автореферат диссертации по философии, специальность ВАК РФ 09.00.01
диссертация на тему: Историческая реальность и вымысел

Полный текст автореферата диссертации по теме "Историческая реальность и вымысел"

САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

На правах рукописи

Веселовская Ирина Анатольевна

ИСТОРИЧЕСКАЯ РЕАЛЬНОСТЬ И ВЫМЫСЕЛ

Специальность 09.00.01 - онтология и теория познания

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени кандидата философских наук

САНКТ-ПЕТЕРБУРГ 2003

Работа выполнена на кафедре онтологии и теории познания Санкт-Петербургского государственного университета

Научный руководитель:

доктор философских наук, профессор ШИЛКОВ Юрий Михайлович Официальные оппоненты:

доктор философских наук, профессор МАРКОВ Борис Васильевич кандидат философских наук, доцент ЛОБАСТОВА Вера Александровна

Ведущая организация:

Санкт-Петербургская кафедра философии Российской Академии Наук

{3 2003 года в // 1

Защита состоится С-^/ч^йуь^^ 2003 года в V часов на заседании диссертационного совета Д.212.232.03 по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора философских наук при Санкт-Петербургском государственном университете по адресу: 199034, Санкт-Петербург, В.О., Менделеевская линия, д. 5, философский факультета, ауд.

С диссертацией можно ознакомится в научной библиотеке им. М.Горького Санкт-Петербургского государственного университета

Автореферат разослан « » г

Ученый секретарь диссертационного совета,

Кандидат философских наук, доцент ЛЮБИМОВ Геннадий Павлович

12.8

3

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность темы исследования. Вряд ли известный философский тезис о том, что история является действенным способом самопознания человека, требует специального разъяснения. Тогда как вопрос о человеческих способностях проникновения в историческую реальность всегда отличался актуальностью, остротой и огромным творческим разнообразием своей постановки и обсуждения, как в философских, так и в исторических исследованиях. Различие взглядов на природу исторической реальности оказывалось весьма существенным в зависимости от того, основывались ли они на признании объективности или субъективности представлений о прошлом средствами познания. Так, историки, как правило, свою сверхзадачу усматривали в демонстрации объективности исторической реальности и исторического знания. Когда же о своей причастности к познанию истории заявляли философы, то вопрос об ее объективности часто утрачивал определенность, и возникала проблема субъективности исторической реальности и исторического познания.

Концептуальные «битвы с историей» со времен Дж. Вика и Ж.Ж.Руссо, Ф.-М.Вольтера и Гердера, И.Канта и Г.Гегеля пронизали насквозь эволюцию исторического познания вплоть до наших дней. Сегодня з связи с радикальными трансформациями философских и теоретико-исторических взглядов на историю и проблематичность ее познания дискуссии о природе исторической реальности и истинности исторического знания приобрели особую напряженность. Традиционные разногласия, существовавшие между философами и историками, остались где-то далеко позади, а может быть на периферии исследовательского внимания, когда вопрос о существовании исторической реальности был вообще поставлен под сомнение, а история превратилась в произвольные суждения философов и историков, подчиненные принципу фикции или вымысла. Другими словами, за

последние три десятилетия историчен ¡«фиктивной

истории», «альтернативной истории» или «истории как если бы, как будто бы» заявили о себе самым существенным образом. Вымысел в данной работе противопоставляется рациональному, и рассматривается как производное от воображения, как некое продуктивное воображение без которого не возможно рассмотрение многих сугубо рациональных проблем. В философско-исторической среде возникли серьезные разногласия между сторонниками понимания истории как состоявшегося прошлого и сторонниками дискурсивных представлений истории как вымысла. Замысел предложенной диссертации как раз и связан с попыткой прояснения сегодняшней ситуации в исторической онтологии и теории исторического познания в терминах проблемного соотношения «историческая реальность и вымысел».

Степень разработанности проблемы. Если историческая реальность -способ человеческого существования, то рациональность, воображение, вымысел и другие способности сознания являются средствами ее познания. Обращение к истории всегда сопряжено с определенными исследовательскими ожиданиями новых открытий. Хорошо известно, что стремление историка к объективности представления прошлого реализуется средствами его субъективности, т.е. когнитивными методами и способностями, с помощью которых он пытается составить и упорядочить образ истории. Подобное положение дел хорошо демонстрируется антиномиями исторического разума, по Канту. Не менее хорошо известен акцент объективности исторической реальности, показательный, например, для классической философии истории по Г. Гегелю и К. Марксу.

Конечно, объективности исторического знания можно добиваться, уподобляясь идеалам объективности в естественных науках. В связи с этим вспоминается традиционная методологическая антиномия номотетических и идеографических методов в познании исторической реальности, за которой на стыке Х1Х-Хх вв. обозначилась жесткая конкуренция взглядов между сторонниками " - Марбургской и Баденской школ неокантианства. На

протяжении всего XX века сохранялась напряженность теоретико-познавательных дискуссий по поводу исторической реальности. Так, с одной стороны, в своей «Критике исторического разума» В.Дильтей определил историю как жизнь, как непрерывный процесс развертывания жизни люди, их переживаний и переоценки ценностей. С другой стороны, такой тонкий аналитик исторической реальности, каким был Р.Коллингвуд, утверждает ее полное совпадение с историческим сознанием. При этом, важно, прежде всего, одержать верх над эмоциями, контролируя их при свете разума. Так оказалось, что познание исторической реальности возможно в терминах двух дискурсивных форм воображения - эмоционального (В.Дильтей) сознания и рациональными (Р.Коллингвуд) средствами мышления.

Одним из «острейших пиков» постоянных споров о природе исторического познания отмечался на рубеже 50-60 гг. XX века, который стал известен под названием «спор Гемпеля-Дрея». С аналитической точки зрения (в лице К.Гемпеля), утверждался примат общих закономерностей объяснения исторических явлений (примат действия «охватывающих законов»). Тогда как противоположная сторона в споре, представленная У.Дреем и его сторонниками, настаивала на признании специфической природы явлений истории, особенности которых не объяснимы действием общих исторических закономерностей и требуют каждый раз учета конкретных обстоятельств и действий людей. Если аксиоматика аналитической концепции исторического объяснения отличалась строгой логикой вымысла (типологические абстракции-фикции), то рассуждения Дрея и его сторонников опирались на опыт историка с присущими для него эмпирическими ресурсами воображения. Другими словами, оказалось, что какими бы ни были «механизмы» исторического объяснения, они коренятся в ресурсах вымысла.

Сегодня идея воображения как способа представления исторической реальности в терминах ее виртуальных возможностей («история как если бы») заявила о себе гораздо в более аргументированном виде, в опоре на

лингвистические и литературно-поэтические способы прочтения исторического бытия человека. Автор имеет в виду разнообразные концептуальные подходы, объединяемые под общим и условным названием «метафизики нового историзма» (Анкерсмит Ф.Р., Уайт X., Ла Капра Д., Монроз Л. и другие). Что же касается методологии «нового историзма», то используемые в ней приемы вымысла вплетены в сам исторический материал настолько естественным образом, что историческая реальность предстает в виде мозаичной композиции самого исследователя-историка. Так, один из методов «нового историзма» раскрывает признаки исторической реальности через соотношение буквального и фигурального (например, метафорического).

Характеризуя состояние проблемы, автор хочет лишний раз обратить внимание на трудности, возникающие при обосновании познавательных возможностей вымысла & историческом познании. Речь идет о предметной разобщенности конкретно-научных языков представления исторической реальности (если учесть пожелание их взаимного перевода и согласования). Ведь дисциплинарные различия в представлении исторической реальности очень велики. Например, разница между языками самих исторических наук и философии (методологии) истории, языками лингвистики и поэтики, с одной стороны, и психологии и этнографии, с другой, не может не броситься в глаза. Кроме того, весьма радикально расходятся дисциплинарные языки самого исторического познания. Таковы, например, расхождения между языками всеобщей истории (макро-истории) и микро-истории, между языками экономической, социальной и культурной истории. Поэтому при обсуждении проблемы пришлось допускать заметные упрощения. Это касалось, как ее историко-философской, так и теоретико-познавательной и методологической экспозиции. Многие идеи и положения, на которые опирался автор при изучении дискурсивных приемов и возможностей вымысла в познании исторической реальности, а также при аргументации соответствующих программ-конкурентов, имеют самостоятельную ценность

и зачастую не' связаны друг с другом. Но они оказались объединены вокруг избранного автором направления исследования и нашли свое применение в соответствии с его целями и задачами. А именно - в работах Барга М.А.1, Баткйна Л.М.2, Гуревича АЛ.3, Дрея У.4, Кона И.С., Маркова Б.В.\ Перова Ю.В.6, Парамоновой М.Ю., Ракитова А.И.7, Романенко Ю.М.8, Липского Б.И.9, Анкерсмита Ф.Р.'0, Гемпеля К.11, Коллингвуда Р.Дж.12, Ла Капра Д.1"5, Монроза Л., Топольского Н.14, Уайта Х.'\

Цель и задачи исследования. Свойства, которые проявляются в отношениях вымысла и исторической реальности зависят от того, под каким углом зрения они рассматриваются. Один ракурс позволяет судить о том, что в вымысле нет ничего такого, чего не было бы ранее в исторической реальности. Согласно другой точке зрения, нет ничего в исторической реальности того, что ранее не было бы вымышлено. Может быть, эти утверждения напоминают прописные истины, но они оказываются в роли исходных посылок для постановки вопросов в диссертации. Во-первых, каким образом план исторической реальности (или действительности) предоставляет историку как субъекту познания возможности для вымысла. Во-вторых, как реализуются приемы вымысла, «навязывая» исторической реальности свои когнгттвяые возможности.

1 Смотри Барг М.А. Эпохи и идеи: становление историзма. Москва. 1987.

" Смотри Баткин Л.М. Европейский человек наедине с собой. Очерки о культурно-исторических основаниях и пределах личностного самосознания. Москва, 2000.

' См. Гуревич А. Я. Категории средневековой культуры, Москва, 1984.

4 См. Дрей, Уильям. Еще раз к вопросу об объяснении действий людей я исторической науке. // Философия

и методология истории. Москва. ! 977 См. Марков 6.В. Знаки бытия. Санкт-Петербург. 2001

См. Перов Ю.В. Проблемы социокультурной детерминации научного познания. Ленинград, 1987.

7 См. Ракитов А. И. Историческое познание. Системно-гносеологический подход. Москва. 1982.

8

См.Романенко Ю. М. Бытие и естество. Онтология и метафизика как типы философского знания. Санкт Петербург. 2000.

См. Липский Б.И. Практическая природа истины. Ленинград, 1988.

10 См. Ankersmit. A. The Reality effect in the writing of history: the dynamics of historiographica! topology. Amsterdam, 1985.

" См. Гемпель, Карл. Логика объяснения. Москва, 1998.

1:1 См. Коллингвуд Р. Дж. Идея Истории. Москва, 1980.

13 См. LaCapra. D. Rethinking intellectual history: Texts, Contexts, language. London, 1983

14 Cm. Topolski, Jerzy. Methodology of History. Boston, 1976.

Cm. White H. Metahistory: the historical imagination in nineteenth-century Europe. London, Baltimore, 1974.

Цель работы заключалась в обосновании возможностей продуктивной работы воображения и вымысла в познании исторической реальности. Во-первых, автор рассматривает те классические программы исторического познания, в которых в качестве интегральной способности исторического познания используется способность воображения. Во-вторых, изучает и обобщает аналитический опыт стратегии познания исторической реальности, использующий ресурсы вымысла. В-третьих, обращаясь к анализу методологических концепций теоретиков так называемого «нового историзма», пытается раскрыть новейшие приемы и роль вымысла в познании исторической реальности.

Методология исследования. Методологический ключ диссертации связан с утверждением, что когнитивное ремесло историка оказывается продуктивным тогда, когда работает его воображение, его способности вымысла. Только воображение и вымысел формируют временную инфраструктуру истории, конструируют временную дистанцию, соотнося ретроспективу с перспективой, воспроизводя прошлое в настоящем, приближая или удаляя его каждый раз, когда перед историком возникает необходимость разобраться в конкретной череде событий и ситуаций. Тем самым дискурсивные приемы, формы и средства воображения и вымысла начинают играть все более заметную роль в познании исторической реальности.

Чтобы раскрыть специфику познавательного отношения к исторической реальности в терминах вымысла, в диссертации потребовался инструментарий с разной степенью общности своего применения. Прежде всего, речь идет об использовании таких методологических принципов исследования как принцип культурно-исторической обусловленности познания, принцип взаимосвязи трансцендентальной и эмпирической способностей воображения, принцип соотношения опытного и теоретического знания в истории. При этом автор воздерживается от общефилософских оценок концепций и методов познания исторической

реальности. В диссертации особое значение придается фикциональным приемам исторического познания. Показательны, в частности, приемы использования метафор, метонимий и других тропов для репрезентации исторической реальности.

Научная новизна исследования заключается в обосновании возможностей познания исторической реальности в терминах воображения и вымысла. Ключевая идея такого обоснования подразумевает, что за вымыслом скрываются разнообразные сценарии познания истории. В частности, показано, что с точки зрения метафизики «нового историзма», классическое понимание истории (как состоявшейся истории) является всего лишь одним из возможных сценариев. Поэтому претензии на монополию каких-либо методов и теорий познания исторической реальности не состоятельны.

Другой элемент новизны связан с различением миметических и немиметических приемов вымысла. В частности так в диссертации определены три основных типа фикционального дискурса исторического познания - реалистический, формальный й поэтический. Особое значение автор придает поэтическому (или фигуральному) типу фикционального дискурса. Характер поэтических фигур зависит не столько от их предметной референции, сколько от специфических корреляций различных фрагментов самого исторического текста (всевозможные семантико-синтаксические комбинации с использованием метафорических, метонимических, символических и других семантических приемов и словосочетаний), от его разнообразных коннотаций с контекстом, с пара-, экстралингвистическими и ситуационными (коммуникативными, когнитивными, повседневными, культурно-историческими, социальными) особенностями. Тем самым автор предположил, что поэтические приемы вымысла выполняют антификтивную функцию в историческом познании.

Основные положения диссертации, выносимые на защиту. Согласно первому тезису, утверждается, что в классической философии истории

традиционные идеографические и аналитические способы познания исторической реальности постоянно конкурировали друг с другом. Рассматриваются взаимосвязи и различия данных способов познания, и предпринимается попытка проследить их влияние на позиции историков различных направлений.

Второй тезис, отстаиваемый автором, утверждает определенный примат аналитического подхода в методологии исторического познания по отношению к принципам исторического воображения вплоть до начала 70 гг. XX века. Конкретизация этого положения диссертации осуществляется на разборе известного спора между К.Гемпелем и У.Дреем и их сторонниками, соответственно. Кроме того, для полноты аргументации привлекаются материалы методологической концепции исторического познания, сформулированной А.И.Ракитовым, а также малоизвестную в отечественной философе ко-исторической литературе аналитическую концепцию Е.Топольского.

Аргументация третьего положения, защищаемого автором, связаны с конечной целью и итоговыми диссертационными рассуждениями о продуктивном характере дискурсивных возможностей вымысла в познании исторической реальности. В диссертации предпринята попытка обоснования тезиса, согласно которому разнообразные методологические приемы и ресурсы вымысла оказываются вполне конкурентоспособными в практике творческой работы историка. Об этом свидетельствуют результаты, полученные в теории и методологии исторического познания на протяжении последних трех десятилетий инициаторами и сторонниками так называемого «нового историзма» (Х.Уайт, Ла Капра, Л.Монроз, Ф.Анкерсмит и др.). Все используемые материалы большей частью находятся пока в состоянии обсуждения в англоязычных монографиях или периодической литературе, а в отечественной философии и методологии исторических наук они все еще не стали обязательным атрибутом научного оборота и малоизвестны.

Теоретическая и практическая значимость результатов работы очерчивается границами их применения в решении задач общей теории познания, философии и методологии познания в исторических науках. Что касается практической пользы, то они могут быть использованы в курсах лекций по философии истории, теории и методологии исторического познания.

Апробация работы заключалась в обсуждении основных результатов на аспирантском семинаре и заседании кафедры онтологии и теории познания философского факультета СПбГУ. Содержание основных положений диссертации отражено в 4 публикациях, а отдельные положения нашли отражение в сообщениях на научных конференциях.

СТРУКТУРА И ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Структура диссертации включает введение, три главы, заключение и библиографию.

Во введение излагается актуальность изучения исторического воображения в рамках теории познания, степень разработанности данной темы, ее научная новизна, а также приводятся методы исследования темы.

Первая глава «История и воображение: Классические программы исторического познания» представляет собой сжатый анализ концепций классического исторического повествования и той роли, которую играет трансцендентальная и эмпирическая способности воображения в познании исторической реальности (с характерными для нее метафорическими формами выражения). Фикционалистская парадигма постепенно утверждается на равных правах с другими исследовательскими парадигмами во всем дисциплинарном корпусе современных знаний. Ее прообразы обнаруживаются еще в поэтике Аристотеля, в теории познания Ф. Бэкона, в теории трансцендентального воображения И. Канта. Рассуждения на темы вымысла встречаются в сочинениях Ф. Шиллера, Г. Гегеля, И. Гете, Ф. Ницше и многих других классических и современных работах. Но, права

онтологического гражданства она приобретает в философии Г. Файхингера16. Согласно ему, условие, вводимое союзом «как если бы» является нереальным или невозможным. Тот мир, который прописывается, например, в каком-либо вымышленном тексте, обсуждается и оценивается так, как если бы это была обычная реальность. Вымышленные дискурсы изображают невозможное положение дел, из которого удается извлечь следствия, обладающие значением необходимости. Всякий раз, когда при сравнении вымысла и действительности руководствуются не праздными, а практическими соображениями, союз «как если бы» несет конструктивную нагрузку. Вымысел сродни воображению со свойственными ему трансцендентальными признаками всеобщности и необходимости.

В данной главе автор рассматривает проблему воображения в философии И.Канта, В.Дильтея и Р.Коллингвуда. Истоки обсуждения познавательной взаимосвязи между исторической реальностью и вымыслом глубоко укоренены в кантовском понимании истории и способности воображения. Кантовская программа в дальнейшем претерпевала различные модификации в философии кантианства и неокантианства на протяжении XI Х-XX вв. Методологическое размежевание наук на основе номотетических и идеографических принципов познания способствовало разветвлению и разнообразию подходов к исторической реальности. В обоих случаях познание взаимоотношений человека и истории опиралось на идеи «Критики способности суждения».

Поэтому первый параграф «Трансцендентальная идея воображения как всеобщего и необходимого условия исторического познания» полностью посвящен теории исторического познания Канта. Он рассматривал критику исторического разума как критику способности человека познавать самого себя и свою историю. Основываясь на априорных синтетических суждениях, Кант рассматривал воображение как связующее звено между апперцепцией и

lf' См.: Н. Vaihinger. The philosophy of "As if: a system of the theoretical, practical and religious fictions of mankind. N. Y., 1952. (Англоязычный перевод с немецкого издания книги 1922 года).

мышлением. «Однако фигурный синтез, если он относится только к первоначальному синтетическому единству апперцепции, то есть к тому трансцендентальному единству, которое мыслится в категориях, должен в отличие от чисто интеллектуальной связи называться трансцендентальным синтезом воображения. Воображение есть способность представлять предмет также и без его присутствия в созерцании». 17

Трансцендентальная способность воображения является основой, на которой строится внутренняя возможность онтологического познания. Она является необходимым связующим звеном между чистым созерцанием и чистым мышлением. Способность воображения свободна в восприятии событий и предметов, репрезентируя их независимо от того, присутствуют ли они в действительности или нет. Способность воображения отличается формообразующими свойствами, в терминах которых конструируется предметный образ чего-либо или кого-либо. Воображение, по Канту, наделено посредническими функциями, связывая мышление и восприятие. Оно обеспечивает продуктивность и завершенность познавательного действия. Без него познание мира невозможно.

Во втором параграфе «История как переживание и герменевтика воображения» разбирается концепция В.Дильтея. В частности, утверждается положение о том, что Дильтею удалось продемонстрировать свою независимость своей точки зрения от сциентистских аргументов и в то же время благополучно развить и переформулировать кантовский тезис применительно к критике исторического разума. Дильтей компенсирует рациональный компонент воображения (в кантовском смысле слова) эмоциональным ресурсом исторического сознания. Он развивает герменевтику воображения в трех измерениях. Первое - переживание, второе - выражения (логико-лингвистические и наглядные формы), и третье -понимание как акт определения смысла исторического события или действия исторического персонажа.

'' Кант И. «Критика чистого разума» М.. 1994. стр. 110

Дильтей считает, что человеческий мир структурирован как мир исторической жизни. Он конструирует новую гносеологию исторического познания, проясняющую изначальную жизненность и историчность человека в противоположность спекулятивному конструированию истории. Его ключевой тезис утверждает, что человек не в состоянии выйти за пределы собственной исторической жизни. «Исторический разум» Дильтея - это всегда лишь ограниченный разум, зависимый от времени и условий, разум, чьи принципы и правила пересматриваются, уточняются и дополняются в процессе исторической жизнедеятельности людей и научного опыта. Прошлое в его социальных и культурных формах переживается субъектом. Воображение способствует превращению «переживания» в концептуальную форму научного познания, выражающую способ образования жизненного опыта, как опыта непосредственного обладания жизнью.

Согласно Дильтею, субъекту познания нельзя занять позицию стороннего наблюдателя, который бы не заинтересованно созерцал исторический процесс, ту жизнь, которая проходит перед ним в настоящий момент времени, автоматически превращаясь в историческую действительность. Любое суждение исследователя о прошлом, о каком-то конкретном историческом факте сопряжено с его мнением, с его взглядом на историческую реальность. Подобное предположение развивал и Р. Коллингвуд, утверждая понятие исторического воображения в качестве неотъемлемого инструмента историка.

Особенности и роль воображения в историческом познании по Р.Дж.Коллингвуду рассматриваются в третье параграфе «Исторический опыт как опыт воображения». Согласно Коллингвуду, историческое познание напоминает процесс восприятия. Но его объекты не присутствуют здесь и сейчас. Его объекты - это события, случившиеся в прошлом, условия, которые больше не существуют. Поэтому прямое сравнение исторического познания и восприятия невозможно. История опирается на прошлое, следовательно, ее существенными сторонами являются память и авторитет.

уже ушедших поколений. История, таким образом, представляет собой веру в истинность чьих-то воспоминаний. Но, даже основываясь на вере и авторитетах, историк может вмешиваться в повествование источника с помощью различных приемов. Таким образом, «источники и авторитеты» никогда не ответственны за конечный результат познания, который получает историк. В своем повествовании он сам себе хозяин. Следовательно, ни один авторитет не может быть идеальным критерием истины. В принципе единственным критерием исторической истинности Коллингвуд считает опыт. Лишь опыт учит нас тому, что некоторые вещи происходят в мире, а другие нет. Таким образом, историк должен соотносить свое повествование не только с источниками, но и со здравым смыслом.

Историк, помимо отбора утверждений авторитетов, всегда выходит за рамки данных, сообщаемых источником. Воображение - необходимая способность, без которой мы никогда не смогли бы воспринимать мир вокруг нас, оно необходимо в том же самом смысле и для познания исторической реальности. Именно априорные ресурсы воображения историка осуществляют всю его конструктивную работу в историческом познании. Только историческое воображение отличается от других форм воображения не априорными признаками, а тем, что у него особая задача - вообразить прошлое. На основании материалов и рассуждений в первой главе выделяется реалистический или правдоподобный (миметический) тип вымысла (воображения).

Во второй главе «Аналитические стратегии познания исторической реальности» обсуждаются методологические концепции исторического познания А.Я.Гуревича и А.И.Ракитова, К.Гемпеля, У.Дрея, и Е.Топольского. По мнению автора, в названных аналитических стратегиях используются те когнитивные приемы познания истории, на основании которых можно выделить формальный тип вымысла с присущими ему логическими и лингвистическими ограничениями. В диссертации термин

«аналитический» используется в самом широком смысле слова (производном от понятия анализа как познавательной процедуры).

Первый параграф «О системном описании в истории» сравнение взглядов историка и философа на познание исторической реальности. Своеобразие современного исторического познания А.Я.Гуревич усматривает в том, что его субъект - историк оказывается в роли посредника между конкретной культурно-исторической эпохой, воспроизведенной им в тексте, и читателем этого текста. Только при посредничестве историка читателю удается вступить в общение с интересующей его прошлой культурой. Историческое познание неизбежно оказывается диалогом культур, который обеспечивается ресурсами воображения, приемами вымысла. Культура прошлого, являющаяся предметом изучения историка вступает в диалог с современной культурой, к которой принадлежит исследователь, от имени которой он ищет возможности завязать такой диалог и подключить к нему своего современника - читателя. Тем самым историческое познание предстает как процесс самопознания: изучая другую историческую эпоху, люди не могут не сопоставлять ее со своим временем, что удается осуществить им, благодаря воображению.

А.И.Ракитов акцентирует примат рациональности исторического сознания, который, по его мнению, воплощается в принципах системного подхода к познанию исторической реальности. «Историческая рациональность» представляет собой частный вид рациональности вообще. Она охватывает набор общезначимых правил, критериев и эталонов, предназначенных для построения систематизированных знаний о прошлом, правил, принятых членами определенной группы - историками.

«Историческое познание есть отражение прошлого во всех его многообразных проявлениях. Это прошлое образует историческую реальность, которая существует объективно, вне отражающего ее сознания и выделяющегося из него профессионального исторического познания»18.

'*. Рахитов А. И. Историческое познание. Системно-гносеологический подход. Москва. 1982

Историческое знание и описание как его основание выделяют в качестве своего главного предмета развитие и изменение социально значимой человеческой деятельности, неразрывно связанной с сознанием составляет предмет исторической науки. По мнению Ракитова, специфика исторического познания заключается в том, что оно фиксирует сам процесс социального развития, движения, изменчивости, а не стабильность и постоянство. Историческая истина должна быть истиной процесса, а не истиной неизменных состояний. При этом описание исторического факта предполагает конструктивную работу воображения историка.

Во втором параграфе «История и истина: о верификации исторического знания» рассматривается методология истории Ежи Топольского. Согласно ему, научное познание, то есть познание, которое производит научное знание, является разновидностью познания вообще. В распоряжении ученого имеются специальные инструменты, которые позволяют ему расшифровать информацию, недоступную в повседневном познании. Некоторые из этих инструментов способствуют преодолению ограничений нашей чувственности. Но гораздо более существенные признаки научного познания проявляются в форме абстракций и идеализации. Средствами их формирования оказываются язык и вымысел. Правила исследования указывают, что язык науки должен максимально облегчать обмен знаниями и информацией как внутри, так и за пределами сообщества ученых. Истинность научного знания устанавливается в процедуре его верификации. Полагая, что историческое знание является видом научного познания, Топольский обращает внимание на особенности его верификации. Именно процедура верификация исторического знания придает ему статус научного знания с характерными для него признаками доказательности, строгости и точности.

Историческое познание в широком смысле этого слова может быть определенно как познание прошлого. Историк часто оказывается в ситуации, когда он вынужден доверять подобным документам. Поэтому историческое

познание отличается опосредованным характером. Письменные источники оказываются посредниками в познании исторических фактов и являются основанием их достоверности. Причем, существенное роль в конструировании исторических фактов отводится воображению историка.

В третьем параграфе этой главы «Историческое объяснение или теория охватывающих законов» воспроизводится известный спор К.Гемпеля и У.Дрея о природе исторического объяснения. Этот спор инициировал серьезные разногласия среди историков, философов и методологов науки. Гемпель доказывал, что научное объяснение исторического события означает «подведение» его под определенный общий закон. Он предлагал дедуктивно-номологическую модель исторического объяснения. Дрей, напротив, защищал такую идею рациональности исторического объяснения, которая основывалась на анализе мотивации участников исторических событий. Гемпель, отстаивая свой принципиальный подход, сделал важное уточнение: подведение под общий закон объясняет не конкретное историческое событие в его целостности, а лишь какой-то определенный аспект. Это уточнение позиции существенно приближает логическую схему к реальной исследовательской практике. Ведь кроме объяснения через «охватывающий закон», которое наряду с Гемпелем анализировал К.Полпер, и «рационального объяснения», схему которого предложил Дрей. существует еще целый ряд объяснительных приемов: аналогия, причинное объяснение без отсылки к общему закону, функциональное объяснение и весьма разнообразные приемы вымысла (метафоры, метонимии, синекдохи и т.п.). Именно в этой связи данный параграф завершается сводкой критических замечаний и версий П.Скрайвена, Н.Решера, Г.Райла и некоторых других современных методологов в адрес спора Гемпеля-Дрея.

В третьей главе «Историческая антропология и метафизика «нового историзма»» рассматриваются антропологическая и поэтико-лингвистическая интерпретации познания исторической реальности (на основе анализа работ Л.Февра, Х.Уайта и Л.Монроза). Когнитивная

дистанция вымысла, отделяющая его от исторической реальности, зависит от того, в какой степени результаты познания обладают подобием и сходством с ней. Если вымысел подражает действительности, то речь идет о миметических приемах исторического повествования. Миметические приемы могут воспроизводить историческую реальность, приближаясь к их адекватным формам, так и в формах, скорректированных в соответствии с когнитивным опытом историка. Таковы признаки правдоподобия в реалистическом типе вымысла, ресурсы которого позволяют добиваться эффектов имитации и подлинности исторической реальности (жизни людей, исторических фактов). Если произвол и условность приемов вымысла достигают такой степени, что его подобие и сходство с исторической реальностью утрачено, то речь идет о немиметических формах исторического познания.

Автор считает необходимым различать миметические и немиметические приемы вымысла. В сзязи с этим в диссертации выделяются три типа фикционального дискурса исторического познания -реалистический, формальный и поэтический. Историческое воображение (как было показано в 1 и 2 главах) использует главным образом миметические приемы с характерными для них свойствами образности и наглядности. Реалистический (или правдоподобный) тип дискурса основывается на разнообразии миметических приемов в историческом познании. Любой реалистический дискурс предполагает воспроизведение исторической реальности, обладающее признаками сходства и подобия с ней. Признаки правдоподобия в реалистическом типе фикции воплощаются через приемы имитации, подражания (мимезис) и позволяют добиться эффекта подлинной исторической реальности, подлинности прошлых событий (подлинности исторических фактов). Формальный тип фикционального дискурса основывается на соблюдении логических и лингвистических предписаний построения исторических текстов с характерными для них произвольными, условными и конвенциональными признаками. Правдоподобность вымысла

данного типа достигается за счет идеализаций и абстракций в историческом объяснении или историческом описании.

Тогда как немиметические приемы вымысла определяются в первую очередь ресурсами языка, логики, риторики, поэтики. Именно эти ресурсы вымысла усиливают произвольность и условность его приемов до такой степени, когда он вовсе утрачивает сходство с исторической реальностью.. Поэтому немиметические приемы конструирования исторической реальности могут расходиться с ожиданиями читателя самым существенным образом. Они сами средствами риторики и поэтики могут конструировать исторические факты и жизнь человека. В данной главе возможности воображения и вымысла уже не ограничиваются их принадлежностью к реалистическому или формальному типу, а няряду с ними обосновывается и третий тип вымысла - поэтический.

В первом! параграфе «Антропологическая модель исторической реальности» обсуждаются методологические идеи одного из крупнейших представителей французской школы «Анналов» Люсьена Февра. Придавая особое значение разработке центральной категории истории - категории времени, эта школа обратила внимание на антропологические возможности расширения традиционных горизонтов исторического познания. Февр, в частности, полагал, что история - это не столько прошлые события, сколько история жизни людей. Любые события инициируются людьми, а исторические факты - это факты человеческой жизни. Задача историка: постараться понять людей,. бывших свидетелями тех или иных фактов, позднее запечатлевшихся в их сознании наряду с прочими идеями, чтобы иметь возможность эти факты истолковать. Основная задача познания заключается в определении возможностей самого человека в истории.

Знания о людях других исторических эпох, об их чувствах, представлениях, об их верованиях и ценностях их жизни, об их поведении и общении заметно расширяют познавательную картину исторической реальности, делают ее более многомерной, тем самым детальнее выражая ее

специфику. Антропологический подход выявляет облик коллективного сознания людей определенной исторической эпохи, их способы восприятия, манеры чувствовать и размышлять. Как заметил А.Я.Гуревич, «безмолствующее большинство» практически исключалось из истории. Но оно способно заговорить на языке символов, ритуалов, обычаев и суеверий. А с помощью воображения историка материальная и духовная жизнь такого большинства людей сделается достоянием современного читателя.

Воображение активизирует исследовательскую позицию историка. Речь идет о ресурсах вымысла, обеспечивающих его диалог с историческими источниками информации. Именно эта информация становится предметом воображаемых действий по ее отбору, композиции и истолкованию. Функциональные схемы объяснения действий исторических персонажей или коллективов сильно упрощают историческую реальность. Антропологическая модель исторической реальности позволяет не ограничиваться воспроизведением процессов большой исторической длительности, а рассматривать случайные, неповторимые, уникальные явления. Антропологический подход к истории позволяет компенсировать традиционные стремления ограничиваться общими тенденциями и законами истории за счет более пристального внимания к человеческой индивидуальности, коллективам людей прошлых эпох и культур.

Во втором параграфе «Тропологическая аналитика исторической реальности» излагается поэтика истории по Х.Уайту. Сторонники метафизики нового историзма предложили понятие «поэтика истории» как совокупность средств, с помощью которых появляется возможность пересмотра господствующих кодов познания исторической реальности (таких, например, как коды социальной, экономической или политической истории). Корни метафорического представления исторической реальности обнаруживаются в трансцендентальных предпосылках познания. Трансцендентальные возможности воображения предоставляли критерии отграничения существенного (всеобщего и необходимого) знания от

эпизодического знания исторической реальности. С ним связывается развитие тропологической теории исторического опыта или представления исторической реальности. Согласно ему, что познано и фиксируется в историческом опыте, приобретает определенную независимость от нас. Мы смотримся в зеркало истории и хотим увидеть себя, а, всмотревшись в него, -видим другого с характерными свойствами «другого чужого». Современная философия и методология истории подвергает сомнению сложившиеся стереотипы познания исторической реальности, пытаясь проблематизировать ее реалистические образы.

Этот подход характеризуется тем, что в нем играет большую роль воображение историка, связывающие исторические повествования в единое в соответствии с какой бы то ни было моделью. Труд историков субъективен, они по-разному оценивают исторические события, и когда речь идет не о простом фиксировании событий, они зачастую привносят в исторические события свои оценку. Историки, даже, по-разному рассматривают цель и назначение своих работ.

С точки зрения Хайдена Уайта историографический стиль представляет собой особую комбинацию типов воплощения, аргументации и идеологических выводов. Именно они придают работам различных историков специфичность, они превращают историческое повествование из хроники или рассказа в серьезную аналитическую работу, в анализ прошлого. Все интерпретации и описания прошлого метафоричны, следовательно, так как метафорические суждения не могут быть истинны или ложны, то и исторические события не могут быть истинны или ложны. Все исторические события даны лишь с точки зрения историков, которые имеют только некоторые факты. Они по своему усмотрению и посредством своего воображения нечто выделяют, а нечто оставляют в тени, предоставляя нам полную картину происшедшего. История должна читаться не как двусмысленное отражение событий, а как символическая структура, расширенная метафора, которая связывает события истории в некую форму.

Любое историческое событие представляет собой лишь набор фактов, и сами историки оформляют их по своему усмотрению, в соответствии с их точкой зрения на данные события. Именно воображение позволяет историку анализировать и структурировать события в соответствии со своим мировоззрением и отношением, как к философской, так и к исторической традиции в целом.

Третий параграф «Поэтизация истории в «Новом историзме» посвящен обсуждению поэтико-лингвистической концепции Луи Монроза, по своему характеру гораздо более радикальной, нежели чем подход Уайта.

Для сторонников «нового историзма» исторический контекст - это «культурная система». Социальные институции и практики, включая политику, мыслятся как функции от этой системы - а не наоборот. Поэтому «новый историзм», с точки зрения традиционной критики, основан на заблуждении, которое она называет «культуралистическим». Согласно сторонникам нового историзма историю можно определить как текст, который передается каждому последующему поколению в устной или письменной форме повествования. Тот, кто обращается к какому-либо историческому факту, всегда воспринимает его через текст. С семиотической или лингвистической точки зрения исторический факт -это знак (слово, текст), обладающий значением. Исторический факт становится достоянием коммуникаций между тем, кто его отправил и тем, кто его получил (прочитал, понял). В свою очередь, историю как текст -можно понять, как метафору точно также как историю когда-то можно было определять как историю борьбы классов.

Монроз в своей концепции настаивает на интертекстуальном анализе исторической реальности. Для него акценты исторического познания смещаются с диахронии на синхронические ряды повествования. При таком рассмотрении дилемма, казавшаяся (с точки зрения традиции) конфликтом между «диахронической» и «синхронической» концептуализацией исторических процессов,

превращается в столкновение противоположных взглядов на природу исторической реальности. Поэтический тип вымысла «работает» не столько с диахроническими последовательностями исторических событий, сколько с синхроническим событиями, представленными в тексте и в интертекстуальных отношениях.

В часто цитируемой фразе Луи Монроз описал новый историзм как «одновременное внимание к историчности текстов и к текстуальности истории». Этот подход к истории предполагает, что сама история есть не набор фиксированных, объективных фактов, а текст, нуждающийся в интерпретации, т. е. история подобна литературе, с коей она сама постоянно взаимодействует. Далее, предполагается, что текст - как литературный, так и исторический - это дискурс.

Неправомерность подобных операций с исторической реальностью усматривается в том, что Монроз подменяет «первичные дискурсы» о ней (социальный, экономический, политический и т.п.) поэтико-лингвистическими или художественно-литературными приемами ее изображения.

В «Заключении» диссертации подводятся итоги исследования.

По теме диссертации опубликованы следующие работы:

1. Историческое воображение у Хайдена Уайта 7/ Социальное воображение. Материалы научной конференции. Санкт - Петербург, 2000. Стр. 209.

2. История как вымысел или метафоры исторического познания // Философия XX века: школы и концепции. Материалы научной конференции 23-25 ноября 2000. Санкт - Петербург, 2000. Стр. 247.

3. Историческое объяснение: Гемпель и Дрей. // Онтология возможных миров. Санкт - Петербург, 2001. Стр. 58.

4.Путешествия сидя на диване. // Культурное пространство путешествий. Материалы научного форума 8-10 апреля 2003 г. Санкт -Петербург, 2003. Стр. 109.

Отпечатано в ООО «АкадемПринт». С-Пб, ул. Миллионная, 19 Тел.: 315-И-41. Подписано в печать 11.07.03. Тираж 100 экз.

"TW7

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата философских наук Веселовская, Ирина Анатольевна

Введение

Глава 1. История и воображение: Классические программы исторического познания.

1.1. Трансцендентальная идея воображения как всеобщего и необходимого условия исторического познания

1.2. История как переживание и герменевтика воображения

1.3. Исторический опыт как опыт воображения

Глава 2. Аналитические стратегии познания исторической реальности.

2.1. О системном описании в истории

2.2 История и истина: о верификации исторического знания

2.3 Историческое объяснение или теория охватывающих законов

Глава 3. Историческая антропология и метафизика «нового историзма».

3.1 Антропологическая модель исторической реальности

3.2 Тропологическая аналитика исторической реальности

3.3 Поэтизация истории в «Новом историзме»

Введение диссертации2003 год, автореферат по философии, Веселовская, Ирина Анатольевна

Вряд ли известный философский тезис о том, что история является действенным способом самопознания человека, требует специального разъяснения. Тогда как вопрос о человеческих способностях проникновения в историческую реальность всегда отличался актуальностью, остротой и огромным творческим разнообразием своей постановки и обсуждения, как в философских, так и в исторических исследованиях. Различие взглядов на природу исторической реальности оказывалось весьма существенным в зависимости от того, основывались ли они на признании объективности или субъективности представлений о прошлом средствами познания. Так, историки, как правило, свою сверхзадачу усматривали в демонстрации объективности исторической реальности и исторического знания. Когда же о своей причастности к познанию истории заявляли философы, то вопрос об ее объективности часто утрачивал определенность, и возникала проблема субъективности исторической реальности и исторического познания. Сциентистские и антисциентистские подходы к познанию исторической реальности то «проясняли», то «затушевывали» извечный вопрос об истинности его результатов.

Концептуальные «битвы с историей» со времен Дж. Вико и Ж.Ж.Руссо, Ф.-М.Вольтера и Гердера, И.Канта и Г.Гегеля пронизали насквозь эволюцию исторического познания вплоть до наших дней. Изменялся угол зрения, мотивация познавательных интересов, но никогда не исчезала острота обсуждения человеческих возможностей познания истории и самого характера исторической реальности. Сегодня в связи с радикальными трансформациями философских и теоретико-исторических взглядов на историю и проблематичность ее познания дискуссии о природе исторической реальности и истинности исторического знания приобрели особую напряженность. 3

Традиционные разногласия, существовавшие между философами и историками, остались где-то далеко позади, а может быть на периферии исследовательского внимания, когда вопрос о существовании исторической реальности был вообще поставлен под сомнение, а история превратилась в произвольные суждения философов и историков, подчиненные принципу фикции или вымысла. Другими словами, за последние три десятилетия исторические тексты в духе «фиктивной истории», «альтернативной истории» или «истории как если бы, как будто бы» заявили о себе самым существенным образом. В философско-исторической среде возникли серьезные разногласия между сторонниками понимания истории как состоявшегося прошлого и сторонниками дискурсивных представлений истории как вымысла. Демаркационная линия, разделившая спорщиков, превратилась в трудно преодолимый барьер. Замысел предложенной диссертации как раз и связан с попыткой прояснения сегодняшней ситуации в исторической онтологии и теории исторического познания в терминах проблемного соотношения «историческая реальность и вымысел».

Трудно усомниться в том, что вопрос о соотношении исторической реальности и исторического знания по праву считается одним из ключевых в современной философии и методологии истории. Если историческая реальность - способ человеческого существования, то рациональность, воображение, вымысел и другие способности сознания являются средствами ее познания. Обращение к истории всегда сопряжено с определенными исследовательскими ожиданиями новых открытий. Ведь каждое поколение людей открывает историю заново в прямом и переносном смысле слова. Как заметил еще И. Кант, разум преследует свои интересы в истории.

Хорошо известно, что стремление историка к объективности представления прошлого реализуется средствами его 4 субъективности, то есть когнитивными методами и способностями, с помощью которых он пытается составить и упорядочить образ истории. Подобное положение дел хорошо демонстрируется антиномиями исторического разума, по Канту. Не менее хорошо известен акцент объективности исторической реальности, показательный, например, для классической философии истории по Г. Гегелю и К. Марксу.

Конечно, объективности исторического знания можно добиваться, уподобляясь идеалам объективности в естественных науках. В связи с этим вспоминается традиционная методологическая антиномия номотетических и идеографических методов в познании исторической реальности, за которой на стыке Х1Х-Хх вв. обозначилась жесткая конкуренция взглядов между сторонниками

Марбургской и Баденской школ неокантианства. На протяжении всего XX века сохранялась напряженность теоретикопознавательных дискуссий по поводу исторической реальности. Так, с одной стороны, в своей «Критике исторического разума» В.Дильтей определил историю как жизнь, как непрерывный процесс развертывания жизни люди, их переживаний и переоценки ценностей. Согласно ему, понять историческую реальность, с герменевтической точки зрения, можно тогда, когда удается принять во внимание уникальность, неповторимость, индивидуальность событий прошлого. Достигается такой результат за счет использования эмоциональных (переживание) и языковых выражение) ресурсов герменевтики воображения. С другой стороны, такой тонкий аналитик исторической реальности, каким был

Р.Коллингвуд, утверждает ее полное совпадение с историческим сознанием. При этом, важно, прежде всего, одержать верх над эмоциями, контролируя их при свете разума. С точки зрения

Коллингвуда, историческое сознание, «коррумпированное» 5 эмоциями, искажает историю. Эмоциональное представление исторической реальности даже нельзя считать ложным, ибо эта не та ложь, которая предполагает знание истины, а скорее — ее иллюзорная форма. Поэтому процесс развертывания истории возможен, благодаря рациональным (логико-лингвистическим) ресурсам нашего воображения. С его точки зрения, воображение достаточно богато дискурсивными средствами, чтобы не только раскрывать аналитический образ исторической реальности, но и совершать синтетические операции по обобщению исторического материала. Так оказалось, что познание исторической реальности возможно в терминах двух дискурсивных форм воображения - эмоционального (В.Дильтей) сознания и рациональными (Р.Коллингвуд) средствами мышления.

Одним из «острейших пиков» постоянных споров о природе исторического познания отмечался на рубеже 50-60 гг. XX века, который стал известен под названием «спор Гемпеля-Дрея». С аналитической точки зрения (в лице К.Гемпеля), утверждался примат общих закономерностей объяснения исторических явлений (примат действия «охватывающих законов»). Тогда как противоположная сторона в споре, представленная У.Дреем и его сторонниками, настаивала на признании специфической природы явлений истории, особенности которых не объяснимы действием общих исторических закономерностей и требуют каждый раз учета конкретных обстоятельств и действий людей. Если аксиоматика аналитической концепции исторического объяснения отличалась строгой логикой вымысла (типологические абстракции-фикции), то рассуждения Дрея и его сторонников опирались на опыт историка с присущими для него эмпирическими ресурсами воображения. Другими словами, оказалось, что какими бы ни были «механизмы» исторического объяснения, они коренятся в ресурсах вымысла.

Сегодня идея воображения как способа представления исторической реальности в терминах ее виртуальных возможностей («история как если бы») заявила о себе гораздо в более аргументированном виде, в опоре на лингвистические и литературно-поэтические способы прочтения исторического бытия человека. Я имею в виду разнообразные концептуальные подходы, объединяемые под общим и условным названием «метафизики нового историзма» (Анкерсмит Ф.Р., Уайт X., Jla Капра Д., Монроз JI. и другие). Известно, что во многих современных подходах к историческому знанию господствует метод, а сам исторический материал имеет второстепенное, подчиненное значение. Например, согласно диалектическому, структуралистскому, системному или синергетическому подходу, историческая реальность «упаковывается» в прокрустово ложе соответствующих им методов. Что же касается методологии «нового историзма», то используемые в ней приемы вымысла вплетены в сам исторический материал настолько естественным образом, что историческая реальность предстает в виде мозаичной композиции самого исследователя-историка. При этом сам метод практически неотделим от того исторического материала, который становится предметом рассуждений и аргументации исследователя. Так, один из методов «нового историзма» раскрывает признаки исторической реальности через соотношение буквального и фигурального (например, метафорического). Согласно ему, например, метафора превращается в продуктивное средство познания истории, а попытка ее буквального прочтения влечет за собой искаженный результат.

Характеризуя состояние проблемы, хочу лишний раз обратить внимание на трудности, возникающие при обосновании познавательных возможностей вымысла в историческом познании.

Речь идет о предметной разобщенности конкретно-научных языков 7 представления исторической реальности (если учесть пожелание их взаимного перевода и согласования). Ведь дисциплинарные различия в представлении исторической реальности очень велики. Например, разница между языками самих исторических наук и философии (методологии) истории, языками лингвистики и поэтики, с одной стороны, и психологии и этнографии, с другой, не может не броситься в глаза. Кроме того, весьма радикально расходятся дисциплинарные языки самого исторического познания. Например, расхождения между языками всеобщей истории (макро-истории) и микро-истории, экономической, социальной и культурной истории не может не броситься в глаза. Поэтому при обсуждении своей проблемы мне пришлось допускать заметные упрощения. Это касалось, как ее историко-философской, так и теоретико-познавательной и методологической экспозиции. Многие идеи и положения, на которые опирался автор при изучении дискурсивных приемов и возможностей вымысла в познании исторической реальности, а также при аргументации соответствующих программ-конкурентов, имеют самостоятельную ценность и зачастую не связаны друг с другом. Но они оказались объединены вокруг избранного автором направления исследования и нашли свое применение в соответствии с его целями и задачами. Я имею в виду отдельные и положения идеи, содержащиеся в работах как отечественных, так и зарубежных исследователей (конечно же, главным образом работы по философии истории и методологии научного познания). А именно — в работах Барга М.А.1, Баткина Л.М.2, Гуревича А.Я.3, Дрея У.4, Кона И.С., Маркова Б.В.5, Перова Смотри Барг М.А. Эпохи и идеи: становление историзма. Москва, 1987.

2 Смотри Баткин Л.М. Европейский человек наедине с собой. Очерки о культурно-исторических основаниях и пределах личностного самосознания. Москва, 2000.

3 См. Гуревич А. Я. Категории средневековой культуры. Москва, 1984.

4 См. Дрей, Уильям. Еще раз к вопросу об объяснении действий людей в исторической науке. //

Философия и методология истории. Москва, 1977

Ю.В.6, Парамоновой М.Ю., Ракитова А.И.7, Романенко Ю.М.8, Липского Б.И.9, Анкерсмита Ф.Р.Ю, Гемпеля К.11, Коллингвуда Р.Дж.12, Ла Капра Д.13, Монроза Л., Топольского Е.14, Уайта X.15.

Свойства, которые проявляются в отношениях вымысла и исторической реальности зависят от того, под каким углом зрения они рассматриваются. Один ракурс позволяет судить о том, что в вымысле нет ничего такого, чего не было бы ранее в исторической реальности. Согласно другой точке зрения, нет ничего в исторической реальности того, что ранее не было бы вымышлено. Может быть, эти утверждения напоминают прописные истины, но они оказываются в роли исходных посылок для постановки вопросов в моей диссертации. Во-первых, каким образом план исторической реальности (или действительности) предоставляет историку как субъекту познания возможности для вымысла. Во-вторых, как реализуются приемы вымысла, «навязывая» исторической реальности свои когнитивные возможности.

Цель работы заключалась в обосновании возможностей продуктивной работы воображения и вымысла в познании исторической реальности. Конечно, моя диссертационная попытка ее достижения — лишь один из многих путей и сопряжена с реализацией следующих задач. Во-первых, рассмотреть те классические

5 См. Марков Б.В. Знаки бытия. Санкт-Петербург, 2001

6 См. Перов Ю.В. Проблемы социокультурной детерминации научного познания. Ленинград, 1987.

7 См. Ракитов А. И. Историческое познание. Системно-гносеологический подход. Москва, 1982. g

См.Романенко Ю. М. Бытие и естество. Онтология и метафизика как типы философского знания. Санкт Петербург, 2000. 9

См. Липский Б.И. Практическая природа истины. Ленинград, 1988.

10 См. Ankersmit, A. The Reality effect in the writing of history: the dynamics of historiographical topology. Amsterdam, 1985.

11 См. Гемпель, Карл. Логика объяснения. Москва, 1998.

12 См. Коллингвуд Р. Дж. Идея Истории. Москва, 1980.

13 См. LaCapra, D. Rethinking intellectual history: Texts, Contexts, language. London, 1983

14 Cm. Topolski, Jerzy. Methodology of History. Boston, 1976.

15 Cm. White H. Metahistory: the historical imagination in nineteenth-century Europe. London, Baltimore, 1974. программы исторического познания, в которых в качестве интегральной способности исторического познания используется способность воображения. Во-вторых, изучить и обобщить аналитический опыт стратегии познания исторической реальности, использующий ресурсы вымысла. В-третьих, обращаясь к анализу методологических концепций теоретиков так называемого «нового историзма», раскрыть новейшие приемы и роль вымысла в познании исторической реальности.

Методологический ключ моей диссертации связан с утверждением, что когнитивное ремесло историка оказывается продуктивным тогда, когда работает его воображение, его способности вымысла. Только воображение и вымысел формируют временную инфраструктуру истории, конструируют временную дистанцию, соотнося ретроспективу с перспективой, воспроизводя прошлое в настоящем, приближая или удаляя его каждый раз, когда перед историком возникает необходимость разобраться в конкретной череде событий и ситуаций. Тем самым дискурсивные приемы, формы и средства воображения и вымысла начинают играть все более заметную роль в познании исторической реальности.

Чтобы раскрыть специфику познавательного отношения к исторической реальности в терминах вымысла, в диссертации потребовался инструментарий с разной степенью общности своего применения. Прежде всего, речь идет об использовании принципов теории познания, философии и истории, обладающих предельной общностью, - принципа культурно-исторической обусловленности познания, принципа взаимосвязи трансцендентальной и эмпирической способностей воображения, принципа соотношения опытного и теоретического знания в истории. При этом я воздерживалась от общефилософских оценок концепций и методов познания исторической реальности. Использование

10 методологических идей понимания (переживания), описания и объяснения ориентировано каждый раз на раскрытие конкретных функций воображения и вымысла. В диссертации особое значение придается фикциональным приемам исторического познания. Показательны, в частности, приемы использования метафор, метонимий и других тропов для репрезентации исторической реальности.

Научная новизна данного исследования связана с обоснованием возможностей познания исторической реальности в терминах воображения и вымысла. Ключевая идея такого обоснования подразумевает, что за вымыслом скрываются разнообразные сценарии познания истории. В частности, показано, что с точки зрения метафизики «нового историзма», классическое понимание истории (как состоявшейся истории) является всего лишь одним из возможных сценариев. Поэтому претензии на монополию кого-либо метода познания исторической реальности не состоятельны.

В диссертации реконструированы связи метафизики «нового историзма» с традиционной философией исторического познания И.Канта и, в частности, с его концепцией продуктивной работы трансцендентальной способности воображения.

Благодаря различению миметических и немиметических приемов вымысла, в диссертации определены три основные типа фикционального дискурса исторического познания — реалистический, формальный и поэтический. Основанием для выделения этих типов явилось соотнесенность каждого из них к миметическим или немиметическим приемам. Реалистический (или правдоподобный) тип дискурса основывается на разнообразии миметических приемов в историческом познании. Любой реалистический дискурс предполагает воспроизведение исторической реальности, обладающее признаками сходства и подобия с ней. Признаки

11 правдоподобия в реалистическом типе фикции воплощаются через приемы имитации, подражания (мимезис) и позволяют добиться эффекта подлинной исторической реальности, подлинности прошлых событий (подлинности исторических фактов). Формальный тип фикционального дискурса основывается на соблюдении логических и лингвистических предписаний построения исторических текстов с характерными для них произвольными, условными и конвенциональными признаками. Правдоподобность вымысла данного типа достигается за счет идеализаций и абстракций в историческом объяснении или историческом описании. Строгость и однозначность их дискурсивных форм способствуют конструированию конкретных исторических законов, исторических тенденций или исторических фактов, а также - идеалов, норм и ценностей исторического познания. Что касается поэтического (или фигурального) типа фикционального дискурса в историческом познании, то он не отличается подобием и сходством с исторической реальностью. Характер поэтических фикций зависит не столько от их предметной референции, сколько от специфических корреляций различных фрагментов самого исторического текста (всевозможные семантико-синтаксические комбинации с использованием метафорических, метонимических, символических и других семантических приемов и словосочетаний), от его разнообразных коннотаций с контекстом, с пара-, экстралингвистическими и ситуационными (коммуникативными, когнитивными, повседневными, культурно-историческими, социальными) особенностями. Поэтический тип вымысла позволяет «обострить» взгляд на историческую реальность и способствует раскрытию ее фиктивных значений. Другими словами, поэтические приемы вымысла выполняют антификтивную функцию в историческом познании.

Мной предлагаются следующие положения диссертации, выносимые на защиту. Согласно первому тезису, утверждается, что в классической философии истории традиционные идеографические и аналитические способы познания исторической реальности постоянно конкурировали друг с другом. С одной стороны, антиномии кантовской критики чистого разума были трансформированы в герменевтической модификации критики исторического разума В.Дильтея. С другой стороны, попытка их преодоления в философии истории Р.Коллингвуда была реализована в аналитике исторического опыта средствами воображения.

Второй тезис утверждает определенный примат аналитического подхода в методологии исторического познания по отношению к принципам исторического воображения вплоть до начала 70 гг. XX века. Конкретизация этого положения диссертации осуществляется на разборе известного спора между К.Гемпелем и У.Дреем и их сторонниками, соответственно. Кроме того, для полноты аргументации привлекаются материалы методологической концепции исторического познания, сформулированной А.И.Ракитовым, а также малоизвестную в отечественной философско-исторической литературе аналитическую концепцию Е.Топольского. В каждой из названных методологических версий исторического познания использованы приемы вымысла или воображения.

Аргументация третьего положения, защищаемого автором, связаны с конечной целью и итоговыми диссертационными рассуждениями о продуктивном характере дискурсивных возможностей вымысла в познании исторической реальности. В диссертации предпринята попытка обоснования тезиса, согласно которому разнообразные методологические приемы и ресурсы вымысла оказываются вполне конкурентоспособными в практике

13 творческой работы историка. Об этом свидетельствуют результаты, полученные в теории и методологии исторического познания на протяжении последних трех десятилетий инициаторами и сторонниками так называемого «нового историзма» (Х.Уайт, Ла Капра, Л.Монроз, Ф.Анкерсмит и др.). Все используемые материалы большей частью находятся пока в состоянии обсуждения в англоязычных монографиях или периодической литературе, а в отечественной философии и методологии исторических наук они все еще не стали обязательным атрибутом научного оборота и малоизвестны.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Историческая реальность и вымысел"

Заключение

Свойства, которые проявляются в отношениях вымысла и исторической реальности зависят от того, под каким углом зрения они рассматриваются. Один ракурс позволяет судить о том, что в вымысле нет ничего такого, чего не было бы ранее в исторической реальности. Согласно другой точке зрения, нет ничего в исторической реальности того, что ранее не было бы вымышлено. Тесная взаимосвязь этих двух как казалось бы полярных областей, позволяет рассматривать их как отдельно, так и тесно связанными. Следует отметить, что в данной работе под вымыслом рассматривалось само продуктивное и трансцендентальное воображение, без которого не вообразимо и не возможно какое-либо познание. Общий план исторической реальности (или действительности) предоставляет историку как субъекту познания возможности для вымысла, для использования своей способность воображения для более полного отражения самой исторической реальности. Именно приемы вымысла реализуются, «навязывая» исторической реальности свои когнитивные возможности.

Цель и задачи исследования связаны с обоснованием возможностей познания исторической реальности в терминах воображения и вымысла. Ключевая идея такого обоснования подразумевает, что за вымыслом скрываются разнообразные сценарии познания истории. В частности, показано, что с точки зрения метафизики «нового историзма», классическое понимание истории (как состоявшейся истории) является всего лишь одним из возможных сценариев. Поэтому претензии на монополию кого-либо метода познания исторической реальности не состоятельны.

В диссертации реконструированы связи метафизики «нового историзма» с традиционной философией исторического познания И.Канта и, в частности, с его концепцией продуктивной работы трансцендентальной способности воображения. Реконструирована история взглядов и подходов как к познанию в общем, так и к историческому познанию в частности. Сама связь «нового историзма» с Кантовской теорией трансцендентального воображения, показывает цикличность философских воззрений.

Благодаря различению миметических и немиметических приемов вымысла, в диссертации определены три основные типа фикционального дискурса исторического познания — реалистический, формальный и поэтический. Основанием для выделения этих типов явилось отнесенность каждого из них к миметическим или немиметическим приемам. Реалистический (или правдоподобный) тип дискурса основывается на разнообразии миметических приемов в историческом познании. Любой реалистический дискурс предполагает воспроизведение исторической реальности, обладающее признаками сходства и подобия с ней. Признаки правдоподобия в реалистическом типе фикции воплощаются через приемы имитации, подражания (мимезис) и позволяют добиться эффекта подлинной исторической реальности, подлинности прошлых событий (подлинности исторических фактов). Формальный тип фикционального дискурса основывается на соблюдении логических и лингвистических предписаний построения исторических текстов с характерными для них произвольными, условными и конвенциональными признаками. Правдоподобность вымысла данного типа достигается за счет идеализаций и абстракций в историческом объяснении или историческом описании. Строгость и однозначность их дискурсивных форм способствуют конструированию конкретных исторических законов, исторических тенденций или исторических фактов, а также — идеалов, норм и ценностей исторического познания. Что касается поэтического (или фигурального) типа фикционального дискурса в историческом познании, то он не отличается подобием и сходством с исторической реальностью. Характер поэтических фикций зависит не столько от их предметной референции, сколько от специфических корреляций различных фрагментов самого исторического текста (всевозможные семантико-синтаксические комбинации с использованием метафорических, метонимических, символических и других семантических приемов и словосочетаний), от его разнообразных коннотаций с контекстом, с пара-, экстралингвистическими и ситуационными (коммуникативными, когнитивными, повседневными, культурно-историческими, социальными) особенностями. Поэтический тип вымысла позволяет «обострить» взгляд на историческую реальность и способствует раскрытию ее фиктивных значений. Другими словами, поэтические приемы вымысла выполняют антификтивную функцию в историческом познании.

Теоретическая и практическая значимость результатов работы очерчивается границами их применения в решении задач общей теории познания, философии и методологии познания в исторических науках. Что касается практической пользы, то, по-видимому, они могут быть использованы в курсах лекций по философии истории, теории и методологии исторического познания.

Список научной литературыВеселовская, Ирина Анатольевна, диссертация по теме "Онтология и теория познания"

1. Асмус В. Ф. Избранные философские труды. Том 2. Москва, 1971

2. Барг М.А. Категории и методы исторической науки. Москва, 1998.

3. Барг М.А. Понятие всемирно-исторического как познавательный принцип марксистской исторической науки. Москва, 1973.

4. Барг М.А. Эпохи и идеи: становление историзма. Москва, 1987.

5. Баткин Л.М. Европейский человек наедине с собой. Очерки о культурно-исторических основаниях и пределах личностного самосознания. Москва, 2000.

6. Блок М. Апология истории или ремесло историка. Москва, 1973.

7. Блэк М. Метафора // Теория метафоры. Москва, 1990.

8. Бородай Ю. Воображение и теория познания

9. Бэкон Ф. Новый органон // Сочинения. Т. 1. Москва, 1972.

10. Вжозек, Войцек Историография как игра метафор: судьбы «новой исторической науки». // Одиссей. Человек в истории культурно-антропологическая история сегодня. 1991. Москва, 1991.

11. Вжозек, Войцек «Метафора как эпистемологическая категория (соображения по поводу дефиниции)» // Одиссей. Человек в истории. Картины мира в народном и ученом сознании. 1994. Москва, 1994.

12. Гемпель, Карл. Мотивы и «охватывающие» законы в историческом объяснении. // Философия и методология истории. Москва, 1977

13. Гемпель, Карл. Логика объяснения. Москва, 1998.

14. Голосовкер Я. Э. Логика мифа. Москва, 1987.

15. Гуревич А. Я. Категории средневековой культуры. Москва, 1984.

16. Гуссерль Э. Идеи к чистой феноменологии и феноменологической философии (отрывки). Москва, 1994.

17. Гуссерль Э. Картезианские размышления. Санкт — Петербург, 1998.

18. Дильтей, Вильгельм. Введение в науки о духе. Москва, 2000.

19. Дрей, Уильям. Еще раз к вопросу об объяснении действий людей в исторической науке. // Философия и методология истории. Москва, 1977

20. Зверева Г. И. Реальность и исторический нарратив: проблемы саморефлексии новой интеллектуальной истории // Одиссей. Человек в истории. Ремесло историка на исходе XX века 1996. Москва, 1996

21. Иггерс Г. Г. История между наукой и литературой: размышления по поводу историографического подхода Хейдена Уайта. // Одиссей. Человек в истории. Русская культура как исследовательская проблема. 2001. Москва, 2001.

22. Каган М.С. Мир общения. Проблема межсубъективных отношений. Москва, 1988.

23. Кант И. Критика практического разума. // Собрание сочинений т. 4.Москва, 1994.

24. Кант И. Критика способности суждения. Москва, 1994.

25. Кант И. Критика чистого разума. Москва, 1994.

26. Козлов С. На rendez-vous с новым историзмом. // Новое Литературное Обозрение, № 42. Москва, 2000.

27. Коллингвуд Р. Дж. Идея Истории. Москва, 1980.

28. Колосов H. Е. Как думают историки. Москва, 2001

29. Кроче Б. Антология сочинений по философии. Москва, 1999.

30. Кроче Б. Теория и история историографии. Москва, 1998.

31. Лакан Ж. Инстанция буквы в бессознательном или судьба разума после Фрейда. Москва, 1997.

32. Лакан Ж. Семинары, книга 1 : работы Фрейда по технике психоанализа 1953X54. Москва, 1998.

33. Липский Б.И. Практическая природа истины. Ленинград, 1988.

34. Марков Б.В. Знаки бытия. Санкт-Петербург, 2001

35. Марков Б. В., Пигров К.С. Философия. Санкт — Петербург, 1996

36. Маркс, Карл «Восемнадцатое Брюмера Луи Бонапарта» // Сочинения, том 8, Москва, 1957

37. Мерло-Понти М. Око и дух. Москва, 1992.

38. Могильницкий Б. Г. О природе исторического познания. Томск, 1978

39. Монроз Л. Изучение Ренессанса: поэтика и политика культуры // Новое Литературное Обозрение, №42. Москва, 2000.

40. Нагель, Эрнест. Детерминизм в истории. // Философия и методология истории. Москва, 1977.

41. Назаров В. Д. Сослагательность сослагательности рознь. // Одиссей. Человек в истории. История в сослагательном наклонении? 2000. Москва, 2000

42. Ницше Ф. О пользе и вреде истории для жизни.// Сочинения в 2 томах. Том 1. Москва, 1996.

43. Парамонова, М. Ю. История в сослагательном наклонении: повод для беседы или научная проблема? // Одиссей. Человек в истории. История в сослагательном наклонении? 2000. Москва, 2000

44. Парамонова, М. Ю. «Несостоявшаяся история»: аргумент в споре об исторической объективности? // Одиссей. Человек в истории. Картины мира в народном и ученом сознании. 1997. Москва, 1997

45. Перов Ю.В. Проблемы социокультурной детерминации научного познания. Ленинград, 1987.

46. Петряев К. Д. Вопросы методологии исторической науки. Киев, 1971.

47. Питц, Эрнст. Исторические структуры. (К вопросу о так называемом кризисе методологических основ исторической науки). // Философия и методология истории. Москва, 1977.

48. Ракитов А. И. Историческое познание. Системно-гносеологический подход. Москва, 1982.

49. Рикер П. Герменевтика, этика, политика. Москва, 1995.

50. Рикер П. Живая метафора. // Теория метафоры. Москва, 1990.

51. Рикер П. Метафорический процесс как познание, воображение и ощущение.//Теория метафоры. Москва, 1990.

52. Риккерт Г. Границы естественно научного образования понятий. Логическое введение в исторические науки. Санкт Петербург, 1908.

53. Риккерт Г. Науки о природе и науки о культуре. (Избранное) Москва, 1998.

54. Риккерт Г. Философия жизни. Москва, 2000.

55. Риккерт Г. Философия истории. Санкт Петербург, 1908.

56. Розет И. М. Психология фантазии. Минск, 1977.

57. Романенко Ю. М. Бытие и естество. Онтология и метафизика как типы философского знания. Санкт Петербург, 2000.5 8. Сартр Ж.-П. Воображение// Логос, № 3, 1992.

58. Слинин Я.А. Трансцендентальный субъект. Феноменологические исследования. Санкт-Петербург, 2001.

59. Уайт, Хейден. Метаистория. Историческое воображение в Европе XIX века. Екатеринбург, 2002.

60. Уайт, Хейден. Ответ Иггерсу. // Одиссей. Человек в истории. Русская культура как исследовательская проблема. 2001. Москва, 2001.

61. Уайт, Хейден. По поводу «нового историзма». // Новое Литературное Обозрение, № 42. Москва, 2000.

62. Уилрайт Ф. Метафора и реальность.// Теория метафоры. Москва, 1990.

63. Февр, Люсьен. Бои за историю. Москва, 1991

64. Философия Канта и современность. Москва, 1974.

65. Фуко М. Слова и вещи. Москва, 1996.

66. Хайдеггер М. Кант и проблема метафизики. Москва, 1994.

67. Харитонович Д. Э. Методология и нравственный смысл альтернативной истории. // Одиссей. Человек в истории. История в сослагательном наклонении? 2000. Москва, 2000

68. Чешков М. А. Историческая сослагательность, постнеклассическая наука и развивающийся мир. // Одиссей. Человек в истории. История в сослагательном наклонении? 2000. Москва, 2000

69. Шилков Ю. М. Гносеологические основы мыслительной деятельности. Санкт- Петербург, 1992.

70. Эткинд А. Новый историзм, русская версия // Новое литературное обозрение № 47. Москва, 2001.

71. Юрганов А. Л. Свойство познания, а не характеристика исторического процесса. // Одиссей. Человек в истории. История в сослагательном наклонении? 2000. Москва, 2000

72. Ankersmith, F. R. Knowledge and language. Dordrecht, 1993

73. Ankersmit, A. The Reality effect in the writing of history: the dynamics of historiographical topology. Amsterdam, 1985.

74. Atkinson P. The Ethnographic Imagination: Textual Constraction of Reality. London, 1990.

75. Berkhofer R. Beyond the Great Story: History as Text and Discourse. Cambridge, 1995.

76. Beyond Formalism: Literary essays, 1958-1970. New Haven, 1971.

77. Bloor D. Knowledge & Social Imagery. London, 1976.

78. Bunzl, Martin. How to change the Unchanging Past // CLIO, Volume 25, Number 2, 1995.

79. Carpenter R. Hostory as Rhetoric: Style, Narrative and Persuasion. Columbia, 1995

80. Conkin, Paul K & Stromberg, Roland N. 'Heritage & Challenge : The History & Theory of History" Arlington Heights, 1988.

81. Croce, B. History of Europe in the Nineteenth Century. New York, 1963.

82. Croce, B. History as the Story of Liberty. New York, 1955.

83. Demandt A. Ungeschehene Geschichte. Ein Traktat über die Frage: was ware gesehenen, wenn.? Gottingen, 1986.

84. Dray W. Laws & Explanation in History. London, 1957.

85. Frankel Ch. Explanation and Interpretation in History. // Theories of History. New York, 1959.

86. Hempel C. G. & Oppenheim P. The Logic of Explanation // Feigl H. & Brodbek Readings in the Philosophy of Science. NY, 1953.

87. Hook S. A Pragmatic Critique of the Historico-Genetic Method. New York, 1929.

88. Holton G. The scientific imagination. Cambridge, 1978

89. Iggers G. The German Conception of History: The National Tradition of Historical Thought from Herder to the Present. Middletown, 1960.

90. Iggers G. Historiography in th Twentieth Century from Scientific Objectivity to the Postmodern Challenge. Hanover & London, 1997.

91. Jenkins, Keith On What is History? From Carr and Elton to Rorty and White. London & New York, 1995

92. Johnson M. The Body in the Mind: The Bodily Basis of Meaning, Imagination & Reason. Chicago, 1987.

93. Kent, Sherman "Writing History" New York, 1941

94. LaCapra, D. History and criticism. London, 1985.

95. LaCapra, D. History, politics and the novel. London, 1987

96. LaCapra, D. Rethinking intellectual history: Texts, Contexts, language. London, 1983

97. Lakoff G., Johnson M. Metaphors We Live by. Chicago, 1980.

98. Levine, Joseph M. "Objectivity in History : Peter Novick & R. G. Collingwood" // CLIO Volume 21, Number 2, 1991

99. MacDonell D. Theories of Discourse. An Introduction. Oxford, 1986.

100. Mandelbaum M. The Anatomy of Historical Knowledge. Baltimore, 1977.

101. Mandelbaum M. The Problem of Historical Knowledge. NY, 1938.

102. Mann D. Reconstructing the Past: a Structural Idealist Approach.// CLIO, Volume 27, Number 2, Fort Wayne, 1998.

103. Manuel, F. E. Shapes of philosophical history. Stanford, 1965.

104. Martin, Raymond "The past Within Us: An Empirical Approach to Philosophy of History" Princeton, 1989

105. McCullach B. metaphor and truth in history.// CLIO, Volume 23, Number 1, 1993.

106. Mills C. W. The sociological imagination. London, 1968

107. Modern European intellectual history: Reappraisals a new perspectives. London, 1982

108. Murphey, Murray G. " Philosophical Foundations of Historical Knowledge" Albany, 1994

109. Rescher N. and Helmer O. On the Epistemology of the Inexact Sciences. Management Science, October 1959.

110. Sartre J.-P. The Psychology of Imagination. London, 1973.

111. Schaub M. The Role of the Reader in Collingwood's Philosophy of History. // CLIO, Volume 27, Number 3, Fort Wayne, 1998.

112. Scriven M. Truisms as the Grounds for Historical Explanations // Theories of History. New York, 1959.

113. Serlin I.A. Kinesthic Imagining.// Journal of Humanistic Psychology, Volume 36, Number 2, Spring 1996.

114. The writing of history: Literary form and historical understanding. London, 1978.

115. Topolski, Jerzy. Methodology of History. Boston, 1976.

116. White H.; Manuel F. E. Theories of history. Los Angeles, 1978.

117. White H. Metahistory: the historical imagination in nineteenth-century Europe. London, Baltimore, 1974.

118. White H. The content of the form: narrative discourse and historical representation. London, 1987

119. Willey T. E. Back to Kant: the Revival of Kantianism in German Social and Historical Thought, 1860-1914. Detroit, 1978.