автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Концепты "путь", "революция", "вера" в прозе Вс. Иванова 1920-х годов

Полный текст автореферата диссертации по теме "Концепты "путь", "революция", "вера" в прозе Вс. Иванова 1920-х годов"

На правах рукописи

Новокрещенова Ирина Леонидовна

Концепты «путь», «революция», «вера» в прозе Вс. Иванова 1920-х годов

Специальность 10 01 01 - русская литература

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

003159515

Воронеж - 2007

003159515

Работа выполнена в Воронежском государственном университете

Научный руководитель - старший научный сотрудник, кандидат

филологических наук, доцент Ольга Анатольевна Бердникова

Официальные оппоненты

- доктор филологических наук, профессор Людмила Евгеньевна Хворова

- кандидат филологических наук, доцент Елена Львовна Кандыбина

Ведущая организация

— Орловский государственный университет

Защита состоится «24» октября 2007 г в /f часов на заседании диссертационного совета Д 212 038 14 в Воронежском государственном университете по адресу 394006, пл Ленина 10, ауд У/

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Воронежского государственного университета

Автореферат разослан « сентября 2007 j

Ученый секретарь диссертационного совета

О А Бердникова

Общая характеристика работы

Культурная ситуация, возникшая в России после Октябрьского переворота, складывалась в условиях перелома истории, столкновения личного, индивидуального и массового сознания Период с 1921 по 1925 гг является короткой, но яркой и знаменательной вехой в истории русской литературы, существующей в рамках культурной парадигмы 1920-х годов Именно в это время, после революции и гражданской войны, в стране активизировался процесс новой мировоззренческой и культурной самоидентификации, когда новое художественное видение заявило о себе как о сложившемся целом

Взаимодействие эстетической и жизненной реальностей, характер отношений между ними демонстрируют важные особенности послереволюционной культуры В ее основе лежало сложное и неоднородное явление наращения смыслов, наличие которого позволяет утверждать, что исследуемый период в истории литературы является эпохой концептотворчества, когда традиционные культурные концепты приобретали новые значения и в то же время рождались принципиально иные

Творчество Вс Иванова в современном литературоведении справедливо считается «частью возвращенной литературы» (Ханинова Р М) Писатель, создавший тексты, ставшие классикой культуры советского периода, явился активным участником концептотворчества новой эпохи В связи с этим концептологический подход к изучению прозы этого художника начала 1920-х гг представляется наиболее продуктивным Концептуальное направление исследования позволяет выявить совокупность значений слов, представленных основным концептом и его ассоциатами, а также проследить, как используются эти значения в речи автора и персонажей, каким изменениям подвергаются в контексте произведения и в исторических условиях его создания

Актуальность исследования определена необходимостью выработки современного представления о творчестве Вс Иванова 1920-х годов, изучение которого долгое время было обусловлено советскими идеологическими установками Осмысления художественного наследия писателя с позиций концептуально-культурологического направления исследователями творчества Вс Иванова еще не осуществлялось

Непосредственным объектом исследования являются тексты Вс Иванова начала 1920-х годов, ставших для самого писателя и эпохи в целом периодом активного концептотворчества

Предметом анализа являются смысловые планы, формирующие концепты «путь», «революция», «вера» в индивидуально-авторской картине мира

Материалом исследования послужили «Партизанские повести» (19211922), а также повести «Возвращение Будды» (1923) и «Чудесные похождения портного Фокина» (1924), вошедшие в восьмитомное собрание сочинений, опубликованное в 1973 году под редакцией Т В Ивановой, А И Пузикова, С В Сартакова Выбор обозначенных произведений обусловлен тем, что

партизанский цикл и два более поздних текста, представляющих собой своего рода дилогию, демонстрируют амбивалентность художественной концепции писателя рассматриваемого периода Написаны эти книги в разных стилевых манерах и на разном жизненном материале, но идейно-образное поле у них одно, что представляется особенно важным для исследования Роман «Голубые пески» (1923) намеренно исключается из анализа, во-первых, потому, что это произведение переходное, являющее собой «стык разных этапов эволюции художника» (Краснощекова Е А), основные изменения в которой наиболее ярко выразились как раз в повестях «Возвращение Будды» и «Чудесные похождения портного Фокина», во-вторых, по причине принадлежности этого текста к другому жанру Кроме того, «концепты, являясь основными элементами мировидения, не понимаются, а переживаются», поэтому «понятие «концепт» применяют тогда, когда абстрагируются от содержания, но говорят о структуре» (Беломоева О Г ) «Структуру», выявляющую базовые концепты в творчестве Вс Иванова начала 1920-х гг, образует как раз обозначенная нами дихотомия произведений писателя — «Партизанские повести», с одной стороны, и «Возвращение Будды» и «Чудесные похождения портного Фокина» - с другой Исследование концептов, содержащихся именно в этих книгах, оправдано не только тем, что период 1921-1925 гг является отдельной эстетической вехой в культуре 1920-х гг в целом, но и тем, что, как утверждает ГА Белая, максимально близким таланту Вс Иванова периодом в развитии общества и литературы оказалось начало 1920-х годов Похожую позицию занимает и Вяч Вс Иванов, считающий, что написанное Вс Ивановым до 1925 года можно выделить в отдельный период, который исследователь называет «серапионовским петроградским», характеризуя его как время стремительного стилистического развития Иванова-прозаика

Цель настоящей работы - исследование базовых концептов прозы Вс Иванова 1920-х гг — «революция» и «вера» как ассоциатов ключевого концепта «путь», выявленных на основе анализа цикла «Партизанские повести» (19211922), а также повестей «Возвращение Будды» (1923) и «Чудесные похождения портного Фокина» (1924)

Цель работы предполагает решение следующих задач

1) обозначить единую идейно-тематическую направленность мифологизирующих и демифологизирующих произведений Вс Иванова начала 1920-х гг, обусловливающую наличие родственных смысловых планов в интерпретационном поле рассматриваемых концептов,

2) установить, как контекстуальные смыслы произведений Вс Иванова этого периода взаимодействуют с универсальными, всеобщими культурными кодами и какое место занимает художник в процессе концептотворчества новой эпохи,

3) определить способы формирования структуры исследуемых концептов в индивидуально-авторской картине мира

Методология исследования представляет собой сочетание концептологического, системно-целостного, историко-литературного и

семиотического методов анализа художественного текста Ориентиром служили труды литературоведов М М Бахтина, Ю М Лотмана, Д С Лихачева, Н В Топорова, В П Скобелева, Т А Никоновой, Н Лейдермана, посвященные общим проблемам и явлениям литературного процесса, а также исследования в области концептов культуры и философии таких ученых, как Ж Делез и Ф Гваггари, Ю С Степанов, В Зусман, Лай Ин Чуань и др

Теоретическая значимость исследования. Результаты проведенного анализа могут быть полезны при дальнейшей разработке общих теоретических вопросов, связанных с проблемами исследования различных индивидуально-авторских концептов в их отношении к культурной ноосфере

Практическая значимость исследования состоит в возможности применять выработанную методику описания концептов в индивидуально-авторской картине мира художников слова Материал диссертационной работы может быть использован также в учебно-педагогической практике в вузовском преподавании при проведении занятий по курсу истории литературы XX века, а также в школьной практике при изучении творчества художников революционной эпохи

Основные положения, выносимые на защиту.

1 В прозе Вс Иванова начала 1920-х гг концепт «путь» является ключевым и определяет специфику индивидуально-авторской картины мира Ассоциатами, входящими в его интерпретационное поле, которые, взятые отдельно, представляют собой самостоятельные концепты, являются культурно маркированные концепты «революция» и «вера»

2 Концепт «путь» в мифологизирующем цикле «Партизанские повести» сюжетно реализован в пешем движении героев, связанном в русской традиции со странничеством и «бродячей Русью» Смысловые планы концепта «революция» в обозначенных повестях основаны на представлении о русском бунте и воплощены в системе образов, центральное место среди которых занимает образ бронепоезда Обозначенный концепт вербально реализуется по принципу наращения смысла - от «восстания» и «бунта» в первых повестях цикла — к «Священной войне» в последнем произведении

3 Концепт «путь» в демифологизирующих произведениях «Возвращение Будды» и «Чудесные похождения портного Фокина», написанных в жанре литературной сказки, приобретает дополнительные коннотации благодаря направленности движения - на Восток и на Запад, что является игровым способом наследования одного из главных мифов Серебряного века — «Россия между Востоком и Западом», но в принципиально новых условиях революционной эпохи Смыслотворение интерпретационного поля концепта «революция» в обозначенных произведениях связано с определенными формами игрового комбинирования и основано на ключевом для этих текстов представлении о культуре

4 Концепт «вера» формируется в сознании Вс Иванова следующими смысловыми планами 1) тоска как результат богооставленности и утраты православной веры, 2) утверждение новой коммунистической «религии»,

обладающей антихристианскими характеристиками и актуализирующей представления о русском сектантстве, 3) любовь как основа гармоничного существования человека в мире, значимость которой подтверждает ожидание («Бронепоезд 14-69») или рождение ребенка («Цветные ветра») в финале произведений

5 Смысловые планы исследуемых концептов свидетельствуют об амбивалентности художественной концепции Вс Иванова, который, в целом принимая революцию, в то же время отмечал губительные для веками складывавшейся национальной традиции и русской культуры в целом предпосылки, содержащиеся в революционных преобразованиях

Апробация работы. Основные положения и выводы диссертации докладывались на научных студенческих конференциях, проходивших в Воронежском государственном университете в 2000 и 2002 годах, на Второй Всероссийской научной конференции (Липецк, 2003), на научных и учебно-методических конференциях профессорско-преподавательского состава, научных сотрудников и аспирантов, проходивших в Воронежском государственном аграрном университете им К Д Глинки (Воронеж, 2004, 2005, 2006), на Международной конференции по гуманитарным наукам -Эйхенбаумовские чтения-5 (Воронеж, 2004), на Международной конференции, посвященной 200-летию со дня рождения X К Андерсена (Москва, 2005)

Структура работы. Диссертация состоит из Введения, трех Глав, Заключения, Списка использованной литературы (238 наименований)

Основное содержание работы Во Введении обосновывается выбор темы, ее актуальность и научная новизна, определяются цели и задачи исследования, анализируется литература о творчестве Вс Иванова, формулируются основные положения, выносимые на защиту

В Главе 1 — «Понятие «концепт» в современном литературоведении: к постановке вопроса» - мы обозначаем основные термины концептуально-культурологического направления, зародившегося в современном литературоведении, - «концепт» и «концептосфера» Традиционно эти понятия считаются основополагающими в когнитивной лингвистике и лингвопоэтике Языковеды утверждают, что концепты существуют не сами по себе, а в определенной человеческой «идеосфере» (Лихачев Д С ) Особое значение в создании концептосферы всего народа принадлежит носителям фольклора, писателям и особенно поэтам Отсутствие жесткой последовательности слоев и сопряженность со сферой сознания выводит концепт за рамки лингвистики, в результате чего это понятие фигурирует в исследованиях философов, логиков, психологов, литературоведов и несет на себе следы всех этих внелингвистических интерпретаций

Одним из первых «концепт» как философское понятие использовал в своих трудах Гегель Он давал концепту определение через Фигуры творчества и Моменты его самополагания, тем самым показывая, что концепт не имеет

ничего общего с абстрактной идеей Французские философы Ж Делез и Ф Гваттари, восприняв во многом идеи Гегеля, заявляют, что концепты - это устойчивые сгустки смысла, в каждом концепте заключено некое мыслительное событие, представляющее интерес и обладающее философской значимостью лишь в той мере, в какой оно не воплощено в действительности

В культурологии обширное теоретическое обоснование «концепт» получил благодаря исследованиям Ю С Степанова Ученый понимает под концептом «сгусток культуры в сознании человека, то, в виде чего культура входит в ментальный мир человека И, с другой стороны, концепт — это то, посредством чего человек сам входит в культуру, а в некоторых случаях и влияет на нее» (Степанов ЮС)

Примечательно, что литературоведение, восприняв уже существующие в научном пространстве трактовки концепта, активно вводит это понятие как единицу анализа художественного текста Изучению концепта с позиций литературоведения посвящены работы таких ученых, как В П Нерознак, В Зусман, В 3 Демьянков, рассматривающих «концепт» в качестве инструмента, позволяющего осмыслить в единстве художественный мир произведения и национальный мир При этом признанным фактом считается, что в индивидуально-авторской картине мира концепты не равноправны по своей значимости и объему смысловых планов В связи с этим выделяется ключевой концепт (или концепты) и его ассоциаты (Лай Ин Чуань) - миниконцепты, существующие в интерпретационном поле основного концепта

Вводя «концепт» как единицу анализа, мы учитываем, что этот термин только утверждается в литературной науке, а это влечет за собой определенную произвольность его употребления, размытость границ, смешение с близкими по значению или языковой форме терминами В связи с этим мы соотносим термин «концепт» с родственными ему понятиями идеи, мифологемы, архетипа, символа и образа

Идея по сути представляет собой «такой момент в слове, который бы исключал не только индивидуальную, но и всякую другую инаковость понимания и который бы говорил о полной адеквации понимания и понимаемого» (Лосев А Ф ) Зачастую в науке понятия «концепт» и «идея» употребляются как синонимы, что, на наш взгляд, не вполне правомерно Нельзя не учитывать наличия в концепте интерпретационного поля, связанного с воспринимающим сознанием, то есть такого структурного элемента, которого в идее быть не может

Другим близким к концепту понятием является мифологема, которая представляет собой знак готового сюжета (мифа) Содержание термина мифологема созвучно одному из аспектов содержания термина концепт, признающему существование коллективного сознания, в котором присутствуют образы, мифы и символы и которое отделено от внешней реальности Отличие мифологемы от концепта заключается в том, что она не связана непосредственно с денотатом, который является ядром концепта, а лишь репродуцирует известный в мировой культуре сюжет

Рассуждая о соотношении понятия «концепт» с понятием «архетип», необходимо заметить, что архетипы - это определенные образцы, актуальные во многих культурах на протяжении длительного времени Архетип является неотъемлемой составляющей концепта, но связанной исключительно с коллективным бессознательным, тогда как концепт осознается и на уровне коллективной ментальной целостности, и на уровне индивидуального сознания

Трактовка понятия «символ» в филологии имеет достаточно обширную теорию Восприятие символа основывается на соединении в сознании читателя реального и потенциального смысловых рядов Концепт и символ сближаются на основании существования в этих структурах общего и индивидуального Но символ — это сугубо художественный способ восприятия мира, в то время как концепт представляет собой социопсихическое образование, характеризующееся многомерностью и ценностной значимостью

Наличие в концепте как логической, так и образной сторон сближает концепт с художественным образом, особенно с теми образами, которые не выражены в конкретном слове, а складываются из целого текста или его части Категорией, на основе которой соотносятся эти два понятия, является ассоциативность Между художественными концептами и образами устанавливается двусторонняя связь С одной стороны, система индивидуально-авторских концептов обусловливает соответствующую структуру произведения и основу художественных образов С другой стороны, в общественном сознании существуют общекультурные концепты, которые, всплывая в сознании автора, способны повлиять на развитие сюжета и изменить структуру художественного произведения

В результате проделанного сопоставления мы приходим к выводу о том, что концепт - это уникальный инструмент исследования, позволяющий рассмотреть в единстве отдельное произведение, художественный мир писателя в целом и «национальный образ мира» (Гачев Г Д) Вводя концепт как единицу анализа, литературоведение получает возможность включить образную ткань произведения в общенациональную ассоциативно-вербальную сеть, проследить определенные культурные тенденции эпохи, отраженные в художественном тексте

Глава 2 - «Цикл «Партизанские повести как концептообразующая целостность: концепт «путь» и его ассоциаты» -

посвящена рассмотрению ключевого в индивидуально-авторской картине мира Вс Иванова концепта «путь» и его ассоциатов - культурно маркированных концептов «революция» и «вера»

Базовое теоретическое основание, легшее в основу методики проделанного исследования, заключается в том, что первично «концепты существуют над индивидуальными употреблениями» (Степанов Ю С ) В связи с этим выявление смысловых планов исследуемых концептов осуществляется в значительной мере в зоне соприкосновения художественного произведения с культурным пространством, в котором оно существует

Сам по себе мотив пути, дороги для русской культуры достаточно традиционен, что объясняется прежде всего географическими особенностями России Ф А Степун, рассуждая о неоспоримости сходства между ландшафтом, духовным обликом народа и представляемой им культуры, утверждает, что «искать ключ к сути русского духовного творчества следует в обширной равнине, которая начинается в Европе и, переходя через Урал, тянется в Азию» (Степун ФА) Именно поэтому «путь» стал основным организующим образом русского фольклора, в полной мере являющегося выражением национального коллективного сознания

Культура 1920-х гг складывалась в условиях типологически близких тем, которые сформировались в эпоху глобального перехода от бесклассового общества к классовому Поэтому представления о «пути» и «дороге» в рассматриваемый период связаны с традициями устного народного творчества (где путь-дорога является единым лексико-семантическим образованием), а также имеют коннотации, ориентированные на христианские категории, в которых движение по пути-дороге преследует строго определенную цель

Для Вс Иванова путь и странничество - это категории особые Многие современные события писатель воспринимал в метафорах движения Поэтому мироощущение новой эпохи ему было близко и соответствовало его личному мироощущению «XX век вернул нас к тому идеалу человека, которым, по-видимому, и должен быть человек, - человека с приключениями, человека, мерящего шагами весь земной шар» (Иванов Вс) Герои «Партизанских повестей» - произведения уникального, не только фиксирующего процесс концептотворчества новой эпохи, но и демонстрирующего процесс трансформации концептов культуры в эпоху становления советской социокультурной конструкции, - находятся в пути, в дороге

Рассматриваемый цикл начинал создаваться в 1921 году Это год окончания гражданской войны, время постепенного осознания того, что произошло со страной Концепт «путь» после 1917 года начинает включать в себя смыслы, ставшие принципиально новыми в русской ментальности Разъятость мира, ощущаемая художниками на рубеже веков и в первые годы XX века, после революции стала знаком времени Поэтому главной проблемой в литературе становится осмысление положения человека в мире и способы дальнейшего его существования В связи с этим усиливается концептуальность «пути» В первые послереволюционные годы это выражается не только в расцвете «пространственно-пейзажного мифа» (Нива Ж), обусловленном попыткой осознания художниками и историками того, что произошло с Россией, но прежде всего в стремлении через определение Главного Пути в мироздании укоренить человека в мире, ощутить полноту бытия как целого Получив свободу движения, подкрепленную достижениями технической цивилизации, человек утратил «переживание Мира как Дома» (Мущенко Е Г )

В «Партизанских повестях» - тексте, являющемся частью революционного дискурса, кроме всего прочего, актуализируется онтологическое значение выбора пути - исторического и духовно-личностного,

а также значение начала пути как отправной точки мироздания, пересотворенного революцией В связи с этим, выделив в цикле «Партизанские повести» концепт «путь» как основной (будь то путь странников или путь бронепоезда), мы обозначаем входящие в его интерпретационное поле понятия, являющиеся в то же время самостоятельными концептами, на что указывают их историко-культурные корни концепт «революция» и концепт «вера» Обозначенные концепты в культуре 1920-х годов предстают как весьма близкие, находящиеся в одном смысловом ряду А это в значительной степени затрудняет жесткое разграничение рассматриваемых концептов, в которых мы пытаемся выделить именно те аспекты, которые непосредственно связаны с изучаемым периодом

Раздел 2.1. «Смысловые планы концепта «революция» в системе ассоциативных значений» посвящен исследованию интерпретационного поля обозначенного концепта в цикле «Партизанские повести» В пространстве культуры концепт «путь» и концепт «революция» выступают как достаточно близкие, что подтверждается прежде всего этимологически Изначально слово «революция» было астрономическим термином, вошедшим в научный обиход благодаря книге Коперника «Бе геуоЫютЬив огЬшт соеквиит» («Об обращениях небесных сфер»), в которой рассматриваемое понятие сохранило свое точное латинское значение, представляя собой повторяющееся, циклическое, неудержимое движение небесных светил Следовательно, когда оно стало применяться для описания социальных явлений, то имело по преимуществу метафорическое значение Поэтому какие бы определения революции ни давались, во всех интерпретациях она всегда ассоциируется с неотвратимым движением, что является внутренней формой этого понятия как концепта, а это в свою очередь объединяет его с концептом «путь»

Цикл «Партизанские повести» - это текст, запечатлевший революционную идею в первозданном, еще не искаженном последующими разочарованиями виде, поэтому писатель в сложившейся традиции пытается обозначить вопросы, касающиеся исторического пути России Концепт может реализовывать себя не только через вербально выраженные элементы, но и через систему образов Одним из таких основополагающих образов, входящих в интерпретационное поле концепта «революция», стал образ бронепоезда/поезда «Бронепоезд 14-69» справедливо называют «эмблемой» времени (Цейтлин Е ) Уже само заглавие произведения, относящееся к типу заглавий, содержащих «установку на предпонимание» (Фоменко И В , Минько ОН), отсылает к определенным культурным пластам, связанным прежде всего с представлением о железной дороге В структуре концепта «путь» последнее возникает в XIX веке в связи с появлением реалии поезда, отношение к которому в русской ментальности первоначально было весьма негативным (Баратынский Е , Толстой Л Н и др ) После революции 1917 года в концепте «путь» возобладала идея стремительного движения вперед, которая разрушила способность к целостному восприятию сущего и реализовалась в образе поезда,

в русском сознании ставшего одним из политических и мистических символов страны

Бронепоезд Вс Иванова - это живое существо, что является свидетельством антропоморфизма и «физиологизма» орнаментальной прозы в целом Этот образ прямо соотносится с представлением о революционной борьбе, поэтому он «огромный, важный лоскут красной материи Кровяной, живой, орущий о-о-о1 » (Иванов Вс )

Кроме того, Вс Иванов сравнивает грозную машину с восточным медным драконом, что свидетельствует о неразрывной связи культуры 1920-х годов с культурой Серебряного века, в которой дракон был одним из самых распространенных образов (Брюсов В, Соловьев В) Немаловажно, что в одноименном произведении бронепоезд становится организующим образом, вокруг которого строится повествование Всех героев можно разделить на тех, кто внутри бронепоезда (в основном представители лагеря белых во главе с Незеласовым) и тех, кто вне его (партизаны во главе с Никитой Вершининым) Обозначенный образ отразил трагическую черту современности - дорожное военизированное состояние как норму жизни Вс Иванов в рассматриваемом цикле обозначает тему отлаженной линейности, соотносимую с рельсами и движением бронепоезда, ставшим знаком расцвета цивилизации, и сопряженную с подавляющей силой революции

Одним из ключевых смыслов, также входящих в интерпретационное поле концепта «революция», является представление о «русском бунте» Вс Иванов очень точно запечатлел особенности русского нигилистического коммунизма, который С Франк назвал «азиатским» социализмом» Представление о восточных началах бунта идет от возникших еще в Серебряном веке идей, основанных на корреляции русской революции с монголо-татарском нашествием

Восток в партизанском цикле предстает двояко с одной стороны, он является источником опасности, с другой же стороны, Восток (и Китай в частности) - это единственное прибежище, не тронутое революцией, «царство архаики», «седой древности», традиции» (Кузнецов П) Такое восприятие Востока связано с особым подходом Вс Иванова к революции бунт мужиков соотносится с восточной стихийностью и неуправляемостью, а осознанные действия «настоящих большаков» сопряжены как раз с идеей революции, идущей с Запада Осмысление Вс Ивановым революции как слияния западных и восточных стихий во многом продолжает идеи, восходящие к Серебряному веку (Блок А , Белый А )

Героев повести Вс Иванова к бунту сподвигает тяга души к бесконечности, неприятие формы в виде застывшего косного быта, что является еще одним подтверждением близости концептов «путь» и «революция» Не случайно в связи с этим писатель в цикле «Партизанские повести» подвергает испытанию исконные представления о русском пространстве Его мужики бросают привычный быт, традиционный уклад и отправляются в леса партизанить, что является весьма символичным Лес в русской культуре

архетипичен, с ним связаны антиномичные категории - лесная пустынь и лесные разбойники Обе они находят идейно-художественное воплощение в рассматриваемом произведении «Разбой», «разбойнички» — это те понятия русского мира, которые составляют неотъемлемую часть представлений о русском бунте «Разбойничество» как неправовое начало русского бунта связано с тем, что в национальной психологии любой переворот исходит из идеи воли, а не свободы Примечательно, что Вс Иванов изображает в партизанском цикле именно людей воли И то, что его герои порывают с обычным жизненным укладом, отправляясь в путь, является проявлением стремления русского человека к беспредельности, не признающей социальности свободы и ее относительного характера

Вс Иванов четко обозначает оппозицию город-деревня. которая обогащает интерпретационное поле концепта «революция» У автора «Партизанских повестей» смысловой план, опирающийся на представление об организованном, целенаправленном революционном движении, связанном с партийностью, а соответственно и с городом, в интерпретационном поле концепта «революция» второстепенен Ивановские мужики убеждены, что «город-то омманывает» Не случайно носителями революционной идеи, осознанной как объективная историческая необходимость, в партизанском цикле становятся герои, связанные с городом (Кубдя, Знобов) Мужики же, попробовав обрести свое место в новых исторических условиях, понимают, что они чужды революции А потому одни из них гибнут в неравной схватке с белогвардейцами, воплощая судьбу многих, живших в ту эпоху (плотники в повести «Партизаны»), а другие возвращаются к традиционному крестьянскому укладу (Вершинин, Калистрат Ефимыч), ибо их путь в поисках правды не окончен

Вс Иванов был представителем огромного пласта революционной «подкультуры» (Степанов ЮС), выходцем из того социального слоя, который был максимально близок коллективному сознанию, а потому писатель разделял «наивную веру», о которой писал С Франк эта вера основана на убежденности в том, что «трудовой народ», все разрушив, как-нибудь самочинно наладит и с помощью сильного кулака принудит всех сочувствовать в неведомой, новой гармонии на опустошенной земле» (Франк С ) Вс Иванов во многом разделял утопические чаяния эпохи Написав «Партизанские повести», он остался в истории литературы как художник, участвовавший в сотворении мифов советской культуры Но в то же время именно концептологический подход позволил выявить неоднозначность восприятия революции писателем даже в этом классическом произведении советской литературы

Раздел 2.2. «Смысловая структура концепта «вера» в контексте духовно-философских поисков революционной эпохи» включает анализ ключевых содержательных планов, входящих в интерпретационное поле обозначенного концепта Концепт «революция» и концепт «вера» в цикле «Партизанские повести» сосуществуют как равнозначные, отражая особенность

эпохи 1920-х гг, когда проблема веры, актуализированная революцией, стала одной из сущностных проблем современности

«Апокалиптическое превращение России в СССР» (Есаулов И) происходило на фоне замены традиционной христианской морали моралью советской Утверждать, что Вс Иванов был верующим христианином нельзя Но в то же время писателю были близки христианские представления о мире В связи с этим проблема веры как духовного и культурного явления в эпоху отрицания Бога становится одной из наиболее важных в рассматриваемом цикле

Как не раз отмечает автор, первоначальным толчком к движению у персонажей является мучающая их тоска Поэтому одним из основных смысловых планов, входящих в интерпретационное поле концепта «вера», является смысловой план, основанный на представлении о тоске Ощущение тоски в «Партизанских повестях» усиливается к концу цикла В «Цветных ветрах» предельная концентрация этого чувства обнаруживается в образе слепой старухи Устиньи, плач которой становится лейтмотивом произведения Причина всеобщей тоски, по мысли Вс Иванова, кроется в отрицании объективных начал, лежащих в основе русской духовной и культурной традиции Отсутствие веры в Бога, совести, почувствованное многими, зачастую противоположными по стилю и манере художниками 1920-х годов, рождает тоску и, как следствие, страх Герои Вс Иванова переживают тоску именно как результат богооставленности, достаточно остро ощущаемую художниками Серебряного века еще до революции Традиционный крестьянский быт неразрывно связывает обычную хозяйственную жизнь с христианской верой Утрата же веры грозит разрушением всего мироустройства Бунтующие партизаны еще крепко связаны с традиционными представлениями, поэтому, посягнув на исконный уклад, сами удивляются своей отчаянной смелости Не случайно в связи с этим возникает мысль о строительстве новой вавилонской башни. которую, как известно, разрушил Бог, разгневанный дерзостью людей

Весьма значимо и то, что эпизод «распропагандирования» американца, в критической литературе традиционно считающийся апофеозом революционности бунтующих крестьян, свидетельствует о том, что утверждение «большевистской правды» - это утверждение новой веры, приходящей на смену прежней, христианской Пленному американцу крестьяне объясняют свою правду при помощи учебника Закона Божия Это доказывает то, что в концепте «вера» ключевым смысловым планом является представление об утверждении новой коммунистической «религии», сходной по формам социального бытования с христианством В «Цветных ветрах», завершающих цикл не только композиционно, но и идейно, этот смысловой план представлен в полной мере В этой повести писатель показывает утрату христианской веры как явление, идущее именно от глубокого самоощущения народа, а не как нечто, насаждающееся извне Это тем более важно, если учесть целенаправленную борьбу большевиков против православия Вс Иванов

считает, что утрата веры произошла не вдруг, по чьей-то личной злой воле, это процесс, подготовленный определенным сдвигом в народном сознании Примечательно, что смысловой план, связанный с утверждением новой коммунистической «религии», сопряжен с близким ему смысловым планом, основанным на представлении о русском сектантстве В рассматриваемом произведении не раз упоминаются хлысты В основе «болыцавистской веры» лежит «отрицание частной собственности, развивающееся параллельно с разрушением семьи и с концентрацией власти в руках духовного лидера» (Эткинд А), что было характерно для русского сектантства Наиболее полно смысл этой новой веры раскрывается писателем в диалогах Калистрата Ефимыча и «питерского большака» Никитина, демонстрирующих демонизм как истинную суть коммунистической «религии»

В революционную эпоху значительная часть народа все больше впадает в «чистый нигилизм», а потому герои рассматриваемого цикла совершают жестокости, осуществление которых в иное время было бы ими расценено как проявление бесовства Но в то же время у Вс Иванова жестокость сосуществует с неприятием ее В связи с этим в интерпретационном поле концепта «вера» как оппозиция смысловому плану, основанному на представлении об утверждении демонической коммунистической веры, обнаруживается смысловой план, связанный с представлением о любви Оно реализовано в образе Настасьи Максимовны, молодой возлюбленной Калистрата Ефимыча («Цветные ветра») О значимости любви как основе гармоничного человеческого существования в индивидуально-авторской картине мира свидетельствует ожидание («Бронепоезд 14-69») или рождение ребенка («Цветные ветра») в финале произведений «Бездомности» народа, который представляют большевики, утратившие переживание Мира как Дома и, как следствие, связанность с семьей и, наконец, с Богом, противопоставлены любовь и домашний уют

Личность Вс Иванова и его «Партизанские повести» демонстрируют разлад, существующий в сознании человека послереволюционной эпохи С одной стороны, писатель под влиянием искренне воспринятых им коммунистических идей считает православную веру «бессмыслицей», но, с другой стороны, как человек думающий, понимает, что только православие несет истинную идею добра, заключая в себе высоту и чистоту нравственного чувства и жизни

Глава 3 - «Повести «Возвращение Будды» и «Чудесные похождения портного Фокина» как тексты-репрезентанты концепта «путь» в аспекте культуры» - посвящена исследованию зарождающейся в 1920-е годы историко-философской концепции Вс Иванова Ключевые аспекты обозначенной системы взглядов художника выявляются в интерпретационном поле концепта «путь», который, как и в «Партизанских повестях», имеет в качестве ассоциата концепт «революция» Своеобразие его смысловых планов обусловлено тем, что тексты Вс Иванова 1923-1924 гг содержат в большей («Возвращение Будды») или в меньшей («Чудесные похождения портного

Фокина») степени элементы демифологизации и написаны в жанре литературной сказки, имеющей в своей основе сказочно-игровую, а не реалистическую манеру повествования

В рассматриваемых произведениях наряду с историческим, религиозным, социальным и бытовым смысловыми планами в концепте «революция» актуализируется принципиально иной, нежели в «Партизанских повестях», смысловой План, связанный с представлениями о культуре Само по себе обращение Вс Иванова к сказочной «памяти жанра» и в «Возвращении Будды», и в «Чудесных похождениях портного Фокина» - произведениях, порожденных революционной эпохой, является свидетельством связанности мироощущения художника с культурными архетипами народа Присущие эпохе в целом размышления о судьбе культуры, которая в новой реальности приобрела принципиально иное качество, выраженное в определении «советская», составляют основу смысловых планов концепта «революция» Писатель выдвигает определенную концепцию, доказывающую необходимость сохранения культурных и нравственных ценностей («Возвращение Будды») и утверждает эстетическую ценность искусства как одного из явлений культуры («Чудесные похождения портного Фокина»), в конечном итоге размышляя над историческим и культурным путем России

Раздел 3.1. «Провести Будду через мор и голод...» (революция и культура в повести «Возвращение Будды») посвящен исследованию интерпретационного поля концепта «революция», в который входят смысловые планы, реализованные в комбинации соотношений культура - история, культура - цивилизация, культура — личность, культура - жизнь

Смысловой план концепта «революция», реализованный в соотношении «культура-история» сюжетно связан с ситуаиией сожжения книги Сравнение революции с огнем («революция как огонь ест и не наестся») в системе смыслов, формирующих исследуемый концепт, отражает принципиальную позицию писателя, считающего, что осуществившийся переворот неизбежно влечет за собой уничтожение книжной и духовной культуры прошлого как средства сохранения исторической памяти

Ведущим в интерпретационном поле концепта «революция» является смысловой план, реализованный в соотношении «культура-иивилизаиия». имеющем наиболее сложные формы воплощения в тексте Поезд, в котором находятся герои произведения, движется на Восток Писатель подвергает испытанию евразийские идеи, находя причину произошедших революционных катаклизмов в развитии цивилизации и науки, соотносимых с Западом Один из аспектов историко-философской концепции писателя, выявленный с помощью анализа интерпретационного поля концепта «революция», связан с представлением о преемственности как связи истоуико-культууных эпох Преемственность, связь определенных этапов человеческой жизни ложится, по мысли Вс Иванова, и в основу принципов культурного развития Художник, размышляя над историческим путем страны, переживающей эпохальный переворот, и над путями развития культуры в целом, констатирует, что

преемственная связь между Европой и Россией, на современном писателю историческом этапе реализованная в революции, губительна для нашей страны Европейская цивилизация изжила себя Поэтому устремленность на Восток -это попытка спастись от фантасмагоричного хаоса реальности «на пороге иной культуры» Восток в рассматриваемом произведении связан с представлениями о буддизме В тексте отмечается принципиальное родство буддизма и революционных идей Буддизм, как и социализм, является учением «рационалистически-атеистическим» Восточные буддийские аспекты пронизывают ткань повествования, расширяя границы ключевого концепта «путь» и его ассоциата - концепта «революция» В то же время евразийские идеи во многом развенчиваются писателем Это связано, во-первых, с образом монгола Дава-Дорчжи, ради физического выживания переложившего миссию по доставке статуи Будды на профессора Сафонова А во-вторых, с образами коммунистов, проверяющих мандаты в поездах, которые похожи на монголо-татар Восток в этой интерпретациии - «безглазая дикая тьма», представляющая такую же угрозу для современной России, как и моголо-татарское нашествие на заре истории страны

Примечательно, что смысловой план «культура—личность» в интерпретационном поле концепта «революция» связан с понятием добра Культура личности, в основе которой, согласно Вс Иванову, должна быть способность к совершению добра, является определяющей в духовной культуре человечества в целом Художественное воплощение этот смысловой план получил в образе главного героя - профессора Сафонова, героя-интеллигента, противопоставленного людям «в кожаных куртках», представляющих собой новый душевный тип, призванный к господству в революции Вс Иванов отмечает основное свойство, присущее этим представителям нового коммунистического общества, - обиду, смешанную с завистью по отношению к людям старой культуры Писатель фиксирует лишь объективные процессы, происходящие в современной ему реальности, а потому аксиологический аспект историко-философской концепции Вс Иванова в основе своей имеет прежде всего нравственный закон, который вступает в противоборство с миром фантастического хаоса В революции нет правых и виноватых Добро как основа нравственной культуры человека - вот истинная ценность

Смысловой план, реализованный в соотношении «культура - жизнь». свидетельствует о том, что главной ценностью в историко-философской концепции Вс Иванова является «кипучий» поток жизни В этом контексте культура представляется художником как возможность самоопределения и выражения всего живого (человека и природы) в результате формирующей деятельности духа А потому образ неба, воплощающего вечность, которая порождает и также бесследно уничтожает формы жизни, оказывается заключительным образом произведения Этот образ способствует расширению временных и пространственных границ сюжетного действия, а это приводит к

мысли о том, что все происходящее сегодня имеет свою многовековую предысторию

Все названные смысловые планы в конечном итоге сводятся к двум представлениям, существующим в интерпретационном поле концепта «революция» - к представлению о культуре как о материальной ценности и к представлению о культуре как о духовном наследии Итоговое художественное воплощение они получают в образе статуи Будды Первое представление реализуется в сюжетных ситуациях осквернения статуи и нежелания власти «на местах» оказать помощь по ее доставке в Монголию, свидетельствующих о том, что ни власти, ни народу по большому счету культура не нужна Образ статуи имеет также коннотации, отсылающие к исконным значениям понятия «культура», связанным с представлением о «культе» Тем самым актуализируется второй из обозначенных нами смысловых планов, связанный с представлением о культуре как духовном наследии В связи с этим цель поездки Сафонова - «провести Будду через водопад мор и голод » (Иванов Вс) - приобретает метафорический смысл Герой - носитель духовных ценностей, о необходимости сохранения которых в смутное революционное время размышляет автор рассматриваемого произведения

Раздел 3.2. Проблема обретения «новой» культуры: революция как идейно-эстетический феномен (повесть «Чудесные похождения портного Фокина») посвящен исследованию смысловых планов концепта «революция» как ассоциата концепта «путь» с учетом того, что произошедший переворот в период создания анализируемого произведения уже имел значение свершившейся истории «Чудесные похождения » представляют собой текст, призванный уравнять две тенденции в творчестве Вс Иванова начала 1920-х гг — мифологизирующую («Партизанские повести») и демифологизирующую («Возвращение Будды») Постепенное мирное обустройство влекло за собой попытки культурной идентификации В связи с этим произведение являет собой начало формирования феномена «советский дух» (Булавка Л А) как особенности именно советской культуры Портной Фокин, отправляясь в странствия на поиски «штатских фасонов», совершает «поступок» -«практический и конкретный акт нравственного поступления, реализующего его чувство личной ответственности за Другого » (Булавка Л А ), что является основой феномена «советский дух» Действие героя, касающееся как сферы духовной, внутренней, так и сферы физической (географический путь) ориентировано на снятие отчуждения в его конкретно-культурной и конкретно-исторической форме Фабульное путешествие портного по странам Европы, каждая из которых обладает набором определенных значений, существующих в сознании русского человека рассматриваемой эпохи, свидетельствует о значимости концепта «путь» как ведущего в творчестве Вс Иванова 1920-х гг В «Чудесных похождениях» «путь» является местом сосредоточения разных мифов о Европе и России, которая занимает промежуточное положение и вытесняется в Азию, тем самым намеренно исключаясь из умирающей, обреченной Европы Странствия приводят героя в исходную точку, ибо любое

движение по Европе приводит в Советский Союз, который, будучи реализованной утопией, воспринимался как царство справедливости В связи с этим одним из основных смысловых планов концепта «революция» в рассматриваемой повести является смысловой план, основанный на представлении о советской культуре Странствие героя, в процессе которого происходит осмысление первых итогов Октябрьского переворота, - это своеобразное оправдание Вс Ивановым революционных преобразований, что является мифологизирующей тенденцией в исследуемом произведении

В интерпретационное поле общекультурного концепта «революция» в 1920-е годы включаются смыслы, связанные с понятием «литература» Это представляется тем более важным, что характеризует исключительно российскую действительность рассматриваемой эпохи в литературе тема революции стала «заказом времени» (Цветаева М ), и при этом формировалась новая литературная эстетика и вообще революционная культура «Чудесные похождения » создавались в период начала догматизации художественного творчества, а потому литературоведческий сюжет, создавая который Вс Иванов изобразил естественное, искрометное, жизнерадостное общение участников литературного процесса, представляется своего рода реакцией на начинавшуюся регламентацию в области литературы В связи с этим вторым смысловым планом, формирующим интерпретационное поле концепта «революция» в индивидуально-авторской картине мира, является смысловой план, основанный на представлении о литературном творчестве Художественное воплощение оно нашло в упоминании различных собственных имен и литературных отсылок, которые появляются по разным причинам Во-первых, это сугубо биографические обстоятельства жизни автора, а также детали быта и внешнего облика персонажей (И Бабель, М Горький, Б Пильняк, издательство артели советских писателей «Круг») Во-вторых, некоторые собственные имена появляются в повести в связи с отсылками к высказываниям определенных авторов, а также в связи с упоминанием произведений литературы и публицистики Многие из этих отсылок намекают на проблему публикации повести (Воронский, Зозуля, Шмидт, Правдухин, Сейфуллина, Чуковский) Существует также и третья причина, наиболее важная для нас, по которой автор повести прибегает к упоминанию собственных имен, - это обсуждение литературной ситуации 1920-х гг Вс Иванов спорит с «Серапионовыми братьями», не соглашаясь с изобилием выражений устной речи, а также областной и мещанской, которую большинство «серапионов» вводили как в диалоги героев, так и в авторскую речь Писатель отказывается от своих прежних приемов излишней яркости изображения, иронизирует над своими же более ранними способами описания местности

В целом эта шутливая книга обнаруживает стремление писателя, отстранившегося от официального «аспекта мира», утвердить свободный путь развития искусства и литературы в частности В этом усматривается демифологизирующая тенденция «несерьезной повести»

В Заключении подводятся итоги работы, позволяющие утверждать, что Вс Иванова, во многом воспринявшего и переработавшего идеи, идущие от классической литературы, и в особенности от Серебряного века, можно считать истинно русским традиционным писателем, творчество которого является частью единого художественного процесса, чьи истоки кроются в русской культуре предшествующих эпох

Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях:

1 Саврасова (Новокрещенова) ИЛ Литературные реалии 20-х гг в повести Вс Иванова «Чудесные похождения портного Фокина» / ИЛ Саврасова (Новокрещенова) // Сборник студенческих работ филологического факультетаВГУ Вып 3 -Воронеж ВГУ, 2001 -С 115-120

2 Саврасова (Новокрещенова) ИЛ Концепт «дорога» в повести Вс Иванова «Возвращение Будды» /ИЛ Саврасова (Новокрещенова) // Сборник студенческих работ филологического факультета ВГУ Вып 4 - Воронеж ВГУ, 2003 -С 177-184

3 Новокрещенова ИЛ Философская проблематика повести Вс Иванова «Возвращение Будды» /ИЛ Новокрещенова // Русская литература и философия постижение человека Материалы Второй Всероссийской научной конференции (Липецк, 6-8 октября 2003 г ) Часть 2 / Отв ред В А Сарычев -Липецк ЛГПУ, 2004 - С 75-82

4 Новокрещенова ИЛ Концептуальный подход в литературоведении концепт «дорога» в русской литературе Х1Х-ХХ века (к постановке вопроса) / И Л Новокрещенова // Материалы научной и учебно-методической конференции профессорско-преподавательского состава, научных сотрудников и аспирантов Воронежского государственного аграрного университета им К Д Глинки Секции кафедр профессионально-педагогического факультета 1-21 марта 2004 г - Воронеж ВГАУ, 2004 - С 18-24

5 Новокрещенова ИЛ Общее и частное в пьесе Вс Иванова «Поле и дорога» /ИЛ Новокрещенова // Материалы научной и учебно-методической конференции профессорско-преподавательского состава, научных сотрудников и аспирантов Воронежского государственного аграрного университета им К Д Глинки Секции кафедр профессионально-педагогического факультета 1-21 марта 2005 г - Воронеж ВГАУ, 2005 - С 18-21

6 Новокрещенова ИЛ Творчество Вс Иванова в культурном контексте 1920-х годов (к вопросу о культурных концептах в произведениях писателя революционной эпохи) /ИЛ Новокрещенова // Материалы научной и учебно-методической конференции профессорско-преподавательского состава, научных сотрудников и аспирантов Воронежского государственного аграрного университета им К Д Глинки Секции кафедр профессионально-педагогического факультета 15-30 марта 2006 г - Воронеж ВГАУ, 2006 -С 100-104

7 Новокрещенова ИЛ Концептуальные смыслы образа пути в повести Вс Иванова «Партизаны» /ИЛ Новокрещенова // Эйхенбаумовские чтения-5 Материалы международной конференции по гуманитарным наукам - Выпуск 5 ЧII Художественный текст история, теория, поэтика - Воронеж ВГПУ, 2004 - С 95-100

8 Новокрещенова ИЛ «Всяк человек-то бродит » (к вопросу о художественном воплощении концепта «путь» в повестях Вс Иванова «Партизаны» и «Бронепоезд 14-69») / ИЛ Новокрещенова // XVII Пуришевские чтения «Путешествовать - значит жить» (X К Андерсен) Концепт странствия в мировой литературе Сборник материалов международной конференции, посвященной 200-летию со дня рождения X К Андерсена (4-8 апреля 2005 года) - М МГПУ,2005 -С 159-160

9 Новокрещенова ИЛ Понятие «концепт» и его востребованность в современном литературоведении /ИЛ Новокрещенова // Вестник ВГУ Серия Филология Журналистика -2007, №1 -С 77-83

Работа №9 опубликована в издании, соответствующем списку ВАК РФ

Подписано в печать 13 09 07 Формат 60х84 '/|6 Уел печ л 1,2 Тираж 100 экз Заказ 1872

Отпечатано с готового оригинала-макета в типографии Издательско-полиграфического центра Воронежского государственного университета 394000, Воронеж, ул Пушкинская, 3

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Новокрещенова, Ирина Леонидовна

Введение.

Глава 1. Понятие «концепт» в современном литературоведении: к постановке вопроса.

Глава 2. Цикл «Партизанские повести» как концептообразующая целостность: концепт «путь» и его ассоциаты.

2.1. Смысловые планы концепта «революция» в системе ассоциативных значений.

2.2. Смысловая структура концепта «вера» в контексте духовно-философских поисков революционной эпохи.

Глава 3. Повести «Возвращение Будды» и «Чудесные похождения портного Фокина» как тексты-репрезентанты концепта «путь» в аспекте культуры.

3.1. «Провести Будду через мор и голод.» (революция и культура в повести «Возвращение Будды»).

3.2. Проблема обретения «новой» культуры: революция как идейно-эстетический феномен (повесть «Чудесные похождения портного

Фокина»).

Введение диссертации2007 год, автореферат по филологии, Новокрещенова, Ирина Леонидовна

Мировое искусство XX века - это искусство, которое возникло и сформировалось под знаком разрушения гуманистической традиции. Распад «старой духовности» был «главным ферментом брожения» [Зверев: 5], из которого оно родилось. Русская литература этого периода в мировой культуре стояла в одном ряду с литературой европейской, близкой ей по состоянию рубежности, переходности и осмыслению в ней человека с позиций Хаоса, а не Космоса. В то же время, кроме двух мировых войн, которые значительно повлияли на художественное мышление XX века, своеобразие проблематики и поэтики русской литературы определила революция 1917 года, явившая еще один результат кризиса гуманизма. В связи с этим 1920-е годы представляются в контексте всей литературы XX века периодом совершенно особенным. Во-первых, потому, что включают в себя явления многообразные и зачастую взаимоисключающие: от достаточно свободного развития литературного процесса, характеризующегося активной борьбой множества литературных группировок и объединений первой половины 1920-х гг., до установившего «единообразие идеолого-эстетических принципов советской литературы» [Мущенко 1999: 12] первого съезда советских писателей, состоявшегося в 1934 году и ознаменовавшего конец этой яркой эпохи.

Другой причиной, обусловившей своеобразие русской литературы 1920-х годов, является то, что, по утверждению культурологов и историков, особенно ясно и четко основные духовные устремления, характеризующие определенную веху в искусстве и культуре, обозначаются примерно к 20-м годам столетия. А потому творчество художников 1920-х годов отражает процесс ломки старого мировоззрения, процесс так называемого «срыва культуры» [Бердяев I: 173], что вызывает особый интерес исследователей. Внимание к этому периоду в истории русской литературы объясняется еще и тем, что именно в 1920-е годы начали складываться два потока в литературе XX века, входящие в одну культурную парадигму с советской литературой, наследие писателей русского зарубежья и поток неподцензурной литературы, которые обнаружились в полной мере лишь в послеперестроечное время.

Вопрос о том, каковы хронологические рамки рассматриваемого периода, напрямую связан с представлением об историческом конце русской

I* литературы Серебряного века, являвшего собой особый тип художественного сознания и «запрограммировавшего» и духовно, и эстетически все последующее столетие. Традиционно считается, что эта яркая эпоха закончилась к 1921 году, ознаменованному гибелью выдающихся деятелей Серебряного века - Н.С. Гумилева и А.А. Блока, а также отъездом в эмиграцию Г. Иванова, Г. Адамовича, Вл. Ходасевича и других [Мусатов 2001], [Бердникова 2005]. По мнению Е.Г. Мущенко, «XX век в отечественной литературе в виде нового белого листа. начинается с 1916 года, когда фактически начала сходить на нет полная брожений, эстетических потерь и открытий эпоха рубежа, постепенно уступая новому интеллектуальному канону» [Мущенко 1999: 12]. В связи с этим особый образ мышления в полной мере заявляет о себе именно в 1920-е годы, которые хронологически начинаются в 1921 году и заканчиваются произошедшим в 1934 году первым съездом советских писателей. Следует отметить, что в рамках этого достаточно продолжительного периода 1924 год представляется особым пограничным явлением, так как именно в это время (май 1924 г.) состоялось совещание при отделе печати ЦК РКП/б/, посвященное политике партии в области литературы. Это совещание, а также опубликованная в 1925 г. резолюция «О политике партии в области художественной литературы» ознаменовали начало зависимости художника от идеологических установок власти. С данного момента «общественно-классовое содержание» становится политически строго регламентированным. Поэтому начало 1920-х годов, а точнее 1921-1925 гг., представляется особым периодом и в культурной, и вообще в духовной жизни России. Г.А. Тиме пишет: «Именно в это время, после революции и гражданской войны, в стране активизировался процесс новой мировоззренческой и культурной самоидентификации. Для начала 1920-х годов характерен глубокий интерес к русскому духовному феномену, к его самобытности.» [Тиме: 149]. Нельзя не согласиться также с В.П. Скобелевым, который писал, что «опыт советской прозы периода гражданской войны был весьма важен для прозы последующих лет, однако новое художественное видение заявило о себе как о сложившемся целом только в прозе первой половины 20-х годов [курсив наш. - И.Н.]. Именно поэтому . произведения этого времени - порубежные явления, которые оказываются и некой точкой отсчета и одновременно результатом предшествующего литературного развития. Здесь прежде всего и возникало художественное открытие революционной действительности.» [Скобелев: 112]. Таким образом, 1921-1925 гг. - короткий, но яркий и знаменательный период в истории литературы, который обозначил основные проблемы, касающиеся эпохи 1920-х гг. в целом.

Одной из таких существенных проблем стало осознание культуры и литературы 1920-х гг. в их отношении к Серебряному веку. Многие исследователи сходятся во мнении о том, что первая половина 1920-х годов наиболее сильно ощутила влияние эпохи рубежа и, безусловно, существовала в русле новаций Серебряного века. Так, Роберт А. Магвайр в статье «Конфликт общего и частного в советской литературе 1920-х годов», опубликованной в 1993 г. в сборнике «Русская литература XX века. Исследования американских ученых», обращаясь к наиболее значимым художественным явлениям, выделяет литературу «попутчиков», «разъявших мир на части и не хотевших снова соединить их» [Магвайр: 178]. Эти авторы в своих книгах изображали много «частного», в контексте марксистского убеждения считавшегося «низким и лишенным жизни». Ученый, в полной мере относя «попутчиков» «художественными и идейными наследникам писателей-«декадентов» старшего поколения (в особенности Ремизова и Белого)» [Магвайр: 178], приходит к весьма значимому выводу о том, что их творчество как нельзя лучше демонстрирует преемственность литературных традиций Серебряного века и художественного процесса 1920-х гг. О литературной борьбе 1920-х гг. и предшествующей ей эпохе рубежа как о едином художественном процессе пишет и Н. Лейдерман. Исследователь видит неразрывную связь между катастрофическим мироощущением конца XIX века и множеством утопических проектов - от «программных статей мэтров символизма и акмеизма (Д. Мережковского, Вяч. Иванова, А. Белого, А. Блока, Н. Гумилева, О. Мандельштама) и эпатирующих «пощечин» футуристов» до «резолюций творческих группировок советской ориентации (Пролеткульта, РАППа, ВАППа, ЛЕФа), на смену которым пришли всевозможные постановления писательских съездов, пленумов, секретариатов.» [Лейдерман: 18], обещавших «долгожданный расцвет», и являвших собой по сути реакцию на всеобщую апокалиптичность эпохи рубежа.

Другой проблемой, рожденной культурой начала 1920-х гг., стала проблема осознания того, в какой мере рассматриваемые художественные процессы явились литературой новой и в какой мере они существовали в русской классической традиции. Впервые об этом задумались исследователи так называемого русского зарубежья. М. Слоним в статье «Десять лет русской литературы», давая концептуальный анализ литературы с 1917 по 1927 год, утверждает, что «безумная попытка» новой власти заменить литературу целого народа «искусственными плодами правительственных распоряжений и поощрений» [Слоним: 518] потерпела крах. В качестве подтверждения своей мысли исследователь приводит два факта: «С одной стороны, коммунисты должны были «разрешить» непролетарскую литературу, изобретя термин «попутчиков» и с грустью наблюдая, как все русское художество представлено именно попутчиками. С другой, внутри самой коммунистической партии произошел сдвиг: огромное большинство ее отказалось от мечты немедленного создания «пролетарской культуры».» [Слоним: 519]. В статье исследуется творчество многих ярких художников эпохи - А. Блока, В.

Маяковского, С. Есенина, Б. Пастернака, М. Цветаевой, в произведениях которых автор усматривает в той или иной степени связь с русской классической литературой. А это позволяет сделать вывод о том, что «пролетарской литературы не существует. Есть только русская литература [.], в эпоху революции продолжающая . свое внутреннее развитие.» [Слоним: 520].

Представление о литературе советского периода как о части русской литературы поставило в начале 1920-х гг. еще один важный вопрос, касающийся соотношения реалистических и модернистских тенденций в искусстве. Е. Замятин в статьях сборника «Я боюсь: Литературная критика. Публицистика. Воспоминания», которые нашли широкого читателя лишь в 1990-е годы, констатировал кризис прежнего искусства и отмечал возникновение «синтетизма», истоки которого, по мнению художника, кроются не только в фантастичности бытия, но и в новой философской системе координат, обозначившейся в XX веке: «После произведенного Эйнштейном геометрически-философского землетрясения - окончательно погибли прежнее пространство и время» [Замятин 1999: 78]. Новое искусство мыслится Е. Замятиным как искусство, включающее в себя прежний творческий опыт - и решительно переосмысливающее, преобразующее его, «синтезирующее», то есть как искусство модернистское. Он одним из первых заметил разрушительные процессы пролеткультовской работы. Писатель не принимал призыва учиться у классиков только «технике», не принимал спекуляции на революции, отстаивая идею внутренней свободы художника, в результате чего стал объектом разносной критики на долгие годы. Следует отметить, что существовала и противоположная точка зрения, согласно которой вся советская литература, начиная с 1920-х гг., устремлена к реализму как наиболее жизнеспособному методу в искусстве. Так, П. Милюков в статье «Литература революции и возвращение к реализму», хронологически разделяя историко-литературную ситуацию на существующую до нэпа и после него, обозначает расстановку литературных сил. Не претендуя на «исчерпывающий» анализ всего разнообразия литературных явлений эпохи, П. Милюков приходит к выводу о том, что в наиболее схематичном виде борьба в области художественного творчества сводилась к борьбе за художественный реализм и против него, к борьбе, которая на позднем этапе рассматриваемого периода ознаменовалась внесением в литературу «нового, чисто партийного «заказа» [Милюков: 492]. Современный исследователь М.М. Голубков в книге «Утраченные альтернативы: Формирование монистической концепции советской литературы. 20-е - 30-е годы», как и другие исследователи, приходит к мысли о том, что литературный процесс 1920-х гг. во многом обусловлен полемикой между двумя противоположным направлениями: реалистическим и модернистским. Альтернативой реалистическому потоку, «к концу 20-х годов все более и более обретавшему черты соцреалистические» [Голубков: 145], стал модернистский поток, «существовавший как бы в другой плоскости: не столько в политической, сколько в эстетической.» [Голубков: 145]. Он был представлен двумя направлениями - импрессионизмом, задачей которого было «увидеть мир, его оттенки, его первозданную красоту» [Голубков: 148]; и экспрессионизмом, призванным «выявить в наиболее зримой форме некую идею или комплекс идей философского, эстетического, поэтического плана» [Голубков: 148]. В связи с этим М.М. Голубков находит модернистские черты в творчестве наиболее ярких художников 1920-х гг.: Б. Пильняка, О. Мандельштама, М. Горького, В. Каверина, А. Грина, А. Платонова, М. Булгакова. Автор книги, как и многие ученые, изучающие рассматриваемый период, акцентирует внимание на том, что характер литературы первой половины 1920-х гг., несмотря на начало установления партийного диктата, определяется все же плюралистическим путем развития. А потому самоценными являются хоть и конфликтные, но все же свободные отношения, складывающиеся между носителями различных альтернативных концепций мира и человека, между альтернативными эстетическими системами, которые в начале 1930-х гг. стали определяться монистической концепцией художественного творчества.

Тем не менее, первые попытки регламентации в области литературы предпринимались именно в 1920-е годы. В связи с этим рассматриваемая эпоха обозначила одну из сущностных для всего XX века проблем - проблему взаимоотношений художника с властью. Так, В. Ходасевич в «Статьях о советской литературе» определяет ее историю как череду «соответствующих усилий правительства создать новую литературу коммунистического общества, которая выражала бы философские, общественные и другие идеалы советского общества, его быт и психологию» [Ходасевич: 175]. Исследователь дает классификацию художественных объединений, способных, по мнению власти, «изображать независимый голос этого общества» [Ходасевич: 176].

Первыми, на кого были возложены соответствующие надежды, стали футуристы, но они, как пишет автор, их не оправдали. Затем был Пролеткульт, представители которого перенимали буржуазную форму у писателей старого времени и наполняли ее пролетарским содержанием. Но попытка не удалась, и Пролеткульт был закрыт. Еще одним объединением, как утверждает В. Ходасевич, тоже плохо справлявшимся с поставленной задачей, была «Кузница» - группа пролетарских поэтов, которая пыталась революционные темы «приукрасить и оживить не идущей к делу поэтикой, наспех усвоенной от символистов и футуристов» [Ходасевич: 182]. НЭП воскресил частные издательства, которые привлекали многих известных писателей. Для борьбы с этим явлением правительство ввело общую предварительную цензуру, в связи с чем в частных издательствах могли печататься только историко-литературные работы. Особое место в искусстве 1920-х гг. занимают «попутчики». В. Ходасевич определяет их «как людей, еще не просвещенных светом марксизма, но которым по пути с революцией, и революции с ними по пути до тех пор, пока пролетариат не овладел еще литературной техникой и не может взять дело литературы в свои руки» [Ходасевич: 187]. «Попутчики» изображали революцию как хаос и фантасмагорию, что шло вразрез с официальной линией. Кроме того, по задумке правительства, «попутчики» должны были постепенно выровнять свою идеологию с идеологией правящего класса, но они этого не делали, создавая все более «контрреволюционные» произведения. Естественно, что многие художники попали в число опальных и запрещенных. Бесспорно, обозначенные В. Ходасевичем попытки сотворения «новой» литературы происходили в условиях формирования новых культурных мифологем, исследованию которых посвящены многие современные работы.

В период 1920-1930-х гг. создается особая мифология, но при этом продолжает существовать и переосмысливается старая. Так, Б. Кондаков в статье «Мифологемы русской литературы 1920-х - 30-х годов» пишет: «Ощущение поворота, перелома Истории, столкновение «личного», индивидуального и «массового» сознания, отталкивание от позитивистских концепций XIX в. - все это создало ту основу, на которой могло развиваться и существовать в жизни и в искусстве мифологическое мышление» [Кондаков Б.: 24]. При этом автор отделяет мифологемы 1920-х от мифологем 1930-х гг. не только по содержанию, но и по способу их использования. Анализируя творчество художников 1920-х гг., Б. Кондаков приходит к выводу о том, что «основу реализуемых мифологем представляют следующие ситуации: крушение старого - возникновение нового миропорядка.; Подвиг - Жертва, жертвоприношение.; враждующие братья или Отец - Сын, оказавшиеся в разных лагерях и др.» [Кондаков Б.: 27]. В своей работе исследователь обращается также и к «демифологизирующей» литературе, в центре которой не деяние или поступок, а сознание героя или автора.

Еще одну мифологему - мифологему «новый человек», обозначившуюся в эпоху рубежа, исследует Т.А. Никонова в книге «Новый человек» в русской литературе 1900-1930-х годов: проективная модель и художественная практика». Мифологема «новый человек», являющаяся

частью мифа о «новом» мире, в революционную эпоху была связана с прагматичными и во многом утопичными представлениями о «человеке как способе решения общечеловеческих задач» [Никонова 2003: 11], вызванными к жизни многочисленными теориями (от Ницше до Маркса), согласно которым «цель, стоящая перед человеком, больше и важнее его» [Никонова 2003: 11]. Т.А. Никонова утверждает, что социальное и культурное развитие в России на рубеже XIX и XX вв. шло под знаком «ожидания нового человека, который должен был стать строителем (тектологом, в терминологии А. Богданова), творцом (по А. Белому) нового мира уже за порогом революции» [Никонова 2003: 27]. В связи с этим исследователь обращается к проблеме героя как к способу реализации обозначенной мифологемы, уточняя с помощью анализа наиболее знаковых произведений рассматриваемой эпохи привычные для советской литературы 1920-х гг. термины - герой-масса, герой-легенда, «человек массы» и «человек особой породы».

Как видим, двадцатые годы прошлого столетия не перестают вызывать интерес литературоведов. Перспективы исследования становятся тем шире, чем больше фактов из культурной и, в частности, литературной жизни эпохи достигают известности. Одной из таких вновь открывающихся страниц в истории русской литературы является личность Всеволода Иванова, в творчестве которого все обозначенные проблемы представлены комплексно.

Его писательская судьба отражает характерную для русской литературы XX века тенденцию: он долгое время воспринимался как художник так называемого «пролетарского типа». Вяч.Вс. Иванов отмечает: «Писателя объявляли классиком, а потом его старые и будто бы ставшие общепризнанными вещи начинали подчищать, чтобы они соответствовали все устрожавшимся требованиям стандартизации. А все остальное просто не разрешалось к изданию» [Иванов Вяч.Вс.: 510]. Действительно, о произведениях философско-нравственной проблематики со свойственным ей психологизмом, как правило, критики умалчивали. Зачастую революционные события осмыслялись художником с позиций, противоречащих победоносному настрою «официальной» литературы: в его книгах чувствуется рефлексия по отношению к происходящему или же ирония, что никак не могла принять советская критика. Долгое время изучение произведений писателя, как и всей литературы первой половины XX века, было обусловлено идеологическими установками, поэтому нельзя не согласиться с P.M. Ханиновой, считающей, что «по сути творчество Вс. Иванова - часть возвращенной литературы» [Ханинова 2004: 3].

Однако нельзя и утверждать, что писатель был обойден вниманием исследователей. В массиве работ, посвященных творчеству Вс. Иванова, особое место занимают книги советских литературоведов. Одним из первых был масштабный труд М.В. Минокина «Путь Вс. Иванова к роману (20-е годы)» [Минокин 1966]. Его ценность заключается в том, что автор прослеживает формирование стиля писателя, начиная с самых первых литературных опытов, для чего привлекает архивные материалы. Не менее значимы также исследования сибирского литературоведа Е. Цейтлина. Первой его работой стала книга «Беседы в дороге» [Цейтлин 1977]. Основной акцент в ней автор делает на редакторской, литературоведческой и педагогической деятельности писателя. Исследователь отмечает важную особенность Иванова-художника, заставлявшую его обращаться к теории литературы, - «извечное стремление к творческому самоанализу, стремление сформулировать свое художественное «кредо» [Цейтлин 1977: 34]. Цейтлин проникает в творческую лабораторию писателя, анализируя его эстетические взгляды. Позже этот ученый выпустит еще две книги, посвященные творчеству Вс. Иванова, -«Сколько дорогу «Бронепоезда 14-69» [Цейтлин 1982], которая рассматривает одну повесть из цикла «Партизанские повести», ставшую литературной эмблемой времени, историю ее создания и читательского восприятия не только в России, но и за ее пределами; а также книгу «Всеволод Иванов» из серии «Литературные портреты», во многом основанную на материале предыдущих работ, но акцентирующую внимание на нравственных исканиях писателя, отразившихся в дневниках и письмах.

Нельзя не назвать монографию Е.А. Краснощековой «Художественный мир Вс. Иванова» [Краснощекова 1980], в которой рассматриваются произведения 20-60-х годов, обнаружившие оригинальность дарования Вс. Иванова во всей полноте: «Партизанские повести», роман «Голубые пески», новеллистические циклы «Седьмой берег», «Тайное тайных», роман «Похождения факира», фантастические, или «таинственные» повести и рассказы. При исследовании каждого этапа творчества писателя преимущественное внимание уделяется задаче, более всего увлекавшей его тогда: стилевые и психологические искания, освоение необычных романных традиций, соединение фантастики с реальностью.

J1.A. Гладковская в своих работах «Вс. Иванов. Очерк жизни и творчества» [Гладковская 1972] и «Жизнелюбивый талант» [Гладковская 1988] во многом не соглашается с Е.А. Краснощековой, упрекая ее в том, что она рассматривает лишь лучшее из написанного Вс. Ивановым, «строит книгу на вершинах его новеллистки и романного творчества» [Гладковская 1988: 5]. Свою же задачу автор видит в стремлении «осмыслить развитие большого, интересного и самобытного художника, постичь логику его творческого пути, понять его новеллистку, драматургию, романистику не раздельно, а в едином потоке последовательного движения» [Гладковская 1988: 6].

Еще одной группой исследований, затрагивающих некоторые аспекты творчества Вс. Иванова периода 1920-х, являются работы, в которых произведения рассматриваемого автора представляют собой иллюстрации определенных художественных явлений эпохи. Таковы книги В.П. Скобелева «Масса и личность в русской советской прозе 20-х годов» [Скобелев 1975], Г.А. Белой «Закономерности стилевого развития современной прозы 20-х годов» [Белая 1977] и «Дон-Кихоты 20-х годов» [Белая 1989].

В.П. Скобелев утверждает, что в центре внимания искусства рассматриваемого периода «оказался не человек с развитым чувством личности, способный в той или иной мере объективно определить свое место в общественной жизни, а человек массы» [Скобелев: 20]. И в качестве примера привлекает наряду с другими произведения Вс. Иванова «Партизанские повести» и роман «Голубые пески». Ученый прослеживает весьма значимую тенденцию сближения исконных патриархальных идеалов героя с идеалами революции, рассматривая образы Вершинина и Калистрата Ефимовича.

Г. А. Белая же считает, что в произведениях Вс. Иванова этого периода, а соответственно и в мышлении в целом, отразились характерные историософские концепции, касающиеся понимания человека и революции. Исследователь делает важный вывод: революция у Вс. Иванова - это и «конкретное, персонифицированное, материальное представление каждого человека о правде и смысле жизни, и в то же время - начало осмысления героями внешнего мира, постижения его общих, но еще скрытых от них связей» [Белая 1989: 132].

Особо следует отметить современные исследования творчества Вс. Иванова. Среди них выделяются статьи Вяч.Вс. Иванова, сына писателя, «Судьбы Серапионовых братьев и путь Всеволода Иванова», «Лунц и Мандельштам: фабула у Серапионовых братьев», «И мир опять предстанет странным.» (К 100-летию со дня рождения Всеволода Иванова, 24 февраля 1895г.) [Иванов Вяч.Вс, 2000]. В них ученый обращается не только к художественным особенностям творчества писателя, анализируя его отношения с группой «Серапионовы братья» и «попутчиками», но также рассуждает о трагизме судьбы своего отца. Вс. Иванову не раз приходилось идти на компромиссы с властью, лишь бы ему дали заниматься творчеством. В связи с этим ощущение сломанности своего писательского пути не покидало художника до конца жизни. Писать о современности можно было только кривя душой, и тогда на помощь приходило безграничное воображение, которое помогало ему сочетать невероятные события и вполне достоверные подробности. И хотя Вс. Иванову все же приходилось идти на сделки с совестью, тем не менее нельзя не согласиться с утверждением его сына о том, что творчество этого художника, как и других «серапионов», «заслуживает самого внимательного изучения; без этого история русской литературы первой половины века будет не полной» [Иванов Вяч.Вс.: 497].

Среди исследований последних десятилетий можно назвать опубликованную в 2002 году в журнале «Русская литература» статью Э.Б. Мекша «Мифологический архетип в искусстве и в жизни (Всеволод Иванов и Варлам Шаламов)» [Мекш 2002], а также диссертации Е.А. Папковой «Проблемы истории культуры и культурного наследия в творчестве Вс. Иванова 40-60-х гг.» (Москва) [Папкова 1990]; М.А. Черняк «Романы Вс. Иванова «Кремль» и «У» в творческой эволюции писателя» (Санкт-Петербург) [Черняк 1994]; P.M. Ханиновой «Своеобразие психологизма в рассказах Всеволода Иванова (1920-1930-е гг.)» (Ставрополь) [Ханинова 2004].

Вс. Иванов в художественном процессе 20-х годов предстает как художник-экспериментатор, активно ищущий свой стиль и подход к читателю. Может быть, поэтому он был близок и к объединению «Серапионовы братья», и к литературе «попутчиков». Как пишет в воспоминаниях жена Вс. Иванова, Т.В. Иванова, «самые прочные и длительные дружеские связи были у Всеволода с «серапионами» [Иванова 1984: 49]. По мнению П. Милюкова, «в братстве «серапионов» слились две струи - одна сверху, другая снизу - с соответственно различными уровнями образования и политическими оттенками» [Милюков: 481]. Вс. Иванов принадлежал к той «струе», которую называли «трудовой интеллигенцией». Его сближало с ней стремление к тому, чтобы произведение было органическим, реальным и жило своей жизнью. Но, тем не менее, Вс. Иванова нельзя назвать настоящим «серапионовым братом». Так, Лунц в письме к Горькому писал: «Единственный, кто на отлете все время, - это Всеволод. Он все-таки нам чужой, он может отстать, а ведь никто другой из нас отстать не может» [Цит. по: Муромский: 81]. И это объясняется не личными особенностями писателя, а тенденциями в творчестве: Вс. Иванов все время пытается выработать свою особенную манеру. Позже писатель примкнул к объединению «попутчиков». Как и они, художник любуется стихийным размахом революции, изображает людей, выбитых ею из колеи.

На наш взгляд, писатель не был объективно оценен ни современниками, ни нынешними исследователями. Так называемые «старые литераторы» (пользуемся определением П. Милюкова) упрекали Вс. Иванова в принадлежности к примитивному реализму. Е. Замятин, например, весьма категорично писал о революционной линии в творчестве Вс. Иванова: «Чтобы Вс. Иванов много думал - пока непохоже: он больше нюхает. Никто из писателей русских до сих пор не писал столько ноздрями. Но когда он вспоминает, что ведь не из одной же ноздри, подобно лешему, состоит человек, и пробует философствовать, то частенько получаются анекдоты.» [Замятин 1999: 85].

Представители противоположного литературного лагеря -«пролетарские» писатели и критики - упрекали Вс. Иванова в излишнем психологизме и обращенности к нравственно-философским проблемам, якобы не отвечающим запросам времени. К. Радек, например, как вспоминал позже сам писатель, повесть «Возвращение Будды» назвал «плохой контрреволюционной книжкой» [Цит. по: Иванова I: 6]. Такие разные оценки свидетельствуют о неоднозначности политической позиции Вс. Иванова и его сложности как художника, активно экспериментировавшего в области формы. Писатель признавался: «. меня постоянно мучило сомнение - то ли я делаю, так ли?. Все мои работы при их появлении - может быть, кроме тех, которые были наименее оригинальны, - критики находили «недоработанными». Идолы Индии, многорукие, многоликие, разумеется, среднелобому интеллигенту могут казаться вздором и недоработанностью. Без зазрения совести и по-своему правый, он отрубит им руки и ноги и оставит по одной паре, согласно законам логики и реализма. Впрочем, я сам часто рубил себе эти руки и ноги, находя, что на двух ногах мне идти легче» [Иванов Вс. 1969: 190]

Целью настоящей работы является исследование базовых концептов прозы Вс. Иванова 1920-х гг. - «революция» и «вера» как ассоциатов ключевого концепта «путь», выявленных на основе анализа цикла «Партизанские повести» (1921-1922гг.), а также повестей «Возвращение Будды» (1923) и «Чудесные похождения портного Фокина» (1924).

Цель работы предполагает решение следующих задач:

1) обозначить единую идейно-тематическую направленность мифологизирующих и демифологизирующих произведений Вс. Иванова начала 1920-х гг., обусловливающую наличие родственных смысловых планов в интерпретационном поле рассматриваемых концептов;

2) установить, как контекстуальные смыслы произведений Вс. Иванова этого периода взаимодействуют с универсальными, всеобщими культурными кодами и какое место занимает художник в процессе концептотворчества новой эпохи;

3) определить способы формирования структуры исследуемых концептов в индивидуально-авторской картине мира.

Закономерность использования концептологического подхода к творчеству Вс. Иванова обозначенного периода обусловлена тем, что начало 1920-х гг. представляет собой отдельную культурную модель из числа тех, в рамках которых осуществлялось развитие единого литературного процесса в России в XX веке. Поэтому, на наш взгляд, то, что происходило в литературе после 1925 года, принадлежит другой культурной модели. И, соответственно, и индивидуально-авторские концепты, и концепты национальной концептосферы в целом начинают включать в себя принципиально иные смыслы, нежели в предшествующую эпоху

Рассматриваемые нами произведения Вс. Иванова, неся отпечаток некоторой «незрелости», вместе с тем являются концептообразующими и запечатлевают основы мировоззрения писателя, отражая в то же время особенности формирования новой советской мифологии в целом. Сам феномен орнаментальной прозы (а именно такой была ранняя проза Вс. Иванова) «построен на таком обращении со словом, когда прозаический контекст создается на принципах поэтического контекста. Он подчинен не логике сюжета, а логике метафор, обнажающих в слове «бездну пространства» их смыслов, делает произведение неисчерпаемым» [Голубков: 192]. То есть сам принцип повествования изучаемых произведений основан на выявлении в слове глубинных смыслов. Мысль о том, что «при всем различии философии и поэзии есть в них глубинные черты, сближающие эти формы интеллектуальной деятельности» [Овчинников: 21], становится особенно актуальной на рубеже XIX-XX веков - периода, во многом подготовившего ментальность и художественные решения рассматриваемой нами эпохи в истории литературы. В связи с этим и применение понятия «концепт» как свойственного не только лингвистике, но и культурологии, и философии, становится обоснованным и уместным. Принимая во внимание то, что «создание и восприятие концептов - двусторонний коммуникативный процесс.», в ходе которого «создатели и потребители постоянно меняются местами» [Зусман: 13], и учитывая, что культура начала 1920-х годов - это культура движения и межчеловеческого взаимодействия, весьма важным представляется анализ произведений Вс. Иванова рассматриваемой эпохи именно с позиций концептуально-культурологического направления.

Научная новизна работы состоит в выявлении художественной реализации основных концептов национальной концептосферы в произведениях Вс. Иванова в период создания новой культурной модели в России 1920-х годов.

Актуальность исследования определена необходимостью выработки современного представления о творчестве Вс. Иванова 1920-х годов, изучение которого долгое время было обусловлено идеологическими установками.

Осмысления художественного наследия писателя с позиций концептуально-культурологического направления, позволяющего рассмотреть в единстве художественный мир произведения и национальный мир, исследователями творчества Вс. Иванова еще не осуществлялось.

Непосредственным объектом исследования являются тексты Вс. Иванова начала 1920-х годов, ставших для самого писателя и эпохи в целом активным периодом концептотворчества.

Предметом анализа являются смысловые планы, формирующие концепты «путь», «революция», «вера» в индивидуально-авторской картине мира.

Материалом исследования послужили «Партизанские повести» (19211922), а также повести «Возвращение Будды» (1923) и «Чудесные похождения портного Фокина» (1924), вошедшие в восьмитомное собрание сочинений, опубликованное в 1973 году под редакцией Т.В. Ивановой, А.И. Пузикова, С.В. Сартакова. Выбор обозначенных произведений связан с тем, что партизанский цикл и два более поздних текста, представляющих собой своего рода дилогию, демонстрируют амбивалентность художественной концепции писателя рассматриваемого периода. Написаны эти книги в разных стилевых манерах и на разном жизненном материале, но идейно-образное поле у них одно, что представляется особенно важным для исследования. Роман «Голубые пески» (1923) намеренно исключается из анализа, во-первых, по причине его принадлежности к другому жанру, а во-вторых, потому, что это произведение переходное, являющее собой «стык разных этапов эволюции художника» [Краснощекова: 86], основные изменения в которой наиболее ярко выразились как раз в повестях «Возвращение Будды» и «Чудесные похождения портного Фокина». Кроме того, по мнению О.Г. Беломоевой, «концепты, являясь основными элементами мировидения, не понимаются, а переживаются», поэтому «концепт» применяют тогда, когда абстрагируются от содержания, но говорят о структуре» [Беломоева: 13]. В связи с этим структуру», выявляющую базовые концепты в творчестве Вс. Иванова начала 1920-х гг., образует как раз обозначенная нами дихотомия произведений писателя - «Партизанские повести» как мифологизирующий текст, с одной стороны, и «Возвращение Будды» и «Чудесные похождения портного Фокина» как демифологизирующие книги, с другой. Исследование концептов, содержащихся именно в этих произведениях, оправдано не только тем, что период 1921-1925 гг. является отдельной эстетической вехой в культуре 1920-х гг., но и тем, что, как утверждает Г.А. Белая, максимально близким таланту Вс. Иванова периодом в развитии общества и литературы оказался период начала 1920-х годов. Похожую позицию занимает и Вяч.Вс. Иванов, считающий, что написанное Вс. Ивановым до 1925 года можно выделить в отдельный период, который исследователь называет «серапионовским петроградским», характеризуя его как время стремительного стилистического развития Иванова-прозаика.

Методология исследования представляет собой сочетание концептологического, системно-целостного, историко-литературного и семиотического методов анализа художественного текста. Ориентиром служили труды литературоведов М.М. Бахтина, Ю.М. Лотмана, Д.С. Лихачева, Н.В. Топорова, В.П. Скобелева, Т.А. Никоновой, Н. Лейдермана, посвященные общим проблемам и явлениям литературного процесса; а также исследования в области концептов культуры и философии таких ученых, как Ж. Делез и Ф. Гваттари, Ю.С. Степанов, В. Зусман, Лай Ин Чуань.

Теоретическая значимость исследования. Результаты проведенного анализа могут быть полезны при дальнейшей разработке общих теоретических вопросов, связанных с проблемами исследования различных индивидуально-авторских концептов в их отношении к культурной ноосфере.

Практическая значимость исследования состоит в возможности применять выработанную методику описания концептов в индивидуально-авторской картине мира художников слова. Материал диссертационной работы может быть использован также в учебно-педагогической практике: в вузовском преподавании при проведении занятий по курсу истории литературы XX века, а также в школьной практике при изучении творчества художников революционной эпохи.

На защиту выносятся следующие положения:

1. В прозе Вс. Иванова начала 1920-х гг. концепт «путь» является ключевым и определяет специфику индивидуально-авторской картины мира. Ассоциатами, входящими в его интерпретационное поле, которые, взятые отдельно, представляют собой самостоятельные концепты, являются культурно маркированные концепты «революция» и «вера».

2. Концепт «путь» в мифологизирующем цикле «Партизанские повести» сюжетно реализован в пешем движении героев, связанном в русской традиции со странничеством и «бродячей Русью». Смысловые планы концепта «революция» в обозначенных повестях основаны на представлении о русском бунте и воплощены в системе образов, центральное место среди которых занимает образ бронепоезда. Названный миниконцепт вербально реализуется по принципу наращения смысла - от «восстания» и «бунта» в первых повестях цикла - к «Священной войне» в последнем произведении.

3. Концепт «путь» в демифологизирующих произведениях «Возвращение Будды» и «Чудесные похождения портного Фокина», написанных в жанре литературной сказки, приобретает дополнительные коннотации благодаря направленности движения - на Восток и на Запад, что является игровым способом наследования одного из главных мифов Серебряного века - «Россия между Востоком и Западом», но в принципиально новых условиях революционной эпохи. Смыслотворение интерпретационного поля концепта «революция» в обозначенных произведениях связано с определенными формами игрового комбинирования и основано на ключевом для этих текстов представлении о культуре.

4. Концепт «вера» формируется в сознании Вс. Иванова следующими смысловыми планами: 1) тоска как результат богооставленности и утраты православной веры; 2) утверждение новой коммунистической «религии», обладающей антихристианскими характеристиками и актуализирующей представления о русском сектантстве; 3) любовь как основа гармоничного существования человека в мире, значимость которой подтверждает ожидание («Бронепоезд 14-69») или рождение ребенка («Цветные ветра») в финале произведений.

5. Смысловые планы исследуемых концептов свидетельствуют об амбивалентности художественной концепции Вс. Иванова, который, в целом принимая революцию, в то же время отмечал губительные для веками складывавшейся национальной традиции и русской культуры в целом предпосылки, содержащиеся в революционных преобразованиях.

Апробация работы. Основные положения и выводы диссертации докладывались на научных студенческих конференциях, проходивших в Воронежском государственном университете в 2000 и 2002 годах; на Второй Всероссийской научной конференции (Липецк, 6-8 октября 2003 г.); на научных и учебно-методических конференциях профессорско-преподавательского состава, научных сотрудников и аспирантов, проходивших в Воронежском государственном аграрном университете им. К.Д. Глинки 1-21 марта 2004 г., 1-21 марта 2005 г., 15- 30 марта 2006 г.; на Международной конференции по гуманитарным наукам - Эйхенбаумовские чтения-5 (Воронеж, 2004); на Международной конференции, посвященной 200-летию со дня рождения Х.К. Андерсена (Москва, 4-8 апреля 2005 г.).

Структура работы. Диссертация состоит из Введения, трех Глав, Заключения, Списка использованной литературы.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Концепты "путь", "революция", "вера" в прозе Вс. Иванова 1920-х годов"

Заключение

Тип культурной ситуации, возникшей в России после Октябрьского переворота, утверждался в условиях перелома истории, столкновения личного, индивидуального и массового сознания, отталкивания от позитивистских концепций XIX века. Литература 1920-х гг. как часть культуры исследуемой эпохи, во многом выходила далеко за рамки художественного творения и оказывала огромное воздействие на общество, «рассматривая различные потенциальные варианты событий» [Кондаков Б.: 25]. Кроме того, заявила о себе культурная активность миллионов людей, часто проявлявшаяся в естественных, схожих с фольклором формах. Взаимодействие художественной и жизненной реальностей, характер отношений между ними демонстрируют важные особенности послереволюционной культуры. В ее основе лежало сложное и неоднородное явление наращения смыслов, наличие которого позволяет утверждать, что исследуемый период в истории литературы является эпохой концептотворчества, когда традиционные культурные концепты приобретали новые значения и в то же время рождались принципиально иные. Существовавшее в сознании носителей языка различное мыслительное содержание зачастую испытывало глубокое воздействие творческих личностей, что в свою очередь давало импульсы для эволюции этого содержания в сознании народа. В связи с этим концептологический подход к изучению прозы 1920-х гг. и, в частности, прозы Вс. Иванова представляется наиболее продуктивным.

Основу концептуального пространства изученных произведений, осмысляющегося как структура, отражающая постижение мира автором текста, а также создаваемая не только «графическими единицами, но и общим фондом знаний, который может не быть выражен словесно, а определяться знаниями реалий и культуры» [Чуань: 5], составляет ключевой концепт «путь». Вс. Иванов многие современные ему события воспринимал в метафорах движения. Поэтому мироощущение новой эпохи ему было близко и соответствовало его личному мироощущению: «XX век вернул нас к тому идеалу человека, которым, по-видимому, и должен быть человек, - человека с приключениями, человека, мерящего шагами весь земной шар» [Цит. по: Гладковская, 3]. Рассматриваемые повести были созданы писателем в то время, когда начинался процесс постепенного отрицания ценностей культуры общечеловеческой в пользу культуры политической, который впоследствии завершился полным внедрением социального заказа в механизм творчества и, в частности, в литературу. Вс. Иванов проблему сохранения культуры и нравственных начал в душе человека в смутные годы революции решает сквозь призму отдельных граней национального образа мира. Ведь, как мы упоминали выше, «путь-дорога» - это одно из основных организующих понятий русской ментальности. Вс. Иванов включается, таким образом, в национальную традицию, представляя «дорогу» как средство познания «большого» мира, как путь к самораскрытию и воплощение извечной «недооформленности» души русского человека, связанной с ожиданием каких-либо свершений, с желанием обновления сложившихся представлений о мире.

В повестях 1920-х годов художник создает особый тип героя, проанализировав который, можно говорить о существовании в творчестве Вс. Иванова так называемого «концептуального персонажа» (пользуемся терминологией Ж. Делеза и Ф. Гваттари), то есть субъекта творчества, отчасти эквивалентного самому творцу. Таким концептуальным персонажем, по сути и творящим концепт «путь», у Вс. Иванова, является странник, отправляющийся в дорогу от извечной русской тоски и тяги к переменам (как партизаны из одноименного цикла повестей), или мыслящий, созерцающий странник: будь то миссионер, как профессор Сафонов, или правдоискатель, как портной Фокин. Примечательно, что, несмотря на вполне справедливое отнесение критиками «Партизанских повестей» к произведениям, творящим мифологию новой эпохи, странник Вс. Иванова не связан с идеологически насаждаемым шествием вперед. На наш взгляд, мысль И.Р. Антипиной о том, что «дорога предполагает направление движения, от которого герой может отступить, а движение по пути не требует цели, поэтому мотив пути связывается с темой странничества» [Антипина: 8], правомерна только применительно к 1930-м гг. В этот период возникла принципиально иная «семантика глубинного общекультурного сдвига» [Добренко 1990: 338], когда «странник» и концепт «путь» в целом, как и многие другие, важные для национального сознания понятия, стали трактоваться сквозь призму героики и существования человека в системе уже готовых ценностей. Смысловые планы концепта «путь» зачастую формировались представлением об оптимистическом движении вперед, к светлому будущему, в коммунизм, что запечатлено уже в названиях произведений тех лет: «Дорога к счастью», «Дорога на простор», «Дорога вглубь», «Дорога на Океан», «Дороги, которые мы выбираем», «Большая дорога». В культуре же 1920-х гг. представления о «пути» и «дороге» еще связаны с фольклорной русской традицией, в которой путь-дорога является единым лексико-семантическим образованием, а также имеют коннотации, ориентированные на христианские категории, где движение по пути-дороге имеет строго определенную цель.

Изучение творчества Вс. Иванова начала 1920-х гг. позволяет сделать выводы о смысловых интерпретациях концепта «путь», актуализированных в культуре рассматриваемого периода. Ключевой концепт «путь», формирующий специфику художественного мира писателя, имеет определенные ассоциаты, которые существуют в его интерпретационном поле. Такими ассоциатами, взятыми отдельно, и являются самостоятельные культурные концепты в изученных повестях Вс. Иванова - концепты «революция» и «вера». Следует отметить, что специфику индивидуально-авторских представлений, реализованных в определенных концептах, не всегда образуют принципиально новые смыслы. Зачастую своеобразие авторской модели мира выражается в подтексте в виде реминисценций, ассоциаций и т.п., существующих в культурной ноосфере и лишь особым образом явленных в исследуемых концептах.

В связи с этим проделанный концептологический анализ позволяет обнаружить следующие особенности индивидуально-авторских интерпретаций, реализованных в обозначенных концептах:

1). Концепт «революция» обладает самым сложным набором смыслов, обнаруживаемых в мировидении писателя 1920-х гг. Как известно, концепт может реализовывать себя не только через вербально выраженные элементы, но и через систему образов. В мифологизирующих произведениях, к которым относятся «Партизанские повести», одним из таких основополагающих образов, входящих в интерпретационное поле концепта «революция», стал образ бронепоезда/поезда, наличие которого и в повести Вс. Иванова, и в творчестве других художников, находящихся с ним в одном культурном континууме, свидетельствует о процессе создания в рассматриваемую эпоху принципиально нового культурного концепта - концепта «поезд». «Кровяной, живой, орущий.» бронепоезд Вс. Иванова, как воплощение сокрушающей революции, становится одним из основных образов «новой» мифологии советской эпохи. В «Партизанских повестях» - тексте, являющемся частью революционного дискурса, обнаруживаются ситуации, легшие в основу мифологем, реализуемых в литературе 1920-х гг. в целом, которые в свою очередь входят в структуру обозначенного концепта. Среди этих ситуаций можно выделить следующие: «крушение старого - возникновение нового миропорядка», связанные с утверждением новой социально-духовной формации и приобретшие значения вселенского переустройства; «Подвиг -Жертва», воплощением которой стала смерть китайца Син Бин-у, подтверждающая его «верность»; враждующие «Отец - Сын», оказавшиеся в разных лагерях и в произведении Вс. Иванова реализованные в образах Калистрата Ефимыча и его детей. Следует отметить, что мифологемы

Партизанских повестей» лишены утилитарной направленности, ставшей основой мифологем более позднего времени.

Ведущую же роль в контексте прозы Вс. Иванова начала 1920-х гг. играет смысловой план, связанный с представлением о русском бунте, который в индивидуально-авторской картине мира имеет двунаправленность: бунт мужиков соотносится с восточной стихийностью и неуправляемостью, а осознанные действия «настоящих большаков» сопряжены с идеей революции, идущей с Запада. Такое представление Вс. Иванова позволяет сделать вывод о том, что писатель воспринял идущую от Серебряного века (а именно от А. Блока и А. Белого) идею слияния в русской революции западных и восточных стихий. Кроме того, уход героев к коммунистам, в революцию, связан с архетипом леса, актуализирующего антиномичные представления о лесной пустыни и лесных разбойниках. Примечательно, что в концепции Вс. Иванова герои, пытающиеся принять новую коммунистическую веру, являются «грешниками», «нонешними разбойничками». Эти понятия входят в интерпретационное поле концепта «революция» как один из смыслов. Обозначенный концепт в цикле «Партизанские повести» вербально реализуется по принципу наращения смысла - от «восстания» и «бунта» в первых повестях цикла - к «Священной войне» в последнем произведении. А это позволяет рассматривать концепт «революция» и концепт «вера» как находящиеся в одном смысловом плане.

2). Концепт «вера», неразрывно связанный в русской культуре с представлением о пути (библейское «Аз есмь путь»), включает в свое интерпретационное поле следующие смысловые планы, явленные во многом благодаря принципу регулярной ассоциативности: тоска как результат богооставленности; утверждение новой коммунистической веры, принципиально иной по существу, но сохраняющей структурно-семантические признаки христианства; русское сектантство как сфера, прямо соотносимая с новой коммунистической политикой, основанной на антихристианских категориях и выражающей демонизм новой социалистической эры. Формирующие обозначенный концепт смыслы во многом объясняют появление более поздних романов писателя - «Кремль» и «У», в которых преемственность между новой русской политикой и старой русской мистикой проявилась в полной мере.

3). В концепте «революция», выявленном в повестях «Возвращение Будды» и «Чудесные похождения портного Фокина», написанных в жанре литературной сказки и являющихся демифологизирующими текстами, наряду с историческим, религиозным, социальным и бытовым смысловыми планами актуализируется принципиально иной, нежели в «Партизанских повестях», смысловой план, связанный с представлениями о культуре. В интерпретационном поле концепта «революция» как основного ассоциата концепта «путь» в повести «Возвращение Будды» обнаруживаются смысловые планы, реализующиеся в соотношениях: культура - история; культура -цивилизация; культура - личность; культура - жизнь. Наиболее целостное воплощение получил смысловой план, явленный в соотношении «культура -цивилизация». Как известно, в послереволюционную эпоху заявило о себе историософское течение «евразийство», одна из ветвей которого обращалась к Азии как к наиболее жизнеспособному историко-культурному типу общества. Евразийство - это часть определенного революционного глобализма, принятого во многом и Вс. Ивановым. Но в то же время писатель развенчивает евразийский миф, создавая образ монгола Дава-Дорчжи, ради физического спасения прекращающего миссию по возвращению статуи Будды монголам.

Примечательно, что соотношение «культура - цивилизация» актуализирует представление о религии буддизма, в индивидуально-авторской модели мира соотносимое с представлениями о революции. Писателю был близок адаптированный народным сознанием тип буддизма, в основе которого лежат не догмы, а определенное душевное настроение. Поэтому нельзя отрицать включенность некоторых идей буддийской философии в ткань повествования. Следует отметить, что Вс. Иванов, возможно, интуитивно, разделял выраженную О. Шпенглером идею о родстве буддизма и социализма, ибо им «свойственно создание жизни из сознания, а не из бессознательного» [Шпенглер: 472]. Не менее важным соотношением, входящим в интерпретационное поле концепта «революция», является соотношение «культура - личность», актуализирующее понятие добра, которое лежит в основе нравственной культуры человека, входящей в свою очередь в основу культуры человечества в целом.

Принципиально иными являются смысловые планы концепта «революция», выявленные на основе анализа повести «Чудесные похождения портного Фокина». Историческая ситуация постепенного мирного обустройства, отраженная в произведении, поставила проблему обретения новой культуры. Поэтому в концепте «революция» обнаруживается смысловой план «советская культура», основной приметой которой является снятие отчуждения не только в абстрактно-гуманистической, но прежде всего в конкретно-культурной и конкретно-исторической форме. Снятие отчуждения реализуется и в фабульном путешествии героя, и в «литературоведческом» сюжете. Рассуждения на сугубо литературные темы, упоминание живых участников литературного процесса свидетельствуют о желании автора отстраниться от «официального аспекта мира» и утвердить свободный путь развития искусства и литературы в частности. В индивидуально-авторской картине мира подобные устремления художника входят в интерпретационное поле концепта «революция». Само по себе обращение Вс. Иванова к сказочной «памяти жанра» и в «Возвращении Будды», и в «Чудесных похождениях портного Фокина» - произведениях, порожденных революционной эпохой, является свидетельством связанности мироощущения художника с культурными архетипами народа. А это в свою очередь подтверждает мысль о том, что представление о культуре - основное в интерпретационном поле концепта «революция», выявленного на основе анализа обозначенных повестей.

В произведениях 1923-1924 гг., в отличие от «Партизанских повестей», ключевой для прозы Вс. Иванова концепт «путь» обретает дополнительные коннотации благодаря направленности движения - на Восток и на Запад. Это своего рода игровой способ наследования одного из главных мифов Серебряного века - «Россия между Востоком и Западом», но в принципиально новых условиях революционной эпохи. Движение на Восток не завершилось обретением духовности, так же, как и движение на Запад. Фабульное путешествие героя повести «Чудесные похождения портного Фокина», представляющее собой путь из России в Европу в поисках штатских фасонов, замыкается возвращением в Советский союз как царство восторжествовавшей справедливости. Такое сюжетное построение обнаруживает стремление Вс. Иванова оправдать революционные преобразования, которые должны вернуть «низовому» человеку утраченную духовную гармонию.

Многоаспектность смысловых планов концепта «путь», выявленных на основе анализа произведений Вс. Иванова начала 1920-х гг., позволяет утверждать, что художника, во многом воспринявшего и переработавшего идеи, идущие от классической литературы, и в особенности от Серебряного века, можно считать истинно русским традиционным писателем, чье творчество является частью единого художественного процесса, истоки которого кроются в русской культуре предшествующих эпох.

Список научной литературыНовокрещенова, Ирина Леонидовна, диссертация по теме "Русская литература"

1. Иванов Вс. Собрание сочинений: в 8 т. / Вс. Иванов / Под ред. В. Карпова. -М.: Худож. лит, 1958.

2. Иванов Вс. Собрание сочинений: в 8 т. / Вс. Иванов / Под ред. Т.В. Ивановой, А.И. Пузикова и С.В. Сартакова. -М.: Худож. лит., 1973.

3. Иванов Вс. Из дневников и записных книжек / Вс. Иванов. М.: Советский писатель, 1969.-447 с.

4. Белый А. Петербург: Роман в восьми главах с прологом и эпилогом. / А. Белый. Париж: BOOKING INTERNATIONAL, 1984. - 477 с.

5. Блок А. Собрание сочинений: В 6 т. / Редкол.: М. Дудин и др.; Оформл. худож. Н. Нефедова / А. Блок. JL: Худож. лит., 1980-1983.

6. Брюсов В .Я. Кругами двумя / В.Я. Брюсов // Собрание сочинений. В 7 т. Под общ. ред. П.Г. Антокольского и др.. М.: Худож. лит., 1974. - Т. 3. -С. 135.

7. Бунин И.А. Деревня / И.А. Бунин // Поэзия и проза. М.: Просвещение, 1986.-С. 85-178.

8. Бунин И.А. Окаянные дни / И.А. Бунин / Сост. А.В. Кочетов; Вступ. ст. О.Н. Михайлова. М.: Современник, 1991. - 255 с.

9. Гримм Я., Гримм В.К. Храбрый портняжка / Я. Гримм, В.К. Гримм // Собр. соч. в двух томах / Пер. с немецкого под ред. П.Н. Полевого. М.: Алгоритм, 1998.-Т. 1.-С. 116-125.

10. Гумилев Н. Стихотворения и поэмы / Н. Гумилев / Вступ. ст. Н.Н. Скатова; сост. и примеч. М.Д. Эльзона-М.: Современник, 1990. -461 с.

11. Достоевский Ф.М. Идиот: Роман в четырех частях / Худож. Б. Юдкин / Ф.М. Достоевский. М.: Советская Россия, 1981. - 592 е., ил. -(Библиотечная серия).

12. Есенин С.А. Собрание сочинений. В 6-ти томах. Под общ. ред: В.Г. Базанова, А.А. Есениной, Е.А. Есениной, А.А. Козловского и др. Вступит, статья Ю.Л. Прокушева. Подготовка текста и коммент. А.А. Козловского / С.А. Есенин. М.: Худож. лит., 1979.

13. Замятин Е. Дракон / Е. Замятин // Зеленый ветер. Роман. Повести. Рассказы. Статьи. Воронеж: Изд-во им. Болховитинова, 2001. - С. 616-628.

14. Кириллов В. Мы / В. Кириллов // MESOGAIA. Imperium Internum (РОССИЯ-УКРАИНА-БОЛГАРИЯ). (http://www.mesogaia-sarmatia. narod.ru/kirilov.htm).

15. Маяковский В.В. Сочинения в двух томах / В.В. Маяковский / Сост. Ал. Михайлова; Вступ. ст. А. Метченко; Прим. А. Ушакова. -М.: Правда, 1987.

16. Набоков В. Машенька. Лолита: Романы / В. Набоков. Волгоград: Ниж.-Волж. кн. Изд-во, 1990. - 398 с.

17. Набоков В. Дракон / В. Набоков // Звезда. 1999. - №4. - С. 3-6.

18. Паровоз (Народная песня) // Песни советской страны / Составил П. Прудковский. 3-е изд., доп. - Воронежское областное книгоиздательство, 1950.-С. 198.

19. Пастернак Б. Русская революция / Б.Пастернак // Новый мир. 1995. - №4. -С. 80-85.

20. Платонов А.П. Джан / А.П. Платонов // Избранное. М.: Современник, 1977.- С. 118-207.

21. Платонов А.П. Сокровенный человек / А.П. Платонов // Повести, рассказы, статья, из писем. Сост. и подготовка текста М.А. Платоновой. Вступ. статья В.А. Свительского. Воронеж: Центр.-Черноземное кн. изд-во, 1982. - С. 118-189.

22. Пушкин А.С. Собрание сочинений в десяти томах / А.С. Пушкин / Составление М.П. Еремина. -М.: Правда, 1981.

23. Шершеневич В.Г. Принцип растекающейся темы / В.Г. Шершеневич // Листы имажиниста: Стихотворения. Поэмы. Теоретические работы. -Ярославль: Верх.-Волж. Кн. Изд-во, 1996. С. 206-207.

24. НАУЧНО-КРИТИЧЕСКАЯ ЛИТЕРАТУРА

25. Антипина И.Р. Концепция человека в ранней прозе Михаила Кузмина: Автореф. дис. . канд. филолог, наук / И.Р. Антипина. Воронеж, 2003. -18 с.

26. Арендт Ханна «О революции» (фрагмент из книги) / Ханна Арендт // Новое литературное обозрение. 1997. - № 26. - С. 5-26.

27. Арутюнова Н.Д. Лингвистические проблемы референции / Н.Д. Арутюнова // Новое в зарубежной лингвистике. 1982. - Вып. XIII. Логика и лингвистика (проблема референции). - С. 5-40.

28. Аскольдов-Алексеев С.А. Концепт и слово / С.А. Аскольдов-Алексеев // Русская словесность. От теории словесности к структуре текста. М.: Academia, 1997.-С. 267-279.

29. Бабушкин А.П. Типы концептов в лексико-фразеологической семантике языка / А.П. Бабушкин. Воронеж: Изд-во Воронежского гос. ун-та, 1996. -104 с.

30. Басинский П.В. Русская литература конца XIX начала XX века и первой эмиграции: Пособие для учителя / П.В. Басинский, С.Р. Федякин; «Открытое о-во». - 2-е изд., испр. - М.: Академия, 2000. - 525 с.

31. Баевский B.C. История русской литературы XX в.: компендиум / B.C. Баевский. М.: Языки русской культуры, 1999. - 408 с.

32. Барт Р. Мифология / Р. Барт. М., 1957. - 467 с.

33. Бахтин М.М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса / М.М. Бахтин. -М.: Худож. лит., 1965. 527 с.

34. Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики: Исследования разных лет / М.М. Бахтин. М.: Худож. лит., 1975. - 502 с.

35. Белая Г. Дон-Кихоты 20-х годов: «Перевал» и судьба его идей / Г. Белая. -М.: Советский писатель, 1989.-400 с.

36. Белая Г. Закономерности стилевого развития советской прозы двадцатых годов / Г. Белая. М.: Наука, 1977. - 255 с.

37. Беломоева О.Г. Универсализм культуры как концепт / О.Г. Беломоева // Феникс: Ежегодник каф. культурологии. Саранск, 2004. - С. 12-15.

38. Бердникова О.А. «Лишь слову жизнь дана»: И. Бунин / О.А. Бердникова // Русская литература XX века: Учебное пособие. Воронеж: Изд-во ВГУ, 1999.-С. 22-38.

39. Бердникова О.А. Серебряный век (история русской литературы XX века). Учебное пособие и планы практических занятий / О.А. Бердникова. -Воронеж: Изд-во Воронежского гос. ун-та, 2005. 22 с.

40. Бердникова О.А. Концепт «сердце» в лирической трилогии А. Блока // «Живое слово разбудит уснувшую душу.»: Матер. Всероссийской научно-практической конференции. Липецк, 2007. - С. 70-75.

41. Бердяев Н.А. I Самопознание (опыт философской автобиографии) / Н.А. Бердяев. М.: Междунар. отношения, 1990. - 336 с.

42. Бердяев Н.А. II Истоки и смысл русского коммунизма. Репринтное воспроизведение издания YMCA-PRESS, 1955 / Н.А. Бердяев. М.: Наука, 1990.- 224 с.

43. Бердяев Н.А. Евразийцы / Н.А. Бердяев // Россия между Европой и Азией: Евразийский соблазн. Антология. М.: Наука, 1993. - 368 с.

44. Березин В. Образ паровоза / В. Березин // Октябрь. 2001. - №10. - С. 182185.

45. Большакова А.Ю. Образ Запада в русской литературе / А.Ю. Большакова // Филологические науки. 1998. -№1. -С. 3-13.

46. Булавка JI.A. Советская культура: проблема отчуждения / JI.A. Булавка // Философские науки.-2007.-№2.-С. 125-141.

47. Булгаков С.Н. Философия Имени / С.Н. Булгаков. СПб.: Наука, 1998. - 446 с.

48. Васильев В. Национальная трагедия: утопия и реальность. Роман Андрея Платонова «Чевенгур» в контексте его времени / В. Васильев // Наш современник.- 1989.-№3.-С. 172- 182.

49. Вежбицкая А. Язык. Культура. Познание / А. Вежбицкая. М.: Русские словари, 1996.-416 с.

50. Венгеров С.А. Переоценка всех ценностей (1890-е годы) / С.А. Венгеров // Русская литература XX века (1890 1910) / Под ред. С.А. Венгерова. - М.: Республика, 2004. - 543 с.

51. Веселовский А.Н. Историческая поэтика / А.Н. Веселовский. М.: Высшая школа, 1989.-405 с.

52. Вехи: Сборник статей о русской интеллигенции.; Из глубины: [Сб. статей о русской революции / журн. «Вопросы философии» и др.; сост. и подг. текста А.А. Яковлева; примеч. М.А. Колерова и др.]. М.: Правда, 1991. -606 с.

53. Виноградов В.В. О теории художественной речи / В.В. Виноградов. М.: Высш. шк., 1971.-239 с.

54. Виноградов В.В. О поэзии А.А. Ахматовой (стилистические наброски) / В.В. Виноградов // Избранные труды. Поэтика русской литературы. М.: Наука, 1976.-С. 369-460.

55. Воробьева А.Н. Проза 20-х годов. Революция и ее отражение в литературе. Текст лекции / А.Н. Воробьева. Самара: Изд-во СГАКИ, 1999. - 33 с.

56. Гачев Г.Д. О русском и болгарском образах пространства и движения / Г.Д. Гачев // Поэтика и стилистика русской литературы. Сборник статей. JI.: Наука. Ленингр. отделение, 1971. - С. 300-312.

57. Гачев Г.Д. Национальные образы мира. Общие вопросы. Русский, болгарский, киргизский, грузинский, армянский / Г.Д. Гачев. М.: Советский писатель, 1988.-448 с.

58. Гладковская Л.А. Жизнелюбивый талант. Творческий путь Вс. Иванова: Монография / Л.А. Гладковская. Л.: Худож. лит., 1968. - 304 с.

59. Гладковская Л.А. Вс. Иванов. Очерк жизни и творчества / Л.А. Гладковская. -М.: Просвещение, 1972. 144 с.

60. Голованова Е. «Меня постоянно мучило сомненье.» / Е. Голованова // Литературная учеба. 1987. -№3. - С. 189-196.

61. Голубков М.М. Утраченные альтернативы: Формирование монистической концепции советской литературы. 20-е 30-е годы / М.М. Голубков. - М.: Наследие, 1992.-202 с.

62. Гольдштейн А. Расставание с Нарциссом. Опыты поминальной риторики / А. Гольдштейн. М.: Наука, 1997. - 445 с.

63. Горький М. Материалы и исследования / М. Горький. Т. III. Литературный архив. - М.-Л.: Изд-во Академии наук СССР, 1941.

64. Григорьев В.П. Поэтика слова / В.П. Григорьев. М.: Наука, 1979. - 343 с.

65. Григорьев В.П. Грамматика идиостиля: В. Хлебников / В.П. Григорьев. М.: Наука, 1983.-225 с.

66. Гуссерль Э. Картезианские размышления / Э. Гуссерль / Пер. с нем. Д.В. Скляднева. СПб.: «Наука», «Ювента», 1998. - 315 с.

67. Данилевский Н. Россия и Европа: Взгляд на культурные и политические отношения Славянского мира к Германо-Романскому / Н. Данилевский. -М.: Изд-во Эксмо, 2003. 640 с.

68. Данькова Т.Н. Концепт «любовь» и его словесное воплощение в индивидуальном стиле А. Ахматовой: Дис. . канд. филолог, наук / Т.Н. Данькова. -Воронеж, 2000.- 178 с.

69. Дарьялова JI.H. Философская проза в советской русской литературе 20-30-х годов: Учебн. пособие / JI.H. Дарьялова. Калининград: Изд-во КГУ, 1988. -77 с.

70. Демьянков В.З. Понятие и концепт в художественной литературе и в научном языке / В.З. Демьянков // Вопросы филологии. 2001. - № 1. - С. 35-47.

71. Деррида Ж. Письмо и различие / Ж. Деррида. СПб.: Акад. Проект, 2000. -428 с.

72. Димитрова Е.В. Тоска / Е.В. Димитрова // Антология концептов. Под ред. В.И. Карасика, И.А. Стернина. Т.1. - Волгоград: Парадигма, 2005. - С. 258-273.

73. Добренко Е. Фундаментальный лексикон. Литература позднего сталинизма / Е. Добренко//Новый мир. 1990. - №2. - С. 237-251.

74. Добренко Е. Левой! Левой! Левой!. Метаморфозы революционной культуры / Е. Добренко // Новый мир. 1992. - №3. - С. 228-240.

75. Долгополов Л.К. На рубеже веков: О русской литературе конца XIX -начала XX вв. / Л.К. Долгополов. Л.: Сов. писатель, 1985. - 392 с.

76. Дунаев М.М. Православие и русская литература. В 6-ти частях. 4.VI/1. Издание второе, исправленное, дополненное / М.М. Дунаев. М.: Христианская литература, 2004. - 512 с.

77. Егорова О. Цикл как жанровое явление в прозе орнаменталистов / О. Егорова // Вопросы литературы. 2004. - №3. - С. 113-130.

78. Есаулов И.А. Категория соборности в русской литературе / И.А. Есаулов. -Петрозаводск: Изд. Петрозаводского ун-та, 1995. 287 с.

79. Есаулов И.А. Жертва и жертвенность в повести М. Горького «Мать» / И.А. Есаулов // Вопросы литературы. 1998. - №6. - С. 54-66.

80. Жирмунский В.М. Избранные труды. Теория литературы. Поэтика. Стилистика / В. М. Жирмунский. Л.: Наука, 1977. - 407 с.

81. Жолковский А.К. Работы по поэтике выразительности: Инварианты Тема-Приемы - Текст / А.К. Жолковский, Ю.К. Щеглов; предисл. М.Л. Гаспарова. - М.: АО Изд. группа «Прогресс», 1996. - 334 с.

82. Завьялов С. Концепт «современности» и категория времени в «советской» и несоветской» поэзии / С. Завьялов // Новое литературное обозрение. 2003. -№62. -С. 22-33.

83. Замятин Е.И. Я боюсь: Литературная критика. Публицистика. Воспоминания / Е.И. Замятин. М.: Наследие, 1999. - 359 с.

84. Запад и Восток. Традиции и современность. Курс лекций для негуманитарных специальностей. М.: О-во «Знание» Российской Федерации, 2000. - 240 с.

85. Зверев А. XX век как литературная эпоха / А. Зверев // Вопросы литературы. -1992.-№2.-С. 3-56.

86. Звонникова Л. Москва Петушки и пр. Поэтика интерпретации / Л. Звонникова // Знамя. -1996. - №8. - С. 214-220.

87. Золотусский И. Крушение абстракций / И. Золотусский // Новый мир.1989.-№1,-С. 235-246.

88. Зусман В. Концепт в системе гуманитарного знания / В. Зусман // Вопросы литературы. 2003. - №2. - С. 3-29.

89. Иванов Вяч.Вс. Избранные труды по семиотике и истории культуры. Том II. Статьи о русской литературе // Вяч.Вс. Иванов. М.: Языки русской культуры, 2000. - 880 с.

90. Иванова Т.В. Мои современники, какими я их знала: Очерки / Т.В. Иванова. М.: Советский писатель, 1984. - 439 с.

91. Иванова Т.В. I Три авантюрные повести // Иванов Вс. Возвращение Будды. Чудесные похождения портного Фокина. У. М.: Правда, 1991. - С. 3-16.

92. Иванова Т.В. II Жить в объединенном человечестве / Т. В. Иванова. Интервью // Смена. 1991. - № 4. - С. 48-56.

93. Иллюстрированная история религий. В 2 т. Т.2. - М.: Издательский отдел Спасо-Преображенского Валаамского Ставропигиального монастыря, 1992. -525 с.

94. Кавелти Дж. Г. Изучение литературных формул / Дж. Г. Кавелти // Новое литературное обозрение. 1996. - № 22. - С. 33- 64.

95. Касавин И.Т. «Человек мигрирующий»: онтология пути и местности / И.Т. Касавин // Вопросы философии. 1997. - №7. - С. 74-84.

96. Клинг О. «.Дальняя дорога дана тебе судьбой.». Мифологема пути в лирике Булата Окуджавы / О. Клинг // Вопросы литературы. 2002. - №3. -С. 43-52.

97. Ключников С. Восточная ориентация русской культуры / С. Ключников //Русский узел евразийства. Восток в русской мысли. Сборник трудов евразийцев. М.: Беловодье, 1997. - С. 5-70.

98. Ковалева Н.Ф. Комментарии к тексту как лингвистический гипертекст (на материале современного английского языка): Автореф. дис. . канд. филолог, наук / Н.Ф. Ковалева. Самара, 2004. - 22 с.

99. Козина Н.О. Грех / Н.О. Козина // Антология концептов. Под ред. В.И. Карасика, И.А. Стернина. Т.2. - Волгоград: Парадигма, 2005. - С.59- 73.

100. Кольцова Ю.Н. Концепт пути в произведении Н.С. Лескова «Очарованный странник» / Ю.Н. Кольцова // Вестник МГУ. Сер. 19. Лингвистика и межкультурная коммуникация. 2000. - № 2. - С. 58-69.

101. Кольцова Ю.Н. Художественный концепт и художественный образ / Ю.Н. Кольцова // Язык, культура и межкультурная коммуникация: Межвузовский сборник статей / Под ред. Н.К. Гарбовского. М.: Издательство Московского ун-та, 2001. - С. 73-79.

102. Кондаков Б. Мифологемы русской литературы 1920-х 30-х годов / Б. Кондаков // XX век. Литература. Стиль. Стилевые закономерности русской литературы XX века (1900-1930). - Екатеринбург. - 1994. - Вып. 1. - С. 2435.

103. Кондаков И.В. Перед страшным выбором (Культурно-исторический генезис русской революции) / И.В. Кондаков // Вопросы литературы. -1993.-№6.-С. 72-121.

104. Кондаков И.В. «Где ангелы реют». (Русская литература XX века как единый текст) / И.В. Кондаков // Вопросы литературы. 2000. - №5. - С. 344.

105. Кондаков И.В. По ту сторону Европы / И.В. Кондаков // Вопросы философии. 2002. - №6. - С. 13-18.

106. Крапивин В. Окно на Восток. «Кушитство» и «иранство» в русской прозе 1910-1930-х годов / В. Крапивин // Литературная учеба. 2000. - № 1. - С. 120-147.

107. Краснощекова Е.А. Художественный мир Вс. Иванова / Е.А. Краснощекова. М.: Советский писатель, 1980. - 352 с.

108. Краткая литературная энциклопедия: В 9 т. М.: Советская энциклопедия, 1971.-Т.6.-826 с.

109. Кубрякова Е.С., Шахнарович A.M., Сахарный J1.B. Человеческий фактор в языке: язык и порождение речи / Е.С. Кубрякова, A.M. Шахнарович, JI.B. Сахарный / АН СССР. Ин-т языкознания. М.: Наука, 1991. - 239 с.

110. Кузнецов К. Концепт в теоретических построениях Ж. Делеза (реконструкция концепта литература) / К. Кузнецов // Вопросы литературы. 2003. -№2.~ С. 30-49.

111. Кузнецов П. Евразийская мистерия / П. Кузнецов // Новый мир. 1996. - № 2.-С. 163-187.

112. Курицын В. Мы поедем с тобою на «Л» и на «Ю» / В. Курицын // Новое литературное обозрение. 1992. - № 1. - С. 15-28.

113. Лазаренко О.В. Русская литературная антиутопия 1900-х первой половины 1930-х годов (проблемы жанра): Автореф. дис. . канд. филолог, наук / О.В. Лазаренко. - Воронеж, 1997. - 20 с.

114. Лейдерман Н. Траектории «экспериментирующей» эпохи / Н. Лейдерман // Вопросы литературы. 2002. - №4. - С. 3-46.

115. Липовецкий М.Н. Поэтика литературной сказки (на материале русской литературы 1920-1980-х годов) / М.Н. Липовецкий. Свердловск: Изд-во Урал, ун-та, 1992.- 184 с.

116. Лихачев Д.С. Смех в Древней Руси / Д.С. Лихачев, A.M. Панченко, Н.В. Понырко. Л.: Наука. Ленингр. отделение, 1984. - 295 с.

117. Лихачев Д.С. Концептосфера русского языка // Очерки по философии художественного творчества / Д.С. Лихачев. 2-е изд., доп. - СПб: БЛИЦ, 1999.-С. 137-164.

118. Лосев А.Ф. Проблема символа и реалистическое искусство / А.Ф. Лосев. -М.: «Искусство», 1976. 367 с.

119. Лосев А.Ф. Бытие Имя - Космос / А.Ф. Лосев. - М.: Мысль, 1993. - 958 с.

120. Лотман Ю.М. Анализ поэтического текста: Структура стиха / Ю.М. Лотман. Л.: Просвещение, 1972. - 271 с.

121. Лотман Ю.М., Успенский Б.А. Миф имя - культура / Ю.М. Лотман, Б.А. Успенский // Ученые записки Тартуского университета. - Вып. 308. Труды по знаковым системам. - IV. - Тарту, 1973. - С. 282-303.

122. Лотман Ю.М. Лекции по структуральной поэтике / Ю.М. Лотман // Ю.М. Лотман и тартуско-московская семиотическая школа. М.: Гнозис, 1994. -560 с.

123. Лотман Ю.М. В школе поэтического слова: Пушкин, Лермонтов, Гоголь: Кн. для учителя / Ю.М. Лотман. М.: Просвещение, 1988. - 352 с.

124. Магвайр Р.А. Конфликт общего и частного в советской литературе 1920-х годов / Р.А. Магвайр // Русская литература XX века. Исследования американских ученых. СПб.: Петро-РИФ, 1993. - С. 176-213.

125. Маковский М.М. Сравнительный словарь мифологической символики в индоевропейских языках: Образ мира и миры образов / М.М. Маковский. -М.: Гуманит. изд. центр ВЛАДОС, 1996.-416 с.

126. Мандельштам О.Э. Слово и культура: Статьи / О.Э. Мандельштам. М.: Советский писатель, 1987. - 320 с.

127. Марков В. Миф. Символ. Метафора. Модальная онтология / В. Марков. -Рига, 1994.-234 с.

128. Маркова JI.А. Философия из хаоса. Ж. Делез и Ф. Гваттари о философии как творчестве концептов / Л.А. Маркова // Вопросы философии. 2002. -№3.-С. 147-159.

129. Мейер Г. У истоков революции / Г. Мейер. -М.: Посев, 1971.-256 с.

130. Мекш Э.Б. Мифологический архетип в искусстве и в жизни (Всеволод Иванов и Варлам Шаламов) / Э.Б. Мекш // Русская литература. 2002. -№2. - С. 226-234.

131. Мелетинский Е.М. О литературных архетипах / Е.М. Мелетинский / Российский государственный гуманитарный ун-т, Ин-т высш. гуманит. исследований. М., 1994. - 133 с. (Чтение по истории и теории культуры. Вып.4).

132. Мелетинский Е.М. Миф и двадцатый век / Е.М. Мелетинский // Избранные статьи. Воспоминания / Отв. ред. Е.С. Новик. М.: Российский гос. гумманитарный ун-т, 1998. - С. 419-426.

133. Мид М. Культура и мир детства: Избр. произведения / М. Мид. М.: Наука, 1988.-429 с.

134. Милюков П. Литература революции и возвращение к реализму / П. Милюков // Литература русского зарубежья: Антология в 6-ти томах. М.: АО «Кн. и бизнес», 1990. - Т.З. - С. 471-508.

135. Минокин М.В. Путь Вс. Иванова к роману (20-е годы) / М.В. Минокин. -Орел-Тула: Приокс. кн. изд., 1966. 153 с.

136. Мифологический словарь / Гл. ред. Е.М. Мелетинский. М.: Сов. энциклопедия, 1991. - 736 с.

137. Муромский В.П. «Серапионовы братья» как литературно-групповой феномен / В.П. Муромский // Русская литература. 1997. - № 4. - С. 81-88.

138. Мусатов В.В. История русской литературы первой половины XX века (советский период) / В.В. Мусатов. М.: Высш. шк; Изд. центр Академия, 2001.-310с.

139. Мущенко Е.Г. «Живая жизнь» как эстетическая универсалия Серебряного века / Е.Г. Мущенко // Филологические записки: Вестниклитературоведения и языкознания: Вып. 1. Воронеж: Воронежский университет, 1993. - С. 41-49.

140. Мущенко Е.Г. Человеку нет конца пути. Антропология русской литературы XX века / Е.Г. Мущенко // Вестник ВГУ. Серия 1, гуманитарные науки,1998,-№2.-С. 56-65.

141. Мущенко Е.Г. Русская литература XX века. Введение / Е.Г. Мущенко // Русская литература XX века: Учебное пособие. Воронеж: Изд-во ВГУ,1999.-С. 8-13.

142. Надеждина Е.В. Художественный текст в структуре реальности / Е.В. Надеждина // Общественные науки и современность. 2001. - №1. - С. 183192.

143. Нерознак В.П. Теория словесности: старая и новая парадигмы / В.П. Нерознак // Русская словесность: От теории словесности к структуре текста: Антология. М.: Academia, 1997. - С. 5-8.

144. Нива Ж. Возвращение в Европу. Статьи о русской литературе / Ж. Нива. М.: Высшая школа, 1999. 304 с.

145. Никонова Т.А. I Народный герой и человек массы: формирование классовой эстетики / Т.А. Никонова // Русская литература XX века: Учебное пособие. Воронеж: Изд-во ВГУ, 1999. - С. 211-215.

146. Никонова Т.А. II От железного потока к новому человеку: А. Серафимович, Д. Фурманов, Вс. Иванов, А. Фадеев / Т.А. Никонова // Русская литература XX века: Учебное пособие. Воронеж: Изд-во ВГУ, 1999. - С. 215-243.

147. Никонова Т.А. «Новый человек» в русской литературе 1900-1930-х годов: проективная модель и художественная практика: Монография / Т.А. Никонова. Воронеж: Изд-во Воронеж, гос. ун-та, 2003. - 232 с.

148. Нойманн Э. Происхождение и развитие сознания / Э. Нойманн М.: Киев: Рефл-бук: Ваклер, 1949. - 462 с.

149. Овчинников Н.Ф. Б.Л. Пастернак поиски призвания: От философии к поэзии / Н.Ф. Овчинников // Вопросы философии. - 1990. - №4. - С. 7-22.

150. Панарин А. Н.В. Гоголь как зеркало русского странствия по дорогам истории/А. Панарин//Москва.-2003.-№ 6.-С. 145-166.

151. Папкова Е.А. Проблемы культуры и культурного наследия в творчестве Вс. Иванова 40-60-х годов: Автореф. дис. канд. филолог, наук / Е.А. Папкова -М., 1990.-27 с.

152. Пискунова С., Пискунов В. Культурологическая утопия А. Белого / С. Пискунова, В. Пискунов // Вопросы литературы. 1995. - №3. - С. 217246.

153. Подшивалова Е.А. Человек, явленный в слове (Русская литература 1920-х годов сквозь призму субъективности) / Е.А. Подшивалова. Ижевск; Изд. Дом «Удмуртский университет», 2002. - 504 с.

154. Полякова А.А. Концепт «вера» в русском и испанском языках: к вопросу о культурном фоне вербальных ассоциаций / А.А. Полякова // Вестник РУДН, сер. Лингвистика, 2004. №6. - С. 58-63.

155. Пономарев Е. География революции. Путешествие по Европе в советской литературе 1920-х годов / Е. Пономарев // Вопросы литературы. 2004. - № 6.-С. 68-98.

156. Попова З.Д., Стернин И.А. Понятие «концепт» в лингвистических исследованиях / З.Д. Попова, И.А. Стернин. Воронеж: ВГУ, 1999. - 30 с.

157. Попова З.Д., Стернин И.А. Семантико-когнитивный анализ языка. Монография / З.Д. Попова, И.А. Стернин. Воронеж: изд-во «Истоки», 2007.-212 с.

158. Постоутенко К. Часы и паровоз: Эссеистические наблюдения над временем революционной культуры 7 К. Постоутенко // Новое литературное обозрение. 2003. - №64. - С. 46-54.

159. Плутовской роман / Вступ. ст. Н. Томашевского. М.: Правда, 1989. - С. 5- 20.

160. Пропп В.Я. Эдип в свете фольклора / В.Я. Пропп // Учен. Зап. ЛГУ. № 72. Сер. филолог, наук. 1944. Вып. 9. - С. 138-152.

161. Пропп В.Я. Морфология сказки / В.Я. Пропп. 2-е изд. - М.: Наука, 1969. -168 с.

162. Пропп В.Я. Исторические корни волшебной сказки. Научная редакция, текстологический комментарий И.В. Пешкова / В.Я. Пропп. М.: Изд-во «Лабиринт», 2000. - 336 с.

163. Пудалова Л.А. Проза Вс. Иванова и фольклор / Л. А. Пудалова. Томск: Изд-во Том. ун-та, 1984. - 135 с.

164. Рудакова А.В. Когнитология и когнитивная лингвистика / А.В. Рудакова. -Воронеж: Истоки, 2004. 80 с.

165. Руднев В.П. Словарь культуры XX века: Ключевые понятия и тексты / В.П. Руднев.-М.: Аграф, 1997.-381 с.

166. Русская литература рубежа веков (1890-е начало 1920-х годов) / Отв. ред. В.А. Келдыш; РАН, Ин-т мир. лит. им. A.M. Горького. - М.: Наследие, 2000. - 960 с.

167. Русская литература XX века (1890-1910) / Ред. С.А. Венгеров; Авт. послесл. А.Н. Николюкин. М.: Республика, 2004. - 543 с.

168. Скобелев В.П. Масса и личность в русской советской прозе 20-х годов. (К проблеме народного характера) / В.П. Скобелев. Воронеж: Изд-во ВГУ, 1975.-341 с.

169. Словарь литературоведческих терминов / Под ред. Л.И. Тимофеева, С.В. Тураева. М.: Просвещение, 1974. - 509 с.

170. Слоним М. Десять лет русской литературы / М. Слоним // Литература русского зарубежья: Антология, Т.2. -М.: Книга, 1991. С. 516-524.

171. Слышкин Г.Г. От текста к символу: лингвокультурные концепты прецедентных текстов в сознании и дискурсе / Г.Г. Слышкин. М.: Academia, 2000.- 128 с.

172. Смирнов И.П. Художественный смысл и эволюция поэтических систем / И.П. Смирнов. М.: Наука, 1977. - 203 с.

173. Соколова Н.К. Поэтический строй лирики А. Блока (лексико-семантичес-кий аспект) / Н.К. Соколова. Воронеж: изд-во Воронежского ун-та, 1984. -114 с.

174. Степанов Ю.С. Французская стилистика / Ю.С. Степанов. М.: Высш. шк., 1965.-355 с.

175. Степанов Ю.С. «Интертекст», «Интернет», «Интерсубъект» (К основаниям сравнительной концептологии) / Ю.С. Степанов // Известия Академии Наук. Серия литературы и языка. -М.: Наука, 2001. -Т.60. -№1. С. 3-11.

176. Степанов Ю.С. Интретекст, культурный концепт, ноосфера / Ю.С. Степанов // Теоретико-литературные итоги XX века. М.: Наука, 2003. -T.I. Литературное произведение и художественный процесс. - С. 80-103.

177. Степанов Ю.С. Константы: Словарь русской культуры: Изд. 3-е, испр. и доп. / Ю.С. Степанов. М.: Академический Проект, 2004. - 992 с.

178. Степун Ф.А. Дух, лицо и стиль русской культуры / Ф.А. Степун // Вопросы философии. 1997.-№ 1.-С. 154-165.

179. Степун Ф.А. Мысли о России / Ф.А. Степун // Литература русского зарубежья: Антология, Т.1. М.: Книга, 1990. - С. 293-324.

180. Тиме Г.А. Миф о «закате Европы» в мировоззренческой самоидентификации России начала 1920-х годов / Г.А. Тиме // Вопросы философии. -2002.-№6.-С. 149-162.

181. Тименчик Р.Д. К символике трамвая в русской поэзии / Р.Д. Тименчик // Символика в системе культур. Труды по знаковым системам XXI. Тарту, 1987.-С. 135-142.

182. Тимофеева В.Г. Основные концепты русской культуры в исторических романах о Петре I.: Автореф. дис. . канд. филолог, наук / В.Г. Тимофеева. -Воронеж, 2001.-20 с.

183. Топоров В.Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ. Исследования в области мифопоэтического. Избранное / В.Н. Топоров. М.: Прогресс-Культура, 1995.-624 с.

184. Троцкий Л.Д. Литература и революция. Печатается по изд. 1923 г. / Л.Д. Троцкий. М.: Политиздат, 1991. - 400 с.

185. Трубецкой Е.Н. О христианском отношении к современным событиям / Е.Н. Трубецкой // Новый мир. 1990. - № 7. - С. 195-229.

186. Трубецкой Е.Н. Три очерка о русской иконе: Умозрение в красках. Два мира древнерусской иконописи. Россия в ее иконе / Е.Н. Трубецкой. М.: ИнфоАрт, 1991.-112 с.

187. Тюпа В.И. Анализ художественного текста: учебное пособие для вузов. -М.: Академия, 2006. 331 с.

188. Утопия и утопическое мышление: антология зарубежн. лит.: Пер. с разн. яз. / Сост., общ. ред. и предисл. А. Чаликовой. -М.: Прогресс, 1991.- 405 с.

189. Фарино Е. Поэтика Пастернака («Путевые записки» «Охранная грамота») / Е. Фарино. - Wien, 1989. - 320 с.

190. Федотов Т.П. Судьба и грехи России / избранные статьи по философии русской истории и культуры /: В 2-х т. / Составл., вступительная статья, примечания В.Ф. Бойкова / Г.П. Федотов. СПб.: Изд-во София, 1991.

191. Федотов Г.П. О святости, интеллигенции и большевизме: Избранные статьи. СПб.: Изд-во С.- Петербург, ун-та, 1994. - 149 с.

192. Философский энциклопедический словарь. -М.: ИНФРА-М, 2004. 576 с.

193. Флоренский П.А. У водоразделов мысли (черты конкретной метафизики) / П.А. Флоренский // Собр. соч.: В 2 т. М.: Правда, 1990. - Т.2. - 446 с.

194. Флоровский Г.Ф. Метафизические предпосылки утопизма / Г.Ф. Флоровс-кий // Вопросы философии. 1990. - № 10. - С. 78-98.

195. Фоминых Н.В. Концепт, концептор и художественный текст / Н.В. Фоминых // Методологические проблемы когнитивной лингвистики: Научное издание / Под ред. И.А. Стернина. ВГУ, 2001. - С. 176-179.

196. Фомичев С.А. «Вперед то под гору, то в гору бежит прямая магистраль.». (Железная дорога в романе Б. Пастернака «Доктор Живаго») / С.А. Фомичев // Русская литература. 1997. - №6. - С. 56-62,

197. Франк C.JI. Религиозно-исторический смысл русской революции / C.JI. Франк // Русская идея / Сост. и авт. Вступ. статьи М.А. Маслин. М.: Республика, 1992.-С. 324-340.

198. Хамидов А.А. Философия Востока и философия Запада: к определению мировоззренческой валидности / А.А. Хамидов // Вопросы философии. -2002.-№3.-С. 129-137.

199. Ханинова P.M. II Обсценная лексика как художественный прием (на материале ранней прозы Вс. Иванова) / P.M. Ханинова // Русская речь в инонациональном окружении. Межвузовский сб. научных статей. Вып. I. -Элиста, КалмГу, 2003. С. 138-149.

200. Ханинова P.M. Своеобразие психологизма в рассказах Всеволода Иванова (1920-е 1930-е гг.): Автореф. дис. . канд. филолог, наук/ P.M. Ханинова. - Ставрополь, 2004. - 22 с.

201. Хейзинга Й. HOMO LUDENS: Статьи по истории культуры. М.: Прогресс, 1997.-413 с.

202. Химич В. Карнавализация как стилевая тенденция в литературе 20-х гг. / В. Химич // XX век. Литература. Стиль. Стилевые закономерности русской литературы XX века. (1900-1930 гг.) / Екатеринбург. 1994. - Вып. 1. - С. 46-58.

203. Ходасевич В. Статьи о советской литературе / В. Ходасевич // Вопросы литературы. 1996.- №4. -С. 173-214.

204. Хренов Н.А. Культура в эпоху социального хаоса / Н.А. Хренов. М.: УРСС, 2002. - 448 с.

205. Цейтлин Е. Беседы в дороге / Е. Цейтлин. Новосибирск: Зап.-Сиб. кн. изд-во, 1977.- 192 с.

206. Цейтлин Е. Сколько дорог у «Бронепоезда 14-69»: История повести и пьесы Вс. Иванова «Бронепоезд 14-69». / Е. Цейтлин. -- М.: Книга, 1982. -127 с.

207. Цейтлин Е. Всеволод Иванов: Литературно-критическая статья / Е. Цейтлин. Новосибирск: Запад.-сиб. кн. изд-во, 1963. - 75 с.

208. Цивьян Т. К семантике и поэтике вещи / Т. Цивьян // Семиотические путешествия. СПб.: Изд-во Ивана Лимбаха, 2001. - С. 121-137.

209. Чернышева Т.А. Природа фантастики / Т.А. Чернышева. Иркутск: Изд-во Иркут. ун-та, 1984. - 331 с.

210. Черняк М.А. Романы Вс. Иванова «Кремль» и «У» в творческой эволюции писателя: Автореф. дис. . канд. филолог, наук / М.А.Черняк. СПБ, 1994. -25 с.

211. Чуань Лай Ин Художественный текст как объект концептуального анализа (роман А. Платонова «Чевенгур»): Автореф. дис. . канд. филолог, наук / Лай Ин Чуань. СПб., 2006. - 22 с.

212. Шайтанов И. Русский миф и коммунистическая утопия / И. Шайтанов // Вопросы литературы. 1994. - №6. - С. 3-39.

213. Шайтанов И. Уравнение с двумя неизвестными (Поэты-метафизики Джон Донн и Иосиф Бродский) / И. Шайтанов // Вопросы литературы. 1998. -№ 6.-С. 3-39.

214. Шестак Л.А. Символика пространственных образов. Онтологическая поэтика: пространство как универсальная мера бытия / Л.А. Шестак // Восток-Запад: Пространство русской литературы. Волгоград: Перемена, 2004.-С. 345-348.

215. Шестаков В.П. Понятие утопии и современные концепции утопического / В.П. Шестаков//Вопросы философии. 1972.-№8.-С. 151-158.

216. Шкловский В. Гамбургский счет / В. Шкловский. М.: Сов. писатель, 1990.-336 с.

217. Шпенглер О. Закат Европы / О. Шпенглер. Новосибирск: ВО «Наука». Сибирская издательская фирма, 1993. - 592 с.

218. Шпет Г. Явление и смысл / Г. Шпет. Томск: Изд-во «Водолей», 1996. -196 с.

219. Шопенгауэр А. Под завесой истины: Сб. произведений / А. Шопенгауэр. -Симферополь: Рекоме. 1998. - 490 с.

220. Элиаде М. Миф о вечном возвращении. Архетипы и повторяемость / М. Элиаде. СПб.: Алетея, 1998. - 255 с.

221. Эткинд А. Содом и Психея: Очерки интеллектуальной истории Серебряного века / А. Эткинд. М.: ИЦ-Гарант, 1996. - 413 с.

222. Эткинд А. Плоть идеологии / А. Эткинд // Новое литературное обозрение. -1997.-№28.-С. 390-394.

223. Эткинд А. Хлыст (Секты, литература и революция) / А. Эткинд. М.: Новое литературное обозрение, 1998. - 688 с.

224. Юнг К. Душа и мир: шесть архетипов / К. Юнг. Киев: Гос. б-ка Украины для юношества, 1996. - 384 с.

225. Юркевич П.Д. Идея / П.Д. Юркевич // Философские произведения . М.: Правда, 1990.-С. 9-68.

226. Ямпольский М. Ленин провозглашает советскую власть (заметки о дискурсе основания) / М. Ямпольский // Новое литературное обозрение. -1997.-№26.-С. 48-71.