автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.08
диссертация на тему: Инвектива как литературный жанр

Полный текст автореферата диссертации по теме "Инвектива как литературный жанр"

На правах рукописи УДК 882.09-1 ...........

00461УЗЬИ

Краковяк Александра Сергеевна

ИНВЕКТИВА КАК ЛИТЕРАТУРНЫЙ ЖАНР:

ПРОБЛЕМЫ СТРУКТУРЫ И ГЕНЕЗИСА (НА МАТЕРИАЛЕ РУССКОЙ И ПОЛЬСКОЙ ПОЭЗИИ Х1Х-ХХ вв.)

Специальность 10.01.08 - Теория литературы. Текстология.

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

2 0 ЯНЗ 2011

САНКТ-ПЕТЕРБУРГ

2010

004619350

Работа выполнена на кафедре русской литературы государственного образовательного учреждения высшего профессионального образования «Российский государственный педагогический университет им. А.И. Герцена»

Научный руководитель:

доктор филологических наук, профессор Ляпина Лариса Евгеньевна

Официальные оппоненты:

Ведущая организация:

доктор филологических наук Царькова Татьяна Сергеевна

кандидат филологических наук Монахов Сергей Игоревич

Новгородский государственный Университет имени Ярослава Мудрого

Защита состоится «. № » 01 2011 г. в часов на заседании

совета по защите кандидатских и докторских диссертаций Д 212.199.07 по присуждению ученой степени кандидата филологических наук при Российском государственном педагогическом университете им. А.И. Герцена по адресу: 199053, г. Санкт-Петербург, В.О., 1-я линия, д.52, ауд. 21.

С диссертацией можно ознакомиться в фундаментальной библиотеке Российского государственного педагогического университета им. А.И. Герцена по адресу: 199186, Санкт-Петербург, наб. р. Мойки, д.48, корп. 5.

Автореферат разослан «Х0» ¡2._ 2010 г.

Учёный секретарь совета по защите кандидатских и докторских

диссертации, кандидат /

филологических наук, доцент —* Н.Н.Кякшто

Общая характеристика работы

Термин «инвектива» все чаще употребляется в научной литературе как в области лингвистики и социолингвистики, так и в литературоведении. В социолингвистических и лингвистических исследованиях под инвективой понимается «разновидность ругательства со стилистической пометой низкого стиля», просто «ругательство», «ненормативная лексика», «обеденное выражение», «слова оскорбительные или клеветнические», «оскорбительная номинация человека», «любое слово, воспринимаемое как оскорбление» и т.д. (В.И.Жельвис, М.Л.Степко, Н.Д.Голев,

A.В.Курьянович, А.Ю.Позолотин, Г.В.Кусов и др). В литературоведении термин этот употребляется: 1) как синоним гневной, обличительной речи (Г.А.Гуковский, О.М.Фрейденберг, С.Л.Страшнов, Н.Николоси и др.) и 2) как обозначение литературного жанра (М.Л.Гаспаров, Л.В.Пумпянский,

B.Э.Вацуро, И.В.Шталь, Л.Н.Мущинина, С.А.Субботин, И.Н.Островских, Е.В.Дмитриев и др.).

Вопрос о жанровом статусе инвективы как литературного феномена, поставленный и рассматриваемый как научная проблема лишь в течение последних 10 лет, вызвал к жизни ряд работ, посвященных различным его аспектам (С.А.Матяш, Н.А.Анненкова, Г.М.Бралина, О.В.Семенова). В этих исследованиях были сформулированы и уточнены жанровые признаки инвективы (гневный пафос, обличение от первого лица, наличие прямого эксплицитного адресата, субъектно-объектные отношения «я-ты / мы-вы»), рассмотрены аспекты функционирования жанра в русской литературе середины XIX в. (Бралина), в творчестве отдельных поэтов (Анненкова), вопросы жанровых источников (Матяш, Семенова).

Несмотря на повышенный интерес литературоведов к инвективе, наблюдаемый в последние годы, жанр этот остается малоизученным. Прежде всего обращает на себя внимание отсутствие теоретических работ, рассматривающих жанр как некую инвариантную модель, а также относительно узкий круг текстов, представляющих предмет исследования.

Настоящее диссертационное исследование призвано восполнить этот пробел.

Актуальность работы определяется, во-первых, неослабевающим интересом литературоведения к проблеме жанров (только в 2009 году вышло в свет несколько десятков работ (диссертаций, монографий, сборников), посвященных проблематике как отдельных жанров, так и жанровой характеристике целых периодов литературы), во-вторых, особым интересом исследователей к нетрадиционным жанровым формам (работы В.Е.Хализева, Н.Д.Тамарченко, Д.М.Магомедовой и др.), в-третьих, недостаточной изученностью инвективы как литературного жанра, отсутствием обобщающих теоретических работ, посвященных проблемам структуры и генезиса инвективы, назревшей в связи с этим

необходимостью подтвердить жанровый статус инвективы на обширном материале, выходящем за рамки одной литературы, уточнить уже известные и выявить дополнительные, необходимые и достаточные признаки жанра, составляющие его инвариантную структуру.

Целью диссертации является анализ жанра инвективы в теоретическом плане и построение его теоретической модели. Модель жанра в случае инвективы, не имеющей жанрового канона, может быть лишь «логически реконструирована на основе сравнительного анализа реально выступающих произведений - образцов жанра» (Н.Д.Тамарченко). Достижению цели способствовало решение следующих задач:

1) исследовать семантическую структуру жанра и выявить ее специфику;

2) исследовать коммуникативную структуру жанра, рассмотреть ее с точки зрения не только прямого, но и косвенных адресатов;

3) рассмотреть особенности целевой установки инвективы как лирического жанра;

4) рассмотреть специфику заглавия инвективы, в котором находит свое отражение коммуникативная направленность и «память жанра»;

5) доказать на материале славянского фольклора гипотезу о фольклорных источниках инвективы как жанра и об архетипах мышления, лежащих у его истоков;

6) рассмотреть взаимодействие инвективы с другими литературными жанрами: литературной молитвой и одой в генетическом аспекте.

Материалы исследования. Поиск специфических признаков жанра целесообразно вести на обширном материале - поэтому автор счел правомерным расширить временные рамки исследования до двух столетий, а также выйти за пределы одной национальной литературы, привлекая в качестве материала исследования не только русскую, но и польскую поэзию Х1Х-ХХ веков. Выбор польской поэзии продиктован несколькими соображениями: с одной стороны, польская поэзия Х1Х-ХХ веков существовала в тесном взаимодействии и находилась под значительным влиянием поэзии русской, с другой стороны, это безусловно самостоятельная и самобытная литература, которая начала формироваться как таковая еще в период Ренессанса. Латинская и, позднее, западноевропейская культура и литература оказали на польскую поэзию влияние не меньшее, а возможно и большее, чем русская литература. В то же время немалое значение в данном случае имеет степень близости русского и польского языков, позволяющая решать задачи лексико-семантического анализа в поисках общих как для русской, так и для польской инвективы закономерностей. В процессе анализа автор настоящей работы сознательно опускал, все аспекты, связанные со спецификой данной литературы, литературного периода или характера

творчества того или иного поэта. Учет этих (несомненно, интересных и важных) аспектов неизбежно увел бы в сторону от решения главной задачи исследования.

Объектом исследования является русская и польская поэзия XIX-XX веков. Отбор произведений производился методом сплошной выборки -по поэтическим сборникам, собраниям сочинений и антологиям различных периодов. Всего привлечено 62 издания антологий, сборников и собраний сочинений отдельных авторов на русском и польском языках. Следует отметить, что в поле зрения данного исследования попали произведения как великих русских и польских поэтов (М.Лермонтова, Ф.Тютчева, А.Ахматовой, Ц.Норвида, Я.Каспровича, Ч.Милоша и других), так и поэтов второго и даже третьего литературного ряда. Это не случайно, т.к. «большие поэты играют роль первооткрывателей, в их творчестве находим первые импульсы, новации, играющие часто роль примера, образца для современников. А уже их последователи закрепляют, «отрабатывают» этот опыт, превращая единичное в закономерное» (Л.Е.Ляпина). Произведения больших поэтов Х1Х-ХХ вв., как правило, «не вмещаются» в одну жесткую жанровую модель, в той или иной мере выходят за ее рамки, нарушая границы и меняя перспективы; в то же время, систематически повторяющиеся особенности жанра наиболее отчетливо видны в произведениях поэтов-подражателей, эпигонов, поэтов начинающих и т.п.

По критериям предшественников, а также самого диссертанта, из всего материала в результате исследования было выделено 250 текстов (164 русских и 86 польских), квалифицированных в работе как образцы жанра инвективы, которые и явились предметом исследования.

Методологическую основу проведенного изучения составляют работы по теории жанра, успешное обобщение которых предпринято в работах Р.Уэллека и О.Уоррена, Г.Маркевича, Л.В.Чернец, В.Е.Хализева, Н.Д.Тамарченко, О.В.Зырянова и др. Учитывая теоретическое наследие и современный статус теории жанров, в процессе работы автор опирался прежде всего на следующие подходы к проблеме жанра:

1) рассматривающие жанры в их историческом развитии. Здесь учитывается генетический аспект (работы А.Н.Веселовского, Е.М.Мелетинского, В.Я.Проппа, О.М.Фрейденберг и др.) и связь современных жанров с архаичными жанровыми формами, проявляющая в «памяти жанра» (работы Б.В.Томашевского, Ю.Н.Тынянова, М.М.Бахтина, Н.Д.Лейдермана, и др.);

2) представляющие жанр как определенную «картину», «образ» или «модель» мира (работы М.М.Бахтина, О.М.Фрейденберг, М.Б.Храпченко, Н.Д.Лейдермана, иагупо и др), «запечатлевшую определенное миросозерцание» (Тамарченко). «Эта модель и есть некое ядро жанра, которое сохраняется в течение многовековой жизни жанра под слоем всяческих новообразований. А мирообъемлющая семантика структурного

ядра жанра и есть то, что обозначают метафорой «память жанра» (Лейдерман Н.Д. Движение времени и законы жанра. Жанровые закономерности развития сов. прозы в 60-70-е гг. - Свердловск, 1982 -С. 18);

3) рассматривающие жанр как многомерную законченную структуру (в т.ч. пространственно-временную и коммуникативную). Заложенный представителями формального метода (Ю.Н.Тынянов, В.М.Жирмунский, Б.В.Томашевский, В.Б.Шкловский), этот подход далее плодотворно развивался в трудах Р.О.Якобсона, Ю.М.Лотмана, Б.А.Успенского, М.Л.Гаспарова и других ученых;

4) определяющие литературный жанр как вторичную форму речевого жанра, т.е. высказывания, обладающего собственной целевой установкой (М.М.Бахтин).

Помимо работ по теории жанра, методологической основой настоящего исследования послужили:

- труды по теории жанра инвективы (И.В.Шталь, Л.В.Пумпянский, С.А.Матяш, Н.А.Анненкова, Г.М.Бралина и др.),

- работы, посвященные коммуникативным аспектам художественного дискурса и языковых явлений в целом (Ю.М.Лотман, М.М.Бахтин, Ю.И.Левин, Б.О.Корман, В.И.Тюпа, М.М.Гиршман, А.Д.Степанов, Ю.В.Шатин Г.В.Колшанский, В.Г.Гак, Н.Д.Арутюнова, О.С.Иссерс, В.И.Карасик и др.);

- исследования по теории речевых жанров и речевых актов (Дж.Остин, Дж.Серль, А.Вежбицкая, П.Ф.Стросон, Т.Б.Кларк, Н.Д.Арутюнова, Т.В.Шмелева, Ст. Гайда, Е.А.Земская, В.Е.Гольдин, В.В.Дементьев и др.).

В работе применялись: структурно-описательный, структурно-типологический, лексико-семантический и статистический методы исследования.

Научная новизна исследования определяется тем, что:

исследование жанра инвективы впервые проведено на сопоставительном материале двух национальных литератур;

в результате теоретико-литературного анализа выявленных образцов жанра впервые установлена и описана теоретическая модель жанра инвективы;

- в процесс изучения жанра впервые введены новые параметры: семантическая структура, целевая установка, картина мира;

- впервые проанализирована коммуникативная структура жанра не только с точки зрения прямого, но и косвенных адресатов;

- впервые рассмотрены новые, ранее не принятые исследователями во внимание, генетические связи инвективы как жанра, уходящего корнями в фольклорный заговор и стоящие за ним архетипические представления о магической силе слова;

- впервые изучено взаимодействие жанра инвективы с жанрами молитвы и оды. Тем самым уточнен типологический статус инвективы; намечена ее внутренняя типология.

Теоретическая значимость работы определяется ее вкладом в теорию литературных жанров, а также состоит в системном теоретическом обобщении наблюдений диссертанта и других исследователей инвективы как жанра, выявлении уникальных характеристик жанра инвективы, проявляющихся вне зависимости от исторического литературного контекста и творческой индивидуальности того или иного поэта; в построении инвариантной структуры - модели жанра. В работе вводятся и разрабатываются новые, ранее не принимавшиеся во внимание аспекты изучения инвективы как литературного жанра: целевая установка, картина мира, семантическая структура; применение этих параметров в процессе сопоставительного анализа инвективы и других жанров подтверждает возможность использования этих характеристик также применительно к другим жанрам. Жанр инвективы впервые исследуется на материале не толькой русской, но и польской поэзии. В процессе работы успешно применены ранее не использовавшиеся при изучении инвективы как жанра методики лексико-семантического и семантического анализа.

Практическая значимость работы определяется возможностью использования результатов работы при составлении справочных и научно-методических пособий по теории жанра; материал исследования, примененная методика анализа, предложенные критерии и аспекты исследования могут быть широко использованы в лекционных курсах по теории литературы, специализированных курсах по теории жанра, а также в научной и учебно-методической практике для расширения инструментария исследования жанров.

Основные положения, выносимые на защиту:

1. Инвектива как лирический жанр обладает специфической семантической структурой, состоящей из константных элементов: «обвинение - доказательство - угроза», выступающих в текстах в различной последовательности и различном объеме.

2. Жанр инвективы обладает сложной коммуникативной структурой, включающей четыре различных уровня субъектно-объектных отношений: субъект - прямой адресат, субъект - субъект (автокоммуникация), субъект - читатель-современник и субъект -«читатель вообще».

3. Уникальной характеристикой инвективы как жанра является его целевая установка, предполагающая различного рода воздействие на прямого и косвенных адресатов на каждом уровне субъектно-объектных отношений.

4. Инвектива как жанр формирует собственную модель мира, выстраиваемую посредством ценностной семантики на основе последовательно разрабатываемой оппозиции «добра» и «зла».

5. Заглавия инвективы в своем большинстве (более 60%) обладают особой коммуникативной модальностью и, выполняяя роль номинации-обвинения за счет негативной семантики, несут определенный отпечаток «памяти жанра».

6. Одним из источников инвективы как жанра является фольклорный заговор и стоящие у истоков этого жанра архетипические представления о магической силе слова.

7. Риторические корни жанра проявляются на уровни структурной и семантической организации текста, а также устойчивых топосов и приемов.

8. Генетическая связь инвективы с заговорным текстом и риторической традицией обусловили взаимодействие жанра с литературной молитвой и одой.

Апробация работы: Основные положения диссертационного исследования были изложены на российских и международных научных конференциях: «Международный Форум русистов» (Украина, Ялта 2006), Всероссийская научная конференция «Русская словесность: проблемы эволюции и поэтики» (Санкт-Петербург 2008), «II Международная Научно-практическая конференция «Литературный текст XX века: проблемы поэтики»» (Челябинск 2009), «III Международная Научно-практическая конференция «Литературный текст XX века: проблемы поэтики»» (Челябинск 2010), Международная научная конференция «Русская литература XVIII-XXI вв.: диалог идей и поэтик» (Польша, Лодзь 2010), а также на заседании комиссии славяноведения Краковского отделения Польской Академии Наук (Польша, Краков 2009). Основное содержание работы отражено в 11 публикациях.

Необходимость решения поставленных задач исследования обусловила структуру диссертации, которая состоит из введения, двух глав, заключения и списка использованной литературы (378 наименований, в том числе 75 - на английском, польском и украинском языках), общим объемом 211 страницы, а также приложения - списка текстов, составивших основной материал исследования (250 наименований),

Основное содержание работы

Во Введении фиксируется различие в подходах к термину «инвектива» в литературоведении и лингвистике и определяется предмет исследования. Описывается статус изучения инвективы как жанра на сегодняшний день, а также те области его изучения, которые до сих пор не затрагивались в научных трудах. Формулируются цель и задачи исследования, обосновывается выбор материала, научная новизна, теоретическая и практическая значимость работы, перечисляются положения, выносимые на защиту.

Первая глава - «Модель жанра: эмоциональное наполнение и структура» состоит из двух разделов.

1. Семантическая структура жанра. Сравнительный анализ обширной группы текстов позволил выявить общие элементы семантики, составляющие специфическую для инвективы семантическую структуру, относимую диссертантом к инвариантным признакам жанра.

Первым элементом семантической структуры является обвинение, функцию которого в инвективе выполняет прежде всего номинация адресата. Эта функция номинации реализуется за счет употребления соответствующих лексических единиц с однозначно-негативной коннотацией («тиран», «подлец», «злодей», «шулер» и т.п), а также посредством препозитивной номинации (В.Г.Гак), вводящей элементы описания недостойных действий адресата (ср.: «Вы, наводящие на все живое трепет!» - Богданов А. После боя. 1906). Номинация определяет прямого адресата инвективы как существо недостойное, вызывающее презрение и отвращение («племя мокриц и болотных улиток», «заячья падаль») и позиционирует его как преступившего социальные нормы.

Вторым элементом семантической структуры жанра является доказательство предъявленного адресату обвинения. В этом качестве выступает перечисление недостойных действий или результатов недостойных действий адресата (ср.: «Народному врагу ищейкой ты служил!» - Богораз В. На смерть Судейкина. 1885), а также отсутствие должных, ожидаемых от человека достойного, действий (ср.: «Ты слова гордого свобода / Ни разу сердцем не постиг» - Фет А. Псевдопоэту. 1866). Дополнительным аргументом является представление субъекта инвективы или другой жертвы адресата в качестве существа невинного, беззащитного и слабого.

Третий элемент семантической структуры - угроза - представляет собой предречение будущего наказания за содеянные преступления («...наказан будешь ты своих сообщников рукою...» - Кюхельбекер В. Клеветнику. 1846). Согласно составленной диссертантом типологии, угроза может включать следующие мотивы: 1) предречение вмешательства высших сил («Но есть и Божий суд, наперсники разврата...» - Лермонтов М.

Смерть поэта. 1837)); 2) предречение будущего порицания, поругания потомками («За зло и вероломство / Тебе свой приговор произнесет потомство!» - Рылеев К. К временщику. 1820); 3) предречение забвения, исчезновения из памяти потомков; 4) предречение народного гнева («Когда рабы твои, тобою угнетенны, <...>/ На все отважатся, решатся предпринять / С твоею жизнию неволю их скончать» (Гнедич Н. Перуанец к испанцу. 1805); 5) предречение мучительной смерти, гибели; 6) обещание личной мести субъекта («Му а 5рга\у1ту ро^к^ таБакг?» - 81аюЬ Т. \Vyrwany р^сют \viersz. 1939-45); 7) проклятие («Проклятье вам, ходячие вы гробы!» (Синегуб С. Монолог. 1873-77)).

Трехчленная семантическая структура: «обвинение - доказательство -угроза» жанра не соответствует традиционной композиционной триаде лирического стихотворения «зачин-разработка-концовка», т.к. выделенные семантические элементы в пределах одного текста могут выступать в самой различной последовательности и разном объеме: от 100% объема произведения (ср., например, Бальмонт К. Нашим врагам. (1900-01), где 100% текта составляет номинация-обличение) до нулевого выражения (ср., например, Kasprowicz I. Оа1ет С/ .чегсе (1887), где отсутствует номинация и т.п.). В то же время отчетливо видна связь семантической структуры инвективы с риторическим принципом построения речи по схеме «тезис-доказательство-вывод». Используя методику, разработанную А.Вежбицкой в рамках теории элементарных семантических единиц, общую семантическую структуру жанра можно представить в виде следующей формулы: обвинение - «ты - преступник»; доказательство, поясняющее первичный тезис: «ты совершил такие-то деяния»; вывод-угроза, утверждающий: «ты понесешь наказание за свои преступления».

Выявленная - уникальная для лирики - семантическая структура инвективы коррелирует со специфической для жанра картиной мира. Понятия «картины мира» (как вариант: «формула мира», «образ мира», «модель мира») вводится в процесс изучения жанра многими учеными (М.М.Бахтин, Н.Д.Лейдерман, Б.О.Корман, Е.В.Дмитриев, З.БкшагсгупБка, 1.Рагупо и др.). В процессе анализа картины мира, моделируемой жанром инвективы, наиболее существенной оказывается ценностная семантика жанра. С этой точки зрения модель строится на последовательно актуализированной оппозиции «добро - зло», причем семантическое поле «добро» в пределах текста группируется вокруг субъекта, а «зло» - вокруг адресата инвективы. Субъектно-объектные отношения борьбы и противостояния преломляются в художественном мире жанра как образ борьбы «добра» со «злом». Угроза возмездия как семантический компонент обеспечивает окончательную победу добра над злом в моделируемой жанром картине мира. Сделанные выводы иллюстрируются в последующих разделах работы при описании картины мира таких произведений, как «Война за веру» (И.Никитин, 1853), «О, как убийственно мы любим!»

(Ф.Тютчев, 1851), «К1^а» (,1.Сгшгс2уп&1и, 1939), «Ос1\уе1» (М.Са51е11аИ1, 1943) и др.

2. Целевая установка и коммуникативная структура жанра инвективы. Положения и выводы данного раздела опираются на идеи М.М.Бахтина о литературном произведении как едином целостном высказывании со своей целевой установкой. Концепция Бахтина была активно подхвачена учеными-лингвистами и развита в процессе создания и разработки теорий речевых жанров и коммуникативных стратегий (Н.Д.Арутюнова, А/МегеЫска, Т.В.Шмелева, В.И.Карасик, В.И.Тюпа и др.). Нельзя не отметить, что эти идеи и накопленная за последние десятилетия теоретическая и методологическая база теории речевых жанров до сих в малой степени использовались литературоведами. По убеждению диссертанта, использование теории Бахтина о литературных произведениях как сложных речевых жанрах со специфической целевой установкой может ввести новые аспекты изучения и выявить своебразие, специфику отдельных жанров. В частности, целевая установка инвективы как жанра является одной из его уникальных жанровых характеристик.

2.1. Анализ целевой установки жанра теснейшим образом связан с проблемой воздействия, которое призван оказать тот или иной текст на адресата, поэтому рассмотрение целевой установки жанра необходимо предварить анализом его коммуникативной структуры и различных объектов коммуникации (субъекта и адресатов).

2.2. Субъектный строй жанра. В субъектном строс жанра диссертант выделяет 4 различных уровня субъектно-объектных отношений: 1) субъект - прямой адресат, 2) субъект - субъект (автокоммуникация), 3) субъект - читатель-современник и 4) субъект - «читатель вообще» (Бахтин).

В процессе анализа первого коммуникативного уровня (субъект -прямой адресат) отдельному рассмотрению подлежит вопрос типологии субъекта и адресата. В предложенной диссертантом типологии субъекта подчеркнуто значение его социальной принадлежности (диссертант выделяет таким образом три основных типа субъекта: субъект - «я», страдающий лично от недостойных действий адресата (ср.: 1Чог\у1с1 С. Эо \vroga. 1850-е); субъект, входящий в состав притесняемой, страдающей социальной группы, обличающий от ее имени «мы» (ср.: Клюев Н. Вы обещали нам сады... 1918-10); субъект, не входящий в состав этой группы, но выступающий от ее имени как «правозащитник» («я», защищающий «их») (ср. Лермонтов М. 30 июля. - (Париж). 1830 года. 1830). При рассмотрении типов прямого адресата - объекта инвективы, важнейшим является коммуникативный аспект, т.е. возможность или невозможность адресата ознакомиться с текстом произведения. С этой точки зрения прямой адресат инвективы может принадлежать к: 1) группе лиц, способных ознакомиться с текстом инвективы и соответственно на него отреагировать (в том числе конкретное лицо, ср.: Ахматова А. А, ты думал, я тоже

такая.... 1921; адресат - обобщенное лицо, ср.: Niemojewski A. Piesn о snobie. 1890-е; группа лиц, ср.: Norwid С. Do publicystôw Moskwy. 1868); 2) группе лиц / явлений в принципе неспособных ознакомиться с текстом (адресат, не владеющий русским языком, ср. Полонский Я. Вложи свой меч (немецкому народу). 1870; адресат, которого нет в живых, ср. Kasprowicz J. Bqdz pozdrowiona! 1887; адресат - обобщенный образ, ср.: Гиппиус 3. Петербург. 1909, адресат - литературный или исторический персонаж, ср.: Брюсов В. Юлий Цезарь. 1905).

Специфика отношений субъекта и прямого адресата рассматривается в качестве одного из главных жанрообразующих признаков. Особый тип номинации прямого адресата, бросаемое ему в лицо обвинение обуславливают состояние борьбы, активного противостояния субъекта и адресата при исходном равенстве их позиций с тенденцией к принижению статуса адресата; последнему явлению особенно способствует наличие в структуре жанра угрозы.

Анализ целевой установки жанра на коммуникативном уровне «субъект - прямой адресат» учитывает описанную специфику субъектно-объектных отношений. Результат проведенного в данном подразделе анализа позволяет сформулировать целевую установку жанра для этого уровня как стремление вызвать у прямого адресата чувства страха, стыда и раскаяния и обеспечить, таким образом, произведение (или прекращение) определенного действия адресатом.

2.3. Автокоммуникация. Выделяя автокоммуникацию в качестве второго уровеня коммуникативной структуры жанра, диссертант опирается на идеи Ю.М.Лотмана о качественной транформации сообщения при перередаче его по каналу «Я - Я», с учетом трудов Ю.И.Левина, Н.Д.Арутюновой и других ученых. Информация «ты - преступник, ты будешь наказан», передаваемая по каналу «субъект - прямой адресат», приобретает совершенно иное значение на уровне автокоммуникации. Целевой установкой жанра как высказывания на этом уровне является убеждение самого себя: а) в виновности адресата; б) в том, что адресат не страшен (последнее достигается посредством высмеивания, уничижительной номинации т.п.); в) в том, что адресат будет наказан (угроза), целью высказывания становится таким образом выплеск эмоций, преодоление субъектом страха, своего рода катарсис.

2.4. Диалог автора с читателем как элемент коммуникативной структуры жанра. Роль читателя как имплицитного участника коммуникативной ситуации (третий и четвертый уровни коммуникативной структуры жанра: субъект - читатель-современник и субъект - «читатель вообще») рассматривается в данном подразделе, с одной стороны, в качестве роли «слушающего», на которого ориентирован текст (так, революционные песни, обращенные к правящему классу, ориентированы по форме на читателей /слушателей - представителей рабочего класса). С

другой стороны, текст воздействует на аудиторию, меняя ее (Лотман), «навязывая» ей (Корман) определенные взгляды и позицию. В целом перед нами сложный процесс диалога между автором и читателями, текстом и аудиторией, диалога, включающего взаимное влияние каждого из его участников - как на этапе создания, так и на этапе функционирования текста в системе культуры.

2.5. Целевой установкой жанра на уровнях «субъект - читатель-современник» и «субъект - «читатель вообще» является воздействие на читателя как участника коммуникативной ситуации; это воздействие заключается: во-первых, в убеждении читателя в правоте субъекта (т.е. в том, что объект инвективы действительно совершил преступное действие); во-вторых, в убеждении читателя в том, что объект инвективы не страшен: он смешон, глуп, низок и - самое главное - будет наказан за свое преступление; в-третьих, в возбуждении эмоций гнева по отношению к объекту инвективы и побуждении читателя к конкретному действию.

2.6. Целевая установка как дифференцирующий признак жанра. В подразделе синтезируются теоретические и аналитические замечания о коммуникативной структуре жанра и его целевой установке. Введение понятия «целевая установка» в процесс жанрового анализа, по убеждению автора работы, позволило выявить существенный жанрообразующий признак, элемент инварианта жанра, позволяющий в некоторых неоднозначных случаях решить вопрос о жанровой принадлежности того или иного произведения. Применение этого аспекта на практике иллюстрируется примером жанрового анализа текстов «О, как убийственно мы любим!» Ф.Тютчева (1851) и «Odwet» («Месть») М. Castellatti (1943). Этот аспект анализа используется также во второй главе диссертиции для определения жанрового статуса таких произведений как «Властителям и судиям» (1787) Г.Державина, «Вольность» (1783) А.Радищева, «Вольность» (1817) А.Пушкина, «Не то, что мните вы, природа...» (1830-е) Ф.Тютчева. «На новый 1816 год» (1816) Ф.Тютчева и др.

2.7. Заглавие как элемент коммуникативной структуры и отпечаток «памяти жанра». По наблюдениям диссертанта, специфика заглавий инвективы заключается в особой коммуникативной модальности, присущей заглавиям более чем 60% выявленных образцов жанра. Наиболее специфичными для инвективы являются заглавия-номинации в дательном падеже («К временщику» (Рылеев К. 1820), «К журнательным благоприятелям» (Вяземский П. 1830) и т.п.) и заглавие (или первая строка с функцией заглавия), содержащая прямое обращение к адресату (Тютчев Ф. Нет, карлик мой! 1850; Неизвестный автор. Страшитесь, палачи! 1905 и т.п.). 70% этого типа заглавий берет на себя также функцию номинации-обвинения за счет содержащейся в нем негативной семантики: «Клеветникам России» (Пушкин А. 1831), «Do wroga» (Норвид Ц. 1850-60), «Рапот i lokajom literackim» (Kasprowicz J. 1885), «Поджигателям»

(Ахматова А. 1950) и т.п. Особую группу составляют заглавия, в которых эксплицитно выражена гневная, обличительная доминанта жанра и особая, свойственная жанру инвективы, коммуникативная и целевая установка: «Негодование» {Вяземский П. 1820), «Проклятие» (Кюхельбекер В. 1822), «Пророчество» (Кюхельбекер В. 1822), «Пророчество» (Лавров П. 1856), «Klqtwa» (Gruszczyñski J. 1939), «Возмездие» (Твардовский А. 1944-45). По мнению диссертанта, этот тип заглавий своеобразно сохраняет «память жанра», отсылая читателя к генетическим корням инвективы.

Вторая глава диссертации - «Связь и взаимодействие инвективы с другими жанрами в генетическом аспекте» состоит из четырех разделов.

1. Инвектива и архетипы сознания. Архетипические представления о магической силе слова, способного влиять, подчинять себе окружающую действительность, по авторитетному мнению многих ученых, по-прежнему присутствуют в сознании современного человека (Р.Lorie, A.Sarwa, Н.И.Толстой, В.И.Харитонова, D.Simonides, J.Kajfosz и др). В подразделе обосновывается и иллюстрируется мнение диссертанта о том, что следы этих архетипических представлений не только отражаются в жанре инвективы, но и сами по себе являются источником жанра, основная цель которого - прямое, непосредственное воздействие на адресата.

2. Инвектива и фольклорный текст: заговор/заклинание. В разделе рассматривается, каким образом отдельные структуры, мотивы, приемы фольклорного заговора преломляются в жанре инвективы, отражая память жанра и архетипы сознания. Особый интерес представляет группа заговоров, в которых стратегия воздействия заговаривающей стороны (адресанта) на заговариваемую (адресата) характеризуется агрессией. Общие структурные черты жанров проявляются в особенностях субъектного строя. Коммуникативная структура заговора предполагает: а) наличие активного субъекта высказывания; б) наличие эксплицитного, персонифицированного адресата; в) наличие противостояния субъекта адресату при определенном «равенстве сил» (Виноградова, Толстая). Диссертантом установлено, что номинация адресата - как в заговоре, так и в инвективе - служит целям прямого воздействия (эмоционально - через высмеивание, испуг, или иррационально - через злое имя), а также преодоления страха как субъекта, так и косвенного адресата (т.е. больного -в заговоре, читателя - в инвективе). Инвектива использует те же выражения и формы, что заговор / проклятие, добавляя метафоры и образы из более поздних культурных пластов.

Угроза в заговоре произносится с целью оказания прямого воздействия на адресата посредством призывания третьих (как правило сакральных) сил или обещания личного возмездия («и ввергнут тебя, трясую сатану, в огненную реку до скончания века», «я тебя, жаба,

ножичком заколю, топором засеку, на огне сожгу...»), что полностью соответствует аналогичной функции угрозы в инвективе.

3. Инвектива и литературная молитва. Поводом для сопоставления двух жанров является, во-первых, генетическая связь молитвы и фольклорного заклинания; во-вторых, наличие текстов, обладающих жанровыми признаками как молитвы, так и инвективы; в-третьих, инвективы, маркированные их авторами как «молитва». Несмотря на популярность жанра среди поэтов, молитва остается мало изученным жанром: в работах Э.М.Афанасьевой, В.А.Сапогова, С.Сендеровича и др. зачастую смешиваются понятия молитвы как литературного жанра и молитвы как элемента религиозной практики (следует особо выделить глубокое и всесторонее исследование феномена молитвы И.И.Даниленко, в котором молитва трактуется как метажанр, способный развиваться в различных жанровых формах (сонет, лирическая медитация, элегия, ода, псалом, кантата и др.) и жанрово-тематических разновидностях: молитва-исповедь, молитва за близких, революционная молитва и т.д.). По мнению диссертанта, жанровыми признаками литературной молитвы являются: наличие адресата; субъектно-объектные отношениями «ты - я/мы»; специфические отношения между субъектом и адресатом, где адресат является существом безусловно высшим, более могущественным, нежели субъект, обладающим над субъектом определенной властью. В качестве доминантных признаков указывается: наличие инвокаций; наличие восхвалений и / или просьб субъекта, обращенных к адресату в форме императива; высокая лексика, как обязательный стиль обращения к sacrum, включающая слова из семантического поля «молитва»; особая коммуникативная структура.

Процесс «деформации» (Тынянов), «расшатывания» жанровых границ молитвы и вторжения в ее структуру инвективных элементов происходит благодаря появлению в текстах элементов упрека субъекта адресату (ср. Wierzynski К. Boze rozpaczy... 1939-45 др.) или благодаря нарушению модели субъектно-объектных отношений, в результате чего они теряют свой жестко иерархический характер, появляются элементы, указывающие на независимость субъекта, равенство его и адресата (ср. Мережковский Д. Сакья-Муни. 1885 и др.). В разделе рассматриваются переходные формы жанров: молитвы с элементами, «вкраплениями» инвективы (ср. Мей Л. Молитва. 1861 и др.); «молитвы-инвективы» (ср. Гиппиус 3. Адонаи. 1914 и др.); инвективы, обращенные к Богу (переход из одного жанра в другой, ср. Lange A. Z dymem pozaröw. 1889 и др.). Случай смешения жанров предстает как самый противоречивый в плане субъектно-объектных отношений и выстраиваемой - на редкость трагической - картины мира; именно поэтому, очевидно, появление нового самостоятельного жанра молитвы-инвективы оказалось невозможным.

4. Инвектива и ода в контексте риторической традиции. Ученые не раз указывали на факт близости жанров оды и инвективы (Л.В.Пумпянский, Е.В.Дмитриев, И.Н.Островских, С.А.Матяш) в связи с фактическим наличием в одах инвективных фрагментов, а также в связи с элементами одического стиля в ряде инвектив. В результате сопоставительного анализа обоих жанров установлено, что определенная близость жанров связана с их общими риторическими корнями, прежде всего повлиявшими на систему средств и приемов воздействия на адресата. В числе общих для инвективы и оды элементов следует выделить: выстраивание определенного образа субъекта (оратора), вызывающего доверие и сочувствие слушателя; доводы, в качестве которых оба жанра создают соответствующий образ объекта (идеальный - в оде, негативный -в инвективе); однотипные топосы, свидетельствующие об общих схемах мышления; использование одних и тех же риторических фигур.

Коренное различие жанров кроется в их целевой установке: ода стремится убедить читателя в правильности и разумности мироустройства, вызвать «восторг», тогда как задачей инвективы является возбуждение эмоций гнева и побуждение к определенным действиям. Принципиально различной предстает также картина мира: ода создает образ идеального государства, в котором царит гармония, инвектива - мир, в котором идет борьба «добра» и «зла».

В Заключении подводятся итоги работы, формулируются общие выводы, состоящие в том, что в ходе исследования были уточнены на новом материале и систематизированы известные ранее жанровые признаки инвективы (гневный пафос, обличение от первого лица, наличие эксплицитного, персонифицированного адресата, настоящее время, нередко с переходом в будущее, наличие угрозы), а также выявлены новые, до сих пор не рассматривавшиеся учеными признаки: специфическая семантическая структура, целевая установка и картина мира. Существенно дополняя теоретическую модель жанра, они позволяют дифференцировать жанр во многих «неочевидных» случаях. Выстроенная в ходе проведенного исследования инвариантная модель жанра включает в себя следующие элементы:

(1) семантическую структуру, состоящую из константных элементов «обвинение - доказательство - угроза», выступающих в текстах в различной последовательности и объеме;

(2) субъектно-объектную структуру с эксплицитно выраженным, персонифицированным адресатом;

(3) особое эмоциональное наполнение - гневный пафос и специфические субъектно-объектные отношения борьбы и противостояния;

(4) целевую установку жанра на оказание различного рода воздействия на прямого и косвенных адресатов;

(5) картину мира, моделируемую жанром на основе ценностной оппозиции «добро-зло», в которой зло побеждается и наказывается или будет побеждено и наказано в будущем. Статус жанра инвективы определен и мотивирован установлением исторических и типологических связей и соотношений инвективы с рядом других жанров, фольклорных и литературных.

Основные положения диссертации отражены в следующих

публикациях (в том числе четырех, входящих в перечень ВАК РФ):

1. Краковяк A.C., Матяш С.А. Проблема жанра инвективы в свете субъектно-системного подхода (на материале русской и польской поэзии периода второй мировой войны) И Проблемы поэтики и истории русской литературы XIX-XX веков. Международный сборник научных статей. -Самара: «Самарский университет», 2005. - С. 70-85 (1,5 пл.; авторский вклад - 0,75 пл.).

2. Краковяк A.C., Матяш С.А. Типология русской и польской инвективы периода второй мировой войны // Литература в контексте современности: Материалы II Международной научной конференции, часть II. - Челябинск, 2005. - С. 167-171 (0,4 пл.; авторский вклад - 0,2 пл.).

3. Краковяк A.C. Архетипы сознания и литературный жанр: в поисках источников жанра инвективы // Вестник Оренбургского государственного университета, 2006, № 11 (61). - С. 93-101 (0,9

П.Л.).

4. Краковяк A.C., Матяш С.А. О композиционных особенностях русской и польской инвективы // Мир славянской письменности и культуры. -Оренбург, 2006. - С. 81-86 (0,4 пл.; авторский вклад - 0,2 пл.).

5. Краковяк A.C., Матяш С.А. Инвектива среди жанров русской и польской поэзии периода второй мировой войны // Южный Урал в годы Великой Отечественной войны: материалы региональной науч.конф. - Оренбург, 2006. - С. 299-306 (0,3 пл.; авторский вклад-0,15 пл.).

6. Краковяк A.C. Литературный жанр с точки зрения целевой установки (на примере лирического жанра инвективы) // Известия Российского государственного педагогического университета им. А.И.Герцена. № 18 (44). Аспирантские тетради: Научный журнал. -СПб., 2007. - С. 140-144 (0,4 п.л.).

7. Краковяк A.C. Угроза как элемент поэтики жанра инвективы // Русская словесность: проблемы эволюции и поэтики. Сборник научных статей. Под ред. Н.Н.Акимовой, Н.Г.Михновец. - СПб.: «Наука», 2008. - С. 2933 (0,4 пл.).

8. Краковяк A.C. Взаимовлияние и переходные формы жанров молитвы и инвективы в русской и польской поэзии XIX-XX вв. // Литературный текст: проблемы поэтики: Материалы Международной II Научно-практической конференции. - Челябинск, 2009. - С. 124-129 (0,4 п.л.).

9. Краковяк A.C. Молитва или проклятие? О механизмах деформации жанра молитвы под влиянием инвективы (на материале русской и польской поэзии XIX-XX вв.) // Вестник Московского университета. Сер. 9. Филология. 2010, № 4 (июль - август). - С. 42-47 (0,3 п.л.).

Ю.Краковяк A.C. Заглавия жанра инвективы как элемент коммуникации и «памяти жанра» (на материале русской и польской поэзии XIX-XX вв.) // Литературный текст: проблемы поэтики: Материалы III международной научно-практической конференции. - Челябинск: «Цицеро», 2010. - С. 150-155 (0,3 п.л.).

11. Краковяк A.C. Похвальная ода и высокая инвектива: риторические приемы и художественная картина мира // Вестник Оренбургского государственного университета, 2010, № 11 (117) (ноябрь). - С. 38-43 (0,6 пл.).

Подписано в печать 14.12.2010 г. Формат 60x84 1/16. Бумага офсетная. Печать офсетная. Усл. печ. л. 1,0. Тираж 100 экз. Заказ № 1841.

Отпечатано в ООО «Издательство "ЛЕМА"» 199004, Россия, Санкт-Петербург, В.О., Средний пр., д. 24 тел.: 323-30-50, тел./факс: 323-67-74 е-таП: izd_Iema@mail.ru http://www.lemaprint.ru

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Краковяк, Александра Сергеевна

Введение Стр.

1. Постановка проблемы: термин «инвектива» в литературоведении, 4 лингвистике, социологии.

2. Инвектива как литературный жанр: история вопроса.

3. Цель и задачи диссертации, обоснование выбора материала и 16 аспектов исследования.

4. Актуальность исследования, методология и методика, научная 19 новизна, структура диссертации.

Глава первая. Модель жанра: эмоциональное наполнение и структура.

1. Семантическая структура жанра

1.1. Обвинение (обличение, осуждение, упрек) как основной 22 семантический компонент и способы его выражения: лексика и семантика

1.2. Угроза возмездия как структурный элемент, типология угрозы

1.3. «Тезис-доказательство-вывод», т.е. «обвинение-доказательство- 47 угроза» как составляющие элементы структуры жанра

1.4. Жанр как способ видения и осмысления действительности: 55 «модель мира» в инвективе

2. Целевая установка и коммуникативная структура жанра 59 инвективы

2.1. Проблемы целевой установки жанра в свете теории речевых 59 жанров: жанр как целостное высказывание

2.2. Субъектный строй жанра

2.2.1. Способы выражения и типы субъекта '

2.2.2. Способы выражения и типы прямого адресата

2.2.3. Специфика отношений субъекта и адресата в инвективе

2.2.4. Целевая установка жанра на коммуникативном уровне 79 субъект - прямой адресат

2.3. Автокоммуникация

2.3.1. Проблема автокоммуникации в инвективе

2.3.2. Целевая установка жанра па автокоммуникативном 84 уровне

2.4. Диалог автора с читателем как элемент коммуникативной 87 структуры жанра

2.5. Целевая установка жанра на уровнях «субъект - читатель- 90 современник» и «субъект - «читатель вообще»»

2.6. Целевая установка как дифференцирующий признак жанра

2.7. Заглавие как элемент коммуникативной структуры и отпечаток 100 «памяти жанра»

Глава вторая. Связь и взаимодействие инвективы с другими жанрами в генетическом аспекте.

1. Инвектива и архегины сознания

2. Инвектива и фольклорный текст: заговор/заклинание

2.1. Субъектный строй

2.2. Номинация

2.3. Угроза: речевая формула, исполнители, функция угрозы в 123 тексте

2.4. Словесные формулы (формула «Как Л, так и Б»)

2.5. Проклятие

3. Инвектива и литературная молитва

3.1. Основания постановки вопроса

3.2. Литературная молитва — жанровые особенности

3.3. «Деформация» жанра молитвы под влиянием жанра инвективы

3.4. Изменение жанра молитвы и переходные формы жанров

4. Инвектива и ода в контексте риторической традиции

4.1. Близость жанров оды и инвективы в работах литературоведов

4.2. Ипвсктивные фрагменты в оде: причины их появления и 167 степень их влияния на жанр

4.3. Сходства и различия оды и инвективы: картина мира, целевая 167 установка и семантическая структура жанров

4.4. «Одические интонации» в инвективе, или о риторических 174 фигурах и «общих местах»

4.5. Инвективы, названные «одами» как явление взаимодействия 185 жанров

Введение диссертации2010 год, автореферат по филологии, Краковяк, Александра Сергеевна

1. Постановка проблемы: термин «инвектива» в литературоведении, лингвистике, социологии.

Термин «инвектива» в последние годы все чаще употребляется как в литературоведении, так и в лингвистике и социологии. При этом бросается в глаза, с одной стороны, принципиально различная интерпретация этого термина лингвистами и литературоведами, с другой стороны - отсутствие четких и однозначно принятых и употребляемых научным сообществом определений этого термина.

Обзор вышедших в последние годы статей и авторефератов1 говорит о размытости в употреблении термина в лингвистических работах. Так, В.И.Жельвис в своих ранних работах употребляет этот термин, по всей видимости, как заменитель термина «обсценное выражение»2, например: «Интересен вопрос о связи и зависимости выбора инвективы от величины вызывающего инвективу стресса. Чем больше стресс, тем крепче и обильнее инвективы» (Жельвис 1990: 20), или: «В вульгарной угрозе «я вот тебя щас на х. как е.у в глаз! — две инвективы» (Жельвис 1997: 137). В вышедшей в 2001 году монографии «Поле брани: сквернословие как социальная проблема в языках и культурах мира» В.И.Жельвис вводит объяснение термина: «инвектива (оскорбительное обращение)» (Жельвис 2001: 104), однако в той же рабош термин употребляется и как синоним «сквернословия» (ср.: «из сказанного выше о карнавальном характере иивективного общения тоже вытекает его игровая суть. В целом ряде случаев сквернословие вызывает у слушателей веселый катартический, освобождающий смех» (Жельвис 2001: 41)), и более широко - как обличение, т.к. в ходе рассуждения в качестве

1 См., например, работы Н.Д. Голена, В.И. Желызиса, В.Н. Капленко, Н.Б. Лебедевой, О.Н. Матвеевой, C.B. Сыпченко, B.C. Третьяковой, Т.В. Чернышопой, Б.Я. Шарифуллииа и др.

2 Ни в одной из рабог В.И.Жельвиса неi ни четкой дефиниции термина, ни последовательности в его употреблении примера инвективы приводится фрагмент из басни Крылова «Волк и Ягненок» (Жельвис 2001: 113-114).

В 2004 году Г. Кусов в диссертационной работе «Оскорбление как иллокутивный лингвокультурный концепт» приводит следующее положение: «для целей выделения слов и выражений, которые являются оскорбительными и/или клеветническими или которые могут быть квалифицированы как таковые в конфликтных ситуациях, в лингвистике был введен термин «инвективная лексика и фразеология». Корпус инвективной лексики в русском языке составляют: 1) бранный тезаурус, входящий в состав литературного языка и относящийся к разговорной речи: например, девка, сволочь, скотина; 2) тезаурус разговорно-обиходной лексики, содержащей в семантическом значении констатирующую резко негативную оценку человека, его поведения, действий: негодяй, подлец, гад; 3) тезаурус общеупотребительной и книжной лексики: бандит, вор, мошенник, палач» (Кусов 2004: 13).

В 2005 г. другой диссертант актуальность своего исследования «Иивективные обозначения человека как лингвокультурный феномен» видит прежде всего в том, что «во-первых, в пауке до сих пор окончательно не определен лингвистический статус понятия инвектива» (Позолотин 2005: 1), и затем предлагает следующий подход: «инвективу мы определяем как разновидность ругательства, обозначающего человека и имеющего стилистические пометы «Schimpfwort», «derb», «grob», «vulgar». Выбор этих маркеров в качестве критерия инвектив обусловлен их высокой стилистической оцепочностыо и нижним стилистическим регистром» (Позолотин 2005: 7).

В свою очередь, А.Курьянович утверждает: «на данном этапе уже не вызывает сомнений факт наличия у языка инвективной функции как разновидности экспрессивной функции, тесно связанной с коммуникативной и когнитивной функциями» (Курьянович 2005: 108), «Любое слово в контексте может стать инвективой, т.е. восприниматься адресатом в качестве оскорбления» (Курьянович 2005: 110). Еще в одной работе мы видим употребление термина «инвектива» в синонимическом ряду речевых жанров: «В.М. Шукшин, возможно, как никакой другой писатель, особенно часто и разнообразно прибегал к речевому жанру ссоры и инвективы как основному языковому способу художественного исследования проблемы <.>» (Голев: 7).

М.Л.Степко в диссертационной работе «Речевые средства выражения инвективных смыслов в жанре комментария публицистического дискурса» пишет, что инвективы в широком смысле — это «любое потенциально оскорбительное высказывание», в узком же смысле - «осуществленная некодифицированными средствами оскорбительная номинация человека» (Степко 2008: 8).

Итак, «речевой жанр», «разновидность ругательства со стилистической пометой низкого стиля», просто «ругательство», «ненормативная лексика», «обсценное выражение», «слова оскорбительные или клеветнические», «оскорбительная иоминация человека», «любое слово, воспринимаемое как оскорбление» и т.д. - диапазон мнений и употреблений достаточно велик, и на данном этапе термин «инвектива» нельзя назвать устоявшимся. В то же время появляются новые производные от него термины, как, паиример «инвектология», «инвективный смысл», «ипвектогенпость» и т.п. (Бельчиков, Степко, Жельвис, и др.).

Иначе этот термин используется в литературоведении. Здесь сложились две традиции его употребления: исследователи античного наследия употребляли этот термин в значении жапра (сам термин invectiva пришел в европейские языки из латыни; до наших дней дошли образцы римского ораторского искусства «Инвектива против Гая Саллюстия Криспа» Цицерона и «Инвектива против Марка Туллия Цицерона Гая Саллюстия»). Цитируя автора «одной из наиболее авторитетных и известных средневековых поэтик» Иоанна Гарландского, М.Л.Гаспаров пишет: «<.> к историческому повествованию относится и эпиталамий, т.е. свадебная песнь <.>, и инвектива, где говорится порочащие вещи с целыо уязвления; и порицание, или сатира, где перечисляются дурные дела с целыо исправления <.>» (Гаспаров 1997: 644). Об инвективах Катулла (в жанровом значении этого слова) писала И.В.Шталь (Шталь 1977). Пародии и инвективе в раннегреческой поэзии была посвящена диссертационная работа Л.Н.Мущипиной (Мущинипа 1984), в которой оба жанра рассматриваются в процессе их становления на примере поэзии Гиппонакта. «Словарь античности» 1989 года определяет термин следующим образом: «инвектива (лат. поношение), иаписаиное в стихах (ямбах) или в прозе обличение какого-либо лица. Инвективы могли быть частью сочинения в другом жанре -комедии, речи и т.д. Собственно инвективами являются многие стихотворения Архилоха и Катулла, сочинение Саллюстия против Цицерона, «Ибис» Овидия и другие. Как жанр красноречия инвективы разрабатывались в риторских школах, причем существовали инвективы направленные против мифологических персонажей и определенных тем или предметов» (Словарь античности: 225).

В качестве обозначения жанра используют термин «инвектива» и многие исследователи русской поэзии Х1Х-ХХ вв. Так, Л.В.Пумпянский называл инвективой произведение Тютчева «Не то, что мните вы, природа.» - причем употреблял этот термин как название жанра. Рассуждая о возможном адресате этой «инвективы», он писал: «Дело в том, что при строгости, с какой относились классики (<.>) к вопросам жанра, под инвективой разумелась ода (либо равнозначное ей стихотворение), направленная против определенного врага по определенному поводу. Таковы инвектива Державина против друзей турок в Измаильской оде (1790, <.>), обе антипольские оды Пушкина (1831), ода Тютчева против декабристов; все это пишется по совершенно определенному поводу. Имея в виду эту строгость жанровых понятий того времени и явную принадлежность нашей пьесы к определенному жанру инвективы (роль местоимения «вы» и «они»; ироршческое «иль»: «иль зреет плод.»; презрительный глагол «мните», обычный глагол, выражающий ничтожество мысли противника, ср. «о жертвы мысли безрассудной.»; и еще ряд других жанровых признаков), -мы вправе предположить, что пьеса Тютчева написана в связи с каким-то о определенным событием <.>» (Пумпянский 2000: 232-233) . Вслед за Пумпянским то же жанровое определение давал этому произведению Тютчева И.О.Шайтанов (Шайтанов 1998: 48-51).

В статье, посвященной жанрам Лермонтова, В.Э.Вацуро писал, что «политическая ода у Лермонтова не образует автономного жанра; она сочетается с традицией сатиры-инвективы <.>» (Вацуро 1999: 61). Т.С.Круглова, говоря о типологической модели адресата в поэзии Марины Цветаевой, отмечает, что она обусловлена «жанровой памятью» оды, гимна, дифирамба, инвективы» (Круглова 2008: 3). Об иивективах «Нате!» и «Вам!» Маяковского и о питавших «формотворчество Маяковского инвективах Пушкина, Лермонтова, Некрасова <.>» пишет С.А.Субботин (Субботин 1980: 9, ср. также: Дмитриев 2003а: 32). Жанру инвективы в поэзии Аполлона Григорьева посвящен параграф диссертационной работы И.Л.Островских «Лирика Аполлона Григорьева: жанровая динамика, художественные принципы, циклы». Не называя жанровых признаков инвективы, Островских говорит о «традиционных структурных элементах» инвективы - «резкой интонации», а также отмечает, что «инвектива — жанр, генетически связанный с одой, жанром монологическим» (Островских 2002: 13).

Неоднократное упоминание жанра инвективы можно найти в монографии Е.В.Дмитриева «Фактор адресации в русской поэзии: от классицизма до футуризма». В частности, рассуждая о жанровой системе

3 Источник перечисленных Л.В.Пумпянским вскользь (в скобках) «жанровых признаков» инвективы (список, определенный самим ученым как неполный!) остае1ся невыясненным до сетдняшнего дня —так или иначе исследователь не возвращался к этому вопросу в других опубликованных работах. русской поэзии, он делает следующее интересное замечание: «Так, в пролетарской поэзии начала XX века наряду с басней, одой, сатирой возрождаются и другие «дидактические» жанровые модели, например, сатирическая притча, инвектива, дидактическое послание (которые часто не идентифицируются с прежними обозначениями)» (Дмитриев 2003а: 40).

В то же время часть исследователей-литературоведов употребляет этот термин в более широком его значении: «инвектива» как тип речи — гневной, обличительной, безотносительно к ее стилевым характеристикам. Именно этот подход зафиксирован с словарных статьях: «инвектива - резкое обличение реального лица или группы лиц, принимающее различные литературные формы» (ЛЭС 1987: 121), «инвектива (от лат. invectivo -нападки, брань) резкое обличение, осмеяние кого- или чего-либо в стихах или в прозе» (Литератрурная энциклопедия терминов и понятий под ред. А.Н.Николюкина: 302). Как тип речи этот термит! употреблялся, например, Г.А.Гуковским: "<.> И закапчивает он (Гоголь — Л.К.) монолог Тараса опять грозной инвективой современности на фоне свободного братства людей. <.> " Уж если на то пошло, чтобы умирать, - так никому ж из них не доведется так умирать!. Никому, никому!. Не хватит у них на то мышиной натуры их!" (Гуковский 1959: 162). Думается, что распространенность и общеприиятость последнего подхода среди литературоведов объясняется отсуствием до недавнего времени специальных работ, в которых бы ставился и решался вопрос о жанровых признаках, структуре и особенностях функционирования инвективы как жанра. В цитируемых выше работах исследователи уноминают жанр инвективы как жанр общеизвестный -однако до сегодняшнего дня статус жанра не является столь очевидным и определенным для многих ученых.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Инвектива как литературный жанр"

Заключение

Проведенное исследование, в ходе которого выявлено 250 образцов инвективы как лирического жанра (164 в русской и 86 в польской поэзии), позволило подтвердить жанровый статус инвективы как явления, не ограниченного рамками одной национальной литературы и функционирующего в европейской поэзии на протяжении Х1Х-ХХ вв. Решение поставленных задач исследования обусловило достижение следующих его результатов:

1) Установлено, что инвектива как жанр обладает специфической семантической структурой, состоящей из константных компонентов: «обвинение», «доказательство», «угроза возмездия».

128 Разумеется, конкретные оды могли повлиять на текст конкретных инвектив в тот или иной период. Утверждение С.Матяшоюм, что ода Горация оказала влияние на инвективу Ф.Тютчева «На новый 1816 год» (Матяш 2007) не лишено оснований.

Первый из них — «обвинение» - выражается как правило в лексической или препозитивной номинации, позиционирующей адресата как лицо недостойное и несоответствующее принятому социальному идеалу («злодей», «прохвост», «царь-убийца», «властелин, беспощадной железной рукой / Свой народ неповинный сковавший!» и т.п).

В качестве «доказательства», как правило, перечисляются действия (или отсутствие должных действий) адресата («Ты женщин и детей душил без сожаленья / Своей кровавою рукой!»). Дополнительным аргументом является представление субъекта инвективы или другой жертвы адресата в качестве существа невинного, беззащитного и слабого.

Угроза» представляет собой предсказание того или иного возмездия адресату за содеянные злодеяния («.наказан будешь ты своих сообщников рукою.»).

Объем и последовательность этих элементов могут быть различны, тем не менее явственно прослеживается аналогия с риторическим принципом построения речи по схеме «тезис - доказательство - вывод». Используя методику, разработанную А.Вежбицкой в рамках теории элементарных семантических единиц, общую семантическую структуру жанра можно представить в виде следующей формулы: обвинение — «ты — преступник»; доказательство, поясняющее первичный тезис: «ты совершил такие-то деяния»; вывод-угроза, утверждающий: «ты понесешь наказание за свои преступления».

2) Анализ коммуникативной структуры жанра выявил четыре уровня коммуникации: субъект - прямой адресат, субъект — автор (уровень автокоммуникации), субъект — читатель-современник, субъект — «читатель вообще»; проанализирована специфика каждого из этих уровней. На первом уровне (субъект - прямой адресат) выстраиваются субъектно-объектные отношения борьбы и противостояния. Обвинение, бросаемое субъектом в лицо эксплицитному адресату, определяющее адресата как лицо недостойное, нарушающее принятые нормы, преступившее некую границу, обепечивает не только изначальное равенство позиций субъекта и адресата, но и принижение статуса адресата. На втором уровне в процессе коммуникации происходит «качественная трансформация, которая приводит к перестройке самого . "Я"» (Лотман 2000: 164). Анализ уровней «субъект — читатель-современник» и «субъект - «читатель вообще»» обнаружил, что косвенный адресат - читатель - играет первостепенную роль в процессе лирического общения, обуславливая выбор стилистических и образных средств инвективы в большей степени, нежели ее прямой адресат.

3) В процесс жанрового анализа включено введенное М.М.Бахтиным понятие «целевой установки» жанра как целостного высказывания. Для инвективы как жанра характерно различие целевой установки на каждом коммуникативном уровне. На уровне «субъект - прямой адресат» задачей жанра является стремление вызвать раскаяние или страх прямого адресата и побудить его к прекращению недостойных действий. На уровне автокоммуникации целыо является выплеск эмоций, преодоление субъектом страха, своего рода катарсис. На уровнях субъект — читатель-современник, субъект - «читатель вообще» основной задачей является убеждение косвенного адресата (читателя) в виновности прямого адресата — объекта инвективы, а также возбуждения негодования читателя по отношению к прямому адресату. Дополнительной важной задачей на третьем и четвертом уровнях является побуждение читателя к действию посредством вызванных эмоций, причем на уровне субъект - «читатель вообще» эта задача может быть реализована в виде формирования взглядов и общественной позиции читателя, тогда как на уровне субъект - читатель-современник искомое действие может быть вполне конкретным (материальная поддержка политического движения, участие в восстании и т.п.).

4) Рассмотрение картины мира, моделируемой инвективой как жанром, показало, что наиболее существенной в этом процессе является ценностная семантика. С этой точки зрения модель строится на последовательной оппозиции «добро — зло», причем семантическое поле «добро» группируется вокруг субъекта, а «зло» — вокруг адресата инвективы. Субъектно-объектные отношения борьбы и противостояния преломляются в художественном мире жанра как образ борьбы добра со злом. Угроза возмездия как семантический компонент обеспечивает окончательную победу добра над злом в моделируемой жанром картине мира.

5) Рассмотрение специфики заглавий позволило установить, что заглавия более 60% выявленных образцов жанра обладают особой коммуникативной модальностью. Наиболее специфичными для инвективы являются заглавия-номинации в дательном падеже («К временщику» (Рылеев К. 1820), «К журнательным благоприятелям» (Вяземский П. 1830) и т.п.) и заглавие (или первая строка с функцией заглавия), содержащая прямое обращение к адресату («Нет, карлик мой!» (Тютчев Ф., 1850), «Страшитесь, палачи!» (Неизвестный автор. 1905), «А, ты думал - я тоже такая.» (Ахматова А. 1921) и т.п.). 70% этого типа заглавий берет на себя также функцию номинации-обвинения за счет содержащейся в нем негативной семантики: «Клеветнику» (Кюхельбекер В. 1864), «Do wroga - К врагу» (Норвид Ц. 1850-60), «Поджигателям» (Ахматова А. 1950) и т.п.

6) Выдвинутая гипотеза о фольклорных источниках инвективы как жанра доказана посредством выявления и описания лексико-структурных соответствий между инвективой и славянским заговором; сохранение в структуре текста инвективы древнейших фольклорных приемов (особого типа номинации, словесных формул угрозы и проклятия, формул «как А, так Б», магических чисел, повторов на разных уровнях текста и др.) подтверждает мысль об архетипах мышления как источнике жанра. 7) Сопоставление жанра инвективы с одой и молитвой позволило конкретизировать вопрос о месте инвективы в системе традиционных жанров. Проведенный сопоставительный анализ инвективы и оды подтвердил мысль о риторических корнях инвективы как жанра; позволил выявить не только общие для жанров риторические приемы (риторические фигуры - восклицания, обращения, риторические вопросы и др.), но и определенную общность мыслительных схем, методов и средств воздействия на адресата (построение образа говорящего субъекта, специфическая логика доказательств и др.). Сравнительный анализ жанров инвективы и литературной молитвы позволил внести дополнительные аспекты в рассмотрение специфики субъектно-объектных отношений как жанрового признака. Сопоставление образов картины мира, моделируемых жанрами инвективы, оды и молитвы, позволило подчеркнуть специфику каждого из жанров и их существенные различия. к * *

Предлагаемая работа является первой в литературоведении попыткой теоретического осмысления феномена инвективы как лирического жанра. Главным ее итогом явилось построение модели жанра на основании сравнительного анализа его реально выступающих в русской и польской поэзии Х1Х-ХХ вв. образцов. В ходе исследования были уточнены на новом материале и систематизированы известные ранее жанровые признаки инвективы (гневный пафос, обличение от первого лица, наличие эксплицитного, персонифицированного адресата, настоящее время, нередко с переходом в будущее, наличие угрозы), а также выявлены новые, до сих пор не рассматривавшиеся учеными признаки: специфическая семантическая структура, целевая установка и картина мира. Последние признаки вносят существенное дополнение в теоретическую модель жанра и позволяют четче дифференцировать жанр во многих «неочевидных» случаях.

Поставленная в начале нашего исследования цель: анализ жанра инвективы в теоретическом плане и построение его теоретической модели, определила направление анализа как поиск устойчивых, общих для всех образцов жанра, структурных элементов, составляющих признаки жанра. Этот принцип, с одной стороны, обусловил отказ от рассмотрения всех параметров, связанных со спецификой данной национальной литературы, литературной эпохи или творческого своеобразия того или иного поэта; с другой стороны, вынудил отказаться от рассмотрения таких традиционных для жанрового анализа характеристик, как стих и пространственная и временная организация (хронотоп). Причиной этого отказа является тот факт, что анализ тектов не выявил универсальных, т.е. общих для всех образцов и специфических для жанра черт в данных аспектах.

Так, ранее высказанное нашими предшественниками положение о настоящем времени, нередко переходящем в будущее, как доминантном признаке инвективы несомненно справедливо для анализируемой группы текстов: обличение действительно бросается в лицо адресату в момент высказывания, тогда как угроза есть предсказание наказания в будущем. Однако ни настоящее, ни будущее время инвективы, ни трансформация первого во второе не эксклюзивны для инвективы как лирического жанра: они встречаются и в оде, и в литературной молитве, и во внежанровой лирике. Еще менее специфичны для инвективы ее пространственные параметры. Именно поэтому хронотоп инвективы (особенности которого, так же, как и стиховой строй, вполне могут стать предметом более частного изучения в будущем), не вошел в круг параметров, по которым выстраивалась в процессе изучения универсальная модель жанра.

Полученная в результате нашего исследования инвариантная жанровая модель включает в себя следующие элементы:

1) семантическую структуру, состоящую из константных элементов «обвинение — доказательство — угроза», выступающих в текстах в различной последовательности и объеме;

2) субъектно-объектную структуру с эксплицитно выраженным, персонифицированным адресатом;

3) особое эмоциональное наполнение - гневный пафос и специфические субъектно-объектные отношения борьбы и противостояния;

4) целевую установку жанра на оказание различного рода воздействия на прямого и косвенных адресатов;

5) картину мира, моделируемую жанром на основе ценностной оппозиции «добро-зло», в которой зло побеждается и наказывается или будет побеждено и наказано в будущем.

Дальнейшие исследования жанра должны включать как проверку и уточнение предложенной модели на материале произведений других литератур, так и продолжение разработки вопросов, касающихся проблемы функционирования инвективы в различные эпохи и в творчестве различных поэтов.