автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Имагологический аспект восприятия прозы А. Платонова

Полный текст автореферата диссертации по теме "Имагологический аспект восприятия прозы А. Платонова"

005010735

КАТКОВА МАЙЯ МИХАИЛОВНА

ИМАГОЛОГИЧЕСКИЙ АСПЕКТ ВОСПРИЯТИЯ ПРОЗЫ А. ПЛАТОНОВА (НА МАТЕРИАЛЕ АНГЛОЯЗЫЧНОЙ КРИТИКИ)

Специальность 10. 01. 01 - русская литература

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание учёной степени кандидата филологических наук

2 .-----1 ''р/'п

О с о £оіі

Москва-2011

005010735

Работа выполнена на кафедре русской литературы и журналистики Х1Х-ХХ вв. федерального государственного бюджетного образовательного учреждения высшего профессионального образования «Московский педагогический государственный университет»

Научный руководитель: доктор филологических наук, профессор Дефье Олег Викторович

Официальные оппоненты:

доктор филологических наук, профессор Холодова Зинаида Яковлевна

кандидат филологических наук, доцент Колосс Леонид Владимирович

Ведущая организация:

ФГБОУ ВПО «Орловский государственный университет»

Защита состоится 20 февраля 2012 года в 14.00 часов на заседании диссертационного совета Д 212.154.15 при Московском педагогическом государственном университете по адресу: 119991, г. Москва, Малая Пироговская ул.,

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Московского педагогического государственного университета по адресу: 119991, г. Москва, Малая Пироговская ул., д. 1.

Автореферат разослан «____» января 2012 г.

И.о. ученого секретаря

Д.1.

диссертационного совета

Т.М. Колядич

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Творчество А. Платонова, согласно распространенному среди англоязычных исследователей русской литературы мнению, продолжает оставаться неясным и в определенной степени недоступным,1 хотя число желающих разгадать его тайну становится все больше. Свидетельством тому служит появление множества посвященных Платонову научных публикаций: статей, диссертационных

исследований, монографий, новых переводов и интернет-сайтов. Следует подчеркнуть, что освоение творчества писателя как в Великобритании, так и в Америке достаточно специализировано. Изучением произведений Платонова занимались и продолжают заниматься переводчики его произведений Э. Олкотт, Т. Уитни, М. Гинсбург, Р. Чандлер, Д. Барнс и другие ученые-слависты из академических вузов Великобритании и США. Среди представителей университетской науки, активно занимающихся изучением творчества А. Платонова, необходимо назвать британцев: А. Ливингстон (Эссекский университет), Ф. Буллока (Уадхем и Вустер-Колледж, Оксфордский университет), Эйлин Тески (Университет Ульстера), Р. Чандлера (Лондонский университет); американцев: Томаса Сейфрида (Университет Южной Калифорнии), О. Меерсон (Джорджтаунский университет), Д. Бетеа (Висконсинский университет), Э. Наймана (Калифорнийский университет в Беркли), К. Уокера (Университет Монтаны), Э. Боренштейна (Нью-Йоркский университет).

Следует отметить непростой и достаточно медленный путь англоязычного читателя к А. Платонову, что можно объяснить довольно поздним вхождением писателя в англоязычную аудиторию по сравнению, например, с Б. Пильняком, М. Зощенко, М. Булгаковым, в ряду которых он, как правило, рассматривался. По словам переводчика Р. Чандлера, Платонов стал известен не сразу, поскольку на то, чтобы он «вышел из тени», понадобилось больше времени.2 Только последние двадцать-тридцать лет Платонов становится известным и начинает притягивать к себе внимание литературоведов. Собственно интерес к творчеству писателя начинается после публикаций на Западе романа «Чевенгур»3 и повести «Котлован»4, которые

1 “Platonov remains something of an obscure figure in Russia and abroad. <...>They [critics today -Л/.АГ.] acknowledge the inaccessible nature ofhis fiction. <...> [Перевод здесь и далее мой-М.К.\. «Платонов по-прежнему остается довольно неясной фигурой в России и за границей. <...> Они [сегодняшние критики] признают недосягаемую природу его творчества...». Andrei Platonov 1899-1951 / Criticism of the Works of Short Fiction Writers [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://www.enotes.com/andrei-platonov-criticism7platonov-andrei. свободный. - Загл. с экрана.

«Ап important series of English translations has revealed his legacy to British and Americans readers. Although debate still rages about what kind of writer Platonov is <...>» («Ряд важных английских переводов работ Платонова открыл британским и американским читателям наследие писателя. Однако полемика по поводу того, каким писателем является Платонов, по-прежнему является очень бурной <...>». / Bullock, Philip Ross. Andrei Platonov (1899-1951) // The Literacy Encyclopedia [Электронный ресурс]. - January 5,2004. - Режим доступа: http://www.litencvc.com/php/speoDle.php?rec=:true&UID=5575 . Заглавие с экрана.

2 Асланян А. «Стороны света»: о русском по-английски [Электронный ресурс]. - 2 Сентября 2010. - Режим доступа: http://www.svobodanews.ru/content/article/2146599.html. свободный. - Загл. с экрана.

3 Andrei Platonov, Chevengur. Transl. by Anthony Olcott - Ann Arbor: Ardis, 1978,333 p.

4 Platonov A. The Foundation Pit / Bilingual edition. English translation by Thomas Whitney, pref Joseph Brodsky. -Ann Arbour: Ardis, 1973, 284 p.

«впервые возникают на глазах у удивленной западной публики».5 С этого момента Платонов начинает мощно притягивать западноевропейского читателя, который открыл для себя «грандиозные измерения неизвестного классика».6

При изучении статей и исследований англоязычных критиков платоновского творчества обнаруживается определенная этапность как в восприятии масштаба личности писателя, так и в оценке его произведений. Предположение об этапах рецепции сложилось на основе анализа интерпретаций, включающих присущий англоязычному литературоведению взгляд на советскую литературу, индивидуальные предпочтения, оценки и акценты, обнаруживающие у исследователей заметную динамику «погружения» в прозу Платонова и позволяющие говорить о наличии различных и постепенно сменяющих друг друга «образных» представлений о его творчестве.

Восприятие Платонова, согласно общему мнению англоязычных платонововедов, складывалось в рамках их представлений о национальной культурной (философской, литературной) традиции России и революционных жизнетворческих приоритетах советской эпохи (Ф. Буллок, Т. Сейфрид, К. Уокер, Р. Чандлер). Этот подход к изучению Платонова вполне коррелируется с основными принципами культурно-исторического метода, который по отношению к Платонову применяется и в отечественном литературоведении. Нельзя, однако, не учитывать и известной доли ориенталистского предубеждения, свойственного некоторым ранним англоязычным работам о советской литературе и в частности о Платонове (Э. Браун, Р. Хингли). По мнению Н.П. Михальской и Л.Ф. Хабибуллиной7, генерализированный ориенталистский подход был свойствен британскому взгляду на Россию, ее культуру и заключался в приписывании ей таких свойств, как варварство, нелюбовь к свободе, нечувствительность к цивилизационным достижениям и т.д. Подобный дистанцированный «восточный» взгляд эволюционирует во второй половине XIX в. под влиянием работ русских классиков (Ф.М. Достоевский, Л.Н. Толстой, А.П. Чехов), открывших Западу загадочную «славянскую душу» с характерными для нее чертами «простоты и гуманности», «сострадания», «мистицизма» и «тоски»8, и вновь активизируется в начале XX века в связи со стремительными революционными переменами в стране.

Исходя из этого, рецепцию Платонова у англоязычных исследователей целесообразно рассматривать сквозь призму традиционно сложившихся устойчивых

5 Hans, Gunther Временное и вневременное у Платонова / Platonov Revisited. Past and Present Views on the Land of the Philosophers. Department of Slavonic and East European Studies, Ghent University [Элеетронный ресурс]. -26-28 May, 2011. - Режим доступа: ht№://www.slavistiek.ueent.be/index.DhD7id=81 &type=file. свободный. - Загл. с экрана.

6 Hans, Gunther. Там же.

7 Михальская Н.П. Образ России в английской художественной литературе 1X-XIX вв. М., 2003. С.29 Хабибуллина Л.Ф. Национальный миф в современной английской литературе/ Л.Ф. Хабибуллина // Вестник

Татарского государственного гуманитарно-педагогического университета. Казань, 2010. - Вып. 2 (20). - С. 183187

8 Британский литератор и журналист С. Грэм, полемизируя с Горьким, осуждавшим порочность «восточного» влияния на русское сознание, писал: «Россия, которую отвергает Горький, представляет для нас, англичан, наибольший духовный интерес. Это Россия мистическая, лишенная прагматизма, Россия-странница, художественная Россия <...>». / Цит. по: Казнина О.А. Русские в Англии. - М., - 1997. - С. 105

представлений о русской национальной ментальности, русском характере, жизни, культуре и литературе, особо выделив их крайнюю политизированность в оценках идеологии советской эпохи и сформировавшихся на ее основе литературнохудожественных воззрений и принципов. Историческая тяга русской культуры к политической и социальной практике жизни и драматические отражения ее последствий в литературе послереволюционных десятилетий нередко рассматриваются не только с собственно культурных и филологических позиций, но и с политических. Известно, что на политическом имидже русской советской литературы, согласно которому писатель действовал либо в соответствии, либо против идеологии, делались карьеры.9 В то же время, рассматривая Платонова в контексте русской культуры и советской эпохи и литературы, англоязычные исследователи выделяют его из числа прочих писателей, обнаруживая знакомые «коды» своей собственной культуры в платоновском тексте. Они отмечают близость художественной эстетики писателя той эстетике и поэтике, которая понятна им самим: объективная и несколько отстраненная повествовательная манера рассказчика, игра слов, каламбуры, подтекст и нонсенс.

К исследованию англоязычной рецепции Платонова могут быть успешно применены имагологический и герменевтический методы изучения, поскольку, во-первых, исследуемый материал позволяет вьивить совокупность имиджей писателя и вытекающие из этих имиджей интерпретации платоновской прозы, которые формируются в соответствии с геополитическими (Запад-Восток) и культурными предпочтениями исследователей. Во-вторых, - проследить их трансформацию в процессе литературоведческого познания художественных тайн платоновской прозы.

В России имагологией и вопросом о соотношении национальной идентичности и художественного сознания занимались Г.Д. Гачев, Н.П. Михальская и занимаются В.Е. Багно, А. Ю. Большакова, М.К. Попова, Л.Ф. Хабибуллина.

Актуальность исследования определяется возросшим и неизменно углубляющимся интересом к творчеству А.Платонова со стороны англоязычной читательской аудитории и критики. Опыт и эстетика англоязычной рецепции платоновской прозы дополняют и расширяют представления о масштабе художественного творчества писателя, сложившиеся в отечественном платонововедении.

Научная новизна работы заключается в исследовании англоязычных интерпретаций прозы Платонова, рассматриваемых как система имиджей с опорой на собственно платоновский образ английского восприятия русской жизни и ментальности, возникающей у Бертрана Перри в повести «Епифанские шлюзы».

Объектом исследования стали работы англоязычных литературоведов и критиков второй половины XX - начала XXI веков, посвященные русской литературе конца XIX - первой трети XX вв. диссертационные и монографические исследования, справочники и энциклопедии по русской советской литературе, литературные

9 Proffer, C. R. The remarkable decade that destroyed Russian emigre literature / Carl R. Proffer // The Third wave. -Ann Arbor : Ardis, 1984. - P. 81*86

обозрения для широкой англоязычной аудитории (The Times, Guardian, The New Yorker, The New York Times и др.).

Предметом исследования являются имиджи восприятия А. Платонова и его прозы, а также имиджи русской литературы конца XIX - начала XX вв. в англоязычной критике.

Цель исследования состоит в выявлении имиджей А.Платонова и его творчества, возникающих в англоязычных интерпретациях с присущими им представлениями о России, русской культуре и литературе советской эпохи.

Задачи исследования:

1) Обосновать возможность представления англоязычных интерпретаций прозы Платонова с позиций имагологической науки.

2) Раскрыть в образе Бертрана Перри художественный аналог британского восприятия русской действительности в эпоху исторических преобразований, сходных с теми, в которых жил и творил Платонов.

3) Исследовать формирование и модификацию имиджей А. Платонова в контексте представлений англоязычных исследователей о русской литературе.

4) Исследовать рецепцию прозы Платонова англоязычной критикой в соответствии со сложившимися в ней имиджами писателя.

Методологической основой работы являются имагологический и герменевтический методы исследования литературы и литературных произведений.

Теоретическую базу работы составляют исследования, посвященные имагологии (Э. Мэнерт, М. Фишер, X. Дизеринк, Г.Д.Гачев, Н.П.Михальская, Л.Ф.Хабибуллина, В.Е. Багно), литературной компаративистике (Ф. И. Буслаев, А.Н. Веселовский, В. М. Жирмунский, М. П. Алексеев, Н. И. Конрад, И.О.Шайтанов), литературной герменевтике (Ф. Шлейермахер, Г. Гадамер, Х.Р. Яусс, В. Изер, М.М. Бахтин, И.С.Вдовина).

Положения, выносимые на защиту:

1) Англоязычное восприятие прозы А. Платонова может быть рассмотрено в рамках сформировавшихся внелитературных представлений о писателе, индивидуальных литературно-критических наблюдений и открытий, свидетельствующих о степени постижения художественного масштаба его прозы.

2) Ориенталистский подход, свойственный британскому взгляду на Россию и ее культуру, заключающийся в приписывании ей таких свойств, как «варварство», «нелюбовь к свободе», «нечувствительность к цивилизационным достижениям», подвергается изменению во второй половине XIX века под влиянием произведений русских классиков Ф.М. Достоевского, Л.Н. Толстого, А.П. Чехова. После революционных событий 1917 года «восточный» взгляд на русскую историю и культуру вновь актуализируется, формируя политический имидж русской советской литературы.

3) Образ инженера Б. Перри в повести «Епифанские шлюзы» представляет собой созданный Платоновым художественный образ британского

восприятия русской жизни и ментальности, формирующийся на основе исторического свидетельства предполагаемого «прототипа» платоновского персонажа английского инженера Джона Перри и аутоимиджа самого писателя.

4) В основе восприятия А. Платонова англоязычными критиками лежат устойчивые свойства британского восприятия России, русской культуры и литературы. Представления о Платонове определяются как имиджи, выявленные в процессе исследования: Платонов-диссидент, Платонов-утопист, Платонов-экзистенциалист.

5) Проза А. Платонова расширяет представление англоязычных критиков о русской литературе XX века и корректирует политический имидж русской советской литературы, сформировавшийся во многом под влиянием советской пропаганды. Согласно оценкам англоязычных критиков, Платонов является выдающимся русским писателем XX столетия, «продвинувшим русскую прозу дальше чеховского предела», и рассматривается в одном ряду с Ф. Кафкой, Д. Джойсом, С. Беккетом.

Структура работы. Диссертация состоит из Введения, двух глав, Заключения, Списка использованной литературы и Приложения.

Практическая значимость исследования состоит в возможности использования результатов работы в вузовских лекционных курсах по истории русской литературы XX века, сравнительному литературоведению, рецептивной эстетике, на спецсеминарах и спецкурсах посвященных изучению русской литературы в европейском контексте.

Апробация работы проводилась на международных конференциях: III

международной конференции молодых филологов «Русская литература в европейском контексте» (Варшавский университет, 2009), Международной научнопрактической конференции Славянская культура: истоки, традиции, взаимодействие (Москва, 2009), VI Всероссийской научно-практической конференции молодых ученых (Москва, 2007), ежегодных научных конференциях Московского педагогического государственного университета.

По теме работы опубликовано 6 статей. Основные положения работы опубликованы в двух научных журналах, одобренных ВАК РФ.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении содержится обоснование выбора темы, определены цель и задачи исследования, называются имена основных англоязычных исследователей, занимающихся творчеством А.Платонова в ВУЗах Великобритании и США.

В первой главе «Из истории восприятия русской литературы конца XIX -первой трети XX вв. в англоязычной критике» рассматриваются англоязычные представления о национальной культурной и литературной традиции России и революционных жизнетворческих приоритетах советской эпохи, поскольку представление о прозе писателя у англоязычных критиков складывается из

внелитературных факторов, обусловленных сложившимся предпониманием русской культуры, основанным, в свою очередь, на ориенталистском взгляде; говорится об имагологии как о способе восприятия культуры для реконструирования социальноисторического и духовного опыта другой страны в художественном дискурсе и рассматриваются гетероимиджи русской литературы конца XIX - первой трети XX века англоязычными славистами конца 1960-х-2000-х гг. В рамках выбранного имагологического подхода анализируется образ британского восприятия России в повести А. Платонова «Епифанские шлюзы», являющийся своеобразным ключом к пониманию рецепции прозы писателя англоязычными литературоведами;

В первом параграфе «Имагологический подход к истолкованию литературно-критических текстов» обосновывается актуальность и продуктивность имагологического инструментария, использующего основные принципы герменевтики и диалогической философии XX века (синтетический инструментарий понятия «свой-чужой», позволяющий улавливать специфику любого народа). Необходимость обращения к имагологии объясняется филологической и культурологической направленностью данного исследования. Имагология, расширяя спектр проблем, решаемых компаративистикой, видит своей задачей исследование в литературе «образа инонациональной литературы», стремится объяснить его происхождение, а также обнаружить внелитературные факторы, вызывающие модификацию этих образов. В данном параграфе дается краткая история возникновения имагологии и определяются основные термины и понятия: имидж, аутоимидж и гетероимидж. Имагология возникает как одна из необходимых исследовательских задач компаративистики в 1950-е гг. во Франции, так как литературная компаративистика всегда имеет дело с языковыми и национальными взаимодействиями. В отличие от компаративистики для более полного и объективного понимания литературного текста и литературного процесса имагология всегда работает с имиджем, относящимся к определенной национальности, и учитывает как его литературное, так и внелитературное происхождение. Основными понятиями имагологии являются понятия имидж, ауто-и гетероимидж. Имидж представляет собой «сущность восприятия культурного своеобразия и различий» (Э. Мэнерт) в соответствии с ее культурными и социально-политическими представлениями. Аутоимиджи - образные представления, которые индивид или группы индивидов (этнические группы, народы, нации) развивают о самих себе и воплощают в литературных текстах. Гетероимидж представляет собой образ осознанного «другого, чужого (в противоположность своему)» (X. Дизеринк), состоящего из вне- или предлитературного образа «чужого» и его изображения в литературном тексте.

Во втором параграфе «Гетероимиджи русской литературы конца XIX -первой трети XX века» рассматривается взгляд англоязычных критиков на историю русской литературы конца XIX - первой трети XX века, анализируются англоязычные интерпретации русской и советской литературы, выявляются наиболее распространенные имиджи, сформировавшиеся у англоязычных исследователей в процессе рецепции литературных явлений указанного периода.

Согласно наблюдениям Н.П. Михальской, Л.Ф. Хабибуллиной и других исследователей, англоязычному, и прежде всего британскому взгляду на Россию, был свойствен генерализированный ориенталистский подход, который заключался в приписывании ей таких свойств, как варварство, нелюбовь к свободе, нечувствительность к цивилизационным достижениям и т.д. В конце XIX века под влиянием художественных достижений И.С.Тургенева, Ф.М. Достоевского, Л.Н.Толстого, А.П. Чехова, данный подход претерпевает существенные изменения, формируя новые оценочные критерии, которые впоследствии лягут в основу ожиданий англоязычной аудитории по отношению к русской и советской литературе. Британскому читателю, воспитанному на викторианском романе, импонировал глубокий психологизм русской литературы, ее интеллектуально-этическая проблематика и пристальное внимание к внутреннему миру человека.

«Если мы ищем понимания души и сердца, где еще мы найдем понимание такое глубокое?<...> любой самый скромный из русских писателей с молоком матери впитывает веру в первичность духа»10, - утверждала В.Вулф, противопоставляя духовность русской литературы материалистическому изображению мира у англичан. Г. Уильямс отмечал, что русская литература является «глубоко национальной», несмотря на «отзвуки» в ней всех европейских литератур. Все это свидетельствовало о неподдельном интересе англоязычной аудитории к аутентичной эстетике русской литературы в конце XIX столетия. Именно тогда, по выражению английского историка К. Хейблан, на Западе возникла «русская лихорадка», достигшая своего апогея после Октябрьской революции 1917 года, принесшей много политических и культурных перемен. В это время наряду с положительным «духовным» имиджем русской литературы, актуализируется социополитический фактор в оценке культуры и литературы, особенно у британских писателей и критиков. «Хотелось бы знать, можем ли мы хоть в малейшей степени быть уверены, что будем иметь дело с писателями, а не с замаскированными политиками...»11, - писал Дж. Голсуорси.

Таким образом, после революционных событий в октябре 1917 года и провозглашения Советской власти дальнейшее восприятие русской литературы оказывается под влиянием внелитературных факторов. В результате традиционная оппозиция «свой» - «чужой» осложняется идеологической непримиримостью, формируя устойчивый «политический» имидж теперь уже советской литературы. Этот имидж будет доминировать у большинства англоязычных исследователей (Р.Хингли, Дж. Гаррард, Э. Браун, Г. Морон, К. Проффер и др.) в оценках литературы 20-30-х годов на протяжении почти всего XX столетия. В их представлении советские писатели окажутся либо «проводниками идеологии», всецело «подчиненными духу и букве идеологической позиции коммунистической партии»,12 либо противниками ее социального и политического давления.13

10 Цит. по: Писатели Англии о литературе. - М., 1981. - С. 281

11 Цит. по: КазнинаО.А. Русские в Англии. - М.,1997. - С. 321

12 Proffer, С. The remarkable decade that destroyed Russian emigre literature / Carl R. Proffer// The Third wave. - Ann Arbor : Ardis, 1984. - P. 81-86

13 Milner-Gulland, Robin Russian Writing Today. N.Y.: Penguin Books, 1977. - P. 10

В третьем параграфе «История знакомства англоязычной аудитории с творчеством А. Платонова» устанавливаются причины возникновения интереса к А. Платонову в англоязычном литературоведении и «трудности», связанные с вхождением его прозы в инонациональное поле в рамках политического имиджа советской литературы.

Знакомство с А.Платоновым на Западе, в частности в Америке, началось с публикации рассказа «Третий сын» в Антологии советской прозы. Об этом знакомстве свидетельствует Е.Евтушенко, приводя восторженный отзыв Э. Хемингуэя, высоко оценившего «глубину, содержательность и экспрессивность платоновского стиля».14 Второй перевод рассказа появился в 1969 году в американском журнале «Harper’s magazine»15 и впоследствии вошел в англоязычный сборник рассказов А.Платонова «The fierce and beautiful world» (1970) («В прекрасном и яростном мире») с предисловием Е. Евтушенко.

Публикация рассказов («Фро», «Река Потудань», «Возвращение», «Третий сын», «Афродита», «В прекрасном и яростном мире» и повести «Джан») вызвала не только восхищение художественным даром А.Платонова, но, как свидетельствует краткая рецензия к сборнику, изменила сложившийся «стандартный» взгляд западного читателя на советскую литературу 30-х годов.16 Подчеркивая яркий и неординарный талант писателя, американские рецензенты отметили несправедливость замалчивания произведений А.Платонова на родине. Именно в это время в англоязычной критике у А.Платонова формируется имидж «запрещенного» писателя, о чем, на наш взгляд, красноречиво свидетельствует шарж американского художника-карикатуриста Д. Левина, помещенный в качестве иллюстрации к статье Е. Евтушенко «Introducing Andrei Platonov» («Представляя Андрея Платонова»), предваряющей англоязычное издание сборника. Свидетельством углубляющегося интереса к писателю стал факт включения его краткой биографии в западные учебники по русской советской литературе.

В 1969 году в журнале «Грани» была опубликована повесть «Котлован»,17 не получившая однако профессиональной критики из-за отсутствия английского перевода. Критические отзывы появились только после билингвальной публикации «Котлована» с предисловием И. Бродского (1973) и первого английского перевода романа «Чевенгур» (1978), выполненного Э.Олкоттом. Публикация этих произведений послужила причиной появления ряда значительных научноисследовательских работ: монографии Э. Тески «А. Platonov and Fyodorov. The Influence of Christian Philosophy on a Soviet writer» (1982), Т. Сейфрида «А. Platonov. Uncertainties of Spirit» (1992); диссертации Т. Осипович «Sex, love and family in the works of Andrei Platonov» (1988), Дж. Солтис «Bodily Innovations: locating utopia in the works of Andrei Platonov» (1994). Однако, несмотря на появление этих признанных исследований, имя А.Платонова среди большинства англоязычных историков

14 Andrey Platonov, The fierce and beautiful world. Transl. by Joseph Barnes, Introd. By Yevgeny Yevtushenko. -New York, 1970.-P. 7

15Andrei Platonovich Platonov, The third son // Harper’s magazine. - November ,1969. - P.87-89

16 «Slavic and East European Journal» и «Russian Literature Triquarterly»

'’Андрей Платонов, «Котлован. Повесть» // «Грани». - Франкфурт-на-Майне, 1969. - № 70. - С. 3-107

советской литературы упоминалось только вскользь и, как правило, особенно в 70-80-е годы сквозь призму политических пристрастий и стереотипов (Э. Браун, Р. Хингли, Джон и Кэрол Гаррард).

В четвертом параграфе «Интерпретация “Епифанских шлюзов” А. Платонова в англоязычной критике» анализируется рецепция повести в критических исследованиях Т.Сейфрида, Э.Наймана, Р .Чандлера, оценки которых складываются прежде всего под влиянием политического гетероимиджа России и советской литературы. У этих критиков представление о восприятии России Бертраном Перри формируется, в основном, в рамках анализа общественноисторического контекста повести, оценок отношения Платонова к политической ситуации в стране, советско-британским отношениям в 20-е годы и, в частности, к статье Л.Троцкого «Куда идет Англия?». Т. Сейфрид, рассматривает петровские реформы в России сквозь призму политических взаимоотношений человека и государства. Свою интерпретацию Сейфрид основывает на анализе исторических и политических обстоятельств, в которых находились автор и его страна в середине двадцатых годов XX века.

Оригинальное прочтение повести предлагает Э. Найман, который, используя мотивный анализ, попытался ответить, как в платоновской повести отражается «несовместимость» Востока и Запада и почему для Платонова чрезвычайно важен тот факт, что Перри именно англичанин. Интерпретация Э.Наймана основывается на интересном анализе сходной мотивной структуры «Европа» - «рубить» - «окно» в «Медном всаднике» и «Епифанских шлюзах». Но ее смысл критик проецирует прежде всего на официальную реакцию советской прессы в связи с внутриполитическими спорами в британском истеблишменте, полагая, что А. Платонов, будучи в курсе этой политической дискуссии, «занялся национальноисторическими рассуждениями» и в финале повести каламбурно обыграл пушкинскую цитату «в Европу прорубить окно», ответив на вопрос «куда идет Англия?».

Р. Чандлеру в «Епифанских шлюзах» наиболее важной представляется «дискоммуникация», свойственная Перри и Платонову с окружающей их действительностью в эпоху исторических перемен. Ценным является наблюдение над причиной этой разобщенности: «конфликт теории и практики» как в жизни платоновского героя, так и в жизни самого писателя. Можно интерпретировать его как конфликт между замыслом и результатом, присущий автору и герою, воедино сплетающий их судьбы. Второй причиной разобщенности с окружающим миром Чандлер называет оппозицию «рассудочного и эмоционального восприятия мира» героем. Развивая мысль исследователя можно добавить, что оппозиция рационального и иррационального, несомненно, была присуща и самому Платонову.

В пятом параграфе «Образ британской рецепции России в повести А. Платонова “Елифанские шлюзы”» рассматривается восприятие России и русской культуры героем повести инженером Перри. Анализ «Епифанских шлюзов» представляется нам важным именно в русле исследования британской рецепции Платонова и его прозы, поскольку, создавая характер Бертрана Перри, писатель

воплотил свой собственный образ британского восприятия России и русского самосознания.

Содержание повести несет отпечаток тамбовских впечатлений и основывается на историческом свидетельстве британского инженера Джона Перри, привлеченного Петром I к строительству доков и каналов и, впоследствии, оставившего отчет под названием «The State of Russia under the Present Czar» (1716) («Состояние России при нынешнем царе»). Судя по идентичности фамилий и наличию сходных черт в российских «историях» реального Джона Перри и платоновского персонажа Бертрана Перри, можно предположить, А.Платонов был знаком с этим документом и на его основе создал художественную версию русской судьбы английского инженера, одновременно наделив его свойствами собственной личности.

С позиций имагологического подхода в художественном образе Бертрана Перри, обнаруживаются гетероимиджи английского национального характера, британской рецепции России и аутоимидж самого писателя. Гетероимидж английского национального характера связан с национальной принадлежностью главного героя и раскрывает национальное британское сознание в представлении русского писателя Платонова. Гетероимидж британской рецепции России также формируется Платоновым, но с опорой на исторический документ о впечатлениях предполагаемого прототипа героя повести - инженера Джона Перри. Аутоимидж Платонова складывается на основе профессиональной принадлежности автора и героя, формирующей черты и качества их характеров.

Гетероимидж национального британского сознания дается Платоновым через пространственный и духовный коды культуры. Пространственный код британской культуры реализуется в повести через постоянное противопоставление с одной стороны, - «пространных и таинственных ковыльных степей», «молчаливых пустынных просторов», «необычайно высокого неба», с другой - «узкой полоски Европы над континентом», «милого моря» и «ландшафта многолюдной гавани». Духовный код британской культуры заключается в понимании свободы и человеческого достоинства как высшей ценности в любую историческую эпоху.

Возникающий в образе Бертрана Перри аутоимидж Платонова складывается в первую очередь из аттестации себя как инженера и человека «технического». Англичанин Перри и русский писатель Платонов - инженеры, активно включившиеся в общественное строительство: первый - в петровскую эпоху, второй - в эпоху русской революции. Этот профессиональный инженерный аутоимидж наделяется писателем двоякой оценкой: с одной стороны - рациональность, упорство, принципиальность, благородство; с другой - беспристрастность, трактуемая людьми как определенная жестокость и бесчеловечность, узкий «арифметический» разум. В то же время Бертран Перри обладает особым восприятием действительности близким самому Платонову. Наряду с жестким и бескомпромиссным рационалистом в Перри живет созерцатель, способный к духовно-философскому осмыслению окружающего мира. Как и у Платонова, его мироощущение пронизывает острая трагическая нота, возникшая в результате внутренней несогласованности с самим собой и чужим пугающим пространственным кодом, предвещающем неблагополучную развязку. Подобно Платонову, Перри переживает свою «русскую» судьбу как трагическую

неизбежность деформаций, при неизменности духовной основы, того, что можно назвать «интеллигенцией личности». Именно к этой созерцательной, «сокровенной» стороне Платонова англоязычные исследователи испытывают в последнее время особый интерес.

Проводя параллель между британской рецепцией России в повести и восприятием Платонова и его творчества англоязычными критиками (в особенности британскими), следует отметить, что для платоновского персонажа и англоязычных исследователей Платонова характерно этапное восприятие «чужого» и видение инокультурного явления сквозь призму своей локальной культуры. Так, на первом этапе восприятие России Бертраном Перри носит субъектно-объектный характер, она предстает как «другая», непонятная и абсолютно «чужая» страна. Платонов выводит проблему преодоления отчужденности на первый план, показывая, как Перри постепенно устанавливает контакт с другой культурой, как он пытается преодолеть ограничения, налагаемые на него британским характером.

На первом этапе знакомства с творчеством Платонова восприятие исследователей также отличается субъектно-объектным характером. Платонова рассматривали сквозь призму стереотипов о советской литературе, чем в основном и предопределялось непонимание «другого» писателя. Причины непонимания специфики незнакомой культуры платоновским персонажем и англоязычными критиками имели лингвистический и экстралингвистический характер. Однако напряженность между диспозицией «свой»-«чужой» со временем исчезает по мере узнавания и определенного понимания «другого»: англичанин Платонова

преодолевает свое отчужденно-негативное отношение первичного восприятия России, а англоязычные исследователи Платонова, плодотворно контактируя с российскими платонововедами и преодолевая лингвистический и идеологический барьер, приближаются к более глубокому и адекватному пониманию феномена Платонова. Концепция характера Бертрана Перри, сочетающего в себе английское и собственно авторское восприятие русской жизни в эпоху грандиозных общественнополитических перемен, на наш взгляд, может быть рассмотрена как заданное Платоновым направление к пониманию русского самосознания и «сокровенности» его творчества.

Во второй главе диссертации «Имиджи А. Платонова в англоязычной критике» рассматривается формирование и развитие имиджей писателя в англоязычном литературно-критическом пространстве в процессе рецепции его прозы.

В первом параграфе «Платонов-диссндент» исследуется формирование и развитие политического имиджа писателя.

Хула РАППовской критики, обвинявшей Платонова во «враждебности» строю и «пропаганде гуманизма» (Л. Авербах, А. Гурвич, В. Ермилов, А. Фадеев) поначалу сформировала на Западе неточное и упрощенное представление о Платонове как о талантливом писателе-сатирике, находящемся в оппозиции к власти. Преследователи Платонова оказал влияние на последующее формирование имиджа писателя-«диссидента» в англоязычном литературоведении. Сформированный Рапповцами стереотип Платонова-«антисоветчика» был крайне устойчивым и в отечественном

литературоведении вплоть до 70-х годов XX века. Однако в англоязычной критике этот гетеростереотип Платонова-диссидента получил положительную коннотацию.

В 1978 году во вступительной статье к переводу «Чевенгура» Э. Олкотт противопоставляет А.Платонова советской литературе и критике, ссылаясь на сотрудничество писателя с «опальным» Б.Пильняком и на ругательные статьи А. Фадеева, Л. Авербаха, А. Гурвича, В. Ермилова, говоривших о нигилизме Платонова, направленном против революции и социализма в целом: «/л 1929 Platonov moved out from Pilnyak's shadow to demonstrate that he could be called «anti-Soviet» in his own right<...> The reaction of the critics was savage».18 «....both his style and his substance disturbed wary readers and outraged literary authorities in the late twenties.< ...> he lived under a cloud of disapproval and was frequently under attack».19

От упрощенных оценок восприятия писателя и его творчества предостерегали русские писатели-эмигранты. Г. Адамович в статье «Шинель» (1939) призывал читателей Платонова воздержаться от соблазна видеть в нем «противника революции»: «Повторяю, во избежание недоразумений, что он отнюдь не ведет борьбы с революцией, с большевизмом: будь это так, его не печатали бы <...>. Нет, Платонов <...> стремится к углублению, к очищению того дела, которое могло бы оказаться делом революции <...>».20 В 1973 году И. Бродский, чье мнение о писателе до сих пор является «неоценимым оселком» для профессиональных читателей Платонова, в предисловии к билингвальному изданию «Котлована», подчеркнул сложность его взаимоотношений с социальным контекстом и говорил о том, «было бы неверно и ненужно пытаться оторвать Платонова от его эпохи».21 Адамович и Бродский, осознавая всю неоднозначность советского писателя, не хотели, чтобы Платонов и его творчество рассматривалось искаженно, сквозь уже сложившийся на Западе стереотип о советской литературе. Их позиция оказала влияние как на формирование интереса к Платонову у англоязычного читателя, так и на «политическую» направленность этого интереса.

Как показали редакторские рецензии англоязычных СМИ и отзывы читателей на переводы «Котлована» , понимание данного произведения и, соответственно, фигуры самого писателя по-прежнему обусловлены факторами социальнополитического характера. Так большинство читателей полагают, что «Котлован» представляет собой сатиру на социалистическое строительство в СССР: «Platonov's

1Я «В 1929 Платонов вышел из тени Пильняка, чтобы продемонстрировать, что он также может по праву называться «антисоветчиком». <...> Реакция критиков была беспощадной». Olcott, A. Foreword// Andrei Platonov, Chevengur/translated by A. Olcott. - Ann Arbour: Ardis, 1978. - P. xii

19 «...его стиль и содержание сбивали с толку рассудительных читателей и возмущал литературных авторитетов конца двадцатых годов. <...> Он жил постоянно в атмосфере неодобрения и критики». Brown Е. J., Buried Treasure: Platonov and Bulgakov // Russian literature since the Revolution. - Cambridge: Harvard University Press, 1982.-P. 233-239

20 Адамович Г. Шинель / Г. Адамович // С того берега: критики русского зарубежья о литературе советской эпохи. Критическая проза. - М., 1996. - С.298

21 Brodsky, J. Preface // Platonov, Andrei The foundation pit. A bilingual edition. - Ann Arbour: Ardis, 1973. - P. 164

22 Platonov, A. The Foundation Pit / Trans, by Robert Chandler and Geoffrey Smith. - London: Harville Press, 1996. -192 p.

Platonov, A. The Foundation Pit / Trans. Robert and Elizabeth Chandler, Olga Meerson. - New York: NYRB, 2009. -208 p.

The Foundation Pit is a satirical response to Stalin's programme of crash industrialisation and collectivisation».23 - Guardian («“Котлован” Платонова - сатирический ответ на сталинскую программу интенсивной индустриализации и коллективизации»); The Foundation Pit is a savage satire on collectivisation, a nightmarish vision of humanity trapped by the infernal machinery of totalitarianism...».2* -The Sydney Morning Herald («“Котлован” - яростная сатира на коллективизацию, кошмарное видение человечества, загнанного адской машиной тоталитаризма...»).

Последние тридцать лет данный имидж писателя деформируется под влиянием социально-политических изменений, произошедших в России, но происходит это достаточно медленно. Несмотря на сотрудничество российских и англоязычных платонововедов на международных конференциях и симпозиумах, на появление английских переводов писателя, полемика вокруг темы «каким писателем является Платонов», о его взаимоотношениях с советским каноном и о том, можно ли воспринимать писателя вне социально-политического контекста, по-прежнему не ослабевает.

Современная англоязычная аудитория все чаще задается вопросом о том, насколько справедлив портрет Платонова-«диссидента», однако желание видеть писателя в кругу инакомыслящих все еще существует. Этому вопросу посвящен доклад Т. Сейфрида «Platonov and Dissidence» («Платонов и диссидентство»): «/« the Soviet era, the Platonov phenomenon thus seemed inherently opposed to the values represented by the state (or the "Soviet system ”) and Platonov himself thus seemed best understood as a figure of variance, even of dissent or dissidence (his self-conscious orientation toward such figures as Saltykov-Shchedrin and Radishchev suggests that he himself chose such a posture)».25 -

Стремление объяснить «вездесущность» советского контекста в творчестве писателя и понять, как «самый советский» (Т.Сейфрид) из великих писателей XX столетия оказывается и самым «субверсивным», вызывает у зарубежных исследователей большую сложность. Таким образом, политический имидж Платонова продолжает оставаться доминирующим в оценках его творчества.

Во втором параграфе «Платонов-утопист» рассматривается понимание особенностей утопического мировоззрения писателя англоязычными

исследователями и утопической темы в прозе Платонова.

В первом пункте второго параграфа «Философские корни утопизма Платонова» анализируется восприятие англоязычными критиками философских идеи

23 The Foundation Pit (New York Review Books Classics). Editorial reviews. [Электронный ресурс]. - April 21, 2009. - Режим доступа: http://www.amazon.com/Foundation-York-Review-Books-

Classics/dp/159017305 8/ref=sr 1 l?ie=UTF8&aid=l 302973461 &sr=8-1 б. свободный. - Загл. с экрана.

24 Там же.

25 «В советскую эру феномен Платонова, казалось, противостоял ценностям государства (или советской системы) и сам писатель, таким образом, лучше осмысливался в качестве противоречивой фигуры, инакомыслящего или в рамках диссидентства (его ориентирование на таких писателей как Салтыков-Щедрин и Радищев предполагает, что он сам выбрал для себя подобную нишу в литературе)». Seifrid, Thomas Platonov and Dissidence. / Platonov Revisited, Past and Present Views on the Land of the Philosophers. Department of Slavonic and East European Studies, Ghent University [Электронный ресурс]. - 26-28 May, 2011. - Режим доступа: httn://www.slavistiek.ugent.be/mdex.phD?id=:90&tvpe:=:fi!e. свободный - Загл. с экрана.

Н.Фёдорова и А. Богданова, а также определяется степень их влияния на становление утопического мировоззрения Платонова.

Англоязычные слависты Э. Тески, Т. Сейфрид одними из первых отметили связь творчества Платонова с философией Н. Фёдорова и детально изучили истоки философского мировоззрения писателя. На протяжении последних двух десятилетий англоязычные платонововеды видели разное проявление фёдоровского учения в творчестве Платонова в зависимости от своих научно-методологических представлений.

Одной из первых работ о влиянии идей Фёдорова на Платонова была монография Э. Тески «Platonov and Fyodorov: The Influence of Christian Philosophy on a Soviet writer» (1982). Исследователь отметила влияние идей А.Богданова на раннее творчество писателя. Однако, по ее мнению, это влияние было впоследствии критически переосмыслено Платоновым, который начал склоняться к учению Н. Фёдорова, воссоздавая свое понимание революции в свете фёдоровской веры в физическое «бессмертие» и идеи «воскрешения отцов». Тески полагает, что Платонов «объединил» революционную теорию Богданова с метафизическим учением христианского философа-мистика. В то же время исследовательница считает, что отношение Платонова к данным идеям претерпело изменение в конце 20х годов XX века, когда его вера в возможности человечества сменилась разочарованием. Тески приходит к выводу о переосмыслении писателем идеи «бессмертия» и «воскрешения», которые для него уже не были связаны с научным прогрессом и борьбой человечества со стихией природы.

Т. Сейфрид воспринимает утопическую философию Фёдорова как «эксцентричную теорию» в силу ее «вульгарного материализма» и определенной научной наивности, однако он подчеркивает влияние этой теории на становление онтологической философии писателя - идеи о «бессмертии» и «воскрешении». Повторяющиеся темы сиротства, подчинения враждебному материальному миру, сомнамбулическое состояние, в котором существуют голодающие и изнуренные платоновские персонажи, - все это отсылает нас к идеям Фёдорова с точки зрения Сейфрида.26 Именно в фёдоровском учении исследователь видит истоки одного из основных мотивов Платонова - мотива смерти. И если тема «воскрешения», пронизывающая практически все работы Платонова, постепенно утрачивает свой первоначальный смысл, то сопутствующие данной теме мотивы смерти, одиночества, памяти продолжают существовать в произведениях писателя.

Интересное прочтение фёдоровских тем в романе «Чевенгур» предложил американский славист Элиот Боренштейн. В своей работе «Men without women: masculinity and revolution in Russian fiction 1917-1929» (2000) («Мужчины без женщин: маскулинизм и революция в русской литературе») он приходит к выводу, что в основе повторяющейся в романах писателя темы безграничной жажды героями утопии и темы смерти, сопровождаемой мотивом одиночества и памяти, находятся внутрисемейные отношения, в частности отношения сыновей и отцов. Боренштейн полагает, что, несмотря на то, что платоновские персонажи в Чевенгуре ставят

26 Seifnd, Т. Andrei Platonov. Uncertainties of Spirit.-Cambridge, 1992,- P.51

товарищеские отношения выше семейных связей, преобладание мужского коллектива является «не столько результатом осмысленного идеологического выбора, сколько своего рода компенсацией отсутствия родителей в их жизни».27 Тема воскрешения отцов в романе, по мнению Боренштейна, утрачивает собственно фёдоровский смысл и также сопровождается постоянными платоновскими мотивами - мотивом смерти и одиночества. Почти все англоязычные исследователи говорят о переосмыслении писателем фёдоровского учения и об его эксцентричности, трудности восприятия разумом из-за синтеза религиозных и естественнонаучных идей. Таким образом, мистико-философские прозрения Н.Фёдорова (и, следовательно, традиция русской утопии и многие христианские идеи Ф.М. Достоевского, который предвосхитил идеи Фёдорова, пытаясь отыскать гармонию между уровнем технических достижений человечества и духовным статусом людей) остаются в некоторой степени непонятными для англоязычных исследователей.

Во втором пункте второго параграфа «Русская утопия Платонова по-английски» рассматривается особенность восприятия русской утопии Платонова англоязычными исследователями. Большинство англоязычных исследователей (Т. Сейфрид, Ф. Буллок, А. Ливингстон, Р. Чандлер) отмечают «полифонизм» платоновской утопии, сочетающей в себе многообразие различных утопических доктрин: от религиозно-мистического направления в русской культуре и литературе (легенда о стране Беловодье и граде Китеже, органично связанная с древнерусским жанром «хождения» и «снами»), хилиастических идей западноевропейского Средневековья до фёдоровской идеи «регуляции природы» и «имманентного воскрешения», получившей естественнонаучное и религиозное обоснование:

Утопия Платонова зиждется на перспективе «материализации идеала» (Т. Сейфрид) (писатель постоянно соизмеряет достижения социалистической действительности со своими абстрактными идеалами) и обладает «бинарностью» (Ф. Буллок), вследствие чего возникают трудности с определением жанра романа «Чевенгур» и повести «Котлован».

Отмечая многообразие утопических учений и идей в романе, отсутствие детального описания утопических мечтаний, которое могло бы представить исчерпывающую характеристику чевенгурского общества, английский литературовед Буллок говорит об изменении Платоновым привычного жанра классической утопии. Платоновская «утопия» отличается от классической европейской утопии, так как она имеет разные и противоречивые концепции времени и пространства. Эти две жанровые категории, имеющие свои константные признаки в классической западноевропейской утопии (которая во временном плане обращена либо в далекое прошлое, либо в далёкое будущее, но никогда не связана с настоящим временем, а роль пространственного хронотопа, как правило, выполняет остров или отдаленная страна), в утопии Платонова приобретают неопределенность и изменчивость. Непоследовательные и немотивированные эпизоды, создающие у читателя «ощущение безвременности», лишь призваны показать, как чевенгурская

27 Borenstein, Eliot Men without women: masculinity and revolution in Russian fiction 1917-1929. - London: Duke University Press, 2000. - P. 249

утопия вписывается в исторический и временной контекст революционной эпохи, изобилующей переменами, конфликтами и множеством разных точек зрения на будущее. Буллок и Сейфрид отмечают, что утопия Платонова непосредственно связана с культурой революционной реальности, и роман «Чевенгур» представляет собой попытку постичь сущность революционного утопизма.

Интересную и наиболее объективную оценку платоновского национального утопического сознания дал английский социолог Т. Осборн, показавший «антропологическое измерение» утопических устремлений платоновских персонажей.

В третьем параграфе «Платонов-экзистенциалист» рассматривается, как образ Платонова в англоязычном критическом сознании постепенно начинает уходить от внешних рамок восприятия в рамки внутреннего, более глубокого восприятия и понимания.

На основе расширения и углубления таких платоновских слов как «память», «тоска», «странник», «сочувствие» многие англоязычные исследователи открывают для себя то, что данные ключевые слова обладают не столько историческим, сколько экзистенциальным и архетипическим смыслом. Данное «открытие» вызывает изменение горизонта ожиданий у англоязычных читателей Платонова.

Р. Чандлер и Т. Сейфрид говорят об экзистенциальном писательском взгляде на окружающий мир, в основе которого лежит достаточно сложное понятие тоски. Глубина платоновской тоски измеряется «глубиной его сострадания к людям, животным, растениям, и даже неодушевленным предметам».28 В данном высказывании мы сталкиваемся с тем, что англоязычные исследователи писателя проникают за предметную изобразительность, так как внешние факты не исчерпывают феномена мировоззрения Платонова, и обнаруживают с одной стороны деятельного Платонова, который не только созерцал творение «нового» мира, но и преображал его, с другой - Платонова-созерцателя, но не холодного и рационального созерцателя, а духовного сопереживающего созерцателя, который видит не только «внешнее», сколько духовное и «сокровенное», что неотделимо от его художественного восприятия мира. В доказательство экзистенциального мировосприятия Платонова Р. Чандлер говорит о том, что главные персонажи более поздних платоновских рассказов, в конце концов, отказываются от иллюзий, давления общественных сил, под воздействием которых они приняли ошибочные ненастоящие ценности и отреклись от природной свободы.

Новую 1рань рецепции Платонова как экзистенциалиста открывают не только англоязычные слависты, но и критики и редакторы западных изданий. В редакторских рецензиях на английский перевод «Котлована» Платонов довольно часто сравнивается с ирландским писателем С. Беккетом в отношении иррационального восприятия действительности в его философской притче «В ожидании Годо». На наш взгляд здесь нужно говорить не об «иррациональности платоновского восприятия мира», а скорее о сокровенности его видения через

28 Chandler, Robert. Weights and measures. The New Yorker [Электронный ресурс]. - October 22, 2007. - Режим AOCTyna:http://www.newyorker.com/online/2007/J0/22/071022on_onIineonly_pIatonov. - свободный. - Загл. с экрана].

созерцание. Способностью к созерцанию Платонов наделяет своих основных персонажей, и именно на это экзистенциальное качество англоязычные исследователи обращают свое внимание, что помогает им приблизиться к феномену «сокровенного» писателя.

В Заключении подводятся итоги исследования.

Основные положения работы отражены в следующих публикациях:

1. Каткова М.М. Творчество А. Платонова в оценке англоязычной критики XX века // Ученые записки Орловского государственного университета. - Орел, 2010.-№10 - С. 186-189.-0,27 п.л.

2. Каткова М.М. Британская рецепция России в повести А. Платонова «Епифанские шлюзы» // Вестник Костромского государственного университета им. Н.А. Некрасова. - Кострома, 2011.-№2.-С. 132-137.-0,4 п.л.

3. Каткова М.М. А. Платонов в контексте англоязычного литературоведения. К вопросу об утопизме художественного сознания писателя // Филологическая наука в XXI веке: взгляд молодых. Материалы VI Всероссийской научно-практической конференции молодых ученых. -М., 2007. - С. 264 - 268. - 0,3 п.л.

4. Каткова М.М. Англоязычное литературоведение 70-80 гг. XX века о творчестве А. Платонова: обзор критических позиций англоязычных исследователей //Лингвокультурологические и лингвострановедческие аспекты теории и методики преподавания русского языка. Материалы международной научно-практической конференции. - Тула, 2009. - С. 116118.-0,1 п.л.

5. Каткова М.М. «Епифанские шлюзы» Андрея Платонова в англоязычной критике. Проблема интерпретации // Русская литература в европейском контексте III. - Warszawa, 2010. - С. 249 - 256. - 0,4 п.л.

6. Каткова М.М. Мифологизм А. Платонова // Известия ТулГУ. Вып.5. - Тула, 2006. - С. 74 - 77. - 0,2 п.л.

Под, кпеч. 19.01.12 Объем: 1 п.л. Заказ № 116 Тир 100 экз. Типография МПГУ

Текст диссертации на тему "Имагологический аспект восприятия прозы А. Платонова"

61 ¡2-10/473

Московский педагогический государственный университет

На правах рукописи

Каткова Майя Михайловна

ИМАГОЛОГИЧЕСКИЙ АСПЕКТ ВОСПРИЯТИЯ ПРОЗЫ А. ПЛАТОНОВА (НА МАТЕРИАЛЕ АНГЛОЯЗЫЧНОЙ КРИТИКИ)

Специальность 10. 01. 01 - русская литература

Диссертация на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Научный руководитель: доктор филологических наук, профессор Дефье Олег Викторович

Москва-2011

ОГЛАВЛЕНИЕ

ВВЕДЕНИЕ.................................................................................3

1. ГЛАВА I. Из истории восприятия русской литературы конца

XIX - первой трети XX века в англоязычной критике.................11

1.1. Имагологический подход к истолкованию литературно-критических текстов....................................................................................11

1.2. Гетероимиджи русской литературы конца XIX - первой трети XX века.......................................................................................21

1.3. История знакомства англоязычной аудитории с творчеством А. Платонова................................................................................33

1.4. Интерпретация «Епифанских шлюзов» А. Платонова в англоязычной критике...................................................................................47

1.5. Образ британской рецепции России в повести А. Платонова «Епифанские шлюзы»...................................................................................54

2. ГЛАВА II. Имиджи А. Платонова в англоязычной критике..............74

2.1. Платонов - «диссидент».............................................................75

2.2. Платонов-«утопист»

2.2.1. Философские корни утопизма Платонова......................................99

2.2.2. Русская утопия по-английски....................................................108

2.3. Платонов-«экзистенциалист»......................................................123

ЗАКЛЮЧЕНИЕ...........................................................................134

СПИСОК ИСПОЛЬЗУЕМОЙ

ЛИТЕРАТУРЫ.......................................................................................138

ПРИЛОЖЕНИЕ...........................................................................154

ВВЕДЕНИЕ

Прошедший в 2009 году 110-летний юбилей Андрея Платонова (18991951) показал уровень сегодняшнего изучения творчества этого выдающегося писателя XX века не только в России, но и за рубежом.

VII Международная научная конференция, проведенная в 2009 году в Институте мировой литературы им. A.M. Горького РАН, выявила действительность того значения, которое имеют произведения Платонова не только для русской, но и мировой культуры. Исследователи творчества писателя из России, Великобритании, США, Франции и Германии своими трудами показали высокий уровень разных форм освоения его творчества — переводов на иностранные языки, новых научных публикаций и комментирования его произведений. Специально приуроченные к этой юбилейной дате публикации нового перевода повести «Котлован»1, выполненного английским переводчиком, исследователем и известным пропагандистом творчества Платонова Робертом Чандлером, и «Справочник по «Котловану» Андрея Платонова»2 американского слависта и платонововеда Томаса Сейфрида указали на все более возрастающий интерес к творчеству писателя в англоязычном мире и на Великобританию и США как на крупную научную державу после России по количеству специалистов и качеству научных исследований творчества русского писателя.

Научный симпозиум, проведенный в 2001 году в Оксфорде под руководством английской исследовательницы, профессора Анджелы Ливингстон (Эссекский университет), два специальных номера журнала «Essays in Poetics»3 («Очерки по поэтике») в 2001 и 2002 гг., где опубликованы

1. Platonov A. The Foundation Pit / Trans. Robert and Elizabeth Chandler, Olga Meerson. -New York: NYRB, 2009. - 208 p.

2. Seifrid Т.. A Companion to Andrei Platonov's The Foundation Pit. - Academic Studies Press, 2009. - 204 p.

3. A Hundred Years of Andrei Platonov / Platonov Special Issue of «Essays in Poetics», Vol. I [EiP, 26], Keele University, 2001.- 167 p.

материалы этой конференции, проведенная в следующем 2002 году в Лондондерри конференция Ирландского общества русистов под руководством профессора Эйлин Тески (Ульстерский университет), состоявшаяся в феврале 2011 года в Колумбийском университете (Нью-Йорк) конференция «Андрей Платонов: стиль, контекст, значение» и прошедшая недавно в Гентском университете конференция «Возвращаясь к Платонову: прошлый и нынешний взгляд на страну философов» (26-28 мая 2011 г.) подтверждают этот вывод.

Среди исследователей творчества А. Платонова, занимающихся научной деятельностью в различных зарубежных ВУЗах, необходимо назвать англичан: Анджелу Ливингстон (Эссекский университет), Филиппа Буллока (Уадхем и Вустер-Колледж, Оксфордский университет), Эйлин Тески (Ульстерский университет), одного из принципиальных переводчиков Платонова на английский язык Роберта Чандлера (Лондонский университет); американцев: Томаса Сейфрида (Университет Южной Каролины), Ольгу Меерсон (Джорджтаунский университет), Дэвида Бетеа (Висконсинский университет), Эрика Наймана (Университет Беркли), Клинта Уокера (Висконсинский университет), Элиота Боренштейна (Нью-Йоркский университет).

Надо отметить, что освоение творчества писателя как в Америке, так и в Великобритании крайне специализировано. В 1973 году одновременно с билингвальной публикацией «Котлована» выходит диссертация американского слависта Дж. Шеппарда «Origin of a master, the early prose of Andrei Platonov»4 («Происхождение мастера, ранняя проза Андрея Платонова»), а в 1976 г. -диссертационное исследование американского переводчика «Чевенгура» Э.

Hundred Years of Andrei Platonov / Platonov Special Issue, Vol. II [EiP27] Keele, 2002. -192 p.

4. Sheppard J.W. The Origin of a master, the early prose of Andrei Platonov, Ph.D: Indiana Universirty, 1973.

Олкотта «A. Platonov, the citizen artist».5 Можно сказать, что эти публикации открыли путь англоязычному платоноведению в 80-е гг. XX столетия.

По мере освоения платоновского наследия, которое на первых порах, как правило, воспринималось сквозь призму политических пристрастий и стереотипов, внимание к писателю становилось все более пристальным, формируя представление о нем, как о явлении значительном, неоднозначном и явно не укладывающимся в рамки привычных оценочных схем. За последние двадцать лет появился целый ряд содержательных исследовательских работ: монография английской исследовательницы Э. Тески «А. Platonov and Fyodorov. The Influence of Christian Philosophy on a Soviet writer» (А. Платонов и Федоров. Влияние христианской философии на советского писателя») (1982).6 диссертация «Linguistic devices in the prose of Andrei Platonov» («Лингвистические приемы в прозе А. Платонова») (1984) , монография «Andrei Platonov. Uncertainties of Spirit» («Андрей Платонов. Метания духа») (1992)8 и работа «А Companion to Andrei Platonov's The Foundation Pit» («Справочник по «Котловану» Андрея Платонова») (2009)9 Т. Сейфрида, работа американской исследовательницы О. Меерсон «Свободная вещь: поэтика неостранения у Андрея Платонова» (1997)10, монография английского исследователя Ф. Буллока, посвященная тендерной проблематике платоновских

5. Olcott A. A. Platonov, the citizen artist. - Stanford University, 1976. - 388 p.

6. Teskey A. Platonov and Fyodorov The Influence of Christian Philosophy on a Soviet writer. -Amsterdam, 1982. - 182 p.

7. Seifrid T. Linguistic devices in the prose of Andrei Platonov, Ph.D: Cornell University, 1984.

8. Seifrid T. Andrei Platonov. Uncertainties of Spirit. - Cambridge, 1992.

9. Seifrid T. A Companion to Andrei Platonov's The Foundation Pit. - Boston: Academic Studies Press, 2009.- 196 p.

10. Meerson O. A Free Thing: the Poetics of Re-Familiarization in Andrei Platonov's Work, in Russian. Oakland, CA : Berkeley Slavic Specialties.

произведений «The Feminine in the Prose of Andrey Platonov» («Женское начало в прозе Андрея Платонова») (2005).11

Благодаря переводам Энтони Олкотта, Томаса Уитни, Мирры Гинсбург, Роберта и Элизабет Чандлер, Джозефа Барнса, Ольги Меерсон произведения Платонова стали доступными англоязычной публике и, тем самым, явились объектом восприятия в инонациональном литературном поле. Поэтому рецепция восприятия творчества А. Платонова инонациональной аудиторией, в данном случае англоязычными славистами и литературоведами, должна рассматриваться в рамках межкультурного диалога.

Кроме того, диалог культур становится все более приемлемой геополитической стратегией современной цивилизации и включает в себя не только постижение культурного мира, но и изучение культурных контекстов понимания, то есть изучение понимания как культурного процесса и влияния различных культур на процессы понимания и интерпретации.

Адекватным инструментарием, позволяющим рассматривать межкультурную коммуникацию, обладает дисциплина сравнительного литературоведения - имагология. Имагология совмещает в себе филологическую и культурологическую направленность и занимается анализом образа «чужой» или «другой» культуры в художественном дискурсе. Литературоведческая имагология исследует образы иностранцев, анализ национальных и этнических стереотипов, чужого менталитета, клише и мифов в художественных и литературно-критических текстах.

Имагология является междисциплинарной наукой, в основе которой находится культурология с ее пристальным интересом к чужим культурам, национальным характерам и литературоведение, поскольку именно художественная литература наиболее полно отражает язык и менталитет той или иной национальной среды.

11. Bullock P. The Feminine in the prose of Andrey Platonov. - London: Legenda, 2005. - 240 p.

Актуальность исследования определяется возросшим и неизменно углубляющимся интересом к творчеству А.Платонова со стороны англоязычной читательской аудитории и критики. Опыт и эстетика англоязычной рецепции платоновской прозы, обнаруживая иной ракурс ее понимания, открывают новые грани образности, дополняют и расширяют представления о художественном масштабе Платонова, сложившиеся в отечественном платонововедении.

Новизна работы заключается в исследовании англоязычных интерпретаций прозы Платонова, рассматриваемых как система имиджей с опорой на собственно платоновский образ английского восприятия русской жизни и ментальности, возникающей у Бертрана Перри в повести «Епифанские шлюзы».

Объектом исследования стали работы англоязычных литературоведов и критиков второй половины XX - начала XXI веков, посвященные русской литературе конца XIX - первой трети XX вв.

Предметом исследования являются имиджи восприятия А. Платонова и его прозы, а также имиджи русской литературы конца XIX - начала XX вв. в англоязычной критике.

Материалом работы стали многочисленные литературно-критические работы на английском языке, посвященные русской литературе периода конца XIX - первой трети XX вв. и творчеству А. Платонова: диссертационные и монографические исследования англоязычных литературоведов, справочники и энциклопедии по русской советской литературе, литературные обозрения для широкой англоязычной аудитории (The Times, Guardian, The New Yorker, The New York Times и др.).

Цель работы состоит в выявлении имиджей А.Платонова и его творчества, возникающих в англоязычных интерпретациях с присущим им комплексом представлений о России, русской культуре и литературе советской

эпохи. Цель реализуется путем сопоставления рецепции Платонова с образом английского восприятия России в «Епифанских шлюзах».

Цель работы определяет следующие задачи:

1) Обосновать возможность представления англоязычных интерпретаций прозы Платонова с позиций имагологической науки.

2) Раскрыть в образе Бертрана Перри художественный аналог британского восприятия русской действительности в эпоху исторических преобразований, сходных с теми, в которых жил и творил Платонов.

3) Исследовать формирование и модификацию имиджей А. Платонова в контексте представлений англоязычных исследователей о русской литературе.

4) Исследовать рецепцию прозы Платонова англоязычной критикой в соответствии со сложившимися в ней имиджами писателя.

Методологическую основу работы составляют сравнительно-исторический и герменевтические методы, используемые имагологией и призванные установить условия функционирования имагологического инструментария в определенном историческом контексте.

Теоретическая база работы определена исследованиями, посвященными имагологии (Э. Мэнерт, М. Фишер, X. Дизеринк, Г.Д.Гачев, Н.П.Михальская, Л.Ф.Хабибуллина, В.Е. Багно), сравнительному литературоведению (Ф.И. Буслаев, А.Н. Веселовский, В.М. Жирмунский, М.П. Алексеев, Н.И. Конрад, И.О. Шайтанов), рецептивной эстетике (Х.Р. Яусс, В. Изер), герменевтике (Ф. Шлейермахер, Г. Гадамер, М.М. Бахтин, И.С. Вдовина).

Положения, выносимые на защиту:

1) Англоязычное восприятие прозы А. Платонова может быть рассмотрено в рамках сформировавшихся внелитературных представлений о писателе, индивидуальных литературно-критических

наблюдений и открытий, свидетельствующих о степени постижения художественного масштаба его прозы.

2) Ориенталистский подход, свойственный британскому взгляду на Россию и ее культуру, заключающийся в приписывании ей таких свойств, как «варварство», «нелюбовь к свободе», «нечувствительность к цивилизационным достижениям», подвергается изменению во второй половине XIX века под влиянием произведений русских классиков Ф.М. Достоевского, Л.Н. Толстого, А.П. Чехова. После революционных событий 1917 года «восточный» взгляд на русскую историю и культуру вновь актуализируется, формируя политический имидж русской советской литературы.

3) Образ инженера Б. Перри в повести «Епифанские шлюзы» представляет собой созданный Платоновым художественный образ британского восприятия русской жизни и ментальности, формирующийся на основе исторического свидетельства предполагаемого «прототипа» платоновского персонажа английского инженера Джона Перри и аутоимиджа самого писателя.

4) В основе восприятия А. Платонова англоязычными критиками лежат устойчивые свойства британской рецепции России, русской культуры и литературы. Представления о Платонове определяются как имиджи, выявленные в процессе исследования: Платонов-диссидент, Платонов-утопист, Платонов-экзистенциалист.

5) Проза А. Платонова расширяет представление англоязычных критиков о русской литературе XX века и корректирует политический имидж русской советской литературы, сформировавшийся во многом под влиянием советской пропаганды. Согласно оценкам англоязычных критиков, Платонов является выдающимся русским писателем XX столетия, «продвинувшим русскую прозу дальше чеховского предела»,

и рассматривается в одном ряду с Ф. Кафкой, Д. Джойсом, С. Беккетом.

Практическая значимость исследования состоит в возможности использования результатов работы в вузовских лекционных курсах по истории русской литературы XX века, сравнительному литературоведению, рецептивной эстетике, на спецсеминарах и спецкурсах, посвященных изучению русской литературы в европейском контексте.

Апробация работы проводилась на международных конференциях: III международной конференции молодых филологов «Русская литература в европейском контексте» (Варшавский университет, 2009), Международной научно-практической конференции Славянская культура: истоки, традиции, взаимодействие (Москва, 2009), VI Всероссийской научно-практической конференции молодых ученых (Москва, 2007), ежегодных научных конференциях Московского педагогического государственного университета. По теме работы опубликовано 6 статей. Основные положения работы опубликованы в двух научных журналах, одобренных ВАК РФ.

ГЛАВА I. ИЗ ИСТОРИИ ВОСПРИЯТИЯ РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ КОНЦА XIX - ПЕРВОЙ ТРЕТИ XX ВВ. В АНГЛОЯЗЫЧНОЙ КРИТИКЕ

1.1. Имагологический подход к истолкованию литературно-критических текстов.

Под влиянием процесса глобализации, который начался еще в последней четверти XX века и продолжается в XXI веке, образ мира существенно изменился. Главной тенденцией современности является интегративность различных процессов в различных сферах культуры и в разных культурах. Стремление к интеграции можно рассматривать как попытку компенсировать последствия культурной раздробленности вследствие быстрой смены «картин мира» и создания универсального контекста общеевропейских ценностей. Вместе с тем, стратегия глобализации не решает полностью проблему межнациональной конфликтологии, с одной стороны, усиливая оппозицию «свой-чужой», с другой - способствуя заинтересованности в культурной специфике другого народа и формируя новые пути познания как «чужого», «другого», так и помогая собственной национальной самоидентификации.

Одна из важных задач гуманитарного знания - реконструировать духовный опыт другой культуры. Это возможно при вхождении, «вчувствовании» во внутренний смысл другой культуры, что является основным постулатом культурной герменевтики. Только в этом случае возможен диалог культур в современном мире.

Концептуальное содержание любого явления раскрывается во всей полноте только в диалектическом сопоставлении с «другим», и поэтому, чтобы уважать и понимать иное, нужно видеть и четко улавливать его своеобразие и инаковость, а объективный научный взгляд способен расширить картину национальной литературы.

Данным требованиям отвечает наука имагология или сравнительная имагология, возникшая как дисциплина в русле французского сравнительно-

исторического метода в литературоведении в 50-х годах XX века. Под этим понятием понималось изучение духовного образа народа с точки зрения иного национального сознания. Задача имагологии заключается в исследовании образа другой страны, культуры и