автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.19
диссертация на тему: Ирония как метатекстовый феномен в рассказах С. Довлатова

Полный текст автореферата диссертации по теме "Ирония как метатекстовый феномен в рассказах С. Довлатова"

На правах рукописи, #

I

САМЫГИНА ЛЮДМИЛА ВЛАДИМИРОВНА

ИРОНИЯ КАК МЕТАТЕКСТОВЫИ ФЕНОМЕН В РАССКАЗАХ С. ДОВЛАТОВА

Специальность 10.02.19 — теория языка

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

г 7 !::о:| 2013 005531095

Ростов-на-Дону — 2013

005531095

Работа выполнена на кафедре русского языка и теории языка ФГАОУ ВПО «Южный федеральный университет»

Научный руководитель: доктор филологических наук, профессор

Кузнецова Анна Владимировна

Официальные оппоненты: Макеева Марина Николаевна

доктор филологических наук, профессор, ФГБОУ ВПО «Тамбовский государственный технический университет» / кафедра иностранных языков, зав. кафедрой

Алимурадов Олег Алимурадович

доктор филологических наук, профессор, ФГБОУ ВПО «Пятигорский государственный лингвистический университет» / кафедра западноевропейских языков и культур, профессор

Ведущая организация: ФГБОУ ВПО «Саратовский государственный

университет им Н.Г. Чернышевского»

Защита состоится «2» июля 2013 г. в 10.00 часов на заседании диссертационного совета Д 212. 208. 17 по филологическим наукам при ФГАОУ ВПО «Южный федеральный университет» по адресу: 344082, г. Ростов-на-Дону, ул. Б. Садовая, 33, ауд. 202.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке ФГАОУ ВПО «Южный федеральный университет» по адресу: 344006, г. Ростов-на-Дону, ул. Пушкинская, 148. л

Автореферат разослан « / » июня 2013 г.

Ученый секретарь диссертационного совета

сх-

Григорьева Надежда Олеговна

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Изучение языка с позиций антропоцентризма, когнитивизма и функционализма позволяет современной лингвистике непротиворечиво описывать его как вербализованную форму сознания, отражающую специфику индивидуальной и национальной картин мира, как феномен, с помощью которого осуществляется трансляция значимого духовного опыта носителей языка. Очевидно, что такое направление исследований уточняет осмысление языка в качестве культурного кода определенного социокультурного сообщества, а выяснение эстетических и философских воззрений языковой / литературной личности в рамках антропоцентрического подхода усиливает актуальность проблем идиостиля, его важнейших стилеобразующих компонентов, в том числе и иронии.

Одной из наиболее существенных сфер функционирования иронии остается художественный текст, в котором максимально полно представлены средства иронического смыслообразования. Очевидно, что для современной лингвистики, плодотворно развивающейся в рамках антропоцентрической парадигмы, особое значение приобретает изучение результатов деятельности языковой / литературной личности — прежде всего, продуцируемых ею текстов. A.B. Кузнецова подчеркивает, что «текст, созданный творческой личностью, передает вербализованное знание внешнего мира, и с этой точки зрения он — знаковое отображение индивидуальной картины мира» (Кузнецова, Анна В. Художественный текст в когнитивной парадигме: семантическое пространство и концептуализация [Текст] / Анна В. Кузнецова // European social science journal. Рига-Москва. 2011, № 5. С. 155).

Ирония подвергается различным герменевтическим операциям, что приводит к выявлению её внутреннего смысла, особенностей миропонимания, образотворчества и преемственности культурных текстов в целом. Интертекст и метатекст позволяют писателю осуществлять плодотворный мегалог с читателем, исторической эпохой, мировой культурой и с самим собой. Эстетическая коммуникация осуществляется при опоре на возможности метатекста в любом художественном тексте, однако широкие возможности для возможно полной реализации метатекстового потенциала предоставляют тексты, продуцированные писателем-ироником.

Актуальность исследования обусловлена возрастающим интересом к изучению природы языковых и речевых средств экспрессивности текста, в том числе художественного, недостаточной разработанностью аспектов формирования и реализации иронии в художественном тексте, а также усиливающимся вниманием ученых к параметрированию текстовых и дискурсивных маркёров, эксплицирующих особенности языковой / литературной личности — продуцента текста.

Объект исследования - ирония, реализуемая на различных уровнях художественного текста.

Предмет исследования - разноуровневые средства реализации иронии как метатекстового феномена в рассказах С. Довлатова, эксплицирующие его

идиостилистический, коммуникативно-прагматический и

лингвокультурологический потенциал.

Материалом исследования послужили контексты, извлеченные методом сплошной выборки из рассказов С. Довлатова, объединяемых в циклы разных лет: «Демарш энтузиастов», датируемый серединой 60-х годов («Хочу быть сильным», «Блюз для Натэллы», «Эмигранты», «Победители», «Чирков и Берендеев», «Когда-то мы жили в горах»), рассказы 1960 - 1970-х годов («Солдаты на Невском, «Роль», «Дорога в новую квартиру»), рассказы 1980-х годов («Третий поворот налево», «На улице и дома», «Встретились, поговорили», «Жизнь коротка»), «Из рассказов о минувшем лете» (1988) («Ариэль», «Игрушка», «Мы и гинеколог Буданицкий»), «Холодильник» («Виноград», «Старый петух, запеченный в глине») - начало 1990-х, и содержащие разноуровневые маркёры иронии. Выбор материала исследования обусловлен возможностью осуществления многоуровневого лингвистического анализа метатекстового потенциала иронии ввиду сравнительно небольшого объема текста каждого рассказа. Общее количество контекстов,^ эксплицирующих иронию как метатекстовый феномен, — 937.

Цель исследования состоит в выявлении и описании языковых, идиостилистических, коммуникативно-прагматических средств реализации иронии как метатекстового феномена в рассказах С. Довлатова.

Указанная цель определила комплекс исследовательских задач:

•уточнить параметры репрезентации иронии в художественном тексте;

• выявить и описать разноуровневые маркёры иронии как идиостилистического феномена в рассказах С. Довлатова;

• определить коммуникативно-прагматические факторы, формирующие иронический контекст и ситуативную иронию, которые актуализируют лингвокультурный потенциал феномена иронии в рассказах С. Довлатова;

• определить статус и специфику иронии как метатекстового феномена в рассказах Довлатова.

Методы исследования:

• метод сплошной выборки применен для установления микро- и макроконтекстов экспликации иронии в рассказах С. Довлатова;

• компонентно-семантический и контекстологический анализ использован для определения маркёров реализации иронии на различных уровнях художественного текста: лексическом, грамматическом, синтаксическом, а также для установления коммуникативно-прагматических координат иронического контекста;

• композиционный анализ реализуется в целях параметрирования ситуативной иронии;

• интерпретационный и компаративный методы использованы для выяснения особенностей реализации метатекстовых характеристик иронии в рассказах С. Довлатова.

Методологическая основа исследования. Общефилософская методология исследования опирается на законы материалистической диалектики (закон

единства и борьбы противоположностей, закон перехода количественных изменений в качественные), актуализированные в категориях общего, частного п отдельного, формы и содержания, во всеобщей связи явлений, причинности и др.

Общенаучная .методология. Представляя собой один из важных видов общественной деятельности, язык тесно связан с общественным сознанием и с человеческим общением и детерминирован ими. Язык - материально-идеальный феномен: имея материальную природу, он существует объективно, однако определяющую роль в языковой деятельности играет сознание субъекта речи, что обусловливает изучение языкового материала с позиций антропоцентризма. Определяющее значение в общенаучной методологии имеют:

• концепции диалога культур и диалогичности в антропологическом и культурологическом ракурсах (М.М. Бахтин, Е.М. Кагановская, Ю. Кристева), а также в семиотических аспектах (Б.М. Гаспаров, В.В. Иванов, Ю.М. Лотман, В.Н. Топоров, Б.А. Успенский и др.);

• концепции творчества как игровой деятельности И. Хейзинги и К.Г. Юнга и языковой игры В.З. Санникова, Р. Якобсона;

•теория речевых актов Дж. Остина и Дж. Серля);

• концепция вертикального контекста И.В. Гюббенета.

Частнонаучная база исследования определена его объектом и предметом:

её составляют основные постулаты концепций теории текста (И.Р. Гальперин, Т.М. Николаева и др.), идиостиля (В.В. Виноградов, В.П. Григорьев, Ю.Н. Тынянов и др.), языковой и литературной личности (В.В. Виноградов, Ю.Н. Караулов, Ю.Н. Тынянов и др.), культурного кода (У. Эко и др.), интертекстуальности, прецедентного текста и метатекста (Р. Барт, Ю.М. Бокарева, И.П. Ильин, Ю.Н. Караулов, М.В. Ляпон, Т.М. Николаева, Б.Ю. Норман, В.В. Красных, Ю. Кристева, Н.П. Перфильева, А.Н. Ростова, Н.К. Рябцева, В.А. Шаймиев, Т.В. Шмелева, Р. Якобсон и др.), исследования художественного текста в рамках когнитивного (Л.Г. Бабенко, В.П. Белянин,

A.B. Кузнецова и др.) и лингвокультурного (Н.Ф. Алефиренко, С.Г. Воркачев,

B.В. Воробьев, В.А. Маслова, Г.Г. Слышкин и др.) направлений, теоретические работы в сфере когнитивной лингвистики (Н.Д. Арутюнова, Е.С. Кубрякова и др.), обоснования когнитивных и семантических принципов концептуального анализа (С.А. Аскольдов, А. Вежбицкая и др.), билингвизма (A.B. Кузнецова, М.М. Михайлов, С.Г. Николаев, Н. Weinrich и др.), а также изучение иронии в различных исследовательских ракурсах (В.Д. Вишневская, В.В. Дементьев, О.П. Ермакова, Ж. Женетг, О.В. Иванова, Е.М. Кагановская, Ю.В. Каменская, A.A. Масленникова, В.М. Пивоев, A.B. Сергиенко, D.J. Amante, U. Gießmann, N. Groeben, Н. Löffler, U. Oomen, I. Rosengren, D. Sperber, D. Wilson и др.).

Положения, выносимые на защиту:

1. Актуализация конвенциональной природы взаимодействия адресата и адресанта обеспечивает успешность иронической коммуникации, при этом ирония репрезентирована в параметрах культурно-исторической информации, социокультурных норм, отражения индивидуальных характеристик самих коммуникантов в художественном тексте. Вертикальный контекст художественного текста как система норм и правил отражения и восприятия

фактов окружающей действительности на ментальном уровне обеспечивает экспликацию иронии на структурно-семантическом и прагматическом уровнях в процессе реализации стилистической и прагматической функции данного феномена. Аксиологический компонент, репрезентированный в ироническом контексте, создаёт дополнительные условия объективации социальных норм и правил поведения, выполняя текстообразующую функцию.

2. Реализация иронии в художественном тексте обеспечивается функционированием языковых и речевых единиц. Критерий принадлежности к определенному языковому уровню позволяет в этой связи выделить и описать фонетические, лексические, грамматические и синтаксические средства иронии в художественном тексте. Изобразительно-выразительные средства иронии, выбор которых детерминирован авторской интенцией и спецификой мировосприятия С. Довлатова, в целом оформляют целостность идиостилистического потенциала иронии на речевом уровне.

3. Ирония в текстах рассказов С. Довлатова представлена в макроконтекстах, имеющих различный объем: от нескольких абзацев и полилогических единств до целостного текста всего рассказа. Ситуативный характер иронии зависит от наличия в макроконтексте языковых и речевых маркёров и обусловлен в целом коммуникативной ситуацией, актуализирующей ассоциации реципиента. Именно в пределах макроконтекста восстанавливается континуум языковой картины мира ироника, представленный в тексте дискретно с помощью маркёров иронии лингвокульту- рологического характера. Репрезентация ситуативной иронии в рассказах С. Довлатова соотносима с двумя зонами интенциональности художественного текста: авторской и персонажной. Ситуативная ирония в когнитивном и лингвокультурологическом аспектах взаимообусловлена репрезентированными в художественном тексте прецедентными феноменами, ситуациями и текстами, являющимися важными компонентами национальной и индивидуально-авторской картины мира.

4. Ирония как метатекстовый феномен представляет собой единство собственно языковых маркёров иронии, их идиостилистического, коммуникативно-прагматического и прецедентного потенциалов, реализованных в высказывании и тексте, что в целом обеспечивает манифестирование особенностей конкретной лингвокультуры. Комплекс языковых и речевых средств иронии актуализируют авторскую коммуникативную стратегию и интенциональность, отражая авторскую субъективную модальность. Для С. Довлатова ирония становится основополагающим стиле- и текстообразующим принципом: проявляя системные свойства метатекстового феномена, она обусловливает объединение всех текстов писателя в целостный корпус. Прецедентность, интертекстуальность и метатекст, многообразно интерпретируемые, позволяют выяснить роль и функции иронии как формы оценочного, критического и эмоционального освоения действительности в художественном тексте.

Научная новизна диссертационного исследования состоит в том, что впервые реализован комплексный подход к анализу и интерпретации иронии в

художественном тексте с позиций лингвостилистического и лингвопоэтического подходов; определена специфика сингтагматических и парадигматических связей разноуровневых единиц, конституирующих иронию как метатекстовый феномен в рассказах С. Довлатова; параметрированы языковые и речевые средства маркирования и реализации иронии в художественном тексте; раскрыт механизм формирования ситуативной иронии, определен статус прецедентных феноменов в процессе реализации метатекстового потенциала иронии.

Теоретическая значимость исследования состоит в том, что оно способствует дальнейшему развитию теории языка, уточняя знания о характеристиках феномена иронии в художественном тексте, с учетом когнитивной и лингвокультурологической парадигм, а также углубляя представления о художественном тексте, интертекстуальности и прецедентных феноменах, метатекстовом потенциале высказывания и текста, что создаёт возможность установления специфики языковой и индивидуально-авторской картин мира, эксплицированных в конкретном тексте / корпусе текстов. Уточняются идиостилистические, коммуникативно-прагматические и метатекстовые параметры иронии как лингвокультурного феномена в художественном тексте, в частности, в рассказах С. Довлатова.

Практическая ценность диссертации связана с возможностью использования материалов и результатов исследования при разработке теоретических и практических курсов по проблемам лингвистики текста и когнитивной лингвистики, а также спецсеминаров по межкультурной коммуникации, лингвокультурологии. Выводы могут использоваться в преподавании учебных дисциплин «Теория языка», «Филологический анализ текста», «Лингвистический анализ текста», «Стилистика», спецкурсов, посвященных проблемам творчества С.Д. Довлатова и изучению особенностей дискурса эпохи постмодерна в целом.

Структура диссертации. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, библиографии.

Апробация результатов исследования. Апробация результатов исследования. По материалам диссертационного исследования было опубликовано восемь статей, в том числе в изданиях, рекомендованных ВАК, -четыре. В частности, в: «Вестнике ПГЛУ» (№2 2012 апрель-июнь), «Гуманитарные и социальные науки», «Европейском журнале социальных наук», «Филологические науки. Вопросы теории и практики». Диссертационная работа прошла апробацию на Ш Международной научной конференции «Эпический текст: проблемы и перспективы изучения» (г. Пятигорск, 17-19 ноября 2010 гг.), на III Международной научной конференции «Интерпретация текста: лингвистический, литературоведческий и методологический аспекты» (г. Чита, 10-11 декабря 2010 г.), на международном форуме «Наука и современность - 2011» (г. Ростов-на-Дону, 18-22 апреля 2011г.), на международной заочной конференции «Актуальные вопросы филологических наук» (г. Чита, ноябрь 2011 г.), на VII Международной научной конференции «Гуманитарные науки и современность» (Москва, 24 октября 2012 г.).

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении обоснована актуальность исследования, определены его объект и предмет, сформулированы цель и задачи исследования, его теоретические и методологические основы, изложены основные положения, выносимые на защиту, охарактеризована научная новизна исследования, представлена теоретическая значимость и практическая ценность данной работы, ее апробация.

В первой главе «Онтологический статус иронии в гуманитарной научной парадигме» рассматриваются основные направления изучения иронии в сфере лингвистики, раскрыта система корреляций иронии и языковой игры, обосновано понимание метатекста и интертекстуальности как доминант реализации иронии в художественном тексте.

В лингвистической парадигме ирония предстает как разновидность субъективной модальности, отражающая критическую оценку автором персонажа, ситуации, самого себя и т.п. Отечественная лингвистическая парадигма последнего десятилетия в сфере изучения иронии характеризуется наличием нескольких направлений:

•Современная лингвистика делает вывод об упрощении понимания иронии в классическом определении, в котором акцентирована противоположность буквального и действительного, знака и смысла.

•Лингвистическое изучение иронии обусловливает обращение к основной проблеме - выделению её формальных маркёров, вербальных и невербальных. Частотным условием реализации иронии и её адекватной интерпретации становится сопоставление с прецедентным, известным потенциальному адресату текстом, либо помещение иронического контекста в определенную коммуникативно-прагматическую ситуацию, что обусловливает обращение к теории вертикального контекста.

• Современная лингвистика изучает иронию не как риторическую фигуру или троп, а как один из видов импликации в диалоге.

Когнитивный потенциал иронии детерминирован мировосприятием коммуникантов, который эксплицирован в виде культурно-исторической информации, социокультурных норм, индивидуальных характеристик самих участников коммуникации. Успешность иронической коммуникации зависит наиболее полной реализации конвенциональной природы отношений адресата и адресанта, их единства. Художественный текст реализует когнитивный потенциал иронии в вертикальном контексте — системе норм и правил отражения и рецепции фактов окружающей действительности на ментальном уровне. Несомненны стилистическая и прагматическая функции иронии в художественном тексте и дискурсе: при реализации иронии возникает дополнительная коннотация характеристик персонажей, усиливается системность их сюжетных отношений, что, фактически показывает отношение автора к ним и к самому себе. Быть «опознанной» для реализации в дальнейшем собственного когнитивного потенциала в семантическом пространстве художественного текста - основная цель иронии. Плодотворно в аспекте изучения иронии в художественном тексте её осмысление как

разновидности субъективной модальности ввиду основанности иронии на аксиологии высказывания. Как один из видов иносказания, ирония «сталкивает» контрарные оценки в одном дискурсивном сегменте, тем самым совмещая два плана высказывания - эксплицитный и имплицитный. Адекватное восприятие и интерпретация иронии в художественном тексте возможны лишь при знании реципиентом прецедентных текстов, на которые ссылается продуцент художественного дискурса, что предопределяет реализацию когнитивного потенциала иронии на основе манифестирования метатекстовой природы интертекстуалыюсти. Прецедентный текст предстает не как статичное явление: распространяясь различными путями, прецедентные тексты объективируют свою витальность, способность к развитию и модификациям. Текст, по мысли автора, должен обнаруживать наличие в нем субъекта мыслящего и субъекта говорящего, что эксплицируется многообразным арсеналом языковых средств. Смысловая неоднозначность иронического дискурса основана на преднамеренности творческих усилий автора с целью вызвать определенный стилистический и когнитивный эффект.

Вторая глава «Идностилистический потенциал иронии в рассказах С. Довлатова» посвящена рассмотрению иронии как доминанты идиостиля С. Довлатова, в данном разделе также представлена система маркёров иронии в рассказах С. Довлатова с позиций лингвостилистического аспекта.

Ведущим в сфере реализации иронии в творчестве С. Довлатова становится жанр рассказа, причем писатель прибегает к приему стилизации повествования под документ. Этот псевдодокументализм позволяет С. Довлатову пропускать сквозь призму иронии не только ситуации, сюжетные коллизии, монологи и диалоги персонажей, но и саму авторскую оценку. Представляется, что выявление идиостилистического и метатекстового потенциала иронии возможно при обращении к текстам, помещенным в хронологические рамки различных творческих периодов. Тем самым, может быть прослежена динамика реализации коммуникативных, прагматических и функциональных маркеров иронии в художественном тексте. Сравнительно небольшой объем текста каждого рассказа создает возможность многоуровневого лингвистического анализа метатекстового потенциала иронии.

В процессе экспликации иронии в художественном тексте задействованы все языковые уровни, при этом средства, принадлежащие к различным языковым уровням, актуализируют экспрессивное воздействие художественного текста на реципиента, манифестируя авторскую позицию. В формировании иронического контекста и ситуации участвуют собственно-текстовые и несобственно-текстовые единицы: фонемы, лексемы, высказывания; критерий принадлежности к определенному языковому уровню позволяет в этой связи выделить и описать фонетические, лексические, грамматические и синтаксические средства иронии в художественном тексте.

При анализе языкового материала нами выявлены графо-фонетические средства выражения иронии, причем наиболее частотным среди них является транслитерация. С помощью этого приёма автор характеризует речь персонажей, а иронический характер ситуации, эксплицированный средствами

графики, актуализирован мароконтекстом всего рассказа, поскольку применение графофонетических средств выражения иронии становится одним из механизмов реализации игровой направленности коммуникативной авторской стратегии, влияющей на рецепцию художественного текста. Автор включает в текст характерные для определенного национального сообщества фразы, имеющие абсолютно однозначный интонационный рисунок, что позволяет читателю заполнить когнитивные и лингвокультурные лакуны в процессе рецепции и интерпретации художественного текста. Так, например, в рассказе «Виноград», вводя в повествование «восточного» человека, автор передает особенности национального акцента с помощью нарушения орфографического оформления лексем:

«Восточный человек опять схватился за голову:

- Знаю, что рыск! Знаю, что турма! Сэрдце доброе - отказать не могу.

Затем он наклонил голову и скорбно произнес:

-Слушай, бригадир! Нарисуй мне эти шестнадцать тонн. Век не забуду. Щедро отблагодару тебя, джигит! Бригадир неторопливо отозвался: — Это в наших силах» (С. Довлатов). Представляется, что в данном примере реализована ирония как в микроконтексте, так и в макроконтекстуальном пространстве целого рассказа, поскольку такое произношение не только ассоциируется у читателя со стереотипизированным восприятием людей с Кавказа как обладающих торговой хваткой, но и с определенными прецедентными феноменами (кавказской литературой, фильмами о представителях народов Кавказа и пр.). Ироничность ситуации, введенная передачей средствами графики, закрепляется ироничностью всего рассказа, т.к. такое прямое подражание речи персонажа свидетельствует, прежде всего, об игровой направленности коммуникативной авторской стратегии, влияющей на восприятие ситуации читателем.

Репертуар лексических средств иронии в рассказах С. Довлатова весьма широк. Так, в текстах репрезентированы лексемы с прямым номинативным значением, дающим основание отнести их к семантическим сферам Ирония и Юмор (ирония, ироничность, юмор, гиутка, смешно, забавно, радоваться, улыбаться, смеяться и т.п.). Контекстуальное употребление таких лексем характеризуется контрастными отношениями между отсутствием юмора и иронии в персонажной сфере в конкретном сюжетном эпизоде или макроконтексте рассказа, тогда как авторская ирония представляет собой константу, представленную в подтексте. Например: «- У нас в ЛИТМО был юмор, - перебил Гена. - один клиент сдавал экзамен по начерталке. Доцент Юдович выслушал его и головой качает. "Плохо, Садиков, два". А Витька Садиков наклонился к доценту и тихо говорит: "Поставьте тройку". Правда, смешно? - Забавно, - сказал Малиновский» (С. Довлатов). Анализ использования лексических средств экспликации иронии в рассказах С. Довлатова выявил в их составе грубое просторечие и жаргонизмы, стилистическую дисгармонизацию, эвфемизацию, узуальные и окказиональные антонимы и их сочетания, что подтверждает постулаты традиционной для лингвистики концепции иронии как эксплицированной и имплицитной

реализации ассоциативного принципа контраста на уровне микро- и макроконтекста. Например, просторечие становится одной из характерных черт персонажа рассказа «Старый петух, запеченный в глине» «- Ты шубу украл? - Какой-украл1\ Пытался. А то сразу - украл. Пытался и украл - вещи разные. Это как день и ночь» (С. Довлатов).

Определяющую роль в сфере лексических средств экспликации иронии получает стилистическая дисгармонизация, которая характеризует идиостиль С. Довлатова в целом. Один из ярких случаев репрезентирован в тексте рассказа «Дорога в новую квартиру» при изображении сцены переезда. Выделенное курсивом лексическое сочетание стилистически контрастирует с окружающим контекстом: «Майор Кузьменко укрепил веревками ящик от радиолы, набитый посудой, захватил торшер с голубым абажуром и легко устремился вниз» (С. Довлатов). Принадлежность сочетания к поэтической речи квалифицируется реципиентом вполне однозначно, тогда как насыщенность контекста бытовыми деталями указывает на отсутствие какой-либо поэтичности сюжетной ситуации.

Наиболее распространенными в рассказах С. Довлатова следует считать лексические средства экспликации иронии, для которых релевантен принцип контраста. Причем автор прибегает чаще прибегает не к узуальной антонимии, а создает контексты, в которых реализуют свои возможности окказиональные антонимы. Ироническая авторская оценка, данная через призму сознания его автобиографического героя, репрезентирована в рассказе «Виноград» через нарушение лексической сочетаемости в микроконтексте (выделено курсивом): «Ее пожилого тридцатилетнего мужа звали детским именем Лялик. Он был кандидатом физико-математических наук...»(С. Довлатов), в котором представлены оппозиции пожилой - детский, пожилой -тридцатилетний.

С. Довлатов прибегает в своих рассказах и к действенному средству усиления экспрессивности художественного текста — эвфемизации, причем она присутствует только в речи персонажей, полностью отсутствуя в авторской зоне текста. Так, например, В рассказе «Виноград», говоря о всеобщем воровстве, автор включает в речь своего персонажа эвфемизмы, скрывающие сущность негативного явления, ориентируясь, однако, на фоновые знания читателя, необходимые для адекватной интерпретации иронического контекста. Метод приписок, а не реальное возмещение ущерба, вновь скрыт под советской идеологемой (выделено курсивом): «Через полчаса объявил: — Еще две с половиной тонны возвращены социалистическому государству.. .»(С. Довлатов).

В текстах рассказов С. Довлатова репрезентированы также сочетания узуальных и окказиональных антонимов в одном микроконтексте, причем первые обусловливают возникновение оппозиции вторых. Ср. в рассказе «Когда-то мы жили в горах»: «Когда-то мы жили в горах. Теперь мы населяем кооперативы...» (С. Довлатов) оппозиция когда-то — теперь детерминирует в контексте противопоставление горы —кооперативы.

Если персонаж наделяется самим автором чувством юмора, то не только в его вербализованной, но и в его внутренней речи эксплицированы лексические

компоненты, создающие иронический контекст. Так, в рассказе «Дорога в новую квартиру» выделенные курсивом лексемы представляют оценку самим персонажем, ироническое восприятие характеризует и действия, которые персонаж производит: «Среди вещей было немало удобных предметов: чемоданы, книги, внушительные по габаритам, но легкие тюки с бельем... Малиновский клял себя за то, что выбрал это гнусное чудовище, набитую землей эмалированную емкость» (С. Довлатов).

Значимыми в лингвокультурологическом аспекте маркёрами иронии в рассказах С. Довлатова являются лексемы и словосочетания, характеризующие билингвальность речи персонажей или её псевдобилингвальность (в случае единичных слов английского языка, используемых героями С. Довлатова на фоне русской речи при отсутствии знания английского языка, как читатель узнает из макроконтекста рассказа). Данная особенность характерна в целом для рассказов эмигрантского периода, что обусловлено социокультурным контекстом. Например, второстепенные персонажи рассказа «Ариэль» насыщают свою речь англицизмами, что подкрепляет ироничность ситуации, ведь общаются они между собой на русском языке, который все в «русской обшине» знают: «— Как я завидую Генри Торо!.. - Типичный крейзн, — говорили соседи» (С. Довлатов); при обращении к собственному ребенку — восьмилетнему Ариэлю, говорящему на русском: «В ответ раздалось: — Арик! Если мама сказала — ноу, то это значит — ноу\» (С. Довлатов).

Текст рассказа «Мы и гинеколог Буданицкий» также содержит несколько случаев такого употребления лексем англоязычного происхождения, призванных манифестировать принадлежность персонажей теперь к другой национальной культуре, чему, однако, препятствует как микро-, так и макроконтекст рассказа: все сюжетные коллизии свидетельствует совершенно об обратном. Выходцы из Советского Союза тянут за собой целый шлейф стереотипов советской жизни: «Вот ты писатель. Опиши такое дело. Муж зарабатывает бабки. То есть буквально ходит по острию ножа. На триста шестьдесят кусков с довеском плавает в бензине. Два бшдинга имеет в Поконо...» (С. Довлатов). Восприятие творчества писателя как действия, в обязательном порядке предполагающего описание обыденной жизни, -культурный стереотип, отсылающий читателя к принципам социалистического реализма, являющегося каноническим для советской литературы, а включенность в данный контекст слова «билдинг» свидетельствует о когнитивных усилиях языковой личности героя в сфере перехода в другую языковую культуру, о попытке перестроить собственную языковую картину мира, что, конечно, невозможно.

В ходе исследования выявлен случай речевой характеристики персонажа, не принадлежащего эмигрантскому сообществу, однако, употребляющего широко распространенное «о'кеу?» (в рассказе «Солдаты на Невском»: « - До свидания, молодые люди, - сказал он, - берегите, как говорится, честь смолоду, зорко охраняйте наши рубежи...

- Служим Советскому Союзу! - негромко выкрикнул Рябов.

- Все будет о'кей, — заверил Гаенко» (С. Довлатов). Представляется, что С. Довлатов фактически характеризовал в своих текстах социолингвистическую ситуацию: в рассказах об эмигрантах подчеркивая билингвальность / псевдобилингвальность их языковой личности, в рассказе «Солдаты на Невском» эксплицируя классический случай макаронической речи.

Ярким средством экспликации иронии в рассказах С. Довлатова являются фразеологические единицы, представленные в текстах рассказов следующими основными видами ФЕ:

• фразеологические единицы, представляющие собой общеязыковые паремии и устойчивые сочетания;

• фразеологические единицы, возникшие путем трансформации языковых ФЕ с помощью замены части фразеологического сочетания лексемой /' группой лексем, созвучных исходному и подходящими по смыслу, определяемому контекстом;

• фразеологические единицы, созданные путем контаминации двух и более ФЕ в персонажной либо авторской зоне текста;

•устойчивые фразеологические сочетания, эксплицирующие прецедентный характер экспрессии:

а) характеризующие русский литературный язык периода советского государства;

б) обнаруживающие ассоциативную связь с произведениями русской литературы и так называемым «жестоким романсом» XIX в.

Употребление С. Довлатовым в художественном тексте готовых фразеологических моделей в целом не является частотным ввиду оригинальности его писательского мышления и нестандартности сюжетных ситуаций, явлений действительности и персонажей, которые он избирает в качестве объекта художественного интереса. В рассказе «Третий поворот налево» нами встречен случай трансформации пословицы не так страшен чёрт, как его малюют путем замены в её составе двух лексем и введения модальной частицы уж, выполняющей задачу усиления эмоционального воздействия высказывания персонажа: «Не так уж страшен Гарлем, как его изображают. Смотри, вон женщина с ребенком...» (С. Довлатов). Наличие дополнительной информации о женщине с ребенком, по логике вещей, должно еще больше успокоить героиню, т.к. суггестивная функция модифицированной пословицы оказывается недостаточно реализованной. С. Довлатов творчески переосмысливает внешнюю и внутреннюю форму ФЕ, что становится основой процесса их контаминирования. Так, в рассказе «Блюз для Натэллы» герой сочетает в одном контексте фактически путем наложения сходных фразеологических моделей две поговорки: достаться кровью и потом и пот градом, подчеркивая, тем самым, тяжесть своей учёбы для произведения должного впечатления собственной значительности: «- Я изменился! — воскликнул Пирадзе. - Учусь. Потом и градом мне все достается, Натэлла!» (С. Довлатов). В рассказе «Старый петух, запеченный в глине» автор употребляет ФЕ, основанную на формуле из Уголовного Кодекса, контаминируя квалификации статей УК мелкое хулиганство и диссидентство:

«Дальнейшие события излагаю отрывисто, как бы пунктиром. Мелкое диссидентство» (С. Довлатов).

Случаи употребления устойчивого оборота, широко применявшего в советскую эпоху в этической сфере, встречены в рассказе «Чирков и Берендеев»: «К отставному полковнику Берендееву заявился дальний родственник Митя Чирков, выпускник сельскохозяйственного техникума.

- Дядя,- сказал он,— помогите! Окажите материальное содействие в качестве двенадцати рублей! Иначе, боюсь, пойду неверной дорогойЪ> (С. Довлатов); «- Дядя, - возвысил голос захолустный родственник, - не причиняйте мне упадок слез! Я сутки не ел. Между прочим, от голода я совершенно теряю рассудок. А главное - сразу иду по неверной дороге» (С. Довлатов). Употребление глаголов совершенного и несовершенного видов пойти и идти в приведенном примере образуют восходящую градацию, локализующуюся в макроконтекте: персонаж хочет обратить внимание на своё существование и фактически угрожает своему дяде своим бедственным положением, переходя к шантажу. Интересен также случай интертекстуальности, основой которой становится употребление устойчивых оборотов, характерных для различных жанров словесности XIX в., как литературных, так и «жестокого романса». В рассказе «Чирков и Берендеев» персонаж, чувствуя, что официально-деловая речь советского образца не имеет должного действия на бессердечного дядю, взывает: «- Дядя, - возвысил голос захолустный родственник, — не причиняйте мне упадок слез! Я сутки не ел. Между прочим, от голода я совершенно теряю рассудок. А главное - сразу иду по неверной дороге» (С. Довлатов).

Грамматические средства создания иронии в рассказах С. Довлатова весьма редки. В рассказе «Мы и гинеколог Буданицкий» С. Довлатов использует стилистический потенциал неопределенных местоимений, что сообщает ироническому контексту дополнительную актуализацию: «У Григория Борисовича заметно испортилось настроение. Границы его частной жизни беспощадно нарушались. Какие-то посторонние люди участвовали в его судьбе...» (С. Довлатов).

Реализуя нестандартное построение и сочетание частей высказывания, изменение его тема-рематической структуры, синтаксические средства экспликации иронии дают возможность не только транслировать основную информацию, но и вводить дополнительную, осуществляя таким путем эстетическую суггестию по отношению к реципиенту художественного текста. Среди частотных синтаксических средств иронии при аначизе языкового материала выделены парцеллированные конструкции, кроме того, в рассказах С. Довлатова иронию также актуализируют вводные слова и вставные конструкции, диалоги и полилоги, прямая и несобственно-прямая речь. Парцеллированные конструкции в рассказах С. Довлатова выражают многообразные отношения: последовательности, пояснения, перечисления, обобщения, одновременности, противительности, причины, градации, ограничительности, альтернативы, цели, уступки, сравнения, присоединения. Например, в рассказе «На улице и дома» отношения пояснения формируют

также фактическую абсурдность, что становится основой реализации приема обманутого ожидания: «Работал над сенсационной книгой. Называлась она -"Встречи с Ахматовой". И подзаголовок: "Как и почему они не состоялись". Что-то в этом роде...» (С. Довлатов). Отношения градации также занимают важное место в создании парцеллированных конструкций. Так, в рассказе «Встретились, поговорили» автор, повествуя о феномене эмиграции, опирается именно на градацию сначала— потом — чуть позже, посторонние — знакомые -сослуживцы - друзья: «А потом началась эмиграция. Сначала это касалось только посторонних. Потом начали уезжать знакомые. Чуть позже -сослуживцы и друзья» (С. Довлатов). Приём приближения перспективы содействует более полной репрезентации авторской и персонажной точек зрения в тексте, а также служит текстообразующим фактором.

Основной функцией вводных слов и вставных конструкций в художественном тексте является манифестирование авторской модальности и, следовательно, репрезентация авторской зоны иронии в художественном тексте. Например, в рассказах С. Довлатова представлено употребление вводных слов в значении уточнения информации: «Габович был моим соседом и коллегой. Вернее, не совсем коллегой — он был филологом» (С. Довлатов).

Важная роль в рассказах С. Довлатова принадлежит маркёрам авторской модальности; одним из репрезентативных случаев является употребление лексемы по-моем)' в функции вводного слова. Например, в рассказе «Виноград»: «В тот день я стал мужчиной. Сначала вором, а потом мужчиной. По-моему, это как-то связано. Тут есть, мне кажется, над чем подумать» (С. Довлатов). Вводные слова, имеющие значение уступки, актуализируют иронию в микроконтексте. Так, в рассказе «Когда-то мы жили в горах» нами зафиксирован случай употребления слова даже при введении в текст лингвокультурологической информации: персонаж недвусмысленно выражает устоявшийся стереотип взаимоотношений грузинского и армянского народов: «И все-таки армяне — особый народ! Если мы сплотимся, все будут уважать нас, даже грузины» (С. Довлатов).

В рассказах С. Довлатова весьма редки вставные конструкции: они представлены в контаминации с другими языковыми и изобразительно-выразительными средствами экспликации иронии. Лингвокультурологический аспект реализации иронии манифестирован в следующем фрагменте текста рассказа «Когда-то мы жили в горах»: «- О, шакал! — крикнул старший, Арам. — Ты похитил нашу единственную сестру! Ты умрешь! Эй, кто там поближе, убейте его!» (С. Довлатов). Своё отношение к типическому национальному поведению автор выражает через вставную конструкцию, употребленную в речи персонажей (выделена курсивом).

Одним из значимых средств создания образов персонажей и реализации иронии в рассказах С. Довлатова являются диалоги и полилоги. Персонажи рассказов С. Довлатова, за редким исключением, наделены чувством юмора, что отражает специфику идиостиля писателя и характер его мировосприятия. В тексте рассказа «Встретились, поговорили» представлен и следующий диалог, характеризующий не только саму героиню, но и социокультурную ситуацию в

стране, когда качественная одежда и обувь была постоянным дефицитом, а, значит, необходимо было не выбирать, а подстраиваться под существующее положение дел. Тем самым, ирония, присутствующая в данном диалоге, фиксирует лингвокультурологическую специфику:

«— Может, взглянешь, что я там привез? Хотелось бы убедиться, что размеры подходящие.

— Нам все размеры подходящие, — сказала Лиза, — мы ведь безразмерные. Вообще-то спасибо» (С. Довлатов).

В тексте рассказа «Дорога в новую квартиру» полилог манифестирует наличие чувства юмора у героя и его полное отсутствие, а также, как становится ясно из м акр о контекста, и самоиронии у героини:

«—Что будем пить? - спросила Варя.

— Валидол, - ответил Малиновский без улыбки.

— Я поставлю чай» (С. Довлатов).

Прямая и несобственно-прямая речь также представляют собой заметное средство актуализации метатекстового потенциала иронии. Так, героиня рассказа «Роль» говорит: «Зайду в художественную часть и крикну: «Идиоты! Не может художественное 1(елое подчиняться художественной части)..»» (С. Довлатов). В рассказе «Встретились, поговорили» несобственно-прямая речь героя фактически передаёт его отчаяние и горькую иронию (особенно в последних фразах приведенного контекста), но макроконтекст рассказа фиксирует ироническое отношение к нему самого автора: «Если это так, задумался Головкер, сколько же всего проносится мимо? Живешь и не знаешь -ради чего? Ради чего зарабатываешь деньги? Ради чего обзаводишься собственностью? Ради чего переходишь на английский язык?» (С. Довлатов).

Выбор нзобразителъно-выразительных средств, обладающих ироническим потенциалом, ограничен в рассказах С. Довлатова следующими тропами и фигурами: антифразис, эпитет, сравнение, метафора, метонимия; фигуры представлены, в основном, эллипсисом, антитезой и оксюмороном, градацией, риторическими вопросами и восклицаниями, анафорой, синтаксическим параллелизмом и повторами. Одной из доминант системы изобразительно-выразительных средств является каламбуризация речи автора и персонажей. Наиболее интересный случай антифразис а, манифестирующего иронию, представлен в авторской зоне рассказа «Блюз для Натэллы»; тем самым, мы имеем здесь дело со случаем самоиронии, которая противопоставляет автора и его героиню (выделено курсивом): «Девушка исчезла в толпе, а я упрямо шел за ней. Я шел, хотя давно уже потерял Бокучаву Натэллу из виду. Я шел, ибо принадлежу к великому сословию мужчин. Я знаю, что грубый, слепой, неопрятный, расчетливый, мнительный, толстый, циничный — буду идти до конца. Я горжусь неотъемлемым правом смотреть тебе вслед. А улыбку твою я считаю удачей!» (С. Довлатов). Если же принимать во внимание окружающий контекст (великое сословие мужчин — неотъемлемое право смотреть вслед), то интерпретация данного случая антифразиса дополняется наложением точек зрения героини, читателя и автора друг на друга. Тогда грубый, ... типичный представляет собой оценку героини /

читателя, а приведенные лексические сочетания относимы к авторской оценочной сфере. Значимым для идиостиля С. Довлатова является употребление эпитетов. Например, в рассказе «Роль» экспрессия эпитетов призвана охарактеризовать психологическое состояние автобиографического героя: «- У меня нет денег! Эту фразу я почему-то счел нужным выговорить громко и отчетливо. С каким-то неуместным вызовом... И даже с оттенком торжественной угрозы» (С. Довлатов). Лексическое сочетание

торжественная угроза представляет собой и авторский оксюморон. Одним из эффективных изобразительно-выразительных средств в художественном тексте выступает сравнение, разнообразно представленное в рассказах С. Довлатова. Традиционно в структурировании сравнения определяющую роль играет сравнительный союз, либо сравнительная конструкция. Самыми многочисленными являются сравнения с союзом как, например, в рассказе «Старый петух, запеченный в глине»: «Память наша — как забор, что возле Щербаковских бань. Чуть ли не каждый старается похабную надпись оставить» (С. Довлатов).

Метафоризация эмоций, свойственная русскому языку, фиксируется в рассказе «Дорога в новую квартиру», контекст из которого содержит концептуальную метафору «Душа - вода, водная стихия» (экспликация которой выделена курсивом): «- Художник должен отдавать себя целиком, - говорила Варя. И вновь на мелководье его души зародился усталый протест» (С. Довлатов). Значительное место в текстах С. Довлатова занимает и метонгшия, контексты экспликации которой обладают признаками авторского идиостиля, исключая, тем самым, употребление широко распространенных в языке метонимических конструкций. Например, в рассказе «Дорога в новую квартиру» кухня выступает по принципу смежности вместилищем различных жизненных аспектов, как принадлежащих к свойствам физического мира, так и к эмоциональной сфере личности: «Кухня была набита чадом, распрями и запахом еды)) (С. Довлатов). Ирония как метатекстовый феномен реализуется также посредством антитезы. Для авторского идиостиля С. Довлатова определяющим является употребление окказиональных антонимических оппозиций и антитез. В рассказе «Дорога в новую квартиру» антонимы вовлекают в антитетические отношения «левый» и «правый» микроконтекст: «В трамвае красивую женщину не встретишь. В полумраке такси, откинувшись на цитрусовые сиденья, мчатся длинноногие и бессердечные — их всюду ждут. А дурнушек в забрызганных грязью чулках укачивает трамвайное море. И стекла при этом гнусно дребезжат» (С. Довлатов). Другим изобразительно-выразительным средством, построенном на основе принципа контраста, является оксюморон. Интересными в плане реализации отношений контраста представляют случаи контаминирования оксюморона и антитезы. В рассказе «Встретились, поговорили» нами зафиксирован сложный случай, в котором в модель антитезы, основанной на противопоставлении узуальных и окказиональных антонимов {Америка — родина, полоумные — добросовестные, беспутные — честные), включены и оксюморонные сочетания (полоумные герои, беспутные таланты): «В Америке он неожиданно пришелся ко двору.

На родине особенно ценились полоумные герои и беспутные таланты. В Америке - добросовестные налогоплательщики и честные трудящиеся» (С. Довлатов).

Экспликация иронии с помощью изобразительно-выразительных средств не представима без применения градации. Градационные отношения отмечены нами также в контексте из рассказа «Встретились, поговорили», в котором повтор неопределенных местоимений какие-то фиксирует различные объекты градации (особые документы - внутренняя информация - свои дела): «В их среде циркулировали какие-то особые документы. Распространялась какая-то внутренняя информация. У них возникли какие-то свои дела» (С. Довлатов).

Одним из важнейших риторических средств экспликации иронии становится каламбуризация речи автора и героев. Репрезентативный случай каламбура представлен также в речи героини рассказа «Роль», объясняющей использование ею парика при наличии прекрасных собственных волос: «- В парикмахерской много народу и душно. А на работе я обязана быть интересной в смысле головы. Мы летим в десяти километрах над землей. Расстояние ощущается, даже если не смотреть в иллюминатор» (С. Довлатов).

В третьей главе «Метатекстовый феномен иронии: коммуникатнвно-прагматическнн и лингвокультурологпческий аспекты репрезентации в рассказах С. Довлатова» представлены результаты изучения ситуативной иронии в рассказах С. Довлатова, метатекстовый потенциал иронии раскрыт в координатах прецедентных феноменов и интертекстуальности.

Изучение иронии только с точки зрения её маркирования на разных уровнях языка не дает возможности полного анализа изучаемого феномена, поскольку коммуникативно-прагматический аспект всегда составляет одно из необходимых условий реализации и адекватной интерпретации иронического смысла. Репрезентация иронии задействует весь арсенал языковых средств, однако их совершенно недостаточно для того, чтобы ирония полностью раскрыла свой метатекстовый потенциал.

' Моделирование типических иронических ситуаций не противоречит тому факту, что реализация иронии в высказывании и тексте есть акт творческий. Коммуникативно-прагматический аспект художественного сообщения, компрессия эстетической информации приобретает в этом проблемном поле особую значимость. Эмоциональный и когнитивный компоненты индивидуально-авторской картины мира иронической языковой личности предполагают наличие особого представления носителя иронического мировоззрения об объектах физического и психического мира, которое отлично от общепринятого, соотносимого с языковой нормой. Ирония всегда тесно связана с оценкой и ею обусловлена: исходным принципом формирования иронии и её реализации в художественном тексте становится контраст между объектом и идеальным представлением о нем, которое может колебаться в пределах личностной аксиологической шкалы от не соответствующего идеалу до превосходящего его.

Ирония в рассказах С. Довлатова фиксируется не только в пределах микроконтекстов, в рамках которых реализованы разноуровневые языковые средства иронии. Приобретая ситуативный характер, обусловленный наличием речевых и текстовых маркёров и коммуникативной ситуацией в целом, ирония манифестирована широким репертуаром вариантов макроконтекстов, различных по объему: от нескольких абзацев и полилогических единств до целостного текста всего рассказа, т.к. зачастую иронический характер оценки автором или персонажем какого-либо объекта возможно установить лишь на основе интерпретации конкретного фрагмента индивидуально-авторской картины мира. Именно в пределах макроконтекста восстанавливается континуум языковой картины мира литературной личности ироника, представленный в тексте дискретно с помощью маркёров иронии лингвокультурологического характера. Условно контексты репрезентации ситуативной иронии представлены в рассказах С. Довлатова двумя видами: контексты реализации авторской иронии и контексты с преобладанием персонажной иронии. Ироническое отношение автора к персонажу эксплицировано в следующем контексте из рассказа «Встретились, поговорили»: «Успокоился Головкер лишь в самолете компании «Панам». Один из пилотов был черный. Головкер ему страшно обрадовался. Негр, правда, оказался малоразговорчивым и хмурым. Зато бортпроводница попалась общительная, типичная американка...» (С. Довлатов), где ситуативная ирония опирается на авторские маркёры (выделены в тексте курсивом) лингвокультурологического характера. Рассказ «Третий поворот налево» также содержит большое количество контекстов, в которых автор репрезентирует собственную иронию по отношению к персонажам и сюжетным ситуациям. При этом совершенно очевидно, что сами герои намеренно лишены автором чувства юмора и самоиронии. Например, в контексте: «К экзаменам Алик и Лора не готовились. Они были слишком увлечены любовью. К тому же антисемитизм усиливался. Зато началась массовая эмиграция. Алик и Лора решили уехать. Таким образом, сразу же решалось несколько проблем. Родители были в отчаянии. Во-первых, дети собирались жениться. И к тому же покидали родину» (С. Довлатов) все ситуативные маркёры иронии принадлежат авторской зоне, что усиливает имплицированный контраст между реальной ситуацией и её оценкой в тексте. Кроме того, в этом рассказе автор отчетливо показывает показательное различие между системой ценностей русских и американцев, что в целом эксплицирует лингвокультурологический аспект художественного текста. Например, «Как-то раз Сет пришел один. На вопрос — «где Шелла?» — ответил: — Мы расстались. Я был в отчаянии. Затем купил новый автомобиль и поменял жилье. Теперь я счастлив...» (С. Довлатов).

Персонажная ирония эксплицирована в текстах рассказов тогда, когда сами герои в состоянии отнестись с иронией и юмором к ситуациям в своей жизни или жизни другого. Иронические комментарии персонажа могут быть адекватно интерпретированы только в макроконтексте всего рассказа, например: «— Кура стынет, — грустно повторил мальчик.

- В такую жару, - удивился Григорий Борисович, - странно... Ей можно только позавидовать» (С. Довлатов).

В лингвокультурологическом аспекте ситуативная ирония коррелирует с прецедентными феноменами, ситуациями и текстами, являющимися важными компонентами национальной и индивидуально-авторской картины мира.

В текстах рассказов С. Довлатова разнообразно представлены прецедентные феномены: прецедентные онимы, реализуемые в прецедентных ситуациях и прецедентные текстах, и прецедентные высказывания. Прецедентные феномены в текстах С. Довлатова имеют ярко выраженную лингвокультурную специфику: они маркируют интертекстуальность и реализуют метатекстовый потенциал иронии в координатах мировых, российских и советских культурных реалий, отсылая реципиента к мировой литературной классике, произведениям мирового значения других видов искусств, к русской классической и советской литературам, а также к культурным текстам советской эпохи. В рассказе «Старый петух, запеченный в глине» с помощью прецедентных онимов на уровне подтекста обрисована ситуация в русском эмигрантском сообществе США: «— Вечно тебе звонят какие-то подонки. Почему тебе Солженицын не звонит? Или Барышников? — Видимо, — говорю, — у Барышникова денег хватает» (С. Довлатов). Авторская ирония эксплицирована здесь в том, в сопоставлении с макроконтекстом рассказа, что в приведенном фрагменте речь идет о представителях отечественной культуры с мировым именем, которых Правительство Советского Союза лишило советского гражданства, а звонит автору-рассказчику бывший зек по прозвищу Страхуил, добровольно уехавший из страны и, конечно, особой ценности для мировой культуры не представляющий. Ответ рассказчика на реплику его жены усиливает ироническое воздействие контекста.

Создание прецедентной ситуации и вовлечение метатекстового потенциала прецедентных текстов фиксируется в рассказе «Игрушка»: «Затем был телефонный звонок из Нью-Йорка. Приходила Фаина жаловаться на мужа. Звучала по карманному радио Ленинградская симфония Шостаковича. Вслед за Шостаковичем явился Мишкевицер. Интересовался погодой на завтра» (С. Довлатов), особая ироничность здесь - в сочетании в одном микроконтексте имен всемирно известного Шостаковича и какого-то Мишкевицера, а также названия «Ленинградская симфония», которое должно вызвать у читателя определенные аудиальные воспоминания. Прецедентные тексты могут быть представлены в одном микроконтексте с прецедентными высказываниями, как в рассказе «Винограду: «Затем он вдруг подошел ко мне. Посмотрел на меня и спрашивает:

— Ты помнить, Ачеша, дороги Смоленщины?

— Что такое? — не понял я.

- Сделай мне, - говорит, - такую любезность. Напомни содержание «Войны и мира». Буквально в двух словах» (С. Довлатов). Прецедентный текст «Война и мир» и прецедентное высказывание из известного стихотворения К. Симонова, посвященного А. Суркову, с одной стороны, демонстрируют

уровень общей культуры бригадира, но, с другой, вовсе не обусловливает его высокие нравственные качества, что и вызывает авторскую и персонажную иронию.

Иронические высказывания персонажей также подразумевают наличие фоновых знаний у читателей. Например, полилог в рассказе «Хочу быть сильным» содержит прецедентное высказывание, отсылающее читателя к «Божественной комедии» Данте (выделено курсивом):

«Фрида сказала:

— Все мы - люди определенного круга. Я кивнул.

— Надеюсь, и вы - человек определенного круга?

— Да, - сказал я.

— Какого именно?

— Четвертого, - говорю, - если вы подразумеваете круги ада.

— Браво! - сказала девушка» (С. Довлатов). Интерпретация прецедентного текста и ситуации остаётся неполной, если не учитывать, что в концепции ада Данте в четвертом круге находятся расточители, любостяжатели и скряги; они катят огромные тяжести, сталкиваются, осыпают друг друга бранью и снова принимаются за свой тяжелый и бесплодный труд.

Репрезентативны в плане реализации метатекстового потенциала иронии и прецедентные высказывания. Культурный код опознаётся и через высказывание персонажа рассказа «Роль», фактически цитирующего стихотворение М.Ю. Лермонтова «Нет, я не Байрон, я другой...»:

«—Я, - говорю, — представьте себе - другой, еще неведомый избранник.

— Чего это он? — поразилась гостья.

— Не обращай внимания, - сказала Лида» (С. Довлатов). Ирония автора-рассказчика эксплицирована в изображении реакции его собеседниц, не узнающих прецедентное высказывание и совершенно не соотносящих его с прецедентным текстом и ситуацией.

Наличие маркёров иронии, относимых ко всем языковым уровням, позволяет выявить специфику иронии как метатекстового феномена в единстве собственно лингвистических показателей иронии, иронических стилистических средств, ситуативной иронии и прецедентное™ художественного текста как экспликации особенностей конкретной лингвокультуры.

В Заключении излагаются основные результаты исследования и его перспективы.

Основные положения диссертационного исследования отражены в следующих публикациях автора:

Статьи в ведущих рецензируемых журналах перечня ВАК:

1. Самыгина, Л.В. Онтологический статус иронии в лингвистической парадигме [Текст] / Л.В. Самыгина // Вестник Пятигорского государственного лингвистического университета. — Пятигорск: ПГЛУ, 2012. — № 2, с. 39-42 (0,8 п.л.).

2. Самыгина, Л.В. Реализация когнитивного потенциала иронии: метатекст и интертекстуальность [Текст] / Л.В. Самыгина // Гуманитарные и социальные науки. - Ростов н/Д, 2012. — № б, с.175-181 (0,4 п.л.).

3. Самыгина, Л.В. Эстетическая игра и ирония: система корреляций в художественном тексте [Текст] / Л.В. Самыгина // European Social Science

Journal. (Европейский журнал социальных наук). — М., 2012, с. 196-200 (0,5 п.л.).

4. Самыгина, JI.B. Метатекстовый потенциал иронии в рассказах С. Довлатова [Текст] / JI.B. Самыгина // Филологические науки. Вопросы теории и практики. - Тамбов, 2013. -№ 2 (20), с. 172-174 (0,4 п.л.).

Публикации в других изданиях:

1. Самыгина, JI.B. Ирония как доминирующее начало в рассказах С.Д. Довлатова [Текст] / JI.B. Самыгина // Эпический текст: проблемы и перспективы изучения. Материалы III Международной научной конференции.

17-19 ноября 2010г. - Пятигорск: ПГЛУ, 2010, с. 62-64 (0,6 п.л.).

2. Самыгина, Л.В. Ирония как один из видов комического в рассказах С.Д. Довлатова нью-йоркского периода [Текст] / Л.В. Самыгина // Интерпретация текста: лингвистический, литературоведческий и методический аспекты III. Международной научной конференции (Чита, ЗабГГПУ, 10-11 декабря 2010 г.) - Чита, ЗабГГПУ, 2010, с. 92-97 (0,8 п.л.).

3. Самыгина, Л.В. Ирония как междисциплинарное понятие в структуре постмодернизма на примере повести С.Д. Довлатова «Филиал» [Текст] / Л.В. Самыгина // Новый взгляд на современные тенденции развития. Материалы международного форума «Наука и современность — 2011» в г. Ростов-на-Дону

18-22 апреля 2011г. - Ростов н/Д.: АкадемЛит, 2011, с. 475-480 (0,4 п.л.).

4. Самыгина, Л.В. Некоторые особенности манифестирования идиостиля С.Довлатова [Текст] / Л.В. Самыгина // Актуальные вопросы филологических наук: проблемы и перспективы: материалы международной заочной научной конференции (г. Чита, ноябрь 2011 г.). -Чита: Молодой ученый, 2011, с. 116119 (0,7 п.л.).

Подписано в печать 23.05.2013. Формат 60^841/[6. Бумага офсетная Печать офсетная. Физ. печ. л. 1,00. Тираж 100 экз. Заказ № 39.

НПО ЮФУ

344082, г. Ростов-на-Дону, ул. Большая Садовая, 33.

Текст диссертации на тему "Ирония как метатекстовый феномен в рассказах С. Довлатова"

ФГАОУ ВПО «ЮЖНЫЙ ФЕДЕРАЛЬНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ»

V)

к

На правах рукописи

0420135^72 5

Самыгина Людмила Владимировна

ИРОНИЯ КАК МЕТАТЕКСТОВЫЙ ФЕНОМЕН В РАССКАЗАХ С. ДОВЛАТОВА

Специальность 10.02.19 - теория языка

Диссертация на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Научный руководитель: доктор филологических наук профессор А.В. Кузнецова

Ростов-на-Дону - 2013

СОДЕРЖАНИЕ /

Введение............................3

Глава 1. Онтологический статус иронии

в гуманитарной научной парадигме

1.1. Изучение иронии в сфере

лингвистики............................................................................................................................12

1.2. Ирония и языковая игра:

система корреляций......................................................................................................26

1.3. Специфика реализации иронии в художественном тексте: метатекст и интертекстуальность................................... 43

Выводы....................................................................................................................................................57

Глава 2. Идиостилистический потенциал иронии в рассказах С. Довлатова

2.1. Ирония как доминанта идиостиля С. Довлатова..................................60

2.2. Реализация иронии в рассказах С. Довлатова: лингвостилисти-ческий аспект..................................................................................................67

2.2.1. Графофонетические средства экспликации иронии.............. 67

2.2.2.Лексические и грамматические средства экспликации

иронии................................................................................................................................................................70

2.2.3. Синтаксические средства экспликации иронии..................................95

2.2.4. Разноуровневые изобразительно-выразительные средства, реализующие иронию............................................................................................................................120

Выводы......................................................................................................................................................138

Глава 3. Метатекстовый феномен иронии:

коммуникативно-прагматический и лингвокультурологический аспекты репрезентации в рассказах С. Довлатова

3.1. Ситуативная ирония в рассказах С. Довлатова....................................142

3.2. Метатекстовый потенциал иронии в рассказах С. Довлатова:

прецедентные феномены и интертекстуальность........................ 161

Выводы..................................................................................................................................................185

Заключение........................................................................................................................................188

Список литературы..................................................................................................................194

Глава 1. Онтологический статус иронии

в гуманитарной научной парадигме

1.1. Изучение иронии в сфере лингвистики

Как многоуровневый лингвокогнитивный и дискурсивный феномен, ирония представляет собой постоянно развивающийся, а потому не имеющий четкой дефиниции объект исследования гуманитарных наук. Ирония осмысливается и в качестве стилистического приема, который предназначен для «усиления и украшения» речи, и как способ мысли, и как эстетическая установка или эстетический «компонент» мышления. Семантика, манифестируемая с помощью иронии, может быть квалифицирована более или менее однозначно только с помощью контекста, предшествующего либо сопровождающего означающие единицы, а также являющегося эксплицитным или имплицитным. Поскольку ироническое выражение совмещает в себе противоположные значения, иерархически организованные на основе степени абстракции означивания, его можно рассматривать как метасемиотическое.

Когнитивный потенциал иронии всегда интересовал ученых, что закономерно в связи с её возобновляемым в разные эпохи онтологическим статусом. Античность определила следующие значения иронии:

1. Ирония обман и пустословие (Платон), выражает полную противоположность тому, что не выражается.

2. Насмешка, ирония вопрошания (Сократ), в процессе которого собеседнику открывается истина.

3. «Хвастовство - истина - ирония» (Аристотель). Притворство в сторону преувеличения, хвастовства, а также пренебрежительное отношение к людям.

Будучи развитым в «Риторике» Аристотеля, феномен иронии получает свое дальнейшее осмысление у римских ораторов, а затем и у гуманистов Возрождения. Эпоха Просвещения активно использует иронию как изобразительно-выразительное средство, однако в эпоху романтизма ирония обретает

статус не риторического приема, но эстетической установки, детерминирующей возвышение субъекта над действительностью. Литература модернизма реализует потенциал иронии с позиций репрезентации меланхолии, усталости, «заката Европы», постмодерн, в свою очередь, ставит иронию в центр семантического пространства как главное условие игры (в том числе языковой) и пародирования. В лингвистической парадигме ирония - разновидность субъективной модальности, отражающая критическую оценку автором персонажа, ситуации, самого себя и т.п. Ироническая модальность представляет собой весьма сложный объект анализа, т.к. иронические высказывания включают в себя одновременно контрарные оценки: эксплицитно представлена позитивная, имплицитно - негативная.

Лингвистический аспект понимания феномена иронии традиционно базируется на изучении иронии как тропа или фигуры. М.В. Ломоносов относит иронию к «тропам предложений», определяя ее через противоположность смысла сказанному [См.: Ломоносов, 1952: 347]. Как троп и фигура, ирония изучается с позиций риторики ввиду первоначального осмысления и описания именно в парадигме данной науки. Однако роль иронии в истории литературы и её изучение в философском ракурсе (Г.В.Ф. Гегель, Ф. Шлегель, С. Кьеркегор) не позволяют рассматривать ее лишь как способ оформления мысли. Ирония представляет собой гораздо более глубокий феномен, характерной чертой которого является экспликация имплицитными средствами особого мировоззрения и выражение критического отношения автора к тому или иному предмету или явлению. Лингвистическая парадигма трактует иронию как вид иносказания, базирующийся на репрезентации в одном сегменте речи двух противоположных оценок, образующих эксплицитный и имплицитный планы высказывания: первый несет позитивную оценку и выражен прямо, фактически буквально, второй, негативный, интерпретируется только в контексте и отражает критическую оценку. При анализе манифестирования иронии целесообразно опираться не только на её философское и эстетическое

понимание, но и на терминологический аппарат риторики - теорию тропов и фигур ввиду экспрессивности как облигаторного признака языковых единиц, манифестирующих иронию.

Так, в «Словаре лингвистических терминов» Д.Э. Розенталя и М.А. Те-ленковой (2003) представлено ставшее уже классическим определение иронии: ирония - это «троп, состоящий в употреблении слова в смысле обратном буквальному с целью насмешки» [Розенталь, 2003: 155]. О.С. Ахманова уточняет дефиницию: «с целью тонкой или скрытой насмешки; насмешка, нарочито облеченная в форму положительной характеристики или восхваления» [Ахманова, 2004: 185].

Руководства и учебные пособия по риторике, как правило, приводят

более объемные характеристики типов иронии как изобразительно-

выразительного средства. Среди «приемов речи, основанных на иронии,

насмешке» A.B. Филиппов и H.H. Романова рассматривают определенные

разновидности иронии как тропа или фигуры: антифразис, миктеризм

(презрение, сарказм), астеизм (вежливая, тонкая насмешка под видом

похвалы) и собственно ирония, [См.: Филиппов, 2002: 103-105]. Облигатор-

ным поизнаком иоонии является «двойной смысл, гле истинным является не 1 1 ' J '

прямо высказанный, а противоположный ему подразумеваемый; чем больше противоречие между ними, тем сильней ирония» [Литературная энциклопедия, 2001: 316]. Однако, современные исследователи отмечают, что эта противоположность не является обязательным условием возникновения и функционирования иронии [См.: Вишневская, 2002; Дементьев, 2000; Женетт, 1998; Каменская, 2001; Масленникова, 1999 и др.]. Очевидно, следует говорить о множественности смыслов, которые «накладываются» друг на друга, либо о наличии «зазора между буквой и смыслом» [Женетт, 1998: 206].

Безусловно, распространенные случаи иронических высказываний («большой человек» о маленьком ребенке или «прекрасная погода» о

проливном дожде) репрезентируют контрарную противоположность формы и смысла, но в подавляющем большинстве случаев коммуникативный контекст такой противоположности не отражает. Так происходит потому, что в них фиксируется не оппозиция «знак - смысл», а оппозиция «смысл-1 -смысл-2». Художественный текст обычно демонстрирует еще более сложные формы репрезентации иронии.

Отечественная лингвистическая парадигма последнего десятилетия в сфере изучения иронии характеризуется наличием нескольких направлений:

1. Современная лингвистика делает вывод об упрощении понимания иронии в классическом определении, в котором акцентирована противоположность буквального и действительного, знака и смысла. Наиболее значимой оказывается дистанция между ситуацией, к которой говорящий импликативно отсылает адресата, и референтной ситуацией [См.: Кагановская, 1994]. Данный тезис верен применительно к элементарной, диалогической, «бытовой» иронии, и, тем более, для иронии в художественном тексте, для которого облигаторными признаками являются полисубъектность и «полиадресатность».

2. Сложность и многообразие манисЬестиоования иронии обусловливает

X XX XV

изучение данного феномена не только с позиций лингвистики: «Следует различать иронию как эстетическую категорию и иронию как языковую категорию» [Сергиенко, 1994: 159]. Данный аспект изучения иронии детерминирован необходимостью разграничения иронии как стилистического приема и как феномена, возникающего на основе применения совокупности приемов.

3. Лингвистическое изучение иронии обусловливает обращение к основной проблеме - выделению её формальных маркёров, которые могут быть вербальными (стилистические средства) и невербальными (фоновые знания реципиента, коммуникативная ситуация и пр.). Частотным условием реализации иронии и её адекватной интерпретации становится сопоставление

с прецедентным, известным потенциальному адресату текстом, либо помещение иронического контекста в определенную коммуникативно-прагматическую ситуацию, что обусловливает обращение к теории вертикального контекста [См.: Гюббенет, 1986] при исследовании иронии. Ирония актуализируется посредством разноуровневых языковых средств при отсутствии собственных, облигаторно эксплицирующих только этот феномен. характерных только для иронии.

4. Современная лингвистика изучает иронию не как риторическую фигуру или троп, а как диалогическую импликатуру [Варзонин, 1995; Дементьев, 2000; Ермакова, 2002; Масленникова, 1999 и др.]. Только коммуникация - непосредственная (в диалоге) или опосредованная (например, в художественном тексте, где подлинный адресат иронии -читатель) - детерминирует онтологический статус иронии.

В.М. Пивоев выделяет основные и специфические средства выражения иронии. К основным он относит лингвистические (смешение стилей, сказовые формы, неологизмы и архаизмы, иронические эпитеты и др.) и паралингвистические (жесты, взгляды, позы, интонация и др.), [См.: Пивоев, 20021. Среди специфических средств. характерных для художественных тек-

^ Л 1. А " I 1 ' ' ' л

стов он выделяет ремарки, кавычки, курсив, цитацию и т.д.Таким образом, можно рассматривать собственно текстовые способы репрезентации иронии, к которым относятся ремарки и цитация, а также в определенной степени технические средства, например, использование другого шрифта. При этом курсив может считаться уже традиционно используемым шрифтом-сигналом для актуализации тех или иных семантических, в первую очередь, коннота-тивных, изменений лексемы в тексте, в том числе, для маркирования иронии. Кавычки при таком подходе можно рассматривать как подобное средство. В.Д. Вишневская, изучая собственно лингвистические средства контекстуальной иронии, выделяет лексические, синтаксические и текстовые [См.: Вишневская, 2002: 21-22], Ю.Ю. Каменская - лексико-семантические,

структурные и стилистические [См.: Каменская, 2001: 47-50]. Случаи репрезентации иронии типа «Хорошенькая история!» квалифицируются как частный случай энантиосемии или антифразиса на лексическом уровне, но также ирония может контаминироваться с мейосисом, способствующим созданию иронического эффекта посредством смягчения, уменьшения степени негативности («Мне не очень-то это нравится» - в смысле «Я терпеть этого не могу») [См.: Ермакова, 2002: 31]. Ироническая интенция может быть эксплицирована посредством использования после описания явно обидной и оскорбительной ситуации неопределенных местоимений и наречий, например: «Она почему-то на меня обиделась» [Ермакова, 2002: 32; Сеничкина, 2002: 204]. Среди средств выражения иронии исследователи выделяют лексические (архаизмы, вульгаризмы, экзотизмы, паронимия и контекстуальная антонимия [См.: Иванова, 2000: 17]); лексико-морфологические (иронические метафоры и эвфемизмы [См.: Ермакова, 2002: 31]), синтаксические (конвергенция , транспозиция синтаксических структур), риторические вопросы и восклицания, повторы, вводные слова и предложения и т. п. [См.: Вишневская, 2002: 22; Каменская, 2001: 48-50]. Очевидно, процесс реализации сложных смыслов иронии наиболее полно реализуется на уровнях текста и интертекста. Выявление потенциала иронии, в том числе адекватной интерпретации как метатекстового феномена, прежде всего, на основе интертекстуальности, происходит на текстовом уровне, что придает ей особый культурный статус, объективирующий неэффективность и некорректность чисто лингвистического подхода к иронии. При этом закономерным оказывается тот факт, что анализ лишь текстового уровня для восприятия иронии недостаточен: необходимы знание литературного и культурного контекста, так называемые прецедентные знания, интертекстуальные соотнесения. Лишь в этом случае ирония будет воспринята и интерпретирована адресатом.

/

Зарубежная лингвистика обращается к проблематике иронии в 60-е годы: направление изучения иронии как языкового явления впервые определено в работе Гаральда Вайнрайха [\Veinrich, 1966], где ирония дефинирована через стандартную элементарную модель. В соответствии с этой моделью «жертва» иронии зачастую не понимает истинного значения иронического высказывания, причем на сегодняшний день ни один исследователь не придерживается такого мнения: в большинстве случаев очевидно, что модальность иронический высказываний как раз нацелена на приблизительно адекватное понимание иронии.

Генрих Лёффлер при изучении риторической иронии уточняет особую роль в понимании иронии общность культурных и национальных фоновых знаний, выделяя при этом функцию иронического высказывания - «механизм выделения языковых групп» [ТЖАег, 1975]. Вольф Дитер Штемпель устанавливает корреляции иронии и юмора, определяя как основную функцию иронии шутку, или остроту. Конституирующую роль в его концепции играет анализ, данный 3. Фрейдом в работе «Остроумие и его отношение к бессознательному» [Фрейд, 2006]: так, тенденциозные остроты, в отличие от других видов, дают наибольший эффект, вызывая наибольшее удовольствие, и обслуживают две стратегии - агрессивность (сатиру, оборону) либо «обнажение», а, значит, становится либо враждебной, либо скабрезной.

Необходимое условие иронии, утверждает Ульрике Гиссман [01ертапп, 1977], - её оценочная составляющая. Исследователь убедительно доказывает, что сигналы иронии не представляют собой отдельный класс особых языковых сигналов, они могут быть использованы и в других целях.

Урсула Оомен [Оошеп, 1983] подчеркивает, что оценочный характер высказывания является конституентом её иронического характера, при этом анализ в её работе проведен в аспекте семантических и синтаксических закономерностей построения таких фраз. Очевидно, что отношение между буквальным и производным смыслами детерминирует ироническое значение, то-

гда как предшественники У. Оомен подчеркивают определяющую роль замещения буквального значения.

Теория речевых актов, развитие которой было положено работами Дж. Остина и Дж. Серля, задала новые направления в развитии принципиально новых методов изучения иронии. Так, теория позволила выявить различные иллокуции, которые может продуцировать одна и та же фраза.

Именно в терминологии теории речевых актов иронию изучает Давид Й. Аманте [Amante, 1981], исходя из постулата о возможности неироничности иронического речевого акта в другом контексте. Исследователь подчеркивает определяющую роль ситуативных ожиданий, основанных на общих фоновых знаниях, тогда как обязательное условие возникновения иронического смысла - наличие в речевом акте двух противоречащих друг другу пропозиций, объединенных одним референтом. Хенк Хаверкейт главенствующим в оформлении иронии считает не пропозицию, а иллокуцию [Haverkate, 1990]. Он описывает языко