автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.09
диссертация на тему: Ингушский песенный эпос илли

Полный текст автореферата диссертации по теме "Ингушский песенный эпос илли"

На правах рукописи

Матиев Магометбашир Адамович

ИНГУШСКИЙ ПЕСЕННЫЙ ЭПОС ИЛЛИ Специальность-10.01.09. Фольклористика

Автореферат диссертации на соискание учёной степени кандидата филологических наук

Нальчик-2004

Диссертация выполнена на кафедре ингушской филологии Ингушского государственного университета.

Научный руководитель: кандидат филологических наук, профессор

Дахкильгов Ибрагим Абдурахманович Официальные оппоненты: доктор филологических наук

Ведущая организация: Адыгейский государственный университет

Защита диссертации состоится _4_ июня 2004 года в 10.00 часов на заседании Диссертационного Совета Д.212.076.04 по защите диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук в Кабардино-Балкарском государственном университете им. Х.М.Бербекова (360004, КБР, г.Нальчик, ул.Чернышевского, 173).

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Кабардино-Балкарского государственного университета им. Х.М.Бербекова (360004, КБР, г.Нальчик, ул.Чернышевского, 173).

Автореферат разослан апреля 2004 года.

Ученый секретарь

Ципинов Арсен Амербиевич

кандидат филологических наук, доцент Садулаев Борис Саидович

Диссертационного Совета

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность темы исследования. В данной работе впервые предпринята попытка комплексного исследования ингушского песенного эпоса илли, поскольку до настоящего времени освещались лишь его отдельные проблемы. Данное исследование призвано содействовать многоаспектному изучению народной песенной культуры ингушей в ее связях с историей, духовной и материальной культурой, психологией, ментальностью. На рассмотрение выносятся вопросы соотношения эпоса и действительности, проблема историзма эпоса, особенности его художественного языка, вопросы поэтики и характеристика современного состояния жанра.

Основной целью данного исследования является разностороннее рассмотрение важнейших вопросов ингушского песенного эпоса илли.

В соответствии с этой целью в исследовании ставятся следующие задачи:

-характеристика и анализ сюжетики ингушского песенного эпоса; -изучение основных его образов; -анализ проблемы историзма;

-анализ особенностей художественного языка эпоса; -характеристика современного состояния жанра.

Источниковая база. Многие героико-эпические песни ингушей по различным причинам до сих пор не были предметом изучения исследователей. Так, например, тексты, записанные М.Джабагиевым, были доступны лишь зарубежным исследователям, т.к. в Советском Союзе этот человек считался врагом режима. Ряд текстов выявлен в архивах лишь недавно

(«Князь», «Песня о Чербыже», «Смерть Мехти-Идриса» и др.), некоторые из них до сих пор не опубликованы. К ним можно отнести и тексты, записанные около ста лет назад Ф.Горепекиным, которые представляют большой интерес для науки. Несколько записанных им малоизвестных текстов, которые впервые вводятся в научный оборот в данной работе, были любезно предоставлены в наше распоряжение краеведом Б. Газиковым.

Впервые ингушские песни на ингушском языке были записаны М.Э. Джабагиевым в конце XIX-го - начале ХХ-го века при помощи созданного им самим ингушского алфавита на основе латинской графики. Позже они были опубликованы в различных изданиях, самым значительным из которых является изданный в 1935 году в Париже сборник произведений ингушского фольклора "Ингушские народные тексты" на ингушском и французском языках (перевод Ж.Дюмезиля). В 1940-м году молодые писатели и фольклористы Хамзат Осмиев и Хаджи-Бекир Муталиев опубликовали несколько ингушских илли в сборнике "Ингушский фольклор" ("Палг1ай фольклор "). С тех пор илли несколько раз издавались на ингушском и русском языках.

Новые записи ингушских героико-эпических песен были произведены в последние десятилетия З.Албогачиевой, М.Г.Аушевым, И.Дахкильговым, А.Мальсаговым, Д.Картоевым, СПатиевым, А.Танкиевым, МХалухоевым и другими. Ряд записей песен с заметными признаками разрушения жанра произведен нами во время фольклорных экспедиций в ингушские села в 1997-2003 г.г.

К сожалению, этот эпос до последнего времени оставался в различных сборниках ингушского фольклора изданий 1932, 1940, 1959, 1967,1991,1998, 2001 и 2002 годов, а также в некоторых

архивах. В ходе написания данного диссертационного исследования нами составлен на ингушском языке весь доступный свод илли, который был опубликован в 2002 году (см. «Ингушские героические песни» (на инг. яз.). Сост. МАМатиев. Магас, 2002).

Методологической основой диссертационного исследования являются важнейшие теоретические положения, выдвинутые С.Н.Азбелевым, АН.Веселовским, В.М.Гацаком, У.Б.Далгат, В.М.Жирмунским, Е.М.Мелетинским, ВЛЛроппом, Б.Н.Путиловым и другими известными исследователями фольклора.

Научная новизна диссертационного исследования состоит в том, что в нем впервые предпринята попытка комплексного историко-сравнительного исследования ингушского песенного эпоса илли.

Теоретическая значимость данного исследования состоит в дальнейшей разработке одной из актуальных проблем современной фольклористики- проблемы соотношения героического эпоса и действительности, вопросов поэтики, современного состояния жанра, а также в том, что вводимый в научный оборот материал ингушского фольклора позволяет с большей полнотой осветить некоторые общетеоретические проблемы изучения эпоса народов Кавказа и Российской Федерации.

Научно-практическая значимость. Среди многих проблем современной ингушской фольклористики одной из значительных является отсутствие комплексного монографического исследования ингушского песенного героического эпоса. Решению этой проблемы и посвящен данный труд, автор которого надеется, что он станет скромным вкладом в северокавказскую фольклористику, поможет в выявлении общих для кавказского региона и типологических особенностей. Илли являются богатым информативным источником для историков, этнографов,

этнопсихологов, языковедов. Представляется, что данная работа поможет специалистам разных смежных областей науки обратить пристальное внимание на данный жанр фольклора. В связи с этим автор обращает внимание на то, как в илли отражены важнейшие исторические события, показаны выдающиеся личности, а также характер взаимоотношений героев, этические нормы, адаты, одежда, жилище, пища и многое другое.

Известно, что на становление и развитие ингушской литературы, как и литератур других народов, благотворное влияние оказало устное народное творчество. Особенно это относится к письменной поэзии. Также общеизвестно, что к освоению накопленных народом устных художественных традиций надо подходить творчески, разумно и в меру сочетая традиционное и новаторское.

Вместе с тем, как показывает практика, ингушская письменная поэзия слишком рано стала отдаляться от многовековых народных традиций, что можно объяснить-спецификой периода ее становления. Богатый и многообразный мир поэтики народного творчества всё ещё остаётся без должного внимания со стороны ведущих ингушских поэтов. Изучение поэтики героико-эпических песен призвано помочь местным поэтам в дальнейшем совершенствовании их поэтического мастерства. В этом заключается одна из важных практических задач данного исследования.

Степень разработанности - проблемы. Изучение ингушского фольклора лишь в последние десятилетия стало привлекать к себе подлинно научный интерес. До 1920-х годов записывали и пытались изучать ингушский фольклор лишь отдельные любители-одиночки.

С открытием в 1926-м году во Владикавказе Ингушского научно-исследовательского института краеведения устное народное творчество ингушей стало записываться и изучаться более активно учеными, писателями и другими представителями молодой интеллигенции, такими как Заурбек Мальсагов, Тембот Беков, Абдул-Вагап Аушев, Лоре Ахриев, Зархмат Измайлов и другими.

В период депортации ингушского народа (1944-1957 г.) не могло быть речи о фольклорных записях, публикациях и исследованиях. После возвращения народа на Родину, т.е. с 1957 г., началось оживление в его культурной жизни. Запись и изучение ингушского фольклора начинают приобретать целенаправленный характер.

Нартский эпос исследовали Ахмет Мальсагов и Уздиат Далгат, ингушская сказка стала объектом изучения Лидии Танкиевой, Абу Мальсагова и Бориса Садулаева, мифам, легендам и преданиям посвятил свои исследования Ибрагим Дахкильгов, эстетика ингушского фольклора была изучена Абукаром Танкиевым. Однако лирическим и лиро-эпическим жанрам, включая жанр илли, как нам представляется, фольклористами уделялось значительно меньше внимания.

Вместе с тем следует отметить, что изучению различных вопросов, касающихся илли, посвятили свои работы Я.Ахмадов, Е. Белецкая, Я. Вагапов, И. Дахкильгов, 3. Мальсагов, Д. Мальсагов, И.Мунаев, X. Ошаев, Б. Садулаев, А. Танкиев, А.Халидов, Р.Ужахова, Д.Чахкиев и другие исследователи. Они касались проблем зарождения и развития эпоса (Х.Ошаев, Д.Мальсагов, Б.Садулаев), образа эпического героя (И.Дахкильгов, Я.Вагапов, З.Мальсагов), женских образов (Е.Белецкая, Р.Ужахова), образа коня и оружия героя (Я.Ахмадов, Д.Чахкиев), некоторых особенностей художественного

языка (И.Мунаев, А.Халидов).

Апробация результатов исследования. Основные положения и результаты диссертационной работы доложены и обсуждены на научных и научно-практических конференциях: «Ингушетия на пороге нового тысячелетия» (Назрань, 2000), «Вузовское образование в современных условиях» (Магас, 2000), «Северный Кавказ: геополитика, история, культура» (Ставрополь, 2001), «Региональное кавказоведение и тюркология: традиции и современность» (Карачаевск, 2001), «Мурад Базоркин и ингушская историческая наука» (Магас, 2002), «Современные подходы в исследовании проблем истории и языка ингушского народа» (Магас, 2002), а также отражены в четырнадцати публикациях автора.

Диссертация обсуждена на заседании кафедры ингушской филологии Ингушского государственного университета и рекомендована к защите. Работа также обсуждена на расширенном заседании кафедры русской литературы Кабардино-Балкарского государственного университета (апрель 2004).

Структура диссертационного исследования состоит из введения, двух глав (состоящих из семи параграфов), заключения, информации о сказителях и библиографии.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении обосновывается актуальность и научная новизна работы, дается изложение теоретических и методологических принципов исследования, раскрываются его цели и задачи, определяется его теоретическая и практическая значимость.

Глава первая «Основные сюжеты и образы ингушского песенного эпоса илли» состоит из четырех параграфов. Говоря о

сюжетике ингушского песенного эпоса, следует отметить, что при наличии ряда общекавказских черт его сюжетные темы имеют много специфических, национальных особенностей. Как и в эпосе большинства народов Северного Кавказа, в сюжетике илли можно выделить несколько главных разделов: противопоставление мира эпического героя «чужому» миру, т.е. миру эпических врагов; эпический кодекс чести; победа эпического героя над «чужим» миром.

На многочисленных примерах автор показывает, что одной из главных идей ингушских илли является идея консолидации этноса, общества, общины или же беднейших, социально обездоленных слоев.

Илли могут начинаться с запева, но чаще песни сразу же вводят слушателя в действие. Затем идет описание побудительной причины, заставляющей героя идти на подвиг, детально описываются приготовления в путь, следует встреча с врагом, бой, победа или героическая гибель. Гибель эпических героев также символизирует победу над "чужим" миром.

В песнях об отбитых набегах ингушский герой защищает "свой мир" от нападений иноземных феодалов. Враг нападает на село, где живет эпический герой, с целью ограбить его, отобрать у него жену (или любимую), сделать его своим рабом или узденем и т.д. В песнях о кровной мести герой мстит врагу за убийство родных (обычно -отца героя), пленение или оскорбление их. Причем, ограбление также расценивается скорее как оскорбление.

Если эпический герой всю привезенную после набега на владения феодалов добычу раздает обездоленным, если эта добыча взята в открытом и честном бою, то она считается "белой", т.е. чистой, благородной добычей. В песнях особенно идеализируются герои,

отправляющиеся в поход за "белой" добычей, и всячески высмеиваются предводители набеговых дружин, присваивающие себе добычу, "предназначенную" сиротам, вдовам, беднякам. При этом, как отмечает У.Далгат, набег служит лишь фоном, на котором показаны герои, тем сюжетным двигателем, который передает их беспредельное мужество.

В песнях о "добывании" или возвращении уведенной невесты или жены эпического героя подразумевается, что девушка, на поиски которой отправляется герой, "предназначена" ему. Обычно герой "добывает" невесту в "чужом", враждебном мире, что является символом победы "своего" мира. Как отмечает В.Пропп, на основной сюжет, добычу жены для себя, наслаивается и становится внутренне необходимым мотив спасения другого человека. Герой уже не только добывает жену, он становится защитником обездоленных, что мы видим и в ингушских илли.

Значительная часть ингушских эпических песен имеет контаминированные сюжеты («Бексултан Борганов», «Сын Горного Стража», «Гяла Гэйтак» и др.). Как правило, эти контаминации имеют творческий характер и образуют художественные единства.

Во втором параграфе речь идет об эпических героях и эпических врагах. Центральным, главным героем ингушских илли является обездоленный герой ("даькъаза йант") или известный предводитель ("кИантий баьчча"). Образ предводителя может быть как положительным, так и отрицательным. Обездоленный же герой во всех без исключения песнях показан не просто положительным, но и идеальным героем.

Основными признаками обездоленности эпического героя являются его одиночество, бедность, слишком юный возраст.

Как отмечают многие исследователи (З.Мальсагов, Х.Ошаев, Я.Вагапов и другие), на определенном этапе развития ингушского общества родовые пережитки, межклановая борьба стали фактором, разобщающим сельскую общину, ослабляющим ее в борьбе с внешней опасностью. Очевидно, что в этих условиях идеализация общенационального, не принадлежащего конкретному роду героя была "требованием" всего общества. Поэтому в илли не указывается родовая принадлежность идеального героя и всячески подчеркивается его социальная обездоленность.

Много общего с образом обездоленного героя имеют образы известных предводителей набеговых дружин (бяччи), которых иногда называют просто знаменитыми мужчинами («ц1и хеза къонахий»).

Если «свой» мир и его защитники в ингушском эпосе всячески идеализируются, то представители «чужого» мира являются их противоположностью. Эпический герой предстает нравственно чистым, благородным, смелым, умеренным в пище, эпический же враг коварен, труслив, пренебрегает нравственными нормами мира эпического героя, предается чревоугодию и пьянству.

Одной из главных отличительных черт эпического героя от эпического врага является социальное одиночество первого. Эпический враг имеет много сторонников или подчиненных, он во всех песнях показан богатым человеком, в то время как эпический герой может быть и состоятельным и, чаще всего, очень бедным. Первый всегда показан алчным, стремящимся к наживе любой ценой, а эпический герой независимо от того, беден он или богат, всегда является щедрым.

У эпического врага много общего с известным предводителем набеговых дружин. Часто предводитель также показан алчным, трусливым, слишком гордым и заносчивым. В песнях, где

предводитель является отрицательным персонажем, главным действующим героем является обездоленный герой.

Главной отличительной чертой эпических героев является их соответствие комплексу личных качеств, воплощающему исторически сложившиеся народные идеалы героизма.

Третий параграф посвящен женским образам. Значительное место в героико-эпических песнях ингушей уделено образам матери, верной жены, невесты, любимой и сестры героя. В этих образах отражены идеалы этических и эстетических представлений ингушского народа.

Одним из самых популярных персонажей ингушского героического эпоса является Жер-баба (или Жер-нана, т.е. вдовая мать), одинокая вдовая старуха, обладающая провиденциальным даром, являющаяся хранительницей моральных устоев, символизирующая мудрость и благородство. Она помогает эпическому герою совершить подвиг (а во многих песнях - побуждает героя совершить подвиг), одолеть врага, выдержать испытания, помогает ему советом, наставляет на верный путь. Она же часто является матерью обездоленного героя. Как пишут И. Дахкильгов, А.У.Мальсагов, Р.Ужахова и другие исследователи, образ Жер-бабы весьма древен.

Но и в позднем эпосе, как отмечает Б.Путилов, мать воплощает понятия дома, рода, семьи, именно она часто открывает сыну важное, но ему неведомое, дает мудрые советы, предупреждает об ожидаемых опасностях, дает нужное оружие, а после битвы излечивает его от смертельных ран. На ее же долю выпадают эмоциональные переживания, оплакивание погибших, принятие вестей о поражениях и т.п.

Кроме того, мать выступает и в роли нравственного судьи, является выразительницей мнения общества. Она следит за тем, чтобы

моральные, нравственные, этические нормы общества, эпический кодекс чести соблюдались сыном.

Большая роль в ингушских героических песнях отводится образам жены, невесты, возлюбленной и сестры героя. Они часто выступают активными эпическими фигурами. В песнях сестра героя идеализируется, участвует в битвах, вызывает врага на поединок и мстит за убитого брата. В песне «Шахмурза Дзейтов» («Зайта Шахмарза») жена героя фактически является главным действующим лицом. Благодаря ее верности, находчивости и смелости ее мужу удается не только спасти свою жизнь, но и вернуться домой победителем.

Наряду с образом обездоленного героя очень популярен в ингушских илли образ обездоленной девушки. Девушка, не имеющая братьев, которые могли бы ее защитить, вынуждена самоутверждаться при помощи оружия, мужества, отваги, воинского искусства, становится девой-воительницей.

Успех героя в бою во многом зависел и от его главных и самых надежных "товарищей" - коня и вооружения. В ингушских песнях им уделено внимания больше, чем описанию самого боя. Бой во многом рисуется стереотипно и менее всего прочего соответствует действительности, в то время как подготовка к бою коня, оружия и доспехов описываются детально, подробно и красочно.

Илли не знают героя без боевого скакуна (гила, ды). Герой разговаривает с конем, как с товарищем, советуется с ним, поверяет ему свою судьбу, наделяет его превосходными эпитетами, холит и лелеет его, лишь раз в год позволяет себе ударить коня плеткой. В бою конь не только способствует совершению подвигов эпическим героем, но и сам становится участником боя. Как отмечает Я. Ахмадов, "к!ант" (герой, молодец) и его боевой конь - это

своеобразная героическая пара, которая в большинстве случаев сосредотачивает основное сюжетное развитие песни.

В одном из вариантов песни «Вдовий сын Жовсарко и князь Тепсарко», записанном Ф. Горепекиным, верный конь так долго плачет над телом убитого врагами эпического героя, что слепнет.

Связь между конем и его хозяином настолько неразрывна, что гибель коня, как пишет РЛипец, лишает героя силы внутреннего сопротивления, хотя срок жизни коня биологически примерно втрое короче, чем у человека.

В песнях («Сын старой вдовы», «Чож Марзаганов» и других) герой возвращается с битвы с победой, но он и его конь получили тяжелые раны. Герой живет до тех пор, пока жив его конь, и умирает сразу же после получения известия о смерти коня. "Родившая меня мать, если он умрет, и я умру, если он избежит смерти, и я буду жить,"-говорит герой.

Наиболее часто упоминаемое в песнях оружие героя - это кремневое ружье - мажар. Из холодного оружия песенные герои предпочитают высококачественные, знаменитые марки мечей и сабель: из "барсовой" стали (ц1окъболат) и "ревущей обезьяны" (терсмейл). Есть в песнях упоминания о кремневых пистолетах, порохе и свинцовых пулях.

Есть научные данные о том, что уже в ХУ-ХУГ вв., т.е. в период зарождения жанра илли, ингуши были знакомы с огнестрельным оружием. Появление (с берегов Черного моря, из Крыма, Турции, Кабарды, Дагестана и Грузии) и распространение огнестрельного оружия (вначале фитильного, а затем и кремневого) в Ингушетии, считает исследователь Д.Чахкиев, происходит не позднее конца XV-начала XVI в. Постепенно ингушские оружейники наладили и

собственное производство огнестрельного оружия, изготовление разнотипного пороха, добычу свинца для пуль.

И.Джабраилова, Б.Евлоев, Х.Мамаев, Д.Чахкиев и другие исследователи отмечают, что в позднем средневековье в ингушском обществе стали выделяться военная знать и боевые дружины, занимавшиеся преимущественно воинскими акциями и охранными мероприятиями. Они имели дорогие комплекты воинского снаряжения, необходимые навыки и специальную военно-физическую подготовку. Именно они, их удаль, молодечество, героизм и благородство воспеваются и идеализируются в илли. А вместе с героем воспеваются его конь и оружие.

Глава вторая «Ингушский песенный эпос илли и действительность» состоит из трех параграфов. В первом параграфе рассматривается проблема историзма жанра. Его расцвет приходится на период, который Б.Путилов определил как "эпическую эпоху". Эта эпоха характеризуется наличием эпической среды и живой эпической традиции, "военной демократии", "эпическим" характером жизни народа.

Сам героический эпос развивается и бытует до тех пор, пока он "нужен" эпической среде. При постоянных войнах и набегах, постоянном ожидании опасности, постоянной готовности отразить нападение враждебных соседей или же самим совершить на них набег эпическая среда "требует" создания и бытования героико-эпических песен, воспевания и идеализации культа молодечества, удальства, геройства. Как отмечает А.Ахлаков, суровая жизнь горцев, полная внешних и внутренних опасностей и тревог, требовала от членов общества высоких боевых качеств, и народная поэзия, являясь мощным средством воспитания, воспевала и утверждала идеал мыслимого в данную конкретно-историческую эпоху героя.

Возникновение и бытование ингушских илли явилось результатом не только эволюции и трансформации предшествовавших им других, более архаических, типологических состояний, но и было обусловлено конкретными историческими условиями. Фольклор любого народа "вынужден" черпать материал для создания сюжетов и образов из реальной жизни, а она в "героический век", в "эпическую эпоху" "требует" создания культа героизма, молодечества, идеального с точки зрения эпической среды поведения личности, воспевания героя, всегда "заряженного" на борьбу с эпическим врагом.

Эпическая среда воспринимает эпос как действительную историю. Главная задача эпоса заключается не в том, чтобы в точности сообщить нам исторические факты, а в том, чтобы передать реальную атмосферу, дух того времени, дать нам почувствовать отношение народа к историческим событиям, к защитникам "своего" мира и представителям "чужого" мира. Как пишет С.Азбелев, устный эпос очень редко сохраняет точность фактических деталей, но у него есть другое важное преимущество: эпос может хранить веками без радикальных изменений ту обобщенную оценку сущности события, какая отложилась в сознании широкой общественной среды.

Если представители и защитники "своего" мира получают такие эпитеты как "цветом сияющий" ("бос лепа") или "сердцем отважный" ("дог майра"), то представители "чужого" мира даже цветом своего лица олицетворяют зловещие, темные силы. Герой, войдя к шамхалу или мурзе, видит, что у того "лицо чернее, чем сердце". Как отмечает А.Гутов, контрастность добра и зла отражена в цветовой символике соответственно сопоставлением светлого и темного, на фоне чего четко обозначается оппозиция "белое-черное" или "свет-тьма".

Во втором параграфе анализируются особенности художественного языка жанра. В отличие от народных лирических песен, стих илли более строг, сами стихи более протяженны и торжественны. Особенности стихосложения илли наиболее полно изучены З.Мальсаговым. В илли много эпитетов, имеются сравнения и метафоры, поэтические формулы и типичные места, много повторов, которые помогают эпическому певцу лучше запомнить текст.

Одним из художественных приемов эпоса является гиперболизация. Как отмечает А.О.Мальсагов, наиболее часто гипербола употребляется в портретной характеристике героев, его оружия, силы, удали.

Большую часть текста в песнях занимает прямая речь. Чтобы подчеркнуть презрительное отношение одного песенного персонажа к другому (князя - к простым крестьянам или эпического героя - к врагам), заменяется классный показатель в-д на й-й.

К числу основных элементов изобразительно-выразительной системы поэтических средств ингушского песенного эпоса илли относятся эпитеты. Как отмечает А.Халидов, они способствуют изображению в динамическом состоянии песенных героев и их действий, делают речь персонажей образной и поэтически насыщенной, помогают сказителям выразить чувства и переживания героев. Все эпитеты прямо или опосредованно служат идеализации эпического героя.

В третьем параграфе рассматривается современное состояние жанра. Во второй половине XIX века в результате изменения общественно-политической ситуации в Ингушетии, развития в ней капиталистических отношений, частых карательных экспедиций царских войск в ингушские села, насильственных переселений,

наложения непомерных штрафов и других акций, направленных против традиционного уклада жизни ингушей, произошел слом общественного сознания, сильно изменились психология, менталитет, иерархия системы ценностей значительной части ингушского народа. В результате этого уже к концу XIX века началось исчезновение ингушской эпической среды и стремительное угасание жанра героико-эпических песен ингушей.

Во второй половине XIX века значительная часть поэтических средств ингушских героико-эпических песен стала «обслуживать» песни религиозного содержания назам. В конце XIX - начале XX в.в. среди ингушей все чаще начинают бытовать песни об абреках, разбойниках, народных мстителях, в финале которых песенный герой обычно погибает, более популярными становятся песни с трагическим финалом, навеянные пессимизмом и безысходностью.

Часть сюжетов, мотивов и поэтических формул ингушского песенного эпоса илли перешла в жанр шуточного сватовства зоахалол. Известно, что появление пародийных мотивов это один из признаков завершения творческого этапа в жизни героического эпоса. Эти признаки особенно заметны в жанре зоахалол, где «герой», которого перед этим долго прославляли, вдруг предстает антиподом эпического героя. То же самое можно сказать о величальных и приветственных песнях («Хестора иллеш» и «Моаршала иллеш»). Значительная часть ингушских героико-эпических песен трансформировалась в сказки, сказания и предания.

В настоящее время процесс затухания ингушской героико-эпической традиции можно считать завершенным: в ходе фольклорных экспедиций в ингушские села удается записать крайне ограниченное количество песен. В основном, это прозаическое

изложение забытой сказителем песни или "вторичный фольклор», т. е., попытка устного пересказа опубликованных ранее песен.

В заключении данного исследования делаются обобщения и выводы, намечаются дальнейшие перспективы изучения данной темы.

1.Ингушский песенный эпос илли вобрал в себя лучшие традиции и поэтические средства предшествующих форм ингушского фольклора. Это отражается на типах персонажей, на эпическом контексте, на характере художественной структуры сюжетов, на особенностях художественного языка.

2. Сюжетика ингушского песенного эпоса характеризуется наличием небольшого числа основных тем, сюжетов и мотивов при многообразии вариаций. Значительная часть ингушских илли имеет контаминированные сюжеты. Эти контаминации носят творческий характер.

3. Главным героем илли является обездоленный юноша («даькъаза к1ант») или известный предводитель («к1антий баьчча»). Образ предводителя может быть как положительным, так и отрицательным, обездоленный же герой во всех без исключения песнях показан не просто положительным, но и идеальным героем. Одной из главных отличительных черт эпического героя от эпического врага является социальное одиночество первого. К врагам и предателям эпическая среда относит и тех, кто не соблюдает моральные принципы «своего» мира, не соответствует народным идеалам героизма.

4. Значительное место в ингушских песнях уделено женским образам, при этом особенно идеализируются образы матери и обездоленной девушки. Мать, жена, любимая и сестра героя часто выступают активными эпическими фигурами.

5. Язык героико-эпических песен имеет ряд особенностей, он насыщен разнообразными тропами, большую часть текста в них занимает прямая речь, в песнях много гипербол, эпитетов, сравнений, метафор, проклятий, благопожеланий и т.д. Часто речь эпических героев и эпических врагов используется для усиления контраста между ними.

6. Зарождение, бытование и творческое развитие жанра илли приходятся на период с XVI по XIX в. в. Во второй половине XIX века из-за ряда причин сильно изменились уклад жизни, психология, менталитет, иерархия системы ценностей значительной части ингушского народа. В результате этого с конца XIX века началось исчезновение ингушской эпической среды и угасание жанра илли. В настоящее время процесс затухания ингушской эпической традиции можно считать завершенным.

Основные положения диссертации опубликованы в следующих работах автора:

1. Матиев М.А Трансформация ингушских героико-эпических песен в иные жанровые системы. // Тезисы Всероссийской научной конференции, посвященной 150-летию со дня рождения известного ученого и просветителя Ахриева Ч.Э., Магас, 2000. С.13-14.

2. Матиев М.А. К истории создания и бытования жанра ингушских героико-эпических песен. // Ингушетия на пороге нового тысячелетия. Тезисы докладов научно-практической конференции Ингушского государственного университета. Назрань, 2000. С.14-15,

3. Матиев М.А. Конь и оружие героя в ингушских героико-эпических песнях. // Материалы научной конференции,

посвященной культуре и истории ингушского народа. Назрань, 2002. С.87-92.

4. Матиев М.А. Идеализация обездоленного героя в героико-эпических песнях ингушей. // Материалы научной конференции, посвященной 150-летию Чаха Ахриева. Назрань, 2000. С.78-83.

5. Матиев М.А. Героико-эпические песни ингушей и действительность.//Матиев М.А. Ингушский песенный эпос илли и действительность. Сборник статей. Назрань, 2000. С.20-29.

6. Матиев М.А. Особенности языка ингушского песенного эпоса илли. // Материалы второй межвузовской научной конференции «Региональное кавказоведение и тюркология: традиции и современность». Карачаевск, 2001.С.202-205.

7. Матиев М.А Современное состояние жанра ингушских героико-эпических песен. // Северный Кавказ: геополитика, история, культура. Материалы всероссийской научной конференции. Москва - Ставрополь, 2001. С.189-191.

8. Матиев М.А. Женские образы в героико-эпических песнях ингушей. // Матиев М.А. Ингушский песенный эпос илли и действительность. Сборник статей. Назрань, 2000. С.12-16.

9.Дахкильгов И.А., Матиев М.А. Ингушские героико-эпические песни (на инг. яз.). (Статья). // Ингушские героические песни (на инг. яз.). Сост. Матиев М.А. Магас, 2002. С.273-322.

10. Матиев М.А. Эпические герои и эпические враги в героико-эпических песнях ингушей. // Сборник тезисов республиканской научной конференции «Современные подходы в исследовании проблем истории и языка ингушского народа». Магас,2002. С.31-36.

11. Матиев М.А. Основные сюжеты и темы ингушского песенного эпоса илли// «Вузовское образование в современных условиях».

Тезисы докладов научно-практической конференции Ингушского государственного университета. Магас, 2002.С.16-18.

12. Матиев М.А. О самых надежных «товарищах» героя ингушских героико-эпических песен. // «Вузовское образование в современных условиях». Тезисы докладов научно-практической конференции Ингушского государственного университета. Магас, 2002.С.23-25.

13. Матиев М.А. К проблеме историзма ингушских героико-эпических песен// Мурад Базоркин и ингушская историческая наука. Всероссийская научная конференция. Сборник тезисов. Магас, 2002. С.78-82.

14. Матиев М.А. К истории записи и публикации ингушских героико-эпических песенУ/ Сборник научных трудов Ингушского государственного университета. Магас, 2003. С. 187-191.

Матиев Магометбашир Адамович

Автореферат. ИГУШСКИЙ ПЕСЕННЫЙ ЭПОС ИЛЛИ

Подписано в печать 20.04.2004. Формат 60x84 1/16 Бумага офсетная. Усл. печ. л. 1,25. Тираж 100 экз. Отпечатано в типографии ООО «Росполимаш» 360004, КБР, г. Нальчик, ул. Кабардинская, 162.

•11095

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Матиев, Магометбашир Адамович

Введение.

Глава 1. Основные сюжеты и образы.

1.1. О сюжетике ингушского песенного эпоса илли.

1.2. Эпические герои и эпические враги.

1.3. Женские образы.

1.4. Конь и оружие героя.

Глава 2. Ингушский песенный эпос илли и действительность.

2.1. Проблема историзма ингушских героико-эпических песен.

2.2. Особенности художественного языка.

2.3. Современное состояние жанра

Введение диссертации2004 год, автореферат по филологии, Матиев, Магометбашир Адамович

Ингушский песенный эпос илли представляет собой свод нескольких десятков ингушских героико-эпических песен, большинство которых до сих пор не переведено на русский язык. Сам жанр до сих пор не только не изучен, но мало известен даже специалистам. До последнего времени было довольно сложно найти опубликованные тексты этих песен, т.к. они давно не переиздавались.

До сих пор исследовались лишь отдельные проблемы жанра ингушских героико-эпических песен [63; 35; 39; 91; 92; 158; 151; 152; 90; 134; 66; 135; 73]. В данной работе впервые предринята попытка комплексного исследования ингушского песенного эпоса илли. Это, в первую очередь, вопросы соотношения эпоса и действительности, проблема историзма эпоса, особенности его художественного языка, вопросы поэтики и характеристика современного состояния жанра.

Актуальность темы обусловлена- тем, что ингушский песенный эпос до сих пор не подвергался комплексному исследованию, из-за чего ему не уделяется достойное внимание при определении жанрового состава ингушского фольклора и научной систематизации компонентов традиционной народной культуры. По данной причине нет учебных пособий, книг, методических пособий для студентов высших и средних учебных заведений по данному разделу ингушского фольклора. Отсутствие такого исследования тормозит также и изучение различных аспектов этого замечательного памятника этнографами, философами, психологами, лингвистами.

Впервые героико-эпическая песня ингушей на родном языке была записана в конце 19-го века М.Джабагиевым с помощью разработанного им же самим алфавита. Им же эта песня («Сурхо Адиев») была переведена и на русский язык. Другая ингушская героико-эпическая песня, записанная им, «Га-зи Алдамов», была опубликована на ингушском и французском языках. В конце 19-го и начале 20-го веков Ф.Горепекин записал ряд песен на ингушском языке, используя разработанный им алфавит на основе русской графики. Из записанных им песен мы располагаем только одним текстом («Вдовий сын Жовсарко и князь Тепсарко»). Все остальные известные нам записи текстов ингушских героико-эпических песен, произведенные в 19-м веке, сделаны на русском языке. К сожалению, в дальнейшем запись и изучение ингушского песенного эпоса не удостаивались должного внимания.

Одной из причин этого было то, что записывать этот жанр не так просто, потому что, во-первых, он ушел в пассивный фонд, во-вторых, героико-эпические песни знал и исполнял небольшой круг певцов, искусство которых носило во многом профессиональный характер, и, в-третьих, эти песни, как правило, исполнялись певцом при наличии большого числа слушателей.

Изучение ингушского фольклора лишь в последние десятилетия стало привлекать к себе подлинно научный интерес. До 20-х годов XX века внимание к фольклору было во многом любительским и носило фрагментарный характер.

С открытием в 1926-м году во Владикавказе Ингушского научно-исследовательского института краеведения устное народное творчество ингушей как самостоятельный вид ингушского народного творчества стало записываться и изучаться более целенаправленно учеными, писателями и другими представителями молодой интеллигенции, такими как Заурбек Мальсагов, Тем-бот Беков, Абдул-Вагап Аушев, JIopc Ахриев, Зархмат Измайлов и другими. Фольклорная работа тех лет еще только становилась на научный путь. Фольклор записывался спорадически, отсутсвовали в этом деле системность и методика записи. Публикации также были единичными и разрозненными. Записи героико-эпических песен в то время еще не производились, поскольку эта работа требует специальных поисков и усилий.

Их приложили в 30-х годах молодые писатели и фольклористы Хамзат Осмиев и Хаджи-Бекир Муталиев. Под влиянием Заурбека Мальсагова они целенаправленно обратились к записи героико-эпических песен, и целый их свод опубликовали в сборнике "Ингушский фольклор" ("Г1алг1ай фольклор ") в

1939-м году. Однако эта внушительная фольклорная публикация на ингушском языке в те годы не привлекла к себе внимания со стороны немногочисленных и в научном плане недостаточно еще подготовленных местных исследователей фольклора.

В период депортации ингушского народа (1944-1957г.г.) не могло быть и речи о фольклорных записях, публикациях и исследованиях. После возвращения народа на Родину, т.е. с 1957 г., началось оживление в его культурной жизни. Запись и изучение фольклора начинают приобретать целенаправленный характер. В 60-80 г.г. 20-го века ингушская фольклористика стала на подлинно научную основу.

Нартский (героический) прозаический эпос исследовали Ахмет Мальсагов и Уздиат Далгат, ингушская сказка стала объектом изучения Лидии Танкиевой, Абу Мальсагова и Бориса Садулаева, мифам, легендам и преданиям посвятил свои исследования Ибрагим Дахкильгов, эстетика ингушского фольклора была изучена Абукаром Танкиевым. Однако лирические и лиро-эпические жанры, включая героико-эпические песни, продолжали оставаться в записях и почти не привлекали внимания фольклористов.

По мнению Дошлуко Мальсагова, Халида Ошаева и других исследователей, фольклор ингушей и чеченцев при наличии каких-то местных особенностей предстает единым. Трудно не согласиться с тем, что устное народное творчество ингушей и чеченцев имеет много общего. В этом плане в одной жанровой орбите находятся ингушские и чеченские героико-эпические песни Илли. В Чечне этот жанр изучен лучше. Ему посвятили свои исследования Якуб Вагапов, Исмаил Мунаев, Айса Халидов, Явус Ахмадов и другие. Значительно хуже обстоит дело с изучением ингушского песенного эпоса, хотя его записи были произведены раньше, причем — на ингушском языке.

Поэтому основной целью данного исследования является разностороннее рассмотрение важнейших вопросов ингушского песенного эпоса илли.

В соответствии с этой целью в исследовании ставятся следующие задачи:

-характеристика и анализ сюжетики ингушского песенного эпоса; -изучение основных его образов; -анализ проблемы историзма;

-анализ особенностей художественного языка эпоса; -характеристика современного состояния жанра.

Говоря об источниковой базе, следует сказать, что новые записи ингушских героико-эпических песен были произведены в последние десятилетия И.Дахкильговым, А.Танкиевым, А.Мальсаговым, Д.Картоевым, С.Патиевым, М.-Г.Аушевым, З.Албогачиевой, М.Халухоевым и другими. Ряд записей песен с заметными признаками разрушения жанра произведен нами во время фольклорных экспедиций в ингушские села в 1996-2002 г.г. К настоящему времени накопилась солидная текстовая база, позволяющая всесторонне изучить ингушский героико-эпический эпос илли.

К сожалению, этот эпос до последнего времени оставался в различных разрозненных публикациях книг "Ингушский фольклор" ("Г1алг1ай фольклор") изданий 1932, 1940, 1959, 1967,1991,1998, 2001 и 2002 годов, а также в некоторых архивах. В ходе написания данного диссертационного исследования нами составлен на ингушском языке весь доступный свод этих эпических песен, который был опубликован в 2002 году в Магасе (См.: «Г1алг1ай турпала иллеш», Магас, 2002).

Также на очереди стоит задача перевода ингушского эпоса на русский язык и последующего его издания, так как к настоящему времени в переводе издано лишь несколько песен: «Сын бедной вдовы», «О том, как построили башню» и «Гяла Гэйтак» (не полностью) [159].

Несмотря на то, что этот жанр «застигнут» нами на грани полнейшего исчезновения и забвения, что обусловлено исторически, даже в наши дни нам удалось произвести записи нескольких текстов. Воскрешаемые из памяти народа, они в основном представляют собой прозаические пересказы героико-эпических песен, их фрагменты, а иногда и просто вторичный фольклор.

Без выявления, систематизации и сведения воедино всех героико-эпических песен илли в единый свод не могло быть и речи о проведении всестороннего исследования жанра. Оно само по себе имеет большое значение для полноты освещения духовной культуры не только ингушей, но й всех вайнахов. Тем самым намечаемое исследование призвано восполнить одну из страниц общечеловеческой истории и духовной культуры.

Мировая фольклористика стремится к глобализации и интернационализации, что выражается в составлении различных указателей сюжетов, в выявлении типологических, общемировых, региональных и сугубо местных, национальных, особенностей. Поэтому конкретное изучение какого-либо жанра фольклора конкретного народа является существенной задачей, как для данного народа, так и в региональном и в общемировом значении.

Вследствие всего вышесказанного давно назрела необходимость разносторонне и глубоко изучить песенный героический эпос ингушей.

Методологической основой диссертационного исследования являются важнейшие теоретические положения, выдвинутые известными исследователями фольклора Е.М.Мелетинским, В.Я.Проппом, С.Н.Азбелевым,

A.Н:Веселовским, Б.Н.Путиловым, В.М.Жирмунским, Б.Л.Рыбаковым,

B.М.Гацак, У.Б.Далгат и другими.

Научная новизна диссертационного исследования состоит в том, в нем впервые предпринята попытка комплексного исследования ингушского песенного эпоса илли.

Теоретическая значимость данного исследования состоит в дальнейшей разработке одной из актуальных проблем современной фольклористики- проблемы соотношения героического эпоса и действительности, вопросов поэтики, современного состояния жанра.

Научно-практическая значимость исследования станет более очевидной, если учесть, что ингушская фольклористика молода и сравнительно с исследованиями фольклора ряда других северокавказских народов значительно отстаёт. Это было связано с целым рядом причин.

Среди многих проблем современной ингушской фольклористики одной из значительных является отсутствие комплексного монографического исследования ингушского песенного героического эпоса. Решению этой проблемы и посвящено данное диссертационное исследование, автор которого надеется, что тем самым им будет внесён определенный вклад в развитие ингушской фольклористики. Одновременно исследование в какой-то мере пополнит копилку северокавказской фольклористики в плане выявления общетипологических особенностей.

Представляется сложным вопрос историзма эпоса. С одной стороны, в нём имеются имена различных исторических личностей, нередко повествование ведётся об имевших место исторических событиях. С другой - сами сюжеты, характеристики героев, общие оценки событий настолько фольк-лоризированы, что исторический факт в эпосе оттесняется на задний план, теряет свою конкретную суть и подчиняется фольклорной типизации.

Тем ни менее, историки, этнографы и этнопсихологи могут почерпнуть много материала из этих героико-эпических песен. Они могли бы уделить внимание таким вопросам, как общие оценки народом деяний исторической личности и происходивших исторических событий, характер взаимоотношений героев, этические нормы, адаты, одежда, жилище, пища и многое другое.

В этом плане илли ещё не были изучены. Филологическое исследование (в данном случае, это диссертационное сочинение) призвано оказать померную помощь в исследовании вышеназванных вопросов.

Известно, что на становление и развитие ингушской' литературы, как и у других младописьменных народов, большое и благотворное влияние оказало устное народное творчество. Особенно это относится к письменной поэзии, которая напрямую вырастает из устной. Однако, также общеизвестно, что к освоению накопленных народом устных художественных традиций надо подходить творчески, разумно и в меру сочетая традиционное и новаторское.

Вместе с тем, как показывает практика, ингушская письменная поэзия слишком рано стала отдаляться' от многовековых народных традиций. Большой мир поэтики народного- творчества всё ещё остаётся нераскрытым. Изучение поэтики героико-эпических песен призвано помочь местным поэтам в дальнейшем совершенствовании их поэтического мастерства. В современной ингушской поэзии мало того величавого духа, которым проникнута героико-эпическая поэзия ингушей. Поэтому основная практическая ценность исследования состоит в том, что результаты работы, а также собранный и систематизированный материал может оказать помощь в дальнейшем изучении ингушской народной поэзии.

Если говорить о степени изученности проблемы, то следует отметить, что многие героико-эпические песни ингушей по различным причинам до сих пор не были предметом изучения исследователей. Так, например, тексты, записанные М.Джабагиевым, были доступны лишь зарубежным исследователям, т.к. в Советском Союзе этот человек считался врагом режима. Ряд текстов выявлен в архивах лишь недавно («Князь», « Махкинан», «Смерть Мехти-Идриса», «Как выросла конопля», «Дзази-илли» и др.), некоторые из них до сих пор не опубликованы. К ним можно отнести и тексты, записанные около ста лет назад Ф.Горепекиным, которые представляют большой интерес для науки. Несколько малоизвестных текстов были любезно предоставлены в наше распоряжение краеведом Б. Газиковым и фольклористом И. Дахкильговым.

Впервые вводятся в научный оборот и исследуются песни, записанные нами в ходе экспедиций в различные села Ингушетии в периоде 1996-го по 2002-й годы («Сын вдовой матери», «Эсмурза Яндиев», «Порчо Эсиев» и др.), а также песни, ранее не публиковавшиеся из идеологических соображений. Среди них—одна из самых прекрасных жемчужин ингушского фольклора песня «Гяла Гэйтак» (записана И.Дахкильговым в 1969-м году в высокогорном селе Бейни Джейрахского района).

Первые известные нам записи героико-эпических песен чеченцев и ингушей относятся ко второй половине XIX века. Записи эти, за редким исключением, производились на русском языке.

JI. Толстой записал на чеченском языке с помощью русской графики две песни. Писателю принадлежат восторженные отзывы, высказанные им после ознакомления с некоторыми песнями вайнахов: в письме к А. Фету он, после прочтения "Сборника сведений о кавказских горцах", писал: "Там предания и поэзия горцев и сокровища поэтически необычайные"[100:124-127].Другие песни вайнахов Л. Толстой называл "чудными песнями о мщении и удальстве" [100:124-127]. По мнению У.Б. Далгат, JI. Толстой использовал в "Хаджи-Мурате" героико-эпическую песню вайнахов [126:3-44]. В 1868 году Ипполитов опубликовал илли об Эль-Мурзе. А. Грен и JI. Лопатинский в; 1902 году располагали в своих материалах двумя илли и другими произведениями ингушского фольклора. [192:192-200]

Впервые ингушские песни на ингушском языке были записаны М.Э. Джа-багиевым в конце XIX - начале XX в.в. при помощи созданного им самим ингушского алфавита на основе латинской графики. Позже они были опублико ваны в различных изданиях, самым значительным из которых является изданI ный в 1935 году в Париже сборник произведений ингушского фольклора "Ингушские народные тексты" на ингушском и французском языках (перевод Ж.Дюмезиля). Ф.Горепекин также записывал песни на ингушском языке при помощи разработанного им самим алфавита. В сороковых годах Х.Б. Муталиев и X. Осмиев издали ряд илли на ингушском языке [177]. В том же году некоторые ингушские илли были, опубликованы на русском языке [188,193,194]. Илли издавались в фольклорных сборниках на родном языке и позже [ 173,174,176, 178,179,181,182,184,185,186,200].

Изучению илли посвятили свои работы Д. Мальсагов, X. Ошаев, Я. Вага-пов, И. Дахкильгов, А. Танкиев, Б. Садулаев, И.Мунаев, Я.Ахмадов и другие исследователи[105,106,109,115,134,135,73,138,151,158], труды которых опубликованы в различных местных известиях, альманахах, сборниках. Одно из лучших исследований илли принадлежит З.К. Мальсагову. Написанная им еще в 3 0-х годах работа "Чеченский народный стих" является настольной книгой местных фольклористов [63 ].

Апробация результатов исследования. Основные положения и результаты диссертационной работы доложены и обсуждены на научно-практических конференциях в Магасе, Назрани, Махачкале, Карачаевске, Ставрополе и других городах, а также опубликованы в четырнадцати статьях и тезисах докладов.

Диссертация обсуждена на заседании кафедры ингушской филологии Ингушского Государственного Университета и рекомендована к защите.

Структура диссертационного исследования состоит из введения, двух: глав, заключения, примечаний и библиографии.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Ингушский песенный эпос илли"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В предлагаемом исследовании нами ^ сделана попытка рассмотреть и проанализировать ряд вопросов, касающихся соотношения эпоса и действительности, типологии и характера мотивов и сюжетов, некоторых вопросов поэтики и современного состояния ингушского песенного эпоса илли.

Как убеждают нас многочисленные примеры, полистадиальность ингушского героического эпоса, элементы поэтических средств и традиций фольклорных жанров, предшествовавших героико-эпическим песням, отражаются на типах персонажей, на эпическом контексте, на характере художественной структуры сюжетов, на особенностях его художественного языка. Продуктивный период, т.е. период, в который создавался, бытовал и развивался ингушский песенный эпос, имеет, на наш взгляд, довольно значительную временную протяженность. Это не может не сказываться на протяженности отражаемого в эпосе времени, что обнаруживается при ретроспективном рассмотрении всего жанра в целом и даже отдельных сюжетов.

Являясь вершинным жанром ингушского фольклора, ингушский песенный эпос илли вобрал в себя лучшие традиции и поэтические средства предшествующих форм; фольклора. В позднем эпосе просматривается наличие сложных конфликтных узлов, которые находят разрешение в подвиге героя.

Сюжетные темы ингушского песенного эпоса илли, характер их реализации, особенности разработки мотивов»и сюжетосложения при наличии ряда общемировых и, в первую очередь, общекавказских, черт, имеют множество специфических, национальных особенностей.

В сюжетно-тематическом отношении ингушский героический эпос характеризуется с одной стороны наличием сравнительно небольшого числа основных тем, по которым можно распределить основные сюжеты и мотивы, а с другой стороны - многообразием путей их разработок, вариаций, и даже единичных решений.

Основными темами ингушских героико-эпических песен можно считать следующие: отбитые набеги, месть, походы за "белой" добычей, «добывание» или освобождение невесты, основание сел и другие. В песнях об отбитых набегах ингушский герой защищает "свой" мир - свою семью, село или общество от нападений; иноземных феодалов. Враг нападает на село, где живет эпический герой, с целью ограбить его, отобрать у него жену (или любимую), сделать его своим рабом или узденем и т.д. В песнях о кровной мести герой мстит врагу за убийство родных (обычно - отца героя), пленение или оскорбление их. Причем, ограбление также расценивается скорее как оскорбление.

Если эпический герой всю привезенную после набега на владения иноземных феодалов добычу раздает обездоленным, то такая добыча считается "белой", т.е. чистой, благородной добычей. В песнях особенно идеализируются герои, отправляющиеся в поход за "белой" добычей, и всячески высмеиваются предводители набеговых дружин, присваивающие себе добычу, "предназначенную" сиротам, вдовам, беднякам.

Значительная часть ингушских эпических песен имеет контаминирован-ные сюжеты («Бексултан Борганов», «Сын Горного Стража», «Гяла Гэйтак» и др.). Сюжетные контуры большинства песен о набегах на владения иноземных феодалов сводятся к следующим эпизодам: герой отправляется в поход за' пределы своего мира с целью захвата добычи, на обратном пути его настигает многочисленное войско противника,. герой или отряд вступает в бой, который завершается победой героя (или отряда) или его гибелью.

Гибель эпических героев также символизирует победу над "чужим" миром. Даже в песнях, заканчивающихся гибелью героя, он погибает лишь после победы над врагом («Сулейман-птенчик», «Чож Марзаганов», «Сын Горного стража»).

Сюжеты строились таким образом, чтобы они могли максимально эффективно выполнить главные цели героического эпоса, одной из которых было воспевание эпического кодекса чести. Сюжеты подчинялись целям и задачам эпоса, но с изменением "требований" эпической среды могли подвергаться изменениям.

Центральным, главным героем героико-эпических песен ингушей является или обездоленный герой ("даькъаза к1ант"), или известный предводитель ("к1антий баьчча"). Образ предводителя может быть как положительным, так и отрицательным. Обездоленный же герой во всех без исключения песнях показан не только положительным, но и идеальным героем.

Основными признаками обездоленности эпического героя являются его одиночество, бедность, слишком юный возраст. Обычно обездоленный герой безымянен, его называют "сыном старой вдовы" ("Жер-бабий воГ'), "сыном старого отца" ("Къаьнача дадий во1") и т.д. Иногда к имени героя добавляют слова "не имеющий брата" (песни "Воша воаца Хьадис" - "Брата не имеющий Хадис", "Воша воаца Муса" - "Брата не имеющий Муса" и т.д.).

В условиях родового строя обездоленность, одиночество, бедность являются признаками беззащитности героя. Идеализация такого героя могла быть возможной лишь в условиях распада, разложения патриархально-родовых отношений. В горах ингуши жили большими кланами, большинство их горных сел представляли из себя замки-крепости,'каждая из которых принадлежала какой-нибудь одной фамилии (роду). В предгорьях же и на равнине были образованы сельские общины, в которых произошло смешение родов. Многие же члены таких общин вообще не имели в данном селе родственников. Такие люди были заинтересованы в консолидации общины.

Идею общенародной консолидации можно считать главной идеей герои-ко-эпических песен ингушей. Это является основной причиной идеализации обездоленного героя, беззащитного в условиях родового строя.

В ответ на притеснения со стороны иноземных феодалов ингушские герои совершают набеги на их владения. Для переселенцев с гор на плоскость на протяжении многих десятилетий не прекращалась эра постоянных войн, набегов, борьбы с враждебными соседями, отражений их нападений, которые способствовали поддержанию эпической среды и эпической традиции, "требовали" создания и бытования героико-эпических песен.

Основу сюжетов героико-эпических песен составляет всегда подвиг ге роя, совершаемый во имя семьи, друзей, родного села, народа, т.е. во имя «своего мира», направленный против зла и насилия, на защиту справедливости, бедных, сирых, обездоленных. В подвигах эпического героя реализуются возможности народного коллектива, воплощается вера в торжество справедливости и в конечное бессилие зла.

Одинокий, беззащитный и очень юный герой ингушских песен иногда противопоставляется односельчанам, предводителям набеговых дружин, известным своими подвигами, или просто зажиточным людям. Любимая пренебрегает им, предводители боевых отрядов отказываются брать его с собой в по* ход, мотивируя это тем, что он слишком юн, плохо одет, плохо вооружен и т.д.

Однако в походе и в бою обездоленный герой оказывается более смелым, отважным и благородным, чем известные предводители, конь и оружие обездоленного героя также оказываются выше всяких похвал. Почти во всех песнях обездоленный герой раздает захваченную в бою добычу вдовам и сиротам. Это также является одним из элементов усиления идеализации обездоленного героя. Усилению идеализации героя служит и другое его название - "яхь йола к1ант" (букв. - "состязательностью, соревнованием обладающий молодец", т.е. молодец, ревностно оберегающий свою честь).

Во многих ингушских песнях герои может обладать не несколькими, а лишь одним из признаков обездоленности, т.е. он может быть одиноким, но не бедным, как, например, Чож Марзаганов, бедным, но не юным, как Али Ума-ров, и т.д.

Хотя в реальной жизни ингуши в позднем средневековье не могли не заниматься земледелием, в героико-эпических песнях ингушей редко упоминается мирный труд героев, в частности, земледелие. Не упоминаются же мирные занятия эпических героев, как справедливо отмечает Путилов Б.Н., просто потому, что от них не может быть нитей к эпическим коллизиям.

Почти никогда не упоминается в ингушских героико-эпических песнях и тайп (клан, род, фамилия) героя. При возникшем в песне антагонизме I между героем, кичащимся своим богатством и родовитостью, и бедным, обездоленным юношей симпатии всегда на стороне последнего.

На определенном этапе развития ингушского общества, особенно среди ингушей - жителей предгорий, родовые пережитки, межклановая борьба стали фактором, разобщающим сельскую общину, ослабляющим ее в борьбе с внешней опасностью. Очевидно, что в этих условиях идеализация общенационального, не принадлежащего конкретному роду, героя была "требованием" всего общества. Поэтому в героико-эпических песнях ингушей не указывается родовая принадлежность, идеального героя и всячески подчеркивается его обездоленность.

Поведение идеального героя обусловлено не только эпической трафаретностью, но и определенными нормами общественной психологии горцев, условиями их жизни и быта, их обычаями и нравами. Следует помнить, что I эпическая трафаретность и эпическая традиция постоянно изменялись вместе с изменением психологии, менталитета, обычаев, культуры, условий жизни ингушей, т.е. соответствовали требованиям ингушской эпической среды. Им, этим требованиям, в полной мере соответствует образ обездоленного героя героико-эпических песен ингушей.

Много общего с образом обездоленного героя имеют образы известных предводителей набеговых дружин (бяччи), которых иногда называют просто знаменитыми мужчинами («ц1и хеза къонахий» - букв, «именем известные, со знаменитым именем мужчины»). По мнению исследователя 3. Мальсагова, песI ни изображают их «добрыми молодцами, ревностными мусульманами, покровителями сирот и вдов. Они зажиточны, даже богаты, у них собственные табуны и стада, их оружие блещет серебром и золотом, их платье сработано «черкесскими женщинами, соревновавшимися с кумыкскими». Они ведут праздную жизнь, наполняя свои досуги набегами или развлечениями, вроде игры на трехструнном «пандуре». Они образуют нечто вроде братства, спеша в трудных случаях на помощь один к другому. [63:23]

Мнение исследователя о том, что таково большинство песенных героев, является, на наш взгляд, ошибочным. Как мы показали выше, большая часть героев ингушских эпических песен показана как социально обездоленные, бедI ные люди. Часто они не имеют коня и оружия, живут в землянках, потолок которых нависает так низко, что даже в сидячем положении человек упирается в него головой, а иногда даже живут на подаяние (песня «Цветом красивый Муса и цветом красивая Аза»). Хотя утверждение 3. Мальсагова о том, что эпические герои, знаменитые предводители набеговых дружин достигли такой силы и авторитета, что позволяют себе иногда действия, немыслимые в рамках патриархально-родового общества, является справедливым. Но справедливо оно лишь по отношению к части эпических героев.

Если «свой» мир и его защитники в ингушском эпосе всячески идеализируются, то представители «чужого» мира являются их противоположностью. Мир эпических героев и мир их врагов «подчеркнуто разделены пространственно - этнически, социально и этически». [82:73] Эпический герой предстает нравственно чистым, благородным, смелум, умеренным в пище, эпический же враг коварен, труслив, пренебрегает нравственными нормами мира эпического героя, предается чревоугодию и пьянству.

Во многих песнях эпические герои сами до утра бражничают, выпивая «быстрое питье» («масса малар»), то есть быстро опьяняющие напитки, но это преподносится как одно из положительных качеств. В то же время ни в одной t песне эпический герой не пьет чай с сахаром, что, по мнению эпической среды, недостойно настоящего мужчины.

Главной же отличительной чертой эпического героя от эпического врага является одинокость первого. «О бедное одиночество, как тяжело ты!» («Ва-а, г1ийла цхьоал, ма хала я хьо!») - говорится в песне «Гяла Гэйтак», когда описывается бой между эпическим героем и отрядом князя Мусоста. Эпический враг имеет много сторонников или подчиненных.

Еще одной важной отличительной чертой эпического врага в песнях позднего периода является его поддержка властью. На стороне эпического врага уже выступает не толькб многочисленное войско, но и власть со всеми ее составляющими: судьями, тюрьмой и т.д.

Эпический враг во всех песнях показан богатым человеком, в то время как эпический герой может быть и состоятельным и, чаще всего, очень бедным. Первый всегда показан алчным, стремящимся к наживе любой ценой, а эпический герой независимо от.того, беден он или богат, всегда является щедрым.

У эпического врага много общего с известным предводителем набеговых дружин. Часто предводитель также показан алчным, трусливым, слишком гордым. Эпический враг противопоставляется эпическому герою в нравственном плане. К врагам эпическая среда относит и тех, кто изменил «своему» миру, то есть нарушил моральные принципы «своего» мира, не соблюдает нравственный кодекс эпического героя.

Говоря о внешних данных эпических героев и эпических врагов, можно отметить, что первые имеют широкие плечи и узкий стан, а вторые - огромный живот, но в большинстве песен внешность героев или их врагов не упоминается t вовсе. Во многих песнях высмеивается одежда эпических врагов, которых называют пестрыми («къоарза»). Имеется в виду разноцветная одежда или мундир князей и царских офицеров.

Главной отличительной чертой эпических героев является их «соответствие комплексу личных качеств, воплощающему исторически сложившиеся (и продолжавшие развиваться) народные идеалы героизма». [81:107]Все те, кто этому комплексу не соответствует, считаются эпической средой врагами или предателями. Подвиг эпического героя раскрывает его мужество, благородство и верность идеалам «своего» мира, ради которого он и совершается, и направI лен против зла и насилия, олицетворением которых в эпосе является «чужой» мир.

Значительное место в героико- эпических песнях ингушей уделено образам матери, верной жены, невесты, любимой и сестры героя. В этих образах отражены идеалы этических и эстетических представлений ингушского народа.

Обычно образ матери дается в песнях, чтобы полнее раскрыть образ главного героя. Как пишет исследователь И. Дахкильгов, в ингушских эпических песнях невозможно найти ни одного примера неуважительного отношения к матери. Он справедливо отмечает, что по своей героической направленности, силе духа и патриотизму к основному герою илли примыкает образ матери, который значим и сам по себе и для большего раскрытия центрального образа.

Одним из самых популярных персонажей ингушского героического эпоса является Жер-баба, одинокая вдовая старуха, обладающая провиденциальным даром, являющаяся хранительницей моральных устоев, символизирующая мудрость и благородство. Она помогает эпическому герою совершить подвиг (а во многих песнях побуждает героя совершить подвиг), одолеть врага, выдержать испытания, помогает ему советом, наставляет на верный путь.

Она предчувствует опасность и предупреждает о ней сына, а после битвы излечивает его от смертельных ран.

Попавший в беду, получивший ранение сын обращается за помощью в первую очередь к матери. Прикосновение, рук матери к ранам сына оказывается чудодейственным. Побуждение сына-героя к совершению подвига является одной из главных функций матери.

Большая роль в ингушских героических песнях отводится образам жены, невесты, возлюбленной и сестры героя. Они часто выступают активными эпическими фигурами. Так же как и мать, обычно жена или сестра героя не называется по имени, их называют "мерза езар" ("сладко любимая"), "нанас яьр" ("матерью рожденная", т.е. родная сестра) и т.д. Как правило, это высоконравственные, умные, верные люди, которых песни прославляют, возвышают, идеализируют.

Наибольшее внимание слушателя героико-эпических песен ингушей обращается на личные качества героя. Их наличие или отсутствие обуславливает его успех или поражение. Главными из них являются молодечество, мужество, героизм, стойкость, пренебрежение опасностью, благородство

• и др. "Отважный сердцем молодец" ("Дог майра к1ант") уже "обречен" на победу. Но его успех в бою во многом зависел и от его главных и самых надежных "товарищей" - коня и вооружения. В ингушских песнях им уделено внимания больше, чем описанию самого боя. Бой во многом рисуется стереотипно и менее всего прочего соответствует действительности, в то время как подготовка к бою коня, оружия и доспехов описываются детально, подробно и красочно.

Героико-эпические песни ингушей не знают героя без боевого скакуна (гила, ды). Цельное восприятие единства окружающего мира и человека, видение специфической связи мира вещей и героев, обусловленность и заданность поведения средневекового человека по определенной морально-этической схеме сказались на форме и способе конкретного изображения скакуна. Герой разговаривает с конем, как с товарищем, советуется с ним, поверяет ему свою судьбу, наделяет его превосходными эпитетами, холит и лелеет его, лишь раз в год позволяет себе ударить коня плеткой. В бою конь не только способствует совершению подвигов эпическим героем, но и сам становится участником боя. "К1ант" (герой, молодец) и его боевой конь - это своеобразная героическая пара, которая в большинстве случаев сосредотачивает основное сюжетное развитие песни.

Содержание коня, уход за ним, его внешние признаки описываются очень подробно, что свидетельствует о привязанности и любви горцев к коню, о знании ими. правил ухода за конем. В большинстве ингушских героико-эпических песен высокий, гнедой (или серый), коротковолосый (или редковолосый), тонконогий конь обгоняет ветер, топчет копытами врагов, подставляет во время боя свой бок под свинцовый дождь вражеских пуль.

Конь ингушского эпического героя (в отличие от героев, например, эпоса степных народов) не имеет каких-то особых, сверхъестественных свойств. Отличается он и от коня ингушского сказочного героя, способного, к примеру, предсказывать судьбу и умеющего говорить по-человечески. Хотя в образе коня в ингушских песнях много чудесного, необычного. Так, он понимает сказанное, хотя не умеет говорить, предчувствует беду, хотя не может сообщить об этом хозяину. Конь в ингушском эпосе идеализируется в основном как средство быстрого передвижения, не обладающий, однако, способностью летать.

Идеальный герой героико-эпических песен любит быструю езду, "чтобы пот с коня лил ручьями". Садясь на коня,,кант просит его "спорить с соколом в полете, спорить со львом в скачке (в скорости)". Герой просит коня не жалеть себя в скачке, предварив свою просьбу подробным рассказом о том, как он ухаживал за конем ("общее место" для многих текстов песен).

Хотя в большинстве песен всячески подчеркивается, что обездоленный герой является одиноким, бедным и беззащитным, перед походом или боем (как вариант - во время похода или боя) он имеет лучшего коня и лучшее оружие.

Наиболее часто упоминаемое в песнях оружие героя - это кремневое ружье - мажар или мажар-топ. Его называют длинноствольным, 8-гранным, 12-гранным. Из холодного оружия песенные герои предпочитают высококачественные, знаменитые марки мечей, сабель и шашек: "тонкие булатные", из "барсовой" стали (ц1окъболат), "ревущей обезьяны" (терсмейл). Есть в песнях упоминания о кремневых пистолетах ("стамбульские", "османские" - "осмалой тепча"), порохе и свинцовых пулях ("крымские"). Сравнительно редко упоми наются и скупо описываются защитные образцы вооружения (боевые наголо-вья, кольчатый доспех, щиты, налокотники), а также ручное метательное оружие.

Герой многих ингушских эпических песен всячески (иногда ценой собственной жизни) доказывает, что он достоин лучшего оружия, коня и доспехов, советуется с ними, обращается к ним за помощью.

Ингушский песенный эпос илли является составной частью всего ингушского фольклора. Язык эпоса и других жанров устного народного творчества ингушей является, безусловно, общим. Но язык ингушского песенного эпоса имеет ряд особенностей. Ряд выражений' и фразеологизмов, часто употребляемых в ингушском песенном эпосе илли, не употребляются или же употребляются крайне редко в других жанрах ингушского фольклора.

Изображение картин приготовления к набегу, боя, встречи влюбленных у родника, обращение героя к коню и т.п. стали типическими местами.

Одним из художественных приемов эпоса является гиперболизация. Наиболее часто гипербола употребляется в портретной характеристике героев, его оружия, силы, удали.

Одним из специфических признаков ингушских героико-эпических песен является то, что большую часть текста в них занимает прямая речь, в основном это диалоги, реже встречаются монологи. Всякий раз, когда эпический герой обращается к собеседникам с вопросом, требованием, просьбой, сообщением, его речь насыщена разнообразными тропами, его язык сочен и живописен, он использует в своей речи всевозможные эпитеты, сравнения, метафоры. Сказитель не просто рассказывает о поступках, эпических героев, но описывает их в своеобразной возвеличивающей манере, придающей значительность каждому движению, действию, слову и поступку героя. В песнях подчеркивается обстоятельность каждого движения и действия героя, размеренность, сдержанная неторопливость, особая приподнятость насыщенной разнообразными тропами речи героя. Благопожелания, проклятия, эпитеты и сравнения дают определенную информацию о собеседнике героя.

Речь эпических героев, как правило, ярче, насыщеннее, значительнее и продолжительнее, чем речь эпических врагов; Речь отрицательных персонажей обычно короче, беднее тропами и часто сводится к коммуникативному минимуму (например, ответы Шамхала Тарковского в песнях «Али Умаров», «Гяла Гэйтак», обращения князя Мусоста в песнях «Сурхо Адиев», «Гяла Гэйтак», «Князь» и др.).

Часто контраст между эпическим героем и эпическим врагом усиливается при помощи их же собственной речи. Первый говорит спокойно, убедительно, его речь образна, он даже в гневе рассудителен и справедлив. Речь эпического врага часто груба, надменна, немногословна, монотонна и бесцветна.

В ингушских героико-эпических песнях часто встречается труднопереводимая на русский язык,частица «кха» (усеченный и наиболее часто употребляемый в песнях вариант - «кх»). Ее можно перевести как «ведь», «так ведь», «так», «да». Частое употребление этой частицы, скорее всего, несет функциональную нагрузку. Она усиливает впечатление правдоподобия излагаемых в песне событий, подчеркивает уверенность сказителя в их реальности, который с помощью этой частицы хочет еще раз подчеркнуть, что действие происходило именно таким образом. Частица - кх (кха) сливается с глаголом (аьлар — кха - сказал ведь; вахар - кха — уехал ведь и т.д.).

Для этой же цели в песнях часто используется и частица «ма», как усилительная постпозитивная частица при глаголе и, еще чаще, как препозитивная частица с утвердительным; значением и дополнительным оттенком свидетельства о достоверности. Частица «ма» приблизительно соответствует русским частицам «ведь», «да» («ара ма ваьннав» - «вышел ведь», «вышел да»). Постоянное использование частиц «кха» и «ма» должно всякий раз снова и снова t убеждать слушателя в том, что все действия и события, описываемые в песне, происходили именно таким образом.

Из всех известных семантических разрядов частиц в героико-эпических песнях ингушей чаще используются усилительные и утвердительные, которые наряду с другими языковыми элементами служат для реализации,тех или иных свойств поэтической системы этих песен;

Чтобы подчеркнуть презрительное отношение одного песенного персонажа к другому (князя - к простым крестьянам или эпического героя - к врагам), заменяется классный показатель в-д на й-й.

Частое употребление частиц «ма» (ведь) и «ва» (да) также служат усилению впечатления правдоподобия излагаемых в песне событий.

К числу основных элементов изобразительно-выразительной системы поэтических средствингушского песенного эпоса илли относятся эпитеты. Эпитетов, характеризующих эпических врагов, сравнительно немного.

Эпитеты, характеризующие коня и оружие эпических врагов, почти полностью отсутствуют. В то же время следует отметить большое количество эпитетов, характеризующих коня и вооружение эпического героя. Большинство постоянных эпитетов, характеризующих героя, его оружие и предметы быта, несут в себе эстетическую нагрузку. Они всегда самые лучшие, по крайней мере, в разгар боя становятся таковыми.

Большинство этих эпитетов служит для создания представления; о самом герое. Песенный герой в битве с врагами уподобляется одинокому поджарому волку, который разгоняет стадо овец или распугивает диких кабанов. Внешний облик героя сравнивается с поджарым волком, они оба должны быть одинаково смелыми, быстрыми, выносливыми. Семантика эпитетов, характеризующих эпических героев (молодой, смелый, славный), указывает на то, что основное внимание уделяется моральным качествам героя, неразрывно связанным с I его героическими способностями. Эпитеты, определяющие оружие и коня героя,. предметы быта, диких животных, также имеют отношение к идеализации эпического героя. В целом; же целью применения эпитетов в песнях является прямая или косвенная идеализация эпического героя.

В результате анализа песенных эпитетов можно сделать вывод том, что в ингушском песенном эпосе илли большая часть постоянных и ситуативных эпитетов определяет эпического героя, его коня, оружие и предметы быта «своего» мира. В то же время эпические враги определяются лишь незначительной частью эпитетов, а конь и оружие эпических врагов вовсе не имеют их.

Все эпитеты прямо или опосредованно служат идеализации эпического героя, уделяя при этом основное внимание внутренним качествам героя и мало замечая его внешние данные (стройность, красоту лица). В редких случаях, когда эпитеты определяют красоту героя («Цветом красивый Муса»), их использование является сюжетно мотивированным.

Для песенных форм устного народного творчества ингушей характерна многожанровость, что является свидетельством наличия древних песенных традиций. В ингушском песенном эпосе илли эти традиции были развиты, переработаны и доведены до вершин совершенства. Как уже указывалось выше, зарождение, бытование и творческое развитие жанра ингушских героико-эпических песен приходится на период с XV по XIX в. в. I

Во второй половине XIX века в результате изменения общественно-политической ситуации в Ингушетии, развития в ней капиталистических отношений, частых карательных экспедиций царских войск в ингушские села, насильственных переселений, наложения непомерных штрафов и других акций; направленных против традиционного уклада, жизни ингушей, произошел слом общественного сознания, сильно изменились уклад жизни, психология, менталитет, система ценностей значительной части ингушского народа. В большей степени это коснулось жителей плоскостной и предгорной частей Ингушетии. В результате этого уже к концу XIX века началось исчезновение ингушской эпической среды и стремительное угасание жанра героико-эпических песен ингушей.

География бытования ингушского песенного эпоса илли не имеет выраженной местной локализации. Вместе с тем процесс затухания жанра происходил неодинаково, песни лучше и дольше сохранялись в горных и предгорных селах, а «пародийные» произведения, составляющие бинарную оппозицию к героическим песням, становятся более популярными в крупных плоскостных населенных пунктах.

В XIX веке все активнее заявляют о себе ингушские исторические песни, а. некоторая часть героико-эпических песен уже тогда переходит в народные баллады и предания. В конце XIX — начале XX в.в. среди ингушей все чаще начинают бытовать песни об абреках, разбойниках, народных мстителях, в финале которых песенный герой обычно погибает, более популярными становятся песни с трагическим финалом, навеянные пессимизмом и безысходностью.

В связи с ростом среди ингушей влияния религиозной секты Кунта

Хаджи Кишиева во второй половине XIX века значительная часть традиций и поэтических средств ингушского песенного эпоса илли стала «обслуживать» песни религиозного содержания назам. В этих песнях, исполняе4 мых обычно в сопровождении хора и являющихся в настоящее время самыми популярными из всех жанров ингушского фольклора, воспеваются, прославляются, всячески идеализируются деяния шейхов, устазов (религиозных наставников, руководителей сект), сподвижников пророка, а часто и деяния самого пророка.

Изучение записанных в конце XIX-го — в первой половине ХХ-го веков текстов, сопоставление их с текстами, записанными во второй половине ХХ-го века, анализ нынешнего стадиального положения позволяют сделать вывод, что период наивысшего расцвета ингушского песенного эпоса лли как жанра минул I еще до начала его изучения. Очевидно, что известные сегодня тексты являются лишь небольшой частью существовавшего ранее гораздо более величественного художественного феномена, что во многих ингушских героико-эпических песнях сохранились явные признаки более древнего жанра, представлявшего широкое эпическое полотно.

К моменту начала, записи и изучения ингушских героико-эпических песен они бытовали среди ингушей в певческой, прозаической и смешанной песенно-прозаической или стихотворно-прозаической формах. Многие песенные сюжеты существовали и в прозаической форме. В настоящее время ряд этих сюжетов известен только в прозе: «ИГахмурза Дзейтов» («Зайта Шахмарза») «Порчо Эсиев» («1есий Поарчо»), «Эсмурза Яндиев» («Йоанда Эсмарза»), «Вор-Малсаг и Смельчак-Малсаг» («Къу-Малсаги Майра Малсаги») и др.

По содержанию все имеющиеся записи ингушских героико-эпических песен можно разделить на тексты полные, неполные и контаминированные.

Из них первые представляют законченное целое в отношении композиции («Вдовий сын», «Гази Алдамов», «Сурхо Адиев» и др.); вторые могут представлять детально разработанный отдельный эпизод или части песен, которые не утратили связи с более полным целым («Ча и Чербыж», «Бексултан Борганов» и др.).

К контаминированным можно отнести сюжеты песен «Сын Горного стража» («Лоаман Хан во1»), «Князь», «Гяла Гэйтак» и ряда других.

В настоящее время процесс затухания ингушской героико-эпической традиции близится к завершению: в ходе фольклорных экспедиций в ингушские села удается записать крайне ограниченное количество песен. В основном, это или прозаическое изложение забытой сказителем песни (что может быть результатом нерегулярного исполнения) или «вторичный фольклор», т. е. попытка устного пересказа опубликованных ранее песен.

Исполнителями обычно являются люди преклонного возраста. Крайне I редко удается зафиксировать случаи исполнения героико-эпических песен с музыкальным сопровождением. Закономерный исторический процесс перехода этнокультурного явления из традиционной устно-поэтической формы бытования в письменно-литературную является, одновременно и одной из причин, и одним из следствий угасания жанра ингушского песенного эпоса илли, исчезновения эпической среды, трансформации ингушских героико-эпических песен в иные жанровые системы.

Значительная часть ингушских героико-эпических песен трансформировалась в сказки, сказания и предания. В нескольких версиях песни «Шахмурза I

Дзейтов» («Зайта Шахмарза»), потерявших главные признаки, присущие герои-ко-эпическим песням, и перешедших в жанр преданий, указывается фамильная (клановая, тайповая) принадлежность героя.

В связи с полным завершением цроцесса затухания эпической среды в настоящее время закономерный исторический процесс перехода этнокультурного явления из устно-поэтической формы бытования в письменную можно считать завершенным.

Большое влияние продолжают оказывать героико-эпические песни ингушей ' на развитие и, прежде всего,- на особенности художественного I языка ингушской литературы. Это влияние было ещё сильнее в 20-30-е годы ХХ-го века, т.е., в период появления ингушской письменности и зарождения ингушской литературы. Чтобы убедиться в этом, достаточно рассмотреть поэму Тембота Бекова «Две эпохи» («Ши зама») и стихотворение Ахмета Озиева «Октябрь наступил» («Октябрь т1ахийцар»), написанI ные в двадцатых годах прошлого века.

В драматических поэмах Тимура Кодзоева «Нясар и Ачам» и Сайда Чахкиева «Чаша, полная слёз», в романе в стихах Магомед-Сайда Плиева «День скорби», в романах Ибрагима ■ Дахкильгова «Берд», Исы Кодзоева «Ингуши» и Идриса Базоркина «Из тьмы веков» использованы сюжетные линии, имена героев, типические места и другие художественно-изобразительные средства ингушского песенного эпоса илли. Заметно влияние ингушского героического эпоса и на творчество поэтов Али Хашагуль-гова, Магомеда Вышегурова, Микаила Ахильгова, Ибрагима Торшхоева, Ги-рихана Гагиева, Азамат-Гирея Угурчиева.

Героико-эпические песни ингушей исполняются во время спектаклей Ингушского госдрамтеатра им. Базоркина по пьесам С.Чахкиева «Когда гибнут сыновья», И.Базоркина «Закон отцов», А. Бокова «Мы вернемся, нани» и других.

В 2002 году нами был подготовлен и опубликован свод героико-эпических песен ингушей на ингушском языке (См.: «Ингушские героические песни». Составитель, автор предисловия и примечаний М.А.Матиев, Магас, 2002). В Ингушском научно-исследовательском институте готовится к изданию на русском- и ингушском языках антология ингушского фольклора, один из томов которого составят ингушские героико-эпические песни.

В Ингушском государственном университете с 1997-го года введен спецкурс по углубленному изучению ингушского песенного эпоса. Некоторые илли («Гази Алдамов», «Гяла Гэйтак» и др.) включены в школьные программы.

Вместе с тем, мы бы рекомендовали ингушским поэтам и композиторам больше использовать в своем творчестве поэтические достижения и мелодии ингушского песенного эпоса илли, а составителям школьных программ и работникам министерства образования республики -активнее приобщать школьников к этому выдающемуся памятнику ингушского народного творчества.

Неоходимо подключить к делу перевода героико-эпических песен на русский язык известных ингушских и русских поэтов. Кроме того, необходимо разработать правительственную программу по изданию и популяризации ингушского героического эпоса.

Нужно позаботиться о том, чтобы уже в ближайшие 2-3 года тексты ингушских героико-эпических песен были опубликованы на иностранных языках. Изданный в 1935 году в Париже сборник произведений ингушского фольклора «Ингушские народные тексты» на ингушском и французском языках является единственным изданием подобного рода. Эта книга давно уже стала библиографической редкостью и нуждается в переиздании. Весь имеющийся на сегодняшний день свод текстов ингушских народных песен на ингушском, русском и других языках необходимо ввести в сеть Интернет, сделав его доступным для российских и зарубежных исследователей.

Список научной литературыМатиев, Магометбашир Адамович, диссертация по теме "Фольклористика"

1. Абакарова Ф.О. Новые исторические песни даргинцев: Жанры фольклора народов Дагестана. Махачкала, 1979. 71 с.

2. Абузар Айдамиров. Хронология истории Чечено-Ингушетии. Грозный, 1991.89 с.

3. Азбелев С.Н. Историзм былин и специфика фольклора. Л., 1982. 367 с.I

4. Аджиев А. Героико-исторические песни кумыков. Махачкала, 1971. 172 с.

5. Азаматов К.Г. Пережитки язычества в верованиях балкарцев. // Из истории Феодальной Кабарды и Балкарии. Нальчик, 1980. 211 с.

6. Акиева X М. Этическое и эстетическое в культуре вайнахов. Автореферат диссертации кандидата философских наук. М.,1996. 24 с.

7. Алироев И.Ю. История и культура чеченцев и ингушей. Грозный, 1994. 231 с.

8. Алироев И.Ю. Язык, история и культура вайнахов. Грозный. 1990. 244 с.

9. Алиева А. И. Адыгский нартский эпос. Москва Нальчик, 1969. 234 с.I

10. Акты Кавказской археологической комиссии об Ингушетии и ингушах. Составитель Парова Л.М. Назрань, 1995. 245 с.

11. Аникин В.П. Русский богатырский эпос. М., 1965. 261 с.

12. Ахриев Чах. Ингуши (их предания, верования и поверья). Магас, 200. 234 с.

13. Ахлаков А.А. Героико-исторические песни аварцев. Махачкала, 1969, 132 с.

14. Ахлаков А.А. Исторические песни народов Дагестана и Северного Кавказа. М., 1981278 с.

15. Аутлева С.Ш. Адыгские историко-героические песни 16-19 веков. Нальчик, «Эльбрус», 1973.228 с.

16. Белокуров С.А. Сношения России с Кавказом, Вып. 1, 1578-1613г.г., М;, 1889г.311 с.

17. Бестужев-Марлинский Д.А. Соч., т.2, М., 1958, 581с.

18. Бгажноков Б.Х. Черкесское игрище. Нальчик, 1991. 145 с.

19. Бгажноков Б.Х. Адыгская этика. Нальчик, 1999. 172 с.

20. Новейшие географические известия о Кавказе, собранные и пополненные Семеном Броневским., М.,1823. 193 с.

21. Вертепов Г., Пантюхин И.Сказания об ингушах.- Майкоп: Адыгея, 1991. 71

22. Вирсаладзе Е.Б. Грузинский охотничий миф и поэзия. М., «Наука», 1976. 360 с.

23. Вилюнас В.К. Психологические механизмы мотивации человека.-М.: Изд-во МГУ, 1986.211 с.

24. Волкова Н.Г. Этнический состав населения Северного Кавказа в ХУ111-начале ХХв. М.: Наука. 1972. 324 с.

25. Владимирцов Б.Я. Монголо-ойратский героический эпос. Пб.-М., 1923. 149I

26. Гадагатль A.M. Героический эпос "Нарты" адыгских (черкесских) народов. Майкоп, 1987. 356 с.

27. Гацак В.М. Эпический певец и его .текст. Текстологическое изучение эпоса. М., 1971. 264 с.

28. Гацак В.М. Восточнороманский героический эпос. Исследование и тексты. М., 1967. 324 с.

29. А.Ганиева. Народная лирическая поэзйя лезгин. Махачкала, 1976. 211 с.

30. Генко А.Н. Из исторического прошлого ингушей. JL: Изд-во Академии Наук СССР,1930. 86 с.

31. Онежские былины, записанные А.Ф.Гильфердингом летом 1871 г. Изд.4. М.-Л., 1949. Т.1, с.36

32. Гуревич А.Я. "Эдда" и саги. М., 1979. 231 с.

33. Гутов А. М. Поэтика и типология адыгского нартского эпоса. М., 1993. 286 с.

34. Гутов A.M. Этюды о кавказском этикете. Нальчик: Эльбрус, 1998. 213 с.

35. Гюльденштедт И.А. Географическое и статистическое описание Грузии и Кавказа (путешествие через Россию и по Кавказским горам в 1770,71,72 иI73 годах).- СПб,1809. 241 с.

36. Данилевский Н. Кавказ и его горские жители. М., 1846. .68 е.

37. Дахкильгов И.А. Ингушская литература (период развития до 40-х годов). Грозный, 1975. 263 с. ,

38. Дахкильгов И. А. Фольклор вайнахов (учебник для студентов на ингушском языке). Грозный, 1977. 312 с.

39. Дахкильгов И.А. Мифы и легенды вайнахов. Грозный, 1991. 411 с.

40. Далгат У.Б. Героический эпос чеченцев и ингушей. М., 1973 264 с.

41. Далгат У.Б. Фольклор и литература народов Дагестана. М.,1962. 251 с.

42. Дахкильгов И.А. Исторический фольклор чеченцев и ингушей. Грозный, 1978.210 с.

43. И.Дубровин. История войны и владычества русских на Кавказе, т.VI. СПб. 1888. 123 с.

44. Жирмунский В.М. Народный героический эпос. М., 1962. 311 с.

45. Зиссерман А.А. Двадцать пять лет войны на Кавказе( 1842-1867), ч.2, 1851-1856. СПб., 1879, 461 с.

46. Зумакулов В.М. Обычаи и праздничная культура народов Кавказа. Нальчик, 1985.251 с.

47. А.П.Ипполитов. Этнографические очерки Аргунского округа. -ССКГ, вып.1, Тифлис, 1868. 141 с.

48. История народов Северного Кавказа с древнейших времен до конца 18 века. М., 1988. 544 с.

49. Ингуши. Сборник статей и очерков по истории и культуре ингушского народа. Составитель А.Х. Танкиев. Саратов, 1996. 541 с.

50. Инал-Ипа Ш.Д. Памятники абхазского фольклора. Нарты. Ацаны.

51. Сборник статей и материалов), Сухуми, «Алашара», 1977. 154 с.

52. Кажаров В.Х. Адыгская хаса. Из истории сословно-представительных учреждений феодальной Черкесии. Нальчик, 1992. 160 с.

53. Каррыев Б.А. Эпические сказания о Кер-оглы у тюркоязычных народов. -Исследования по теории и истории эпоса. М., "Наука", 1968. 253 с.

54. Кушева Е.Н. Народы Северного Кавказа и их связи с Россией. Вторая половина XVI 30-е годы XVn века. М., 1963. 281 с.

55. Корзун В.Б. Фольклор горских народов Северного Кавказа. Грозный, 1966.171 с.

56. Косвен М.О. Этнография и история Кавказа. -М.: Изд-во восточной лит4ры, 1961.232 с.

57. Колосов JI.H. Славный Бейбулат. Историко-биографический очерк. Грозный, «Книга», 1991. 175 с.

58. Кравцов Н.И., Лазутин С.Г. Русское устное народное творчество.- М.: Высшая школа, 1983. 321 с.

59. Кичимов А.Ш. Героический ' эпос «Джангар». Сравнительон-типологическое исследование памятника. М., 1997. 263 с.

60. Крупнов Е.И. Древняя история Северного Кавказа.-М.: Наука, 1960. 321 с.

61. Крупнов Е.И. Средневековая Ингушетия.-М.: Наука, 1971. 236 с.4

62. Кудусова Ф.И. Досвадебные обряды ингушей в дореволюционном прошлом.// Семейно- бытовая обрядность вайнахов.- Грозный, 1982. 52 с.

63. Кудусова Ф.И. Семья и семейный быт ингушей.-Грозный: Книга, 1991.

64. Лавров Л.И. Этнография Кавказа.-М.:Наука, 1982. 234 с.

65. Липец Р.С. Образы батыра и его коня в тюрко-монгольском эпосе. М., "Наука", 1984. 264 с.

66. Мальсагов Д.Д. Очерки истории ингушской советской литературы.Грозный, 1961, 126 с.

67. З.К.Мальсагов. Избранное (на инг. яз.). Грозный, 1966. 173 с.

68. З.К.Мальсагов. Грамматика ингушского языка. Грозный, 1961. 62 с.

69. Мальсагов З.К. . Избранное. Нальчик, 1998. 177 с.

70. Мальсагов А.О. Нарт-орстхойский эпос вайнахов. Грозный, 1970. 180 с.

71. Мальсагов А.У. Ингуши. История и века родословий. Нальчик, «Эль-Фа», 2003. 467 с.

72. Маргошвили Л.Ю. Культурно-этнические взаимоотношения между Грузией и Чечено-Ингушетией. Тбилиси, 1990. 276 с.

73. В.И.Марковин. В ущельях Аргуна и Фортанги.М., 1965.78 с.

74. Марковин В.И. В стране вайнахов. М., 1969.84 с.

75. Мартиросиан Г.М. История Ингушии. Орджоникидзе: Сердало,1933. 123 с.I

76. Межидов Д.Д. Мудрость обычая. Грозный, 1989. 93 с.

77. Межидов Д.Д., Алироев И.Ю. Чеченцы: обычаи, традиции, нравы.-Грозный, 1990. 213 с.

78. Мелетинский Е.М. Происхождение героического эпоса. М., 1963. 231 с.

79. И.Мунаев. О взаимодействии героико-исторических песен и сказок в чечено-ингушском фольклоре. Грозный,1978. 141 с.

80. Окладников А.П. История Якутии. Т. 1. Якутск, 1949. 254 с.

81. О тех, кого называли абреками. Грозный, 1926, 140 с.

82. Очерки истории Чечено-Ингушской АССР с древнейших времен по март 1917 года. T.I. Грозный, 1967.351 с.

83. Пропп В.Я. Поэтика фольклора. М., 1998.342 с.

84. В.Я.Пропп. Русский героический эпос. М. 1958. 362 с.

85. Путилов Б.Н. Методология сравнительно-исторического изучения фольклора. Л:, 243 с.

86. Путилов Б.Н. Русский и южнославянский героический эпос. Сравнительно-типологические исследование. М., "Наука", 1971. 324 с.

87. Путилов Б.Н. Героический эпос черногорцев. Л., "Наука", 1982. 311 с.

88. Путилов Б.Н. Славянская историческая баллада. М.-Л.Д965. 231 с.I

89. Путилов Б.Н. Героический эпос и действительность. Л., "Наука", 1988. 317 с.

90. Салакая Ш.Х. Абхазский народный героический эпос. Тбилиси, 1966; 234 с.

91. Студенецкая Е.Н. Одежда народов Северного Кавказа ХУ111-ХХвв.М.: Наука,1990. 132 с.

92. Н.Семенов. Туземцы северо-восточного Кавказа. СПБ., 1895. 167 с.

93. Сигаури И.М. Очерки истории и государственного устройства чеченцев с древнейших времен. М., 1997.372с.I

94. Соколова В.К. Русские исторические песни 16-18 в.в. М., 1960; 283 с.

95. Танкиев А.Х. Духовные башни ингушского народа. Саратов, 1997.341 с.

96. Танкиев А.Х. Свет народного сознания вайнахов. Грозный: Книга, 1990.286 с.

97. Танкиев А.Х. «Турпала или» «сердцем мужественный». Эпос народной культуры. // Духовные башни ингушского народа. Саратов, 1997.-234 с.

98. Территория и расселение кабардинцев и балкарцев в 18-начале 20-го веков. Предисловие и составление Х.М.Дманова. Нальчик, 1992. 236 с.

99. Л.Толстой. Полное собрание сочинений, т.62, М. 1953, 356 с.

100. Фараон Хуфу и чародеи. М. 1958.197 с.

101. Халанский М. Южнославянские сказания о Кралевиче Марке1 в связи с произведениями русского былевого эпоса. Варшава, 1893-1896, 676 с. ЮЗ.Халилов Х.М. Лакский песенный фольклор. Махачкала, 1958. 273 с.

102. Чахкиев Д.Ю., Абдулвахабова Б.Б. Традиционная одежда чеченцев и ингушей. Грозный, 1992. 112 .с

103. Чахкиев Дж.Ю. Оружие и вопросы военного искусства позднесредневеко-вых вайнахов (XIII-XVII вв.).(Археолого-этнографическое исследование). Автореферат дисс. на соиск. уч. ст. к. ист. наук. М., 1986. 24 с.4

104. Н.Яковлев. Вопросы изучения чеченцев и ингушей. Грозный, 1927. 86 с.

105. Яковлев Н. Ингуши. М.-Л., 1925. 91 с.

106. Хан-Гирей.Черкесские предания. «Эльбрус», Нальчик,1989. 213 с.

107. Ногмов Ш.Б. История адыхейского народа, составленная по преданиям кабардинцев. Нальчик, «Эльбрус», 1994. 253 с.1.1. Статьи:

108. Алиханова А.А. Песенное творчество даргинцев (Хабкуб. Двойной хаб-куб):Жанры фольклора народов Дагестана. Махачкала, 1979. с. 69 72.

109. Ахмадов Я.3. К вопросу о взаимосвязях героя с боевым скакуном "дин" вгероико-исторических песнях илли. Героико-исторический эпос народов Северного Кавказа. Грозный, 1988. с. 78-84

110. Ахмадов Я.З. Мир вещей и «хонс» в героико-исторических илли: Вопросы поэтики и жанровой классификации чеченских героико-исторических песен илли. Грозный, 1984. 24-36.

111. Ахматова Р. Родники поэзии. // Илли. Героико эпические песни чеченцев и ингушей. Грозный. 1979. с. 3-14.

112. Ауэзов М. Киргизская народная героическая поэма "Манас". -В кн.: Киргизский героический эпос "Манас". М., 1961. с. 3-16.t

113. Белецкая Е.М. Поединок с девой-воительницей в героических илли: Вопросы поэтики и жанровой классификации чеченских героико-исторических песен илли. Грозный, 1984. с. 36-41.

114. Максимилиан Браун. Историческая действительность в южно-славянской эпической поэзии. Известия АН СССР, ОЛЯ, т. 17, вып. 7. М., 1956. с. 68-91.

115. Бромлей Ю.В. Символы нравственных ценностей. // Литературная газета.-1977.-31 августа.

116. Бывалый. Удалой Идрис.//Газета «Терские ведомости» об Ингушетии иингушах. Выпуск первый. Сборник материалов. С.22-25.i

117. Вагапов Я.С. Образ одинокого героя в чечено-ингушских героико-эпических песнях. Известия ЧИНИИИЯЛ, т.5, вып.З. Грозный, 1968. с. 95-121.

118. Гацак В.М., Давлетов К.С. О происхождении народного героического эпоса. «Русская литература», №2, Л. с. 23-34.

119. Горепекин Ф.И; Краткие сведения о народе "ингуши". Газета "Сердало", №45, 1998, 28 мая.

120. Грабовский Н.Ф. Экономический и домашний быт жителей Горского участка Ингушского округа. Вып.З, Тифлис, 1870;

121. Адам М. Гутов. Обозначения цвета в поэтическом языке эпоса "Нарт-хэр". В кн.: Нартский эпос и кавказское языкознание. Майкоп, 1994. с.21-32.

122. Гутов A.M., Бгажноков Б.Х., Блаева А.Т., Сокуров В.Н. Адыгский историко-героический эпос в комплексном освещении. // Героико-исторический эпос народов Северного Кавказа. Грозный, 1988. С.60-77.

123. Далгат. Б. Материалы по обычному праву ингушей. // Известия Ингушского научно-исследовательского института краеведения. Владикавказ, 1929. 12-23.

124. У.Б.Далгат. Горские песни, предания и сказка в "Хаджи-Мурате" Л.Н.Толстого и их художественное значение. Известия ЧИНИ ИИЯЛа, т.2. вып.З, Литература, Грозный, 1959, с.3-44.

125. Дахкильгов И.А. О взаимосвязях чечено-ингушского эпоса с преданиями и4легендами. // Героико-исторический эпос народов Северного Кавказа. Грозный, 1988. С.107-111.

126. И.Дахкильгов, Х.Туркаев. Эпос о судьбе народной. В кн.: Илли. Героико-эпические песни чеченцев и ингушей. Грозный, 1979. с. 3-17.

127. Далгат У.Б. К вопросу идеализации эпического героя (на материале кавказского эпоса). Специфика фольклорных жанров. М., 1973. с. 25-37.

128. У.Б. Далгат. Горские песни, предания и сказка в "Хаджи-Мурате" Л.Н.Толстого и их художественное значение. Известия ЧИНИ ИИЯЛа, т.2. вып.З, Литература, Грозный, 1959. с. 11-24.

129. И.Джабраилова, Д.Чахкиев. Музыкальные инструменты в воинских захоронениях. 16 18 в.в. в горной Ингушетии. „Народное слово,, , г.Малгобек, 28.03.93.

130. Джабаги Васан-Гирей. Борьба Северного Кавказа за свободу. Мюнхен, «Свободный Кавказ», №1, октябрь 1951, с. 12-28.

131. Евлоев Б. Оружие и доспехи ингушских воинов. "Ингушетия" N61 (705) 2000г.

132. Мадаева З.А. Представления вайнахов о времени и пространстве в герои-ко-исторических илли. // Героико-исторический эпос народов Северного Кавказа. Грозный, 1988. С.133-137.

133. Д.Мальсагов. Современное состояние искусства в Ингушетии. "Революцияtи горец", N 2-3, Ростов-на-Дону, 1932. с. 15-31.

134. Мамаев Х.М., Чахкиев Дж.Ю. Оружие героя в вайнахских героико-исторических песнях илли. Героико-исторический эпос народов Северного Кавказа. Грозный, 1988. с. 23-31. #

135. Мунаев И.Б. Поэтическая система эпитетов в героико-исторических илли. В кн.: Вопросы поэтики и жанровой классификации чеченских героико-исторических песен илли. Грозный, 1984. с. 11-26.

136. Мунаев И.Б. Чечено-ингушсие героико-исторические илли как поздний эпос. // Героико-исторический эпос народов Северного Кавказа. Грозный, 1988. С.41-52.

137. Мунаев И.Б., Ахмадов ЯЗ. Опыт комплексного изучения героико-исторических илли. // Героико-исторический эпос народов Северного Кавказа. Грозный, 1988. С.52-60.

138. Ошаев Х.Д. К истории возникновения чеченских героико-эпических илли. Известия ЧИНИИЯЛ, т.2, выпуск 1, Грозный, 1960. с.23-31.

139. Пропп В.Я. Фольклор и действительность: Поэтика фольклора. М., 1968. с. 23-41.

140. Г.Н. Прозрителев. Кавказское оружие (оружие кавказских горцев). // СаблиIрая (горское оружие в Кавказской войне). Грозный, 1992. с. 4-22.

141. Путилов Б. Н. Об историческом изучении русского фольклора. -Русский фольклор. Вып. 5. M.-JI. с. 10-24.

142. Путилов Б.Н. Об эпическом подтексте. На материале былин и юнацких песен. Славянский фольклор. М., 1972. с.21-34.

143. Рыбаков Б.А. Исторический взгляд на русские былины: История СССР. 1961. №5. с. 12-25.

144. Роль духовно-нравственных ценностей ингушского народа в социально-экономическом развитии республики. // Тезисы докладов научно-практической конференции. Орджоникидзевская. Нальчик: Эль-Фа., 1997. 67 с.

145. Газета "Сердало", № 62, от 20 сентября 1997 года.

146. Газета "Сердало", №№ 63,85-89 за 1997 год и М» 1-2 за 1998 год.i

147. Танкиев А.Х. Проблема эстетического идеала в героико-исторических песнях илли вайнахов. Героико-исторический эпос народов Северного Кавказа. Грозный, 1988. с. 23-35.

148. Танкиев А.Х. Вопросы эстетики чечено-ингушского фольклора. В кн.: Вопросы эстетики фольклора и литератур чеченцев и ингушей. Грозный, 1985. с.22-31.

149. Танкиев А.Х. Об эстетике свадебной обрядности вайнахов.//Семейно-бытовая обрядность вайнахов. Грозный, 1982. с. 15-21.

150. Татаева С.В. Особенности музыкального исполнительского мастерства чеченских илланчей: Вопросы поэтики 'и жанровой классификации чеченских героико-исторических песен илли. Грозный, 1984. с.23-28.

151. П.К.Услар. Кое-что о словесных произведениях горцев. СОКГ, вып. 1, Тифлис, 1868, с.5-16.

152. Хасбулатова З.И. Семейные обряды чеченцев и ингушей в конце Х1Х-ХХ в. // Семейно-бытовая обрядность вайнахов. Грозный, 1982. с.9-14.

153. Хасиев С.-М. А. Институт ухаживания у чеченцев. // Семейно бытовая обрядность вайнахов. Грозный, 1982. с.24-41.

154. Халидов А.И. О языке героико-исторических илли. В кн.: Вопросы поэтики и жанровой классификации чеченских героико-исторических песен илли. Грозный, 1984. с.23-31.I

155. Халидов А.И. О синтаксическом строе песенного эпоса илли. // Героико-исторический эпос народов Северного Кавказа. Грозный, 1988. С. 155-163.

156. Чахкиев Джабраил. Салам Ахильгов-воин-герой ингушского фольклора. «Сердало», № 9(9040), от 19.01.2002. ,

157. Д.Ю. Чахкиев. Оружие вайнахов. // Сабли рая (горское оружие в Кавказской войне). Грозный, 1992. с.24-34.

158. Чахкиев Д. Ю. Огнестрельное оружие у позднесредневековых вайнахов: Традиционная материальная культура Чечено-Ингушетии, Грозный, -1989. с.21-34.I

159. Д.Ю.Чахкиев. Кольчатый доспех позднесредневековых вайнахских воинов.// Новые археолого-этнографические материалы по истории Чечено-Ингушетии. Грозный, 1988. С.67-85.

160. Чиковани М.Я. Нартские сюжеты в (Грузии (параллели и отражения) В кн.: Сказания о нартах - эпос народов Кавказа. М.,1969, с.226-241.1.I

161. Художественные произведения:

162. Тембот Беков. Избранное. Грозный, 1966 (на ингуш.яз.). 69 с.

163. Бестужев-Марлинский А.А. Повесть «Мулла-Нур» //Сочинения в двух томах. ГИХЛ, М., 1958,том 2. 398 е.

164. Базоркин И.М. Из тьмы веков. Роман. Грозный, 1989. 351 с.

165. А-Г. С. Гойгов. Пробуждение. Повести и рассказы. ЧИКИ. Грозный, 1981. 231 с.I

166. А.С.Пушкин. Путешествие в Арзрум во время похода 1829 года.//А.С.Пушкин. Полное собрание сочинений, М., 1954., т.4.311с.1.1. Сборники фольклора:4

167. Былины. Сост., автор предисловия и вводных текстов В.И. Калугин. М., 1986.342 с.

168. Джабаги М. Ингушские народные тексты. Париж, 1935 (на франц. яз.) 193 с.

169. Ингушские сказания, мифы, легенды, сказки и пословицы. (На инг. яз.). Записал И. Дахкильгов. Саратов, 1998. 268 с.

170. Шли. Героико-эпические песни чеченцев и ингушей. Грозный, 1979. 259 с.

171. Ингушское устное народное творчество. Ингушские песни, • собранные З.Измайловым (на инг.яз.), Орджоникидзе: Сердало, 1933. 79 с.

172. Ингушский фольклор. Грозный, 1940 (на инг. яз.); 192 с.

173. Ингушский фольклор. Грозный, 1967, составитель А.Мальсагов (на ингушском яз.). 253 с.

174. Ингушский фольклор (на инг.яз.) Составитель Танкиев А.Х. Грозный, 1991. 349 с.

175. Исторические песни. Вступительная статья, подготовка текстов и примечания В.И.Чичерова. Л., 1956; 361 с.

176. Ингушские сказания, мифы, легенды, сказки и пословицы (на инг.яз.). Записал Дахкильгов И.А., Саратов. 1998. 3*54 с.

177. Ингушский фольклор (на инг.яз.) Составитель Осмиев Х.С., Грозный, 1959. 172 с.

178. Ингушские песни. Перевод с ингушского Н. Гребнева. М.: Фонд им.И.Д. Сытина, 1995.-3 8с.

179. Ингушские героические песни. Составитель, автор предисловия и примечаний Матиев М.А. Магас, 2002 (на инг. яз.) 335 с.

180. Матиев А. Райский забор. Назрань, 1997 (на инг. яз.) 78 с.

181. Матиев А. Жизнь, отданная народу. Назрань, 1996 (на инг. яз) 65 с.

182. Мудрые наставления наших предков. Из ингушского фольклора. СобраIны, переведены и подготовлены к печати И.А.Дахкильговым. Нальчик, 2000. 342 с.

183. Поэзия Чечено-Ингушетии. Антология. М., 1959. 273 с.

184. Сказки, сказания и предания чеченцев и ингушей. Составители Дахкильгов И.А. и Мальсагов А.О. Грозный, 1986. 376 с.

185. Фольклор Азербайджана и прилегающих стран. Баку. 1930. 240 с.

186. Чечено-Ингушский фольклор. Москва, 1940; 231 с. : Поэзия Чечено-Ингушетии. Антология. М., 1959. 245 с.

187. Чеченские илли песни. Грозный, 1959 (на чеченском языке) 234 с.

188. Ингушский фольклор (на русск. и груз. яз.). Составитель Р.Пареулидзе. Тбилиси, 2001. 160 с.

189. Чеченский фольклор (на русск. и груз. яз.). Составители Дж.Бардавелидзе, Р.Пареулидзе.Тбилиси, 1996. 152 с. ,

190. Чеченский фольклор (на русск. и груз. яз.). Составители Дж.Бардавелидзе, Р.Пареулидзе.Тбилиси, 2002. 160 с.

191. Ингушские сказки, сказания и предания. Составитель И.Дахкильгов. Нальчик, «Эль-Фа». 2002.462 с.

192. Сказки и легенды ингушей и чеченцев. Составитель Мальсагов А.О.; М., «Наука», 1983. 384.

193. Ингушский фольклор (на инг. яз). Составитель А.Манкиева. Назрань, 2001. 81с.

194. Сказки, сказания и предания чеченцер и ингушей. Составители А.О.Мальсагов, И.А.Дахкильгов. Грозный, 1988. 528 с.