автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.07
диссертация на тему:
Искусство ранних земледельцев Европы: культурно-антропологические аспекты

  • Год: 2009
  • Автор научной работы: Палагута, Илья Владимирович
  • Ученая cтепень: доктора исторических наук
  • Место защиты диссертации: Санкт-Петербург
  • Код cпециальности ВАК: 07.00.07
Диссертация по истории на тему 'Искусство ранних земледельцев Европы: культурно-антропологические аспекты'

Полный текст автореферата диссертации по теме "Искусство ранних земледельцев Европы: культурно-антропологические аспекты"

И04600259

На правах рукописи

Палагута Илья Владимирович

ИСКУССТВО РАННИХ ЗЕМЛЕДЕЛЬЦЕВ ЕВРОПЫ: культурно-антропологические аспекты

Специальность 07.00.07 этнография, этнология и антропология

Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора исторических наук

Санкт-Петербург ^ АПР 2010

2010

004600259

Диссертация выполнена на кафедре искусствоведения Санкт-Петербургского Гуманитарного университета профсоюзов

Научный консультант:

доктор исторических наук П.М. Кожин

Официальные оппоненты:

— доктор исторических наук Ю.Е. Березкин

— доктор культурологии, профессор Н.М. Калашникова

— доктор исторических наук, профессор Л.С. Клейн

Ведущая организация:

Федеральное государственное учреждение культуры «Государственный Эрмитаж»

Защита состоится С^^^ил. 2010 г. в часов

на заседании Диссертационного совета Д 002.123.01

по защите диссертаций на соискание ученой степени

доктора исторических наук при Музее антропологии и этнографии

имени Петра Великого (Кунсткамера) Российской Академии Наук

по адресу: 199034, Россия, Санкт-Петербург, Университетская наб., д. 3.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке МАЭ РАН.

Автореферат разослан_

Ученый секретарь диссертационного совета, кандидат исторических наук

Терюков А.И.

I. Общая характеристика работы

Актуальность темы исследования. О культуре и искусстве первых земледельческих племен, населявших Европу в УП-Ш тыс. до н. э., еще до сложения здесь первой, Эгейской, цивилизации, современная европейская наука узнала на рубеже Х1Х-ХХ вв. По одному из наиболее характерных признаков эти неолитические культуры были названы «культурами расписной керамики». Их носители заложили фундамент европейской цивилизации, распространили в этой части света начала земледелия и скотоводства, создали основы домостроительства, возвели первые монументальные сооружения. Развитие этих обществ связано с зарождением и расцветом металлургии, созданием своеобразных образцов антропоморфной и зооморфной пластики, распространением в быту богато орнаментированной полихромной керамики. К настоящему времени в странах Восточной, Центральной и Юго-восточной Европы исследованы сотни памятников этой эпохи, представляющих многочисленные находки, отражающие разные аспекты материальной и духовной культуры древнейших земледельцев.

Искусство «обществ балканского типа» (термин, предложенный В.М. Массоном) остается пока в рамках узко специального раздела археологической науки и не рассматривается в контексте широких палеокультурных реконструкций. Между тем изучение этих культур, при всей их уникальности на фоне культур ранних (мотыжных) земледельцев как Старого, так и Нового Света, позволяет выявить и подтвердить закономерности развития культуры и искусства наблюдаемых этнологами традиционных земледельческих обществ, раскрыть особенности их «художественного языка». Кроме того, изучение художественных традиций ранних земледельцев дает возможности для реконструкции этногенеза европейских народов, путей формирования европейской цивилизации.

Возможности использования для интерпретации данного материала этнографических аналогий крайне ограничены. Древняя этносоциальная и языковая среда существенно отличается от той, которую приходилось наблюдать этнографам на протяжении последних столетий. Эта эпоха не освещена и в письменных источниках, появившихся лишь на рубеже 1У-Ш тыс. до н.э. Широко практикующийся опыт привлечения прямых аналогий для интерпретации памятников искусства и реконструкции на их основе древней мифологии и религиозных представлений, восходящий к трудам по сравнительной этнографии начала XX в., нельзя назвать удачным.

Исследование памятников искусства и архитектуры древних земледельцев, составляющих существенную часть культурного наследия Европы, оказалось одним из наименее разработанных разделов палеоэтнокультур-ных исследований. Отсутствие серьезной критики источников и изучения их познавательных возможностей породило множество субъективных интерпретаций, а порой и целенаправленного мифотворчества, модернизацию образов древних обществ и использование археологических материа-

лов в качестве доказательств культурной преемственности с современными народами и «переписывания» истории для решения сиюминутных политических вопросов. Поэтому объективное исследование истории, культуры и искусства древнейшего земледельческого населения Европы на основании научной методологии с использованием методов не только археологии, но и смежных научных дисциплин может не только решить конкретные проблемы исследования одного из малоизученных периодов художественного творчества населения доисторической Европы, но и дать возможность использовать научные аргументы в дискуссиях о культурной преемственности и идентичности.

В изучении памятников архитектуры и искусства ранних земледельцев Европы практически не реализованы возможности использования структурных аналогий, выявления общих принципов и моделей развития архитектуры и изобразительного творчества, которые дают возможность не только выстроить более или менее достоверные реконструкции функций и значения предметов древнего искусства, но выявить общие закономерности сложения и развития конкретных художественных форм. Вне основных исследований остались и социально-культурные аспекты древнего искусства, отражение в нем процессов культурогенеза и социогенеза. Именно это культурно-антропологическое направление легло в основу представляемой работы.

Степень изученности проблемы. Из-за особого внимания к проблеме происхождения изобразительного творчества наиболее исследованным стал его древнейший период, представленный монументальной живописью и пластикой эпохи позднего палеолита (работы А. Брейля, А. Леруа-Гурана, А.Д. Столяра, А.К. Филиппова и др.). Отдельный раздел этнографии и искусствоведения образовали работы, посвященные искусству традиционных обществ. Однако представление об искусстве целого ряда эпох и регионов, в том числе и европейских раннеземледельческих культур периодов неолита и медного века, которым посвящена настоящая работа, основано лишь на ряде узко специальных археологических исследований. Эта тема так и не стала предметом специального изучения.

Из обзорных работ, где освещены различные аспекты искусства рассматриваемой эпохи, следует отметить соответствующие главы в книге Н. Сандарс «Доисторическое искусство Европы» (1985), где внимание уделяется не столько интерпретациям, сколько стилистике материала, изобразительным приемам, отражению в памятниках искусства межкультурных взаимосвязей. В отечественной историографии определенный уровень обобщения знаний о раннеземледельческом искусстве представлен в соответствующих главах трехтомной коллективной монографии «История первобытного общества» (1983, 1986, 1988), выпущенной ИЭ АН СССР под редакцией Ю.В. Бромлея. Ее выигрышным моментом является то, что европейские материалы здесь рассмотрены на фоне широких сопоставлений

со стадиально близкими традиционными обществами других регионов.

В различное время специалистами-археологами был подготовлен ряд работ, посвященных древнему искусству отдельных европейских стран и археологических культур (В. Думитреску, А. Радунчева, Ю. Павук и др.). Немалое место отведено этой теме и в обобщающих работах по археологии неолита - медного века различных регионов Европы (К. Перлэ, Н. Калиц, С. Маринеску-Былку, Н. Тасич, А. Уиггл, B.C. Титов, Е.К. Черныш и др.).

В историографии представлены многочисленные исследования, касающиеся отдельных аспектов раннеземледельческого искусства. Полноценное изучение памятников древнейшей архитектуры Европы началось лишь с 1970-х гг., когда стали применяться аэрофотосъемка, магниторазведка и практика раскопок широкими площадями, что позволило представить общую планировку объектов. Так были открыты поселения-гиганты три-польской культуры на Украине и ронделлы в Центральной Европе, прослежена планировка ряда балканских теллей (работы В. Подборски, В.А. Круца, Н.М. Шмаглия, X. Тодоровой, А. Радунчевой и др.).

Антропоморфной и зооморфной пластике посвящен целый ряд специальных монографий (Д. Монах, А.П. Погожева, К. Марангу, С. Наноглу и др.). Особенно интересны последние работы Д. Бэйли (2005) и С. Хансена (2007), исследовавших антропоморфные статуэтки с точки зрения особенностей визуального представления человеческого тела и археологического контекста данных предметов. Из отечественных исследований следует отметить работы В.И. Балабиной, посвященные систематизации зооморфной пластики и моделям саней трипольской культуры (1998, 2004). В этой области значительную роль сыграли и работы, посвященные скульптуреран-них земледельцев Ближнего Востока и Центральной Азии, представляющей близкие аналогии европейским находкам (Б. Гофф, П. Акко, Е.В. Антонова, В.М. Массой и В.И. Сарианиди, Н.Ф. Соловьева).

Исследования орнаментов керамики раннеземледельческих культур Европы в основном носят вспомогательный характер при решении вопросов периодизации и хронологии культур, выделения их локальных вариантов. Но орнамент, как особый вид изобразительного искусства, остается практически неисследованным. В данной области наиболее существенны исследования П.М. Кожина в области генетической типологии орнаментов и этнокультурного направления их изучения (1981, 2007 и др.), важную роль играют и разработки в области структуры и симметрии орнаментальных композиций и наблюдения, сделанные в ходе изучения этнографического гончарства в различных регионах мира (А. Шепард, М. Хардин и др.).

В интерпретации памятников искусства неолитической Европы в течение почти всей второй половины XX в. направление исследований определяли труды М. Гимбутас (1974, 1991). Их существенный недостаток - то, что во главу угла поставлена реконструкция религиозных представлений и мифологии. В результате получилась субъективная и однобокая интерпре-

тация предметов древнего искусства в духе умозрительной концепции «Цивилизации Богини». Это не могло не сказаться на качестве описания находок, в которых доминируют авторские домыслы, а не факты, что вызвало жесткую критику концепций М. Гимбутас в работах ряда западных исследователей (Дж. Чепмэн, Д. Бэйли, JI. Мескелл). То же можно сказать и о многочисленных работах, опирающихся на труды Б.А. Рыбакова (1965, 1981), где представлены интерпретации пластики и орнаментов, основанные на внешних аналогиях и субъективных представлениях, а не на тщательном и комплексном анализе самих артефактов и их контекста.

Таким образом, к настоящему времени назрела необходимость обобщения огромного объема информации, накопленного за столетний период изучения раннеземледельческих культур Европы, синтеза материалов, отражающих различные аспекты художественного творчества и мировосприятия их носителей, и рассмотрения их не только с точки зрения археологии, но и смежных научных дисциплин - культурной антропологии и искусствоведения. Не разработаны вопросы, касающиеся отражения в памятниках раннеземледельческого искусства социального и культурного контекста соответствующих обществ. Не рассмотрены они и с точки зрения их места в археологических комплексах, художественных форм, в свете развития древних технологий. Без решения этих задач любые интерпретации оказываются малообоснованными. Настоящее исследование призвано по возможности восполнить этот пробел.

Цель и задачи исследования. Цель представляемого исследования -рассмотреть искусство древних европейцев как отражение процессов куль-турогенеза и социогенеза в раннеземледельческих обществах «балканского типа», а также реконструировать их духовную культуру, представления о пространстве и времени, социуме и месте в нем человека.

Это потребовало решения следующих взаимосвязанных задач:

— рассмотреть основы периодизации и хронологии культур неолита и медного века Европы, оценить возможности исследования памятников искусства и архитектуры в свете палеоэтнокультурных реконструкций;

— провести последовательный анализ поселенческой и монументальной архитектуры, пластики, форм и орнаментации керамики;

В области исследования архитектуры - рассмотреть принципы планировки и организации поселений в контексте сложения различных форм адаптации земледельческих сообществ к окружающей природной и социальной среде, поставить вопрос об отражении «моделей пространства» в планировке поселений и первых монументальных сооружениях.

В области исследования пластики - проанализировать контексты находок и их распространение на поселениях различных регионов, реконструировать возможные функции статуэток и отражаемую ими образную систему, рассмотреть особенности и закономерности развития художественных форм и стилистики антропоморфной и зооморфной пластики, сопоставить

формы украшений и мелкой скульптуры.

В области исследования керамики - рассмотреть принципы формообразования посуды, особенности технологий и организации гончарного производства; принципы формирования керамических комплексов; определить специфику орнамента как особого вида искусства и обозначить основные подходы к его исследованию, изучить стилистику декора различных культур и определить основные направления орнаментального формотворчества населения раннеземледельческой Европы; рассмотреть проблемы интерпретации орнаментов;

— выявить особенности и закономерности развития сооружений, скульптуры и орнаментики, характерных для отдельных культур и целых регионов, и проследить их взаимосвязи в контексте реконструируемой материальной и духовной культуры раннеземледельческих обществ Европы;

— рассмотреть развитие архитектуры, пластики, керамики в контексте развития одной археологической культуры - Триполье-Кукутени, выявить основные закономерности видоизменения их форм в свете палеосоциаль-ных и палеокультурных реконструкций, исторического контекста эпохи.

Объект и предмет исследования. Объектом исследования стали культуры древнейших земледельцев, населявших территорию Европы в эпохи неолита и медного века. Предметом настоящего исследования стало выявление особенностей памятников искусства и архитектуры, созданных их носителями, принципов и закономерностей сложения художественных форм, рассмотрение их как продукта реальной жизни древних обществ.

Хронологические и географические рамки работы. Исследуемые культуры «балканского круга» относятся к периодам неолита и медного века и датируются по радиоуглероду в рамках VII—III тыс. до н.э. (VIII -началом III тыс. до н.э. при использовании калиброванных дат). В период своего максимального расширения их ареал охватил большую часть Европы. Центр его образуют Балканы - территории современных Греции, Болгарии и стран бывшей Югославии, а также Карпаты и бассейн Дуная - территории Румынии, Венгрии, Чехии и Словакии, Южной Германии и Австрии. К востоку от Карпат мир древних земледельцев простирался вплоть до среднего течения Днепра, включая как румынскую Молдову, так и Молдавию и Правобережную Украину. Отдельную область образует северо-запад раннеземледельческого ареала, связанный с культурой линейно-ленточной керамики и ее производными, который включает бассейны Вислы, Одера, Эльбы, Рейна и Сены - Южную Польшу, Германию, Бельгию и Нидерланды, а также Северо-Восточную Францию.

Единство нео-энеолитических культур на этой территории было отмечено еще в начале XX в., когда исследователи обратили внимание на сходство их расписной керамики, мелкой пластики и глинобитного домостроительства. Позже его подтвердили данные палеоботаники и палеозоологии, наблюдения над распространением близких типов и технологий изготов-

ления металлических орудий и украшений. Это единство «культур крашеной керамики» определяется общностью их происхождения, восходящего к ближневосточному неолиту, а формирование их ареала - распространением земледельческой экономики вследствие миграций носителей данных культур, осваивавших благоприятные для ведения земледельческо-скотоводческого хозяйства районы Европы. Несмотря на появление локальных отличий, существование этой общности прослеживается вплоть до III тыс. до н.э., когда происходят существенные изменения в материальной культуре и в рассматриваемых регионах формируются новые культуры, освоившие металлургию бронзы и колесный транспорт, с иными формами ведения хозяйства и с иными идеологическими установками.

Источники. Основой исследования стали материалы археологических раскопок и разведок, хранящиеся в музейных собраниях и фондах академических учреждений Санкт-Петербурга, Москвы, Киева, Кишинева, Праги, Варны. В процессе разработки темы широко использовались полевые наблюдения автора в ходе работы в составе археологических экспедиций в Молдавии и на Украине. Рассмотрены также результаты анализов росписей керамики, произведенных в ГосНИИР (отраженные в соответствующей совместной публикации). При привлечении материалов из Центральной и Юго-Восточной Европы использовались публикации материалов на языках соответствующих стран. Широко привлекался сравнительный материал, представленный в этнографических работах.

Методологическая и теоретическая основа исследования. В основу используемого автором культурно-антропологического подхода к изучению художественной культуры лег тезис о тесной взаимосвязи явлений материальной и духовной культуры, отраженной в произведениях художественного творчества. При отсутствии сопровождающих текстов представления о пространстве, времени, социуме проявляют себя в закономерностях развития архитектурных форм, скульптуры и орнаментов, сохранившихся в контексте археологических памятников. Эти формы связаны с особенностями древнего производства, системами хозяйствования и принципами освоения территорий, социальным устройством, т.е. с теми сферами культуры, которые можно реконструировать на основе археологических источников.

Интерпретируя имеющийся археологический материал, автор постарался исходить из него самого, а не из внешних аналогий, и избегать умозрительных построений, неизбежных при реконструкциях древних мифов, пантеонов божеств и ритуалов. В последние в виде метафор облекаются такие представления о мире, которые невозможно доподлинно восстановить в отсутствие письменных источников или сообщений информаторов. Гораздо продуктивнее здесь поиск структурных параллелей и таких аналогий, которые касаются общих принципов и закономерностей в развитии художественных форм. Материал рассматривается в контексте возможных

социальных функций памятников древнего искусства и архитектуры, являющихся элементами системы социальной коммуникации. Такой подход разрабатывали специалисты в области культурной и социальной антропологии (А. Рэдклифф-Браун, Э. Эванс-Притчард, Э. Лич, М. Годелье и др.).

Автор широко использует анализ контекстов находок, включения их в состав комплексов, что позволяет рассматривать их не изолированно, а как органичную часть культуры прошлого. Немаловажное значение имеет и территориальное распределение типов изделий. Особое внимание уделяется исследованию древних технологий, отражающих набор тех навыков и умений, которые легли в основу создания соответствующих художественных форм. В основу систематизации материала и изучения динамики его развития во времени и пространстве легли принципы типологического метода: выявления направленности развития форм и орнаментации, взаимовлияния изделий из различных материалов, распространению элементов «технического орнамента» (П.М. Кожин). В изучении орнаментов важную роль сыграли наблюдения над способами их разметки и построения, а также использованием в них тех или иных принципов симметрии (см. работы А. Шепард, С. Яблана). В области изучения раннеземледельческой пластики и изображений достаточно продуктивным является использование искусствоведческих подходов: рассмотрения системы образов, исследования психологии визуального восприятия форм объектов и способов их воплощения в предметах искусства, представленных в работах Э. Гомбриха (1960) и Р. Арнхейма (1965), а также исследований контекста искусства и отражения в нем «социального пространства», представленных в работе Д. Саммерса (2003). Продуктивно и использование стилистического анализа: исследования процесса возникновения стилей, их изменений в контексте развития социумов и их культуры, получившего признание в современной американской антропологии (К. Kapp, Дж. Нейтзел и др.).

Последовательно применяемый автором синтез методов различных научных дисциплин - социальной антропологии, этнологии, археологии и искусствоведения, в совокупности с использованием принципа историзма, позволяет наиболее объемно охарактеризовать суть искусства дописьмен-ных культур и рассмотреть его в контексте этнокультурных реконструкций и исторического развития.

Положения, выносимые на защиту. Искусство ранних земледельцев Европы содержит как общетипологические черты, свойственные близким по хозяйственно-социальному укладу обществам Старого и Нового Света, так и уникальные особенности, своеобразие которых определяется адаптацией к определенным природным условиям, а также особенностями экономики и складывавшихся на ее основе социальных структур.

Принципы планировки и организации поселений культур «балкано-карпатского круга» соответствуют двум стратегиям расселения - стабильной (оседлой), которую отражают многослойные памятники Балканского

региона, и подвижной, сложившейся в условиях лесостепи Восточной Европы и лесов Центральной Европы, где древние земледельцы вынуждены были периодически менять места поселения. Соответствующие модели освоения пространства отразились в планировке поселений, в формах монументальных сооружений, а также, по-видимому, в типологии орнамента.

Исследование контекстов находок антропоморфных и зооморфных статуэток говорит об их полифункциональности: использовании как в виде оберегов, магических фигурок, персонификаций духов плодородия, изображений предков, зачастую объединенных в наборы (так называемые «культовые сцены»), так и в ритуалах и игре, в которых утверждались социальные нормы, правила и традиции. Коммуникативную функцию пластики подтверждает проведенное автором исследование распределения материалов на поселениях различных регионов - число находок зависит от плотности заселения территории и, соответственно, от широты и интенсивности социальных связей между людьми. Сопоставление с этнографическими данными показывает аналогичное многообразие функций пластики, использовавшейся в традиционных раннеземледельческих обществах.

Образная система пластики раннеземледельческой Европы демонстрирует, с одной стороны, наличие единой основы, с другой - локальные отличия, связанные с формированием отдельных культур и выделением групп памятников. Ее художественные формы развиваются в соответствии с навыками и умениями исполнителей, особенностями визуального восприятия формы. Их разнообразие отражает различные урони развития обществ. Четко обозначается выявленная автором тенденция к большей реалистичности пластики по мере усложнения организации раннеземледельческих сообществ, складывания в них элементов социальной иерархии.

Орнамент является особым видом искусства. Способы конструкции орнаментов подчинены художественным законам композиции, орнаментальные схемы иерархически организованы. Композиция элементов и мотивов, образующих ритмическую структуру орнамента, подчинена правилам симметрии. Орнамент создавал основу изобразительных систем древне-земледельческих культур Европы. В основе стилистики декора лежат прямолинейно-геометрические и спиральные композиции. Большинство его мотивов и элементов либо возникают из «технического орнамента», либо представляют собой неизобразительные геометрические мотивы. Условно-реалистические изображения крайне редко выступают в качестве основы орнамента. Его однозначное «прочтение», основанное на представлении о нем как о наборе знаков, организованных наподобие текста, невозможно. Значение орнаментов может варьировать, их функции определяются не передачей вербальной информации, а визуальным определением категории предмета либо его принадлежности определенным группам людей.

Материалы трипольско-кукутенской культуры, рассмотренные автором в их развитии на фоне палеосоциальных и палеокультурных реконструк-

ций, иллюстрируют все означенные тенденции и закономерности в развитии архитектуры и искусства.

Научная новизна диссертационного исследования. Работа является первым как в отечественной, так и в зарубежной науке опытом комплексного культурно-антропологического исследования художественного творчества древнейших земледельцев Европы, с целью включения в историю культуры выпадавшего из нее ранее значительного по мощности и хронологической протяженности пласта памятников.

Исследование строится на многоаспектном анализе памятников архитектуры, пластики и орнаментального искусства. Методами различных дисциплин в работе обобщен и осмыслен огромный массовый материал, проанализированный на фоне реконструкций в области демографии, экологии и социальной организации. Сделанные выводы важны для воссоздания более полной картины истории европейской культуры и искусства в их динамике в дописьменную эпоху.

Практическая значимость работы. Результаты работы могут быть использованы при написании соответствующих разделов обобщающих работ по истории и культуре Европы, общих работ по этнологии, теории и истории культуры, подготовке лекционных курсов по археологии, этнографии, всеобщей истории, истории мировой художественной культуры, изобразительного искусства и архитектуры, декоративно-прикладного искусства. Теоретические положения работы и разработанные автором методы исследования применимы при решении сходных научных задач на типологически близком материале.

Апробация результатов исследования. Результаты исследования изложены в 50 публикациях автора общим объемом 84 п.л. на русском, украинском, румынском, немецком и английском языках, из которых 3 монографии. Затронутые в исследовании темы обсуждались на научных конференциях в России (Тверь, Самара, Омск, Санкт-Петербург, Москва), на Украине и в Молдове (Киев, Тальянки, Полтава, Черкассы, Збараж, Луганск, Тирасполь, Кишинев), в других странах Европы (Будапешт, Лиссабон). На основе исследований по рассматриваемой теме автором разработаны программы лекционных курсов по дисциплинам «Первобытное искусство», «Этнография и фольклор», «Основы археологии», «История материальной культуры и быта», которые он читает в СПбГУП и СПбГХПА им. А.Л. Штиглица, а также подготовлено учебное пособие, рекомендованное УМО по направлению «Художественное образование».

Структура работы. Структура предлагаемой работы подчинена задачам выявления закономерностей в развитии поселенческой архитектуры, пластики и изображений, форм и орнаментов керамики раннеземледельческих культур Европы. Диссертация состоит из введения, пяти глав и заключения, подводящего итоги исследования, библиографии, включающей более 600 публикаций на русском и иностранных языках, списка иллюстраций. В

приложении — альбом из 103 иллюстраций.

Кроме главы, посвященной общей характеристике рассматриваемой эпохи и ее периодизации, а также особенностям предмета исследования, в отдельных главах последовательно представлены характеристики и анализ архитектурных сооружений и планировки поселений, предметов пластики и ювелирного искусства ранних земледельцев, керамики и ее орнаментации. Все эти аспекты художественного творчества раннеземледельческих культур взаимосвязаны и в той или иной мере отражают его единую концептуальную и стилевую основу. Отдельная глава посвящена искусству культуры Триполье-Кукутени, памятники которой представляют наиболее яркие материалы для исследования, а степень их изученности позволяет реконструировать процесс развития художественных форм на протяжении всей истории этой культуры, а также представить их на фоне палеоэтно-культурных реконструкций.

II. ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ ВВЕДЕНИЕ

Во введении определены цели и задачи исследования, охарактеризованы основные направления и результаты изучения раннеземледельческого искусства, достигнутые к настоящему времени отечественными и зарубежными специалистами. Здесь также рассматривается спектр проблем, которые возникают в связи с особенностями памятников искусства дописьмен-ных культур, оцениваются возможности их интерпретации и применения различных подходов и методов их изучения.

ГЛАВА 1. ДРЕВНИЕ ЗЕМЛЕДЕЛЬЦЫ ЕВРОПЫ И ОСОБЕННОСТИ ИХ ИСКУССТВА

В первой главе рассмотрены особенности раннеземледельческих культур Европы, их периодизация и относительная хронология, локальные особенности, культурное окружение. Соответствующие разделы главы позволяют охарактеризовать социо-культурный контекст, в котором формировалось искусство древних земледельцев Европы. Здесь же определены основные характеристики предмета исследования - искусства первобытной эпохи, рассмотрены его особенности и возможности изучения.

1.1. Неолит и медный век Европы: проблемы периодизации и хронологии

«Аграрная революция», давшая толчок к формированию раннеземледельческих культур, началась в Европе в VII (VIII) тыс. до н.э. в результате миграций населения из Малой Азии, где производящее хозяйство распространилось ранее. Она сопровождалась становлением «сельского» образа жизни - возникновением оседлых поселений, окруженных полями и пастбищами, появлением земледельческих орудий труда и керамики. Центром

распространения неолитической экономики стал Балкано-Карпатский регион, в зону влияния которого попали территории Центральной и Западной, а также юг Восточной Европы. Процессу «неолитизации» способствовали оптимальные для земледелия условия атлантического климатического периода. Следствием перехода к производящему хозяйству стал значительный рост населения, о чем говорит увеличение как количества, так размеров поселений. Культуры балкано-карпатского круга достигли значительных успехов в домостроительстве, обработке камня, керамическом производстве и металлургии. Параллельно усложнялась и социальная организация их носителей, развивающаяся от относительно эгалитарных сообществ к иерархически организованным «ранним сложным обществам».

Единство рассматриваемых культур обусловлено общностью их происхождения. При этом очевидно и локальное своеобразие каждой из них, связанное с многообразием ландшафтов и стратегий адаптации к ним древних сообществ. Обособлению локальных черт в культурах отдельных регионов способствовали слабое развитие торговли и обмена, средств передвижения (колесного транспорта и верхового коня еще не было).

На создание системы относительной хронологии Европы направлены значительные усилия археологов, корректировки данных периодически суммируются в обобщающих исследованиях (из последних работ см. Ратп§ег 1993). При абсолютной датировке памятников используется ра-диокарбонный метод. Даты приведены по традиционной и калиброванной шкалам (последние взяты в скобки или приведены после косой черты). Для настоящей работы расхождение между ними не имеет значения, т.к. предмет исследования и его масштаб требуют, прежде всего, определения относительной хронологии явлений культуры в рамках периодов, охватывающих значительные отрезки времени.

Автором обозначены периоды, отмечающие существенные изменения в культуре населения раннеземледельческой Европы, на протяжении которых формируются «блоки» взаимосвязанных культур, объединенных близкими художественными стилями в пластике и гончарном искусстве.

1. К докерамическому неолиту (У11-У1 / УШ-УП тыс. до н.э.) относятся древнейшие свидетельства появления производящего хозяйства на Крите и в материковой Греции. Раннеземледельческий культурный комплекс только начал формироваться, в слоях памятников обнаружены следы глинобитных построек, но предметов пластики и керамики не найдено.

2. В период раннего неолита (У1-У / VII тыс. до н.э.), со сложением комплекса земледельческо-скотоводческого хозяйства, развитием глинобитной архитектуры на Балканах появляются первые керамические сосуды

- образцы древнейшего гончарного искусства (культуры Сескло, Караново 1-П). Здесь же начинается формирование многослойных поселений - тел-лей. В Карпатском бассейне распространяется культура Старчево - Кёреш

- Криш, в которой также развивается производство керамической посуды

и изготовление мелкой глиняной пластики.

3. В среднем и позднем неолите (V - начало IV / VI-V) тыс. до н.э.) производящее хозяйство распространилось из Подунавья на большую часть территории Европы, а именно до бассейна Сены на западе. Освоение Центральной и Западной Европы связано с носителями культуры линейно-ленточной керамики. Сложение системы «кочевого» земледелия, с частыми сменами мест поселений определили здесь широкое использование дерева в домостроительстве, простые формы керамической посуды, немногочисленность предметов глиняной пластики. Дисперсность расселения послужила причиной сложения впоследствии на этой базе отдельных культур (Бюкк, Желиз, Рёссен и др.).

Бурно развивается Балкано-Карпатский регион. Его отличает многообразие культур (Димини, Винча-Турдаш, Данило, Бутмир, Каратюво III—IV, Марица - Караново V, Поляница, Сава, Градешница, Дудешти, Боян, Вэда-стра, Хаманджия, Прекукутени). Различия между ними выражены в локальных керамических стилях, они закреплены прочной оседлостью, формированием системы долговременных поселений. Материалы раскопок балканских поселений, состоящих из одно- и двухэтажных глинобитных построек, включают многочисленные произведения пластики, высококачественную керамическую посуду. Зарождается металлургия меди.

4. Период энеолита, или медного века (IV - первая половина III / конец V - IV тыс. до н.э.) - эпоха расцвета раннеземледельческих культур (Гу-мельница - Караново VI, Криводол-Сэлкуца, Винча-Плочник, Лендьел, Тисаполгар, Бодрогкёрестур, Петрешти, Кукутени-Триполье). Крупнейшими достижениями в области металлургии становится разработка медных рудников Фракии и Карпат, массовая выплавка серий медных орудий труда и складывание системы обмена изделиями из металла, добыча золота. Подъем экономики ведет к росту числа и размеров поселений, формированию обществ с иерархически организованной социальной структурой.

Рубеж цивилизации европейскими культурами так и не был пройден. С конца (с начала) IV тыс. до н.э. отмечаются неблагоприятные изменения климата. По-видимому, в этих условиях «балканские» общества с экономикой, основанной на экстенсивном земледелии, не смогли найти достойного ответа на вызов окружающей среды, а складывающиеся в них иерархические социальные структуры оказались слишком непрочными, чтобы сохраниться в новых условиях (Массон 2000). Изменяется и материальная культура: наступает бронзовый век, в хозяйстве большую роль начинает играть скотоводство, четче обозначается социальная стратификация, о чем свидетельствуют многочисленные монументальные погребальные памятники, распространяется колесный транспорт. На этом фоне в III тыс. до н.э. происходят значительные миграции населения, в которых приняло активное участие как население периферийных районов Центральной и Западной Европы, так и скотоводческие племена степей, культура которых су-

щественно отличалась от культуры ранних земледельцев.

1.2. Культурное окружение «обществ балканского типа»

«Культуры крашеной керамики» сыграли важную роль в развитии Европы. В процесс ее земледельческого освоения оказались вовлечены и автохтонные племена охотников и рыболовов, часть из которых переняла навыки производящего хозяйства у пришлых земледельцев. Из Карпато-Балканского региона на запад и на восток распространяются первые знания о металлах и керамическое производство.

Культуры «балканского типа» сыграли роль катализатора в развитии культур степной зоны Северного Причерноморья, где складываются основы скотоводческого хозяйства, а с энеолита, с формированием местных элит, распространяется курганный обряд погребения. Автор считает, что в развернувшейся дискуссии нет достаточно веских оснований для предположений как о масштабной «степной экспансии» в зону балкано-карпатских культур (М. Гимбутас, В.А. Дергачев), так и об освоении степи земледельцами (И.В. Манзура). Как и в последующие эпохи, миры земледельцев и скотоводов существовали параллельно, а их взаимоотношения складывались различным образом в зависимости от конкретной исторической ситуации (Палагута 1998, 2001). Решение вопроса о происхождении индоевропейцев, с которым часто связывают рассматриваемую проблематику, не входит в задачи исследования.

На северо-западе ареала расселение носителей культуры линейно-ленточной керамики происходило в сравнительно однородной природной зоне. В результате обособления отдельных групп ее носителей, а также контактов с местным охотничье-собирательским населением (возможно, его частичной ассимиляции) здесь образовалась целая свита поздненеоли-тических культур, адаптировавшихся к природным условиям зоны широколиственных лесов Центральной и Западной Европы. Прогресс в их развитии привел к сложению позднеэнеолитических культур - воронковид-ных сосудов и шаровидных амфор.

1.3. Искусство в контексте первобытной культуры и возможности его интерпретации

В современном понимании искусство представляет собой особую художественно-образную форму мышления и определяемый ею способ коммуникации, где информация передается в художественных образах. Такое расширенное понятие искусства объединяет не только все его виды и формы, но и различные этапы развития, включая эпоху первобытности. Эстетическое отношение к предметам искусства здесь проявляется даже в большей степени, чем в современности: их красота не только определяет место их обладателей в социальной структуре, но и порождает «чувство идентификации между индивидом и вещью» (Годелье 2007).

В контексте синкретичной культуры отсутствовало разделение духовной сферы и материального производства, еще не выделенных в особые области деятельности, что проявлялось в отсутствии разрыва между идеями и их исполнителями. Своеобразие первобытного искусства определялось и архаичной техникой, ограничивавшей возможности художника, и консервативностью культуры. Воспроизведение аналогичных технических решений, орнаментов, сохранение культовой практики, использование сходных приемов обработки и декора для изделий из разных материалов (как следствие - распространение «технического» орнамента) приводит к тому, что предметы искусства образуют однотипные серии, подчиняющиеся законам структурной и генетической типологии (Кожин 1984,1998, 2002 и др.).

Содержание древнего искусства, как и его формы, несмотря на нормативность и традиционность, не было статичным и неизменным. Археологический материал и данные этнографии показывают, что процесс трансформации художественных форм в первобытных культурах мог протекать достаточно динамично. Причинами этого часто были миграции и контакты между группами населения: торговля и обмен, брачные связи или усыновления. Последние формировали те «информационные поля», которые обеспечивали стилистическое единство археологических культур, в той или иной мере отражающих культуру древних этнических групп. Специфика изучения памятников «археологического» искусства заключается в том, что они представлены в контексте «мертвой» культуры, воссоздание облика которой требует дополнительных реконструкций. Возможности его интерпретации существенно ограничены отсутствием сопровождающей информации. Предметы, связанные со сферой духовной культуры, здесь могут быть похожи лишь внешне, реальное их значение в различных древних этнических средах могло варьировать в достаточно широких рамках.

Существенно ограничены и возможности ретроспективных реконструкций. Несмотря на неоднократные попытки связать население неолитической Европы с представителями какой-либо из современных языковых семей, необходимо признать, что о его языках мы не имеем представления. При интерпретациях предметов его искусства не представляется возможным использовать для сравнения данные по мифологии, как это делается рядом археологов. Поэтому возможно только «проникновение в принципы мировосприятия» носителей древних культур (Антонова, Раевский 1991).

Несмотря на это, возможности исследования памятников искусства раннеземледельческой Европы достаточно широки. Важную информацию предоставляет выявление структурных взаимосвязей находок в комплексах; по совокупностям характерных признаков и атрибутов можно выделить образы и базовые элементы стилей, существовавшие в границах культур либо в виде надкультурного феномена; проследить взаимосвязи между отдельными группами древнего населения, т.е. рассматривать предметы древнего искусства в контексте этнокультурных реконструкций. Выявле-

ние генетических связей путем типологических исследований позволяет проследить изменения, которые претерпевает конкретный стиль или образ, воплощаемый в серии предметов искусства, а также рассмотреть эти предметы в контексте развития того или иного древнего производства.

Важное место в исследовании памятников «археологического искусства» занимает изучение художественных стилей, как единства содержательных и выразительных элементов. Синтетичность художественной культуры первобытности является причиной того, что систематическая упорядоченность формальных приемов и средств выразительности здесь проявляется наиболее последовательно. Среди стилей древнего искусства можно обозначить глобальные или региональные. В их развитии можно выделить периоды зарождения, расцвета и упадка, соответствующие логике развития археологической культуры в целом. И в том, и другом случае это развитие отражает моменты истории определенного общественного организма (этнической общности либо социальной группы). Рассмотрение структурных параллелей и наблюдения над динамикой развития художественных форм дают возможность для реконструкции закономерностей развития стилей древнего искусства и особенностей архитектуры в соответствии с реконструируемыми процессами культурогенеза и социогенеза.

ГЛАВА 2. ОСВОЕНИЕ ПРОСТРАНСТВА И ЗАРОЖДЕНИЕ АРХИТЕКТУРЫ

Раннеземледельческая эпоха положила начало архитектуре как целостной системе сооружений, создающей вокруг человека искусственную пространственную среду. Архитектура также воплотила художественный образ пространственной картины мира, отразившийся не только на организации сооружений, но и на других видах изобразительного искусства - пластике и орнаменте. Динамическое восприятие пространства кочевыми охотниками и собирателями обусловливало натурализм искусства эпохи палеолита. В неолите происходит «доместикация» времени и пространства, которые приобретают ритмично упорядоченную структуру, обусловленную земледельческими циклами и прочной оседлостью (ЬегоьОоигЬап 1965). Мир земледельцев, с его развитой системой классификации объектов природы и элементов социума, создает образы, воспроизводящие в абстрактной форме новую модель мира и отражающие утвердившуюся ритмику времени и пространства. «Конструирование» мира по идеальной схеме-модели проявилось в организации пространства жилища и регулярной планировке поселений. Эта основа земледельческого мировоззрения по-разному воплощалась в конкретных культурах, адаптировавшихся к различным условиям окружающей среды.

2.1. Стратегии адаптации к ландшафтам

В процессе земледельческого освоения Европы на ее территории скла-

дываются две системы расселения, обусловленные особенностями природных условий и почв, определивших специфику земледельческого хозяйства. На Балканах, в условиях плодородных, но ограниченных по площади речных долин гор и предгорий, формируется зона многослойных поселе-ний-теллей. Структуру заселения здесь образовывали не только группы теллей, но и однослойные поселения, что говорит о наличии здесь элементов иерархической модели расселения. Телли выполняли и роль визуальных ориентиров, упорядочивающих освоенное пространство.

К северу от Дуная мощность слоев теллей постепенно уменьшается, здесь доминируют однослойные памятники. Причина этого как в природных условиях, определивших экстенсивное землепользование, так и в наличии неосвоенных земель, что позволяло ранним земледельцам по мере истощения плодородных почв менять места поселений. Таким образом, раннеземледельческие культуры Центральной и Восточной Европы предстают перед нами в качестве подвижной, изменяющейся во времени системы, в основе развития которой лежит освоение все новых территорий.

Подвижный образ жизни ранних земледельцев Европы оказал значительное влияние на их духовную культуру. Прерывистость ареалов обусловила формирование локальных стилей в поселенческой архитектуре, керамике и пластике. Развитие подвижных поселенческих систем определило формирование представлений о пространстве, более динамичном и разнородном, и времени, которое исчислялось не только постоянной ритмичностью годовых циклов, но и периодами существования поселков, охватывавшими несколько поколений. Таким образом, иначе происходит и формирование тех «базовых моделей», образов мира и социума, которые отразились в планировке поселений, возникновении особых типов монументальных сооружений, а также, прямым или косвенным образом, - сказались на образах и стилистике изобразительного искусства и орнамента.

2.2. Мир семьи и общины: жилище и поселение

Для ранних земледельцев Европы, как и для стадиально близких культур Ближнего Востока, характерно широкое использование глины в домостроительстве. Однако уже с первых шагов развития европейская архитектура приобретает свои особенности, связанные, прежде всего, с экологическими факторами. В Европе, кроме глины, при строительстве применяются камень и особенно дерево, из которого делаются каркасы стен, покрывавшиеся глиняной обмазкой. Изменяется и конструкция крыш домов, которые становятся двускатными или четырехскатными (об этом известно по многочисленным керамическим моделям).

С самых ранних этапов развития в жилой архитектуре Европы формируются локальные особенности, обусловленные степенью мобильности населения, особенностями структуры домохозяйств и общин, различными климатическими условиями, местными строительными материалами (ело-

жившая в рассматриваемую эпоху экологическая обусловленность конструкций жилищ и соответствие ее климатической зональности сохраняется и в современной этнографии традиционного европейского жилища). В целом можно говорить о трех областях, в пределах которых складываются свои архитектурные особенности. На юге Балкан, в Греции, в стенах или фундаментах построек широко используется камень, здесь также появляются строения в виде «мегарона». На севере Балкан, в Карпатах и к востоку от них преобладали глинобитные постройки каркасно-столбовой конструкции, которые часто были двухэтажными. Их интерьер включал глинобитные платформы, возвышения для помола зерна, столики-алтари, печи и открытые очаги. Стены построек украшались росписью. В Центральной Европе в культурах линейно-ленточной керамики формируется особый тип «длинных домов», в конструкции которых широко используется дерево.

Планировки поселений соответствуют доминированию устойчивой или подвижной систем расселения. На Балканах преобладает плотная застройка, четкая поквартальная организация поселков, обычно вписывающаяся в прямоугольник и ориентированная по направлению сторон света. Примеры такой планировки представляют полностью раскопанные болгарские «тел-ли» (Поляница, Овчарово, Голямо Делчево и др.). В зоне подвижного земледелия (культуры Лендьел, Тиса, Кукутени-Триполье, линейно-ленточной керамики и др.) - дома либо образуют группы, либо круговую планировку, наиболее ярко выраженную в планах трипольских поселков.

2.3. Оборонительные сооружения - «военный» фактор в раннеземледельческой архитектуре

Особое место в архитектуре культур балкано-карпатского круга эпох неолита и медного века принадлежит оборонительным сооружениям. Их широкое распространение, а также наличие прямых доказательств военных конфликтов, опровергает идиллические представления о мирной жизни земледельцев, бытовавшие в археологической литературе вплоть до 1990-х годов. Это согласуется и с этнографическими аналогиями.

Свидетельства военных конфликтов представлены в различных частях земледельческого ареала Европы (культуры линейно-ленточной керамики, Лендьел, Триполье-Кукутени, Гумельница). Типы оборонительных сооружений различаются как по технике возведения, так и по планировке. Первые фортификации появляются в Греции еще в раннем неолите (Неа Ни-комсдия, Сескло). Впоследствии на Балканах развивается конструктивно наиболее сложная система укреплений с деревоземляными стенами, башнями и рвами. Укрепления зафиксированы практически на каждом из более или менее полно раскопанных балканских теллей. Широко распространены оборонительные сооружения (рвы и валы) и в Триполье-Кукутени: они достоверно зафиксированы на более чем 90 памятниках, высока здесь и доля поселений с «высокой» топографией (в отдельные пе-

риоды - до 70%). Анализ картирования трипольских памятников с оборонительными сооружениями (Дергачев 2000), показывает, что их подавляющее большинство расположено в центральных, наиболее плотно заселенных частях ареала, что свидетельствует об основной причине конфликтов - относительной перенаселенности этих районов.

Фортификационные сооружения также играли важную роль и в формировании мировоззрения ранних земледельцев. Ведь, кроме нужд обороны, они обозначали границы поселения, разграничивая обжитое пространство поселка и чужой внешний мир. Вероятно, подобные представления, следствием которых является сакрализация огражденного пространства, повлияли и на своеобразие культовых сооружений Центральной Европы.

2.4. Модели пространства в раннеземледельческой архитектуре Европы

В заключительном разделе главы рассматриваются наглядные воплощения тех пространственных моделей, которые легли в основу организации поселений и их групп. Автор анализирует «центральные места», вокруг которых организовывалось это пространство, являвшееся также пространством социальным, обустроенным согласно определенным принципам.

Собственно храмы, постройки с особенной, культовой архитектурой, на раннеземледельческих поселениях Европы отсутствовали. Постройки с особыми деталями интерьера и монументальными глиняными скульптурами (Парца, Сабатиновка и др.), которые могли быть святилищами или «общинными домами», принципиально не отличаются от остальных жилищ, что вполне соответствует архаичному уровню социальной организации европейских сообществ эпохи неолита и медного века.

Помимо жилища или святилища существовала и другая, более масштабная модель, которая отражала устройство окружающего мира и могла рассматриваться в качестве сакрального пространства общины. Такой моделью являлось само поселение с его четко разработанной планировкой. Прямоугольная поквартальная планировка с ориентацией по сторонам света, соответствующая зоне постоянного заселения и многослойным памятникам, отражает мировосприятие, где время выстраивается в линейную последовательность, отражая преемственность поколений, а центром пространства является сам земледельческий поселок. Эта «балканская» модель более устойчивая, но замкнутая и статичная. В случае с круговой планировкой структура поселения выражена менее четко, но обладает большей динамикой, отражая сложение системы подвижного земледелия, с циклическими сменами мест поселения. Наиболее полно эта модель проявилась в планировке крупных поселений культуры Триполье-Кукутени.

Еще один вариант в развитии организации пространства, соотносящийся с циклической сменой мест поселений, основывался на том, что его неподвижный центр располагается вне поселка, имеющего недолговечный ха-

рактер. Ему соответствует появление на Среднем и Верхнем Дунае особого вида сооружений - «ронделл», расположенных вне поселений круглых площадок, окруженных рвами и частоколами. Ронделлы - полифункциональные сооружения, которые могли быть и святилищами, и укреплениями одновременно. При мобильном расселении они становились ориентирами для организации пространства и времени (ориентация входов по сторонам света указывает на использование их как своеобразных «обсерваторий»), а концентрация коллективных усилий при их создании - содействовала консолидации общин и укреплению позиций их лидеров. Будучи укрепленными священными центрами (здесь уместна аналогия с огороженными «судебными полями» древних германцев, предложенная П.М. Кожиным), они могли при необходимости служить и для обороны - так можно объяснить находки костяков людей во рвах некоторых ронделл. Традиция возведения аналогичных сооружений в дальнейшем находит свое воплощение в кромлехах Западной Европы, а обособление святилищ от поселений сохранится в последующей истории «варварской» Европы.

Особенности культуры зон постоянного и подвижного расселения нашли отражение и в различных видах искусства, в частности, в орнаментике, где прямолинейные геометрические построения тяготеют к зоне длительной оседлости, а подвижные спиральные фигуры широко распространяются в области подвижного земледелия к северу от Дуная.

ГЛАВА 3. СОЦИУМ В ЗЕРКАЛЕ ПЛАСТИКИ

В раннеземледельческих культурах представлен широкий ассортимент мелкой пластики, статуэтки включаются в состав наборов, сопровождаются моделями жилищ с предметами интерьера, моделями челнов и саней, миниатюрными сосудами. Разнообразна стилистика изделий, их масштабы и способы декорирования. Авторский подход включает рассмотрение разнообразных контекстов находок, выявление закономерностей их ареально-го распределения, систематизацию, основанную на иконографии статуэток, изучение стилистики пластики, выявление характерных черт и правил изображения персонажей, характерных для различных культур.

3.1. Контекст находок и функции раннеземледельческой пластики

Контексты находок статуэток - и на поселениях, и в погребениях - и, соответственно, их функции различны. Особый интерес при интерпретации пластики вызывают находки наборов фигурок, иногда помещенных в модели жилищ - своеобразные «кукольные домики» (Платиа Магула, Ов-чарово, Гэлэешти). Они могли изображать и божеств, и предков-прародителей, и выступать в качестве элементов ритуала. Кроме того, в слоях поселений найдено значительное количество фрагментов статуэток (на некоторых памятниках они составляют серии из сотен изделий). Это говорит о том, что предметы пластики часто изготавливались для одно-

кратного использования в ритуалах или магической практике. Крайне редко статуэтки встречаются в погребениях, где их роль тоже может быть различной. Так, в гумельницком могильнике Дуранкулак они найдены в кенотафах, где выступали в качестве фигурок-заменителей погребенных, а в позднетрипольпольском Выхватинском могильнике - преимущественно в детских погребениях (игрушки? духи-хранители?).

Таким образом, в зависимости от контекста, предметы пластики, будучи элементами системы социальной коммуникации, выступали как по отдельности, так и в наборах, могли использоваться в ритуалах и в магической практике, в качестве амулетов или игрушек, изображений предков или даже реальных персонажей и т.д. При этом сходные по форме изделия могли не только использоваться для разных целей (например, одинаковые статуэтки находят и на поселениях - в составе наборов или в слое, и в погребениях), но и изображать различных персонажей. Поэтому утвердившееся мнение, что они изображают лишь богов и богинь «неолитического пантеона» (М. Гимбутас, Б.А. Рыбаков и др.), не является неоспоримым. Этому противоречат и этнографические аналогии, представляющие многообразные функций пластики и представляемых ею персонажей в различных традиционных культурах.

3.2. Распределение предметов пластики в пределах раннеземледельческого ареала

Анализ распределения предметов пластики в пределах земледельческого ареала показывает значительную разницу в количестве находок между его центральными районами с высокой плотностью населения и периферией. Такое неравномерное распределение пластики наблюдается уже на стадии раннего неолита. В наиболее плотно заселенной Фессалии число фигурок исчисляется сотнями, но в горных районах западной Греции и Пелопоннеса они единичны (Perlés 2001). Немногочисленны они в это время и севернее, во Фракии и на Дунае, где количество поселений тоже пока невелико. На этих территориях число статуэток существенно возрастает в последующие периоды позднего неолита и медного века — соответственно количеству поселений. В свою очередь, на северо-западе, в области линейно-ленточной керамики, пластика практически не встречается.

Анализ ареального распределения пластики в Триполье-Кукутени показывает ту же картину: в наиболее плотно населенной западной части ареала этой культуры количество статуэток, найденных на одном поселении, может исчисляться сотнями (в Луке-Врублевецкой - около 280, в Друцах -порядка 100, в Трушешти - 183 и т.д.), но на востоке, где поселений меньше, предметы пластики единичны, несмотря на то, что многие памятники раскопаны значительными площадями (Красноставка, Шкаровка, Веселый Кут, Клищев). Число фигурок здесь значительно возрастает в конце развитого этапа - с миграцией в эту зону населения из западной части ареала.

Распределение пластики, сложившееся в раннем неолите Греции, К. Перлэ связывает с различной «плотностью» социальных взаимосвязей между сообществами, соответствующей плотности заселения территорий. Согласно ее мнению, при взаимодействии между группами фигурки использовалось в различных коллективных ритуалах (Perlés 2001). По мнению автора настоящего исследования, корни этого явления лежат глубже: предметы пластики, как и другие предметы материальной культуры, участвуют в «актах коммуникации» между индивидуумами, ее носителями (коллективный ритуал, домашний обряд, игра). В областях плотного заселения, с расширением социальных связей, повышается и роль выражающих действий, и связанных с ними предметов искусства. Это касается не только пластики, но и украшений, костюма, орнаментов, наибольшее разнообразие которых также наблюдается в наиболее заселенных центральных регионах археологических культур. Периферийные районы, наоборот, демонстрируют как более бедный набор пластики и вариаций декора, так и стойкое сохранение их архаичных форм.

Аналогичные наблюдения легли в основу «демографической» гипотезы происхождения изобразительного искусства, рассматривающей изображения как визуальное средство в контактах между группами населения и развитии социальных знаний (Gamble 1991; Barton et al. 1994). Предметы искусства в первобытной культуре предстают, таким образом, как средство социального взаимодействия и обмена информацией, а их стилистика отражает совокупность групповых норм и ценностей.

3.3. Образы глиняной пластики

Главная проблема атрибуции европейской раннеземледельческой пластики заключается в том, что содержание представлений, связанных с тем или иным образом, остается для нас неизвестным. Несмотря на то, что атрибуция промежуточных и схематичных вариантов фигурок не может быть однозначной, в их иконографии можно обозначить ряд образов, общих для целого ряда культур. В образном ряду доминируют женщины, среди них:

— женские фигурки со сложенными на груди или поддерживающими грудь руками. В их иконографии наблюдаются значительные вариации (по положению рук, позе, степени схематичности фигуры и т.д.), а широкое распространение говорит о том, что они изображали многих персонажей;

— женские статуэтки, сидящие на «тронах», к которым тяготеют многочисленные разновидности сидящих статуэток, которые лишь условно можно объединить в одну группу. На множественность их интерпретаций указывает как многообразие поз, так и находки наборов сидящих фигурок;

— «оранты», стоящие с воздетыми вверх руками. Подобная поза тоже может трактоваться очень широко, приобретая различные вариации и интерпретации в различных культурах;

— фигурки в виде «мадонны», прижимающей к себе младенца, или изо-

бражающие беременных женщин.

Изображения мужчин в раннеземледельческой пластике Европы сравнительно немногочисленны. Наиболее распространены статуэтки «мужчин-воинов» - с поясом и портупеей, известные практически во всех культурах неолита и медного века Европы. Но есть и уникальные изделия как, например, статуэтка, изображающая сидящего на троне персонажа с «серпом» из Сегвар-Тюзкёвеш в Венгрии. Компактную серию составляют «мыслители», изображающие мужчину, сидящего, опустив локти на колени и подперев руками подбородок (культуры Хаманджия, Гумельница, Ку-кутени-Триполье). К этой форме тяготеет ряд женских статуэток с одной рукой, лежащей на груди, и другой - поддерживающей подбородок, как бы в задумчивости (культуры Гумельница, Кукутени-Триполье, Лендьел). Особую группу также составляют сдвоенные, парные статуэтки (однополые либо разнополые). Очевидно, что раннеземледельческая антропоморфная пластика изображала разнообразных персонажей, некоторые из которых являются общими для носителей различных археологических культур, что говорит об относительном единстве их образной системы. Множество аналогий указывает на родство европейского мировоззрения эпохи неолита с ближневосточным. В эту образную систему были включены и многочисленные фигурки, изображавшие различных домашних и диких животных и образовывавшие свою собственную иерархию образов, отражавшую системы классификации животного мира (Балабина 1998).

Отдельную группу скульптурных изделий составляют фигурные алтари и подставки, сосуды с антропоморфными и зооморфными деталями, наглядно демонстрирующие то, что пластические элементы в древнеземле-дельческом искусстве могут быть органично вписаны в любую конструкцию, будь то предмет интерьера или керамический сосуд.

3.4, Особенности развития художественных форм пластики

Формы пластики определялись не столько эстетическими предпочтениями, сколько подчинением формальных характеристик изображений общей стилистике декоративного искусства той или иной культуры. Свою роль здесь сыграли и местные особенности техники гончарства, и навыки работы с другими материалами. Натуралистичных статуэток немного: характерная поза или атрибут указывали на тот или иной образ, в рамках замкнутого коллектива общины дальнейшей детализации не требовалось.

Главным признаком раннеземледельческой пластики является преимущественно фронтальное восприятие формы. Сложность объемной передачи формы иллюстрируют варианты воспроизведения лиц, либо нарисованных, либо смоделированных из двух перпендикулярных плоскостей. Все эти варианты наблюдаются в сериях фигурок из разных культур. Причины их сходства не в представлении одного образа, а в применении одинаковых изобразительных приемов. Аналогичные подходы к решению пространст-

венных задач демонстрируют и многочисленные образцы традиционного искусства. Скульпторы неолитической Европы подошли и к трехмерному виду пространственного решения, что видно на примерах ряда сидящих фигурок и объемных моделей жилищ, где воспроизведено пространство помещения и его интерьер. Задача преодоления плоскостного восприятия формы была решена и в области создания скульптурного портрета, о чем свидетельствуют отдельные натуралистические изображения энеолита Фракии, бутмирской и трипольской культур.

Особенность раннеземледельческой пластики Европы, напрямую вытекающая из плоскостного восприятия формы, - отсутствие объемного изображения одежды (исключение - объемные значимые атрибуты: украшения, пояса, прически, головные уборы). Возможно, мы сталкиваемся с целенаправленным стремлением изобразить именно конструктивную основу - человеческое тело. По отношению к нему одежда условна и требует лишь плоскостной передачи, соответствующей плоскости ткани, из которой она изготовлена. Аналогичный подход характерен и для раннеземледельческой пластики Востока, где объемное изображение одежды становится правилом только с эпохи становления первых государств. В разделе также рассмотрены особенности раннеземледельческого костюма, реконструируемого на основании изображений его в пластике. Набор характерных элементов костюма (треугольные передники у женщин, пояса и перевязи у мужчин), общих для всего ареала, говорит как о его единстве, так и о том, что здесь мы, возможно, сталкиваемся с ритуальным костюмом.

3.5. Региональные стили пластики: разнообразие планов выражения

Специфику стилей пластики, создающих неповторимое своеобразие каждой из культур Балкано-Карпатского неолита определяют различия в идеологических представлениях и социальной среде, возникшие в процессе расселения древних земледельцев. В разделе подробно рассмотрены особенности пластики раннего неолита, культур Фракийско-Нижнедунайского региона, Винча, Бутмир, Хаманждия, Лендьел, Трипо-лье-Кукутени. Отмечены общие и особенные черты, параллели в формах, способах моделировки лиц и фигур, в декоре изделий. Приведенный обзор показывает пути формирования локальных традиций в мелкой скульптуре, связь ее с керамическим производством.

Несмотря на наблюдаемое разнообразие форм пластики, очевидна тенденция к объемности, реалистичности и индивидуализации изображений, в наибольшей степени проявляющаяся в период энеолита (серии натуралистических пластических изображений представлены в целом ряде балканских и карпатских культур). Это связано с усложнением социальной структуры и формированием в этот период у носителей культур Балкано-Карпатского региона иерархически организованных социальных структур. Определенную роль здесь сыграло и расширение социальных связей в раз-

росшихся коллективах, где изображения должны нести в себе больше информации, чем условно-схематические фигурки, использовавшиеся в узкой «домашней» среде.

3.6. Пластические формы в украшениях

Освоение металлов, меди и золота стало одним из важнейших достижений носителей культур «балканского крута». Производство и торговля медными орудиями и украшениями стали одним из факторов формирования на Балканах «ранних сложных обществ». Появление социальных элит сопровождалось возникновением предметов престижного потребления и дорогостоящих украшений. Первые металлические украшения, которые также представляют и антропоморфные, и зооморфные формы.

Наиболее яркую коллекцию золотых украшений представляют предметы из Варненского некрополя. Золотые предметы здесь сосредоточены преимущественно в немногочисленных «статусных» и символических погребениях, составлявших ядро могильника (см. работы И. Иванова, Я. Лихар-дуса, И. Маразова). Набор приемов, использовавшихся для производства золотых украшений, еще беден, декоративный эффект создавался за счет обширных блестящих поверхностей. Изготовители украшений даже не пытались изобразить па них орнаменты, украшавшие керамику. Возможно, что они были лишь элементами отделки не дошедших до нас богато орнаментированных костюмов и воспринимались с ними как единое целое.

Автором проанализированы характерные для энеолита Европы золотые, медные и глиняные подвески, ряд из которых имеет антропоморфную форму, с точки зрения контекстов их находок (погребения, поселения, клады), рассмотрены изображения аналогичных украшений на статуэтках.

Выполненные из меди и золота украшения были атрибутами лиц определенного статуса. Их набор сводился к немногочисленным формам, восходящим к единой «балканской» традиции. В отличие от глиняной пластики, они, по-видимому, играли важную роль не только в пределах общины, а и при контактах между группами населения.

ГЛАВА 4. КЕРАМИКА И ЕЕ ОРНАМЕНТАЦИЯ

Древнеземледельческую эпоху с полным правом можно назвать эпохой расцвета ручного гончарства, образующего самостоятельную отрасль специализированного производства. Керамическая посуда занимает особое место в искусстве, играя важную роль в создании особенного стиля интерьера, соединяя пластическую форму и плоскостной декор.

Производство качественной орнаментированной керамики в неолите и энеолите стало массовым. Исследования комплексов отдельных построек показали, что использовавшийся в них набор включал порядка 20-30 (до 100) различных сосудов, обеспечивавших как бытовые потребности, так и культовые нужды. Относительная однородность комплексов с большим

количеством орнаментированной посуды говорит о том, что художественная керамика не являлась рассчитанным на элиту предметом престижного потребления, а использовалась всеми членами первобытного коллектива.

4.1. Наборы форм сосудов и состав керамических комплексов

Многообразие форм керамики, в первую очередь, определяется различиями функций сосудов, обеспечивавших разнообразные бытовые и культовые нужды: «столовых» - кубков и мисок, горшков и кувшинов, сосудов с крышками, ложек и половников, посуды на подставках и поддонах, а также грубой «кухонной» керамики. Важную роль здесь сыграли и приемы конструирования сосудов: наращивание емкости из горизонтальных лент или сборка ее из отдельных частей. В последнем случае формообразование сводится к комбинированию элементарных форм в виде полусферы, усеченного конуса, цилиндра. Очевидно, что оно отражает особенности мировосприятия и психики первобытных земледельцев, в основу которого ложится использование принципа сборки из частей, распространившегося на большинство предметов материальной культуры. Существенным фактором формообразования керамики, было также использование, параллельно с ней, разнообразных контейнеров, изготовленных из несохранившихся органических материалов (деревянных, кожаных, плетеных), формам и орнаментам которых часто подражала глиняная посуда. Важным источником формотворчества являлось и представление о сосуде, как о вместилище, аналогичном телу человека или животного. На основе метафоры «тела-емкости» возникают серии антропоморфных и зооморфных сосудов.

Набор форм сосудов образует основу керамических комплексов раннеземледельческих памятников - не только совокупность керамики из культурного слоя, но и «функциональный комплекс» - набор керамических изделий, который был необходим жителям поселения. В рамках культуры керамический комплекс достаточно устойчив, в археологических коллекциях он представлен в соответствии с характером контекста залегания находок. Основу для реконструкции процесса его функционирования дают «эгноархеологические» исследования феВоег, ЬаШгар 1979; Ьог^асге 1985). Этнографические наблюдения сопоставимы с результатами археологических исследований и позволяют существенно скорректировать основания для выявления древних керамических традиций и сопоставления комплексов (Палагута 1999, 2003).

4.2. Технологии и организация керамического производства

В разделе представлен обзор техник изготовления керамики раннеземледельческих культур Европы. Несмотря на различную степень изученности гончарства различных регионов и периодов, очевидно, что керамические технологии в пределах круга «культур крашеной керамики» во многом сходны, что говорит об общности их происхождения. Автором деталь-

но рассмотрены приемы, использовавшиеся носителями различных керамических традиций на каждом из этапов изготовления керамики (подготовка формовочной массы, лепка и формовка изделия, обжиг).

В основе всех разновидностей декора лежало использование двух техник: рельефной (каннелюры, прочерченные и врезные линии) и расписной, которые в большинстве случаев дополняли друг друга. На отдельных сосудах (культура Тиса) обнаружены следы аппликации из кожи, плетенки либо ткани. В качестве пигментов использовались минеральные красители. Во Фракии широко применялся графит, придававший росписи металлический блеск. Уникальны сосуды, где орнамент выполнен золотой краской (Варна, Бубань). Обычно считается, что качественная роспись наносилась до обжига, а рыхлая - после. Анализы красок показали, что в их составе присутствуют следы органических связующих, которые выгорают при обжиге (Подвигина и др. 1998; КаНшпа, 81агкоуа 2009). Получается, что роспись, независимо от ее качества, наносилась после обжига. Эти исследования пока проводились на ограниченном материале (образцы культуры Триполье-Кукутени), но они открывают перспективное направление дальнейшего изучения росписей.

Несмотря на обнаружение целого ряда мастерских с комплексами гончарных горнов, производство керамики было ориентировано на внутриоб-щинное потребление. Количество импортов в керамических комплексах обычно незначительно, они могли появляться не только в результате обмена, но и вместе с людьми (например, при брачных контактах). Широкое использование сходных приемов изготовления керамики при обособленности производства объясняется косностью традиций архаичного ручного гончарства. Результатом взаимодействия носителей различных традиций становилось появление многокомпонентных комплексов, сочетающих различные группы керамики. Наблюдения показывают, что такой синтез происходил по принципу дополняемости, когда адаптировались те разновидности «чужих» форм, которые отсутствовали в субстратном наборе. В основе архаичного гончарного производства лежит личностная передача опыта, возможная в сравнительно однородной этнической среде (ср.: Кожин 1989). Таким образом, при этногенетических реконструкциях керамика является важнейшим этническим признаком, а выявление керамических традиций дает основания для реконструкций процессов этногенеза.

4.3, Орнамент: «искусство-ритм» и его особенности

В разделе разработан ряд теоретических положений, позволяющих рассматривать орнамент не только как стилеобразующий элемент, но и как особый вид искусства. Изучение орнаментов позволяет решать различные задачи в рамках целого ряда направлений: разработки вопросов периодизации и хронологии памятников, реконструкции древних технологий, процессов этногенеза и культурогенеза, семантики декора (см.: Кожин 1981).

Орнамепт - это ритмически упорядоченный декор, графическое выражение ритма. Древнейшие орнаменты тесно связаны с формированием систем счета, а соединение в орнаменте геометрии и искусства является «свидетельством первого человеческого понимания регулярности» (Яблан 2006). Так реализуется важная функция орнамента - структурирование, членение предмета на части и объединение их в единую конструктивную целостность, искусственно организованную упорядоченную систему. Стимулом для развития орнаментов стало параллельное развитие строительства, плетения и ткачества, где широко применяется конструирование из частей или важны подсчет и ритмическое чередование элементов.

Методы конструирования орнаментов подчинены художественным законам композиции и правилам симметрии. Симметричные построения ведутся либо от локальной симметрии, либо путем десимметризации, последовательного разделения поля (в исследуемом материале чаще встречаются построения второго плана). Об активной роли поля в орнаментах свидетельствует многократно наблюдаемая в археологических и этнографических материалах их обратимость - взаимозаменяемость элементов фона и орнамента. Появление обратимости связано с частыми преобразованиями позитива в негатив, несомненно, отражающими влияние текстиля на декор керамики. Взаимосвязь различных отраслей домашнего производства и нормативность культуры обусловили и то, что на керамике широко распространяется «технический орнамент» - воспроизведение в декоре текстуры изделий из иных материалов либо реликтовых технических деталей.

Орнамент стал основой изобразительных систем носителей древнезем-ледельческих культур. Ритмичность орнамента отразила осознание ритмов, связанных с цикличностью и ритмами труда и организацией окружающего пространства. «Орнаменталыюсть» художественного языка эпохи проявились и в керамическом декоре, и в предметах пластики, украшениях, текстиле, плетеных изделиях, упорядочивании архитектурного пространства.

4.4, Орнаменты неолита и медного века Европы

В разделе рассмотрены орнаментальные стили различных культур раннеземледельческой Европы. Все многообразие орнаментов можно свести к двум вариантам форм элементов и мотивов: 1) прямолинейным геометрическим и 2) криволинейному спиральному. Несмотря на свое отличие, оба вида орнаментации в той или иной степени присутствуют во всех рассматриваемых раннеземледельческих культурах Европы, порой сочетаясь на одних и тех же сосудах. Абстрактность мотивов и многокрасочность - общие черты декоративного стиля эпохи.

В соответствии с местными особенностями (влиянием на керамику декора некерамических изделий, техники исполнения, способов построения композиций, воплощением в декоре определенных культурных архетипов) в пределах «глобального» стиля определяется множество региональных

стилей и направлений. Стилевые различия также соответствуют каждому из периодов раннеземледельческой эпохи: 1) раннего неолита, становления керамического производства; 2) среднего и позднего неолита, определения локальных специфик культурных комплексов; 3) медного века, периода расцвета керамического производства; 4) перехода к бронзовому веку, когда происходит деградация орнаментальных композиций.

Обозначается ряд регионов, где гончарное искусство развивается наиболее активно. Фессалия и Фракия были центрами сложения европейской гончарной традиции, которая в дальнейшем распространяется на север и северо-запад с культурами Старчево - Кёреш - Криш и линейно-ленточной керамики. Сравнительная однородность материала здесь связана с достаточно быстрым земледельческим освоением Европы и сохранением архаичных форм на окраинах ареала.

Периодами активного развития декора и форм керамики являются поздний неолит и энеолит. В Балкано-Карпатском регионе можно выделить несколько центров орнаментального формотворчества, в пределах которых складываются оригинальные керамические стили: 1) фракийско-нижнедунайский, где в основу ложатся графитные орнаменты и распространение резного декора на фоне доминирования геометрических мотивов; 2) западнобалканский, где выделяется культура Винча с ее лощеной керамикой, а также возникают своеобразные формы спиральных орнаментов в комплексах культур Бутмир и Данило; 3) среднедунайский - культуры Лендьел и Тиса; 4) восточный, где развивается трипольско-кукутенская традиция спиральных орнаментов. Каждый из этих регионов соответствует наиболее развитым и плотно заселенным областям культур «балкано-карпатского круга», где происходят интенсивные контакты между группами населения, и в наибольшей степени выражено стремление к их самоидентификации путем выработки оригинальных стилей.

В энеолите керамическое ремесло здесь достигает наивысшего развития, налаживается массовое производство высокохудожественной продукции, украшенной росписью, лощением и различными видами рельефного декора. Наблюдается относительная унификация изделий в пределах культур, что связано как с развитием технологий и обмена, так и со специализацией гончарства, превратившегося из семейного производства в отрасль ремесла, продукция которого начинает выходить за рамки общины.

В основу большинства орнаментов лег либо «технический орнамент», либо неизобразительные геометрические мотивы. Условно-реалистические изображения крайне редко выступают в качестве основы композиций (исключения - лишь «змеиные» фигуры трипольско-кукутенского орнамента и некоторые образцы из фракийско-нижнедунайского региона).

4.5. Проблемы интерпретации древнеземледельческих орнаментов

Детальный анализ оснований реконструкций значений орнаментов не-

олита и медного века Европы позволил прийти к выводу, что привлечение внешних аналогий, в основном, из этнографических материалов (часто без изучения динамики развития орнаментальных форм) для интерпретаций абстрактно-геометрического декора лишено оснований и является, по сути, современным мифотворчеством. Не выдерживает критики и рассмотрение орнаментов как «знаковой системы», «протописьмснности», где роль «знаков» играют их элементы и мотивы (т.н. «структурно-семиотический» подход). При детальном изучении большая часть «знаков» оказываются элементами «технического орнамента» или разметки, а преимущественное построение путем разделения орнаментального поля, говорит об ином принципе образования орнаментов, чем у текстов. В реальности вся композиция могла восприниматься как один знак, указывающий на тип сосуда в авторской классификации.

Ритмичность орнаментальных фигур, их декоративная стилизация значительно сужают возможности передачи информации, которой обладает изображение. Если художник пытается расширить значение декора, то, как показывает трипольский материал, он вписывает в его контекст изображения. Наличие смыслового значения орнамента при этом не оспаривается: этнографические наблюдения фиксируют использовавшуюся гончарами обширную терминологию для обозначения видов и элементов декора, однако интерпретации исполнителя, строящиеся по принципу свободных ассоциаций, часто оказываются внешними по отношению к изображаемому мотиву (М.С. Андреев, Е.М. Пещерева, М. Хардин и др.). Трактовка орнаментов изменялась, обновлялся и связанный с ними образный ряд; особенно в периоды активных трансформаций культуры. Все это исключает однозначное «прочтение» орнамента.

Ритмические чередование и гармоничное сочетание элементов и мотивов, как и в музыке, - основная цель создателя орнаментальной композиции. Здесь важную роль играет не вербальная основа, но фиксация ощущений - динамики или статики, ритма, устойчивости и т.д. (Т. Пасто). Таким образом, орнамент не тождественен изображению, а представляет особый вид искусства, зачастую исключающий «понятийное содержание» (Г.-Г. Гадамер). Значение нес орнамент в целом, а не его элементы, которые могут видоизменяться в соответствии с формой орнаментируемой поверхности, для достижения максимального декоративного эффекта. Он предназначен для визуального определения категории предмета, определения статуса его обладателя или обозначения принадлежности вещей определенной группе людей, являясь неотъемлемой частью «языка вещей» (ср.: Summers 2003). Прямые интерпретации орнаментов, предлагаемые в рамках сложившихся стереотипов, не имеют под собой веских оснований. Тем не менее, в области традиционной культуры изменения орнаментов и их значений свидетельствуют о серьезных переменах в социальной структуре общества или этническом составе населения. Таким образом, можно опреде-

лить основные направления дальнейшего изучения орнаментов не столько в области их семантики, сколько в областях палеокультурологии, палеоэт-нологии и искусствоведения, где через особенности стиля проявляются и особенности визуального восприятия формы и пространства.

ГЛАВА 5. ИСКУССТВО ТРИПОЛЬЯ-КУКУТЕНИ: ХУДОЖЕСТВЕННАЯ ТРАДИЦИЯ В ЕЕ ИСТОРИЧЕСКОМ РАЗВИТИИ

Ареал Триполья-Кукутени охватывает обширную территорию - Запрут-скую Молдову, Молдавию и Правобережную Украину, а длительность ее развития составляет около 1500 лет. Своеобразие этой культуры проявляется в том, что, с одной стороны, она тесно связана с балканской традицией, с другой — находится на границе земледельческого ареала, что давало ее носителям возможности для освоения новых территорий и предопределило подвижный характер их расселения. По радиокарбону, время существования Триполья-Кукутени охватывает период с 4000 по 2350 (53002600) гг. до н.э.

В развитии Триполья-Кукутени выделяются три основных этапа:

1) ранний (Триполье А - Прекукутени) - формирование культуры в Восточных Карпатах и расселение ее носителей в бассейны Прута, Днестра и Южного Буга;

2) развитой этап разбивается на несколько периодов: в Триполье В1, ВИ - Кукутени А, А-В происходит максимальное расширение ареала, увеличение плотности его заселения, определяются границы основных локальных вариантов, а Триполье С1 - Кукутени В становится «апогеем» в развитии культуры, когда возникают поселения-гиганты с населением несколько тысяч человек;

3) поздний этап (Триполье СП) представляет завершение цикла существования Триполья-Кукутени, распад на отдельные культуры.

5.1. Формирование культурных традиций

На этапе Триполье А - Прекукутени в пределах ландшафтов лесостепной зоны формируются основные черты земледельческо-скотоводческого хозяйства носителей культуры. Поселения еще небольшие (в среднем 1-2 га), жилища в них располагаются группами или по кругу. Некоторые из поселков укреплены рвами. Появление укреплений в Прикарпатье говорит о том, что уже в ранний период здесь возникает относительная перенаселенность, что заставляет носителей культуры двигаться на северо-восток в поисках новых земель. Так архаичная техника хозяйства и демографический фактор сформировали специфику «трипольского пространства» с цикличной сменой мест поселений и перемещением коллективов на вновь осваиваемые земли. Тогда же определяются и особенности домостроительства. Его характерной чертой стали глинобитные двухуровневые дома («площадки»). Площадь таких жилищ - от 25-30 до 100 кв. м. Аналогии

им ведут к кругу балканских культур.

Своеобразные художественные формы вырабатываются в пластике. Преобладают женские статуэтки, стоящие или сидящие, форма которых характеризуется подчеркнутой стеатопигией. В основу стандартной моделировки фигуры ложится стыковка трех равных по объему частей (две ноги и туловище). Детали изображены схематично, лицо обычно не моделировалось (нос иногда обозначен защипом), руки - в виде выступов (за исключением немногих фигурок с полной моделировкой рук, в т.ч. восходящих к позе «мыслителя»). Украшены фигурки росписью или углубленным орнаментом, который воспроизводил складки одежды. В декоре акцентировался лобковый треугольник - так, скорее всего, изображался передник (реалистичнее он показан на более поздних статуэтках). Мужские изображения немногочисленны.

Основу керамического комплекса Прскукутсни - Триполья А составляет посуда со спиральным углубленным орнаментом, сочетающимся с каннелюрами или врезным узором. В основу большинства композиций ранне-трипольских орнаментов ложатся фигуры двух «змей», закрученных навстречу друг другу, поиски соответствий которым ведут в круг линейно-ленточных и старчевских орнаментов, но прямых параллелей там найти не удается. Таким образом, здесь налицо очевидный синтез в едином комплексе различных черт, знаменующий разрыв с прежними традициями и формирование нового стиля путем применения различных известных техник орнаментации к решению новых задач.

В качестве примера в работе рассмотрен один из наиболее ранних комплексов Триполья-Кукутени из поселения Флорешты в Молдавии, исследованного Т.С. Пассек в 1950-60-е гг. (материалы в МАЭ РАН). Сопоставление керамики Флорешт с комплексами более поздних поселений Преку-кутени - Триполья А (Берново-Лука, Карбуна и др.), обозначает тенденцию к схематизации и стилизации «змеиных» фигур, в зависимости от форм сосудов, размеров орнаментальных полей, вариаций в технике исполнения декора. Кроме «змей», составляющих доминанту орнамента, остальные элементы имеют декоративный характер либо представляют собой «технический орнамент».

Несмотря на невозможность раскрыть значение «змеевидных» фигур, очевидно, что их регулярное воспроизведение на керамике, моделях жилищ и антропоморфной пластике связано с самоидентификацией носителей культуры. Хотя изображения «змей» есть и в других культурах «балканского круга», но здесь этот символ приобретает особую актуальность. Область его значений, из-за метафоричности, может быть достаточно широка: от указания на некий миф о происхождении, до охранительных функций и благопожелательных формул.

Хотя на раннем этапе материалы памятников еще довольно однородны, значительные размеры освоенного ареала предопределили дальнейшую

сегментацию культуры на локальные варианты, с переосмыслением в рамках каждого из них мировоззренческих установок, выделением на базе сложившегося комплекса керамики и пластики местных стилей.

5.2. Развитое Триполье: период разнообразия художественных форм

«Развитой» этап Триполья-Кукутени охватывает наибольший промежуток времени. Отдельные его периоды значительно различаются между собой по характеру материала. Периоды Триполье В1, ВП - Кукутени А, А-В отмечает активное освоение ареала культуры, в различных частях которого формируются ее локальные варианты.

К Триполью В1 - Кукутени А относится наиболее количество фортифи-цированных поселений, которые концентрируются в наиболее плотно заселенных центральных районах ареала культуры. Следствием демографической напряженности становятся миграции групп населения в пределах «экологической ниши» лесостепной зоны и увеличение размеров поселков. По мере увеличения площадей памятников, намечающегося в Триполье ВП - Кукутени А-В, планировки поселений развиваются от групп жилищ к кольцевой застройке, что свидетельствует о процессах консолидации коллективов общин. Архитектура жилищ в целом продолжает традицию предыдущего периода, но при этом усложняется их интерьер, распространяются многокомнатные постройки.

О богатстве и разнообразии духовной жизни носителей трипольско-кукутенской культуры свидетельствует обилие находок предметов антропоморфной и зооморфной пластики. Статуэтки Триполья В1 - Кукутени А продолжают традиции раннего периода, но пропорции фигурок становятся более стройными. У некоторых фигурок на груди изображены медальоны, формы которых восходят к золотым изделиям Варненского некрополя, что указывает на высокий статус изображаемых персонажей. В период Триполье ВН - Кукутени А-В происходят дальнейшие изменения в декоре и формах антропоморфной пластики: отчетливо проявляется тенденция к реалистичной трактовке фигуры, детальнее изображается одежда. Распространяется традиция делать сквозные проколы на бедрах и выступах рук, которые, вероятно, предназначались для крепления одежды из органических материалов. Разнообразные виды домашних и диких животных изображает многочисленная зооморфная пластика. В развитом Триполье распространяется особая форма сдвоенных полых подставок - «биноклей», не встречающихся в других раннеземледельческих культурах. Наиболее вероятна их интерпретация в качестве переносных алтарей. Значение элементов форм этих изделий отражает серия изделий, у которых перемычки сделаны в виде человеческих фигур (Палагута 2007).

Связи со степными культурами отражает распространение особого вида каменной скульптуры - «скипетров», в схематичной или реалистичной манере передающих форму головы животного. Распространены они от Бал-

кано-Карпатского региона до Поволжья и Северного Кавказа, и встречены как на поселениях, так и в погребениях. Эти изделия нужно рассматривать, как надкультурное явление. Их происхождение не связано с балканскими культурами, где отсутствует традиция изготовления скульптуры из твердого камня, но, возможно, из-за влияния раннеземледельческой пластики скипетры из западной части ареала приобрели реалистические черты.

В начале развитого периода гончарное искусство достигает расцвета. Набор форм расширяется за счет обособления их местных разновидностей. Наиболее значительной инновацией стало распространение полихромной посуды, расписанной двумя или тремя красками. В работе рассмотрена проблема происхождения различных стилей полихромной росписи, возникшей как вследствие развития технологий, так и под влиянием соседних культур (Гумелышца, Петрешти). Изменения в орнаментах связаны с их обратимостью, которая во многом была обусловлена появлением росписи, позволяющей варьировать красками при оформлении фона и орнаментальных фигур. Обратимые орнаменты окончательно утверждаются на три-польской посуде к концу периода Триполье В1 - Кукутени А, когда изначальные «змеиные» мотивы окончательно теряются в многовитковых спиралях. Появляются и новые способы организации орнаментов, которые в итоге ведут к деструкции симметричной структуры их построения. Помимо общей направленности к утрате исходных форм, процесс развития орнаментов определялся и «сегментацией» культуры на локальные варианты, со своими стилевыми особенностями керамики (Ра^Ша 2007).

На протяжении периода Триполье ВП - Кукутени А-В происходит распад спиральных композиций, смещение акцентов с основных на дополнительные элементы, утверждение упрощенных стандартных орнаментальных схем. Наблюдается и тенденция к сокращению цветовой гаммы орнаментов. Это демонстрируют рассмотренные в работе достаточно полно опубликованные керамические комплексы Траян-дялул Фынтьтнилор (ОитНгезси 1945), Клищева (Заец, Рыжов 1992), а также материалы разведок автора у с. Дрэгэнешты в Молдове (Ра^и1а 1998).

5.3. Эпоха «протогородов»

В период Триполье ВП-С1 - Кукутени В в Буго-Днепровском междуречье появляются поселения-гиганты, размеры которых достигают сотен гектаров, значительно превосходящие по площади не только поселения синхронных культур европейского медного века, но и формирующиеся в это время города цивилизаций Ближнего Востока. В основе процессов роста и консолидации населения - подъем экономики. Шире используются медные орудия, развивается добыча и обработка кремня. Судя по находкам моделей саней, развиваются и средства передвижения. Такие модели указывают и на возможное развитие упряжных пахотных орудий, дающих возможности для интенсификации сельского хозяйства.

Увеличение размеров трипольских поселений приходится на период наибольшего «уплотнения» заселения трипольского ареала, где происходят миграции «западных» групп с расписной керамикой на территорию Буго-Днепровского междуречья, занимаемую ранее «восточнотрипольским» населением, сохраняющим архаичные черты в орнаментации керамики (см. работы Е.В. Цвек, В.А. Круца, С.Н. Рыжова, Э.В. Овчинникова и др.). Крупнейшие поселения-гиганты (Майданецкое, Тальянки, Доброводы и др.), площадь которых достигает 300-450 га, а количество жилищ - до 2000, возникают на этих вновь осваиваемых пришельцами с запада территориях - в бассейне Южного Буга. Население их составляло от 4-5 до 10 тыс. человек. Увеличивается площадь поселений и в других регионах.

Несмотря на ряд невыясненных вопросов в изучении поселений-гигантов (например, об их одновременной или разновременной застройке), их упорядоченная структура, образуемая кольцами жилищ, свидетельствует о формировании в трипольском обществе системы социальной иерархии, обеспечивающей организацию постройки этих «протогородов». Причиной их возникновения могла стать и угроза военных конфликтов. Однако, скорее всего, концентрация населения была обусловлена экономическими и экологическими факторами, когда при неблагоприятных изменениях природных условий для поддержания жизнедеятельности потребовались усилия больших коллективов (Круц 1989, Видейко 2003). Время существования «протогородов» охватывает лишь несколько столетий, более поздних трипольских памятников на занимаемой ими территории нет.

Изменения в трипольско-кукутенском обществе отражаются и в пластике. Здесь проявляется тенденция к более детальному изображению прически, одежды, обуви, лицо теперь моделируется в виде диска, на котором обозначается нос и глаза. Тенденция к созданию более реалистичных изображений, индивидуализации персонажей, приводит к появлению серии натуралистичных фигурок. Концентрация их находок приходится на регион, где формируются поселения-гиганты. Очевидно, что это отражает происходившие здесь процессы увеличения коллективов и складывание в них социальной иерархии, с сопутствующим этому выделением отдельных лидеров, что не могло не сказаться и на индивидуализации образов пластики.

Меняется и керамический комплекс. Элементы форм посуды становятся стандартными (из-за использования шаблонов при лепке), появляется и поворотное устройство для формовки керамики. Многокрасочный декор сводится к монохромной гамме. На фоне распада спирали происходит стандартизация и схематизация орнаментов, а также возникает много дополнительных элементов «технического» происхождения, что говорит о постепенной утрате значения спиральных узоров.

В то же время, на трипольско-кукутенских сосудах появляются антропоморфные и зооморфные изображения, придающие орнаментам уже иной смысл (их систематизации, датировки и интерпретации посвящены работы

А. Ницу, Т.Г. Мовши, В.Г. Збеновича, С. Цсрны, Т.М. Ткачука). Их особенность в том, что они образуют самостоятельные композиции, которые накладываются на канву орнамента, играющего лишь роль ритмообра-зующей основы. Сюжеты изображений разнообразны (отдельные фигуры и группы персонажей, люди и животные). За исключением повторений изображений собак, свести их к набору стандартных схем не удастся. Картирование памятников с зооморфными и антропоморфными изображениями показывает их концентрацию вокруг бассейнов Среднего Прута и Среднего Днестра. Хотя поселения здесь не достигают гигантских размеров, плотность заселения этого региона достаточно высока. Именно он становится исходным пунктом миграций групп населения с расписной керамикой на северо-восток. Трипольские изображения, размещенные поверх орнамента - уникальное явление в мире неолитической орнаментики Европы. Очевидно, что появление их связано с новой волной интерпретаций орнаментов, стремлением наполнить схематичные композиции новым смыслом, предпринимавшимися отдельными группами носителей три-польской культуры на заключительном этапе се развития.

5.4. Позднейшее Триполье: дезинтеграция культуры и упадок художественной традиции

Начало III тыс. до н.э. знаменует собой закат эпохи «золотого века» энеолита. Причины того, что культуры балкано-карпатского круга так и не переступили порога сложения государств, видятся и в неблагоприятных изменениях климата, и в непрочности социальных структур, которые успели сложиться в период их максимального развития (Массой 2000). Процессы, приведшие к кардинальным социально-экономическим изменениям и перестройке художественной культуры, требуют дальнейшего изучения на основе палеоэкологических исследований и уточнения относительной хронологии этих явлений: как в рамках всего ареала культур «балканского типа», так и на фоне развития всех евразийских культур позднего энеолита -раннего бронзового века.

На позднем этапе Триполья-Кукутени происходит процесс дезинтеграции культуры, сложения на ее базе отдельных групп памятников, отличающихся друг от друга не только по формальным признакам (например, различиям керамического декора), но и по хозяйственно-культурному типу. С исчезновением поселений-гигантов преобладают небольшие поселки (до 10 га). Происходит деградация жилой архитектуры, немногочисленны оборонительные сооружения. Об изменениях в идеологических представлениях носителей культур позднего Триполья свидетельствует появление обособленных могильников, которые не известны для раннего и развитого этапов культуры. В них представлены два обряда захоронения - трупо-сожжение (Среднее Поднепровье) и трупоположение (Причерноморье). В степях Причерноморья распространяется обряд захоронения в курганах -

сложных по конструкции монументальных погребальных сооружениях (усатовская культура). Этот обряд чужд раннеземледельческому миру. Распад культурных традиций и сложение нового видения формы демонстрирует и пластика, претерпевающая значительные изменения в сторону крайней схематизации, условности, утрирования пропорций. Возникает новое восприятие формы, как абстракции, знака, а не живой натуры.

В керамических комплексах позднетрипольских памятников еще присутствует расписная керамика, но со временем ее становится все меньше. Зато вырастает доля керамики, изготовленной из более грубого теста, украшенной оттисками шнура, ямками или наколами. В росписи происходит окончательный распад спиральных мотивов, которые превращаются в набор прямых или изогнутых лент, заполненных штриховкой. Становятся схематичными и со временем исчезают изображения людей и животных. Эти явления знаменуют не только умирание раннеземледельческих традиций. Меняется культурная среда, в которой существовали остатки три-польского населения. В пределах бывшего трипольского ареала распространяются памятники других культур.

Исследование художественного творчества Триполья-Кукутени показывает, что предметы искусства отражают специфику экономики и этапы развития социальной организации носителей культуры. Образ жизни, обусловленный экстенсивными способами эксплуатации природных ресурсов, формирует и соответствующую картину окружающего пространства, нашедшую отражение и в поселенческой архитектуре, и в динамичном построении композиций орнамента, разнообразие которых определила сегментация культуры на локальные варианты в процессе расселения ее носителей от Карпат до Днепра.

Процесс образования и развития трипольско-кукутенских орнаментов происходил от первоначальных изобразительных форм («змей») к последующей деконструкции основы, дополнению ее новыми элементами, сопровождавшейся утратой исходных значений. Важную роль здесь сыграли «технический орнамент» и использование принципа обратимости орнамента и фона. Наиболее активно это происходило в начале развитого этапа и сопровождались распространением новых технологий росписи. Расцвет орнаментального творчества (как и в позднем неолите Балкан) связан с нарастанием локального своеобразия групп поселений и с увеличением плотности заселения ареала. Этому соответствует и широкое распространение оборонительных сооружений. В этих условиях орнаменты становились одним из средств самоидентификации групп населения. Следующий этап развития декора отражает тенденцию к концентрации населения, когда массовое производство керамики обусловило упрощение орнаментальных композиций, воспроизведение стандартных схем. Переосмысление значений орнаментов приводит в конце развитого Триполья к дополнению их изображениями, не связанными с орнаментальной схемой, которая

лишь оформляет поле композиции. Последующая деградация орнамента соответствует утрате культурных традиций и распаду ареала Триполья-Кукутени на отдельные археологические культуры.

В развитии трипольско-кукутенской пластики наблюдаются иные тенденции. Если орнамент рассчитан на создание внешнего декоративного эффекта и обозначение принадлежности предмета к определенному классу изделий или группе людей (этносу, общине, роду, семье или социальной группе), то глиняные фигурки - воплощают конкретные образы. На начальном этапе Триполья-Кукутени статуэтки, в отличие от орнаментов, наиболее схематичны и условны, похожи друг на друга. Они выступают в виде символов, значение которых понятно в пределах сферы, где они использовались - в пределах домохозяйства или небольшого поселка. Одна форма при этом могла изображать различных персонажей. В развитом Триполье наблюдается тенденция к большей натуралистичности статуэток, максимальное развитие проявляющая в эпоху поселений-гигантов. Параллельно наблюдается и увеличение количества пластики. Максимальное развитие пластических форм соответствует распространению сюжетных антропоморфных и зооморфных изображений на керамике. Очевидно, что изменения в восприятии пластики были продиктованы новыми потребностями обществ, ставших на путь создания «протогородов». Происходит индивидуализация образов в процессе сложения иерархических социальных структур, а также возникает необходимость конкретизации изображаемых персонажей в условиях превращения родовых общин в коллективы, состоящих из сотен и тысяч людей, где значение фигурок должно быть четче определимо визуально. Схематизация пластики соответствует периоду распада культуры.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Раннеземледельческое искусство представляет собой особый этап в развитии мировой художественной культуры. Как в Европе, так и в других областях Старого Света, а в какой-то степени и на материале культур расписной керамики Нового Света, он выделяется по ряду базовых признаков. В архитектуре здесь еще не развиты монументальные формы, находящиеся в стадии формирования. В области скульптуры доминирует мелкая пластика. Наибольшее развитие получают орнаменты, в археологических материалах сохранившиеся преимущественно на керамике, но в «живой» культуре представленные на разнообразных тканых, плетеных, деревянных изделиях, в архитектурном декоре. Именно в области орнаментального творчества наблюдается наибольшее разнообразие мотивов, при их выполнении широко используется краска.

Истоки своеобразия раннеземледельческого искусства в том, что оно родилось в «аграрных» обществах, не достигших порога городской цивилизации. Здесь искусство как особое, образное представление мира, мышление и передача информации посредством образов (а именно так, широко,

трактует автор понятие искусства), еще неразрывно связано с другими областями производства, где оно не выделилось в особую сферу человеческой деятельности. Отсюда тесная взаимосвязь различных его видов, соответствие развития художественных форм общему уровню развития технологий, социально-демографическим условиям, определяющим основные параметры культуры, как средства адаптации человека к условиям природной и социальной среды.

Роль этого этапа в истории человеческой культуры чрезвычайно велика. Именно здесь формируются основы искусства «сельского примитива», в различных формах дожившего вплоть до современности в виде «народного» искусства. Явные параллели древнеземледельческому искусству прослеживаются в разнообразии народной вышивки, плетения, в декоре домов и посуды, глиняной игрушке.

Закономерности в развитии образного восприятия и художественных форм искусства ранних земледельцев определяются целым рядов факторов, среди которых: природный и хозяйственный, обусловившие степень мобильности населения и стратегии его расселения, особенности восприятия пространства, социально-демографический, влиявший на частоту, плотность и направленность социальных связей, и технологический, определивший использование различных материалов, уровень качества и сложности изготовления изделий. Когда приходится признать, что семантико-семиотические исследования упираются в тупик при отсутствии оснований для реконструкций, единственно возможным является изучение древнего искусства, как продукта жизнедеятельности реальных обществ.

Развитие «обществ балканского типа» определялось адаптацией к конкретным условиям окружающей среды, что предопределило две стратегии расселения и соответствующих поселенческих форм. Первая, «статичная», характерна для Балкан, где формируются относительно постоянные поселения. Другая «динамичная» распространена к северу от Дуная, где поселения сравнительно недолговременны. Различия этих стратегий определили и планировку поселков (регулярную или свободную, кольцевую), а также сложение тех или иных монументальных архитектурных форм. Значительную роль в формировании архитектуры сыграл и военный фактор, обусловивший развитие оборонительных сооружений.

Тенденция к увеличению плотности населения, укрупнению поселений и формированию иерархически организованных сообществ (что происходит в энеолите), находит выражение и в более или менее планомерно организованной архитектуре, и в пластике. Связь количества предметов пластики с плотностью социальных связей очевидна при соотнесении числа находок с плотностью заселения регионов. Увеличению размеров коллективов соответствует и степень натуралистичности и объемности проработки форм, развивающаяся от двухмерных условно-схематических к объемным реалистичным формам. Это можно объяснить как необходимостью

конкретизации персонажей в условиях разросшихся поселков, расширения «визуальной информации», которую несет изделие, так и индивидуализацией личности в условиях формирования элит.

Особенности расселения и организации социумов влияют также на разнообразие орнаментов. Это связано с одной из их важнейших функций -обозначения принадлежности изделий как к определенной группе предметов материальной культуры, так и конкретным владельцам. Наиболее разнообразные орнаментальные формы можно встретить в период преобладания дробных сообществ, где знаком принадлежности к ним становится именно орнамент. Доминирование сходных форм декора отмечает либо начальные стадии расселения, либо сложение в пределах ареала культуры системы устойчивых взаимосвязей на базе развития технологий и обмена.

Технологический фактор сыграл важную роль в развитии орнаментов: появлении различных видов «технического» орнамента, его обратимости, применении различных техник его исполнения и многоцветности. Стандартизация керамики с развитием специализированного гончарства привела к сокращению цветовой гаммы, упрощению мотивов орнаментов.

Влияние указанных факторов определяет выделение определенных стадий, которые проходит в своем развитии искусство культур «балканского типа», и которые в целом соответствуют уровням развития производства и общественных отношений. Формативная стадия определяется отсутствием «искусственной» планировки поселений, пространство которых организовано в соответствии с хозяйственными потребностями и условиями местности. Пластика представлена преимущественно условно-схематичными фигурками. Орнаменты образованы композиционно простыми построениями на основе спирали и прямолинейно-геомстричсских фигур, распространение их сходных форм на широких территориях (например, в ареалах Старчево - Кёреш - Криш и линейно-ленточной керамики), связано с архаичностью технологий и спецификой мобильного расселения.

Следующая стадия - дробности, множественности форм архитектуры, изобразительных и орнаментальных форм. Она устанавливается на уровне сформировавшихся культурных ареалов и активного процесса сегментации культур. Дробность локальных групп, разнообразие сообществ, находит соответствие в разнообразии локальных орнаментальных форм. Появляются отдельные образцы объемной пластики и фигурок с индивидуальными чертами. Такой уровень достигается уже в ряде ранненеолитических сообществ в Фессалии, а в более северных областях Балкан и Карпатского бассейна - на уровне среднего и позднего неолита.,

Стадия формирования «ранних сложных обществ», которую достигают наиболее развитые из балканских сообществ, в археологической периодизации соответствует энеолиту. Архитектурные формы здесь представлены спланированными по единой схеме балканскими теллями и трипольскими поселениями-гигантами, на западной периферии - ронделлами, сочетаю-

щими сакральные, социальные и оборонительные функции. Пластика становится одной из наиболее массовых и разнообразных категорий находок, появляются объемные натуралистичные статуэтки. В гончарном искусстве появляются образцы «элитной» продукции, намечается стандартизация форм и орнаментов керамики, связанная с ее массовым производством.

Последовательность стадий развития художественных форм, закономерности их развития и зависимость их от указанных факторов подтверждают и наблюдения не только на «макроуровне» всего круга «культур крашеной керамики», изученного, к сожалению, крайне неравномерно, но и на уровне одной культуры - Триполье-Кукутени, материалы которой достаточно представительны для обоснованных выводов.

Дальнейшее исследование памятников искусства древнеземледельче-ской эпохи в разработанном автором направлении позволит не только заполнить «лакуны» в общей картине культурного развития Европы, но и проследить особенности формирования образной системы и художественных форм в конкретных археологических культурах, выявить новые закономерности и последовательности их развития.

Одним из стимулов в этом исследовании является то обстоятельство, что эти яркие материалы с момента своего открытия стали частью «актуального прошлого» многих европейских стран. Особенно востребованы они стали в последние десятилетия, когда на политическом пространстве Восточной Европы произошли значительные изменения, связанные с образованием новых государств или радикальной сменой политических режимов в уже существующих. Предметы древнего искусства в этих условиях превращаются в элементы новой системы символов и средство выражения национальной идентичности, что порой сопровождается и мифотворчеством в области их интерпретации. Противопоставить этому можно только научные исследования, основанные на тщательном изучении материалов и реконструкциях, построенных на четкой системе доказательств. Именно это и предусматривает представленный в работе подход к исследованию доисторического искусства, который позволяет рассматривать его не изолированно, как продукт «туманных религиозных представлений», а как отражение как отражение реального общества в его историческом развитии.

Основные выводы и положения диссертации отражены

в следующих публикациях автора:

Статьи в журналах из списка ВАК:

1. Палагута И.В. Керамический комплекс трипольского поселения Друцы I в Северной Молдавии // Вестник МГУ. Серия 8. История, №5. М., 1995. С. 51-63.

2. Палагута И.В. Поселения развитого Триполья в среднем течении р. Солонец // Вестник МГУ. Серия 8. История, №5. М„ 1997. С. 111-120.

3. Палагута И.В. К проблеме связей Триполья-Кукутени с культурами эне-

олита степной зоны Северного Причерноморья // Российская археология, №1. М., 1998. С. 5-14.

4. Палагута И.В. Поселение Журы в Поднестровье: к вопросу о выделении локальных вариантов в Триполье BI // Вестник МГУ. Серия 8. История, №6. М., 1998. С. 122-144.

5. Палагута И.В. О составе керамических комплексов трипольских памятников (по материалам поселений среднего Триполья) // Вестник МГУ. Серия 8. История, №6. М., 1999. С. 68-86.

6. Палагута И.В. Системы расселения ранних земледельцев Карпато-Поднепровья: опыт изучения микрогрупп памятников культуры Триполье-Кукутени // Археологические вести, 7. Санкт-Петербург, 2000. С. 53-62.

7. Палагута И.В. «Технический орнамент» в декоре керамики трипольской культуры // Археология, этнография и антропология Евразии, №2 (38). Новосибирск, 2009. С. 85-91.

8. Palaguta I. "Technical decoration" of the Tripolye Ceramics // Archaeology, Ethnology & Anthropology of Eurasia, Vol. 37 (2). Amsterdam: Elsevier, 2009. P. 85-91.

Монографии

9. Палагута И.В. Искусство Древней Европы: Эпоха ранних земледельцев (VII-III тыс. до н.э.). Учебное пособие. СПб: Изд-во СПбГУП, 2007. 200 с.

10. Palaguta I. Tripolye Culture during the Beginning of the Middle Period (BI): The relative chronology and local grouping of sites / British Archaeological Reports, International Series, 1666. Oxford: Hadrian Books, 2007. 182 p.

11. Палагута И.В. Мир искусства древних земледельцев Европы (культуры балкано-карпатского круга в VII—III тыс. до н.э.). Санкт-Петербург: Але-тейя, 2010. 22 п.л. (в печати).

Статьи в журналах и сборниках:

12. Палагута I.B. Hobí дат про схщш зв'язки триптьсько1 культури // Археолопя, №1. Кшв, 1994. С. 134-137.

14. Палагута И.В. Культурна належпють пам'яток середньоУ та шзньоТ броши Черкаського .Швобережжя // Археолопя, №1. Кшв, 1996. С. 61-69.

15. Палагута И.В. К проблеме формирования северомолдавских памятников Триполья BI (исследование керамического комплекса поселения Старые Куконешты I) // Древности Евразии. Москва, 1997. С. 50-69.

16. Палагута И.В. A§ezärile ale culturii Cucuteni-Tripolie evaluate din bazinul riului Solonef // Revista Arheologicä, 2. Chi$inäu, 1998. P. 101-110.

17. Подвигина Н.Л., Писарева С.А., Киреева В.Н., Палагута И.В. Исследование расписной энеолитической керамики культуры Триполье-Кукутени (IV—III тыс. до н.э.) // Художественное наследие. Хранение, исследование, реставрация, 17. М., 1999. С. 33-37 (в соавторстве).

18. Палагута И.В. Проблемы изучения спиральных орнаментов трипольской керамики//Stratum plus, 2. СПб; Кишинев; Одесса, 1999. С. 148-159.

19. Palaguta I. Untersuchungen in der Tripol'e BI-Siedlung Tätäräuca Nouä III

im Dnestr-Gebiet // Eurasia Antiqua. Band 9. Mainz am Rhein, 2003. S. 1-26.

20. О технологии изготовления и орнаментации керамики в начале развитого Триполья (BI) // Матер i ал и та дослщження з археологи СхцдаоТ Укра'ши. Вип. 4. Луганськ, 2006. С. 75-92.

21. Палагута И.В. «Биноклевидные» изделия в культуре Триполье-Кукутень: опыт комплексного исследования категории «культовых» предметов // Revista Arheologicä, SN, vol. III, nr. 1-2. Chi§inäu, 2007. С. 110-137.

Тезисы докладов и материалы научных конференций:

22. Палагута И.В. Трипольское поселение Друцы I в Северной Молдове (планиграфия керамических находок) // Древнейшие общности земледельцев и скотоводов Северного Причерноморья V тыс. до н.э. - V в. н.э. Материалы Международной археологической конференции. Тирасполь, 10-14 октября 1994. Тирасполь, 1994. С. 51-52

23. Палагута И.В. Системы поселений в Триполье-Кукутени: опыт изучения микрогрупп памятников // Поселения: среда, культура, социум. Материалы тематической научной конференции. Санкт-Петербург, 6-9 октября 1998. СПб, 1998. С. 62-65.

24. Палагута И.В. Об изменениях этнокультурной ситуации в Северозападном Причерноморье в энеолите (по данным керамических импортов) // 60 лет кафедре археологии МГУ им. М.В. Ломоносова. Тез. докл. юбилейной конференции. Москва, 20-24 декабря 1999. М., 1999. С. 101-104

25. Палагута И.В. Керамика типа "Кукутени С": проблема происхождения и дальнейшие метаморфозы // Тези доповщей М1жнародно1 науково-практично1 конференцй "Тритльський cbít та його сусщи", м. Збараж, 2025 серпня 2001. Збараж, 2001. С. 37-38.

26. Палагута И.В. Проблемы изучения керамики, как индикатора культур эпохи бронзы Среднего Поднепровья // Бронзовый век Восточной Европы: Характеристика культур, хронология и периодизация. Материалы международной научной конференции «К столетию периодизации В.А. Городцо-ва бронзового века южной половины Восточной Европы». Самара, 2001. С. 253-257.

27. Palaguta I. Some Results of Studies on Cucuteni-Tripolye Decoration Techniques II Archaeometry 98. Proceedings of the 31st Symposium, Budapest, 27 April - 1 May 1998. Volumes I & II (Ed. by E. Jerem and K.T. Biró). BAR, Archaeolingua Central European Series 1. Oxford, 2002. P. 627-629.

28. Палагута И.В. О критериях для сравнения керамических комплексов памятников раннеземледельческих культур Юга Восточной Европы // Трипшьсью поселення-пганти. Матер1али м1жнародно1 конференцй". Кшв, 2003. С. 98-101.

29. Палагута И.В. Обратимость узора в эволюции орнаментов керамики культуры Триполье-Кукутени // Изобразительные памятники: стиль, эпоха, композиции. Материалы тематической научной конференции. Санкт-Петербург, кафедра археологии СПбГУ, 1-4 декабря 2004 г. СПб, 2004. С.

105-108.

30. Палагута И.В. Биноклевидные изделия в Триполье-Кукутени: проблема интерпретации // Тези доповщсй М1жнародно'| пауково-практичноТ конференцп «Древ1Й землероби Свропи: iiobí вщкритгя та ппотсзи». Зба-раж, 16-19 серпня 2004 року. Збараж, 2004. С. 56-59.

31. Палагута И.В. Обратимость узора в эволюции орнаментов керамики культуры Триполье-Кукутени // Изобразительные памятники: стиль, эпоха, композиции. Материалы тематической научной конференции. Санкт-Петербург, кафедра археологии СПбГУ, 1-4 декабря 2004 г. СПб, 2004. С. 105-108.

32. Палагута И.В. О возможностях «прочтения» трипольских орнаментов // Проблеми дослщження пам'яток СхщпоТ Укра'ши: Матер i ал и II-i Лугансько1 мгжпародноТ ¡сторико-архсолопчноУ конференцп. КиТв, 2005. С. 38^0.

33. Палагута И.В. Обратимость орнаментов в развитии локальной керамической традиции // Памятники археологии и художественное творчество: Материалы осеннего коллоквиума. Вып. 3 / ООМИИ им. М.А. Врубеля. Омск, 2005. С. 66-70.

34. Палагута И.В. Отражение представлений о пространстве в архитектуре и изобразительном творчестве ранних земледельцев Европы // Восток в эпоху Древности. Новые методы исследований: междисциплинарный подход, общество и природная среда. Тезисы докладов Международной научно-практической конференции памяти Э.А. Грантовского и Д.С. Раевского. М.: ИВ РАН, 2007. С. 35-36.

35. Палагута И.В. Мифы и реальность в интерпретации орнаментов древних земледельцев Европы // Диалог культур и партнерство цивилизаций: VIII Международные Лихачевские научные чтения. СПб.: СПбГУП, 2008. С. 216-217.

36. Палагута И.В. Из истории интерпретации древних орнаментов: к проблеме мифотворчества в гуманитарной науке XX века // Современное искусство в контексте глобализации: наука, образование, художественный рынок. Тезисы докладов II Всероссийской научно-практической конференции «Современное искусство в контексте глобализации: наука, образование, художественный рынок», 30 января 2009 года. СПб.: СПбГУП, 2009. С. 34-39.

37. Палагута И.В. Явление обратимости и основные направления развития композиций орнаментов трипольско-кукутенской керамики // Материалы 9 и 11 заседаний научно-методического семинара «Тверская земля и сопредельные территории в древности» / Тверской археологический сборник. Вып. 7.Тверь, 2009. С. 411-418.

Всего по теме диссертации автором опубликовано 50 печатных работ общим объемом 84 п.л.

Подписано в печать 04.03.2010 г. Формат 60x84 1/16. Бумага офсетная. Печать офсетная. Усл. печ. л. 2,5. Тираж 100 экз. Заказ № 1532.

Отпечатано в ООО «Издательство "JIEMA"»

199004, Россия, Санкт-Петербург, В.О., Средний пр., д.24, тел./факс: 323-67-74 e-mail: izd_lema@mail.ru http://www.lemaprint.ru

 

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора исторических наук Палагута, Илья Владимирович

Введение.

Глава 1. Древние земледельцы Европы и особенности их искусства.

1.1. Неолит и медный век Европы: основы периодизации и хронологии.

1.2. Культурное окружение и его роль в развитии обществ балканского типа».

1.3. Искусство в контексте первобытной культуры и возможности его интерпретации.

Глава 2. «Доместикация» пространства и зарождение архитектуры.

2.1. Земледельческое освоение пространства Европы.

2.2. Мир семьи и общины: жилище и поселение.

2.3. «Свои» и «чужие»: общество и война сквозь призму оборонительных сооружений.

2.4. Модели пространства в раннеземледельческой архитектуре.

Глава 3. Социум в зеркале пластики.

3.1. Контекст находок и возможные функции раннеземледельческой пластики.

3.2. Распределение предметов пластики в пределах раннеземледельческого ареала.

3.3. Образы глиняной пластики.

3.4. Особенности развития художественных форм пластики.

3.5. Региональные стили пластики.

3.6. Пластические формы в украшениях.

Глава 4. Керамика и ее орнаментация.

4.1. Наборы форм сосудов и состав керамических комплексов.

4.2. Технологии и организация керамического производства.

4.3. Орнамент как особый вид искусства.

4.4. Орнаменты неолита и медного века Европы.

-34.5. Проблема интерпретации древнеземледельческих орнаментов.

ГЛАВА 5. Искусство Триполья-Кукутени: художественная традиция в ее историческом развитии.

5.1. Формирование культурных традиций.

5.2. Развитое Триполье: период разнообразия художественных форм.

5.3. Эпоха «протогородов».

5.4. Позднейшее Триполье: дезинтеграция культуры и упадок художественной традиции.

 

Введение диссертации2009 год, автореферат по истории, Палагута, Илья Владимирович

О культуре и искусстве первых земледельческих племен, населявших Европу в УШ-Ш тыс. до н. э., еще до сложения здесь первой — Эгейской цивилизации, современная европейская наука узнала на рубеже Х1Х-ХХ столетий благодаря открытиям А. Эванса на Крите, X. Цунды — в материковой Греции, Г. Шмидта — в Румынии, Э.Р. фон Штерна — в Бессарабии, В.В. Хвойки — на Украине, Г. Оссовского, И. Коперницкого и В. Пшибыславского — в Галиции, В. Радомского — в Боснии. По одному из наиболее характерных признаков они еще тогда были названы «культурами расписной керамики». Носители этих неолитических культур заложили фундамент европейской цивилизации, распространили в этой части света начала земледелия и скотоводства, создали основы домостроительства, возвели первые монументальные сооружения. Развитие их обществ связано с зарождением и расцветом металлургии, созданием своеобразных образцов антропоморфной и зооморфной пластики, распространением в быту богато орнаментированной полихромной керамики. К настоящему времени в странах Восточной, Центральной и Юго-восточной Европы исследованы сотни доисторических памятников этой эпохи, представляющих многочисленные находки, отражающие разные аспекты материальной и духовной культуры древнейших земледельцев.

Хотя эти культуры представляют во многом уникальное явление на фоне культур ранних (мотыжных) земледельцев как Старого, так и Нового Света, их изучение позволяет выявить и подтвердить закономерности развития культуры и искусства наблюдаемых этнологами традиционных земледельческих обществ, раскрыть особенности их «художественного языка». Кроме • того, изучение художественных традиций ранних земледельцев с точки зрения отражения в них культуры конкретных сообществ дает возможности для реконструкции ключевых моментов этногенеза европейских народов.

Так получилось, что исследование памятников искусства дописьменной эпохи оказались, пожалуй, один из наименее разработанных и сложных разделов истории культуры и искусствознания. Главное препятствие в их изучении — то, что та культурная среда, в которой они существовали, может быть реконструирована только на основании археологических источников1. Соответственно, без владения материалом и методикой археологических реконструкций любое их исследование в рамках искусствоведческой науки или социальной и культурной антропологии будет поверхностным. Поэтому искусство рассматриваемых «обществ балканского типа» (термин, предложенный В.М. Массоном ) остается пока в рамках узко специального раздела археологической науки и не рассматривается в контексте широких палеокультурных реконструкций. Это определило приоритетное решение при его исследовании преимущественно археологических задач — выявления генетических взаимосвязей отдельных разновидностей предметов и их комплексов в рамках археологической типологии, их интерпретации, периодизации памятников и поиска хронологических соответствий между ними, реконструкции хозяйства и быта. Этому посвящена большая часть исследований, представленных в обширной библиографии, включающей как монографические публикации материалов из археологических раскопок и

1 Серьёзным препятствием в исследовании первобытного художественного творчества является также то, что здесь нам приходится сталкиваться с искусством, в корне отличающимся от современного, плодом синкретичной и связанной нормативами первобытной культуры. Это порой заставляет рассматривать его не в качестве результата индивидуального творческого акта, а как продукт коллективного творчества традиционных обществ. В отличие от памятников последующих эпох, где творчество исполнителей отмечено подчас яркими индивидуальными чертами, которые авторы порой сознательно подчеркивали, археологические материалы дописьменной эпохи представляют массовый и, в некоторой степени, серийный материал. Вычленяя из него отдельные памятники, которые, на наш взгляд, являются «шедеврами» древнего искусства, мы невольно вносим в их характеристики субъективные оценки. Тем более, что известные на сей день находки — всего лишь случайная выборка из огромного массива материала, охватывающего несколько тысячелетий истории Европы.

2 См.: Массон В. М. Ранние комплексные общества Восточной Европы // Древние общества Юга Восточной Европы в эпоху палеометалла (ранние комплексные общества и вопросы культурной трансформации). СПб., 2000. освещение отдельных вопросов в изучении древних культур, так и многочисленные обобщающие труды по истории неолитической Европы, издававшиеся в различных европейских странах.

Возможности использования для интерпретации этого материала этнографических аналогий, к сожалению, крайне ограничены. Ведь мы имеем дело с этносоциальной и языковой средой, существенно отличной от современной, которую приходится наблюдать этнографам на протяжении нескольких последних столетий. Эта эпоха не освещена и в письменных источниках, появившихся на Ближнем Востоке и в Египте лишь на рубеже 1У-Ш тыс. до н.э. Поэтому широко практикующийся до настоящего времени опыт привлечения прямых аналогий для интерпретации памятников искусства и реконструкции на их основе древней мифологии и религиозных представлений, восходящий к трудам в области сравнительной этнографии начала XX в., нельзя назвать удачным.

Таким образом, исследование памятников искусства и архитектуры древних земледельцев, составляющее существенную часть культурного наследия Европы, оказалось одним из наименее разработанных разделов в палеоэтнокультурных исследованиях. Без серьезной критики источников, изучения их познавательных возможностей, это породило множество субъективных интерпретаций, а порой и целенаправленного мифотворчества, модернизацию древних культур до уровня «цивилизаций» и использование археологических материалов в качестве доказательств культурной преемственности с современными народами с целью решения сиюминутных политических вопросов. Поэтому объективное исследование истории, культуры и искусства древнейшего земледельческого населения Европы, на основании научной методологии с использованием синтеза методов смежных научных дисциплин может не только решить конкретные проблемы исследования одного из малоизученных периодов художественного творчества населения доисторической Европы, но и дать возможность использовать научные аргументы в дискуссиях о культурной преемственности и идентичности.

В изучении памятников архитектуры и искусства ранних земледельцев Европы практически не реализованы возможности использования структурных аналогий, выявления общих принципов и моделей развития архитектуры и изобразительного творчества, которые не только дают возможность выстроить более-менее достоверные реконструкции функций и значения предметов древнего искусства, но выявить общие закономерности сложения и развития конкретных художественных форм. Вне основных исследований остались и социально-культурные аспекты древнего искусства, отражение в нем процессов культурогенеза и социогенеза, протекавших в «обществах балканского типа». Именно это, культурно- и социо-антропологическое, направление легло в основу представляемой работы.

Относительно степени изученности проблемы можно отметить, что в целом, исследование памятников первобытного искусства за последнее столетие достигло несомненных успехов. Так как проблема происхождения изобразительного творчества всегда привлекала особое внимание, наиболее исследованным стал его древнейший период, представленный монументальной живописью и пластикой эпохи позднего палеолита со времени распространения Homo sapiens около 35-40 тыс. лет назад, до конца ледникового периода — около 10 тыс. лет назад. Именно ему посвящено большинство обобщающих работ по истории древнейшего изобразительного искусства1. Особый раздел этнографии и искусствоведения образовали

1 См.: Breuil H. Quatre Cents Siecles d'Art Parietal: les cavernes ornées de l'Age du Renne. Montignac, Dordogne, 1952; Абрамова 3. A. Палеолитическое искусство на территории СССР / САИ. Вып. А4-3. М.; Л., 1962; Ucko Р. G., Rosenfeld A. L'Art paléolithique. Paris, 1967; Окладников А. П. Утро искусства. Л., 1967; Leroi-Gourhan A. Préhistoire de l'art Occidental. Paris, 1971; Столяр A. Д. Происхождение изобразительного искусства. M., 1985; Vialou D. L'Art des grottes en Ariege magdalénienne / XXII supplément à Gallia Préhistoire. Paris, 1986; Бледнова H. С., Вишняцкий JI. Б., Гольдшмидт Е. С., Дмитриева Т. Н., Шер Я. А. Первобытное искусство: проблема происхождения. Кемерово, 1998; Филиппов А. К. Хаос и гармония в искусстве палеолита. СПб., 2007 и др. работы, посвященные «народному» искусству и искусству традиционных обществ. В результате в наших знаниях сложились серьёзные диспропорции: представление об искусстве целого ряда эпох и регионов, в том числе и об искусстве европейских раннеземледельческих культур периода неолита и медного века, которому посвящена настоящая работа, основано лишь на ряде узко специальных археологических исследований. Таким образом, искусство раннеземледельческих культур периода неолита и медного века, которому посвящена настоящая работа, оказывается настоящей terra incognita, открыть которую еще предстоит в XXI веке.

Из обзорных работ, где освещены различные аспекты искусства рассматриваемой эпохи, следует отметить соответствующие главы в книге Н. Сандарс «Доисторическое искусство Европы», где творчество ранних земледельцев рассмотрено на фоне всего европейского первобытного искусства — от эпохи палеолита до кельтской цивилизации, современной античности. Автор этой работы достаточное внимание уделяет не столько интерпретациям материала, которые здесь выполнены очень корректно, сколько его характеристикам с точки зрения особенностей стилистики, изобразительных приемов, отражению в памятниках искусства взаимосвязей между культурами. Востребованность подобных работ иллюстрирует тот факт, что эта книга, первое издание которой увидело свет в 1968 году, была вновь издана в 1985-м1.

В отечественной историографии определенный уровень обобщения знаний о раннеземледельческом искусстве представлен соответствующих главах трехтомной коллективной монографии «История первобытного общества» (1983, 1986, 1988), выпущенной Институтом этнографии АН

1 Sandars N. К. Prehistoric Art in Europe. 2nd ed. London, 1985.

СССР под редакцией Ю.В. Бромлея1. Выигрышным моментом данной работы является то, что европейские материалы здесь рассмотрены на фоне широких сопоставлений со стадиально близкими традиционными обществами других регионов.

В различное время, в основном, специалистами-археологами был подготовлен ряд, посвященных древнему искусству отдельных европейских стран и археологических культур. Среди таких, «региональных», работ преобладают иллюстрированные альбомы, представляющие наиболее яркие находки . Немалое место отведено этой теме и в обобщающих работах по археологии неолита — медного века различных регионов Европы, но здесь она представлена как дополнение — на фоне археологических разработок и реконструкций, которым собственно и посвящены эти работы .

В историографии также представлены многочисленные исследования, касающиеся отдельных аспектов раннеземледельческого искусства. Так, полноценное изучение памятников древнейшей архитектуры Европы начались сравнительно недавно — с 1970-х гг., когда в археологии активно стала применяться аэрофотосъемка и магниторазведка, а также шире стала использоваться практика раскопок широкими площадями, что позволило представить общую планировку объектов. Таким образом были открыты

1 История первобытного общества. Общие вопросы. Проблемы антропосоциогенеза. М., 1983; История первобытного общества. Эпоха первобытной родовой общины. М., 1986; История первобытного общества. Эпоха классообразования. М., 1988.

2 См., например: Dumitrescu VI. L'art néolithique en Roumanie. Bucarest, 1968; Радунчева A. Доисторическое искусство в Болгарии. Пятое — второе тысячелетие до н.э. София, 1971; Dumitrescu VI. Arta preistorica în România. Bucureçti, 1974; Dumitrescu VI. Arta culturii Cucuteni. Bucureçti: Meridiane, 1979; Vladar J. Pravekà plastika / Dâvnoveké umenie Sloveska, 8. Bratislava, 1979; Pavuk J. Umenie a zivot doby kamennej / Dâvnoveké umenie Sloveska, 13. Bratislava, 1981 etc.

3 См., например, соответствующие главы в работах: Монгайт A. JI. Археология Западной Европы. Каменный век. М., 1973; Черныш Е. К., Массон В. М. Энеолит правобережной Украины и Молдавии // Энеолит СССР / Археология СССР. М., 1982; Marinescu-Bîlcu S. Cultura Precucuteni ре teritoriul României. Bucureçti, 1974; Perlés C. The Early Neolithic in Greece. The first farming communities in Europe. Cambridge, 2001; Tasic N. Eneolithic Cultures of Central and West Balkans. Belgrade, 1995; Whittle A. Europe in the Neolithic. The Creation of New Words. Cambridge, 1996 etc. поселения-гиганты трипольской культуры на Украине и «ронделлы» в Центральной Европе, прослежена структура и планировка ряда балканских «теллей». Анализ результатов этих исследований представлен в целом ряде работ археологов европейских стран1.

Объектом исследований стала также антропоморфная и зооморфная л пластика, которой посвящен целый ряд специальных монографий . Интерес к этой теме иллюстрирует тот факт, что особенно много работ по пластике эпох неолита и медного века Европы вышло именно в последнее десятилетие. Особенно интересны недавние работы Д. Бэйли3 и С. Хансена4, исследовавших антропоморфные статуэтки с точки зрения особенностей визуального представления человеческого тела и их археологического контекста. Из недавних отечественных исследований следует отметить работы В.И. Балабиной, посвященные систематизации зооморфной пластики и моделям саней трипольской культуры5. В области изучения пластики также значительную роль сыграли работы, посвященные скульптуре ранних земледельцев Ближнего Востока и Центральной Азии, представляющей близкие аналогии европейским находкам6.

1 См.: Podborsky V. Tësetice-Kyjovice IV. Rondel osady lidu s moravskou malovanou keramikou. Brno, 1988; Шмаглий H. M., Видейко M. Ю. Изучение поселения трипольской культуры Майданецкое // Древние общества Юга Восточной Европы в эпоху палеометалла (ранние комплексные общества и вопросы культурной трансформации). СПб., 2000; Енциклопедш тришльсько!' цившзацп. Тт. 1—2. К., 2004; Todorova H. Kupferzeitliche Siedlungen in Nordostbulgarien / Materialien zur allgemeinen und vergleichenden Archäologie, Bd. 13. München, 1982; Радунчева А. Късноенеолитното общество в Българските земи / Разкопки и проучвания, XXXII. София, 2003 и др.

2 Погожева А. П. Антропоморфная пластика Триполья. Новосибирск, 1983; Monah D. Plastica antropomorfa a culturii Cucuteni-Tripolie. Piatra-Neamt, 1997, Marangou С. EIAQAIA. Figurines et miniatures du Néolithique Récent et du Bronze Ancien en Grèce / BAR: International series 576. Oxford, 1992; Nanoglou S. Representation of Humans and Animals in Greece and the Balkans during the Earlier Neolithic // CAJ, Vol. 18, 1, 2008 и др.

3 Bailey D. W. Prehistoric Figurines: Representation and corporeality in the Neolithic. London, 2005.

4 Hansen S. Bilder vom Menschen der Steinzeit: Untersuchungen zur antropomorphen Plastik der Jungsteinzeit und Kupferzeit in Südosteuropa / Archäologie in Eurasien, 20. Mainz, 2007.

5 Балабина В. И. Фигурки животных в пластике Кукутени-Триполья. М., 19981998, 2004

6 См.: Goff В. L. Symbols of Prehistoric Mesopotamia. New Haven and London, 1963; Ucko P.

Исследования орнаментов керамики раннеземледельческих культур Европы в основном носят вспомогательный характер при решении вопросов периодизации и хронологии культур, выделения их локальных вариантов. При этом орнамент, как особый вид изобразительного искусства, остается практически неисследованным и сам по себе так и не стал полноценным объектом самостоятельного изучения. В данной области наиболее существенны исследования П.М. Кожина в области генетической типологии орнаментов и этнокультурного направления их изучения1, важную роль играют также разработки в области структуры и симметрии орнаментальных композиций и наблюдения, сделанные в ходе изучения этнографического гончарства в различных регионах мира2.

В области интерпретации памятников искусства неолитической Европы в течение почти всей второй половины XX в. направление исследований

J. Anthropomorphic Figurines of Predynastic Egypt and Neolithic Crete with Comparative Material from the Prehistoric Near East and Mainland Greece / Royal Anthropological Institute occasional paper, 24. London, 1968; Массой В. M., Сарианиди В. И. Среднеазиатская терракота эпохи бронзы. Опыт классификации и интерпретации. М., 1973; Антонова Е. В. Антропоморфная скульптура древних земледельцев Передней и Средней Азии. М., 1977; Антонова Е. В. Очерки культуры древних земледельцев Передней и Средней Азии. Опыт реконструкции мировосприятия. М., 1984; Антонова Е. В. Обряды и верования первобытных земледельцев Востока. М., 1990; Moorey P. R. S. Ancient Near Eastern Terracottas: With a Catalogue of the Collection in the Ashmolean Museum, Oxford. Oxford, 2005; Solovyova N.F. Chalcolithic Anthropomorphic Figurines from Ilgynly-depe, Southern Turkmenistan: classification, analysis and catalogue / BAR international series, 1336. Oxford, 2005 и др.

1 См.: Кожин П. М. Значение орнаментации керамики и бронзовых изделий Северного Китая в эпохи неолита и бронзы для исследований этногенеза // Этническая история народов Восточной и Юго-Восточной Азии в древности и средние века. М., 1981; Кожин П. М. Этнокультурные контакты населения Евразии в энеолите — раннем железном веке (палеокультурология и колесный транспорт). Владивосток, 2007 и др.

2 См.: Greenberg L. J. Art as a structural system: a study of Hopi pottery designs // SAVC, Vol. 2, No. 1, 1975; Hardin M. A. The Cognitive Basis of Productivity in a Decorative Art Style: Implications of an Ethnographic Study for Archaeologists' Taxonomies // Ethnoarchaeology: Implications of Ethnography for Archaeology (ed. by C. Kramer). New York, 1979. Hardin M. A. The structure of Tarascan pottery painting // The Structure and Cognition of Art (ed. By D. K. Washburn). Cambridge, 1983 Shepard A. O. Ceramics for the Archaeologist / Carnegie Institution of Washington. Publication 609. Washington, 1956 etc. определяли труды М. Гимбутас1. Их существенным недостатком является то, что во главу угла здесь поставлена реконструкция религиозных представлений и мифологии, в результате чего получилась субъективная и односторонняя интерпретация предметов древнего искусства в духе умозрительной концепции «Цивилизации Богини». Это не могло не сказаться и на качестве описания находок, в которых доминируют авторские предположения, а не факты, что в последние десятилетия вызвало жесткую критику концепций М. Гимбутас в работах ряда западных исследователей . В том же ключе, к сожалению, построена и недавно вышедшая монография В. А. Семенова , где в разделе о раннеземледельческом искусстве без тени сомнения воспроизведены гипотезы М. Гимбутас. То же можно сказать и о значительном числе работ отечественных исследователей, опирающихся на труды Б.А. Рыбакова4, где представлены разнообразные интерпретации пластики, орнаментов и изображений, основанные на привлечении внешних аналогий и субъективных авторских представлений, а не на тщательном комплексном анализе самих артефактов и их контекста. Из русскоязычных публикаций, кроме беглых обзоров в разделах обобщающих работ5, можно отметить также недавно вышедшую книгу Э. Л. Лаевской6. Однако в ней оригинальный и интересный взгляд автора-искусствоведа сочетается с

1 Gimbutas М. The Gods and Goddesses of Old Europe 7000 to 3500 ВС. Myth, Legends and Cult Images. London, 1974; Gimbutas M. The Civilization of the Goddess: The World of Old Europe. San Francisco, 1991. Русский перевод: Гимбутас M. Цивилизация Великой Богини: мир Древней Европы. М., 2006.

2 Так, серьезная критика концепций М. Гимбутас представлена в ряде публикаций, появившихся в печати уже после ее смерти в 1990-е годы. См.: Meskell L. М. Goddesses, Gimbutas and "New Age" archaeology // Antiquity. Vol. 69, No. 262. London, 1995; Meskell L. M. Oh my goddess! Archaeology, sexuality and ecofeminism // AD. Vol. 5/2, 1998 etc.

3 Семенов В. А. Первобытное искусство. Каменный век. Бронзовый век. СПб., 2008.

4 Рыбаков Б. А. Космогония и мифология земледельцев энеолита. X—II // СА, № 1-2, 1965; Рыбаков Б. А. Язычество древних славян. М., 1981.

5 См., например: Формозов А. А. Памятники первобытного искусства на территории СССР. М., 1980.

6 Лаевская Э. JI. Мир мегалитов и мир керамики. Две художественные традиции в искусстве доантичной Европы. М., 1997. весьма поверхностным знакомством с конкретным материалом, поэтому большинство обобщений выглядят субъективными и не имеющими веских оснований. О тех реалиях, которые археологи наблюдают при изучении древних сооружений и вещей, эта книга дает мало представления. О различных псевдонаучных публикациях, которые во множестве можно встретить на полках книжных магазинов России и сопредельных стран, пожалуй, упоминать и вовсе не стоит.

Таким образом, к настоящему времени назрела необходимость обобщения огромного объема информации, накопленного за более, чем столетний период изучения раннеземледельческих культур Европы, синтеза материалов, отражающих различные аспекты художественного творчества и мировосприятия их носителей, и рассмотрения его не только с точки зрения археологии, но и смежных научных дисциплин — культурной и социальной антропологии, этнологии и искусствоведения1. Практически неразработанными оказались вопросы, касающиеся отражения в памятниках раннеземледельческого искусства социального и культурного контекста соответствующих обществ. Не рассмотрены эти памятники и с точки зрения их места в археологических комплексах, художественных форм и выразительных средств, использовавшихся древними мастерами, в свете развития древних технологий. Без решения этих проблем любые интерпретации оказываются малообоснованными. Настоящее исследование призвано заполнить этот существенный пробел, насколько это возможно на доступном автору материале.

Ряд принципов авторского подхода к изучению раннеземледельческого

1 Автор разделяет мнение Л.С. Клейна о прикладном характере археологической науки, предмет которой «включает материальные древности сами по себе, их связи и отношения в системе культуры (преимущественно материальной культуры)»: Клейн Л.С. Введение в теоретическую археологию. Книга 1. Метаархеология. Учебное пособие. СПб., 2004. С. 394-395. Выход на уровень обобщений и палеоэтнокультурных исследований так или иначе выходит за пределы собственно археологических исследований за рамки предмета этой науки и требует синтеза методов целого ряда смежных научных дисциплин. искусства уже был представлен в учебном пособии, предназначенном для студентов искусствоведческих специальностей, изданном в 2007 году1. Однако, как и любое учебное пособие, оно носит, скорее, ознакомительный и обзорный характер. Кроме того, ограничения в объеме работы и количестве цитируемой литературы не позволили в полной мере аргументировать некоторые выводы, осветить проблематику современных исследований в означенной области, представить конструктивную критику имеющихся на сегодняшний день концепций и подходов.

Цель представляемого исследования — рассмотреть искусство древних европейцев как отражение процессов культурогенеза и социогенеза в раннеземледельческих обществах «балканского типа», а также реконструировать их духовную культуру, представления о пространстве и времени, социуме и месте в нем человека. Эти представления, хотя и не даны нам непосредственно в текстах, проявляют себя в закономерностях образования своеобразных форм архитектуры, скульптуры и орнаментов, сохранившихся в контексте археологических памятников. Они тесно связаны с особенностями древнего производства, системами хозяйствования и принципами освоения территорий, с социальной структурой древних обществ — теми областями «земной» жизни, составляющими неотъемлемый контекст художественного творчества, которые можно реконструировать на основе археологических источников2.

Это потребовало решения следующих взаимосвязанных задач:

1 Палагута И. В. Искусство Древней Европы: Эпоха ранних земледельцев (УП-Ш тыс. до н.э.). Учебное пособие. СПб., 2007.

2 Ср.: «Технология вскрывает активное отношение человека к природе, непосредственный процесс производства его жизни, а вместе с тем и его общественных условий жизни и проистекающих из них духовных представлений. Даже всякая история религии, абстрагирующаяся от этого материального базиса, — некритична. Конечно, много легче посредством анализа найти земное ядро туманных религиозных представлений, чем, наоборот, из данных отношений реальной жизни вывести соответствующие им религиозные формы. Последний метод есть единственно материалистический, а следовательно, единственно научный метод»: Маркс К. Капитал. Критика политической экономии. Т. 1, кн. 1 //Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Изд. 2-е. Т. 23. М., 1963. С. 383.

-15— рассмотреть основы периодизации и хронологии культур неолита и медного века Европы, оценить возможности исследования памятников их искусства и архитектуры в свете палеоэтнокультурных реконструкций; провести последовательный анализ поселенческой и монументальной архитектуры, пластики, форм и орнаментации керамики.

В области исследования архитектуры — рассмотреть принципы планировки и организации поселений в контексте сложения различных форм адаптации земледельческих сообществ к окружающей природной и социальной среде, поставить вопрос об отражении «моделей пространства» в планировке поселений и первых монументальных сооружениях.

В области исследования пластики — провести анализ контекстов находок и их распространения на поселениях различных регионов, реконструировать возможные функции статуэток и отражаемую ими образную систему, рассмотреть особенности и закономерности развития художественных форм и стилистики антропоморфной и зооморфной пластики, сопоставить формы украшений и мелкой скульптуры.

В области исследования керамики — рассмотреть принципы формообразования посуды, особенности технологий и организации гончарного производства; принципы формирования керамических комплексов; определить специфику орнамента как особого вида искусства и обозначить основные подходы к его исследованию, изучить стилистику декора различных культур и определить основные направления орнаментального формотворчества населения раннеземледельческой Европы; рассмотреть проблемы интерпретации орнаментов; выявить особенности и закономерности развития сооружений, скульптуры и орнаментики, характерных для отдельных культур и целых регионов, и проследить их взаимосвязи в контексте реконструируемой материальной и духовной культуры раннеземледельческих обществ Европы; рассмотреть развитие архитектуры, пластики, керамики в контексте развития одной археологической культуры — Триполье-Кукутени, выявить основные тенденции и закономерности видоизменения их форм в свете палеосоциальных и палеокультурных реконструкций, исторического контекста эпохи.

Объектом исследования стали культуры древнейших земледельцев, населявших территорию Европы в эпохи неолита и медного века. Их носители были не только творцами «аграрной революции», но и создателями первых памятников архитектуры (жилищ, оборонительных и культовых сооружений), многочисленных произведений мелкой антропоморфной и зооморфной пластики, первых образцов ювелирных изделий из металлов, ярких образцов орнаментального искусства. Предметом настоящего исследования стало выявление особенностей этих памятников искусства и архитектуры, принципов и закономерностей сложения художественных форм, рассмотрение их как продукта реальной жизни древних обществ.

Хронологические и географические рамки работы охватывают пространство культур «балканского круга», относящихся к периодам неолита и медного века и датируются по радиоуглеродному методу в рамках VII—III (VIII— начало III) тыс. до н.э. В период своего максимального расширения их ареал охватил большую часть Европы. Центральную его часть образуют Балканы — территории современных Греции, Болгарии и стран бывшей Югославии, а также Карпаты и бассейн Дуная — территории Румынии, Венгрии, Чехии и Словакии, Южной Германии и Австрии. К востоку от Карпат мир древних земледельцев простирался вплоть до среднего течения Днепра — включая как Румынскую Молдову, так и Молдавию, и Правобережную Украину.

Отдельную область образует север и северо-запад раннеземледельческого ареала, связанный с культурой линейно-ленточной керамики и ее производными. Он который включает верховья Вислы, Одера, Эльбы, бассейны Рейна и Сены — Южную Польшу, Германию, Бельгию и

Нидерланды, а также Северо-Восточную Францию вплоть до окрестностей Парижа.

Единство нео-энеолитических культур «балканского круга» отмечено еще в начале XX в., когда исследователи обратили внимание на сходство характерной расписной керамики, мелкой пластики и глинобитного домостроительства на всем протяжении этой обширной территории. Позже его подтвердили и данные палеоботаники и палеозоологии, и наблюдения над распространением близких типов и технологий изготовления металлических орудий и украшений. Это единство «культур крашеной керамики» определяется общностью их происхождения, восходящего к ближневосточному неолиту, а формирование их ареала -— распространением земледельческой экономики вследствие миграций их носителей, осваивавших благоприятные для ведения земледельческо-скотоводческого хозяйства районы Европы. Несмотря на формирование существенных локальных отличий, существование этой общности прослеживается вплоть до III тыс. до н.э., кода происходят существенные изменения в материальной культуре, и в рассматриваемых регионах формируются новые культуры, носители которых освоили металлургию бронзы и колесный транспорт, использовали иные формы ведения хозяйства и руководствовались иными идеологическими установками.

Основой исследования стали материалы из археологических раскопок и разведок, хранящиеся в музейных собраниях и научных фондах академических учреждений Санкт-Петербурга, Москвы, Киева, Кишинева, Праги, Варны. В процессе разработки темы широко использовались и полевые наблюдения автора, сделанные им в ходе работы в составе археологических экспедиций в Молдавии и на Украине. В работе рассмотрены также результаты анализов исследования росписей керамики с помощью физико-химических методов, произведенных в ГосНИИР отраженные в соответствующей совместной публикации1). При анализе материалов из Центральной и Юго-Восточной Европы широко использовались публикации материалов археологических раскопок на языках соответствующих стран. Широко привлекался сравнительный материал, представленный в этнографических работах.

В основу авторского, культурно-антропологического, подхода к изучению художественной культуры лег тезис о тесной взаимосвязи явлений материальной и духовной культуры, отраженной в произведениях художественного творчества. Представления о пространстве, времени, социуме, хотя и не даны нам непосредственно в сопровождающих текстах, проявляют себя в закономерностях образования своеобразных форм архитектуры, скульптуры и орнаментов, сохранившихся в контексте археологических памятников. Они тесно связаны с особенностями древнего производства, системами хозяйствования и принципами освоения территорий, социальным устройством — теми областями «земной» жизни, составляющими неотъемлемый контекст художественного творчества, которые можно реконструировать на основе археологических источников, которые представляют материал, который необходимо рассматривать как плод этнического самосознания, коллективной этологии групп древнего населения.

Интерпретируя имеющийся археологический материал, автор постарался исходить из него самого, а не из внешних аналогий, и по возможности избегать субъективных построений, неизбежных при реконструкциях древних мифов, пантеонов божеств и ритуалов — тех конкретных форм, зачастую непостоянных и изменчивых, в которые в виде метафор облекается человеческое представление о мире, и которые нельзя

1 Подвигина Н. Л., Писарева С. А., Киреева В. Н., Палагута И. В. Исследование расписной энеолитической керамики культуры Триполье-Кукутени (1У-Ш тыс. до н.э.) // Художественное наследие. Хранение, исследование, реставрация. № 17. Москва, 1999. доподлинно восстановить без письменных источников или сообщений информаторов. Гораздо продуктивнее здесь поиск структурных параллелей, аналогий из области принципов и закономерностей в развитии художественных форм, рассмотрения их в контексте их возможных социальных функций или как элементов системы социальной коммуникации — т.е. с точки зрения современной культурной и социальной антропологии1.

Автор широко использует анализ контекстов находок, включения их в состав комплексов, что позволяет рассматривать их не изолированно, а как органичную часть материальной и духовной культуры прошлого. Немаловажное значение имеет и территориальное распределение типов изделий. Особое внимание в работе уделяется исследованию древних технологий, наборов приемов изготовления предметов искусства, навыков и умений, использовавшихся при создании соответствующих художественных форм.

В основу систематизации материала и выявления динамики его развития во времени и пространстве легли принципы типологического метода: выявления направленности развития форм и орнаментации предметов, взаимовлияния изделий из различных материалов, развития их от конструктивных схем к декоративному виду, распространению элементов л технического орнамента» (). В исследовании орнаментов важную роль сыграли наблюдения над способами их разметки и построения, а также использованием в них тех или иных принципов симметрии (это направление развито в работах американских исследовательниц А. Шепард и Д. Вашбурн,

1 См. работы А. Рэдклифф-Брауна, Э. Эванса-Притчарда, Э. Лича, М. Мосса, М. Годелье и др.

См.: Кожин П. М. Значение орнаментации керамики и бронзовых изделий Северного Китая в эпохи неолита и бронзы.; Кожин П. М. Этнокультурные контакты населения Евразии в энеолите — раннем железном веке.; Кожин П. М. О древних орнаментальных системах Евразии // Этнознаковые функции культуры. М., 1991; Кожин П. М. Архетип и материальное воплощение идей // Архетипические образы в мировой культуре. СПб., 1998. югославского математика С. Яблана1).

В области изучения раннеземледельческой пластики и изображений достаточно продуктивным является использование искусствоведческих подходов — исследования психологии визуального восприятия форм объектов и способов их воплощения в предметах искусства, представленных в работах Э. Гомбриха и Р. Арнхейма , а также исследований контекста искусства и отражения в нем «социального пространства», представленных в недавней фундаментальной работе Д. Саммерса3. Достаточно продуктивно и использование стилистического анализа: исследования процесса возникновения стилей, стилистических изменений в контексте развития социумов и их культуры, получивший признание в современной американской археологии4.

Последовательно применяемый автором синтез методов различных научных дисциплин — культурной и социальной антропологии, этнологии, археологии и искусствоведения, в совокупности с использованием принципа историзма, позволяет наиболее объемно охарактеризовать саму суть искусства дописьменных культур и рассмотреть его в контексте этнокультурных реконструкций и исторического развития.

На защиту вынесен целый ряд положений, имеющих важное значение для понимания специфики европейского раннеземледельческого искусства, которое содержит как общетипологические черты, свойственные близким по

1 Shepard А. О. The Symmetry of Abstract Design, with Special Reference to Ceramic Decoration // Contributions to American Anthropology and History. Vol. IX. No. 44-47 / Carnegie Institution of Washington. Publication 574. Washington, 1948; Washburn D. K. Style, Perception and Geometry // Style, Society and Person. Archaeological and Ethnological Perspectives (eds. C. Carr, J. Neitzel). New York, London, 1995; Яблан С. Симметрия, орнаменты и модулярность. М.-Ижевск, 2006.

2 Gombrich Е. Н. Art and Illusion. A Study in the Psychology of Pictorial Representation. Princeton, 1972; Арнхейм P. Искусство и визуальное восприятие. М., 2007.

3 Summers D. Real Spaces. World Art History and the Rise of Western modernism. London and New York, 2003.

4 См.: Style, Society and Person. Archaeological and Ethnological Perspectives (eds. C. Carr, J. Neitzel). New York, London, 1995. хозяйственно-социальному укладу обществ носителей раннеземледельческих культур Старого и Нового Света, так и уникальные, своеобразие которых определяется адаптацией к определенным экологическим условиям, а также особенностями экономики и складывавшихся на ее основе социальных структур.

Принципы планировки и организации поселений культур «балкано-карпатского круга» соответствуют двум стратегиям расселения — стабильной (оседлой), которую отражают многослойные памятники Балканского региона, и подвижной, сложившейся в условиях лесостепи Восточной Европы и широколиственных лесов Центральной Европы, где древние земледельцы вынуждены были периодически менять места поселения. Соответствующие модели пространства отразились и в планировке поселений, и в конструкциях монументальных сооружений, а также в орнаментальных формах.

Исследование контекстов находок антропоморфных и зооморфных статуэток говорит об их полифункциональности: использовании как в виде оберегов, магических фигурок, персонификаций духов плодородия, изображений предков, зачастую объединенных в наборы — так называемые «культовые сцены», так и в ритуалах и игре, в которых утверждались социальные нормы, правила и традиции. Коммуникативную функцию пластики подтверждает и проведенное автором исследование распределения ее на поселениях различных регионов — число находок зависит от плотности заселения территории и, соответственно, от широты и «плотности» социальных связей приживавшего там населения. Сопоставление с этнографическими данными показывает аналогичное многообразие функций пластики, использовавшейся в традиционных раннеземледельческих обществах.

Образная система пластики раннеземледельческой Европы демонстрирует, с одной стороны, наличие единой основы, с другой — локальные отличия, связанные с формированием отдельных культур и выделением групп памятников. Художественные формы пластики развиваются в соответствии с навыками и умениями исполнителей, особенностями визуального восприятия формы. Их разнообразие отражает различные урони развития обществ. Четко обозначается выявленная автором работы тенденция к большей реалистичности пластики по мере усложнения организации раннеземледельческих сообществ, складывания в них элементов социальной иерархии.

Орнамент является особым видом искусства. Методы конструкции орнаментов подчинены художественным законам композиции, орнаментальные схемы — иерархически организованы. Композиция элементов и мотивов, образующих ритмическую структуру орнамента, подчинена правилам симметрии. Орнамент создавал основу изобразительных систем древнеземледельческих культур. В основе стилистики декора раннеземледельческих культур Европы лежат прямолинейно-геометрические и спиральные композиции. Большинство его мотивов и элементов либо происходят из «технического орнамента», либо представляют собой неизобразительные геометрические мотивы. Условно-реалистические изображения крайне редко выступают в качестве основы орнаментальных композиций (в число исключений можно включить лишь «змеиные» фигуры трипольско-кукутенского декора и некоторые орнаменты фракийско-нижнедунайского региона).

Как показывает авторский анализ элементов и мотивов орнамента, его однозначное «прочтение», основанное на представлении о нем как о наборе знаков, организованных наподобие текста, невозможно. Значение орнаментов может варьировать, их функции определяются не передачей вербальной информации, а визуальным определением категории предмета либо его принадлежности определенным группам людей, что дает возможности для выхода на широкие палеоэтнокультурные реконструкции.

Материалы трипольско-кукутенской культуры, рассмотренные автором в контексте их исторического развития, на фоне палеосоциальных и палеокультурных реконструкций, иллюстрируют все означенные тенденции и закономерности в развитии архитектуры и искусства.

Научная новизна диссертационного исследования заключается в том, что представляемая работа является первым как в отечественной, так и в зарубежной историографии опытом комплексного культурно-антропологического исследования художественного творчества древнейших земледельцев Европы, в котором проведен многоаспектный анализ памятников их архитектуры, пластики и орнаментального искусства. На основании междисциплинарного подхода и синтеза методов различных научных дисциплин, в работе обобщен и осмыслен объемный фактологический материал, который рассмотрен в контексте бытования раннеземледельческих культур и сопоставлен с реконструкциями в областях их демографии, экологии, социальных структур и связанных с ними особенностей мировосприятия. Результаты исследования приводят к выводам, имеющим существенное значение для воссоздания более полной картины и логики истории мировой культуры и изобразительного искусства.

Результаты работы могут быть использованы при написании соответствующих разделов обобщающих работ по истории и культуре Европы, общих работах по этнологии, теории и истории культуры, подготовке лекционных курсов по археологии, этнографии, всеобщей истории, истории мировой художественной культуры, изобразительного искусства и архитектуры, декоративно-прикладного искусства. Теоретические положения работы и разработанные автором методы исследования материала могут быть применены при решении сходных научных задач на типологически близком материале.

Результаты исследования изложены в 49 публикациях автора общим объемом более 70 п.л. на русском, украинском, румынском, немецком и английском языках, из которых 3 монографии. Затронутые в исследовании темы обсуждались на научных конференциях в России (Тверь, Самара, Омск, Санкт-Петербург, Москва), на Украине и в Молдове (Киев, Тальянки, Полтава, Черкассы, Збараж, Луганск, Тирасполь, Кишинев), в других странах Европы (Будапешт, Лиссабон). На основе исследований по рассматриваемой тематике автором разработаны программы лекционных курсов по дисциплинам «Искусство Древнего мира. Первобытное искусство», «Этнография и фольклор», «Основы археологии», «История материальной культуры и быта», которые он читает в Санкт-Петербургском гуманитарном университете профсоюзов и Санкт-Петербургской государственной художественно-промышленной академии им. А.Л. Штиглица, а также подготовлено упомянутое выше учебное пособие, рекомендованное УМО для студентов вузов, обучающихся по направлению «Художественное образование».

Структура представляемой работы подчинена задачам выявления закономерностей в развитии поселенческой архитектуры, пластики и изображений, форм и орнаментов керамики раннеземледельческих культур Европы. Диссертация состоит из введения, пяти глав и заключения, подводящего итоги исследования, библиографии, включающей более 600 наименований публикаций на русском и иностранных языках, списка иллюстраций. Альбом приложений содержит более 100 иллюстраций.

 

Заключение научной работыдиссертация на тему "Искусство ранних земледельцев Европы: культурно-антропологические аспекты"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В период неолита и медного века, со становлением аграрных обществ, закладываются основы современной цивилизации, а следовательно, и основы изобразительного творчества всех последующих эпох. С «неолитической революцией», в процессе которой происходит распространение земледельческого и скотоводческого хозяйства, в область человеческой культуры входят новые важные материалы — керамика, первый изобретенный человеком искусственный материал, и металлы — золото и медь, обработка которых становится первым специализированным ремеслом. С переходом к оседлому образу жизни связано становление современной архитектуры и градостроительства. Строительное дело становится той важной сферой деятельности человека, которая позволяет ему подчинять себе окружающее пространство, придавая ему искусственный, организованный характер. Наряду с развитием строительной техники и совершенствованием структур застройки поселений, возникают и первые монументальные сооружения, своеобразные искусственные модели мира, отражающие важнейшие аспекты миропредставления людей древности.

Древнеземледельческое искусство представляет собой особый этап в развитии художественной культуры. Как в Европе, так и в других областях Старого Света, а также в условиях сходных культур Нового Света, он выделяется по ряду базовых признаков. В архитектуре здесь еще не развиты монументальные формы. Они либо отсутствуют, либо находятся в стадии формирования. В области скульптуры здесь доминирует мелкая пластика. По большей части она имеет условно-схематический характер и демонстрирует начальные этапы освоения формы, основанные на плоскостном, двухмерном ее восприятии. Наибольшее развитие получают орнаменты, в археологических материалах сохранившиеся преимущественно на керамике, но в «живой» культуре представленные на разнообразных тканых, плетеных, деревянных изделиях, в архитектурном декоре. Именно в области орнаментального творчества наблюдается наибольшее разнообразие мотивов и способов их построения, при их выполнении широко используется краска.

Истоки своеобразия раннеземледельческого искусства в том, что оно родилось в обществах «аграрного» типа, не достигших порога городской цивилизации. В этих обществах искусство, как особое, образное представление мира, мышление и передача информации посредством образов (а именно так, широко, трактует автор понятие искусства), еще неразрывно связано с другими областями материального производства, являясь частью синкретичной культуры, где в условиях архаичного производства оно еще не выделилось в особую сферу человеческой деятельности. Отсюда и тесная взаимосвязь различных его видов, и соответствие развития художественных форм общему уровню развития технологий, социально-демографическим условиям, определяющим основные параметры культуры, как средства адаптации человека к конкретным условиям природной и социальной среды.

Роль этого этапа в истории человеческой культуры чрезвычайно велика. Именно здесь формируются основы искусства «сельского примитива», в различных формах дожившего вплоть до современности в виде так называемого «народного», а точнее — «крестьянского» искусствам-Поэтому, несмотря на то, что содержание образов древнеземледельческого искусства уже практически не поддается реконструкции, явные параллели ему прослеживаются и в разнообразии народной вышивки и плетения, в декоре домов и посуды, глиняной игрушке.

Рассмотренные здесь культуры европейского неолита и медного века, представляют собой западную оконечность ареала раннеземледельческих культур Старого Света, простирающегося от Западной Европы до Восточной Азии, обладающую своими особенностями в силу специфики природных условий, породивших соответствующие формы культурной адаптации в процессе освоения древнейшими земледельцами этого относительно изолированного региона.

Это искусство представляется не чем-то застывшим и единообразным, а активно развивающимся, порождающим новые и разнообразные формы, обусловленные разнообразием культуры человеческих сообществ. Закономерности в развитии образного восприятия и художественных форм определяются целым рядов факторов, среди которых немаловажную роль играют природный и хозяйственный, обусловившие степень мобильности населения и стратегии его расселения, особенности восприятия пространства, социально-демографический, влиявший на частоту, плотность и направленность социальных связей, технологический, определивший использование различных материалов, уровень качества и сложности изготовления изделий.

В условиях, когда приходится-признать, что семантико-семиотические исследования упираются в тупик при отсутствии оснований для реконструкций, именно изучение древнего искусства, как продукта жизнедеятельности реальных обществ, с позиций культурной и социальной антропологии, является единственно возможным.

Развитие «обществ балканского типа» определялось адаптацией к конкретным условиям окружающей среды — использованием ресурсов в пределах ограниченных территорий, либо возможностей экстенсивного пути развития экономики за счет освоения новых пространств. Это предопределило две стратегии расселения и соответствующих поселенческих форм. Одна из них, статичная, характерна для Балкан с их средиземноморским климатом и ведением земледельческого хозяйства в пределах сравнительно небольших по площади долин гор и предгорий, где формируются относительно постоянные поселения, многослойные телли, и где поселенческая система наиболее близка иерархически организованной древневосточной. Другая стратегия характерна для большей части Карпатского бассейна, равнинных областей Центральной и юга Восточной Европы, где поселения сравнительно недолговременны. Различия этих стратегий определили и планировку поселков, регулярную на Балканах и более свободную, кольцевую в областях подвижного земледелия, а также сложение тех или иных монументальных форм (яркий пример специфики центральноевропейской архитектуры — ронделлы). Соответственно, это отразилось на динамике восприятия времени и пространства, выраженной, например, в преобладании динамичных или статичных орнаментальных форм.

Тенденция к увеличению плотности населения, укрупнению поселений и формированию иерархически организованных сообществ, так называемых «ранних комплексных обществ», также находит свое непосредственное выражение в формах искусства. Это выражается не только в более или менее планомерно организованной архитектуре. В первую очередь, и наиболее чутко на изменения в этой сфере реагирует пластика, представляющая не только антропоморфные и зооморфные статуэтки но и разнообразные изделия-модели (жилищ, мебели, посуды, саней, челнов и т.д.), использовавшиеся как по отдельности, так и входящие в состав целых наборов, воспроизводящих в миниатюре реалии окружающего мира.

Связь количества предметов пластики с плотностью социальных связей очевидна при соотнесении числа находок с плотностью заселения регионов. Увеличению размеров сообществ соответствует и степень натуралистичности и объемности проработки форм, развивающаяся от условно-схематических двухмерных форм к объемным реалистичным. Это можно объяснить как необходимостью конкретизации персонажей в условиях разросшихся поселков, расширения «визуальной информации», которую несет изделие, так и индивидуализацией личности в условиях формирования элит.

Особенности расселения и организации социумов влияют также на разнообразие орнаментов. Это непосредственно связано с одной из их важнейших функций — обозначения принадлежности изделий как к определенной группе предметов материальной культуры, так и конкретным владельцам. Наиболее разнообразные орнаментальные формы можно встретить в период преобладания дробных сообществ, где знаком принадлежности к ним становится именно орнамент (не только керамический, но и украшающий другие предметы быта, одежду и жилища). Таким образом, пестрота и яркость полихромной орнаментики неолита подчеркивает, прежде всего, различия между «своими» и «чужими». Доминирование сходных форм декора, наоборот, отмечает либо начальные стадии расселения и формирования ареала культуры, либо сложение в пределах ареала системы устойчивых взаимосвязей на базе развития технологий и обмена. И только в эпоху энеолита, с развитием социальной иерархии в некоторых балканских сообществах, в области «престижных вещей», украшений и костюма, становится обозначением представителей «элиты» (наиболее яркие примеры здесь демонстрируют украшения и позолоченные сосуды Варненского некрополя)1. Упомянутый технологический фактор сыграл значительную роль в развитии орнаментов. Использование приемов и навыков, сложившихся при работе с разнообразными материалами в условиях отсутствия жесткой специализации ремесел, породило широко распространенные разновидности «технического орнамента», воспроизводящего в керамике текстуру и декор некерамических изделий. Традиционность производства стала причиной воспроизведения в декоре реликтовых элементов конструкции сосудов (чаще всего — ручек). Распространение технологий выплавки меди и литья медных изделий, возможно, инициировало возникновение графитной росписи, распространившейся в пределах фракийско-нижнедунайского региона как раз с началом формирования там очага металлургического производства.

1 Эстетика цвета наиболее ярко проявляется и разрабатывается впоследствии в эпоху Средневековья, с ее ощущением «сладостности цвета», развитым цветовым символизмом, в концентрированном виде проявившимся в геральдике — что, опять же, восходит к функции обозначения и природе самого общества, разделенного на сословия и группы в системе феодальной иерархии.

Широкое распространение росписи и использование опыта негативно-позитивных преобразований, позаимствованного из ткачества, определили принцип обратимости орнаментов. Стандартизация керамики с развитием специализированного гончарства, наоборот, обозначила тенденцию к сокращению цветовой гаммы рисунка, упрощение и схематизацию мотивов и композиций орнаментов.

Влияние указанных факторов определяет выделение определенных стадий, которые проходит в своем развитии искусство культур «балканского типа», и которые в целом соответствуют уровням развития производства и общественных отношений. Эти стадии не обязательно синхронны: развитие форм искусства и архитектуры подчиняется закономерности оттеснения архаичных форм на окраины ареала, с меньшей плотностью населения и более сложными условиями существования.

Основные виды европейского раннеземледельческого искусства, по своему происхождению связанного с ближневосточным очагом становления производящего хозяйства, сформировались в пределах балканского региона еще в раннем неолите, на начальных этапах освоения Европы, когда в целом определяется специфика европейского «пути развития».

На «формативной» стадии еще отсутствует «искусственная» планировка поселений, пространство которых не подчинено строгой геометрии, а определяется хозяйственными потребностями и условиями местности. Пластика представлена преимущественно условно-схематическими фигурками, мир многообразных пластических форм только начинает формироваться. Орнаменты — достаточно простые с точки зрения симметрии элементов построения на основе спирали и прямо-линейно-геометрических фигур, распространение их форм на достаточно широких территориях (которое демонстрируют, например, Старчево — Кёреш — Криш и линейно-ленточная керамика), определяется архаичностью технологий и спецификой мобильного расселения.

Следующая стадия — дробности, множественности форм архитектуры, изобразительных и орнаментальных форм. Она устанавливается на уровне сформировавшихся культурных ареалов и активного процесса сегментации культур. Дробность локальных групп, разнообразие сообществ, находит соответствие в разнообразии локальных орнаментальных форм, что соотносится с одной из основных функций орнамента — обозначения принадлежности украшенных им предметов определенному кругу людей. Появляются отдельные образцы объемной пластики и фигурок, которым придаются индивидуальные черты. Такой уровень достигается уже в ряде ранненеолитических сообществ, например, в Фессалии, а в более северных областях Балкан и Карпатского бассейна — на уровне среднего и позднего неолита.

Стадия формирования «ранних сложных обществ», которую достигают наиболее развитые из балканских сообществ (культуры Димини и Рахмани в Фессалии, Гумельница — Варна — Караново VI во Фракии, Винча и Бутмир на Западных Балканах, Триполье-Кукутени в зоне к востоку от Карпат, а также, возможно, Лендьел и Тисаполгар на Среднем Дунае), в археологической периодизации соответствует энеолиту. Здесь очевидны изменения, связанные с развитием экономики — массовым производством медных орудий и складывании на этой основе разветвленной сети обмена продукцией металлургии и металлообработки, параллельно которой формируется и сеть обменом кремневым сырьем и орудиями, растет население поселков, которое достигает в некоторых случаях сотен и тысяч жителей. В этих условиях, прежде всего — на Балканах, формируются иерархически организованные «ранние комплексные общества».

Архитектурные формы здесь представлены планомерно организованными поселениями балканских теллей и трипольскими поселениями гигантами, на западной периферии — появляются ронделлы, сочетающие в себе сакральные, социальные и оборонительные функции.

Пластика не только становится одной из наиболее массовых, и вместе с тем разнообразной категорией находок, но и представляет наиболее развитые объемные натуралистичные формы. В области гончарного искусства появляются отдельные образцы «элитарной», престижной продукции, однако вместе с тем, намечается стандартизация форм и орнаментов керамики, связанная с ее массовым производством.

Показательно, что на уровне позднейшего энеолита (так называемого «переходного периода») и раннего бронзового века, в силу различных причин, с построением организации сообществ более компактных и мобильных, с более разветвленной системой торговли и обмена, с четко обозначенной социальной иерархией, происходит видоизменение всей системы искусства. Модель мира здесь отражена в многочисленных монументальных сооружениях, по большей части связанных с погребальными обрядами. Происходит практически полное исчезновение мелкой пластики или «откат» к более «архаичным», крайне схематичным ее формам. Иная организация пространства порождает и иные орнаментальные схемы, более простые на уровне элементов и мотивов, с четкой горизонтальной зональностью, иллюстрирующие иную «социальную стратегию»1. Искусство этой эпохи требует специальных комплексных исследований, выходящих уже за пределы этой книги.

Последовательность стадий развития художественных форм, закономерности их развития и зависимость их от указанных факторов подтверждают и наблюдения не только на «макроуровне» всего круга «культур крашеной керамики», изученного, к сожалению, крайне неравномерно, но и на уровне одной культуры — Триполье-Кукутени, материалы которой достаточно представительны для обоснованных выводов.

Дальнейшее исследование памятников искусства древнеземледельческой

1 Hodder I, Sequences of structural change in the Dutch Neolithic. P. 175-176. эпохи в разработанном автором направлении позволит не только заполнить «лакуны» в общей картине культурного развития Европы, но и проследить особенности формирования образной системы и художественных форм в конкретных археологических культурах, выявить новые закономерности и последовательности их развития.

Одним из стимулов в этом исследовании является то, что эти яркие материалы с момента своего открытия стали частью «актуального прошлого» современной культуры многих европейских стран. Особенно востребованы они стали в последние десятилетия. Начало этому интересу и ощущению археологического прошлого частью своей культуры было положено в 1960-е годы неоднократно упоминавшимися трудами Б.А. Рыбакова и М. Гимбутас. В этом очевидное значение этих работ для изучения раннеземледельческого искусства , несмотря на их поверхностность и очевидные недостатки, связанные с подгонкой фактов под умозрительные концепции и субъективность реконструкций «духовной сферы» обществ эпохи неолита и медного века.

Вторая волна «актуализации» неолитической эпохи начинается в 1990-х годах, когда на политическом пространстве Восточной и Центральной Европы происходят значительные изменения, связанные с образованием новых государств или радикальной сменой политических режимов в уже существующих. Предметы раннеземледельческого искусства в этих условиях превращаются в элементы новой системы символов и средство выражения национальной идентичности. Так, лендьелская статуэтка оказывается изображенной на словацкой монете, а известный «Мыслитель» из Чернаводы — на румынской банкноте. Особенно остро вопрос о «трипольском наследии» встал на Украине. Мифотворчество в области происхождения украинского народа, в котором творцы этих мифов ключевую роль отводят культуре Триполье-Кукутени, в период нынешней политической нестабильности приобрело здесь столь масштабный размах, что стало поводом для анализа и критики со стороны специалистов1.

Единственное, что можно противопоставить этой тенденции мифологизации истории можно только научные исследования, основанные на тщательной проработке археологических материалов и реконструкциях, построенных на четкой системе доказательств. Именно это и предусматривает представленный в этой книге подход к исследованию доисторического искусства, который позволяет рассматривать его не изолированно, как продукт «туманных религиозных представлений», а как отражение реального общества в его историческом развитии.

1 См.: Нсштш м1фи та фальшивки про походження украшщв. Зб1рник статей. К., 2008.

 

Список научной литературыПалагута, Илья Владимирович, диссертация по теме "Этнография, этнология и антропология"

1. Абрамова 3. А. Палеолитическое искусство на территории СССР / САИ, Вып. А4-3. М.; Л., 1962. 85 с.

2. Абрамова 3. А. Изображения человека в палеолитическом искусстве Евразии. М.; Л., 1966. 224 с.

3. Андреев М. С. Орнамент горных таджиков верховьев Аму-Дарьи и киргизов Памира. Ташкент, 1928. 41 с.

4. Антонова Е. В. Антропоморфная скульптура древних земледельцев Передней и Средней Азии. М., 1977. 150 с.

5. Антонова Е. В. Очерки культуры древних земледельцев Передней и Средней Азии. Опыт реконструкции мировосприятия. М., 1984. 262 с.

6. Антонова Е. В. Обряды и верования первобытных земледельцев Востока. М., 1990. 286 с.

7. Антонова Е. В., Раевский Д. С. О знаковой сущности вещественных памятников и о способах ее интерпретации // Проблемы интерпретации памятников культуры Востока. М., 1991. С. 207-232.

8. Арнхейм Р. Искусство и визуальное восприятие. М., 2007. 392 с.

9. Археология Венгрии. Каменный век (под ред. В. С. Титова и И. Эрдели). М., 1980.420 с.

10. Балабина В. И. Фигурки животных в пластике Кукутени-Триполья. М., 1998. 270 с.

11. Балабина В. И. К прочтению змеиных изображений спиралевидного орнамента древних земледельцев Европы // ВДИ, №2, 1998. С. 135-151.

12. Балабина В. И. Глиняные модели саней культуры Триполье-Кукутень и тема пути // Памятники археологии и древнего искусства Евразии. Памяти Виталия Васильевича Волкова. М., 2004. С. 180-213.

13. Балабина В. И., Мерперт Н. Я., Мишина Т. Н. Стратиграфия и относительная хронология финального энеолита и начала РБВ на телле «Плоская могила» // 60 лет кафедре археологии МГУ им. М. В. Ломоносова:-355тезисы конференции. М., 1999. С. 76-79.

14. Белановская Т. Д. Трипольская культура. Д., 1958. 48 с.

15. Бернштейн Б. Пигмалион наизнанку: К истории становления мира искусства М., 2002. 256 с.

16. Бибиков С. Н. Древнейший музыкальный комплекс из костей мамонта. Очерк материальной и духовной культуры палеолитического человека. К., 1981. 108 с.

17. Бибиков С. Н. Раннетрипольское поселение Лука-Врублевецкая на Днестре (к истории ранних земледельческо-скотоводческих обществ на юго-востоке Европы) / МИА, №38, 1953. 460 с.

18. Бибиков С. Н. Хозяйственно-экономический комплекс развитого Триполья (опыт изучения первобытной экономики) // СА, №1, 1965. С. 4862.

19. Бикбаев В. М. «Башни» Петрен (от археологической интерпретации аэрофотоснимков к реконструкции жизни трипольских поселений) // Tyragetia, SN, Vol. I XVI., Nr. 1. Chi§ináu, 2007. Р. 9-26.

20. Бледнова Н. С., Вишняцкий Л. Б., Гольдшмидт Е. С., Дмитриева Т. Н., Шер Я. А. Первобытное искусство: проблема происхождения (под общ. ред. Я.А. Шера). Кемерово, 1998. 211 с.

21. Бобринский А. А. Функциональные части в составе емкостей глиняной посуды // Проблемы изучения археологической керамики. Куйбышев, 1988. С. 5-21.

22. Богаевский Б. Л. Раковины в расписной керамике Китая, Крита и Г Триполья / ИГАИМК, Т. VI, Вып. VIII-IX. Л., 1931. 101 с.

23. Богаевский Б. Л. Минотавр и Пасифая на Крите. // С.Ф. Ольденбургу к 50-летию научно-общественной деятельности. Л., 1934, С. 95-113.

24. Богаевский Б. Л. Орудия производства и домашние животные Триполья. Л., 1937.312 с.

25. Болсуновский К. Символ змия в «Трипольской культуре».

26. Мифологический этюд. Реферат, приготовленный к чтению во время XIII Археологического съезда в Екатеринославе в августе 1905 г. К., 1905. 13 с.

27. Болсуновский К. В. Символика эпохи неолита, с таблицей рисунков. Киев, 1908. 15 с.

28. Бородовский А. П. Об имитации швов кожаной посуды на керамике (по материалам курганной группы Быстровка I) // СА, №2, 1984. С. 231-234.

29. Брей У., Трамп Д. Археологический словарь. М., 1990. 368 с.

30. Бродель Ф. Время мира. Материальная цивилизация, экономика и капитализм, ХУ-ХУШ вв. Т. 3. М., 1992. 680 с.

31. Бурдо Н. Б. Александровская группа раннетрипольских памятников // Памятники трипольской культуры в Северо-западном Причерноморье (под ред. Л.В. Субботина). К., 1989. С. 5-29.

32. Бурдо Н. Б. Трипшьська пам'ятка етапу В1 бшя с. Сокольщ на ГОвденному Буз1 // Археолопчш вщкриття в УкраМ в 1997-1998 рр. К., 1998. С. 8-10.

33. Бурдо Н. Б. Зм1я в ранньотрипшьських орнаментах та м1фах // Краткие сообщения Одесского археологического общества. Одесса, 1999. С. 23-28.

34. Бурдо Н. Б. Теракота трипшьсько1 культури // Давня керамжа Укра'ши. Археолопчш джерела та реконструкций. Частина перша. Кшв, 2001. С. 61146.

35. Бурдо Н. Б. Керам1чш модел1 саней трипшьсько1 культури // УКЖ, № 1, 2003. С. 25-31.

36. Бурдо Н. Б. Походження трипшьсько1 культури // Енциклопед1я тришльсько!' цившзащ1: в 2-х тт. Т. 1. К., 2004. С. 98-111.

37. Бурдо Н. Б. Сакральний свгг трипшьсько1 цивЫзаци // Енциклопед1я трипшьсько1 цившзащ1: в 2-х тт. Т. 1. К., 2004. С. 344-420.

38. Бурдо Н. Б., Вщейко М.Ю. Трипшьська культура. Спогади про золотий вне. Харюв, 2008.415 с.

39. Бузян Г. М. Трупа поселень тришльськоТ культури на Переяславськлму•Швобережяа // Трипшьсьт поселення-пганти. Матер1али м1жнародно1 конф. КиТв, 2003. С. 8-13.

40. Бюхер К. Работа и ритм. Пер. с немецкого. М., 1923. 326 с.

41. Вельфлин Г. Основные понятия истории искусств. Проблема эволюции стиля в новом искусстве. М., 2002. 344 с.

42. Вщейко М. Ю. Трипшьська цившзащя. Вид. 2-е. К., 2003. 184 с.

43. Вщейко М. Ю. Абсолютне датування трипшьсько1 культури // Енциклопед1я тршильськоТ цившзацп: в 2-х тт. Т. 1. К., 2004. С. 85-96.

44. Вщейко М. Ю. Споруди тришльсько1 культури // Енциклопед1я тришльсько1 цившзацп: в 2-х тт. Т. 1. К., 2004. С. 315-341.

45. Вщейко М. Ю. Озброення и вшськова справа у племен трипшьсько1 культури // Енциклопед1я тришльсько'Г цившзащ!': в 2-х тт. Т. 1. К., 2004. С. 480-507.

46. Васильев И. Б. Энеолит Поволжья (степь и лесостепь). Куйбышев, 1981. 172 с.

47. Васильев И. Б. Хвалынская энеолитическая культура Волго-Уральской степи и лесостепи (некоторые итоги исследования) // Вопросы археологии Поволжья. Вып. 3. Самара, 2003. С. 61-99.

48. Васильев С. А. Глиняная палеолитическая статуэтка из Майнинской стоянки // КСИА, Вып. 173. М., 1983. С. 76-78.

49. Виноградова Н.М. Племена Днестровско-Прутского междуречья в период расцвета трипольской культуры (периодизация, хронология, локальные варианты). Кишинев, 1983. 107 с.

50. Вишняцкий JI. Б. Введение в преисторию. Проблемы антропогенеза и становления культуры: Курс лекций. Изд. 2-е. Кишинев, 2005. 396 с.

51. Гадамер Г.-Г. Актуальность прекрасного. Пер. с нем. М., 1991. 367 с.

52. Гадамер Х.-Г. Истина и метод. Основы философской герменевтики. М., 1988. 704 с.

53. Гей И. А. Технологическое изучение керамики трипольского поселения

54. Старые Куконешты // КСИА, Вып. 185, 1986. С. 22-27.

55. Георгиев Г., Ангелов Н. Разкопки на селищнната могила до Русе през 1948-1949 г. // ИАИ. Кн. XVIII, 1952. С. 119-194.

56. Гимбутас М. Цивилизация Великой Богини: мир Древней Европы. М., 2006. 576 с.

57. Глушков И. Г. Керамика как археологический источник. Новосибирск, 1996. 328 с.

58. Годелье М. Загадка дара. Пер. с франц. М., 2007. 295 с.

59. Городцов В. А. Назначение глиняных площадок в доисторической культуре трипольского типа // АИЗ, № 11-12, 1899. 1-8.

60. Грязнов М. П. О так называемых женских статуэтках трипольской культуры // АСГЭ. Вып. 6, 1964. С. 72-78.

61. Гусев С. О. Трипшьська культура Середнього Побужжя рубежу IV—III тис. до н.е. Вшниця, 1995. 304 с.

62. Гусев С. О. Модел1 жител тришльсько!' культури // Археолопя, №1. К., 1996. С. 15-29.

63. Гусев С. А. К вопросу о транспортных средствах трипольской культуры // С А, №1, 1998. С. 15-28.

64. Даниленко В. Н. Неолит Украины. Главы древней истории Юго-восточной Европы. К., 1969. 260 с.

65. Дергачев В. А. Выхватинский могильник. Кишинев, 1978. 78 с.

66. Дергачев В. А. Памятники позднего Триполья (Опыт систематизации). Кишинев, 1980. 208 с.

67. Дергачев В. А. Молдавия и соседние территории в эпоху бронзы (Анализ и характеристика культурных групп). Кишинев, 1986. 223 с.

68. Дергачев В. А. Кэрбунский клад. Кишинев, 1998. 120 с.

69. Дергачев В. А. Два этюда в защиту миграционной теории // Stratum plus. № 2. Кишинев; 2000. С. 188-236.

70. Дергачев В. А. О скипетрах, о лошадях, о войне: Этюды в защитумиграционной концепции М. Гимбутас. СПб., 2007. 488 с.

71. Дергачев В. А., Манзура И. В. Погребальные комплексы позднего Триполья. Свод источников. Кишинев, 1991. 336 с.

72. Детюн А. В. Про мезолгг та неолгг Середньо1 Наддншрянгцини // Археолопчш дослщження в УкраУш 1993 року. К., 1997.

73. Димов Т. Культура Хаманджия в Южной Добрудже // БР, 11-12, 1992. С. 122-130.

74. Динцес Л. А. Русская глиняная игрушка. Происхождение, путь исторического развития / Труды Института антропологии, археологии и этнографии. Т. XII, вып. 2. Археологическая серия 3. М.; Л., 1936. 109 с.

75. Добрынин Б. Ф. Физическая география Западной Европы. М., 1948. 416 с.

76. Дудюн В. П., Вщейко М. Ю. Планування поселень трипшьсько1 культури // Енциклопед1я тришльсько!' цивш1защ1. Том 1. Книга 1. К., 2004. С. 303-314.

77. Дяченко А.В. К проблеме относительной хронологии памятников томашовской и косеновской локальных групп ЗТК (палеодемографический аспект) // С.Н. Бибиков и первобытная археология. ППб, 2009. С. 291-298.

78. Жебелев С. А. Введение в археологию: в 2 частях. Ч. II. Теория и практика археологического знания. Петроград, 1923. 172 с.

79. Жураковський Б. С. Про технологно виготовлення тришльськог керамнси //Археолопя, № 1, 1994. С. 88-92.

80. Заец И. И., Рыжов С. Н. Поселение трипольской культуры Клищев на Южном Буге. Киев, 1992. 178 с.

81. Збенович В. Г. Позднетрипольские племена Северного Причерноморья. К., 1974. 176 с.

82. Збенович В. Г. Поселение Бернашевка на Днестре (к происхождению трипольской культуры). К., 1980. 180 с.

83. Збенович В. Г. До проблеми становления енеолггу // Археолопя. Вип. 51.1. К., 1985. С. 1-11.

84. Збенович В. Г. Ранний этап трипольской культуры на территории Украины. К., 1989. 224 с.

85. Збенович В. Г. Дракон в изобразительной традиции культуры Кукутени-Триполье // Духовная культура древних обществ на территории Украины. К., 1991. С. 20-34.

86. Збенович В. Г Зооморфные мотивы в росписи керамики культуры Триполье-Кукутени // Археолопя, №4. Кшв, 1998. С. 64-78.

87. Земпер Г. Практическая эстетика. Пер. с нем. М., 1970. 304 с.

88. Зиньковский К. В. Новые данные к реконструкции трипольских жилищ // СА,№ 1, 1973. С. 137-149.

89. Зиньковский К. В. Значение моделирования в исследовании остатков построек на поселениях трипольской культуры // Археологические памятники Северо-Западного Причерноморья. К., 1982. С. 19-32.

90. Иванов И. Съкровищата на Варненския халколитен некропол. София, 1978. 130 с.

91. Иванов И., Аврамова М. Варненски некропол. София, 1997. 49 с.

92. Искусство // Энциклопедический словарь Ф. А. Брокгауза и И. А. Ефрона. Т. 13 (25). СПб., 1894.

93. История первобытного общества. Общие вопросы. Проблемы антропосоциогенеза (под ред. Ю. В. Бромлея). М., 1983. 432 с.92. 89. История первобытного общества. Эпоха первобытной родовой общины (под ред. Ю. В. Бромлея). М., 1986. 574 с.

94. История первобытного общества. Эпоха классообразования (под ред. Ю. В. Бромлея). М., 1988. 566 с.94. 90. Кандиба О. Техшка посудин на шжщ в пасковш керамод // Ольжич (Кандиба) О. Археолопя. К., 2007. С. 306-310.

95. Кирчо Л.Б., Коробкова Г.Ф., Массон В.М. Технико-технологический потенциал энеолитического населения Алтын-депе как основа становления раннегородской цивилизации. СПб., 2008. 370 с.

96. Кларк Г. Доисторическая Европа (экономический очерк). М., 1953. 332 с.

97. Клейн Л.С. О дате Карбунского клада // Проблемы археологии, Вып. 1. Л, 1968. С. 5-74.

98. Клейн Л.С. О так называемых зооморфных скипетрах энеолита // Проблемы древней истории Северного Причерноморья и Средней Азии (эпоха бронзы и раннего железа). Тезисы докладов конференции. Ленинград, 1990. С. 17-18.

99. Клейн Л.С. Феномен советской археологии. СПб., 1993. 128 с.

100. Клейн Л.С. Археологические источники. Изд. 2-е. СПб., 1995. 352 с.

101. Клейн Л.С. Археология в седле. (Косинна с расстояния в 70 лет) // Stratum plus, №4. Кишинев, 2000. С. 88-140.

102. Клейн Л.С. Введение в теоретическую археологию. Книга 1. Метаархеология. Учебное пособие. СПб., 2004. 470 с.

103. Ковнурко Г.М., Скакун H.H., Старкова Е.Г. Петрографический анализ керамического материала трипольского поселения Бодаки // Археологические исследования трипольского поселения Бодаки в 2005 году. Киев-СПб, 2005. С. 97-108.

104. Кожин П.М. Керамика индейцев пуэбло // Культура и быт народов Америки. Сб. МАЭ. Т. XXIV. Л, 1967. С. 140-146.

105. Кожин П.М. Значение керамики в изучении древних этнокультурных процессов // Керамика как исторический источник. Новосибирск, 1989. С. 54-70.

106. Кожин П.М. Изучение бронзового века в Приморье. В.В. Дьяков. Приморье в эпоху бронзы. Владивосток, 1989 (рец.) // Изв. ДО АН СССР, №1, 1990. С. 118-121.

107. Ш.Кожин П.М. О древних орнаментальных системах Евразии // Этнознаковые функции культуры. М., 1991. С. 129-151.

108. Кожин П.М. О хронологической глубине историко-культурной памяти древних китайцев. // 22-ая научная конференция «Общество и государство в Китае». Тез. докл. М., 1991. С. 50-54.

109. Кожин П.М. Глиняный сосуд в системе древней культуры // Вещь в контексте культуры: материалы научной конференции. Февраль 1994 г. СПб., 1994. С. 20.

110. Кожин П.М. Древнейшее производство и археологическая генетическая типология // История и эволюция древних вещей. М., 1994. С. 122-128.

111. Кожин П.М. Архетип и материальное воплощение идей // Архетипические образы в мировой культуре. СПб., 1998. С. 35-37.

112. Кожин П.М. Система представлений в археологии: хронология, этногенез, производство, структура общества. // Древнейшие общности земледельцев и скотоводов Северного Причерноморья (V тыс. до н. э. V в. н.э. ). Тирасполь, 2002. С. 13-16.

113. Кожин П.М. Вечный поиск совершенства // История и культура Востока Азии: материалы международной научной конференции (г. Новосибирск, 9 -11 декабря 2002 г.). Т 1. Новосибирск, 2002. С. 32-34.

114. Кожин П.М. Теория и практика гаданий в Древнем Китае // Китайскаяклассическая «Книга Перемен» и современная наука. М., 2003. С. 19-28.

115. Кожин П. М. Этнокультурные контакты населения Евразии в энеолите — раннем железном веке (палеокультурология и колесный транспорт). Владивосток, 2007. 428 с.

116. Козловська В. Точки трипшьськоУ культури бшя с. Сушювки на Гуманщиш (розкопки року 1916) // ТКУ. Вип. I, 1926. С. 43-66.

117. Кол Ф. Л. Модели трансформации культуры: от оседлых земледельцев к скотоводам (Триполье и курганнные культуры) // РА, №4, 2004. С. 95-103.

118. Колесшков О. Г. Трипшьське домобущвництво // Археолопя, №3. Кшв, 1993. С. 63-74.

119. Колесников А. Г. Трипольское общество Среднего Поднепровья. Опыт социальных реконструкций в археологии. К., 1993. 152 с.

120. Колиштркоска-Настева И. К. Праисториските дами од Македонка: каталог. Скшуе, 2005. 116 с.

121. Корниенко Т. В. Первые храмы Месопотамии. Формирование традиции культового строительства на территории Месопотамии в дописьменную эпоху. СПб., 2006. 312 с.

122. Королёва Э. А. Ранние формы танца. Кишинев, 1977. 215 с.

123. Коробкова Г. Ф. Хозяйственные комплексы ранних земледельческо-скотоводческих обществ юга СССР. Л., 1987. 320 с.

124. Коробкова Г. Ф. Первобытная фортификация в раннеземледельческую эпоху // Военная археология (оружие и военное дело в исторической и социальной перспективе). Материалы Международной конференции 2-5 сентября 1998 г. СПб., 1998. С. 28-31.

125. Королькова Е. Ф. Теоретические проблемы искусствознания и «звериный стиль» скифской эпохи. К формированию глоссария основных терминов и понятий. СПб., 1996. 78 с.

126. Котова Н. С. Неолитизация Украины. Луганск, 2002. 268 с.

127. Кравец В. П. Глиняные модельки саночек и челна в коллекциях Львовского исторического музея // КСИИМК. Вып. XXXIX, 1951. С. 127131.

128. Красников И. П. Трипольская керамика (технологический этюд) // СГАИМК, №3, 1931. С. 10-12.

129. Кричевский Е. Ю. Орнаментация глиняных сосудов у земледельческих племен неолитической Европы // Ученые записки ЛГУ, Вып. 13, 1949. С. 54110.

130. Круц В. А. Позднетрипольские памятники Среднего Поднепровья. К., 1977. 160 с.

131. Круц В. А. К истории населения трипольской культуры в междуречье Южного Буга и Днепра // Первобытная археология. К., 1989. С. 117-132.

132. Круц В. А., Ковин-Пиотровский А. Г., Рыжов С. Н., Бузян Г. Н., Овчинников Э. В., Черно-вол Д. К., Чабанюк В. В. Исследование поселений гигантов трипольской культуры в 2002-2004 гг. К., 2005. 140 с.

133. Куценков П.А. Этнос и его искусство: Западный Судан. Процессы стилеобразования. М., 1990. 160 с.

134. Куценков П.А. Психология первобытного и традиционного искусства. М., 2007. 232 с.

135. Кызласов Л. Р., Король Г. Г. Декоративное искусство средневековых хакасов как исторический источник. М., 1990. 216 с.

136. Лаевская Э. Л. Мир мегалитов и мир керамики. Две художественные традиции в искусстве доантичной Европы. М., 1997. 263 с.

137. Ларина О. В. Культура линейно-ленточной керамики Пруто-Днестровского региона // Stratum plus, №2. Кишинев, 1999. С. 10-140.-365143. Леви-Брюль Л. Сверхъестественное в первобытном мышлении. Пер. с франц. М., 1994. 608 с.

138. Линниченко И. А., Хвойка В. В. Сосуды со знаками — из находок на площадках трипольской культуры // ЗООИД. Т. 23, 1901. С. 199-202.

139. Лич Э. Культура и коммуникация: Логика взаимосвязи символов. К использованию структурного анализа в социальной антропологии. М., 2001. 142 с.

140. Лосев А. Ф. История античной эстетики: в 8 тт. Т. 1. Ранняя классика. М., 1963.624 с.

141. Макаревич М. Л. Статуэтки трипольского поселения Сабатиновка II // КСИА АН УССР, Вып. 3, 1954. С. 90-94.

142. Макаревич М. Л. Об идеологических представлениях трипольских племен //ЗОАО. Т. 1/34, 1960. С. 290-301.

143. Манзура И. В. Владеющие скипетрами // Stratum plus. № 2. Кишинев, 2000. С. 237-295.

144. Манзура И. В. Северное Причерноморье в энеолите и начале бронзового века: ступени колонизации // Stratum plus, №2 (2003-2004). Кишинев, 2005. С. 63-85.

145. Маразов И. Митология на златото. София, 1999. 341 с.

146. Маркевич В. И. Многослойное поселение Новые Русешты I // КСИА. Вып. 123,1970. С. 56-68.

147. Маркевич В. И Буго-днестровская культура на территории Молдавии. Кишинев, 1974. 176 с.

148. Маркевич В. И. Антропоморфизм в художественной керамике культуры Триполье-Кукутень // Памятники древнейшего искусства на территории Молдавии. Кишинев, 1989. С. 26-36.

149. Маркевич В. И. Далекое — близкое. Кишинев, 1985. 168 с.

150. Маркевич В. И. Позднетрипольские племена Северной Молдавии. Кишинев, 1981. 196 с.-366157. Маркс К. Капитал. Критика политической экономии. Т. 1, кн. 1 // Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Изд. 2-е. Т. 23. М., 1963. 908 с.

151. Массой В. М. Алтын-депе / Тр. ЮТАКЭ. T. XVIII. Д.: Наука, 1981. 176 с.

152. Массон В. М. Динамика развития трипольского общества в свете палеодемографических оценок // Первобытная археология — поиски и находки. К., 1980. С. 204-212.

153. Массон В. М. Первые цивилизации. Л., 1989. 276 с.

154. Массой В. М. Исторические реконструкции в археологии. Фрунзе, 1990. 96 с.

155. Массон В.М. Диалектика прогрессивного и регрессивного в историческом процессе (по материалам раннеземледельческих комплексов трипольского типа) // SP, 11-12, 1992. С. 10-17.

156. Массон В.М. Ранние комплексные общества Восточной Европы // Древние общества Юга Восточной Европы в эпоху палеометалла (ранние комплексные общества и вопросы культурной трансформации). СПб., 2000. С. 135-166.

157. Массон В. М., Сарианиди В. И. Среднеазиатская терракота эпохи бронзы. Опыт классификации и интерпретации. М., 1973. 210 с.

158. Меллаарт Дж. Древнейшие цивилизации Ближнего Востока. М., 1982. 150 с.

159. Мельничук И. В. Изображение змеи в Триполье // Археологические исследования молодых ученых Молдавии. Кишинев, 1990. С. 39-46.

160. Мерперт Н. Я. Ритуальные модели топоров из Эзеро // Памятники древнейшей истории Евразии (под ред. П. М. Кожина, Л. В. Кольцова, М. П. Зимина). М., 1975. С. 163-172.-367169. Мерперт H. Я. Миграции в эпоху неолита и энеолита // СА, №3, 1978. С. 9-28.

161. Мерперт Н.Я. О планировке поселков раннебронзового века в Верхнефракийской долине (Южная Болгария) // РА, №3, 1995. С. 28-46.

162. Мифы народов мира. Энциклопедия: в 2-х т. (под ред. С. А. Токарева). М, 1991.671,719 с.

163. Мириманов В. Б. Истоки стиля. М, 1999. 56 с.

164. Мовша Т. Г. К вопросу о трипольских погребениях с обрядом трупоположения // Материалы и исследования по археологии Юго-запада СССР и Румынской Народной Республики. Кишинев, 1960. С. 59-76.

165. Мовша Т. Г. Об антропоморфной пластике трипольской культуры // СА, №2, 1969. С. 15-34.

166. Мовша Т. Г. Святилища трипольской культуры // СА, №1, 1971. С. 201205.

167. Мовша Т. Г. Гончарный центр трипольской культуры на Днестре // СА, №3, 1971. С. 228-234.

168. Мовша Т. Г. Hobî даш про антропоморфну реалютичну пластику Трипшля//Археолопя. Вип. 11. К, 1973. С. 3-21.

169. Мовша Т. Г. Новые данные по идеологии трипольско-кукутенских племен //Первобытная археология — поиски и находки. К, 1980. С. 185-198.

170. Мовша Т.Г. Культуры трипольско-кукутенской общности // Проблеми icTopiï та археологи' давнього населения Украшсько'1 PCP: Тези доповщей XX Республшансько!' конференцн, Одесса, жовтень 1989 р. Кшв, 1989. С. 146147.

171. Мовша Т. Г. Антропоморфные сюжеты на керамике культур трипольско-кукутенской общности // Духовная культура древних обществ на территории Украины. К, 1991. С. 34^7.

172. Мовша Т.Г. Система основных признаков томашевской культуры Трипольско-Кукутенской общности // Сучасш проблеми археологи. Кшв,-3682002. С. 151-153.

173. Монгайт A. JI. Археология Западной Европы. Каменный век. М., 1973. 356 с.

174. Мосс М. Общества, обмен, личность: Труды по социальной антропологии. Пер. с франц. М.: Вост. лит., 1996. 360 с.

175. Мунчаев P.M., Мерперт H .Я. Раннеземледельческие поселения Северной Месопотамии: исследования советской экспедиции в Ираке. М., 1981.320 с.

176. Недошивин Г. А. Орнамент // БСЭ. Изд. 3-е. Т. 18. М., 1974. С. 524-525.

177. Недошивин Г. А., Черных А. М., Чудакова М. О., Кантор А. М. Стиль // БСЭ. Изд. 3-е. Т. 24. Кн. 1. М., 1976. С. 514-516.

178. Николов В. Неолитни двуетажни къщи в Тракия // Археология, Год. XLII, 1-2. София, 2001. С. 1-12.

179. Николов В. Неолитни култови масички. София, 2007. 266 с.

180. Николов В. Орнаментация на раннонеолитната рисувана керамика: систематизация и характеристика// Археология. Год. XXV, 1-2. София, 1983. С. 29-43.

181. Николов В. Раннонеолитно жилище от Слатина (София) / Разкопки и проучвания, XXV. София, 1992. 163 с.

182. Николов В., Карастоянова Д. Рисуваната орнаментация като система за комуникация между поколенията (по материали от ранно- и среднонелитния пласт на тел Казанлък) // Археология. Год. 44, 2. София, 2003. С. 5-14.

183. HoBÎTHi м1фи та фальшивки про походження украшщв. Зб1рник статей. К., 2008. 136 с.

184. Новицкая М. А. Узорные ткани трипольской культуры (по материалам раскопок у с. Стена) // КСИА АН УССР. Вып. 10, 1960. С. 33-35.

185. Новицька М. О. До питания про текстиль тришльсько!' культури // Археолопя. Т. 2. Кшв, 1948. С. 44-61.

186. Овчинников Е. В. До питания про трипшьське житлобуд1вництво (зарезультатами розкопок поселень xyiip Незаможник i Зелена Д1брова) // ЗНТШ. Т. CCXXVII, 2002. С. 115-139.

187. Овчинников Е. В. Модель печ1 з трипшьського поселения Берез1вка // Археолопя, № 3. К., 1994. С. 149-151.

188. Овчинников Э. В., Квтшцький М. В. Нов1 знахщки трипшьсько1 антропоморфно'1 пластики з реалютичними рисами // Археолопя, №3. К., 2002. С.134-143.

189. Овчинников Э. В. Антропоморфна пластика з реалютичними рисами з Буго-Дншровсь-кого межир1ччя // Енциклопед1я трипшьсько1 цивЫзащ!": в 2-х тт. Т. 1. К., 2004. С. 428-430.

190. Окладников А. П. Утро искусства. JL, 1967. 135 с.

191. Орнамент // Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона. Т. XXII. СПб., 1897. С. 173-176.

192. Палагута I. В. Hoei даш про схщш зв'язки тришльськоУ культури // Археолопя, №1. Кшв, 1994. С. 134-137.

193. Палагута И. В. К проблеме связей Триполья-Кукутени с культурами энеолита степной зоны Северного Причерноморья // РА, №1, 1998. С. 5-14.

194. Палагута И. В. О составе керамических комплексов трипольских памятников (по материалам поселений среднего Триполья) // Вестник МГУ, серия 8, история, №6. М., 1999. С. 68-86.

195. Палагута И. В. Проблемы изучения спиральных орнаментов трипольской керамики // Stratum plus, №2. Кишинев, 1999. С. 148-159.

196. Палагута И. В. Системы расселения ранних земледельцев Карпато-Поднепровья: опыт изучения микрогрупп памятников культуры Триполье

197. Кукутени // AB, №7, 2000. С. 53-62.

198. Палагута И. В. О критериях для сравнения керамических комплексов памятников раннеземледельческих культур Юга Восточной Европы // Трипшьсью поселення-пганти. Матер1али м!жнародно1 конф. К., 2003. С. 98101.

199. Палагута И. В. Обратимость узора в эволюции орнаментов керамики культуры Триполье-Кукутени // Изобразительные памятники: стиль, эпоха, композиции. Материалы тематич. научн. конф. Кафедра археологии СПбГУ, 1-4 декабря 2004 г. СПб., 2004. С. 105-108.

200. Палагута И. В. Обратимость орнаментов в развитии локальной керамической традиции // Памятники археологии и художественное творчество: Материалы осеннего коллоквиума. ООМИИ им. М. А. Врубеля. Вып. 3. Омск, 2005. С. 66-70.

201. Палагута И. В. О технологии изготовления и орнаментации керамики в начале развитого Триполья (BI) // Матер1али та дослщження з археологй' СхщноТ УкраТни. Вип. 4. Луганськ, 2006. С. 75-92.

202. Палагута И. В. Искусство Древней Европы: Эпоха ранних земледельцев (VII-III тыс. до н.э.). Учебное пособие. СПб., 2007. 200 с.

203. Палагута И. В. «Биноклевидные» изделия в культуре Триполье-Кукутень: опыт комплексного исследования категории «культовых» предметов // RA, Vol. III, Nr. 1-2, 2007. С. 110-137.

204. Палагута И. В. Мифы и реальность в интерпретации орнаментов древних земледельцев Европы // Диалог культур и партнерство цивилизаций: VIII Международные Лихачевские научные чтения. СПб., 2008. С. 216-217.

205. Палагута И. В.«Технический орнамент» в декоре керамики трипольской культуры // АЭАЕ, №2 (38), 2009. С. 85-91.

206. Пассек Т. С. Трипольские модели жилища (в связи с новыми археологическими открытиями) // ВДИ, № 4, 1938. С. 235-247.

207. Пассек Т. С. Периодизация трипольских поселений (III-II тысячелетия до н.э.) / МИА, № 10, 1949. 248 с.

208. Пассек Т. С. Раннеземледельческие (трипольские) племена Поднестровья / МИА, № 84. М., 1961. 228 с.

209. Пассек Т. С. Костяные амулеты из Флорешт // Новое а советской археологии. Памяти С. В. Киселева / МИА, № 130. М., 1965. С. 77-83.

210. Пассек Т. С., Герасимов М. М. Новая статуэтка из Вулканешт // КСИА, Вып. 11, 1967. С. 38-41.

211. Пассек Т. С., Черныш Е. К. Памятники культуры линейно-ленточной керамики на территории СССР / САИ. Вып. Б1-11, 1963. 44 с.

212. Пасто Т. А. Заметки о пространственном опыте в искусстве // Семиотика и искусствометрия. Сб. переводов под ред. Ю.М. Лотмана и В.М. Петрова. М., 1972. С. 164-172.

213. Патокова Э. Ф. Усатовское поселение и могильники. К., 1979. 186 с.

214. Патокова Э. Ф., Петренко В. Г. Усатовский могильник Маяки //

215. Памятники трипольской культуры в Северо-западном Причерноморье. К., 1989. С. 50-81.

216. Пейков А. А., Лаутлиева К. За бялото вещество върху неолитна и енеолитна керамика // Археология. Год. XIII, кн. 3. София, 1971. С. 58-62.

217. Петренко В.Г. Новые находки памятников искусства в Усатово // Памятники древней истории Северо-западного Причерноморья. Киев, 1985. С. 8-15.

218. Петренко В. Г. Усатовская локальная группа // Памятники трипольской культуры в Северо-западном Причерноморье. К., 1989. С. 81-124.

219. Пещерева Е. М. Гончарное производство Средней Азии / Тр. ИЭ, т. XLII, 1959. 396 с.

220. Пещерева Е. М. Игрушки и детские игры у таджиков и узбеков // Сб. МАЭ, № 17, 1957. С. 22-94.

221. Пирс Ч. С. Логические основания теории знаков. Пер. с англ. СПб., 2000. 352 с.

222. Погожева А. П. Антропоморфная пластика Триполья. Новосибирск, 1983. 145 с.

223. Подольский М. Л. О композиции // Изобразительные памятники: стиль, эпоха, композиции. Материалы тематической научной конф. Кафедра археологии СПбГУ, 1-4 декабря 2004 г. СПб., 2004. С. 13-16.

224. Попова Т. А. Антропоморфная пластика трипольского поселения Раковец (по материалам коллекции МАЭ) // Новые коллекции и исследования по антропологии и археологии / Сб. МАЭ. Т. XLIV. Л., 1991. С. 197-214.

225. Попова Т. А. Многослойное поселение Поливанов Яр. К эволюциитрипольской культуры в Среднем Поднестровье. СПб, 2003. 240 с.

226. Попова Т. А. Игры и их аксессуары у земледельцев юго-запада Восточной Европы эпохи энеолита (опыт обобщения артефактов) // Игра и игровое начало в культуре народов мира. СПб, 2005. С. 61-77.

227. Потемкина Т. М. Энеолитические круглоплановые святилища Зауралья в системе сходных культур и моделей степной Евразии // Мировоззрение древнего населения Евразии. М, 2001. С. 166-256.

228. Потемкина Т. М, Ковалева В. Т. О некоторых актуальных проблемах эпохи неолита — ранней бронзы лесостепной и лесной зоны Урала. По материалам У полевого симпозиума (Тюмень, 1991) // РА, №1, 1993. С. 250260.

229. Радунчева А. Доисторическое искусство в Болгарии. Пятое — второе тысячелетие до н. э. София, 1971. 120 с.

230. Радунчева А. За някои видове амулети от енеолита // Археология. Год. XIII, кн. 3. София, 1971. С. 52-58.

231. Радунчева А. Виница. Енеолитно селище и некропол / Разкопки и проучвания, VI. София, 1976. 146 с.

232. Радунчева А. Късноенеолитното общество в Българските земи / Разкопки и проучвания, XXXII. София, 2003. 312 с.

233. Риндюк Н. В. Основные принципы систематизации глиняной антропоморфной пластики раннего Триполья // Трипшьський cbít i його сусщи: Тези доп. конф. Збараж, 2001. С. 48-50.

234. Риндюк Н. В, Скакун Н. Н. Новые находки антропоморфной пластики в Болград-Алдень II // Vita Antiqua, 1. Киев, 1999. С. 35-40.

235. Риндюк Н. В, Старкова Е. Г. Миниатюрные сосуды из Незвиско // Древш землероби Свропи: hobí вщкриття та гшотези: Тези доповщей М1жнародно"1 науково-практично'1 конф. 16-19 серпня 2004 р. Збараж, 2004. С. 59-61.

236. Рогинский Я. Я. Об истоках возникновения искусства. М, 1982. 32 с.-374249. Рудинський М. Поповгородський вияв культури мальовано\' керам!ки // Антрополопя. Т. III. К., 1930. С. 235-259.

237. Рыбаков Б. А. Семантика трипольского орнамента // Тезисы докладов на заседаниях, посвященных итогам полевых исследований 1963 г. М., 1964. С. 23-24.

238. Рыбаков Б. А. Космогония и мифология земледельцев энеолита. I // СА, № 1, 1965. С. 24^47.

239. Рыбаков Б. А. Космогония и мифология земледельцев энеолита. II // СА, №2, 1965. С. 13-33.

240. Рыбаков Б. А. Язычество древних славян. М., 1981. 607 с.

241. Рындина Н. В. Древнейшее металлообрабатывающее производство Юго-Восточной Европы. М., 1998. 288 с.

242. Рындина Н. В. Древнейшие медные топоры-молотки и топоры-тесла Восточной Европы // 60 лет кафедре археологии МГУ им. М. В. Ломоносова: тезисы конференции. М., 1999. С. 106-110.

243. Рындина Н. В., Дегтярева А. Д. Энеолит и бронзовый век: учебное пособие. М., 2002. 226 с.

244. Сайко Э. В. Техническая организация керамического производства раннеземледельческих культур // ЭР, 7, 1984. С. 131-152.

245. Семенов Вл. Первобытное искусство. Каменный век. Бронзовый век. СПб., 2008. 592 с.

246. Сиволап М. П. Астроном1чш святилища стародавшх шдоевропейщв з територ1'1 Черкащини. // Доба, №1. Черкаси, 1998. С. 10-29.

247. Скакун Н. Н., Старкова Е. Г. Особенности керамического комплекса трипольского поселения Бодаки // Тришльсыа поселення-пганти. Матер1али 1шжнародно1 конф. К., 2003. С. 148-160.

248. Соловьева Н.Ф. Антропоморфные изображения и культовые комплексы Южного Туркменистана поры среднего энеолита (по материалам раскопок Илгынлы-депе). Автореф. дис. канд. ист. наук. СПб, 2005. 26 с.

249. Сорокин В. Я. Культурно-исторические проблемы племен среднего Триполья Днестровско-Прутского междуречья // Изв. АН МССР. Серия общественных наук, №3. Кишинев, 1989. С. 45-54.

250. Старкова Е. Г. Керамика типа Кукутени С на трипольских памятниках периода ВП-С1 // РА, №3, 2008. С. 16-25.

251. СтощЬ М., 1оци!1 М. Ниш. Културна стратиграфща праистори.ских локалитета у нишко] регщи. Београд; Ниш, 2006. 323 с.

252. Столяр А. Д. Происхождение изобразительного искусства. М., 1985. 298 с.

253. Субботин Л. В. Памятники культуры Гумельница Юго-Запада Украины. К., 1983. 140 с.

254. Телегш Д. Я. Дншро-донецька культура. К., 1968. 258 с.

255. Телегин Д. Я. Образ змееликой богини в Триполье // Древнейшие общности земледельцев и скотоводов Северного Причерноморья. Материалы Международной археологической конференции 10-14 октября 1994 г. Тирасполь, 1994. С. 73-74.

256. Титов В. С. Древнейшие земледельцы в Европе // Археология Старого и Нового Света. М., 1966. С. 25-37.

257. Титов В. С. Неолит Греции. Периодизация и хронология. М., 1969. 254 с.

258. Титов В. С. Неолит и энеолит // История Европы: в 8 тт. Т. 1. М., 1988. С.-37670-85.

259. Титов В. С. Неолит Карпатского бассейна. Исследования и материалы. М., 1996.284 с.

260. Ткачук Т. М. Личины в росписи керамики Триполье-Кукутени // Духовная культура древних обществ на территории Украины. К., 1991. С. 4759.

261. Ткачук Т. М. Знакова система Трипшьсько1 культури // Археолопя, № 3. К., 1993. С. 91-100.

262. Ткачук Т. М. Личины в росписи керамики культуры Триполье-Кукутени // Духовная культура древних обществ на территории Украины. К., 1991. С. 47-59.

263. Ткачук Т. М. Трипшьський орнамент та змшеш стани свщомост1 // Галичина, №8.1вано-Франювськ, 2002. С. 13-22.

264. Ткачук Т. М. Знаков! системи Трипшьсько-Кукутенсько1 спшьност1 (мальований посуд еташв ВИ-СП/уП). Ч. 1-2. Вшниця, 2005. 418, 208 с.

265. Ткачук Т. М., Вщейко М. Ю. Знаков! системи трипшьсько1 культури // Енциклопед1я трипшьськоУ цивЫзащ!': в 2-х тт. (под ред. М. Ю. Видейко). Т. I. Кшв, 2004. С. 433-471.

266. Ткачук Т. М., Мельник Я. Г. Семютичний анал1з трипшьсько-кукутенських знакових систем (мальований посуд). 1вано-Франювськ, 2000. 238 с.

267. Тодорова X. Археологическо проучване на праисторически обекти в района на с. Овчарово, Търговищко, през 1971-1974. // Овчарово (ред. X. Тодорова) / Разкопки и проучвания, IX. София, 1983. С. 7-104.

268. Тодорова X. Археологическо проучване на селищната могила и некропола при Голямо Делчево, Варненско // Селищната могила при Голямо Делчево (ред. Н. Я. Мерперт и Д Димитров) / Разкопки и проучвания, V. София, 1975. С. 5-111.

269. Тодорова X. Каменно-медната епоха в България. София, 1986. 278 с.-377286. Тодорова X. Энеолит Болгарии. София, 1979. 97 с.

270. Трейстер М. Ю. Троянские клады (атрибуции, хронология, исторический контекст) // Сокровища Трои из раскопок Генриха Шлимана: каталог выставки. М., 1996. С. 197-240.

271. Филиппов А. К. Категория «стиля» в культурно-исторической характеристике палеоискусства // Археологические культуры и культурная трансформация. Материалы методологического семинара ЛОИА АН СССР. Л., 1990. С. 128-135.

272. Филиппов А. К. Хаос и гармония в искусстве палеолита. СПб., 2007. 224 с.

273. Фокина Л. В. Орнамент. Учебное пособие для студентов архитектурных и художественных специальностей вузов. Изд. 2-е. Ростов-на-Дону, 2000. 94 с.

274. Формозов A.A. Памятники первобытного искусства на территории СССР. Изд. 2-е. М., 1980. 136 с.

275. Франкфорт Г., Франкфорт Г. А., Уилсон Дж., Якобсен Т. В преддверии философии. Духовные искания древнего человека. Пер. с англ. М., 1984. 238 с.

276. Фролов Б. А. Первобытная графика Европы. М., 1992. 201 с.

277. Фролов Б. А. Числа в графике палеолита. Новосибирск, 1974. 238 с.

278. Фрэзер Дж. Дж. Золотая ветвь. М., 1980. 704 с.

279. Хан Ван Кхан. Технология на керамиката от халколита от Североизточна България: суровини и формуване // Археология. Год. XXI, 4. София, 1979. С. 1-12.

280. Хвойка В. В. Каменный век Среднего Приднепровья // Тр. XI АС в Киеве в 1899 г. Т. 1, 1901. С. 736-812.

281. Хейзинга Й. Homo Ludens. В тени завтрашнего дня. М., 1992. 464 с.

282. Художественная культура в докапиталистических формациях. Структурно-типологи-ческое исследование (под ред. М. С. Кагана). Л., 1984.-378303 с.

283. Цвек E.B. Трипольские поселения Буго-Днепровского междуречья (к вопросу о восточном ареале культуры Кукутени-Триполье) // Первобытная археология — поиски и находки. К, 1980. С. 163-185.

284. Цвек Е. В. Релитйш уявлення населения Трипшля // Археолопя, 3. К, 1993. С. 74-91.

285. Цвек Е. В. Гончарное производство племен трипольской культуры // Ремесло эпохи энеолита-бронзы на Украине. К, 1994. С. 55-95.

286. Цвек О. В. Структура схщнотришльсько1 культури // Археолопя, №3. К, 1999. С. 28-40.

287. Цвек Е. В. Некоторые орнаментальные композиции на керамике восточнотрипольской культуры // Изобразительные памятники: стиль, эпоха, композиции. Материалы тематич. научн. конф. Кафедра археологии СПбГУ, 1-4 декабря 2004 г. СПб, 2004. С. 102-105.

288. Цвек Е. В. Центры кремневой индустрии племен трипольской общности в Побужье и Поднепровье // Археологические исследования трипольского поселения Бодаки в 2005 г. К.; СПб, 2005. С. 80-96.

289. Чайлд В. Г. Прогресс и археология. Пер. с англ. М, 1949. 194 с. 307.Чайлд В. Г. У истоков европейской цивилизации. Пер. с англ. М, 1952. 468 с.

290. Чайлд В. Г. Древнейший Восток в свете новых раскопок. Пер. с англ. М, 1956. 384 с.

291. Чайлд В. Г. Письмо советским археологам от 16 декабря 1956 г. // РА, №4, 1992. С. 184-189.

292. Чебоксаров H.H., Чебоксарова И. А. Экология и типы традиционного сельского жилища // Типология основных элементов традиционной культуры. М, 1984. С. 34-64.

293. Чернецов В. Н. Орнамент ленточного типа у обских угров // СЭ, №1, 1948. С. 139-152.

294. Черновол Д. К. 1нтер'ер ранньотрипшьських жител // С. Н. Бибиков и первобытная археология. СПб., 2009. С. 329-335.

295. Черных E.H. Металлургические провинции и периодизация эпохи раннего металла на территории СССР // CA, №4, 1978. С. 53-82.

296. Черных Е. Н. Горное дело и металлургия древнейшей Болгарии. София, 1978.387 с.

297. Черных E.H., Авилова JI. И., Орловская JI. Б. Металлургические провинции и радиоуглеродная хронология. М., 2000. 96 с. 316.Черниш К. К. Ранньотрипшьське поселения Ленювщ на Середньому Дшстрь К., 1959. 108 с.

298. Черныш Е. К. К истории населения энеолитического времени в Среднем Приднестровье (по материалам многослойного поселения у с. Незвиско) // Неолит и энеолит Юга Европейской части СССР / МИА, №102, 1962. С. 5-85.

299. Черныш Е. К., Массон В. М. Энеолит правобережной Украины и Молдавии // Энеолит СССР / Археология СССР. М., 1982. С. 165-320.

300. Чикаленко Л. Нарис розвитку украшськоТ неолггичноТ мальовано!' керамиш. И. Бшьче Золоте // ТКУ. Вип. I. К., 1926. С. 113-119.

301. Шер Я. А. Петроглифы Средней и Центральной Азии. М., 1980. 328 с.

302. Шер Я. А. Стиль в первобытном искусстве // Изобразительные памятники: стиль, эпоха, композиции. Материалы тематической научной конференции. Кафедра археологии СПбГУ, 1-4 декабря 2004 г. СПб., 2004. С. 9-13.

303. Шехтер Т. Е. Искусство как реальность. Очерки метафизики художественного. СПб., 2005. 258 с.

304. Шмаглий Н. М., Видейко М. Ю. Изучение поселения трипольской культуры Майданецкое // Древние общества Юга Восточной Европы в эпоху палеометалла (ранние комплексные общества и вопросы культурной трансформации). СПб., 2000. С. 15-52.

305. Шмаглш М. М., Рижов С. М., Дудкш В. П. Трипшьське поселения

306. Коновка в Середньому Поднютров'Т // Археолопя. Вип. 52. К., 1985. С. 4252.

307. Шнирельман В. А. Возникновение производящего хозяйства. М., 1989. 444 с.

308. Эванс-Притчард Э. Теории примитивной религии. Пер. с англ. М.3 2004. 142 с.

309. Яблан С. Симметрия, орнаменты и модулярность. М.-Ижевск, 2006. 378 с.

310. Andrae W. Die archaischen Ishtar-Tempel in Assur. Leipzig, 1922. 120 s.

311. Andrie§escu I. Les fouilles de Suitana // Dacia. Т. I. Bucure§ti, 1924. P. 51107.

312. Bailey D.W. Reading prehistoric figurines as individuals // WA, Vol. 25, No 3, 1994. P. 321-331.

313. Bailey D.W. What is a tell? Settlement in fifth millenium Bulgaria // Making paces in the prehistoric world: themes in settlement archaeology (ed. by J. Brück and M. Goodman). London, 1999. P. 94-111.

314. Bailey D.W. Balkan Prehistory: Exclusion, Incorporation and Identity. London, 2002. 368 p.

315. Bailey D.W. Prehistoric Figurines: Representation and corporeality in the Neolithic. London, 2005. 243 p.

316. Barton C.M., Clark G.A., Cohen A.E. Art as information: explaining Upper Palaeolithic art in Western Europe // WA, Vol. 26, No. 2, 1994. P. 185-207.

317. Behrens H. The first "Woodhenge" in Middle Europe // Antiquity, Vol. LV, No. 215, 1981. P. 172-178.

318. Вепас A. Prehistorijsko naselje Nebo. I. Problem Butmirske kulture. Ljubljana, 1952. 150 s.

319. Berciu D. Contributii la problemele neoliticului in Rominia in lumina noilor cercetäri. Bucure§ti, 1961. 594 p.

320. Berciu D. Cultura Hamangia: noi contributii. Bucure§ti, 1966. 319 p.

321. Berciu D. Deux chefs-d'œuvre de l'art néolithique en Roumanie: le «couple» de la civilisation de Hamangia // Dacia, N.S., IV. Bucureçti, 1960. P. 423^41.

322. Berciu D. Neolithic Figurines from Romania // Antiquity, Vol. XXXIV, 1960. P. 283-284.

323. Bognar-Kutziän I. The Early Copper Age Tiszapolgâr Culture in the Carpatian Basin / Archaeologia Hungarica, NS. Vol. XLVIII. Budapest, 1972. 253 p.

324. Bogucki P. Recent research on early farming in Central Europe // DP, Vol. XXVIII (Neolithic Studies 8), 2000. P. 85-97.

325. Braithwaite M. Decoration as ritual symbol: a theoretical proposal and an ethnographic study in southern Sudan // Symbolic and structural archaeology (ed. by I. Hodder). Cambridge, 1982. P. 80-88.

326. Bremer W. Das technische Ornament in der steinzeitlichen bemalten Keramik //PZ, Band XVI, 1/2. 1925. S. 13-44.

327. Breuil H. Quatre Cents Siecles d'Art Parietal: les cavernes ornées de l'Age du Renne. Montignac, Dordogne, 1952. 413 p.

328. Breunig P. 14C-Chronologie des vorderasiatischen, Süost- und Mitteleuropäischen Neolitikums. Köln-Wien, 1987. 316 s.

329. Budja M. The transition to farming and the ceramic trajectories in Western Eurasia: from ceramic figurines to vessels // DP, Vol. XXXIII (Neolithic Studies 13), 2006. P. 183-201.

330. Bugoj R., Constantinescu B., Pantos E., Popovici D. Investigation of Neolithic ceramic pigments using synchrothrone radiation X-ray diffraction // Powder Diffraction, Vol. 23 (3). New York, 2008. P. 195-199.

331. Buttler W. Der Donauländische und der westische Kulturkreis der jüngeren Steinzeit / Handbuch der Urgeschichte Deutshlands. Band 2. Berlin Leipzig,-3821938. 108 s.

332. Buttler W. Die bandkeramisce ansiedlung bei Köln-Lindenthal / Römisch-Germanisce forshungen. Band 11. Berlin Leipzig, 1936. 178 s.

333. Buzea D. Models of Altars and Miniature Tables belonging to the Cucuteni-Ariuçd Culture, discovered at Päuleni Ciuc-Ciomortan "Dâmbul Cetatii", Harghita County // ATS, V, 2006. P. 127-157.

334. Cehak H. Plastyka eneolitycznej kultury ceramiki malowanoj w Polsce // Swiatowit, t. XIV (1930/1931). Warszawa, 1933. S. 164-252.V

335. Cikalenko L. Studie o vyvoji ukrajinské neolithické malované keramiky. I. Sidlistë Petreni v Besarabii // OP, t. V-VI (1926-1927), 1927. S. 21-29.V

336. Cikalenko L. Die Bedeutung der Schypenitzer Ansiedlung für das Verständnis der Entwick-lung der ukrainischen bemalten Keramik // Ksiçnga pami^ko uczczeniu siedemdziesiqtej rocznicy urodzin prof. Wlodzimierza Demetrykiewicza. Poznan, 1930. S. 1-12.

337. Chapman J. The Origins of Warfare in the Prehistory of Central and Eastern Europe // Ancient Warfare. Archaeological Perspectives. Stroud, 1999. P. 101142.

338. Chapman J., Gaydarska B. Does enclosure make a difference? A View from Balkans // Enclosing the Past: inside and outside in prehistory (ed. by A. Harding, S. Sievers and N. Venclovä) / Sheffild Archaeological Monographs, 15. Sheffild, 2006. P. 20-43.

339. Christesccu V. Les stations préhistorique de Vädastra // Dacia. T. III-IV (1927-1932). Bucureçti, 1933. P. 167-225.

340. Comça E. Quelques données sur les aiguilles de cuivre découvertes dans de la civilisation de Gumelnita// Dacia, NS. T. IX. Bucureçti, 1965. P. 361-371.

341. Comça E. Cîteva date despre açesarea de tip Ariuçd de la Feldioara // Studii §i comunicàri. Sfîntu Gheorghe, 1973. P. 45-56.

342. Comça E. Istoria comunitatilor culturii Boian. Bucureçti, 1974. 270 p.

343. Comça E. Date despre un tip de figurina Neolítica de os // SCIVA, t. 27, nr. 4. Bucureçti, 1976. P. 557-564.

344. Comça E. Figurinele de marmurâ din época neoliticá de pe teritoriul României //Pontica. T. IX. Constanta, 1976. P. 23-28.

345. Comça E. Neoliticul pe teritoriul României: consideratii. Bucureçti, 1987. 198 P

346. Constantinescu B, Bugoj R, Pantos E, Popovici D. Phase and chemical composition analysis of pigments used in Cucuteni Neolithic painted ceramics // DP, Vol. XXXIV (Neolithic Studies 14), 2007. P. 281-288.

347. Crîçmaru A. Drâguçeni. Contribuai la o monografie arheologicâ. Botoçani,1977. 192 p.

348. Csalog J. A tiszai müveltseg viszonya a szomszedos jkkori müveltsegekhez// FA, t. VII, 1955. P. 23-44.

349. Csalog Z. A Bodrogkeresztúri kultúra kerámiájának fonott edényeket utánzó ornamentikája // AE. Vol. 89, 2, 1962. P. 172-180.

350. Cucoç Vase prizmatice neo-eneolitice // MA, t. IV-V (1972-1973), 1976. P. 67-72.

351. Cuco§ Ç. Decorul spiralic al ceramicii Cucuteni B // Carpica. T. X. Bacâu,1978. P. 55-74.

352. Cuco§ Ç. Faza Cucuteni B în zona Subcarpaticâ a Moldoviei. Piatra-Neamt, 1999. 304 p.

353. Cucuteni. The Last Chalcolithic Civilization of Europe. Archaeological

354. Museum of Thessaloniki, 21 September 31 December 1997 (ed. by D. Monah). Bucharest, 1997.

355. David N., Sterner J., Gavua K. Why pots are decorated // CurAnthr, Vol. 29, No. 3, June 1988. P. 365-389.

356. DeBoer W. R., Lathrap D. W. The Making and Breaking of Shipibo-Conibo Ceramics // Ethnoarchaeology: Implications of Ethnography for Archaeology (ed. by C. Kramer). New York, 1979. P. 102-138.

357. Dennell R. Early farming in Southern Bulgaria from the VI to the III Millennia B.C. / BAR: International Series, 45. Oxford, 1978. 183 p.

358. Dennell R. W., Webley D. Prehistoric Settlement and Land Use in Southern Bulgaria//Palaeoeconomy (ed. by E.S. Higgs). Cambridge, 1975. P. 97-108.

359. Dikaios P. Les cultes préhistoriques dans l'ile de Chypre // Syria, XIII. Paris, 1923. P. 345-354.

360. Dragomir I. T. Eneoliticul din sud-estul României. Aspectul cultural Stoicani-Aldeni. Bucureçti, 1983. 184 p.

361. Draçovean F. The Neolithic tells from Parta and Uivar (South-wesr Romania). Similarities and differences of the organization of the social space // AB, XV, 2007. P. 19-32.

362. Dumitrescu H. Découvertes concernant un rite funéraire magique dans l'aire de la civilisation de la céramique peinte de type Cucuteni-Tripolje // Dacia, NS. T.

363. Bucureçti, 1957. P. 97-116.

364. Dumitrescu H. Deux nouvelles tombes cucuténiennes a rite magique découvertes a Traian // Dacia, NS. T. II. Bucure§ti, 1958. P. 407-424.

365. Dumitrescu H. Connections between the Cucuteni-Tripolie cultural complex and the neighbouring eneolithic cultures in the light of the utilization of golden pendants // Dacia, NS. T. V. Bucureçti, 1961. P. 69-93.

366. Dumitrescu H. Sur une nouvelle interprétation du modele de sanctuaire de Cascioarele // Dacia, NS, t. XVII. Bucureçti, 1973. P. 311-316.

367. Dumitrescu H. Un modèle de sanctuaire découvert dans la station énéolithique de Cascioarele // Dacia, NS, t. XII. Bucureçti, 1968. P. 381-394.

368. Dumitrescu H., Matasâ C. Santierul arheologic Traian // SCIV, t. V, nr. 1-2, 1954. P. 35-67.

369. Dumitrescu VI. Decouvertés de Gumelnita // Dacia. T. I. Bucureçti, 1924. P. 325-342.

370. Dumitrescu VI. Fouilles de Gumelnita // Dacia. T. II. Bucureçti, 1925. P. 29102.

371. Dumitrescu VI. La station préhistorique de Traian // Dacia, t. IX-X (19411944). Bucureçti, 1945. P. 11-114.

372. Dumitrescu VI. Le dépôt d'objets de parure de Hàbâçeçti et le problème des rapports entre les tribus de la civilisation de Cucuteni et les tribus des steppes Pontiques //Dacia,NS, T. I. Bucureçti, 1957. P. 73-96.

373. Dumitrescu VI. Originea §i evolutia culturii Cucuteni-Tripolie // SCIV, t. XIV, 1-2, 1963. P. 51-78.

374. Dumitrescu VI. A new statuette of Thessalian type discovered at Gumelnita // Dacia, NS, t. IV. Bucure§ti, 1960. P. 443-453.

375. Dumitrescu VI. L'art néolithique en Roumanie. Bucarest, 1968. 120 p.

376. Dumitrescu VI. Arta preistoricâ în România. Bucureçti, 1974. 512 p.

377. Dumitrescu VI. Arta culturii Cucuteni. Bucureçti, 1979. 114 p.

378. Dumitrescu VI. The Neolithic Settlement at Rast / BAR International Series,-38672. Oxford, 1980.133 p.

379. Dumitrescu VI., Bànâteanu T. Á propos d'un soc de charrue primitive, en bois de cerf, découvert dans la station Néolithique de Câscioarele // Dacia, NS. T. IX. Bucureçti, 1965. P. 59-67.

380. Dumitrescu VI., Dumitrescu H., Petrescu-Dîmbovita M., Gostar N. Hâbâçeçti. Monografie arheologicâ. Bucureçti, 1954. 611 p.

381. Dumitrescu VI., Bolomey A., Mogoçanu F. Escuisse d'une préhistoire de la Roumanie. Bucarest, 1983. 221 p.

382. Ellis L. The Cucuteni-Tripolye Culture: A Study in Technology and the Origins of Complex Society / BAR: International Series, 217. Oxford, 1984. 221 p.

383. Evans A. The Palace of Minos. A comparative account of the successive stages of the Early Cretan Civilization as illustrated by the discoveries at Knossos. Vol. I. The Neolithic and Early and Middle Minoan Ages. London, 1921. 721 p.

384. Evans R. K. The Pottery of Phase III // Excavations at Sitagroi. A Prehistoric Village in Norteast Greece. Vol. 1 (ed. by C. Renfrew, M. Gimbutas, E. S. Elster) / Monumenta archaeo-logica, 13. Los Angeles, 1986. P. 393-428.

385. Fiala F., Hoernes M. Die neolithische Station von Butmir bei Sarajevo in Bosnien. Ausgrabungen in den Jahren 1894-1896. Teil II. Wien, 1898. 47 s.

386. Flannery K. V. Evolution of Complex Settlement Systems // The Early Mesoamerican Village. New York, 1976. 162-173.

387. Florescu A. Observatii asupra sistemului de fortificare al açezârilor-387

388. Cucuteniene din Moldova // AM, IV, 1966. P. 23-37.

389. Form in Indigenous Art. Schematization in the Art of Aboriginal Australia and Prehistoric Europe (ed. by P. J. Ucko). Canberra, 1977. 484 p.

390. French D. H. Prehistoric pottery from Macedonia and Thrace // PZ, Band 42, 1964. P. 30-48.

391. Friedrih M. H. Design structure and social interaction: archaeological implications of an ethnographic analysis // AmAnt, Vol. 35, No. 3, July 1970. P. 332-343.

392. Gallis K. J. A late Neolithic foundation offering from Thessaly // Antiquity, Vol. LIX, 1985. P. 20-24.

393. Gamble C. The social context for European Palaeolithic Art // PPS, Vol. 57, Pt. 1, 1991. P. 3-15.

394. Gimbutas M. The Prehistory of Eastern Europe. Part I. Mesolithic, Neolithic and Copper Age cultures in Russia and the Baltic Area / American School of Prehistoric Research, Bulletin No. 20. Cambridge, Massachusetts, 1956. 242 p.

395. Gimbutas M. Excavations at Anza, Macedonia. Further insight into civilization of Old Europe, 7000^1000 B.C. // Archaeology. Vol. 25, Number 2. April 1972. P. 112-123.

396. Gimbutas M. The Gods and Goddesses of Old Europe 7000 to 3500 BC. Myth, Legends and Cult Images. London, 1974. 336 p.

397. Gimbutas M. Figurines and Cult Equipment: Their Role in the Reconstruction of Neolithic Religion // Achilleion. A Neolithic Settlement in Thessaly, Greece, 6400-5600 BC /Monumenta Archaeologica, 14. Los Angeles, 1989. P. 171-250.

398. Gimbutas M. Mythical Imagery of Sitagroi Society // Excavations at Sitagroi. A Prehistoric Village in Northeast Greece. Vol. 1 (ed. by C. Renfrew, M.

399. Gimbutas, E. S. Elster) / Monumenta Archaeologica, 13. Los Angeles, 1986. P. 225-289.

400. Gimbutas M. Ornaments and Miscellaneous Objects // Achilleion. A Neolithic Settlement in Thessaly, Greece, 6400-5600 BC (ed. by M. Gimbutas, Sh. Winn, D. Shimabuku) / Monumenta Archaeologica, 14. Los Angeles, 1989. P. 251-258.

401. Gimbutas M. The Civilization of the Goddess: The World of Old Europe. San Francisco, 1991. 529 p.

402. Goff B. L. Symbols of Prehistoric Mesopotamia. New Haven and London, 1963.492 p.

403. Gombrich E.H. Art and Illusion. A Study in the Psychology of Pictorial Representation. Princeton, 1972. 466 p.

404. Govedarica B., Kaiser E. Die äneolithischen abstrakten und zoomorphen Steinzepter Südost- und Osteuropas // EA. Band 2, 1996. S. 59-103.

405. Greenberg L.J. Art as a structural system: a study of Hopi pottery designs // SAVC, Vol. 2, No. 1, 1975. P. 33-50.

406. Grissom C.A. Neolithic statues fron 'Ain Ghazal: Construction and Form // AJA, Vol. 104, 2000. P. 25-45.

407. Guilaine J., Zammit J. The Origins of War. Violence in Prehistory. Oxford, 2005. 282 p.

408. Gusev S. A. Hausmodelle der Tripolje-Kultur // PZ, Band. 70, Heft 2, 1995. S. 175-189.

409. Hadaczek K. La colonie industrielle de Koszylowce de l'époque Enéolithique: Album des fouilles. Léopol, 1914. 19 p.

410. Haheu V., Kurciatov S. Cimitriul plan eneolitic de línga satul Giurgiule§ti (considérente preliminare)//RA, Vol. 1, 1993. P. 101-114.

411. Hansen S. Figurinele neolitice din sudul Bazinului Carpatic // AB, XII-XIII (2004-2005), 2005. P. 25-39.

412. Hansen S. Bilder vom Menschen der Steinzeit: Untersuchungen zur antropomorphen Plastik der Jungsteinzeit und Kupferzeit in Südosteuropa /-389

413. Archäologie in Eurasien, 20. Mainz, 2007. 539 s.

414. Hardin M.A. The structure of Tarascan pottery painting // The Structure and Cognition of Art (ed. By D. K. Washburn). Cambridge, 1983. P. 8-24.

415. Haçotti P. Observatii asupra plasticii culturii Hamangia // Pontica. T. XIX. Constanta, 1986. P. 9-17.

416. Hegedüs K., Makkay J. Vesztö-Mägor. A settlement of the Tisza Culture //

417. The Late Neolithic of the Tisza Region. A survey of recent excavations and theirfindings. Budapest, 1987. P. 85-103. t

418. Himner M. Etudes sur la civilisation prémicénienne dans le bassin de la Mer Noire, d'après des fouilles personelles // Swiatowit, t. XIV (1930/1931). Warszawa, 1933. P. 26-163.

419. Höckmann O. Gemeinsamkeiten in der Plastik der Linearkeramik und der Cucuteni-kultur // La civilisation de Cucuteni en contexte Europeen. Session scientifique dédiée au centenaire des premieres découvertes de Cucuteni. Iaçi, 1987. P. 89-97.

420. Hodder I. Sequences of structural change in the Dutch Neolithic // Symbolic and structural archaeology (ed. by I. Hodder). Cambridge, 1982. P. 162-177.

421. Hodgson J. Neolithic Enclosures in the Isar Valley, Bavaria // Enclosures and Defenses in the Neolithic of Western Europe (ed. by Burgess C., P. Topping, C. Mordant, and M. Maddison) / BAR International Series 403. Oxford, 1988. P. 363-389.

422. Holmes W. H. Textile art and its relation to the development of form and ornament // 6th Annual Report of the Bureau of Ethnology to the Secretary of the Smithsonian Institution (1884-1885). Washington, 1888. P. 195-252.

423. Horväth F. Hödmezöväsärhely-Gorzsa. A settlement of the Tisza culture //

424. The Late Neolithic of the Tisza Region. A survey of recent excavations and their findings. Budapest, 1987. P. 31^16.

425. Jarman M.R, Bailey G. N, Jarman H. N. Early European Agriculture: Its Foundations and Development. Cambridge, 1982. 283 p.

426. Jastrz^bski S. Kultura Cucuteni-Trypole i jej osadnictwo na wyzynie Wolynskiej. Lublin, 1989. 148 p.

427. Kadrow S, Zakoscielna A. An outline of the evolution of Danubian cultures in Malopolska and Western Ukraine // BPS, Vol. 9, 2000. P. 187-255.

428. Kalinina K, Starkova E. An analytical study of organic components of decoration of painted pottery from the Neolithic site of Polivanov Yar (Cucuteni-Tripolye) // Mass Spectrometry and Chromatography 2009 Meeting. Abstracts. London, 2009. P. 31.

429. Kalicz N. Clay gods. The Neolithic Period and Copper Age in Hungary. Budapest, 1970. 88 p.

430. Kalicz N, Raczky P. The Late Neolithic of the Tisza region: A survey of recent archaeo-logical research // The Late Neolithic of the Tisza Region: A survey of recent excavations and their findings (ed. by P. Raczky). Budapest, 1987. P. 1130.

431. Kalicz N, Raczky P. Berettyöüjfalu-Herpäly. A settlement of the Herpäly culture // The Late Neolithic of the Tisza Region. A survey of recent excavations and their findings (ed. by P. Raczky). Budapest, 1987. P. 105-125.

432. Kandyba O. Die forlaufende Spirale in der bandkeramischen Ornamentik // AfA, Bd. 23, 1935. S. 266-308.

433. Kandyba O. S-spiral in the Decoration of the Dniestro-Danubian Neolithic Pottery // AJA, Vol. XL, 2, 1936. P. 228-246.

434. Kandyba O. Schipenitz Kunst und Geräte eines neolitishen Dorfes. WienLeipzig, 1937. 156 s.

435. Katsarov G. P. Earlier Chalkolithic Decorated Pottery from Plovdiv-Yasa Tepe Tell. Approach to the Typology of the Ceramic Ornamentation of the Maritsa

436. Culture // Early Symbolic Systems for Communication in Southeast Europe (ed. by L. Nikolova) / BAR International Series 1139. Oxford, 2003. P. 209-239.

437. Keighley J. M. The Pottery of Phases I and II // Excavations at Sitagroi. A Prehistoric Village in Norteast Greece. Vol. 1 (ed. by C. Renfrew, M. Gimbutas, E. S. Elster) / Monu-menta archaeologica, 13. Los Angeles, 1986. P. 345-392.

438. Klochko V. I., Manichev V. I., Kvasnitsa V. N., Kozak S. A., Demchenko L. V., Sokhatski M .P. Issues Concerning Tripolye Metallurgy and the Virgin Copper of Volynia // The Western Border Area of the Tripolye Culture / BPS, Vol. 9, 2000. P. 168-186.

439. Korek J. Die Theiß-kultur in der mittleren und nördlichen Theißgegend / Inventaría praehistorica Hungariae, III. Budapest, 1989. S. 5-124.

440. Korek J. Szegvär-Tüzköves. A settlement of the Tisza culture // The Late Neolithic of the Tisza Region: A survey of recent excavations and their findings (ed. by P. Raczky). Budapest, 1987. P. 47-60.

441. Korosec J. Neolitska naseobina u Danilu Bitinju. Resultati istrazivanja u 1953 godini. Zagreb, 1958-1959. 216 s.

442. Kozhin P. M. Preface // In: Palaguta I. Tripolye Culture during the Beginning of the Middle Period (BI): The relative chronology and local grouping of sites. BAR International Series, 1666. Oxford, 2007. P. vii-x.

443. Kruk J. Gospodarka w Polsce Poludniowo-Wschodniej w V-III tysi^cleciu p.n.e. Wroclaw, 1980. 363 s.

444. Kruk J. Studia osadnicze nad Neolitem wyzin lessowych. Wroclaw, 1973. 267 s.

445. Kruk J., Milisauskas S. Bronocice, osiedle obronne ludnosci kulturu lubelsko-wolynskiej (2800-2700 lat p.n.e.). Wroclaw, 1985. 139 p.

446. Kruts V. A., Ryzhov S. M. Tripolye Culture in Volhynia (Gorodsk-Volhynian Group) // The Western Border Area of the Tripolye Culture / BPS, Vol. 9, 2000. P. 86-110.

447. Laszló A. Vase neolitice cu fete umane, descoperite in Romania. Uneleconsideratii privind tema fetei umane pe ceramica neoliticä a Bazinului Danubian //MA, t. II, 1970. P. 39-79.

448. Lazarovici G. Neoliticul Banatului / Biblioteca Musei Napocensis, IV. Cluj-Napoca, 1979. 273 p.

449. Lazarovici G. Sacred Symbols on Neolithic Cult Objects from the Balkans // Early Symbolic Systems for Communication in Southeast Europe (ed. by Nikolova) / BAR International Series 1139. Oxford, 2003. P. 57-64.

450. Lazarovici G. The Azabegovo-Gura Bacului Axis and the First Stage of the Neolitization Process in Southern-Central Europe and the Balkans // Homage to Milutin Garasanin. Belgrade, 2006. P. 111-158.

451. Lazarovici G., Kalmar Z., Draçoveanu F., Luca S. A. Complexul neolitic de la Parta // Banatica, 8. Reçita, 1985. P. 7-71.

452. Lazarovici G., Maxim-Kalmar Z. Tärtäria, Cluj-Napoca, 1991. 28 p.

453. Leroi-Gourhan A. Le geste et la parole: la mémorie et les rythmes. Paris, 1965.285 p.

454. Leroi-Gourhan A. Prehistoire de l'art Occidental. Paris, 1971. 499 p.

455. Leser P. Zur Geschichte des Wortes Kulturkreis. // Sonderabdruck aus «Anthropos», Vol. 58, 1963. 36 s.

456. Lichardus J. Jaskyna Domica. Najvyznacnejsie sidlisko l'udu bukovohorskej kultury. Bratislava, 1968. 124 s.

457. Longacre W. A. Pottery Use-life among the Kalinga, Northern Luzon, the Philippines // Decoding prehistoric ceramics (ed. by B. A. Nelson). Carbondale, 1985. P. 334-346.

458. Luca S.A. Date despre "Statueta de la Liubcova II", Jud. Caraç-Severin // ATS, I, 2002. P. 15-28.

459. Makkay J. Early Near Eastern and South Eastern European Gods // AA, t. XVI, Fasc. 1-2, 1964. P. 3-64.

460. Mantu C.-M. Cultura Cucuteni: evolutie, cronologie, legäture / Biblioteca Memoriae Antiquitatis, V. Piatra-Neamt, 1998. 324 p.

461. Manzura I. The East-West Interaction in the Mirror of the Eneolithic and Early Bronze Age Cultures in the Northwest Pontic // RA, Nr. 1, 1993. P. 23-53.

462. Manzura I. The Cernavoda I Culture // The Balkans in Later Prehistory (ed. by L. Nikolova). / BAR: International series, 791. Oxford, 1999. P. 95-174.

463. Marangou C. EIÀÎ2AIA. Figurines et miniatures du Néolithique Récent et du Bronze Ancien en Grèce / BAR: International series 576. Oxford, 1992. 442 p.

464. Marchevici V. Açezarea culturii Cucuteni-Tripolie de la Rädulenii Vechi (II), R. Moldova // MA, XIX. Iaçi, 1994. P. 127-141.

465. Marinescu-Bîlcu S. Die Bedeutung einiger Gesten und Haltungen in der jungsteinzeitlichen Skulptur der außerkarpatiscen Gebeite Rumäniens // Dacia , N.S., XI. Bucureçti, 1967. P. 47-58.

466. Marinescu-Bîlcu S. "Dansul ritual" în reprezentärile plastice neo-eneolitice din Moldova // SCIVA, t. 25, 1974. P. 167-179.

467. Marinescu-Bîlcu S. Cultura Precucuteni pe teritoriul României. Bucureçti, 1974.218 p.

468. Marinescu-Bîlcu S. La plastica in terracotta délia cultura precucuteniana // RSP, Vol. XXIX, Fasc. 2, 1974. P. 399-436.

469. Marinescu-Bîlcu S. Tipurile de a§ezâri §i sistemele lor de fortificatie în cuprinsul culturi Precucuteni // MA, IV-V, 1976. P. 55-65.

470. Marinescu-Bîlcu S. Tîrpeçti: from Prehistory to History in Eastern Romania // BAR International series, 107. Oxford, 1981. 173 p.

471. Marinescu-Bîlcu S. Askoi et rhytons Énéolithiques des régions Balkano-Danubiennes et leurs relations avec le Sud, à lumière de quelques pièces de Câscioarele // Dacia, N.S., XXXIV. Bucureçti, 1990. P. 5-21.

472. Matasâ C. Frumuçica. Village préhistorique a ceramique peinte dans la Moldavie du nord Roumanie. Bucureçti, 1946. 168 p.

473. Mateescu C. N., Voinescu I. Representation of pregnancy on certain Neolithic clay figurines on Lower and Middle Danube // Dacia, N.S., T. XXVI, No 1-2. Bucureçti, 1982. P. 47-58.

474. Matsanova V. Cult Practices in the Early Neolithic Village of Rakitovo // Early Symbolic Systems for Communication in Southeast Europe (ed. by L. Nikolova) / BAR International Series 1139. Oxford, 2003. P. 65-70.

475. Mellaart J. Çatal Hûyuk. A Neolithic Town in Anatolia. London, 1967. 232 p.

476. Mellaart J. Excavations at Hacilar. I—II / Occasional Publications of the British Institute of Archaeology at Ankara, 9-10. Edinburgh: Edinburgh University Press, 1970. 249 p.

477. Mellaart J. The Neolithic of the Near East. London, 1975. 300 p.

478. Merlini M. The Gradesnica script revisited // ATS, t. V, 2006. P. 25-77.

479. Merlini M. A semiotix matrix to distinguish between decorations and signs of writing employed by the Danube civilization // ATS, t. VI, 2007. P. 73-130.

480. Merlini M., Lazarovici G. Settling discovery circumstances, dating and utilization of Târtâria tablets // ATS, t. VII, 2008. P. 111-196.

481. Meskell L. M. Goddesses, Gimbutas and "New Age" archaeology // Antiquity, Vol. 69, No. 262. 1995. P. 74-86.

482. Meskell L. M. Oh my goddess! Archaeology, sexuality and ecofeminism // AD, Vol. 5/2, 1998. P. 126-142.

483. Midgley M.S. Rondels of the Carpathians // Ancient Europe 8000 B.C. A.D. 1000: Encyclopedia of the Barbarian World. Vol. I. The Mesolithic to Copper Age (C. 8000-2000 B.C.) (eds. P. Bogucki, P.J. Crabtree). New-York, 2004. P. 382384.

484. Midgley M.S., Pavlü I., Rulf J., Zäpotockä M. Fortified settlements or ceremonial sites: new evidence from Bylany, Czechoslovakia // Antiquity. Vol. 67, No 254, March 1993. P. 91- 96.

485. Milojcic V. Chronologie Der Jungeren Steinzeit Mittel- Und Sudosteuropas. Berlin, 1949. 137 p.

486. Minichreiter K. The architecture of Early and Middle Neolithic settlements of the Starcevo culture in Northern Croatia // DP, Vol. XXVIII (Neolithic Studies 8), 2000. P. 199-214.

487. Monah D. Influences ou traditions Vinca dans la plastique antropomorphe de Cucuteni-Tripolie//Banatica, 11. Re§ita, 1991. P. 297-304.

488. Monah D. Plastica antropomorfa a culturii Cucuteni-Tripolie. Piatra-Neamt, 1997. 524 p.

489. Monah D., Cuco§ Popovici D., Antonescu S., Dumitroaia G. Cercetärile arheologice de la Poduri-dealul Ghindaru // CA, VI, 1983. P. 3-22.

490. Monah D., Cuco§ A§ezärile culturii Cucuteni din RomTnia. Ia§i, 1985. 218 P

491. Morintz S. Tipuri de a§ezäri §i sisteme de fortificatie §i de imprejmuire in cultura Gumelnita // SCIV, t. XIII, 2, 1962. P. 273-284.

492. Moorey P. R. S. Ancient Near Eastern Terracottas: With a Catalogue of the Collection in the Ashmolean Museum, Oxford. Oxford, 2005. 281 p.

493. Müller J. Demographisce Variablen des Bosnischen Spätneoloithikums — zur

494. Frage der Bevölkerungsrekonstruktion im Südosteuropäischen Neolithikum // Homage to Milutin Garasanin. Belgrade, 2006. P. 367-378.

495. Müller-Karpe H. Handbuch der Vorgeschichte. Band II. Jungsteinzeit. Text und Tafelband. München, 1968. Textband: 612 s. Tafelband: 327 taf.

496. Nanoglou S. Representation of Humans and Animals in Greece and the Balkans during the Earlier Neolithic // CAJ, Vol. 18, 1, 2008. P. 1-13.

497. Nanoglou S. Social and monumental space in Neolithic Thessaly, Greece // EJA, Vol. 4, Number 3, December 2001. P. 303-322.

498. Neustupny J. Studies on the Eneolithic Plastic Arts // Sborník Národního Musea v Praze. Vol. X-A, Historia, No 1-2. Praha, 1956. 104 p.

499. Neustupny E. Enclosures and fortifications in Central Europe // Enclosing the Past: inside and outside in prehistory (ed. by A. Harding, S. Sievers and N. Venclová / Sheffild Archaeological Monographs, 15. Sheffild, 2006. P. 1-4.

500. Nica M. Unitate §i diversitate în culturile neolitice de la Dunärea de Jos // Pontica. T. XXX. Constanta, 1997. P. 105-116.

501. Nikolov B. Gradechnitza. Sofia, 1974.

502. Nitu A. Representäri umane pe ceramica Criç çi liniarä din Moldova // SCIV, t. 19, No. 3, 1968. P. 387-393.

503. Nitu A. Cu privire la derivatia unor motive geometrice în ornamentaria ceramicii bandate // AM, VI, 1969. P. 7-40.

504. Nitu A. Reprezentarea bovideului în decorul zoomorf pictat pe ceramica cucutenianä din Moldova // Carpica, I. Bacäu, 1972. P. 83-90.

505. Nitu A. Reprezentarea pasarii in decorul pictat al ceramicii cucuteniene din Moldova// CI, VI, 1975. P. 45-54.

506. Nitu À. Decorul zoomorf pictat pe ceramica Cucuteni-Tripolie // AM, VIII, 1975, p. 15-84.

507. Nitu A. Formarea §i clasificarea grupelor de stil AB §i В ale ceramicii pictate Cucuteni-Tripolie / Anuarul Institutului de Istorie si Arheologie „A.D. Xenopol". Supliment V. Ia§i, 1984. 133 p.

508. Novotny B. Slovensko v mladsej dobe kamennej. Bratislava, 1958. 70 s.

509. Ornament // Encyclopaedia Britannica. Vol. 16. Chicago-London-Toronto, 1946. P. 915-916.

510. Palaguta I. Açezari ale culturii Cucuteni-Tripolie evoluate din bazinul de mijloc al r. Solonet // RA, Nr. 2, 1998. P. 101-110.

511. Palaguta I. Some Results of Studies on Cucuteni-Tripolye Decoration Techniques // Archaeometry 98: Proceedings of the 31st Symposium, Budapest, 1998. Vol. I, II / BAR Archaeolingua Central European Series, 1. Oxford, 2002. P. 627-629.

512. Palaguta I. Tripolye Culture during the Beginning of the Middle Period (BI): The relative chronology and local grouping of sites / BAR International Series, 1666. Oxford, 2007. 182 p.

513. Parzinger H. Studien zur Chronologie und Kulturgeschichte der Jungstein-, Kupfer- und Frühbronzezeit zwischen Karpaten und Mittlerem Taurus / RömischGermanische For-schungen. Bd. 52, t. 1-2. Mainz am Rhein, 1993. 440 s.

514. Passek T. La céramique Tripolienne / СГАИМК, Вып. 122, 1935. 165 p.

515. Patay P. Szöttest utânzo diszitések a rézkori kerâmiân // A Miskolci Herman Otto muzeum kôzleményei, 7. Miskolc, 1956. P. 5-14.

516. Paul I. Cultura Petreçti. Bucureçti, 1992. 205 p.

517. Paul I. La ceramique peinte de la culture Petreçti // Le Paléolithique et le Néolithique de la Roumanie en contexte Européen (ed. V. Chirica, D. Monah). Iaçi, 1990. P. 272-327.

518. Pavelcik J. Depot mëdënych sperkû z Hlinska I Lipniku n. Becvou // PA, rocnik LXX, cislo 2, 1979. S. 319-339.-398543. Pavük J. Chronologie der Zelizovice-gruppe // SA, XVII-2, 1969.

519. Pavuk J. Umenie a zivot doby kamennej / Dâvnoveké umenie Sloveska, 13. Bratislava, 1981. 109 s.

520. Pavuk J. Lengyel-culture fortified settlements in Slovakia // Antiquity. Vol. 65, No 247, June 1991. P. 348 357.

521. Perlés C. The Early Neolithic in Greece. The first farming communities in Europe. Cambridge, 2001. 356 p.

522. Petrescu-Dîmbovita M. Cetätuia delà Stoicani // MatArh, t. I, 1953. P. 139 9 7 '155.

523. Petrescu-Dîmbovita M., Florescu A., Florescu M. Traçeçti. Monografie arheologicä. Bucureçti, Iaçi, 1999. 812 p.

524. Petrescu-Dîmbovita M., Väleanu M.-C. Cucuteni-Cetätuia. Säpäturile din anii 1961-1966. Monografie arheologicä. Piatra-Neamt, 2004. 406 p.

525. Piggott S. Ancient Europe from the Beginnings of Agriculture to Classical Antiquity. Edinburgh, 1965. 344 p.

526. Podborsky V. Tësetice-Kyjovice IV. Rondel osady lidu s moravskou malovanou keramikou. Brno, 1988. 309 s.

527. Podborsky V., Kazdovä E., Kosturik P., Weber Z. Numericky kôd moravské malované keramiky. Problémy deskripce v archeologii. Brno, 1977. 301 s.

528. Pogoseva A. P. Die Statuetten der Tripolje-Kultur // Beiträge zur Allgemeinen und Verglei-chenden Archäologie. Band 7. Muenchen, 1985. S. 95-242.

529. Porodin. Kasno-neolitsko naselje na tumbi kod Bitolja (red. M. Grbic). Bitolj, 1960. 110 p.

530. Raczky P. Öcsöd-Kovashalom: A settlement of the Tisza culture // The Late Neolithic of the Tisza Region: A survey of recent excavations and their findings.1. Budapest, 1987. P. 61-83.

531. Raczky P. The Tisza Culture of The Great Hungarian Plain // SP, 11-12, 1992. P. 162-176.

532. Raczky P. House-Structures under Change in the Great Hungarian Plain in Earlier Phases of the Neolithic // Homage to Milutin Garasanin. Belgrade, 2006. P. 379-398.

533. Radomsky W., Hoernes M. Die neolitische station von Butmir bei Sarajevo in Bosnien. Ausgrabungen im Jahre 1893. Theil I. Wien, 1895. 54 s.

534. Renfrew C. Before Civilization. The Radiocarbon Revolution and Prehistoric Europe. London, 1973. 292 p.

535. Renfrew C., Bahn P. Archaeology: Theories, Methods and Practice. London, 1996. 608 p.

536. Renfrew C., Poston T. Discontinuities in the Endogenous Change of Settlement Pattern // Transformations: Mathematical Approaches to Culture Change. New York, 1979. P. 437-461.

537. Rice P.M. Evolution of Specialized Pottery Production: A Trial Model // CurAnthr, Vol. 22, No. 3, June 1981. P. 219-240.

538. Rice P. M. Pottery Analysis: A Sourcebook. Chicago, 1987. 584 p.

539. Riegl A. Stilfragen. Grunglegungen zu einer Geschichte der Ornamentik. Berlin, 1893. 444 p.

540. Robb J. The early Mediterranean village: Agency, material culture and social change in Neolithic Italy. Cambridge, 2007. 382 p.

541. Rowlands M. J. Defense: a factor in the organization of settlements // Man, settlement and urbanism (ed. by P. J. Ucko, R. Tringham, G. W. Dimbleby). London, 1972. P. 447^162.

542. Ruttkay E. Das Fragment einer "Denkerfigur" der Mährischen Bemaltkeramik aus der Kreisgrabenanlage von Tesetice-Kyjovice, Mähren Beiträge zur Rolle der Figurplastik in den Kreisgrabenanlagen // Homage to Milutin Garasanin. Belgrade, 2006. P. 399^14.

543. Rybicka M. Przemiany kulturowe i osadnicze w III tys. przed. Chr. na Kujawach. Kultura pucharöv lejkowatych i amfor kulistych na Pagörach Radziejowskich. Lodz, 1995. 274 s.

544. Rye O. S. Pottery Technology: Principles and Reconstruction / Manuals on Archaeology, 4. Washington, 1981. 150 p.

545. Sandars N. K. Prehistoric Art in Europe. London, 1985. 508 p.

546. Sanev V. Anthropomorphic Cult Plastic of Anzabegovo-Vrsnik Cultural group of the Republic of Macedonia // Homage to Milutin Garasanin. Belgrade, 2006. P. 171-191.

547. Scheltema F. A. von. Techniches Ornament // Reallexicon der Vorgeschichte (Hrg. M. Ebert). Band. 13. Berlin, 1929. S. 244-245.

548. Schier W. Neolithic House Building and Ritual in the Late Vinca Tell Site of Uivar Romania // Homage to Milutin Garasanin. Belgrade, 2006. P. 325-340.

549. Schier W., Dra§ovean F. Masca ritualä descoperitä in tellul neolitic de la Uivar (jud. Timi§)//AB, XII-XIII (2004-2005), 2005. P. 41-56.

550. Schmidt H. Prähistorisches aus Ostasiens // ZfE, Bd. 5/6, 1924. S. 133-157.

551. Schmidt H. Cucuteni in der oberen Moldau, Rumänien. Die befestigte Siedlung mit bemalten Keramik von der SteinKupferzeit in bis die vollentwickelte Bronzezeit. Berlin-Leipzig, 1932. 132 s.

552. Schuchhardt C. Das technische Ornament in der Anfangen der Kunst. I. Das Ornament system der nordwestdeutschen neolithischen Keramik // PZ, Band I, 1, 1909. S. 37-54.

553. Shepard A. O. The Symmetry of Abstract Design, with Special Reference to Ceramic Decoration // Contributions to American Anthropology and History. Vol. IX. No. 44-47 / Carnegie Institution of Washington. Publication 574. Washington, 1948. P. 209-293.

554. Shepard A. O. Ceramics for the Archaeologist / Carnegie Institution of Washington. Publication 609. Washington, 1956. 414 p.

555. Sherratt A. G. Socio-economic and Demographic Models for the Neolithicand Bronze Ages of Europe // Models in Archaeology (ed. by D.L. Clarke). London, 1972. P. 477-542.

556. Sinopoli C. M. Approaches to Archaeological Ceramics. New York, 1991. 237 p.

557. Soffer O., Adovasio J. M., Hyland D. C. The "Venus" Figurines. Textiles, Basketry, Gender, and Status in the Upper Paleolithic // CurAnthr, Vol. 41, No. 4, August-October 2000. P. 511-537.

558. Solovyova N.F. Chalcolithic Anthropomorphic Figurines from Ilgynly-depe, Southern Turkmenistan: classification, analysis and catalogue / BAR international series, 1336. Oxford, 2005. 211 p.

559. Sorochin V. Modalitätile de organizare a açezârilor complexului cultural Cucuteni-Tripolie // AM, XVI, 1993. P. 69-86.

560. Soudsky B. Étude de la maison néolithique // SA, XVII-1, 1969. P. 5-96.

561. Summers D. Real Spaces. World Art History and the Rise of Western modernism. London and New York, 2003. 704 p.

562. Talalay L. E. Rethinking the function of clay figurine legs from Neolithic Greece: an argument by analogy // AJA, Vol. 91, No. 2, 1987. P. 161-169.

563. Tasic N. Eneolithic Cultures of Central and West Balkans. Belgrade, 1995.-402205 p.

564. Tasic N, Tomic E. Crnokalacka Bara. Naselje starcevacke i vincanske kulture. Krusevac; Beograd, 1969. 82 p.

565. Tasic N. The White Painted Ornament of the Early and Middle Neolithic in the Central Balkans // Early Symbolic Systems for Communication in Southeast Europe (ed. by L. Nikolova) / BAR International Series 1139. Oxford, 2003. P. 181-191.

566. Terna S. Consideratii preliminare privind evolutia decorului antropomorf pictat de pe ceramica culturii Cucuteni-Tripolje // Peuce, SN, T. V. Tulcea, 2007. P.33-42.

567. Tema S. Probleme actuale in interpretarea statuetelor antropomorfe Cucuteniene // RA, SN, Vol. IV, Nr. 2, 2008. P. 33-39.

568. Terzuska-Ignatova S. Flat Bone Figurines from the Tell Yunatsite (Iconography and Semantics) // Early Symbolic Systems for Communication in Southeast Europe (ed. by L. Nikolova) / BAR International Series 1139. Oxford, 2003. P. 125-130.

569. The Ancient Greek Art of the Aegean Islands from the N. P. Goulandris Collection. Catalogue of the exhibition in the National Museum of Western Art, Tokyo 26 August — 19 October 1980. Tokyo, 1980.

570. Todorova H. Die früesten Fortifikationsysteme in Bulgarien // ZfA, Band. 7, 1973. P. 229-239.

571. Todorova H. Kupferzeitliche Siedlungen in Nordostbulgarien / Materialien zur allgemeinen und vergleichenden Archäologie, Bd. 13. München, 1982. 233 s.

572. Todorova H, Tonceva G. Die äneolithische Pfahlbausiedlung bei Ezerovo im Varnasee // Germania, 53. Berlin, 1975. S. 30-46.

573. Todorovä-Simeonova H. Die vorgeschichtlichen fonde von Sadovec (Nordbulgarien) // Jahr-buch des Römisch-Germanischen zentralmuseums Mainz, 15. Jahrgang 1968. S. 15-63.V

574. Tomaz A. Miniature vessels from the Neolithic site at Catez-Sredno polje. Were they meant for every day use or for something else? // DP, Vol. XXXII, 2005. P. 261-267.

575. Ucko P.J. Anthropomorphic Figurines of Predynastic Egypt and Neolithic Crete with Comparative Material from the Prehistoric Near East and. Mainland Greece / Royal Anthropological Institute occasional paper, 24. London, 1968. 530 P

576. Ucko P. G., Rosenfeld A. L'Art paléolithique. Paris, 1967. 256 p.

577. Ursachi V. Le depot d'objets de parure eneolithiques de Brad, com. Negri, dep. Bacäu // Le Paléolithique et le Néolithique de la Roumanie en contexte Européen (ed. V. Chirica, D. Monah). Iaçi, 1990. P. 335-386.

578. Vajsov I. Anthropomorphe Plastik aus dem prähistorischen Gräberfeld bei Durankulak// SP, 11-12, 1992. S. 95-113.

579. Vajsovä (Todorova) H. Stand der Jungsteinzeitforschung in Bulgarien // SA, XIV-1, 1966. S. 5-48.

580. Van Berg P.-L. Aspects de la recherche sur la Neolitique dans le Nord-Ouest de l'Europe // Le Paléolithique et le Néolithique de la Roumanie en contexte Européen (ed. V. Chirica, D. Monah). Ia§i, 1990. P. 420-453.

581. Vend S. Stone Age Warfare // Ancient Warfare. Archaeological Perspectives (ed. by J. Carman and A. Harding). Stroud, 1999. P. 57-72.

582. Vialou D. L'Art des grottes en Ariege magdalénienne / XXII supplément à

583. Gallia Préhistoire. Paris, 1986. 425 p.

584. Videiko M. Y. Tripolye and the Cultures of Central Europe: Facts and Character of Interactions, 4200-2750 BC // The Western Border Area of the Tripolye Culture / BPS, Vol. 9, 2000. P. 13-68.

585. Vladar J. Pravekâ plastika / Dâvnoveké umenie Sloveska, 8. Bratislava, 1979. 167 s.

586. VulpeR. Izvoare, sapaturile din 1936-1948. Bucureçti, 1957. 398 p.

587. Washburn D. K. Toward a Theory of Structural Style in Art // Structure and Cognition in Art (ed. by D. K. Washburn). Cambridge, 1983. P. 1-7.

588. Washburn D. K. Style, Perception and Geometry // Style, Society and Person. Archaeological and Ethnological Perspectives (eds. C. Carr, J. Neitzel). New York, London, 1995. P. 102-122.

589. Waterbolk H. T. The Lower Rhine Basin // Courses toward Urban Life. Archeological Considera-tions of Some Cultural Alternates (eds. R. J. Braidwood, G. Willey). Chicago, 1962. P. 227-253.

590. Whittle A. Contexts, Activities, Events — Aspects of Neolithic and Copper Age Enclosures in Central and Western Europe // Enclosures and Defenses in the Neolithic of Western Europe / BAR International Series 403. Oxford, 1988. P. 119.

591. Whittle A. Europe in the Neolithic. The Creation of New Words. Cambridge, 1996. 443 p.

592. Winn Sh., Shimabuku D. Architecture and Sequence of Building Remains // Achilleion. A Neolithic Settlement in Thessaly, Greece, 6400-5600 BC (ed. by M. Gimbutas, Sh. Winn, D. Shimabuku) / Monumenta Archaeologica, 14. Los Angeles, 1989. P. 32-68.

593. Winn Sh. Pre-writing in Southeastern Europe: the sign system of the Vinca culture, ca. 4000 B.C. Calgary, 1981. 421 p.

594. Wright R.B. Style, Meaning, and the Individual Artist in Western Pueblo Polychrome Ceramics after Chaco // Journal of the Southwest, Vol. 47. Tucson, 2005. P. 259-325.

595. Zalai-Gaal I. Die Schwangerschaft im Kult der Lengyel-Kultur und im Südosteuropäischen Neolithikum // AA, T. LVIII, Fase. 2 2007. P. 229-263.

596. Zbenovich V.G. The Tripolye culture: Centernary of Research // JWP. Vol. 10, Number 2, 1996. P. 199-241.

597. Zdravkovski D. New Aspects of the Anzabegovo-Vrsnik Cultural Group // Homage to Milutin Garasanin. Belgrade, 2006. P. 99-110.