автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.19
диссертация на тему: Концептуальные основания эвфемии в языке

Полный текст автореферата диссертации по теме "Концептуальные основания эвфемии в языке"

На правах рукопь

Порохницкая Лидия Васильевна

КОНЦЕПТУАЛЬНЫЕ ОСНОВАНИЯ ЭВФЕМИИ В ЯЗЫКЕ (на материале английского, немецкого, французского, испанского и

итальянского языков)

Специальности 10.02.19 - Теория языка 10.02.20 - Сравнительно-историческое, типологическое и сопоставительное языкознание

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук

2 7 ПАР 2014

Москва - 2014

005546504

005546504

Работа выполнена на кафедре общего и сравнительного языкознания ФГБОУ ВПО «Московский государственный лингвистический университет»

Научный консультант Официальные оппоненты

Ведущая организация

- Беляевская Елена Георгиевна, доктор филологических наук, профессор

- Джиоева Алеся Александровна, доктор филологических наук, профессор ФГБОУ ВПО «Московский государственный университет имени М. В. Ломоносова», факультет мировой политики, заместитель декана факультета

- Иовенко Валерий Алексеевич, доктор филологических наук, профессор ФГБОУ ВПО «МГИМО - Университет МИД России», кафедра испанского языка, заведующий кафедрой

- Рябцева Надежда Константиновна,

доктор филологических наук ФГБУН «Институт языкознания РАН», сектор прикладного языкознания, заведующий сектором ФГБОУ ВПО «Военный университет Министерства обороны РФ»

¿л

Защита состоится « диссертационного совета Д

Д2Л2.

и

Ъу?

часов на заседании 135.02 при ФГБОУ ВПО «Московский государственный лингвистический университет» по адресу: 119837, Москва, ул. Остоженка, 38.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке ФГБОУ ВПО «Московский государственный лингвистический университет» по адресу: 119837, Москва, ул. Остоженка, 38.

Автореферат разослан « ^ » ^г.

Ученый секретарь диссертационного совета — Страхова В. С.

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Реферируемая диссертация посвящена изучению концептуальных оснований формирования семантики эвфемистических номинаций и разработке когнитивных методов сопоставительного анализа эвфемизмов. Выбор направления исследования обусловлен тем, что, хотя эвфемизмы как одно из средств вторичной номинации получили достаточно подробное освещение в работах по логической семантике, теории вежливости и тендерной лингвистике, закономерности формирования семантики эвфемизмов, принципы конструирования и развития эвфемистического фонда языка, а также критерии сопоставления эвфемизмов разных языков практически не изучены.

Своевременность настоящего исследования связана с тем, что эвфемизация входит в число наиболее активных языковых механизмов, вызванных к жизни общей тенденцией к иносказанию, политкорректное™ и стремлению к смягчению и маскировке высказываемой точки зрения. Эти явления приобретают особую значимость в современных средствах массовой информации, которые в поисках максимально эффективных способов воздействия на получателя информации используют завуалированные формы описания событий и стараются не называть многие вещи своими прямыми именами. Кроме того, важным представляется изучение языковых и концептуальных моделей вторичной интерпретации знаний, для чего эвфемия предоставляет наиболее показательный материал.

Актуальность исследования определяется важностью дальнейшего изучения взаимодействия семантики и концептуальных структур, которыми оперирует человеческое сознание при формировании языковых знаков вторичной номинации. Актуально также системное и комплексное описание явления эвфемии в контексте когнитивной парадигмы лингвистического научного знания.

Актуальность диссертации обусловлена, таким образом, междисциплинарным характером исследования, осуществленного на стыке когнитологии, лингвокультурологии и этнолингвистики, что способствует более детальному моделированию процессов формирования эвфемизмов как части изучения проблемы взаимодействия языковой и концептуальной картин мира. Предполагается, что обращение к изучению концептуальных оснований эвфемистической семантики будет способствовать решению весьма актуальной для современной семантики проблемы - поиска объективных оснований сопоставления эвфемистических фондов разных языков.

Материалом исследования послужили эвфемистические единицы английского, немецкого, французского, испанского и итальянского языков, представляющие как традиционные сферы эвфемизации (секс, смерть, пьянство), так и новейшие табуированные сферы (гомосексуализм, наркомания), тесно связанные с тайноречием социолекта. Кроме того, в рассмотрение включены эвфемизмы (политкорректные обозначения), относящиеся к области социально-производственных отношений. Языковой корпус общим объемом более 12 ООО единиц был отобран методом сплошной выборки из наиболее представительных толковых словарей, фразеологических словарей, словарей эвфемизмов, словарей разговорной лексики и сленга анализируемых языков.

Основной гипотезой исследования является предположение о том, что концептуальные метафоры и метонимии, лежащие в основе семантики эвфемизмов, формируют единую иерархически организованную систему, где более простые метафорические и метонимические концепты формируют более сложные концептуальные структуры. Подобная система представляет собой концептуально-метафорический номинативный базис эвфемизмов и является общей для разных языков. Однако в каждом языке в одной и той же эвфемистической области могут активизироваться разные участки номинативного базиса, что позволяет установить национально-культурную специфику эвфемии того или иного языка и создает объективную основу для сопоставления эвфемизмов разных языков.

Таким образом, объект исследования - эвфемистические фонды английского, немецкого, французского, испанского и итальянского языков. Предметом исследования являются концептуальные (метафорические и метонимические) модели формирования семантики эвфемизмов в языке.

Основная цель исследования заключается в построении модели когнитивной реконструкции эвфемистической семантики и разработке когнитивных критериев сопоставительного изучения эвфемистических номинаций разных языков. Обозначенная цель обусловливает постановку следующих задач:

1. проанализировать различные концепции формирования и функционирования эвфемизмов с целью определения репертуара языковых способов реализации вторичной (эвфемистической) номинации и особенностей механизмов вторичной номинации в разных языках;

2. разработать методику выявления концептуальных оснований эвфемии в языковой системе;

3. обосновать возможность использования концептуально-метафорического и концептуально-метонимического номинативного базиса эвфемии как критерия сопоставительного анализа эвфемистической номинации в разных языках;

3. провести сопоставление традиционных областей эвфемизации (интимные отношения, пьянство, смерть), новых «сленговых» областей (наркомания, гомосексуализм) и новых «политкорректных» областей (социально-производственные отношения);

4. выявить более активные и менее активные участки номинативного базиса эвфемии при формировании исследуемых эвфемистических областей; провести сопоставление эвфемии пяти рассматриваемых языков по этому критерию;

5. определить понятие «эвфемистический потенциал» и его концептуальные параметры;

6. определить степень влияния концептуальной схемы образа, положенного в основу номинации эвфемистической единицы, на ее способность реализовывать смягчающую и/или маскировочную функцию в разных коммуникативных ситуациях.

Необходимость разработки комплексного подхода к моделированию семантики эвфемизмов определила теоретическую и методологическую базу исследования, которая включает в себя работы отечественных и зарубежных ученых в следующих областях:

- общая семантика, изучение семантических процессов вторичной номинации (В. Н. Телия, Е. С. Кубрякова, А. В. Кунин, Е. Г. Беляевская, С. Ульман, Дж. Лич и др.);

- теория эвфемии (А. М. Кацев, Л. М. Крысин, В. П. Москвин, Дж. Эйто, К. Барридж, Б. Уоррен и др.);

- когнитивная лингвистика, теория концептуальной метафоры и метонимии (Дж. Лакофф, М. Джонсон, М. Тернер, 3. Ковечеш, Е. Г. Беляевская, Н. К. Рябцева и др.);

- контрастивная лингвистика (В. Н. Ярцева, Е. М. Верещагин, В. Г. Костомаров, В. Г. Гак, В. А. Иовенко и др.);

- лингвокультурология (В. Н. Телия, М. Л. Ковшова, А. А. Джиоева и др.).

Исследование выполняется в рамках когнитивной парадигмы лингвистических

исследований.

На защиту выносятся следующие положения:

1. Семантика эвфемизмов формируется на основе иерархически организованной системы метафорических и метонимических концептов, которые обеспечивают кодирование информации и активизируют процессы вторичной номинации в тех случаях, когда прямое именование объекта считается неприемлемым по религиозным, этическим, политическим и другим соображениям. На основании проведенного исследования можно утверждать, что выявленная система метафорических и метонимических концептов носит универсальный характер и представляет собой единый концептуальный номинативный базис, обеспечивающий формирование эвфемизмов в английском, немецком, французском, испанском и итальянском языках.

2. Одна и та же система концептуально-метафорической и концептуально-метонимической репрезентации составляет номинативный базис эвфемизмов как традиционных табуированных областей (пьянство, секс, смерть), так и новейших областей, где активно протекают процессы эвфемизации (наркомания, гомосексуализм, социально-производственные отношения).

3. Образные представления, на основании которых формируется семантика эвфемизмов, являются по большей части сложными концептуальными структурами, составленными из более простых метафорических и метонимических концептов, которые, по-разному комбинируясь, создают образы разной степени сложности. Концептуальные структуры как основания эвфемистической семантики обладают способностью к фокусировке - выдвижению «вершинных» концептуальных представлений, позволяющих установить релевантную импликацию образа.

4. Особая роль в эвфемии принадлежит относительно простым (базовым) метафорическим концептам, фиксирующим указание на положение и перемещение объекта / объектов в пространстве, их физические параметры, а также их взаимодействие. Именно эти базовые концептуальные представления определяют фокусировку общих метафорических и метонимических образов, соответствующую каждой эвфемизируемой сфере и прагматическим интенциям говорящего. Один и тот же метафорический концепт (например, путешествие) может иметь разную фокусировку в разных табуированных областях (например, уход от реальности в сфере «наркомания» и удаление в сфере «смерть»).

5. Фокусные идеи метафорических и метонимических образов, формирующих семантику эвфемизмов, образуют иерархическую систему, на вершине которой находятся обобщенные нейтральные идеи естественность и необходимость, определяющие сущность эвфемии как процесса вторичной номинации. Остальные фокусы находятся друг с другом в отношениях логической преемственности (по инференции), формируя кластеры. Многие фокусные идеи образуют пары концептуальных оппозиций, причем продуктивность членов оппозиций может оказаться различной (например, в оппозиции нахождение среди людей уб одиночество (сфера «смерть») большей продуктивностью отмечен первый фокус). Иерархическая структура фокусных понятий представляет собой концептуальную систему эвфемистического видения номинируемых табуированных явлений, которая является общей для всех анализируемых языков.

6. В процесс создания эвфемистических единиц во всех пяти анализируемых языках вовлекаются все способы образования новых языковых единиц или новых значений языковых единиц (фонетические, словообразовательные и т. д.), уже существующие в языковой системе для пополнения словарного состава. Несмотря на некоторые различия в продуктивности ряда способов в разных языках и разных группах языков (например, в немецком языке более заметна роль словосложения), такие расхождения отражают особенности той или иной языковой системы, не раскрывают сущности эвфемии и, следовательно, не могут выступать в качестве основы для сопоставления эвфемистических единиц разных языков.

7. Концептуально-метафорический и метонимический базис, обеспечивающий формирование эвфемизмов в языке, может служить объективным основанием для сопоставления эвфемистических фондов разных языков. Критериями сопоставления являются: наличие того или иного метафорического (метонимического) концепта в системе концептуально-метафорической репрезентации табуированного понятия в конкретном языке и степень активности концепта. Метафорические и метонимические концепты, обусловленные единством эмпирийной базы сопоставляемых лингвокультур (напр., тело человека, природные стихии), а также представляющие собой элементы общеевропейских культурных кодов (напр., бог, рай), характеризуются в среднем одинаковой продуктивностью во всех анализируемых языках.

8. Активность каждого метафорического (метонимического) концепта при формировании эвфемизмов обусловлена спецификой каждой отдельной лингвокультуры, в частности культурными традициями и этическими прескрипциями социума, религиозно-мифологическим фоном, географическими факторами и особенностями экономического развития государства. В частности, во французском языке большей активностью, по сравнению с другими языками, характеризуются мк хлеб и мк бильярд, в английском языке - мк чай, в английском, испанском и итальянском языках - мк корабль, мореходство. В немецком языке отмечается более высокая активность метафорических концептов, связанных с различными видами ремесел и военным делом. На активность метафорических концептов и продуктивность номинативных сфер эвфемизации существенным образом влияет экстралингвистическая ситуация: отношение к табуируемому понятию (например, для итальянского языка характерна

сравнительно низкая продуктивность эвфемизации в сфере пьянства), а также степень распространения эвфемизируемого явления в той или иной лингвокультуре (например, в английском и испанском языках наблюдается постоянный приток эвфемистических неологизмов в области «наркомания»).

Исследование проводилось с использованием комплекса методов, в частности, использовался метод концептуального анализа, гипотетико-дедуктивный метод, метод моделирования, метод дефиниционного анализа, компонентный анализ, приемы и методы сопоставительного анализа, ассоциативный метод, метод культурологической интерпретации единиц, метод сплошной и систематической выборки, также осуществлялась количественная оценка числа единиц, реализующих выявляемые закономерности.

Апробация работы. Основные положения диссертационного исследования получили отражение в двадцати опубликованных статьях и тезисах (шестнадцать статей в изданиях, рекомендованных ВАК для публикации результатов исследований, представленных на соискание ученой степени доктора филологических наук) и монографии («Концептуальная метафора в эвфемии». - М.: Издательство «Спутник +», 2013. - 370 с.) общим объемом 22, 9 п. л. Одна статья находится в настоящее время в печати. Материалы диссертации обсуждались на заседаниях кафедры общего и сравнительного языкознания МГЛУ, общероссийских и международных конференциях, в их числе: Лексикологические чтения. Москва, 2010; 2012, VIII Международная научно-практическая конференция «Актуальные проблемы современных наук». Варшава, 2012; Международная конференция «Научный потенциал мира». София, 2012; Международная конференция. Прага, 2012. Материалы работы были представлены для участия в I Всероссийском конкурсе научных работ аспирантов и молодых ученых по направлению «Когнитивная лингвистика», 2009.

Научная новизна диссертации состоит в том, что в ней впервые осуществляется комплексная реконструкция закономерностей формирования семантики эвфемизмов в языке и разработка когнитивных принципов сопоставления эвфемистических номинаций разных языков. В диссертации впервые устанавливается единство концептуального основания разных номинативных процессов, таких как выбор политкорректного выражения, номинирование табуированного понятия, маскировка деятельности социальной группы и т. д. Впервые выделяются концептуальные параметры эвфемистического потенциала языковой единицы. Впервые на обширном материале (более 12 000 единиц) пяти языков доказывается способность метафорических и метонимических концептов по-разному комбинироваться, создавая образы разной степени сложности при формировании концептуальных оснований семантики эвфемизмов. Впервые проведена каталогизации основных метафорических и метонимических концептов, лежащих в основе эвфемистической семантики, проведено сопоставление их активности в пяти языках как в плане синхронии, так и в диахронном аспекте; впервые выявлены причины разной продуктивности метафорических и метонимических концептов.

Впервые обосновано положение о фокусировке сложных концептуальных структур как основании семантики эвфемистических единиц и разработана

методика выявления вершинной идеи образа. В работе впервые описывается иерархическая система концептуального профилирования и выявляются ее закономерности как в традиционных областях эвфемизации, так и в новых табуированных сферах.

Теоретическая значимость работы заключается в том, что она вносит вклад в разработку основ когнитивного анализа процессов вторичной номинации как в формате отдельных лексических и фразеологических единиц, так и целых лексических подсистем. В диссертации разрабатывается новая теоретическая концепция формирования семантики эвфемизмов на основе целостного концептуального номинативного базиса, общего для разных языков, а также методики сопоставительного анализа вторичной номинации в разных языках.

В работе доказывается важнейшая роль относительно простых (базовых) концептуальных представлений в формировании целостного образа и в установлении его импликации. Теоретическая значимость разработанного в диссертации алгоритма изучения метафорических кластеров заключается в возможности его применения не только к разным сферам эвфемизации, но и любым областям непрямого наименования, что является значительным вкладом в теорию концептуальной метафоры.

Теоретическая значимость диссертации также обусловлена ее вкладом в дальнейшую разработку методики выявления концептуальных оснований формирования семантики языковых единиц в ходе различных номинативных процессов, а также в разных типах дискурса. Положения диссертации могут способствовать дальнейшей разработке проблемы определения соотношения концептуальных моделей и языковой семантики, проблем порождения текста и инференции его смысла. Предлагаемая в работе методика выявления и сопоставления концептуальных оснований эвфемистической вторичной номинации закладывает основы объективных межъязыковых сопоставлений и максимально полного описания эвфемистических картин мира разных социумов.

Практическая значимость обусловлена возможностью использования полученных результатов в лексикографической практике для уточнения статуса эвфемизмов, их системного представления в словаре и выбора таких способов семантизации эвфемизмов, которые обеспечивали бы их адекватное употребление в дискурсе. Положения и выводы диссертации могут найти применение в практике преподавания иностранных языков, поскольку знание механизмов вторичной эвфемистической номинации обеспечивает более полное декодирование их семантики и способствует более глубокому пониманию текста и авторского замысла. Положения диссертации могут быть использованы при подготовке теоретических курсов по лексикологии романских и германских языков, общему и сравнительному языкознанию, а также по теории межкультурной коммуникации.

Поставленные в диссертации цели и задачи определили структуру работы. Диссертация состоит из введения, четырех глав с выводами по каждой главе, заключения, списка литературы, списка использованных словарей и четырех приложений, в которых графически представлены системы концептуально-метафорической и концептуально-метонимической репрезентации двух

традиционных сфер эвфемизации («секс» и «смерть») и трех новых областей («наркомания», «гомосексуализм» и «социально-производственные отношения»),

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении обосновывается актуальность исследования, устанавливается предмет исследования, уточняются его цель и задачи, формулируются гипотеза исследования и положения, выносимые на защиту, определяется теоретическая и практическая значимость работы, ее научная новизна, указываются методы исследования.

Глава I «Особенности эвфемистической номинации» представляет собой систематизацию существующего в настоящее время научного знания в сфере теории эвфемии с целью выделения нерешенных проблем и определения наиболее актуальных направлений дальнейшего изучения эвфемии как области вторичной номинации. В частности, анализируются особенности семантики эвфемизмов, функции эвфемизмов в коммуникации, связь эвфемизмов и смежных лингвокультурных феноменов (сленг, политкорректность); рассматривается лингвокультурологический ракурс изучения эвфемии, а также способы пополнения эвфемистического фонда языка и возможность сопоставления эвфемии разных языков на этом основании.

Придерживаясь широкого взгляда на понятие эвфемии и определяя эвфемизм как слово или словосочетание, используемое взамен другого слова или словосочетания, которое по нравственным, этическим, эстетическим, религиозным и другим мотивам представляется неуместным в данном контексте, следует согласиться с мнением о том, что эвфемизация - это удивительно гибкий механизм, «позволяющий регулировать отношения между говорящим и окружающим его миром, в котором объектом референции становятся подчас очень сложные чувства, мысли и т. д., а также факты, косвенно включенные в общение» [Сахно 2006:55].

Несмотря на подробную проработку многих общетеоретических вопросов, между исследователями эвфемии по-прежнему не существует единого мнения по вопросу функций, который эвфемизм должен выполнять в дискурсе. В то время как одни исследователи подчеркивают, что эвфемизм - «коммуникативно настраивающая речевая тактика» [Ковшова 2007:39], выделяя смягчающую функцию эвфемизма как его базовую функцию (см., напр., [Голубкова 1982]; [Босчаева 1989]), другие исследователи делают акцент на маскировочной функции эвфемизма, отмечая, что основное назначение эвфемизма - скрыть правду (напр., [Estrin, Mehus 1974]). Сильно преувеличенной представляется отмечаемая многими исследователями роль эвфемистического сговора, которая якобы существует между коммуникантами в процессе реального общения. В частности, отмечается, что при эвфемизации «... собеседник хорошо понимает подлинный смысл сказанного» [Ковшова 2007:8], что априори лишает эвфемистические единицы их способности к маскировке, хотя на самом деле маскировочная функция во многих случаях не противоречит, а, напротив, является логической предпосылкой функции смягчения. Так, в медиадискурсе точная дешифровка таких единиц, как quantitative easing (англ. увеличение денежной массы, букв, количественное смягчение), to reconfigure опе 's

resources (англ. уволить сотрудников, букв, переформировать, перестроить ресурсы) и т. п., призванных смягчить влияние негативных явлений общественно-политической жизни на массовое сознание, нежелательна, она противоречит прагматическим интенциям их создателей. Можно сказать, таким образом, что именно неспособность реципиента декодировать точный смысл послания во многих случаях гарантирует способность единицы адекватно выполнить свою смягчающую функцию.

Необходимо подчеркнуть, что, если экстралингвистические источники эвфемии стали объектом подробного рассмотрения в рамках структурной парадигмы лингвистического знания, то закономерности формирования семантики эвфемизмов изучены в настоящее время недостаточно. Исследователи отмечают, что в качестве эвфемизма могут выступать отдельные значения слов, целые лексемы, словосочетания (в том числе фразеологические единицы), предложения; языковые единицы разной стилистической принадлежности. Однако до сих пор мало внимания уделялось вопросу о том, как формируются конкретные эвфемизмы и как отбираются признаки, на основе которых возникает эвфемистический перенос.

Одним из важных направлений изучения эвфемизации является рассмотрение этого явления в контексте механизмов вторичной номинации, причем особое внимание при этом уделяется описанию их семантики и анализу такой важной семантической характеристики как вариативность эвфемистического значения, главным образом, вариативность коннотативного аспекта значения эвфемизмов. Особенность вариативности данного аспекта значения заключается во влиянии экстралингвистических факторов на языковые процессы, в частности в возможности изменения отношения говорящих на данном языке к самому обозначаемому предмету или явлению. Таким образом, вариативность коннотативного аспекта значения эвфемизмов основывается, прежде всего, на особенностях самой референтной области и ассоциациях, связываемых с этой областью. Семантика эвфемизма, будучи «неплотно прикрепленной» к обозначаемому, исторически и контекстуально изменчива. Говоря об эвфемистичности единицы поэтому, необходимо учитывать контекст употребления и коммуникативную ситуацию, в которой она может быть реализована. Крайним случаем вариативности семантики эвфемизма является дисфемизм, т. е. слово или словосочетание, используемое с целью сознательного огрубления речи.

В современной теории эвфемии наметились два подхода к определению природы дисфемии. Первый трактует дисфемию как самостоятельное лингво-прагматическое явление, противоположное эвфемии по своей иллокутивной силе (напр., [Абакова 2007]; [Ковшова 2007]; [Daniels 2010]; [Jobert 2010]). Так, например, Г. Дэниелз считает, что в то время, как эвфемизм основан на отношениях между говорящим и слушающим, дисфемизм базируется на восприятии референта говорящим, который пытается заставить слушающего разделить это восприятие [Daniels 2010: 208]. М. JT. Ковшова в этой связи отмечает, что, если «эвфемизм -настоящий арсенал для осуществления говорящим позитивно настраивающей по отношению к собеседнику тактики, дисфемизм - словесное оружие для осуществления негативного общения» [Ковшова 2007:105].

Более продуктивной нам представляется вторая точка зрения, согласно которой эвфемия и дисфемия - это диалектические противоположности, две стороны одной медали. В языке практически не существует единиц, которые всегда, везде и всеми воспринимались бы как «стопроцентный» эвфемизм или дисфемизм [Burridge, Allen 2006]. Все зависит от того, как эти языковые единицы функционируют в конкретной коммуникативной ситуации, с какой прагматической целью они используются говорящим и как воспринимаются слушающим.

Поскольку отнесение языковой единицы к разряду эвфемизмов или дисфемизмов обусловлено, прежде всего, прагматическим намерением говорящего, необходимо говорить о вариативности прагматического аспекта эвфемистического значения. На современном этапе развития теории эвфемии основополагающим должен быть признан тезис о том, что в каждом коммуникативном регистре, в каждой социальной группе и в каждом территориальном варианте существуют свои эвфемизмы, вызванные к жизни общей потребностью в вуалировании разнообразных явлений действительности. Из всего вышесказанного становится очевидным, что ситуации, в которых реализуются эвфемизмы, весьма разнообразны. Среди основных функций эвфемистических единиц в коммуникации можно назвать смягчение неприятного или пугающего; маскировку «неудобного» или пугающего; «спасение» своего «лица», «лица» собеседника или третьей стороны (face-saving tactics). При этом необходимо понимать, что все эти функции обычно реализуются одновременно и можно говорить только о ведущей роли одной из них, а также о большей или меньшей способности языковой единицы выполнять эти функции. В одних случаях эвфемизмы «маскируют» табуированные понятия, в других случаях превращают неловкую ситуацию в шутливую, в третьих - позволяют собеседнику «сохранить лицо». В разных контекстах одна и та же эвфемистическая единица может выполнять все эти функции. Напротив, есть эвфемистические единицы, которые способны выполнять только одну функцию, например, функцию смягчения позиции говорящего. При этом можно говорить о более или менее употребительных эвфемизмах. Таким образом, возникает представление о том, что некоторые эвфемизмы кажутся более «эвфемистичными», чем другие. Для определения степени эвфемистичности языковой единицы следует оперировать термином «эвфемистический потенциал» единицы. По нашему мнению, эвфемистический потенциал - это комплексная характеристика, включающая в себя способность «смягчать» наименование табуированного (или «неудобного» для использования) понятия и маскировать исходное понятие. Однако более важным в этом комплексном понятии является круг тех ситуаций, в которых данный эвфемизм может использоваться. Следует учитывать ситуации формального и неформального общения, а также нейтральные по регистру коммуникативные ситуации; ролевые отношения участников коммуникации; тендерные и возрастные характеристики коммуникантов; «я-ты-он» грамматику коммуникативных ситуаций; отражение оппозиции «свой-чужой» в коммуникативной ситуации. Например, имеется ряд эвфемистических обозначений авиапроисшествий, используемых только в профессиональном жаргоне авиадиспетчеров (напр., loss of separation англ. сокращение дистанции между самолетами, которое может привести к столкновению, букв, потеря разделения). Многие эвфемистические обозначения

массовых увольнений (напр., optimisation des effectifs фр. букв, оптимизация кадров, regulación de empleo исп. букв, регулирование занятости) активно используются в рамках институционального (политического, медийного) дискурса и неуместны в контексте бытового общения. Больщинство шутливых обозначений смерти (напр., avaler son acte de naissance фр. букв, проглотить свое свидетельство о рождении) эффективно выполняют роль смягчающей альтернативы в ходе рассуждений человека о его собственной будущей кончине, однако при обращении к собеседнику могут быть восприняты как дисфемизмы. Эвфемистический потенциал единицы представляет собой многомерное явление, обусловленное рядом факторов как лингвистического, так и экстралингвистического плана и определяющее широту спектра коммуникативных ситуаций, в которых данная единица может выполнять свою смягчающую и/или маскировочную функцию, что, в свою очередь, обусловлено степенью ее декодируемое™ и тем, какое отношение к обозначаемому она реализует. Эвфемистический потенциал единицы, по нашему мнению, способен прогнозировать круг возможных ситуаций употребления эвфемизма, его распространение и, в определенной степени, его историческую перспективу.

Еще одним понятием, с которым коррелирует предлагаемое нами представление об эвфемистическом потенциале, является степень эвфемистичности единицы. Здесь может представиться несколько случаев: единица, указывая на «маскируемое» понятие, представляет его в более приемлемом / в более положительном свете (напр., to carry англ. быть беременной, букв, носить); единица, указывая на «маскируемое» понятие, отражает отношение говорящего к сообщаемому (effort concurrentiel фр. увольнение сотрудников, букв, усилие, направленное на победу в конкурентной борьбе). В последнем случае степень эвфемистичности зависит от выражаемого в речевом сообщении отношения: чем более отрицательное отношение выражается, тем менее эвфемистичной «кажется» единица. В этой связи важную роль играет и дискурсивный фактор - тот тип дискурса, в котором эвфемизм реализуется: бытовой дискурс, медийный дискурс, военный дискурс, политический дискурс, дискурс той или иной маргинальной социальной группы и т. д. Многие современные словари эвфемизмов и разговорной лексики, например, [Ayto 2007]; [DE 2000]; [SF 2002]; [SI 2005], содержат указание на регистр коммуникативных ситуаций, в которых конкретная языковая единица может употребляться, ведущие прагматические интенции ее выбора, а также возможную реакцию реципиента. Однако причины, по которым единицы схожие как морфологически, так и семантически оказываются наделенными разной степенью эвфемистического потенциала, остаются практически неизученными.

Изучение эвфемизма не только как единицы номинации, но и в значительной степени культурного символа (знака) предполагает проникновение в еще один компонент значения эвфемизмов - культурный. Безусловно, культурная интерпретация языковых единиц может осуществляться и в рамках одной лингвокультуры. Однако на современном этапе развития теории эвфемии осуществление значительного «прорыва» возможно только в области сопоставительного анализа семантики эвфемистических единиц и стоящих за ними когнитивно-культурологических моделей. Несмотря на наличие некоторого количества работ, посвященных сопоставлению эвфемистических единиц в разных

языках (напр., [Кудряшова 2002] (русский и немецкий языки), [Обвинцева 2004] (английский и русский языки), [Мухамедьянова 2005] (немецкий, русский и башкирский языки), [Тишина 2006] (английский и русский языки)), методы сравнительного анализа эвфемизмов остаются в значительной степени неразработанными. Это свидетельствует об актуальности формирования такой методики анализа языкового материала, которая позволяла бы получить объективные результаты.

Обзор исследований, посвященных изучению эвфемизмов и процесса эвфемизации в разных языках, показывает, что наименее исследованными и наиболее спорными являются две основные проблемы. Во-первых, это вопрос о том, на основании каких когнитивных и языковых механизмов происходит продуцирование эвфемизмов как единиц вторичной номинации. Во-вторых, исследования в области эвфемии существенно затрудняются тем, что неясными остаются критерии и основания сопоставления эвфемизмов в разных языках, что осложняет поиск общеязыковых закономерностей формирования эвфемизмов.

Формирование эвфемизмов как единиц вторичной номинации в целом основывается на известных способах пополнения лексического и фразеологического фондов языка (по Г. Марчанду). Предпринятая в диссертации систематизация языковых способов формирования эвфемистических фондов двух германских и трех романских языков позволяет сделать вывод о том, что в создании языковой оболочки для эвфемизма может участвовать любой способ из всего репертуара способов образования новых языковых единиц или новых значений уже существующих языковых единиц в основных европейских языках, (см. рисунок 1)

I Способы образования эвфемизмов I

| Внутрисистемные способы |

Заимствования

«сеерхсловные»

: Г5

синтаксические структуры]

Рисунок 1 - Способы создания эвфемизмов

Как показало проведенное исследование, можно утверждать, что сопоставление эвфемистических фондов языков по данному критерию не дает возможности выявить специфику формирования эвфемизмов разных языков. Это обусловлено двумя основными причинами: во-первых, во всех языках отмечены одни и те же способы пополнения эвфемистического фонда языка (при небольших количественных расхождениях, обусловленных особенностями той или иной

языковой системы; например, словосложение характеризуется высокой продуктивностью в немецком языке); во-вторых, активность некоторого способа пополнения эвфемистического фонда в разных языках в определенной мере связана с одними и теми же номинативными сферами (например, звукоподражание и редупликация очень активны в сфере физиологии, конверсия традиционно используется для эвфемистического номинирования высших сил, поляризация лежит в основе ведущей языковой стратегии, эксплуатируемой в военном и дипломатическом видах дискурса).

Проведенное исследование также позволяет сделать вывод о том, что значительное количество эвфемизмов представляют собой продукт серии преобразований структурного и/или семантического плана. Кроме того, во многих случаях в основе морфологических (напр., усечение, словосложение) и некоторых фонетических способов (напр., звуковая аналогия, рифмованный сленг) лежит действие метафоры или метонимии как базовых глубинных механизмов формирования значения.

Метафора и метонимия получили достаточно подробное освещение в трудах по проблемам эвфемии. Их важнейшую роль в эвфемизации отмечали, в частности, такие исследователи, как [Видлак 1965]; [Кацев 1988]; [Warren 1992]; [Москвин 2001] и др. Однако мы полагаем, что метафора и метонимия - это не столько семантические способы пополнения словарного состава, сколько когнитивные модели: они присутствуют в формировании семантики словообразовательных производных, а также фразеологизмов и свободных сочетаний. Кроме того, именно характер метафорического образа во многом позволяет объяснить то, почему эвфемизмы достаточно легко заимствуются из одного языка в другой.

Эвфемизмы не раз становились объектом исследований, выполненных в лингвокультурологическом ключе, что предполагает изучение эвфемистических единиц с точки зрения «сохранения» в них культурной информации, т. е. сведений о традициях, обычаях, верованиях, мифологии и т. д. разных социумов (напр., [Ковшова 2009]). В большинстве случаев такой ракурс исследования предполагает рассмотрение отдельных единиц как носителей информации культурологического плана, как своеобразных культурных символов, что неизбежно приводит к определенной «фрагментарности», к признанию культурной уникальности каждого такого эвфемизма. В то же время в подавляющем большинстве работ по проблемам эвфемии подчеркивается, что, несмотря на свою «уникальность», эвфемизмы могут заимствоваться. Изучение заимствований в сфере эвфемии представляет особый интерес для уточнения онтологических характеристик эвфемизмов, а также для определения критериев сопоставления эвфемизмов в разных языках, поскольку языковые единицы заимствуются из одного языка в другой целиком как единство звучания и значения, и это означает, что эвфемизмы, несмотря на их маскировочную функцию, могут быть понятны носителям других культур.

Для эвфемии характерны заимствования всех трех типов: собственно заимствования, которые могут быть неассимилированными, полностью или частично ассимилированными; кальки, т. е. воспроизведение модели заимствованного слова или словосочетания при помощи элементов (морфем или слов) заимствующего языка; в эвфемии отмечен и семантический тип

заимствования, когда слово одного языка перенимает значение иноязычного слова, сходного с ним по форме. Проведенное исследование показывает, что подавляющее большинство заимствованных эвфемизмов относятся к первой группе.

Среди европейских языков выделяются два языка, которые внесли основной вклад в пополнение других европейских языков эвфемистическими номинациями, -это французский и английский, что в значительной степени обусловлено высоким престижем этих языков в разные моменты их истории. Французский язык играл ведущую роль в обогащении европейских языков эвфемизмами начиная с XVI века. Речь идет, главным образом, об эвфемизации интимной сферы и изъянов внешнего вида человека (напр., fille de joie англ. девушка легкого поведения, toitpée англ. маленький парик, закрывающий верхнюю часть головы, boîte исп. ночной клуб с эротическими представлениями; Schönen der Nacht нем. дамы легкого поведения; калькированный вариант от фр. belles-de-nuit)

Активизация английского языка как источника эвфемизмов, заимствованных в другие европейские языки, происходила на протяжении всего XX века. Многие из английских заимствований относятся к жаргону социолектов, в частности к социолекту наркоманов. Несмотря на социальную стигму, характеризующую как представителей данного социолекта, так и их «язык», многие лингвисты (напр., [Ayto 2007]) сходятся во мнении, что некоторые единицы, используемые для обозначения как процесса употребления самих наркотических веществ, так и состояния наркотического опьянения, могут быть причислены к эвфемизмам, как вследствие нейтральности исходного наименования, что обусловливает высокую степень маскировки табуированного явления (ср., напр., to smoke англ. курить наркотик, в частности, опиум, the business англ. процесс введения наркотического вещества или оборудование для подготовки этого вещества), так и вследствие яркого образа, вызывающего положительные ассоциации, который положен в основу наименования (напр., angel dust галлюциноген фенциклидин, букв, пыль ангела). Значительный процент современных англицизмов функционирует в сфере секс-индустрии и интимных отношений (напр., club исп. бордель), а также в сфере социально-производственных отношений (напр., free lance исп. человек, работающий на дому).

Проведенное исследование позволяет полагать, что активность заимствований эвфемизмов из языка в язык, существующая, несмотря на культурную детерминированность и «индивидуализированность» эвфемизмов, обусловлена определенными общеязыковыми закономерностями, которые могут послужить основанием для формирования семантики эвфемизмов.

При сопоставлении эвфемистических единиц в пяти европейских языках становится ясно, что некоторое их количество (речь идет, главным образом, о политкорректных сочетаниях) формируют корреляционные ряды (т. е. ряды аналогичных сочетаний-эквивалентов), например: ethnic cleansing (англ. этническая чистка) - ethnische Säuberung (нем.) - limpieza étnica (исп.) - purification ethnique (фр.) - epurazione étnica (ит.); surgical strike (англ. точечный удар, букв, хирургический удар) - frappe chirurgicale (фр.) - attacco chirurgico (ит.). Безусловно, определенную часть таких корреляций можно считать кальками с иноязычного материала (в особенности, это касается политкорректных клише, часто имеющих в

своей основе англоязычный образец). Однако в большинстве случаев правомерно постулировать наличие общих концептуальных структур в концептосферах культур рассматриваемых языков, обусловливающих порождение аналогичных сочетаний по единой концептуальной модели. В качестве иллюстрации можно привести образ «путешествия», который лежит в основе английской единицы trip (эйфория в состоянии наркотического опьянения, букв, поездка), которая заимствуется во французский язык и сосуществует там с калькой voyage (а также ее производными voyager, voyageur). «Легкое» освоение иноязычного элемента и его сосуществование с калькированным вариантом обусловлено прочно укоренившимся представлением о состоянии опьянения (как алкогольного, так и наркотического) как об удалении, перемещении в пространстве, либо нахождении в некоторой точке пространства. Образ удаления объекта в некоторых языках, в том числе и французском, может конкретизироваться как представление о путешествии.

Таким образом, можно полагать, что способность эвфемизмов активно заимствоваться из одной языковой системы в другую, несмотря на свою культурную специфику, выражающуюся в том, что они являются емкими носителями информации культурологического плана, в значительной степени обусловлена общеязыковыми закономерностями формирования их семантики, в основе которой в большинстве случаев лежит действие метафоры и метонимии как глубинных когнитивных механизмов формирования значения.

Глава II «Концептуальные основания эвфемистического значения и принципы сопоставительного анализа эвфемизмов разных языковых систем» посвящена разработке теоретических принципов формирования эвфемистического фонда в языке и обоснованию выдвигаемой в диссертации концепции существования общих концептуальных оснований формирования семантики эвфемизмов в языковой системе. В главе II предлагается метод выявления концептуальных метафорических и метонимических оснований эвфемистической семантики и их систематизации, который демонстрируется на примере эвфемистической области «пьянство» в английском, немецком, французском, испанском и итальянском языках.

Чтобы проникнуть в суть явления эвфемизации, необходимо смоделировать процесс появления эвфемизмов в языке, т. е. описать механизм формирования семантики эвфемизмов. Отправной точкой при рассмотрении концептуальных моделей формирования семантики эвфемизмов явилось представление значения языковой единицы в виде микрофрейма, позволяющее по-новому взглянуть на многие проблемы эвфемизации. Фрейм в своей классической интерпретации обладает целым рядом отличительных свойств, главными из которых следует считать: иерархически организованную структуру, возможность фокусировки внимания человека на одной из частей фрейма, взаимосвязь и взаимопроникновение фреймов [Минский 1979]; [Филлмор 1988]; [Беляевская 1992]. Для обозначения явления переноса внимания на разные участки фрейма в диссертации используется термин «фокус» [Чейф 1983].

В основе семантики многих эвфемизмов лежит то, что в современной лингвистической литературе получило название «концептуальная метафора». Например, семантика английского эвфемизма to put sb out to grass (уволить, букв.

выпустить на пастбище) моделируется на базе концептуально-метафорического осмысления человека как животного, выпушенного на пастбище и предоставленного самому себе.

Под концептуальной метафорой традиционно понимается представление одной концептуальной области (области цели, target domain) в терминах другой области (области источника, source domain), причем концептуальная область-донор в большинстве случаев более конкретная и четче очерчена, чем область цели. Среди наиболее важных областей-источников исследователи выделяют следующие: тело человека, животные, растения, здания и строения, машины и механизмы, игры и спорт, приготовление пищи и т. д.

Применительно к целям проводимого исследования было проведено уточнение некоторых теоретических положений теории концептуальной метафоры. Во-первых, концептуальная метафора - это не метафора особого рода, а типовая форма смыслового переноса, которую точнее обозначать как «метафорический концепт» (МК) [Lakoff, Johnson 1980]; [Беляевская 2011]. Во-вторых, многие из метафорических концептов сами могут концептуализироваться при помощи других концептов т. е. превращаться из области источника в область-цель. Так, в случае английского устойчивого сочетания to feel rusty (букв, чувствовать себя заржавевшим) концептуальная область «тело человека» выступает в качестве области цели, а областью источника является механизм (машина). В рамках традиционного подхода к концептуальной метафоре данное явление практически не поддается объяснению [Kövecses 2010:21]. Эта трудность снимается, однако, если описать концептуальные метафоры (метафорические концепты) не как разрозненные ментальные сущности, а в виде стройной, иерархически организованной системы, в которой более простые концепты формируют более сложные. Для этого следует признать, что метафорические концепты обладают разной степенью сложности; имеются более простые метафорические концепты (контейнер, движение и др.), которые могут являться строевыми элементами для более сложных метафорических образов (таких как: путешествие, медицина, спорт и т. д.).

Основной гипотезой настоящего исследования послужило предположение о том, что в основе семантики эвфемизмов, участвующих в описании одной предметной области в разных языках лежит единый иерархически организованный концептуально-метафорический комплекс. Предполагалась, что каждый язык может выбирать для эвфемистического описания разные участки этого номинативного базиса. В качестве такого общего концептуально-метафорического образования в диссертации использовалась идея концептуально-метафорического номинативного базиса [Беляевская 2011], в которую были внесены уточнения, отвечающие требованиям проводимого исследования.

Метод описания принципов формирования эвфемистической семантики демонстрируется на примере номинативной области «пьянство». Данная сфера представляется перспективной в плане изучения механизмов эвфемизации, поскольку она, будучи связанной с одним из древнейших пороков, характеризуется практически беспрецедентным уровнем синонимии в четырех из пяти анализируемых языков. Исключением стал только итальянский язык, который

содержит значительно меньше лексических и фразеологических единиц, обладающих эвфемистическим потенциалом для вербализации разных аспектов как процесса, так и результата потребления спиртных напитков. Сравнительно небольшое количество эвфемистических единиц для описания тематической области «пьянство» в итальянском языке обусловлено низкой степенью табуированности данной сферы человеческой деятельности в этом социуме, связанной с традиционно высоким уровнем культуры потребления алкоголя [Heath 1995].

На первом этапе исследования выявлялись те метафорические и метонимические концепты, которые лежат в основе семантики эвфемизмов, принадлежащих к номинативной области «пьянство». Далее на основании логических соотношений и операций естественного вывода формировалась система метафорических и метонимических оснований семантики с подразделением на четыре блока: антропоморфная метафора, «сложные артефакты» (механистические и строительные метафоры), «природные явления» и блок базовых представлений (объективация, контейнер, движение, связь И т. Д.).

Концептуальный анализ эвфемизмов табуированной сферы «пьянство» двух германских и трех романских языков показал, что стабильно высоким номинативном потенциалом в рамках данной сферы обладает антропоморфная метафора (см. рисунок 2).

Система концептуально-метафорической репрезентации

жизнедеятельность

! Характер I

Личностные Внешность 1 характеристики] .........

деятельность

| состояние

! физиология

социальная деятельность

духовная деятельность

|Речь|

|перцепция!

Двигательная функция

Эмоциональное состояние

смерть '

¡"болезнь"] | секс } [ питание""]

отношения,

[религия миф

Внешний вид

[ еда [ [питье] ! брак] дружба | общение [ искусство"] любовь выход в свет^

хозяйственная деятельность

|кулинария I |посуда :

Сельское хозяйство

Душевное равновесие

Улучшение [агрессия |

игровая деятельность

празднование

профессиональная деятельность

Агрессия против себя

| мореходство

игра : драка спорт ■

военное дело

азартная игра

рыбалка I

Рисунок 2 - Блок антропоморфных метафор, реализующихся при эвфемистической репрезентации пьянства

Во всех анализируемых нами языках на протяжении столетий используются эвфемизмы, семантика которых моделируется на базе концептуально-метафорического осмысления процесса потребления алкоголя как деятельности, жизненно важной для нормальной работы человеческого организма. Данное представление конкретизируется как представление об употреблении алкоголя как о питании организма, т. е. потреблении воды и пищи.

Одна из наиболее часто эксплуатируемых эвфемистических стратегий заключается в метафорической репрезентации пьянства как жажды, а процесса выпивания алкоголя «как утоления жажды». Например, to have а thirst (англ.), meurt-de-soif (фр. пьяница, букв, умирающий от жажды), eine trockene Kehle haben (нем. букв, иметь сухое горло). Ведущий в контексте эвфемизации потребления алкоголя метонимический образ потребления жидкости лежит также в основе репрезентации объектов, традиционно используемых для распития алкоголя (стаканов, бокалов и т.д.), через призму их представления в виде достаточно обобщенного контейнера (напр., pot фр., prendre un pot фр. выпить спиртное) или сосуда, ассоциируемого с потреблением других (неалкогольных) напитков, например, чая (напр., to take а сир too many англ. выпить много спиртного, букв, принять лишнюю чашку).

На базе указанного концептуального основания алкогольные напитки разной степени крепости метафорически осмысляются как вода, необходимая для функционирования организма. Например, waters (англ. крепкий напиток, обычно виски, букв, вода), water of life (англ. виски, букв, вода жизни), eau-de-vie (фр., букв, вода жизни), Kirschwasser (нем. вишневая настойка, букв, вишневая вода). Отмеченное представление призвано вывести в фокус номинации идею естественности и жизненной необходимости.

Во всех исследуемых языках процесс потребления алкоголя может метонимически репрезентироваться посредством различных (этапов) элементов стереотипного сценария потребления жидкости. Среди эвфемизмов, моделируемых на базе данного концептуального основания, можно назвать to bend one's elbow (англ. букв, согнуть локоть), to cock (turn up) one's little finger (англ. букв, оттопырить мизинец), die Mandeln kühlen (нем. букв, охладить миндалины), ins Glas gucken (нем. букв, смотреть в стакан), lever le coude (фр. букв, поднять локоть), empinar el codo (исп. букв, поднять локоть), alzare il gomito (ит. букв, поднять локоть).

В метонимическом представлении пьянства, призванном акцентировать естественность, «будничность» осуществляемых действий, могут присутствовать указания на разные части человеческого тела. Рассмотренная выше модель метафорической и метонимической репрезентации связана с представлением пьянства как действия/действий, связанных с физиологическими процессами, то есть с функциями тела человека. Большинство эвфемизмов анализируемой номинативной области, содержащих соматизмы, репрезентируют тело пьяного человека в образе контейнера, заполненного жидкостью до отказа (to have one's back teeth

floating англ. букв, иметь зубы на плаву, ponerse hasta los ojos/hasta las orejas/ hasta las cejas исп. букв, [напиться] до глаз, ушей, бровей), или содержат указание на положение (перемещение) человека в пространстве (kneecrawling англ.), или имплицируют результат взаимодействия тела человека с природными стихиями. Указанные образы профилируются, выводя в фокус номинации основополагающие для анализируемой номинативной области идеи наполненности, утяжеления и горизонтального положения. Сложные метафоры формируются в этом случае с участием метафорических представлений о природных явлениях (вода), а также сбалансированном/несбалансированном положении в пространстве.

Для рассмотренных европейских языков существенным оказывается также осмысление процесса потребления алкоголя через метафорический образ ПОТРЕБЛЕНИЯ ПИЩИ. Так, алкогольные напитки могут эвфемистически именоваться seafood (ам. англ. виски, букв, морепродукты), liquid lunch (англ. букв, жидкий обед), flüssige Nahrung (нем. пиво, букв, жидкое питание), flüssiges Brot (нем. пиво, букв, жидкий хлеб), а распитие спиртных напитков, в свою очередь, может описываться как поглощение пищи взрослым человеком (напр., satt нем. букв, сытый). Образы потребления пищи, продуктивные для метафорического конструирования опьянения в большинстве анализируемых языков, выводят на первый план уже отмеченные выше идеи естественности и необходимости -постоянную фокусировку концептуальных структур указанной номинативной области. На основании операций естественного вывода и изучения языкового материала эти модели профилирования концептуальных оснований семантики эвфемизмов можно дополнить двумя более конкретными идеями и выделить способность поглощать большие объемы жидкости и регулярность (повторяемость) действия (напр., biberonner фр. происходит от biberon - бутылочка для детского питания, mamarse исп. букв, сосать молоко, mamada аргент., уругв. исп. опьянение, букв, кормление ребенка).

Для всех анализируемых языков продуктивным оказывается такая концептуально-метонимическая модель эвфемистической репрезентации, которая позволяет описать состояние опьянения посредством апеллирования к одному из его типичных проявлений. Метонимическая репрезентация лежит, в частности, в основе эвфемистического описания ухудшения физического состояния пьяного (напр., unwell англ., indisposed англ. букв, испытывающий недомогание, frail англ. букв, слабый), изменения его эмоционального состояния, выражающегося в улучшении настроения (merry англ., jolly англ., gai фр., alegre исп., fröhlich нем., allegro ит.) или в обретении душевного равновесия (comfortable англ.), нарушения интеллектуальных способностей (confused англ. букв, запутанный, duselig нем. букв, сонливый), нарушения перцептивных способностей (to feel no pain англ. букв, не чувствовать боли), повышения температуры тела (warm англ., tibio исп.), потери способности двигаться по ровной траектории (not to be able to walk a chalk англ. букв, не в состоянии идти по линии, прочерченной

мелом, ir dando trompicones исп. букв, идти спотыкаясь), нарушения речи (die Zunge nicht mehr heben können нем. букв, быть не в состоянии поднять язык), а также изменения его внешнего вида (rosy англ., to be bright in the eyes англ. букв, с горящими глазами). Разрозненные, на первый взгляд, образы объединяет фокусировка таких основополагающих идей, как изменение внешнего облика, изменение интеллектуального состояния, изменение психоэмоционального состояния, которые в некоторых случаях имплицируют неспособность человека к осуществлению определенных действий.

Данные эвфемизмы можно считать примерами переноса по линии причина-следствие, где симптом состояния репрезентирует само состояние, за концептуализацию которого отвечает одноименный сегмент СОСТОЯНИЕ ОРГАНИЗМА ЧЕЛОВЕКА, являющийся одним из наиболее активных сегментов блока антропоморфных метафор. Указанный сегмент включает в себя концепты ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ, ФИЗИЧЕСКОЕ (ОБЩЕЕ) СОСТОЯНИЕ, ЭМОЦИОНАЛЬНОЕ СОСТОЯНИЕ, ПЕРЦЕПЦИЯ, РЕЧЕВАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ, ДВИГАТЕЛЬНАЯ СПОСОБНОСТЬ, ВНЕШНИЙ ВИД. Каждый ИЗ этих концептов, активизируясь, может способствовать актуализации представления о целом сегменте (состоянии опьянения) через его конституенты (например, через эмоциональное состояние). Концептуальная метонимия, таким образом, выполняет не только референциапьную функцию, но и, в определенной степени, функцию обеспечения понимания целого через его часть, а также части посредством целого или другой части.

Концептуальный сегмент СОСТОЯНИЕ ОРГАНИЗМА ЧЕЛОВЕКА можно считать активным в плане продуцирования эвфемистических единиц номинативной области «пьянство» во всех анализируемых языках, однако, степень активности каждого из конституирующих его сегментов может варьироваться от языка к языку, что обусловлено национально-культурным ракурсом «видения» данного феномена в каждой конкретной лингвокультуре. Так, помимо, в определенной степени, объективных критериев описания состояния опьянения, связанных с реальными физическими проявлениями (например, изменение цвета лица, вызываемое расширением сосудов под воздействием алкоголя), в европейских культурах существует традиция гиперболизировать некоторые симптомы опьянения, «задействуя», таким образом, другие соседние домены концептуально-метафорического номинативного базиса. Концептуальный анализ эвфемизмов тематической области «пьянство» в пяти языках показал, что для испанского и английского языков в большей степени, чем для остальных языков свойственно концептуально-метафорическое осмысление опьянения как БОЛЕЗНИ, которое может конкретизироваться до представления о состоянии опьянения как о полном отсутствии способности фокусировать зрение (напр., not to be able to see a hole in the ladder англ. букв, не в состоянии увидеть дыры в лестнице), как о косоглазии (estar bizco исп.) или даже полной слепоте (напр., to be blind to the world англ. букв, быть слепым по отношению к миру, estar ciego исп. букв, слепой). Концептуальной базой

для метафорической репрезентации опьянения может быть также осмысление опьянения в терминах сердечных заболеваний (cardiaco исп.), болезней, связанных с потерей двигательной активности (paralytic брит, англ,,footless англ. букв, без ступней, ¡egless англ. букв, без ног), простудных заболеваний (constiparse исп., acatarrarse исп.) и даже пребывания в коме (dans le coma фр.). Следует отметить, что описанные метафорические образы, так же как указанные выше метонимические образы, имплицируют изменение физического состояния индивида, но, в отличие от последних, призваны фокусироваться на неспособности индивида к осуществлению конкретных действий. В этой связи отметим, что многие эвфемистические номинации, имеющие в основе своей семантики действие метафорического концепта БОЛЕЗНЬ, в разных прагматических ситуациях могут эффективно выполнять маскировочную эвфемистическую функцию, особенно если симптомы заболевания существенно отличаются от типичных проявлений опьянения (например, представление опьянения как простуды).

Активизация МК БОЛЕЗНЬ может сопровождаться активизацией МК ЛЕЧЕНИЕ, отвечающего за актуализацию представления об алкоголе как о лекарстве (напр. cough medicine англ. букв, лекарство от кашля, Medi:in нем., antigrippe фр. букв, [лекарство] против гриппа). В этой связи заметим, что, если концептуальное представление о болезни призвано акцентировать изменение привычного состояния человека, выражающееся в его неспособности осуществлять определенные действия, то образ лечения выводит в фокус номинации противоположную идею возвращения в нормальное состояние, что в определенной степени коррелирует с отмеченной выше идеей естественности, нормальности описываемого явления. Участие концептуальных оппозиций в продуцировании единиц одной предметной области репрезентирует в значительной степени неоднозначное отношение данного языкового социума к номинируемому явлению.

Система фокусировки блока антропоморфных метафор, реализующаяся при формировании семантики эвфемизмов номинативной области «пьянство», представлена на рисунке 3.

Рисунок 3 - Номинативная сфера «пьянство». Модели концептуальной фокусировки антропоморфных метафор Концептуальный анализ эвфемистических единиц пяти европейских языков, используемых для описания номинативной области «пьянство», показал, что одним из важнейших метафорических концептов,

задействованных в моделировании их семантики, следует считать МК МАШИНА/МЕХАНИЗМ (См. рисунок 4).

Данный концепт, отвечающий за репрезентацию пьющего человека, выступает в тесной связи с базовым МК ОБЪЕКТИВАЦИЯ, актуализирующим представление о человеке как о некоторой предметной сущности, и сегментом ПРОФЕССИОНАЛЬНАЯ (ПРОИЗВОДСТВЕННАЯ) ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ (блок антропоморфных МК), поскольку механизм (машина) - это сложный в техническом плане конструкт, плод труда человека.

крыша

__ : Космический i _

|_Kopa6nbJ j самолет j | корабль [ | строение |

: мебель : Г стол i

! подключение

электроприбор 1 ; I автомобиль] [мотоцикл [ I оружие j

: Продукты нефтехимии ;

топливо

Рисунок 4 - Номинативная сфера «пьянство». Блок «сложные артефакты»

Концептуально-метафорическое осмысление пьющего человека как механизма конкретизируется в европейских языках в образах машины, корабля, мотоцикла, самолета, космического корабля, электроприбора (например, осветительного прибора), а также различных видов оружия (напр., огнестрельного оружия, пушки, бомбы, гранаты).

Для большинства анализируемых языков характерно видение пьяного человека через концептуальную призму машины, для нормальной работы которой необходим бензин и другие продукты нефтехимии (ср., напр., antifreeze англ. алкоголь, carburant, antigel фр., Diesel нем., benzina ит.), а также регулярная смазка (напр., lubricated англ. букв, смазанный, se graisser les roues фр., букв, смазать себе колеса, den Mechanismus ölen нем. букв, смазать механизм). Идея естественности и необходимости, выводимая в фокус в метафорических образах топлива, в образе смазки отходит на второй план, уступая место ведущего фокуса идее облегчения нормального функционирования системы.

Меньшим номинативным потенциалом в контексте эвфемизации пьянства обладает второй МК в структуре концептуального блока СЛОЖНЫЕ АРТЕФАКТЫ - ЗДАНИЕ/СТРОЕНИЕ (См. рисунок 4). Наиболее заметна роль данного МК в английском языке. Например, в эвфемистической единице to be on the roof (букв, быть на крыше) благодаря активизации подконцепта КРЫША (базовый МК ПРОСТРАНСТВО, концептуальная составляющая НАВЕРХУ) актуализируется представление о состоянии эйфории, душевном подъеме, часто сопровождающем состояние алкогольного опьянения. Более продуктивным в большинстве анализируемых языков по результатам проведенного исследования следует признать противоположное представление об опьянении как о нахождении в нижней точке внутреннего

пространства здания, концептуальным ориентиром которого в контексте эвфемизации опьянения служит, как правило, стол как культурный символ встречи с друзьями и застолья (ср., напр., to be under the table англ. букв, под столом, tomber sous la table фр. букв, упасть под стол, finiré sotto il tavolo ит. букв, закончить под столом). В фокус этих образов, формируемых при участии базового МК пространство (концептуальная составляющая внизу), выводится идея горизонтального положения человека, выпившего лишнее.

Структура концептуального профилирования метафор блока «сложные артефакты», участвующих в формировании семантики эвфемизмов номинативной сферы «пьянство», представлена на рисунке 5.

нап^ённоёть$1[Д°стижение предела^

Рисунок 5 - Номинативная сфера «пьянство». Модели концептуальной фокусировки метафор блока «сложные артефакты»

Среда обитания человека - это неисчерпаемый источник образов для метафорического конструирования обозначений различных аспектов человеческого бытия. В номинативной сфере «пьянство» издавна используются лексические и фразеологические единицы, в основе семантики которых лежит фитоморфизм, зооморфизм, а также разнообразные метафорические концепты, связанные с прямым или косвенным указанием на четыре стихии (воду, огонь, воздух и землю) (См. рисунок 6).

' ОВОЩ I

-{фрукт]

I туман I

I мороз I воздух I-Г

| рельеф | | уклон ]

Рисунок 6 - Номинативная сфера «пьянство». Концептуальный блок «природные

явления»

Из всех метафорических концептов данного блока, участвующих в моделировании эвфемизмов указанной номинативной сферы, наибольшим

номинативным потенциалом обладает МК ВОДА. Метафора воды - это своего рода эвфемистический гипероним для алкогольных напитков разной степени крепости, а потребление алкоголя во всех анализируемых языках репрезентируется через метафорическую призму утоления жажды. Для большинства анализируемых языков продуктивной представляется эвфемистическая стратегия метонимической репрезентации спиртного напитка через концептуальную призму минимального объема жидкости (напр., to enjoy a drop англ. иметь пристрастие к спиртному, букв, получать удовольствие от капли, goutte фр. спиртной напиток, букв, капля).

Третий образ, который часто эксплуатируется во всех анализируемых языках, - это «пропитанность» пьяного человека жидкостью. Этот эвфемистический образ создается при участии МК ВОДА и МК блока базовых представлений СМЕСЬ и ОБЪЕКТИВАЦИЯ. Последний отвечает, в частности, за метафорическое осмысление пьяного в универсальном образе губки (ср., напр., sponge англ., éponge фр., spugna ит., esponja исп.). Ведущим фокусом данного образа следует считать отсутствие предела, выражающегося в способности поглощать большие объемы жидкости, следствием чего может быть утяжеление. В немецком и французском языках данный образ получает развитие в персонифицированных образах губки в желудке (einen Schwamm im Magen haben нем.) и горле (avoir une éponge dans le gosier фр.) благодаря активизации МК сегмента ТЕЛО блока антропоморфных представлений и базового МК КОНТЕЙНЕР.

Структура концептуального профилирования метафор блока «природные явления» представлена на рисунке 7.

Рисунок 7- Номинативная сфера «пьянство». Модели концептуальной фокусировки метафор блока «природные явления» Последний из выделенных в ходе исследования блок - блок базовых метафорических концептов - включает в себя относительно простые метафорические представления, которые могут самостоятельно участвовать в репрезентации «пьянства» или выступать в качестве составляющих сложных метафорических оснований эвфемистической семантики рассматриваемой номинативной области (См. рисунок 8).

Основополагающим базовым МК в репрезентации пьянства в европейских языках следует признать концепт КОНТЕЙНЕР, который может быть «персонифицирован», главным образом, за счет соматизмов, или

объективирован, за счет указаний на конкретный контейнер. В отличие от большинства элементарных концептов и в том, и в другом случае КОНТЕЙНЕР может выступать в качестве самостоятельного концептуального основания семантики эвфемизмов анализируемой области. В этой роли МК КОНТЕЙНЕР реализует указание на высокую степень алкогольного опьянения через концептуальный образ полного контейнера (напр.,/«// англ., voll нем., plein фр.). Данный обобщенный образ, призванный акцентировать идею достижения предела, лимита, допускает возможность альтернативных инференций, обеспечивая данным номинациям относительно высокий эвфемистический потенциал. В большинстве анализируемых языков КОНТЕЙНЕР объективируется в образе конкретных емкостей, характеризующихся наличием основания (дна) (напр., abfüllen нем. напоить, букв, разливать в бутылки, como una cuba исп. букв, как бочка, como un odre исп. букв, как винный бурдюк). Как видно из приведенных примеров, во многих случаях речь идет о конкретных контейнерах, традиционно используемых в анализируемых социумах для хранения и транспортировки алкогольных напитков и выступающих своеобразными символами общеевропейской культуры потребления алкоголя.

Рисунок 8 - Номинативная сфера «пьянство». Блок базовых концептуальных

представлений

Структура концептуального профилирования метафор блока базовых представлений представлена на рисунке 9.

блеск

Уход от реальности ^ эйфория облегчение готовность ---

Рисунок 9 - Номинативная сфера «пьянство». Модели концептуальной фокусировки метафор блока базовых представлений

Проведенное исследование позволяет сделать вывод о том, что эвфемистический потенциал единиц табуированной сферы «пьянство» в значительной степени обусловлен сущностью той идеи, которая находится в фокусе образа, лежащего в основе их семантики. Многие фокусные идеи анализируемой сферы представляют собой понятия нейтральные (напр., естественность) или положительно оцениваемые в современных европейских лингвокультурах (напр., облегчение), что обеспечивает эвфемистическим единицам достаточно высокий и, в определенной степени, стабильный эвфемистический потенциал, при условии выдвижения отмеченных идей в качестве вершинных в относительном простом образе.

Большей вариативностью потенциала характеризуются эвфемистические единицы, семантика которых моделируется на основе образа, обнаруживающего более конкретную фокусировку. Фокусные представления, такие как утяжеление, наполненность, горизонтальное положение, способность поглощать большие объемы жидкости и т. д., характеризующиеся значительной степенью конкретизации, могут конструировать эвфемистический образ, составляющий основу семантики языковой единицы с относительно высоким эвфемистическим потенциалом при условии обобщенности самого образа (напр., full англ. букв, полный; употребителен в самом широком спектре коммуникативных ситуаций, не вызывает отрицательных ассоциаций, ведет свою историю с англосаксонского периода). Однако, по мере концептуального усложнения образа (за счет активизации МК других концептуальных блоков), могут обнаруживаться дополнительные импликации, позволяющие акцентировать негативные стороны номинируемого явления, что может значительно ослабить эвфемистический потенциал языковой единицы (напр.,/«// as a boat англ. букв, полный как лодка (корабль), конструируемый при участии базовых МК КОНТЕЙНЕР и БАЛАНС, позволяет обнаружить целый спектр импликаций, в частности, достижение предела и, как следствие, неспособность сохранить равновесие). Данная единица, обладающая высокой

экспрессией, принадлежит к разговорному дискурсу. Есть основания полагать, что, чем сложнее концептуальный образ эвфемизма и чем более конкретные идеи выступают в нем на первый план в качестве фокусных, тем выше шанс «выдать» те стороны табуированного понятия, которые эвфемизм должен был замаскировать. Такие эвфемистические единицы, как правило, обладают высокой степенью вариативности коннотационного аспекта семантики, и, как следствие, способностью выполнять эвфемистическую функцию в очень ограниченном круге коммуникативных ситуаций (например, в ситуациях неформального общения, в мужской компании), будучи в то же время неуместными в других.

Исследование позволило выявить те концептуальные фокусы и образы, которые отвечают за моделирование семантики единиц, обладающих наименьшим эвфемистическим потенциалом в контексте анализируемой номинативной области. Это, прежде всего, фокус физического повреждения, который в большинстве случаев акцентируется в качестве вершинной идеи благодаря активизации базового МК СВЯЗЬ (концептуальная составляющая НАРУШЕНИЕ ЦЕЛОСТНОСТИ). Среди наиболее дисфемистичных образов следует назвать репрезентацию опьянения через концептуальную призму физиологических проявлений организма (МК ФИЗИОЛОГИЯ, подконцепт ФИЗИОЛОГИЧЕСКИЕ ФУНКЦИИ), акцентирующих наиболее стигматичные физиологические стороны номинируемого объекта (напр., stinking пьяный англ. букв, вонючий).

Описанный концептуально-метафорический комплекс является общим в своей основе для всех анализируемых языков, однако продуктивность каждого отдельно взятого концептуального сегмента может варьироваться от языка к языку, что обусловлено национально-культурным ракурсом видения исследуемого феномена в каждой конкретной лингвокультуре. Так, например, несмотря на высокую активность МК ФИЗИОЛОГИЯ во всех анализируемых языках, концептуально-метафорическая репрезентация опьянения как болезни в большей степени характерна для английского и испанского языков, в то время как осмысление эвфемизируемого порока в терминах лечебной процедуры оказывается более востребованным в английском, французском и немецком языках. Во французском языке более высокой активностью, чем в других языках отмечен мк ЗАГРЯЗНЕНИЕ (avoir le пеz sale фр. букв, иметь грязный нос), в английском - МК МОРЕХОДСТВО (напр., to be at sea англ. букв, быть в море). МК ПЕРСОНИФИКАЦИЯ характеризуется более высокой продуктивностью в анализируемых романских языках, чем германских (напр., blonde фр. пиво, букв, блондинка, amable исп. букв, дружелюбный).

В главах III и IV осуществляется верификация концепции концептуально-метафорических оснований семантики эвфемизмов и предлагаемого метода сопоставительного исследования эвфемистических фондов разных языков.

Глава III «Концептуальные основания семантики эвфемизмов традиционных табуированных сфер» посвящена описанию концептуально-

метафорического номинативного базиса эвфемизмов пяти европейских языков, принадлежащих к традиционным табуированным областям: интимной жизни людей и смерти.

Концептуально-метафорический и концептуально-метонимический номинативный базис эвфемизмов, используемых для описания табуированной области «секс», включает те же блоки, домены и сегменты, что и рассмотренный выше номинативный базис семантики эвфемизмов сферы «пьянство». Следует указать, однако, на более высокую активность домена ЖИЗНЕДЕЯТЕЛЬНОСТЬ (блок антропоморфных метафор). В частности, в табуируемой сфере интимных отношений людей высокой продуктивностью отмечен МК ЖИЗНЬ (напр., to cohabit англ., beiwohnen нем., cohabitar исп., vivre avec qn фр.), что обусловлено, по всей видимости, физиологической сущностью самого номинируемого явления, которое часто репрезентируется через призму сопряженных метонимических и метафорических представлений. Более активными по результатам проведенного исследования надо также признать большинство МК блока «природные явления» (напр., МК ВОДА: to spill англ. букв, пролить, mouiller фр. букв, намочить, agua исп. сперма, букв, вода), что связано, по нашему мнению, с «природной» сущностью репродуктивных функций человеческого организма, обусловливающей выдвижение идеи естественности в качестве вершинной идеи в образах, формирующих семантику большинства эвфемизмов, обладающих относительно высоким смягчающим и/или маскировочным потенциалом как в синхронии, так и, в определенной степени, в исторической перспективе. Базовая идея естественности в некоторых случаях имплицирует по инференции также идеи непредосудительности и легальности номинируемого явления. Основополагающими фокусными идеями, обеспечивающими эвфемистическим единицам достаточно высокий потенциал, надо признать идеи безобидности и необходимости.

Вершинные идеи метафорических и метонимических образов, лежащих в основе семантики эвфемизмов анализируемой табуированной сферы, оказываются включенными в два ведущих базовых представления, находящихся между собой в отношениях концептуальных оппозиций, -естественность и неестественность. Идея неестественности, имплицируемая во многих эвфемистических образах опьянения, в контексте эвфемизации сексуальных отношений в некоторых случаях начинает выдвигаться на первый план в качестве фокусной.

Все фокусные идеи большей или меньшей степени абстракции образуют в свою очередь иерархическую систему понятий, где более обобщенные, нейтральные включают в себя более конкретные, «физиологичные» (см. Рисунок 10).

неестественность

Рисунок 10 - Структура концептуального профилирования МК номинативной сферы «секс»

Как видно из приведенной схемы, более активными в контексте эвфемизации сексуальных отношений, чем в сфере пьянства следует признать идеи пространственного расположения субъектов.

В рамках анализируемой области «секс» ведущими фокусными оппозициями следует признать пространственная близость (beiliegen нем.) vs душевная близость (boyfriend англ. сексуальный партнер, букв, друг, verse con algn исп. букв, видеться с кем-либо, fréquenter фр. букв, общаться), физическое напряжение (nightwork англ. букв, ночная работа, usiner фр. букв, вырабатывать, sich abarbeiten нем. букв, «уработаться») vs отдых, расслабление (fun and games англ. букв, веселье и игры, jugar исп. букв, играть, divertirse исп. букв, развлекаться), активная роль (to conquer англ. склонить женщину к интимной связи, букв, завоевать, bombardare ит. добиваться благосклонности) vs пассивная роль (to defend one's virtue англ. отказаться вступить в интимные отношения, букв, защищать свою честь, to surrender англ. вступить в интимные отношения, букв, капитулировать, sich ergeben нем. букв, сдаваться, капитулировать). Исследование показало, что концептуальные оппозиции, формируемые фокусами метафорических и метонимических образов, по-разному реализуются в разных эвфемистических сферах. Если в сфере «пьянство» активную роль играют обычно оба конституента концептуальной оппозиции, то в эвфемистической сфере «секс» обычно активизируется только один конституент концептуальной оппозиции. Есть основания полагать, что, несмотря на значительную либерализацию моральных устоев во второй половине XX века, сексуальные отношения остаются одной из наиболее табуированных сфер жизни человека.

Как показало проведенное исследование, в табуированных сферах «пьянство» и «секс» в качестве фокусных выступает целый ряд одинаковых идей (напр., естественность, необходимость и т. д.), однако,

«коннотация» таких идей в некоторых случаях оказывается прямо противоположной. Так, одна из ведущих идей пассивная роль задает, как правило, положительную фокусировку в образах опьянения, репрезентируя пьяного человека как невинную жертву обстоятельств, в то время как в контексте сексуальных отношений та же идея позволяет акцентировать нежелательность таких отношений для одного из партнеров. Пространственная идея горизонтального положения, напротив, в контексте эвфемизации опьянения - одна из достаточно конкретных идей, позволяющих имплицировать неспособность человека подняться на ноги и указывающих, таким образом, на сильную степень опьянения, в то время как в сексе та же идея выступает в качестве одной из относительно нейтральных базовых идей в достаточно обобщенных образах, фокусирующих лишь пространственную близость партнеров без указания на наличие физического контакта между ними.

Наиболее «физиологичными» в рамках номинативной области «секс» надо признать идеи сильного физического воздействия (ср., напр., to bonk англ. букв, бить, pesiare ит. букв, наносить удары) и проникновения (to plough англ. букв, вспахивать), которые при реализации в сложных метафорических образах драки, сельскохозяйственных и ремесленных работ, представляют собой основу для моделирования языковых единиц, обладающих незначительным эвфемистическим (преимущественно маскировочным) потенциалом и исключительно в неформальных коммуникативных ситуациях (мужском коллективе) и, в более редких случаях, в контексте интимного общения.

Особенностью эвфемистической репрезентации сексуальных отношений в анализируемых лингвокультурах следует также признать тендерную направленность реализации многих метафорических представлений, которая выражается в более высокой продуктивности некоторых концептов при эвфемистическом номинировании только маскулинных объектов или феминных объектов. Такая дифференциация, имеющая под собой реальные эмпирические основания, обусловлена тендерной спецификой реализации концептуальных оппозиций пассивная роль (женская) vs активная роль (мужская) и округлая форма vs фаллическая форма, которая определяет выбор феминного (напр., Bruntien нем. букв, колодец, lac фр. букв, озеро) или маскулинного (напр., instrument, tool англ. букв, инструмент, instrument фр., strumento ит., herramienta исп.) обозначения. В некоторых случаях можно говорить об «унисекс» концептах, например, МК ПЕРСОНИФИКАЦИЯ ( Wille англ., fanny брит, англ., Filiberta ит., Gino ит., Johannes нем. половые органы), МК ОТРИЦАТЕЛЬНЫЕ ЭМОЦИИ (СТЫД), которые обнаруживают свою тендерную специфику в более высокой продуктивности при наречении мужских органов (в первом случае) или женских (во втором, например, pudendum (pudenda) англ.). Кроме того, диахронный анализ эвфемизмов анализируемой области позволил выявить определенные изменения в восприятии мужчин и женщин с точки зрения их сексуальности, которые выражаются в активизации некоторых

концептуальных представлений, считавшихся в прошлом исключительно женскими (напр., сладкие блюда; объект, которым владеют), для номинирования также и лиц мужского пола.

Концептуальный анализ эвфемизмов английского, немецкого, французского, испанского и итальянского языков номинативной сферы «секс» продемонстрировал, что в сфере сексуальных отношений во всех анализируемых языках действует одна и та же система концептуально-метафорической и концептуально-метонимической репрезентации, однако, активность некоторых МК может варьироваться в разных языках. Так, например, номинативная активность МК ПИТАНИЕ и МК РЕЛИГИЯ выше в романских языках (напр., mangiare ilfritto ит. букв, есть жареную еду, a dieta исп. одинокий, без сексуального партнера, voir les anges фр. испытывать сексуальное удовлетворение, букв, видеть ангелов), а МК ОХОТА - в германских языках (напр., auf Hasenjagd gehen нем. букв, идти на заячью охоту). В английском языке обращает на себя внимание активность МК ИГРА (в том числе, МК АЗАРТНАЯ ИГРА; напр., Vatican roulette англ. секс в «безопасные» дни), в немецком языке - МК СПОРТ (Zimmersport нем.), в итальянском - МК СТРОЕНИЕ <forte::a ит. женские половые органы, букв, крепость), а во французском - МК ЦВЕТОК (nénuphar фр. женские органы, букв, водяная лилия, кувшинка). Кроме того, в испанском и итальянском языках активны МК КОРАБЛЬ И МОРЕХОДСТВО (напр., abordar исп. пытаться завязать отношения, букв, брать на абордаж, montare in barca ит. иметь сексуальные отношения, букв, подниматься на борт).

Концептуальный анализ эвфемизмов номинативной сферы «смерть» двух германских и трех романских языков продемонстрировал, что метафорическая и метонимическая репрезентация смерти в анализируемых языках обнаруживает существенную общность представлений, обусловленную как единой эмпирической базой анализируемого явления, так и в значительной степени единым религиозно-мифологическим фоном анализируемых лингвокультур, определяющим как отношение людей к смерти, так и традиции ритуального обращения с покойными. В метафорической и метонимической репрезентации эвфемистического видения смерти значительной продуктивностью отмечены все ведущие концепты всех основных концептуальных блоков, что в определенной степени сближает анализируемую сферу с двумя другими традиционными областями эвфемизации «пьянство» и «секс». Несколько меньшей активностью отличается МК МАШИНА/МЕХАНИЗМ (напр., to be offline англ.), однако, в рамках современного видения сущности смерти его роль в конструировании образа смерти начинает увеличиваться.

Синхронно-диахронный анализ языкового корпуса подтвердил стабильно высокую продуктивность на синхронном этапе развития языков большинства традиционных представлений, в конструирование которых вовлекаются как метонимические концепты (напр., МОЛЧАНИЕ: keinen Mucks (Pieps) mehr von sich geben нем. букв, не издавать больше ни звука), так и метафорические (напр., СОН; to say goodnight букв, сказать «спокойной

ночи», ПУТЕШЕСТВИЕ: faire sa valise фр. букв, собирать чемодан). Данный факт доказывает несущественные изменения в восприятии феномена смерти современными представителями анализируемых языковых социумов. Проведенный анализ также позволяет говорить о едином концептуальном базисе как сугубо материального видения смерти, так и его религиозно-идеалистического восприятия, в котором оказываются задействованными те же МК, в частности, ПУТЕШЕСТВИЕ, ОБЩЕНИЕ, ВЫЗОВ К НАЧАЛЬСТВУ И т. д.

В отличие от табуированных сфер «пьянство» и «секс» в рамках номинативной области «смерть» возможно выделение ведущего номинативного фокуса остановка (прекращение), который объединяет большинство метафорических и метонимических представлений разной степени концептуальной сложности, конструируемых при участии концептов разных блоков (напр., den Löffel senken/weglegen нем. букв, опустить/отложить ложку [МК ПИТАНИЕ], to stop ticking англ. букв, перестать тикать [МК МАШИНА/МЕХАНИЗМ]).

С отмеченной унификаций определенным образом связана также более тесная корреляция фокусных понятий, большинство из которых формируют концептуальные оппозиции (напр., удаление - возвращение), либо кластеры (напр., удаление - физическое отсутствие - переход). В ряде концептуальных оппозиций активным в большинстве анализируемых языков оказывается только один ее член (напр., нахождение в коллективе -одиночество, конечность - повторяемость), что роднит анализируемою область с представленной выше областью «секс». Вершинные идеи, продуктивные в других традиционных табуированных областях (напр., готовность - в «пьянстве» и повторяемость - в «сексе»), оказываются неактивными в контексте эвфемизации смерти.

Наиболее материалистичными фокусными идеями в рамках анализируемой табуированной области следует считать нахождение под землей (in the soil англ. букв, в земле) и изменение химического состава организма (avoir un petit jardin sur le venire фр. букв, иметь садик на животе). Данные идеи, отражающие материалистическое видение феномена смерти, реализуются в метонимических и метафорических образах разной степени концептуальной сложности при непосредственном участии МК блока природных явлений (ЗЕМЛЯ, зооморфной и фитоморфной метафоры) и базовых МК ПРОСТРАНСТВО, РАСПОЛОЖЕНИЕ, СВЯЗЬ (концептуальная составляющая НАРУШЕНИЕ ЦЕЛОСТНОСТИ) и СМЕСЬ. Языковые единицы, имеющие в основе своей семантики действие указанных метафорических и метонимических концептов, характеризуются ситуационной вариативностью коннотации и способны выполнять эвфемистическую функцию только в ситуациях неформального общения в юмористических контекстах.

Корреляция фокусных идей в рамках номинативной области «смерть» представлена на рисунке 11.

Естествен4. .................

Í ность 1--.'.'.неестественностьТ'.

Возвращение в , I нормальное )-Ч н

^ состояние^... ■----—

неподвижность

^---—^ ^Начало нового^:

( движение V"-""--1' остановка >—' " ^

удаление

отсутствие^ е--,

----- пространства ,____дела______________- Г ———___

_ переход ■ с;"~физический"душевный""";;;:-/ Нахождение поД^ ................-

Рисунок 11 - Структура концептуального профилирования МК номинативной сферы

«смерть»

Проведенное исследование продемонстрировало, что все референтные области, входящие в традиционные табуированные сферы, имеют единое концептуальное основание и исходную модель метафорической и метонимической репрезентации во всех анализируемых языках, однако, можно констатировать, что активность конкретных метафорических и метонимических концептов в каждом отдельно взятом языке выступает в качестве явления в значительной степени культуроспецифичного. Так, несмотря на высокую активность МК ПИТАНИЕ и МК ИГРА в эвфемистической репрезентации смерти во всех анализируемых языках, в английском языке большей продуктивностью отмечены МК ПИТЬЕ (to go for опе 's tea ирл. англ. быть убитым, букв, пойти за чаем) и МК АЗАРТНАЯ ИГРА (to throw ир опе 's cards букв, бросить карты). Во французском языке заметна роль МК ХЛЕБ (напр., remercier son boulanger умереть, букв, поблагодарить своего булочника), а в немецком языке выделяется МК СЛУХ (напр., keinen Hahn mehr krähen hören букв, больше не слышать кукареканье петуха). В испанском традиционно продуктивна персонификация смерти (напр., la tía de las muchachas исп. смерть, букв, тетя девушек), а в итальянском следует указать на активность МК СОЛНЦЕ (напр., non vedere piii il solé букв, больше не видеть солнца).

Синхронно-диахронный анализ семантики эвфемистических единиц традиционных табуированных сфер «секс» и «смерть» позволил констатировать определенную динамику реализации ряда концептуальных представлений, выражающуюся в снижении продуктивности таких концептов, как ГРЕХ, ОТРИЦАТЕЛЬНЫЕ ЭМОЦИИ (область «секс») и, напротив, активизации других (механистические МК в эвфемизации смерти). В контексте эвфемизации сексуальных отношений весьма показательна тенденция к нивелированию тендерной специфики некоторых концептов (напр., представление об объекте которым владеют). В то же время следует отметить, что большинство традиционных метафорических и метонимических представлений продолжают оставаться активным

номинативным ресурсом и на синхронном этапе развития анализируемых языков.

Глава IV «Концептуальные основания семантики эвфемизмов новейших табуированных сфер» посвящена изучению метафорических и метонимических концептов, используемых представителями современных европейских языковых социумов для номинирования таких табуированных сфер, как наркомания, гомосексуализм, а также различных аспектов социально-производственных отношений (в частности, увольнения).

Изучение языкового материала позволяет сделать вывод о том, что в метафорическую и метонимическую репрезентацию различных составляющих номинативной сферы «наркомания» вовлекаются концепты всех четырех блоков, что свидетельствует об устойчивости концептуально-метафорических и метонимических оснований формирования семантики эвфемизмов. Во всех анализируемых языках продуктивными представляются метонимические концепты, которые позволяют репрезентировать весь процесс потребления (и, реже, владения и продажи) наркотиков посредством апеллирования к самому общему представлению о соответствующих манипуляциях с любым другим веществом. Подобная модель метонимической репрезентации дает возможность вывести в фокус номинации идею естественности и нормальности осуществляемых действий (напр., to use англ. употреблять наркотики, букв, использовать, annusare ит. нюхать кокаин, букв, вдыхать, manque фр. ломка, букв, нехватка).

Аналогичная эвфемистическая тактика используется во всех анализируемых языках для именования самих наркотических веществ (напр., stuff англ. наркотическое вещество, букв, любое вещество, roba ит. наркотическое вещество, букв, вещество, sustancia исп. наркотик, букв, вещество, Stoff нем. наркотик, букв, вещество). Обобщение позволяет вывести в фокус номинации положительную идею естественности номинируемого понятия и моделирует семантику единиц, обладающих стабильно высоким эвфемистическим потенциалом как в рамках самого социолекта наркоманов, так и за его пределами.

В большинстве анализируемых языков, но преимущественно в английском, активными оказываются также МК, отвечающие за актуализацию представления о наркотических веществах через концептуальную призму положительных эмоций. Сравните, например, happy dust (ам. англ. кокаин, букв, счастливая пыль), joy (англ. героин, букв, радость), gloria (исп. марихуана, букв, удовольствие), Glückspillen (нем. галлюциногенные таблетки, букв, таблетки счастья).

Следует, тем не менее, отметить некоторое снижение продуктивности ряда МК, в частности МК ПРОФЕССИОНАЛЬНАЯ/ПРОИЗВОДСТВЕННАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ (напр., costruire ит. делать сигарету с наркотическим веществом, букв, строить) и МК ХОЗЯЙСТВЕННАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ (saler la soupe фр. пользоваться допингом (о спортсменах), букв, солить суп).

Связь основных фокусных идей метафорических и метонимических образов, вовлеченных в конструирование эвфемистического видения наркотической зависимости и ее атрибутов, представлена на рисунке 12.

польза

(^Естественность^: безобидность легальность ) необходимость )

неестественность ;

Соблюдение (

Н°РМЫ ^'Свой-чужой2>

Рисунок 12 - Структура концептуального профилирования МК номинативной сферы «наркомания» В эвфемистическую репрезентацию референтных составляющих табуированной области «гомосексуализм» вовлекаются также все основные МК четырех концептуальных блоков, представляющих собой концептуальную базу для продуцирования эвфемизмов для «внутреннего» общения между представителями гей-сообщества, а также политкорректных обозначений нетрадиционной сексуальной ориентации. Сами особенности рассматриваемой номинативной сферы позволяют ожидать, что при эвфемизации гомосексуализма достаточно активными должны быть концепты домена ЖИЗНЕДЕЯТЕЛЬНОСТЬ, позволяющие репрезентировать нетрадиционную сексуальную ориентацию сквозь призму физиологических и психических особенностей личности. В рамках номинативной области «гомосексуализм» особенно высокой активностью отмечены метафорические и метонимические концепты, связанные с биологическими характеристиками (to be left-handed англ. гомосексуалист, букв, левша, ambidestro ит. букв, одинаково владеющий двумя руками), а также физическими параметрами и особенностями характера человека (warmherzig нем. букв, теплосердечный, pretty англ. букв, красивый). Активизация МК данного сегмента обусловливает принципиально иной по сравнению с традиционными областями эвфемизации тип метонимической репрезентации. Речь идет о преимущественно статичной метонимии, когда одна характеристика внешнего вида или стиля поведения позволяет репрезентировать весь фрейм как блок знаний о гомосексуальной ориентации. Данная особенность обусловлена «социальной^ направленностью референтных областей, включаемых в анализируемую сферу, в отличие от более «динамичных» конституентов табуированной области «секс», легко репрезентируемых посредством динамичных фреймов-сценариев.

По сравнению с традиционной табуированной сферой «секс» менее релевантным в рамках эвфемистической репрезентации гомосексуальных наклонностей представляется тендерный аспект. Обе разновидности нетрадиционной сексуальной ориентации могут эвфемистически обозначаться посредством указания как на мужской, так и на женский пол (напр., girl англ. молодой гомосексуалист, букв, девочка, девушка, Mädel нем. гомосексуалист, букв, девушка, dama ит. гомосексуалист, букв, дама, Bruder нем. гомосексуалист, букв, брат, hermana исп. лесбиянка, букв, сестра).

В фокус подавляющего большинства метафорических и метонимических образов выводятся нейтральные или позитивные идеи, формирующие иерархическую систему взаимосвязанных понятий, многие из которых находятся друг с другом в отношениях концептуальных оппозиций. Данные «фокусные» идеи, являясь системообразующими понятиями анализируемой табуированной номинативной области, составляют основу эвфемистического потенциала лексических и фразеологических единиц, используемых для ее описания. (См. Рисунок 13)

............'"Естественность

Í безобидность

Рисунок 13 - Структура концептуального профилирования МК номинативной сферы «гомосексуализм» Анализ концептуального аспекта семантики эвфемизмов сферы «социально-производственные отношения» продемонстрировал высокую продуктивность сегмента ПРОФЕССИОНАЛЬНАЯ (ПРОИЗВОДСТВЕННАЯ) ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ (домен ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ, блок I). Высокая активность концептов данного сегмента обусловливает значительную продуктивность динамичной модели метонимической репрезентации сценарного типа, более распространенной, чем в других новейших сферах эвфемизации. Данная особенность связана с возможностью выбора на роль метонимического символа, репрезентирующего весь сценарий как блок знаний о процессе увольнения, относительно нейтрального элемента (этапа), который одновременно представляет собой емкий носитель информации культурологического плана (ср., напр., to get one's cards брит. англ. букв.

получить карточки о государственном страховании, stempeln gehen нем. букв, пойти поставить печать, dare gli otto giorni ит. букв, дать восемь дней).

Корреляция фокусных понятий в контексте эвфемизации увольнения показана на рисунке 14. Отмеченные фокусные идеи формируют иерархически организованную систему, где наиболее общие и одновременно ключевые понятия включают в себя более частные представления. Так, например, основополагающая идея действие включает в себя представление об изменении, которое позиционируется как позитивное, т. е. направленное на улучшение чего-либо (повышение эффективности предприятия, приспособляемости предприятия к постоянно меняющейся экономической конъюнктуре) и т. д.

^Естественность^-С неестественность

необходимость

"Г"

Рисунок 14 - Структура концептуального профилирования МК номинативной сферы «социально-производственные отношения» Таким образом, можно констатировать, что концептуальный базис эвфемистических единиц новых табуированных областей составляют ведущие метафорические и метонимические концепты всех четырех блоков общего номинативного базиса, моделирующего семантику эвфемистических единиц традиционных областей эвфемизации. Проведенное исследование позволило установить единство концептуального основания таких номинативных процессов, как номинирование табуированного понятия, выбор политкорректного обозначения с целью повлиять на общественное сознание, маскировка деятельности представителей одной социальной группы (тайноречие), идентификация говорящего по принципу «свой-чужой».

Несмотря на активизацию общего репертуара метафорических и метонимических концептов во всех анализируемых языках в новейших сферах эвфемизации, необходимо указать на более высокую продуктивность в рамках номинативной сферы «наркомания» МК ЗИМНИЕ ВИДЫ СПОРТА в английском и французском языках (напр., sleighride англ. букв, катание на санях, après ski фр. состояние наркотического опьянения, букв, после катания на лыжах). В немецком языке более активным, чем в других анализируемых языках следует признать МК ПЕРСОНИФИКАЦИЯ, позволяющий конструировать образ наркотического вещества как человека родом из

определенной местности (напр., roter Libanese нем. анаша, букв, красный ливанец) и МК ВОЕННОЕ ДЕЛО (напр., Schießer наркоман, употребляющий наркотики внутривенно, букв, стрелок). В испанском и итальянском языках чаще активизируются фитоморфные представления (напр., broccoli ит. марихуана, букв, брокколи, orégano исп. лат. ам. марихуана, букв, орегано). Несмотря на существенную унификацию эвфемистического видения нетрадиционной сексуальной ориентации во всех анализируемых языках, необходимо подчеркнуть более заметную роль МК БОЛЕЗНЬ (напр., unhealthy англ. гомосексуальный, букв, нездоровый) и МК БРАК (husband доминирующий партнер в гомосексуальной или лесбийской паре, букв, муж, to marry вступать в гомосексуальную связь, букв, сочетаться браком) в английском языке.

Семантика эвфемизмов новейших табуированных сфер моделируется на основе сложных концептуальных структур, в конструировании которых участвует тот же, что и в традиционных сферах эвфемизации набор базовых МК. Однако, в отличие от традиционных сфер, в новых областях можно выделить особый ряд ведущих базовых представлений. Ведущими базовыми МК эвфемизации наркотической зависимости, нетрадиционной сексуальной ориентации и негативных аспектов социально-производственных отношений по результатам проведенного исследования являются ДВИЖЕНИЕ, СВЯЗЬ и КОНТЕЙНЕР. Так, МК ДВИЖЕНИЕ лежит в основе распространенной во всех анализируемых языках политкорректной стратегии репрезентировать массовые увольнения сотрудников через призму движения, перемещения (напр., movilidad laboral исп. право увольнять сотрудников, букв, трудовая мобильность, mobility pool англ. безработные, букв, фонд мобильности, mobilitä dei lavoratori ит. букв, мобильность рабочих). МК СВЯЗЬ, благодаря активизации концептуальной составляющей ДВЕ ЧАСТИ ЦЕЛОГО, может конструировать образ человека гомосексуальной ориентации, выводя в фокус идею сосуществования двух половинок одного целого, призванную репрезентировать наличие у человека одинаково развитых как мужского, так и женского начал (ср., напр., half-and-half англ. гомосексуальный мужчина, гомосексуальная женщина, букв, половина и половина). Базовым концептам принадлежит особая роль в структуре комплексного метафорического (метонимического) образа, поскольку именно они во многих случаях позволяют реконструировать ту вершинную идею, которая была у истоков формирования эвфемистического представления. В конкретной речевой ситуации номинатор (например, политик, журналист, уволенный сотрудник, наркозависимый подросток и т. д.), движимый определенными прагматическими задачами (описать общую ситуацию на рынке труда, представить массовые увольнения рабочих предприятия данной области как неизбежную меру перед лицом глобального экономического кризиса, рассказать о своем увольнении членам семьи, сообщить друзьям о своей наркозависимости и т. д.), «выбирает» ту фокусную идею, которая бы соответствовала его прагматическим интенциям и, в свою очередь, определяет выбор конкретных метафорических (метонимических) концептов

из всего репертуара возможных. Так, многие политкорректные тактики репрезентации массовых увольнений сотрудников имеют в своей основе базовое представление об изменении внутренней структуры (предприятия) путем перестановки элементов (ср., internal reorganization англ. букв, внутренняя реорганизация, reestructuración исп. букв, переструктурирование, Umstrukturierung нем., restructuration фр.). Данное концептуальное представление, конструируемое благодаря активизации базового МК СВЯЗЬ, позволяет фокусировать максимально обобщенную идею изменений, преобразований, не предполагающих ликвидации, упразднения некоторых элементов структуры и полностью выводящих из фокуса номинации конкретных людей и их проблемы. С базовым представлением о подвижности системы, которая легко может быть перестроена, коррелирует представление о ее гибкости (например, flexibilidad de plantilla исп. право увольнять сотрудников, букв, гибкость штата, Flexibilizierung des Arbeitsmarktes нем. увольнение, букв, повышение гибкости рынка труда), что позволяет акцентировать идею необходимости приспосабливаться к постоянно изменяющимся условиям, внешним обстоятельствам. В эвфемизации наркотический зависимости важно отметить роль МК КОНТЕЙНЕР, который позволяет конструировать эвфемистический образ наркомании как нахождении в замкнутом пространстве (ср., например, esserci dentro ит. быть наркозависимым, букв, быть внутри этого, essere fuori ит. избавиться от наркотической зависимости, букв, быть снаружи). Образ контейнера, лежащий в основе формирования семантики приведенных эвфемизмов, емко передает серьезность проблемы наркотической зависимости, представляющейся во многих случаях безвыходной ситуацией. Отмеченный обобщенный образ имплицирует «разделение» наркозависимых людей (находящихся внутри контейнера) и людей, свободных от этой пагубной привычки, акцентируя оппозицию свой-чужой.

В новых областях эвфемизации за достаточно высокий и стабильный эвфемистический потенциал отвечает та же, что и контексте эвфемизации классических табуированных понятий, ведущая фокусная идея естественности, имплицирующая необходимость, безобидность, пользу для здоровья и т. д. Системообразующей концептуальной оппозицией в новейших областях эвфемизации следует признать оппозицию свой vs чужой, которая, в отличие от других концептуальных оппозиций, реализуется в структуре образа в своем диалектическом единстве.

В заключении обобщаются основные выводы, полученные в ходе проведенного исследования.

Данная диссертация представляет собой первую попытку комплексного анализа эвфемизмов пяти европейских языков, представляющих как классические сферы эвфемистической номинации (пьянство, секс, смерть), так и современные табуированные области (наркомания, гомосексуализм, социально-производственные отношения), с целью определения концептуальных моделей формирования их семантики и разработки теоретической концепции формирования эвфемистического фонда в языке. В

работе предлагается принципиально новая методика изучения концептуальных оснований эвфемистической вторичной номинации, позволяющая построить алгоритм когнитивной реконструкции эвфемии и обеспечить объективные критерии сопоставления эвфемизмов на материале разных языков.

На материале двух германских (английский и немецкий) и трех романских (французский, испанский и итальянский) языков разрабатывается новая методика анализа семантической структуры эвфемистических номинаций традиционных (пьянство, секс и смерть) и новых сфер (наркомания, гомосексуализм, социально-производственные отношения) через моделирование концептуально-метафорического и концептуально-метонимического номинативного базиса.

Настоящее диссертационное исследование продемонстрировало, что семантика эвфемизмов в большинстве случаев моделируется на базе сложных концептуальных структур, составленных из более простых метафорических и метонимических концептов, в структуре которых особая роль принадлежит базовым концептам. Концептуальные метафорические и метонимические структуры обладают способностью к выдвижению «вершинных» концептуальных признаков, т. е. способностью к фокусировке. Предложенная в исследовании методика впервые позволяет построить иерархию «фокусных» концептуальных представлений, на вершине которой во всех табуированных сферах находится идея естественности, обусловливающая концептуальную суть эвфемизации: репрезентировать неприличное и неудобное понятие (явление) как нечто естественное и нормальное, выводя из фокуса сущностные признаки референта. Описанная иерархическая структура вершинных понятий представляет собой единый фрейм эвфемистического видения табуированных явлений во всех анализируемых языках.

Предложенная в диссертации методика выявления и описания концептуально-метафорического и концептуально-метонимического номинативного базиса эвфемии в пяти языках позволяет решить общетеоретические задачи установления универсальных когнитивных механизмов эвфемизации и выработки надежных критериев сопоставления эвфемистических единиц разных языков, которые отражают сущностные свойства концептуализации.

Основная перспектива настоящего исследования видится в применении разработанной в диссертации методики к анализу эвфемистических фондов языков, принадлежащих к разным языковым группам (одной языковой семьи), а также к разным языковым семьям. Предложенная в диссертации методика может также способствовать углубленному изучению концептуальных оснований эвфемизмов, функционирующих в разных типах дискурса. Перспективным направлением можно считать разработку критериев системного представления эвфемизмов в лексикографической практике. Положения и выводы, полученные в ходе исследования, позволяют уточнить круг коммуникативных ситуаций, в которых могут реализовываться

эвфемизмы, а также те функции, которые они выполняют, что важно для составления учебных словарей эвфемизмов и политкорректных выражений, словарей эвфемизмов-синонимов, многоязычных словарей эвфемизмов. Продуктивной является и вытекающая из результатов исследования возможность составления словарей эвфемизмов, организованных по принципу каталогов наиболее продуктивных метафорических и/или метонимических концептов, лежащих в основе семантики эвфемизмов.

Основные положения и результаты исследования отражены в следующих публикациях: Монография:

1. Порохницкая Л. В. Концептуальная метафора в эвфемии. - М.: Издательство «Спутник +», 2013. - 370 с. - 15,4 п. л.

Научные статьи в ведущих российских периодических изданиях, рекомендованных ВАК Министерства образования и науки РФ:

2. Порохницкая Л. В. Эвфемизация как вид вторичной номинации (основные способы и механизмы) // Несколькословные единицы номинации в английском языке: от лексикологии к фразеологии. - М., 2005. - С. 69-76. (Вест. Моск. гос. лингвист, ун-та; вып. 500. сер. Лингвистика). - 0, 3 п. л.

3. Порохницкая Л. В. Отмирающие тематические области английских эвфемизмов // Теория и практика лексикологических исследований. - М.: Рема, 2007. - С. 106 -111. (Вест. Моск. гос. лингвист, ун-та; вып. 532. сер. Лингвистика). - 0,3 п. л.

4. Порохницкая Л. В. Медкорректность - оборотая сторона политкорректной медали // Новое в лексикологии: проблемы, методы, изыскания. - М.: ИПК МГЛУ «Рема», 2009. - С. 153-158. (Вест. Моск. гос. лингвист, ун-та; вып. 549. Сер. Языкознание). - 0,3 п. л.

5. Порохницкая Л. В. К вопросу о роли контрастивных исследований в лингвокультурологии (из опыта когнитивно-сопоставительного анализа эвфемизмов) // Многоязычие в современном мире. - М.: ИПК МГЛУ «Рема», 2009. - С. 154-158. (Вест. Моск. гос. лингвист, ун-та; вып. 576. Сер. Языкознание). - 0, 3 п. л.

6. Порохницкая Л. В. Toilet vs WC (к вопросу о разграничении х-фемизмов в европейских языках) // Многоаспектность лексикологических исследований: английский язык и проблемы перевода. - М.: ИПК МГЛУ «Рема», 2010. - С. 143-151. (Вест. Моск. гос. лингвист, ун-та; вып. 21 (600). Сер. Языкознание). - 0, 4 п. л.

7. Порохницкая Л. В. Языковые контакты как источник эвфемизмов в языковой системе // Этнокультурные и дискурсивные проблемы лингвистики. - М.: ИПК МГЛУ «Рема», 2010. - С. 111-125. (Вест. Моск. гос. лингвист, ун-та; вып. 24 (603). Сер. Языкознание). - 0, 6 п. л.

8. Порохницкая Л. В. О соотношении терминов «концепт» и «понятие» в когнитивной ономасиологии и лингвокультурологии // Культурология:

Дайджест. - М: ИНИОН, 2011. - №1 (56). - С. 139-144. - 0,3 п. л.

9. Порохницкая Л. В. Базовые когнитивные механизмы эвфемистической номинации // Когнитивное моделирование семантики в разноструктурных языках. - М.: ИПК МГЛУ «Рема», 2011. - С. 43-47. (Вест. Моск. гос. лингвист, ун-та; вып. 21 (627). Сер. Языкознание). - 0, 3 п. л.

10. Порохницкая Л. В. Фонетические способы образования эвфемизмов в языковой системе (на материале английского, немецкого, французского, испанского и итальянского языков) // Фонетика, фонология и межкультурная коммуникация. - М.: ИПК МГЛУ«Рема», 2012. - С. 132-138. (Вест. Моск. гос. лингвист, ун-та; вып. 1 (634). Сер. Языкознание). - 0,4 п. л.

11. Порохницкая Л. В. Типология фразообразовательных способов эвфемизации в европейских языках (на материале английского, немецкого, французского, испанского и итальянского языков) // Теоретические проблемы перевода и переводческая практика. К 70-летию переводческого факультета. - М.: ИПК МГЛУ «Рема», 2012. - С. 178-186. (Вест. Моск. гос. лингвист, ун-та; вып. 9 (642). Сер. Языкознание). - 0, 5 п. л.

12.Порохницкая Л. В. Концептуальные метафора и метонимия как основа сопоставления эвфемизмов разных языков (на материале французского, испанского и итальянского языков) // Проблемы дискурса в романском языкознании. - М: ФГБОУ ВПО МГЛУ «Рема», 2012. - С. 120-128. (Вест. Моск. гос. лингвист, ун-та; вып. 10 (643). Сер. Языкознание). - 0, 5 п. л.

13.Порохницкая Л. В. Роль концептуального блока «Природные явления» в метафорической репрезентации состояния опьянения в европейских языках // Язык в действии: актуальные проблемы и методы исследования. - М.: ФГБОУ ВПО МГЛУ «Рема», 2012. - С. 147-153. (Вест. Моск. гос. лингвист, ун-та; вып. 21 (654). Сер. Языкознание). - 0, 4 п. л.

14.Порохницкая Л. В. Эвфемистический потенциал в парадигматике // Фонетико-фонологические аспекты дискурса. - М.: ФГБОУ ВПО МГЛУ, 2013. - С. 98-106. (Вестн. Моск. гос. лингвист, ун-та; вып. 1 (661). Серия Языкознание). - 0, 5 п. л.

15.Порохницкая Л. В. Концептуальные модели формирования новых эвфемизмов (на материале номинативной сферы «наркомания») // Коммуникативно-дискурсивные практики в различных национальных культурах. - М.: ФГБОУ ВПО МГЛУ «Рема», 2013. - С. 133-138. (Вест. Моск. гос. лингвист, ун-та; вып. 5 (665). Сер. Языкознание). - 0, 3 п. л.

16.Порохницкая Л. В. Концептуальный аспект семантики эвфемизмов номинативной сферы «социально-производственные отношения» (на материале английского, немецкого, французского, испанского и итальянского языков) // Проблемы речевого воздействия в современной романистике. - М.: ФГБОУ ВПО МГЛУ «Рема», 2013. - С. 147-166. (Вест. Моск. гос. лингвист, ун-та; вып. 10 (670). Сер. Языкознание). - 1 п. л.

17.Порохницкая Л. В. Базовые концепты и их роль в определении эвфемистического потенциала языковой единицы // Новое в лексикологических исследованиях: преемственность и инновации. - М.: ФГБОУ ВПО МГЛУ «Рема», 2013. - С. 29-39. (Вест. Моск. гос. лингвист.

ун-та; вып. 20 (680). Сер. Языкознание). - 0, 6 п. л.

Порохницкая Л. В. Специфика профилирования метафорических концептов традиционных и новых областей эвфемизации - М.: ФГБОУ ВПО МГЛУ «Рема», 2014. (Вест. Моск. гос. лингвист, ун-та; вып. 10. Сер. Языкознание).

- 0,3 п. л. (в печати)

Статьи в сборниках научных трудов и материалах конференций:

18.Порохницкая J1. В. Вежливость как один из базисных компонентов культурно-языковой компетенции (из опыта работы на кафедре методики обучения иностранным языкам дипломированных специалистов) //Колшанский Геннадий Владимирович (1922-1985). Статьи разных лет. Развитие идей ученого в трудах его соратников и учеников. Коммуникативно-деятельностный подход к обучению языкам на основе идей Г. В. Колшанского. - Московский государственный лингвистический университет, 2006. - С. 358-363. - 0, 3 п. л.

19. Порохницкая Л. В. Вариативность семантики эвфемистических единиц //Aktualne problemy nowoczesnych nauk - 2012. Volume 24. Filologiczne nauki.

- PrzemySl: Nauka I studia, 2012. - Str. 35-38. - 0,2 п. л.

20. Порохницкая JI. В. Ономасиологизм vs семасиологизм в контексте изучения процессов эвфемизации // Научният потенциал ан света - 2012. Том 11. Филологични науки. - София: «Бял ГРАД-БГ» ООД. - Стр. 37-38. - 0, 1 п. л.

21. Порохницкая Л. В. Структурный и функциональный подходы в исследовании эвфемистического потенциала единицы //Vznik moderni vedecke - 2012. Dil 11. Filologicke vedy. - Praha: Publishing House «Education and science» s.r.o. - S. 63-65. - 0, 1 п. л.

Подписано в печать: 03.03.2014 Тираж: 100 экз. Заказ № 949 Отпечатано в типографии «Реглет» 101000, г. Москва, Пл. Мясницкие Ворота д. 1, стр.3 (495) 971-22-77 www.reglet.ru

Текст диссертации на тему "Концептуальные основания эвфемии в языке"

к

Министерство образования и науки Российской Федерации Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего профессионального образования «Московский государственный лингвистический университет»

КОНЦЕПТУАЛЬНЫЕ ОСНОВАНИЯ ЭВФЕМИИ В ЯЗЫКЕ (на материале английского, немецкого, французского, испанского и итальянского языков)

Специальности

10.02.19 - Теория языка

10.02.20 — Сравнительно-историческое, типологическое и сопоставительное языкознание

Диссертация на соискание ученой степени доктора филологических наук

Научный консультант -

доктор филологических наук профессор

Беляевская Елена Георгиевна

Москва - 2014

Оглавление

ВВЕДЕНИЕ. 5

ГЛАВА I. ОСОБЕННОСТИ ЭВФЕМИСТИЧЕСКОЙ НОМИНАЦИИ 21

1.1. Изучение эвфемии в аспекте вторичной номинации. Семантика эвфемизмов 21

1.2. Функции эвфемизмов в коммуникации 30

1.3. Эвфемизмы и регистры коммуникации 44

1.4. Эвфемия в аспекте лингвокультурологии и сопоставительного изучения языковых систем 48

1.5. Способы пополнения эвфемистического фонда языка и возможность сопоставления эвфемии разных языков 53

Выводы по главе I 95

ГЛАВА II. КОНЦЕПТУАЛЬНЫЕ ОСНОВАНИЯ ЭВФЕМИСТИЧЕСКОГО ЗНАЧЕНИЯ И ПРИНЦИПЫ СОПОСТАВИТЕЛЬНОГО АНАЛИЗА ЭВФЕМИЗМОВ РАЗНЫХ ЯЗЫКОВЫХ СИСТЕМ 98

2.1. Когнитивные механизмы эвфемистической номинации 98

2.2. Концептуально-метафорическая система как номинативный базис 104

2.3. Демонстрация методики сопоставительного анализа эвфемизмов английского, немецкого, французского, испанского и итальянского языков

115

2.3.1. Антропоморфная метафора как концептуальное основание эвфемизмов анализируемых языков 117

2.3.2. Концептуальный блок «сложные артефакты» 136

2.3.3. Концептуальный блок «природные явления» 140

2.3.4. Базовые метафорические концепты и их роль в репрезентации номинативной области «пьянство» 149

Выводы по главе II 163

ГЛАВА III. КОНЦЕПТУАЛЬНЫЕ ОСНОВАНИЯ СЕМАНТИКИ

ЭВФЕМИЗМОВ ТРАДИЦИОННЫХ ТАБУИРОВАННЫХ СФЕР 167

3.1. Концептуально-метафорический номинативный базис эвфемизмов номинативной сферы «секс» 167

3.1.1. Концептуальный блок антропоморфных представлений 168

3.1.2. Концептуальный блок «сложные артефакты» 190

3.1.3. Концептуальный блок «природные явления» 196

3.1.4. Концептуальный блок базовых представлений 204

3.2. Номинативная область «смерть» 216

3.2.1. Концептуальный блок антропоморфных представлений (блок 1) 217

3.2.2. Концептуальный блок «сложные артефакты» (машина/механизм и здание/строение) 243

3.2.3. Концептуальный блок «природные явления» 245

3.2.4. Концептуальный блок базовых представлений 255

Выводы по главе III 268

ГЛАВА IV. КОНЦЕПТУАЛЬНЫЕ ОСНОВАНИЯ СЕМАНТИКИ

ЭВФЕМИЗМОВ НОВЕЙШИХ ТАБУИРОВАННЫХ СФЕР 272

4.1. Номинативная сфера «наркомания» 273

4.1.1. Блок антропоморфных метафор 274

4.1.2. Блок сложных артефактов (МК МАШИНА/МЕХАНИЗМ) 286

-3-

4.1.3. Блок «природные явления» 288

4.1.4. Блок базовых представлений 294

4.2. Номинативная сфера «гомосексуализм» 300

4.2.1. Блок антропоморфных метафор 301

4.2.2. Блок сложных артефактов (МК МАШИНА/МЕХАНИЗМ) 315

4.2.3. Блок природных явлений 317

4.2.4. Блок базовых представлений 322

4.3. Номинативная сфера «социально-производственные отношения» 330

4.3.1. Блок антропоморфных представлений 331

4.3.2. Концептуальный блок «сложные артефакты» 348

4.3.3. Концептуальный блок «природные явления» 350

4.3.4. Блок базовых представлений 353

Выводы по главе IV 361

ЗАКЛЮЧЕНИЕ 365

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ 372

ПРИЛОЖЕНИЕ 1 408

ПРИЛОЖЕНИЕ 2 412

ПРИЛОЖЕНИЕ 3 414

ПРИЛОЖЕНИЕ 4 417

ПРИЛОЖЕНИЕ 5 419

Введение.

Данное исследование посвящено изучению концептуальных оснований формирования эвфемии в языке и разработке когнитивных методов анализа эвфемизмов.

Последние десятилетия характеризуются повышенным интересом как отечественных, так и зарубежных исследователей к различным аспектам процесса эвфемизации, что, по нашему мнению, обусловлено целым рядом причин. Прежде всего, эвфемизация входит в число наиболее активных языковых механизмов, вызванных к жизни общей тенденцией к иносказанию, политкорректности и стремлению к смягчению и маскировке высказываемой точки зрения. Эти явления приобретают особую значимость в современных средствах массовой информации, которые в поисках максимально эффективных способов воздействия на получателя информации используют завуалированные формы описания событий и стараются не называть многие вещи своими прямыми именами. Кроме того, интересным представляется изучение языковых моделей вторичной интерпретации знаний, для чего эвфемизация предоставляет наиболее показательный материал.

Современное состояние теории эвфемии характеризуется достаточно подробной проработкой таких общетеоретических вопросов, как связь эвфемии и табу, универсальная природа эвфемии, прагматические функции и сферы использования эвфемизмов. В рамках лидирующих на сегодняшний день направлений исследования - социолингвистического, лингвопрагматического и психологического подхода к изучению природы эвфемизма - разработано значительное число разнообразных классификаций эвфемизмов, среди которых основными надо признать тематические классификации А. М. Кацева и Л. П. Крысина, классификации эвфемизмов по частям речи (Л. П. Крысин, Н. Д. Арутюнова), классификации прагматических причин эвфемизации (С. Ульман, 3. Лухтенберг, Н. Ц.

Босчаева, JI. С. Турганбаева, В. И. Заботкина), классификацию приемов эвфемизации по степени сложности зашифровки В. П. Москвина, классификации по сферам употребления (Л. П. Крысин, А. М. Кацев) и классификации по языковым способам образования (Б. А. Ларин, Л. П. Крысин, С. Видлак, Б. Уоррен). В настоящее время исследователи эвфемии сосредоточили свое внимание на исследовании функций эвфемизмов в разных типах дискурса, главным образом, в медиадискурсе (А. Ю. Миронова, Н. А. Ванюшина, Ю. С. Баскова, Н. В. Прядильникова, Е. В. Кипрская, S. Sorlin), в деловом дискурсе (C.Resch, Н. М. Потапова), в рекламном дискурсе (М. А. Корчевская) и он-лайн дискурсе (Е.С. Глиос). В последнее время также появился ряд работ, в которых проводится исследование особенностей литературной эвфемии на материале идиостиля определенного автора (Э. А. Райчева, В. В. Андреев, D. Schooling, С. Majola-Leblond).

В настоящее время ведутся исследования отдельных когнитивных принципов эвфемизации (В. Ю. Харитонова, Ю. В. Алексикова), тендерного аспекта эвфемии (Г. А. Вильданова), а также процессов эвфемизации речи в рамках теории речевых актов (М. Л. Ковшова, Л. Н. Саакян). Существенным прорывом в лексикографической практике следует признать появление специальных словарей эвфемизмов на материале английского (Р. Холдер) и испанского (X. Гарсия) языков.

Несмотря на подробную проработку многих общетеоретических вопросов, следует указать на ряд важных для понимания сущности эвфемии проблем, которые, по нашему мнению, изучены недостаточно.

Несмотря на многочисленные попытки разработать классификацию способов образования эвфемизмов в языковой системе, существующие классификации, предложенные отечественными и зарубежными исследователями, вряд ли можно считать в достаточной степени адекватными, что обусловлено как неполным учетом самих способов, так и смешением и подменой понятий, приводящих к искажению толкования

некоторых конкретных способов эвфемизации (например, когда речь идет о генерализации и расширении значения слова)1.

Неадекватными представляются также пути решения одного из самых спорных в современной теории эвфемии вопроса о разграничении эвфемии и сопряженных с ней культурно-языковых явлений, таких как сленг, жаргон, тайноречие, политкорректность. В большинстве случаев решение данной проблемы осуществляется с использованием «крайних» методов. Так, многие отечественные лингвисты (напр., В. П. Москвин) идут по пути искусственного «огораживания», не признавая за языковыми единицами, характеризующимися отнесенностью к сниженному стилистическому регистру или объединенных функцией тайноречия, способности функционировать в качестве эвфемизмов. Другой крайностью следует признать автоматическое отнесение к эвфемизмам всех языковых единиц, способных выполнять роль субститута вместо слова-табу (напр., Р. Холдер), не принимая во внимание семантических нюансов конкретной единицы, от которых в конечном счете зависят и коннотативные, и прагматические особенности ее употребления.

Несмотря на наличие нескольких работ (напр., [Тишина 2005]) в которых отмечается возможность эвфемизмов обладать различной интенсивностью (степенью мелиоративного эффекта), критерии, по которым проводится разграничение эвфемизмов «успешных» и «неуспешных», представляются достаточно формальными. В частности, Н. В. Тишина считает эвфемистические значения слов (семантические эвфемизмы) более «успешными», т. е. имеющими более высокую степень эвфемистичности, чем фонетико-графические эвфемизмы на том основании, что они устанавливают большую дистанцию между исходным выражением и эвфемизмом [Тишина 2006]. На самом деле структурные преобразования в процессе эвфемизации в

1 В этой связи интересно заметить, что некоторые словообразовательные и фразообразовательные способы, традиционно признаваемые исследователями непродуктивными в некоторых языках (напр., стяжение в испанском языке), в контексте эвфемизации обнаруживают определенную активность.

-7-

большинстве случаев сопровождаются семантическими преобразованиями, и, таким образом, только структурные или только семантические критерии при определении степени эвфемистичности малопродуктивны.

Кроме того, между исследователями эвфемии по-прежнему не существует единого мнения по вопросу функций, который эвфемизм должен выполнять в дискурсе. В то время как одни исследователи подчеркивают, что эвфемизм - «коммуникативно настраивающая речевая тактика» [Ковшова 2007:39], выделяя смягчающую функцию эвфемизма как его базовую функцию (см., напр., [Голубкова 1982], [Босчаева 1989]), другие исследователи делают акцент на маскировочной функции эвфемизма, отмечая, что основное назначение эвфемизма - скрыть правду (напр., [Estrin, Mehus 1974]). Сильно преувеличенной представляется отмечаемая многими исследователями роль эвфемистического сговора, которая якобы существует между коммуникантами в процессе реального общения. В частности, отмечается, что при эвфемизации «... собеседник хорошо понимает подлинный смысл сказанного» [Ковшова 2007:8], что априори лишает эвфемистические единицы их способности к маскировке, хотя на самом деле маскировочная функция во многих случаях не противоречит, а, напротив, является логической предпосылкой функции смягчения. Так, в медиадискурсе точная дешифровка таких единиц, как quantitative easing (англ. увеличение денежной массы, букв, количественное смягчение), to reconfigure one's resources (англ. уволить сотрудников, букв, переформировать, перестроить ресурсы, активы) и т. п., призванных смягчить влияние негативных явлений общественно-политической жизни на массовое сознание нежелательна, она противоречит прагматическим интенциям их создателей. Можно сказать, таким образом, что именно неспособность реципиента декодировать точный смысл послания во многих случаях гарантирует способность единицы адекватно выполнить свою смягчающую функцию. Точное декодирование эвфемистического сообщения не всегда приветствуется и в рамках бытового дискурса. Так, если человек

-8-

сообщает, что ему необходимо «заскочить в одно место», подавляющее большинство взрослых носителей языка оказываются в состоянии понять, что говорящему надо посетить туалет, однако, что именно он там собирается делать (отправлять естественные надобности, поправлять макияж, причесывать волосы, сделать в тайне звонок по мобильному телефону и т. д.) остается неизвестным.

Необходимо подчеркнуть, что если экстралингвистические источники эвфемии хорошо известны, то закономерности формирования семантики эвфемизмов изучены в настоящее время недостаточно. Исследователи отмечают, что в качестве эвфемизма могут выступать отдельные значения слов, целые лексемы, словосочетания (в том числе фразеологические единицы), предложения; языковые единицы разной стилистической принадлежности. Однако до сих пор мало внимания уделялось вопросу о том, как формируются конкретные эвфемизмы и как отбираются признаки, на основе которых возникает эвфемистический перенос. Также неясно, насколько можно говорить о культурной обусловленности эвфемизмов. С одной стороны, эвфемистические образы очень индивидуальны и могут считаться культурно специфичными. С другой стороны, эвфемизмы могут заимствоваться из одного языка в другой и при этом могут достаточно легко декодироваться представителями другой культуры. К тому же, в разных языках (разных культурах) имеются некоторые сходные «мотивы» формирования эвфемизмов, и причины этого явления остаются неясными.

Отмеченные проблемы приобретают особую актуальность в свете постоянного расширения сфер эвфемизации в современном европейском лингвокультурном пространстве. В этой связи важно отметить, что наряду с табу, которые могут считаться относительно новыми (возраст, внешность, раса), в последнее время появляются все новые и новые эвфемистические сферы, о чем свидетельствует изучение эвфемизмов-неологизмов. Среди

новейших табу европейского лингвокультурного пространства можно назвать богатство1, сферу образования, убийство животных.

Актуальность исследования определяется важностью дальнейшего изучения взаимодействия семантики и концептуальных структур, которыми оперирует человеческое сознание при формировании языковых знаков вторичной номинации. Актуально также системное и комплексное описание эвфемии в контексте когнитивной парадигмы лингвистического научного знания. Актуальность диссертации обусловлена таким образом междисциплинарным характером исследования, осуществленного на стыке когнитологии, лингвокультурологии и этнолингвистики, что способствует более детальному моделированию процессов формирования эвфемизмов как части изучения проблемы взаимодействия языковой и концептуальной картин мира. Предполагается, что обращение к изучению концептуальных оснований эвфемистической семантики будет способствовать решению весьма актуальной для современной семантики проблемы - поиска объективных оснований сопоставления эвфемистических фондов разных языков.

Материалом исследования послужили эвфемистические единицы английского, немецкого, французского, испанского и итальянского языков, представляющие как традиционные сферы эвфемизации (в частности, секс, смерть, пьянство), так и новейшие табуированные сферы (в частности, гомосексуализм, наркомания), тесно связанные с тайноречием социолекта. Кроме того, в рассмотрение включены эвфемизмы (политкорректные обозначения), относящиеся к области социально-производственных отношений.

1 Исследование показывает, в частности, что некоторые новые табуированные сферы связаны с понятиями, представляющими диалектические противоположности традиционных табуированных понятий. Так, например, в европейских государствах, отличающихся достаточно высоким уровнем жизни, одной из наиболее табуированных тем в последнее время стала тема богатства (ср. бедность), что повлекло появление целого ряда новых эвфемизмов (напр., business class англ. первый класс).

Языковой корпус общим объемом более 12 ООО единиц был отобран методом сплошной выборки из наиболее представительных толковых словарей, фразеологических словарей, словарей эвфемизмов, словарей разговорной лексики и сленга анализируемых языков.

Основной гипотезой исследования является предположение о том, что концептуальные метафоры и метонимии, лежащие в основе семантики эвфемизмов, формируют единую иерархически организованную систему, где более простые метафорические и метонимические концепты формируют более сложные концептуальные структуры. Подобная система представляет собой концептуально-метафорический номинативный базис эвфемизмов и является общей для разных языков. Однако в каждом языке в одной и той же эвфемистической области могут активизироваться разные участки номинативного базиса, что позволяет установить национально-культурную специфику эвфемии того или иного языка и создает объективную основу для сопоставления эвфемизмов разных языков.

Таким образом, объект исследования — эвфемистические фонды английского, немецкого, французского, испанского и итальянского языков. Предметом исследования являются концептуальные (метафорические и метонимические) модели формирования семантики эвфемизмов в языке.

Основная цель исследования заключается в построении модели когнитивной реконструкции эвфемистической семантики и разработке когнитивных критериев сопоставительного изучения эвфемистических номинаций разн