автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.03
диссертация на тему: Историческая и общественно-политическая мысль в Бургундии XV в.

Полный текст автореферата диссертации по теме "Историческая и общественно-политическая мысль в Бургундии XV в."

МОСКОВСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ имени М В ЛОМОНОСОВА

ИСТОРИЧЕСКИЙ ФАКУЛЬТЕТ

на правах рукописи 00317'2637

Асейнов Ренат Меулетович

Историческая и общественно-политическая мысль в Бургундии XV в.

Специальность 07 00 03 - Всеобщая история (средние века)

Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук

Москва, 2008

003172637

Работа выполнена на кафедре истории Средних веков исторического факультета Московского государственного университета им М В Ломоносова

Научный руководитель

доктор исторических наук, профессор Нина Александровна Хачатурян (МГУ им М В Ломоносова)

Официальные оппоненты

доктор исторических наук, профессор Олег Федорович Кудрявцев (МГИМО (У) МИД РФ)

кандидат исторических наук, старшии научный сотрудник Сусанна Карленовна Цатурова (ИВИ РАН)

Ведущая организация

Государственный университет Высшая школа экономики

Защита состоится « »

2008

часов на заседании

Диссертационного совета Д 501 002 12 по Всеобщей истории при Московском государственном университете им MB Ломоносова

Адрес 119992, Москва, Ленинские горы, МГУ, 1-й учебный корпус, исторический факультет

С диссертацией можно ознакомиться в читальном зале библиотеки 1-го корпуса гуманитарных факультетов МГУ им M В Ломоносова

Автореферат разослан «_»_

2008 г

Ученый секретарь диссертационного совета, кандидат исторических наук, доцент

ТВ Никитина

Общая характеристика работы

Актуальность темы. Бургундский принципат являет собой один из любопытнейших феноменов в западноевропейской истории Историческая область современной Франции - Бургундия, восходящая к образованному в начале V в варварскому королевству бургундов, имела длительный опыт автономного существования в качестве королевства, присоединенного впоследствии к государству франков, затем, при династиях Капетингов и Валуа, в статусе герцогства в составе французской монархии, располагавшего, однако, значительной самостоятельностью Король Иоанн II Добрый передал его во владение своему сыну Филиппу Храброму, не оговорив обязательное возвращение этой территории к короне в случае отсутствия наследника мужского пола (позже Карл V подтвердил это дарение) Созданное таким образом политическое образование просуществовало чуть дольше века (13631477 гг), пройдя путь от герцогства в составе Французского королевства до фактически независимого принципата (État princier), включавшего значительные территории не только во Франции, но и в Священной Римской империи Несмотря на то, что такой тип государственности весьма характерен для периода феодального полицентризма1, именно бургундский вариант стал примером способности État princier достичь высокой степени самостоятельности и претендовать на независимость от французской короны Ему удалось на определенное время занять одно из ведущих мест на политической карте Европы Однако притязания герцогов Бургундских не имели под собой достаточной базы Политическая раздробленность, традиционная патримониальная природа государственного управления, в котором преобладают личностные связи, а социальной опорой власти является дворянство, предопределили слабость созданного ими государства В этом следует видеть и главную причину неудачи герцогов в соперничестве с

1 См Léguai A Les «Étals» princiers en France à la fin du Moyen Age // Annali délia Fondazione Italiana per la Storia Ammimstrativa 1967 № 4 P 133-157, Idem De la seigneurie a l'État Le Bourbonnais pendant la Guerre de Cent ans Dijon, 1969

1

Францией, где королевская власть намного раньше встала на путь изменения соотношения частно-правовых и публично-правовых начал своей власти в пользу последних2

Настоящая работа посвящена изучению исторической и общественно-политической мысли в Бургундии XV в В современной науке эти вопросы стали особенно важными в связи с обращением исследователей к истории идей и духовной жизни, проблемам человеческого сознания в средневековом обществе Выбранные нами аспекты (историческая и политическая мысль) касаются различных уровней сознания его ментальных и отрефлексированных, коллективных и индивидуальных форм - сознания интеллектуалов, историков и государственных деятелей

Рассмотрение данной проблематики в контексте особенностей политической истории принципата позволяет по-новому осветить процесс развития политических идей и исторического сознания в бургундском обществе

Целью исследования стало изучение особенностей исторической и общественно-политической мысли в Бургундии XV в Исходя из поставленной цели были сформулированы следующие задачи

1 Выявление характерных для бургундского общества черт исторического сознания Особый интерес при этом представляет оценка его специфики в сравнении с предшествующими эпохами в развитии исторического знания Специальное внимание было уделено проблеме ремесла историка, рассмотренной на основе трудов не только хронистов, но и государственных деятелей, создававших исторические сочинения Решение этой задачи предполагало обращение к вопросам о жанрах исторических сочинений и назначении истории в обществе

2 Сравнительное изучение политических взглядов хронистов Главными показателями в их оценке стали следующие проблемы представления о власти

2 См Хачатурян Н А Сословная монархия во Франции ХШ-ХУ вв М, 1989, Она же Бургундский двор и его властные функции в трактате Очивье де Ла Марша // Двор монарха в средневековой Европе явление, модель, среда / Под рсд II А Хачаг>рян М , СПб , 2001 С 126

герцога, о его отношениях с французским королевским домом, особенно в связи с притязаниями герцогов на политическую самостоятельность

3 Рассмотрение проблемы ангажированности хронистов в контексте анализа официальной пропаганды, которая велась герцогским домом, и портретных характеристик герцогов Бургундских и французских королей в исторических сочинениях бургундских авторов

4 Исследование актуальных в современном историческом знании вопросов политической мифологии и репрезентации герцогской власти

5 Анализ социальных идей хронистов в контексте социальной политики бургундских герцогов

Хронологические рамки нашей работы, указанные в названии работы -XV век - достаточно условны Если обратиться к годам жизни рассматриваемых авторов, то можно было бы определить верхнюю и нижнюю границы исследования 90-ми годами XIV в и началом XV в соответственно Однако более обоснованным представляется ограничиться временем правления двух последних герцогов (1419-1477 гг) Причиной этому является проводимая ими политика, которая уже с самого прихода к власти Филиппа Доброго стала надолго антифранцузской Именно в его правление обозначилась явная тенденция к приобретению принципатом самостоятельности, а активная внешняя политика привела к значительному расширению границ В официальной идеологии начала оформляться линия к аргументации независимости, хотя ей так и не суждено было стать господствующей вплоть до крушения Бургундского государства Конечная дата периода - год гибели Карла Смелого при Нанси, после чего принципат в том виде, в каком он сложился при герцогах из династии Валуа, прекратил свое существование часть земель была завоевана Людовиком XI, остальные территории вошли в состав владений Габсбургов Впрочем, на протяжении нашей работы мы не раз будем выходить за пределы этих временных границ, так как в некоторых случаях потребуется характеристика правления первых герцогов или встанет вопрос об эволюции отношения хронистов к Империи уже в конце XV в

Источниковая база исследования. Основными источниками при написании данной работы послужили исторические сочинения бургундских авторов Среди них мы выбрали тех, чьи труды в большей степени позволяли рассмотреть поставленные в диссертации вопросы Это Ж Шатлен, Ж Молине, А де Монстреле, М д'Экуши, Ж Лефевр де Сен-Реми, О де Ла Марш, Ж дю Клерк, Ж де Энен, Ф Вилант, В да Люцена3, а также анонимная «Хроника королей, герцогов, графов и святых знатнейшего дома Бургундии»4 Кроме того, были привлечены исторические сочинения французских авторов, их современников Т Базена и Ф де Коммина5

Помимо нарративных источников были использованы и документальные материалы В первую очередь, это письма и речи бургундских государственных деятелей и самих герцогов Важное место среди них занимают документы, собранные известным бельгийским историком Л П Гашаром6, особенно письма и манифесты герцогов Бургундских, посвященные главным событиям в истории принципата например, войне с восставшим Гентом, борьбе между Карлом Шароле (будущим Карлом Смелым) и кланом де Круа за влияние на стареющего Филиппа Доброго и др Ценными источниками по политической мысли оказались подборки документов (письма, речи герцогов и других

3 ChastellamG Œuvres/Ed J Kervyn de Lettenhove Vol I-VIII P , 1863-1865, Idem Chronique les fragments du Livre IV révélés par l'Additional manuscript 54156 de la Bntish Library / Ed J -Cl Delclos Geneve, 1991, Molmet J Chronique / Ed G Doutrepont et О Jodogne Vol I-III Bruxelles, 1935-1937, Idem Faictz et Dictz / Ed N Dupire Vol I-III P , 1936-1939, Monstrelet E de Chroniques de Monstrelet (France, Angleterre, Bourgogne) (1400-1444) / Ed J-A-C Buchon P, 1875, Idem Chronique / Ed L Douet d'Arcq P, 1857-1862 Vol I-VI, Escouchy M de Chronique / Ed G Du Fresne de Beaucourt Vol I-iii P, 1863-1864, Le Fevre de Samt-Remy J Chronique/Ed F Morand Vol I-II P , 1876-1881, La Marche О de Mémoires/Ed H Beauneet J d'Arbaumont Vol I-IV Pans, 1883-1888, Clercq J du Mémoires /Ed F de Reiffenberg Vol I-IV Bruxelles, 1835 .HaymnJ de Mémoires/Ed L Chalon Mons, 1842, Wielant Ph Recueil des antiquités de Flandre // Recueil des chroniques de Flandre / Ed J -J de Smet Bruxelles, 1865 Vol IV, Gallet-Guerne D Vasque de Lucene et la « Cyropedie » à la cour de Bourgogne Geneve, 1974, Faits du Grand Alexandre // Splendeurs de la cour de Bourgogne Récits et chroniques P , 1995 P 565-627

4 Chronique des rois, ducs, comtes et autres saintes personnes de la très nobles maison de Bourgogne //Pans,BNF MS fr 2200,fol 16r-23v,4907,fol 109v-lllv

5 Basin Th Histoire de louis XI / Ed Ch Samaran Vol I-II P, 1963-1972, Коммин Ф де Мемуары M, 1986

6 Collection des documents inédits concernant l'histoire de la Belgique / Ed L P Gachard Bruxelles, 1833-1835 Vol I-III

государственных деятелей, донесения послов, тексты мирных договоров), опубликованные в работах У Планше и Ж Кервина де Летгенова7 Особый интерес представляют три сохранившиеся речи канцлера Карла Смелого Гийома Югоне8, речи канцлера ордена Золотого руна Гийома Фийатра9 Важными источниками стали также материалы, связанные с деятельностью ордена Золотого руна, созданного герцогом Филиппом Добрым и игравшим одну из ведущих ролей в политике принципата10

Степень научной разработки проблемы. Исключительная судьба Бургундского принципата всегда вызывала огромный интерес у исследователей в разных сферах научного поиска круг работ, затрагивающих те или иные аспекты его существования, чрезвычайно широк Поэтому в диссертации мы рассматривали их по проблемному принципу Кроме того, вопросы, поставленные в диссертации, предполагали обращение к фундаментальным трудам по политической истории, общественно-политической мысли и духовной жизни Франции и средневековой Европы в целом"

7 Plancher U Histoire générale et particulière de Bourgogne Dijon, 1739-1781 Vol IV, Kervyn de LettenhoveJ Histoire de Flandre Bruxelles, 1849 Vol 4

8 Plancher U Histoire générale et particulière de Bourgogne Vol IV P cclxxiv-cclxxxvi, Bartier J Légistes et gens de finances au XV siecle Les conseillers des ducs de Bourgogne Philippe le Bon et Charles le Téméraire Bruxelles, 1955 P 442-447, Idem Un discour du chancelier Hugonet aux Etats Généraux de 1473//Bulletin de la Commission royale d'Histoire 1942 T 107 P 135-156

9 Fillastre G Oratio ad Paulum II / Ed E Beltran // Nouveaux textes inédits d'humanistes français du milieu du XV siècle Genève, 1992 P 157-169, Pnetzel M Guillaume Fillastre der Jungere (1400/07-1473) Kirchenfùrst und herzoglich burgundischer Rat Stuttgart, 2001

10 Die Protokollbucher des Ordens vom Goldenen Vlies / Hg S Dunnebeil Bd 1 Herzog Philipp der Gute, Bd 2 Das Ordenstest 1468 m Brugge unter Herzog Karl dem Kuhnen Stuttgart, 20012003

11 Например Beaune С Naissance de la nation France P, 1985, Caron M -T La noblesse dans le duché de Bourgogne, 1315-1477 Lille, 1987, Eadem Noblesse et pouvoir royal en France, XlIIe-XVIe siecles P, 1994, Contamine Ph Guerre, État et société à la fin du Moyen Age Etudes sur les armées des rois de France 1337-1494 P, 1972, Duby G Les trois ordres ou l'imaginaire du feodalisme P, 1978, Gauvard Cl «De grâce especial» Crime, Etat et Société en France à la fin du Moyen Age P , 1991 2 vol, Guenee В Entre l'Eglise et l'État Quatre vies de prélats français a la fin du Moyen Age P , 1987, Guenee В Un meurtre, une société L'assassinat du duc d'Orléans 23 novembre 1407 P, 1992, Idem L'Occident aux XIV-XV siecles Les Etats P, 1993, Krynen J Idéal du prince et pouvoir royal en France à la fin du Moyen Age (1380-1440) P, 1981, Idem L'empire du roi Idées et croyances politiques en France XIII-XV siecle P, 1993, Le Goff J La naissance du Purgatoire P, 1981,ДюбиЖ Время соборов Искусство и общество 980-1420 М, 2002, Гене Б Историч и историческая культура средневекового Запада M, 2002, Ле Гофф Ж

Что касается политической истории Бургундии, то одним из доминирующих направлений в ее исследовании является биографический жанр работы, посвященные четырем герцогам12, членам их ближайшего окружения, влиятельным семьям, интеллектуалам эпохи13 В то же время появляются труды, в которых рассматриваются отдельные аспекты политики бургундских правителей отношения с империей или с Францией, герцогский двор, социальная политика и т. д14

Людовик IX Святой M, 2001, Он же Другое средневековье Время, труд и культура Запада Екатеринбург, 2002, Он же Интеллектуалы в средние века СПб , 2003

12 Bonenfant Р Philippe le Bon Bruxelles, 1943, Idem Philippe le Bon Sa politique, son action Bruxelles, 1996, Bartiei J Charles le Téméraire Bruxelles, 1944, Calmette J Les Grands Ducs de Bourgogne P, 1949, Vaughan R John the Fearless The Growth of Burgundian Power L , 1966, Idem Philip the Good The Apogée of Burgundy L, 1970, Idem Charles the Bold The last Valois DukeofBurgundy L, 1973, Idem Philip the Bold The Formation of Burgundian State New York, 1979 (все эти монографии были переизданы (Woodbridge, 2002) с предисловиями M Вэйта (Филипп Храбрый), Б Шнерба (Жан Бесстрашный), Г Смола (Филипп Добрый) и В Паравичини (Кард Смелый), в которых освещена историография вопроса со времени выхода в свст этих сочинений), Paravicini W Karl der Kühne Das Ende des Hauses Burgund Gottmgen, 1976, BnonM Charles le Téméraire Grand-Duc d'Occident P, 1977, Schelle К Charles le Téméraire P, 1979 (первое издание - Stuttgart, 1977), Dubois H Charles le Téméraire P, 2004, Schnerb В Jean sans Peur Le prince meurtrier P, 2005 См также Schnerb В L'Etat bourguignon 1363-1477 P , 1999

13 Например Somme M Isabelle de Portugal, duchesse de Bourgogne Une femme au pouvoir au XV siecle Lille, 1998, Paravicini W Zur Biographie von Guillaume Hugonet, Kanzler Herzog Karls des Kuhnen // Festschrift für Hermann Heimpel Güttingen, 1972 T 2 P 443-481, Idem Guy de Brimeu Der burgundische Staat und seine adlige Fuhrungsschicht unter Karl dem Kuhnen Bonn, 1975, Paravicini A, Paravicini W L'arsenal intellectuel d'un homme de pouvoir Les livres de Guillaume Hugonet, chancelier de Bourgogne // Penser le pouvoir au Moyen Age (VIII-XV siecle) Etudes d'histoire et de littérature offertes a Françoise Autrand P, 2000 P 261-325, Beitran E Guillaume Fillastre (ca 1400-1473) évêque de Verdun, de Toul et de Tournai // Pratique de la culture eente en France au XV siècle Louvain-la-Neuve, 1995 P 31-54, Beitran E, Priet7el M Le second chancelier de Tordre Guillaume Fillastre II // L'Ordre de la Toison d'or de Philippe le Bon a Philippe le Beau (1430-1505) Ideal ou reflet d'une société'? / dir P Cockshaw Bruxelles, 1996 P 118-127, Prietzel M Guillaume Fillastre II, eveque de Tournai Un prélat et son diocese au XV siecle//Publications du Centre europeen d'Etudes bourguignonnes (далее - PCEEB) 1998 T 38 P 147-158

14 Например Paravicini W The Court of the Dukes of Burgundy A Model for Europe'' // Princes, Patronage and the Nobility The Court at the Beginmng of the Modem Age с 1450-1650 Oxford, 1991 P 69-102, Idem Structure et fonctionnement de la cour bourguignonne au XV siecle // PCEEB 1989 T 29 P 67-73, Idem La cour de Bourgogne selon Olivier de La Marche//PCEEB 2003 T 43 P 89-124, Cauchies J -M Louis XI et Charles le Hardi De Peronne a Nancy (14681477) le conflit Bruxelles, 1996, Le Banquet du Faisan 1454 l'Occident face au défi de l'Empire ottoman Arras, 1997, Caron M-T Les voeux du Faisan, noblesse en fête, esprit de croisade Turnhout, 2003, Kruse H Hof, Amt und Gagen Die täglichen Gagenlisten des burgundischen Hofes (1430-1467) und der erste Hofstaat Karls des Kuhnen (1456) Bonn, 1996, Ehm P Burgund und das Reich Spatmittelalterhche Aussenpolitik am Beispiel der Regierung Karls des Kuhnen (1465-1477)

Проблема исторической и политической мысли бургундских хронистов долгое время не являлась приоритетной в исследованиях и поэтому нуждается в дальнейшей разработке Более того, историки рассматривали сочинения хронистов по преимуществу с точки зрения предоставления ими фактического материала Ситуация резко изменилась в конце 70-начале 80-х гг XX в В связи с принципиальными изменениями, происходившими в домене политической истории в целом, стали подниматься вопросы и о воззрениях того или иного автора, появились работы, целью которых являлось изучение основных направлений общественно-политической мысли в Бургундском принципате Среди множества исследований можно выделить наиболее существенные

Монография голландского историка А Вандерйагта15 - одна из основополагающих и вплоть до сегодняшнего дня единственная фундаментальная работа, посвященная бургундской общественно-политической мысли Исследователь стремится рассмотреть главные направления в бургундской общественной мысли, уделяя основное внимание проникновению в интеллектуальную среду принципата идей гражданского гуманизма и их трансформации под влиянием политической и социальной действительности

Изучение общественно-политической мысли тесно связано с исследованием официальной идеологии, пропаганды, а также воззрений герцогов и их ближайшего окружения В связи со становлением доктрины верховной власти герцога рассматривается проблема преломления идей закона и

Munich, 2002, Paviot J La politique navale des ducs de Bourgogne, 1384-1482 Lille, 1995, Idem Les Ducs de Bourgogne, la Croisade et l'Orient (fin XIVe-XVe siècle) P, 2003, Oschema К Freundschaft und Nàhe im spatmittelalterlichen Burgund Studien zum Spannungsfeld von Emotion und Institution Köln, 2006, Pans, capitale des ducs de Bourgogne / Ed W Paravicim et В Schnerb Stuttgart, 2007

1S Vandeqagt A J «Qui sa vertu anoblist» The Concepts of noblesse and chose pubhcque in Burgundian Political Thought Groningen, 1981 См также его статьи Vanderjagt Л J Classical Learning and the Building of Power at the Fifteenth-Century Burgundian Court // Centres of Learning Learning and Location m Pre-Modern Europe and the Near East Leiden, 1995 P 267277, Idem Expropriating the Past Tradition and Innovation in the Use of Texts in Fifteenth-Century Burgundy // Tradition and Innovation in an Era of Change Frankfurt-am-Mam, 2001 P 177-201, Idem The Princely Culture of the Valois Dukes of Burgundy // Princes and Pnncelv Culture 14501650 Leiden, 2003 Vol I P 51-79

порядка, справедливости, величия государя в политических взглядах Карла Смелого16

Что же касается бургундской исторической культуры и политических взглядов самих хронистов, то эти вопросы изучены в историографии неравномерно Среди хронистов XV в есть личности, пользующиеся неизменной популярностью, чье творчество привлекает особое внимание историков Таковым является, например, Жорж Шатлен17 Его значение для литературы той эпохи трудно переоценить К тому же, объем творческого наследия этого автора не идет ни в какое сравнение с произведениями, дошедшими от других хронистов

Двойственность положения Шатлена, поэта и историка, как и многих других бургундских авторов, обусловила различные подходы к изучению его

16 Paravicmi W Ordre et regie Charles le Téméraire en ses ordonnances de l'hôtel // Comptes rendus des seances de l'Academie des Inscriptions et Belles-Lettres 1999 P 1999 P 31 1-359, Idem «Acquérir sa grâce pour le temps advenir» Les hommes de Charles le Temeraire, prince héritier (1433-1467) // A l'ombre du pouvoir Les entourages princiers au Moyen Age Liege, 2003 P 361-383, Blockmans W «Cnsme de leze magesie», les idees politiques de Charles le Téméraire // Les Pays-Bas bourguignons Histoire et institutions Melanges André Uyttebrouck Bruxelles, 1996 P 71-81 См также статьи В Паравичини, указанные в сносках 13 и 14

17 Urwin К Georges Chastelain La vie, les oeuvres P , 1937, Homme! L Chastellam Bruxelles, 1945, Delclos J -Cl Le témoignage de Georges Chastellam Historiographe de Philippe le Bon et Charles le Téméraire Geneve, 1980, Idem «Je donques, George Chastellam » de l'histoire commandée au jugement personnel // Revue des langues Romanes 1993 Г 97 P 75-91, Small G George Chastelain a Valanciennes//Valentiana 1989 №4 P 26-31,Idem Qui a lu la chronique de Georges Chastelain7 // A la Cour de Bourgogne Le duc, son entourage, son tram Turnhout, 1998 P 115-125, Idem Chroniqueurs et culture historique au bas Moyen Age // Valenciennes aux XIV et XV siecles Art et Histoire Valenciennes, 1996 P 271-296, Idem George Chastelain and the Shaping of Valois Burgundy Political and Historical Culture at Court in the Fifteenth Century Woodbridge, 1997, Small G, Lievois D Les origines gantoises de Georges Chastelain (ca 1414 -ca 1441) // Handehngen der Maatschappij voor Geschiedenis en Oudheidkunde te Gent 1994 Г 48 P 121-163, Wolff H Histoire et Pedagogie au XV siecle Georges Chastelain // Culture et pouvoir au temps de l'Humanisme et de la Renaissance Genève, P, 1978 P 51-69, Fadem Prose historique et rhétorique Les Chroniques de Chastelain et Molinet // Rhétorique et mis en prose au XV siècle Milano, 1991 Vol II P 87-104, Thiry С Stylistique et auto-critique Georges Chastelain et Г «Exposition sur la Venté mal prise» // Recherches sur la littérature du XV siècle Milano, 1991 P 101-135, Idem Les Croy face aux mdiciaires bourguignons Georges Chastelain, Jean Molinet // Et c'est la fin pour quoy sommes ensemble Hommage à Jean Dufoumet P,1993 T III P 13631380, Doudet E Poctique de George Chastelain (1415-1475) Un cristal mucie en un coffre P, 2005 См также Doudet E Fims allegoriae New perspectives on Allegory in French Medieval Drama (15th-! 6th Centuries) // http //e doudet free ft/monsite/article html. Eadem Un dramaturge et son public au XVe siecle George Chastelam // http //www sitm info/history/Elx/Ponencwspd&Doudet pdf

творчества Долгое время преимущественным было исследование стиля Шатлена, принадлежавшего ко второму поколению «великих риториков» (например, монография К Урвина) Лишь в 1980 г появилась во многом пионерская работа Ж-К Делышо, положившая начало более активному и комплексному изучению творчества официального историографа герцогов Этот исследователь - пожалуй, первый автор, поставивший под сомнение довод о политической беспристрастности Шатлена Г. Смолу в свою очередь удалось несколько конкретизировать реакцию этого автора на франко-бургундское соперничество и очертить круг бургундских придворных, чьи идеи он разделял

Использование в качестве источника только хроники Шатлена несколько сужает проблематику исследований его творчества Дополнительные преимущества дает рассмотрение его многочисленных трактатов, поэтических произведений, а также анализ стилистических особенностей великого риторика (работы Э Вольф, К Тири и Э Дудэ)

Другие бургундские авторы изучены не столь основательно Лишь в конце XX в историки стали обращать пристальное внимание на их литературное наследие Ж Дево попытался дать всеобъемлющий анализ творчества и воззрений Молине, обратившись не только к его хронике, но и к другим сочинениям (поэмы, трактаты) В его работах, как нам представляется, наиболее удачно воплотилось намерение синтезировать два подхода к изучению «великих риториков» как историков и как поэтов18

Несмотря на интерес исследователей к фигуре О де Ла Марша19, его исторический труд долгое время не считался ценным источником из-за особого внимания автора к торжествам и рыцарским турнирам Изучение историками новых сюжетов, связанных с проблемой репрезентации власти, сделало «Мемуары» де Ла Марша важным источником20 Появилась диссертация А

!8 Devaux J La fin du Téméraire ou la mémoire d'un prince terme par l'un des siens // Le Moyen Age 1989 T 95 P 105-128, Idem Jean Molmet, mdiciaire bourguignon P , 1996

19 Stem H Etude biographique, litteiaire et bibliographique sur Olivier de la Marche P, 1888, Idem Nouveaux documents sur Olivier de La Marche et sa famille Bruxelles, 1926

20 Cm j казанные выше работы по бургундскому двору

Миллара21, уделяющая основное внимание жизненному пути и роли де Ла Марша в функционировании герцогского двора Шаг вперед был сделан благодаря монографии К Эмерсон22, в которой автор попыталась вписать творчество де Ла Марша в контекст всей бургундской риторической школы Основной идеей стало рассмотрение «Мемуаров» именно как воспоминаний, в которых запечатлелись события, связанные с личностью хрониста

Эти три автора (Шатлен, Молине и де Ла Марш) остаются на сегодняшний день наиболее изученными, хотя нельзя сказать, что исследованы все аспекты их творчества и деятельности С конца 80-х гг XX в появляются работы, посвященные и другим представителям бургундской историографии Ж дю Клерку, Ж де Энену и А де Монстреле23, в которых ставятся по преимуществу вопросы, связанные с их работой в качестве хронистов

В целом анализ зарубежной историографии позволяет сделать вывод о том, что внимание исследователей сосредоточено на отдельных авторах, а попытки дать обобщающую картину весьма редки и носят общий характер Такой работой по бургундской хронистике является монография М Цингеля24,

21 Millar A Olivier de la Marche and the Court of Burgundy, с 1425-1502 PhD thesis The University of Edmburg 1996, Idem Olivier de La Marche and the Herculean origins of the Burgundians // PCEEB 2001 T 41 P 67-75 См также материалы конференции, проведенной Европейским центром бургундских исследований и посвященной О де Ла Маршу (РСЕЕВ

2003 № 43) и ряд статей Wölfl H La caractensation des personnages dans les Mémoires d'Olivier de La Marche Identification ou description9//Revue des langues Romanes 1993 T 97 P 43-56, Devaux J Le culte du héros chevaleresque dans les «Mémoires» d'Olivier de La Marche // PCEEB 2001 T 41 P 53-66, Emerson С «Tel estât que peust faire le filz aisne légitime de Bourgomgne» Antoine, Great Bastard of Burgundy and Olivier de La Marche // PCEEB 2001 T 41 P 77-87, Eadem «Au commencement de mon eaige et du premier temps que je puis entrer en matière» L'Unité du temps et de l'espace dans le récit de la jeunesse d'Olivier // PCEEB 2003 T 43 P 4553, Morgan DAL «The Resolved Gentleman» Lewis Lewkenor, Olivier de La Marche and the consciousness of Burgundy// PCEEB 2001 T 41 P 89-103

22 Emerson С Olivier de La Marche and the Rhetoric of 15th-century Historiography Woodbridge,

2004

23 Bamer G Jacques Du Clercq und seme «Mémoires» Düsseldorf, 1989, Nève de Roden A -С de Les «Mémoires» de Jean de Hayrnn des «mémoires», un livre // «A l'heure encore de mon escrire» Aspects de la littérature de Bourgogne sous Philippe le Bon et Charles le Téméraire Louvam-la-Neuve, 1997 P 31-52, Thiry С Ville en fête, ville en feu presences de la ville dans les Mémoires de Jean de Haynin//Revue belge de Philologie et d'Histoire 2000 Vol 78 P 423-443, Boucquey D Enguerran de Monstrelet, historien trop longtemps oublie//PCEEB 1991 T 31 P 113-125

24 Zmgel M Frankreich, das Reich und Burgund im Urteil der burgundischen Historiographie des 15 Jahrunderts Sigmaringen, 1995

представившего общий обзор историографии принципата и рассмотревшего взгляды историков на отношения Бургундии с Францией и империей

Хотя в отечественной историографии избранная нами тема не рассматривалась, можно отметить наличие определенного интереса как к истории Бургундии, так и к творчеству французских хронистов25 В настоящее время в связи с обновлением отечественной медиевистики (особенно в области политической истории) появляются работы, посвященные общественно-политической мысли во Франции26 Усилился интерес исследователей к собственно Бургундскому государству и входившим в него регионам27 Обращение к теме двора и репрезентации власти способствовало более пристальному изучению сочинений О де Ла Марша Речь идет о работах Н А

25 См Мелик-Гайказова Н Н Французские хронисты XIV в как историки своего времени М, 1970, Маслов Р А Борьба правительства Людовика XI за герцогство Бургундия на внутриполитической арене Франции // Ученые записки Башкирского университета им 40-летия октября Уфа, 1975, Малинин Ю П Филипп де Коммин и его «Мемуары» // Коммин Ф де Мемуары М , 1986 С 384-437

26 Хачатурян Н А Аристотелевское понятие «гражданин» в комментариях Н Орезма и социальная реальность во Франции XIII-XV вв // От Средних веков к Возрождению Сборник в честь Л М Братиной СПб, 2003 С 19-35, Цатурова С К Священная миссия короля-судии, ее вершители и их статус во Франции XIV-XV вв // Священное тело короля Ритуалы и мифология власти / Отв ред Н А Хачатурян М, 2006 С 78-95, Она же «Король -чиновник, священная особа или осел на троне?» представления об обязанностях короля во Франции XTV-XV вв И Искусство власти Сборник в честь профессора Н А Хачатурян СПб, 2007 С 99-131, Малинин Ю П Общественно-политическая мысль позднесредневековой Франции XIV-XV вв СПб, 2000, Андреев М Л Коммин и Макьявелли К проблеме семантических границ Возрождения // Пятнадцатый век в европейском литературном развитии М, 2001 С 32-51, Доропнна Л Л Представления об идеальном государе во французской мемуаристике эпохи Людовика XI (по «Мемуарам» Филиппа де Коммина) // Средневековый город Межвузовский научный сборник Выл 16 Саратов, 2003 С 145-156, Она же «Наставления Людовика XI» как источник для изучения представлений об идеальном государе во Франции второй половины XV в // Новый век история глазами молодых Саратов, 2003 Выл 1 С 176-186, Крылова Ю П Жоффруа де Ла Тур Ландри «и задумал я написать книгу »//Адам и Ева Альманах тендерной истории М,2003 С 78-102, Она же Представления анжуйского рыцаря XIV века о смерти // Homo Histoncus К 80-летию со дня рождения Ю Л Бессмертного М, 2003 Юн II С 304-314, Елизарова Е Ю Социальные и национально-патриотические взгляды Кристины Пизанской // Вестник Сыктывкарского ун-та Сер 5 История Философия Политология Сыктывкар, 2003 Вып 4 С 49-62, Аникиев М В Предисловие переводчика // Хроники и документы времен Столетней войны СПб , 2005 С 3-32

27 См , например Шатохина-Мордвинцева Г А Нидерланды с древнейших времен до конца XVI века М, 2004, Майзлиш А А Англо-фламандские торговые договоры начала XV века' к вопросу о модели бургундской государственности // Средние века 2007 Вып 68 (3) С 54-79

Хачатурян, посвященных истории бургундского двора28 Особенности творчества Шатлена и Молине стали предметом исследования в статьях Л В Евдокимовой29

Научная новизна исследования. В настоящей диссертации впервые предпринимается попытка комплексного исследования творчества бургундских историков с целью выявить характерные особенности их исторического сознания и политических воззрений До сих пор нет сколько-нибудь значимой работы, в которой эти вопросы рассматривались бы на основе сопоставления данных бургундских хроник Более того, историки XV в часто ускользают из поля зрения исследователей, занимающихся по преимуществу или более ранним периодом, или сосредоточивающихся на гуманистической историографии Поднятые в работе вопросы позволяют, по нашему мнению, частично восполнить этот пробел Кроме того, мы попытались рассмотреть политические взгляды хронистов в тесной связи со становлением официальной идеологии, основные элементы которой нашли отражение в воззрениях герцогов и их чиновников, и в контексте специфики принципата Известную новизну рабоге сообщает систематизация политических взглядов по наиболее важным вопросам (представления о власти государя, ее природе, вопрос о независимости, политическая мифология и репрезентация власти, отношение к городам и городскому сословию) В анализе исторического сознания новизна заключается в попытке показать специфику данного этапа развития исторической мысли в целом при сопоставлении ее с предшествующей эпохой Все поставленные в диссертации вопросы рассматривались также в контексте особенностей

28 Хачатурян Н А Бургундский двор и его властные функции в трактате Оливье де Jla Марша //Двор монарха в средневековой Европе С 121-136, Она же Светские и религиозные мотивы в придворном банкете «Обет фазана» герцога Бургундского в XV в // Королевский двор в политической культуре средневековой Европы / Отв ред Н А Хачатурян М , 2004 С 177199

29 Евдокимова Л В Проза и стихи во французских прозиметрах XV в // Пятнадцатый век в европейском литературном развитии М, 2001 С 290-327, Она же Natura, Ars, Imitatio Образ «совершенного» поэта в произведениях двух великих риториков // Перевод и подражание в литературах Средних веков и Возрождения М,2002 С 381-411

духовной жизни и культуры западноевропейского общества, переживавшего в XV в принципиальные изменения.

Методологическая база исследования. Данное исследование написано с учетом достижений актуального в современной медиевистике направления исторической антропологии Положенный в основу работы текстологический анализ бургундских хроник был подчинен основным принципам этого направления, объектами исследования которого является человек (в его социальной и физической природе), его сознание и духовные ценности Важную роль сыграл социальный подход к явлениям политической и общественной мысли, духовной жизни, т е анализ идей в сопряжении с социальной действительностью Роль сознания в историческом процессе рассматривалась в его сложной структуре

Практическая значимость исследования. Предоставленный диссертацией материал может быть использован при дальнейшем изучении истории общественной мысли, исторической культуры, историописания в Бургундском принципате, во Франции и в Западной Европе, в целом, а также в образовательном процессе при чтении общих и специальных курсов по истории средних веков

Апробация исследования. Диссертация была обсуждена на заседании кафедры истории Средних веков исторического факультета МГУ им М В Ломоносова Основные положения работы были изложены в ряде публикациий, а также в докладе на конференции «Власть, общество и человек в средневековой Европе» (Москва, 2006)

Структура работы. Диссертация состоит из введения, двух глав, заключения и списка источников и литературы

Основные положения диссертации

Во Введении обосновывается выбор темы и ее актуальность, определяются цели и задачи исследования, поясняются хронологические рамки

работы, дается обзор историографии и характеристика источников, формулируются методологические подходы к исследованию и оговаривается его структура

Глава первая посвящена проблемам исторического сознания бургундских хронистов Исторические сочинения занимали особое место в библиотеке герцогов Бургундских, славившихся своей страстью к коллекционированию книг В них они искали примеры для подражания, а также для обоснования своих политических притязаний Поощряя труд различных историков, они способствовали не только появлению многочисленных трудов, прославлявших их деяния, но и оформлению особой группы интеллектуалов-историков в принципате Появление должности официального историка, в конечном счете, стало апогеем такой политики герцогов

Бургундские хронисты являются многочисленной и неоднородной, на первый взгляд, группой людей, отличавшихся по своим профессиональным занятиям (поэты и официальные историографы, государственные деятели и придворные, региональные чиновники и военные, придворные переводчики) В особом разделе главы на основе анализа их сочинений устанавливается факт наличия многообразия связей между ними Далеко не всегда они достаточно четко прослеживаются, тем не менее, определенные указания в текстах их сочинений позволили говорить о том, что бургундские интеллектуалы (среди них были и наши историки), формировали некую общность, непререкаемым авторитетом для которой был Жорж Шатлен

Специальный параграф посвящен проблеме жанров исторических сочинений Весь корпус использованных источников можно поделить на две группы в соответствии с выбором авторов - одни писали хронику (Шатлен, Молине, Монстреле, д'Экуши, Лефевр де Сен-Реми), другие - мемуары (де Ла Марш, дю Клерк и де Энен) Исследование показало наличие заметных отличий как между двумя этими группами, так и внутри каждой из них Хроники, написанные официальными историками Бургундского дома, принадлежавшими к «великим риторикам» («Grands Rhétonqueurs») - направлению во французской

литературе XIV - начала XVI вв - отнюдь не похожи на хронику Монстреле или д'Экуши И дело не только в стиле, хотя он представляет собой одну из существенных особенностей сочинений «великих риториков», стремившихся на античный манер соединить правдивость описания событий с красноречием (в этом они следовали наставлениям Цицерона) В их представлении, официальная история должна быть написана «возвышенным стилем», ибо ее главной задачей является прославление достойных людей и осуждение порочных (тоже античный топос, ставший чрезвычайно популярным среди «великих риториков») Однако не только изысканный слог, но и постоянное «присутствие» автора, размышляющего над событиями и оценивающего их, отличают сочинения Шатлена и Молине от традиционной хроники, примером которой может служить труд Монстреле, ограничивавшегося лишь сухим изложением фактов и немногочисленными отступлениями

Некоторые авторы выбирают жанр мемуаров Они сами озаглавливают так свои сочинения, очевидно, противопоставляя их хроникам официальных историографов Главным отличием, по их мнению, является как раз стиль все они подчеркивают грубость своего языка по сравнению с Шатленом и Молине Этот факт, однако, вовсе не свидетельствует о том, что некоторые из них не были затронуты влиянием риторики. Де Ла Марш, например, апеллируя к «великому Жоржу» и другим «ораторам», пытается тем самым вписаться в представленную ими историографическую традицию Тем не менее, в таких сочинениях присутствует достаточно других отличий большее внимание к собственной жизни, постоянная оценка автором событий с точки зрения личного опыта

Во втором параграфе рассматриваются особенности работы бургундских историков, которые отражают уровень исторического анализа и специфику сознания авторов XV в В то же время, они позволяют отметить основные моменты эволюции хроники, о которой говорилось в предыдущем разделе, и ответить на поставленный выше вопрос о жанрах бургундских исторических сочинений Одним из наиболее важных в этом плане показатетей, на наш

взгляд, является характер и манера использования источников, а также понимание критериев достоверности описываемых событий Хронисты черпали информацию как из письменных источников (сочинений предшественников, официальных документов, сообщений доверенных лиц), так и из устных (информации осведомителей, личных наблюдений) Теперь это выглядело не столько как стремление привести множество версий одного и того же события, чтобы читатель сам выбрал подходящее, или как попытка сослаться на авторитет какого-либо автора, но стремление «столкнуть» разные версии с целью донести до читателя правдивый рассказ о произошедшем При таком подходе возрастает роль самого автора с его собственными воззрениями, пристрастиями, что, как мы пытались показать, также является отличительной чертой изменившейся хроники Впрочем, остаются и вполне традиционные черты, свойственные хронистике. Например, включение в текст копий писем, договоров без какого бы то ни было их анализа

Некоторые мемуаристы видели отличие своего труда от хроники именно в использовании определенного вида источников - только личных наблюдений Зачастую они писали лишь о том, чему сами были свидетелями, поэтому и ограничивались сообщением о событиях, в которых лично участвовали По сравнению с мемуаристом официальный историк должен был описывать все произошедшее Впрочем, все они заботятся о достоверности излагаемого Разнообразие источников и мнений способствовало более правдивому описанию Часто говорить о достоверности того или иного события позволял личный опыт автора Кроме того, судить о том, что правдоподобно, а что нет помогала апелляция к разуму и здравому смыслу Теперь это уже не простая констатация того, что событие невозможно, ибо противоречит нормам морали или идет вразрез с нравственным обликом конкретного человека, например Показательны в этом смысле попытки придворного переводчика Васко да Люцены, основываясь именно на разуме, отмести все вымыслы и басни, которые Средневековье привнесло в историю об Александре Великом Критический подход этого автора к сведениям источников приводит его к

отказу счедовать традиционным средневековым произведениям об Александре и предпочтению сочинений античных историков об этом государе

Отличительной чертой историографии XV в стало характерное для всех аспектов творчества хронистов усиление элементов рационализма Справедливости ради следует сказать, что этот процесс был постепенным, и зачастую его проявления трудноуловимы Отдельные черты рационалистического подхода можно заметить и в более ранние периоды, однако в рассматриваемое столетие меняется и масштаб и контекст анализа, который приобретает секуляризированную форму Рационализируется не только подход историков к пониманию критериев достоверности Он проявится и в объяснении причинности исторических событий Не отказываясь от традиционного поиска причин всего происходящего в Боге, дьяволе или Фортуне, они пытаются дать рациональную, с их точки зрения, и отталкивающуюся от «земных» условий трактовку того или иного события Бог практически не вмешивается в исторический процесс, выступая в качестве некоего нравственного закона Следуя ему или отступая от него, человек сам выбирает свой путь Главным для бургундских авторов является нравственная характеристика человека, ответственного за свою участь Включение в картину мира Фортуны символизировало, в известном смысле, некий отход от дихотомичного взгляда на мир и человека, признание его сложной природы Рассуждения о судьбах государей (гибель добродетельных, по мнению наших авторов, процветание порочных) заставляли их либо признать погибших герцогов Бургундских порочными в соответствии с традиционными представлениями о божественном воздаянии, либо выстраивать сложные конструкции, всячески пытаясь доказать невозможность познания божьей воли Введение в исторический процесс категории случайности, которую символизировала Фортуна, снимало эти проблемы и свидетельствовало о дальнейшей секуляризации и рационализации мысли Пытаясь выйти из ситуации, при которой Фортуна стала выступать как всесильное существо, способное поднять человека на вершины или низвергнуть вниз, бургундские

авторы противопоставляют ее могуществу добродетель человека Иногда их рассуждения можно сравнить с идеями итальянских гуманистов о соотношении человека и Фортуны Но они все же оказываются далеки от четкого постулирования тезиса о способности человека противостоять этой силе

В третьем разделе параграфа рассматривается вопрос о степени выраженности авторской позиции хрониста в его труде Выше уже многократно говорилось, что бургундские исторические сочинения в этом смысле представляют собой значительный шаг вперед в процессе «субъективизации» историописания

Традиционно считается, что бургундские историки чрезвычайно ангажированы и занимаются только прославлением герцогов Анализ хроник и мемуаров позволил в определенной степени скорректировать это неоднозначное утверждение Каждый из рассматриваемых авторов заявляет в прологе о желании писать правду даже против своего господина Любопытно, что это не оказалось голословным заявлением, как можно было бы предположить, приступая к чтению их сочинений, хотя и не сделало их позицию менее ангажированной Напротив, факт их политизации, определяемой принадлежностью к той или иной группе политической элиты, означал их способность критиковать и выступать против политики того или иного герцога, чьи позиции не соответствовали их собственным идеалам и интересам тех людей, которые стояли за ними

Возвращаясь к поставленному выше вопросу о жанрах бургундских исторических сочинений, нам представляется необоснованным резко разделять хронику и мемуары или утверждать, что последние сменяют традиционную форму историописания в рассматриваемую эпоху. Бургундские мемуары далеки от современного представления об этом жанре главным героем является не столько их автор, сколько описываемые им события Более справедливо говорить о том, что изменяется сама хроника, постепенно обретая черты собственно исторического сочинения с анализом и аргументацией, оформлением исследовательской методики

Последний раздел параграфа посвящен представлениям хронистов о назначении истории Средневековая традиция, которая видела главную функцию истории в наставлении в добродетели, особенно ярко проявилась в творчестве бургундских хронистов, получив, однако, дальнейшую разработку «Великие риторики» с их пессимистическим взглядом на мир придавали значение дидактической направленности своих сочинений Видя основной смысл своего труда в восхвалении добродетели и осуждении порока, они призывали государей к самосовершенствованию, ибо их нравственная оценка навсегда останется в памяти людей, пока будут существовать исторические сочинения Иными словами, благодаря истории человек обретал бессмертие Представление бургундских хронистов об истории как наставнице приобретает дополнительный оттенок, который приближает их к новому пониманию этой дисциплины По существу формируется идея об общественном назначении истории, которую особенно ярко выразил Шатлен Он обосновал особое место интеллектуала в обществе, его право выражать свою собственную позицию Эти люди, по мнению историка, предназначены Богом для выполнения особых функций, также как и все другие сословия Причем по своему положению и высокому предназначению они равны дворянам, ибо защищают государя и его подданных, но не со шпагой, а с пером в руке В то же время история начинает мыслиться и как дисциплина, наставляющая не столько в добродетели, сколько в политической мудрости

Заключительный параграф посвящен более общему вопросу о характере бургундской культуры середины - второй половины XV в Анализ особенностей творчества интеллектуалов (историков, государственных деятелей), изучение состава библиотек многих из них позволил сформулировать некоторые предварительные замечания по этому поводу с учетом происходивших изменений в западноевропейском обществе той эпохи - развитие гуманистической культуры Исследование показало, что бургундское общество не было чуждо новым веяниям, появление которых объяснялось не только и не столько контактами с итальянскими государствами, но предполагалось всем

предшествующим развитием общественной мысли во Франции и Бургундии, заключавшимся в рационализации, секуляризации сознания, распространением натуралистических идей Ранний французский гуманизм, не исчезнувший окончательно в ходе потрясений, обрушившихся на королевство, получил дальнейшее развитие и на бургундской почве Хотя он и не был ярко выражен, тем не менее, мы можем наблюдать зарождение и формирование определенных черт нового направления в бургундской культуре особый интерес к культуре античности, подражание древним авторам, востребованность некоторых элементов гражданской этики В данной работе этот вопрос только обозначен, ибо он требует дальнейшего более основательного изучения, связанного с привлечением дополнительных источников

Вторая глава диссертации посвящена политическим взглядам хронистов В первом параграфе рассматривается освещение в бургундских хрониках политического конфликта Франции и Бургундии Политика герцогов, направленная на достижение независимости и создание собственного королевства, нашла различные отклики у бургундских историков Шатлен выступает противником такого развития событий, видя залог процветания и благополучия Бургундии в тесном союзе с Францией (ибо герцогство, по его мнению, это часть королевства) и настаивая на принадлежности герцогов к французскому королевскому дому Сам союз Франции и Бургундии мыслится им в форме традиционных феодальных отношений вассала и сеньора, тес взаимными правами и обязанностями Политика же королей предполагала иное развитие событий, ибо история Франции XV в свидетельствует о торжестве совершенно другой системы отношений подавление королевской властью частного суверенитета сеньоров, превращение всего населения в подданных короля, который теперь предстает как суверен Шатлен, видимо, осознал невозможность реализации своих идеалов Заключительные главы проникнуты пессимизмом в отношении как франко-бургундского сближения, так и самих государей В отличие от официального историографа, де Ла Марш и Молине, пережившие катастрофу при Нанси и французскую агрессию, становятся

апологетами независимости Де Ла Марш, используя в качестве предлога нарушение Людовиком XI условий мирного договора, объявилет герцога сувереном, что освобождает его от принесения ом мажа королю Впоследствии, вместе с юристами Марии Бургундской он доказывает незаконность французской аннексии герцогства Бургундского, отрицая его статус апанажа30, на котором настаивала французская сторона, и подчеркивая право его передачи по женской линии Антифранцузская позиция Молине становится особенно заметной при описании военных действий, последовавших за гибелью Карла Смелого при Нанси Он подчеркивает жестокость французов и стойкое сопротивление бургундцев

Стремление обосновать политическую автономию стимулировало разработку в официальной пропаганде вопроса о власти государя в принципате, что нашло отражение и в исторических сочинениях Сам ход истории определил исключительное внимание к этой проблеме Убийство Жана Бесстрашного приближенными дофина способствовало отдалению Бургундии от Франции и устранению герцогов с внутриполитической арены корояевства Все усилия Филиппа Доброю были нацелены на расширение своих владений и получение политической автономии С другой стороны, территориальная экспансия требовала проведения политики централизации, проходившей в принципате с большими трудностями Основные направления в рефлексиях бургундских мысчителей о статусе герцога заключались в необходимости доказать его независимость от французского короля и императора, чьим вассалом он являлся, обосновать ею притязания на высшую власть в принципате, что выразитесь в представлении о нем как о верховном правителе, призванном защищать «общее благо» подданных, которые, в свою очередь, должны беспрекословно ему подчиняться

В отношении герцогов бургундские хронисты не употребляли обычной для монархов формулы «Божьей милостью», означавшей сакральный характер

30 Апанаж - земли, выделявшиеся из королевского домена младшим сыновьям монарха с усчовием возвращения короне в случае отсутствия наследника мулскш о пола

21

власти, хотя сознательно подчеркивали тезис о происхождении любой власти от Бога Тем не менее, сами герцоги, не будучи коронованы и помазаны, позволяли себе использовать ее в своей титулатуре Анализ текстов хроник все же позволяет говорить об известной непоследовательности как историков, так и самих герцогов Последние не всегда твердо придерживались заявленной позиции и, в частности, не могли полностью отказаться от своих связей с французским королевским домом Древность королевской династии с фактически устоявшимся наследственным принципом передачи власти, ее освященность легендами, связанными с принятием христианства, наличием святых королей, сообщало ей особую благодать, которая, вероятно, должна была частично перейти и к представителям Бургундского дома Принадлежность к такой династии давало герцогам, по мнению хронистов, особые преимущества в отношениях с императором, чья власть была выборной и не являлась наследственной

Реализация претензий на высшую власть в принципате сопряжена с проблемой централизации, ограничения привилегий городов и знати Проведение такой политики раскалывало не только бургундское общество, но и рассматриваемых нами историков В решении этого вопроса обозначилось два подхода Карл Смелый и его советники, основываясь на положениях римского права, выдвинули теорию о высшей власти государя, желание которого есть закон В их идейном арсенале появились концепция о величии государя, идея о том, что он является гарантом «общего блага» Подобная позиция являлась, пожалуй, наиболее важным условием и средством оправдания притязаний государей В этом смысле Карл Смелый во многом шел по тому же пути, что и другие монархи (Франции, Англии), - изменения соотношения частно-правовых и публично-правовых начал своей власти Став герцогом, он принялся проводить политику, которая вызвала негативную реакцию другой группировки, не принимавшей ни принципов новой политической теории, ни методов ее претворения в жизнь Рупором этой части общества стал Шатлен, критиковавший наступления на привилегии знати, чрезмерное участие герцога в

делах государственного управления, усугубление отношений с Францией Другой позиции придерживались дю Клерк, считавший необходимым ограничение судебных привилегий и своеволия крупных сеньоров, и де Ла Марш (не только историк, но и государственный деятель), отмечавший многие позитивные моменты политики герцога, особенно в сфере отправления правосудия

Исключительное внимание О де Ла Марш уделяет тому, что современные исследователи называют политическим театром власти31, когда придворные праздники, торжественные въезды государя в города и другие церемонии, призванные показать блеск, величие власти, ее дистанцию от общества, а, с другой стороны, реализующие своеобразный диалог с ним, являются также одним из средств властвования «Мемуары» де Ла Марша представляют ценный материал для исследования этой проблемы Будучи организатором многих из описанных им торжеств, этот историк и государственный деятель стремился передать с помощью театрализованных представлений основные идеи новой доктрины власти герцога Бургундского - высшей власти в принципате, призванной защищать общее благо

Сочинение де Ла Марша важно и с точки зрения выстраивания им особых мифологических конструкций, с целью доказать древность Бургундского государства и тем самым обосновать его право на независимость Основными составляющими этой политической мифологии стали происхождение первых бургундских королей от Геракла, а также факт крещения бургундского короля задолго до крещения Хлодвига

Изучение хроник позволило обратить внимание на доказательство некоторыми историками факта существования отдельной от французской бургундской «нации» Де Ла Марш подчеркивает разные исторические судьбы французов и бургундцев, их соперничество, героическое прошлое последних, их превосходство над своими противниками, что должно было способствовать

31 Из отечественных работ см, например Двор монарха в средневековой Европе явление, модель, среда / Под ред Н Л Хачатурян М , СПб , 2001, Королевский двор в политической культуре средневековой Европы / Отв ред Н Л Хачат>ряи М,2004

23

оформлению чувства «национальной» (в средневековом понимании этого слова) идентичности. Названные попытки, поставленные самими хронистами в контекст оправдания независимости Бургундии, раскрывают и подчеркивают роль политического и территориального факторов в формировании этно-национальных государств Однако, как следует из нашей работы, появление подобного чувства было запоздалым и относится к периоду, последовавшему за крушением принципата (катализатором этого процесса стала негативная реакция на французскую агрессию)

Специальный раздел главы посвящен персональной характеристике отдельных государей с целью воссоздания образа идеального государя в представлении бургундских историков Таковым в хрониках представлен Филипп Добрый, с правлением которого ассоциируется процветание принципата Карл Смелый, на время правления которого пришлись тяжелые испытания и крушение государства, не получает столь однозначной оценки, ибо многие хронисты отмечают негативные черты в его характере и деятельности Тем не менее, его пороки (скупость, вспыльчивость и др) не затмевают добродетели (справедливость, например), как это происходит в случае с Людовиком XI, выступающим, по мнению хронистов, воплощением порока Шатлен приходит даже к выводу о том, что этот человек не заслуживает права занимать французский трон. Согласно его концепции, другой член королевской семьи должен компенсировать недостатки короля Под этим человеком он подразумевал Карла Смелого, однако тот не оправдал надежды хрониста

Заключительный параграф главы посвящен социальным идеям бургундских историков Материалы хроник дают основание рассматривать их в антитезе рыцарь-буржуа, что связано, в первую очередь, со спецификой принципата с одной стороны, наличием в нем регионов с высоким уровнем урбанизации, где города играли ведущую роль, а с другой стороны, поддержкой герцогами именно дворянского сословия, составлявшего социальную базу их власти (показателен в этом смысле орден Золотого руна, призванный как раз обеспечить связь герцогов с представителями крупных аристократических родов

тех регионов, которые входили в состав принципата) Последнее побуждало хронистов превозносить представителей дворянского сословия, считать его основной военной силой, противопоставлять доблесть и благородство рыцарей порочности и праздности горожан Более того, рассматриваемые нами авторы принадлежали ко второму сословию, что в свою очередь могло определять их позицию Ситуация, однако, не выглядит однозначной Негативное зачастую отношение к представителям городов обуславливается многими факторами Одним из главных, на наш взгляд, был личный опыт каждого автора Шатлен с его собственным стремлением дистанцироваться от городского сословия, из которого он происходил (несмотря на его заявления об обратном), с особым рвением указывал на недостатки выходцев из третьего сословия Де Ла Марш, лично участвовавший в войнах с Гентом и Льежем, не мог дать положительный отзыв о представителях этих мятежных городов Впрочем, панегирики рыцарству не закрывают глаза авторам на недостатки представителей этой социальной группы, поведение которой часто уже не отвечает потребностям времени Кодекс чести, стремление добиться личной славы не может служить оправданием безрассудству рыцарей в сражениях, от исхода которых зависит судьба государства Предательства многих знатных сеньоров уже на другой день после гибели герцога а, с другой стороны, примеры стойкого сопротивления французской агрессии некоторых городов, заставляют хронистов иначе взглянуть на представителей двух сословий отношение к дворянству становится еще более критичным, а в горожанах они теперь видят не только праздных и мятежных подданных герцога, но и тех, кто способен в трудную минуту оказать помощь государю В Заключении подводятся основные итоги исследования Поставленные нами в диссертации задачи были исследованы в контексте актуального в современном историческом знании направления исторической антропологии, учитывая наиболее существенные его черты внимание к человеку, его сознанию, а также изучение проблем сознания и духовной жизни в сопряжении с социальной действительностью

Исследование исторической мысли бургундских хронистов XV в в сопоставлении с более ранним этапом в развитии исторического знания (хронистика Х1-Х1П вв) способствовало выявлению особенностей, присущих этому периоду, когда история становится самостоятельной дисциплиной в системе гуманитарного знания Отражая общий процесс развития культуры и духовной жизни, заключавшийся в постепенной секуляризации сознания, история обращается не столько к откровению и воле Бога, сколько сосредотачивает свое внимание на светской жизни Изменяется исследовательская методика- автор пытается анализировать источники, выделяя из них заслуживающие большего доверия, или, сталкивая многочисленные свидетельства, реконструирует действительное развитие событий, стремится объяснять происходящее законами земного мира, отодвигая на второй план сверхъестественные силы Главным становится принцип рационального объяснения происходящего, основанный на апелляции к разуму, личному опыту Все это стимулировало историка к более активному выражению своих мыслей теперь он не прячется за перечислением фактов, но оценивает их и заявляет о своей собственной позиции Данная субъективизация историописания весьма ярко проявилась в бургундской историографии, что мы наблюдали на материалах хроник Шатлена и Молине, а также зарождающихся мемуаров

Другой характерной чертой является изменение представления о назначении истории Хотя хронисты продолжали рассматривать историю как наставницу, тем не менее, меняется содержание этого понятия, в котором просматривается мысль об ее общественном предназначении Это не только наставление в добродетели История учит политической мудрости, прагматизму, т е поведению, зачастую выходящему за рамки традиционной морали, а также способствует более глубокому постижению действительности В частности, несмотря на то, что героями исторических сочинений продолжают оставаться государи и представители политической элиты, в орбиту внимания хронистов попадают и другие действующие лица, в первую очередь, горожане, которые не

только выступают в качестве мятежных подданных, но и как социальная опора власти государя, когда дворянство не в состоянии выполнять свои непосредственные функции

Важным достижением бургундской историографии является постановка вопроса о месте историка в обществе Шатлен представляет его равным дворянину, ибо одной из его обязанностей становится защита государя и его подданных

Сравнительно многочисленная группа выбранных нами авторов позволила говорить о существовании интеллектуального сообщества (так называемой «бургундской школы»), члены которого, зачастую расходясь в политических пристрастиях, творили в одном культурном пространстве, поддерживая тесные контакты друг с другом Наставником и лидером этого сообщества был Шатлен А связывал их не только фактор принадлежности к Бургундскому принципату, но, как показала наша работа, и следование единым канонам историописания.

Отмеченные в диссертации особенности исторического и политического сознания побудили нас поставить вопрос о зарождении раннего гуманизма в Бургундии Принимая во внимание постепенность и неоднозначность этого процесса, мы не можем не отметить, что в рассматриваемый период сложились необходимые для появления нового типа культуры предпосылки, связанные с секуляризацией сознания, развитием рационализма, весьма яркой выраженностью личной позиции интеллектуалов и ее индивидуализацией Эта проблема выходит за рамки изучения только сознания и требует внимания к конкретно-исторической ситуации (особенностям политического и социально-экономического развития общества) Впрочем, в настоящей работе она только сформулирована и нуждается в дальнейшей разработке с привлечением дополнительных материалов

Исследование политического сознания бургундских авторов отразило слабые стороны принципата политическую раздробленность, узкую социальную базу власти (дворянство), патримониальную природу власти и государственных институтов. Именно эти факторы (а не отличие поколения

Филиппа Доброго и Шатлена, сознававших себя и принципат частью Франции, от поколения Карла Смелого и де Ла Марша, обосновывавших автономию Бургундии, как это иногда представляется в историографии) обусловили и недостаточную артикулированность позиции хронистов, и непоследовательность самих герцогов, которые, с одной стороны, стремятся к обеспечению независимости своих владений, а с другой, не могут отказаться от преимуществ, которые давало происхождение из французского королевского дома Следствием этого явилось отсутствие в течение долгого времени четко выраженной официальной идеологии, а значит, и сознательной политики в области государственного строительства и в отношениях с Францией

Таким образом, сделанные выводы позволяют говорить о более сложной, изобилующей нюансами, картине общественно-политической мысли в Бургундии, чем это подразумевает традиционное однозначное суждение о ней

Основные положения диссертации изложены в следующих публикациях

1 Асейнов Р. М Политическая мифология и проблема самоопределения Бургундии в XV веке // Средние века 2007 Вып 68 (3) С 80-101

2 Асейнов Р М Восстание в Генте 1452-1453 гг в бургундской историографии XV в // Вестник Московского университета Сер 8 История. 2008 №2 С 105-122

3 Асейнов Р М. Образ государя в «Наставлении герцогу Карлу» Ж Шатлена // Власть, общество и человек в Средние века / Отв ред Н А Хачатурян (в печати)

Подписано в печать 13 05 2008 г Печать трафаретная

Заказ №411 Тираж 110экз

Типография «11-й ФОРМАТ» ИНН 7726330900 115230, Москва, Варшавское ш, 36 (495) 975-78-56, (499) 788-78-56 www autoreferat ru

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата исторических наук Асейнов, Ренат Меулетович

Введение

Историография

Источники

Глава 1. Проблема исторического сознания в творчестве бургундских хронистов

§ 1. Историческая культура при дворе герцогов Бургундских 61 Хроника и мемуары: к вопросу о жанре исторического сочинения

§2. Работа историка

Источники и проблема достоверности

Причинность в историческом процессе

Место автора в бургундских исторических сочинениях

Назначение истории

§3. Бургундская культура: традиции и новации

Глава 2. Политические взгляды бургундских хронистов XV в.

§ 1. Политический конфликт Франции и Бургундии в творчестве хронистов

Жорж Шатлен: «верноподданный француз» (leal Francis)

Оливье де Ла Марш и Жан Молине: апология бургундской 201 независимости

§ 2. Представления о власти герцога 216 Идея сакральной власти герцога Бургундского и ее воплощение в пропаганде

Обоснование высшей власти герцога внутри принципата

Идея «общего блага» в бургундской политической мысли

Оливье де JIa Марш и репрезентация власти герцога

Политическая мифология: ее содержание и особенности

§ 3. Государи в бургундских хрониках XV в.

Идеальный государь: Филипп Добрый

Государь противоречивый»: Карл Смелый

Образ врага: Людовик XI

§ 4. Социальные идеи 332 Политика герцогов Бургундских в отношении дворянства и городов

Горожане и рыцари в бургундских хрониках

Введение диссертации2008 год, автореферат по истории, Асейнов, Ренат Меулетович

Бургундское государство, созданное четырьмя герцогами из династии Валуа и просуществовавшее чуть более века, является любопытнейшим феноменом в истории средневековой Европы. Оформившееся в условиях феодальной раздробленности и характерное для этого периода полицентризма, оно являет нам особый вид политического г образования, получивший во французской историографии название Etat princier. Его возникновение обычно связывают с практикой раздачи апанажей младшим детям короля (примеры Берри, Бурбонне и т. д.). Это не было обязательным условием появления принципатов (Бретань, владения графов Фуа и Арманьяка не были апанажами, как и Бургундское герцогство). Отличительной чертой такого вида государственности было наличие практически.всех институтов, необходимых для автономного существования: административного аппарата, армии, системы финансов, суда1. Хотя это не означало его стремления к независимости, в контексте существовавшей задолго до герцогов Валуа тенденции к автономизации (имеется в виду преемственность владений Капетингской династии герцогов Бургундских, обладавших большой степенью самостоятельности, с династией Валуа2) бургундский вариант etat princier стал примером способности при благоприятных условиях достичь высокой степени самостоятельности и претендовать на независимость от французской короны. Не будучи юридически независимым политическим образованием, Бургундский принципат сумел на определенное время занять одно из ведущих мест на политической карте Европы. Разумеется, на взлет принципата большое влияние оказали трудности, переживаемые Французским королевством в связи с тяжелейшим внутренним кризисом, выразившимся во временном* ослаблении королевской власти, а также с событиями Столетней войны. Однако не стоит сбрасывать со счетов и продуманную политику его

1 Leguai A. De la seigneurie й l'Etat. Le Bourbonnais pendant la Guerre de Cent ans. Dijon, 1969. P. 9-10.

2 Leguai A. Les «Etats» princiers en France й la fin du Moyen Age // Annali della Fondazione Italiana per la Storia Amministrativa. 1967. №4. P. 139-140. правителей, этих незаурядных личностей, какими были герцоги Филипп Храбрый, Жан Бесстрашный, Филипп Добрый и Карл Смелый. Не ставя, возможно, перед собой сразу же задачу достижения государственности, они так или иначе смогли намного расширить свои владения, оплотом которых было Бургундское герцогство, как в королевстве, так и на имперском пространстве, что обеспечило в конечном итоге одновременно и слабость и силу их государства. Положение между двумя политическими силами, каковыми были (французский король и германский император, давало возможность лавировать между ними и преследовать свои личные цели. Слабость же заключалась в отсутствии статуса государства. Это объяснялось не только фактом вассальной зависимости от других монархов. Важнейшим моментом явилось отставание принципата в процессе- развития средневековой государственности, который шел по пути от т. н. «дворцового правления» к государству Нового времени (Etat moderne), характеризовавшемуся в том числе выделением из курии сеньора судебного, административного, финансового и других ведомств, заменой личностных связей между сеньором и вассалом оплачиваемой службой* чиновников3. Показателем этого развития становится изменение в соотношении частноправовых и публично-правовых начал в природе центральной власти. Относительно Бургундского принципата справедливее говорить именно об отставании, ибо определенные попытки на этом пути были сделаны герцогами, но на общем с историей Франции отрезке времени они остались весьма робкими. Становление судебных и финансовых ведомств проходило в условиях возрастания полномочий соответствующих департаментов двора, что свидетельствовало о недостаточной эффективности первых и, в конечном итоге, о слабом развитии государственного аппарата в принципате, где была велика роль персонального участия герцога в управлении4.

3 Хачатурян Н. Л. Запретный плод. или Новая жизнь монаршего двора в отечественной медиевистике // Двор монарха в средневековой Европе: явление, модель среда / Под ред. Н. Л. Хачатурян. М.; СПб., 2001. С. 14-16.

4 Хачатурян Н. А. Бургундский двор и его властные функции в трактате Оливье де Ла Марша // Двор монарха в средневековой Европе: явление, модель, среда. С. 126-135.

Не удалось окончательно преодолеть частно-правовые представления о власти герцога. Наличие ярко выраженного личностного компонента в природе герцогской власти при достаточно слабом правовом и институциональном ее оформлении не способствовало становлению государственности. Именно сеньориально-вассальные связи во- многом обуславливали отношения герцогов с их подданными, на них они опирались в проведении политики централизации. Она заключалась, главным образом, в установлении личностных связей с дворянством вновь приобретаемых территорий путем включения представителей крупной аристократии во властную иерархию бургундского двора, избрания их рыцарями ордена Золотого руна. Такая политика, безусловно, заметно сужала социальную базу власти герцогов5. Ибо некоторые наиболее урбанизированные области (Фландрия, например) отличались повышенной4 политической активностью городов, которые играли в них ведущую роль. Сам герцог рассматривался как вассал короля, а многие его подданные владели землями во французских фьефах принципата, что не только придавало определенную двойственность их положению вассалов и короля и герцога, но не позволяло последнему преодолеть укоренившуюся в их сознании идею о необходимости исполнения вассального долга по отношению к французскому королю.

Гетерогенность политического образования, созданного благодаря удачной матримониальной политике и дальнейшей территориальной экспансии, является еще одним проявлением слабости принципата. Объединение различных по уровню экономического и политического развития, не имевших общей этнической основы, провинций, не могло не сказаться на его судьбе. Достаточно автономное в политическом плане существование этих регионов со вполне сложившимися местными органами управления, со своими привилегиями и вольностями, судебными обычаями, с одной стороны, и отсутствие опыта длительного нахождения в составе единого государства, с другой, обуславливало весьма слабые темпы

5 Там же С. 133. централизации в Бургундском принципате. Герцогам пришлось столкнуться с непреодолимыми в течение долгого времени препятствиями в виде провинциальных вольностей. Продолжавшаяся политика завоеваний объяснялась также наличием двух не связанных между собой территориально блоков владений — северного (Пикардия, графства Фландрия, Артуа, Голландия, Зеландия, герцогства Брабант, Гелдерн) и южного (герцогство Бургундия, графства Бургундия, Макон, Осер, впоследствии Эльзас и Лотарингия и другие территории).

Крушение принципата связывают обычно с безрассудством последнего герцога — Карла Смелого, ввязавшегося в якобы ненужные ему и самому государству войны в империи. Однако главную причину неудачи этого политического образования следует искать глубже. В'первую очередь, трудно согласиться с выводом об изначально неверном направлении внешней политики, выбранном Карлом Смелым, ставшим определяющим в характеристике его правления еще со времен Филиппа де Коммина. Корона для него самого и статус самостоятельного государства для его владений не были недостижимой целью, и при более удачном стечении обстоятельств Карл вполне мог бы избежать создания мощной антибургундской коалиции, состоявшей из разных элементов, единственным сближающим фактором которых был страх перед могуществом Бургундского дома. Пресечение верной Бургундскому герцогу ветви анжуйской династии герцогов Лотарингских (Жан Калабрийский и его сын Николя, который умер в 1473 г.) и переход этого важного в стратегическом отношении региона к Рене II, в конечном итоге, заставили Карла захватить Лотарингию. Осада Нейса в 1475 г., с которой начался постепенный закат военной мощи «Великих герцогов Запада», не представляется таким уж опрометчивым поступком. Напротив, удачный исход этого военного предприятия сулил герцогу укрепление связей с имперскими союзниками и рост его авторитета среди других князей, что было необходимо для достижения поставленных им целей - придания статуса королевства своим владениям. Этот город не должен был изначально оказать серьезное сопротивление бургундским войскам (это произошло лишь благодаря вмешательству более могущественных противников герцога среди курфюрстов, не желавших получить серьезного соперника на имперском пространстве)6. Безусловно, нельзя не увидеть и очевидных просчетов в политике последнего герцога, заключавшиеся в неумении трезво оценить ситуацию, в частом отсутствии «дипломатического чутья». В конечном итоге, именно герцогская власть не смогла создать необходимые условия в принципате, которые бы помогли выйти из разразившегося после 1477 г. кризиса, выразившегося в отпадении от него значительной части территорий7.

Несмотря на несостоявшуюся государственность и короткую историю, Бургундский принципат в силу своего специфического характера и положения всегда вызывал особый интерес у исследователей, причем в разных сферах научного поиска, будь то история политическая, экономическая или культурная. В данной работе мы предполагаем обратиться к истории общественно-политической мысли и исторического сознания на основе изучения творчества бургундских хронистов XV века.

История общественно-политической мысли долго не * занимала сколько-нибудь значимого места в исследованиях средневекового общества, даже несмотря на признание еще позитивистами принципа комплексности исторического развития. Усиление внимания к этой сфере научного знания произошло в XX в., однако и на протяжении этого столетия интерес к истории идей изменялся. Начало века ознаменовалось особым вниманием историков к духовной жизни людей, что выразилось в появлении работ, главной темой которых были нравы, сознание и мышление людей той или иной« эпохи8. Важной вехой в развитии интереса к истории мысли явилась школа «Анналов» с ее особым вниманием к проблемам социальной

6 Cauchies J.-M Louis XI et Charles le Hardi De Рёгоппе & Nancy (1468-1477): le conflit Bruxelles, 1996. P. 95102.

7 В этом плане уместно сравнение с Францией, сумевшей преодолеть трудности первой половины XV в., когда государство оказалось на грани утери независимости

8 Работы Й. Хейзингн, Л. Карсавина. См.: Мапинин Ю. П Общественно-политическая мысль позднесредневековой Франции X1V-XV вв. СПб., 2000. С. 4-5. психологии. Но, выступив против господствовавшей в- то время политической истории (по преимуществу нарративной) и сосредоточившись на изучении экономической и социальной истории, представители «Анналов» в.определенной степени сузили проблему. Политическая история, хотя и не забытая ими, все же оказалась практически на обочине их исследовательских интересов. Впрочем, ситуация- изменилась. в> 60-70-е гг. XX в., когда одним из главных направлений исследований становится изучение массового сознания, характерного для-широких слоев населения. В' отечественной же историографии марксизм с установками на преимущественное изучение экономического и социального аспекта истории фактически затормозил процесс изучения духовной жизни и политических идей9. Тем не менее, достижения «Анналов», связанные с вниманием историков этого направления к человеку, его- психологии; отечественной-науки с ее интересом к социальной- истории; успехи социологии и структурализма,- в итоге определили то обновление политической истории, которое во второй половине XX в. дало новый импульс для изучения в том числе и общественно-политической мысли. Одним из важнейших новшеств стал интерес- исследователей к изучению феномена власти и властвования, оформившийся под влиянием работ М. Вебера, Ж. Эллюля, Н. Элиаса и М. Фуко, в которых основное внимание уделялось социологическому анализу условий, средств и принципов осуществления власти10. В истории идей уже больше не видят «только абстракции без реального значения, пустую игру интеллектуалов»11, но признают влияние политической и социальной действительности на сознание людей. В' цитированной выше статье

9 Хачатурян Н. Л. Современная медиевистика России в контексте мировой исторической науки // СВ. Вып. 62. М., 2001. С. 196; Она же. Запретный плод. или Новая жизнь монаршего двора в отечественной медиевистике // Двор монарха в средневековой Европе. С. 7-8.

10 Хачатурян Н. Л. Запретный плод. или Новая жизнь монаршего двора в отечественной медиевистике // Двор монарха в средневековой Европе. С. 9-12. См.: Хачатурян Н. Л. Колесо фортуны. Праздники и будни монаршей власти // Королевский двор в политической культуре средневековой Европы / Отв. ред. Н. Л. Хачатурян. М., 2004. С. 5-12; Она же. Сакральное в человеческом сознании. Загадки и поиски реальности // Священное тело короля: Ритуалы и мифология власти / Отв. ред. Н. А. Хачатурян. М., 2006. С. 5-16 См. также: Ле Гофф Ж. Является ли политическая история по-прежнему становым хребтом истории? // Ле Гофф Ж. Средневековый мир воображаемого. М., 2001. С. 403-424.

11 Сиепёе В. L'histoire de l'dtat en France & la fin du Moyen Age vue par les historiens fransais depuis cent ans // Revue historique. 1964. T. 232. P. 346-347. французского историка Б. Гене, датированной 1964 г., присутствует призыв написать историю идей во Франции, ибо на тот момент автору справедливо казалось, что историки пренебрегают ею. Несмотря' на заметные сдвиги в этом процессе, все же приходится1 констатировать, что по прошествии чуть более четырех десятилетий слова Б. Гене продолжают оставаться актуальными, так как общественно-политическая мысль Франции позднего средневековья (XTV-XV вв.) все еще не настолько глубоко изучена, как,

10 например; история, мысли того же периода в Италии Причиной тому является, то, что среди исследователей этого периода преобладал интерес к проблемам итальянского гуманизма. В' области политической мысли Франция в их глазах уступала Италии.

Переходя непосредственно к теме данной'работы, нужно отметить, что бургундская общественно-политическая мысль также нуждается^ в дальнейшем исследовании, несмотря! на заметные позитивные сдвиги, наметившиеся еще в конце 80-х гг. XX в.

В первую очередь, постараемся объяснить, что именно, мы будем понимаеть под бургундской мыслью, и почему в нашей работе она выделена из французской. Выше уже говорилось об особом положении; Бургундского государства как в самом королевстве, так и на европейской арене в правление герцогов из династии Валуа. Стремление к политической самостоятельности, безусловно, накладывало свой отпечаток и на развитие культуры в принципате, которая все более становилась если не «национальной», то по крайней мере «партийной», выражавшей интересы господствующей династии. Политическая ангажированность мыслителей заставляла их создавать концепции и теории, оправдывавшие политику государей, или рассказывать о деяниях последних в благоприятном свете. Сознавая наличие общей, опиравшейся на христианскую этику, мировоззренческой основы французских и бургундских авторов, нельзя не отметить, что политическая

12 Цатурова С. К. «Король — чиновник, священная особа или осел на троне?»: представления об обязанностях короля во Франции XIV-XV вв. // Искусство власти. Сборник в честь профессора Н. А. Хачатурян. СПб., 2007. С. 99-100. ситуация и задачи, поставленные властью перед ними, различались. Это обусловило несовпадения в их политических взглядах. Именно факт принадлежности к тому или иному из противоборствующих лагерей позволяет выделять особую составляющую французской мысли XV в. — бургундскую политическую мысль. Последняя также не была едина. Мы постараемся в данной'работе отметить те вопросы, по которым наши1 авторы расходились. Именно эти моменты помогут выделить основные направления в бургундской общественно-политической «мысли.

Ставя*перед собой задачу изучения-политического и исторического сознания' бургундских авторов XVb., мы выбрали в качестве основных источников сочинения следующих историков'и государственных деятелей: Ангеррана де Монстреле, Жака дю Клерка; Жоржа Шатлена, Жана Молине, Оливье де Ла Марша. Оценить действительное значение произведений этих авторов историки долгое время не могли, ибр рассматривали их лишь с точки зрения фактического материала, который те могли предоставить. Теперь же в литературе основное внимание уделяется, главным образом, воззрениям авторов этих сочинений, тому, как они реагировали на конкретные события и проблемы окружавшего их мира и как их освещали. Как подметил тот же Бернар Гене: «Проблема больше не в том, были ли в Средние века историки, чье творчество заслуживает изучения. Теперь она состоит в том, чтобы узнать, какими они были, и каким был их труд. .»13.

Нельзя не сказать о трудностях, с которыми сопряжено изучение политических взглядов и исторического сознания бургундских авторов. В первую очередь, это касается формы самих источников: хроники и мемуары отличаются от хорошо организованного политического трактата, автор которого детально и последовательно излагал, свои мысли. Тем не менее, эта задача не представляется невыполнимой. Хотя средневековые историки, как правило, ограничиваются изложением хода событий, они делают

13 Metier d'historien au Moyen Age. Etudes sur l'historiographie medievale / Sous la dir. de B. Guen6e. P., 1977. P. 1. определенные отступления, рассуждая, оценивая события и явления. Иногда они немногословны, но хватает и отдельного эпитета, чтобы понять позицию автора. Специального внимания заслуживают те моменты, когда автор не упоминает о событиях, о которых он не мог не знать, что в некоторой мере отражает его отношение к ним или цели, которые он перед собой ставил. Следует также учитывать и конкретно-историческую обстановку, в которой творил хронист. Все эти моменты в известной степени помогают понять мировоззрение наших авторов.

Политические идеи хронистов формировались не изолированно от всей бургундской общественной мысли: они подвергались влиянию и сами оказывали воздействие на мировоззрение других представителей бургундской элиты, будь то канцлеры герцога или ордена Золотого руна или сами государи. Поэтому в соответствующей главе мы попытались включить идеи хронистов в общий контекст политической мысли в бургундском обществе.

Другой особенностью исследования является тот факт, что рассматриваемые вопросы оказались тесно связаны с проводимой Бургундскими герцогами политикой: часто те или иные идеи, высказываемые на страницах произведений бургундских историков, предстают отражением, реакцией на политический курс герцога. Следствием этого стало особое внимание, уделяемое нами внутренней и внешней политике герцогов Бургундских из династии Валуа.

Наконец, почти все выбранные авторы были не только или даже не столько историками: историописание не являлось их главным делом. Одни были государственными деятелями, другие — поэтами, что не могло не оказывать соответствующего влияния как на их политические воззрения, так и на манеру писать историческое произведение. Если первый аспект, как кажется, не вызывает особых сложностей при исследовании, то второй порождает некоторые трудности, ибо предполагает выход в совершенно иную сферу — историю литературы. Мы не ставили перед собой задачи рассматривать особенности творчества наших авторов с филологической точки зрения, хотя понимаем, что это позволило бы значительно расширить исследовательские возможности. Впрочем, определенные сюжеты все же заставляли нас уделить внимание этим аспектам.

Определяя хронологические рамки нашей работы, мы указали XV век. Это определение достаточно условно. Если обратиться к годам жизни рассматриваемых авторов, то можно было бы определить верхнюю и нижнюю границы исследования как 1390 г. (год рождения Монстреле) и 1508 г. , (год смерти Молине) соответственно. Однако более обоснованным представляется ограничиться периодом 1419-1477 гг., т. е. временем правления двух последних герцогов. Причиной этому является проводимая ими политика, которая уже с самого прихода к власти Филиппа Доброго стала на определенное время антифранцузской. Именно в его правление обозначилась тенденция к приобретению принципатом самостоятельности, активная внешняя политика привела к значительному расширению границ. В официальной идеологии стала намечаться линия к аргументации независимости, хотя она и не стала, как мы увидим, господствующей вплоть до крушения Бургундского государства. Вторая дата, вероятно, не требует специального обоснования, ибо это год гибели Карла Смелого при Нанси. Впрочем, на протяжении нашей работы мы не раз будем выходить за пределы этих временных границ, так как в некоторых случаях потребуется характеристика правления первых герцогов или встанет вопрос об эволюции отношения хронистов к империи.

Историография i

Выше мы отмечали» все возрастающую популярность среди исследователей сюжетов, связанных с историей Бургундского государства. Этот факт определил некоторые трудности в анализе историографии, ибо круг работ, затрагивающих те или иные аспекты его существования, чрезвычайно широк. Различные национальные школы (французская, бельгийская, голландская, немецкая) уделяют этой проблематике повышенное внимание. Отчасти это обусловлено тем, что все они представляют регионы, входившие некогда в состав Бургундского принципата14. В связи с этим мы постараемся рассмотреть интересующие нас работы по проблемному принципу.

Весь комплекс исследований по> истории Франции и Бургундскогопринципата можно разделить на несколько групп в зависимости от проблем, которые в них поднимаются. Особняком стоят общие работы, дающие представления об эпохе, политическом и социальном развитии, о специфике такого государственного образования, каким являлся принципат в классическое средневековье.* Рассмотрение вопросов, поставленных в диссертации, предполагало обращение-к таким фундаментальным работам* в< этой области, как монографии Б. Гене15,,Ф. Контамина16, М:-Т. Карой17, Ж.

Дюби18, К. Бон19. Особое место' принадлежит исследованиям других политических образований на территории- королевства, стремившихся- к

20 автономии: государство герцогов Бурбонских , виконтов Беарна и графов»

21 22 Фуа , герцогов Бретонских . Среди общих работ по истории Бургундии следует назвать сочинение У. Планше23, первое сочинение, посвященное этому вопросу. Однако его основное внимание, что и не удивительно,

14 Важную роль в координации усилий историков разных стран играет созданный во второй половине XX в. Европейский центр бургундских исследований (Centre europeen d'dtudes bourguignonnes), ежегодно проводящий конференции, посвященные различным аспектам бургундской истории. Материалы конференций публикуются.

15 Например: Guenee В. Un meurtre, une societe. L'assassinat du due d'Orleans 23 novembre 1407. P., 1992; Idem. L'Occident aux XIV-XV siecles. Les Etats. P., 1993.

16 Contamine Ph. Guerre, Etat et societe a la fin du Moyen Age. Etudes sur les armees des rois de France 1337-1494. P., 1972; Контамин Ф. Война в Средние века. СПб., 2001.

17 Caron M.-T. La noblesse dans le ducl^ de Bourgogne, 1315-1477. Lille, 1987; Eadem. Noblesse et pouvoir royal en France, Xllle-XVIe stecles. P., 1994.

18 Например: Duby G. Les trois ordres ou Pimaginaire du feodalisme. P., 1978. i 19 Beaune C. Naissance de la nation France. P., 1985.

20 Leguai A. De la seigneurie й Г Etat. Le Bourbonnais pendant la Guerre de Cent ans. См. также статью этого автора об апанажах и самом феномене принципата: Leguai A. Les «Etats» princiers en France a la fin du Moyen Age. P. 133-157; Idem. Fondements et problemes du pouvoir royal en France (autour de 1400) // Das spatmittelalterliche KOnigtum im Europaischen Vergleich. Sigmaringen, 1987. P. 41-58.

2' Tucoo-Chala P. Gaston Febus et la vicomt6 de Beam (1343-1391). Bordeaux, 1959; Barrois D. Jean I, comte d'Armagnac (1305-1373). Son action et son monde // documents.univ-lille3 fr/files/pub/www/recherche/theses/barrois-dominique/litml

22 Jones M. The creation of Brittany. L., 1988; МёгМо1 Ch. de. LMmaginaire du pouvoir й la fin du Moyen Age // Representation, pouvoir et royaut6 й la fin du Moyen Age. P., 1995. P. 65-92.

23 Plancher U. Histoire gdnerale et particuliere de Bourgogne. P., 1974 (r6impr. de l'ed. de Dijon 1739-1781). сосредоточено на политической истории герцогства. Одной из первых работ, посвященных непосредственно герцогам Бургундским из династии Валуа стал многотомный труд М. де Баранта, основанный на тщательном чтении изданных источников24.

Из общих работ следует выделить и новейшую монографию Б.

25

Шнерба «Бургундское государство» , в которой тщательно рассмотрены, все аспекты истории принципата. Автор в то же время отдает дань современным тенденциям в историографии: отдельные главы посвящены проблемам культуры, репрезентации власти (праздникам при бургундском дворе), герцогскому двору.

Для историографии Бургундского принципата всегда был характерен интерес к личностям правителей, что обусловило преобладание биографического жанра. Уже в XIX в. появляется первая работа,:в которой ставится задача осветить деятельность последнего герцога из династии Валуа 26

- Карла Смелого . В дальнейшем биографии правителей станут на долгое время основной формой исследования политической истории принципата27. Однако не все подобные- работы- одинаковы. Монография Д. Бартье, например, стала не только трудом о политической' истории той эпохи. Большое внимание автор уделил становлению мировоззрения герцога, его воспитанию, предвосхищая тем самым последующий интерес исследователей к этим вопросам.

В биографическом* жанре написаны четыре- фундаментальных работы британского историка Р. Воэна, посвященные герцогам Бургундским . Многотомный труд этого автора - это не столько

24 Barante М. de. Histoire des dues de Bourgogne de la maison de Valois, 1364-1477. P., 1837. XIX век стал важной вехой в изучении данной проблематики. Именно в это время появляются многочисленные издания источников по истории принципата, в том числе и хроник. Многие из них с тех пор не переиздавались.

25 Schnerb В. L'Etat bourguignon 1363-1477. P., 1999.

26 Kirk J. F. History of Charles the Bold. L., 1863-1868. 3 vol.

27 Bonenfant P. Philippe le Bon. Bruxelles, 1943; Idem. Philippe le Bon. Sa politique, son action. Bruxelles, 1996; Bartier J. Charles le Temdrairc. Bruxelles, 1944; Calmette J. Les Grands Dues de Bourgogne. P., 1949.

28 Vaughan R. John the Fearless. The Growth of Burgundian Power. L., 1966; Idem. Philip the Good. The Apogee of Burgundy. L., 1970; Idem. Charles the Bold. The last Valois Duke of Burgundy. L., 1973; Idem. Philip the Bold. The Formation of Burgundian State. New York, 1979. Все эти монографии были переизданы (Woodbridge, 2002) с предисловиями М. Вэйла (Филипп Храбрый), Б. Шнерба (Жан Бесстрашный), Г. Смола (Филипп жизнеописания герцогов, сколько первая серьезная попытка проанализировать историю Бургундского государства со времен Филиппа Храброго по 1477 г. На основе широкого круга источников Р. Воэн рассматривает внутреннюю и внешнюю политику герцогов. Однако (и это одно из достижений его работы) он не ограничивается только-событийной и институциональной историей, которые благодаря его труду получили более глубокое исследование. Он уделяет специальное внимание бургундскому двору, библиотеке герцогов, т. е. пытается выйти за пределы только политики. Но эти попытки являются весьма робкими, что выразилось, например, в недостаточном внимании к проблеме политической мысли или бургундской культуре. Тем не менее значение его работ трудно переоценить, ибо они не только дали полную картину политической истории принципата при четырех герцогах29, но-и способствовали росту интереса к бургундской проблематике среди исследователей30.

Что же касается последующих биографий бургундских правителей, о 1 то чаще всего исследователи обращаются к жизни Карла Смелого , что объясняется важностью его правления для конечной судьбы принципата, а также часто стремлением героизировать этого исторического персонажа (это относится в первую очередь к научно-популярным работам).

В новейших биографических работах о герцогах Бургундских , написанных с учетом всех актуальных сюжетов в современной историографии, также нашлось место для анализа представлений герцога и

Добрый) и В. Паравичшш (Карл Смелый), в которых освещена историография вопроса со времени выхода в свет этих сочинений.

29 О Филиппе Добром, например, с тех пор не появилось ни одной сколько-нибудь значимой работы, которая так же подробно охватывала бы весь период его правления.

30 Paravicini W. Introduction to 2002 Edition // Vaughan R. Charles the Bold. The last Valois Duke of Burgundy. Woodbridge, 2002. P. xvii. Доказательством этого стало проведение в 70-х гг. XX в. серии конференций и выставок, посвященных 500-летию важных событий в истории принципата — битвы при Грансоне, Муртене, Нанси, гибель Карла Смелого. См.: Grandson - 1476. Essai d'approche pluridisciplinaire d'une action militaire du XVe stecle. Lausanne, 1976; La bataille de Morat, 1476-1976. Bern, 1976; Cinq-centi£me anniversaire de la bataille de Nancy (1477). Nancy, 1979; Charles le T6m6raire 1433-1477. Exposition organisee й l'occasion du cinquifcme centenaire de samort. Bruxelles, 1977.

31 Paravicini W. Karl der Kuhne. Das Ende des Hauses Burgund. GOttingen, 1976; Brion M. Charles le Tdmdraire. Grand-Due d'Occident. P., 1977; Schelle K. Charles le Tdmdraire. P., 1979 (первое издание - Stuttgart, 1977).

32 См., например: Dubois H. Charles le T&ndraire. P., 2004; Schnerb B. Jean sans Peur. Le prince meurtrier. P., 2005. его ближайшего окружения о власти государя. В первую очередь это относится к биографии Карла Смелого известного французского медиевиста А. Дюбуа. Что же касается фундаментального исследования Б. Шнерба о Жане Бесстрашном, то автор останавливается на таких важных вопросах, как придворная культура, окружение герцога, особое внимание уделяется вопросу обоснования убийства противника Жана Людовика Орлеанского. В* то же время в современной историографии налицо попытка иначе осмыслить деятельность Карла Смел ого,, отойти от зачастую одностороннего взгляда'на этого герцога. Это особенно ярко проявилось в работе бельгийского историка Ж.-М. Коши33. В ней представлен совершенно иной подход к рассмотрению противостояния французского короля и Карла Смелого. Франко-бургундское соперничество, которое традиционно считается центральным сюжетом в историографии Бургундского принципата, не являлось, по мнению автора, приоритетом в политике последнего герцога, отдававшего явное предпочтение имперским делам. Большое внимание в книге уделено реформам Карла Смелого, рассматриваемым с точки зрение приготовления^ к созданию независимого государства. Похожая позиция высказана и в ряде статей Ф. Контамина34.

Интерес в 60-70-х гг. XX в. к просопографическим исследованиям, связанный с обращением к социальной истории и влиянием школы «Анналов» с ее интересом к человеку, затронул и историков, занимавшихся бургундской проблематикой. Судьбы чиновников на службе государства стали предметом исследования в работах Д. Бартье35, П. Кокшоу36, ставящих вопросы о месте этой особой социо-культурной группы в обществе.

Нужно заметить, что исследования бургундской истории органично вписываются, как мы смогли удостовериться на примере приведенных выше

33 Cauchies J.-M. Louis XI et Charles le Hardi.

34 Contamine Ph. La Bourgogne au XV stecle // Idem. Des pouvoirs en France 1300-1500. P., 1992. P. 61-74; Idem. Charles le Тётёгаге fossoyeur et/ou fondateur de l'Etat bourguignon // Ibid. P. 87-98

35 Bartier J. Ldgistes et gens de finances au XV stecle. Les conseillers des dues de Bourgogne Philippe le Bon et Charles le Тётёгате. Bruxelles, 1955.

36 Cockshaw P. Le personnel de la chancellerie de Bourgogne-Flandre sous les dues de Bourgogne de la Maison de Valois (1384-1477). Courtrai-Heule, 1982. монографий, в общий контекст развития исторического знания. Достижения школы «Анналов», обновление политической истории, рассматриваемой теперь в социальном и культурно-психологическом аспекте — все эти моменты нашли отражение в творчестве историков, занимающихся. изучением истории принципата. В первую очередь следует указать на интерес исследователей к человеку, его мировоззрению, сознанию, а также на рост популярности изучения феномена власти, средств ее реализации, частью которых была и политическая пропаганда. Это обусловило обращение историков к духовной жизни людей, культуре, к общественно-политической мысли, к проблеме репрезентации власти государя. Особым моментом стало изучение двора как политического и культурного центра принципата, важного элемента в реализации власти герцога.

Бургундский двор, самый блестящий двор эпохи, не мог не вызвать интереса исследователей. Его организация и структура чрезвычайно важна как для понимания политических идей герцога и его «команды»37, так и для выявления «нематериальных» средств властвования. Работы, посвященные^ проблеме репрезентации власти, представляют немалый интерес в контексте изучения истории идей, ибо смысловая нагрузка придворных праздников, церемоний, придворного этикета проливает свет на многие моменты официальной идеологии и пропаганды38.

Среди работ о культуре и духовной жизни рассматриваемого о "5 Q периода особого внимания заслуживает монография И. Хейзинги . Будучи представителем направления, которое основные усилия сосредоточило на

37 Paravicini W. The Court of the dukes of Burgundy. A Model for Europe? II Princes, Patronage and the Nobility. The Court at the Beginning of the Modern Age c. 1450-1650. Oxford, 1991. P. 69-102; Idem. Structure et fonctionnement de la cour bourguignonne au XV siecle // PCEEB. 1989. T. 29. P. 67-73; Idem. La cour de Bourgogne selon Olivier de La Marche II PCEEB. 2003. T. 43. P. 89-124. См. также: Хачатурян H. А. Бургундский двор и его властные функции в трактате Оливье де Ла Марша. С. 121-136.

38 См. материалы конференции по банкету Фазана: Le Banquet du Faisan. 1454 : l'Occident face au d6fi de 1'Empire ottoman. Arras, 1997; Caron M.-T. Les voeux du Faisan, noblesse en fete, esprit de croisade. Turnhout, 2003; Хачатурян H. А. Светские и религиозные мотивы в придворном банкете «Обет фазана» герцога Бургундского в XV в. // Королевский двор в политической культуре средневековой Европы. С. 177-199. См. также: Soldi Rondinini G, Aspects de vie des cours de France et de Bourgogne par les d6p£ches des ambassadeurs milanais (seconde тоШё du XV Steele) II Adelige Sachkultur des Sptttmittelalters. Wien, 1982. P. 195-214; Pastoureau M. Embldmes et symboles de la Toison d'or II L'Ordre de la Toison d'Or de Philippe le Bon й Philippe Ie Beau (1430-1505). P. 99-106.

39 Хсйзинга Й. Осень средневековья. M., 2002. В Голландии книга вышла в 1919 г. изучении духовной жизни людей, автор попытался сделать эту проблему главной в своем исследовании, обратив внимание на душевный склад людей, затронув также вопросы культуры и общественной мысли.

Большое значение имеют две монографии Ж. Кринена40, ставшие по сути одними из первых работ по французской общественно-политической мысли позднего средневековья. В первой книге автор на основании литературы различных жанров рассматривает представления о государе в наиболее трудный для Франции период - 1380-1440. В итоге, Ж. Кринен констатирует наличие в обществе т. н. «монархической веры». Во второй i монографии историк охватывает более широкий период. Главной темой исследования является становление официальной идеологии королевской власти, целью которой было предельное укрепление позиции монарха. Разумеется, притязания, власти не могли не вызвать отклик в обществе, зачастую негативный. Отсюда особый сюжет — диалог власти и общества.

В' диссертации мы обращались и к классическим работам по истории культуры и сознания Б. Гене41, Ж. Ле Гоффа42.

В плане истории- культуры и общественно-политической мысли необходимо упомянуть одну из основополагающих и вплоть до сегодняшнего дня единственную монографию голландского историка А. Вандерйагта и серию его статей, посвященных политическим идеям в бургундском обществе43. Задействовав многочисленные и разнообразные источники, автор выступил против s утвердившегося благодаря И. Хейзинге мнения о том, что- бургундская культура- была глуха и не восприимчива к новым веяниям, в том числе к достижениям гуманистической мысли, либо

40 Krynen J. Iddal du prince et pouvoir royal en France a la fin du Moyen Age; idem. L'empire du roi. ИёеБ et croyances politiques en France XIII-XV siecle. P., 1993.

41 Например: Guenee B. Entre l'Eglise et l'Etat. Quatre vies de ргёЫз fran9ais a la fin du moyen Age. P., 1987.

42 Lc Goff J. La naissance du Purgatoire. P., 1981.

43 Vanderjagt A. J. «Qui sa vertu anoblist». The Concepts of noblesse and chose publicque in Burgundian Political Thought. Groningen, 1981; Idem. Classical Learning and the Building of Power at the Fifteenth-Century Burgundian Court // Centres of Learning. Learning and Location in Pre-Modern Europe and the Near East. Leiden, 1995. P. 267-277; Idem. Expropriating the Past. Tradition and Innovation in the Use of Texts in Fifteenth-Century Burgundy // Tradition and Innovation in ат Era of Change. Frankfurt-am-Main, 2001. P. 177-201; Idem. The Princely Culture of the Valois Dukes of Burgundy // Princes and Princely Culture 1450-1650. Leiden, 2003. Vol. I. P. 51-79. В настоящее время этим историков готовится монография о бургундских интеллектуалах второй половины XV в., где будут рассмотрены такие личности, как Г. Югоне, Р. де Маркателлис, Г. Фийатр и др. принимала лишь ее внешние формы. Признавая ведущую роль в восприятии новых идей за чиновничеством (в этом он согласен с Д. Бартье44), а не за придворными кругами, историк показал, как причудливо переплетались традиционные представления и новшества в сознании рассматриваемых им мыслителей. Именно* с чиновничеством он связывает распространение в принципате идей- гражданского гуманизма — служения обществу, исполняя свои-непосредственные обязанности, защиту общего блага. Появлению этих идей, по его мнению, способствовали многочисленные переводы сочинений итальянских гуманистов на- французский язык.

Проблемы раннего гуманизма, в Бургундии стали сюжетами и для других исследований45. Особое внимание при этом- уделяется культурным связям принципата с итальянскими государствами46. Зачастую эти вопросы поднимаются применительно к тому или иному представителю бургундской культуры, в,творчестве которого исследователи усматривают черты нового сознания. Показательны в этом смысле работьь о втором канцлере ордена Золотого руна Гийоме Фийатре, в речах которого встречаются сюжеты и приемы, характерные для всех гуманистов эпохи47.

Изучение общественно-политической мысли тесно связано с исследованием проблем официальной идеологии и пропаганды, а также с изучением жизни, карьеры и политических воззрений государственных деятелей, ближайших сподвижников герцогов (их родственников в том

44 Bartier J. Le mdcenat de Charles le Tdmeraire // Cinq-centfeme anniversaire de la bataille de Nancy (1477). Nancy, 1979. P. 51-64.

45 Об этом также см.: Ijsevvijn J. The Coming of Humanism to the Low Countries // Itinerarium Italicum. The Profile of the Italian Renaissance in the Mirror of its European Transformations. Leiden, 1975. P. 193-301.

46 Walsh R. The Coming of Humanism to the Low Countries. Some Italian Influences at the Court of Charles the Bold // Humanistica Lovaniensia. 1976. T. 25. P: 146-197; Idem. Charles the Bold and Italy (1467-1477). Politics and Personnel. Liverpool, 2005.

47 Beltran E. Guillaume Fillastrc (ca. 1400-1473) ёvёque de Verdun, de Toul et de Toumai // Pratique de la culture (Scrite en France au XV steclc. Louvain-la-Neuve, 1995. P. 31-54; Beltran E., Prietzel M. Le second chancelier de l'ordre: Guillaume Fillastre II // L'Ordre de la Toison d'or de Philippe le Bon a Philippe le Beau (1430-1505). Iddal ou reflet d'une socidtd? / dir. P. Cockshaw. Bruxelles, 1996. P. 118-127; Prietzel M. Guillaume Fillastre II, ёуеяие de Toumai. Un prelat et son diocdse au XV Steele H PCEEB. 1998. T. 38. P. 147-158. О раннем французском гуманнзмс см.: Оиу G. Les relations intellectuelles entre la France et I'ltalie a la fin du XIV et au ddbut du XV stecle // Les humanistes et l'Antiqute grecque. P., 1989. P. 79-90; Pons N. L'historiographie chez les premiers humanistes franfais // L'Aube de la Renaissance. Geneve, 1991. P. 103-122; Beltran E. L'humanisme franfais au temps de Charles Vll et Louis XI // Prdludes й la Renaissance. Aspects de la vie intellectuelle en France au XV siecle. P., 1992. P. 123-162. числе48), а также самих государей. Небольшое число монографий по этой проблеме компенсируется обилием статей, посвященных разным аспектам данного вопроса. Например, работы В. Паравичини о канцлере Г. Югоне49, о политических воззрениях Карла Смелого, его представлениях о власти герцога, отраженных в ордонансах отеля50. А. Легэ посвятил ряд статей проблеме взаимоотношений Франции и Бургундии, в которых рассматриваются представления герцогов о том, на каких принципах они должны строиться51.

Политические идеи Карла Смелого1 стали объектом изучения в го статье В. Блокманса , уделившего особое внимание становлению доктрины верховной- власти государя. Любопытны попытки выявить истоки таких представлений в чтении Карлом Смелым исторических произведений таких, со как история Кира Великого . Не меньшее значение имеют и исследования представлений герцогов об истории их владений, попыток обоснования с помощью исторических фактов претензий на автономию54.

Важными, с точки зрения рассмотрения исторического сознания, являются работы., Б. Гене, посвященные средневековой историографии. В монографии «История и историческая культура средневекового Запада»55 изучаются представления средневековых хронистов об истории, ее функциях.

48 Например: Somme М. Isabelle de Portugal, duchesse de Bourgogne. Une femme au pouvoir au XV siecle. Lille, 1998.

49 Paravicini W. Zur Biographie von Guillaume Hugonet, Kanzler Herzog Karls des Kuhnen // Festschrift fur Hermann Heimpel. G6ttingen, 1972. T. 2. S. 443-481; Paravicini A., Paravicini W. L'arsenal intellectuel d'un homme de pouvoir. Les livres de Guillaume Hugonet, chancelier de Bourgogne // Penser le pouvoir au Moyen Age (VIII-XV siecle). Etudes d'histoire et de litterature offertes й Fran?oise Autrand. P., 2000. P. 261-325.

50 Paravicini W. Ordre et regie. Charles le Temeraire en ses ordonnances de l'hotel // CRA1BL 1999. P. 1999. P. 311-359; Idem. «Acquerir sa grace pour le temps advening Les hommes de Charles le Temeraire, prince heritier (1433-1467) // A l'ombre du pouvoir. Les entourages princiers au Moyen Age. Ltege, 2003. P. 361-383.

51 Leguai A. Charles le Tdmeraire face au Roi de France et au royaume de France // Cinq-centieme anniversairc de la bataille de Nancy (1477). Nancy, 1979; Idem. Royaute franqiaise et Etat bourguignon de 1435-1477 // PCEEB. 1992. T. 32. P. 65-75.

52 Blockmans W. «Crisme de leze mageste», les idees politiques de Charles le Tcm£raire // Les Pays-Bas bourguignons. Histoire et institutions. Melanges Andrd Uyttebrouck. Bruxelles, 1996. P. 71-81.

53 Gallet-Guerne D. Vasque de Lucene et la «Cyropedie» й la cour de Bourgogne. Geneve, 1974.

54 Lacaze Y. Le role des traditions dans la gen^se d'un sentiment national au XV sifecle, la Bourgogne de Philippe le Bon // ВЕС. 1971. T. 129. P. 303-385; Leguai A. Charles le Тётёгшге et l'histoire // PCEEB. 1981. T. 21. P. 47-53.

55 Гене Б. История и историческая культура средневекового Запада. М., 2002 (во Франции вышла в 1980 г.). См. также сборник статей по политической истории и средневековой историографии: Guenee В. Politique et histoire au Moyen Age. P., 1981.

Автор останавливается на различиях жанров исторического произведения56, на специфике работы хронистов. Любопытен подход Б. Гене к анализу хроники М.' Пэнтуана57. На основании сочинения этого хрониста (тщательного текстологического анализа) автор пытается исследовать общественное мнение начала XV в., которому Пэнтуан уделяет, по его мнению, большое внимание. Такой подход позволяет также выявить ту группу общества, интересы которой были близки самому Пэнтуану, чьим рупором юн по сути являлся.

Что касается бургундской исторической культуры, то она изучена неравномерно. Среди хронистов XV в. есть личности, пользующиеся неизменной популярностью, чье творчество привлекает внимание историков больше, чем сочинения других. Таковым-является, например, Жорж Шатлен. Безусловно, его значение для литературы той эпохи трудно переоценить. К тому же само творческое наследие этого автора (во всяком'случае по объему) не идет ни в какое сравнение с произведениями, дошедшими от других хронистов (из бургундских хронистов соперничать с ним может, пожалуй, лишь Ж. Молине). Это обусловило, на наш взгляд, пристальное внимание к нему историков.

Первой серьезной попыткой исследования творчества Шатлена можно считать работу К. Урвина58. Сосредоточившись на литературных особенностях его творчества, автор считает Шатлена лучшим поэтом эпохи, в чьем творчестве переплелись традиционные черты, присущие средневековому мировоззрению, и живой интерес к новым культурным веяниям. Автор не так много внимания уделяет самой хронике, хотяг и пытается дать-оценку основным моментам* видения Шатленом политической г ситуации и его отношения'к тем или иным историческим персонажам.

56 Об этом см. также: Guenee В. Histoire et chronique. Nouvelles reflexions sur les genres historiques au Moyen Age // La Chronique et 1'histoire au Moyen Age. P., 1984. P. 3-12.

57 Guenee B. L'opinion publique a la fin du Moyen Age d'aprfes la Chronique de Charles VI du Religieux de Saint-Denis. P., 2002.

58 Urwin K. Georges Chastelain. La vie, les oeuvres. P., 1937.

После Урвина к творчеству Шатлена обращались другие исследователи59, но это были скорее научно-популярные работы, уделявшие основное внимание его жизненному пути.

Двойственность положения Шатлена как и многих других бургундских авторов — поэта и историка — обусловило, на наш взгляд, и различные подходы к изучению его творчества. Масштабность его литературного наследия долгое время-делало (да и в настоящее время. это весьма трудно осуществить) невозможным в одном исследовании задействовать все литературное наследие этого автора. Поэтому в историографии наметилось, как нам кажется, два направления в исследовании творчества Шатлена: анализ его исторических (хроники в основном) и поэтических произведений. При этом акцент в первом случае делается на изучение его политических взглядов; исторического сознания, а во втором случае — на рассмотрение литературных особенностей его творчества. Необходимо отметить, что преимущественными было исследование стиля < Шатлена, принадлежавшего ко второму поколению великих риториков, как мы видели на примере монографии К. Урвина. Лишь в 1980 г. появилась во многом пионерская- работа Ж.-К. Делькло60, положившая начало более активному и комплексному изучению творчества официального историографа герцогов Бургундских. Тщательный анализ хроники позволяет автору монографии поднять вопросы о политических взглядах хрониста, которые он рассматривает в традиционном ключе -отражение соперничества Франции и Бургундии в его творчестве. Делькло — пожалуй; первый автор, поставивший^ под сомнение довод о политической беспристрастности ^ Шатлена, указывая. на несомненный факт политизации' позиции этого хрониста.

59 Hommel L. Chastellain. Bruxelles, 1945; Histoire illustree des lettres franfaises de Belgique. Bruxelles, 1958.

60 Delclos J.-Cl. Lc temoignage de Georges Chastellain. Historiographe de Philippe le Bon et Charles le Tdmdraire. Geneve, 1980. См. также его статью: Delclos J.-Cl. «Je donques, George Chastellain.»: de 1'histoire commandde au jugement personnel // Revue des langues Romanes. 1993. T. 97. P. 75-91.

Изучение хроники Шатлена продолжил британский историк Г. Смол. В монографии и ряде статей61, посвященных жизни и творчеству Шатлена, он попытался вписать фигуру официального историографа в более широкий контекст бургундской придворной культуры. Исследование различных аспектов работы над хроникой (ее источники, время создания, редактирование, ее публика) позволяет автору не только конкретизировать реакцию Шатлена на франко-бургундское соперничество, но и очертить круг бургундских придворных, чьи идеи он разделял - тех, которые отнюдь не жаждали независимости принципата.

Важно отметить, что использование в качестве главного источника только хроники Шатлена, на наш взгляд, несколько сужает проблематику исследований* творчества этого автора. Дополнительные преимущества дают как рассмотрение его многочисленных трактатов, поэтических произведений, так и исследование стилистических особенностей великого риторика62. Попыткой такого подхода, является монография Э. Дуде, посвященная творчеству Ж. Шатлена . В ней основной- акцент как раз перенесен с изучения сочинений хрониста как исторических произведений на их филологический анализ. Шатлен рассматривается* не как историк, а, скорее, как поэт. В связи с этим особое внимание уделяется красноречию, его представлениям о том, как добиться большей убедительности благодаря использованию риторических приемов. Однако такой анализ все же

Small G. Qui a lu la chronique de Georges Chastelain? // A la Cour de Bourgogne. Le due, son entourage, son , train. Tumhout, 1998. P. 115-125; Idem. Chroniqueurs et culture historique au bas Moyen Age // Valenciennes aux XIV et XV sieclcs. Art et Histoire. Valenciennes, 1996. P. 271-296; Idem. George Chastelain and the Shaping of Valois Burgundy. Political and Historical Culture at Court in the Fifteenth Century. Woodbridge, 1997.

62 Wolff H. Histoire et Pedagogie au XV siecle: Georges Chastelain // Culture et pouvoir au temps de l'Humanisme et de la Renaissance. Geneve, P., 1978. P. 51-69; Eadem. Prose historique et rhetorique. Les Chroniques de Chastelain et Molinet // Rl^torique et mis en prose au XV siecle. Milano, 1991 Vol II. P. 87-104; Thiry C. Stylistique et auto-critique: Georges Chastelain et I'«Exposition sur la Verite mal prise» // Recherches sur la littirature du XV siecle. Milano, 1991. P. 101-135; Idem. Les Croy face aux indiciaires bourguignons : Georges Chastelain, Jean Molinet// Et e'est la fin pour quoy sommes ensemble. Hommage a Jean Dufournet. P., 1993. Т. III. P. 1363-1380.

03 Doudet E. Poetique de George Chastelain (1415-1475). Un crista! mucie en un cofirc. P., 2005. См. также: Doudet E. Finis allcgoriae: New perspectives on Allegory in French Medieval Drama (15th-16th Centuries) // http://e.doudet.free.fr/monsite/article.html: Eadem. Un dramaturge et son public au XVe siecle: George Chastelain // http://www.sitm.info/history/Elx/Ponenciespdf/Doudet.pdf оттесняет на второй план исследование политического и исторического сознания Шатлена.

Поле публикации во второй половине 30-х гг. XX в. хроники и других произведений Жана Молине его творчество также стало объектом тщательного изучения, впрочем не такого интенсивного, как его предшественникаШатлена. В, работе Н. Дюпира64 сделана первая попытка рассмотреть все аспекты литературной* деятельности преемника Шатлена. Однако политические идеи хрониста остаются, за рамками исследования. Автор сосредоточился на анализе специфики произведений Молине с филологической точки зрения. С тех пор творчество этого бургундского историка не подвергалось, какому-либо тщательному исследованию вплоть до 80-х гг. XX в. Новый поворот в изучении его произведений связан с работами Ж. Дево65. В ряде статей и монографии этот историк попытался дать всеобъемлющий анализ творчества и воззрений^ Молине, используя не только его хронику, но и другие сочинения (поэмы, трактаты). В его работах, как кажется, более удачно воплотилось намерение синтезировать два подхода к изучению ^великих риториков — как историков, и как поэтов.

Творчество другого бургундского историка и государственного деятеля Оливье де Ла Марша не так хорошо изучено, по сравнению с Шатленом и Молине. Несмотря на то что этот персонаж был чрезвычайно интересен для- исследователей66, его исторический труд долгое время не считался ценным источником из-за особого внимания автора к торжествам, рыцарским турнирам. Поэтому «Мемуарам» пришлось «ждать», когда произойдет такое изменение в объектах исследований, которое позволит по-настоящему оценить их значение. Следует отметить, что конец прошлого > века оказался решающим в этом процессе67. Отмеченный выше интерес историков к новым сюжетам, таким, как тема двора, репрезентации власти ы Dupire N. Jean Molinet. La Vie. Les Oeuvres. P., 1932.

65 Devaux J. La fin du Tdir^raire. ou la memoire d'un prince ternie par l'un des siens // MA. 1989. T. 95. P. 105128; Idem. Jean Molinet, indiciaire bourguignon. P., 1996.

66 Stein H. Etude biographique, litteraire et bibliographique sur Olivier de la Marche. P., 1888; Idem. Nouveaux documents sur Olivier de La Marche et sa famille. Bruxelles, 1926.

67 См.: Queruel D. Olivier de La Marche et «l'espace de l'artifice» // PCEEB. 1994. T 34. P. 55-70. so сделало «Мемуары» де JIa Марша излюбленным источником . Появилась диссертация А. Миллара69, в которой автор основное внимание уделяет жизненному пути и роли де Ла Марша в функционировании герцогского двора. Большое значение в усилении внимания к де Ла Маршу сыграла конференция, проведенная- в 2002 г. Европейским центром бургундских исследований в память о 500-летии со дня - смерти историка70. Материалы конференции достаточно подробно осветили жизнь де Ла Марша, его роль в бургундской политике. Однако проблемы его творчества не были надлежащим образом затронуты. Впрочем, ряд публикаций, как относящихся к конференции, так и появившихся ранее, так или иначе касается этого

V1 вопроса . Шаг вперед был- сделан благодаря появлению монографии К.

72

Эмерсон , в которой автор попыталась вписать творчество де Ла Марша-в контекст всей бургундской риторической школы. Основной идеей стало рассмотрение «Мемуаров» именно как воспоминаний, в которых запечатлелись события, связанные с личностью, хрониста. В связи с этим ставятся вопросы о связях де Ла Марша с францисканцами (учитывая частое их появление на страницах «Мемуаров»). Сочинение рассматривается и как зерцало государя, отмеченное четко выраженной, по мнению автора, дидактической направленностью.

Эти три автора остаются на сегодняшний день более изученными, хотя невозможно сказать, что исследованы все аспекты их творчества и деятельности. С конца 80-х гг. XX в. появляются работы, посвященные и другим представителям бургундской историографии: Ж. дю Клерку , Ж. де

68 См. указанные выше работы по бургундскому двору.

69 Millar A. Olivier de la Marche and the Court of Burgundy, c. 1425-1502. PhD thesis. The University of Edinburg. 1996. См также его статью: Millar A. Olivier de La Marche and the Herculean origins of the Burgundians // PCEEB. 2001. T. 41. P. 67-75.

70 Материалы были опубликованы в очередном выпуске публикаций центра (PCEEB. 2003. № 43).

71 Wolff Н. La caractdrisation des personnages dans les Мётокез d'Olivier de La Marche: Identification ou description? // Revue des langues Romanes. 1993. T. 97. P. 43-56; Devaux J. Le culte du l^ros chevaleresque dans les «Memoires» d'Olivier de La Marche // PCEEB. 2001. T. 41. P. 53-66; Emerson C. «Tel estat que peust faire le filz aisne legitime de Bourgoingne» : Antoine, Great Bastard of Burgundy and Olivier de La Marche // PCEEB. 2001. T. 41. P. 77-87; Morgan D. A. L. «The Resolved Gentleman»: Lewis Lewkenor, Olivier de La Marche and the consciousness of Burgundy// Ibid. P. 89-103.

72 Emerson C. Olivier de La Marche and the Rhetoric of 15th-century Historiography. Woodbridge, 2004.

73 Barner G. Jacques Du Clercq und seine «Memoires». DQsseldorf, 1989.

Энену74, А. де Монстреле75, в которых ставятся по преимуществу вопросы, касающиеся их работы в качестве хронистов.

Анализ зарубежной историографии позволяет сделать вывод о том, что, в целом, внимание исследователей сосредоточено на отдельных авторах, а попытки дать обобщающую картину весьма редкими носят общий характер. Такой работой по бургундской хронистике является монография М. Цингеля , в которой автор представил общий обзор историографии принципата и рассмотрел взгляды историков на отношения Бургундии с Францией и империей.

Изучение творчества бургундских хронистов? XV в. неизбежно приводит исследователей к их сравнению с другими известными историками той эпохи, тем более выходцами из той же среды. Поэтому мы не можем пройти мимо литературы, посвященной Ф. де Коммину. Незаурядность этой личности и специфика его сочинения, давно были отмечены историками, что выразилось и в особой популярности в историографии сюжетов, связанных с ним: Остановимся-на ставших уже классическими работах Ж. Дюфурне и Ж.

НИ

Бланшара. Монография Ж. Дюфурне стала первым фундаментальным исследованием творчества Коммина. В ней помимо прочего автор пытается противопоставить Коммина той бургундской среде, из которой он вышел. Иными словами, показываются отличия мемуариста от бургундских историков, заключающиеся прежде всего в их отношении к политике государей, например, мере следования ими нормам морали, в десакрализации персон государей, свойственной Коммину. Отмечает автор и избрание Коммином нового жанра — мемуаров, создателем которого он считает своего

74 Neve de Roden А.-С. de. Les «Ivtemoires» de Jean de Haynin : des «n^moires», un livre // «А 1'heure encore de mon escrire». Aspects de la literature de Bourgogne sous Philippe le Bon et Charles le Тётёгаке. Louvain-la-Neuve, 1997. P. 31-52.

75 Boucquey D. Enguerran de Monstrelet, historien trop longtemps оиЬНё // PCEEB. 1991. T. 31. P. 113-125.

76 Zingel M. Frankreich, das Reich und Burgund im Urteil der burgundischen Historiographie des 15. Jahrunderts. Sigmaringen, 1995.

77 Dufoumet J. La destruction des Mythes dans les «Мётотез» de Ph. De Commynes. Geneve, 1966. См также сборник статей: Dufoumet J. Philippe de Commynes. Un historien й l'aube des Temps modernes. Bruxelles, 1994. героя78. Среди мотивов, подтолкнувших Коммина к написанию «Мемуаров» и к собственной интерпретации событий, автор отмечает его желание оправдать свой побег из бургундского лагеря к французскому королю.

70

Ж. Бланшар в серии работ о Коммине обращает внимание на несколько особенностей творчества Коммина. Он указывает на сознательное желание автора «Мемуаров», утверждающего идею своей необразованности, дистанцироваться от предшествующей историографической традиции, отождествляемой со школой «великих риториков», к которой» принадлежали Шатлен, Молине. Постоянное и настойчивое желание Коммина, не всегда соответствовавшее действительности (что отмечал уже и Ж. Дюфурне), убедить читателя в своем особом положении при короле призвано, было предоставить большую достоверность описываемым им событиям. Наконец, связь с итальянцами, дипломатические миссии, а также коллизии его собственной жизни оказали? особое влияние на мировоззрение Коммина, основной чертой которого стал прагматизм, а главным мерилом того или иного действия - его польза.

Несмотря^ на большое количество работ, посвященных Коммину, удивительно, что до сих пор не был специально исследован вопрос о его связях с бургундскими хронистами, о том, что их объединяло, тогда как постоянно подчеркиваются только его отличия.

Как было отмечено выше, вопросы политической истории и общественной мысли долгое время не были приоритетными сюжетами в отечественной историографии, что обусловило и незначительное внимание к творчеству бургундских историков. Даже в работах по средневековым

78 Dufournet J. Commynes et l'invention d'un nouveau genre historique: les Memoires // Dufoumet J. Philippe de Commynes. Un historien a l'aube des Temps modernes. Bruxelles, 1994. P. 17-33.

79 Blanchard J. Commynes l'Europeen. L'invention du politique. Gen£ve, 1996; Idem. Nouvelle histoire, nouveaux publics: les Memoires й la fin du Moyen Age // L'histoire et les nouveaux publics dans l'Europe п^1ёуа1е (XIII-XV siecles). P., 1997. P. 41-54; Idem. Commynes on Kingship // War, Government and Power in Late Medieval France. Liverpool, 2000. P. 106-123; Idem. Philippe de Commynes. P., 2006. источниковедению и историографии даются не совсем точные формулировки по отношению к ним и их творчеству80.

Однако творчество французских средневековых хронистов вызывало определенный интерес81. Появлялись и отдельные работы, посвященные Бургундскому принципату. Имеется в виду статьи Р. А. Маслова82, в которых крушение государства герцогов Бургундских предстает как вполне закономерное событие. Рассматривая процесс централизации Франции каю прогрессивный, автор заранее, отказывает такому политическому образованию, как Бургундский принципат в возможности автономного, существования. Особое место в статье занимают рассуждения о позиции бургундских хронистов, представленных во вполне традиционном для* того периода свете - пристрастными, чьей задачей является «реабилитация антифранцузской политики Карла Смелого».

Обновление» политической истории, происходившее под влиянием' указанных выше изменений в подходе к ней .представителей школы «Анналов», коснулось и отечественной науки. Новое толкование понятия» «социальности» призывало теперь видеть не только антагонизм классов, но случаи их компромисса, признавать более широкие социальные связи власти, ее диалог с обществом, сословиями, в том числе с городским сословием и от крестьянством . С другой стороны оживился интерес к темам, долгое время считавшимися заповедными, например, исследования вопросов о дворе монарха.

Важным в плане использования новых подходов в политической истории явилось исследование Н. А. Хачатурян, посвященное сословной

84 монархии во Франции . Рассматривая этот этап в развитии средневековой

80 Люблинская А. Д. Источниковедение истории средних веков. Л., 1955; Вайнштейн О. Л. Западноевропейская средневековая историография. М.-Л., 1964.

81 Мелик-Гайказова Н. H. Французские хронисты XIV в. как историки своего времени. M., 1970.

82 Например: Маслов Р. А. Борьба правительства Людовика XI за герцогство Бургундия на внутриполитической арене Франции // Ученые записки Башкирского университета. Уфа, 1975; Он же. Людовик XI и города Бургундии // Ученые записки Башкирского университета. Уфа, 1974. С. 102-148.

83 Хачатурян Н. А. Запретный плод. или новая жизнь монаршего двора в отечественной медиевистике. С. 9.

84 Хачатурян Н. А. Сословная монархия во Франции X1II-XV вв. М., 1989 государственности в широком контексте изменения социальной природы королевской власти, ее политики в сфере юстиции, налогов и армии, автор обращается и к теоретическому обоснованию легистами прав монарха, что дает любопытную информацию о соотношении теории и реализации этих идей на практике. К безусловным достоинствам монографии следует отнести теоретическую разработку понятия* «сословие», осмысление изменения природы королевской, власти во Франции от частно-правовой к публично-правовой, впервые отмеченное влияние самообороны народных масс на военную практику эпохи и конечную реорганизацию армии.

Интерес к политической истории и истории идей стимулировал обращение историков- к мыслителям рассматриваемой эпохи. В первую очередь стоит выделить работы О' Ф. де Коммине и перевод его «Мемуаров»

85 на русский- язык Ю. П. Малинина , что стало важным моментом для изучения- политической мысли XV столетия. Изучение взглядов Коммина привело1 автора к постановке более- общих вопросов о общественно-политической мысли во- Франции, итогом исследования которой стала монография86. Эта работа является, пожалуй, единственной .в историографии, в которой была предпринята попытка осуществить синтез основных идей, присущих общественной мысли позднесредневековой Франции. На широкой источниковой базе, в которой впервые в отечественной историографии нашлось достойное место бургундским хронистам таким, как Шатлен, Молине и де Ла Марш, автор показывает эволюцию этических, социальных и политических идей, зарождение новых направлений (рационалистического и натуралистического) общественно-политической мысли. Однако исследование политических идей идет в традиционном русле рассмотрения представлений о королевской власти; ее полномочий и прав.

85 Малинин Ю. П. Филипп де Коммин и его «Мемуары» // Коммин Ф. де. Мемуары. M., 1986. С. 384-437.

86 Малинин Ю. П. Общественно-политическая мысль позднесредневековой Франции XIV-XV вв. СПб., 2000. См. также статьи: Малинин Ю. П. Общественная мысль Франции XV в. и античная культура // Античное наследие в культуре Возрождения. M., 1984. С. 131-135; Он же. Рыцарская этика в позднесредневековой Франции (XIV-XV вв.) // СВ. Вып. 55. М., 1992. С. 195-213; Он же. Средневековый «дух совета» // Одиссей 1992. M., 1994. С. 176-192.

О J

В последнее время возрос интерес не только к Коммину , но и к другим французским позднесредневековым авторам: Н. Орем, Ж. де Да Тур Ландри, Кристина Пизанская88 и другие. С точки зрения изучения политических идей следует указать статью Н. А. Хачатурян о понятии «гражданин» в творчестве Н. Орема. Рассмотрение взглядов этого выдающегося интеллектуала второй половины XIV в. на основе его комментариев к выполненному им же переводу «Политики» Аристотеля выявило не только представления о гражданине (что само по себе достойно особого внимания) — человеке, обладающем с незапамятных времен богатством и наследственным благородством, участвующем в делах управления или имеющем на это право. Иными словами, под гражданами он понимал представителей привилегированных сословий. Любопытны его взгляды на лучшее политическое устройство, которое он видит в монархии, причем королевская власть, призванная заботиться- об общем благе (мыслитель уделяет особое внимание ее пониманию как службы), ограничивается в его концепции законами, основанными на разуме и праве. Важным в плане изучения политической истории и общественной мысли on явилась монография С. К. Цатуровой . Рассматривая становление и деятельность корпорации парламентских чиновников, автор указывает на ее роль в укреплении публично-правового характера королевской власти. В то же время особого внимания удостаивается мировоззрение чиновников —

87 См.: Андреев М. Л Коммин и Макьявелли. К проблеме семантических границ Возрождения // Пятнадцатый век в европейском литературном развитии. M., 2001. С. 32-51; Доронина Л. Л. Представления об идеальном государе во французской мемуаристике эпохи Людовика XI (по «Мемуарам» Филиппа де Коммина) // Средневековый город. Межвузовский научный сборник. Вып. 16. Саратов, 2003. С. 145-156; Она же. «Наставления Людовика XI» как источник для изучения представлений об идеальном государе во Франции второй половины XV в. // Новый век: история глазами молодых. Саратов, 2003. Вып. 1. С. 176-186.

88 Хачатурян Н А. Аристотелевское понятие «гражданин» в комментариях Н. Орезма и социальная реальность во Франции XIII-XV вв. // От Средних веков к Возрождению: Сборник в честь Л. M. Брагиной. СПб., 2003. С. 19-35; Крылова Ю. П. Жоффруа де Ла Тур Ландри: «и задумал я написать книгу.» // Адам и Ева Альманах тендерной истории. M , 2003. С. 78-102; Она же. Представления анжуйского рыцаря XIV века о смерти // Homo Historicus. К 80-летию со дня рождения Ю. Л. Бессмертного. М., 2003. Кн. II. С. 304-314; Елизарова Е. Ю Социальные и национально-патриотические взгляды Кристины Пизанской // Вестник Сыктывкарского ун-та. Сер. 5: История. Философия. Политология. Сыктывкар, 2003. Вып 4. С. 49-62 См также перевод M. В. Аникиева хроник и документов периода Столетней войны, снабженный предисловием переводчика, в котором особое внимание уделяется биографическим сведениям об авторах переводимых хроник и их авторскому стилю (Хроники и документы времен Столетней войны. СПб., 2005).

8 Цатурова С. К Офицеры власти. Парижский Парламент в первой трети XV века. M., 2002. появление в их среде стремления- к самоидентификации. Обращается автор и к проблеме раннего французского гуманизма, идеи- которого (в особенности гражданская этика) были востребованы именно в среде чиновничества.

Представления современников о государе, его полномочиях и обязанностях стали объектом изучения, в статьях С. К. Цатуровой90, где в качестве источников фигурируют сочинения многих мыслителей таких, как Кристина-Пизанская, Жан Жувеналь, Филипп де Мезьер и другие. Признавая различие в социальной, принадлежности этих людей, автор приходит к выводу, что все они воспринимали короля как «общественную власть», призванную заботиться об общем благе, государственном интересе. В то же время такие рассуждения вызвали появление в определенных кругах, прежде всего у чиновничества, идеи о короле, как, о временном пользователе королевства.

Усилился интерес исследователей к самому Бургундскому государству трегионам, входившим в него91.

Что* же касается изучения самих- бургундских авторов, то здесь также произошли- существенные изменения. Выше уже отмечалось, что их сочинения стали одним и из основных источников в монографии Ю. П. Малинина. Обращение к теме двора и репрезентации власти способствовало более пристальному обращению к сочинениям О. де Ла Марша. Речь идет о работах Н. А. Хачатурян, посвященных истории бургундского двора92. В первой статье, использовав, трактат де Ла Марша, являвшийся протоколом организационного устройства и норм жизни двора, автор оценила роль последнего в качестве публичного института. Анализ позволил автору

90 Цатурова С. К. Священная миссия короля-судии, ее вершители и,их статус во Франции XIV-XV вв. // Священное тело короля: Ритуалы и мифология власти. М., 2006. С. 78-95; Она же. «Король - чиновник, священная особа или осел на троне?»: представления об обязанностях короля во Франции XIV-XV вв. С. 99131.

91 См., например: Шатохина-Мордвинцева Г. А. Нидерланды с древнейших времен до конца XVI века. М., 2004; Майзлиш А. А. Англо-фламандские торговые договоры начала XV века: к вопросу о модели бургундской государственности // СВ. 2007. Вып. 68 (3). С. 54-79.

92 Хачатурян Н. А. Бургундский двор и его властные функции в трактате Оливье де Ла Марша // Двор монарха в средневековой Европе. С. 121-136; Она же. Светские и религиозные мотивы в придворном банкете «Обет фазана» герцога Бургундского в XV в. // Королевский двор в политической культуре средневековой Европы. С. 177-199. показать выраженный патримониально-феодальный характер политического устройства принципата и исключительную роль в связи с этим личной власти герцога. В второй статье автор рассмотрела тему придворного праздника «Обет фазана» по материалам Оливье де Ла Марша в контексте проблемы репрезентации власти герцога. Церемония демонстрировала, по* мнению автора; причудливое сочетание традиционных и обновленных форм в духовной и политической жизни принципата: подчеркнуто секуляризированная процедура и политические цели религиозного праздника; публичные и личностные, сеньориально-вассальные начала в общественных связях.

Нельзя не упомянуть в связи с изучением творчества бургундских авторов и работы, в которых оно рассматривается с точки зрения истории литературы. В, первую очередь речь идет о статьях Л. В. Евдокимовой93, в которых исследуются вопросы стилистики произведений «великих риториков» Шатлена и Молине, а также взгляды первого по поводу совершенного поэта.

Источники

Исторические сочинения бургундских авторов стали основными источниками при написании данной работы. Эти хроники и мемуары отнюдь не являются равнозначным нарративным материалом в плане предоставляемой ими информации. Они различаются хронологическими рамками отображаемых событий. Некоторые охватывают первую половину эпохи правления герцогов Бургундских из династии Валуа (например, А. де Монстреле), авторы других хроник сосредоточивают свое внимание на правлении одного герцога (Ж. дю Клерк). Официальная история Бургундского1 дома, написанная Шатленом и продолженная Молине, начинается с 1419 г. и доходит до 1506 г. Рассматриваемые сочинения

93 Евдокимова Л. В. Проза и стихи во французских прозиметрах XV в. // Пятнадцатый век в европейском литературном развитии. С. 290-327; Она же. Natura, Ars, Imitatio. Образ «совершенного» поэта в произведениях двух великих риториков // Перевод и подражание в литературах Средних веков и Возрождения. М., 2002. С. 381-411. написаны в разных жанрах. Одни авторы пишут хронику, другие выбирают новый жанр — мемуары. Выбранный жанр определил особый авторский стиль, в том числе и степень выраженности позиции самого автора по поводу описываемых событий. При выборе источников главным критерием служил следующий принцип: насколько та или иная хроника способна дать представление о политических взглядах и историческом сознании ее автора. В"' связи с этим- нами был взят блок- хроник, которые можно разделить, на несколько категорий. Первую составили сочинения официальных историков Бургундского дома Ж. Шатлена и Ж. Молине, а также двух государственных деятелей О. де Ла Марша и Ж. дю Клерка. Произведения именно этих авторов, дают наиболее ценную информацию по поставленным нами вопросам. Менее значимы в плане исследования политической мысли в Бургундском принципате хроники А. де Монстреле, М. д'Экуши и мемуары , Ж.де Энена. С точки же зрения исследования исторического сознания этих авторов и их представлений о работе историка, можно сразу говорить об определенных различиях в подходе к этому вопросу между первой группой историков (к ним можно теперь добавить и де Энена) и второй. Ибо понимание ими задач историка обусловило их подход к написанию своих сочинений и, как следствие, информативность последних по проблеме воззрений самих авторов.

Среди многих факторов, повлиявших на становление мировоззрения наших авторов, особое место принадлежит их жизненному пути. В связи с этим остановимся, на некоторых данных биографий бургундских историков. Нужно сразу оговориться, что мы не можем с равной степенью подробности говорить о каждом авторе. Это-обуславливается как теми сведениями (часто достаточно скупыми), которые он' готов предоставить о себе на-страницах своего сочинения, так и степенью известности и изученности его творчества. В нашей работе при описании жизненного пути авторов мы использовали эти возможности, поэтому биографии, например, Шатлена, новые сведения о котором стали известны в 90-е гг. XX в., и Оливье де Ла Марша, в

Мемуарах» которого можно найти достаточно много сведений о его жизни, занимают в этой главе больше места, чем- биографии других бургундских историков.

Жорж Шатлен родился в 1415 г.94, возможно, в графстве Алост, как он сам утверждает на страницах своей хроники. По матери, Марии де Мамин (Marie van Masmines), он принадлежал к знатной фламандской семье де Мамин, а по отцу, Яну Кастелену (Jan Castelain), происходил из среды богатого бюргерства Гента, что однако не помешало' ему влиться в. ряды бургундской знати, разделять ее настроения и предубеждения. Отчасти этому способствовала политическая, позиция цеха, перевозчиков, к которому принадлежала семья Шатлена: во всех конфликтах Гента с герцогами Бургундскими его члены были лояльны по отношению к власти. В своих сочинениях Шатлен мало говорит о себе, своем детстве. Йорис Кастелен будущий Жорж Шатлен) был старшим из четырех детей в семье. Безусловно, именно с ним были связаны надежды на продолжение семейного дела Кастеленов-Мамин. Этим объяснялось, вероятно, и желание дать ему лучшее образование. Важной вехой в жизни будущего историографа была его учеба в университете Лувена, где он изучал грамматику и' риторику, возможно, под руководством Антуана Анерона. Последний считается одной из ключевых фигур в распространении гуманистических идей в Нидерландах95. Кроме того, именно он вскоре станет наставником графа Шароле - сына Филиппа Доброго. Учеба в Лувенском университете открывала дорогу для дальнейшего продвижения в вверх по социальной лестнице. И пример Антуана Анерона в этом смысле показателен. Ибо он до конца жизни будет пользоваться поддержкой герцога и занимать важные посты в герцогском совете. Сам университет был создан с целью взращивать

94 Подробнее о жизни Шатлена см.: Notice sur la vie et les ouvragcs de Georges Chastellain // Chastellain G. Oeuvres / Ed. J. Kervyn de Lettenhove. Bruxelles, 1863-1866. Vol. I; Urwin K. Georges Chastelain. La vie, les oeuvres; Hommel L. Chastellain. Более новые данные о жизни историка, ставшие известными благодаря изучению архивных материалов, приведены в монографии британского исследователя Г. Смола: Small G. Georges Chastelain and the Shaping of Valois Burgundy. Political and Historical Culture at Court in the Fifteenth Century.

95 Ijsewin J. The Coming of Humanism to the Low Countries. P. 218-219. кадры для разраставшегося государственного аппарата. После окончания университета Шатлен участвует в военных кампаниях Филиппа Доброго, становится оруженосцем (escuyer). Однако его военный опыт ограничивается более коротким периодом времени, чем масштабы событий, которые автор пытается отразить в своих сочинениях. Он возвращается в Гент, где пробует наладить торговую деятельность, но терпит крах в 1440 г. После этого, воспользовавшись установленным в результате Аррасского договора миром между французским королем и герцогом, он покидает владения герцога Бургундского и направляется ко двору Карла VII. Находясь в окружении советника короля и сенешаля Нормандии Пьера де Брезе96, он участвует в посольствах к Филиппу Доброму.

Возвратившись в 1444 г. во Фландрию, Шатлен переходит на службу к герцогу Бургундскому и становится в 1446 г. хлебодаром. Однако его служба не ограничивается рамками бургундского двора. Он выполняет также различные дипломатические поручения Филиппа Доброго.

25 июня 1455 г. Шатлен становится официальным историографом герцога Бургундского: ему определяется- жалование в 36 су в день (657 ливров в год), сумма равная той, которую платили советникам * герцога и камергерам, и резиденция в Валансьене для того, чтобы он в форме хроники описал события достойные памяти, как уже свершившиеся, так и те, что произойдут в будущем.

Став официальным историком, Шатлен не оставил и дипломатическую службу: в 1455 г. он совершает посольства к королю, в Бретань и другие регионы Франции97, в 1459 г. снова посещает Париж98. Вершиной его придворной карьеры станет назначение советником герцога. Причем это будет не номинальная должность: Шатлен будет участвовать в заседаниях совета, однако постепенно возрастающий масштаб хроники заставит его сосредоточиться главным образом на выполнении своих

96 Дружба между Шатленом и Пьером де Брезе продлится долгие годы вплоть до смерти последнего. Будучи при французском дворе, Шатлен познакомится также с историком Жаном Кастелем.

97 Urwm К. Georges Chastelain. P. 160-172.

98 Small G. George Chastelain and the Shaping of Valois Burgundy. P. 67. обязанностей официального историографа. И с 1464 г. он окончательно переберется в Валансьен".

В 1473 г. Карл Смелый, высоко оценивая заслуги Шатлена перед Бургундским домом, произведет историка в рыцари.

Работа над хроникой с этого момента будет занимать все его время. До последнего дня он работал над ней: собирал информацию об осаде Нейса - последнем эпизоде в истории Бургундского принципата, свидетелем которого он был. Шатлена не стало 13 февраля (по другим данным, 20 марта) 1475 г.

Хроника» Шатлена100 является одним из важнейших источников нашей работы. Ее значимость определяется как изначально задуманным официальным характером, что обеспечило всесторонний охват событий в этом сочинении, так и особым авторским подходом к написанию, позволяющим не только узнавать о том или ином* историческом факте, но и видеть реакцию самого Шатлена. Историк, следуя своим представлениям о том, какова должна быть официальная хроника, пытается дать подробный анализ важнейших, по его мнению, событий, свершившихся не только в Бургундском принципате или в королевстве, но также относящихся к другим государствам. С другой стороны, за перечислением событий скрывается незаурядная личность автора хроники, который часто готов поделиться с читателем своими размышлениями, оценками. Таким образом, с точки зрения изучения общественной мысли трудно переоценить значение этого источника.

Хроника, разделенная на семь книг, охватывает достаточно продолжительный период времени - с 1419' г., убийства герцога Жана Бесстрашного, по 1470 г. Однако по разным причинам до нас дошла лишь малая часть. Единственное на сегодняшний день полное издание трудов Шатлена не всегда представляет читателю верное представление о

99 Ibid. Р. 69-86.

0° Chastellain G. GEuvres. Vol. I-V; Chastellain G. Chronique: les fragments du Livre IV r6v616s par I'Additional manuscript 54156 de la British Library / Ed. J.-Cl. Delclos Geneve, 1991 (далее - Chastellain G. Chronique / Ed. J.-Cl. Delclos). сохранности хроники. Позднейшие исследования показали, что некоторые ее части не принадлежат перу историка101. В итоге, в издании хроники можно выделить несколько частей, написанных самим Шатленом. Это периоды 1419-1422, 1430-1431, 1454-1462, 1466, 1467-1468, 1470102. Остальные страницы, к сожалению, написаны не официальным историком. Например, достаточно подробное описание войны с Гентом 1452-1453 гг.103 Этот отрывок был ошибочно отнесен к хронике, тогда как является частью «Книги деяний1 доброго- рыцаря Жака де Лалена», которая, также долгое время считалась одной-из, работ Шатлена и была опубликована в восьмом томе его сочинений104. Вопросы о периодизации работы, над хроникой;, ее сохранности, состоянии, манускриптов достаточно хорошо освещены в литературе105, поэтому останавливаться на этих проблемах подробно не имеет смысла. Тем не менее стоит сказать, что, вполне вероятно, Шатленом было написано гораздо больше, чем дошло до сегодняшнего дня. Дело в том, что Жан Молине, преемник Шатлена на посту официального историка Бургундского дома, указывает сюжеты, над которыми работал его-предшественник, и отмечает состояние хроники к моменту его смерти. Среди подвигов и знаменательных поступков, совершенных Карлом- Смелым, описанных, по словам Молине, в. хронике Шатлена, есть и те, которые относятся к периоду после 1470 г.106 К тому же как объяснить тот факт, что Молине именно с 1474 г. начал свою собственную хронику? Вероятно, он был знаком с утерянными страницами. На их существование указывают и частые ссылки самого автора на некие тома, книги, работы, написанные им, в

101 Например: Small G. George Chastelain and the Shaping of Valois Burgundy. P. 128:

102 Chastellain G. CEuvres. Vol. I. P. 1-348; Vol. II. P. 5-220; Vol. Ill: P.- 5-49; Chronique / Ed. J.-Cl. Delclos. P. 325-327; CEuvres. Vol. III. P. 50-229; Chronique / Ed. J.-Cl. Delclos. P. 29-111; CEuvres. Vol. III. P. 230-445; Chronique / Ed. J.-Cl. Delclos. P. 329-330; CEuvres. Vol. III. P. 445-490; Chronique / Ed. J.-Cl. Delclos. P. 121-323; CEuvres. Vol. IV. P. 5-498; Vol. V. 5-508.

103 Chastellain G. CEuvres. Vol. II. P. 221-390.

104 Le Livre des faits du bon chevalier messire Jacques de Lalaing // Ibid. Vol. VIII. P. 1-255. Последние исследования показали, что это сочинение написано гербовым королем ордена Золотого руна и хронистом Жаном Лефевром де Сен-Реми (Gaucher Е. Le Livre des Faits de Jacques de Lalaing. Texte et image // MA. 1989. T. 95. P. 503).

105 См. например: Delclos J.-Cl. Le temoignage de Georges Chastellain. Historiographe de Philippe le Bon et Charles le Temdraire. P. 53-82; Small G. George Chastelain and the Shaping of Valois Burgundy. P. 128-161.

106 Molinet J. Chroniques. Vol. I. P. 171-172. которых более подробно говорится о том или ином сюжете, упомянутом им в дошедших до нас отрывках («как вы могли увидеть в пятой книге», «подробный рассказ об этом находится в другой книге», «как было

107 рассказано об этом в предыдущем томе» и т. д.) . Все это указывает на возможное существование гораздо более- полной версии хроники, чем та, которая сейчас перед нами. К сожалению, до сих пор эти ее ■ части не найдены. Что же касается состояния труда Шатлена, то Молине видит одну из своих задач в систематизации многочисленных разрозненных листов,

1ПЯ написанных Шатленом и оставленных им в беспорядочном состоянии . Пожалуй, это как нельзя лучше демонстрирует нам стиль работы историка над своим сочинением. Видимо, написание хроники часто шло не в хронологическом порядке, он мог писать различные отрывки, возвращаться к уже написанным, вносить определенные изменения. Этим также может объясняться наличие многочисленных лакун в тексте.

Относительно судьбы хроники можно говорить об ее относительном успехе в среде бургундской знати Нидерландов в период господства Габсбургов109. Новая династия придавала особое значение исторической аргументации своих прав на земли Бургундского дома. Поэтому неслучайно, что сочинения бургундских историков пользовались популярностью. Известно, что Маргарита Австрийская заказала для себя копию хроники Шатлена. Не только она, но и многочисленные представители аристократических родов, сохранивших верность наследникам Карла Смелого, интересовались сочинением Шатлена, ибо в нем, как и в трудах других хронистов, можно было узнать историю своих семей, их заслуги перед Бургундским домом.

В данном разделе мы не будем подробно* останавливаться на характеристике хроники Шатлена, также как сочинений других

107 Например: Chastellain G. CEuvres. Vol. IV. P. 68,425; Vol. V. P. 60.

108 Molinet J. Chronique Vol. II. P. 594.

109 Подробнее см.: Small G. Qui a lu la chronique de Georges Chastelain? // A la Cour de Bourgogne. Le due, son entourage, son train. Tumhout, 1998. P. 115-125. рассматриваемых нами историков, так как все вопросы, связанные с работой над хрониками и мемуарами, будут исследованы в соответствующей главе.

Не только хроника, но и другие сочинения Шатлена вызывают интерес историков. Ибо невозможно понять автора без привлечения всей совокупности его трудов. Зачастую они писались одновременно с хроникой, в некоторой степени выступая даже как ее продолжение. В этих произведениях Шатлен мог более подробно останавливаться на интересующих его вопросах, свободнее высказывать свое собственное мнение, тогда как официальная история диктовала свои рамки, являясь памятью целой общности, а не одного автора. Мы старались привлечь как можно больше таких работ. Однако они также могут быть дифференцированы по своей значимости для-поставленных нами вопросов. Наибольший интерес, как кажется, представляют трактаты Шатлена, посвященные двум герцогам Бургундским («О великих деяниях герцога Филиппа»110 и, «Обращение к герцогу Карлу»111), а также «Объяснение плохо

IJ2 понятой истины» . Подробнее об этих сочинениях будет сказано в последующих главах.

Жан Молине113 — второй официальный историк Бургундского дома — родился в 1435 г. в Девре, что в графстве Булонь. С 1450 по 1454 гг. он учился в Парижском университете. В дальнейшем именно с Парижем будут связаны его лучшие воспоминания. Для Молине характерен пиетет перед городом, который представляется ему в качестве места возможного расположения «земного рая». Именно так («Земной рай») названа одна из глав хроники, в которой он выступает с панегириком Парижу, где процветают науки114. Несколько лет после завершения обучения в университете Молине провел в Париже. Именно там он< впервые встретился с герцогом Бургундским Филиппом-Добрым. Это произошло в 1461 г., когда

110 Declaration des tous les hauts faits et glorieuses adventures du due Philippe de Bourgogne // Chastellain G. CEuvres. Vol. VII. P. 213-236.

111 Advertissement au due Charles // Ibid Vol. VII. P. 285-333.

112 Exposition sur Verite mal prise // Ibid. Vol. VI. P. 243-436.

113 См.: Dupire N. Jean Molinet; Molinet J. Chroniques. Vol. Ill; Dcvaux J Jean Molinet.

114 Molinet J. Chroniques. Vol. I. P. 534. герцог Бургундский впервые после долгого противостояния с королем вступил в столицу и поразил парижан великолепием и роскошью приемов в отеле Артуа. Видимо, на одном из этих приемов Молине познакомился с Жоржем Шатленом. Говорить об этом с уверенностью не приходится, но в творчестве Молине с этого времени заметно влияние «Великого Жоржа»: в поэме «Жалобы Греции» (1464 г.) исследователи усматривают подражание стилю Шатлена115. Да и сама эта поэма-свидетельствует о пробургундских симпатиях Молине, ибо в ней он прославляет идею крестового похода, который готовит Филипп Добрый: С этого времени вполне возможно говорить о том, что Жан' Молине по своим убеждениям становится «бургундским» автором.

Неизвестна точная дата прибытия Молине во владения Филиппа Доброго, но сам он утверждает, что много лет провел в качестве ученика Шатлена, помогая ему выполнять обязанности официального историка116. Эта информация известна нам только^ со слов самого Молине, никаких других доказательств на сегодняшний день нет. Тем не менее справедливо предположить, что так и было. Поэтому, видимо, неслучайно должность официального историка была доверена именно ему после смерти> Шатлена. Это произошло в 1475 г. Молине сам отправился в лагерь Карла Смелого под Нейсом и испросил у того разрешение продолжить труд своего наставника.

Любопытно, что в отличие от Шатлена и многих других бургундских историков Молине долгое время не занимал никаких важных постов при дворе, т. е. фактически не был на государственной службе. Он, вероятно, не участвовал в дипломатических миссиях, как его предшественник. Иными словами, назначение его официальным историком было продиктовано фактом его> отношений учителя-ученика с Шатленом, наличием некой преемственности между ними в глазах современников. Сам Молине, как мы увидим в дальнейшем, будет указывать на это, обосновывая

115 Devaux J. Jean Molinct. P. 124.

116 Molinet J. Chronique. Vol. II. P. 594. свои «права» продолжить дело «Великого Жоржа» и легитимность своего труда. После гибели Карла Смелого в 1477 г. Молине остался на своем посту. Это было еще одним- показателем желания Габсбургов продемонстрировать преемственность между ними и династией- Валуа. Документ, датируемый 1497 г.,-представляет нам Жана Молине в качестве «советника, хрониста и историографа» (conseiller, cronicqueur. et historiographe), т. е. его статус при дворе Филиппа' Красивого повышается. Овдовев, в 1501 г. Молине становится каноником собора Нотр-Дам, в Валансьене. Наконец, также как, и его наставник, он был аноблирован за несколько лет до своей смерти в 1507 г.

Творчество! Жана Молине, как и. большинства, других бургундских авторов, многогранно. Его главный исторический труд - хроника, охватывающая события с 1475 по 1506 гг. Интересующему нас периоду (правлению герцогов .из династии Валуа) отведено не так много, места, в, виду самих хронологических рамок его труда. Наличие определенных внутренних противоречий в хронике, относящихся к характеристике Карла Смелого или, его отношений с империей, например; свидетельствует, на наш взгляд, о том, что Молине в отличие от Шатлена редко возвращался к редактированию уже написанного ранее текста либо не успел этого сделать.

Молине также широко известен как поэт, принадлежавший к направлению во французской литературе, представители которого получили название «великих риториков». Безусловно, его поэтические произведения117 заслуживают не меньшего внимания, чем хроника. Ибо в них зачастую полнее раскрываются идеи, высказанные автором на страницах хроники. Некоторые из них (например, «Древо Бургундии» или «Трон чести») будут рассмотрены в данной работе.

117 Molinet J. Faictz et Dictz / Ed. N. Dupire. P., 1936-1939. Vol. I-III.

118

В биографии Оливье де Ла Марша , особенно что касается раннего этапа жизни, существует немало противоречивых сюжетов, связанных как с семьей хрониста, так и с его датой рождения. По многим из этих вопросов до сих пор нет единого мнения среди историков. Мы не имеем достаточных данных для того, чтобы попытаться высказать свое суждение по поводу происхождения хрониста. Тем не менее, достаточно точно можно говорить о том, что он происходил из семьи, члены которой в течение длительного времени-находились,на службе у Бургундских герцогов. Например, его дядя

Антуан исполнял различные службы при дворе Жана Бесстрашного, был советником и камергером у Филиппа Доброго, участвовал в военных кампаниях герцогов, выполнял различные поручения герцогов119. В то же время его брат Филипп, отец Оливье де Ла Марша, хотя и выполнял все свои обязанности, находясь на службе у герцога в качестве оруженосца (ecuyer d'ecurie), не проявил себя какими-либо выдающимися делами или

120 запоминающимися поступками . Здесь, как кажется, важно подчеркнуть, что до Оливье де Ла Марша уже сложилась традиция службы членов этой семьи герцогам.

Возвращаясь к проблеме «белых пятен» в биографии де Ла Марша, нельзя не упомянуть и неопределенность даты его рождения. Существовали различные предположения, начиная с фантастической гипотезы о 1380 годе и 121 заканчивая 1429 . Даже в настоящее время нет однозначного мнения по этому вопросу. Поэтому считают, что он родился в период с 1422 по 1427 гг.

В «Мемуарах» автор мало говорит о своем детстве. Все упоминания о себе связаны у него с повествованием о других событиях. Например, мы узнаем о том, что он был отправлен в школу небольшого городка Понтарли 1 только благодаря приезду туда неаполитанского короля Жака де Бурбона .

118 Подробнее о жизни Оливье де Ла Марша см.: Notice biographique sur Olivier de La Marche // La Marche O. de. Memoires / Ed. H. Beaune et J. d'Arbaumont. Vol. I. P., 1883; Stein H Etude biographique, littdraire et bibliographique sur Olivier de La Marche; Millar A. Olivier de La Marche and the Court of Burgundy.

119 Ibid. Vol. I. P. xiij.

120 Ibid. Vol. I. P. xvj.

121 Ibid. Vol. 1 P. xvij.

122 Ibid. Vol. I. P. 189-190.

Итак, для того чтобы объяснить свое присутствие при этом событии, де Ла Марш рассказывает, что его отец Филипп был отправлен к замку Жу по поручению герцога. Предполагая длительность этой миссии, он взял с собой семью и поселился в замке. По причине достаточно большого расстояния от Жу до Понтарли, где находилась школа, Оливье был отдан под покровительство жившего в городе Пьера де Сен-Мориса, родственника

1 от матери хрониста Жанны Бутон, с детьми которого он посещал школу . С этим периодом жизни- связано воспоминание Оливье де Ла Марша о заключении Аррасского мира, по поводу котрого в городке был большой праздник.

Смерть Филиппа де Ла Марша в 1439 г. (по сведениям самого Оливье, в 1437 г.) заставила Жанну Бутон с детьми уехать обратно в свое имение. Заботу об обучении Оливье взяли на себя Гийом де Луирье и его жена Анна де Ла Шамбр, у которых он провел 2 года и с которыми в первый раз попал ко двору Филиппа Доброго124. При посредничестве, Гийома де Луирье и- Антуана де Круа, первого камергера герцога, его ввели в состав пажей, учитывая, как он сам говорит, заслуги предков125.

С этого момента судьба хрониста была предрешена. Попав ко двору и получив какую-нибудь должность, дворянин на протяжении всей своей жизни оставался связан с герцогским двором. Хотя имела место и своего рода карьера, т.к. некоторые посты давали больше почета и влияния, но все эти изменения происходили в рамках служб двора . Как раз Оливье де Ла Марш предоставляет очень яркий пример этого: он сделал замечательную карьеру при дворе, начав с пажеской службы и закончив должностью майордома.

Став одним из пажей герцога Филиппа Доброго, Оливье де Ла Марш окунулся в атмосферу этого двора, исповедовавшего рыцарские идеалы, и вскоре сам стал певцом рыцарской культуры. О периоде, когда он

123 Ibid. Vol. I. P. 189.

124 Ibid. Vol. I. P. xxiij.

125 Ibid. Vol. I. P. 252.

126 Caron M-T. La noblesse dans le duchd de Bourgogne. P. 161. был пажем, известно немногое. Можно отметить, что он находился в Отеле герцога под началом Гийома де Серей, первого оруженосца (ecuyer d'ecurie). Пробыв значительное время в этой должности («пройдя таким образом обучение» при дворе127), Оливье де JIa Марш продвинулся по иерархической лестнице, став в 1447 г. по протекции сеньора де Тернан хлебодаром (ecuyer

1 78 panetier) . Эта должность, видимо, была достаточно престижной в глазах современников и самого хрониста, ведь он1 имеет дело с хлебом, посвященным священному телу Иисуса Христа. Однако, вряд ли можно стать очень заметной фигурой при дворе, лишь исполняя ту же службу, что и все рп остальные 50 хлебодаров " .

В 1448 г. его перевели- на службу к графу Шароле, будущему герцогу Карлу Смелому130, где он выполнял различные функции: стольника, первого хлебодара и т.д.

Оливье де Ла Марш принимал участие в знаменитом банкете Фазана в Лилле в 1454 г., организованном' для того, чтобы в торжественной обстановке Филипп Добрый произнес клятву отправиться- в крестовый поход против турок. На этом празднике были показаны различные представления, сценки, являвшиеся постоянным атрибутом любого торжества1 при дворе бургундских герцогов. Он был одним из организаторов и участников этих празднеств (в частности, именно он играл роль Церкви, которая обращается с мольбами к герцогу) и тоже дал клятву отправиться за своим господином131,

Г- 132 хотя сам хронист об этом не упоминает .

Перед битвой при Монлери в 1465 г. де Ла Марш был посвящен в

133 рыцари .

После смерти Филиппа Доброго в 1467 г. для него начинается новый этап жизни, более яркий, но в то же время и более тяжелый, т.к. теперь,

127 Schnerb В. Op. cit. Р. 194.

128 La Marche О. de. Mdmoires. Vol. I. P. xxviij.

129 Ibid. Vol. IV. P. 20.

130 Caron M-T. La noblesse dans le duch6 de Bourgogne. P. 161.

131 Escouchy M. de. Chronique / Ed. G. Du Fresne de Beaucourt. 1863-1864. Vol. 2. P. 221.

132 Хачатурян H. А. Светские и религиозные мотивы в придворном банкете «Обет фазана» герцога Бургундского в XV в. С. 177-199.

133 Caron M-T. La noblesse dans le duche de Bourgogne. P. 27-28. La Marche O. de. Memoires. Vol. III. P. 11. он является приближенным герцога. Еще в бытность последнего графом

Шароле он выполняет различные его поручения. Можно вспомнить хотя, бы эпизоды с бастардом Рюбанпре134 или роль посредника между графом и канцлером Роленом, стремившихся согласовать свои действия во- время ссоры первого с отцом135. Теперь же эти миссии становятся более частыми: поездки для переговоров с герцогами, Беррийским, Бретонским, английским королем; Людовиком XI*. Следует упомянуть и достаточно опасные секретные поручения, например, задание похитить герцогиню Савойскую с 1 детьми . Наряду с ростом доверия, оказываемого ему со стороны герцога (о чем1 свидетельствуют, по нашему мнению, все эти поручения), повышается и его статус в иерархии двора. В 1467 г. Карл Смелый назначает де Ла Марша управляющим своего Отеля. А в 1473 г. с созданием'личной охраны (guarde) герцога он становится' ее капитаном, что не могло не указывать на то

1 "ХП доверие, которым пользовался де Ла Марш у Карла Смелого . Это-способствовало расширению его функций при дворе. Как метрдотель он' осуществлял наблюдение за присутствием при дворе, хорошим исполнением служб; в качестве капитана охраны он следил не только^ за ее снабжением продовольствием и обмундированием, а также являлся ее командиром в военных действиях, но часто осуществлял командование и другими

138 воинскими контингентами . В то же время он совмещает и иные должности: его назначают капитаном и бальи некоторых городов, в 1473 г. становится мэтром монеты в, герцогстве Гельдерн, бальи Амона в графстве Бургундском139.

Таким образом, жизнь Оливье де Ла Марша была насыщена разнообразными поручениями, миссиями, но'В то-же время он не оставлял своих обязанностей по- организации всевозможных праздников при герцогском дворе: например, грандиозной свадьбы Карла Смелого и

134 Коммин Ф. де. Мемуары. М., 1986. С. 7; La Marche О. de. Мётои-es. Vol. Ш. P. 3-4.

135 Ibid Vol. II. P. 419.

136 Ibid. Vol. Ill P. 234.

137 Viltart F., Schnerb B. Olivier de La Marche et la guarde du due Charles de Bourgogne. P. 128-129.

138 Ibid. P. 129; Caron M-T. La noblesse dans le duche de Bourgogne, 1315-1477. P. 136.

139 Хачатурян H. А. Бургундский двор и его властные функции в трактате Оливье де Ла Марша. С. 123.

Маргариты Йоркской, сопровождавшейся присущими бургундскому двору роскошными празднествами, представлениями и турнирами.

Гибель Карла Смелого в битве при Нанси ознаменовала начало нового этапа в жизни хрониста. Как следует из «Мемуаров», Оливье де Ла Марш участвовал в этом сражении и попал в,плен, в котором провел, по его словам, весь пост до Пасхи, пока ему не удалось собрать необходимую сумму денег для выкупа140. После освобождения^ перед ним встала такая же дилемма, как и перед другими представителями бургундской элиты: чью сторону принять - остаться-верным Бургундскому дому или перейти в лагерь короля. Примеров и того и другого было предостаточно. Поэтому де Ла

Марш был бы не одинок в любом своем выборе. Но именно он часто возглавляет список тех, кто не оставил Марию Бургундскую в эту трудную минуту. Впрочем, многие обстоятельства, казалось бы, подсказывали совершенно иной выбор. Ведь практически все земли де Ла Марша находились в герцогстве Бургундском, т. е. теперь под властью короля, что-фактически означало их потерю в случае продолжения службы наследнице Карла Смелого. Следует подчеркнуть, что он потерял не только земли в герцогстве, но его сын продолжал оставаться в плену еще в 1479 г., как следует из его писем в палату счетов в Лилле141. Таким образом, переход на службу к Людовику XI имел под собой весьма реальную почву. Это доказывает и письмо короля своему советнику и камергеру де Бушажу, в котором он пишет о возможном переходе к нему де Ла Марша и Филиппа де Круа142. Вполне возможно, что конечный выбор де Ла Марша в пользу Бургундского дома был продиктован его знакомством с королем и его (в. отличие от Коммина) нелестных отзывах о нем. Рассматривая образ этого короля в бургундской литературе, мы еще вернемся к этому. Теперь важно* подчеркнуть, что де Ла Марш- был достаточно осведомлен о том, чего стоят обещания короля. Это обусловило его выбор в пользу Марии Бургундской.

140M6moires. Vol. 111. P. 241.

141 Stein H. Nouveaux documents sur Olivier de La Marche et sa famille. P. 48-52.

142 Stein H. Olivier de La Marche. P. 179. А. Штейн датирует это письмо 1472 г., тогда как новые исследования показывают, что оно относится к 1478 г. (Millar A. Olivier de La Marche. P. 195, n. 84).

После внесения необходимой суммы он был освобожден из плена. По совету неизвестных нам людей Оливье де Ла Марш сразу не отправился к новой государыне, т. к. ему сообщили о положении дел во Фландрии, где Гент и другие города попытались воспользоваться ситуацией, чтобы вернуть себе отнятые привилегии и расправиться с наиболее ненавистными представителями окружения Карла Смелого. Их жертвами пали канцлер Гийом Югоне и сеньор де Эмберкур. Узнав об этом, де ла Марш предпочел отправиться в Малин в Маргарите Йоркской143, чтобы переждать наиболее кризисные моменты восстания. Только после умиротворения гентцев он прибыл к Марии Бургундской, которая уже была замужем за Максимилианом

Габсбургом. По сообщению самого1 Оливье, его , приняли весьма t благосклонно, и вскоре, после рождения в 1478 г. Филиппа Красивого, он стал его воспитателем Ht первым метрдотелем144. Вплоть до своей, смерти в 1502 г. Оливье де Ла Марш находился на службе у Максимилиана и выполнял свои обязанности (в том числе участвовал и в дипломатических миссиях), пока старость, как он пишет, не воспрепятствовала этому.

Оливье де Ла Марш начал работу над «Мемуарами», видимо, в начале 1470-х гг. Он задумал описать события, случившиеся в период его пребывания при бургундском дворе. Само повествование автор начинает с 1435 г. — заключение Арраского мира между Филиппом Добрым и Карлом VII. Будучи не только и даже не столько писателем, но государственным деятелем, командующим личной охраной герцога, первой ордонансной ротой и т. д., де Ла Марш не мог уделять много времени своим литературным трудам. Поэтому работа над «Мемуарами» шла неравномерно. Вполне вероятно, что, начав писать свой труд, он продолжает до 1475 г. (последним сюжетом, написанным в это время, стало подавление восстаниям Генте)145, т. е. до того времени, когда Бургундский принципат вступил в самый критический период своей истории - за безрезультатной осадой Нейса

143 La Marche О. de Memoires. Vol. Ill P. 242.

144 Ibid Vol. III. P. 244

145 Emerson С Olivier de La Marche P. 12. последовали тяжелые поражения от швейцарцев, неудачи в Эльзасе и Лотарингии, приведшие, в конечном итоге, к катастрофе при Нанси. Выше мы видели, что этот период был чрезвычайно тяжелым в жизни де Ла Марша, попавшего в плен. Однако постепенная нормализация ситуации, заключение перемирий между Максимилианом и французским королем, назначение де Ла Марша наставником наследника бургундских земель Филиппа Красивого способствовали тому, что работа над «Мемуарами» продолжилась. Однако концепция «Мемуаров» претерпела значительные изменения. Теперь он находился уже на службе у Максимилиана Габсбурга, поэтому перед ним стояли совершенно иные задачи, что выразилось в трансформации структуры сочинения: основной части «Мемуаров» стало предшествовать пространное введение, описывающее генеалогию Филиппа Красивого, которому, в конечном итоге, де Ла Марш и посвятил свой труд.

Мемуары» состоят из трех частей: введения и двух книг. Введение, как уже было* отмечено, является самой поздней частью произведения, появившейся приблизительно около 1490 г.146. Основной задачей автора было показать знатное происхождение Филиппа Красивого и кратко дать характеристики его предкам, особое внимание среди них он уделяет Филиппу Доброму и Карлу Смелому. Первая и вторая книги посвящены событиям, произошедшим во время правления этих герцогов. Первая содержит описание событий с 1435 по 1467 гг., вторая — с 1467 по 1488 гг.

При жизни де Ла Марша появилась только первая часть его сочинения - введение147, что вполне объяснимо. Ведь именно в нем содержались важные для новой династии сведения, способные укрепить права Габсбургов на земли Бургундского дома. Однако остальной текст «Мемуаров» подвергся изменениям. В 1504 г., т. е. уже после смерти де Ла Марша Шарль де Лален выступил с иском против него, указывая, что в его сочинении содержатся несправедливые высказывания против его предка

146 Molinier A. Les sources de l'histoire de France. Vol. 4. P 202.

147 Emerson C. Olivier de La Marche. P. 116.

Жосса де Дален: де JIa Марш упрекал последнего в симпатиях к гентцам, а не к Максимилиану в то время, когда первые удерживали Филиппа Красивого. В результате «Мемуары» были тщательно исследованы, и из них были удалены части, наносившие ущерб чести сеньора де- Лален148. Это лишь отдельный эпизод, иллюстрирующий; возможную судьбу произведения после смерти автора. После этого случая оригинальный текст «Мемуаров» был утерян. И лишь благодаря- копии, сделанной для одного из друзей Оливье де Ла Марша, мы можем сегодня познакомиться с его сочинением.

Оливье де Ла Марш известен не только «Мемуарами»: он является автором многих поэтических произведений (например; поэма «Решительный рыцарь»'(Chevalier delibere), «Красота и торжество дам» (Parement et triumphe des dames), многочисленные1 баллады, рондо и т.д.), трактатов (знаменитый трактат о дворе, о свадьбе герцога Карла Смелого и Маргариты Йоркской, об организации капитулов ордена Золотого руна). В- данной работе мы постарались привлечь> сведения из* трактатов^ о- дворе, о свадебных торжествах 1468 г. в Брюгге и об организации капитулов ордена-Золотого руна. Все они дополняют информацию «Мемуаров» и помогают лучше понять.как политические взгляды автора, так и его манеру историописания.

Жак дю Клерк149 — автор чрезвычайно интересный и, к сожалению, до сих пор мало изученный. Он родился в Лилле в 1420 (или 1424) г. в семье советника герцога Бургундского Жака дю Клерка и, как сообщает сам автор, был третьим ребенком150. Трудно говорить о том, в каком университете он обучался, но известно, что он получил степень licencie гражданского и канонического прав. В 1446 г. Жак дю Клерк женился.на дочери сеньора да Ла. Шери. Неизвестно; при* каких обстоятельствах и когда именно он стал советником Филиппа Доброго. Однако он исполнял эту должность в городах франкоязычной Фландрии, т. е. в Дуэ, Лилле и Орши.

148 Molinet J. Chronique. Vol. II. P. 546-548.

149 Notice des dditeurs sur la personne et les memoires de Jacques du Clercq // Clercq J. du. Мётотез / Ed. F. de Reiffenberg. Bruxelles, 1835. Vol. I; Barner Jacques du Clercq und seine Mdmoires.

150 Clercq J. du. Mdmoires. Vol. IV. P. 255.

Его мемуары, разделенные на пять книг, посвящены правлению Филиппа Доброго и охватывают временной период с 1448 по 1467 гг. Однако не только события в Бургундском государстве стали основным сюжетом его сочинения. Он подробно останавливается на ходе Столетней войны, уделяя внимание победам Карла VII на ее заключительном этапе, обращается к истории Английского королевства, повествуя- о гражданских войнах и восстаниях. Впрочем, первая и вторая^ книги особую ценность для исследователя' не представляют, ибо являются заимствованиями из других хроник (например, хроники . Жана Шартье). Главное место в его произведении занимает, пожалуй, графство Артуа и Аррас, город, в котором дю Клерк жил. Его «Мемуары» - ценный источник по истории ведовства в Аррасе в середине XV в. Кроме того, преследуя собственные цели (об-этом будет подробнее сказано ниже), автор особое внимание уделяет «криминальной» истории города, да и всего графства. Преступления; казни, ведовские процессы, преследования еретиков, случаи содомии, злоупотребления власть имущих — вот основные сюжеты его «Мемуаров».

Дата рождения другого историка, Ангеррана де Монстреле151, также точно неизвестна. Он родился, видимо, около 1390-1395 гг. в Пикардии. Его социальное происхождение неясно. Сам он пишет, что происходит из знатного рода. Находясь на службе у Жана де Люксембурга, он участвует в военных походах Филиппа Доброго, а с 1430 г. становится бальи Компьеня. Затем он занимает различные должности в Камбрэ: становится бальи капитула собора в этом городе, а с 1444 г. он прево Камбрэ. На этом посту он будет находиться вплоть до своей смерти вЛ453 г.

Хроника разделенная на-две книги, начинается с 1400 г., т. е. с момента, на котором остановился Фруассар. Монстреле в прологе объявляет себя продолжателем этого хрониста. Он доводит свое повествование до 1444 г. Учитывая, что период, описанный в хронике пришелся на события

151 Boucquey D. Enguerran de Monstrelet, historien trop longtemps oublie. P. 113-125.

152 Monstrelet E. de. Chroniques de Monstrelet (France, Angleterre, Bourgogne) (1400-1444) / Ed. J -A.-C. Buchon P., 1875 (далее - Chroniques / Ed. J.-A.-C. Buchon); idem. Chronique / Ed. L. Douet d'Arcq. P., 1857-1862. Vol. I-VI.

Столетней войны и борьбы арманьяков и бургиньонов, неудивительно, что именно им уделено основное внимание автора, отличающегося стремлением к наиболее подробному описанию всего, что он видел или слышал. В целом, хронику можно охарактеризовать как историю войн-этого периода. Впрочем, его горизонт не ограничивается только' пределами Французского королевства. Иногда он позволяет себе остановиться на событиях в> других государствах: в Англии, Польше, Литве и т. д. 1

Гербовый король ордена Золотого руна, Жан Лефевр сеньор де Сен-Реми, также написал хронику154. Этот историк родился в Абвиле в 1396 г. Являясь советником Филиппа Доброго, он после создания в 1431 г. ордена Золотого Руна стал его гербовым королем. Эти обязанности Лефевр де Сен-Реми выполнял вплоть до 1468 г. Незадолго до своей смерти в этом году он во время капитула ордена в Брюгге просил Карла Смелого освободить его от этой должности по? причине старости!55. Герцог согласился. Принимая во внимание долгую верную службу Лефевра-Бургундскому дому, он произвел его в рыцари. <

Лефевр де Сен-Реми начал писать свою хронику около 1463 г., для* того чтобы, как он пишет, другие историки воспользовались его воспоминаниями для написания своих трудов. Он имел в виду в первую очередь Шатлена, с которым был хорошо знаком. Официальный историк многократно упоминает Лефевра (Золотое руно - именно так было принято называть гербового короля ордена), ссылается на сведения, полученные от него. Хроника начинается с 1407 г. — с убийства герцога Орлеанского, заканчивается 1436 г. В целом, большинство сюжетов являются заимствованием из хроники Монстреле. Однако ценность состоит в том, что в ней приводятся важные сведения об ордене Золотого руна и его статуты.

153 Гербовый король - высший ранг в иерархии герольдов. Два других - герольд и персервант.

154 Le Fevre de Saint-Rdmy J. Chronique / Ed. F. Morand. P., 1876-1881. Vol. I-II.

155 Подробно эта церемония описана Ж. Шатленом: Chastellain G. (Euvres. Vol. V. P. 380-384.

Мемуары» Жана де Энен156, сеньора де Лувини (1423-1495), представляют особый интерес для изучения истории бургундской армии, ибо их автор сам был солдатом и тщательно отслеживал все детали, характеризующие снаряжение, военную тактику. Именно>этим определяется ценность его сочинения, особенно в той его части, что написана непосредственно-на основе его личных свидетельств. Вторая часть мемуаров написана уже со слов,других людей, так как сам де Энен ко времени ее написания осел в своем имении'и более не участвовал в. военных походах Карла Смелого. Тем не менее с точки зрения исследования исторического сознания* его «Мемуары» являются важным источником, позволяющим ставить вопросы о выборе жанра исторического сочинения и о работе историка-мемуариста.

Матье (Матвей) д'Экуши — наименее приближенный к герцогам 1

Бургундским автор. Он родился около 1420 г. Иолучив юридическое образование, он занимал важные посты в судебных органах города Перонна. В 1448 г. он стал прево города. Его деятельность на этом посту сопровождается многочисленными скандалами и судебными тяжбами против него. Его осуждают, что не мешает ему вскоре вернуться в городской* совет, затем исполнять обязанности бальи, прево, быть прокуратором Сен-Кантена. В 1465 г. в составе королевской армии он сражается с Карлом Шароле при Монлери. В 1473 г. д'Экуши становится хранителем королевских печатей в бальяже Санлис. Вскоре Людовик XI аноблирует его. С 1482 г. он больше не встречается в источниках.

Его принадлежность к группе бургундских авторов, как мы видим, не такая бесспорная. Тем не менее он был одним из приближенных графа д'Этамп, что позволяло ему занимать важные должности во владениях Бургундских герцогов. В хронике, которая начинается с 1444 г., он уделяет большое внимание событиям в принципате, но также интересуется

156 Haynin J. de. M6moires / Ed. L. Chalon Mons, 1842. О нем см.: NSve de Roden A.-C. de. Les «Memoires» de Jean de Haynin: des «memoires», un livre. P. 31-52.

157 О его биографии см.: Histoire illustrd des lettres franfaises de Belgique. P. 107-108; Хейзинга Й Осень средневековья. С. 38-39. событиями заключительного этапа Столетней войны, политикой Карла VII, смертью которого в 1461 г. он завершает свое сочинение. Иными словами, это наименее бургундский автор из всех. Но некоторые его замечания оказались очень ценными при написании этой работы.

Однако сочинениями только этих авторов список источников отнюдь не ограничивается. Вышеперечисленные работы составили корпус, на основе которого написана данная работа. Но поставленные вопросы требовали привлечения и других источников.

Если говорить об. исторических сочинениях, то важно упомянуть

158

Сборник древностей Фландрии» Филиппа Виланта . Родившийся в 1439 г. в Генте, Филипп Вилант сделал блестящую карьеру. Получив юридическое образование в Лувенском университете, он был назначен одним из первых советников созданного в 1473 г. парламента в Мехелене (Малине). После его роспуска в 1477 г. Вилант перешел "в совет Фландрии, где скоро стал его президентом. А в 1504 г. вновь вернулся в парламент, в-котором в течение 4 лет исполнял обязанности президента. 'Виланту принадлежат многочисленные труды по истории и праву. Нас в первую очередь интересовала вышеназванная работа о древностях Фландрии, где он выстраивает в хронологическом порядке историю графства. Особенно любопытна его сравнительная характеристика Филиппа Доброго и Карла Смелого.

Отрывки из сочинений португальского переводчика герцогов Бургундских Васко да Люцены159 послужили важным источником при рассмотрении развития бургундской историографии, зарождения методов исторической критики.

158 Wielant Ph Recueil des antiques de Flandre // Recueil des chroniques de Flandre / Ed J -J. de Smet Bruxelles, 1865. Vol IV

159 Gallet-Guerne D. Vasque de Ьисёпе et la « Cyrop£die » a la cour de Bourgogne; Faits du Grand Alexandre // Splendeurs de la cour de Bourgogne. Recits et chroniques. P., 1995. P. 565-627.

Нельзя не упомянуть и сочинения двух современников бургундских i авторов - «Мемуары» Филиппа де Коммина160 и «Историю Людовика XI» Тома Базена161.

Творчество Коммина достаточно хорошо исследовано как в

162 отечественной, так и во французской историографии . В нашем случае любопытно было сравнить не только* характеристики герцогов в сочинениях Коммина, перешедшего на службу к французскому королю,- и бургундских авторов, но также степень .традиционности или новизны их подхода, с одной стороны, к политике (например, насколько, государь должен руководствоваться, в своих действиях нормами морали), а, с другой, к написанию исторического труда (выбор жанра, стиль).

Базен продолжает оставаться персонажем, недостаточно изученным,

1 /г о несмотря на огромный интерес к его творчеству . Мы использовали его «Историю Людовика XI», ибо в этом труде содержатся ценные замечания-по поводу политики короля по, отношению к герцогу (стоит напомнить, что Базен был противником* Людовика XI), а также характеристика Карла Смелого.

Необходимо упомянуть также т. н. «Хронику королей,- герцогов, графов и святых знатнейшего дома Бургундии» («Chronique des rois, dues, comtes et autres saintes personnes de la tres nobles maison de Bourgogne»), которая в многочисленных сохранившихся рукописях представлена как сокращенная версия некой хроники, написанной по поручению Филиппа Доброго Гуго де Толеном (подробнее о нем и этой хронике будет сказано в разделе о политической, мифологии). Мы использовали два манускрипта из Национальной библиотеки Франции164. Эти рукописи находятся в кодексах, содержащих различные документы, относящиеся к владениям Бургундских

160 Коммин Ф. де. Мемуары. М., 1986.

161 Basin Th. Histoire de Louis XI / Ed. Ch. Samaran. P., 1963-1972.

162 См. работы, приведенные в историографическом очерке.

163 См. о нем: Guenee В. Entre l'Eglise et PEtat. Quatre vies de prelats fran?ais a la fin du moyen Age; Contamine Ph. Charles le T£meraire vu par un adversaire de Louis XI, Thomas Basin // Contamine Ph. Des pouvoirs en France. P. 75-85.

164 Paris, BNF. MS. fr. 2200, fol. 16r-23v, 4907, fol. 109v-l I lv. герцогов. Оба датированы концом XV- началом XVI вв., что может указывать на популярность сведений, приведенных в этом сочинении даже в эпоху Габсбургов. Это неудивительно, учитывая характер содержащейся в них информации о древней истории Бургундии, которая могла использоваться в полемике с французскими королями. Нужно отметить, что копии этой хроники хранятся и в других библиотеках, например, в Королевской библиотеке в Брюсселе165. Этот манускрипт снабжен также второй частью, которая отсутствует в использованных нами копиях — она начинается с рождения Карла (будущего императора Карла V).

Помимо исторических сочинений мы привлекли и ряд документальных источников. Например, письма и речи бургундских государственных деятелей и самих герцогов. Особое место среди них занимают документы, собранные известным бельгийским историком Л. П. Гашаром166. В связи с затронутыми нами вопросами любопытны следующие из них: речь Карла Смелого на штатах Фландрии в Брюгге 12 июля 1475 г., Манифест Филиппа Доброго от 31 марта 1452 г., письмо. Карла Шароле эшевенам Вольного округа Брюгге от 12 марта 1465 г., его обращение к четырем членам Фландрии 5 ноября, 1467 г.

Важным источником по общественно-политической мысли являются три сохранившиеся речи канцлера Карла Смелого Гийома Югоне: речь, произнесенная в Сент-Омере 15 июля 1470 г. и обращенная послам короля Людовика XI167; речь 1 ноября 1471 г., произнесенная по случаю

1 ЛЯ заключения договора с послами неаполитанского короля ; наконец, речь перед генеральными штатами 12 января

1473 г.169 Гийомг Югоне -чрезвычайно любопытная фигура в бургундской администрации. Выходец из третьего сословия, он смог достичь вершин в государственном аппарате принципата — в 1471 г. он стал канцлером герцога. Этот канцлер был одним

165 Charles le T^meraire. Exposition organisee а Г occasion du cinquifeme centenaire de sa morte. P. 149-150.

166 Collection des documents ^dits concemant l'histoire de la Belgique / Ed. L. P. Gachard. Bruxelles, 1833-1835. Vol. I-III.

167 Plancher U. Histoire generate et particuliere de Bourgogne. Vol. IV. P. cclxxiv-cclxxxvij.

168 Bartier J. Ldgistes et gens de finances au XV siecle. P.442-447.

169 Bartier J. Un discour du chancelicr Hugonet aux Etats G<5n<5raux de 1473 // BCRH. 1942. T. 107. P. 135-156. из самых ближайших сподвижников Карла Смелого, разделял его воззрения по поводу государственного строительства. За такую поддержку политики герцога он, в конечном итоге, и поплатился. После поражения и гибели Карла при Нанси Югоне вместе с другим близким герцогу человеком Fh де Бримё, сеньором де Эмберкуром был, несмотря на попытки заступиться за них Марии Бургундской, казнен 3 апреля 1477 г. гентцами, видевшими в них олицетворение ненавистной им1 политики. В дошедших до нас речах наиболее полно и ярко раскрываются воззрения канцлера, а опосредованно и самого Карла Смелого, чьим рупором фактически являлся Югоне, по поводу власти герцога, ее происхождения, обязанностей государя. Последняя речь Югоне примечательна еще и с точки зрения антифранцузской пропаганды. В

17П нашей работе использованы также данные о библиотеке канцлера .

Речи другого канцлера, на этот раз ордена Золотого-руна, Гийома Фийатра171 являются ценным источником не только по политической мысли, но и по истории культуры в Бургундском принципате. Незаконнорожденный сын кардинала Гийома Фийатра' старшего и бенедектинской' монахини, он сумел сделать впечатляющую карьеру172. Верный Бургундским герцогам, он за свою службу получил в 1437 г. епископство Верден, в 1449 г. епископство Туль. Основными обязанностями епископа были дипломатические миссии. Он участвует в бургундских посольствах к Базельскому собору, к папам римским, к французским королям и т. д. В 1456 г. в связи с опалой канцлера Николя Ролена и отставкой Жана Шевро Фийатр становится одним из влиятельнейших советников герцога. Вершиной его карьеры считается должность канцлера ордена Золотого руна, которую он занимал с 1461 по 1473 гг. Незадолго до своей смерти в 1473' г. он* оставил обязанности канцлера, и посвятил все' время написанию «Истории Золотого руна»173 (которую он" начал еще в 1468 г.) — незаконченного исторического труда,

170 Paravicini A., Paravicini W. L'Arsenal intellectuel d'un homme de pouvoir. P. 261-325.

171 Fillastre G. Oratio ad Paulum II / Ed. E. Beltran // Nouveaux textes inedits d'humanistes franfais du milieu du XV siecle. Geneve, 1992. P. 157-169; Prietzel M. Guillaume Fillastre der JUngere (1400/07-1473). Kirchenffirst und herzoglich burgundischer Rat. Stuttgart, 2001.

172 См. статьи, указанные в историографическом очерке.

173 Fillatre G. LaToison d'or. P., 1530. который должен был состоять из шести томов в соответствии с шестью обнаруженными Фийатром сведениями о руне. В итоге, из всего масштабного замысла удалось написать только три книги, изобилующие цитатами из Библии, античных философов, т. е. фактически этот труд призван продемонстрировать эрудицию канцлера. Что же касается его речей, то они также указывают на неординарную образованность этого человека, которым восхищался папа Пий II. Для нас наиболее интересными были те речи, в которых можно отыскать определенную информацию по поставленным проблемам. Однако таковых оказалось немного. Тем не менее, речи Гийома Фийатра ценны и в плане рассмотрения вопроса о бургундской культуре и ее связях с итальянским гуманизмом, о степени итальянского влияния, использования античного наследия. Подобные вопросы позволяют поднимать и» данные о библиотеках герцогов Бургундских и их приближенных174.

Наконец, следует сказать о протоколах капитулов ордена Золотого руна. Мы использовали том, посвященный капитулу 1468 г. в Брюгге, т. е.

175 первому в правление Карла Смелого . Он интересен в первую очередь с точки зрения характеристики нового герцога. По традиции каждому рыцарю ордена его собратья указывают на недостатки, которые необходимо исправить. Любопытно, что среди недостатков герцога есть такие, которые в его концепции власти государя являются положительными чертами, что демонстрирует традиционный подход к видению обязанностей государя среди бургундской элиты и новизну во взглядах самого Карла Смелого. * *

174 Doutrepont G. La literature fran?aise h la cour des dues de Bourgogne; Derolez A. The Library of Raphael de Marcatellis Abbot of St. Bavon's, Ghent 1437-1508. Ghent, 1979.

175 Die Protokollbticher des Ordens vom Goldenen Vlies. Bd 2. Das Ordenstest 1468 in Brugge unter Herzog Karl dem Kilhnen / Hg. S. DUnnebeil. Stuttgart, 2003.

Выбранная нами тема диссертации, несомненно, обусловлена современным состоянием исторического знания? и предполагает изучение поставленных вопросов; с учетом актуальных сегодня.: направлений в историографии: Исследование общественной; мысли невозможно представить без; обращения к достижениям исторической антропологии. Рассмотрение данной' проблематики в рамках этого направления выразилось в исключительном внимании? к проблемам сознания средневекового человека. Будучи: представителем определенного коллектива, общности, он: (в нашем;, случае - хронист) оперировал: понятиями и. представлениями этой' группы, характеризовавшейся особыми мировоззренческими установками и мировосприятием; социальным; поведением. Поэтому его сознанию; каким бы оригинальным оно ни было, присущи; все же: определенные черты традиционных представлений: Иными словами, в, работе предпринята попытка анализа. мировоззрения; авторов* в контексте общественного сознания;, которое отражалось.на их жизнш и деятельности, в том числе и на творчестве. Однако это отнюдь не говорит о том, что индивидуальное сознание: будет за: рамками; нашего исследования: Напротив; в русле: все возрастающего интереса к человеку в средневековом обществе, к личности постановка вопроса об оригинальности воззрений,. о субъективном подходе того или иного хрониста становится оправданным. В работе была предпринята: попытка текстологического анализа хроник с целью выделить элементы рационализации и секуляризации сознания: Кроме того;, изучение исторических сочинений позволило также обратить внимание на стилистические особенности того или; иного автора. Безусловно,. дальнейшая; разработка:данной проблематики внесет особый; вклад, в изучение творчества выбранных авторов: Обращение к политической!, мысли и пропаганде в средневековом- обществе, репрезентации власти определено; актуальными в современном историческом знании вопросами исследования феномена власти, принципов и средств властвования, обусловленными процессом обновления политической истории в связи с приданием ей культурнопсихологического измерения . В то же время этому обновлению способствовало и новое видение социальных связей, признание их различной природы, что привело к отказу усматривать в природе средневековой государственности исключительно классовые противоречия.

Специфика и степень изученности источников, состояние современной литературы и исторического знания в целом определили структуру данной работы. В первой главе, посвященной проблемам исторического сознания бургундских хронистов, предполагается обратиться к сюжетам, все еще требующим более глубокого изучения. В данном разделе будут подняты вопросы о жанрах использованных сочинений, их различиях, рассмотрение которых, вероятно, поможет по-новому взглянуть на процесс развития и эволюции исторических жанров в- XV в. Основное внимание предполагается уделить особенностям работы историков.

Общественно-политическая мысль стала предметом изучения во второй главе диссертации. На основе бургундских хроник мы постараемся рассмотреть как ставшие уже традиционными сюжеты (отражение в хрониках соперничества Франции и Бургундии или образов бургундских государей), так и относительно новые (применительно к истории Бургундского принципата) — формирование официальной идеологии власти государя и ее отражение в исторических сочинениях бургундских авторов.

Особый раздел составит изучение социальных идей бургундских авторов. Постановка данной проблемы обусловлена политикой герцогов в отношении сословий. Поэтому любопытно, как она отражалась в творчестве хронистов.

176 Хачатурян Н. А. Запретный плод. или Новая жизнь монаршего двора в отечественной медиевистике. С. 9, Она же. Сакральное в человеческом сознании. Загадки и поиски реальности. С. 5-6.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Историческая и общественно-политическая мысль в Бургундии XV в."

Заключение

Бургундский принципат, существовавший с 1363 по 1477 г. под властью герцогов из династии Валуа, а после гибели Карла Смелого и утраты части земель оставшийся под властью Габсбургов, являет нам особый вид политического образования, получивший во французской историографии г название Etat princier. Его специфика выражалась в первую очередь в'самой его природе — традиционно феодальной. Получив герцогство в благодарность за верность рыцарским и вассальным обязательствам, бургундские правители пытались выстраивать свои отношения с новыми подданными именно на основе сеньориально-вассальных связей. Подобный подход обусловил, в конечном итоге, слабые темпы оформления собственной государственности г такой, которую теперь принято называть Etat moderne). Несмотря на активные попытки изменить соотношение частно-правовых и публично-правовых начал своей власти в пользу последних, осуществлявшиеся уже на излете принципата и заключавшиеся в создании центральных государственных институтов, оформлении государственной идеологии, провести эту линию до логического завершения не удалось, возможно, в результате скорого крушения государства. Вероятно, в этом следует искать и главную причину неудачи герцогов в соперничестве с Францией, где королевская власть намного раньше встала на этот путь, что позволило к концу XV в. практически изменить представления о короле как о сюзерене1. Эта специфика обусловила особенности политического и социального развития принципата. Отразилась она и на общественно-политической мысли.

Исследование показало, что формирование воззрений историков не было изолированным от развития вей бургундской общественно-политической мысли. Огромное влияние на этот процесс оказало оформление

1 См.: Хачатурян Н. А. Сословная монархия во Франции XIII-XV вв.; она же. Бургундский двор и его властные функции в трактате Оливье де Ла Марша. С. 126. официальной идеологии. Поэтому мы иоетаралиеь вписать идеи хронистов в широкий контекст бургундской общественно-политической мысли.

Изучая- политическое сознание бургундских авторов, мы столкнулись не только с его неоднородностью, т. е. наличием разных мнений, но и с присущей: им неопределенностью11 позиции; по отношению к проблеме: власти герцога,, его связей с французским королем: И дело не: только в. противопоставлении поколений (поколения. Филиппа Доброго и Шатлена; сознававших себя и принципат частью Франции, с одной; стороны, и поколения; Карла Смелого и де Ла: Марша; обосновывавших автономию Бургундии; с другой); как это' иногда* представляется в историографии: . Подобная? неоднозначность в какой-то мере отражает , указанную выше .специфику Бургундского- принципата; — политического образования,, находящегося; в вассальной! зависимости от короля и императора, но претендующего на суверенитет. Существенна не только позиция хронистов, не отличающаяся четкостью, но и двойственность, подхода к этому вопросу самих государей, которые,1 с; одной> стороны,, стремятся; к обеспечению.' независимости своих владений;, а: с другой; не- могут отказаться? от преимуществ, которые:давало происхождение:из французского королевского дома. Такая" неопределенность обусловила отсутствие в течение долгого времени четко;' выраженной официальной идеологии,, а значит,, и сознательной: политики в области государственного строительства и в отношениях с Францией. Она же стала причиной того, что представление о принадлежности к королевству закрепилось в среде бургундского дворянства, и перебороть его герцоги: в силу обозначенных причин так и не ' смогли: Хронисты;. как представители бургундского! общества, отразили все особенности двойственного восприятия: этой? проблемы:: они- решали- ее: исходя, из личных убеждений, а также в силу принадлежности к той или иной группе бургундской политической, элиты. Можно констатировать, что Шатлен - единственный из бургундских авторов; открыто стоявший на позиции единства Франции и Бургундии, хотя; и на традиционной сеньориально-вассальной основе, тогда как остальные хронисты в целом следовали в русле политики герцогов. Это расхождение проявляется и в различном понимании ими путей внутреннего развития принципата: дальнейшей централизации и укрепления власти герцога (де Ла Марш, дю Клерк) или сохранения существующих вольностей (Шатлен). Очевидная неопределенность политической позиции присуща даже такому верному бургундскому делу историку, каким был Оливье де Ла Марш. Он, с одной стороны, оправдывает действия Карла Смелого, направленные на обеспечение суверенитета своих владений, но, с другой стороны, не осмеливается открыто воспроизводить политические идеи своего государя (например, о божественном происхождении его власти).

В эпоху становления централизованных и этнонациональных государств Бургундский принципат в силу отсутствия этнического единства, с одной стороны, и традиции совместного сосуществования населявших различные его регионы многочисленных народов в одном политическом образовании, был в заведомо проигрышном положении, по сравнению со

С своим основным соперником — французским королевством. Поэтому одной из важнейших задач герцогов Бургундских стало обоснование с помощью -истории существования отдельной бургундской «нации» (что в свою очередь указывает на особую роль политического фактора в формировании чувства «национальной» идентичности). Анализ бургундских хроник позволил отметить наличие среди подданных герцогов чувства принадлежности к единой общности, отличной от французской. Однако, как следует из нашей работы, его появление было запоздалым и относится к периоду, последовавшему за крушением принципата (катализатором этого процесса стала негативная реакция на французскую агрессию). Отсутствие такого чувства идентичности важно и с точки зрения развития государственности, ибо обусловило в конечном итоге неспособность принципата сохранить свою целостность после гибели правителя и перехода власти к его наследнице. Этому способствовала и невозможность окончательно преодолеть чувство принадлежности подданных герцогов к королевству, характерное даже для ближайших сподвижников Карла Смелого, что мы видели на примере исследования их представлений о власти герцога.

Сделанные выводы, позволяют говорить о более сложной, изобилующей нюансами, картине общественно-политической мысли в Бургундии, чем это подразумевает традиционное однозначное суждение о ней. С другой стороны, наши наблюдения показали, что слабость Бургундского принципата крылась также в неспособности его»правителей и их ближайшего окружения выработать основы государственной идеологии, создать стройную концепцию суверенной власти герцога.

Тем не менее, точку в исследовании данной проблематики ставить рано. Существенно дополнить его может дальнейшее изучение жизни и деятельности, хронистов, а также бургундских чиновников; будь то канцлеры или советники, в воззрениях которых официальная идеология отразилась с наибольшей полнотой. г

Изучение творчества бургундских хронистов позволяет говорить о существовании в Бургундском* принципате XV в. определенной общности, представленной достаточно разнородной, на первый взгляд, группой- людей, отличавшихся по своим профессиональным занятиям: поэты и официальные историографы, государственные деятели и придворные, региональные чиновники и военные, придворные переводчики - но характеризуемой наличием тесных связей между ее представителями, т. е. той самой «бургундской школы», о которой! писал О. Молинье. Об этом свидетельствует неоспоримый факт личных контактов, взаимного уважения, помощи и влияния* на творческий' процесс. Анализ исторических сочинений позволяет говорить, о том, что лидером и наставником этой группы был Шатлен. Молине был его учеником и последователем, де JIa Марша считал Шатлена своим другом и учителем, другие хронисты также всячески выказывают в хрониках почтение «Великому Жоржу». Более того, на страницах своих сочинений они то и дело адресуют панегирики друг другу или апеллируют к авторитету предшественников. В некоторых случаях следят за судьбой сочинений других представителей «бургундской школы». Они существуют и творят в одном интеллектуальном пространстве, в известной мере следуют общим канонам историописания: даже те, кто избрал своим жанром мемуары и пытался дистанцироваться от официальной истории, продолжали подражать своим наставникам в выборе сюжетов, а зачастую и стиля.

Исследование исторического сознания бургундских хронистов позволило не только подвести определенную базу под понятие «бургундская школа», введенное Молинье, и скорректировать его позицию по этому вопросу, но и характеризовать основные особенности всей европейской историографии той эпохи. Ибо бургундская школа с ее несомненными специфическими чертами была существенной частью французской и, еще шире, европейской исторической культуры.

Важной вехой в развитии европейской исторической мысли стала эволюция жанров исторического сочинения. В этом смысле пример бургундских авторов чрезвычайно показателен. Их сочинения стали этапом субъективизации истории, что нашло отражение не только в зарождении нового жанра — мемуаров, но и в изменении жанра самой хроники, которая в исполнении бургундских официальных историографов значительно отличается от того, что понималось под этим названием ранее. Рассмотрение двух групп сочинений в бургундской историографии - хроник и мемуаров -показало, что не стоит резко разделять и противопоставлять один жанр другому. В этот период еще нет четких границ, позволяющих их развести. Ибо хроника в том виде, который нам представили Шатлен и Молине, имеет много общего с бургундской мемуарной литературой (проявление субъективной позиции автора, его постоянное присутствие на страницах своего сочинения) и отличается от традиционной хроники (Монстреле, д'Экуши). Очевидным отличием стал их стиль. Оба официальных историка принадлежали к направлению «великих риториков» и пытались на античный манер соединить правдивость описания событий с красноречием; в их представлении официальная история должна быть написана «возвышенным стилем», ибо главной ее задачей является прославление достойных людей (античный топос, ставший особенно популярным среди великих риториков). В этом смысле бургундская мемуарная литература, представленная отнюдь не поэтами, а людьми «дела» (военными, государственными деятелями), не стремится следовать канонам историописания, заданным великими риториками. Другой ее отличительной чертой становится большее внимание к собственной жизни. Тем не менее, отсутствие предельного выражения всех свойственных мемуарам, в современном понимании этого жанра, черт не позволяет классифицировать такие бургундские сочинения как новый жанр: их героем продолжают оставаться описываемые события, а не сам автор. Но они все же представляют важный шаг по направлению к мемуарам (возможно, «протомемуары»).

Изучение бургундских исторических сочинений позволило отметить и другие характерные черты историографии XV в. Прежде всего, это дальнейшая рационализация и секуляризация сознания, а также зарождение основ критического метода, который пока еще не стал определяющим, но уже наметил пути в трансформации исторического сознания в будущем.

Многие особенности хроник и других бургундских произведений указывают на подобную эволюцию. В первую очередь, это касается изменений в исследовательской методике хронистов. Достоверность описываемого всегда являлась главной задачей средневекового историка, но добивались ее разными способами. Часто, средневековые хронисты стремились привести как можно больше версий, чтобы читатель сам выбирал более правдивую. Теперь же основной задачей становится доказать истинность именно того единственного варианта развития событий, который приводит автор. Помочь в этом, по мысли историков, должны были сведения очевидцев, а также личные наблюдения авторов, расцениваемые ими как залог правдивого изложения событий. Другим способом достичь желаемой достоверности стала практика сопоставления различных свидетельств. Причем степень их достоверности определялась посредством апелляции к личному опыту и здравому смыслу. Подобная практика демонстрирует возраставшую роль рационального подхода автора к описываемым событиям, которая нашла отражение и в объяснении причинности исторических событий. Не отказываясь от традиционного объяснения всего происходящего посредством божественного вмешательства; козней дьявола или непостоянства Фортуны^ бургундские авторы в то же время пытаются дополнить его рациональной, с их точки зрения, трактовкой. Разум помогал судить о том, что правдоподобно, а что нет. Показательны в этом смысле попытки португальского переводчика Васко да Люцены, основываясь именно на разуме, отмести все вымыслы и басни, которые Средневековье привнесло в ' историю об Александре Великом. Критический подход этого автора к . сведениям источников приводит его к отказу следовать, традиционным средневековым произведениям ; об Александре и предпочтению сочинений античных историков об этом государе., - ■ .

В бургундской историографии отразилась и другая сторона эволюции истории. Речь идет об изменении в понимании назначения этой дисциплины. Верные ее. античной - трактовке как наставницы, бургундские историки свою главную цель видели в восхвалении добродетели и . низвержении порока, в запечатлении в людской - памяти образа того или; иного человек прославившегося? своими; нравственными качествами. Однако в XV в. набирает силу процесс придания истории совершенно иного смысла: в ней начинают видеть самостоятельную дисциплину в системе гуманитарного знания; которая наставляет не только в добродетели, но учит: политической мудрости, более глубокому постижению действительности. Такое представление в: бургундской: историографии этого периода наметилось в творчестве некоторых историков. Васко да Люцена, например, в своих переводах основное внимание уделяет политическому прагматизму правителей древности.

Чрезвычайно важным и любопытным моментом в этом смысле стало осознание историками своего места в обществе. В первую очередь, это относится к творчеству Шатлена, посвятившего этой теме специальный трактат. Размышляя* над традиционной схемой деления общества, он указывает на божественное предназначение людей, призванных создавать различного рода концепции, выражать свои мысли. По своему социальному положению' они равны представителям дворянства, ибо выполняют те же функции только не со шпагой, а с пером в руке. Иными словами, Шатлен постулирует идею о высоком предназначении интеллектуала в обществе. Одной из его4 обязанностей объявляется защита государя и его подданных от нападок противника. Это дает ему право открыто высказывать собственные мысли, держа ответ только перед Богом. Такая теоретическая- разработка согласуется с практикой. Бургундские авторы на страницах своих сочинений выступают не только как защитники интересов герцогов, но и как выразители чаяний определенного круга людей - своих единомышленников, чьи интересы иногда идут вразрез с герцогской политикой.

Учитывая перечисленные выше особенности и процессы в культуре и духовной- жизни бургундского общества — секуляризацию и рационализацию, мы поставили вопрос о существовании раннего гуманизма в Бургундии. Безусловно, его решение нуждается в привлечении дополнительных материалов. Тем не менее, исследование творчества бургундских авторов, деятельности чиновников, состава их библиотек позволило говорить о наличие в бургундском обществе определенных элементов, характерных для нового типа культуры или способствующих его последующему развитию: особый интерес к культуре античности, стремление подражать древним авторам, частое-цитирование их сочинений не только историками, но и государственными деятелями, востребованность некоторых идей гражданской этики, — все это, хотя и не находило ^широкого отклика в придворных кругах, тем не менее, постепенно пробивало себе дорогу в среде интеллектуалов.

Список научной литературыАсейнов, Ренат Меулетович, диссертация по теме "Всеобщая история (соответствующего периода)"

1. Орозий П. История против язычников. Кн. VI-VII. СПб., 2003.

2. Chronique des rois, dues, comtes et autres saintes personnes de la tres nobles maison de Bourgogne // Paris, BNF. MS. fr. 2200, fol. 16r-23v, 4907, fol. 109v-lllv.

3. Bartier J. Un discour du chancelier Hugonet aux Etats Generaux de 1473 // BCRH. 1942. T. 107. P. 127-156.

4. Escouchy M. de. Chronique / Ed. G. du Fresne de Beaucourt. Vol. I-III. Paris, 1863-1864.

5. Fillastre G. La Toison d'or. P., 1530.

6. Fillastre G. Oratio ad Paulum II / Ed. E. Beltran // Nouveaux textes inedits d'humanistes fransais du milieu du XV siecle. Geneve, 1992. P. 157-169. Haynin J. de. Memoires / Ed. L. Chalon. Mons, 1842

7. Marche O. de. Memoires / Ed. H. Beaune et J. d'Arbaumont. Vol. I-IV. Paris, 1883-1888.

8. Fevre de Saint-Remy J. Chronique / Ed. F. Morand. Vol. I-II. P., 1876-1881.

9. Molinet J. Chronique / Ed. G. Doutrepont et O. Jodogne. Vol. I-III. Bruxelles,1935-1937. ' ' . •■•■•'

10. Molinet J. Faictz et Dictz / Ed; N. Dupire. Vol. I-III. P., 1936-1939.

11. Monstrelet E. de. Chronique/ Ed.;J: Buchon. Paris, 1875. .

12. MonstreletE: de. Chronique / Ed. L. Douet d'Arcq. P:, 1857-1862. Vol. I-VI:

13. Plancher U. Histoire gdnerale et particuliere de Bourgogne. Dijon, 1781. Vol. IV.

14. Prietzel Mi Guillaume Fillastre der Jungere (1400/07-1473). Kirchenfurst undherzoglich burgundischer Rat. Stuttgart, 2001.

15. Die Protokollbiicher des Ordens vom Goldenen Vlies / Hg. S. Dunnebeil. Bd. 1. Herzog Philipp der Gute; Bd 2. Das Ordenstest 1468 in Brugge unter Herzog Karl dem Kiihnen. Stuttgart, 2001-2003.

16. Splendeurs de la cour de Bourgogne. Recits et chroniques / sous la dir. de D. Regnier-Bohler. P., 1995. / . .

17. Wielant Ph. Recueil des antiquites de Flandre // Recueil des Chroniques de Flandre / Ed. J.-J. de Smet. Bruxelles, 1865. T. 4.1. Литература

18. Андреев M. JI.' Коммин и Макьявелли. К проблеме семантических- границ Возрождения // Пятнадцатый век в;.европейском литературном развитии. М., 2001. С. 32-51.

19. Аникиев М. В. Предисловие переводчика // Хроники и документы времен

20. Столетней,войны. СПб., 2005. С. 3-32.

21. Античное наследие в культуре Возрождения. М., 1984.

22. Асейнов Р. М. Политическая мифология. и проблема самоопределения

23. Бургундии в XV веке // СВ: 2007. Вып: 68 (3). С. 80-101. •

24. Асейнов Р. М. Восстание в Генте 1452-1453 гг. в бургундской историографии

25. XV в. // Вестник Московского университета. Сер. 8. История. 2008. № 2. С.105.122.

26. Асейнов Р. М. Образ государя в «Наставлении герцогу Карлу» Ж. Шатлена // Власть, общество и человек в Средние века / Отв. ред. Н. А. Хачатурян (в печати).

27. Барг М. А. Эпохи и идеи. Становление историзма. М., 1987. Басовская Н. И. Столетняя война: леопард против лилии. М., 2002. БлокМ. Короли-чудотворцы. М., 1998.

28. Бобкова М. С. Память о событии и представления об истории в исторических сочинениях эпохи Средневековья и Возрождения // Образы' прошлого и коллективная идентичность в Европе до начала Нового времени / Под ред. JI. П. Репиной. М., 2003. С. 52-64.

29. Брагина Л. М. Итальянский гуманизм» эпохи Возрождения: Идеалы и практика культуры. М., 2002.

30. Вайнштейн О. Л. Западноевропейская средневековая историография. М.-Л., 1964.

31. Доронин А. В. Миф и национальная) история в культуре Возрождения в Германии // Миф-в культуре Возрождения / Отв. ред. JI. М. Брагина. М., 2003. С. 198-209:

32. Доронина JI. JL Представления об идеальном государе во французской мемуаристике эпохи Людовика XI (по «Мемуарам» Филиппа де Коммина) // Средневековый город. Межвузовский научный сборник. Вып. 16. Саратов, 2003. С. 145-156.

33. Королевский двор в политической культуре средневековой Европы / Отв. ред. Н. А. Хачатурян. М., 2004.

34. Крылова Ю. П. Представления анжуйского рыцаря XIV века о смерти // Homo Historicus. К 80-летию со дня рождения Ю. Л. Бессмертного. М., 2003. Кн. II. С. 304-314.

35. Кудрявцев О. Ф. Античные представления о Фортуне в ренессансном мировоззрении // Античное наследие в культуре Возрождения. М., 1984. С. 50-57.I

36. Ле Гофф Ж. Является ли политическая история по-прежнему становым хребтом истории? // Ле Гофф Ж. Средневековый мир воображаемого. М., 2001. С. 403-424.г '

37. Ле Гофф Ж. Людовик IX Святой. М., 2001.

38. Ле Гофф Ж. Другое средневековье. Время, труд и культура Запада. Екатеринбург, 2002.t

39. Малинин Ю. П: Общественная мысль Франции XV в. и античная культура //

40. Античное наследие в культуре Возрождения. М., 1984. С. 131-135. Малинин Ю. П. Филипп де Коммин и его «Мемуары» // Коммин Ф. де. Мемуары. М., 1986. С. 384-437.

41. Малинин Ю. П. Рыцарская этика в позднесредневековой Франции (XIV-XV вв.) // СВ. Вып. 55. М., 1992. С. 195-213.

42. Малинин Ю. П. Средневековый «дух совета» // Одиссей 1992. М., 1994. С. 176-192.

43. Малинин Ю. П. Общественно-политическая мысль позднесредневековой Франции XIV-XV вв. СПб., 2000.

44. Масиель Санчес JI. К. Придворная одиссея одного кастильского идальго XV века // Двор монарха в средневековой Европе: явление, модель среда / Под ред. Н. А. Хачатурян. М.; СПб., 2001. С. 261-273.

45. Маслов Р. А. Людовик XI. и города Бургундии // Ученые записки Башкирского университета. Уфа, 1974. С. 102-148.

46. Маслов Р. А. Борьба правительства Людовика XI за герцогство Бургундия на внутриполитической арене Франции // Ученые записки^ Башкирского университета. Уфа, 1975.

47. Мелик-Гайказова Н. Н. Французские хронисты XIV в. как историки своего времени. М., 1970.

48. Миф в культуре Возрождения / Отв. ред. Л. М. Брагина. М., 2003". Перевод и подражание в литературах Средних веков и Возрождения. М., 2002.

49. Пиренн А. Средневековые города Бельгии. СПб., 2001.

50. Пискорский В. К. Кастильские кортесы в переходную эпоху от средних веков к новому времени (1188-1520). Киев, 1897.

51. Пятнадцатый век в европейском литературном развитии. М., 2001.

52. Репина Л. П. Сословие горожан и феодальное государство в Англии XIVвека. М., 1979.

53. Репина Л. П. Образы прошлого в.памяти и в истории // Образы прошлого и коллективная идентичность в Европе до начала Нового времени / Под ред. Л. П. Репиной. М., 2003. С. 9-18.

54. Репина Л. П. Историческая культура как предмет исследования // История и память: Историческая культура Европы до начала Нового времени / Под ред.-Л. П. Репиной. М., 2006. С. 5-18.

55. Репина JI. П. Память и историописание // История и память: Историческая культура Европы до начала Нового времени / Под ред. JI. П. Репиной. М., 2006. С. 19-46.

56. Рутенбург В. И. Итальянский город от раннего средневековья до Возрождения. Очерк. JL, 1987.

57. Священное тело короля: Ритуалы и мифология власти / Отв. ред. Н. А. Хачатурян. М., 2006.

58. Словарь средневековой культуры / Под общей редакцией А. Я. Гуревича. М., 2003.

59. Стаф И. К. Морализованный перевод и национальная традиция в литературе раннего французского Возрождения: пример Гильома Тардифа // Перевод и подражание в литературах Средних веков и Возрождения. М., 2002. С. 174239.

60. Уваров П. Ю. История интеллектуалов и интеллектуального труда в Средневековой Европе. М., 2000.

61. Уваров П. Ю. Франция XVI в.: опыт реконструкции по нотариальным актам. М., 2004.

62. Хачатурян; Н. А. Светские и религиозные мотивы в придворном ' банкете «Обет фазана» герцога; Бургундского в XV В; // Королевский ; двор в политической культуре средневековой Европы / Отв. ред. Н. А. Хачатурян: М., 2004. С. 177-199. :

63. Хачатурян Н. А. Сакральное в человеческом сознании: Загадки и поиски реальности // Священное тело короля: Ритуалы и. мифология власти / Отв. ред. И А. Хачатурян, М., 2006. С. 5-16.

64. Хачатурян Н. А. Король-sacre в пространстве взаимоотношений духовной и светской власти в, средневековой Европе (морфология понятия власти)- // Священное тело: короля: Ритуалы и мифология власти / Отв. ред. Н. А. Хачатурян. М., 2006. С. 19-28.

65. Хачатурян Н. А. Режим сословного представительства в контексте проблемы Etat moderne // Власть, общество и человек в Средние века / Отв. ред. Н. А. Хачатурян (в печати).

66. Хейзинга Й. Осень средневековья. М., 2002.

67. Цатурова С. К. Офицеры власти. Парижский Парламент в первой трети XV века. М., 2002.

68. Цатурова С. К. Священная миссия короля-судии, ее вершители и их статус во Франции XIV-XV вв. // Священное тело короля: Ритуалы и мифология власти / Отв. ред. Н. А. Хачатурян. М., 2006. С. 78-95.

69. Чистозвонов А. Н. Бюргерство и буржуазия в Нидерландах (XV-XVIII вв.) // Социально-экономические проблемы генезиса капитализма. М., 1984. С. 385.

70. Шатохина-Мордвинцева Г. А. Нидерланды с древнейших времен до конца XVI века. М., 2004.

71. Элиас Н. Придворное общество. М., 2002.

72. Эльфонд И. Я. Раннесредневековые основы политической мифологии во французской культуре XVI в. // Миф в культуре Возрождения / Отв. ред. Л. М. Брагина. М., 2003. С. 239-259.

73. Эльфонд И. Я. Эволюция династического мифа в культуре Франции позднего средневековья // Священное тело короля: Ритуалы и мифология власти / Отв. ред. Н. А. Хачатурян. М., 2006. С. 345-364.

74. Armstrong C. A. J. La politique matrimoniale de dues de Bourgogne de la maison de Valois // Armstrong C. A. J. England, France and Burgundy in the fifteenth i. century. L., 1983. P. 386-409.

75. Armstrong C. A. J. England, France and Burgundy in the fifteenth century. L., 1983.

76. Armstrong C. A. J. Les dues de Bourgogne, interpretes de la pensee politique du XVe siecle // AB. 1995. T. 67. P. 5-34.

77. Arnade P. Realms of Ritual. Burgundian Ceremony and Civic Life in Late Medieval Ghent. Ithaca, L., 1996. L'Aube de la Renaissance. Geneve, 1991.

78. Autrand F. Culture et mentalite. Les librairies des gens du Parlement au temps de Charles VI // Annales ESC. 1973. P. 1219-1244.

79. Banquet du Faisan. 1454 : l'Occident face au d6fi de l'Empire ottoman. Arras, 1997.

80. Barante M. de. Histoire des dues de Bourgogne de la maison de Valois, 1364-1477. P., 1837.

81. Barner G. Jacques Du Clercq und seine «Memoires». Diisseldorf, 1989.

82. Barrois D. Jean I, comte d'Armagnac (1305-1373). Son action et son monde //http://www.documents.univ-lille3.fr/files/pub/www/rechedominique/html

83. Bartier J. Charles le Temeraire. Bruxelles, 1944.

84. Bartier J. Le m6cenat de Charles le Temeraire // Cinq-centieme anniversaire de la bataille de Nancy (1477). Nancy, 1979. P. 51-64. La bataille de Morat, 1476-1976. Bern, 1976.

85. Beaune C. L'utilisation politique du mythe des origines troyennes en France a la fin du Moyen Age // Lectures medievales de Virgile. Rome, 1985. P. 331-355.

86. Beaune C. Naissance de la nation France. P., 1985.1. J t

87. Bedier J. Les tegendes epiques. Recherches sur la formation des chansons de gests. * P., 1908-1913. 4 vol.

88. Beltran E. L'humanisme fran?ais au temps de Charles VII et Louis XI // Preludes a la Renaissance. Aspects de la vie intellectuelle en France au XV siecle. P., 1992. P. 123-162.

89. Beltran E. Guillaume Fillastre (ca. 1400-1473) eveque de Verdun, de Toul et de Tournai // Pratique de la culture ёегке en France au XV siecle. Louvain-la-Neuve, 1995. P. 31-54.

90. Blanchard J. Le corps du rob: melancolie. et «recreation». Implications mediales et culturelles du loisir des princes a 1 fin du Moyen,Age // Representation;.pouvoir et royautea la fin du Moyen Age. P., 1995. P. 199-211.

91. Blanchard<J.\Commynes*P^ Geneve, ,1996;

92. Blanchard J. Nouvelle histoire, nouveaux publics : les Memoires a l'a fin du Moyen Age. // L'histoire et les nouveaux publics dans l'Europe medievale (XIII-XV siecles): P:, 1997. P. 41-54.

93. Blanchard J. Commynes et la «nouvelle politique» // Saint-Denis et la. royaute. Etudes offertes a Bernard Guenee. P., 1999: P: 547-561. .;'"'

94. Bonenfant.P. Etat bourguignon. et Lotharingic // Bonenfant P., Philippe le Bon. Sapolitique, son^actiom Bruxelles; 1996: P:' 351-356:.:

95. Bonenfant P. Philippe:le;Bon. Sa politique, som action: Bruxelles,1996:

96. Boone M: Diplomatie et violence: d?Etaf: la ■ sentence: rendiie parries ambassadeurs:et;conseillers. du roif de France,Charles,VII; concernantd'e conflit entre Philippe le

97. Bon, due de Bourgogne, et Gand en 1452 // BCRH. 1990; T. 156. P: 1-54.

98. Boone M. Gent en de bourgondische hertogen ca. 1384-cai 1453.Een politiekestudie van een staatsvormingsproces. Bruxelles^.1990.

99. Boone M. Les juristes et la construction;de l'Etat bourguignon.aux Pays-Bas. Etat de la question, pistes de recherches // Les Pays-Bas bourguignons. Histoire- et institutions. Melanges Andre Uyttebrouck. Bruxelles, 1996. P. 105-120.r r

100. Brusten-C. La fin des compagnies d'ordonnance de Charles le Temeraire // Oinqcentieme anniversaire de la bataille de Nancy (1477). Nancy, 1979. P. 363-375.

101. Calmette J. Les Grands Dues de Bourgogne. P., 1949.'

102. Caron M.-T. Noblesse et pouvoir royal en France, XHIe-XVIe siecles. P.J, 1994f. Caron M.-T. Les voeux du Faisan, noblesse en- fete, esprit de croisade. Turnhout, 2003.

103. Cauchies J.-M. Louis XI et Charles le Hardi. De Peronne a Nancy (1468-1477): le conflit. Bruxelles, 1996.

104. Cauchies J.-M. Le due, la politique et les Pays-Bas dans les Etats bourguignons en 1454 // Le Banquet du Faisan. 1454 : l'Occident face au defi de l'Empire ottoman. Arras, 1997. P. 29-40.

105. Chattaway C. The heroes of Philip the Bold,// PCEEB. 2001. T. 41. P. 27-37. Les chevalier de 1'ordre de la Toison d'or au XV siecle / dir. R. De Smedt. Francfourt-sur-le Main, 2001.

106. Chronique et I'histoire au Moyen Age. P., 1984. Cinq-centieme anniversaire de la bataille de Nancy (1477): Nancy, 1979. Clauzel D. Finances et politique a Lille pendant la periode bourguignonne. Dunkerque, 1982.

107. Clement J. Antoine de Bourgogne, dit le Grand batard1// PCEEB. 1990. T. 30. P. 165-182.

108. Gontamine Ph: . Les compagnies d'aventure en- France pendant la Guerre de Gent Ans // La France aux XIV et XV siecles. Hommes, mentalites, guerres: et paix; L., 1981. P: 365-396.

109. Gontamine Phi L'Etat et les aristocraties // L'Etat et les; aristocraties. France, Angleterre, Ecosse. Xlle-XVIIe siecle. P., 1989.

110. Gontamine; Ph. La Bourgogne au XV siecle // Gontamine Ph". Des pouvoirs en. France 1300-1500. P., 1992. P. 61-74.

111. Coulon L. Arras, 1454 // Le Banquet du Faisan. 1454 : 1'Occident face au defi de

112. REmpire ottoman. Arras^ 1997. P. 53-61.,

113. Culture-et id6olbgie dans la genese de l'Etat moderne. P.', 1985.

114. Dauchy S. Le Pariement- de^ Paris*. juge contraignant ou. arbitre, conciliant? //

115. PGEEB. 1993. 'Г. 33. P: 143-152.

116. Delclos J.-Cl. Le temoignage; de; Georges Chastellain;. Historiographe de; Philippe -le Bon et Charles le Temeraire. Geneve, 1980.

117. Delclos J.-CL «Je donques, George Chastellain.»: de l'histoire command6e au jugement personnel.// Revue des langues Romanes. 1993. T. 97. P. 75-91.

118. Derolez A. The Library of Raphael de Mercatellis Abbot of St. Bavon's, Ghent 1437-1508. Ghent, 1979.

119. Devaux J. La fin du Temeraire. ou la memoire d'un prince ternie par l'un des siens // MA. 1989. T. 95. P. 105-128.

120. Devaux J. Jean Molinet, indiciaire bourguignon. P., 1996. •

121. Devaux J. Le culte du heros chevaleresque dans les «Memoires» d'Olivier de La

122. Marche //PCEEB. 2001. T. 41. P. 53-66.

123. Devaux J. Olivier de La Marche, moraliste et pedagogue // PCEEB. 2003. T. 43. Devaux J. Introduction // MA. 2006. Т. 112 (3-4). P. 467-476. Dictionnaire de l'Antiquit6. Mythologie, litterature, civilisation / Sous la dir. de M. C. Howatson. P., 1993.

124. Dire et penser le temps au Moyen Age. Frontieres de l'histoire et du roman. P., 2005.

125. Doudet E. Politique de George Chastelain (1415-1475). Un cristal mucie en un coffre. P., 2005.

126. Doutrepont G. La litterature frangaise a la cour des dues de Bourgogne. Geneve, 1970. (reimpr. de l'ed. P., 1909.)

127. Dubois A. La scene de presentation des «Chroniques de Hainaut». Id6ologie etpolitique a la cour de Bourgogne // Les Chroniques de Hainaut, ou les Ambitionsd'un Prince Bourguignon. Turnhout, 2000. P. 119-124.

128. Dubois H. Charles le T6meraire. P., 2004.

129. Duby G. Les trois ordres ou l'imaginaire du feodalisme. P., 1978.

130. Dufournet J. La destruction des Mythes dans les «Memoires» de Ph. De1. Commynes. Geneve, 1966.

131. Dufournet J. Charles le T6meraire vu par les historiens bourguignons // Cinq-centieme anniversaire de la bataille de Nancy (1477). Nancy, 1979. P. 65-81.

132. Ehm P. Burgund und das Reich. Spatmittelalterliche Aussenpolitik am Beispiel der Regierung Karls des Kuhnen (1465-1477). Munich, 2002. Eliade M. Le mythe de l'eternel retour. P., 1969.

133. Emerson C. «Tel estat que peust faire le filz aisne legitime de Bourgoingne» : Antoine, Great Bastard of Burgundy, and Olivier de La Marche // PCEEB. 2001. T. 41. P. 77-87.

134. Emerson C. «Au commencement de mon eaige et du premier temps que je puis entrer en matiere». L'Unite du temps et de l'espace dans le recit de la jeunesse* d'Olivier // PCEEB. 2003. T. 43. P. 45-53.

135. Emerson C. Olivier de La Marche and the Rhetoric of 15th-century Historiography. Woodbridge, 2004.

136. Etat et les aristocraties. France, Angleterre, Ecosse. XHe-XVIIe siecle. P., 1989. Favier J. Louis XI. P., 2001.

137. France de la fin du XVe siecle. Renouveau et Apogee. P., 1985.

138. Fowler К. «А world of visual images»: Froissarfs legacy to Burgundy // PCEEB.2001. T. 41. P. 15-25.

139. Gallet-Guerne D. Vasque de Lucene et la « Cyropedie » a la cour de Bourgogne. Geneve, 1974.

140. Gaucher E. Le «Livre des Faits de Jacques de Lalaing». Textes et image // MA. 1989. T. 95. P. 503-518.

141. Gaucher E. La biographie chevaleresque. Typologie d'un genre (XIII-XV siecles). P., 1994.

142. Gaucher E. Ecriture de soi, ecriture du politique: le «Jouvencel» // Penser le pouvoir au Moyen Age (VIII-XV siecle). Etudes d'histoire et de litterature offertes a Framboise Autrand. P., 2000. P. 55-68.

143. Gaullier-Bougassas С. Jean Wauquelin et Vasque de Lucene. Le «roman familial» d'Alexandre et l'ecriture de l'histoire au XV siecle // Cahiers de recherches m6dievales // http://crm.revues.org/documentl442.html

144. Gauvard CI. «De grace especial». Crime, Etat et Societe en France a la fin du Moyen Age. P., 1991. 2 vol.

145. Grandson 1476. Essai d'approche pluridisciplinaire d'une action militaire du XVe siecle. Lausanne, 1976.

146. Gruben F. de. Les chapitres de la Toison d'or vus par les chroniqueurs a l'epoque bourguignonne // PCEEB. 1991. T. 31. P. 127-137.

147. Gruben F. de. Les chapitres de la Toison d'Or a l'6poque bourguignonne (14301477). Leuven, 1997.

148. Guenee B. L'histoire de l'etat en France a la fin du Moyen Age vue par les historiens fransais depuis cent ans // Revue historique. 1964. T. 232. P. 331-360. Guenee B. Politique et histoire au Moyen Age. P., 1981.

149. Guenee B. Un meurtre, une societe. L'assassinat du due d'Orleans 23 novembre 1407. P., 1992.

150. Guenee B. L'Occident aux XIV-XV siecles. Les Etats. P., 1993.

151. Guenee B. L'opinion publique a la fin du Moyen Age d'apres la Chronique de

152. Charles VI du Religieux de Saint-Denis. P., 2002.

153. Guenee B. Ego, Je. L'affirmation de soi par les historiens fran?ais (XIV-XV s.) // CRAIBL 2005. P, 2005. P. 597-611.

154. Heers J. Fetes, jeux et joutes dans les societ6s d'Occident a la fin du Moyen Age. P., 1982.

155. Histoire de la Bourgogne / Sous la direction de J. Richard. Toulouse, 1988. Histoire illustree des lettres franchises de Belgique. Bruxelles, 1958. L'historiographie medievale en Europe. P., 1991. Hommel L. Chastellain. Bruxelles, 1945.

156. Jodogne P. La rhetorique dans l'historiographie bourguignonne // Culture et pouvoir au temps de l'humanisme et de la Renaissance. P., 1978. P. 51-69. Jones M. The creation of Brittany. L:, 1988.

157. Jongkees A. G. Charles le Temeraire et la souverainete: quelques consideration// Bijdragen en mededelingen betreffende de geschiedenis der Nederlanden. 1980. T. 95. P. 315-334.

158. Jung M. R. Hercule dans la litterature fran9aise au XVI siecle. De l'Hercule courtois a l'Hercule baroque. Geneve, 1966. Le Goff J. La naissance du Purgatoire. P., 1981.

159. Kaeuper R. W. War, Justice and Public Order. England and France in the late Middle Ages. Oxford, 1988.

160. Kantorowicz E. Les deux corps du Roi: Essai sur la theologie politique du Moyen Age. P., 1989.

161. Kendall P. M. Louis XI. «.l'universelle araigne.». P., 1974.

162. Kerherve J. Aux origines d'un sentiment national // Bulletin de la Societdarcheologique duFinistere. 1980. T. 108. P. 165-206.

163. Kervyn de Lettenhove H. La Toison d'Or. Bruxelles, 1907.

164. Kilgour R. L. The decline of Chivalry as shown in the French literature of the late Middle Ages. Cambridge, 1937.

165. Kipling G. John Skelton and Burgundian Letters // Ten studies in Anglo-Dutch relations. Leiden, 1974. P. 1-29.

166. Kirk J. F. History of Charles the Bold. L., 1863-1868. 3 vol.

167. Klapisch-Zuber C. Rituels publics et pouvoir d'Etat // Culture et ideologie dans la genese de l'Etat moderne. P., 1985. P. 135-145.

168. Klapisch-Zuber C. L'ombre des ancetres. Essai sur l'imaginaire medievale de la parente. P., 2000.

169. Kruse H. Hof, Amt und Gagen. Die taglichen Gagenlisten des burgundischen Hofes (1430-1467) und der erste Hofstaat Karls des Kiihnen (1456). Bonn, 1996. Krynen J. Ideal du prince et pouvoir royal en France a la fin du Moyen Age (1380, 1440). P., 1981.

170. Merindol Ch. de. Le prince et son cortege. La Theatralisation des signes du pouvoir a la fin du Moyen Age // Les princes et le pouvoir au Moyen Age. P., 1993. P. 303-323.

171. Meyer P. Girart de Roussillon. Chanson de geste traduite pour la premiere fois par P Meyer. P., 1884.

172. Millar A. Olivier de la Marche and the Court of Burgundy, c. 1425-1502. PhD thesis. The University of Edinburg. 1996.

173. Millar A. Olivier de La Marche and the Herculean origins of the Burgundians // PCEEB. 2001. T. 41. P. 67-75.

174. Neve de Roden A.-C. de. Les «Memoires» de Jean de Haynin : des «memoires», un livre // «А l'heure encore de mon escrire». Aspects de la litterature de Bourgogne sous Philippe le Bon et Charles le Temeraire. Louvain-la-Neuve, 1997. P. 31-52.

175. Ordre de la Toison d'or de Philippe le Bon a Philippe le Beau (1430-1505). Ideal ou reflet d'une soci6t6? / dir. P. Cockshaw. Bruxelles, 1996.

176. Oschema K. Maison, noblesse et tegitimite : Aspects de la notion d'heredite dans le milieu de la cour bourguignonne (XV s.) // http ://www/gas. ehess. fr/do cannexe .php

177. Oschema K. Espaces publics autour d'une societ6 de cour: l'exemple de la Bourgogne des dues Valois // http://www.lamop.univ-parisl.fr/W3/espacepublic/oschema.rtf

178. Paravicini W. Expansion et intёgration: la noblesse des Pays-Bas a la cour de Philippe le Bon // Bijdragen en mededelingen betreffende de geschiedenis der Nederlanden. 1980. T. 95. P. 298-314.

179. Paravicini W. Charles le Temeraire a Tours // Villes, bonnes villes, cites et capitales. Tours, 1989. P. 47-69.

180. Paravicini W. The Court- of the Dukes of Burgundy. A Model for Europe? // Princes, Patronage andf the Nobility. The Court: at the Beginning of the;.Modern Age c. 1450-1650. Oxford, 1991. P. 69-102. . .

181. Paravicini-W. Structure et fonctionnement de-la cour bourguignonne au XV siecle // PCEKB. 1989. T. 29. P. 67-73.

182. Paravicini W. Ordre et regie. Charles le Temeraire en ses ordonnances de 1'hotel // CRAIBL 1999. P. 1999. P. 311-359. >

183. Paravicini W. Die zwolf Magnificences Karls des Kuhnen II Formen und Funktionen offenlicher Kommunikation im Mittelalter., Sigmaringen, 2001. S. 319395. '

184. Paravicini W. Invitations au mariage. Pratique sociale, abus de pouvoir, interet del'Etat a la cour des dues de Bourgogne 1399-1489. Stuttgart, 2001.

185. Paravicini W. Introduction to 2002 Edition // Vaughan R. Charles the Bold. Thelast Valois Duke of Burgundy. Woodbridge, 2002. P. xvii-xxxii.v

186. Paravicini W. La cour de Bourgogne selon Olivier de La Marche // PCEEB. 2003.1. T. 43. P. 89-124.

187. Paravicini W. «Acquёrir sa grace pour le temps advenir». Les hommes de Charles le Тётёгаке, prince heritier (1433-1467)// A l'ombre du pouvoir. Les entourages princiers au Moyen Age. Liёge, 2003. P. 361-383.

188. Paravicini' W. Parler d'amour. au XV siecle: Pierre de Hagenbach et la dame de Remiremont// CRAffiL 2003. P., 2003. P. 1277-1293.

189. Paris, capitale des dues de Bourgogne / Ed. W. Paravicini et B. Schnerb. Stuttgart, 2007.

190. Pastoureau M. L'Etat et son image emblematiqueV/ Culture et ideologie dans la genese de l'Etat moderne. P., 1985. P. 145-153.

191. Pastoureau M. Emblemes et symboles de la Toison d'or // L'Ordre de la Toison, d'Or de Philippe le Bon, a Philippe le Beau (1430-1505): ideal ou reflet'd'une societe. Turnhout, 1996. P. 99-106.

192. Patch H. R. The Goddess Fortuna in Medieval Literature. Cambridge, 1937; repr. New York, 1967.

193. Penser le pouvoir au Moyen Age (VIII-XV siecle). Etudes d'histoire et de litterature offertes a Franchise Autrand. P., 2000.

194. Plancher U. Histoire g6nerale et particuliere de Bourgogne. P., 1974 (reimpr. de l'ed. de Dijon 1739-1781).

195. Pons N. L'historiographie chez les premiers humanistes fran9ais // L'Aube de la Renaissance. Geneve, 1991. P. 103-122.

196. Preludes a la Renaissance. Aspects de la vie intellectuelle en France au XV siecle. P., 1992.

197. Prevenier W., Blockmans W. The Burgundian Netherlands. Cambridge, 1986. Prevenier W., Blockmans W. The-Promised Lands. The Low Countries under Burgundian rule, 1369-1530. Philadelphia, 1999.

198. Prietzel M. Guillaume Fillastre II, eveque de Tournai. Un prelat et son diocese au XV siecle//PCEEB. 1998. T.38.P. 147-158.

199. Prince et le peuple : image de la societe du temps des dues de Bourgogne. Anvers, 1998.

200. Princes, Patronage and the Nobility. The Court at the Beginning of the Modern Agec. 1450-1650. Oxford, 1991.

201. Queruel D. Des mises en prose aux romans de chevalerie dans les collections bourguignonnes // Rhetorique et mis en prose au XV siecle. Milano, 1991. Vol. II. P. 173-193.

202. Queruel D. Olivier de La Marche et «l'espace de Г artifice» // PCEEB. 1994. T. 34. P. 55-70.

203. Raynaud Ch. Le prince ou le pouvoir de seduire // Les princes et le pouvoir au Moyen Age. P., 1993. P. 261-284.

204. Representation, pouvoir et royaute a la fin du Moyen Age. P., 1995. Richard J. La Bourgogne des Valois, l'id6e de croisade et la defense de l'Europe // Le Banquet du Faisan. 1454 : l'Occident face au d6fit de l'Empire ottoman. Arras, 1997. P. 16-27.

205. Savy P. Les ambassadeurs milanais a la cour de Charles le Temeraire // AB. 1996. T. 68. P. 35-56.

206. Schelle K. Charles le Temeraire. P., 1979.

207. Schnerb В. «La plus grande h6ritiere du monde» // Bruges a Beaune. Marie,l'heritage de Bourgogne. Beaune, 2000. P. 21-37.

208. Schnerb B. Jean sans Peur. Le prince meurtrier. P., 2005.

209. Small G. Georges Chastelain a Valanciennes // Valentiana. 1989. № 4. P. 26-31.

210. Small G. Qui a lu la chronique de Georges Chastelain? // A la Cour de Bourgogne.1. due, son entourage, son train. Turnhout, 1998. P. 115-125.

211. Small G. Chroniqueurs et culture historique au bas Moyen Age // Valenciennes aux

212. XIV et XV siecles. Art et Histoire. Valenciennes, 1996. P. 271-296.

213. Small G. George Chastelain and the Shaping of Valois Burgundy. Political and

214. Historical Culture at Court in the Fifteenth Century. Woodbridge, 1997.

215. Small G. Les "Chroniques de Hainaut" et les projets d'historiographie regionale enlangue fran^aise a la cour de Bourgogne // Les Chroniques de Hainaut ou les

216. Ambitions d'un Prince Bourguignon. Turnhout, 2000. P. 17-22.

217. Small G. Local Elites and "National" Mythologies in the Burgundian Dominions inthe Fifteenth Century // Building the Past. Frankfurt am Main, 2006. P. 229-245.

218. Small G., Lievois D. Les origines gantoises de Georges Chastelain (ca. 1414 ca.1441) // Handelingen der Maatschappij voor Geschiedenis en Oudheidkunde te

219. Gent. 1994. T. 48. P. 121-163.

220. Somme M. Isabelle de Portugal, duchesse de Bourgogne. Une femme au pouvoir au XV siecle. Lille, 1998.

221. Spiegel G. M. Political Utility in Medieval Historiography // History and Theory. 1975. T. 14. P. 314-325.

222. Stein H. Etude biographique, litteraire et bibliographique sur Olivier de la Marche. P, 1888.

223. Stein H. Un diplomate bourguignon du XV siecle. Antoine, Haneron // ВЕС. 1937. Т. XCVIII. P. 283-348. • . " : . .

224. Stein H. Nouveaux. documents sur Olivier de La Marche et sa famille. Bruxelles,1926. ■'■ • • ■■-■./

225. Stein H. La date de naissance d'Olivier de La- Marche // Melanges d'Histoire offertes a H. Pirenne. Bruxelles, 1926. Т. 1". P. 461-464.

226. Thiry C. Stylistique et .auto-critique :. Georges Chastelain et 1'«Exposition sur la Verite; mall prise» // Recherches sur la litterature du XV siecle. Milano, 1991. P. 101-135;

227. Thiry C. Les; Croy face aux indiciaires bourguignons : Georges Chastelain; Jean Molinet // Et с'est la fin pour quoy sommes; ensemble. Hommage a Jean Dufournet. P., 1993. T. HI. P. 1363-1380.

228. Vanderjagt A. The Princely Culture of the Valois Dukes of Burgundy//Princes and Princely Culture 1450-1650. Leiden, 2003. Т. I. P. 51-79.

229. Van Hemelryck Т. les figures exemplaires au secours du heros bourguignon:iexemples de chroniqueurs // PCEEB. 2001. T. 41. P. 39-51.

230. Vaughan R. Philip the Good. The apogee of Burgundy. L., 1970.

231. Vaughan R. Charles the Bold. The last Valois Duke of Burgundy. L., 1973.

232. Vaughan R. Philipp the Bold. The formation of burgundian state. New York, 1979.

233. Vaughan R. Hue de Lannoy and the question of the Burgundian state // Dasspatmittelalterliche Konigtum im Europaischen vergleich. Sigmaringen, 1987. P.335.345.

234. Villes et campagnes au Moyen Age. Liege, 1991.

235. Walsh R. Charles the Bold and the Crusade: Politics and Propaganda // Journal of Medieval History. 1977. T. 3. P. 53-87.

236. Walsh R. Charles the Bold and Italy (1467-1477). Politics and Personnel. Liverpool, 2005.

237. Wellens R. Les Etats generaux des Pays-Bas des origines a la fin du regne de Philippe le Beau (1464-1506). Heule, 1974.

238. Wolff H. Histoire et P6dagogie au XV siecle : Georges Chastelain // Culture et pouvoir.au temps de l'Humanisme et de-la Renaissance. Geneve, P., 1978. P. 51

239. Zingel M. Frankreich, das Reich und Burgund im Urteil der burgundischen Historiographie des 15. Jahrunderts. Sigmaringen, 1995.69.1. P. 43-56.