автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.01
диссертация на тему: Композиционно-речевая структура прозы А.П. Чехова: мотивика повторов

Полный текст автореферата диссертации по теме "Композиционно-речевая структура прозы А.П. Чехова: мотивика повторов"

-¡и

На правах рукописи

Никашина Наталья Викторовна

КОМПОЗИЦИОННО-РЕЧЕВАЯ СТРУКТУРА ПРОЗЫ А.Л.ЧЕХОВА: МОТИВИКА ПОВТОРОВ

Специальность: 10.02.01 - Русский язык

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Москва - 2010

004601251

Работа выполнена на кафедре общего и русского языкознания филологического факультета Российского университета дружбы народов

Научный руководитель:

кандидат филологических наук, доцент Преображенский Сергей Юрьевич

Официальные оппоненты:

доктор филологических наук, профессор Ледеиёва Валентина Васильевна,

Московский государственный областной университет

кандидат филологических наук, доцент Барышникова Елена Николаевна, Российский университет дружбы народов

Ведущая организация: Институт русского языка академии наук

им. В.В. Виноградова РАН

Защита диссертации состоится 30 апреля 2010 года в 15.00 часов на заседании диссертационного совета Д 212.203.12 при Российском университете дружбы народов по адресу: 117198, Москва, ул. Миклухо-Маклая, 6, ауд. 436

С диссертацией можно ознакомиться в Учебно-научном информационном библиотечном центре (Научной библиотеке) РУДН по адресу: 117198, г. Москва, ул. Миклухо-Маклая, д. 6.

Автореферат диссертации размещен на сайте РУДН - wwvv.rudn.ru Автореферат разослан 29 марта 2010 г.

Ученый секретарь

диссертационного совета

кандидат филологических наук, доцент

Н.Ю. Нелюбова

Общая характеристика работы.

Для современной лингвистики характерно обращение к проблеме текста, его целостности, внутренней организации, коммуникативной

полифункциональности в свете тех тенденций, вокруг которых концентрируются сегодняшние научные интересы. На первый план выступают аспекты, связанные с прагматикой и теорией коммуникации: ставятся задачи реконструкции языковой личности адресанта, конвенциональных и индивидуальных речевых стратегий. Этим обусловлено внимание к текстообразующим приемам, которые обладают в равной степени и структурной и содержательной значимостью, выявление роли которых в общей реализации коммуникативного задания требует комплексного исследовательского аппарата, учитывающего семантическую,

прагматическую и формально-структурную составляющие в предмете исследования. В области лингвопоэтики ощущается стремление трактовать индивидуальные системы выразительных средств как продукт определенной коммуникативно-эстетической интенции, формирующей набор специфических композиционно-речевых приемов, входящих со временем в арсенал национальной культуры в ее языковом измерении. При таком понимании в сферу действия лингвистики, как и ранее, вовлекаются многие явления, традиционно включаемые также в зону литературоведческих интересов. Более того, в опыте литературоведения прагматически ориентированная лингвопоэтика черпает новый потенциал. Настоящее время характеризуется очередным витком филологического синтеза. Некоторые категории, выработанные отечественной наукой о языке художественной литературы в свете подобных тенденций обретают дополнительный методологический вес, в первую очередь это относится к образу автора в трактовке В.В.Виноградова -Л.А.Новикова - центральному и иерархически верховному фактору текстообразования.

Чеховская проза неоднократно становились объектом изучения (Барлас Л.Г., Берковский Н.П., Бицилли П. М., Кожевникова H.A., Кубасов A.B., Милых М.К., Полоцкая Э.А., Степанов А.Д., Сухих И.Н., Текучева И.В., Толстая Е,. Тюпа В.И., Цилевич Л.М., Чудаков А.П., Шмид В., Эткинд Е.Г., Eekman Т., Jackson R.L., O'Toole L.M., Turner C.J.G., Winner Т.). Тем не менее его идиостиль, лингвистические особенности композиции текстов этого классика наименее изучены в сравнении с другими представителями русской классической литературы второй половины XIX.

Объектом настоящей работы стал прием повтора в художественной прозе А.П.Чехова, выраженный формально: фонетическими комплексами, грамматически, лексически, а также семантически - отдельными семами, группами сем, вплоть до фрагментов тематической группы.

Предметом исследования являются повторы всех уровней в функции текстообразующего средства, поддерживающего композиционную организацию целого текста и формирующего мотивы — одну из главных

составляющих композиции. Особое внимание уделяется ономасиологическому аспекту выражения мотива - мотивике.

Актуальность настоящей диссертации обусловлена, во-первых, тем, что семантический и стилистический аспект композиции текста нуждается в дальнейшей детальной разработке, с учетом возрастающего интереса к тексту как базовой коммуникативной единице. Мотивная организация художественных текстов представляется недостаточно изученной как с точки зрения самого механизма формирования мотива, так и с точки зрения взаимодействия мотивов с сюжетом и речевой композицией.

В новеллистике А.П.Чехова, особенно на этапе зрелого творчества, сюжетные структуры явно не выглядят эстетически опорными. Уменьшается число и ослабляется значимость маркированных форм как составляющей речевой композиции. Напротив, мотивы кажутся одним из главных факторов образования художественных смыслов. Поэтому мотивы нуждаются в типологизации не только с точки зрения того, в каком многообразии форм и на каких лингвистических уровнях они представлены, но и с точки зрения их роли в формировании образа автора. В композиционно-речевой структуре произведений художественной прозы реализуются структурные и функциональные доминанты текста, они предопределяют действие отдельных приемов и речевую организацию всего произведения как образца идиостиля писателя, который в значительной мере определил - по принципу притяжения и отталкивания - направление всего художественного языкового мышления эпохи.

Повторы в художественном тексте рассматриваются в их функциональном аспекте как одно из действенных средств создания авторской модальности, определяющей не только содержательное, но и прагматическое развитие речевого произведения. Повтор, поддерживающий мотив, таким образом, выступает как перспективный объект исследования в рамках общей теории коммуникации.

Цель настоящей работы - проанализировать типологическое разнообразие повторяющихся речевых форм как генераторов устойчивого мотива, входящего затем в комплекс, образующий мотивику композиции целого текста.

Поставленная цель определила конкретные задачи работы:

1. систематизировать существующие представления об основных факторах композиционно-речевой организации художественной прозы;

2. учитывая диалектическое единство формальной и семантической сторон в речевой композиции текста, уделить особое внимание мотиву как онтологически структурному и одновременно содержательному явлению в художественном повествовании;

3. исследовать повтор как основную форму речевого воплощения мотива в композиции текста;

4. выявить устойчивые сквозные мотивы чеховской прозы в их структурной реализации;

5. установить, каковы способы реализации рекуррентных отношений при композиционном развертывании повторов;

6. рассмотреть цепочки повторов с точки зрения выраженности в них конструктивных и смысловых доминант;

7. провести лингво-эстстический анализ в рамках отдельных завершенных текстов - образцов чеховской прозы зрелого периода - для выявления возможного комплексного объединения мотивов и моделирования мотивики;

8. рассмотреть мотивику как компонент структуры образа автора.

Материалом исследования послужили рассказы А.П.Чехова 1882-1903

годов. В качестве отдельных примеров рассматривались также фрагменты драматических произведений.

Научная новизна диссертации определяется тем, что впервые систематически анализируются повествование и композиция прозы А.П.Чехова указанного периода в аспекте мотивики. Выдвигается тезис о решающем значении мотива в структурировании пространства художественного текста, предлагается типология мотивных повторов в прозе А.П.Чехова. Все лингвистические уровни, на которых возникают формальные повторы, рассматриваются последовательно и в совокупности. Уточняется содержание термина мотив, вводится представление о мотивике, отражающее ономасиологический подход к описанию мотивов.

Методологической основой послужила разработанная Л.А.Новиковым широкая трактовка эстетической функции языка, согласно которой язык не только и даже не столько средство общения, «но и тончайший инструмент самовыражения личности». Взятые именно в этом ракурсе языковые факты могут «рассматриваться как объект эстетики»1. Такой подход подразумевает взаимную обратимость в языке эстетически и коммуникативно значимого.

Научные методы, используемые в работе, относятся к разряду традиционных для лингвистической поэтики методов наблюдения, описания, а также специфических - компонентного анатаа, моделирования тематических полей, рекуррентных рядов звуковых повторов, подразумевающее применение метода оппозиции и дистрибуции. Помимо этого, работа опирается на доминантный анализ текста.

Теоретическая значимость исследования определяется тем, что в нем уточняются ключевые для общей теории лингвистической поэтики представления о композиционной роли повторяющихся элементов в свете многомерной модели композиции (пространственно-временная ось и ось речевой активности); конкретизируется понятие мотива как универсального повествовательного приема; вводится понятие об организованной семантической доминантой совокупности мотивов -мотивике.

Практическая ценность работы состоит в том, что сделанные наблюдения к полученные результаты мшл'т быть использованы при чтении курсов анализа художественного текста, лингвистической поэтики и

' Новиков Л.А. Избрашше труды, т.2, с. 17, М.: РУДН, 2001.

5

стилистики, риторики, спецкурсов по новеллистике А.П.Чехова и речевой композиции орнаментального художественного текста.

Основные положения, вносимые на защиту, таковы:

1. Композиционно-речевая структура произведения художественной прозы представляет собой реализацию инвариантных мотивов, отражающих семантику художественного мира автора. Указанная реализация осуществляется в значительной степени с помощью системы повторов, как формальных, так и семантических.

2. Для речевой композиции чеховского рассказа характерно образование мотивов и высокая активность орнаментального начала, как поддерживающего на формальном уровне каждый содержащийся в образе автора мотив.

3. В структуре чеховской прозы выделяются два основополагающих вида повторений: 1) тавтологические повторы-возвращения и 2) повторы-обновления, изменяющие, преображающие значимость сигнификаций и референций, в широком смысле слов и вещей в писательском мире. Наибольшую композиционно-речевую значимость в прозе Чехова имеют повторы-возвращения, изобразительно связанные с идеей инерционного поступков и речи.

4. Повтор как «форма мотива» проявляется в повествовательной технике А.П.Чехова на разных уровнях организации текста, прежде всего - на синтаксическом, просодическом (ритмико-синтаксическом), лексическом и звуковом.

4. Структурирующие мотивику повторы в идиостиле Чехова служат не только обогащению понятий, но и обнаружению их внутренней противоречивости, парадоксальности. Для прозы Чехова характерна энантиосемичность мотива.

5. Мотивика Чехова, воплощенная во взаимодействии рекурсивных форм и варьируемых повторяемых смыслов, выступает как способ манифестации и композиционно-речевой реализации доминантных, системообразующих семантических оппозиций художественного мира писателя.

Апробация: основные положения и выводы обсуждались на заседаниях кафедры общего и русского языкознания Российского университета дружбы народов (2003-2004гг.), излагались на конференциях: «Личность в межкультурном пространстве» (РУДН 24 ноября 2006), Всероссийская междисциплинарная конференция «Актуальные вопросы гуманитарных наук: Общество, история, культура, язык» (РУДН ИИЯ, 27 марта 2009г.).

По теме диссертации были изданы 3 работы общим объемом 1, 8 пл., в том числе 2 статьи, опубликованные в изданиях, рекомендованных ВАК РФ.

Структура работы: диссертация состоит из введения, трех основных глав и заключения.

Основное содержание работы

Во Введении дается общая характеристика направления работы, определяются объект и предмег изучения, объясняется выбор темы, обосновывается ее актуальность, очерчиваются диктуемые выбором объем и границы материала, формулируются цели и задачи работы, оговаривается методология и конкретные методы анализа материала, постулируется научная новизна, теоретическая и практическая значимость исследования.

В первой главе «Композиционно-речевая организация художественной прозы как объект лингвистического изучения» обсуждаются ключевые элементы современного представления о композиции художественного текста и уточняется трактовка концептуальных понятий мотива и мотивики. Композиционно-речевая структура текста - именно та область функционирования знаков и знаковых комплексов, где форма и содержание знака действительно в высшей степени неразрывны и взаимообусловлены, поскольку их взаимодействие опирается на «полноценную«, сложно реализованную предикативность текста-высказывания. Композиция текста -это его «Я», «здесь» и «сейчас» (осуществленный способ выражения лица, модальности и времени), при определяющем значении многослойного, сложно структурированного «Я» говорящего - образа автора. В этой связи в речевой композиции художественного текста, и прежде всего текста прозаического, определяющую роль играет выражаемая речевыми средствами постоянно контролируемая точка зрения говорящего. Фактически художественный прозаический текст «начинается» с выбора повествовательной точки зрения, которая в свою очередь предопределяет и выбор пространственно-временной композиции текста, и особенности его модальной организации, и характер используемых стилистически окрашенных речевых средств и приемов.

Точка зрения как коммуникативно-лингвистическая категория -основа художественной предикации, речевой ракурс произведения. Именно точка зрения позволяет автору не отождествляться с повествователем, который так или иначе становится фигурой, реально или потенциально дистанцированной от автора. Точка зрения в художественном произведении неизбежно становится фактором активизации многозначной, «колеблющейся» семантики субъектно-объектных отношений в повествовании.

Композиционно-речевая организация прозаического текста в значительной степени определяется спецификой выбора и комбинацией точек зрения: а) пространственно-временной (по степени «удаленности» говорящего от предмета речи, б) по степени его вовлеченности в события (активности-пассивности поведенческой позиции), в частности предопределяющей выбор «Он-повествования» или «Я-повествования», предпочтение тех или иных коммуникативно-речевых и дейктичсских форм (несобственно-прямая речь, внутренний монолог). В этой связи закономерно разделяются «внутренняя»

(повествователь - непосредственное действующее лицо, где наиболее типичной и удобной оказывается повествование от первого лица), «внешняя» точка зрения, характерная для лица, не участвующего (вовсе или напрямую) в происходящих событиях, естественно ведущая к повествованию от третьего лица, а также «подвижная» точка зрения, определяющая модификацию образа автора.

Многоуровневость определяется включенностью автора в системы координат различного свойства: во-первых, аксиологически неоднородного пространства индивидуального понятийно-концептуального поля, часто называемого художественным миром писателя; во-вторых -пространства речевых средств, выступающих индикаторами различных типов социокультурной среды; в-третьих, пространства хронотопа, обеспечивающего, прежде всего, художественную предикативность; наконец, пространства психологической интерпретации.

Принято выделять четыре плана реализации повествовательной точки зрения: 1) план оценки, или план идеологии, где проявляется оценочная, или идеологическая точка зрения; 2) план фразеологии, устойчивых валентностей авторского тезауруса; 3) план пространственно-временной характеристики; 4) план психологии. Каждый из этих планов предполагает вариативность точки зрения на оси «субъективное-объективное», «внутреннее-внешнее».

В настоящей работе трактовка композиции на основе ключевого концепта точки зрения, принимается как определяющая, а более традиционная, согласно которой композиция рассматривается преимущественно как формальный принцип членения текста на более дробные и соотнесенные друг с другом компоненты, как «монтажный» принцип, только принимается во внимание.

Чтобы стать носителем полноценной эстетической предикации, текст должен органически соединить точку зрения с конструкцией художественного мира, с авторским Я, представленным как система семантических категорий и координат. Художественный мир писателя (генеральные оппозиции и смысловые полюса текста, ценностная система, являющаяся в форме модальных предпочтений, излюбленные индивидуальные концепты, в том числе выражающиеся через ключевые слова, характерные символы, наиболее специфично и частотно используемые стилистически окрашенные средства и речевые приемы) должен предстать в его преломлении через композиционно-речевую структуру произведения. Композиционно-речевая структура текста -это форма осуществления авторского Я (образа автора), предполагающая образование семантических рядов и полей, взаимодействующих с формами повествования, обусловленными выбором точки зрения.

Мотив следует рассматривать как одну из важнейших категорий композиционно-речевой организации художественного текста. При этом общепризнано, что мотив относится к числу наиболее сложных для изучения предметов филологического исследования. Семиотики (А.К.Жолковский, Ю.К.Щеглов, Б.М.Гаспаров) считают на то, что неясно соотношение синтагматических и парадигматических ракурсов мотива, его исходной

морфологической структуры и текстовой реализации, универсального ядра и национально специфических изводов, его корреляций с компонентами картины мира, с одной стороны, и с риторическими «общими местами» текста, с другой.

В самом общем плане мотив может быть представлен как повторяющийся элемент семантики текста, своеобразный двигатель повествования (лат. тохео — «двигаю»), в значительной мере определяющий композиционно-речевую структуру и отражающий особенности индивидуальной или конвенциональной (фольклор) концептуализации мира.

Терминологически смежными оказываются соотношения: «мотив -сюжет», «мотив - образ», «мотив - персонаж», «мотив - семантическое пространство текста», «мотив - композиция», «мотив - тема».

Для характеристики мотива как лингвистического явления особенно важны его 1) функционально-семантическая природа, 2) повторяемость, существование в форме повторов, 3) устойчивость, 4) нацеленность на реализацию структурных доминант текста - «внутренней формы», а также 5) семантическая элементарность, дальнейшая неразложимость на более простые мотивы.

Мотив, выражаемый словом «одиночество», функционально неразложим, хотя всякая семема лексемы одиночество может быть представлена как комбинация более частных семантических составляющих - сем. Если мотив представлен как сюжетный ход, выражаемый высказыванием (в духе концепции В.Б.Шкловского, В.Я.Проппа и ряда современных западных нарратологов, напр. «солнце кто-то похищает»), то и мотив, обозначенный высказыванием - герой одинок - тоже не сводим к комбинации иных суждений, как не сводим и к некоторому результирующему или суммирующему высказыванию.

Тем не менее, нужно констатировать, что набор дескрипторов для описания множества мотивов так же не определен, как и конечный список семантических примитивов.

Знаковые манифестации семантики мотива не бесконечны, в рамках данной художественной системы, конкретного идиостиля они не представляют собой открытого ряда. Именно поэтому мотив нельзя трактовать как только единицу содержания или исключительно единицу плана выражения. Языковые единицы, манифестирующие определенный мотив, вступают в отношения корефсрентпости, однако в этом ряду всегда можно отыскать наиболее типичные для данного идиостиля манифестации, что уже делает возможным считать мотив билатеральной сущностью. В свою очередь, между экспонентами одного мотива, предполагающими известный изоморфизм строения, всегда возникает семантическая дистанция, создающая эффект «колеблющейся» семантики. Именно поэтому эстетическая функция мотива в композиционно-речевой структуре текста невозможна вне «напряженного» единства мотива как в плане выражения, так и в плане содержания.

Путь формулировки мотива с помощью предикативной конструкции при описании художественного текста более оправдан, нежели его однословно-

субстантивное определение, несмотря на то, что актанты высказывания могут представлять собой переменную величину, варьироваться. Принципиально говорить о мотиве, как механизме предицирования в художественном тексте. В пользу этого свидетельствует даже тот факт, что в качестве имени мотива чаще используются отглагольные существительные или субстантивы с предикатным значением - имеющие характерологическую или ситуативную семантику («музыкальный мотив», «мотив одиночества», «мотив пьянства», «мотив женской красоты, привлекательности», «мотив лени»). То есть, мотивы именуют как обозначения типовых ситуаций (с типовыми предикатами), входящими во фрейм с соответствующим именем.

Целесообразно различать мотивы с предикатным и предметным именами. На основе этой дифференциации среди мотивов с предикатными именами разграничивается два типа: сюжетообразующие, соотнесенные с конкретным субъектом, и надсюжетные, в которых обнаруживается однородность, и цельность повторяемой семантической структуры отдельных эпизодов, даже если происходит смена субъекта и других актантов ситуации.

Выступая простейшей составляющей модели мира писателя, т.е. будучи соотнесен с некоторой макроситуацией и даже закреплен за нею, мотив представляет собою своеобразный элемент «образа автора в действии».

Во второй главе «Формальные и семантические виды реализации мотива в текстах А.П.Чехова. Их орнаментальный характер» рассматривается орнаментальный характер чеховского повтора. Выделяется два качественно различных по своей композиционной и семантической природе вида повторов - возвращения и обновления.

Повтор нередко объявлялся универсальным средством организации, мерой дополнительной связности (от А.А.Потебни, Р.О.Якобсона, О.М.Брика, Б.АЛарина, В.М.Жирмунского до Ю.МЛотмана, А.Моля, Вяч.Вс.Иванова, Л. с!е Веа^гапё'а). В данном случае он рассматривается в узком аспекте - как выразитель и носитель содержательного комплекса, заключенного в мотиве и семантически модифицируемого по мере развертывания повествования.

Одна из важнейших функций мотива - сообщать повествованию динамику, «подталкивать» его к развертыванию, одновременно служа связующей нитью сюжетных фрагментов.

В конкретном тексте мотив варьируется, актуализирует различные семантическими оттенки, вступает в контакт с другими мотивами, образуя единый семантический комплекс, для которого необходимо формулировать общий семантический инвариант. Поскольку речь идет о пучке мотивов, взаимосвязанных в структурном, и особенно семантическом плане, то можно говорить о единой мотивике текста.

Мотив и мотивные комплексы в художественном тексте находят непосредственное выражение в особенностях композиционного членения и объединения элементов текста, в способности текста мобилизовать свои синтагматические возможности для выделения, «укрупнения» частей текста и

отдельных групп его элементов, внутренне скрепленных присутствием и доминированием того или иного системообразующего мотива. Однако ни один семантический элемент текста не может быть воспринят и признан в качестве «выдвинутого», центрированного, приоритетного по функциональной и аксиологической значимости, если его присутствие в тексте создает ситуацию его семантической изолированности, если не проявляется его прецедентный характер, если он не имеет и/или не образует в тексте семантического или семантико-структурного прототипа.

Фактически именно анализ мотивики оказывается решающим при реконструкции темы художественного текста, понимаемой как максимально обобщенная, абстрагированная семантическая сущность (ср.: тема «смысла жизни», «человеческого непостоянства» и т.п.).

Единственной формальной манифестацией мотивики следует считать повтор во всем его семиотическом разнообразии - форм и значений, единиц всевозможных речевых статусов - от звуковых элементов до сверхфразовых структур.

Повтор часто выдвигается как количественный критерий орнаментальности. На первостепенное значение повторяющихся элементов в типологически тяготеющей к орнаменталыюсти прозе указывали в разное время В.Б.Шкловский, Б.В.Томашевский, В. Шмидт. Исключительность эстетической нагрузки повторяющихся мотивов у А.П.Чехова неоднократно подчеркивал А.П.Чудаков [Чудаков А.П. 1971].

Н.А.Кожевникова предлагает считать факт частотной повторяемости решающим при тестировании текста на принадлежность к орнаментальному направлению [Кожевникова H.A. 1976].

Тем больший интерес с точки зрения мотивики повторов представляет творчество классика, мастерство которого ознаменовано поиском новых, неизвестных реалистической традиции, путей художественного освоения действительности, - А.П.Чехова. Устойчивость и «настойчивость» формального выражения чеховских мотивов выдвигает сами мотивы на место первостепенного фактора специфической композиционно-речевой организации текста.

Для современных типологических классификаций приемов характерно стремление отталкиваться от, прежде всего, функциональных свойств. Сам пс себе языковой статус некоего элемента в очень малой степени определяет его вторичную нагрузку как особого текстообразующего средства. Поэтому перечисление тех уровней, на которых реализуют себя повторы при манифестации мотива, - исключительно дань традиционному лингвистическому анализу художественного текста. На позиции наиболее выраженного и частотного в идиостиле А.П.Чехова чаще всего выдвигают полные и частичные синтаксические параллелизмы. Однако языковой статус таких приемов разный, что подчеркивается различием их функций.

«Но вот промелькнула и пшеница. Опять тянется выжженная равнина (...), опять носится над землею коршун» («Степь»),

Значимость обретают не столько сами синтаксические параллелизмы, сколько морфологическое однообразие, однородность на определенных позициях.

«В своей песне она, полумертвая, уже погибавшая, без слов, но жалобно и искренно убеждала кого-то, что она ни в чем не виновата, что солнце выжгло ее понапрасну; она уверяла, что ей страстно хочется жить, что она еще молода и была бы красивой, если бы не зной и не засуха; вины не было, но она все-таки просила у кого-то прощения и клялась, что ей невыносимо больно, грустно и жалко себя» («Степь»),

Чеховские параллелизмы актуализируют определенные морфологические значения и придают им дополнительную текстовую значимость, определяемую исходной языковой семантикой. Таково назначение частотного в поздней прозе повтора простых и составных сказуемых, содержащих форму прошедшего времени. Грамматическое значение становится средством реализации одного из мотивов - рутинности действия.

Одним из самых распространенных оказывается грамматико-синтаксический повтор постпозитивных определений, акцентирующих качественные характеристики, в положении однородных, часто сопровождающихся семантической градацией. Эпитеты в этом положении оказываются как-будто несвоевременно возникающими, и поэтому, помимо прочего, актуализируют присоединительное значение: «Зима, злая, темная, длинная, была еще так недавно» («На подводе»), В предложении с препозитивным рядом определений синтаксис был бы значительно более энергичным. В рассматриваемом варианте действие субъективно растягивается, план прошлого находит продолжение в настоящем, никак не контрастируя с последним.

Ср. продолжение фразы: «...весна пришла вдруг, но для Марьи Васильевны, которая сидела теперь в телеге, не представляли ничего нового и интересного ни тепло, ни томные, согретые дыханием весны прозрачные леса, ни черные стаи, летавшие в поле над громадными лужами, похожими на озера, ни это небо, чудное, бездонное, куда, кажется, ушел бы с такою радостью". («На подводе»).

Характерно, что часто, как в данном случае, концентрация повторов отмечает фрагмент сложного речевого плана: внутренний монолог, несобственно-прямую или несобственно-авторскую речь, то есть маркируют границу различающихся речевых планов. Авторская точка зрения дистанцирована от точки зрения героини. Для автора - небо, чудное, бездонное, куда, кажется, ушел бы с такою радостью, в то время как для Марьи Васильевны... не представляли ничего нового и интересного ни тепло, ни томные... леса. Но рубежи идеологических, ценностных суждений проходят не там, где сталкиваются речевые планы.

Для идиостиля А.П.Чехова характерна актуализация грамматического значения посредством повтора и превращение этого значения в семантическую составляющую мотива. В новелле «На подводе» мотив отсутствия новизны

формируется с помощью местоименного повтора - в синтаксическом значении показателя сравнительного оборота. Местоимение такой с усилительной частицей же, которая поддерживается повторами на фонетическом уровне (звуковыми) квалифицирует определенные актанты высказывания, придавая им дополнительную смыслообразовательную потенцию.

«Он не получает никаких преимуществ от жизни и вот так же, как Семен, едет шагом, по отвратительной дороге, и терпит такие же неудобства... не понимает этой грубой жизни, не знает ее так же, как на экзамене не знал молитв... ей пришло на мысль, что если бы она была его женой или сестрой, то всю свою жизнь, кажется, отдала бы за то, чтобы спасти его от гибели. Быть женой?»

Во многих случаях не представляется возможным разграничить собственно лексический и собственно звуковой повторы, ибо они выступают в комплексе. Подкрепленные звуковыми, лексические повторы следует рассматривать, как средство выдвижения значений отдельных, выделенных звуковым повтором, лексем на позицию ключевых носителей семантики мотива, частично выражаемой значением лексемы. В новелле «На подводе» концепт "дороги" реализуется через необычные для этой семемы семантические связи, превращаясь, таким образом, в один из центральных элементов орнаментального поля, в котором мотив выявляется через отношения звукового подобия:

«У нее было такое чувство, как будто она жила в этих краях уже давно-давно, лет сто, и казалось ей, что на всем пути от города до своей школы она знала каждый камень, каждое дерево. Тут было ее прошлое, ее настоящее; и другого будущего она не могла представить себе, как только школа, дорога в город и обратно, и опять школа, и опять дорога...»;

Совершенно очевидно, что искусственное различение повторов разных уровней неэффективно для определения у них потенциала поддержания мотива. Собственно, мотив и реализуется в совместном и комплексном функционировании повторяющихся элементов разных уровней, осуществляющих знаковое взаимодействие.

«С шоссе свернули на проселочную дорогу: Ханов впереди, Семен за ним. Четверка ехала по дороге, шагом, с напряжением вытаскивая из грязи тяжелый экипаж. Семен лавировал, объезжая дорогу, то по бугру, то по лугу, часто спрыгивая с телеги и помогая, лошади. Марья Васильевна думала все о школе, о том, какая будет задача на экзамене — трудная или легкая»;

«А дорога все хуже и хуже... Въехали в лес. Тут уж сворачивать негде, колеи глубокие, и в них льется и лсурчит вода. И колючие ветви бьют по лицу.

— Какова дорога? — спросил Ханов и засмеялся»;

«И, казалось бы, что стоит ему, богатому человеку, из этой дурной дороги сделать хорошую, чтобы не мучиться так и не видеть этого отчаяния, какое написано на лицах у кучера и Семена»;

«Учителя, небогатые врачи, фельдшера при громадном труде не имеют даже утешения думать, что они служат идее, народу, так как все время

голова бывает набита мыслями о куске хлеба, о дровах, плохих дорогах, болезнях».

Можно говорить о концентрации повторяемых элементов, как о сигнале возникновения устойчивого мотива.

Для реализации мотива характерны цепочечные структуры, отличающиеся друг от друга тем, что в определенных случаях можно рассматривать возникающие на каждой ступени повторов приращения смысла как развитие мотива: дорога - всё хуже и хуже -какова - плохая, а в других -как воспроизводящие содержательный компонент, строящий мотив, без видимого семантического приращения: дурная дорога - плохая дорога.

Следовательно, если говорить о функционально-типологической характеристике, повторы в идиостилс А.П.Чехова логично разделить на: 1) повторы-возвращения (сел»антически тавтологичные, ведущие по замкнутому кругу и возвращающиеся на круги своя; и 2) поворы-обновления, изменяющих, преображающих смысл слов и вещей, концептов и денотатов авторского мира.

Ключевые символы, создающие орнаментальное поле мотива, сигнализируют о доминантных семантических пластах текста. Особенно ярко такое развертывание проявляется в «бесфабульных» рассказах, где, по утверждению А.П.Чудакова, фабульное движение заменено развитием мотивов.

Очевидно, что сам по себе тип повествования, когда наиболее важные темы, детали, тематические и синтаксические конструкции повторяются, создавая единое орнаментальное поле, присущ не только Чехову. Однако на фоне ослабления других фабульной составляющей мотивная оказывается особенно отчетливой.

Отдельные мотивы оказываются сквозными, как например, мотив музыки с предикатом фальшь, неоднократно убедительно реализуемый («Исповедь, или Оля, Женя, Зоя», «Ионыч», «Тапер», «Попрыгунья», «Два скандала», «Скучная история», «Современные молитвы»). При этом, реализация мотива происходит в сходных позициях: прямая монологическая речь, восклицательные конструкции, иллокутивные конструкции;

Ллюблю музыку! Шям... Шям... панского! "Шута" читаешь? Хе-хе-хе! Внучатам конфеток несу! Сын мой хорош, но я был лучше! («Жизнь в вопросах и восклицаниях»).

Вы, конечно, знаете, мой незабвенный друг, что я страшно люблю музыку. Музыка моя страсть, стихия... Имена Моцарта, Бетховена, Шопена, Мендельсона, Гуно - имена не людей, а гигантов! Я люблю классическую музыку. Оперетку я отрицаю, как отрицаю водевиль («Исповедь, или Оля, Женя, Зоя»),

Будем говорить серьезно. Дмитрий Ионыч, вы знаете, больше всего в жизни я люблю искусство, я безумно люблю, обожаю музыку, ей я посвятила всю свою жизнь («Ионыч»),

В «Ионыче», в «Исповеди» возникает еще один мотив, базирующийся на другом предикате: музыка - страсть.

Формы воплощения мотива музыки и музыкального в прозе Чехова разнообразны и предстают в нескольких взаимосвязанных семантических вариантах.

С точки зрения сюжетно-композиционных функций, мотив музыки реализуется в следующих основных вариантах:

1) 'музыка как душевное состояние и творческий процесс';

2) 'музыка как источник социального статуса и как поведенческий стандарт';

3) 'музыка как контрастный или аккомпанирующий сюжетный фон';

4) 'музыка как стимул для размышлений героя или повествователя';

С точки зрения соотнесенности с доминантой (инвариантной темой) художественного мира Чехова, мотив музыки оказывается включенным в принципиально контрастные эмоционально-оценочные контексты, введенным в две основные противопоставленные модальные рамки:

• 'музыка как наивысшее проявление творческой способности, спасительное начало в судьбе человека и мира';

• 'музыка как вид пошлости, проявление рутинного и убивающего творческое начало в жизни человека и общества'.

То, что музыка «возвышает» и «облагораживает» человека, в литературе можно считать риторическим общим местом. Для Чехова специфично именно установление мотивов с негативной оценочной составляющей. Семантический контраст выступает как основа для сквозного развертывания мотива и обогащения его через интертекстуальные отношения.

В третьей главе «Анализ композиционно-речевой структуры рассказов Чехова» мотивы, поддерживаемые повторами, рассматриваются в контексте эстетического целого - художественного текста. Определяется специфика повторяющихся элементов в «Попрыгунье» и повторы как явление чеховского метатекста («Соседи», «Жена»).

На материале анализа целого текста удается выявить поддерживаемые повторами отношения эквивалентности, которые становятся фактором создания мотивов. Эквивалентность устанавливает не темпоральную, а своего рода пространственную соотнесенность элементов, далеко отстоящих друг от друга на синтагматической оси текста или на временной оси рассказываемой истории. Интерпретация художественного текста требует реконструкции опорных, «глубинных» конструктивных элементов его семантики.

В рассказе «Соседи» параллельны процессы в душе главного героя и в открываемом им для себя новом фрагменте действительности, незнакомом географическом пространстве. Герой ехал к сестре, «в душе у него происходила целая буря». Чуть позже он увидел: «Из-за церкви и графской рощи надвигалась громадная черная туча, и на ней вспыхивали бледные молнии». Петр Михайлович видит, что «около гати две ивы, старая и молодая, нежно прислонились друг к другу», именно там, где недели две назад он с Власичем пел студенческую песню: «Не любить — погубить значит жизнь молодую...-» Теперь молодая сестра ушла жить к стареющему женатому человеку.

Семантические параллели чрезвычайно важны для всего, что связано с жизнью Власича и историей его усадьбы. Дом и соседский пруд «давят» своим тягостным прошлым.

Петр Михайлович намерен оскорбить Власича: «Я при ней ударю его хлыстом и наговорю ему дерзостей». Это отсылка к рассказу сестры: «А в этой столовой засекли насмерть какого-то человека». Французский помещик запорол неизвестного, «вроде гоголевского бурсака Хомы Брута», за то, что он, то ли «волновал крестьян», то ли увлек дочку хозяина (как и теперешний хозяин, Власич, кстати, тоже «либерал»). По слухам, тело запоротого бросили в соседний пруд. Теперь героя пугает подобие призрака: «В ста шагах на правом берегу пруда стояло неподвижно что-то темное: человек это ши высокий пень? Петр Михайлыч вспомнил про бурсака, которого убили и бросили в этот пруд. ... Он подъехал к темной фигуре: это был старый гниющий столб, уцелевший от какой-то постройки».

Параллели множатся: «Восходил месяц и красным столбом отражался на другой стороне пруда. Петр Михалыч не мигая смотрел на воду и воображал отчаяние сестры, ее страдальческую бледность и сухие глаза, с какими она будет скрывать от людей свое унижение...».

Параллелизм вроде пруд - лицо создает аналог семантической связи между метафоризируемым и метафоризирующим компонентов в метафорическом словосочетании. Однако компоненты связаны через временной план. Сам параллелизм оказывается мотивным, порождающим. Это открытый ряд смыслопорождсния, поскольку, если адресату задан алгоритм поиска, он обнаружит коррелирующие элементы, возможно, даже там, где автор не намеревался их разместить. Подобная модель открывает смыслообразование и в сторону межтекстовых связей - на обнаружение параллелей:

Власич: «Обстановка показалась мне слишком подходящею для подвига. Я поспешил к девице и в горячих выражениях высказал ей свое сочувствие. И пока я шел к ней и потом говорил, я горячо любил ее, как униженную и оскорбленную. Да... Ну, вышло так, что через неделю после этого я сделал ей предложение». Совмещение пространств романов Ф.М.Достоевского и Н.Г.Чернышевского в контексте абзаца становится возможным только за счет того, что параллелизм постулирован как организующий интерпретацию прием.

В Заключении констатируется, что методология, в рамках которой художественный текст рассматривается как продукт творческой речевой деятельности, в значительной степени, образуемой путем своеобразной реализации доминантных семантических оппозиций, конкретизируемых в устойчивых мотивах, позволяет обнаружить систему, реализующих установку на орнаменталыюсть, рекурсивных форм и варьируемых смыслов. Одной из объединяющих чеховский метатекст оппозиций можно считать 'рутину' УБ 'творчество'.

Семантические повторы у Чехова служат не только обогащению понятий, но и обнаружению их внутренней противоречивости, парадоксальности.

Выделяются два основополагающих типа повторов: 1) возвращения (семантически тавтологичные) и 2) обновления, сопровождающиеся семантическими приращениями. Особую нагрузку несут повторы на фразовом уровне, при варьирующемся лексико-семантическом наполнении.

Ключевые символы из орнаментального поля мотива выступают как сигналы семантических доминант (напр., дорога в повести «Степь»). Два основных блока мотивов выделяется в рассказе «Ионыч». Они поддерживаются симметрией сцен, повтором эпизодов, реплик героев и т.д.

В композиционно-речевой структуре рассказов Чехова особую, изобразительно-семантическую функцию выполняет монологическая и диалогическая прямая речь, вторая, наряду и в глубоком внутреннем единстве с речью авторской, во многих демонстрирует сгущение повторов разных уровней - эффект «кружения слов».

Особый интерес представляют многофункциональные мотивы (музыка), сигнализирующие о противоположных модальностях.

Проведенный анализ подтверждает гипотезу о синтетической, формально-содержательной природе мотивики и о поддерживающем повторе как важнейшем средстве композиционно-речевой организации чеховского текста и метатекста.

Список использованной литературы включает 269 работ отечественных и зарубежных авторов. Общий объем исследования - 188 страниц.

Основные положения работы отражены в следующих публикациях:

1. Никашина Н.В. Семантические группы и когезия текста. Актуальность термина изотопия. Сборник статей аспирантов «Опыты» вып.2,2004, - С. 239 - 243.

2. Никашина Н.В. Приемы объективизации повествования в рассказе А.П. Чехова «Попрыгунья»//Вестник Российского университета дружбы народов. Серия Лингвистика. - Выпуск № 3, 2008. - С. 2327

3. Никашина Н.В. Параллелизм как фактор композиционно-речевой организации текста («Соседи» А.П.Чехова)//Вестник Российского университета дружбы народов. Серия Лингвистика. - Выпуск № 4, 2008.-С. 68-74

Никашина Наталья Викторовна (Россия) Композиционно-речевая структура прозы Л.П.Чехова: мотивика повторов

Диссертационное исследование написано в русле лингвистической поэтики и посвящена анализу прозаических текстов А.П.Чехова. Предметом анализа являются повторы всех языковых уровней: от фонетического до синтаксического, выполняющие функции выразителей композиционно значимого мотива. В диссертационном исследовании содержатся рабочее определение мотива, типология мотивов характерная для творчества А.П.Чехова, анализ мотивных комплексов в контексте целостных текстов и осмысление текстовой и метатекстовой функции мотивных комплексов. Результаты могут быть использованы при чтении курсов анализа художественного текста, лингвистической поэтики и стилистике.

Natalia V. Nikashina (Russia)

Compositional and Speech Structures in Chekhov's Prose: Motivics of

Repetitions

This thesis was written in the spirit of linguistic poetics and is devoted to the analysis of A. P. Chekhov's prose texts. The subject of this analysis is repetitions on all linguistic levels: from phonetic to syntactic, functionally expressing a compositionally meaningful motive. This dissertation research paper contains a working definition of a motive, the typology of motives characteristic of A. P. Chekhov's works, an analysis of motive complexes in the context of whole texts, and an interpretation of the textual and metatextual functions of motive complexes.

Подписано в печать:

26.03.2010

Заказ № 3469 Тираж - 100 экз. Печать трафаретная. Типография «11-й ФОРМАТ» ИНН 7726330900 115230, Москва, Варшавское ш., 36 (499)788-78-56 www. autoreferat. ru

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Никашина, Наталья Викторовна

Введение

Глава 1. Композиционно-речевая организация художественной прозы как объект лингвистического изучения

1.1. Произведение художественной прозы как эстетическое и речевое целое.

1.2. Факторы композиционно-речевой организации прозаического текста. Точка зрения как фокус речевой композиции.

1.3.Мотив как ключевой элемент композиционно-речевой структуры текста.

1.3.1. Одержании мотива как речевого явления.

1.3.2. О так называемых «инвариантах» и вариантах мотивов,

1.3.3. Мотив и остраннение.

1.3.4. Тема и мотив.

1.4. Мотив и повтор.44 Выводы

Глава 2. Формальные и семантические виды реализации мотива в текстах А.П. Чехова. Их орнаментальный характер.

2.1. О значении орнаментального фактора в композиционно-речевой структуре чеховской прозы.

2.2. К формообразованию мотива у Чехова: повтор-возвращение и повторобновление, фонетические повторы.

2.3. Повтор как способ реализации мотивов целого текста в рассказе

Ионыч».

2.4. Композиционно-семантическая реализация сквозного мотива в прозе

А.П. Чехова (на примере мотива музыки)

2.4.1. Функциональные варианты мотива музыки у Чехова.

2.4.2. Музыка как фальшивая поза.

2.4.3. Музыка как насилие.98 Выводы.

Глава 3. Анализ композиционно-речевой структуры рассказов А.П.Чехова

3.1. Композиционно-речевая организация рассказа «Попрыгунья»: повторность и повторяемость.

3.2. Параллели и параллелизмы как фактор композиционно-речевой организации текста («Соседи», «Жена»).

Выводы.

Введение диссертации2009 год, автореферат по филологии, Никашина, Наталья Викторовна

Для современной филологии характерен интерес к языковой личности, к прагматическим и когнитивным аспектам речевой деятельности человека и языкового коллектива, в связи с этим лингвистическая поэтика выходит на новый этап синтеза лингвистических и литературоведческих знаний. Повышается роль исследований, осмысляющих становление и воплощение языковых структур в рамках индивидуальных художественно-речевых систем, оказывающих значительное воздействие на последующее развитие коллективного языкового сознания. Формы индивидуального речепроизводства особенно значимы тогда, когда относятся к построению текста, к текстопроизводству, в частности как способу наиболее полного, целостного осуществления коммуникативно-эстетической интенции, той области, в которой формируются специфические речевые средства, без которых смысловыражение в его культурной значимости неосуществимо. Здесь в область интересов лингвистики вовлекаются и явления, своеобразно осмысленные традицией литературоведческого изучения текста, однако требующие подробной и систематической коммуникативно-лингвистической квалификации. Язык писателя в этом свете предстает как сложный речевой репертуар, инструментарий принципов и приемов композиционно-речевой организации текста, которые должны быть не только типологизированы с лингвистических позиций, но и представлены в функционально-эстетическом освещении, как способ наиболее успешного воплощения творческой языковой личности, образа автора.

Сохраняет акктуальность замечание В.В.Одинцова: «Теория композиции, некогда увлекавшая наших филологов, долгое время не включалась в круг лингвистических проблем. Нерешенными остаются проблемы композиции и в литературоведении. Сказанное заставляет каждого, кто занимается проблемами стилистики речи, сосредоточить главное внимание на композиционно-стилистической структуре текста» (Одинцов 1981, с. 4).

Композиционно-речевая структура произведений художественной прозы может быть представлена как проявление структурных и функциональных доминант текста, предопределяющих действие отдельных приемов и форм речевой организации произведений, по существу формирующих идиостиль писателя. Здесь большой интерес могут представлять типизированные формы повествования и ключевые структурно-семантические категории художественного текстообразования, такие, как мотив, представление о лингвистическом содержании которого, очевидно, требует уточнения.

Эта задача оказывается тем более важной, если речь идет о произведениях русской классической литературы, идиостилях, определивших направление художественного и языкового мышления эпохи. К числу таких идиостилей, несомненно, относится индивидуальный стиль А.П.Чехова.

Сказанным определяется актуальность и настоящей диссертации, которая посвящена изучению композиционно-речевой организации прозы Чехова, рассматриваемой сквозь призму реализации одной из наиболее существенных повествовательных форм художественной речи - мотива как семантико-структурной категории текста.

Предметом данного исследования являются структуры, организованные формальным и семантическим повтором и создающие основу композиционно-речевой организации прозы А.П. Чехова. Эти структуры рассматриваются как целостные комплексы, где осуществляется «приращение смыслов слов» (Ю.Н. Тынянов, Л.А. Новиков) и описываются ономасиологически - от общего содержательного компонента к его разнообразным формальным выражениям.

Изучение композиционно-речевой организации художественного произведения в аспекте его мотивной структуры может идти двумя путями: с одной стороны, мотив исследуется как повторяющийся элемент семантической системы, обладающий референтным пространством в поэтическом мире писателя, и получающий определенное структурное выражение; с другой стороны, возможно движение ономасиологического порядка, которое требует вычленения в структуре текста всякого рода непосредственно повторяемых и вариативно воспроизводимых форм, реализующих, в частности, семантические функции, образующие семантический скелет текста и поэтому требующие системного осмысления и описания. Иными словами, мотивная организация художественного текста может изучаться как повторение мотивов, с одной стороны, и как мотивика повторов - с другой. Второй путь изучения устройства текстов художественной прозы и принят в исследовании за основной. Таким образом, мотивика повторов понимается как важный структурный и смыслообразующий элемент текста, обеспечивающий единство семантики целого, обладающий парадигматическими характеристиками.

Объектом исследования является индивидуальный стиль А.П.Чехова, особенности его повествовательной манеры, которая выводит на периферию художественного текстообразования некоторые традиционно основополагающие его принципы, такие как фабула, эксплицитно выраженная авторская модальность и др., а в центр системы художественных средств прозаического повествования перемещает принцип повтора, лейтмотивность, орнаментальные средства «цементирования» композиционно-семантического пространства текста. В центре внимания в диссертации оказывается писатель, его индивидуальный стиль, поскольку этот стиль представляет собой образец реализации языком его эстетической функции.

Цель работы - осмыслить композиционно-речевую организацию чеховской прозы сквозь призму теории мотива и проанализировать эстетические конструктивно-текстообразующие функции повторяющихся речевых форм в прозе А.П.Чехова.

Поставленная цель определила частные исследовательские задачи работы:

1. систематизировать существующие представления об основных факторах композиционно-речевой организации художественной прозы;

2. показать многообразные взаимодействия формальных и семантических составляющих речевой композиции текста на примере исследования мотива как структурного и функционального явления - базового элемента композиции художественной прозы;

3. исследовать повтор как основную форму речевого воплощения мотива в композиции текста;

4. выявить сквозные мотивы чеховской прозы в их структурной реализации, как результат формирования цепочек речевых повторов; осветить композиционно-речевую структуру прозы Чехова с точки зрения ее конструктивных доминант;

5. предложить алгоритмы лингвоэстетического анализа на материале творчества А.П.Чехова в аспекте мотивики повторов, продемонстрировав роль мотива в семантической организации текста как целого и в формировании индивидуального стиля писателя в целом.

Научная новизна диссертации определяется тем, что в ней впервые с позиций лингвоэстетического анализа предпринята попытка показать значимость и функции повторяющихся речевых средств чеховской прозы.

Подход к исследованию языка как эстетического феномена в истории отечественной лингвистики связан с именами большого ряда выдающихся исследователей художественной речи - А.А.Потебни, В.В.Виноградова, Г.О.Винокура, Б.А.Ларина, Ю.Н.Тынянова, В.Б.Шкловского Г.Г.Шпета,

Р.О.Якобсона. В зарубежной лингвистике и философии языка идея измерения эстетической ценности лингвистических феноменов нашла свое выражение в классических трудах В.Гумбольдта, К.Фосслера, Б.Кроче, Я. Мукаржовского, Л.Шпитцера. и др.

Согласно Л.А.Новикову, «язык - не только средство общения, но и тончайший инструмент самовыражения личности. В этом аспекте он может рассматриваться как объект эстетики» (Новиков 2001, С. 17). Комментируя идеи К.Фосслера, представляющего любую речь как «индивидуальную духовную деятельность» (Фосслер 1956, с. 295.), Л.А.Новиков отмечает, что, с этой точки зрения, «эстетическое в языке даже предшествует собственно коммуникативной его функции: любое средство выражения, прежде чем стать общепринятым, синтаксическим, было первоначально индивидуальным, стилистическим. Общее, коммуникативно значимое не что иное, как сумма всех или важнейших индивидуальных выражений» (Новиков 2001, с. 17-18), в то время как «история языкового развития есть не что иное, как история духовных форм выражения, история искусства в самом широком смысле этого слова» (Фосслер 1956, с. 294-295).

Описание семантики художественного текста требует анализа опорных конструктивных элементов, изучения форм семантического развертывания речи. Этому мог бы способствовать используемый в данной работе подход к мотиву не как к чистому явлению семантики, а как к результату повторения тех или иных речевых средств, объединенных в композиционно значимые формы. Чехов был исключительно внимателен к ритмико-синтаксической, лейтмотивно-лексической, звуковой организации произведения. По воспоминаниям современника, Чехов признавался, что, «заканчивая абзац или главу, особенно старательно подбирал последние слова по их звучанию, ища как бы музыкального завершения предложения» (Чехов в воспоминаниях 1960, с. 664). Музыкальная чуткость Чехова проявилась не безотносительно к содержанию, а в первую очередь оказывается направленной на «кристаллизацию» композиционносемантической структуры текста. Это обстоятельство в разной связи нередко подчеркивали исследователи творчества Чехова (ср. Чудаков 1971; 1986, Эткинд 1999, Шмид 1998). Тем не менее повторы и параллелизмы как фактор композиционно-речевой организации, как способ воплощения образа автора никогда не становились предметом диссертационного лингвистического исследования, в то время как без анализа композиционно-речевых функций этих элементов и образований невозможно представить художественный мир Чехова как речевое и эстетическое целое.

Основные положения, выносимые на защиту:

1. Композиционно-речевая структура произведения художественной прозы образуется как результат реализации инвариантных мотивов референтного пространства художественного мира автора с помощью системы формальных повторов и семантических параллелей.

2. Для речевой композиции чеховского рассказа характерно образование лейтмотивов и высокая активность орнаментального начала.

3. В структуре чеховской прозы выделяются два основополагающих вида повторений: 1) повторы-возвращения и 2) повторы-обновления, изменяющие, преображающие смысл слов и вещей. Наибольшую композиционно-речевую значимость в прозе Чехова имеют повторы-возвращения, изобразительно связанные с идеей инерционного поведения повествователя и речепроизводства.

4. Повтор как «форма мотива» проявляется в повествовательной технике А.П.Чехова на разных уровнях организации текста, прежде всего — на синтаксическом, мелодическом (ритмико-синтаксическом), лексическом и звуковом.

4. Мотивные повторения у Чехова служат не только обогащению понятий, но и обнаружению их внутренней противоречивости, парадоксальности. Для прозы Чехова характерна много функциоальность сквозного мотива.

5. Мотивика Чехова, воплощенная во взаимодействии рекурсивных форм и варьируемых повторяемых смыслов, выступает как способ манифестации и композиционно-речевой реализации доминантных, системообразующих семантических оппозиций художественного мира писателя.

По характеру используемых научных методов данное исследование базируется на принципе интроспективного эмпирического анализа с использованием методик структурного позиционно-дистрибутивного исследования, применением приемов сопоставительно-типологического и детерминатного изучения текста. Проведенный анализ основывается, прежде всего, на опыте отечественных исследователей в области теории художественной речи, лингвопоэтике, принципиально опирается на представление о языке, как объекте и предмете творческой эстетической деятельности, на понимание художественного текста, как целостного эстетического феномена. Такая трактовка нашла свое отражение в работах Л.А.Новикова и ряда других исследователей речевой организации текста.

Практическая значимость работы определяется возможностью ее использования в построении курсов лингвистического анализа художественного текста, истории русского литературного языка, а также применимостью ее результатов при создании словаря мотивов прозы А.П.Чехова.

Апробация: основные положения и выводы обсуждались на заседаниях кафедры общего и русского языкознания Российского университета дружбы народов (в 2003-2004гг.), излагались на конференциях: «Личность в межкультурном пространстве» (РУДН 24 ноября 2006), Всероссийская междисциплинарная конференция РУДН ИИЯ «Актуальные вопросы гуманитарных наук: Общество, история, культура, язык» (27 марта 2009г.).

Результаты исследования нашли отражение в статьях «Приемы объективизации повествования в рассказе А.П.Чехова «Попрыгунья»»

Вестник РУДН серия лингвистика № 3, 2008), «Параллелизм как фактор композиционно-речевой организации текста. «Соседи» А.П.Чехов.» (Вестник РУДН серия лингвистика № 4, 2008), «Семантические группы и когезия текста. Актуальность термина изотопия» (Сб. ст. аспирантов и студентов «Опыты», вып. 2, 2004).

По теме диссертации опубликовано 3 работы.

Диссертация состоит из Введения, 3-х глав, Заключения и Списка литературы. Каждая из глав завершается краткими выводами, обобщенными в Заключении. Композиция работы выстроена таким образом, чтобы от освещения основных принципов композиционно-речевой организации художественной прозы перейти к анализу отдельных форм мотивики и от него - к анализу отдельных произведений Чехова в единстве их композиционно-речевой структуры.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Композиционно-речевая структура прозы А.П. Чехова: мотивика повторов"

Выводы

Для композиционно-речевой структуры рассказов Чехова характерна необычная роль прямой речи, как монологической, так и диалогической, состоящая в том, что она наравне с речью авторской приобретает изобразительный характер, причем как в отношении характеристики конкретного персонажа (захлебывающаяся речь, речевое позерство — повышенная риторичность, «картинность», претензия на аристократизм), так и по отношению к семантической композиции текста в целом: «кружение слов», перформативность, насыщенность глаголами при отсутствии действия выступают в роли орнаментального средства, организующего текст как дурную бесконечность лексических, лексико-грамматических и звуковых тавтограмм, повторов-возвращений, связанных с полюсом рутины и празднословия в воссоздаваемой автором картине мира.

Инерционность речи и самого образа мыслей и поступков героев подчеркивается повтором глаголов со значением речевой деятельности, лукавство в отношении героя к собственной жизни, стремление уйти от ответственности за слово выражается в усиленных грамматических повторениях, выполняющих роль напыщенных риторических жестов, в корневых повторах как инструментах самовнушения, многоступенчатых сложноподчиненных предложениях с навязчивым повтором союзов и повторяющимися сочинительными союзами в речи персонажей.

Семантический и структурный параллелизм выступает в качестве важнейшего композиционного приема в идиостиле Чехова, выражаясь как формальная, так и семантическая параллель (параллелизм характеров и событий). Анализ целых текстов подтверждает важность повторов в структуре со- и противопоставлений, помогающих обнаружить амбивалентность отдельных словесных и семантических лейтмотивов. Вместе с тем сами мотивные и формальные «переклички» чаще всего действуют как способ манифестации идеи запутанности человека и человеческих отношений, обесцененности слова, его вторичности, при нарастающем мотиве неизбежности расплаты за выхолощенное слово, в позднем творчестве Чехова приобретающем эпический характер.

Заключение

В области изучения художественного текста давно назрела необходимость синтеза лингвистических и литературоведческих подходов, когда преодолевается раздельность изучения формальных и содержательных аспектов текстообразования, а сам текст и его ключевые явления рассматриваются как «формо-содержание», с установкой на выделение стилеобразующих доминант художественной системы писателя. Одной из попыток продвинуться в этом направлении является и настоящая работа, рассматривающая художественный текст как продукт творческой речевой деятельности, который раскрывается в его композиционно-речевой структуре, в значительной степени образуемой путем своеобразной реализации доминантных семантических оппозиций в более частных семантико-структурных образованиях - инвариантных мотивах.

Мотивика А.П.Чехова, воплощенная в речевой композиции текста и изучаемая средствами лингвистического анализа, предстает как система форм с ярко выраженным орнаментальным элементом, реализуемым с помощью формальных повторов и семантических параллелей, образующих лейтмотивы и формирующих орнаментальные поля текста. Мотивика, воплощенная во взаимодействии рекурсивных форм и вариативных повторяемых смыслов, выступает как способ манифестации и композиционно-речевой «кристаллизации» системообразующих семантических оппозиций художественного мира Чехова, приводя в столкновение 'рутину' и 'творчество' во множестве их проявлений: инерционное, обыденное, лишенного творческой энергии, не способное к деятельному, созидательному труду, с одной стороны, и преображающее, обновляющее, творящее, исполненное деятельной любви - с другой.

Лейтмотивные повторения у Чехова служат не только обогащению понятий, но и обнаружению их внутренней противоречивости, парадоксальности.

Проведенный анализ позволил выделить два основополагающих вида повторений в художественной речи Чехова: 1) повторы-возвращения (семантически тавтологичные, ведущие по замкнутому кругу и возвращающих на круги своя) и 2) повторы-обновления, изменяющие, преображающие смысл слов и вещей. При этом, на фоне эстетического ожидания «колебания смысла», у Чехова приобретает особую значимость прием семантически неизменного, тавтологического повторения для подчеркивания «невозможного», «противоестественного» постоянства, рутины, замкнутости вещей и смыслов на самих себе («Степь», «Ионыч», «Попрыгунья», «Жена» и др.). В частности, синтаксическая регулярность -повторы на фразовом уровне, при варьирующемся лексико-семантическом заполнении, призваны у Чехова выполнять роль изобразительного средства.

Повтор как «форма мотива» проявляется в повествовательной технике А.П.Чехова на разных уровнях организации текста синтаксическом, мелодическом (ритмико-синтаксическом), лексическом, звуковом, в определенном смысле «направляя» текстуальное развертывание. Ключевые символы, создающие орнаментальное поле мотива, выступают сигналами доминантных семантических пластов текста. Таким ключевым элементом орнаментального поля, поддерживаемого синтаксическими и звуковыми повторениями и параллелизмами, реализующего инвариантный мотив тоски, однообразия и внутренней безвыходности, выступает в повести «Степь» дорога, в рассказе «Два скандала» - лейтмотивный лексический ряд со значением дергания, дрожания, вздрагивания, также поддержанный на звуковом уровне, в частности в ключевых для текста именах главных персонажей - рыжая и дирижер.

Два основных блока мотивов, два тематических поля, где один связан с искусством - с музыкой, пением, театром, а другой соединяет в себе мотивы еды, питья, сытости, довольства, лени, богатства, выделяется в рассказе «Ионыч». Они поддерживаются симметрией сцен, повтором эпизодов, реплик героев и т.д.

В композиционно-речевой структуре рассказов Чехова особую, изобразительно-семантическую функцию выполняет монологическая и диалогическая прямая речь, которая наряду и в глубоком внутреннем единстве с речью авторской в многих случаях организует текст как дурную бесконечность лексических, лексико-грамматических и звуковых повторов-возвращений, самим характером повторений и семантикой повторяемых единиц создает лейтмотивный эффект бессмысленного и порочного «кружения слов», придавая репликам героев перформативность, постоянно акцентируя мотив речевого позерства.

Инерционность речепроизводства и самого образа мыслей и поступков героев подчеркивается повтором глаголов со значением речевой деятельности, лукавство в отношении героя к собственной жизни, стремление уйти от ответственности за слово выражается в усиленных грамматических повторениях, выполняющих роль напыщенных риторических жестов, в корневых повторах как инструментах самовнушения, многоступенчатых сложноподчиненных предложениях с навязчивым повтором союзов и повторяющимися сочинительными союзами в речи персонажей.

Соположение в композиционно-речевой структуре чеховского рассказа часто предполагает неоднозначность, обеспечивает повтор-обновление. Такой повтор может как бы растягивать один мотив между основными полюсами художественного пространства - таковы, в частности, мотивы музыки, женской красоты. При этом условно «высокие» мотивы и темы способны приобретать ироническую окраску, ставя под сомнение истинность и искренность речи и поведения героев, и наоборот -условно «низкий мотив» способен означать высвобождение героя из области рутины и своекорыстия. Таков, в частности, амбивалентный мотив пьянства, с которым в первую очередь связана идея «раскисания», капитуляции перед жизнью, но который, однако, в определенной комбинации с другими мотивами может связываться с преодолением инерции существования.

Особый интерес представляют многофункциональные мотивы, к числу которых относится мотив музыки, который оказывается включенным в противопоставленные модальные рамки. Каждая из модальных разновидностей мотива также обнаруживает неоднозначную функциональную специализацию. Так, в негативно-оценочном плане мотив музыки выступает у Чехова в двух основных вариантах: как фальшивая, картинная, выгодная поза и как инструмент и источник насилия над человеком. Последний вариант, в свою очередь, реализуется как насилие с помощью музыки в ее социальной значимости и насилие, проистекающее из самой природы музыкального. Эти мотивы прежде всего обеспечиваются повтором глаголов, обозначающих интенсивное извлечение звуков, и глаголов, обозначающих сильное и разрушительное воздействие.

Система чеховского повествования устроена так, что позитивное начало выражается в системах точек зрения и переплетении мотивов не напрямую, а косвенно, заставляя автора каждый раз «застывать» в полушаге от экспликации своего жизненного кредо, поскольку язык заранее готовит для этой экспликации формы, готовые убить самую возможность спасительного выхода. Поэтому наиболее общей функцией повторов в индивидуальном стиле Чехова оказывается не повтор-обновление, позволяющий внутренне поляризовать семантику знака в соответствии с принципом семантической поляризации художественного мира, а повтор-возвращение, всякий раз напоминающий о «замкнутом круге». Между тем именно эта напряженность хождения «по кругу», на фоне ожидаемого преображения слов и вещей, задаваемого установкой на эстетическое восприятие речи, создает тот эффект принципиальной открытости текста, на который множество раз обращали внимание исследователи Чехова. Таким образом, даже в самом «безнадежном» случае Чехов оставляет надежду на выход «вне слова» - выход, связанный с идеей творческого, деятельного отношения к внешнему и внутреннему для автора миру. В то же время запутанность человека с словах, кружение слов и бесконечное взаимоотражение смыслов, реализуемое в системах повторов и параллелей, приводит позднего Чехова («Соседи» и др.) к такой форме речевой композиции, при которой сам принцип взаимоотражения смыслов и повторения форм при нарастающем мотиве неизбежности расплаты за обесцененное слово приобретает символический статус и позволяет актуализировать эпическое начало, нехарактерное для раннего творчества писателя.

Это позволяет утверждать, что в речевой композиции чеховского рассказа повтор оказывается не только основной формой существования мотива, но и приобретает изобразительную роль, обеспечивает непосредственное воплощение мотива повторяемости.

Проведенный анализ подтверждает гипотезу о синтетической, формально-содержательной природе мотивики и о выражающей ее системе формальных аналогий и повторений, с учетом смены повествовательных ракурсов и предметов речи, как важнейшем средстве композиционно-речевой организации чеховского рассказа.

Список научной литературыНикашина, Наталья Викторовна, диссертация по теме "Русский язык"

1. Айхенвальд Ю.И. Чехов. Основные моменты его произведений. М, 1905.-С 29.

2. Амроян И.Ф. Типология цепевидных структур. — Тольятти: Междунар. академия бизнеса и банковск. дела, 2000. С. 124.

3. Ассуирова Л.В. Топосы как риторические категории и структурно-смысловые модели порождения высказывания: диссертация . доктора педагогических наук. М., 2003 - С.550.

4. Ахметова Г.Д. Языковая композиция художественного текста (На материале русской прозы 80-90-х годов XX в.) : Дис. . д-ра филол. наук: 10.02.01 М.,2003.- С.450.

5. Бальбуров Э.А. Мотив и канон // Материалы к словарю сюжетов и мотивов русской литературы: Сюжет и мотив в контексте традиции. Новосибирск, 1998. С.6-20.

6. Барлас Л.Г. Образ автора в рассказе Чехова «Попрыгунья» // Чеховские чтения. Таганрог, 1972 Ростов н/Д., 1974. - С.108-114.

7. Барлас Л.Г. Особенности речевой композиции рассказа Чехова «Верочка» // Творческий метод А. П. Чехова: Межвуз. Сб. науч. тр. -Ростов н/Д., 1983.- С. 97-103.

8. Барлас Л. Г. Язык повествовательной прозы Чехова: Проблемы анализа / Сев.-Кавк. науч. центр высш. шк.; Отв. ред. Л. А. Введенская. Ростов-на-Дону: Изд-во Рост, ун-та, 1991. - С. 205, 1. .

9. Барт Р. Введение в структурный анализ повествовательных текстов // Зарубежная эстетика и теория литературы XIX XX вв. - МГУ, 1987.-С.387-422.

10. Ю.Бахтин М.М. Литературно-критические статьи. М., 1986. - С. 404412.11 .Бахтин М.М. Формы времени и хронотопа в романе. Греческий роман. / Бахтин М.М. Эпос и роман. СПб: Азбука, 2000. С.304.

11. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М., 1979. - С. 9-191.

12. Белкин A.A. Читая Достоевского и Чехова: Статьи и разборы. М.: Худож. лит., 1973. С.304.

13. Берковский Н. Чехов повествователь и драматург // Берковский Н. О русской литературе: Сб. статей /Сост., подгот. текста Е. Лопыревой. - Л.: Худож. лит., 1985. - С. 215-339.

14. Бицилли П.М. Избранные труды по филологии. М. 2000. - С. 830.

15. Бицилли П.М. Творчество Чехова: Опыт стилистического анализа. София, 1942.-С. 142.

16. Бицилли П.М. Чехов // Числа. Кн. 1. Париж, 1930.

17. Богатырев П.Г. Функции лейтмотивов в русской былине // П.Г. Богатырев. Вопросы теории народного искусства. М.,1971. С.432-449.

18. Брагинская H.B. Анализ литературных мотивов у О.М. Фрейденберг // Актуальные проблемы семиотики культуры. Труды по знаковым системам. Вып. 20. Тарту, 1987. С.115-119.

19. Брик О.М. Звуковые повторы // Поэтика. Сборники по теории поэтического языка. Вып. III. -Пг., 1919. - С. 58-98.

20. Брик О.М. Ритм и синтаксис (Материалы к изучению стихотворной речи) // «Новый Леф». 1927. - № 3. - С. 15-20; № 4. - С. 23-29; № 5. - С. 32-37; № 6. - С. 33-39.

21. Бузаджи Д.М. "Остранение" в аспекте сопоставительной стилистики и его передача в переводе: на материале английского и русского языков : диссертация . кандидата филологических наук : 10.02.20 Москва, 2007. С. 206.

22. Бялый Г.А. Чехов и русский реализм. Л.: Сов. писатель, 1981. — С.400

23. Вайль П., Генис А. Путь романиста. Чехов. / Вайль П., Генис А. Родная речь. Уроки изящной словесности. М., 2008. - С. 172-181.

24. Валентинова О.И. Эстетика и лингвистика полифонии. Изд. РУДН, 2001,-С. 140.

25. Ван Дейк Т.А. Язык. Познание. Коммуникация. М., 1989.- С. 310.

26. Ван Дер Энг Я. Искусство новеллы: Образование вариационных рядов мотивов как фундаментальный принцип повествовательного построения // Русская новелла. СПб., 1993. С.195-209.

27. Ведерникова Н.М. Мотив и сюжет волшебной сказки // Филологические науки. 1970. № 2. С.57-65.

28. Векшин Г.В. Очерк фоностилистики текста: звуковой повтор в перспективе смыслообразования. М.: Изд-во МГУП, 2006. - С.462.

29. Веселовский А.Н. Историческая поэтика. Л., 1940. С. 408.31 .Веселовский А.Н. Избранное: Историческая поэтика. М.: РОССПЭН, 2006. С. 688.

30. Виноградов В.В. К теории литературных стилей // Виноградов В.В. Избр. труды. О языке художественной прозы. М., 1980. - С. 240249.

31. Виноградов В.В. О теории художественной речи. М.: Высш. шк., 1971.-С.240.

32. Виноградов В.В. О языке художественной литературы. М.: Гослитиздат, 1959. - С.656.

33. Виноградов В.В. Общие проблемы изучения языка художественной литературы в советскую эпоху // Славянская филология: IV Международный съезд славистов. Т. 1. М., 1958. - С. 5-57.

34. Виноградов В.В. Сюжет и стиль. М., 1963.- С. 190.

35. Виноградов В.В. Язык Гоголя и его значение в истории русского языка // Виноградов В.В. Избр. труды. Язык и стиль русских писателей: От Гоголя до Ахматовой. М.: Наука, 2003. - С. 54-96.

36. Винокур Г.О. Избранные работы по русскому языку. М.: Учпедгиз, 1959.-С.492.

37. Винокур Г.О.Поэтика. Лингвистика. Социология: (Методологическая справка) // Винокур Г. О. Филологические исследования: Лингвистика и поэтика. М.: Наука, 1990. - С.22-30.

38. Гальперин И.Р. Текст как объект лингвистического исследования. М., 1981.-С. 148.

39. Гаспаров Б.М. Язык. Память. Образ. Лингвистика языкового существования. М.: Новое Литературное Обозрение, 1996. - С. 352.

40. Гаспаров Б.М. Литературные лейтмотивы. М., 1994. - С. 304.

41. Гаспаров М.Л. Оппозиция "стих проза" и становление русского литературного стиха // Русское стихосложение: Традиции и проблемы развития. - М. 1985. - С.264-277.

42. Гиндин С.И. Онтологическое единство текста и виды внутритекстовой организации // Машинный перевод и прикладная лингвистика. Вып. 14. М., 1971. - С. 114-135.

43. Гиршман М.М., Громяк Р.Г. Целостный анализ художественного произведения. Донецк, 1970. - С. 42.

44. Гиршман М.М. Ритм художественной прозы. М., 1982.- С. 54.

45. Горбачевич К.С. Синонимичные прилагательные в произведениях А.П. Чехова, АКД. Л., 1963.- С. 65.

46. Гореликова М.И., Магомедова Д.М. Лингвистический анализ художественного текста. М.,1989. - С. 80.

47. Григорьев В.П. Поэтика слова: На материале русской советской поэзии. М.: Наука, 1979. - С.343.

48. Громов М.П. Книга о Чехове. М., 1989. - С. 384.

49. Громов М.П. Чехов. М., 1993. - С. 64.

50. Гузь H.A. Способы выражения авторской позиции Гончарова и Чехова // А.П. Чехов ( проблемы жанра и стиля ). Ростов-на-Дону, 1986. С.40-51.

51. Гумбольдт В. Язык и философия культуры. М.: Прогресс, 1985. - С. 456.

52. Денисова С.П. Специфика интимизации художественного текста в произведениях А.П. Чехова// Русское языкознание. Киев, 1990. Вып. 20.-С.114-120.

53. Денисова С.П. Текстовые средства интимизации в художественной прозе А.П. Чехова // Языковое мастерство А.П. Чехова . Ростов-на-Дону, 1995.-С.З-11.

54. Маковицкий 1979: Дневник Д.П.Маковицкого, 29 марта 1907 года // Литературное наследство. Т. 90, в 4-х книгах: У Толстого. Яснополянские записки Д.П.Маковицкого. Кн. 2. 1906-1907. М., 1979.-С. 105.

55. Драгунский Д.В. Соседи: Конспект о Чехове // Октябрь, 2007, №1.-С. 15-21.

56. Долотова Л. М., Орнатская Т. И., Сахарова Е. М., Чудаков А. П. Примечания // Чехов А. П. Полное собрание сочинений и писем: В 30 т. Сочинения: В 18 т. /АН СССР; Ин-т мировой лит. им. А. М.

57. Горького. M.: Наука, 1974-1982. - T. 8. Рассказы. Повести., 1892— 1894. - 1977.-С. 413-518.

58. Ермилов В.В. А.П. Чехов . Критико-биографический очерк// Чехов А.П. Собрание сочинений в 12-ти томах. М., 1960. Т.1. С.5-63.

59. Ермилов В.В. А.П. Чехов. М., 1954.- С. 64.

60. Женетт Ж. Повествовательный дискурс / Пер. Н.Перцова // Фигуры. В 2-х т. М., 1972. - С. 58-412.

61. Жинкин Н. И. Проблема эстетических форм // Художественная форма. М., 1927. - С. 7-50.

62. Жинкин Н.И. Язык — речь — творчество: Исследования по семиотике, психолингвистике, поэтике. М.: Лабиринт, 1998. - С. 368.

63. Жирмунский В.В. Теория стиха. Л., 1975. - С. 235-432.

64. Жирмунский В.М. Средневековые литературы как предмет сравнительного литературоведения // Известия АН СССР. Отделение литературы и языка. T. XXX. Вып. 3. - М., 1971. - С. 185-197.

65. Жирмунский В.М. Теория литературы. Поэтика. Стилистика. Л.: Наука, 1977.-С.480.

66. Жолковский А. К. Зощенко и Чехов (сопоставительные заметки) // Чеховский сборник. / Ред. А. П. Чудаков. М.: ИМЛИ им. А. М. Горького, 1999. С. 175-90.

67. Жолковский А.К. "Блуждающие сны" и другие работы. М., 1994.- С. 56.

68. Жолковский А.К. Les mots: relire // Русистика. Славистика. Индоевропеистика. Сборник к 60-летию А.А.Зализняка Сост. Т.М.Николаева А.А.Гиппиус и В.Н.Топоров. М.: Индрик, 1996. С. 669-689.

69. Жолковский А.К., Щеглов Ю.К. Структурная поэтика порождающая поэтика//Вопросы литературы, № 1, 1967. С. 74-89.

70. Журавлева A.A. Феномен памяти в художественном творчестве А. П. Чехова : Дис. . канд. филол. наук : 10.01.01 : Москва, 2004. С. 153.

71. Иванов В. В. Из прошлого семиотики, структурной лингвистики и поэтики // Очерки истории информатики в России. Новосибирск, 1998.- С.310-340.

72. Иванова Г.М. Художественная речь как особая форма коммуникации и информации// Стиль и контекст: Сб.ст. Д.: ЛПИ им А.И. Герцена. 1972.-С. 29-37.

73. Кайда Л.Г. Композиционный анализ художественного текста: Теория. Методология. Алгоритмы образной связи. М., 2000.С.152

74. Караулов Ю.Н. Русский язык и языковая личность. М.: Наука, 1987. -С. 261.

75. Катаев В.Б. Сложность простоты. М.: МГУ, 1998.- С. 392.81 .Качур М.Д. К вопросу о внутреннем монологе в рассказах Чехова // Творчество А.П. Чехова . Ростов-на-Дону, 1976. С. 101-106.

76. Кожевникова H.A. Из наблюдений над неклассической («орнаментальной») прозой // Известия Академии наук СССР. Серия литературы и языка. М.: Наука, 1976. - Т. 35. № 1. - С. 55-66.

77. Кожевникова Н. А. Язык и композиция произведений А. П. Чехова. -Н. Новгород: Б. и., 1999. С ЛОЗ.

78. Кожинов В.В. Сюжет, фабула, композиция // Теория литературы. Основные проблемы в историческом освещении. Роды и жанры литературы. М., 1964. - С.408-485.

79. Корман Б.О. Избранные труды. Теория литературы. Ижевск: Институт компьютерных исследований, 2006. - С.552.

80. Корман Б.О. Изучение текста художественного произведения. М., 1972.- С. 119-128.

81. Корман Б.О. Целостность литературного произведения и экспериментальный словарь литературоведческих терминов // Проблемы истории критики и поэтики реализма. Куйбышев, 1981. -С.39-54.

82. Костенников A.M. Музыкальность Чехова и поэтичность Вагнера: компаративистский анализ // Культура народов Причерноморья. -2003.-N46. С. 106-109.

83. Краснов Г.В. Мотив в структуре прозаического произведения. К постановке вопроса // Вопросы сюжета и композиции. Горький, 1980. С.69-81.

84. Краснов Г.В. Сюжет, сюжетная ситуация // Литературоведческие термины (материалы к словарю). Коломна, 1997. С.47-49.

85. Криничная H.A. Русская народная историческая проза. Вопросы генезиса и структуры. Л., 1987.- С. 227.

86. Криничная H.A. Указатель типов, мотивов и элементов преданий. Петрозаводск, 1990. С. 118.

87. Кроче Б. Эстетика как наука о выражении и как общая лингвистика. Часть I. Теория /Пер. с ит. В. Яковенко. М.: Изд. М. и С. Сабашниковых, 1920. - С. 172.

88. Кубасов A.B. "Гусев" гоголевский рассказ А.П. Чехова // Проблемы стиля и жанра в русской литературе ХЕК века. Екатеринбург, 1997. -С. 79-98.

89. Кубасов A.B. Проза А.П.Чехова: искусство стилизации. Монография. Екатеринбург, 1998. С. 399.

90. Лакшин В.Я. Толстой и Чехов. М.: Сов. писатель, 1975. С. 456

91. Левинтон Г.А. К проблеме изучения повествовательного фольклора // Типологические исследования по фольклору. Сборник статей в память В.Я. Проппа. М., 1975. - С.303-319.

92. Левый И. Значение формы и формы значений // Семиотика и искусствометрия. Л., 1972. - С. 88-107.

93. Лосев А.Ф. Проблема художественного стиля. Киев, 1994. С. 295.

94. Лосев А.Ф. Форма. Стиль. Выражение. М., 1995. - С. 345.

95. Лотман Ю.М. Лекции по структуральной поэтике// Ю. М. Лотман и тартуско-московская семиотическая школа. М., 1994. - С. 66-121.

96. Лотман Ю.М. Происхождение сюжета в типологическом освещении // Ю.М. Лотман. Избранные статьи в 3-х томах. Т.1. Статьи по семиотике и типологии культуры. Таллинн, 1992. С.224-242.

97. Лотман Ю.М. Структура художественного текста. М.: Искусство, 1970. - С. 384.

98. Лотман Ю.М. Сюжетное пространство русского романа XIX столетия // Лотман Ю.М. В школе поэтического слова: Пушкин. Лермонтов. Гоголь. М.: Просвещение, 1988. - С.325-348.

99. Магомедова Д.М. Парадоксы повествования от первого лица в рассказе А.П. Чехова «Шуточка» // Жанр и проблема диалога: Межвузовский научно-тематический сборник. Махачкала, 1982.- С. 17.

100. Малолетова М.А. Опыт анализа мотивного состава художественного текста: рассказ М. Булгакова «Стальное горло» // PRO=3A 2. Строение текста. Синтагматика. Парадигматика. Материалы к обсуждению. Смоленск: СГПУ, 2004.- С. 39.

101. Матезиус В. О так называемом актуальном членении предложения // Пражский лингвистический кружок. М., 1967. - С. 239-245.

102. Медведев П.Н. Формальный метод в литературоведении. Л., 1928.-С. 192.

103. Меднис Н.Е. Мотив воды в романе Ф.М. Достоевского "Преступление и наказание" // Роль традиции в литературной жизни эпохи: Сюжеты и мотивы. Новосибирск, 1995. С.79-89.

104. Меднис Н.Е. Мотив пустыни в лирике Пушкина // Материалы к словарю сюжетов и мотивов: Сюжет и мотив в контексте традиции. Новосибирск, 1998. С. 163-172.

105. Мелетинский 1986a: Мелетинский E.M. Введение в историческую поэтику эпоса и романа. М., 1986.- С. 151.

106. Мелетинский Е.М. Семантическая организация мифологического повествования и проблема создания семиотического указателя мотивов и сюжетов // Текст и культура. Труды по знаковым системам. Вып. 16. Тарту, 1983. С.115-125.

107. Мелетинский 1986b: Мелетинский Е.М. "Историческая поэтика" А.Н. Веселовского и проблема происхождения повествовательной литературы // Историческая поэтика: Итоги и перспективы изучения. М., 1986. - С.25-52.

108. Мелетинский Е.М. О литературных архетипах. М., 1994. — С. 75.

109. Мелетинский Е.М. Поэтика мифа. М.,1976.- С. 92.

110. Мелетинский Е.М., С.Ю. Неклюдов Е.С., Новик Д.М. Сегал. Проблемы структурного описания волшебной сказки // Труды по знаковым системам. Вып. 4. Тарту, 1969. С.86-135.

111. Милых М.К. Монологическая реплика в прозе А.П. Ч// Язык прозы А.П.Чехова. Ростов-на-Дону, 1981. С. 6-20.

112. Минералова И.Г. Русская литература серебряного века. Поэтика символизма: Учебное пособие. М., 2003. - С. 142.

113. Моргулева О.М. Точка зрения и повествовательная перспектива в поздней прозе Чехова //Молодые исследователи Чехова. 5: Материалы международной научной конференции (Москва, май 2005 г.). М.: Изд-во МГУ, 2005. - С.93-108.

114. Мукаржовский Я. Исследования по эстетике и теории искусства. М., Искусство, 1994.- С.606

115. Неклюдов С.Ю. Мотив и текст // Язык культуры: семантика и грамматика. К 80-летию со дня рождения академика Никиты Ильича Толстого (1923-1996).- М.: Индрик, 2004, С. 236-247.

116. Неклюдов С.Ю. О некоторых аспектах исследования фольклорных мотивов // Фольклор и этнография: У этнографических истоков фольклорных сюжетов и образов.- JL, 1984. С.221-229.

117. Николаева Т.М. Лингвистика текста: Современное состояние и перспективы // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 8. М.: Прогресс, 1978. - С. 5-42.

118. Николина H.A. Мотивная структура романа-эссе Д.С.Мережковского "Иисус неизвестный". Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук. -Тюмень, 2002. С. 24.

119. Новиков JI. А. Единица эстетической коммуникации / Л.А.Новиков // Труды по русской и славянской филологии. Лингвистика. Новая серия. VIII. Языковые функции: семантика, синтактика, прагматика.- Тарту, 2002. С. 134-147.

120. Новиков Л.А. Избранные труды. Том II. Эстетические аспекты языка. Miscellanea. М.: Изд-во РУДН, 2001. - С.844.

121. Новиков Л.А. Стилистика орнаментальной прозы Андрея Белого. -М.: Наука, 1990. С. 181.

122. Новиков Л.А. Художественный текст и его анализ. М., 1996. — С. 300.

123. Новикова М.Л. Остраннение как основа образной языковой семантики и структуры художественного текста (на материале произведений. С. 385.

124. Новые зарубежные исследования творчества А. П. Чехова: Сборник обзоров /Акад. Наук СССР. ИНИОН. М.: ИНИОН, 1985. (Проблемы истории всемирной литературы). - С. 236

125. Одинцов В.В. О языке художественной прозы. М., 1973. - С. 215.

126. Одинцов В.В. Стилистика текста. М., 1980. - С. 264.

127. Орлова М. "Соседи нас не тяготят.". (Аллюзии, параллели, прототипы в рассказах "Соседи" и "Печенег") // Мелихово: Альманах. Вып. 3. М.: - "Дружба народов", 2000. - С. 190-200.

128. Падучева Е.В. Семантические исследования (Семантика времени и вида в русском языке. Семантика нарратива). М.: Школа «Языки русской культуры», 1996. - С. 464.

129. Пермяков Г. Л. Грамматика пословичной мудрости // Пословицы и поговорки народов Востока. М., 2001. - С. 620.

130. Петров Н.В. Сюжетно-мотивный состав русского эпоса: модели эпического нарратива: Диссертация . кандидата филологических наук: 10.01.09 М., 2007.- С. 301.

131. Печерская Т.И. Сон Онегина (сюжетная семантика балладных и сказочных мотивов) // Роль традиции в литературной жизни эпохи: Сюжеты и мотивы. Новосибирск, 1995. С. 62-69.

132. Побежимова А. Чеховский микророман: к вопросу о жанре //Молодые исследователи Чехова. 5: Материалы международной научной конференции (Москва, май 2005 г.). М.: Изд-во МГУ, 2005. - С.113-117.

133. Полоцкая Э.А. О назначении искусства (Пушкин и Чехов) //Чеховиана. М.: Наука, 1990. - С. 40-52.

134. Полоцкая Э. А. О поэтике Чехова /Рос. акад. наук. Ин-т мировой литературы им. А. М. Горького. М.: Наследие, 2000. - С. 238, 1. с.

135. Потебня А.А. Из записок по теории словесности // Потебня А.А. Теоретическая поэтика. М.: Высш. шк., 1990. - С. 132-313.

136. Потебня А. А. Мысль и язык. 3 издание. - Харьков, Типография Мирный труд, 1913. - С.75.

137. Поэтика. Труды русских и советских поэтических школ /Сост. Д.Кирай, А.Ковач. Будапешт, 1982.- С. 280.

138. Проблемы языка и стиля А. П. Чехова / Рост. гос. ун-т им. М.А. Суслова; Отв. ред. М. К. Милых. Ростов н/Д: Изд-во Рост, ун-та, 1983.-С. 158.

139. Пропп В.Я. Исторические корни волшебной сказки. Л., 1986. -С. 436.

140. Пропп В.Я. Морфология сказки / Гос. ин-т истории искусств. — Л.: Academia, 1928. С. 152. - (Вопр. поэтики; Вып. ХП).Путилов Б.Н. Героический эпос и действительность. - Л., 1988. - С. 604.

141. Путилов Б.Н. Фольклор и народная культура. СПб., 1994.- С. 464.

142. Путилов Б.Н. Веселовский и проблемы фольклорного мотива // Наследие Александра Веселовского. Исследования и материалы. -С.74-85.

143. Путилов Б.Н. Мотив как сюжетообразующий элемент // Типологические исследования по фольклору. Сборник статей в память В.Я. Проппа. М., 1975. - С. 141-155.

144. Разумова H. Е. Композиционная роль ритма в повести А. П. Чехова «Попрыгунья» // О поэтике Чехова: Сб. научных трудов. -Иркутск: Изд-во ИУ, 1993. С. 140.

145. Разыкова Л.Т. К поэтике сюжетосложения Чехова. -Самарканд, 1993.-С. 134.

146. Рафаева A.B. Исследование семантических структур традиционных сюжетов и мотивов. Автореф. дис. . канд. филол. наук. Москва, 1998. - С. 250.

147. Русанова О.Н. Мотивный комплекс как способ организации эпической драмы (на материале пьес Е. Шварца "Тень" и "Дракон"): дис. канд. филол. наук.- Томск, 2006. С. 199.

148. Сегре Ч. Две истории о друзьях -"близнецах". К вопросу об определении мотива //От мифа к литературе. Сборник в честь семидесятипятилетия Е.М. Мелетинского. М., 1993. - С.187-197.

149. Семанова М.Л. Чехов-художник. М.: Просвещение, 1976. - С. 224.

150. Силантьев И.В. Дихотомическая теория мотива // Гуманитарные науки в Сибири. Новосибирск, 1998. № 4. С. 46-54.

151. Силантьев И.В. Теория мотива в отечественном литературоведении и фольклористике: Очерк историографии. -Новосибирск: Издательство ИДМИ, 1999. С. 104.

152. Скафтымов А.П. Тематическая композиция романа «Идиот» // Скафтымов А.П. Нравственные искания русских писателей: Статьи и исследования о русских классиках. М., 1972. - С. 23-88.

153. Скафтымов А.П. Поэтика и генезис былин. Очерки. Москва -Саратов, 1924.-С. 226.

154. Степанов А. Д. Проблемы коммуникации у Чехова. М.: Языки слав, культур, - (Studia philologica), 2005, - С. 400.

155. Степанов Г.В. К проблеме единства выражения и убеждения (автор и адресат) // Контекст 1983. Литературно-теоретические исследования. М., 1984. - С. 342.

156. Степанов С.П. Организация повествования в художественном тексте (языковой аспект). СПб.: Санкт-Петербургский гос. ун-т экономики и финансов, 2002. - С. 188.

157. Сухих И.Н. Проблемы поэтики Чехова. СПб., 2007. - С. 57.

158. Сухих И.Н. Проблемы поэтики А. П. Чехова /Ленингр. гос. ун-т им. A.A. Жданова. Л.: Изд-во Ленингр. гос. ун-та, 1987. - С. 180, 2. с.

159. Тамарченко Н.Д. Мотив // Н.Д. Тамарченко, Л.Е. Стрельцова. Литература путешествий и приключений. Путешествие в "чужую" страну. М., 1994. - С. 229-231.

160. Тамарченко Н.Д. Мотив преступления и наказания в русской литературе (введение в проблему) // Материалы к словарю сюжетов и мотивов русской литературы: Сюжет и мотив в контексте традиции. Новосибирск, 1998. С. 38-48.

161. Татарникова Г.В. Косвенная речь с элементами прямой речи в рассказах А.П. Чехова // Языковое мастерство А.П. Чехова . Ростов-на-Дону, 1995. С. 83-97.

162. Текучева И.В. Субъективные формы порядка слов в рассказах А.П. Чехова от первого лица // Проблемы языка и стиля Чехова А.П. Ростов-на-Дону, 1983. С. 71-78.

163. Тименчик Р.Д., Топоров В.Н., Цивьян Т.В. Ахматова и Кузмин // Russian Literature. 1978. VI С. 3.

164. Толстая Е. Поэтика раздражения: Чехов в конце 1880-х — начале 1890-х гг. М.: Радикс, 1994. - С. 397.

165. Томашевский 1931а: Томашевский Б.В. Краткий курс поэтики. -М.;-Л.,1931.- С. 192.

166. Томашевский 1931b: Томашевский Б.В. Теория литературы. Поэтика. M., 1931. - С. 334.

167. Топоров В.Н. Миф. Ритуал. Образ: Исследования в области мифопоэтического. М., 1995. - С. 320.

168. Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино. М.: Наука, 1977.-С. 574.

169. Тюпа В. И. Художественность чеховского рассказа. М.: Высш. школа, 1989. - С. 133, 2. . — (Б-ка преподавателя).

170. Тюпа В.И. В поисках исторической эстетики (Уроки М.М. Бахтина) // Историческое развитие форм художественного целого в классической русской и зарубежной литературе. Кемерово, 1991. С. 20-31.

171. Тюпа В.И. К вопросу о мотиве уединения в русской литературе Нового времени // Материалы к словарю сюжетов и мотивов русской литературы: Сюжет и мотив в контексте традиции. Новосибирск, 1998. С. 49-55.

172. Тюпа 1996а: Тюпа В.И. Мотив пути на раздорожье русской поэзии XX века // "Вечные" сюжеты русской литературы: "Блудный сын" и другие. Новосибирск, 1996. С. 97-113.

173. Тюпа 1996b: Тюпа В.И. Тезисы к проекту словаря мотивов // Дискурс 2' 96. Новосибирск, 1996. - С. 52-55.

174. Тюпа 1996с: Тюпа В.И., Ромодановская Е.К. Словарь мотивов как научная проблема // Материалы к словарю сюжетов и мотивов русской литературы: От сюжета к мотиву. Новосибирск, 1996. С.З-15.

175. Успенский Б.А. Поэтика композиции // Успенский Б.А. Семиотика искусства. М., 1995. - С. 9-218.

176. Уэллек Р., Уоррен О. Теория литературы. М., 1978. - С. 400.

177. Фарыно Е. Введение в литературоведение. СПб., 2004. С. 12.

178. Фарыно Е. Коммуникативные инстанции словарь - мотивика // PRO=3A 2. Строение текста. Синтагматика. Парадигматика. Материалы к обсуждению. - Смоленск: СГПУ, 2004. - С. 337.

179. Федяева Н.Д. Образ среднего человека в художественной системе А.П.Чехова: (На материале рассказа "Соседи") // Язык. Человек. Картина мира: Материалы Всерос. науч. конф. Ч. 1. Омск, 2000. - С. 92-95.

180. Фосслер К.Г. Грамматика и история языка. К вопросу об отношении между «правильными» и «истинными» в языковедении // Логос, 1910. № I. - С. 157-170.

181. Фосслер К.Г. Грамматические и психологические формы в языке // Проблема литературной формы.- Л., 1928. С. 148-189.

182. Фосслер К.Г. Позитивизм и идеализм в языкознании // Звегинцев В.А. Хрестоматия по истории языкознания XIX-XX веков. М.: Просвещ., 1956.- С. 385.

183. Фрейденберг О.М. Поэтика сюжета и жанра. Подготовка текста и общая редакция Н.В. Брагинской. М., 1997. — С. 448.

184. Фрейденберг О.М. Система литературного сюжета // Монтаж: Литература. Искусство. Театр. Кино. М., 1988. - С. 216-237.

185. Хализев В.Е. Теория литературы. М.,1999.- С. 393.

186. Хализев В.Е., Турчин B.C. Композиция // Большая советская энциклопедия.- 3 изд.- М.: Советская энциклопедия, 1973. Т. 12. -С.593.

187. Хансен-Леве, Ore А. Русский символизм. Система поэтических мотивов. Ранний символизм. СПб., 1999,- С. 112.

188. Хворостьянова Е.В. Поэтика пародийного текста (Ранний Чехов) // От Пушкина до Белого: Проблемы поэтики русского реализма XIX начала XX века. - СПб., 1992. - С. 261-277.

189. Цилевич Л. М. Стиль чеховского рассказа. Даугавпилс, 1994. — С. 195.

190. Цилевич Л.М. Сюжет чеховского рассказа. Рига, 1976.- С. 221.

191. Частотный словарь рассказов А. П. Чехова /С.-Петерб. гос. унт; Авт.-сост. А. О. Гребенников; Под ред. Г. Я. Мартыненко. СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 1999. - С. 171, 1.

192. Черняева Н.Г. Опыт изучения эпической памяти (на материале былин) // Типология и взаимосвязи фольклора народов СССР: Поэтика и стилистика. М., 1980. - С.101-134.

193. Чехов в воспоминаниях, 1960: А.П.Чехов в воспоминаниях современников. М.: Изд-во "Худож. литературы", 1960. - С. 714.

194. Чехов и его время: Сб. ст. /Редкол. Л.Д. Опульская и др. М., 1977.-С. 605.

195. Чехов и мировая литература. Кн. 1. - М., 1997. - С. 695.

196. Чудаков А.П. Два первых десятилетия // Шкловский В.Б. Гамбургский счет: Статьи-воспоминания-эссе (1914-1933). М.: Сов.писатель, 1990. - С. 3-32.

197. Чудаков А.П. Мир Чехова: Возникновение и утверждение. — М.: Сов. писатель, 1986. С. 379, 2., 1. л. портр.

198. Чудаков А.П. Поэтика Чехова /Акад. наук СССР. Ин-т мировой лит. им. А. М. Горького. М.: Наука, 1971. - С. 291.

199. Чудаков А.П. Мотив // Краткая литературная энциклопедия. Т.4.М., 1967. Стлб.995.

200. Чудаков А.П. Предметный мир литературы (К проблеме категорий исторической поэтики) // Историческая поэтика. Итоги и перспективы изучения. М., 1986. С. 251 - 306.

201. Чумаков Ю.Н. Фуражка Сильвио // Материалы к словарю сюжетов и мотивов: Сюжет и мотив в контексте традиции. Новосибирск, 1998. С. 141-148.

202. Шалыгина О.В. Телеология ритма у А.П.Чехова //Молодые исследователи Чехова. 4: Материалы международной научной конференции (Москва, 14-18 мая 2001 г.). М.: Изд-во МГУ, 2001.-С.115-125.

203. Шатин Ю.В. Архетипические мотивы и их трансформация в новой русской литературе // "Вечные" сюжеты русской литературы: "Блудный сын" и другие. Новосибирск, 1996. С.29-40.

204. Шатин Ю.В. Мотив и контекст // Роль традиции в литературной жизни эпохи: Сюжеты и мотивы. Новосибирск, 1995. -С. 5-16.

205. Шатин Ю.В. Муж, жена и любовник: семантическое древо сюжета // Материалы к словарю сюжетов и мотивов: Сюжет и мотив в контексте традиции. Новосибирск, 1998. С. 56-63.

206. Шехватова А. «Отчего я не сплю по ночам?» (Мотив бессонницы в прозе А.П.Чехова) //Молодые исследователи Чехова. 4:

207. Материалы международной научной конференции (Москва, 14-18 мая 2001 г.). М.: Изд-во МГУ, 2001. - С. 148-160.

208. Шестов Л. Творчество из ничего (А.П.Чехов) // Путешествие к Чехову.-М., 1996.-С. 315.

209. Ширина Л.С. Организация художественного текста с диалогом // Язык прозы А. П. Чехова / Под ред. М. К. Милых. Ростов, 1981. — С. 264.

210. Шкловский В.Б. Гамбургский счет. М., Сов. писатель, 1990. -С. 544.

211. Шкловский В.Б. Избранное в 2-х томах. Т.2. М.: Худож. лит., 1983.- С. 743.

212. Шкловский В.Б. О теории прозы. М.: Сов. писатель, 1983. -С. 384

213. Шкловский В.Б. Потебня // Поэтика: Сб. по теории поэтического языка. Пг., 1919. - С. 3-6.

214. Шкловский В.Б. О теории прозы. М. Л., 1925. - С. 9-27.

215. Шмид В. Нарратология. М.: Языки славянской культуры, 2003.-С. 312.

216. Шмид В. Проза как поэзия. Пушкин. Достоевский. Чехов. Авангард. СПб., 1998. С. 340.

217. Шпет Г.Г. Внутренняя форма слова. Этюды и вариации на темы Гумбольта. М.: КомКниг, 2006.-С.285.

218. Шпет Г.Г. Эстетические фрагменты. II. Пг, 1923 - С. 294.

219. Щеглов Ю. К. К описанию смысла связного текста. М., 1977. -С. 54.

220. Щеглов Ю.К. Черты поэтического мира Ахматовой. // Жолковский А.К. Щеглов Ю.К. Работы по поэтике выразительности. -М., 1996,- С. 342 .

221. Эйхенбаум Б.М. О прозе. О поэзии: Сб. ст. Л., 1986. - С. 456.

222. Эйхенбаум Б.М.О прозе: Сб. статей. Л.: Худож. лит., 1969. С. 504.

223. Эткинд Е.Г. «Внутренний человек» и внешняя речь: Очерки психопоэтики русской литературы ХУШ-Х1Х веков. М., 1999.- С. 448.

224. Язык и стиль А.П. Чехова / Рост. гос. ун-т им. М. А. Суслова; Отв. ред. Л. В. Баскакова. Ростов н/Д: Изд-во Рост, ун-та, 1986. - С. 121.

225. Язык прозы А.П. Чехова: Сб. статей. / Рост. гос. ун-т; Отв. ред. М. К. Милых. Ростов н/Д: Изд-во Рост, ун-та, 1981. - С. 120.

226. Языковое мастерство А. П. Чехова / Рост. гос. ун-т; Отв. ред. Л. В. Баскакова. Ростов н/Д: Изд-во Рост, ун-та, 1988. - С. 136.

227. Языковое мастерство А. П. Чехова / Рост. гос. ун-т; Отв. ред. Л. В. Баскакова. Ростов н/Д: Изд-во Рост, ун-та, 1990. - С. 141.

228. Якобсон P.O. Лингвистика и поэтика /Пер. с англ. И.А. Мельчука // Структурализм: «за» и «против». М., 1975. -С. 193-230.

229. Якобсон P.O. Работы по поэтике. М.: Прогресс, 1987. - С. 460.

230. Якобсон P.O. Язык и бессознательное. М.: Гнозис, 1996. -С.248.

231. Якобсон, 19836: Якобсон P.O. Поэзия грамматики и грамматика поэзии // Семиотика. М., 1983. - С. 462-482.

232. Якобсон P.O., Поморска К. Беседы /Jakobson R.O. Selected Writings. Vol. 8. Berlin, 1988.

233. Bal Mieke. Narratology: Introduction to the Theory of Narrative. -University of Toronto Press, 1997. p. 254.

234. Beaugrande R.-A. de., Dressier, W.V. Introduction to Text Linguistics. London; New York: Longman, 1981.

235. Brown E.K. Rhythm in the Novel. Toronto, 1950.

236. Coste Didier. Narrative as Communication. U. of Minnesota Press, 1989.-p. 370.

237. Curtius Ernst Robert. European Literature and the Latin Middle Ages. Princeton University Press, 1973 - p.718.

238. Dijk T.A., van. Discourse and Literature: New Approaches to the Analysis of Literary Genres. John Benjamins Publishing Company, 1985.-p. 245.

239. Dijk T.A., van. Some Aspects of Text Grammars: A Study in Theoretical Linguistics and Poetics. The Hague-Paris, 1972. - p. 375.

240. Eekman Thomas. A recurrent theme in Chekhov's works //Scando-Slavica, Volume 8, Issue 1 The symbolic structure of Chekhov's story "An attack of nerves

241. Eile S. Swiatopoglqd powiesci. Wroclaw, 1973.

242. Fludernik Monika. Towards a 'natural' Narratology. Routledge, 1996.-p. 454.

243. Forster E.M. Aspects of the Novel. London, 1927.

244. Gerhardie W. Anton Chekhov: A Critical Study. L., 1923.

245. Jackson Robert Louis Ed. Reading Chekhov's Text. Chicago: Northwestern University Press, 1993.

246. Herman Luc, Vervaeck Bart. Handbook of Narrative Analysis. U of Nebraska Press, 200. - p. 231.

247. Hoik A.G.F. van. Theme and Space: Text-linguistic Studies in Russian and Polish Drama : with an Outline of Text Linguistics. -Amsterdam-Atlanta: Rodopi, 1996. p. 294.

248. The Longman Dictionary of Literary Terms: Vocabulary for the Informed Reader /By Jack Myers, Michael Simms. Longman, 2005.

249. Meijer J. Situation Rhyme in a novel of Dostoevsky //Dutch Contribution to the IV-th International Congress of Slavistics. Gravehage, 1958.

250. Mihailescu Calin Andrei, Walid Hamarneh. Fiction Updated: Theories of Fictionality, Narratology, and Poetics. University of Toronto Press, 1996. - p. 327.

251. Kearns Michael S. Rhetorical Narratology. U. of Nebraska Press, 1999.-p. 207.

252. Klosinski K. Powtorzenia w powiesci // J^zyk artystyczny / Ed. A. Wilkonia. Т. 1. Katowice, 1978.

253. O'Neill Patrick. Fictions of Discourse: Reading Narrative Theory. -University of Toronto Press, 1996. p. 190.

254. Prince Gerald. A Dictionary of Narratology. U. of Nebraska Press, 2003.-p. 126.

255. Thompson S. Motif-Index of Folk Literature. V.l-6. Copenhagen, 1955-1958.

256. Thompson S. Narrative Motif-analysis as a Folklore Method. Helsinki, 1955. (Folklore Fellows Communications. V. LXIV11. № 161).

257. Watts Richard J. The Pragmalinguistic Analysis of Narrative Texts: Narrative Co-operation in Charles Dickens's "Hard Times". Gunter Narr Verlag, 1981.-p. 239.

258. Waugh Patricia. Literary Theory and Criticism: An Oxford Guide. -Oxford University Press.

259. Wilpert G. von, Sachworterbuch der Literatur, Stuttg., 1964.

260. Winner Thomas. Chekhov and His Prose. New York: Holt, Rinehart and Winston, 1966.

261. The Slavonic and East European Review, Volume 85, Number 4, 1 October 2007 , pp. 601-628(28).

262. O'Toole L.M. Structure and Style in the Short Story: Chekhov's 'Student' //Slavonic and East. European Review, vol. 49, No. 114 (January 1971), p. 56-57.

263. Senderovich Savely. The poetic structure of Chekhov's short story "On the road"

264. Turner C. J. G. Time and temporal structure in Chekhov. -Birmingham: Dept. of Russian Language and Literature, University of Birmingham, 1994.1. ИСТОЧНИКИ