автореферат диссертации по философии, специальность ВАК РФ 09.00.01
диссертация на тему:
Современная эпистемология в контексте гуманитарного познания

  • Год: 2005
  • Автор научной работы: Ищенко, Елена Николаевна
  • Ученая cтепень: доктора философских наук
  • Место защиты диссертации: Воронеж
  • Код cпециальности ВАК: 09.00.01
Диссертация по философии на тему 'Современная эпистемология в контексте гуманитарного познания'

Полный текст автореферата диссертации по теме "Современная эпистемология в контексте гуманитарного познания"

На правахрукописи

ИЩЕНКО ЕЛЕНА НИКОЛАЕВНА

СОВРЕМЕННАЯ ЭПИСТЕМОЛОГИЯ В КОНТЕКСТЕ ГУМАНИТАРНОГО ПОЗНАНИЯ

Специальность 09.00 01 - онтология и теория познания

Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора философских наук

Воронеж- 2005

Работа выполнена в Воронежском государственном университете

Научный консультант: доктор философских наук,

профессор Кравец Александр Самуилович

Официальные оппоненты: доктор философских наук,

профессор Грякалов Алексей Алексеевич

доктор философских наук,

профессор Кузнецов Валерий Григорьевич

доктор философских наук, профессор Радугин Алексей Алексеевич

Ведущая организация: Московский государственный институт международных отношений (МГИМО - Университет) МИД России

Защита состоится 10 июня 2005 года в 14 часов на заседании диссертационного совета Д 212.038.01 при Воронежском государственном университете по адресу: 394000, г. Воронеж, пр. Революции, 24, ауд. 410.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке при Воронежском государственном университете

Автореферат разослан « 6 » мая 2005 года

Ученый секретарь диссертационного

Комиссарова Э. С.

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность темы исследования.

Для классической эпистемологии научное познание - это познание, понятое преимущественно в позитивистском духе как познание естественнонаучное. Гуманитарное познание долгое время либо «подгонялось» под идеалы и нормы естественнонаучного познания, либо относилось к сфере «ненаучного» познания. Пренебрежение проблемами гуманитарных наук породило, в частности, радикальный постмодернистский эпистемологический проект. Невписанность гуманитарного познания в структуру эпистемологии имело двухсторонние последствия. С одной стороны, само гуманитарное познание в эпистемологии стало ассоциироваться с субъективизмом и недостаточной строгостью, а его результаты — с релятивизмом, с другой — привела к односторонности самих эпистемологических исследований. Как справедливо отмечает В.Г. Кузнецов: «Была утрачена старая, но очень глубокая истина, что философия черпает ' свои живительные силы не только в связи с точными науками (и обратном методологическом воздействии на них), но и в философско-теоретическом осмыслении действительности через призму гуманитарного знания»1.

Ситуация стала радикально меняться в последние несколько лет. Оказалось, что многие «очевидные», устоявшиеся представления о природе, специфике и структуре гуманитарного познания, с одной стороны, и познании в целом, с другой стороны, должны быть подвергнуты существенному (если не сказать радикальному) пересмотру. Вновь неожиданно актуальными оказываются поиски ответов на вопросы о предмете, методологических стандартах, идеалах и нормах гуманитарного познания. Не в последнюю очередь такой пересмотр был стимулирован «лингвистическим поворотом» в философии XX века, «современной философской одержимостью языком» (по меткому определению И.Т. Касавина). Именно многомерный, многоликий, полифоничный феномен языка объединил философские и гуманитарные поиски. «Стягивание», сопряжение разнородных, подчас противонаправленных дискурсов оказалось не только точкой роста нового знания, но и пространством новой философской рефлексии. Анализ широкого круга проблем, связанных с исследованием природы и сущности языка, привел, в свою очередь, ко «второму рождению» проблемы интерпретации.

Особый статус проблемы интерпретации в рамках современного философского дискурса, безусловно, определяется и культурно-историческими вызовами эпохи. Избыточность информации как один из существенных, возможно системообразующих факторов современного цивилизационного развития, размывание границ виртуальной и повседневной

1 Кузнецов В.Г. Герменевтика и гуманитарное познание. -М.: Изд-воМГУ, 1991. - С. 3

реальности могут быть рассмотрены с точки зрения генерирования бесконечного множества интерпретаций, которые постепенно «вытесняют» собой как собственно изначальный объект интерпретации, так и само представление о его присутствии. Более того, презентация события все больше вытесняется его интерпретацией, а потребитель информации до такой степени приучен к тесному сплаву интерпретации, оценки и авторского комментария, что уже не испытывает потребности в знании фактов «самих по себе».

Человек приговорен к интерпретации - вот новый поворот в размышлениях об интерпретации, рожденный в рамках философского и гуманитарного дискурса конца XX века. Интерпретация, предусматривающая конструирование некоторой модели возможной реальности, меняет общее поле интерсубъективности, делает необратимыми изменения в понимании феноменов культуры, вторгается во внутренний мир самого интерпретатора. Наряду с «человеком разумным», «человеком производящим», «человеком познающим», возникает образ «человека интерпретирующего». Проблема границ свободы интерпретации (и интерпретатора!), парадоксальный вывод о влиянии «возможного мира интерпретации» на человеческую жизнь, проблема размывания границ реальности и вымысла, рефлексии над языковыми предпосылками самой философии - эти вопросы очерчивают поле дискурса современных размышлений о природе интерпретации. Потребность в «теории интерпретации», преодолевающей границы узкоспециальных исследований, синтезирующей философские и гуманитарные подходы, становится все более очевидной.

Пересмотр классической схемы эпистемологического отношения, основывающейся на противопоставлении субъекта и объекта, предусматривает новое понимание их взаимосвязи и взаимозависимости. Поистине революционные открытия в разных областях гуманитарных наук второй половины XX века привели к философскую мысль к необходимости решения принципиально новых эпистемологических задач, связанных, прежде всего, с анализом языковых и культурных пред-рассудков и установок субъекта, исследованием механизмов их влияния не только на процесс и результат познания, но и на специфику видения самой его предметности. Сегодня представляется уже совершенно очевидным, что рассмотрение субъекта гуманитарного познания должно учитывать встроенность в мышление и познавательную деятельность человека представления о «Другом». В связи с этим в рамках современного философского дискурса неслучаен все возрастающий интерес к идеям М.М. Бахтина, которому принадлежит приоритет в открытии принципиальной диалогичности гуманитарного познания: «гуманитарное познание - это познание Другого».

Современная гуманитарная мысль стоит на пороге важных открытий. Существование разнонаправленных философских и гуманитарных проектов, приводящее к конституированию новой проблемности, стимулирует развитие новых исследовательских стратегий. Вызов «эпохи постмодерна» потребовал от философии и гуманитарных наук нетривиальных решений, нестандартных

подходов, контуры которых уже прорисовываются в интеллектуальном пространстве современной культуры.

Опыт исследования проблемы предпосылок и оснований гуманитарного познания в философских учениях XX века убедительно показал, что выработка новой эпистемологической парадигмы неразрывно связана с анализом социокультурных, языковых, исторических аспектов познания, . выявлением «каналов» проникновения традиции в структуру познавательного акта на всех его уровнях.

Принципиально важным в контексте предлагаемого исследования оказывается определение проблемного поля современных дискуссий, посвященных проблемам эпистемологии. Такой анализ представляется нам необходимым по целому ряду причин. Во-первых, в результате такого анализа выявляются «точки пересечения» различных философских традиций, и тем самым проясняется логика дальнейшего развития эпистемологических исследований. Во-вторых, он позволяет наметить как пути преодоления кризиса эпистемологии, так и стратегии дальнейших исследований. В-третьих, анализ наиболее важных познавательных интенций в гуманитарной сфере может стать мощным импульсом к развитию философских исследований указанного круга проблем, и способствовать преодолению наметившейся в последнее время «рискованной разобщенности» (по выражению К.-О.Алеля) между философией и гуманитарными науками.

Особенно хотелось бы обратить внимание на то обстоятельство, что современная отечественная философия переживает период «информационного взрыва», связанного с лавинообразным увеличением переводной литературы, прежде недоступной широкому кругу ученых. Период своеобразного ученичества, «открытия» тех идей, которые уже по праву признаны в западной философской традиции классикой, неизбежен и предусматривает кропотливую работу по заполнению «лакун», реконструкции реального историко-философского процесса. Если западная философия существовала в контексте постоянного диалога различных традиций и школ, то отечественная философская мысль долгое время пребывала в искусственно созданном монологичном дискурсивном пространстве. Мы глубоко убеждены в том, что выработка собственных позиций и оригинальных концепций должна дополняться реконструктивной и интерпретативной деятельностью, которая, однако, вовсе не кажется нам «вторичной». Сама специфика философского познания вполне допускает возможность новых открытий в процессе историко-философского анализа.

Станет ли философия XXI века «назиданием» (Р.Рорти), или обретет иной статус, во многом будет зависеть от решения эпистемологических , проблем.

Степень разработанности проблемы. В современной отечественной философии наблюдается «ренессанс» эпистемологической проблематики. Одной из главных причин повышенного интереса к проблемам познания является крушение прежних общефилософских и методологических установок. Выявлению и преодолению противоречий и парадоксов в

господствовавшей ранее эпистемологической парадигме посвящен целый ряд новаторских для отечественной философии работ И.И. Борисова, П.П. Гайденко, А.Ф. Грязнова, А.А. Грякалова, С.С. Гусева, А.Ф. Зотова, И.Т. Касавина, А.В. Кезина, М.С. Козловой, А.С. Кравеца, СБ. Крымского, В.Г.Кузнецова, В.А. Лекторского, Е.А. Мамчур, Б.В. Маркова, И.П. Меркулова, Н.А. Мещеряковой, Л.А. Микешиной, В.В. Миронова, Н.В. Мотрошиловой, Н.С. Мудрагей, С.С. Неретиной, А.П. Огурцова,

A.А. Печенкина, В.Н. Поруса, Е.Я. Режабека, Н.М. Смирновой, ЗА Сокулер,

B.C. Степина, Г.Л. Тульчинского, В.Г. Федотовой, Е.Л. Фейнберг, В.П. Филатова, B.C. Швырева, Б.Г. Юдина и других авторов.

Интерес к философским проблемам познания характерен также и для современной западной философии. Разработку проблем современной философской теории познания в русле различных традиций и школ ведут H.J. Adriaanse, L.E. Cahoone, E. Craig, M. Dammit, J. Dancy, D. Davidson, H.L. Fairlamb, G. Gebauer, A. Goldman, J. Greco, J. Grondin, G. Hookway, M. Krausz, A. Maclntyre, P. Machamer, J. Margolis, P.K. Moser, G. Nicholson, J.L. Pollock, N. Rescher, M. Silberstein, F. Schmitt, E. Sosa, S. Stich, B. Stroud, M. Williams, T. Williamson, J. Worrall и другие исследователи.

В последние десятилетия серьезную конкуренцию эпистемологии в исследовании традиционных проблем философской теории познания составляет бурно развивающийся комплекс наук, который получил название «когнитивистика». Когнитивный подход придал новый импульс развитию многих отраслей знания (лингвистика, психология, исследования по искусственному интеллекту и т.п.). Когнитивные науки не просто исследуют структуру и специфику когнитивных процессов, но и выдвигают собственные модели порождения и трансляции знаний, соотношения вербальной и невербальной составляющих человеческого мышления, разрабатывают новые методы и подходы к изучению познавательной деятельности, а также претендуют на построение единой концепции знания, имеющей междисциплинарный статус. Базисные понятия когнитивистики: «ментальные пространства» (G. Fauconnier, G. Lakoff), «когнитивные сферы» (R. Langacker), «фреймы» (Ch. Fillmore), «когнитивные наборы» (Т.А. Van Dijk) стали весьма популярными и часто используются в исследованиях, касающихся самых разных аспектов познавательной деятельности человека. Очевидно, что принципы и методологические основания когнитивных наук, а также полученные ими результаты, не могут не стать предметом серьезного эпистемологического анализа. Но результаты когнитивных исследований при всей их значимости сами по себе не могут заменить философской рефлексии. Стремление к исключительно частнонаучному изучению познавательных процессов, отрицание необходимости какой бы то ни было философской и/или метанаучной рефлексии, декларируемые в целом ряде исследований, вступают в явное противоречие с реальным развитием самой науки.

Однако не только усиление «конкуренции» в изучении познавательных процессов со стороны частных наук и междисциплинарных исследований, но

и внутренняя логика развития самой философской мысли привела к новому взгляду на проблему обоснования необходимости и состоятельности эпистемологических исследований. Вопрос о несостоятельности философского анализа процесса познания связан, прежде всего, с кризисом парадигмальных установок классической эпистемологии. Одной из наиболее очевидных лакун классической эпистемологии является отсутствие адекватного анализа специфики гуманитарного познания, его идеалов, норм, методологических программ. «Наукоцентричная» эпистемология по-прежнему находится в плену позитивистской установки, понимая «научное познание» преимущественно как познание, устроенное по естественнонаучному образцу.

Проблемы специфики гуманитарного познания, эпистемологических и методологических проблем гуманитарных наук в отечественной философской литературе до недавнего времени получали одностороннее освещение. Принадлежность гуманитарных наук к ведомству идеологии предусматривало анализ всех этих проблем исключительно в рамках марксистской парадигмы. Разумеется, это вовсе не означает, что все работы, посвященные вышеперечисленным вопросам, можно признать не заслуживающими внимания современного исследователя. Весьма интересные и не утратившие своего значения по сей день идеи были высказаны в работах С.С. Аверинцева, Н.С. Автономовой, М.М. Бахтина, Л.М. Баткина, В.В. Бибихина, B.C. Библера, М.Л. Гаспарова, B.C. Глаголева, B.C. Горского, А.Х. Горфункеля, А.Я. Гуревича, К.М. Долгова, В.В. Иванова, А.Ф. Лосева, Ю.М. Лотмана, М.К. Мамардашвили, А.А. Радугина, Э.Ю. Соловьева, Б.А. Успенского и многих других авторов.

Десятилетия эпистемологического и методологического «изоляционизма» привели к тому, что после единообразия, которое обеспечивала марксистская методология, произошел очень быстрый (фактически за последнее десятилетие прошлого века) переход к крайнему варианту «методологической свободы». Интерес к прежде «запретным» идеям (впрочем, вполне понятный и естественный) зачастую приводит авторов к смешению самых разнородных методов и приемов исследований, что вызывает критические замечания у самих ученых-гуманитариев. Видимо, процесс некритического увлечения разнородными (и зачастую противоположными, по сути, течениями) проходит, на смену ему приходит стремление к методологической выверенности и концептуализации собственных размышлений. Разумеется, этот процесс будет достаточно долгим и трудным. Он уже начат отечественными исследователями, и бесспорно, будет продолжен.

Одной из важнейших и интереснейших проблем современной философии, решение которой будет иметь значимые эпистемологические и прикладные методологические следствия для всех областей гуманитарных наук, является проблема интерпретации. В отечественной философской традиции рассмотрение проблемы интерпретации в гуманитарном познании

было жестко привязано к единственно возможной марксисткой интерпретативной схеме.

С одной стороны, такая парадигма порождала очевидную односторонность в понимании многообразия гуманитарной сферы, в том числе и в историко-философском ключе, фактически отлучая отечественную ' философскую мысль не только от западной философии, но и от собственной традиции религиозной философии конца XIX- начала XX века. Нужно отдать должное тем авторам, которые под маской критики все же вводили в контекст отечественной культуры идеи западных авторов, открывая собственные методы и приемы интеллектуальных ухищрений, сопоставимые по изощренности с деятельностью средневековых схоластов. С другой стороны, господствовавшая установка не позволяла развиваться оригинальным теоретическим изысканиям в области философской теории интерпретации, поскольку эти проблемы оказывались уже раз и навсегда решенными.

Однако нельзя не отметить и то парадоксальное обстоятельство, что при очевидных теперь «натяжках» марксистская интерпретативная парадигма обладала одним безусловным преимуществом. Она обеспечивала единство критериев оценки гуманитарных исследований, решала проблемы эпистемологического и методологического выбора, способствовала жесткому ограничению дискурсивного пространства. Деструкция этих границ привела к тому, что поколения исследователей оказались перед лицом нелегкого выбора между множеством предлагаемых интерпретаций в условиях отсутствия сколько-нибудь внятных и общезначимых критериев. Видимо поэтому проблема интерпретации в современной отечественной философии и гуманитарных науках является не просто актуальной, но и достаточно «болезненной».

В контексте современной западной философии проблема интерпретации также принадлежит к числу наиболее интересных и остро дискутируемых. В рамках герменевтического (М. Heidegger, H.-G. Gadamer, J. Habermas, P. Ricoeur, K.-O. Apel и др.), аналитического (M. Dammit, D. Davidson, N. Goodman и др.), постструктуралистского (R. Barthes, J. Kristeva, J. Derrida, G. Deleuze, M. Foucault, U. Eco и др.), постмодернистского (J. Baudrilllard, J.-F. Lyotard, R. Rorty, P. de Man, I. Hassan, F. Jameson, D. Fokkema, T. Dbaen и др.) дискурсов проблема интерпретации получила разностороннее освещение. Выявились границы общего проблемного поля дискуссий, которые во многом определяют движение мысли в поисках нового понимания интерпретации в современной философии.

Методологическая основа исследования. В работе используется целый ряд методов и принципов философского анализа. Прежде всего, диссертационное исследование основывается на системном подходе к решению поставленных проблем.

Компаративистский подход к анализу учений классиков европейской философской мысли и выдающихся ученых-гуманитариев способствовал выработке базисных идей и концептов работы.

Историко-философская реконструкция позволила выделить проблемное поле и специфику эпистемологии как самостоятельной сферы 1 философских исследований, а также наметить перспективы и основные направления ее дальнейшего развития.

Основные идеи и принципы герменевтики стали ключевыми для раскрытия эпистемологических проблем гуманитарных наук, рассматриваемых в диссертационном исследовании.

Использование структурного подхода позволило выделить базисные элементы интерпретативной деятельности в гуманитарном и философском дискурсе.

Основным исследовательским материалом для выработки концептуального аппарата диссертации явились идеи, результаты и методологические программы гуманитарных наук, европейской и отечественной философской мысли.

Цели и задачи исследования.

Диссертация посвящена исследованию современного этапа развития эпистемологии, выявлению основных элементов становящейся неклассической эпистемологической парадигмы, анализу специфики познавательных процессов в гуманитарных науках, а также раскрытию природы и структуры интерпретативной деятельности в гуманитарном познании.

Цель диссертации состоит в обосновании эпистемологии гуманитарных наук как самостоятельной сферы философских исследований познавательной деятельности, раскрытии ее основных идей и принципов.

Реализация этой основной цели диссертационной работы предполагает решение следующих задач:

> проанализировать истоки и основания выделения эпистемологии как самостоятельной сферы философского знания в европейской традиции, а также социокультурные и философские причины кризиса классической эпистемологии;

> выявить основные тенденции и смысловые основания современных философских исследований познания;

> проанализировать развитие гуманитарного познания, показать особенности формирования дисциплинарной матрицы гуманитарных наук;

> эксплицировать понятия объекта и предмета гуманитарных наук, выявить их взаимосвязь с экстерналистской и интерналистской моделями развития гуманитарной познавательной сферы;

> выявить значение понятия «идеальный субъект» для развития гуманитарных наук, наметить пути решения проблемы личной ответственности ученого-гуманитария в современном мире;

раскрыть истоки и основания пересмотра представлений об интерпретации в современной философии и гуманитарных науках,

выявить основные модели интерпретации, их характерные особенности и сферу применения;

> обосновать роль интерпретации как базисной эпистемологической процедуры гуманитарных наук, вскрыть структуру интерпретативной деятельности в гуманитарном познании;

> раскрыть специфику философской интерпретации, выявить основные элементы комплексной стратегии интерпретации философского текста, проанализировать роль и значение историко-философской интерпретации в рамках философского дискурса.

Новизна научного исследования.

^ Проведен комплексный анализ развития теоретико-

познавательных исследований в европейской философской традиции, на основании которого выделены нормативная и дескриптивная составляющая эпистемологии как ее необходимые элементы, выявлены основные проблемы эпистемологии, решение которых определяет специфику философского подхода к исследованию человеческого познания.

Проанализированы истоки и основания кризиса эпистемологии как самостоятельной сферы философского знания, который связан с несостоятельностью классической философской теории познания, абсолютизировавшей естественнонаучное познание как идеал и образец научного познания вообще, и конкуренцией со стороны частных наук и междисциплинарных проектов изучения познавательных процессов.

^ Показано, что смысловым центром современных

эпистемологических дискуссий является антитеза фундаментализм / релятивизм.

Выявлена зависимость развития гуманитарных наук от социокультурной ситуации и философских представлений, эпистемологическая и методологическая специфика современного гуманитарного познания. Выдвинуты основные принципы эпистемологического анализа гуманитарных наук.

^ Обоснована необходимость разделения понятий «объект» и

«предмет» гуманитарных наук, отражающая их взаимосвязь с реалиями культуры, с одной стороны, и научной традицией, с другой стороны. Показана их взаимосвязь с экстерналистской и интерналистской моделями развития гуманитарных наук.

^ Предложены понятия «идеальный» и «реальный» субъект

гуманитарного познания, раскрыто их методологическое значение в процессе развития гуманитарного познания. Рассмотрена проблема ответственности ученого, работающего в сфере гуманитарных исследований, намечены пути ее решения.

и

> Выявлены основные тенденции развитая современного гуманитарного познания, показаны их социокультурные и эпистемологические основания.

Вскрыты причины повышенного интереса к проблеме интерпретации, связанные как с изменениями культурных реалий, так и с внутренней логикой развития современной философии и гуманитарных наук. Выявлены основные модели интерпретации, предложенные в рамках философского и гуманитарного дискурса: интерпретация как перевод, интерпретация как результат объяснения, интерпретация как предпосылка понимания, редукционистская модель интерпретации, интерпретация как свободное смысловое творчество, показаны их характерные особенности и область применения.

^ Выявлена общая теоретическая структура

интерпретативной деятельности в гуманитарном познании, базисными элементами которой являются объект, представление, интерпретативная схема, интерпретативная стратегия. Показана роль интерпретации в процессах конституирования предмета, выбора методологии исследования и анализа полученных результатов, а также их социокультурных аппликаций в гуманитарных науках.

^ Выявлена специфика бытования интерпретации в

философском дискурсе, связанная с разделением на два уровня: интерпретацию философского текста и интерпретацию историко-философского процесса. Предложена интертекстуальная модель комплексной стратегии интерпретации философского текста. Выявлена роль историко-философской интерпретации в философском дискурсе, предложен новый подход к анализу современной философии сквозь призму исследования интерпретаций философской классики.

Основные положения, выносимые на защиту-

В ходе проведенного исследования получены следующие результаты, выносимые на защиту:

> В истории философии теоретико-познавательная проблематика занимала различное место в структуре философских размышлений. Проведенный анализ показал, что эпистемология как самостоятельная сфера философского знания наряду с дескриптивной всегда включала в себя нормативную составляющую. Именно нормативизм обеспечивал методологическую значимость эпистемологических инвектив. Кризис современной эпистемологии связан с несостоятельностью классической философской теории познания, абсолютизировавшей естественнонаучное познание как идеал и образец научного познания вообще, и конкуренцией со стороны частных наук и междисциплинарных проектов изучения познавательных процессов.

> Исследование основных эпистемологических проектов, предложенных философской мыслью XX века - эволюционной эпистемологии, герменевтики, социальной эпистемологии,

' «натурализированной эпистемологии» - позволил выделить смысловое основание современных дискуссий о познании. Сосуществование двух конкурирующих установок: «фундаментализма» и «релятивизма», их развитие и преодоление в рамках различных интеллектуальных проектов стало определяющей тенденцией современной эпистемологии.

Социокультурные сдвиги, приводящие к пересмотру представлений о природе человека, субъекта, субъективности, взаимоотношений человека и мира, являются существенными «внешними предпосылками» для парадигмальных революций в гуманитарном познании. Процесс формирования дисциплинарной матрицы гуманитарных наук исторически был тесно связан с эволюцией философских идей. Формирование новой «лингвоцентричной» парадигмы гуманитарного познания, проникновение методологических приемов за границы отдельных областей познания, возникновением новых междисциплинарных областей знания, процесс интеграции частных наук о человеке отражают тенденцию современной гуманитарной науки к самоопределению и демаркации.

> Эпистемологический анализ гуманитарного познания предполагает демаркацию объекта и предмета гуманитарных исследований. Объектом гуманитарного исследования является та сфера культурной, исторической, психологической, языковой, социальной реальности, тот ее «срез», который представляет собой исходный фундамент познавательной деятельности. Понятие объекта отражает экстерналистское видение развития гуманитарных наук. Экстерналистская модель предусматривает детерминированность исследовательской сферы гуманитарных наук исключительно изменениями социокультурной ситуации. Предметом гуманитарного познания является та часть культурно-исторической реальности, которая предусматривает конституируемость, реконструкцию, дополнение в процессе познания, в его структуру включаются представления о культурных реалиях, сложившиеся в рамках научной традиции. В этом смысле понятие предмета коррелирует с интернализмом в понимании развития гуманитарных наук, предусматривающем наличие собственной логики развития в контексте взаимодействия научной традиции и новаций.

> Различные роли субъекта познания, его непременная включенность в ту или иную систему ценностей, с одной стороны, и встроенность представлений о Другом в структуру познающего субъекта, с другой, позволяют нам провести принципиальное разделение между «идеальным» и «реальным» познающим субъектом. Применительно к гуманитарной сфере «идеальный» субъект есть мыслительный конструкт, лишенный субъективных предпочтений, пред-убеждений, ценностей, способный встать на точку зрения «независимого наблюдателя», увидеть ситуацию «как она есть на самом деле» во «внечеловеческом измерении». Существование в рамках гуманитарного сообщества представления об

««идеальном» субъекте позволяет сохранять целостность и самодостаточность гуманитарной познавательной сферы. «Реальный» субъект, в отличие от «идеального» понимается не как эмпирический субъект, но как носитель культурных установок, дитя своего времени и ситуации, представитель определенной научной традиции. Сложная структурированность «реального» субъекта является одним из оснований полиинтерпретируемости результатов и выводов гуманитарных наук, а также связана с проблемой личной ответственности ученого-гуманитария, приобретающей в современной культуре полифоничное звучание. Conditio sine qua поп научного творчества в гуманитарной сфере становится стремление самого ученого разнести в своем сознании оценку и факт, реальность как она есть и реальность как она возможна, другое как иное и другое как чужое.

> Одной из важных тенденций развития гуманитарного познания второй половины XX века является поиск универсальных общекультурньгх оснований, позволяющий избегать релятивизации его результатов. Попытки найти «универсалии культуры», «антропологические константы», «семантические примитивы» отражают общегуманистическую направленность современного гуманитарного познания, стремление выйти за рамки схемы «свое - чужое» и перейти к модели «свое и иное как вариации общечеловеческого».

Сегодня происходит коренной пересмотр представлений о границах, возможностях и значении интерпретации в структуре человеческой деятельности. Из процедуры, имеющей операциональный смысл, интерпретация превращается в самодостаточный феномен человеческого бытия. Компаративистский анализ моделей интерпретации, предложенных в рамках различных философских школ и направлений, - интерпретация как перевод, интерпретация как результат объяснения, интерпретация как предпосылка понимания, редукционистская модель интерпретации, интерпретация как свободное смысловое творчество — показывает, что каждая из них имеет определенную сферу применимости и делает акцент на одной стороне интерпретативной деятельности.

> Узловыми пунктами общей теории интерпретации становится анализ основных элементов интерпретативной деятельности: объекта, его представления, интерпретативной схемы и интерпретативной стратегии. Интерпретативная схема обеспечивает внутреннюю согласованность и определенность интерпретативных стратегий, а также предполагает наличие более или менее прописанных, но определенных критериев отбора интерпретаций, осуществляемых в рамках данной схемы. Истина любой данной интерпретативной схемы не предполагает сравнения с другими интерпретативными схемами, она принимается как некая аксиома, вынесенная за пределы «доказательного пространства». В отличие от интерпретативной схемы, интерпретативная стратегия является принципиально корректируемой, меняющейся в зависимости от выбранного объекта, а также от целей, задач и ожиданий познающего субъекта. Корректировка интерпретативной стратегии направлена на достижение

наиболее полного представления объекта в рамках данной интерпретативной схемы, с одной стороны, и на создание целостной интерпретации, с другой.

> Проведенный анализ позволил выявить основные особенности интерпретации. Во-первых, интерпретация стремится к всестороннему охвату • объекта. Любая интерпретативная деятельность стремится к целостности, задаваемой существованием единой интерпретативной схемы. Во-вторых, интерпретация представляет собой гипотезу, или версию своего объекта. Именно поэтому интерпретация конституирует предметный мир гуманитарного познания. В-третьих, специфика интерпретации в различных областях во многом определяется способами конституирования стратегий в рамках данной интерпретативной схемы, процедурами их селекции и методами реализации.

> Для решения проблемы специфики философской интерпретации предложено разделение двух различных направлений исследований: анализа интерпретации философского текста и интерпретации историко-философского процесса, являющиеся взаимно комплементарными. Комплексная стратегия интерпретации философского текста предусматривает

. его исследование сквозь призму интертекстуальности и выявления различных контекстов. Анализ проблемы историко-философской интерпретации показал, что актуализация тех или иных проблем в философии связана не только с духом времени и требованиями эпохи, но и с теми поворотами сюжета, которые заданы ее внутренними смысловыми основаниями. Формообразующим началом сюжета становятся нерешенные проблемы, которые актуализируются в связи с внутренней потребностью к заполнению смысловых лакун. Движущей силой этого процесса является интерпретация идей мыслителей прошлого, в творчестве которых эти лакуны по мере обретения исторической дистанции становятся наиболее очевидными. Философия данной исторической эпохи определяется не только новаторскими учениями, но и интерпретациями «классиков» прошлого, идеи которых получают свое «второе рождение» в новом дискурсивном пространстве.

Теоретическое и практическое значение работы.

Теоретические положения и выводы диссертационного исследования могут иметь существенное значение:

> в дальнейшем развитии философских исследований познавательной деятельности в различных сферах, выявлении их соотношения и исторической динамики;

> в исследовании эпистемологических и методологических парадигм гуманитарных наук, прогностике основных тенденций развития современного гуманитарного познания;

> при проведении комплексных гуманитарных исследований, выработке новых методологий и методик междисциплинарного анализа культурных феноменов;

> для анализа основных интерпретативных стратегий в различных отраслях гуманитарного познания, а также в процессах межкультурной коммуникации. Такое исследование представляется актуальным и значимым как в теоретическом плане выявления предпосылочности познавательной деятельности, так и в плане выработки установок толерантности и нацеленности на конструктивный диалог в межкультурном общении;

> при разработке конкретных методик интерпретации философского текста, а также построения принципиально новой модели интерпретации историко-философского процесса;

> в преподавании основных разделов базового курса философии, а также элективных курсов «Современная эпистемология», «Методология гуманитарного познания», «Философия интерпретации».

> при разработке программ и учебно-методических материалов для институтов повышения квалификации профессорско-преподавательского состава вузов в связи с введением курса «История и философия науки», а также в его преподавании для аспирантов гуманитарных специальностей.

Апробация работы.

Материалы диссертации докладывались научных конференциях, семинарах и симпозиумах различного уровня: на Межвузовской научной конференции «Гуманитаризация высшего образования» (Воронеж, 1996), Межвузовской научно-практической конференции «Деструктивные процессы в развитии современной российской культуры» (Воронеж, 1998), Межрегиональной научно-методической конференции «Актуальные проблемы гуманитаризации высшего образования» (Воронеж, 2000), научном семинаре «Герменевтика в России» (Воронеж, 2001), Международной конференции «Социальная власть языка» (Воронеж, 2001), Международной конференции, посвященной 60-летию воссоздания философского факультета МГУ им. М.В. Ломоносова «Человек - Культура - Общество. Актуальные проблемы философских, политологических и религиоведческих исследований» (Москва, 2002), Третьем Российском Философском конгрессе «Рационализм и культура на пороге третьего тысячелетия» (Ростов на Дону, 2002), Международной конференции «Межкультурная коммуникация и проблемы национальной идентичности» (Воронеж, 2002), Международной конференции «Условия взаимопонимания в диалоге» (Воронеж, 2002), Международном научном семинаре «Культура Пост: истоки, основные черты и границы явления» (Воронеж, 2003), Международной научной конференции «Эстетика научного познания» (Москва, 2003), Международной конференции «Универсальное и специфическое в межкультурном и внутрикультурном диалоге» (Воронеж, 2003), Международной конференции «Интеграция России в международное академическое сообщество: перспективы

российского образования и науки» (США, Вашингтон, 2003), Международной научной конференции «Перевод: язык и культура» (Воронеж, 2003), научном семинаре «История и философия науки» (Воронеж, 2004), Международной научной конференции «Культурные табу и их влияние на результат коммуникации» (Воронеж, 2004).

Идеи и положения диссертационного исследования докладывались на научных семинарах в Квинс Колледж (Оксфорд, Великобритания), а также использовались в лекциях, прочитанных соискателем в Центре логики, философии науки и философии языка Института философии Католического университета г. Левен (Бельгия).

Основные научные результаты нашли свое отражение в монографии «Современная эпистемология и гуманитарное познание» (Воронеж : Изд-во Воронеж, гос. ун-та, 2003. — 144 с), а также в статьях, опубликованных в научных журналах и сборниках научных трудов, в главах коллективных монографий, в тезисах международных, всероссийских и межрегиональных конференций.

Диссертация обсуждалась на заседании кафедры систематической философии факультета философии и психологии Воронежского государственного университета и была рекомендована к защите.

Структура диссертации определяется в соответствии с целями и задачами исследования. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения и списка литературы, включающей 358 источников (из них 256 отечественных и 102 иностранных). Общий объем диссертации -351 страница.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении обосновывается актуальность темы исследования, характеризуется степень ее разработанности, формулируются цели и задачи диссертации, ее методологические основания, определяется новизна исследования, выделяются основные положения, выносимые на защиту, характеризуется теоретическое и практическое значение диссертационного исследования.

В первой главе диссертации «Современная эпистемология: основные проблемы, подходы и направления» рассматривается история

становления и развития эпистемологии как самостоятельной сферы философских исследований. Выявляются основные проблемы философской теории познания, ее специфика и характерные особенности. Особое внимание уделяется анализу эпистемологических идей в философии XX века, предложенных в рамках различных течений и направлений, в контексте поисков новой парадигмы философского понимания научного познания. Определяются основные направления развития современной эпистемологии в условиях усиливающейся конкуренции со стороны частнонаучных и междисциплинарных исследований человеческого познания.

В первом параграфе первой главы «Эпистемология в структуре философского знания: истоки, статус и основания» дается историко-философский анализ возникновения и становления эпистемологии в • европейской философской традиции.

В истории философии теоретико-познавательная проблематика занимала различное место в структуре философских размышлений. В античной философии возникают скептицизм и релятивизм. В историко-философском контексте учения софистов и скептиков были «одними из» в общей палитре школ и направлений и являлись, скорее, тем «протестным» фундаментом, преодоление которого привело к созданию наиболее значительных философских учений античности - философии Сократа, Платона и Аристотеля. Но в дальнейшем развитии эпистемологии (вплоть до самых современных дискуссий) скептицизм и релятивизм приобрели существенно иной статус. Любое современное эпистемологическое исследование, не говоря уже о философских дискуссиях Нового времени, так или иначе было вьпгуждено обращаться к решению так называемой «скептической проблемы». Особый статус скептицизма как наиболее радикального варианта и релятивизма как более мягкого варианта негативного решения познавательных проблем, связан, в первую очередь с тем, что они есть экстремальный, крайний случай применения той критической рефлексии, которую в качестве основного интеллектуального инструмента продекларировала европейская философская традиция со времен античности. Можно сказать, что скептицизм определил ту границу, за которой открывается пропасть тотального размывания научного дискурса, само наличие которой, по-видимому, является сильнейшим мотивом поисков «позитивных» ответов на скептический вызов, брошенный античной мыслью. Пользуясь метафорой С. Кьеркегора, «головокружение», которое испытывает эпистемолог, стоя на краю этой пропасти, заставляет его всякий раз обращаться к «скептической проблеме» для обретения подлинной познавательной свободы.

Средневековая философия познания выявляет принципиально новые повороты эпистемологических сюжетов. Если основной проблемой античной теории познания являлись поиски методов и критериев отличения знания (episteme) от мнения (doxa), то для средневековой философии таковой стала проблема разграничения и гармонизации веры и знания. Одним из центров схоластической эпистемологии стал поиск рациональных доказательств христианского вероучения. «Иерархизация» и «пригнанность» средневековой картины мира предполагала поиск и экспликацию канонов ее соответствия в эпистемологической сфере. В свою очередь, герменевтический характер христианской экзегетики обусловил выработку норм и правил интерпретации священного текста, соблюдение которых должно было привести к более полному его пониманию.

Самостоятельный статус в структуре философских учений теория познания приобретает в западноевропейской философии в XVII в. Становление экспериментальной науки, формирование классического типа

.рациональности, колоссальные успехи естествознания, с одной стороны, ориентировали философов на поиски методов для развивающегося научного познания, а с другой стороны, ставили вопрос о статусе самой философии, занимающей теперь «ничейную землю» между наукой и теологией. Теория познания становится самостоятельной и центральной областью философии, она является основанием науки и имеет принципиальное значение для демаркации философии и науки. Развитие эпистемологической проблематики в учениях Бэкона, Декарта, Гоббса, Локка, Юма, Беркли и других европейских мыслителей XVH-XVШ вв. стало не только революцией в развитии философской мысли, но и оказало мощное влияние на развитие нововременной науки и культуры. Можно сказать, что параллельно с формированием классической науки начинает складываться классическая эпистемология, наукоцентризм которой стал отражением доминирования естествознания XVII века, которое являлось образцом и идеалом - как научного познания, так и познания в целом.

Исчерпанность эмпирической и рационалистической эпистемологических программ поставило философию перед необходимостью поисков новых решений познавательных проблем. Решение антиномии рационализма и эмпиризма Нового времени привело к кантовскому учению об априорном синтезе. В учении И. Канта в полном смысле слова происходит реализация разделения философского и научного знания. «Коперниканский переворот», кантианская революция в философском исследовании познания имела чрезвычайно важные последствия для дальнейшего развития западной эпистемологии.

Попытки «заполнения» смысловых лакун в философии Канта были предприняты в неокантианстве. В полемике с позитивизмом, отказывающим философии в праве на существование в качестве «метафизики», 'неокантианцы предполагали ее сохранение и развитие как теории познания на основании интерпретации кантовских идей. Именно в рамках неокантианства впервые в европейской традиции внимание было акцентировано на постановке и решении эпистемологических и методологических проблем гуманитарных наук. Значение неокантианства в контексте философских исследований теоретико-познавательных проблем состояло не только в обращении к анализу гуманитарного познания. С одной стороны, неокантианцы попытались «вписать» в структуру эпистемологии ранее не рассматривавшиеся познавательные проблемы. С другой стороны, декларация специфики гуманитарного познания как ответ на позитивистскую унификацию наук в историко-философском смысле, как это ни парадоксально, привела к еще большей разобщенности познавательных сфер. Вследствие этого, как нам представляется, эпистемология гуманитарных наук осталась как бы на периферии классической эпистемологии, представляя собой некий «особый случай», не попадающий в проблемное и смысловое поле философии познания.

Эта двойственность выявила те внутренние проблемы и противоречия, которые коренятся в структуре самой эпистемологии как философской

теории познания. Более того, именно они и являются одной из основных причин тех пред-рассудков и стереотипов относительно предмета, целей и задач эпистемологии, которые до сих пор широко распространены в сознании философского сообщества.

Таким образом, проведенный историко-философский анализ позволяет выделить некоторый общий круг основных проблем эпистемологии, решение которых так или иначе (подчас и в сугубо негативном смысле), непременно присутствует в любом эпистемологическом учении. Первую проблему в обозначенном эпистемическом контексте наиболее корректно можно назвать проблемой демаркации веры и знания. В ее рамках рассматриваются вопросы выделения и экспликации системы вер, их природы, принципов внутренней согласованности и способов эпистемического обоснования, соотношения эпистемически оправданных вер и знания. Ко второй важной проблеме следует отнести вопросы демаркации знания и не-знания, а также различных видов знания. В решении этих вопросов определились два аспекта эпистемологического дискурса: экстерналистский аспект касается вопроса, где пролегает граница между знанием и не-знанием, чем она определяется и какова ее динамика. Интерналистский аспект состоял в выявлении границ 'между научным и не-научным знанием, перцептуальным и априорным, эмпирическим и теоретическим знанием. Наконец, самостоятельный статус получила проблема метода научного познания, которая включала в себя такие вопросы, как единство научного познания и, соответственно, соотношение метода/методов различных сфер научного познания. В ходе дискуссий обозначилась также проблема соотношения знания и ценностей, предусматривающая рассмотрение вопросов демаркации знания, мнения и оценки, ценностной ориентации познавательной деятельности.

Второй параграф второй главы «Основные направления эпистемологических исследований в философии XX века» посвящен анализу эпистемологических проектов, предложенных философской мыслью XX века: эволюционной эпистемологии, герменевтики, социальной эпистемологии, «натурализированной эпистемологии». Этот анализ позволил выделить смысловое основание современных дискуссий о познании.

Сосуществование двух конкурирующих установок: «фундаментализма» и «релятивизма», их развитие и преодоление в рамках различных интеллектуальных проектов стало определяющей тенденцией современной эпистемологии. Именно эти течения философской мысли стали смысловым центром эпистемологических дискуссий.

Фундаментализм базируется на убеждении в существовании имеющей внеисторический характер матрицы, к которой философ может и должен, в конечном счете, обращаться при определении природы таких концептов как рациональность, знание, истина, реальность, а также морально-нравственных категорий. Основная задача философа, действующего в рамках данной мировоззренческо-эпистемологической установки, состоит в том, чтобы обнаружить эту структуру и показать объективные и всеобщие основания вышеупомянутых философских концептов.

Альтернативой фундаментализма, являвшегося основанием европейской классики в эпистемологической сфере, в философии XX века становится релятивизм. Релятивизм (в его наиболее «сильном» варианте) предполагает, что фундаментальные философские, эпистемологические и морально-нравственные категории должны быть поняты как относительные к специфической концептуальной схеме, парадигме, типу культуры. Поскольку существует плюралистичность таких концептуальных схем, требование определенности и единственности значения этих концептов отвергается. Для релятивиста не существует субстанциальной всеобъемлющей структуры или единственного метаязыка, посредством которого мы можем рационально выбрать и однозначно оценить конкурирующие требования альтернативных парадигм.

Возьмем на себя смелость утверждать, что, вступив в новый век, философия уже наметила некоторые контуры новой эпистемологии, те направления ее разработки, которые становятся определяющими. Поворот к новой эпистемологической парадигме происходит на пути переосмысления тех фундаментальных категорий и концептуальных схем, которые отражали взгляд классической эпистемологии на сущность процесса познания, дифференциацию и специфику его предметных областей, их методологические установки. Однако стоит отметить, что предложенные пути выхода из кризиса в большей степени отражают тенденцию к сближению с естественнонаучным познанием, нежели стремление к анализу опыта гуманитарных наук, что, на наш взгляд, липший раз демонстрирует устойчивость эпистемологических стереотипов.

Заполнение своеобразной лакуны, связанной с неразработанностью проблем гуманитарного познания, составляет одну из важнейших задач современной философии. Исследование современного гуманитарного познания с философской точки зрения может стать сегодня основой значительного и интересного философского проекта, который в свете дискуссий последнего времени можно обозначить как «реабилитация» эпистемологии.

Вторая глава «Гуманитарное познание: эпистемологический статус, предпосылки и основания» посвящена эпистемологическому анализу гуманитарного познания. Показывается недостаточность подходов классической эпистемологии для адекватного понимания гуманитарных наук, вскрываются истоки и основания взаимосвязи философского и гуманитарного дискурса. Обосновывается необходимость разделения объекта и предмета гуманитарного познания, при этом предмет гуманитарных наук рассматривается в контексте проблемы реальности. Вводятся понятия «идеальный» и «реальный» субъект гуманитарного познания, раскрывается сущность и эпистемологический статус этих теоретических конструктов. Проводится эпистемологический анализ предпосылок и оснований гуманитарного познания.

В первом параграфе второй главы «Специфика гуманитарного познания как эпистемологическая проблема. Философский и гуманитарный дискурс: проблемы демаркации» выделяются основные причины актуализации проблем, связанных с философским и методологическим анализом гуманитарных наук.

Впечатляющие успехи гуманитарных наук, достигнутые в последние десятилетия XX века, провоцируют философскую мысль на рефлексию относительно этой сферы познания. Сегодня мы наблюдаем «третью волну» • интереса философии к познавательным проблемам. Первая волна связана со становлением и развитием теоретического и экспериментального естествознания XVII века. Вторая - со становлением гуманитарных наук в XIX веке, базирующемся на «онтической редукции» (по определению К.-О. Апеля), и распространением связанных с ней историзма и психологизма в исследованиях культуры в целом и ее отдельных аспектов (языка, литературы, морали, права и т.п.). И, наконец, новый всплеск интереса к познавательным проблемам (конец XX - начало XXI в.) связан с формированием «лингвоцентричной» парадигмы гуманитарного познания, проникновением методологических приемов за границы отдельных областей познания, возникновением новых междисциплинарных областей знания, процессом интеграции частных наук о человеке. Проблемы языка, значения и смысла, интерпретации становятся транс дисциплинарными.

Вряд ли можно пройти мимо опыта осмысления проблем гуманитарного познания в поструктурализме и постмодернизме. Критикуя классическую эпистемологию, постмодернизм предъявляет ей свои претензии: противопоставление и отрыв субъекта познания от объекта, отождествление объективности знания с бессубъектностью, логоцентризм, «научный изоляционизм», «наукоцентризм», фундаментализм, стремление к выработке нормативных процедур. С этими основными тезисами постмодернистской критики трудно не согласиться. Однако, с другой стороны, крайний эпистемологический скептицизм, релятивизация познания и его результатов, размывание границ философского, научного и литературного дискурсов как основные установки постмодернизма выглядят подчас как полная капитуляция перед сложностью и многомерностью проблем, порожденных поиском новых нетривиальных философских решений. Постмодернизм отразил одну из значительных тенденций развития современной культуры — фрагментированность реальности, стирание границ между реальностью повседневности, виртуальной реальностью, социальной реальностью, субъективной реальностью. Эти дискуссии, инициировав внимание к языковому измерению реальности, к поискам «литературности» в различных областях познания (от естественнонаучного до обыденного), привели к возникновению новой междисциплинарной исследовательской программы - нарратологии, влияние которой в современном гуманитарном дискурсе достаточно велико.

Анализ исторической динамики исследования проблемы языка в XX веке убедительно свидетельствует о том, что фокус взаимоотношений между

философией и гуманитарными науками существенно изменяется. Если прежде развитие науки о языке полностью зависело от философских установок, то XX век проходит под знаком обретения лингвистическими исследованиями самостоятельности и самодостаточности. С одной стороны, анализ феномена языка теперь выводит самих ученых в область метанаучных и философских обобщений. С другой стороны, особая значимость языковедческих исследований и новый статус лингвистики как метанауки в сфере гуманитарного познания не мог не повлиять на развитие как континентальной, так и англо-американской философской мысли. Возникновение «пограничных» с точки зрения философской классики областей изучения языка стало своеобразным знамением времени. Как точно отмечает Дж. Пассмор, «где заканчивается такая лингвистика [т.е. .лингвистика, включающая в себя элементы философских рассуждений -Е.И.], а где начинается философия - далеко не ясно. Однако именно на этой спорной территории по большей части и размещается сейчас та современная философия, которая пользуется наибольшим влиянием»2.

Во втором параграфе второй главы «Объект и предмет гуманитарного познания» рассматривается проблема выделения и демаркации объекта и предмета гуманитарных исследований, их взаимосвязи с экстерналистским и интерналистским пониманием развития гуманитарных наук.

Изменение реалий культуры и социума, возникновение новых феноменов, связей и отношений между природной средой и миром культуры становятся предпосылкой возникновения новых объектов гуманитарных исследований. Так, например, возникновение в связи с развитием информационных технологий такого явления как «виртуальная коммуникация» определяет новый объект, а также связанную ним потребность в постановке новых исследовательских задач, связанных с выявлением специфики такого типа коммуникации, анализ ее взаимосвязей с «традиционной (face-to-face)» коммуникацией. В связи с этим стоит отметить, что междисциплинарность как одна из тенденций современной гуманитарной науки связана, прежде всего, с комплексностью объектов, формирование которых определяется развитием современной цивилизации. Иначе говоря, понятие «объект» выражает, в большей степени, «экстенсивное» развитие гуманитарного познания, расширение исследовательского пространства, отражающее «объективно» происходящие изменения. В этом смысле уместно говорить о культуре (или отдельных культурно-исторических типах), языковой, психологической реальности, выраженных в текстах, как об объектах гуманитарного познания.

Понятие объекта отражает, по нашему мнению, экстерналистское понимание развития гуманитарных наук. Выделяя влияние социокультурной ситуации на формирование объекта гуманитарного познания, мы акцентируем внимание на определенной степени внешней заданности, которая присутствует в развитии гуманитарных наук. Экстернализм

аПассмор Дж. Современные философы / Дж. Пассмор. -М : Идея-Пресс, 2002. - С. 14

связывает развитие гуманитарных исследований с культурно-историческими сдвигами, акцентируя внимание на зависимости гуманитарных наук от философии, теологии, идеологии, которые становятся своеобразными • «каналами», сквозь которые в гуманитарные науки «прорываются» культурные реалии. Сказанное, однако, не означает, что между объектом и познавательной деятельностью существует строго «односторонняя» связь. Достижения и результаты гуманитарного познания органически входят в культурное пространство, в структуру «третьего мира» (по Попперу). Познавательные интересы субъекта, его система ценностей и установки проникают в ткань рефлексивного анализа и истолкования исследуемого объекта, значительно размывая границы противостояния объекта и субъекта.

Если же говорить о предмете гуманитарного познания, то мы определяем его как ту часть реальности, которая не просто выбрана в качестве таковой исследователем, которая существует как бы в относительно «завершенном», готовом виде, но предусматривает некоторую степень конституированности, реконструкции, дополнения в процессе познания. В структуру предмета включаются представления о культурных реалиях, сложившиеся в рамках других исследований под влиянием открытий других ученых, то есть пред-понимание научного сообщества. В этом смысле понятие предмета коррелирует с интернализмом в понимании развития науки.

Интернализм предполагает детерминированность развития гуманитарных исследований исключительно внутринаучными обстоятельствами. Согласно интернализму, исследователь как представитель определенной научной традиции принимает эстафету от своих предшественников, и эта преемственность отражается в формировании предметного поля. В этом смысле интернализм подчеркивает обусловленность предмета целями, задачами и методами исследования. В качестве одного из примеров в работе рассматривается становление и динамика современных исследований дискурса в различных областях гуманитарных наук (лингвистика, психология, литературоведение, история и т.п.).

Предложенное в работе различение понятий «объект» и «предмет» гуманитарного познания позволяют не только провести более точный эпистемологический анализ специфики этой познавательной сферы, но и выделить синхронический и диахронический аспекты становления и развития гуманитарных наук.

В третьем параграфе второй главы «Проблема реальности в философском и гуманитарном дискурсе» рассматривается эпистемологическое измерение проблемы «возможных миров» в контексте формирования предметного поля гуманитарных исследований.

Проблема демаркации объекта и предмета естественным образом «выводит» к проблеме реальности в гуманитарном и философском дискурсе. Воссоздание целостности как одна из интенций гуманитарного познания предполагает изначально заданное представление об особым образом структурированной реальности, скрытой за предметом исследования,

сложную диалектику конституирования, экспликации и интерпретации в ' процессе познавательной деятельности.

Теснейшая связь творчества и познавательной деятельности имеет значение не только для эпистемологических исследований, призванных более полно отразить процесс познания, но и для собственно философского осмысления и решения проблемы реальности. Исследование проблемы реальности приводит нас к выводу о том, что предмет гуманитарного .исследования носит креативный характер и представляет собой, с одной стороны, возможный мир, находящий свое выражение в интерпретационной деятельности ученого, а с другой, предполагает корреляцию, вписывание в мир «наук о духе», включающий в себя результаты предшествующей познавательной деятельности. Конституирование новой предметности гуманитарного исследования, с одной стороны, обусловлено внутренней логикой развития науки, но, с другой, не в меньшей степени органически связано с социокультурной ситуацией, потребностями изменяющего мира. В пространстве между «вызовом эпохи», новыми культурными реалиями, и' нерешенностью внутринаучных проблем, иначе говоря, между «внешним социокультурным контекстом» и имманентным ходом развития гуманитарной мысли, связанной с существующими методологическими парадигмами и исследовательскими программами, и располагается свобода творчества «возможных миров» гуманитарного знания.

Очевидно, что для современной философии проблема поиска взаимодействия с гуманитарными науками также приводит к пересмотру границ допустимого. Философия поворачивается лицом к проблеме возможного в рамках собственного дискурсивного пространства, а изменения классических представлений о реальности сегодня в очередной раз инициируют дискуссии о роли и задачах самой философии. Дели и задачи исследования от анализа возможного смещаются в направлении выявления того, что является принципиально невозможным в философском дискурсе о реальности. «Окольный» путь философского подхода к этой проблеме, по-видимому, означает, в первую очередь, выработку критериев отсечения концептуально невозможных, внутренне противоречивых,

«рассогласованных» альтернатив. Диалог философии и гуманитарных наук по поводу проблемы реальности необходим не только с позиции экстернализма как ответ на «вызов эпохи» и попытка соответствовать требованию социокультурной ситуации. Отчетливо просматривающиеся в современной философии и гуманитарных науках направления общей проблематизации и исследовательского поиска позволяют надеяться на то, что этот диалог будет содержательным и плодотворным.

В четвертом параграфе второй главы «Субъект гуманитарных наук: .«идеальный» и «реальный». Проблема ответственности ученого в гуманитарном дискурсе» основное внимание уделяется

эпистемологическому исследованию познающего субъекта в гуманитарной сфере. Рассматривается проблема ответственности ученого-гуманитария и предлагаются пути ее решения.

Применительно к гуманитарной сфере «идеальный» субъект есть мыслительный конструкт, лишенный субъективных предпочтений, предубеждений, ценностей, способный встать на точку зрения «независимого наблюдателя», увидеть ситуацию «как она есть на самом деле» во «внечеловеческом измерении». Признание существования «идеального ' субъекта» в значительной мере является данью классической эпистемологии и может быть оценен как один из «научных мифов». Тем не менее, такое представление является необходимой составляющей идеала научности в гуманитарной сфере, поскольку в ней определенные требования предъявляются не только к обоснованности и верификации результатов и выводов, но и к познающему субъекту.

«Реальный» субъект, в отличие от «идеального» понимается нами не как эмпирический субъект, но как носитель культурных установок, дитя своего времени и ситуации, представитель определенной научной традиции. Сложная структурированность «реального» субъекта наряду с пониманием предмета гуманитарных наук как «возможной реальности» также определяет полиинтерпретируемость результатов и выводов гуманитарных наук.

Анализ существенных смысловых подвижек в понимании субъекта, происходящих в гуманитарном дискурсе, позволяет ввести понятие «познавательной идентичности». Понятие «познавательной идентичности» предусматривает рассмотрение познающего субъекта в динамике, акцентируя внимание на процессе развития самого субъекта в ходе познавательного акта, но, в то же время, не позволяя релятивизировать представления о нем. Очевидно, что представление о трансцендентальном субъекте классической эпистемологии не предусматривало возможности его саморазвития, поскольку априорные формы, лежащие в основе познавательной деятельности не позволяли выйти за рамки заданности. Эволюционная теория когнитивных процессов совершенно справедливо усмотрела этот недостаток кантовской схемы, разрабатывая идею эволюции познавательных способностей, но при этом постулировала их природную обусловленность. Понятие познавательной идентичности предполагает, с одной стороны, сохранение единства и целостности познающего субъекта, а, с другой, отражает его саморазвитие в процессе реализации познавательных практик. Только потенциальная возможность выйти за рамки заданности, понимаемой нами не только в смысле кантовского априоризма, но и в смысле культурно-исторической детерминированности, позволяет объяснить и процесс сотворения новой предметности в рамках гуманитарного познания, и процесс трансформации исходных установок самого познающего субъекта.

Процесс реализации познавательной идентичности предусматривает диалог не просто как форму научной полемики, но как адекватный современным реалиям способ понимания феноменов человеческого бытия. Проблема диалога и взаимопонимания культур в современном мире приобретает особую остроту. Собственно говоря, в той или иной степени, эта проблема всегда была, что называется, на острие исследовательского, да и обывательского интереса. Однако реалии постмодерного мира сделали ее не

просто интересной и актуальной, но нынче попросту необходимой для выживания. Эта новая «коннотация» заставляет нас увидеть старую как мир . проблему через призму конфликта культур и цивилизаций.

Одним из неотъемлемых свойств гуманитарного познания является то, что оно неразрывно связано не только с «расширением» культурного пространства, созданием новых культурных реалий, но и влечет изменение как внутреннего мира человека, так и реалий общественной жизни. Результаты научных исследований представляют собой и фактор, изменяющий социокультурный ландшафт, и зачастую основу новых •общественных идеологем. Использование результатов исследований заставляет на самом деле задуматься над тем, «как наше слово отзовется». В связи с этим тема личной ответственности ученого приобретает полифоничное звучание. Conditio sine qua поп научного творчества становится стремление самого ученого разнести в своем сознании оценку и факт, реальность как она есть и реальность как она возможна, другое как иное и другое как чужое.

В пятом параграфе второй главы «Предпосылки и основания гуманитарного познания в эпистемологическом контексте» проводится анализ базисных оснований гуманитарных наук, выделяются интерсубъективные и субъективно-личностные пред-убеждения ученого.

Признание принципиальной невозможности беспредпосылочности человеческого познания, особенно остро проявляющееся в гуманитарной . сфере, является одним из важных открытий современной философии. Однако релятивистские выводы из этого факта отнюдь не являются единственно возможными. Выяснение путей и методов достижения общезначимого знания при условии признания невозможности «идеального» познающего субъекта предполагает эпистемологический анализ познавательных предпосылок и оснований.

Если говорить о гуманитарном познании, то в этой сфере проблема ' предпосылочности познания, с одной стороны, и проблема оснований, с другой, приобретают полифоничное звучание. Как показали философские споры и научные открытия XX века, любой познавательный акт имеет под собой мощный слой предпосылок, культурных и внутринаучных традиций, норм, правил, которые не только определяют в каждом конкретном случае, скажем, методику проведения эксперимента или структуру обоснования гипотезы, но и сам modus operandi как отдельного исследователя, так и научного сообщества в целом. Гуманитарное познание предпосылочно по природе своей, и «слой» этих предпосылок, в свою очередь, имеет сложную, многоуровневую структуру. В работе проводится компаративистский анализ исследования проблем предпосылок и оснований познания в неокантианстве, феноменологии, герменевтике и аналитической философии.

Опыт исследования проблемы предпосылок и оснований познания в философских учениях и гуманитарных теориях XX века убедительно показал, что критицизм классической эпистемологии постепенно сменяется новой исследовательской установкой. Основываясь на принципиальной

невозможности «беспредпосылочной», полностью рационализированной модели познания, она предусматривает анализ социокультурных, языковых, исторических аспектов познания, выявление «каналов» проникновения традиции в структуру познавательного акта на всех его уровнях: от выбора объекта и предмета изучения, до процесса аргументации, объяснения, легитимации знания.

Субъективно-личностные предпосылки также оказывают значительное влияние на процесс и результат гуманитарного познания. В исследовании выделяется несколько уровней их проявления.

Первым уровнем проявления субъективных предпосылок ученого является реализация нравственных установок и этических принципов исследователя. В связи с этим требования, предъявляемые ученым, прежде всего, к самому себе, связанные с необходимостью демаркации результатов .исследований и моральных оценок, являются одними из фундаментальных регулятивов его деятельности в области гуманитарных наук.

В качестве второго уровня субъективно-личностных предпосылок можно выделить личную пристрастность, связанную с мотивацией исследовательского интереса ученого и направленностью ее изначально не просто на решение теоретической (эмпирической, прикладной) научной задачи, но на последующее использование результатов для решения некоторого круга проблем социального, культурного, политического характера, которые для него играют особую роль. В данном случае нравственные установки и этические принципы ученого «преломляются» как в соответствии с поставленной исследовательской задачей, так и несут на себе ярко выраженную эмоциональную окраску. Роль чувств и эмоций в познании для классической эпистемологии была проблемой «маргинальной». Элиминация чувств, эмоций, страстей из человеческого познания представляется крайне проблематичной, тем более, когда речь идет о гуманитарном познании. Стремление ученого «исправить» существующее положение дел, оказать влияние на принятие общественно значимых решений являются зачастую одним из важнейших регулятивов и побудительных мотивов его деятельности.

Современная эпистемология с трудом, но все же принимает факт невозможности беспредпосылочного познания, «идеального познающего субъекта», свободного от пред-рассудков и пред-убеждений. Межкультурный диалог, научная коммуникация, а также в очень большой степени добрая воля и личная ответственность самого ученого являются необходимыми условиями как развития гуманитарных наук, так и адекватности социокультурного апплицирования их результатов.

В третьей главе «Интерпретация: структура, эпистемологический статус и основания» анализируются различные аспекты проблемы интерпретации. Раскрывается статус проблемы в современном философском и гуманитарном дискурсе, выявляются истоки и причины повышенного интереса к различным аспектам интерпретации в современной культуре. Выделяются основные модели интерпретации, бытующие в гуманитарных

науках и философии, проводится их компаративистский анализ. Вскрывается специфика эпистемологического подхода к пониманию интерпретативной деятельности, обнаруживаются ее базисные элементы, сущность и характерные особенности. Обосновывается специфика философской . интерпретации.

В первом параграфе третьей главы «Интерпретация в современном философском и гуманитарном дискурсе: социокультурные основания и аппликации» основное внимание уделяется анализу причин особой роли и статуса проблемы интерпретации в современной культуре.

Совершенно неслучайными представляются ассоциации «свободы интерпретации» с новым пониманием человеческой свободы в современной культуре. Оказывается, что плюрализм интерпретаций, декларация принципиального отсутствия критериев выбора и релятивизация гуманитарного и философского дискурса, становятся одним из наиболее очевидных (или, скорее, лежащих на поверхности) выражений стремления к освобождению от «власти дискурса», современных проявлений тотализирующей власти информационного пространства, способом сохранения человеческой самостоятельности и свободы творчества.

В контексте проводимого исследования 1финципиально важным оказывается то обстоятельство, что проблема интерпретации является ключевой для эпистемологии гуманитарных наук. Интерпретация пронизывает все «этажи» познавательного процесса — от выбора предмета и методологической программы до анализа полученных результатов и выводов и их социокультурной аппликации. Полиинтерпретируемость гуманитарных наук составляет их принципиальное фундаментальное отличие от иных сфер познавательной деятельности. Поскольку исторически проблема интерпретации была связующим звеном философского и гуманитарного дискурса, ее анализ становится ключом и к пониманию развития взаимоотношений философии и гуманитарных наук.

Исследование различных аспектов проблемы интерпретации имеет длительную историю в европейской гуманитарной традиции. Прежде всего, исключительно важным представляется опыт исследования проблем понимания, интерпретации, истолкования в герменевтической традиции. В качестве бесценного материала для исследования выступают частнонаучные и частнодисциплинарные теории интерпретации, разработка которых проводилась в рамках классической филологии, юриспруденции, католической и протестантской теологии. Кроме того, современные гуманитарные исследования также предлагают собственные важные и значительные открытия, связанные с выявлением когнитивных программ и стратегий интерпретативной деятельности. Поэтому, с одной стороны, существует значительный фундамент для проведения дальнейшего анализа, а, с другой стороны, в процессе исследования выявляются устойчивые стереотипы в понимании интерпретации, требующие специального исследования.

Во втором параграфе третьей главы «Модели интерпретации: основания и границы применимости» проводится компаративистский ' анализ моделей интерпретации, предложенных в рамках различных школ и направлений философской и гуманитарной мысли, - интерпретация как перевод, интерпретация как результат объяснения, интерпретация как предпосылка понимания, редукционистская модель интерпретации, интерпретация как свободное смысловое творчество.

Понимание интерпретации как перевода ставит ее в очевидную .зависимость от коммуникативного успеха, связанного с потребностью ориентации на потенциальную или реальную аудиторию. В то же время, в понимании интерпретации как перевода присутствует чрезвычайно важная идея о принципах последовательности и корреспонденции, а также необходимости выявления установок автора текста.

Модель интерпретации как предпосылки понимания предполагает, во-первых, вторичность интерпретации как эпистемологической процедуры, а также, что более существенно, предполагает ориентацию на момент субъективного присвоения знания, а не его рациональной экспликации. Но при этом, акцент на «человеческом измерении» интерпретации позволяет увидеть за абстрактной категорией интерпретатора его собственные предубеждения и предпочтения как существенный фактор познавательной деятельности

Трактовка интерпретации как результата объяснения обращается к анализу внешних по отношению к объекту обстоятельств и причин его возникновения, не позволяя в полной мере отразить его специфику. При этом она позволяет сделать вывод о возможном существовании общезначимых правил и механизмов интерпретативной деятельности, выявление которых позволяет избежать субъективизма и психологизма.

Редукционистская модель, направленная на сведение смыслового пространства к совокупности заранее заданных сюжетов и кодов, конечно, существенно обедняет понимание интерпретации. При этом стоит признать, что элемент сведения разнообразия и уникальности объекта к тем или иным общезначимым схемам так или иначе присутствует в любой интерпретативной деятельности.

Понимание интерпретации как свободного смыслового творчества, не скованного никакими канонами и границами, не предусматривает включенности интерпретации в эпистемологическое пространство. Отсутствие сколько-нибудь определенных критериев выбора ставит под сомнение саму возможность существования интерпретации в рамках научного дискурса

Таким образом, анализ различных моделей интерпретации позволяет нам, во-первых, более глубоко понять историческую динамику понимания интерпретации, увидеть те изменения, которые происходили как в гуманитарном, так и в философском дискурсе через призму поиска адекватных средств познания культурных реалий, и, во-вторых, определить стратегию дальнейшего исследования

Третий параграф третьей главы «Эпистемология интерпретации: проблемы, подходы и возможности решения» посвящен выявлению специфики эпистемологического подхода к анализу проблемы интерпретации, анализу критериев выбора между конкурирующими интерпретациями в гуманитарном дискурсе, выявлению базисных элементов общей теории интерпретации.

Комплексный характер проблемы ставит перед нами задачу выявления тех особенностей, которые определяют эпистемологический подход к анализу интерпретации. Такой подход оказывается принципиально важным для развития современных эпистемологических представлений, поскольку, как было показано, интерпретативная деятельность, осуществляемая в рамках гуманитарного познания, в классической эпистемологии не получила своего адекватного освещения.

Ключевой для эпистемологии гуманитарных наук становится проблема критериев выбора между различными предлагаемыми интерпретациями. В условиях культурной дессиминации, методологического плюрализма и стирания дискурсивных границ этот вопрос приобретает особую остроту. В самом деле, если мы обладаем критерием, на основании которого мы сможем осуществить выбор между истинными и ложными, вероятными и совершенно невозможными, правильными и неправильными интерпретациями, тем самым мы открываем путь к разрешению «скептической проблемы» в ее проекции на гуманитарное познание.

В процессе дискуссий философской литературе последних десятилетий в качестве таких критериев были предложены: сохранение авторского замысла, степень соответствия интерпретативной схеме, расширение смыслового пространства, открытие новых смысловых горизонтов, способность восстановления целостности смыслового пространства. Необходимо отметить, что все эти критерии не являются взаимоисключающими, то есть выбор одного из них автоматически вовсе не влечет за собой отторжение других. Напротив, эти критерии взаимосвязаны между собой. Поэтому, когда мы говорим о выборе, речь идет, скорее, о выборе доминирующего критерия, при этом все другие критерии могут играть .различную роль, согласовываясь с ним, или оставаясь на периферии интерпретативной деятельности.

Разрешение этой проблемы возможно при переходе от «конфликта интерпретаций» к «конфликту интерпретативных схем», которое существенно меняет акценты в понимании познавательной ценности интерпретации в гуманитарном познании. «Конфликт интерпретативных схем» носит более фундаментальный характер, нежели конфликт и • несовпадение частных случаев предложенных различными авторами интерпретаций, поскольку отражает несовпадение базисных эпистемических вер, потенциально чреватое сломом парадигмальных установок в гуманитарном познании. Если конфликт интерпретаций может рассматриваться как «точка роста» нового знания, то «конфликт интерпретативных схем» предполагает переход к иной системе

эпистемологических ценностей. Понятие «конфликта интерпретативных схем» позволяет нам также перейти от анализа текста, имеющего авторство, что является частным, но далеко не единственным случаем объектов интерпретационной деятельности в гуманитарной сфере познания, к выявлению общего эпистемологического механизма интерпретации.

Логика развития гуманитарных наук привела к возможности не только одновременного сосуществования различных интерпретаций, но и различных интерпретативных схем. Экспликация механизма построения интерпретации в рамках заданной схемы, соотношения интерпретативных стратегий • позволяет перейти к построению общей теории интерпретации.

В четвертом параграфе третьей главы «Теория интерпретации: структура, эпистемологический статус и методологические аппликации» предлагается стратегия построения общей теории интерпретации, анализируются ее базисные элементы и формулируются эпистемологические и методологические следствия.

Узловыми пунктами общей теории интерпретации становится анализ основных элементов интерпретативной деятельности: объекта, его представления, интерпретативной схемы и интерпретативной стратегии.

В процессе проведенного анализа были выявлены основные ограничения, накладываемые на объект интерпретации. Во-первых, объект интерпретации должен быть репрезентативным, то есть представлять собой определенное значение. Во-вторых, объект должен удовлетворять требованиям целостности. Необходимо, чтобы объект представлял собой самодостаточное образование, например, в случае текста, он должен быть, к примеру, правильно переведен, не иметь смысловых лакун, или, в случае наличия таковых, «объем» текста должен позволять их заполнить в процессе интерпретации. В третьих, требование «уместности» (по меткому выражению П. Тома) объекта подразумевает принципиальную возможность его включения в определенную интерпретативную схему.

Следующим элементом интерпретативной деятельности является представление. В процессе представления объекта начинается его превращение в предмет гуманитарного исследования. Представление является «промежуточным звеном» между объектом и интерпретативной схемой. Это означает, что в процессе формирования представления об объекте трансформации претерпевает не только сам объект. Процесс формирования представления связан с процессом превращения интерпретативной схемы в конкретную интерпретативную стратегию.

Значение интерпретативной схемы состоит в том, что она определяет «угол зрения» на те или иные феномены культуры, социальную и повседневную реальность. Интерпретативная схема обеспечивает внутреннюю согласованность и определенность интерпретативных стратегий, а также предполагает наличие более или менее прописанных, но определенных критериев отбора интерпретаций, осуществляемых в рамках данной схемы. Истина любой данной интерпретативной схемы не предполагает сравнения с другими интерпретативными схемами, она

принимается как некая аксиома, вынесенная за пределы «доказательного пространства».

В отличие от интерпретативной схемы, изменение которой не может произойти в процессе реализации представления объекта в конкретном акте интерпретации, стратегия является принципиально корректируемой, меняющейся в зависимости от выбранного объекта, а также от целей, задач и ожиданий познающего субъекта. Если диапазон ожиданий и представлений о 'возможных результатах интерпретации в рамках данной интерпретативной стратегии не выполняется, последняя корректируется, дополняется, видоизменяется.

Корректировка интерпретативной стратегии направлена на достижение наиболее полного представления объекта в рамках данной интерпретативной схемы, с одной стороны, и на создание целостной интерпретации, с другой. Именно поэтому в рамках одной интерпретативной схемы возможно сосуществование различных интерпретаций. Полиинтерпретируемость в гуманитарных науках оказывается их неустранимой особенностью вне зависимости от степени влияния интерпретативной схемы, хотя ее наличие, конечно, существенным образом сужает пространство возможных интерпретаций.

Интерпретативная стратегия обладает целым рядом особенностей. Прежде всего, разумеется, она должна согласовываться с интерпретативной схемой, обеспечивая целостность общего дискурсивного пространства. Интерпретативная стратегия также не может оставить за рамками рассмотрения какие бы то ни было свойства или черты объекта без достаточно убедительного обоснования. Другими словами, в рамках интерпретативной стратегии всегда происходит селекция существенных и несущественных (второстепенных) свойств объекта, которая предполагает представление не только о том, что будет основанием (фундаментом) в данной интерпретации, но и о том, что будет по принципиальным соображениям оставлено за ее рамками. Требование максимально полного представления объекта является той «максимой», которая определяет направление интерпретативной стратегии, но на практике является недостижимым нормативным требованием.

Особая роль «маргинальных» особенностей объекта, не подвергающихся интерпретации, состоит в том, что именно они являются лакунами, которые могут стать фундаментом для возникновения альтернативных интерпретаций, как в рамках данной интерпретативной схемы, так и за ее пределами. Таким образом, существует фундаментальное противоречие, скрытое в самой природе интерпретации. С одной стороны, любая интерпретативная стратегия стремиться к максимально полному охвату объекта в интерпретации, поскольку выполнение этого требования как бы «страхует» данную интерпретацию и от появления конкурирующих интерпретаций. С другой стороны, анализ гуманитарного познания убедительно показывает принципиальную невозможность существования единственной интерпретации, «выбирающей» все свойства, особенности,

черты объекта. Это противоречие имеет целый ряд эпистемологических и методологических аппликаций.

Интерпретатор неизбежно оказывается перед выбором: какие стороны объекта объявить несущественными, вынести за рамки интерпретагивного

• поля и, соответственно, вывести также из сферы действия интерпретативной стратегии. В связи с этим доминирующую роль в выборе между конкурирующими интерпретациями играет критерий степени охвата объекта в интерпретации. Например, при интерпретации романа литературовед может «пожертвовать» теми или иными сюжетными линиями, персонажами, событиями, мотивируя это их «второстепенностью», незначительностью по отношению к общему замыслу, основной идее романа. Однако очень часто именно несущественные на первый взгляд детали и персонажи позволяют автору раскрыть свою позицию более точно и полно, нежели элементы «основной сюжетной линии».

Проведенный анализ позволяет выявить основные эпистемологические особенности интерпретации в независимости от конкретных интерпретативных стратегий и методов. Во-первых, интерпретация стремится к всестороннему охвату объекта. Любая интерпретативная деятельность стремится к целостности, задаваемой существованием единой интерпретативной схемы, а также априори предполагающей невозможность целостности интерпретации объекта вне процедур выбора и идентификации объекта как рассматриваемого в максимальном множестве его проявлений. Во-вторых, интерпретация представляет собой гипотезу, или версию своего объекта. Именно поэтому интерпретация конституирует «возможные миры», «возможные реальности», открывающие предметный мир гуманитарного познания. Разумеется, сам исследователь может представлять свою интерпретацию как истинную, понимая истинность как не выходящую за пределы данной интерпретативной схемы. В-третьих, специфика интерпретации в различных предметных областях во многом определяется способами конституирования интерпретативных стратегий в рамках данной схемы, процедурами их селекции и методами реализации.

В пятом параграфе третьей главы «Специфика философской интерпретации» проводится разделение двух различных аспектов проблемы: исследование интерпретации философского текста и интерпретации историко-философского процесса.

Первый аспект проблемы связан с определением специфики философского текста, предусматривающей его типологизацию и жанрологию.

• В работе интерпретация философского текста рассматривается сквозь призму идеи интертекстуальности, что позволяет выделить различные уровни взаимодействия философского текста с интертекстом:

• авторский контекст предусматривает взаимодействие текста и других ранних и/или поздних текстов этого же автора;

• контекст эпохи вскрывает взаимодействие текста и текстов философов-современников;

• контекст традиции отражает взаимодействие текста и традиции (традиция может пониматься как в узком смысле — школа, направление, течение, так и в широком - социокультурном аспекте);

• контекст культуры рассматривает взаимодействие текста и других традиций, отличных от авторской;

• контекст интеллектуальной биографии отражает взаимосвязь текста и «парафилософских» («паратекстологических») данных (биография, архив, варианты, черновики).

Комплексное исследование философского текста предусматривает следующие этапы. Первой ступенью становится восстановление аутентичности текста на том языке, на котором текст был изначально написан, позволяющее обрести надежный и достоверный фундамент, начало интерпретации. Во-вторых, компаративистский анализ переводов на различные языки, который показывает спектр смыслов, связанных с языковой формой выражения. Третий этап включает в себя составление и исследование компендиума комментариев и интерпретаций текста в различных философских традициях, предполагающий выявление пространства возможностей его содержательных толкований, а также того исторического контекста, который предшествовал созданию текста, выявлению предшественников автора и его учителей, «источников» и «влияний» на данный текст. И, наконец, анализ ключевых концептов и проблем, поставленных в тексте, вызвавших наибольший интерес у интерпретаторов, направленный на вычленение тех смысловых лакун, которые становились предметом споров и разночтений.

Анализ интерпретации историко-философского процесса, показывает, что философия той или иной исторической эпохи определяется не только кругом авторов, которые творят собственные оригинальные учения, но и теми «классиками» прошлого, идеи которых получают свое «второе рождение» в новом дискурсивном пространстве. Такой подход к пониманию историко-философского процесса позволяет избежать крайностей как экстернализма, представляющего его как «реплику» социокультурной ситуации, так и интернализма, признающего лишь внутреннюю логику развития философских идей.

Если провести подобную аналогию в отношении философии второй половины XX - начала XXI века, то становится очевидным, что творчество Гегеля, Канта и Ницше стали теми «скрепами», которые соединили сюжеты философской классики и современной философии. Оказывается, что их «встреча» в новом смысловом контексте выявляет также незамеченное и неожиданное смысловое совпадение их идей, а нам, в свою очередь, открывает путь к той исследовательской дистанции, необходимость в которой представляется особенно значимой для исследования современной философии.

В заключении подводятся итоги диссертационной работы, формулируются основные выводы, а также намечаются перспективы развития философских исследований различных аспектов познавательной деятельности.

Основное содержание диссертации отражено в следующих публикациях автора:

1. Ищенко Е.Н. Современная эпистемология и гуманитарное познание : монография / Е.Н. Ищенко. - Воронеж : Изд-во Воронеж, гос. ун-та, 2003. - 144 с.

2. Ищенко Е.Н. Человеческое понимание : на пути к единству гуманитарного и естественнонаучного знания / Е.Н. Ищенко // Человеческое измерение науки : коллект. монография / отв. ред. А.С. Кравец. - Воронеж : Изд-во Воронеж, гос. ун-та, 1995. - С. 175-189.

3. Ищенко Е.Н. Методика преподавания философии и герменевтика / Е.Н. Ищенко // Гуманитаризация высшего образования : тез. регион, межвуз. науч. конф. Секция «Философия». - Воронеж : Воронеж, гос. ун-т, 1996. - С. 66-68.

4. Ищенко Е.Н. Виндельбанд Вильгельм / Е.Н. Ищенко // Энциклопедический словарь по культурологии / под общ. ред. А.А. Радугина. - М.: Центр, 1997. - С. 74-75.

5. Ищенко Е.Н. Витгенштейн Людвиг / Е.Н. Ищенко // Энциклопедический словарь по культурологии / под общ. ред. А.А. Радугина. - М.: Центр, 1997. - С. 76-77.

6. Ищенко Е.Н. Понимание / Е.Н. Ищенко // Энциклопедический

словарь по культурологии / под общ. ред. АА. Радугина. - М. : Центр, 1997.-С. 310-311.

7. Ищенко Е.Н. Семантика / Е.Н. Ищенко // Энциклопедический

словарь по культурологии / под общ. ред. А.А. Радугина. - М. : Центр, 1997.-С. 343.

8. Ищенко Е.Н. Семиотика / Е.Н. Ищенко // Энциклопедический

словарь по культурологии / под общ. ред. А.А. Радугина. - М. : Центр. 1997.-С. 343.

9. Ищенко Е.Н. Трельч Эрнст / Е.Н. Ищенко // Энциклопедический

словарь по культурологии / под общ. ред. А.А. Радугина. - М. : Центр. 1997.-С. 390-391.

10. Ищенко Е.Н. Методологические основания современной культурологии / Е.Н. Ищенко // Деструктивные процессы в развитии современной российской культуры : материалы регион, межвуз. научно-практ. конф. 28 мая 1998 г. - Воронеж : Воронеж, гос. ун-т, 1998. -С. 117-119.

11. Ищенко Е.Н. Специфика предмета понимания в естественнонаучном познании / Е.Н. Ищенко // Вести, научной

сессии факультета философии и психологии / под ред. И.И. Борисова. - Воронеж : Воронеж, гос. ун-т, 1999. -Вып. 1. - С. 7172.

12. Ищенко Е.Н. Рациональное и иррациональное в понимании : (методологический аспект) / Е.Н. Ищенко // Рациональное и иррациональное в современной философии : материалы науч.-теор. конф. 19-20 мая 1999 года. - Иваново : Изд-во Иванов, гос. ун-та, 1999.-4.1.-С. 132-134.

13. Ищенко Е.Н. О предмете понимания в естественнонаучном познании / Е.Н. Ищенко // XXI век : Будущее России в философском измерении : материалы Второго Российского философского конгресса (7-11 июня 1999 г.). - Екатеринбург: Изд-во Урал, ун-та, 1999. - Т.1 : Онтология, гносеология и методология науки, логика, 4.1. - С. 124.

14. Ищенко Е.Н. Философия и гуманитарное познание / Е.Н. Ищенко // Актуальные проблемы гуманитаризации высшего образования : материалы науч.-метод. межрегион, конф. (30-31 мая 2000 г.). — Воронеж: Воронеж, гос. ун-т, 2000. - С.62-64.

15. Ищенко Е.Н. Современная философия в поисках новой эпистемологии / Е.Н. Ищенко // Человек, познание, культура : сб. работ преподавателей и сотрудников факультета философии и психологии Воронеж, гос. ун-та / отв. ред. И.И. Борисов. -Воронеж : Воронеж, гос. ун-т, 2000 . - Вып. 1. - С. 61-68.

16. Ищенко Е.Н. Эпистемология XX века : тенденции и перспективы / Е.Н. Ищенко // Вести. Воронеж, гос. ун-та. Сер. 1, Гуманит. науки. - Воронеж : Изд-во Воронеж, гос. ун-т, 2000.- № 2. - С. 166-180.

17. Ищенко Е.Н. Современная эпистемология и герменевтика / Е.Н. Ищенко // Человек — Культура — Общество : актуальные проблемы философских, политологических и религиоведческих исследований : материалы Междунар. конф., посвященной 60-летию воссоздания философского факультета МГУ им. М.В. Ломоносова. (13-15 февраля 2002 г.). — М.: Современные тетради, 2002.-Т. 2.-С. 69-71.

18. Ищенко Е.Н. Современная эпистемология и достижения когнитивных наук / Е.Н. Ищенко // Рационализм и культура на пороге третьего тысячелетия : материалы Третьего Российского Философского конгресса. (16-20 сентября 2002 г.). — Ростов н/Д : Изд-во СКНЦ ВШ, 2002. - Т. 1 : Философия и методология науки, эпистемология, философская онтология, логика, философия природы, философия сознания, философия техники, философия образования. - С. 125-126.

19. Ищенко Е.Н. Интерпретация в герменевтическом и постмодернистском дискурсе / Е.Н. Ищенко // Герменевтика в России : сб. науч. тр. - Воронеж : Изд-во Воронеж, гос. ун-та,

2002.-Вып. 1.-С. 167-184.

20. Ищенко Е.Н. Проблема интерпретации в современном философском дискурсе // Межкультурная коммуникация и проблемы национальной идентичности : сб. науч. тр. / Е.Н. Ищенко / под ред. Л.И. Гришаевой, Т.Г. Струковой. - Воронеж : Воронеж, гос. ун-т, 2002. - С. 212-222.

21. Ищенко Е.Н. Круглый стол «Взаимодействие культур как понимание и непонимание : пределы возможного» / Е.Н. Ищенко // Веста. Воронеж, гос. ун-та. Сер. 1, Гуманит. науки. - 2002. - № 1.-С. 104-106.

22. Ishchenko E. Status of Epistemology in Contemporary Philosophy / E. Ishchenko // XXIst World Congress of Philosophy Facing World Problems. Abstracts. / Ed. by Z. Davran. - Istambul : Convention and Exhibition Center, 2002. - P. 160.

23. Ищенко Е.Н. Проблема реальности в современном гуманитарном познании / Е.Н. Ищенко // Актуальные проблемы социогуманитарного знания : сб. науч. тр. Моск. пед. гос. ун-та. -М. : Прометей, 2003. -Вып. 19. - С. 87-95.

24. Ищенко Е.Н. Эстетические критерии и проблема демаркации философского и художественного познания / Е.Н. Ищенко // Эстетика научного познания : материалы Междунар. науч. конф. 21-23 октября 2003 г. - М. : Современные тетради, 2003. - С. 3437.

25. Ищенко Е.Н. Герменевтика и жанрология философского текста / Е.Н. Ищенко // Философские и прикладные аспекты герменевтики : сб. науч. тр. / отв. ред. А. С. Кравец. - Воронеж : Воронеж, гос. ун-т, 2003.-С. 95-98.

26. Ищенко Е.Н. Современный философский дискурс : пространство

и границы / Е.Н. Ищенко // Вестн. Воронеж, гос. ун-та. Сер. 1, Гуманит. науки. - 2003. - № 2. - С. 195-210.

27. Ищенко Е.Н. Специфика гуманитарного познания как эпистемологическая проблема / Е.Н. Ищенко // Вестн. Воронеж, гос. ун-та. Сер. 1, Гуманит. науки. - 2004. - № 2. - С. 179 -191.

28. Ищенко Е.Н. Новая парадигма интерпретации в дискурсивном поле современной философии / Е.Н. Ищенко // Вестн. Моск. гос. ун-та. Сер. 7, Философия. - 2004. - № 6. - С. 62-74.

29. Ищенко Е.Н. Теория интерпретации: статус, проблемное поле и границы применимости / Е.Н. Ищенко // Взаимопонимание в диалоге культур: условия успешности : коллект. монография / общ. ред. Л.И. Гришаевой, М.К. Поповой. — Воронеж : Воронежский гос. ун-т, 2005. - Ч. 2. - С. 85 - 102.

30. Ищенко Е.Н. Познание Другого - эпистемологические проблемы и социокультурные аппликации / Е.Н. Ищенко // Логос. - 2005. -№4 (49).-С. 172-188.

31. Ищенко Е.Н. Трансформация философского дискурса в современной культуре : истоки и основания / Е.Н. Ищенко // Культура ПОСТ : коллект. монография / отв. ред. М.К. Попова, В.В. Струков. - Воронеж : Воронеж, гос. ун-т, 2005. - С. 95-109.

32. Ищенко Е.Н. Предпосылки и основания гуманитарного познания: эпистемологический анализ / Е.Н. Ищенко // Философия: история и современность : сб. науч. тр / отв. ред. А.С. Кравец. - Воронеж : Воронеж, гос. ун-т, 2005. - Вып. 1 - С. 5-15.

33. Ищенко Е.Н. Специфика интерпретации философского текста: опыт исследовательской стратегии / Е.Н. Ищенко // Жанры и типы текста в научном и медийном дискурсе : межвуз. сб. научн. тр. - Орёл: ОГИИК, 2005. - Вып. 2. - С.47-52.

Восемь работ опубликованы согласно списку ВАК РФ (№ 1, 2, 16, 19, 21, 26,27, 28).

Заказ № 339 от28.04. 2005г. Тираж 100 экз Лаборатория оперативной полиграфии ВГУ

ы. \

¿kí.liüÍtM J ■Llittipíyft*,

1426

 

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора философских наук Ищенко, Елена Николаевна

Введение 4

ГЛАВА 1. Современная эпистемология: основные проблемы, подходы и направления. 25

§ 1. Эпистемология в структуре философского знания: истоки, статус и основания 25

§ 2. Основные направления эпистемологических исследований в философии XX века 59

ГЛАВА 2. Гуманитарное познание: эпистемологический статус, предпосылки и основания 92

§ 1. Специфика гуманитарного познания как эпистемологическая проблема. Философский и гуманитарный дискурс: проблемы демаркации 92

§ 2. Объект и предмет гуманитарного познания 127

§ 3. Проблема реальности в философском и гуманитарном дискурсе 141

§ 4. Субъект гуманитарных наук: «идеальный» и «реальный». Проблема ответственности ученого в гуманитарном дискурсе 163

§ 5. Предпосылки и основания гуманитарного познания в эпистемологическом контексте 180

ГЛАВА 3. Интерпретация: структура, эпистемологический статус и основания 201

§ 1 Интерпретация в современном философском и гуманитарном дискурсе: социокультурные основания и аппликации 201

§ 2. Модели интерпретации: основания и границы применимости 226

§ 3. Эпистемология интерпретации: проблемы, подходы и возможности решения 245

§ 4. Теория интерпретации: структура, эпистемологический статус и методологические аппликации 261

§ 5. Специфика философской интерпретации 279

 

Введение диссертации2005 год, автореферат по философии, Ищенко, Елена Николаевна

Ф Актуальность темы исследования.

Для классической эпистемологии научное познание - это познание, понятое преимущественно в позитивистском духе как познание естественнонаучное. Гуманитарное познание долгое время либо «подгонялось» под идеалы и нормы естественнонаучного познания, либо относилось к сфере «ненаучного» познания. Пренебрежение проблемами гуманитарных наук породило, в частности, радикальный постмодернистский ♦ эпистемологический проект. Невписанность гуманитарного познания в структуру эпистемологии имело двухсторонние последствия. С одной стороны, само гуманитарное познание в эпистемологии стало ассоциироваться с субъективизмом и недостаточной строгостью, а его результаты - с релятивизмом, с другой - привела к односторонности самих эпистемологических исследований. Как справедливо отмечает В.Г. Кузнецов: «Была утрачена старая, но очень глубокая истина, что философия черпает свои живительные силы не только в связи с точными науками (и обратном методологическом воздействии на них), но и в философско-теоретическом ^ осмыслении действительности через призму гуманитарного знания»1.

Ситуация стала радикально меняться в последние несколько лет. Оказалось, что многие «очевидные», устоявшиеся представления о природе, специфике и структуре гуманитарного познания, с одной стороны, и познании в целом, с другой стороны, должны быть подвергнуты существенному (если не сказать радикальному) пересмотру. Вновь неожиданно актуальными оказываются поиски ответов на вопросы о предмете, методологических стандартах, идеалах и нормах гуманитарного познания. Не в последнюю очередь такой пересмотр был стимулирован ^ «лингвистическим поворотом» в философии XX века, «современной философской одержимостью языком» (по меткому определению И.Т. Касавина). Именно многомерный, многоликий, полифоничный феномен языка объединил философские и гуманитарные поиски. «Стягивание», сопряжение разнородных, подчас противонаправленных дискурсов оказалось не только точкой роста нового знания, но и пространством новой философской рефлексии. Анализ широкого круга проблем, связанных с исследованием природы и сущности языка, привел, в свою очередь, ко «второму рождению» проблемы интерпретации.

Особый статус проблемы интерпретации в рамках современного философского дискурса, безусловно, определяется и культурно-историческими вызовами эпохи. Избыточность информации как один из существенных, возможно системообразующих факторов современного цивилизационного развития, размывание границ виртуальной и повседневной реальности могут быть рассмотрены с точки зрения генерирования бесконечного множества интерпретаций, которые постепенно «вытесняют» собой как собственно изначальный объект интерпретации, так и само представление о его присутствии. Более того, презентация события все больше вытесняется его интерпретацией, а потребитель информации до такой степени приучен к тесному сплаву интерпретации, оценки и авторского комментария, что уже не испытывает потребности в знании фактов «самих по себе».

Человек приговорен к интерпретации - вот новый поворот в размышлениях об интерпретации, рожденный в рамках философского и гуманитарного дискурса конца XX века. Интерпретация, предусматривающая конструирование некоторой модели возможной реальности, меняет общее поле интерсубъективности, делает необратимыми изменения в понимании феноменов культуры, вторгается во внутренний мир самого интерпретатора. Наряду с «человеком разумным», «человеком производящим», «человеком познающим», возникает образ «человека интерпретирующего». Проблема границ свободы интерпретации (и интерпретатора!), парадоксальный вывод о влиянии «возможного мира интерпретации» на человеческую жизнь, проблема размывания границ реальности и вымысла, рефлексии над языковыми предпосылками самой философии — эти вопросы очерчивают поле дискурса современных размышлений о природе интерпретации. Потребность в «теории интерпретации», преодолевающей границы узкоспециальных исследований, синтезирующей философские и гуманитарные подходы, становится все более очевидной.

Пересмотр классической схемы эпистемологического отношения, основывающейся на противопоставлении субъекта и объекта, предусматривает новое понимание их взаимосвязи и взаимозависимости. Поистине революционные открытия в разных областях гуманитарных наук второй половины XX века привели к философскую мысль к необходимости решения принципиально новых эпистемологических задач, связанных, прежде всего, с анализом языковых и культурных пред-рассудков и установок субъекта, исследованием механизмов их влияния не только на процесс и результат познания, но и на специфику видения самой его предметности. Сегодня представляется уже совершенно очевидным, что рассмотрение субъекта гуманитарного познания должно учитывать встроенность в мышление и познавательную деятельность человека представления о «Другом». В связи с этим в рамках современного философского дискурса неслучаен все возрастающий интерес к идеям М.М. Бахтина, которому принадлежит приоритет в открытии принципиальной диалогичности гуманитарного познания: «гуманитарное познание - это познание Другого».

Современная гуманитарная мысль стоит на пороге важных открытий. Существование разнонаправленных философских и гуманитарных проектов, приводящее к конституированию новой проблемности, стимулирует развитие новых исследовательских стратегий. Вызов «эпохи постмодерна» потребовал от философии и гуманитарных наук нетривиальных решений, нестандартных подходов, контуры которых уже прорисовываются в интеллектуальном пространстве современной культуры.

Опыт исследования проблемы предпосылок и оснований гуманитарного познания в философских учениях XX века убедительно показал, что выработка новой эпистемологической парадигмы неразрывно связана с анализом социокультурных, языковых, исторических аспектов познания, выявлением «каналов» проникновения традиции в структуру познавательного акта на всех его уровнях.

Принципиально важным в контексте предлагаемого исследования оказывается определение проблемного поля современных дискуссий, посвященных проблемам эпистемологии. Такой анализ представляется нам необходимым по целому ряду причин. Во-первых, в результате такого анализа выявляются «точки пересечения» различных философских традиций, и тем самым проясняется логика дальнейшего развития эпистемологических исследований. Во-вторых, он позволяет наметить как пути преодоления кризиса эпистемологии, так и стратегии дальнейших исследований. В-третьих, анализ наиболее важных познавательных интенций в гуманитарной сфере может стать мощным импульсом к развитию философских исследований указанного круга проблем, и способствовать преодолению наметившейся в последнее время «рискованной разобщенности» (по выражению К.-О.Апеля) между философией и гуманитарными науками.

Особенно хотелось бы обратить внимание на то обстоятельство, что современная отечественная философия переживает период «информационного взрыва», связанного с лавинообразным увеличением переводной литературы, прежде недоступной широкому кругу ученых. Период своеобразного ученичества, «открытия» тех идей, которые уже по праву признаны в западной философской традиции классикой, неизбежен и предусматривает кропотливую работу по заполнению «лакун», реконструкции реального историко-философского процесса. Если западная философия существовала в контексте постоянного диалога различных традиций и школ, то отечественная философская мысль долгое время пребывала в искусственно созданном монологичном дискурсивном пространстве. Мы глубоко убеждены в том, что выработка собственных позиций и оригинальных концепций должна дополняться реконструктивной и интерпретативной деятельностью, которая, однако, вовсе не кажется нам «вторичной». Сама специфика философского познания вполне допускает возможность новых открытий в процессе историко-философского анализа.

Станет ли философия XXI века «назиданием» (Р.Рорти), или обретет иной статус, во многом будет зависеть от решения эпистемологических проблем.

Степень разработанности проблемы.

В современной отечественной философии наблюдается «ренессанс» эпистемологической проблематики. Одной из главных причин повышенного интереса к проблемам познания является крушение прежних общефилософских и методологических установок. Выявлению и преодолению противоречий и парадоксов в господствовавшей ранее эпистемологической парадигме посвящен целый ряд новаторских для отечественной философии работ И.И. Борисова, П.П. Гайденко, А.Ф. Грязнова, А.А. Грякалова, С.С. Гусева, А.Ф. Зотова, И.Т. Касавина,

A.В. Кезина, М.С. Козловой, А.С. Кравеца, С.Б. Крымского, В.Г. Кузнецова,

B.А. Лекторского, Е.А. Мамчур, Б.В. Маркова, И.П. Меркулова, Н.А. Мещеряковой, JT.A. Микешиной, В.В. Миронова, Н.В. Мотрошиловой, Н.С. Мудрагей, С.С. Неретиной, А.П. Огурцова, А.А. Печенкина, В.Н. Поруса, Е.Я. Режабека, Н.М. Смирновой, З.А. Сокулер, B.C. Степина, Г.Л. Тульчинского, В.Г. Федотовой, Е.Л. Фейнберг, В.П. Филатова, B.C. Швырева, Б.Г. Юдина и других авторов.

Интерес к философским проблемам познания характерен также и для современной западной философии. Разработку проблем современной философской теории познания в русле различных традиций и школ ведут

H.J. Adriaanse, L.E. Cahoone, E. Craig, M. Dammit, J. Dancy, D. Davidson, H.L. Fairlamb, G. Gebauer, A. Goldman, J. Greco, J. Grondin, G. Hookway, M. Krausz, A. Maclntyre, P. Machamer, J. Margolis, P.K. Moser, G. Nicholson, J.L. Pollock, N. Rescher, M. Silberstein, F. Schmitt, E. Sosa, S. Stich, B. Stroud, M. Williams, T. Williamson, J. Worrall и другие исследователи.

В последние десятилетия серьезную конкуренцию эпистемологии в исследовании традиционных проблем философской теории познания составляет бурно развивающийся комплекс наук, который получил название «когнитивистика». Когнитивный подход придал новый импульс развитию многих отраслей знания (лингвистика, психология, исследования по искусственному интеллекту и т.п.). Когнитивные науки не просто исследуют структуру и специфику когнитивных процессов, но и выдвигают собственные модели порождения и трансляции знаний, соотношения вербальной и невербальной составляющих человеческого мышления, разрабатывают новые методы и подходы к изучению познавательной деятельности, а также претендуют на построение единой концепции знания, имеющей междисциплинарный статус. Базисные понятия когнитивистики: «ментальные пространства» (G. Fauconnier, G. Lakoff), «когнитивные сферы» (R. Langacker), «фреймы» (Ch. Fillmore), «когнитивные наборы» (Т.А. Van Dijk) стали весьма популярными и часто используются в исследованиях, касающихся самых разных аспектов познавательной деятельности человека. Очевидно, что принципы и методологические основания когнитивных наук, а также полученные ими результаты, не могут не стать предметом серьезного эпистемологического анализа. Но результаты когнитивных исследований при всей их значимости сами по себе не могут заменить философской рефлексии. Стремление к исключительно частнонаучному изучению познавательных процессов, отрицание необходимости какой бы то ни было философской и/или метанаучной рефлексии, декларируемые в целом ряде исследований, вступают в явное противоречие с реальным развитием самой науки.

Однако не только усиление «конкуренции» в изучении познавательных процессов со стороны частных наук и междисциплинарных исследований, но и внутренняя логика развития самой философской мысли привела к новому взгляду на проблему обоснования необходимости и состоятельности эпистемологических исследований. Вопрос о несостоятельности философского анализа процесса познания связан, прежде всего, с кризисом парадигмальных установок классической эпистемологии. Одной из наиболее очевидных лакун классической эпистемологии является отсутствие адекватного анализа специфики гуманитарного познания, его идеалов, норм, методологических программ. «Наукоцентричная» эпистемология по-прежнему находится в плену позитивистской установки, понимая «научное познание» преимущественно как познание, устроенное по естественнонаучному образцу.

Проблемы специфики гуманитарного познания, эпистемологических и методологических проблем гуманитарных наук в отечественной философской литературе до недавнего времени получали одностороннее освещение. Принадлежность гуманитарных наук к ведомству идеологии предусматривало анализ всех этих проблем исключительно в рамках марксистской парадигмы. Разумеется, это вовсе не означает, что все работы, посвященные вышеперечисленным вопросам, можно признать не заслуживающими внимания современного исследователя. Весьма интересные и не утратившие своего значения по сей день идеи были высказаны в работах С.С. Аверинцева, Н.С. Автономовой, М.М. Бахтина, J1.M. Баткина, В.В. Бибихина, B.C. Библера, M.JI. Гаспарова, B.C. Глаголева, B.C. Горского, А.Х. Горфункеля, А.Я. Гуревича, К.М. Долгова, В.В. Иванова, А.Ф. Лосева, Ю.М. Лотмана, М.К. Мамардашвили, А.А. Радугина, Э.Ю. Соловьева, Б.А. Успенского и многих других авторов.

Десятилетия эпистемологического и методологического «изоляционизма» привели к тому, что после единообразия, которое обеспечивала марксистская методология, произошел очень быстрый фактически за последнее десятилетие прошлого века) переход к крайнему варианту «методологической свободы». Интерес к прежде «запретным» идеям (впрочем, вполне понятный и естественный) зачастую приводит авторов к смешению самых разнородных методов и приемов исследований, что вызывает критические замечания у самих ученых-гуманитариев. Видимо, процесс некритического увлечения разнородными (и зачастую противоположными, по сути, течениями) проходит, на смену ему приходит стремление к методологической выверенности и концептуализации собственных размышлений. Разумеется, этот процесс будет достаточно долгим и трудным. Он уже начат отечественными исследователями, и бесспорно, будет продолжен.

Одной из важнейших и интереснейших проблем современной философии, решение которой будет иметь значимые эпистемологические и прикладные методологические следствия для всех областей гуманитарных наук, является проблема интерпретации. В отечественной философской традиции рассмотрение проблемы интерпретации в гуманитарном познании было жестко привязано к единственно возможной марксисткой интерпретативной схеме.

С одной стороны, такая парадигма порождала очевидную односторонность в понимании многообразия гуманитарной сферы, в том числе и в историко-философском ключе, фактически отлучая отечественную философскую мысль не только от западной философии, но и от собственной традиции религиозной философии конца XIX- начала XX века. Нужно отдать должное тем авторам, которые под маской критики все же вводили в контекст отечественной культуры идеи западных авторов, открывая собственные методы и приемы интеллектуальных ухищрений, сопоставимые по изощренности с деятельностью средневековых схоластов. С другой стороны, господствовавшая установка не позволяла развиваться оригинальным теоретическим изысканиям в области философской теории интерпретации, поскольку эти проблемы оказывались уже раз и навсегда решенными.

Однако нельзя не отметить и то парадоксальное обстоятельство, что при очевидных теперь «натяжках» марксистская интерпретативная парадигма обладала одним безусловным преимуществом. Она обеспечивала единство критериев оценки гуманитарных исследований, решала проблемы эпистемологического и методологического выбора, способствовала жесткому ограничению дискурсивного пространства. Деструкция этих границ привела к тому, что поколения исследователей оказались перед лицом нелегкого выбора между множеством предлагаемых интерпретаций в условиях отсутствия сколько-нибудь внятных и общезначимых критериев. Видимо поэтому проблема интерпретации в современной отечественной философии и гуманитарных науках является не просто актуальной, но и достаточно «болезненной».

В контексте современной западной философии проблема интерпретации также принадлежит к числу наиболее интересных и остро дискутируемых. В рамках герменевтического (М. Heidegger, H.-G. Gadamer, J. Habermas, P. Ricoeur, K.-O. Apel и др.), аналитического (M. Dammit, D. Davidson, N. Goodman и др.), постструктуралистского (R. Barthes, J. Kristeva, J. Derrida, G. Deleuze, M. Foucault, U. Eco и др.), постмодернистского (J. Baudrilllard, J.-F. Lyotard, R. Rorty, P. de Man, I. Hassan, F. Jameson, D. Fokkema, T. D'haen и др.) дискурсов проблема интерпретации получила разностороннее освещение. Выявились границы общего проблемного поля дискуссий, которые во многом определяют движение мысли в поисках нового понимания интерпретации в современной философии.

Методологическая основа исследования.

В работе используется целый ряд методов и принципов философского анализа. Прежде всего, диссертационное исследование основывается на системном подходе к решению поставленных проблем.

Компаративистский подход к анализу учений классиков европейской философской мысли и выдающихся ученых-гуманитариев способствовал выработке базисных идей и концептов работы.

Историко-философская реконструкция позволила выделить проблемное поле и специфику эпистемологии как самостоятельной сферы философских исследований, а также наметить перспективы и основные направления ее дальнейшего развития.

Основные идеи и принципы герменевтики стали ключевыми для раскрытия эпистемологических проблем гуманитарных наук, рассматриваемых в диссертационном исследовании.

Использование структурного подхода позволило выделить базисные элементы интерпретативной деятельности в гуманитарном и философском дискурсе.

Основным исследовательским материалом для выработки концептуального аппарата диссертации явились идеи, результаты и методологические программы гуманитарных наук, европейской и отечественной философской мысли.

Цели и задачи исследования.

Диссертация посвящена исследованию современного этапа развития эпистемологии, выявлению основных элементов становящейся неклассической эпистемологической парадигмы, анализу специфики познавательных процессов в гуманитарных науках, а также раскрытию природы и структуры интерпретативной деятельности в гуманитарном познании.

Цель диссертации состоит в обосновании эпистемологии гуманитарных наук как самостоятельной сферы философских исследований познавательной деятельности, раскрытии ее основных идей и принципов.

Реализация этой основной цели диссертационной работы предполагает решение следующих задач: проанализировать истоки и основания выделения эпистемологии как самостоятельной сферы философского знания в европейской традиции, а также социокультурные и философские причины кризиса классической эпистемологии; выявить основные тенденции и смысловые основания современных философских исследований познания; проанализировать развитие гуманитарного познания, показать особенности формирования дисциплинарной матрицы гуманитарных наук; эксплицировать понятия объекта и предмета гуманитарных наук, выявить их взаимосвязь с экстерналистской и интерналистской моделями развития гуманитарной познавательной сферы; выявить значение понятия «идеальный субъект» для развития гуманитарных наук, наметить пути решения проблемы личной ответственности ученого-гуманитария в современном мире; раскрыть истоки и основания пересмотра представлений об интерпретации в современной философии и гуманитарных науках, выявить основные модели интерпретации, их характерные особенности и сферу применения; обосновать роль интерпретации как базисной ^ эпистемологической процедуры гуманитарных наук, вскрыть структуру интерпретативной деятельности в гуманитарном познании; раскрыть специфику философской интерпретации, выявить основные элементы комплексной стратегии интерпретации философского текста, проанализировать роль и значение историко-философской интерпретации в рамках философского дискурса.

Новизна научного исследования.

Проведен комплексный анализ развития теоретико-^ познавательных исследований в европейской философской традиции, на основании которого выделены нормативная и дескриптивная составляющая эпистемологии как ее необходимые элементы, выявлены основные проблемы эпистемологии, решение которых определяет специфику философского подхода к исследованию человеческого познания.

Проанализированы истоки и основания кризиса эпистемологии как самостоятельной сферы философского знания, который связан с несостоятельностью классической философской теории познания, абсолютизировавшей естественнонаучное познание как идеал и образец научного познания вообще, и конкуренцией со стороны частных наук и междисциплинарных проектов изучения познавательных процессов.

У Показано, что смысловым центром современных эпистемологических дискуссий является антитеза фундаментализм / релятивизм.

Выявлена зависимость развития гуманитарных наук от социокультурной ситуации и философских представлений, эпистемологическая и методологическая специфика современного гуманитарного познания. Выдвинуты основные принципы эпистемологического анализа гуманитарных наук.

Обоснована необходимость разделения понятий «объект» и «предмет» гуманитарных наук, отражающая их взаимосвязь с реалиями культуры, с одной стороны, и научной традицией, с другой стороны. Показана их взаимосвязь с экстерналистской и интерналистской моделями развития гуманитарных наук.

Предложены понятия «идеальный» и «реальный» субъект гуманитарного познания, раскрыто их методологическое значение в процессе развития гуманитарного познания. Рассмотрена проблема ответственности ученого, работающего в сфере гуманитарных исследований, намечены пути ее решения.

Выявлены основные тенденции развития современного гуманитарного познания, показаны их социокультурные и эпистемологические основания.

Вскрыты причины повышенного интереса к проблеме интерпретации, связанные как с изменениями культурных реалий, так и с внутренней логикой развития современной философии и гуманитарных наук. Выявлены основные модели интерпретации, предложенные в рамках философского и гуманитарного дискурса: интерпретация как перевод, интерпретация как результат объяснения, интерпретация как предпосылка понимания, редукционистская модель интерпретации, интерпретация как свободное смысловое творчество, показаны их характерные особенности и область применения.

Выявлена общая теоретическая структура fc интерпретативной деятельности в гуманитарном познании, базисными элементами которой являются объект, представление, интерпретативная схема, интерпретативная стратегия. Показана роль интерпретации в процессах конституирования предмета, выбора методологии исследования и анализа полученных результатов, а также их социокультурных аппликаций в гуманитарных науках.

Выявлена специфика бытования интерпретации в философском дискурсе, связанная с разделением на два уровня: интерпретацию философского текста и интерпретацию историкофилософского процесса. Предложена интертекстуальная модель комплексной стратегии интерпретации философского текста. Выявлена роль историко-философской интерпретации в философском дискурсе, предложен новый подход к анализу современной философии сквозь призму исследования интерпретаций философской классики.

Основные положения, выносимые на защиту.

В ходе проведенного исследования получены следующие результаты, выносимые на защиту:

В истории философии теоретико-познавательная проблематика занимала различное место в структуре философских размышлений. Проведенный анализ показал, что эпистемология как самостоятельная сфера философского знания наряду с дескриптивной всегда включала в себя нормативную составляющую. Именно нормативизм обеспечивал методологическую значимость эпистемологических инвектив. Кризис современной эпистемологии связан с несостоятельностью классической философской теории познания, абсолютизировавшей естественнонаучное познание как идеал и образец научного познания вообще, и конкуренцией со стороны частных наук и междисциплинарных проектов изучения познавательных процессов.

Исследование основных эпистемологических проектов, предложенных философской мыслью XX века - эволюционной эпистемологии, герменевтики, социальной эпистемологии, «натурализированной эпистемологии» - позволил выделить смысловое основание современных дискуссий о познании. Сосуществование двух конкурирующих установок: «фундаментализма» и «релятивизма», их развитие и преодоление в рамках различных интеллектуальных проектов стало определяющей тенденцией современной эпистемологии.

Социокультурные сдвиги, приводящие к пересмотру представлений о природе человека, субъекта, субъективности, взаимоотношений человека и мира, являются существенными «внешними предпосылками» для парадигмальных революций в гуманитарном познании. Процесс формирования дисциплинарной матрицы гуманитарных наук исторически был тесно связан с эволюцией философских идей. Формирование новой «лингвоцентричной» парадигмы гуманитарного познания, проникновение методологических приемов за границы отдельных областей познания, возникновением новых междисциплинарных областей знания, процесс интеграции частных наук о человеке отражают тенденцию современной гуманитарной науки к самоопределению и демаркации.

Эпистемологический анализ гуманитарного познания предполагает демаркацию объекта и предмета гуманитарных исследований. Объектом гуманитарного исследования является та сфера культурной, исторической, психологической, языковой, социальной реальности, тот ее «срез», который представляет собой исходный фундамент познавательной деятельности. Понятие объекта отражает экстерналистское видение развития гуманитарных наук. Экстерналистская модель предусматривает детерминированность исследовательской сферы гуманитарных наук исключительно изменениями социокультурной ситуации. Предметом гуманитарного познания является та часть культурно-исторической реальности, которая предусматривает конституируемость, реконструкцию, дополнение в процессе познания, в его структуру включаются представления о культурных реалиях, сложившиеся в рамках научной традиции. В этом смысле понятие предмета коррелирует с интернализмом в понимании развития гуманитарных наук, предусматривающем наличие собственной логики развития в контексте взаимодействия научной традиции и новаций.

Различные роли субъекта познания, его непременная включенность в ту или иную систему ценностей, с одной стороны, и встроенность представлений о Другом в структуру познающего субъекта, с другой, позволяют нам провести принципиальное разделение между «идеальным» и «реальным» познающим субъектом. Применительно к гуманитарной сфере «идеальный» субъект есть мыслительный конструкт, лишенный субъективных предпочтений, пред-убеждений, ценностей, способный встать на точку зрения «независимого наблюдателя», увидеть ситуацию «как она есть на самом деле» во «внечеловеческом измерении». Существование в рамках гуманитарного сообщества представления об «идеальном» субъекте позволяет сохранять целостность и самодостаточность гуманитарной познавательной сферы. «Реальный» субъект, в отличие от «идеального» понимается не как эмпирический субъект, но как носитель культурных установок, дитя своего времени и ситуации, представитель определенной научной традиции. Сложная структурированность «реального» субъекта является одним из оснований полиинтерпретируемости результатов и выводов гуманитарных наук, а также связана с проблемой личной ответственности ученого-гуманитария, приобретающей в современной культуре полифоничное звучание. Conditio sine qua поп научного творчества в гуманитарной сфере становится стремление самого ученого разнести в своем сознании оценку и факт, реальность как она есть и реальность как она возможна, другое как иное и другое как чужое.

Одной из важных тенденций развития гуманитарного познания второй половины XX века является поиск универсальных общекультурных оснований, позволяющий избегать релятивизации его результатов. Попытки найти «универсалии культуры», «антропологические константы», «семантические примитивы» отражают общегуманистическую направленность современного гуманитарного познания, стремление выйти за рамки схемы «свое - чужое» и перейти к модели «свое и иное как вариации общечеловеческого».

Сегодня происходит коренной пересмотр представлений о границах, возможностях и значении интерпретации в структуре человеческой деятельности. Из процедуры, имеющей операциональный смысл, интерпретация превращается в самодостаточный феномен человеческого бытия. Компаративистский анализ моделей интерпретации, предложенных в рамках различных философских школ и направлений, - интерпретация как перевод, интерпретация как результат объяснения, интерпретация как предпосылка понимания, редукционистская модель интерпретации, интерпретация как свободное смысловое творчество - показывает, что каждая из них имеет определенную сферу применимости и делает акцент на одной стороне интерпретативной деятельности.

Узловыми пунктами общей теории интерпретации становится анализ основных элементов интерпретативной деятельности: объекта, его представления, интерпретативной схемы и интерпретативной стратегии.

Интерпретативная схема обеспечивает внутреннюю согласованность и определенность интерпретативных стратегий, а также предполагает наличие более или менее прописанных, но определенных критериев отбора интерпретаций, осуществляемых в рамках данной схемы. Истина любой данной интерпретативной схемы не предполагает сравнения с другими интерпретативными схемами, она принимается как некая аксиома, вынесенная за пределы «доказательного пространства». В отличие от интерпретативной схемы, интерпретативная стратегия является принципиально корректируемой, меняющейся в зависимости от выбранного объекта, а также от целей, задач и ожиданий познающего субъекта. Корректировка интерпретативной стратегии направлена на достижение наиболее полного представления объекта в рамках данной интерпретативной схемы, с одной стороны, и на создание целостной интерпретации, с другой. Проведенный анализ позволил выявить основные особенности интерпретации. Во-первых, интерпретация стремится к всестороннему охвату объекта. Любая интерпретативная деятельность стремится к целостности, задаваемой существованием единой интерпретативной схемы. Во-вторых, интерпретация представляет собой гипотезу, или версию своего объекта. Именно поэтому интерпретация конституирует предметный мир гуманитарного познания. В-третьих, специфика интерпретации в различных областях во многом определяется способами конституирования стратегий в рамках данной интерпретативной схемы, процедурами их селекции и методами реализации. Для решения проблемы специфики философской интерпретации предложено разделение двух различных направлений исследований: анализа интерпретации философского текста и интерпретации историко-философского процесса, являющиеся взаимно комплементарными. Комплексная стратегия интерпретации философского текста предусматривает его исследование сквозь призму интертекстуальности и выявления различных контекстов. Анализ проблемы историко-философской интерпретации показал, что актуализация тех или иных проблем в философии связана не только с духом времени и требованиями эпохи, но и с Щ теми поворотами сюжета, которые заданы ее внутренними смысловыми основаниями. Формообразующим началом сюжета становятся нерешенные проблемы, которые актуализируются в связи с внутренней потребностью к заполнению смысловых лакун. Движущей силой этого процесса является интерпретация идей мыслителей прошлого, в творчестве которых эти лакуны по мере обретения исторической дистанции становятся наиболее очевидными. Философия данной исторической эпохи определяется не только новаторскими учениями, но и интерпретациями «классиков» прошлого, идеи ^ которых получают свое «второе рождение» в новом дискурсивном пространстве.

Теоретическое и практическое значение работы.

Теоретические положения и выводы диссертационного исследования могут иметь существенное значение: в дальнейшем развитии философских исследований познавательной деятельности в различных сферах, выявлении их соотношения и исторической динамики; в исследовании эпистемологических и методологических парадигм гуманитарных наук, прогностике основных тенденций развития современного гуманитарного познания; при проведении комплексных гуманитарных исследований, выработке новых методологий и методик междисциплинарного анализа культурных феноменов; для анализа основных интерпретативных стратегий в различных отраслях гуманитарного познания, а также в процессах межкультурной коммуникации. Такое исследование представляется актуальным и значимым как в теоретическом плане выявления предпосылочности познавательной деятельности, так и в плане выработки установок толерантности и нацеленности на конструктивный диалог в межкультурном общении; при разработке конкретных методик интерпретации философского текста, а также построения принципиально новой модели интерпретации историко-философского процесса; в преподавании основных разделов базового курса философии, а также элективных курсов «Современная эпистемология», «Методология гуманитарного познания», «Философия интерпретации». при разработке программ и учебно-методических материалов для институтов повышения квалификации профессорско-преподавательского состава вузов в связи с введением курса «История и философия науки», а также в его преподавании для аспирантов гуманитарных специальностей.

Апробация работы.

Материалы диссертации докладывались научных конференциях, семинарах и симпозиумах различного уровня: на Межвузовской научной конференции «Гуманитаризация высшего образования» (Воронеж, 1996), Межвузовской научно-практической конференции «Деструктивные процессы в развитии современной российской культуры» (Воронеж, 1998), Межрегиональной научно-методической конференции «Актуальные проблемы гуманитаризации высшего образования» (Воронеж, 2000), научном семинаре «Герменевтика в России» (Воронеж, 2001), Международной конференции «Социальная власть языка» (Воронеж, 2001), Международной конференции, посвященной 60-летию воссоздания философского факультета МГУ им. М.В. Ломоносова «Человек - Культура - Общество. Актуальные проблемы философских, политологических и религиоведческих исследований» (Москва, 2002), Третьем Российском Философском конгрессе

Рационализм и культура на пороге третьего тысячелетия» (Ростов на Дону, 2002), Международной конференции «Межкультурная коммуникация и проблемы национальной идентичности» (Воронеж, 2002), Международной конференции «Условия взаимопонимания в диалоге» (Воронеж, 2002), Международном научном семинаре «Культура Пост: истоки, основные черты и границы явления» (Воронеж, 2003), Международной научной конференции «Эстетика научного познания» (Москва, 2003), Международной конференции «Универсальное и специфическое в межкультурном и внутрикультурном диалоге» (Воронеж, 2003), Международной конференции «Интеграция России в международное академическое сообщество: перспективы российского образования и науки» (США, Вашингтон, 2003), Международной научной конференции «Перевод: язык и культура» (Воронеж, 2003), научном семинаре «История и философия науки» (Воронеж, 2004), Международной научной конференции «Культурные табу и их влияние на результат коммуникации» (Воронеж, 2004).

Идеи и положения диссертационного исследования докладывались на научных семинарах в Квинс Колледж (Оксфорд, Великобритания), а также использовались в лекциях, прочитанных соискателем в Центре логики, философии науки и философии языка Института философии Католического университета г. Левен (Бельгия).

Основные научные результаты нашли свое отражение в монографии «Современная эпистемология и гуманитарное познание» (Воронеж : Изд-во Воронеж, гос. ун-та, 2003. - 144 е.), а также в статьях, опубликованных в научных журналах и сборниках научных трудов, в главах коллективных монографий, в тезисах международных, всероссийских и межрегиональных конференций.

Диссертация обсуждалась на заседании кафедры систематической философии факультета философии и психологии Воронежского государственного университета и была рекомендована к защите.

Структура диссертации определяется в соответствии с целями и задачами исследования. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения и списка литературы, включающей 358 источников (из них 256 отечественных и 102 иностранных). Общий объем диссертации -351 страница.

 

Заключение научной работыдиссертация на тему "Современная эпистемология в контексте гуманитарного познания"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Изучение теоретико-познавательных проблем в современной философии приобретает особое значение. В дискуссиях последних лет все чаще звучит мотив несостоятельности и бессодержательности эпистемологии как «пережитка» классического европейского рационализма. «Смерть эпистемологии» представляется почти неизбежной и в связи с распадом единого дискурсивного пространства современной философии, и в свете усиливающейся конкуренции со стороны частнонаучньпс и междисциплинарных исследований познавательной деятельности.

Анализ содержания дискуссий о судьбе эпистемологии как самостоятельной сферы философского знания, столь остро ведущиеся как в западной, так и отечественной философии в конце XX века, позволяют подвести некоторые предварительные итоги. Вступив в новый век, философия уже наметила некоторые контуры новой эпистемологии, те направления ее разработки, которые будут, по нашему мнению, определяющими. Переход к неклассической эпистемологии происходит на пути переосмысления тех фундаментальных категорий и концептуальных схем, которые отражали взгляд классической эпистемологии на сущность процесса познания, дифференциацию и специфику его предметных областей, их методологические установки.

Философские исследования научного познания, ценность которых в конце XX века стала подвергаться сомнению, не только не исчерпали своих смысловых возможностей, но, напротив, оказываются все более востребованными и в философском, и в научном дискурсе. Нельзя не согласиться с А.П. Огурцовым в том, что «каждая философская концепция в XX веке строила свою концепцию науки, создавала свой образ науки - ее структуры, целей, оснований, методов. Эти образы науки, которые создаются различными интеллектуалами - от философов до ученых той или иной специальности, становятся источником внутренних установок сознания, их предпочтений и притязаний. Они во многом определяют усилия мысли самих

389 ученых» .

Дискуссионный характер «центральных вопросов» эпистемологии приводит к своего рода «герменевтическому кругу» - прежде чем начинать эпистемологические исследования, мы должны определить их проблемное поле, с другой стороны, для его ограничения и экспликации нам необходимо представление о том, что есть эпистемология. И в этом смысле историко-философское исследование теоретико-познавательных проблем является фундаментом для выявления тех специфических черт и особенностей, которые характеризуют эпистемологию как самостоятельную сферу философских исследований.

Эпистемология, как видно из проведенного нами анализа, имеет весьма значимую нормативную составляющую. И именно этот нормативизм, по нашему мнению, и обеспечивает методологическую значимость эпистемологических инвектив. И в этом смысле к особенностям эпистемологии как философской теории познания относится не только анализ познавательных процессов, но неизбежно предписывающий характер ее положений. За рефлексией о познании так или иначе скрывается нормативный характер достижения адекватных научных результатов, который имел в истории науки и философии различные аппликации.

Проведенный нами анализ показывает, что существует некоторый общий круг основных проблем эпистемологии, решение которых так или иначе (подчас и в сугубо негативном смысле), непременно присутствует в любом эпистемологическом учении. Первая проблема - проблема, которую, как показывает наш анализ, наиболее корректно было бы назвать проблемой демаркации веры и знания. В рамках этой проблемы рассматриваются вопросы выделения и экспликации системы вер, ее природы, принципов

389 Огурцов А.П. Философия науки в России: Марафон с барьерами / А.П. Огурцов // Эпистемология & философия науки. - 2004. - Т. 1, № 1. - С. 100. внутренней согласованности и способов эпистемического обоснования, проблема соотношения эпистемически оправданных вер и знания.

Вторая проблема - проблема демаркации знания и не-знания, а также различных видов знания. К числу основных вопросов относятся экстерналистская проблема - где пролегает граница между знанием и незнанием, чем она определяется и какова ее динамика. Интерналистский вопрос состоит в выявлении границ между научным и не-научным знанием, перцептуальным и априорным, эмпирическим и теоретическим знанием. Эта проблема также включает в себя выделение эпистемических норм и их влияния на познавательную деятельность.

Третья проблема - проблема метода научного познания. Эта проблема в свою очередь подразделяется на вопрос о единстве самого познания и, в связи с этим - на проблему соотношения метода/методов различных типов наук - точных, естественных, гуманитарных. Кроме того, к числу основных относится и вопрос о том, можем ли мы в принципе улучшить наше познание мира при помощи применения некоторых методов, которые гарантированно приведут к получению наилучших результатов (в сравнении с другими методами или в принципе).

И, наконец, это проблема соотношения знания и ценностей, предусматривающая рассмотрение вопросов демаркации знания, мнения и оценки, ценностной ориентации познавательной деятельности.

Проведенный в работе анализ эпистемологических проектов, предложенных философской мыслью XX века - эволюционной эпистемологии, герменевтики, социальной эпистемологии, натурализированной эпистемологии» - позволил выделить смысловое основание современных дискуссий о познании. Сосуществование двух конкурирующих установок: «фундаментализма» и «релятивизма», их развитие и преодоление в рамках различных интеллектуальных проектов стало определяющей тенденцией современной эпистемологии. Острота этой полемики зачастую и приводила некоторых авторов к постановке вопроса о сомнительности самой идеи эпистемологии как самостоятельной области философского знания. Мы считаем, что именно эти течения философской мысли, а не отдельные подходы в трактовке тех или иных эпистемологических проблем определяют те «лакуны» классической эпистемологии, которые связаны именно с гуманитарным познанием.

Заполнение своеобразной лакуны, связанной с неразработанностью проблем гуманитарного познания, составляет одну из важнейших задач современной философии. Как нам представляется, исследование оснований, возможностей, специфики гуманитарных наук с философской точки зрения может стать основой значительного и интересного философского проекта, цель которого в свете дискуссий последнего времени можно обозначить как «реабилитация» эпистемологии. Впечатляющие успехи гуманитарных наук, достигнутые в последние десятилетия XX века, в каком-то смысле, провоцируют философскую мысль на рефлексию относительно этой сферы познания. Возможно, сейчас мы наблюдаем «третью волну» интереса философии к познавательным проблемам.

Первая волна связана со становлением и развитием теоретического и экспериментального естествознания XVII века. Вторая - отражает становление гуманитарных наук в XIX веке и связанные с ним установки на «онтическую редукцию» (по определению К.-О. Апеля) и распространение связанных с ней историзма и психологизма в эпистемологических исследованиях культуры в целом и ее отдельных аспектов (языка, литературы, морали, права и т.п.). И, наконец, новый всплеск интереса к познавательным проблемам (конец XX - начало XXI в.) связан с формированием новой «лингвоцентричной» парадигмы гуманитарного познания, проникновением методологических приемов за границы отдельных областей познания, возникновением новых, междисциплинарных областей знания, процесс интеграции частных наук о человеке. Проблемы языка, значения и смысла, интерпретации становятся трансдисциплинарными.

Вряд ли можно пройти мимо опыта осмысления проблем гуманитарного познания в поструктурализме и постмодернизме. Со многими положениями постмодернистской критики эпистемологии приходится согласиться. Однако, с другой стороны, крайний эпистемологический скептицизм, релятивизация познания и его результатов, размывание границ философского, научного и литературного дискурсов как основные установки постмодернизма выглядят подчас как полная капитуляция перед сложностью и многомерностью проблем, порожденных поиском новых, нетривиальных философских, методологических, междисциплинарных решений. Постструктурализм, а вслед за ними и постмодернизм отразили одну из значительных тенденций проблемного поля дискуссий о современной культуре - фрагментированность реальности, стирание границ между реальностью повседневности, виртуальной реальностью, социальной реальностью, субъективной реальностью.

Эпистемологический анализ истории самоопределения «наук о духе» позволил нам сделать следующие выводы.

Во-первых, социокультурные подвижки, приводящие к пересмотру представлений о природе человека, субъекта, субъективности, взаимоотношений человека и мира, являются существенными «внешними предпосылками» для парадигмальных сдвигов в гуманитарном познании, что находило свое отражение и на уровне терминологическом, и на уровне сущностном. Во-вторых, развитие гуманитарных наук, теснейшим образом связанное с развитием философских представлений, со временем обнаруживает тенденцию к самоопределению и демаркации. В-третьих, обсуждение специфики гуманитарного познания получает новый импульс с развитием новых методов исследования феноменов человеческого бытия, возникающих в рамках естественных, точных наук и междисциплинарных областей знания (синергетика, когнитивистика и т.п.). Это всякий раз влечет за собой искушение обретения «единства» путем утраты собственной эпистемологической специфики.

Предложенное нами различение понятий «объект» и «предмет» гуманитарного познания позволяют не только провести более точный эпистемологический анализ специфики этой познавательной сферы, но и выделить синхронический и диахронический аспекты становления и развития гуманитарных наук. Пересмотр классической схемы эпистемологического акта, имплицитно содержащий в себе противопоставление субъекта и объекта, связан с учетом таких важных обстоятельств, как представление о коллективном субъекте познания, языковых и культурных пред-рассудках и установках субъекта, их влияния не только на процесс и результат познания, но и на специфику видения самой его предметности.

Кроме того, проблема демаркации объекта и предмета естественным образом «вывела» нас к проблеме реальности в гуманитарном и философском дискурсе. Воссоздание целостности как одна из интенций гуманитарного познания предполагает изначально заданное представление об особым образом структурированной реальности, скрытой за предметом исследования, сложную диалектику конституирования, экспликации и интерпретации в процессе познавательной деятельности. Теснейшая связь творчества и познавательной деятельности имеет значение не только для эпистемологических исследований, призванных более полно отразить процесс познания, но и для собственно философского осмысления и решения проблемы реальности.

Исследование проблемы реальности приводит нас к выводу о том, что предмет гуманитарного исследования носит креативный характер и представляет собой, с одной стороны, возможный мир, находящий свое выражение в интерпретационной деятельности ученого, а с другой, предполагает корреляцию, вписывание в мир «наук о духе», включающий в себя результаты предшествующей познавательной деятельности. Конституирование новой предметности гуманитарного исследования, с одной стороны, обусловлено внутренней логикой развития науки, но, с другой, не в меньшей степени органически связано с социокультурной ситуацией, потребностями меняющего мира «второй природы». Принципиальная креативность предмета гуманитарного исследования органически связана с ограниченностью творческого посыла пред-посылками и горизонтом пред-понимания. В пространстве между «вызовом эпохи», новыми культурными реалиями, и нерешенностью внутринаучных проблем, иначе говоря, между «внешним социокультурным контекстом» и имманентностью хода развития гуманитарной мысли и располагается свобода творчества объектов и предметов гуманитарных наук, тесно связанная и с методологическими парадигмами и исследовательскими программами.

Очевидно, что для современной философии проблема поиска взаимодействия с гуманитарными науками также приводит к пересмотру границ допустимого. Философия поворачивается лицом к проблеме возможного в рамках собственного дискурсивного пространства, обретая «онтологическую скромность» (по меткому выражению Х.Й. Зандюолера). Изменения классических представлений о реальности сегодня в очередной раз инициируют дискуссии о роли и задачах самой философии. Цели и задачи исследования от анализа возможного смещаются в направлении выявления того, что является принципиально невозможным в философском дискурсе о реальности. «Окольный» путь философского подхода к этой проблеме, по-видимому, означает, в первую очередь, выработку критериев отсечения концептуально невозможных, внутренне противоречивых, «рассогласованных» альтернатив. Диалог философии и гуманитарных наук по поводу проблемы реальности необходим не только с позиции «экстернализма» как ответ на «вызов эпохи» и попытка соответствовать требованию социокультурной ситуации. Объективно и отчетливо просматривающиеся в современной философии и гуманитарных науках направления общей проблематизации и исследовательского поиска позволяют надеяться на то, что этот диалог будет содержательным и плодотворным.

Эпистемологический анализ гуманитарных наук невозможен без исследования вопроса о познающем субъекте. Различные роли субъекта познания, его непременная включенность в ту или иную систему ценностей, с одной стороны, и встроенность представлений о Другом в структуру познающего субъекта, с другой, позволяют нам провести принципиальное разделение между «идеальным» и «реальным» познающим субъектом. Применительно к гуманитарной сфере «идеальный» субъект есть мыслительный конструкт, лишенный субъективных предпочтений, предубеждений, ценностей, способный встать на точку зрения «независимого наблюдателя», увидеть ситуацию «как она есть на самом деле» во «внечеловеческом измерении». Очевидно, что на уровне отдельного познающего субъекта это не представляется возможным. Предложенные варианты избегания субъективизма - «сообщество интерпретаторов», «коммуникативное сообщество», «сообщество универсального дискурса» -предлагают, на наш взгляд, некое паллиативное решение проблемы. Хотя бы потому, что дискурсивное пространство внутри этих сообществ непременно имеет собственные социокультурные установки. Конечно, процесс дискуссий позволяет снять «верхний слой» личностных пред-убеждений, а вероятность субъективных оценок становится существенно меньше. Эпистемологическая роль «идеального» субъекта представляется нам в ином свете.

Существование в рамках гуманитарного сообщества самого представления об «идеальном» субъекте является необходимым элементом эпистемологической картины, поскольку определяет идеал научности. Подобно тому, как представление о существовании абсолютной истины в математическом и естественнонаучном познании определяет мотивацию и горизонт научного поиска, так для гуманитарного познания именно представление об «идеальном» субъекте позволяют сохранять целостность и самодостаточность гуманитарной познавательной сферы.

Реальный» субъект, в отличие от «идеального», конечно же понимается нами не как эмпирический субъект, но как носитель культурных Ф установок, дитя своего времени и ситуации, представитель определенной научной традиции. Сложная структурированность «реального» субъекта наряду с пониманием предмета гуманитарных наук как «возможной реальности» также определяет полиинтерпретируемость их результатов и выводов гуманитарных наук. На наш взгляд, гуманитарные науки призваны не только предлагать ту или иную интерпретацию культурных реалий, но и продвигаться в направлении расширения пространства понимания самого познающего субъекта. Оценки ученого не могут быть отделены от таковых Ф ученого как человека. Другой вопрос, что если мы хотим находиться в рамках научного дискурса, нам необходимо выявить пути эффективного отделения, например, идеологических пристрастных оценок ученого от собственно научных результатов исследования.

Признание принципиальной невозможности беспредпосылочности человеческого познания, особенно очевидное в гуманитарной сфере, является одним из важных открытий современной философии. Однако релятивистские выводы из этого факта отнюдь не являются единственно возможными. Выяснение путей и методов достижения общезначимого знания при условии признания невозможности «идеального» познающего субъекта предполагает, прежде всего, философско-эпистемологический анализ познавательных предпосылок и оснований.

Кроме того, представление об «идеальном» и «реальном» субъекте для гуманитарного познания являются одной из важнейших составляющих эпистемических норм, наряду с требованием корректности выбора предмета исследования, поскольку позволяет отделять эпистемически допустимое от принципиально невозможного как связанного с вненаучными установками и смыслами, привнесенными самим познающим субъектом. ш

Одним из неотъемлемых свойств гуманитарного познания является то, что оно неразрывно связано не только с «расширением» культурного пространства, созданием новых культурных реалий, оно влечет изменение как внутреннего мира человека, но и реалий общественной жизни. Результаты научных исследований представляют собой и фактор, изменяющий социокультурный ландшафт, и зачастую основу новых общественных идеологем. Использование результатов исследований в гуманитарной сфере заставляет на самом деле задуматься над тем, «как наше слово отзовется», что приводит к новому повороту в понимании проблемы ответственности ученого, ранее рассматривавшейся лишь в отношении естественнонаучного познания.

Одной из важнейших и интереснейших проблем современной философии, решение которой имеет значимые эпистемологические и прикладные методологические следствия для всех областей гуманитарных наук, является проблема интерпретации. Очевидно, что эта проблема приобрела уже не только (и не столько) эпистемологическое звучание. Из процедуры в определенном смысле «вторичной» интерпретация превращается в самодостаточный феномен человеческого бытия. Сегодня происходит коренной пересмотр представлений о границах, возможностях и значении интерпретации в структуре человеческой деятельности. В связи с этим можно говорить об «интерпретационном повороте» в современном философском дискурсе.

Адекватный анализ интерпретации как многоаспектного и многоуровневого феномена предполагает выбор определенной стратегии ее философского изучения. Для нас принципиальным в этом смысле оказывается эпистемологический подход к рассмотрению проблемы интерпретации, который, по нашему глубокому убеждению, и определяет такой подход, который позволяет очертить контуры общей теории интерпретации, выявить основные ее модели, способы бытия в различных дискурсивных пространствах, общее и специфическое в различных интерпретативных стратегиях.

Интерпретация оказывается основном механизмом перехода от эпистемически допустимого к научно достоверному знанию. Исключительное значение, которое приобретает проблема интерпретации в современном философском и гуманитарном дискурсе связано с тем, что именно посредством интерпретации реализуется полнота познавательного акта в любой сфере человеческой деятельности. Интерпретация в определенном смысле «замыкает» цепочку «эпистемические веры -эпистемическое обоснование - научное знание», отражающую суть любого познавательного акта.

Проблема интерпретации является ключевой для эпистемологии гуманитарных наук. Интерпретация пронизывает все «этажи» познавательного процесса - от выбора предмета и методологической программы до анализа полученных результатов и выводов и их социокультурной аппликации. При этом интерпретация является основным механизмом эпистемического обоснования, позволяющим придать эпистемическим верам статус научного знания. Полиинтерпретируемость гуманитарных наук составляет его принципиальное фундаментальное отличие от иных сфер познавательной деятельности. Поскольку исторически проблема интерпретации была связующим звеном философского и гуманитарного дискурса, ее анализ становится ключом к пониманию развития взаимоотношений философии и гуманитарных наук.

Проведенный в работе компаративистский анализ различных моделей интерпретации, предложенных в рамках различных философских школ и направлений, - интерпретация как перевод, интерпретация как результат объяснения, интерпретация как предпосылка понимания, редукционистская модель интерпретации - показал, что они оказались недостаточными, прежде всего, в том смысле, что делали акцент на одщой стороне интерпретативной деятельности.

Понимание интерпретации как перевода ставит ее в очевидную зависимость от коммуникативного успеха, связанного с потребностью ориентации на потенциальную или реальную аудиторию. В то же время, в понимании интерпретации как перевода присутствует чрезвычайно важная идея о принципах последовательности и корреспонденции, а также необходимости обращения к системе вер автора текста, произведения, закона и т.п.

Модель интерпретации как предпосылки понимания предполагает, во-первых, вторичность интерпретации как эпистемологической процедуры, а также, что более существенно, предполагает ориентацию на момент субъективного присвоения знания, а не его рациональной экспликации. Но при этом, акцент на «человеческом измерении» интерпретации позволяет увидеть за абстрактной категорией интерпретатора его собственные предубеждения и предпочтения как существенный фактор познавательной деятельности.

Трактовка интерпретации как результата объяснения не дает возможности увидеть уникальность объекта, которая представляет собой существенный момент интерпретативной деятельности. При этом она позволяет сделать вывод о возможном существовании общезначимых правил и механизмов интерпретативной деятельности, выявление которых позволяет избежать субъективизма и психологизма.

Редукционистская модель, направленная на сведение смыслового пространства к совокупности заранее заданных сюжетов и кодов, конечно, существенно обедняет понимание интерпретации. При этом стоит признать, что элемент сведения разнообразия и уникальности объекта к тем или иным общезначимым схемам так или иначе присутствует в любой интерпретативной деятельности.

Понимание интерпретации как свободного смыслового творчества, не скованного никакими канонами и границами, не предусматривает включенности интерпретации в эпистемологическое пространство. Отсутствие сколько-нибудь определенных критериев выбора ставит под сомнение саму возможность существования интерпретации как процедуры в рамках научного гуманитарного дискурса. Однако критика «власти интерпретации» заставляет нас обратить особое внимание на выявление роли и значения интерпретативных стратегий, идеологических мифов и философских парадигм на сужение пространства интерпретации.

Таким образом, анализ различных моделей интерпретации позволяет нам, во-первых, более глубоко понять историческую динамику понимания интерпретации, увидеть те изменения, которые происходили как в гуманитарном, так и в философском дискурсе через призму поиска адекватных средств познания культурных реалий.

Введенное нами понятие «конфликта интерпретативных схем» позволило нам также перейти к выявлению общего эпистемологического механизма интерпретации. В естественных науках интерпретативная схема задается той парадигмой, в рамках которой развивается в настоящий момент научная деятельность. Поэтому конфликт интерпретаций я в данном случае эквивалентен конфликту интерпретативных схем (парадигм). Ситуация сосуществования более чем одной интерпретации одного и того же объекта воспринимается научным сообществом как кризисная, разрешение которой рано или поздно должно быть связано с обретением единства как выбором истинной интерпретации. Причем не всегда этот выбор связывается с выбором из существующих противоречащих друг другу альтернатив, но и с созданием новой интерпретации, способной разрешить эту ситуацию.

Логика развития гуманитарных наук привела к возможности не только одновременного сосуществования различных интерпретаций, но и различных интерпретативных схем. Однако по сути своей эпистемологическая ценность интерпретации при качественно различных механизмах ее функционирования в различных областях познания, состоит в выявлении эпистемических базисных вер, которые составляют фундамент интерпретативной схемы.

Наш анализ позволил наметить основные стратегию построения общей теории интерпретации. Узловыми ее пунктами становится анализ основных элементов интерпретативной деятельности: объекта, его представления, интерпретативной схемы и интерпретативной стратегии.

Рассмотренные нами базисные элементы интерпретативной деятельности отражают ту структуру, которая характерна для интерпретативной деятельности в любой познавательной сфере. Однако при этом предложенная модель позволяет учесть специфику гуманитарных исследований в плане выбора стратегий и путей построения интерпретаций.

Система эпистемических вер, коренящаяся в структуре интерпретативной схемы, и разделяемая научным гуманитарным сообществом, задает необходимый базис для роста знания, возникновения и конкуренции различных интерпретативных стратегий и созданных с их помощью интерпретаций.

Наш анализ также позволяет выявить основные особенности интерпретации в независимости от конкретных интерпретативных стратегий и методов. Во-первых, интерпретация стремится к всестороннему охвату объекта. Любая интерпретативная деятельность стремится к целостности, задаваемой существованием единой интерпретативной схемы, а также априори предполагающей невозможность целостности интерпретации объекта вне процедур выбора и идентификации объекта как рассматриваемого в максимальном множестве его проявлений.

Во-вторых, интерпретация представляет собой гипотезу, или версию своего объекта. Именно поэтому интерпретация конституирует «возможные миры», «возможные реальности», открывающие предметный мир гуманитарного познания. Разумеется, сам исследователь может представлять свою интерпретацию как истинную, понимая истинность как не выходящую за пределы данной интерпретативной схемы.

В-третьих, специфика интерпретации в различных предметных областях во многом определяется способами конституирования интерпретативных стратегий в рамках данной схемы, процедурами их селекции и методами реализации.

В работе особое внимание было уделено анализу специфики интерпретации в философском дискурсе. В нашем исследовании мы предложили разделать два различных направления исследований: интерпретацию философского текста и интерпретацию историко-философского процесса.

Первый аспект проблемы — специфика интерпретации философского текста - непосредственным образом связан с определением специфики философского текста, его классификацией, жанрологией и структурированностью. Как нам представляется, идея интертекстуальности может быть весьма плодотворной при решении проблем интерпретации философского текста. Мы выделили различные взаимодействия уровни историко-философского текста с интертекстом:

• взаимодействие текста и других ранних и/или поздних текстов этого же автора. Этот уровень можно обозначить как собственный (или авторский) контекст;

• взаимодействие текста и текстов философов-современников (полемика, сотрудничество, независимое развитие мысли и т.п.). Этот уровень можно обозначить как контекст эпохи;

• взаимодействие текста и традиции (традиция может пониматься как в узком смысле - школа, направление, течение, так и в широком -социокультурном аспекте). Этот уровень можно обозначить как контекст традиции;

• текст и другая традиция (не та, к которой принадлежит сам автор). Этот уровень можно обозначить как контекст культуры;

• текст и «парафилософские» («паратекстологические») данные (биография, архив, варианты, черновики). Этот уровень можно обозначить как контекст интеллектуальной биографии.

Мы предлагаем синтетическую стратегию интерпретации философского текста, позволяющую избежать крайностей (например, «презентизма» и «антикваризма»в толковании). Первой ступенью реализации такой стратегии становится восстановление аутентичности текста на том языке, на котором текст был изначально написан, позволяющее обрести надежный и достоверный фундамент, начало интерпретации. Во-вторых, компаративистский анализ переводов на различные языки, который показывает спектр смыслов, связанных с языковой формой выражения.

Третий этап включает в себя составление и исследование компендиума комментариев и интерпретаций текста в различных философских традициях, предполагающий выявление пространства возможностей его содержательных толкований, а также того исторического контекста, который предшествовал созданию текста, выявлению предшественников автора и его учителей, «источников» и «влияний» на данный текст.

И, наконец, выявление и анализ ключевых концептов и проблем, поставленных в тексте, вызывавших наибольший интерес у интерпретаторов, направленных на вычленение тех смысловых лакун, которые становились предметом споров и разночтений.

Исходной посылкой нашего анализа интерпретации историко-философского процесса, стало утверждение о том, что каждый крупный философ предполагает собственную имплицитную модель истории философии (или отдельной философской традиции в контексте мировой философии). Как нам представляется, существует внутренняя логика сюжетных ходов самой философской мысли. Иначе говоря, само развитие философии можно мыслить не как саморазвертывание некоторой предзаданной логики, идеи в гегелевском понимании, а скорее в терминах развития сюжета. Актуализация тех или иных проблем в философии связана не только с духом времени и требованиями эпохи, но и с теми поворотами сюжета, которые заданы ее внутренними смысловыми основаниями. Центром или формообразующим началом сюжета становятся нерешенные проблемы, которые актуализируются в связи с внутренней потребностью к заполнению смысловых лакун. Движущей силой - пружиной - этого процесса, как нам видится, является интерпретация идей тех или иных мыслителей прошлого, в творчестве которых эти лакуны по мере обретения исторической дистанции и определенной необходимой степени отстраненности становятся наиболее очевидными.

Мы показали, что философия той или иной исторической эпохи определяется не только кругом авторов, которые творят собственные оригинальные учения, но и теми «классиками» прошлого, идеи которых получают свое «второе рождение» в новом дискурсивном пространстве. Такой подход к пониманию историко-философского процесса, как нам представляется, позволит избежать крайностей как экстернализма, представляющего его как «реплику» социокультурной ситуации, так и интернализма, признающего лишь внутреннюю логику развития философских идей.

Если провести подобную аналогию в отношении философии второй половины XX - начала XXI века, то становится очевидным, что творчество Гегеля, Канта и Ницше стали теми «скрепами», которые соединили сюжеты философской классики и современной философии. Оказалось, что их «встреча» в новом смысловом контексте современности выявляет также незамеченное и неожиданное смысловое совпадение их идей, а нам, в свою очередь, открывает возможность необходимой исследовательской дистанции.

Философская интерпретация, пребывающая в виде интерпретации философского текста и интерпретации историко-философского процесса, обнаруживает как свое родство с интерпретацией в науке, в частности, в гуманитарном познании, так и свои специфические особенности.

Для философии чрезвычайно значимыми оказываются выбор предмета исследования, проблемы выбора между конкурирующими интерпретациями, что объединяет ее с гуманитарными науками. В то же время, философская интерпретация связана скорее не с типом интерпретирующей концепции, стратегии, но часто сама представляет собой таковые как для гуманитарных, так и для естественных наук. Стремление к поиску путей понимания мира во всей полноте его бытия делают философскую интерпретацию более свободной, объясняя диалогический способ ее существование и неустранимость «конфликта интерпретаций», имеющего своим источником конфликт принципиальной неполноты философских учений и их внутренних интенций историко-философского процесса.

Современная гуманитарная мысль стоит на пороге важных открытий. Существование разнонаправленных философских и гуманитарных проектов, приводящее к конституированию новой проблемности, стимулирует развитие новых философских и гуманитарных исследовательских стратегий. Вызов «эпохи постмодерна» потребовал от философии и гуманитарных наук нетривиальных решений, нестандартных подходов, контуры которых уже прорисовываются в интеллектуальном пространстве современной культуры.

 

Список научной литературыИщенко, Елена Николаевна, диссертация по теме "Онтология и теория познания"

1. Августин А. Исповедь А. Августин. М. «Ренессанс», СП ИВО СиД, 1991.-488С.

2. Автономова Н.С. Философские проблемы структурного анализа в гуманитарных науках Н.С. Автономова. М. Наука, 1977. 270 с.

3. Автономова Н.С. Заметки о философском языке: традиции, проблемы, перспективы Н.С. Автономова Вопр. философии. 1999. N11. 13-28.

4. Автономова Н.С. Деррида и грамматология Н.С. Автономова Деррида Ж. Нисьмо и различие Ж. Деррида. М. Академ, проект, 2000.-С. 7-107.

5. Аквинский Ф. Сумма средневековой мысли теологии Ф. Аквинский Антология и философия европейского Теология Средневековья под ред. 2002.-Т.2.-635С. 6. С. Неретиной. СНб. Изд-во РХГИ, Альберт X. Европа и обуздание господства X. Альберт Философия без границ под ред. В.В. Миронова. М. Воробьев А.В., 2001. Ч. 1. С 119-132.

6. Аналитическая философия: становление и развитие Антология общ. ред. А. Ф. Грязнова. М. ДРЖ: Нрогресс-Традиция, 1998. 527 с.

7. Апель К.-О. Трансцендентально-герменевтическое понятие языка К.-О. Апель Вопр. философии. 1997. 1. 76-92.

8. Апель К.-О. Бамбергские лекции К.-О, Апель Философия без границ под ред. В.В. Миронова. М.: Воробьев А.В., 2001. 4.1. 69-86.

9. Апель К.-О. Моя интеллектуальная биография в контексте современной философии К.-О. Апель Философия без границ под ред. В.В. Миронова. М Воробьев А.В., 2001. Ч 1 31-47.

10. Апель К.-О. Трансформация философии К.-О. Апель. М. Логос, 2001.-339 с.

11. Аронов Р.А. Проблема смысла в контексте Р.А. Аронов Вонр. философии. 1999. N6. 133-138.

12. Арутюнова Н.Д. Дискурс Н.Д. Арутюнова Лингвистический энциклопедический словарь. М 1990.-С. 136-137.

13. Асмус В.Ф. Античная философия В.Ф. Асмус. 3-е изд. М. Высш. шк., 1998.-400 с.

14. Барт Р. Избранные работы Семиотика. Поэтика Р. Барт. М. Прогресс Универс, 1994. 615 с.

15. Барт Р. S/Z Р. Барт. 2-е изд., испр. М. Эдиториал УРСС, 2001. 230 с.

16. Барт Р. От науки к литературе Р. Барт. (http://www.philosophv.ru/librarv/barthes/sci 18. liLhtml). Бахтин М.М. Проблема автора М.М. Бахтин Вопр. философии. 1977.-N7.-С.148-160.

17. Бахтин М.М. Человек в мире слова М.М. Бахтин. М. Изд-во Российского открытого ун-та. 1995. 140 с.

18. Бахтин М.М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса М.М. Бахтин.- 2-е изд. М. Худож. лит., 1990.-543 с.

19. Баткин Л.М. Европейский человек наедине с собой очерки о культ.ист. основаниях и пределах личного самосознания Л.М. Баткин. М. Рос. гос. гум. ун-т, 2000. 1005 с.

20. Бернстайн Р.Дж. Возрождение прагматизма Р.Дж. Бернстайн Вопр. философии. 2000. J b 5. 107-120. V

21. Бибихин В.В. Слово и событие В.В. Бибихин. М. Эдиториал УРСС, 2001.-280 с.

22. Библер B.C. Михаил Михайлович Бахтин, или Поэтика культуры B.C. Библер. М.: Прогресс. Гнозис, 1991. 176 с.

23. Благо и истина: классические и неклассические регулятивы отв. ред А.П. Огурцов. М. ИФ РАН, 1998. 290 с.

24. Борисов И.И. Homo cognoscens. Человек познающий И.И. Борисов. СПб. Изд-во Санкт-Петербург, ун-та, 1997. 174 с.

25. Брокмейер Й. Нарратив проблемы и обещания одной альтернативной парадигмы Й. Брокмейер, Р. Харре Вопр. философии. 2000. N2 3. -29-42.

26. Брудный А.А. Проблема языка и мышления это прежде всего проблема понимания А.А. Брудный Вопр. философии. 1977. JVr26. С 101-103.

27. Брудный А.А. Психологическая герменевтика А.А. Брудный. М., Лабиринт, 1998.-332 с.

28. Быстрицкий Е.К. Теория познания проблема понимания Е.К. Быстрицкий, В.П. Филатов Гносеология в системе философского мировоззрения отв. ред. В.А. Лекторский. М., 1983. 273-304.

29. Бычко И.В. Историко-философское исследование опыт методол. анализа И.В. Бычко Вопр. философии. -1984. -М 9. 104-112.

30. Вальденфельс Б. Мотив чужого Б. Вальденфельс. Минск Пропилеи, 1999.-175 с.

31. Вдовина И.С. Феноменолого-герменевтическая методология анализа произведений искусства И.С. Вдовина Эстетические исследования: методы и критерии отв. ред. К.М. Долгов. М. ИФ РАН, 1996. 124-143.

32. Вебер М. Избранные произведения М. Вебер. М. Прогресс, 1990. 804 с.

33. Вежбицкая А. Семантические универсалии и описание языков А. Вежбицкая. М.: Языки русской культуры, 1999. 776 с.

34. Вежбицкая А. Понимание культур через посредство ключевых слов А. Вежбицкая. М.: Языки славянской культуры, 2001. 287 с.

35. Визгин В.П. Онтологические предпосылки "генеалогической" истории Мишеля Фуко В.П. Визгин Вопр. философии. 1998. N1. 170176.

36. Вильмонт Н. Иоганн Вольфганг Гете Н. Вильмонт Гете И.В. Избранные произведения в 2 т. И.В. Гете- М. Правда, 1985. Т.1. 9-52.

37. Виндельбанд В. От Канта до Ницше История новой философии в ее связи с общей культурой и отдельными науками В. Виндельбанд. М. Кучково Поле, 1998. -494 с.

38. Виноградов Е.Г. Виллард Куайн: портрет аналитического философа XX века Е.Г. Виноградов Вопр. философии. 2002. ШЗ. 105117.

39. Витгенштейн Л. Философские работы Л. Витгенштейн. 4.1. М.: «Гнозис», 1994.-612 с.

40. Витгенштейн Л. Философские работы Л. Витгенштейн. Ч.2, кн. 1. М.: «Гнозис», 1994. 206 с.

41. Вишке М. Конечность понимания. Произведение искусства и его опыт в интерпретации Х.-Г.Гадамера М. Вишке Исследования по феноменологии и философской герменевтике. Минск ЕГУ, 2001. 55-67.

42. Волков Диалоги с Иосифом Бродским Волков. М.: Изд-во Эксмо, 2004. 635 с.

43. Вригт Г.Х. фон. Логико-философские исследования избр. тр. Г.Х. фон Вригг. М. Прогресс, 1986. 594 с.

44. Гадамер Х.-Г. Истина и метод: Основы философской герменевтики Х.-Г. Гадамер. М. Прогресс, 1988. 700 с.

45. Гадамер Х.-Г. Деконструкция и герменевтика Х.-Г. Гадамер Герменевтика и деконструкция под ред. В. Штегмайера, X. Франка, Б.В. Маркова. СПб. Б.С.К., 1999. 202-242.

46. Гадамер Х.-Г. Текст и интерпретация Х.-Г. Гадамер Герменевтика и деконструкция под ред. В. Штегмайера, X. Франка, Б.В. Маркова. СПб.: Б.С.К., 1999. 243-254.

47. Гайденко П.П. Трагедия эстетизма: Опыт характеристики миросозерцания Серена Кьеркегора П.П. Гайденко. М. Искусство, 1970.-247 с.

48. Гайденко П.П. История и рациональность Социол. М. Вебера и веберов. ренессанс П.П. Гайденко, Ю.П. Давыдов. М. Политиздат, 1991.-367 с.

49. Гайденко П.П. Информация и знание П.П. Гайденко Философия науки. М. ИФ РАП, 1997. Вып. 3. 185-192.

50. Гайденко П.П. Прорыв к трансцендентному: Новая онтология XX века П.П. Гайденко. М. Республика, 1997. 495 с.

51. Гаспаров М.Б. Язык, память, образ Лингвистика яз. существования М.Б. Гаспаров. М Повое лит. обозрение, 1996. 351 с.

52. Гемпель К.Г. Логика объяснения К.Г. Гемпель. М. Дом интеллектуальной книги. Русское феноменологическое общество.1998.-240 с.

53. Гемпель К.Г. Функция общих законов в истории К.Г. Гемпель Вопр. философии. 1998. N10. 88-97.

54. Герменевтика: история и современность под ред. Б.Р. Бессонова, И.С. Парского, В.И. Еременко. М.: Мысль, 1985. 303 с.

55. Гетманн К.Ф. От сознания к действию Прагматич. тенденции в нем. философии первых десятилетий XX в. К.Ф. Гетманн Логос. 1999. 1 С 19-45.

56. Глаголев B.C. Религия Караимов теоретико-исторический анализ B.C. Глаголев. М. Б.и., 1994. 141 с. 59.

57. Гольдман Л. Сокровенный Бог Л. Гольдман. М. Логос, 2001. 479 с. Горных А.А. Формализм: от структуры к тексту и за его пределы А.А. Горных. Минск И.П. Логвинов, 2003. 312 с.

58. Горский B.C. Историко-философское истолкование текста B.C. Горский. Киев Наукова думка, 1981. 206 с.

59. Грязнов А.Ф. Эволюция философских взглядов Л. Витгенштейна А.Ф. Грязнов. М.: Изд-во Моск. гос. ун-та, 1985. 172 с.

60. Грязнов А.Ф. Проблема понимания на пересечении двух традиций А.Ф. Грязнов Проблемы пространства и времени в современном естествознании. СПб.: Общ-во «Природа и мы», 1991.-С. 26-41.

61. Грязнов А.Ф. Аналитическая философия: проблемы и дискуссии последних лет А.Ф. Грязнов Вопр. философии. 1997. 9. 82-95.

62. Грякалов А.А. От структурализма к деконструкции А.А. Грякалов, Ю.Ю. Дорохов Русская литература. 1990. Х2 1. 236-249.

63. Грякалов А.А. Поэтический язык и герменевтика события А.А. Грякалов Герменевтика в России: сб. науч. тр. Воронеж, 2002. Вып. 1.-С. 151-167.

64. Гудмен Н. Факт, фантазия и предсказание. Способы создания миров П. Гудмен. М.: Праксис, 2001. 376 с.

65. Гуревич А.Я. Культура и общество средневековой Европы глазами современников А.Я. Гуревич. М.: Наука, 1989. 368 с.

66. Гуревич А.Я. Средневековый мир культура безмолвствующего большинства А.Я. Гуревич. М.: Искусство, 1990. 395 с.

67. Гусев С. Проблема понимания в философии С. Гусев, Г.Л. Тульчинский. М. Политиздат, 1985. 192 с.

68. Гуссерль Э. Кризис европейского человечества и философия Э. Гуссерль Вопр. философии. 1986. К» 3. 101-116.

69. Гуссерль Э. Кризис европейских наук и трансцендентальная феноменология Э. Гуссерль Вопр. философии. 1992. 7. 136-176.

70. Декарт Р. Избранные произведения Р. Декарт. М.: Госполитиздат, 1950.-710 с.

71. Декомб В. Современная французская философия. В. Декомб. М. Весь мир, 2000. 344 с.

72. Делез Ж. Что такое философия? Ж. Делез, Ф. Гваттари. М.; СПб. Алетейя, 1998.-286 с.

73. Делез Ж. Логика смысла Фуко М. Theatrum philosophicum Ж. Делез, М. Фуко. М.; Екатеринбург Раритет. Деловая книга, 1998. 480 с.

74. Делез Ж. Марсель Пруст и знаки Ж. Делез. СПб.: Алетейя, 1999. 186 с. 78.

75. Делез Ж. Ницше Ж. Делез. СПБ: Axioma, 1997. 182 с. Дерри Д. Фундаментализм и антифундаментализм Д. Дерри Вопр. философии. 2002. о 6. 89-95. Г

76. Деррида Ж. Письмо и различие Ж. Деррида. М. Академический Проект, 2000. 495 с.

78. Дильтей В. Сущность философии В. Дильтей. М. Интрада, 2001. 159 с.

79. Долгов К.М. От Кьеркегора до Камю Очерки европейской философско-эстетической мысли XX Искусство, 1990.-399 с. 84. в. К.М. Долгов. М. Дымарский М.Я. Проблемы текстообразования и художественный текст (на материале русской прозы XIX XX вв.) М.Я. Дымарский. 2-е изд. М.: Эдиториал УРСС, 2001.-281 с.

80. Зандкюлер Х.Й. Репрезентация, или Как реальность может быть понята философски Х.Й. Зандкюлер Вопр. философии. 2002. JT 9. S» 81-89.

81. Зедльмайр Г. Искусство и истина: Теория и метод истории искусства Г. Зельдмайр. Спб.: Axioma, 2000. 271 с.

82. Зенкин Н. Р. Барт и проблема отчуждения культуры Н. Зенкин Новое литературное обозрение. 1993. 5. 21-37.

83. Зотов А.Ф. Современная западная философия А.Ф. Зотов. М. Высш. шк., 2001; 784 с.

84. Зотов А.Ф. Существует ли мировая философия? А.Ф. Зотов Вопр. философии. 1997. N4. 19-37.

85. Иванов В.В. Очерки по истории семиотики в СССР В.В. Иванов. М.: Наука, 1976.-303 с. 91. Р1льин И.П. Постструктурализм. Деконструктивизм. Постмодернизм И.П. Ильин. М. Интрада, 1996. 256 с.

86. Ильин И.П. Постмодернизм от истоков до конца столетия. Эволюция научного мифа И.П. Ильин. М.: Интрада, 1998. 256 с. 93.

87. Интервью с В. Изером Вопр. философии. 2001. 11. 92-

88. Интерпретация как историко-научная методологическая проблема. Новосибирск Наука. Сиб. отд-ние, 1986. 205 с.

89. Исторические типы рациональности отв. ред. П.П.Гайденко. М.: ИФ РАН, 1996.-Т.2.-347С.

90. Исторические типы рациональности отв. ред. В.А. Лекторский. М.: ИФ РАН, 1995. -Т.1. 349 с.

91. Ищенко Е.Н. Эпистемология XX века: тенденции и перспективы Е.Н. Ищенко Вестн. Воронеж, гос. ун-та. Сер. 1, Гуманит. науки. Воронеж Изд-во Воронеж, гос. ун-т, 2000.- J 2. 166-180. V

92. Ищенко Е.Н. Современная эпистемология и гуманитарное познание Е.Н. Ищенко. Воронеж Изд-во Воронеж, гос. ун-та, 2003. 144 с.

93. Калиниченко В.В. Методология гуманитарных наук в трудах В. Дильтея В.В. Калиниченко, А.П. Огурцов Вопр. философии. 1988. -№4.-С. 128-134.

94. Кант И. Соч. в 6 т. И. Кант под ред. В.Ф. Асмуса. Т. 3. М. Мысль, 1964.-799 с.

95. Кант И. Соч. в 6 т. И. Кант нод ред. В.Ф. Асмуса. Т. 4. Ч. 1. М. Мысль, 1965. 544 с.

96. Кант и кантианцы: Критические очерки одной философской традиции отв. ред. А.С. Богомолов. М. Наука, 1978. 359с.

97. Касавин И.Т. Миграция. Креативность. Текст. Проблемы неклассической теории познания И.Т. Касавин. СПб РГХИ, 1998. 407 с.

98. Касавин И.Т. Традиции и интерпретации: Фрагменты исторической эпистемологии И.Т. Касавин. М. СПб. Изд-во РХГИ, 2000. 320 с.

99. Касавин И.Т. Познание как иносказание. Человек после крушения вавилонской башни И.Т. Касавин Вопр. философии. 2001. Ш 11. С 51-63.

100. Касавин И.Т. Обсуждаем статью «Знание» И.Т. Касавин Эпистемология философия науки. 2004. Т. 1, JT 1. 138-140. S»

101. Кассирер Э. Избранное. Опыт о человеке Э. Кассирер. М. Гардарика, 1998. 780 с.

102. Квадратура смысла: Французская школа анализа дискурса обш,. ред., вступ. ст. и коммент. П. Серио. М. Прогресс, 1999. 413 с.

103. Кезин А.В. Эволюционная эпистемология современная междисциплинарная парадигма А.В. Кезин Вестн. Моск. ун-та. Сер. 7, Философия. М., 1994. N 5. 3-11. ПО. Кемеров В.Е. Методология обш;ествознания: проблемы, стимулы, перспективы В.Е. Кемеров. Свердловск Изд-во Урал. гос. ун-та, 1990.-160 с.

104. Коген Г. Трансцендентальный метод Г. Коген Вестн. Моск. ун-та. Сер. 7, Философия. 2002. >Го5. 81

105. Козлова М.С. Вера и знание. Проблема границы (к публикации работы Л. Витгенштейна «О достоверности» М.С. Козлова Вопр. философии. 1991. Хо 2. 58-66.

106. Кравец А.С. Методология науки А.С. Кравец. Воронеж Воронеж, гос. ун-т., 1991. 146 с.

107. Кравец А.С. Идеалы и идолы науки А.С. Кравец. Воронеж Изд-во Воронеж, ун-та, 1993. 218 с.

108. Кравец А.С. Наука как феномен культуры А.С. Кравец. Воронеж Истоки, 1998.-91 с.

109. Кравец А.С. Структура смысла: от слова к предложению А.С. Кравец Вестн. Воронеж, гос. ун-та. Сер. 1, Гуманит. науки. Воронеж, 2001. 1 С 60-84.

110. Кравец А.С. Жесткий десигнатор А.С. Кравец Вестн. Воронеж, гос. ун-та. Сер. 1, Гуманит. науки. Воронеж, 2001.- N 2. 95-128.

111. Кристева Ю. Душа и образ Ю. Кристева Интенциональность и текстуальность Философская мысль Франции XX в. Томск Водолей, 1998. 253-277.

112. Кром М.М. Антропологический (заметки о новом подход к изучению в русского средневековья направлении американской историографии) М.М. Кром Отечественная история. 1999. J f 6. V o 90-106. 120. «Круглый стол» журналов «Вопросы философии» и «Науковедение», посвященный обсуждению книги B.C. Степина «Теоретическое знание» Вопр. философии. 2001. J 1. 3-32. V

113. Крымский СБ. Культурно-экзистенциальные измерения познавательного процесса Б. Крымский Вопр. философии. 1998. -N4.-С.40-49.

114. Кубрякова Е.С. Человеческий фактор в языке Язык и порождение речи Е.С. Кубрякова, A.M. Шахнович, Л.В. Сахарный. М. Наука, 1991. 238 с.

115. Кубрякова Е.С. Язык и знание На пути получения знаний о языке Е.С. Кубрякова. М. Языки славянской культуры, 2004. 560 с.

116. Кузнецов В.Г. Гносеологическая функция герменевтического понимания В.Г. Кузнецов Познание и язык Критич. анализ герменевтических концепций. М., 1984. 23-36.

117. Кузнецов В.Г. Герменевтика и гуманитарное познание В.Г. Кузнецов. М. Изд-во Моск. гос. ун-та, 1991. 192 с.

118. Кузнецов В.Г. Герменевтика Эволюция идей и современное состояние В.Г. Кузнецов Вестн. Моск. гос. ун-та. Сер. Философия. 1992. Ш 2 С 64-75.

119. Кузнецов В.Г. Герменевтика и ее путь от конкретной методики до философского направления В.Г. Кузнецов Герменевтика в России: сб. науч. тр. Воронеж, 2002. Вып. 1. 6-69. 128. Кун Т. Структура научных революций Т. Кун. М. Прогресс, 1977. 300 с.

120. Кюнг Г. Онтология и логический анализ языка Г. Кюнг. М. ДИК, 1999.-237 с.

121. Лакатос И. История науки и ее рациональные реконструкции И. Лакатос Структура и развитие науки Из Бостонских исследований по философии науки. М., 1978. 203-269.

122. Лакатос И. Методология научных исследовательских программ И. Лакатос Вопр. философии. 1995. N4. 134-126.

123. Лебедев М.В. Миротехнологии Гудмена М.В. Лебедев Гудмен Н. Способы создания миров Н. Гудмен. М. Идея-пресс, Логос, Праксис, 2001. 363-376.

124. Леви-Стросс К. Структурная антропология К. Леви- Стросс. М. Наука, 1983.-535 с.

125. Лекторский В.А. Субъект. Объект. Познание В.А. Лекторский. М.: Наука, 1980.-357 с.

126. Лекторский В.А. О толерантности, плюрализме и критицизме В.А. Лекторский Вопр. философии. -1997. N 1 1 46-54.

127. Лекторский В.А. Теория познания (гносеология, эпистемология) В.А. Лекторский Вопр. философии. 1999. 8. 72-80.

128. Лиотар Ж.- Ф. Состояние постмодерна Ж.-Ф. Лиотар. СПб. Алетейа, 1998.-159 с.

129. Лоренц К. Кантовская концепция а priori в свете современной биологии К Лоренц Эволюция, язык, познание. М., 2000. 15-41.

130. Лоренц К. По ту сторону зеркала (исследование естественной истории человеческого познания) К. Лоренц Эволюция, язык, познание. М., 2000.-С. 42-69.

131. Лосев А.Ф. Теория мифического мышления у Э. Кассирера А.Ф. Лосев Кассирер Э. Избранное. Опыт о человеке Э. Кассирер. М., 1998.-С. 754-755.

132. Лотман Ю.М. Внутри мыслящих миров. Человек текст семиосфера история Ю.М. Лотман. М. Языки русской культуры, 1996. 447 с.

133. Лотман Ю.М. и тартусско-московская семиотическая школа сост. А.Д. Кошелев. М.: Гнозис, 1994. 547 с.

134. Макарычев СП. Понимание и противоречие Методологические проблемы СП. Макарычев. Красноярск Изд-во Красноярск, гос. ун-та, 1990.-143 с.

135. Малахов B.C. К характеристике герменевтики как способа философствования B.C. Малахов Философская и социологическая мысль. Киев, 1991. N6. С 65-76.

136. Малиновская П.В. Понимание и его роль в науке Н.В. Малиновская Философские науки. 1974. JV2l. С 49-55.

137. Мамчур Е.А. Паучный рационализм и психологические факторы Е.А. Мамчур Естествознание в гуманитарном контексте. М., 1999. С 5-20.

138. Мамчур Е.А. Релятивизм в трактовке научного знания и критерии научной рациональности Е.А. Мамчур Философия науки. М.: ИФ

139. Мамчур Е.А. О релятивности, релятивизме и истине Е.А. Мамчур Эпистемология философия науки. 2004. Т. 1, J 1. 76-80. V 149. Ман П. де. Аллегории чтения: Фигуральный язык Руссо, Пицше, Рильке и Пруста П. де Ман. Екатеринбург Изд-во Урал, ун-та, 1999.-368 с.

140. Марков Б.В. Языки бытия Б.В. Марков. СПб. Наука, 1998. 566 с.

141. Меркулов И.П. Когнитивная эволюция и творчество И.П. Меркулов. М. РОССПЭН, 1999. 311 с.

142. Меркулов И.П. Эволюционная эпистемология проблемы, перспективы И.П. Меркулов. М. РОССПЭН, 1996. 193 с.

143. Меркулов И.П. Эпистемология (когнитивно-эволюционный подход) И.П. Меркулов. СПб. РХГИ, 2003. Т. 1. 472 с.

144. Методологические проблемы взаимодействия общественных, естественных и технических наук отв. ред. Б.М. Кедров. М., 1981. 360 с.

145. Мещерякова Н.А. Детерминизм в философском рационализме: от Фалеса до Маркса Н.А. Мещерякова. Воронеж Изд-во Воронеж, гос. ун-та, 1998.-168 с.

146. Микешина Л.А. Витгенштейн: проблема веры и достоверности в познании Л.А. Микещина Философские идеи Людвига Витгенштейна. М., 1996. 54-66.

147. Микещина Л.А. Значение идей Бахтина для современной эпистемологии Л.А. Микешина Философия науки. М. ИФ РАН, 1999. Вып. 5 Философия науки в поисках новых путей. 205-227.

148. Микещина Л.А. Новые образы познания и реальности Л.А. Микещина, М.Ю. Опенков. М.: РОССПЭН, 1997. 240 с.

149. Микещина Л.А. Специфика философской интерпретации Л.А. Микещина Вопр. философии. 1999. №11. 3-12.

150. Микешина Л.А. Философия познания: диалог и синтез подходов Л.А. Микешина Вопр. философии. 2001. JV24. 70-83.

151. Миронов В.В. Образы науки в современной культуре и философии В.В. Миронов. М.: Гуманитарий, 1997. 254 с.

152. Михайлов А.А. Современная философская герменевтика: Критический анализ А.А. Михайлов. Минск Университетское, 1984. 191 с.

153. Мотрошилова Н.В. Принципы и противоречия феноменологической философии Н.В. Мотрошилова. М. Высш. шк., 1968. 128 с.

154. Мудрагей Н.С. Рациональное и иррациональное историко- теоретический очерк Н.С. Мудрагей. М. Наука, 1985. 175 с.

155. Найман Е. «Сцена письма» и «метаморфоза истины» (Ж. Деррида Ж. Делез) Е. Найман Интенциональность и текстуальность Философская мысль Франции XX в. сост., обш;. ред. Е. А. Найман, В.А. Суровцев. Томск, 1998. 205-206.

156. Научные и вненаучные формы мышления под ред. И.Т. Касавина, В.Н. Поруса. М. ИФ РАН, 1996. 335 с.

157. Неретина С. Слово и текст в средневековой культуре История: миф, время, загадка С. Неретина. М. Гнозис, 1994. 208 с.

158. Неретина С. Автор и дискурс С. Неретина Благо и истина классические и неклассические регулятивы. М. ИФ РАН, 1998. 39-47.

159. Неретина С. Августин: веш;ь, знак, смысл С. Неретина Герменевтика в России: сб. науч. тр. Воронеж, 2002. Вып. 1. С 102 -119.

160. Никитин А.Г. Нознание и заблуждение А.Г. Никитин. М. Нрометей, 1998.-219 с.

161. Никитин Е.Н. Нрирода обоснования Субстратный анализ Е.Н. Никитин. М. Наука, 1981. 176 с.

162. Никитин Е.П. От идеологии к методологии Е.Н. Никитин Вопр. философии. 1998. N10. 77-87.

163. Никифоров А.Л. Необходимость абсолютного А.Л. Никифоров Эпистемология философия науки. 2004. Т. 1, J 2 1. 70-72. V

164. Ницше Ф. Соч. в 2 т. Ф. Ницше под ред. К.А. Свасьяна М. Мысль, 1990. Т.2. 830 с.

165. Нишанов В.К. Феномен понимания: когнитивный анализ В.К. Нишанов. Фрунзе Илим, 1991. 227 с. 176. О философии, философском факультете и философах [интервью с дром филос. наук, проф. В.В. Мироновым, деканом филос. фак-та МГУ] Вопр. философии. 2002. 5. 89-111.

166. Овчинников Н.Ф. Знание болевой нерв философской мысли (к истории концепций знания от Платона до Поппера) Н.Ф. Овчинников //Вопр. философии.-2001.-№ 1.-С. 83-113; 2 С 124-151.

167. Огурцов А.Н. Наука: власть и коммуникации (социально- философские аспекты) А.П. Огурцов Вопр. философии. 1990. N11.-С. 3-17.

168. Огурцов А.Н. Благо и истина: линии расхождения и схождения А.Н. Огурцов Благо и истина классические и неклассические регулятивы. М., 1998. 5-38.

169. Огурцов А.Н. Философия науки в России: Марафон с барьерами А.Н. Огурцов Эпистемология философия науки. 2004. Т. 1, 1. С 95-113.

170. Основин Ю.А. Генезис и сущность понимания Гносеологический аспект Ю.А. Основин. Саратов, 1990. 164 с.

171. Навиленис Р.И. Нроблема смысла Современный логико-философский анализ языка Р.И. Навиленис. М.: Мысль, 1983. 286 с.

172. Нанофский Э. Смысл и толкование изобразительного искусства Э. Нанофский. СНб.: Академический проект, 1999. 393 с.

173. Нассмор Дж. Современные философы Дж. Нассмор. М. НдеяНресс, 2002.-189С.

174. Петров Ю.А. Теория познания Научно-практическое значение Ю.А. Петров. М.: Мысль, 1988. 142 с.

175. Печенкин А.А Обоснование как процедура научного исследования А.А. Печенкин Вопр. философии. 1984. N1. 70-78.

176. Погосян В.А. Философская герменевтика: анализ истины и метода В.А. Погосян Вопр. философии. 1985. 4. 103-110.

177. Познание в социальном контексте под ред. В.А. И.Т. Касавина, В.Н. Поруса. М. ИФ РАН, 1994. 175 с.

178. Познание и общение отв. ред. Б.Ф. Ломов. М. Наука, 1988.-208 с.

179. Понимание как логико-гносеологическая проблема отв. ред. Лекторского, М.В. Попович. Киев Наук, думка, 1982. 272 с.

180. Поппер К. Логика и рост научного знания К. Поппер. М. Прогресс, 1983.-605 с.

181. Порус В.Н. Эпистемология: некоторые тенденции В.Н. Порус Вопр. философии. 1997. 2. 93-111.

182. Проблема интерпретации в истории науки и философии отв. ред. В.П. Горан. Новосибирск, 1985. 157 с.

183. Проблема метода в социально-гуманитарном познании отв. ред. В.П. Горан. М.: ИФ РАН, 1989. 120 с.

184. Проблемы философской герменевтики отв. ред. A.M. Руткевич. М. Изд-во ИФ АН СССР, 1990. 119 с.

185. Психология и новые идеалы научности (материалы «круглого стола») Вопр. философии. 1993. N5. 3-42.

186. Рабинович В.Л. Ученый человек в средневековой культуре В.Л. Рабинович Наука и культура отв. ред. В.Ж. Келле М., 1984. 199-234.

187. Ракитов А.И. Диалектика процесса понимания (Истоки проблемы и операциональная структура понимания) А.И. Ракитов Вопр. философии. 1985. N12. 62-71.

188. Ребещенкова И.Г. Интерпретация естественных наук в герменевтике И.Г. Ребещенкова Философские науки. 1987. J 2 4. 91-97. V

189. Режабек Е.Я. Становление мифологического сознания и его когнитивности Е.Я. Режабек Вопр. философии. 2002. 1. 52-66.

190. Решер Н. Границы когнитивного релятивизма Н. Решер Вопр. философии. 1995. 4. 35-54.

191. Рикер П. Конфликт интерпретаций Очерки о герменевтике П. Рикер. М.: Akademia-Центр; Медиум, 1995. 411 с.

192. Риккерт Г. Науки о природе и науки о культуре Г. Риккерт. М. Республика, 1998.-410 с.

193. Роговин М.С. Динамика соотношения понимания и перевода в познании М.С. Роговин Вопр. философии. 1981. N2. 132-143.

194. Розин В.М. Специфика и формирование естественных, технических и гуманитарных наук В.М. Розин. Красноярск Изд-во Красноярск, гос. ун-та, 1989.-197 с.

195. Рокмор Т. Математика, фундаментализм и герменевтика Т. Рокмор Вопр. философии. 1997. 2. 82-92.

196. Рорти Р. Случайность, ирония и солидарность Р. Рорти. М. Русское феноменологическое общество, 1996. -279 с.

197. Рорти Р. Философия и зеркало природы Р. Рорти. Новосибирск Изд-во Новосибирск, ун-та, 1997. 296 с.

198. Рузавин Г.И. Герменевтика и проблемы интерпретации, понимания и объяснения Г.И. Рузавин Вопр. философии. 1983. N10. 62-70.

199. Рузавин Г.И. Объяснение и понимание в естественных и гуманитарных науках Г.И. Рузавин Природа. 1988. N9. 72-79.

200. Сачков Ю.В. Полифункциональность науки Ю.В. Сачков Вопр. философии. 1995. N11. 47-57.

201. Семочко СВ. Маркеры внутри- и межкультурной адаптации когнитивном ракурсе С В Семочко Культура взаимопонимания и взаимопонимание культур. Воронеж, 2004. Ч. 2. 198-210.

202. Серл Дж. Открывая сознание заново Дж. Серл. М. Идея-Пресс, 2002.-240 с.

203. Смирнова Н.М. От социальной метафизики к феноменологии «естественной установки» Н.М. Смирнова. М. ИФ РАН, 1997. 221 с.

204. Соболева М.Е. Философия символических форм Э. Кассирера. Генезис. Основные понятия. Контекст М.Е. Соболева. СПб. Изд-во СанктПетербург, гос. ун-та, 2001. 151 с.

205. Современная философия науки: Знание, рациональность, ценности в трудах мыслителей Запада Хрестоматия Сост., пер., вступ. ст., ввод, замечания и коммент. А. А. Печенкина. 2. изд., перераб. и доп. М. Логос, 1996. 394 с.

206. Современное зарубежное литературоведение (страны Западной Европы и США): концепции, школы, термины под ред. И.П. Ильина, Е.А. Цугановой. М.: Интрада ИНИОН, 1999. 319 с.

207. Сокулер З.А. Знание и власть: наука в обществе модерна З.А. Сокулер. СПб.: РХГИ, 2001. 238 с.

208. Социальные знания и социальные изменения отв. ред. В.Г. Федотова. М.: ИФ РАН, 2001. 281 с.

209. Степанов Ю.С. В трехмерном пространстве языка Семиотические проблемы лингвистики, философии, искусства Ю.С. Степанов. М. Наука, 1985.-335 с.

210. Степин B.C. О прогностической природе философского знания (Философия и наука) B.C. Степин Вопр. философии. 1986. N4. 39-53.

211. Степин B.C. Научная картина мира культуре техногенной цивилизации B.C. Степин, Л.Ф. Кузнецова. М. ИФ РАН, 1994. 272 с.

212. Степин B.C. Культура B.C. Степин Вопр. философии. 1999. N8. 61-71.

213. Степин B.C. Теоретическое знание структура и ист. эволюция B.C. Степин. М.: Прогресс традиция, 2003. 743 с.

214. Текст как явление культуры Г.А. Антипов, О.А. Донских, И.Ю. Марковина, Ю.А. Сорокин. Новосибирск Наука. Сиб отд-ние, 1989.-194 с.

215. Тулмин Человеческое понимание Тулмин. М. Прогресс, 1984. 327 с.

216. Уинч П. Идея социальной науки и ее отношение к философии П. Уинч. М. Рус. феноменологическое общество, 1996. 105 с.

217. Усманова А.Р. Умберто Эко: парадоксы интерпретации А.Р. Усманова. Минск Пропилеи, 2000. 199 с.

218. Успенский Б.А. Семиотика искусства Б.А. Успенский. М. Языки русской культуры, 1995. 357 с.

219. Фейнберг Е.Л. Две культуры Интуиция и логика в искусстве и науке Е.Л. Фейнберг. М. Наука, 1992. -251 с.

220. Фейнберг Е.Л. Наука, искусство и религия Е.Л. Фейнберг Вопр. философии. 1997. N7. 54-62.

221. Фейнберг Е.Л. Эволюция методологии в XX веке Е.Л. Фейнберг Вопр. философии. 1995. N7. 38-44.

222. Фигал Г. Перевод (о чужом и своем) Г. Фигал Вести. Моск. ун-та. Сер. 7, Философия. 1997. 4. 47-54.

223. Филатов В.П. К типологии ситуаций понимания В.П. Филатов Вопр. философии. 1983. №10. 72-78.

224. Филатов В.П. Обсуждаем статью «Знание» В.П. Филатов Эпистемология философия науки. 2004. Т. 1, J b 1. 135-137. V

225. Философия и гуманитарное знание: социокультурный Свердловск Изд-во Урал. гос. ун-та, 1986. 142 с. анализ.

226. Фокин Л. Делез и Ницше: персонаж философа Л. Фокин Делез Ж. Ницше Ж. Делез. СНб Axioma, 1997. 143-186.

227. Фоллмер Г. Мезокосмос и объективное познание (о проблемах, которые решены эволюционной теорией познания) Г. Фоллмер Вестн. Моск. ун-та. Сер. 7, Философия. 1994. N 6. 35-56.

228. Фреге Г. Избранные работы Г. Фреге.—М. Дом интеллектуальной книги, 1997.—159 с.

229. Хаак Очередные похороны эпистемологии Хаак Вопр. философии. 1995 7. 106-123.

230. Хабермас Ю. Философский дискурс о модерне Ю. Хабермас. М. :Весьмир, 2003.-416С.

231. Хайдеггер М. Время и бытие ст. и выступления М. Хайдеггер. М. Республика. -1993. 447 с.

232. Хайдеггер М. Бытие и время М. Хайдеггер. М. Ad Marginem, 1997.452 с.

233. Цурикова Л.В. Проблема естественности дискурса в межкультурной коммуникации Л.В. Цурикова. Воронеж Воронеж, гос. ун-т, 2002.257 с.

234. Черняк B.C. О смысле понимания и понимании смысла B.C. Черняк Вопр. философии.-1986.-Хо8. 64-75.

235. Чешков М.А. «Новая наука», постмодернизм и целостность современного мира» М.А. Чешков Вопр. философии. 1995. N 4. 24-34.

236. Швырев B.C. Анализ научного познания: основные направления, формы, проблемы B.C. Швырев. М. Наука, 1988. 175 с.

237. Швырев B.C. Рациональность как ценность культуры B.C. Швырев Вопр. философии. 1992. N6. 91-105.

238. Шпенглер О. Закат Европы Очерки морфологии мировой истории О. Шпенглер. Минск: 0 0 0 действительность. 688 с.

239. Штегмайер В. Деконструкция и герменевтика. К дискуссии о «Поппури», 1998. Т. 1 Образ и разграничении В. Штегмайер Герменевтика и деконструкция под ред. В. Штегмайера, X. Франка, Б.В. Маркова. СПб. Б.С.К., 1999. 4-9. 251. Шюц А. Избранное Мир, свяетящийся смыслом общ. ред. Н.М. Смирновой. М РОССПЭН, 2004. 1056 с. 252. Эко У. Внутренние рецензии У. Эко Основные направления в мировой литературе XX века Автор-составитель Т.Г. Струкова. Воронеж Воронеж, гос. ун-т.,, 2003. 545-555.

240. Эпштейн М. К философии возможного. Введение

241. Юдин Б.Г. Понимание и объяснение в научном познании Б.Г. Юдин Вопр. философии. 1980. N9. 51-63.

242. Яковлев А.А. Понимание как методологическая проблема истории философии А.А. Яковлев Вопр. философии. 1984. 28. 72-81.

243. Яусс Х.Р. К проблеме диалогического понимания Х.Р. Яусс Вопр. философии. 1994. 12. 97-106. 257. А Companion to Aesthetics Ed. by D. E. Cooper. Oxford, OX, UK Cambridge, Mass., USA Blackwell Reference, 1992. xiii, 466 p.

244. Analytische Philosophie der Erkenntnis nrsg. von P. Bieri. Frankfurt am Main Athenaum, с 1987. 509 p.

245. Apel K.-O. Die Erklaren: Verstehen-Kontroverse in transzendental- pragmatischer Sicht K.-O. Apel.

246. Aufl. Frankfurt am Main Suhrkamp, 1979. 355 s.

247. Barnes A. On Interpretation: A Critical Analysis A. Barnes. Oxford, UK New York, NY, USA B. Blackwell, 1988. 171 p.

248. Barthes R. The Rustic of Language R. Barthes. Trans, by R. Howard. New York Hill and Wang, 1986. ix, 373 p.

249. Bernstein R.J. Beyond Objectivism and Relativism Science, Hermeneutics, and Praxis R. J. Bernstein. Oxford: B. Blackwell, 1983. xix, 284 p.

250. Bonjour L. The Structure of Empirical Knowledge L. BonJour. Cambridge, Mass. Harvard University Press, 1985. xiii, 258 p.

251. Bowie A. The Meaning of the Hermeneutic Tradition in Contemporary Philosophy Verstehen and Humane Understanding Ed. by A. OHear. Cambridge; New York: Cambridge University Press, с 1996. P. 121 144.

252. Cahoone L.E. The Ends of Philosophy L. E. Cahoone. Albany State University of New York Press, с 1995. xiv, 418 p.

253. Campbell D.T. Evolutionary Epistemology The Philosophy of Karl Popper Ed. by P. Schilp. La Salle,

254. Open Court, cl974. Vol. 2. P. 413463.

255. Caputo J. D. More Radical Hermeneutics On Not Knowing Who We Are J. D. Caputo. Bloomington, Ind. Indiana University Press, c2000. 296 p.

256. Chisholm R.M. Theory of Knowledge R. M. Chisholm. 2d ed. Englewood Cliffs, N.J. Prentice-Hall, с 1977. xi, 144 p.

257. Craig E. Knowledge and the State of Nature: an Essay in Conceptual Synthesis E. Craig. Oxford Clarendon Press New York Oxford University Press, 1990. x, 169 p.

258. Dancy J. An Introduction to Contemporary Epistemology J. Dancy. Oxford, UK; New York, NY, USA B. Blackwell, 1986, cl985. x, 259 p.

259. Davidson D. Inquiries into Truth and Interpretation D. Davidson. 2nd ed. Oxford Clarendon Press New York Oxford University Press, 2001. xxiii, 296 p.

260. Davidson D. Subjective, Intersubjective, Objective D. Davidson. Oxford Clarendon Press New York Oxford University Press, 2001. xviii, 237 p.

261. Aufl. Frankfurt am Main Suhrkamp, 1996. 469 s. 275. Die Evolutionare Erkenntnistheorie im Spiegel der Wissenschaften Hrsg. von R. Riedl, M. Delpos. Wien WUV-Universitatsverlag, с 1996. 403 s.

262. Discourse-pragmatics and the Verb the Evidence from Romance Ed. by S. Fleischman, L. R. Waugh. London New York Routledge, 1991.-220 P

263. Dretske F.I. Knowledge and the Flow of Information F.I. Dretske. Stanford, CA: CSLI Publications, 1999. xiv, 273 p.

264. Ernst Cassirers Werk und Wirkung Kultur und Philosophie Hrsg. von D. Frede, R. Schmucker. Darmstadt Wissenschaftliche cl997. ix, 219 s.

265. Explanation Ed. by D.- H. Ruben. Oxford New York Oxford University Press, 1993. vi, 363 p. Buchgesellschaft,

266. Fairlamb H.L. Critical Conditions Postmodemity and the Question of Foundations H. L. Fairlamb. Cambridge New York Cambridge University Press, 1994. xiii, 271 p.

267. Fokkema D. W. Literary History, Modernism, and Postmodernism D. W. Fokkema. Amsterdam Philadelphia J. Benjamins Pub. Co., 1984. viii, 63 p.

268. Fremdheit und Vertrautheit Hermeneutik im europaischen Kontext Hrsg. von H. J. Adriaanse, R. Enskat. Leuven Peeters, 2000, с 1999. -412 s.

269. Frye N. Anatomy of Criticism: Four Essays N. Frye. Princeton, Princeton University Press, 1957. 383 p.

270. Gergen K.J. An Invitation to Social Construction K.J. Gergen. London Thousand Oaks, Calif.: Sage, 1999. vii, 248 p.

271. Goldman A. The Need for Social Epistemology The Future for Philosophy Ed. by B. Leiter. New York Oxford Oxford University Press, c2004. P. 182-208.

272. Goodman N., Elgin C. Z. Reconceptions in Philosophy and Other Arts and Sciences N. Goodman, C. Z. Elgin. Indianapolis Hackett Pub. Co., cl988.-xiv, 174 p.

273. Grondin J. Der Sinn der Hermeneutik J. Grondin. Darmstadt Wissenschaftliche Buchgesellschaft, с 1994. xv, 151 p.

274. Habermas J. Communication and Evolution of Society J. Habermas. Trans, by T. McCarthy. Boston Beacon Press, с 1979. xxiv, 239 p.

275. Habermas J. The Philosophical Discourse of Modernity J. Habermas. Trans, by F. Lawrence. Cambridge, Mass. MIT Press, с 1987. xx, 430 p.

276. Haen T. D. Text to Reader: A Communicative Approach to Fowles, Barth, Cortazar and Boon T. DHaen. Amsterdam Philadelphia J. Benjamins Pub., 1983.-X, 162 p.

277. Hassan I. The Right Rromethean Fire: Imagination, Science and Cultural Change I. Hassan. Urbana University of Illinois Press, с 1980. xxi, 218 P-

278. Heidegger М. Unterwegs zur Sprache M. Pfullingen Neske, 1982, с 1959. 269 s. Heidegger.

279. Hermeneutics Versus Science? Three German Views: Essays Ed. by J. M. Connolly and T. Keutner. University of Notre Dame Press: Notre Dame, Indiana, cl988. viii, 176 p.

280. Hirsch E. D. Jr. The Aims of Interpretation E. D. Jr. Hirsch Chicago University of Chicago Press, с 1976. vi, 177 p.

281. Hirsch E. D. Jr. Validity in Inteфretation E.D. Hirsch New Haven, Yale University Press, 1967. xiv, 287 p.

282. Hookway C. Quine Language, Experience, and Reality С Hookway. Stanford, Calif. Stanford University Press, 1988. xi, 227 p.

283. Horich J. Die Wut des Verstehens: zur Kritik der Hermeneutik J. Horich.

284. Aufl. Frankfurt am Main Suhrkamp, 1988. I l l s

285. Intention and Inteфretation Ed. by G. Iseminger. Philadelphia, Temple University Press, 1992. xi, 275 p.

286. Jameson F. The political Unconscious: Narrative as a Socially Symbolic Act F. Jameson. Ithaca, N.Y. Cornell University Press, 1981. 305 p.

287. Jasper W. Faust und die Deutschen W. Jasper. Berlin: Rowohlt, 1998. 304 s.

288. Krausz M. Rightness and Reasons: Inteфretation in Cultural Practices M. Krausz. Ithaca Cornell University Press, 1993. xii, 175 p.

289. Krausz M. Limits of Rightness M. Krausz. Lanham, Md. Rowman Littlefield, c2000. ix, 169 p.

290. Lucy J.A. Grammatical Categories and Cognition A Case Study of the Linguistic Relativity Hypothesis J. A. Lucy. Cambridge New York, NY, USA Cambridge University Press, 1992. xv, 211 p.

291. Ludwig Wittgenstein Critical Assessments Ed. by S. Shanker. London Dover, N.H.: Croom Helm, cl986. Vol. 1.-235 p.

292. Maclntyre A. Relativism, Power, and Philosophy Relativism: Interpretation and Confrontation Ed. by M. Krausz. Notre Dame, Ind. University of Notre Dame Press, с 1989. P. 182-204.

293. Maraldo J. C. Der Hermeneutische Zirkel. Untersuchungen zu Schleiermacher, Diltey und Heidegger J. C. Maraldo. Freiburg K. Alber, 1974.-142 s.

294. Margolis J. Art and Philosophy J. Margolis. Atlantic Highlands, N.J. Humanities Press, 1980. vi, 350 p.

295. Margolis J. The Truth about Relativism Relativism: Inteфretation and Confrontation Ed. by M. bCrausz. Notre Dame Press, cl989. P.232-255.

296. Margolis J. Inteфretation Radical but Not Unruly: The New Puzzle of the Arts and History J. Margolis. Berkeley University of California Press, cl995.-xiii, 312p.

297. Moser P.K. Philosophy after Objectivity. Making Sense in Perspective P. K. Moser. New York Oxford University Press, 1993. xii, 267 p.

298. Mtillhaussler P., Harre R. Pronouns and People: The Linguistic Construction of Social and Personal Identity P. Mtillhaussler, R. Harre. Oxford, UK Cambridge, Mass., USA B. Blackwell, 1990. vii, 303 p.

299. Nicholson, G. Seeing and Reading G. Nicholson. Atlantic Highlands, N.J. Humanities Press, 1984. 275 p.

300. Oexle O. G. Perceiving Social Reality in the Early and High Middle Ages. A contribution to a History of Social Knowledge Ordering Medieval Society. Perspectives on Intellectual and Practical Modes of Shaping Social Relations Ed. by B. Jussen. Philadelphia, University of Pennsylvania Press, с 2001.-P. 92-147.

301. Pollock J.L. Contemporary Theories of Knowledge J.L. Pollock. Totowa, N.J. Rowman Littlefield, 1986. xii, 208 p.

302. Putnam H. World and Life H. Putnam. Cambridge, Mass. Harvard University Press, 1994. xxvi, 531 p. Notre Dame, Ind. University of

303. Quine W.V. Ontological Relativity and Other Essays W.V. Quane. New York, Columbia University Press, 1969. viii, 165 p.

304. Quine W.V. Theories and Things W.V. Quine. Cambridge, Mass. Harvard University Press, 1981. 219 p.

305. Rescher N. Cognitive Pragmatism: The Theory of Knowledge in Pragmatic Perspective N. Rescher. c2001.-xi, 250p.

306. Rickman H.P. Understanding and the Human Studies H. P. Rickman. London, Heinemann, 1967. xvi, 140 p.

307. Riedel M. Verstehen oder Erklaren? Zur Theorie und Geschichte der hermeneutischen Wissenschaften M. Riedel.

308. Aufl. Stuttgart KlettCotta, 1978.-231 s.

309. Roderick R. Habermas and the Foundation of Critical Theory R. Roderick. New York St. Martins Press, 1986. xi, 194 p.

310. Rorty R. Consequences of Pragmatism: Essays, 1972-1980 R. Rorty. Minneapolis University of Minnesota Press, с 1982. xvii, 237 p.

311. Rorty R. Essays on Heidegger and Others R. Rorty. Cambridge New York Cambridge University Press, 1991.-х, 202 p.

312. Sartre J.-P. Critique of Dialectical Reason, Theory of Practical Ensembles J.-P. Sartre. Trans, by A. Sheridan-Smith Ed. by J. Rue. London NLB Atlantic Highlands, N.J. Humanities Press, 1976. 835 p.

313. Schmitt F. Socializing Epistemology: An Introduction through Two Sample Issues Socializing Epistemology: the Social Dimensions of Knowledge Ed. by F. Schmitt. Lanham, Md. Rowman Littlefield Publishers, с 1994.-P. 1-27.

314. Sluga H. Gottlob Frege H.D. Sluga. London Boston Routledge and Kegan Paul, 1980. xi, 203 p.

315. Socializing Epistemology The Social Dimensions of Knowledge Ed. by F. F. Schmitt. Lanham, Md. Rowman Littlefield Publishers, с 1994. 315 p. Pittsburgh University of Pittsburgh Press,

316. Sokal A. Fashionable Nonsense: Postmodren Intellectuals Abuse of Science A. Sokal. New York Picador USA, cl998. xiv, 300 p.

317. Stecker R. Artworks: Definition, Meaning, Value R. Stecker. University Park, Pa. Pennsylvania State University Press, с 1997. xi, 322 p.

318. Stegmuller W. Walter von der Vogelweides Lyric of Dream-Love and Quasar 3C

319. Refiections on the so-called "circle of understanding" and on the so-called "theory-ladenness" of observations Hermeneutics Versus Science? Three German Views: Essays Ed. by J. M. Connolly and T. Keutner. University of Notre Dame Press, Notre Dame, Indiana, 1988. P. 102-152.

320. Stich S. Naturalizing Epistemology: Quine, Simon and the Prospects for Pragmatism Philosophy and Cognitive Science Ed. by С Hookway, D. Peterson. Cambridge New York Cambridge University Press, с 1993. viii, 236 p.

321. Strasser S. Understanding and Explanation. Basic Ideas Concerning the Humanity of the Human Sciences S. Strasser. 1st ed. Pittsburgh Duquesne University Press, с 1985. ix, 196 p.

322. Stroud B. Understanding Human Knowledge: Philosophical Essays B. Straud. Oxford New York Oxford University Press, 2000. xix, 246 p.

323. Tanner M. Wagner M. Tanner. Princeton, NJ Princeton University Press, cl996.-X, 236p.

324. Tarasti E. Existential Semiotics E. Tarasti. Bloomington Indiana University Press, c2000. 218 p.

325. Taylor C. Philosophy and the Human Sciences. Philosophical Papers. Part 2 C. Taylor. London, New York Cambridge University Press, 1988. 340 P

326. Taylor R. Understanding and Explanation in the Geisteswissenschaften Wittgenstein: To Follow a Rule Ed. by S. H. Holtzman, C. M. Leich. London; Boston Routledge Kegan Paul, 1981. P. 191 -210.

327. Thom P. Making sense. A Theory of Interpretation P. Thom. Lanham, Md. Rowman Littlefield, c2000. vii, 119 p.

328. Toulmine S. The Return to Cosmology: Postmodern Science and the Theology of Nature S. Toulmin. Berkeley University of California Press, cl982. 283 p.

329. Umberto Eco with Richard Rorty, Jonathan Culler, Christine Brooke-Rose Ed. by S. Collini. Cambridge New York Cambridge University Press, 1992.-ix, 151 p.

330. Vergauwen R. A Metalogical Theory of Reference: Realism and Essentialism in Semantics R. Vergauwen. Lanham, Md. University Press of America, с 1993. xx, 213 p.

331. Verstehen and Humane Understanding Ed. by A. OHear. Cambridge New York Cambridge University Press, с 1996. vii, 311 p. 351. VoUmer G. Wissenschaftstheorie im Einsatz Beitrage zu einer selbstkritischen Wissenschaftsphilosophie Hirzel, 1993.-xiv, 226 s.

332. Williams G.Vollmer. Stuttgart S. M. Problems of Knowledge: a Critical Introduction to Epistemology M. Williams. Oxford New York Oxford University Press, c2001.-276 p.

333. Williamson T. Knowledge and its Limits T. Williamson. Oxford New York Oxford University Press, 2000. xi, 340 p. 354. Wo steht die Analytische Philosophy heute? Hrsg. von L. Nagl, R. Heinrich. Wien R. Oldenbourg, 1986. 192 s.

334. Wollheim R. The Mind and its Depths R. Wollheim. Cambridge, Mass. Harvard University Press, 1993. x, 214 p.

335. Worrall J. Philosophy of Science: Classic Debates, Standard Problems, Future Prospects The Blackwell Guide to the Philosophy of Science Ed. by P. Machamer, M. Silberstein. Maiden, Mass: Blackwell Publishing, 2002.-P. 18-35.

336. Wuketits F. M. Evolutionary Epistemology and Its Implication for Humankind F. M. Wuketits. State University Plaza, Albany, N.Y. State University of New York Press, cl990. xi, 262 p.

337. Wuthnow R., Hunter J.D., Bergesen A., Kurzweil E. Cultural Analysis: the Work of Peter L. Berger, Mary Douglas, Michel Foucault and Jurgen Habermas R. Wuthnow, Hunter J.D., A. Bergesen, E. Kurzweil. Boston London Routledge Kegan Paul, 1984. viii, 273 p.