автореферат диссертации по философии, специальность ВАК РФ 09.00.01
диссертация на тему: Интенциональность как предельное основание философской рациональности

Полный текст автореферата диссертации по теме "Интенциональность как предельное основание философской рациональности"

САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

На правах рукописи

484511Ш

ЛИНДГРЕН ВИГЕЛЛЬ СТИГМАТТИАС

ИНТЕНЦИОНАЛЬНОСТЬ КАК ПРЕДЕЛЬНОЕ ОСНОВАНИЕ ФИЛОСОФСКОЙ РАЦИОНАЛЬНОСТИ

Специальность 09.00.01 - онтология и теория познания

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени кандидата философских наук

1 2 МАЙ 2011

Санкт-Петербург 2011

4845100

Работа выполнена на кафедре онтологии и теории познания философского

факультета Санкт-Петербургского государственного университета

Научный руководитель: доктор философских наук,

профессор, (Санкт-Петербургский государственный университет), Липский Борис Иванович

Официальные оппоненты: доктор философских наук,

профессор, (Санкт-Петербургский филиал государственного университета-Высшая школа экономики), Тульчинский Григорий Львович

кандидат философских наук, доцент (Санкт-Петербургский государственный инженерно-экономический университет), Барежев Константин Викторович

Ведущая организация: кафедра философии Российской

Академии наук Санкт-Петербурского академического университета-научно-образовательный центр нанотехнологий РАН

Защита состоится « i у » 2011 года в jé, С С часов на

заседании диссертационного совета Д 212.232.03 по защите докторских и кандидатских диссертаций при Санкт-Петербургском государственном университете по адресу: 199034, Санкт-Петербург, В.О., Менделеевская линия, д. 5, философский факультет, ауд. /р>

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке им. М. Горького Санкт-Петербургского государственного университета.

Автореферат разослан « А » дцобпА 2011 г.

Ученый секретарь Диссертационного совета, кандидат философских наук, старший преподаватель

Мавринский И.И.

Общая характеристика работы

Актуальность темы исследования

Предметом исследования являются основания рациональной философии и новоевропейской науки, образовавшейся на ее почве. В данной работе рассматривается рациональность ее дискурса, коммуникации и понятийного аппарата. Понятие «интенциональность» понимается в этом контексте не в рамках традиционного значения феноменологии Ф. Брентано и Э. Гуссерля, а как определенная установка. Интенциональным актом мир признается рациональным.

Рациональное мышление, исторически, подвергается лишь относительно незначительному рассмотрению со стороны западной рациональной философии, поэтому следовало бы исследовать основу западных рациональных исследований, которая определяет способ мышления самой рациональной философии. Между тем западная рациональная философия, в основном, исходит из рационального мышления, видя в нем простую исходную точку, статус которой представляется самоочевидным и, за некоторыми исключениями, не являлся предметом специального исследования.

История знает множество критиков классического рационализма в рамках западного философского дискурса. Некоторые из них (Тертуллиан, Б. Паскаль, С. Киркегард, Ф. Ницше) при этом выдвигали свои собственные философские доводы. Другие мыслители (Д. Юм, И. Кант, А. Шопенгауэр, С.Л. Франк, А. Бергсон, Л.И. Шестов, М. Хайдеггер, Э. Левинас, Т.С. Кун, П. Фейерабенд) даже опровергали рационалистические основоположения рациональными же средствами, то есть предоставляли критику изнутри. При этом, если критику Т.С. Куна и П. Фейерабенда можно отнести, скорее, к научной методике, нежели к самому философскому рационализму, остальным (за исключением, пожалуй, Л. Шестова, позднего Л. Витгенштейна и М. Хайдеггера) это обстоятельство не мешало составлять собственные рационалистически окрашенные философские картины мира.

Данная работа является попыткой осуществления внутренней критики рациональности новоевропейской философии в рамках самой рациональной философии. В отличии от известных проектов Р. Декарта, И. Канта, Э. Гуссерля, которые сводились к созданию общей объективной основы метафизики, наша задача ограничивается анализом последовательности метафизических построений западной рациональной философии.

Степень разработанности проблемы

Выдвигаемая проблематика диссертации относится к области теоретических философских исследований в связи с тем, что предметом работы являются основания западной рациональной философии. Благодаря такому универсальному характеру исследования все основные философские дисциплины представляют интерес для продвижения самоанализа рационального мышления западной философии в рамках данной работы.

По мере продвижения анализа рациональности западной философии сужается предмет исследования. Вначале рассматривается понятие «истина», затем критерии рационального мышления (в том числе его логическая основа), рациональная возможность коммуникации рациональных выражений, рациональность в рамках западной философии и науки.

Исследования, материалы которых были использованы в целях доказательности, демонстративности и иллюстративности диссертационных положений, имеют как российское, так и зарубежное происхождение. При рассмотрении природы понятия «истина» в западной рациональной философии в отношении к основе ее нормативности (и в теоретическом и практическом смыслах) используются работы Аристотеля, Л. Витгенштейна, Г.Ф.В. Гегеля, В.Джеймса, И. Канта, Б. И. Липского, Ф. Ницше, Ч.С. Пирса, Платона, К.Р. Поппера, М. Хайдеггера, А. Шопенгауэра, Д. Юма, К. Ясперса, послужившие главными источниками обоснования и иллюстрациями выдвигаемых положений. Рассмотрение проблематики, связанной с рациональным определением релевантной истины простирается, таким образом, от античных мыслителей идеализма до ХХ-го века (психологизм

Ф. Ницше, прагматизм, теория верификации истины и фундаментальная онтология М. Хайдеггера), не исключая эмпиризма и классического немецкого идеализма Г.В.Ф. Гегеля.

Рассмотрение проблемы интроспекции рациональных критериев «истины» в западной рациональной философии находит свое отражение, прежде всего, в работах следующих философов: Т.В. Адорно, А. Бергсона, Л. Витгенштейна, Г.Г. Гадамера, В. Джеймса, Ф. Ницше, Ч.С. Пирса, С.Л. Франка, М. Хайдеггера, Л.И. Шестова, А. Шопенгауэра, Д. Юма.

Проблема коммуникативности истины во многом уже была исследована Л. Витгенштейном, а работы следующих философов также лежали в основе систематизации, проведенной автором в данном аспекте диссертации: Г.Г. Гадамер, Д. Дэвидсон, Э. Гуссерль, Э. Кассирер.

В рамках исследования фиксации реальности в выделенных понятиях автор обращается и к исследователям восточной традиции: Е.А. Торчинову, Х.Ш. Яну, а также к эзотерической и художественной литературе. Помимо рабог, упомянутых в связи с предыдущими разделами диссертации, в основе формирования мыслей об установке как первооснове выделения понятийных элементов мира лежали произведения следующих философов: Л. Витгенштейна, Т.С. Куна, М. Фуко, М. Хайдеггера, А. Шопенгауэра.

Рассмотрение автором общей структуры фундаментальных категориальных понятий отталкивается от теории В. фон Гумбольдта о производности указательных местоимений от наречий места. В различных языковых структурах автор показывает элементы, отражающие фундаментальные категориальные понятия, выражающие на разных языках степень присутствия явлений, которые не только бросают новый свет на теорию эволюции языков, но и предоставляют возможность исследовать тот взгляд на мир, с помощью которого мы на него смотрим. В работе делается акцент на славянские языки для демонстрации фундаментального миропонимания, которое еще наблюдается у многих других более (индо-

европейских) и менее родственных (финно-угорских, тюрских, сино-тибетских) языков.

Цель и задачи исследования

Целью данной работы является исследование рациональных оснований новоевропейской философии в рамках рационального философского анализа. Достижение цели сопряжено с рациональным рассмотрением следующих четырех задач, связанных с вопросами, касающимися определения и использования понятия «истины» в новоевропейской философской традиции:

1. Каковой должна истина являться? Понятие «истины» западной рациональной философии лежит в основе идеи однозначности рациональных положений. Понятие объективности истины является фундаментом западных рациональных философских систем. Поэтому речь идет не о той или иной конкретной истине, а об анализе принципиальной возможности универсальной истины как таковой.

2. Какова основа истины? Анализ однозначности понятия истины требует рассмотрения тех рациональных критериев, которые определяют утверждение той или иной рациональной идеи в качестве истинной.

3. Как истина сообщается? При возможности однозначного определения истины, возникает вопрос о том, как однозначная истина может сообщаться не утрачивая при этом своей истинности. Решение этого вопроса требует исследования и анализа знаковой (языковой) фиксации истины и ее восприятия.

4. Какова основа коммуникативности истины? Поскольку однозначная истина нуждается в однозначной языковой передаче, анализ понятия «истины» должен быть распространен на область способов выражения истины для того, тобы исследовать рациональные основы образования понятийного аппарата.

Методологические принципы исследования

В диссертации предпринята попытка систематической внутренней критики рациональности новоевропейской рациональной философии в рамках самой западной рациональной философии.

Разделение данного исследования на следующие четыре раздела: «Истина как основа нормативности», «Рациональность истины», «Коммуникативность истины», «Основа рациональных понятий», является попыткой следовать хронологическому порядку развития проблематики основы рациональности в традиции западной рациональной философии. Таким образом, поле исследования развертывается от основы связи между предметом истины и истинным знанием до рассмотрения более сложного отношения возможности выражения истины в рамках западноевропейской рациональной философии.

Развертывание диссертационной проблематики можно уподобить «матрешке», самым внутренним ядром которой является вопрос об основе выделения понятийных элементов. Как при разборке «матрешки», здесь приходится начинать с внешнего слоя, которым является вопрос о природе нормативности рациональной истины, чтобы дальше рассматривать более фундаментальные вопросы, касающиеся основ рациональности самих рациональных истин, а также возможности сообщать такие истины, оставаясь в границах рациональных критериев. В завершении исследования следует проанализировать общий корень рационального дискурса - основу выделения понятий, что и является основным предметом собственных исследований автора.

Для наглядности логического хода мыслей можно упрощенно обобщать развертывание содержания работы в четырех вопросах, обозначенных в перечне основных задач исследования. При этом получается, что каждый последующий вопрос выступает как своего рода «комментарий» к предыдущему, и, в свою очередь, является предметом анализа последующего. Ответ на первый вопрос, прежде всего, является выражением исторических попыток решать проблемы, связанные с релевантностью и объемом рациональной истины. Затем автор

пытается рационально проанализировать общую рациональную основу для каких-либо рациональных решений. Ответ на третий вопрос примыкает к магистральной дискуссии западноевропейской философии ХХ-го века в рамках философии языка. А ответ на четвертый вопрос в основном отражает результаты собственных философских исканий автора в связи с тем, что корни проблематики коммуникативности рациональных выражений глубоко внедрены в проблематике, связанной с выделением понятийных элементов, лежащих в основе языковых понятий.

Красной нитью и основной мыслью работы является гипотеза об интенциональной установке как фундаментальном источнике не только понятийных элементов, а вообще самой рациональности западной рациональной философии.

Основные положения, выносимые на защиту связаны с вопросами об автономии разума в западноевропейской рациональной философии, ее проявлениях, теоретической возможности обеспечивать рациональную коммуникацию и формировать рациональный понятийный аппарат для рационального дискурса в сфере рационалистической философии и западноевропейской науки.

Во-первых, в исследовании утверждается, что рациональный дискурс - не замкнутая система. Все его понятия базируются на неустранимой аксиологической почве и группируются вокруг нашей неустранимой заинтересованности. Рациональный дискурс всегда развертывается не только трансрациональными силами, но присутствует также и в трансрациональных границах.

Во-вторых, автор выдвигает тезис о неоднозначности не только языковых выражений, но и понятий, связанных со смысловым контекстом, ситуативно определяющим значение понятий и их языковых представлений. Речь идет о том, что значение определяется смыслом конкретного неповторимого контекста. Универсальная, абстрактная однозначность формальных высказываний западной рациональной философии неизбежно

растворяется в потоке индивидуальных, конкретных интенциональных смыслов.

В-третьих, вводится тезис о том, что мир не является результатом интеграции на фоне подлинной реальности, что интеграция может совершаться лишь с выделенными элементами мира. При анализе значения явления выдвигается тезис о том, что явление не складывается из частей, а лишь распределяется по тем или иным выделенным частям явления.

В-четвертых, в диссертации отстаивается положение о том, что процесс понятийного выделения обусловлен нашим живым интересом и внедряется в установке, которая является корнем всех, а не только языковых, понятий.

Среди элементов научной новизны, содержащихся в диссертации, можно выделить следующие:

1) На базисе анализа западноевропейской рациональной философии обнаруживается общий идеалистический характер исторически противостоящих друг другу философских течений: в работе указана общая эпистомологическая основа идеализма и реализма, эмпиризма и рационализма;

2) Исследование о выделении понятийных элементов образует новое поле исследования в области теории познания;

3) Анализ значения идеи об обособлении, лежащей в основе западной рациональной мысли, дает ключ к пониманию почвы развертывания философских систем.

Научно-практическое значение результатов исследования связано с разработкой общей структуры понятийных элементов, выраженной в фундаментальных понятиях, касающихся характерных для индоевропейских языков обозначений степени присутствия явлений, и образует методологическую основу для дальнейших лингвистических научных исследований об эволюции базовых языковых понятий.

Апробация работы

Результаты работы обсуждались на заседании кафедры онтологии и теории познания факультета философии СПбГУ 15-го апреля 2010 года. Часть

основных идей работы были представлены на всероссийской научной конференции «Ethos и aesthesis современного философствования» (СПб, ноябрь 2003 года).

Структура диссертации

Диссертация состоит из введения, четырех глав, заключения и списка литературы.

Основное содержание диссертации Во введении обосновывается актуальность темы исследования, обсуждается степень разработанности основной проблематики, формируются цели, задачи, методологические принципы исследования, положение собственных тезисов, выносимых на защиту, апробация работы.

Первая глава «Понятие "истина" как основа нормативности» В параграфе 1.1. «Основа нормативности истины» анализируется вопрос о характере понятия «истина» в западноевропейской рациональной философии, совместимом с требованием объективной однозначности и нормативности. Сложность заключается в том, как чисто теоретические ценности могут образовываться вне конкретных практических интересов.

Проблема истины сводится к проблеме общего и отдельного. Говорить об истине, находящейся вне горизонта нашего существования и одновременно предполагать ее нормативный авторитет составляет противоречие, так как она тогда, в качестве трансцендентного отношения, не может быть воспринята с таким значением. Объем понятия «истина» также нельзя редуцировать к тому, чтобы только охватывать чисто субъективное понятие отдельного индивида. Иначе в нормативном отношении понятие «истина» составляет только изолированную абстракцию данного индивидуума. Для установления универсального характера нормативности истины, трансцендирующей за пределы сферы отдельного индивида требуется, чтобы истина находилась в каком-то продуктивном отношении к чему-то вне свой внутренней сферы, чтобы ее объем включал больше, чем внутреннее отношение.

В рамках данного раздела привлекаются материалы главным образом из работ Аристотеля, Б. Спинозы, В. Джеймса, И. Канта, Ф. Ницше, А. Шопенгауэра.

В параграфе 1.2. «Истина в рамках теории корреспонденции» рассматривается теория корреспонденции, которая в истории западной рациональной философии традиционно предлагается для подчеркивания абсолютного содержания универсальной истины и ее релевантности по отношению к отдельному индивиду. Проблема здесь связана с тем, как истина может образовать коррелят к объективной реальности.

Проблема далее усугубляется тем, как истина может передаваться в связи с вопросом о том, как язык и реальность могут находиться в неком продуктивном контингентном отношении (если они вообще являются отделенными друг от друга - условие, которое является необходимым для корреспонденции).

В рамках проведения анализа автор использует работы Фомы Аквинского, Аристотеля, Л. Витгенштейна, И. Канта, Ф. Ницше, А. Шопенгауэра.

Параграф 1.3. «Единство онтологии, эпистемологии и этики в античной философии»

прослеживает красную нить в западноевропейской философии, от античности вплоть до позитивизма ХХ-го века, связанную с верой в некий трансцендентный мир, которому принадлежит все, что кроется за обозначением «на самом деле».

До тех пор, пока Д. Юм не разоблачил несостоятельность отождествления «есть» и «следует», представители западной рациональной философии откровенно исчерпали этические выводы из онтологических предположений. Знание тогда не самоцель и не просто набор абстрактных соображений, а начальное звено цепи человеческого поведения. У истины конкретная имплицитность, а у знания соответственно сотериологический характер. В таком случае нет надобности разбирать вопрос о гегемонии

эпистемологической и этической (теоретической и практической) нормативности. Эпистемология и этика рассматриваются не раздельно, а лишь как аспекты онтологического единства.

Работы Фомы Аквинского, Аристотеля, А. Бергсона, Г.В.Ф. Гегеля, Платона, Плотина, В.С Соловьева, К. Ясперса используются автором при работе над данным параграфом.

В параграфе 1.3.1. «Изменчивость постоянства» автор обращает внимание на историческую взаимосвязь понятий «реальность» и «истинность» в западной рациональной философии. Вопрос об истине не только связан с вопросом о действительности, а заключает его в себе. Истинное - действительно и наоборот. Эти два понятия воспринимаются как «тени» друг друга и могут образовывать друг для друга основу. Истинное основывается на действительном, которое доказывается истинным, также как истинное не может быть истинным, если оно не является действительным и vice versa.

В рамках проведения анализа раздела привлекаются материалы, главным образом, из работ А. Бергсона, Г.В.Ф. Гегеля, М. Хайдеггера.

В параграфе 1.4. «Общая рациональная основа идеализма и реализма» анализируется эпистемологическая основа реализма и идеализма. Реализм так же, как и идеализм, исходит из того, что есть отдельный, замкнутый мир, состоящий из того, «что на самом деле существует». Реализм совпадает с идеализмом в своем фундаментальном требовании объективной, незыблемой основы знания и сталкивается, соответственно, с теми же сложностями при преодолении пропасти между познающим субъектом и объективной реальностью.

При проведении анализа данного раздела автор опирается на работы Г.Ф.В. Гегеля, В. Джеймса, Б.И. Липского, Ч.С. Пирса, K.P. Поппера, М. Хайдеггера. Л. Шестова, А. Шопенгауэра.

В параграфе 1.5. «Природа нормативной теории» исследуется проблематика нормативной теории как попытка соединения ценностного начала с объективной структурой при сохранении присутствия этической нормативности. Для того, чтобы нормативная теория могла возвышаться над субъективными представлениями отдельного индивида требуется, чтобы принуждающая сила и общая применимость принадлежали теории, при том, что достоверность гарантируется тем, что они являются предметом истины.

Дилемма здесь следующая: нормативные теории призывают к объективности для обеспечения всеобщего авторитета при том обстоятельстве, что всякая нормативность, в конце концов, укоренена в волевой индивидуальности. Для достижения соответствия с нормативной теорией требуется, чтобы мы либо стали объективными, либо объекты нормативности оказались индивидуальными. При наблюдении первого мы, однако, вынуждены перейти от условно нормативного к чисто созерцательной сфере, при том, что последняя альтернатива раздробит универсальность этических претензий.

В рамках проведения анализа раздела автор опирается на работы Д. Юма, Дж. Мэки.

Вторая глава «Рациональность основы мышления»

В параграфе 2.1. «Интроспекция рациональных критериев»

исследуются критерии западноевропейской рациональной философии исходя из следующей постановки вопроса: рациональна ли вообще сама идея рациональности рациональной философии в соответствии с ее собственным представлением о рациональности?

Истина в истории западной рациональной философии обозначает нечто фиксируемое, самоотождествленное, являющееся совершенным (в отличии от тех языковых элементов, которые нужны для ее осмысленного выражения) в том смысле, что оно всегда уже является завершенным, в то время как применение истины, как и любое изменение, носит динамический характер в

связи тем, что чисто рациональное само по себе не является конструктивным и остается самоограничивающим.

Чисто разумное в западной рациональной философии собственным движением не может переступать сферу тавтологии, не может не являться лишь констатацией самоотождествления, отчего следует, что оно без внешней интеракции не может вступить в связь с предпочтением, которое по сути дела динамично в своей неотделимости от желающего. В рамках чисто разумного начала западной рациональной философии нет места для выбора, так как там все только может обстоять (то есть не происходить) исключительно по одной единственной (и никакой другой) необходимости. То есть в царстве чистой рациональности западной рациональной философии не находится места для «может быть», и лишь необходимое «необходимо». Circus vitiosus мышления системы связан с тем, что в ней не признается трансрациональное из-за требования внутренней передаваемости, в то время как, одновременно, пользуются его услугами внутри системы, как будто они являются заранее данными.

В рамках работы над разделом автором используются работы Т.В. Адорно, А. Бергсона, Г.Г. Гадамера, В. Джеймса, Ч.С. Пирса, СЛ. Франка, М. Хайдеггера. Л.И. Шестова, А. Шопенгауэра, Д. Юма.

В параграфе 2.1.1. «О доказательности доказательства» проводится анализ основы доказательности выводов западноевропейской рациональной философии.

Доказательство в рамках западной рациональной традиции зависит от доступа к дедукции, а у самой дедукции имеются свои конечные составляющие (предпосылки), которые считаются действительными, поскольку они коррелируют с логическими законами. Доказательность дедукции основывается, таким образом, на повторяемости. Доказательность предпосылок дедукции является доказательством по аналогии, а что такое доказательство по аналогии, если не правильное иносказание, то есть повторение? Таким же образом как 2+2=4, потому что «2+2» повторяет «4», все доказательства, в

конце концов, основываются на больше или меньше откровенной демонстрации закона отождествления в том, что предпосылки рассматриваются как самоочевидные истины, которым просто нужно быть верными себе для того, чтобы образовать фундамент истины. На вопрос, отчего дело так обстоит, то есть как доказательность доказательства доказывается, отвечает лишь собственное эхо. «Потому что» становится, таким образом, чистым повторением «почему».

В рамках проведения анализа раздела автор опирается на труды Аристотеля, Л. Витгенштейена, П.А. Флоренского, С.Л. Франка, М. Хайдеггера. В параграфе 2.1.2. «Применение тождества»

рассматривается коренная проблема западной рациональной философии, которая заключается в вопросе о возможности изменения вообще. Уже то обстоятельство, что что-то может происходить, является нерешаемой проблемой для мышления, которое, по образу математики, подводит свои операции к области отождествления.

Утверждения западной рациональной философии исходят из описания того, как обстоят дела, дабы затем перейти к описанию того, что из этого следует. В содержании обоих членов описания встречается некий общий элемент, который повторяется и, таким образом, кажется, что все, действительно, чисто разумно (в рамках чистого отождествления), а ¡(ЗепМаБ («=») здесь пользуется авторитетом нпрНсаЦо («—»>), поскольку за каждым повторяющимся элементом кроется некое собственное предпочтение, способное направлять весь незыблемый комплекс истинных представлений данной философской системы.

При написании данного параграфа автор опирается на работы А. Бергсона, Л. Витгенштейна, В. Джеймса, Ч.С. Пирса, М. Хайдеггера. Третья глава «Коммуникативность предмета дискурса» В параграфе 3.1. «Общезначимость однозначности» рассматривается то обстоятельство, что западная рациональная философия - система выражений веры в однозначность, которая связана с

соотношением знака и значением знака. Знак является не нейтральным отражением чего-то, а выражением чего-то. Знак, в отличии от отдельного явления, которое тоже выделяется своим значением, является попыткой зафиксировать значение для передачи. Проблематичность для западной рациональной философии в этом отношении можно обобщить следующим вопросом: Что значит значение знака?

В рамках проведения анализа раздела автор использует работы Л. Витгенштейна, Г.Г. Гадамера, Э. Гуссерля, М. Хайдеггера. В параграфе 3.1.1. «Система понимания понятого» анализируется соотношение общих и индивидуальных знаковых систем значений. Знак так же, как и слово, выражает некую объективность. Иначе было бы невозможно обсуждать не только предмет нашего исследования, а вообще что-либо обсуждать. Каждый пользователь знака всю жизнь строит собственную сложную систему значений знаков, которая связана, а не идентична с системами других пользователей. При этом преобразование происходит и на уровне индивида и на уровне коллектива в рамках безустанного взаимодействия. Система является функцией систем своих пользователей - системы, которые формируются под ее влиянием. Части и целое, таким образом, бесконечно образовывают друг друга на основании ими уже образованного. Эта относительная целостность придает иллюзорную простоту (однозначную объективность) нашим понятиям, выраженным знаками. На самом деле, под покровом отдельного знака кроются разные понятия, даже в рамках системы одного пользователя, уже не говоря о ситуации в коллективе в целом, если к этому добавить еще временной аспект.

При работе над данным разделом автором привлекаются исследования А. Бергсона, Л. Витгенштейна, Г.Г. Гадамера, Э. Гуссерля, М. Фуко, М. Хайдеггера.

В параграфе 3.1.1.1. «Мир как язык и отражение» рассматривается теория корреспонденции по отношению к языку. Условие для однозначности универсальных понятий (как и самого понятия

«истина») в западной рациональной философии создается в предвзятом представлении о языке. Язык понимается ею как фиксированное, аутентическое зеркало действительности в связи с вышеупомянутой теорией корреспонденции, так что отношение между интеллектом и предметом в полномасштабном виде можно описывать как отношение между языком и действительностью.

Значение самих слов в качестве «клеточек» языка, однако, не является определенным само по себе. Слово получает свое значение лишь в связи со всеми остальными словами в неразрывном контексте языка, в котором всё, в конечном итоге, определяется в отношении ко всему, образующему данную языковую реальность, которая, как паутина, состоит из одних взаимосвязанных ниток.

Возможно ли себе представить понятие без словарного отражения, а слово всегда подразумевает понятие, на которое оно ссылается. Каждое понятие является «идеей», поскольку оно своей отдельной определенностью возвышается над конкретным контекстом. Слово ситуативно связано с понятием, то есть может служить его выражением, подобно тому, как палец, показывающий на небо, при этом сам не является самим небом.

В рамках проведения анализа раздела автором привлекаются материалы из работ Л. Витгенштейна, Г.Г. Гадамера, Э. Гуссерля, Д. Дэвидсона, С.Л. Франка.

Параграф 3.2. «Передаеаемость истины в смысловых контекстах»

описывает коммуникативный аспект истины западной рациональной философии в связи с анализом смыслового контекста истины. Передаваемая истина, будучи истиной в словесном виде, уже до своего принятия имеет форму отношения, а не просто обособленного имени, поскольку она всегда является функцией образующих ее взаимоопределенных понятий. Фиксация «передаваемой истины» зависит, таким образом, от языковых элементов, которые являются не заранее готовыми, базовыми, а условными, неизбежно

ситуативными уже до того, как сама фиксация будет подвергаться интерпретации со стороны принимающего.

Передаваемая истина зависима от взаимофиксации абстрактных слов, и таким образом, нуждается в смысловом контексте для того, чтобы не просто являться выражением обособленного абстрактного самоотождествления между ее субъектом и предикатом.

Смысловой контекст всегда конкретен и индивидуален, в отличии от тех понятий, с помощью которых можно пытаться образовать его подходящее словесное (передаваемое) выражение, а не автоматически производимым простым наличием отдельных выражений. Невозможно изолировать некую истину от смыслового контекста. «Языковые игры» Л. Витгенштейна подразумевает неустранимость смыслового контекста.

При работе над данным разделом автор опирается на исследования Т.В. Адорно, Л. Витгенштейна, Г.Г. Гадамера, Э. Гуссерля, В. Джеймса, Э. Кассирера, Т.С. Куна, Б.И. Липского, С.Л. Франка.

Четвертая глава «Основа понятий предмета дискурса» В параграфе 4.1. «Установка как основа понятий» анализируется тезис об установке в качестве основы понятий. Примером первичности установки (термин, обозначающий единство симпатии и антипатии) по отношению ко все более сложным и более информативным представлениям являются те случаи, когда мы, услышав знакомый голос знакомого человека, первым делом, испытываем некую симпатию или антипатию до того, что мы успели понять что именно нам сказали, что, в свою очередь, также вызывает положительные или отрицательные чувства. И так же обстоит дело, когда речь идет о письменных выражениях, осмысленных жестах и так далее. Даже если смысл сообщения воспринимающему недоступен, он не остается незатронутым в плане установки, в связи с тем, что в вопросе «что?» уже заложен в вопрос «как?».

Установка является не просто выражением первичной реакции при получении информации, а исконным разделителем мира, стволом всех

дихотомий, вокруг которого вырастают все понятия. Без установки мы вообще не могли бы различать или выделять отдельные явления. Приятное или неприятное не сопровождают переживание, а являются его корнями, без которых переживаемое не переживается.

Вместо ответа, раскрывающего причину того, почему что-то нравится или не нравится, мы можем только указать различные обстоятельства, сопровождающие предмет установки. Объяснение, которое будет иметь причинный характер по отношению к установке, является определением post hoc. Иносказательно мы достигли дна объяснения, констатировав, что что-то нравится или не нравится, и можем только иллюстрировать в связи с чем дело так обстоит, а не от(-)чего. В качестве ответа мы можем еще уточнить область установки, то есть дать ее более точное определение. Причина, почему кто-то, например, водит машину, требует другое объяснение, чем уточнение модели машины, ее технического описания и т.п.

В рамках проведения анализа раздела автором привлекаются материалы работ Э. Гуссерля, Р. Декарта, Ф. Ницше, А. Шопенгауэра, Д. Юма.

В параграфе 4.2. «Фундаментальная идея об обособлении и тождестве»

рассматривается основополагающая метафизическая идея западной рациональной философии. Рациональность западной философии немыслима без дефиниции, суть которой есть негативное движение, ограничивающее обособленное от других выделенных областей, подлежащих обособлению со стороны западной рациональной философской мысли.

Рациональная истина западной философии всегда обобщенная, отвлеченная, в то время как непосредственный предмет истины личный и конкретный. Вера в полное тождество рациональных положений западной философии является именно верой в самом полном смысле этого слова. Эти два фундаментальных понятия образуют единство однозначности. В то время, как подтверждается тождество предмета мышления, подтверждается инаковость другого, и наоборот.

Объективная одинаковость, даже в виде абстрактных единиц, всегда входит в конкретные смысловые контексты. Идея объективного тождества предполагает представление об обособленности явлений. В результате картина мира, создаваемая западноевропейской рациональной философией начинает напомигать «пазл», состоящий из соединения готовых частей, складываемых в соответствии с предзаданным порядком, который только следует обнаружить и следовать ему. Возможность совершенной одинаковости двух явлений требует, чтобы мы могли выйти из мира и рассматривать все извне, как бы остановив фильм, в котором мы играем, и отыскать идентичные фрагменты на разных кадрах кинопленки. Но мир не является результатом соединения заранее данных фрагментов «подлинной реальности», такое соединение может осуществляться лишь с выделяемыми нами самими элементами мира. При анализе смысла того или иного явления становится ясно, что оно складывается не из заранее данных частей, а формируется из элементов, выделяемых в нем самим познающим и действующим субъектом.

При проведении работы над данным разделом автором исследуются труды А. Бергсона, J1. Витгенштейна, Э. Гуссерля, И. Канта, Ф. Ницше, Платона, СЛ. Франка, А. Шопенгауэра, Д. Юма.

Параграф 4.3. «Общая структура фундаментальных

категориальных понятий»

содержит анализ элементов языковых структур, отражающих фундаментальные категориальные понятия о степени присутствия явлений, которые не только бросают новый свет на теорию эволюции языков, но и предоставляют возможность рассматривать основу языковой модели мира.

Проведенный нами анализ делает акцент на славянские языки (русский и сербский) для демонстрации фундаментального миропонимания, которое еще наблюдается у многих других более или менее родственных языков.

В каждой категории имеется следующее общее разделение присутствия: вопросительность («?») и три степени присутствия («I», «II», «III»).

Данные категориальные термины являются слитным единством элементов, выражающих как модус присутствия, так и категории:

«?»(«к») «I» («ов»,«с»,«эт») «II» («т») «III» («011»)

«Лицо» ко/кто ¡а/я (аз) ти/ты он

«Качество» («акав»/«аков») какав/каков овакав такав/таков опакав

«Нахождение» («^е»/«ам(о)»1 где/где овдс/здссь тамо/там ондс,онамо

«Направление» («уда»/«ам(о)»1 кула.камо/кула овамо.симо/сю^а тула тамо/тула онуда.онамо

«Время» («ада»/«огда») када/когда сада/(сейчас) тада/тогда онда

«Способ» («ак(о)»1 како/как овако.сико/этак та ко/та к онако

«Количество» («олико/«олько») Колико/сМколько овалико толико/столько онолико

«Указание» ко]и/какой ова|'/ссй,этот та1'/такой,тот она1

Из этого, однако, не следует, что выделенные термины являются неким синтезом отдельных, самостоятельных «исконных слов». Автор имеет в виду только то, что эти составляющие элементы являются фундаментальными для понимания смысла слова. Следовательно, у нас имеется не понятийное единство, вроде «там - нахождение» или «здесь - направление», а «II-нахождение», «1-направление», так как понятия «там» и «здесь» сами основываются на более фундаментальном указании модуса присутствия.

Вышеуказанные примеры указывают на то, что выделение данных понятий (по-славянски и в других индоевропейских языках) возникло не на основе простого первичного понятия, а на основе более фундаментальной системности образования категорий и модусов присутствия, которая, возможно, когда-то лежала в основе некоторых из первых разделений нашего индоевропейского мира.

В рамках проведения анализа автор привлекает, главным образом, работы Э. Кассирера, М. Хайдеггера.

В параграфе 4.4. «Выделенная основа выделения понятий» рассматривается то обстоятельство, что не только наша интерпретация подвергается ситуативным значениям смыслового контекста, а что наша интерпретация конституирует сам предмет знания.

Интерпретация мира является одновременно и конституированием мира. Понимание нового понятийного выделения всегда осуществляется на основе

изначально существующего выделения (подобно тому, как вышеупомянутый «нейтральный», формальный языковой аппарат должен ссылаться на своего «обыденного предшественника»), и поэтому понятия первого носят характер модификаций понятий последнего. Можно приобщаться к новой системе понятийного выделения, но процесс присваивания неизбежно происходит сквозь призму старой системы, которая берется за основу новой.

Мир, в рамках каждого языка, не только структурирован по-разному, но и общая структура мира определенного языка для каждого участника именно данной языковой системы безустанно обновляется по-разному. Постоянное продолжающееся реструктурирование мира отделяет нас от области любого тождества даже в сфере понимания собственного прошлого. Мы всегда понимаем новое, то есть уже понятое, по-новому. Герменевтическая бездна, разделяющая горизонты людей, принадлежащих к различным языковым, культурным и временным контекстам, гораздо более бездонна, чем это представлялось представителям первых герменевтических учений.

При работе над разделом автор использует исследования Л. Витгенштейна, И.В. Гёте, Э. Гуссерля, И. Канта, Э. Кассирера, К. Кастанеды, Т.С. Куна, Е.А. Торчинова, М. Хайдеггера, А. Шопенгауэра.

В параграфе 4.4.1. «Предмет западной рациональной философии»

анализируется характер западноевропейской рациональной философии на основе определения ее предмета. Предмет западноевропейской рациональной философии располагается на границе между всем и ничем, в «царстве абстракции». Ее предмет - сама беспредметность всех других наук. Западноевропейская рациональная философия - принципообразующая категоризация абстрагирующей универсализации. Она так же, как рациональная наука, является нормативной деятельностью в том, что она исходит из некого стандарта - образца развертывания собственного предмета. У нее есть свои идеалы и цели, которые определяют не только ход развертывания предмета, но и задают способ его восприятия.

В рамках осуществления анализа данного раздела привлекаются материалы, главным образом, из работ А. Бергсона, Л. Витгенштейна, И. Канта, Ф. Ницше, Платона, Плотина, А. Шопенгауэра.

В параграфе 4.4.2. «Основа западной науки по отношению к западной рациональной философии»

проводится сравнительный анализ основ философии и науки в западной рациональной традиции.

У западноевропейской рациональной философии в чистом виде, без дополнительной эмпирической составляющей, только одно поле исследования-собственное мышление самой рациональной философии. Та западная рациональная философия, которая остается именно философией и не поглощается наукой - философия философии, может быть определена как «метафилософия». Метафилософия, в отличии от науки, не занимается вопросами в рамках научного дискурса, а ставит саму основу научного дискурса под вопрос.

При написании данного раздела автор использует работы Н. Кузанского, Ч.С. Пирса, С.Л. Франка, М. Хайдеггера.

В параграфе 4.5. «Качественная основа количественной оценки» анализируется интенциональное начало рациональных философских и научных исследований. Каждое определение основывается на наличии каких-то признаков, которые пробуждают интерес ученого исследователя. Именно интерес является ядром любой научной методологии, ее терминологии, а также лежит в основе создания и применения инструментальных средств.

Получается, что юмовская пропасть между предписанием и описанием не существенна в связи с тем, что описание вырастает на почве предписания нашего внимания. Основа количественной оценки, таким образом, всегда зависит от более фундаментальной качественной оценки. Невозможно провести строгую демаркационную линию между количественным и качественным, так как первое всегда содержит в себе последнее в качестве собственной

«скелетной основы». Ядро каждой теории образуется практическими, интенциональными элементами.

В рамках работы над данным разделом автором используются материалы исследований А. Бергсона, Л. Витгенштейна, Э. Гуссерля, В. Джеймса, Т.С. Куна, Ф. Ницше, Р. Отто, Ч.С. Пирса, Е.А. Торчинова, М. Хайдеггера, П. Фейерабенда, С.Л. Франка, М. Фуко, А. Шопенгауэра, Д. Юма.

В заключении подводятся краткие итоги исследования.

Основные положения диссертации изложены в следующих публикациях:

Публикации в ведущих рецензируемых журналах по перечню ВАК:

1. Фундаментальное миропонимание и его выражение в языке // Вестник. СПбГУ, Серия 6 - Философия, Культурология, Политология, Международные отношения, Право - № 3, 2008. С. 114-119.

2. Коммуникативность истины // Вестник. СПбГУ, Серия 6 - Философия, Культурология, Политология, Международные отношения, Право - № 3, 2009. С. 9-13.

Другие публикации по теме диссертации:

3. Основа нормативности современных этических высказываний // Ethos и aesthesis современного философствования / Материалы

всероссийской научной конференции 14-15 ноября, 2003 г., СПб, 2003 . С. 109-111.

4. Истина и вера II Образование в XXI веке: этика, религиоведение, педагогика / Международная научно-практическая конференция 30 мая 2003 г. СПб., Шуя, 2003. С. 200-205.

Подписано в печать 05.04.2011г. Формат 60x84 1/16. Бумага офсетная. Печать офсетная. Усл. печ. л. 1,4. Тираж 100 экз. Заказ № 1972.

Отпечатано в ООО «Издательство "J1EMA"» 199004, Россия, Санкт-Петербург, В.О., Средний пр., д. 24 тел.: 323-30-50, тел./факс: 323-67-74 e-mail: izd_lema@mail.ru http://www.lemaprint.ru

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата философских наук Линдгрен Вигелль Стиг Маттиас

Введение

Глава 1. Понятие «истина» как основа нормативности

§1.1. Основа нормативности истины

§ 1.2. Истина в рамках теории корреспонденции

§1.3. Единство онтологии, эпистемологии и этики в античной философии

§1.3.1. Изменчивость постоянства

§ 1.4. Общая рациональная основа идеализма и реализма

§ 1.5. Природа нормативной теории

Глава 2. Рациональность основы мышления

§2.1. Интроспекция рациональных критериев

§2.1.1.0 доказательности доказательства

§2.1.2. Применение тождества

Глава 3. Коммуникативность предмета дискурса

§3.1. Общезначимость однозначности

§3.1.1. Система понимания понятого

§3.1.1.1. Мир как язык и отражение

§3.2. Передаваемость истины в смысловых контекстах

Глава 4. Основа понятий предмета дискурса

§4.1. Установка как основа понятий

§4.2. Фундаментальная идея об обособлении и тождестве

§4.3. Общая структура фундаментальных категориальных понятий

§4.4. Выделенная основа выделения понятий

§4.4.1. Предмет западной рациональной философии

§4.4.2. Основа западной науки по отношению к западной рациональной философии

§4.5. Качественная основа количественной оценки

Введение диссертации2011 год, автореферат по философии, Линдгрен Вигелль Стиг Маттиас

Западноевропейским рациональным мышлением совершаются исследования самых различных аспектов бытия. Конкретным результатом этого является растущее число научных дисциплин. Само рациональное мышление, при этом, как ни странно, подвергается лишь относительно незначительному рассмотрению со стороны рациональной философии, которой следовало бы обратить внимание на сами основы рациональных исследований, поскольку именно они определяют общий стиль мышления самой рациональной философии.

Между тем, западноевропейская рациональная философия в своей истории, в основном, рассматривает рациональное мышление, как простую исходную точку, статус которой представляется самоочевидным и, за некоторыми исключениями, не становится предметом исследования. У церкви вера в догматы, а у западной рациональной философии убежденность в рациональности мышления. У каждой из этих интеллектуальных систем своя собственная незыблемая основа, неприкосновенность которой поддерживается приверженцами соответствующих традиций. Западной рациональной философии, однако, присуще вера, точнее убеждение в самодовлеющей силе собственного рационального мышления. Однако, ничто не препятствует нам подвергнуть исключительный статус мышления западной рациональной философии рациональному же анализу. А если анализ покажет, что основа рациональной философии окажется не рациональной, согласно собственным критериям? Может, в том случае, критическое рассмотрение считаться рациональным? То есть, может ли рациональная критика в рамках западной рациональной философии указать на парадоксальность самой рациональности вообще? Разделение данного исследования на следующие четыре раздела:

1) «Истина как основа нормативности,

2) «Рациональность основы рационального мышления»,

3) «Коммуникативность предмета рационального дискурса»,

4) «Основа рациональных понятий», является попыткой следовать хронологическому порядку развития проблематики основы рациональности в традиции западной рациональной философии. Таким образом, поле исследования развертывается от связи между предметом истины и истинным знанием до рассмотрения возможности выражения истины в рамках западной рациональной философии. По мере продвижения анализа предмет исследования сужается. В начале рассматривается понятие «истина», затем критерии рационального мышления и рациональная возможность коммуникации рациональных выражений. Рациональность, при этом, рассматривается в рамках и на фоне западной рациональной философии и наук, образовавшихся на ее почве. Метафизическая философская основа западных наук обобщается Б. И. Липским следующим образом: «Рационалистический идеал классической науки опирается на три фундаментальных основоположения. Во-первых, это твердое убеждение в том, что все процессы, происходящие в мире, подчиняются строгим закономерностям, наиболее точно и полно выражаемым языком математических уравнений. Во-вторых - уверенность в том, что эти закономерности имеют универсальный характер, а потому являются справедливыми для всех без исключения пространственных областей Вселенной. И, в-третьих, на представление о неизменном характере таких закономерностей, действующих от века и доныне совершенно одинаковым образом. При этом считается, что указанные основоположения характеризуют не наши познавательные установки, а саму по себе действительность, выступающую как некая «объективная реальность», совершенно независимая от этих установок.»1

1 Липский Б.И. «Интенция как предельное основание научной рациональности», Рациональность и вера. Материалы научной конференции. СПб, ноябрь 2009.

Понятие «интенциональность» понимается в данной работе не в рамках традиционного значения феноменологии Ф. Брентано и Э. Гуссерля, а как определение установки. Итенциональным актом мир признается рациональным, как изложено в вышеупомянутой статье Б.И. Липского2.

Красной нитью данной работы является гипотеза об установке, как фундаментальном источнике не только понятийных элементов, а вообще самой рациональности западной рациональной философии, или как гласит название работы: «Интенциональность как предельное основание рациональности западной рациональной философии».

Ход развертывания проблематики можно уподобить матрешке, самым внутренним ядром которой является вопрос об основе выделения понятийных элементов. Как при разборе матрешки, здесь приходится начинать с внешнего слоя, которым является вопрос о природе нормативной истины, чтобы дальше рассматривать более фундаментальные вопросы об, основе рациональности истины, о возможности передавать истину в рамках рациональных критериев, прежде чем в последней главе, проанализировать общий корень рациональной дискуссии - основу выделения понятий, что и является основным предметом собственных исканий автора данного исследования. Для наглядности логического хода мыслей можно упрощенно обобщить развертывание содержания работы в следующих 4-х вопросах в связи с понятием «истина» западной рациональной философии:

1. Каковой должна являться истина?

2. Какова основа истины?

3. Как истина сообщается?

4. Какова основа коммуникативности истины?

2 Там же.

Получается так, что последующий вопрос является комментарием к предыдущему, который, в свою очередь, является предметом анализа последующего. В этом заключается особенный характер «метафилософии» (термин выделен нами).

Ответ на первый вопрос, прежде всего, является отражением исторических попыток решить проблемы, связанные с релевантностью и объемом понятия «истина». В свете ответа на второй мы пытаемся рационально проанализировать общую рациональную основу для рациональных решений. Ответ на третий вопрос примыкает к магистральной дискуссии западной философии ХХ-го века в рамках философии языка, в то время как ответ на четвертый вопрос в основном отражает результаты собственных философских исканий автора, в связи с тем, что корни проблематики коммуникативности рациональных выражений глубоко внедрены в проблематике, связанной с выделением понятийных элементов, лежащих в основе языковых понятий. Под «понятийным элементом» здесь имеется в виду не просто некий предмет, а всё, что образует понятийное выражение. На каком основании можно принимать данное понятийное выделение как нечто, безусловно, само собой разумеющееся, на основе которого строится дискурс западной рациональной философии?

В качестве дополнительного объяснения смысла ключевых терминов в параграфе 3.1.1.1.: «слово» - отдельное знаковое выражение одного или нескольких понятий, «понятие» - выделенный предмет, выделенное качество или отношение, «значение понятия» -определенный смысл понятия, «понятийный элемент» - выделенная часть сложного (анализируемого) понятия. Значит ли это, что понятийный элемент совпадает с простым понятием, что он является простым понятием? Как можно определить, что понятийный элемент простой - в том, что он больше не поддается анализу? Понятийный элемент не обязательно - простое понятие. Можно себе представить понятийный элемент, который дальше анализируется в понятийных элементах. Пожалуй,' самый подходящий критерий, определяющий понятийный элемент, заключается в том, что понятийный элемент входит в структуру анализируемого понятия, но это не значит, что понятийный элемент является простым совершенным явлением, понятийным пунктом. Понятие может быть фундаментальнее понятийного элемента, а не своего понятийного элемента. Весь мир состоит из взаимоопределяющих понятий. Понятийный элемент является выделенным составляющим в структурном образовании мира. Фундаментальный анализ понятия теряется в окружающей среде простого понятия.

История знает множество критиков рационализма в рамках западной философской дискуссии. Некоторые из них - Тертуллиан, Б. Паскаль, С. Киркегард, Ф. Ницше, Ф.М. Достоевский, при этом, сами выдвигали свои собственные философские доводы. Другие мыслители, как Д. Юм, И. Кант, А. Шопенгауэр, С.Л. Франк, А. Бергсон, Л.И. Шестов, М Хайдеггер, Л. Витгенштейн (поздний), В. Джеймс, Э. Левинас, Т.С. Кун, П. Фейерабенд даже опровергали рационалистические основоположения рациональными же высказываниями, то есть предоставляли критику изнутри. В то время как критику Т.С. Куна и П. Фейерабенда, можно отнести, скорее всего, к научной методике, нежели к самому рационализму, остальным, за исключением Л.И. Шестова, позднего Л. Витгенштейна и М. Хайдеггера, это обстоятельство не мешало составлять собственные рационалистически окрашенные философские картины мира. Особенно ярко это выражается в философии А. Шопенгауэра. С одной стороны, шопенгауэровский разум является инструментальным выражением слепого стремления воли, а с другой стороны, А. Шопенгауэру удалось при помощи этого инструмента создать всеохватывающую рациональную метафизическую систему. Также интересно, что

А. Шопенгауэр, при всем его презрении к другим философам, всегда был высокого мнения о Платоне и Б. Спинозе, благодаря целостности их философских систем. Речь идет о целостности, претендующей на полную внутреннюю объяснимость, то есть на автономию собственного философского разума.

Именно подразумевание автономии философского разума связывает различных западных рациональных философов в истории, вплоть до феноменологии наших дней. «Skulle det forment överspända kravet pâ en ñlosofi som byggts pâ största tänkbara fördomsfrihet - en filosofi skapad i verklig autonomi, utifrân evidenser som i sista hand frambringar sig själva och därigenom är absolut ansvarig för sig själv - inte snarare höra tili den sanna filosofins grundläggande innebörd?»3 (пер. со швед: «Не может ли мнимо перенапряженное требование философии, которое построено на самой большой мыслимой беспредрассудочности - философии, созданной на действительной автономии, исходящей из очевидностей, которые, в конце концов, производят себя самих, и таким образом она абсолютно ответственна за себя - скорее всего принадлежать к фундаментальному значению истинной философии?» В этой цитате Э. Гуссерля, мы находим устойчивый идеал западной рациональной философии - «действительная автономия разума».

Здесь возникает, однако, ряд вопросов: Как можно понимать действительную автономию философской рациональности? Каков ее критерий, или точнее, что может быть ее критерием? Может ли действительная автономия иметь критерий, и как может очевидность проявлять себя, если она совершенно автономна? Не менее загадочными являются «очевидности, которые, в конце концов, производят себя самих и, таким образом, являются совершенно ответственными за себя». Как может что-то производить себя самого, то есть являться собственной

3 Husserl Е. Cartesianska meditationer. En inledning till fenomenologin. Uddevalla. Daidalos. 1992, s. 24. основой и, помимо этого, быть совершенно ответственным за себя? Какое дело автономному разуму до ответственности, если он действительно не нуждается в ней? На какой основе и каким образом может автономная рациональная философия вообще сформироваться?

Среди представителей западной философии до сих пор актуален спор об определении предмета философии, несмотря на ту идею автономии разума, которой придерживается большинство знаменитых философов Запада. Если философия - исключительно рациональное явление, которому присуща лишь одна автономная рациональность, отчего тогда такая неопределенность в решении этого «вечного» философского вопроса?

В связи с критикой западноевропейской рациональной философии возникает еще один вопрос: как можно рационально понимать саму рациональную критику западной рациональной философии? В какой степени критика рациональной философии сама может являться рациональной? Может ли исследование совмещаться со своим предметом? Осуществима ли сама критика, если она занимает критическую позицию по отношению к собственному подходу? По собственной логике, кажется, что так и есть, но если она действительно будет осуществляться - это, согласно логике самой рациональной философии, будет происходить в границах рациональной философии, поскольку она является ее безусловной консеквенцией. Таким образом, можно воспринимать нашу критику как лестницу JI. Витгенштейна: «Meine Sätze erläutern sich dadurch, daß sie der, welcher mich versteht, am Ende als unsinnig erkennt, wenn er doch sie - auf ihnen - über sie hinaus gestiegen ist. Er muß sozusagen die Leiter wegwerfen, nachdem er auf ihr hinauf gestiegen ist)»4 (пер. с нем. «Мои пропозиции для того, кто понял меня, в конце концов, истолковываются как усвоение их

4 Wittgenstein L. «Tractatus logico-philosophicus». Werkausgabe Band 1. Frankfurt am Main. Suhrkamp, 1995, S. 85. бессмысленности, - когда кто-либо с их помощью - через них - над ними взберется за их пределы. Он будет должен, так сказать, отбросить лестницу, после того, как взберется по ней наверх»).

То обстоятельство, которое традиционно считается разрушающим в отношении к скептицизму, касающемуся всякого рода «aeternae veritates» («вечные истины»), само зависит от предпосылки, провозглашающей, что скептицизм уже вынужден принять лишь рационалистические основоположения в качестве руководящего принципа. Даже известный скептицизм Секта Эмпирика исходит из идеалистического предположения о том, что его воздержание (87Ш%Г|) все время обусловливается незнанием подлинности вещей (хотя он допускает возможность иметь знание о чем-то, но утверждает, что невозможно знать, действительно ли это знание истино). Таким образом, скептик является стражем царства идеализма, Подобно скандинавскому богу Геймдалу, сторожит он дорогу к божественному от посторонних смертных. Такого рода скептицизм является выражением эпистемологического идеализма (мы здесь исходим из предположения о том, что идеализм является разновидностью рационализма), которого принципиально придерживается любое направление западной рациональной философии, так как он теоретически утверждает безусловный характер адекватного знания, опираясь на то, что Т. Нагель называл «the view from nowhere» («взгляд ниоткуда»).

Это, другими словами, весьма условный скептицизм, который заранее заявляет, что он не будет заглядывать за те рамки, которые уже даны самой западной рациональной философией, и сам скептик играет роль ревнителя чистоты идеализма - своего рода «философского пуританина». У японского писателя Р. Акутагавы встречается сходная мысль: «Скептицизм зиждется на некой вере - вере, что нет сомнения в сомнении. Возможно, здесь кроется противоречие. Но скептицизм в то и же время сомневается в том, что может существовать философия, основанная на вере».5

Ученое незнание» Николая Кузанского основывается лишь на невозможности узнать все содержание реальности в бесконечных рамках одного математического ряда, в то время как исключительное значение самого математического ряда не ставится под вопрос. Таким образом, и здесь речь идет о некой объективной реальности, которая только из-за своей бесконечности в макрокосмическом (бесконечное увеличение) и микрокосмическом (бесконечная делимость) планах не подлежит исчерпывающему анализу: «Разум так же близок к истине, как многоугольник к кругу, ибо чем больше число углов, тем более приблизится он к кругу, но никогда не станет равным кругу даже и в том случае, когда углы будут умножены до бесконечности, если только он не станет тождественным кругу.»6 Эта же идея лежит и в основании представления K.P. Поппера о статусе научных истин в отношении к его критерию верификации.

В отличие от «относительного скептицизма» и «ученого незнания», которые с самого начала находятся в некритичном подчинении в отношении к основному рационалистическому востребованию, наше критическое исследование имеет больше общего со скептицизмом иного, более радикального рода, который характеризовался Л.И. Шестовым следующим образом: «Скептицизму не обязательно быть последовательным, ибо он не имеет никакого желания угождать п догматизму, возводящему последовательность в закон». Речь идет о скептицизме, в духе эпистемологического анархизма П. Фейерабенда, который «[]är en dubbelagent som spelar Förnuftets spei för att undergräva den auktoritet som Förnuftet (Sanningen, Ärligheten, Rättvisan och sä vidare)

5 Акутагава. Р. Ад Одиночества. СПб., «Азбука-классика». 2006., с. 375.

6 Кузанский Н. Об ученом незнании. СПб. Азбука. 2001, с. 105.

7 Шестов Л.И. «Апофеоз беспочвенности» // Избр. сочинения. М. Ренессанс. 1993, с. 369. besitter»8 (пер. со швед, «является двойным агентом, который играет роль Разума, для того, чтобы подрывать тот авторитет, которым Разум (Истина, Праведность, Справедливость и т. д.) обладает»).

Критический настрой философии позднего JI. Витгенштейна, прежде всего, касается адекватности методологии решений различных философских проблем и не сводится к общей критике рационализма западной рациональной философии. Знаменитый труд раннего JI. Витгенштейна «Логико-философский трактат» наоборот является систематической попыткой укоренить рационализм в онтологической почве и, таким образом, удовлетворить древнюю философскую мечту о единстве знания и бытия. В нашей работе нам хотелось бы объединить эти два кажущихся противоположными аспекта - рационально систематический и критический - в философии раннего и позднего Л. Витгенштейна.

Шестовская критика рационализма, пожалуй, является самой радикальной в рамках западной философии, тем, что она раз за разом ставит фундаментальные положения рационализма и даже сам рационализм вообще под сомнение, как например: «Не находится ли сам разум во власти какой-то враждебной ему силы, так заворожившей его, что случайное и преходящее представляется ему необходимым и вечным?».9 Но, при этом, Л.И Шестов намеренно избегал рационалистического подхода.

Настоящая работа является попыткой осуществления внутренней критики рациональности западной философии в рамках самой западной рациональной философии. В отличие от известных проектов Р. Декарта, И. Канта. Э. Гуссерля, которые сводились к созданию общей объективной основы метафизики, наша задача ограничивается анализом метафизики западной рациональной философии. Итак, предметом

8 Feyerabend P. Mot metodtvânget. Lund. Arkiv. 2000, с. 37.

9 Шестов Л.И. Киргегард и экзистенциальная философия. М. Гнозис. 1992, с. 82.

13 является именно сама философия как таковая, которая C.JL Франком охарактеризована как: «Рациональность, направленная сама на себя, -философия! [.]»Ш Наряду с традиционными философскими дисциплинами и направлениями, как онтология, эпистемология, логика, философия науки, теория познания, феноменология, этика и эстетика, появляется метафилософия, т. е. философская интроспекция, которая подобно щиту Персея отражает окаменяющий горгонский взгляд философского анализа на его собственное начало. Или как выразился М. Фуко: «The notion of discontinuity is a paradoxical one: because it is both an instrument and an object of research; because it divides the field of which it is the effect; [.]»п (пер. с англ. «Замечание о разрыве непрерывности является парадоксальным, так как оно и является средством и предметом исследования в связи с тем, что оно выделяет поле исследования, эффектом которого оно является; [.]»). Выяснить, насколько метафилософия будет совпадать с гуссерлевой «авто-философией» (термин выделен нами) является задачей нашего исследования.

В отличие от кантовского понятия «трансцендентальной философии», которая «.egentligen ar en del av metafysiken; den forstnamnda vetenskapen skall emellertid forst uppratta den sistnamndas о о 1 ^ mojlighet, varfdr den maste forega all metafysik» ~ (пер. со швед, «.на самом деле является частью метафизики; первая наука должна создавать возможность последней, в силу чего она должна предшествовать всей V метафизике») мы здесь пытается не создавать основу метафизики, а критически рассматривать ее основу.

Тогда возникает, однако, решающий для дальнейшего статуса рационального мышления западной философии вопрос, сформулированный следующим образом Э. Гуссерлем: «[.] iir de

10 Франк. С. JI. «Непостижимое», Сочинения. М. Правда. 1990, с. 558.

11 Foucault М. The archeology of knowledge. New York. Pantheon books. 1972, p. 9.

12 Kant E. Prolegomena till varje framtida metafysik som skall kunna upptrada som vetenskap. Falun. Thales. 2002, s. 37. kunskaper som en sädan äsikt opererar med, och till och med de möjligheter som den överväger, fortfarande meningsfulla om de logiska lagarna utelämnas

1 'Я t en sädan relativism?» (пер. со швед. «[.] является ли знание, которым эта точка зрения оперирует, еще осмысленным, если логические законы отстраняются такого рода релятивизмом?»).

13 Husserl Е. Fenomenologins ide. Uddevalla, Daidolos. 1989, с. 61.

15

Заключение научной работыдиссертация на тему "Интенциональность как предельное основание философской рациональности"

Заключение

Так же как нормативность западной рациональной философии является идеальным долженствованием, так западная рациональная философия, по сути дела, является идеалистической. Понятие «истина» западной рациональной философии не просто исчерпывается описанием того, что дела обстоят именно так, а является предписанием того, как они, на самом деле, должны обстоять. Поскольку этому долженствованию, в свою очередь, нельзя приписать какой-либо трансрациональный источник, оно постоянно присутствует как некий

1 О 1 самодействующий «Deus ex machina» (пер. с лат: «Бог из машины; неожиданное вмешательство»), беспрерывно подымающий самого себя за волосы.

Дискурс в рамках западной рациональной философии - не замкнутая система. Понятие о бесстрастности суждения все-таки является выражением пристрастного предпочтения. Нормативность заключается в том, что что-то следует, а как может что-то следовать из неизменного, в то время как истина западной рациональной философии нуждается во всеобщей непоколебимости? Само понятие «может» («мочь») предполагает мощь - движение, разрушающее необходимую однозначность истины, то есть ее собственную, внутреннюю самосогласованность. Неприкосновенность (безусловность) рациональных принципов западной рациональной философии не является элементом самих этих принципов, а выступает фундаментальной, трансрационалъной, метафизической идеей.

Все явления и понятия зиждутся на неустранимой аксиологической почве и образуются вокруг нашей неустранимой заинтересованности. Внутренняя необходимость западной рациональной философии, таким образом, основывается на внешних, по отношении к

181 Платон. «Кратил» 425d. ее критериям чисто рационального, предпосылках. Имманентность ее рациональных выводов вы-водится трансцендентными средствами.

Критика западной рациональной философии традиционно сосредоточивалась на неоднозначном произволе решений философских проблем, но это не только ее рациональные объяснения, которые черпают материал из трансрациональных источников, а еще обстановка и даже фактичность самых вопросов, на которые ее рациональные ответы пытаются адекватно отвечать. Ее рациональный дискурс всегда развертывается не только трансрациональными силами, а еще имеет место в трансрациональных рамках.

К чему ведет данное исследование, если не к саморазрешающему результату, когда: «Men vad tjänar áberopandet av motsägelser till när logiken själv är ifrägasatt och blir problematisk? I själva verket blir nu den logiska lagbundenhetens reala betydelse, vilken för det naturliga tänkandet är höjt över varje tvivel, problematisk och själv tvivelaktig».182 (пер. со швед.: «Но в чем смысл ссылаться на противоречия, когда сама логика под вопросом и становится проблематичной? Это на самом деле сейчас, когда реальное значение логической закономерности, естественное мышление которой возвышается над любым сомнением, становится проблематичным и сомнительным»)? Куда нам дальше двигаться, в каком направлении? Можно ли тогда вообще сдвинуться с места, и каким образом? Мы ведь констатировали, что движение западной рациональной философии совершается транцрациональными силами. Не рубит ли метафилософия сук, на котором она сидит вместе с остальной западной рациональной философией? Способна ли метафилософия разрушаться собственной критикой в отношении к западной рацинональной философии, если она сама не более рациональна, чем традиция ей критикуемая?

182 Husserl Е. Fenomenologins idé. Uddevalla. Daidolos. 1989, с. 61.

В начале данной работы было указано, что метафилософия должна подвергнуть западную рациональную философию ее собственному критическому рассмотрению, но это не значит, что метафилософия, подобно предмету своего исследования, должна претендовать на представление из себя рациональной системы в строгом смысле. Создание конструктивной метафилософии в рамках замкнутой сферы однозначной рациональности западной рациональной философии превратило бы метафилософию в собственный объект, в то время как ее суть сводится только к последовательной самокритике западной рациональной философии.

Рациональная философия метафилософии и рациональная метафилософия метафилософии и т.д. уже антиципированы в рамках критики метафилософии. В связи с образованием метафилософии, зеркала уже поставлены напротив друг друга, и тем самым ворота к бесконечности открыты. С другой стороны, метафилософия не мешает появлению других видов критики метафилософии, но тогда мы снова оказываемся вне области данного исследования.

Возможность философии без «petition principia» (пер. с лат.: «заключение, основанное на выводе из положения, которое само нуждается в доказательстве») - само зиждется на этом же принципе. Согласно основным критериям западной рациональной философии -логическим законам, на самом деле может образоваться лишь «аргумент круга» в виде: «истина» потому что «истина», то есть «idem per idem» (пер. с лат. «то же через то же»).

Мысль западной рациональной философии развертывается с помощью парадоксального понятия о готовом обособленном изменении.

Проблематичность западной рациональной философии далее развивается в том, как ее рациональные положения и выводы, сохраняя свою незыблемую однозначность и универсальность, могут передаваться. Классическое билатеральное отношение между предметом и интеллектом становиться трилатеральным в связи тем, что еще появляется коммуникационный аспект. В контексте западной рациональной философии истина всегда является выражением чего-то, а не просто существованием самим по себе или даже впечатлением о существовании.

Поскольку значение слова понятно только в связи со значением предложения, частью которого оно является, и значение высказывания понятно только в связи с языком в целом, то есть с целой системой взаимоопределяющих словесных понятий в рамках определенного языка, понятно, что не только некоторые слова не переводятся точно с одного языка на другой, а что даже нет одного отдельного слова, у которого есть полный аналог на другом языке. Иносказательно: значение слова отражается на фоне всего комплекса элементов языковой системы, в которую само слово входит. Когда у отдельного пользователя определенной языковой системы есть доступ к другой языковой системе, утрачивается однозначность фиксации понятийных элементов отдельной языковой системы при сравнительном анализе объема понятия. В результате смещения выделения понятийных элементов отдельных пользователей при посредстве других языковых систем, подвергается изменению и собственная языковая система подобно тому, как морская вода становится более пресной возле устья реки, впадающей в море. В данном случае речь, однако, скорее идет о смешении воды двух рек в общем водоеме.

Все попытки заморозить изменчивость обыденных языковых выражений созданием формального однозначного логического языка, однако, заранее обречены на провал, так как такой язык неизбежно зиждется на первом языке, с помощью которого первый, в конечном итоге, понимается и, следовательно, зависит значение первого от значения второго.

Выражению нужно не только отражать отношения между реальными обстоятельствами, а еще соответствовать более сложной картине тех актуальных обстоятельств сообщающего субъекта и восприятию изначальных интендированных обстоятельств у того, которому они первым субъектом сообщаются. Это гораздо сложнее критерия, предлагаемого традиционной теорией корреспонденции, которая обращает внимание только на отношение между субъектом и объектом. Требуется не только фиксированное отношение между предметом истины и представлением о нем, а еще адекватная согласованность ее с языковым выражением и со стороны передающего, и в отношении к воспринимающему. Этому абстрактному, постоянному треугольнику нужно преодолеть текучесть реки конкретных языковых выражений, чтобы она не унесла его с собой и тем самым не проглотила его рациональную истинность.

Неоднозначность языковых выражений связана с их смысловым контекстом, ситуативно определяющим их значение. Значение, иными словами, всегда определяется смыслом конкретного неповторимого контекста. Универсальная, абстрактная однозначность формальных высказываний западной рациональной философии неизбежно растворяется в потоке индивидуальных, конкретных интенциональных смыслов. Не только красота, как замечено С.Л. Франком, но и смысл вообще - неанализируемое целое.

Мир не только категоризируется по-разному через призму разных языков и разных эпохах, а сами элементы (понятия) выделяются при помощи всех остальных элементов. Каждый носитель языка каждый раз по-своему и по-разному воспринимает то, что передается на этом текущем фоне в определенных смысловых контекстах. Уподобляя язык реке, можно вслед за Е.А. Торчиновым перефразировать известную гераклитову метафору: «Таким образом, не только нельзя дважды войти в одну и ту же реку, но нет и того, кто мог бы дважды попытаться это

183 сделать».

Мышление западной рациональной философии заинтересовано в незаинтересованности. Анализ понятийных элементов обнаруживает трансрациональную изменчивую основу любого языкового аппарата и наличие различных, гетерогенных параллельных существующих систем языкового выделения. Про-цесс языкового выделения обусловлен нашим живым интересом и внедряется в установке, которая является корнем всех, и не только языковых, понятий. Весь наш понятийный мир образован на основе изначальной дихотомии установки.

Чтобы очертить общий итог касательно упомянутого во введении вопроса о судьбе западной рациональной философии в призме последовательной самокритики, изложенной в данной работе, можно цитировать следующую мысль Е.А. Торчинова: «Обратившись к китайской философской мысли, современная философия может найти в ней совершенно иную модель развития философского умозрения, породившего дискурс, сохранивший исходную модель целостного видения мира, не разделенного роковой гранью на трансцендентный мир подлинного бытия и не подлинный мир преходящих явлений. Это разделенность и даже разорванность бытия торжествовала на западе от Платона до Канта и после Канта. Торжествует она и ныне, хотя и скрывая свое торжество под многообразными личинами, иногда маскируясь до неузнаваемости. Даже стремясь покончить с этой раздвоенностью, западная мысль утверждает ее, а разрушая ее, разрушается сама».184.

Первым краеугольным камнем западной рациональной философии является идея об обособлении. Прежде всего, проводится демаркационная линия, разделяющая рациональные суждения от

183 Торчинов Е.А. Пути философии востока и запада: познание запредельного. СПб. Азбука-классика. 2007, с. 246.

184 Там же, с. 336. области чувств и ощущений. Раз чисто рациональное зафиксировано в западной рациональной философии, руки освобождаются для дальнейшего категорического отделения, обособляющего ее мышления от своего корня - установки. Итог данного исследования, однако, указывает на принципиальную невозможность однозначного обособления как такового. На идее обособления зиждется следующая фундаментальная логическая категория западной рациональной философии - «тождество», которое является обратной стороной или тенью идеи об обособления. Эти две весьма условно противоположные идеи образуют необходимую основу для выделения других логических категорий, с помощью которых мир разрезается на более тонкие части, которые, при этом, обобщаются во все более и более сложных взаимоопределяющих структурах по мере прогрессирования общей конфигурации мира. Истина западной рациональной философии, таким образом, является сложным обобщенным обособленным отношением.

Мир один, у его условных элементов нет четких границ. Мир не состоит из параллельных расслоений, которые просто коррелируют между собой. Мы можем лишь выделить элементы на слитном фоне, сотканном из нас самых.

В свете анализа значения идеи об обособлении, понятно в связи с чем ранний JT. Витгенштейн утверждал, что «Die Forderung der einfachen Dinge ist die Forderung der Bestimmtheit des Sinnes».185 (пер. с нем.: «Требование простого предмета - это требование точности смысла»). Совершенно простой предмет - необходимое условие однозначности западной рациональной философии. Только когда нет условных частей у ее предмета, она может его однозначно фиксировать и придавать ему незыблемое описание. Лишь простой предмет служит гарантом единного

185 Wittgenstein L. «Tagebücher 1914-1916», Werkausgabe Band I. Frankfurt am Main. Suhrkamp. 1995, S. 157. перспектива. Но простой предмет - точка без протяжения, то есть немыслимая абстракция.

Мир каждого человека неповторим, но в то же время невозможно обособить какой-либо выделенный элемент мира, так как все выделенные элементы являются обусловленными всеми остальными элементами. Поэтическим выражением такого положения дел служит следующее высказывание писателя Р. Музиля: «Хочу, знаю, чувствую -все это переплетено у нас в неразделимый клубок, и мы замечаем это, только когда теряем нить; но может быть можно вообще идти по жизни иначе - не держась за нить истины?».186

Западная рациональная философия является системой интерпретаций, интерпретирующей интерпретации наук и других рациональных источников.

186 Музиль Р. «Три женщины», Португалка. СПб. Азбука классика. 2004, с. 207.

127

Список научной литературыЛиндгрен Вигелль Стиг Маттиас, диссертация по теме "Онтология и теория познания"

1. Адорно Т.В. Негативая диалектика. Научный мир. М., 2003.

2. Акутагава. Р. Ад одиночества. СПб., «Азбука-классика», 2006.

3. Аристотель. Метафизика. Феникс, Ростов-на-Д., 1999.

4. Аристотель. Соч. М., 1975-1983.

5. Бергсон А. Творческая эволюция. М., Кучково поле, 2006.

6. Витгенштейн JI. Избранные работы, М., Территория будущего, 2005.

7. Вшолек С. Рациональность веры. М. Библейско-богословский институт св. Апостола Андрея, 2005.

8. Гадамер Г.Г. Актуальность прекрасного. М., Исскуство, 1991.

9. Кант И. Сочинения в 8-ми т., под общей ред. проф. A.B. Гулыги. М.: Чоро, 1994.

10. Кант И. Критика практического разума. СПб., Наука, 2007.

11. Кант И. Критика чистого разума. Минск, Литература, 1998.

12. Кассирер Э. Философия символических форм. М.; СПб., Университетская книга, 2002.

13. Кастанеда К. Особая реальность. СПб., «Азбука-классика», 2006.

14. КастанедаК. Учение Дона Хуана. СПб., «Азбука-классика», 2006.

15. Кастанеда К. Путешествие в Истклан. Сказки о силе. М. «София», 2007.

16. Кастанеда К. Второе кольцо силы. Дар орла М. «София», 2007.

17. Кастанеда К. Огонь изнутри. Сила безмолвия М. «София», 2007.

18. Кастанеда К. Искусство сновидения. Активная сторона бесконечности. Колесо времени. М. «София», 2007.

19. Кастанеда К. Лекции и интервью. М. «София», 2007.

20. Кузанский Н. Об ученом незнании. СПб., Азбука, 2001.

21. Липекий. Б.И. Практическая природа истины. Ленинград. Издательство Ленинградского университета, 1988.

22. Липский. Б.И. «Интенция как предельное основание научной рациональности», «Рациональность и вера». Материалы научной конференции. СПб, ноябрь 2009.

23. Монтень М.Э. Опыты, М., «Правда», 1991.

24. Ницше Ф. Генеология морали. СПб., Азбука-классика, 2006.

25. Ницше Ф. Избр. произведения. М., Сирин, 1990.

26. Ницше Ф. Странник и его тень. М., ИЕРЬ-Ьоок, 1994. 31.0рловый А.И. Французкш мудрецъ Паскаль, его жизнь и труды.

27. М., Посредника, 1911. 32.0тто. Р. Священное. Об иррациональном в идее божественного и его соотношение с рациональным. СПб. Изд-во С.-Петерб. ун-та. 2008.

28. Пирс. Ч.С. Начала прагматизма. СПб, Алетейя, 2000.

29. Пирс. Ч.С. Принципы философии. СПб., Санкт-Петербурское Философское Общество, 2001.

30. Платон. Диалоги. СПб., Азбука, 2000.

31. Платон. Диалоги. М., Мысль, 2000.

32. Платон. Сочинения в трех томах. М., 1971.

33. Платон. Федон, Пир, Федр, Пармененид. М., Мысль, 1999.

34. Плотин. Эннеады. СПб., Издательство Олега Абышко, 2004.

35. Разеев. Д.Н. В сетях феноменологии // Гуссерль Э. Основные проблемы феноменологии. СПб., Издательство Санкт-Петербургского университета, 2004.

36. Суинберн Р. Есть ли Бог. М., Праксис, 2001.

37. Соловьев В. С. Чтения о Богочеловечестве. СПб., Азбука, 2000.

38. Спиноза Б. Исбр. произведения. Ростов-на-Дону, Феникс, 1998.

39. Торчинов Е.А. Пути философии Востока и Запада: познание запредельного. СПб., Азбука-классика. 2007.

40. Флоренский П.А. Столп и утверждение истины: Опыт православной теодицеи. М., ACT, 2003.

41. Франк C.JI. Предмет знания. Душа человека. СПб., Наука, 1995.

42. Франк C.JL Сочинения. М., Правда, 1990.

43. Франкфорт Г., Франкфорт Г.А., Уилсон ДЖ., Якобсен. Т. В преддверии философии. СПб., Амфора, 2001.

44. Хайдеггер. М. Бытие и время. СПб., Наука, 2002.

45. Хайдеггер. М. Что зовется мышлением? М., Территория будущего, 2006.

46. Цицерон М.Т. О природе богов. СПб., Азбука, 2002.

47. Шестов Л.И. Афины и Иерусалем. СПб., Азбука, 2001.

48. Шестов Л.И. Избр. сочинения. М., Ренессанс. 1993.

49. Шестов Л.И. Киргегард и экзистенциальная философия. М., Гнозис, 1992.

50. Шестов Л.И. На весах Иова. М., Фолио, 2001.

51. Шмелев. А.Д. Русская языковая модель мира: Материалы к словарю. Языки славянской культуры. М., 2002.

52. Шопенгауэр А. Свобода воли и нравственность. М., Республика, 1992.

53. Юм Д. О человеческой природе. СПб., Азбука, 2001.

54. Юм Д. Сочинения в 2 т., М., Мысль, 1996.

55. Ян Х.Ш. (пер. и прим.) Дао де цзин. СПб., Азбука-классика. 2002.

56. Ясперс К. Ницше и христианство. М., Медиум, 1994.

57. Jacnepc. К. Филозофска вера. Београд, ПА,атю, 2000.63.de Aquino Т. Summa theologiae. Eyre and spottiswoode publishers, 1989.

58. Aristotelis. Nikomaschische Ethik. Frankfurt am Main und Hamburg, Fischer Bücherei 1957.

59. Ayer A. J. The central questions of philosophy. Harmontsworth, Penguin Books Ltd., 1973.

60. Bergson H. Introduktion till Metafysiken, Lysekil, Pontes, 1992.

61. Bergson. H. Schöpferische Entwicklung, Jena, Eugen Diederichs Verlag, 1912.

62. Bergson. H. Zeit und Freiheit, Hamburg, Euroäpische Verlagsanstalt, 1994.

63. Bergström L. Värdeteori. Stockholm, 1988.

64. Chalmers A. F. Wege der Wissenschaft. Berlin, Heidelberg, SpringerVerlag, 1994.

65. Davidson D. Wahrheit und Interpretation, Frankfurt am Main, Suhrkamp, 1999.

66. Empiricus S. Grundriß der pyrrhonischen Skepsis, Frankfurt am Main, Suhrkamp, 1985.

67. Feyerabend P. Mot metodtvänget, Lund, Arkiv, 2000.

68. Foucault M. The archeology of knowledge, New York, Pantheon books, 1972.

69. Gadamer. H. G. Gasammelte Werke. Tübingen, Mohr, 1986.

70. Gyllensten L. Nihilistiskt credo. Albert Bonniers förlag, Stockholm, 1963.

71. Heidegger M. Brev om humanismen, Otta, Thaies, 1996.

72. Heidegger M. Identitet och differens, Otta, Thaies, 1996.

73. Heidegger M. Metafysiken som varats historia, Otta, Thaies, 1998.

74. Heidegger M. Sein und Zeit, Tübingen, Max Niemeyer Verlag, 2001.

75. Heidegger M. Till tänkandets sak, Otta, Thaies, 1998.

76. Hume D. Treaties of human nature, Prometheus Books, New York, 1992.

77. Husserl E. Cartesianska meditationer. En inledning tili fenomenologin. Uddevalla, Daidalos, 1992.

78. Husserl E. Fenomenologins ide. Uddevalla, Daidolos, 1989.

79. James W. Ett plurialistiskt universum, Stockholm, Björck & Börjesson, 1924.

80. James W. Pragmatism. Uddevalla, Daidalos, 2003.

81. James W. Znaczenie prawdy. Ci^g dalszy Pragmatyzmu, Warszawa, Wydawnictwo KR, 2000.

82. Kant E. Prolegomena till varje framtida metafysik som skall kunna uppträda som vetenskap, Falun, Thaies, 2002.

83. Kierkegaard. S. Gesammelte Werke, Düsseldorf und Köln, Eugen Diederichs Verlag, 1960.

84. Kirk G. S. Heraclitus, the cosmic fragments. Cambridge, The syndics of the Cambridge university press, 1970.

85. Kuhn T. S. De vetenskapliga revolutionernas struktur, Thaies, Stockholm, 1997.

86. Levinas E. Totality and Infinity, Duquesne University Press, 1982.

87. Lübke. P. Filosofilexikonet. K0benhabn, Politikens forlag, 1983.

88. Mackie G. Ethics Inventing right and wrong. Harmondsworth, Penguin, 1977.

89. Pears D. Wittgenstein. Fontana/Collins, Glasgow, 1971.

90. Popper K. R. Objektive Erkenntnis. Ein revolutionärer Entwurf, Hamburg, Hoffmann & Campe, 1973.

91. Prawitz D. ABC i symbolisk logik. Stockholm, Thaies, 2001.

92. Quine W. V. Pursuits of truth. Harvard University Press, 1990.

93. Scheler M. Istota I formy sympatii. Warszawa, Paristwowe

94. Wydawnictwo Naukowe, 1980.

95. Schopenhauer. A. Sämtliche Werke. Frankfurt am Main, Suhrkamp, 1989.

96. Schopenhauer A. Om viljan i naturen. Björck och Börjesson, 1938.

97. Schopenhauer A. Världen som vilja och föreställning. Nora, Nya doxa, 1992.

98. Sjestov L. Sola Fide. Reboda, Nimrod, 1995.

99. Sjöstedt C. E. Försokratiker Stockholm, Thüle, 1954.

100. Solberg P. Kunskapens former vetenskapsteori och forskningsmetod. Falköping, Liber, 2002.

101. Trinkaus Zagzebski L. Virtues of the mind. An inquiry of the ethical foundations of knowledge. Cambridge University Press, 1996.

102. Wittgenstein L. Om vissheten. Karlshamn, Thales, 1992.

103. Wittgenstein L. Werkausgabe Band 1. Frankfurt am Main, Suhrkamp, 1995.

104. Wittgenstein L. Zettel. Karlshamn, Thales, 1995.

105. Wright C. Wahrheit und Objektivität. Frankfurt am Main, Suhrkamp, 2001.111. v. Wright G. H. Att förstä sin samtid, Smedjebacken, Smedjebackens Grafiska, 1996.112. v. Wright G. H. Vetenskapen och förnuftet. Borgä, Bonniers, 1987.