки и образования. - 2014. - № 4. - Режим доступа: \vww.science-education.ru/118-14005.

12. Челюканова, О.Н. Творческие открытия Аркадия Гайдара в стиле прозы для подростков 1950-х - 1970-х годов [Текст] / О.Н. Челюканова // Обсерватория культуры. - 2014. - № 5. - С. 118-123 - 0,7 п.л.

13. Челюканова, О.Н. Способы организации социально-нравственного содержания и внутренняя форма повести Михаила Алексеева «Карюха» [Электронный ресурс] / О.Н. Челюканова // Современные проблемы науки и образования. - 2014. — № 5. — Режим доступа: ЫТр://\у\ууу.яс1епсс-education.ru/119-14575.

14. Челюканова, О.Н. Жанровый синтез как способ разрешения жизненного конфликта в фантастической повести Ю. Томина «А, Б, В, Г, Д и другие» [Текст] / О.Н. Челюканова // Филологические науки. Вопросы теории и практики. Тамбов: Грамота. - 2014. -№ 11. Ч. 1. - С. 200-203. - 0,5 п.л.

15. Челюканова, О.Н. Проза для детей и юношества в 1950-1970 гг.: переосмысление стилевых открытий Горького [Электронный ресурс] / О.Н. Челюканова // Современные проблемы науки и образования. — 2014. — № 5.

- Режим доступа: http://www.science-education.ru/119-14844.

16. Челюканова, О.Н. Юмористическая составляющая и синтез жанров в прозе для детей второй половины XX века [Электронный ресурс] / О.Н. Челюканова// Фундаментальные исследования. - 2014. - № 9 (часть 12). -С. 2802-2805. - Режим доступа: www■rae■ru/fs/?sect¡on=content&op=show аг1!с1е&аг11с1е 0004707.

Публикации в научных изданиях, в сборниках трудов и материалов научных конференций

17. Глазова, О.Н. Медведев Валерий Владимирович [Текст] / О.Н. Глазова // Русские детские писатели XX века: библиографический словарь. - М.: Наука,

1997.-С. 270-274.-0,3 п.л.

18. Глазова, О.Н. Сказочное как «память жанра» в повести В.В. Медведева «Сверхприключения сверхкосмонавта» [Текст] / О.Н. Глазова // Первая нижегородская сессия молодых ученых гуманитарных наук. — Н. Новгород,

1998. - С. 106-109. - 0,2 пл.

19. Глазова, О.Н. Каноническое и авторское в поэтике сказочной повести В.В. Медведева «Баранкин, будь человеком!» [Текст] / О.Н. Глазова // Проблемы эволюции русской литературы XX века. - М.: МПГУ, 1998. - Вып. 3.

- С. 60-64. - 0,3 п.л.

20. Глазова, О.Н. Модификация сказочной функции превращения в повести В.В. Медведева «Сверхприключения серхкосмонавта [Текст] / О.Н. Глазова //

Проблемы эволюции русской литературы XX века. - М.: МПГУ, 1998. - Вып. 3. -С. 64-66,-0,2 п.л.

21. Глазова, О.Н. Философский роман для детей и юношества («Свадебный марш» В.В. Медведева) [Текст] / О.Н. Глазова // Наука молодых: проблемы, поиски, решения. - Арзамас: АГПИ, 1999. - С. 141-146. - 0,3 п.л.

22. Глазова, О.Н. Сказочная поэтика в повести В.В. Медведева «Сверхприключения сверхкосмонавта» [Текст] / О.Н. Глазова // Актуальные проблемы изучения и преподавания литературы на современном этапе. - Пенза-Самара, 1999. - С. 189-191. - 0,2 п.л.

23. Глазова, О.Н. Жанровая модификация литературной сказки в трилогии В.В. Медведева «Фантазии Баранкина» [Текст] / О.Н. Глазова // Перспектива. Сборник научных трудов аспирантов, соискателей и молодых ученых АГПИ. -Арзамас, АГПИ, 1999. - С. 75-81. - 0,4 пл.

24. Глазова, О.Н. Сказочная поэтика в жанровой структуре повести В.В.Медведева «Баранкин, будь человеком!» [Текст] / О.Н. Глазова // Перспектива. Сборник научных трудов аспирантов, соискателей и молодых ученых АГПИ. - Арзамас, АГПИ, 1999. - С. 95-98. - 0,3 пл.

25. Лепехина, О.Н. Мотив жары в романе В.В. Медведева «Свадебный марш» [Текст] / О.Н. Лепехина // Проблемы эволюции русской литературы XX века. -М.: МПГУ, 2000. - Вып. 4. - С. 195-198. - 0,2 пл.

26. Лазарев, В.А., Лепехина, О.Н. Принцип вертикального времени в романе

B.В. Медведева «Свадебный марш» [Текст] / В.А. Лазарев, О.Н. Лепехина // Проблемы эволюции русской литературы XX века- М., 2001. - Вып. 5. -

C. 148-153.-0,2 пл./0,1 пл.

27. Лепехина, О.Н. Музыка в романе В. Медведева «Свадебный марш» [Текст] / О.Н. Лепехина // Синтез в русской и мировой художественной культуре - М., 2001. - С. 86-87 - 0,2 п.л.

28. Рыбакова, О.Н. Стилизация сказки в романе В.В. Медведева «Свадебный марш» [Текст] / О.Н. Рыбакова // Мировая словесность для детей и о детях. — М„ МПГУ, 2002. - Вып. 7. - С. 200-201 - 0,2 п.л.

29. Челюканова, О.Н. Сказочные мотивы в романе В.В. Медведева «Свадебный марш» [Текст] / О.Н. Челюканова // Карповские чтения. - Арзамас: АГПИ, 2007. - С. 259-262. - 0,2 п.л.

30. Челюканова, О.Н. Трилогия В. Медведева «Фантазии Баранкина» как особая жанровая модель [Текст] / О.Н. Челюканова // Мировая словесность для детей и о детях. - М.: МПГУ, 2007. - Вып. 12. - С. 302-305. - 0,2 пл.

31. Челюканова, О.Н. Особенности решения проблемы личности и коллектива в повести В. Медведева «Сверхприключения сверхкосмонавта» [Текст] / О.Н. Челюканова // Мировая словесность для детей и о детях— М.: МПГУ, 2007.-Вып. 12.-С. 166-171.-0,3 пл.

32. Челюканова, О.Н. Интерпретация сказочной поэтики в повести В.В. Медведева «Баранкин, будь человеком!» [Текст] / О.Н. Челюканова // Карповские чтения. - Арзамас: АГПИ, 2007. - С. 275-279. - 0,3 п.л.

33. Челюканова, О.Н. Современные тенденции театральной интерпретации сказочной прозы (на примере постановок Арзамасского драматического театра)

[Текст] / О.Н. Челюканова // Аркадий Гайдар и круг детского и юношеского чтения. - Арзамас, 2009. - С. 108-112. - 0,3 п.л.

34. Челюканова, О.Н. Инновационные аспекты преподавания спецкурса по литературной сказке в педагогическом в педагогическом вузе [Текст] / О.Н. Челюканова // Развитие детской одаренности в современной образовательной среде: материалы Всероссийской научно-практической конференции с международным участием. - Арзамас: АГПИ, 2008. - С. 343-347.-0,3 п.л.

35. Челюканова, О.Н. Спецкурс по литературной сказке в педагогическом вузе [Текст] / О.Н. Челюканова // Лучшая вузовская лекция. - М.: МПГУ, 2008. - С. 80-93. - 0,3 п.л.

36. Челюканова, О.Н. Горьковская традиция в повести В. Крапивина «Я иду встречать брата» [Текст] / О.Н. Челюканова // Нижегородский текст русской словесности: Межвузовский сборник научных статей. - Н. Новгород: ННГУ,

2009.-С. 85-90,-0,4 пл.

37. Челюканова, О.Н. Духовно-нравственная проблематика в романе В. Крапивина «Журавленок и молнии» [Текст] / О.Н. Челюканова // VII Пасхальные чтения. Гуманитарные науки и православная культура. - М.: МПГУ,

2010. - С. 303-307. - 0,3 пл.

38. Челюканова, О.Н., Зырина, Н.В. Повесть В.П. Крапивина «Гуси-гуси, гага-га»: проблема личности в тоталитарном государстве [Текст] / О.Н. Челюканова, Н.В. Зырина // Православие и русская литература: вузовский и школьный аспект изучения. - Арзамас: АГПИ, 2009. - С. 308-312 — 0,3 п.л.

39. Челюканова, О.Н. Мотивы духовно-нравственной ассимиляции в повести

B. Крапивина «Колыбельная для брата» [Текст] / О.Н. Челюканова // Православие и русская литература: вузовский и школьный аспект изучения. — Арзамас: АГПИ, 2009. - С. 290-293. - 0,2 плУ ОД пл.

40. Челюканова, О.Н. Жанровый синтез как идейно-смысловая доминанта повести М.А. Алексеева «Карюха» [Текст] / О.Н. Челюканова // Синтез в русской и мировой художественной культуре. - М.: МПГУ, 2009. - Вып. 9. -

C. 208-211.-0,2 пл.

41. Челюканова, О.Н. Процесс ассимиляции нравственных установок «физиков» и «лириков» в произведениях Ю. Яковлева [Текст] / О.Н. Челюканова // Проблемы «ума» и «сердца» в современной филологической науке. Рациональное и эмоциональное в литературе и фольклоре». - Волгоград: ВГПУ, 2010. - Вып. 5. - С. 262-266. - 0,3 пл.

42. Челюканова, О.Н. Синтез элементов театрального искусства и телевизионного шоу в процессе постижения учащимися литературной сказки [Текст] / О.Н. Челюканова // Многоуровневая интеграция предметов гуманитарно-художественного цикла в образовании детей и юношества. Сб. научных статей - М.:ИХО РАО, Арзамас: АГПИ им. А.П. Гайдара, 2009. - С. 54-60.-0,3 пл.

43. Челюканова, О.Н. Пространственно-временной «узел» в повести В. Железникова «Чучело» [Текст] / О.Н. Челюканова // Современное школьное образование. Педагогическая практика как системообразующий фактор

профессиональной подготовки будущего учителя. — Арзамас: АГПИ, 2010. -Вып. 2. - С. 292-296. - 0,3 пл.

44. Челюканова, О.Н. Жанровая семантика колыбельной в семантическом поле повести В. Крапивина «Колыбельная для брата» [Текст] / О.Н. Челюканова // Синтез в русской и мировой художественной культуре. - М.: МПГУ, 2011. -Вып. 11.-С. 144-150.-0,3 пл.

45. Челюканова, О.Н. Жанровый синтез в произведениях А. Алексина 19501980-х годов [Текст] / О.Н. Челюканова // Мировая словесность для детей и о детях. - М.: МПГУ, 2012,- Вып. 16 - С. 248-252. - 0,5 пл.

46. Челюканова, О.Н Аналитический портрет в произведениях русской детской литературы 50-80 гг. XX века [Текст] / О.Н. Челюканова // Аркадий Гайдар и круг детского и юношеского чтения. - Арзамас: АГПИ, 2012. — С. 233-238.-0,3 пл.

47. Челюканова, О.Н Типология портрета в русской детской литературе 5080 гг. XX века [Текст] / О.Н. Челюканова // Вестник угроведения. - 2012. - № 4 (11).-С.40-47.-0,5 пл.

48. Челюканова, О.Н. Юмор в творчестве В. Медведева [Текст] / О.Н. Челюканова // Синтез в русской и мировой художественной культуре. -М.: МПГУ, 2013. - Вып. 13. - С.76-81. - 0,3 пл.

49. Челюканова, О.Н. Жанровая многослойность в литературной сказке 6070-х годов XX века [Текст] / О.Н. Челюканова // Мировая словесность для детей и о детях. - М.: МПГУ, 2013. - Вып.18. — С.104-110.-0,3 пл.

50. Челюканова, О.Н Влияние художественного стиля А.П. Гайдара на формирование стиля литературы для подростков 50-70-х годов XX века [Текст] / О.Н. Челюканова // Аркадий Гайдар в современной школе: книга для учителя / отв. ред. Б.С. Кондратьев. - Арзамас: АФ ННГУ, 2014. - С. 159-277 - 1,2 пл.

51. Челюканова, О.Н. Музыкальный образ и музыкальная тема в русской детской литературе 60-80-х гг. XX века [Текст] / О.Н. Челюканова // Художественная словесность: теория, методология исследования, история: Материалы Международной научной конференции, посвященной 65-летию ученого-филолога, Заслуженного деятеля науки РФ, поэта Юрия Ивановича Минералова - М.: Литературный институт им. A.M. Горького, 2014. - С. 263-271.-0,5 пл.

Челюканова Ольга Николаевна (Россия)

Художественный и виутрнлитературный синтез в развитии русской прозы для детей и юношества 50-80-х гг. XX века

Настоящее диссертационное исследование посвящено изучению явлений синтеза в русской детской литературе 50-80-х гг. XX века. В диссертации представлен системный анализ художественного стиля не изученных ранее авторов (С. Георгиевской, Б. Рахманина), историко-литературное рассмотрение творчества таких писателей, как М. Алексеев, Кир Булычев, В. Железников, В. Крапивин, Ю. Коваль, В. Медведев, Р. Погодин, Ю. Томин, Ю. Яковлев и др., дана типология явлений синтеза в творчестве русских детских писателей 19501980-х гг., для которых характерны взаимообусловленность и иерархичность жанрового, внутрилитературного и художественного синтеза. Впервые предпринимается изучение прозаических произведений, написанных разными авторами в 1950-1980-е годы, что позволяет установить: многоаспектный синтез является значимой художественной чертой стиля эпохи, нашедшей свое специфическое преломление в детской литературе рассматриваемого периода в целом и в индивидуальном стиле каждого отдельно взятого писателя в частности. Впервые дана типология явлений синтеза на отдельных уровнях организации синтеза — музыки, живописи, кино, балета и архитектуры.

Cheljukanova Olga Nickolaevna (Russia)

Art and interliterary synthesis in the development of Russian children and adolescent prose of the 50-80- th XX century

The given dissertation research is devoted to studying of the phenomena of synthesis in the Russian children's literature of the 50-80th of the XX century. The systematic analysis of the literary style of the authors who have not been investigated earlier is presented in the thesis (S. Georgiyevskoy, B. Rakhmanina), historic-literary consideration of works of such writers as M. Alekseev, Cyrus Bulychev, V. Zheleznikov, V. Krapivin, Yu.Koval, V. Medvedev, R_ Pogodin, Yu. Tomin, Yu. Yakovlev, etc., the classification of the phenomena of synthesis in works of the Russian children's writers of the 1950-1980th for whom interconditionality and hierarchy of genre, inner literary and art synthesis are vividly characterized. Studying of the prosaic works written by different authors in the 1950-1980's allows to state that multidimensional synthesis is significant feature of the epoch which is reflected in children's literature of the analyzed period in general and in individual style of each writer in particular. The classification of the phenomena of synthesis presented as a level system is given — music, painting, cinema, ballet and architecture.

Подписано в печать:

24.03.2015

Заказ Л» 10651 Тираж - 100 экз. Печать трафаретная. Типография «11-й ФОРМАТ» ИНН 7726330900 115230, Москва, Варшавское ш., 36 (499) 788-78-56 www.autoreferat.ru