автореферат диссертации по культурологии, специальность ВАК РФ 24.00.01
диссертация на тему: Концепция культуры в творчестве О.Э. Мандельштама: динамика и этапы развития
Полный текст автореферата диссертации по теме "Концепция культуры в творчестве О.Э. Мандельштама: динамика и этапы развития"
003455711
На правах рукописи
ПОПОВ Евгений Анатольевич
КОНЦЕПЦИЯ КУЛЬТУРЫ В ТВОРЧЕСТВЕ О.Э. МАНДЕЛЬШТАМА: ДИНАМИКА И ЭТАПЫ РАЗВИТИЯ
Специальность 24.00.01 - теория и история культуры
АВТОРЕФЕРАТ
диссертации на соискание ученой степени кандидата культурологии
Екатеринбург - 2008
г*
003455711
Работа выполнена на кафедре культурологии ГОУ ВПО «Уральский государственный университет им. A.M. Горького»
Научный руководитель: доктор филологических наук,
профессор И.Е. Васильев
Официальные оппоненты:
доктор философских наук, профессор Л.А. Закс
кандидат философских наук, доцент НЛ. Быстрое
Ведущая организация: ГОУ ВПО «Курганский
государственный университет»
Защита "состоится «<?.3» часов на заседании
диссертационного совета" Д 212 286.08 по защите докторских и кандидатских диссертаций при ГОУ ВПО «Уральский государственный университет им. A.M. Горького» по адресу: 620000, г. Екатеринбург, пр. Ленина, 51, комн. 248.
С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке ГОУ ВПО «Уральский государственный университет им. А.М. Горького».
Автореферат разослан «¿/» ¿-10Л*рА 2008 г.
Ученый секретарь диссертационного совета, доктор социологических наук, профессор
Л.С. Лихачева
Общая характеристика работы
Творчество Осипа Мандельштама давно и прочно привлекает к себе внимание читателей и исследователей. Признанный в России и за её пределами в качестве одного из лучших поэтов современности, Мандельштам стал также одним из символов русской культуры XX века. При первом же знакомстве с поэзией Мандельштама обращает на себя внимание особый интерес поэта к культуре: мировой, европейской, русской -и частое использование историософской лексики. Философичность, аналитизм, рефлексия составляют существо его лирики, с поправкой, разумеется, на самое природу поэтического творчества, предполагающую, наряду с рациональной, прежде всего внерациональные формы познания, а также специфические средства художественного выражения. Особенности культурологического зрения Мандельштама как поэта и мыслителя определяли идеи и темы его творчества на всем протяжении от начала 1910-х до конца 1930-х годов.
«Культуроцентризм» манделынтамовского художественного мышления предопределил складывание в его сознании содержательной концепции культуры, динамически изменявшейся на протяжении его творческой эволюции. Эта сторона творчества Мандельштама, связанная с его рефлексией над проблемами культуры как особой области человеческого общежития, открывающая поэта как оригинального мыслителя, находилась, как правило, (особенно если говорить о концептуальном подходе к ней) не в главном фокусе исследовательского интереса. Между тем, проблемы и идеи, поднятые и выраженные поэтом в своем творчестве, остаются остро актуальными и для современной культуры. Это касается тематики массового общества, лежащей в основе новейших теорий глобализации, мыслей о преемственности и разрыве между сменяющими друг друга культурами, идей, связанных с выстраиванием на гуманистическом фундаменте единой, общей культуры человечества.
Мандельштам как поэт и мыслитель творил в совершенно определенном пространственно-временном континууме в эпоху, достойную называться поистине переломной для судеб России и мира, русской и мировой культуры. Один из самых проницательных современников той эпохи, Мандельштам великолепно передал её дух и суть во всей сложной противоречивости. Современная культура, находящаяся на очередном переломном этапе исторического развития, остро нуждается в глубоком и объемном понимании мандельштамовского видения для того, чтобы, пользуясь его опытом, адекватно и эффективно отвечать на современные вызовы.
Сказанным определяется аюуальность темы исследования.
Основная проблема настоящего исследования связана с осмыслением формирования и поэтапного развития мандельштамовской концепции культуры. Уникальность и репрезентативность фигуры
Мандельштама заключается в том, что он одновременно и поэт и философ, и что именно соединение поэзии и мысли характеризует культурологическую панораму его творчества (не случайно одна из статей Мандельштама называется «Слово и культура), поэтому для решения проблемы необходимо «извлекать» культурные концепты из всего созданного поэтом, одновременно учитывая их эволюцию.
Степень научной разработанности проблемы. Исследование манд ель штамовского творчества, по понятным причинам, было делом, главным образом, филологической науки. Вместе с тем многие ученые, даже имея филологическую специализацию, неизбежно выходили в своих разработках на культурологическую проблематику, которая была продиктована самими смыслом и сутью наследия Мандельштама.
Начало исследованию мандельштамовского творчества было положено текстологическими, архивными и источниковедческими разысканиями. Нельзя не отметить, что после ареста поэта семейный архив был спасен Н. Я. Мандельштам, рядом с которой в 1950-60-е образовался круг филологов, подготовивших фундамент для последующих изданий, таких как А. А. Морозов, Н. И. Харджиев, И. М. Семенко, а также JI. Чертков, К. Азадовский, Р. Тименчик, Г. Суперфин.
Исследования мандельштамовского творчества в Советском Союзе вплоть до конца 80-х годов были затруднены обстоятельствами существования авторитарной власти, опиравшейся на государственную догматическую идеологию, и, как следствие, сохранявшимся положением Мандельштама в качестве полуопального поэта. Тем не менее, в 1960-е годы в СССР начинается изучение стихов Мандельштама, представленное, прежде всего, исследованием «семантической поэтики» и подтекста его стихов (Р. Тименчик, Г. Левинтон, Ю. Левин, Т. Цивьян, Д. Сегал, В. Топоров).
Систематическое изучение творчества Мандельштама за рубежом началось с выходом в свет в 1955 году в Нью-Йорке его «Собрания сочинений» на русском языке, подготовленного Глебом Струве и Борисом Филипповым.
Признанным корифеем зарубежного манделыптамоведения является известный филолог-славист, стиховед, продолжатель традиций русской «формальной школы» К.Ф. Тарановский. В 1968 году он организовал в Гарвардском университете семинар по изучению поэтики Мандельштама, среди участников которого были будущие известные слависты-мавделыытамоведы О. Ронен и С. Бройд. Тарановский стремился в своей работе максимально выявить контекстуальный и подтекстный фоны мандельштамовского текста в целях более адекватного его истолкования. Его метод получил название метода «открытой» интерпретации. Метод Тарановского не только сплотил вокруг себя «школу Тарановского» на Западе, но и самым непосредственным образом повлиял на плеяду советских исследователей, сконцентрировавшихся на изучении подтекстов у
Мандельштама (их имена были приведены выше). Начиная с 70-х годов, на Западе выходят монографии о Мандельштаме. Их авторами были К. Браун, С. Бройд, Д. Байнес. По большей части они содержат хронологическое и тематическое описание значительной части стихотворений, созданных Мандельштамом во все периоды своего творчества, неопубликованные варианты произведений, а также множество биографических деталей. Все эти работы, однако, не выходили за рамки специально филологического подхода к интересующему нас вопросу.
Значительный запас научных данных и настоятельная потребность в их обобщении и систематизации привели в 80-е годы к возникновению нового типа исследования - концептуальной (по сути культурологического характера) монографии, знаменующей собой новый этап в развитии манделыптамоведения и наиболее интересной в свете нашей работы.
Н. Струве в своей книге «Осип Мандельштам», вышедшей в Париже в 1982 году, отстаивает мысль о том, что поэзию Мандельштама, прежде всего, определяет стремление к преодолению пространства и времени в поисках единства бытия в раздробленности жизни. Автор, по-видимому, испытал мощное духовное и интеллектуальное влияние русской религиозной философии рубежа веков и попытался прочесть Мандельштама в этом контексте. К типу концептуальной монографии относится также книга Г. Фрейдина «Многоцветное одеяние: Осип Мандельштам и его мифология самопредставления», предлагающая так называемую «мифологическую» интерпретацию творчества поэта. Предметом данной работы является Мандельштам как автор мифа о себе. Ключом к мифологии самопредставления Мандельштама является «кенотическое imitatio Christi». Эти авторы выходят на широкие, хотя и небесспорные, кулыурологические обобщения, позволяющие увидеть определенную сторону манделыптамовского творчества, но не ставящие своей целью улавливать при этом его культурологическую концепцию в развитии и динамике.
Снятие идеологических шор, прорыв информационных шлюзов в нашей стране на рубеже 80-90-х годов ознаменовали собой всплеск небывалого интереса к Мандельштаму, как и к другим «возвращенным именам». Состоялось открытие «полного» Мандельштама для отечественного читателя. Появилось множество научных исследований, критико-публицистических статей, были опубликованы многочисленные воспоминания современников поэта. Эта работа увенчалась недавним выходом в свет книги о Мандельштаме, вышедшей в серии «Жизнь замечательных людей», и написанной известным литературоведом О. А. Лекмановым.
Диапазон подходов, углов зрения при рассмотрении творчества Мандельштама в современной отечественной научной литературе очень широк. Это и специально филологический подход с точки зрения стиховедения (в работах Ю.И. Левина, например), и взгляд психолога (В. И.
Зинченко), и попытка постичь манделыптамовскую поэзию через языковые игры (В. Мордерер, Г. Амелин). Из исследователей, рассматривающих творчество Мандельштама в его целостности и вносящих его в широкий общекультурный контекст, крупнейшими авторитетами в отечественной науке являются МЛ. Гаспаров и С.С. Аверинцев. Гаспаров, на которого, несомненно, повлияла методология школы Тарановского, основное свое внимание обращает на исследование интертекстуальных связей в мандельштамовском творчестве, акцентируя внимание на то, как в пространстве стихотворения Мандельштама происходит перекличка между разновременными эпохами и культурами. «Поэт и культура», - главная тема его размышлений по поводу Мандельштама. Исследование развития мандельштамовской поэтики у М. Л. Гаспарова, по сути, перетекает в исследование развития представлений поэта о культуре, выходя на значимые наблюдения и важные для нас концептуальные обобщения.
С. С. Аверинцев, с присущей ему необычайной тонкостью и точностью, анализирует психологические мотивы в творчестве Мандельштама. Наблюдения Аверинцева, связанные с культурологическими размышлениями Мандельштама касательно тематики массового общества, мысли ученого, имеющие дело с идеями поэта, направленными на выстраивание на гуманистическом фундаменте единой общей культуры человечества, безусловно, работают на решение задачи реконструкции мандельштамовской концепции культуры.
Мавдельштамоведение накопило материал большой научной ценности. Проведена огромная работа по собиранию и изданию текстов поэта, изучению его биографии. Исследователи занимались комментариями к слову, образу или мотиву, анализом конкретных произведений, решали, наконец, сущностные проблемы творчества поэта. При этом культурологическая проблематика мандельштамовской поэзии и прозы не была на обочине исследовательских интересов, но и не находилась в их главном фокусе. Перемещение угла зрения в этом направлении, как представляется, открывает самые широкие перспективы для мандельштамоведения: сегодня назрела необходимость более пристального внимания к культурологической составляющей творчества Мандельштама как важнейшей стороне его творческого наследия.
Объектом исследования является творчество О. Э. Мандельштама.
Предметом исследования определена концепция культуры, которая разрабатывалась поэтом в рамках его творчества, как поэтического, так и создававшегося в образно-рациональной форме эссе, статей, заметок и т.п.
Целью диссертационного исследования является изучение концепции культуры О. Мандельштама в ей вращенности в творческую практику поэта и эволюционной динамике развития.
В соответствии с поставленной целью определяются следующие
задачи:
1. Раскрыть культурологическую составляющую творчества Мандельштама, то есть ориентирован кость тем и образов его произведений, а также рассуждений на реализацию культурных представлений культурологических воззрений поэта.
2. Показать своеобразие манделыитамовского восприятия и осмысления культуры.
3. Рассмотреть особенности каждого из этапов манделынтамовского творчества в свете заявленной темы исследования, выявляя наличие «следов» или прямой взаимосвязи между сменяющими друг друга доминантами культурологического мышления Мандельштама.
Теоретико-методологическая основа диссертационного исследования. В методологическом отношении работа, помимо использования биографического и историко-сопоставительного методов, опирается на герменевтические подходы. Феномен культуры не существует вне контекста и процедуры интерпретации. В гуманитарных науках объяснению предшествует понимание. А чтобы понять текст, его необходимо «пережить», в первую очередь это касается художественных произведений. Отсюда и данное исследование есть попытка интерпретации творчества Мандельштама, осуществленная под определенным углом зрения. Для исследования культурных текстов в широком смысле привлекательными представляются идеи Э. Панофски, чья методология, на наш взгляд, является общекультурологической, во всяком случае, применительно к возможности интерпретации разнородных художественных феноменов. Этот подход особенно выигрышен в случае Мандельштама, для понимания текстов которого исследователю необходимо иметь обширный запас знаний из истории человеческой культуры. Смыслы мандельштамовских произведений, при их явной культурологической детерминированности, чрезвычайно зыбки и текучи и поэтому требуют от исследователя адекватного интерпретативного аппарата, наличия герменевтической настроенности. Научная новизна исследования:
1. Установлено, что творчество О. Э. Мандельштама неотделимо от его культурологических концепций.
2. Выявлено, что мандельштамовское творчество, рассмотренное в его последовательности и эволюции, представляет собой единый текст, базирующийся на основании, образующем единый комплекс идей, фундированный мыслью о культуре как высшей ценности.
3. Показано, что вершиной и квинтэссенцией манделынтамовского культурологического мышления являлась сформулированная им идея культурной синхронии, в наиболее ярком и образном виде выражающая мысль о культуре как целостности высшего порядка.
4. Прослежена определенная связь между стремлением Мандельштама к «тотальности» (синхронной тотальности культуры) и советским политическим и культурным тоталитаризмом, объясняющая появление
просоветских стихов Мандельштама, составляющих существеннейшую часть его творчества последнего периода.
Положения, выносимые на защиту:
1. Художественный мир Мандельштама является носителем его концепции культуры, развивавшейся с усовершенствованиями и изменениями на протяжении около трех десятилетий. Художественное мышление Мандельштама существовало в тесном взаимодействии с интенсивной теоретической рефлексией поэта и в значительной степени питалось её плодами.
2. Мандельштам как поэт и мыслитель демонстрирует пример целостного сознания (при его парадоксальной амбивалентности), что доказывает всё его творчество, представляющее собой единый текст и базирующееся на основании, представляющем собой единый комплекс идей.
3. Культура представлялась Мандельштаму в качестве целокупности высшего порядка, о чем свидетельствует мысль о существовании культурного синхронизма, выраженная Мандельштамом в зрелый период творчества и представляющая собой высшую точку в развитии его культурологических идей.
4. Идея культурной синхронии, предполагая синхронную целостность («тотальность») культуры, объективно (и парадоксально) оказывается близкой интеграционным интенциям советской политики и культуры, чем (а отнюдь не только террором и насилием) объясняется появление «просоветских» стихов позднего Мандельштама.
Теоретическая значимость исследования состоит в том, что оно позволяет под новым углом зрения посмотреть на творчество Мандельштама, увидев в нем оригинального мыслителя культурологической направленности. Культурология как наука конституировалась в тот момент, когда в гуманитаристике назрела необходимость всемерно широкого привлечения междисциплинарных подходов, когда в среде интеллектуалов появилось осознание того, что без их использования невозможно глубокое и объемное постижение явлений и процессов, существующих и происходящих в культуре. К сегодняшнему дню такая необходимость вряд ли стала менее острой. Наследие Мандельштама, всегда являвшееся естественным предметом филологической науки, представляет собой идеальный артефакт из области изящной словесности, с которым могла бы работать становящаяся культурология. Культурологические суждения Мандельштама остаются ценными для сегодняшних теоретиков культуры, а использование культурологического подхода при исследовании творчества поэта с внятно артикулируемой культурной составляющей позволяет наиболее полно понять его суть и смысл.
Практическая значимость исследования. Материалы диссертации могут быть использованы в преподавании культурологии, теории, истории и философии культуры, истории литературы.
Апробация результатов диссертационного исследования. Основные положения диссертации были представлены автором на следующих научных и научно-практических конференциях: Международная научная конференция аспирантов и студентов «Актуальные проблемы культурологии» (Екатеринбург, 2004); Международная научная конференция аспирантов, студентов, преподавателей «Проблемы города в культурной антропологии: история и современность» - III Колосницынские чтения (Екатеринбург, 2005); IV Колосницынские чтения (Екатеринбург, 2007); V Колосницынские чтения (Екатеринбург, 2008); Международная научно-практическая конференция «Русская литература XX века: проблемы изучения и обучения» (Екатеринбург, 2006); Мевдународная научно-практическая конференция «Литература в контексте современности» (Челябинск, 2007); Научная конференция «Зритель в искусстве: интерпретация и творчество» (Санкт-Петербург, 2007); Всероссийская научная конференция молодых ученых «Человек в мире культуры» (Екатеринбург, 2008).
Диссертация обсуждалась на кафедре культурологии Уральского государственного университета.
Работа состоит из введения, трех глав, шести параграфов, заключения и списка литературы, включающего 152 наименования. Общий объем работы - 143 с.
Основное содержание диссертации Во введении обосновывается актуальность темы диссертации, формулируются цели и задачи исследования, положения, выносимые на защиту, определяется его научная новизна.
В главе 1. «Культурологическая проблематика в творчестве Мандельштама 1910-х годов» исследуется зарождение и становление творческой личности поэта через призму культурологических идей, разрабатывавшихся им в ранний период творчества.
В параграфе 1. 1. «Мандельштам «Камня»: от "стихийного экзистенциализма" к историософии "по Чаадаеву"» в свете избранной темы исследования рассматривается дебютный сборник Мандельштама «Камень».
Стихи «Камня» (то, что принято называть «ранним Мандельштамом») достаточно четко хронологически подразделяются на две группы: собственно ранние (доакмеистические) и периода акмеизма (начиная со времени написания статьи «Утро акмеизма» в 1912 году). Раннего Мандельштама больше всего интересуют фундаментальные экзистенциалы человеческого бытия - смерть, страх, одиночество - и способность противостоять им. Этот интерес поэта позволил Н. Л. Лейдерману назвать лирического героя ранних стихов Мандельштама «экзистирующим мыслителем». Поэтому доакмеистический период его творчества проходит под знаком того, что мы очень условно и вполне метафорически обозначили как «стихийный экзистенциализм».
Закат символизма предопределил выход на авансцену двух других главных направлений русского модернистского искусства - футуризма (раннего русского литературного авангарда) и акмеизма. Определение сущности акмеизма как литературного направления до сих пор представляет собой серьезную проблему, но главным отличием его от остальных модернистских течений в искусстве был вызов духу времени как духу утопии. Противопоставление утопическому, по сути антикультурному, духу начала века «архитектурной трезвости», противостояние духу разрушения архитектуры как метафоры культуры выражено в теоретическом манифесте Мандельштама 1912 года «Утро акмеизма». Аналитическая рефлексия «Утра акмеизма» преобразилась в художественные образы так называемых «архитектурных стихов» («Notre Dame», «Адмиралтейство», «Айя-София», «Петербургские строфы», где обрисована «социальная архитектура» Российской Империи по состоянию на 1913 год), занимающих исключительно важное место в структуре «Камня». В них Мандельштамом подчеркивается приверженность акмеистической поэтике, предпочтение «гармонии» Аполлона экстазам Диониса, выражаясь на языке того времени. «Notre Dame» и «Айя-София» вместе со стихотворением «Лютеранин» образуют, в свою очередь, мини-тртггих, посвященный трем ветвям христианства и поднимающий важнейшую тему отношения Мандельштама к религии. Главная линия определенного противопоставления идет между православием и католичеством. Смысл этого противопоставления (не антагонистического, а скорее, «диалектического») следующий: если готический храм символизирует, по Мандельштаму, возвышение человека, то крестово-купольная София - нисхождение Бога с выси к людям. Лютеранская религия находится на периферии этого цикла. Она не имеет столь мощного символа, как первые две, и описывается через картину традиционной лютеранской погребальной процессии.
Пристальный интерес к католицизму и осознанное чувство принадлежности к русской культуре как к части культуры европейской подтолкнули Мандельштама к вдумчивому чтению сочинений П. Я. Чаадаева, чьи идеи оказались созвучны поэту. П. Я. Чаадаева многие современные исследователи называют предтечей русской философской традиции. Действительно, «басманный философ» оказался предшественником не только западников («Философические письма»), но и в значительной степени славянофилов («Апология сумасшедшего», позднее эпистолярное наследие). Кроме того, философия истории Чаадаева носит отчетливо религиозный характер. Московский затворник, объявленный за свои «Философические письма» сумасшедшим, считал, что основой мирового развития выступает «великое ВСЕ», «абсолютное единство», «истинная реальность», которые суть имена Бога. Это единство мы находим в исторической реальности на католическом Западе и персонализировано оно в фигуре Папы.
Мандельштама поразила и вдохновила чаадаевская универсалистская идея. Единство полагалось как вневременная смысловая связь, являющаяся, однако, в невыдуманной конкретности исторического преемства. Принцип единства Мандельштам противопоставляет аморфному эволюционизму, подменяющему связь времен «дурной бесконечностью» прогресса. По Мандельштаму, чаадаевская мысль - это противовес традиционно-русскому мышлению, мечте неисторического мира, тому, к чему призывал еще совсем недавно Лев Толстой, мечтавший отбросить ненужную «комедию» истории и начать «просто» жить. «Бесформенному раю» России (и иудейскому мирку, замкнувшемуся в себе) он, подобно Чаадаеву, предпочитает «лес социальной церкви», где «готическая хвоя не пропускает другого свегга, кроме света идеи». Символом всеединства для Мандельштама в это время (как и для Чаадаева в свою эпоху) становится Рим - город-символ, исток и скрепа мировой культуры.
Так за первые 3-6 лет своей творческой эволюции Мандельштам прошел путь от юношеского «стихийного экзистенциализма» до вполне глубокой, пусть и не совсем самостоятельно выработанной, культурологической концепции единства как вневременной смысловой связи событий на протяжении истории.
В параграфе 1. 2. «Мандельштам «Тристий»: конец культуры и "вечное возвращение"» рассматривается второй поэтический сборник Мандельштама «Тпэйа», включающий произведения 1915-20 годов, создававшийся в драматический период истории, обернувшийся чрезвычайно травматическими последствиями для культуры.
На судьбу Российской империи (как и других авторитарных монархий Европы - Германской и Австро-Венгерской) особенно сильно повлияла Первая мировая война. Мировой конфликт стал непосредственной причиной, катализатором революции, уничтожившей самодержавие. Русская революция совершила самый впечатляющий переворот в истории страны, начиная, возможно, с петровских времен. Такой коренной перелом способствовал нарастанию апокалиптических мирочувствований у значительной части интеллигенции. Катастрофизм истории не мог не повлиять на нарастание соответствующих настроений у Мандельштама. Его стихи, созданные в 1915-20-х годах, полны предчувствий конца культуры. Чаадаевское единство оказалось разрушенным, и связь времен грозила прерваться.
Одним из самых ярких стихотворений Мандельштама военного периода является «Зверинец» (1916). Проблема соотношения культуры и природы принимает в нем драматический оборот. Культура отходит в тень, грозя исчезнуть совсем, и человек остается один на один с природой, не просто равнодушной, но враждебной по отношению к нему. Поэт -хранитель духовных ценностей - выступает в роли Прометея культуры. Но чтобы не допустить установления варварства, считает Мандельштам, надо
вернуться к золотому веку праарийского (общеиндоевропейского) братства, в котором едины славянские, германские и романские племена.
В манделыптамовских стихотворениях предреволюционного и революционного времени преобладают погребальные тематика и образность («Как этих покрывал и этого убора...», «Мне холодно. Прозрачная весна...», «В Петрополе прозрачном мы умрем...», «Соломинка», «Еще далёко асфоделей...», «На страшной высоте блуждающий огонь...», «Когда в теплой ночи замирает...»). Этот же мотив обреченности варьирует, причудливо сочетаясь с возникшей в «Тристиях» иудейской темой, стихотворение «Среди священников левитом молодым...», в котором гибель Иерусалима отсылает к концу Петербурга, петербургского периода русской истории.
Спустя год после революции Мандельштам пишет стихотворение «Сумерки свободы», где стремится проанализировать произошедшие перемены. Корабль, ищущий ко дну, - один из центральных образов стихотворения. Это корабль былой культуры: былого государства, гуманизма, индивидуализма, демократии. «Кипящие ночные воды» символизируют народную стихию, которая выходит из этих вод, превращаясь из носителя революции в носителя власти, принимаемой «в слезах», по исторической необходимости.
Образ потерянного забытого слова, символизирующего погибшую культуру, - доминанта стихотворения «Я слово позабыл, что я хотел сказать...» - («Ласточка»). Невозвратное слово - ушедшая в небытие культура - отождествляется с лишенное зрения ласточкой с подрезанными крыльями. Явно по Шпенглеру, любая умершая культура у Мандельштама изолирована и самодостаточна. Никакое внятное «припоминание» из нее для культуры, рождающейся на её обломках невозможно. Но помимо шпенглеровских идей, рожденных ясным осознанием кризиса европейской цивилизации, русскому поэту в этот период очень продуктивной кажется мысль о «вечном возвращении», «повторении», чем-то напоминающая одну из основополагающих идей философии Ницше. В заглавном стихотворении «Тристий» - «Тшйа» - мысль о вечном круговом повторении и узнавании выходит на первый план. Напомним, что «вечное возвращение» Ницше следует понимать не как наказание существованием, но как вечное утверждение и созидание. «Вечное возвращение» нельзя понять эмпирически или натуралистически. Через вечное вращение колеса Бытия, по Ницше, только и возможно становление жизни.
Таким образом, для Ницше «вечное возвращение» было высшей формой утверждения полноты жизни и избытка бытия. Позже, в 30-е годы, Мандельштам сформулирует свое понимание избыточности как конституирующего принципа культуры.
Идея «вечного круговорота», никогда полностью не уходя из сознания Мандельштама, оказалась для него переходной от
апокалиптического мирочувствия конца культуры эпохи войн и революций к изменившемуся взгляду на культуру в 1920-е годы.
В главе 2. «Тема преемственности и разрыва культур в творчестве Мандельштама 1920-х годов» изучается этот чрезвычайно насыщенный, содержательно емкий период творчества поэта. Именно в 20-е годы Мандельштам уделял особое внимание теоретическому анализу современной ему культуры, что выразилось в целом ряде культурологически ориентированных статей и эссе, которые рассматриваются как источник культурологических представлений наряду с лирикой поэта.
В параграфе 2. 1. «Мироощущение эпохи смены культурных парадигм в поэзии Мандельштама 1920-х годов» исследуется отражение в мандельштамовской лирике глобальных культурных сдвигов, имевших место на протяжении конца XIX - начала XX веков, зримым символом которых стали исторические катаклизмы мировой войны и революций.
С окончанием Гражданской войны и безоговорочной победой большевиков в ней стало очевидно, что наступает совершенно новый период в истории страны и, значит, новый этап в развитии её культуры. Прн этом Советская Россия отнюдь не была неким отколовшимся от остального мира материком, несмотря на известную уникальность её положения. Речь вдет об общей доя всего мира смене культурных парадигм, переходе от позитивистски-реалистической парадигмы XIX столетия к модернистской парадигме XX столетия. Конечно, этот переход начался задолго до 1920-х годов, еще во второй половине XIX века. Но зримым символом наступления новой эпохи стала все-таки Первая мировая война, на которую в России наложилась революция, принесшая огромные перемены, развивающая культ нового - главный лозунг любой модернизации.
Недоверие к реальности для этой эпохи неудивительно, учитывая атмосферу разваливающегося мира. Но, вместе с тем, художники и философы стремились осмыслить, каждые своими средствами, положение и предложить собственные способы существования в таком мире. Поэтому основным лейтмотивом нового корпуса стихов Мандельштама («1921-1925») становится отношение со временем, попытка найти с ним общий язык, чтобы, говоря словами поэта, на дрожжах старой культуры взошла «опара» новой жизни. Стоит подчеркнуть, что когда Мандельштам говорит о старой культуре он, конечно, имеет в виду не только культуру предыдущего столетия, но и культурные богатства человечества, накопленные за все предшествующие века.
Совершенно естественно, что главной темой, заботящей поэта в этот период, становится тема преемственности и разрыва культур. Отсюда, попытка примирения со временем («Давайте с веком вековать»), надежда на то, что уже скоро «блаженный брызнет смех», а смерть и тление отступят. Готовность Мандельнггама к «присяге чудной четвертому сословью» вполне коррелирует с образом разночинца, которому «не нужна биография». Но это
тот самый разночинец, рассказавший о книгах, прочитанных им. В случае Мандельштама это и гомеровский эпос, и расиновская драма - мировая культура. Здание новой культуры, по Мандельштаму, несмотря на всю неслыханность переворота (речь о кардинальной смене культурной парадигмы, а не лишь об историческом катаклизме Октября), не может быть построено на пустом месте. Поэтому так важна преемственность культур, мысль о которой вынашивалась Мандельштамом в этот период и отразилась в таких поэтических произведениях этого периода, как «Век», «Нашедший подкову», «Грифельная ода», большая элегия «1 января 1924», «Нет, никогда ничей я не был современник...». Эту преемственность во многом помогает поддержать и осуществлять язык. В статьях «Слово и культура», «О природе слова» Мандельштам доказывает, что язык - это средство хранения, передачи и развития духа народа, культурных ценностей.
В параграфе 2. 2. «"Музыка тления" как "музыка воскресения": эссеистика Мандельштама 20-х годов» рассматривается культурологическая проза поэта, в которой он обращается к анализу процессов в культуре, заключающихся в радикальной смене культурных парадигм и берущих свое начало в последней трети XIX столетия.
Можно выделить несколько статей Мандельштама, в которых рассматривается данная проблематика. Они, в свою очередь, распадаются на три группы. Сюжеты в них взаимосоотносимы, логически следуют один за другим.
1. В статье «Девятнадцатый век» представлен анализ «духовной ситуации времени» (КЛсперс) прошедшего столетия. По Мандельштаму, необходимо оттолкнуться от позитивистского XIX века, «запятнавшего» себя отсутствием деятельного активного познания, заменившего познание методом. Мандельштам выдвигает столетию обвинение в пассивности, бездеятельности и сонности. Отсутствие деятельного активного познания делает ушедшее столетие, считает Мандельштам, проводником чуждого, враждебного европейской культуре влияния, которое автор статьи назовет «буддийским». Отталкивание от такого девятнадцатого века необходимо. Но такое отталкивание должно быть осторожным, а не огульным, поскольку альтернативой прошлому может стать чувство бесчеловечного тоталитарного единства. Этот новый, «жестоковыйный», век нужно колонизировать, гуманизируя или европеизируя, что, по Мандельштаму, равнозначно друг другу. За образцом для этой работы, к которой призваны наследники культуры, Мандельштам обращается к «позавчерашнему историческому дню» - XVIII веку - веку Разума просветителей (это еще и век Революции, и в апелляции к нему можно увидеть реверанс в сторону Советской власти, которая, конечно, тоже нуждалась в гуманизации).
2. Статья «Конец романа» рисует картину современности глазами Мандельштама. Эстетический факт - кризис романа как фабулы отождествляется поэтом со смертью человека как фабулы. Культура в
определенном смысле возвращается к эпохе, когда личность еще не была выделена из человеческой массы. Человек лишается биографии. Понятие действия для него заменяется «более содержательным социально понятием приспособления». Человек приспосабливается к «сверхчеловеческим» культурным, экономическим, политическим реальностям. Это означает наступление эры «массового общества» и «массового человека». Социальная безответственность нового преобладающего социального типа, его склонность передоверить принятие всех решений государственной власти окажутся великолепной питательной средой для возникновения европейских тоталитарных режимов, включая советский режим. Сложившиеся тоталитарные системы, по сути, станут инструментом тотальной дегуманизации культуры.
3. Статьи «Гуманизм и современность», «Пшеница человеческая» нацелены в будущее и демонстрируют мандельштамовскую утопию построения нового гуманистического общества. Рецепты Мандельштама - возвращение к гуманистическим ценностям прошлого и «восстановление европеизма как нашей большой народности» - стремление к всеевропейскому единству. Во времена послевоенной разрухи, говорит Маеделыптам, главное не политика, которая «умерла как стихия, и трижды благословенна её жизнь», а экономика с её «пафосом всемирной домашности», благословенно всё, «что поглощено великой заботой об устроении мирового хозяйства». Более того, поскольку всякий национальный мессианизм скомпрометировал себя катастрофой мировой войны, то скомпрометированными оказались и политические границы, которых не знает этот «пафос всемирной домашности». Человеческая пшеница - та самая масса - должна превратиться в «хлеб», единый для всей Европы.
Но мандельштамовский оптимизм в отношении будущего культуры был подорван действительностью советской эпохи уже во второй половине 20-х годов. Следствием стал практически полный творческий паралич (касательно оригинальной поэзии - тотальный). Новый этап творческой эволюции Мандельштама пришелся уже на следующее десятилетие.
В главе 3. «Время, вечность и историческая действительность в творчестве Мандельштама 1930-х годов» рассматривается взаимодействие, взаимовлияние и взаимопроникновение этих трех форм бытия вещей и явлений в творчестве позднего Мандельштама.
В параграфе 3.1. «Идея культурной синхронии в "Новых стихах" и "Разговоре о Данте" Мандельштама» автором ставится задача показать, что вершиной и квинтэссенцией манделыптамовского культурологического мышления являлась сформулированная им идея культурной синхронии, в наиболее ярком и образном виде выражающая мысль о культуре как общности высшего порядка.
В 30-е годы у Мандельштама появляется стремление не просто «объять всю мировую культуру», тем более каталогизировать её, но синхронизировать. На
синхронистической. Эта мандельштамовская идея типологически близка тем вневременным моделям культурного пространства, которые создавались как на Западе, так и в России (X. Л. Борхес, А. Белый). В конце XX века принципиальную одновременность бытия в культуре стремился в строго научном ключе обосновать в своей философии «диалога культур» видный отечественный философ и культуролог, последователь М. М. Бахтина, В. С. Библер.
В «Новых стихах», создававшихся в 1930-34 годах, очень четко прослеживается определенная последовательность, задающая ритм и образующая структуру этого корпуса лирики Мандельштама. Стихи начинаются с цикла «Армения», являющегося своеобразной точкой отсчета. Армения как доступная параллель с землей обетованной - «младшая сестра иудейской земли» - символизирует вечность. Ей противопоставляются Ленинград-Петербург как прошлое (стихотворения «Я вернулся в мой город, знакомый до слез...», «С миром державным я был лишь ребячески связан...») и Москва - столица СССР - как настоящее («московский» цикл: «Полночь в Москве», «Еще далёко мне до патриарха...», «Сегодня можно снять декалькомани...»). За Арменией, Петербургом, Москвой стоит весь обширный мир русской культуры, непреходящим символом которой является русская поэзия. Это цикл «Стихи о русской поэзии» и примыкающее к нему стихотворение «Батюшков». В свою очередь, русской поэзии в пространстве «Новых стихов» противопоставляется поэзия иностранная: немецкая и итальянская («К немецкой речи» и «Ариост»). Но противопоставление здесь надо понимать в диалектическом гегелевском смысле - тезис и антитезис с получаемым синтезом. Историческая реальность эпохи представляется более мрачной, чем когда бы то ни было, однако в пространстве свободы, где, по Мандельштаму, время сменяется вечностью, «широкое и братское лазорье» («Ариост») синхронной культурной Вселенной уже осуществлено, точнее, существовало всегда.
В более прозрачной форме, чем в стихах (если вообще можно говорить о прозрачности у Мандельштама с его сгущенной метафорикой), идея культурного синхронизма выражена в «Разговоре о Данте» (1933).
Сама возможность разговора предполагает одновременность. Функция разговора - связывать прошлое, настоящее и будущее в единство. Выходя за рамки лингвистики, принцип синхронии обеспечивает образование культурной системы, смыкающей все времена в одно целое. Соссюрианское противопоставление синхронии и диахронии может быть в случае Мандельштама прочитано как противопоставление содержания истории, «понимаемой как единый синхронистический акт» и традиционного историзма девятнадцатого века, который воспринимал историю как простую смену разрозненных событий и фактов в их линейной протяженности. По Мандельштаму, Данте, глубоко чуждый такой примитивной линеарности, сводит в единую всевременность культуру разных стран и народов. Способ,
которым Данте созидает всевременностъ культуры, конечно, не имеет ничего общего с путем простого пересказа, консервирующим царство диахронии. Этот способ - «порыв» - ключевое понятие мандельштамовской поэтики того времени, идущее от А. Бергсона. Для Мандельштама «порыв» - это обратимость поэтической материи, в котором прошлое, настоящее и будущее сосуществуют, общаясь в непрерывном разговоре. Стихи, считает Мандельштам, это не форма, а формообразование, и даже не формообразование, а «порывообразование». Здесь в бергсоновскую тему победы над материей и использования её с помощью организации (культура, вырастающая из камня благодаря порыву) вторгается идея культурной синхронии. Данте и Мандельштам оказались «провиденциальными собеседниками». Манделыитамовский «Разговор о Данте» превратился в «Разговор с Дантом».
В параграфе 3.2. «Мандельштам "Воронежских тетрадей": между эсхатологизмом и оправданием истории» рассматривается последний период творчества поэта, совпавший с его пребыванием в воронежской ссылке.
Последний мощный манделыитамовский поэтический взлет произошел на фоне глубочайшей, катастрофической личной и бытовой неустроенности, перемежаемой к тому же сильнейшими душевными кризисами. Это не могло не сказаться, на смещении ориентиров манделынтамовского культурологического зрения, но, однако, не было главной причиной такого смещения. В контексте данного исследования уместной представляется акцентировка внимания на двух основоположных (и противоположных) интенциях в творчестве Мандельштама второй половины 30-х годов. Они выражались в попытке найти смысл в исторической действительности (шире - в попытке оправдания истории), с одной стороны и, с другой стороны, в наличии эсхатологических настроений в мандельштамовской поэзии. Совершенно очевидно, что эти две установки являются откровенно антагонистичными по отношению друг к другу. Эсхатологическое отношение к миру предполагает как аксиому то, что «мир во зле лежит» и противополагает мир вечности миру исторической действительности. Для Мандельштама моделью вечности было достижение в творческом акте синхронизма разорванных веками времен и событий. Синхронизм, однако, сам по себе, не предполагал «конца истории». Поэта также не слишком интересовала историческая действительность «текущего момента». Синхронная культурная Вселенная Мандельштама жила одновременностью-вечностью всех времен. Теперь, в Воронеже, поэт почувствовал потребность оправдать историю, парадоксально совмещая эту потребность с острым чувством вечности в её финалистском варианте. Он утверждал не «вечное возвращение» или «синхронный веер прошлых лет», а именно эсхатологизм на фоне прошлого (и будущего) опыта истребительных войн и тоталитарных режимов.
Интенция к оправданию истории проходит через большинство стихотворений воронежского цикла, особенно таких как «Стансы» («Я не хочу средь юношей тепличных...»), «Чапаев» («День стоял о пяти головах. Сплошные пять суток...»), «Мне кажется, мы говорить должны...», «Средь народного шума и спеха...» и, наконец, сталинская ода «Когда б я уголь взял для высшей похвалы...». Признание истории в мандельштамовских стихах 1935 года было предпосылкой для оправдания действительности. Мандельштамовская любовь к целому, смолоду испытываемая тяга к «всеединству» (в чаадаевском ключе), парадоксальным образом также сыграли свою роль в появлении его просоветских стихов 30-х годов. Стремление поэта к «тотальности» (синхронной тотальности культуры») как будто нечаянно срифмовалось с тоталитаризмом советского политического режима и нарождающейся советской культуры. Эти стихи не были лишь «досадным недоразумением», они не были просто «выбиты сталинской террористической машиной», как представляется ряду современных публицистов (Б. Сарнов), а явились следствием работы коренных структур сознания поэта, сформировавшихся задолго до сталинского триумфа. Мандельштам теперь представил себе прошлое, настоящее и будущее;в их целокупности, взглянув на настоящее как на прошлое, - и это ¿тало оправданием настоящего.
В финале сталинской оды искупление завершается воскресением, стихотворение приобретает религиозную окраску. Таким образом, здесь происходит встреча двух линий «Воронежских тетрадей». Острое чувство вечности, сопряженное с профетнческими видениями вселенской катастрофы, заполняют пространство «Стихов о Неизвестном солдате» - едва ли не главного произведения Мандельштама, ставшего его поэтическим завещанием. Именно под углом эсхатологического мировидения, сопутствовавшего Мандельштаму в последние годы жизни (наряду с противоположным мировосприятием), можно и нужно читать «Стихи о неизвестном солдате». Ослепляющий свет вселенской катастрофы неминуемо несет с собой «новое небо и новую землю». Мандельштам говорил о смерти, что она есть торжество. Здесь смерть в значении обращения к «жизни вечной», торжество в значении полного и окончательного торжества вечности над временем. А вечность, по Мандельштаму, - это состояние в котором в одновременности сосуществуют все времена.
Тридцатые годы оказались последним десятилетием, в котором реализовала себя творческая эволюция Мандельштама. В эта годы, убедившись в жестокости эмпирической реальности «века-волкодава», он приходит к идее культурной синхронии, упраздняющей ограничения пространства и времени в бесконечности культурной Вселенной - возможно, высшей точке развития своего культурологического мышления. Воронежская ссылка привела Мандельштама к новому (отличному от революционного
времени) эсхатологизму, напоминающему прежде всего Откровение Иоанна, причудливо переплетенному с попыткой оправдания истории. Воронежский период манделыдтамовского творчества отмечен максимальной для поэта степенью разнонаправленности, амбивалентности, подчеркивающей принципиальную сложность и неоднозначность его наследия, создававшегося в особых исторических условиях, но не отменяющей, тем не менее, принципиально целостный характер этого наследия.
В Заключении диссертации изложены результаты исследования, указаны основные выводы рассмотрения представленной проблемы, намечены возможные перспективы и пути ее дальнейшего изучения.
Основное содержание диссертационного исследования отражено в следующих публикациях:
Статья, опубликованная в ведущем рецензируемом научном журнале, определенном ВАК:
1. Попов, Е.А. Эволюция культурфилософских взглядов О. Мандельштама / Е.А. Попов // Известия Урал. гос. ун-та. - Екатеринбург: Изд-во УрГУ. -2007. - № 53. - Сер. 2, вып. 14. - С. 114-123; 0,8 п. л.
Статьи, опубликованные в других научных изданиях:
2. Попов, Е.А. «Воронежские тетради» Осипа Мандельштама: репрезентация социокультурной ситуации времени /Е.А. Попов// Актуальные проблемы культурологии. Тезисы Международной научной конференции аспирантов и студентов. - Екатеринбург: Изд-во УрГУ. - 2004. - С. 54-55; 0,2 п.л.
3.Попов, Е.А. Мироощущение эпохи смены культурных парадигм в творчестве Мандельштама 1920-х годов /Е.А. Попов// Сборник тезисов научной конференции «III Колосницынские чтения». - Екатеринбург: Изд-во УрГУ. - 2006. - С. 213-217; 0,4 пл.
4.Попов, Е.А. Осип Мандельштам 30-х годов: тоталитаризм - притяжение и отталкивание / Е.А. Попов // Русская литература XX века: проблемы изучения и обучения. Сборник материалов научно-практической конференции. - Екатеринбург: Изд-во УрГПУ. - 2007. - С. 67-72; 0,5 пл.
5.Попов, Е.А. О. Мандельштам и культура модернизма (конец фабулы и восстание масс) / Е.А. Попов // Литература в контексте современности. Материалы III Международной научно-методической конференции. -Челябинск Изд-во ЧГПУ. - 2007,- С. 160-163; 0,3 пл.
6. Попов, Е.А. Интерпретатор как творец (творец как интерпретатор): идея культурной синхронии в «Разговоре о Данте» и «Новых стихах» Осипа Мандельштама / Е.А. Попов // Зритель в искусстве: Интерпретация и творчество. Материалы всероссийской конференции. - СПб.: Роза мира. -2007.-С. 167-175; 0,7пл.
7. Попов, Е.А. Концепция культуры раннего Мандельштама в свете чаадаевской философии истории / Е.А. Попов // Человек в мире культуры. Материалы научной конференции. - Екатеринбург: Изд-во УрГПУ. - 2008. -С. 65-67; 0,2 пл.
Подписано в печать/J.l 1.2008. Формат 60x84/16 Печать офсетная. Бумага офсетная. Гарнитура Times New Roman Усл. Печ. JI. 1,5. Тираж 100 экз. Заказ № ¡$t/ Отпечатано в ИПЦ «Издательство УрГУ» 620000, г. Екатеринбург, Тургенева, 4
Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата культурологии Попов, Евгений Анатольевич
Введение
Глава 1. Культурологическая проблематика в творчестве Мандельштама 1910-х годов
1.1. Мандельштам «Камня»: от «стихийного экзистенциализма» к историософии «по Чаадаеву»
1.2. Мандельштам «Тристий»: конец культуры и «вечное возвращение»
Глава 2. Тема преемственности и разрыва культур в творчестве Мандельштама 1920-х годов
2.1. Мироощущение эпохи смены культурных парадигм в поэзии Мандельштама 20-х годов.
2.2. «Музыка тления» как «музыка воскресения»: эссеистика Мандельштама 20-х годов
Глава 3. Время, вечность и историческая действительность в творчестве Мандельштама 1930-х годов
3.1. Идея культурной синхронии в «Новых стихах» и «Разговоре о Данте» Мандельштама
3.2. Мандельштам «Воронежских тетрадей»: между эсхатологизмом и оправданием истории
Введение диссертации2008 год, автореферат по культурологии, Попов, Евгений Анатольевич
Творчество Осипа Мандельштама давно и прочно привлекает к себе внимание читателей и исследователей. Трагическая судьба поэта и обстоятельства, связанные с существованием «железного занавеса» лишь ненадолго помешали открытию его материка. Признанный в России и за её пределами в качестве одного из лучших поэтов XX века, Мандельштам стал также одним из символов русской культуры XX века. '
При первом же знакомстве с поэзией Мандельштама обращает на себя внимание особый интерес поэта к культуре: мировой, русской, европейской -и частое использование историософской лексики. С.С. Аверинцев писал: «в целом характерно колебание образа Мандельштама между фигурой умника-историософа, вложившего в хитрые шифры метафорики страх как много премудрости, и фигурой идиотического невежды, не способного заинтересоваться ничем, кроме капризов сюрреалистического воображения»1. Аверинцевым обозначены крайности. Мандельштам не был, конечно, ни невеждой, ни сюрреалистом. (Если он был «идиотом», то в исконном, древнегреческом, значении этого слова). Не был он и «умником», «мудрецом». Его ученость не сопоставима, например, с ученостью одного из своих учителей в поэзии — Вячеслава Иванова. При этом философичность, аналитичность составляют существо его лирики, с поправкой, разумеется, на саму природу поэтического творчества, предполагающую, наряду с рациональной, и внерациональные формы познания, и специфические средства художественного выражения. В то же время, в параллельной поэзии прозе мандельштамовские взгляды на культуру, его идеи артикулированы с заведомо большей прозрачностью. Его проза, по определению российских ученых, «скрытая философская проза, полная определений, анализов и доказательств» . Относительно лирики Мандельштама те же авторы пишут,
1 Аверинцев С.С. Судьба и весть Осипа Мандельштама // Аверинцев С.С. - Поэты. - М., - 1996. - С.192.
2 Неретина С.С., Огурцов А.П. Эмбриональное поле культуры: О.Э. Мандельштам // Человек. - 2000, №3. -С. 28. что «здесь поэзия востребовала философию, а философия мимикрировала под поэзию»3. Солидаризируясь с авторами приведенных тезисов, от себя добавим, что особенности культурологического зрения Мандельштама как поэта и мыслителя определяли идеи и темы его творчества на всем протяжении от начала 1910-х до конца 1930-х годов.
Культуроцентризм» манделыптамовского художественного мышления предопределил складывание в его сознании содержательной концепции культуры, динамически изменявшейся на протяжении его творческой эволюции. Эта сторона творчества Мандельштама, связанная с его рефлексией над проблемами культуры как особой целостности, открывающая поэта как оригинального мыслителя, находилась, как правило, (особенно если говорить о концептуальном подходе к ней) не в главном фокусе исследовательского интереса. Между тем, проблемы и идеи, поднятые и выраженные поэтом в своем творчестве, остаются остро актуальными и для современной культуры. Это касается тематики массового общества, лежащей в основе новейших теорий глобализации, мыслей о преемственности и разрыве между сменяющими друг друга культурами, идей, связанных с выстраиванием на гуманистическом фундаменте единой, общей культуры человечества.
Мандельштам как поэт и мыслитель творил в совершенно определенном пространственно-временном континууме, в эпоху (10-30-е годы XX века), достойную называться поистине переломной для судеб России и мира, русской и мировой культуры. Один из самых проницательных современников той эпохи, Мандельштам великолепно передал её дух и суть во всей сложной противоречивости. Современная культура, находящаяся на очередном переломном этапе исторического развития, остро нуждается в глубоком и объемном понимании манделыптамовского видения, для того, чтобы, пользуясь его опытом, адекватно и эффективно отвечать на современные вызовы.
3 Там же.
Сказанным определяется актуальность темы исследования.
Основная проблема настоящего исследования связана с осмыслением формирования и поэтапного развития манделыитамовской концепции культуры. Уникальность и репрезентативность фигуры Мандельштама заключается в том, что он одновременно и поэт и философ, и что именно соединение поэзии и мысли характеризует культурологическую панораму его творчества (не случайно одна из статей Мандельштама называется «Слово и культура), поэтому для решения проблемы необходимо «извлекать» культурные концепты из всего созданного поэтом, одновременно учитывая их эволюцию.
Степень научной разработанности проблемы. Исследование манделыптамовского творчества, по понятным причинам, было занятием, главным образом, филологической науки. Вместе с тем многие ученые, даже имея филологическую специализацию, неизбежно выходили в своих разработках на культурологическую проблематику, которая была продиктована самими смыслом и сутью наследия Мандельштама.
После ареста поэта семейный архив был спасен Н.Я. Мандельштам, посвятившей остаток жизни его сохранению. Несколько позднее рядом с вдовой Мандельштама образовался круг филологов, занимавшихся исследованием манделынтамовских текстов; таких как A.A. Морозов (крупнейший знаток биографии и творчества поэта, без консультации с которым не обошелся ни один из издателей Мандельштама уже и в 90-е годы) и И.М. Семенко, внесшая огромный вклад в манделыптамовскую текстологию. В конце 50-х годов Н.И. Харджиев, давний и близкий знакомый Мандельштамов, начал подготовку тома его стихов в «Библиотеке поэта». Уже на этом этапе манделыптамовская текстология стала предметом острых разногласий, усиливавшихся по мере выхода очередных изданий. Они отразились, в частности, в книгах Н.Я. Мандельштам, да и, пожалуй, были одним из существенных стимулов к их созданию. Одновременно выяснялось значение других редакций и вариантов, которые в творчестве Мандельштама занимают особое, не имеющее аналогий, место (феномен т. н. «двойчаток» и «тройчаток»).
Параллельно велись архивные и источниковедческие штудии, заложившие фундамент для последующих изданий — усилиями, главным образом, того же А. Морозова, а также Л. Черткова, К. Азадовского, Г. Суперфина, Р. Тименчика.
Исследования манделыптамовского творчества в Советском Союзе вплоть до конца 80-х годов были затруднены обстоятельствами существования авторитарной власти, опиравшейся на государственную догматическую идеологию, и, как следствие, сохранявшимся положением Мандельштама как полуопального поэта. Тем не менее, в 1960-е годы в СССР начинается изучение поэтики Мандельштама, представленное, прежде всего, исследованием подтекстов (Р. Тименчик, Г. Левинтон, Ю. Левин, Т. Цивьян, Д. Сегал, В. Топоров). Стоит отметить также работы, написанные в то время Л. Гинзбург и А. Македоновым, предназначавшиеся в качестве вступительных статей к тому «Библиотеки поэта», но увидевшие свет лишь через много лет после их завершения.
Первое советское научное издание стихотворений Мандельштама вышло в свет в 1973 году4. Для своего времени оно было высоким по уровню: здесь был установлен хронологический принцип композиции в книгах поэта, тщательно разработана библиография и, в большинстве, определены основные редакции текстов. Главный недостаток — неполнота и изъяны в редакции текстов - был обусловлен действовавшими цензурными условиями. Отсюда и некоторые особенности предисловия к сборнику. Недаром С. Аверинцев, назвав статью Дымшица «чудовищной», сказал, что в ней «переврано все, начиная с места рождения Мандельштама и кончая временем его смерти»5. Неслучайно поэтому, что значительно плодотворнее, чем на родине творчество поэта изучалось за её пределами. Показательно, что
4 См.: Мандельштам О. Стихотворения / Вст. статья АЛ. Дымшица. Сост., подг. текста и примечания Н.И. Харджиева. - Л., - 1973 (Б-ка поэта).
5 Аверинцев С.С. Указ. соч. - С. 271 обстоятельная монография И.М. Семенко (советской исследовательницы), посвященная поэтике позднего Мандельштама вышла в 1986 году в Риме6.
Систематическое изучение творчества Мандельштама за рубежом началось с выходом в свет в 1955 году в Нью-Йорке его «Собрания сочинений» на русском языке, подготовленного Глебом Струве и Борисом Филипповым. Как видим, это произошло за почти двадцатилетие до подобного издания в СССР. В следующие пятнадцать лет было подготовлено и издано трехтомное собрание сочинений, дополненное в 1981 году четвертым томом.
Признанным корифеем зарубежного манделыптамоведения является известный филолог-славист, стиховед, продолжатель традиций русской «формальной школы».К.Ф. Тарановский . В 1968 году он организовал в Гарвардском университете семинар по изучению поэтики Мандельштама, среди участников которого были будущие известные слависты О. Ронен и С. Бройд. Тарановский стремился в своей работе максимально выявить контекстуальный и подтекстный фоны манделыптамовского текста в целях более адекватного его истолкования. Его метод получил название метода «открытой» интерпретации. По мнению ученого, в поэтическом высказывании Мандельштама нет ничего случайного и немотивированного, а потому, чтобы постичь его мир, необходимо изучить всё то, что из культурного наследия было освоено самим поэтом. Под понятиями контекста и подконтекста, которыми пользуется Тарановский, он понимает соответственно «ряд текстов с одним и тем же аналогичным образом» и «уже существующий текст (тексты), нашедший отражение в новом тексте»8. Метод Тарановского не только сплотил вокруг себя «школу Тарановского» на Западе, но и самым непосредственным образом повлиял на плеяду советских исследователей, сконцентрировавшихся на изучении подтекстов у
6 Семенко И. М. Поэтика позднего Мандельштама. - Рим. 1986. Переиздание: Семенко И. М. Поэтика позднего Мандельштама. -М., 1997.
7 См.: Тарановский К. Ф. О поэзии и поэтике. - М., 2000.
8 Русская литература в зарубежных исследовашшх 1980-х годов. - М., 1990. - С. 114.
Мандельштама, чьи имена были приведены выше. В последнее время эту линию в значительной степени продолжал один из самых авторитетных отечественных специалистов по Мандельштаму академик M.JI. Гаспаров. Метод Тарановского, при его очевидной эвристической ценности, особенно применительно по отношению к творчеству Мандельштама, страдает все же недостатком известной неполноты, поскольку за частностями легко теряется целое. Работы мэтра и его учеников, как правило, содержат интересные наблюдения над текстами Мандельштама, но не концептуально, поскольку выводы, которые эти работы содержат часто оказываются слишком общими.
Многие из них, впрочем, чрезвычайно интересны и нестандартны. Так О. Ронен (более иных зарубежных исследователей творчества поэта известный в современной России), основываясь на разработанной Тарановским концепции «подтекста» как «цитатности» в широком смысле, анализирует поэзию Мандельштама с точки зрения теории М. М. Бахтина о двухголосом слове и о полифоническом, многоголосом и разноголосом проведении темы и делает вывод о том, что Мандельштам был создателем лирического непрозаизованного слова в русской поэзии.
Начиная с 70-х годов, на Западе выходят монографии о Мандельштаме. Их авторами были К. Браун, С. Бройд, Д. Байнес. По большей части они содержат хронологическое и тематическое описание значительной части стихотворений, созданных Мандельштамом во все периоды своего творчества, неопубликованные варианты произведений, а также множество биографических деталей.
Значительный запас научных данных и настоятельная потребность в их обобщении и систематизации привели в 80-е годы к возникновению нового типа исследования — концептуальной монографии, знаменующей собой новый этап в развитии мандельштамоведения и наиболее интересной здесь, в свете данной работы.
Никита Струве в своей книге «Осип Мандельштам», вышедшей в Париже в 1982 году, отстаивает мысль о том, что поэзию Мандельштама, прежде всего, определяет стремление к преодолению пространства и времени в поисках единства бытия в раздробленности жизни. Мандельштам — поэт целокупности, упраздняющий в своем творчестве отдаленность пространства и времени. Автор, по-видимому, испытал мощное духовное и интеллектуальное влияние русской религиозной философии рубежа веков и попытался прочесть Мандельштама в этом контексте. Такой вариант прочтения вполне оправдан, учитывая бесспорный «след» в сознании самого Мандельштама идей этого круга (в не столь многочисленный перечень философов регулярно читавшихся Мандельштамом неизменно включаются о. П. Флоренский, В. Розанов, К. Леонтьев).
К типу концептуальной монографии относится также книга Г. Фрейдина «Многоцветное одеяние: Осип Мандельштам и его мифология самопредставления», предлагающая так называемую «мифологическую» интерпретацию творчества поэта. Предметом данной работы является Мандельштам как автор мифа о себе. Поэт, по мнению ученого, «упорно разрабатывал образ, способный служить объединяющим эпическим или драматическим центром для разнообразия лирических жестов»9. Ключом к мифологии самопредставления Мандельштама является «кенотическое imitatio Christi». Нужно сказать, что, несмотря на неадекватность рассмотрения Мандельштама в качестве «христианского поэта», Фрейдин видит в христианских мотивах его поэзии «лишь цветной лоскуток среди прочих таких же лоскутков на театральном наряде Арлекина»10. Потому же у него все гражданские мотивы манделыитамовской поэзии сводятся к игре, к инсценировке импровизируемой мистерии на тему обреченности избранника.
Снятие идеологических шор, прорыв информационных шлюзов в нашей стране на рубеже 80-90-х годов ознаменовали собой всплеск небывалого интереса к Мандельштаму, как и к другим «возвращенным именам». Состоялось открытие «полного» Мандельштама для
9 Freidin G. A coat of many colors: Osip Mandelstam and his mythologies of self-presentation. - Berkeley, 1987. P. 10. // Цит. по: Русская литература в зарубежных исследованиях 1980-х годов. - М., 1990. - С. 126.
10 Аверннцев С.С. Указ. соч. - С. 233. отечественного читателя. Появилось множество научных исследований, критико-публицистических статей, были опубликованы многочисленные воспоминания современников поэта. Эта работа увенчалась недавним выходом в свет книги о Мандельштаме, вышедшей в серии «Жизнь замечательных людей», и написанной известным литературоведом О. Лекмановым11.
Диапазон подходов, углов зрения при рассмотрении творчества Мандельштама в научной литературе очень широк. Это может быть как специально филологический подход с точки зрения стиховедения (в работах Ю.И. Левина, например12), так и взгляд психолога13, или попытка постичь мандельштамовскую поэзию через языковые (вернее, межъязыковые игры)14.
Из исследователей, рассматривающих творчество Мандельштама в его целокупности и вносящих его в широкий общекультурный контекст, крупнейшими авторитетами в отечественной науке являлись М.Л. Гаспаров и С.С. Аверинцев. Гаспаров, на которого, несомненно, повлияла методология школы Тарановского, основное свое внимание обращал на исследование интертекстуальных связей в манделынтамовском творчестве, акцентируя внимание на то, как в пространстве стихотворения Мандельштама происходит перекличка между разновременными эпохами и культурами. «Поэт и культура» - главная тема его размышлений по поводу Мандельштама15. Аверинцев, с присущей только ему необычайной тонкостью и точностью, анализирует психологические мотивы в творчестве Мандельштама. При этом, по мнению ученого, сквозной темой поэта была «клятва на верность началу истории как принципу творческого спора, поступка, выбора».
11 Лекманов O.A. Осип Мандельштам. - М., 2003.
12 См.: Левин Ю.И. О некоторых особенностях поэтики позднего Мандельштама // Жизнь и творчество О.Э. Мандельштама. - Воронеж. 1990. - С. 406-416.
13 Зинченко В.И. Посох Мандельштама и трубка Мамардашвили. К началам органической психологии. - М., 1997.
14 Амелнн Г.М., Мордерер В.А. Миры и столкновенья Осипа Мандельштама. - М., 2001.
15 См.: Гаспаров MJI. Поэт и культура. Три поэтики Осипа Мандельштама // Мандельштам О. Полное собрание стихотворений. - СПб., 1997. - С. 5-66.
Завершая краткий обзор литературы, посвященной Мандельштаму, можно сделать вывод, что манделыптамоведение накопило материал большой научной ценности. Была проведена огромная работа по собиранию и изданию текстов поэта, изучению его биографии. Исследователи занимались комментариями к слову, образу или мотиву, анализом конкретных произведений, решали, наконец, сущностные проблемы творчества поэта. Интерес к проблемам культуры всё чаще привлекал внимание исследователей. Сегодня назрела необходимость для широкоформатного освоения культурологической проблематики творчества Мандельштама как чрезвычайно важной стороне его творческого наследия.
Объектом исследования является творчество О. Э. Мандельштама.
Предметом исследования определена концепция культуры, которая разрабатывалась поэтом в рамках его творчества, как поэтического, так и создававшегося в образно-рациональной форме эссе.
Целью диссертационного исследования является изучение концепции культуры О. Мандельштама в её вращенности в творческую практику поэта и эволюционной динамике развития.
В соответствии с поставленной целью определяются следующие задачи:
1. Раскрыть культурологическую составляющую творчества Мандельштама, то есть ориентированность тем и образов его произведений, а также рассуждений на реализацию культурных представлений культурологических воззрений поэта.
2. Показать своеобразие манделыитамовского восприятия и осмысления культуры.
3. Рассмотреть особенности каждого из этапов манделыитамовского творчества в свете заявленной темы исследования, выявляя наличие «следов» или прямой взаимосвязи между сменяющими друг друга доминантами культурологического мышления Мандельштама.
Теоретико-методологическая основа диссертационного исследования. В методологическом отношении работа, помимо использования биографического и историко-сопоставительного методов, опирается на метод интерпретации текстов. Феномен культуры не существует вне контекста и процедуры интерпретации. В гуманитарных науках задача понимания текста выводит проблему на герменевтический уровень16. А чтобы понять текст его необходимо «пережить». Гуманитарная наука не строит систему четких доказательств, она выдвигает гипотезы. Отсюда и данное исследование есть только один из возможных вариантов интерпретации, гипотетическая реконструкция творчества Мандельштама, произведенная под определенным утлом зрения. Для исследования культурных текстов в широком смысле привлекательными представляются идеи Э. Панофски , чья методология, безусловно, является общекультурологической, во всяком случае, применительно к возможности интерпретации разнородных художественных феноменов. Особенно это показательно на примере Мандельштама, для понимания текстов которого исследователю необходимо иметь обширный запас знаний из истории человеческой культуры от гомеровских времен до эпохи открытой братьями Райтами, Планком, Ницше и художниками-модернистами. Смыслы мандельштамовских произведений, при их явной «культурологической» (кавычки здесь продиктованы отсутствием в 1910-30-е годы самого термина «культурология») детерминированности, чрезвычайно зыбки и текучи, и поэтому требуют от исследователя включения тонкого интерпретативного аппарата, наличия герменевтической способности. Такое толкование не должно быть как заведомо произвольным, так и одномерно схематичным, упрощенческим. Работа с манделыптамовскими текстами (как и с другими)
16 См.: Гадамер Х.-Г. Истина и метод. Основы философской герменевтики. - М., 1988.
17 См. например: Панофски Э. История искусств как гуманистическая дисциплина // Советское искусствознание. - В. 23. М., 1988. Следует абстрагироваться от искусствоведческой принадлежности Панофски, поскольку современная гуманитарная наука, помимо тенденции ко всё большей специализации, имеет и противонаправленную мощную тенденцию к интеграции, к обретению известной целостности — отсюда популярность разного рода междисциплинарных исследований. Культурология как наука артикулирует эту идею целостности. должна быть в известной мере сотворчеством, ибо нет произведения (абстрагируемся от различия понятий текст-произведение) без исследователя-интерепретатора, расширяющего смысловое поле произведения.
Научная новизна исследования:
1. Установлено, что творчество О. Э. Мандельштама неотделимо от его культурологических концепций и было, по существу, ими детерминировано, что именно культурологические воззрения поэта в значительной степени обусловили темы и образы его произведений.
2. Выявлено, что мандельпггамовское творчество, рассмотренное в его последовательности и эволюции, представляет собой единый текст, базирующийся на основании, образующем единый комплекс идей, фундированный мыслью о культуре как высшей ценности.
3. Показано, что вершиной и квинтэссенцией манделыптамовского культурологического мышления являлась сформулированная им (конечно, в специфически метафизическом ключе) идея культурной синхронии в наиболее ярком и образном виде выражающая мысль о культуре как целостности высшего порядка.
4. Прослежена определенная связь между стремлением Мандельштама к «тотальности» (синхронной тотальности культуры) и советским политическим и культурным «тоталитаризмом», объясняющая появление просоветских стихов Мандельштама, составляющих существеннейшую часть его творчества последнего периода.
Положения, выносимые на защиту:
1. Художественный мир Мандельштама является проекцией его концепции культуры, развивавшейся, с усовершенствованиями и изменениями, на протяжении около трех десятилетий. Художественное мышление Мандельштама существовало в тесном взаимодействии с интенсивной теоретической рефлексией поэта и в значительной степени питалось её плодами.
2. Мандельштам как поэт и мыслитель представляет собой пример целостного, «целокупного», сознания (при его парадоксальной амбивалентности), что доказывает всё его творчество, представляющее собой единый текст и базирующееся на основании, представляющем собой единый комплекс идей.
3. Культура представлялась Мандельштаму в качестве целостности высшего порядка, о чем свидетельствует мысль о существовании культурного синхронизма, выраженная Мандельштамом в зрелый период творчества, и представляющая собой высшую точку в развитии его культурологических идей.
4. Идея культурной синхронии, предполагая синхронную целостность («тотальность») культуры, объективно (и парадоксально) оказывается близкой «тоталитарным» интенциям советской политики и культуры, чем (а отшодь не только террором и насилием) объясняется появление «просоветских» стихов позднего Мандельштама.
Теоретическая значимость исследования состоит в том, что оно позволяет под новым углом зрения посмотреть на творчество Мандельштама, увидев в нем оригинального мыслителя культурологической направленности. Культурология как наука конституировалась в тот момент, когда в гуманитарной науке назрела необходимость всемерно широкого привлечения междисциплинарных подходов, когда в среде гуманитариев появилось осознание того, что без их использования невозможно глубокое и объемное постижение явлений и процессов, существующих и происходящих в культуре. К сегодняшнему дню такая необходимость вряд ли стала менее острой. Наследие Мандельштама, всегда являвшееся естественным предметом филологической науки, представляет собой идеальный артефакт из области изящной словесности, с которым могла бы работать становящаяся культурология. Культурологические концепции Мандельштама остаются ценными для сегодняшних теоретиков культуры, а использование культурологического подхода при исследовании культурологически детерминированного творчества поэта позволяют наиболее полно понять его суть и смысл.
Практическая значимость исследования. Материалы диссертации могут быть использованы в лекциях по культурологии, теории, истории и философии культуры, истории литературы.
Апробация результатов диссертационного исследования. Основные положения диссертации были представлены автором на следующих научных и научно-практических конференциях: Международная научная конференция аспирантов и студентов «Актуальные проблемы культурологии» (Екатеринбург, 2004); Международная научная конференция аспирантов, студентов, преподавателей «Проблемы города в культурной антропологии: история и современность» - III Колосницынские чтения (Екатеринбург, 2005); IV Колосницынские чтения (Екатеринбург, 2007); V Колосницынские чтения (Екатеринбург, 2008); Международная научно-практическая конференция «Русская литература XX века: проблемы изучения и обучения» (Екатеринбург, 2006); Международная научно-практическая конференция «Литература в контексте современности» (Челябинск, 2007); Научная конференция «Зритель в искусстве: интерпретация и творчество» (Санкт-Петербург, 2007); Всероссийская научная конференция молодых ученых «Человек в мире культуры» (Екатеринбург, 2008).
Диссертация в полном объеме обсуждалась на кафедре культурологии Уральского государственного университета.
Работа состоит из введения, трех глав, шести параграфов, заключения и списка литературы, включающего 152 наименования.
Заключение научной работыдиссертация на тему "Концепция культуры в творчестве О.Э. Мандельштама: динамика и этапы развития"
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Итак, мы увидели, что на протяжении всего своего творчества Мандельштам-поэт неотделим от Мандельштама-мыслителя. Источник вдохновений поэта в медитациях над Текстом мировой культуры.
Как пишет М. Эпштейн: «у Мандельштама есть собственный горб, наработанный всей его позицией в мировой культуре, - горб человека, который всю свою жизнь сгибается над миром как над книгой, перелистывает и перечитывает её без конца»249. И если Эпштейн считает, что поэту был присущ «интеллектуализм, чуждый философичности»250, то на это можно возразить, что Мандельштам был мыслителем неклассической эпохи, который дает не обобщающее суждение, а уточняющее истолкование.
В неклассической парадигме не может быть одного-единственного истолкования. Отсюда амби- (а часто поливалентность) как родовая черта поэзии Мандельштама. Она обусловливает феномен «двойчаток» и «тройчаток» (часто разнонаправленных по смыслу вариантов одного стихотворения). Вспомним: «любое слово является пучком, и смысл торчит из него в разные стороны, а не устремляется в одну официальную точку» .
Несмотря на культивируемую поэтом неоднонаправленность смысла его высказывания (присущую, вообще говоря, поэтической речи как таковой), можно, как мы увидели, говорить об определенном спектре его культурологических представлений, влиявших на становление его концепции культуры. Динамика развития этой концепции была неотделима от фактов исторической действительности.
Ранний период творчества Мандельштама отмечен движением от юношеского «стихийного экзистенциализма» к историософским идеям, воспринятым Мандельштамом через призму чаадаевского мировоззрения.
249 Эпштейн М. Хасид и талмудист. Сравнительный опыт о Пастернаке и Мандельштаме // Звезда. - 2000. -Ns4.-C.91.
250 Там же. - С. 94.
251 Мандельштам О. Разговор о Данте // Мандельштам О. Стихотворения. Проза. - М, 2001. - С. 567.
Мандельштама поразила и вдохновила чаадаевская универсалистская идея. Единство полагалось как вневременная смысловая связь, являющаяся, однако, в невыдуманной конкретности исторического преемства. Принцип единства Мандельштам противопоставляет аморфному эволюционизму, подменяющему связь времен «дурной бесконечностью» прогресса.
События мировой и гражданской войн и революции вызвали у Мандельштама апокалиптические предчувствия приближающегося конца культуры, которые преодолевались идеей о вечном возвращении, навеянной Ницше.
В заглавном стихотворении «Тристий» - «ТпБЙа» - мысль о вечном круговом повторении и узнавании выходит на первый план. Напомним, что «вечное возвращение» Ницше следует понимать не как наказание существованием, но как вечное утверждение и созидание. «Вечное возвращение» нельзя понять эмпирически или натуралистически. Через вечное вращение колеса Бытия, по Ницше, только и возможно становление жизни. Идея «вечного круговорота», никогда полностью не уходя из сознания Мандельштама, оказалась для него переходной от апокалиптического мирочувствия конца культуры эпохи войн и революций к изменившемуся взгляду на культуру в 1920-е годы.
В 20-е годы Мандельштам, остро чувствуя происходящую смену культурных парадигм, разрыв культур, стремился найти пути к восстановлению их преемственности. Именно в это время Мандельштам уделял особое внимание теоретическому анализу современной ему культуры, что выразилось в целом ряде культурологически ориентированных статей и эссе.
В 30-е годы у Мандельштама появляется стремление не просто «объять всю мировую культуру», тем более каталогизировать её, но синхронизировать.
В этот период на место причинности Мандельштам ставит связь, и это делает глобальную культурную вселенную принципиально синхронистической. Мы показываем, как квинтэссенцией мандельштамовского культурологического мышления становится сформулированная поэтом (конечно, в специфически метафизическом ключе) идея культурной синхронии в наиболее ярком и образном виде выражающая мысль о культуре как целостности высшего порядка.
Воронежская ссылка привела Мандельштама к новому (отличному от революционного времени) эсхатологизму, причудливо переплетенному с попыткой оправдания истории.
Воронежский период мандельштамовского творчества отмечен наивысшей для поэта степенью неоднонаправленности, амбивалентности, подчеркивающей принципиальную сложность и неоднозначность его наследия, создававшегося в особых исторических условиях, но не отменяющей, тем не менее, принципиально целостный характер этого наследия, связанность с рефлексией по поводу культуры. Мы прослеживаем определенную связь между стремлением Мандельштама к «тотальности» (синхронной тотальности культуры) и советским политическим и культурным «тоталитаризмом», объясняющую появление просоветских стихов Мандельштама, составляющих существеннейшую часть его наследия последнего периода.
Таким образом, манделыптамовское творчество (в первую очередь, конечно, поэтическое) дает пример того, как за кажущейся метафорической шифрописью встает ясная, пусть не всегда «устремляющаяся в одну официальную точку», мысль. Мандельштам представляет собой тип поэта, который предлагает пищу не только для чувства, но и для ума. Черта, характерная для всякого подлинного поэта, у Мандельштама достигает таких степеней, при которых не может быть оспорен его статус мыслителя, чьи культурологические концепции остаются остро актуальными и для современной культуры.
Творчество Мандельштама, вобравшее в себя в целокупности мировую культуру, открывает огромный простор для исследований, исходящих из мысли о целостности гуманитарного знания.
Список научной литературыПопов, Евгений Анатольевич, диссертация по теме "Теория и история культуры"
1. Мандельштам, О. Э. Стихотворения. Проза / О. Э. Мандельштам. М.: ACT, 2001.-736 с.
2. Мандельштам, О. Э. Полное собрание стихотворений / О. Э. Мандельштам. СПб.: Академический проект, 1997. - 720 с.
3. Мандельштам, О. Э. Поэзия и проза / О. Э. Мандельштам. М.: Эксмо, 2002. - 576 с.
4. Аверинцев, С. С. Судьба и весть Осипа Мандельштама // Аверинцев С. С. Поэты / С. С. Аверинцев. М.: Языки русской культуры, 1996. С. 189-277.
5. Адамович, Г. Несколько слов о Мандельштаме // Осип Мандельштам и его время / Г. Адамович. М.: Наш дом, 1995. С. 188-193.
6. Амелин, Г. М., Мордерер, В. А. Миры и столкновенья Осипа Мандельштама / Г. М. Амелин, В. А. Мордерер. М.: языки русской культуры, 2001. - 320 с.
7. Ахматова, А. А. Листки из дневника / А. А. Ахматова // Вопросы литературы 1989. - № 2. - С. 96-118.
8. Ахматова, А. А. Тайны ремесла. / А. А. Ахматова. М.: Сов. Россия, 1986.- 144 с.
9. Ахутин, А. В. Диалогическая онтологика культуры В. С. Библера // Теоретическая культурология. М.; Екатеринбург: Академический проект: Деловая книга: РИК, 2005. С. 42-51.
10. Ю.Бак, Д. П. К вопросу о поэтической эволюции Мандельштама: Тема художественного творчества // Творчество Мандельштама и вопросы исторической поэтики. Кемерово, 1990. - С. 24-31.
11. Бадью, А. Век поэтов (пер. с фр. С.Фокина) / А. Бадью Электронный ресурс. — Режим доступа: http://magazines.mss.rn/nlo/2003/63/badu.html
12. Баратынский, Е. А. Лирика / Е. А. Баратынский. Минск: Харвест, 2002. - 448 с.
13. Белый, А. Символизм как миропонимание / А. Белый. М.: Республика, 1994.-528 с.
14. Белый, А. Симфонии / А. Белый. Л.: Художественная литература, 1990.-528 с.
15. Бергсон, А. Творческая эволюция / А. Бергсон М.: - Кучково поле, 2006.-382 с.
16. Бердяев, Н. А. Самопознание / Н. А. Бердяев М.: ЭКСМО-Пресс, 2001.-624 с.
17. Бердяев, Н. А. Утонченная Фиваида // Бердяев Н. А. Судьба России / Н.
18. A. Бердяев. М.: ЭКСМО-ПРЕСС, 2001. С. 243-267.
19. Библер, В. С. На гранях логики культуры. Книга избранных очерков /
20. B. С. Библер. М.: Русское феноменологическое общество, 1997. - 440 с.
21. Борхес, X. JI. Вавилонская библиотека // Борхес X. Л. Рассказы. Ростов-на-Дону.: Феникс, 1999. С. 374-383.
22. Бродский, И. А. Сын цивилизации / И. А. Бродский // Звезда. 1989. -№8.-112-125.
23. Бухштаб, Б. Поэзия Мандельштама / Б. Бухштаб. Вопросы литературы. - 1989. - №3. - С. 121- 136.
24. Бушман, Ирина. Поэтическое искусство Мандельштама / Ирина Бушман Электронный ресурс. Режим доступа: http://lib.ru/POEZIQ/MANDELSHTAM/bushman.txt
25. Быстров, Н. Л. Об онтологическом статусе слова в поэзии Мандельштама / Н. Л. Быстров // Известия УрГУ. 2004. - № 33. - С. 87-97.
26. В перспективе культурологии: повседневность, язык, общество. М.: Академический проект, 2005. 528 с.
27. Видгоф, Л. М. Москва Мандельштама: Книга-экскурсия / Л. М. Видгоф. М.: ОГИ, 2006. - 480 с.
28. Волков, С. История культуры Санкт-Петербурга / С. Волков. М.: Эксмо, 2005. - 704 с.
29. Гагарин, А. С. Экзистенциалы человеческого бытия: одиночество, смерть, страх / А. С. Гагарин. Екатеринбург: Изд-во Уральского унта, 2001.-372 с.
30. Гадамер, Х.-Г. Истина и метод. Основы философской герменевтики X.-Г. Гадамер. М.: Прогресс, 1988. - 745 с.
31. Гаспаров, Б. М. Литературные лейтмотивы. Очерки русской литературы XX века / Б. М. Гаспаров. М.: Наука, 1994. - 304 с.
32. Гаспаров, М. Л. Комментарий к стихам / М. Л. Гаспаров // Мандельштам О. Э. Стихотворения. Проза. М.: ACT, 2001. С. 604-677.
33. Гаспаров, М. Л. О русской поэзии: Анализы, интерпретации, характеристики / М. Л. Гаспаров. СПб.: Азбука, 2001. - 480 с.
34. Гаспаров, М. Л. Поэт и культура. Три поэтики Осипа Мандельштама / М. Л. Гаспаров // Мандельштам О. Э. Полное собрание стихотворений. СПб.: Академический проект, 1997. С. 5-64.
35. Гаспаров, М. Л., Ронен, О. Похороны солнца в Петербурге: о двух театральных стихотворениях Мандельштама / М. Л. Гаспаров, О. Ронен. // Звезда. 2003. - №5. - С. 207-219.
36. Генис, А. Метаболизм поэзии. Мандельштам и органическая эстетика // Генис А. Сочинения в 3-х тт. Т. 2. / А. Генис Екатеринбург, У-Фактория, 2003. С. 211-230.
37. Генис, А. Модернизм как стиль XX века / А. Генис // Звезда. 2000. № 11. С. 202-209.
38. Герштейн, Э. Мемуары / Э. Герштейн. М.: Захаров, 2002. - 516 с.
39. Гинзбург, Л. Я. О старом и новом: Статьи и очерки / Л. Я. Гинзбург -Л.: Сов. писатель, 1982. 422 с.
40. Горнунг, JI. В. Немного воспоминаний об Осипе Мандельштаме / Л. В. Горнунг // Жизнь и творчество О. Э. Мандельштама. Воронеж: изд-во ВГУ, 1990. С. 26-36.
41. Гумилев, Н. С. Письма о русской поэзии // Критика русского постсимволизма. М.: Олимп, 2002. Библиотека русской критики, 379 с.
42. Демина, A.C. Поэтическая философия творчества О. Э. Мандельштама: автореф. дис. . канд. филол. наук / А. С. Демина. — Нижний Новгород, Изд-во Нижегородского гос. университета. — 20 с.
43. Добужинский, М. В. Воспоминания / М. В. Добужинский. М.: Наука, 1987.-480 с.
44. Дутли, Р. «Век мой, зверь мой.» / Р. Дутли; пер. с нем. К. М. Азадовского. СПб.: Академический проект, 2005. 432 с.
45. Есаулов, И. А. Постсимволизм и соборность // Постсимволизм как явление культуры: Материалы Межд. конференции 10-11 марта 1995. М., 1995.-51 с.
46. Живов, В. М. Космологические утопии и антикосмологические мотивы в русской поэзии 1920-1930-х гг. / В. М. Живов // Сб. статей к 70-летию проф. Ю. М. Лотмана. Тарту, Эйдос, 1992. - С. 411-433.
47. Жирмунский, В. М. Преодолевшие символизм // Жирмунский В. М. Поэтика русской поэзии / В. М. Жирмунский. СПб.: Азбука-классика, 2001.-С. 364-405.
48. Иванов, Вяч. Ив. Лик и личины России. Эстетика и литературная теория / Вяч. Ив. Иванов. М.: Искусство. - 1995. - 671 с.
49. Иванов, Вяч. Вс. «Стихи о Неизвестном солдате» в контексте мировой поэзии / Вяч. Вс. Иванов // Жизнь и творчество О. Э. Мандельштама. -Воронеж: Изд-во ВГУ, 1990. С. 356-367.
50. Каган, М. С. Град Петров в истории русской культуры / М. С. Каган. -СПб.: Паритет, 2006. 480 с.
51. Калмыкова, В. В. Эстетика О. Э. Мандельштама / В. В. Калмыкова // Вопр. философии. 2006. - № 9. - С. 130-143.
52. Кантор, В. К. Феномен русского европейца / В. К. Кантор // Человек. -1999.-№4.- С. 94-110.
53. Кантор, Е. В толпокрылатом воздухе картин: Искусство и архитектура в творчестве О.Э. Мандельштама / Е. В. Кантор // Лит. обозрение. 1991. №1. С. 59-68.
54. Кац, Б.А. Защитник и подзащитный музыки // Мандельштам О. «Полон музыки, музы и муки.» / Б.А. Кац. Л.: 1991, С. 7-54.
55. Кацис, Л. Ф. Осип Мандельштам: Мускус иудейства / Л. Ф. Кацис. -М.: Мосты культуры; Иерусалим: Гешарим, 2002. 598 с.
56. Кацис, Л. Ф. Поэт и палач. Опыт прочтения сталинских стихов / Л. Ф. Кацис // Лит. обозрение. 1991. - № 1. - С. 46-54.
57. Кихней, Л. Г. Эсхатологический миф в позднем творчестве Мандельштама / Л. Г. Кихней // Вестник МГУ. Сер. 9. - Филология. -М.,-2005.-№6. - С. 108-122.
58. Ковельман, А.Б. Осип Мандельштам как экзегет / А.Б. Ковельман Электронный ресурс. Режим доступа: http://www.portal-credo.ru/site/?act=lib&id=2215
59. Колобаева, Л. А. Ахматова и Мандельштам (самосознание личности в лирике) / Л.А. Колобаева Электронный ресурс. Режим доступа: http://www.akhmatova.org/articles/kolobaeva.htm
60. Костерина, Е. Н. Художественный мифологизм творчества О. Э. Мандельштама: автореф. дис. . канд. филол. наук / Е. Н. Костерина. -Владивосток: Изд-во ДГУ, 2001. 22 с.
61. Кубатьян, Г. От слова до слова: Комментарий к циклу О. Мандельштама «Армения» / Г. Кубатьян // Вопр. лит. 2005. - № 5. - С. 146-182.
62. Кузин, Б. Воспоминания. Произведения. Переписка. / Б. Кузин. СПб.: Инапресс, 1999. - 800 с.
63. Культурология. XX век. Энциклопедия в 2-х тт. СПб.: Университетская книга, 1998. 446 с. (1 т.); 448 с. (2т.).
64. Кушнер, А. «Это не литературный факт, а самоубийство» / А. Кушнер // Новый мир. 2005. № 7. С. 132-146.
65. Левин, Ю. И. Избранные труды: Поэтика. Семиотика / Ю. И. Левин. -М., 1998.-746 с.
66. Левин, Ю. И. О некоторых особенностях поэтики позднего Мандельштама / Ю. И. Левин // Жизнь и творчество О. Э. Мандельштама. Воронеж: Изд-во ВГУ, 1990. С. 406-416.
67. Левин Ю. И., Сегал Д. М., Тименчик Р. Д., Топоров В. Н., Цивьян Т. В. Русская семантическая поэтика как потенциальная культурная парадигма // Смерть и бессмертие поэта: Материалы науч. конференции. М.: РГГУ, 2001. - С. 276-289.
68. Левченко, Я. «Грифельная ода» О. Э. Мандельштама как логодицея /Я. Левченко // Критика и семиотика. Новосибирск: НГУ, 2005. Вып. 8. С. 197-212.
69. Лейдерман, Н. Л. Феномен Осипа Мандельштама // Лейдерман Н. Л. Русская литературная классика XX века. Монографические очерки / Н. Л. Лейдерман. Екатеринбург, 1996. С. 125-178.
70. Лекманов, О. А. Книга об акмеизме и другие работы /О. А. Лекманов -Томск: Водолей, 2000. 704 с.
71. Магу н, А. Поэтика революционного времени: Гельдерлин и Мандельштам / А. Магун. // НЛО. 2003. - № 63. - С. 39-58.
72. Мандельштам, Н. Я. Воспоминания / Н. Я. Мандельштам. М.: Книга,1989.-480 с.
73. Манделыптам, Н. Я. Вторая книга: Воспоминания / Н. Я. Мандельштам- М.: Московский рабочий, 1990. 560 с.
74. Мандельштам, Н. Я. Комментарий к стихам 1930-1937 годов / Н. Я. Мандельштам // Жизнь и творчество О. Э. Мандельштама. Воронеж: Изд-во ВГУ, 1990. С. 189-313.
75. Мартыненко, Ю. Б. Имя и время в поэзии О. Мандельштама / Ю. Б. Мартыненко // Русский язык в школе. 2006. - 31. - С. 52-56.
76. Меркель, Е. В. Философия слова и поэтическая семантика О. Э. Мандельштама: автореф. дис. . канд. филол. наук / Е. В. Меркель. -Владивосток: Изд-во ДГУ, 2002. 22 с.
77. Мец, А. Г. О поэте (очерк биографии) / А. Г. Мец // Мандельштам О. Э. Полное собрание стихотворений. СПб.: Академический проект, 1997. -С. 65-86.
78. Мец, А. Г. Осип Мандельштам и его время: Анализ текстов. / А. Г. Мец- СПб.: Гиперион, 2005. 288 с.
79. Микушевич, В. Б. Принцип синхронии в позднем творчестве Мандельштама / В. Б. Микушевич // Жизнь и творчество О. Э. Мандельштама. Воронеж: Изд-во ВГУ, 1990. С. 427-438.
80. Мильчина5 В. А., Осповат, А. А. О Чаадаеве и его философии истории / В. А. Мильчина, А. А. Осповат // Чаадаев П. Я. Сочинения. М.: Правда,1990.-С. 3-12.
81. Муравьева, И. А. Век модерна / И. А. Муравьева В 2-х тт. СПб.: Пушкинский фонд, 2004. - 274 с. (1 т.); 272 с. (2 т.).
82. Мурашов, А. Н. Мандельштам 1921-1925 годов: зарисовка на фоне К. Леонтьева / А. Н. Мурашов. Вестник МГУ. - Сер. 9. - Филология. -2003.-№3.-С. 149-153.
83. Неретина, С. С., Огурцов, А. П. Эмбриональное поле культуры: О. Э. Мандельштам / С. С. Неретина, А. П. Огурцов // Человек. 2000. № 3. С. 21-35.
84. Ницше, Ф. Так говорил Заратустра // Ницше Ф. Сочинения в 2-х тт. / Ф. Ницше. Т. 2. М.: Мысль, 1990. - 574 с.
85. Павлов, Е. «. Тем звучащим слепком формы.»: опыт Мандельштама (авторизованный пер. с англ. А. Скидана) / Е. Павлов Электронный ресурс. Режим доступа: http://magazines.russ.ru/nlo/2003/63/pavlov.html
86. Павлов, Е. Шок памяти. Автобиографическая поэтика Вальтера Беньямина и Осипа Мандельштама / Е. Павлов; авториз. пер. с англ. Скидана А. М.: НЛО, 2005. - 219 с.
87. Пак, Сун Юн. Время длительность - память в творчестве О. Мандельштама (К рецепции философии А. Бергсона в России) / Пак Сун Юн Электронный ресурс. - Режим доступа: Credo NEW теоретический журнал http://credonew.ru
88. Панова, Л. Г. «Мир», «пространство», «время» в поэтике Осипа Мандельштама / Л. Г. Панова М.: Языки славянской культуры, 2002. -808 с.
89. Панофски, Э. История искусств как гуманистическая дисциплина / Э. Панофски // Советское искусствознание. Вып. 23. - М., 1988.
90. ЮО.Панофский, Э. Смысл и толкование изобразительного искусства / Пер. В.В. Симонова. — СПб.: Академический проект, 1999. — 394 с.
91. Паперно, И. А. О природе поэтического слова: Богословские источники спора Мандельштама с символизмом / И. А. Паперно // Лит. обозрение. № 1. С. 29-36.
92. Паперный, В. Культура Два / В. Паперный. М.: НЛО, 2006. - 408 с.
93. Паскаль, Б. Мысли / Б. Паскаль. М.: ЭКСМО-Пресс, 2000. - 368 с.
94. Пастернак, Б. Л. Услышать будущего зов. Стихотворения. Поэмы. Переводы. Проза / Б. Л. Пастернак. М.: Школа-Пресс, - 1995. - 752 с.
95. Петрова, Н. А. Литература в неантропоцентрическую эпоху. Опыт О. Мандельштама / Н. А. Петрова. Пермь: Пермский гос. пед. ун-т., 2001.-311 с.
96. Юб.Подкорытова, Т. И. Реальность-акциденция и культура-субстанция в акмеистической онтологии О. Мандельштама / Т. И. Подкорытова // Реальность. Человек. Культура. Омск: ОмГПУ, 2003. - С. 68-70.
97. Прохоренко, JI. Е. Культурологические концепции в истории литературы // Введение в культурологию / Л. Е. Прохоренко. СПб.: СПбГУ, 2003. - С. 142-149.
98. Ю8.Радзинский, Э. С. Сталин / Э. С. Радзинский. М.: Вагриус, 1997. — 640 с.
99. Ронен, О. К сюжету «Стихов о Неизвестном солдате» // Ронен О. Слово и судьба: Осип Мандельштам / О. Ронен. М.: Наука, 1991. - С. 429-431.
100. Ронен, О. Осип Мандельштам / О. Ронен // Лит. обозрение. 1991. № 1. С. 21-29.
101. Ронен, О. Поэтика Осипа Мандельштама / О. Ронен. СПб.: Гиперион, 2002. - 240 с.
102. Руднев, В. П. Словарь культуры XX века / В. П. Руднев. М.: Аграф, 1997.-384 с.
103. Русская литература в зарубежных исследованиях 1980-х годов. М.: ИНИОН АН СССР, 1990. 234 с.
104. Русская философия. Словарь / Под общ. ред. М. Маслина. — М.: ТЕРРА-Книжный клуб; Республика, 1999. 656 с.
105. И5.Сарнов, Б. Случай Мандельштама. Заложник вечности / Б. Сарнов. -М.: Эксмо, 2006.-448 с.
106. Седых, О. А. Философия времени в творчестве О. Э. Мандельштама. / О. А. Седых//Вопр. философии. 2001. № 5. С. 103-132.
107. Семенко, И. М. Поэтика позднего Мандельштама / И. М. Семенко. — М. Ваш выбор. ЦИРЗ, 1997. 212 с.
108. Семенко, И. М. Творческая история «Стихов о Неизвестном солдате» / И. М. Семенко // Жизнь и творчество О. Э. Мандельштама. Воронеж: Изд-во ВГУ, 1990. С. 479-506.
109. Смирнов, А. Античный Петроград в поле культурных кодов / А. Смирнов // Вопр. лит. 1999. № 2. С. 44-62.
110. Смирнов, И. П. Художественный смысл и эволюция поэтических систем / И. П. Смирнов. М.: Наука, 1977. - 203 с.
111. Смирнов, С.А. Автопоэзис человека. Осип Мандельштам / С.А. Смирнов Электронный ресурс. Режим доступа: http://www.antropolog.nl/doc/persons/smirnov/smirnov5
112. Смола, О. П. Заметки к теме «Мандельштам и революция» / О. П. Смола // Жизнь и творчество О. Э. Мандельштама. Воронеж: Изд-во ВГУ, 1990.-С. 506-515.
113. Стратановский, С. Творчество и болезнь: О раннем Мандельштаме / С. Стратановский. // Звезда. 2004. - №4. - С. 210-221.
114. Струве, Н. Осип Мандельштам / Н. Струве. Томск: Водолей, 1992. -272 с.
115. Струве, Н. Христианское мировоззрение Мандельштама /Н. Струве Электронный ресурс. Режим доступа: http://ricolor.org/journal/au2005/15/
116. Сурат, И. Опыты о Мандельштаме / И. Сурат. М.: Интрада, 2005. -128 с.
117. Сурат, И. Этюды о Мандельштаме / И. Сурат // Знамя. 2007. № 5. С. 190-202.
118. Таборисская, Е. А. Петербург в лирике Мандельштама / Е. А. Таборисская // Жизнь и творчество О. Э. Мандельштама. Воронеж: Изд-во ВГУ, 1990. С. 515-529.
119. Тарановский, К. Ф. О поэзии и поэтике / К. Ф. Тарановский. М.: Языки русской культуры, 2000. - 432 с.
120. Тоддес, Е. А. Поэтическая идеология / Е. А. Тоддес // Лит. обозрение. 1991. №3. С. 65-82.
121. Тоддес, Е. А. Статья «Пшеница человеческая» в творчестве Мандельштама 20-годов / Е. А. Тоддес // Тыняновский сборник. Третьи тыняновские чтения. Рига: Зинатне, 1988. С. 184-217.
122. Тютчев Ф. И. Лирика / Ф. И. Тютчев. Алма-Ата: Жазушы, 1986. -256 с.
123. Успенский, Б. А. Поэтика композиции / Б. А. Успенский. СПб.: Азбука-классика, 2000. - 427 с.
124. Флиер, А. Я. Культурология для культурологов / А. Я. Флиер. М.Екатеринбург: Академический проект; Деловая книга, 2002. - 464 с.
125. Фрезинский, Б. Эренбург и Мандельштам / Б. Фрезинский // Вопр. лит. 2005. №2. С. 275-318.
126. Фрейдин, Г. Сидя на санях: О. Мандельштам и харизматическая традиция русского модернизма / Г. Фрейдин. Вопр. литературы. -1991. -№1.~ С. 9-16.
127. Фролов, И., Саакадзе, С. Откровение Мандельштама. Эзотерика Сталинской Оды / И.Фролов, С.Саакадзе Электронный ресурс. -Режим доступа: http://www.stosvet.net/8/frolov-saakadze/
128. Ханзен-Лёве, О. А. Петрополь-Некрополь: танатопоэтика у Мандельштама / О. А. Ханзен-Лёве // Существует ли Петербургский текст? СПб., 2005. С. 301-322.
129. Цивьян, Т. В. Кассандра, Дидона, Федра: Античные героини зеркала Ахматовой / Т. В. Цивьян // Лит. обозрение. 1989. №5. С. 29-33.
130. Чаадаев, П. Я. Сочинения / П. Я. Чаадаев. М.: Правда, 1990. - 656 с.
131. Черняк, Л. С. Рациональность культуры // Теоретическая культурология. М. Екатеринбург: Академический проект; Деловая книга: РИК - 2005. - С. 30-42.
132. Шпенглер, О. Закат Европы / О. Шпенглер. М.: Мысль, 1993. - 674 с.
133. Штемпель, H. Мандельштам в Воронеже / Н. Штемпель. М.: МО, 1992.-146 с.
134. Шубинский, В. Неуязвимый / В. Шубинский // НЛО. 2006. № 6. С. 465-474.
135. Эдельштейн, М. Выбор судьбы / М. Эделынтейн // Знамя. 2005. № 3. С. 228-229.
136. Эпштейн, М. Хасид и талмудист. Сравнительный опыт о Пастернаке и Мандельштаме / М. Эпштейн // Звезда. 2000. № 4. С. 82-96.
137. Cavanagh, С. Osip Mandelstam and the Modernist Creation of Tradition / C. Cavanagh. Princeton, 1995. - 362 p.
138. Freidin, G. A coat of many colors: Osip Mandelstam and his mythologies of self-presentation / G. Freidin. Berkeley, 1987.
139. Glazova, A. Celan's Mandelstam / A. Glazova Электронный ресурс. -Режим доступа: http://spintongues.msk.ru/glazova35eng.htm
140. Glazova, M. Mandelstam and Dante: The Divine Comedy in Mandelstam's poetry of the 1930s / M. Glazova // Studies in Soviet thought. 1984. Vol. 28. P. 281-335.