автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.09
диссертация на тему: Индивид в европейских автобиографиях: от Средних веков к Новому времени

Полный текст автореферата диссертации по теме "Индивид в европейских автобиографиях: от Средних веков к Новому времени"

На правах рукописи

Зарецкий Юрий Петрович

ИНДИВИД В ЕВРОПЕЙСКИХ АВТОБИОГРАФИЯХ:

ОТ СРЕДНИХ ВЕКОВ К НОВОМУ ВРЕМЕНИ (ИСТОЧНИКОВЕДЧЕСКИЙ АСПЕКТ ПРОБЛЕМЫ)

Специальность 07.00.09 — Историография, источниковедение и методы исторического исследования

Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора исторических наук

Москва 2005

Работа выполнена на кафедре отечественной истории древнего мира и средних веков Историко-архивного института Российского государственного гуманитарного

университета

Научные консультанта: доктор исторических наук, профессор Басовская Наталия Ивановна; доктор исторических наук, профессор Каменский Александр Борисович.

Официальные оппоненты: доктор исторических наук, профессор Зверева Галина Ивановна; доктор исторических наук, профессор Рогожин Николай Михайлович; доктор педагогических наук, доцент Безрогое Виталий Григорьевич.

Ведущая организация: Московский государственный институт

международных отношений (Университет) МИД России.

Защита состоится «28» октября 2005 года в 14.00 часов на заседании диссертационного совета Д212.198.07 в Российском государственном гуманитарном университете по адресу: Миусская пл. д.6, Москва ГСП-3,125993.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Российского государственного гуманитарного университета.

Автореферат разослан /5 сентября 2005 года

Ученый секретарь диссертационного совета Т.С. Волкова

49*094

Общая характеристика работы

Проблема происхождения европейского индивида имеет давнюю историю изучения. Сегодня ее справедливо относят к числу важнейших для создания моделей становления и развития европейской цивилизации. Преимущественно рассматриваемая как процесс высвобождения от «слитности» с надличным социальным или сакральным целым, «история индивида» стала одним из оснований, на котором выстраиваются различные версии истории Европы, определяется ее периодизация и обозначается общая направленность движения.

Настоящая работа посвящена исследованию истории индивида в XV -XVII вв. В основе ее лежит источниковедческий анализ автобиографических рассказов, отражающих особенности самосознания людей этого времени. Проблематика исследования требует привлечения различных автобиографических источников и применения разнообразных источниковедческих подходов и методик, а также рассмотрения множественности форм и способов самоидентификации европейцев в рассматриваемый период.

Актуальность научной проблемы обусловлена, во-первых, растущим вниманием в гуманитарных науках к проблеме индивида и, во-вторых, - особой значимостью автобиографических источников для ее исследования. Целый ряд направлений философской мысли XX века существенно поколебали привычные представления об индивиде, в особенности идею существования в нем скрытого внутреннего ядра, составляющего суть его Я. В результате некогда общепринятые представления о неожиданном рождении индивида в эпоху Ренессанса (другие варианты - в первые века христианства, в XII веке, в эпоху Реформации) и неуклонном прогрессе индивидуализма утратили эвристическую значимость. Современные исследователи все чаще обращаются к поискам иных способов описания трансформаций европейского субъекта в истории, основанных на новых «поспслассических» основаниях. В пользу

переосмысления традиционной модели «открытия индивида» говорят и те глубокие перемены, которые произошли в мире со времени ее появления. Они затронули и само понятие «индивидуализм», некогда провозглашенное основой западной цивилизации. В начале третьего тысячелетия вера в то, что индивидуализм является безусловной универсальной ценностью человечества, находит все меньше и меньше сторонников.

В историческом знании интерес к изучению автобиографии самым непосредственным образом связан с острыми дискуссиями о понятии «индивид» (или «субъект»), которые сегодня активно ведутся представителями различных дисциплин и научных школ (историками, философами, социологами, филологами, лингвистами). В этих дискуссиях, с одной стороны, становятся все более авторитетными представления о человеке как многомерном феномене, не имеющем отчетливо видимого центра и состоящем из разнообразных практик и ценностей (или даже о том, что это поняше в гуманитарных науках вообще исчезает как «лицо, начертанное на песке» - М, Фуко). С другой стороны, ученые продолжают настаивать на том, что представление человека о себе, тот или иной образ собственного Я, является неотъемлемой частью его существования, т.е. в некотором смысле представляет собой транскультурный и трансисторический феномен (П.Ф. Стросон).

Для большинства историков то обстоятельство, что всякий человек обладает свободой воли, так или иначе обособляет себя от других и задает себе вопрос «кто я?», представляется вполне самоочевидным и неоспоримым. «Невозможно представить себе человека в обществе, - пишет А.Я. Гуревич, -который так или иначе личностным самосознанием не обладал бы и личностью в определенном смысле не являлся»1. Эта онтологичность однако не исключает изменчивость, возможность исторической перспективы рассмотрения таких категорий, как «индивид», «индивидуальность», «личность», «субъект». Наоборот, именно их изучение представляется многим историкам ключевым для

1 Гуревич А.Я. Культура средневековья и историк конца XX века // Наследие Запада: Античность Средневековье. Возрождение. М., 1998. С. 278.

понимания трансформаций европейской цивилизации, в определенный момент своей истории вышедшей за рамки традиционалистского общества и ставшей в общих своих чертах такой, какой она нам видится сегодня.

Объектом источниковедческого исследования в данной работе являются европейские автобшнрафические сочинения XV - XVII вв., относящиеся к трем культурным традициям: западно-христианской, восточно-христианской и иудейской. В ряде случаев, исходя из поставленных конкретных исследовательских задач, работа обращается и к автобиографическим сочинениям более раннего периода. В диссертации анализируются также тексты иных видов: агиографические, биографические, эпистолярные и др.

Предметом исследования являются формы и способы изображения авторами XV-XVII вв. собственной жизни и собственного Я, их культурные особенности и эволюция от Средних веков к Новому времени.

Основные источники

Выбор. В основе исследования лежит анализ источников, наиболее репрезентативных с точки зрения поставленных в работе задач. Из числа западноевропейских автобиографий в центре внимания находятся «Записки о достопамятных деяниях» папы-гуманиста Пия II2 и «Книга жизни» монахини-кармелигаи Тересы Авильской3. «Записки о достопамятных деяниях» представляют собой один из наиболее характерных рассказов о себе эпохи Возрождения. Его автор, итальянский писатель и поэт Энеа Сильвио Пикколомини (1405 - 1464), избранный в 1458 г. римским папой Пием II, прославился своим ораторским искусством и разнообразными литературными и историческими сочинениями. В качестве главы христианской церкви он приобрел славу одного из самых активных пап-реформаторов XV в., горячего сторонника нового крестового похода, призванного освободить христиан от угрозы порабощения турками. «Записки» в жанровом отношении трудно поддаются однозначному определению. В них содержится рассказ автора о

2 Plus II. Commentant return memorabilium I Ed. A. van Heck. Vaticano, 1984.

3 Teresa de Avila. Libro de la vida / Ed., intr. y notas de 0. Steggink. Madrid, 1986.

3

своей жизни, странствиях и увиденных достопримечательностях, описание важнейших политических событий, церковных дел, природы и многого другого. Главной отличительной особенностью самоизображения автора в этом сочинении является то, что он «стилизует» свой собственный образ в соответствии с героическими моделями античной и христианской традиций.

«Книга жизни» Тересы Авильской (1515 - 1582) относится к другому типу сочинений, «духовным автобиографиям», т.е. таким рассказам о собственной жизни, в которых наибольшее внимание уделяется описанию внутреннего мира: индивидуальным переживаниям и размышлениям автора. Эта особенность превращает «Книгу» в ценный источник по изучению индивидуального самосознания человека XVI в. То обстоятельство, что эта автобиографическая история написана женщиной, открывает также перспективу ее тендерного прочтения. Тереса из Авилы или Тереса Иисусова -одна из самых известных женщин-мистиков и одновременно одна из самых авторитетных духовных наставниц Римской католической церкви. Она была инициатором реформы ордена кармелиток и основательницей новых монашеских обителей, христианской писательницей, чей духовный опыт общения с Богом через мысленную молитву приобрел широкое признание сначала в Испании, а затем и в остальном католическом мире. В 1622 г. Тереса была канонизирована Римской церковью, позднее стала почитаться как небесная покровительница Испании, а в 1970 г. папой Павлом VI она была признана первой женщиной - Учителем католической церкви.

Целый ряд западноевропейских автобиографических текстов рассматривается в связи с проблемой субъективности изображения авторами своего детства: «Исповедь» св. Августина (354 - 430), «О событиях моей истории» Гиральда Камбрийского (1146 - 1223), «Жизнеописание» Петра из Мурроне (папы Целестина V) (1215 - 1292), «Монодии» Гвиберта Ножанского (1053 - 1121), «Счет жизни» Джованни Конверсини да Равенна (1343 - 1408) и

др.4 В связи с особенностями автобиографической практики в христианской Европе Средних веков и Нового времени анализируются «Письмо к потомкам» Петрарки (1304 - 1374), <0Кизнь» Бенвенуто Челлини (1500 - 1571), «О моей жизни» Джироламо Кардано (1501 - 1576)s. В связи с проблемой средневекового авторства рассматриваются «Житие» св. Ансельма Кентерберийского (1033 - 1109), «Книга» Маргариты Кемпийской (ок. 1373 -после 1438) и др.6.

Проблемы индивида в восточно-христианской традиции анализируются преимущественно на материале шести русских автобиографических сочинений: «Поучения» Владимира Мономаха (1053 - 1125), «Первого послания» Андрею Курбскому Ивана Грозного (1530 - 1584), «Повести о житии» Мартария Зеленецкого (? - 1603), «Сказания об Анзерском ските» Елеазара Анзерского (? - 1656), «Жития» Аввакума (1620/21 - 1682) и «Жития» Епифания (? - 1682)7. Особое внимание уделяется при этом текстологическому анализу автобиографического «Жития» Епифания, в основе которого лежит описание переживания телесного опыта автора, его физических ощущений и состояний.

4 Августин, блаж. Исповедь / Пер. и прим. М.Е. Сергеенко. М., 1992; Giraldus Cambrensis. Opera. L., 1861. Vol. 1; Frugnoni A Celestiniana / Intr. di C. Gennaro. Roma, 1991; Guibert de Nogent. Autobiographie / Ed. E.-R. Labande. Paris, 1981; Conversini da Ravenna G. Rationarium vitae / A cura di V. Nason. Firenze, 1986. См. также: Память детства: Западноевропейские воспоминания о детстве от поздней античности до раннего Нового времени (Ш-XVI вв.) / Ред. В.Г. Безрогов. М., 2001.

5 Petrarca F. Prose. Milano; Napoli, 1955; Cellini В. Opere / A cura di В. Maier. Milano, 1968; Cardanus H. De propria vita liber. Amsterdam, 1654.

6 Eadmer. Vita Sancti Ánselmi / Ed. R.W. Southern. L., 1962; Margery Kempe. The Book / Ed. W. Butler-Bowdon. NY„ 1944.

7 Владимир Мономах. Поучение // Памятники литературы Древней Руси. Вып. 1. М., 1978; Переписка Ивана Грозного с Андреем Курбским / Изд. подг. Я.С. Лурье и Ю.Д. Рыков. Л., 1979; Крушельницкая Е.В. Автобиография и житие в древнерусской литературе. СПб., 1996; Пустозерский сборник: Автографы сочинений Аввакума и Епифания / Изд. подг. Н.С. Демкова, Н.Ф. Дробленкова, Л.И. Сазонова. Л., 1975.

Основными источниками при рассмотрении проблем истории индивида в иудейской традиции являются два наиболее ярких автобиографических сочинения, созданных до начала Нового времени: «Жизнь Иегуды» венецианского раввина Леона да Модена (1571 - 1648)8 и «Записки» купчихи Гликль из Гамбурга (1646/7 - 1724)9. «Жизнь Иегуды» до недавних пор относили к числу второстепенных сочинений Модены. Однако сегодня она рассматривается историками как уникальное историческое свидетельство не только еврейской, но и в целом европейской культурной жизни раннего Нового времени. «Записки» Гликль - единственное автобиографическое сочинение, написанное еврейской женщиной до начала Нового времени. В работе оно анализируется в связи с проблемой индивидуального переживания материнства.

Особую группу источников составляют версии легенды о Святом Алексее, человеке Божием, относящиеся к X - XVII вв. (греко-латинские, французские, испанские, итальянские, португальские, немецкие и русские)10, выступающие в качестве единого «мегатекста» средневековой христианской культуры, призванного раскрыта смыслы средневекового автобиографизма.

8 Leone da Modena. An Autobiography of a Seventeenth-Century Rabbi: Leon Modena's "Life of Judah" / Trad, and ed. by M.R. Cohen. Princeton, 1988.

9 Glückei von Hameln. The Memoirs of Gluckel of Hameln / Transi, with notes by M. Lowenthal; New introd. by R.S. Rosen. NY., 1977.

10 Massmann H.F. Sanct Alexius Leben in acht gereimten mittelhochdeutchen Behandlungen: nebst geschtlicher Einleitung, so wie deutschen, griechischen und lateinischen Anhangen. Leipzig, 1843; La vie de Saint Alexis: Poeme du XI siècle et renouvellements des ХПе, Xllle et XlVe siècles / Ed. G. Paris et L. Pannier. Paris, 1872; Konrad von Würzburg. Das Leben des heiligen Alexius / Hrsg. R. Hencynski. Berlin, 1898; Adam Davy's 5 Dreams about Edward II. The Life of St. Alexius. Solomon's Book of Wisdom. St. Jeremie's IS Tokens Before Doomsday The Lamentation of Souls / Ed. by F.J. Furnivall. L., 1878; Rösler M. Versiones españolas de la legenda de San Alejo // Nueva revista di filología hispánica. 1949. №3; Адрианова-Перетц В.П. Житие Алексея, человека Божия в древнерусской литературе и народной словесности. Пг., 1917.

Классификация. В настоящей работе.классификация источников основана на следующих критериях: принадлежности к типу автобиографий (т.е. ретроспективных рассказов авторов, в которых последовательно описывается их жизнь); принадлежности к той или иной культурной традиции (западно-христианской, восточно-христианской, иудейской); репрезентативности, т.е. их способности дать ответы на сформулированные в работе вопросы о формах и способах самоидентификации индивида; тендерных различиях, обусловленных, с одной стороны, тем обстоятельством, что автобиографические сочинения в обозначенный период создавались не только мужчинами, но и женщинами, с другой, - очевидными различиями между «мужскими» и «женскими» рассказами о себе. Обозначенные источниковедческие критерии явились важнейшими не только в процессе выбора конкретных источников исследования, но также и определения его структуры.

Задачи исследования, его «вопросник», а также хронологические рамки и возможности исследователя предполагают неизбежные ограничения в выборе источников. Так, в работе не рассматриваются византийская и арабо-испанская автобиографии, представляющие несомненный интерес для изучения средневекового автобиографизма. По тем же причинам некоторые известные современному читателю западноевропейские ранние автобиографии («История моих бедствий» П. Абеляра, «Жизнь» Б. Челлини, «Опыты» М. Монтеня) отодвигаются на периферию исследовательского внимания.

Степень разработанности проблемы

Исследование истории европейского индивида всегда было самым непосредственным образом связано с изучением автобиографических сочинений.

В историческом знании наиболее влиятельная модель рождения индивида была создана Якобом Буркхардтом в исследовании о культуре Возрождения в Италии11. Главный тезис Буркхардта заключался в том, что современный индивидуалистический тип человека появился в эпоху Возрождения в Италии.

11 Burckhardt J. Die Cultur der Renaissance in Italiea Basel, 1860.

7

Используя для объяснения способа явления в мир нового человека формулу «открытия мира и человека», Буркхардг опирался на биографические и автобиографические источники, сделав акцент на второй ее части. Но наиболее значимым оказалось то, что метафора «открытие человека» была наполнена им вполне конкретными смыслами и убедительными примерами. По Буркхардту, в основе культуры итальянского Ренессанса лежит одна центральная и революционная по своим последствиям идея: осознание человеком своей индивидуальности. Соответственно, в центре внимания в его исследовании оказались перемены, произведенные в обществе этим новым пониманием природы человека и новыми представлениями о его месте в мире. Вся книга швейцарского историка, по существу, является описанием социальных и культурных трансформаций, вызванных явлением индивида в мир.

После Первой мировой войны к пересмотру этой модели приступили медиевисты, объявившие о «ренессансе XII века». В результате на «оси» исторического времени появился новый рубеж, от которого, наряду с итальянским Ренессансом, предлагалось вести отсчет истории современной цивилизации. Ревизия буркхардтовой модели стала еще более решительной в 1970-е - начале 1980-х гг., когда вышла целая серия работ, доказывающих справедливость применения модели «открытие индивида» к XII в. Наиболее отчетливо этот тезис был обоснован британским историком религиозной мысли Колином Моррисом12. Согласно его выводам, полученным в результате анализа средневековых документов личностного характера, в том числе «Истории моих бедствий» Абеляра и других автобиографий, обретение индивидом самоценности впервые происходит в Европе где-то между 1050 и 1200 г. Индивидуалистический «сдвиг» культуры К. Моррис связывает не только и не столько с возрождением классического наследия, сколько с христианством.

В последние два-три десятилетия XX в. антропологи, социологи, лингвисты стали все больше убеждаться в том, что многие понятия и объяснительные модели, возникшие в XIX в. в ходе изучения западной

12 Monis С. The Discovery of the Individual: 1050-1200. L., 1972.

8

культуры, плохо «работают», когда речь идет либо о неевропейских культурах, либо о предшествующих Новому времени периодах европейской истории13. В новых обстоятельствах метафора «открытие индивида», ранее служившая надежной опорой для осмысления изменений, произошедших с человеком в истории, и представления об одномоментном явлении индивида в мир, утратили свою прежнюю очевидность. Начиная с 1980-х гг. теоретическую сложность вопросов, связанных с проблематикой истории индивида, и необходимость пересмотра сложившихся историографических стереотипов стали обсуждать медиевисты и историки раннего Нового времени. В частности, ими было заявлено, что само противопоставление понятий «индивидуализм» и «коллективизм» применительно к средневековой истории не столь однозначно, как думали Буркхардт и Моррис. «Встроенность» человека в социальное целое (семья, род, монашеский орден, религиозная община, сословие, цех или государство), по мнению Кэролайн Байнум и Натали Земон Дэвис, вовсе не отрицает существования богатого внутреннего мира" отдельной личности, возможности отчетливого, порой обостренного восприятия ею собственного «Я». Скорее, напротив, способствует этому - как в ХП-ХШ, так и в XVI веках14. Мысль об ошибочности противопоставления йндивйда и социума при изучении европейского средневековья и, соответственно, критическое отношение к сложившейся в историографии модели его «открытия» содержится также в работах О.Г. Эксле, преимущественно основывающихся в теоретической части на положениях германской философской и социологической мысли15.

13 См. напр.: ГирцК. Интерпретация культур. М., 2004.

14 Bynum C.W. Did the Twelfth Centuiy Discover the Individual? // Bynum C.W. Jesus as Mother. Berkeley, 1982. P. 82-109; Davis N.Z. Boundaries and the Sense of Self in Sixteenth-Century France // Reconstructing Individualism: Autonomy, Individuality and the Self in Western Thought. Stanford, 1986. P. 53-63.

15 Эксле О.Г. Формы социального поведения в Средние века. Согласие - договор -индивид II Человек и его близкие на Западе и Востоке Европы / Ред. Ю.JI. Весмертный, О.Г. Эксле. М„ 2000. С. 5-27.

Новые подходы, тесно связанные с историко-антропологическим изучением прошлого, были обозначены в конце 80-х гг. в статье Ж.-Кл. Шмитта с характерным названием «"Открытие индивида" - историографическая фикция?»16. Ее автор считает, что вопрос о времени «открытия индивида» не имеет однозначного ответа. По его мнению, более целесообразно обсуждать не этот вопрос, а историчность самого понятия «индивид». О необходимости пересмотра традиционной истории европейского индивида и его самосознания в это время говорит и известный специалист по исторической антропологии раннего Нового времени Питер Берк17. Его интересует не столько история обособления отдельного человека от коллектива, сколько история «самости» или «Я» (Self).

Одним из первых примеров «практического» рассмотрения истории индивида в историко-антропологическом ключе явилось известное исследование А .Я. Гуревича «Категории средневековой культуры»18. Формально общий подход к проблеме в этой работе исходил из марксистской модели, согласно которой высвобождение индивидуальной личности исторически связывалось со становлением капитализма. Однако внимание историка оказалось сосредоточено не столько на том, чтобы показать этот процесс высвобождения, сколько на изображении своеобразия, особенностей средневековой личности, которую отличали от современной новоевропейской вполне определенные характеристики. В дальнейшем, развивая положения этой работы, А.Я. Гуревич снова обращается к теме средневековой личности в специальной монографии и ряде статей19. Он формулирует в них главные

16 Schmitt J.-Cl. La "découverte de l'individu": une fiction historiographique? H La Fabrique, la Figure et la Fiente. Fictions and Statut des Fictions en Psychologie. Paris, 1989. P. 213236.

17 Burke P. Representations of the Self from Petrarch to Descartes // Rewriting the Self: Histories from the Middle Ages to Present / Ed. R. Porter. L., 1997. P. 17-28.

18 Гуревич А.Я. Категории средневековой культуры. M., 1972.

19 Gurjewitsch A. Das Individuum in europäischen Mittelalter. München, 1994; Он же. Личность И Словарь средневековой культуры. М., 2003; Он же. Человеческая личность в

10

вопросы исходя из понимания проблемы в культурной антропологии: как проявлялась человеческая личность в Средние века? каковы ее отличительные особенности? как люди Средневековья ее понимали? Принципиальная исходная позиция А.Я. Гуревича, имплицитно присутствующая в этих новых исследованиях состоит в том, что между личностью средневековой и Нового времени нет прямой преемственности. Каждой эпохе присущ свой особый личностный тип, являющийся неким «средним звеном» между культурой и обществом.

Иная постановка проблемы «индивид в истории» находит отражение в работах Л.М. Баткина, сначала на материале текстов итальянского Ренессанса, а потом и средневековых20. Видя своей задачей, прежде всего, «историко-культурное осмысление» феноменов индивидуальности и личности, он отстаивает идею о том, что личность в современном понимании сложилась в Европе не ранее конца XVIII - начала XIX вв. В Средние века, следовательно, позволительно говорить лишь об индивиде, но не о личности. Зарождение новоевропейской личности, считает Л.М. Баткин, отчасти солидаризируясь в этом с Буркхардгом, происходит в эпоху Ренессанса, породившего особый переходный тип индивида, еще не ставшего личностью в современном смысле слова, но приблизившегося к ней.

В отечественной историографии конца 1980-х годов тема «индивид в истории» нашла отражение в оживленной дискуссии об историческом содержании и смысловой соотнесенности понятий «индивид», «личность», «индивидуальность»21. Эта дискуссия стала значимым событием, открывавшим историкам и другим гуманитариям новые захватывающие исследовательские

средневековой Европе: реальная или ложная проблема? // Развитие личности. 2003. № 1. С. 24-31; №2. С. 29-40.

20 См. в сб.: Баткин Л.М. Итальянское Возрождение: Проблемы и люди. М., 1995; Он же. Европейский индивид наедине с самим собой. М., 2000.

21 Индивидуальность и личность в истории. Дискуссия // Одиссей 1990. М., 1990. С. 689.

перспективы. Однако одновременно она показала, что сама ее тема вызывает слишком много вопросов, формулировка которых чрезвычайно затруднена вследствие понятийной разноголосицы. Продолжившись впоследствии заочно, дискуссия получила важное для российской исторической науки развитие в серии ярких работ JI.M. Баткина и А.Я. Гуревича 1990-х гг.22

С начала 1980-х гг. в зарубежной историографии обозначается новый поворот в изучении темы. Для историков, принявших в той или иной степени постклассический взгляд на индивида и личность как на социокультурный конструкт, долгое время господствовавшая модель «открытия индивида» Я. Буркхардта momentum превратилась в устаревший (а в некоторых крайних случаях и совершенно бесполезный) инструмент. Поскольку поиски времени и места его «открытия», «рождения» и т.п. в .посгалассической парадигме гуманитарного знания утратили смысл, историки стали формулировать свой вопрос иначе: как в разные эпохи индивид конструировался обществом, его языком и культурой? Наиболее влиятельным исследованием этого нового направления стала книга американского историка литературы, одного из самых известных представителей «нового историзма», Стивена Гринблатга «Формирование "я" в эпоху Ренессанса: От Мора до Шекспира»23. Название книги и некоторые заявления автора во введении к ней, на первый взгляд, допускают существование некоего независимого Я (Self) и, соответственно, его

22 Баткин JIM. «Не мечтайте о себе» (О культурно-историческом смысле «Я» в «Исповеди» бл. Августина). М., 1993; Он же. Ради чего Абеляр написал свою автобиографию? // Мировое древо. М., 1994. № 3. С. 25-57; Он же. Петрарка на острие собственного пера: Авторское самосознание в письмах поэта. М., 1995; Гуревич А.Я. Индивид. Статья для возможного в будущем «Толкового словаря средневековой культуры» // От мифа к литературе. М., 1993. С. 297-311; Он же. «В этом безумии есть метод»: К проблеме «индивид в средние века» // Мировое древо. М., 1994. № 3. С. 80-97.

23 Greenblatt S. J. Renaissance Self-Fashioning: From More to Shakespeare. Chicago, 1980. См, фрагменты на рус. яз.: Гринблатг С. Формирование «я» в эпоху Ренессанса: От Мора до Шекспира / Пер. с англ. Г. Дашевского // Новое литературное обозрение. 1999. № 35. С. 3477.

«моделирование» (fashioning) как процесса, выражающего волю отдельного субъекта. Но в исследовании вместо традиционного анализа отдельных случаев «делания себя» ренессансным индивидом в духе Буркхардта, Гринблатг прослеживает, как вполне определенные политические и религиозные силы Англии создали функцию автономного индивида. Таким образом, ренессансное «моделирование себя», по Гринблатгу, изначально предполагает взгляд на индивидуальное Я преимущественно как на культурный артефакт, историческую и идеологическую иллюзию, порожденную экономическими, социальными, религиозными и политическими переменами эпохи.

Что касается изучения отдельных автобиографических текстов и создания разного рода «историй автобиографии», то они происходили под сильным влиянием обозначенных моделей «истории индивида». Магистральную линию осмысления феномена автобиографии историками культуры и другими гуманитариями на десятилетия определил вдохновленный дильтеевским пониманием исторического процесса монументальный труд Г. Миша24. Миш признает в нем исключительную важность автобиографических источников для истории культуры, поскольку они дают представление об изменениях в структуре индивидуальности от одной эпохи к другой. Выстраивая общую картину эволюции форм автобиографических сочинений (и, соответственно, лежащих в их основе «структур индивидуальностей»), Миш использует буркхардтову модель «открытия индивидуальности». Однако он связывает такое «открытие» не только с Ренессансом, но и с сочинениями постгомеровской древности (по Мишу, «открытие индивида» не является единственным и одномоментным эпизодом в европейской истории).

Исследование Карла Вайнтрауба («Роль индивида: личность и обстоятельства в автобиографии»)25, также исходит из того, что автобиография является основным источником, позволяющим проследить историю

24 Misch G. Geschichte der Autobiografie. Frankfurt a. ML, 1949-1969.4 Bd.

15 Weintraub K. J. The Value of the Individual: Self and Circumstance in Autobiography. Chicago; London, 1978.

европейского индивида и его самосознания. Эта работа справедливо считается прямым продолжением гуманистической традиции изучения истории автобиографии, восходящей к концепции Я. Буркхардта. Общая картина развития индивидуальности в исследовании Вайнтрауба выглядит так: ни в Античности, ни в Средние века не существовало достаточных возможностей для того, чтобы концепция личности развивалась в направлении индивидуализации: индивиды составляли часта общественного целого. Перелом происходит только в эпоху Возрождения, с Петрарки, положившего начало новой традиции обращения человека внутрь самого себя, и, соответственно, новому типу «центростремительных» автобиографий. К этой новой традиции автор относит целую группу сочинений европейских авторов XVI - начала XIX в., начиная от Кардано и Монтеня и заканчивая Руссо и Гете. Вайнтрауб, таким образом, демонстрирует подход вполне характерный для «классического» мышления историка культуры: он «опрокидывает» современные концепты «индивида», «личности», «Я» в прошлое, стремясь разыскать их истоки в автобиографических текстах.

По сравнению с трудами Миша и Вайнтрауба, работа по истории ранней английской автобиографии Майкла Масуха26 менее амбициозна по охвату материала и гораздо лучше фундирована теоретически. Сам автор определяет ее как изучение «предыстории современной автобиографической практики» и одновременно «описание истоков индивидуалистической личности». Масух исходит из того, что «субъективность или самосознание личности является необходимой чертой реальности человеческого существования» и потому, какие бы формы самосознание ни принимало, оно является транскультурным и трансисторическим феноменом. Самоидентификация личности оказывается основой общения индивидов в мире, и отдельный человек имеет потребность зафиксировать письменно драматические коллизии этого общения. И хотя качественные характеристики таких индивидуальных описаний могут

26 Mascuch М. Origins of the Individualist Self. Autobiography and Self-Identity in England, 1591-1791. Cambridge, 1997.

существенно разниться, «можно говорить об общих категориях или эпистемах самоидентификации», сопряженных с определенными социальными и культурными контекстами, в которых они обретают смысл. При этом само понятие «автобиография» Масух трактует не как жанр, а как некую практику, то «поле значения», в котором в разное время превалируют те или иные дискурсивные традиции. Рождение индивидуалистической личности, утверждает он, заключено в автобиографической практике Нового времени.

Можно заключить, что изучение ранних автобиографических текстов историками в большинстве случаев проходило «под диктовку» тех или иных заранее заданных моделей исторического развития (преимущественно модели «открытия индивида»). При этом в подавляющем большинстве случаев и «история индивида», и «история автобиографии» изучались как составляющие единого процесса, который, подобно научно-техническому прогрессу, впервые возник в Западной Европе и отсюда распространился на ее «перифершо». Собственно источниковедческая перспектива изучения автобиографий раннего Нового времени при таком подходе оставалась невостребованной.

Целью исследования является осуществление источниковедческого анализа разнообразных моделей и способов рассказов европейцев о себе и своей жизни, анализ динамики изменений этих рассказов в период перехода от Средних веков к Новому времени и их обусловленности конкретными историко-культурными обстоятельствами. Достижение поставленной цели требует комплексного решения следующих задач: рассмотрения основных подходов к изучению истории европейского индивида в историографии второй половины XIX - начала XXI вв.; определения теоретических оснований источниковедческого анализа автобиографических текстов раннего Нового времени; выявления корпуса наиболее репрезентативных автобиографических источников; разработки методик их прочтения; проведения разностороннего анализа автобиографических текстов XV - XVII вв.; определения сравнительных характеристик автобиографической практики в трех европейских культурных традициях.

Теоретико-методологической основой работы является историзм, понимаемый как критическое течение мысли, настаивающее на первостепенной важности исторического контекста для интерпретации всякого конкретного источника. Трактуемый таким образом историзм имеет две стороны. Во-первых, он предполагает необходимость помещения любого высказывания или утверждения, сделанного в прошлом, в контекст его времени; во-вторых, признает, что всякое суждение о прошлом отражает интересы и пристрастия того времени, к которому оно относится. Историзм, следовательно, призывает относиться критически как к тому, что прошлое рассказывает о себе, так и к интерпретациям этих рассказов в последующие эпохи.

Поставленные исследовательские задачи, а также разнообразие используемых источников, требуют применения различных методов источниковедческого анализа. В работе, в той мере, в какой они относятся к историографии проблемы и методологии анализа ранних автобиографических текстов, рассматриваются философские концепты субъективности, литературоведческие и лингвистические теории автобиографии. В ней применяются методы исторической антропологии, микроистории, исторической герменевтики, нарратологии, тендерного анализа, исследуются возможности общего кросс-культурного взгляда на историю европейского автобиографизма, а также компаративного анализа автобиографических сочинений. В работе используются конкретные методики исследования истории европейского индивида, разработанные в отечественной историографии (Л.М. Баткин, А.Я. Гуревич); рассматриваются положения теории автобиографии, позволяющие определить историческую подвижность смысловых границ понятия «автобиография» (Ф. Лежен, Ж. Гюсдорф); учитывается опыт переосмысления традиционного понимания субъекта и его исторических трансформаций в постструктурализме (М. Фуко).

Междисциплинарный подход в исследовании имеет целью проследить богатство смыслов ранних автобиографий, установив с ними диалог. Задача этого источниковедческого диалога, помимо поиска ответов на заранее

сформулированные вопросы, состоит в том, чтобы «разговорить» тексты, выяснить, что они могут «сами» сказать об исторической изменчивости таких понятиях, как «Я», «моя жизнь», «рассказ о себе», «автор».

Научная новизна исследования состоит, во-первых, в реализации подходов, основанных на признании историко-культурной обусловленности различных форм автобиографических источников и множественности этих форм. Во-вторых, в рассмотрении автобиографических источников в общеевропейской перспективе, т.е. в единстве трех культурных традиций: западно-христианской, восточно-христианской и иудейской. В-третьих, в междисциплинарном характере анализа феномена раннего европейского автобиографизма, использовании различных методов интерпретации текстов. Отказ от односторонности при рассмотрении автобиографических источников ведет к постановке задачи переосмысления модели героического освобождения индивидуального Я, согласно которой индивид был первоначально «открыт» на христианском Западе и затем это «открытие» распространилось из «центра» в «периферийные области». Переосмысление модели «открытия индивида» опирается, в частности, на разработанную и реализованную в работе источниковедческую методику прочтения ранних автобиографических сочинений, которая основана на признании единства трех компонентов, порождающих автобиографические смыслы: Автора, Текста и Читателя.

Практическая значимость работы

Основные положения и выводы, полученные в ходе диссертационного исследования, могут быть использованы при разработке конкретных проблем в источниковедческих, литературоведческих и культурологических исследованиях; при разработке и чтении лекционных курсов, проведении практических и семинарских занятий по всеобщей истории, истории России, источниковедению, культурологи; при подготовке учебных пособий и лекционных курсов по истории европейской культуры Средних веков и раннего Нового времени. Они могут также представлять интерес для специалистов различного гуманитарного профиля (антропологов, психологов,

литературоведов, философов), исследующих проблемы индивида в кросс-культурной перспективе.

Апробация полученных результатов

Полученные в результате исследования результаты прошли научную апробацию в Российском государственном гуманитарном университете. Основное содержание работа дважды обсуждалось на расширенных заседаниях кафедры отечественной истории древнего мира и средних веков Историко-архивного института.

Материалы, положения и выводы диссертации нашли применение в научной и педагогической деятельности соискателя в качестве преподавателя кафедры истории древнего мира и средних веков Нижегородского государственного университета, докторанта кафедры отечественной истории древнего мира и средних веков Историко-архивного института РГТУ, преподавателя кафедры истории философии Государственного университета -Высшая школа экономики, а также при подготовке и чтении публичных лекций в Центре Марка Блока РГТУ, на Семинаре по исторической антропологии ИВИ РАН, в Отделе древнерусской литературы ИМЛИ РАН, на кафедре истории Мэрилендского университета (США), в Центре средневековых и ренессансных исследований Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе (США), на кафедре истории Калифорнийского университета (Риверсайд), в Будапештском Коллегиуме (Венгрия), на кафедре медиевистики Центрально-европейского университета (Венгрия), кафедре восточно-славянской и балтийской филологии Будапештского университета (Венгрия), Семинаре по истории частной жизни и повседневности в ИВИ РАН, Семинаре «Ремесло историка» в ИВИ РАН.

Основные результаты диссертационного исследования обсуждались на конференциях и круглых столах: Третьи чтения памяти акад. С.Д. Сказкина (Ростов н/Д, 1996 г.); Международный конгресс медиевистов (Лидс, Великобритания, 1997 г.); Пятая Международная ежегодная конференция по иудаике (Москва, 1998 г.); «Средневековье и современность» (Москва, 1999 г.); «Человек эпохи Возрождения» (Москва, 1999 г.); «Проблемы антиковедения и

медиевистики. К 25-летию кафедры истории древнего мира и средних веков в Нижегородском университете» (Нижний Новгород, ННГУ, 1999 г.); «Культы раннехристианских святых Центральной и Юго-Восточной Европы» (София, 1999 г.); «Книга в эпоху Возрождения» (Москва, 2000 г.); «VII чтения памяти профессора Н.П. Соколова)) (Нижний Новгород, 2000 г.); «Концепт чуда в еврейской и славянской культурных традициях)) (Москва, 2000 г.); «Историческое знание и интеллектуальная культура» (Москва, 2001 г.); «Человек XVII столетия» (Москва, 2000 г.); «Репрезентации телесности: исследовательские практики» (Москва, 2002 г.); Шестой Международный конгресс Ассоциации исследований Средиземноморья (Будапешт, 2003 г.), «Historia animata. Чтения памяти О.И. Варьяш» (Москва, 2003 г.), «Социальные самовдентафикации средневекового человека» (Москва, 2004 г.), «Индивид в социально-гуманитарных науках» (Москва, 2005 г.), «Феодализм перед судом историков» (Москва, 2005 г.).

Структура и объем диссертации

Работа состоит из введения, четырех глав, заключения, списка использованных источников и литературы, приложения. Ее структура определяется задачей источниковедческого анализа разнообразных моделей и способов самоизображения европейцев и динамики их изменений. Структура работы определяется также положением о том, что историческое построение и источниковедческое исследование принципиально неразделимы и составляют диалектическое единство. При этом каждая глава диссертации, будучи частью целого, одновременно имеет самостоятельное значение, представляя собой анализ, контуры которого определяются конкретной историко-культурной ситуацией.

Основное содержание работы

Во введении обозначается тема исследования, определяется его актуальность, формулируются цели и задачи, очерчиваются проблемы изучения документов автобиографического характера, вырабатываются теоретические

основания и источниковедческие подходы работы, общие принципы отбора и анализа источников.

В первой главе. «Историографические и источниковедческие контексты исследования». рассматриваются важнейшие теоретико-методологические вопросы, связанные с проблематикой работы. Она имеет одной из своих задач обозначить основные подходы к изучению индивида в европейской историографии и их изменение (первый параграф, «История индивида как историографическая проблема»). В ходе решения этой задачи делается вывод, что на протяжении десятилетий история индивида понималась через призму буркхардтовой метафоры «открытия индивида». При этом «бунт медиевистов» и трансформация ими буркхардтовой модели в XX в. не повлияли на понимание истории индивида как «открытия». Метафора «открытие индивида» и сегодня остается чрезвычайно авторитетной среди гуманитариев, хотя в последние десятилетия ей был брошен серьезный вызов с двух сторон. Прежде всего со стороны культурной антропологии, настаивающей на относительной замкнутости различных культурных миров. Антропологические подходы к изучению индивида оказали сильное влияние на историков западноевропейского Средневековья и Возрождения, сместивших акцент с задачи реконструкции развитая на реконструкцию своеобразия индивида в каждой отдельной культуре (П. Берк, А.Я. Гуревич, Ж.-Кл. Шмитт). Модель «открытия индивида» в последние десятилетия прошлого столетия подверглась решительной «деконструкции» и в философии постмодерна, разработавшей новое понимание субъектности (М, Фуко), что также оказало заметное влияние на историографию проблемы (С. Гринблатг, Н. Пейдж). Этому вызову предшествовал кризис понятий и парадигм в описании истории индивида конца 1970-х - 1980-х гг., связанный с проблематизацией противопоставления индивида и социума, а также попыткой историков разграничить смысловое содержание понятий «индивид» и «личность» (К. Байнум, Дж. Бентон, Н. Земон Дэвис, О.Г. Эксле). Специальное внимание в первом параграфе уделяется особенностям постановки проблемы «истории индивида» в российской

историографии, в частности, в работах Л.М. Баткина и АЛ. Гуревича, а также дискуссии об индивидуальности и личности в истории, опубликованной в ежегоднике «Одиссей 1990».

Во втором параграфе главы, «Автобиография как источник по истории европейского индивида», проблема переносится в источниковедческую перспективу: автобиография рассматривается здесь как тип источника, имеющий особое значение для изучения темы «индивид в истории». В параграфе прослеживается, как история европейского индивида трактуется в важнейших исследованиях по истории автобиографии (Г. Миш, К. Вайнтрауб, М. Масух). Задачи исследования делают необходимым обращение к проблемам теории автобиографии, очерчивание смысловых границ понятия и рассмотрение споров о достоверности автобиографии как исторического источника. В этой связи анализируются дискуссии философов и литературоведов 1970-х гг. (Ж. Гюсдорф, Ф. Лежен, Дж. Олни), надолго определившие понимание феномена автобиографии историками, и более ранние споры о «надежности» автобиографических источников. Рассматривается также постановка вопросов и трактовки понятия «автобиография» в новейшем литературоведении, в частности, проблема «субъекта» в автобиографическом тексте и тезис о «смерти автобиографии». Делается вывод о том, что сегодня историкам становится все более очевидным, что говорить об автобиографии как историческом источнике вообще с практической точки зрения малопродуктивно. Историк имеет дело не с абстракциями, а со вполне конкретными текстами и группами текстов, которые не только имеют формальный общий признак (совпадение имени героя и автора), но и принципиально различаются своими культурными параметрами. Именно эти различия/особенности и должны быть определяющими при формулировке вопросов историка к текстам, в которых авторы рассказывают о своей жизни.

В третьем параграфе, «Источниковедческие классификации мемуарно-автобиографической литературы», анализируется опыт историко-

источниковедческой систематизации западноевропейской (А. Бурр, Г. Мэй) и русской (А.Г. Тартаковский, М.Ф. Румянцева) автобиографий, а также трудности, с которыми такие систематизации сталкиваются, выявляются причины этих трудностей. Делается вывод о том, что главным принципом классификации автобиографических текстов (начиная с ХУ-ХУ1 вв., когда источники этого вида становятся массовыми) является социальная и религиозная принадлежность их авторов. Исследователи склонны рассматривать как обособленные группы автобиографические сочинения купцов, гуманистов, художников, протестантов, пиетистов. В то же время прослеживается стремление исследователей дать формальное определение автобиографическому жанру, отграничить его от смежных (мемуаров, дневника, исповеди). Что касается российского исторического источниковедения, то его внимание сконцентрировалось на вопросах изучения русской мемуарно-автобиографической литературы XVIII - начала XX вв. Особую роль в нем сыграла публикация в 1970-е - 1980-е гг. многотомного труда «История дореволюционной России в дневниках и воспоминаниях», а также серии фундаментальных работ А.Г. Тартаковского. Господствующим мнением в отечественном источниковедении является положение о том, что в России на рубеже Х\ШОС\Ш1 вв. происходят кардинальные изменения в характере исторических источников. И именно в этот период появляется мемуаристика, в том числе автобиографическая. В заключении параграфа делается вывод о том, что трудности в выделении и классификации ранних автобиографических источников имеют вполне реальную основу. Личностные тексты, возникшие до начала Нового времени, «сопротивляются» этому, во-первых, поскольку они немногочисленны; во-вторых, поскольку они обладают пестротой формальных и содержательных признаков; в-третьих, поскольку они связаны с разнообразием социальных практик. Однако эти трудности не отрицают необходимости рассматривать всякий отдельный автобиографический текст или группу текстов как составную часть конкретно-исторического культурного контекста.

Вторая глава. «Историко-культурные особенности европейского автобиографизма до начала Нового времени», рассматривает важнейшие проблемы и сюжеты истории ранней автобиографии в связи с задачей определения смысловых границ автобиографического рассказа в христианской культуре Средних веков и раннего Нового времени.

В ней обозначаются своеобразие и главные отличительные признаки ранней автобиографической практики в сравнении с современной (первый параграф, «Феномен раннего автобиографизма»), Особенности этой практики раскрываются с помощью четырех взаимосвязанных сюжетов: определения смысловых границ рассказов о себе в культуре Средневековья; анализа соотнесенности автобиографических рассказов западного Средневековья с трактовкой греха гордыни в христианской ортодоксии; рассмотрения особенностей такой соотнесенности в древнерусских текстах («Житие» протопопа Аввакума); проблематизации понятий «автор» и «авторство» в ряде средневековых авто/биографических текстов ХШ-ХУ вв.

Анализ общих тенденций эволюции рассказов о себе в ранних автобиографиях позволяет сделать вывод о том, что серьезный сдвиг содержания средневекового автобиографизма происходит в Х1У-ХУ1 вв. в сочинениях итальянских гуманистов и художников. Наставительные и исповедально-покаянные мотивы все больше уступают у них место «автобиографическому самодовлению жизни» (М.М. Бахтин), и рассказ Августина об обретении человеческой душой Бога сменяется проникнутым жаждой мирской славы восхвалением своей собственной жизни. Петрарка в «Письме к потомкам» совершает нечто невиданное ранее - напрямую обращается к потомкам с рассказом о том, «что за человек я был»; много дальше его идут папа-гуманист Пий II и особенно скульптор и золотых дел мастер Бенвенуто Челлини, создавший героическую автоэпопею, поражающую своим наивным эгоцентризмом. И все же новое восприятие ренессансным автором самого себя еще несет отчетливые следы «средневековости»: в своей земной жизни он по-прежнему остается зависимым от небесных сил, он прочно

«встроен» в какое-либо сверхличное социокультурное целое, изображение его внутренней жизни в общем укладывается в традиционную христианскую схему борьбы греховной человеческой природы и возвышенных устремлений души к Богу. Рассказ о себе к тому же оказывается по-прежнему ориентированным не на создание какого-то единственного и неповторимого образа его автора (что характерно для современной автобиографии), а, скорее, наоборот на воспроизведение идеальных человеческих типов христианской и античной традиций. Рождение новоевропейского индивидуализма и новоевропейской автобиографии, подготовленное в Х1У-ХУ вв., оказалось обусловленным более глубокими внутренними трансформациями европейской культуры, произошедшими в Новое время.

В параграфе делается вывод о том, что прямая соотнесенность «разговора о самом себе» с грехом гордыни и запрет такого разговора при некоторых возможных исключениях достаточно определенно отражают отношение к автобиографизму средневеково-христианской ортодоксии. Публичный рассказ о себе, неизбежно превращающийся в хвалу либо хулу, прямо осуждался в Библии и противоречил нормам христианской ортодоксии, провозгласившей важнейшими добродетелями кротость и смирение. Неудивительно поэтому, что в Средние века автобиографические сочинения были немногочисленны, появлялись спорадически и были малоизвестны читателю. Средневековые «автобиографии» обычно легко вписываются в рамки допустимого христианской этикой, очерченные Фомой Аквинским в «Сумме теологии»: это исторические сочинения, повествующие о событиях, участником которых был автор, памятки настоятелей монастырей о своей деятельности, предназначенные для монастырской братии и своих преемников, рассказы о видениях, посетивших истовых слуг Господа, искушениях и т.п. Даже когда в этих сочинениях подробно описываются события жизненного пути авторов, они оказываются рассказами не столько о себе, сколько о неисповедимых путях Божьего промысла. После «эгоцентрической» «Жизни» Челлини прошло еще немало времени, прежде чем автобиографизм окончательно утрачивает

греховный смысл, и означенная проблема либо совершенно перестает занимать авторов, либо превращается в легко преодолимый этический запрет, не имеющий сакрального значения. Для рождения автобиографии как литературного жанра понадобилась глубокая трансформация мировоззренческих основ культуры, утвердившей идею самоценности человеческой индивидуальности. Только после этого всякий «разговор о самом себе» стал нормой европейской культуры. ,

Яркий пример актуальности проблемы греховности автобиографизма для русской культуры обнаруживается в «Житии» протопопа Аввакума. Оба сохранившиеся его автографа содержат почта идентичные приписки, сделанные рукою его духовного отца, соратника и «соузника» по пустозерскому заточению инока Епифания - так называемое «понуждение»: «Аввакум протопоп понужен бысть житие свое написати иноком Епифанием, понеж отец ему духовной инок, да не забвению предано будет дело Божие; и сего ради понужен бысть отцем духовным на славу Христу, Богу. Аминь». Детальный анализ этого краткого текста позволяет прийти к заключению о том, что «понуждение» следует рассматривать как нечто большее, чем просто отдельный момент истории создания самой известной древнерусской автобиографии. Он может служить некоей моделью «смены референции внутри традиционной системы» (М.Б. Плюханова), демонстрирующей диалектику рождения автобиографии как нового типа личностного нарратива.

Выясняя вопрос о том, кто были создатели сочинений, в одном случае традиционно обозначаемых литературоведами и историками как «автобиографии», а в другом - «биографии», в работе показывается, что грань между обеими разновидностями текстов в Средние века достаточно условна и зыбка, и причина этой зыбкости коренится в иных представлениях об авторстве, сильно отличающихся от современных. Авторское Я в средневековых сочинениях часто не обособляется от их текста, понятие «автор» не имеет отчетливых смысловых отличий от понятия «переписчик», процесс создания литературного произведения преимущественно заключается в

репродуцировании готовых моделей и не предполагает индивидуально-неповторимых проявлений со стороны его создателя (он вполне мог, например, допускать участие сакральных сил) и т.п. Очевидно, что исследователю средневековой «автобиографии» совершенно необходимо отдавать себе отчет в этой условности, причем как при отборе текстов для анализа, так и при их интерпретации, в особенности, когда он ставит перед собой задачу реконструкции самосознания средневекового автобиографа.

Одной из задач главы является определение историко-культурного контекста средневекового автобиографизма, необходимого для понимания его как индивидуальной практики (второй параграф, «Смыслы раннего автобиографизма: легенда о святом Алексее, человеке Божием»). Важность поисков такого контекста представляется очевидной потому, что в отличие от других «канонических» жанров средневековой литературы - например, хроник, житий святых или песен трубадуров - автобиографический рассказ существовал в ней как маргинальное явление, укорененное не столько в литературной традиции или общих социальных практиках, сколько в «жизни», т.е. в неких конкретных, порой случайных, социальных и личных обстоятельствах. Главной трудностью для историка является невозможность обнаружить конкретные обстоятельства появления автобиографических сочинений и их бытования, тот контекст, который представлялся совершенно необходимым для истолкования их смыслов.

В работе искомый контекст раннего автобиографизма реконструируется с помощью анализа наиболее известных версий популярной легенды о святом Алексее Х-ХУИ вв. При этом сам феномен автобиографизма понимается как некий процесс производства и потребления автобиографических смыслов, включающий три взаимосвязанных и активных элемента: Автора (мотивы и цели рассказа о себе), его автобиографического Текста (описание автором собственной жизни) и Читателя (восприятие автобиографического сочинения его адресатами). Исходя из такого понимания разрабатывается и применяется основанная на принципах нарратологического анализа методика прочтения

автобиографических источников в единстве трех составляющих (Автор - Образ Я - Читатель).

В результате проделанного анализа источников картина автобиографической практики в Средние века выглядит достаточно противоречиво и неоднозначно. Однако два вывода оказываются достаточно очевидными. Первый - идея описания отдельным человеком собственной жизни, несмотря на малочисленность автобиографических текстов, вовсе не была чужда культуре европейского Средневековья. Многочисленные вариации сюжета с предсмертной «запиской» Алексея в различных «житиях» святого представляют наглядное свидетельство этому. Второй - средневековый автобиографизм существенно отличался от автобиографизма новоевропейского, прежде всего, пронизанностыо сакральными надличностными смыслами. «Рукописанье» Алексея в большинстве случаев оказывается напрямую связанным с высшей по отношению к автору (и отдельному индивиду вообще) силой, которая не только побуждает святого взяться за перо, но и водит этим пером.

Эти выводы представляют особый интерес. Прежде всего, в связи с новыми подходами к пониманию средневекового авторства, в полный голос заявившими о себе в медиевистике 70-х - 80-х гг. XX в. Историки разных школ и направлений, выявив принципиальную инакость представлений об авторстве в Средние века и раннее Новое время, представили множество разнообразных ее свидетельств. В качестве едва ли не главного ее признака выступает та особенность, которая прослежена в ходе анализа историй об Алексее.

Третья глава. «Индивид в автобиографиях христианского Запада». рассматривает проблематику исследования на материале западноевропейских автобиографических источников. Изображение человеком собственного Я анализируется в ней в трех взаимосвязанных перспективах: 1) трансформаций нарративных моделей в рассказах авторами о своем детстве; 2) «стилизации» своей автобиографии и своей жизни римским папой Пием II (Энеа Сильвио

Пикколомини) и 3) отношений Автор - Текст - Автор в автобиографии св. Тересы Авильской.

В первом параграфе главы, «Историографические и источниковедческие проблемы изучения западноевропейских автобиографических сочинений XIV-XVI вв.», анализируется специфика изучения западноевропейских автобиографий раннего Нового времени (преимущественно ренессансных). Здесь обращается внимание на то, что, помимо общих работ о ранней европейской автобиографии (см. о них в гл. 1), существует труднообозримое число исследований отдельных автобиографических текстов западноевропейского Средневековья и раннего Нового времени, а также работ, объединяющих автобиографии по языковым, национальным, культурным, религиозным, социальным признакам (латинская, немецкая, испанская, итальянская, ренессансная, купеческая, протестантская, пиетистская и т.п.). В пара1рафе содержится анализ одной, наиболее многочисленной и наиболее репрезентативной группы этих исследований, посвященных текстам итальянского Ренессанса, рассматривающие автобиографии в перспективе проблемы истории индивида. Делается вывод о том, что говоря о «ренессансной автобиографии», историки и литературоведы часто опираются на разные источники и вкладывают в это понятие разные смыслы. Одни говорят о «Жизни» Челлини как главном автобиографическом сочинении эпохи, другие, наоборот, склонны ее игнорировать; для одних «ренессансная автобиография» - это произведение поэтическое, для других - прозаическое, и т.д. Причина такой разноголосицы заключается, по-видимому, не столько в различиях подходов в концептуальном плане, сколько в отсутствии каких-либо концепций вовсе. Одни в понимании смысловых границ изучаемого феномена исходят из сложившегося в историко-литературных штудиях крайне аморфного ряда «автобиографических» сочинений в целом (М. Гульельминетга, Дж. Ийсевийн), другие склонны выделить из него одно или два с их точки зрения наиболее «типичных» явления, даже не пытаясь при этом объяснить, в чем состоит природа их «типичности» (Дж. Голдберг, Т. Циммерманн). Отмечается, что

наличие серьезных теоретических и методологических проблем еще более очевидно при попытке исследователей разглядеть в автобиографических сочинениях какие-то черты индивидуального самосознания их авторов.

Во втором параграфе («Трансформации субъективности: автобиографические рассказы о детстве») ставится задача с помощью источниковедческого анализа проследить стратегии и модели, которые использовались авторами для описания собственного детства, и их трансформации от Средневековья к Новому времени, а также соотнести эти изменения с парадигмой «открытия детства», получившей широкое распространение в историографии в 60-е - 80-е гг. XX в.

Знало ли европейское Средневековье детство как особый период в жизни человека, отличный от других? Раздумья ученых над этим вопросом и их споры, особенно после выхода в 1960 году программной книги Филиппа Арьеса «Ребенок и семейная жизнь при старом порядке», породили несколько десятилетий назад новую междисциплинарную область исследований -«историю детства». По Арьесу, не только современное понятие детства, но и вообще интерес к этому важному периоду жизни были чужды западноевропейской культуре вплоть до Нового времени. Средневековый мир, считал французский историк, был «миром взрослых», где ребенка считали просто маленьким взрослым и где, как правило, никто глубоко не задумывался над его возрастными особенностями. Начало складывания современного образа ребенка относится к ХУИ-ХУШ вв., когда детский и взрослый миры получают отчетливые различия, и детство обретает самостоятельную социальную и психологическую ценность, и завершается в эпоху Романтизма, создавшей нечто вроде культа ребенка. Эвристическая значимость метафоры «открытие детства», лежащей в основе подхода Арьеса, не раз вызывала аргументированные возражения. Было найдено немало свидетельств того, что как Средневековью, так и эпохе Возрождения и Реформации были вполне знакомы этапы человеческой жизни, соответствующие современным понятиям детства и подросткового возраста.

Анализ автобиографических источников Средних веков и раннего Нового времени, проделанный в работе, позволяет заключить, что отношение к ребенку в Европе в это время существенно меняется. Изменения, ставшие заметными с конца XIV в. в среде зажиточных горожан ренессансной Италии, в начале XVI в. обретают новый импульс в протестантских странах, после чего процесс перемен охватывает почти всю Западную Европу. Одновременно, как показывает рассмотрение под обозначенным углом зрения первых девяти глав «Исповеди» св. Августина и автобиографической части «Монодий» Гвиберта Ножанского убеждает, что интерес - хотя и достаточно своеобразный - к собственному детству в Средневековье это не иллюзия. Многочисленные автобиографические свидетельства раннего Нового времени убедительно демонстрируют также, что обе тенденции длительное время сосуществовали одна с другой. В ХГУ-ХУ11 вв. создаются уже не единицы, а многие десятки автобиографических текстов, автобиографическая практика распространяется далеко за монастырские стены- и становится достоянием самых разных общественных групп: профессиональных литераторов-гуманистов, художников, купцов, дворян, бюргеров. Воспоминания людей о своей жизни в это время становятся более обстоятельными и более насыщенными непосредственно-личностным звучанием. Все это в полной мере характерно и для воспоминаний о детстве. Краткие малозначащие упоминания о нем - скорее исключения. Детство в памяти писателей ХГУ-ХУИ вв. - это отдельный, живой и несомненно значимый период жизни. На рубеже Нового времени средневеково-хрисгианские модели изображения детства, в основе которых лежал агиографический канон, хотя и продолжают определять сюжетную канву большинства автобиографических рассказов, претерпевают все же существенные изменения.

Автобиографические источники убедительно свидетельствует, что изображение детства авторами раннего Нового времени, явно отличаясь от средневекового, одновременно и похоже, и не похоже на наше сегодняшнее. Причем несходства тут особенно отчетливо видны и особенно интересны.

Прежде всего, они состоят в том, что аксиоматичный для XX в. образ детства как уникального и неповторимого опыта индивида, во многом определяющего его дальнейшую судьбу, в этих источниках практически отсутствует. В лучшем случае в них содержится лишь намек на такое понимание. Именно поэтому ни ренессансный писатель XVI в., ни протестантский священник XVII в., рассказывая о себе, не обходится без тех или иных биографических образцов. В понимании самого себя он еще остается традиционалистом, он еще слишком «авторитарен», хотя уже и не в средневековом смысле (JI.M. Баткин). И в этой еще не преодоленной спаянности с идеальным миром авторитетов заключается главная особенность, отличающая его самосознание в целом и видение собственного детства в частности. Только со второй половины XVIII в. создатели автобиографий начинают более настойчиво заявлять о своей личности как о явлении единственном и неповторимом. Среди них особенно отчетливо выступает фигура Жан-Жака Руссо, вдруг необычайно остро ощутившего собственную исключительность и объявившего о ней в своей «Исповеди». «Я один, - не без упоения сделанным открытием заявляет он. - ...Я создан иначе, чем кто-либо из виденных мною; ..я не похож ни на кого на свете» (курсив мой - Ю.З.). Подобное самовосприятие, очевидно, было теснейшим образом связано с интимизацией внутреннего мира индивида, рождением представлений о существовании в нем некоего скрытого ядра, его подлинного Я. Свое отличие от других, свою обособленность и свое одиночество человек Нового времени стал осознавать именно исходя из существования этого никому, кроме него, по-настоящему не известного, единственного во всей вселенной внутреннего Я. Именно в конце XVIII в., когда происходит «закладка фундамента» такого Я, и стало складываться представление о детстве как о важнейшем периоде жизни человека. Начиная с этого времени в разных европейских странах появляются и автобиографические тексты, указывающие на зарождение человеческой личности в детстве. В XX веке, в особенности после открытий Фрейда, это представление превратилось в незыблемую истину для психологов, педагогов, философов.

В третьем параграфе («Свидетельство о себе» папы-гуманиста Пия II) формулируются два основных исследовательских вопроса: какими чертами ренессансной гуманистической культуры обусловлено построение рассказа о себе Пия П (автобиографические «Записки о достопамятных деяниях»), и в чем состоит активная роль самого Пия-автора в конструировании им образа собственного Я? Ставится также задача, используя методы исторической антропологии, определить специфику соотнесения жизненных и текстовых реалий в культуре итальянского гуманизма на основе анализа текста и обстоятельств создания «Послания» Пия к турецкому султану Мехмеду II.

Здесь обращается внимание на то, что «Записки о достопамятных деяниях» относятся к числу самых оригинальных автобиографий раннего Нового времени. В жанровом отношении сочинение трудно поддается однозначному определению, не совпадая целиком ни с одной из известных XV веку литературных форм. С уверенностью можно констатировать лишь то, что «Записки» в жанровом отношении тесно связаны с античной историографической традицией и прежде всего одноименным сочинениям Цезаря. От автобиографической и мемуарной литературы более позднего времени их отличает не только обилие «посторонних» тем, но и специфический характер самоизображения. Автор не раскрывает перед читателем свою душу, не подвергает дотошному анализу свои мысли и чувства, как это делают Монтень или Руссо, но предпочитает говорить преимущественно о своих делах и поступках.

Необычна и судьба рукописи автобиографического рассказа Пикколомини-Пия. После смерти папы оба ее экземпляра отошли к его наследникам, с них были сняты несколько копий, но широкого распространения «Записки», как и многие другие автобиографические сочинения Ренессанса, долгое время не имели. Первое их издание, подготовленное родственником папы архиепископом сиенским Франческо Бандини-Пикколомини вышло лишь более чем через сто лет, в 1584 г., причем как сочинение Иоанна Гобелина. Гипотетически причиной недоразумения

могли оказаться неверное прочтение записи скриптора в начале и в конце кодекса, а также повествование «от третьего лица», обособляющее героя и автора. Но все же очень трудно допустить, что Ф. Бандини не знал, кому в действительности принадлежит авторство «Записок»: на Пия, кроме всего прочего, прямо указывали в своих биографиях пап его современники - Платина и Кампано. Скорее всего, замена имени была вполне сознательной. Ренессансный автопортрет, созданный Пием, резко диссонировал с идеологическими и моральными нормами, господствовавшими в эпоху

с

Контрреформации. По этой же причине текст рукописи в издании Бандини был существенно укорочен за счет сомнительных с политической и этической точки зрения мест.

Анализ текста «Записок» показывает, что одной из наиболее выразительных особенностей автобиографического нарратива в них является подражание идеальным образцам античной и христианской традиций: Юлию Цезарю, вергилиеву Энею, Святому (в образах христианского воина, мученика и даже самого Иисуса Христа). Отмечается, что такого рода «стилизация», соотносящая собственный человеческий образ автора и его жизненный путь с идеальными биографическими моделями в сочинении Пия не составляет исключение. Скорее наоборот, в этой особенности находит выражение общая для ренессансных автобиографов тенденция. В связи с этой особенностью формулируется новый исследовательский вопрос: как соотносится прослеженная «стилизация» автобиографического Я Пикколомини-Пия с «действительностью», в которой он жил, с его делами на посту главы Римской Церкви и другими созданными им текстами? В поисках ответа на него рассматриваются исторические обстоятельства написания папой послания к турецкому султану Мехмеду II и анализируется его содержание. В работе дается характеристика «Послания» как исторического источника, анализируются его интерпретации в историографии, предлагается ре-интерпретация, основанная на историко-антропологическом подходе, в частности на признании возможности различных «ти

В заключении параграфа дискутируется проблема «формирования Я» папой-гуманистом в связи с существующими в историографии двумя подходами к интерпретации ренессансного индивида (Я. Буркхардта и С. Гринблатга). Следует ли рассматривать Пикколомини-Пия как самостоятельного индивида, творца образа собственного «Я» или как «субъект», сконструированный определенными властными отношениями? Делается вывод о том, что противопоставление обеих подходов не вполне оправдано. Пий сам «создавал», «творил», «формировал» собственный индивидуальный образ («Я», «личность», и т.п.) в такой же мере, в какой его образ («Я», «личность», и т.п.) «создавался», отворился», «формировался» гуманистической культурой, к которой он принадлежал. Гуманистическая культура имела силу и власть, спорящую с властью церковных институтов (или, точнее, подчинившую их ей: пример - ренессансная курия). Таким образом, историю с посланием папы турецкому султану, также как и «стилизацию» Пием его собственного образа в «Записках», можно рассматривать как проявление властных функций гуманистической культуры: «Послание» (как и другие его сочинения) явилось той «вербальной практикой», которая формировала Я папы-гуманиста в «силовом поле» ренессансной культуры.

Четвертый параграф главы (Отношение Автор-Текст-Автор: «Книга жизни» св. Тересы Авилъской) прослеживает на примере одной из самых известных духовных автобиографий взаимозависимость формы автобиографического нарратива и конкретных исторических условий, в которых он рождается. Первый ракурс рассмотрения - генеалогический, призванный ответить на вопрос о том, как отдельные обстоятельства происхождения автора актуализировались (или не актуализировались) в созданном им произведении. Второй - нарратологический, прослеживающий смысловые противоречия в тексте «Книги жизни» и определяющий их языковую природу через понятия Означающего - Означаемого. Третий -тендерный, анализирующий связь «риторики смирения», доминирующей в «Книге жизни», с тем, что она написана женщиной.

На основе сравнительного анализа содержания «Книги жизни» и ряда документальных свидетельств (в том числе наблюдений, сделанных биографами святой) в работе делается вывод о том, что происхождение Тересы из семьи «новых христиан» во многом определило, о чем и как говорится в ее автобиографии, а также, возможно, и само появление сочинения на свет. Разумеется, было бы неверно редуцировать все богатство и разнообразие содержания «Книги» к тайне происхождения ее автора. Однако проделанный анализ убеждает в том, что без знания о существовании этой тайны невозможно никакое ответственное прочтение автобиографии святой как личностного документа. Тот факт, что «Книга» написана женщиной, также во многом определил ее содержание. В частности, делается вывод, что самоуничижительные фразы, которыми переполнена автобиография святой, были вполне осознанной стратегией автора (точнее, одной из стратегий), позволившей женщине высказаться публично. Задача Тересы-автора состояла в том, чтобы в рассказе о себе подтвердить общепринятые в ее время стереотипы (женского невежества, робости, физической слабости) и одновременно отмежеваться от двойственного образа женщины как обольщенной/обольщающей. Отсюда созданные ею образ «ничтожной женщины» (mujercita) и уничижительные высказывания по поводу особенностей ее пола.

Во второй части параграфа обращается внимание на то, что одна из главных трудностей прочтения «Книги жизни» состоит в невнятности и противоречивости высказываний автора, в особенности когда Тереса описывает собственные переживания в связи с теми или иными событиями ее жизни. Тут она говорит сбивчиво, с недомолвками, в ее тексте присутствует множество неясностей, полутонов. Особенно много их возникает в описаниях внутреннего мира героини. Когда речь заходит об этом, она, словно будучи постоянно неуверенной в самой себе, любит осторожно уточнять: «по моему мнению» (а mi parecer), «мне кажется» (рагесегае), «я думаю» (creo). Или даже использовать такие причудливые обороты, как «без сомнения, мне кажется» (sin duda me

parece) или «без сомнения, я думаю» (sin duda creo). Нередко складывается впечатление, что Тереса могла бы сказать больше, чем говорит, или говорит больше, чем хотела бы сказал.. Удивительная искренность и непосредственность интонации, не дающая оснований для того, чтобы заподозрить автора в желании что-то утаить, сочетается с неопределенностью того, что, собственно, является предметом описания. Между словесным изображением чувств и их обозначением часто существует ощутимая дистанция: описывается как будто одно, а называется другое. При этом сами изображения этих чувств обычно ярки и достаточно подробны, обозначения же их - чрезвычайно расплывчаты, противоречивы, иногда едва намечены. Эта особенность автобиографического нарратива «Книги жизни» рассматривается на примере детального рассмотрения одного из эпизодов - рассказа об отношениях Тересы с ее исповедником (гл. 5,4-6).

На основании этого анализа делается вывод о том, что главная черта автобиографического письма Тересы состоит в особом соотношении между Означающим (словами, которые она использует) и Означаемым (событиями, которые она описывает). Суть такого письма состоит в том, что автор не столько творит текст, сколько сам им творится, а потому и то, что выходит из-под его пера, апеллирует не к прочтению в смысле освоения, достижения определенности и завершенности, не к получению результата, концепции, но к чтению как открытому процессу. Выявленные особенности письма Тересы могут быть лучше осмыслены через понятие «телесное письмо» и различия между «голосом» и «письмом» (Жак Деррида).

В четвертой главе. «За пределами западно-христианского мираж проблематика исследования рассматривается на материале автобиографических сочинений восточно-христианской и иудейской традиций.

В первом вводном параграфе (Другая Европа: не-западнохристианские автобиографические источники и их изучение) рассматривается история изучения не-западных автобиографий, а также выявляются основные автобиографические тексты, написанные европейцами, принадлежащими к

восточнохристианской и иудейской традициям. Здесь отмечается, что изучение древнерусской автобиографии как особого рода исторических и литературных свидетельств началось в середине XX в. В этом изучении отчетливо прослеживаются два момента. Во-первых, почти безраздельное господство литературоведческих подходов (исключения составляют работы С.А. Зеньковского, М.Б. Плюхановой и А.Н. Робинсона, поскольку позволяют взглянуть на отдельные моменты древнерусского автобиографизма в более широком историко-культурном контексте). Во вторых, разительные различия в трактовке самого понятия «древнерусская автобиография». Осмысливая место понятия «автобиография» в древнерусской литературе, исследователи обычно (за исключением С.А. Зеньковского) акцентируют внимание на том, что собственно «автобиографий», т.е. более или менее обстоятельных и обособленных рассказов авторов о себе, до житий Епифания и Аввакума в ней немного. Одновременно они подчеркивают, что автобиографизму в древнерусской словесности всегда в той или иной мере находилось место, причем особенно отчетливо он проявляется в «практических» жанрах, часто находящихся на периферии «большой» литературы (Е.В. Крушельницкая).

Ранние автобиографические сочинения еврейской традиции также долгое время не привлекали внимания исследователей. Такое безразличие объясняется двумя причинами. Во-первых, тем, что проблема, в связи с которой возник интерес к «рассказу о себе» у западных (а отчасти и русских) историков -становление новоевропейского индивида - не находилась в числе приоритетных в иудаике. Во-вторых, тем, что еврейская традиция до эпохи Хаскалы (Просвещения) не настолько богата автобиографическими текстами, как христианская. Однако можно с уверенностью утверждать, что произошедшие в последние два-три десятилетия перемены в исследованиях по еврейской истории и культуре превратили проблему индивида в одну из приоритетных. Рост интереса к ранним еврейским автобиографическим сочинениям сегодня не вызывает сомнений, точно так же, как и тенденция рассматривать еврейскую культуру в перспективе общеевропейской

проблематики. Именно эта перспектива привлекла особое внимание к двум наиболее известным автобиографическим текстам иудейской традиции: «Жизнь Иегуды» Леона да Модена и «Мемуары» Гликль из Гамбурга.

Второй параграф, «Русские средневековые автобиографические рассказы», содержит источниковедческий анализ русских средневековых автобиографических текстов, начиная с «Поучения» Владимира Мономаха и заканчивая «Житиями» протопопа Аввакума и Епифания. Задача анализа в первой его часта состоит в том, чтобы рассмотреть древнерусские автобиографические источники не столько как элемент литературной традиции, не столько как особый жанр, сколько одновременно как явление, представляющее «срез» культуры эпохи, и акт самоидентификации автора. Для решения этой задачи используется апробированная во второй главе диссертации источниковедческая методика прочтения автобиографических текстов через понятия Автор - Образ Я - Читатель.

В исследовании обращается внимание на то обстоятельство, что русские средневековые авторы создавали свои рассказы о себе, находясь в различных автобиографических ситуациях, породивших четыре формы автобиографического рассказа: духовной грамоты/наставления/поучения (Владимир Мономах), послания (Иван IV), памятной записки об основании монастыря (Мартирий Зеленецкий, Елеазар Анзерский), жития (Епифаний, Аввакум). Общим для них и для «выросших» из них автобиографических форм является их подчеркнуто публичный характер. Так, обращение к своим детям Мономаха имеет отнюдь не семейное в нашем сегодняшнем понимании, а государственное и общественное звучание. Автора заботит в первую очередь сохранение целостности государства, находящегося в опасности из-за княжеских усобиц, после его смерти. В еще большей степени публичность (можно даже сказать, «публицистичность»), характерна для автобиографической ситуации «Жития» Аввакума, призванного «дать весть» о его стойкости в борьбе с антихристом-Никоном за истинную веру.

В соответствии с такой публичностью ситуаций и рожденных ими повествовательных форм сами автобиографические образы Я в русских средневековых сочинениях также по преимуществу публичны, т.е. изображают прежде всего «внешнего» человека, человека действующего, а не рефлексирующего в поисках правды о себе, открытия своего подлинного Я и т.п. Отчетливые изображения мотивов поступков, сомнений и внутренней борьбы главного героя в рассмотренных текстах крайне редки. Они встречаются только в сочинениях Епифания и Аввакума, но даже у этих авторов такие изображения в целом не выходят за рамки традиционной средневеково-христианской схемы понимания человека как носителя двух противоположных начал: возвышенного божественного и греховного земного. Больше того, обязательным условием таких описаний «внутреннего человека» является присутствие более широкого социального или, чаще, сакрального контекста. Другая отличительная черта образов Я в русских средневековых «автобиографиях» - их сконструированность по определенным биографическим моделям, чаще всего агиографическим (в меньшей степени это относится к сочинениям Мономаха и Ивана IV). Конечно, агиографические модели не реализуются в них вполне, что и понятно: рассказать о себе как о святом, находясь в рамках средневеково-христианской системы ценностей, едва ли возможно; на это осмелился только Аввакум, да и то следом за изображением себя святым он тут же впадает в отчаянное самоуничижение.

Об адресатах древнерусских автобиографических рассказов и их восприятии этими адресатами мы знаем сравнительно немного. Имеющиеся сведения (за редкими исключениями) - это указания самих авторов на желательную/ожидаемую читательскую аудиторию, а также на желательное/ожидаемое восприятие этой аудиторией автобиографического сочинения и его героя. В качестве прямых адресатов своих сочинений авторы нередко называют конкретных людей или конкретные группы людей, однако в их обозначении отсутствуют последовательность и однозначность. В текстах называются княжеские сыновья, опальный придворный, монастырская братия,

духовный отец, «браггья во Христе», но одновременно может упоминаться и неопределенный «иной кто», или даже вообще «все чтущие и слышащие». Очевидно, такая непоследовательность и неоднозначность обусловлены и неопределенностью установок авторов в реализации их автобиографических намерений, и особенностями избранных жанровых форм (в случае с посланием Ивана IV это наиболее очевидно: жанр эпистолы предполагает обозначение конкретного, как правило единичного адресата, хотя в действительности имеет своим адресатом более широкую читательскую аудиторию). Единственный имеющийся случай развернутого читательского отклика на автобиографизм, принадлежащий современнику - пересказ Аввакумом содержания «Жития» Епифания. Фигура главного героя в этом пересказе приобретает ясные и законченные очертания - это выстроенный в полном соответствии с агиографическим каноном (включая чудеса) образ святого мученика, страдальца за христианскую веру. Примечательно, что этот пересказ Аввакума выступает не только как его собственный читательский отклик, но и как авторитетное руководство по прочтению и истолкованию автобиографического образа Епифания другими.

Вторая часть параграфа анализирует «Житие» инока Епифания в связи с проблемой различных способов самоидентификации индивида. Ракурс этому анализу задается особым «телесным» характером рассказа старца о себе. Анализ предваряет рассмотрение трактовок категории «тело» в современной медиевистике и выявление «телесной» характеристики русского раскола. В результате исследования текста источника и его сопоставления с другими ранними автобиографиями (как русскими, так и западными) формулируется общий вывод о том, что сочинение Епифания в высшей степени своеобразно, и что это своеобразие состоит в доминанте субъектно-телесного восприятия мира его героем/автором. Эта субъектно-телесная доминанта отчетливо видна уже при самом беглом взгляде на Епифаниев рассказ о себе - телесный опыт занимает в нем огромное место и выполняет важнейшие функции. Об этой доминанте свидетельствует и сама конструкция рассказа (построение важнейших

автобиографических сюжетов), и отдельные акценты (подробное изображение Епифанием положений собственного тела, детальная и необычайно выразительная передача им своих физических ощущений и др.). В связи с выявленной особенностью источника формулируется вопрос: каким образом, в результате каких исторических обстоятельств возникла обозначенная особенность/уникальность автобиографии Епифания? В итоге делается вывод о том, что Епифаний - «простец», застигнутый необходимостью рассказать о себе как о страдальце (см. строгий наказ Аввакума: «О имени Господни повелеваю ти, напиши... Слушай ж, что говорю! Не станешь писать, так я осержусь...»). И потому созданная им автобиография - не повествование, составленное «под диктовку» агиографического канона, а незамысловато и простодушно переданная «история индивидуального опыта». Таким образом, то, что он говорит в «Житии» о своем христианском самовосприятии, и то, как он его формулирует/конструирует, может рассматриваться в качестве примера своеобразия переживания и осмысления христианства средневековым «простецом», как одна из сторон «народного христианства», неотделимого от наполненной физическими лишениями повседневной жизни людей.

«Телесность» автобиографизма Епифания позволяет обратиться еще к одному вопросу, связанному с активно обсуждающейся в медиевистике последних 20-30-ти лет проблемой средневекового индивида (или личности). Говоря об «открытии индивида», исследователи в большинстве своем понимают и описывают процесс обособления им себя от остального мира как процесс, происходящий по преимуществу на уровне самосознания (самоосознания). И соответственно, рассматривая автобиографические сочинения (главный источник для такого рода работ), они обычно говорят о рациональных путях/способах/средствах/примерах концептуализации «самости» этого индивида, стремясь найти в средневековых автобиографиях именно такие его следы. Пример Епифания свидетельствует о другой, гораздо менее отчетливо обозначенной исследователями телесной стороне становления индивидуального сознания. Он позволяет шире, объемней взглянуть на

проблему «открытия индивида», увидеть значимость чувственно-телесных механизмов становления процесса индивидуации в исторической перспективе.

Анализ изображений индивида в иудейских рассказах о себе и их сравнение с рассказами христиан (третий параграф, «Иудейские автобиографические рассказы в Западной Европе») осуществляется в перспективе двух центральных проблем: соотношения истории ранней еврейской автобиографии с историей европейского индивидуализма и противоречивости изображения автором собственного Я. В центре внимания здесь находится «Жизнь Иегуды» Леона да Модена, самое яркое и самое «индивидуалистическое» из ранних автобиографических сочинений еврейской традиции. Другой анализируемый текст - «Мемуары» Гликль из Гамбурга, самая выразительная автобиография женщины-еврейки, написанная до Нового времени. Вопросы, которые задаются ее тексту, связаны почта исключительно с особенностями рассказа Гликль о себе как матери и о ее детях.

Главная задача прочтения «Жизни Иегуды» состоит в том, чтобы вычленить из текста сочинения те моменты, которые могли бы характеризовать индивидуализм Модены, и взглянуть на них в онтологической перспективе. При этом понятие «индивидуализм» употребляется в достаточно ограниченном смысле - как осознанное обособление индивидом своего собственного Я от остального мира. Одновременно, однако, допускается, что такое обособление может принимать различные формы (не только, как это чаще всего понимается, форму противопоставления индивида социуму, но и углубленного интереса к собственной персоне, осознания своего превосходства над другими людьми, права свободного выбора, в том числе и собственного пути к Богу, чувства богоизбранности и т.п.), а также происходить одновременно в различных социальных, культурных и даже космических сферах. Обращается также внимание на то, что этический запрет на публичный разговор о себе в иудаизме был еще более строгим, чем в христианстве. «Нежелание» еврейских средневековых мистиков придавать слишком личный характер своим откровениям порой доходило до того, что они вымарывали автобиографические

пассажи из своих сочинений. Об этом же свидетельствует и сравнительная малочисленность еврейских автобиографий, написанных за восемнадцать столетий - от Иосифа Флавия до начала Хаскалы. Ранние иудейские автобиографические произведения, таким образом, оказываются достаточно жестко включенным в общий историко-культурный контекст становления европейского индивидуализма - процесс, завершившийся, как обычно полагают, не раньше конца XVIII - начала XIX века. Источниковедческий анализ текста «Жизни Иегуды» говорит о том, что пример Модены может быть чрезвычайно интересен и важен как выражение новых тенденций личностного самосознания, развивавшихся внутри еврейской традиции - от рабби Иегуды га-Хасида, считавшего, что единственным надежным религиозно-нравственным компасом человека являются непосредственные движения его души, до мистического индивидуализма и «культа личности», провозглашенных хасидизмом в XVIII веке, и фундаментальных сдвигов ценностных ориентаций от общества к индивиду, порожденных Хаскалой. Несомненно, важен этот пример и в более широком контексте - как часть тех глобальных культурных трансформаций раннего Нового времени, которые определили индивидуалистическое лицо современной европейской цивилизации.

«Записки» еврейской купчихи Гликль - единственный сохранившихся источник, способный приоткрыть завесу над семейной жизнью, повседневными заботами и индивидуальными переживаниями еврейской женщины раннего Нового времени. В настоящей работе особое внимание к источнику обусловлено одной из его особенностей, связанных с самоидентификацией автора: противоречивостью созданного Гликль образа «идеальной матери». С одной стороны, в тексте «Записок» повсюду встречаются признания автора в своей почти безграничной (выше ее только Бог) любви к своим детям и описания сильных материнских чувств и переживаний. С другой - в нем присутствуют страшные рассказы, в которых отношение родителей к своим детям выглядит совершенно иначе: родители покорно переносят их смерти, а нередко сами безжалостно лишают своих чад жизни. Причем в обоих случаях

это оправдывается высшей моралью назидательных историй. Н. Земон Дэвис интерпретирует такой тип нарратива как мучительный внутренний диалог автора в рамках формулы «спора с Богом». При этом историк признает, что некоторые притчи, рассказанные Гликль, и ее утверждения, прямо или косвенно касающиеся детей, вызывают недоумение.

В работе высказывается предположение о том, что объяснение этого противоречия может быть основано на некоторых теоретических постулатах современной феминистской критики, в частности на проблематизации в ней понятия материнства. Общую ее направленность можно вкратце сформулировать следующим образом: в европейской культуре вплоть до настоящего времени всегда, когда речь шла о материнстве, сама женщина, ее индивидуальные, личные, человеческие интересы не принимались во внимание. Концепт материнства формулировался мужчинами, которые «навязали» его женщинам в качестве, с одной стороны, безусловной общественной ценности, с другой - высшей цели и предназначения жизни женщины. Делается вывод о том, что включение историй и притч о детях в повествовательную канву автобиографического рассказа Гликль, создающего образ образцовой еврейской матери, является свидетельством неоднозначности отношения рассказчицы к материнству, точнее, переживания ею материнства.

В Заключении подводятся итоги исследования и намечаются некоторые перспективы дальнейшего изучения темы.

Приложение содержит переводы на русский язык фрагментов четырех автобиографических текстов, относящихся к XIII - XVI вв.: «О событиях моей истории» Гиральда Камбрийского, «Жизнеописания» Петра из Мурроне (Целестина V), «Записок о достопамятных деяниях» Энеа Пикколомини (Пия II); «Книги жизни» Тересы Авильской.

Основные выводы

Источниковедческий анализ автобиографических сочинений раннего Нового времени и отразившихся в них способов саморепрезентации европейцев, осуществленный в работе, позволяет по-новому представить

историю европейского индивида как историографическую проблему. Прежде всего, он свидетельствует о том, что традиционная западоцентристская модель «открытая индивида» или «открытия Я», предполагающая существование единого революционного поворота в европейской истории, оказывается неэффективной для осмысления европейских автобиографических текстов XV - XVII вв. Осуществленное в исследовании кросс-культурное рассмотрение ранних автобиографий убеждает в том, что более результативным является подход, основанный на признании множественности моделей и обусловленности их конкретными историко-культурными ситуациями. Проделанный анализ указывает также на существование иных, по сравнению с рационалистическим и индивидуалистическим новоевропейским, способов рассказа человека о своей жизни, демонстрирует многообразие форм автобиографизма и различную динамику их изменений во времени.

Работы, опубликованные автором по теме диссертации:

I. Публикации в изданиях, включенных в перечень ведущих научных журналов и изданий ВАК:

1) Джованни Конверсини да Равенна. Счет жизни // Средние века. Вып. 52. М,: Наука, 1989. 0,1 пл.

2) Смертный грех гордыни и ренессансная автобиография И Средние века. Вып.55. М.: Наука, 1992.1 п.л.

3) Эней Сильвий Пикколомини (Пий И): Исторический портрет // Вопросы истории. 1996. № 11-12. 0,4 п.л.

4) Пий И. Записки о достопамятных деяниях // Средние века. Вып. 59. М.: Наука, 1997. (Перевод кн. 1, гл. 1-12). 1,2 п.л.

5) «Жизнь Иегуды» Леона Модены и новоевропейский индивидуализм //Одиссей 1999. М.: Наука, 1999. 1 п.л.

6) Читая Тересу Авильскую: монахиня и исповедник («Книга жизни», гл. 5,3-6) // Средние века. Вып. 61. М.: Наука, 2000. 1,2 п.л. (с Г.А. Брандг).

7) Одиссей 2000 // Вестник Российской академии наук. 2001. №12.0,5

пл.

8) «Тело», современная медиевистика и автобиографизм Епифания Соловецкого // Средние века. Вып. 62. М.: Наука, 2002.1 пл.

П. Монографии:

9) Ренессансная автобиография и самосознание личности: Энеа Сильвио Пикколомини (Пий П). Нижний Новгород: Изд-во Нижегородского госуниверситета, 2000.10,2 пл.

10) Автобиографические «Я» от Августина до Аввакума: Очерки истории самосознания европейского индивида. М.: ИВИ РАН, 2002.20 п.л.

П1. Публикации в сборниках и периодических изданиях:

11) Эней Сильвий Пикколомини: папа, гуманист, ренессансный герой // Общности и человек в средневековом мире. Москва-Саратов: Изд-во Саратовского государственного университета, 1992. 0,4 пл.

12) Выборы папы в «Записках» Э.С. Пикколомини // Власть и политическая культура в средневековой Европе. М., 1992.0,5 пл.

13) Ренессансная автобиография и самосознание личности (К постановке проблемы) // Научные чтения, посвященные памяти академика С.Д. Сказкина. Тезисы докладов. Ростов н/Д: Изд-во Ростовского государственного университета, 1992.0,1 пл.

14) Средневековая автобиография как историко-культурный феномен // Вторые научные чтения, посвящённые памяти академика С.Д. Сказкина. Тезисы докладов. Ростов н/Д: Изд-во Ростовского государственного университета, 1995.0,1 пл.

15) Автобиография в средние века? (Об авторстве некоторых «житий» в Х11-ХУ1 вв.) // Метафизика исповеди: Пространство и время исповедального слова (Материалы международной научной конференции. Санкт-Петербург, 2627 мая 1997 г.). СПб.: С.-Петерб. отделение ин-та человека РАН, 1997 (Первый Российский философский конгресс). 0,2 пл.

16) Папа-гуманист Пий II о самом себе (К проблеме ренессансного самосознания) // Культура Возрождения и религиозная жизнь эпохи. М.: Наука, 1997. 0,5 п.л.

17) Как вспоминали о детстве в средние века: случай Гвиберта Ножанского // Третьи научные чтения, посвящённые памяти академика С.Д. Сказкина. Тезисы докладов. Ростов н/Д: Изд-во Ростовского государственного университета, 1997. 0,1 п.л.

18) Детство в средневековой автобиографии: святой Августин и Гвиберт Ножанский // Вестник университета Российской академии образования. 1998. №1.1 пл.

19) Автобиография в средневековой Руси и на средневековом Западе (историко-культурные заметки) // Чтения по истории и культуре древней и современной России: Материалы конференции, 7-9 окт. 1998 г. Ярославль, 1998.0,2 п. л.

20) Историко-культурный смысл «понуждения» Епифания в «Житии» протопопа Аввакума // Третий этаж. Исторический альманах. Вып.2. Ростов н/Д: Изд-во Ростовского государственного педагогического университета, 1999. 0,5 п.л.

21) Анусим, святая инквизиция и автобиография Тересы Авильской // Еврейская культура и культурные контакты. Материалы шестой ежегодной международной междисциплинарной конференции по иудаике. Ч.З. М., 1999. 1 п.л.

22) Новый образ гуманитарного знания на пороге XXI века и российско-американское сотрудничество историков // Материалы Всероссийской учредительной конференции Ассоциации участников российско-американских программ обмена «Профессионализм, образование, мораль и будущее России», Москва, 31 мая-1 июня 1997 г. М., 1999.0,3 п.л.

23) О смыслах средневекового автобиографизма: письмецо св. Алексея, человека Божия // Проблемы антиковедения и медиевистики (К 25-летию кафедры истории древнего мира и средних веков в Нижегородском

университете). Нижний Новгород: Изд-во Нижегородского госуниверситета, 1999.0,3 пл.

24) Индивидуализм «Жизни Иегуды» Леона Модены в четырех измерениях II Сборник тезисов докладов второй и третьей (1996, 1997) ежегодных конференций по иудаике Центра «Сефер». Вып.1. М., 1999.0,8 п.л.

25) Автобиографии пополанов: флорентийцы XTV-XV веков о себе // Город в средневековой цивилизации Западной Европы. Т.З: Человек внутри городских стен. Формы общественных связей. М.: Наука, 2000.0,5 п.л.

26) Тело и его казни (об автобиографизме Епифания Соловецкого) // Казус 2000. М.: Изд-во РГТУ, 2000.1,5 п.л.

27) Авто/биография в средние века: проблема авторства // VII чтения памяти профессора НП. Соколова. Нижний Новгород: Изд-во Нижегородского госуниверситета, 2000.0,4 п.л.

28) Детство в ренессансной автобиографии // Человек в культуре Возрождения. М.: Наука, 2001.0.4 пл.

29) Воспоминания о детстве в эпоху поздней античности и средневековья // Память детства. Западноевропейские воспоминания о детстве от поздней античности до раннего Нового времени. М.: Изд-во УРАО, 2001. 0,6 п.л.

30) Воспоминания о детстве в эпоху Возрождения, Реформации и Контрреформации // Память детства. Западноевропейские воспоминания о детстве от поздней античности до раннего Нового времени. М.: Изд-во УРАО, 2001.0,6 пл.

31) Гиральд Камбрийский. О событиях моей истории [перевод отрывка] // Память детства. Западноевропейские воспоминания о детстве от поздней античности до раннего Нового времени. М.: Изд-во УРАО, 2001. 0,3 п.л.

32) Петр из Мурроне (Целестин V). Жизнеописание [перевод отрывка] И Память детства. Западноевропейские воспоминания о детстве от поздней античности до раннего Нового времени. М.: Изд-во УРАО, 2001.0,3 пл.

33) Представления о человеческой субъектности в историческом знании: от Я. Буркхардга до М.Фуко // Материалы конференции «Историческое знание интеллектуальная культура». ИВИ РАН, 4-6 декабря 2001 г. М.: ИВИ РАН, 2001. 0,2 п.л.

34) Тайна монахини (о сказанном и не сказанном «Книгой жизни» Тересы Авильской) // De mulieribus illustribus: Судьбы и образы женщин средневековья. СПб.: Алетейя, 2001.1 п.л.

35) Автобиография // Словарь средневековой культуры. М.: РОССПЭН, 2003.0,6 п.л.

36) Пий II // Исторический лексикон. XIV-XVI вв. Кн. 2. М.: Наука / Интерпериодика, 2004.0,4 п.л.

37) Стратегии понимания прошлого (Чудо о благочестивой попадье, введшей мужа в смертный грех) // Historia animata. Чтения памяти О.И. Варьяш. Т.З. М.: ИВИ РАН, 2004. 0,6 п.л.

38) Еврейская купчиха из Гамбурга о себе и своих детях // Человек XVII столетия. 4.2. М.: ИВИ РАН, 2005.1 п.л.

39) Тереса Авильская. Книга жизни [Пер. гл. 1-9] /У История через личность: Историческая биография сегодня. М.: Кругь, 2005. 3,2 п.л. (Предисловие, пер. гл. 1-10, с О.И. Варьяш).

Отпечатано в ООО «Компания Спутник+» ПД № 1-00007 от 25.09.2000 г. Подписано в печать 01.09.05 Тираж 100 экз. Усл. п.л. 3,06 Печать авторефератов (095) 730-47-74,778-45-60

РНБ Русский фонд

2007-4 12094

2 S QKÎ Ш

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора исторических наук Зарецкий, Юрий Петрович

Введение.

Глава 1. Историографический и источниковедческий контексты исследования.

1.1. История индивида как историографическая проблема.

1.2. Автобиография как источник по истории европейского индивида.

1.3. Источниковедческие классификации мемуарно-автобиографической литературы.

Глава 2. Историко-культурные особенности европейского автобиографизма до начала Нового времени.

2.1. Феномен раннего автобиографизма.

2.2. Смыслы раннего автобиографизма (легенда о святом Алексее, человеке Божием).

Глава 3. Индивид в автобиографиях христианского Запада.

3.1. Историографические и источниковедческие проблемы изучения западноевропейских автобиографических сочинений XIV-XVI вв.

3.2. Трансформации субъективности (автобиографические рассказы о детстве).

3.3. «Свидетельство о себе» папы-гуманиста Пия II.

3.4. Отношение Автор-Текст-Автор («Книга жизни» св. Тересы Авильскои).

Глава 4. За пределами западно-христианского мира.

4.1. Другая Европа: не-западнохристианские автобиографические источники и их изучение.

4.2. Русские средневековые автобиографические рассказы.

4.3. Иудейские автобиографические рассказы в Западной Европе.

Введение диссертации2005 год, автореферат по истории, Зарецкий, Юрий Петрович

Эта работа посвящена источниковедческому исследованию истории индивида в период между Средневековьем и Новым временем - эпоху, которая в историографии обычно рассматривается как начало современной европейской цивилизации. В более узком смысле она представляет собой исследование автобиографических текстов, направленное на выяснение того, как в Европе XIV - XVII вв. люди рассказывали о себе и своей жизни.

Живой интерес к автобиографии в наши дни самым непосредственным образом связан с обострением внимания гуманитариев к проблемам индивида (или «субъекта»). Для историка этот интерес неоднозначен. С одной стороны, сегодня становятся все более авторитетными представления о человеке как многомерном феномене, не имеющем отчетливо видимого центра и состоящем из разнообразных практик и ценностей, и даже о том, что привычный образ человека как обособленного, уникального, целостного мира исчезает, как «лицо, начертанное на песке»1. С другой стороны, ученые продолжают наставать на том, что представление человека о себе, тот или иной образ собственного Я, является неотъемлемой частью человеческого существования, т.е. в некотором смысле представляет собой транскультурный и трансисторический феномен. То, что всякий человек обладает свободой воли, так или иначе обособляет себя от других и задает себе вопрос «кто я?» представляется вполне самоочевидным и неоспоримым. «Невозможно представить себе человека в обществе, - пишет об этом А .Я. Гуревич, -который так или иначе личностным самосознанием не обладал бы и личностью в определенном смысле не являлся» . Такого рода онтологичность вовсе не отвергает изменчивость, возможность исторической перспективы рассмотрения таких категорий, как «индивид», «индивидуальность», «личность», «субъект». Наоборот, многим исследователям именно их изучение представляется ключевым для понимания трансформаций европейской цивилизации, в определенный момент своей истории вышедшей за рамки традиционалистского общества и ставшей в общих чертах такой, какой она нам видится сегодня, т.е. индивидуалистической в своей основе3.

Постановка проблемы. Центральными в исследовании являются вопросы, связанные с источниковедческим анализом различных особенностей самоизображения европейцев в автобиографических сочинениях XV - XVII вв. Что именно и как в это время люди рассказывали о себе в этих текстах? Зачем они это делали? Какие биографические модели, и какие нарративные стратегии они. при этом использовали? Как соотносятся их рассказы о себе с понятием новоевропейского индивидуализма в исторической перспективе? Каковы смысловые границы индивидуального авторства в этих рассказах? Что общего и особенного обнаруживается в самоизображении европейцев, принадлежавших к разным культурным традициям? Каковы общие тенденции трансформаций европейских автобиографических источников раннего Нового времени?

Вопросы эти в значительной мере происходят из признания инакости культуры рассматриваемого периода по сравнению с современной европейской и, соответственно, инакости смыслов, заключенных в анализируемых источниках. Из этого признания проистекает насущная необходимость понять, что означал рассказ о себе, привычный для европейца Нового и Новейшего времени (т.е. живущего «внутри» культуры индивидуалистического типа), для человека, жившего в Европе столетия назад, в обществе, которое оставалось, по своей сути, традиционалистским? При рассмотрении автобиографических источников в работе, следовательно, особое внимание обращается на «странности», на то, что вызывает удивление и нуждается в разъяснениях, на какие-то иные, по сравнению с утвердившимися в Новое время, способы изображения авторами их собственного Я.

Обозначенная проблематика требует не только привлечения разнообразных типов автобиографических источников, но и применения различных исследовательских подходов. Помимо методов классического источниковедения, направленных на реконструкцию находящихся «за» автобиографическими текстами особенностей самосознания и самоидентификации авторов, в исследовании применяются также методы нарратологического анализа, направленные на выявление не столько того, «что» авторы думают о себе, сколько «как», с помощью каких нарративных стратегий и языковых средств они о себе рассказывают.

Разнообразие источников работы также помогает избежать стремления «прочесть» их только с одной определенной теоретической позиции. К этому следует добавить, что всякая односторонность их осмысления в принципе противоречит решению важной задачи настоящего исследования: показа многообразия форм и способов самоизображения европейского индивида в раннее Новое время. Следует также подчеркнуть, что и сам замысел работы, и ее структура исходят из тезиса о том, что историческое построение и источниковедческое исследование могут быть разведены только аналитически. Что же касается практики конкретного исследования, то они принципиально неразделимы и составляют диалектическое единство4.

Отказ от односторонности при рассмотрении автобиографических источников ведет к постановке задачи переосмысления традиционной модели героического освобождения индивидуального Я, согласно которой индивид был «открыт» на христианском Западе, одним из очевидных свидетельств чего являются автобиографические тексты и другие «эго-документы». Ее постановка обусловлена также тем, что целый ряд направлений философской мысли XX века, в особенности его последних десятилетий, существенно поколебали привычную идею существования в человеке скрытого внутреннего ядра, составляющего суть его Я. В результате некогда общепринятые представления о неожиданном рождении индивидуального Я в эпоху Ренессанса (другие варианты - в первые века Христианства, в XII веке, в период Реформации) и неуклонном прогрессе индивидуализма в европейской истории постепенно перестают удовлетворять гуманитариев. Сегодня они все чаще обращаются к поискам иного понимания и иных способов описания трансформаций европейского субъекта в истории, основанных на новом постклассическом знании. В пользу переосмысления традиционной модели «открытия индивида» говорят и те глубокие перемены, которые произошли в мире со времени ее появления. Перемены, которые затронули, помимо многого другого, и само понятие «индивидуализм», некогда провозглашенное основой западной цивилизации. В начале третьего тысячелетия вера в то, что индивидуализм является безусловной универсальной ценностью человечества находит все меньше и меньше сторонников.

Цель и задачи работы. Цель настоящей работы состоит в осуществлении источниковедческого анализа разнообразных моделей и способов рассказов европейцев о себе и своей жизни, прослеживании динамики их изменений в период перехода от Средних веков к Новому времени и их обусловленности конкретными историко-культурными обстоятельствами. Достижение поставленной цели требует комплексного решения следующих задач: рассмотрения основных концепций истории европейского индивида, сложившихся в историографии второй половины XIX - начала XXI вв.; определения теоретических оснований источниковедческого анализа феномена автобиографизма в Европе на рубеже Нового времени; выявления корпуса наиболее репрезентативных автобиографических источников; разработки методики их прочтения; проведения разностороннего анализа автобиографических текстов XV - XVII вв.; определения сравнительных характеристик автобиографизма в различных европейских культурных традициях.

Научная новизна диссертационного исследования состоит, во-первых, в реализации подходов, основанных на признании историко-культурной обусловленности различных форм автобиографических источников и их множественности. Во-вторых, в рассмотрении автобиографических источников в общеевропейской перспективе, т.е. в единстве трех культурных традиций: западно-христианской, восточно-христианской и иудейской. И, в-третьих, в междисциплинарном характере анализа феномена раннего европейского автобиографизма и использовании различных методов интерпретации источников. В работе также разрабатывается и реализуется оригинальная источниковедческая методика прочтения ранних автобиографических сочинений, основанная на признании единства трех компонентов, порождающих автобиографические смыслы: Автора, Текста и Читателя.

Теоретические основания работы. Теоретико-методологической основой работы является историзм, понимаемый как критическое течение мысли, настаивающее на первостепенной важности исторического контекста для интерпретации всякого конкретного источника. Трактуемый таким образом историзм имеет две стороны. Во-первых, он предполагает необходимость помещения любого высказывания или утверждения, сделанного в прошлом, в контекст его времени; во-вторых, признает, что всякое суждение о прошлом отражает интересы и пристрастия того времени, когда оно было сделано. Историзм, следовательно, призывает относиться критически как к тому, что прошлое рассказывает о себе, так и к интерпретациям этих рассказов в последующие эпохи5.

Поставленные задачи, а также разнообразие используемых источников, требуют применения различных методов современного источниковедческого анализа. В работе, в той мере, в какой они относятся к историографии проблемы и методологии анализа ранних автобиографических текстов, рассматриваются философские концепты субъективности, литературоведческие и лингвистические теории автобиографии. В ней применяются методы исторической антропологии, микроистории, исторической герменевтики, нарратологии, компаративного и тендерного анализа, исследуются возможности общего кросс-культурного взгляда на историю европейского автобиографизма, а также компаративного анализа автобиографических сочинений. В исследовании используются конкретные методики исследования истории европейского индивида, разработанные в отечественной историографии (JI.M. Баткин, А.Я. Гуревич); рассматриваются положения теории автобиографии, позволяющие определить историческую подвижность смысловых границ понятия «автобиография» (Ф. Лежен, Ж. Гюсдорф); учитывается опыт переосмысления традиционного понимания субъекта и его исторических трансформаций в постструктурализме (М. Фуко).

Разнообразие подходов к анализу источников позволяет избежать жестких ограничений и имеет целью проследить богатство смыслов ранних автобиографий, установив с ними диалог. Помимо поиска ответов на заранее сформулированные вопросы, задача этого источниковедческого диалога состоит в том, чтобы «разговорить» тексты, выяснить, что они могут «сами» сказать об исторической изменчивости таких понятиях, как «автор», «Я», «моя жизнь», «рассказ о себе».

Источниковедческие подходы. Сегодня и специалисты в области теории истории, и многие историки-практики акцентируют внимание на важности источниковедения для исторической науки. Действительно, если история - это «знание, полученное из источников», то она «представляет собой то, чем делают ее различные типы следов, оставшихся у нас от прошлого»6. Из этого можно сделать вывод, что источниковедение составляет основу исторического познания. «Подлинные проблемы исторической эпистемологии, - пишет Поль Вен, - суть проблемы источниковедения, и в центре любого рассуждения о знании истории должно быть следующее: "знание истории есть то, чем делают его источники"»7. Таким образом, историческое источниковедение сегодня - не только вспомогательная историческая дисциплина, как это представлялось еще недавно. Это — область знания, которая «разрабатывает. специфические о теоретико-познавательные проблемы, имеющие фундаментальное значение» .

Важной особенностью современного исторического источниковедения (как и гуманитарных наук вообще) является инвентаризация и проблематизация базовых понятий, давно и прочно укоренившихся в наборе исследовательского «инструментария». Такая эпистемологическая рефлексия позволяет более критично подойти к процессу производства исторического знания, взглянуть на него свежим взглядом и увидеть новые исследовательские горизонты. Одним из ярких примеров такого рода рефлексии является недавняя статья известного немецкого медиевиста Отто Герхарда Эксле, рассматривающая понятие исторический источник». В значительной мере опираясь на подходы Дройзена, Эксле историоризирует и проблематизирует понятие «исторический источник», показывает, как разные его истолкования (начиная с Ранке и заканчивая сегодняшними дискуссиями об исторической памяти) зависят от «стоящей за ним» эпистемологии и теории исторического познания9. Трудно не согласиться с основным тезисом Эксле об исторической изменчивости содержания анализируемого им понятия. Однако содержащийся в его работе призыв к отказу от самого термина «исторический источник» на том основании, что с ним «до сих пор неизбежно и открыто связаны эмпиристские и метафизические эпистемологии»10, представляется несколько поспешным. Поскольку сегодня историк-практик продолжает рассматривать свое «ремесло» в категориях субъект-объектных отношений (пока еще?), ему совершенно необходимо специфическое «историческое» обозначение предмета приложения своих усилий, простой и понятный всем языковой знак. В этой ситуации термин «источник», при всей его архаичности и уводящих в сторону коннотациях («истоки» и проч.), продолжает выполнять роль такого общепринятого знака. Какой-то другой его субститут, например, «исторический материал», едва ли будет более подходящим для большинства практикующих историков, включая тех, кто категорически отказываются от «распространенного представления о прошлом как совокупности исторических фактов и об источниках, о них сообщающих»11.

Особенно интересующие нас в этой работе источниковедческие подходы к личностному изучению документов имеют давнюю историю. Еще во второй половине XIX в. И.Г. Дройзен рассматривал исторический источник прежде всего как продукт человеческой деятельности, содержащий в себе субъективную сторону человеческого существования. Источник, писал он, — это «все, что позволяет нам взглянуть глазами ушедших поколений на их прошлое, т.е. мемуары и письменные свидетельства, окружающие их представления о

19 нем» . Соответственно, Дройзен уделял особое внимание личности этого «другого» вообще и «субъективному ряду источников» в частности. Рассуждая о критике источников, он видел одной из ее задач выяснение того, «что привнесено в изложение индивидуальностью самого рассказчика»13. Именно его цель, разъясняет историк, и «дает нам необходимый критерий определения категории источников». Для исследователя поэтому чрезвычайно важно, «было ли сообщение предназначено одному или нескольким, или всем, с какой целью оно было записано, является ли оно личными дневниковыми записями или обращено к современникам, потомкам, или оно было предназначено для поучения, практического применения, развлечения»14. Рассуждая о психологической интерпретации источников, он также делает акцент на субъективной стороне человеческого существования, в которую должен проникнуть исследователь: «личность как таковая имеет свое мерило не в истории, не в том, что она там совершает, делает или терпит. За ней сохранена ее собственная, самая сокровенная сфера, в которой она. общается сама с собой и со своим богом, в котором есть подлинный источник ее воления и бытия.»15.

Особое влияние на разработку личностных подходов в историографии первой половины - середины XX в. оказали идеи В. Дильтея, который в своем «Введении в науки о духе» провозгласил, что «возможность постигнуть Другого - одна из самых глубоких теоретико-познавательных проблем»16. Важнейшим для немецкого мыслителя стало понятие «жизнь» и ее культурно-исторические реалии. Отдельный человек, по Дильтею, не имеет истории, поскольку он сам этой историей и является: именно история и раскрывает, что он такое. Историк как познающий субъект также и сам оказывается включенным в исторический процесс: таким образом, познает и творит историю один субъект-объект.

Особую роль в познании прошлого Дильтей отводил биографическим и автобиографическим источникам. «Как можно отрицать, - восклицал он, - что биография имеет непреходящее значение для понимания сложных взаимосвязей исторического мира! Ведь налицо связь между глубинами человеческой природы и универсализацией исторической жизни, связь, обнаруживаемая в любой точке истории». И добавлял: «исходной здесь является связь между самой жизнью и историей»17. Причем автобиография, по Дильтею, еще более значима, чем биография, поскольку «в ней заключена сопряженность внешних, единичных событий с чем-то внутренним. Здесь впервые создано единство»18.

Разработанный немецким мыслителем личностный метод исторического исследования через его «следы» в настоящем, таким образом, формировал новое отношение историка к своему предмету, акцентировал его внимание на «человеческом» измерении прошлого, а также на необходимости единства понимания и истолкования. Подобное отношение к историческому источнику получило развитие в отечественной историографии XX в.

Один из самых видных последователей Дильтея в России А.С. Лаппо-Данилевский уделил в своих трудах значительное место вопросу о «чужой одушевленности»19. На первый план русским историком выносится проблема познания «чужого Я» и необходимость рефлексии исследователя в процессе этого познания. «Историк, — пишет он, - может приблизиться к научно-психологическому пониманию прежде бывшей психики лишь путем научного анализа элементов своей собственной душевной жизни и признаков чужой, уже лл признанной им.» . При этом Лаппо-Данилевский отдает себе отчет в эпистемологических трудностях воспроизведения исследователем чужой субъективности (в его терминологии «одушевленности»): «.воспроизведение чужой одушевленности во всей ея полноте представить себе нельзя, хотя бы уже потому, что в таком акте всегда соучаствует то сознание, в котором чужая одушевленность воспроизводится: "я" не могу перестать быть "я" даже в момент сочувственного переживания чужого "я". Такое переживание, ассоциирование и заключение по аналогии обыкновенно сводится к воспроизведению в себе не чужого "я", а более или менее удачной комбинации некоторых элементов его психики.»21. Он представляет процесс познания «чужой одушевленности» в ходе исследования следующим образом: историк «как бы примеряет наиболее подходящие состояния своего собственного сознания к проанализированному и систематизированному им внешнему обнаружению чужой одушевленности, подделывается под нее и т.п.; ему приходится искусственно. ставить себя в условия, при которых он может вызвать его и т.п., хотя бы и несколько раз. Лишь после таких исследований он может перевоспроизвести в себе то именно состояние сознания, которое он считает нужным для надлежащего понимания чужих действий.»22. Таким образом, как отмечает современный исследователь, «ученый реализовал поставленную им цель создания "цельного и систематического учения об источниках", поскольку произведения, созданные людьми (исторические источники) составляют в своей совокупности тот реальный объект, без которого в принципе невозможно существование гуманитарного знания как научного»23.

В последние десятилетия идеи А.С. Лаппо-Данилевского получили развитие в трудах О.М. Медушевской, посвятившей большую серию работ теории источниковедения в контексте современного гуманитарного знания24. В этих работах исследователем обосновывается мысль об источниковедении как «особом методе познания реального мира» гуманитарных наук, которые приобрели в настоящее время новый статус. Суть этого междисциплинарного метода, разъясняет О.М. Медушевская, «заключается в том, что исторический источник (продукт культуры, объективированный результат деятельности человека) выступает как единый объект различных гуманитарных наук при разнообразии их предметов изучения. Тем самым он создает единую основу для междисциплинарных исследований и интеграции наук, а также для

25 сравнительно-исторического анализа» .

О.М. Медушевская разделяет доминирующее в сегодняшнем гуманитарном знании представление о труде историка как реконструкции, однако подчеркивает, что такая исследовательская реконструкция прошлого (как и его интерпретация) возможна лишь благодаря сохранившимся памятникам этого прошлого . Ее особое внимание обращено на личностный аспект источниковедения: «источниковедческая парадигма гуманитарного познания ориентирует исследователя на изучение конкретных объектов -явлений культуры, произведений (изделий), которые дают возможность получить знание о человеке путем интерпретации эмпирических данностей

27 фрагментов изучаемой культуры.» . В целом же, по мнению Медушевской, ключевой момент источниковедческой парадигмы методологии истории составляет понимание источника «как продукта целенаправленной человеческой деятельности, явления культуры»28. Такое его истолкование в свою очередь «ориентирует на системное изучение источников, на обращение ко всему объему произведений культуры (в широком смысле), созданных в процессе человеческой деятельности.»29.

Новое направление в историческом источниковедении, находящееся в русле личностного изучения документов, было недавно обозначено A.JI. Юргановым понятием «источниковедение культуры» . Необходимость такого направления сегодня, по мнению автора, диктуется тенденцией дегуманизации современной историографии, одним из индикаторов которой является положение дел в исторической антропологии31. Для преодоления этой тенденции Юрганов призывает разработать источниковедческий подход к явлениям культуры, который в полной мере содержал бы «человеческое измерение» прошлого и обладал новым видением задач его исследования. «В гуманитарной науке, - пишет он, - нет пока теоретических обоснований источниковедения культуры как сферы изучения целеполагания человека»32. Соответственно автор предлагает «восполнить теоретический пробел и понять необходимость нового познавательного синтеза» . Следует заметить, что автор не создает отчетливой картины объявленного им нового направления. Он лишь обозначает его как составляющую часть исторической феноменологии34, а также указывает на некоторые его основания и принципы35. Одним из важных оснований этого нового направления является абсолютизация ценности источника. «Источниковедение культуры, - пишет Юрганов, - постулирует, что для него нет и не может быть источников недостоверных. Любой источник существует в мифически оформленном пространстве изучаемой культуры.

Реконструкция направлена на герменевтическое раскрытие самосознания Другого»36. Таким образом, как отмечает А.В. Каравашкин, «на первом плане здесь оказывается принцип первичности источника, его внутритекстовой доминанты, самодостаточности»37.

Добавим, что призыв A.JI. Юрганова к созданию нового направления в источниковедении, по-видимому, вполне характеризует те поиски и те трудности, которые выпали в последнее время на долю российских историков

38 практиков, имеющих вкус к теоретизированию .

Источниковедческий анализ в исследовании.

1. Определение исторических условий и конкретных обстоятельств возникновения источника. В работе ставится задача реконструкции (в широком историко-культурном плане и в каждом конкретном случае отдельно) исторических условий появления автобиографического текста. При этом обращается особое внимание на то, что «источник есть феномен определенной культуры: он возникает в конкретных условиях и вне их не может быть понят и интерпретирован»39. Каждая из аналитических глав исследования (гл. 2-4) содержит соответствующие разделы, посвященные изучению историко-культурных обстоятельств возникновения отдельных автобиографических сочинений. Этот аспект источниковедческого исследования особенно акцентирован в связи с анализом автобиографической «Книги жизни» св. Тересы Авильской.

2. Проблематизация и историоризация понятия «автор».Настоящее исследование исходит из тезиса о том, что «понятие авторства произведения в контексте различных типов культуры может быть представлено самыми различными вариантами»40. В значительной степени такой подход обязан разработке понятия «автор» как функции41 в теоретических построениях Р. Барта и М. Фуко, а также в работах медиевистов и историков раннего Нового времени последних десятилетий42. В настоящем исследовании проблема специально рассматривается в гл. 2 на материале ряда западноевропейских автобиографических сочинений XIII - XV вв., а также в главах 3 и 4.

3. Прослеэ/сивание функционирования произведения в социокультурной общности. Поскольку под историческим источником понимается «продукт целенаправленной человеческой деятельности», одним из аспектов источниковедческого анализа является изучение авторских текстов и, в частности, «критическое прочтение того сообщения, которое хотел передать автор произведения»43. Такое критическое прочтение возможно только в результате прослеживания функционирования произведения в той или иной культуре44. Гл. 2 работы, ставящая эту задачу, целиком посвящена рассмотрению различных аспектов функционирования автобиографических сочинений в культуре христианской Европы Средних веков и раннего Нового времени. В ней рассматриваются вопросы о целях и намерениях авторов автобиографических сочинений, об их адресатах, о восприятии их читателем, об использовании этих сочинений в социальной практике, и др.

4. Анализ содержания и интерпретация источника. Третья и четвертая главы работы целиком посвящены анализу содержания и интерпретации автобиографических произведений. Главная исследовательская задача имеет при этом двусторонний характер. Во-первых, - обнаружить и обозначить те смыслы, которые вкладывались в произведение его автором и его читателями-современниками. Во-вторых, - выйти за пределы такой интерпретации и рассмотреть источник как явление культуры (или, точнее, того «текстуального сообщества», частью которого он являлся). Автобиографическое сочинение поэтому предстает в ходе анализа и как часть реальности прошлого, и как часть той реальности, в которой мы сами находимся. В результате такой смены исследовательской позиции один и тот же текст рассматривается для решения двух разных, хотя и тесно между собой связанных задач.

5. Источниковедческий синтез. Интерпретация такого рода имеет нацелена на то, чтобы прийти к более глубокому и полному пониманию автобиографических произведений рубежа Средних веков и раннего Нового времени, «преодолеть культурную отдаленность, дистанцию, отделяющую читателя от чуждого ему текста» и, в конечном итоге, «включить смысл этого текста в нынешнее понимание»45.

В заключении работы исследуется возможность источниковедческого синтеза и в ином ключе. Это возможность постановки общих вопросов к европейским автобиографическим сочинениям XV - XVII вв., принадлежащим различным культурным традициям.

Исследование исходит из того, что эвристическая значимость понятия «исторический источник» остается далеко не исчерпанной. При этом представляется совершенно очевидными историческая изменчивость и эпистемологическая обусловленность содержания самого понятия, так же, как и его «вторичность» по отношению к тем вопросам, которые исследователь задает прошлому. Поскольку источниковедение изучает не отдельные документы, а систему отношений: человек-произведение-человек, и в нем «первостепенное внимание уделяется характеристике автора, обстоятельствам создания исторического источника, его значению в контексте породившей его действительности»46, источниковедческая перспектива имеет особую значимость для исследования проблем индивидуального самосознания, запечатлевшегося в автобиографических текстах. Следует добавить, что такого рода синтетический источниковедческий подход к автобиографическим сочинениям до сих пор остается слабо разработанным.

Отбор и классификации текстов.

Отбор. В основе исследования лежит анализ наиболее репрезентативных с точки зрения поставленных в работе задач источников: европейских автобиографических сочинений XV - XVII вв., относящихся к восточно-христианской, западно-христианской и иудейской культурным традициям. В ряде случаев, исходя из целей исследования, работа обращается и к текстам более раннего периода - Средних веков.

Из числа западноевропейских автобиографий в центре внимания находятся «Записки о достопамятных деяниях» папы-гуманиста Пия II и «Книга жизни» монахини-кармелитки Тересы Авильской.

Записки о достопамятных деяниях» представляют собой один из наиболее оригинальных рассказов о себе эпохи Возрождения. Его автор, итальянский писатель и поэт Энеа Сильвио Пикколомини (1405-1464), избранный в 1458 г. римским папой Пием II, прославился своим ораторским искусством и разнообразными литературными и историческими сочинениями. В качестве главы христианской церкви он приобрел славу одного из самых активных пап-реформаторов XV в., горячего сторонника нового крестового похода, призванного освободить христиан от угрозы порабощения турками.

Записки» в жанровом отношении трудно поддаются однозначному определению. В них содержится рассказ автора о своей жизни, описания важнейших политических событий, его странствий и виденных достопримечательностей, церковных дел, природы и многого другого. Главной отличительной особенностью самоизображения автора в этом сочинении является то, что он «стилизует» свой собственный образ в соответствии с героическими моделями античной и христианской традиций.

Книга жизни» Тересы Авильской (1515 - 1582) представляет собой другой тип сочинения, «духовную автобиографию», т.е. такой рассказ о собственной жизни, в котором наибольшее внимание уделяется описанию внутреннего мира: индивидуальных переживаний и размышлений автора. Эта особенность превращает «Книгу» в ценный источник по изучению индивидуального самосознания человека XVI в. То обстоятельство, что эта автобиографическая история написана женщиной, открывает также перспективу ее тендерного прочтения.

Тереса из Авилы или Тереса Иисусова - одна из самых известных женщин-мистиков и одновременно одна из самых авторитетных духовных наставниц Римской католической церкви. Она была инициатором реформы ордена кармелиток и основательницей новых монашеских обителей, христианской писательницей, чей духовный опыт общения с Богом через мысленную молитву приобрел широкое признание сначала в Испании, а затем и в остальном католическом мире. В 1622 г. Тереса была канонизирована

Римской церковью, позднее стала почитаться как небесная покровительница Испании, а в 1970 г. папой Павлом VI она была признана первой женщиной -Учителем католической церкви.

Целый ряд текстов рассматривается в работе в связи с проблемой субъективности в изображении авторами своего детства. К ним относятся «Исповедь» Св. Августина (354 - 430), «О событиях моей истории» Гиральда Камбрийского (1146 — 1223), «Жизнеописание» Петра из Мурроне (папы Целестина V) (1215 - 1292), «Монодии» Гвиберта Ножанского (1053 - 1121), «Счет жизни» Джованни Конверсини да Равенна (1343 — 1408) и др. В связи с проблемой греховности автобиографизма анализируются «Письмо к потомкам» Петрарки (1304 - 1374), «Жизнь» Бенвенуто Челлини (1500 - 1571), «О моей жизни» Джироламо Кардано (1501 - 1576). В связи с проблемой средневекового авторства - «Житие» Св. Ансельма Кентерберийского (1033 - 1109), «О событиях моей истории» Гиральда Камбрийского (ок. 1146 — 1223); «Житие» Пьетро дель Мурроне (Целестина V) (1215 - 1296); «Книга» Маргариты Кемпийской (ок. 1373 - после 1438).

Проблемы индивида в восточно-христианской традиции анализируются преимущественно на материале шести русских автобиографических сочинений: «Поучения» Владимира Мономаха (1053 — 1125), «Первого послания» Андрею Курбскому Ивана Грозного (1530 - 1584), «Повести о житии» Мартирия Зеленецкого (7-1603), «Сказания об Анзерском ските» Елеазара Анзерского (? -1656), «Жития» Аввакума (1620 или 1621 - 1682) и «Жития» Епифания (? -1682). Особое внимание уделяется при этом текстологическому анализу автобиографического «Жития» Епифания. Историками литературы русского Средневековья осталась почти незамеченной одна удивительная особенность этого автобиографического документа, разительно отличающая его от большинства других автобиографических сочинений средневеково-христиан-ской традиции: рассказ Епифания о себе в огромной мере состоит из описаний его телесного опыта, его физических ощущений и состояний.

Основными источниками при рассмотрении проблем истории индивида в иудейской традиции являются два наиболее ярких автобиографических сочинения, созданных до начала Нового времени: «Жизнь Иегуды» венецианского раввина Леона да Модена (1571 - 1648) и «Записки» купчихи Гликль из Гамбурга (1646/7 - 1724).

Жизнь Иегуды» до недавних пор относили к числу второстепенных сочинений Модены. Однако сегодня она рассматривается как уникальное историческое свидетельство не только еврейской, но и в целом европейской культурной жизни раннего Нового времени.

Записки» Гликль — единственное автобиографическое сочинение, написанное еврейской женщиной до начала Нового времени. В работе оно анализируется в связи с проблемой индивидуального переживания материнства.

Задачи диссертационного исследования предполагают использование помимо автобиографических источники и иных типов. Среди них особую группу составляют версии легенды о Святом Алексее, человеке Божием, относящиеся к X - XVII вв. (греко-латинские, французские, испанские, итальянские, португальские, немецкие и русские), выступающие в качестве некоего единого «мегатекста» средневековой христианской культуры, призванного раскрыть смыслы средневекового автобиографизма.

Классификация. Ориентирование в многообразии автобиографических источников, созданных в Европе до начала Нового времени, требует их классификации. В настоящей работе она основана на следующих критериях:

Во-первых, принадлежность сочинения к ряду автобиографий (т.е. ретроспективных рассказов авторов, в которых последовательно описываются их жизни)47.

Во-вторых, принадлежность к той или иной культурной традиции (западно-христианской, восточно-христианской, иудейской).

В-третьих, репрезентативность, т.е. возможность получения ответы на сформулированные в работе вопросы о способах самоизображения индивида48.

В-четвертых, тендерные различия, обусловленные с одной стороны тем, что автобиографические сочинения в обозначенный период создавались не только мужчинами, но и женщинами, с другой - очевидными различиями между «мужскими» и «женскими» рассказами о себе.

Эти критерии явились важнейшими в процессе выбора конкретных источников исследования, а также определения его структуры.

Необходимые ограничения. Задачи исследования, его «вопросник», а также его хронологические рамки предполагают наложение определенных ограничений в выборе автобиографических источников. В результате этих неизбежных ограничений на периферии исследовательского внимания в работе оказываются такие известные автобиографические рассказы, как «История моих бедствий» Петра Абеляра, «Жизнь» Бенвенуто Челлини, «Опыты» Мишеля Монтеня или «Житие» протопопа Аввакума, в то время как другие, менее знакомые большинству сегодняшних читателей, наоборот, выступают на первый план (например, «Записки» Пия II, «Книга жизни» Тересы Авильской, «Житие» Епифания, «Жизнь Иегуды» Леона да Модена).

Другое ограничение связано с трактовкой Европы раннего Нового времени как некоего единого целого. В работе эта цельность понимается не только в географическом, но и в историко-культурном смысле. Можно сказать, что речь в ней идет о христианско-иудейской (или иудео-христианской) европейской автобиографии между Средневековьем и Новым временем. Очевидно, что Европа раннего Нового времени была не только христианской и иудейской, но также и мусульманской. В этой связи представляло бы интерес рассмотреть также арабские автобиографические сочинения, созданные в Испании, Италии и других европейских странах. Эта задача, однако, оказалась за пределами возможностей автора49. Отчасти по той же причине но, главное, все же из-за хронологических рамок работы, пришлось отказаться от рассмотрения византийских автобиографических источников50. Следует также подчеркнуть, что понятие «европейская автобиография восточно-христианской традиции» в работе полностью синонимично понятию «древнерусская (или русская средневековая") автобиография». Это связано с двумя обстоятельствами: во-первых, с тем, что древнерусские автобиографические сочинения (до начала XVIII в.) в этой традиции наиболее многочисленны, и, во-вторых, с тем, что они наиболее личностно-окрашены, т.е. наиболее репрезентативны для целей настоящей работы.

Понятийный аппарат исследования.

Автобиография. Стало трюизмом утверждение о том, что автобиография упорно ускользает от рамок теоретических дефиниций51, и это особенно справедливо по отношению к автобиографическим текстам раннего Нового времени. Представляется целесообразным, тем не менее, в качестве операциональной интерпретации термина обозначить одну основную позицию. Автобиография понимается в этой работе не как жанр, а лишь, говоря современным языком, определенный тип дискурса, как «биография человека, написанная им самим»52. И одновременно как некое единство, состоящее из трех компонентов — autos, bios, graphe, каждый из которых по-своему проблематичен. Такая самая общая и широкая трактовка термина, едва ли возможная в теоретико-литературоведческих штудиях, по-видимому, все же вполне допустима для целей исторического исследования.

Наконец, следует пояснить, что употребление новоевропейского неологизма «автобиография» и производных от него по отношению к произведениям раннего Нового времени и особенно Средних веков в настоящей работе достаточно условно и вынужденно - само понятие «автобиография» и соответствующий литературный жанр вошли в европейские языки только на рубеже XVIII и XIX веков. До этого времени в Европе рассказы авторов о своей жизни ни для них самих, ни для их современников не составляли сколько-нибудь определенного смыслового единства53. Во всяком случае, они не имели какого-то единого названия. Создатели и переписчики таких рассказов чаще всего просто добавляли в заглавии к слову «жизнь», «житие», "vita" или "la vie" указание на то, что они составлены самим героем по принципу: «житие Икс, написанное им самим». Однако более подходящего термина, чем автобиография» (несмотря на его явную анахронистичность), для обозначения «рассказов о себе», написанных европейцами до Нового времени, очевидно, просто не существует54.

Ранняя автобиография. «Ранней автобиографией» в работе называются сочинения автобиографического характера, созданные в Европе до Нового времени: от «Исповеди» Августина до «Исповеди» Ж.-Ж. Руссо. Такое обозначение подчеркивает несходство свидетельств о себе, оставленных людьми Средневековья и раннего Нового времени, и произведениями автобиографического жанра XIX - XX вв.

Автобиографизм. Поставленная в работе задача рассмотрения автобиографических источников как производных/составляющих конкретных контекстов, предполагает выход за пределы текстологического анализа, прослеживание функционирования автобиографических произведений в тех или иных конкретных историко-культурных обстоятельствах. Именно это функционирование, т.е. производство и потребление автобиографических смыслов в определенном историко-культурном контексте и обозначается в дальнейшем понятием «автобиографизм».

Индивид и личность. Понятие «индивид» в работе трактуется предельно широко. Подразумевается не только отдельный человек, имеющий представление о самом себе (образ Я), наделенный волей и являющийся действующим лицом (актором), но также и человек как социальный феномен, субъект, очертания которого определены конкретными историческими и культурными обстоятельствами. Поскольку психологический аспект проблем самоизображения индивида преимущественно находится за пределами задач настоящей работы, понятие «личность» как имеющее сильные психологические и иные коннотации употребляется в исключительных случаях55. Это не исключает, на наш взгляд, уместность определения «личностный» как аналог понятий «субъективный», ориентированный на интроспекцию.

Субъект и субъектность. Понятие «субъект», более привычное для философского, чем для исторического исследования, употребляется в настоящей работе в основном в связи с переосмыслением в современных гуманитарных науках понятий «человек», «индивид», «личность». Оно трактуется предельно широко, как содержащее в себе все вышеназванные56. «Субъектность» же в данном случае означает, прежде всего, «внутреннюю составляющую» человека: его «картину мира», его представления о собственном Я, его интенции.

Раннее Новое время. В современной историографии принято выделять отдельный период раннего Нового времени как включающий в себя важнейшие поворотные моменты европейской истории: Возрождение, Реформацию, Великие географические открытия, зарождение капитализма, начало секуляризации общественного сознания и др. Хронологические рамки этого периода колеблются (конец/середина XV в. - до сер. XVIII в. или 1789 г.). Поскольку основные источники, анализируемые в настоящей работе, относятся к периоду между сер. XV в. и началом XVIII в., она вполне может быть обозначена как исследование автобиографических сочинений раннего Нового времени.

Возможности компаративистики. Проблема сравнительного анализа автобиографических текстов, принадлежащих трем культурным традициям, рассматривается в работе с учетом ставших в последнее время очевидными теоретических сложностей компаративистики57. «Большие нарративы» в сравнительной истории сегодня убедительны в гораздо меньшей степени, чем в истории национальной или региональной (локальной, монокультурной и т.д.). Однако потребность в компаративистике по-прежнему остается насущной, что вызывает необходимость поиска новых путей в области сравнительной истории58.

Очевидно, что в таких условиях историку необходимо не только осознавать ограниченность круга тем и вопросов, в которых компаративный анализ «работает», но также и интерпретативный (т.е. опосредованный, непрямой) характер ответов, появляющихся в результате этого анализа. При этом продуктивность компаративного анализа часто оказывается напрямую связанной с его полидисциплинарным характером. «.Компаративные исследования, - считает Дональд Келли, - должны быть междисциплинарными в подходе, и в этом отношении должны превзойти условные методы истории. Практика и теория того, что называется компаративной историей, должны включать в себя находки и метаисторические посылки других гуманитарных наук, включая социологию, политологию, возможно, философию, и особенно антропологию; и в поиске надежной почвы она должна выйти за пределы "территории историка"»59. Полидисциплинарность настоящей работы, использование в ней, помимо собственно исторических, иных подходов к анализу феномена автобиографизма (нарратологического, антропологического, тендерного и др.) позволяет более эффективно использовать сравнительно-исторический метод.

Структура исследования. Работа состоит из введения, четырех глав, заключения и приложения. Ее структура определяется главной задачей анализа разнообразных моделей и способов самоизображения европейцев о себе и динамики их изменений. Построение работы исходит также из необходимости проверить возможность создания единой истории европейского индивида, включающей всеобъемлющее объяснение трансформаций индивидуального Я в автобиографических текстах XV - XVII вв. Соответственно, каждая ее глава, будучи частью целого, одновременно имеет самостоятельное значение, представляя собой анализ, контуры которого определяются пониманием конкретной исторической ситуации, конкретного автора или конкретных особенностей автобиографического текста.

Во введении обозначается тема исследования, формулируются его цели и задачи, очерчиваются проблемы источниковедческого изучения документов личного характера. Здесь же определяются теоретические основания и источниковедческие подходы работы, критерии репрезентативности текстов в связи с поставленными задачами, разрабатываются принципы отбора и анализа источников, обосновывается выбор анализируемых произведений.

В первой главе, «Историографические и источниковедческие контексты исследования», рассматриваются важнейшие теоретико-методологические вопросы, связанные с проблематикой работы. В ней формулируются общие основания для решения поставленной исследовательской задачи и определяются методы анализа текстов.

Глава ставит цель обозначить основные подходы к изучению индивида в европейской историографии (первый параграф, «История индивида как историографическая проблема»). В ней показывается, что на протяжении десятилетий история индивида понималась историками через призму буркхардтовой метафоры «открытия индивида». Отмечается, что эта метафора и сегодня остается чрезвычайно авторитетной среди гуманитариев, однако в последние десятилетия ей был брошен серьезный вызов с двух сторон: философии (постклассическое понимание субъектности) и антропологии (замкнутость культурных миров). Специальное внимание при этом уделяется особенностям постановки проблемы «истории индивида» в российской историографии, в частности, в работах А.Я. Гуревича и J1.M. Баткина. Во втором параграфе главы, «Автобиография как источник по истории европейского индивида», проблема переносится в источниковедческую перспективу: автобиография рассматривается как тип источника, имеющий особое значение для изучения темы «индивид в истории». В нем, в частности, прослеживается, как история европейского индивида трактуется в важнейших исследованиях по истории автобиографии (Г. Миш, К. Вайнтрауб, М. Масух и др.). Источниковедческие задачи исследования делают необходимым обращение к проблемам теории автобиографии и очерчиванию смысловых границ самого понятия «автобиография». Наконец, в третьем параграфе, «Источниковедческие классификации мемуарно-автобиографической литературы», анализируются трудности, с которыми такие классификации сталкиваются, а также вскрываются их причины.

Вторая глава, «Феномен раннего автобиографизма», рассматривает важнейшие сюжеты истории ранней автобиографии в связи с задачей определения смысловых границ автобиографического дискурса в христианской культуре Средних веков и раннего Нового времени.

В ней обозначаются своеобразие и главные отличительные признаки ранней автобиографической практики в сравнении с современной (первый параграф, «Историко-культурные особенности европейского автобиографизма до начала Нового времени»). Формулируется и разрабатывается один из центральных для изучения историко-культурных границ раннего автобиографизма вопрос о греховности «рассказа о себе» с точки зрения христианской ортодоксии. Рассматриваются трансформации этой нормы в XVI - XVII вв. В ходе этого рассмотрения помимо западноевропейских источников, привлекается и самый известный древнерусский автобиографический текст — «Житие» протопопа Аввакума. В этом же параграфе исследуется и другой вопрос, приобретший особую актуальность в связи с тенденцией историоризации и проблематизации понятия «автор»: об определении авторства ряда средневековых автобиографических текстов (следует их считать «автобиографиями» или «биографиями»).

Одной из задач главы является определение историко-культурного контекста средневекового автобиографизма, необходимый для понимания его как индивидуальной практики (второй параграф, «Смыслы средневекового автобиографизма: легенда о святом Алексее, человеке Божием»). В качестве основного источника для моделирования такого контекста используется группа версий популярной легенды о святом Алексее. В основе их прочтения лежат принципы нарратологического анализа, когда сам феномен автобиографизма понимается как процесс производства и потребления автобиографических смыслов, включающий три взаимосвязанных и активных в порождении этих смыслов элемента: Автора (мотивы и цели рассказа о себе), его Автобиографии (описание автором собственной жизни) и Читателя (восприятие автобиографического сочинения его адресатами).

Третья глава, «Индивид в автобиографиях христианского Запада», рассматривает проблематику исследования на материале западноевропейских автобиографических источников. Изображение человеком собственного Я анализируется в ней в трех взаимосвязанных перспективах: 1) трансформаций нарративных моделей в рассказах авторами о своем детстве; 2) «стилизации» своей автобиографии и своей жизни римским папой Пием II (Энеа Сильвио Пикколомини) и 3) отношений Автор - Текст в автобиографии св. Тересы Авильской.

В первом параграфе рассматриваются историографические и источниковедческие проблемы изучения западноевропейских автобиографических сочинений раннего Нового времени (преимущественно ренессансных). Затем в главе ставится задача выяснения стратегий и моделей, которые использовались авторами для описания собственного детства, их трансформациях от Средневековья к Новому времени и соотнесенности этих изменений с парадигмой «открытия детства», получившей широкое распространение в историографии в 70-е - 80-е гг. XX в. (второй параграф).

В третьем параграфе формулируются и рассматриваются два основных исследовательских вопроса: какими чертами ренессансной гуманистической культуры обусловлено построение рассказа о себе Пия II («Записки о достопамятных деяниях») и в чем заключается активная роль самого Пия-автора в конструировании им образа собственного Я? Ставится также задача, используя методы исторической антропологии, определить специфику соотнесения жизненных и текстовых реалий в культуре итальянского гуманизма. Эта задача реализуется на основе анализа текста и обстоятельств создания «Послания» Пия к турецкому султану Мехмеду II.

В главе на примере «Книги жизни» св. Тересы Авильской прослеживается взаимозависимость формы автобиографического нарратива и конкретных исторических обстоятельств, в которых он рождается (четвертый параграф). Первый ракурс рассмотрения - генеалогический, призванный ответить на вопрос о том, как отдельные обстоятельства происхождения автора актуализировались (или не актуализировались) в созданном им произведении. Второй - нарратологический, прослеживающий смысловые противоречия в тексте «Книги жизни» и определяющий их языковую природу и историко-культурное содержание. Третий - гендерный, анализирующий связь «риторики смирения», доминирующей в «Книге жизни», с тем обстоятельством, что сочинение написано женщиной.

В четвертой главе, «За пределами западно-христианского мира», проблематика исследования рассматривается на материале автобиографических сочинений восточно-христианской и иудейской традиций.

В первом вводном параграфе рассматривается история изучения автобиографий обеих традиций, а также выявляются основные автобиографические тексты. Затем в главе содержится историко-культурный анализ русских средневековых автобиографических текстов, начиная с «Поучения» Владимира Мономаха и заканчивая «Житиями» протопопа Аввакума и Епифания (второй параграф). Задача анализа состоит в том, чтобы рассмотреть древнерусские автобиографические рассказы не столько как часть литературной традиции, не столько как особый жанр, сколько как одновременно явление, составляющее часть культуры эпохи и акт самоидентификации автора, создающий его представления о себе самом. Здесь же ставится проблема различных способов саморепрезентации индивида. Эта проблема рассматривается на примере . «телесной субъективности» автобиографического «Жития» Епифания.

Анализ изображений индивида в иудейских рассказах о себе и их сравнение с рассказами христиан осуществляется в процессе разработки двух центральных проблем: соотношения истории ранней еврейской автобиографии с историей европейского индивидуализма и противоречивости изображения автором собственного Я. В центре внимания здесь находится «Жизнь Иегуды» Леона да Модена, самое яркое и самое известное из ранних автобиографических сочинений еврейской традиции. Его анализ осуществляется в контексте общей проблематики истории европейского индивида. Другой анализируемый текст - «Мемуары» Гликль из Гамбурга, самая выразительная автобиография женщины-еврейки, написанная до Нового времени. Вопросы, которые задаются ее тексту, связаны почти исключительно с отдельными моментами самоизображения Гликль, в частности, с некоторыми особенностями и противоречиями ее рассказа о своих детях.

В Заключении подводятся итоги исследования и намечаются некоторые перспективы изучения темы. Делается вывод о том, что проделанный в работе анализ многообразия форм и способов саморепрезентаций европейцев в автобиографических источниках в период между Средними веками и Новым временем позволяет по-новому взглянуть на историю индивида как историографическую проблему, а также показать богатство содержания автобиографических текстов трех европейских культурных традиций.

Приложение содержит переводы на русский язык фрагментов четырех автобиографических текстов, относящихся к XIII - XVI вв.: «О событиях моей истории» Гиральда Камбрийского, «Жизнеописания» Петра из Мурроне (Целестина V), «Записок о достопамятных деяниях» Энеа Пикколомини (Пия II); «Книги жизни» Тересы Авильской.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Индивид в европейских автобиографиях: от Средних веков к Новому времени"

Заключение

Источниковедческий анализ автобиографических источников раннего Нового времени и отразившихся в них способов саморепрезентации европейцев, осуществленный в работе, позволяет по-новому представить историю европейского индивида как историографическую проблему.

Прежде всего, он свидетельствует о том, что традиционная западоцентристская модель «открытия индивида» или «открытия Я», предполагающая существование единого революционного поворота в европейской истории, оказывается малопригодной для разностороннего осмысления и систематизации европейских автобиографических текстов XV -XVII вв. Осуществленное в исследовании кросс-культурное рассмотрение ранних автобиографий убеждает в том, что для этой цели более эффективным оказывается подход, основанный на признании различных моделей индивидуации, обусловленных конкретными историко-культурными ситуациями. Проделанный анализ текстов указывает также на существование иных, по сравнению с рационалистическим и индивидуалистическим новоевропейским, способов рассказа человека о своей жизни, демонстрирует многообразие форм автобиографизма и различную динамику их изменений во времени. При этом показывается, что раскрытие богатства содержания автобиографических источников возможно только через многообразие исследовательских подходов, использование методов исторической антропологии, микроистории, нарратологии, исторической герменевтики, компаративного и тендерного анализа.

I.

Рассмотрение историографических и источниковедческих контекстов исследования приводит к заключению о том, что изучение истории индивида с самого возникновения этой темы в историографии проходило преимущественно в рамках формулы Я. Буркхардта без достаточного внимания к конкретным историко-культурным обстоятельствам, в которых этот индивид существовал. Причем главными (а часто и единственными) источниками для исследователей являлись западноевропейские автобиографические сочинения.

В настоящее время, несмотря на серьезные изменения, которые претерпела как формулировка темы, так и сама постановка вопроса под воздействием лингвистического и антропологического «поворотов», «растворения» субъекта в постклассической философии, автобиографические источники продолжают занимать центральное место в практике исследователей разных школ и направлений, занятых изучением истории европейской субъективности. Однако внимание исследователей по-прежнему оказывается сосредоточенным почти исключительно на западноевропейских текстах, что не позволяет проследить многообразие автобиографических форм и автобиографических практик, существовавших в Европе XV - XVII вв.

Рассмотрение историографического и источниковедческого контекста осмысления проблемы, позволило уяснить и сформулировать основные исследовательские вопросы работы, уточнить критерии репрезентативности автобиографических источников, определить круг текстов, необходимых для анализа с точки зрения поставленных задач, выработать теоретические основания и методики их прочтения.

Важным результатом этого уяснения исследовательских вопросов стала разработка понятия «автобиографизм» и связанной с этим понятием источниковедческой методики прочтения ранних автобиографических источников. В основу этой методики легла идея рассмотрения производства и потребления автобиографических смыслов в культуре как единства трех составляющих: Автора - Рассказа о себе (автобиографический текст) -Читателя. Применение методики позволило прийти к заключениям, по-новому представляющим целый ряд аспектов исследуемой проблемы.

Общий анализ историко-культурных особенностей европейских автобиографических источников XV - XVII вв. позволяет прийти к следующим заключениям:

- Смысловые границы автобиографизма во всех трех рассмотренных культурных традициях во многом определяются этическим запретом (или ограничением) публичного рассказа человека о себе, соотносимым с грехом гордыни. Одновременно в работе подчеркивается, что ни восточно-христианская, ни западно-христианская, ни иудейская традиции даже в их ортодоксальных проявлениях не отвергали полностью саму возможность автобиографического рассказа.

- Источниковедческая проблема определения авторства целого ряда проанализированных сочинений (например, автобиография или биография?) непосредственно связана с общей проблемой историчности самого понятия «автор». Грань между «автобиографиями» и «биографиями» в целом ряде рассмотренных примеров оказывается достаточно условной. Исследователю ранней автобиографии совершенно необходимо учитывать эту условность как при отборе текстов для анализа, так и при их источниковедческой интерпретации, особенно когда ставится задача реконструкции индивидуального самосознания средневекового автобиографа.

- В рассмотренных автобиографических источниках, относящихся к трем европейским культурным традициям, отсутствует общий «поворотный момент». Если в западно-христианской традиции серьезный сдвиг смысловой сути средневекового автобиографизма происходит в XVI в., то в восточно-христианской и иудейской традициях отчетливых признаков подобного поворота ни в этот период, ни позже не отмечается. Автобиографический «бум» на Руси в период раскола - явление явно иного характера, вызванного специфическими историко-культурными условиями. В европейской иудейской традиции в связи с малочисленностью автобиографических текстов говорить об «открытии индивида» еще более затруднительно (что, однако не мешает исследователям относить «Жизнь Иегуды» Леона да Модена к сочинениям Ренессанса, включая ее в общий поток индивидуалистической литературы итальянского Возрождения).

- Контекст раннего автобиографизма, необходимый для его понимания как индивидуальной практики (реконструированный на основе нарратологического анализа текстов легенды о св. Алексее), приводит к двум основным выводам. Первый - идея описания отдельным человеком собственной жизни (несмотря на малочисленность прямых свидетельств этого) вовсе не была чужда культуре европейского Средневековья и раннего Нового времени. Второй - ранний автобиографизм существенно отличался от автобиографизма новоевропейского, и это отличие состояло, прежде всего, в его пронизанности сакральными надличными смыслами. «Автобиография» оказывается напрямую связанной с высшей по отношению к ее автору (и отдельному индивиду вообще) силой, которая не только побуждает его взяться за перо, но и водит этим пером.

Анализ изображений индивида в автобиографических источниках христианского Запада прослеживает динамику трансформаций субъективности от Средних веков к Новому времени в автобиографических сочинениях (на материале рассказов о детстве), а также смысловую многомерность раннего автобиографизма (на материале произведений Пия II и Тересы Авильской). На основании этого анализа делается вывод, что на рубеже Нового времени средневеково-христианские модели субъективности, в основе которых лежал агиографический канон, хотя и продолжают определять сюжетную канву большинства автобиографических рассказов, тем не менее, претерпевают существенные изменения разнообразного характера. На примере рассказов о детстве авторов XIV-XVII вв., показываются как существенные отличия этой субъективности от средневековой, так и отличия от новоевропейской. В последнем случае несходства оказываются особенно примечательными: аксиоматичный для текстов XX в. образ детства как уникального и неповторимого личного (субъективного) опыта индивида, во многом определяющего его дальнейшую судьбу, в сочинениях раннего Нового времени не встречается. В лучшем случае, в них содержится лишь намек на такое понимание.

Рассмотрение «свидетельства о себе» папы-гуманиста Пия II (Энеа Сильвио Пикколомини) в историко-антропологической перспективе, в частности особенностей подражания биографическим моделям античной и христианской традиций, приводит к заключению о специфическом, исторически и культурно обусловленном, соотношении между рассказом о себе автора и событиями его жизни. За имитацией биографических моделей стоит нечто большее, чем «стилизация» в современном смысле слова. Героизация собственного образа в автобиографических «Записках», как и написание Пием «Эпистолы к Мехмеду II» были продиктованы рациональностью иного, гуманистического типа, отличного от «практической рациональности» Нового времени.

Прочтение «Книги жизни» св. Тересы Авильской в двух основных ракурсах, генеалогическом и лингвистическом (в обоих случаях с элементами тендерного анализа), отвечает на важнейшие вопросы о взаимосвязи и взаимозависимости понятий «автор» и «автобиографический текст». Анализ источника в первой из обозначенных перспектив приводит к заключению, что происхождение Тересы из семьи «новых христиан» в значительной мере определило то, о чем и как говорится (и о чем умалчивается) в ее автобиографии, а также и само появление ее на свет. Этим обстоятельством продиктованы и сильные оправдательные мотивы сочинения. Анализ источника с точки зрения его языковых особенностей прослеживает противоречия, столкновения и конфликты между Означающим и Означаемым, определяет их историко-культурный смысл. Делается вывод о невозможности, основываясь на интерпретации автобиографического рассказа Тересы, получить ответ на вопрос о том, «что же произошло в действительности?», поскольку сама действительность как раз и создается в тексте «Книги жизни».

Исследование феномена европейского автобиографизма за пределами западно-христианской традиции приводит к заключению о наличии многих общих черт в формах и способах рассказов о себе в западно-христианском, восточно-христианском и иудейском культурных мирах.

Рассмотрение русских средневековых автобиографических источников свидетельствует, что, хотя более или менее обстоятельных и обособленных рассказов авторов о себе, до Епифания и Аввакума в древнерусской книжности не обнаруживается, автобиографизму в ней отводится заметное место. Он присутствует часто в «практических» жанрах, находящихся на периферии «большой» литературы (ситуация сходная с той, которая отмечается на Западе). Очерчивая смысловые границы понятия «русский средневековый автобиографический рассказ», в работе показывается, что при всем разнообразии автобиографических текстов, а также обстоятельств их появления и функционирования в русской средневековой культуре, общность некоторых их черт представляется очевидной. К ним в, первую очередь, относится сконструированность образов героев в соответствии с определенными биографическими моделями (чаще всего агиографическими). Анализ текста «Жития» Епифания Соловецкого приводит к заключению о том, что рассказ автора о себе в огромной мере состоит из описаний его телесного опыта, его физических ощущений и состояний. Автобиографический герой Епифания если не исключительно, то в огромной мере, соотносится с телом, которое оказывается для него одновременно и главным «средством» общения со всем его окружающим, и важнейшим признаком цельности его Я. На этой основе делается вывод, что «телесность» «Жития» позволяет иначе взглянуть на саму проблему становления европейского индивида (или личности) в целом.

Исследование ранней иудейской автобиографии свидетельствует о том, что вплоть до XIX в. индивидуальные жизнеописания вообще и автобиографии в частности не были характерны для еврейской письменной традиции. Жизнь отдельного человека представлялась в ней значимой лишь в ее отношении к важнейшим событиям истории еврейского народа. Анализ двух источников, выходящих за рамки этого общего правила, «Жизни Иегуды» Леона да Модена и «Мемуаров» Гликль указывает на развитие в этой традиции иной, индивидуалистической тенденции (от средневекового учения рабби Иегуды га-Хасида, мистического индивидуализма и «культа личности» хасидов до фундаментальных сдвигов ценностных ориентаций от общества к индивиду, порожденных Хаскалой).

II.

Рассмотрение особенностей автобиографических источников в трех европейских культурных традициях позволяет заключить, что на макроуровне сходства в них оказываются гораздо большими, чем различия. Во многом схожими оказываются и историко-культурные ситуации, в которых авторы, принадлежавшие к разным культурам, создавали свои рассказы о самих себе, и задачи, которые им приходилось решать (преодоление «греховности» автобиографизма, например). При этом «внутри» одной культуры различий оказывается порой больше, чем «внутри» европейского целого.

В работе показывается, что употребление новоевропейского неологизма «автобиография» и производного от него понятия «автобиографизм» по отношению к ранним произведениям европейских литератур весьма условно. В культуре Древней Руси, также как и в культурах Запада (христианской и иудейской), рассказы авторов о своей жизни до Нового времени ни для них самих, ни для их современников не составляли определенного смыслового единства и не имели общего названия. Создатели и переписчики таких рассказов чаще всего обозначали их словами «жизнь», «житие», «vita», «1а vie», иногда добавляя указание на то, что этот рассказ составлен самим героем: «Житие X, написанное им самим».

К числу «автобиографий» обычно относят те из них, в которых авторы наиболее полно говорят о своей жизни. На Руси это «Поучение» Владимира Мономаха, «Повесть» Мартирия Зеленецкого, «Житие» Елеазара Анзерского, «Записка» и «Житие» Епифания, «Житие» Аввакума. В христианской Западной Европе - «Исповедь» блаженного Августина, «Монодии» Гвиберта Ножанского, «История моих бедствий» Петра Абеляра, «Житие» Целестина V, «Письмо к потомкам» Петрарки, «Записки» Пия II, «Жизнь» Бенвенуто Челлини, «О моей жизни» Джироламо Кардано, «Книга жизни» Тересы

Авильской. В европейской иудейской традиции - «Жизнь Иегуды» Леона да Модена и «Мемуары» Гликль из Гамбурга.

Если взглянуть на обозначенные выше автобиографические ряды во временной перспективе, то в них можно легко заметить вековые провалы. «Выбросы» автобиографизма носят явно спорадический характер. Попытки исследователей обнаружить автобиографическую традицию в средневековой культуре поэтому выглядят малоубедительно. На Руси и в иудейском культурном пространстве оснований для реконструкции такой традиции еще меньше, чем на Западе, где фундаментом христианской антропологии (и одновременно общей моделью рассказа о себе) стала «Исповедь» блаженного Августина.

Рассказы о себе авторов XV - XVII вв. не имеют самостоятельной литературной формы. Они существуют на периферии традиционных жанров как некие их «искажения» (на Западе - чаще всего хроник, эпистол, религиозных трактатов; на Руси - житий, духовных завещаний, исторических записок основателей монашеских обителей). Такие рассказы сравнительно немногочисленны, фрагментарны, чаще всего говорят о «внешнем человеке» в ущерб «человеку внутреннему» («Исповедь» блаженного Августина, «Монодии» Гвиберта Ножанского, «Книга жизни» Тересы Авильской, жития Епифания и Аввакума, а также сочинения Леона да Модена и Гликль здесь явно оказываются скорее исключением, чем правилом).

Историками культуры не раз отмечалась близость автобиографии и биографии/жития. В XIX - начале XX вв. в научном обиходе использовался даже специальный термин «автоагиография», особо эту близость подчеркивающий. Автобиография, однако, не только в формальном отношении (совпадение имени автора и героя), но и в общекультурном имеет существенные отличия от агиографии. Рассказывать миру даже не о собственной святости, а вообще о себе как таковом, не порывая с этическими нормами средневеково-христианской традиции, почти невозможно.

Существует довольно распространенное мнение о том, что на Руси до Аввакума, в Западной Европе до Челлини «настоящей» автобиографии не было. При этом упускается из виду одно существенное обстоятельство: автобиография в собственном смысле слова - это не просто обстоятельный и яркий рассказ о себе, но такой, который самодостаточен и самоценен. Это описание жизни автора как таковой, все остальное в нем второстепенно, не больше, чем обрамление, фон. Такие автобиографические рассказы появляются лишь на рубеже XVIII-XIX вв. (в западноевропейских литературах их началом считают «Исповедь» Ж.-Ж. Руссо, в еврейской литературе - «Историю жизни» Соломона Маймона). В русской литературе они также возникают много позднее Аввакума, к тому же и в конце XIX, и даже в XX вв. русский автобиографизм нередко «укрывается» за высшим по отношению к индивиду целым, словно автор боится быть обвиненным в недостаточном смирении (у В.Г. Короленко -не «Моя история», не «История моей жизни», а «История моего современника»).

На примере литератур Запада давно замечено, что период автобиографической активности совпадает с переломными эпохами исторического развития: рубеж античности и средних веков, «ренессанс XII в.», эпоха Возрождения, Реформация. Русский раскол в этом отношении можно сравнить с XVI - началом XVII вв. в Западной Европе. Однако интересно было бы проследить подробнее, что происходит с автобиографизмом в русской культуре после Аввакума и Епифания. Мы обнаруживаем здесь, во-первых, довольно длительное автобиографическое молчание; во-вторых, - приход в XVIII в. мемуарно-автобиографической традиции с Запада. Очень показательно в этом отношении весьма своеобразное и недостаточно изученное «пограничное» сочинение А.Т. Болотова. В иудейской европейской традиции утверждение «полноправного», «массового» автобиографизма относится только к концу XIX в. и происходит в результате распространения идей Хаскалы.

В предложенной в настоящей работе широкой кросс-культурной перспективе модель «линейного» развития автобиографии и автобиографического Я, у истоков которой лежат западноевропейские тексты эпохи Возрождения, не выдерживает критики. Если мы обратимся к византийским автобиографическим сочинениям или арабским, то картина окажется еще более противоречивой. Исследования последних лет показывают, что арабская литература, начиная с IX в., необычайно богата автобиографическими сочинениями. В них отмечается, что хотя формальных жанровых определений такого рода сочинений не было выработано, уже средневековыми писателями они рассматривались как особая группа текстов. Ученые обратили внимание и на такой примечательный феномен (практически отсутствующий в христианской и иудейской литературах), как рефлексия по поводу автобиографизма в период между XII и XIV вв. Они говорят о чувстве «автобиографического беспокойства» в текстах того времени и указывают на выступления арабских авторов в защиту автобиографической практики.

III. л

Какими видятся дальнейшие перспективы историко-источниковедческого изучения ранних европейских автобиографических текстов?

С одной стороны, в настоящее время как никогда очевидно, что понятия, обозначающие человеческую субъектность, утратили свою некогда привычную ясность и однозначность, а прежние представления об однолинейности и непрерывности развития личности в истории подверглись серьезной критике. Но следует ли из этого, что сегодня человек, в соответствии с прогнозом Мишеля Фуко, действительно исчезает из поля зрения гуманитариев и историков в частности?

Трудно судить о гуманитариях в целом, но, что касается историков - едва ли. Они отнюдь не избегают говорить об отдельном человеке, им по-прежнему невозможно представить прошлое без действующих, думающих, страдающих, любящих - иначе, живших - в этом прошлом людей. Ведь одна из задач, которую они так или иначе перед собой ставят, - «воскрешение» человека прошлого. К тому же сам индивидуалистический способ мышления современного европейца и его язык просто не могут обойтись без таких «анахронизмов», как «индивид», «человек», «Я» или «личность» при обращении к источникам, принадлежащим к далеким эпохам. Важно только, чтобы используя понятия, обозначающие человеческую субъектность для установления диалога с людьми, которым эти понятия были незнакомы, историки сознавали условность и компромиссность этих понятий.

Иными словами, вопросы, связанные с происхождением современного европейского индивида, сегодня, несмотря на вызов постмодернизма, по-прежнему, находятся в центре внимания исторического знания. Только звучат они теперь иначе, чем во времена Буркхардта. Не «когда и где произошло открытие индивида», а «какие представления о субъекте существовали в прошлом», «какие из них доминировали в различные исторические периоды», и «каким образом среди них стали господствовать наши сегодняшние»?

Наконец, вопреки продолжающим звучать в работах философов и литературных критиков (в явной или скрытой форме) заявлениям о «смерти автора», «исчезновении человека», «конце автобиографии» и т.п., мы повсюду наблюдаем живой интерес к отдельному человеку, его жизни и, в частности, автобиографическим сочинениям. Что касается собственно историографии, то ситуация здесь мало чем отличается от других областей гуманитарного знания. Очевидно, что автобиографии остаются для историков - и в обозримом будущем будут оставаться - хотя и чрезвычайно трудным для осмысления,, но одновременно и чрезвычайно важным источником по истории индивида и его самосознания.

Ц-.об-Ч/Ч1! гт

Список научной литературыЗарецкий, Юрий Петрович, диссертация по теме "Историография, источниковедение и методы исторического исследования"

1. Абеляр П. История моих бедствий / Пер. Н.А. Сидоровой. М., 1959.

2. Абеляр П. История моих бедствий / Пер. П.О. Морозова; Введ. и прим. А. Трачевского. СПб., 1902.

3. Аввакум. Житие протопопа Аввакума им самим написанное и другие его сочинения / Под ред. Н.К. Гудзия. М., 1960.

4. Аввакум. Житие протопопа Аввакума им самим написанное и другие его сочинения / Подг. текста и комментарии Н.К. Гудзия, В.Е. Гусева, Н.С. Демковой и др. Иркутск, 1979.

5. Аввакум. Житие Аввакума и другие его сочинения / Сост., вступ. ст. и коммент. А.Н. Робинсона. М., 1991.

6. Августин, блаж. Исповедь / Пер. и прим. М.Е. Сергеенко. М., 1992.

7. Альберти Л.Б. Автобиография. // Мастера искусств об искусстве. М., 1937. Т. 1.

8. Антология педагогической мысли христианского средневековья / Под ред. В.Г. Безрогова и О.И. Варьяш. М., 1994. 2 т.

9. Болотов А.Т. Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков. СПб., 1870. 4 ч.

10. Болотов А.Т. Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные им самим. М., 1993. 3 т.

11. Бутцбах И. Одепорикон / Пер. С.А. Гаврильченко // Память детства: Западноевропейские воспоминания о детстве от поздней античности до раннего Нового времени (III—XVI вв.) / Ред. В.Г. Безрогов. М., 2001.

12. Вазари Дж. Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих. М., 1971. Т. 5.

13. Византийские легенды / Вступ. ст, пер. и прим. С.В. Поляковой. Л., 1972. (2-е изд.: М, 1994).

14. Владимир Мономах. Поучение // Памятники литературы Древней Руси. Вып. 1. М., 1978.

15. Владимир Мономах. Поучение // Повесть временных лет. Ч. 2. М.; Л., 1950.

16. Гвиберт Ножанский. Три книги о своей жизни // Память детства: Западноевропейские воспоминания о детстве от поздней античности до раннего Нового времени (III—XVI вв.) / Ред. В.Г. Безрогов. М, 2001.

17. Гиральд Камбрийский. О событиях моей истории / Пер. Ю.П. Зарецкого // Память детства: Западноевропейские воспоминания о детстве от поздней античности до раннего Нового времени (III—XVI вв.) / Ред. В.Г. Безрогов. М, 2001.

18. Даниил, митр. Поучение // Памятники литературы Древней Руси. Вып. 6. М, 1984.

19. Данте Алигиери. Малые произведения / Пер. Л.Г. Габричевского. М., 1968.

20. Данте Алигиери. Новая жизнь; Божественная Комедия / Пер. И.Н. Голенищева-Кутузова. М, 1967.

21. Дорофей. Поучение десятое: О том, что должно проходить путь Божий разумно и внимательно // Память детства: Западноевропейские воспоминания о детстве от поздней античности до раннего Нового времени (III—XVI вв.) / Ред. В.Г. Безрогов. М., 2001.

22. Елеазар Анзерский. Сказание об Анзерском ските // Памятники литературы Древней Руси. Вып. 11. М, 1989.

23. Епифаний. Записка // Материалы для истории раскола за первое время его существования, изданные Н.И. Субботиным. М, 1885. Т. 7.

24. Житие Алексея, человека Божия / Пер. Т.А. Миллер // Памятники средневековой латинской литературы. М., 1971. Т. 2.

25. Житье святаго человека Божия Алексия // Хрестоматия по древней Ф русской литературе / Сост. Н.К. Гудзий. М., 1995.

26. Иероним. Письмо к Евстохии о сохранении девственности / Пер. B.C. Дубова. СПб., 1997.

27. Иоаким патр. Житие и завещание святейшего патриарха московского Иоакима. СПб., 1879.

28. Калики перехожие: Сборник стихов / Сост. П. Безсонов. М., 1861. Т. 1.

29. Кардано Дж. О моей жизни / Пер. Ф.А. Петровского. М., 1938.

30. Куракин Б.Н. Vita del Principe Boris Kourakin // Архив кн. Ф.А. Куракина. Саратов, 1890. Т. 1.

31. Лазарь Муромский. Завещание // Амвросий. История российской иерархии. М., 1813. Ч. 5.

32. Лойола И. Духовные упражнения. Париж, 1996.

33. Маргарита Валуа. Мемуары королевы Марго / Пер. И.В. Шевлягиной. ф М., 1995.

34. Мартирий Зеленецкий. Повесть // Буслаев Ф.И. Исторические очерки русской народной словесности и искусства. СПб., 1861. Т. 2.

35. Мартирий Зеленецкий. Повесть // Бычков И.А. Каталог собрания рукописей Ф.И. Буслаева. СПб., 1879.

36. Мелвилл Дж. История жизни / Пер. К.Г. Челлини // Память детства: Западноевропейские воспоминания о детстве от поздней античности до раннего• Нового времени (III-XVI вв.) / Ред. В.Г. Безрогов. М., 2001.

37. Монтень М.Э. де. Опыты: В 3-х кн. / Пер. А.С. Бобовича, Н.Я. Рыковой. Калининград, 1997.

38. Одерик Виталий. Тринадцать книг Церковной истории, на три части разделенные // Память детства: Западноевропейские воспоминания о детстве от поздней античности до раннего Нового времени (III—XVI вв.) / Ред. В.Г. Безрогов. М., 2001.

39. Отлох Санкт-Эммерамский. Книга видений / Вступ. ст., пер. и коммент. Н.Ф. Ускова // Средние века. Вып. 58. М., 1995.

40. Отлох Санкт-Эммерамский. Книга об искушениях, переменчивой судьбе и сочинениях / Пер. И.П. Стрельниковой // Памятники средневековой латинской литературы Х-ХИ вв. М., 1972.

41. Памятники истории старообрядчества XVII в. JL, 1927. Кн. 1. Вып. 1. (РИБ 39).

42. Память детства: Западноевропейские воспоминания о детстве от поздней античности до раннего Нового времени (III—XVI вв.) / Ред. В.Г. Безрогов. М., 2001.

43. Память детства: Западноевропейские воспоминания о детстве эпохи рационализма и Просвещения (XVII-XVIII вв.) / Ред. В.Г. Безрогов. М., 2001.

44. Переписка Ивана Грозного с Андреем Курбским / Изд. подг. Я.С. Лурье и Ю.Д. Рыков. Л., 1979.

45. Петрарка Ф. Избранное. М., 1974.

46. Петрарка Ф. Письмо к потомкам // Он же. Сонеты, избранные канцоны, секстины, баллады, мадригалы, автобиографическая проза. М., 1984.

47. Петр из Мурроне (Целестин V). Жизнеописание / Пер. Ю.П. Зарецкого // Память детства. Западноевропейские воспоминания о детстве от поздней античности до раннего Нового времени (III-XVbb.) / Ред. В.Г. Безрогов. М., 2001.

48. Пий II. Записки о достопамятных деяниях: Кн. I, 1-12 / Пер. Ю.П. Зарецкого // Средние века. Вып. 59. М., 1997.

49. Пико дела Мирандола, Джованни. Речь о достоинстве человека / Пер. JI.M. Брагиной // История эстетики. Памятники мировой эстетической мысли в 5-ти тт. Т.1.М., 1962.

50. Питти Б. Хроника / Под ред. М.А. Гуковского. Л., 1972.

51. Платтер Ф. Автобиография / Пер. Н.В. Сперанского // Сперанский Н.В. Очерки по истории народной школы в Западной Европе с приложением автобиографии Ф. Платтера. М., 1896.

52. Послушник и школяр, наставник и магистр: Средневековая педагогика в лицах и текстах / Под ред. В.Г. Безрогова. М., 1996.

53. Пустозерская проза / Сост. М.Б. Плюханова. М., 1989.

54. Пустозерский сборник: Автографы сочинений Аввакума и Епифания / Изд. подг. Н.С. Демкова, Н.Ф. Дробленкова, Л.И. Сазонова. Л., 1975.

55. Руссо Ж.-Ж. Исповедь / Пер. В. Устрялова. СПб., 1898.

56. Руссо Ж.-Ж. Исповедь / Пер. М.Н. Розанова // Он же. Избранные сочинения. М., 1961. Т. 3.

57. Салимбене де Адам. Хроника. М., 2004.

58. Састров В. фон. Рассказы о жизни / Пер. Е. Казбековой // Память детства. Западноевропейские воспоминания о детстве от поздней античности до раннего Нового времени (III-XVbb.) / Ред. В.Г. Безрогов. М., 2001.

59. Стихи духовные / Изд. подг. Ф.М. Селиванов. М., 1991.

60. Тереза Авильская. Внутренний Замок / Пер. под ред. Н.Л. Трауберг. М., 2000.

61. Тереза Авильская. Размышления на Песнь Песней // Символ. N14. Париж, 1985.

62. Тереса Авильская. Книга жизни: Гл. 1-10 / Пер. с исп. О.И. Варьяш и Ю.П. Зарецкого // Адам и Ева: Альманах тендерной истории. М., 2001-2003. Вып. 2,3,5,6.

63. Фотий. Слово о житии // Полное собрание русских летописей. СПб., 1913. Т. 21. Ч. 2: Книга степенная царского родословия.

64. Челлини Б. Жизнь Бенвенуто Челлини, написанная им самим / Пер. М. Лозинского. М., 1958.

65. Эадмер. Житие Святого Ансельма, составленное Эадмером, монахом Кентерберийским, Ансельмовым учеником и неразлучным спутником / Пер. С.С. Аверинцева // Памятники средневековой латинской литературы X-XII вв. М., 1972.

66. Abelard P. Historia calamitatum / Ed. J. Monfrin. Paris, 1959.

67. Acta Sanctorum: Julii. Paris, 1868. Vol. 4.

68. Adam Davy's 5 Dreams about Edward II. The Life of St. Alexius. Solomon's Book of Wisdom. St. Jeremie's 15 Tokens Before Doomsday. The Lamentation of Souls / Ed. by F.J. Furnivall. L., 1878.

69. Allen J.H.D. (Jr). Two Old Portuguese Versions ohf the Life of Saint Alexis: Codices Alcobacenses 36 and 266. Urbana, 1953.

70. Altrocci R. A New Version of the Legend of Saint Alexius // Modern Philology. 1925. №4.

71. Altrocci R. An Old Italian Version of the Legend of Saint Alexius // The Romanic Review. 1915. Vol. 6, № 4.

72. Bernardino da Siena. Le prediche volgari. Siena, 1888. Vol. 3.

73. Cardanus H. De propria vita liber // Idem. Opera omnia. Lugduni, 1663. Vol.1.

74. Cardanus H. De propria vita liber. Amsterdam, 1654.

75. Celestinus V, papa. Auto e biografia di papa Celestino / A cura di C. Isolan; Pref. di M. Guglielminetti. Torino, 1990.

76. Cellini B. Vita // Idem. Opere / A cura di B. Maier. Milano, 1968.

77. Conversini da Ravenna G. Rationarium vitae / A cura di V. Nason. Firenze, 1986.

78. Dante Alighieri. II Convivio / A cura di G. Busnelli e G. Vandelli. Firenze, 1934. Vol. 1.

79. Dante Alighieri. La Commedia. Milano, 1965. Vol. 2: Purgatorio.

80. Dante Alighieri. Vita Nova. Firenze, 1932.

81. Eadmer. Vita Sancti Anselmi / Ed. R.W. Southern. L., 1962.

82. Englische Alexiuslegenden aus dem XIV und XV Jahrhundert / Hrsg. J. Schipper. Strasbourg, 1877.

83. Ф 86. Frugnoni A. Celestiniana / Intr. di C. Gennaro. Roma, 1991.

84. Giraldus Cambrensis. The Autobiography / Ed. and trad, by H.E. Butler. L, 1937.

85. Giraldus Cambrensis. The autobiography of Giraldus Cambrensis / Intr. by Anne Rutherford. Cambridge (Mass.), 2002.

86. Giraldus Cambrensis. Opera. L., 1861. Vol. 1.

87. Gluckel von Hameln. Denkwiirdigeten der Gluckel von Hameln aus dem Jiidisch-Deutschen ubersetzt / Hrsg. A. Feilchenfeld. Berlin, 1913.

88. Gluckel von Hameln. The Life of Gluckel of Hameln, 1646-1724, Written by Herself / Trad, and ed. by B.-Z. Abrahams. L, 1962.

89. Gluckel von Hameln. The Memoirs of Gluckel of Hameln / Transl. with notes by M. Lowenthal; New introd. by R.S. Rosen. NY, 1977.ir

90. Gluckel von Hameln. Die Memorien der Gluckel von Hameln / Hrsg. B. Pappenheim. Vienna, 1910.

91. Gluckel von Hameln. Die Memorien der Gluckel von Hameln, 1645-1719 / Hrsg. D. Kaufmann. Frankfurt a.M, 1896.

92. Guibert de Nogent. Autobiographie / Ed. E.-R. Labande. Paris, 1981.

93. Halevi A. Die Memoiren des Asher Levy aus Reichshofen im Elsass (15981635) / Hrsg. M. Ginsburger. Berlin, 1913.

94. Ф 97. Hermannus Judaeus. Opusculum de conversione sua//PL 170 (1854).

95. Hermannus Judaeus. Opusculum de conversione sua / Hrsg. von G. Niemeyer. Weimar, 1963.

96. Jacobus de Voragine. egenda aurea / Ed. Th. Graesse. Osnabriick, 1965.

97. Konrad von Wurzburg. Das Leben des heiligen Alexius / Hrsg. R. Hencynski. Berlin, 1898.1 101. Leone da Modena. An Autobiography of a Seventeenth-Century Rabbi: Leon

98. Modena's "Life of Judah" / Trad, and ed. by M.R. Cohen. Princeton, 1988.

99. The Life of St. Alexius in the Old French Version of the Hildesheim Manuscript / Ed. by C.J. Odenkirchen. Brookline (Mass.), 1978.

100. Margery Kempe. The Book / Ed. W. Butler-Bowdon. NY., 1944.ф 104. Massmann H.F. Sanct Alexius Leben in acht gereimten mittelhochdeutchen

101. Behandlungen: nebst geschtlicher Einleitung, so wie deutschen, griechischen und lateinischen Anhangen. Leipzig, 1843.

102. Miracles de Nostre Dame / Ed. G. Paris & U. Robert. Paris, 1883. Vol. 7.

103. Monachi E. Anticissimo ritmo volgare sulla Leggenda di Saint' Alessio. Roma, 1907.

104. Otloh von St. Emmeram. Liber visionum / Hrsg. von P.G. Schmidt. Weimar, 1989.

105. Petrarca F. Letters on Familiar Matters, Rerum familiarium libri XVII-XXIV /Tr. Aldo S. Bernardo. Baltimore, 1985.• 109. Petrarca F. Prose. Milano; Napoli, 1955.

106. Pie II. Lettre a Mahomet II / Trad, e Pref. par A. Duprat. Paris, 2002.

107. Pie II. Memoires d'un pape de la Renaissance / Trad, du latin par G. Bounoure, M. Brossard-Dandre, M. Calinon et al. Paris, 2001.

108. Pius II. Commentarii rerum memorabilium / Ed. A. van Heck. Vaticano, 1984.

109. Pius II. Epistola ad Mahumetem / A cura di G. Toffanin. Napoli, 1953.

110. Pius II. Epistola ad Mahumetem: Einleitung, kritische Edition, Ubersetzung / Reinhold F. Glei und Markus Kohler; unter Mitw. von Beate Kobusch. Trier, 2001.

111. Pius II. D'Ascia L. II Corano e la tiara: L'epistola a Maometto II di Enea Silvio Piccolomini (Papa Pio II) / Intr. ed ed. di Luca D'Ascia; pref. di Adriano• Prosperi. Bologna, 2001.

112. Ratherius Veronensis. The Complete Works / Trad., intr. and notes by P.L.D. Reid. Binghamton, 1991. (Medieval & Renaissance Texts & Studies 40).

113. Ribadeneyra P. de. The Lives of the Saints flos sanctorum., St. Omers, 1669.

114. Rosier M. Versiones espanolas de la legenda de San Alejo // Nueva revista di filologia hispanica. 1949. №3.

115. Salimbene da Parma. The Chronicle of Salimbene de Adam / Ed. by J.L. Baird, G. Baglivi, and J.R. Kane. Binghamton, 1986.

116. Stebbins Ch.E. A Critical Edition of the 13th and 14th Centuries Old French Poem Versions of the Vie de Saint Alexis. Tubingen, 1974. (Beihefte zur Zeitschrift fur romanische Philologie 145).

117. Teresa de Avila. Libro de la vida / Ed., intr. у notas de O. Steggink. Madrid, 1986.

118. Teresa of Jesus. The Complete Works / Transl. And ed. by E.A.Peers. 3 vols. L.; NY., 1944-46.

119. Thomas Aquinas. Summa Theologica. Roma, 1874.

120. Vazquez de Parga L. La mas antigua redaccion latina de la leyenda de San Alejo? // Revista de bibliographia nacional. 1941. №2.

121. La vie de Saint Alexis: Poeme du XI siecle et renouvellements des XHe, XHIe et XlVe siecles / Ed. G. Paris et L. Pannier. Paris, 1872.

122. La vie de Saint Alexis: Texte du manuscrit Hildesheim <L> / Publ. Ch. Storey. Geneve, 1968.

123. The Vie de Saint Alexis in the Twelfth and Thirteenth Centuries / Ed. and comm. by A.G. Elliott. Chapel Hill, 1983.

124. Yuval I.J. A German-Jewish Autobiography of the Fourteenth Century // Binah. 1994. №3.1.. Литература

125. Аверннцев С.С. Авторство и авторитет // Историческая поэтика: Литературные эпохи и типы художественного сознания. М., 1994.

126. Адрианова-Перетц В.П. Житие Алексея, человека Божия в древнерусской литературе и народной словесности. Пг., 1917. Репр.: Hague; Paris, 1969 (Slavistic printings and reprintings 165).

127. Адрианова-Перетц В.П. К вопросу об изображении «внутреннего человека» в русской литературе // Вопросы изучения русской литературы XXX вв. М.; Л., 1958.

128. Адрианова-Перетц В.П. Человек в учительной литературе Древней Руси // Труды Отдела древнерусской литературы Института русской литературы (Пушкинский дом) Академии наук СССР. Т. 27. М., 1972.

129. Алексеев М.П. Англосаксонская параллель к «Поучению» Владимира Мономаха // Труды Отдела древнерусской литературы Института русской литературы (Пушкинский дом) Академии наук СССР. Л., 1935. Т. 2.

130. Алексий //Православная энциклопедия. М., 2001. Т. 2.

131. Арнаутова Ю.Е. Житие как духовная биография: К вопросу о «типическом» и «индивидуальном» в латинской агиографии // Диалог со временем: Альманах интеллектуальной истории. Вып. 5: Историческая биография и интеллектуальная история. М., 2001.

132. Арнаутова Ю.Е. Перспективы изучения агиографических топосов // Munuscula. К 80-летию Арона Яковлевича Гуревича. М., 2004.

133. Арьес Ф. Ребенок и семейная жизнь при старом порядке. Екатеринбург, 1999.

134. МО.Ауэрбах Э. Мимесис: Изображение действительности в западноевропейской литературе. М., 1976.

135. Багге С. Автобиография Абеляра и средневековый индивидуализм // Мировое древо. М., 1994. № 3.

136. Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика. М., 1994.

137. Басовская Н.И. Цель истории история. М., 2002.

138. Баткин Л.М. Два способа изучать историю культуры // Вопросы философии 12(1986).

139. Баткин JI.M. «Не мечтайте о себе» (О культурно-историческом смысле «Я» в «Исповеди» бл. Августина). М., 1993.

140. Баткин Л.М. Европейский индивид наедине с самим собой. М., 2000.

141. Баткин Л.М. Итальянские гуманисты: Стиль жизни и стиль мышления. М., 1978.

142. Баткин Л.М. Итальянское Возрождение в поисках индивидуальности. М., 1989.

143. Баткин Л.М. Итальянское Возрождение: Проблемы и люди. М., 1995.

144. Баткин Л.М. К спорам о логико-историческом определении индивидуальности // Одиссей 1990. М., 1990.

145. Баткин Л.М. Петрарка на острие собственного пера: Авторское самосознание в письмах поэта. М., 1995.

146. Баткин Л.М. Ради чего Абеляр написал свою автобиографию? // Мировое древо. М., 1994. № 3.

147. Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. М., 1975.

148. Бахтин М.М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура Средневековья и Ренессанса. М., 1965.

149. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М., 1979.

150. Безрогов В.Г. Историческое осмысление персонального опыта в автобиографии // Формы исторического сознания от поздней античности до эпохи Возрождения: Исследования и тексты: Сборник научных трудов памяти К.Д. Авдеевой. Иваново, 2000.

151. Беленький И.Л. Проблемы биографического жанра в сов. исторической науке. М., 1988.

152. Бенвенист Э. Общая лингвистика / Пер. с фр. М, 1974.

153. Беневич Г.И. Житие преподобного Алексия, человека Божия (преодоление чуждости в контексте церковного предания) // Чужое: Опыты преодоления. М., 1999.

154. Берк П. Антропология итальянского Возрождения // Одиссей 1993. М., 1993.

155. Берман Б.И. Читатель жития (Агиографический канон русского средневековья и традиция его восприятия) // Художественный язык средневековья. М., 1982.

156. Бессмертный Ю.Л. Индивид и понятие частной жизни в Средние века (в поисках нового подхода) // Казус. Индивидуальное и уникальное в истории. 2003. М., 2003.

157. Блок М. Апология истории или Ремесло историка. М., 1986.

158. Блок М. К сравнительной истории европейских обществ // Одиссей. Человек в истории. 2001. М., 2001.

159. Брагина Л.М. Гуманистические традиции в этико-философской концепции Джироламо Кардано // Культура Возрождения XVI века. М., 1997.

160. Брандт Г.А. Природа женщины. Екатеринбург, 2000.

161. Бургос М. История жизни: Рассказывание и поиск себя // Вопросы социологии. 1992. № 1.

162. Буркгардт Я. Культура Италии в эпоху Возрождения. 2 т. СПб., 19041906.

163. Буркхардт Я. Культура Италии в эпоху Возрождения. М., 1996.

164. Варьяш О.И., Зарецкий Ю.П. Тереса Авильская. Книга жизни // Вестник Университета Российской Академии образования. 1997. № 2.

165. Ведюшкин В.А. Идальго и кабальеро: Испанское дворянство в XV-XVII вв. // Европейское дворянство XV-XVII вв.: Границы сословия. М., 1997.

166. Ведюшкин В.А. Кастильское дворянство и «чистота крови» // Элита и этнос средневековья. М., 1995.

167. Вен П. Греки и мифология: вера или неверие? (Опыт о конституирующем воображении). М., 2003.

168. Вен П. Как пишут историю. Опыт эпистемологии. Приложение: Фуко совершает переворот в истории. М., 2003.

169. Вержбицка А. Язык, культура, познание. М., 1997.

170. Вержбицка А. Семантические универсалии и описания языков. М., 1999.

171. Виллари П. Джироламо Савонарола и его время. СПб., 1913.

172. Гиппиус А.А. Наблюдения над текстом и языком Поучения Владимира Мономаха // Русский язык в научном освещении. 2003. № 1.

173. Гирц К. Интерпретация культур. М., 2004.

174. Ш.Гринблатт С. Формирование «я» в эпоху Ренессанса: От Мора до Шекспира / Пер. с англ. Г. Дашевского // Новое литературное обозрение. 1999. №35.

175. Гуревич А.Я. «В этом безумии есть метод»: К проблеме «индивид в средние века» // Мировое древо. М., 1994. № 3.

176. Гуревич А.Я. Еще несколько замечаний к дискуссии о личности и индивидуальности в истории культуры // Одиссей 1990. М., 1990.

177. Гуревич А.Я. Индивид (статья для возможного в будущем «Толкового словаря средневековой культуры») // От мифа к литературе: Сборник в честь семидесятипятилетия Е.М. Мелетинского. М., 1993.

178. Гуревич А.Я. Категории средневековой культуры. М., 1972.

179. Гуревич А.Я. Культура средневековья и историк конца XX века // Наследие Запада: Античность. Средневековье. Возрождение. М., 1998.

180. Гуревич А.Я. Личность // Словарь средневековой культуры. М., 2003.

181. Гуревич А.Я. Мировая культура и современность // Иностранная литература. 1976. № 1.

182. Гуревич А.Я. Человеческая личность в средневековой Европе: реальная или ложная проблема? // Развитие личности. 2003. № 1-2.

183. Гусев В.Е. О жанре Жития протопопа Аввакума // Труды Отдела древнерусской литературы Института русской литературы (Пушкинский дом) Академии наук СССР. Т. 15. М.; Л., 1958.

184. Данилевский И.Н. Исторические источники XI-XVII веков // Данилевский И.Н., Кабанов В.В., Медушевская О.М., Румянцева М.Ф.

185. Источниковедение: Теория. История. Метод. Источники Российской истории. М., 1998.

186. Данилевский И.Н. Холопское счастье Даниила Заточника // Казус 2002: Индивидуальное и уникальное в истории. М, 2002.

187. Дашков Д. Стихи и сказания про Алексея Божия человека // Беседы в Обществе любителей русской словесности. 1868. № 2.

188. Девятко И.Ф. Логические и содержательные трудности рационального объяснения действия// Социологический форум. 1998. N° 1.

189. Демин А.С. О художественности древнерусской литературы. М, 1998.

190. Демин А.С. Русская литература второй половины XVII начала XVIII века: Новые художественные представления о мире, природе, человеке. М, 1977.

191. Демкова Н.С. Житие протопопа Аввакума: Творческая история текста. Л., 1974.

192. Демкова Н.С. К вопросу об истоках автобиографического повествования в Житии Аввакума // Труды Отдела древнерусской литературы Института русской литературы (Пушкинский дом) Академии наук СССР. Т. 15. М.; Л., 1958.

193. Демкова Н.С. Творческая история Жития протопопа Аввакума // Труды Отдела древнерусской литературы Института русской литературы (Пушкинский дом) Академии наук СССР. Т. 25. М.; Л, 1970.

194. Диалог со временем: Альманах интеллектуальной истории. Вып. 5: Историческая биография и интеллектуальная история. М, 2001.

195. Дильтей В. Категории жизни // Вопросы философии. 1995. № 9.

196. Дильтей В. Собрание сочинений в 6 т. Т. 1: Введение в науки о духе: Опыт полагания основ для изучения общества и истории. М, 2000; Т. 3.: Построение исторического мира в науках о духе. М, 2004.

197. Дмитриев Л.А. Жанр севернорусских житий // Труды Отдела древнерусской литературы Института русской литературы (Пушкинский дом) Академии наук СССР. Т. 27. М.; Л, 1972.

198. Дмитриев J1.A. Житийные повести русского Севера как памятники литературы XIII-XVII веков: Эволюция жанра легендарно-биографических сказаний. Л., 1973.

199. Дробленкова Н.Ф. Ранняя редакция Жития Епифания // Труды Отдела древнерусской литературы Института русской литературы (Пушкинский дом) Академии наук СССР. Т. 29. М.; Л., 1974.

200. Дройзен И.Г. Историка. СПб., 2004.

201. Дубин Б. Как сделано литературное «Я» // Иностранная литература. 2000. № 4.

202. Дубровский И.В. О новой книге А.Я. Гуревича // Одиссей 1996. М., 1996.

203. Дэвис Н.З. Дамы на обочине: Три женских портрета XVII века. М., 1999.

204. Еремин И.П. Житие Епифания // История русской литературы. М; Л., 1948. Т. 2.4. 2.

205. Живов В.М. Религиозная реформа и индивидуальное начало в русской литературе XVII века // Из истории русской культуры. М., 1996. Т. 3: XVII -начало XVIII века.

206. Зарецкий Ю.П. Автобиографические Я от Августина до Аввакума (Очерки истории самосознания европейского индивида). М., 2002.

207. Зарецкий Ю.П. Ренессансная автобиография и самосознание личности: Энеа Сильвио Пикколомини (Пий II). Нижний Новгород, 2000.

208. Зверева Г.И. А.Л. Юрганов. Источниковедение культуры в контексте развития исторической науки. Дискуссия // Россия XXI. 2003. №4.

209. Зверева Г.И. Историческое знание в контексте культуры конца XX века: преодоление власти модернистской парадигмы // Гуманитарные науки и новые информационные технологии: Сб. научных трудов. М., 1994. Вып. 2.

210. Зеньковский С.А. Русское старообрядчество: Духовные движения XVII в. Мюнхен, 1970.

211. Зеркало Истории. Личность в истории: Сб. статей. / Под ред. Н.И. Басовской. Вып.4. М., 2000.218.3латар А. Автобиография глазами исследователей Средневековья // Автоинтерпретация: Сборник статей. СПб., 1998.

212. Иванов С.А. Византийское юродство. М., 1994.

213. Индивидуальность и личность в истории: Дискуссия // Одиссей 1990. М., 1990.

214. Кадлубовский А. Очерки по истории древнерусской литературы «житий святых». Варшава, 1902.

215. Каравашкин А.В. Необратимость источниковой реальности // Россия XXI. 2003. №4.

216. Кац Я. Евреи в средневековой Европе (Замкнутость и толерантность). Иерусалим, 1994.

217. Кац Я. Кризис традиции на пороге нового времени. Иерусалим, 1994.

218. Келли, Дональд Р. Основания для сравнения // Диалог со временем: Альманах интеллектуальной истории. Вып.7. М., 2001.

219. Клибанов А.И. Духовная культура средневековой Руси. М., 1996.

220. Клибанов А.И. Протопоп Аввакум как культурно-историческое явление // История СССР. 1973. № 1.

221. Ключевский В.О. Древнерусские жития святых как исторический источник. М., 1871 Репр. 1989.

222. Кобрин К.Р. Гиральд Камбрийский текст и контекст // Кобрин К.Р. От «Мабиногиона» к «Психологии искусства». СПб., 1999.

223. Кожинов В.В. Происхождение романа. М., 1963.

224. Козлов С. На redez-vous с «новым историзмом» // Новое литературное обозрение. 2000. № 42.

225. Козлов С. Наши «новые истористы» (Заметки об одной тенденции) // Новое литературное обозрение. 2001. № 50.

226. Колесов В.В. Мир человека в слове Древней Руси. JL, 1986.

227. Кон И.С. В поисках себя. М., 1984.

228. Кон И.С. Открытие «Я». М., 1978.

229. Кон И.С. Открытие «Я» (историко-психологический этюд) // Новый мир. 1977. №8;

230. Кон И.С. Социология личности. М., 1967.

231. Копосов Н.Е. Как думают историки. М., 2001.

232. Копреева Т.Н. «Ведомство желательным людям» (из автобиографических материалов A.JI. Ордына-Нащокина) // Археографический ежегодник за 1964 г. М., 1965.

233. Копреева Т.Н. К вопросу о жанровой природе «Поучения» Владимира Мономаха // Труды Отдела древнерусской литературы Института русской литературы (Пушкинский дом) Академии наук СССР. Т. 27. М.; Л., 1972.

234. Кошелев А.Д. Из истории русской культуры. М., 1996.

235. Кошелева О.Е. «Свое детство» в Древней Руси и в России эпохи Просвещения (XVI-XVIII вв.). М., 2000.

236. Кошелева О.Е., Морозов Б.Н. Историческое сознание и социальное поведение российского дворянства ХУП века // Сословия и государственная власть в России: XV середина XIX вв. М., 1994. Ч. 1.

237. Круткин В.А. Онтология человеческой телесности. Ижевск, 1993.

238. Крушельницкая Е.В. Автобиография и житие в древнерусской литературе. СПб., 1996.

239. Крушельницкая Е.В. Мартирий Зеленецкий и основанный им Троицкий монастырь. СПб., 1998.

240. Кудрявцев О.Ф. Контрреформация // История Европы. М., 1993. Т. 3.

241. Кудрявцев О.Ф. «Хроника» францисканца Салимбене де Адам // Салимбене де Адам. Хроника. М., 2004.

242. Культура и общество в средние века: Методология и методика зарубежных исследований: Реферативный сборник. М., 1982.

243. Лаппо-Данилевский А.С. Методология истории. Вып. I—II. СПб., 1910— 1913.

244. Ле Гофф Ж. Цивилизация средневекового Запада. М., 1992.

245. Лежен Ф. В защиту автобиографии // Иностранная литература. 2000. №4.

246. Леонтьев К. Восток, Россия и славянство. М., 1886. Т. 2.

247. Лилиенфельд Ф. О литературном жанре некоторых сочинений Нила Сорского // Труды Отдела древнерусской литературы Института русской литературы (Пушкинский дом) Академии наук СССР. Т. 18. Л., 1962.

248. Лихачев Д.С. В чем суть различий между древней и новой русской литературой? // Вопросы литературы. 1965. № 5.

249. Лихачев Д.С. Великое наследие. М., 1975.

250. Лихачев Д.С. Зарождение и развитие жанров древнерусской литературы // Исследования по древнерусской литературе. Л., 1986.

251. Лихачев Д.С. Поэтика древнерусской литературы. Л., 1967.

252. Лихачев Д.С. Развитие русской литературы X-XVII в.: Эпохи и стили. Л., 1973.

253. Лихачев Д.С. Система литературных жанров древней Руси // Славянские литературы: Доклады советской делегации: V Международный съезд славистов. М., 1963.

254. Лихачев Д.С. Сочинения князя Владимира Мономаха // Лихачев Д.С. Великое наследие: Классические произведения литературы Древней Руси. М., 1975.

255. Лихачев Д.С. Человек в литературе Древней Руси. М.; Л., 1958.

256. Лихачев Д.С. Юмор протопопа Аввакума // Лихачев Д.С., Панченко A.M., Понырко Н.В. Смех в Древней Руси. Л., 1984.

257. Лоуэнталь Д. Прошлое чужая страна. СПб., 2004.

258. Лозинский С.Г. История инквизиции в Испании. СПб, 1914.

259. Лурье Я.С. Русский «чужеземец» в Индии XV века // Афанасий Никитин. Хожение затри моря. Л, 1986.

260. Марахова Т.А. О жанрах мемуарной литературы // Вопросы русской и зарубежной литературы. М, 1967. Вып. 69.

261. Маркс К. Из экономических рукописей 1857-1858 годов. Введение // Маркс К, Энгельс Ф. Соч. Т. 12.

262. Матьесен Р. Текстологические замечания о произведениях Владимира Мономаха // Труды Отдела древнерусской литературы Института русской литературы (Пушкинский дом) Академии наук СССР. Т. 26. М.; Л, 1971.

263. Медушевская О.М. Исторический источник: Человек и пространство // Исторический источник: Человек и пространство. Тезисы докладов и сообщений научной конференции. Москва, 3-5 февраля 1997 г. М, 1997.

264. Медушевская О.М. Источниковедение: теория, история и метод. М, 1996.

265. Медушевская О.М. Теория источниковедения // Данилевский И.Н, Кабанов В.В, Медушевская О.М, Румянцева М.Ф. Источниковедение: Теория. История. Метод. Источники Российской истории. М, 1998.

266. Мережковский Д.С. Испанские мистики: Св. Тереза Авильская, Св. Иоанн Креста / Ред. Т. Пахмус. Брюссель, 1988.

267. Мурьянов М.Ф. Алексей человек Божий в славянской рецензии византийской культуры // Труды Отдела древнерусской литературы Института русской литературы (Пушкинский дом) Академии наук СССР. Т. 23. М.; Л, 1968.

268. Неретина С.С. Абеляр и Петрарка: Пути самопознания личности (Текстологический анализ) // Вопросы философии. 1992. № 3.

269. Окладников Н.А. Пустозерские страдальцы: Из истории пустозерской ссылки XVII-XVIII вв. Архангельск, 1992.

270. Орлов А.С. Владимир Мономах. М.; Л, 1946.

271. Плеханов Г.В. К вопросу о роли личности в истории. М., 1948.

272. Плюханова М.Б. Житие Епифания в свете проблем жанра и традиции // Gattungen und Genologie der slavisch-ortodoxen Literaturen des Mittelalters (Dritte Berliner Fachtagung 1988) / Hrsg. von K.-D. Seemann. Weisbaden, 1992.

273. Плюханова М.Б. К проблеме генезиса литературной биографии // Ученые записки Тартуского государственного университета. 1986. Вып. 683.

274. Плюханова М.Б. О национальных средствах самоопределения личности: Самосакрализация, самосожжение, плавание на корабле // Из истории русской культуры: Т. 3: XVII начало XVIII века. М., 1996.

275. Плюханова М.Б. О некоторых чертах личностного сознания в России XVII в. // Художественный язык средневековья. М., 1982.

276. Подземская Н.П. «Жизнь Бенвенуто Челлини» как литературный памятник позднего итальянского Возрождения // Культура Возрождения XVI века. М., 1997.

277. Понырко Н.В. Житие Аввакума как духовное завещание // Труды Отдела древнерусской литературы Института русской литературы (Пушкинский дом) Академии наук СССР. Т. 39. М.; JL, 1985.

278. Поппер К. Нищета историцизма // Поппер К. Открытое общество и его враги. М, 1992. Т. 1.

279. Пушкарева H.JI. От «his-story» к «her-story»: рождение исторической феминологии // Адам и Ева: Альманах тендерной истории. М., 2001. Вып. 1.

280. Ревякина Н.В. Человек в гуманизме итальянского Возрождения. Иваново, 2000.

281. Рёккелайн X. Размышления о воспитании и жизненном пути в автобиографиях эпохи Высокого Средневековья // Хеннингсен Ю. Автобиография и педагогика. М., 2000.

282. Репина Л.П. Вместо Предисловия // Диалог со временем. Альманах интеллектуальной истории. Вып.5. М., 2001.

283. Репина Л.П. «Персональная история»: Биография как средство исторического познания // Казус: Индивидуальное и уникальное в истории. М., 1999.

284. Репина Л.П. Тендерная история сегодня: проблемы и перспективы // Адам и Ева: Альманах тендерной истории. М., 2001. Вып. 1.

285. Рикер П. Герменевтика; Этика; Политика: Московские лекции и интервью. М., 1995.

286. Рикер П. Конфликт интерпретаций: Очерки о герменевтике. М., 1994.

287. Робинсон А.Н. Автобиография Епифания // Исследования и материалы по древнерусской литературе. М., 1961.

288. Робинсон А.Н. Жизнеописания Аввакума и Епифания: Исследования и тексты. М., 1963.

289. Робинсон А.Н. Житие Епифания как памятник дидактической автобиографии // Труды Отдела древнерусской литературы Института русской литературы (Пушкинский дом) Академии наук СССР. Т. 15. Л., 1958.

290. Робинсон А.Н. Исповедь-проповедь (О художественности Жития Аввакума) // Историко-филологические исследования: Сборник статей к семидесятипятилетию акад. Н.И. Конрада. М., 1967.

291. Робинсон А.Н. Литература Древней Руси в литературном процессе средневековья XI—XIII вв.: Очерки литературно-исторической типологии. М., 1980.

292. Робинсон А.Н. О художественных принципах автобиографического повествования у Аввакума и Епифания // Славянская филология. 1958. № 2.

293. Робинсон А.Н. Традиции Киевской Руси в литературе XIII—XIV веков // История всемирной литературы. М., 1984. Т. 2.

294. Романов Б.А. Люди и нравы древней Руси. Л., 1947.

295. Ромодановская Е.К. Русская литература в Сибири первой половины XVII в. Новосибирск, 1973.

296. Румянцева М.Ф. Исторические источники XVIII начала XX века // Данилевский И.Н., Кабанов В.В., Медушевская О.М., Румянцева М.Ф. Источниковедение: Теория. История. Метод. Источники Российской истории. М., 1998.

297. Румянцева М.Ф. Компаративное источниковедение // Источниковедение и компаративный метод в гуманитарном знании. Тезисы докладов и сообщений научной конференции. Москва, 29-31 января 1996 г. М., 1996.

298. Румянцева М.Ф. «Чужое Я» в историческом познании: И.И.Лапшин и А.С. Лаппо-Данилевский // История и историки. 2001: Историографический вестник: К 100-летию академика М.В. Нечкиной. М., 2001.

299. Румянцева М.Ф. «Чужое Я» в художественной литературе и в исторической науке // Диалог со временем: Альманах интеллектуальной истории: Вып. 5: Историческая биография и интеллектуальная история. М., 2001.

300. Русская культура в сравнительно-историческом освещении: Материалы «круглого стола» // Одиссей. Человек в истории. 2001. М., 2001.

301. Св. Тереза Авильская // Подвижники: Избранные жизнеописания и труды. Самара, 1998.

302. Севастьянова С.К. Житие Елеазара Анзерского // Словарь книжников и книжности Древней Руси: Вып. 3: XVII в. Ч. 1. СПб., 1992.

303. Севастьянова С.К. Проблемы изучения литературной истории повестей о житии Елеазара Анзерского // Источники по истории общественного сознания и литературы периода феодализма. Новосибирск, 1991.

304. Сикари А. Св. Тереза Авильская // Сикари А. Портреты святых. Милан, 1987.

305. Смирнов И.П. Новый историзм как момент истории (По поводу статьи А.М.Эткинда «Новый историзм, русская версия») // Новое литературное обозрение. 2001. № 47.

306. Соловьев B.C. О русском народном расколе // Соловьев B.C. Сочинения. Т. 1.М., 1989.

307. Сравнительная история: методы, задачи, перспективы / Сост. С.И. Лучицкая, М.Ю. Парамонова. М., 2003.

308. СтейнбергМ. Основы иудаизма. Иерусалим, 1991.

309. Тартаковский А.Г. 1812 год и русская мемуаристика. М., 1980.

310. Тартаковский А.Г. Мемуаристика как феномен культуры // Вопросы литературы. 1999. № 1.

311. Тартаковский А.Г. Русская мемуаристика XVIII первой половины XIX в.: От рукописи к книге. М., 1991.

312. Тартаковский А.Г. Русская мемуаристика и историческое сознание XIX века. М.; 1997.

313. Токвиль А. Старый порядок и революция. М., 1905.

314. Трубина Е.Г. Нарратология: Основы, проблемы, перспективы: Материалы к спецкурсу. Екатеринбург, 2002.

315. Уваров П.Ю. Апокатастасис: или основной инстинкт историка // Историк в поиске. Микро- и макроподходы к изучению прошлого. М., 1999.

316. Уколова В.И. Античное наследие и культура раннего средневековья (конец V середина VII в.). М., 1989.

317. Фальтенбахер К.Ф. «Семичастный разговор» и новая картина мира Галилея. М., 1996.

318. Федотов Г.П. Святые Древней Руси. М., 1990.

319. Филарет. Русские святые, чтимые всею Церковью или местно. СПб., 1882.

320. Фуко М. Воля к истине: по ту сторону знания, власти и сексуальности. Работы разных лет. М., 1996.

321. Фуко М. Герменевтика субъекта (выдержки из лекции в Коллеж де Франс 1981-1982 гг.) // Социо-Логос. 1991. № 1.

322. Фуко М. История сексуальности-III: Забота о себе. Киев; М., 1998.

323. Фуко М. Слова и вещи: Археология гуманитарных наук. М., 1977.

324. Хант П. Самооправдание протопопа Аввакума // Труды Отдела древнерусской литературы Института русской литературы (Пушкинский дом) Академии наук СССР. Т. 32. М.; Л., 1977.

325. Хлодовский Р.И. Франческо Петрарка. М., 1971.

326. Хубач В. Биография и автобиография: Проблема источника и изложения. М., 1970.

327. Черная Л.А. Русская мысль XVII начала XVIII в. о природе человека // Человек и культура: Индивидуальность в истории культуры. М., 1990.

328. Шлюмбом 10. Детская комната: Социализация и воспитание в Германии // Развитие личности. 2003. № 2.

329. Шлюмбом Ю. Рождение индивидуальности: Воспоминания о детстве в «Практической психологии» Карла Морица и развитие автобиографии // Вестник Университета Российской академии образования. 1999. № 2(8).

330. Шмитт Ж.-Кл. К вопросу о сравнительной истории религиозных образов // Другие средние века. К 75-летию А.Я. Гуревича. М.; СПб., 1999.

331. Шолем Г. Основные течения в еврейской мистике. Иерусалим, 1993. 2 т.

332. Шпенглер О. Закат Европы. Т.2 // Самосознание европейской культуры XX века. М., 1991.

333. Шушарин Д.В. Венецианский раввин и его литературное наследие // Средние века. Вып. 55. М., 1992.

334. Шюц А. Избранное: Мир, светящийся смыслом. М., 2004.

335. Эксле О.Г. Формы социального поведения в Средние века: Согласие -договор индивид // Человек и его близкие на Западе и Востоке Европы / Ред. Ю.Л. Бессмертный, О.Г. Эксле. М., 2000.

336. Эксле О.Г. Что такое исторический источник? // Munuscula. К 80-летию Арона Яковлевича Гуревича. М., 2004.

337. Элиас Н. Общество индивидов. М, 2001.

338. Эненкель К. Происхождение ренессансного идеала «uomo universale»: «Автобиография» Леона Батиста Альберти // Человек в культуре Возрождения. М., 2001.

339. Эткинд А. Новый историзм, русская версия // Новое литературное обозрение. 2001. № 47.351.10рганов А.Л. Источниковедение культуры в контексте развития исторической науки // Россия XXI. 2003. № 3-4.

340. Юрганов А.Л. Категории русской средневековой культуры. М, 1998.

341. Adelman Н.Н. Leon Modena: The Autobiography and the Man // Leone da Modena. An Autobiography of a Seventeenth-Century Rabbi: Leon Modena's "Life of Judah" / Trad, and ed. by M.R. Cohen. Princeton, 1988.

342. Amelang J.S. Vox Populi: Popular Autobiographies as Sources for Early Modern Urban History// Urban History. 1993. № 1 (20).

343. Amiaud A. La legende syriaque de Saint Alexis 1'homme de Dieu. Paris, 1889.

344. Aries Ph. L'Enfant et la vie familiale sous l'Ancien Regime. Paris, 1960.

345. Ascarelli R. Le memorie di Gluckel von Hameln // Stella errante: percorsi dell'ebraismo fra Est e Ovest / A cura di Guido Massino e Giulio Schiavoni. Bologna, 2000.

346. Aschoff D. Juda ben David Halewi (als Jude), Hermann von Scheda (als Christ) // Biographisch-bibliographisches Kirchenlexikon. Hamm, 1992. Bd. 3.

347. Ashley K. Historicizing Margery: The Book of Margery Kempe as Social Text //Journal of Medieval and Early Modern Studies. 1998. № 2 (28).

348. Auctor et Auctoritas. Invention et conformisme dans l'ecriture medievale (Actes du colloque tenu a l'Universite de Versailles-Saint-Quentin-en-Yvelines 14-16 juin 1999)/Ed. M. Zimmerman. Paris, 2001.

349. L'Autobiographie dans le monde hispanique: Actes du Colloque international de La Baume-les-Aix, 11-12-13 mai 1979. Aix-en-Provence; Paris, 1980.

350. Autobiographic und Selbstportrait in der Renaissance / Hrsg. G. Schweikhart. Koln, 1998.

351. Autobiography and the Problem of the Subject / Ed. R. Casche. Baltimore, 1978 (MLN 1978. №4 (93)).

352. Autobiography, Historiography, Rhetoric / Ed. by M. Donaldson Evans, L. Frappier Mazur, and G. Prince. Amsterdam, 1994.

353. Autobiography: Essays Theoretical and Critical / Ed. J. Olney. Princeton, 1980.

354. Autor und Autorschaft im Mittelalter. Kolloquium MeiBen 1995 / Hrsg. E. Andersen, J. Haustein, A. Simon. P. Strohschneider. Tubingen, 1998.

355. Bagge S. The «Autobiography» of Abelard and Medieval Individualism («Historia calamitatum») // Journal of Medieval History. 1993. № 19.

356. Benson R.L., Constable G. Introduction // Renaissance and Renewal in the Twelfth Century. Cambridge (Mass.), 1982.

357. Benton J.F. Culture, Power and Personality in Medieval France. L., 1991.

358. Bernetti G. Saggi e studi sugli scritti di Enea Silvio Piccolomini, papa Pio П (1405-1464). Firenze, 1971.

359. Berschin W. Biografie e autobiografie nel Medioevo // L'Autobiografia nel Medioevo. Atti del XXXIV Convegno storico internazionale (Todi, 12-15 octobre 1997). Spoleto, 1998.

360. Betraying Our Selves: Forms of Self-Representation in Early Modern English Texts / Ed. H. Dragstra, Sh. Ottway, and H. Wilcox. NY., 2000.

361. Biographie und Autobiographic in der Renaissance: Arbeitsgesprach in der Herzog August Bibliothek Wolfenbuttel vom 1. bis 3. November 1982 / Vortrage hrsg. von A. Buck. Wiesbaden, 1983.

362. Birnbaum H. Aspects of the Slavic Middle Ages and Slavic Renaissance Culture. NY., 1991.

363. Bisaha N. Pius II's Letter to Sultan Mehmed II: A Reexamination // Crusades: The Journal of the Society for the Study of the Crusades and the Latin East. 2002. № I.

364. Bisaha N. Pope Pius II and the Crusade // Crusading in the Fifteenth Century. Message and Impact / Ed. N. Housley. L., 2004.

365. Bloomfield M.V. The Seven Deadly Sins. Michigan, 1972.

366. Bolshakoff S. Russian Mystics. Kalamazoo, 1976.

367. Boulting W. Eneas Silvius (Enea Silvio de'Piccolomini Pius П): orator, man of letters, and pope. L., 1908.

368. Bourdieu P. The Field of Cultural Production / Ed. and Intr. by Randal Johnson. NY, 1993.

369. B0rtnes J. Visions of Glory: Studies in Early Russian Hagiography. Oslo, 1988.

370. Bottomley F. Attitudes to the Body in Western Christendom. L., 1979.

371. Bouwsma W. J. The Renaissance and the Drama of Western History // American Historical Review. 1979. № 94.

372. Bruner J. The Culture of Education. Cambridge (Mass.), 1996.

373. Burner J., Weisser S. The Invention of Self: Autobiography and its Forms // Orality and Literacy / Ed. by D.R. Olson and N. Torrance. Cambridge, 1991.

374. Bruss E. Autobiographical Acts: The Changing Situation of a Literary Genre. Baltimore; L., 1976.

375. Bullington R. The Alexis in the Saint Albans Psalter: a Look into the Heart of the Matter. NY., 1991.

376. Burckhardt J. Die Cultur der Renaissance in Italien. Basel, 1860.

377. Burke P. Historical Antropology of Early Modern Italy: Essays in Perception and Communication. Cambridge (Mass.), 1987.

378. Burke P. Representations of the Self from Petrarch to Descartes // Rewriting the Self: Histories from the Middle Ages to Present / Ed. R. Porter. L., 1997.

379. Burr A. R. The Autobiography: A Critical and Comparative Study. Boston; NY., 1909.

380. Bushkovitch P. Religion and Society in Russia: The Sixteenth and Seventeenth Centuries. NY.; Oxford, 1992.

381. Bynum C.W. Did the Twelfth Century Discover the Individual? // Idem. Jesus as Mother. Berkeley, 1982.

382. Bynum C.W. Fragmentation and Redemption: Essays on Gender and the Human Body in Medieval Religion. NY., 1991.

383. Bynum C.W. The Resurrection of the Body in Western Christianity, 2001336. NY., 1995.

384. Carruthers M.J. The Book of Memory: A Study of Memory in Medieval Culture. Cambridge, 1990.

385. Castro A. Teresa la santa у otros ensayos. Madrid, 1982.

386. Cerulli E. Les vies ethiopiennes de Saint Alexis l'homme de Dieu. Louvain, 1969.2 vol.

387. Chenu M.-D. Auctor, actor, author // Archivium Latinitatis Medii Aevi (Bulletin Du Cange). 1927. № 3.

388. Chenu M.-D. L'eveil de la conscience dans la civilisation medievale. Paris, 1969.

389. Clanchy M. Documenting the self: Abelard and the individual in history // Historical Research. 2003. № 76 (193).

390. Classen A. Autobiography as a Late Medieval Phenomenon // Medieval Perspectives. 1988. № 1 (3).

391. Clines D.J.A. The Nehemiah Memoir: The Perils of an Autobiography // Idem. What Does Eve Do to Help? and Other Readerly Questions to the Old Testament. Sheffield, 1990.

392. Сое R.N. When the Grass Was Taller. Autobiography and the Experience of Childhood. New Haven, 1984.

393. Cohen J. Between Martyrdom and Apostasy: Doubt and Self-Definition in Twelfth-Century Ashkenaz // The Journal of Medieval and Early Modern Studies. 1999. №29.

394. Cohen M.R., Rabb Т.К. The Significance of Leon Modena's Autobiography for Early Modern Jewish and General European History // Leone da Modena. An

395. Autobiography of a Seventeenth-Century Rabbi: Leon Modena's "Life of Judah" / Trad, and ed. by M.R. Cohen. Princeton, 1988.

396. Coontz S. The Social Origins of Private Life: A History of American ' Families, 1600-1900. L.; NY., 1988.

397. Cortes A.N. Pleito de los Cepeda // Boletin de la Real Academia Espanola. 1946. №25.

398. Cossio J.M. de. Autobiografias de soldados, siglo XVII. S.I., 1956. (Biblioteca de autores espanoles 90).

399. Courcelle P. Les Confessions de Saint Augustin dans la tradition litteraire: Antecedents et posterite. Paris, 1963.

400. Coxon S. The Presentation of Authorship in Medieval German Narrative Literature 1220 1290. Oxford, 2001.

401. The Culture of Autobiography: Constructions of Self-Representation / Ed. by R. Folkenflik. Stanford, 1993.

402. Danaher J., Schirato Т., Webb J. Understanding Foucault. L., 2000.

403. Dashkof D. Etude des formes diverses de la legende de St. Alexius. M., 1868.

404. Davis N.Z. Boundaries and the Sense of Self in Sixteenth-Century France // Reconstructing Individualism: Autonomy, Individuality and the Self in Western Thought. Stanford, 1986.

405. Davis N.Z. Fame and Secrecy: Leon Modena's Life as an Early Modern Autobiography // Leone da Modena. An Autobiography of a Seventeenth-Century Rabbi: Leon Modena's «Life of Judah» / Trad, and ed. by M.R. Cohen. Princeton, 1988.

406. Davis N.Z. Religion and Capitalism Once Again? Jewish Merchant Culture in the Seventeenth Century // Representations. 1997. № 59.

407. Davis N.Z. Women on the Margins: Three Seventeenth-Century Lives. Cambridge (Mass.), 1995.

408. Die Autobiographie im Mittelalter (Autobiographie et references autobiographiques au Mouen Age: Actes du Colloque du Centre d'Etudes Medievales de l'Universite de Picardie Jules Verne. 30 Mars au ler Avril 1995). Greifswald, 1995.

409. Dronke P. Poetic Individuality in the Middle Ages: New Departures in Poetry 1000-1150. L., 1986.

410. Duden B. Body History: a repertory = Korpengeschichte: ein Repertorium. Wolfenbuttel, 1990.

411. Dumont L. Essays on Individualism: Modern Ideology in Anthropological Perspective. Chicago, 1986.

412. Duranton-Mallet F. Propositions pour une lecture analytique de la «Vita» di Benvenuto Cellini // Revue des Etudes Italiennes. 1983. № 4 (29).

413. Eco U. Interpretation and overinterpretation / Ed. S.Collini. Cambridge, 1992.

414. Efren de la Madre de Dios, Steggink O. Tiempo e vida de Santa Teresa. Madrid, 1968.

415. Elibaz R. The changing nature of the self: a critical study of the autobiographical discourse. Iova City, 1987.

416. Elukin J.M. The Discovery of the Self: Jews and Conversion in the Twelfth Century // Jews and Christians in Twelfth-Century Europe / Ed. by M.A. Signer and J. Van Engen. Notre Dame, 2001. (Notre Dame Conferences in Medieval Studies 10).

417. Entdeckung des Ich: Die Geschichte der Individualisierung vom Mittelalter bis zur Gegenwart / Hrsg. R. Van Duelmen. Darmstadt, 2001.

418. Europaische Mentalgeschichte: Haupttemen in Einzeldarstellungen / Hrsg. von P. Dinzelbacher. Stuttgart, 1993 (обзор па рус. яз.: История ментальностей и историческая антропология: Зарубежные исследования в обзорах и рефератах. М., 1996).

419. Feldman L. What's in a Name? Glueckel von Hameln's Language and the Politics of Translation // Carleton Germanic Papers. 1997. № 25.

420. Ferguson C.D. Autobiography as Therapy: Guibert, Peter Abelard, and the Making of Medieval Autobiography // Journal of Medieval and Renaissance Studies. 1983. №2.

421. Ferguson W.K. The Renaissance. NY., 1940.

422. Ferguson W.K. The Renaissance in Historical Thought: Five Centuries of Interpretation. Boston, 1948.

423. Foucault M. Power/Knowledge: Selected Interviews and Other Writings, 1972-1977. NY., 1980.

424. Foucault M. Technologies of the Self / Ed. L. Martin, H. Gutman and P.H. Hutton. Amherst, 1988.

425. Foucault M. The Subject and Power // Idem. Beyond Structuralism and Hermeneutics / Ed. H. Dreyfus and P. Rabinov. Chicago, 1982.

426. Fragments for a History of the Human Body / Ed. by M. Feher, R. Naddaf, N. Tazi. NY., 1989.

427. Freccero J. Autobiography and Narrative // Reconstructing Individualism: Autonomy, Individuality and the Self in Western Thought. Stanford, 1986.

428. Friedling M. Feminisms and the Jewish Mother Syndrome: Identity, Autobiography, and the Rhetoric of Addiction // Discours. 1996. № 1 (19).

429. Gaeta F. Sulla 'Lettera a Maometto' di Pio II // Bulletino dell'Istituto storico italiano per il medio evo e Archivio Muratoriano. 1965. № 77.

430. Gaiffier, Baudouin de. 'Intactam sponsam relinquens'. A propos de la vie de saint Alexis // Analecta Bollandiana. 1947. № 65.

431. Gardner V.C. Homines non nascuntur, sed figuuntur: Benvenuto Cellini's 'Vita' and Self-Presentation of the Renaissance Artist // Sixteenth Century Journal. 1997. №2 (28).

432. Garin E. Ritratti di umanisti. Firenze, 1967.

433. Geertz С. «From the Native's Point of View»: On the Nature of Anthropological Understanding // Culture Theory: Essays on Mind, Self and Emotion / Ed. R.A. Shweder and R.A. LeVine. Cambridge, 1984.

434. Geertz C. Local Knowledge. NY., 1983.

435. Geschichte und Vorgeschichte der modernen Subjektivitat / Hrsg. R.L. Fetz, R. Hagenbuchle, P. Schultz. Berlin; NY., 1998. 2 Bde.

436. Gilbert F. History: politics or culture?: Reflections on Ranke and Burckhardt. Princeton, 1990.

437. Goldberg J. Cellini's «Vita» and the Conventions of the Early Autobiography // Modern Language Notes. 1974. № 89.

438. Goodich M. Other Middle Ages: Witnesses at the Margins of Medieval Society. Philadelphia, 1998.

439. Gouwens K. Perceiving the Past: Renaissance Humanism after the "Cognitive Turn" // The American Historical Review. 1998. № 1.

440. Greenblatt S. J. Renaissance Self-Fashioning: From More to Shakespeare. Chicago, 1980.

441. Gregori C. Rappresentazione e difesa: Osservazioni sul «De vita propria» di Gerolamo Cardano//Quaderni Storici. 1990. № 1 (25).

442. Guglielminetti M. L'autobiographie en Italie, XlVe XVIie siecles // Revue de l'lnstitut de Sociologie. 1982. № 1-2.

443. Guglielminetti M. Memoria e scrittura: L'autobiografia da Dante a Cellini. Torino, 1977.

444. Guglielminetti M. L'ottantanove e la costruzione dell'Io autobiografico // Revue des Etudes Italiennes. 1992. № 1-4 (38).

445. Giintert G. Skorpion und Salamander: Eine emblematische Deutung der Vita des Benvenuto Cellini // Schweizer Monatshefte. 1986. № 1 (66).

446. Gurevich A. Das Individuum in europaischen Mittelalter. Miinchen, 1994 (обзор на рус. яз.: Одиссей. 1996. М., 1996).

447. Gurevich A. The Origins of European Individualism / Transl. by K. Judelson. Oxford; Cambridge, 1995.

448. Gusdorf G. Auto-bio-graphie. Paris, 1991.

449. Gusdorf G. Conditions and Limits of Autobiography // Autobiography: Essays Theoretical and Critical / Ed. by J. Olney. Princeton, 1980.

450. Ф 462. Gusdorf G. De l'autobiographie initiatique a l'autobiographie genre litteraire

451. Revue d'Histoire litteraire de la France. 1975. № 6.

452. Guzzoni degli Ancarani C. La cronica domestica toscana dei secoli XIV e XV. Lucca, 1920.

453. Die Hamburger Kauffrau Glikl: judische Existenz in der friihen Neuzeit / Hrsg. M. Richarz. Hamburg, 2001.

454. Hamilton E. The Life of Saint Teresa of Avila. Wheathampstead, 1985.

455. Hamilton P. Historicism. L.; NY., 1996.

456. Hanning R.W. The Individual in Twelfth-Century Romance. New Haven, 1977.• 468.Haskins Ch.H. Renaissance of the Twelfth Century. Cambridge (Mass.), 1927.

457. Head Th. Hagiography and the Cult of Saints: The Diocese of Orleans 8001200. Cambridge, 1990.

458. Herlichy D. Medieval Children // Essays on Medieval Civilization. Austin; L., 1978.

459. Hieatt A.K. The Alleged Early Modern Origin of the Self and History: Terminate or Regroup? // Spenser Studies: A Renaissance Poetry Annual. 1992. № 10.ф 472. Hinterberger M. Autobiographische Traditionen in Byzanz. Wien, 1999.

460. The History of Childhood / Ed. L. de Mause. NY., 1974.

461. Historical and Religious Writers of the Latin West / Ed. P.J. Geary. Aldershot, 1995.

462. Hofmann H. Autobiografisch schrijven in de middeleeuwse Latijnse literatur // Over de autobiografie / Red. E. Jongeneel. Utrecht, 1989.

463. Horowitz E.S. The Autobiography of a Seventeenth-Century Venetian Rabbi:• Leon Modena's 'Life of Judah' //Jewish Quarterly Review. 1991. № 3-4 (81).

464. Hunt P. The Autobiography of the Archpriest Avvakum: Structure and Function // Ricerche slavistiche. 1975-76. № 22-23.

465. Idel M. Messianic Mystics. Yale, 1998.

466. Ijsewijn J. Humanistic Autobiography // Studia humanitatis. Munich, 1973.

467. Illes G. Szent Elek legendaink es as Elek legenda forrasai. Budapest, 1913.

468. Individuality / Hrsg. M. Frank, A. Haverkamp. Miinchen, 1998.

469. Individuum und Geschichte. Beitrage zur Diskussion um eine Historischen Psychologie / Hrsg. G. Juettemann und M. Sonntag. Heidelberg, 1993.

470. Individuum und Individualist im Mittelalter / Hrsg. J.A. Aertsen, A. Speer. Berlin; NY., 1996.

471. Individuum: Probleme der Individualist in Kunst, Philosophic und Wissenschaft / Hrsg. G. Boehm, E. Rudolph. Stuttgart, 1994.

472. Interpreting the Self: autobiography in the Arabic literary tradition / Ed. D. Reynolds. Berkeley, 2001.

473. Jager M. Autobiographie und Geschichte: Wilhelm Dilthey, Georg Misch, Karl Loewith, Gottfried Benn, Alfred Doeblin. Stuttgart; Weimar, 1995.

474. Jagic V. Die Alexius-Legende als serbisches Volkslied // Archiv fur Slavische Philologie 1886.

475. Jancke G. Autobiographie als soziale Praxis. Beziehungskonzepte in Selbstzeugnissen des 15. und 16. Jahrhunderts. Koln, 2002.

476. Jelis J. The Child: From Anonymity to Individuality // A History of Private Life. Pt. 3: Passions of the Renaissance / Ed. R. Chartier; Trad. A. Goldhammer. Cambridge (Mass.), 1989.

477. Jewish Intellectual History in the Middle Ages / Ed. by J. Dan. Westport, 1994.

478. Jewish Thought in the Seventeenth Century / Ed. I. Twersky and B. Septimus. Cambridge Mass., 1986.

479. Jewish Thought in the Sixteenth Century / Ed. B. Cooperman. Cambridge (Mass.), 1983.

480. Joret Ch. La legende de Saint Alexis en Allemagne. Paris, 1881.

481. Kantor J. A Psychohistorical Source: the Memoirs of Abbot Guibert of Nogent // Journal of Medieval History. 1976. № 2.

482. Kantor N.F. The Meaning of the Middle Ages. Boston, 1973.

483. Kantorowicz E.H. The King's Two Bodies: A Study in Mediaeval Political Theology. Princeton, 1957.

484. Kerby-Fulton K. 'Who Has Written this Book?': Visionary Autobiography in Langland's С Text //The Medieval Mystical Tradition in England. Cambridge, 1992.

485. Kerrigan W., Braden G. The Idea of the Renaissance. Baltimore, 1989.

486. Klayman-Cohen I. Die hebraische Komponente im Westjiddischen am Beispiel der Memoiren der Gluckel von Hameln. Hamburg, 1994.

487. Kleinberg A.M. Hermannus Judaeus's Opusculum: In Defence of Its Authenticity // Revue des etudes juives. 1992. № 151.

488. Kleinberg A.M. Prophets in Their Own Country: Living Saints and the Making of Sainthood in the Later Middle Ages. Chicago, 1992.

489. Kriele Ch. Untersuchungen zur Alexiuslegende des "Tombel de Chartrose". Miinster, 1967.

490. Lara A. Memoria de mi // Versants. 1985. № 8.

491. Lehman P. Autobiographies of the Middle Ages // Transactions of the Royal Historical Society: 5-th series. L., 1953. Vol. 3.

492. Lehmann J. Bekennen, erzahlen, berichten: Studien zu Theorie und Geschichte der Autobiographie. Tubingen, 1988.

493. Lejeune Ph. L'Autobiographie en France. Paris, 1971.

494. Lejeune Ph. Autobiographie et histoire litteraire // Revue d'Histoire litteraire de la France. 1975. № 6.

495. Lejeune Ph. Le pacte autobiographique. Paris, 1975.

496. Lejeune Ph. Moi aussi. Paris, 1986.

497. Leonardi C. Per una storiografia del piacere //1 discorsi dei corpi. Turnhout, 1993.

498. Lesca G. I «Commentarii rerum memorabilium, quae temporbus suis contingerunt» d'Enea Silvio de'Piccolomini (Pio II). Pisa, 1894.

499. Lincoln V. Teresa, a Woman: A Biography of Teresa of Avila. NY., 1984.

500. Llamas Martinez E. Santa Teresa de Jesus у la Inquisicion espanola. Madrid, 1972.

501. Llamas Martinez E. Teresa de Jesus у los alumbrados: Hacia una revision del 'alumbradismo' espanol del siglo XVI // Actas del Congreso Internacional Teresiano, 4-7 octubre, 1982. Salamanca, 1983. 2 vol.

502. Lowenthal D. The Past is a Foreign Country. Cambridge, 1985.

503. Lukes S. Different cultures, different rationalities? // History of the Human Sciences. 2000. № 1 (13).

504. Lukes S. Types oflndividualism // Dictionary of the History of Ideas: Studies of Selected Pivotal Ideas / Ed. Ph.P. Wiener. NY., 1973. Vol. 2.

505. Maier B. Umanita e stile di Benvenuto Cellini scrittore. Milano, 1952.

506. Man P. de. Autobiography as De-facement // Modern Language Notes. 1979. №94.

507. Marchiori C. La leggenda di S. Alessio nella tradizione popolare italiana. Genova, 1975.

508. Marenbon J. The Philosophy of Peter Abelard. NY., 1997.

509. Marques A. Los alumbrados. Madrid, 1972.

510. Martin J. Inventing Sincerity, Refashioning Prudence: the Discovery of the Individual in Renaissance Europe // American Historical Review. 1997. № 102.

511. Marx A. A Sevententh-Century Autobiography: A Picture of Jewish Life in Bohemia and Moravia // Marx A. Studies in Jewish History and Booklore. NY., 1944.

512. Mascuch M. Origins of the Individualist Self: Autobiography and Self-Identity in England, 1591-1791. Stanford, 1996.

513. May G. L'Autobiographie. Paris, 1979.

514. McLaughlin M. Abelard as Autobiographer // Speculum. 1967. № 42.

515. Medieval Russian Culture / Ed. by M.S. Filer and D. Rowland. Berkeley, 1994. Vol. 2.

516. Medieval Russia's Epics, Chronicles, and Tales / Ed. S.A. Zenkovsky. NY., 1963.

517. Medieval Theology and the Natural Body / Ed. P. Biller and A.J. Minnis. Rochester (NY.), 1997.

518. Menendez у Pelayo M. Historia de los heterodoxos espanoles. Madrid, 1956. Lib. 5.

519. Mercanti scrittori: Ricordi nella Firenze tra Medioevo e Rinascimento / A cura di V. Branca. Milano, 1986.

520. Merleau-Ponty M. Phenomenology of Perception / Transl. by C. Smith. L., 1962.

521. Mews C.J. La bibliotheque du Paraclet // Studia monastica. 1985. № 27.

522. Mews C.J. The Lost Love Letters of Heloise and Abelard: Perceptions of Dialogue in Twelfth-Century France. NY., 1999.

523. Milano A. Storia degli ebrei in Italia. Torino, 1963.

524. Minnis A.J. Medieval Theory of Authorship: Scholastic Literary Attitudes in the Later Middle Ages. L., 1984.

525. Mintz A. Guenzburg, Lilienlum, and the Shape of Haskalah Autobiography // Association for Jewish Studies Review. 1979. № 4.

526. Misch G. Geschichte der Autobiographic. Frankfurt a.M., 1949-1969. 4 Bde.

527. Misch G. A History of Autobiography in Antiquity. Vol. 1-2. L., 1950.

528. Mitchell R.J. The Luarels and the Tiara. Pope Pius П (1458-1464). L., 1962.

529. Modernity and Self-Identity: Self and Society in the Late Modern Age. Stanford, 1991.

530. Molk U. La Chanson de Saint Alexis et le culte du Saint en France aux Xle et Xlle siecles // Cahiers de civilisation medievale. 1978. №21.

531. Momigliano A. A Medieval Jewish Autobiography// Settimo contributo alia storia degli studi classici e del mondo antico. Roma, 1984.

532. Morris C. The Discovery of the Individual: 1050-1200. L., 1972.

533. Ф 547. Morrison K.F. Conversion and Text: The Cases of Augustine of Hippo,

534. Herman-Judah, and Constantine Tsatsos. Charlottesville, 1992.

535. Mothering: Essays in Feminist Theory / Ed. J. Treblicot. Totowa, 1984.

536. Olney J. Metaphors of Self: The Meaning of Autobiography. Princeton, 1973.

537. Pacht O. The St. Albans Psalter. L., 1960.

538. Paige N.D. Being Interior: Autobiography and the Contradictions of Modernity in Seventeenth-Century France. Philadelphia, 2000.

539. Palmer N.F. Eine Prosarbeitung der Alexiuslegende Konrads von Wurzburg // Zeitschrift fur deutsches Altertum und deutsche Literatur. 1979. № 108.ф 557. Paparelli G. E.S. Piccolomini (Pio II). Bari, 1950.

540. Pascal P. Avvakum et les debuts du rascol: La crise religieuse an XVII-e siecle Russe. Paris, 1938.

541. Pascal R. Design and Truth in Autobiography. L., 1960.

542. Pelli M. The Literary Genre of the Autobiography in Hebrew Enlightenment Literature: Mordechai Ginzburg's «Aviezer»// Modern Judaism. 1990. № 2 (10).

543. Perez-Romero A. Subversion and Liberation in the Writings of St. Teresa of• Avila. Amsterdam, 1996.

544. Polivka G. Opisi i izvodi iz jugoslavenskich rukopisa u Pragu, XI: Zivot celovjeka Bozjega Aleksija // Starine. 1890. № 22.

545. Pollock G.H. Some historical notes on Bertha Pappenheim's idealized ancestor: Gluckel von Hameln // American Imago. 1971. № 3 (28).

546. Porter R. History of the Body // New Perspectives on Historical Writing / Ed. P. Burke. Cambridge, 1991.

547. Radoyce L. Vita del'arciprete Awakum. Torino, 1962.

548. Reconstructing Individualism: Autonomy, Individuality, and the Self in Western Thought / Ed. by Th.C. Heller et al. Stanford, 1986.

549. Redlich F. Autobiographies as Sources for Social History // Vierteljahrschrift fur Sozial- und Wirtschaftsgeschichte. 1975. № 62.

550. Reinterpreting Russian History: Readings 860-1860s / Ed. D.H. Kaiser, G. Marker. NY., 1994.

551. Reitz A.C. A Female Midrash in the Memoirs of Gluckel of Hameln // Shofar: An Interdisciplinary Journal of Jewish Studies. Winter 1999.

552. Repp F. Die alttschechische Alexius-Legende // Zeitschrifl fur Slavische Philologie. 1954. №23.

553. Representations of the Self from the Renaissance to Romanticism / Ed. by P. Coleman, J. Lewis and J. Kowalik. Cambridge, 2000.

554. Rewriting the Self: Histories from the Middle Ages to Present / Ed. and intr. byR. Porter. L., 1997.

555. Ribera F. de. La Vida de la Madre Teresa de Jesus / Ed. J. Pons. Barcelona, 1908.

556. Rich A. Of Woman Born. NY., 1976.

557. Ricoeur P. Oneself as another. Chicago, 1992.

558. Riedel Chr. Subjekt und Individuum. Zur Geschichte des philosophischen Ich-Begriffes. Darmstadt, 1989.

559. Robinson A. Awakum and Dorothee (a propos des sources litteraires de la Vie d'Avvakum) //Revue des etudes slaves. 1961. № 38.

560. Rosen H. Speaking from Memory: A Guide to Autobiographical Acts and Practices. L, 1998.

561. Rosier M. "Alexiusprobleme" // Zeitschrtift fur Romanische Philologie. 1933. №53.

562. Rosier M. Die Fassungen des Alexius Legende mit besondere Berucksichtung der Mittelaltischen Versionen. Vienn; Leipzig, 1905.

563. Roth C. The History of the Jews in Italy. Philadelphia, 1946.

564. Ruderman D.B. Jewish Thought and Scientific Discovery in Early Modern Europe. New Haven, 1995.

565. Sahlins M. How "natives" think: about Captain Cook, for example. Chicago, 1995.

566. Sapir Abulafia A. The Ideology of Reform and Changing Ideas Concerning Jews in the Works of Rupert of Deutz and Hermannus Quondam Iudeus // Jewish History. 1993. № 1 (7).

567. Schacter J.J. History and Memory of Self: The Autobiography of Rabbi Jacob Emden // Jewish History and Jewish Memory: Essays in Honor of Yosef Hayim Yerusahalmi / Ed. by E. Carlebach, J.M. Efron, D.N. Myers. Hannover, 1998.

568. Schkomodau H. Alexius in Liturgie, Malerei und Dichtung // Zeitschrift fur romanische Philologie. 1956. № 72.

569. Schmitt J.-Cl. La conversion d'Hermann le juif. Autobiographie, histoire et fiction. Paris, 2003.

570. Schmitt J.-Cl. La "decouverte de l'individu": Une fiction historiographique? // La Fabrique, la figure et la feinte: Fictions et statut des fictions en psychologie. Paris, 1989.

571. Schmitt J.-C. La memoire des premontres: A propos de l'«autobiographie» du premontre Hermann le Juif // La vie quotidienne des moines et chanoines reguliers du

572. Moyen Age et Temps modernes: Actes du Premier Colloque International du LARHCOR. Wroclaw, 1995.

573. Scholem G. Mysticism and Society // Diogenes. 1967. № 58. Ф 592. Scott J. Gender A Useful Category of Historical Analysis // American

574. Historical Review. 1986. № 91.

575. Seeman D. «Like One of the Whole Men»: Learning, Gender and Autobiography in R. Barukh Epstein's «Mekor Barukh» // Nashim. 1999. № 2.

576. Sellheim R. Autobiographie // Lexikon des Mittelalters. Munchen; Zurich, 1978. Bd 1.

577. Seow C.L. Qohelet's Autobiography// Fortunate the Eyes That See: Essays in Honor of David Noel Freedman in Celebration of His Seventieth Birthday / Ed. by A.B. Beck et al. Grand Rapids, 1995.

578. Shahar S. Childhood in the Middle Ages. L.; NY., 1990.• 597. Sharon D.M. Mystic Autobiography: A Case Study in Comparative Literary

579. Analysis //Journal of Indo-Judaic Studies. 1999. № 1,2.

580. Slade C. St. Teresa of Avila: Author of a Heroic Life. Berkeley, 1995.

581. Soloveitchik J.D. Halakhic Man / Trad, by L. Kaplan. Philadelphia, 1983.

582. Sorensen H.-Ch. Die stilistiche Verwendung kirchenslavisher Sprachelemente in der Autobiographie Avvakums // Scando-Slavica. 1950. № 3.

583. Southern R.W. The Making of the Middle Ages. New Haven, 1959.

584. Southern R.W. Medieval Humanism and Other Studies. NY., 1970.

585. Southern R.W. Saint Anselm and His Biographer: A Study of Monastic Life ф and Thought: 1059 c.l 130. Cambridge, 1963.

586. Southern R.W. Saint Anselm: A Portrait in a Landscape. Cambridge, 1990. 605.Spence S. Origins of the Self: Vernacular Identity in 12th-Century France //

587. Alternative Identities: the Self in Literature, History, Theory / Ed. L.M. Brooks. NY., 1995.

588. Spengemann W.C. The Forms of Autobiography: Episodes in the History of a Literary Genre. New Haven, 1980.

589. Sprinker M. Fictions of the Self: The End of Autobiography // Autobiography: Essays Theoretical and Critical / Ed. by J. Olney. Princeton, 1980.

590. Starn R. Varieties of Cultural History: Collected Essays. Goldbach, 2001.

591. Stebbins Ch.E. Les grandes versions de la legende de Saint Alexis // Revue beige de philologie et d'histoire. 1975. № 53.

592. Stebbins Ch.E. Les origines de la legende de Saint Alexis I'homme de Dieu // Revue beige de philologie et d'histoire. 1973. № 51.

593. Stock B. Listening for the Text. Baltimore, 1990.

594. Stock B. The Self and Literary Experience in Late Antiquity and the Middle Ages // New Literary History. 1994. № 4 (25).

595. Strecke R. Zur geschichtlichen Bedeutung des altfranzosischen Alexiusliedes. Frankfurt a.M., 1979.

596. Taylor Ch. Sources of the Self: The Making of Modern Identity. Cambridge (Mass.), 1989.

597. Taylor Ch. The Person // The Category of Person. Cambridge, 1985.

598. Toch M. Jewish Women Entrepreneurs in the 16th and 17th Centuries: Economics and Family Structure // Die Welt der Gluckel von Hameln / Hrsg. M. Richarz. Hamburg, 1998.

599. Utti K.D. Story, Myth, and Celebration in Old French Narrative Poetry, 1050-1200. Princeton, 1973.

600. Utti K.D. The Old French Vie de Saint Alexis: Paradigm, Legend, Meaning // Romance Philology. 1967. № 20.

601. Varese C. Storia e politica nella prosa del Quattrocento. Torino, 1961.

602. Vitz E.B. Medieval Narrative and Modern Narratology: Subjects and Objects of Desire. NY., 1989.

603. Vitz E.B. Type et individu dans l'autobiographie medievale: Etude d'Historia calamitatum // Poetique. 1975. № 24.

604. Von der dargestellten Person zum erinnerten Ich. Europaische Selbstzeugnisse als historische Quellen (1500-1800). Selbstzeugnisse der Neuzeit.

605. Quellen und Darstellungen zur Sozial- und Erfahrungsgeschichte / Hrsg. K. von Greyerz, H. Medick und P. Veit. Koln, 2001.

606. Vrtel-Wierczynski S. Staropolska legenda о Sw. Aleksyem, na porovnawczem tie literatur slowianskich. Posnan, 1937.

607. Weber A. Teresa of Avila and the Rhetoric of Femininity. Princeton, 1990.

608. Weiand Ch. «Libri di famiglia» und Autobiographic in Italien zwischen Tre-und Cinquecento (Studien zur Entwicklung des Schreibens uber sich Selbst). Tubingen, 1993.

609. Weinstein D., Bell R.M. Saints and Society: Christendom, 1000-1700. Chicago, 1982.

610. Weintraub K.J. Autobiography and Historical Consciousness // Critical Inquiry. 1975. № 1 (4).

611. Weintraub K.J. The Value of the Individual: Self and Circumstance in Autobiography. Chicago, 1978.

612. Die Welt der Gluckel von Hameln / Hrsg. M. Richarz. Hamburg, 1998.

613. Wenzel H. Die Autobiographic des spaten Mittelalters und der fruhen Neuzeit. Miinchen, 1980. 2 Bde.

614. Wenzel H. Zu den Anfangen der volkssprachigen Autobiographic im spaten Mittelalter // Daphnis: Zeitschrift fur Mittlere Deutsche Literatur. 1984. № 1-2 (13).

615. Werner M., Zimmermann B. Penser l'histoire croisee: entre empirie et reflexivite // Annales HSS. 2003. № 1 (58).

616. Wierzbicka A. Understanding cultures through their key words: English, Russian, Polish, German, and Japanese. NY., 1997.

617. Winch P. Understanding a primitive society// Rationality / Ed. B.R. Wilson. Oxford, 1964.

618. Yepes D. de. Vida de Santa Teresa de Jesus. Paris, 1847.

619. Zenkovsky S.A. Der Monch Epifanij und die Entstehung der altrussichen Autobiographic // Die Welt der Slaven. 1956. № 1 (3).

620. Zenkovsky S.A. The Confession of Epiphany a Moscovite Visionary // Studies in Russian and Polish Literature in Honor of Waclaw Lednicki. Gravenhage, 1962.

621. Zenkovsky S.A. The Old Believer Awakum: His Role in Russian Literature // Indiana Slavic Studies. 1956. № 1.

622. Zimmermann T.C.P. Confessions and Autobiography in the Early Renaissance// Renaissance Studies in Honor of Hans Baron. Firenze, 1971.

623. Zumthor P. Autobiography in the Middle Ages? // Genre. 1973. № 1.

624. I. Справочные и информационные издания

625. Aurenhammer Н. Lexicon der christlichen Iconographie. Wien, 1959.

626. Braunfels W. Lexicon der christlichen Iconographie. Rom, 1973. Bd. 5: Iconographie der Heiligen.

627. Cahier Ch. Carateristiques des saints dans l'art populaire. Paris, 1867.

628. Dictionary of the History of Ideas: Studies of Selected Pivotal Ideas / Ed. Ph.P. Wiener. NY., 1973. Vol. 2.

629. Enciclopedia Cattolica. Vaticano, 1948. Vol. 1.

630. Encyclopaedia Judaica. Jerusalem, 1978. Vol. 4.

631. Lexikon des Mittelalters. Munchen; Zurich, 1978. Bd 1.

632. A Literary History of France. L., 1974. Vol. 1.

633. Pigler A. Barocktemen: eine Auswahl von Verzeichnissen zur Iconographie des 17. und 18. Jahrhunderts. Budapest, 1974. Bd. 1.

634. Reau L. Iconographie de Part Chretien. Paris, 1958. T. 3.

635. Starnes C. Augustine's Conversion: A Guide to the Argument of Confessions I-IX. Waterloo (Canada), 1990.

636. Storey Ch. An Annotated Bibliography and Guide to Alexis Studies (La Vie de Saint Alexis). Geneve, 1987.

637. Венгеров C.A. Источники словаря русских писателей. СПб., 1900. Т.1.

638. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4 т. М., 1995. репринтное воспр. 2-го изд.: СПб.; М., 1882.

639. История дореволюционной России в дневниках и воспоминаниях: Аннотир. указ. книг и публикаций в журналах / Ред. П.А.Зайончковский. М., 1976- 1989. Т. 1-5.

640. История Европы. М., 1993. Т. 3.

641. История ментальностей и историческая антропология: Зарубежные исследования в обзорах и рефератах. М., 1996.

642. История русской литературы. М; Л., 1948. Т. 2. Ч. 2.

643. Православная энциклопедия. М., 2000 -. Т. 2 -.

644. Пыпин А.Н. История русской литературы. СПб., 1898. Т. 2.

645. Словарь книжников и книжности Древней Руси: Вып. 3: XVII в. Ч. 1. СПб., 1992.

646. Словарь русского языка XI-XVII вв. М., 1975-. Вып. 1-.

647. Словарь средневековой культуры / Ред. А.Я. Гуревич. М., 2003.

648. Словарь средневековой культуры. М., 2003.

649. Современный философский словарь / Под ред. В.Е. Кемерова. М., 1996.

650. Срезневский И.И. Материалы для словаря древнерусского языка по письменным памятникам. М., 1958. Т. 1-3 репринтное воспр. изд.: СПб., 18931903.

651. Фасмер М. Этимологический словарь русского языка: В четырех томах / Пер. с нем. и доп. О.Н. Трубачева. Под ред. и с предисл. Б.А. Ларина. 2-е изд. М., 1986-1987. Т. 1-4.