автореферат диссертации по философии, специальность ВАК РФ 09.00.13
диссертация на тему: Консервативно-романтическая тенденция в немецкой социальной философии и философии культуры

Полный текст автореферата диссертации по теме "Консервативно-романтическая тенденция в немецкой социальной философии и философии культуры"

САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

Направахрукописи

АРКАН ЮРИЙ ЛЕОНИДОВИЧ

КОНСЕРВАТИВНО-РОМАНТИЧЕСКАЯ ТЕНДЕНЦИЯ В НЕМЕЦКОЙ СОЦИАЛЬНОЙ ФИЛОСОФИИ И ФИЛОСОФИИ КУЛЬТУРЫ

Специальности: 09.00.13 -религиоведение, философская антропология, философия культуры; 09.00.03 - история философии

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени доктора философских наук

Санкт- Петербург 2004

Работа выполнена на кафедре истории философии Санкт-Петербургского государственного университета

Научный консультант

доктор философских наук, профессор Перов Юрий Валерианович

Официальные оппоненты

доктор философских наук, профессор Перцев Александр Владимирович доктор философских наук, профессор Гусев Станислав Сергеевич доктор философских наук, профессор Слинин Ярослав Анатольевич

Ведущая организация: Санкт-Петербургский Университет культуры и искусств

государственный

Защита состоится ъ.бб&Л' 2004 года в часов на

заседании диссертационного совета Д.212.232.11 по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора философских наук при Санкт-Петербургском государственном университете по адресу: 199034, Санкт-Петербург, В.О., Менделеевская линия, д. 5, философский факультет, ауд. 7¿Г^Р

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке им. М. Горького Санкт-Петербургского государственного университета

Автореферат разослан 2004 г.

Ученый секретарь Диссертационного совета,

Доктор философских наук, доцент Е.Г. Соколов

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА ДИССЕРТАЦИИ

Актуальность темы исследования

Своеобразие современной философской ситуации на рубеже ХХ-ХХ1 вв. в немалой степени выражается в том, каким образом новейшая философия осмысляет свое отношение к предшествующей философской мысли и прежде всего к классической новоевропейской философии. Преобладающим типом такового отношения в последние десятилетия стала откровенная демонстрация негативизма и радикального разрыва с ней. На протяжении XX в. субъект классической европейской философии был подвергнут многократным «дест-рукциям» и «деконструкциям». И классические идеалы рациональности, и весь философский проект «модерна» в их фундаментальных основаниях ныне предстают отвергнутыми. Программа Просвещения объявлена в корне несостоятельной и ущербной, да к тому же и нереализуемой. В такой ситуации обращение к истории многообразных форм романтического мировоззрения, первым поставившего и реализовавшего цель преобразования фундаментальных оснований классической новоевропейской философии, представляется оправданным и даже необходимым.

Актуальность избранной темы исследования обусловлена отнюдь не только современной «внутрифилософской» ситуацией, но также глубинными идеологическими и практическими процессами общественной жизни. В современных обществах налицо глубокое разочарование в перспективах упорядоченного и рационального общественного устройства, утрата исторического оптимизма, недоверие ко всем рационально обоснованным общественным идеалам. Программа переоценки всех прежних гуманистических ценностей предстала как уже практически свершившийся факт. Ныне отвергнуты как утопические все ранее обосновывавшиеся варианты радикального преобразования общества на разумных основаниях, в том числе просветительский, гегелевский, марксистский, позитивистски-сциентистский. Даже либерально-демократическая идея, в ее эволюционистских версиях, пребывает в состоянии перманентного кризиса, демонстрируя свою пригодность лишь для политических деклараций в целях манипуляции общественным мнением.

Сегодня человечество сталкивается с многообразными вызовами и кризисами (геополитическими, экологическими, экономическими, социально-политическими, этническими, цивилизационными), не обладая реальными средствами их преодоления. Это создает благоприятную почву для оживления и распространения консервативных умонастроений, включая реставрацию разных вариантов консервативных романтических утопий. Романтически фундированный консерватизм со времени своего возникновения был одной из основных форм консервативной мысли, и есть основания предполагать, что и в перспективе при определенных условиях он может оказаться (как это уже бывало в истории ХХ в.) не менее влиятельным в общественной жизни, чем формы религиозного и национального фундамен-

РОС.,НАЦИОНАЛЬНАЯ

библиотека

тализма и консерватизма. В таких условиях историко-философское осмысление прежних форм консервативной романтической мысли становится настоятельной исследовательской задачей. Эта задача важна также и потому, что развернутый и обстоятельный анализ истории консервативных романтических тенденций в социальной философии, философии истории и философии культуры предпринимался крайне редко и неполно.

Непосредственный предмет диссертационного исследования - история консервативно-романтической тенденции в немецкой философской мысли и непосредственно в социальной философии и философии культуры. Романтизм стал в Европе и за ее пределами одним из ведущих культурно-исторических движений двух последних столетий. В отечественной и зарубежной литературе нет недостатка в публикациях, посвященных истории романтизма в разных видах искусств, равно как и о своеобразии национальных форм романтических тенденций в художественной культуре разных стран. В то же время содержание понятий «романтизм» и (в еще большей мере) «романтическая философия» оказывается до сих пор проблематичным, подвергающимся противоречивым толкованиям в своих самых существенных моментах, и потому нуждающимся в дополнительном теорети-ческъом и историко-философском осмыслении и прояснении.

Большинство исследователей истории культуры и философии, специально занимавшихся проблемами романтизма (в их числе А. Вебер, P.M. Габитова, Г.-Г. Гадамер, П.П. Гайденко, Ю.Н. Давыдов, Г. Зиммель, М.С. Каган, Э. Кассирер, Д. Лукач, К. Мангейм, А.В. Михайлов, Б. Рассел, Ю.Н. Солонин, Э. Трёльч, В.Г. Федотова и др.), солидарно в признании того, что романтизм, порожденный фундаментальными общественно-историческими процессами, стал не только художественно-эстетическим, но также и общекультурным и общемировоззренческим движением, претендовавшим на универсальный охват всех областей культуры и сфер духовной жизни общества, включая философию. Однако даже при единстве общего подхода к романтизму как общекультурному движению многие существенные теоретические и методологические вопросы исследования как романтизма в целом, так и в еще большей степени «философского романтизма» (или «романтической философии»), начиная с определения их длительности, временных границ, персонального состава представителей и заканчивая их внутренней содержательной определенностью, в их существенных моментах оказываются проблематичными и дискуссионными, а потому нуждаются в дополнительном исследовании.

Трудности, с которыми сталкиваются попытки осмысления романтизма как общекультурного движения в его своеобразии, целостности и «общеромантических» характеристиках, во многом порождены рядом объективных причин. Даже если ограничиться исследованием романтизма в художественной культуре, где он обрел наиболее полные и адекватные формы выражения, нам станет очевидной невозможность сведения сущности ро-

мантизма к одной-едйнственной всеохватывающей формуле, тем более - с учетом последующей исторической эволюции романтических тенденций в искусстве разных стран и народов. Неудачными оказались все попытки подменить общие и инвариантные характеристики романтизма частными, присущими лишь национальным и региональным вариантам или отдельным этапам и «школам» в его истории. Бесперспективность стремлений дать однозначную дефиницию и таким образом прояснить существо романтизма в его целостности отчасти порождаются тем, что из многомерного, вариативного и исторически подвижного комплекса «романтических» умонастроений, мыслей и чувств исследователи выбирают и гипостазируют его отдельные стороны, моменты или исторические формы. При этом весь процесс романтического движения, его этапы, формы и их роль в этом процессе нередко трактуются противоречиво в зависимости от личных пристрастий исследователей и (не в последнюю очередь) от их предварительных теоретических представлений о своеобразии романтизма в целом.

Еще большие затруднения обнаруживаются с переходом к исследованию «философского романтизма» или «романтической философии». До сих пор не только содержание «философского романтизма» и (или) «романтической философии», но и сама правомерность этих понятий очевидны далеко не для всех. В отличие от большого массива литературы о романтизме как художественно-эстетическом движении число публикаций, специально посвященных философскому романтизму (романтизму в философии) и его исторической эволюции, не столь велико как в отечественной, так и в немецкой литературе. В большинстве историко-философских трудов и учебных пособий, посвященных истории европейской философии XIX в., понятие «романтическая философия» либо вовсе отсутствует, либо используется, как правило, для обозначения философских воззрений непосредственных участников литературного и художественного романтизма в Германии (В. Виндельбанд, P.M. Габитова, Э. Кассирер, А.В. Михайлов, Дж. Реале и Д. Антисери и др.). Существовала ли за их пределами романтическая философия, а если да, то в каких формах, - это еще один дискуссионный вопрос. Несмотря на частые упоминания о романтических тенденциях в содержании тех или иных философских учений и об их связях с «романтикой», в современной немецкой философской литературе порой трудно понять, идет ли в каждом конкретном случае речь о теоретически отрефлектированном понятии философского романтизма или всего лишь о некоторых исторических ассоциациях и аналогиях.

Б. Рассел был одним из немногих мыслителей, кто обосновал фундаментальную роль философского романтизма как одного из двух ведущих философских направлений всей истории западной философии XIX и первой половины XX в. и представил противостояние рационалистических и романтических тенденций в качестве основы ее реконструкции. Романтизм был понят Расселом как культурное и общественное движение с присущим

ему специфическим мироощущением и мировоззрением, как форма выражения социального протеста против современной общественной действительности и (вместе с тем) против обосновывающих и оправдывающих эту действительность систем мысли. Существенными чертами романтизма Рассел считал также преобладание в нем эстетических установок и явно выраженные тенденции к «асоциальному индивидуализму». Наряду с этими общеромантическими установками интегральной характеристикой романтической философии, согласно Расселу, стал философский иррационализм.

Необходимо признать, однако, что и среди тех исследователей, кто, подобно Расселу, склонен рассматривать романтическую философию в качестве длительной и устойчивой тенденции философской мысли, до единодушия в понимании как ее существа, так и исторической динамики, весьма далеко. Как и в отношении романтического искусства, здесь также немалые трудности привносят в осмысление единства и целостности романтического философского мировоззрения его метаморфозы в ходе исторической эволюции и возрастающая дифференциация и вариативность воплощения романтических тенденций в философии и культуре. Более того, между философскими позициями мыслителей, причисляемых обычно к романтикам, нередко обнаруживаются не только существенные различия, но и представляющиеся несовместимыми противоречия. Им реально были присущи разнонаправленные, а порой и взаимоисключающие тенденции, что и стало основанием для противоречивых характеристик философского романтизма. Понятия «философский романтизм» и «романтическая философия» в их историко-философском измерении должны продемонстрировать свою применимость за рамками движения ранних романтиков рубежа XVHI-XIX вв. с учетом изначальной вариативности и плюрализма романтического мировоззрения, равно как и существенных различий между первоначальными и последующими романтическими тенденциями в философии девятнадцатого и двадцатого веков.

Обстоятельное обсуждение «проблем романтизма» с опорой на предшествующий опыт его осмысления представлено в основательно аргументированной «культурологической модели» романтизма у М.С. Кагана. Романтизм понят им как «движение общекультурного масштаба, захватившее все духовное пространство - и философию, и нравственность, и политическую идеологию, и историческую науку, и, конечно же, все области художественной культуры»1 последних двух столетий. Движение культуры понято Каганом как противостояние и противоборство двух полярных тенденций: романтической и рационалистически-позитивистской (также понятой в широком культурологическом смысле). Эта модель (с некоторыми коррек-

.' Каган М.С. Введение в историю мировой культуры. Книга вторая. СПб., 2001. С.195.

тивами и дополнениями) может содействовать также и выработке «базовой» позиции для прояснения своеобразия романтической философии.

Исследование своеобразия романтической философской мысли и ее исторической эволюции в Германии представляется значимым для постижения и осмысления культурно-исторических и историко-философских процессов последних столетий в их целостности. Уже сам комплекс вопросов о возможностях осмыслять «философский романтизм» в качестве своеобразного типа и исторической формы философии, и (если это возможно) постичь, чем он по сути был и какова его роль в истории философской мысли, представляет собой существенную и до сих пор во многом недостаточно проясненную историко-философскую и историко-культурную проблематику.

Степень разработанности исследуемой проблематики применительно к персональным концепциям мыслителей консервативно-романтической тенденции в специальной историко-философской и культурологической литературе также характеризуется явной неравномерностью. В той мере, в какой предметом данного исследования стали предпосылки романтического философствования — идеи непосредственных предшественников романтиков и преодолеваемые ими системы классической философии, - есть возможность опираться на обширную историко-философскую литературу. В сравнении с ней круг литературы, непосредственно посвященной философскому романтизму и консервативной тенденции внутри него, значительно уже. Аналогичная неравномерность фиксируется и в отношении степени освоения философского наследия отдельных мыслителей консервативно-романтической ориентации. В комментаторских и исследовательских публикациях о философии Шопенгауэра и, в особенности, Ницше, нет недостатка, хотя лишь незначительная часть их связана с «проблемами романтизма». С другой стороны, исследуемые далее социально-философские и культурологические идеи ряда консервативно-романтических мыслителей конца XIX и первой половины XX в. (Х.С. Чемберлена, Г. Кайзерлинга, А. Венцля, Э. Юнгера, О. Шпанна) «академической» историей философии в нашей стране (а отчасти и за рубежом) до сих пор осваивались лишь в незначительной степени.

Цель и задачи исследования

Исследование содержания и истории консервативно-романтической тенденции в немецкой социально-философской и культурологической мысли.

Осуществление общей цели исследования предполагает реализацию следующих задач:

• обоснование и конкретизация типологического понятия романтической тенденции в философии, фиксирующего ее своеобразие и главные идейно-теоретические комплексы, составляющие его содержание;

• анализ осуществленного в романтической философии пересмотра фундаментальных оснований предшествующей классической новоевро-

пейской философии, выявление и исследование собственного содержательного ядра философского романтизма;

исследование базисных социально-философских установок романтической тенденции в философии и своеобразия романтического философского историзма;

выявление своеобразия романтической консервативной утопии; реконструкция и анализ основных вариантов выработки метафизических оснований немецкой консервативно-романтической мысли в XIX в. (М. Штирнер, А. Шопенгауэр, Ф. Ницше); осмысление спектра и своеобразия эволюции- консервативно -романтических тенденций в немецкой социальной философии и философии культуры XX в.

Методология исследования

Автор исходил из предположения, что многие трудности и противоречия в трактовках романтизма и романтической философии могут быть ослаблены и преодолены при условии перехода от абстрагирующих индуктивно-описательных понятий к выработке теоретически непротиворечивых и методологически взвешенных соответствующих историко-типологических понятий. (Обоснованию правомерности и перспективности историко-типологических методов в исследовании романтизма и романтической философии специально посвящен параграф 2 главы 1.)

Методологическими основаниями для конструирования историко-типологических понятий стали, во-первых, критическое переосмысление предложенных еще М. Вебером процедур исторической типологизации как специфического способа обобщения (с отказом от присущих ему крайностей неокантианского «методологизма» и «социологического номинализма») и, во-вторых, использование структурно-типологических методов исследования культуры, выработанных в философии и культурологии XX века, в первую очередь, — фольклора, мифов и эпоса.

Содержание таких историко-типологических понятий конкретизируется путем соединения в иерархическую взаимосвязь их «элементов» (ряда других типологических понятий), в совокупности составляющих тип, понятый как вариативно реализующаяся инвариантная динамическая структура. В результате применения этой методологии романтическая философия, понятая историко-типологически, предстала как «инвариант», как содержательная и формальная структура, воспроизводимая и модифицируемая в многообразных вариантах персональных философских концепций, то есть как структура динамическая и историческая.

Некоторые из составляющих тип «элементов» в конкретных учениях могут отсутствовать или заменяться иными, в том числе и альтернативными. Романтизм бывал индивидуалистическим и субъективным, но также - коллективистским и пантеистическим, он мог быть ориентированным в прошлое

или в будущее, — в типологическом понятии определенности такого рода оказываются вполне совместимыми. Часть внутренних определенностей романтизма и романтической философии (в том числе и считающиеся существенными) изначально предстает «амбивалентными». Романтизму в целом (во всей совокупности его разных форм) они были присущи все - как те, так и другие, но у отдельных мыслителей и художников они были представлены, как правило, по принципу «или-или», хотя наличие одного из альтернативных вариантов было при этом обязательным. В итоге историко-типологические понятия «романтизм» и «романтическая философия» оказываются внутренне «не центрированными», вариативными и отчасти даже противоречивыми. Плодотворность избранного историко-типологического метода должна быть подтверждена результатами предпринятого исследования.

Для конкретизации историко-типологического подхода применительно к истории философской мысли в процессе реконструкции и анализа предпосылок и своеобразия романтической философии, социальной философии и культурологии, а также персональных учений и идей немецких философов консервативно-романтической ориентации использовался спектр методологических установок современного историко-философского исследования. В их числе требование анализировать философские идеи и учения в культурно-историческом контексте их генезиса и функционирования в соотнесении с общественными силами и движениями, стремление к оптимальному совмещению трактовок истории философии «как истории проблем» и «как истории понятий», признание неустранимости «исторической дистанции» и ее плодотворности в процессах историко-философской интерпретации (когда идеи соотносятся не только с предшествующей, но и последующей философской мыслью, включая современную).

Положения и выводы, выносимые на защиту

Романтическая философия, сформировавшаяся внутри романтизма как общекультурного и мировоззренческого движения, стала одной из ведущих тенденций в эволюции западной философской мысли последних столетий.

Перспективной и плодотворной представляется выработка историко-типологических понятий «романтизм» и «романтическая философия». При таком понимании романтическая философия предстает как инвариантная содержательная и формальная структура, воспроизводимая и модифицируемая в многообразных (в том числе и противоречивых) вариантах персональных философских концепций, то есть как структура динамическая и историческая.

Философский романтизм стал первой формой новоевропейской «постклассической» философии, осуществившей пересмотр фундаментальных оснований всей предшествующей философской классики и непосредственно - философии Просвещения.

В первую очередь это выразилось в антирационалистических устремлениях романтиков, в их отказе от идеала научной рациональности и во введении в философию в качестве ее предмета и метода многообразных форм «иррационального». Одновременно была отвергнута также и классическая трактовка «субъект-объектного отношения», что привело к сосуществованию и взаимодействию внутри романтической философии субъективистски-индивидуалистических и универсалистски-пантеистических установок.

Немецкие романтики выработали философский эстетизм как своеобразный вариант «неклассического типа философии», базировавшейся в своем главном содержании на художественно-эстетических основаниях. Эстетические мотивы и критерии составили «специфически романтическое качество», во многом определившее своеобразие всех важнейших «идейных составляющих» романтического мировоззрения как в эпоху его формирования, так и в последующей истории.

Негативно-критическое отношение к современной общественно-исторической действительности явилось одной из фундаментальных составляющих романтического мировоззрения во всех его формах, хотя романтизм был отнюдь не единственным общественным движением, находившимся в ту эпоху в открытой оппозиции к буржуазному обществу. :

Признание имманентной противоречивости идеалов и реальности, а также их практической неосуществимости стимулировало обращение романтической социальной мысли либо в воображаемое будущее, либо в идеализированное прошлое, порождая (в последнем случае) устойчивую консервативную тенденцию.

Романтики осуществили критический пересмотр главных постулатов «классической» новоевропейской социальной философии, в первую очередь, принципа «социального атомизма», естественно-правовых теорий (в их эгалитаристских вариантах) и концепций общественного договора, противопоставив им универсалистские и «органицистские» трактовки общественной реальности.

Консервативно-романтическая философия включала в себя консервативный романтический историзм и консервативную романтическую утопию. Романтикам принадлежала важнейшая роль в формировании философского историзма. Своеобразие романтических вариантов историзма в сравнении с иными его версиями (гегелевской, марксистской, позитивистской, философии жизни) выразилось, в первую очередь, в его обращенности к идеализированному и мифологизированному прошлому и в преобладании эстетических критериев в его интерпретациях и оценках исторических состояний.

Социальная и культурная утопия изначально стала неотъемлемым компонентом романтического мировоззрения, непосредственно проистекавшим из романтической трактовки идеала в его соотношении с действительностью. В сравнении с другими вариантами утопического сознания романтической

утопии было присуще преобладание в ее внутреннем содержании эстетических, а не социальных, правовых или моральных компонентов.

Романтический консерватизм сформировался как «рефлектирован-ный», «вторичный» в качестве реакции на объективные исторические преобразования всех сфер общественной жизни и как способ опровержения сциентистских, либерально-правовых и социально-экономических оптимистических проектов новоевропейского «конструктивного разума», причем радикальному переосмыслению было подвергнуто содержание и значение идеалов равенства и свободы.

М. Штирнер, А. Шопенгауэр и Ф. Ницше, не будучи непосредственными участниками романтического движения, во многом определили метафизические горизонты, внутри которых эволюционировала последующая консервативно-романтическая философская мысль.

М. Штирнер, осуществив «симбиоз» радикального младогегельянства с романтикой, разработал первую версию «истинно-эгоистического» нигилизма анархистского толка. Отправляясь от «творческого ничто», из которого «Единственный» конструирует мир как свое монопольное достояние, он инициировал процесс переоценки ценностей в рамках романтического проекта преодоления отчуждения.

В метафизике воли А. Шопенгауэра с присущим ей антииндивидуалистическим и антиэгоистическим пафосом обрели обоснование и конкретизацию иные (противоположные штирнеровским) универсалистские романтические метафизические установки. Беспредметная и бесцельная иррациональная мировая воля предстала у Шопенгауэра как основание радикального космического и социального пессимизма в отношении всех и всяких ее объективации.

Ф. Ницше может быть понят как последний великий романтик девятнадцатого века. Это прослеживается в его метафизике воли к власти, в идеях о сверхчеловеке и в требовании переоценки всех ценностей, но наиболее непосредственно обнаруживается в его трактовке трагического и героического как фундаментальных характеристик сущего, представших не как моральные, а как эстетические и бытийные феномены.

К началу XX в. консервативные романтические идеи подверглись дифференциации и дивергенции, перемещаясь в новые содержательные смысловые структуры. Некоторые из них обрели новое воплощение в контексте т.н. «философского модернизма», выступившего с протестом против устоявшихся форм буржуазной жизни, морали, науки и культуры и с призывами к радикальному обновлению человека и общества на началах спонтанного активизма, героизма, творческого порыва и т.п. В этом ряду представительными стали «индо-арийская» мифологическая культурология Х.С. Чемберлена, программа культурного обновления и культурного синтеза Г. Кайзерлинга, «пессимистический гуманизм» А. Венцля.

Вождизм и тоталитаризм, эстетизация насилия и экстремизм стали компонентами одной из наиболее радикальных версий романтически ориентированного «революционного» и в то же время «консервативного» национализма Эрнста Юнгера.

Показательной для консервативной романтической традиции в XX в. в целом стала систематическая философия истории О. Шпанна, выстроенная на фундаменте религиозно-идеалистической трактовки структурированных и реструктуризирующихся органических целостностей в их многоуровневых иерархических соподчинениях и в исторической динамике.

Структура диссертации

Диссертация состоит из четырех глав.

В первой из них, посвященной общей характеристике романтической философии в целом, анализируется проблемная ситуация, связанная с возможностью и необходимостью исследования романтической философии, обосновывается методология диссертационного исследования, исследуется своеобразие романтической философской мысли в целом как в отношении к предшествующей философской традиции, так и в ее внутреннем содержательном инвариантном ядре.

Во второй главе осуществлена историко-типологическая реконструкция социально-философских и культурологических установок консервативной романтической тенденции, во-первых, в ее отношении к современной ей общественной реальности и к фундаментальным основаниям предшествующей социальной философии, а, во-вторых, в ее главных внутренних определенностях, фиксируемых в своеобразии романтического историзма и романтической консервативной социальной утопии.

Предметом анализа в третьей главе стали философские концепции мыслителей XIX века, в совокупности выработавших три главные варианта «метафизического» обоснования идей консервативного романтизма: индивидуалистически-нигилистическая концепция «Единственного» Макса Штирнера, универсальный иррационалистический волюнтаризм Артура Шопенгауэра и героико-мифотворческая философия культуры Ф. Ницше.

В четвертой главе исследуется спектр консервативно-романтических концепций в социальной философии, философии культуры и философии истории конца XIX - первой половины XX в. В первую очередь это группа мыслителей, имевших непосредственное отношение к т.н. «философскому модернизму», а также консервативная националистическая утопия Э. Юн-гера и органическая философия истории О. Шпанна.

В целом логика изложения в диссертации воспроизводит движение от наиболее общих фундаментальных характеристик романтической философии (начиная с эпохи ее формирования) через выявление своеобразия социально-философских установок консервативного романтизма и его метафизических оснований к их конкретизациям в романтической мысли XX века.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ

Во Введении обоснована актуальность темы в соотнесении с состоянием исследовательской литературы, охарактеризована методология и структура работы, сформулированы положения и выводы, выносимые на защиту.

Первая глава диссертации «Романтиш и романтическая философия» посвящена уяснению своеобразия и содержания романтической философии. В ее первом параграфе («Романтизм как культурно-историческое движение и романтическая философия») обсуждаются дискуссионные вопросы о возможностях осмысления «философского романтизма» в качестве исторической формы философии, о его внутренней определенности и роли в истории философской мысли последних столетий.

Даже при исследовании романтизма в художественной культуре нередко вместо общих и инвариантных характеристик выявляются частные, присущие лишь национальным или региональным вариантам либо отдельным этапам и «школам» в его истории. Констатируется, что процесс романтического движения, его этапы, формы и их роль порой трактуются противоречиво, в зависимости от личных пристрастий исследователей и от их теоретических представлений о своеобразии романтизма в целом. Дополнительные трудности в осмысление единства и целостности романтического движения привносят его метаморфозы в ходе последующей эволюции и возраставшая со временем дифференциация романтических тенденций. Ведь даже в первые десятилетия своего существования немецкий романтизм в идейном отношении был далеко не однородным. В результате анализа автор приходит к выводу, что многократно воспроизводившийся в литературе тезис о невозможности свести столь сложное и многомерное явление как романтизм к одной-единственной формуле, должен быть осознан в качестве важного методологического требования.

Если историки романтического искусства в исследовании национальных и хронологически фиксированных его форм и «школ» могут обойтись и без углубленного теоретического осмысления понятия «романтизм», то попытки уяснить, что такое романтизм в целом и тем более - романтизм в истории философской мысли, сталкиваются с немалыми затруднениями. Непросто выработать понятия романтизма и романтической философии, которые были бы применимы ко всем формам романтических тенденций в культуре и философии на протяжении длительного периода их существования при внутренней неоднородности и противоречивости романтических тенденций.

В тексте параграфа сопоставлены позиции двух авторитетных отечественных исследователей немецкого романтизма, В.М. Жирмунского и Н.Я. Берковского, солидарных в том, что именно йенский романтизм был высшей формой немецкого романтизма, в наиболее «чистой» и последова-

тельной форме воплощавшей общеромантические тенденции. Тем не менее, ученые выработали на этом одном и том же «материале» противоречивые и даже взаимоисключающие характеристики романтизма в целом. Это сопоставление позволило автору утверждать, что в данном случае (как и во многих других) неудачи попыток дать однозначную дефиницию и прояснить существо романтизма порождаются не только тем, что исследователи выбирают из многомерного, вариативного и исторически подвижного комплекса романтических умонастроений, мыслей и чувств отдельные стороны, моменты или исторические формы, но и тем, что сама такая односторонность зачастую является следствием уже сконструированных ими теоретических понятий романтизма.

Автор констатирует, что даже среди широко признанных общих характеристик романтизма и романтической философии трудно найти такие, в отношении которых кем-то из исследователей не формулировались бы альтернативные выводы. Дополнительные трудности проистекают из того, что романтизм в целом, с присущими ему антирационалистическими тенденциями предстал скорее как «мирочувствование», «мировидение», чем как рационализированное систематизированное «мировоззрение» в строгой философской форме.

В тексте параграфа воспроизводится и обсуждается культурологическая концепция романтизма М.С. Кагана, являющаяся, по мнению автора, одной из наиболее аргументированных и методологически перспективных. Принимая его характеристики романтизма как одну из двух (наряду с позитивитстски-сциентистской) тенденций в культуре буржуазного общества, автор тем не менее считает, что столь расширительная трактовка социального негативизма романтиков в качестве необходимого и достаточного критерия романтизма, объективно ведет к тому, что младогегельянцы, социалисты (коммунисты) и утописты, русские декабристы и революционные народники, теисты, воинствующие атеисты и даже парижские коммунары оказываются причисленными к романтикам, что не бесспорно. Такая трактовка стала следствием контрастного видения Каганом «бипо-лярности» культуры Х1Х-ХХ вв. и проистекающего из этого взгляда стремления все содержание культуры отнести к одному из двух «полюсов», т.е. либо к романтической, либо к позитивистской тенденциям, а все остальное считать «внутренне противоречивыми» культурными феноменами. Таким образом, налицо тенденция к расширительной трактовке романтизма и позитивизма, а отчасти и опасность упрошенных представлений о составе и динамике культуры, представленной столь одномерно и «двуцветно». В связи с этим автор фиксирует существование и иных (помимо этих двух) мировоззренческих тенденций, — во всяком случае, история философии последних двух веков вряд ли может быть редуцирована только к романтическому или позитивистскому направлениям.

Итогом первого параграфа стала гипотеза: многие затруднения в уяснении содержания романтизма и романтической философии являются следствием недостаточной методологической определенности теоретического статуса и эвристических возможностей соответствующих понятий. Эти понятия малоэффективны в качестве классификационных, т.е. охватывающих совокупность эмпирически существовавших явлений и фиксирующих общие качества всех входящих в данный «класс феноменов». Однако существуют и историко-типологические понятия, находящиеся в иных отношениях к реальности и конструируемые посредством других интеллектуальных процедур, отличных от абстрагирования в эмпирических обобщениях.

В параграфе «Историко-типологические понятия "романтизм" и "романтическая философия"» рассматриваются методы исторической типологии в социальном и гуманитарном познании и своеобразие историко-типологических понятий первоначально в общей форме, а затем - в их непосредственном приложении к романтизму и романтической философии.

Обсуждение типологических методов и процедур в историческом и социальном познании традиционно связывают с именем Макса Вебера. Автор констатирует, что Вебер отнюдь не изобрел типологических понятий, поскольку большая часть понятий, используемых в истории философии и истории культуры и до, и после него - это не индуктивные эмпирические и не абстрактно-общие понятия, а теоретические историко-типологические конструкты. Однако именно он одним из первых специально занялся методологическим анализом «идеальных» или «конструктивных» типов.

При обсуждении веберовской методологии исторических типологи-заций (своеобразия типологических понятий в их отношении к исторической действительности и особенностей процедур их конструирования) автор обращается к их интерпретациям и коррективам, сформулированным в работах К. Мангейма, А. В. Гулыги и Ю.Н. Давыдова. Фиксируется ограниченность веберовской программы конструирования идеальных типов в присущем Веберу инструментальном «методологизме» и - как его следствие - в скепсисе (дополненном элементами ценностного релятивизма) относительно познавательных возможностей идеально-типической методологии. Кроме того, «социологический номинализм» Вебера (его теории социального действия и понимающей социологии) изначально минимизировал «бытийную» (онтологическую) составляющую проблематики исторических типологий.

Этот вывод потребовал обращения к опыту типологических исследований истории культуры, в первую очередь фольклора, мифов и эпоса в их преимущественно структуралистских и «постструктуралистских» трактовках. Если у Вебера идеальные типы были поняты как конструируемые исследователем инструменты его деятельности, то здесь речь идет уже о самой культурно-исторической «реальности», и в этом смысле об «онтологии» культурно-исторических типов. Утверждается что «типологичны» не

только понятия, но также и реальный способ существования культурно-исторических феноменов.

Культурно-исторический тип, понятый как «инвариант», эмпирически существует только в многообразных «вариантах» и продолжает своё историческое существование лишь постольку, поскольку он продолжает воспроизводиться в традициях, в культурных и дискурсивных «практиках». Это содержательная и формальная структура, воспроизводимая и модифицируемая, т.е. динамическая и исторически подвижная.

Из этого следует вывод, что типологический способ существования (как «инвариантов» в «вариантах» или как некоей «матрицы») присущ всем «длящимся во времени» общественно-историческим и культурно-историческим феноменам; Методы.типологизации и типологические понятия эффективны применительно к историческим феноменам потому, что «типологичен» их реальный способ существования, и в силу этого типологические процедуры оказываются основным способом образования исторических понятий. В этом контексте рассмотрена типологическая концепция «стилей мышления» К. Мангейма. Типологические исторические понятия образуются не путем абстрагирования «общих черт» в результате процедур сравнения, а путем соединения в единое целое ряда других типологических понятий (элементов). При этом элементы, составляющие содержание типа, также должны быть поняты как инвариантные динамические тенденции.

Конкретизируя эти выводы применительно к романтизму и романтической философии следует отметить, что историко-типологическое понятие «романтизм» включает в себя в качестве элементов серию более частных конкретизирующих его понятий, развертывающихся в разных измерениях. Это могут быть национальные «формы» романтизма, романтические тенденции в различных сферах культуры и общественной мысли, хронологически определенные стадии и этапы. Далее обнаруживается, что не все элементы типологического понятия «романтизм» являются частными, соподчиненными общему понятию «романтизм», и что в качестве его элементов существуют историко-типологические понятия другого рода, более широкие по объему и содержанию, чем те понятия, «элементами» которых они оказываются, и сами по себе не обладающие «специфически романтическим» содержанием. Таковы общепризнанные характеристики романтической философии с помощью понятий «субъективизм», «пантеизм», «орга-ницизм» и др., которые были присущи и иным направлениям философской мысли; «неромантическими» были и такие социально-философские идеи, как «социальный критицизм», «историзм», «утопия», «консерватизм» и пр.

Элементы типологических понятий «романтизм» и «романтическая философия» могут обладать различным «весом» и значимостью, степенью обязательности и конституирующей ролью внутри общей романтической философской тенденции. Некоторые из них могут отсутствовать или заменяться иными, в том числе и противоположными. Романтизм мог быть

(и был) как субъективно-индивидуалистическим, так и коллективистским или пантеистическим, ориентированным в прошлое или в будущее. Возможны и такие его внутренние определенности, которые изначально предстают как альтернативные или «амбивалентные», - так, к примеру, общая негативно-критическая установка романтиков в отношении современной общественной действительности могла обретать выражение как в «реакционных», так и в «прогрессистских» утопических проектах.

Романтизм и романтическая философия не обладают набором твердо установленных и однозначно фиксируемых принципов и идей, они существуют во взаимодействии внутренних динамических тенденций, многообразны и вариативны по осуществившимся в них возможностям. Типологические понятия «романтизм» и «романтическая философия» в своем содержании оказываются «не центрированными», многовариантными и внутренне противоречивыми.

В третьем параграфе гл. 1 «Постклассические основания романтической философии» обосновывается вывод, что романтическая философия стала первой формой новоевропейской постклассической философии и что романтики осуществили радикальный пересмотр главных фундаментальных оснований предшествующей новоевропейской классической философии. С этой целью рассматривается отношение романтической философии к двум центральным установкам философской «классики». Во-первых, ко всей предшествующей рационалистической традиции и непосредственно к «новоевропейскому типу рациональности», что привело к утверждению иррационалистических философских тенденций. Во-вторых, рассматривается отказ романтиков от фундаментального для классической философии «субъект-объектного отношения» и пересмотр содержания понятий «субъект» и «объект».

В тексте отмечается, что уже Ф. Шлегель противопоставил прежней «философии абстрактных понятий» программу создания «философии жизни», понятой в первую очередь как эмоциональное переживание природно-космической и индивидуально неповторимой жизни. Вслед за ним романтики акцентировали внимание на бессознательности, иррациональности жизни и, соответственно, на невозможности адекватного ее рационального постижения. Ниспровержение философского рационализма и непосредственно рассудочного метафизического мышления стало первой задачей творцов романтического мировоззрения.

В связи с романтической экспансией иррационального в философию обсуждается вопрос о возможности философского иррационализма как такового. Констатируется историческая конкретность понятия «рациональное» и, соответственно, существование разных исторических типов и форм рациональности и как следствие этого - соотносительность, конкретность и историческая подвижность самих критериев рационального и иррационального и их противопоставления.

Превращение иррационального в предмет рационального философского знания и «перевод» в логические понятия, суждения и умозаключения уже есть неизбежная - пусть и частичная - его рационализация, и тем самым романтики объективно продолжали осуществление программы рационализации всего сущего. В этом смысле, по мысли автора, экспансия иррационального в романтической философии одновременно стала способом утверждения нового постклассического типа рациональности. Необходимость «перевода» иррационального содержания на рациональный философский язык с первых лет существования романтизма побуждала его теоретиков обращаться к внерациональным формам познания и выражения, как им представлялось, более адекватным этому содержанию, чем традиционный аппарат понятийного мышления. В процессе обсуждения возможностей философского иррационализма оказалось уместным обращение к концепциям иррационального в философии К. Мангейма и Н. Гартмана. По мысли Гартмана, критерии рационального и иррационального к объективному сущему вообще неприложимы, ибо само по себе, вне познающего субъекта и процессов познания, оно ни рационально, ни иррационально, а потому проблема иррационального является не.онтологической, а гносеологической.

Отказавшись от новоевропейского идеала научности, романтизм предстал как антисциентизм. В тексте продемонстрировано, что первое фундаментальное обоснование романтических иррационалистических тенденций в философии было осуществлено Шеллингом. Констатируется наличие трех вариантов осуществления возможности философского иррационализма, реализованных романтической мыслью. Первый стал выражением исторической смены типов и систем рациональности. Во втором варианте понятие иррационального предстало как фиксация предела, границ возможностей рационального философского познания. В третьем случае философия вовсе отказывается от использования рациональных познавательных средств и механизмов, стремясь заменить их «внерациональными», но тогда неизбежно оказывается проблематичным ее собственный философский статус.

Далее предметом анализа стал осуществленный романтиками пересмотр «субъективного принципа», выступавшего ранее в качестве основания всей новоевропейской философской классики, равно как и сопряженных с ним категорий «субъект» и «объект». Фиксируются различия по содержанию и уровню абстракции между понятием «субъект» в классической философии и романтической «субъективностью». «Субъект» классической философии был воплощением не субъективности, а, напротив, объективности, необходимости и общезначимости познания и истины (как его результата), тогда как романтическая субъективность, напротив, исходила из признания своеобразия и неповторимости индивида. По мысли автора, именно романтики положили начало последующим процессам т.н. «деструкции» и «рассеяния» субъекта классической философии и стояли у истоков смены фундаментальных философских установок от «классических» к «постклас-

сическим». С другой стороны, выраженная еще Гегелем трактовка индивидуалистического субъективизма как доминанты всего романтического мировоззрения (хотя она разделяется не всеми) не утратила значения и до сих пор.

Подчеркивается, что наличие в романтизме со времени его формирования также и универсалистских, в том числе и пантеистических умонастроений, не менее очевидно, чем существование романтического субъективизма. В мировоззрении романтических писателей, художников, философов воплощались разные варианты сочетания субъективистских (индивидуалистических) и пантеистических (универсалистских) установок - как правило, с преобладанием одной из них. В процессах последующей эволюции романтического мировоззрения противоположность индивидуалистической субъективности и пантеистического универсализма постоянно в нем воспроизводилась. Реализовался и такой вариант сочетания романтических субъективности и универсализма, в котором они обнаруживали устремленность к синтезу. Возможность этой тенденции, по мысли автора, была обусловлена содержательным своеобразием романтического универсализма и пантеизма (существенно отличавшихся от объективистского рационалистического пантеизма спинозовского толка), а также тем, что романтики осознанно стремились устранить противоположность субъекта и объекта, сознания и бытия, духа и природы.

Во второй главе диссертации «Социально-философские и культурологические установки романтической мысли», как это следует из ее названия, рассмотрены главные социально-философские и культурологические установки романтической мысли в целом, и консервативной в частности. Ее первый параграф, «"Антипозитивность" и социальный критицизм романтиков», посвящен критическому отношению романтиков к современной им общественно-исторической реальности. Автор исходит из того, что социально-критический негативизм романтиков давно установлен и в дополнительных доказательствах не нуждается. Столь же очевидно, что романтизм был не единственным общественным движением, находившимся в ту эпоху в открытой оппозиции к буржуазному обществу, равно как и то, что романтический социальный негативизм выражался как в консервативных, так и в радикальных формах. Дискуссионные моменты возникают при конкретизации этих положений, о чем и идет речь в тексте параграфа.

Фиксируется отличие критического пафоса романтиков от социально-критических установок просветительской мысли, исходившей из допущения возможности разумной организации общества и, соответственно, их разное отношение к возможностям воплощения общественных идеалов. Констатируется, что отчасти именно благодаря Гегелю задача осмысления отношения философии к современной ей общественной реальности стала одной из центральных дискуссионных тем в философии той эпохи. В результате обсуждения полемики Д. Лукача с В. Дильтеем и его последовате-

лями, максимально сближавшими идеи молодого Гегеля с романтиками, автор склонен считать позицию Лукача, фиксировавшего противоположную романтической направленность социально-философской мысли Гегеля, в основных моментах более обоснованной.

В заключительной части параграфа обсуждается своеобразие романтической трактовки понятия «идеал» (отвлекаясь пока от содержательной определенности романтического общественного идеала). Обнаруживается, что в общефилософском понимании идеала романтики непосредственно следовали Канту, который в саму дефиницию идеала ввел его принципиальную неосуществимость в мире явлений.

Романтическое мировоззрение во многих существенных моментах самоопределялось через противопоставление философским предшественникам, в связи с этим во втором параграфе гл. 2. «Романтическая ревизия фундаментальных оснований социальной философии» обсуждается осуществленный романтиками пересмотр фундаментальных оснований прежней «классической» новоевропейской социальной философии.

Предшествующая социальная философия исходила из принципа т.н. «социального атомизма», или «сингуляризма». Автор показывает, что, отвергнув его, романтики положили в основание своих социально-философских и культурологических построений «принцип целостности» и противопоставили механистическим трактовкам общества как искусственно конструируемой реальности его «органическое» («организменное») понимание как «естественно выросшего». Романтической социальной мысли был присущ поиск такой «органической связи» уникальной личности и общества-организма, утверждение которой позволило бы преодолеть их противоположность. Автор отмечает, что большинство романтиков проецировало свои представления об органическом обществе и человеке в сферу идеалов, в идеализированное прошлое или в воображаемое будущее, тогда как современное буржуазное общество, по их представлениям, соответствует механистической модели.

Романтики отвергли также и господствовавшее в новоевропейской социальной философии «юридическое мировоззрение» в его буржуазной форме, в том числе и такие его важнейшие компоненты, как допущение естественного состояния и общественного договора, постулирование неотъемлемых естественных прав человека (в их рационально-эгалитаристских трактовках) и принцип суверенитета народа.

Предпринятый в третьем параграфе гл. 2. - «Романтический историзм» - анализ своеобразия романтического историзма предваряют общая характеристика фундаментальных оснований и главных понятий классической европейской философии, а также их оценка как по существу «неисторичных». В то же время обращается внимание на дискуссионность вопроса о мере элементов историзма, присущего просветительской мысли XVIII в. Зафиксирован водораздел между просветительской идеологией и формами

феодального «исторического мировоззрения», сформировавшегося в XVIII в. Обсуждаются главные идеи консервативного историзма Э. Берка и констатируется, что романтики унаследовали некоторые его антирационалистические и антипросветительские тенденции, хотя по своему содержанию, целям и общественной роли феодальное «историческое мировоззрение» и романтический историзм были различны.

Автор вступает в полемику с распространенными в отечественной и немецкой литературе представлениями, будто бы только благодаря романтикам сформировался историзм в философии, в гуманитарном и социальном знании. Он стремится показать, что другие версии историзма (гегелевский, впоследствии марксистский и позитивистский) формировались не на базе романтического историзма, и в своем генезисе были продолжением другой рационалистически-просветительской тенденции осмысления истории. Существенные различия между романтическим и другими формами историзма обнаруживаются в их разном отношении к современной им общественной действительности и к перспективам исторического прогресса. В процессе обсуждения своеобразия романтического историзма автор демонстрирует, что непосредственным теоретическим источником романтического историзма (наряду с феодальным историзмом) стали некоторые идеи философии истории Гердера, в том числе его трактовка «исторической индивидуальности».

В тексте диссертации фиксируются присущие романтическому историзму элементы «эстетизации» исторического прошлого. Консервативный историзм романтиков, подчеркивает автор, вовсе не обязательно приводил их к архаизации исторического прошлого в его эмпирической данности и самоценности. «Образы прошлого» чаще осмыслялись как воплощение романтических идеалов. Результатом такой проекции романтических идеалов стала неизбежная идеализация и мифологизация давно минувшего, когда прошедшее предстает как «вневременные образцы», для которых их «историчность» оказывалась лишь внешней и случайной формой.

Переходя к рассмотрению консервативной романтической утопии (в § 4 «Романтическая консервативная утопия»), автор констатирует, что утопичность стала изначальным и непременным компонентом романтического мировоззрения. Она была необходимым следствием романтической позиции в отношении современной романтикам действительности буржуазного общества и провозглашенной ими несоизмеримости идеалов с общественной практикой. Романтические идеалы, по мысли автора, всегда утопичны вне зависимости от того, куда они проецировались: в царство ли откровенного вымысла, в идеализированное прошлое или в воображаемое будущее. С другой стороны, из констатации утопичности романтического сознания нет оснований для вывода, будто всякая общественная утопия непременно романтична. Большинство утопий, выработанных в истории общественной мысли, не было романтическими ни по содержанию, ни по методам

их конструирования. В такой ситуации настоятельной является задача уяснения своеобразия романтических утопий в общем контексте утопического сознания.

С этой целью обсуждается трактовка К. Мангеймом утопий в их соотношении с идеологиями. Формулируя критические замечания в адрес его теории идеологии, автор считает возможным солидаризироваться с главной характеристикой утопии по Мангейму - с ее принципиальной нереализуемостью в данной общественной системе, полагая, что прочие обычно констатируемые определенности утопического сознания относятся уже к разным его историческим типам, видам и формам. Это, по мысли автора, относится и к «временному измерению» утопий: они могут проецироваться как в прошлое («консервативная»), так и в будущее («прогрессивная»), а то и вовсе обходиться без фиксированной временной определенности. Не обсуждая детально обоснованность выделения Мангеймом в истории западной общественной мысли четырех форм утопического сознания (именно этих, и только их), названных им «чистыми типами и стадиями утопического», автору важно подчеркнуть, что романтическая утопия - лишь одна из них.

Отмечается, что и в эпоху романтизма существовали также и неромантические утопии, в том числе социалистические, позитивистски-сциентистские и либерально-правовые. В консервативно-романтической утопии соединились важнейшие компоненты романтического мировоззрения: его «историзм», «утопичность» и «консерватизм» в их своеобразных романтических формах.

В задачи диссертанта не входила разработка общей теории консерватизма в социальной философии и философии культуры, тем не менее важно уяснить своеобразие романтической версии философского консерватизма. Обращаясь к уже зафиксированным в специальной литературе различиям между «первичным» (т.н. «естественным») традиционализмом и «вторичным» (или «рефлектированным») консерватизмом, автор квалифицирует новоевропейский социально-философский консерватизм в целом (включая романтический) как «вторичный», т.е. осознанный и теоретически аргументированный. Этот консерватизм сформировался как негативная реакция на преобразования всех сфер жизни и сознания новоевропейских обществ - от экономики и социальной структуры до метафизики и религии. Автор солидаризируется с исследователями, полагающими, что современный консерватизм романтического типа формируется и существует лишь в динамических обществах с присущим им противостоянием общественных сил и движений.

Романтический консерватизм был «вторичным» и в его философском содержании в той мере, в какой он был способом преодоления новоевропейского «конструктивистского разума» и противостоял порожденным этим разумом либеральным, просветительским и демократическим проектам общественного переустройства. Не случайно в аргументации и содержании теорий романтиков опровержение позиций и аргументации оппонентов бы-

ло более основательно проработанной стороной, чем позитивная разработка собственных теоретических положений, зачастую оказывавшихся неопределенными, а то и противоречивыми.

В тексте параграфа проведено критическое обсуждение обоснованной Ю.Н. Давыдовым универсальной «парадигмы» социального консерватизма, претендующей на применимость ко всем его историческим формам и вариантам, хотя именно к романтическому консерватизму приложимость ее оказывается сомнительной. Автор пришел к выводу, что сам замысел конструирования такой «консервативной парадигмы», в которой, помимо «консервативной идеи» в ее наиболее общем значении содержался бы также и перечень черт, присущих всем историческим формам консерватизма, в принципе малоперспективен. Консерватизм исторически конкретен по своему содержанию и социальным функциям, и он всегда самоопределяется в отношениях к общественной реальности и к другим сосуществующим и конкурирующим с ним движениям и направлениям общественной мысли эпохи, а потому соотносится с ними.

В результате обнаруживается, что объективно консервативными были почти все главные социально-философские и культурологические идеи романтиков в той мере, в какой они противостояли тенденциям общественного (буржуазного) прогресса эпохи и укорененным в нем рационалистическим мировоззренческим тенденциям.

Специально рассмотрено отношение романтиков к новоевропейским идеалам равенства и свободы. Отмечено, что идея равенства, как и представлявшийся несомненным либеральным и демократическим мыслителям постулат неразрывной связи равенства, свободы и права, ими была категорически отвергнута. В отношении идеала свободы позиции консервативных романтиков оказались более сложными, неоднозначными, а отчасти и внутренне противоречивыми, но доминирующей тенденцией стало утверждение т.н. «качественной» свободы, т.е. «свободы для избранных». Как замечает автор, романтический консерватизм в своей основе был «реакционным», поскольку он не стремился консервировать существующие общественные порядки, а ориентировался на давно прошедшее и невозвратимое прошлое, и в этом своем качестве он неизбежно утопичен.

В третьей главе «Метафизический универсум немецкого романтизма XIX в.» представлен анализ трех, по мысли автора, главных и в то же время существенно различающихся вариантов «метафизического» обоснования консервативно-романтической философской традиции у М. Штирне-ра, А. Шопенгауэра и Ф. Ницше. Все они рассмотрены преимущественно именно в этом аспекте, а не в их конкретных «взглядах» на те или иные социально-философские темы.

Первый ее параграф, «Апофеоз субъективности и нигилизм», посвящен М. Штирнеру, чья некогда широкая и скандальная известность в наши дни сменилась весьма прохладным отношением к нему на грани безразличия.

Автор исходит из того, что судьбы европейского философского романтизма 40-х гг. XIX в. неразрывно связаны с процессом распада гегелевской философии. Значительное место уделено характеристике этого процесса и месту в нем Штирнера в соотнесении с идеями его предшественников и современников.

Реконструируя и обсуждая центральные идеи Штирнера, автор усматривает существо его позиции в доведенном до предела индивидуалистическом субъективизме и в сформулированной им программе переоценки всех ценностей с позиций единственного Я как собственника всего мира. Исходным пунктом, согласно Штирнеру, должно стать «творческое ничто», чтобы затем в историческом горизонте «старого» и «нового» мира на нем обосновать новое начало, каковым является «Я». В результате не «человек» и не «дух», а «Я единственный», лишенный всеобщих определений и общечеловеческих начал, способен творить мир из ничего.

Штирнер стремился реализовать традиционную для новоевропейской философии задачу очищения сознания субъекта от всех присущих ему идолов или призраков, существенно расширив при этом их перечень. В ряду таких призраков оказываются по сути все социальные установления и нормы, мораль и право, а в конечном счете главным идолом философии объявлен сам разум со всей присущей ему совокупностью рациональных представлений, включая религию, политику и науку.

В результате изъятия Я из всей системы социальных связей и отказа от свободы в ее общественном измерении, его освобождения от религии и морали, от права и ответственности, свобода Единственного, имеющего дело помимо себя лишь с «ничто», превращается у Штирнера в неограниченный произвол анархической индивидуальности.

Сопоставление идей Штирнера с предшествующей философской традицией дало автору основание для вывода, что он стремится полностью устранить онтотеологическую тенденцию, присущую всей новоевропейской философии. Штирнеровское Я лишается метафизического измерения и само в своей основе оказывается нигилистическим. В индивидуальном Я, лишенном предметности и «социальности», в качестве его «подлинной сущности» остается только его собственная эгоистическая воля.

Реконструкции и обсуждения главных идей Штирнера самой по себе еще недостаточно для однозначного решения вопроса о его принадлежности к романтической тенденции в философии. Традиционно он считается «младогегельянцем» (кем на деле и был), но младогегельянцем, предпринявшим попытку соединить гегельянство с романтическим индивидуализмом. Автор полагает, что эта двойственность позиции Штирнера нашла отражение и в структуре его книги о Единственном. Он солидарен с распространенными (от К. Маркса и Ф. Энгельса до К. Левита и А.Б. Рукавишникова) выводами о неадекватном восприятии и усвоении Штирнером гегелевских идей и, соответственно, о «неочевидности» его гегельянства, а в

ряде самых существенных пунктов и о его откровенном «антигегельянстве». Во второй части сочинения Штирнера, намного более созвучной «духу романтики», «Я» предстало как всеобъемлющий и всемогущий собственник, присваивающий весь мир и властвующий над ним. Это позволяло ряду исследователей (А.И. Ильин, П. Тиллих, П. Слотердайк) квалифицировать Штирнера как преимущественно романтического и даже экзистенциального мыслителя.

Позицию Штирнера в целом можно, полагает автор, рассматривать как симбиоз радикального младогегельянства с романтикой. Индивидуалистический субъективизм уникальной личности и апология безграничного личного произвола, откровенный имморализм, резкая критика права, отрицание государства и всякой «внешней» по отношению к индивидам организации общества, негативизм в отношении общественной действительности, - все это явно выраженные романтические установки. Более того, это уже «нигилизм» как предельная форма романтической «антипозитивности».

Общей задачей «левых младогегельянцев» (включая Фейербаха и Маркса) стал поиск возможностей и средств преодоления отчуждения. Можно полагать, что это было и «сверхзадачей» Штирнера. Автор считает предложенный Штирнером «проект» преодоления отчуждения романтически утопичным, во-первых, потому, что преобразование сознания «Я» не в состоянии устранить реального практического отчуждения, и, во-вторых, потому что в сознании и внутреннем мире индивида, если изъять из него все мыслительные формы, привнесенные в него историей, обществом и культурой, ж останется никакой «самости», ничего, чем Я могло бы владеть; тем самым само оно превращается в ничто.

Если Штирнер довел до логического завершения (даже в нигилистических и анархических формах) субъективно-индивидуалистическую тенденцию романтической мысли, то Шопенгауэр не менее последовательно воплотил идеи иррационалистического универсализма. Критика принципа индивидуализации, антииндивидуалистический и антиэгоистический пафос стали стержнем всей философии Шопенгауэра.

Вводная часть параграфа о Шопенгауэре (§ 2 «Универсальный волюнтаризм Л. Шопенгауэра как основание консервативного романтизма») посвящена уточнению его отношений с предшествующей классической философией, в первую очередь, с философией Канта, Лейбница и Шеллинга, в том числе и в контексге романтического движения. Автор стремится показать, что считая себя наследником философии Канта, по сути дела Шопенгауэр в первую очередь развивал идеи волюнтаризма Шеллинга, лежащие в основе его философии свободы, устраняя при этом присущий им мистически-религиозный момент и тем самым создавая новый тип внерелигиозного философского иррационализма. Существенным пунктом в этом повороте стал радикальный разрыв Шопенгауэра с прежней рационалистической трактовкой воли, понятой как практический разум.

В тексте подвергнуто анализу шопенгауэровское понятие воли как безосновного самодостаточного основания бытия и всего сущего, как пребывающей вне времени универсальной субстанции (в смысле традиционной метафизики). Воля иррациональна «в себе», поскольку лишена конечной цели, слепа и неразумна, обладает бесконечным, никогда не удовлетворяемым стремлением, направленным на нее же саму. Она иррациональна и «для нас» в гносеологическом отношении, ибо познаваема не она сама, а только лишь ее проявления и объективации.

Воля, согласно Шопенгауэру, едина и нераздельна, ей не присуща множественность. Различные способы, степени и уровни объективирования воли образуют мир индивидуализированных объектов, который в сравнении с бытием воли оказывается иллюзорным и не заслуживающим права на существование. Таковы все «предметы» традиционной философии и науки, составляющие наш жизненный мир. В результате романтический негативизм в отношении к эмпирически существующей реальности обретает метафизические основания, а признание слепоты и бессмысленности воли в сочетании со столь же лишенным смысла и иллюзорным существованием ее объективации неизбежно ведет к универсальному космическому и социальному пессимизму.

Одной из центральных тем Шопенгауэра была проблематика свободы, в частности, свободы воли, рассмотрению которой в тексте параграфа уделено специальное внимание. Автор демонстрирует, что в этой проблеме Шопенгауэр по сути предпринял попытку полностью «перевернуть» представления прежней философии о свободе. Свобода отнесена им не к решениям и поступкам человека (в них она, по его мысли, невозможна), а к субстанциальной сущности человека - в бессознательной воле. В результате "свобода и необходимость у Шопенгауэра поменялись местами: свобода «помещена» в сущность, а все действия предстали как необходимые. Эти рассуждения создают предпосылки для признания качественного неравенства индивидов, в том числе и в их свободе.

Специально рассмотрены и трактовки Шопенгауэром соотношения воли и силы, а также соотношение эмпирического и умопостигаемого «характера» (т.е. воли) во всех «вещах».

Третьим мыслителем XIX в., выработавшим, по мысли автора, метафизические основания консервативной романтической мысли, стал Ф. Ницше. Если Штирнер предстал в качестве крайнего представителя субъективистской индивидуалистической тенденции, а Шопенгауэр - иррациональной универсалистской, то Ницше в соответствующем параграфе «Романтиче-скаямифология и философия культуры Ф. Ницше» (§ 3) рассмотрен, в первую очередь, как создатель романтической философии культуры. Подобный ракурс анализа оправдан также и тем, что в последние десятилетия в философии наблюдается своеобразный «ренессанс Ницше» и многие другие аспекты его философского наследия интенсивно осваиваются. Более того, из

широкого комплекса представленной у Ницше культурологической проблематики преимущественное внимание уделено в диссертации трем темам: во-первых, трагическому и героическому, во-вторых, мифу и мифотворчеству и, в-третьих, оценкам Ницше античной культуры и философии.

Отношение Ницше к романтизму и тем более к отдельным романтикам в ходе его творческой эволюции модифицировалось, но первая его книга «Рождение трагедии из духа музыки» максимально пронизана духом романтизма. Тем не менее, тема трагического, неразрывно связанная с идеей вечного возвращения, в ней отнюдь не была исчерпана, а составила одно из развертывающихся в перспективе оснований всего мышления Ницше.

Трагическое, как демонстрирует автор, понято Ницше в качестве универсальной характеристики всего сущего. При этом существенно, что Ницше вопреки традиции вывел трагическое из сферы морального и представил как эстетический, а по сути также и как выходящий за рамки эстетического бытийный («онтологический») феномен. В тексте обоснована правомерность интерпретации понимания трагического (и неразрывно связанного с ним героического) у Ницше через восходящее к Гераклиту понятие игры, что позволило представить высшую, свободную от личного произвола игру как диалектику необходимости и свободы и как универсальный «прафено-мен трагедии».

Автор предполагает, что (в известном смысле) все мифотворчество Ницше выражало стремление создать образ универсального и «совершенного тела», прежде всего «экстатического» тела - сначала Диониса, а затем Заратустры. Тело не пребывает в декартовом «пространстве представления», а непосредственно живет в мире, одержимое волей, порывами и вле: чениями, будучи причастным к сверхтелесному континууму становления и вечного возвращения. Адекватным средством «инсценировать» этот процесс является, согласно Ницше, мифопоэтическая метафора. В то время как для романтических предшественников Ницше миф был важным, но все же одним из феноменов культуры, он создавал теорию культуры в целом как мифотворчество.

Шопенгауэр, напоминает автор, завершил переход от прежней рационалистической философии сознания к метафизике иррациональной воли. Согласно ему, мир обретает свое оправдание лишь как эстетический феномен. Все индивидуальное в нем подвержено разрушению, но именно в этом разрушении Ницше обнаруживает триумф вечной и неразрушимой воли к власти.

Автор обращает внимание на то, что раскрытие смысла и духа античной культуры стало «проблемной парадигмой» романтизма. После Вин-кельмана, Лессинга и Шиллера в античности искали осуществление своих идеалов братья Шлегели, Гёльдерлин, Шеллинг. Ницше принадлежит важнейшая роль в создании нового «неклассического» образа античности: Он не без оснований интерпретировал метафизику Платона и Аристотеля как

завершение инициированной Сократом задачи преодоления архаического трагического мироощущения. В отношении к античности и в стремлении к синтезу художественно-поэтического, философского и религиозно-мифологического содержания Ницше может быть понят как последний подлинный романтик девятнадцатого столетия.

В заключительной главе диссертации «Горизонты консервативно-романтической философской мысли в конце XIX — первой половине XXвв.» рассмотрены философские концепции некоторых представителей консервативно-романтической философской мысли в конце XIX — первой половине ХХ вв. Автор счел возможным ограничиться при этом группой немецких мыслителей, близких к т.н. «философскому модернизму», выделив в самостоятельные параграфы обсуждение оригинальных и показательных в своем роде концепций Э. Юнгера и О. Шпанна.

Автор разделяет и конкретизирует общую характеристику «философского модернизма», формировавшегося в атмосфере сложной духовной эволюции конца XIX в., обоснованную Ю.Н. Солониным и СИ. Дудником, квалифицировавшими его как преимущественно маргинальную тенденцию в философии той эпохи. Философский модернизм в целом предстал как продолжение романтической традиции (преимущественно в ее консервативном варианте) в новом социокультурном контексте. Модернизм, по мысли автора, произвел принципиальные изменения в характере мышления европейского человека, создав особый тип сознания, оказавшего преобразующее воздействие и на строй жизни. Подобно старшим романтикам, он декларировал протест против реалий буржуазного образа жизни и культуры, их приземленного практицизма, против процессов дегуманизации, стандартизации и омассовления.

В тексте фиксируются некоторые идеи, определившие своеобразие этой духовной тенденции, в их числе антисциентизм и антипозитивизм, склонность к иррациональным интуитивным познавательным процедурам, к художественно-метафорическому способу изложения и т.д. Типичными стали апелляции к жизни, почве, расе, идеологемы борьбы, катастрофы, порыва к жизни, воли, власти, героики, жертвенности, смерти и им подобные.

В контексте модернизма рассмотрены идеи Х.С. Чемберлена о предпочтительности расово определенных культур, о перспективах духовного обновления Запада на базе очищенного от семитической примести эллинизма в сочетании с индо-арийством. Учение о расе как носителе и субстрате культуры и об арийстве как высшей форме культуры, живые основания которой сохранены в духе германских народов, составило центральный пункт его расово-культурной доктрины.

Далее обсуждаются философские позиции Г. Кайзерлинга и его проект духовного обновления человека и общества. Лейтмотивом его идей, полагает автор, стал протест против господствующих форм мышления в науке и искусстве, борьба за новые ценности и цели человеческих стремлений, вое-

стание против парализующей волю веры в естественную детерминацию всех мировых отношений и событий.

Эксплицирован также и своеобразный вариант обоснования пессимизма в философии жизни А. Венцля с присущей ему последовательной критикой рациональности и интеллекта, по его мысли, механизирующего и автоматизирующего мыслительные процессы и саму жизнь человечества.

Автор диссертации отмечает, что дух скепсиса, анархическое бунтарство, эпатаж, томление по сокровенному, порывы в неизведанное и необычное, рождавшие страсть к экзотике, к разрыву с обыденностью, ставшие важными чертами «физиогномического рельефа» европейской культуры конца XIX - начала XX столетия, своеобразно проявились у Э. Юнгера в его эстетизации ужасного и жестокого и в концепции вождизма. В специальном параграфе (§ 2«ЭрнстЮнгер: консервативный историзм и героика воли») подробно анализируется творческая биография и главные идеи Юн-гера в его многообразных связях с предшествующей и современной ему философской и культурологической мыслью.

Автор показывает, что консервативно-романтические тенденции непосредственно преобразовались у Юнгера в тоталитарно-националистические построения правоэкстремистского толка, воплотившись в своеобразный вариант программы «консервативной революции». В этом контексте внимание автора привлекают идеи Юнгера о духовно-мистическом ядре нации и его концепция воплощения националистической идеи в форме национального государства. Автор фиксирует, что основная проблематика Юнге-ра - это темы народа, государства, сущности власти и ее универсальных оснований, и что все они в конечном счете фокусируются у него в идее национализма, обретающей мифологизированную форму. В целом концепция Юнгера предстала как завершение волюнтаристской тенденции немецкого консервативного романтизма.

Философия истории О. Шпана, по мысли автора, является уникальной и к тому же недостаточно оцененной версией романтической философии истории. Она откровенно противостоит прежним вариантам философии истории, в первую очередь - гегелевской. Шпанн со всей определенностью формулирует вопросы о предпосылках самой возможности истории и о ее метафизических основаниях. История понята им как процесс структуризации и реструктуризации исторических организменных и иерархически организованных целостностей (духовных и общественных). Целостность является для Шпанна фундаментальной категорией всего сущего.

В диссертации обстоятельно реконструированы основные содержательные моменты философии истории Шпана (§ 3 «Органическая философия истории Отмара Шпана»). Существование целостностей, по Шпанну, представляет собой процесс их структуризации, благодаря которому их элементы обретают собственное бытие, иерархический ранг и специфические функции. В силу же несовершенства всех исторических целостностей они

неизбежно должны реструктурироваться, что и порождает их временность и универсальную историчность.

Метафизика истории, фиксирует автор, конструируется у Шпанна на основе его философии творчества, исходящей из целостностей более высокого порядка, наивысшей из которых является Бог. В этом контексте Шпанн различал «изначальное творение» Богом идей и его же «сохраняющее творчество», направленное на совершенствование сотворенного, т.е. на его реструктуризацию.

В результате реконструкции и анализа основных идей органической философии истории Шпанна автор счел возможным охарактеризовать ее как одно из наиболее разработанных воплощений позднеромантической консервативной мысли.

В Заключении подведены итоги и намечены некоторые перспективы дальнейших исследований.

Одним из главных результатов проведенного исследования, по мысли автора, стало обоснование самой правомерности рассматривать романтическую философию в качестве устойчивой и воспроизводимой на протяжении столетий философской традиции. Хотя этот вывод неоднократно формулировался и ранее (Б. Рассел, Э. Трёльч, М.С. Каган), он и по сей день не стал общепризнанным.

Центральной задачей работы стало уяснение содержательного своеобразия консервативно-романтической тенденции в социальной философии и философии культуры и выявление основных форм их воплощения в ее истории. В числе главных романтических установок обнаружились следующие: радикальный критицизм в отношении современного общества и предшествующей классической социальной философии, органические трактовки общественно-исторической реальности, специфически романтический вариант философского историзма и романтическая консервативная утопия.

Первые две главы диссертации были посвящены обсуждению общих фундаментальных установок романтического типа философствования. Поскольку более поздние формы консервативно-романтической тенденции стали предметом анализа в следующих главах диссертации, выявление ее главных черт и характеристик было осуществлено преимущественно на материале первых этапов эволюции романтической мысли в Германии. Следующей задачей стала реконструкция основных вариантов метафизического обоснования консервативной романтической тенденции в XIX в. М. Штирнером, А. Шопенгауэром и Ф. Ницше.

Ограниченность возможностей и объема диссертационного исследования обусловила необходимую избирательность отбора привлеченных к рассмотрению философских концепций, в результате чего многие, в том числе и значительные персоналии и тенденции XIX и XX вв. остались без рассмотрения. Из романтически ориентированных немецких консервативных социаль-

ных мыслителей и культурологов в условиях XX в., когда романтическая традиция претерпела существенные трансформации, специально обсуждены идеи Х.С. Чемберлена, Г. Кайзерлинга, А. Венцля, Э. Юнгера, О. Шпанна. Этот список также мог бы быть существенно расширен за счет включения в него Л. Клягеса, Т. Лессинга, Ф. Тенниса, Г. Фрайера, К. Шмидта, В. Зомбарта и других, отношения которых с романтической философской традицией, с одной стороны, несомненны, а с другой, - явно недостаточно освоены историко-философской мыслью. Уже этот отнюдь не претендующий на полноту перечень заслуживающих пристального внимания социально-философских и культурологических концепций романтической ориентации свидетельствует, что в деле реконструкции всей истории немецкой романтической философии в ее взаимосвязях с другими тенденциями и направлениями западной философской мысли остается обширное еще неосвоенное исследовательское пространство. Важно, что именно романтические идеи в разных формах в эту эпоху стали философским основанием большей части формировавшихся консервативных (в том числе и радикально-консервативных) социально-философских и культурологических теорий. Более точно: все это были разные версии романтической «философии жизни», осознавшей себя в противостоянии классической рациональности «философии сознания».

В результате обнаружилось, что место и роль романтической философии в истории философской мысли с трудом поддаются однозначной фиксации. При этом имеются в виду не только очевидные колебания степени популярности и влияния романтических идей на протяжении истории двух последних столетий, а ее общее, более или менее устойчивое историко-философское значение в соотнесении с другими философскими направлениями, школами, тенденциями. В тексте диссертации в той или иной мере нашли воплощение два варианта оценок исторической роли романтической философии. Первый из них склонен рассматривать философский романтизм как одну из двух ведущих и необходимых тенденций развития западной культуры, мировоззрения и философии на протяжении двух столетий, порожденную глубинными общественно-историческими процессами эпохи. В соответствующих местах текста обсуждались выводы исследователей, согласно которым противостояние и взаимодействие романтической и «антиромантической» (т.е. рациональной в широком смысле, включая позитивистскую, неокантианскую, феноменологическую) тенденций определили основное содержание всего историко-философского процесса эпохи. Иное понимание исторического места и роли романтической философии аргументировано в работах Ю.Н. Солонина, где она отнесена к «маргинальным» философским тенденциям, пребывающим на периферии магистрального направления движения философской мысли.

Автор полагает возможным непротиворечиво соединить эти трактовки исторической роли романтической философии, предполагая, что место и

роль мировоззрения в истории культуры в целом, и его же - в истории философии могут не совпадать; как это и произошло в отношении романтизма. Проявившись в самых разных сферах духовной жизни от экономических и политических теорий до морали и религиозного сознания, романтизм обрел наиболее адекватные формы в художественной культуре. В ней романтизм при всех его преобразованиях сохранялся на протяжении двух столетий как важнейшая непрерывная тенденция. В истории философской мысли его судьба оказалась иной. Для философии как формы систематизированного, рационального и аргументированного знания романтическая установка при всей ее мировоззренческой значимости оказывалась периферийной. Именно рационалистические тенденции (в различных их формах) в истории философии преимущественно выступали в качестве «парадигмальных», а романтические - «маргинальных».

Романтизм (в том числе и философский) в его образцовых формах, по мысли автора, безвозвратно ушел в прошлое. То, что существовало в последующей философии и существует до сих пор, - это на деле романтические «тенденции», «установки», «ориентации», а порой даже романтические «мотивы» чаще всего в контексте философских концепций, выстроенных на иных неромантических основаниях.

«Заключение» завершается пояснением использованной в тексте диссертации терминологии. Для обозначения ее предмета использовался ряд близких по объему и содержанию понятий, таких, как «философский романтизм», «романтизм в философии», «романтическая философия» и другие. Отнюдь не всегда они различались терминологически, порой в основе предпочтения оказывались стилистические мотивы. Тем не менее, «чувство языка» фиксирует разные смысловые акценты даже при высокой степени синонимичности терминов. Словосочетания «философский романтизм» и «романтизм в философии» предполагают существование романтизма в философских и в «нефилософских» (в первую очередь, художественно -эстетических) формах. Когда пишут «философия романтизма», тем самым как бы полагают, что романтизм как культурное движение (в качестве своей принадлежности) обладает также и собственной философией, какова, к примеру, «философия немецкого романтизма». Напротив, «романтическая философия» понятая как внутренняя определенность, своеобразное качество философии, представляется понятием более широким, поскольку таковая может пребывать вне «романтизма» без непосредственных связей с ним. Более «мягкой» и менее обязывающей выглядит формулировка «романтические тенденции в философии», которые в тех или иных формах и степени могут быть также присущи и концепциям, по своим философским основаниям и внутреннему содержанию отнюдь не целиком романтическим. Поэтому словосочетание «романтические тенденции в философии» наиболее адекватно целям и предмету диссертации.

Содержание диссертации отражено в следующих публикациях:

1. Аркан Ю.Л. /монография/ Очерки социальной философии романтизма. Из истории немецкой консервативно-романтической мысли. СПб.: «Наука», 2003.-23,75 п.л.

2. Аркан Ю.Л. /монография/ Опыт реконструкции «Философии истории» Отмара Шпанна. СПб.: СПбФО, 2003. - 13,75 п.л.

3. Ю.Л. Аркан, Ю.Н. Солонин. Философия фикционализма Ганса Файхингера: опыт ретроспекции и оценки // Размышления о философии на перекрестке второго и третьего тысячелетия. СПб.: СПбФО, 2002. - 0,5 пл.

4. Аркан Ю.Л., Перов Ю.В. Формирование философского эстетизма в Германии // Homo Philosophans. СПб.: СПбФО, 2002. - 1,0 п.л.

5. Аркан Ю.Л. Некоторые основания романтизма // Homo Philosophans. СПб.: СПбФО, 2 0 0 2.- 0,75 п.л.

6. Аркан Ю.Л. Солонин Ю.Н. Граф Германн Кайзерлинг: труды и мысли // Homo Philosophans. СПб.: СПбФО, 2002. - 1,0 п.л.

7. Аркан Ю.Л. Солонин Ю.Н. Пути России: замечания, полемика и попытка оценки // Перспективы человека в глобализирующемся мире. СПб.: СПбФО, 2003.-1,1 п.л.

8. Аркан Ю.Л, Солонин Ю.Н. Новый российский консерватизм в поисках своей идентичности // Альманах русской философии и культуры «Вече». № 15, 2003.-0,6 п.л.

9. Аркан Ю.Л. Маленькое эссе в защиту метафизики истории // Альманах русской философии и культуры «Вече». № 15,2003. - 0,35 п.л.

10. Аркан Ю.Л. Солонин Ю.Н. Между созерцательностью и активизмом. Жизнь и труды графа Германна Кайзерлинга (Послесловие) // Германн фон Кайзерлинг. Америка. Заря Нового мира. СПб.: СПбФО, 2002. - 2,5 пл.

11. Аркан Ю.Л. Своеобразие типологических понятий «романтизм» и «романтическая философия» // Балтийские философские чтения. Вып. 1: Проблема сравнимости и соизмеримости философских традиций. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2004.-1,1 пл.

12. Аркан Ю.Л. Деструкция божественного и человеческого в философии М. Штирнера//Логико-философские штудии-2. СПб.: СПбФО, 2003. -1,5 пл.

13. Аркан Ю.Л., Солонин Ю.Н. Германн фон Кайзерлинг: метафизика нового мира // Философские науки. № 1.2004. - 1 пл.

14. Аркан Ю.Л. Консервативно-романтическая тенденция в немецкой социальной философии и философии культуры: постановка проблемы // Вестник Санкт-Петербургского университета. Сер. 6. Вып. 2 (№ 14). 2003.-0,4 пл.

15. Аркан Ю.Л. К. Маркс и Ф. Энгельс: критика романтизма, методологический пример «превращенной формы» сознания // Вестник Санкт-Петербургского университета. Сер. 6. Вып. 4 (№ 16). 2003. - 0,6 пл.

РОС..»АЦ;ЮНАЛЬНАМ . БИБЛИОТЕКА | С-Петербург I ОЭ 300 мт J

ii I i ii.I*

Подписано в печать 22.01.04. Формат 60x84 1/16. Бумага офсетная. Печать офсетная. -Усл. печ. л. 2,1. Тираж 100 экз. Заказ № Осу.

ЦОП СПбГУ. 199061, Санкт-Петербург, Средний пр., 41.

Щ-421 1

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора философских наук Аркан, Юрий Леонидович

ВВЕДЕНИЕ.

ГЛАВА 1.

РОМАНТИЗМ И РОМАНТИЧЕСКАЯ ФИЛОСОФИЯ

§ 1. Романтизм как культурно-историческое движение и романтическая философия.

§ 2. Историко-типологические понятия «романтизм» и «романтическая философия».

§ 3. Постклассические основания романтической философии.

1. Романтическое преодоление классической рациональности.

2. Индивидуализация субъективности и универсализм романтики.

§ 4. Романтический философский эстетизм.

ГЛАВА 2.

СОЦИАЛЬНО-ФИЛОСОФСКИЕ И КУЛЬТУРОЛОГИЧЕСКИЕ УСТАНОВКИ РОМАНТИЧЕСКОЙ МЫСЛИ

§ 1. «Антипозитивность» и социальный критицизм романтиков.

§ 2. Романтическая ревизия фундаментальных оснований социальной философии.

§ 3. Романтический историзм.

§ 4. Романтическая консервативная утопия.

1. Своеобразие романтической утопии.

2. Консерватизм романтики.

ГЛАВА 3.

МЕТАФИЗИЧЕСКИЙ УНИВЕРСУМ НЕМЕЦКОГО РОМАНТИЗМА XIX В.

§ 1. Апофеоз субъективности и нигилизм (Макс Штирнер).

§ 2. Универсальный волюнтаризм А. Шопенгауэра как основание консервативного романтизма.

1. «Закон основания» и иррационалистическая метафизика бытия.

2. Онтологический статус воли и свобода.

§ 3. Романтическая мифология и философия культуры Ф. Ницше.

1. Смысл и дух античной культуры: романтическая героика дионисийства.

2. Мифотворчество как тип романтического мышления.

ГЛАВА 4.

ГОРИЗОНТЫ КОНСЕРВАТИВНО-РОМАНТИЧЕСКОЙ ФИЛОСОФСКОЙ МЫСЛИ В КОНЦЕ XIX - ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ XX ВВ.

§ 1. Модернизм как продолжение романтической традиции в философии XX века.

1. Философский модернизм в социокультурном контексте.

2. Культурные мифологемы ХС. Чемберлена.

3. Г. фон Кайзерлинг в поисках культурного синтеза.

4. Иррационализм и пессимистический гуманизм А. Венцля.

§ 2. Эрнст Юнгер: консервативный историзм и героика воли.

§ 3. Органическая философия истории Отмара Шпана.

Введение диссертации2004 год, автореферат по философии, Аркан, Юрий Леонидович

Обоснование темы исследования

Своеобразие современной философской ситуации на рубеже XX-XXI вв. в немалой степени выражается в том, каким образом новейшая философия осмысляет свое отношение к предшествующей философской мысли и прежде всего к классической новоевропейской философии. Преобладающим типом такового отношения в последние десятилетия стала откровенная демонстрация негативизма и радикального разрыва с ней. На протяжении XX в. субъект классической европейской философии был подвергнут многократным «деструкциям» и «деконструкциям». И классические идеалы рациональности, и весь философский проект «модерна» в их фундаментальных основаниях ныне предстают отвергнутыми. Программа Просвещения объявлена в корне несостоятельной и ущербной, да к тому же и нереализуемой. В такой ситуации обращение к истории многообразных форм романтического мировоззрения, первым поставившего и реализовавшего цель преобразования фундаментальных оснований классической новоевропейской философии, представляется оправданным и даже необходимым.

Актуальность избранной темы исследования обусловлена отнюдь не только современной «внутрифилософской» ситуацией, но также глубинными идеологическими и практическими процессами общественной жизни. В современных обществах налицо глубокое разочарование в перспективах упорядоченного и рационального общественного устройства, утрата исторического оптимизма, недоверие ко всем рационально обоснованным общественным идеалам. Программа переоценки всех прежних гуманистических ценностей предстала как уже практически свершившийся факт. Ныне отвергнуты как утопические все ранее обосновывавшиеся варианты радикального преобразования общества на разумных основаниях, в том числе просветительский, гегелевский, марксистский, позитивистски -сциентистский. Даже либерально-демократическая идея, в ее эволюционистских версиях, пребывает в состоянии перманентного кризиса, демонстрируя свою пригодность лишь для политических деклараций в целях манипуляции общественным мнением.

Сегодня человечество сталкивается с многообразными вызовами и кризисами (геополитическими, экологическими, экономическими социально-политическими, этническими, цивилизационными), не обладая реальными средствами их преодоления. Это создает благоприятную почву для оживления и распространения консервативных умонастроений, включая реставрацию разных вариантов консервативных романтических утопий. Романтически фундированный консерватизм со времени своего возникновения был одной из основных форм консервативной мысли, и есть основания предполагать, что и в перспективе при определенных условиях он может оказаться (как это уже бывало в истории XX в.) не менее влиятельным в общественной жизни, чем формы религиозного и национального фундаментализма и консерватизма. В таких условиях историко-философское осмысление прежних форм консервативной романтической мысли становится настоятельной исследовательской задачей. Эта задача важна также и потому, что развернутый и обстоятельный анализ истории консервативных романтических тенденций в социальной философии, философии истории и философии культуры предпринимался крайне редко и неполно.

Непосредственный предмет диссертационного исследования - история консервативно-романтической тенденции в немецкой философской мысли и непосредственно в социальной философии и философии культуры. Романтизм стал в Европе и за ее пределами одним из ведущих культурно-исторических движений двух последних столетий. В отечественной и зарубежной литературе нет недостатка в публикациях, посвященных истории романтизма в разных видах искусств, равно как и о своеобразии национальных форм романтических тенденций в художественной культуре разных стран. В то же время содержание понятий «романтизм» и (в еще большей мере) «романтическая философия» оказывается до сих пор проблематичным, подвергающимся противоречивым толкованиям в своих самых существенных моментах, и потому нуждающимся в дополнительном теоретическом и историко-философском осмыслении и прояснении.

Большинство исследователей истории культуры и философии, специально занимавшихся проблемами романтизма (в их числе А. Вебер, Г.-Г. Гадамер, Г. Зиммель, М.С. Каган, Э. Кассирер, Д. Лукач, К. Маннгейм, A.B. Михайлов, Ю.В. Перов, Ю.Н. Солонин, К.А. Сергеев, Э. Трёльч,

Б. Рассел и др.), солидарно в признании того, что романтизм, порожденный фундаментальными общественно-историческими процессами, стал не только художественно-эстетическим, но также и общекультурным и общемировоззренческим движением, претендовавшим на универсальный охват всех областей культуры и сфер духовной жизни общества, включая философию. Однако даже при единстве общего подхода к романтизму как общекультурному движению многие существенные теоретические и методологические вопросы исследования как романтизма в целом, так и в еще большей степени «философского романтизма» (или «романтической философии»), начиная с определения их длительности, временных границ, персонального состава представителей и заканчивая их внутренней содержательной определенностью, в их существенных моментах оказываются проблематичными и дискуссионными, а потому нуждаются в дополнительном исследовании.

Трудности, с которыми сталкиваются попытки осмысления романтизма как общекультурного движения в его своеобразии, целостности и «общеромантических» характеристиках во многом порождены рядом объективных причин. Даже если ограничиться исследованием романтизма в художественной культуре, где он обрел наиболее полные и адекватные формы выражения, нам станет очевидной невозможность сведения сущности романтизма к одной-единственной всеохватывающей формуле, тем более - с учетом последующей исторической эволюции романтических тенденций в искусстве разных стран и народов. Неудачными оказались все попытки подменить общие и инвариантные характеристики романтизма частными, присущими лишь национальным, и региональным вариантам или отдельным этапам и «школам» в его истории. Бесперспективность стремлений дать однозначную дефиницию и таким образом прояснить существо романтизма в его целостности отчасти порождаются тем, что из многомерного, вариативного и исторически подвижного комплекса «романтических» умонастроений, мыслей и чувств исследователи выбирают и гипостазируют его отдельные стороны, моменты или исторические формы. При этом весь процесс романтического движения, его этапы, формы и их роль в этом процессе нередко трактуются противоречиво в зависимости от личных пристрастий исследователей и (не в последнюю очередь) от их предварительных теоретических представлений о своеобразии романтизма в целом.

Еще большие затруднения обнаруживаются с переходом к исследованию «философского романтизма» или «романтической философии». До сих пор не только содержание «философского романтизма» и (или) «романтической философии», но и сама правомерность этих понятий очевидны далеко не для всех. В отличие от большого массива литературы о романтизме как художественно-эстетическом движении число публикаций, специально посвященных философскому романтизму (романтизму в философии) и его исторической эволюции не столь велико как в отечественной, так и в немецкой литературе. В большинстве историко-философских трудов и учебных пособий, посвященных истории европейской философии XIX в., понятие «романтическая философия» либо вовсе отсутствует, либо используется, как правило, для обозначения философских воззрений непосредственных участников литературного и художественного романтизма в Германии (В. Виндельбанд, P.M. Габитова, Э. Кассирер, A.B. Михайлов, Дж. Реале и Д. Антисери и др.). Существовала ли за их пределами романтическая философия, а если да, то в каких формах, - это еще один дискуссионный вопрос. Несмотря на частые упоминания о романтических тенденциях в содержании тех или иных философских учений и об их связях с «романтикой», в современной немецкой философской литературе порой трудно понять, идет ли в каждом конкретном случае речь о теоретически отрефлектированном понятии философского романтизма или всего лишь о некоторых исторических ассоциациях и аналогиях.

Б. Рассел был одним из немногих мыслителей, кто обосновал фундаментальную роль философского романтизма как одного из двух ведущих философских направлений всей истории западной философии XIX и первой половины XX в. и представил противостояние рационалистических и романтических тенденций в качестве основы ее реконструкции. Романтизм был понят Расселом как культурное и общественное движение с присущим ему специфическим мироощущением и мировоззрением, как форма выражения социального протеста против современной общественной действительности и (вместе с тем) против обосновывающих и оправдывающих эту действительность систем мысли. Существенными чертами романтизма Рассел считал также преобладание в нем эстетических 7 установок и явно выраженные тенденции к «асоциальному индивидуализму». Наряду с этими общеромантическими установками интегральной характеристикой романтической философии, согласно Расселу, стал философский иррационализм.

Необходимо признать, однако, что и среди тех исследователей, кто, подобно Расселу, склонен рассматривать романтическую философию в качестве длительной и устойчивой тенденции философской мысли, до единодушия в понимании как ее существа, так и исторической динамики, весьма далеко. Как и в отношении романтического искусства, здесь также немалые трудности привносят в осмысление единства и целостности романтического философского мировоззрения его метаморфозы в ходе исторической эволюции и возрастающая дифференциация и вариативность воплощения романтических тенденций в философии и культуре. Более того, между философскими позициями мыслителей, причисляемых обычно к романтикам, нередко обнаруживаются не только существенные различия, но и представляющиеся несовместимыми противоречия. Им реально были присущи разнонаправленные, а порой и взаимоисключающие тенденции, что и стало основанием для противоречивых характеристик философского романтизма. Понятия «философский романтизм» и «романтическая философия» в их историко-философском измерении должны продемонстрировать свою применимость за рамками движения ранних романтиков рубежа ХУ1П-Х1Х вв. с учетом изначальной вариативности и плюрализма романтического мировоззрения, равно как и существенных различий между первоначальными и последующими романтическими тенденциями в философии девятнадцатого и двадцатого веков.

Обстоятельное обсуждение «проблем романтизма» с опорой на предшествующий опыт его осмысления представлено в основательно аргументирований «культурологической модели» романтизма у М.С. Кагана. Романтизм понят им как «движение общекультурного масштаба, захватившее всё духовное пространство - и философию, и нравственность, и политическую идеологию, и историческую науку, и, конечно же, все области художественной культуры»1 последних двух столетий. Движение культуры понято Каганом как противостояние и

1 Каган М.С. Введение в историю мировой культуры. Книга вторая. СПб., 2001. С. 195. противоборство двух полярных тенденций: романтической и рационалистически-позитивистской (также понятой в широком культурологическом смысле). Эта модель (с некоторыми коррективами и дополнениями) может содействовать также и выработке «базовой» позиции для прояснения своеобразия романтической философии.

Исследование своеобразия романтической философской мысли и ее исторической эволюции в Германии представляется значимым для постижения и осмысления культурно-исторических и историко-философских процессов последних столетий в их целостности. Уже сам комплекс вопросов о возможностях осмыслять «философский романтизм» в качестве своеобразного типа и исторической формы философии, и (если это возможно) постичь, чем он по сути был и какова его роль в истории философской мысли, представляет собой существенную и до сих пор во многом недостаточно проясненную историко-философскую и историко-культурную проблематику.

Степень разработанности исследуемой проблематики применительно к персональным концепциям мыслителей консервативно-романтической тенденции в специальной историко-философской и культурологической литературе также характеризуется явной неравномерностью. В той мере, в какой предметом данного исследования стали предпосылки романтического философствования - идеи непосредственных предшественников романтиков и преодолеваемые ими системы классической философии, есть возможность опираться на обширную историко-философскую литературу. В сравнении с ней круг литературы, непосредственно посвященной философскому романтизму и консервативной тенденции внутри него, значительно уже. Аналогичная неравномерность фиксируется и в отношении степени освоения философского наследия отдельных мыслителей консервативно-романтической ориентации. В комментаторских и исследовательских публикациях о философии Шопенгауэра и, в особенности, Ницше, нет недостатка, хотя лишь незначительная часть их связана с «проблемами романтизма». С другой стороны, исследуемые далее социально-философские и культурологические идеи ряда консервативно-романтических мыслителей конца XIX и первой половины XX в. (Х.С. Чемберлена, Г. Кайзерлинга, А. Венцля, Э. Юнгера, О. Шпанна) «академической» историей философии в нашей стране (а отчасти и за рубежом) до сих пор осваивались лишь в незначительной степени.

Цель и задачи исследования

Исследование содержания и истории консервативно-романтической тенденции в немецкой социально-философской и культурологической мысли.

Осуществление общей цели исследования предполагает реализацию следующих задач:

Обоснование и конкретизация типологического понятия романтической тенденции в философии, фиксирующего ее своеобразие и главные идейно-теоретические комплексы, составляющие его содержание.

Анализ осуществленного в романтической философии пересмотра фундаментальных оснований предшествующей классической новоевропейской философии, выявление и исследование собственного содержательного ядра философского романтизма.

Исследование базисных социально-философских установок романтической тенденции в философии и своеобразия романтического философского историзма.

Выявление своеобразия романтической консервативной утопии.

Реконструкция и анализ основных вариантов выработки метафизических оснований немецкой консервативно-романтической мысли в XIX в. (М. Штирнер, А. Шопенгауэр, Ф. Ницше).

Осмысление спектра и своеобразия эволюции консервативно-романтических тенденций в немецкой социальной философии и философии культуры философии XX в.

Методология исследования

Авто]э исходил из предположения, что многие трудности и противоречия в трактовках романтизма и романтической философии могут быть ослаблены и преодолены при условии перехода от абстрагирующих индуктивно-описательных понятий к выработке теоретически непротиворечивых и методологически взвешенных соответствующих историко-типологических понятий. (Обоснованию правомерности и перспективности историко-типологических методов в исследовании романтизма и романтической философии специально посвящен параграф 1.2. гл. 1.)

Методологическими основаниями для конструирования историко-типологических понятий стали, во-первых, критическое переосмысление предложенных еще М. Вебером процедур исторической типологизации как специфического способа обобщения (с отказом от присущих ему крайностей неокантианского «методологизма» и «социологического номинализма») и, во-вторых, использование структурно-типологических методов исследования культуры, выработанных в философии и культурологии XX века, в первую очередь, - фольклора, мифов и эпоса.

Содержание таких историко-типологических понятий конкретизируется путем соединения в иерархическую взаимосвязь их «элементов» (ряда других типологических понятий), в совокупности составляющих тип, понятый как вариативно реализующаяся инвариантная динамическая структура. В результате применения этой методологии романтическая философия, понятая историко-типологически, предстала как «инвариант», как содержательная и формальная структура, воспроизводимая и модифицируемая в многообразных вариантах персональных философских концепций, то есть как структура динамическая и историческая.

Некоторые из составляющих тип «элементов» в конкретных учениях могут и отсутствовать или заменяться иными, в том числе и альтернативными. Романтизм бывал индивидуалистическим и субъективным, но также - коллективистским и пантеистическим, он мог быть ориентированным в прошлое или в будущее, - в типологическом понятии определенности такого рода оказываются вполне совместимыми. Часть внутренних определенностей романтизма и романтической философии (в том числе и считающиеся существенными) изначально предстает «амбивалентными». Романтизму в целом (во всей совокупности его разных форм) они были присущи все - как те, так и другие, но у отдельных мыслителей и художников они были представлены, как правило, по принципу «или-или», хотя наличие одного из альтернативных вариантов было при этом обязательным. В итоге историко-типологические понятия «романтизм» и «романтическая философия» оказываются внутренне «не центрированными», вариативными и отчасти даже противоречивыми.

Плодотворность избранного историко-типологического метода должна быть подтверждена результатами предпринятого исследования.

Конкретизация историко-типологического подхода применительно к истории философской мысли в процессе реконструкции и анализа предпосылок и своеобразия романтической философии, социальной философии и культурологии, а также персональных учений и идей немецких философов консервативно-романтической ориентации использовался спектр методологических установок современного историко-философского исследования. В их числе требование анализировать философские идеи и учения в культурно-историческом контексте их генезиса и функционирования в соотнесении с общественными силами и движениями, стремление к оптимальному совмещению трактовок истории философии «как истории проблем» и «как истории понятий», признание неустранимости «исторической дистанции» и ее плодотворности в процессах историко-философской интерпретации (когда идеи соотносятся не только с предшествующей, но и последующей философской мыслью, включая современную).

Структура работы

Диссертация состоит из четырех глав.

В первой из них, посвященной общей характеристике романтической философии в целом, анализируется проблемная ситуация, связанная с возможностью и необходимостью исследования романтической философии, обосновывается методология диссертационного исследования, исследуется своеобразие романтической философской мысли в целом как в отношении к предшествующей философской традиции, так и в ее внутреннем содержательном инвариантном ядре.

Во второй главе осуществлена историко-типологическая реконструкция социально-философских и культурологических установок консервативной романтической тенденции во-первых, в ее отношении к современной ей общественной реальности и к фундаментальным основаниям предшествующей социальной философии, а, во-вторых, в ее главных внутренних определенностях, фиксируемых в своеобразии романтического историзма и романтической консервативной социальной утопии.

Предметом анализа в третьей главе стали философские концепции мыслителей XIX века, в совокупности выработавших три главные варианта «метафизического» обоснования идей консервативного романтизма: индивидуалистически-нигилистическая концепция «Единственного» Макса Штирнера, универсальный иррационалистический волюнтаризм Артура Шопенгауэра и героико-мифотворческая философия культуры Ф. Ницше.

В четвертой главе исследуется спектр консервативно-романтических концепций в социальной философии, философии культуры и философии истории конца XIX - первой половины XX в. В первую очередь это группа мыслителей, имевших непосредственное отношение к т.н. «философскому модернизму», а также консервативная националистическая утопия Э. Юнгера и органическая философия истории О. Шпанна.

В целом логика изложения в диссертации воспроизводит движение от наиболее общих фундаментальных характеристик романтической философии в целом (начиная с эпохи ее формирования) через выявление своеобразия социально-философских установок консервативного романтизма и его метафизических оснований к их конкретизациям в романтической мысли XX века.

Список научной литературыАркан, Юрий Леонидович, диссертация по теме "Философия и история религии, философская антропология, философия культуры"

1. Гайденко П.П., Давыдов Ю.Н. История и рациональность. М., 1991. С. 49.

2. Кассирер Э. Идея и образ. Гете. Шиллер. Гёльдерлин. Клейст // Кассирер Э. Избранное. Опыт о человеке. М., 1998. С. 439.

3. Кассирер Э. Идея и образ. С. 337.

4. Шлегель Ф. Фрагменты // Шлегель Ф. Эстетика, философия, критика в 2-х т. М., 1983. Т. 1. С. 300.

5. Gadamer H. G. Das Problem Diltheys. Zwischen Romantik und Positivismus II Gadamer H. G. Gesammelte Werke. Tuebingen, 1999. Bd. 4. S. 423.

6. Руссо Ж.-Ж. Об общественном договоре, или Принципы политического права // Руссо Ж.-Ж. Трактаты. М., 1969. С. 178.

7. РуссоЖ.-Ж. Фрагменты и наброски // РуссоЖ.-Ж. Трактаты. М., 1969. С. 420-421.

8. Шлегель Ф. Развитие философии в двенадцати книгах // Там же. Т. 2. С. 145, 161.

9. Шеллинг Ф.В.Й. Система трансцендентального идеализма // Шеллинг Ф.В.Й. Соч. в 2-х т. Т. 1. М., 1987. С. 482.64 Там же. С. 473.

10. Каган М.С. Введение в историю мировой культуры. Книга вторая. СПб., 2001. С. 197.

11. Слотердайк П. Критика цинического разума. Екатеринбург, 2001. С. 17-19.

12. Надо признать, однако, что тенденция к «эстетизации» философии обнаруживалась в то время не только у него. Философские идеи Гёте и Гердера также называли порой «поэтической философией».

13. Кассирер Э. Идея и образ. Гете. Шиллер. Гёльдерлин. Клейст // Кассирер Э. Избранное. Опыт о человеке. М., 1998. С. 372.

14. Шлегель Ф. Трансцендентальная философия // Там же. С. 435.

15. Шлегель Ф. Идеи // Там же. С. 364.

16. Шеллинг Ф.В.Й. Философия искусства. М., 1966. С. 86.

17. Гегель Г.В.Ф. Лекции по эстетике. Т. 1. СПб., 1999. С. 136.

18. Лёвит К. От Гегеля к Ницше. Революционный перелом в мышлении XIX века. СПб., 2002.

19. Поппер К. Открытое общество и его враги. М., 1992. Т. 2. С. 36-96.

20. Маркузе Г. Разум и революция. Гегель и становление социальной теории. СПб., 2000.

21. Dilthey W. Die Jugendgeschichte Hegel II Dilthey W. Gesammelte Schriften. Bd. IV. Stuttgart u. Goettingen, 1959.

22. Шеллинг Ф.В.Й. Система трансцендентального идеализма. С. 447.136 Там же. С. 448.

23. Юм Д. Исследование о человеческом познании // Юм Д. Соч. в 2-х т. М., 1965. Т. 2. С. 84.

24. Каган М.С. Введение в историю мировой культуры. Книга вторая. СПб., 2001. С. 195, 196.

25. Gadamer H.-G. Hegel und die Heidelberger Romantik II Gadamer H.-G. Gesammelte Werke. Bd. 4. Tuebingen, 1999. S. 401.

26. Виндельбанд В. От Канта к Ницше. М., 1998. С. 269-270.154ГегельГ.В.Ф. Эстетика. СПб., 1999. Т. 1. С. 96.

27. Виндельбанд В. От Канта к Ницше. М., 1998. С. 266.

28. Жирмунский В.М. Немецкий романтизм и современная мистика. СПб., 1996. С. 114.

29. Михайлов A.B. Эстетические идеи немецкого романтизма // Эстетика немецких романтиков. М., 1987. С. 25.

30. Мангейм К. Консервативная мысль // Мангейм К. Диагноз нашего времени. М., 1994. С. 597.171 Там же.

31. Шацкий Ежи. Утопия и традиция. М., 1990. С. 401.

32. См.: Малинин В. А. Диалектика Гегеля и антигегельянство. М., 1983; Малинин В.А., Шинкарук В.И. К. Маркс, Ф. Энгельс и левое гегельянство. Киев, 1986.

33. Штирнер М. Единственный и его собственность. СПб., 2001.

34. См.: Мамардашвили М.К., Соловьев Э.Ю., Швырев B.C. Классическая и современная буржуазная философия // Вопросы философии. 1970. № 12. С. 23-38.

35. Рукавишников А.Б. Деструктивная антропология Макса Штирнера // Штирнер М. Единственный и его собственность. СПб., 2001. С. 12.

36. Ильин И.А. Идея личности в учении Штирнера (опыт по истории индивидуализма) // Вопросы философии и психологии. 1911. Кн. 106 (1). С. 74.

37. Слотердайк П. Критика цинического разума. С. 122.228 Там же. С. 124.

38. Слотердайк П. Критика цинического разума. С. 125.

39. Маркс К., Энгельс Ф. Немецкая идеология. С. 271.

40. Слотердайк П. Критика цинического разума. С. 124.

41. Хайдеггер М. Положение об основании. СПб.: «Алетейя», 1999. С. 45.

42. Шопенгауэр А. О четверояком корне. Т. 1. С. 9.243 Там же. С. 18.

43. Кассирер Э. Избранное. Опыт о человеке. М.: «Гардарика», 1998. С. 423.

44. Кант И. Критика способности суждения. Соч. Т. 5. М.: «Мысль», 1966. С. 222-223.

45. Шопенгауэр А. Мир как воля и представление. Т. 1. С. 98.

46. Шеллинг Ф.В.Й. Философские исследования о сущности человеческой свободы. С. 149.

47. Ницше Ф. Воля к власти. М.: «Refl-book», 1994. С. 186, фрагмент 419.

48. Novalis. Schriften. Hg. J. Minor. Jena, 1923. Bd. 2. S. 179, Fragment 21.

49. Ницше Ф. Рождение трагедии, или Эллинство и пессимизм. Соч. Т. 1. С. 54.

50. Ницше Ф. Рождение трагедии. С. 108.293 Там же.

51. Лебедев A.B. Фрагменты ранних греческих философов. М.: «Наука», 1989. С. 242-243.

52. Здесь и далее см.: Heidegger M. Parmenides // Gesamtausgabe. Bd. 54. Frankfurt-am-Main: V. Klosterman, 1982. S. 172-173.

53. Лосев А.Ф. Очерки античного символизма и мифологии. М.: «Мысль», 1993. С. 17.

54. Шеллинг Ф.В. Философия искусства. С. 174-175.

55. Цвейг Ст. Борьба с демоном. М.: «Республика», 1992. С. 69.

56. Гегель Г.В.Ф. Лекции по истории философии. Кн. 1. С. 188.

57. Подорога В. А. Метафизика ландшафта. М.: «Наука», 1993. С. 185.

58. Ницше Ф. Рождение трагедии. С. 84-85.

59. Chamberlain H.S. Richard Wagner. München, 1907; Cosima Wagner und Hauston Steward Chamberlain in Briefwechsel. 1888-1908. Hrsg. Pretzseh. Leipzig, 1934.

60. В момент общения Кайзерлинга с Чемберленом, последний работал над большим сочинением о Канте, которое он посвятил своему юному адепту.

61. Keyserling Н. Das Reisetagebuch eines Philosophen. Bd. 1-2. Darmstadt, 1919.

62. О А. Венцеле см.: Богомолов A.C. Критический реализм А. Венцеля и религия// Современная буржуазная философия под ред. A.C. Богомолова и др. М., 1972. С. 240-251.

63. Klages L. Vom Wesen des Bewubtseins. 3-te Auflage. Leipzig, 1933. P. 83.

64. WenzlA. Theorie der Begabung. Hamburg, 1957. P. 150.372 Там же. С. 150.

65. Цит. по: Додонов В. Предчуствие и грусть. «Запад», 1922. N 2. С. 31.

66. Эрнст Юнгер родился 29 марта 1895 года в городе Гейдельберге.

67. Впервые издан в России: Юнгер Э. Рабочий. Господство и гештальт. СПб.: «Наука», 2000.

68. Büchern die das Jahrhundert bewegten. Zeitanalysen wiedergelesen. Fr/M., 1978.История деяний (лат).Деяния (лат).

69. Aloys Wenzl: Die historischen Grundlagen von A. Toynbees Geschichts-bild. In: Saeculum, Jg IV, Heft 2. S. 201.

70. Декарт Р. Соч. В 2-х т. М., 1989. Т. 1. С. 253.

71. Othmar Spann. Geschichtsphilosophie. Akad. Drucck- u. Verlags-anstalt. Graz-Austrie, 1970. P. 19.398 Ibid. P. 19-20.

72. Othmar Spann. Der Schopfungsgang des Geistes. Jena, 1928. Bd. 1. S. 50 f., 218 f. und 224 ff.

73. Othmar Spann. Kategorienlehre. Auflage. Jena, 1939. S. 232 f.

74. Othmar Spann. Gesellschaftslehre. Aufl. Leipzig, 1930. S. 499 ff.

75. Gadamer H.-G. Das Problem Diltheys Zwischen Romantik und Positivismus // Gesammelte Werke. Tuebingen, 1999. B. 4.

76. Аверинцев С.С. Поэтикаранневизантийской литературы. М., 1977.

77. Адорно Т.В. Эстетическая теория. М., 2001.

78. Анкерсмит Ф.Р. История и тропология: взлет и падение метафоры. М., 2003.

79. Антология мировой философии. /Под ред. И.С. Нарского. М., 1971.

80. АрендтХ. Vita activa или о деятельной жизни. СПб., 2000.

81. Аристотель. Никомахова этика // Соч. в 4-х т. М., 1975.

82. Аристотель. О душе // Соч. в 4-х т. Т. 1. М., 1975.

83. Аркан Ю.Л. Опыт реконструкции «Философии истории» Отмара Шпанна. СПб., 2003.

84. Аркан Ю.Л. Очерки социальной философии романтизма. Из истории немецкой консервативно-романтической мысли. СПб., 2003.

85. Артемьева Т.В. История метафизики в России XVIII века. СПб., 1996.

86. Асмус В.Ф. Диалектический материализм и логика. Киев, 1924.

87. Асмус В.Ф. Маркс и буржуазный историзм // Асмус В.Ф. Избр. филос. труды в 2-х т. Т. 2. М., 1971.

88. Аствацатуров А.Г. Неповторимый образ немецкого романтизма // Жирмунский В.М. Немецкий романтизм и современная мистика. СПб., 1996.

89. Барг М.А. Эпохи и идеи. Становление историзма. М., 1987.

90. Бахтин М. Вопросы литературы и эстетики. М., 1975.

91. Бердяев H.A. О назначении человека. M., 1993.

92. Бердяев H.A. Царство духа и царство кесаря. М., 1995.

93. Бёрк Э. Размышления о революции во Франции. М., 1990.

94. Берковский Н.Я. Романтизм в Германии. Л., 1937.

95. Берлин И. Подлинная цель познания. М., 2002.

96. Берлин И. Философия свободы. М., 2001.

97. Бибихин В.В. Язык философии. М., 2002.

98. Бисмарк О., фон. Мысли и воспоминания. М., 1940. Т.2.

99. Блох Э. Принцип надежды // Утопия и утопическое мышление. Екатеринбург, 1997.

100. Богатырев П.Г., Якобсон О.О. Фольклор как особая форма творчества // Богатырев П.Г. Вопросы теории народного искусства. М., 1971.

101. Богомолов А. С. Критический реализм А. Венделя и религия // Современная буржуазная философия. /Под ред. A.C. Богомолова и др. М., 1972.

102. БодрийярЖ. Символический обмен и смерть. М., 2000.

103. Бокль Г.Т. История цивилизаций. В 2-х т. М., 2000.

104. Больное Ommo Ф. Философия экзистенциализма. СПб., 1999.

105. Бочоришвили А. Т. Философия, психология, эстетика. Тбилиси, 1979.

106. Брентано Ф. О происхождении нравственного познания. СПб., 2000.

107. Бэкон Ф. Соч. 2-х т. М., 1978.

108. Вагнер Р. Произведение искусства будущего // Вагнер Р. Избр. работы. М., 1978.

109. Ванслов В.В. Эстетика романтизма. М., 1966.

110. Вен П. Как пишут историю. Опыт эпистемологии. М., 2003.

111. Виндельбанд В. Избранное. Дух и история. М., 1995.

112. Виндельбанд В. История новой философии. Т. 2. СПб., 1908.

113. Виндельбанд В. От Канта к Ницше. М., 1998.

114. Волгин В.П. Социальные и политические идеи во Франции: 1748-1789 гг. М.; Л., 1940.

115. Волгина ЕЖ Социальная утопия в романах И.В. Гете и И.К. Венцеля // Век Просвещения. М.; Париж, 1970.

116. Габитова P.M. Философия немецкого романтизма. М., 1978.

117. Гайденко ПЛ. Философия Фихте и современность. М., 1979.

118. Гайденко П.П., Давыдов Ю.Н. История и рациональность. М., 1991.

119. Гайм Р. Романтическая школа. М., 1891.

120. Гарбузов В.Н. Консерватизм: понятие и типология (историографический обзор) // Полис. 1995. № 4.

121. Гартман Н. К основоположению онтологии. СПб, 2003.

122. Гартман Н. Этика. СПб., 2002.

123. Гегель Г.В.Ф. Лекции по истории философии. Кн. 3. СПб., 1999.

124. Гегель Г.В.Ф. Лекции по эстетике. В 2-х т. СПб., 1999.

125. Гегель Г.В.Ф. Феноменология духа. СПб, 1992.

126. Гегель Г.В.Ф. Философия права. М., 1990.

127. Гегель Г.В.Ф. Энциклопедия философских наук. Т. 2. М., 1975.

128. Гегель Г.В.Ф. Эстетика. Т. 1-2. М., 1968.

129. Гейман Б.Я. «Фауст» Гете в свете исторического перелома на рубеже XVIII и XIX вв. Л., 1955.

130. Гёлъдерлин. Гиперион. М., 1988.

131. Гердер И.Г. Идеи к философии истории человечества. М., 1977.

132. Гердер И.Г. Избранные сочинения. М.; JI., 1959.

133. Гете и Шиллер. Переписка. М.; Л., 1937.

134. Гильберт К, Кун Г. История эстетики. М., 2000.

135. Голик Н.В. Этическое в культуре. СПб., 2002.

136. Гольбах П. А. Избранные произведения. Соч. в 2-х т. М., 1963.

137. Горохов П.А. Философские основания мировоззрения Иоганна Вольфганга Гёте. Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора философских наук. Екатеринбург, 2003.

138. ГрейДж. Поминки по просвещению. М., 2003.

139. Гулиан К.И. О диалектике в творчестве Гете // Вопр. филос. 1958. № 3.

140. ГулыгаА.В. Гердер. М., 1963.

141. Гулыга A.B. Немецкая классическая философия. М., 2001.

142. Гулыга A.B. Философские проблемы исторической науки. М., 1969.

143. ГулыгаА.В. Эстетика истории. М., 1974.

144. Гуторов В.А. Античная социальная утопия. Л., 1989.

145. Давыдов Ю.Н. Искусство и элита. М., 1966.

146. Дарендорф Р. Тропы из утопии. М., 2002.

147. Дворжак М. История искусства как история духа. СПб., 2001. 1Ъ. Декарт Р. Соч. в 2-х т. Т. 1. М., 1989.

148. Делез Ж. Критика и клиника. СПб., 2002.

149. Делез Ж. Различие и повторение. СПб., 1998.

150. Делез Ж., Гваттари Ф. Что такое философия. М.; СПб., 1998.

151. Демин A.C. Русская литература второй половины XVII начала XVIII в. М., 1977.1%. Дидро Д. Эстетика и литературная критика. М., 1980.

152. Дильтей В. Собр. соч. Т. I, IV. М., 2000.

153. Дильтей В. Сущность философии. М., 2001.

154. Дмитриев A.C. Романтическая эстетика Августа Вильгельма Шлегеля. М., 1974.

155. ДугинА.Г. Консервативная революция. М., 1994.

156. Дудник С.И., Солонин Ю.Н. Парадигмы исторического мышления XX века. Очерки по современной философии культуры. СПб., 2001.

157. Евлампиев И.И. История русской метафизики в XIX-XX веках. Ч. II. СПб., 2000.

158. Жирмунский В.М. Гете в русской литературе. Л., 1937.

159. Жирмунский В.М. Немецкий романтизм и современная мистика. СПб., 1996.

160. Западный сборник. /Под ред. В.М. Жирмунского. Т. 1. М.; Л., 1937.

161. Захарченко М.В. Традиции в истории: опыт типологической интерпретации. СПб., 2002.

162. Зенъковский В.В. История русской философии. В 4-х т. Л., 1994.

163. Зиммелъ Г. Избранное. В 2-х т. М., 1996.

164. Избранная проза немецких романтиков. М., 1979.

165. Избранные произведения русских мыслителей второй половины XVIII века. Т. 1, 2. М„ 1952.

166. История немецкой литературы. В 3-х т. М., 1963.

167. История немецкой литературы. Т. 3. М., 1966.

168. История романтизма в русской литературе. М., 1970.

169. История теоретической социологии. /Под ред. Ю.Н. Давыдова. Т. 4. М., 2000.

170. История эстетики. Памятники мировой эстетической мысли. Т. 3. М., 1967.

171. Каган М.С. Введение в историю мировой культуры. Книга вторая. СПб., 2001.

172. Кайзерлинг Г. Америка. Заря Нового мира. СПб., 2002.

173. Каменский З.А. Русская эстетика первой трети XIX века. Романтизм. Эстетические идеи декабризма. (Вступит, статья) // Русские эстетические трактаты первой трети XIX века. Т. 2. М., 1974.

174. Кант И. Критика способности суждения // Кант И. Собр. соч. в 6-ти т. Т. 5. М., 1966.

175. Кант И. Критика чистого разума // Кант И. Соч. в 6-ти т. Т. 6. М., 1964.

176. Кант И. Рецензия на книгу И.Г. Гердера «Идеи к философии истории человечества» // Кант И. Собр. соч. в 6-ти т. Т. 6. М., 1964.

177. Кант И. Трактаты. СПб., 1996.

178. Карельский А.В. Драма немецкого романтизма. М., 1991.

179. Кассирер Э. Идеи и образ. Гете, Шиллер, Гельдерлин, Клейст // Избранное. Опыт о человеке. М., 1998. ц»

180. Кассирер Э. Философия символических форм. В 3-х т. М.; СПб., 2002.

181. Козловски П. Миф о модерне. М., 2002.

182. Коллингеуд Дж. Идея истории. Автобиография. М., 1980.

183. Кольридж С.Т. Избранные труды. М., 1987.

184. Копосов Н.Е. Как думают историки. М., 2001.

185. Кроче Б. Теория и история историографии. М., 1998.

186. Кьеркегор С. Наслаждение и долг. СПб., 1894 (Ростов н/ Д., 1998).

187. Лавджой А. Великая цепь бытия. М., 2001.

188. Лаханн Б. Существовать и мыслить сквозь эпохи! Штрихи к портрету Фридриха Ницше // Иностранная литература. 2001. № 11.

189. Лебедев A.B. Фрагменты ранних греческих философов. М., 1989.

190. Леви-Строс К. Структурная антропология. М., 1983.

191. Левит К. От Гегеля к Ницше. Революционный перелом в мышлении XIX века. СПб., 2000.

192. Лейбниц Г.В. Монадология // Соч. в 4-х т. Т. 1. М., 1982.

193. Литературная теория немецкого романтизма. Л., 1934.

194. Литературные манифесты западноевропейских романтиков. М., 1980.

195. Локк Дж. Опыт о законе природы // Локк Дж. Соч. в 3-х т. Т. 3. М., 1988.

196. Лосев А. Ф. Диалектика художественной формы. М., 1927.

197. Лосев А.Ф. Ирония античная и романтическая // Эстетика и искусство. Из истории домарксистской эстетической мысли. М., 1966.

198. Лосев А.Ф. Очерки античного символизма и мифологии. М., 1993.

199. Лосский И.О. Мир как осуществление красоты. М., 1998.

200. Лукач Д. Молодой Гегель и проблемы капиталистического общества. М., 1987.

201. Мамардашвили М.К. Анализ сознания в работах Маркса. М., 1970.

202. Мамардашвили М.К. Картезианские размышления. /Под ред. Ю.П. Сенокосова. М., 1993.

203. Мамардашвили М.К. Очерк современной европейской философии. М., 1978.

204. Мамардашвили М.К. Стрела познания // Набросок естественноисторической гносеологии. /Под ред. Ю.П. Сенокосова. М., 1996.

205. Мамардашвили М.К, Соловьев Э.Ю., Швырев B.C. Классика и современность: две эпохи в развитии буржуазной философии // Философия в современном мире. Философия и наука. М., 1972.

206. Мамардашвили М.К, Срловъев Э.Ю., Швырев B.C. Классическая и современная буржуазная философия // Вопросы философии. 1970. № 12.

207. Мандевиль Б. Басня о пчелах. М., 1974.

208. Манн Т. Фантазия о Гете // Собр. соч. Т. 10. М., 1961.

209. Манхейм К. Идеология и утопия // Утопия и утопическое мышление. М., 1991.

210. Манхейм К. Консервативная мысль // Манхейм К. Диагноз нашего времени. М., 1994.

211. Марков Б.В. Знаки бытия. СПб., 2001.

212. Маркс К. Экономико-философские рукописи 1844 года // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 42.

213. Маркс К., Энгельс Ф. Избранные письма. М., 1947.

214. Маркузе Г. Разум и революция. Гегель и становление социальной теории. СПб., 2000.

215. Массовая культура России конца XX века. Части I и II. СПб., 2001.

216. Мелетинский Е.М. Поэтика мифа. М., 1976.

217. Мерло-Понти М. Феноменология восприятия. СПб., 1999.

218. Мизес Л. Бюрократия. Запланированный хаос. Антикапиталистическая ментальность. М., 1993.

219. Михайлов A.B. Эстетика немецких романтиков. М., 1987.147. МиьилеЖ. Народ. М., 1965.

220. Моряков В.И. Русское просветительство второй половины XVIII века. М., 1994.

221. Мысль. Журнал Петербургского философского общества. СПб., 1922. №2.

222. Мэнюэль Ф., Мэнюэль Фр. Утопическое мышление в западном мире // Эстетика немецких романтиков. М., 1987.

223. Некрасов С.Н. Философия будущего: 250 взглядов на новизну. Екатеринбург, 2003.

224. Некрасов С.Н., Натуралънова H.H. Социальная утопия и антиутопия. Екатеринбург, 2003.

225. Ницше Ф. Воля к власти. М., 1994.

226. Ницше Ф. Генеалогия морали // Ницше Ф. Соч. в 2-х т. Т. 2. М., 1990.

227. Ницше Ф. Рождение трагедии, или Эллинство и пессимизм // Ницше Ф. Соч. в 2-х т. Т. 1.М., 1990.

228. Ницше Ф. Так говорил Заратустра // Ницше Ф. Соч. в 2-х т. Т. 2. М., 1990.

229. Новалис. Гейнрих фон Офтердинген. М., 1914.

230. Новалис. Избр. произв. СПб., 1995.

231. Овсянников М.Ф. Искусство и капитализм. М., 1979.

232. Овсянников М.Ф., Смирнова З.В. Очерки истории эстетических учений. М., 1963.

233. Ойзерманн Т.И. Марксизм и утопия. М., 2003.

234. Оссовская М. Рыцарь и буржуа. М., 1987.

235. Перов Ю.В. Заметки о понятии «философская классика» // История философии, культура и мировоззрение. СПб., 2000.

236. Перов Ю.В. Историчность и историческая реальность. СПб., 2000.

237. Перов Ю.В., Сергеев К.А., Слинин Я.А. Очерки истории классического немецкого идеализма. СПб., 2000.

238. Пирс Ч.С. Принципы философии. Т. 1., СПб., 2001.

239. Платон. Избранные диалоги. М., 1965.

240. Пленков О.Ю. Мифы нации против мифов демократии: немецкая политическая традиция и нацизм. СПб., 1997.

241. Плеханов Г.В. История русской общественной мысли // Плеханов Г.В. Соч. Т. 18,19, 20. М.; Л., 1925.

242. Плотин. Сочинения // Плотин в русских переводах. СПб.; М., 1995.

243. Подорога В.А. Метафизика ландшафта. М., 1993.

244. Попов С.И. Кант и кантианство. М., 1961.

245. Поппер К. Открытое общество и его враги. Т. 2. М., 1992.

246. Поршнев Б.Ф. Век Просвещения. М.; Париж, 1970.

247. Проблемы идеализма. Сб. статей. М., 2002.

248. Рассел Б. История западной философии. М., 2000.

249. Реале Дж., Антисери Д. Западная философия от истоков до наших дней. От романтизма до наших дней. СПб., 2003.

250. Рено А. Эра индивида. СПб., 2002.

251. Рикёр П. История и истина. СПб., 2002.

252. Романтическая повесть. Т. 1-2. М.; Л., 1935.

253. Русские эстетические трактаты первой трети XIX века. Т. 2. М., 1974.

254. Руссо Ж.-Ж. О влиянии наук на нравы. СПб., 1908.

255. Руссо Ж.-Ж. О причинах неравенства. СПб., 1907.

256. Руссо Ж.-Ж. Трактаты. М., 1969.

257. Сафрански Р. Хайдеггер. М., 2002.

258. Свасъян К.А. Примечания // Ницше Ф. Соч. Т. 1. М., 1990.

259. Сергейчик Е.М. Философия истории. СПб., 2002.

260. Слотердайк П. Критика цинического разума. Екатеринбург, 2001.

261. Современная немецкая мысль. /Сборник статей под ред. Вл. Коссовского. Дрезден, 1921.

262. СорелъЖ. Размышление о насилии. М., 1907.

263. Теннис Ф. Общество и общность. СПб., 2002.

264. Тойби А.Дж. Цивилизация перед судом истории. М., 2002.

265. Токвиль А.де Старый порядок и революция. СПб., 1905.

266. Токвиль А.де. Демократия в Америке. М., 1992.

267. Трёльч Э. Историзм и его проблемы. М., 1994.

268. Тураев С. Байрон, немецкие романтики и Гете // Великий романтик. Байрон и мировая литература. М., 1991.

269. Тураев С. Гете и его современники. М., 2002.

270. УайтХ. Метаистория. Екатеринбург, 2002.

271. Фейербах Л. Соч. в 2-х т. М., 1995.

272. Фихте КГ. Избр. соч. Т. 1. М., 1916.

273. Фихте КГ. Назначение человека. СПб., 1913.

274. Фишер К. История новой философии. Шопенгауэр. Т. 7. СПб., 1905.

275. Франк С. Ересь утопизма // Квинтэссенция. М., 1992.

276. Фромм Э. Бегство от свободы. М., 1990.

277. Фуко М. История безумия в классическую эпоху. СПб., 1997.

278. Фуко М. Надзирать и наказывать. М., 1999.

279. Фюре Ф. Прошлое одной иллюзии. М., 1998.

280. Хабермас Ю. Философский дискурс о модерне. М., 2003.

281. Хайдеггер М. Время и бытие. М., 1993.

282. Хайдеггер М. Основные понятия метафизики // Вопросы философии. 1989. № 9.

283. Хайдеггер М. Положение об основании. СПб., 1999.

284. Хайдеггер М. Разъяснения к поэзии Гельдерлина. СПб., 2003.

285. Хаттон П. История как искусство памяти. СПб., 2003.

286. Хорюсаймер М., Адорно Т.В. Диалектика Просвещения. М.; СПб., 1997.

287. Цвейг Ст. Борьба с демоном. М., 1992.

288. Шацкий Е. Утопия и традиция. М., 1990.

289. Шеллинг Ф.В.Й. Иммануил Кант // Шеллинг Ф.В.Й. Соч. в 2-х т. Т. 2. М., 1989.

290. Шеллинг Ф.В.Й. К истории новой философии // Шеллинг Ф.В.Й. Соч. в 2-х т. Т. 2. М., 1989.

291. Шеллинг Ф.В.Й. Ранние философские сочинения. СПб., 2000.

292. Шеллинг Ф.В.Й. Система мировых эпох. Томск, 1999.

293. Шеллинг Ф.В.Й. Система трансцендентального идеализма // Шеллинг Ф.В.И. Соч. в 2-х т. Т. 1. М., 1987.

294. Шеллинг Ф.В.Й. Философия искусства. М., 1966.

295. Шеллинг Ф.В.Й Философия откровения. В 2-х т. СПб., 2000.

296. Шерр И. История цивилизации в Германии. СПб., 1868.

297. Шиллер Фр. Наивная и сентиментальная поэзия // Шиллер Фр. Полн. собр. соч. СПб., Т. III.

298. Шиллер Фр. Письма об эстетическом воспитании человека // Шиллер Фр. Избр. произв. В 7-ми т. Т. 6. М., 1957.

299. Шиллер Фр. Философские письма // Шиллер Фр. Собр. соч. в переводе русских писателей. СПб., 1902.

300. Шлегель Ф. Эстетика, философия, критика. В 2-х т. М., 1983.

301. Шлейермахер Ф. Речи о религии. Монологи. М., 1994.

302. Шопенгауэр А. Мир как воля и представление. М., 1993. Т. 1, Т. 2.

303. Шопенгауэр А. О четверояком законе достаточного основания. М., 1993.

304. Шпенглер О. Закат Европы. Ростов-на-Дону, 1998.

305. Шпенглер О. Пессимизм? М., 2003.

306. Шпенглер О. Прусачество и социализм. СПб., 2003.

307. Шрейдер Н.С. О романтизме и реализме в романе Б. Констана «Адольф» // Метод и мастерство. Вологда, 1970.

308. Штирнер М. Единственный и его собственность. Харьков, 1994.

309. Эккерман И.П. Разговоры с Гете в последние годы его жизни. М., 1981.

310. Экхарт Майстер. Об отрешенности. М.; СПб., 2001.

311. Элиаде М. Миф о вечном возвращении. М., 2000.

312. Элиас Н. О процессе цивилизации. В 2-х т. М.; СПб., 2001.

313. Энгельс Ф. Анти-Дюринг // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 20.

314. Энгельс Ф. Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 21.

315. Эстетика американского романтизма. М., 1977.

316. Эстетика немецких романтиков. М., 1987.

317. Эстетика раннего французского романтизма. М., 1982.

318. Юм Д. Исследование о человеческом познании // Юм Д. Соч. в 2-х т. Т. 2. М., 1965.

319. Юнгер Э. В стальных грозах. СПб., 2000.

320. Юнгер Э. Излучения. СПб., 2002.

321. Юнгер Э. Рабочий. Господство и гештальт. СПб., 2000.

322. Юнгер Э. Ф. Ницше. М., 2001.

323. Ясперс К. Смысл и назначение истории. М., 1994.

324. Воск W. Kassner und der Moderne Physiognomik // Universitäs. 1955. N 10.

325. Bracklein Jürgen. Das Staatsbild Ernst Jungers im Wandel seines Werkes. Köln, 1962.

326. Büchern die das Jahrhundert bewegten. Zeitanalysen wiedergelesen. Fr./M., 1978.

327. Chamberlain H.S. Immanuel Kant. Die Persöonlichkeit als Einführung in das Werk. München, 1905.

328. Chamberlain H.S. Die Grundlagen des neunzehnten Jahrhunderts. Bei F. Bruckmann. München, 1922.

329. Chamberlain H.S. Arische Weltanschauung. Berlin, 1905.

330. Chamberlain H.S. Lebenswege meines Denkens, bei F. Bruckmann A.-G. München, 1919.

331. Chamberlain H.S. Richard Wagner. München, 1907.

332. Cosima Wagner und Hauston Steward Chamberlain in Briefwechsel. 18881908. Hrsg. Pretzseh. Leipzig, 1934.

333. Dilthey W. Die Jugendgeschichte Hegel // Dilthey W. Gesammelte Schriften. Bd. IV. Stuttgart u. Goettingen, 1959.

334. Diserinck H. Die Briefe Henri Bergson an Graf Hermann Keyserling // Deutsche Vierteljahresschrift fuer Literaturwissenschaft und Geistes-geschichte. 1960. Jg. 34. Hf. 2.

335. Ernst Junger im 20. Jahrhundert. Hrsg v. H.-H. Müller und H. Segeberg. München, 1995.

336. Ernst Junger. Leben und Werk in Bilden und Texten. Hrsg. Heimo Schwilk, E. Klett Verlag. Stuttgart, 1988.

337. Friedrich Hölderlin ausgewält. Köln, 1984.

338. Friedrich Heinrigh Jacobi's Werke. Vol. 1. Leipzig, 1812-1825.

339. Gadamer H.G. Das Problem Diltheys. Zwischen Romantik und Positivismus // Gadamer H.G. Gesammelte Werke. Bd. 4. Tübingen, 1999.

340. Gadamer H. G. Dilthey und Ortega. Philosophie des Lebens // Gadamer H.G. Gesammelte Werke. Bd. 4. Tübingen, 1999.

341. Gadamer H.-G. Hegel und die Heidelberger Romantik II Gadamer H.-G. Gesammelte Werke. Bd. 4. Tübingen, 1999.

342. Gamann J. G. Samtlliche Werke. Ed. j. Nadler. Vol. 2. Vienna, 1949-1957.

343. Hegel Georg Wilhelm Friedrich: Philosophie der Weltgeschichte. Herausgegeben von Georg Lasson. Bd. 1. Leipzig, 1917.

344. Heidegger M. Parmenides // Gesamtausgabe. Bd. 54. Frankfurt-am-Main: V. Klosterman, 1982.

345. Hietala M. Der neue Nationalismus. In der Publizistik Ernst Junger und des Kreises um ihn 1920-1933. Helsinki, 1975.

346. Jünger E. Strahlungen. Bd. 2. Stuttgart, 1963.

347. Kassner Rudolf. Gesicht und Gegengesicht, Iusel Verlfg. Fr/M, Leipzig, 1992.

348. Keyserling H. Das Gefüge der Welt. Versuch eine kritischen Philosophie. München, 1906.

349. Keyserling H. Das Reisetagebuch eines Philosophen. Bd. 1-2. Darmstadt, 1919.

350. Keyserling H. Prolegomene zur Naturphilosophie. München, 1910.

351. Keyserling Hermann Graf. Reise durch die Zeit. Ursprünge und Entfaltungen. Leichtenstein Verlag/ Vadus.1948.

352. Keyserling Hermann. Schöpferische Erkenntnis, Darmstadt. O. Reichl, 1922.

353. Klages L. Der Mensch und das Leben. Jena, 1940.

354. Klages L. Vom Wesen des Bewußtseins. 3-te Auflage. Leipzig, 1933.

355. Klages Ludwig. Der Geist als Widersacher der Seele. Bd.l. Leben und Denkvermögen. XXX+512S. Leipzig, 1929.

356. KossnerR. Sämtliche Werke. Bd. 1-10. Stuttgart, 1969-1991.

357. Lessing Th. Die verflüchte Kultur. Gedanken über den Gegensatz von Leben und Geist. München, 1981.

358. Lessing Th. Untergang der Erde am Geist. Hannover, 1924.

359. Loos V. Bergriff und Ideen des organischen Staates. Darmstadt, 1939.

360. Loose Gerhard. Ernst Junger. Twayne Publsh., Inc. N.-Y. 1974.

361. Meineke F. Die Entstehung des Histortismus. Muenchen, 1946.

362. Moeller van den Bruck. Das dritte Reich. Ungekürzte Sonderausgabe. Hrsg v. Hans Schwäre. Hanseatisehe Verlagsanstalt. Hamburg, 1934.

363. Möhler Armin. Die konservative Revolution in Deutchland. 1918-1932. Grundriss ihrer Weltanschauung. Stuttgart, 1950.

364. Mühleisen H. Bibliographie der Werke Emst Jüngers. Stuttgart, 1995.

365. Muthesius E. Ursprungi des modernen Kriesenbewusstsein. München, 1969.

366. Noack Paul. Carl Schmitt. Eine Biographie. Propyläen. Berlin. Fr/M, 1993.

367. Novalis. Schriften. Hg. J. Minor. Bd. 2. Jena, 1923.

368. Oppenheim P., Hempel C. Der Typusbegriff im Lichte der neuen Logik. Leiden, 1936.

369. Paetel Karl Otto. Ernst Junger in Selbstzeugnissen und Bilddokumenten. Darstel. Von. Hamburg, 1962.

370. Poeggeler O. Hegel und die Romantik. Bonn, 1956.

371. Schwilk H. Ernst Jünger Adolf Hittler. Die Briefe // Welt am Sonntag. 17Jän. 1999.

372. Spann O. Der Schöpfimgsgang des Geistes. Bd. 1. Jena, 1928.

373. Spann O. Geschichtsphilosophie. Akad. Druck- u. Verlagsanstalt. Graz-Austrie, 1970.

374. Spann O. Gesellschaftslehre. Aufl. Leipzig, 1930.

375. Spann O. Kategorienlehre. Auflage. Jena, 1939.

376. Spengler O. Frühzeit der Weltgeschichte. Fragmente aus dem Nachlass. Hrsg. A.-M. Koktanek. München, 1966.

377. Stanslowski V. Natur und Staat: Zur politische Theorie der deutschen Romantik. Opladen, 1979.

378. Vaihinger H. Houston Stewart Chamberlain ein junger Kants // KantStudien. 1902. Bd. 7.

379. Vaihinger H. Wer die Philosophie des Als-ob entstand // Philosophie der Gegenwart in Selbstdarstellungen. В. II. 1921.

380. Wenzl A. Die historischen Grundlagen von A. Toynbees Geschichtsbild // Saeculum. Jg. IV. Hf. 2.

381. Wenzl A. Theorie der Begabung. Hamburg, 1957.

382. Вибраний Стефан Георге по украшському, шшими, передус1м словьянськими мовами. Видали I. Костецький та О. Зуевський. Т. 2. Штутгарт, 1973.