автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.20
диссертация на тему: Категория таксиса в русском и лезгинском языках в сопоставлении

Полный текст автореферата диссертации по теме "Категория таксиса в русском и лезгинском языках в сопоставлении"

На правахрукописи

ХАНБАЛАЕВА САБИНАНИЗАМИЕВНА

КАТЕГОРИЯ ТАКСИСА В РУССКОМ И ЛЕЗГИНСКОМ ЯЗЫКАХ В СОПОСТАВЛЕНИИ

Специальность: 10.02.20 - сравнительно-историческое, типологическое и сопоставительное языкознание

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание учёной степени

Махачкала - 2005

Работа выполнена в отделе грамматических исследований Института ЯЛИ им. Г. Цадасы ДНЦ РАН

Научный руководитель - доктор филологических наук,

профессор К.Р. Керимов

Официальные оппоненты: доктор фил0(5й&еских наук,

профессор И.Й. Эфендиев.;

доктор филологических наук, профессор Г.Н. Алиева

Ведущая организация — Институт языкознания РАН

Защита состоится «_^>> июля 2005 г. в 14.00 часов на заседании диссертационного совета Д 212.051.01 в ГОУ ВПО «Дагестанский государственный педагогический университет» по адресу: 367003, Республика Дагестан, г. Махачкала, ул. Ярагского, 57, ауд. 140.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке ГОУ ВПО «Дагестанский государственный педагогический университет»

Автореферат разослан 1 июня 2005 г.

Учёный секретарь

диссертационного совета ^тО^-л*

М.М. Нурмагомедов

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Предметом исследования диссертации является категория таксиса в разноструктурных русском и лезгинском языках, сходства и различия в выражении таксисных отношений, типологические параметры таксиса в этих языках.

Исследовать таксис как целостную систему позволяет полевая модель описания, реализованная в книге «Теория функциональной грамматики» [ТФГ 1987]*. В ней русский таксис описан в виде функционально-семантического поля (ФСП). ФСП таксиса - это совокупность разноуровневых (морфологических, синтаксических, лексических) единиц, объединённых семантикой временных отношений между двумя или более действиями, выражаемыми в полипредикативном высказывании [ср. Бондарко 1984; 2001]. Межъязыковое исследование таксиса в диссертации опирается на эту семантику - значения одновременности, предшествования, следования, обусловленности, которые и служат в данном случае взаимопе-реводимой базой для сравнения грамматических явлений разных языков [ср.: Ярцева 1981; 1986; Кацнельсон 1983; Климов 1983; Нерознак 1986 и др.]. Алломорфные средства выражения этих семантических признаков -придаточные предложения времени, обусловленности и деепричастные конструкции русского языка и нефинитные глагольные формы лезгинского языка, представляющие собой граммемы морфологической категории таксиса, - являются объектом анализа в диссертации.

Актуальность избранной для исследования темы определяется тем, что остаются дискутируемыми некоторые исходные положения теории таксиса. Например, такие, как номенклатура семантических признаков, относимых к содержанию таксиса, круг средств выражения таксисных отношений и др.

Неразработанность этих вопросов объясняется тем, что семантические признаки, относимые к содержанию категории таксиса, специально в традиционных грамматиках не описывались. Они входили в характеристику деепричастий, форм относительного времени, придаточных предложений. Сопоставительное и типологическое исследование таксиса опирается в основном на материал романских, германских и др. языков, где нет специальных форм выражения таксиса. В русском языке также нет морфологической категории таксиса. Деепричастия совершенного и несо-

* Теория функциональной грамматики: Введение. Аспектуальность. Временная локализован-ностъ. Таксис. - Л, 1987. Далее ссылки на эту работу даются по 2-у изд.: ТФГ 2001.

вершенного видов (СВ и НСВ) - это класс неизменяемых словоформ. Одновременность и предшествование выражаются ими при помощи категории вида. Т.е., эти значения выступают в русском языке как использование граммем НСВ и СВ в несобственных функциях.

Работ, где таксис исследовался бы в так называемых «деепричастных» языках [Недялков 1999: 15], мало. Между тем, именно знакомство с материалом таких языков, в частности нивхского, привело к выявлению категории таксиса P.O. Якобсоном. В деепричастных языках имеются специальные формы выражения таксиса, но при этом могут отсутствовать деепричастия в традиционном понимании. Деепричастием часто называют единицы различной грамматической природы, выступающие в функциях зависимого таксиса. Объединение этим термином очень разнородных форм объясняется неизученностью их грамматических свойств. Слабая разработанность этих вопросов отмечается и в работе [Недялков, Отаина 2001], где таксис описывается именно как самостоятельная морфологическая категория. Авторы называют свой анализ предварительным, так как «всесторонняя и глубокая разработка категории таксиса <... > нуждается в широком привлечении типологически разнородного материала различных языков» [там же: 297].

В этом плане большой интерес представляют данные дагестанских языков, также относимых к деепричастным [Недялков 1999; Плунгян 2000]. Их таксисные формы кардинально отличаются от деепричастий и нивхского, и русского языков. Поэтому для обозначения таких единиц в диссертации используется термин конверб, заимствованный из работы В.П. Недялкова. Данные дагестанских языков мало учитываются в теории таксиса, т.к. эта категория в них не описана. В работах последних лет появились небольшие главы о таксисе [Маллаева 1998; Муталов 2002].

Таксисные конвербы лезгинского языка также комплексно не изучены. Часть из них, исходя из функционального сходства, описаны как деепричастия. В то же время, отрицается само наличие в лезгинском языке деепричастий [Гаджиев 1963; Шейхов 1993]. В результате система таксис-ных конвербов лезгинского языка не получила пока целостного и адекватного описания.

Научная новизна диссертации заключается в том, что в ней впервые в лезгинском (и дагестанском) языкознании рассматриваются вопросы теории таксиса, комплексно анализируются таксисные значения, выраженные специальными грамматическими средствами. Сопоставительное и

типологическое исследование таксиса на материале русского и одного из дагестанских языков также проводится впервые.

Целью реферируемой диссертации является, таким образом, получение новых данных в означенных выше областях лингвистического знания. Исследование направлено на углубление теории таксиса; получение данных сопоставительного и типологического плана о специфике проявления категории таксиса в сравниваемых языках; преодоление существенного пробела в грамматическом описании собственно лезгинского языка.

Для достижения этих целей в работе проводится комплексный сопоставительный анализ форм выражения таксиса в русском и лезгинском языках. Осуществление такого анализа потребовало решения следующих задач:

- Так как для дагестанского языкознания изучение категории таксиса является относительно новым, обсуждаются теоретические представления о семантике и структуре таксиса, подвергаемые критическому осмыслению;

- Разграничение понятий абсолютного и относительного времени и таксиса. Формы относительного времени рассматриваются как средство выражения таксисных отношений в языках, где нет собственно форм морфологического таксиса. В лезгинском языке есть и то и другое;

- Обоснование трактовки единиц, не находящих удовлетворительной интерпретации в традиционных терминах, как граммем морфологической категории таксиса;

- Выявление межъязыковых коррелятов, выражающих разновидности таксисных отношений, и их теоретическая интерпретация;

- Соотнесение моделей категории таксиса русского и лезгинского языков, определение их типологических параметров и др.

На защиту выносятся следующие положения диссертации.

1. Алломорфными специализированными единицами выражения семантических признаков таксиса в сопоставляемых языках являются: конструкции придаточных предложений времени и обусловленности - в русском языке; система таксисных конвербов - в лезгинском языке.

- 2. Таксисные конвербы лезгинского языка представляют собой морфологическую категорию таксиса, граммемы которой синтетически выражают практически все разновидности таксисных отношений, передаваемых в русском языке аналитически - придаточными конструкциями.

3. Возможности русских деепричастий выражать таксисные значения ограничены: они могут выражать только односубъектный таксис. Прида-

точные конструкции способны выражать все разновидности таксиса, они и являются ядром ФСП таксиса в русском языке.

4. Таксисные формы лезгинского языка являются нефинитными, зависимыми единицами. Соответственно и их функциональные корреляты -придаточные конструкции русского языка можно считать формами зависимого таксиса. В работе это аргументируется эквивалентностью русских придаточных конструкций лезгинским таксисным конвербам.

5. Таксис лезгинского языка можно отнести к нефинитным моделям таксиса; формы лезгинского таксиса являются безразличносубъектными.

6. Морфемы, образующие таксисные формы лезгинского языка, формально и семантически связаны с аффиксами общеграмматических и местных падежей. Это показывает, что таксисные отношения формируются на основе пространственных представлений.

Теоретическая значимость работы состоит в том, что её результаты служат построению более полной теоретической грамматики лезгинского языка. Выявленные сходства и различия в номенклатуре таксисных значений, получающих выражение в языках разных типов и генетических классов, представляют интерес для лингвистической типологии и теории таксиса.

Практическая ценность результатов диссертации вытекает из их новизны и теоретической значимости. Полученные данные могут найти применение в вузовских курсах по лингвистической типологии, сопоставительным грамматикам русского и дагестанских языков, в разработке теоретических и учебных грамматик собственно лезгинского языка.

Для решения поставленных задач выбраны метод и приёмы сопоставительного языкознания. Этот метод имеет «дело с попарным сопоставлением языковых систем (структур) на всех уровнях вне зависимости от генетической и типологической принадлежности сопоставляемых языков с целью выявления их структурных и функциональных особенностей, сходств и различий (контрастов)» [Нерознак 1986: 409]. Другие исследователи акцентируют направленость сопоставительного метода на обнаружение наиболее важных различий в языках [Уорф 1960; Реформатский 1962]. Эта сторона сопоставительного метода более ценна для лингвистической типологии.

Средства выражения таксисных отношений русского и лезгинского языков сопоставляются на основе семантических признаков. Семантические категории языка «выявляются в нём самом» [Мещанинов 1945: 196]. Следовательно, в качестве такой семантической опоры надо располагать 6

комплексом значений, получающих выражение в каком-либо языке. Именно комплексом, т.к. содержание каждой единицы определяется системными отношениями с другими единицами того же языка. Такой опорой в работе являются таксисные значения русского языка. Этот выбор объясняется, с одной стороны, тем, что категория таксиса в русском языке достаточно полно описана, с другой стороны, потребностями вузовского и школьного изучения русского языка в Дагестане.

Материалом исследования служат языковые примеры, анализируемые при обсуждении таксисных значений в [ТФГ 2001; Русская грамматика 1980] и другой цитируемой литературе. Источниками лезгинских примеров послужили тексты художественной и публицистической литературы, устная речь.

Примеры даются по методике, используемой при анализе таксиса в нивхском и русском языках в [Недялков, Отаина 2001]. Соотносимые друг с другом формы обозначены цифрами. Дефисами в лезгинских примерах показано членение словоформ; дефисы в дословных русских переводах объединяют слова, соответствующие одной лезгинской форме. Напр.: Ам

(1)хтанамазди, за са кардал (2)кьил эцигда (З.Э.) 'Как только он вернётся, я приму решение (досл.: Он (1)вернётся-как-только, я одном на-деле

(2)голову склоню)'.

Объём и структура диссертации. Работа, общим объёмом 177 страниц, состоит из введения, четырёх глав, заключения, списков литературы (183 наименования на русском и иностранных языках) и используемых сокращений.

СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении аргументируются актуальность, научная новизна и значимость исследования, формулируются цели и задачи, характеризуются предмет, объект и методы анализа.

Гл. 1 «Категория таксиса и аспекты его сопоставительного изучения» состоит из трёх разделов. В разделе 1.1 «Семантика таксиса. Таксис и абсолютное и относительное время» характеризуются теоретические представления о таксисе, а также соотношение понятий абсолютного и относительного времени и таксиса, которые в литературе чётко не разграничиваются.

Как самостоятельную категорию таксис выделил P.O. Якобсон в широко известной статье «Шифтеры, глагольные категории и русский глагол» (1957 г.). В ней таксис определялся как категория, которая «характе-

7

ризует сообщаемый факт по отношению к другому сообщаемому факту и безотносительно к факту сообщения». Из современных исследований наиболее полная концепция функционально-семантической категории таксиса содержится в [ТФГ 2001].

Семантика таксиса трактуется в [ТФГ 2001: 234] как «временное отношение между действиями (в широком смысле, включая любые значения предикатов) в рамках целостного периода времени, охватывающего значения всех компонентов выражаемого в высказывании полипредикативного комплекса». Для понятия таксис важно указание на включённость действий в целостный период времени, в рамках которого устанавливаются временные соотношения между предикатами. Эти соотношения и составляют семантику таксиса. Если действия не относятся к единому периоду времени, то между ними нет и таксисных отношений. Напр.: Мог ли тогда знать дедушка, что лет тридцать или сорок спустя по этому же пути... пройдёт линейка с осетином на козлах, в которой среди прочих экскурсантов... будет ехать и одна из его многочисленных дочерей... (В. Катаев). Здесь соотнесены разные временные планы: прошлое по отношению к моменту речи автора (мог ли знать) и будущее по отношению к прошлому (пройдёт, будет ехать). Действия не соотнесены между собой, поэтому нет и оснований для констатации таксисных отношений.

Период времени, в рамках которого устанавливаются таксисные отношения, принадлежит прошедшему, настоящему или будущему относи-1ельно момента речи, который служит «точкой отсчёта» для категории времени. Таксис же выражает одновременность, предшествование или следование не относительно момента речи, «а по отношению к любой ситуации, эксплицитно или имплицитно заданной контекстом (такую ситуацию <...> принято называть «точкой отсчёта», англ. point ofreference)» [Плунгян 2000: 271]. При таком понимании точки отсчёта понятия таксис и относительное время совпадают.

В лезгинском языке имеются специальные глагольные формы и для выражения соотношений между действиями, и для соотнесения действия с моментом его наблюдения, не совпадающим с моментом речи. Эти формы подробно рассматриваются в [Керимов 2002]. Они образуются при помощи аффикса -й, который соотносит предикативный признак с несовпадающей с моментом речи точкой отсчета. Напр.: А доз са кагъаз зани кхьена-й 'Ему одно письмо и я писал (некогда; ср. кхьена аор. 'написал')'. Содержание этой формы можно характеризовать определением «ретроспективный аорист». Таксиса здесь нет, т.к. эта форма является единст-8

венным предикатом высказывания. Для следующих форм точкой отсчёта служит другое действие: Зун к1вализхтай-ла, аялар ксанва-й /ксузва-й / ксузма-й / ксанма-й 'Я домой вернулся-когда, дети спали / ложились спать / продолжали укладываться спать / продолжали спать'. Здесь устанавливаются таксисные отношения. Аффикс -й в независимом предикате «разводит» момент речи и момент наблюдения ситуации. Ср.: атана аор. 'пришёл' > атана-й 'приходил'; атанва перф. 'пришедши-есть' > атанва-п 'пришедши-был' и т.п. Такие единицы для лезгинского языка можно определить как формы относительного времени. Они соответствуют трактовке относительного времени в [Бондарко (отв. ред.) 1990]: если временной дейктический центр момент речи — это абсолютное время, если временной дейктический центр не момент речи — это относительное время. Таксисные отношения в лезгинском языке выражаются второстепенными предикатами, типа хтай-ла 'когда вернулся' в примере выше. Таким образом, понятия таксиса и относительного времени для лезгинского языка необходимо чётко разграничить.

Таксисные отношения могут осложняться отношениями характери-зации, а также семантикой обусловленности (значениями условия, причины, следствия, цели, уступки и др.). Так, естественной является сопряжённость значений предшествования и причины, предшествования и уступки. Напр.: Осознав всё, что произошло, он изменил своё решение;... всё же не изменил своего решения. Значение предшествования здесь связано со значениями причины и уступки.

Таксисные отношения реализуются как: а) отношения одновременности / разновременности; б) отнесённость действий к одному и тому же периоду времени при неактуализованности различия одновременности / разновременности; в) связь действий во времени в сочетании со значениями обусловленности (значениями условия, причины, следствия, цели, уступки, обусловленности времени одного действия временем другого). Каждый вид таксисных отношений характеризуется при его анализе в соответствующем разделе.

Следующий раздел главы называется «Показания к выделению морфологической категории таксиса в лезгинском языке». В нём аргументируется принадлежность к морфологической категории таксиса ряда глагольных форм, не находящих удовлетворительного толкования в традиционных описаниях. Семантика таксиса изучается в дагестанском языкознании в терминах деепричастий. В русском языке таксис выражается конструкциями с деепричастиями СВ и НСВ, сочетанием видо-

временных форм в главном и придаточном предложениях. Собственно грамматической категории таксиса здесь нет. Морфологическим средством выражения таксиса служат деепричастия СВ и НСВ. НСВ способен обозначать действие в процессе его протекания. Длящийся процесс может протекать одновременно с другим действием. СВ способен выражать последовательность действий благодаря семантике неделимой целостности.

В описаниях дагестанских языков грамматические средства выражения таксисных отношений остаются вне поля зрения, поскольку их исследование во многом идёт в русле русской грамматической традиции. Между тем в дагестанских языках, в том числе лезгинском, имеются формы таксисного содержания, описание которых в терминах деепричастий оказывается не вполне адекватным.

Вопрос о деепричастиях в лезгинском языке является одним из самых запутанных. Речь идёт о единицах, которые в своё время были удачно названы формами временного подчинения [Жирков 1941]. Это формы типа къачур-ла (< къачур, прич. СВ) 'когда взял', къачузеай-ла (< къачузвай, прош. НСВ) 'когда брал' и др. Но в дальнейшем их стали считать деепричастиями. В [Лбдулмуталибов 1998] они названы союзными деепричастиями.

Ряд исследователей лезгинского языка, избегая термина деепричастие, пишут, что эти формы способны выступать в роли деепричастия [ср.: Топуриа 1959; Мейланова 1967]. Используются и другие термины. Напр., формы немедленности (т1уър-валди 'как только съел' и др.) [Талибов 1966: 579].

Сомнение в том, что в лезгинском языке есть деепричастия в их традиционном понимании, высказывал М.М. Гаджиев: «Функцию деепричастий здесь выполняют различные глагольные формы ... Некоторые из них снабжены специальными аффиксами ... деепричастиями мы можем их называть лишь условно (выдел, нами - Х.С.)» [Гаджиев 1963: 131]. Ещё более определённо об отсутствии в лезгинском языке деепричастий говорится в [Шейхов 1993].

Существующие трактовки единиц лезгинского языка, предназначенных для выражения таксисных отношений, показывают, что в рамках традиционных представлений о деепричастиях исследователи не находят удовлетворительной интерпретации их грамматической природы. Эти единицы могуть иметь в своём составе одновременно и аффиксы абсолютного и относительного времени (кса-на (аор.) 'спал / поспал / лёг спать' > кса-н(а)-ва (перф.) 'спит' > кса-н(а)-ва-й (плюсквамперф.) 10

'спал'), и аффиксы таксисного отношения (> кса-н(а)-ва-й-ла 'в то время, когда спал'). Первые сближают их с временными формами, вторые - с деепричастиями. Однако, даже форма на -з (др. названия: целевая форма, абсолютив), которая чаще рассматривается именно как деепричастие, в изолированном виде не воспринимается как словоформа с качественно-действенным содержанием. Напр.: кЬлиз - это не 'читая', а 'читать / чтобы читать'. Русское деепричастие читая и в изолированном виде воспринимается как словоформа обстоятельственного значения [ср. Керимов 2002: 93-97]. Объединение этих разнородных форм термином деепричастие на основе сходства их обстоятельсвенной функции с функциями русских деепричастий препятствует выявлению их специфики. В то же время, свойства этих форм показывают, что это - специальные формы категории таксиса. А образуются они от финитных временных форм, причастий, масдаров.

Эти обстоятельства служат аргументом в пользу изучения обсуждаемых форм лезгинского глагола как граммем морфологической категории таксиса. Их выявление и описание производится в работе с опорой на различные типы таксисных отношений: одновременность, предшествование, следование, обусловленность и др., - т.е. на таксисные значения, описанные на материале русского языка в [ТФГ 2001; Русская грамматика 1980]. Такой способ экспликации категории таксиса - анализ средств русского и лезгинского языков, алломорфных по отношению к универсальным семантическим категориям - позволяет одновременно решать задачи сопоставительного и типологического плана.

Теоретическому осмыслению этих задач посвящен раздел 1.3 «Аспекты сопоставительного и типологического изучения таксиса». В нём основное внимание уделяется обсуждению параметров типологии таксиса и отношения к этим параметрам таксиса лезгинского языка.

Одним из предлагаемых в литературе параметров типологизации языков по их отношению к категории таксиса является степень таксисно-сти. Под таксисностью понимается степень грамматикализованности в том или ином языке таксисных отношений. И поскольку за типичную форму грамматического выражения зависимого таксиса принимается деепричастие, то степень таксисности языка отождествляется со степенью деепричастности. Как пишут В.П. Недялков и ТА Отаина [2001], в разных языках в различной степени развиты формы зависимого таксиса. По этому признаку языки располагаются на шкале непрерывности. Крайние полюса занимают языки, где формы зависимого таксиса полностью отсут-

ствуют, и языки, где все глагольные формы в предложении, кроме независимого сказуемого, являются деепричастными. К первому типу приближается арабский, ко второму - нивхский, карачаево-балкарский и др. языки. Русский язык занимает промежуточное положение.

Сравнение в [Керимов 2004] русских деепричастий с формами нивхского и лезгинского языков, описываемыми как деепричастия, показывает следующее. В нивхских таксисных формах специальными морфемами выражаются значения одновременности, предшествования, следования и др. относительно финитной формы. Напр.: Иф т'арк-т' 'Он прыгнул'; Иф тарк-р т'ывы-д' 'Он прыгнув (т.е. прыжком) вошёл' как бы «впрыгнул» в дом; Иф I т'арк-р 2т'ывы-нан 3йама-д' 'Он 1 прыгнув 2во-шёл-когда, Зпосмотрел', - где аффиксы -т' и -д' показатели финитной формы (небуд. вр.), а -р и -нан показатели отношений между действиями. Аналогичный пример из лезгинского языка: Рак (1)ачух-на к1вализ (2)гьахьай-ла, ам захъ (3))лкъве-на '(1)Открыв дверь и (2)войдя в комнату, он (З)повернулся ко мне (доел.: Дверь (1)открыл в-комнату (2)вошёл-когда, он ко-мне (З)повернулся)'.

Нивхские деепричастия имеют аффиксы, которые и образуют парадигму таксисных форм. В русском языке деепричастия представляют собой класс неизменяемых словоформ, а словоизменительные аффиксы таксиса отсутствуют. В лезгинском языке, как и в нивхском, таксисные формы образуются специальными морфемами, но ни одна из единиц в приведённом примере не является деепричастием. Форма (1) - аорист, т.е. финитная форма, обозначающая предшествующее действие в препозиции к сказуемому; ср. идентичную форму (3) в роли независимого сказуемого. Специальная таксисная форма (2) тоже не является деепричастием: она образована от причастия СВ аффиксом -ла, который может присоединяться и к финитным формам времени (ср.: кхъизвай, имперф., 'писал' > кхьиз-вай-ла 'в-то-время-когда-писал' и др.). В отличие от русских и нивхских деепричастий, лезгинские конвербы имеют формы времени.

Изложенное выше о деепричастиях и эти примеры показывают, что в лезгинском языке, имеющем морфологические формы таксиса, отсутствуют собственно деепричастия. А в русском языке, где есть деепричастия, нет морфологических форм таксиса. Но это компенсируется развитой системой придаточных конструкций, которые и служат в русском языке основным средством выражения таксиса. Таким образом, степень дееприча-стности языка не служит показателем степени его таксисности.

Другой важный параметр типологии таксиса, обсуждаемый в лите-

ратуре, это равносубъекностъ и разносубъектность (или однореферент-ность и разнореферентностъ) таксисных форм [Храковский 1999: 12-14; 2003: 32-54 и др.]. В русском языке грамматически неправильной является конструкция * Войдя в комнату, моя голова заболела. У ситуаций, обозначаемых деепричастием и сказуемым в этом предложении разные субъекты: говорящий и голова говорящего. У русских деепричастий субъект действия всегда тот же, что и у опорной глагольной формы (однорефе-рентность). Для лезгинского языка такое высказывание будет правильным, ср.:.К1вализ хтана (/хтайла /хтанмазни) зи кьип т1ахьана Домой пришёл когда, у меня голова заболела (досл.: Домой пришёл (/ при-шёл-когда / как-только пришёл) моя голова заболела)'. Субъектом зависимой формы может быть как тот, чья голова заболела, так и кто-либо другой. Таксисные конвербы лезгинского языка нейтральны к этому параметру, они безразличнореферентны.

Разграничение двух типов таксиса - зависимого и независимого входит в характеристику этой категории со времени её выявления P.O. Якобсоном. Зависимый таксис - это отношение между действиями, одно из которых является основным, а другое - второстепенным. При независимом таксисе между действиями отсутствует формально выраженное деление на основное и второстепенное. Ср.: 1) Войдя в комнату, С. сразу же зажёг свет - зависимый таксис; 2) С. вошёл в комнату и сразу же зажёг свет или Когда С. вошёл в комнату, он сразу же зажёг свет — независимый таксис.

Такая трактовка зависимого и независимого таксиса отвечает свойствам русских деепричастий, не имеющих самостоятельной временной отнесённости. Таксисные конвербы лезгинского языка могут содержать в своём составе показатели времени. Напр.: Марф къванвайвили (/ кьваз-вайвили), чун к1вале акьвазна 'Из-за того, что прошёл (/ шёл) дождь, мы остались дома': къва-на (аор.) > кьван(а)-ва (перф.) > къванва-й (плюск-вамперф.) > кьванвай-вили '(дождь) прошёл-из-за-того'; къваз-ва (през.) > кьвазва-й (имперф.) > къвазвай-вили 'шёл-из-за-того'. Эти формы эквивалентны русским конструкциями с независимым таксисом, имеющим своё темпоральное значение. Лезгинские конвербы имеют свою временную отнесённость. Однако они, как и русские деепричастия, не способны быть сказуемым, т.е. они нефинитные.

С разграничением зависимого (нефинитного, деепричастного) и независимого (конструктивного) таксиса связано выделение двух моделей таксиса в языках мира - нефинитной и комбинированной [Плунгян 2000].

В первой модели таксисные отношения выражаются глагольными формами, которые в синтаксическом плане зависимы от главного предиката. Нефинитная модель считается характерной для русского языка (деепричастия СВ и НСВ), а также алтайских, уральских, дагестанских языков.

Вторая модель называется комбинированной. Она характеризуется тем, что в глагольных формах одновременно выражаются граммемы относительного и абсолютного времени. Речь идёт о так называемых относительных временах. Они есть и в лезгинском языке. Относительные времена, и в тех случаях, когда они выражают таксисные отношения, принадлежат к сфере независимого таксиса, потому что они способны быть независимым сказуемым.

В лезгинском языке представлены и специализированные таксисные конвербы, и относительные времена. Исходя из этого, можно отнести таксис лезгинского языка к комбинированным моделям. Однако собственно морфлогическую категорию таксиса - ядро ФСП таксиса лезгинского языка - составляет система нефинитных таксисных конвербов, т.е. нефинитная модель зависимого таксиса. При этом зависимому таксису лезгинского языка функционально полностью соответствуют придаточные предложения времени и обусловленности в русском языке.

Гл. 2 «Отношения одновременности» также состоит из трёх разделов. В разделе 2.1 даётся общая характеристика этих отношений. Значения одновременности /разновременности составляют ядро семантики таксиса. Одновременность предполагает, что действия А и В, соотнесённые друг с другом в пределах времени ^ не отрицают друг друга, т.е. не находятся в соотношении, которое можно выразить как «в рамках времени t имеет место либо А, либо В». Для высказываний с такой семантикой характерна общая закономерность: в число их предикатов входит действие, не являющееся мгновенным. Т.е. действие, имеющее временную протяжённость. В русском языке формой, способной обозначать протекающее действие в его срединной фазе, является форма НСВ. Напр.: Я поднимаюсь и жду, когда уйдёт гость, а он стоит, смотрит на окно, теребит свою бородку и думает (А. Чехов).

Одновременность действий по-разному проявляется в высказываниях в зависимости от их соотнесённости с одним и тем же или с разными субъектными актантами. По этому признаку конструкции делятся на две группы: 1) моносубъектные (приписывающие действия одному и тому же «деятелю»); 2) полисубъектные (приписывающие действия качественно разным «деятелям»). Действия, совместимые друг с другом в полисубъ-14

ектном высказывании, несовместимы в составе моносубъектного высказывания. С.М. Полянский иллюстрирует это следующим образом: Когда х говорил, у молчал - полисубъектное высказывание (дс Фу), но *Когда х говорил, он (х) молчал - моносубъектное высказывание (х = он (х)). Напр.: Кого посадили, тот сидит, а кого не посадили, тот гуляет, вот и всё (А. Чехов). Полисубъектные высказывания предполагают большую свободу в совмещении различных действий, чем моносубъектные.

Далее в разделах 2.2 «Отношения одновременности в русских конструкциях с зависимым таксисом и их соответствия в лезгинском языке» и 2.3 «Отношения одновременности в русских конструкциях с независимым таксисом и их соответствия в лезгинском языке» сопоставляются межъязыковые корреляты различных вариантов одновременности.

В полуденном пекле, проклиная судьбину и глотая пыль, шли гренадёрские и мушкетёрские полки (И. Друцэ). Близкое лезгинское соответ-свие:

Яргъай хъиз, шаламди чиляй руг (1) акьудиз, агъур-агъурдаказ Гьем-зекъули (2) хквезвай (И.В.) 'Издали, (1) поднимая лаптями пыль, тяжело (2) шёл Гамзаткули (досл.: Издалека как-бы, лаптем из-земли пыль (1) выбивая, тяжело-тяжело Гамзаткули (2) возвращался)'. Русскому деепричастию НСВ, выражающему процесс, одновременный с главным, в лезгинском языке соответствует глагольная форма на -з (акъудиз).

В русском языке деепричастия НСВ и СВ являются средством выражения таксиса. В лезгинском языке имеются две группы форм, часто трактуемых как деепричастия именно исходя из их таксисных функций. Одна - это формы специальной морфологической категории таксиса; их отличия от деепричастий приводились в первой главе. Вторая группа — аорист и деепричастие (или абсолютив, целевая форма), которые не являются специальными формами таксиса, но традиционно идентифицируются с русскими деепричастиями НСВ и СВ, т.к. могут выступать в так-сисных функциях.

Функции аориста. В литературе по лезгинскому языку эту форму называют прошедшим I [Талибов 1966], простым пошедшим СВ [Гайдаров 1987]. Аористом она называется в [Хаспельмат 1991; Керимов 2002]. Ср. прим.:

(1) Ахпа ада кумыкрин чуьлда ва Темир-Хан-Шура маршрутда иа-

кьвар ахтармишна (Л.г.) 'Затем он в кумыкской степи и на Темир-Хан-Шуринском маршруте изучил (// изучал) почвы';

(2) Чими йикъар (1) алукьна, живер, мурк1ар (2) ядхьана (Т.Х.) Теплые дни (1) настали, снега и льды (2) растаяли (водой стали)'.

В примере (1) глагол в форме аориста является единственным сказуемым. Высказывание (2) состоит из двух" простых предложений со своими независимыми сказуемыми. Здесь можно говорить о независимом таксисе в сочинительной конструкции. В таксисной функции качественно-действенного определения основного предиката, свойственной русским деепричастиям, лезгинский аорист может выступать тогда, когда обозначает состояние, служащее фоном для действия глагола-сказуемого:

(3)- Ша чна (I) ацукьна са (2) ихтилат ийин. 'Давай мы (1) сев (// сидя) (2) побеседуем' -

мажал авач. (Ф.Н.) 'Мне некогда (1) сев (// сидя) с вами (2) лясы точить'.

Функции деепричастия на -з. В описаниях лезгинского языка эта единица именуется по-разному, и при внимательном анализе можно увидеть, что каждое название опирается на какую-либо одну из её синтаксических функций. Напр.:

(1)

6арарал (2) алк1ана (Ф.Н.) 'И вот так все автобусы, (1)тесня (букв.: толчок давая) друг друга, (2)упёрлись в ворота таможни1. Такое употребление даёт основание называть эту форму деепричастием;

(2)

(А.А.) 'Нужно только сорок копеек, это я (1) разменять (2) не смогу'. Такое употребление позволяет трактовать форму на -з как инфинитив или абсолютов;

(3) Мета, терез туна мишын чантада, / Жегьил гада (1) фена к1валер (2) эцигиз (И.Г.) 'Мастерок, отвес сложив в мешок из овчины, юноша (1) отправился дома (2) строить'. Такое употребление даёт основание называть форму на -з целевой формой.

Каждое из приведённых определений лезгинской глагольной формы на -з исходит из совпадения её функций с соответствующей функцией какой-либо га форм русского глагола. Такая неоднозначность этой формы может означать лишь то, что она не является, подобно русскому деепричастию, специализированным средством выражения действия, одновременного опорному предикату. Ближе всего к русскому деепричастию НСВ редуплицированные формы на -з лезгинского глагола. Они, как и русское деепричастие односубьектны с основным предикатом. Напр.:

(С.) 'Он (2)шёл по улице,

(1)кушая яблоко'; 16

(2) Абур (1) чукуриз-чукуриз чи патав (2) кьвезва (С.) 'Они (1) бегом к нам (2)приближаются (досл.: Они (1) бегая-бегая нас близко (2) идут').

Путём анализа грамматических свойств в диссертации аргументируется, что формы аориста и деепричастия на -з лезгинского глагола нельзя считать деепричастиями в традиционном понимании. Трактовка их как деепричастий опирается на выполнение ими таксисных функций пред-шесвования (аористом) и одновременности (деепричастием НСВ). Но эти функции для них являются периферийными, зависящими от условий контекста. Специализированными формами выражения значений одновременности в лезгинском языке являются таксисные конвербы в примерах типа:

Бригададин са паюни столбар (1) ак1урзавайла, муькуь паюнини си-

мер (2) ч1угвазвай (И.А.) 'В то время (1) когда часть бригады устанавливала столбы, другая часть (2) натягивала на них проволку'.

Зависимому таксису лезгинского языка (ак!урзавай-ла 'втыкала когда' - конверб, не способный быть самостоятельным сказуемым) соответствует в русском придаточное предложение, предикат которого трактуется как форма независимого таксиса. При этом субъект зависимой формы в лезгинском примере не совпадает с субъектом главного сказуемого, что невозможно для форм зависимого таксиса (деепричастий) русского языка. Выражение такими конвербами различных вариантов семантики одновременности рассматривается на с. 52-97 на материале большого числа фразовых примеров.

Обязательным условием выражения семантики одновременности в русском языке является представление одного из действий в его срединной фазе, т.е. формой НСВ. В лезгинском языке такое условие не обязательно: одновременные состояния и отношения могут обозначаться и формами СВ. Напр.:

Аял (1) агажхьана (2) ксанвай (С.) Ребёнок (2) спал, (1) съёжившись (досл.: Ребёнок (1) сжавшийся стал (2) спал)'. Здесь выражена при помощи форм СВ - аориста в перфектном значении {агаж хъана) и плюсквамперфекта (ксанвай < кса-на (аор.) + ава (перф.) + и) - одновременность состояний. В русском языке один из глаголов обязательно должен быть в форме НСВ (спал).

В самостоятельных разделах рассмматриваются: 2.2.2. Основное и второстепенное действия, связанные отношениями характеризации; 2.2.2.1. Отношения конкретизации; 2.2.2.2. Интерпретативно-оценочные отношения и др.

Гл. 3 называется «Отношения разновременности». Она состоит из двух частей. В разделе 3.1 «Общая характеристика отношений разновременности» определяется понимание данной семантики. Различаются строгая {полная, сильная) и нестрогая {частичная, слабая) разновременность. Отношения строгой разновременности трактуются следующим образом: в какой-то отрезок времени <либо только А, либо только В, но не А и В и не их части вместе [ср. Полянский 2001: 243]. Для передачи отношений строгой разновременности важным является выражение отгра-ниченности предшествующего и последующего действий друг от друга. В русском языке одним из основных средств передачи отграниченности разновременных действий друг от друга является СВ. СВ позволяет маркировать прекращённость действий и при отсутствии в высказывании специальных лексических уточнителей временной разделённости действий типа затем, потом, через некоторое время и т.п. Действие, обозначенное СВ не делится на фазы, не длится во времени (независимо от своей реальной длительности) и потому не может быть фоном для другого действия. Прим.:

Затем Михаил полез в карман свиты, выволок оттуда объёмистый кисет и протянул мне... (М. Горький); Я быстро зажигаю огонь, пью воду прямо из графина, потом спешу к открытому окну (А. Чехов).

При нестрогой {частичной, слабой) разновременности действия не исключают друг друга. Отношение между ними имеет смысл: в какой-то отрезок времени имеет место или действие А, или действие В, или какая-то часть А и В вместе [ср. Полянский 2001: 245]. Обычный временной план при этом - настоящее историческое или сценическое. Прим.: Михай-ла (Пожимает плечами и разводит руками). Ну, а как я двину? (Л. Толстой).

Далее следует раздел 3.2 «Выражение отношений разновременности в русском и лезгинском языках». В 3.2.1 сопоставляются отношения разновременности в конструкциях зависимого таксиса русского языка и их соответствия в лезгинском языке. Прим.:

Она, взяв у Валерии гребешок, стала расчёсывать косу (В. Катаев).

(1) Гъипе авай лопатка (1)гадарна, ам къанавдин кьерехдал

(2)ацукьна (З.Э.) 'Бросив лопату, он сел на край канавы (досл.: В-руке находившуюся лопату П1бпосив. он канавы на-кпай С21селУ:

(2) Шелзавай газет (1) кьвазарна вичин, колхозчи... Лачин (2) кьа-

рагъна к1вачел (Х.Т.) '(1) Оставив газету, которую читал, колхозник Ла-чин (2)встал'; 18

(3) Перихан колхоздик (1) экеч1на ва вири лежберрихъ галса бара-

бардаказ (2) к1 валах ийиз хьана (К.К.) 'Перихан вступила в колхоз и наравне со всеми крестьянами работать стала (досл.: Перихан в-колхоз (1) вступила и всеми с-колхозниками будучи наравне (2) работу делать стала)1.

В примере (3) между предикатами сочинительные отношения. Обусловлено это всего лишь присутствием союза ва 'и'. Без него предложение (3) можно переводить как 'Перихан, в колхоз вступив, наравне со всеми крестьянами работать стала'. Т.е. основной и зависимый предикаты по своей форме здесь не различаются. В высказываниях (1) и (2) также основной и зависимый предикаты выражены аористом - финитной формой глагола. Условия реализации таксисной функции аориста специально рассматриваются в начале второй главы (2.2.1.1). Напр., при разносубъектно-сти действий отношения между предикатами однозначно сочинительные. Ср.: Рагъ (1)экъеч1на, чунни рекъе (2)гьатна (С.) 'Солнце (1)взошло, и мы (2)вышли в путь'. Тем не менее, обозначение предшествующего зависимого действия формой аориста является для лезгинского языка достаточно продуктивным. Но специальным способом выражения зависимого предшествующего действия является конверб, образуемый присоединением аффикса -ла к причастию СВ. Напр.:

'Увидев собаку, он присел (досл.: Собаку (1)увидел-когда, он (2)присел)';

'Когда я вернулся, гости уже спали (досл.: Я (1) вернулся-коща, гости (2) спали оказалось)'.

В примере (1) представлены односубъектные предикаты. В этом случае зависимый предикат акурла 'когда увидел // увидев' соотносителен с деепричастием СВ русского языка. В примере (2) разносубъектные предикаты, и зависимый предикат не может быть переведён русским деепричастием. В русском эквиваленте этого примера используются две финитные формы глагола, соотношение которых трактуется как независимый таксис. В лезгинском языке в обоих примерах используется одна и та же форма зависимого предиката - нефинитный глагольный конверб.

В русском языке порядок следования предикатов обычно соответствует реальной последовательности действий, но при наличии в высказывании специальных лексических показателей предшествования деепричастие может следовать и после личной формы глагола, обозначающей основное действие:

Ермолай приладил новую ось, подвергнув её сперва строгой и несправедливой оценке (И. Тургенев).

В лезгинском языке, в отличие от русского, изменение порядка слов недопустимо, поскольку иногда только от порядка слов зависит, какой из предикатов воспринимается как зависимый. Ср.: Кисна, ацукьна 'Замолчав, сел' и Ацукьна, кисна 'Сев, замолчал'. При отсутствии интонации перечисления, отмеченной здесь запятой, эти фразы воспринимаются как 'Молча сидел' и 'Сидя помолчал'. Это обстоятельство также свидетельствует о том, что аорист лезгинского глагола не является специализированной формой таксиса, как русское деепричастие СВ. В то же время, кон-верб с аффиксом -ла является формой обозначения второстепенного действия независимо от порядка слов.

Далее рассматриваются варианты отношений разновременности независимого таксиса русского языка в сложноподчинённых предложениях и их соответствия в лезгинском языке. Прим.:

Когда окончилась репетиция, я пошёл за кулисы (М. Садовский).

(1) Гад (1) куьтягь хьайила, колхозчияр ц1ийи хуьр кутунив (2) эгеч1на (З.Э.) 'Когда закончилось лето, колхозники приступили к закладке нового села (досл.: Лета (1) кончиться стало-когда, колхозники нового села к-закладке (1) приступили)';

(2) Са къадар йикьар (1)алатайла, Къурбанарахкурай чарчини и кар

(2)тестикьарна (Н.А.) 'Некоторое число дней (1)прошло-когда, Курба-ном присланное письмо-тоже этот факт (2)подтвердило'.

В лезгинском языке, как видим, русскому сочетанию финитной глагольной формы с союзом когда соответсвует нефинитная форма - конверб «причастие СВ + ла». Следующему примеру русского языка также соответствуют лезгинские конструкции с этим конвербом, но к нему добавляется ещё послелог кьулухъ 'за кем-чем-либо, после кого-чего-л.':

Разошлись по домам после того, как отряд остановился в центре города и сталразмещаться по квартирам (Н. Островский). Ср.:

Азарлу (1)хъайила кьулухъруш (2)кьал хьиз хьана (Х..Т.) 'После того, как заболела, девочка стала худая, как спичка (досл.: Больной (1)стала-когда после девочка (2)спичка словно стала)'.

Значение сочетания конверба «причастие СВ + ла» с послелогом кьулухъ 'за кем-чем-либо, после кого-чего-л.' может передаваться и синтетически - конвербом, образуемым от конверба на -ла присоединением аффиксов местного II (-хъ) и направительного II (-хъ-ди) падежей. Аффикс -ла, как и русский союз когда, сам по себе указывает лишь на совмещён-20

ность во времени опорного и зависимого предикатов. В отличие от кон-верба на -ла, в котором значение предшествования его действия действию опорного предиката зависит от совершенного вида, в конвербах на -ла-хъ I -ла-хъ-ди это значение предшествования выражается ещё и аффиксами: хтай-ла 'тогда, в то время, когда вернулся' > хтай-ла-хъди 'следом за тем / после того, как вернулся'. Напр.:

Мугьманар (1)алахьаилахъди чун чи арада (2)ацукьда (С.) 'Гости (1)разойдутся когда (поморфемно: разошлись-когда-затем), мы в своём кругу (2)посидим'.

В русском языке временной интервал между ситуациями минимизируется, если вместо вскоре использовать слова типа сразу, тотчас. В лезгинском языке — при помощи таксисного конверба. Ср.:

Тотчас (/ сразу) после того, как часы пробили полночь, послышались...

'Двенадцать часов (1)стало-как-только, в дверь (2)постучали';

(2) Месиг (1)агакьнамазни, зун (2)ахварал фена 'До постели (1)как-только-добрался, я (2)заснул';

(3) Рагъ (1)такьунамаз, (2)атана са паб пуд аял галаз (A.M.) 'Ещё не не успело взойти солнце, пришла какая-то женщина с тремя детьми (досл.: Солнце (1)не-взошедши-ещё-оставаясь, (2)пришла одна женщина троих детей с-собой-имея)' и др.

В примере (3) конверб выражает отсутствие интервала между действиями: «ещё не завершилась ситуация (1), наступила ситуация (2)».

Рассматриваются и другие разновидности отношений разновременности.

Гл. 4 «Таксисные отношения, сопряжённые с семантикой обусловленности» также начинается с общей характеристики сопоставляемых таксисных признаков в разделе 4.1. Временные отношения между основным и второстепенным предикатами описываемых высказываний сопряжены с отношениями обусловленности между действиями. Т.е., одна из двух соотнесённых ситуаций находится в зависимости от другой. В сфере обусловленности выделяются значения причины, цели, условия, уступки, следствия, а также временной обусловленности. Каждое из них рассматривается в отдельном разделе.

4.2. Временная обусловленность.

Временная обусловленность заключается в том, что реальное время основного действия ориентировано относительно времени второстепенного: Войдя в комнату, гость снял шляпу. Такая обусловленность эксплицитно выражена в соотносительном сложноподчинённом предложении с придаточным времени: Когда гость вошёл в комнату, он снял шляпу. Ср. лезг.:

(1) (1) Ахварал физвайла, за пака авуна к1анзавай к1валахрикай (2)

фикирзавай (У.) '(1)Когда засыпал (// засыпая), я (2)думал о делах, которые надо сделать завтра'; (2) Зун (1) ахварал физвайла, абур'гьеле телевизордиз (2) килигзамай (У.) 'Я (1) засыпал когда (*засыпая), они ещё (2)смотрели телевизор'. (И далее примеры 202-217).

В примере (1) - односубъектный таксис, его можно перевести на русский и с употреблением деепричастия. В примере (2) - разносубъект-ный, использование деепричастия для его перевода невозможно, т.к. русское деепричастие референтно тому же субъекту, что и основной предикат.

4.3. Причинная обусловленность.

Потом, осознав свой грех, перекрестился... (И. Друцэ).

(1) Ам (1)текьвез акуна (// акурла), зун (2)хъфена (У.) 'Поняв, что он не идёт, я ушёл (досл.: Он (1)не-приходя увидев (// увидел-когда), я

(2)ушёл)(;

(2) Йиф (1)мич1и хьанвайвиляй, (2)кими хьайиди-тахьайди чаз

(3)чир хьанач (А.Ф.) *Из-за темноты мы не разобрались, чего не хватает (досл.: Ночь (1)тёмной стала-из-за-того, (2)пропавшее-не-пропавшее нам (З)известно не-стало)'. (И далее примеры 218-233).

Конверб причинной обусловленности образуется от причастия СВ и временных форм СВ и НСВ индикатива, напр.:

кьванвайвили II къвазвайвили), чун к1вале акъвазна 'Из-за того, что пошёл (// прошёл // шёл) дождь, мы остались дома'. Здесь: кьва-йи (прич. СВ) > къвайи-вили '(дождь) пошёл потому что'; кьва-на (аор.) > къван(а)-ва (перф.) > къванва-й (плюсквамперф.) > къванвай-вили '(дождь) прошёл-из-за-того'; кьваз-ва (през.) > кьвазва-й (имперф.) > къвазвай-вили 'шёл-из-за-того'. Различие между вариантами на аффиксы -вил-и и -вил-яй сходны с различием между значениями эргативного и исходного IV падежей. Ср.: гъили (эрг.) 'рука, рукой', гъиляй 'из руки' и фейивили 'потому что пошёл', фейивиляй 'от того, что пошёл'.

4.4. Отношение условия. В русских конструкциях с зависимым таксисом второстепенное сказуемое, выражающее условие, обозначается деепричастием СВ. Основное действие является узуальным или гипотетическим. Напр.:

Рудин не в состоянии был сказать наверное, любит ли он Наталью, страдает ли он, будет ли страдать, расставшись с нею (И. Тургенев);

(1) Зун бубади ваз (1) mazaümla, зи mleap алай суна (2) гъваш, яр

(Ф.) 'Если меня отец не выдаст за тебя, то женись, любимый, на моей тёзке (досл.: Меня отец за тебя (1)не-отдаст-если, моё имя носящую красавицу (2) привели. любимыйУ:

(2) Нефесдин гарданда зунжур (1) тун maeypmla, кар (2) жеда ч!ур

(С.С.) 'Если не воздерживаться от желаний, дела плохи будут (досл.: Плоти на-шею цепь (1) надеть не-сделать-если, дело (2) будет испорчено)';

(3) Кьве кепек пул (1) mypmla гъиле, жемятарнп (2) маса гуда (С.С.)

'За деньги он (старшина) продаст всю сельскую общину (досл.: Две копейки денег (1) сунуть-если в-руку, и-общину (2)продаст)'.

Наиболее специализированным средством обозначения второстепенного действия, служащего условием осуществления основного действия, является в лезгинском языке конверб "причастие СВ + mía' (aeypmla 'если сделает'). Аффикс -mía присоединяется и к формам индикатива. Они выступают и в роли сказуемого, выражая предположение: 'сделал (интересно)' < авунва (аор.); ийизват 1а 'делает (интересно)' < ий-изва (през. НСВ) и др.

4.5. Уступительная обусловленность. В основе уступительных отношений лежит противоречие между основным и второстепенным действиями. Напр.: Хоть мал, но умен. Здесь объединены два компонента: первый- 'если мал, значит не умен', второй — 'мал и в то же время (вопреки этому) умен'.

Раскольников молчал и не сопротивлялся, несмотря на то, что чувствовал в себе достаточно сил приподняться (Ф. Достоевский);

(А.Ф.)

'(1) Несмотря на то, что домашние не соглашались, Жафер (2) был готов продать корову (досл.: Члены-семьи (1) согласны не-были-если-даже, Жафер корову продать (2) готов был)'. (Примеры 250-262).

Значение уступительной обусловленности основного действия второстепенным выражается в лезгинском языке конвербами, образуемыми от форм на (условного и предположительного наклонений) присое-

динением к ним постфикса союзного значения -ни 'и, даже'. Эти конвербы - специализированное средство выражения уступки.

4.6. Целевая обусловленность.

В конструкциях зависимого таксиса русского языка второстепенный предикат (деепр.) характеризует намерение, связанное с действием основного предиката: Я им давно хотел подарить, - прибавил он, как бы извиняясь (Ф. Достоевский); Павел ...спасаясь от полной деградации, приполз сюда (Ю. Нагибин). Т.е.: прибавил с целью извиниться; приполз, чтобы спастись. Ср. лезг.:

Зунни (1) шведа Билиждиз кьван яр машинда (2) акьадриз (Ф.) 'И я (1) поеду до Билиджи, (2) чтобы невесту в машину подсадить'.

Более специализированным способом выражения целевой обусловленности основного действия в лезгинском языке является использование аналитических форм, состоящих из императива смыслового глагола и формы на -з или аориста делексикализованного глагола лугьун 'сказать'. Напр.:

Аялдизмекьи (1) тахьуйлугьуз, дидеди адал пальто (2) алук1на (С) '(1) Чтобы ребёнок не простудился, мать (2)надела на него пальто'.

Кроме этого, целевое значение в лезгинском языке имеет конверб синтетического образования на аффикс -вал. Напр.:

Ам чинеба (1) хъфин тийирвал, за тадиз юлдашриз (2) хабар гана (С.) '(1) Чтобы он не ушёл тайком, я спешно (2) известил товарищей'.

4.7. Отношение следствия.

В конструкциях зависимого таксиса русского языка данное отношение выражается при постпозиции деепричастия СВ по отношению к основному сказуемому, выраженному личной формой СВ. Зависимый предикат обозначает действие, являющееся результатом, следствием основного действия.

...женщина ...встала в дверях, загородив собой выход (И. Друцэ).

В лезгинском языке такие ситуации передаются следующим образом:

Вун рак1ара вучиз (1)акьвазна«а, рехъ (2)тагуз къвезвайбуруз (У.) 'Что ты (1)встал в дверях, (2)не давая пройти входящим';

Второстепенное действие (следствие) обозначено деепричастием на -з. В этой роли может выступать и форма аориста, например, то же предложение можно продолжить так: ...къвезвайбурунрехъ кьуна '...входящим 24

дорогу загородив'. Специальных форм для обозначения второстепенного действия-следствия в лезгинском языке нами не обнаружено.

Таблица таксисных конвербов лезгинского языка

Мотивирующие единицы (нефинитные и финитные формы) 1 Производные конвербы Значения

1. причастие СВ Ксай-ла когда лёг спать / когда поспал

2. плюсквамперфект Ксанвай-ла' когда спал / спит

3. континуативный плюсквамперфект Ксанмай-ла когда ещё продолжал / -ет спать

4. имперфект Ксузвай-ла когда укладывался / -ется (в прочее, знач.)

5. континуат-й имперф. Ксузмай-ла когда ещё продолжал / -ет укладываться

6. прошедшее хабитуаль-ное Ксудай-ла когда укладывался / -ется спать (в знач. факта)

7. конверб 1. Атайпа 'когда пришёл' Атайла-хъ // атайла-хъди следом, за тем, как пришёл

8. конверб 4. Къвезвайла 'когда шёл* Къвезвайла-хьди раз / если идет, приходит

9. деепричастие НСВ Рахаз-рахаз Разговаривая

10. деепричастие НСВ Ксуз-маз Продолжая укладывагься спать, засыпать

11. аорист Ксан-маз Пока ещё спит / спящим остается пока

12. конверб 10. Ксуз-(а)маз Ксуз-(а)маз-ни укладываться ещё продолжаясь, как...

13. конверб 11. Ксан(а)-маз Ксан(а)-маз-ни(ди) как только лёг спать

14. причастие СВ Атай-вал2 Так же, как пришёл

15. прошедш. Хабитуаль-ное кьведай 'приходил' Къведай-ваи Чтобы пришёл / чтобы приходил

16. конверб 14. Атайвал Атайвал-ди Сразу, как только пришёл

17. будущее ксуда 'буду / лягу спать' Ксуда-лди Пока не ляжет спать / не поспит

18. конверб 14. Атайвал Атай-вил-и// Атай-вил-яй3 Потому, что пришёл // из-за того, что пришёл

19. причастие СВ Атай-т1а4 Если придёт

20. конверб 19. Атайт1а 'если придёт' Апиш-т1а-ш5 Даже если придёт

21. причастие потенциального значения хъвар // хъвадай Хьвар-давай // хьвадай-давай6 По мере того, как пьёшь // Чем больше пьёшь...

1. Морфемный состав мотивирующих форм: кса-н-ва-й плюсквамперф. 'спал (тогда)' »' ксан-ва перф. 'спит' кса-на аор. 'л4г спать / спал / поспал', кса- - корневая морфема; ксузва-й имперф. 'укладывался спать' < ксуз-ва презенс 'укладывается спать' < ксу-з форма НСВ 'спать // чтобы спать И укладываясь спать', ксу- - корневая морфема; континуативные формы образует аффикс -ма- < ама 'еще есть, продолжает иметь место'.

2. Конверб 14. атай-вал 'так же, как пришел' состоит из причастия СВ и аффикса -вал сравнительной семантики Аффикс -вал образует конвербы со значениями: сравнения - от мотивирующих форм 1 - 5 в таблице, цели - от формы 6, см. конверб 15.

3. Конвербы со значением причины образуются от всех конвербов на -вал, перечисленных в сноске 2.

4 Аффикс -mía присоединяется также к мотивирующим формам 2 - 6 в таблице, а также .¡фугим временным формам индикатива, образуя формы со значением предположения, выступающие в роли основного сказуемого.

5. Конвербы уступительного значения образуются аналогичным образом от всех форм на -mía.

6. Данный конверб имеет параллельные формы. Форма с -р- имеет оттенок архаичности (1)Хъвардавай //хъвадайдавай (2)к1ан жеда булахдин яд '(1)Чем больше пьёшь, тем больше (2)хочется родниковой воды'.

В разделе 4.10 этой главы приводится сводная таблица рассмотренных в работе конвербов лезгинского языка и комментарии к таблице. В неё включены только синтетические формы конвербов. С учётом однотипно образуемых и поэтому не включённых в таблицу единиц (см. пункты 2 - 5) - всего более сорока конвербов. Таблица даёт наглядное обобщённое представление о разнообразии таксисных значений, выражаемых морфологическими средствами в лезгинском языке и, в то же время, позволяет целостно обозреть различия между таксисными системами русского и лезгинского языков.

В заключении обобщаются результаты исследования, формулируются характерные особенности моделей категории таксиса русского и лезгинского языков. Самое существенное различие видно при сравнении лезгинской и русской частей в итоговой таблице. Оно заключается в том, что в лезгинском языке таксисными конвербами синтетически выражаются значения, выражаемые в русском языке на уровне конструктивного синтаксиса. Лезгинский глагол располагает системой грамматических форм, способных выражать практически все значения, передаваемые в русском языке придаточными предложениями и др.

Основные результаты работы апробированы в статьях:

1. Таксис и абсолютное и относительное время. // Вестник молодых ученых Дагестана: Филология, Педагогика №2. - Махачкала: ДНЦ РАН, 2003.

2. Показание в выделению морфологической категории таксиса в лезгинском языке. Вестник молодых ученых Дагестана: Филология, Педагогика №1. - Махачкала: ДНЦ РАН, 2003.

3. Таксисные конвербы одновременности / разновременности в лезгинском языке (в сопоставлении с русским). // Проблемы общего дагестанского языкознания: Выпуск 2. - Махачкала: ДНЦ РАН, 2004.

4. Таксисная функция аориста и деепричастия НСВ лезгинского языка // Языкознание в Дагестане: Вопросы морфологии и синтаксиса № 7. -Махачкала: ДГУ, 2004.

Формат 60x84.1/16. Печать ризографная. Бумага №1. Гарнитура Таймс. Усл.п.л. -1,5 изд. п.л. -1,5 Заказ-199 -05 Тираж 100 экз. Отпечатано в ООО «Деловой Мир» Махачкала, ул.Коркмасова, 35а

h*

13 ИЮЛ 2005 ;

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Ханбалаева, Сабина Низамиевна

ВВЕДЕНИЕ.

Гл. 1. КАТЕГОРИЯ ТАКСИСА И АСПЕКТЫ ЕГО

СОПОСТАВИТЕЛЬНОГО ИЗУЧЕНИЯ.

1.1. Семантика таксиса. Таксис и абсолютное и относительное время.

1.2. Показания к выделению морфологической категории таксиса в лезгинском языке.

1.3. Аспекты сопоставительного и типологического изучения таксиса.

Гл. 2. ОТНОШЕНИЯ ОДНОВРЕМЕННОСТИ.

2.1. Общая характеристика отношений одновременности.

2.2. Отношения одновременности в русских конструкциях с зависимым таксисом и их соответствия в лезгинском языке.

2.2.1. Основное и второстепенное действия, не связанные отношением характеризации.

2.2.1.1. Одновременность процессов.

2.2.1.2. Одновременность второстепенного процесса и основного целостного факта.

2.2.1.3. Одновременность второстепенного результативного состояния и основного процесса.

2.2.2. Основное и второстепенное действия, связанные отношениями характеризации.

2.2.2.1. Отношения конкретизации.

2.2.2.2. Интерпретативно-оценочные отношения.

2.3. Отношения одновременности в русских конструкциях с независимым таксисом и их соответствия в лезгинском языке.

2.3.1. Одновременность процессов.

2.3.1.1. Одновременность процессов в подчинительных конструкциях русского языка и их соответствия в лезгинском языке.

2.3.1.2. Одновременность процессов в сочинительных конструкциях русского языка и их соответствия в лезгинском языке.

2.3.1.3. Одновременность в кратно-парных конструкциях русского языка и их соответствия в лезгинском языке.

2.3.2. Одновременность процесса и целостного факта.

2.3.2.1. Одновременность процесса и целостного факта в русских подчинительных конструкциях и их лезгинские соответствия.

2.3.2.2. Одновременность процесса и целостного факта в русских конструкциях сочинительного типа и соответствия в

35-49 50-96 50

52-77 52

89-91 92лезгинском языке.94

2.3.2.3. Одновременность процессов и результативных состояний в русских сочинительных конструкциях и соответствия в лезгинском языке.95 —

2.3.3. Одновременность целостных фактов в русских подчинительных конструкциях и соответствия в лезгинском языке.95 —

Гл. 3. ОТНОШЕНИЯ РАЗНОВРЕМЕННОСТИ.97

ЭЛ. Общая характеристика отношений разновременности.97 —

3.2. Выражение отношений разновременности в русском и лезгинском языках.98

3.2.1. Отношения разновременности в конструкциях зависимого таксиса русского языка и их соответствия в лезгинском языке. 98

3.2.2. Отношения разновременности независимого таксиса русского языка в сложноподчинённых предложениях и их соответствия в лезгинском языке.103 —

3.2.2.1. Разновременность целостных фактов.103 —

3.2.2.2. Разновременность целостного факта и процесса.115 —

3.2.3. Отношения разновременности независимого таксиса русского языка в конструкциях сочинительного типа и их соответствия в лезгинском языке.117—

3.2.4. Отношения разновременности в аспектуально-таксисных ситуациях, нелокализованных во времени.122—

3.2.4.1. Разновременность в кратно-парных конструкциях.123 —

3.2.4.2. Разновременность в кратно-цепных конструкциях.126—

Гл. 4. ТАКСИСНЫЕ ОТНОШЕНИЯ, СОПРЯЖЁННЫЕ

С СЕМАНТИКОЙ ОБУСЛОВЛЕННОСТИ.129

4.1. Общая характеристика аспектуально-таксисных отношений, включающих семантику обусловленности.129 —

4.2. Временная обусловленность.129 —

4.3. Причинная обусловленность.134 —

4.4. Отношение условия.140 —

4.5. Уступительная обусловленность.145 —

4.6. Целевая обусловленность.148 —

4.7. Отношение следствия.151 —

4.8. Отношение сравнения.152 —

4.9. Об отношениях недифференцированного типа.154 —

4.10. Таблица таксисных конвербов лезгинского языка.155 —

Введение диссертации2005 год, автореферат по филологии, Ханбалаева, Сабина Низамиевна

Изучение категории таксиса не имеет такой длительной традиции, как изучение глагольных категорий времени, модальности, вида. Понятие таксиса как категории, характеризующей сообщаемый факт по отношению к другому сообщаемому факту и безотносительно к факту сообщения [ср. ЛЭС 1990: 504], было сформулировано P.O. Якобсоном в его известной статье "Шифтеры, глагольные категории и русский глагол" в 1957 г. (Рус. перев. [Якобсон 1972: 95113]). Семантические признаки (одновременность двух или более предикативных признаков, предшествование, следование и др.), относимые в современной лингвистике к сфере функционально-семантической категории таксиса, специально в традиционных грамматиках не описывались. Они входили в характеристику деепричастий, форм относительного времени, сложных предложений с придаточными времени.

Категория таксиса и в настоящее время не привлекает столь пристального внимания исследователей, как, например, категория вида. Тем не менее, уже имеются работы, в которых таксис описывается как на материале одного языка, так и в сопоставительном и типологическом плане. Наиболее полно и последовательно таксис исследован на материале русского языка в рамках полевой модели описания в книге "Теория функциональной грамматики: Аспектуальность. Временная локализованность. Таксис" [Бондарко (отв. ред.) 1987]*.

В сферу сопоставительного и типологического исследования таксиса вовлекается в основном материал романских, германских и других европейских языков, где эта категория выражается формами относительных времён глагола и не представлены морфологические единицы, специально предназначенные для выражения таксисных отношений. В русском языке также нет специальной морфологической (не функционально-семантической) категории таксиса.-Ос Ссылки на эту работу даются по 2-му изд.: Теория функциональной грамматики: Введение, аспектуальность, временная локализованность, таксис. 2-е изд. - М.: Эдиториал УРСС, 2001. Далее сокращённо: ТФГ 2001. новными единицами, специализированными на функциях зависимого таксиса здесь являются деепричастия совершенного и несовершенного видов (далее СВ и НСВ). Но деепричастия в русском языке являются классом неизменяемых "гибридных наречно-глагольных" (В.В. Виноградов) словоформ обстоятельственного содержания. Одновременность и предшествование выражаются деепричастиями при помощи несловоизменительной категории вида, соответственно граммем НСВ и СВ. Т.е., эти значения выступают в русском языке как использование граммем морфологической категории вида в несобственных функциях [ср. Бондарко 1971: 63].

В то же время мало работ, в которых бы категория таксиса специально исследовалась на материале т. наз. "деепричастных" [Недялков 1999: 15] языков России. Причём исследовалась бы с использованием понятийного аппарата современной теории таксиса, а не в традиционной терминологии. Но и в существующих работах термином деепричастие обозначаются морфологические единицы различной грамматической природы, выступающие в функциях зависимого таксиса. Тем самым нивелируются различия этих единиц разных языков, а также внутри одного языка. Очень часто они не укладываются в традиционные представления о деепричастиях, связанные, например, с грамматическими свойствами русских деепричастий. В связи с этим, очень удачным представляется более нейтральный термин конверб, используемый для обозначения таких единиц В.П. Недялковым [указ. соч.: 14-16]. Применение термина деепричастие объясняется, на наш взгляд, именно слабой изученностью грамматических характеристик единиц, выступающих в адвербиальных функциях в деепричастных языках. Между тем, именно знакомство с материалом таких языков, в частности нивхского, послужило поводом к экспликации грамматической категории таксиса P.O. Якобсоном. В деепричастных языках имеются специальные морфологические формы выражения таксисных отношений (или, условно: деепричастия, имеющие словоизменительную парадигму таксиса). Слабая разработанность этих вопросов отмечается и в работе В.П. Недялкова и

Т.А. Отаиной "Типологические и сопоставительные аспекты анализа зависимого таксиса (на материале нивхского языка в сопоставлении с русским)" - одном из редких исследований, где таксис в деепричастном языке специально описывается именно как самостоятельная морфологическая категория [ТФГ 2001: 296-319]. Авторы называют свой анализ предварительным, оговаривая это тем, "что всесторонняя и глубокая разработка категории таксиса, как, впрочем, и любой другой грамматической категории, нуждается в широком привлечении типологически разнородного материала различных языков" [там же: 297].

В этом плане значительный интерес представляют данные лезгинского и других дагестанских языков. В них имеется иной тип таксисных конвербов, нежели в нивхском и других языках, где специализированные формы зависимого таксиса определяются как деепричастия. Но эти данные практически не используются, и прежде всего потому, что категория таксиса остаётся пока "экзотичной" для описаний дагестанских языков, хотя их также относят к деепричастным языкам России [ср. Недялков 1999: 15; Плунгян 2000: 271]. В работах последних лет появляются небольшие, но уже специальные главы: "Относительное время. Таксис" [Маллаева 1998: 125-143]; "Таксис" [Муталов 2002: 69].

В настоящее время в исследовании дагестанских языков заметна тенденция к углубленному изучению уже описанных прежде грамматических явлений с позиций современных лингвистических представлений. Благодаря современным типологическим исследованиям, опирающимся на всё большее число самых разнообразных языков и демонстрирующим чрезвычайно многообразные грамматические явления, появились теоретические ориентиры для выявления категорий, остававшихся незамеченными в предшествующих исследованиях. Более всего это касается категорий глагола. Так, например, в дагестанских языках стали выделять категорию эвиденциальности, которую прежде не замечали [Эльдарова 2000 и др.]. Обнаружилась категория вида в языках, где его наличие прежде отрицалось [Шихалиева 1996; Маллаева 1998].

В лезгинском языке также выявлена категория вида, которая прежде в грамматических описаниях не эксплицировалась [Керимов 1996; 1997; 2002]. Это, в свою очередь, создаёт предпосылки для анализа таксисных отношений в лезгинском языке. Как известно, таксисные отношения обязательно включают аспектуальную характеристику соотносимых предикатов. Поэтому, видимо, закономерным является обращение к изучению таксиса в связи с расширением аспектологических изысканий.

В существующих исследованиях лезгинского языка специализированные таксисные конвербы комплексно не изучены. Некоторые формы просто остались за рамками описания, а уже зафиксированные не получили пока убедительной трактовки. Они приводятся в разных исследованиях под разными дефинициями, иллюстрируются очень ограниченным числом языковых примеров, не всегда корректно переводимых и интерпретируемых. Таксисные конвербы, исходя из функционального сходства, описываются чаще как деепричастия. Между тем, само наличие в лезгинском языке деепричастий некоторыми исследователями ставится под сомнение [ср. Гаджиев 1963: 131; Шейхов 1993: 163165]. Другие, избегая термина деепричастие, пишут о формах, используемых в функциях деепричастий [Топуриа 1959; Талибов 1966; Мейланова 1967]. Причина этого видится в том, что грамматические признаки обсуждаемых единиц сильно отличаются от свойств русских деепричастий. Они не вполне укладываются в традиционные для дагестанского языкознания представления, сложившиеся под влиянием русской грамматической традиции. В результате система таксисных конвербов лезгинского языка, представляющая собой самостоятельную морфологическую категорию глагола, не получила пока целостного и адекватного описания.

Приведенными обстоятельствами обусловлена актуальность темы настоящей диссертации "Категория таксиса в русском и лезгинском языках в сопоставлении" для: получения данных сопоставительного плана о специфике проявления функционально-семантической категории таксиса в сравниваемых языках; преодоления существенного пробела в описании собственно лезгинского языка; типологического исследования категории таксиса и способов её языкового выражения; углубления представлений о категории таксиса в целом и др.

Как известно, сопоставительному изучению грамматических категорий русского и лезгинского языков посвящены специальные исследования. В работе Э.М. Шейхова "Сравнительная типология лезгинского и русского языков: Морфология" [1993] решались задачи типологической характеристики сравниваемых языков в основном на базе уже существующих данных с охватом всех морфологических категорий. Книга К.Р. Керимова "Контрастивная аспектоло-гия лезгинского и русского языков" [2002] посвящена всестороннему углубленному сопоставлению аспектуальных категорий с целью получения данных, значимых для типологии вида.

В настоящей работе также ставится задача углубленного сопоставления одной категории. Это даёт возможность полнее охватить круг таксисных значений и формы их языкового оформления в сравниваемых языках.

Функционально-семантическая категория таксиса имеет универсальный характер, что делает возможным сопоставительное и универсально-типологическое изучение форм её выражения в языках самого различного строя, в том числе таких генетически и типологически далёких, как русский и лезгинский. Такое изучение даст возможность получить интересные для типологии данные о степени грамматикализации таксиса в сопоставляемых языках, о номенклатуре таксисных значений и способах их языкового выражения. Выявленные сходства и различия могут служить основанием для составления типологических рядов: черты алломорфизма в проявлениях таксиса в русском и лезгинском языках могут быть у этих языков изоморфными с другими языками.

Материал лезгинского языка даёт также интересные наблюдения, касающиеся диахронии зависимого таксиса. По данным русского и деепричастных языков типа нивхского устанавливается, что нефинитная модель таксиса возникает на основе аспектуальных противопоставлений, а категория времени — на основе таксисных [ср. Плунгян 2000: 272]. В лезгинском языке морфемы так-сисных конвербов имеют прозрачные параллели с аффиксами местных падежей склонения имён. Это даёт основание полагать, что в становлении таксисных отношений в лезгинском языке (видимо, и в других дагестанских языках) большую роль играют пространственные представления.

Для достижения поставленных выше целей в работе проводится комплексный сопоставительный анализ форм выражения таксисных отношений в русском и лезгинском языках. Осуществление такого анализа предполагает решение следующих задач:

1. Поскольку для дагестанского языкознания изучение грамматической категории таксиса является относительно новым, то мы считали необходимым кратко изложить существующие теоретические представления о семантике и структуре таксиса. В связи с тем, что таксис специально не исследован в лезгинском и других дагестанских языках, то и современная теория таксиса не отражает специфики проявления в них этой категории. Поэтому в ходе изложения общих характеристик категории таксиса мы останавливаемся и на моментах, связанных с экстраполяцией положений теории таксиса на материал лезгинского языка. Например, на применимости по отношению к таксисным формам лезгинского языка термина деепричастие;

2. Важным для анализа категории таксиса в лезгинском языке оказываются также различия между понятиями абсолютного и относительного времени и таксиса. Как известно, формы относительного времени рассматриваются как средство выражения таксисных отношений в романских, германских и некоторых других языках, в которых нет собственно форм морфологического таксиса. В лезгинском языке есть формы и таксиса, и относительного времени. Поэтому требовалось обосновать различия между этими категориями;

3. Следовало также аргументировать оправданность поисков категории таксиса в лезгинском языке. Поэтому в специальном разделе мы останавливаемся на трудностях, возникающих при интерпретации ряда фактов глагольной морфологии в традиционных терминах, и обосновываем возможность трактовки этих единиц как морфологической категории таксиса;

4. Решение названных задач теоретического плана позволяет приступить к выявлению межъязыковых коррелятов, выражающих разновидности таксисных отношений, и их теоретической интерпретации;

5. Классификация выявленных средств выражения таксистах отношений лезгинского языка, определение их грамматического статуса;

6. Соотнесение моделей категории таксиса русского и лезгинского языков, определение их типологических параметров и др.

Научная новизна настоящей работы заключается в том, что в ней впервые в лезгинском (и дагестанском) языкознании рассматриваются вопросы теории таксиса, комплексно анализируются и систематизируются таксисные значения, выраженные специальными грамматическими средствами. Сопоставительное исследование таксиса на материале русского и одного из дагестанских языков также проводится впервые.

Теоретическая значимость работы состоит в том, что её результаты служат построению более полной и современной теоретической грамматики лезгинского языка. Как показывают наблюдения, многие таксисные значения, выражаемые в русском языке на уровне конструктивного синтаксиса, в лезгинском языке передаются средствами глагольной морфологии. Категориальных форм выражения таксисных отношений в лезгинском языке значительно больше. Сходства и различия в номенклатуре таксисных значений, получающих грамматическое выражение в языках, принадлежащих к разным типам и генетическим классам, представляют интерес для лингвистической типологии и теории грамматической категории таксиса.

Практическая ценность результатов диссертации вытекает из о их новизны и торетической значимости. Полученные данные могут найти применение в вузовских курсах по лингвистической типологии, сопоставительным грамматикам русского и дагестанских языков, в разработке теоретических и учебных грамматик собственно лезгинского языка, а также русского языка для дагестанской школы, в переводческой работе.

Решению поставленных в диссертации задач в большей степени отвечают, как представляется, метод и приёмы сопоставительного (контра-стивного) языкознания. В традиционной трактовке этот метод определяется как имеющий "дело с попарным сопоставлением языковых систем (структур) на всех уровнях вне зависимости от генетической и типологической принадлежности сопоставляемых языков с целью выявления их структурных и функциональных особенностей, сходств и различий (контрастов)" [Нерознак 1986: 409]. Такие исследования подчинены по преимуществу задачам прикладного характера - разработки стратегии обучения какому-либо из сравниваемых языков, теории перевода и др. При решении этих задач равноценными являются и сходства, и различия между языками.

С другой стороны, некоторые исследователи акцентируют направл^ость сопоставительного метода на обнаружение наиболее важных различий в языках. Например, Б. Уорф [1960: 102], A.A. Реформатский [1962: 23-24]. Эта сторона сопоставительного метода более ценна для лингвистической типологии. В этом случае, как нам кажется, предпочтительнее термин контрастивный. Мы используем в работе термины сопоставительный и контрастивный как синонимичные. Сопоставительный метод позволяет обозреть язык "снаружи", и тем самым отчётливо видеть черты своеобразия, остающиеся вне поля зрения при его изучении "изнутри" [ср. Балин 1987: 4]. На наш взгляд, он позволяет глубже проникнуть в системы каждого из сравниваемых языков в целях их теоретического описания, а также получения общелингвистических данных.

Сопоставительное исследование языков может проводиться с применением двух подходов: либо рассматривают набор сходных форм в двух языках и затем определяют выражаемые ими значения ("от формы к значению"), либо берут какую-либо категорию и выясняют формы её передачи в двух языках ("от содержания к форме") [Ярцева 1981: 33]. Оптимальным считается сочетание обоих этих подходов. Это обеспечивает изучение как структурных, так и смысловых черт сравниваемых языков, способствуя выявлению их специфических особенностей. При этом анализ осуществляется на основе явлений, существующих в обоих языках. Эти два подхода совмещаются и в данной диссертации.

При сравнении явлений различных языков предполагается наличие у сопоставляемых элементов некоего базового сходства [Ярцева 1981: 9; Кацнель-сон 1983: 10; Нерознак 1986: 402 и др]. Сопоставительный анализ показывает, какими формальными средствами каждый из языков описывает некоторую универсальную для них часть. Но для этого необходимо найти такую "общую, эквивалентную, определяемую базу для сопоставляемых структур разных языков" [Ярцева 1986: 8]. Базой, на которую опирается сравнение грамматических явлений разных языков служит взаимопереводимое семантическое содержание. По мнению Г.А. Климова "именно семантический фактор позволяет <.> найти определённые основания для сопоставления формальных средств самых разных языков" [1983: 14]. Такой опорой в нашей работе служат семантические категории, конкретнее - таксисные значения одновременности, предшествования, следования и др.

Семантические категории языка "выявляются в нём самом" [Мещанинов 1945: 196]. Следовательно, в качестве такой семантической опоры надо располагать комплексом таксисных значений, получающих выражение в каком-либо хорошо исследованном языке. Именно комплексом таксисных значений какоголибо языка, поскольку содержание каждой единицы определяется системными отношениями с другими единицами того же языка. Такой опорой в нашей работе являются разновидности таксисных значений русского языка. Этот выбор о Уясняется обстоятельствами теоретического и практического плана. С одной стороны, категория таксиса достаточно полно и последовательно описана именно в русском языке [ТФГ 2001: 234-295]. С другой стороны, это объясняется потребностями вузовского и школьного изучения русского языка в Дагестане.

К числу методов исследования, используемых в работе, относятся также описательный метод, приёмы перевода, лингвистического эксперимента.

Теоретической базой диссертации являются грамматические описания русского и лезгинского языков, труды российских и зарубежных лингвистов по теории таксиса, исследования по сопоставительному языкознанию и лингвистической типологии.

Языковые примеры на русском языке используются те, которые анализируются при обсуждении таксисных значений в [ТФГ 2001; РГ 1980] и другой цитируемой литературе. Источниками материала по лезгинскому языку послужили тексты художественной и публицистической литературы, фольклор, а также учебники практического курса лезгинского языка.

Примеры приводятся и переводятся на русский язык по методике, используемой при анализе зависимого таксиса на материале нивхского языка в сопоставлении с русским в [Недялков, Отаина 2001: 296-319]. Жирным шрифтом выделяются лезгинские и русские слова, соответствующие по значению друг другу. Соотносимые друг с другом глагольные формы обозначены цифрами в круглых скобках. Дефисами в лезгинских примерах показано морфологическое членение словоформ; дефисы в дословных русских переводах, данных в скобках, объединяют слова, соответствующие одной лезгинской словоформе [ср. там же: 298]. В дословных переводах сохраняется лезгинский порядок слов. Например: Ам (1)хтанамазди, за са кардал (2)кьил эцигда (З.Э.) 'Как только он „ вернётся, я приму решение (доел.: Он (1)вернётся-как-только, я одном на-деле (2)голову склоню)'.

Основные результаты диссертации апробированы в статьях "Таксис и абс&ютное и относительное время", "Таксисные конвербы одновременности / разновременности в лезгинском языке (в сопоставлении с русским)", "Таксисная функция аориста и деепричастия НСВ лезгинского языка" и других публикациях.

Диссертация состоит из введения, четырёх глав, заключения, списков литературы и используемых в работе сокращений.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Категория таксиса в русском и лезгинском языках в сопоставлении"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Соотнесение номенклатуры таксисных значений и средств их языкового выражения в русском и лезгинском языках, проведенное в работе, позволяет сформулировать характерные особенности моделей категории таксиса русского и лезгинского языков.

Самое существенное различие, на наш взгляд, видно при сравнении лезгинской и русской частей в таблице, которой завершается предыдущая глава. Это различие заключается в том, что в лезгинском языке таксисными конвер-бами синтетически выражаются таксисные значения, выражаемые в русском языке на уровне конструктивного синтаксиса. Лезгинский глагол располагает системой грамматических форм, которые способны выражать практически всю гамму значений, передаваемых в русском языке придаточными частями сложноподчинённых предложений. Таксисные конвербы лезгинского языка и придаточные предложения времени и обусловленности русского языка являются, как показывает проведенное сопоставление, языковыми формами, алломорфными относительно одинаковых для обоих языков единиц плана содержания. Т.е., таксисные конвербы лезгинского языка и соотнесённые с ними придаточные предложения русского языка в функциональном плане равнозначны.

Это обстоятельство позволяет несколько иначе взглянуть на принятую в типологии таксиса интерпретацию форм зависимого и незавсимого таксиса. Зависимым принято считать таксис, выраженный нефинитными, деепричастными формами, что представляется вполне логичным. В трактовке же независимого таксиса, на наш взгляд, проявляется непоследовательность. Независимым таксисом считаются и сочинительные конструкции, где части независимы друг от друга, и подчинительные, где есть главное и придаточное предложения типа русских. Придаточные предложения считаются независимым таксисом на том основании, что в них используются финитные формы глагола. Однако при этом упускается из виду, что эти финитные — независимые именно вне этого контекста - формы являются лишь частью конструкции зависимого придаточного предложения. Вне конструкции придаточного предложения времени эти финитные формы таксисных отношений и не выражают, т.е. вовсе не являются и таксисом. Поэтому, на наш взгляд, придаточное предложение русского языка является ничем иным, как синтаксической формой выражения зависимого таксиса, функционально равнозначной таксисным конвербам таких языков, как лезгинский. В этом плане интересно поведение лезгинских таксисных конвер-бов. Например, самых распространённых (см. 1 — 6 в табл.) конвербов на -ла. Эти конвербы можно считать наиболее специализированным средством для обозначения второстепенного действия в лезгинском языке. В отличие от русских деепричастий, они используются и в простом предложении, и в придаточной части сложного предложения, т.е. и там, где в русском языке используются финитные формы глагола. Т.е. форма зависимого таксиса остаётся зависимой формой независимо от контекста. Равнозначные таким формам в функциональном плане конструкции придаточных предложений также следует целиком (как они и рассматриваются в "Русской грамматике" [1980, Т. 2: 539 - 615] в качестве придаточных предложений времени и др.) рассматривать как зависимый таксис, выраженный аналитически. Ср.: рус. Когда я был гимназистом, . и лезг. Зун гимназист тирла.; тир-ла = был-когда).

В языках мира выделяют две основные модели выражения таксиса в глагольных системах: нефинитную и комбинированную [Плунгян 2000: 271-273]. В первой модели таксисные отношения выражаются специализированными глагольными формами типа русских деепричастий. Они не имеют значений абсолютного времени и в синтаксическом плане являются зависимыми от главного предиката, который и выражает абсолютное время.

Считается, что такие зависимые таксисные формы являются либо адъективными (т.е. "причастиями"), либо адвербиальными (т.е. "деепричастиями")" [Плунгян 2000: 271]. Нефинитная модель считается характерной для русского и других славянских языков (где для выражения предшествования используется деепричастие СВ, одновременности - деепричастие НСВ), а также алтайских, уральских, дагестанских и, в том числе, лезгинского языков. Т.е., по существующим представлениям лезгинский и русский языки относятся к одному типу так называемых деепричастных языков.

Однако, как показывают весь проведенный анализ и сводная таблица, в лезгинском языке практически отсутствуют деепричастия типа русских деепричастий. Среди конвербов, приведенных в таблице, только 9. рахаз-рахаз 'разговаривая' образован от единицы, похожей на русское дееприч^ие НСВ. Формы лезгинского глагола, обычно толкуемые как деепричсГгия СВ и НСВ, могут выполнять роль, аналогичную функциям руссских деепричастий, только в случаях их односубъектности с основным предикатом. В то же время, таксис-ные формы лезгинского языка безразличносубъектны.

На наш взгляд, в рамках нефинитной модели имеются разновидности морфологического таксиса, кардинально отличающиеся от зависимого таксиса русского языка. Таксисные конвербы лезгинского языка существенно отличаются от деепричастий русского языка. Например, такая характеристика русских деепричастий, как отсутствие у них значений времени. Таксисные формы лезгинского глагола содержат аффиксы времени, они часто образуются от временных форм и называть их деепричастиями можно лишь условно, исходя из их обстоятельственных функций. Это хорошо видно из таблицы.

Ещё одно важное наблюдение, выводимое из лезгинского материала. Обычно в литературе говорится о таксисных конвербах адъективных (т.е. "причастиях") или адвербиальных (т.е. "деепричастиях"). По данным лезгинского языка мы бы добавили к ним ещё субстантивные конвербы (т.е. "имена действия - масдары"). Это обстоятельство послужило причиной того, что мы пока воздержались от применения к лезгинскому языку параметра "таксисности", под которым понимается "деепричастность". В работе рассматриваются в основном адвербиальные (деепричастные) таксисные конвербы. А установление степени "таксисности" требует учёта и адъективных, и субстантивных конвербов.

По данным русского и деепричастных языков типа нивхского устанавливается, что нефинитная модель таксиса возникает на основе аспектуальных противопоставлений, а категория времени — на основе таксисных [Плунгян 2000: 272]. В лезгинском языке морфемы таксисных конвербов имеют прозрачные параллели с аффиксами местных падежей склонения имён. Это даёт основание полагать, что в становлении таксисных отношений в лезгинском языке (видимо, и в других дагестанских языках) большую роль играют пространственные представления, на основе которых, по наблюдениям в [Керимов 2002], складываются и видовые значения в лезгинском языке.

Вторая модель таксиса, которую обычно называют комбинированной [там же: 272], характеризуется тем, что в глагольных формах одновременно выражаются граммемы как относительного, так и абсолютного времени. Такие формы получили и специальные названия, например, плюсквамперфект выражает предшествование в прошлом, имперфект - одновременность в прошлом относительно момента речи. Такая модель таксиса считается одной из самых ярких особенностей глагольных систем романских, германских, а также болгарского языков. Во второй модели, как видим, речь идёт о так называемых относительных временах. Они представлены и в лезгинском языке (см. в разделе 1.1 о различиях собственно таксисных форм и форм относительного времени). Относительные времена, и в тех случаях, когда они выражают именно таксисные отношения, принадлежат к сфере независимого таксиса. Как мы видели выше, основной критерий при разграничении зависимого и независимого таксиса - это способность глагольной формы быть независимым сказуемым. А относительные времена такой способностью обладают. В лезгинском языке мы их рассматриваем как формы, которые указывают на время перцепции действия, не совпадающее с моментом речи. Т.е., относительное время не обязательно выражает таксисные отношения. Напр.: Накь хуъре жив кьвазвай /кьванвай (им-перф. / плюскамперф.) ''Вчера в селе снег шёл / выпал (и лежал)' - здесь таксиса нет; ср. Зун (1)хквезвайла, жив (2)кьвазвай '(1)Когда я возвращался,

2)шёл снег' - таксис, одновременность. В лезгинском языке представлены и специализированные таксисные конвербы, и относительные времена. Собственно морфологическую категорию таксиса представляют зависимые таксисные конвербы. Впрочем, эти зависимые конвербы, в свою очередь, могут быть мотивированы формами относительных времён, как конверб (1) в этом примере.

Как и в русском языке, выражение таксисных отношений в лезгинском языке неразрывно связано с аспектуальными значениями предикатов в таксис-ной паре. Основные различия, связанные с участием видов в передаче таксисных отношений, вытекают из основных различий между моделями категорий вида русского и лезгинского языков. Маркированным членом видовой оппозиции лезгинского глагола является НСВ, а не СВ, как в русском языке. Это обусловливает, например, возможность выражения одновременных отношений и состояний формами СВ, что невозможно в русском языке. Форма СВ лезгинского глагола более многозначна. Она обозначает действие как факт, а не достигшее предела целостное действие, как в русском языке. Поэтому, сочетание двух лезгинских форм СВ типа кисна ацукъна в зависимости от контекста может обозначать 'замолчав, сел / замолчал и сел' (следование), 'молча сел / сидел / посидел' (одновременность).

Отсутствует в лезгинском языке и деление глаголов на динамические и статические и связанные с этим ограничения в видовой парности. Поэтому при выражении одновременных отношений и состояний отсутствуют и ограничения в употреблении СВ или НСВ, которые есть в русском языке.

Список научной литературыХанбалаева, Сабина Низамиевна, диссертация по теме "Сравнительно-историческое, типологическое и сопоставительное языкознание"

1. Используемые библиографические сокращения.1. ВЯ Вопросы языкознания

2. ДГУ Дагестанский государственный университет

3. РИО ДГУ редакционно-издательский отдел ДГУ

4. ИПЦ ДГУ издательско-полиграфичский центр ДГУ

5. Даг. НЦ АН СССР Дагестанский научный центр АН СССР

6. ДНЦ РАН Дагестанский научный центр РАН

7. ИИЯЛ Ин-т истории, языка и литературы Даг. филиала АН СССР

8. ЛГУ Ленинградский государственный университет

9. ЛЭС 1990 Лингвистический энциклопедический словарь. - М.: "Советская энциклопедия", 1990.

10. СИЛДИ 1971 — Сравнительно-историческая лексика дагестанских языков. М.: Наука, 1971.

11. ТФГ 1990 Теория функциональной грамматики: Темпоральность. Модальность. -Л.: Наука, 1990.

12. Типология вида, 1998 Типология вида: проблемы, поиски, решения. - М.: Школа "Языки руской культуры", 1998.

13. Труды АС-1 — Труды аспектологического семинара филологического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова. Т. I. 2-е изд. - М.: Изд. МГУ, 2001.

14. Труды АС-2 Труды аспектологического семинара филологического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова. Т. 2. - М.: Изд. МГУ, 1997.

15. Труды АС-3 Труды аспектологического семинара филологического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова. Т. 3. - М.: Изд. МГУ, 1997.

16. Абулмуталибов Н.Ш. Отглагольные образования в лезгинском языке. Дис. . канд. филол. наук. Махачкала, 1997.

17. Авилова Н.С. Вид глагола и семантика глагольного слова. — М.: Наука, 1976.

18. Агреллъ С. О способах действия польского глагола // Вопросы глагольного вида / Сост. проф. Ю.С. Маслов. М.: Изд. иностр. лит-ры, 1962. - С. 35-38.

19. Адмони В.Г. О многоаспектно-доминантном подходе к грамматическому строю // ВЯ. 1961, № 2 - С. 42-52.

20. Адмони В.Г. Основы теории грамматики. М.; Л.: Наука, 1964.

21. Алексеев М.Е. К вопросу о классификации лезгинских языков // ВЯ. — 1984, № 5.-С. 88-94.

22. Алексеев М.Е. Вопросы сравнительно-исторической грамматики лезгинских языков: Морфология. Синтаксис. -М.: Наука, 1985.

23. Алексеев М.Е., Шейхов Э.М. Лезгинский язык. — М.: ACADEMIA, 1997.

24. Акимова Т. Г., Козинцева Н. А. Аспектуально-таксисные ситуации // Теория функциональной грамматики: Введение. Аспектуальность. Временная ло-кализованность. Таксис. JL: Наука, 1987. - С. 257-294.

25. Апресян Ю.Д. Экспериментальное исследование семантики русского глагола. -М.: Наука, 1967.

26. Аракин В.Д. Сравнительная типология английского и русского языков. JL, 1979.

27. Арутюнова НД. Предложение и его смысл: Логико-семантические проблемы. — М.: Наука, 1976.

28. Арутюнова Н. Д. Типы языковых значений: Оценка. Событие. Факт. М.: Наука, 1988.

29. Аспектология и контрастивная лингвистика'. Межвуз. темат. сб. научн. тр. / Калининский гос. ун-т. Калинин, 1988.

30. Аспектологическая терминология в современной лингвистике: Учебно-методическое пособие / Тверской гос. ун-т. — Тверь, 1991.

31. Ахмедов Г.И. Коммуникативные типы высказывания в лезгинском языке (в сопоставлении с русским). М.: Академия, 1999.

32. Балин Б.М. Актуальная задача советской контрастивной грамматики // Контрастивная и функциональная грамматика: Межвуз. темат. сб. научн. тр. / Калининский госуниверситет. Калинин, 1987. - С. 4-6.

33. Бенвенист Э. Уровни лингвистического анализа // Новое в лингвистике. IV. — М.: Прогресс, 1965. С. 434 - 449.

34. Бенвенист Э. Общая лингвистика. М.: Прогресс, 1974.

35. Берницкая Н. В. Средства выражения зависимого таксиса: (на материале фр. и рус. яз.): Автореф. дис. канд. филол. наук. Кемерово, 1999.

36. Бидэм Кр. Видовое значение конструкции "быть + страдательное причастие" // ВЯ.- 1988,№6.-С. 63-68.

37. Бондарко А В. Функциональная грамматика. JL: Наука, 1984.

38. Бондарко A.B. Грамматическая категория и контекст. JL: Наука, 1971.

39. Бондарко A.B. О некоторых аспектах функционального анализа грамматических явлений // Функциональный анализ грамматических категорий. Л.: Наука, 1973.-С. 5-31.

40. Бондарко A.B. Глагольный вид в русском языке как морфологическая категория (к характеристике типа коррелятивности) // Вопросы русской аспектоло-гии. Воронеж, 1975. - С. 48-63.

41. Бондарко A.B. Категориальные и некатегориальные значения в грамматике // Принципы и методы семантических исследований / Ин-т языкознания АН СССР. М.: Наука, 1976. - С. 180-202.

42. Бондарко A.B. Теория морфологических категорий. Л.: Наука, 1976.

43. Бондарко A.B. Грамматическое значение и смысл. Л.: Наука, 1978.

44. Бондарко A.B. Аспектуальные ситуации и вопрос о "категориальных ситуациях" в грамматике // Семантика аспектуальности в русском языке: Вопросы русской аспектологии / Уч. зап. Тартуского гос. ун-та. Вып. 625. Тарту, 1982.-С. 3-20.

45. Бондарко A.B. Принципы функциональной грамматики и вопросы аспектологии.-Л.: Наука, 1983.

46. Бондарко A.B. Общая характеристика семантики и структуры поля таксиса // Теория функциональной грамматики: Введение. Аспектуальность. Временная локализованность. Таксис. JL: Наука, 1987. - С. 234-242.

47. Бондарко A.B. Направления функционально-грамматического описания "от формы" и "от семантики" // Функциональный анализ грамматических форм и конструкций. JI.: Наука, 1988. - С. 5-11.

48. Бондарко A.B. Теория инвариантности P.O. Якобсона и вопрос об общих значениях грамматических форм // ВЯ. 1996, № 4. - С. 5-18.

49. Бородина А. И. Категория таксиса в современном немецком языке в сопоставлении с категорией таксиса в современном английском языке: Автореф. дис. . канд. филол. наук.-Киев, 1975.

50. Брой В. Сопоставление славянского глагольного вида и вида романского типа (аорист : имперфект : перфект) на основе взаимодействия с лексикой // Типология вида, 1998. С. 88-99.

51. Булыгина Т.В. К построению типологии предикатов в русском языке // Семантические типы предикатов. М.: Наука, 1982. - С. 7-85.

52. Бунина И.К. Категория времени или категория таксиса? (О противопоставлении относительных и абсолютных времён болгарского индикатива) // Исследования по славянскому языкознанию. М., 1971. — С. 124-129.

53. Буранов Дж. Сравнительная типология английского и тюркских языков. М.: Высшая школа, 1983.

54. Виноградов В.В. Русский язык (Грамматическое учение о слове). 3-е изд. - М.: Высшая школа, 1986.

55. Вопросы сопоставительной аспектологии. Вып. 1. — JL: Изд. ЛГУ,1978.

56. Гаджиев М.М. Грамматика лезгинского языка. Ч. I. Фонетика и морфология. -Махачкала: Даггиз, 1940. (На лезг. яз.)

57. Гаджиев М.М. Синтаксис лезгинского языка. Ч. 1. Простое предложение. Махачкала: Дагучпедгиз, 1954.

58. Гайдаров Р.И., Алипулатов М.А. Учебник лезгинского языка для педучилищ. -Махачкала: Дагучпедгиз, 1965. (На лезг. яз.)

59. Гайдаров Р.И. Морфология лезгинского языка (Учебное пособие). Махачкала: РИО ДГУ, 1987.

60. Гайдаров Р.И. Основы словообразования и словоизменения в лезгинском языке (Пособие для учителя). Махачкала: Дагучпедгиз, 1991.

61. Гак В.Г. Высказывание и ситуация // Проблемы структурной лингвистики, 1972.-М.: Наука, 1973. С. 349-372.

62. Гак В.Г. О контрастивной лингвистике // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. XXV. Контрастивная лингвистика. М.: Наука, 1989. — С. 5-27.

63. Гловинская М.Я. Общефактическое значение несовершенного вида // Проблемы структурной лингвистики, 1978. М.: Наука, 1981. - С. 108-125.

64. Гловинская М.Я. Семантические типы видовых противопоставлений русского глагола. М.: Наука, 1982.

65. Гринберг Дж. Квантитативный подход к морфологической типологии языков // Новое в лингвистике. Вып. 3. — М., 1963. С. 60-94.

66. Гюльмагомедов А.Г. Слово и фразеологизм в дагестанских языках // Труды Сам. ГУ им. А. Навои. Вып. 219. Вопросы фразеологии. Часть вторая. Самарканд, 1972.-С. 55-62.

67. Гюльмагомедов А.Г. О понятиях "сложный глагол", "составной глагол" (по данным лезгинского языка) // Шестая региональная научная сессия по истори-ко-сравнительному изучению иберийско-кавказских языков. Тезисы докладов. Майкоп, 1975. - С. 66-67.

68. Дешериева Т.И. К проблеме соотношения глагольных категорий времени и вида //ВЯ.- 1976,№ 1.-С. 73-81.

69. Дешериева Т.И. Исследование видо-временной системы в нахских языках (с привлечением материала иносистемных яз.).—М.: Наука, 1979.

70. Жирков Л.И. Грамматика лезгинского языка. Махачкала, 1941.

71. Журинская М.И. Лингвистическая типология // Общее языкознание: Внутренняя структура языка / Под ред. Б.А. Серебренникова. М., 1972.

72. Зализняк A.A. Русское именное словоизменение. — М.: Наука, 1967.

73. Зализняк Анна А., Шмелёв А.Д. Введение в русскую аспектологию. — М.: Языки русской культуры, 2000.

74. Золотова Г.А. Очерк функционального синтаксиса русского языка. — М.: Наука, 1973.

75. Золотова Г.А. К вопросу о таксисе // Исследования по языкознанию: К 70-летию чл.-кор. РАН A.B. Бондарко. СПб., 2001. - С. 170-175.

76. Золотова Г.А. Категории времени и вида с точки зрения текста // ВЯ. № 3, 2002. - С. 8-29.

77. Ивин A.A. Логические теории времени // Вопросы философии. 1969, № 3. — С. 117-126.

78. Кацнельсон С.Д. Лингвистическая типология // ВЯ. 1983, № 3. - С. 9-20.

79. Кацнельсон С.Д. Общее и типологическое языкознание. Л.: Наука, 1986. (

80. Кашкин В.Б. Функциональная типология перфекта. Воронеж, 1991. ^

81. Керимов K.P. К вопросу о видовых значениях конъюгационных основ хиналуг-ского глагола // Выражение временных отношений в языках Дагестана. — Махачкала: Изд. Даг. НЦ АН СССР, 1991. С. 116-119.

82. Керимов K.P. Есть ли категория вида в лезгинском языке? // ВЯ. — 1996, № 1. — С. 125-135.

83. Керимов K.P. Современная аспектология и изучение категории вида в дагестанских языках // Вестник ДГУ. Гуманитарные науки. Вып. I. Махачкала: ИПЦДГУ, 1997.-С. 9-15.

84. Керимов K.P. Видовые оппозиции в русском и дагестанских языках (к определению грамматического статуса категории вида в русистике) // Современные проблемы кавказского языкознания и тюркологии. Махачкала: ИПЦ ДГУ, 1997.-С. 131-133.

85. CcntUMsfß С-Р. ^^пе^г^июпли^и О

86. Керимов K.P. Эргативность и залог с позиции функционально-семантической категории залоговости // Языкознание в Дагестане: Лингвистический ежегодник. Махачкала, 1997. - С. 37-47.

87. Керимов K.P. Предельность / непредельность и вид (к инвариантным значениям граммем СВ в русском и лезгинском языках) // Вестник ДГУ. Гуманитарные науки. Вып. 3.-Махачкала, 1999.-С. 131-137.

88. Керимов K.P. Деепричастие, инфинитив или целевая форма? (К трактовке так называемых основных форм лезгинского лагола) // Языкознание в Дагестане: Лингвистический ежегодник. № 3. Махачкала, 1999. - С. 131-142.

89. Керимов K.P. Категория вида в лезгинских языках (черты агглютинативной тенденции) // Societas Caucasologica Europaea. 10th International Colloquium. August 2-5, 2000. University of Munich. P. 29.

90. Кибрик A.E., Кодзасов C.B. Сопоставительное изучение дагестанских языков: Глагол. М.: Изд. МГУ, 1988. - 225 с.

91. Ким Е. О. Анализ категории таксиса в предложениях с глаголами памяти // Синтаксическая семантика конструкций с предикатными актантами. Иркутск, 1998. - С. 239-262.

92. Климов Г.А. Типология языков активного строя. М.: Наука, 1977.

93. Климов Г.А., Алексеев М.Е. Типология кавказских языков. М.: Наука, 1980.

94. КлимовГ.А. Принципы контенсивной типологии. — М.: Наука, 1983.

95. Климов Г.А. Введение в кавказское языкознание. — М.: Наука, 1986.

96. Кобрина H.A. Понятийные категории и их реализация в языке // Понятийные категории и их языковая реализация: Межвузовский сборник научных трудов / Ленингр. гос. педаг. ин-т им. А.И. Герцена. Л., 1989. - С. 40-50.

97. Ковалева Л. М. Некоторые вопросы теории полипредикативного предложения // Синтаксическая семантика конструкций с предикатными актантами. — Иркутск, 1998. С. 5-37.

98. Козинцева Н. А. Временная локализованное^ действия и ее связи с аспектуаль-ными, модальными и таксисными значениями. — Л.: Наука, 1991.

99. Козинцева H.A. Сопоставительный анализ видовых значений в глагольных формах английского и русского языков // Вопросы сопоставительной ас-пектологии. Вып. 1. Л.: Изд. ЛГУ, 1978. - С. 89-102.

100. Комри Б. Общая теория глагольного вида // Труды АС 1. - С. 115-121.

101. Контрастивная и функциональная грамматика. — Калинин, 1987.

102. Косериу Э. Контрастивная лингвистика и перевод: их соотношение // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. XXY. М.: Прогресс, 1989. - С. 69-79.

103. Кошмидер Э. Турецкий глагол и славянский глагольный вид // Вопросы глагольного вида / Сост. проф. Ю.С. Маслов. — М.: Изд. иностр. лит-ры, 1962. -С. 382-394.

104. Курилович Е. Очерки по лингвистике. М.: Изд. иностр. лит-ры, 1962.

105. Лайонз Дж. Введение в теоретическую лингвистику. — М.: Прогресс, 1978.

106. Маллаева 3. ,Видо-временная система аварского языка. Махачкала: Бари, 1998.

107. Мартине А. Основы общей лингвистики // Новое в лингвистике. Вып 3. М.: Изд. лит. на иностр. языках, 1963. - С. 366-566.

108. Маслов Ю. С. Вид и лексическое значение глагола в современном русском литературном языке // Изв. АН СССР. Отд. лит. и яз. Т. 7. 1948. Вып. 4. - С. 303-316.

109. Маслов Ю.С. Система основных понятий и терминов славянской аспектологии // Вопросы общего языкознания. Л.: Изд. ЛГУ, 1965. - С. 33-80.

110. Маслов Ю.С. Универсальные семантические компоненты в содержании грамматической категории совершенного / несовершенного вида // Советское славяноведение. 1973, № 4. - С. 73-83.

111. Маслов Ю. С. К основаниям сопоставительной аспектологии // Вопросы сопоставительной аспектологии. Л.: Изд. ЛГУ, 1978. - С. 4-44.

112. Маслов Ю. С. Очерки по аспектологии. Л.: ЛГУ, 1984.

113. Маслова Е. С. О критерии обязательности в морфологии // Изв. АН. Серия лит. и яз. Том 53. 1994, № 3. - С. 44-50.

114. Мейланова У.А. Очерки лезгинской диалектологии. — М.: Наука, 1964.

115. Мейланова У.А. Становление и функционирование причастных форм в лезгинском языке // Отглагольные образования в иберийско-кавказских языках. -Черкесск, 1989.-С. 164-168.

116. Мельчук И.А. Курс общей морфологии. Том I: Введение; Часть первая: Слово. — М.: "Языки русской культуры"; Вена: WSA, 1997.

117. Мельчук И.А. Курс общей морфологии. Том II. Часть вторая: Морфологические значения. -М.: "Языки русской культуры"; Вена: WSA, 1998.

118. Мещанинов И.И. Члены предложения и части речи. — Л.: Наука, 1978.

119. Мещанинов И. И. Глагол. — Л.: Наука, 1982.

120. Мурясов Р.З. Некоторые проблемы контрастивной аспектологии // ВЯ. 2001, №5.-С. 86-112.

121. Муталов P.O. Глагол даргинского языка. Махачкала: ИПЦ ДГУ, 2002.

122. Насилов Д.М. Ещё раз о виде в тюркских языках: К истории вопроса // Tur-cologica. Л.: Наука, 1976. - С. 111-120.

123. Недялков И.В. Зависимый таксис в разноструктурных языках: значения одновременности / предшествования / следования // Проблемы функциональной грамматики: семантическая инвариантность / вариативность. СПб.: Наука, 2002. - 366 с.

124. Нерознак В.П. Метод сравнения в синхронном языкознании (К основаниям лингвистической компаративистики) // Изв. АН СССР. Серия лит. и яз. Т. 45. 1986, № 5. - С. 402-412.

125. Падучева Е.В. Семантика вида и точка отсчёта (В поисках инварианта видового зачения) // Изв. АН СССР. Серия лит. и яз. Т. 45. 1986, № 5. - С. 413-^24.

126. Падучева Е.В. К семантике несовершенного вида в русском языке: общефактическое и акциональное значение // ВЯ. 1991, № 6. - С. 34-45.

127. Падучева Е.В. Таксонимические категории глагола и семантика видового противопоставления // Семиотика и информатика. Вып. 34. — М., 1995.

128. Падучева Е.В. Семантические исследования. Семантика времени и вида в русском языке. Семантика нарратива. М.: Языки русской культуры, 1996.

129. Падучева Е.В. Точка отсчёта в семантике времени и вида // Труды АС 1. - С. 140-156.

130. Панин Е. И. Глаголы с таксисной семой в современном немецком языке: Авто-реф. дис. канд. филол. наук.- М., 1992.

131. Перцов Н.В. Грамматическое и обязательное в языке // ВЯ.- 1996, № 4.- С.39-61.

132. Петрухина Е.В. Аспектуальные классы глаголов и модели протекания действия во времени в славянских языках // Труды АС — 3. С. 141-156.

133. Пешковский A.M. Русский синтаксис в научном освещении. 7-е изд. — М.: Учпедгиз, 1956.

134. Плунгян В.А. Общая морфология: Введение в проблематику: Учебное пособие. М.: Эдиториал УРСС, 2000.

135. Плунгян В.А. Вид и типология глагольных систем // Труды АС 1. - С. 173-190.

136. Полянский С.М. О категории таксиса и путях ее исследования: (На материале немецкого языка) // Функционально-семантические отношения в лексике и грамматике: Межвуз. сб. науч. тр. Новосибирск, 1991. С. 3-18.

137. Полянский С.М. Семантические свойства субъектных актантов и формирование таксисно-хронологических значений в полипредикативных конструкциях // Семантико-системные отношения в лексике и синтаксисе: Межвуз. сб. науч. тр. Новосибирск, 1990. С. 44-55.

138. Полянский С. М. Язык и "позиционное время": анализ некоторых лингвистических понятий // Квантитативная лингвистика и семантика. Вып. 1. Новосибирск, 1999. - С. 129-138.

139. Рассудова О.П. Употребление видов глагола в современном русском языке. 2-е изд. М.: Русский язык, 1982.

140. Русская грамматика. Т. I. — М.: Наука, 1980.

141. Рябова М. Ю. Временная референция в английском языке: Дис. . докт. филол. наук.-СПб., 1995.

142. Саидов М. Краткий грамматический очерк аварского языка // Саидов М. Авар-ско-русский словарь. М.: Советская энциклопедия, 1967. — С. 705-806.

143. Селиверстова О.Н. Второй вариант классификационной сетки и описание некоторых предикатных типов русского языка // Семантические типы предикатов. М.: Наука, 1982. - С. 86-157.

144. Сидинхе А.Л. Семантика глаголов физического восприятия и таксисно-аспектуальный компонент организуемого ими предложения в современном английском языке: Автореф. дис. . канд. филол. наук. — Одесса, 1991.

145. Сильницкий Г.Г. Семантические типы ситуаций и семантические классы глаголов // Проблемы структурной лингвистики, 1972. М., 1973. — С. 373-391.

146. Смирницкий А.И. Перфект и категория временной отнесенности // Иностр. яз. в школе. 1955. №1; №2.

147. Соссюр Ф. де. Труды по языкознанию. М.: Прогресс, 1977.

148. Степанов Ю.С. «Перфектный центр» в русском синтаксисе // Изв. АН СССР. Сер. лит. и яз. 1978. Т.З, №4.

149. Степанов Ю.С. Имена. Предикаты. Предложения. (Семиологическая грамматика)^., 1981.

150. Структурно-типологические особенности русского и кавказских языков / Ф.С. Льянова (отв. ред.) и др. Грозный, 1977.

151. Структурные общности кавказских языков. — М.: Наука, 1978.

152. Талибов Б., Гаджиев М. Лезгинско-русский словарь. М.: Советская энциклопедия, 1966.

153. Талибов Б.Б. Грамматический очерк лезгинского языка // Талибов Б., Гаджиев М. Лезгинско-русский словарь. М., 1966. - С. 538-602.

154. Талибов Б.Б. Сравнительная фонетика лезгинских языков. М.: Наука, 1980.

155. Теория грамматического значения и аспектологические исследования / A.B. Бондарко (отв. ред.), Ин-т языкозн. АН СССР. JL: Наука, 1984.

156. Теория функциональной грамматики: Темпоральность. Модальность. JL: Наука, 1990.

157. Теория функциональной грамматики'. Введение, аспектуальность, временная локализованность, таксис. 2-е изд. -М.: Эдиториал УРСС, 2001.

158. Тихонов А.Н. Виды глагола и их отношение к слово- и формообразованию // Труды АС 3. - С. 180-186.

159. Топуриа Г.В. Основные морфологические категории лезгинского глагола (по данным кюринского и ахтынского диалектов). Тбилиси, 1959.

160. Услар П.К. Этнография Кавказа: Языкознание. Т. YI: Кюринский язык. — Тифлис: Изд. Упр. Кавказского учебн. округа, 1896.

161. Успенский Б.А. Языковые универсалии и актуальные проблемы типологического описания языка // Языковые универсалии и лингвистическая типология / Под ред. И.Ф.Вардуля. М., 1969.

162. Хайдаков С.М. Арчинский язык // Языки народов СССР. Т. IY: Иберийско-кавказские языки. М.: Наука, 1967. - С. 608-626.

163. Хайдаков С.М Система глагола в дагестанских языках.- М.: Наука, 1975.

164. Ханмагомедов Б. Г.-К. Табасаранский язык // Языки народов СССР. Т. IY: Ибе-рийско-кавказские языки. М.: Наука, 1967. - С. 545-561.

165. Хельбиг Г. Языкознание сопоставление - преподавание иностранных языков // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. XXY. - М., 1989. - С. 27-31.

166. Холодович A.A. О предельных и непредельных глаголах (по данным корейского и японского языков) // Филология стран Востока. — JL, 1963. С. 3-11.

167. Холодович A.A. Проблемы грамматической теории. -JI.: Наука, 1979.

168. Храковский B.C. Некоторые вопросы универсально-типологической характеристики аспектуальных значений // Аспектуальность и средства её выражения: Вопросы русской аспектологии. V / Уч. зап. Тартуского гос. ун-та. Вып. 537. Тарту, 1980. - С. 3-23.

169. Храковский B.C. Параметры таксиса // Система языка и структура высказывания: Материалы чтений, посвященных 90-летию со дня рождения Владимира Григорьевича Адмони (1909 1993) / Ин-т лингвистических исследований РАН. - СПб.: Наука, 1999. - С. 12-14.

170. Храковский B.C. Категория таксиса (общая характеристика) // ВЯ. 2003, № 2. -С. 32-54.

171. Цеплинская Ю.Э. К вопросу о виде как языковой универсалии // Труды АС 3. -С. 187-196.

172. Чейф У. Значение и структура языка. — М.: Прогресс, 1975.

173. Черткова М.Ю. Инварианты русского вида и аспектуальные универсалии // Труды AC 1.-С. 191-209.

174. Шатуновский И. Б. Семантика предложения и нереферентные слова: Значение, коммуникативная перспектива, прагматика. М.: Языки русской культуры, 1996.

175. Шейхов Э.М. Сравнительная типология лезгинского и русского языков: Морфология. Махачкала: Изд. ДНЦ РАН, 1993.

176. Шелякин М.А. Основные проблемы современной русской аспектологии // Вопросы русской аспектологии. — Воронеж, 1975. С. 5-27.

177. Шелякин М.А. Предельные и непредельные глаголы несовершенного вида // Вопросы русской аспектологии: Семантика и функционирование категории вида русского языка. Вып. 3. Тарту, 1978. - С. 43-63.

178. Шелякин М.А. Об аспектуальном понимании способа, характера и типа глагольного действия // Семантика аспектуальности в русском языке: Вопросы русской аспектологии. Тарту, 1982. - С. 3-20.

179. Шихалиева С.Х. Категория вида и времени в табасаранском языке. Автореф. дис. . канд. филол. наук. Махачкала, 1996.

180. Эльдарова Р.Г. Лакский глагол (система глагольного словоизменения): Учебное пособие. Махачкала: ИПЦ ДГУ, 2000.

181. Якобсон P.O. Шифтеры, глагольные категории и русский глагол // Принципы типологического анализа языков различного строя / О.Г. Ревзина (сост.). -М.: Наука, 1972. С. 95-113.

182. Якобсон P.O. О структуре русского глагола // Якобсон P.O. Избранные работы. -М.: Прогресс, 1985. С. 210-221.

183. Якобсон P.O. Взгляды Боаса на грамматическое значение //Якобсон P.O. Избранные работы. М.: Прогресс, 1985. - С. 231-238.

184. Ярцева В.Н. Универсалии в грамматике как один из параметров классификации языков // Универсалии и их место в типологических исследованиях: Тезисы докладов / В.Н. Ярцева (отв. ред.) и др. М., 1971. - С. 3-4.

185. Ярцева В.Н. Иерархия грамматических категорий и типологическая характеристика языков // Типология грамматических категорий: Мещаниновские чтения. М.: Наука, 1975. - С. 5-23.

186. Ярцева В.Н. Типология языков и проблема универсалий // ВЯ. 1976, № 2. - С. 6-16.

187. Ярцева В.Н. Контрастивная грамматика. М.: Наука, 1981.

188. Ярцева В.Н. Теория и практика сопоставительного исследования языков // Изв. АН СССР. Сер. лит. и яз. Т. 45. 1986, № 6. - С. 493-499.

189. Akhmanova О., Belenkaya S. The morphology of the English verb. Tense, aspect and taxis. Moscow, 1975. -180 p.

190. BybeeJ.L., Dahl O. The creation of tense and aspect systems in the languages of the world // Studies in language. 13. P. 51-103.

191. Comrie B. Aspect: an introduction to the study of verbal aspect and related problems. Cambridge: CUP, 1976. - 142 p.

192. Dahl O. Tense and aspect systems. Oxford: Blackwell, 1985. - 213 p.

193. Haspelmath M. A Grammar of Lezgian. Berlin, 1991. - 535 p.

194. Moor M. Formenbildung des Lezgischen V4rbs unter besonderer beraecksichtigung der i/egation. Lizentiatsarbeit in allgemeiner^prachwissenschaft. Züerich, 1981.-170 s.

195. Smith C. The Parameter of Aspect. Dordrecht: Kluwer Academic Publishers, 1997.

196. Сокращения имён авторов произведений и названий других источников, из которых взяты примеры на лезгинском языке. Аз.А. Азиз Алем К.А. - Кусар Абдулла

197. Ах. А. Ахед Агаев К.К. - Кази Казиев

198. А.И. Абдулла Искендеров K.M. - Кияс Меджидов

199. А.К. Айдунбег Камилов М.А. — Магомед-Ага

200. A.M. Абдул Муталибов М.Ал. - Мурсал Алпан

201. А.Р. Абдул Раджабов М.Г. - Магомед Гаджиев

202. A.C. Алирза Саидов М.С. — Мерземет Салманов

203. А.Ф. Алибек Фатахов H.A. - Наида Алимагомедова

204. Г.Г. Гаджи Гашаров Н.М. - Нажмудин Самур

205. Г.М. Гелхен Мухтар П.Ф. - Пакизат Фатуллаева

206. Гь.М. Гаджиев Меджид С.С. - Сулейман Стальский

207. Е.Э. Етим Эмин Ф.Н. - Фейзудин Нагиев

208. Ж.Г. Жамиля Гасанова Х.Т. — Тагир Хрюгский

209. З.Э. Зияудин Эфендиев Ш.К. - Шихнесир Кафланов

210. И.Г. Ибрагим Гусейнов Ш.М. - Шах-Эмир Мурадов

211. И.К. Искендер Казиев У. - Устная речь

212. Д.б. -"Дагьдин булах" ("Горный родник"- газета Курахского района РД на лезг. яз).

213. Л.г. "Лезги газет" ("Лезгинская газета" - республиканская (РД) газета на лезг. яз.).

214. Л.я. Гайдаров Р.И., Алипулатов М.А. Лезгинский язык. Учебник для педучилищ. - Махачкала: Дагучпедгиз, 1965. (На лезг. яз.). С. - Гаджиев М.М. Синтаксис лезгинского языка. Ч. 1. Простое предложение.

215. Махачкала: Дагучпедгиз, 1954. Ф. Лезгинский фольклор. - Махачкала, 1941. (На лезг. языке).