автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.06
диссертация на тему: Историческая география Южного Урала в Vll в. до н.э. —V в. н.э. (по материалам археологических и письменных источников)

Полный текст автореферата диссертации по теме "Историческая география Южного Урала в Vll в. до н.э. —V в. н.э. (по материалам археологических и письменных источников)"

МИНИСТЕРСТВО ОБЩЕГО И ПРОФЕССИОНАЛЬНОГО ОБРАЗОВАНИЯ Российской Федерации Башкирский государственный педагогический институт

о

а

г5ГР, ОД

_ дрг ',007

'>и| На правах рукописи

СИРОТИН Сергей Викторович,'

//О

ИСТОРИЧЕСКАЯ ГЕОГРАФИЯ ЮЖНОГО УРАЛА В VII в. до н.э. —V в. н.э.

(по материалам археологических и письменных источников)

Исторические науки 07. 00. 06 — археология.

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук

Уфа 1997

Работа выполнена на кафедре истории Отечества Башкирского государственного педагогического института

Научный руководитель - доктор исторических наук.

профессор М:Ф. Обыденное

Официальные оппоненты - доктор исторических наук,

Ведущая организация - Отдел археологиии Института истории, языка и литературы Уфимского Научного Центра Российской Академии Наук.

Защита состоится " (ОЪ 1997 г. в /Л часов на заседании диссертационного совета К. 002. 57. 02 по защите кандидатских диссертаций при Отделе народов Урала УНЦ РАН по адресу: 450000. г. Уфа, ул. Аксакова 7.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Уфимского Научного Центра РАН (г. Уфа, Пр. Октября, 71).

профессор B.C. Горбунов; кандидат исторических наук, до> цент Е.А. Круглов.

Автореферат разослан ¿¿'V 1997

г.

Ученый секректарь

диссертационного совета кандидат исторических наук, доцент

£/ Г.Т. Обыденнова

ТИ%(г)г}о

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ.

Актуальность темы. Вопросы, связанные с исторической географией Южного Урала , представляют достаточно большой интерес, поскольку в географическом отношении Южный Урал размещается в центре Евразийского континента, располагаясь одновременно в трех ландшафтно-климатических зонах, в которых оформлялись и развивались различные хозяйственно-культурные типы населения данного региона, осуществлялись длительные контакты различных этнокультурных групп, общностей, протекали важные этно-политические события.

В истории развития Южноуральского региона выделяется несколько крупных этапов, каждый из которых характеризуется особенностями и спецификой этнокультурного облика, хозяйственно-культурных типов, динамикой интеграции, развития региона в древности, на основе чего можно достаточно отчетливо проследить поступательное развитие исторического процесса на данной территории. В этой связи, факторы общности территории, особенности географическо-ландшафтных, природно-климатических условий, специфика хозяйственных и социальных отношений, комплекс этнокультурных массивов послужили специфической основой для построения некой общей историко-географической схемы развития региона.

Цели и задачи исследования: на основе анализа письменных и археологических источников показать специфику развития Южноуральского региона в период VII в. до н.э. -V в. н.э., выявить особенности историко-географического облика Южного Урала, в рассматриваемый период, определить место данного региона в системе Евразийской ойкумены. В круг поставленных автором задач входит:

- анализ античных письменных источников, относящихся непосредственно к территории Южного Урала, выявление общей специфики жанра античных историко-географических произведений, а также особенности интерпретации, содержащихся в них сведений.

- локализация (насколько это возможно) Рифейских гор и этносов, проживающих вблизи этого объекта.

- выявление связей и специфики контактов Северного Причерноморья и Южного Урала.

- общая характеристика природно-географических условий Южного Урала и выявление хозяйственно-экономических типов соответствующих им.

- общее описание этнокультурного облика региона в очерченный период.

Территориальные рамки исследования, в целом, ограничиваются территорией Южного Урала, принятой в современной научной литературе, однако, при необходимости, в силу особенностей развития региона, его этнокультурных групп (особенно это касается кочевого массива) территориальные рамки могут значительно расширяться.

Хронологические границы исследования охватывают период раннего железного века (VII в. до н.э. - III в. н.э.), а также несколько затрагивают эпоху Великого переселения народов, сыгравшую определенную роль в складывании нового этнокультурного облика региона и период вторжения пришлых племен в лесостепную и лесную зоны (III - V вв.).

Методология и методика исследования. В качестве основного метода исследования используется сравнительный анализ данных письменных и археологических источников и сопоставление их с физической картой региона. Для данной работы автором выбрано VI направление (Жекулин В.С..Белов М.Н., Воропай Л.И., Куница H.A.) в системе историко-географических наук, которое рассматривает историческую географию как объединенную дисциплину, изучающую особенности природы, населения, хозяйства прошлых эпох. По аналогии с географией эту отрасль знания можно назвать историко-географическим страноведением или историко-географическим краеведением. В качестве метода изложения материала используется метод исторического (временного) среза, причем интегральный вариант данного среза. То есть, в данной работе будет сделана попытка осветить различные аспекты исторического развития Южноуральского региона на конкретном хронологическом отрезке (VII в. до н.э. - V в. н.э.).

В качестве источниковой базы данной работы автором использованы античные историко-географические описания, подробная характеристика которых дается в главе I данной работы, кроме того активно привлекается археологический материал, относящийся к развитию этнокультурных массивов

Южного Урала, в очерченный хронологический период и позволяющий дополнить, откорректировать сведения античных авторов, а также составить общую систему историко-географи-ческой реконструкции региона.

Степень изученности темы. Литература, посвященная вопросам, связанным с изучением истории Южного Урала в указанный исторический период, достаточно многочисленна и обширна, вместе с тем практически отсутствуют работы (за исключением некоторых) сводного обобщающего характера, показывающие общую динамику развития региона на протяжении длительных хронологических периодов, причем очень незначительно количество работ, затрагивающих проблемы интеграции Южного Урала в систему античной ойкумены и отображения данного процесса в античных историко-географических произведениях.

Проблемы исторической географии Центральной и Западной России в настоящее время достаточно изучены в ряде работ Жекулина B.C., Самаркина В.В., Дробижева В.З., Коваль-ченко И.Д., Муравьева A.B., Яцунского В.К., Шаскольского И.П., однако все они, во-первых, не касаются проблем Южного Урала, во-вторых, относятся к периоду средневековья и Нового времени; историко-географические вопросы Южноуральского региона затрагивались в ряде работ Абзалова P.M., Фаткуллина P.A., но основное внимание здесь также уделялось эпохе средневековья и более поздним периодам, причем практически не были разработаны вопросы источниковедческого характера, применительно к древнему периоду. Из числа сводных обобщающих работ по истории Южного Урала можно выделить коллективные монографии "История Урала с древнейших времен до 1861 г." (1989), "История Башкортостана с древнейших времен до 60-х гг. XIX в." (1996), "История Башкортостана с древнейших времен до XVI в." (Мажитов H.A.,Султанова А.Н., 1994), "История Башкортостана с древнейших времен до 1917." (1991), но в данных изданиях раннему железному веку посвящены отдельные параграфы и главы общеисторического характера без объемного привлечения и анализа античной историко-географической традиции. Отдельным вопросам соотношения письменных и археологических данных, применительно к Великому поясу Евразийских степей, посвящены ряд статей Смир-

нова К.Ф., Исмагилова Р.Б., Мачинского Д.С., Круглова Е.А. В целом, можно констатировать отсутствие специальных монографических работ по исторической географии Южного Урала относительно обозначенного периода.

Научная новизна работы состоит в том, что она представляет собой первую попытку анализа историко-географического ситуации на Южном Урале на основе античных письменных источников и археологического материала. Впервые на данном комплексе источникового материала дается ретроспективная панорама развития региона в раннем железном веке обобщающего характера. Впервые предпринята попытка корреляции античных историко-географических сведений и археологических данных применительно к Южноуральскому региону.

Научно-практическая значимость исследования состоит в том, что полученные результаты работы могут быть использованы при написании сводных обобщающих изданий комплексного характера по древней истории Южного Урала, составлении хрестоматий, подготовке работ источниковедческо-аналитического характера, разработке спецкурсов, курсов лекций, учебных пособий, курсовых и дипломных работ по курсу древней истории Южного Урала.

Апробация результатов исследования. Основные положения диссертационного исследования получили свое отражение в 5 статьях и тезисах. Отдельные фрагменты работы были апробированы на научных и научно-практических конференциях в гг. Уфа (1995, 1996), Москва (1996).

В структурно- композиционном плане диссертация состоит из введения, двух глав, заключения, списка литературы, альбома карт и иллюстраций.

В силу того, что в рамках данной работы достаточно длительный хронологический период и крупные этнокультурные массивы региона невозможно охватить на уровне детализированного анализа, работа и изложение материала будут носить, во многом, историко-очерковый характер.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ.

Во Введении обосновывается актуальность темы, географические и хронологические рамки исследования. Определяется цель и основные задачи исследования, методология и методика исследования, определяются основные группы источников, показана степень изученности проблемы, содержится общий историографический обзор, определяется научная новизна и научно-практическая значимость работы.

Первая глава "Южный Урал в свете античной историко-географической традиции" посвящена рассмотрению и анализу проблемы отражения Южного Урала и проблеме контактов региона с периферией античного мира (Северного Причерноморья).

В первом разделе главы дается подробный анализ характера античных историко-географических произведений, так называемого, второго направления античной географии (жанра страноведения). Особое внимание уделяется проблеме особенностей интерпретации сведений исторического и историко-географического характера. В этой связи, важное значение занимает проблема ориентации историко-географических концепций, которая имеет первостепенное значение при идентификации различных географических объектов в системе исторической реконструкции этногеографической ситуации того или иного региона. В частности, большая часть спорных вопросов по поводу конкретной географической привязки того или иного топонима или гидронима связана с тем, что исследователи не всегда отчетливо представляют себе специфику различных историко-географических концепций, методику описаний, степень оформленности географического восприятия мира и адекватность его отображения, которые у различных народов были весьма разнообразны и эволюционировали на протяжении длительного хронологического отрезка. Помимо этого, при анализе источниковой базы в процессе исторической реконструкции и этногеографической ситуации необходимо учитывать степень оформленности общей картины мира и пространственного восприятия, поскольку от этого в прямой зависимости находятся стили и методы географических произведений. По мнению Ю.М. Лотмана, понятие географического пространства принадлежит к одной из форм пространственного конструирования

мира в сознании человека. Возникнув в определенных исторических условиях, оно получает различные контуры, в зависимости от характера общих моделей мира, частью которых он является (Лотман Ю.М., 1965).

Ярмоленко A.B. в этом отношении высказывает мысль о существовании двух систем ориентирования, исторически следующих одна за другой. Исходя из этого, выделяется два типа пути в формировании пространственных представлений:

1) как карта пути: последовательное представление передвижения в данном пространстве, где исходным является сам движущийся человек и все точки представляемого пространства соотносятся с этим движущимся центром, координируются с ним. В известном смысле эта карта является эгоцентрической;

2) как карта-обозрение: единовременное единое представление системы различных пространственно размещенных и соотнесенных предметных компонентов, образующих координированное пространственное единство.

Данные индивидуального развития пространственных представлений позволяют характеризовать второй тип, как более поздний и высший, так как спорные определяющие точки сторон пространства независимы от движения познающего субъекта относительно этих точек и сторон (Ярмоленко A.B., 1961).

Пространственные представления первого типа "карты пути" выражаются словесно в группе понятий: " вправо", "влево", "вперед", "вверх", "вниз" и т. д. Данные понятия обозначают расположения предметов относительно человека, воспринимающего эту систему пространства и движущегося в нем (А. В. Подосинов, 1977).

Одним из самых распространенных жанров античной географической литературы было упоминающееся выше "описание пути". Причем данный жанр просуществовал в тех или иных вариантах на протяжении целого ряда столетий. Относительно данного жанра можно говорить о том, что человек (автор) пока еще полностью интегрирован в окружающий ландшафт. Мысленно, абстрактно воспроизвести окружающий мир в единстве и целостности он пока еще не в состоянии. Однако он рассматривает себя как центральную фигуру окружающего ландшафта и описания строит относительно себя и своего пе-

редвижения. Поэтому и все объекты созерцания при составлении описаний оцениваются из подвижного центра и исходным пунктом наблюдения остается сам человек, относительно которого располагаются все элементы пространства. Поэтому описания строились с учетом конкретного местопребывания автора и конкретного объекта описания, без учета общей концепции мироздания, что предполагает комплексный индивидуальный аналитический подход к каждому историко-географическому произведению или фрагменту, с учетом большого количества факторов, относящихся к произведению.

Произведения античной историко-географической традиции имеют особую специфику составления, внутренней конструкции, географических и этнических описаний, что необходимо учитывать, при их непосредственной интерпретации и локализации, идентификации этногеографических и топографических объектов. В этом отношении следует особо учитывать жанр, характер каждого географического описания, систему ориента-ционных воззрений, составляющие компоненты произведения (собственные наблюдения, сведения более ранних авторов и т. д.), а также степень, возможность (или невозможность) интеграции сведений в общую систему восприятия мира и геокартографических представлений.

Во втором разделе исследуется проблема локализации Рифейских гор. Вопросы, связанные с географической локализацией Рифеев, вплоть до настоящего времени относятся к числу наиболее острых и дискуссионных, так как в историко-географических описаниях данного географического объекта имеется большое количество неясностей и противоречий. Сложность интерпретации древних историко-географических описаний состоит, помимо вышеуказанного, еще и в том, что античные авторы использовали в своих трудах самую разнообразную и разноплановую информацию: от полумифических воззрений древних до личных наблюдений, составленных в ходе путешествий. Между тем, локализация Рифейских гор, как одного из важнейших географических ориентиров имеет существенное значение в разработке проблем, связанных с реконструкцией этногео-графической ситуации в Урало-Поволжском регионе.

Современные исследователи по-разному трактуют данные античной традиции и выдвигают различные точки зрения отно-

сительно локализации Рифеев. Рифейские горы отождествляются с Кавказом (Ельницкий Л.А.), с горными массивами Центральной Азии, Тянь -Шаня ( Куклина И.В.), Пьянков И.В., Дова-тур А.И., Хенниг Р., Бонгард-Левин Г.М., Членова Н.Л. и др. отождествляют Рифеи с Уральским хребтом.

Наиболее распространенным жанром античной географической литературы, как было отмечено в предыдущем разделе, является "описание пути". Именно здесь впервые появляется упоминание о Рифейских горах, имеющих под собой древнюю мифологическую основу. Характерной особенностью сообщений, касающихся Рифейских гор, является то, что прослеживается постоянное переплетение мифологических сюжетов о северных горах и сведений о реальных горных массивах Кавказа, Центральной Азии и Урала. В ранней историко-географической традиции (Алкман, Аристей, Гекатей) все это объединяется под общим названием "Рифейские горы". Объединяющим началом всех этих сведений является описание суровых климатических условий околорифейских областей, а также упоминание о народах, обитающих около Рифеев — аримаспах, грифах, гипербореях и др.

Конкретное отождествление Рифеев с Уральскими горами применительно к данному периоду имеет большое количество спорных моментов, поскольку эллинские колонии в Северном Причерноморье в VII -VI вв. до н.э. только лишь оформлялись. И хотя в это время констатируются контакты носителей анань-инской культуры Волго-Камья с населением Крыма и Северного Кавказа, тем не менее в археологических памятниках не прослеживается собственно античный материал. Поэтому вряд ли Аристей и др. подразумевали под Рифейскими горами только лишь Уральский хребет. Вероятно, данный топоним в этот период носит неясный и размытый характер, в силу чего, он может быть соотнесен с целым рядом горных массивов.

Своебразной вехой в данной проблеме является Геродот и его "Скифский логос" (IV книга его "Истории"), где собраны обширные сведения о номадах Великой Степи, осуществлявших торговые связи между античным миром Причерноморья и автохтонами Рифеев. Однако Геродот, подробно описывающий горный массив и племена, обитающие в близлежащих областях, не приводит, собственно, названий описываемого им гор-

ного объекта. Иными словами, Геродот сомневается в конкретной идентификации Рифеев с Уралом, поскольку в предшествующих описаниях ранней историко-географической традиции сведения о Рифеях носят слишком неясный и мифологизированный характер, тогда как восприятие Уральских гор становится все более реальным и конкретным. Речь идет о существенной интенсификации торговых контактов населения Волго-Камья и Приуралья через скифо-сарматское посредничество с античным Причерноморьем V-IV вв. до н.э. Как показывают исследования Смирнова К.Ф., Гракова Б.М., Черненко Е.Б., Пшеничнюка А.Х. к IV в. значительно расширяется ассортимент античного импорта в Поволжско-Приуральской степной зоне. Оформляется так называемый "торговый путь Геродота", в связи с чем эллинский мир получил реальные сведения об Уральском горном массиве. И если Геродот сомневается в идентификации этих гор (является ли этот массив новым и неизвестным или же имеет о себе сведения в ранней традиции), то его современники Дамаст и Гиппократ, по видимому, отождествляют Рифейские горы с Уралом.

Далее античная письменная традиция в лице Страбона, Диодора, Плиния Старшего, Птолемея, основываясь на сообщениях более ранних авторов, закрепляет названия Рифейские горы, за горным массивом, располагающимся в направлении торгового пути между Северным Причерноморьем и Степью. И хотя торговые отношения в III в. до н.э. были существенным образом осложнены в результате этнодемографических и политических коллизий, тем не менее оставалась возможность обмена комплексом географических сведений. Кроме того, со II-I вв. до н.э. торговые связи вновь активизируются (Е.А. Круглов, М.Ф. Обыденное, 1993.). То есть оставалась прочная конкретная основа для отождествления Рифейских гор с Уралом.

Третий раздел посвящен выявлению проблем и путей их решения, связанных с идентификацией этносов, упоминаемых античными историко-географическими произведениями, относящихся к рассматриваемому региону. Античная историко-географическая традиция зафиксировала большое количество народов, населяющих пределы тогдашней ойкумены, в том числе и территорий, располагающихся за Скифскими землями. Особый интерес в этом отношении представляет дошедший до

нас "Скифский логос" Геродота (IV), где дается достаточно подробное описание населения Великой Степи и прилегающих к ней территорий, осуществлявших интенсивные контакты между античным миром Причерноморья и автохтонами Урала. Основываясь на этих данных, исследователи археологи, историки-антиковеды и филологи, начиная с XIX столетия, сумели уже достичь заметных результатов в отождествлении упоминаемых "отцом истории" этносов с носителями тех или иных археологических культур, известных современной науке. Так, к примеру, в Геродотовых тиссагетах (IV, 22, I) A.B. Збруева и К.Ф. Смирнов склонны видеть носителей городецкой культуры среднего Поволжья и отчасти ананьинцев Приуралья, Камы и Белой.

Далее на восток, по Геродоту, у подножия высоких гор обитали аргиппеи (IV.23,2), которых ряд археологов отождествляет с жившими от Южного Урала до Северного Казахстана и гор Алтая тасмолинцами, оставившими после себя характерные каменные курганы с "усами". Правда, чаще всего исследователи с тасмолинской культурой склонны отождествлять живших восточнее аргиппеев исседонов (IV, 25), локализуя последних в Зауралье, по рр. Исеть и Миасс, а также в соседних районах Северного Казахстана.

Что касается располагавшихся за исседонами аримаспов, то, сообщая о них, Геродот и сам признавал свое неверие в их реальное существование (IV, 116). Однако позднее строгий "отец географии" Страбон восстанавливает позитивную версию их историчности, что дает основание С.С. Черникову, A.A. Мар-гулану и др. локализовать и этот этнос, связывая его с поздне-андроновскими памятниками Восточного Казахстана и Алтая.

Но если локализация и археологическая "привязка" указанных выше этносов для современной науки может считаться по большей части решенной, то с жившими где-то между тиссаге-тами и аргиппеями иирками и "отложившимися скифами" дело обстоит намного сложнее. Согласно Геродоту (IV, 22, 2), иирки жили восточнее тиссагетов, в силу чего А.П. Смирнов и С.И. Руденко локализуют их по бассейнам Камы, Вятки, Ветлуги, Белой и Чусовой, видя в иирках несомненных носителей анань-инской культуры, а В.В. Латышев даже прямо назвал их предками мадьяр (протовенгров) на Северном Урале.

Однако анализ особенностей охоты иирков в освещении Геродота показывает, что ареал их обитания располагался не столько в лесах Прикамья, сколько, пожалуй, в районе лесостепи, что дало К.Ф. Смирнову основание связывать с иирками не все памятники ананьинской культуры, а только их северовосточную часть, которая находилась в длительном контакте и взаимодействии с южными соседями - прохоровской культурой.

В происхождении же последней до сих пор многое остается неясным. Впервые на нее обратил внимание еще академик М.И.Ростовцев, фиксируя в материалах прохоровских курганов то реплики ананьинского Прикамья (орнаментация керамики), то параллели синдомеотского Приазовья (кинжалы и другие виды холодного оружия), то несомненное сближение (зеркала, курильницы) с традициями мира ахеменидов. В этом гетерогенном миксе, как показали последующие изыскания, ведущей для прохоровцев была направленность не на север (к исседо-нам), а на юг- на мир сако-массагетов.

Массагетский мир времен Геродота охватывал огромную территорию от Прикаспия и Приаралья до Алтая, от Яксарта (Сырдарьи) и до Южного Приуралья. На рубеже V - IV вв. до н.э. присходит распад этой сако-массагетской общности, часть которой откочевывает к северу, в район Оренбуржья и Южного Урала. Об этом говорят курганы Прохоровки, Бишунгарово, Старых Киишек и некоторых других, несущие следы явного взаимодействия их создателей саков с северо-восточными ананьинцами - иирками. Носителей этого микса прохоровской культуры Н.Л. Членова и др. номадисты рубежа 80-90-х гг. все более склонны отождествлять с некогда "отложившимися скифами" Геродота (IV, 22, 3).

Далее, прямое отношение к савромато-сарматскому миру имели древние дахи (дай) или даки, сведения о которых содержатся в греческих источниках ( Геродот (I, 125), Страбон (XI, VIII, 2), Курций Руф (VIII, 4, 6) и др.). Данная группа прохоровских племен локализуется к северу от Аральского моря в бассейне Илека, среднего течения Урала к западу от Орска. Несколько позднее, часть этой кочевнической группировки, зафиксированной в античной традиции как дахи (дай) мигрирует в результате ухудшения климатических условий IV - III в. до н.э. к

югу и принимает-активное участие в политических событиях второй половины I тыс. до н.э. в Азии.

Следует отметить, что "отец истории" был не единственным, кто донес до нас сообщения о номадах Степи, в том числе и Приуралья. Среди его предшественников были Аристей, Алк-ман, Гекатей Милетский, среди преемников же - Эфор и Фео-фраст, Павсаний и Страбон, Диодор, Плиний Старший и многие другие. Сопоставляя их сообщения, нельзя не увидеть, что некоторые из указанных Геродотом этносов никем и нигде больше не упоминаются (грифы, иирки) и, видимо, восходят к сообщениям полулегендарного Аристея. Некоторые другие племена "Скифского логоса" Геродота встречаются в текстах более поздних авторов. Но преемники Геродота, упоминая ряд известных ему этносов Евразийских степей, наряду с ними фиксируют и такие, которых нет у "отца истории". Из этого можно сделать два вывода: либо античная традиция рубежа эр зафиксировала совершенно новые племена номадов, пришедших с востока и оттеснивших прежние, либо перед нами новые названия уже известных кочевых этносов (своего рода удвоение информации) - и в таком случае требуется отождествление, насколько это возможно былых и новых этнонимов. Скажем, тождество части скифов и саков (саки-тиграхауда) можно найти уже у того же Геродота (VII, 64). Или другой пример: сообщая о понтийских скифах как потомков Арпоксая и Липоксая, "отец истории" упоминает два племени - катиаров и авхатов (IV, 6). Спустя пять веков на эти этнонимы в форме котиеров и аухе-тов, указывает Плиний Старший (NH: IV, 88; IV, 50. 22) как племена, живущие на Гипанисе и за Яксартом (то есть от Кубани до Сырдарьи). Тот же Плиний в I в. н.э. отмечает на Дунае и чуть севернее Яксарта племена палеев и напеев (NH:IV, 50, 22), о которых у Геродота никакой информации нет. Но зато в качестве сыновей царя Скифа - Пала и Напа на эти племена указывает современник Плиния Диодор (II, 43). Новые эти номады или прежние, но известные Геродоту в его "скифском логосе" под иным названием? Однозначно ответить достаточно трудно.

А на рубеже IV-III вв. до н.э. , согласно Феофрасту, Эфору и Скилаку, на историческую арену авторитетно выходят сарматы, все более и более оттесняя из степей Евразии их былых хозяев - скифов.

В I в. н.э. они становятся полными хозяевами Тавриды, а еще через два века сами подверглись в Крыму гето-готскому разгрому: именно в это время они в последний раз упоминаются в трудах позднеримских авторов — Юлия Капитолина (Capit.,XXIV,5,6) и Аммиана Марцеллина (Маге., XXXI, 3,1).

Огромный сарматский мир "исчезает" с карт не только римских авторов: его отныне нет и на атласах счастливо избежавшей варварских погромов начала эры Византии.

Однако, бесследно ли исчез, этот для своего времени, суперэтнос? Видимо, он остался, но распавшись под ударами новой пассионарной силы, существовал теперь в виде раздробленных субэтносов, по большей части под новыми названиями. Чем иначе объяснить тот факт, что опиравшийся на византийских и арабских авторов VII - VIII вв. известный историк и географ Мовсес Хорэнаци, описывая Скифию, именует ее уже Турхия, и локализует ее от р. Итиль (Волги) на западе до хребтов Имаус (Урал или Алтай) на востоке, населенную 44 народами. Среди них знакомыми по предшествующему времени оказываются только 3: согды, тохары и эфталиды, в то время как все остальные (а их более 40), имели совершенно новые этнонимы. Трудно допустить, что все они - совершенно новые племена прежней Скифо-Сарматии. Очевидно, в большинстве случаев в последнем приведенном примере мы сталкиваемся с новыми этнонимами древних номадов.

Итак, в вышеизложенных разделах было выяснено, что Южный Урал и население, обитающее на его территории включались в систему античного восприятия ойкумены, что было зафиксировано в античной историко-географической традиции. Причем следует отметить, что письменная традиция активно подкрепляется археологическим материалом, свидетельствующих о длительных контактах населения Южного Урала с Северным Причерноморьем. Данному вопросу посвящен четвертый раздел. Речь идет прежде всего о том, что античная внешняя торговля помимо торговли с различными греческими государствами Средиземноморья и Причерноморья включала в себя также греко-варварский торговый обмен, который осуществлялся, как правило, по сухопутным торговым коммуникациям. И хотя античные письменные источники содержат достаточно скудные сведения о торговых путях по территориям вар-

варской периферии, тем не менее комплекс археологических источников дает определенную возможность реконструировать направления и степень интенсивности функционирования этих путей. В этой связи, достаточно важное значение среди сухопутных торговых коммуникаций в раннее время имел скифский торговый путь, шедший из Ольвии на Восток, в Поволжье и Приуралье ( Граков Б.Н., Брашинский И.Б., Членова Н.Л., Обыденное М.Ф., Круглое Е.А.).

Контакты населения Приуралья , по мнению ряда исследователей, констатируются, судя по данным археологии, еще задолго до появления в Крыму эллинских городов-колоний.

О наличии контактов носителей ананьинской культуры Вол-го-Камья с Тавридой и Северного Кавказа в Vil-Vi вв. можно говорить на основании анализа ассортимента металлических изделий вещественного инвентаря Старшего Ахмыловского могильника (пояса, боевые бронзовые топоры-секиры, псалии). Правда, в данном случае речь идет именно об аналогиях, поскольку собственно античный материал в данных памятниках отсутствует. Наряду с этим, следует отметить широкое ( от 24 до 36 % меднобронзовых изделий памятников Украины VI - IV вв. до н.э. изготовлено из южноуральского металла) проникновение южноуральской меди в Северное Причерноморье в эпоху раннего железа (Барцева Т.Б.,1981).

С середины VI в. Ольвия, Танаис, Фанагория и Пантикапей активизируют торговый обмен, включавший в себя вино, черно-и краснолаковую керамику, а также металлическую продукцию. К IV в. ассортимент античного импорта в Степи дополняется стеклянными бусами, которые заметно преобладают над остальной продукцией. Для районов Южного Приуралья этот материал датируется рубежом IV-III вв. ( Старые Киишки, Бишун-гарово).

Транзитные пути этого импорта по находкам "ольвийских" зеркал проследил еще Б.Н. Граков (Граков Б.Н., 1947). В ходе изысканий последних десятилетий выявлены десятки новых находок бронзовых зеркал по югу Приуралья, Оренбуржья, Прикамья, Башкирии с датировкой от рубежа VII- VI вв. (Апьмухаметово) до IV в. (Башкирское стойло или II Урочище), в силу чего, можно констатировать интенсивные контакты насе-

ления Волго-Камья и Приуралья через скифо-сарматский "мост" с античным Причерноморьем.

В III в. до н.э. в результате политических и этно-демографических изменений наступает довольно очевидный спад в торговле. Однако со времени II-I вв. до н.э. начинается "римский" период в истории "пути Геродота". В этот период изменяется и ассортимент обмениваемой продукции и сам характер контактов. Эпоха Рима, в этой связи, является очередным этапом в истории контактных связей Рифеев и Тавриды. Вместе с тем, данный этап, очевидно итоговый, завершающий. Усиление притока ирано-азиатского импорта на Урале, начиная с III в., уже показывает то , что Южный Урал все более и более меняет этнокультурную и географическую доминанту все теснее инкорпорируясь с генетически родственным южным миром, в результате чего начинает складываться новый этнокультурный и политический облик региона.

Во второй главе "Историко-географическая ситуация в Южноуральском регионе в VII в. до н.э. - V в. н.э." исследуется, собственно, историко-географическая ситуация в Южноуральском регионе в очерченный хронологический период.

В первом разделе дается общая характеристика природно-географических условий и констатируется, что территория Урала является переходной в природно-геграфическом отношении: с севера на юг здесь сменяется таежно-лесная, лесостепная и степная зоны.

Такое многообразие прирдно-ландшафтных зон, естественно-географических условий предопределило развитие и сосуществование здесь различных типов экономической деятельности. В описываемый период, наряду с общими тенденциями функционирования экономики, которые оформились в эпоху бронзы, усиливается и развивается специфическое развитие отдельных регионов Урала.

Собственно на территории Южного Урала в раннем железном веке складывается и оформляется два основных хозяйственно-культурных типа: в лесных и лесостепных районах севера развивается экономика и культура оседлого скотоводческо-земледельческого населения, сложившаяся на основе культуры финно-угорских племен данного региона эпохи бронзы. Степ-

ные и, отчасти, лесостепные районы юга становятся территорией расселения кочевых племен ирано-язычного мира.

Второй раздел посвящен описанию кочевого массива племен Южноуральского региона савромато-сарматской культуры. Границы расселения сарматских племен, как и впрочем, основной части кочевнических объединений трудно определить, поскольку они были достаточно подвижны и не имели четкой оконтуренности. Относительно постоянными они были лишь на севере и на востоке. Север ареала обитания сарматских объединений ограничивался зоной лесов, на востоке в течение всего периода сарматской культуры граница проходила по восточному склону Уральских гор.

Для VIII-VII вв на Южном Урале выявлено очень незначительное количество памятников, что свидетельствует о том, что южноуральские степи в этот период не были еще прочно освоены. Однако уже с конца VI-V вв. до н.э. в результате улучшения климатических условий в южноуральских степях отмечается активный приток населения, связанный с оформлением прохоровской культуры. С этого времени здесь начинается расцвет кочевых культур, причем особенности природно-географических условий, различная ориентация контактовой динамики позволяют выделять два крупных кочевых массива, локализующихся в Южном Приуралье и Южном Зауралье. Южноприуральские сарматы в динамике своих контактов были оиентированы на население Казахстана, Средней Азии и Западной Сибири, однако, вместе с тем, тесное контактирование данный кочевой массив осуществлял с племенами Кавказа, Северного Причерноморья и местным оседлым финно-угорским населением ананьинской и кара-абызской культур. Сарматские племена восточных склонов Урала более тяготели к тесным взаимоотношениям с оседлым населением зауральской и западно-сибирской лесостепи, кочевым сако-массагетским миром и среднеазиатскими цивилизациями.

В конце IV - нач. Ill вв. до н. э. вновь ухудшается экологическая обстановка, связанная с изменением уровня Каспийского и Аральского морей, в результате чего отмечается процесс массовых миграций кочевого населения на запад в Поволжье, на юг и на север в лесостепь Демско-Бельского междуречья.

Неблагоприятная климатическая ситуация сохраняется и в период среднесарматской культуры, что выразилось в слабой заселенности степей Южного Урала во II в. до н.э. - II в. н.э.

В III в. н.э. в степях Южного Урала несколько стабилизировавшаяся обстановка вскоре была осложнена процессами Великого переселения. Большая часть поздних сармат была вовлечена в общий процесс миграций на запад. Небольшие группы были сдвинуты к северу, где приняли участие в складывании новых этнокультурных образований.

Третий раздел затрагивает проблемы развития другого крупного этнокультурного массива - оседлого скотоводческо-земледельческого населения, проживающего в лесной и лесостепной зоне Южного Урала. В VIII-IV вв. до н.э. здесь развивается ананьинская культура, племена которой по своей этнической принадлежности относятся к финно-уграм. В III-II вв. до н.э. ананьинская однородная общность распадается на ряд новых культур: кара-абызскую ( IV в.до н.э.-Ill в. н.э.), располагавшуюся на правобережье среднего течения р. Белой, чегандинскую (пьяноборскую II в. до н.э. -Ill в. н.э.), размещавшуюся по рекам Каме, Ику, Белой, и гляденовскую (III-II вв. до н.э. — II-III вв. н.э.) — в пермском Прикамье. Исходя из природно-климатических и ландшафтных условий образ жизни, экономика, общий этнокультурный облик существенно отличались от вышеописанного кочевого массива.

Южный Урал, включавший в себя различные природно-климатические зоны, этнокультурные группы и массивы, хозяйственно-культурные типы, в эпоху раннего железа представлял из себя зону активного микса и контактов, которые проявлялись как на внутреннем региональном уровне (взаимодействие и взаимовлияние оседлого населения леса, лесостепи и кочевого массива южноуральских степей) так и на уровне широких межрегиональных связей. Данная проблема рассматривается в четвертом разделе.

В раннеананьинское время оседлые племена Волго-Камья имели тесные торговые связи с киммерийцами, скифами и ко-банскими племенами Северного Кавказа. Это подтверждается довольно многочисленными аналогиями вещественного материала раннеананьинских могильников, которые показывают, что в этот период для населения Волго-Камья преобладающими

являлись связи о южным степным (скифо-киммерийским) миром, что было связано с широким спектром причин, в частности, с ареалом обитания ранних кочевников в Нижнем Поволжье и Южном Приуралье. Отсюда отдельные савроматские группы передвигаются на северо-восток в Зауралье, где с одной стороны, они активно контактируют с сако-массагетским миром Приаралья, с другой - с оседлым населением Зауралья и Западной Сибири.

Вместе с тем, расселение на восток части ананьинских племен в леса Южного Приуралья, складывание здесь новых этнокультурных групп в непосредственной близости от ареала обитания кочевников приводит к возникновению тесных контактов между этими двумя этнокультурными массивами, характеризующихся сложностью и противоречивостью.

В пятом разделе рассматриваются изменения, произошедшие в этнокультурной жизни Южного Урала, которые были вызваны массовым движением на запад кочевых скотоводческих племен, основное ядро которых составляли гунны. Данное движение завершило многовековую историю господства в восточноевропейских степях индо-иранского кочевого массива и положило начало движению на запад тюркоязычных кочевников.

Через степи Урало-Поволжья гуннские племена прошли достаточно форсированным порядком, вытеснив или ассимилировав немногочисленные группы позднесарматских племен, после чего степи Южного Урала на протяжении длительного периода оставались практически незаселенными. Складывание нового этнокультурного облика региона в этот период было связано с распространением и развитием здесь мазунинской, бахмутинской и турбаслинской культур.

В заключении суммируется изложенное в основной части, подводятся общие итоги работы, подчеркиваются ключевые моменты исследования, отмечается, что данная тема позволяет выделить большое количество новых проблемных граней, изучение которых дополнит и расширит общую систему научного восприятия исторического развития Южного Урала в древности.

ОСНОВНЫЕ ПОЛОЖЕНИЯ ДИССЕРТАЦИИ ИЗЛОЖЕНЫ В

РАБОТАХ:

1. Сиротин C.B. Номады Евразии в античной и Византийской традиции. (К проблеме преемственности) // Востоковедение в Башкортостане: История. Культура. Уфа, 1995. Ч. II. С. 25-29.

( в соавторстве с Е.А. Кругловым).

2. Сиротин C.B. К вопросу о локализации Рифейских гор // XXVIII УПАСК. Тезисы докладов. Уфа, 1996. С. 72 -73.

3. Сиротин C.B. Рифейская проблеме} в свете особенностей античной историко-географической традиции //XIII УАС. Тезисы докладов. Уфа, 1996. С. 52-54.

4. Сиротин C.B. Некоторые проблемы отражения кочевого мира в античной традиции // Актуальные проблемы древней истории и археологии Южного Урала. Уфа, 1996. С. 124-127. (в соавторстве с Е.А. Кругловым).

5. Сиротин C.B. Характер ориентации античных историко-географических произведений как один из аспектов Рифейской проблемы ( в печати, 0,5 п. л.).