автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Книжный код в творчестве Марины Цветаевой

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Данилова, Татьяна Андреевна

ВВЕДЕНИЕ

ГЛАВА I. «КНИГА» И «КНИЖНОСТЬ» В СОЗНАНИИ М. ЦВЕ- 24 ТАЕВОЙ

1.1. Читающая женщина: биографический контекст

1.2. Книжный код в переводе романа "Новое упование"

1.3. Книга как воплощение стихии жизни в автобиографиче- 48 ской прозе

ГЛАВА И. ЛИРИКА М. ЦВЕТАЕВОЙ: ОТ КНИГИ К ТВОРЧЕСТ- 68 ВУ

2.1. От человека читающего к человеку творящему

2.2. Преодоление «литературности»

2.3. Книга Бытия в лирике 1916-1920 гг. s

2.4. Эпиграфы и посвящения

ГЛАВА III. ЧЕЛОВЕК И КНИГА В МЕМУАРНО-ЭПИСТОЛЯРНОМ

НАСЛЕДИИ М. ЦВЕТАЕВОЙ 30-х гг.

3.1. «Человек-книга» и «книжный человек» (очерки о 130 К.Бальмонте и В.Брюсове)

3.2. Культ человека в очерке М.Цветаевой «Живое о живом». 141 Книга как мир

3.3. Книжно-эпистолярный код. Книга как символ духовной 153 связи в письмах - «романах» М.Цветаевой

3.4. Миф об утраченном рае в письмах А.А. Тесковой. 164 Литература как деяние

Введение диссертации2007 год, автореферат по филологии, Данилова, Татьяна Андреевна

Актуальность исследования. Творчество М.Цветаевой - одного из оригинальнейших поэтов Серебряного века изучалось в отечественном литературоведении неравномерно, и в первую очередь потому, что многое из ее наследия долгое время не было издано ни на родине, ни за рубежом.

Прижизненная критика о М.Цветаевой отличалась противоречивостью оце

12 3 нок, включая самые первые отзывы В. Брюсова , Н. Гумилева , М. Волошина (в России) и последующие - Д. Святополк-Мирского, М. Слонима, Г. Федотова, В. Вейдле, Г. Адамовича4 (за рубежом). Как отмечал В. Струве, «.отталкивание от нее (М.Цветаевой - Т.Д.) было более сильное. Многие считали ее поэзию заумной, непонятной» [Струве, 1996: 107].

Проблема понимания и прочтения творчества М. Цветаевой остается не до конца разрешенной и сегодня5.

Объем сделанного в отечественном цветаевоведении во второй половине XX века (начиная с 60-х годов по 2000 год), действительно, значителен. В 1961 г. в России вышла первая тоненькая книга стихов М. Цветаевой, а в 1965 г. был издан более объемный том лирики поэта. Позже, благодаря усилиям А.Эфрон, дочери М.Цветаевой, появился двухтомник избранных сочинений М. Цветаевой. В 80-е гг. выходят отдельные тома избранной прозы и лирики М.Цветаевой; в 1997 году в России было издано более полное собрание сочине

1 Брюсов В. Далекие и близкие. Статьи и заметки о русских поэтах от Тютчева до наших дней,- М., 1912.-С.197-198

2 Гумилев Н.С. Письма о русской поэзии,- М., 1990.- С. 121.

3 См.: Разумовская М. Марина Цветаева: Миф и действительность,- М., 1994,- С. 65

4 См.: Струве Г. Русская литература в изгнании.- Париж; М., 1996,- С. 106-113.

5 Как замечает О. Ревзина, «объем сделанного невозможно переоценить, и здесь же зафиксированы определенные горизонты понимания Марины Цветаевой. Но эти горизонты для нее слишком узки, в них трудно дышать, и понимание оборачивается квазипониманием. Новый виток предполагает опознание выработанных стереотипов и степени их эффективности, выведение М. Цветаевой из узкого бытового контекста в естественный и соприродный ей контекст мысли и творчества XX века» [Ревзина, 1992:98]. ний в 7 томах. В этом же году осуществилась публикация писем и дневников поэта. В 1999 г. продолжилась публикация ранее неизвестных читателю писем («Неизданное. Семья: История в письмах»). В год открытия архива М. Цветаевой (2000) увидели свет «Неизданное. Записные книжки: В 2 т». Опубликованная мемуарная литература, воспоминания близких - сестры А.Цветаевой (1971), дочери А.Эфрон (1986), а также дневники сына Г. Эфрона (2006) - дали богатейший материал для исследования и постижения творческого наследия М. Цветаевой. Только сегодня введены в научный оборот письма поэта.

После долгого перерыва первые критические статьи о Цветаевой в России появились в 50-60-е гг. (И. Эренбург , В. Орлов , П. Антокольский ), а литературоведческое исследование ее творчества началось только в 80-90-е гг. XX века.

В русском и зарубежном цветаевоведении наиболее полно реализовался историко-биографический подход. Первое системное исследование жизни и творчества М. Цветаевой было предпринято Симоном Карлинским1. В 1981 г. вышла книга Марии Разумовской «Марина Цветаева. Миф и действительность» на немецком языке, на русском языке биография опубликована в 1983 г. Одной из первых биографий М.Цветаевой в России стала работа А. Саакянц «Марина Цветаева: Страницы жизни и творчества» (1986), в которой представлены неизвестные ранее документы.

В книге М. Белкиной «Скрещение судеб», имеющей подзаголовок «Попытка Цветаевой, двух последних лет ее жизни. Попытка детей ее. Попытка времени, людей, обстоятельств», реконструируются два последних годах жизни М. Цветаевой в России. Задуманная как триптих («Марина Ивановна», «Мур», «Алины университеты»), книга исследует обстоятельства последних лет, при

1 Эренбург И. Поэзия Марины Цветаевой // Литературная Москва: Литературно-художественный сборник московских писателей.- М., 1956. Сб.2.- С. 709-715.

1 Орлов В. Судьба. Характер. Поэзия // Марина Цветаева. Избранное,- М., 1961.- С. 8-15.

3 Антокольский П. Книга Марины Цветаевой // Новый мир.- 1966.- №4.- С. 212- 224. ведшие к драме: расшифрован смысл трагического финала жизни М.Цветаевой - это несение креста. По определению автора, жанр книги - «документальное повествование, в нем нет места выдумке и литературным прикрасам» [Белкина, 2005: 7], но в отборе фактов и их изложении ощутим художественный замысел повествователя, избирающего скромную позицию рассказчика, очевидца. В этом выражается эстетическая установка самой М. Цветаевой, предпочитавшей книгу «рассказанную», не «написанную»: так субъект исследования избирает манеру, присущую объекту.

В книге Виктории Швейцер «Быт и Бытие Марины Цветаевой», изданной сначала Париже в 1988 году, затем переизданной в России в 1992 г., содержатся биографические материалы, многие из которых впервые были ею опубликованы. Ценность фундаментального биографического исследования В. Швейцер неоспорима, но оно не лишено недостатков, характерных для цветаевоведения: противопоставление человека и поэта, жизненного и поэтического миров. По справедливому замечанию О.Г. Ревзиной, такой подход непродуктивен в изучении целостного и неделимого феномена творческой личности М. Цветаевой [Ревзи-на, 1992: 99].

Американская писательница Лили Фейлер, назвав свою книгу «путешествием по лабиринтам души Цветаевой» [Фейлер, 1998: 7], рассматривает личность поэта «с учетом психологической перспективы». Драму души М. Цветаевой она пытается раскрыть, опираясь на фрейдистскую концепцию, аналитические теории Элис Миллер, Юлии Кристевой и др. Личность М. Цветаевой и ее поэтические тексты Фейлер анализирует в психоаналитическом ключе.

Биографическую трилогию И.Кудровой «Путь комет: Жизнь М.Цветаевой» [Кудрова, 2002] можно считать итоговой в этом жанре. Биография Кудровой сочетает достоверность фактов с беллетристической свободой изложения материала. В «жизнеописании» органично воссоздана мировоззренческая и эстети

1 Karlinsky Simon. М. Tsvetaeva: Her Life and Art.- Berkley, 1966. ческая атмосфера времени.

Продуктивны исследования поэзии М. Цветаевой в лингвистическом аспекте. Наиболее известны работы J1.B. Зубовой [Зубова, 1989], О.Г. Ревзиной [Рев-зина, 1979, 1983, 1995] и др., органично сочетающие лингвистическое описание с литературоведческим анализом, а также исследование В.А. Масловой [Мас-лова, 2000], опирающееся на лингвокультурологический анализ.

Многочисленны работы, посвященные отдельным проблемам языка М.Цветаевой1. Семантические неологизмы (окказионализмы) - предмет исследования Н.К. Шаяхметовой, фразеология - Р.Г. Кокеладзе, звуковая организация стиха - Г.И. Седых, немецкие вкрапления в текстах М. Цветаевой - Е.А. Чигириной, структурно-семантические особенности лексико-синтаксических окказионализмов в идиолекте М. Цветаевой - М.Ю. Нарынской, использование библеизмов в поэзии М. Цветаевой - Г.В.Романовой, лингвистические особенности эпистолярного наследия Марины Цветаевой - Е.Ю. Муратовой и т.д. Значительны исследования синтаксиса, ритма, поэтической этимологии Е. Эткин-да2. Структурно-семиотический анализ текстов содержится в работах Ю.М. Лотмана3, M.J1. Гаспарова4 и др.

Интерес к жанрово-стилистическому аспекту творчества М. Цветаевой преобладает в литературоведческих работах Е.Б. Коркиной, О.А. Клинга, С.Б. Яковченко, Е.К. Соболевской, М.В. Серовой, Н.П. Уфимцевой и др. Так, например, Н.П. Уфимцева осмысливает мироощущение М. Цветаевой с точки зрения жанрового образования лирической книги Цветаевой «После России».

Исследования А.С. Крыловой «Восхождение духа» (1999) и 3. Миркиной

1 «И постольку, поскольку литература является лингвистическим эквивалентом мышления, Цветаева, .оказывается наиболее интересным мыслителем своего времени» [Бродский, 1997: .69].

2 Эткинд Е. Материя стиха.- Санкт-Петербург, 1998.

3 Лотман Ю.М. Анализ поэтического текста. Структура стиха.- Л., 1972.- С. 235-247; Лотман Ю.М. Внутри мыслящих миров. Человек-текст-семиосфера-история.-М., 1996.

4 Гаспаров М.Л. «Поэма Воздуха» Марины Цветаевой // Избранные труды. Т.2.0 стихах.- М., 1997.-С. 168-186.

Невидимый собор» (1999) рассматривают творчество Цветаевой преимущественно в философском аспекте.

Проблеме лирического цикла в творчестве М. Цветаевой посвящены работы Г.П. Петковой, изучающей цветаевское творчество в свете символистской культурной модели «жизнь-текст» [Петкова, 1999]. В практике культурологического анализа циклических структур используется и интертекстуальный подход [Серова, 1997]. Метод А. Эткинда сочетает интертекстуальный анализ, размыкающий границы текста с новым историзмом, и внетекстовую реальность, связи литературы с многообразием жизни [Эткинд, 1998]. Глубокий интертекстуальный комментарий дан в работе И. Малинкович [Малинкович, 1999].

Разнообразным аспектам мифопоэтики творчества М. Цветаевой посвящены работы Е. Фарыно, В.Ю. Александрова, С. Ельницкой. Н.О. Осиповой, О. Хейсти, Т. Суни и др.

Самым значительным исследованием в этом плане является докторская диссертация Е. Фарыно («Мифологизм и телеологизм Цветаевой / «Магдалина» - «Царь-Девица» - «Переулочки» - 1985), в которой рассматривается архаическая фольклорная символика и выявляются архетипические модели в поэмах М. Цветаевой.

В.Ю. Александров в работе «Фольклоризм М. Цветаевой» (1989), отмечая, что мифотворчество - органическая особенность мира М. Цветаевой, подчеркивает специфику ее фольклоризма: фольклор для нее не подражание, а «природное», «натуральное» родственное мироощущение.

В исследовании С. Ельницкой «Поэтический мир М. Цветаевой: Конфликт лирического героя и действительности» предложено описание поэтического мира М. Цветаевой как системы оппозиций. Природа мифа, по определению С. Ельницкой, - в поэтическом опровержении реальности - «были», «протокола». Сопоставляя различные тексты поэта и обнаруживая в них общие черты смыслового, сюжетно-ситуативного, лексического планов, она приходит к выводу, что лирический герой и действительность - это главные персонажи поэтического мира Цветаевой, находящиеся в противоборстве друг с другом [Ельниц-кая, 1990].

В исследовании Н.О. Осиповой рассматривается мифопоэтическая образность лирики М. Цветаевой, в частности, мифологема «мирового древа» (и ее поэтические трансформации) и мифологема «смерти», включающая различные мифопоэтические коды (символика стихий огня, земли, воды, воздуха, пространственно-временные бинарные оппозиции мифологем день/ночь, небо/ земля и др.) [Осипова, 1995]. В своей следующей работе, «Поэмы М. Цветаевой 1920-х годов: проблема художественного мифологизма», Н.Осипова продолжает анализ процесса мифологизации действительности через ключевые понятия «Горы» и «Конца», вынесенные в название, являющиеся философским и психологическим центром поэм [Осипова, 1997].

О. Хейсти в своей книге «Орфические странствия Цветаевой в словесных мирах» (1996) воссоздает мировоззренческий комплекс поэта через анализ темы Орфея. Образ Орфея исследуется в динамике - от ранней лирики Цветаевой до известных стихотворений 1921 года («Так плыли голова и лира.») и во всех его смысловых превращениях. Образы Эвридики, Офелии и Сивиллы О. Хейсти прочитывает как жизнестроительные смыслы М.Цветаевой. В главе, посвященной Рильке и Цветаевой, О. Хейсти устанавливает интертекстуальные связи между книгой М.Цветаевой «После России» и лирикой Рильке.

Т.Суни в исследовании «Композиция «Крысолова» и мифологизм М.Цветаевой» (1996) предлагает анализ поэмы «Крысолов», уделяя основное внимание анализу дионисийской мифологемы.

При всем многообразии и широте проблематики исследований в цветаеведе-нии очень многое остается неизученным. Наименее исследованными оказались проблемы эстетики Цветаевой, критической, эпистолярной и художественной прозы. Также одной из малоизученных оказалась проблема круга чтения поэта.

Очевидно, что чтение как способ формирования мышления и осмысления действительности сыграло большую роль в жизнетворчестве М. Цветаевой. Однако, М. Цветаева как «человек читающий» почти не привлекала внимания исследователей.

В современном литературоведении интерес к проблеме «человека читающего» и книги вообще значительно обострился в конце XX в.: к ней оказались прикованы взоры специалистов различных областей гуманитарного и естественного профиля - философы, психологи, культурологи, филологи, полиграфисты - а также работники культуры - музееведы и библиотекари и т.д. Плодотворность комплексного подхода в изучении книги выразилась в продолжающихся изданиях «Книга. Исследования и материалы», «Печать и слово» и др. \

Проблемы восприятия книги и читателя, возникшие одновременно с появлением античных риторик и поэтик, приобрели актуальность в XX веке в связи с осмыслением культуры как диалога (М. Бахтин). Проблема читателя, с одной стороны, актуальна для самой литературы (диалог с читателем возникал во многих художественных произведениях XVIII-XX вв. - «Бедная Лиза» Н.М. Карамзина, «Евгений Онегин» А.С. Пушкина, «Что делать» Н.Г. Чернышевского и др.), с другой стороны, - для науки о литературе: в связи с теорией Р. Барта о смерти автора обозначилась проблема читательских интерпретаций.

В России изучением восприятия читателя занялись еще в 20-е годы XX в. А.И. Белецкий подытоживал: «.нельзя сказать, чтобы изучение русского читателя, для истории которого материалов собрано уже сейчас достаточно, стояло у нас на отчетливо осознанном пути» [Белецкий, 1922: 25]. Исследование Л.Г. Выготского «Психология искусства», основанное на изучении эстетической реакции читателей, сохраняет ценность и для настоящего времени. Также работа

1 См. следующие издания: Книга как художественный предмет: в 2 ч.- М., 1988; Книга: Энциклопедия. - М., 1999; Книговедение: Энциклопедический словарь. М., 1982 и др.

В.Ф. Асмуса «Чтение как труд и творчество» (1962) об условиях подлинного прочтения художественного произведения значима и сегодня.

В 70-80-е гг. XX в. комплексный подход к этой проблеме дал ощутимые результаты (Сборник «Содружество наук и тайны творчества» и т.д.).

В современном литературоведении на необходимость изучения читательского восприятия указывал Ю.М. Лотман: «.содержание самого понятия «литература», вопросы читательской аудитории, влияние литературы на социальную психологию эпохи и многие другие остаются вне поля зрения исследователей» [Лотман, 1997: 118].

В зарубежном литературоведении теорию восприятия художественных произведений изучала школа рецептивной эстетики (С. Фиш, В. Изер, Х.Р. Яусс, Р. Варнинг, М. Риффатерр). Семиотический аспект проблемы восприятия обозначился в исследовании болгарской писательницы Д. Чавдаровой (1997). Доминирующая проблема творчества У. Эко, автора «Поэтики открытого произведения» (1959)- обоснование роли читателя в интерпретации текста.

Проблема восприятия текста в свою очередь связана с историей книги в культуре. Очевидно, что в истории культуры были эпохи полного приятия книги и ее отталкивания. Оппозиция книга/жизнь актуализировалась в разных значениях, начиная с античности и кончая XX веком.

Книга в истории культуры изначально обрела семантическую многозначность: она воспринималась как конкретное явление (книга - свиток, в современном понимании - произведение печати, форма закрепления информации) и как бытийственный факт, т.е. как судьба, предзнаменование, символ личного и психологического опыта. По словам С.С. Аверинцева, «для самосознания и самочувствия литературы не может быть безразличной психологическая атмосфера, которая возникает вокруг атрибутов древней игры - вокруг начертаний иероглифов или букв, вокруг исписанного листа папируса или пергамента, вокруг вещественного тела свистка или кодекса. Эта психологическая атмосфераи воздух литературы. Она менее всего представляет собой константу для всех времен и народов; напротив, она изменялась от эпохи к эпохе. Понятно, что ее колебания особенно глубоко затрагивали сущность литературы в «догуттенбер-говские времена.» [Аверинцев, 1997: 183].

Высоко почиталась письменность в культурах древности. Книга, кодекс (старинная рукопись или сборник старинных рукописей) была символом мудрости, знания. В древнем Вавилоне учитель, ученый сравнивался с факелом, несущим свет, с продырявленным зеркалом, т.к. умел смотреть сквозь вещи, видеть скрытое в прошлом и будущем. Владеющий письмом наделялся особой духовной властью. Сам он есть письменность и знание. Он «путь, верный путеводитель для других.он.заставляет других приобретать лицо»1. «Лицо» противопоставлялось «сердцу» как стихии желаний. Книга олицетворяла разум, дисциплинирующий чувства человека.

Сопоставляя античность и византийское средневековье, Аверинцев подчеркивает, что в античности особым приоритетом пользовалось устное слово, тогда как в византийском средневековье большое значение имело слово записанное. В древнееврейской традиции «слово мыслится как настоящая доподлинная, окончательная реальность лишь тогда, когда это написанное слово» [Аверинцев, 1997: 188]. В Египте выше всего ставились книги; в их предметной, вещной данности. Как отмечает С.С. Аверинцев, «сама.книжная плоть» воспринималась как святыня и как материализация таинственных сил» [Аверинцев, 1997: 190]. Во всех ближневосточных культурах предпочтение отдавалось именно букве, а не духу книги.

В древней индийской культуре существовала практика устной передачи и фиксации текста. Так, в буддийских текстах супы (от сокращенного сутра-нить) оформлены как беседы, диалоги. Древняя эпическая поэма «Махабхарата» была предназначена для устной передачи. Система образования в Древней Ин

1 См. подробнее: Очерки по истории мировой культуры. - М., 1997. - С. 23. дии вначале строилась на устной передаче информации от Учителя к ученику, поэтому письменная фиксация осуществилась гораздо позже.

В античности особым приоритетом пользовалось устное слово. В греческой культуре, с ее «принципиальной некнижностью», культивировалось ораторское искусство, человеческий голос. Платон высказывал критическое отношение к «книжному» знанию, считая его мнимой мудростью. Книги, по Платону, подменяют живое общение собеседников. «Классическая греческая литература -пишет С.С. Аверинцев - не столько «написана», сколько «записана». Она условно зафиксирована в письменном тексте, но требует реализации в изустном исполнении; ей необходимо вернуться из отчужденного мира букв и строк в мир человеческого голоса и человеческого жеста» [Аверинцев, 1997: 196]. С.С. Аверинцев отмечает два фактора, повлиявших на позднеантичный культ книги: христианское преклонение перед Библией как письменно фиксированным «словом божьим» и преклонением перед алфавитом как вместилищем неизреченных тайн» [Аверинцев, 1997: 201]. В христианстве культ книги ограничен требованием любви к живой истине Бога (лик, лицо Бога - не буква) и человека («буква убивает, а дух животворит»).

Но именно книжность объединяла новую культуру с античностью. В основе христианской культуры - книга, что и значит по-гречески «Библия».

Самой «книжной религией» считается ислам. Благочестивый мусульманин обязан часто читать и перечитывать Коран (также именуемый «Книга». «Аль Китаб»).

В эпоху средневековья книга была особенно значима, но книга священная: все обучение средневекового человека было направлено на то, как правильно прочитать Библию. Образование и книжность были исключительно делом церковным. Но и в эту эпоху проявляется представление о слове как деянии в жизни - учении Франциска Ассизского. Его слово становится текстом-жизнью1. Хотя и Франциск Ассизский молитвенно относится к буквам, т.к. из них составляется имя божье. Позднее в формировании городской культуры вновь особенно важным становится фактор устности. Карнавальная форма народной жизни возвращает к первоначальным игровым истокам культуры, к «игре-празднику-священнодействию»2. Карнавальная смеховая культура, по Бахтину, утверждала полноту жизни [Бахтин, 1965].

Формой гуманистической мысли в эпоху Возрождения становится диалог. Оратор предпочитается философу. Актуальным становится активное слово -дело, вторгающееся в жизнь.

Книга в эпоху барокко близка к энциклопедии, это «полный свод всего отдельного. литература барокко - это ученая литература, а писатель эпохи - это ученый писатель» (Михайлов А., 1994). На разных уровнях поэтики книга «подражала» тому, как сделан мир, пытаясь представить мир в его цельности, полноте и тайне. Научность, знание были особенно важны для произведений этой эпохи. Поэтому, например, так значимы пространные комментарии на десятки страниц и указатели, которыми пользуются «как сводом отдельных знаний» (Михайлов А., 1994). Композиция книг чаще всего следовала алфавитному порядку. В «книге - мире» автор равен всем персонажам, так как он только функция произведения, он творим самой поэзией, миром, знанием.

Культура Нового времени разрушала средневековую иерархическую картину мира и переориентировала волю человека с созерцательного отношения к истине на активный ее поиск в книге мира. И это «порождало художественную потребность создавать книги максимально адекватные миру во всем его многообразии» [Липовецкий, 1992:218].

1 См. об этом: Рабинович В. Исповедь Книгочея, который учил букве, а укреплял дух.- М., 1991.- С. 404.

2 См. об этом: Самосознание европейской культуры XX века // Хейзинга И. Homo Ludens. Опыт исследования игрового элемента в культуре.- М., 1991.- С.45.

Апология разума, научного познания мира породила культ книги и энциклопедической образованности в эпоху Просвещения. Одновременно возникла идея «естественного человека». Огромную роль в формировании этой идеи сыграл роман Даниеля Дефо «Робинзон Крузо». В создании иллюзии документальности в новой жанровой форме романа - знак отказа от книжности. Простота и обыденность слога, даты имена, факты - все подчеркивало дневниковый характер повествования. Культ природы и разума естественного человека утверждал Руссо. В теории естественного воспитания, основанного на законах природы, Руссо настаивает на том, чтобы ребенок изучал действительность непосредственно с ней соприкасаясь: «Не нужно иной книги, кроме мира.Читающий ребенок не думает, он только и делает, что читает»1.

Со времен Ярослава Мудрого книга в Древней Руси пользовалась большим авторитетом. Книга на Руси в средние века была источником духовной истины. Особое значение придавалось рукописной книге, т.к. печатный станок вносил оттенок механичности и разрывал духовные узы, с точки зрения средневекового русского человека. Особые отношения древнерусского человека с книгой пояснил A.M. Панченко: «Книга не вещь. Не только человек владеет книгой, сколько книга владеет человеком, «врачует» его.Книга подобна иконе; это духовный авторитет и духовный руководитель. Человек и книга составляли некое двуединство. При этом книга стояла выше, нежели человек» [Панченко, 1984: 167, 170].

В России в XVII веке понятие книги семантически многозначно. Книга «душеполезная», несущая нравственный смысл противопоставлялась книге «интеллектуальной», содержащей знание как таковое. С точки зрения традиционалистов, «свободное творчество» не ценность и книга, акт свободного творчества, не может быть духовным наставником» [Панченко, 1984: 172]. Письменность имела сакральную ценность. Западная, греческая традиция отри

1 Очерки по истории мировой культуры.- М., 1997,- 264 с. цалась. Изменения происходят только в XVIII веке, когда «западные» книги начинают читать дворяне. Но большинство крестьянского населения в России к чтению сочиненных книг под влиянием церкви относилось «как к пустому и опасному занятию (книги не прокормят, а читать - метить в барины: книги сочиняются праздными людьми, .Божественное читать - спасти свою душу, а «пустые и вредные книги - «угождать сатане» [Фарыно 1997: 128].

Книга в России до XX века распространяется принудительно. В советское время, когда литература реализует идеологические образцы1, «. стала евангелием «Как закалялась сталь» (Б. Чичибабин). Поэтому так негативно оценивалась литература символизма, отрицающая социальную проблематику, в центре которой - личность с ее чувствами и переживаниями. Но и в символизме сформировалось неоднозначное отношение к книге.

По словам Н.В. Гужиевой, «книжные страсти XX века - явление феноменальное, ставшее темой художественного рассмотрения, проникшее в область творчества и содействовавшее возникновению целого пласта жанровых новообразований». Одним из них Н.В. Гужиева считает уникальное создание А. Добролюбова «Из книги Невидимой», где проблема книги, вынесенная в самое заглавие, освещалась в контексте серьезнейших религиозно-философских размышлений о духовном и материальном в культуре, их трагической борьбе и неразрывности, а пламенные панегирики книге - «одному из прекрасных беспримерных чудесно-таинственных орудий в новых народах» - соседствуют со столь же категоричными отрицаниями: «как малую часть разумею я все эти страницы, все науки, все книги земные - как свечу перед утренним блеском - перед Бесконечной Свободной Невидимейшей книгой Твоей» [Гужиева 2000: 68].

По-своему отрицание книги проявилось в сочинениях В.Розанова, восставшего против Гуттенберга и воскресившего в своем стиле «рукописную книгу»

1 См. об этом: Елина Е.Г. Литературная критика и общественное сознание в советской России 1920-х годов,- Саратов, 1994. запись мгновений жизни на любом клочке бумаги. Напротив, в поэзии О. Мандельштама, определившего акмеизм как тоску по мировой культуре, особенно актуальным было представление мира как книги. Книга для него - порождающее начало мира, первообраз бытия:

Чужая речь мне будет оболочкой, И много прежде, чем я смел родиться, Я буквой был, был виноградной строчкой, Я книгой был, которая вам снится1. Если для символистов и акмеистов было характерно утверждение книги, то для футуристов - ее отрицание. По теории авангарда искусство должно более активно воздействовать на сознание читателя. Вторгаясь в жизнь, искусство преобразует ее, согласно эстетике футуризма. Литературный текст - вызов и призыв читателя к действиям, преобразующим общество. Эстетическая устал новка на сближение литературы с жизнью проявлялась и в книготворчестве . В. Шершеневич предлагал освободить слово от всех культурных контекстов предшествующих эпох. В. Каменский и внешне полиграфическим исполнением книги и на уровне поэтики пытался изменить традиционное отношение к ней. В 1914 году он издал пятиугольную книжку «железобетонных поэм» под заглавием «Танго с коровами». Кроме того, он вообще предлагал отменить книгу и перейти к уличным формам «словопредставления»3. По замечанию М.Л. Гаспаро-ва, «завораживает» хлебниковское обращение к истокам слова: Каменский пишет так, как будто до него никто никогда не писал стихов - подобно птице, отдаваясь пению, упиваясь радостью беспечального бытия» [Гаспаров, 1993: 569]. Футуристы активно критиковали символистов за их «книжность». В. Шершеневич иронически писал: «Вожди символизма в России насквозь пропитаны кни

1 Мандельштам О.Э. Собрание произведений: Стихотворения,- М., 1992.- С. 114.

2 См. о книготворчестве футуристов: Книга: энциклопедия.- М., 1999.- С. 684-685,

3 См.: Каменский В. Его-Моя Биография Великого Футуриста.- М., 1918,- С. 6. гой.у символистов не зрачки, а переплет полного собрания сочинений мировой. литературы» [Шершеневич, 1916: 21].

За обновление книги выступали и символисты. Например, Андрей Белый признавался: книга всегда теснила меня; но в ней не хватало и звуков, и красок: я хотел вырыва из тусклого слова к яркому. Заключенный в нее, невольно шатаю я устои; и это не потому, что я думаю, конечно, но над ними подымется новая сфера творчества, в которой будет выход из только музыки и из только литературы» [Белый, 1972: 271].

В экспериментальных попытках символистов создать новую книгу отразилось все своеобразие их философско-эстетического мировоззрения. В книго-творчестве символисты стремились к адекватному воплощению своего замысла. Книготворческие опыты включали их жизнетворческие установки. Книга, начиная с обложки, была единым символическим текстом. Они придавали значение всем параметрам книги: композиции художественных текстов, связанным с ними рамочным компонентам текста (заглавиям, посвящениям, датам и т.п.); содержанию предисловий, примечаний и др., архитектонике и размеру шрифтов; цветовой гамме и плотности бумаги и т.д. Циклизация была более или менее свойственна тому или другому поэту (например, М. Кузмин и Ф. Сологуб придавали этому меньшее значение), но все они смотрели на книгу как на единый живой организм. Высоту книжной культуры подчеркивали иллюстрации, воспроизведенные из старинных книг, элементы декоративного украшения. Н. Рерих, участник кружка «Мир искусства» писал: «И качество бумаги, и изысканная внушительность шрифтов, привлекательное расположение предложений, ценность заставок, наконец, фундаментальный, крепкий доспех украшенного переплета делали книгу настоящим сокровищем дома. <.> Глаз и сердце человеческое ищут красоту. Будет ли эта красота в черте, в расположении пятен, текста, в зовущих заставках и в утверждающих концовках - весь этот сложный, требующий вдумчивости комплекс книги является истинным творчеством <,.>.

Книга остается как бы живым организмом. Ее внешность скажет нам всю сущность редактора и прочих участников. Вот перед нами суровая книга неизменных заветов. Вот книга - неряха. Вот поверхностный резонер. Вот щеголь, знающий только поверхность. Вот витиеватый пустослов. Вот углубленный по-знаватель. Зная эти тончайшие рефлексы книжного дела, как особенно чутко и внимательно мы должны отнести ко всему, окружающему книгу - это зерцало души человеческой» [Рерих, 1990: 32-33].

М. Горький, упрекавший символистов в том, что источником их творчества была не жизнь, а книга, писал о ней с особым пристрастием как о «Новом Завете, написанном человеком о самом себе» [Человек читающий, 1990: 25]. И А. Бунин видел в книге единственную возможность воплощения и сохранения жизни в слове [Человек читающий, 1990: 31].

Представителей всех литературных направлений в начале XX века объединял огромный интерес к книге. Не случайно А. Блок назвал этот период литературы александрийским [Блок, 1963, 8: 117]. Но каждое литературное направление искало в творчестве книги свой эстетический смысл.

По словам Н.В. Гужиевой, в культуре начала XX века широко бытовал «специально изобретенный тогда термин «книжность» [Гужиева, 1983: 156]. Она определяет его как «особое качество литературного слова, отмеченного подчеркнутой вторичностью, податливостью на чужое воздействие» [Гужиева, 2000: 68]'.

Дистанцируясь от всех стилевых течений своего времени, М. Цветаева одновременно вобрала в себя и трансформировала их философско-эстетические представления. В начале своего творчества М. Цветаева была ближе к символизму, потом становится «наследницей футуризма по боковой линии» [Баев-ский, 1994: 231]. Это движение можно определить формулой «от книги к чело

1 См. о книге: Герчук Ю.Я. Художественная структура книги. - М., 1984; Герчук Ю.Я. Художественные миры книги. - М., 1989; Герчук ЮЛ. История графики и искусство книги. - М., 2000; Ляхов В.Н. Искусство книги. -М„ 1978 и др. веку» или творчеству книги - жизни, так как по Цветаевой, «.вовсе не жить и писать, а жить - писать и: писать - жить» [Цветаева, 1997: 5]. Многочтение Цветаевой породило в ней восприятие книги как рока и вылилось в необходимость преодоления его в творчестве. Логика исследования развивается в аспекте этой проблемы: от «книжности» к книготворчеству.

Книжность» понимается самой М. Цветаевой как несоответствие между словом и делом (один из актуальных смыслов в контексте культуры России). Отстаивая слово как действие, Цветаева основной принцип своего книготворче-ства определяет эстетической формулой: «Неделимость сути и формы - вот поэт» [Цветаева, 1991: 38].

В цветаеведении наметилась традиция изучения цветаевской «книжности». Так, А. Саакянц одна из первых обратила внимание не только на круг чтения М.Цветаевой в детстве и юности, но и на ее читательский дар, объясняя многие черты личности поэта, чуждого библиофильской страсти, но страстно ведущего диалог с автором книги и его жизнью, психологией восприятия книги.

В книге М. Белкиной «Скрещение судеб» читательский портрет Цветаевой, не расставшейся с книгой до последних дней, воссоздан по мемуарным эпизодам: таков эпизод в квартире библиофила Тарасенкова, мужа Марии Белкиной, где Цветаева прощалась со своими «переписанными от руки», переплетенными в ситцы книгами стихов. М. Белкина сумела по-цветаевски превратить достоверный факт в символ, как, например, эпизод о горевшей книжной палате, ассоциативно ведущий к образу «огненных книг», выстреливающих в небо, символизирующих их небесное происхождение и бессмертие.

В биографической трилогии «Путь комет: Жизнь М.Цветаевой» И. Кудро-ва, в большей степени, чем другие биографы, вписывает чтение М. Цветаевой, формирующее ее самосознание, в культурный контекст эпохи [Кудрова, 2002].

Однако, в большинстве биографических исследований фрагментарные вкрапления о чтении М. Цветаевой чаще всего ограничиваются характеристикой круга чтения, иллюстрацией роста ее личности в соответствии с жанром жизнеописания.

К столетию со дня рождения М. Цветаевой появились первые публикации, комментирующие ее читательские пристрастия. Ю.М. Каган и К.М. Азадовский рассматривают круг чтения, связанный с немецкой культурой [Каган, 1992; Азадовский, 1992 ]. M-JI. Ботт в анализе цикла «Деревья» опирается на контекст ее французского чтения [Ботт, 2005]. Опыт развернутого комментария восприятия книги норвежской писательницы Сигрид Унсет «Кристин, дочь Лавранса» предложила Л. Кертман [Кертман, 2000].

Но системного анализа восприятия книги М. Цветаевой и возникших на основе этого ее книготворческих принципов нет. Недостаточная изученность данного аспекта позволяет обозначить тему нашего исследования - «Книжный код в творчестве М. Цветаевой».

Цель диссертационного исследования: определить «книжный» код М. Цветаевой и проанализировать функционирование этого кода в ее эстетике и поэтике.

В соответствие с этим поставлены конкретные задачи:

- рассмотреть феномен книги в творческом сознании М. Цветаевой с учетом «памяти культуры» и в контексте философских и эстетических идей культуры Серебряного века и описать семантику мотива книги в лирике 20-х годов;

- исследовать динамику отношения «книга - жизнь» в разные периоды жизни и творчества М.Цветаевой, проанализировав структурно-семиотические элементы, образующие целостный поэтический мир по модели «жизнь - книга»;

- описать логику развития поэтического мира М. Цветаевой через образ «читающей» героини, проследив функционирование механизма самоидентификации с литературными персонажами в ранней лирике М. Цветаевой;

- изучить механизм взаимодействия культуры и текста, в частности, роль диалога и фольклора в преодолении «книжности».

Объектом исследования является ранняя лирика, автобиографическая, дневниковая и эпистолярная проза М. Цветаевой, а также ее записные книжки.

Предмет исследования - феномен книги в жизни и творчестве М. Цветаевой, «книжный код» и преодоление «книжности» в формировании книготвор-ческих принципов поэта.

Теоретико-методологической основой исследования послужили концептуальные положения теоретических и историко-культурных работ М. Бахтина, Д.С. Лихачева, С.С. Аверинцева, А.М.Панченко и др.; исследования по проблемам теории мифа и мифопоэтике - О.М. Фрейденберг, Е.М. Мелетинского, Е. Фарыно, и др. Базовыми для исследования стали работы представителей московско-тартуской структурно-семиотической школы - Ю.М. Лотмана, В.Н. Топорова, а также исследования Р. Барта, И.П.Смирнова, М.Л. Гаспарова и др.

Исследование опирается на структурно-семиотический, историко-культурологический и интертекстуальный подходы.

Научная новизна работы определяется тем, что в ней рассмотрение феноменов книги, книжности и книготворчества реализуется в «едином тексте» жизни и творчества М. Цветаевой - в ее поэзии, автобиографической, дневниковой и эпистолярной прозе. Феномен цветаевской книги, несущей «память культуры», вписан в контекст философских и эстетических идей культуры Серебряного века. Проанализированы структурно-семиотические элементы, образующие целостный поэтический мир по модели «жизнь - книга», а также образ «читающей» героини, существующей в контексте самоидентификации с литературными персонажами. Изучена тенденция преодоления «книжности» в цветаевском мире.

Практическая ценность работы заключается в возможности использования ее положений и выводов в дальнейшем исследовании культуры Серебряного века. Опыт анализа творчества М. Цветаевой может быть использован в вузовских курсах по истории русской литературы XX века, в спецсеминарах и спецкурсах по анализу текста, а также в культурологических спецсеминарах и спецкурсах, вузовском и школьном преподавании, в практике работы библиотек и литературных музеев.

Апробация работы. Диссертация обсуждалась на заседаниях кафедры Горно-Алтайского государственного университета. Ее материалы служили основой для докладов на региональных конференциях («Текст: варианты интерпретации». Бийск, 2001 г., «Языки и литературы народов Горного Алтая, Горно-Алтайск; Барнаул, 2005 г.), на межвузовском семинаре молодых ученых «Диалог культур» (Барнаул, сентябрь 2000 г., май 2001 г.).

Отдельные положения диссертационной работы изложены в двенадцати публикациях, одна из них находится в печати.

1. Мир книг в ранней лирике М. Цветаевой // Наука. Культура. Образование. - Горно-Алтайск, - 1999.- №3.- С. 32 - 36.

2. «Этому сердцу родина - Спарта!» Античный миф как сюжет судьбы в творчестве Марины Цветаевой // Кан-Алтай,- 1999.- №18.- С. 33-35.

3. Пушкин и Цветаева: книга и книжность// А.С.Пушкин и культура: тезисы международной конференции, посвященной 200-летию со дня рождения. - Самара, 1999.-С. 84-85.

4. М.Цветаева и М.Волошин: культура книги и культ человека// Диалог культур. Литературоведение. Лингвистика: сборник материалов межвузовской конференции молодых ученых май 1999. - Барнаул, 1999. - С. 78 - 82.

5. «Мои стихи - дневник.» (В.В. Розанов и М. Цветаева) // Культура и текст - 99. Пушкинский сборник. - СПб.; Самара; Барнаул, 2000. - С. 208 - 213.

6. Диалог с Достоевским как принцип построения текста М. Цветаевой в «Повести о Сонечке» // Текст: Варианты интерпретации. - Бийск, 2001.- Вып.6.-С. 98- 100.

7. Об одном эпистолярном сюжете в творчестве М. Цветаевой // Актуальные проблемы преподавания литературы. Материалы научно-практической конференции,- Горно-Алтайск, 2003.- С. 77-84.

8. Человек и книга в очерках М. Цветаевой о К. Бальмонте и В. Брюсове // Диалог культур. 5. Литературоведение. Лингвистика: сборник материалов межвузовской конференции молодых ученых май 2002. - Барнаул, 2003. - С. 108 -114.

9. Человек и книга в очерке М. Цветаевой о К. Бальмонте // Языки и литературы народов Горного Алтая.- Горно-Алтайск, 2005.- С. 123 - 125.

10. Роль книги в становлении поэтической индивидуальности М. Цветаевой // Вестник Томского государственного университета: Общенаучный периодический журнал. Бюллетень оперативной научной информации «Художественный текст: семиотика, лингвистика, поэтика».- Томск, 2006.

106.Декабрь.- С. 40-48.

11. Эпиграфы и посвящения в творчестве Марины Цветаевой // Вестник Томского государственного университета: Общенаучный периодический журнал. Бюллетень оперативной научной информации «Художественный текст: семиотика, лингвистика, поэтика».- Томск, 2006,- №106.Декабрь.- С. 49-56.

Структура работы: диссертация состоит из введения, трех глав и заключения. Библиография содержит 211 наименований. Объем работы - 198 стр., из них 182 составляют основной текст.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Книжный код в творчестве Марины Цветаевой"

Заключение

В диссертационном исследовании была предпринята попытка рассмотреть особенности восприятия книги Мариной Цветаевой в контексте ее жиз-нетворчества.

Культ книги в сознании М. Цветаевой возник под влиянием матери, М.А. Мейн. В попытке преодоления материнского романтизма - один из источников отрицания «книжности». Проблема отчуждения от жизни, понимание опасности подмены жизни иллюзорным миром книги возникла как результат многочтения юной Цветаевой.

Влияние культуры Серебряного века вызвало обостренное ощущение иррациональных основ бытия. Отсюда в сознании М. Цветаевой возникло отрицание рассудочного миропонимания, которое связывалось с наукой и «книжностью». Отношение к литературе сформировалось под влиянием жиз-нетворческих идей модернизма. Разрешение конфликта «книга- жизнь» было романтическим стремлением овладеть стихией жизни и преобразить ее в книгу. Этим определяются и книготворческие принципы М. Цветаевой: организация поэтического текста как единого целого, скрепленного общим замыслом, композиция лирического сюжета книги по модели «дневника», «истории души», «пути в мире как человекопознания». Книготворчество М. Цветаевой претерпевает эволюцию от «дневника» к «книге Бытия». Если первая книга имеет тематические разделы, то последующие строятся вне разделов, единое целое текста связывается с линиями лейтмотивов. Структурно-семиотические элементы книги образуют целостный поэтический мир по модели «жизнь - книга». Если в первой книге обилие эпиграфов как традиционного книжного элемента, то в последующих книгах он почти отсутствует. Обозначения дат и другие пометы фиксируют текущие мгновения жизни, указывая на автобиографизм творчества. «Открытые» финалы произведений демонстрируют принципиальную незавершенность жизни. Ориентация на устное слово и диалог также моделирует «живую жизнь». «Книжность» в русском языке ассоциируется с публицистической, официально-деловой и научной речью. Диалогичность речи, фольклорная лексика и синтаксис, разговорно-исповедальная интонация отрицают «книжность» художественного слова М. Цветаевой. Все уровни поэтического языка демонстрируют развитие ее творчества от «книжности» к «книге - жизни», от героя к человеку.

Ориентация М. Цветаевой на превращение жизни в книгу и наоборот -строительство жизни по литературным образцам устанавливало редкое единство личности и поэта. Как писала она сама о таком единстве: «.Если бы я была книга, все строки бы совпадали» (Цветаева 4/1, 1997: 133). По мнению И. Бродского, «Цветаева - поэт была тождественна Цветаевой - человеку; между словом и делом, между искусством и существованием для нее не стояло ни запятой, ни даже тире: Цветаева ставила там знак равенства. Отсюда следует, что прием переносится в жизнь, что развивается не мастерство, а душа, что, в конце концов, это одно и то же»1.

В поединке с веком, «который десять Пушкиных бы отдал за еще одну машину» (Цветаева 6/2: 68), с его подавляющим сознание бездуховным миром, искажающим душу бытом, книга была для М. Цветаевой способом защиты личности, возможностью сохранения собственного внутреннего мира. Ее отрицательное отношение к литературе как подмене жизни наполняется утверждением книги как равнозначной жизни, спасающей от неистинного существования. Бродский И. Указ. соч. - С. 105.

Список научной литературыДанилова, Татьяна Андреевна, диссертация по теме "Русская литература"

1. Аверинцев С.С. Поэтика ранневизантийской литературы. М., 1977. -320 с.

2. Аверинцев С.С. Слово, собирающее расколотую человеческую сущность //».Все в груди слилось и спелось»: Пятая международная научно-тематическая конференция (9-11 октября 1997). М., 1998. -С.5-8.

3. Адамович М. «Сердце, ты было счастливым.»: Беседа с О. Андреевой -Карлайл // Лит. обозрение,- 1990.- №11.- С. 46-51.

4. Адмони В. Марина Цветаева и поэзия XX века //Wiener Slawistischer Almanach. Son. 32. Wien, 1992. - P. 17-29.

5. Азадовский К. Эвридика и Сивилла: орфические странствия Марины Цветаевой // Новое литературное обозрение. № 26. - 1997. - С.317-327.

6. Азадовский К.М. Орфей и Психея // Небесная арка: М. Цветаева и P.M. Рильке. СПб., 1999. - С. 12 - 49.

7. Азадовский К.М. Цветаева, Рильке и Беттина фон Арним // Столетие Цветаевой: Материалы симпозиума.- Bepkeley Slavic Specialties, 1994. -P. 61-75.

8. Айзенштейн Е.О. «Построен на созвучьях мир.». СПб., 2000(a). -288 с.

9. Айзенштейн Е.О. «Борису Пастернаку навстречу!».- СПб.: Журнал «Нева». (Летний Сад), 2000(6). - 383 с.

10. Ю.Айзенштейн Е.О. Сны Марины Цветаевой. СПб., 2003. - 463 с.

11. П.Антокольский П. Книга Марины Цветаевой // Новый мир.- 1966.-№4.-С. 212-224.

12. Баевский B.C. История русской поэзии.- Смоленск, 1994. 234 с.

13. З.Бальмонт К.Д. Светлый час. Стихотворения и переводы. Из пятидесяти книг. М., 1992.-590 с.

14. Баран X., Гурьянова Н.А. Футуризм // Русская литература рубежа веков (1890-е начало 1920-х годов). - М., 2001. - 768 с.

15. Барковская Н.В. Образ Кармен в культурном контексте (А. Блок, М. Цветаева, В. Набоков) // Время Дягилева. Универсалии Серебряного века: материалы.- Пермь, 1993.- Вып. 1. -С. 148 -155.

16. Барт Р. Мифология. М., 1996. - 616 с.

17. П.Барышникова Т.Е. Чехов в поэтическом сознании М. Цветаевой // Стихия и разум в жизни и творчестве Марины Цветаевой. XII Международная научно-тематическая конференция (9-11 октября 2004 года). -М., 2005.-С. 149- 155.

18. БашкирцеваМ.К. Дневник Марии Башкирцевой: Избранные страницы.-М., 1991.-320 с.

19. Бахтин М.М. Работы 1920-х годов.- Киев, 1994. 383 с.

20. Бахтин М.М. Эстетическое наследие и современность: Межвуз. сб. науч. трудов: В 2 ч. Саранск, 1992. - 368 с.

21. Белецкий А.И. Избранные труды по теории литературы. М., 1922.

22. Белкина М. Скрещение судеб. М., 2005. - 784 с.

23. Бердяев Н. Самопознание. М., 1990. - 336 с.

24. Библер B.C. От наукоучения к логике культуры. Два философских введения в двадцать первый век. - М., 1991. - 413 с.

25. Библия. Книги священного писания Ветхого и Нового Завета. Канонические.-Л., 1991.-T.I. -573 с.-Т.Н.-621 с.

26. Бидерман Г. Энциклопедия символов. М., 1996. - 335 с.

27. Блок А.А. Собр. соч.: В 8 т. Т. - М.; Л., 1960. - 714 с.

28. Бонфельд М. Мощь и невесомость //Вопросы литературы. 2003. - №2.-С. 20.

29. Борхес Х.Л. Проза разных лет. М., 1989. - 320 с.

30. Бродский о Цветаевой: Интервью, эссе.- М., 1997.- 208 с.

31. Бройтман С.Н. К проблеме романтизации лирики // На пути к произведению.- Самара, 2005.

32. Брюсов В .Я. Сочинения: В 2 т. Т.2. - М., 1987. - 575 с.

33. Бубер М. Я и Ты. М., 1993.- 175 с.

34. Бургин Д.Л. Марина Цветаева и трансгрессивный эрос: статьи и исследования. СПб., 2000. - 240 с.

35. Вайнштейн О.Б. Язык романтической мысли. М., 1994. - 80 с.

36. Ванюков А.Н. Жанровая поэтика «Повести о Сонечке» М. Цветаевой // Творчество писателя и литературный процесс.- Иваново, 1999. С.88 -97.

37. Викулина Л.А., Мещерякова И.А. Творчество М. Цветаевой: проблемы поэтики. М., 1998. - 96 с.

38. Вишневская О.А. Античный мир глазами М. Цветаевой (к вопросу о Федре) // Творчество Марины Цветаевой в контексте культуры Серебряного века: Материалы междунар. науч.- практ. конф. Ч.2.- Дрого-бич, 1998. -С.32-36.

39. Владимиров Л.И. Всеобщая история книги,- М., 1988.- 311 с.

40. Волошин М.А. Стихотворения. Статьи. Воспоминания. М., 1991.- 478 с.

41. Воропанова М.И. Гамлетовский цикл М. Цветаевой // Из истории типологических и контактных связей в русской и зарубежной литературе: Межвуз. сб. науч. трудов.- Красноярск, 1990. С. 7 - 29. ???

42. Гамзаева Г.Ш. М. Цветаева и М. Башкирцева: к вопросу об авторе и герое в ранней лирике М. Цветаевой // Внутренняя организация художественного произведения: Межвуз. науч.- темат. сб.- Махачкала, 1987.-С. 107- 120.

43. Гаспаров Б.М. Литературные лейтмотивы. М., 1994. - 200 с.

44. Гаспаров М.Л. Избранные труды. О стихах: В 2 т. Т.2. - М., 1997. -504 с.

45. Гаспаров М.Л. От поэтики быта к поэтике слова // Избранные статьи. О стихе. О стихах. О поэтике. М., 1995. - С.307 - 315.

46. Гаспаров М.Л. Василий Каминский // Русская поэзия Серебряного века, 1890-1917: Антология.-М., 1993.-С. 569.

47. Герасимова Н.М. Энергетика цвета в цветаевском «Молодце» // Межвуз. сб. «Имя сюжет - миф».- СПб., 1996. - С. 159 - 178.

48. Герчук Ю.Я. История графики и искусства книги. М., 2000. - 319 с.

49. Герчук Ю.Я. Художественная структура книги. М., 1984. - 207 с.

50. Гессе Г. Магия книги: Эссе, очерки, фельетоны, рассказы и письма о чтении, книгах, писательском труде, библиофильстве, книгоиздании и книготорговле. М., 1990. - 238 с.

51. Голицына В.Н. М. Цветаева о Блоке // Творчество А.А. Блока и русская культура XX века: Всесоюзн. конф., 1-я. Тезисы. Тарту, 1975. - С.129 -136.

52. Голосовкер Я.Э. Логика мифа. М., 1997. - 217 с.

53. Голубева О.Д. Автографы заговорили. М., 1991. - 286 с.

54. Гончарова Н.А. Комплекс «морской души» в юношеских сборниках М. Цветаевой («Вечерний альбом», «Волшебный фонарь») // Диалог куль-тур-7: сб. материалов V межвузовской конференции. Барнаул, 2005. -С.32-39.

55. Гончарова Н.А. М.А. Волошин в творческом сознании М.И. Цветаевой // Материалы к словарю сюжетов и мотивов. Вып. 7. Тема, сюжет, мотив в лирике и эпосе. Новосибирск, 2006. - С.217 -226.

56. Гончарова Н.А. Рильке «пятый элемент» в поэтическом космосе М.Цветаевой// Вестник молодых ученых. - СПб., 2005. - № 2. - С. 44-47.

57. Горбаневский М.В. «Мое имя Марина». Заметки об именах собственных в поэзии М. Цветаевой. // Русская речь. - 1985. - №4. - С.48 -64.

58. Горчаков Г. К источникам трагического // Марина Цветаева: Статьи и тексты. Wien, 1992. - С.147 - 159.

59. Гужиева Н.В. Книга и русская культура начала XX века (Брюсов) // Русская литература. 1983. - №3. - С. 156 - 167.

60. Гужиева Н.В. Русские символисты литературно-книжный манифест модернизма // Русская литература. - 2000. - №2. - С. 64 - 80.

61. Гулыга А.В. Русская идея и ее творцы. М., 1995. - 310 с.

62. Гумилев Н.С. Письма о русской поэзии. М., 1990. - 383 с.

63. Дарвин М.Н. Художественная циклизация лирических произведений. -Кемерово, 1997.

64. Дзуцева Н.В. Игра как принцип творческого поведения в поэтическом сознании М. Цветаевой // Константин Бальмонт, Марина Цветаева и художественные искания XX века: Межвуз. сб. Вып.2. Иваново, 1996. - С.81-90.

65. Дьячук Т.В. Концепт «писатель» в литературных воспоминаниях 2-ой половины XIX начала XX веков.- Автореф. канд. дис. - СПб., 2005.20 с.

66. Ельницкая С. Поэтический мир Цветаевой: Конфликт лирического героя и действительности.- Winer Slawistischer Almanach. Son.30. Wien., 1990.-396 с.

67. Жирмунский В.М. Немецкий романтизм и современная мистика.

68. Зубова Л.В. Традиция стиля «плетения словес» у М. Цветаевой («Стихи к Блоку», 1916-1921, «Ахматовой», 1916) // Вестник ЛГУ. 1985. -№9.- С.47 - 52.72.3убова Л.В. Язык поэзии М. Цветаевой. СПб., 1999. - 232 с.

69. Иванов В.В, О воздействии «эстетического эксперимента» А. Белого (В.Хлебников, М. Цветаева, Вл. Маяковский. Б. Пастернак) // Андрей Белый: Проблемы творчества.- М., 19088. С. 338 - 366.

70. Инов И. Чешский акт цветаевской драмы // Русская литература. 1999.- №4.- С. 125- 137.

71. История русской литературы XX века. Серебряный век. М., 1995. -702 с.

72. История немецкой литературы: В 3 т. М., 1986. - Т.1. - 340 с. - Т.2. -344 е., Т.3-464 с.

73. История французской литературы. М., 1987. - 543 с.

74. Каган Ю.М. Немецкие поэты Л. Уланд и Ф. Гельдерлин в круге чтения М. Цветаевой //Столетие Цветаевой: Материалы симпозиума- Berkley Slavic Specialties, 1994. P. 45 -60.

75. Казарин Ю.В. Филологический анализ поэтического текста. М., 2004.- 432 с.

76. Карельский А. Драма немецкого романтизма. М., 1992. - 336 с.

77. Кафанова О.Б., Соколова М.В. Жорж Санд в России: Библиографиярусских переводов и критической литературы на русском языке (1832-1900).-М., 2005.-590 с.

78. Кедров К. Поэтический космос. М., 1989. - 480 с.

79. Келли К. Воспитание Татьяны: нравы, материнство, нравственное воспитание в 1760 1840-х годах // Вопр. лит.- 2005,- №4.- С. 61-97.

80. Керлот Х.Э. Словарь символов. М., 1994. - 601 с.

81. Кертман JI.JI. Душа, родившаяся где-то: Марина Цветаева и Кристин, дочь Лавранса. М., 2000. - 176 с.

82. Кертман Л.Л. «Не понадобившийся» Достоевский (Мир Достоевского в судьбе и творчестве Марины Цветаевой) // Стихия и разум в жизни и творчестве Марины Цветаевой. XII Междунар. научно-тем. конференция (9-11 октября 2004 года). М., 2005. - С.141 - 148.

83. Киперман Е. «Пророк» Пушкина и «Сивилла» Цветаевой. (Элементы «поэтической теологии и мифологии») // Вопросы литературы.- 1992.-№3. С. 94-114.

84. Клинг О.А. Поэтический мир М. Цветаевой. М., 2001. - 112 с.

85. Клинг О.А. Поэтический стиль М. Цветаевой и приемы символизма: притяжение и отталкивание // Вопросы литературы. 1992. - №3. - С. 74-93.

86. Книга песен: Из европейской лирики XIII- XVI веков.- М., 1986.- 637 с.

87. Книга: энциклопедия.- М., 1999.- 800 с.

88. Козубовская Г.П. «Московский текст» в письмах А.С. Пушкина // Ко-зубовская Г.П. Русская литература: Миф и мифопоэтика,- Барнаул, 2006.- С. 189-211.

89. Козубовская Г.П. Поэзия А. Фета и мифология: учебное пособие. -Барнаул, 2005. 256 с.

90. Козубовская Г.П. Проблема мифологизма в русской поэзии XIX- начала XX вв. Самара; Барнаул, 1995. - 159 с.

91. Козубовская Г.П., Саурина Н.В. Театральность как принцип поэтики м. Цветаевой // Культура и текст: сб. научн. трудов. СПб.; Барнаул, 1998. -С.92- 101.

92. Коркина Е. «Пушкин и Пугачев»: Лирическое расследование Марины Цветаевой // Столетие Цветаевой: Материалы симпозиума- Berkley Slavic Specialties, 1994.- P. 221 -239.

93. Кресикова И. Цветаева и Пушкин: Попытка проникновения: Эссе и этюды.-М., 2001.- 167 с.

94. Кудрова И.В. Жизнь Марины Цветаевой. Документальное повествование.- СПб., 2002.-312 с.

95. Кудрова И.В. После России. Марина Цветаева: годы чужбины. М., 1997.-336 с.

96. Кудрова И.В. После России. О поэзии и прозе Марины Цветаевой: Статьи разных лет. М., 1997. - 240 с.

97. Кудрова И.В. Путь комет: Жизнь М. Цветаевой. СПб., 2002. - 767 с.

98. Кудрова И. «Загадка злодеяния и чистого сердца» (Человек и стихия в творчестве Марины Цветаевой) // Winer Slawistischer Almanach. Son.32. Wien., 1992. - P. 201 -215.

99. Кузмина H.A. Феномен художественного перевода в свете теории интертекста // Текст. Интертекст. Культура: сб. трудов международной конференции.- М., 2001.

100. Купченко В. Образ М. Волошина в прозе М. Цветаевой // Winer Slawistischer Almanach. Son.32. Wien., 1992.- P. 161 -169.

101. Купченко В.П. M. Цветаева Письма к M.A. Волошину // Ежегодник рукописного отдела Пушкинского Дома на 1975 г. Л., 1977. - С. 151 — 157.

102. Липовецкий М. Апофеоз частиц или Диалоги с Хаосом // Знамя. -1992.-№3.-С. 218.

103. Лихачев Д.С. Очерки по философии художественного творчества. -СПб., 1999.- 191 с.

104. Лихачев Д.С. «Эпистолярный жанр почти исчез из современного обихода.» // Дружба народов.- 1987,- №6.- С. 245.

105. Лосев А.Ф. Античная мифология в ее историческом развитии. М.,1957.-620 с.

106. Лосев А.Ф. Философия имени. М., 1990. - 269 с.

107. Лосев А.Ф. Имя. Избранные работы, переводы, беседы, исследования, архивные материалы. СПб., 1997. - 616 с.

108. Лосская В. Бог в поэзии Цветаевой // Вестник PXD.- №135. Papis, 1981.-С. 171-180.

109. Лотман Ю.М. Беседы о русской культуре. Быт и традиции русского дворянства (XVIII начало XIX века). - СПб., 1994. - 399 с.

110. Лотман Ю.М. Внутри мыслящих миров. Человек текст- семиосфе-ра - история. - М., 1996.- 464 с.

111. Лотман Ю.М. Пушкин. СПб., 1998. - 847 с.

112. Лотман Ю.М. «Человек природы» в русской литературе XIX века и «цыганская тема» у Блока // Ю.М. Лотман. О поэтах и поэзии. СПб., 2001.-С. 599-653.

113. Лотман Ю.М., Успенский Б. Миф имя - культура // Труды по знаковым системам. - Вып. VI. - Тарту, 1973. - С.282 - 303.

114. Люсый А.П. Крымский текст русской культуры и проблема мифологического контекста. Диссертация на соискание ученой степени кандидата культурологи. М., 2003. - 174 с.

115. Малинкович И. Своя чужая песнь. Крысолов Марины Цветаевой // И. Малинкович. Судьба старинной легенды. М., 1999. - С.88 - 124.

116. Малкова Ю.В. Своеобразие мифологизма в творчестве М. Цветаевой 20-х г.г.- Автореф. канд. филол. наук. СПб., 2000. - 23 с.

117. Малмстад Дж. Цветаева в письмах: Из Бахметевского архива Колумбийского университета// Лит. обозрение.- 1990.-№7.- С.102-112.

118. Мандельштам О.Э. Собрание произведений: Стихотворения.- М., 1992.- 576 с.

119. Марина Цветаева в воспоминаниях современников: В 3 т. Т.2. Годы эмиграции. - М., 2002. - 326 с.

120. Марина Цветаева в критике современников: В 2 ч. 4.1. 1910-1941 годы. Родство и чуждость. - М., 2003 (а). - 653 с.

121. Марина Цветаева в критике современников: В 2 ч. 4.2. 1942 - 1987 годы. Обреченность на время. - М., 2003 (б). - 638 с.

122. Маслова В. Марина Цветаева. Над временем и тяготением. Минск, 2000. - 224 с.

123. Маслова В.А. Филологический анализ поэтического текста. Минск, 1999.-208 с.

124. Маслова В.А. Поэт и культура: Концептосфера Марины Цветаевой: учебное пособие. М., 2004. - 256 с.

125. Мейкин М. Марина Цветаева: поэтика усвоения. М., 1997. - 402 с.

126. Мелетинский Е.М. Избранные статьи. Воспоминания. М., 1998. -576 с.

127. Миркина 3. Невидимый собор: О Рильке. Из Рильке. О Цветаевой, Святая Святых. СПб., 1999.

128. Мирошникова О.В. Анализ лирического цикла и книги стихов: Канонические структуры и маргинальные формы циклизации в поэзии последней трети XIX века: Учебное пособие.- Омск, 2003.- 78 с.

129. Мирошникова О.В. Лирическая книга: архитектоника и поэтика: учебное пособие.- Омск, 2002.- 140 с.

130. Мифологический словарь. М., 1992. - 736 с.

131. Мотив вина в литературе. Литературный текст: проблемы интерпретации и методологии. Тверь, 2002. - 192 с.

132. Мусатов В.В. Пушкинская традиция в русской поэзии первой половины XX века. М., 1998. - 484 с.

133. Набоков В.В. Комментарий к роману А.С. Пушкина «Евгений Онегин»-СПб., 1998.- 928 с.

134. Орлов В. Судьба. Характер. Поэзия: предисл. и коммент. // Цветаева М. Избранное,-М., 1961.- С. 8-15.

135. Осипова Н.О. Мифопоэтика лирики М. Цветаевой. Киров, 1995. -117с.

136. Осипова Н.О. Поэмы М. Цветаевой 1920-х годов, проблемы художественного мифологизма. Киров, 1997. - 101 с.

137. Очерки по истории мировой культуры. М., 1997. - 495 с.

138. Панченко A.M. Русская культура в канун Перовских реформ. Д., 1984.

139. Панченко A.M. Русская история и культура. СПб., 1999. - 518 с.

140. Павловский А. На перекрестке дорог: Лирический дневник М. Цветаевой. 1917 1920 // Нева. - 1988. -№7. - С. 177 - 194.

141. Петкова Г. Данте- Цветаева: архетипическая фигура «водителя души» // «.Все в груди слилось и спелось»: Пятая междунар. научно-тем. конференция (9 10 октября 1994 года). - М., 1994. - С. 50 - 53.

142. Петкова Г. Лирический цикл в творчестве Марины Цветаевой: (Проблемы поэтики) // Филологические науки. 1994. - №3. - С. 1122.

143. Петкова Г. Между текстом жизни и текстом литературы // Шестая Цветаевская междунар. научно-тем. конференция (9-11 октября 1998 года). -М., 1998.-С. 96- 102.

144. Петкова Г. «Поэма воздуха»: Покушение на литературность (предварительные заметки) // «Поэма воздуха» Марины Цветаевойб Втораямеждунар. научно-тем. конференции (9-10 октября 1994 года). М., 1994.-С. 50-53.

145. Петкова Г. «Цветаевские пометки» и «Перекопу» как паратекст // «Лебединый стан», «Переулочки» и «Перекоп» Марины Цветаевой: Четвертая междунар. научно-тем. конференция (9-10 октября 1996 года). М., 1997.-С. 191-194.

146. Поликовская Л. «Мудрец филолог». Кто он? (К биографии одного лирического героя М. Цветаевой // Звезда. - 1992. - №10. - С. 173 - 179.

147. Пурин А. Такая Цветаева // Звезда. 1992. - №10. - С. 90 - 96.

148. Рабинович В. Всегда на первой странице // Русский авангард 1910 - 1920 г. в европейском контексте. - М., 2000. - С. 43 -49.

149. Рабинович В. Исповедь книгочея, который учил букве, а укреплял дух.-М., 1901.-496 с.

150. Рабинович В.Маски смерти, играющие жизнью: Тема и вариации: Пастернак, Мандельштам, Цветаева // Вопросы литературы. 1998. -№1.- С. 298-310.

151. Разумовская М. М. Цветаева: Миф и действительность: Письма М. Цветаевой. М., 1994. - 574 с.

152. Райнер Мария Рильке, Борис Пастернак, Марина Цветаева. Письма 1926 года. М., 1990.-256 с.

153. Ревзина О.Г. «Поэма Воздуха» как художественный текст и как интертекст // «Поэма Воздуха» Марины Цветаевой: Вторая междунар. научно-тем. конференция (9-10 октября 1994 года).- М., 1994,- С.54 -69.

154. Ревзина О.Г. «Тема деревьев в поэзии М. Цветаевой» // Труды по знаковым системам XV. Тарту, 1982. - С.141 - 148.

155. Рерих Н. Любите книгу // Человек читающий. Homo legens. Писатели XX века о роли книги в жизни человека и общества. М., 1990. -С.32-33.

156. Розанов В.В. Уединенное. М., 1990. - 521 с.

157. Ронен О. Часы ученичества Марины Цветаевой // Новое литературное обозрение. 1992. - №1. - С. 177 - 189.

158. Руднев В. Энциклопедический словарь XX века. Ключевые понятия и тексты. М., 2001. - 608 с.

159. Саакянц А. «Встреча с книгой для меня радость». М.И. Цветаева // «Они питали мою музу.»: Книги в жизни и творчестве писателей. -М., 1986.-255 с.

160. Саакянц А. Марина Цветаева. Жизнь и творчество. М., 1997. - 816 с.

161. Саакянц А. Твой миг, твой день, твой век: Жизнь Марины Цветаевой. М., 2002. - 416 с.

162. Самосознание европейской культуры XX века: Мыслители и писатели Запада о месте культуры в современном обществе. М., 1991. -366 с.

163. Сандлер С. Тело и слово: тендер в цветаевском прочтении Пушкина // Русская литература XX века: исследования американских ученых.-Вирджиния. СПб., 1993. - С. 235 - 257.

164. Серова М.В. Поэтика лирических циклов в творчестве Марины Цветаевой: Автореф. дисс. на соиск. уч. ст.к.ф.н. Иваново, 1994. - 19 с.

165. Синявский А. «опавшие листья» Василия Васильевича Розанова. -М., 1999.-317 с.

166. Стрельникова Н.Д. М. Цветаева и В. Нилендер, переводчик Гераклита Эфесского // Русская литература. 1992. - №1. - С. 160- 170.

167. Струве Г.П. Русская литература в изгнании,- Париж; М., 1996.-448 с.

168. Суни Тимо. Композиция «Крысолова» и мифологизм Цветаевой. -Хельсинки, 1996.-С. 206 с.

169. Тарабукина Ю.А. Автор и герой в «Дневнике» Ю. Нагибина // Художественная литература, критика и публицистика в системе духовной кулыуры.- Тюмень, 2005.

170. Тарковский А. Собр. соч.: В 3 т. Т. 1. - М., 1991. - 462 с.

171. Тарковский А. «Я полон надежд и веры в будущее русской поэзии» // Монологи и диалоги: По страницам журнала «Вопросы литературы»: В 2 т. Т.2. - М., 1988.-С.134- 154.

172. Телетова Н. Поэма М. Цветаевой «Молодец» // Звезда. 1988. - №6,-С. 106-110.

173. Тертерян И. Человек мифотворящий: О литературе Испании, Португалии, Латинской Америки. М., 1988. - 560 с.

174. Толмачев В.М. От реализма к романтизму: Американский роман 1920-х годов и проблема романтической культуры. М., 1997. - 363 с.

175. Толстых Г.А. Прижизненные стихотворные сборники русских символистов: Книготворчество поэтов // Книга. Исследования и материалы.-Т. 62.-М., 1991.

176. Толстых Г.А. Книготворческие взгляды русских поэтов-символистов // Книга. Исследования и материалы. Т. 68. - М., 1994.

177. Топоров В.Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ. Исследования в области мифопоэтического. М., 1995. - 624 с.

178. Тырышкина Е.В. Русская литература 1890-х начала 1920-х годов: от декаданса к авангарду.- Новосибирск, 2002.

179. Уфимцева Н.П. Лирическая книга М. Цветаевой «После России» (1922 1925): Проблемы художественной целостности.- Автореф. дисс. на соиск. уч. ст. к.ф.н. - Екатеринбург, 1999. - 20 с.

180. Фарыно Е. Грамота (Библиотека) Читатель // Чавдаров Д. Homo1.dens в русской литературе XIX века.- Шумен, 1997.- С. 128.

181. Фарыно Е. Два слово о Цветаевой и авангарде // День поэзии М. Цветаевой: Сб. статей. Турку, 1997. - С. 5 - 10.

182. Фатеева Н.А. Контрапункт интертекстуальности или интертекст в мире текстов. М., 2000. - 253 с.

183. Фейлер JI. Марина Цветаева. Ростов н / Дону, 1998. - 413 с.

184. Фрейденберг О.М. Поэтика сюжета и жанра. М., 1997. - 448 с.

185. Худенко Е.А. Проблема жизнетворчества в русской литературе (романтизм, символизм) // Вестник БГПУ. Серия: гуманитарные науки. №1. Барнаул, 2001. - С.58 -63.

186. Ханзен Леве А. Русский символизм. СПб., 1999. - 507 с.

187. Цветаева А. Воспоминания. М. 1971.-527 с.

188. Цветаева М.И. Неизданное. Записные книжки: В 2 т. Т. 1. - М.,1999. -558 с.

189. Цветаева М.И. Неизданное. Семья: История в письмах. М., 1999. -590 с.

190. Цветаева М.И. Неизданное. Сводные тетради. М., 1997. - 639 с.

191. Цветаева М.И. Об искусстве. М., 1991. - 479 с.

192. Чавдарова Д. Homo Legens в русской литературе XIX века. Шумен, 1997.- 141 с.

193. Человек читающий. Homo Legens. Писатели XX в. О роли книги в жизни человека и общества. М., 1990. - 720 с.

194. Чижонкова JI.B. «Магдалина»: варианты М. Цветаевой и Б. Пастернака // Художественный текст: Варианты интерпретации: материалы IX межвуз. науч.-практ. конф. Вып.9. - Бийск, 2004.- С. 376 - 379.

195. Швейцер В.А. Быт и бытие М. Цветаевой. М., 1992. - 544 с.

196. Шевеленко И.Д. Литературный путь М. Цветаевой. Идеология Поэтика - Идентичность автора в контексте эпохи,- М ., 2002. - 463 с.

197. Шестов Л. Апофеоз беспочвенности. Опыт адогматического мышления.-Л., 1991.-214 с.

198. Шопенгауэр А. Афоризмы и максимы. Л., 1991.

199. Щукина М. Марина Цветаева и Беттина фон Арним (О пометах Цветаевой, сделанных на полях книг из ее личной библиотеки) // Вопросы литературы. 1996. - июнь - авг. - С. 307 - 312.

200. Эйхенбаум Б. О литературе. М., 1987.

201. Эренбург И. Поэзия Марины Цветаевой // Литературная Москва: Литературно-художественный сборник московских писателей,- М., 1956.- Сб. 2-й.-С. 709-715.

202. Эткинд А. Хлыст. М., 1998. - 688 с.

203. Эткинд Е. Материя стиха. СПб., 1998. - 505 с.

204. Эфрон А. О Марине Цветаевой: Воспоминания дочери. М., 1989. -480 с.

205. Яковченко С.Б. Природа конфликта и характер действия в драме М. Цветаевой «Федра» // Драматургические искания Серебряного века: Межвуз. сб. науч. тр. Вологда, 1997. - С. 19-35.

206. Karlinsky Simon. М. Tsvetaeva: Her Life and Art. Berkley, 1966.- 317 P