автореферат диссертации по политологии, специальность ВАК РФ 23.00.04
диссертация на тему: Китайская модель модернизации: социально-политические и социокультурные аспекты

Полный текст автореферата диссертации по теме "Китайская модель модернизации: социально-политические и социокультурные аспекты"

РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК ИНСТИТУТ ДАЛЬНЕГО ВОСТОКА

003067728

На правах рукописи

Андрей Владимирович Виноградов

КИТАЙСКАЯ МОДЕЛЬ МОДЕРНИЗАЦИИ: СОЦИАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКИЕ И СОЦИОКУЛЬТУРНЫЕ АСПЕКТЫ

Специальность: 23.00.04 -Политические проблемы международных отношений и глобального развития

Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора политических наук

Москва - 2006

003067728

Работа выполнена в Институте Дальнего Востока РАН Научный консультант: д.филос.н., академик РАН Титаренко М.Л.

Официальные оппоненты:

д.пол.н. Баталов ЭЛ.,

д.пол.н., профессор Воскресенский А.Д.,

д.и.н., член-корреспондент РАН Тимофеев Т.Т.

Ведущая организация:

Институт мировой экономики и международных отношений РАН

Защита состоится « »_2007 г.

в_час. на заседании диссертационного совета

Д. 002.217.02 в Институте Дальнего Востока РАН по адресу: 117218, Москва, Нахимовский пр., 32.

С диссертацией можно ознакомиться в Институте Дальнего Востока РАН.

Автореферат разослан « »_2006 г.

Ученый секретарь диссертационного совета /Г

кандидат исторических наук />^7 A.A.

В последнее десятилетие характер общественного развития Китая все чаще описывается понятием "модернизация", т.е. приближением к современности, появление которой связывается прежде всего с развитием западного мира. Исследование модернизации как одной из форм социально-исторического движения альтернативного естественно-историческому типа предполагает, таким образом, сопоставимое внимание не только к исходной точке - китайской цивилизации, но и к цели, в качестве которой традиционно выступала западная цивилизация.

До второй мировой войны альтернатива развития имела четкую идеологическую определенность, в которой капитализму противостоял социализм, не только не ставивший под сомнение ведущую роль Европы в мире, но и последовательно и энергично утверждавший ее. Взаимодействие культурных миров за пределами коммунистической идеологии определялось термином "вестернизация", отражавшим как реальные социально-экономические процессы, так и политику западных держав.

Ситуация изменилась после второй мировой войны, когда появились убедительные свидетельства, что прежняя модель мира уходит в прошлое. Образование "третьего мира" на обломках колониальной системы усилило противостояние двух общественных систем, дополнив его конфликтом развитых и неразвитых государств. Тогда же появилась теория модернизации, обосновывавшая западный взгляд на развитие новых государственных образований и аргументировавшая неизбежность их движения в сторону западной модели развития. Критерии модернизации совпадали с критериями индустриального общества, ее обязательными чертами были изменения во всех сферах человеческой деятельности, при которых трансформация одного института приводила к соответствующим изменениям в других, а единицей анализа являлось национально-территориальное образование - государство. Основные положения этой теории были изложены в работах Ш. Айзенштада, С. Блэка, Д. Аптера и др.

Однако довольно скоро стало ясно, что в результате мирохозяйственных связей стремление к достижению уже существующего уровня обрекает избравших эту модель на постоянное отставание. Одновременно стало выясняться, что и черты модернити, успешно объясняя отличия современного европейского общества от средневекового, мало что дают для понимания отличий европейской цивилизации от

азиатских, в том числе от китайской. Практические результаты освоения европейской материальной культуры другими народами не свидетельствовали о воспроизводстве западной социальной матрицы, из чего вытекал вывод, что теория модернизации не справляется с возложенными на нее функциями.

Между тем в самой западной цивилизации нарастали кризисные явления. Продолжая традиции экономического детерминизма, теории постиндустриального общества дали новое объяснение общественно-экономическому развитию Запада. Из анализа развитых стран ими был сделан вывод, что модернити как эпоха индустриальной фазы экономики завершается. Стремление выйти за рамки обнаружившего изъяны индустриального общества не могло быть удовлетворено в рамках экономических концепций. Смещение акцентов в сферу культуры стало ведущей тенденцией общественных наук.

После того как концепция модерна подверглась критике, под ударом оказалась и теория модернизации. В 1980-е годы она была связана уже не столько с конкретными результатами социально-экономических преобразований, сколько с изменившимся дискурсом интеллектуальных кругов, испытавших влияние постмодернизма, из-за чего произошел отказ концепции от универсализма и идеологической конфронтацион-ности. В результате был разрушен стереотип, в соответствии с которым социализм рассматривался как принципиальный оппонент либерализма. По мере ослабления международной напряженности и возникновения противоречий внутри социалистического лагеря его историческая миссия все больше связывалась с ускорением экономического развития отсталых стран, а основания для противопоставления марксизма и теории модернизации исчезали.

В результате в 1990-е годы понятие "модернизация" стало подразумевать не столько средство приближения к европейскому типу социально-экономической организации, сколько особый тип развития. Его отличительной чертой является отсутствие четко выраженных периодов взрывного (революционного) и стабильного (эволюционного) развития, т.е. свойственной европейской истории социально-политической дискретности. Модернизация, таким образом, предстала не просто сменой одного состояния другим, не только характеристикой трансформирующегося социального пространства, но и социально-исторического вре-

мени - процессом постоянной смены, рассматривающимся в качестве одной из важнейших черт и ценностей современного общества.

Актуальность. Научно-технический прогресс, став основанием для глобального утверждения Западом своих культурных норм, вызвали их отторжение другими народами. Более того, как свидетельствует история XX в., после удара западной цивилизации все они постепенно, хотя и в разной степени, возвращаются к традиционному способу воспроизводства культуры, демонстрируя нарастающее многообразие развития. Одновременно опровергается постулат классической теории модернизации: сегодня этот процесс затрагивает уже не отдельные нации-государства, а целые культурные ареалы.

Особое внимание к КНР, постепенно занимающей ведущее место в динамично развивающемся Азиатско-Тихоокеанском регионе, двоякого рода. С одной стороны, результаты синтеза культур в азиатских странах, заимствовавших идеологию экономического роста и передовые технологии, вызывают чувство беспокойства на Западе, по-прежнему воспринимающего Восток в качестве принципиального оппонента. С другой, к нему все чаще обращаются с надеждой восполнить утерянные навыки коллективизма и неформальной солидарности, ценность которых сегодня проявляется в самых разных сферах.

Развитие Китая, с середины XIX в. протекавшее под определяющим влиянием технического превосходства Запада, после 1949 г. - социалистических идей, а сейчас приобретающее все большую самостоятельность, органично соединило эти качественно разнородные процессы. Таким образом, все три модели общественного развития, описываемые концепциями перехода от традиционного общества к современному, социалистического строительства и взаимодействия Восток-Запад, оказались применимы к Китаю, где они, объединившись, предложили принципиально новую модель, в которой крупномасштабные социально-экономические и общественно-политические изменения становятся результатом целенаправленных усилий государства, сохранившего свою традиционно высокую роль.

Постановка проблемы. В XX в. впервые в истории общественное развитие оказалось тесно связано с политическими концепциями, которые не только упорядочивали социальную активность, но и позволяли эффективно передавать исторический опыт одной культурной среды другой. Закономерно, что зарождение новой эпохи совпало с вовлече-

нием во всемирную историю все большего числа стран, перед которыми встала задача привести свой социально-экономический уровень в соответствие с мировым. Единственным способом ее решения могло стать ускорение развития, т.е. смена естественно-исторического типа на новый, субъектный. Материалистическое понимание истории, воплотившее экономический детерминизм европейской цивилизации и основные черты наступившей эпохи, обусловило выбор марксизма отсталыми странами для решения задач национального и социального освобождения, а также для преодоления разрыва с мировыми лидерами.

Поставив своей целью решение задач, вставших перед европейским обществом, марксизм за пределами Европы стал восприниматься преимущественно как средство догоняющего развития, оторвав практику социалистического строительства от ценностей европейской цивилизации. Утратив приоритет европейских нравственных ценностей, мобилизационная модель развития, тем не менее, длительное время не признавалась в качестве самостоятельной и получила наименование "государственно-административный социализм", подчеркивающий ее производный от европейского характер, и в этом качестве не отличавшийся от универсалистских общественно-политических теорий.

В действительности западные теории были неоднородны, между ними существовали не только внутренние различия, но и серьезные противоречия. Буржуазным концепциям всегда противостояли другие, вызывавшие симпатии активной части местного населения и политических элит. Зафиксировав генезис мобилизационного типа развития, теории национального освобождения и социалистического строительства существенно отличались от других западных моделей, предложив обширные ниши для национальной культуры, что обеспечило политический успех их сторонникам. Тем не менее экономическая отсталость социалистических стран предопределила, что соответствие социализма требованиям нарождающейся эпохи, его самостоятельный характер на протяжении длительного времени оказались скрыты проблемами текущего развития. Только в конце XX в. появились основания для того, чтобы связать этот тип развития с поисками национальной (цивилиза-ционной) идентичности в сфере социокультурного и социально-политического развития.

Хронологические рамки. Отсчет китайской модели модернизации принято вести с середины XIX в., когда в результате "опиумных войн"

началось интенсивное проникновение европейских держав в Китай. На первом этапе, до 1911 г. изменения протекали при неэффективном и робком участии государства, что, в конечном счете, предопределило победу новых социальных сил, использовавших западные концепции в качестве основы новой государственной доктрины. Деформация под их влиянием старого культурного архетипа и размывание традиционных общественных и государственных структур сопровождались усилением зависимости Китая от иностранных держав, а весьма умеренный экономический рост не компенсировал нравственных потерь, усиливавших чувство национальной неполноценности. Нараставший вследствие этого социокультурный конфликт привел к росту революционных настроений и социальным потрясениям, гражданским войнам и вооруженным конфликтам, не позволявшим до 1949 г. последовательно проводить преобразования. Необходимая для модернизации мобилизационность поглощалась решением текущих военно-политических задач, и на комплексные социально-экономические преобразования сил уже не хватало.

После образования КНР адекватному восприятию задач, стоящих перед страной, и выработке соответствующей государственной политики мешали идеологические стереотипы. Борьба за выбор стратегии преобразований не выходила за рамки представлений о линейности исторического процесса с последовательным прохождением определенных стадий и общей конечной целью, не оставлявших значимого места национальной специфике. Национальная идентичность приравнивалась к особенностям политической борьбы и социалистических преобразований.

"Культурная революция", вскрыв ущербность прежней модели общественного развития, освободила пространство для новых направлений поиска. Только после 1978 г., когда впервые в новейшей китайской истории начался устойчивый экономический рост, появились основания характеризовать проводимый курс как самобытный и оригинальный путь развития. Освобождение от идеологических стереотипов позволило говорить и о национальной идентичности как о самостоятельной категории, а идея "модернизации китайского типа" потеснила теорию социалистического строительства.

Состояние изученности. Господствовавшие в научном сообществе социологические, исторические и идеологические концепции оказали определяющее влияние на изучение социально-экономических и обще-

ственно-полнтических процессов в Китае. До второй мировой войны американские и западноевропейские ученые рассматривали его в традиционном европоцентристском ключе, уделяя внимание прежде всего вопросам непосредственно связанным с иностранным влиянием, что в целом верно отражало узловые проблемы его развития с середины XIX в. После 1949 г. и разделения мира на два лагеря ситуация начала меняться. Общественные процессы в Китае стали рассматриваться с большим вниманием и заинтересованностью. Однако в фундаментальных исследованиях по-прежнему главное внимание уделялось досинь-хайскому и республиканскому периодам и редко преодолевался рубеж 1949 г. Текущей ситуацией занимались в основном политологи и экономисты, поставлявшие государственным институтам аналитическую информацию, не погружаясь в изучение фундаментальных вопросов.

Толчком к переосмыслению представлений о Китае стали успехи КНР в первое десятилетие социалистического строительства, а затем война во Вьетнаме и поражение в ней США, положившие начало пересмотру европоцентристской концепции мирового развития. Стало формироваться новое отношение к КНР, китайская революция была признана не только политическим и идеологическим явлением, но и явлением китайской культуры и истории, что сделало возможным ее изучение в контексте развития китайской цивилизации. Тогда же было признано ошибочным противопоставление теории модернизации и марксизма как интеллектуальных альтернатив, а марксизм стал рассматриваться как один из вариантов теории модернизации. Это направление получило развитие благодаря усилиям Дж. Фэйербэнка, Т. де Бари, А. Крэйга, Р. Скалапино, Б. Шварца, С. Шрама, Е. Фридмана, Ю. Райсшау-эра, Дж. Пека, М. Леви и др.

Начало реформ в 1978 г. не внесло принципиальных изменений в характер изучения КНР. Поскольку в теоретическом отношении постмодерн оказался не завершен, то и в исследованиях современного Китая не произошло концептуальных прорывов. До сих пор внимание западных исследователей в первую очередь привлекают экономическая реформа, рост экономического и военно-промышленного потенциала как факторов регионального и мирового развития, а также политическая реформа и перспективы отказа КНР от социалистических ориентиров. Позитивным моментом стало лишь ослабление идеологической кон-фронтационности их выводов, расширившее пространство для рассмот-

рения цивилизациониых аспектов развития. Особо следует отметить работы Б. Брюгера, П. Бергера, Л. Диттмера, Б. Хупера, П. Коэна, М. Макфарлейна, Н. Максвелла, Р. Майерса, Л. Пая. Но все же западная наука, привыкшая рассматривать исторический процесс в понятиях противостояния старого и нового, традиционного и современного, часто лишь фиксирует изменения, с трудом признавая смену самих законов и характера связей, а также возможность синтеза.

Отечественное китаеведение также разделилось по хронологическому принципу. Классическое, существовавшее несколько обособленно, редко пересекалось с современными экономическими и политическими исследованиями. Современностью же занималась идеологически ангажированная школа, важным достоинством которой по сравнению с западной было более высокое, хотя и не менее тенденциозное внимание к фундаментальным исследованиям. Несмотря на обусловленную классовой методологией односторонность специфика общественного развития Китая давала достаточно большую свободу по сравнению с СССР и странами Восточной Европы при описании и характеристике происходящих в нем процессов. Перелом наступил во второй половине 1980-х годов, когда интересы идеологической борьбы уступили место необходимости понять и точно описать происходящие в КНР процессы. Важные результаты был достигнуты в изучении истории (Л. Березный, Ю.Галеновнч, В.Глунин, А.Григорьев, Л.Делюсин, А.Картунова, Б.Кулик, Н.Мамаева, А.Меликсетов, В.Мясников, О.Непомнин, В.Никифоров, А.Писарев, С.Тихвинский, В.Усов), экономики (Я.Бергер, О.Борох, Г.Ганшин, В.Карлусов, Л.Кондрашова, А.Мугрузин, А.Островский, Э.Пивоварова, В.Портяков), идеологии, философии и общественной мысли (Л.Борох, В.Буров, Л.Васильев, Б.Доронин, А.Ломанов, Л.Переломов, Д.С.мнрнов, Е.Стабурова, Г.Сухарчук, М.Титаремко), государственного строительства и права (Л.Гудошников, К.Егоров, Э.Имамов, К.Кокарев, А.Москалев).

В целом, хронологическое деление китаеведения в России и за рубежом препятствовало пониманию смены исторических ритмов и типов развития. Исследуя процесс изменений, уловить изменение их типа без широких сравнений как страноведческих, так и исторических, действительно, было крайне трудно.

До 1980-х годов марксистское понимание общественного развития доминировало и в КНР. Даже процессы в дореволюционном Китае было

принято рассматривать в русле формационной теории, сводящей к борьбе рабочих и крестьян с китайскими помещиками, иностранным капиталом и маньчжурским господством объяснение причин и характера его социально-исторической динамики. Концепция "строительства социализма с китайской спецификой", выдвинутая китайским руководством в начале 80-х годов, расширила рамки исследований, ориентировав на поиск новых подходов. Существенным стало признание уникальности древней китайской цивилизации и общественной мысли, а также их влияния на современное развитие (Тао Даюн, Хоу Вайлу, Гао Фан, Лю Данянь, Чжу Нинъюань, Ду Госян, Ли Цзэхоу, Сяо Цянь, Синь Бэньсы, Чжан И, Чэнь Чжанлян, У Липин и др.). Радикально ситуация стала меняться с начала 90-х годов, когда поражение социализма в Восточной Европе и СССР предоставило КНР право претендовать на исключительность. Объяснительные конструкции, предлагаемые обществоведами, стали выходить за рамки марксизма, не встречая серьезного противодействия со стороны партийного руководства, что наиболее ярко проявилось в работах Ван Лие, Ван Нина, Чжан Исина, Чжан Юньи, Хань Шуйфа.

Только в конце 80-х годов реформаторские импульсы, изменив отношение к реформам как неизбежному выбору между капитализмом и социализмом, подготовили обществоведение в КНР и китаеведение за рубежом для преодоления барьера 1949 г.. И все же в массиве китаевед-ческой литературы по-прежнему преобладают работы по экономике и хозяйственной реформе, международной политике, успехи которых наиболее заметны, в то время как работ по социально-политическим процессам и культуре, где оценить характер изменений гораздо сложнее, значительно меньше, но даже имеющиеся не рассматривают социокультурное и социально-политическое развитие как процесс поиска новой социально-исторической общности - идентичности.

Цели и задачи исследования. На рубеже третьего тысячелетия, когда кризис действующего мироустройства вызывает все большую обеспокоенность, а альтернатива ему не определена, автор стремился обратить внимание на развитие Китая, вписать протекающие в нем процессы в общемировой контекст и, таким образом, преодолеть характерный для многих страноведческих работ недостаток обобщений с тем, чтобы найти то стратегически общее, что связывает различные регионы мира.

В работе предпринимается попытка рассмотреть развитие Китая как единый процесс, который описывался в понятиях "традиционное-современное", а затем "социализм-капитализм" и "национальная идентичность-глобализация", акцентируя внимание не столько на различиях в рамках каждой пары, сколько на том, что их объединяет. Для анализа процессов модернизации автор использует понятия "субъектность", "идентичность", "универсализм", "синтез", "тип развития", "воспроизводство культуры и власти". Цель работы на примере Китая проанализировать общие и специфические принципы социально-политической и социокультурной трансформации, уделив особое внимание сравнению с формационно и цивилизационно близкими странами, интерпретировать роль марксизма в этом процессе, а также уточнить представление о национальной идентичности, рассмотрев ее как структурообразующий элемент современного мира. Важнейшей целью исследования является реконструкция логики исторического развития Китая.

Для достижения этих целей важнейшими задачами представляются:

о характеристика целей и задач модернизации, выделение этапов и факторов, влияющих на ее проведение;

о исследование процесса модернизации как особого типа развития, включающего не только социально-экономические преобразования в направлении определенной цели, но и трансформацию социально-политических и социокультурных институтов, которые ведут не к репликации идентичности, исходно избранной в качестве ориентира, а к новой, преемственной традиционной культуре;

о рассмотрение социалистической практики в Китае не как социально-экономического строя альтернативного капитализму в рамках европейского по происхождению пути развития, а как модели модернизации, свойственной неевропейским странам, избравшим западные средства для движения по пути догоняющего развития;

о анализ роли общественной мысли в генезисе и на всех последующих этапах модернизации;

о выяснение роли марксистской теории и идеологии в китайской модели модернизации, ее связи с китайскими социально-политическими и социокультурными традициями и условий их синтеза;

о выделение критериев завершающей стадии модернизации в социально-политической области.

Научная новизна работы заключается в выборе предмета исследования - процесса трансформации социально-политических институтов и культурных традиций, включая общественную мысль. Автор акцентирует внимание на синтетическом характере современной общественной мысли Китая, объединившей западную и восточную традиции в рамках официальной политической доктрины, способной адекватно описывать происходящие процессы. В работе показана ведущая роль идейно-политических концепций и теоретических доктрин КПК на процесс социокультурной трансформации Китая и решающее значение национальных традиций в утверждении результатов модернизации.

Поражение социализма в конце 80-х годов показало, что формаци-онная концепция истории не в состоянии удовлетворительно объяснять процессы, происходящие в современном мире. Это относится к типологии революций, к роли классовых отношений, к анализу общественных процессов в конце XX в. и др.. Все это говорит о необходимости обновления методологического аппарата. Признавая обоснованность существующих концепций мировой истории (формационных и цивилизаци-онных), автор стремился дополнить их системным подходом для открытых нелинейных систем, что позволяет описать исторический процесс как процесс самоорганизации - в понятиях типов развития: стихийный, естественно-исторический и субъектный, частным случаем которого является мобилизационный, требующий особых принципов социальной организации, а также существенного внимания к национальной культурной традиции, являющейся важнейшим ресурсом мобилизационно-сти. Работа построена не только на анализе смены старого новым, но и на генезисе нового, включающего в результате более сложного, нелинейного процесса синтез традиционной культуры с современными политическими концепциями и механизмами. Автор использовал методологические инструменты изучения восточных и постсоциалистических обществ, апробированные в работах Л.Васильева, П.Кожина, В.Малявина, В.Меньшикова, О.Непомнина, Е.Рашковского, Л.Рейснера, Н.Симонии, В.Хороса, М.Чешкова и др.

Структура работы. Структура работы отражает логику исследования и состоит из 5 глав, введения и заключения, в которых предлагается сравнительная характеристика западной и китайской цивилизации и проблема выбора социалистической модели модернизации (гл.1), рассматривается движение Китая к современности под влиянием запад-

ной парадигмы развития (гл. 2), анализируется состояние, тенденции и перспективы современного китайского общества, воссоздание им новой социально-политической и социокультурной идентичности в контексте отношений современность-традиционность и Восток-Запад (гл. 3,4 и 5).

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ:

Во "Введении" обосновывается выбор темы, ее актуальность и новизна, определяются хронологические рамки и методологические принципы, дается обзор литературы, формулируются цели и задачи.

Глава I. "Взглид на Зппяд. Историко-методологнческие начала исследования" посвящена сравнительному исследованию закономерностей и особенностей развития европейской и китайской цивилизаций, определению основных принципов взаимодействия и влияния Запада на Китай в новое и новейшее время.

Окружающая среда рассматривается автором как важнейшая предпосылка формирования различных типов хозяйственной деятельности, предопределившая отличия основных принципов построения и функционирования европейского и китайского обществ. В результате ее влияния характерными чертами европейской цивилизации стали агрессивность, дискретность и рациональность, а одним из их следствий -разрушение общины и зарождение иных форм социальности - классов. В Китае преобладание природно-климатических факторов над мотива-ционными предопределило, что человек встраивался в природу, приспосабливаясь к ней. На всех уровнях взаимодействия с природой он выступал как совокупный, что накладывало отпечаток на весь спектр социальных отношений, скрадывая предпосылки для противостояния внутри общества. Общественные отношения регулировались подчинением младших старшим, позже воплотившимся в принципе "сяо".

Многослойность культуры придала динамичность европейскому обществу, акцентировав индивидуальность, личную мотивацию и творчество, которые обеспечили высокий уровень производительных сил, науки и торговли и создали соответствующую систему управления -рынок и демократию, ставшие сущностью западной цивилизации. Жесткая зависимость социальных изменений от экономических предопределила ключевую роль производительных сил в развитии европейской цивилизации. Торгово-предпринимательская культура, нарушавшая

семейные принципы отношений, была абсолютно неприемлема в Китае, где существовал культ земледелия и общинного труда, доминировала интровертная культура духовных ценностей. Государственное устройство традиционного Китая воспроизвело архетип семейных отношений. Родовая организация помноженная на этническую гомогенность населения препятствовала формированию имущественного неравенства, разложению общины и появлению классов. Конфуцианские этические нормы выступали естественным инструментом решения неотчужденных социальных проблем.

Созданные механизмы управления, таким образом, существенно отличались. Государство на Западе стало высокофункциональным инструментом регулирования динамичного социального организма. В построенном на других началах китайском обществе эти механизмы не действовали, но были другие, не менее эффективно поддерживавшие воспроизводство социальной системы.

По мере того, как новые, капиталистические реалии Европы и сопутствующие им индивидуалистические ценности все больше удалялись от христианского идеала, возникали социальные утопии, критиковавшие происходившие в светской жизни изменения и пытавшиеся восстановить общинные представления и нормы. Являясь продуктом эпохи, марксизм чрезвычайно серьезно относился к выводам утопистов о кризисе цивилизации. Ему, как и либеральным теориям, надо было доказать, что кризис завершится не гибелью западного мира, а даст начало новому направлению в его развитии. Считая, что общественный характер производства и частный характер присвоения являются препятствием для экономического роста, К.Маркс предложил оптимистический прогноз развития Европы при условии уничтожения частной собственности и осуществления на этой основе синтеза коллективистских нравственных ценностей и индустриальных технологий.

Экономический детерминизм марксизма обосновал главенство в его методологии естественно-исторического подхода, в соответствии с которым борьба классов неизбежно завершится ликвидацией социальных антагонизмов. Для реализации ставшего рациональным идеала стало возможно использование выявленных общественных закономерностей. Объединив научную теорию и неизбежные, но стихийные выступления пролетариата, можно было создать условия для ускоренного достижения естественно-исторически предначертанных целей. Революция

стала центральным элементом нового типа развития и необходимым условием социального прогресса. Стихийному течению истории стала противостоять история, строящаяся в результате целенаправленных усилий и в соответствии с теоретическими представлениями.

Высокий уровень абстракции придал марксизму строгость, сделав удобным для использования в других странах. Оказалось, что основные инструменты марксизма по преодолению изъянов западной цивилизации - план и диктатура подходят для решения задач социального развития в отсталых странах. Представляя оппозиционное движение, сочетавшее принадлежность к могущественному Западу и критику его несовершенства, марксизм приобрел популярность в коллективистской культуре России.

Главной особенностью воздействия Европы Нового времени на Россию стала собственная инициатива последней по усвоению характерных черт европейской жизни. Логика петровских заимствований была продиктована кругом прикладных задач. Преобразования начались с военной реформы, которая повлекла за собой создание промышленности, финансовой системы, принятие западных стандартов образования. Успешное решение задач, поставленных под воздействием внешних факторов, укрепило государство. Внутренние стимулы к преобразованиям, не вызрев полностью, потеряли актуальность. Одновременно произошло разделение российского общества по типу культурной ориентации - высшие слои оказались ориентированы на западный образ жизни, мыслей и ценности. Самостоятельным фактором развития стали общественно-политические теории.

В результате преобразований в начале XIX в. на социально-политической сцене возник не связанный с властью слой, обладавший не только европейским образованием и рациональным взглядом на мир, но и не порвавший связи с национальными традициями - разночинная интеллигенция. Ее представители первыми увидели пороки западной модели и предложили путь к общественной справедливости, учитывающий экономические, социальные и политические особенности России - через соединение крестьянской общины с социалистической мыслью. Включив в социальный проект в качестве позитивного фактора основную часть населения, они признали за общиной право оставаться носителем цивилизационного ядра и наметили подходы к формулированию национальной идентичности, назвав это "русским социализмом".

Считая, что история Западной Европы является примером синхронного развития, при котором экономические и политические аспекты вызывают соответствующие изменения друг в друге, они допустили, что естественный путь не является единственным вариантом исторического движения - возможна его асинхронность.

С восприятия марксизма Г.Плехановым начался новый этап в отношениях с Западом. Формационная теория Маркса сумела предложить ответ на большинство вопросов социально-экономического развития России: капиталистические преобразования создадут союзный революционной интеллигенции пролетариат, породив классовую борьбу, которая освободит страну и от власти царя, и от буржуазии. Однако свойственная Европе синхронность отказывалась находить подтверждение в России - экономический рост не только не вел к изменению политического строя, но и не сопровождался установлением капиталистических отношений.

Признав особый характер российского общества, большевики отдали приоритет не социально-экономическому развитию, а профессиональной политической деятельности. В отличие от буржуазных революций, которым предшествовало завоевание экономического пространства, российская социал-демократия предложила сначала взять политическую власть, а затем вернуться к преобразованиям базиса. Обрусевший марксизм, таким образом, преступил один из фундаментальных принципов европейской цивилизации — следование естественно-историческим закономерностям. Поставив в качестве цели не самоусиление существующего государства, а приближение его к критериям западного, русские интеллектуалы заимствовали из западного опыта идею революции, для осуществления которой ими был выработан уникальный политический инструмент - авангардная партия, которая заменила в общественно-политическом многочлене марксизма понятие "естественно-исторический".

После победы революции иностранная интервенция и гражданская война в значительной степени определили черты новой государственности, которая стала формироваться не только под влиянием марксистского идеала, но и с учетом практических задач. Сложившийся хозяйственный механизм, известный как "военный коммунизм", совпадал в основных чертах с экономической теорией Маркса. Отличие заключалось в том, что централизованное распределение использовалось не для осу-

ществления уравнительного идеала социальной справедливости, а для мобилизации ресурсов на приоритетных направлениях. Сложившаяся к началу 1920-х годов экономическая модель оказалась далекой от гуманистических идеалов социализма, но эффективной для решения мобилизационных по своей природе задач. Укрепление нового государственного строя и реализация революционного идеала стали основными принципами деятельности новой власти, между которыми постоянно тлел конфликт.

Провозгласив целью достижение уровня развитых государств, коммунистическая партия изменила характер марксизма в России, сделав его не классовой, а государственной идеологией. Вторая мировая война подтвердила эффективность советской системы, оказавшей существенное воздействие на начальный этап строительства социализма в других странах. Составляющие ее сущность общественная собственность, распределение по труду, плановый характер экономики и командно-административная система полностью отвечали задаче преодоления разрыва с капиталистическими странами.

Предпринятые в конце 1950-х годов усилия вернуть социализму гуманистические идеалы не увенчались успехом. Дискредитировав революционные лозунги и убив энтузиазм мобилизационное™, они нанесли сокрушительный удар по идеократической системе, поколебав авторитет советской модели на международной арене. Возникшее в результате постоянных изменений между внешними факторами, государственными интересами и идеологическими принципами напряжение можно было преодолеть только существенно модифицировав идеологию. Попытки в 1980-е годы внести в нее изменения и преодолеть углубляющийся кризис также провалились, формула обновления не была найдена.

В главе 2 "Взгляд на Восток. Китай" рассматриваются последствия проникновения западных держав в Китай с середины XIX в. В результате переноса источника развития с внутренних факторов на внешние произошли серьезные изменения в механизме развития. При этом обнаружилось, что ключевые моменты преобразований в Китае совпадают с российскими.

Одним из результатов поражения в "опиумных" войнах и ослабления авторитета императорской власти стало восстание тайпинов (18501864 гг.), избравшее в качестве своего символа христианство. Надежда

на потенциал совершенствования существующего строя оставалась и у государственных чиновников, которые также обратились к западным концепциям и опыту России и Японии. Но, признавая необходимость масштабных изменений, инициаторы "100 дней реформ" (1898 г.) строго придерживались традиционной этики и не призывали к свержению строя. Несмотря на неудачу предпринятая вслед за тайпинами попытка синтеза национальной традиции с западными идеями продемонстрировала готовность китайских интеллектуалов к модернизации традиционной культуры.

Наступление следующего этапа было связано с появившимся в конце века западнообразованным и независимым от государства слоем. В результате безуспешных попыток предшественников Сунь Ятсен осознал необходимость радикальной смены строя и заимствования методов управления и интеллектуальных стандартов. Смысл его общественно-политической доктрины состоял в более динамичном движении к современности. В своей политической программе он объединил две главные для Китая задачи: погоню за мировыми лидерами и смену режима. Наиболее важным вкладом в общественно-политическую мысль Китая стала идея Сунь Ятсена о возможности проведения насильственной революции, нарушавшая традиционные представления о ходе исторического процесса. Он первым стал связывать реформы не с изменениями взглядов императора и чиновников, а с уничтожением старых и утверждением новых общественных институтов. Однако энергии Синьхай-ской революции (1911 г.) хватило только на слом старой машины, на обломках которой выросли региональные милитаристские группировки. Выступив главным защитником осколков разваливающегося государства, милитаризм стал временной хозяйственно-политической формой выживания традиционной культуры. Предложить позитивную программу государственного строительства могла только революционная интеллигенция.

Желание найти на Западе своего естественного союзника в борьбе за национальное освобождение обусловило повышенный интерес к социалистическим учениям, подвергавшим жесткой критике империалистическую политику и близким традиционным этическим концепциям. Европейские идеи социальной справедливости, вступив во взаимодействие с традициями китайской общины и патриотическими чувствами, привели к созданию идеологии нового типа, в которой тесно перепле-

лись национальное и классовое. В отличие от других школ социалистической мысли марксизм смог стать инструментом политической борьбы, не только объяснив социально-экономические закономерности феодализма, в которых китайцы легко угадывали собственную действительность, но и империализма, который им навязывал Запад. С появлением КПК (июль 1921 г.) настоящим марксизмом стали считать осуществленный в России большевизм. Китайская компартия, таким образом, с самого начала открыла марксизм как государственную, а не классовую идеологию.

Ее главный политический оппонент, вынужденно сосредоточившись на хозяйственной деятельности, постепенно терял революционный импульс. Социально-политические усилия, которые приложил ГМД для модернизации традиционного общества, оказались явно недостаточными. Под влиянием социокультурной среды началось движение не в сторону новой идентичности, а возвращение к национальной традиции, которое шло более быстрыми темпами, чем допускало решение мобилизационных задач.

У КПК, оказавшейся в результате гражданской войны в сельских районах, появились мощные стимулы для творчества. В 1930-е годы оформились характерные черты ее политической деятельности: опора на практику, центральная роль армии, широкий союз на национальной, а не классовой основе и т.д. Вызревшая в этих условиях доктрина "китаизированного марксизма" привела к общему знаменателю европейские построения и реалии политической борьбы. Не только китаизируя марксизм, но и европеизируя традиционные китайские концепции, она полностью укладывалась в представление об использовании западного для собственного совершенствования, предопределив в конечном счете победу КПК.

После завоевания компартией власти изменился характер и масштаб стоящих перед ней задач. В соответствии с распространенными тогда в коммунистическом движении представлениями национальная специфика ограничивалась проведением революции в "полуфеодальной, полуколониальной" стране, а после ее победы задача развития многократно облегчалась движением по уже известному маршруту. Ясность цели делала главной задачей увеличение скорости. До начала 1950-х годов деятельность КПК концентрировалась в социально-политической и военной сферах, в которых решающими были полити-

ческая воля и организация. Революционные методы преобразований выглядели в равной степени применимыми и к экономическим процессам. Однако программа форсированной индустриализации закончилась провалом. Неудачи социально-экономических экспериментов Мао Цзэ-дун расценил как недостатки социокультурной среды, сделав вывод о необходимости перенести центр преобразований на социальные отношения, искусственно создать зону социально-политического напряжения, чтобы вырваться за пределы традиционного общества и за рамки естественно-исторического развития.

В "культурную революцию" зависимость экономического развития от социально-политических факторов приобрела абсолютный характер, что позволило сформулировать основное противоречие социалистического строительства в Китае - между экономическим детерминизмом марксистской теории и социокультурной реальностью, неподчиняющейся характерным для Запада законам общественного развития.

На протяжении всей китайской истории конфликт поколений скрадывался социально-политическими институтами и традиционной этикой, обеспечивавшими общественную стабильность. В ходе "культурной революции" инерции социокультурной среды вновь был брошен вызов, но не извне, а изнутри - революционным характером идеологии и социально-политическим динамизмом масс. Подключив свободную от норм традиционного общества молодежь, Мао Цзэдун рассчитывал нейтрализовать влияние традиций, уже ассимилировавших к тому времени иностранные схемы. Но вместе с ними исчезла и социально-политическая стабильность. Новые структуры власти оказались неспособны контролировать массовое движение. Мао был вынужден укрепить личную власть, ставшую единственной точкой общественной консолидации. Потенциал революции как важнейшего инструмента модернизации был исчерпан в "культурную революцию", революционно возродившую традиции государственного управления.

К середине 70-х годов выяснилось, что успешная модернизация невозможна при сохранении традиции, но и попытки полностью отказаться от нее не ведут к успеху. Необходимо было разделить идеологические и политические принципы и механизмы экономического роста, чтобы эмпирическим путем найти условия для синтеза традиционного и современного. Придание модернизаторской роли традиционной культуре, стало главной задачей КПК и социализма в китайской трактовке.

В главе 3 "Социалистическая модернизация. (1976-1988)" рассматривается процесс экономических, политических и идейно-теоретических реформ, занявших ведущее место в формулировании новой концепции развития.

Непосредственным толчком для начала реформ послужила смерть Мао Цзэдуна (сентябрь 1976 г.), кардинальным образом изменившая политическую ситуацию. Авторитетного вождя не стало, советская модель была дискредитирована, последним действовавшим фактором стабильности оставалось высшее руководство, в котором обострилась борьба между различными фракциями. Официальный преемник Мао Цзэдуна Хуа Гофэн использовал свой статус, чтобы стать главным толкователем воли вождя и слиться, таким образом, с его легитимностью. Однако выдвинутый им лозунг преемственности ("двух абсолютов"), укрепляя его статус, демонстрировал неспособность решить главную задачу - предложить и реализовать новые инициативы государственного масштаба. В этих условиях занимавшее оборонительные позиции при Мао Цзэдуне "второе поколение" получило шанс конституироваться в самостоятельную политическую силу и сформулировать собственную программу государственного строительства. Еще до официального восстановления на постах Дэн Сяопин (июль 1977 г.) отказался от ключевых положений "культурной революции", заявив о своих претензиях на политическую инициативу и лидерство. Веским основанием для этого был избранный им подход - не следование указаниям Мао, а завоевание авторитета практическими действиями. Переориентация на экономический прагматизм могла породить чрезвычайно опасные для идеократи-ческого государства конфликты. Стремясь этого избежать, Дэн Сяопин обратился к марксистскому лозунгу, воплощавшему и традиционный для Китая эмпирический подход, "практика - единственный критерий истины", который стал методологической основой преобразований.

В ходе начавшейся дискуссии Дэн Сяопином было сформулировано важнейшее идейно-теоретическое положение, согласно которому "нельзя нарушать основные принципы марксизма-ленинизма, идей Мао Цзэдуна, однако их надо обязательно соединять с действительностью". 3-й пленум 11-го созыва (декабрь 1978 г.) положил начало курсу реформ, которому необходимо было найти позитивное идейно-теоретическое оформление. Выдвижение "четырех основных принципов": приверженность социалистическому пути, диктатуре пролетариа-

та, руководящей роли КПК, марксизму-ленинизму и идеям Мао Цзэду-на, стало ограничением курса на всемерное развитие производительных сил.

Общественно-политическая теория, вытесненная в свое время идеями Мао Цзэдуна, вновь оказалась востребованной, поскольку только исходившая от нее критика могла сохранить легитимную парадигму власти указанием на объективную природу допущенных искривлений. Социально-экономическая природа "левых" ошибок дала общественной мысли основание характеризовать современное китайское общество как "начальный этап социализма", главной задачей которого является развитие производительных, сил. Принятое в этих условиях "Решение по некоторым вопросам истории КПК со времени образования КНР" (июнь 1981 г.) не привело к отрицанию предшествующего периода, места Мао Цзэдуна в истории китайской революции и не потребовало новых процедур легитимации власти.

В начале 1980-х годов стало окончательно ясно, что для продолжения реформ нужна такая теоретическая формула, которая бы примиряла идеологические принципы марксизма и социально-экономическую практику и, таким образом, задавала новые ориентиры развития. У марксистских построений по-прежнему служивших точкой отсчета для значительной части руководства КПК, был один существенный недостаток. Жесткий детерминизм марксистской модели в каждом конкретном случае стремился подчинить экономическую целесообразность идеологическим принципам, сдерживая проведение реформ. Ссылка на цивили-зационную специфику представлялась важнейшим аргументом в споре с классическими марксистскими построениями. Разочарование в универсальных моделях и опыте СССР сформировало основной конфликт политического развития КНР 1980-х годов: между универсализмом экономической модернизации и особенностями исторического развития и национальной культурой. Осуществление модернизации Китая было охарактеризовано Дэн Сяопином на XII съезде (сентябрь 1982 г.) с использованием новой идейно-теоретической формулы как "строительство социализма с китайской спецификой". Она давала ему такую же степень свободы в отношении марксизма, как опора на практику - в отношении наследия Мао Цзэдуна.

Решение съезда о первоочередности экономического развития позволило зафиксировать новую точку консолидации. Но провозгласив

критерием эффективности экономический рост, КПК была вынуждена признать товарный характер экономики и многоукладность, а план и рынок - средствами экономического регулирования, а не экономическими антиподами. Серьезно поколебав основополагающие принципы социализма, Постановление 3-го пленума ЦК КПК 12 созыва (октябрь 1984 г.), положившее начало радикальной экономической реформе, обострило противоречия в высшем руководстве страны. В ходе дискуссии Дэн Сяопин на первое место поставил развитие производительных сил, а не осуществление принципа "от каждого по способности, каждому по труду", недвусмысленно дав понять, что за социализмом он оставляет прежде всего функции инструмента, а не цели.

В результате борьбы мнений приоритет производительных сил и китайских условий был уравновешен курсом на строительство социалистической духовной культуры и открытость внешнему миру. Тем не менее, КПК не смогла предложить завершенной, внутренне непротиворечивой альтернативы марксизму, который по-прежнему оставался главной идеологической константой.

С середины 1985 г. стали появляться публикации, в которых указывалось, что со времени смерти К.Маркса в обществе произошли глубокие изменения и "некоторые выводы Маркса были отброшены новой практикой", в их числе вывод о зрелости внутренних противоречий капитализма и победе социализма. Для преодоления этих недостатков предлагалось новые тенденции развития человечества сделать основой новых теоретических обобщений. Одной из важнейших задач провозглашался "прорыв ограниченности прежних трех составных частей, трех источников марксизма".

Новое отношение к развитию марксизма позволило сформулировать новые критерии социалистического общества и отказаться от "несущественных добавлений" к нему. К последним были причислены монополия общенародной собственности на средства производства на начальных этапах социализма; специфические методы социалистического строительства - политика "военного коммунизма"; придание конкретному опыту социалистического строительства универсального характера; централизованная плановая экономика. Основной характерной чертой социализма предлагалось считать единство производительных сил и производственных отношений, в первую очередь характер производительных сил, определяющий отношения распределения и уровень обоб-

ществления. Сохранив марксизм в качестве официального символа государственной идеологии, дискуссия ввела в его теоретическую систему новые проблемы, разрушавшие его монопольное положение как идейно-теоретической доктрины КНР.

Авторитет власти оказался в прямой зависимости от того, сможет ли она эффективно распорядиться результатами реформ: повысить уровень жизни, сократить отставание от ведущих стран и решить задачу национального объединения. Развитие товарного производства, признание многоукладности и допущение капиталистических анклавов в свободных экономических зонах сняли идейно-теоретические ограничения для мирного восстановления национального суверенитета на всей территории страны. Концепция "одно государство - два строя" предложила общественное устройство, в основе которого лежит не социально-экономический строй, а этнокультурное единство.

Так же как концепция "одно государство - два строя" объединяла две социально-экономические системы, концепция социалистической духовной культуры, формированию которой был посвящен 6-й пленум ЦК КПК 12-го созыва (сентябрь 1986 г.), попыталась объединить национальную традицию и коммунистическую идеологию, которой стало явно недостаточно, чтобы эффективно контролировать социально-экономически неоднородное общество. Отказ на пленуме от коммунистической идеологии как ядра духовной культуры вел не просто к изменению механизма политического лидерства КПК, а означал смену модели модернизации с сугубо идеократической, использовавшей социально-политические факторы, на прагматичную, готовую задействовать личную инициативу и социокультурные традиции.

Легитимизация традиции в качестве элемента общественно-политического процесса привела к обострению старых проблем. Снижение верхней границы нравственного идеала сужало сферу критики КПК со стороны общества, но одновременно и понижало нравственный авторитет ее членов, а появление секторов вне прямого государственного контроля способствовало возрождению коррупции, бросившей еще один вызов нравственному превосходству компартии.

Новые социально-экономические реалии вызвали необходимость более аргументированной теоретической модели. К XIII съезду КПК (октябрь-ноябрь 1987 г.) были созданы благоприятные условия для формулирования новой концепции развития. Концепция "начального

этапа социализма" (НЭС) утвердила за китайской спецификой форма-ционный характер, дополнив его особенностями политической культуры - влиянием феодальных традиций и буржуазных пережитков. Сложилась новая иерархия, в которой строительство "социализма с китайской спецификой" провозглашалось воплощением теории начального этапа социализма. Важнейшая задача, возникшая в начале реформ, была выполнена - догматическое отношение к марксизму было преодолено. Расчлененные части прежней идеологической доктрины с помощью экономического детерминизма вновь были собраны воедино в концепции НЭС, активно поддержанной новым поколением руководства.

Изменившаяся социально-экономическая структура подготавливала условия для реформы системы управления. В русле экономического детерминизма необходимо было принять меры не только по осуществлению демократических преобразований в обществе, но и в системе высшего руководства, которые вели к прямому вызову сложившейся под влиянием национальных традиций и под руководством Дэн Сяопина системе, где личный авторитет неизменно стоял выше формальной процедуры. Такой путь был неприемлем для поколения революционных войн.

На стороне Дэн Сяопина был не только авторитет, но и подтвердившая свою эффективность на практике методология "реалистического подхода". Политический прагматизм освободил пространство для более близкого китайским традициям социального идеала. При формулировании на XIII съезде стратегической цели - достижения Китаем уровня среднеразвитых стран к 2050 г., Дэн Сяопин использовал понятие "сяокан", выглядевшее явной национальной альтернативой НЭС.

Утвердив в этот период реформу в качестве главного инструмента модернизации, гарантирующего последовательность и необратимость преобразований, Дэн Сяопин создал условия для постепенного наращивания сил национальной культуры.

Глава 4 "Политическая модель модернизации. (1989-2002)" посвящена рассмотрению реформы социально-политического устройства. В этот период, не отказываясь от "открытости", КПК отказалась повторять западный опыт. Важнейшим для нее стал вопрос о формуле власти.

В то время как КПК стремилась обрести большую независимость от марксизма в экономической политике, сохранив монопольное положение в системе управления, целью интеллектуалов стали либерапиза-

ция строя и установление политического равноправия с КПК. Позволив сформироваться идейно-теоретической альтернативе, КПК дала шанс на формирование политической оппозиции той частью общества, которая по своим характеристикам была наиболее близка к восприятию новых взглядов.

Выступления на площади Тяньаньмэнь (1989 г.) не просто продемонстрировали оппозицию проводимому курсу, впервые не оправдала себя методология реформ. Принцип "практика - критерий истины", обеспечивавший поступательное движение на протяжении 10 лет, стал работать против КПК, бросив вызов самой модели реформирования. Компартия оперативно предприняла шаги, чтобы ликвидировать поводы для критики в свой адрес, а также аргументировать возникший в руководстве компартии конфликт. В ходе общественно-политической кампании была четко сформулирована принципиальная позиция: не построение демократии, а социально-экономическое развитие является целью государства, и пока существующая в Китае политическая система не исчерпала средств для решения общественных противоречий, интересам развития отвечает не утверждение демократии, а недопущение нестабильности. Задачей политической реформы стало создание механизма адаптации к изменениям, вызванным рыночными преобразованиями.

В то время как политические дискуссии сосредоточились вокруг стабильности и демократии, теоретические дискуссии ушли в сферу культуры, возродив интерес к конфуцианству и китайской цивилизации. Наиболее перспективным для официальной идеологии вариантом эволюции стало рассмотрение вопросов, связанных с особенностями циви-лизационного развития Востока и Запада. Теоретическим обоснованием строительства "социализма с китайской спецификой" была признана концепция азиатского способа производства, которая позволила сделать вывод, что социалистическое общество - это самостоятельная общественная формация и может рассматриваться как особый путь к новой социальной организации, благоприятный для стран с патриархальной системой и приоритетом государственных интересов над личными.

Перед руководством страны возникла задача выстроить такую концепцию реформ, которая бы оптимальным образом связала власть КПК и стратегические цели Китая - экономическую мощь и авторитет на международной арене. В сложившихся в результате поражения социа-

лизма в европейских странах исторических обстоятельствах КПК не только доказала свое превосходство перед другими компартиями, но и получила возможность действовать без оглядки на идеологические стереотипы.

Зимой 1992 г. Дэн Сяопин сделал несколько принципиальных заявлений о характере и перспективах развития. Для предотвращения капиталистической эволюции он заявил о необходимости подчинить деятельность государства 3 критериям: развитию производительных сил социалистического общества, укреплению совокупной мощи социалистического государства, повышению уровня жизни, которые стали считаться критериями социализма. Это положение было закреплено на XIV съезде (октябрь 1992 г.).

Для формулирования новой концепции необходимо было признать за идеями Дэн Сяопина качественную новизну, что давало основание для внесения более глубоких изменений в идейно-теоретическую доктрину, оставляя ее фактором социально-политической стабильности. Руководящей идеологией КПК на XIV съезде были названы "марксизм-ленинизм, идеи Мао Цзэдуна и теория Дэн Сяопина о строительстве социализма с китайской спецификой". В результате Дэн Сяопин стал не просто политическим лидером, "архитектором реформ". Претендуя на более высокое, адекватное масштабу поиска новой идентичности место, он встал вровень с Сунь Ятсеном, завоевавшим авторитет в качестве лидера национального освобождения, и Мао Цзэдуном, олицетворявшим социалистическую идентичность Китая. Но такая зависимость политической системы от Дэн Сяопина была неприемлема в свете его преклонного возраста. Именно поэтому в докладе XV съезду (сентябрь 1997 г.) было подчеркнуто положение об управлении государством на основе закона, гарантировавшее руководящую роль КПК вне зависимости от личности лидера.

По мере исчезновения из общественно-политической жизни классовой идеологии и других марксистских символов обнажалось нарастающее сходство КНР и традиционного Китая в отношении принципов управления, понимании национальных интересов, отношении к человеку и т.д. Одержав победу над буржуазным загрязнением, компартия объективно содействовала возрождению традиционных ценностей и форм общественной жизни. Свидетельством этого стало появление и быстрый рост влияния секты Фалуньгун, положившей в основу своей

деятельности высокие нравственные принципы и подвергшей КПК критике за рост коррупции и нравственную деградацию. Деятельность Фа-луньгун показала, что традиция по-прежнему представляет реальную угрозу современности.

Возникший социокультурный раскол подтолкнул КПК к поиску новой платформы общественной консолидации. Поддержание стабильности требовало создания такой системы власти, которая бы соответствовала сразу нескольким параметрам - сложившейся экономической системе, официальным идеологическим принципам, национальным традициям и обладала способностью к воспроизводству. Последний срок пребывания Цзян Цзэминя на посту генерального секретаря заставлял оперативно искать решение возникшей проблемы.

Заложив новую общественную систему, Дэн Сяопин обрел высшую из возможных степеней легитимности. Назвав действовавшее руководство КПК "третьим поколением" руководителей, он ввел его в историю КНР как правящую династию. Однако для ее утверждения в этом качестве необходима была свежая идея, особый вклад в государственное строительство, адекватный историческому масштабу реформ предшественника. После запрета секты Фалуньгун в 1999 г. стало ясно, что "управление государством на основе закона" не может стать главным лозунгом "третьего поколения", которое, следовательно, не будет обладать достаточной легитимностью для очередной передачи власти. Но, самое главное, стало ясно, что предлагаемая формула не может служить основой для новой модели управления. Первый вывод о реформе власти, таким образом, был сделан - в основе государственного управления должна лежать не только законность, но и нравственные принципы, воплощенные в традициях управления.

В начале 2000 г. Цзян Цзэминь заявил, что партия пользуется поддержкой народа потому, что всегда выражала требования развития передовых производительных сил, интересы широких народных масс и передовой культуры. Теоретическую зрелость идеи "3-х представительств" аргументировало выдвинутое им новое методологическое положение "следовать времени", вставшее в один ряд с "реалистическим подходом". Идея Цзян Цзэминя была названа "китайским марксизмом нового века". Отчетный доклад XVI съезду (ноябрь 2002 г.), утвердив все теоретические новации и официально провозгласив в качестве нового социального ориентира общество "сяокан", сделал еще один шаг в

сторону исторической традиции, такой же, как формирующийся механизм власти. Определение КПК как "авангарда китайского рабочего класса, китайского народа и китайской нации" окончательно преодолело синдром классовой борьбы, создав новые предпосылки для консолидации. Для успеха модернизации необходимо было решить последнюю задачу - обеспечить устойчивость поступательному движению.

Важнейшим критерием зрелости общественной системы является ее способность к воспроизводству. Передача власти от Дэн Сяопина Цзян Цзэминю была важным событием, значение которого тем не менее не выходило за рамки конкретного политического контекста, став первым в новейшей китайской истории успешным опытом политической преемственности. Передав власть Ху Цзиньтао, Цзян Цзэминь, на первый взгляд, просто повторил действия предшественника. Но именно повторение позволило событию политической истории стать общественно-политическим институтом, являющимся центральным элементом формирующейся политической системы. Канонизация "3-х представительств" в Уставе КПК позволила ее автору повысить свой статус до харизматического и сохранить контроль за политическими процессами. Таким образом, в дополнение к официальному руководству был создан еще один рычаг поддержания социально-политической стабильности, ограничивающий следующее поколение руководителей установками предыдущего. Как родовое понятие, продолжающее ряд "идеи Мао Цзэ-дуна"-"теория Дэн Сяопина", идея "3-х представительств" вводилась в политический механизм в качестве полноправного субъекта. Законодательное ограничение срока пребывания на высших государственных и партийных постах, механизм преемственности и соблюдение процедур легитимации предложили новый механизм воспроизводства власти, который можно рассматривать как завершающий элемент китайской модели модернизации.

Жизнеспособность складывающейся в КНР общественной системы связана с тем, что политическая сила, выполняющая взятые на себя обязательства по преодолению отставания от других государств, неизбежно превращается в главную ценность модернизации. Ее политический успех обусловлен тремя факторами. Во-первых, способностью мобилизовать традицию для достижения своих целей, не подчиняясь ей, чего не удалось сделать ГМД, попавшему под власть традиции. Во-вторых, политической организацией и волей, от которых, в конечном итоге, зави-

сит успех мобилизационного развития. В-третьих, вниманием к научному потенциалу для анализа текущей ситуации и определения тенденций развития.

Глава 5. "Логика китайской модернизации". Модернизация Китая, начало которой положили "опиумные" войны, и в дальнейшем оказалась решающим образом связана с внешними факторами, определявшими ее стратегические цели и параметры преобразовательных импульсов. Исчезновение вызванного классовой идентичностью противостояния двух систем вывело на арену исторического процесса глобализацию, превратившуюся в конце XX в. в важнейший фактор мирового развития. Изменившийся характер внешних условий был зафиксирован КПК, охарактеризовавшей теорию Дэн Сяопина как соединение марксизма не только с практикой Китая, но и спецификой современной эпохи, "вскрывшее сущность социализма".

В этих условиях КПК необходимо было вновь определить характер внешнего влияния, учитывая уже не борьбу капитализма и социализма, а тенденции мирового развития, особенно взаимоотношения Восток-Запад. Расширение сферы противостояния за счет культуры способствовало поискам идентичности в реконструкции национальной традиции, стихийно воспроизводившейся большинством элементов общественной жизни. В социализме, таким образом, было найдено не оптимистическое продолжение европейского развития, а цивилизационная перспектива Востока.

В начале XXI в. в Китае сложилась общественная система, которая, структурно отличаясь от западной, стремится быть адекватной требованиям современного мира. Основные контуры этой системы изначально были присущи социализму - авангардная партия подходила для мобилизационного развития и была близка традициям бюрократического управления, а предлагаемая ею централизованная плановая экономика соответствовала задачам текущего развития. Однако в процессе функционирования этой системы вскрылись недостатки: высокая социально-политическая активность, мобилизуемая в ходе массовых общественных кампаний, дестабилизировала ситуацию, сдерживая экономический рост, а повышению темпов с помощью рыночных механизмов мешали идеологические принципы.

Стихийное возрождение конфуцианских норм, на определенном этапе поддержанное властью, ослабило социальное напряжение, а пред-

принятые КПК внутренние преобразования преодолели революционный радикализм и инерцию партийного догматизма, превратив партию в признанный институт государственного управления. В итоге, китайская цивилизация восстановила традиционный принцип регулирования общественной жизни - не через авторитет силы, а через силу авторитета и традиции.

Целью Китая на нынешнем этапе является уже не соответствие конкретному примеру или теоретически обоснованной модели, а поиск новой стратегии развития, формирующей новую идентичность. Опыт социалистического строительства, интегрировавшего западную индустриальную культуру в национальные традиции и создавшего феномен мобилизациопности, стал основой для такого движения. Проводимая КПК политика модернизации стала приобретать новые черты, превращаясь из единовременного акта приведения реформируемого организма в соответствие определенным критериям в тип развития, стремящийся к постоянно повышающейся планке мирового уровня - "соответствию времени".

В Заключении обобщаются результаты исследования и формулируются основные выводы.

В истории китайской модернизации отчетливо прослеживаются 2 фазы: революционная и эволюцпонио-реформацнонная. В ходе первой китайская цивилизация сумела преодолеть инерцию и привести в движение традиционную культуру, не подчинявшуюся реформаторским импульсам, создав тем самым условия для перехода в новое качественное состояние. Избранная социализмом мобилизационность способствовала формированию новой идентичности. Однако революционные изменения в силу высокой динамичности оказались неспособны быстро создать стабильные формы воспроизводства и б отличие от эволюционных были отягощены обратимостью, а достигаемый ими рост был чреват тотальным разрушением социального организма.

Второй фазой преобразований неизбежно должны были стать реформы, трансформирующие новую, революционную реальность в стабильную социальную систему. Институционализация мобилизационно-сти в процессе реформ превратила ее из черты развития в более фундаментальную характеристику - элемент механизма развития, соответствующий уплотнившемуся социально-историческому времени. Модернизация как навязываемое силой обстоятельств и волей правящего клас-

са приближение к уже существующим стандартам иной культурной среды стала уступать место другой модели, призванной поддерживать соответствие с постоянно меняющимися внешними условиями.

Результат этих процессов не был предопределен заранее. Интернационализация производства способствовала формированию общей для всех стран индустриальной культуры, приближение к которой предполагало изменения в других сферах жизни. Традиционная культура должна была расстаться с чертами, несовместимыми с западной материальной культурой, которой, в свою очередь, также необходим был компромисс с национальной традицией, поддерживавшей общественную стабильность в период трансформации. Главным препятствием для синтеза была инерция верховной власти, которая не без оснований опасалась угрозы своей монополии со стороны более или менее отдаленных последствий развития материальной культуры.

Объективно существовало два варианта решения этой проблемы. Для стран, не обладающих цивилизационным ядром, модернизация неумолимо вела к западным ценностям и западному пути развития. Перспектива такого хода событий существовала и в КНР, которая, переориентировавшись на экономические критерии, создала предпосылки для сугубо экономической интеграции в современный мир. Однако появившиеся в конце XX в. свидетельства того, что и сам мир вступил в новую эпоху, потребовали дополнительных усилий по укреплению государства для защиты от внешних угроз. Повышение "совокупной мощи" не коррелировалось в должной степени с потенциалом традиционной культурой, которая стала отвоевывать утерянное пространство, чему способствовала и сама коммунистическая партия, в интересах поддержания стабильности вновь начавшая эволюционировать в сторону традиционных форм политической жизни. Реваншистское давление собственной культуры невозможно было игнорировать. Реакция на него стала прологом к новому повороту в развитии.

Для Китая, сохранившего цивилизационное ядро, было недопустимо смириться с ролью одной из частей современного мира. Его устраивала только абсолютная субъектность, не только полная независимость, но и авангардная, мобилизационная идентичность, сохраняющая власть КПК, сложившуюся модель общественного устройства и новый тип развития, гарантирующий адекватность цивилизации новым вызовам.

Возросшее влияние экономики необходимо было компенсировать соответствующим усилением власти, чтобы придать стабильность новой общественной системе. Для этого был создан механизм воспроизводства власти, постоянно задающий новые цели и поддерживающий, таким образом, мобилизационный тип развития. Политическая монополия КПК была гарантирована не только возрождением конфуцианских норм и расширением социальной базы, но и закреплением за компартией функций по определению стратегических целей развития, восстановлению суверенитета над бывшими колониями и объединению с Тайванем, обеспечивающим сохранение ее в качестве ядра китайского государства и китайской нации.

В отличие от европейских стран, затративших на естественно-историческую трансформацию в современное общество несколько поколений, постепенно приспосабливаясь к новым условиям и меняя традиционные ценности, Китай сохранил их в гораздо большей степени, продемонстрировав иную меру синтеза с новой материальной культурой. Социализм воплотил европейскую техногенную традицию, которую не могла создать традиционная культура, но не принял европейского индивидуализма. Именно поэтому, признав связь материально-технической отсталости и культурных традиций, препятствовавших появлению динамичной экономики, новых орудий труда и производственных отношений, он подверг критике исключительно экономический характер общественных отношений, поместив отличия между социализмом и капитализмом в сферу культуры. Усилившиеся тенденции к глобализации, стирая различия в материальной культуре, сместили ци-вилизационную специфику в область духовной и политической культуры, совпав с постмодернистскими тенденциями.

К началу XXI в. в Китае появились контуры новой модели, преодолевающей конфликты между властью и материальной культурой, традицией и материально-техническим прогрессом, но ее механизм не действует автоматически и требует постоянных усилий, что неизбежно отражается в типе развития. Окончательный исход модернизации, таким образом, зависит от цивилизационной целостности, допускающей мо-билизационность и сохраняющей старые институты, а также от целенаправленной деятельности политических партий и их лидеров, использующих социокультурные традиции для решения современных политических задач.

Проведенное исследование позволяет сформулировать ряд выводов:

1. Эволюция китайской цивилизации в результате проникновения западных держав в середине XIX в. протекала под влиянием двух разнонаправленных тенденций. На первом этапе доминирующей было приобретение динамизма за счет заимствования западной культуры и западных форм исторического развития, способных вытолкнуть общество из состояния социально-политического застоя и начать движение в сторону западного мира, далеко ушедшего вперед в техническом и экономическом развитии. Освоение достижений Запада было невозможно в рамках старого общества, внутренние связи которого необходимо было разрушить, а само общество сделать открытым для заимствований. Эта задача предопределила решающую роль революционных методов преобразований, способных преодолеть социокультурную инерцию. На следующем этапе главной стала интеграция заимствований и принесенных ими социальных изменений в социокультурную среду. Наступил этап взаимопроникновения и синтеза. По мере его осуществления все острее чувствовалась потребность закрепить и эффективно использовать эти достижения. Главной задачей стало достижение стабильности, которое потребовало усиления внимания к традиционной культуре. В процессе стабилизации началась стихийная, а затем все более сознательная и направляемая государством реконструкция традиционных структур, прежде всего, социально-политических.

2. Целью модернизации является достижение универсальных, социально-экономических показателей, обеспечивающих независимость общества от давления из-вне и гарантирующих самосохранение культуры. Однако процесс модернизации не ограничивается, как долгое время было принято считать, социально-экономическими преобразованиями и следующими из них изменениями в социально-политической сфере. Экономический детерминизм, свойственный европейской цивилизации и зафиксированный в европейских социологических концепциях, прежде всего марксистских, не действует в Китае в полном объеме. Экономические преобразования являются необходимым этапом в приведении уровня развития в соответствие с мировым и ликвидации, таким образом, угрозы поглощения внешней средой. На следующем этапе главной задачей становится обретение нового ка-

чественного состояния - новой идентичности, неразрывно связанной с социокультурными традициями и способной гарантировать удержание этого статуса. При этом формирование социально-политических механизмов находится в непосредственной зависимости от социокультурных факторов, которые обладают исключительной способностью придавать стабильный характер общественному развитию в период крупномасштабных перемен. Модель успешной модернизации включает, таким образом, традиции политической культуры, применение и использование которой для текущих политических преобразований придает новой системе завершенность и превращается из фактора инерции в фактор стабильности.

3. Социализм применительно к Китаю может быть представлен не как общественный строй, лишенный вызревших в Европе недостатков и классовых противоречий. "Социализм с китайской спецификой" представляет собой мобилизационную модель социально-исторического развития, избранную китайской цивилизацией для овладения западными методами в целях преодоления разрыва в уровне развития. Использование опыта европейского развития ограничено не только социально-экономическими условиями, но и в не меньшей степени социокультурными традициями,

4. Ведущую роль в успешном осуществлении модернизации играет общественная мысль, способствующая формированию политических движений и партий, готовых провести социально-экономические преобразования, а затем осуществляющая синтез с социокультурными традициями, придавая обществу стабильные формы воспроизводства. Выбор Китаем марксистской теории и идеологии, а затем и социалистического пути развития был продиктован не зрелостью классовых противоречий и необходимостью вести поиск путей достижения социальной справедливости, а давлением западного мира и необходимостью заимствовать адекватные для его отражения средства. Существенную роль в восприятии марксистской идеологии и практики сыграчи социокультурные традиции Китая, близкие по своим параметрам европейским социальным утопиям.

5. Политическая практика марксизма была воспринята в Китае, поскольку претерпела глубокие изменения в России и была уже там частично адаптирована для использования в восточных обществах. Дав Китаю характерные для западной цивилизации инструменты преобразо-

вапий, большевизм сыграл решающую роль в переходе Китая от традиционных форм общественного устройства к современным. При этом и сам марксизм последовательно эволюционировал и как идеологическая концепция, и как общественно-политическая практика в направлении национальных традиций, сначала превратившись в большевизм в России, а затем в китаизированный марксизм в Китае.

6. Завершающим этапом формирования модернизационной модели является формирование эффективной политической системы. Важнейшими ее чертами являются механизм воспроизводства власти, т.е. обеспечение ее сменяемости, гарантирующее адекватное внимание нового руководства вызовам и угрозам эпохи, и механизм преемственности, учитывающей как необходимость, идеологической легитимизации в русле революционных традиции обретения власти КПК, так н соответствие социокультурным традициям.

Основные положения и выводы диссертации прошли апробацию на международных, всесоюзных и всероссийских конференциях, семинарах и круглых столах, в курсе лекций в МГИМО .МИД РФ. По теме исследования опубликовано более 60 работ на русском и китайском языках, в т.ч. 2 авторские монографии, общим объемом более 60 ал.:

Китайская модель модернизации. Поиски новой идентичности. М., ПИМ. 2005. (22,7 а.л.)

Формирование национальной концепции социалистического строительства в Китае. (1976-1987). М., ИДВ РАН, 1991. (II а.л.)

Восток и Запад: ключи к политическим кодам. // Международные процессы. М., 2006, том 4, № 1(10) январь-апрель, С.4-20.

К методологии изучения китайской модернизации. // Проблемы Дальнего Востока. 2006. Ш. С.115-127.

Синтез и синкретизм. // X и XI Всероссийские конференция "Философии Восточно-азиатского региона и современная цивилизация". М., 2006. 4.1. С.21-24.

Восток-Запад: смысл и принципы взаимоотношений. // X и XI Всероссийские конференция "Философии Восточно-азиатского региона и современная цивилизация". М., 2006. 4.1. С.24-29.

Модель развития Китая: идентичность и универсализм. // Усиление Китая: внутренние и международные аспекты. ИДВ РАН. М, 2005. 4.2, C.99-Í02.

Идея "трех представительств" как элемент китайской модели модернизации. // Актуальные проблемы внутреннего положения в Китае. М., 200.1. ИДВ РАН. Выпуск ¡4-15. С.61-69.

Политический механизм Китая: соотношение эффективности и легитимности власти. // Китай: Шансы и вызовы глобализации. XIV Между и ар. научи, конф. "Китай, китайская цивилизация и мир. История, современность, перспективы''. М., 2003. С.206-210.

Анклавио-конгломерптивный тип развития. Опыт транссистемной теории.// Восток-Запад-Россия. М., 2002, С. 109-¡28.

К проблеме модернизации традиционной китайской методологии. // VIII Всероссийская конференция "Философии Восточно-Азиатского региона и современная цивилизация". М., 2002. С.66-70.

"Синтез" как категория исторического развития на современном Востоке.// VII Всероссийская конференция "Философия Восточно-Азиатского региона и современная цивилизация". М., 2001. С.54-59.

Политическая философия в Китае: эволюционный цикл в XX в. // VI Всероссийская конференция "Философия Восточно-Азиатского региона и современная цивилизация." М., 2000. С.75-79.

Модель равноположеиного развития: варианты "сберегающего" обновления.//Полис. 1999. №4. С.60-69.

Концептуальное ноле китайской модернизации. // Китай на рубеже тысячелетий.'иДВ РАН. М„ 1998. С.30-40.

Традиционализм политико-философского сознания как вызов ли-нейно-прогрессистской модели истории.// IV Всероссийская конференция "Философия Восточно-Азиатского региона и современная цивилизация". М„ I99S. С.92-96

Инверсия развития и общественное сознание: от Петра 1 до Ленина.// Запад-Россия: культурная традиция и модели поведения. МОНФ. М„ 1998. С.21-35.

Национальная идентичность и модернизация. // III Всероссийская конференция "Китайская философия и современная цивилизация''. М., 1997. ИДВ РАН. С. 130-135.

Чжунго сяньдайхуа дэ эго гуаньдянь. (Китайская модернизация -взгляд из России.) // Цзиньдай Чжунго ши яньцзю тунсюнь. Тайбэй. 1996. №22. C.69-S2.

Интеллигенция и реформы. // Китай и Россия в Восточной Азии и АТР в XXI в. VI Междунар. научн. коиф. "Китай, китайская цивилизация и мир". М., 1995. Ч.П. С. 208-213.

СССР - КНР: концепции и модели реформ. // Внутреннее положение в Китае. М„ ИДВ РАН, 1994. С.2-20.

Вектор общественной мысли КНР в эпоху модернизации. (Некоторые подходы). // Проблемы развития внутриполитической ситуации в Китае. М., 1994. С. 17-38.

Изучение реформ в СССР и странах Восточной Европы в Китае. // Китайская традиционная культура и проблема модернизации. V Междунар. науч. конф. "Китай. Китайская цивилизация и мир". М., 1994. Ч. II. C.S8-92.

Социализм или китайская специфика.// Китай, китайская цивилизация и мир. История, современность, перспективы. IV Междунар. научн. конф. "Китай, китайская цивилизация и мир". М., 1993. Ч.П. С. 99-103.

Китайское обществоведение о проблемах стабильности и демократии.// Китай и мир. История, современность, перспективы. Ш Междунар. научн. конф. "Китай и мир". М., 1992. Ч.П. С. 20-24.

Дискуссия о путях социалистического строительства в КНР (19761978).// Реформы в КНР: замыслы и реальность. ИДВ АН СССР. М„ 1991. Ч. II. С.59-70.

Концепция начального этапа социализма: тенденции развития.// ИБ ИДВ АН СССР № 10. 4.II. М. 1990. С.63-71.

О модели социализма с китайской спецификой. ИНИОН АН СССР. М., 1988.

О проблемах развития марксизма на современном этапе: дискуссия в китайской печати. (Обзор). // Идейно-политические аспекты реформ в КНР. ИНИОН. М, 1988. С. 135-153.

Подписано к печати 24.11.2006 г. Печ.л. 2,4. Тираж — 100 экз. Заказ № 32 Печатно-множительная лаборатория Института Дальнего Востока РАН. Москва, 117997, ГСП-7, Нахимовский пр-т, 32. жтр. 1/ез-га$. ги

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора политических наук Виноградов, Андрей Владимирович

Введение.

Глава 1.

Историко-методологические начала исследования.

1.1 Особенности западной цивилизации.

1.2 Кризис западной цивилизации и марксизм.

1.3 Движение марксизма на Восток.

Русский социализм и большевизм.

1.4 Кризис "реального социализма".

Глава 2.

Движение Китая к современности.

2.1 Вызов Запада. (1840-1919).

2.2 Революционные армии и вооруженные партии. Победа социалистической версии модернизации (1921-1949).

2.3 Политика и идеология.

От "Освобожденных районов" до "культурной революции" (1945-1966).

2.4 Классы и поколения. "Культурная революция" (1966-1976).

Глава 3.

Социалистическая модернизация. (1976-1988).

3.1 Идеология и политика. Демаоизация и ферментация реформ. Политическая консолидация. (1976-1981).

3.2 Экономика и политика.

Концептуализация национальной специфики. Экономическая реформа. (1982-1986).

3.3 Политика и наука. Дискуссия о марксизме.

1985-1987).

3.4 Национальная реконструкция марксизма. Концепция начального этапа социализма.

1987-1988).

Глава 4.

Политическая модель модернизации. (1989-2002).

4.1 Вызов современности. Социально-политический кризис и общественная мысль.( 1989-1991).

4.2 Канонизация Дэн Сяопина и рыночной экономики. (1992-1999).

4.3 Механизм воспроизводства власти и культуры. (1999-2005).

Глава 5.

Логика китайской модернизации

Введение диссертации2006 год, автореферат по политологии, Виноградов, Андрей Владимирович

ОБОСНОВАНИЕ ТЕМЫ. В последние годы после того, как общепринятые идеологические схемы утратили значительную долю своей привлекательности, а вместе с ней и влияния, характер общественного развития Китая все чаще описывается понятием "модернизация", которое, несмотря на неизбежные для популярного и широко употребляемого термина издержки в строгости, весьма точно отражает существо происходящих процессов, акцентируя их уникальный, не имеющий исторических аналогов характер. [1]

Исследование модернизации как одной из форм социально-исторического движения векторного, альтернативного естественно-историческому, типа предполагает характеристику как цели, в качестве которой выступает западная цивилизация, так и исходной точки - китайской цивилизации. Особое внимание к происходящим в западном мире процессам вызвано тем, что именно она оказала определяющее воздействие на современный мир, став за несколько последних столетий "всеобщим эквивалентом" общественного развития.[2]

До второй мировой войны альтернатива развития казалась ясной, имела европейское происхождение и четкую идеологическую определенность, в которой капитализму противостоял социализм, воспринимавшийся как фактор внутреннего развития и не ставивший под сомнение влияние и роль Европы и Северной Америки в мире. Взаимодействие культурных миров определялось термином "вестернизация", отражавшим как реальные социально-экономические процессы, так и политику западных государств. Ситуация изменилась после войны, когда появились свидетельства, что прежняя модель мира уходит в прошлое: разрушилась колониальная система, серьезно ослабив европоцентричную конфигурацию мира, а часть новых независимых государств избрала некапиталистический путь. Появление третьего мира" усилило противостояние двух общественных систем, дополнив его конфликтом развитых и неразвитых государств, а внутриевро-пейское соперничество приобрело глобальные характеристики, расположившись вдоль оси "Восток-Запад".

Именно поэтому, когда после войны политика "вестернизации" была отвергнута афро-азиатским сообществом, появилась теория модернизации, обосновывавшая западный взгляд на развитие новых государственных об-разований.[3] Ее расцвет пришелся на 1960-е годы, когда утвердилось мнение, что в результате распространения передовой техники и технологии, либеральной экономики, воспроизводства индустриальной социальной структуры и соответствующей социально-политической ориентации национальных элит развитие всего мира неизбежно пойдет по западному пути. Тогда же появилось классическое определение модернизации, принадлежащее одному из основоположников теории Ш.Эйзенштаду: "Исторически модернизация — это процесс изменения в направлении тех типов социальной, экономической и политической систем, которые развивались в Западной Европе и Северной Америке с XVII по XIX вв. и затем распространились на другие европейские страны, а в XIX и XX вв. на южноамериканский, африканский и азиатский континенты."[4] Критерии модернизации, таким образом, совпадали с критериями индустриального общества, ее обязательными чертами были изменения во всех сферах человеческой жизни и деятельности, при которых трансформация одного института приводила к соответствующим изменениям в других, а единицей анализа являлось национально-территориальное образование — государство. При этом высказывалось мнение, что модернизации является особым типом общественных изменений. [5]

Однако вскоре стало ясно, что в результате мирохозяйственных связей стремление к достижению уже существующего уровня обрекает избравших эту модель на постоянное отставание.[6] Одновременно стало выясняться, что и черты модернити, успешно объясняя отличия современного европейского общества от средневекового, мало что дают для понимания отличий европейской цивилизации от азиатских, в том числе от китайской. Действительно, за пределами Европы история последних столетий выглядела как процесс освоения материальной культуры европейцев другими народами, отличия которых легко можно было объяснить изменением времени и следующей из этого категорией "отсталости". Однако практические результаты этого процесса, как следовало из проведенных исследований, не свидетельствовали о воспроизводстве западной социальной матрицы, из чего вытекал вывод, что теория модернизации не справляется с возложенными на нее функциями по описанию развития неевропейских стран. В сущности, она в классическом виде воплощала методологические принципы науки Нового времени, противопоставляя современное традиционному, изг менения внутри которого рассматривались преимущественно в качестве подготовки к большому фазовому переходу, в то время как типология изменений внутри системы не рассматривалась. Последовательная в своей логике, она признавала право на существенные отличия только между традиционными обществами, а современные понимались ею как цивилизационно единые и внутренне целостные, подверженные только линейным изменениям.

Между тем в самой западной цивилизации продолжали нарастать кризисные явления, разрушавшие прежние представления о принципах социальной организации. Необходим был более глубокий анализ изменений, произошедших в индустриальном обществе, который бы позволил определить их место в глобальном контексте. Продолжая традиции экономического детерминизма, теории постиндустриального общества дали новое объяснение общественно-экономическому развитию Запада, сняв ряд наболевших вопросов. Из анализа развитых стран ими был сделан вывод, что модернити как эпоха индустриальной фазы экономики завершается, последствия чего будут сравнимы с переходом к Новому времени и даже к неолиту. [7] Стремление выйти за рамки обнаружившего изъяны индустриального общества тем не менее не могло быть удовлетворено в рамках экономических концепций. Смещение акцентов в сферу культуры стало ведущей тенденцией общественных наук, в том числе и самой экономической теории, одним из наиболее влиятельных течений которой стал институционализм.

Еще в конце 1930-х годов прошлого столетия европейская интеллектуальная элита признала появление нового типа общества, названного постиндустриальным, и его культуры - "постмодернити".[8] Родившись в среде искусствоведов и литературоведов, концепция постмодерна главным объектом своего внимания избрала проблемы культуры. Была признана ограниченность ценностей Нового времени: универсализма, рациональности и приоритета материального, продолжив "закат Европы". В 1970-е годы она приобрела широкую популярность, расширив свои источники за счет усилий представителей различных общественных наук, для которых "стали очевидными социальные пороки индустриальной системы, и поиски такого выхода шли не только в социально-экономическом аспекте, но и связывались с исследованием черт личности человека."[9] Причинами ее широкого распространения стал рост культурного разнообразия в странах Запада; признание за индивидуальностью решающей роли в развитии культуры, а за развивающимися странами права на самостоятельность; возможная утрата западной цивилизацией лидирующего места в мировой экономике, а также формирование собственного концептуального пространства, позволяющего описывать реальность в новых терминах и пересмотреть всю известную историю, включая модернити.

Построив свой фундамент на радикальной критике модернити, на росте плюралистичности, многовариантности развития и индивидуальности, ее сторонники лишились строгих оснований для конструирования позитивной теории. Остановившись на критике предшествующих взглядов и лишь фиксируя новые факты, они достраивали единую школу, начало которой положила концепция модерна.

После того как она подверглась критике под ударом оказалась и теория модернизации. В 1980-е годы она была связана уже не столько с конкретными результатами социально-экономических преобразований, сколько с общим настроением интеллектуальных кругов, испытавших влияние постмодернизма, из-за чего произошел отказ концепции от универсализма и идеологической конфронтационности. В результате был разрушен стереотип, в соответствии с которым социализм рассматривался как принципиальный оппонент и противник либерализма. Такое отношение к нему, возможно, и было справедливым до тех пор, пока сам социализм мыслил себя в категориях классового противоборства и "мировой революции". Но по мере ослабления международной напряженности и возникновения противоречий внутри социалистического лагеря его историческая миссия все больше связывалась с ускорением экономического развития отсталых стран, а основания для противопоставления марксизма теории модернизации исчезали. Возникла острая потребность заново определить их соотношение и вписать в современное концептуальное пространство, тем более что еще Маркс задолго до появления теории модернизации предельно точно выразил ее императив: "страна, промышленно более развитая, показывает менее развитой стране лишь картину ее собственного будущего".[10] Распространилось мнение, что если первоначально теория модернизации противостояла марксизму в усилиях обобщить послевоенный опыт развития в странах "третьего мира", то сейчас она вполне вписывается в исследование современности, сложившееся в рамках классической социологической традиции, когда каждый из мыслителей по-своему описывал отличие современности от предшествующих эпох.[11]

Постепенное возрождение интереса к теории модернизации было связано с тем, что инспирировавшая ее критику концепция постмодерна сама в конце 1980-х годов оказалась в интеллектуальном тупике, а поражение социализма в Восточной Европе и разразившийся экономический кризис в Азии вернули сторонникам современной модели западного развития утраченный оптимизм. В результате в 90-е годы понятие "постмодернити" практически перестало использоваться в социологических концепциях, а "модернизация" стала подразумевать не столько средство приближения к европейскому типу социально-экономической организации, сколько особый тип развития.[12] Появились даже утверждения, что современное состояние западного общества, которое еще недавно характеризовалось как постмодернити, на самом деле является зрелой формой модернити, а прежнее состояние, именовавшееся "модернити", следует трактовать как "ограниченную модернити".[13]

Вместе с тем идеи постмодерна создали предпосылки нового типа международных взаимоотношений. Попытка осмысления нового качества мира была предпринята в концепции глобализации, зафиксировавшей его единство и создавшей поле для сравнения. Если теория модернизации, аргументировав неизбежность перехода от старого к новому, предполагала многообразие в рамках единой цивилизационной матрицы, были признаны только разные исходные точки, расположенные в пределах традиционного общества, и единый общий финал, то непосредственно выросшая из постмодерна концепция глобализации, приняв историческую легитимность изменений и их обязательный характер, вынуждена была сформулировать проблему цивилизационной идентичности, особо остро вставшую перед незападными странами, влияние которых на мировой процесс перестало вызывать сомнения. Универсализм был заменен многообразием, признававшим субъектность за другими регионами мира. Главной проблемой концепции глобализации стало не противоречие традиционного и современного, а взаимосвязь глобального развития и национальной идентичности. [14]

Неспособность постмодерна предложить новые методологические принципы предопределила и то, что и глобализация как идейная конструкция не получила должного развития, стала политизироваться и, претендуя на статус новой идеологии единого мирового процесса, все более трансформируется в инструмент внешнеполитического курса развитых государств, по всем принципиальным моментам смыкаясь с теорией модернизации.

В таком контексте модернизация признается не только характеристикой трансформирующегося пространства, но и социально-исторического времени и может рассматриваться как прообраз нового типа развития, проявляющегося пока в отношениях различных регионов мира, не описываемого ни формационным, ни цивилизационным подходами, раскалывавшими мир во времени и пространстве. Его отличительной чертой является отсутствие четко выраженных периодов взрывного (революционного) и стабильного (эволюционного) развития, т.е. свойственной европейской истории дискретности. Модернизация, таким образом, предстает не просто сменой одного состояния другим, не признанием самого факта изменений, а процессом постоянной смены, рассматривающимся в качестве одной из важнейших ценностей современного общества.

АКТУАЛЬНОСТЬ. До тех пор пока внутренние ресурсы технически передового Запада не были исчерпаны, а обеспечивавшие его прогресс черты сохраняли потенциал для развития, возникающие конфликты с внешним миром решались им силовыми методами. Распространив свое влияние по планете, он превратил остальной мир в неотъемлемый источник собственного могущества, прервав в то же время диалог культур. Неизбежное вследствие этого истощение потенциала его собственной культуры оставило единственный выход: синтез с внешним миром, который должен был начаться с признания культурного релятивизма. Однако многообразие культурных ценностей не укладывалось в рациональную картину бытия. Усвоенный постмодерном культурный релятивизм с трудом пробивал дорогу на привыкшем к мировому господству Западе, постоянно встречая на своем пути доминирование вещественных критериев, игнорирующих потенциал разнообразия и композиционной сложности мировых культур и цивилизаций.

Признав индивидуальность и качественную разнородность субъектов исторического процесса, общественная мысль вновь встала перед задачей найти общее. В рамках однородной цивилизационной среды возможен был единый критерий, функции которого взяло на себя время, предопределив естественно-исторический тип развития. Исчерпание внутренних, органических ресурсов культуры заставило искать выход из кризиса на путях ее искусственного формирования, "достраивания", типологически близкого созданию второй, искусственной, техногенной природы. Активное вмешательство человека в исторический процесс привело к появлению ростков нового типа развития, который на начальном этапе наиболее полно воплотился в теории научного социализма. Вытолкнув общественный организм традиционных восточных обществ из состояния технологического и социально-политического анабиоза, социалистические революции нарушили естественный ход их истории, создав благоприятные предпосылки для утверждения нового типа развития. Влияние мирового центра заставило развивавшуюся по другим законам периферию избрать мобилизационный путь развития, асинхронный механизм которого впитал тем не менее основные черты западной цивилизации — дискретность и субъектность.

Технические достижения Запада, став основанием для глобального утверждения им своих культурных норм, вызвали их отторжение другими народами. Более того, как свидетельствует история XX в., после удара западной цивилизации все они постепенно, хотя и в разной степени, возвращаются к традиционному способу воспроизводства культуры, демонстрируя нарастающее многообразие развития. И одновременно опровергают постулат классической теории модернизации: сегодня этот процесс затрагивает уже не отдельные нации-государства, а целые культурные ареалы, обнаруживая в них общие черты. Многие страны и регионы Дальнего Востока добились права называться развитыми, не поменяв принципиальной конфигурации социальных ячеек и общественных отношений, оказавшихся вполне совместимыми с прогрессом науки и техники.

Особое внимание к КНР, постепенно занимающей ведущее место в динамично развивающемся Азиатско-Тихоокеанском регионе, двоякого рода. С одной стороны, результаты синтеза культур в азиатских странах, заимствовавших идеологию экономического роста и достроивших себя передовыми технологиями, вызывают чувство беспокойства на Западе. Восток по-прежнему воспринимается им в качестве принципиального оппонента, необходимость борьбы с которым остается императивом существования.^] С другой, к нему все чаще обращаются с надеждой восполнить утерянные навыки коллективизма и духовности, ценность которых сегодня проявляется в самых разных сферах.

Развитие Китая, с середины XIX в. протекавшее под определяющим влиянием технического превосходства Запада, после 1949 г. — социалистических идей, а сейчас приобретающее все большую самостоятельность, органически соединило эти качественно разнородные процессы. Таким образом, все три модели общественного развития, описываемые концепциями перехода от традиционного общества к современному, социалистического строительства и взаимодействия Восток—Запад, оказались применимы к Китаю, где они, объединившись, предложили принципиально новую модель, в которой крупномасштабные социально-экономические и общественно-политические изменения становятся результатом целенаправленных усилий государства, сохранившего свою традиционно высокую роль.

ПОСТАНОВКА ПРОБЛЕМЫ. В XX в. впервые в истории общественное развитие оказалось тесно связано с политическими концепциями, которые не только упорядочивали социальную активность, но и позволяли эффективно передавать исторический опыт одной культурной среды другой. Закономерно, что зарождение новой эпохи совпало с вовлечением во всемирную историю все большего числа стран, перед которыми встала задача привести свой социально-экономический уровень в соответствие с мировым. Единственным способом ее решения могло стать ускорение развития, т.е. смена естественно-исторического типа на новый, субъектный. Материалистическое понимание истории, воплотившее экономический детерминизм европейской цивилизации и основные черты наступающей эпохи, обусловило универсальный характер марксизма, став главным аргументом при его выборе отсталыми странами для решения задач национального и социального освобождения, а также для преодоления разрыва с мировыми лидерами.

Адекватный анализ социально-экономических процессов индустриального общества, предложенный марксизмом, способствовал победе коммунистических партий в России и Китае. Однако поставив своей целью решение задач, вставших перед европейской цивилизацией, марксизм не смог четко выразить характер эпохи и стал восприниматься лишь как средство догоняющего развития, оторвав практику социалистического строительства от ценностей европейской цивилизации и дав, тем самым, повод для евро-поцентричной критики социализма. Утратив приоритет европейских нравственных ценностей, мобилизационная модель развития длительное время не признавалась в качестве самостоятельной и получила наименование "государственно-административный социализм", подчеркивающий ее производный от европейского характер и в этом качестве не отличавшийся от других универсалистских общественно-политических теорий.

На практике западные универсалистские теории были неоднородны, между ними существовали не только внутренние различия, но серьезные противоречия. Буржуазным концепциям всегда противостояли другие, вызывавшие симпатии активной части местного населения и политических элит. Сначала теории вестернизации противостояли теории национального освобождения, затем эстафету их противостояния приняли концепции модернизации и социалистического строительства. Зафиксировав генезис мобилизационного типа развития, последние существенно отличались от других западных моделей, предложив обширные ниши для национальной культуры и политических традиций, уходящих корнями в общину, что обеспечило политический успех их сторонникам. Тем не менее экономическая отсталость социалистических стран предопределила, что соответствие социализма требованиям нарождающейся эпохи, его самостоятельный характер на протяжении длительного времени оказались скрыты проблемами текущего развития, воспринимавшегося как преодоление разрыва с развитым миром. Только в конце XX в. появились основания для того, чтобы связать этот тип развития с поисками национальной (цивилизационной) идентичности.

ХРОНОЛОГИЧЕСКИЕ РАМКИ. Отсчет китайской модели модернизации принято вести с середины XIX в., когда в результате "опиумных войн" началось интенсивное и планомерное проникновение европейских держав в Китай. На протяжении всего этого периода процессы модернизации и синтеза культур шли болезненно и неравномерно, пройдя несколько этапов. На первом, до 1911 г. изменения протекали при недостаточно эффективном и даже робком участии государства, что, в конечном счете, предопределило победу новых социальных сил, использовавших западные концепции в качестве основы новой государственной доктрины. Деформация под их влиянием старого культурного архетипа и размывание традиционных общественных и государственных структур сопровождались усилением зависимости Китая от иностранных держав, а весьма умеренный экономический рост не компенсировал нравственных потерь, усиливавших чувство национальной неполноценности. Нараставший вследствие этого социокультурный конфликт привел к росту революционных настроений и социальным потрясениям, гражданским войнам и вооруженным конфликтам, не позволявшим до 1949 г. целенаправленно и последовательно проводить преобразования. Необходимая для модернизации мобилизационность поглощалась решением текущих военно-политических задач, и на комплексные социально-экономические преобразования сил уже не хватало.

После образования КНР адекватному восприятию задач, стоящих перед страной, и, как следствие, выработке соответствующей государственной политики мешали идеологические стереотипы. Борьба за выбор стратегии преобразований не выходила за рамки представлений о линейности исторического процесса, с последовательным прохождением определенных стадий и общей конечной целью, не оставлявших значимого места национальной специфике. Если расхождения китайских коммунистов с Гоминьданом еще можно было рассматривать в контексте противостояния интернационального и национального, то на более позднем этапе полемика внутри КПК разворачивалась не вокруг многообразия форм исторического развития, а вокруг стратегии и тактики достижения единых целей. Национальная идентичность рассматривалась прежде всего в контексте особенностей политической борьбы и социалистических преобразований, а не как самостоятельная категория социально-экономических и общесоциологических теорий.

Культурная революция", вскрыв ущербность прежней модели общественного развития, освободила пространство для новых направлений поиска. Только после 1978 г., когда впервые в новейшей китайской истории начался устойчивый экономический рост, появились основания характеризовать проводимый курс как самобытный и оригинальный путь развития. Освобождение от идеологических стереотипов позволило говорить и о национальной идентичности как о самостоятельной категории, а идея "модернизации китайского типа" потеснила теорию социалистического строительства. В результате поражения социализма в СССР и Восточной Европе многие из прежних взглядов не исчезли, а подверглись аранжировке, став составной частью нового политического и социально-экономического курса КПК.

СОСТОЯНИЕ ИЗУЧЕННОСТИ. Господствовавшие социологические, исторические и идеологические концепции оказали определяющее влияние на изучение социально-экономических и общественно-политических процессов в Китае. До второй мировой войны американские и западноевропейские ученые рассматривали его в традиционном европоцентристском ключе, уделяя внимание прежде всего вопросам непосредственно связанным с иностранным присутствием и влиянием, что в целом верно отражало узловые проблемы его развития с середины XIX в. и органично сочеталось с политикой "вестернизации". После 1949 г. и разделения мира на два лагеря ситуация изменилась. Общественные процессы в Китае стали рассматриваться с большим вниманием и заинтересованностью. Это был общий для американской и западноевропейской синологии процесс. [16] Однако в фундаментальных исследованиях по-прежнему главное внимание уделялось до-синьхайскому и республиканскому периодам и редко преодолевался рубеж 1949 г. Текущей ситуацией занимались в основном политологи и экономисты, поставлявшие государственным институтам аналитическую информацию, свидетельствовавшую о модернизации экономики и серьезных социальных сдвигах, но не погружавшиеся в решение фундаментальных, общесоциологических вопросов. В течение двух десятилетий после второй мировой войны, т.е. в период формирования теории модернизации, основным оставалось изучение западного влияния на традиционную китайскую культуру и общество. [17] Ясно было, что под влиянием Запада традиционное китайское общество разлагается, но что идет ему на смену осталось скрытым.

В конце 1960-х годов этот подход был подвергнут критике, поскольку представлял западное влияние исключительно в позитивных тонах, а сопротивление ему Китая в негативных. Высказывалось мнение, что теория модернизации не просто неадекватная и вредная интеллектуальная конструкция, а прежде всего антикоммунистическая, используемая для оправдания политической, военной и экономической интервенции в Азии в послевоенную эпоху, отрицающая реальности американского империализма. [18]

Главной проблемой западной синологии в этот период являлось определение пропорций и оценка иностранного влияния и внутренних факторов на развитие Китая, а также сравнение его с другими азиатскими странами. [19] При этом практически отсутствовали сравнительные исторические исследования России и Китая и влияние на них Запада. [20] Те же, что были, ограничивались рамками изучения коммунизма, в котором цивилизацион-ные различия в полном соответствии с универсалистскими настроениями принадлежали прошлому, сдающему свои позиции современности.

Толчком к переосмыслению представлений о Китае и социалистическом мире послужили война во Вьетнаме и поражение в ней США, положившие начало пересмотру европоцентристской концепции мирового развития и переоценке послевоенной истории. Стало формироваться новое отношение к КНР, китайская революция была признана не только политическим и идеологическим явлением, но и явлением китайской культуры и истории, что сделало возможным изучение КНР в контексте развития китайской цивилизации, а не просто как идейно-политического феномена современности. Тогда же было признано ошибочным противопоставление теории модернизации и марксизма как интеллектуальных альтернатив. По мнению Дж.Фэйербэнка, теория модернизации - чисто академическая, используемая для понимания того, что происходит в Китае, тогда как марксизм ориентирован на действие, а отношения между ними — отношения части и целого: теория марксизма-ленинизма, скорее, "один из многих вариантов теории модернизации, которая в широком смысле объясняет, что происходит сейчас в мире."[21]

Обострение противоречий между СССР и КНР также способствовало росту внимания западных историков и социологов к китайским реалиям. В то время как праволиберальные исследователи увидели в них новое подтверждение кризиса социализма, внимание лево-радикальной интеллигенции после непродолжительного поиска нового кумира, вызванного разочарованием в реформах Н.Хрущева, остановилось на коммунистическом Китае, в котором к тому времени "культурная революция" подхватила "эстафету революционного переустройства мира". В Европе и Северной Америке появилось целое направление, представлявшее социально-экономическое развитие КНР как новый почин всемирно-исторического значения. [22]

Реформы 1978 г. не внесли принципиальных изменений в характер изучения КНР. Поскольку в теоретическом отношении постмодерн оказался не завершен, то и в исследованиях современного Китая не произошло концептуальных прорывов. [23] После того как постмодерн стал терять популярность, выяснилось, что 90-е годы были периодом накопления фактического материала, углубленного изучения старых проблем и работы с архивами. До сих пор внимание западных исследователей привлекают в первую очередь экономическая реформа, рост экономического и военно-промышленного потенциала как факторов регионального и мирового развития, а также политическая реформа и перспективы отказа КНР от социалистических ориентиров. Позитивным моментом стало лишь ослабление идеологической конфронтационности их выводов, расширившее пространство для рассмотрения цивилизационных аспектов развития.[24] В западной историографии крайне мало общесоциологических работ, посвященных периоду "народного Китая", когда главный интерес был привлечен к экономике, внешней и внутренней политике.[25]

В силу многообразия научных школ в огромном массиве англоязычной литературы встречаются прямо противоположные точки зрения относительно сущности китайского пути развития, понятия "общественных перемен" и их отличий от европейских. Западная наука, привыкшая рассматривать исторический процесс в понятиях противостояния старого и нового, традиционного и современного, часто лишь фиксирует изменения, с трудом признавая смену самих законов, принципов и характера связей.[26]

Отечественное китаеведение также разделилось по хронологическому принципу. Классическое, существовавшее несколько обособленно, редко пересекалось с современными экономическими и политическими исследованиями. [27] Современностью же занималась идеологически ангажированная школа, важным достоинством которой по сравнению с западной было более высокое, хотя и не менее тенденциозное внимание к фундаментальным исследованиям.

Несмотря на обусловленную классовой методологией односторонность специфика общественного развития Китая давала достаточно большую свободу по сравнению с СССР и странами Восточной Европы при описании и характеристике происходящих в нем процессов. Значительную помощь в этом оказывало классическое китаеведение, дававшее исторические аргументы для объяснения современных социокультурных феноменов. К недостаткам можно отнести длительное отсутствие работ по Тайваню и, как следствие, серьезных компаративистских исследований, посвященных социокультурной трансформации цивилизационно близких КНР Японии, Кореи и Тайваня. [2 8] Перелом наступил во второй половине 1980-х годов, когда интересы идеологической борьбы уступили место необходимости понять и точно описать происходящие в КНР процессы, а также решить ряд принципиальных социологических вопросов. Серьезные результаты были достигнуты в изучении истории, экономики, общественной мысли и философии, государства и права.[29] Однако преодолеть "болезнь" страноведческих исследований и выйти на принципиально новый уровень обобщений оказалось не просто.

После 1991 г. в изучении Китая появились новые моменты, обусловленные острым противостоянием двух научных школ: марксистской и либеральной. Первые старались не замечать рыночный характер преобразований, нарушение социалистических принципов распределения, изменения роли КПК в обществе, в то время как вторые настойчиво выискивали социально-политические последствия утверждения рыночной экономики и признаки скорого отстранения компартии от власти.

В целом хронологическое деление китаеведения в России и за рубежом препятствовало пониманию смены исторических ритмов и типов развития. Исследуя процесс изменений, уловить изменение их типа без широких сравнений как страноведческих, так и исторических, действительно, было крайне трудно.

До 1980-х годов марксистское понимание общественного развития доминировало и в КНР. Даже процессы в дореволюционном Китае было принято рассматривать в русле формационной теории, сводящей к борьбе рабочих и крестьян с китайскими помещиками, иностранным капиталом и маньчжурским господством объяснение причин и характера его социально-исторической динамики. Концепция "строительства социализма с китайской спецификой", выдвинутая китайским руководством в начале 80-х годов, расширила рамки исследований, ориентировав на поиск новых социологических подходов. Однако ощутимого прогресса в поиске новых теоретических оснований китайской истории добиться не удалось. Существенным стало признание уникальности древней китайской цивилизации и общественной мысли, которые уже не пытались целиком разместить в европейских схемах, а также их влияния на современное развитие. [30] Радикально ситуация стала меняться с начала 90-х годов, когда поражение социализма в Восточной Европе и СССР автоматически предоставило КНР право претендовать на исключительность. Объяснительные конструкции, предлагаемые обществоведами, стали выходить за рамки марксизма и европоцентричных концепций вообще, не встречая серьезного противодействия со стороны партийного руководства. [31]

Только со второй половины 80-х годов реформаторские импульсы, изменив отношение к реформам как неизбежному выбору между капитализмом и социализмом, подготовили обществоведение в КНР и китаеведение за рубежом для преодоления барьера 1949 г. и воссоединения. И все же для преодоления стереотипов пока мало что сделано. В общем массиве ки-таеведческой литературы по-прежнему преобладают работы по экономике и хозяйственной реформе, успехи которых наиболее заметны, в то время как работ по социально-политическим процессам и культуре, где оценить характер изменений гораздо сложнее, значительно меньше. Задачей восполнить этот пробел и хотя бы частично связать китайские исторические традиции и современные общественно-политические реалии воедино объясняется большой историко-методологический раздел, выступающий в качестве необходимого введения к проблеме модернизации Китая. [32]

АВТОРСКАЯ РАЗРАБОТКА ТЕМЫ. На рубеже третьего тысячелетия, когда кризис действующего мироустройства стал очевиден, а альтернатива ему не определена, автор стремился обратить внимание на развитие Востока, вписать протекающие в КНР процессы в общемировой контекст и, таким образом, преодолеть характерный для многих страноведческих работ недостаток обобщений с тем, чтобы найти то общее, что связывает различные страны.

В работе предпринимается попытка рассмотреть развитие Китая как единый процесс, который описывался в понятиях "традиционное- современное", а затем "социализм-капитализм" и "национальная идентичность-глобализация", акцентируя внимание не столько на различиях в рамках каждой пары, сколько на том, что их объединяет. Для анализа процессов модернизации автор использует понятия "субъектность", "идентичность", "универсализм", "синтез", "тип развития", "воспроизводство культуры и власти". Цель работы на примере Китая проанализировать общие и специфические принципы социально-политической и социокультурной трансформации и нормы современного общественного развития, уделив особое внимание сравнению с формационно и цивилизационно близкими странами, интерпретировать роль марксизма в этом процессе, а также уточнить представление о национальной идентичности, рассмотрев ее как структурообразующий элемент современного мира. Важнейшей целью исследования является восстановление логики исторического развития Китая, соответствие которой остается критерием успехов и ошибок КПК. Для их достижения важнейшими задачами представляются:

- определение цели и задач модернизации, выделение этапов и факторов, влияющих на ее проведение;

- рассмотрение процесса модернизации как особого типа развития, включающего не только социально-экономические преобразования в направлении определенной цели, но и трансформацию социально-политических и социокультурных институтов, которые ведут не к репликации существующей идентичности, исходно избранной в качестве ориентира, а к новой, преемственной традиционной культуре;

- рассмотрение социалистической практики в Китае не как социально-экономического строя альтернативного капитализму в рамках европейского по происхождению пути развития, а как модели модернизации, свойственной неевропейским странам, избравшим западные средства для движения по пути догоняющего развития;

- анализ роли общественной мысли в генезисе и на всех последующих этапах модернизации;

- выяснение роли марксистской теории и идеологии в китайской модели модернизации, ее связи с китайскими социально-политическими и социокультурными традициями и условий их синтеза;

- выделение критериев завершающей стадии модернизации в социально-политической области.

Научная новизна работы заключается в выборе предмета исследования - процесса трансформации социально-политических институтов и культурных традиций, включая общественную мысль. Автор акцентирует внимание на синтетическом характере современной общественной мысли Китая, объединившей западную и восточную традиции в рамках официальной политической доктрины, способной адекватно описывать происходящие процессы. В работе показана ведущая роль идейно-политических доктрин и теоретических концепций на процесс социокультурной трансформации Китая и решающее значение национальных традиций в утверждении результатов модернизации.

Поражение социализма в конце 80-х годов показало, что формацион-ная концепция истории не в состоянии удовлетворительно объяснять процессы, происходящие в современном мире. Это относится к типологии революций, к роли классовых отношений, к анализу общественных процессов в конце XX в. и др. Все это говорит о необходимости обновления методологического аппарата. Признавая обоснованность существующих концепций мировой истории (формационных и цивилизационных), автор стремился дополнить их системным подходом, в первую очередь для открытых нелинейных систем, что позволяет, избирая другую методологическую среду, описать исторический процесс как процесс самоорганизации - в понятиях типов развития: стихийный, естественно-исторический и субъектный, частным случаем которого является мобилизационный, требующий особых принципов социальной организации, а также существенного внимания к национальной культурной традиции, являющейся важнейшим ресурсом мо-билизационности.[33] Работа построена не только на анализе смены старого новым, но и на генезисе нового, включающего в результате более сложного,

23 нелинейного процесса синтез традиционной культуры с современными политическими концепциями и механизмами.

СТРУКТУРА РАБОТЫ отражает логику исследования и состоит из 5 глав, введения и заключения, в которых предлагается сравнительная характеристика западной и китайской цивилизации и проблема выбора социалистической модели модернизации (гл.1), рассматривается движение Китая к современности под влиянием западной парадигмы развития (гл. 2) и, наконец, анализируется состояние, тенденции и перспективы современного китайского общества, воссоздание им новой социально-политической и социокультурной идентичности в контексте отношений современность-традиционность и Восток-Запад (гл. 3, 4 и 5).

Основные положения и выводы диссертации были апробированы на международных, всесоюзных и всероссийских конференциях, семинарах и круглых столах, в курсе лекций в МГИМО МИД РФ. По теме исследования опубликовано более 60 работ на русском и китайском языках, включая 2 авторские монографии, общим объемом более 60 а.л.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Китайская модель модернизации: социально-политические и социокультурные аспекты"

Заключение

1. Для Китая стало важно доказать свое интеллектуальное лидерство в регионе и незападном мире в целом. В научной периодике стала появляться новая интерпретация исторического развития региона: капиталистическая программа развития Хун Жэньга-на появилась раньше, чем в Японии (Гуандун шэхуй кэсюэ. 1991. № 3. С. 68.), а социализм в Китае - раньше, чем в Европе (Чжэсюэ яньцзю. 1999. № 4. с. 14, "Китайская Народная Республика в 1999". С. 206).

2. Здесь важно отметить, что и материальная культура серьезно изменилась, открыв новые возможности для синтеза. Индустриальная, качественно чуждая восточной, культура уступает место постиндустриальной, информационной, в которой возможностей Востока проявить себя гораздо больше именно в силу отсутствия императивности такого понятия, как эквивалентный обмен.

3. В Китае пока еще преобладает более сдержанная позиция. "Этическое учение, содержащееся в традиционной китайской культуре, не является главной причиной экономического взлета Восточной Азии". Конфуцианская этика помогает решать вопросы, вызванные экономическим ростом и западным образом жизни. Но Сингапур, Корея и Япония живут не только по конфуцианской этике, но и по закону. (Чжунго шэхуй кэсюэ. 1997. №2. С. 33-34).

4. Вызывает, однако, настороженность, что логическим продолжением усиливающегося внимания к нравственным аспектам и культурной идентичности с конца 1990-х годов стал ответ Западу и модерну со стороны культурно-религиозного фундаментализма, провоцирующего аналогии со Средневековьем.

347

Список научной литературыВиноградов, Андрей Владимирович, диссертация по теме "Политические проблемы международных отношений и глобального развития"

1. Авторитаризм и демократия в развивающихся странах. / Отв. ред. Хорос В.Г. М.,

2. Алаев П. Формационные черты феодализма и Восток. // Народы Азии и Африки. 1987. №3.

3. Аптер Д. Сравнительная политология: вчера и сегодня. // Политическая наука: новые направления. М., 1999. С. 309-386.

4. Арон Р. Этапы развития социологической мысли. М., 1993. Ахметшин Н.Х. Переходные процессы в КНР: государство и общество (80-90-е годы). // Вестник МГУ. Сер. 13. Востоковедение М., 1996. № 2.

5. Белоусов С.Р. Китайская версия "государственного социализма" (20-40-е годы XX в.). М., 1989.

6. Бергер Я. Модернизация и традиции в современном Китае. // Полис, 1995. № 5. Бергер Я.М. Социально-экономическое развитие и углубление рыночных реформ в Китае. // ПДВ. М., 2004 № 1.

7. Бердяев H.A. Истоки и смысл русского коммунизма. М., 1990. Березный Л. Было ли на Востоке "Новое время"? // Филология и история стран Азии и Африки. СПб., 1994. С. 41-43.

8. Березный Л.А. Еще раз о теории новой демократии. // ПДВ. М., 2002. № 2. Березный Л.А. Постмодернизм и проблемы ориенталистики. Заметки об одной дискуссии синологов США. // Восток. М., 2004. № 2-3.

9. Блаватская Т.В. Черты истории государственности Эллады. СПб., 2003. Богатуров А.Д., Виноградов A.B. Модель равноположенного развития: варианты "сберегающего" обновления. // Полис. 1999, № 4.

10. Богомолов A.C. Античная философия. М., 1985.

11. Боицанин A.A. Китайские историки о характерных чертах и особенностях феодального строя в Китае. // Общественные науки в КНР. М., 1986. С. 85-116.

12. Борох Л.Н. Конфуцианство и европейская мысль на рубеже ХЕХ-ХХ вв. М.,2001.

13. Борох Л.Н. Общественная мысль Китая и социализм. (Начало XX в.) М., 1984. Борох О., Ломанов А. Неосоциализм Ху Цзиньтао и современная идеология КНР. // Pro et Contra. 2005, Т. 9, № 3.

14. Борох О.Н. Современная китайская экономическая мысль. М., 1998.

15. Бродель Ф. Материальная цивилизация, экономика и капитализм. XV-XVIII вв. В 3-х т. М., 1987-1991.

16. Брутенц К.Н. Несбывшееся. Неравнодушные заметки о перестройке. М., 2005.

17. Буров В.Г. Модернизация тайваньского общества. М., 1998.

18. Буров В.Г. Смена модели социально-экономического развития. (К итогам XVI съезда КПК). // Марксизм: прошлое, настоящее и будущее. Материалы международной научно-практической конференции. М., 2003.

19. Бутенко А.П. Социализм как общественный строй. М., 1974.

20. Бухарин Н.И. Проблемы теории и практики социализма. М., 1989.

21. Бьюкеннан П. Смерть Запада. М., 2003.

22. Васильев Л. Конфуцианские традиции и современный Дальний Восток. // Общественные науки и современность. М., 1994. № 6.

23. Васильев Л.С. Культы, религии, традиции в Китае. М., 2001.

24. Васильев Л.С. Проблемы генезиса китайской мысли. (Формирование основ мировоззрения и менталитета). М., 1989.

25. Вебер М. Избранные произведения. М., 1990.

26. Вехи. Из глубины. (Сб. статей о русской интеллигенции. Сб. статей о русской революции.) М., 1991.

27. Виноградов A.B. Вектор общественной мысли КНР в эпоху модернизации. (Некоторые подходы). // Проблемы развития внутриполитической ситуации в Китае. М., 1994. С. 17-38.

28. Виноградов А. Восток и Запад: ключи к политическим кодам. И Мировые процессы. Журнал международной политики и международных отношений. М., 2006, том 4, № 1 (10) январь-апрель,

29. Виноградов A.B. Гипотеза о "двойке" и "тройке".// IX Всероссийская конференция "Философии Восточно-Азиатского региона и современная цивилизация". М., 2004. С. 148-152.

30. Виноградов A.B. Дискуссия о путях социалистического строительства в КНР (1976-1978). // Реформы в КНР: замыслы и реальность. ИДВ АН СССР. М., 1991. ч.П. С. 59-70.

31. Виноградов A.B. Идея "трех представительств" как элемент китайской модели модернизации. // Актуальные проблемы внутреннего положения в Китае. М. 2003. ИДВ РАН. Информационные материалы. Выпуск 14-15. С. 61-69.

32. Виноградов A.B. Изучение реформ в СССР и странах Восточной Европы в Китае. // Китайская традиционная культура и проблема модернизации. Тез. докл. V Меж-дунар. науч. конф. "Китай. Китайская цивилизация и мир". М., 1994. Ч. II. С. 88-92.

33. Виноградов A.B. Инверсия развития и общественное сознание: от Петра I до Ленина.// Запад—Россия: культурная традиция и модели поведения. МОНФ. Научные доклады. М., 1998. С. 21-35.

34. Виноградов A.B. Интеллигенция и реформы. // Китай и Россия в Восточной Азии и АТР в XXI в. Тез. докл. VI Междунар. научн. конф. "Китай, китайская цивилизация и мир". М., 1995. Ч.П. С. 208-213.

35. Виноградов А. К методологии изучения китайской модернизации. // ПДВ. 2006,2.

36. Виноградов A.B. К проблеме модернизации традиционной китайской методологии. //VIII Всероссийская конференция "Философии Восточно-Азиатского региона и современная цивилизация". М., 2002. С. 66-70.

37. Виноградов A.B. Китайское обществоведение о проблемах стабильности и демократии.// Китай и мир. История, современность, перспективы. Тез. докл. III Междунар. научн. конф. "Китай и мир". М., 1992. Ч.П. С. 20-24.

38. Виноградов A.B. Концептуальное поле китайской модернизации.// Китай на рубеже тысячелетий. Информационные материалы ИДВ РАН. М., 1998. С. 30-40.

39. Виноградов A.B. Национальная идентичность и модернизация. // III Всероссийская конференция "Китайская философия и современная цивилизация". М., 1997. Информационные материалы ИДВ РАН. С. 130-135.

40. Виноградов A.B. О модели социализма с китайской спецификой. ИНИОН АН СССР. М., 1988.

41. Виноградов A.B. О проблемах развития марксизма на современном этапе: дискуссия в китайской печати. (Обзор). // Идейно-политические аспекты реформ в КНР. ИНИОН. М., 1988. С. 135-153.

42. Виноградов A.B. Политическая философия в Китае: эволюционный цикл в XX в. // VI Всероссийская конференция "Философия Восточно-Азиатского региона и современная цивилизация." М., 2000. С. 75-79.

43. Виноградов A.B. "Синтез" как категория исторического развития на современном Востоке. // VII Всероссийская конференция "Философия Восточно-Азиатского региона и современная цивилизация". М., 2001. С. 54-59.

44. Виноградов A.B. Социализм или китайская специфика. // Китай, китайская цивилизация и мир. История, современность, перспективы. Тез. докл. IV-й Междунар. научн. конф. "Китай, китайская цивилизация и мир". М., 1993.4.II. С. 99-103.

45. Виноградов A.B. Формирование национальной концепции социалистического строительства в Китае. (1976-1987). ИБ ИДВ АН СССР. № 10, М., 1991.

46. Водолазов Г.Г. От Чернышевского к Плеханову. (Об особенностях развития социалистической мысли в России.) М., 1969.

47. Воейков М.И. К вопросу об эволюции экономической концепции В.И.Ленина. М., ИЭ РАН, 1994.

48. Воейков М.И. Теоретическое наследие Л.Троцкого и современность. М., ИЭ РАН, 1994.

49. Володин А.Г. Современные теории модернизации: кризис парадигмы. // Политическая наука. 2003. № 2.

50. Восток-Запад-Россия. Сб. статей. М., 2002.

51. Восток-Россия-Запад: Исторические и культурологические исследования. К 70-летию академика В.С.Мясникова. Сб. статей. М., 2001.

52. Востоковедение и мировая культура. К 80-летию академика С.Л.Тихвинского. М., 1998.

53. Врадий С.Ю. Линь Цзэсюй. Патриот, мыслитель, государственный деятель цин-ского Китая. Владивосток, 1993.

54. Галенович Ю.М. Из истории политической борьбы в КПК (1966-1969). М., 1988.

55. Галенович Ю.М. Наказы Цзян Цзэминя. Принципы внешней и оборонной политики современного Китая. М., 2003.

56. Галенович Ю.М. Новые тенденции в духовной жизни КНР на рубеже тысячелетий. (Экспресс-информ. / ИДВ РАН. № 6.) М., 2000.

57. Галенович Ю.М. Противостояние: Пекин, Тяньаньмэнь, 1989 г. (ИБ ИДВ РАН, №№6-8.) М., 1995.

58. Ганшин Г.А. Экономическая реформа в Китае. Эволюция и реальные плоды. М.,

59. Гароди Р. Марксизм XX века. М., 1994.

60. Гвардини Р. Конец Нового времени. // ВФ. 1990. № 4.

61. Гельбрас В.Г. Китай: возрождение национальной идеи. // Полития. М., 2003, №

62. Гельбрас В. Национальная идентификация в России и Китае. (Опыт сравнительного анализа.) // Полис. 1997. № 1.

63. Гельбрас В. Роль государства в догоняющем развитии: Россия, Китай, Тайвань. //МЭИМО. 1998. № 12.

64. Герцен А. Собрание сочинений. М., 1954-1966. Т. 1-30.

65. Глобализация и крупные полупериферийные страны. / Отв. ред. Хорос В.Г., М.,2003.

66. Глунин В.И., Григорьев A.M. Коминтерн и китайская революция. // ПДВ, М., 1989. № 1.

67. Голыгина К.И. "Великий предел". Китайская модель мира в литературе и культуре. М., 1995.

68. Гоминьдан и Тайвань: история и современность. (Материалы научной конференции 23 апреля 1999 г.) М., 1999.

69. Горбачев М.С. Избранные произведения. М., 1987-1989. Т. 1-6. Города на Востоке: хранители традиций и катализаторы перемен. / Отв. ред. Журавская Е.Г., Панарин С.А. М., 1990.

70. Гране М. Китайская цивилизация. Общественная и частная жизнь. М., 1938. Григорьева Т.П. Образы мира в культуре: встреча Запада с Востоком. // История и философия культуры. М., 1996. С. 119-152.

71. Гудошников J1.M. Особенности начального этапа формирования политической системы КНР. // ПДВ. М., 1987. № 3.

72. Дин Шоухэ. Инь Сюй-и, Чжан Бо-чжао. Влияние Октябрьской революции на Китай. М., 1959.

73. Документы XIII Всекитайского съезда Коммунистической партии Китая (1987). П., 1988.

74. Доронин Б.Г. Древность на службе современности: цивилизационные аспекты модернизации Китая. // Восточная Азия Санкт-Петербург - Европа: межцивилизаци-онные контакты и перспективы экономического сотрудничества. СПб., 2000.

75. Доронин Б.Г. "Культурный бум" (вэньхуа жэ) в КНР на рубеже XXI в. (К характеристике явления.) // Китай и АТР на пороге XXI в. Тез. докл. IX Междунар. научн. конф. "Китай. Китайская цивилизация и мир." М., 1998. 4.II.

76. Доронин Б. Проблемы национальной культуры и современное китайское обществоведение. // ПДВ. М., 1994. № 6.

77. Дэн Сяопин. Избранные произведения. / Бюро переводов произведений Маркса-Энгельса-Ленина-Сталина при ЦК КПК. П., 1985.

78. Зиновьев А. Коммунизм как реальность. М., 1994.

79. И не распалась связь времен. К 100-летию со дня рождения Скачкова П.Е. М.,

80. Иванов Ю. Восток-Запад: некоторые вопросы методологии. // ПДВ, М., 1996. №

81. Идейно-политическая сущность маоизма. М., 1977.

82. Ильин И. Постструктурализм. Деконструктивизм. Постмодернизм. М., 1996. Илюшечкин В.П. Крестьянская война тайпинов. М., 1967.

83. Илюшечкин В.П. Сословно-классовое общество в истории Китая. (Опыт системно-структурного анализа.) М., 1986.

84. Имамов Э. Уголовное право Китайской Народой Республики. Теоретические вопросы. Общая часть. М., 1990.

85. Ингерфлом К.С. Несостоявшийся гражданин. Русские корни ленинизма. М.,1993.

86. Иноземцев В.В. Глобализация и неравенство: что причина, а что - следствие? // Россия в глобальной политике. М., 2003. № 1.

87. Ипатова A.C. Политика "закрытых дверей" Цинов: политика "самозащиты" или "самоубийства государства". (К постановке вопроса в современной историографии КНР.) //Всемирная история и Восток. М., 1989, С. 242-251.

88. Исторические факторы общественного воспроизводства в странах Востока. Сб. статей. М., 1986.

89. История Китая. / Под ред. Меликсетова A.B. М., 1998. История социалистических учений. Сб. статей. М., 1962.

90. Как управляется Китай: эволюция властных структур Китая в 80-90-е годы XX века. М, 2001.

91. Калюжная Н.М. Восстание ихэтуаней. М., 1978.

92. Кантор K.M. История против прогресса. (Опыт культурно-исторической генетики.) М., 1992.

93. Кара-Мурза А.А. Между "империей" и "смутой". М., 1996.

94. Кара-Мурза A.A. "Новое варварство" как проблема российской цивилизации. М.,1995.

95. Караганов С.А., Бородачев Т.В. Современный Китай: вызов или открывающиеся возможности? Ситуационный анализ. // Россия в глобальной политике. М., 2004. Т. 2, №2.

96. Карлусов В.В. Частное предпринимательство в Китае. М., 1996. Карнеев А.Н., Козырев В.А., Писарев A.A. Власть и деревня в республиканском Китае. (1911-1949) М., 2005.

97. Карпов М.В. "Социализм с китайским лицом" или капитализм по-китайски? (О типологии общественно-экономической системы КНР.) //Восток. М., 1996. № 3.

98. Картунова А.И. Политика Москвы в национально-революционном движении в Китае: военный аспект. М., 2001.

99. Карымов Т.В. О понятии "комплексная государственная мощь". // Вопросы истории, экономики, внешней и внутренней политики стран Дальнего Востока. М., ИДВ АН СССР. 1989. С. 173-180.

100. Китай в XXI в.: шансы, вызовы и перспективы. Тез докл. XI-й междунар. научн. конф. "Китай, китайская цивилизация и мир." М., 2000.

101. Китай в диалоге цивилизаций. К 70-летию акад. Титаренко M.JI. М., 2004. Китай и АТР на пороге XXI в. Тез. докл. IX Междунар. научн. конф. "Китай, китайская цивилизация и мир." М., 1998.

102. Китай и мир. Актуальные проблемы изучения экономики, политики, истории и культуры Китая. Тез. докл. II Всесоюзной научн. конф. "Китай и социализм". М., 1991.

103. Китай и мир. История, современность, перспективы. Тез. докл. Ш-й Междунар. научн., конф. "Китай и мир." М., 1992.

104. Китай и социализм. Актуальные проблемы изучения экономики, политики, истории и культуры Китая. Тезисы докл. I Всесоюзн. научн. конф. М., 1990.

105. Китай на пути модернизации и реформ. 1949-1999. М., 1999. Китай на пути модернизации и реформ. Тез. докл. X Междунар. научн. конф. "Китай, китайская цивилизация и мир". М., 1999.

106. Китай: от закрытого общества к открытому миру. Сб. статей. М., 1995. Китай, Россия, страны АТР и перспектива межцивилизационных отношений в XXI в. Тез. докл. XII Междунар. научн. конф. "Китай, китайская цивилизация и мир". М., 2001.

107. Китай: шансы и вызовы глобализации. Тез. докл. XIV Междунар. научн. конф. "Китай, китайская цивилизация и мир." М., 2003.

108. Китайская традиционная культура и проблемы модернизации. Тез. докл. V Междунар. научн. конф. "Китай. Китайская цивилизация и мир." М., 1994.

109. Китайская философия и современная цивилизация. Сб. статей. М., 1997. Китайские социальные утопии. М., 1987.

110. Кобзев А.И. Учение о символах и числах в китайской классической философии. М., 1993.

111. Ковалев Е.Ф. Из истории влияния Октябрьской социалистической революции на Китай. (1917-1923). ИБ ИДВ РАН №4-5. М., 1995.

112. Кожин П.М. Значение традиционной культуры в современной жизни КНР. // ИБ ИДВ АН СССР №39. М., 1985. С. 118-121.

113. Кожин П.М. Проблема изучения традиций КНР. (ИБ ИДВ АН СССР № 32.) М.,1982.

114. Кокарев К.А. Политический режим и модернизация Китая. М., 2004. Кокарев К. Традиционная политическая культура Китая и современность. // ПДВ. М., 1997. № 2.

115. Коминтерн. Исполком. 9-й пленум. M.-JL, 1928.

116. Коммунистическая партия Китая: История и современные проблемы. К 80-летию КПК. М., ИДВ РАН, 2001.

117. Кондрашова Л.И. "Модернизация с китайской спецификой": проблема экономического измерения. // ПДВ. М., 2002. № 4.

118. Конрад Н.И. Запад и Восток. Сб. статей. М., 1972. Конфуцианское "четверокнижие". ("Сы шу"). М., 2004.

119. Карнеев А.Н., Козырев В.А., Писарев A.A. Власть и деревня в республиканском Китае. (1911-1949). М., 2005.

120. Костяева A.C. Тайные общества Китая в первой четверти XX века. М., 1995. Красильщиков В.А. Вдогонку за прошедшим веком. Развитие России в XX в. с точки зрения мировых модернизаций. М., 1998.

121. Кривцов В.А. Маоизм и китайская идейная и социально-психологическая традиция.//ВФ. 1986. №8.

122. Крилл Х.Г. Становление государственной власти в Китае. Империя Западное Чжоу. М., 2001.

123. Крушинский A.A. Трактовка либерализма в работах Янь Фу: семантика выражения "цзыю" как концептуальная основа. // XIII научн. конф. "Общество и государство в Китае". М., 1982.4.III. С. 63-74.

124. Крюков В.М. Завещания, которых не было? // Восток. 2005. №6.

125. Кузьмин. В.П. Принцип системности в теории и методологии К.Маркса. М.,1986.

126. Кулик Б.Т. Советско-китайский раскол: причины и последствия. (1949-1989) М.,2000.

127. Кулик Б.Т. Строительство социализма с китайской спецификой. // Новая и новейшая история. М., 2003. № 5.

128. Кульпин Э.С. Бифуркация Запад-Восток и экологический императив: о концепции развития Н.Н.Моисеева. // Восток. М., 1993. № 1.

129. Кульпин Э.С. Восток. (Человек и природа на Дальнем Востоке.) М., 1998.

130. Кульпин Э.С. Об основах социо-естественной истории. // Восток. 1994, №1.

131. Кюзаджян JI.C. Идеологические кампании в КНР. 1949-1966. М., 1970.

132. Лазарев В.И. Классовая борьба в КНР. М., 1981.

133. Лапин Н.И. Пути России: социокультурные трансформации. М., 2000.

134. Лапина З.Г. Ритуал как способ организации жизни в традиционной китайской культуре. // Вестник МГУ. Сер. 13. Востоковедение. М., 1991, №3.

135. Ларин А.Г. Два президента или Путь Тайваня к демократии. М., 2000.

136. Лебедева H.A. Культура, государство, личность в СССР и КНР: попытка сравнительного анализа. // XXVIII научн. конф. "Общество и государство в Китае". Тез. докл. М., 1998. 4.II.

137. Ледовский A.M. СССР и Сталин в судьбах Китая: документы и свидетельства участников событий. 1937-1952. М., 1999.

138. Ленин В.И. Полное собрание сочинений. В 55-ти т. М., 1978-1983.

139. Ли Дачжао. Избранные произведения. М., 1989.

140. Ли Теин. Теория и практика экономической реформы в КНР. М., 2002.

141. Ли Чуаньлунь. Изучение трудов и деятельности Н.И.Бухарина в Китае. // Вопросы истории. М., 1989. № 9.

142. Личность в традиционном Китае. М., 1992.

143. Ломанов A.B., Борох О.Н. Политические инновации КПК в контексте идейно-теоретических дискуссий в Китае. // ПДВ. М., 2004. №4.

144. Лукин A.B. Дискуссия о роли традиционной культуры в КНР. (80-е годы.) // XXI научн. конф. "Общество и государство в Китае". М., 1990, Ч. III.

145. Лукьянов А.Е. Война и мир цивилизаций. // ПДВ. 2002. № 1-2.

146. Лукьянов А.Е., Переломов Л.С. Из истории идеологемы "сяокан".// ПДВ № 3.

147. Лю Шаоци. Об интернационализме и национализме. М. 1949.

148. Ма Луныдань. Дискуссия китайских ученых по вопросам о народничестве и китайской революции. // ПДВ. М., 2003. № 2.

149. Макиавелли Н. Государь. Рассуждения о первой декаде Тита Ливия. О военном искусстве. Минск, 1998.

150. Максимов A.A. Экономика Тайваня: итоги и перспективы. М., 1991.

151. Малявин В.В. Искусство управления. М., 2003.

152. Малявин В.В. Китайская мудрость в постмодернистский век: возвращение традиций? // ПДВ. М., 1995. № 5.

153. Малявин В.В. Китайская цивилизация. М. 2000.

154. Мамаева Н.Л. Коминтерн и Гоминьдан. 1919-1929. М., 1999.

155. Маомао. Мой отец Дэн Сяопин. М., 2001.

156. Мао Цзэдун. Избранные произведения. М., 1952-1953. Т. 1-4.

157. Мао Цзэдун. О диктатуре народной демократии. М., 1949.

158. Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. 2-е издание. Т. 1-50. М., 1954-1981. Мартынов A.C. Конфуцианская личность и природа. // Проблема человека в традиционных китайских учениях. М., 1983. С. 180-191.

159. Материалы VIII Всекитайского съезда Коммунистической партии Китая. М.,1956.

160. May В., Стародубровская И. Закономерности революционного процесса, опыт перестройки и наша перспектива. М., 1991.

161. Меликсетов A.B. Социально-экономическая политика гоминьдана. 1927-1949 гг. М., 1977.

162. Мировицкая P.A. Советско-китайские отношения: проблемы военной помощи компартии Китая в 1927-1929 гг. М., 1993.

163. Михеев В.В. В поисках альтернативы. Азиатские модели развития: социалистические и "новые индустриальные страны". М., 1990.

164. Моисеев H.H. Быть или не быть. человечеству? М., 1999. Моисеев H.H. Вернадский и современность. // ВФ. 1994. № 4. Москалев A.A. Нация и национализм в Китае: Эволюция китайской мысли в подходах к нации и национализму. М., 2005.

165. Москалев A.A. Теоретическая база национальной политики КНР (1949-1999). М.-, 2001.

166. Мугрузин A.C. Аграрно-крестьянская проблема в Китае в первой половине XX века. М., 1994.

167. Мясников B.C. Россия началась реформами Петра I. // Вестник РАН. 1994. № 7. Наумов И.Н. Стратегия экономического развития КНР в 1996-2020 гг. и проблемы ее реализации. М., ИДВ. 2001.

168. Немарксистские концепции социализма. М., 1986.

169. Непомнин O.E. Генезис капитализма в сельском хозяйстве Китая. М., 1966. Непомнин O.E. Деспотия и армия в переходном обществе Китая: проблемы синтеза. (конец XIX в. начало XX в.) // XIV конференция "Общество и государство в Китае". М., 1983.4.III.

170. Непомнин O.E. Социально-экономическая история Китая (1894-1914). М., 1980. Непомнин O.E. Меньшиков В.Б. Синтез в переходном обществе: Китай на грани эпох. М., 1999.

171. Никитина Т.И. Политический облик Китая на пороге 90-х годов. // Переход к рынку в КНР: наследие прошлого и прорыв в будущее. М., 1994.

172. Никифоров В.Н. Первые китайские революционеры. М., 1980. Общественно-политическая мысль в Китае (конец XIX начало XX вв.). М.,1988.

173. Общественные науки в КНР. М., 1986.

174. XI-й Всекитайский съезд Коммунистической партии Китая. Документы. П.,1977.

175. Ойзерман Т. Марксизм и утопизм. М., 2003.

176. Оникиенко А.Ф. Экономика впереди политики. (Китай) // Авторитаризм и демократия в развивающихся странах. М., 1996.

177. Ориентация поиск. Восток в теориях и гипотезах. М., 1992. Островский A.B. Вопросы социально-имущественной дифференциации в китайском обществе и их влияние на КПК. И Экспресс-информация. ИДВ РАН. М., 2002. №3.

178. Островский A.B. Тайвань накануне XXI века. М., 1999.

179. От магической силы к моральному императиву: категория дэ в китайской культуре. М, 1998.

180. Оуэн Р. Избранные сочинения. Т. 2. M.-JL, 1950. Очерк теории социализма. М., 1989.

181. Переломов Л.С. Конфуцианство и легизм в политической истории Китая. М.,1981.

182. Переломов Л.С. Конфуций: жизнь, учение, судьба. М., 1993. Переломов Л.С., Кожин П.М., Салтыков Г.Ф. Традиции в социально-политической жизни Китая. // ПДВ. М., 1983. № 1.

183. Переломов Л.С., Кожин П.М., Салтыков Г.Ф. Традиции управления в политической культуре КНР. (К методологии исследования.) // ПДВ. М., 1984. № 2.

184. Перспективы сотрудничества Китая, России и др. стран Северо-Восточной Азии в к. XX нач. XXI в. Тез. докл. VIII Междунар. научн. конф. "Китай, китайская цивилизация и мир." М., 1997.

185. Пивоварова Э.П. Социализм с китайской спецификой. Итоги теоретического и практического поиска. М., 1999.

186. Писарев A.A. Гоминьдан и аграрно-крестьянский вопрос в Китае в 20-30-е годы XX в. М., 1986.

187. Писарев А. Общественный строй традиционного Китая: взгляды отечественных историков и ученых КНР. // ПДВ. М., 1994. № з.

188. Политическая наука в России: интеллектуальный поиск и реальность. М., 2000. Политические традиции в КНР: Сб. статей по материалам научн. конф. ИДВ АН СССР в дек. 1979 г. ИБ ИДВ АН СССР № 20. М., 1980.

189. Поппер К. Открытое общество и его враги. М., 1992. Т. 1-2. Портяков В.Я. От Цзян Цзэминя к Ху Цзиньтао: КНР на рубеже веков. // Восток. 2004. №2,4.

190. Портяков В.Я. Экономическая политика Китая в эпоху Дэн Сяопина. М, 1998. Портяков В.Я. Экономическая реформа в Китае. (1979-1999) М., 2002. Преображенский Е.А., Бухарин Н.И. Пути развития: дискуссии 20-х годов. Л.,1990.

191. Проблемы и потенциал устойчивого развития Китая и России в XXI в. Тез. докл. VII Междунар. научн. конф. "Китай, китайская цивилизация и мир." М., 1996.

192. Развитие азиатских обществ в XVII начале XX вв. Современные западные теории. Выпуск 2. (Обзор. ИНИОН) М., 1991.

193. Рахманин О.Б. К истории отношений России-СССР с Китаем в XX веке. М.2000.

194. Рашковский Е.Б. Востоковедная проблематика в культурно-исторической концепции А.Тойнби. Опыт критического анализа. М., 1976.

195. Рашковский Е.Б. Научное знание, институты науки и интеллигенция в странах Востока. М., 1990.

196. Революции и реформы в Китае новейшего времени: поиск парадигмы развития. М., 2004.

197. Роль традиций в истории и культуре Китая. М., 1972. Рубин В. Личность и власть в Древнем Китае. М., 1999.

198. Салицкий А.И. Экономика и политика в современном Китае. // Восток. М., 2002.

199. Се Юши. Изучение в Китае теоретического наследия Н.И.Бухарина. (Обзор работ за 80-е годы.) // Вестник МГУ. Сер. 8. История. М., 1991. № 6.

200. Сестон В. Римское гражданство. XIII Всемирный Конгресс исторических наук. М., 1970.

201. Симония H.A. Страны Востока: пути развития. М., 1975.

202. Сладковский М.И. Китай: основные проблемы истории, экономики, идеологии. М., 1978.

203. Социальный облик Востока. М., 1999.

204. Стабурова Е.Ю. Политические партии и союзы в Китае в период Синьхайской революции. М., 1992.

205. Сунь Ятсен. Избранные произведения. М., 1985. Сунь Ятсен. К 120-летию со дня рождения. М., 1987.

206. Сухарчук Г.Д. Социально-экономические взгляды политических лидеров Китая первой половины XX в. (Сравнительный анализ.) М., 1983.

207. Тезисы для изучения и пропаганды генеральной линии партии в переходный период. М., 1957.

208. Тертицкий K.M. Изучение китайской традиционной культуры в КНР. (вторая половина 80-х годов). (Обзор) // Восток. М., 1991. № 6.

209. Тертицкий К. Китайцы: традиционные ценности в современном мире. М., МГУ.1994.

210. Титаренко M.JI. Китай: цивилизация и реформы. М., 1999. Титаренко M.J1. Модернизация Китая: шансы и вызовы времени. М., 2000. Титаренко M.JL Россия: безопасность через сотрудничество. Восточно-азиатский вектор. М., 2003.

211. Титаренко M.JL Россия лицом к Азии. М., 1998.

212. Тихвинский С.Л. Движение за реформы в Китае в конце XIX в. М., 1980. Тихвинский С.Л. Китай и всемирная история. М. 1988. Тойнби А. Постижение истории. М., 1991.

213. Традиции в общественно-политической жизни и политической культуре КНР. М., 1994.

214. Традиции Китая и "четыре модернизации". М., 1982. ИБ ИДВ АН СССР №33.

215. XIII съезд КПК и реформа в Китае. П., 1987.

216. Троцкий Л.Д. К истории русской революции. М., 1990.

217. Троцкий Л. Коммунистический Интернационал после Ленина. М., 1993.

218. Троцкий Л. Преданная революция. М., 1991.

219. Универсалии восточных культур. М., 2001.

220. Усов В.Н. Изучение "культурной революции" в КНР в 1996-2000. // Инф. материалы. Серия Г. Идейно-теоретические тенденции в современном Китае: национальные традиции и поиски путей модернизации. М., 2001, вып. 7/8. С. 140-149.

221. Усов В.Н. КНР: от "большого скачка" к "культурной революции". (1960-1966). (ИБ ИДВ РАН. № 4-5.) М., 1998.

222. Усов В.Н. От "культурной революции" к реформам и открытости. 1976-1984. М.,2003.

223. Цзян Цзэминь. О социализме с китайской спецификой. Сб. высказываний по темам. / Пер. с кит. М. 2002. Т. 1.

224. Цымбурский В. Сколько цивилизаций? (С Ламанским, Шпенглером, Тойнби над глобусом XXI в.) // Pro et contra. 2000. T. 5. № 3.

225. Чернышевский Н.Г. Полн. собр. соч. В 16-ти т. М., 1939-1959. Чешков М.А. Критика миросистемного подхода и концепция капитализма И.Валерстайна. М. 1992.

226. Чжоу Эньлай. Об урегулировании основных показателей народнохозяйственного плана на 1959 г. П., 1959.

227. Шпенглер О. Закат Европы. М., 1993.

228. Яйленко В.П. Греческая колонизация VII-III вв. до н.э. М., 1982. Яковлев А.Г. Россия, Китай и мир. (Сб. ст.) М., 2002.

229. Ян Хиншун. Из истории борьбы за победу марксизма-ленинизма в Китае. М.,1957.

230. Ясперс К. Смысл и назначение истории. М., 1994.

231. Ященко Г.Н. Идеологическая борьбав КНР. 1957-1964. М., 1977.1. На западных языках

232. Apter D. The Politics of modernization. Chicago, London, 1965. Apter D., Saich T. Revolutionary discourse in Mao's republic. L., 1994. Bary T., de. Continuity and change in neo-Confucianism concepts, ideologies and institutions. Bellagio, 1981.

233. Bell D. The Coming of post-industrial society. NY., 1996. Bell D. The Cultural contradictions of capitalism. NY., 1976.

234. Bell D.A. Democracy with Chinese characteristics: a political proposal for the post-communist era. // Philosophy East and West. Honolulu. 1999. Vol. 49. № 4.

235. Berger P.L. Capitalist revolution. Fifty propositions about prosperity, equality, and lib-ery. N.Y., 1986.

236. Bernai M. Chinese socialism to 1907. L., 1976.

237. Bernstain R., Munro R.U. The Coming conflict with China. NY., 1998.

238. Black C.E. The Dynamics of modernization: A Study in comparative history. NY.,

239. Brugger В., Hannan K. Modernization and revolution. Croom Helm, 1983. Brugger В., Kelly D. Chinese marxism in the post-Mao era. Stanford, 1990.

240. Burus J.P. The People's Republic of China at 50s: national political reform. // China Quarterly. L., 1999. № 159.

241. Chamberlain H.B. Civil society with Chinese characteristics? // China Journal. Canberra. 1998, iss.39.

242. Chang Peng-yuan. Modernization and the revolution in China, 1860-1949. // Jindaisuo jikan, qi 19, minguo 79.

243. Changes and Continuities in Chinese Communism. L. 1988. Vol. 1-2.

244. Chen Feng. An Unfinished battle in China: leftist criticism of the reform and the third thought emancipation. // China Quarterly. L., 1999. № 158.

245. Chen Jie, Zhong Yang, Hillard J.W. The Level and sources of popular support for China's current political regime. // Communist and post-communist studies. Los Angeles, 1997. Vol. 30. №1.

246. Chen Jie, Zhong Yang. Mass political interest (or apathy) in urban China. // Communist and post-communist studies. LA., 1999. Vol. 32. №13.

247. Cheng Gonglu. Lin Tse-hsu. Pioneer promoter of the adoption of western means of maritime defence in China. Peiping, Yenching University. 1934.

248. China's changed road to development. Oxford, 1984.

249. China's military in transition. Oxford, 1997.

250. China's quiet revolution: New interactions between state and society. NY., 1994.

251. Chinese marxism in flux. 1978-1984. Essays on epistemology, ideology and political economy. L., 1985.

252. Chinese modernization. Papers presented at the First Sino-European Conference. (Taipei, September 10-15,1984). San Francisco, 1985.

253. Chinese society on the eve of Tiananmen: the impact of reform. L., 1990.

254. Chinese studies in the U.K. E.m., 1998.

255. Chopan A. A Table for two: Jiang Zemin and PLA. // Journal of Contemporary China. Abingdon, 2002. Vol. 11. № 31.

256. Chu Hong-yuan. The Evolutionary nature of the Chinese revolution. // American Journal of Chinese Studies. Vol. 1, № 2. Oct. 1992.

257. Chung Jaeho. China's reforms at twenty-five: Challenges for the new leadership.// China. Singapore, 2003. Vol.1. № 1.

258. Cohen P. A. Discovering history in China. American historical writings on the recent Chinese past. NY., 1984.

259. Cohen P. The Post-Mao reforms in historical perspectives. // The Journal of Asian Studies. 1988, Vol. 47. №3.

260. Croizier R. The Avant-garde and the democracy movement: Reflections on the late communism in USSR and China. // Europe-Asia Studies. Glasgow. 1999. Vol. 51. № 3.

261. Diamant N.J. Conflict and conflict resolution in China: beyond mediation-centered approaches. // Journal of conflict resolution. Beverly Hills; L., 2000. Vol. 44. № 4.

262. Diamond L. The Rule of law as transition to democracy in China. // Journal of contemporary China. Abingdon, 2003. vol.12. № 35.

263. Defining modernity: Guomindang rhetorics of a new China. 1920-1970. / Bodenhorn T. ed. Ann Arbor. 2002.

264. Ding X.L. The Decline of communism in China. Legitimacy Crisis. 1977-1989. Cambridge, 1994.

265. Dittmer L. China's continuous revolution. The Post-liberation epoch. 1949-1981. Berkeley. 1987.

266. Dittmer L. Leadership change and Chinese political development. // China Quarterly. L., 2003. №176.

267. Dowd D.Y., Carlson A., Shen Mingming. The Prospects for democratization in China: evidence from 1995 Beijing area studies. // Journal of contemporary China. Abingdon, 1999. Vol. 8. №22.

268. Felber R. Kontinuität und Wandel im Verhltnis des Maoismus zum Konfuzianismus. "Zeitschrift für Geschichtswissenschaft". Berlin, 1975, XXIII. Jahrgang, Heft 6. Frank A. G. Crisis: In the world economy. New York, 1980.

269. Friedman E. A Comparative politics of democratization in China. // Journal of contemporary China. Abingdon, 2003. Vol. 12. № 34.

270. Friedman E. Modernization and democratization in leninist states. // Studies in comparative communism. Guilford. 1989. Vol. 22. № 2-3.

271. Gao Yuan. Born red. A chronical of the Cultural Revolution. Stanford. 1987. Goldman M. Politically-engaged intellectuals in the 1990's. // China Quarterly. L., 1999. № 159.

272. Gong Ting. Dangerous collusion: corruption as a collective venture in contemporary China. //Communist and Post-Communist Studies. LA., 2002. vol. 33. № 1.

273. Guo Sujian. The totalitarian model revisited. // Communist and post-communist studies. LA., 1998. Vol. 31. №3.

274. Hong Zhaohui. The Subordinate men and social stability in twenties century China. // Asian thought and society. Oneonta, 1995. Vol. 20. № 60.

275. Hooper B. Rethinking contemporary China. Canberra, 1991.

276. Hoston G. The State, identity and national questions in China and Japan. Princeton,1994.

277. Hua Shiping. Definition and methodology of political culture theory: A Case study of sinology. // Asian thought and society. Oneonta, 1999. Vol. 24. № 70.

278. Huntington S. P. Political order in changing societies. New Haven, 1968. In Search of an East Asian development model. Oxford, 1988. In Search of a new order in East Asia. Berkeley. 1991.

279. Kleinman A. Somatization: the interconnections in Chinese society among culture, depressive experiences, and the meanings of pain. // Culture and Depression. A.Kleinman and B.Good ed. Berkeley, 1985.

280. Kuan Hsin-chi, Lan Sin-kai. Traditional orientations and political participation in three Chinse societies. Mainland China, Taiwan, Hong Kong. // Journal of contemporary China. Abingdon, 2002. Vol. 11, № 31.

281. R. China in transition: Nationalism, regionalism and transnationalism. // Contemporary politics. Abingdon, 1997. Vol. 3. № 4.

282. Market reform and civil society: A China case study. Geneve, 1994. MacFarquar R. The Origins of the Cultural Revolution. Vol.1. Contradictions among the people. 1956-1957. NY., 1974.

283. McCormick B.L. Political reform in post-Mao China: Democracy and Bureaucracy in a leninist state. Berkeley, 1990.

284. Models of the Chinese economy. Cheltenhum, 2001.

285. The Modernization of Japan and Russia. A Comparative study. NY., 1975.

286. Modernization of China. NY., 1991.

287. Murphey R. The Treaty ports and China's modernization: What went wrong? Ann Arborr, 1970.

288. Nathan A.J. The Tiananmen. Papers and editor's reflections. // China Quarterly. L., 2001. №167.

289. Nationalism, democracy and national integration in China. / Ed. by Liew L.H. NY.,2004.

290. The Nature of Chinese politics: from Mao to Jiang. / Unger J. ed. Armonk, 2002. Naughton B. Growing out of the plan: Chinese economic reform, 1978-1993. Cambridge-NY., 1995.

291. Nee V., Peck J. Introduction. // China's uninterrupted revolution: From 1840 to the Present. Victor Nee, James Peck eds. NY., 1975.

292. North R. Kuomintang and Chinese communist elites. Stanford. 1952. Oksenberg M. China's political system: challenges of the twenty-first century. // China Journal. Canberra. 2001, Iss. 45.

293. Peck J. "The Roots of rhetoric: The Professional ideology of America's China watchers." // Bulletin of Concerned Asian Scholars. 1969, October. № 2.

294. Russia and China: Traditional values and modernization. Taipei, 2004.

295. Saich T. Governance and politics of China. Houndmilly. 2001.

296. Scalappino R., George T.W. Modern China and its revolutionary process. Berkeley.1985.

297. Schram S. The Tought of Mao Tse-tung. Cambridge. 1989.

298. Seton-Watson H. The Russian and Chinese revolution. // China Quarterly. L. 1962. №2.

299. Shambaugh D. The Dynamics of elite politics during the Jiang era. // China Journal. Canberra. 2001. Iss.45.

300. Sheridan J. China in Disintegration. The Republican era in Chinese history. 19121949. NY.-L., 1975.

301. Shlapentokh D. Post-Mao China: an alternative to "The end of history"? // Communist and post-communist studies. LA., 2002. Vol. 35. № 2.

302. Skocpol T. States and social revolutions: A Comparative analysis of France, Russia, and China. Cambridge (UK). 1979.

303. The Storm clouds clear over China. The Memoir of Ch'en Li-fu. 1900-1993. Hoover Institution Press. 1994.

304. Su Shaozhi. A Decade of crises at the Institute of Marxizm-Leninizm-Mao Zedong thought 1974-84. // China Quarterly. L. 1993, № 134.

305. Tang Wenfeng. Political and social trends in post-Deng urban China: Crisis or stability. // China Quarterly. L., 2001, № 168.

306. Teiwes F.C. Normal politics with Chinese characteristics. II China Journal. Canberra. 2001.Iss.45.

307. Thornton P. Framing dissent in contemporary China: Irony, ambiguity and metonymy. // China Quarterly. L., 2002, № 171.

308. Three visions of Chinese socialism. L., 1984.

309. Tiananmen papers. / Introduction by Nathan A.J. // Foreign Affairs. NY, 2001, vol. 80.1.

310. Tipps D. C. Modernization theory and the comparative study of societies: A Critical perspective. // Comparative Studies in Society and History. Berkeley. 1973. № 2.

311. Transition and permanence: Chinese history and culture. Hong Kong, 1972.

312. Wallerstain I. Revolution in the World-System: Theses and querieties. NY., 1990.

313. Wang E. Qingjia. Interpreting the Chinese revolution: Chinese and American scholarship on Chinese peasant rebelions. // Asian thought and society. Oneonta. 1995, Vol. 20. № 60.

314. Wang Y. Economic change and political development in China.// Journal of Contemporary China. Abingdon. 2004. vol. 13, № 39.

315. Wasserstrom J.N. Student protests in fin de siecle China. //New left review. L., 1999.237.

316. Wild lily, prairie fire: China's road to democracy, Yan'an to Tian'anmen. 1942-1989. / Ed., Benton Gr. Princeton. (NJ). 1995.

317. Xu Ben. The Cultural revolution and modernity: the contradictory political implications of postmodernism in China. // Journal of contemporary China. Abingdon. 1991. Vol. 8. №21.

318. Yang D.L. China in 2002: Leadership transition and the political economy of governance. // Asian survey. Berkeley, 2003. Vol. 43. № 1.

319. Yao Shuntian. Privilege and corruption: The Problems of China's socialist market economy. //American journal of economics and sociology. NY. 2002. Vol. 61. № 1.

320. Zhao Suisheng. Political liberalization without democratization: Pan Wei's proposal for political reform. //Journal of contemporary China. Abingdon. 2003. Vol. 12. № 35.1. На китайском языке

321. Айгочжуи хэ гунчаиьчжуи. (Патриотизм и коммунизм.) Гуанчжоу. 1984.

322. Ань Цинянь. Дунфан гоцзя дэ шэхуй тяоюэ юй вэньхуа чжихоу. Элосы вэньхуа юй ленинчжуи вэньти. (Социальный скачок восточных стран и задержка культуры. Русская культура и вопросы ленинизма.) П., 1994.

323. Бао Юйэ, Люй Сяобо. Эрши шицзи Чжунго чжэнчжи фачжань. (Развитие китайской политической системы в XX в.) Нанкин, 2002.

324. Ван Жошуй. Макэсычжуи хэ сюэпай вэньти (Марксизм и вопрос о школах) // Синьхуа вэньчжай. 1987. № 11.

325. Ван Лие. Цюаньцюхуа юй шицзе. Глобализация и мир. П., 1998.

326. Ван Мэнкуй. Шэхуйчжуи чуцзи цзедуань дэ цзинцзи. (Экономика начального этапа социализма.) П., 1988.

327. Ван Цзишэн. Дандай гуаньли синьлисюэ. (Современная инженерная психология.) П., 1986.

328. Ван Шоуфа. Чжунго чжэнчжи чжиду ши. (История политических режимов в Китае.) Цзинань, 2002.

329. Ван Юнгуй. Цзинцзи цюаньцюхуа юй Чжунго тэсэды шэхуйчжуи. (Экономическая глобализация и социализм с китайской спецификой.) Харбин, 2003.

330. Boro цзинцзи тичжи гайгэ дэ цзибэнь вэньти: лилунь, нэйжун, ии. (Основные вопросы хозяйственной реформы в КНР: теории, содержание, значение.) П., 1986.

331. Вэй Аньфу. Чжунго сяньдайхуа дэ эго гуаньдянь. (Китайская модернизация: Взгляд из России.) //Цзиньдай Чжунго ши яньцзю тунсюнь. Тайбэй, 1996. № 22.

332. Гао Фан. Шэхуйсюэ юй кэсюэ шэхуйчжуи. Шэхуйчжуи дэ гоцюй, сяньцзая хэ вэйлай. (Социология и научный социализм. Прошлое, настоящее и будущее социализма.) П., 1986.

333. Гофу цюаньцзи. (Полное собрание сочинений отца-основателя государства.) Тайбэй, 1981. Т. 2.

334. Дэн Лицюнь. Шанпин цзинцзи дэ гуйлюй хэ цзихуа. (Законы товарной экономики и план.) П., 1979.

335. Дэн Сяопин вэньсюань. (Избранные произведения Дэн Сяопина). П., 1993. Т. 3.

336. Дун Жуныпэн. Чжунго нунцунь цзинцзи гайгэ. Экономическая реформа сельского хозяйства в Китае. П., 1985.

337. Е Цзяньин. Цзай цинчжу Чжунхуа жэньминь гунхэго чэнли саньши чжоунянь дахуй шан дэ цзян хуа. (Выступление на торжественном собрании, посвященном 30-летию образования КНР.) // Хунци. 1979. № Ю.

338. Кэсюэ шэхуйчжуи гайлунь. (Краткий очерк научного социализма.) Наньчан,1983.

339. Кэсюэ шэхуйчжуи гайлунь. (Краткий очерк научного социализма.) П., 1986.

340. Кэсюэ шэхуйчжуи цзибэнь юаньли. (Основные положения научного социализма.) Шанхай, 1985.

341. Ли Мин. Чжунгожэнь син фэньси баогао. (Аналитический доклад о китайском характере.) П., 2003.

342. Ли Сюлинь. Бяньчжэн вэйучжуи хэ лиши вэйучжуи юаньли. (Основы диалектического материализма и исторического материализма.) П., 1985.

343. Ли Цзэхоу. Чжунго сяньдай сысян ши лунь. (Очерки по истории китайской мысли новейшего времени). П., 1987.

344. Лу Пэн. Чжиду юй фачжань гуаньси яньцзю. (Исследование связей политического режима и развития.) П., 2002.

345. Лю Гогуан. Чжунго цзинцзи дэ бяньдун юй макэсычжуи цзинцзи лилунь дэ фачжань. (Изменения в экономике Китая и развитие экономической теории марксизма.) Нанкин, 1988.

346. Лю Хун, Вэй Лицюнь. Boro гоцин юй цзинцзи шэхуй фачжань. (Национальные особенности и стратегия социально-экономического развития Китая.) П., 1982.

347. Макэсы жэныпилунь яньцзю юй вого шэхуйчжуи сяньдайхуа цзянылэ. (Марксистская теория познания и строительство модернизации в нашей стране.) П., 1986.

348. Ма Хун. Шилунь вого шэхуйчжуи цзинцзи фачжань дэ синь чжаньлюэ. (О новой стратегии развития социалистической экономики.) П., 1982.

349. Синь Бэньсы. Чжэсюэ юй шидай. (Философия и современность). Ухань, 1984.

350. Синьбянь лиши вэйучжуи. (Новая редакция исторического материализма.) Шанхай, 1987.

351. Синь шици тунъи чжаньсянь вэньсянь сюаньбянь. (Единый фронт в новый период. Избранные произведения.) П., 1985.

352. Су Хайтао. Чуаньтун вэньхуа юй сяндай вэньмин. (Традиционная культура и современная цивилизация.) Нанкин, 1998.

353. Сун Ефан. Гуаньюй чжунго шэхуй цзици гэмин синчжиды жогань лилунь вэньти. (О характере китайского общества и китайской революции). П., 1985.

354. Сысян гунцзо хэ сяньдайхуа. (Идеологическая работа и современность). Шанхай, 1986.

355. Сяньдай ганьбу гуаньли. (Современная система управления ганьбу.) Цзинань,1987.

356. Тао Даюн. Кэсюэ шэхуйчжуи шилюе. (Краткий исторический очерк социалистической мысли). П., 1985.

357. Тунчжань лилунь яньцзю. (Исследование теории единого фронта.) Тайюань,1987.

358. У Липин. Шэхуйчжуи ши. (История социализма.) П., 1986.

359. У Сюн. Чжунго вэньхуа жэ. (Дискуссия о культуре в Китае.) Шанхай, 1988.

360. Хэ Линь. Уши нянь лайды чжунго чжэсюэ. (Китайская философия за 50 лет.) П.,2002.

361. Хоу Вайлу. Чжунго сысян ши ган. (Очерк истории китайской мысли). П., 19801981. Т.1-2.

362. Ху Шэн. Вэйшэммо Чжунго бу нэн цзоу цзэбэньчжуи даолу. (Почему Китай не может идти по капиталистическому пути.) П., 1987.

363. Ху Шэн. Лиши хэ сянши. (История и действительность.) Сб. статей. Шанхай,1988.

364. Хуа Гофэн. Ба учань цзецзи чжуаньчжэн ся ды цзисюй гэмин цзинсин даоди. (До конца продолжать революцию при диктатуре пролетариата.) П., 1977.

365. Хуан Иньтао. Чжунго тэсэды цзихуа цзинцзи. (Плановая экономика с китайской спецификой.) Чунцин, 1985.

366. Хуймоу шицзи rao: Чжунго гунчаньдан «и да» дао «шиу да» чжэньдянь цзици. (Оглядывая ход столетия: ценнейшие документы истории китайской компартии от I до XV съезда.) П., 1998. Т. 1-3.

367. Хун Ляндэ. Синьцзяпо сюэ. (Изучение Сингапура.) Тайбэй, 1994. Цао Сижэнь. Хуаньсян юй сяныни: Чжунго даолу. (Мечты и реальность: путь Китая.) Сиань, 1999.

368. Цзай синьды лиши тяоцзянь ся цзяньчи хэ фачжань макэсычжуи. Сюэси Ху Яо-бан вэньцзянь. (В новых исторических условиях отстаивать и развивать марксизм. Изучая труды Ху Яобана.) П., 1983.

369. Цзяныпэ ю чжунго тэсэды шэхуйчжуи. (Цзэндинбэн.) Фудао цзянцзо. (Руководящий цикл лекций "Строительство социализма с китайской спецификой".) П., 1987.

370. Цюаньцюхуа: Сифанхуа хайши чжунгохуа. (Глобализация: вестернизация или китайизация.) // Гл. ред. Юй Хэпин. П., 2002.

371. Цюаньцюхуа юй вэньхуа. Сифан юй Чжунго. (Глобализация и культура. Запад и Китай.) П., 2002.

372. Чжан И. Гайгэ юй цзяныпэ ю чжунго тэсэды шэхуйчжуи. (Реформа и строительство социализма с китайской спецификой.) П., 1985.

373. Чжан Исина. Ленин чжэсюэ сысян дэ лиши минъюнь. (Историческая судьба философских идей Ленина.) П., 1992.

374. Чжан Юньи. Чжунго вэньхуа юй макэсычжуи ("Китайская культура и марксизм"). П., 1998.

375. Чжао Фэн. Чжунго да фань "цзо". (Осуждение левачества в Китае. (20-90-е годы)). П., 1993.

376. Чжу Хунъюань. Тунмэнхуй дэ гэмин лилунь. (Революционная теория Тун-мэнхуя.) Тайбэй, Миньго 84.

377. Чжу Хунъюань. Цун бяньлуань дао цзюньшэн. Гуанси дэ чуци сяньдай хуа. 1860-1937. (От смуты к милитаризированной провинции. Начальный этап модернизации в Гуанси. 1860-1937.) Тайбэй, Миньго 84.

378. Чжунго вэньхуа юй чжунго чжэсюэ. (Китайская культура и китайская философия.) П., 1986.

379. Чжунго гунчаньдан лиши. (История КПК.) П., 1991. Т.1.

380. Чжунго гунчаньдан ды сысян цзяньшэ. (Идеологическое строительство КПК. (1919-1989). Тяньцзинь, 1991.

381. Чжунхуа жэньминь гунхэго ши. (История КНР.) / Гл. ред. Хэ Синь. Пекин. 2004. Чжэнчжи тичжи гайгэ и бай вэнь. (100 вопросов по реформе политической системы.) Чанчунь, 1987.

382. Шэхуй чжэнъи жухэ кэнэнды: Чжэнчжи чжэсюэ цзай чжунго. (Возможна ли социальная справедливость: политическая философия в Китае.) // Гл. ред. Хань Шуйфа. Гуанчжоу. 2000.

383. Юй Гуанъюань. Чжунго шэхуйчжуи чуцзи цзедуань цзинцзи. (Экономика Китая на начальном этапе социализма.) П., 1988.

384. Юй Юаньпэй, Ся Гэн. Шэхуйчжуи лиши бяньчжэнфа. (Диалектика социалистической истории.) Шэньян, 1991.

385. Янь Хуанян. Шицзянь вэйучжуи. (Практический материализм.) Учан, 1992.1. ЖУРНАЛЫ

386. Вопросы философии. 1982-2006. Восток. 1989-2006. Коммунист. 1982-1988. Мировые процессы. 2004-2006. Народы Азии и Африки. 1989-1996. Полис. 1995-2001.

387. Проблемы Дальнего Востока. 1978-2006.

388. Свободная мысль. 1991-2002.1. Asian Survey. 2002-2004.1. Pro et Contra. 1996-2006.

389. China Information. 1996-1997.

390. China News Analysis. 1989-1990.

391. China Quarterly. 1975-2005.1. Discent. 1989.1. Foreign Affairs. 1997.

392. History and Theory. Studies in the Philosophy of History. Wesleyan University. 1995. Studies in Comparative Communism. Guilford. 1989. Tamkang International Studies. 1994-1995. Байкэчжиши. 1988.

393. Бэйцзин дасюэ сюэбао. 1988,1990, 1992,1993. Вэнь ши чжэ. 1988, 1989,1993. Гоцзи гунчаньчжуи юньдун. (D.3) 1992,1993. Гуандун шэхуй кэсюэ. 1991. Дун'оу чжун'я яньцзю. 1999-2002.

394. Кэсюэ шэхуйчжуи. 1987, 1992-1994. Лилунь юй шицзянь. (Шэнъян) 1987. Лилунь юэкань. 1988. Лишияньцзю. 1978. Ляован. 1989.

395. Ляонин дасюэсюэбао. Чжэсюэ шэхуй кэсюэ бань. 1986-1988.

396. Наньцзин дасюэ сюэбао. 1980.1. Синь цзяншэ. 1959.

397. Синьхуа вэньчжай. 1986-1992,1999

398. Синьхуа юэбао (вэньчжай). 1979.

399. Синьцзян шэхуй кэсюэ. 1987,1989.

400. Сысян чжаньсянь. 1980, 1988.1. Сюэси юй пипань. 19761. Сюэси юй таньсо. 1990.1. Сюэси юй яньцзю. 1986.1. Сюэшу юэкань. 1979.

401. Сямэнь дасюэ сюэбао. Чжэсюэ шэхуйкэсюэ бань. 1987-1988.

402. Ухань дасюэ сюэбао. 1987-1988, 1990-1991.

403. Фудань сюэбао. 1987,1990,1992.

404. Фуцзянь луньтань. 1987-1989.1. Хунци. 1978-1988.

405. Цзинань сюэбао (чжэсюэ шэхуй кэсюэ). 1989.

406. Цзинцзи юй гуаньли яньцзю. 1987.1. Цзинцзи яньцзю. 1988.

407. Цзянхан луньтань. (Учан). 1989.1. Цюши. 1989-1991.1. Чжэнняо. 1991-1992.

408. Чжэсюэ яньцзю. 1987-1988,1999,2002.1. Чжэцзян сюэкань. 1987.

409. Чжунго шэхуй кэсюэ. 1982-1992, 1997.

410. Чжунго шэхуй кэсюэюань яньцзюшэнъюань сюэбао. 1992.

411. Чжуншань дасюэ сюэбао. Чжэсюэ шэхуйкэсюэ бань. 1988.1. Шэхуйкэсюэ. 1985-1992.

412. Шэхуй кэсюэ цзикань. 1987.

413. Шэхуй кэсюэ чжаньсянь. 1987-1988,1990.

414. Шэхуй кэсюэ яньцзю. Чэнду. 1986-1987, 1990, 1993, 1999.

415. Шэхуйчжуи яньцзю. 1998, 1999.

416. Юньнань шэхуйкэсюэ. 1986-1987.1. ГАЗЕТЫ

417. Коммерсант. 2002-2006. Независимая газета. 1998-2002. Правда. 1986-1993. Вэньхуа бао. 1983. Гуанмин жибао. 1978-2006. Гунжэнь жибао. 1979-2002. Жэньминь жибао. 1976-2006 Цзефан жибао. 1999-2001. Цзефанцзюнь бао. 1991-2002.