автореферат диссертации по философии, специальность ВАК РФ 09.00.01
диссертация на тему: Интерпретативные схемы рационального познания

Полный текст автореферата диссертации по теме "Интерпретативные схемы рационального познания"

На пра&ах рукописи

ПРЕСНЯКОВ МИХАИЛ ВЯЧЕСЛАВОВИЧ

ОД

1'„.:;; 1л»

ИНТЕРПРЕТАТИВНЫЕ СХЕМЫ

РАЦИОНАЛЬНОГО ПОЗНАНИЯ: Э Л ЕМЕНТ АРИЗМ И МОНАДНОСТЬ

Специальность 09.00.01, - Онтология и теория позйания

Автореферат

диссертации на соискание ученой степени кандидата философских наук

Саратов - 1999

Диссертационная работа выпрлнена на кафедре философии Саратовского государственного университета им. Н. Г. Чернышевского

Научный руководитель: кандидат философских наук, доцент Ю.К. Никитинская

Официальные оппоненты: доктор философских наук, профессор ИД. Невважай

кандидат философских наук, доцент И.И. Гусева

Ведущая организация: Институт философии РАН.

Защита состоится <.<26 М&ЯГ2от г. в/£ часов на заседании диссертационного совета Д.063.74.05 по присуждению ученой степени доктора философских наук в Саратовском государственном университете им. Н. Г. Чернышевского по адресу: 410071, г. Саратов, ул. Астраханская, 83, Саратовский государственный университет, корп. IX, ауд._- .

С диссертацией можно ознакомиться в читальном зале № 3 Научной библиотеки Саратсйского государственного университета.

Автореферат разослан 1999 г.

Ученый секретарь

Диссертационного совета Д.063.74.05 У ' ^

доктор философских наук, профессор /Б.И.Мокин/

и о

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность исследовании обусловлена рядом серьезнейших проблем гж научного, та к и философского характера, которые язляются па сегодняшний епь предметом самого широкого обсужден!« философов, социологов и науко-едоз. Глобальные трансформации, которые имели место в системе научного напия на протяжении XX столетия, позволяют -многим исследователям науки оворить о формировании з настоящее время косого образа рациональности и ациоиалыгого познания. Пределе всего это связано с кризисной ситуацией, ко-орая сложилась я современной науке. Анализ наиболее "проблемных" областей истемы намного знания ^физики элементарных часпгц л гумшяпгарных наук), оторый предпринимается. ч данной работе, показывает, '^гто эта кризисная сн-уашш во многом связана с недостаточностью элеметаристского подхода к мп-у. Автор рассматривает только те сферы научного знания, з которых ¡сризис лементарнзма зыраг-кен з наиболее ясной форме, одна ют, обращаясь к другим сслсдояакиян, посвященным этой теме, можно констатировать наличие проблемы элементарности" ;« математике, химии, биологии и т.д. Обсуждение роблемы элементарности в '"широком смысле ', т.е. хак общенаучной, требует остановки вопроса об эпистемологическом статусе кризиса элементаристского одхода к исследованию действительности. Эпистемологический источник ггро-лемы связан с тем образом научной рациональности, который сложился з со-рсмешюй философии науки в результате кризиса позитивистской модели намного знания. В райках позитивистского идеала дескриптивной муки теорети-еская модель реальности есть нечто "соответствующее" природе физического шра, "отражение" объективной действительности. Поэтому те трудности, кото-ьге периодически возникают в науке, объясняются спецификой природы иссле-уемого объекта. Так, например, проблема различных стандартов или критериев ационального познания в "науках о духе" и "науках о природе" сводится к особенностям гоучаемого объекта (общества и человека). Проблема элеменггарно-ти в физике высоких энергий согласно этой логике связана с обнаружением пецифического уровня объективной реальности, каковым являют ¿я элементарные частицы. Совершенно очевидно, что такому подходу противоречит прежде сего общенаучный характер проблемы, которая не связана с наличием какого-

то определенного объекта, но проявляется в самых различных сферах научного знания.

В результате постпозитивистской критики "стандартной концепции" науч кого знания прежпге, "натуралистическое" понимание познания ка: "отражения" ' обшгтианой реальности сменилось ' признание? '"конструируемости" знания. Выясншось, что наше знание о мире носит н "фактический" иди "описательный" характер, ' но, скорее, имее "толковательную" юти "интсрпретативную" природу. Идеал "точной репрезен тации" уступил место признайию плюрализма ннтерпретащш объективной ре альности. Элементаристский подход к миру с этих позиций молено охарактери зовать как наиболее общий способ интерпретации действительности ил] "ннтерпретативную схему", посредством которой познающий субъект конст руирует различные кондепгуалыше модели. Проблема элементарности, такн: образом, связана не с обнаружением объектов "другого типа", а с кризисам об щей "схемы" или "модели" интерпретации. Подобная постановка проблемы по зволяет ставить вопрос о возможности альтернативной элеменгаризму модел; .шгтерпретацни действительности, наличие которой автор усматривает в работа: Платона, неоплатоников ("все во всем"), Кузанского, Лейбница ("монадность"; в русской религиозной фнлософшх ("всеединство") и т.д.

Вместе с тем, признание шперпретатшшого характ ера знания приводит ис следователей постпозитивистского направления в философии науки к реляти внзму н скептицизму в отношении рационального познания. "Объекгивност становится рекламной вывеской над входом е самые различные и даже протп воположные по содержяншо "концептуальные схемы" и "понятийные каркасы" (В. Н. Порус). В этой связи особенную актуальность приобретает проблема от сутствня "рациональных оснований" рациональности.

Таким образом, предметом данного исследования является проблема попе ка объективных оснований выделенных "ннгерпретативных схем", механизм их становления и функционирования в системе рационального познания.

Степень разработанности проблемы. Тема рациональности и рациональ кого познания, которая находится в центре данного исследования, уже на рубе же XIX - XX столетий активно обсуждалась такими мыслителями, ка Г. Риккерт, Э. Кассирер, Э. Гусерль, М. Вебер, М. Хайдеггер и др. Интерес этой теме во многом был связан с проблемой рациональности, т.е. с наличие; различных "стандартов рациональности" всферах "наук о природе" й "наук духе". Специфика современного обсуждения вопроса о рациональности и е границах заключается в том, что оно сместилось в сферу собственно методолс пш и философии науки (П. П. Гайденко). Это, в первую очередь, связано с то ситуацией, которая сложилась в науке в XX столетии. Обсуждение проблем рг ционального познания в настоящее время ведется на фоне кризиса научной рг щюнальности. Тот "модус" или "угол зрения", под которым тема рациональнс ста рассматривается в данной работе, обусловлен прежде всего кризисным сс

А

яогшием современной хауки. Поэтому азтор глаяшируег обширптлй багтнче-жий материал, которпй, хотя и иг является предметом самостоятельного нссле-юп.-шчя, но позволяет "предметно" гспст.пть сб общенаучном хпрзэтерг педнм-лаемих проблем.

Проблема элеметгглрностн з "оягодоппгстом'* плати (Белитташа И. Г.. Пи-ювэроз Д. В:) в то"» или гсгой степени пролшкстся в фтатк-г, биолспс;, иатсг:а-тг.се, в "науках о дуке' (ссплологпн, пыкологкл).

Раньше псего кризис элемеитгризма стсаззлся в сфере сошюгумглстаркого иганпя. Здесь мокко упомянуть неудачные попитхп Дзгсймсз Милля построто ¡оицгпцню "ментальной механики" и Дж. С. Мияля - "ментальной .химии" з тенхолегш;. Дальнейшее разрэтие психологичесгягс теорн!! (гсмтаяьт-теорпя, генцегпшя Выготского, идеи Фрейда и Юнга) сопрсзозклегтся отказом от зле-(ентгристского подхода к л<~;хпке. Подобное гологкен'ле дел складызпетея и а юциология. В рг.боте подробно рассматривается критка русским философом ?. Л. Франком идей "социального атомизма", а таске приводятся ппимеры со-тнолоппески:; теорий, иссояыуюшпх адг.тернатжтую элсментар; :стск«А исполнило "части - целого" (Млд, Кули н др.).

В фпзлгее элементарных частиц эта проблематика псследуегсл в работах >срестецкого В. Б., Маркоза М. А., Оиельяпозскего М Э., Ге;Ьепбгрга В., Чу {ж., Братеева Г., Есма Д. и др. Литры дают раззериутуто крггпгку трагт'Ш'ои-:ых понятий "состав" и "состоит ш" по отиошеигао к фшжсе тверомира, выжигают алел иного поннматнт "структурности" элементарных частиц. Пр:::ш;-;ескп все вышеперечисленные работы демонстрхгоуют переход к иной ковдел-спи "части - целого". По словам М. А. Маркоза : "Идея, что "Все" состоят из Всего"' стаяа чуть ли не трнзиалыюстью"'.

В основном, именно эти дг.е сферы научного заа? ля находятся в»центре нимання азтора, однако, ограниченность злементарпстского подхода прокалятся и з биолопш (Г. Дрпш, А. Г. Гурвич, Р. Гольдщмндг, П. Н. Шмальгаузен н р.), и в математике ("парадоксы теории множеств" - см., напр., I. 3. Цехмнстро), и в хпмип ("теневая система" В. В. Орлова).

Все эти исследования проблематики, связанней с элемеитсристским подходам к миру, в плане "онтологическом" • зажни дд:г целей данной, работы по-тольку, поскольку они формируют то "проблемное поле", в котором проблема [ожет быть поставлена з "методологическом плзае". Общенаучный характер роблеми элементарности заставляет стаз!ггь зспрос об эпистемологическом тагусе элемеитпризма. В отечественной литературе злементаршм, как правило, ассматршзаетсл п качестве общенаучного методологического пришита. По- ' обное понимание можно видеть в работах Степанова Н. И., Чудикола В. А., еляжннсйН. Г. н ГТизогарова Д. В.

В. А. Чудинов. который определяет атомистику в качестве "совокупности равнд исследозапня объекта", сопоставлчег элементаризм с популярными се-эдня понятиями "парадигма" у Куна и "исследовательская программа" у Лака-

тоса. Автор приходит к вывод}', что элементаристский подход к миру имеет более общий, "надпарадигмалъный" характер. Сопоставляя атомистику с понятием "картины мира", В. А Чудинов отмечает, что атомизм "растворен" в научной картине мира и является ее "важнейшим элементом".

Как "самостоятельный методологический подход" здемент'аргам анализируется и к работе Н. Г. Белянкиной и Д. В. Пивоварова. Понятие "подход", взятое в методологическом значении, рассматривается 1ш как "принципиальная методологическая ориентация исследования". Элементаристский подход с этих позиций является общенаучной схемой действия, эмпирического выделения простейшего в рамках целостной системы субстрата, теоретического объяснения на основе знания об этом субстрате коллективного поведгши элементов системы.

С точки зрения целей данной работы, особенно значима проблема выделения объективных оснований элементаристского подхода к миру. В том виде, как оя рассматривается б упомянутых исследованиях, т.е. в качестве методологического принципа, элементаристский подход имеет эти основания в природе нс-•следуемого объекта. Являясь элементом научной картины мира, он выполняет лишь регулятивную, но не конститутивную функцию, представляет собой "программу изучешш" объекта. Поэтому проблема элементарности, которач т-пникнет в различных сферах научного знания, рассматривается в связи со •,;»сцифнкой изучаемого объекта (тошней, социума, элементарной частжш, биологического организма), а не кгис результат кризиса самого подхода "состой г из".

. Вместе с тем, крк-япса.Поппером, Хэнеоном, Хессе и др. позитивистской доктрины "эмпирических терминов" показала, что знание не являлся "отражением"'объективной реальности, а обладает интерпретативным характером. Работы философов постпозитивистского направления в эпистемологии (Т. Куна, И. Лахатоса, Куайна, С. Тулмина, X. Патаэма, Лаудана и др.) провозглашают отказ от идеи "объективной детерминации" процесса познания. Объмл-не содержит в себе самом, б своей природе законов или принципов своей же интерпретации. Это позволяет автору определить элементаристский подход к миру как "способ интерпретации" ели "и;ггерпргтат;тную схеку", которая выполняет функцию смыслообразовашгя в науке.

Однако эти выводы постпозитивистов не решают проблемы поиска объективных оснований "шггерлретативных схем": "Если интерпретировать выбор мех-еду этими "схемами" как произвольный, волевой акт субъекта, это дает аргументы критикам науки, усматривающим в науке...у бежите и опорную базу утонченного субъективизма и скептицизма" (В. Н. Порус). В этой связи формирование "схем" или "моделей" интерпретации действительности целесообразно рассматривать каз; функцию культуры, т.е. с позиций социокультурного подхода, который был предложен еще Максом Вебером.

А

В иастс.т'чее время социокультурный подход к аналшу научного зншшя развиваете! ;; ;,-,мкох концепций ценностной детерминации рационального познания. Н.шбслее мойный резонанс т акой подход получил п отечественной литературе. Здесь мокно назвать работы Косарезой Л. М., Микеппшой Л. А., Сте-пина В. С., Ипина А. Л. 11 др. В этих работах делается попытка учесть надиндл-шдуальнын характер процесса познания, ишерсубъе5стшные детерминанты научной деятельности. Вместе с тем, концепции ценностной детерминации научного знания апеллируют к "ментальностн" познающего субъекта, к определенному "типу гшдтения", ориентированному на "научное" мировосприятие. Таким образом, взаимодействие индивидуальных и иадипднвпдуопьных. структур з познании здесь подменяется "культурногенетпческой" обусловленностью знания. Интересная попытка рассмотреть ''науку как культуру" (М. Мамардашвили) была предпринята Мишелем Фуко. Фуко рассматривает совокупности "дискурсивных правил" или "правил формации",ко герме формируют объекты познания к рагпределя!от их в пространстве определе;пгой кон-, цешуалыюй "сетки". Способ концептуализации действительности, который задается "правилами формации", имеет • нашшднвидуашшй характер, "навязывается з соответствии с неким видом анонимной единообразносги всем индивидуумам, которые пытаются говорить в этом дискурсивном поле".

Существенно расширить возможности социокультурного подхода, на наш взгляд, может концепция "социальной памяти", сформулированная М. А. Розовым на основе идей Тарда, Лефевра и Поршпепа. Согласко этой концепции, совокупности "дискурсивных правил" функционируют в системе соци-атьпой памяти на уровне постоянно воспроизводимых "образцов жнеой дея-тельност

Методе;;,»глческаа основа работы. Методологической основой данного исследования является предложенный М. Веберои социокультурный подход к анатгау научного знания. В этой связи значительное место в работе занимают "археологический анализ" знания Мишеля Фуко, а также котщепцпя "социальной памяти" М. А. Розова Опираюсь на эти и другие идеи, азтор рассматривает процесс познания с позиций взаимодействия индивидуальных и на-диндивидуальных струтстур. .

Аптсрскап гипотеза заключается в том, что процесс рационального познания а качестве особого рода теоретическою конструирования осуществляется на основе определенных "схем" или "моделей" шгтерпретации действительности. Эти "интерпретативные схемы" выполняют не только регулятивные функщш, т.е. задают определенный способ изучения объекта, но и являются мет ханизмом смыслообразования, т.е. конституируют определенную "карт!шу мира" и категориальный аппарат. Исторически в традиции рашюнатцзого мышления сложились две модели интерпретации - "состоит из" и "все во всем", которые определяют да а способа концептуализации действительности.

Пргдкетси исследования являются социокультурные основания когнитт ных механизмов рационального позн:тия, т.е. "наука как культур г (М. К. Маггардашшши). '

Цела к задачи Егглгдз::Енпя. Цель диссертационной работы состоит том, чтобы выявить мехеназмы станоалгния и функционироваши в системе р: шюкалыгого познания импзрапших смаслообрззуюдщх структур - ингерпр! татззЕНых схем "состоит ш" и "все во всем".

В соответствии с этой целью в работе выдвигаются следующие задача:

- определить згшетемолопгкекий статус кризисной ситуации, сложа: шейся ь системе научной рещкшгльносги в связи с нгдостагочносты элемгигеристсхого подхода к анализу действительности;

- выявить объективные основания формирования и функционирования системе рационального швнання различных, способов интерпретацн &вгра в качества смыслообразующмх «лруглур;

• - га. конкретном йсторическом материале рассмотреть становление и рс вкткг штгерпреггашЕкых схем рационального познания в различны культурных традиция;.

Научпяя аазизла днссертецпонкого иссдедохашш:

- по-позому рассматриваются когЕигшшые механизмы рационального го знания, вводится понятие 'ЧштерщретатИввой схемы", которая коисп тукруст определенную картину мвра и задает концептуальный аппарг т.е. представляет собой "механизм одыыгсобразогшшя" в науке;

- пожагда связь гршхигдзй ситуации, слашпласйся в системе научной р; циональнссги, с* кризисом ахтятсгБуйНДЗй "модели шггериргтацш. ("состоит из"), расскатрхссзгся возможность альтернативной "схемь; ("все совсем");

рассматривается формнродгнле в западноевропейской культурной тр: дкцни дзух "шггерпргтатлгиых схсм" ("состоит из" и "все во всем") шшцнй ссцко;сультуркого подхода, а айкал, з связи с функциониров; ннем социальной памяти; ' '

- рассмотрена специфика формирования модели интерпретации мира "псе во всем™ - в русской культуре;

- продемонстрирован существенно иной подход к традиционной пробле-. рациональности, показана неприменимость элеысягаристской модел интерпретации в сфере содаогуманитаркого знания в связи с неопер; циональностью "духа" и "личности"

Защищаемые положения.

' 1. Концептуализация действительности в процессе рационального познаш осуществляется в рамках определенной "схемы" или "модели" ингерпр( тащит. Эта "шперпретативная схема", в отличие от "методологически принципов", выполняет нг только регулятивную функцию, но и консп

й

туирует соответствующую "картину мира" и категориальный аппарат. Иначе говоря, выделенные "модели интерпретации" представляют собой "механизм смыслообразования" в рациональном познании.

2. Исторически сформировались две "интерпрегативные схемы" рационального познания: "состоит га" и "все во всем". Первая (элементаризм) основана на использовании в качестве "объяснительных схем" алгоритмов предметной деятельности с материалом ("делания" вещи). Вторая (монадность) связана с концептуализацией действительности "по образцу" личностного общения.

3. Элементаристская модель интерпретации мира явилась интегративной характеристикой западноевропейской культурной традиции, ориентированной "на материал". Альтернативная интерпретативная схема "все во всем" в культурном поле Западной Европы (Платон, неоплатоники, Ку-занский, Лейбниц и др.) испытывает ограничивающее влияние "субстратно-составного" подхода к миру. В русской культуре, напротив, доминирует шггерпретация мира по образцу личностного общения. Отсюда - национальная идея "соборности", которая является основой концептуализации действительности в русской философии всеединства.

4. Проблема рациональности; которая выражается в дихотомии естественнонаучного и социогуманитарного знания, связанйс тем, что элементаристская модель интерпретации, жестко ориентированная на "материал", "не работает" в сфере социального и психического. Феномен социального. взаимодействия, общения невозможно представить в алгоритмической форме (как предметную деятельность) и фиксировать в качестве "операционального свойства" индивида (как "материала").

Теоретическая п практическая значимость работы. Предлагаемый подход к анализу процесса познания может быть использован для дальнейших исследований проблем научного знания. В частности, полученные в диссертации результаты могут бьггь использованы в анализе рационального познания, применительно к сфере социогуманитарного знания.

Основные положения и выводы 'диссертационного исследования могут быть использованы в курсах методологии научного познания, проведении семинарских занятий и создании учебных пособий.

Апробация работы; Работа докладывалась на республиканской научной конференции "Человек в социокультурной системе" Саратов СГТУт всероссийских Аскинских чтениях (октябрь 1998 года), конференции посвященной 90-летию СГУ (ноябрь 1999 года). Работа обсуждалась на заседании кафедры фи- ' лософии СГУ (сентябрь 1999 года). .

Структура работы. Работа состоит из 3 глав. Первая, глава включает 2 параграфа, вторая содержит 3 параграфа, третья - 2 параграфа. Объем работы составляет 183 страницы. Список литературы включает 163 работы отечественных и зарубежных авторов.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во ваедгшш обосновывается выбор и актуальность темы, анализируется современный уровень разработанности проблемы, определяются цели и задачи исследования, раскрывается научная новизна работы, формулируются положения, выносимые на защту.

Первая глава "Интерпретативные схемы рационального познания" представляет собой развернутое обоснование наличия в рациональном познании обобщенных '"схем" или "моделей", которые задают способ теоретической концептуализации действительности. Диссертант придерживается современных представлений о "толковательной" или "интерпретагивной" природе познания, что, однако, не приводит его к абсолютизации релятивного характера научного знания. Выделение в системе научного знания обших моделей или способов интерпретации действительности позволяет избежать нередкого в современной зпкетемологаи релятивизма и скептицизма в отношении рационального познания. С этой точки зрения, особенно актуальным является вопрос о наличии обь-ективных оснований этих интерпретатишгах схем. По мнению автора конструктивное решение этой проблемы находится в сфере социокультурного подхода к анализу тучного знания.

В вервояз параграфе "Кризис элементаргома и альтернат ивная модель интерпретации ("все во всем")" диссертант аналшйрует ситуацию, сложившуюся в наиболее проблемных сферах научного знания: в физике элементарных частиц и в "науках о духе".

Затруднения, с которыми столкнулись ученые-физики ка пути создания теоретической модели н' области высоких энергий, как отмечают многочисленные исследователи этой проблемы, связаны с невозможностью интерпретировать обширный эмпирический материал в соответствш! с традиционными эле-ментарнстскими представлениями о строении материи. Действительно, элементарная частица не является "элементарной" в строгом смысле этого слова, т.е. неразложимым далее, фундаментальным "кирпичиком" вещества. Этом}', прежде всего, противоречит факт делимости элементарных частиц'-при приложении достаточно высоких энергий. С другой стороны, результатом такого дробления являются такие же элементарные частицы, т.е. мы не можем продвинуться далее "вглубь" материи, к более фундаментальным объектам. Проблему, связанную с фактом "взаимопревращаемости" элементарных частиц, лучше всего выразил Вернер Гейзенберг при помощи известного парадокса: "каждая частица состоит из всех других частиц".

Эта проблема широко обсуждалась в отечественной и зарубежной литературе в 60-е - 80-е годы.'Можно упомянуть интересные работы Маркова М. А., Берестецкого В. Б., Гейзенберга В., Чу Дне. И др. Практически все предлагаемые решения связаны с отказом от традиционного представления части как "кусочка", целого, т.е. с поисками иного понимания "составное™" и "структурности" элементарной частицы. Вместе с тем, в рамках той специфиче-

т

ской сферы естестг.олпшпга, каковой является ф:г;н:о высоких энергий, зозни-каег нс;сушс!п:е рассматривать "проблему элементарности" в связи с особенностями изучаемых объектов, т.е. элементарных частиц. Так, в указанных исследованиях нгприме:шмс?п> традиционной хониепшш "части-целого" рассматривается как следствие специфики "объектов" физики элементарных частиц. Между тем, автор указывает на наличие "проблемы элементарности" н в иных сферах научного знр.!шя. Так. элементарнстский подход сказывается ссрержешю кг применим р. области "наук о духе", о чем. свидетельствует провал многочислен-пич концепции "социального атомизма", "ментальной механгдат", "ментальной ч'.тмпп" и т.п. Креме того, анализ других работ позволяет констатировать, что "проблема элементарности" в той или иной мере проявляется в матемспп::, биологии, хпм!»и и л. Поэтому. гряд ли есть основания езятдчэть эяемгнтсрпст-скнй г.одхо! х миру (и проблему злемснтзркосга) с оссикшсстями изучаемого объекта. Общенаучный характер рассматриваемой проблемы заставляет стзв'пъ вопрос об эпистемологическом статусе злг:.тенгаризма 1» системе научной ра-.чиональности.

В отечестпепноГг литературе элеметгтаризм пршгато рассматривать в сг?с обшаигучиого методологического принципа (Чудшюэ В. А..';. 1!. Г. Белянкпна I! Д. В. ГГивовароз определяют его как общий "подход" к изучению денсппггелъностп. т.е. "как гаппвпглачьпуто методологическую ерпея-тащпо исследования". В любом случае элемснтаристпкий подход к миру рассматривается как "программа исследования" объекта, "схема действия", определяющая способ познания объекта через изучение его "состава". При этом сама позмоялюстъ функционирования этой "схемы действия" предполагав наличие онтологических оснований в природе объекта. "Поэтому и элементарные объек- • ты. по-знднмому, всегда язляготся определенным отражением действнгелыю-сти, благодаря чему возможно создание относительно истинной физической картины мира" (Н. И. Степанов).

Вместе с тем. постпозитивистская критика идеала дескриптивной науки ставит под сомнение бозмозхпостъ "объектной детерминации" процесса познания, т.е. знания как "отражения" объективной реальности. Применительно к нашей проблеме это означает, что элементаризм как способ "конструирования" знания о мире не заложен в самой пр[гроде объекта, но представляет собой определенную "модель" или "схему" интерпретации, с которой мы подходим к действительности. Вводимое автором понятие "ингерпретативная схема" или "модель интерпретации" не тождественно традиционному пониманию элемен-тпрнзма в качестве "методологического принципа". Последний функционирует в. ' рамках определенной "картшгы мира" и выполняет лишь регулятивную функцию а процессе познания, Элементаризм как способ интерпретации действительности выполняет функцию смыслообразования, т.е. конституирует "картину мира". Далее в работе рассматривается, каким образом возникают понятия

"архэ", "сущность", "материя" и т.п. как смысловые характеристики ингерпре-тативной схемы.

На концептуальном уровне эта модель интерпретации задает определенную концепцию "части-целого", а. также соответствующий категориальный аппарат. В этой связи айтор анализирует категории "часть" и "целое", "элемент" и "система", "состав" и "структура". Отмечается, в частности, что понятия "элемент" и "система" задаются злементаристской концепцией "части-целого". Категории "часть" и "целое" (в отличие от категориальной пары "элемент-система") являются принципиальна "разноуровневыми", на что обращал внимание еще Аристотель. Согласно Аристотелю "целое", как и "части", существует "в возможности" и "в действительности". При этом, если "части" существуют "в действительности", то о целостности мы можем говорить лишь "в возмохдао-сти". И наоборот, "целое в действительности" предполагает свои "части" только "е возможности". Впоследствии эта же мысль выртзилась в беконечных спорах о "составкости" и "состазимости" целого из частей. Автор полагает, что ни холизм ("составимость"), ни элементгризм ("составность") кг в состоянии преодолеть противоречивость этих понятий, которая по существу "заложена" в самом определении .части как "кусочка" целого. Вместе с тем, существует и другая концепция "целого-части", которая развивалась Платоном, неоплатониками, Ку-занскнм, Лейбницем, русскими философам!! (Флоренским, Франком и др.). Согласно ей "целое" целиком присутствует в каждой из своих частей, а "часть" представляет собой модус или перспективу "целого". Эта концепция "целого-части" зачастую выражается при помощи максимы Анаксагора - "все во всем". В работе она также называется идеей "монадчости" (имеется ввиду "Монадология" Лейбница).

Ограниченность элеменгаристского подхода к анализу действительности, которая, как мы видели, проявляется в самых различных сферах научного знания, заставляет ставить вопрос о возможности иного способа концептуализации действительности. Между тем попытки преодолеть возникающие затруднения, как правило, предпринимаются либо в "частнонаучном" плане (например, в физике элементарных частиц), либо в форме "уточнения" и "дополнения" элемен-таристской модели. Здесь можно упомянуть, например, идею "виртуальной це- • лоетности" Н. Г. Белянкиной и Д. В. Пивоварова или "метод контрредукции" (введение "метацелостных свойств") В. И. Куратова. Отказ от онтологических оснований элементаризма и его характеристика в качестве "илтерпретативной схемы" позволяют автору говорить о наличии альтернативной модели ("все во всем"). Далее в работе показывается, что становление рациональности связано с формированием этих двух способов интерпретации действительности в качестве шггегративных характеристик культуры.

Второй параграф - "Социокультурные основания интсрпретативных схем" - представляет собой анализ процесса рационального познания с позиций социокультурного подхода

Прежде всего автор отмечает, что в рамках традиционной "субъект-объектной'' дихотомии поставленная проблема не может получить адекватного решения. Процесс познания как субъект-объектная деятельность может иметь свои "основания" либо в природе объекта (как полагали позитивисты), либо в сознании познающего субъекта (тогда мы приходим к кантовскому априоризму). Представляется, что и тот, и другой путь являются мало перспективными. В предыдущем параграфе было показано, что постпозитивистская философия науки отказывается от поисков онтологических оснований процесса познания. Те "шгтерпретатившле сх-емы", о которых идет речь в работе, не "содержатся" в кр;!роде объекта, как закон его собственного изучения, но являются исходной установкой познающего субъекта, с которой он подходит к миру. Вместе с тем, шггерпретативный характер знания приводи исследователей постпозитивист- ■ сксго направления к абсолютизации релятивизма в отношении научного знания. Поэтому проблема поиска оснований интерпретатизных схем, механизмов формирования познавательных установок, которая рассматривается в работе, приобретает особую значимость. Поскольку эти "основания" не задаются природой исследуемого объекта, необходимо, по всей видимости, выйти за рамки "субъект-объектной" дихотомии и обратиться к социальной и культурной обусловленности моделей интерпретации."

Автор полагает, что вывод можег быть найден на пути рассмотрения процесса познания через призму социокультурного подхода, т.е. как взаимодействия индивидуальных и надиндивидуальиых структур. В настоящее время (особенно в отечественной литературе) социокультурный подход развивается преимущественно з рамках концепций ценностной детерминации процесса познания. Коротко говоря, сторонники этой точки зрения рассматривают культурную обусловленность научного знания с позиций интериоризации "ебщекультурных" ценностей познающим субъектом и формирования в результате "личности нового типа". Автор полагает, что в концепциях ценностной детерминации взаимодействие субъективных и интерсубъективных структур в процессе познания подменяется "культурногенетическон" обусловленностью научного знания. В значительной мере это связано с неопределенностью понимания термина "культура". Зачастую "культура" понимается в качестве некоторого глобального контекста, из которого "наука" черпает "смыслы" и "значения". В данном случае "культура" и "наука" рассматриваются как формально различные вещи. Отношения между ними в Данном случае мыслятся как чисто "диспознтивные, т.е, как правило речь идет о "влиянии" культуры на науку. "Культура" при этом рассматривается как "глобальный гештальт", включающий в себя и науку, и искусство, и религию, й еще множество различных "и". Однако, подобное "перечислительное" понимание культуры представляется .мало полезным при обсуждении вопроса о социокультурной детерминации процесса познания. В данной работе под "культурой" понимается способ организа-. ции человеческой деятельности, что смещает акцент от "содержательной" к

и

нормативной характеристике культуры. Это позволяет говорить не о контехсгу-альк-'й включенности науки в культуру, но о тем, чтобы рассматривать "науку как культуру", т.е. о наличии "культурного механизма" в науке (М. М&млрдашвшш). Примером такого подхода яьляется "археологический" анализ познания, предложенный Мишеле;.! Фуко. Гак, например, исследуя раз-сигиг психопатологии, начинал с XIX в., Фуко приходит к выводу, что лот психиатрический дискурс характеризуется не наличием какого-либо "привилегированного объекта" (психической болезни) и не какими-го "глуби! шьгми" мировоззренческими структурам!!, ко тем способом, ка:сим дискурсивная практика формирует свои объекты и распределяет их в пространстве ко»1цегпуалькой "сетиГ. Большим достоинством концепции Фуко язлястсл чо, то он фиксирует нгдш:д;шидуальный характер научной деягелышеги. Способа; концептуализашш действительности ("правиле формации") в процессе познания "имеют место иг в "мгнтальностп" или сознан -ц лвдяэдр, а в самом дискурсс; следовательно, они навязываются в соотвстсзвкн с т;кнм видом ааоиимиой едшюобразиоегш всем индивидуумам, которые пытаются говорить в этом дискурсивном поле". Другими словами, те "диск) реньшле правила", о которых I о-ворит Мишель Фуко, определяют способ интерпретации действительности в процессе рационального познания.

Вместо с тем, сама по себе фиксация дискурсивных закономернос 1 ей в ь,:де неких "нозигпвностей", что собственно шьс-рл. и делает Фуко, недостаточна для того, чтобы объяснять механизм формирования и функционирования тех .моделей интерпретации, которые мы выделили выше. Существенно расширить возможности социокультурного подхода, на наш взгляд, может концепцш "социальной памяти" М. А. Розова. Согласно этой идее, те "дасиурсишше правила", о которых говорит М. Фуко, функционируют на уровне постошшо воспроизводимых - "образцов • живой деятельности". Определенный "технологический образец" (неважно, будет ли это алгоритм создания "вещи" илп "знания") фуикцшшфует в системе социальной памяти путем его постоянного "воспроизведен!«" участниками. Далее в работе будет показано, каким оо-разом становление рационального познания осуществляется на основе функционирования системы социальной памяти. Здесь же отметим, что социокультурный подход в том виде, как он развивается в работах Фуко и Розова, является методологической основой дальнейшего анализа "интерпрегатнвных схем" рационального гюзнания в данном исследовании.

Во агорой главе "Формирование интерпретативных- схем рационального познания в западноевропейской культу рной традиции" рассматривается станоз-леш1е и развитие феномена рациональности в связи с появлением специфического способа концептуатизации действительности. Автор присоединяется к той точке зреж1Я, что рациональные реконструкции мира в древнегреческой натурфилософии возникают в связи с накоплением образцов предметно-материальной деятельности в социальной памяти. В работе показывается, каким образом это

гд

приводит к появлению эле» геятаристской. модели интерпретации, которая затем становится основой научной рационатъности. Вместе с тем, прослеживаете-ч параллельное формрропание и развитие ачьтернатитной схемы интерпретации в системе рационального мышления.

В первом параграфе "Мифологическое и рациональное конструирование мира" автор последовательно проводит мысль об интерпрегативиом характере нашего видения мира. С этой точки зрения, различие между мифологическим и рациональным мировоззрением заключается в способе интерпретации действительности. Миф н работе рзссматринаегся не в качестве примитивной об мстительной схемы, но как специфическая форма культуры, т.е. как способ организации человеческой деятельности. Рождение мифа связано, прежде всего, с потребностью человека в регламентации его жизни и деятельности, когора.т осуществляется посредством ритуала. Поэтому и мифологическом со :: -ании ритуал первичег то отношению к догме (Кассирер). Это решительно отличает миф как форму культуры от мифа-предания, мифа-теогонии. Задолго до богоп Гомера и Гесиода в мифологии существовали иные божества, которых можно назаать "функциональными" богами. Эти "боги-администраторы'' (Кассирер) лишены всякой личностной жизни: не обладая самостоятельным существованием, они "живут" лишь в ритуале и для ритуала. Это, так сказать, - богн-детерминагоры человеческой деятельности (Зевс как "двойной топор" и г.н.). С ослаблением ритуальной детерминации деятельности, с появлением ремесла-искусства, "технэ", эти "функциональные боги" выходят в "свободное обращение", становятся предметом авторского конструирования. Появляется свобода интерпретации их личности и поведения, что мы собственно и видим в эпосе Гомера у которого античные божества становятся литературными персонажами, у Гесиода эти интерпретации божественных образов приобретают уже не худсгкествеипо-литературный, а космогонический характер. Гесиод не просто излагает древние мифы, но систематизирует и "толкует" их в соответствии с определенной "концептуальной схемой" мирообразования (Хаос-космос). Эта "схема" является первичной по отношению к "элементам" такого конструирования, которые наполняются определенным содержанием в зависимости от того, какое "место" они занимают в концептуальной "сетке". Об этом свидетельствует двойственная предметно-антропоморфная интерпретация ботов Гесподом, а тан-же "выдуманный" им персонаж - Хаос. В данном случае автор усматривает известную параллель с выводами Куайна о том, что элементы теоретического конструирования (неважно, будут'ли это "элементарные частицы" или геснодопскнй "Хаос") приобретают свои смысловые характеристики в зависимости от той концептуальной схемы, в которую они вовлечены.

В работе отмечается плюрализм форм и способов концептуализации дейст-. вительности в мифологии. Так, в культуре племени Зуньи "парадигмой" или образцом интерпретации мира является социальная структура племени, а в племени нуэров, по свидетельству Эванса-Пригчарда, - основной способ их деягель-

к *

ности, т.е. скотрводчество. Основной особенностью греческой культуры- является появление "технэ" как свободной ремесленной деятельности, как искусства. Автор присоединяется к точке зрения, высказанной Ю. К. Никитинской, что именно образцы предметно-материальной деятельности явились основой феномена рационального познания, который возник в культуре античной Греции. Это означает, что рациональное познание (что мы видим на примере первых натурфилософских концепций) рождается как поиск субстратной основы мира. Но этот субстрзт, или материал, предполагает конкретный набор операций с ним, которые закрепляются в социальной памяти (М. А. Розов), чего нет, например, у гесиодовского Хаоса. Таким образом, постулат "все из воды" актуализирует цепочку операций с водой, которая выступает в качестве объяснительной схемы. Это можно увидеть на примере концепции мирообразования из воздуха у Анак-симсна, который рассматривает операциональные свойства воздуха (сгущаемость, разреживаемость) в качестве объяснительного принципа. В работе рассматривается "смыслообразующая" функция способа интерпретации "сделано из". В частности показывается, что первые философские понятия "архэ", "сущность", "материя" и т.п. задаются самой схемой или моделью интерпретации и только в рамках этой модели несут определенную смысловую нагрузку.

Во втором параграфе "Формирование двух моделей интерпретации в античной философии" рассматривается становление в традиции рационального познания двух интерпретативных схем: "состоит из" и "все во всем". Выше мы указывали, что первые натурфилософские концепции представляют собой поиск субстратной основы мира (вода, воздух, огонь). При этом образцы предметной деятельности с материалом,, закрепленные в системе социальной памяти, фиксируются как "свойства" этого материала или субстрата. Общий способ интерпретации действительности ("сделано из"), который приводит к появлению феномена рационального познания, основан на использовании этих операциональный свойств субстрата в качестве "объясни :льной схемы". Выбор конкретного субстрата (вода, воздух I- т.п.) диктуется "гршшчиыми условиями" задачи выведения "многого" (мира, космоса) из "единого" (первоначала). При этом тот "перебор" материальных первоначал, который осуществляется в первых философских концепциях мирообразования, показывает, что операциональные свойства любого конкретного материала недостаточны для того, чтобы удовлетворять этим "граничным условиям". Это осознает уже Анаксагор, который говорит, что невозможно объяснить, каким образом из "не-мяса" может возникнуть мясо, а из "не-волоса" - волос. Вместе-с тем, попытка отказаться от схемы "сделано го" как способа интерпретации мира, которую предприняли элеаты, приводит к непознаваемости действительности. Важно понять, с чем связан тот парадокс, к которому пришел Парменид. Сама по себе противоречивость умопостигаемого бытия чувственно воспринимаемой реальности не является чем-то совершенно новым для древнегреческой мысли. Так, например, совсем неочевидно, что все качественное многообразие мира является лишь различными мо-

1А

днфпкацп!;:-'-! какого-то одного субстрата (воды, воздуха или огня}. Парадокс заключаете : :>. том, что бытие злеатоз не обладает операциональными свойствами, при по'тщи которых можно било би сформулировать "объяснительную схему" чу;:ст^:лшо послршпшаемой действительности. Последняя в данном случа;? лгатм-отсл всяких онтологических основании.

С другой стороны, теория восприятия, созданная Протагорсм, напротив отказывала в существовании "истинному бьплю", признавая "явления" единственно существующей реальностью. 3 конечном счете протагоровский релятивизм, ка:с и утен*:г х™теп, приводил;; тсзису о непознаваемости мира.

Фнлософсп'л мысль Демокрита и Платона пытается решить те проблем.!,!, с которыми столкнулась элеаты н софисты, связав ме:хду собой эти два плана ре-пдьиссга - умопоеггигемое, чяи "истинное бытие", и чувственно воспринимаемо д:Ясг21ггелы:ссп. iura "явления". Оба они стремятся показать, каким образом "умопостигаемое" продуцирует "чувственное", поэтому оба наделяют "бытие" Псрмеюпа операциональными характеристиками. Демокрит, у которого на било такого учителя, как Согсрат (В. Внделт.банд), обращается к алгоритмам предметной деятельности ("сделано из-'). Поэтому его "атомы" имеют формально разлтгшые характеристики как одногременно и умопостигаемые, н материальные. В качестве смысловой характеристики действительности, toi'o, что "видно в вещи умом", его "атом" есть нечто умопостигаемое, подобное "бытнто" П;рмею!да, т.е. "идея". Но как онтологическая основа этой же действительности сн - "то из чего все сделано", т.е. "материал". При этом "атомы" Демокрита з качестве субстратной основы мира в отличие от "архэ" первых натурфилософских .концепций обладают угашерсатьными операциональными свойствами. Таим образом, демохрнтовский "принцип конструктора" плодит такую модель интерпретации мира ("состоит . из"), согласно которой в качестве "объяснительной схемы" кещи выступает ее субстратный состав.

Илей подход к проблеме продемонстрировал Платон, на которого значительное влияние оказала этика Сократа, Со.'грат же пытался понять пе физический мир, i:o человеческое бытие, чем и объясняется специфика его метода. Можно сказать,.что Сократ пытается выделить операциональные характеристики человеческого поведения.. Сложность заключается в том, что "поведенческие образцы" (у него - мужественные поступки или добродетельные деяния) не фиксируются однозначно в алгоритмической форме, как образцы предметной деятельности. Так, например, любое определение "мужества" в виде алгоритма, т.е. через мужественные поступки, будет недостаточным (см, диал. "Лахес"). Поэтому "мужество" не является "свойством" мужественного поступка, как "красота" не является свойством красивой вещи. Все частные определения мужества "относительны" в том смысле, что "производны" (относятся) от общей "идеи" мужества, которая неделимо присутствует во всех мужественных поступках. Платон в некотором роде "дополнил" Идеи Сократа, указав, что точно , таким же образом мм- "узнаем" белое потому, что имеем идею "белизны", а

"сходное" - благодаря идее "сходства". Иначе говоря, он распространил выводы Сократа на сферу предметных значений. Для нас б данном случае важно, что Платой сформулировал пршгципиаль э иной способ концептуализации действительности, отличный от предметно-материального конструирования мира. Выше мы назвали эту модель интерпретации принципом "монадносги" или идеей "все во всем", согласно которой "целое" продублировано в каждой из своих "частей", а "части" представляют собой модальности или перспективы "целого".

В третьем параграфа «Противоречивость развития идей монадносги в западноевропейской культуре» - рассматривается дальнейшая эволюция: шпер-претативной схемы "все во всем" как специфической "формы" рационального мышления. В Средние века тот способ интерпретации мира, который нашел свое выражение в философ;»! Платона и неоплатоников, приобретает общекультурные масштабы. Идея присутствия "целого" в каждой из своих "частей" пронизывает всю христианскую культуру, проявляясь в религиозном мистицизме, в основных церковных обрядах, в архитектуре и, конечно, в философских концепциях. Эта особенная черта религиозного мировоззрения прежде всего связана с попытками понять мир не "сам по себе", но лишь "по отношению", "причастить" тварное бытие к бытию Божественному. Средневековое понятие "причастности" мира к Богу воспроизводит то отношение между "идеями" и '^вещами", которое Платой обозначал словом "участие". С необычайной яркостью оно проявляется в основных религиозных обрядах. Так, гостия (хлеб) и вино реально псреосущсствлякггся в евхаристии в тело и' кровь Христову. Причем Бог присутствует "целиком" не только в самой гостии, но и в самой малой ее части - в крошке гостии. Этот же своеобразный "изоморфизм" средневековых представлений о г.шре находит свое выражение в "томографической" структуре готического собора, где один и тот же архитектурный мотив повторяется в чисто ''орнаментащювдых целях" (Бицнлли). Для средневекового философа мир представляется не совокупностью индивидуальных "субсдцчцщТ', но, прежде всего, как "иерарха богоподобай". "Идеи" (сущности) единп-чкых вещей являются "определениями" или перспективами единой Божественной сущности. Мир рассматривается кик различные просади. ! этой Сущности, как "образ и подобие". Так, например, у Эриугсны все вещи т¡¡арного мира являются единичными проявлениями Божественного начала или "теофаниями". Пантеистическая онтология Эриугены, хотя и отвергнутая церковью, тем не менее, достаточно точно выражает духовный климат эпохи средневековья:

Таким образом,, античная идея "целого" в "'тети" в Средние века становится тем способом интерпретации м!1ра, посредством которого человек средневековья пытается концептуализировать действительность. Вместе с тем, как это показано в работе, для религиозного философа нет ничего более сложного, чем определить характер этой "сопричастности", способ, которым тварное бытие "прачастно" Богу. Иначе говоря, христианская философия сталкивается с той

1Я

же проблемой, перед которой остановился Платон, т.е. с невозможностью обь-яояпъ, каким образом "идеи" участвуют в вещах. Поэтому вновь н вновь философская мысль возвращается к субстратному конструированию мира, к поиску того "материала", из которого "сделано" все сущее. Отсюда - характерный для средневеког.ен философии пантеизм, который неизбежно возникает при попытках объяснить, каким образом общие "формы" индивидуализируются в частные. При этом платоновская "идея" "становится уже,не субстанцией в собственном смысле этого слова, а общим субстратом, который в отдельных экземплярах принимает различные фирмы" (В. Внндельбанд). Иначе говоря, в средневековье сами "формы" или универсалии превращаются в своего рода "духовный субстрат", в "материал". И здесь человеческая мысль опирается на те "образцы" предметно-материальной дел юлшостн, которые "предписывают" ей определенный способ конструирования мира. "Идеи" Платона, как и "бытие" Парменпда, были абсолютно "неоперациональны", поэтому он и не смог сформулировать пршщпп "участия" идеи в пещах. Совсем не таковы "формы" или утшзепсалцн в философии средневековья. В Средние века фермы рассматриваются как общее для всего существующего "качество", выргл-алоздее "степеш> бытия" (Ахутин). Иначе говоря, человеческая мысль в Средине века начинает манипулировать с угшверсатняыи или формами как с любым другая мглерпздоч. В частности, это выражается в бесконечных спорах о юм, сохраняются ли "элементаршле формы" в "смеси", т.е. в более общей "форме". В средневековом номинализме операциональные интерпретации "форм" шразились в концепции "конфигурации качеств". Номиналисты рассматривают понятно "интенсивности" качества '¡исто аналитически, как единицу сравнения, т.е. независимо от того, будет ли это интенсивность "благодати, жары или скорости" (Ахутпн). При этом сложные субстанциальные формы становятся у Орсма "конфигурацией качеств". Этот средневековый аналитизм явился выражением другой модели интерпретации действительности ("состот- из"), которая в дальнейшем явилась основой научной рациональности в Новое время. Тем не менее, альтернативный способ интерпретации ("все во веем") получил свое дальнейшее развитие в философии Кузанского, Бруно и Лейбница. Пожалуй, наиболее последовательно зга идея была сформулирована Лсйбшщем в его "Монадологии". Если у Платона "единством во множестве" является "идея", а л средневековой философии. - Бог, то у Лейбница впервые таким "образцом" индивидуальной субстанции ("монады") становится человек, наше собственное "Я". Человеческое сознание как "ближайший пример монады дает ему возможность наглядно пояснить, каким образом "многое" может иметь место в "едином", а "единое" - "во многом". Однако мы не можем манипулировать с сознанием или с "духом" как с материалом, поэтому "монада" Лейбница, как и "идеи" Платона, неоперациональна. Поэтому у Лейбница совершенно пет средств и способов, чтобы показать, каким образом одна простая субстанция могла бы воздействовать на другую. Отсюда -"безоконноегь", абсолютная непроницаемость его монад. Вследствие отсутствия

у монады операцконзльпых свойств, Лейбниц шнугздсы сформулировать се о; о "теорию ирздусгановлеге.ой гармонии", за которую его критиковали чащ«* сое-го. Таким образом, развитие шггерпрегагивкой схемы "все во веем" в традиции западноевропейской культуры бо многом противоречиво и нспытьшаст ограничивающее влияние "субстратно-составного" подхода к миру.

Трсгьг гласа "Принцип монадгюстн в русской религиозной фщософж и идеи всесдиистьа в науке" содержит спалю специфики того способа интерпретации действительности, который сло/кился в русской культуре и, в Частности, в русской религиозной философии. Западная философы» та*с иди *.мачв обраа^!-ся к субстратной основе мира, конструирует знание "па образхзу" предмешо-матерналыюго "делания" вещи. Именно эта особенность западноевропейской культуры предопределила возникновение феномена научной рациональности в Новое время. Интерпретации мира в русской религиозной философии носят "человекоразмериый характер", строятся "по образцу" человеческой личности и личностного общения. На "русской почве" возникают оригинальные социологические н психологические концепции (Франк, Выготский). В ра-"-;/те ог.\:ечаетс5;, что миоше вдеи "русской монаяносш" в настоящее время приобретают актуальность и не только в соцпогуманитарном, но и в сстестЕезшояаучном значки.

В пераом параграф; "Идея всеединства в русской культуре" рассматривается специфика "русской монадностц" а празослаи:ом бегоеловии, "метафиоике всеединства" и "гносеологии всеединства".

Как уже отмечалось в работе, сущностная черта христианского мт-:родо> зрения заключается в том, что "ядром действительности оно считает .личность и отношение личностей друг к другу" (В. Виндельбазд). Опыт непосредственного, личностного сЗщенж с Богом составляет самую суть христианского мистшш-ма. Между тем, философская мысль Средних веков в западноевропейской культуре вновь п вксеь возвращается к а;:пгчнь!м категориям сущности, субстанции и т.п. Бог здесь обладает скорее- сущностными характеристиками, нежели личностными чертами. Иначе говоря, западноевропейская философия "постулирует" личность, но "исходит" го сущности. В противоположность этому, русское богословие (и философия), "исходит" го личности, которая ¡шляется здесь "отпраг-кой точкой" любых богословских н философских спекуляций. Это позволяет выделить ряд-специфических моментов, определяющих особенности русского богословия. Во-первых, православное богословие сознательно стааит личностное качало Божества (Лица) перед сущностным, что выражается в догмате исхождения Дух--: Сзэтого только ог Отца, а не от Отца н Сына, как в римско-католической традшдш (В. Лосский).

Во-вторых, особое зязчеиие приобретает представление об "нпостасной", консубстанциальисн природе человека. Человек есть ипостась единого человечества. В философии эта мысль даже выражается в идеале "соборного спасен::-;"" человечества (Бердяев).

В-третьих, признавая только Бога-Личностного, восточная богословская мысль отказывается "определять" Его платоновским миром идей. "Умозрительный" Бог чужд православию. Отсюда - своеобразие концепций "идей" в русской философ™ (Соловьев, Флоренсютй и др.).

Наконец, в-четвертых, нельзя не отметить оригинальное учетше восточного богословия о "нетварных энергиях", согласно которому Бог един, но присутствует "целиком" в кагкдой из своих энергий, "как в зеркале" (ВгЛосский). "Модус причастности тварного Божественным энергиям" кате раз и является "¡шеей" веши. Таким образом, "идея" представляется не "дурной копией" Бш х но выражает "отношение" тварного к божественному. У Соловьева - это. прение всего, "характер" существа. В этом понимании отношения Бога и 1зарн явно строятся по образцу личностного общения.

Тот же приоритет личности и личностного общения перед сущностью и субстратным конструированием мира из материала язляется "парадигмои", "образцом" концептуализации мира в русской "метафизике всеединства". Сс::'л г. западноевропейской философии операциональная деятельность с материалом изначально становится "объяснительной схемотГ мира, то в русской философии таким объяснительным принципом являются образны лтпостпого обшепи:!. Между тем, факт личностного общения невозможно представить ка^ "субьект-объектную" деятельность, свести к восприятию или познанию "чужою Я" (С.Л.Франк). Общение требует единства и взаимопроникновения "Л" и "Другого". Поэтому русская философская мысль отстаивает '"нпостасную" .или "консубстанциальную" природу личности, в противовес западноевропейскому образу "одиночного Я". Национальная идея соборности как раз и является такой моделью, .или "парадигмой", личностного общения. Первоначально "соборность", или "хоровой принцип", имеет, "ограниченное хождение" и относится к бытию церковному и социальному (Хомяков). Однако в трудах Соловьева, Флоренского, Булгакова, Франка и др. эта идея становится ""общим метафн-31гческим пришитом устроения бытия!', т.е. собственно моделью мира. Таким образом, в русской философии ядром действительности действительно становится личность и общение личностей. Именно новому русской философии I.-вершенно чуждо расчленение мира на субъект и объект. Познание мира в русской философгш имеет много общего, с тем, что Левн-Врюль назьшат "партиципацией" и что замечательно передается русским слоном "ирм-обще! ие". Это полумифологическое "приобщение" и составляет самую суп» русского ттгуитнвизма, который "с малолетства" (С.Л.Франк) был приемц русской философской мысли.

Таким образом, в работе на примере фактического материала прослежива--ется становление идеи всеединства "русской монадности", которая явилась . следствием иного способа концептуализации действительности. Оптолотизация образцов личностного общения приводит к становлению соответствующей модели интерпретации - "все во всем".

Во втором параграфе "Идея всеединства в науке" автор вновь возвращается к !физисной ситуации, сложившейся в системе научного знания, и, прежде всего, к проблеме рациональности, которая выражается в дихотомии естественно-научного и социогуманитарного знания. В результате предыдущего обзора мы могли констатировать, что становление рационального познания осуществляется в форме определенного способа концептуализации действительности. Было также показано, 'по исторически сформировались две модели или схемы интерпретации мира: "состоит из" и "все во всем". Первая го них (элемента-ризм), ориентированная на операциональную деятельность с "материалом", легла в основу естественно-научного знания и до самого недавнего времени обеспечивала его успешное развитие. Однако попытки концгптуалюации социальной и психической реальности в соответствии с элеменгаристской моделью интерпретации изначально были обречены на проват. Об этом, в частности, свидетельствует несостоятельность концепций "социального атомизма" в социологии, "ментальной механики" или "ментальной химии" г психологии и т.д. Подобные теории, основанные на образе "индивидуального Я", "ссц гального атома", не в состоянии объяснять самого существенного - феномена социального взаимодействия. В данном случае более перспегсгивной могла бы оказаться другая модель интерпретации ("все во всем"). Как мм показали на примере идеи всеединства в русской философии, становление этой альтернативной "схемы" связано с кон-цептуализпцией действительности "по образцу.'" личностного общения. Поэтому зден "соборности" и "всеединства", которые развивались з русской культуре, изначально ориентированы на интерпретацию социального ц психического. Не случайно учение о человеке н обществе, которое развивайся н занадноевронеЛ-ской культурной традиции, также приходит к "соборному" пониманию личности п социума. Иа сегодняшний день большинство социологических концепций развивают ргдеи надивдивццуальной природы личность', сущностного единства "Я") и "Мы", человека и общества. Западная версия "всеединства", в частности, развивается в концепциях символического шгтеракщгонизма (Мид, Кули). В основе этих концепций лежит представлегаю о "зеркальном Я", т.е. о социальной природе личности. Общество и индивид в данном случае представляют собой "неотделимые аспекты какого-то одного общего целого" (Кули). Социум имманентно представлен в каждом индивидуальном "Я" в качестве внутреннего плана личности - "обобщенного другого".

В психологии "идея всеединства" ощущается уже в работах Фрейда и Юнга. У Фрейда единство общества и индивида, "Я" и "Мы'.' просматривается за понятием "Сверх-Я", которое выражает социальную природу психического. Между тем, в целом его подход к психике выдержан в традиции "субстратно-составного анализа". Человек в концепции Фрейда - это скорее "сущность", чем "личность". Иной подход к пониманию психического был продемонстрирован Юнгом в его концепции "социального бессознательного". Если у Фрейда "бессознательное" имеет безличную, "сущностную" природу, то у Юнга - на-

диндивидуальную или "сверхличную". На сегодняшний день болытшство психологических теорий связаны с отказом от образа "одиночного Я" и признанием социальной природы психики.

Таким образом, в свете вышеизложенного, есть все основания полагать, что выделенная интерпретапшная схема "все во всем" могла бы стать основой формирования единой системы социогумшштарного знания.

Вместе с тем развитие современного естествознания обнаружило ограниченность элементаристской модели интерпретации и в сфере "наук о природе". В первом параграфе мы уже касались тех проблем, которые возникают в фишке элементарных частил в связи с невозможностью интерпретировать эмпирический материал в рамках общенаучной схемы "состоит из". В данной части работы рассматриваются некоторые решения "проблемы элементарности", которые, • как правило, связаны с использованием иной концепцией "части-целого", т.е. с альтернативной моделью интерпретации ("все во всем"). Исключение составляет, пожалуй, только "кваркозшя модель" как элементаристсхий вариант реши;;;,? проблемы. Сложность заключается в том, что до сих пор не удается обнаружите кварки в свободном, несвязанном состояний.

Альтернативы принцип}' "состоит го" в физике элементарных частиц разрабатываются в концепции "виртуальной структуры" частицы, в теории "бутстрата", гипотезе "микровселенной". В этой же плоскости находится и более современная.кокцепция "голографической вселенной" Дзвида Бома.

В заключения диссертации подводятся итоги исследования, даются теоретические обобщения и выводы, намечаются перспективы дальнейших исследо-зшшй.

По теме диссертации опубликованы следующие работы:

1. Парадигмы рациональности // Философия. Наука. Культура. Творчество. (Материалы Всероссийских Аскинских чтений), Саратов, 1999. 0,2 п.л.

2. Трансформация мифологического мышления // Человек. Культура. История. / Философский альманах / Под ред. В. Н. Гасшпша. Саратов, 1999, Вып.2. 0,5 п.л.

я

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата философских наук Пресняков, Михаил Вячеславович

ВВЕДЕНИЕ.

Глава IИНТЕРПРЕТАТИВНЫЕ СХЕМЫ РАЦИОНАЛЬНОГО

ПОЗНАНИЯ.

§1. Проблема интерпретации в науках о природе и науках о духе.

§2. Социокультурные основания интерпретативных схем.

Глава II СТАНОВЛЕНИЕ И РАЗВИТИЕ ИНТЕРПРЕТАТИВНЫХ СХЕМ

РАЦИОНАЛЬНОСТИ.

§1. Мифологическое и рациональное конструирование мира.

§2. Становление в древнегреческой философии двух интерпретативных схем.

§3. Дальнейшая эволюция интерпретативных схем. Идеи монадности в философии Г.В. Лейбница.

Глава III ИНТЕРПРЕТАТИВНАЯ СХЕМА "ВСЕ ВО ВСЕМ" В РУССКОЙ РЕЛИГИОЗНОЙ ФИЛОСОФИИ. ИДЕЯ

ВСЕЕДИНСТВА В НАУКЕ.

§ 1. Идея всеединства в русской культуре.

§2. Идея всеединства в науке.

Введение диссертации1999 год, автореферат по философии, Пресняков, Михаил Вячеславович

Актуальность исследования обусловлена рядом серьезнейших проблем как научного, так и философского характера, которые являются на сегодняшний день предметом самого широкого обсуждения философов, социологов и науковедов. Глобальные трансформации, которые имели место в системе научного знания на протяжении XX столетия, позволяют многим исследователям науки говорить о формировании в настоящее время нового образа рациональности и рационального познания. Прежде всего это связано с кризисной ситуацией, которая сложилась в современной науке. Анализ наиболее "проблемных" областей системы научного знания (физики элементарных частиц и гуманитарных наук), который предпринимается в данной работе, показывает, что эта кризисная ситуация во многом связана с недостаточностью элементаристского подхода к миру. Автор рассматривает только те сферы научного знания, в которых кризис элементаризма выражен в наиболее явной форме. Однако, обращаясь к другим исследованиям, посвященным этой теме, можно констатировать наличие "проблемы элементарности" в математике, химии, биологии и т.д. Обсуждение проблемы элементарности в "широком смысле", т.е. как общенаучной, требует постановки вопроса об эпистемологическом статусе кризиса элементаристского подхода к исследованию действительности. Эпистемологический источник проблемы связан с тем образом научной рациональности, который сложился в современной философии науки в результате кризиса позитивистской модели научного знания. В рамках позитивистского идеала дескриптивной науки теоретическая модель реальности есть нечто "соответствующее" природе физического мира, "отражение" объективной действительности. Поэтому те трудности, которые периодически возникают в науке, объясняются спецификой природы исследуемого объекта. Так, например, проблема различных стандартов или критериев рационального познания в "науках о духе" и "науках о природе" сводится к особенностям изучаемого объекта (общества и человека). Проблема элементарности в физике высоких энергий, согласно этой логике, связана с обнаружением специфического уровня объективной реальности, каковым являются элементарные частицы. Совершенно очевидно, что такому подходу противоречит прежде всего общенаучный характер проблемы, которая не связана с наличием какого-то определенного объекта, но проявляется в самых различных сферах научного знания.

В результате постпозитивистской критики "стандартной концепции" научного знания прежнее, "натуралистическое" понимание познания как "отражения" объективной реальности сменилось признанием "конструируемости" знания. Выяснилось, что наше знание о мире носит не "фактический" или "описательный" характер, но, скорее, имеет "толковательную" или "интерпретативную" природу. Идеал "точной репрезентации" уступил место признанию плюрализма интерпретаций объективной реальности. Элементаристский подход к миру с этих позиций можно охарактеризовать как наиболее общий способ интерпретации действительности или "интерпретативную схему", посредством которой познающий субъект конструирует различные концептуальные модели. Проблема элементарности, таким образом, связана не с обнаружением объектов "другого типа", а с кризисом общей "схемы" или "модели" интерпретации. Подобная постановка проблемы позволяет ставить вопрос о возможности альтернативной элементаризму модели интерпретации действительности, наличие которой автор усматривает в работах Платона, неоплатоников ("все во всем"), Кузанского, Лейбница ("монадность"), в русской религиозной философии ("всеединство") и т.д.

Вместе с тем признание интерпретативного характера знания приводит исследователей постпозитивистского направления в философии науки к релятивизму и скептицизму в отношении рационального познания. "Объективность становится рекламной вывеской над входом в самые различные и даже противоположные по содержанию "концептуальные схемы" и "понятийные каркасы"" (В. Н. Порус). В этой связи особенную актуальность приобретает проблема отсутствия "рациональных оснований" рациональности. Клиффорд Гирц в своей работе ««Насыщенное описание» в поисках интерпретативной теории культуры» приводит любопытную притчу об одном англичанине, который допытывался у индуса, на чем стоит мир.1 Ему ответили,что мир покоится на спине слона, который стоит на черепахе. Англичанин спросил на чем же стоит черепаха? На другой черепахе, а та - на следующей и т.д. Гирц приводит эту притчу для иллюстрации положения дел в культурологии, но и современная эпистемология в этом смысле не является исключением, Данная работа в целом содержит попытку отказаться от «подсчета черепах» и обратиться к объективным основаниям рационального познания.

Таким образом, предметом данного исследования является проблема поиска объективных оснований выделенных "интерпретативных схем", механизма их становления и функционирования в системе рационального познания.

Степень разработанности проблемы. Тема рациональности и рационального познания, которая находится в центре данного исследования, уже на рубеже ХЕК - XX столетий активно обсуждалась такими мысШтелями как Г. Ршшрт, Э. Касеирер, Э. Гуеерль, М. Вебер, М. Хайдеггер и др2. Интерес к этой теме во многом был связан с проблемой рациональности, т.е. с наличием различных "стандартов рациональности" в сферах "наук о природе" и "наук о духе". Специфика современного обсуждения вопроса о рациональности и ее

1 Гирц К. «Насыщенное описание» в поисках интерпретативной теории культуры./Антология исследований культуры. Санкт-Петербург, 1997. С Л 71-201.

2 Вебер М. Избранные произведениям., 1990; Гуссерль Э. Философия как строгая наука. Новочеркасск. 1994; Кассирер Э Избранное»Опыт о человеке. М -.1998; Риккерт Г, Науки о природе и науки о культуре, М-,1998. границах заключается в том, что оно сместилось в сферу собственно методологии и философии науки (П. П. Гайденко) . Это в первую очередь связано с той Ситуацией, которая сложилась в науке в XX столётйи. Обсуждение проблем рационального тштт в настоящее время ведется на фоне кризиса научной рациональности. Тот "модус" или "угол зрения", под которым тема рациональности рассматривается в данной работе, обусловлен прежде всего кризисным состоянием современной науки. Поэтому автор анализирует обширный фактический материал, который, хотя и не является предметом самостоятельного исследования, но позволяет "предметно" говорить об общенаучном характере поднимаемых проблем.

Проблема элементарности в "онтологическом" плане (Белянкина Н. Г., Пивоваров Д. В ) в той или иной степени проявляется в физике,, биологии, математике, в "науках о духе" (социологии, психологии).

Раньше всего кризис элементаризма сказался в сфере социогуманитарного знания. Здесь можно упомянуть неудачные попытки Джеймса Милля построить концепцию "ментальной механики" и Дж. С. Милля - "ментальной химии" в психологии. Дальнейшее развитие психологических теорий (гештальт-теория, концепция Выготского, идеи Фрейда и Юнга)1 сопровождается отказом от элементаристского подхода к психике. Подобное положение дел складывается и в социологии. В работе подробно рассматривается критика русским философом С. Л. Франком идей "социального атомизма", а также приводятся примеры социологических теорий, использующих альтернативную элементариетекой концепцию "части - целого" (Мид,- Кули и др.)2 ,

В физике элементарных частиц эта проблематика исследуется в работах

1 Выготский Л.С. Собрание сочинений. В 6 т. М.,1982; Фрейд 3. «Я» и «Оно». Труды разных лет. В 2-х кн. Тбилиси, 1991.

2 Франк С.Л. Духовные основы общества: введение в социальную философию / В кн.Русское зарубежье Л. .199] ; Кули Ч. Социальная самость / В кн. Американская социологическая мысль М ,1994; Кули Ч. Первичные группы / В кн. Американская социологическая мысль М ,1994 ; Мид Дж.Аз и Я 1 В кн. Американская социологическая мысль М.,1994; Мид Дж. Интернализироанные другие и самость / В кн. Американская социологическая мысль М.,1994.

Береетецкого В. Б., Маркова М. А., Омельяновекого М. 3., Гейзенберга В., Чу Дж., Братаева Г., Бома Д. И др1 . Авторы дают развернутую критику традШдаШШх понятий "состав" Н "сдстдЖ 113" по дШШенмю К фМзиКб микромира, ЁЫ-ДЁйгашт вдш иного шшшшш "структурности'' элементарных частиц. Практически все вышеперечисленные работы демонстрируют переход к иной концепции 'Части - целого". По словам М. А. Маркова : "Идея, что "Все" состоит из "Всего" стала чуть ли не тривиальностью".

В основном, именно эти две сферы научного знания находятся в центре внимания автора, однако, ограниченность элементаристекого подхода проявляется и в биологии (Г. Дриш, А Г. Гурвич, Р. Гольдшмидт, П. К Шмальгаузен и др.), и в математике ("парадоксы теории множеств" - см., напр , И. 3. Цехмистро), и в химии ("теневая система" В. В. Орлова)2.

Все эти исследования проблема®®®; евязашюй с элемеитариетешм подходом к миру, в плане "онтологическом" важны для целей данной работы постольку, поскольку они формируют то "проблемное поле", в котором проблема может быть поставлена в "методологическом плане". Общенаучный характер проблемы элементарности заставляет ставить вопрос об эпистемологическом статусе элементаризма. В отечественной литературе йлсмепгарвйм, 1йак прШило, рагссматрц&^тся в ^айсютвё общенаучЕШГо методолопгтеского принципа. Подобное понимание мо>кно видеть в работах Степанова Н. Й., Чудинова б. А., Бедяшшной Н. Г. и Пивоварова Д. В3.

1 Берестетский В.Б. Динамические симметрии сильно взаимодействующих частиц // Успехи физических наук, 1965.Т. 85. Вып.З; Марков М.А. О природе материи М.,1976; Омельяновский М.Э. Диалектика s современной физике М.,1973; Степанов Н.И. Концепции элементарности в научном познании. М.,1976; Гейзенберг В. Физика и философия. М.Д963; Гейзенберг В. Шаги за горизонт. М.Д987.; Чу Дж. Кризис концепции элементарности в физике. // В кн. Будущее науки,вып.2. 1968; Гелл-Манн М.,Розенфелъд Ä.,4y Дж. Сильно взаимодействующие частицы // Успехи физ. Наук. 1964. Т.83,вып 4; Братоев Г. Ученито за елементарните чзетйцй й иййой фйй0&>ф<жй вЬйрб&Л: // Шйб в'рёМё, год XLI, йг 2. Софйя, 1965.

2 Карпинская P.C. Природа: биологии и философия биологии // Природа биологического познания М.,1991. <6.5-20.; Гурвич А.Г. Йзбраннвые труда М. Д977 ; Васильева i.C.,Орлов В В. Химическая форма материи. Пермь,1983 ; Цехмистро И.З. Диалектика множественного и единого. М.,1972

3 Чудийов В.А. АпзшШЖч&ййЖнцЖ^й в шВргаШшом «лйлшйнШяи М., 1986; БёЖнКяна Н.Г., Пивоваров Д.В. Образ элементарного объекта и элементарисгский подход. Свердловск, 1991

Bv А, Чудинов, который определяет атомистику в качестве "совокупности яравда даедедеванйя объекта'^ еевдеташше^ этмтщтт* е идаударними сегодня понятиями "парадигма" у Куна и "исследовательская программа" у Лакатоса. Автор приходит к вьшоду. что эяементаристский подход к миру имеет более общий, "надпарадигмальный" характер. Сопоставляя атомистику с понятием "картины мира", В. А. Чудинов отмечает, что атомизм "растворен" в тучной картине мира« является ее "важнейшим элементом".

Как "самостоятельный методологический подход" элементаризм анализируется и в работе Н. Г. Белянкиной и Д. В, Пивоварова, Понятие "подход", взятое в методологическом значении, рассматривается им как "принципиальная методологическая ориентация исследования". Элементаристский подход с этих позиций является общенаучной схемой действия, эмпирического выделения простейшего в рамках целостной системы субстрата, теоретического объяснения на основе знания об этом субстрате коллективного поведения элементов системы.

С то*шн зрёнйй целдй данной работы, ШШённо зна^йка проблем выделенш объективны! оснований элейентар11Стского шдедда к миру. В той еще, как' он рассматривается в' упомянутых исследованиях, т.е. в .качестве' йри^мши^ш^дшд итупзет ти о&ЮВамия w природе йеелеДуемёго объекта: Являясь элементом научной картины мир% он выполняет лишь регулятивную, но не конституитивную функцию, представляет собой "программу изучения" объекта. Поэтому проблема элнментарности, которая возникает в различных сферах научного знания, рассматривается в связи со спецификой изучаемого объекта (психики, социума, элементарной частицы, биологического организма), а не как результат кризиса самого подхода "состоит из".

Вместе с тем. критика Поппером, Хэнсоном, Хессе и др. позитивистской доктрины "эмпирических терминов" показала, что знание не является отражением" объективной реальности, а обладает мнтерпретативным характером. Работы философов постпозитивистского направления в эпистемологии (Т, Куна, И, Лакатоса, Куайна, С Тулммна, X, Патнэма, Лаудана и др.)1 провозглашают отказ от идеи "объективной детерминации" процесса познания. Объект не содержит в себе самом, в своей природе законов или принципов своей же интерпретации. Это позволяет автору определить элементаристский подход к миру как "способ интерпретации" или "интерпретативную схему", которая выполняет функцию смыслообразования в науке.

Однако, эти выводы постпозитивистов не решают проблемы поиска объективных оснований "интерпретативных схем". "Если интерпретировать выбор между этими "схемами" как произвольный, волевой акт субъекта, это дает аргументы критикам науки, усматривающим в науке.убежище и опорную базу утонченного субъективизма и скептицизма" (В. Н. Пору с). В этой связи формирование "схем" или "моделей" интерпретации действительности целесообразно рассматривать как функцию культуры, т.е. с позиций социокультурного подхода, который был предложен еще Максом Вебером.

В настоящее время социокультурный подход к анализу научного знания развивается в рамках концепций ценностной детерминации рационального позйания. Наиболее Шхщййг резонанс такой подход получил в отечественной Здесь ШЖно назвать ргаботМ КоеаревШ Л. М., МЕйеехйШйй Л. А., Стенина В. €., Ивина А. А. и др2 . В этих работах делается попытка учесть надшщшидуальный характер процесса ттжтж, итфйубъекпшйЛе детерминанты научной деятельности. Вместе с тем, концепции ценностной детерминации намного знания апеллируют к "ментальности" познающего

1 Куайн В. Онтологическая относительность / В кн. Современная философия науки М.,1996; Кун Т. Структура научных революций М.,1975 ; Лакатос И. История науки и ее рациональные реконстукции / В кн. Структура и развитие науки. М., 1996, Лакатос И. Бесконечный регресс и основания математики / в кн. Современная философия науки. М,1996 ; Лаудан Л. Наука и ценности / В кн. Современная философия науки М.,1996.

2 Йвин А; А. Ценности и понимание / Вопросы философии. № 8,1987 С. 31; Исторические типы рациональности. В 2-х Т.,М., 1995; Косарева Л.М. Социокультурный генезис науки Нового времени. М,1989

Субъекта, к определённому "типу мышления"*, ориентированному на "научное" мировосприятие, ТаШй образом-, взаимодействие и надиндивидуальных структур в познании здесь подменяется "культурногенетической" обусловленностью знания. Интересная попытка рассмотреть "науку как культуру" (М. Мамардашвили) была предпринята Мишелем Фуко1. Фуко рассматривает совокупности "дискурсивных правил" или "правил формации",которые формируют объекты познания и распределяют их в пространстве определенной концептуальной "сетки". Способ концептуализации действительности, который задается "правшами формации", имеет надиндивидуалъный характер, "навязывается в соответствии с неким ввдом анонимной единообразное™ всем индивидуумам, которые пытаются говорить в этом дискурсивном поле".

Существенно расширить возможности социокультурного подхода, на наш взгляд, может концепция "социальной памяти", сформулированная М. А. Розовым на основе идей Тарда, Лефевра и Поршнева2 . Согласно этой концепции, совокупности "дискурсивных правил" функционируют в системе социальной памяти на уровне постоянно воспроизводимых "образцов живой деятельности".

МётойолОгйчсекан основа рШш. Методологической 'ошойой данного шеледоййгй ягвляется предлджёйшй М. Вебером хюй^й^льтурййй йодад ic анализу на^йшго знаний. В этой связи значительное место s работе занийак>т "артсеалотческш! анализ" знания Мишеля Фуко а также концепция "со1щалмюй шйяти" М. А. Розова. Опираясь на эти и другие идеи, шт&р рассматривает яозшния ъ позиций- «зйимо^йетвйя индивидуальных и иадиндйвидуштьных структур,

1 Фуко М. Слова и вещи. М.Д977; Фуко М. Археология знания. Киев,1996

2 Лефевр В.А. Конфликтующие структуры. М.,1973; Поршнев Б.Ф. О начале человеческой истории. М.,1974; Розов М.А. Проблемы эмпирического анализа научных знаний. Новосибирск, 1977.; Розов М.А. Пути научных открытий / Вопросы философии. № 8,1984 ; Розов М.А. Значение и механизмы социальной памяти. / На пути к теории научного познания М., 1984 ; Розов М. А. Рефлексия и феноменологическое описание деятельности

Цели и задачи исследования. Цель диссертационной работы состоит в том; чтобы вмжвжъ мшажзмы егашйяшшя « фу1шдашшр0вшнш в системе" рационального познания императивных смыслообразующих структур: интерттретативных схем "состоит из" и "все во всем".

В соответствии с этой целью в работе выдвигаются следующие задачи:

- определить эпистемологический статус кризисной ситуации, сложившейся в системе научной рациональности в связи с

Г X недостаточностью элементаристского подхода к анализу действительности;

- выявить объективные основания формирования и функционирования в системе рационального познания различных способов интерпретации мира в качестве смыслообразующих структур;

- на конкретном историческом материале рассмотреть становление и развитие интерпретативпых схем рационального познания в различных культурных традициях.

Научная новизна диссертационного исследования:

- по-новому расематрены когнитивные механизмы рационального познания, вводится понятие "интерпретативной схемы", которая конституирует определенную картину мира и задает концептуальный аппарат, т.е. представляет собой "механизм смыслообразования" в науке;

- показана связь кризисной ситуации, сложившейся в системе научной рациональности с кризисом соответствующей "модели интерпретации" ("состоит из"), рассматривается возможность альтернативной "схемы" ("все во всем");

- проанализировано формирование в западноевропейской культурной традиции двух "интерпретативных схем" ("состоит из" и "все во всем") с позиций социокультурного подхода, а именно, в связи с функционированием социальной памяти;

- показана специфика формирования модели интерпретации мира "все во веем" в русской культуре;

- продемонстрирован существенно иной подход к традиционной проблеме рациональности, показан« неприменимость элементариетекей модели интерпретации в сфере ешрюгуммйягаршг© шшй в связи с неоперациональностью "духа" и "личности"

Защищаемые положении,

1. Концептуализация действительности в процессе рационального познания осуществляется в рамках определенной "схемы" или "модели" интерпретации. Эта "интерпретативная схема", в отличие от "методологических принципов", выполняет не только регулятивную функцию, но и конституирует соответствующую "картин}7 мира" и категориальный аппарат. Иначе говоря, выделенные "модели интерпретации" представляют собой "механизм смьтслообразования" в рациональном познании.

2. Исторически сформировались две "интерттретативные схемы" рационального познания: "состоит из" и "все во всем". Первая (злембнтарйзм) основана на исдолБзованшг в качестве 'объяснительных схем" алгоритмов предметной деятельности с материалом ("делания" вещи). Вторая (монадность) связана с концептуализацией действительности "по образцу" личностного общения.

3. Элементаристская модель интерпретации мира явилась интегратнвной характеристикой западноевропейской культурной традиции, ориентированной "на материал'5. Альтернативная интерпретативмая схема "все во всем" в культурном поле Западной Европы (Платон, неоплатоники^ Кузашжий^ Лейбниц и др.) испытывает ограничивающее влияние "субстратно-соетавмого" шдхвда к миру. -В русской культур% напротив, доминирует интерпретация мира по образцу личностного общения. Отсюда - национальная идея "соборности", которая является основой концептуализации действительности в русской философии всеединства,

4. Проблема рациональности, которая выражается в дихотомии естественнонаучного и социогуманигарного знания, связана с тем, что элементаристская модель интерпретации, жестко ориентированная на "материал", "не работает" в сфере социального и психического. Феномен социального взаимодействия, общения невозможно представить в алгоритмической форме (как предметную деятельность) и фиксировать в качестве "операционального свойства" индивида (как "материала").

Структура работы. Работа состоит из введения, трех глав и заключения. Глава I, включающая два параграфа, посвящена выделению предмета исследования, изложению методологии подхода к реализации задач исследования и в целом представляет собой развернутое обоснование необходимости рассмотрения рационального познания с позиций сущешовшшг различных' «схем» шит «моделей» интерпретаций как смьгслообразующих структур.

В главе П, содержащей три параграфа, исследуются механизмы формирования и функционирования этих «интгерпретативных схем»,на примере конкретного истерического материала прослеживается становление в традиции зшаднееврвнейекой рациенальшеш двух еттбвв ишернретацми мира.

Глава Ж, которая включает два параграфа, содержит попытку проанализировать с позиций предложенною подхода специфику русской религиозной философии, а также рассмотреть перспективы альтернативной элементаризму интерпретативной схемы «все во всем» в науке.

В заключении подводятся итоги проведенного исследования, намечаются перспективы предложенного подхода.

Глава Шнтерпретативные схемы рационального познания.

Крах позитивистской доктрины дескриптивной науки, который, безусловно, явился самым значительным событием в философии науки XX столетия, самым наглядным образом продемонстрировал, что не существует такой вещи, как «чисто научные» проблемы. Несостоятельность попыток построить науку, свободную от «метафизики» (а, фактически, от общефилософских проблем), стала особенно очевидной на фоне той кризисной ситуации, которую на сегодняшний день отмечают в науке большинство исследователей. Оказалось, что ряд «научных» проблем невозможно разрешить «чисто научными» средствами. Такова, в частности, современная ситуация в физике микромира, где, несмотря на огромный эмпирический материал, не удается построить сколько-нибудь «внятную» теорию. Подобное положение дел приводит к тому, что физик уже не может быть только физиком. «Физики вынуждены философствовать, - пишет М.А.Марков, - ибо для современной физики особо характерно, что ее нельзя излагать, не затрагивая глубокие вопросы теории познания.»1. И в этом отношении физика элементарных частиц вовсе не является каким-то исключением. Та проблематика, которая поднимается в данной работе, в равной мере (хотя, может быть, и не в такой явной форме) характерна для биологии, математики, «наук о духе» и т.п. Ситуация, сложившаяся в современной науке, такова, что уже нельзя сослаться на «недостаточность» наших знаний о мире, необходима ревизия наиболее общих схем и подходов к анализу действительности.

§1. Проблема элементарности в науках о природе и науках о духе.

Специфика современного обсуждения темы рациональности и рационального познания заключается в том, что, начиная с середины XX столетия, оно ведется на фоне острого научного кризиса. Поэтому имеет смысл начать данное исследование с констатации той конкретной проблематики,

1 Марков М.А. О природе материи. М., 1976. С. 6. и которая характеризует современное состояние науки. Основное внимание при этом будет уделяться физике элементарных частиц и социогуманитарному знанию как наиболее проблемным сферам тарной ргщонштьностй: Хотшюсь бы отметить, что конкретные трудности той или иной наутсй не являются темой бб^ргдшйй, чем обйсняётся некоторая поверхностность их анализа. Нам необходимо лишь очертить то проблемной поле, которое позволило бы предметно говорить о проблемах рационального познания в целом. Трудности, возникающие на пути обобщения эмпирического материала вг фшике элементарных чаетщ, непосредственно связаны е невозможностью дальнейшей эшрйщ- йршшег& рещедюшсгешге тщтт, жшшо шторому в качестве обменш-ежшй ехшы объекта вштуиааг ем шрр^даьгй сшшвг и к ммрш^^' тёрш? ту оя|гёделенн©сть значения, которой ониобладалйв классрдаскойнауке.

ДШствйтёльно, опыты Хофштадтера показали, что элементарная частица обладает определенной структурой, т.е. по сути дела не является «элементарной» в полном смысле этого слова. Поэтому напрашивается вывод, что эти частицы не являются неделимыми, т.е., что путем увеличения энергии столкновения частиц можно будет их расщепить на какие-то более фундаментальные единицы. Это вполне соответствовало бы принципу неисчерпаемости материи, согласно которому существуют лишь «относительные» атомы. Эта задача в скором времени была реализована, однако бказшюсь, что расщепляя элемент арную чЖтЩу, мы не можем выйти к другому уроеш брттж-щж шщш «Когда егашшаште* две злештраые чттщл с чрезвычайно высокой энергией, они, как правило, действительно распадаются на «кусочки», иногда даже на много «кусочков», однако эти «кусочки» оказываются не меньше распавшихся на них частиц. Независима от имеющейся в наличии энергии (лишь бы она была достаточно высока) в результате подобного столкновения всегда возникают частицы давно уже известного вида.»1

Таким образом, современная физика высоких энергий пришла £ вшоду; что элшШгеарйЫе частицы являются сложными, но не составными, т.е. при наличии определенной структурности чаетацы невозможно выделить ее элементарный состав. Учитывая, что эти частицы рождаются из столкновения себе подобных, Гейзенберг выразил существующую ситуацию при помощи парадокса: «каждая частица состоит из всех других частиц».

Большинство современных гипотез, при помощи которых ученые пытаются ййёрпрШ|рвать экшерймШтадьные данные, полученные в области физики злшШарШх чешйц, трбуш т&т, ттт ттжшш шршмш <шш>» и «целое», «состав» и «структура», Таковы5 например; и концепция унитарной симметрии Гейзевберга, и концепция виртуальной структуры*, ш бутстрап -теория. Все эти идеи требуют пересмотра традиционного атомистического (или элементаристского) подхода, эксплуатирующего демокритовский принцип «состоит из.». Практически все исследователи проблем, возникающих в физике элементарных частиц, указывают на невозможность использования в этой области науки прежней концепции «целого - части». Об этом было много сказано как в зарубежной (например, Гейзенберг, Йенсен и др.), так и в отечественной (Омельяновский М.Э., Марков М.А., Берестецкий В.Б., Братоев Г. и др.) литературе. В связи с этим целесообразно рассмотреть категориальную «сетку» элементаризма.

Безусловно, исходными понятиями в данном случае являются Мтёгорйальныё пары «часть - Целое» й «элемент - система». Различение этих категорий можно найти уже у Аристотеля, который собственно и вводит понятие «элемента» в значении близком к современному. «Элементом называется первооснова вещи, из которой она слагается и которая по виду не

1 Гейзенберг В. Шаги за горизонт, М., 1987,. С. 117. делима на другие виды.»1 Иначе говоря, элемент - это «атом» (как «неделимый») в плане своей качественной определенности: Элемент может быть частью и может «шеть» шсш, т.е. может делится, от пробегом делшшг элемента будет более мелкая часть того же вида (часть воды - вода, часть земли -земля и т.д.). В отечественной литературе неоднократно проводились подобные ж дефиниции. «Часть, как таковая, имеет смысл только по отношению к целому, она несет на еебе черты его качественной определенности и ню существует самостоятельна. В отличие от части, элемент является определенным компонентом любой системы, относительным пртделом ее дШШШтй, озШчШЩШ шреход к Шеду1ШцШу, ОТШШ более низко-Ш е^ШШацйй у|ШШ рШйтйя мётёрии, и, Ш ШШШШШ кеиётеш всегда будет объектом ишго качества,»2 Первое шотношение -эд^дщнтно - генетическое, горшонтальнае; Само определение сишш 6 качестве комплекса взаимодействующих элементов3 подчеркивает «аддитивно координаштнный» характер категориальной пар:»! «элемент - система». Иначе говоря, соотношение «элемент - система» представляет собой некоторую спецификацию категорий «части и целого», так сказать, «приспособленную» к нуждам элементаристского подхода. Категориальная пара «элемент - система» как бы заранее задается принципом «составности». Дихотомия «целого» и «части» дает большую степень свободы. Так, например, в древнегреческой философии, в средневековой теологии, в философии Возрождения «целое» чаще определялось как «единое во многом», что существенно отличается от современного понятия «системы» как комплекса элементов. В данном случае следует оИаситься с А.ВТяглб, который, адШазируя динамику основных категорий элементарйзма, приходит к выводу, ^то понятия «элемент» и «система» становятся в рамках аналитического лшшленШ Нового времени. При

1 Аристотель. Соч. в 4-х т. М., 1976. т.1, С. 148.

2 ЗелькиггаО.С Еатег<>рия<<етруктура» всистемё категорий диалектики/ Совре>ленпыепроблемы материалистической диалектики. М., 1971. С. 166.

3 Аверьянов А.Н. СйстШШе пшнаШе мйра. М.Д9§5. С. 43. этом «по-прежнему часто используются термины «часть - целое», но, как правило, в них вкладывается редукционистское содержание, искажающее их классический смысл. Наряду с этим формируются и новые, более полно отвечающие идеалам аналитического мышления категориальные средства. Это прежде всего понятия «элемент - система».»1

Ситуация, сложившаяся в настоящее время в науке, в частности, в физике высоких энергий, требует пересмотра именно редукционистского варианта соотношения «часть - целое» .

В связи с этим имеет смысл обратиться собственно к категориям «часть» и «целое», Шторыё в отлйчШ 0т йшШшй ШшМёШг» й «система» не Шюаны Ш&ЕШУ с И ^ШШГЙргоМОМ, й Дёй)^аШТ разночтения».

В трактовка соотноШМя шштйй «ча^тй» ш «целого» оШчно выдемют две крайнею позиттии: меризм (злементаршм) и холизм. Абсолготизация ршт частей (меризм) или целого (холизм) приводит к так называемым «антиномиям целостности». В литературе их принято рассматривать в виде положений и противоположений.2 Все эти «антиномии» сводятся к признанию «решающего значения» частей (целое есть сумма своих частей), либо целого (целое больше суммы частей).

Существование этих полярных позиций обусловлено, на наш взгляд, сущностной противоположностью понятий «часть» и «целое», которые являются противопоставленными, что называется, «по определению». В отличие от категориальной пары «элемент - система» понятия «часть» и «целое» являются разноуровневыми. На это указывал еще Аристотель,различая категории «часть» и «целое» «в действительности» и «в возможности», т.е. актуально и потенциально. При этом, если «части» существуют «в действительности», то «целое» может существовать только потенциально, т.е. «в возможности». И

1 Тягло A.B. Становление научной концепции целостности. Харьков, 1989. С. 65.

2 Клауберг Юдин Становление и сущность системного подхода. М., 1973. С.124. наоборот, существование «целого в действительности» предполагает «части» лишь «в возможности». Говоря другими словами, эти понятия противопоставлены по смыслу как в холистских, так и в элементаристских концепциях. Это связано с тем, что и те и другие понимают категории «часть» и «целое» приблизительно в том же смысле, какой вкладывал в них Аристотель. Аристотель определяет понятие «целое» как «то, у чего не отсутствует ни одна из тех частей, состоя из которых оно именуется целым от природы, а также то, что так объемлет объемлемые вещи, что последние образуют нечто одно».1 «Часть» же пдшшаётся им как то, <<па что Делится целое или из чего дно состШйг», Й в этом сММсле йрбшВбстбжг «цШШ^». Нначё гбвбрй, Мы Ш МожШ выдаигь в обьжш одншршшш и цшюстшшъ и шшкшгь, гошшьку выделяя «частиц юы тем шык ршрупгаш аддостшетъ». И, наоборот, когда мы обращаемся к «голому», части «сливаются», т.е. становятся <^различстмтами». Еелй' элсментаризм «не видит за дсрсвг,ятт леса», то хЪяисты, напротив, не могут «разглядеть» за «целыми» «частей».

По сути, в данном случае речь вдет о давней проблеме «еоетавноети» и «составимости» объекта, т.е. о том, сохраняются ли «части» при объединении их в «целом».

В этой связи мы должны обратиться еще к одной категории - к понятию «состава». В литературе отмечается, что понятие «состав» конкретизирует либо замещает в естественнонаучном языке категории «содержание», «субстрат», «материальный носитель», «субстанция» и т.п. Нетрудно показать, что все эти смысловые содержания понятия «состав» производим от древнегреческого «архэ» - субстратной первоосновы мира. В другой части работы мы также покажем, что становление рационального мышления в античности самым непосредственным образом было связано с поиском универсального материала, из которого «сДёлано» всё ёуЩёё. Такой у1швёрсМЬньш субстрат был

1 Аристотель. Соч. в 4-х т.,М., 1975. Т.1, С. 174-175. предложен древнегреческой атомистикой Левкипа и Демокрита, поэтому понятие «состав» изначально несет смысловую нагрузку материала или субстрата. Однако, материал присутствует в изготовленной вещи, так сказать, в «несобственном» смысле, т.е. в некотором «переработанном » виде. Так, например, Гераклит, полагавший в качестве такого материала огонь, говорил: «Смерть земли - рождение воды, смерть воды - рождение воздуха, смерть воздуха - рождение огня, и обратно.»1 Иначе говоря, материал «умирает» или «исчезает» в «готовой» вещи. Эта же проблема возникает и в средневековой схоластике, где мы 1Шодим множество споров о том, сохршшбтся ли «составные» формы в «целом» или же фасШоряЮтся» в общей для них форме. Такш образом, вопрос шадмгш к тому, «шшжг» ж тело ш того, ж чего ш© было составлено йлй ш таг ош йожет быть разложено?

Концепции целостности настаивают на том, что «составимость» объекта из элементов еще не предполагает его «составностт.» из этих же элементов. Элементаристы, постулируя «состав» и «составность» объекта, приходят к другой проблеме, которую, в частности, многие исследователи находят еще у Демокрита. В самом деле, твердость и неделимость демокриговеких «атомов» порождают проблему их несочетаемости в «целое», поэтому речь может идти лишь о «максимально близком касании». По словам В.А.Чудинова, демокритовские «тельца», помимо того что они являются «атомами», т.е. неделимыми, должны быть еще и «асинтами», т.е. несочетаемыми.2 Понятие «асинта», хотя и в «относительном» смысле, непременно сопутствует элементаристекому пониманию «части - целого», поскольку иначе понятие «состав» теряет свой смысл, т.е. вместо «составности» мы придем к «составимости». Однако, такое решение вопроса опять гаки приводит к учету только одного полюса дихотомии «целого - части», т.е. в данном случае мы не

1 Антология мировой философии в 4-х т, М., 1969. Т. 1 ,,С.275. Чудипов В.А. Атомистические концепции в современном естествознании. Методологический анализ. М., 1986. С. 125. учитываем целостность «объекта», поскольку его «части» являются «асинтами».

Эта проблема, котора в свое время обсуждалась не только в философии, но и в химии1, с новой силой возрождается в физике элементарных частиц. Поскольку элементарная частица может распадаться на такие «части», из которых она «состоять» не может (в том случае, когда дефект масс велик), В.Б. Бсрсстецкий предложил говорить о такой частице, что она не «состоит» из продуктов распада, но «составнма» из них.2 Так возникает гипотеза «виртуальной структуры» элементарной частицы. В том случае, когда масса частЩы меньше суммарной массы продуктов её распада, имеет смысл прёдполошйъ, что одни элеМёнтарШе' частЩы могут вхбдйть в «состав» других ш в реальном, классическом понимании этого слова, а в виртуальном состоянии, «потенциально». В данном случае следует отметить принципиальную новизну подхода. Понятие «составимо», которое здесь ртСпользуется совершенно не тождественно холистской трактовке «исчезаемости» элементов в целом, но скорее предполагает принципиально новую концепцию «целого - части».

Концепции целостности основаны на холистском тезисе: «целое больше суммы своих частей.» При этом даже не столь важно, входит ли пресловутый «фактор целостности» в эту формулу как «слагаемое» (за что чаще всего критикуется холизм), или в качестве «множителя» (как утверждал Смэтс).3 В любом случае «целое» есть объединение «частей», т.е. «части» входят в «целое».

Таким образом, обе эти крайние позиции (холизм и меризм) в трактовке «части» и «целого» не в состоянии устранить «разрыв» между этими понятиями. Иначе говоря, объяснительные ресурсы как холизма, так и меризма недостаточны для того, чтобы охватить и «часть» и «целое» одновременно, т.е. в их взаимосвязи.

1 Добротин Р.Б. Химическая форма движения материи. Л., 1967. С. 13-15. Берестецкий В.Б. Дииамические симметрии сильно взаимодействующих частиц / Успехи физических наук, 1965. т.85, вып. 3.

3 §йнЖ7. ВоШт а»1 еУоШоп, К.У., 1926'.

Попытки найти взаимосвязь «части» и «целого», преодолеть «антиномии целостности» делались в рамках системного подхода посредством смещения акцента с «состава» на «структуру» объекта. Несводимость «целого» к сумме его «частей» в данном случае объясняется тем, что целостность характеризуется новым по отношению к частям качеством, которое возникает в результате их (частей) взаимодействия в определенной системе связей. Таким образом, специфика системного подхода заключается в том, что на первый план выходит понятие связи частей в целом. Исходя из этого, исследование системного объекта не сводится к шалйзу состшшшоЩих его элементов, ид «имеет своей целью Выявление механизма ШШ, Т.е. фршщоШфбйания й рШшттая объекта в его внутренних и внешних харшернстиках.»1 таким образом, мъг приходам еще к одному понятию; которое характеризует соврешнныё представления «части» и «целого», - к понятию «структуры». Применительно к физике элементарных частиц эта категория играет ключевую роль, Вопрос о взаимосвязи понятий «структурности» и «еоетавноети» обсуждается в большинстве работ, посвященных исследованию ситуации, сложившейся в физике высоких энергий. Основное направление такого обсуждения сводится к попыткам понять «структурность» элементарной частицы вне связи с ее «составом». «При такой ситуации стало необходимостью исследовать традиционное содержание категории «структура» и выяснить, нельзя ли изменить его объем и расширить до такой степени, чтобы иметь право использовать его по отношению к несоставным материальным образованиям.»^ Исследование объема понятия «структура» и соотношения «структурности» и «еоетавноети» объекта было предпринято Н.И. Степановым, который, анализируя три группы определений данной категории, делает вывод, что противопоставление понятий «структура» и «состав» неправомерно в принципе.

Блауберг И.В. Юдин Э.Г. Становление и сущность системного подхода. М., 1973. С. 169. * Братоев Г. У чепието за елементарпите частици и някои философски вопросы / Ново време, год ХЬ1, кн. 2. София, 1965. С. 80.

В силу неразрывной связи состава и структуры кажется принципиально недопустимым говорить о структуре материального объекта, к которому неприменимо понятие «состоять».»5 К такому выводу можно присоединиться, однако, как отмечает и сам Н.И. Степанов, это не решает проблем, которые возникают в физике элементарных частиц. Па наш взгляд, неприменимость категории «структура» к бессоставным объектам объясняется тем, что в рамках системного подхода это понятие изначально вводится при базовом допущении элементарного строения объекта, т.е. в пространстве, очерченном катёгорйаЛьйбй парой «элемент -система». Поэтому всё определения, прёдаагаёмыё ршашеиш шторами (Кузнецов И.В., Мелюхшш С.Т., СвЁщерский В.И., Воскобойникава А.Э. и др.) так или иначе апеллируют к ШйШ&м «сйстша», <шёшнт», «состав», Йнбё ШййШййё «структуры» неразрывно связано с отказом от элементаристских предпосылок, как вттроче&г й от хоЖстского толкования этого термина в смысле близком к аристотелевской «энтелехии». Необходима отказаться от понимания «структуры» как «принципа, способа, закона связи элементов целого, системы отношений элементов в рамках данного целого.»2 Здесь мы опять-таки приходим к той проблеме, которая обсуждалась выше, т.е. к «разрывности» и «бессвязности» части и целого. Понятие «структура», которое вводится в рамках системного подхода, прежде всего направлено к фиксации внутренней связности элементов в системе, т.е. связи «частей» в «целом», но отнюдь не «части» с «целым». Иначе говоря, системный подход все же детерминирован прежней элементаристской трактовкой «части - целого».

Между тем, как отмечает В.Гейзенберг, в физике высоких энергий «существует необходимость отойти от некоторых фундаментальных понятий прежней физики. Как в теории относител ьности пришлось пожертвовать старым понятием одновременности, а в квантовой механике - понятием электронных

1 Степанов Н.И. Концепции элементарности в научном познании. М., 1976. С. 100.

2 Свидерсккй В.Й. некоторые вопросы диалектики изменения и развитая. М., 1965. С. 135. орбит, так и в физике частиц надо пожертвовать понятием деления и понятием «состоит из».»1 Именно принцип «состоит из.» задает концепцию «части -кусочка», которая совершенно не применима в сфере физики элементарных частиц. Элементарная частица в этом смысле уже не может быть представлена в качестве «системы», поскольку является действительно «неделимой» в качественном отношении, хотя и допускает свое дробление на «части». Однако, как известно, понятие «часть» имеет смысл только в отношении к некоторому «целому», качественно определяется «целым». Возникает вопрос - что в данном случае может быть таким «целым»? Расщепление одних элементарных частиц на другие приводит к парадоксу «часть больше целого».2

Складывается впечатление, что каждая частица участвует в образовании всех других частиц, которые, в свою очередь, порождают и ее саму. Возникает идея «коллективной элементарности», согласно которой отдельная частица является лишь «индивидуализацией» всей совокупности остальных. Это подтверждается, например, эффектом взаимопревращаемости частиц. Подобная концепция, которая получила название бутстрап - теории, развивается, в частности, в работах Дж. Чу1 и др. Бутстрап - теория, как и упоминавшаяся выше концепция «виртуальной структуры» элементарной частицы используют «нетрадиционное», т.е. неэлементаристское, понимание «целого» и «части».

Альтернативная демокритовскому принципу «состоит из» концепция «части - целого» развивалась в идеях Платона, Кузанского, Лейбница и др. Согласно этой концепции «целое» неделимо «отражается» или «выражается» в каждой из своих «частей». Пользуясь современной терминологией, эту идею можно было бы назвать «принципом голограммы», а в истории философской мысли за ней закрепилось анаксагоровское выражение «все во всем». В данном случае, «целое» и «часть» оказываются сущностно связанными, взаимообусловленными, поскольку «часть» является «подобием» или

1 Гейзенберг В. Шаги за горизонт. М.,1987. С. 76.

2 Борн М. Физика в жизни моего поколения. М., 1963. С. 427. отражением» «целого». Здесь мы приходим к совершенно иному пониманию «структурности», которое в отличие от элементаристских определений, не нуждается в смежном понятии «состава».Развивавшие эту идею мыслители (Кузанский, Лейбниц и др.) в качестве иллюстративного примера, как правило, приводят ситуацию зеркального отражения. Если абстрагироваться от современного, т.е. физического понимания процессов зеркального отражения, рассматривая его, так сказать, на обыденном уровне, этот пример может пояснить, какого рода взаимоотношение «целого» и «части» здесь имеется ввиду. Рассмотрим «классический» пример, который приводит Лейбниц. Пусть имеется некоторе количество зеркал взаиморасположенных таким образом, чтобы обеспечивалось постоянное воспроизведение, трансляция отражений от зеркала к зеркалу. Таким образом, мы получим цепочку отражений некоторой совокупности предметов из различных положений или в различных ракурсах. Если отвлечься от отражаемых объектов (как у Лейбница - отражение без отражаемого), то можно заключить, что «целое» в данном случае не локализовано в чем-то «одном», но является «перспективно умноженным», продублированным в каждом из своих «образов - частей». Иначе говоря, нельзя представить эту совокупность отражений в виде агрегата или системы элементов.

Далее, рассматривая отражение нескольких предметов в зеркале, мы вполне можем определить их взаимное положение, количество, величину и т.д. Однако, значит ли это, что мы можем выделить «состав» зеркального отображения? Или, иначе говоря, «состоит» ли «картинка», которую мы наблюдаем из отдельных, «элементарных» отражений каждого из предметов? Очевидно, что отражение в зеркале представляет собою некоторую целостность, в которой нельзя выделить «части - кусочки», но которая однако определенным образом структурирована, т.е. обладает «структурой».

1 Чу Дж. Кризис концепции элементарности в физике./ В кн. : Будущее науки, вып. 2, М., 1968.

Предлагаемая концепция «целого - части», которая уже «работает» в рамках бутстрап - теории, на наш взгляд, могла бы найти и более широкое применение. До сих пор мы обсуждали эту идею применительно к ситуации, которая сложилась в физике элементарных частиц. Возникает вопрос -ограничиваются ли ее возможности только этой, весьма специфической областью естествознания, или же она может стать альтернативной элементаристскому подходу в самых различных сферах научного знания?

В этом смысле целесообразно обратиться к давней проблеме «двойного стандарта» рациональности в сфере «наук о природе» и «наук о духе». Если в естествознании использование принципа «состоит из.» до самого недавнего времени не встречало серьезных препятствий, то в сфере наук о духе все попытки построить сколь-нибудь связную теорию на основе элементаристского подхода изначально были обречены на провал.

На сегодняшний день большинство философов и науковедов отмечают крайне неудовлетворительное положение дел в сфере наук о духе, где до сих пор, несмотря на все усилия, не удается построить единую систему знания. Между тем, «прогресс любой науки - это развитие дисциплинарной системы знания. Там, где системы знания нет, прогресс не выражен. Пока единая парадигма не сложилась, науки как таковой нет, есть преднаука, дисциплина находится на донаучной стадии развития.»1 С чем же связан такой «неуспех» психологии, социологии и т.д. в построении единой системы знания? «Такое неудовлетворительное состояние дел, - пишет А.Щюц, - проистекает главным образом из того факта, что развитие современных общественных наук происходило в период, когда научная логика была связана в основном с логикой естественных наук. В ситуации, напоминающей монополистический империализм, методы последних часто объявлялись единственно научными, а специфические проблемы, с которыми сталкивались обществоведы в своей

1 Юревич А.В. «Онтологический круг» и структура психологического знания // Психол.журн. 1991. т. 13. №1, С. 6-14. работе, игнорировались.»1 Однако все попытки построить «технологию поведения»2 по образцу естественных наук не увенчались успехом. Редукционистский подход, который до самого недавнего времени лежал в основе естествознания, как оказалось, совершенно невозможно «экспортировать» в сферу наук о духе. Так, например, в психологии потерпели неудачу попытки Джеймса Милля построить концепцию «ментальной механики», основанной на сведении всех психических процессов к «атомам сознания» - ощущениям и идеям как «бледным копиям» ощущений. Не слишком удачной оказалась и концепция «ментальной химии» Дж. С. Милля.

В социологии элементаристский подход выражался в теориях «социального атомизма», пытавшихся свести общественное явление к, по сути, механистическому взаимодействию «атомов» - индивидов. Как указывал С.Л.Франк, все эти концепции ни на йоту не приближают нас к пониманию взаимодействия, общения индивидуального «Я» с «чужим сознанием».1 Все эти концепции основаны на убеждении, что субстратно - составным метод, прекрасно зарекомендовавший себя в естествознании, является универсальной объяснительной схемой познания.

Сложность определения человека и его духовного бытия посредством применения элементаристского метода субстратного анализа связана с тем, что мы очевидно не можем выделить какую-либо «структуру» духа или «состав» сознания. Мы не можем даже сделать сознание самостоятельным предметом анализа, поскольку оно не существует объектно, т.е. как нечто «отдельное». Бессмысленно, например, задавать вопрос о том как выглядит зеркало «само по себе», т.е. в отсутствие какого-либо отражения. И подобно тому как зеркало дано нам лишь посредством отражения некоторого предмета, точно таким же образом и сознание представлено лишь в актах восприятия и мышления.

1 Щюц А. Формирование понятия и теории в общественных науках / В кн. Американская социологическая мысль. М., 1994. С. 482.

2 Скиннер Б.Ф. Технология поведения / Там же, С. 45.

Поэтому возникает идея понимать человека как «чистое сознание» - субъект юсприятия. Такому подходу отвечает категория «субъект», которая, как травило, употребляется в паре с противостоящим ей понятием «объект».

Первоначально, например, у Аристотеля, этот термин употреблялся в начении индивидуальной сущности, субстанции. Однако, затем понятие :субъект» стало обозначать теоретико-познавательную сущность человеческого ознания, которая в этом смысле противопоставляется предмету познания, т.е. объекту». Иначе говоря, это понимание категории «субъект» чисто »ункционально, т.е. вводится через дихотомию познаваемого и познающего, 'огда мы говорим «субъект познания» или же «субъект» какой-либо другой еятельности, мы рассматриваем человека не в собственном смысле, но лишь рименительно к познанию или к этой деятельности. «Погружение в чистое эзерцание, превращение себя в чистый субъект познания связано всегда с счезновением живого индивидуального «Я».»2 Категория «субъект» есть всегда энятие «дополнительное» к другому термину - «объект». Иначе говоря, осматривая человеческую личность в качестве одной из составляющих шугомии «субъект - объект», все «содержание» этой личности мы сводим к •тражению» объекта в сознании.

Такое «функциональное» определение человеческой индивидуальности рез «отражения» в сознании спровоцировало волну гуманитарной критики.

Так Фридрих Ницше писал: «Объективный человек - орудие, драгоценный, гко портящийся, потускневший измерительный прибор и чудо-зеркало, торое следует беречь и почитать; но это. не цель, не исход и не восход, не лный человек.»3

Кроме того, понятие «субъект» в значительной мере сохраняет смысловое заик С.Л. Духовные основы общества: введение в социальную философию/ В кн. Русское зарубежье. Л., 1. С.293-295. эанк С.Л. Духовные основы общества: введение в социальную философию/ В кн. Русское зарубежье. Л.,

1, С.292 щше Ф. По ту сторону добра и зла. К генеалогии морали. Минск, 1992, С. 117 содержание «индивидуальной субстанции», «индивидуума», которое в него вкладывал еще Аристотель. Поэтому необходимо дополнительной категорией к понятию «субъект» является категория «индивидуум». Эти два понятия -«субъект» и «индивидуум» совместно определяют то видение человека, которое сложилось в западноевропейской философии Нового времени. Понятия «индивида» как неделимой далее частицы какого-то целого, «социального атома» и «субъекта» в качестве индивидуального познающего «Я» являются взаимодополняющими и находятся в русле элементаристского подхода «состоит из.» Т.е. в данном случае мы опять встречаемся с проблемой «целого - части».

Принципиально иное смысловое содержание несет в себе другая категория, которая во всей ее полноте раскрывается в русской религиозной философии -категория «личность». Русские философы (Франк, Бердяев и др.) указывали, что «личность» не может пониматься ни в качестве «части» какой-либо общности, ни как самозамкнутое «сознание», но только как «все в одном» или «многое в едином». Этот подход к описанию социальных явлений противопоставляется как сингуляризму, так и организму. Русскую идею «соборности» как единства во множестве мы подробно рассмотрим в другой части работы, однако, уже сейчас можно отметить, что здесь мы имеем дело с той самой концепцией взаимодополнительности «части» и «целого», о которой говорили выше.

Очевидная бесплодность элементаризма в сфере наук о духе заставляет ставить вопрос об альтернативной концепции «целого - части», которой в частности, может стать обсуждаемая здесь идея организующего принципа «все во всем».

Таким образом, предыдущее обсуждение было направлено на то, чтобы очертить границы применимости элементаристского принципа «состоит из.», который, начиная с эпохи Нового времени и по сей день, занимает «господствующие высоты», по крайней мере в сфере естественных наук. Кроме того, мы рассматривали возможные альтернативы редукционистскому подходу в наиболее «проблемных» областях научного знания: в физике элементарных частиц и в науках о духе. Это, разумеется, совсем не означает, что рассматриваемая здесь «проблема элементарности» имеет «локальный», частнонаучный характер. Так, например, «вечной дилеммой» биологии является противостояние редукционизма и витализма1. Ограниченность элементаристского подхода к «жизни» и «организму» приводит к попыткам сформулировать «концепцию целостности» в биологии. Такие попытки предпринимались еще Г. Дришем. Идеи Дриша впоследствии развивались А. Г. Гурвичем, который предположил, что участие каждой клетки в эмбриогенезе определяется, своего рода, «фактором целостности» -«надклеточным морфогенетическим полем»2. Здесь же можно упомянуть «целостную детерминацию» С. Фокса и «морфогенетическое поле» Б. Гудвина.

В химии, в этом смысле, несомненный интерес представляет концепция «теневой системы», которую развивает, в частности, В. В. Орлов3. Суть этой идеи заключается в том, что высшее (биологическое) изоморфно низшему (химическому), «присутствует» в низшем в виде «теневой системы». Нужно сказать, что вопрос о сводимости химии к физике, т.е. редукционизм в химии, является остро дискуссионным.

В математике подобная проблематика обсуждалась еще в античности в рамках проблемы неразложимости протяженности (линии). Здесь можно упомянуть древнюю проблему иррационального числа (42). В самом деле, если сторона квадрата равна единице, то его диагональ, согласно теореме Пифагора, равна 42. Но это означает, что в процессе бесконечного дробления двух несоизмеримых отрезков (сторона квадрата и его диагональ) мы никогда не сможем выделить такой «элемент», который уложился бы целое число раз на обоих отрезках. Иначе говоря, линия не «состоит» из точек. Характерно, что

1 Карпинская Р. С. Природа биологии и философия биологии // Природа биологического познания. М., 1991. С. 5-20.

2 Гурвич А. Г. Избр. тр. М., 1977.

3 Васильева Т. С., Орлов В. В. Химическая форма материи. Пермь, 1983. этот вывод издревле использовался для обоснования рассматриваемой идеи «все во всем» (например, Николаем Кузанским). С новой силой эти проблемы возрождаются в теории множеств (напр., антиномия Кантора). Проблематику «целого» и «части» в математике замечательно рассматривает Н. 3. Цехмистро1.

На сегодняшний день формирование новой концепции «части - целого» связано с самыми передовыми рубежами научного знания и, в частности, с появлением синергетики. Так, например, К. Майнцер указывает, что идеи синергетики во многом сходны с тем принципом организации мира, который развивал Лейбниц в своей «Монадологии».2 Открытие кооперативных эффектов в самоорганизующихся системах приводит к тому, что «в современной научной картине мира, ассимилирующей достижения синергетики, формируется новое понимание взаимодействия частей целого и согласованности их изменений».3 В.С.Степин отмечает, что в связи с развитием науки XX столетия «внутри современной западной культуры форм1фуются новые мировоззренческие образы, во многом резонирующие с философскими идеями Востока, хотя они связаны с иной традицией».4

Таким образом, по всей видимости, нет никаких оснований жестко связывать рациональность и рациональное мышление только лишь с элементаристским подходом к миру. Говоря другими словами, мы подходим к проблеме определения эпистемологического статуса атомистического принципа «состоит из».

В отечественной литературе принята характеристика элементаристского подхода к миру в качестве «общенаучного методологического принципа». Именно таким образом определяет элементаризм В. А. Чудинов5. Большим достоинством работы Чудинова является то, что он, пожалуй, впервые в

1 Цехмистро И. 3. Диалектика множественного и единого. M., 1972.

2 Mainzer К. Thinking in Complexity The Complex Dynamics of Matter, Mind and Mankind. Berlin, Springer, 1997

3 Степин B.C. Российская философия сегодня: проблемы настоящего и оценки прошлого // Вопросы философии №5, 1997, С. 9

Там же, С. 7

3 Чудинов В. А. Атомистические концепции в современном естествознании. М., 1986. отечественной литературе рассматривает элементаризм в качестве общенаучного подхода к миру. Так, он сопоставляет «атомистику» с популярными сегодня концепциями парадигмального строения науки Т. Куна и теорией исследовательских программ И. Лакатоса. В. А. Чудинов приходит к выводу, что элементаристский подход шире «парадигмы», или «исследовательской программы», и, в этом смысле, обладает наиболее общим, «надпарадигмальным» характером. Сопоставляя элементаризм с «картиной мира», он отмечает, что атомистический подход «растворен» в научной картине мира, все элементы которой являются атомистичными. В этом смысле элементаризм или «атомистика» функционирует в рамках определенной картины мира и является «ее элементом». Иначе говоря, элементаристский подход к миру в качестве методологического принципа выполняет регулятивные функции. При этом, он не конституирует самой картины мира, т.е. не может рассматриваться в качестве механизма смыслообразования в науке. Рассматривая категориальный аппарат атомистики, В. А. Чудинов отводит ему весьма «скромную», лишь методологическую роль.

В более современной работе Н. Г. Белянкиной и Д. В. Пивоварова элементаризм рассматривается в качестве собственно «подхода» к миру1. Понятие «подход» трактуется ими как взятая в методологическом плане «исследовательская программа», некий алгоритм изучения объекта. С этих позиций элементаризм является «общенаучной схемой действия, эмпирического выделения простейшего в рамках целостной системы субстрата, теоретического объяснения на основе знания об этом субстрате коллективного поведения элементов системы»2. Очевидно, что несмотря на предлагаемый термин («подход»), элементаризм и здесь рассматривается в качестве принципа изучения объекта посредством исследования его «состава», т.е. выполняет чисто

1 Белянкина Н. Г., Пивоваров Д. В. Образ элементарного объекта и элементаристский подход. Свердловск, 1991.

2 Там же, С.135. методологическую функцию.

Возникает вопрос - с чем же в таком случае связана «содержательная» составляющая знания, т.е. то самое «знание о простейшем субстрате», на основе которого дается теоретическое объяснение системы в целом? Иначе говоря, мы приходим к проблеме, которая и составляет предмет данного исследования, т.е. к проблеме поиска оснований элементаристского подхода к действительности. В рамках рассмотренных представлений (сюда же можно отнести работы Степанова и Маркова) конституирующую функцию в процессе познания выполняет процесс «отражения» объективной реальности. Поэтому таким «основанием» является реальное дискретное строение материи в виде различных уровней.

Почему же эта проблема так важна в контексте данного исследования? Да потому, что если элементаристские представления имеют «онтологические основания» в природе объекта, тогда не имеет смысла говорить о какой-либо альтернативе элементаризму, поскольку он «объективно обоснован». Именно в силу этих причин все попытки преодолеть ограниченность элементаристского подхода предпринимаются либо в «локальном», т.е. частнонаучном, плане, либо посредством уточнения или дополнения элементаризма. В первом случае «проблема элементарности» объясняется спецификой объекта (элементарной частицы, «духа» или живого организма), тогда как мы пытались показать общенаучный характер проблемы. Попытки «дополнить» элементаризм предпринимаются в работах Белянкиной Н. Г. и Пивоварова Д. В., а также Курашова В. И.

Н. Г. Белянкина и Д. В. Пивоваров рассматривают «парадокс элементаризма», который заключается в том, что «познание элементарных сущностей в принципе не может дать представления о целостном объекте.»1. Очевидно, что речь идет о рассмотренной нами проблеме «части-целого».

1 Там же, С.95.

Решение этого парадокса авторы видят в представлении о «системном качестве» в качестве «виртуально» присущего элементам системы.

Сходную точку зрения высказывает и В. И. Курашов, который рассматривает «принцип контрредукции» в качестве «сведения к высшему» или «обратного редукционизма»1. Его позиция основана на выделении «метацелостных свойств», т.е. имманентных свойств целостности, которые проявляются при ее включении в другую целостность.

Для всех этих концепций характерна абсолютизация элементаризма. Так, например, В. А. Чудинов совершенно свободно относит концепцию бутстрапа к атомистическому подходу. В то же самое время, в сете приведенного в работе анализа категорий «часть» и «целое», можно отметить, что идеи «виртуального системного качества» или «метацелостных свойств» не вписываются в плоскость элементаристского подхода, а находятся в рамках совершенно иной концепции «части-целого».

В этой связи нам необходимо отойти от представления об онтологической обусловленности элементаризма, тем более, что в зарубежной литературе вот уже более половины века концепция познания как «отражения» действительности не пользуется особой популярностью.

В.Н.Порус, характеризуя современные тенденции в эпистемологии, отмечает, что «понимание рациональности всегда было связано с тем или иным решением проблемы объекта познания и объективности знания». Характерной чертой современной методологической проблематики в этом смысле является пересмотр традиционного, «натуралистического понимания «объекта - самого -по-себе» и идеала объективности знания как его совпадения со своим объектом. С этой точки зрения, имеет смысл обратиться к выяснению «объективных оснований» принципа «состоит из». В рамках позитивистской доктрины «истины благодаря соответствию» (Рорти Р.) этот вопрос решается на

1 Курашов В. И. Познание природы в интеллектуальных коллизиях научных знаний. М., 1995. основании так называемой «стандартной концепции» научного знания, согласно которой существуют «твердые» референтные связи между объектами теории и природой физической реальности.

У истоков «стандартной концепции» находилась философско-методологическая теория Э. Маха, суть которой заключается в том, чтобы свести все многообразие представлений о мире к твердым, самотождественным основаниям знания. Такими основаниями или «элементами мира» в махизме являются «простейшие» и «самодовлеющие» ощущения, данные непосредственно в чувственном опыте. Мир с этих позиций представляется «комплексом ощущений»: как понятие «объект», «вещь», так и понятие самого познающего субъекта являются только условными наименованиями различных «комплексов ощущений». Отсюда Мах делал вывод о том, что наука не должна выходить за рамки задачи описания этих ощущений. Таким образом, по Маху достоверность любых человеческих представлений может быть подтверждена или опровергнута посредством редукции знания к «элементам мира». Впоследствии эта идея выразилась в центральном положении методологии логического позитивизма - в «принципе верификации». Неопозитивисты полагали, что любые положения научной теории (так называемые «молекулярные высказывания») могут и должны быть редуцированы к «атомарным высказываниям», которые непосредственно фиксируют данные чувственного опыта. Таким образом, позитивисты выделяли в семантике научной теории термины теоретические («молекулярные») и фактуальные («атомарные»). Последние при этом рассматривались в качестве непроблематичных. Иначе говоря, если «теоретические высказывания» могут допускать различные интерпретации, «разночтения» в различных научных дискурсах, то термины наблюдения этого «недостатка» лишены, поскольку прореферированы «объективной реальностью».

Такие объекты физической теории как «атом», «электрон» или «элементарная частица» для позитивистов представляют собой теоретические обозначения «элементов чувственного опыта».

Еще Э. Мах писал, что «естествознанию. не следовало бы. смотреть на созданные им самим изменчивые средства экономии - на атомы и молекулы -как на какие-то кроящиеся за явлениями реальности. .Пусть атом останется средством, помогающим изображению явлений, и служит тем, чем служат математические функции».1

Иначе говоря, уже Э. Мах отводил тем «объектам», которые формулируются естествознанием (т.е. «атомам», «молекулам» или «элементарным частицам»),роль «теоретических сущностей», при помощи которых физическая теория интерпретирует явления объективной реальности. Однако у него эти «сущности» являются «посредниками» между теоретической конструкцией и объектами физического мира, которые фиксируются в чувственном опыте. Благодаря такому опосредованию, принцип «состоит из» в позитивистской модели научного знания имеет «объективные основания», т.е. задается самой структурой физической реальности. Хотя «теоретические сущности» допускают плюрализм интерпретаций (это могут быть с равным успехом «частицы» или «волны»), однако сам принцип «состоит из» воспроизводит действительную структуру «объективной реальности». В этом смысле характерны рассуждения Рассела о «тождестве структуры», например, музыки и граммофонной пластинки: «Везде, где одна сложная структура является причиной другой, там должна быть во многом одна и та же структура как в причине, так и в действии, как в случае с граммофонной пластинкой и музыкой».2

Таким образом, принцип элементаризма в естествознании, согласно позитивистской модели научного знания имеет «онтологические основания»,

1 Мах Э. Научно-популярные очерки. Вып. 1. М.,1901, С.43

2 Рассел Б. Человеческое познание. М., 1957, С. 287 поскольку непосредственно «отражает» строение объективного мира, которое мы фиксируем в чувственном опыте.

Представители критического рационализма отказались от позитивистского подразделения языка научной теории на эмпирические и теоретические высказывания. «Философы крикнули хором: все наблюдения теоретически нагружены. Иными словами, нет никакого нейтрального в отношении теорий языка наблюдения.»1 «Эмпирические термины» логического позитивизма не являются теоретически нейтральными, но концептуально вовлечены в ту или иную теоретическую конструкцию. Это, в свою очередь, показывает, что не существует однозначной и «объективной» связи между научным конструктом и его референтом в физическом мире. Например, когда физики-экспериментаторы исследуют трек в пузырьковой камере или в фотографической эмульсии, то для того, чтобы сделать вывод о существовании элементарных частиц, они должны принять ряд допущений теоретического характера. Даже для того, чтобы интерпретировать этот трек как след, оставленный частицей, мы должны предположить, по крайней мере, само существование заряженной частицы. Иначе говоря, ученый не наблюдает объект материального мира, т.е. непосредственно заряженную частицу. Все, что доступно эмпирическому наблюдению физика - это трек на эмульсионной поверхности.2 М. Малкей приводит «известный отрывок» из Дюгема, который показывает несоизмеримость «профанного» и профессионального «видения» одного и того же эксперимента измерения электрического сопротивления катушки.3 На вопрос, каким же образом «колебательное движение железной палочки» может быть связано с выводом, который делает ученый, он «пожалуй посоветует вам пройти курс электричества». «Следовательно наблюдение состоит в интерпретации чувственных впечатлений на основе какой-то языковой и

1 Ньютон-Смит В, Рациональность науки. / В кн. Современная философия науки, М.,1996, С. 258

2 Бунге М. Философия физики. М., 1975, С. 66-67

3 Малкей М. Наука и социология знания. М., 1983, С. 82-83 теоретической структуры»1 Причем, как указывает М. Малкей, это не следует понимать так, как будто бы ученые сначала регистрируют различные чувственные данные, а затем уже интерпретируют их посредством отнесения к какой-либо системе значений, что было характерно для канонической модели интерпретации. Исследователи постпозитивистского толка пришли к выводу, что «неинтерпретированные» факты или «чистое» наблюдение в действительности никогда не имеют места в научной деятельности и являются мифами традиционной философии науки. Даже непосредственное зрительное восприятие, как указывает Хэнсон, никогда не сводится к простой регистрации, представляет собой акт интерпретации. «Ребенок и неспециалист могут видеть, они не слепы. Но они не могут видеть того, что видит ученый физик: они слепы к тому, что видит он.»2

Таким образом представители критического рационализма обнаружили, что интерпретация не может быть отделена от наблюдения, что она вплетена в ткань эксперимента и в значительной степени определяет его результат. Эта постпозитивистская атака на идею «чистого» наблюдения, «объективных» данных, которые могут быть получены экспериментально, была дополнена критикой Куайном представления о «твердой», онтологической референции. В своей работе «Онтологическая относительность» он приходит к выводу о «непознаваемости референции», т.е. о невозможности составить смысловой «музей», где экспонаты - значения, а ярлыки к ним - слова. Идея Куайна, выраженная в названии работы, заключается в том, что ввиду неопределенности референции мы не можем говорить об атомах, электронах или элементарных частицах как онтологических единицах бытия. Утверждения о существовании этих объектов приобретают смысл лишь в контексте определенной научной теории. «Физические объекты вовлекаются в эту ситуацию в качестве удобных и привычных опосредовании, причем не путем определения в терминах опыта, а

1 Там же, С. 82

2 Hanson N.R. Patterns of Discovery/ Cambridge, 1958, p. 17 просто как нередуцируемые сущности эпистемологически сопоставимые с богами Гомера.»1 Иными словами, Куайн полагает, что атомы, электроны или элементарные частицы являются результатом онтологизации или объективации определенных смысловых конструкций. Онтологические высказывания приобретают смысл только относительно той научной теории, интерпретацией которой они являются. «Вопрошать о референции абсолютным способом -почти то же самое, что вопрошать об абсолютном положении, абсолютной скорости, а не о положении и скорости относительно данной системы отсчета.»2 Поэтому физические объекты для Куайна отличны от богов Гомера «только в степени, а не в роде».

Таким образом, если для позитивистов объекты физической теории представляют собой интерпретации «фактов» (т.е. опытных данных), то в представлении постпозитивистской методологии они являются элементами исходной теоретической схемы. Вне этой теоретической конструкции «объекты» не имеют самостоятельного существования. «Что делает онтологические вопросы бессмысленными, если они рассматриваются абсолютно (а не относительно) - это. их свойство быть логическим кругом. Вопрос в форме «Что есть ¥?» может получить ответ только обращением к следующему термину «Р есть в». Ответ имеет только относительный смысл: смысл, относительный к некритическому принятию в.»3 Иначе говоря, в представлении постпозитивистов интерпретировать теорию означает приписать значения всем связанным переменным этой теории. Эта «целостность интерпретации», эпистемологический холизм является такой же неотъемлемой чертой постпозитивистских концепций познания, какой для «стандартной» модели "научного знания был «атомизм».

По существу кризис позитивистской модели научного знания был кризисом

1 Quine From a Logical Point of View,P. 44

2 Куайн. Онтологическая относительность /В кн. Современная философия науки, М.,1996, С. 54

3 Там же, С. 59. атомистического подхода» в эпистемологии. Представители критического рационализма выступили против идеи «составленное™» языка теории («молекулярных высказываний») из эмпирических терминов («атомарных» утверждений). «. Термины, судя по всему приобретают свои значения не как изолированные единицы, могущие если они являются наблюдаемыми, быть соотнесенными с соответствующими физическими сущностями, но как элементы каких-то более широких лингвистических структур.»1 Выясняется, что научные теории не «состоят», как физические тела из атомов, из «изолированных единиц», «атомарных высказываний». Целостность теоретического дискурса не сводится к сумме «частей» - теоретических и ф актуальных терминов. Напротив, эти «элементарные» положения определяются общетеоретическим контекстом. Позитивистская модель интерпретации эксплуатировала «миф о музее», где «экспонатами» являются объекты физического мира, а «ярлыками» к ним - теоретические сущности. Таким образом, те объекты, которые формулируются физической теорией (например, «атомы»), приобретают свое значение по отношению к объектам физической реальности. Постпозитивисты, отказавшись от «мифа о музее», пришли к выводу о том, что «смысл» или «значение» теоретических сущностей определяется их местом в «концептуальной сетке» теории. Иначе говоря, :<смысловое пространство» теории задается не фиксированным набором «значений», а в качестве смысловых пропозиций, как функция, которая шределяет весь «смысловой ряд» не перечислением, а интегративно. В этой ;вязи возникает идея выделить некоторую «интерпретативную схему», т.е. сам шособ построения теоретической модели действительности. Для того чтобы юяснить, что мы здесь имеем ввиду, можно привести цитату из Борхэса, соторой Мишель Фуко открывает свою работу «Слова и вещи». Там, в [астности, упоминается «некая китайская энциклопедия», в которой приводится

Малкей М. Наука и социология знания. М., 1983. С. 59.

ЮССИИСКА! ГОСУДАРСТВЕН классификация существ, где наряду с бальзамированными и прирученными животными, упоминаются «нарисованные очень тонкой кисточкой из верблюжьей шерсти», «только что разбившие кувшин» или «издалека кажущиеся мухами». «Предел нашего мышления - то есть совершенная невозможность мыслить таким образом - вот что сразу же открывается нашему взору», - резюмирует Фуко.1 Но в чем здесь собственно дело, почему эта таксономия предстает перед нами как совершенно неинтеллегибильная? Каждая из этих классификационных рубрик в отдельности предполагает определенное смысловое содержание и может быть удовлетворительно интерпретирована. Почему же, взятые вместе, они образуют чудовищную бессмысленность? «Именно сам алфавитный ряд (а, б, в, г), связывающий каждую категорию со всеми другими, превосходит всякое воображение и всякое возможное мышление.»2 Иначе говоря, значимость высказывания определяется его «уместностью», диспозитивными характеристиками смыслового контекста, тем, что Фуко называет емким понятием «эпистема». В общем виде его «эпистема» представляет собой такую интегративную характеристику эпистемологического поля, которая задает «способ бытия вещей порядка, который распределяя их, предоставляет их знанию». Этот «алфавитный ряд», который делает ту или иную теоретическую схему «рациональной» или, наоборот, бессмысленной, и представляет собою то, что мы назвали «интерпретативной схемой».

Если взять конкретную ситуацию, которая сложилась, например, в физике элементарных частиц, то, как мы показали выше, в качестве способа, посредством которого формируется картина физической реальности, выступает определенная концепция «целого - части». На различных этапах развития физического знания в качестве элементарных сущностей могли выступать «молекулы», «атомы» или «электроны» и «протоны», но пока эти онтологические единицы укладывались в общую схему «состоит из», все эти

1 Фуко М. «Слова и вещи». М.,1977. С. 31.

2 Там же, С. 32.

42 модели представлялись «рациональными». Однако, как только оказалось невозможным объединить обнаруженные «элементы» в соответствии с общим принципом «состоит из», картина физической реальности просто перестала быть интеллегибельной. Оказалось совершенно невозможно интерпретировать полученный эмпирический материал вне определенной концепции «часть -целое».

Заключение научной работыдиссертация на тему "Интерпретативные схемы рационального познания"

Заключение.

Подводя итог нашему, обсуждению можно отметить, что цель и задачи, заявленные в работе, в целом можно считать достигнутыми.

Авторская идея заключается в том, что концептуализация действительности в процессе рационального познания осуществляется в рамках определенной "схемы" или "модели" интерпретации. Эта "интерпретативная схема", в отличие от "методологических принципов", выполняет не только регулятивную функцию, но и конституирует соответствующую "картину мира" и категориальный аппарат. Иначе говоря, выделенные "модели интерпретации" представляют собой "механизм смыслообразования" в рациональном познании. На примере фактического материала было показано, что решение конкретных проблем, которые характерны для современной науки, "упирается" в кризис общенаучной схемы интерпретации "состоит их". Те трудности, с которыми столкнулась научная рациональность на современном этапе ее развития, можно охарактеризовать как "проблему интерпретации", то есть кризис существующего на сегодняшний день способа концептуализации действительности. Эта же "проблема интерпретации" значительно раньше проявилась в сфере социогуманитарного знания, где и по сей день не удается сформулировать общенаучную парадигму. На наш взгляд "проблема рациональности", которая обычно понимается, как несовпадение стандартов, критериев рационального познания в области наук о духе и наук о природе, по сути сводится к нефункциональности элементаристской модели интерпретации в сфере социогуманитарного знания.

Проведенный в данной работе анализ становления и развития рациональности позволяет констатировать, что переход от мифологического мироощущения к рациональному познанию, по существу, представляет собой становление определенного способа интерпретации действительности. "Парадигмой" рационального конструирования мира (это очевидно особенно в первых натурфилософских концепциях) являются образцы ремесленной деятельности с материалом. Можно также отметить, что исторически сформировались две "интерпретативные схемы" рационального познания: "состоит из" и "все во всем". Первая (элементаризм) основана на использовании в качестве "объяснительных схем" алгоритмов предметной деятельности с материалом ("делания" вещи). Вторая (монадность) связана с концептуализацией действительности "по образцу" личностного общения. Эта первая модель интерпретации объективной реальности, которая аппелирует к операциональным свойствам материала, явилась основой западноевропейской рациональности. Отсюда - и "техногенный" характер современной культуры.

Альтернативная интерпретативная схема "все во всем" в культурном поле Западной Европы (Платон, неоплатоники, Кузанский, Лейбниц и др.) испытывает ограничивающее влияние "субстратно-составного" подхода к миру. В русской культуре, напротив, доминирует интерпретация мира по образцу личностного общения. Отсюда - национальная идея "соборности", которая является основой концептуализации действительности в русской философии всеединства. Не случайно именно на "русской почве" сформировалось такое тонкое понимание человеческой личности, души, которое мы находим, например, у Достоевского, Толстого и др.

В целом в работе продемонстрирован новый подход к старым проблемам, в частности, к проблеме рациональности. Проблема рациональности, которая выражается в дихотомии естественнонаучного и социогуманитарного знания, связана с тем, что элементаристская модель интерпретации, жестко ориентированная на "материал", "не работает" в сфере социального и психического. Феномен социального взаимодействия, общения невозможно представить в алгоритмической форме (как предметную деятельность) и фиксировать в качестве "операционального свойства" индивида (как "материала"). Эта "неоперациональность" духа явилась основным препятствием на пути создания парадигмы гуманитарных наук. На наш взгляд, перспективы

182 развития наук о духе (и, вполне возможно, наук о природе) связаны с использованием альтернативной схемы интерпретации - "все во всем".

Основным достоинством данного исследования автор считает то, что подход к традиционным проблемам научной рациональности, который был продемонстрирован в данной работе, позволяет отказаться от "перечисления черепах", фиксации знаковых характеристик культуры и обратиться к "предельным" основаниям рациональности и рационального познания. Этими основаниями, на наш взгляд, являются образцы человеческого поведения и предметной деятельности с материалом.

Список научной литературыПресняков, Михаил Вячеславович, диссертация по теме "Онтология и теория познания"

1. XVII в. М.: Наука, 1976.-256с.

2. Белянкина Н. Г., Пивоваров Д. В. Образ элементарного объекта и лементаристский подход. Свердловск: Изд-во Урал, ун-ва, 1991. - 142с.

3. Бердяев Н. А. Философия свободы. Смысл творчества. М.: Правда, 1989. -04с.

4. Берестецкий В. Б. Динамические симметрии сильно взаимодействующих астиц // Успехи физических наук, 1965. Т. 85, вып. 3.

5. Библер В. С. От наукоучения к логике культуры: Два философских введения двадцать первый век М.: Политиздат, 1991. -412с.

6. Бицилли П. М. Элементы средневековой культуры Санкт-Петербург: 4ИФРИЛ, 1995. - 244с.

7. Блауберг И. В., Юдин Э. Г. Становление и сущность системного подхода.1 Наука, 1973. 270с.

8. Борн М. Физика в жизни моего поколения. М.: Иностранная лит-ра, 1963 -55с.

9. Борхэс X. Л. Проза разных лет. М.: Радуга, 1984. 318с.

10. Булгаков,С.Н. Свет Невечерний: Созерцания и умозрения М.: хпублика, 1994. - 414с.

11. Бунге М. Философия физики. М.: Прогресс, 1975. 346с.с

12. Васильева Т. В. Беседа о логосе в платоновском "Теэтете" // В кн. Платон и0 эпоха. -М : Наука, 1979. С.278-300.

13. Васильева Т. С., Орлов В. В. Химическая форма материи. Пермь, 1983. ->9с.

14. Вебер М. Избранные произведения. М.: Прогресс, 1990. 802с.

15. Гайденко П. П. Обоснование научного знания в философии Платона / В кн. латон и его эпоха. М.: наука, 1979. С.98 - 143.

16. Гайденко П. П. Проблема рациональности на исходе XX века / Вопросы ялософии, 1991, № 6. С.3-4.

17. Гарин А. Б. Смена парадигмы в физике элементарных частиц и диалектика / кн. Материалистическая диалектика и частные науки. Л.: Наука, 1976. 267с.

18. Гейзенберг В. Физика и философия. М.: Иностранная литература, 1963. 293.

19. Гейзенберг В. Шаги за горизонт. М.: Прогресс, 1987 366с.

20. Гелл-Манн М., Розенфельд А., Чу Дж. Сильно взаимодействующиеютицы. / Успехи физических наук, 1964, Т.83 вып.4.

21. Гирц Клиффорд «Насыщенное описание»: в поисках интерпретативной юрии культуры // Антология исследований культуры. Т1. Санкт-Петербург: зд-во университетская книга, 1997.С. 171 -202.

22. Гурвич А. Г. Избранные труды. М.: Медицина, 1977. - 351с.

23. Гуссерль Э. Философия как строгая наука. Новочеркасск: Сагуна, 1994. -57с.

24. Добротин Р. Б. Химическая форма движения материи Л.: Изд. ЛГУ, 1967 -5с.

25. Донских О. А., Кочергин А. Н. Античная философия: Мифология в зеркале гфлексии. М.: Изд. МГУ, 1993. - 239с.

26. Залесский Н. Н. Очерки истории античной философии. Вып.1. Ленинград: ГУ, 1975. - 102с.

27. S. Зелькина О. С. Категория "структура" в системе категорий диалектики / овременные проблемы материалистической диалектики. -М.: 1971-364с. ). Зеньковский В.В. История русской философии В.2т. Т.1.Ч.1 Л.: рометей,1991 -222с:

28. Зеньковский В.В. История русской философии В.2т. Т.1.Ч.2 Л.: ромегей,1991 -222с.

29. Зеньковский В.В. История русской философии В.2т. Т.2.Ч.1 Л.: рометей,1991 - 222с.

30. Зеньковский В.В. История русской философии В.2т. Т.2.Ч.2 Л.: рометей,1991 - 222с.

31. Каира Ф. Дао физики. Санкт-Петербург; ОРИС, 1994. 304с. 9 Карпинская Р. С. Природа биологии и философия биологии / В кн. Природа иологического познания. - М.: Наука, 1991. С. 5-20.

32. Кассирер Э. Избранное. Опыт о человеке. М., 1998.

33. Койре А. Очерки истории философской мысли : О влиянии »илос.концепции на развитие науч.теории. М.: Прогресс, 1985. - 286с.

34. Комарова В. Я. К текстологическому анализу античной философии. Вып.П. Л.: ЛГУ, 1974.-88с.

35. Комарова В.Я. Становление философского материализма в Древней Греции. Л.: Изд-во Ленинградского уы-ва,1975.- 135с.

36. Косарева Л. М. Ценностные ориентации и развитие научного знания. / ►опросы философии, 1987, № 8 . С.44-54.

37. Косарева Л. М. Социокультурный генезис науки Нового времени. М.: аука, 1989. - 155с.

38. Куайн В. Онтологическая относительность / В кн. Современная философия ауки -М.: Логос, 1996. С.40-61.

39. Кузанский Н. Сочинения в 2-х Т., Т.1. М.: Мысль,1980 - 470с

40. Кузанский Н. Сочинения в 2-х Т., Т.2. М.: Мысль,1980 - 471с.

41. Кули Ч. Социальная самость / В кн. Американская социологическая мысль. 1; Изд-во МГУ, 1994. С. 316-329.

42. Кули . Первичные группы / В кн. Американская социологическая мысль. 1: Изд-во МГУ, 1994. С. 330-334.

43. Курашов В. И. Познание природы в интеллектуальных коллизиях научных ааний. М.: НаукаД995. - 282с.

44. Кун Т. Структура научных революций. М.Прогресс,1975. 282с.

45. Кун Т. Объективность, ценностные суждения и выбор теории / В кн. Современная философия науки. М.: Логос, 1996. С. 61-83.

46. Лакатос ^Доказательства и опровержения М.: Наука, 1967.-152с.

47. Лакатос И. Бесконечный регресс и основания математики / В кн. Современная философия науки. М.: Логос, 1996.С 106-136.

48. Лаудан Л. Наука и ценности / В кн. Современная философия науки. М.: Логос,1996. - С295-343.

49. Лебедев А. В. Вестник древней истории, 1978, №1-2.

50. Лейбниц Г. В. Сочинения в 4-х т.,Т.1 М.: Мысль, 1982 - 636с.

51. Лейбниц Г. В. Сочинения в 4-х т.,Т.2. М., Мысль ,1982,

52. Лефевр В. А. Конфликтующие структуры. М.: Советское радио, 1973. -160с.

53. Лопатин Л. М. Философские характеристики и речи. М.: Academia, 1995. -328с.

54. Лосев А. Ф. История античной эстетики. Итоги тысячелетнего развития. В 2-х кн. Книга 1. М.: Искусство, 1992. - 656с.

55. Лосев А. Ф. Диалектика мифа / В кн. Философия, мифология, культура. М.: Политиздат, 1991. 525с.

56. Лосев А. Ф. Античная философия и общественно исторические формации / В кн. Философия, мифология, культура. М.: Политиздат, 1991. - 525с.

57. Лосев А.Ф. Комментарии // Прокл. Первоосновы теологии М.: Прогресс, 1993 .С. 189-302.

58. Лосев А. Ф. Теория мифического мышления у Кассирера / В кн. Кассирер Э. Избранное. Опыт о человеке. М., 1998.

59. Лосский В. Н. Очерки мистического богословия восточной церкви. Догматическое богословие. М., 1991. 288с.

60. Лосский Н. О. История русской философии. М.: Высш.шк., 1991 - 559с.

61. Лосский Н. О. Чувственная, интеллектуальная и мистическая интуиция. -М., 1995.

62. Лурье С.Я. Демокрит. Тексты. Перевод. Исследования. Л.: Наука, 1970 -664с.

63. Лурье С .Я. Очерки по истории античной науки. М.-Л.: Изд-во Акад.наук СССР, 1947. - 403с.

64. Майоров Г. Г. Формирование средневековой философии. М.: Мысль, 1979.-431с.

65. Майоров Г. Г. Теоретическая философия Г. В. Лейбница. М.: Изд.МГУ, 1973.-263с.

66. Маковельский А.О. Древнегреческие атомисты. Баку: Изд-во А.Н. \зербайдж.ССР, 1946. - 401с.

67. Малкей М. Наука и социология сознания. М.: Прогресс, 1983. - 254с.

68. Мамардашвили М.К. Наука и культура/ В кн. Методологические проблемы «сторико-научных исследований. М.: Наука, 1982. - 400с.

69. Марков М.А. О природе материи. М.: Наука, 1976 - 216с.

70. Мах Э. Научно-популярные очерки. М., 1901, Вып. 1.

71. Мид Дж. Аз и Я/ В кн. Американская социологическая мысль. М.: Изд-во УСГУ,1994.- С.227-236.

72. Ю. Мид Дж. Интерлизованные другие и стоимость/ В кн. Американская социологическая мысль. М.: Изд-во МГУ, 1994. - С.224-226.

73. Микешина Л.А. Ценностные предпосылки в структуре научного познания. Л.: Прометей, 1990. 210с.

74. Михайлова Э.Н. Чанышев А.Н. Ионийская философия. М.: МГУ, 1966.-84с.

75. Никитинская Ю.К. Становление методологического сознания в античной философии / В кн. Интерпретация как историко-научная и методологическая 1роблема. Новосибирск: Наука, 1986. С. 160-170.

76. Никитинская Ю.К. Рациональность в социокультурном измерении / Философия. Наука. Культура. Творчество. Саратов: Изд-во Поволжского межрегионального учебного центра, 1999. С. 127 -132.

77. Никитинская Ю.К. Социокультурный подход к анализу научной регуляции Наука и феномен культуры. Саратов: Изд-во Саратовскогониверситета,1999. С.52-59.

78. Ницше Ф. По iy сторону добра и зла. К генеалогии морали. Минск: Беларусь, 1992. - 335с.

79. Ньютон-Смит В. Рациональность науки / В кн. Современная философия ауки. М.: Логос, 1996. С.246-295.

80. Омельяновский М.Э. Диалектика в современной физике. М.: Наука,1973 -24с.

81. Патнэм X. Философия и человеческое понимание / В кн. Современная ►илософия науки. -М.: Логос, 1996. С.221-246

82. Печенкин A.A. Взаимодействие физики и химии М. Мысль, 1986 - 208с.

83. Платон. Собр. соч. в 4-х т., Т. 1. М.: Мысль, 1990.

84. Поршнев Б.Ф. О начале человеческой истории. М.: Мысль, 1974. - 485с.

85. Порус В.Н. Эпистемология: некоторые тенденции / Вопросы философии. 997. №2.

86. Прокл. Первоосновы теологии М.: Прогресс, 1993 - 319с.

87. Рассел Б. Человеческое познание. Его сфера и границы. М.: Изд-во ностр. лит-ры., 1957. -555с.

88. Риккерт Г. Науки о природе и науки о культуре. М.: Республика, 1998. -13 с.

89. Рожанский И. Д. Развитие естествознания в эпоху античности. М.: 1ысль,1979. - 464с.

90. Рожанский И. Д. Анаксагор. У истоков античной науки. М.: Мысль, 993. - 142с.

91. Розов М.А. Проблемы эмпирического анализа научных знаний, овосибирск: Наука, 1977 222с.

92. Розов М.А. Пути научных открытий. // Вопросы философии. 1984. №8. :.138-147.

93. Розов М.А. Значение и механизмы социальной памяти./ На пути к теории аучного познания. М.: Наука, 1984. С175-197.

94. Розов М.А. Рефлексия и феноменологическое описание деятельности./ ефлексия в науке и обучении. Новосибирск, 1984.С. 19-21.

95. Рорти Р. Философия и зеркало природы. Новосибирск: Изд-во овосибирского ун-та, 1997. - 297с.

96. Руткевич A.M. Жизнь и воззрения К. Юнга./ В кн. К.Г. Юнг. Архетип и ямвол. М.: Ренесанс,1991. С.5-22.

97. Сагатовский В.Н. Русская идея: продолжим ли прерванный путь. СПб, 994. -215с.

98. Свидерский В.Н. Некоторые вопросы диалектики изменения и развития. -L: Мысль, 1965. 288с.

99. Скиннер Б.Ф. Технология поведения./ В кн. Американская эциологическая мысль. М.: Изд-во МГУ, 1994. С.30-45

100. Соколов В.В. Средневековая философия. М.: Высшая школа ,1979. -48с.

101. Соколов В.В. Европейская философия XV-XVII веков. М.: Высшая жола, 1996. - 400с.

102. Соколов В.В. Чтения о богочеловечестве./ Соч. в 2-х т.,Т.2 М.: Правда, Ж - 735с.

103. М. Соловьев B.C. Лекции по истории философии.// Вопросы философии. 1989. 2 6. С.76-137.

104. Степанов Н.И. Концепции элементарности в научном познании. М.: аука, 1976. - 176с.

105. Степйн B.C. Научное познание и ценности техногенной цивилизации. // опросы философии. 1989 - №10.

106. Степин B.C. Российская философия сегодня: проблемы настоящего и денки прошлого.// Вопросы философии, 1997. №5.

107. Тарнас Р. История западного мышления. М.: Крон-пресс, 1995. - 448с.

108. Тахо-Годи А.А Миф у Платона как действительное и воображаемое / В кн. латон и его эпоха. М.: Наука, 1979. С.58-82.

109. Терлецкий Я.П. Взаимопревращаемость элементарных частиц- основа >временной атомистики./ В кн. Диалектика в науках и неживой природе. М.: ысль, 1964. - 599с.

110. Трубецкой С.Н. Сочинения. М.: Мысль, 1994 - 316с.

111. Тягло A.B. Становление научной концепции целостности. Харьков.:ыща школа, 1989. 133с.

112. Ю. Флоренский П.А. Столп и утверждение истины, Т.1. М.: Правда, 1990 -Юс.

113. Флоренский П.А. У водоразделов мысли. М., 1990. Т.2

114. Флоровский Г. Пути русского богословия. Вильнюс, 1991. - 602с.

115. В. Франк C.JI. Дух и душа. Непостижимое./ Сочинения. М.: Правда, 1990. -)7с.

116. Франк C.JI. Сущность и ведущие мотивы русской философии.// илософские науки, 1990. №5. С81 -91.

117. Франк C.JI. Духовные основы общества: введение в социальную ялософию./ В кн. Русское зарубежье. Л.: Лениздат, 1991. - 440с. »6. Фрейд 3. "Я" и "Оно". Труды разных лет. В 2-х кн. Тбилиси, 1991.

118. Фуко М. Слова и вещи. М.: Прогресс, 1977. - 488с. ¡8. Фуко М. Археология знания. Киев, 1996.

119. Цехмистро И.З. Диалектика множественного и единого М.: Мысль, 1972 -'6с.

120. Чу Дж. Кризис концепции элементарности в физике./ В кн. Будущее науки. 1ып.2,1968.

121. Чудинов В.А. Атомистические концепции в современном естествознании. Методологический анализ. М.: Наука, 1986. - 174с.

122. Шапошников JI.E. Учение о соборности в воззрениях ранних лавянофилов.// Философские науки, 1990. № Юс. С 39-46.

123. Шапошников JI.E. Философия соборности : Очерки русского самосознания СПб: Изд-во С.-Пстсрбург.ун-та,1996. 200с.

124. Шмальгаузен И.И. Организм как целое в индивидуальном и историческом азвитии. М.: Наука, 1982 - 383с.

125. Шпенглер О. Закат Европы. Очерки морфологии мировой истории 1. ешталь и действительность М.: Мысль, 1993. - 663с.

126. Щюц А. Формирование понятия и теории в общественных науках./ В кн. американская социологическая мысль. М.: Изд-во МГУ,1994. С.481 - 496.

127. Эванс-Притчард Э. Нуэры. М.: Наука, 1985. - 236с.

128. Юревич A.B. Онтологический круг и структура психологического знания.// сихологический журнал. 1991. Т. 13. № 1. С 6-14.

129. Юнг К.Г. Архетип и символ. М.: Ренессанс, 1991. - 304с.

130. Яковлев Р.Б. Истоки и этапы формирования современной научной арадигмы./ В сб. Наука и феномен культуры. Саратов: Изд-во Саратовского зс. ун-та. 1999. С.24-41