автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему:
Комедиография А. С. Грибоедова.

  • Год: 2000
  • Автор научной работы: Александрова, Мария Александровна
  • Ученая cтепень: кандидата филологических наук
  • Место защиты диссертации: Нижний Новгород
  • Код cпециальности ВАК: 10.01.01
450 руб.
Диссертация по филологии на тему 'Комедиография А. С. Грибоедова.'

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Александрова, Мария Александровна

Введение.

Глава первая: Поэтика ранних комедий A.C. Грибоедова.

1. Из истории изучения вопроса.

2. Комедия «Молодые супруги»: рокайльный стиль и жанровые традиции характерология, психологизм, структура конфликта).

3. Сцены из комедии «Своя семья, или Замужняя невеста»: проблема «бытового реализма»; психологизм в «комедии нравов».

4. Комедия «Студент»: литературная пародия и бытовая сатира; «жанровая рефлексия» (формы, потенциал, перспективы); типология персонажей в свете творческой Предыстории «Горя от ума».

5. «Притворная неверность»: своеобразие системы персонажей; эволюция типа «пылкого героя» (Арист - Рославлев - Чацкий).

Выводы.

Примечания.

Глава вторая: Проблемы становления художественно-философской концепции «Горя от ума».

1. Ранние комедии — замысел «сценической поэмы»— «Горе от ума»: логика и парадоксы творческого пути драматурга.

2. Полемика с П.А. Катениным,

Заметка по поводу комедии «Горе от ума»], иОтрыьил из Гете»: ретроспектива творческих исканий.

3. «Горе от ума» и романтическая традиция.

Диалектика претворения «первого начертания».

4. «Странный человек» в «Горе от ума»: проблема героя (структура образа, место в системе персонажей).

5. Герой и жанр.

Выводы.

Примечания.

 

Введение диссертации2000 год, автореферат по филологии, Александрова, Мария Александровна

Творческий путь Грибоедова остается по сию пору проблемой, не решенной сколько-нибудь убедительно нашей наукой»1, — отмечается в редакторском предисловии к недавнему сборнику «Проблемы творчества A.C. Грибоедова». Обусловлено такое положение в первую очередь уникальным характером ситуация: «несоразмерность классического, основополагающего для русской литературы шедевра Грибоедова всему остальному его творческому наследию»2; «разнонаправленностъ» исканий художника, контрасты отдельных стадий творческого пути и парадоксы самооценки Грибоедова; наконец, недостаточность конкретных сведений о раннем этапе работы над главным произведением (проблема «первого начертания» «Горя от ума»). Последнее обстоятельство неизбежно придает свойства гипотетичности любому построению, которое включает это важное звено.

Не менее существенны проблемы, сопряженные с методологией исследования. Путь художника, констатирует В.М. Маркович, еще недавно мыслился «либо как движение в русле какого-то направления, либо как переход от одного направления к другому, либо наконец, как незавершенные колебания между двумя или тремя направлениями»3. В настоящее время утрачивает актуальность привычная формула развития «от классицизма — через романтизм — к реализму» (или же, что чаще применялось к творческому пути Грибоедова, «от классицизма — к просветительскому реализму»), служившая прежде «упорядочению» индивидуальных творческих процессов.

Между тем схематизирующие построения стали едва ли не единственным образцом концептуального решения. Обновление литературных характеристик, замечает В.М. Маркович, на протяжении долгих лет сводилось к тому, что «одна схема заменяла в нашем сознании другую»4. Такое положение отчасти сохраняется и сегодня. Наглядным примером могут служить два исследовательских подхода, один из которых стал классикой советского литературоведения, а другой полемичен по отношению к нему. Интересно, что обе концепции внешним образом соответствуют грибоедовской оценке собственного творчества. Драматург пренебрежительно отзывался в ранних своих комедийных опытах, в «Горе от ума» видел лишь «первую ступень к Парнасу»; трагедийные замыслы, казалось, должны были стать венцом всей его литературной деятельности. Как реализуется эта логика «восхождения» в известных работах В.Н. Орлова и недавней статье A.B. Моторина?

Творческая мысль зрелого Грибоедова, — писал В.Н. Орлов. — была устремлена на постановку и решение таких идейно-художественных проблем, для которых жанр комедии оказывался непригодным. Примененная им комедийная форма, при всей своей неканоничности, все же, естественно, не позволила ему в полной мере решить в духе прогрессивных, декабристских идей выдвинутую самой жизнью задачу создания высокого героического характера»5; поскольку «с годами все более расширялся диапазон художественных представлений Грибоедова и все более углублялось его понимание народности искусства»6, последний этап творчества, по мысли В.Н. Орлова, должен был снять противоречие между «идеей» и «формой». Таким образом, если начало творческого пути характеризуется почти полной «безыдейностью» и, следовательно, художественной «беспомощностью», а комедия «Горе от ума» «художественна» прежде всего в силу своей «декабристской идейности», то замыслы последних лет «превосходят» все ранее созданное. Препятствием «на пути Грибоедова к созданию новых поэтических шедевров» являлись, по убеждению В.Н. Орлова, только «общественно-политические условия николаевской эпохи»7 (заведомая невозможность публикации острых до теме произведений) и ранняя смерть поэта. Исследователь осторожно обходит вопрос о кризисе, который настиг Грибоедова как раз на последнем этапе творчества, при обращении к высоким жанрам и грандиозным историческим темам. Сделан вывод о единой — реалистической — логике развития художника: реализм побеждал в борьбе с догмами классицизма, которые были почти преодолены в «Горе от ума» и «безжалостно отметены» в планах и набросках трагедий. Отмечая «элементы» романтической поэтики и проблематики в поздних произведениях, В.Н. Орлов считает их непринципиальными для общей художественно-философской концепции.

A.B. Моторин констатирует, что последние достижения исследователей грибоедовского творчества обозначили некий рубеж, и «дальнейшая разработка проблемы грозит поколебать привычные представления о безусловной о победе реализма в зрелых произведениях Грибоедова» . Приняв за исходное положение, что в начале пути драматург являлся рационалистом-эмпириком (художественный аналог — рокайльный стиль ранних комедий), исследователь по ходу дальнейшего развития обнаруживает ряд «превращений»: эмпирический рационализм осложняется противоположными (иррационалистиче-скими) тенденциями, которые, впрочем, являются неустойчивыми и уравновешиваются скептицизмом; в результате Грибоедов приходит к позитивизму, который отождествляется автором статьи с «критическим реализмом». «В стилевой окраске реализма», по мнению A.B. Моторина, выступает и «атеизм» Грибоедова. Крайним выражением грибоедовского «скептицизма и атеизма», кризисным, по сути, явлением, представлены «Горе от ума», стихотворения «Прости, отечество!» и «Телешовой». «Спасение» обретается Грибоедовым на путях личной веры, идеализма и «христианского мистицизма», что получает свое художественное выражение в переходе от реализма к романтизму в последние годы жизни (торжество иррационализма,фантастики, в трагедийных замыслах). Таким образом, основой концепции «эволюции художественного миропонимания» является внехудожественная идея. Это весьма близко напоминает литературоведческие подходы прошлого, когда то романтический, то реалистический метод творчества обусловливался «передовыми» политическими взглядами писателей.

Примечательно, что Байрон, оказавший, по убеждению A.B. Моторина, сильное влияние на Грибоедова в его реалистический период, представлен только в качестве «скептика и атеиста». О романтизме Байрона речи нет.

Очевидно, Грибоедов, «освободившийся», как утверждает автор статьи, на последнем этапе творчества от байронизма, стал совсем другим «романтиком». С этим можно было бы согласиться, если бы имелось в виду разнообразие конкретных воплощений романтического миропонимания (в национальных литературах, на разных этапах общеевропейского литературного процесса, в индивидуальном творчестве). Однако здесь «романтизм» становится оценочной категорией — наподобие недавних трактовок понятия «реализм» («что реалистично, то и хорошо, что хорошо, то и реалистично»). Меняется лишь наполнение схемы, но не сам подход, и к объективному представлению о закономерностях творческого пути Грибоедова мы, безусловно, не приближаемся. Те исследования, на результаты которых ссылается в преамбуле своей статьи A.B. Моторин (работы С.А. Фомичева и др.), как раз не допускают подобного методологического применения.

Потенциал современных достижений грибоедовской отрасли литературоведения еще предстоит реализовать.

Актуальность проблем, связанных с творчеством Грибоедова 1814-1818 гг., в настоящее время осознана заново9. До сих пор ранние комедии получали преимущественно общую, суммарную оценку (в рамках литературно-биографического, историко-литературного обзора); в других случаях предметом исследования становились определенные аспекты комедийной традиции либо отдельные пьесы в соотнесении с «Горе от ума», как эпизоды творческой предыстории шедевра. Фрагменты получают настоящий смысл лишь в контексте целого; между тем исследования, в котором с достаточной полнотой и детализацией был бы охвачен весь круг ранних комедий, сегодня нет. Любое обращение к раннему творчеству Грибоедова мотивировано, в конечном счете, поисками путей и способов осмысления поэтики «Горя от ума». Масштабность данной проблемы не нуждается в специальных обоснованиях.

Вопрос о принадлежности «Горя от ума» к тому или иному этапу творческого пути Грибоедова также остается дискуссионным. С одной стороны, это последняя комедия драматурга. В этом смысле она завершает длительный, неоднородный, распадающийся на стадии период литературной деятельности10. С другой стороны, признание Грибоедова о «первом начертании сценической поэмы» «намечает внутреннюю, вполне ощутимую для автора, хотя до сих пор мало осмысленную нами связь «Горя от ума» с последними его замыслами» — трагедийными, «высшего значения»11. Здесь открывается возможность строить предположения относительно характера эволюции замысла. Своеобразие художественно-философской концепции «Горя от ума» есть результат этого процесса.

Все вышеизложенное определяет актуальность диссертационного исследования.

Научная новизна работы обусловлена решением следующих задач.

1) Описание тех явлений раннего периода творчества Грибоедова, которые до сих пор не становились объектом специального исследования; уточнение и, по необходимости, пересмотр существующих оценок конкретных произведений.

2) Изучение связей первых комедий Грибоедова с,литературным «фоном» эпохи, с русской и европейской традицией комедийного жанра.

3) Осмысление противоречий и закономерностей раннего периода гри-боедовского творчества.

4) Описание и анализ различных форм преемственных связей между двумя этапами творчества Грибоедова.

5) Исследование диалектики преемственности и «прерывности» творческого пути драматурга в связи с проблемой «первого начертания» «Горя от ума».

6) Контекстуальный анализ автокомментариев Грибоедова к своей пьесе с точки зрения ретроспективы творческих исканий.

7) Осмысление роли романтической традиции в зрелой драматургии Грибоедова (аспекты проблемы: романтические источники замысла «сценической поэмы», объекты полемики, типология героя и конфликта, романтические образно-стилевые начала в «Горе от ума»).

8) Исследование форм синтеза романтической и классицистической традиций в их жанровом преломлении («сценическая поэма» и комедия).

9) Исследование проблемы: структура образа главного героя в свете эволюции замысла «Горя от ума».

10) Постановка и первоначальная характеристика проблемы: жанровые черты трагикомедии в «Горе от ума».

Несомненно, в предлагаемой работе учитывается опыт исследователей грибоедовского творчества, что выражается в развитии ранее высказанных идей или расширении аргументации. В то же время многие аспекты проблемы эволюции комедиографии Грибоедова заявлены впервые.

Основная цель исследования - показать, как шел процесс перестройки художественной системы Грибоедова-комедиографа в период с 1814 по 1824гг.

Объектом исследования явились: комедии Грибоедова «Молодые супруги», «Своя семья, или Замужняя невеста» (в соавторстве с Шаховским и Хмельницким), «Студент» (в соавторстве с Катениным), «Притворная неверность» (в соавторстве с Жандром); пародийные произведения «Проба интермедии», «Лубочный театр»; «Горе от ума» и ранние редакции пьесы; «Отрывок из Гете», «Хищники на Чегеме», [Заметка по поводу комедии «Горе от ума»]; письма драматурга, некоторые мемуарные свидетельства и ранние отклики на «Горе от ума» в печати. В плане типологических сопоставлений привлечены комедии Фонвизина, Крылова, Судовщикова. Шаховского, Загоскина, Хмельницкого, Катенина и др.

Методологической основой исследования послужили труды В.М. Марковича, С.А. Фомичева, Ю.М. Лотмана, А.Л. Зорина, Ю.Н. Борисова, И.Н. Медведевой, Л.А. Степанова и др.

Методика исследования построена на сочетании различных подходов: описательного, историко-типологического, сопоставительного, текстологического и др. Особую проблему представляет определение методики анализа грибоедовского замысла «Горя от ума» в его развитии.

Творческая история «Горя от ума» Н.К. Пиксанова (1928) — тот ценный опыт, который обязан учитывать любой исследователь. Ни частные и

1 О общие критические замечания, сделанные на этот труд в свое время , ни последующее обновление научных подходов не отменяют его значения. Можно утверждать, что потенциал обоснованного Н.К. Пиксановым метода был реализован им полностью. Сопоставление разных редакций текста под другим углом зрения (Н.К. Пиксанов в качестве основных направлений анализа выделял стиль, образы, композицию, лиризм, идейность), с другие конкретным «заданием»13 дополнит или откорректирует результаты, но вряд ли приведет к существенному пересмотру концепции. Принцип «имманентного анализа творческой истории» (в частности, независимо от раннего творчества и «праистории») сообщает исследованию максимальную строгость, фактогра-фичность; в то же время он ограничивает возможности интерпретации наблюдаемых явлений. Так, Н.К. Пиксанов не единожды приходил к заключению, что нельзя понять мотивы той или иной авторской переработки текста, констатировал обилие «темных мест» в комедии и т.п.14 Известную ограниченность результатов сам исследователь объяснял свойствами материала: «Что касается "Горя от ума", то в сопоставлении с редакциями, например, "Войны и мира" ни одну редакцию комедии нельзя признать радикальной. Ни образы, ни композиция; ни идейность не подверглись в "Горе от ума" существенной переработке. Строго говоря, разница между Музейным автографом и Жандровской рукописью — разница скорее всего стилистическая [выделено Н.К. Пиксановым], да еще, в четвертом действии, — частично — композиционная. Творческая история "Горя от ума" в силу этого иногда становится невыразительна сама по себе»15 (курсив мой. — М.А.).

Рассмотренный Н.К. Пиксановым вопрос о двух названиях пьесы также подтверждает единство художественной концепции на всем протяжении истории текста: первоначальная формула «Горе уму» наследие замысла сценической поэмы» — не соответствует и ранней редакции комедии; сознавая это, драматург изменил ее на «Горе от ума» еще в Музейном автографе. При этом «творческая праистория» во многом скрыта от нас.

Тем больше оснований обратиться к другим способам выявления динамики грибоедовского замысла. Задачу эту решает в определенной мере едва ли не каждый исследователь поэтики «Горя от ума». Если метод «творческой истории» — ключ к «завершенной форме произведения» (Н.К. Пиксанов), то справедливо и обратное: результаты творческого процесса освещают его ход и предпосылки. Показательно, что новые грани проблемы открываются зачастую на пересечении разных подходов. Эпизодические ретроспекции, обусловленные логикой основной задачи, плодотворны с любой точки зрения16. Фрагменты творческой истории «Горя от ума» получают при этом должную «выразительность».

Еще в ходе полемики вокруг первой публикации труда Н.К. Пиксанова была высказана мысль, что для творческой истории (в значении, обоснованном автором книги), как правило, «не находится достаточно материала, ибо творческий процесс не получает полного закрепления в документах»17. Это замечание особенно справедливо в отношении грибоедовской комедии. «Дописьменная» стадия замысла («Горе уму») не подлежит даже реконструкции. В то же время ряд косвенных данных позволяет делать предположения, характеризующие «первое начертание»; другие факты (явления самой художественной природы «Горя от ума») свидетельствуют о диалектической связи задуманного и исполненного. Проблема «претворения» раннего замысла ставилась не раз, но скорее эпизодически; поэтому не приходится говорить об истории изучения вопроса. Существующие наработки могут служить ориентиром для новых попыток в этом направлении. Поскольку данный аспект темы представлен в немногочисленных исследованиях конспективно, в самом общем виде, конкретные пути и методы анализа были определены заново.

Практическая ценность диссертации обусловлена возможностью использовать ее результаты в преподавании вузовского курса истории русской литературы, в работе спецкурсов и семинаров по проблемам теории драмы и истории русской драматургии.

Апробация диссертации осуществлялась в ходе участия автора в научных конференциях. Основные положения диссертации опубликованы в шести работах:

1) Автор и герой в комедии A.C. Грибоедова «Горе от ума» // Русская культура и мир: Тезисы докл. участников междунар. науч. конференции. Нижний Новгород, 1993. С. 164 — 166.

2) О финале комедии A.C. Грибоедова «Горе от ума» // Русская культура и мир: Тезисы докл. участников II междунар. науч. конференции. 4.II. Нижний Новгород, 1994. С. 15 — 17.

3) Байрон в творческом сознании Грибоедова // Взаимосвязи национальных литератур и культур: Межвуз. сб. науч. трудов. Смоленск. 1995. С.18 — 29.

4) «Кавказский пленник» A.C. Пушкина и «Хищники на Чегеме» A.C. Грибоедова // Четвертая междунар. Пушкинская конференция: Сб. докл. СПб, 1997. С.1 — 6.

5) «Странный человек» в комедии A.C. Грибоедова «Горе от ума» // A.C. Грибоедов. Хмелитский сборник. Смоленск, 1998. С.79 — 93.

6) «Кавказский пленник» A.C. Пушкина в творческом осмыслении A.C. Грибоедова (к истории создания «Горя от ума») // A.C. Пушкин и русский литературный язык в XIX — XX веках: Тезисы докл. участников междунар. науч. конференции. Нижний Новгород, 1999. С.9 — 12.

 

Заключение научной работыдиссертация на тему "Комедиография А. С. Грибоедова."

Выводы» к I главе), но и на «замысел великолепный, высшего значения», слагаемые которого иронически переосмысляются; происходит комическое «дублирование» философских тем, в том числе заглавной темы «ума»; «высокий» герой окружается системой пародийных двойников, претендующих на его важнейшие характеристики («странность»,, «отверженность», «скитальчество»); комические рефлексы «чудесного» («сон», «пророчества», «видения») выступают как структурообразующее начало — и тому подобное.

Наконец, своеобразно оттеняют сущность поэтики «Горя от ума» драматические произведения, которые были созданы или задуманы в те же годы и позднее. Еще не расставшись с «Горем.» (предстояло заново решить проблему финала), Грибоедов сочиняет вместе с Вяземским комедию-водевиль «Кто брат, кто сестра, или Обман за обманом» (конец 1823 года). Видимо, сказалась потребность отдыха, психологической разрядки, но нас интересует здесь иное: способность драматурга на этот раз совершенно абстрагироваться от своего ближайшего опыта, воспроизводя освоенные ранее каноны «легкого» жанра. С другой стороны, линия высокой драмы в творчестве Грибоедова, начало которой связано с «первым начертанием» «Горя от ума» и, вероятно, планом трагической хроники «1812 год»224, отчетливо раздваивается. Развитие замысла мистериальной «сценической поэмы», вбирая в себя предшествующий драматургический опыт, дает в итоге жанр трагикомедии. Другие же замыслы, родственные «первому начертанию» по масштабу конфликта, философичности, провиденциальным мотивам, тяготеют к обновленному в эпоху романтизма трагическому жанру.

Показательно, что ни в одном из набросков трагедий, сделанных, как отмечают исследователи, с «шекспировской свободой», нет и намека на характерный для Шекспира трагический юмор (которым в те же годы восхищался Пушкин225), на комические эпизоды и краски, необходимые в контексте целого ср. с пушкинским «Борисом Годуновым»). Напротив, налицо стремление к единству тона, монументальности изображения — в духе эстетической программы Поэта («Отрывок из Гете», 1824 год). В сознании позднего Грибоедова четко разграничены «высокая» и «низкая» сферы искусства: с одной стороны, исторические катаклизмы и соразмерные им духовные катастрофы как предмет трагедии, с другой — доступный для комедии ежедневный «театр» общественного быта, воспринимаемый «фамильярно», с близкой дистанции .

Объяснение разногласий автора «Горя от ума» с собственной художественной практикой относится к компетенции психологии творчества; не углубляясь в эту проблему, выскажем лишь некоторые предположения. Трагикомедия, получившая традиционное, но весьма приблизительное определение «комедии в стихах», явилась таким произведением, которое, с одной стороны, самым естественным образом разрешило творческие противоречия переходного этапа, а с другой — как это ни парадоксально - обострило их. Грибоедов не мог не воспринимать «Горе от ума» в контексте задуманного и реально осуществленного. Анализ его высказываний по поводу пьесы обнаруживает некий спор, возникший в сознании поэта на стадии подведения итогов. В ряду тех же попыток самоопределения — шутливая характеристика собственного дара: «.А я полагаю, что у меня дарование вроде мельничного колеса, и коли дать ему волю, так оно вздор замелет» [523]. «Стихийность» творческих процессов здесь, разумеется, преувеличена. Так, систематическое обращение Грибоедова к пародированию жанровых канонов, ранее для него актуальных, — проявление действенной рефлексии, форма художественного самосознания. В то же время показателен акт переименования пьесы. Первоначальное название «Горе уму», выражавшее трагедийную романтическую концепцию, какое-то время сохранялось за «комедией в стихах» (Музейный автограф), и лишь при последней правке черновой рукописи было изменено на «Горе от ума». Тем самым драматург закрепил результаты эволюции своего замысла, которые стали вполне ясны ему как бы задним числом.

В обратной перспективе открывалось несовпадение ожиданий и свершений. Грибоедов, по-видимому, надеялся в дальнейшем исключить повторение такой ситуации, подчинив «дарование» сознательно поставленной цели. Свое намерение написать трагедию (см. июньское 1824 года письмо к С.Н. Бегичеву) он оценивал как радикальный поворот в творческой судьбе, волевое преодоление заблуждений, связанных с «мелочной задачей», «Горе от ума». Само обилие трагедийных замыслов, известных по названиям, планам или фрагментам текста, свидетельствует не только о широте интересов драматурга, но также о целенаправленном характере его усилий: Грибоедов явно сознавал себя реформатором отечественной драмы. Он экспериментировал, в частности, с композицией, притом настолько решительно, что драма сближалась с эпосом227. Стихи его поздних произведений, драматических и лирических, отмечены «печатью своеобразного теоретизирования»: поэт озабочен

228 созданием нового языка литературы . Новации должны были проложить дорогу к «прекрасной, идеальной природе, гораздо выше нами видимой» [499], т.е. приблизить творения к эстетическому абсолюту. Именно с такой максималистской позиции обосновывает Грибоедов в «Отрывке из Гете» право художника на признание «в веках», во мнении «потомков отдаленных».

Любопытно, что драматург отказался обнародовать единственную завершенную трагедию («Грузинская ночь»), венец всех его усилий, собираясь поставить настоящий эксперимент, смоделировать «суд потомства»: «Я теперь еще к ней страстен и дал себе слово не читать ее пять лет, а тогда, сделавшись равнодушнее, прочту, как чужое сочинение, [курсив мой. — М.А.] и если буду доволен, то отдам в печать»229. Можно предположить, что автор, стремившийся стать вполне «самосознательным» художником, держал в памяти ту ситуацию, которая смущала его прежде230. Без учета этого субъективного фактора трудно, на наш взгляд, выстроить концепцию позднего творчества Грибоедова. Справедливо и обратное. Последние опыты драматурга, будучи своеобразной антитезой несостоявшейся «сценической поэме», ее «суетному наряду» освещают для нас раннюю стадию творческой истории «Горя от ума».

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

1. Ранние комедийные опыты Грибоедова (1814- 1818 гг.) отразили переходный - постклассицистический - этап в истории жанра. С утратой былой монументальности проблематики комедия в целом перестает выполнять прежние ответственные функции (в паре с трагедией), но становится в силу этого более свободной. Именно на периферии, как отмечают исследователи литературного процесса начала XIX века, возникают перспективные художественные тенденции. В пьесах Грибоедова реализованы прежде всего объективно сложившиеся предпосылки развития традиции: стилевые новации в духе «легкой поэзии», отвечавшие игровой природе комедии; углубление психологизма; осложнение изобразительно-выразительных средств нравоописания в сравнении с классицистической сатирой; новые (на фоне предшествующего периода) приемы литературной полемики -пародирование стиля; наконец, «жанровая рефлексия», порожденная обостренной активностью творческого сознания художника переломной эпохи.

2. Для ранней комедиографии Грибоедова характерен традиционный (лишь отчасти обновленный соответственно последним стилевым веяниям) принцип внутрижанровой дифференциации, который и обусловил своеобразие поэтики каждой из пьес («благородная комедия», «комедия нравов», литературная пародийная комедия). С другой стороны, налицо стремление драматурга выйти за рамки требований жанрово-стилевой однородности, расширить свои художественные задачи. Два эти начала взаимно ограничивают друг друга. Отсюда - известная противоречивость и непоследовательность синтезирующей тенденции, которая столь важна в свете творческой предыстории «Горя от ума».

3. На последнем этапе раннего периода все еще стабильная в основе своей комедийная поэтика подвергается обновлению «извне» - за счет попытки романтизации героя и конфликта («Притворная неверность»). В ближайшей перспективе это предвещает рождение новой философии жанра и новой поэтики. Тем самым отчетливо обозначается предел, замыкающий возможности творческого поиска в русле комедийной традиции.

4. Преодолению «инерции» законов традиционного жанра в «Горе от ума» способствовал особый характер творческого становления драматурга, которое совершалось через ряд кризисов и временных отказов от собственного художественного опыта с последующим возвращением к нему на новом уровне. Краткий период творческих исканий в романтическом жанре «сиенической поэмы» («первое начертание» «Горя от ума») стимулировал, в конечном счете, трансформацию комедийной поэтики. Тенденция, намеченная в последней комедии Грибоедова («Притворная неверность»), получила завершение в ходе формирования нового жанра.

5. Среди многообразия конкретных форм преемственности творческой эволюции драматурга особое значение имеет принцип автопародии; он осуществляется в диапазоне от цитат и реминисценций, прямо указывающих на источник, до иронического переосмысления актуальных на раннем этапе коллизий, сюжетных мотивов, характерообразующих категорий. В целом суть этих приемов - акт самосознания художника-новатора, оценивающего поэтику «Горя от ума» сквозь призму практически освоенного комедийного канона и умозрительного «начертания» «сценической поэмы».

6. Противоречивые предпосылки рождения зрелой поэтики Грибоедова, воплотившиеся в смене жанрово-стилевых тенденций на протяжении творческой истории и предыстории «Горя от ума», дали в итоге универсальное единство нового жанра - трагикомедии. Своеобразие данного итога определяется тем, что грибоедовская пьеса синтезирует не только различные жанровые, но и основополагающие родовые начала: лиризм объединяет автора и героя, придавая драме «поэмный» лад; и в то же зремя именно лиризм сопрягает трагическое и комическое, поскольку двойственноединое освещение образа Чацкого лирично как форма самоиронии Грибоедова.

7. Трагикомедия, будучи максимально свободной драматической формой (сколько-нибудь строгий канон не был выработан ни на одном из этапов ее развития, вплоть до сегодняшнего дня), в творческой практике Грибоедова ознаменовала преодоление жанрового (дифференцирующего) типа мышления, присущего дореалистическим художественным системам.

8. Новый жанр является формой преобразования и синтеза тех обособленных прежде, воплощенных г разных сферах эстетических традиций, с которыми пересекались творческие поиски Грибоедова. «Классицистическое» (комедийное) и «романтическое» (поэмное) наследие в художественном мире «Горя от ума» не выделяются в качестве самостоятельных пластов, стилевых и тематических. Они входят в структуру сложной, эстетически многомерной концепции, отвечающей реальной сложности осваиваемой драматургом действительности («незавершенной современности», если воспользоваться выражением М.М.Бахтина). Неповторимо индивидуальный стиль драматической поэзии Грибоедова, сформировавшийся в ходе десятилетней творческой эволюции, по-своему отражает наиболее общие закономерности становления русского реализма -открытой художественной системы, активно вбиравшей опыт иных литературных направлений и школ.