автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.10
диссертация на тему: Рецепция творчества О.Э. Мандельштама в журналистике и мемуарной литературе

Полный текст автореферата диссертации по теме "Рецепция творчества О.Э. Мандельштама в журналистике и мемуарной литературе"

На правах рукописи

ГОРОДЕЦКИЙ ЛЕВ РАФАИЛОВИЧ

РЕЦЕПЦИЯ ТВОРЧЕСТВА О.Э.МАНДЕЛЬШТАМА В ЖУРНАЛИСТИКЕ И МЕМУАРНОЙ ЛИТЕРАТУРЕ

Специальность 10.01.10 - Журналистика

Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

I

Москва - 2006

Работа выполнена на кафедре литературной критики Российского государственного гуманитарного университета

Научный руководитель:

доктор филологических наук Л.Ф. Кацис

Официальные оппоненты:

доктор филологических наук М.М. Гейзер кандидат филологических наук И.Б. Делекторская

Ведущая организация:

Московский государственный университет им. М. В. Ломоносова, факультет журналистики

Защита состоится 27 апреля 2006 г в 17 часов на заседании диссертационного совета К 212. 198. 03"по защите диссертаций на соискание ученой степени кандидата филологических наук в Российском государственном гуманитарном университете (Москва, 125267, Миусская пл., д. 6).

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Российского государственного гуманитарного университета.

Автореферат разослан «23» марта 2006 г.

Ученый секретарь диссертационного совета, канд. филол. наук, доц.

Д. М. Фельдман

I. ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Настоящая работа представляет собой попытку анализа взаимоотношений О.Э. Мандельштама— поэта и человека - с русскоязычной культурно-цивилизационной системой («русской цивилизацией») на материале русскоязычной журналистики, критики и мемуаристики. При этом исследуется специфика, причины и типология журналистского и критического дискурса о Мандельштаме, вербализирующего эти отношения.

Исследование творчества Мандельштама и рецепции его поэзии и прозы занимает все более и более значимое место в изучении культуры 20-го века. Сложились различные школы и типы изучения публикаций и анализа творческого наследия Мандельштама. Популярны как традиционные биографические, текстологические и т. п. исследования, так и работы аналитического плана, выявление и исследование литературных подтекстов, семантических суггестий и т. п., которые сами во многом основаны на идеях поэта, выраженных в его знаменитых статьях.

На этом фоне ясно просматривается преимущественное внимание исследователей к поэзии Мандельштама, сравнительно с его прозой. Необходимо также отметить, что подавляющее большинство имеющихся работ так или иначе восходят к книгам Н.Я Мандельштам. Это касается отношения исследователей как к прижизненным критикам поэта, так и ко многим деятелям культуры и литературы, с которыми Мандельштам встречался на протяжении жизни.

Манделыптамоведение как наука выработало свои собственные многочисленные приемы и способы анализа текста Мандельштама, традицию работы с прижизненными источниками, включая литературную критику, повременную журналистику и позднейшую мемуаристику.

Эти обстоятельства, несмотря на серьезные достижения манделыптамоведения, привели к формированию некоторого замкнутого

РУС. Г1АЦИ011А«|1>11А>

корпуса тем, проблем и методов исследования творчества поэта. При этом наименее исследованными областями творчества Мандельштама остаются его журналистская и редакционно-издательская деятельность, хотя именно они в существенной степени определили трагическую судьбу поэта.

В самое последнее время многие специалисты по русской литературе обратились к изучению «русско-еврейской» литературы, критики и журналистики.

К настоящему времени рядом исследователей (Р.Д. Тименчик, Д.М. Сегал, О. Ронен, Н. Поллак, М.М. Гейзер, Л.Ф. Кацис и др.) выявлен в текстах Мандельштама целый пласт образов, метафор, подтекстов, сюжетов и т.п., связанных как с жизнью евреев Российской империи, так и с иудейской традицией, отраженной в «русско-еврейской» литературе.

Однако как названные, так и многие другие исследователи не обращали специального внимания на проявления этого пласта в языке Мандельштама и на рецепцию этих проявлений в журналистике и критике, хотя современники неоднократно обращали внимание на особенности не только поэтического идиолекта, но и просто русского языка Мандельштама. В 1990-е - 2000-е гг. этот аспект творчества поэта вновь возник на страницах газет и журналов.

Актуальность данного исследования определяется необходимостью восполнения этой лакуны. Необходимо выявить те особенности поэтического языка Мандельштама, которые бросались в глаза современникам и часто определяли отношение их к творчеству поэта.

Так, известный русский журналист и критик А.Г. Горнфельд, публиковавшийся в различных периодических изданиях, в частности, в «Русском богатстве», «Восходе», «Новом Восходе» и т.д., а впоследствии -герой «Четвертой прозы» и ряда газетных выступлений Мандельштама, говоря об авторе «Камня» и «Тристий», прямо называл его в ряду мелких русско-еврейских поэтов, не преодолевших языкового влияния еврейской среды, из которой они пришли в русскую литературу. Многие авторы

критических статей также считали нужным подчеркнуть какую-то странную «нерусскость» русского языка Мандельштама.

Это приводит к необходимости разработки аналитической процедуры, которая учитывала бы влияние «языковой картины мира» Мандельштама на критическую и мемуарную оценку творчества поэта, равно как и позволяла бы оценивать адекватность мемуарной и критической рецепции.

Объектом изучения является полный корпус текстов Мандельштама, взятый в его единстве, включая варианты, черновики и т. д.; максимально широкий круг журналистских и критических отзывов, переходящих, порой, друг в друга; мемуарных свидетельств современников, в которых отразились изучаемые в нашей работе германо-еврейские черты поэтического языка и поэтического мировоззрения Мандельштама.

Целью исследования является анализ феномена, состоящего в явной и скрытой чуждости дискурса и самой экзистенции Мандельштама для большой (если не большей) части журналистов, литературных критиков и мемуаристов. Это явление привело к существенному искажению образа поэта и затруднило восприятие его творчества современниками и потомками.

Для достижения этой цели решаются следующие задачи:

1. Изучение прижизненной критики, журналистики и мемуаристики; связанных с дискурсом Мандельштама, исследование различных видов негативных отзывов журналистов и критиков в связи с особенностями поэтического языка Мандельштама;

2. Выявление главных причин негативной рецепции творчества Мандельштама у критиков и журналистов; анализ основных факторов, способствующих формированию у них реакции отторжения на дискурс и поведение поэта, разработка соответствующих процедур анализа текста Мандельштама.

Методологические основы работы. Специфика творчества Мандельштама обуславливает междисциплинарный характер исследования,

находящегося на границе изучения истории русской журналистики, критики и мемуаристики, с одной стороны, культурологии и интерлингвистической поэтики - с другой.

Научная новизна настоящей работы состоит в комплексном, обобщающем историко-литературном, лингво-поэтическом и культурологическом анализе германо-идишского субстрата в творчестве Мандельштама (как важнейшего элемента языковой картины мира поэта), его отражения в журналистской, критической и мемуарной рецепции творчества поэта в XX веке; в разработке методов и принципов анализа дискурса поэта, связанных с выявлением иноязычного языкового субстрата, оказывающего влияние на критическую рецепцию художественного и публицистического текста, в данном случае текста Мандельштама.

Научно-практическое значение исследования. Результаты исследования могут быть использованы как в курсах по истории русской журналистики и литературной критики, так и в курсах по истории русско-еврейской литературы. Кроме того, результаты исследования могут быть использованы при подготовке комментариев к новым изданиям Мандельштама и «Манделыптамовской энциклопедии».

Источниковая база исследования. Источники данного исследования подразделяются на 3 группы.

К первой группе относятся тексты самого Мандельштама: опубликованные при жизни поэта, неопубликованные, а также черновики, представленные в наиболее полных и авторитетных изданиях1.

Вторую группу составляют мемуары2, из которых мы выбрали наиболее релевантные нашей теме. Подобные подборки отсутствуют в предшествующих исследованиях.

1 Мандельштам О. Сочинения /Сост. П. Нерлер. В 2 т. М., 1990; Мандельштам О. Собр. произв.: Стихотворения /Сост. С. Василенко, Ю. Фрейдин. м., 1992. Мандельштам О. Стихотворения. Проза /Коммент. М-Гаспарова. М., 2001; Мандельштам О. Собр. Соч. в 4-х т. М., 1993-1999.

К третьей группе относятся критические и журналистские статьи в периодике, сборниках статей и отдельных книгах: опубликованные как при жизни, так и после смерти Мандельштама3. Эта группа источников наиболее многочисленна и разнообразна, ибо чаще всего критические статьи и мемуары не посвящены проблеме чужести текстов Мандельштама специально. Поэтому выделение и типологизация соответствующих отрывков, сведений, фактов, порой - оговорок и проговорок, представляла отдельную проблему. Тем более, что подчас невозможно отделить «источники» от «исследовательской литературы», поскольку тексты, анализируемые в диссертационном исследовании, могут выступать и выступают и как тексты критического и журналистско-публицистического характера, и как тексты исследовательские. Примером может служить упомянутая статья С.С. Аверинцева в «Новом мире».

История изучения вопроса. Серьезное изучение творчества Мандельштама вообще и «еврейской» его составляющей в частности, началось в 1950-х - 1960-х гг. XX века практически одновременно с появлением первых книг Мандельштама, как на русском, так и на английском языке, выходивших за пределами СССР. Существенную, если не определяющую, роль в формировании исследовательских позиций и аналитических стратегий сыграли вышедшие в начале 70-х гг.

2 Приведен примеры текстов: Мандельштам Н. Воспоминания, м., 1999; Мандельштам Н. Вторая книга. М., 1999; Мандельштам Н. Книга третья. Париж, 1981. Герштейн Э. Мемуары. М., 2002. Воспоминания о серебряном веке: Сб. /Сост. и коммент. В. Крейд. М., 1993.Иванов Г. Собр. соч. В 3 т. М., 1994. Т. 3: Мемуары. Литературная критика.

3 Приведем лишь несколько наиболее важных для нас примеров иэ большого числа текстов: Горнфельд А.Г. Русское слово и еврейское творчество // Еврейский альманах: Сб. М; Петроград, 1923.Заславский Д. Евреи в русской литературе //Еврейская летопись. Сб. 1. Петроград, 1922. Эйхенбаум В. О литературе /Коммент. Е. Тоддеса. М., 1987. Аверинцев С. Так почему же все-таки Мандельштам? //Новый мир. 1998. №6. Андреев В. Возвращение в жизнь //Звезда.1969. »5.

«Воспоминания» и «Вторая Книга» Н.Я. Мандельштам, а также ее комментарии к стихам поэта.

Хронологически первая работа, подробно и специально анализировавшая еврейский субстрат творчества поэта, была опубликована О. Роненом в 1973 г.4 Автор этой статьи, основываясь на сведениях из «Шума времени», констатировал уход Мандельштама от еврейской традиции, практическое незнание еврейского языка и даже резкое отталкивание от всего еврейского. Следующая, принципиально важная, работа М. Каганской «Осип Мандельштам - поэт иудейский (Мандельштам и Хомяков)»5 вышла в свет в Иерусалиме в 1977 г., хотя она была написана и распространялась в «Самиздате» еще в конце 60-х гг. По сведениям, полученным от автора, Н.Я. Мандельштам была знакома с этим текстом. М. Каганская показала, что некоторые стихи Мандельштама, основанные на поэзии Хомякова, связаны, одновременно, с еврейской традицией. Это и позволило М. Каганской назвать Мандельштама «поэтом иудейским».

Работа израильской исследовательницы, выполненная еще в советском Киеве, вызвала острую критическую реакцию у русскоязычных израильских авторов6 и неприятие у подавляющей части крупнейших специалистов по творчеству Мандельштама. На многие годы эта работа практически выпала из активного исследовательского оборота. Однако в 2004 г. Л.Ф. Кацис показал, что удивившее специалистов по русской литературе сопоставление русского поэта Мандельштама и поэта-славянофила Хомякова может быть научно обосновано. Л.Ф. Кацис показал, что промежуточным членом сравнения является «библейская поэзия» русско-

' O.R. (Ronen) Mandelshtam, Oslp Emylyevich (1891-1938?) // Encyclopaedia Judaica / Year Book. 1973. Events of 1972. Jerusalem. 1973. P. 295-296.

5 Каганская M. Осип Мандельштам - поэт иудейский (Мандельштам и Хомяков) // Сион. Иерусалим. »20. 1977. С. 174-195.

' Библейские основы бытия и совесть русского поэта (письмо М. Каганской) // Двадцать два. Тель-Авив, 1978. »22. С.218-223.

еврейского поэта С. Фруга7, не только выполненная в стиле Хомякова, но и прямо содержащая библейские эпиграфы из этого поэта.

Достаточно влиятельна в современном манделынтамоведении и работа одного из крупнейших специалистов по творчеству поэта К.Ф. Тарановского «Черно-желтый свет. Еврейская тема в поэзии Мандельштама»8. Эта работа во многом продолжает и развивает идеи О. Ронена, хотя в ряде случаев и спорит с ним.

В 1988 г. вышло в свет исследование русско-еврейского писателя А. Львова - «Желтое и черное. Опыт исследования еврейской ментальности»9. Эта работа, несмотря на заведомо любительский характер, содержала ряд верных наблюдений над автобиографическими текстами поэта и активно оспаривала, открыто или неявно, позицию Н.Я. Мандельштам.

Основные сведения о еврейской составляющей творчества Мандельштама в книгах Н.Я. Мандельштам содержатся во «Второй книге» в главах «Родословная», «Вечный жид» и «Канцона». Н.Я. Мандельштам часто, в противоречии с текстами поэта, отвергает его интерес к своему происхождению, к «немецко-еврейским» идеям отца, и пытается толковать тексты поэта с точки зрения православия, отмечая, тем не менее, стойкий интерес Мандельштама к еврейству.

Однако даже такая позиция вызвала неприятие у С.С. Аверинцева в статье «Так почему же все-таки Мандельштам?» ,0. Здесь замечательный русский православный мыслитель даже предъявляет претензии Н.Я. Мандельштам за чрезмерное внимание к этому вопросу.

7 Кацис Л. Книга С. Фруга «Стихотворения» 1885 г.: динамика подтекста в русско-еврейской поэзии. // Еврейский книгоноша. 2005. VI. С. 31-39.

8 Тарановский К.Ф. Черно-желтый свет. Еврейская тема в поэзии Мандельштама // Тарановский К.Ф. О поэзии и поэтике. М., 2000. С. 8081.

9 Львов А. Желтое и черное. Опыт исследования еврейской ментальности. Вторая книга. Нью-Йорк; Мюнхен, 1980. С. 80.

10 Аверинцев С. Так почему же все-таки Мандельштам? //Новый мир. 1998. »6. С. 219-220.

Необходимо сказать, что еврейская американская печать отмечала, что из стихов и прозы Мандельштама никак не следует чисто христианская позиция их автора.

Вообще говоря, изучение творчества Мандельштама в течение десятилетий разделялось на два практически не пересекающихся потока -один находился в рамках русистики и славистики, другой - в рамках иудаики.

Наиболее яркой работой из тех, что написаны специалистами по иудаике и сравнительному литературоведению, является книга израильского исследователя Э. Зихера11. В этой работе приводится достаточно обширная библиография работ о Мандельштаме, выполненных специалистами по иудаике и практически не включенных в общее манделыптамоведение.

К проблеме отражения еврейской проблематики в творчестве Мандельштама неоднократно обращался Д.М. Сегал. Он обращал внимание на различные аспекты еврейской темы в творчестве Мандельштама. Это касалось и анализа статьи Мандельштама «Скрябин и христианство»12, и отражения еврейской проблематики русской революции в политических стихах и прозе поэта13.

Ряд важных соображений о м$сте и роли Мандельштама в русско-еврейской поэзии содержится в статье Сегала «Довид Кнут: поэтика и эпоха»14 и в других его работах, в которых он вписывает Мандельштама в широкий контекст культуры ассимилированного европейского еврейства 20-го века. Особое внимание хотелось бы обратить на то, что Сегал - один из немногих исследователей Мандельштама, которые предприняли попытку

Siecher Е. Jews in Russian Literature after the October Revolution. Writers and Artists between Hope and Apostasy: ("The "colour" of Judaism: Osip Mandelstam's "Noise of Time"). Cambrige, 1995. P. 136-137.

12 Сегал Д. Осип Мандельштам: история и поэтика. Ч. I. Кн. 1. Jerusalem-Berkeley. 1998. Slavica Hierosolymitana. Vol. VIII. P. 270271.

13 Он же. «Сумерки свободы»: о некоторых темах русской ежедневной печати. 1917-1918 // Минувшее. Исторический альманах. Вып. 3. Париж; М., репр. 1991. С. 194.

14 Он же. Довид Кнут: поэтикаи эпоха // Кнут Д. Собр. соч.: В 2 т. Т. 1. Иерусалим, 1997. С. 9.

описания лингвистических и, что для нас особенно важно, интерлингвистических особенностей как русско-еврейской поэзии вообще, так и Мандельштама в частности.

«Интерлингвистика» Мандельштама, как свойство его поэтики, отмечалась исследователями достаточно давно. Однако делалось это бессистемно и часто напоминало обычные лингвистические игры. Тем не менее в ряде работ Р.Д. Тименчика, Г.А. Левинтона, М.Ю. Лотмана и

О. Ронена приводится несколько убедительных примеров интерлингвистической игры Мандельштама с французским и немецким языками.

Б.А. Успенский в работе о структуре метафоры Мандельштама 15 показал целый ряд лингвистических механизмов формирования оригинального манделыптамовского идиостиля.

Ряд важных и интересных для нас примеров влияния поэзии и поэтики Мандельштама на творчество выдающегося немецкого поэта Пауля Целана, с одной стороны, и выявление Целаном в своих переводах Мандельштама на немецкий язык немецких и немецко-еврейских истоков творчества Мандельштама, - позволяют нам предполагать существование немецко-еврейского (идишского) и немецкого языкового субстрата творчества Мандельштама16.

Известный музыковед Б.А. Кац предпринял попытку выявления еврейского музыкального подтекста в стихотворении Мандельштама «Жил Александр Герцевич...», где этим подтекстом оказывается песня на идише «Йиделе мит а фиделе»17.

Подобные заключения исследователя, равно как и проблема отношения Мандельштама к языку идиш вообще, необходимо требует

15 Успенский В. Поэтика композиции. СПб., 2000.

16 Пауль Целан: Материалы, исследования, воспоминания. М.; Иерусалим, 2004.

" Кац Б. Песенка о еврейском музыканте: «шутка» или «кредо»? К подтекстам и интерпретациям стихотворения Мандельштама «Жил Александр Герцович...» // Новое литературное обозрение. 1994. »8. С. 250-268.

сопоставления со словами самого Мандельштама о том, что до своей юности он не слышал звучания языка идиш. В свою очередь, многие сведения мемуаристов, сообщавших о чем-то подобном (т.е. о манифестациях «еврейского субстрата» у Мандельштама), в условиях неразвитости изучения таких специфических аспектов творчества и судьбы Мандельштама, как его еврейство, приводили к тому, что даже явные и очевидные случаи подобного рода упоминаний оставались вне внимания исследователей.

Целый ряд ценнейших сведений как об отношении Мандельштама к своему происхождению, так и многочисленные отзывы современников о его прозе и поэзии, как в критической, так и мемуарной форме содержатся в статьях, письмах и мемуарах Г. Иванова, М. Цветаевой, А. Горнфельда и др.

Однако сам характер этих текстов - часто критический и раздраженный (как в «Моем ответе Осипу Мандельштаму» М. Цветаевой), либо резко принижающий творчество О. Мандельштама в целом (как у А. Горнфельда), или не вызывающий однозначно доверительного отношения (как в «Петербургских зимах» Г. Иванова). Поэтому эти тексты требуют специального рассмотрения и нельзя без критики включать их в литературный обзор. Хотя, одновременно, сам факт наличия подобных текстов формирует первое важнейшее направление нашей работы: собирание и анализ прижизненных критических и мемуарных источников о Мандельштаме, связанных с нашей темой.

Следует отметить, что ряд важнейших сведений об отношении Мандельштама к еврейской проблематике содержится в книге Э.Г. Герппейн. В частности, это рассказ об острой реакции Мандельштама на блоковские стихи из поэмы «Возмездие», касавдшеся дела Бейлиса. Однако книга Э.Г. Гер штейн во многом противостояла мемуарам Н.Я. Мандельштам, и поэтому далеко не сразу вошла в традиционный обиход мандельштамоведения.

Это же касается и многочисленных записей Л.Я. Гинзбург о поэте. Ее знаменитые дневниковые зарисовки 20-х - 30-х годов далеко не полностью

печатались при жизни автора. А записи с оценкой и сравнением отношения к еврейству у Мандельштама и Пастернака появились лишь в последние годы и никак не могли повлиять на формирование исследовательских позиций, возникших в 1960-1980-е гг.

Даже публикация мемуаров И. Поступальского, который вспоминал о том, что сам Мандельштам был недоволен отсутствием описания его позиции по отношению к еврейской теме в статье мемуариста, не привели к изменению общей ситуации.

Первой обобщающей работой, в которой была предпринята попытка целостного описания еврейской составляющей художественного мира Мандельштама, еврейских эпизодов его автобиографической и критической прозы, наряду с анализом не только еврейских, но и иудейских (то есть связанных с еврейской религиозной традицией) образов и целых стихотворений, была предпринята в книге Л.Ф. Кациса «Осип Мандельштам: мускус иудейства», вышедшей в 2002 г. В ней были собраны и проанализированы практически все значимые исследования, связанные с биографией и творчеством Мандельштама в интересующем нас аспекте. Наличие этой работы избавляет нас от необходимости подробного описания многочисленных работ, предшествовавших этой книге.

Нам представляется более важным коснуться тех аспектов изучения иудаики Мандельштама, которых не коснулся автор этой монографии. Прежде всего, в книге Л.Ф. Кациса практически не рассмотрен специфически языковой аспект, позволивший многим современникам Мандельштама однозначно определить его поэзию как русско-еврейскую (А.Г.Горнфельд), либо отметить ее еврейскую языковую специфику.

В работе Л.Ф. Кациса предложен ряд важных сопоставлений поэзии и поэтики Мандельштама с поэтами немецкого экспрессионизма, однако сопоставление это касается образного ряда, метафорики и т. д., не затрагивая лингвистических аспектов проблемы. Между тем, именно Л.Ф. Кацис обращает внимание на то, что Мандельштам переводит или отмечает в своих

критических статьях не просто и не только поэтов-экспрессионистов, но выделяет специальный слой евреев, литературная деятельность которых протекала в рамках этого движения. На этом фоне анализ текстов Пауля Целана, который ведется все более и более активно именно в рамках сопоставления с творчеством, биографией и мировоззрением Мандельштама, представляется необходимой и дополняющей по отношению к работе, выполненной нашим предшественником.

Говоря о критическом осмыслении творчества Мандельштама, необходимо отметить, что часто мемуары сами оказываются такими «критическими» источниками. Это связано, в частности, с тем, что никакого осмысленного критического описания творчества Мандельштама не было и быть не могло в советских условиях после гибели поэта в 1938 г. практически до выхода в свет первого советского сборника стихов поэта в «Библиотеке поэта».

Поэтому даже книги Н.Я. Мандельштам, как указывает Л.Ф. Кацис в статье «Иудаизм и еврейство», написанной для Мандельпггамовской энциклопедии (с которой мы познакомились в рукописи), не могут быть рассмотрены в качестве чисто мемуарных.

Как отмечает исследователь, знакомство Н.Я. и О.Э. Мандельштамов имело место уже тогда, когда поэт практически сложился, а их постоянная совместная жизнь началась в 1922 г., то есть в момент, когда русская поэзия уже знала О. Мандельштама как автора двух главных его сборников, успевших не один раз выйти в свет.

Справедливость требует отметить, что некоторые наблюдения над языковой составляющей поэтического языка Мандельштама имели место. Так, Р.Д. Тименчик отметил идишский подтекст русского глагола «командовать» в «Египетской марке» ([котапс1еуеп] в идише), а Л.Ф. Кацис отметил незнание Н.Я. Мандельштам смысла слова «ихес», означающего принадлежность к еврейской аристократии, которое, по ее воспоминаниям, Мандельштам знал.

Особенности жизни и творчества Мандельштама, история критического осмысления наследия поэта наряду с процессом развития манделыптамоведения приводят к необходимости построения специфических процедур анализа еврейского субстрата творчества поэта.

В частности, Л. Кацис показал, что структура «Камня» как целостной поэтической книги, восходит к структуре сборников русско-еврейского поэта С. Фру га18.

В столь сложной ситуации, как нам представляется, необходимо найти единый объективный критерий оценки адекватности критических и мемуарных высказываний о творчестве Мандельштама, связанных с существованием целостного «еврейского» субстрата (как образного, идейного, биографического, так и языкового), который не замечается, отрицается или не всегда адекватно воспринимается критиками, мемуаристами и исследователями.

Поэтому, помимо собирания и систематизации прямых указаний и высказываний критиков и мемуаристов, мы считаем необходимым предпринять анализ творчества Мандельштама, его собственных поэтических, критических, мемуарных и т.п. высказываний на интересующую нас тему, с одной стороны, и систематический поиск рефлексов и суггестий еврейских (идиш) слов, терминов и выражений в поэзии и прозе поэта.

Сложность здесь, однако, в том, что еврейский язык идиш, контакты с которым, как мы помним, поэт отвергал, достаточно близок к немецкому (в особенности, к южно-немецкому) языку. Поэтому неизбежно возникает проблема конкуренции в текстах носителя русского поэтического языка подтекстов, суггестий, калек, анаграмм, метафор и т.п., основанных на немецком и на идише, и часто трудно понять, словоформа какого языка «работает» в данном случае.

" Кацис Л. Книга С. Фруга «Стихотворения» 1885 г.: динамика подтекста в русско-еврейской поэзии. // Еврейский книгоноша. 2005. »7. С. 31-39.

Поэтому, для соблюдения методологической чистоты исследования, мы предпринимаем раздельный анализ германизмов и идишизмов Мандельштама, отмечая в каждом случае большую или меньшую вероятность манифестации того или иного языка.

Построение списка (словаря) германизмов и идишизмов Мандельштама позволяет оценить одну из самых трудных категорий критического осмысления творчества поэта - т.н. «ощущение» критика от чтения или прослушивания стихов Мандельштама. И здесь существенную роль начинает играть объективная, насколько возможно, оценка лингвистической, и особенно, интерлингвистической компетенции критика или мемуариста. Если в одном случае это А.Г. Горнфельд - известнейший русский литературный критик, публицист и переводчик, пишущий одновременно в еврейской прессе и связанный с немецко-еврейским контекстом, а в другом, например, Г. Иванов или В. Вейдле, то очевидно, что их впечатления будут разными.

Странность и необычность поэтического языка Мандельштама нам придется сопоставлять с демонстративным включением Горнфельдом Мандельштама времен «Камня» и «Тристий» в списки русско-еврейских поэтов. И это далеко не самый трудный пример. Подобную ситуацию, применительно к восприятию критиками и мемуаристами творчества русско-еврейского поэта Д. Кнута, израильский исследователь В. Хазан назвал «чувствительным контекстом»19.

Ведь 1960-2000 гг. породили многочисленные статьи и мемуары уже о своем поэтическом становлении представителей новой русской поэзии, и деятелей «почвенно-националистического» направления (литераторы круга журналов «Наш современник» или «Молодая гвардия»), для которых именно критическое осмысление этнического компонента творчества О. Мандельштама оказывается важной составляющей их собственного поэтического и даже гражданского самоопределения. Впервые на этот аспект

" Хазан В. Довид Кнут: Судьба и творчество. Lyon, 2002. Р. 20.

темы также обратил внимание Л.Ф. Кацис в своей монографии, отдав этой проблеме большую часть заключения.

Любая работа о Мандельштаме или любом литераторе, сколь бы специфична она ни была, с необходимостью обязана включаться в общий поток манделынтамоведения и критики 20-го века. Поэтому для нас принципиально важны методологические достижения таких манделыптамоведов, как:академик М.Л. Гаспаров, который предпринял попытку целостного описания стиха Мандельштама20, анализа достижений «старой» и построения «новой» текстологии О. Мандельштама на основе рукописей поэта, сохранившихся в Принстонском университете. Наконец, М.Л. Гаспаров разработал свою собственную концепцию комментирования текстов Мандельштама на основе понятий «анализ» и «интерпретация». Это позволило ему создать опыт единого комментария ко всем стихам Мандельштама, восходящий к подобному же комментарию к Лермонтову Б.М. Эйхенбаума; академик В.Н. Топоров предпринял целостное описание поэтики акмеизма и близких к нему поэтов от Комаровского до Кузмина, Ахматовой и Мандельштама. В самое последнее время эта работа получила существенное монографическое обобщение в концепции «русского аполлинизма», где это явление описано в своем развитии от времен Петра I до журнала «Аполлон»; Ю.Л. Фрейдин, C.B. Василенко, А.Г. Мец внесли существенный вклад в развитие текстологии Мандельштама. А.Г. Мец обнаружил и опубликовал важные сведения из архива Тенишевского училища, характеризующие отношение соучеников к Мандельштаму. В частности, караим (представитель иудейской секты, не признающей Талмуд) Б. Синани называл О.М. «талмудистом», а преподаватель Закона Божьего отмечал, как сообщает Мец, у 10-летнего Мандельштама хорошее знание истории Ветхого Завета21.

20 Эта работа отразилась в ряде устных выступлений покойного исследователя и будет опубликована в составе описания принстонского архива поэта.

21 Мец А.Г. Осип Мандельштам и его время. Анализ текстов. СПб., 2005. С. 14,34.

Использовались нами также биографические работы R. Dutli "Meine Zeit, mein Tier. Ossip Mandelstam. Eine Biographie"22, O.A. Лекманова «Осип Мандельштам»23 и др.

Важную роль в нашей работе сыграли многочисленные сведения, собранные комментаторами книг Н.Я. Мандельштам - Ю.Л. Фрейдиным, М.К. Поливановым, C.B. Василенко, A.A. Морозовым.

Учитывая, что манделыптамоведение является одной из самых развитых областей современной филологии, мы не стремимся дать здесь общий обзор этой области науки, - многочисленные конкретные достижения манделыптамоведения мы отметим в соответствующих местах нашей работы.

Структура диссертации. Диссертация состоит из введения, двух глав, заключения, списка источников и литературы и двух приложений.

П. ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении содержится обоснование актуальности темы, описывается объект изучения, формулируются цели и задачи исследования, методологические основы работы, обосновываются научная новизна исследования и его научно-практическое значение, проводится обзор источников и истории изучения вопроса

В первой главе «Осмысление особенностей творчества О.Э.Мандельштама в журналистике, критике и мемуаристике» ставится следующая задача: изучение прижизненной критики, журналистики и мемуаристики; связанных с дискурсом Мандельштама, исследование различных видов негативных отзывов журналистов и критиков в связи с особенностями поэтического языка Мандельштама.

22 Dutli R. Meine Zeit, mein Tier. Ossip Mandelstam. Eine Biographie. Zürich, 2003.

23 Лекманов O.A. Осип Мандельштам. M., 2004.

Данная задача решается путем изучения посвященного Мандельштаму корпуса журналистских и критических статей а также мемуарных текстов и выделения особенностей дискурса и поведения Мандельштама и реакций на них.

В первой главе показывается, что Мандельштам ощущал одной из «сверхзадач» своего творчества межкультурное, даже межцивилизационное, посредничество. Здесь же аргументируется положение, что для Мандельштама характерен поиск единства, гармонии мира через межкультурное посредничество - сквозь время и пространство, осложненное (в разные периоды) мессианским стремлением к слиянию всех цивилизаций в одну. Далее в этой главе обосновывается положение, что Мандельштам фокусирует в себе основные черты еврейской цивилизации, и одной из важнейших этих черт является рассмотренная ориентация на посредничество. Именно в «кулыурно-цивилизационном» ракурсе Мандельштам воспринимается внешним миром как архетип еврея. Этот ракурс можно определить как «шпенглеровский» - именно потому, что в значительной степени «по Шпенглеру» воспринимал идеологический комплекс «культура-цивилизация» сам Мандельштам.

Изучение дискурса и поведения Мандельштама показывает, что он, являясь фокусом типичных черт еврейской цивилизации, «цивилизационно» несовместим с русской (точнее, российской = Slavic-Orthodox) цивилизацией. Мандельштам отталкивается от русской цивилизации, и она, в свою очередь, отторгает Мандельштама, манифестируя это, прежде всего, в журналистике и критике. Далее анализируется специфика журналистского, критического и мемуарного дискурса о Мандельштаме и разрабатывается типология негативных реакций журналистов и критики на дискурс Мандельштама..

Таким образом, из данной главы можно сделать следующие выводы:

Отзывы писавших о Мандельштаме при его жизни (и в течение продолжительного времени после его смерти) критиков, журналистов и

мемуаристов, в значительной степени негативны. Характерной чертой критического и журналистского дискурса о Мандельштаме является употребление специфического негативного вокабуляра, совпадающего с рутинным вокабуляром общеевропейского дискурса о евреях.

Среди негативных отзывов можно выделить следующие типы:

1) Реакция на ощущение непонятности, «чужести», часто эксплицируемой как опасность, как резко ощущаемую «остраненность» дискурса. Сюда же относится обостренная реакция на изменение стандартной семантики, на «ре-семантизацию» русских лексем в текстах Мандельштама.

2) Отношение к текстам, дискурсу и, вообще, к экзистенции Мандельштама как к своеобразному чужому, непонятному, «инопланетному» и поэтому вполне опасному мифу.

3) Реакция на «оксюморонность» (специфическую парадоксальность, двойничество, двойственность) манделыптамовского дискурса и экзистенции., часто выражающейся в характерной «пародийности» и «автопародийности» дискурса О. Мандельштама..

4) Острое восприятие характерной «динамичности» дискурса и поведения Мандельштама, реакция на характерную «посредническую» творческую и культурную ориентацию поэта и на характерный для него «поиск единства».

5) Реакция на мандельштамовскую «технику сверток», «сокращение вещного мира».

6) Негативная реакция на восприятие критиками и журналистами Мандельштама как критика и специфическая негативная реакция ряда этнически еврейских критиков, наряду с попытками трансформации творчества поэта в удобный для критиков почвенной ориентации вид.

Данные типы негативной рецепции Мандельштама в значительной степени отражают отношение журналистов, критиков и мемуаристов к различным элементам «еврейской составляющей» в дискурсе и поведении

Мандельштама, к проявлениям в них и в его экзистенции вообще типичных черт еврейской цивилизации.

Во второй главе «Критический дискурс об О.Э.Мандельштаме в зеркале лингвистической поэтики» основной задачей является выявление главных причин негативной рецепции творчества Мандельштама у критиков и журналистов; анализ основных факторов, способствующих формированию у них реакции отторжения на дискурс и поведение поэта, разработка соответствующих процедур анализа текста Мандельштама.

Для решения этой задачи анализируются выявленные нами главные элементы языковой картины мира Мандельштама а также некоторые специфические семантические струюуры в его текстах.. В этой главе аргументируется, что главной, «объемлющей» причиной негативной, «отторгающей» рецепции текстов Мандельштама у журналистов, критиков и мемуаристов является их (часто подсознательная) негативная реакция на «сдвинутость», «нерусскость» языковой картины мира Мандельштама.

Здесь же обосновывается необходимость выявления того языкового слоя поэтики Мандельштама, который не замечался многими читателями и толкователями и который «мешал» многим из них воспринять поэта как «своего». Описание лингвистических особенностей дискурса Мандельштама позволяет в результате нашего исследования сделать рад выводов о причинах того или иного восприятия поэзии и прозы Мандельштама и тех или иных оценок его творчества журналистами и критиками. Кроме того, продемонстрировав чисто языковый слой поэтики Мандельштама, мы совмещаем лингвистические результаты с результатами, достигнутыми нашими предшественниками на примере анализа образа «противника» Мандельштама - журналиста и критика Аркадия Горнфельда в «Четвертой прозе». Затем отмечается «еврейское происхождение» мощной семантической поливалентности текста Мандельштама. Семантическая поливалентность, проявляющаяся в виде «игры смыслов», «игры слов»,

обыгрывания омонимов, омофонов, консонантного состава корней и т.п., крайне характерна для еврейских традиционных текстов вообще. Мандельштам, по-видимому, каким-то образом подвергся воздействию этой стилевой парадигмы.

Рассматривается ярко выраженная интертекстуальность дискурса Мандельштама, которая, по-видимому, также восходит к еврейской текстуальной традиции (Талмуд, Мидраши и т.п., об этом упоминает в своей книге Nancy Pollak24). Эта специфическая интертекстуальность также провоцирует у критиков ощущение чуждости и необычности его текстов.

Одной из стандартных интертекстуальных техник в тексте Мандельштама является следующая генеративная цепочка: русское слово или «смысл», уже участвующие в тексте, отображаются (т.е. порождают свой образ, например, свой «перевод» или свой пароним) в некий язык-посредник, и уже этот образ, в свою очередь, порождает новое русское слово или «смысл», непосредственно участвующие в тексте, обычно в близкой окрестности исходного слова (смысла). Такими «языками-посредниками» в текстах Мандельштама могут являться самые различные европейские языки, например в «Стихах о неизвестном солдате» в «хилой ласточке» просвечивает паронимическая функция с греческим языком-посредником (ласточка = греч. [xelidon]), этот пример отмечен в работе В.Топорова 23.

Следует отметить, что в подавляющем большинстве случаев языком-посредником в текстах Мандельштама является германский в широком смысле, т.е. немецкий с диалектами и идиш (относящийся к германской Группе языков).

В отличие от греческого и латинского, идиш и немецкий являлись, по-видимому, языками семейного и бытового общения в детстве и юности

24 N. Pollak. Mandelstam the Reader. Baltimore; London, 1995.

25 Топоров В. К исследованию анаграмматических структур (анализы) / / Исследования по структуре текста: Св. статей, м., 1987.С. 231

Мандельштама, хотя сам поэт это одно время отрицал. Отсюда частотность и системность их использования в качестве языков-посредников.

Далее в этой главе нами изучается механизм воздействия немецкого и еврейского (идиш) языков-посредников на поэтику Мандельштама, порождающее ощущепия «чуждости» у критиков и журналистов, не учитывающих этот языковой подслой в его текстах и рассматривающих тексты Мандельштама исключительно на фоне русской традиции.

Этот механизм является, по-видимому, наиболее мощным проявлением (или результатом) ориентации на семантическую поливалентность текста, приводящим к массовой русско-немецкой и русско-идишской омонимии и омофонии и, в результате, к остранению и «нерусскости» текста в восприятии журналистов и критиков.

Процесс массового воздействия на текст Мандельштама этих языков-посредников можно, перефразируя высказывание Мандельштама про Хлебникова в статье «Буря и натиск» («Какой-то идиотический Эйнштейн, не умеющий различить, что ближе - железнодорожный мост или «Слово о полку Игореве»), назвать «идиотическим синхронным переводчиком». Этот «переводчик», продвигаясь вдоль текста, отслеживает возможные ситуации германо-русской омофонии, омонимии, паронимии, эквиконсонантизма (совпадения наборов консонант в словоформах) и т п. Этот лингвистический механизм, имеющий место, по-видимому, в большинстве текстов Мандельштама, является исключительно важным (и при этом практически не изученным) элементом языковой картины мира Мандельштама, приводящим к массовому потоку «идишизмов» и «германизмов» в его тексте и дискурсе.

Далее разработанные нами процедуры анализа особенностей стилистики и поэтики Мандельштама применяются к «Четвертой прозе». В этом тексте Мандельштам использует приемы лингвистической суггестии для создания негативного и даже издевательского «лингво-поэтического портрета» критика и журналиста Аркадия Горнфельда, своего «врага» по

«делу Уленшпигеля». Здесь же приводятся примеры, демонстрирующие тот глубинный языковой подслой, который часто мотивирует подтекста более высокого структурного уровня, обнаруженные до нас исследователями «Четвертой прозы».

Таким образом, из второй главы можно сделать выводы: Главной причиной негативной рецепции творчества Мандельштама у критиков и журналистов является их реакция отторжения на «сдвинутость», «нерусскость» языковой картины мира Мандельштама.

Основным фактором, способствующим формированию этой реакции отторжения на текста поэта, является специфическая интертекстуальность его дискурса. Исключительно важным проявлением этой интертекстуальности является феномен массового потока суггестированных «германизмов» (включая идишизмы) в его текстах. Таким образом, при анализе текстов Мандельштама следует использовать процедуры, учитывающие присутствие этих феноменов

В Заключении к данной работе делаются следующие выводы: Отзывы писавших о Мандельштаме при его жизни (и в течение продолжительного времени после его смерти) критиков, журналистов и мемуаристов, в значительной степени негативны. Характерной чертой критического и журналистского дискурса о Мандельштаме является употребление специфического негативного вокабуляра, совпадающего с рутинным вокабуляром общеевропейского дискурса о евреях.

Среди негативных отзывов выделяются следующие типы: I) Реакция на ощущение непонятности, «чужести», часто эксплицируемой как опасность, как резко ощущаемую «остраненность» дискурса. Сюда же относится обостренная реакция на изменение стандартной семантики, на «ре-семантизацию» русских лексем в текстах Мандельштама.

2) Отношение к текстам, дискурсу и, вообще, к экзистенции Мандельштама как к своеобразному чужому, непонятному, «инопланетному» и поэтому вполне опасному мифу.

3) Реакция на «оксюморонность» (специфическую парадоксальность, двойничество, двойственность) манделыптамовского дискурса и экзистенции., часто выражающуюся в характерной «пародийности» и «автопародийности» дискурса О. Мандельштама..

4) Острое восприятие характерной «динамичности» дискурса и поведения Мандельштама, реакция на характерную «посредническую» творческую и культурную ориентацию поэта и на характерный для него «поиск единства».

5) Реакция на манделыптамовскую «технику сверток», «сокращение вещного мира».

6) Негативная реакция на восприятие критиками и журналистами Мандельштама как критика и специфическая негативная реакция ряда этнически еврейских критиков, наряду с попытками трансформации творчества поэта в удобный для критиков почвенной ориентации вид.

Данные типы негативной рецепции Мандельштама в значительной степени отражают отношение журналистов, критиков и мемуаристов к различным элементам «еврейской составляющей» в дискурсе и поведении Мандельштама, к проявлениям типичных черт еврейской цивилизации.

Главной причиной негативной рецепции творчества Мандельштама у критиков и журналистов является их реакция отторжения на «сдвинутость», «нерусскость» языковой картины мира Мандельштама. Основным фактором, способствующим формированию этой реакции отторжения на тексты поэта, является специфическая интертекстуальность его дискурса. Исключительно важным проявлением этой интертекстуальности является феномен массового потока суггестированных «германизмов» (включая идишизмы) в его текстах. Тем самым, при анализе текстов Мандельштама следует использовать процедуры, учитывающие присутствие этих феноменов

И, наконец, главный вывод, который можно сделать из данной работы, состоит в следующем: феномен явной и скрытой «чуждости» дискурса, поведения, самой экзистенции Мандельштама для большинства журналистов, 1фитиков и мемуаристов имеет глубокие культурно-цивилизационные корни: Мандельштам является фокусом типических черт еврейской цивилизации и, как таковой, отвергает русскую цивилизацию и отвергается ею, что и манифестируется в журналистике, критике и мемуаристике. При этом важнейшие элементы механизма, вызывающего у журналистов, критиков и мемуаристов ощущения дискомфорта, отторжения и неприятия текстов Мандельштама и его самого, - это мощное присутствие в его дискурсе и поведении структурных черт традиционного еврейского дискурса, включающих специфическую интертекстуальность. Важнейшим проявлением этой интертекстуальности является частотное присутствие в его текстах суггестируемых германизмов и идишизмов

Основные положения диссертации изложены в следующих публикациях:

1 Городецкий Л.Р. Мандельштам и язык идиш //Материалы Одиннадцатой Ежегодной Междунар. Междисципл. конф. по иудаике: Сборник научных трудов. М., 2004. Ч. 2. С. 293- 299.

2. Городецкий Л.Р. «Германский монитор», черемуха и комментирование текстов Мандельштама // Текстология и эдиционная практика: Сборник научных трудов. М., 2006. С. 60-68.

£4*75'

»"6475

пс^

Заказ № 344. Объем 1 пл. Тираж 100 экз.

Отпечатано в ООО «Петроруш». г. Москва, ул. Палиха-2а, тел. 250-92-06 www.postator.rn

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Городецкий, Лев Рафаилович

Введение.стр.

Глава 1. Осмысление особенностей творчества О.Э. Мандельштама в журналистике, критике и мемуаристике. стр.

Глава 2. Критический дискурс об О.Э. Мандельштаме в зеркале лингвистической поэтики. стр.

Введение диссертации2006 год, автореферат по филологии, Городецкий, Лев Рафаилович

Общая характеристика работы. Настоящая работа представляет собой попытку анализа взаимоотношений О.Э. Мандельштама - поэта и человека -с русскоязычной культурно-цивилизационной системой («русской цивилизацией») на материале русскоязычной журналистики, критики и мемуаристики. При этом исследуется специфика, причины и типология журналистского и критического. дискурса о Мандельштаме, вербализирующего эти отношения.

Исследование творчества Мандельштама и рецепции его поэзии и прозы занимает все более и более значимое место в изучении культуры 20-го века. Сложились различные школы и типы изучения публикаций и анализа творческого наследия Мандельштама. Популярны как традиционные биографические, текстологические и т. п. исследования, так и работы аналитического плана, выявление и исследование литературных подтекстов, семантических суггестий и т. п., которые сами во многом основаны на идеях поэта, выраженных в его знаменитых статьях.

На этом фоне ясно просматривается преимущественное внимание исследователей к поэзии Мандельштама, сравнительно с его прозой. Необходимо также отметить, что подавляющее большинство имеющихся работ, так или иначе, восходят к книгам Н.Я Мандельштам. Это касается отношения исследователей, как к прижизненным критикам поэта, так и ко многим деятелям культуры и литературы, с которыми Мандельштам встречался на протяжении жизни.

Мандельштамоведение как наука выработало свои собственные многочисленные приемы и способы анализа текста Мандельштама, традицию работы с прижизненными источниками, включая литературную критику, повременную журналистику и позднейшую мемуаристику.

Эти обстоятельства, несмотря на серьезные достижения мандельштамоведения, привели к формированию некоторого замкнутого корпуса тем, проблем и методов исследования творчества поэта. При этом наименее исследованными областями творчества Мандельштама остаются его журналистская и редакционно-издательская деятельность, хотя именно они в существенной степени определили трагическую судьбу поэта.

В самое последнее время многие специалисты по русской литературе обратились к изучению «русско-еврейской» литературы, критики и журналистики.

К настоящему времени рядом исследователей (Р.Д. Тименчик, Д.М. Сегал, О. Ронен, Н. Поллак, М.М. Гейзер, Л.Ф. Кацис и др.) выявлен в текстах Мандельштама целый пласт образов, метафор, подтекстов, сюжетов и т.п., связанных как с жизнью евреев Российской империи, так и с иудейской традицией, отраженной в «русско-еврейской» литературе.

Однако как названные, так и многие другие исследователи не обращали специального внимания на проявления этого пласта в языке Мандельштама и на рецепцию этих проявлений в журналистике и критике, хотя современники неоднократно обращали внимание на особенности не только поэтического идиолекта, но и просто русского языка Мандельштама. В 1990-е - 2000-е гг. этот аспект творчества поэта вновь возник на страницах газет и журналов.

Актуальность данного исследования определяется необходимостью восполнения этой лакуны. Необходимо выявить те особенности поэтического языка Мандельштама, которые бросались в глаза современникам и часто определяли их отношение к творчеству поэта.

Так, известный русский журналист и критик А.Г. Горнфельд, публиковавшийся в различных периодических изданиях, в частности, в «Русском богатстве», «Восходе», «Новом Восходе» и т.д., а впоследствии -герой «Четвертой прозы» и ряда газетных выступлений Мандельштама, говоря об авторе «Камня» и «Тристий», прямо называл его в ряду мелких русско-еврейских поэтов, не преодолевших языкового влияния еврейской среды, из которой они пришли в русскую литературу. Многие авторы критических статей также считали нужным подчеркнуть какую-то странную «нерусскость» русского языка Мандельштама.

Это приводит к необходимости разработки аналитической процедуры, которая учитывала бы влияние «языковой картины мира» Мандельштама на критическую и мемуарную оценку творчества поэта, равно как и позволяла бы оценивать адекватность мемуарной и критической рецепции.

Объектом изучения является полный корпус текстов Мандельштама, взятый в его единстве, включая варианты, черновики и т. д.; максимально широкий круг журналистских и критических отзывов, переходящих, порой, друг в друга; мемуарных свидетельств современников, в которых отразились изучаемые в нашей работе германо-еврейские черты поэтического языка и поэтического мировоззрения Мандельштама.

Целью исследования является анализ феномена, состоящего в явной и скрытой чуждости дискурса и самой экзистенции Мандельштама для большой (если не большей) части журналистов, литературных критиков и мемуаристов. Это явление привело к существенному искажению образа поэта и затруднило восприятие его творчества современниками и потомками.

Для достижения этой цели решаются следующие задачи:

1. Изучение прижизненной критики, журналистики и мемуаристики; связанных с дискурсом Мандельштама, исследование различных видов негативных отзывов журналистов и критиков в связи с особенностями поэтического языка Мандельштама;

2. Выявление главных причин негативной рецепции творчества Мандельштама у критиков и журналистов; анализ основных факторов, способствующих формированию у них реакции отторжения на дискурс и поведение поэта, разработка соответствующих процедур анализа текста Мандельштама.

Методологические основы работы. Специфика творчества Мандельштама обуславливает междисциплинарный характер исследования, находящегося на границе изучения истории русской журналистики, критики и мемуаристики, с одной стороны, культурологии и интерлингвистической поэтики - с другой.

Научная новизна настоящей работы состоит в комплексном, обобщающем историко-литературном, лингво-поэтическом и культурологическом анализе германо-идишского субстрата в творчестве Мандельштама (как важнейшего элемента языковой картины мира поэта), его отражения в журналистской, критической и мемуарной рецепции творчества поэта в XX веке; в разработке методов и принципов анализа дискурса поэта, связанных с выявлением иноязычного языкового субстрата, оказывающего влияние на критическую рецепцию художественного и публицистического текста, в данном случае текста Мандельштама.

Научно-практическое значение исследования. Результаты исследования могут быть использованы как в курсах по истории русской журналистики и литературной критики, так и в курсах по истории русско-еврейской литературы. Кроме того, результаты исследования могут быть использованы при подготовке комментариев к новым изданиям Мандельштама и «Мандельштамовской энциклопедии».

Источниковая база исследования. Источники данного исследования подразделяются на 3 группы.

К первой группе относятся тексты самого Мандельштама: опубликованные при жизни поэта, неопубликованные, а также черновики, представленные в наиболее полных и авторитетных изданиях1.

1 Мандельштам О. Сочинения /Сост. П. Нерлер. В 2 т. М., 1990; Мандельштам О. Собр. произв.: Стихотворения /Сост. С. Василенко, Ю. Фрейдин. М., 1992. Мандельштам О. Стихотворения. Проза /Коммент. М. Гаспарова. М., 2001; Мандельштам О. Собр. Соч. в 4-х т. М., 1993-1999.

Вторую группу составляют мемуарь?, из которых мы выбрали наиболее релевантные нашей теме. Подобные подборки отсутствуют в предшествующих исследованиях.

К третьей группе относятся критические и журналистские статьи в периодике, сборниках статей и отдельных книгах: опубликованные как при жизни, так и после смерти Мандельштама3. Эта группа источников наиболее многочисленна и разнообразна, ибо чаще всего критические статьи и мемуары не посвящены проблеме чужести текстов Мандельштама специально. Поэтому выделение и типологизация соответствующих отрывков, сведений, фактов, порой - оговорок и проговорок, представляла отдельную проблему. Тем более, что подчас невозможно отделить «источники» от «исследовательской литературы», поскольку тексты, анализируемые в диссертационном исследовании, могут выступать и выступают и как тексты критического и журналистско-публицистического характера, и как тексты исследовательские. Примером может служить упомянутая статья С.С. Аверинцева в «Новом мире».

История изучения вопроса. Серьезное изучение творчества Мандельштама вообще и «еврейской» его составляющей в частности, началось в 1950-х - 1960-х гг. XX века практически одновременно с появлением первых книг Мандельштама, как на русском, так и на

2 Приведем примеры текстов: Мандельштам Н. Воспоминания. М., 1999; Мандельштам Н. Вторая книга. М., 1999; Мандельштам Н. Книга третья. Париж, 1981. Герштейн Э. Мемуары. М., 2002. Воспоминания о серебряном веке: Сб. /Сост. и коммент. В. Крейд. М., 1993.Иванов Г. Собр. соч. В 3 т. М., 1994. Т. 3: Мемуары. Литературная критика.

3 Приведем лишь несколько наиболее важных для нас примеров из большого числа текстов: Горнфельд А.Г. Русское слово и еврейское творчество // Еврейский альманах: Сб. М; Петроград, 1923.Заславский Д. Евреи в русской литературе //Еврейская летопись. Сб. 1. Петроград, 1922. Эйхенбаум Б. О литературе /Коммент. Е. Тоддеса. М., 1987. Аверинцев С. Так почему же все-таки Мандельштам? //Новый мир. 1998. №6. Андреев В. Возвращение в жизнь //Звезда.1969. №5. английском языке, выходивших за пределами СССР. Существенную, если не определяющую, роль в формировании исследовательских позиций и аналитических стратегий сыграли , вышедшие в начале 70-х гг. «Воспоминания» и «Вторая Книга» Н.Я. Мандельштам, а также ее комментарии к стихам поэта.

Хронологически первая работа, подробно и специально анализировавшая еврейский субстрат творчества поэта, была опубликована О. Роненом в 1973 г.4 Автор этой статьи, основываясь на сведениях из «Шума времени», констатировал уход Мандельштама от еврейской традиции, практическое незнание еврейского языка и даже резкое отталкивание от всего еврейского. Следующая, принципиально важная, работа М. Каганской «Осип Мандельштам - поэт иудейский (Мандельштам и Хомяков)»5 вышла в свет в Иерусалиме в 1977 г., хотя она была написана и распространялась в «Самиздате» еще в конце 60-х гг. По сведениям, полученным от автора, Н.Я. Мандельштам была знакома с этим текстом. М. Каганская показала, что некоторые стихи Мандельштама, основанные на поэзии Хомякова, связаны, одновременно, с еврейской традицией. Это и позволило М. Каганской назвать Мандельштама «поэтом иудейским».

Работа израильской исследовательницы, выполненная еще в советском Киеве, вызвала острую критическую реакцию у русскоязычных израильских авторов6 и неприятие у подавляющей части крупнейших специалистов по творчеству Мандельштама. На многие годы эта работа практически выпала из активного исследовательского оборота. Однако в 2004 г. Л.Ф. Кацис показал, что удивившее специалистов по русской литературе сопоставление русского поэта Мандельштама и поэта-славянофила Хомякова может быть научно обосновано. Л.Ф. Кацис показал,

4 O.R. (Ronen) Mandelshtam, Osip Emylyevich (1891-1938?) // Encyclopaedia Judaica / Year Book. 1973. Events of 1972. Jerusalem. 1973. P. 295-296.

5 Каганская M. Осип Мандельштам - поэт иудейский (Мандельштам и Хомяков) // Сион. Иерусалим. №20. 1977. С. 174-195. что промежуточным членом сравнения является «библейская поэзия» русско-еврейского поэта С. Фруга, не только выполненная в стиле Хомякова, но и прямо содержащая библейские эпиграфы из этого поэта.

Достаточно влиятельна в современном манделыитамоведении и работа одного из крупнейших специалистов по творчеству поэта К.Ф. Тарановского «Черно-желтый свет. Еврейская тема в поэзии Мандельштама»8. Эта работа во многом продолжает и развивает идеи О. Ронена, хотя в ряде случаев и спорит с ним.

В 1988 г. вышло в свет исследование русско-еврейского писателя А. Львова - «Желтое и черное. Опыт исследования еврейской ментальности»9. Эта работа, несмотря на заведомо любительский характер, содержала ряд верных наблюдений над автобиографическими текстами поэта и активно оспаривала, открыто или неявно, позицию Н.Я. Мандельштам.

Основные сведения о еврейской составляющей творчества Мандельштама в книгах Н.Я. Мандельштам содержатся во «Второй книге» в главах «Родословная», «Вечный жид» и «Канцона». Н.Я. Мандельштам часто, в противоречии с текстами поэта, отвергает его интерес к своему происхождению, к «немецко-еврейским» идеям отца, и пытается толковать тексты поэта с точки зрения православия, отмечая, тем не менее, стойкий интерес Мандельштама к еврейству.

Однако даже такая позиция вызвала неприятие у С.С. Аверинцева в статье «Так почему же все-таки Мандельштам?» 10. Здесь замечательный

6 Библейские основы бытия и совесть русского поэта (письмо М. Каганской) // Двадцать два. Тель-Авив, 1978. №22. С.218-223.

7 Кацис Л. Книга С. Фруга «Стихотворения» 1885 г.: динамика подтекста в русско-еврейской поэзии. // Еврейский книгоноша. 2005. №7. С. 31-39.

8 Тарановский К.Ф. Черно-желтый свет. Еврейская тема в поэзии Мандельштама // Тарановский К.Ф. О поэзии и поэтике. М., 2000. С. 8081.

9 Львов А. Желтое и черное. Опыт исследования еврейской ментальности. Вторая книга. Нью-Йорк; Мюнхен, 1980. С. 80.

10 Аверинцев С. Так почему же все-таки Мандельштам? //Новый мир. 1998. №6. С. 219-220. русский православный мыслитель даже предъявляет претензии Н.Я. Мандельштам за чрезмерное внимание к этому вопросу.

Необходимо сказать, что еврейская американская печать отмечала, что из стихов и прозы Мандельштама никак не следует чисто христианская позиция их автора.

Вообще говоря, изучение творчества Мандельштама в течение десятилетий разделялось на два практически не пересекающихся потока -один находился в рамках русистики и славистики, другой - в рамках иудаики.

Наиболее яркой работой из тех, что написаны специалистами по иудаике и сравнительному литературоведению, является книга израильского исследователя Э. Зихера11. В этой работе приводится достаточно обширная библиография работ о Мандельштаме, выполненных специалистами по иудаике и практически не включенных в общее манделыитамоведение.

К проблеме отражения еврейской проблематики в творчестве Мандельштама неоднократно обращался Д.М. Сегал. Он обращал внимание на различные аспекты еврейской темы в творчестве Мандельштама. Это касалось и анализа статьи Мандельштама «Скрябин и христианство»12, и отражения еврейской проблематики русской революции в политических стихах и прозе поэта13.

Ряд важных соображений о месте и роли Мандельштама в русско-еврейской поэзии содержится в статье Сегала «Довид Кнут: поэтика и эпоха»14 и в других его работах, в которых он вписывает Мандельштама в широкий контекст культуры ассимилированного европейского еврейства 20

Siecher В. Jews in Russian Literature after the October Revolution. Writers and Artists between Hope and Apostasy: ("The "colour" of Judaism: Osip Mandelstam's "Noise of Time"). Cambrige, 1995. P. 136-137.

12 Сегал Д. Осип Мандельштам: история и поэтика. Ч. I. Кн. 1. Jerusalem-Berkeley. 1998. Slavica Hierosolymitana. Vol. VIII. P. 270271.

13 Он же. «Сумерки свободы»: о некоторых темах русской ежедневной печати. 1917-1918 // Минувшее. Исторический альманах. Вып. 3. Париж; М., репр. 1991. С. 194.

14 Он же. Довид Кнут: поэтика и эпоха // Кнут Д. Собр. соч.: В 2 т. Т. 1. Иерусалим, 1997. С. 9. го века. Особое внимание хотелось бы обратить на то, что Сегал - один из немногих исследователей Мандельштама, которые предприняли попытку описания лингвистических и, что для нас особенно важно, интерлингвистических особенностей как русско-еврейской поэзии вообще, так и Мандельштама в частности.

Интерлингвистика» Мандельштама, как свойство его поэтики, отмечалась исследователями достаточно давно. Однако делалось это бессистемно и часто напоминало обычные лингвистические игры. Тем не менее, в ряде работ Р.Д. Тименчика, Г.А. Левинтона, М.Ю. Лотмана и О. Ронена приводится несколько убедительных примеров интерлингвистической игры Мандельштама с французским и немецким языками.

Б.А. Успенский в работе о структуре метафоры Мандельштама 15 показал целый ряд лингвистических механизмов формирования оригинального мандельштамовского идиостиля.

Ряд важных и интересных для нас примеров влияния поэзии и поэтики Мандельштама на творчество выдающегося немецкого поэта Пауля Целана, с одной стороны, и выявление Целаном в своих переводах Мандельштама на немецкий язык немецких и немецко-еврейских истоков творчества Мандельштама, - позволяют нам предполагать существование немецко-еврейского (идишского) и немецкого языкового субстрата творчества Мандельштама16.

Известный музыковед Б.А. Кац предпринял попытку выявления еврейского музыкального подтекста в стихотворении Мандельштама «Жил Александр Герцевич.», где этим подтекстом оказывается песня на идише «Йиделе мит а фиделе»17.

15 Успенский Б. Поэтика композиции. СПб., 2000.

16 Пауль Делан: Материалы, исследования, воспоминания. М.; Иерусалим, 2004.

17 Кац Б. Песенка о еврейском музыканте: «шутка» или «кредо»? К подтекстам и интерпретациям стихотворения Мандельштама «Жил Александр Герцович.» // Новое литературное обозрение. 1994. №8. С. 250-2 68.

Подобные заключения исследователя, равно как и проблема отношения Мандельштама к языку идиш вообще, необходимо требует сопоставления со словами самого Мандельштама о том, что до своей юности он не слышал звучания языка идиш. В свою очередь, многие сведения мемуаристов, сообщавших о чем-то подобном (т.е. о манифестациях «еврейского субстрата» у Мандельштама), в условиях неразвитости изучения таких специфических аспектов творчества и судьбы Мандельштама, как его еврейство, приводили к тому, что даже явные и очевидные случаи подобного рода упоминаний оставались вне внимания исследователей.

Целый ряд ценнейших сведений как об отношении Мандельштама к своему происхождению, так и многочисленные отзывы современников о его прозе и поэзии, как в критической, так и мемуарной форме содержатся в статьях, письмах и мемуарах Г. Иванова, М. Цветаевой, А. Горнфельда и др.

Однако сам характер этих текстов - часто критический и раздраженный (как в «Моем ответе Осипу Мандельштаму» М. Цветаевой), либо резко принижающий творчество О. Мандельштама в целом (как у А. Горнфельда), или не вызывающий однозначно доверительного отношения (как в «Петербургских зимах» Г. Иванова). Поэтому эти тексты требуют специального рассмотрения и нельзя без критики включать их в литературный обзор. Хотя, одновременно, сам факт наличия подобных текстов формирует первое важнейшее направление нашей работы: собирание и анализ прижизненных критических и мемуарных источников о Мандельштаме, связанных с нашей темой.

Следует отметить, что ряд важнейших сведений об отношении Мандельштама к еврейской проблематике содержится в книге Э.Г. Герштейн. В частности, это рассказ об острой реакции Мандельштама на блоковские стихи из поэмы «Возмездие», касавшиеся дела Бейлиса. Однако книга Э.Г. Герштейн во многом противостояла мемуарам Н.Я. Мандельштам, и поэтому далеко не сразу вошла в традиционный обиход мандельштамоведения.

Это же касается и многочисленных записей Л.Я. Гинзбург о поэте. Ее знаменитые дневниковые зарисовки 20-х - 30-х годов далеко не полностью печатались при жизни автора. А записи с оценкой и сравнением отношения к еврейству у Мандельштама и Пастернака появились лишь в последние годы и никак не могли повлиять на формирование исследовательских позиций, возникших в 1960-1980-е гг.

Даже публикация мемуаров И. Поступальского, который вспоминал о том, что сам Мандельштам был недоволен отсутствием описания его позиции по отношению к еврейской теме в' статье мемуариста, не привели к изменению общей ситуации.

Первой обобщающей работой, в которой была предпринята попытка целостного описания еврейской составляющей художественного мира Мандельштама, еврейских эпизодов его автобиографической и критической прозы, наряду с анализом не только еврейских, но и иудейских (то есть связанных с еврейской религиозной традицией) образов и целых стихотворений, была книга Л.Ф. Кациса «Осип Мандельштам: мускус иудейства», вышедшая в 2002 г. В ней были собраны и проанализированы практически все значимые исследования, связанные с биографией и творчеством Мандельштама в интересующем нас аспекте. Наличие этой работы избавляет нас от необходимости подробного описания многочисленных работ, предшествовавших этой книге.

Нам представляется более важным коснуться тех аспектов изучения иудаики Мандельштама, которых не коснулся автор этой монографии. Прежде всего, в книге Л.Ф. Кациса практически не рассмотрен специфически языковой аспект, позволивший многим современникам Мандельштама однозначно определить его поэзию как русско-еврейскую (А.Г.Горнфельд), либо отметить ее еврейскую языковую специфику.

В работе Л.Ф. Кациса предложен ряд важных сопоставлений поэзии и поэтики Мандельштама с поэтами немецкого экспрессионизма, однако сопоставление это касается образного ряда, метафорики и т. д., не затрагивая лингвистических аспектов проблемы. Между тем, именно Л.Ф. Кацис обращает внимание на то, что Мандельштам переводит или отмечает в своих критических статьях не просто и не только поэтов-экспрессионистов, но выделяет специальный слой евреев, литературная деятельность которых протекала в рамках этого движения. На этом фоне анализ текстов Пауля Целана, который ведется все более и более активно именно в рамках сопоставления с творчеством, биографией и мировоззрением Мандельштама, представляется необходимой и дополняющей по отношению к работе, выполненной нашим предшественником.

Говоря о критическом осмыслении творчества Мандельштама, необходимо отметить, что часто мемуары сами оказываются такими «критическими» источниками. Это связано, в частности, с тем, что никакого осмысленного критического описания творчества Мандельштама не было и быть не могло в советских условиях после гибели поэта в 1938 г. практически до выхода в свет первого советского сборника стихов поэта в «Библиотеке поэта».

Поэтому даже книги Н.Я. Мандельштам, как указывает Л.Ф. Кацис в статье «Иудаизм и еврейство», написанной для Мандельштамовской энциклопедии (с которой мы познакомились в рукописи), не могут быть рассмотрены в качестве чисто мемуарных.

Как отмечает исследователь, знакомство Н.Я. и О.Э. Мандельштамов имело место уже тогда, когда поэт практически сложился, а их постоянная совместная жизнь началась в 1922 г., то есть в момент, когда русская поэзия уже знала О. Мандельштама как автора двух главных его сборников, успевших не один раз выйти в свет.

Справедливость требует отметить, что некоторые наблюдения над языковой составляющей поэтического языка Мандельштама имели место. Так, Р.Д. Тименчик отметил идишский подтекст русского глагола «командовать» в «Египетской марке» ([котапс1еуеп] в идише), а Л.Ф. Кацис отметил незнание Н.Я. Мандельштам смысла слова «ихес», означающего принадлежность к еврейской аристократии, которое, по ее воспоминаниям, Мандельштам знал.

Особенности жизни и творчества Мандельштама, история критического осмысления наследия поэта наряду с процессом развития мандельштамоведения приводят к необходимости построения специфических процедур анализа еврейского субстрата творчества поэта.

В частности, Л. Кацис показал, что структура «Камня» как целостной поэтической книги, восходит к структуре сборников русско-еврейского поэта С. Фруга18.

В столь сложной ситуации, как нам представляется, необходимо найти единый объективный критерий оценки адекватности критических и мемуарных высказываний о творчестве Мандельштама, связанных с существованием целостного «еврейского» субстрата (как образного, идейного, биографического, так и языкового), который не замечается, отрицается или не всегда адекватно воспринимается критиками, мемуаристами и исследователями.

Поэтому, помимо собирания и систематизации прямых указаний и высказываний критиков и мемуаристов, мы считаем необходимым предпринять анализ творчества Мандельштама, его собственных поэтических, критических, мемуарных и т.п. высказываний на интересующую нас тему, с одной стороны, и систематический поиск рефлексов и суггестий еврейских (идиш) слов, терминов и выражений в поэзии и прозе поэта.

Сложность здесь, однако, в том, что еврейский язык идиш, контакты с которым, как мы помним, поэт отвергал, достаточно близок к немецкому (в особенности, к южно-немецкому) языку. Поэтому неизбежно возникает проблема конкуренции в текстах носителя русского поэтического языка подтекстов, суггестий, калек, анаграмм, метафор и т.п., основанных на

18 Кацис Л. Книга С. Фруга «Стихотворения» 1885 г.: динамика подтекста в русско-еврейской поэзии. // Еврейский книгоноша. 2005. №7. С. 31-39. немецком и на идише, и часто трудно понять, словоформа какого языка «работает» в данном случае.

Поэтому, для соблюдения методологической чистоты исследования, мы предпринимаем раздельный анализ германизмов и идишизмов Мандельштама, отмечая в каждом случае большую или меньшую вероятность манифестации того или иного языка.

Построение списка (словаря) германизмов и идишизмов Мандельштама позволяет оценить одну из самых трудных категорий критического осмысления творчества поэта - т.н. «ощущение» критика от чтения или прослушивания стихов Мандельштама. И здесь существенную роль начинает играть объективная, насколько возможно, оценка лингвистической, и особенно, интерлингвистической компетенции критика или мемуариста. Если в одном случае это А.Г. Горнфельд - известнейший русский литературный критик, публицист и переводчик, пишущий одновременно в еврейской прессе и связанный с немецко-еврейским контекстом, а в другом, например, Г. Иванов или В. Вейдле, то, очевидно, что их впечатления будут разными.

Странность и необычность поэтического языка Мандельштама нам придется сопоставлять с демонстративным включением Горнфельдом Мандельштама времен «Камня» и «Тристий» в списки русско-еврейских поэтов. И это далеко не самый трудный пример. Подобную ситуацию, применительно к восприятию критиками и мемуаристами творчества русско-еврейского поэта Д. Кнута, израильский исследователь В. Хазан назвал «чувствительным контекстом»19.

Ведь 1960-2000 гг. породили многочисленные статьи и мемуары уже о своем поэтическом становлении представителей новой русской поэзии, и деятелей «почвенно-националистического» направления (литераторы круга журналов «Наш современник» или «Молодая гвардия»), для которых именно критическое осмысление этнического компонента творчества О.

19 Хазан В. Довид Кнут: Судьба и творчество. Lyon, 2002. Р. 20.

Мандельштама оказывается важной составляющей их собственного поэтического и даже гражданского самоопределения. Впервые на этот аспект темы также обратил внимание Л.Ф. Кацис в своей монографии, отдав этой проблеме большую часть заключения.

Любая работа о Мандельштаме или любом литераторе, сколь бы специфична она ни была, с необходимостью обязана включаться в общий поток мандельштамоведения и критики 20-го века. Поэтому для нас принципиально важны методологические достижения таких мандельштамоведов, как:академик М.Л. Гаспаров, который предпринял

20 попытку целостного описания стиха Мандельштама , анализа достижений «старой» и построения «новой» текстологии О. Мандельштама на основе рукописей поэта, сохранившихся в Принстонском университете. Наконец, М.Л. Гаспаров разработал свою собственную концепцию комментирования текстов Мандельштама на основе понятий «анализ» и «интерпретация». Это позволило ему создать опыт единого комментария ко всем стихам Мандельштама, восходящий к подобному же комментарию к Лермонтову Б.М. Эйхенбаума; академик В.Н. Топоров предпринял целостное описание поэтики акмеизма и близких к нему поэтов от Комаровского до Кузмина, Ахматовой и Мандельштама. В самое последнее время эта работа получила существенное монографическое обобщение в концепции «русского аполлинизма», где это явление описано в своем развитии от времен Петра I до журнала «Аполлон»; Ю.Л. Фрейдин, C.B. Василенко, А.Г. Мец внесли существенный вклад в развитие текстологии Мандельштама. А.Г. Мец обнаружил и опубликовал важные сведения из архива Тенишевского училища, характеризующие отношение соучеников к Мандельштаму. В частности, караим (представитель иудейской секты, не признающей Талмуд) Б. Синани называл О.М. «талмудистом», а преподаватель Закона Божьего

Эта работа отразилась в ряде устных выступлений покойного исследователя и будет опубликована в составе описания принстонского архива поэта. отмечал, как сообщает Мец, у 10-летнего Мандельштама хорошее знание истории Ветхого Завета21.

Использовались нами также биографические работы R. Dutli "Meine Zeit, mein Tier. Ossip Mandelstam. Eine Biographie"22, O.A. Лекманова «Осип Мандельштам»23 и др.

Важную роль в нашей работе сыграли многочисленные сведения, собранные комментаторами книг Н.Я. Мандельштам - Ю.Л. Фрейдиным, М.К. Поливановым, C.B. Василенко, A.A. Морозовым.

Учитывая, что манделынтамоведение является одной из самых развитых областей современной филологии, мы не стремимся дать здесь общий обзор этой области науки, - многочисленные конкретные достижения мандельштамоведения мы отметим в соответствующих местах нашей работы.

Структура диссертации. Диссертация состоит из введения, двух глав, заключения, списка источников и литературы и двух приложений.

Список научной литературыГородецкий, Лев Рафаилович, диссертация по теме "Журналистика"

1. Цит. по: Мандельштам О. Указ. соч. в 4 т. Т. 2. С. 554 -555.

2. Цит. по: Мандельштам О. Указ. соч. в 4 т. Т. 2. С. 559.

3. Мандельштам О. Указ. соч. в 4 т. Т. 3. С. 54.

4. Мандельштам Н. Вторая книга. М., 1999. С. 169

5. Городецкий Л. Немецкий язык в дискурсе О. Мандельштама.

6. Заславский Д. Евреи в русской литературе.

7. Отношение к текстам, дискурсу и, вообще, к экзистенции Мандельштама как к своеобразному чужому, непонятному, «инопланетному» и поэтому вполне опасному мифу.

8. Реакция на «оксюморонность» (специфическую парадоксальность, двойничество, двойственность) манделынтамовского дискурса и экзистенции., часто выражающуюся в характерной «пародийности» и «автопародийности» дискурса О. Мандельштама.

9. Острое восприятие характерной «динамичности» дискурса и поведения Мандельштама, реакция на характерную «посредническую»творческую и культурную ориентацию поэта и на характерный для него «поиск единства».

10. Реакция на мандельштамовскую «технику сверток», «сокращение вещного мира».

11. Цит. по: Мец. А. Указ. соч. С. 34.

12. Более традиционная межъязыковая паронимия встречается нам в стихах того же 1909 года «Дыханье вещее в стихах моих.»

13. Мандельштам О. Указ. соч. Т.1. С.68,456

14. Мандельштам О. Указ. соч. Т.1. С.77

15. Мандельштам О. Указ. соч. Т. 1. С.78,460 (вариант)

16. Амелин Г., Мордерер В. Миры и столкновения Осипа Манднльштама. М., 2001.Б) КАМЕНЬ = Stein stayn. (= YP [stayn]) (пар.) СТАНЬ

17. Мандельштам О. Указ. соч. T.l. С.28 8

18. Перцов Н. Игроки (Пары истолкованья Осипа Мандельштама) / / Вопросы литературы. M., 2001. Ноябрь-декабрь. С. 349.

19. Мандельштам О. Указ. соч. T.l. С.361

20. Ossip Mandelstam. Die beiden Trams. Aus dem Russ. ubertr. von Ralph Dutli. Zurich, 2000. S. 157.

21. Мандельштам О. Указ. соч. Т. 1. С. 110

22. Мандельштам О. Указ. соч. T.l. С.475

23. Городецкий Л. Язык идиш и Осип Мандельштам.

24. Мандельштам О. Указ. соч. T.2. С.74.

25. Описывая ситуацию газетной травли, в которой оказался автор «Четвертой прозы», он использует все те же приемы лингвистической суггестии, которые мы демонстрировали при анализе стихов Мандельштама,

26. Отношение к текстам, дискурсу и, вообще, к экзистенции Мандельштама как к своеобразному чужому, непонятному, «инопланетному» и поэтому вполне опасному мифу.

27. Реакция на «оксюморонность» (специфическую парадоксальность, двойничество, двойственность) мандельштамовского дискурса и экзистенции., часто выражающуюся в характерной «пародийности» и «автопародийности» дискурса О. Мандельштама.

28. Острое восприятие характерной «динамичности» дискурса и поведения Мандельштама, реакция на характерную «посредническую» творческую и культурную ориентацию поэта и на характерный для него «поиск единства».

29. Реакция на мандельштамовскую «технику сверток», «сокращение вещного мира».

30. Андреев В. Возвращение в жизнь //Звезда.1969. №5. С.

31. Вознесенский А. «Слово это Бог» //Известия. 15 января 1991.

32. Волошина М. О Максе, о Коктебеле, о себе. Феодосия; М., 2003.

33. Воспоминания об Анне Ахматовой /Сост. В. Виленкин и В. Черных. М., 1991.719 с.

34. Воспоминания о серебряном веке: Сб. /Сост., авт. вступ. ст. и коммент. В. Крейд. М., 1993. 559 с.

35. Герштейн Э. Мемуары. СПб., 1998. 528 с.

36. Герштейн Э. Мемуары. М., 2002. 761 с.

37. Гинзбург JI. Записные книжки. Воспоминания. Эссе. СПб., 2002.

38. Гладков А. Поздние вечера. М., 1986.

39. Горнфельд А. Русское слово и еврейское творчество //Еврейский альманах: Сб. М; Петроград, 1923. С. 105-125

40. Горнфельд А. Научная глоссолалия (об Андрее Белом) //Парфенон. Сб. 1.СП6., 1922. С. 26-38.

41. Заславский Д. Современные немецкие писатели евреи //Еврейская летопись. Сб. 3. Л.; М., 1924. С. 110-118.

42. Заславский Д. Евреи в русской литературе //Еврейская летопись. Сб. 1. Петроград, 1922. С. 59-86.

43. Иванов Г. Собр. соч. В 3 т. М., 1994. Т. 3: Мемуары. Литературная критика. 718 с.

44. Каганская М. Осип Мандельштам поэт иудейский //Сион. № 20. Тель-Авив, 1977. С. 174-195

45. Катаев В. Алмазный мой венец: повести. М., 1981. 527 с.

46. Лекаш Б. Радан великолепный /Пер. с фр. и предисл. О. Мандельштама; прил.: Сегал Д. Еще один неизвестный текст Мандельштама? М; Иерусалим, 2004. 239 с.

47. Лоран Г. Voila: Антология жанра. М.; Тверь, 2004. 80 с. (Б-ка молодой литературы. Вып. 26).

48. Лукницкая В. Николай Гумилев: жизнь поэта по материалам домашнего архива семьи Лукницких. Л., 1990. 302 с.

49. Мандельштам О. Египетская марка. Неизданные фрагменты //Наше наследие. 1991. №1. /Публ. и текстолог, обраб. С. Василенко и Ю. Фрейдина. С. 70-76.

50. Мандельштам О. Сочинения /Сост. П. Нерлер; вступ. ст. С. Аверинцева. В 2 т. М., 1990.Т. 1: Стихотворения. 638 с. Т. 2: Проза. 464 с.

51. Мандельштам О. Собр. произв.: Стихотворения /Сост. С. Василенко, 10. Фрейдин. М., 1992. 576 с.

52. Мандельштам О. Собр. соч. В 4 т. /Под ред. Г. Струве и Б. Филиппова. М., 1991.Т. 1: Стихотворения. 684 с. Т. 2: Проза. 730 с.Т. 3-4: Очерки, письма. Стихи, проза, письма. 607 с.

53. Мандельштам О. Стихотворения. Проза /Коммент. М. Гаспарова. М., 2001. 896 с. (Бессмертная б-ка)

54. Мандельштам О. Шум времени /Подгот. текста С. Василенко, А. Морозова; коммент. А. Морозова. М., 2002. 301 с.

55. Мандельштам Н. Вторая книга /Предисл. и примеч. А. Морозова; подгот. текста С. Василенко. М., 1999. 768 с.

56. Мандельштам Н. Воспоминания. М., 1999.28. «Мандельштам победитель истории» (беседа с Ярославом Рымкевичем) // Русская мысль. №3557. 12 июля 1985.

57. Мусатов В. Лирика Осипа Мандельштама. Киев, 2000.

58. Одоевцева И. На берегах Невы: Литературные мемуары. М., 1988. 334 с.

59. Осип и Надежда Мандельштамы в рассказах современников /Сост. О. Фигурнов, М. Фигурнов. М., 2002. 544 с.

60. Переписка В.В. Розанова с'М.О. Гершензоном. 1908 1918 // Таргум: Сб. СПб., 1991. С. 187-229.

61. Петрова Н. Семантика черемухи в поэзии О. Мандельштама // Смерть и бессмертие поэта/Мат. науч. конф. М.: РГГУ, 2001. С. 190-196.

62. Письмо А. Куприна к Д. Батюшкову от 18 марта 1909 года. ОР института русской литературы. Пушкинский дом, АН СССР, фонд N 20, ед.хр.15125.

63. Седых А. Далекие, близкие. М., 1995. 319 с.

64. Селищев А. Язык революционной эпохи: из наблюдений над русским языком последних лет (1917-1926). 2-е изд. М., 2003. 248 с. (Лингвистическое наследие XX века)

65. Чуковский К. Дневник. Т. 2. М., 1994.

66. Эйхенбаум Б. О литературе /Коммент. Е. Тоддеса. М., 1987.

67. Dutli R. "Meine Zeit, mein Tier": Ossip Mandelstam. Eine Biographie. Zurich, 2003. 636 s.

68. Huntington The Clash of Civilizations // Foreign Affairs. Summer 1993. Vol.72.N. 3.P. 22 (28).

69. Juden in der deutschen Literatur. Essays über zeitgenossische Schriftsteller", herausgegeben von Gustav Krojanker, Berlin, 1922.

70. Kogos F. 1001 Yiddish Proverbs. Secaucus, N.J., 1974. 158 p.1.. Литература

71. Аверинцев С. Так почему же все-таки Мандельштам? //Новый мир. 1998. №6. С.219 -220.

72. Видгоф JT. Москва. Материалы к Мандельштамовской энциклопедии //Параллели: Альманах. М., 2003. С.

73. Гаспаров М. О русской поэзии. СПб., 2001. 477 с.

74. Гервер Л. Музыка и музыкальная мифология в творчестве русских поэтов (первые десятилетия XX века). М., 2001. 248 с.

75. Городецкий Л. Немецкий язык в дискурсе О. Мандельштама // «Сохрани мою речь.»: Сб. М., 2006. (в печати)

76. Городецкий Л. Язык идиш и О. Мандельштам //Judaica Rossica: Сб. ст. Вып. 4. М. (в печати)

77. Гумилев Л. Русь и великая степь. М., 1989. 783 с.

78. Жирмунский В. Поэтика русской поэзии, СПб., 2001. 478 с.

79. Каганская М. Осип Мандельштам поэт иудейский //Сион. № 20. Тель-Авив, 1977. С. 174 - 195

80. Кацис Л. К поэтическим взаимоотношениям Б. Пастернака и О. Мандельштама//Пастернаковские чтения: Сб. Вып. 2. М., 1998. С.

81. Кацис Л. Осип Мандельштам: мускус иудейства. Иерусалим; М., 2002. 598 с.

82. Клепикова Г. Семантика карпато-балканского Strlg- в свете характеристики некоторых мифологических персонажей («компонент движение») //Концепт движения в языке и культуре. М., 1996. С. 114-126.

83. Кнут Д. Собр. соч. /Сост. В. Хазан; вступ. ст. Д. Сегала. В 2 т. Иерусалим. Т. 1. 1997.417 е.; Т. 2. 1998. 719 с.

84. Ковельман А. Фарс в Талмуде //Библейские исследования. Еврейская мысль. Мат. Шестой Ежегодн. Междунар. Междисципл. конф. по иудаике: Сб. М., 1999. Ч. 1. С. 129-135. (Академич. серия. Вып. 4)

85. Лекаш Б. Радан великолепный /Пер. с фр. и предисл. О. Мандельштама; прил.: Сегал Д. Еще один неизвестный текст Мандельштама? М., 2004. 239 с.

86. Литературный энциклопедический словарь /Под общ. ред. В. Кожевникова, П. Николаева. М., 1987. 752 с.

87. Мандельштам Н. Вторая книга /Предисл. и примеч. А. Морозова; подгот. текста С. Василенко. М., 1999. 768 с.

88. Мандельштам Н. Воспоминания. М., 1999.19. «Мандельштам победитель истории» (беседа с Ярославом Рымкевичем) // Русская мысль. №3557. 12 июля 1985.

89. Мец А. Осип Мандельштам и его время: анализ текстов. СПб., 2005.

90. Мусатов В. Лирика Осипа Мандельштама. Киев, 2000.

91. Пауль Целан: материалы, исследования, воспоминания /Сост. и ред.: Л. Найдич. М; Иерусалим, 2004. Т. 1: Диалоги и переклички. 335 с.

92. Пахольский А. Чтение в метро "Буасьер" "Анвер" //Новая Польша. №7-8. Варшава, 2004. С. 22-24.

93. Петрова Н. Семантика черемухи в поэзии О. Мандельштама // Смерть и бессмертие поэта /Мат. науч. «онф. М., 2001. С. 190-196.

94. Рашковский Е. К метапоэтике еврейского анекдота в России // Параллели: Альманах. М., 2003. С. 120 131.

95. Ронен О. Лексический повтор, подтекст и смысл в поэтике Осипа Мандельштама // «Сохрани мою речь.»: Сб. Вып.3/1. М., 2000. С. 242-264.

96. Селищев А. Язык революционной эпохи: из наблюдений над русским языком последних лет (1917-1926). 2-е изд. М., 2003. 248 с. (Лингвистическое наследие XX века)

97. Спивак Р. Смеющийся еврей в русской литературе XIX в. // Праздник обряд - ритуал в славянской и еврейской культурной традиции74 Сб. ст. М., 2004. С. 265-282 с. (Академич. серия. Вып. 15)

98. Тименчик Р. Еврейские подтексты в «Египетской марке» Осипа Мандельштама//Jews and Slavs. Vol.1. СПб., 1993. С. 56-64.

99. Топоров В. К исследованию анаграмматических структур (анализы) //Исследования по структуре текста: Сб. М., 1987. С. 193-238.

100. Тынянов 10. Поэтика. История литературы. Кино /Подгот. изд. Е. Тоддес, А. Чудаков, М. Чудакова. М., 1977. 574 с.

101. Фромм Э. Библейская концепция человека. Пер. с англ. //Таргум: Сб. СПб., 1991. С. 61-71.

102. Хазанов О. Установка на реализацию в еврейском религиозно-историческом сознании //Материалы Восьмой Ежегодной Между нар. Междисципл. конф. по иудаике: Сб. ст. М., 2001. Ч. 2. С. 293- 299.

103. Шиндин С. О некоторых смысловых составляющих мотива полета в художественном мире Мандельштама //Концепт движения в языке и культуре: Сб. М., 1996. С. 353-370.

104. Шихова И. Идишская литература как часть мировой карнавальной культуры: от Шолом-Алейхема до Шрайбмана //Материалы Восьмой Ежегодн. Между нар. Междисц. конф. по иудаике: Сб. М., 2002. Ч. 2. С.219-225.

105. Эйхенбаум Б. О литературе /Коммент. Е. Тоддеса. М., 1987.

106. Dutli R. "Meine Zeit, mein Tier": Ossip Mandelstam. Eine Biographie. Zürich, 2003. 636 s.

107. Huntington The Clash of Civilizations // Foreign Affairs. Summer 1993. Vol. 72. N. 3. P. 22 (28).

108. Mittelmann H. Judische Expressionisten: Identität im Aufbruch Leben "im Aufschub, «Judische Selbst-Wahrnehmung», Tubingen, 1997.* *