автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Исторический миф и миф об истории в современном постмодернистском романе

Полный текст автореферата диссертации по теме "Исторический миф и миф об истории в современном постмодернистском романе"

На правах рукописи

Демин Виктор Игоревич

ИСТОРИЧЕСКИЙ МИФ И МИФ ОБ ИСТОРИИ В СОВРЕМЕННОМ ПОСТМОДЕРНИСТСКОМ РОМАНЕ

Специальности: 10.01.01 - русская литература

10.01.03 - литература народов стран зарубежья (европейская и американская литературы)

Автореферат

диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

2 2 НОЯ 2012

Москва — 2012

005055608

005055608

Работа выполнена на кафедре истории мировой литературы филологического факультета НОУ ВПО «Университета Российской академии образования»

Научный руководитель:

Научный консультант:

Официальные оппоненты:

Ведущая организация:

доктор филологических наук, профессор Пахсарьян Наталья Тиграновна

кандидат филологических наук, доцент Авилова Фируза Абуталибовна

Гиленсон Борис Александрович,

доктор филологических наук, профессор (Московский городской педагогический университет, профессор кафедры зарубежной филологии)

Газизова Амина Абдуллаевна,

доктор филологических наук, профессор (Московский педагогический

государственный университет, профессор кафедры русской литературы и журналистики XX - XXI веков)

Институт научной информации по общественным наукам (ИНИОН) РАН

Защита состоится «14» ноября 2012 г. в 14 часов на заседании диссертационного совета Д 212.136.01 в Московском государственном гуманитарном университете имени М.А. Шолохова по адресу: 109240, Москва, ул. Верхняя Радищевская, д. 16-18.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Московского государственного гуманитарного университета имени М.А. Шолохова по адресу: 109240, Москва, ул. Верхняя Радищевская, д. 16-18.

Автореферат разослан октября 2012 г.

Ученый секретарь диссертационного совета л/"

кандидат филологических наук, доцент ХА/^ С.Ф. Барышева

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Диссертация посвящена исследованию феномена исторического мифа и мифа об истории в современном постмодернистском романе.

В диссертации предпринимается попытка выявить основные особенности мифологизации истории и исторических личностей в современной постмодернистской литературе. Обращение к прошлому является достаточно распространенной практикой для нынешних романистов постмодерна, которые, взяв за основу расхожий исторический сюжет (миф), переосмысляют его, одновременно проблематизируя и вписывая в сегодняшний контекст.

Актуальность работы обусловлена несколькими причинами: потребностью современной литературной науки в появлении сравнительно-исторических исследований постмодернистской литературы, необходимостью дальнейшей теоретической разработки понятий «исторический миф», «миф об истории» и отсутствием специальных аналитических исследований, посвященных творчеству большинства из тех писателей, которые стали предметом изучения в диссертации.

Предметом настоящего исследования выступают произведения современных отечественных и зарубежных писателей-постмодернистов (В. Пелевин, Дж. Варне, Т. Финдли и др.). Выбор именно произведений как наиболее репрезентативных для анализа обусловлен, в первую очередь, их тематикой. Отечественные авторы (В. Пелевин, В. Тихомиров, Э. Володарский), чьи произведения анализируются в диссертации, обращаются к образу В.И. Чапаева. Зарубежные писатели в качестве материала для произведений, представленных в работе, обращаются к библейскому сюжету о потопе (Дж. Варне, Т. Финдли, X. Лёчер и др.).

з

Цель работы - исследование исторического мифа и мифа об истории в современной постмодернистской литературе, выявление общих принципов мифологизации и демифологизации в литературе.

Для достижения данных целей были поставлены следующие задачи:

1) Проанализировать динамику взаимодействия понятий «миф» и «история»;

2) Выявить связь современного мифа с основополагающими онтологическими понятиями;

3) Определить источники исторического мифа и мифа об истории;

4) Проанализировать особенности бытования мифа об истории в современной литературе;

5) Выявить особенности исторического мифа в литературе и искусстве.

Теоретико-методологическая основа исследования

Исследовательский метод в данной работе выработан с учетом новых трудов по литературной компаративистике и при использовании как литературоведческого, так и культурологического способов анализа. Список методологической и теоретической литературы достаточно разнообразен. В рамках исследования предпринята попытка уточнить определение исторического мифа, с тем, чтобы отделить его от категории мифа синкретического. В ходе написания диссертации автор обращался к работам психологов, антропологов, психоаналитиков, социологов, этнологов, исследующих особенности синкретического, первичного мифа. Среди них особо следует выделить труды Дж. Дж. Фрейзера, М. Элиаде, Э. Кассирера и др. В диссертации учтены и литературоведческие работы, посвященные проблеме мифа, в частности, М.И. Стеблина-Каменского, А.Н. Веселовского, Н. Фрая, В.Я. Проппа, A.A. Потебни, А.Ф. Лосева.

Категория исторического мифа тесно соотносится с понятием «массы», поэтому целесообразным было обращение к трудам Гюстава Лебона, Элиаса

4

Канетти, Сержа Московичи, Хосе Ортеги-и-Гассета и еще ряда исследователей этого феномена.

Понятие мифа неразрывно связано с историей, политикой и идеологией; с памятью и категорией «массового»; поэтому оказалось необходимым использовать исследования российских и зарубежных ученых, рассматривающих эти проблемы, в частности, - Освальда Шпенглера, Ф. Лаку-Лабарта и Ж.-Л. Нанси, Б.В. Дубина, A.M. Пятигорского, П. Нора. При анализе классификации исторических источников важным подспорьем была книга современных отечественных исследователей И.М. Савельевой и A.B. Полетаева.

Вопрос соотнесения двух типов нарратива (роман и документ) является одним из центральных в эпоху постмодернизма. Это положение отражено, в частности, в работах Линды Хатчен, Элизабет Весселинг, А. Компаньона и

др.

Исторический миф становится предметом активных спекуляций -художественных и псевдонаучных. Одной из таких «спекуляций» является жанр «альтернативной истории», выступающей одновременно как попытка анализа гипотетического будущего и как предостережение потомкам. Анализ этого феномена отражен в работах многих зарубежных исследователей: Й. Хельбига, Э. Весселинг, Д. Гийо, И. Шаберт, С. Нико и Э. Виаля, Ж. Буаро, П. Корбеля и др.

В главе, посвященной реальному историческому лицу как субъекту исторического мифа автор опирается на теоретические наработки Р. Рейнольдса, Д. Фингерота, У. Эко, А. Ндалианис, Д. Кон, М. Одесского, Ж. ле Гоффа, Ф.Б. Шенка и др.

При анализе использовались также работы зарубежных ученых о литературе и искусстве советской эпохи — К. Кларк, М.Дж. Франка, С. Бенедикт-Грэма, М. Гловиньского и др.

Основной критико-литературоведческий корпус текстов представлен статьями, эссе, критическими заметками, рецензиями Л. Виану, М. Мозли, Дж. К. Оутс, Б. Финни, Э.П. Эванса, П. Бирнса, М. Ризингера и др. (в разделе, посвященном роману Дж. Барнса); Д. Нильсен, А.Г. и А.Е. Бейли, Д. Краузе, Б. Эшкрофта и др. (при анализе произведения Т. Финдли); М.И. Золотоносова, И. Шайтанова, М. Свердлова, В. Шохиной, А. Белова, Е. Прониной и др. (романы В. Пелевина и Э. Володарского).

Научная новизна исследования обусловлена дифференцированным анализом понятий «исторический миф» и «миф об истории», анализом жанра, обращающегося к этим феноменам - «ухронии» (букв, «время, которого нет»), а также использованием новейших методов компаративистики для сопоставления произведений русскоязычных и зарубежных писателей с выявлением общих механизмов синтеза, становления и функционирования исторических мифов в культурном поле, в частности, в литературе.

Теоретическая значимость исследования

Материалы, выводы и основные положения диссертационной работы позволяют не только точнее определить, что собою представляют исторический миф и миф об истории, но и выявить их основные особенности, истоки формирования, поля функционирования и связь с различными культурными категориями.

Практическая ценность работы

Материалы диссертации могут оказаться полезными при исследовании современной литературы, в частности, литературы русской, английской и американской, стать основой курсов истории новейшей литературы и спецкурсов по литературе постмодернизма.

Научные положения, выносимые на защиту:

1. Исторический миф и миф об истории становятся одними из важнейших категорий культуры ХХ-ХХ1 вв. Являясь, в отличие от синкретического мифа, мифами второго порядка, они оказываются востребованными в культурном поле, в частности, литераторами и кинематографистами.

2. Исторический миф и миф об истории неразрывно связаны с такими онтологическими и социокультурными понятиями, как история, реальность, идеология, масса, память.

3. В эпоху краха «больших нарративов» история, как и представления о ней, становятся релятивными, сомнение в объективности истории вызывает многочисленные попытки ее пересмотра и переписывания. Одним из объектов подобного переписывания становятся наиболее распространенные исторические мифы и мифы об отдельных исторических личностях.

4. Одной из важных примет современной культуры является ее «катастрофичность», «апокалиптичность», вызванные экзистенциальной тревогой, страхом конца света, связанным, в частности, с технологическим скачком и информационным бумом. Этот страх отражается и в современных романах - обращаясь к истории, писатели демифологизируют ее, разрушают властный статус (не в последнюю очередь языковыми средствами и при помощи иронии, пастиша и пародии), показывая весь ее абсурд и жестокость, закладывая одновременно основы новой исторической ремифологизации.

5. Библия издавна была и до сих пор остается источником вдохновения для многих писателей, в том числе - в период постмодернизма. Сюжет о Потопе - один из наиболее востребованных у зарубежных писателей

XX века (Дж. Варне, X. Лёчер, Д. Мэйн, Т.Финдли, К. Абэ, П. Нильссон и др.). Актуализируя потенцию к «катастрофизму», помещая действие своих произведений в библейский хронотоп, писатели рассуждают об абсурдности и жестокости истории.

6. В русской постмодернистской литературе исторический нарратив также становится объектом демифологизации посредством привычного постмодернистского инструментария - иронии, пастиша, пародии. Исторический миф о Чапаеве оказывается востребованным в различные эпохи русской истории, актуализируя миф о нем, современные русские писатели (Аксенов, Лёвкин, Пелевин, Тихомиров) одновременно развенчивают его и размышляют о ходе движения русской истории, которая также представляется им катастрофичной.

Апробация результатов диссертации.

Материалы и теоретические выводы диссертации использовались в ряде докладов и выступлений на научных конференциях в УРАО: на научных конференциях «Седьмые Андреевские чтения», «Восьмые Андреевские чтения». Тезисы докладов опубликованы в сборниках «Вестник МГПУ», «Проблемы истории, филологии и культуры», «Литература XX века: итоги и перспективы изучения. Материалы Седьмых Андреевских чтений», «Актуальные проблемы литературы и культуры», «Язык и культура».

Структура и композиция работы определяется целями и задачами научного исследования. Диссертация состоит из введения, трех глав и заключения. Список литературы включает 219 единиц.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ

Во введении дается теоретическое и методологическое обоснование работы, актуальность исследования, определяются цели, задачи и новизна,

степень разработанности темы, теоретическая и практическая значимость, формируются научные положения, выносимые на защиту.

В первой главе «Миф и история: динамика взаимодействия» делается попытка дать определение понятию «исторический миф». В первом параграфе показано, что, являясь мифом второго порядка, исторический миф, в отличие от мифа первичного, синкретического, он не «переживается». Исторический миф ближе к таким категориям, как слухи, домыслы, спекуляции. Рождаясь на основе конкретного исторического факта (будь то событие или жизнь какой-либо исторической личности), исторический миф представляет собой знаковый конструкт, со сформировавшейся структурой и границами (параграф второй). Пространства между узловыми точками мифа представляют собой лакуны, требующие заполнения. Подобные лакуны позволяют историческому мифу с легкостью адаптироваться не только в народной культуре (анекдоты, были, сказания), но и адаптироваться авторами в поле культуры. Взяв за основу определенный исторический сюжет (миф), общеизвестный, а потому часто наиболее опустошенный в семантическом плане, автор «реанимирует» его, включая в иные семантические поля.

В третьем и четвертом параграфах обосновывается положение о том, что категория «исторического мифа» тесно связана с такими важными для культуры и истории понятиями, как «политика», «память», «легитимизация», «идеология». Историческое прошлое является не только объектом исследования, пристального изучения ученых, но и способом внедрения определенных идеологий, которые, несомненно, напрямую связаны с политической деятельностью. Реставрация прошлого с последующей его легитимизацией - практика, частая для исторической науки. Исторический миф тесно связан с таким понятием, как «масса»: в XX веке резко возросло не только число живущих на планете людей, но и возрос объем информации, формирующей представление о мире (параграф пятый). Исторический миф

9

тесно связан с информационным пространством, количеством источников, документов, фактов. Российские историки И.М. Савельева и A.B. Полетаев приводят следующую классификацию источников, «на основании которых приобретаются массовые знания о прошлом»1: образование, медиа-источники, «жизненный мир» - информация, которую индивид получает в результате личных впечатлений. Все эти источники в той или иной степени являются источниками не только исторического знания, но и «подпитывают» исторические мифы (параграф шестой). В седьмом параграфе рассматривается вопрос соотнесения правды и вымысла и их репрезентации в двух типах нарратива (роман и документ), являющийся одним из центральных для теоретиков постмодернизма. Канадский литературовед Линда Хатчен отмечает, что в XIX веке «литература и история были ветвями одного древа, древа учености, пытающегося найти [способ] интерпретирования общества с целью просвещения и развития человека»2. История становится объектом пристального внимания писателей, раскрывающих не только ее ход, но и показывающих, что, по сути, никакого линеарного движения вперед попросту не существует. Кроме того, постмодернистская ирония, пародия, пастиш - инструменты, которые часто используют писатели-постмодернисты — становятся эффективным средством от «застаивания»: «Постмодернистская литература, предполагающая переписывание и репрезентацию прошлого, как в художественных, так и в исторических произведениях, в обоих случаях открывает его настоящему, предохраняя от окончательности и телеологичности»3. Своеобразным средством предотвращения этого «застаивания» является также и жанр «альтернативной истории» («ухронии») - этому посвящен восьмой параграф. Описывая события, гипотетически возможные после некоей точки бифуркации, произведения этого жанра вместе с тем являются носителями

1 Савельева ИМ.. Полетаев A.B. Социальные представления о прошлом, или Знают ли американцы историю. С. 74.

: Hulcheon L. A poetics of postmodernism: History, theory, fiction. London: Routledge, 2004. P. 105.

'ibid, 110.

морально-нравственных императивов: это не просто попытка посмотреть, что случилось бы, выбери история иное русло, но попытка заставить «читателя поразмышлять над Историей [...] с помощью вымысла окинуть критическим взглядом настоящее» и понять, что мы, возможно, «живем сегодня в лучшем из возможных миров»4. Впрочем, источником исторического мифа может стать не только событие, но и историческая личность. Примеров тому множество, в частности, французский историк Жак ле Гофф пишет об этапах мифологизации Карла Великого и Родриго Диаса де Вивара (Сида), а немецкий историк Фритьоф Беньямин Шенк посвятил свою книгу истории бытования образа Александра Невского в русской культуре (девятый параграф).

Во второй главе «Миф об истории: попытки художественной интерпретации сюжета о потопе сквозь призму современности»

рассматриваются современные варианты библейского сюжета. Первый параграф второй главы посвящен вопросу обращения писателей к библейскому первоисточнику. Библейские сюжеты издавна становились объектом внимания и многочисленных интерпретаций художников и писателей. Амбивалентность подобных сюжетов позволяет воспринимать библейские тексты как факты, с одной стороны, и как отвлеченные притчи с общечеловеческим пафосом - с другой. В связи с обращением современных писателей к мифу о потопе нельзя не отметить и характерную черту постмодерна — внимание к катастрофическому, апокалипсису, концу света. Составляются обширные каталоги и списки, где представлены многочисленные апокалиптические и постапокалиптические романы. Предощущение конца связано с прогрессом, увеличением скоростей, разрывом между человеком и человечеством (Эпштейн5), с другой стороны,

4 Nico S., Vial Е. Les seigneurs de l'histoire. Notes sur l'uchronie. URL: http://www.noosfere.org/pdl7827727382.pdf. Дата обращения: 25.08.2012.

5 Эпштейн M Информационный взрыв и травма постмодерна. // Эпштейн М. Постмодерн в России. Дитература и теория. М.: Издание Романа Элинина, 2000. С. 36.

11

его источником оказывается как осознание того, что человек перестает быть центром вселенной (Фоккема6), так и страхи, сопряженные с возникновением и широким распространением новых болезней (Маньковская7) - т.е., в конечном счете, с очередным осознанием хрупкости человеческой жизни. Вместе с тем современным романам свойственно не только тематическое обращение к катастрофизму. Американская исследовательница Барбара Фоли, характеризуя «распад» традиционного исторического романного нарратива, называет появляющиеся произведения, в которых смещена точка зрения, «апокалиптическими» (повествование ведется от первого лица представителей миноритарных, забытых историей групп). Писатели этого направления «подчиняют «факт» мифическому или очень личному взгляду на историю»8, подчеркивает исследовательница. Отметим, что, апокалипсис в ряде случаев рассматривается именно как синоним катастрофы; библейские коннотации остаются за скобками. Многие современные писатели, обращаясь к ситуации катастрофы, помещают своих героев в библейские «декорации». Это неслучайно. С одной стороны, Библия - это канон, книга книг, служащая «моделью для определения» и бросающая вызов «постмодернистским способам существования»9. С другой стороны, постмодернистское видение истории как череды абсурдных катастроф, наблюдаемой глазами конкретного человека, идеально встраивается в библейскую «матрицу» библейских сюжетов (и, в частности, сюжета о потопе), чья неполнота и универсальность, обобщенность ситуаций и типов, подобно неполноте и универсальности мифа, привлекает к себе внимание интерпретаторов.

6 Fokkema D. The Semantic and Syntactic Organization of Postmodernists Texts // Approaching Postmodernism. /Ed. by Douwe W. Fokkema, Hans Bertens. - Amsterdam; Philadelphia, 1986. P. 82. Однако надо отметить, что подобное мироощущение во многом сходно с барочным - см.: Михайлов А. В. Поэтика барокко: завершение риторической эпохи. См.: URL: http://www.philol.msu.nj/~forlit/Pages/Biblioteka Mikhailov Baroque.htm. Дата обращения: 24.06.2011.

7 Маньковская И.Б. «Париж со змеями» (Введение в эстетику постмодернизма). - М„ 1994. С. 189-190.

8 Folev В. From U.S.A. to Ragtime: Notes on the Forms of Historical Consciousness in Modern Fiction / American Literature, Vol.50,No. 1 (Mar., 1978). P. 101.

* Харт К. Постмодернизм. - M„ 2006. C. 135.

Одним из них был английский писатель Алан Александр Милн, чей рассказ «Перед потопом» (1951) представляет собой вариацию библейского сюжета - исследованию этой авторской интерпретации сюжета о потопе посвящен второй параграф. Анализ этого текста представляет интерес не только в рамках темы диссертации, но и в свете того, что большинство работ, посвященных творчеству Милна, в основном обращаются к его главному (хотя сам автор так не считал) произведению - детской сказке о Винни Пухе. Милн расширяет и отчасти разрушает канонический текст: рассказ предваряется ироничным авторским вступлением; начинается с безличной конструкции «Нам говорят», выносящей за скобки источник сообщения и подчеркивающей доверие (зачастую неуместное) читателя этому источнику. Монолитность повествования в рассказе прерывается авторскими ремарками - анахронизмами, которые «подстраивают» библейскую историю для восприятия современного (в том числе - англоязычного) читателя. Милн «романизирует» историю, рассказанную в Библии, вводя «психологизирующие подробности» и предоставляя право голоса персонажам, отсутствующим в канонической версии. Рассказ Милна - это личный, «интимный» вариант потопа.

Совсем другая версия этого же события представлена в романе швейцарского писателя Хуго Лёчера «Ной. Роман об экономическом чуде» (1967). Анализу этого романа посвящен третий параграф работы. Лёчер также берет за основу библейский сюжет, но переформатирует его в соответствии со швейцарской действительностью. Экономический подъем, связанный со строительством Ковчега, описываемый в романе - очевидный отклик писателя на экономический подъем Швейцарии в 60-е годы. В центре внимания автора не только экономическое благосостояние, но и сопутствующее ему развитие всех сфер жизни общества, которое, испытав подъем, медленно, но верно меняется к худшему. Главные герои романа -Ной и его семейство, практически ничем не похожие на канонические

13

образы. Лёчер осовременивает библейский сюжет и, формально следуя канону, насыщает текст романа деталями-анахронизмами: не только рассказывает о современной Швейцарии, иронизируя над различными аспектами жизни общества, но и демонстрирует, что история Потопа -история универсальная.

В четвертом параграфе диссертационной работы анализируется канадский вариант сюжета о потопе - роман Тимоти Финдли «Нежеланные пассажиры» («Not wanted on the voyage») (1984). Финдли - один из ярчайших представителей канадской литературы, «enfant terrible» и нарушитель табу. При обращении к канадской литературе в контексте темы необходимо учитывать несколько важных моментов. По мнению исследовательницы Мари Вотье, Канада, в отличие от многих других стран, успешно проделала долгий путь к тому, чтобы осознать себя страной со множеством исторических «правд»10. С другой стороны, важно помнить о том, что канадская литература и культура, находясь в непосредственной связи с культурой европейской (в частности, английской), стремится в некотором смысле от этой «опеки» избавиться - например, пародируя канонические (мужские, британские/американские) тексты, разрушая тем самым их власть и статус". Поэтому обращение Финдли к библейскому первоисточнику в этом свете кажется вполне закономерным. Финдли, избегая во многих своих романах местного, локального колорита, обращается к истории, в которой видит во многом цепь несправедливостей, жестокостей и абсурдных ситуаций. Роман «Нежеланные пассажиры» вызвал оживленную полемику среди критиков. Дороти Нильсен, учитывая экологическую и женскую проблематику текста, назвала его примером «экофеминистского романа»12,.

10 Vautier M Canadian Fiction Meets History and Historiography: Jacques Poulin, Daphne Marlatt, and Wayson Choy // Colby Quarterly, Vol. 35, Iss. 1 [1999], Art.4. P. 3.

1 ' Hutcheon L. Canadian Postmodern // Canadian culture: an introductory reader / Ed. by Cameron E. - Toronto, 1997. P. 65.

12 Nielsen D. Timothy Findley's Not Wanted on the Voyage: an Exemplary Ecofeminist Text. // URL:

hllp://vv\v\v.canadiannoelrv.ca/cnim/vol42/timolhv llndlev.htm/ Дата обращения: 12.04.2011.

14

Однако этим проблематика романа не исчерпывается. Финдли задается вопросом, что произойдет, если человек займет место ушедшего на покой Бога. А также, что представляет собой религия - набор ритуалов, утративших смысл, или средство спасения. Для Финдли обращение к тексту Библии исполнено нравственного пафоса; в одном из интервью он так поясняет свою позицию: «Я не тыкал пальцем в Господа. Я лишь показывал на тех, кто его именем пытается обеспечить себе право властвовать над миром»13. Нарочитый эпатаж, пародия, ирония, пастиш - таковы основные инструменты, при помощи которых Финдли пытается избавиться от догмата истории и «мужского», библейского текста.

В центре повествования - семья мистера Нойеса. Помещая своих героев в довольно фантастический мир (где соседствуют фейри, единороги, драконы и привычные библейские персонажи), Финдли психологически точно прописывает характеры своих персонажей. Подобная «психологизация» библейского сюжета, реалистические подробности позволяют взглянуть на первоисточник под другим, более широким углом. Финдли, вполне в рамках следования постмодернистским стратегиям, предоставляет право слова героям, считающимися второстепенными - в первую очередь это касается женских персонажей (жена мистера Нойеса, жена Хама) и животным (например, любимой кошке миссис Нойес Моттыль). Таким образом, Финдли переписывает и дописывает и историю Потопа, и историю Ноева семейства.

Господь Бог уходит на покой, и его место занимает мистер Ной. Несмотря на во многом притчевый характер романа, Финдли рисует картину того, как в моменты отсутствия моральных авторитетов устанавливается новая, жестокая власть, подавляющая инакомыслие, инакобытие - и как с этим борются обычные, «инакомыслящие» люди. Мотив восстания является одним из центральных в романе, и подмеченное одним из критиков

13 Цит. по: Krat/.sc D. Timothy Findley's novels between ethics and postmodernism. Wurzburg, 2005. P. 110.

15

обращение Финдли к поэме Милтона «Потерянный рай» не только справедливо, но и обоснованно: Финдли, описывая историю главной «революционерки» Люси (Люцифера), цитирует Милтоновскую поэму едва ли не дословно. Однако если у Милтона бунт Сатаны представляет собой «основанный на гордыне мятеж с целью захвата власти, и, несмотря на всю свободолюбивую риторику, об истинной внутренней свободе... Враг не имеет ни малейшего представления»14, то в случае Финдли бунт Люси обладает отчетливо гуманистическим пафосом. Обращаясь к библейскому первоисточнику, Финдли включает в текст романа многочисленные анахронизмы. Дагмар Краузе, вторя Э. Ауэрбаху15, отмечает, что они уподобляют роман Финдли средневековым мистериям, которые выступали в качестве моста между минувшими событиями и современными верованиями, а также «способствует аллегорическому прочтению романа»16. Версия Тимоти Финдли - еще одна версия библейского сюжета, переиначенная и расширенная, переосмысленная в соответствии с действительностью, предощущением катастрофы и краха современного мира.

Интерпретации исторического мифа и мифа об истории посвящен пятый параграф второй главы. В 1989 году выходит роман Дж. Барнса «История мира в 10 Уг главах», который тотчас же вызывает оживленную полемику в кругах критиков и литературоведов. Споры касались не только тематики произведения, его структуры, но и жанрового определения. Основным принципом построения романа (а на таком определении жанра произведения настаивает сам автор17), по мнению американской писательницы и критика Дж. К. Оутс, является принцип повторений,

14 Горбуиов А.Н. Еще раз о бунте «бессмысленном и беспощадном» («Капитанская дочка» и «Потерянный рай») // Мильтон Д. Потерянный Рай . Возвращенный рай. Другие поэтические произведения. - М., 2006. С. 651.

15 Агэрбах Э. Мимесис. Изображение действительности в западноевропейской литературе. - М„ 1976. С. 169-170.

16 Krause D. Timothy Findley's novels between ethics and postmodernism... P.90-9I.

'7 Finney B. A Worm's Eye View of History: Julian Barnes' A History of the World in 10 1 /2 Chapters //URL: http://www.csulb.edu/~bhfinnev/barnes.html. Дата обращения: 06.07.2011.

пермутаций и комбинаций18: выбрав в качестве основных темы и мотивы корабля, путешествия и т.п.), Варне, изменяя их, сплетает воедино все части произведения. Подобная организация текста отвечает намерению Барнса показать нелинейность истории, ее прерывистость; это попытка посредством постмодернистского скепсиса и иронии развенчать властную догматичность Истории. Демифологизация истории как закономерного причинно-следственного процесса явлена уже в начале романа, который представляет собой не просто истории, условно объединенные в один текст сквозными темами и мотивами, но подчеркнуто дробные истории-фрагменты, оставляющие лакуны, структурно и содержательно неполные. Достижению этой цели способствует не только ирония и сарказм, но и смена точки зрения (повествования от первого лица), полижанровый характер романа19, нарушение хронологии, включение в текст произведения различных паратекстов, скрытых цитат и фрагментов документов. Так, первая глава книги, «Безбилетники», ведется от лица корабельных червей, незаконно проникших на Ковчег. Писатель берет за основу сюжет о потопе и переписывает его совершенно по-новому; причем, «в контексте еврейской и христианской традиций потоп сам по себе можно рассматривать как акт исторической ревизии, попытку в буквальном смысле стереть прошлое...»20. Используя документы (например, в главе «Религиозные войны»), Варне дискредитирует их как свидетельство, подтверждающее ход истории, ее развитие и факт ее существования. Роман Барнса в некотором роде «параисторичен»: отталкиваясь от задокументированной, легитимированной истории, он создает свои версии знаковых событий (подобное обращение очевидно, например, в романа «Англия, Англия», 1998, или «Попугай Флобера», 1984). Линда Хатчеи, размышляя о роли исторических документов

Oaíes J.C. But Noah was not a nice man. URL: http://mvw.nvtimes.eom/l989/l0/01/books/but-noah-was-not-a-

nice-man.html. Дата обращения: 06.07.2011.

Guigner}' V. The Fiiction of Julian Barnes. - NY., 2006. P. 62. 211 Martin J. E. Inventing Towards Truth: Theories of History and the Novels of Julian Barnes. - Arkansas, 2001, p. 40

в литературе, пишет, что «паратексты исторического письма (особенно сноски и текстуально инкорпорации написанных документов)... -используются и злоупотребляются, возможно, [с целью жестокой мести желанию некоторых историков] прочитывать литературу исключительно как исторический документ...»21. Роль подобных паратекстов двояка, подчеркивает Хатчен: с одной стороны, они напоминают о фактуальности нарратива, с другой - привнесенные в художественный текст, они разрушают этот исторический нарратив22. Таким образом, используя постмодернистский инструментарий, инкорпорируя в текст романа документы, Варне делегитимизирует документ, тем самым разрушая миф о линейности истории.

Другим вариантом сюжета о потопе является роман американского писателя Дэвида Мэйна «Ковчег» (2004), представляющий собой попытку защитить «подлинную историю». В отличие от Барнса, для которого история представляет собой «эхо голосов во тьме», Мэйн, кажется, полагает, что история как цельный нарратив имеет место быть, о чем недвусмысленно свидетельствует поэтика романа (шестой параграф).

Таким образом, современные зарубежные писатели-постмодернисты, обращаясь к сюжету о потопе как одному из самых известных, переосмысляют канонический миф об истории, делегитимизируют его, расширяют и дополняют, выстраивая свои, во многом противоречащие источнику, версии.

Глава третья «Исторический миф о Чапаеве в литературных и художественных текстах» посвящена исследованию возникновения и трансформации образа Василия Ивановича Чапаева в советской и постсоветской культуре и литературе.

21 Hutcheon L. The Politics of Postmodernism. London & New York, 1989. P. 57.

" Ibid.

Основными источниками мифа о Чапаеве является, в первую очередь, роман Дм. Фурманова «Чапаев» (1923) и одноименный фильм братьев Васильевых, ставший источником цикла анекдотов, едва ли не самого объемного23. Рассмотрению основных примеров воплощения образа Чапаева в искусстве и культуре посвящен первый параграф. Впоследствии возникали многочисленные «перепевы» классического сюжета, вариации, приквелы и сиквелы - все эти произведения по-своему интерпретируют факты жизни легендарного комдива и одновременно складываются в определенный «чапаевский» канон. Говоря о связи романов Фурманова и Пелевина, важно отметить, что первый послужил не только тематическим источником для произведения «Чапаев и Пустота» (1996) - Пелевин напрямую заимствует фрагменты фурмановского текста, переиначивает их и встраивает в свой роман. Подобное ироническое обыгрывание и демифологизация - типичный пелевинский (впрочем, не только) прием, прием писателя, живущего на пограничье двух культурных и временных пластов.

Второй параграф третьей главы посвящен анализу романа Дм. Фурманова «Чапаев». Для своей эпохи роман Фурманова являлся знаковым произведением. Связано это не столько с художественными достоинствами текста, но и, очевидным образом, с той установкой, что насаждало партийное руководство. Так, славистка Катарина Кларк включила этот роман в «Официальный список образцовых романов, составленный по докладам на съездах советских писателей»24. Применяя современный аналитический инструментарий, Кларк выявляет основные черты романов эпохи соцреализма и, в частности, «Чапаева»: формульность, актуализация ментальных и культурных оппозиций, агиографичность, клишированность. Являясь ярким примером соцреалистического романа, «Чапаев» вместе с тем обладает выраженными сказочными элементами: Чапаев является носителем

23 См.: Одесский М. Героический миф о Чапаеве // URL: httn://moulin-rouge.telion.ru/2007/10/034. Дата обращения: 15.05.2012.

24 Кларк К. Советский роман: история как ритуал. - Екатеринбург, 2002 С. 224.

19

«магического, удивительного имени», Фурманов наделяет его демиургическими чертами; он - проводник в новое царство. Отмеченная Кларк агиографичность соцреалистического романа и связь его с библейскими сюжета видна в романе Фурманова уже на сюжетном уровне. «Чапаев» - история о походе, об обретении нового царства; новое, советское пространство является пространством сказочным, вызывающим непрестанное удивление героев. Впрочем, нельзя не сказать и еще об одной составляющей романа - он, как и «Краткий курс истории ВКП(б)», является «случаем тоталитарного сказания»25: в нем представлен триумф правильного над неправильным, формирование нового мирового порядка, четкая дифференциация на «своих» и «чужих»; поступки героев изначально четко заданы и детерминированы в соответствии с заданной целью. Речь в такого рода повествованиях является привилегией власти, противники лишены права голоса. Все это, словно в кривом зеркале, найдет свое отражение в последующих вариациях легенды о Чапаеве.

Анализ попытки переписывания романа Фурманова в постсоветскую эпоху приводится в третьем параграфе. Романы Пелевина и Фурманова принадлежат к разным культурно-историческим эпохам, однако без знания фурмановского текста (сегодня, кажется, порядком подзабытого) в полной мере понять роман «Чапаев и Пустота» непросто. Виктор Пелевин стал одним из самых обсуждаемых (и критикуемых) писателей постсоветской эпохи, каждое его новое произведение вызывает шквал благожелательных и уничижительных откликов. Сводя воедино многочисленные культурные пласты (в числе которых - буддизм, массовая культура, классическая литература), Пелевин множит пространство своих романов (отсюда подмеченная критиками двойственность, фрактальность, зеркальность) и не дает читателю окончательного ответа на поставленные вопросы.

25 Гловгшьский М. «Не пускать прошлого па самотек». «Краткий курс ВКП(б) как мифическое сказание. //Новое литературное обозрение. - 1996. - №22. С. 144.

20

Анализируя репрезентации образа Чапаева в постсоветской литературе, нельзя не сказать и о предшественниках Пелевина - в частности, например, о В.П. Аксенове и А. Левкине, в чьих рассказах миф о Чапаеве предстает обломком старого мира, который постигла катастрофа. Для творчества же самого Пелевина обращение к истории весьма традиционно - это видно уже по ранним, первым рассказам писателя, в которых история травестируется, пародируется, разоблачается. Уже в этих ранних рассказах (например, «Гибель хрустального мира», «Откровение Крегера», «Реконструктор (об исследованиях П. Стецюка)» и др.) видно сплетение двух типов мифов -мифа синкретического и мифа культурно-исторического.

В романе «Чапаев и Пустота» Пелевин опирается на узловые эпизоды романа Фурманова и, инкорпорируя их в свой роман, разрушает первоисточник. Пелевин иронично переосмысляет и первертирует речь фурмановского Чапаева, дискредитирует его речь, в частности, и речь как форму власти в общем. Для Фурманова характерно воодушевление от толпы, массы революционно настроенных людей - сырая масса податлива и способна принимать любую необходимую форму. У Пелевина впечатление от толпы прямо противоположное: он видит не светлое будущее этих людей, но «мрачные маршруты их судеб», уродство и бессмысленность их жизни и смерти. Другим заимствованием, практически дословным, из романа Фурманова является эпизод в поезде; Пелевин иронически переиначивает известную песню Шкулева «Мы кузнецы, и дух наш молод», переписывая и высвечивая идеологичность фурмановского текста. Необходимо отметить переклички эпизода в степи и эпизода с концертом, также саркастически переписанных Пелевиным. Ироническому переосмыслению также подвергается и вся структура романа Фурманова, представляющая собой путевые очерки, многие из которых названы по ключевым точкам маршрута Чапаева и его дивизии («Уральск», «В Бугуруслан», «Уфа», «До Белебея» и т.п.). В романе Пелевина один из героев говорит, что «берут и отдают какие-

21

то непонятные города с дикими названиями... А где это все, кто берет, кто отдает — не очень ясно и, главное, не особо интересно»26. Ключевой сценой во многих художественных текстах, посвященных Чапаеву, является эпизод его гибели. Включая этот эпизод в свой роман, Пелевин обыгрывает его по-новому.

В четвертом параграфе анализируется образ Чапаева, представленный в романах Фурманова и Пелевина. Особенно важно здесь первое упоминание героя. Визуализация образа Чапаева является одной из важнейших составляющих. Если у Фурманова мы знаем, о ком идет речь, но не видим его, то в романе Пелевина ситуация обратная - мы видим героя, но не знаем точно, кто он. Роман Фурманова пытается дать окончательное объяснение личности Чапаева и вписать его в ход исторического процесса, Пелевин же подобного объяснения не дает, оно попросту невозможно, в соответствии с авторской концепцией. В «Чапаеве» речевая стихия является сюжетообразующей, идеологической и узаконивающей силой; носители Логоса являются носителями властного начала. Враг - это тот, кто лишен голоса. Особое внимание уделяется речам Чапаева и производимому ими на слушателей эффекту. Речь Чапаева исполнена неявного, сакрального смысла, уловить который не всегда можно, но доподлинно известно, что он есть. Чапаевская речь у Фурманова - речь оракула, медиатора, проводника высших сил. Это речь самой власти. Пелевин, скрыто цитируя роман Фурманова, делегитимизирует эту власть, уравнивая дискурс власти с галлюцинаторным бредом Григория Котовского.

Изначальная «тоталитарная» заданность героя у Фурманова сменяется комплексом аллюзий, отсылок и цитат. Как и у Фурманова, у Пелевина герой функционально определен - он является учителем, гуру, наставником. Однако здесь ученичество иного свойства, с активным исследовательским

26 Пелевин В. Чапаев и Пустота. М., 1996. С. 154.

элементом, процессом пытливого поиска. Статичность, статуарность образа у Фурманова сменяется «расслоением», фрактальностью пелевинского героя.

Пятый параграф посвящен категориям времени и истории в романе. Два романных пласта оказываются зарифмованными, несмотря на текстуальную разделенность: в обоих случаях речь идет о ситуации, возникающей после смены культурно-исторической парадигмах (крах царской России - крах советской России).

Подобная «двупластовость», двойственность романа Пелевина, реализуется в оппозициях сон/явь, прошлое/настоящее. В соответствии с этой пограничностью формируется и поэтика романа, основными элементами которого является сновидчество, головокружение, фрактальность, зеркальность. Пространство романа населено двойниками, оборотнями (тяга к оборотничеству - одна из примет художественного пространства В. Пелевина). Эта двойственность, по мнению А. Гениса, неслучайна - Пелевин «обживает стыки между реальностями»27.

Основной структурной оппозицией романа является сон/явь. Напряжение ее задается тем, что они взаимно отражаются, создавая своеобразную зеркальную галерею, напоминающую барнсовскую с его многочисленными отсылками и сближениями. Мотив сна является сюжетообразующим. Особо следует оговорить визуальность романа Пелевина. Как известно, культура постмодерна является культурой визуальной. Пелевин опирается на продукты этой визуальной культуры -кино, живопись, телевидение. Визуальность пронизывает весь роман Пелевина на различных уровнях, подчеркивая взаимопроницаемость двух культурно-исторических пластов. В частности, это касается костюмов героев, посредством которых они непрестанно преображаются.

Таким образом, Пелевин, опираясь на некоторый общеизвестный, общекультурный минимум сведений о Чапаеве, конструирует новый вариант

27 Гi'iiuc Л. Поле чудес //URL: httn://r>elevin.nov.ru/stati/o-cen2/l.html. Дата обращения: 07.08.2011.

23

и ремифологизирует Чапаева, давая тому новую жизнь в культурном пространстве.

Шестой параграф посвящен роману Э. Володарского «Страсти по Чапаю» (2007) как попытке «пост-соца». Формульность романа, отсылки одновременно к религиозной и любовно-эротической тематике, клишированность - все это свидетельствует, по мнению М. Липовецкого, во многом о попытке воскресить в современной литературе соцреалистические модели и мифы, «о неоконсервативном повороте в России... деконструкции бинарной оппозиции между постсоветским настоящим и советским прошлым»28. Помимо отчетливо христианских, евангелических мотивов, в романе наличествуют лубочные элементы, элементы жития. На смену дискретным «снам об истории» В. Пелевина приходит цельное, непротиворечивое и относительно скандальное житие великомученика В. Чапаева.

Седьмой параграф посвящен роману В. Тихомирова «Чапаев-Чапаев» (2010), который является своеобразной ностальгической попыткой реанимировать цельного героя, приключенческую литературу.

В заключении подводятся итоги исследования. Исторический миф в эпоху утраты морально-нравственных императивов становится весьма востребованным, являясь попыткой отрефлексировать и закрепить в качестве «места памяти» (П. Нора) произошедшие в обществе изменения. К историческому мифу обращаются как авторы «высокой», так и массовой литературы, поскольку он способен реализовываться на самых различных уровнях. Одной из основных практик постмодерна становится спор с историей, официальной ее версией. Одной из практик является переписывание истории, а воплощением жанр ухронии, которая позволяет изжить комплексы и дефекты западной истории: этноцентризм,

28 Липовег^кий М. Паралогии: Трансформации (пост)модернистского дискурса в русской культуре 1920-2000-х годов. М„ НЛО, 2008 г. С. 728-729.

империализм, андроцентризм - и привлекая таким образом историю к суду. Одновременно с этим для постмодернисткого мировидения характерно предощущение катастрофы - и это ощущение в полной мере раскрывается во многих рассмотренных в работе произведениях. История перестает восприниматься как причинно-следственная связь, писатели-постмодернисты вступают в спор с первоисточниками, посредством иронии, пастиша, пародии демифологизируя историю и миф о ней. Кроме того, развенчание мифов создает новое пространство для мифологизации. В литературе обращение к историческому мифу становится поводом к размышлению о сути истории, о состоянии современного общества. Западные литераторы переписывают его, значительно при этом осовременивая. Англичанин Александр Милн в рассказе «Перед потопом» обращается к каноническому сюжету, реанимируя и выводя «психологизирующие» подробности. При помощи анахронизмов Милн «осовременивает» сюжет о потопе, актуализируя его вновь. Герои Милна - не абстрактные носители грехов или добродетелей, но живые люди, оказавшиеся перед лицом катастрофы. Швейцарский писатель X. Лёчер в романе «Ной. Роман об экономическом чуде» размышляет о злободневных проблемах современности. Посредством многочисленных анахронизмов Лёчер вписывает Швейцарию, страдающую, по одному меткому выражению, от комплекса «узости»29, не только в пространство допотопного Двуречья, но и, думается, в ход общемировой истории. Переписывает библейский сюжет и канадец Тимоти Финдли, декларирующий уже в первых строках своего романа, что «все было совсем не так». «Нежеланные пассажиры» Финдли стали своего рода «экофеминистской» версией мифа о Потопе. Актуализируя библейский сюжет, Финдли представляет свою версию истории, в которой нет места пе только нежеланным пассажирам, несогласным с официальной историей,

24 Мушг А. Швейцария: время разобраться с собой // Иностранная литература. - 1998. - №9. - С. 252-253.

25

постановлениями, эдиктами, в которой нет места бунтарям и «революционерам».

Джулиан Варне, известный своим интересом к популярным сюжетам и мифам, в романе «История мира в 10 '/г главах» предельно дискредитирует понятие истории. История не движется линейно, поступательно. История не является тем, что рассказывается в учебниках, с экранов телевизоров. Настоящая история, та, о существовании которой мы подчас не знаем, рассказывается безмолвными свидетелями, лишенными права голоса. Иронически переосмысливая историю, развенчивая миф о ней, Варне не только лишает ее связности, разрушает представление о линейном ходе, но и, обращаясь к наиболее расхожим сюжетам, представляет историю как череду не связанных между собой абсурдных, жестоких и катастрофичных событий. Другим примером, продолжающим традицию обращения к библейским текстам, становится роман американского писателя Дэвида Мэйна «Ковчег», основным модусом которого является не спор с историей, но ее защита.

Как правило, актуализация исторического мифа приходится на наиболее кризисные моменты истории. В частности, на примере литературных воплощений истории Чапаева можно судить о том, насколько разным может быть один и тот же исторический миф. «Чапаев» Фурманова, написанный по горячим следам событий, становится первым произведением в ряду последующей «чапаевианы», сформированной как последующими перелицовками, так и, что закономерно для мифа, появлением различного рода приквелов, предысторий, историй с продолжениями и так далее. С падением СССР миф о Чапаеве словно бы исчезает, очевидным примером чего могут служить рассказы А. Лёвкина и В. Аксёнова. Новый виток

30

обращения к «сокровищам» советской Атлантиды связан с появлением в 1996 году романа Виктора Пелевина, действие которого происходит на фоне

30 Одесский М. Героический миф о Чапаеве // URL: http://moulin-rouge.telion.ru/2007/10/034. Дата обращения: 15.05.2012.

краха царской России и - параллельно - в эпоху первоначального накопления капитала. Сложная, нелинейная, дискретная структура романа Пелевина становится отражением неуверенности в существовании единой, цельной истории; Пелевин словно подтверждает барочный тезис «жизнь есть сон», расширяя его: не только жизнь, но и история есть сон (и бред). Возвращением к первоистокам можно считать вышедший в 2007 году роман Эдуарда Володарского, также обратившегося к образу Василия Чапаева в романе «Страсти по Чапаю». Помимо отчетливо христианских, евангелических мотивов, в романе наличествуют лубочные элементы, элементы жития, формульные по сути. На смену дискретным снам об истории В. Пелевина приходит цельное, идеологически выверенное, непротиворечивое и относительно скандальное житие великомученика Василия Ивановича Чапаева. Подобный поворот, несомненно, является не только отражением авторских интенций, но и свидетельством происходящих в обществе перемен: обращение к легендарным событиям и персонажам истории с последующей их канонизацией и присвоением стало обычной практикой в начале XXI века. Другим инвариантом мифа о Чапаеве становится роман («поэма») «Чапаев-Чапаев» Виктора Тихомирова -ностальгическая попытка реанимации одного из главных героев советского пантеона.

Таким образом, исторический миф является симптомом для эпистемологической плоскости, где разворачивается постмодернистский дискурс. С другой стороны, это не только симптом, но и моделирующая матрица. Изучение повествовательных текстов с целью выявления типов исторического мифа и способов его интеграции в повествование есть не столько аналитический подход к отдельным симптомным, знаковым местам культуры, сколько попытка проследить, как исторический миф начинает моделировать способ повествования. История как «рассказ» моделируется в художественном тексте с помощью исторического мифа.

27

Основные положения диссертации содержатся в следующих авторских публикациях:

В изданиях, рекомендованных ВАК Минобразования и науки РФ:

1. Демин В.И. ««Нежеланные пассажиры» Т. Финдли как вариант библейского мифа» // Вестник МГПУ. №1 (6), 2011. С. 125-132.

2. Демин В.И. «Миф о Чапаеве в романе Виктор Пелевина «Чапаев и Пустота» // // Проблемы истории, филологии и культуры / Journal of Historical, Philological and Cultural Studies: Москва - Магнитогорск -Новосибирск, №4 (30), 2010. С. 136-143

Другие публикации:

3. Демин В.И. «Исторический миф в романе В. Пелевина «Чапаев и Пустота»» // Литература XX века: итоги и перспективы изучения. Материалы Седьмых Андреевских чтений / Под редакцией Н.Т. Пахсарьян. - М.: Экон-Информ, 2009. С. 325-330.

4. Демин В.И. «Роман Э. Володарского "Страсти по Чапаю" как продолжение "чапаевского эпоса"» // Актуальные проблемы литературы и культуры (Вопросы филологии. Выпуск 4.) - Ереван: «Лингва», 2011.С. 107-116.

5. Демин В.И. Миф об истории в романе Дж. Барнса «История мира в 10 'А главах» (1989) // Язык и культура. Кутаиси, 2012. С. 17-20.

Отпечатано в типографии «Хорошая типография» Москва, ул. Валовая, 14, стр. 8 e-mail: 2202758@mail.ru, www.avantalra.com Тел.: +7 (495) 940-70-17, +7 (495) 648-44-98, +7 (495) 782-61-02 Тираж 100 экз. Подписано в печать 11.10.2012 г.

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Демин, Виктор Игоревич

ВВЕДЕНИЕ.

Глава первая. Миф и история: динамика взаимодействия.

1.1. Миф синкретический и миф исторический.

1.2. Миф, реальность и история.

1.3. Миф, политика и идеология.

1.4. Миф, память и история.

1.5. Миф и массовое сознание.

1.6. Источники мифа.

1.7. История и постмодернизм.

1.8. Криптоисторичность, альтернативная история, ухрония.

1.9. Герой и исторический миф.

Глава вторая. Миф об истории: попытки художественной интерпретации сюжета о потопе сквозь призму современности.

2.1. Библейские сюжеты как основа мифа об истории и их художественных интерпретаций.

2.2. Двое перед лицом катастрофы: А. А. Милн, «Перед потопом» (1950)

2.3. Хуго Лёчер, «Ной: Роман об экономическом чуде» (1967).

2.4. «Everyone knows it wasn't like that. It was the end of the world»: «Нежеланные пассажиры» Тимоти Финдли (1984).

2.5. Исторический миф в романе Джулиана Барнса «История мира в 10 'Л

главах» (1989).

2.6. Защита «подлинной истории»: «Ковчег» Дэвида Мэйна (2004).

Глава третья. Исторический миф о Чапаеве в литературных и художественных текстах.

3.1. Чапаев в искусстве и культуре.

3.2. «Чапаев» (1923) Д. Фурманова.

3.2.1. Роман Фурманова в контексте эпохи.

3.2.2 «Чапаев» как сказка.

3.2.3. «Чапаев» как история об обретенном царстве.

3.2.4. «Чапаев» как «случай тоталитарного сказания».

3.2.5. «Чапаев» в кино.

3.3. Чапаев спустя 73 года: «Чапаев» (1923) и «Чапаев и Пустота» (1996) (попытка переписывания).

3.4. Зрение//Речь: Чапаевская иконография.

3.5. «Поток времени, который размывает стену настоящего»: время и история в романе.

3.6. Чапаев Эдуарда Володарского: попытка «пост-соца».

3.7. Продолжение мифа о Чапаеве: роман В. Тихомирова «Чапаев-Чапаев»

Введение диссертации2012 год, автореферат по филологии, Демин, Виктор Игоревич

Актуальность диссертационного исследования.

Миф является одной из ведущих категорий культуры. К исследованию этого феномена в XX веке обращались многочисленные ученые: психологи, культурологи, литературоведы, антропологи. Миф, будучи средством упорядочивания и объяснения окружающего мира, синкретичен по своей природе, «натурализован». Именно это качество отличает его от мифа исторического, который, в свою очередь, является во многом порождением культуры. И миф синкретический, и миф исторический довольно часто соседствуют друг с другом. Исторический миф тесно связан с такими культурными и онтологическими категориями, как «реальность», «история», «память», «политика». Именно в соотнесении с ними возможно объяснить феномен исторического мифа.

В эпоху постмодернизма, в эпоху аксиологического кризиса, эпистемологического сомнения и недоверия к «большим нарративам»1, исторический миф приобретает особое значение. Тесно связанный с историей как легитимирующей инстанцией, исторический миф, базирующийся зачастую на слухах, домыслах и спекуляциях, становится альтернативой официальной версии. Писатели, стремясь объяснять ход истории, исторические процессы, обращаются к историческим мифам, предоставляя слово тем, кому в нем отказала история официальная, заполняют лакуны, выстраивая свою контрверсию. Историческая наука, являющая порой заложником идеологии, политики, равно как историков и политиков, имеющих свое собственное представление об истории и ее ходе, стремясь, на первый взгляд, к объективности, не может объять необъятное, оставаясь при этом строгим судией. Этот пробел посредством исторических мифов восполняет литература. Впрочем, нельзя отрицать и тот факт, что исторический миф тоже может стать средством идеологических спекуляций.

1 «Великий рассказ утратил свое правдоподобие, вне зависимости от способа унификации, который ему предназначался: спекулятивный рассказ или рассказ об освобождении. В упадке рассказов можно видеть результат быстрого технического и технологического подъема после Второй мировой войны, перенесшего акцент с цели действия на средства ее достижения.» //ЛиотарЖ-Ф. Состояние постмодерна. М., СПб., 1998. С. 92

В диссертации предпринимается попытка выявить основные особенности исторического мифа и особенности его бытования в поле культуры, в частности, в литературе. Материалом для анализа послужили произведения в первую очередь современных писателей-постмодернистов: Джулиана Барнса, Тимоти Финдли, Хуго Лёчера и Виктор Пелевина.

Исследовательский метод в данной работе выработан при использовании как литературоведческого, так и культурологического способов анализа. Список используемой для анализа проблемы литературы обширен и имеет различный теоретический характер. Поскольку определение «мифа» достаточно размыто, то в рамках работы предпринята попытка дать ему определение, с тем, чтобы отделить его от категории «исторического мифа». В ходе работы автор часто обращался к работам психологов, антропологов, психоаналитиков, социологов, этнологов. Среди них особо следует выделить работы, Джеймса Джонатана Фрейзера, М. Элиаде, Э. Кассирера и др. Также в ходе работы автор обращался к исследованиям литературоведов, посвященных проблеме мифа -М.И. Стеблина-Каменского, А.Н. Веселовского, Нортропа Фрая, В.Я. Проппа, A.A. Потебни, А.Ф. Лосева, В.Н. Топорова, Ю.М. Лотмана. Категория исторического мифа тесно связана с понятием «массы», поэтому автор счел целесообразным обратиться к работам Гюстава Лебона, Элиаса Канетти, Сержа Моско-вичи, Хосе Ортеги-и-Гассета и еще ряда исследователей этого феномена.

Категория мифа неразрывно связана с историей, политикой и идеологией; с памятью и категорией «массового»; поэтому оказалось целесообразным в ход исследования обратиться к работам, в частности, Освальда Шпенглера, Ф. Ла-ку-Лабарта и Ж.-Л. Нанси, Б.В. Дубина, A.M. Пятигорского, П. Нора. При анализе классификации исторических источников автор работы обращался к книге современных исследователей И.М. Савельевой и A.B. Полетаева.

Вопрос соотнесения двух типов нарратива (роман и документ) является одним из центральных в эпоху постмодернизма. Это положение отражено, в частности, в работах Линды Хатчен, Элизабет Весселинг, А. Компаньона и др.

Исторический миф становится предметом активных спекуляций - художественных и псевдонаучных, одной из таких «спекуляций» является жанр «альтернативной истории», выступающего одновременно как попытка анализа гипотетического будущего и как предостережение потомкам. Анализ этого феномена отражен в работах Йорга Хельбига, Элизабет Весселинг, Дени Гийо, Ины Шаберт, Стефани Нико и Эрика Виаля, Жака Буаро, Пьера Корбеля и др.

В главе, посвященной реальному историческому лицу как субъекту исторического мифа автор опирается на работы Ричарда Рейнольдса, Денни Финге-рота, Умберто Эко, Анджелы Ндалианис, Доррит Кон, М. Одесского, Ж. Ле Гоффа, Ф.Б. Шенка и др.

Вторая глава посвящена рассмотрению попыток интерпретации мифа о потопе сквозь призму современности. В качестве материала для исследования были привлечены тексты A.A. Милна, X. Лёчера, Дж. Барнса, Д. Мэйна и Т. Финдли. В качестве теоретических работ были привлечены тексты Л. Виану, М. Мозли, Дж. К. Оутс, Б. Финни, Э.П. Эванса, П. Бирнса, М. Ризингера и др. - в разделе, посвященном роману Дж. Барнса. К работам Д. Нильсен, А.Г. и А.Е. Бейли, Д. Краузе, Б. Эшкрофта и др. я обращался при анализе произведения Т. Финдли.

В третьей главе, посвященной анализу исторического мифа о Чапаеве в советскую эпоху, я обращаюсь к исследованиям Сета Бенедикта Грэма, посвященным культурологическому анализу русско-советского анекдота; Миллера Дж. Франка о фольклоре в сталинскую эпоху. Нельзя было обойти вниманием также работу американской славистки Катерины Кларк «Советский роман», в которой исследовательница рассматривает различные аспекта романа эпохи соцреализма и выделяет основные его категории. Поскольку, по замечанию исследовательницы, «советский роман» по самой своей структуре близок к массовым жанрам (детективам, романам с продолжениями), а одним из объектов исследования является советский и постсоветский роман о Чапаеве, то диссертационное исследование включает работы Дж.Г. Кавелти, одного из основоположников современного «формульного» исследования массовой литературы. 6

Роман Фурманова послужил основой для одноименного фильма, подтверждением чему служат сценарии и высказывания о своей работе братьев Васильевых. Возникла потребность в привлечении исследований М. Гловиньского, Г. Сорокиной, Ю. Лотмана, Н. Нагорной, А. Мегилла, М. Липовецкого для обоснования различных теоретических и практических положений диссертации. Основой анализа в третьей главе послужили художественные тексты Дм. Фурманова, В.Пелевина и Э. Володарского, каждый из которых обращается к мифу о Василии Чапаеве. Теоретическому обоснованию разделов о романах В. Пелевина и Э. Володарского помогло обращение к работам современных исследователей М.И. Золотоносова, И. Шайтанова, М. Свердлова, В. Шохиной, А. Белова, Е. Прониной и др. Цели и основные задачи исследования

Основной целью диссертационного исследования является выявление основных характеристик исторического мифа и мифа об истории и особенностей их функционирования в поле культуры.

Категория исторического мифа связана с онтологическими, социальными и культурными категориями «памяти», «истории», «политики», «массового сознания» и др. Объектом исторического мифа становятся как реально жившие личности (например, Ф. Барбароса, В. Чапаев, Христос и др.), так и определенные события (вторая мировая война, гибель «Титаника» и т.п.), оказавшие так или иначе влияние на последующий ход истории.

В связи с этим основными задачами исследованиями логичным образом стали анализ и сопоставление произведений современных писателей, обращающихся как к наиболее популярным историческим персонажам, так и событиям.

Одним из объектов исследования стал один из ключевых сюжетов европейской культуры - сюжет о потопе. Задачей исследования было проанализировать, как этот миф отражен в произведениях современных европейских и американских писателей.

Другим объектом исследования стал образ легендарного начдива В.И. Чапаева - фигуры в некоторой степени культовой для русскоязычного читателя/зрителя. Таким образом, одной из задач работы было проследить, как изменялся миф о нем на протяжении почти ста лет - начиная с момента возникновения (роман Д.И. Фурманова вышел в 1923 г.) и заканчивая сегодняшним днем (в 2010 г. вышел, кажется, последний на сегодняшний момент роман «чапае-вианы» - «Чапаев-Чапаев» В. Тихомирова).

В контексте выбора целей и задач исследования важным представляется отметить, что и миф о Чапаеве, и миф о потопе в основе своей имеют общее основание - идею о смене парадигм; революция, являющаяся фоном повествования о легендарном начдиве, в некотором смысле может быть приравнена к «потопу», сметающему на своем пути устоявшийся порядок вещей. В этом отношении анализ выбранных мной произведений представляется особенно интересным.

Новизна исследования.

Выявление особенностей исторического мифа происходит посредством анализа как теоретических положений современных исследований, так и посредством анализа конкретных художественных произведений, так или иначе обращающихся к историческому мифу. В теоретической части работы также приведен анализ феномена «альтернативной истории» как одного из новейших и мало осмысленных явлений современной культуры.

Произведена попытка сопоставления как русскоязычных произведений между собой с целью выявления различных оппозиций, особенностей исторического мифа о Чапаеве, так и попытка сопоставления обращения русскоязычных и зарубежных писателей к историческим мифам. Исторический миф - категория, присущая всем культурам, и подобный компаративный анализ был произведен с целью выявления общих механизмов синтезирования, становления и функционирования исторических мифов в культурном поле, в частности, в литературе. В ходе исследования автор обратился к малоизученным, обойденным вниманием (отечественных) критиков произведениям, в частности, в романах X. Лёчера, Д. Мэйна, Т. Финдли.

Научные положения, выносимые на защиту:

1. Исторический миф и миф об истории становятся одними из важнейших категорий культуры ХХ-ХХ1 вв. Являясь, в отличие от синкретического мифа, мифами второго порядка, они становятся востребованными в культурном поле, в частности, литераторами и кинематографистами.

2. Исторический миф и миф об истории оказываются неразрывно связанными с такими онтологическими и социокультурными понятиями, как истории, реальность, идеология, масса, память.

3. В эпоху краха «больших нарративов» история, как и представления о ней, становятся релятивными, сомнение в объективности истории вызывает многочисленные попытки ее пересмотра и переписывания, одним из объектов подобного переписывания становятся наиболее распространенные исторические мифы.

4. Необходимость в пересмотре истории становится причиной «деформации» исторического романа, возникновения множества научно-популярных текстов, интерпретирующих ее, и новых литературных жанров - одним из них становится жанр «альтернативной истории», «ухро-нии».

5. Одной из важных примет современной культуры является ее «катастрофичность», «апокалиптичность», вызванные предощущением конца света, связанного с технологическим скачком. Этот страх отражается и в современных романах - обращаясь к истории, писатели демифологизируют ее, разрушают властный статус (не в последнюю очередь языковыми средствами и при помощи иронии, пастиша и пародии), показывая весь ее абсурд и жестокость.

6. Исторический миф в качестве объекта выбирает наиболее знаковые события или личности истории, тем или иным образом закрепившиеся в культурной памяти.

7. Библия становится источником вдохновения для многих писателей. Сюжет о Потопе - один из наиболее востребованных у зарубежных писателей XX века (Дж. Варне, X. Лёчер, Д. Мэйн, Т.Финдли, К. Абэ, П. Нильс-сон и др.). Актуализируя потенцию к «катастрофизму», помещая действие своих произведений в библейский хронотоп, писатели рассуждают об абсурдности и жестокости истории.

8. В русской литературе исторический нарратив также становится объектом демифологизации посредством постмодернистского инструментария -иронии, пастиша, пародии. Исторический миф о Чапаеве оказывается востребованным в различные эпохи русской истории, актуализируя миф о нем, русские писатели (Аксенов, Лёвкин, Пелевин, Тихомиров) одновременно развенчивают его и размышляют о ходе движения русской истории, которая также представляется им катастрофичной.

Теоретическая и практическая значимость исследования.

Материалы, выводы и основные положения диссертационной работы позволяют не только определить исторический миф, но и выявить его основные особенности, истоки формирования, поля функционирования и связь с различными культурными категориями.

Материалы диссертации могут оказаться полезными при исследовании современной литературы, в частности, литературы русской и англоязычной .

Апробация работы.

Материалы и теоретические выводы диссертации использовались в ряде докладов и выступлений на научных конференциях в УРАО: на научных конференциях «Филология в системе современного образования», «Седьмые Андреевские чтения», «Восьмые Андреевские чтения». Тезисы докладов опубликованы в соответствующих сборниках.

Диссертация обсуждалась и рекомендована к защите на заседании кафедры Истории мировой литературы Университета РАО. Протокол №5 от 15 февраля 2012 г.

Структура диссертации.

Диссертационная работа состоит из введения, трех глав, разделенных на параграфы, заключения и списка использованной литературы.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Исторический миф и миф об истории в современном постмодернистском романе"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Проведенный анализ позволил сделать следующие выводы:

1. Исторический миф, в эпоху «информационного взрыва», относительности истины, в эпоху, когда размываются границы между правдой и вымыслом, становится весьма востребованным. Исторический миф, как порождение общественного (массового) бессознательного, становится, с одной стороны, спекуляцией, с другой стороны, попыткой отрефлексировать происходящие в обществе процессы. В частности, этот процесс происходит в первую очередь в народном творчестве, фольклоре, где одним из ведущих жанров становится анекдот, байка, сплетня. Как стало ясно в ходе исследования, исторический миф востребован и в качестве обоснования, легитимизации исторического прошлого.

2. К историческому мифу обращаются как авторы «высокой», так и массовой литературы. В этом, как кажется, нет никакого противоречия: исторический миф потенциально способен реализовываться на самых различных уровнях. Исторический миф, воспринимаемый в качестве реального события (или героя) воплощается в биографиях, близких к житиям, агиографическим сказаниям. Такие произведения зачастую, с одной стороны, идеологичны, удовлетворяют ностальгию по утраченному прошлому, реставрируя и реконструирую его; с другой стороны, стремясь к некоему подобию объективности, они могут рассматриваться как произведения научно-популярного характера. Для писателей-постмодернистов, с их скепсисом, порожденным падением больших нарративов, с дискретностью повествования, нелинейностью, с предоставлением слова миноритариям, выкинутым из каталога «легитимирующих» документов, обращение к историческому мифу становится поводом, возможностью и средством поразмышлять над ходом истории, ее смыслом и значением.

3. Одной из основных практик постмодернизма становится спор с официальной версией истории, предложенной учеными, официальной наукой. История осмысляется, и наряду с документами, биографиями, свидетельствами возникают тексты, в которых намеренно смешаны реальные и выдуманные персонажи. Одной из практик подобного «переписывания» (а скорее, дописывания) становится жанр «альтернативной истории», «ухронии». В произведениях этого жанра предпринимается попытка не только поспорить с тезисом, гласящим, что история не имеет сослагательного наклонения, пофантазировать на тему гипотетического развития истории, но и, как замечает один из, окинуть взглядом настоящее, поразмышлять над историей, но и отрефлексировать и, возможно, изжить комплексы и дефекты западной истории: этноцентризм, андроцентризм, империализм, - привлекая тем самым, как метко замечает один французский исследователь, историю к суду.

4. XX век становится веком не только грандиозных научно-технических открытий, но и эпохой, когда последствия прогресса воплощаются в страхе будущего, в предощущении конца света (зачастую - рукотворного) и, в итоге, катастрофизма. Страх, ощущение конца реализован во многих современных романах. История перестает быть линейной, рассматривается не как поступательное движение к светлому будущему, но как череда катастроф. Писатели, отражая эту мысль, демифологизируют историю, используя постмодернистский инструментарий: обращение к документам, пастиш, ирония, пародия.

5. История, официально задекларированная, заверенная, идеологически окрашенная, история учебников и рекомендованных пособий, ищет прибежище в своих неофициальных версиях - слухах, домыслах, сплетнях, анекдотах, сказах, исторических мифах. История из большого повествования становится, по замечанию Джулиана Барнса, эхом голосов во тьме, и возможно, современных писателей прельщает возможность говорить не от имени обезличенной Истории, но с позиций именно этих обезличенных именно историей голосов. Ироническое, скептическое, игровое переосмысление мифа разнонаправлено: с одной стороны, оно развенчивает (или по крайней мере предпринимает такую попытку) исторический миф, с другой стороны, дают

240 мифу новое пространство бытия. Альтернативная, неофициальная версия исторических событий, изложенная в произведениях современных писателей, опирается на официальные, всеми принятые источники - сведения, относительно природы которых мы не хотим размышлять, аксиоматичные по своей сути. Обращаясь к документам, легитимирующим историю, к каноническим текстам, писатели-постмодернисты лишают ее, по выражению Л. Хатчен, «авторитета и властного статуса» посредством иронии, пастиша, пародии, введения в текст анахронизмов и «психологизирующих» подробностей, смещающих фокус повествования. Однако именно это переписывание общепринятой версии, кажется, наиболее важно в литературе, апеллирующей к историческим мифам.

6. В зарубежной литературе обращение к историческому мифу становится поводом к размышлению как о сути истории, так и к раздумьям о состоянии современного общества. Западные литераторы переписывают его, значительно при этом осовременивая. Англичанин Александр Милн в рассказе «Перед потопом» обращается к каноническому сюжету, реанимируя и выводя «психологизирующие» подробности. При помощи анахронизмов Милн «осовременивает» сюжет о потопе, актуализируя его вновь. Герои Милна -не абстрактные носители грехов или добродетелей, но живые люди, оказавшиеся перед лицом катастрофы. Швейцарский писатель X. Лёчер в романе «Ной. Роман об экономическом чуде» размышляет о злободневных проблемах современности. Посредством многочисленных анахронизмов Лёчер вписывает Швейцарию, страдающую, по одному меткому выражению, от комплекса «узости», не только в пространство допотопного Двуречья, но и, думается, в ход общемировой истории. Переписывает библейский сюжет и канадец Тимоти Финдли, декларирующий уже в первых строках своего романа, что «все было совсем не так». «Нежеланные пассажиры» Финдли стали своего рода «экофеминистской» версией мифа о Потопе, версией, изложенной прежде всего с точки зрения именно «нежеланных пассажиров» жены Ноя, ее кошки, Люцифера, перевоплотившегося в чужестранку Люси.

241

Роман Финдли, берущий источником библейский сюжет, становится рассказом о современности, о всей истории XX века, с его фанатичной преданностью большим идеям, с его тиранами, этническими и социальными чистками, шовинизмом и презрением к меньшинствам. Актуализируя библейский сюжет, Финдли представляет свою версию истории, в которой нет места не только нежеланным пассажирам, несогласным с официальной историей, постановлениями, эдиктами, в которой нет места бунтарям и «революционерам». Многочисленные анахронизмы, упомянутые в романе, с одной стороны, уподобляют «Нежеланных пассажиров» средневековым мистериям, способствуя, тем самым, «аллегорическому прочтению» (Ауэрбах, Краузе), с другой - осовременивает сюжет, создавая мост между минувшим и настоящим. Роман Финдли, написанный как «жест отчаяния», завершается «жестом надежды» - на то, что героям не удастся достичь нового мира, а история больше не будет чередой «этнических чисток», концлагерей и катастроф. Джулиан Барнс, известный своим интересом к популярным сюжетам и мифам (здесь можно вспомнить и филологический роман «Попугай Флобера», и страноведческую «Англию, Англию», и роман «Артур и Джордж», где героем становится создатель легендарного Шерлока Холмса Артур Конан Дойл), в романе «История мира в 10 !/2 главах» предельно дискредитирует понятие истории. История не движется линейно, поступательно. История не является тем, что рассказывается в учебниках, с экранов телевизоров. Настоящая история, та, о существовании которой мы подчас не знаем, рассказывается безмолвными свидетелями, лишенными правом голоса. Иронически переосмысливая историю, Барнс, наряду с другими своими коллегами-постмодернистами, пишет ее с позицией безмолвного «меньшинства»: червей-древоточцев, заблудившейся в своих снах и медленно сходящей с ума героини, с точки зрения автора исторических программ, популяризующего историю и др. Такая история, возможно, не претендует на объективность; но возможна ли подобная объективность в принципе? Развенчивая миф об истории, Барнс не только лишает ее связности, разрушает представ

242 ление о линейной ходе, но и, обращаясь к наиболее расхожим сюжетам (Потоп, гибель «Титаника», полет в космос, Чернобыль и т.п.), представляет историю как череду не связанных между собой абсурдных, жестоких и катастрофичных событий. Другим примером, продолжающим традицию обращения к библейским текстам, становится роман американского писателя Дэвида Мэйна «Ковчег», основным модусом которого является не спор с историей, но ее защита.

7. В России обращение к историческим мифам также довольно распространено. Можно вспомнить попытки переписать историю, предпринятые научно-популярной литературой. Одним из ярких тому примеров служит серия книг российского историка Владимира Мединского, озаглавленная вполне в духе попыток реанимировать утраченное величие - «Мифы о России». В художественной литературе обращение к историческому мифу неразрывно связано с ходом самой истории - являясь «опустошенным» знаковым конструктом, означающим без означаемого, он активно используется властными институтами для насаждения определенной идеологии. Как правило, актуализация исторического мифа приходится на наиболее кризисные моменты истории. В частности, на примере истории Чапаева (в литературе) можно судить о том, насколько разным может быть один и тот же исторический миф. «Чапаев» Фурманова, написанный по горячим следам событий, становится первым произведением в ряду последующей «чапаевианы», сформированной как последующими перелицовками, так и, что закономерно для мифа, появлением различного рода приквелов, предысторий, историй с продолжениями и так далее. Написанный в эпоху становления советской власти, роман Фурманова становится не только документом-свидетельством этого становления, но и своеобразным правом на жизнь строящегося «нового царства»: красный вождь Чапаев совершает мифологический поход со своими крестоносцами в недостижимое пока светлое будущее. «Чапаев» Фурманова отчетливо мифологичен, впрочем, как и многие художественные и идеологически-программные произведения той эпохи. С падением СССР

243 миф о Чапаеве словно бы исчезает, очевидным примером чего могут служить рассказы А. Лёвкина и В. Аксёнова. Примечательным образом действие рассказа Аксёнова происходит после краха империи. Новый виток обращения к «сокровищам» советской Атлантиды связан с появлением в 1996 году романа Виктора Пелевина, действие которого происходит на фоне краха царской России и - параллельно - в эпоху первоначального накопления капитала. Роман Пелевина, первый дзен-буддистский роман, действие которого происходит в абсолютной пустоте (и - Пустоте), опираясь непосредственно на роман Фурманова, существенно переписывает его, таким образом не только делигитимизируя роман Фурманова, но и весь советский нарра-тив. Сложная, нелинейная, дискретная структура романа Пелевина становится отражением неуверенности в существовании единой, цельной истории; Пелевин словно подтверждает барочный тезис «жизнь есть сон», расширяя его: не только жизнь, но и история есть сон (и бред). Возвращением к первоистокам можно считать вышедший в 2007 году роман Эдуарда Володарского, также обратившегося к образу Василия Чапаева в романе «Страсти по Чапаю». Помимо отчетливо христианских, евангелических мотивов, в романе наличествуют лубочные элементы, элементы жития, формульные по сути. На смену дискретным снам об истории В. Пелевина приходит цельное, идеологически выверенное, непротиворечивое и относительно скандальное житие великомученика Василия Ивановича Чапаева. Подобный поворот, несомненно, является не только отражением авторских интенций, но и свидетельством происходящих в обществе перемен: обращение к легендарным событиям и персонажам истории с последующей их канонизацией и присвоением стало обычной практикой в начале XXI века. Другим инвариантом мифа о Чапаеве становится роман («поэма») «Чапаев-Чапаев» Виктора Тихомирова - ностальгическая попытка реанимации одного из главных героев советского пантеона.

8. Таким образом, исторический миф является симптомом для эпистемологической плоскости, где разворачивается постмодернистский дискурс. С дру

244 гой стороны, это и симптом, и моделирующая матрица. Изучение повествовательных текстов с целью выявления типов исторического мифа и способов его интеграции в повествование есть не столько аналитический подход к отдельным симптомным, знаковым местам культуры, сколько попытка проследить, как исторический миф начинает моделировать способ повествования. История как «рассказ» моделируется в художественном тексте с помощью исторического мифа.

Распад СССР стал одним из самых ключевых моментов истории конца XX столетия. Разумеется, подобное событие не могло не привлечь и внимания литераторов, которые отреагировали на него с различной степенью приятия. Гибель «советской Атлантиды» стала не только поводом задуматься о судьбах человека, живущего за железным занавесом, но и вызвала к жизни различные попытки мифологизации и демифологизации советского топоса и хроноса. Попытки эти предпринимались как изнутри, (пост)советскими писателями, так и снаружи. В этом отношении будет небезынтересно рассмотреть, как два этих типа писателей смотрят на события, развернувшиеся на просторах бывшего союзного государства. Одним из них стал Виктор Пелевин с романом «Омон

388

Ра» , другим - Джулиан Барнс с романом «Дикобраз», примечательно, что оба произведения увидели свет в 1992 году, а русский перевод «Дикобраза» появился в журнале «Иностранная литература» в 1995 в рубрике под заглавием «Восточная Европа: Русские ушли».

Об обоих произведениях написан впечатляющий корпус критических текстов, я обращаю внимание лишь на некие основополагающие моменты, сближающие эти тексты в рамках заявленной темы.

10Л

Роман Дж. Барнса «Дикобраз» (1992) повествует о суде над диктатором Стойо Петкановым после падения социалистического режима. Барнс не выбирает какую-то конкретную страну в качестве места-времени, где происходят события. Его страна - это обобщенная страна социалистического блока. Неко

388 Роман цитируется по: Пелевин В. Жизнь насекомых. М., 1998.

389 Текст цитируется по: Барнс Дж. Дикобраз // Иностранная литература, №6, 1995.

245 торые исследователи отмечали, что действие, скорее всего, происходит в Болгарии, однако однозначно ответить на этот вопрос вряд ли удастся. При всей обобщенности Барнс уснащает пространство-время множеством примет, едва ли не избыточным. Так, действие романа начинается с бунта, который предпринимают демонстрантки «в шубейках из искусственного меха», вооружившиеся половниками, ложками, столовыми ножами или вилками. Другой приметой времени является голод, вызванный недостатком продуктов, талонной системой и обещаниями, которыми правительство кормит граждан. Барнс детально выписывает пространство, маршруты, упоминая, что собравшиеся покинули свои дома в жилых комплексах «Металлург», «Юность», «Надежда», «Дружба», «Красная звезда» и проч. Они маршируют мимо Мавзолея, «где хранился забальзамированный труп Первого Вождя», мимо Археологического музея, бывшего здания Госбезопасности. Представителем гособвинения становится Петр Солинский, из окна дома которого прекрасно виден монумент Благодарности Красной Армии - Освободительнице. Судя по описанию, Барнс воедино сплавляется как минимум два монумента - через несколько строк он уже именует его Алешей. Мифологическое время регулируется мифологическим временем - праздниками Дня Освобождения, Дня Октябрьской Революции и Дня Советской Армии. Любопытно, как Барнс в дальнейшем демонстрирует это освобождение из плена социализма: монументы вождей свозятся за город, а народ начинает отмечать пасху и мартеницы. Упоминает Барнс и специальный, казенный язык («Одно из немногочисленных искусств соцреализма - умение продираться сквозь канцелярскую тарабарщину» - [Барнс: 1995, 75]) и историю репрессий и реабилитаций - на примере отца жены генпрокурора Марии Солин-ской. О том, что Барнс пишет не о какой-то конкретной стране, а о некоем среднем арифметическом социалистического блока говорит и эпизод с распродажей вещей, принадлежащих Стойо Петканову. Это своеобразная карнавальная распродажа истории, в которой принимали участие Эрнст Хоннекер, Саддам Хессейн, император Бокасса, Джордж Буш, Махатма Ганди, Иосиф Сталин, официальный представитель Музея мифологии и др.: «На тридцать седьмой

246 день процесса в городском сквере против здания суда под голыми ветвями акации, украшенными искусственными листьями и цветами, Общество Девинского при Втором столичном университете проводило шутовской аукцион сувениров, принадлежащих экс-президенту. Платить предлагалось лишь в твердой валюте» [Барнс: 1995, 77].

Любопытна и структура защитной речи Стойо Петканова на суде. Ее предуведомляет двухстраничное в журнальном варианте перечисление орденов и медалей, полученных Петкановым за все годы его правления от глав различных государств. Перечисление избыточное и потому гротескное. Первая часть биографии достаточно классична для биографии вождя социалистического государства: сиротство, жизнь при фашистской монархии, вступление в союз коммунистической молодежи, преследования со стороны полиции, тюремное заключение, сражение с фашистским режимом. Вторая часть речи посвящена социальным мерам, предпринятым на посту в качестве правителя страны: уничтожение безработицы, снижение инфляции, уничтожение фашизма, упрочение мира, строительство школ, больниц и гидростанций, завоевание международного авторитета. Третья часть защитной речи представляет собой своеобразный дайджест - Петканов зачитывает отзывы восемнадцати мировых правителей о своей деятельности - еще две страницы в журнальном варианте.

Действие романа В. Пелевина «Омон Ра» происходит, по-видимому (поскольку автор на дает точных дат), в разгар холодной войны. Перед нами - роман взросления, роман воспитания, повествующий о жизни (практически с рождения и - практически - до смерти) главного героя со странным именем Омон. Имя это дал ему отец, «который всю свою жизнь проработал в милиции и хотел, чтобы я тоже стал милиционером» [Пелевин: 1998, 23]. С ранних лет им овладевает мысль о полете, и в конце концов, окончив школу, он поступает в Зарайское летное училище. Отсюда он прямиком попадает в Москву одним из тех, кому предначертано совершить подвиг во имя Родины - полететь на Луну, чтобы там водрузить радиобуй, передающий в космос сигналы-послания со словами «Ленин, Мир, СССР». Пройдя курс предполетной подготовки под ру

247 ководством военных специалистов, Омон летит в космос вместе с еще несколькими курсантами, готовыми отдать свою жизнь за то, чтобы посрамить американцев. Задача остальных курсантов проста - они должны выполнить функцию ступеней ракеты, отделяясь от нее в назначенный срок и, как следствие, погибая. Омон должен доставить радиобуй на поверхность Луны, установить его и в оставшиеся несколько минут застрелиться, чтобы не мучиться от удушья. Однако в дело вкрадывается досадная случайность: пистолет Омона дает осечку, и спустя некоторое время герой приходит в себя и понимает, что никакого космоса нет - он по-прежнему на земле, в подвалах Лубянки, а весь полет - это никому не нужный, но умело сыгранный фарс.

Посвятив свой роман «Героям Советского Космоса», Пелевин последовательно развенчивает миф об этом самом советском космосе и о полетах в него. Весь роман пронизан упоминаниями о космосе - Луна, полеты, упоминания в газетах, артефакты в детском лагере, оставленные канувшими в небытие пионервожатыми и т.д. Наряду с этими артефактами обычного человеческого существования Пелевин упоминает события, бывшие слагаемыми советского мифа. Но делает это в свойственной ему манере. Бескрайний космос, миф о покорении которого был одним из основополагающих в СССР, оборачивается темным душным подземельем со множеством проводов, откуда герой с трудом, но находит выход в то, что принято считать нормальной жизнью. Борьба вооружений Востока и Запада оборачивается борьбой идей, за осуществление которых в жизнь гибнут вполне конкретные люди: «У нас, коммунистов, не было времени доказать правоту наших идей - слишком много сил заняла война, слишком долгой и серьезной оказалась борьба с эхом прошлого и врагами внутри страны. Мы не успели технологически победить Запад. Но борьба идей - это такая область, где нельзя останавливаться ни на секунду. Парадокс - и, опять же, диалектика - в том, что обманом мы помогаем правде, потому что марксизм несет в себе всепобеждающую правду, а то, за что ты отдашь свою жизнь, формально является обманом» [Пелевин: 1998, 58-59]. Атомное оружие также на поверку оказывается обманом: «Ладно, насчет авиации я поверить еще могу. Но вот

248 насчет атомного оружия. Допустим, в сорок седьмом еще можно было заставить подпрыгнуть два миллиона политзаключенных. Но сейчас-то их у нас нет, а атомное оружие ведь каждый месяц.» [Пелевин: 1998, 64]. Прощаясь с Землей, герои поднимаются на Красную площадь - здесь в стене, рядом с одной из ниш прикреплена мемориальная доска с надписью: «Здесь в 1932 году был злодейски убит лопатой товарищ Сероб Налбандян» [Пелевин: 1998, 102]. Внимательный читатель заметит, что так звали одного из Сталиных в рассказе «Реконструктор (об исследованиях П. Стецюка)». Одним из ключевых эпизодов, описывающих иллюзорность советского космоса, является история охоты Г. Киссинджера на медведя, в шкуре которого на самом был один из егерей, обслуживающих правительственную охоту. Поэтому совершенно не случайно, что героя не покидает ощущение, что «наша советская жизнь есть не последняя инстанция реальности, а как бы только ее тамбур» [Пелевин: 1998, 74].

Разрушая ключевые мифы советского времени-пространства, Пелевин, однако же, не дает однозначного ответа, возможно ли окончательно сбежать из этого космоса. В конце романа герой оказывается на центральной станции метро - «Библиотека имени Ленина». Оказавшись в вагоне поезда, герой смотрит на красную линию, решая, куда же ему ехать. Пелевин оставляет финал открытым: то ли герой дернет за стоп-кран, то ли действительно двинется в выбранном направлении. Однако важно, что, как и во время тренировок, когда он крутил педали, сидя в луноходе, и двигался по красной линии, перед снова проложенный кем-то другим маршрут.

И Барнс, и Пелевин практически синхронно обратились к сходным темам - существованию в удушливой атмосфере советского космоса обычного человека. Барнс демифологизирует социалистического правителя, Пелевин - миф о космосе, оба - миф о советском пространстве. Примечательно, что синхронизм и обоих авторов практически текстуальный. У Барнса Стойо Петканов, размышляя о судьбах социализма в своей стране, приходит к выводу, «что началось все не по Марксу, а в совсем неподходящей стране и в самое неподходящее время.» [Барнс: 1995, 85]. У Пелевина один из преподавателей Омона

249

Бамлаг Урчагин просвещает своего подопечного: «Надо видеть очень ясно, очень четко, чтобы не наделать ошибок. В истории ничего не бывает так, как в учебниках. Диалектика в том, что учение Маркса, рассчитанное на передовую страну, победило в самой отсталой» [Пелевин: 1998, 58].

Как видим, исторический миф в различных эпохах и культурах функционирует по-разному, что вызывает определенную потребность в рефлексии, анализе и сопоставлении. Исторический миф становится как объектом реанимации прошлого, с целью дальнейшего его присвоения, что демонстрируют произведения, к примеру, Фурманова и Володарского. Кроме того, исторический миф часто становится объектом спекуляций псевдонаучного характера. Стремление шокировать читателя, жажда сенсационности, попытка приоткрыть завесу тайны над тем, что, казалось, общеизвестно, и придать окончательный статус (зачастую противоречащий общепринятой аксиоме) объекту исследования выливается в произведения, подобные роману Дэна Брауна. И, наконец, продолжает-существвовать и третья тенденция, свидетельствующая о стремлении писателей отрефлексировать природу и сущность истории, определить место в ней обычного человека.

Список научной литературыДемин, Виктор Игоревич, диссертация по теме "Русская литература"

1. ХУДОЖЕСТВЕННЫЕ ТЕКСТЫ

2. Аксенов В. Корабль мира «Василий Чапаев»// Аксенов В. П. Негатив положительного героя. М., 1998.

3. Варне Дж. История мира в 10 /4 главах. М., 2005

4. Варне Дж. Дикобраз. М.: Иностранная литература, №6, 1995.

5. Васильев Г.Н., Васильев Д.В. Братья Васильевы. Собрание сочинений в трех томах. М.: Искусство, 1981. Т.2.

6. Володарский Э. Страсти по Чапаю. СПб., 2007.

7. Вондел Й. ван ден. Трагедии. М.: Наука, 1988.

8. Левкин А. Чапаев: Место рождения Рига. Новое о Г.И. Гурджиеве.

9. Лёчер X. Ной: Роман об экономическом чуде. М.: Текст, 2000

10. Мэйн Д. Ковчег. СПб.: Амфора. ТИД Амфора, 2005

11. Ю.Милн A.A. Перед потопом. // Милн A.A. Столик у оркестра: Рассказы. -М.: Б.С.Г.-Пресс, 200411 .Мильтон Д. Потерянный Рай . Возвращенный рай. Другие поэтические произведения. М., 2006.

12. Паррот Ф. Путешествие на Арарат // URL: http://forum.haYastan.com/lofiversion/index.php/t39831 .html (дата обращения 25.01.2011).

13. Пелевин В.О. Чапаев и Пустота. М.: Вагриус, 2003

14. Пелевин В.О. Все повести и эссе. М., 2005

15. Пелевин В.О. Омон Ра. М., 1997

16. Пелевин В.О. Синий фонарь. М., 1991

17. Про Чапая. Народный сказ. СПб.: Красный матрос, 2005

18. Тихомиров В. Чапаев-Чапаев. М., 2010.

19. Фурманов Д.А. Чапаев; Мятеж. М.: Правда, 1985

20. Barnes J. A History of the World in 10V4 Chapters. Cambridge: Cambridge University Press, 1995.

21. Barnes J. The Porcupine. New York: Alfred A. Knopf, 1992.

22. Bellman C.M. Gubben Noak // http://mneberg.org/fredsang/135.html

23. Findley T. Not wanted on the voyage. Ontario: Penguin Books Canada Limited, 1984.

24. Geoffroy-Château, Louis-Napoléon. Napoléon et la conquête du monde, 1812-1823: histoire de la monarchie universelle. Paris, 1836

25. Maine D. The Preservationist. NY., 2004.

26. Milne A.A. Before the flood. NY, 1967.

27. ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ РАБОТЫ ПО ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЮ:27Луэрбах Э. Мимесис. Изображение действительности в западноевропейской литературе. М., 1976.

28. Ъ2.Кавелти Дж. Изучение литературных формул // Новое литературное обозрение. 1996. - №22.

29. ЪЪ.Кларк К. Советский роман: история как ритуал. Екатеринбург, 2002

30. ЗА .Компаньон А. Демон теории. Литература и здравый смысл. М. Издательство им. Сабашниковых, 200135 .Косиков Г.К. Ролан Барт семиолог, литературовед/Аборт Р. Избранные работы: Семиотика: Поэтика. - М.: Прогресс, 1989. с. 18

31. Лотман Ю.М. Сон семиотическое окно//Лотман Ю.М. Культура и взрыв. -М., 1992

32. Лотман Ю.М. Семиосфера. СПб., 2000. С. 673

33. Лукач Д. Исторический роман. Публиковался в журнале «Литературный критик», №№ 7, 9, 12 за 1937 и №№ 3, 7, 8, 12 за 1938

34. Михайлов А. В. Поэтика барокко: завершение риторической эпохи // Историческая поэтика. Литературные эпохи и типы художественного сознания. М., 1994. С. 326-391.

35. Пропп В.Я. Морфология волшебной сказки. М. 200741 .Пьеге-Гро Н. Введение в теорию интертекстуальности. М., 2007.

36. МШмид В. Нарратология. М.: Языки славянской культуры, 2003

37. Эко У. Роль читателя. СПб., 2005

38. АА.Яусс Х.Р. История литературы как провокация литературоведе-ния//НЛО, №12, 1995

39. Cohn D. The Distinction of fiction. Baltimore, Maryland: The Johns Hopkins University Press, 1999

40. Ab.Graham S.B. A Cultural Analysis of the Russo-Soviet Anekdot. BA, University of Texas, 1990

41. M .Miller J. Frank. Folklore for Stalin: Russian Folklore and Pseudofolklore of the Stalin Era. NY, 1990

42. Leigh D.J. Apocalyptic Patterns in Twentieth-century Fiction. Notre Dame, Indiana, 2008

43. Lukâcs G. The historical novel. Lincoln and London: University of Nebraska Press, 1983

44. ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ И ФИЛОСОФСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ КУЛЬТУРЫ ПОСТМОДЕРНИЗМА:5О.Андреева Е.Ю. Постмодернизм: Искусство второй половины XX начала XXI века. - СПб., 2007 51 .БодрийярЖ. Система вещей. М., 1995.

45. БодрийярЖ. Америка. СПб., 2000

46. Дебор Г. Общество спектакля. М., 2011.2535А.Ильин И.П. Постмодернизм от истоков до конца столетия: эволюция научного мифа. М.: Интрада, 1998

47. JIuomapЖ.-Ф. Состояние постмодерна. СПб., 1998.

48. Манъковская Н.Б. «Париж со змеями» (Введение в эстетику постмодернизма). -М., 1994.

49. Урри Дж. Взгляд туриста и глобализация. // Массовая культура: современные западные исследования. М.: Фонд научных исследований «прагматика культуры», 2005.

50. Фуко М. Ненормальные: Курс лекций, прочитанных в Коллеж де Франс в 1974-1975 учебном году. М.: Наука, 2005

51. Харт К. Постмодернизм. М., 2006.

52. Юн г К. Г. Понятие коллективного бессознательного/ЯОнг К.Г. Структура психики и архетипы. М.: Академический Проект, 2007.

53. Ясперс К. Духовная ситуация времени // Ясперс К. Смысл и назначение истории. М., 1991.6A.Calabrese О. L'età neobarocca. -Roma-Bari, 1987.

54. Calabrese О. Neo-Baroque. A Sign of the Times. Princeton, New Jersey, 1992.

55. Fingeroth Danny. Superman on the Couch: What Superheroes Really Tell Us About Ourselves and Our Society. Continuum International Publishing Group, 2004

56. Ndalianis Angela. Television and the Neo-Baroque // The Contemporary

57. Television Serial, ed.s Lucy Mazdon and Michael Hammond, University of

58. Edinburgh, Edinburgh, 2005, pp.83-101 или по ссылке:http://web.mit.edu/transition/subs/neointro.html254

59. Kermode F. The Sense of an Ending: Studies in the Theory of fiction with a New Epilogue. Oxford, 2000.

60. West C. Afterword: The Politics of American Neo-Pragmatism // Post-Analytic Philosophy / Ed. John Rajchman and Cornel West. New York, 1985

61. ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ И ФИЛОСОФСКИЕ РАБОТЫ О МИФЕ И ИСТОРИИ:

62. Гловинъский М. Не пускать прошлого на самотек.// Новое литературное обозрение. 1996. - № 22.

63. Лосев А.Ф. Диалектика мифа. М.: Издательство «Мысль», 2001.80 .Мегилл А. Историческая эпистемология: Научная монография. М.: «Канон+» РООИ «Реабилитация», 200781 .Мелетинский Е.М. Поэтика мифа. М.: Наука, 1976. С. 74

64. Нора 77. Проблематика мест памяти // Франция-память. СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 1999.

65. Ортега-и-Гассет X. Восстание масс. М.: ООО «Издательство ACT»: ЗАО НПП «Ермак», 2003

66. Пахсаръян Н.Т. Миф пастораль - утопия: к вопросу о дифференциации и взаимодействии понятий // Пахсаръян Н.Т. Избранные статьи о французской литературе: Монография. - Днепропетровск, 2010.

67. Потебня А.Ф. Слово и миф. М., 1989.

68. Пятигорский A.M. Мифология и сознание современного человека. Лекция Александра Пятигорского. Стенограмма. // http://www.polit.ru/lectures/2006/03/02/piatigorskv.html

69. Савельева И.М., Полетаев A.B. Социальные представления о прошлом, или Знают ли американцы историю. М., Новое литературное обозрение, 2008.

70. Стеблин-Каменский М.И. Миф // Стеблин-Каменский М.И. Труды по филологии. М., 2003.

71. Сыров В.Н. Обречены ли исторические нарративы быть мифами? // Век памяти, память века: Опыт обращения с прошлым в XX столетии. Сборник статей. Челябинск, 2004. С. 85-99.

72. Фрэзер Д.Д. Золотая ветвь. М., 1980.91 .Шенк Ф.Б. Александр Невский в русской культурной памяти: святой, правитель, национальный герой (1263 2000). - М., 2007.

73. Шнирелъман В.А. Постмодернизм и исторические мифы в современной России // Вестник Омского университета. 1998. - №1.

74. Шпенглер О. Закат западного мира: Очерки морфологии мировой истории: В 2 т. Т. 1. Образ и действительность. М., 2009.

75. Элиаде М. Аспекты мифа. М., 2005.25695 .Bunzl M. Counterfactual History: A User's Guide // http ://www.historvcooperative .org/iournals/ahr/l 09.3/bunzl.html

76. Campbell Joseph. The hero with the thousand faces. New World Library, 2008

77. Corbell Pierre. L'uchronie. Une ancienne science inspire un nouveau sous-genre // ht1p://www.noosfere.com/icarus/articles/article.asp?numarticle=4098 .Guiot Denis. Faire de l'uchronie //http://www.noosfere.com/icarus/articles/article.asp?numarticle==20

78. Hellekson K. The Alternate History. Refiguring Historical Time. The Kent State University Press, Kent, Ohio, 2001

79. Nicot S., Vial E. Les seigneurs de l'histoire. Notes sur l'uchronie // http://www.noosfere.com/icarus/articles/article.asp ?numarticle=24

80. Nepomnyashche, C.T. The blockbuster miniseries on Soviet TV: Isaev-Shtirlits, the ambiguous hero of Seventeen moments in spring // http://arts.monash.edu.au/lcl/research/proiects/pcpapers/pc-paper-nepomnvashchv.pdf

81. Perraud Serge. L'uchronie. Pour une histoire différente // http://www.noosfere.com/icarus/articles/article.asp?numarticle=35

82. Reynolds Richard. Super Heroes. A modern mythology. University Press of Mississippi, 1994.

83. Wesseling E. Historical fiction: Utopia in History I I International Postmodernism. Theory and literature practice. / Ed. by Johannes Willem Bertens, Douwe Wessel Fokkema. Amsterdam, Philadelphia: John Benjamins Publishing Company, 1997.

84. Wesseling E. Writing history as a prophet. Postmodernist innovations of the historical novel. Amsterdam, Philadelphia, 1991.

85. Wesseling L. Postmodern and History // Wesseling L. Writing History as a Prophet. Postmodernist Invations of the Historical Novel. Amsterdam, Philadelphia, 1991

86. РАБОТЫ О ПОСТМОДЕРНИСТСКОМ РОМАНЕ:

87. Аксенова О.А. Историческая личность в системе персонажей постмодернистского повествования (На материале современной историографической метапрозы) // Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова, 2007. №2. С. 59-63.

88. Козлов Е.В. SuperrepOHKa масскульта (об архетипе развлекательной повествовательности) //Вопросы культурологии, 2009. №1. С. 78-81

89. Липовецкий М. Паралогии: Трансформации (пост)модернистского дискурса в русской культуре 1920-2000-х годов. М., НЛО, 2008 г.

90. Мережинская А.Ю. Русский «нелинейный роман» в контексте европейской постмодернистской традиции // Постмодернизм: что же дальше? (Художественная литература на рубеже XX-XXI вв.): Сб. науч. трудов. М., 2006. С. 261-273.

91. Пахсарьян Н.Т. Литературный персонаж как сюжет: роман Ж.-К. Болоня «Шерлок Холмс и тайна литературы» // Пахсарьян Н.Т. Избранные статьи о французской литературе: Монография. Днепропетровск, 2010.

92. Черняк М.A. «Back in to the USSR», или Репрезентация прошлого в отечественной беллетристике начала XXI века. // Вестник Герценов-ского университета / РГПУ. СПб., 2009. - N 10(72). - С.73-80.

93. Cowart D. History and the Contemporary Novel. Southern Illinois, 1989.

94. Robert W. Fogel. Railroads and American Economic Growth: Essays in Econometric History // http://eh.net/bookreviews/library/davis

95. Fokkema D. The Semantic and Syntactic Organization of Postmodernists Texts // Approaching Postmodernism. /Ed. by Douwe W. Fokkema, Hans Bertens. Amsterdam; Philadelphia, 1986.

96. Foley В. From U.S.A. to Ragtime: Notes on the Forms of Historical Consciousness in Modern Fiction / American Literature, Vol.50, No. 1 (Mar., 1978).

97. Heffernan T. Can the Apocalypse be Post?» // Postmodern apocalypse: theory and cultural practice at the end / ed. by Richard Dellamora. Pennsylvania, 1995

98. Hutcheon L. The Politics of Postmodernism. London&NY: Routledge, 1989.

99. Hutcheon L. A Poetics of Postmodernism. History, Theory, Fiction. New York and London: Routledge, 1992.

100. Hutcheon L. Canadian Postmodern // Canadian culture: an introductory reader / Ed. by Cameron E. Toronto, 1997.

101. J org Helbig. Der Parahistorische Roman: Ein Literarhistorischer Und Gattungstypologischer Beitrag Zur Allotopieforschung.

102. Wright T.R. The Genesis of Fiction: Modern Novelists as Biblical Interpreters. Chippenham, 2007.

103. Zamora L. P. Writing the Apocalypse. Historical Vision in Contemporary U.S. and Latin American Fiction. Cambridge, 1989.

104. РАБОТЫ ОБ ОТДЕЛЬНЫХ АВТОРАХ:1. Дж. Барнс

105. Бондарчук Д. «Через Ла-Манш и обратно» // Иностранная литература. 2002. - №7.

106. Велюго О.А. Последствия сексуальной революции: отражение проблемы в творчестве Дж. Барнса // Современные исследования социальных проблем, 2010. №4.1 (04). С. 591-602

107. Горбачева М. «Разные тропинки через лес // Иностранная литература. 2002. - №7.

108. Горбунов О. В. роль памяти в формировании национальной идентичности в романе Дж. Барнса «Англия, Англия» // Известия Саратовского университета. 2010. Т. 10. Сер. Филология. Журналистика, вып.1. С. 51-57

109. Зверев А. Послесловие к «Истории мира в 10 1Л главах» Дж. Барнса //Иностранная литература№1, 1994. С. 229-231.

110. Радченко Д.А. Художественная дидактика Джулиана Барнса // Общественные и гуманитарные науки. С. 256-260

111. Романова А. «Суд над «Дикобразом»» // Иностранная литература. -2002,-№7.

112. Синцов В.Ю. Образные средства, репрезентирующие концепт «человеческая цивилизация (ее судьба) в романе Д. Барнса «История мира в десяти с половиной главах» // Вестник тюменского государственного университета. 2010. № 1. С. 202-206

113. Табак М. Франнция моя вторая родина» о «Попугае Флобера // Иностранная литература. - 2002. - №7.

114. Тарасова Е. «Хамелеон британской литературы» // Иностранная литература. 2002. - №7.

115. Фрумкина С. История, увиденная Барнсом // Иностранная литература. 2002. - №7.

116. Barnes J. Julian Barnes in conversation. Cercles 4 (2002), pp. 255-269.

117. Beirne f .The Medieval Prosecution and Capital Punishment of Animals // Animal and Society. V.2, #1 1994. Cambridge. PP. 27-46.

118. Beirne P., The Law is an Ass: Reading E.P. Evans' "The Medieval Prosecution and Capital Punishment of Animals" / Society and Animals. 1994. - Vol.2. -№1. PP. 27-46.

119. Coock B. The world's history and then some in 10 /2 chapters // Conversations with Julian Barnes. Mississippi, 2009

120. Evans E.P. The criminal prosecution and capital punishment of animals. New Jersey, 2006

121. Finney B. A Worm's Eye View of History: Julian Barnes' A History of the World in 10 1/2 Chapters // Papers on Language and Literature. 2003. -Vol.39. №1.

122. Girgen J. The historical and contemporary prosecution and punishment on animals // URL: http://www.animallaw.info/iournals/io pdf/lralvo!9 p97.pdf (дата обращения 03.03.2010)

123. Guignery V. The Fiction of Julian Barnes. NY, 2006.

124. Humphrey N. Bugs and beasts before the law // URL: http ://publicdomainre view, org/2011/03/27/bugs-and-beasts-before-the-law/ (дата обращения 03.03.2010)

125. Martin J.E. Inventing Towards Truth: Theories of History and the Novels of Julian Barnes. Arkansas, 2001.

126. MoseleyM. Understanding Julian Barnes. Columbia, SC: University of Carolina Press, 1997

127. Ntinnig V. The invention of cultural traditions: The construction and de-construction of Englishness and authenticity in Julian Barnes' England, England. // http://www.iulianbarnes.com/docs/nunn in g. pdf

128. Oates J.C. But Noah was not a nice man // http://www.nytimes.com/1989/10/01/books/but-noah-was-not-a-nice-man.html

129. Risinger M. Boxes in Boxes: Julian Barnes, Conan Doyle,Sherlock Holmes and the Edalji Case. International Commentary on Evidence. Volume 4, Issue 2, Article 3, 2006

130. Stuart A. A Talk with Julian Barnes. / LA Times, 15 oct. 1989.

131. Vianu L. The Desperado Age. British Literature at the Start of the Third Millennium. Bucharest University Press, 20041. Т.Финдли:

132. Горбунов A.H. Еще раз о бунте «бессмысленном и беспощадном» («Капитанская дочка» и «Потерянный рай») // Мильтон Д. Потерянный Рай . Возвращенный рай. Другие поэтические произведения. М., 2006

133. Оуэне К. Дискурс других: феминистки и постмодернизм // Тендерная теория и искусство. Антология: 1970-2000. М., 2005.

134. Ashcroft В., Griffiths G., Tiffin H. The Empire writes back: Theory and Practice in post-colonial literature. NY, 2002.

135. Bailey A.G., Bailey A.E. Timothy Findley and the aesthetic of fascism: Intertextual Collaboration and Resistance. New Canadian Criticism Series. Vancouver: Talonbooks, 1998.

136. Butling P. Seeing in the Dark: The Poetry of Phyllis Webb. Ontario, 1997

137. Krause D. Timothy Findley's novels between ethics and postmodernism. Kônigshausen&Neumann, Wurzburg, 2005

138. Lancelot-Viannais T. \ Le feminism au masculin. Entretien avec Margaret Maruani et Chantai Rogerat. / Travail, Genre et Sociétés. 2001. - №5. PP. 5-19.

139. Mellor W.M. Timothy Findley's true fictions: A Conversation at Stone Orchard // URL: http://www.lib.unb.ca/Texts/SCL/bin/get.cgi?directory=voll9 2/&filename =Mellor.htm (дата обращения 03.03.2012)

140. Nielsen D. Timothy Findley's Not Wanted on the Voyage: an Exemplary Ecofeminist Text.

141. Vautier M. Canadian Fiction Meets History and Historiography: Jacques Poulin, Daphne Marlatt, and Wayson Choy // Colby Quarterly, Vol. 35, Iss. 1 1999., Art.41. Х.Лёчер:

142. Мушг А. Швейцария: время разобраться с собой // Иностранная литература. 1998. - №9. - С. 252-253.

143. Фролов Г.А., Дарзаманова Р.З. Хуго Лёчер и швейцарская литературная традиция // Ученые записки Казанского государственного университета. Том 151, кн. 3, 2009. С. 119-126.1. A.A. Милн

144. Исаковская А.Ю. Социальная проблематика сквозь призму текста A.A. Милна «Винни Пух» // Вестник Ярославского государственного университета им. П.Г. Демидова. Серия Гуманитарные науки. 2011. -№4

145. Исаковская А.Ю. К проблеме имитации детской речи.// Вестник Центра международного образования Московского государственного университета. Филология. Культурология. Педагогика. Методика. -2011. №2

146. Карпухина В.Н. Интерпретационный потенциал текстов художественной литературы в ситуации перевода: лингвоаксиологический аспект // Сибирский филологический журнал. 2011. - №2

147. Руднев В.П. Введение в прагмасемантику «Винни Пуха» // Винни Пух и философия обыденного языка. М., 1994

148. Blamires H. A Short History of English Literature. London&New York, 1984.

149. Beckett S. Crossover Fiction. London & New York, 2009

150. Chandler R.The Simple Art of Murder. / URL: http://www.en.utexas.edu/amlit/amlitprivate/scans/chandlerart.html. Дата обращения: 4.03.2012.

151. Crews F. Postmodern Pooh. New York, 2001.

152. Hochman S. Mc-Grow Hill Encyclopedia of world drama. New York, 1984.

153. Lee H. Wirginia Woolf. London, 1996.

154. Living Authors. A Book of Biographies / Ed. by Tante D. New York, 1935

155. Longaker M. Contemporary English Literature. New York, 1953

156. Panek L.L. Watteau's Shepherds: the detective novel in Britain, 1914-1940.-Ohio, 1979

157. Рут A., Shlesinger M., Jettmarova Z. Sociocultural aspects of translating and interpreting. Amsterdam, Philadelphia

158. The Routledge History of Literature in English: Britain and Ireland. -London & New York, 1997

159. Wilson L. Faith and the Vocation of the Author // Margaret Lawrence: Critical Reflections. Ottawa, 2001

160. Writing about Literature. Essay and translation skills for university students of english and foreign literature / Ed. by J. Woolf. London&New York, 20051. В. Пелевин:

161. Басинский П. Из жизни отечественных кактусов // URL: http://pelevin.nov.ru/stati/o-dva/Lhtml (дата обращения 12.02.2012)

162. Белов А. К вопросу о влиянии К. Кастанеды на В.О. Пелевина. // URL: http://pelevin.nov.rn/stati/o-kastaneda/l.html (дата обращения 12.02.2012)

163. Берхин И. Прогулки с Котовским, или Из меннипеи снов не выкинешь // URL: http://pelevin.nov.rn/stati/o-cotovsky/l.html (дата обращения 12.02.2012)

164. Быков Д. Побег в Монголию // URL: http://pelevin.nov.ru/stati/o-dva/1 .html (дата обращения 12.02.2012)

165. Генис А. Поле чудес: Виктор Пелевин // Звезда. 1997. №12.

166. Генис А. Феномен Пелевина // Общая газета. 1999, №19.

167. Генис А., Волков С. Вехи новой России. 2+2. 18.07.2011 / http ://www. s vobodanews .ru/content/transcript/24269532. html

168. Добротворская К. Браток по разуму // Vogue. 1999. №9. С. 40-43

169. Кожевникова М. Буддизм в зеркале современной культуры: освоение или при-своение? // Буддизм России. ~ СПб., 1996. ~ No 27.

170. Корнев С. Столкновение пустот: может ли постмодернизм быть русским и классическим? Об одной авантюре Виктора Пелевина // URL: http://kornev.chat.ru/pelev s.htm (дата обращения 12.02.2012)

171. Косова Е. Подлинная история Анки-пулеметчицы // http://ria.ru/societv/20101203/304015550.html

172. Кочеткова Н. Виктор Пелевин. Главный писатель России полковничья должность, а я лейтенант запаса // Известия. 2005. 3 ноября.

173. Кузнецов С. Василий Иванович на пути воина // URL: http://pelevin.nov.ru/stati/o-voin/1.html (дата обращения 12.02.2012)

174. Курицын В. Группа продленного дня // Пелевин В. Жизнь насекомых. М., 1998.

175. Нагорная Н. История и сновидение в творчестве В. Пелевина. // URL: http://www.lik-bez.Ri/articles/criticismreviews/criticaarticles/articlel798 (дата обращения 12.02.2012)

176. Немзер А. Как бы типа по жизни. Generation П как зеркало отечественного инфантилизма // URL: http ://www. guelman.m/slava/writers/nemzer.htm (дата обращения 12.02.2012).

177. Немзер А. Как я упустил карьеру // URL: http://www.pelevin.info/pelevin209 0.html (дата обращения 12.02.2012)

178. Нехорошее Г. Настоящий Пелевин // Независимая газета. 2001. 29 августа.

179. Одесский М. Героический миф о Чапаеве. // Московская правда от 17/11/2007.

180. Полотовский С., КозакР. Пелевин и поколение пустоты. М., 2012

181. Пронина Е. Фрактальная логика Виктора Пелевина. // Вопросы литературы. Июль-август, 2003. С. 5-30.

182. Свердлов М. Технология писательской власти (О двух последних романах В. Пелевина). // Вопросы литературы. Июль-август, 2003

183. Сорокина Г.А. Буддийские коннотации в повести В. Пелевина «Желтая стрела». // Литература XX века: итоги и перспективы изучения. Материалы Пятых Андреевских чтений. М.: Экон-Информ, 2007

184. Сорокина Г.А. О буддизме в русской литературе XX века (материалы из книги). // Литература XX века: Итоги и перспективы изучения. Материалы Шестых Андреевских чтений. М.: Экон-Информ, 2008.

185. Сорокина Г.А. Творчество Ярослава Гашека в современном культурологическом контексте // Филология в системе современного университетского образования: Материалы межвузовской научной конференции. М., 2001.

186. Ульянов С. Пелевин и Пустота // URL: http://pelevin.nov.ru/stati/o-ulan/l.html (дата обращения 12.02.2012)

187. Шайтанов И. Проект Pelevin. // Вопросы литературы. Июль-август, 2003

188. Шаманский Д. Пустота (Снова о Викторе Пелевине) // URL: http://pelevin.nov.ni/stati/o-sham/l.html (дата обращения 12.02.2012)

189. Шохина В. Чапай, его команда и простодушный ученик. // НГ-Ех libris. 2006-10-05

190. Laird S. Voices of Russian Literature: Interviews with Ten Contemporary Writers. Oxford University Press, 19991. Д.Тихомиров:

191. Петрова E. Виктор Тихомиров: «Пора вернуть миф о Чапаеве» // АиФ-Петербург, №37, 15.09.2010.1. ЭЛЕКТРОННЫЕ ИСТОЧНИКИ:213. http://www.alternatehistory.com/214. http ://www.counter-factual .net/

192. Стенограмма радиопрограммы «Поверх барьеров с Дмитрием Волчеком» от 03.08.2011. http ://www. svobodanews .ru/content/transcript/24286123 .html.216. http://barros.rusf.ru/article274.html217. http://liternet.bg/publishl5/o papusha/translation.htm

193. Калмыков П. О Ленине большом и маленьком. http://www.gazeta.rU/culture/2008/04/24/a 2705326.shtml1. СЛОВАРИ И СПРАВОЧНИКИ:

194. Кожевников А.Ю. Большой словарь: Крылатые фразы отечественного кино. СПб., 2001