автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.04
диссертация на тему: Косвенное и имплицитное отрицание в современном немецком диалогическом дискурсе: семантико-синтаксические и прагматические аспекты

Полный текст автореферата диссертации по теме "Косвенное и имплицитное отрицание в современном немецком диалогическом дискурсе: семантико-синтаксические и прагматические аспекты"

На правах рукописи

МИЛОСЕРДОВА Ольга Сергеевна

КОСВЕННОЕ И ИМПЛИЦИТНОЕ ОТРИЦАНИЕ В СОВРЕМЕННОМ НЕМЕЦКОМ ДИАЛОГИЧЕСКОМ ДИСКУРСЕ: СЕМАНТИКО-СИНТАКСИЧЕСКИЕ И ПРАГМАТИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ

10.02.04 - германские языки

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Тамбов-2010

004605744

Работа выполнена в ГОУ ВПО «Тамбовский государственный университет имени Г.Р. Державина»

Научный руководитель

доктор филологических наук, профессор Милосердова Елизавета Васильевна

Официальные оппоненты

доктор филологических наук, профессор Потапова Светлана Юрьевна (НОУ ВПО «Международная академия бизнеса и новых технологий» г. Ярославль)

кандидат филологических наук Чеботарёва Галина Николаевна (ГОУ ВПО «Тамбовский государственный технический университет»)

Ведущая организация

ГОУ ВПО «Воронежский государственный университет»

Защита состоится «23» июня 2010 г. в 14.30 часов на заседании диссертационного совета Д 212.261.04 по защите докторских и кандидатских диссертаций в ГОУ ВПО «Тамбовский государственный университет имени Г.Р. Державина» по адресу: 392000, г. Тамбов, ул. Советская, 6, зал заседаний диссертационных советов.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке ГОУ ВПО «Тамбовский государственный университет имени Г.Р. Державина». Автореферат размещен на сайте http://tsu.tmb.ru/ мая 2010 года

Автореферат разослан мая 2010 года.

Ученый секретарь ■

диссертационного совета Безукладова И.Ю.

Реферируемая работа посвящена исследованию лингвистической категории отрицания, которая отражает взаимосвязь языка и мышления, языка и объективной действительности. Изучение данной категории осуществляется в рамках коммуникативно-дискурсивной парадигмы лингвистического знания, успешное становление которой характеризует современный этап развития языкознания. Данная парадигма глубоко связана с концепциями таких классиков языкознания, как В. фон Гумбольдт, Э. Бенвенист, И.А. Бодуэн де Куртене, A.A. Потебня и др., которые признавали ведущую роль человеческого фактора в коммуникации, рассматривали язык в неразрывной связи с человеком как его неотъемлемую часть, пронизывающую все сферы его деятельности и отражающую окружающую действительность такой, какой она преломляется через человеческое сознание.

Категория отрицания обнаруживает непосредственную глубокую связь с человеком, с субъектом речи, поскольку именно он постулирует её в процессе коммуникации.

Актуализируя определённую реакцию человека на явления окружающей действительности, категория отрицания наиболее ярко проявляет себя в диалогическом дискурсе, где особенно заметны те изменения, которые происходят в языке под влиянием меняющихся социальных явлений и отношений в обществе. В последнее время исследования учёных разных областей знания свидетельствуют о том, что в современной коммуникации всё чаще преобладает стремление говорящих к завуалированной реализации своих интенций, тенденция к общению на уровне смыслов. Изучение прагматического компонента высказывания входит в круг проблем, связанных с непрямой коммуникацией, которая априорно существует наряду с прямой, поскольку знаки языковой системы не способны выразить всего многообразия смыслов, вкладываемых в высказывание конкретным говорящим с учётом его индивидуального сознания, уникального жизненного опыта, конкретной коммуникативной ситуации, что неизбежно ведёт к возникновению в высказывании недосказанного, завуалированного: «Язык даёт грубые приближения к действительности» [Рассел, 1957, с. 94].

Работой, фактически положившей начало исследованиям в области непрямой коммуникации, является труд И.А. Бодуэна де Куртене, который высказал идею о том, что «только незначительная частичка наличных особенностей и различий физического и общественного мира обозначается в данный момент в речи человеческой» [Бодуэн де Куртене, 1963, с. 83 - 84].

Для реферируемой работы важным представляется позиция некоторых лингвистов, которые отмечают различную степень проявления скрытых смыслов в сфере непрямой коммуникации, в связи с чем Р. Эрндль подчёркивает, что непрямая коммуникация (в его терминологии - „Indirektheit") является градуированной („ein graduelles Phänomen"), и поэтому нет абсолютной непрямой коммуникации, а есть ослабление прямой в направлении к непрямой [Erndl, 1998, S. 49]. Учитывая признанный факт градации, выражающийся в различной степени конвенционализации языковых средств, репрезентирующих непрямое отрицание, факт их различной контекстуальной зависимости, различной интер-претативной деятельности слушающего, в данном исследовании производится

разграничение косвенного и имплицитного отрицания, обнаруживающих как сходства, так и различия.

До настоящего времени основное внимание в лингвистической литературе уделялось изучению эксплицитных средств реализации отрицания. Этой проблеме посвящено немало трудов, в частности, работы таких лингвистов, как В.Г. Адмони, М.Г. Андразашвили, Ю.В. Блошенко, В.Н. Бондаренко, H.A. Булах, С.А. Васильева, В.И. Карасик, JI.H. Ольхова, A.M. Пешковский, Е.И. Шендельс, R. Graf, К. Gräf, W. Heinemann, G. Heibig, H. Ricken, К. Tarvainen и др.

Актуальность выбранной темы определяется её связью с такими современными направлениями в науке о языке, как прагмалингвистика, теория коммуникации, теория речевых актов, дискурсивный анализ речевой деятельности, а также тем фактом, что в диссертации исследуется взаимодействие семантико-синтаксических и прагматических аспектов в формировании непрямого отрицания в диалогическом дискурсе, выявляются лингвистические параметры разграничения косвенного и имплицитного отрицания.

Объектом настоящего исследования является лингвистическая категория отрицания в современном немецком языке в её реальном функционировании.

Предметом исследования избраны языковые средства выражения косвенного и имплицитного отрицания как важных составляющих непрямой коммуникации.

Основная цель работы заключается в выявлении лингвистических факторов, детерминирующих выделение в рамках непрямого отрицания двух типов - косвенного и имплицитного отрицания, функционирующих в современном немецком диалогическом дискурсе. Достижение поставленной цели требует решения ряда задач:

1. рассмотреть онтологические основы категории отрицания и её трактовку в философии, логике, психологии и лингвистике;

2. уточнить лингвистический статус категории отрицания и её место в коммуникативном процессе;

3. определить особенности диалогического дискурса, которые оказывают влияние на функционирование высказываний, содержащих непрямое отрицание;

4. выявить лингвистические факторы, определяющие различия между косвенными и имплицитными высказываниями, функционирующими в сфере непрямой коммуникации;

5. установить наиболее типичные для современного немецкого языка языковые средства, актуализирующие косвенное и имплицитное отрицание. Теоретической базой исследования послужили основные положения,

разрабатываемые в области:

• теории дискурса (А.Г. Гурочкина, Т.А. ван Дейк, В.И. Карасик, Е.С. Кубрякова, MJL Макаров, J1.B. Цурикова, Б. Goffman, W. Holly и др.);

• коммуникативно-прагматической теории языка (Н.Д. Арутюнова, Т.В. Булыгина, В.В. Дементьев, Г.В. Колшанский, Е.В. Милосердова, Е.В. Падучева, Ю.С. Степанов, И.А. Стернин, S.C. Levinson, Е. Rolf и др.);

• теории речевых актов (П. Грайс, Дж. Остин, Дж. Сёрль, G. Heibig, D. Wunderlich и др.);

• функциональной грамматики (В.Г. Адмони, A.B. Бондарко, В.Г. Гак, О.И. Москальская, J. Erben, W. Schmidt, Р. Schlobinski и др.).

Материалом исследования послужили около 1500 диалогических единств, содержащих более 3000 единиц непрямого отрицания, выделенных методом сплошной выборки из произведений немецкой художественной литературы второй половины XX - начала XXI вв.

Поставленные цель и задачи исследования предопределили необходимость использования комплексной методики анализа, включающей:

• метод сплошной выборки исходного материала;

• описательный метод, представленный такими приёмами, как отбор, обработка и интерпретация материала;

• метод контекстуального анализа;

• метод компонентного анализа с опорой на словарные статьи толковых (одноязычных) и переводных (двуязычных) словарей;

• элементы когнитивно-дискурсивного анализа.

Научная новизна диссертационного исследования состоит в том, что в нём впервые теоретически и на эмпирическом материале современного немецкого языка обоснована возможность разграничения косвенных и имплицитных высказываний, выражающих отрицание. Выявлены языковые средства, актуализирующие каждый из указанных прагматических типов непрямого отрицания, определены их сходства и различия.

Проанализированный материал позволяет сформулировать гипотезу, согласно которой использование непрямого отрицания в процессе коммуникации обусловлено целым рядом прагматических факторов и сопровождается формированием определённого инвентаря языковых средств.

На защиту выносятся следующие основные положения диссертации:

1. Коммуникативно-грамматическая категория отрицания представляет собой универсальный многоаспектный языковой феномен, комплексный подход к которому может быть осуществлён при её изучении в функциональном аспекте. Непрямое отрицание, являясь прерогативой исключительно живого общения, обнаруживается в немецком диалогическом дискурсе в двух основных проявлениях - косвенном и имплицитном отрицании, различающихся по ряду признаков: конвенциональность, регулярность употребления, зависимость от контекста, интерпретативная деятельность слушающего.

2. Косвенное и имплицитное отрицание, проявляющиеся в диалогическом общении как сложное переплетение прагматических оттенков, а именно: несогласия, возражения, опровержения, отказа, протеста и др., воплощаются в коммуникации с помощью определённого инвентаря разноуровневых языковых средств, обнаруживающих как сходства, так и различия.

3. Общим для двух типов непрямого отрицания является их способность реализовывать негативную реакцию говорящего как на пропозициональное содержание инициирующего высказывания, так и на всю ситуацию

общения в целом. Для выражения как косвенного, так и имплицитного отрицания могут использоваться одинаковые языковые средства. Однако при этом некоторые языковые средства, реализуя одну и ту же иллокуцию отрицания, способны актуализировать диаметрально противоположные прагматические оттенки, конкретное смысловое наполнение которых интерпретируется с опорой на широкий контекст, что свидетельствует о дискурсивной зависимости выявленных языковых средств.

4. Различия между косвенным и имплицитным отрицанием касаются как специфического инвентаря языковых средств для каждого типа, так и неодинакового объёма выражаемых прагматических оттенков. Имплицитное отрицание, отличающееся наличием более разнообразных языковых средств, в общем, характеризуется некатегоричностыо, в то время как косвенному отрицанию, как правило, присущи резкость и категоричность.

5. Высказывания, содержащие косвенное и имплицитное отрицание, способны функционировать в двух прямо противоположных сферах. С одной стороны, это позитивная сфера, представляющая собой вежливое кооперативное общение, в котором указанные формы используются для предотвращения потенциального конфликта и для сохранения коммуникативного равновесия. С другой стороны, это сфера негативная, воплощающая речевую агрессию и формирующая конфликтный тип общения.

6. Существование непрямого отрицания, в частности, двух его типов, равно как и непрямой коммуникации в целом, можно рассматривать как определённый тип асимметрии: языка как системы и языка в аспекте его функционирования.

Теоретическая значимость данного исследования состоит в комплексном описании языковых единиц непрямой коммуникации, участвующих в выражении отрицания в диалогическом дискурсе, в выявлении и систематизации разноуровневых средств современного немецкого языка, формирующих указанный смысл. Предложенный подход представляет собой дальнейшую разработку основных положений прагмалингвистики как частной области языкознания, исследующей язык как инструмент социального действия и взаимодействия людей в ситуации реального общения. Полученные результаты создают предпосылки для решения общей проблемы непрямых способов означивания коммуникативных намерений говорящего.

Практическая значимость данной работы определяется тем, что наблюдения и выводы, сделанные в процессе исследования, могут быть использованы в курсах теоретической грамматики немецкого языка, при разработке спецкурсов по прагмалингвистике, интерпретации текста, теории коммуникации, а также на практических занятиях по немецкому языку.

Апробация работы. Основные положения работы нашли отражение в докладах на международных научно-практических конференциях: «Лингвистические парадигмы и лингводидактика» (г. Иркутск, БГУЭП, 2007 г.), «Молодёжь и наука: проблемы современной филологии и методики преподавания филологических дисциплин» (г. Ульяновск, УШУ им. И.Н. Ульянова, 2008 г.), «Культура в

зеркале языка и литературы» (г. Тамбов, ТГУ имени Г.Р. Державина, 2010 г.), «Актуальные проблемы лингвистики XXI века» (г. Киров, ВятГГУ, 2010 г.), а также на аспирантских семинарах при кафедре немецкой филологии ТГУ имени Г.Р. Державина, в лекциях по теоретической грамматике немецкого языка, прочитанных на немецко-английском отделении Института иностранных языков ТГУ имени Г.Р. Державина. Основные результаты исследования отражены в шести публикациях.

Структура и объём диссертации. Диссертация состоит из введения, двух глав и заключения общим объёмом 172 страницы, а также списка использованной литературы, включающего 241 наименование, в том числе 40 на иностранных языках, списка использованных словарей и списка источников фактического материала.

Во Введении обосновываются актуальность, научная новизна, теоретическая и практическая значимость работы, формулируются цель и задачи, объект и предмет исследования, представляются положения, выносимые на защиту, сведения о материале и методах исследования, а также о результатах апробации материалов диссертационного исследования.

В Главе 1 «Теоретические основы исследования отрицания в диалогическом дискурсе» рассматривается категория отрицания сквозь призму мировоззрений основных научных областей (философии, логики, психологии, языкознания), в результате чего определяется лингвистический статус изучаемой категории. Уточняются особенности диалогического дискурса как сферы функционирования непрямого отрицания, проявляющегося в двух типах - косвенном и имплицитном отрицании, в связи с чем формулируются основные критерии, позволяющие разграничивать косвенные и имплицитные высказывания.

Глава II «Семантико-синтаксические и прагматические аспекты непрямого отрицания» посвящается выявлению и описанию языковых средств разноуровневой принадлежности, репрезентирующих косвенное и имплицитное отрицание в немецком диалогическом общении и обнаруживающих сходства и различия как языкового, так и прагматического характера.

В Заключении подводятся итоги исследования и намечаются перспективы его дальнейшего развития.

Содержание работы

Глава I: Теоретические основы исследования отрицания в диалогическом дискурсе

Категория отрицания представляет собой универсальный феномен и является объектом исследования в различных областях науки: философии, логике, психологии, языкознании. Несмотря на принципиальные расхождения между подходами к изучению данной категории в названных ветвях науки, наряду с различиями обнаруживаются области соприкосновения философского, логического и психологического отрицания с лингвистическим. Выявленные сходства в значительной степени способствуют пониманию онтологической природы языкового отрицания.

Фундаментальная основа изучения категории отрицания как языкового явления заложена в традиционной грамматике, для которой было характерно системное описание языковых средств её выражения с особым вниманием к эксплицитным средствам [Булах, 1962; Виноградов, 1947; Пешковский, 1935; Шендельс, 1957; Heibig, Ricken, 1973 и др.]. В то же время H.A. Булах одной из первых в отечественной германистике обращает внимание на наличие в языке формально положительных, но содержательно отрицательных конструкций с компонентами Dreck, Teufel, Gott и др. [Булах, 1962, с. 164]. Фактически автор говорит о существовании непрямых средств отрицания, предвосхищая тем самым дальнейшее изучение данной категории.

В последние годы появилось много работ, описывающих отрицание с позиций функционально-семантической лингвистики, а именно: как такую категорию, которая имеет языковое содержание и языковое выражение, то есть выявляет глубокие связи между структурой языка и средой его функционирования [Андразашвили, 1984; Блошенко, 1999; Прокофьева, 2002; Федоренко, 2000 и др.]. Обращение лингвистов, анализирующих категорию отрицания, к методам функциональной грамматики можно считать важным шагом на пути к изучению проявления данной категории в непрямой коммуникации, поскольку в сферу внимания исследователей попадает смысловая сторона отрицания, которая находит своё выражение с помощью различных языковых средств (как прямых, так и непрямых).

Исследования в рамках когнитивно-дискурсивного подхода представляют собой дальнейший шаг на пути к пониманию категории отрицания в её самых разных ипостасях, в том числе и в сфере непрямой коммуникации. Рассматривая концепт «отрицание» как «пустой» [Болдырев, 2003] в связи с отсутствием в нём информации об окружающей действительности, представители когнитивного направления в лингвистике постулируют ориентацию отрицания на коммуникативную деятельность [Болдырев, 2003; Мотов, 2009; Ольхова, 2002 и др.], что также признают исследователи в рамках коммуникативно-прагматического подхода [Милосердова, 1991; Admoni, 1986 и др.].

В реферируемой работе лингвистический статус отрицания как многоаспектной коммуникативно-грамматической категории определяется развитием объективной действительности с учётом психологического восприятия субъекта и репрезентируется в процессе общения под влиянием прагматических факторов как прямыми, так и непрямыми средствами.

Существование непрямого выражения наряду с прямым признаётся сегодня в лингвистике бесспорным. В.В. Дементьев отмечает, что оппозицию «прямой» - «непрямой» можно увидеть на всех языковых уровнях [Дементьев, 2006, с. 6]. Коммуникативный процесс в этом отношении не исключение. Непрямая коммуникация облигаторно существует наряду с прямой, так как смысл ввиду широты человеческой мысли по сравнению с системой конвенциональных знаков не может быть в полной мере выражен в естественном языке, что неизбежно влечёт за собой проявление непрямоты, о чём писал ещё В. фон Гумбольдт: «Для самого повседневного чувства и самой глубокой мысли язык оказывается недостаточным, и люди взирают на этот невидимый мир, как на далёкую стра-

ну, куда ведёт их только язык, не доводя до цели. Всякая речь в высоком смысле слова есть борьба с мыслью, в которой чувствуется то сила, то бессилие» [Гумбольдт, 1985, с. 378].

Проблема противопоставления прямой и непрямой коммуникации обнаруживает тесную связь с вопросом взаимоотношения понятий «значение» и «смысл», который поднимается в лингвистике в рамках теории соотношения языка и мышления, теории речевой деятельности [Алефиренко, 1999; Бондарко, 1978; Бондарко, 2001; Дементьев, 2006; Звегинцев, 1973; 1976; Леонтьев, 1969; Потебня, 1958; Слюсарева, 1963 и др.].

Под прямой коммуникацией в реферируемой работе понимаются случаи совпадения плана содержания высказывания, выражаемого значениями компонентов данного высказывания, с итоговым коммуникативным смыслом; под непрямой коммуникацией - общение, в котором значение и смысл не совпадают, при этом понимание высказывания включает смыслы, отсутствующие в его пропозициональном содержании, и требует значительных интерпретативных усилий слушающего.

Характерным для исследований, посвященных проблеме непрямой коммуникации, является отсутствие единства в терминологических обозначениях тех языковых единиц, которые подвергаются анализу. Так, среди терминов встречаем разграничение конвенциональных и неконвенциоиальных речевых актов [Булыгина, 1981; Гак, 1998; Heggelund, 2001], высказываний с общекоммуникативным (стереотипным) и контекстуальным выводом импликатур [Ка-шичкин, 2003], полностью конвенционализованных высказываний и «живых» косвенных высказываний [Кузнецова, 2009], косвенных и имплицитных высказываний [Милосердова, 1991, 2001,2009] и т.д.

Общим для вышеперечисленных работ является то, что непрямые высказывания рассматриваются как некий единый комплекс, противопоставленный прямым. При этом авторы, как правило, не акцентируют внимание на различиях между косвенностью и имплицитностью, употребляя оба понятия как синонимы.

Однако исследование непрямого общения показывает целесообразность дифференциации косвенных и имплицитных высказываний по целому ряду причин. Отличительной особенностью косвенных высказываний является независимость их иллокутивной функции от контекстуального окружения и ситуации, что позволяет слушающему без труда верно интерпретировать истинный смысл. Это косвенное значение является современной нормой в языковом общении, поэтому косвенные высказывания являются своеобразными разговорными клише, что объясняет регулярность их употребления. К имплицитным формам относим те высказывания, где истинный прагматический смысл оказывается настолько скрытым, что даже конкретному адресату трудно его постичь. Для декодирования смысла в подобных структурах необходим широкий контекст, знание всей ситуации общения и значительные интерпретативные усилия слушающего. Вместе с тем необходимо отметить, что указанное противопоставление косвенных и имплицитных форм носит условный характер, так как границы между семантическим и прагматическим значением в силу непрерыв-

ной динамики языка размыты, нечётки, что ведёт к изменениям и в речевом общении.

Коммуникативно-грамматическая категория отрицания, а именно та её часть, которая связана с непрямым, скрытым выражением, в немецком диалогическом дискурсе обнаруживается как в косвенных, так и имплицитных высказываниях, различающихся по следующим признакам: конвенциональность, регулярность употребления, зависимость от контекста, интерпретативная деятельность слушающего. Косвенное и имплицитное отрицание, проявляющиеся в общении как сложное переплетение прагматических оттенков, а именно: несогласия, возражения, опровержения, отказа, протеста и др., воплощаются в коммуникации с помощью определённого инвентаря разноуровневых языковых средств, обнаруживающих сходства и различия.

Глава II: Семантико-синтаксичсские и прагматические аспекты непрямого отрицания

Анализ диалогов, извлечённых из произведений немецкой художественной литературы, которые достаточно объективно отражают ситуации реального общения, позволяет сделать вывод о широкой представленности в них явлений, относящихся к непрямой коммуникации, в частности, непрямого отрицания.

Особенности формирования непрямого отрицания, как и всех других языковых явлений в сфере непрямой коммуникации, проявляются в том, что, по замечанию некоторых исследователей, любое скрытое содержание может быть выражено посредством аномалий — пропусков, противоречий, недоговорённостей, нарушений правил [Булыгина, Шмелёв, 1997, с. 457; Долинин, 1983, с. 42]. В.В. Дементьев, отмечая универсальный характер аномалии как источника формирования непрямых смыслов, пишет: «По-видимому, во всех языках аномалии могут становиться источниками дополнительных коммуникативных смыслов. В языке или в речи иногда складываются «правила нарушения правил» [Дементьев, 2006, с. 32].

В.Г. Гак указывает на три конкретных способа формирования высказываний в сфере непрямой коммуникации: «а) отступление от правил языкового общения; б) семантические транспозиции; в) переносное употребление некоторых грамматических категорий и разрядов слов» [Гак, 1998, с. 572]. Рассмотрим пример, демонстрирующий один из способов порождения многих как косвенных, так и имплицитных высказываний, реализующих отрицание, а именно -употребление грамматических категорий и разрядов слов в несобственной функции. Наиболее частотными являются случаи использования формально вопросительного предложения в ином значении. Например:

1. „Stanislaus heißt kein Mensch in der Welt. Wir brauchen einen Günther. Alle Leute haben schon Günthers." Elsbeth, die Älteste, stemmte die Hände in die Hüften... „Handelt es sich um deinen Jungen? Wie alt bist du überhaupt? " „Dreizehn." [Strittmatter, 1973, S. 15].

Вопросительные предложения, являющиеся реакцией отца на суждение дочери, в данном контексте используются как утверждения, выражающие отрицание с оттенкамр! негодования, возмущения, а не в значении запроса ин-

формации. Причём второй вопрос отца (Wie alt bist du überhaupt?) явно избыточен, так как возраст своего ребёнка он определённо знает. Кроме того, данная ситуация явно показывает, что истинный смысл имплицитных высказываний не всегда декодируется слушающим, о чём свидетельствует ответ дочери на вопрос отца, понятый ей буквально.

Как показал языковой материал, указанные способы формирования скрытых смыслов представляют собой лишь некоторые из источников порождения непрямого отрицания, для выражения которого в немецком диалогическом дискурсе выявлены определённые языковые средства.

Языковые средства реализации косвенного отрицания, являющиеся в силу своего конвенционального характера, регулярности употребления и контекстуальной независимости разговорными клише, представлены в современном немецком языке разноуровневыми структурами.

К собственно лексическим средствам выражения косвенного отрицания можно отнести, в первую очередь, междометия как тот разряд слов, которые, по выражению В.В. Вино1радова, «ущербны с грамматической точки зрения» [Виноградов, 1947, с. 746]. Все другие лексические элементы, используемые как косвенное отрицание, выступают в определённой грамматической форме и в рамках определённого коммуникативного типа предложения. Такими в нашем материале оказались некоторые лексемы с негативной семантикой, которые рассматриваются нами в составе лексических средств на том основании, что их функционирование в рамках анализируемого в реферируемой работе интен-ционального смысла обеспечивается именно их лексической стороной, тогда как их грамматическая форма отражается на интенсивности, экспрессивности выражаемого отрицания,

Как показал фактический материал, косвенное отрицание реализуется в коммуникации как истинными мевдометиями (ach wo, ach was, papperlapapp, pschscht), так и производными (um Gottes willen, bewahre). Рассмотрим функционирование истинного междометия ach was:

2. „Da hast du es", sagt Pinneberg erbost. „So was gibt es ja gar nicht, Schmerzen, die im Augenblick aufhören, wo man ihn in den Arm nimmt."

„Faß mal seine Händchen an, die sind so heiß."

„Ach was!" Pinneberg ist ungnädig. „Die sind vom Schreien heiß..."

[Fallada, 1962, S. 294].

Адресат, негативно реагируя на предположение жены о возможной болезни их ребёнка, использует междометное восклицательное высказывание Ach was!, выражающее отрицание с прагматическим нюансом несогласия, которое Пиннеберг сопровождает аргументацией, тем самым сглаживая резкость (ungnädig) своей негативной реакции.

В реализации косвенного отрицания в немецком языке особую роль играет производное междометие um Gottes willen. Интересен тот факт, что выражаемые данным междометием негация и сопутствующие ей прагматические оттенки возражения, досады и т.д. противоречат семантике входящего в его состав положительно отмеченного существительного der Gott, ср.:

3. „Natürlich, eine anständige Frau, eine sogenannte! Das hat nicht genug an einem Mann und dem vielen Geld, das muß noch einem armen Mädel ihren Geliebten abspenstig machen..."

„Um Gottes willen... was haben Sie... Sie irren sich..." stammelte Frau

Irene und machte einen linkischen Versuch durchzuwischen, aber die

Person pfropfte ihren massigen Körper breit in die Tür... [Zweig, 1959, S.

116].

В данной ситуации женщина обвиняет свою собеседницу в непорядочности и нечестности, маскируя своё порицание иронической похвалой. Героиня (Фрау Ирэн) реагирует негативно, используя при опровержении междометное высказывание um Gottes willen, пытаясь тем самым тактично сгладить конфликтную ситуацию, что позволяет судить о прагматическом потенциале данного языкового средства, репрезентирующего вежливое, корректное отношение при дискомфортных обстоятельствах.

Так, междометия занимают особое место при выражении косвенного отрицания, поскольку, обладая минимальным смысловым потенциалом вне контекста, в реальной коммуникации они не просто выражают негацию, а благодаря широкой палитре сопровождающих их прагматических оттенков - от несогласия с упрёком до возмущения с досадой - позволяют передать и эмоциональное состояние говорящего. Некоторые из них обладают потенциальной способностью реализовывать вежливое, тактичное отрицание с целью предотвратить возможный конфликт между коммуникантами.

К междометиям примыкают некоторые лексические единицы с негативной семантикой, такие, как Quatsch, Blödsinn и некоторые другие.

Особенностью функционирования вышеуказанных лексических единиц в реактивных высказываниях, содержащих косвенное отрицание, является не только выражение ими несогласия адресата с инициирующей репликой, но и присутствующая характеристика отношения к собеседнику и к его высказыванию, которое адресат оценивает как лишённую здравого смысла, вздорную. Обратимся к примеру:

4. „Ich muss dir leider etwas gestehen", fange ich an.

„Was denn?" fragt er.

„Ich glaube, ich stehe auch auf Malen." Ungeniert fange ich plötzlich

wieder an zu lachen. „Bringst du mich nun um?" frage ich.

Da kichert Janosch ebenfalls. Fast noch lauter als vorthin.

„ Quatsch."

„Quatsch?" wiederhole ich freudig. „Ist dir das egal?" [Lebert, 2006, S.

31].

В данной ситуации молодой человек признаётся своему товарищу в намерении ухаживать за девушкой, к которой оба коммуниканта неравнодушны. На вопрос о том, убьёт ли его за это адресат, последний реагирует отрицательно, выражая своё несогласие односоставным высказыванием с лексемой Quatsch. При этом, как показывает дальнейший ход диалога и особенно авторский комментарий (Da kichert Janosch ebenfalls), реализованное данной лексической единицей отрицание лишено какой-либо категоричности. Более того, ответная

реакция собеседника {„Quatsch?" wiederhole ich freudig. „Ist dir das egal?") свидетельствует не только об однозначной интерпретации истинного смысла формы, но и о том, что дружеский тон разговора выражением такого отрицания не был нарушен.

В следующем диалоге адресат, реагируя на некорректный и, следовательно, неприятный вопрос собеседника, указывает на абсурдность его содержания, ср.:

5. „...Henry Fullbright und seine Frau haben mich keine Sekunde im Stich gelassen und geholfen, wo immer sie konnten. Und Judy natürlich auch, obwohl sie noch ein Backfisch war, oder nicht einmal das. Fast jeden Tag hat sie sich in den letzten Monaten um Ma gekümmert".

„Und seitdem fühlst du dich ihr verpflichtet?" „So ein Blödsinn! Ich habe dir doch gesagt, dass unser Verhältniss... " „Also ist es das, was man Liebe nennt", stellte Flint trocken fest [Hollister, 2004, S. 23].

Отрицание выражается с помощью устойчивой конструкции с существительным Blödsinn. Прагматические оттенки, сопровождающие отрицание, можно обозначить как резкое возражение, возмущение.

Анализ ситуаций, в которых представлены высказывания с лексемами Quatsch, Blödsinn, Kramzeug и др., позволяет говорить о том, что данные формы могут передавать как резкое, категоричное отрицание (пример № 5), так и небрежно-фамильярное (пример № 4).

Самую многочисленную группу средств выражения косвенного отрицания представляют побудительные предложения, основу которых составляет глагол в форме императива. В результате анализа эмпирического материала выявились две основные группы побудительных конструкций, обнаруживающие отличия структурного характера. Ядро побудительных высказываний первой группы составляют глаголы lassen, auftiören, losgehen в форме императива. Вторую группу составляют конструкции с глаголом sein, которые в зависимости от сопровождающего его определения, в своём основном значении выражают либо призыв к благоразумию собеседника (Sei vernünftig), либо побуждение к молчанию (Sei still).

Наименьшей категоричностью реализуемого отрицания отличаются побудительные высказывания с глаголом lassen. Выражаемые данными конструкциями прагматические нюансы варьируются от отказа принять предложение до несогласия с адресантом, ср.:

6. „Nein, Sie müssen es nehmen", drängte ich, „morgen werden Sie anders denken. Gehen Sie jetzt erst einmal hinauf, überschlafen Sie alles. Bei Tag haben die Dinge ein anderes Gesicht."

Doch er stieß, da ich ihm neuerdings das Geld aufdrängte, beinahe heftig meine Hand weg. ,£aß das", wiederholte er nochmals dumpf... [Zweig, 1959, S. 306].

Женщина, желая помочь мужчине, проигравшему в карты своё состояние, предлагает деньги, но тот отвергает предложение, используя высказывание Laß

das, представляющее собой косвенное отрицание с прагматическим оттенком отказа.

Следующий пример показывает, как косвенное отрицание актуализируется с помощью побудительного высказывания Sei vernünftig, репрезентирующего негативную реакцию адресата, осложнённую прагматическими нюансами опровержения, несогласия:

7. Ich unterschreibe, sagte ich.

Gerda stürzte auf mich zu, sie versuchte, mir das Schreiben aus der Hand zu reißen, schrie: Dieser Bande willst du dich ausliefern? Ich hielt sie fest und sagte: Gerda, sei vernünftig. Wenn ich nicht unterschreibe, liefere ich mich einer anderen Bande aus. Und weißt denn du, welche Bande gemeiner ist? [Grün, 1984, S. 157].

Побудительным высказыванием Sei vernünftig герой романа не только взывает к здравому смыслу супруги, но и возражает против её понимания всей ситуации. Желая смягчить категоричность отрицания, придать убедительность своим словам и снизить эмоциональный тон, он прибегает к аргументации, демонстрируя безысходность сложившейся ситуации, и тем самым не оставляет Герде возможности для дальнейшего опровержения.

Так, анализ эмпирического материала позволяет утверждать, что побудительные конструкции при выражении косвенного отрицания находят отражение в ситуациях, где решающим моментом является особый эмоциональный настрой между коммуникантами. Именно психологическая напряжённость в общении заставляет собеседников обращаться к устойчивым конструкциям, которые благодаря свойственной им клишированности воспроизводятся говорящим почти автоматически. Кроме того, способность таких форм передавать отрицание, окрашенное разными прагматическими нюансами - от нейтрального несогласия до резкого протеста, также способствует их широкому распространению в разговорной речи.

Чрезвычайно употребительными для реализации косвенного отрицания являются в немецком языке интеррогативные конструкции, представляющие собой риторические вопросы, выступающие в двух подтипах вопросительного предложения: с вопросительным словом (Wer kann das wissen? Was fällt dir ein? Was redest du? usw.) и без него (Bist du verrückt?).

Проанализированный материал свидетельствует о том, что использование риторических вопросов возможно как в диалогах-спорах, так и в нейтрально окрашенных разговорах. Многочисленные примеры могут служить подтверждением того, что в современном немецком общении такие конструкции уже не воспринимаются как явно категоричные или грубые, ср.:

8. „Er ist mein Bruder, Linus", erwiderte er einsilbig. „Ich hatte ihm viel zu verdanken..."

„Was sagst du, Buck?" gab er mit scharfer Betonung zurück. „...Flint McRae ist nur dein Halbbruder, vergiß das nicht. Du kannst nichts dafür, dass du denselben Namen trägst wie er..." [Hollister, 2004, S. 3].

Данный пример показывает широкие возможности использования риторического вопроса в ситуации, где адресат именно с помощью такой структуры

достигает своей цели, а именно - переубеждает своего собеседника. Говорящий сохраняет спокойствие, несмотря на имеющееся противоречие, и использует языковые средства, не способные разжечь конфликт и вызвать резкий протест у коммуниканта.

Противоположными прагматическими нюансами, сопровождающими косвенное отрицание, отличается риторический вопрос Sind Sie verrückt?, которому присущи резкость и категоричность, ср.:

9. „Stecken Sie das Lichtschwert ein, Trau Stabsarzt!" schrie er. „SindSie verrückt, Mann?"

„Ja, ja, verrückt, teilen Sie es Ihrem Mann, dem Herrn Stabsarzt, mit: verrückt!" Weißblatt wollte Zärtling umarmen. Der Posten verhinderte es [Strittmatter, 1973, S. 456].

Адресат резко отрицательно реагирует на неуместное волеизъявление приговорённого к смертной казни, используя при этом риторический вопрос Sind Sie verrückt, Mann? Анализируемая ситуация примечательна тем, что демонстрирует яркий пример неэффективного речевого общения, в котором явно нарушаются постулаты П. Грайса и максимы общения Дж. Лича. Сначала адресат реагирует на побудительную иллокуцию интеррогативным высказыванием в силу абсурдности требования, что можно констатировать как первый коммуникативный сбой. Далее на вопрос об умственных способностях собеседника, по всем законам не требующего ответа, функцией которого в данном контексте является резкая негативная оценка инициирующей реплики, коммуникант реагирует согласием, подтверждающим собственное слабоумие, тем самым умышленно провоцируя конфликт.

Анализ фактического материала позволяет сделать вывод о том, что в немецком языке прагматические возможности риторического вопроса оказываются более широкими, чем на это указывают существующие теоретические работы [Арнольд, 1981; Ахманова, 1966; Heibig, Buscha, 1974; Riesel, Schendels, 1975 и др.]. Наряду с теми случаями, где риторические вопросы представляют собой яркое проявление агрессии, выявлены многочисленные примеры их использования с иной прагматической установкой. Не менее важно и то, что риторический вопрос способен характеризовать не только говорящего, но и адресата, так как буквальная трактовка таких структур, выражающаяся в последующем ответе на него как на настоящий вопрос (ср. пример № 9), свидетельствует о намеренном игнорировании истинного смысла с целью вызвать конфликт.

Имплицитное отрицание представлено в немецком языке более разнообразными по сравнению с косвенным отрицанием языковыми средствами. Среди них - группа междометий, в составе которых преобладают истинные многозначные междометия, что объясняется большей диффузностыо их семантики и, следовательно, большей зависимостью от контекста.

При этом основной отличительной особенностью таких междометных структур является их сложный синкретичный характер, проявляющийся в переплетении в них разных прагматических оттенков так, что часто трудно вычленить, какой из них оказывается главным. Рассмотрим пример, иллюстрирую-

щий функционирование истинного междометия для выражения имплицитного отрицания:

10. Der Schiffer zeigte sich mit wildem Blick vor dem Kirchenportal. Stanislaus wurde hastig. „Zwingt man Marlen dieses Gerippe zu heiraten?"

„ Ooh!" Die Köchin starrte auf ihre blanken Kirchenschuhe. „Er ist Student

der Theologie und kurz vor dem Examen."

„Zwingt man sie?" [Strittmatter, 1973, S. 161].

В данной ситуации эмоционально-оценочное междометие Ooh! с последующей аргументацией возражения достаточно мягко имплицирует отрицание, с помощью которого адресат пытается уйти от ответа и переключить тему диалога с факта принуждения девушки к замужеству на поиск положительных характеристик потенциального жениха. При этом важен и тот факт, что женщина негативно отреагировала не только на общий вопрос собеседника, но и на относящееся к характеристике жениха оскорбительное слово dieses Gerippe, поскольку она сразу же подчеркнула одно из достоинств молодого человека (его образование).

Особенностью следующего диалога является отсутствие аргументации отрицательной реакции, что придаёт всему высказыванию более резкую негативную тональность, ср.:

11. Das Mädchen drinnen ruft: „Ich bin nie mit ihm hier im Haus zusammengekommen!"

„Na, na!" sagt Herr Spannfuß.

„Nein, bestimmt nicht... bestimmt nicht!.." [Fallada, 1962, S. 301].

Дважды произнесённое междометие na, реализующее имплицитное отрицание, функционирует как самостоятельное высказывание, истинное смысловое наполнение которого, а именно - резкое возражение - воспринимается лишь с опорой на всю ситуацию.

Анализ диалогов с имплицитным отрицанием показал, что часто истинные междометия в них широко используются для выражения негативного отношения говорящего не столько к пропозиции инициирующего высказывания, сколько к поведению коммуниканта, к тем экстралингвистическим факторам, связь которых со сказанным собеседником неочевидна. Показателен в этом отношении следующий диалог:

12. Die Großmutter bringt die gekochten Eier. Sie dampfen noch. „Ich esse überhaupt keine Eier mehr."

„Warum nicht, Tinko?"

„Die Eier gehören in die Sammelstelle." Ich bin neugierig, was der

Heimkehrer dazu sagen wird. Er stutzt, wird blaß und lässt die Faust auf

den Tisch sausen: „Oi, oi! So verzogen und verbogen" [Strittmatter, 1965,

S. 27].

Как видим, отрицание здесь имплицируется с помощью эмоционально-оценочного междометия Oi, которое предваряет дальнейшее высказывание адресата, касающееся нелестной оценки коммуниканта. Дважды произнесённое междометие Oi выражает прагматические нюансы возражения, возмущения и

удивления, наслаивающиеся на отрицание, которое относится не столько к странной в устах ребёнка заботе о выполнении семьёй плана по сдаче яиц, сколько к поведению Тинко, провоцирующего отца, о чём свидетельствует авторский комментарий (Ich bin neugierig, was der Heimkehrer dazu sagen wird).

Так, в силу своей семантической диффузности, зависимости от конкретного контекста и ряда субъективных обстоятельств междометия, служащие средством реализации имплицитного отрицания, обладают способностью совмещать сразу несколько прагматических нюансов, что свидетельствует о синкретичном характере выражаемых ими значений.

Особым языковым средством реализации имплицитного отрицания в немецком языке является конъюнктив II, который репрезентирует такое действие, которое могло бы иметь место в действительности, но под влиянием некоторых обстоятельств не осуществилось, в связи с чем наличие негативного момента в высказываниях с претеритальными формами конъюнктива подчёркивается многими лингвистами [Андразашвили, 1984; Гулыга, Шендельс, 1969; Мило-сердова, 1991]. С позиции современной прашалингвистики указанное свойство подобных форм, состоящее в обозначении нереализованного события без использования маркеров отрицания, представляет особый интерес, так как такие структуры обладают потенциальной способностью выражать смягчённое, некатегоричное отрицание в диалогическом дискурсе [Милосердова, 1991; Admoni, 1972], ср.:

13. „Jetzt brauchen wir einen Stanislaus", sagte er.

„Ich hätte an einen Bodo gedacht", sagte Lena.

„ Bodo? Ein großer Hund könnte zur Not Bodo heißen." [Strittmatter, 1973,

S. 15].

Данный пример представляет собой обсуждение выбора имени своему сыну между супругами, которые пока не приходят к общему мнению, что выражается в следующих друг за другом высказываниях с имплицитным отрицанием. Лена, которая уже давно втайне мечтала назвать сына именем известного скрипача, не осмеливается открыто возразить против выбранного её мужем имени. Зная взрывной характер супруга, она формулирует своё возражение чрезвычайно осторожно, почта намёком и, тем не менее, слышит в ответ достаточно категоричное и обидное замечание, резкость которого немного снижается благодаря использованию конъюнктива II.

Как показал языковой материал, употребление претеритальных форм конъюнктива для выражения имплицитного отрицания связано со стремлением говорящего избежать потенциального конфликта, источником которого является негация.

Многообразием отличаются средства реализации имплицитного отрицания синтаксического уровня, среди которых не представленной при выражении косвенного отрицания является повествовательная структура, в рамках которой выделяются такие способы, как экспликация причины отрицания, уход от темы, констатация противоположного факта, употребление генерализированного высказывания, ирония.

Рассмотрим примеры, в которых имплицитное отрицание выражается в повествовательной структуре через экспликацию аргументации, что придаёт всей негативной реакции сдержанный тон, ср.:

14. Schirm: Küsse mich!

Mohallab: Wir sind im Garten, es ist heller Tag [Eich, 1973, S. 36].

15. Welid: Kommt, Herr, ich sehe, das ist kein Ort für Euch.

Mohallab: Welid, es ist zu spät [Eich, 1973, S. 14].

Как видим, рассмотренные ответные высказывания представляют собой не просто реакции на побуждения адресанта, а содержат также дополнительные сведения о причине отрицания, что позволяет нам постулировать синкретич-ность высказываний, содержащих имплицитное отрицание с экспликацией его аргументации.

Категоричностью и резкостью отличаются иронические высказывания, функционирующие в рамках повествовательной структуры. На способность иронии выражать скрытые смыслы указывают многие лингвисты, в той или иной мере изучающие непрямую коммуникацию [Головаш, 2008; Дементьев, 2006; Егорова, 2001; Никитин, 1998; Чернова, 2009; Чуриков, 2006; Шувалов, 2008 и др.].

Рассмотрим пример использования иронии для реализации имплицитного отрицания с прагматическим оттенком возражения:

16. „Warum fahre ich am ersten Tag meiner Ferien um halb fünf nach Schwetzingen? Doch nur weil ich dich überraschen wollte, weil ich dachte, du freust dich..."

„Du armes Kind. Warst schon um halb fünf auf, und das auch noch in

deinen Ferien." Ich hatte sie noch nie ironisch erlebt [Schlink, 1997, S. 47

-48].

Девушка, не соглашаясь с собеседником, не принимая его убедительные оправдания своему поступку, который, как показывает контекст, на самом деле был проникнут искренностью чувств, испытываемых к этой особе, своим ироническим высказыванием разжигает конфликт. Предложение Du armes Kind абсолютно неуместно для данной ситуации и, казалось бы, безобидное в ином контексте в прямом значении, оскорбляет достоинство и искренность чувств юноши. Последующее утверждение девушки, представляющее собой цитату из инициирующей реплики, усиливает негативную тональность её реакции, выражающей категоричное отрицание с прагматическими нюансами несогласия, возражения.

Так, несмотря на то, что повествовательное предложение рассматривается в грамматике чаще всего как нейтральный коммуникативный тип, в процессе общения оно приобретает широкие возможности для реализации имплицитного отрицания с неповторимым колоритом выражаемых им прагматических нюансов, отличающихся как нейтральностью, так и категоричностью.

Немногочисленную группу языковых средств реализации имплицитного отрицания составляют побудительные высказывания, которые отличаются резкостью и грубостью выражаемого требования, в то время как при актуализации косвенного отрицания подобные структуры обладают способностью выражать

абсолютно противоположные значения - как приказ, так и утешение. Обратимся к примеру:

17. „Nicht wenig verwöhnt." Der Heimkehrer weist mit der Schulter auf mich.

„Sieh dir seine Arme an!" Großvater packt mich. „Bei uns wird nicht

geschmachtet" [Strittmatter, 1965, S. 22].

Понятое в прямом смысле в отрыве от контекста такое побуждение представляется достаточно безобидным требованием или даже вежливой просьбой. Однако его смысл диаметрально меняется при включении в конкретную ситуацию общения и демонстрирует негативную реакцию деда на утверждение сына об избалованности Тинко, в котором дед почувствовал упрёк в свой адрес. Категоричный протест коммуникант облекает в побудительное предложение, выражающее приказ посмотреть на руки ребёнка. Совершенно очевидно, что данным высказыванием говорящий стремится указать сыну на необоснованность его упрёка, в очередной раз показать принципиальное расхождение их позиций. Приведённая ситуация является подтверждением непосредственной зависимости интерпретации имплицитного отрицания от широкого контекста, учитывающего сложные взаимоотношения собеседников.

Как показал эмпирический материал, императивные структуры, выражающие имплицитное отрицание, в немецком языке обнаруживают отсутствие кооперации, сотрудничества, вежливости, что связано с той широкой палитрой резко отрицательных прагматических нюансов, которые несёт в себе негация в подобных случаях: возражение, протест. Независимо от конкретного смыслового наполнения отрицательной реакции, которое в каждом индивидуальном случае оказывается контекстно обусловленным, неизменными сопроводителями являются резкость и даже грубость.

Языковым средством, используемым как для выражения косвенного, так и имплицитного отрицания, является вопросительная конструкция. Однако очевидными являются расхождения прагматического характера, проявляющиеся в реализуемых данными формами прагматических оттенках: риторические вопросы, выражающие косвенное отрицание, способны актуализировать противоположные значения - от категоричного протеста до сдержанного несогласия, в то время как подобные структуры при выражении имплицитного отрицания, сопровождаемые часто иронией, сарказмом, выражают резкий отказ, грубое возражение.

Рассмотрим ситуацию, в которой отрицание реализуется с помощью формально вопросительной конструкции:

18. „Das wäre nicht ausgeschlossen, aber ich glaube nicht so recht daran, Buck. Lex Surrat ist ein Geächteter und ein Desperado, aber er ist nicht der Mann, der seine Partner übers Ohr haut und an den Strick liefert. Das kann ich mir bei ihm einfach nicht vorstellen."

„Banditenehre, wie?" höhnte Buck. „ Willst du diesen Outlaw zu einer Art

Robin Hoodstempeln?" [Hollister, 2004, S. 40].

Категоричность, язвительность отрицательного ответа на слова оппонента, его саркастичная тональность передаются, прежде всего, лексическим на-

полнением данных риторических вопросов: композитом Banditenehre, отрицательно окрашенным англицизмом Outlaw, глаголом stempeln, А использование в вопросе несовместимых, противопоставленных друг другу понятий dieser Outlaw и Robin Hood придаёт выражаемому риторическим вопросом имплицитному отрицанию ещё более сильный прагматический оттенок категоричного несогласия с мнением собеседника.

Как показал анализ фактического материала, выражаемые вопросительными структурами отрицательные оттенки напрямую зависят от эмоционального состояния говорящих, которое можно охарактеризовать как напряжённое, неустойчивое, что и объясняет использование интеррогативного высказывания как реакции на инициирующую реплику.

Специфическим средством реализации имплицитного отрицания, отличающимся экспрессивностью и сопровождающегося широким спектром прагматических нюансов, является «диалогическая цитация» (термин Н.Д. Арутюновой), в основе которой лежит избыточное употребление высказывания. При этом ответная реплика содержит информацию, которую адресант сообщил ранее, то есть это переспрос или повтор, произнесённые с определённой интонацией, что в тексте маркируется вопросительным или восклицательным знаком, ср.:

19. „Wieviel Uhr ist es?" schrie die Frau aus der Ecke. Hendrik versetzte bebend: „Ungefähr vier Uhr - denke ich." „ Ungefähr vier Uhr! Ungefähr vier Uhr!" höhnte die böse Person, die immer noch im Schatten unsichtbar blieb. „Ist ja drollig! Ist ja ausgezeichnet!" Sie sprach mit einem stark norddeutschen Akzent... „Es ist ein Viertelnach vier Uhr", stellte sie fest,,. [Mann, 2001, S. 61].

Негативная реакция женщины (Ungefähr vier Uhr! Ungefähr vier Uhr!), представляющая собой экспрессивную диалогическую цитацию, демонстрирует, по сути, резкое неприятие всей ситуации в целом. Недовольство, возмущение спровоцировало инициирующее высказывание, содержание которого, по мнению собеседницы, противоречит действительности, что она с язвительной насмешкой констатирует в финальном высказывании своей реплики (Es ist ein Viertel nach vier Uhr).

Проведённый анализ показал, что диалогическая цитация как средство имплицитного отрицания присуща только спорам и ссорам. Особенностью цитатных вопросов, повторов является наличие в них как эмоциональной, так и рациональной реакции: эмоциональная реакция (возмущение, недовольство и т.д.) заключена в самом факте цитирования, за ней следует рациональная реакция в виде обоснования, аргументации возражения, протеста и т.д.

Особым средством выражения имплицитного отрицания выступает вокатив, отсутствие которого при реализации косвенного отрицания объясняется сугубо индивидуальным характером использования обращения, которому чужды какие-либо стереотипы и конвенции. Такая значительная контекстуальная зависимость интерпретации вокатива представляется одним из оснований отнесения данного языкового средства к сфере имплицитности. Подтверждением данного положения могут служить следующие ситуации:

20. „Was Männer so schreiben! Ewige Liebe. Betten aus Rosenblättem und Küssen. Goldene Berge. Nichts hat er gehalten. Drei Monate blieb ich bei ihm."

„Hast du ihm die Wirtschaft geführt?"

„Jungchen!" [Strittmatter, 1973, S. 204].

21. „... Aber auf meine politische Betätigung kann ich nicht verzichten. Ihr müsste ich sogar mein Engagement opfern, und das wäre ein Opfer; denn ich bin gerne hier." ... Kroge mochte ihn sehr. Deshalb wurde er jetzt beinahe zornig.

„Aber Ulrichs!" rief er aus [Mann, 2001, S. 39 - 40].

В примере № 20 девушка негативно реагирует на бесцеремонный вопрос Станислауса. Широкий контекст показывает, что вокативное высказывание Jungchen! выполняет отнюдь не звательную функцию, а наполняет отрицание прагматическими оттенками возражения и недовольства. В примере № 21 адресат, почти разгневанный (beinahe zornig) заявлением своего подчинённого, облекает резкое несогласие в вокативное восклицательное высказывание Aber Ulrichs!.

Как показал анализ языкового материала, прагматические оттенки вока-тивных структур, реализующих имплицитное отрицание, контекстно обусловлены и в зависимости от эмоционального состояния коммуниканта, определяемого содержанием инициирующего высказывания (неуместный вопрос, оскорбление, необоснованное обвинение и т.д.), варьируются от сдержанного несогласия, удивления до возмущённого возражения.

Таким образом, проведённое диссертационное исследование позволяет сделать вывод о широкой представленности непрямых форм выражения категории отрицания в современном немецком языке. Лингвистический статус данной категории наиболее полно раскрывается при ее анализе с позиции прагма-лингвистики, учитывающей её универсальный многоаспектный характер, который во многом определяется как изменениями, происходящими в объективной действительности, так и связанными с ними адаптационными механизмами субъектов-участников коммуникативной деятельности.

Представляя собой неотъемлемый атрибут непрямой коммуникации, в основе которой лежит рассогласование между значением и смыслом того или иного высказывания, непрямое отрицание в современном немецком языке обнаруживается в двух типах - косвенном и имплицитном отрицании. Анализ эмпирического материала позволяет утверждать, что в силу диффузности проводимой границы между семантической и прагматической составляющей конкретного речевого высказывания, непрерывной динамики языка такое противопоставление носит условный характер. Вместе с тем в ходе исследования были выявлены основные критерии данного разграничения, а именно: конвенцио-нальность, регулярность употребления, зависимость от контекста, интерпрета-тивная деятельность слушающего.

Косвенное отрицание характеризуется независимостью его иллокутивной функции от контекстуального окружения и ситуации общения, что позволяет слушающему без труда интерпретировать отрицательный смысл. Языковые

формы, репрезентирующие косвенное отрицание, в результате конвенционали-зации в современном немецком языке можно рассматривать как норму, что обусловливает их регулярное, почти автоматическое употребление в значении отрицания. Имплицитное отрицание представлено формами, в которых истинный смысл настолько далёк от пропозиционального содержания, что его декодирование адресатом всегда происходит с опорой на широкий контекст и знание всей ситуации, для чего необходимы значительные интерпретативные усилия. Поэтому имплицитное отрицание отличается неконвенциональностью и яркой индивидуальностью.

Косвенное и имплицитное отрицание, функционирующие исключительно в живом межличностном общении, проявляются в широкой палитре прагматических оттенков, таких, как возражение, протест, опровержение, несогласие и др., для реализации которых в современном немецком языке существует определённый инвентарь языковых средств разноуровневой принадлежности. Выделенные средства актуализации косвенного и имплицитного отрицания обнаруживают сходства и различия двух видов, касающиеся как языкового, так и прагматического характера.

С языковой точки зрения сходства проявляются в наличии одинаковых языковых средств, таких, как междометия, вопросительные предложения, побудительные структуры. Различия связаны с отсутствием в арсенале имплицитного отрицания лексем с негативной семантикой, функционирующих как идио-матизированные высказывания, и наличием претеритальных форм конъюнктива, повествовательных конструкций, диалогической цитации и вокативных структур. Особенностью языковых средств выражения косвенного отрицания является использование исключительно активного залога и форм настоящего времени, что придаёт большинству подобных высказываний категоричность и резкость, степень интенсивности которых варьируется в зависимости от конкретного лексического наполнения и всей ситуации общения.

Гораздо больше различий между косвенным и имплицитным отрицанием обнаруживаются в прагматическом плане. Это касается в первую очередь побудительных предложений, которые являются наиболее частотным средством при реализации косвенного отрицания. Их прагматическая характеристика часто связана с негативной оценкой всего высказывания собеседника. Возможно, это объясняется тем, что использование императивных форм в побудительных предложениях при выражении негации предполагает психологически напряжённую ситуацию, когда адресат либо расстроен, либо возмущён. Анализ ситуаций с использованием косвенного отрицания позволяет сделать вывод о том, что их широкая употребительность во многом связана с состоянием эмоционального возбуждения коммуникантов, когда адресат не обладает достаточным количеством времени, чтобы каким-то новым способом быстро выразить негативную реакцию на инициирующую реплику, и поэтому пользуется для этого готовыми узуальными языковыми формами. С этим связан, очевидно, и тот факт, что в имплицитных высказываниях, содержащих отрицание, побудительные конструкции встречаются лишь в единичных случаях.

Наличие косвенного отрицания в диалоге позволяет предположить резкое неприятие сказанного собеседником и поэтому всегда сопровождается накалённой эмоциональной атмосферой, окружающей коммуникантов. Именно это и является предпосылкой для использования заведомо готовых устойчивых прагматических клише, которые отмечены как при более тесных взаимоотношениях между собеседниками, так и в тех случаях, когда эти отношения иерархически являются более дистанцированными.

Имплицитное отрицание, как правило, связано с более сдержанной обстановкой, о чём свидетельствует преобладающее количество повествовательных предложений при его актуализации, поэтому отношения между коммуникантами при таком общении могут быть охарактеризованы как более сложные, неоднозначные. Этот факт позволяет имплицитному отрицанию передавать широчайшую палитру прагматических оттенков (отказ, возражение, несогласие, опровержение), окрашенных как негодованием, возмущением, так и мягким укором, сочувствием и т.п.

Сходства прагматического характера проявляются в способности языковых средств, репрезентирующих непрямое отрицание, актуализировать в рамках единой иллокуции отрицания диаметрально противоположные прагматические нюансы, конкретное смысловое наполнение которых декодируется с учётом контекстуального окружения. Однако дискурсивная зависимость выявленных языковых средств не одинакова. Имплицитные формы чаще используются для реализации негативной реакции не только на пропозицию инициирующего высказывания, но и на всю ситуацию общения, то есть не только на диктум, но и на модус.

Непрямое отрицание в реальной коммуникации обнаруживает две противоположные сферы своего функционирования: позитивную и негативную. Позитивная реализация скрытого негативного смысла связана со стремлением говорящего предотвратить потенциальный конфликт, избежать возможную конфронтацию, деликатно смягчить оппозитивную интенцию и сохранить коммуникативное равновесие, в то время как негативная сфера использования непрямого отрицания, характеризующаяся бестактностью, некооперативностью и невежливостью, воплощает собой речевую агрессию и преднамеренную грубость. Анализ эмпирического материала позволяет говорить о том, что существование непрямого отрицания можно рассматривать как определённый тип асимметрии: языка как системы и языка в аспекте его функционирования.

Проведённое исследование категории отрицания в современном немецком языке показало, что проблемы, связанные с языковой актуализацией косвенного и имплицитного отрицания, открывают перспективы для дальнейшего изучения данной темы. Несомненный интерес представляет как сопоставительный анализ языковых средств реализации непрямого отрицания с прямым в рамках одного языка, так и на материале разных языков.

Основное содержание диссертации отражено в следующих опубликованных работах:

1. Милосердова О.С., Милосердова Е,В. Прагматические особенности функционирования косвенного и имплицитного отрицания в немецком диалогическом дискурсе / О.С. Милосердова, Е.В. Милосердова // Вестник Тамбовского университета. Сер. Гуманитарные науки. - Тамбов: Изд-во ТГУ им. Г.Р. Державина, 2009. - Вып. 7 (75). - С. 268 - 272.

2. Милосердова О.С. О некоторых способах выражения имплицитного отрицания в немецком диалогическом дискурсе / О.С. Милосердова // Лингвистические парадигмы и лингводидактика: Мат-лы XII Междунар. на-уч-практ. конф., Иркутск, 13-15 июня 2007 г. - Иркутск: Изд-во БГУЭП, 2007. -Ч.2.-С. 101-106.

3. Милосердова О.С. О некоторых способах косвенного отрицания в немецком диалогическом дискурсе / О.С. Милосердова // Научный ежегодник Института иностранных языков / Гл. ред. Н.П. Дронова. - Тамбов, 2008. - Вып. 1.-С. 80-82.

4. Милосердова О.С. Прагматические особенности формирования косвенного и имплицитного отрицания в немецком диалогическом дискурсе / О.С. Милосердова // Актуальные вопросы филологии и методики преподавания иностранных языков: Межвуз. сб. науч. ст. — Ростов н/Д: Изд-во РИНЯЗа, 2007. - Вып. 3,- С. 189-199.

5. Милосердова О.С. Синтаксические средства актуализации имплицитного отрицания в немецком диалогическом дискурсе / О.С. Милосердова // Молодёжь и наука: проблемы современной филологии и методики преподавания филологических дисциплин: Мат-лы Междунар. науч. заочной молодёжной конф. - Ульяновск: ООО «Мастер Студия», 2008. - С. 128 - 135.

6. Милосердова О.С. К проблеме трактовки отрицания в различных научных направлениях / О.С. Милосердова // Актуальные проблемы лингвистики XXI века: Мат-лы Междунар. науч. конф., г. Киров, 8-9 апреля 2010 г. / Отв. ред. В.Н. Оношко. - Киров: Изд-воВятГГУ, 2010.-С. 125- 130.

Подписано в печать 14.05.2010. Формат 60x48/16. Объем 1,5 у.п.л. Тираж 100 экз.

392000, г. Тамбов, ул. Советская, 108. Издательство ТОИПКРО Лицензия серия ИД № 03312 от 20 ноября 2000 года Государственного учреждения дополнительного образования Тамбовского областного института повышения квалификации

работников образования.

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Милосердова, Ольга Сергеевна

Введение.

Глава I: Теоретические основы исследования отрицания в диалогическом дискурсе.

1.1. К проблеме изучения категории отрицания в различных научных областях.

1.1.1. Философские аспекты категории отрицания.

1.1.2. Интерпретация отрицания с позиции логики.

1.1.3. Трактовка отрицания с точки зрения психологии.

1.1.4. Отрицание как лингвистическая категория.

1.1.4.1. Категория отрицания в традиционной грамматике.

1.1.4.2. Отрицание в русле функциональной грамматики.

1.1.4.3. Современные подходы к исследованию отрицания.

1.2. Диалогический дискурс как основная сфера функционирования высказываний, содержащих непрямое отрицание.

1.2.1. Типология дискурса и дискурсивный анализ в современном языкознании.

1.2.2. Прагматический аспект диалогического дискурса.

1.3. Имплицитность и косвенность как основные характеристики непрямой коммуникации.

1.3.1. Противопоставление прямой и непрямой коммуникации как противопоставление значения и смысла высказывания.

1.3.2. Проблемы разграничения имплицитного и косвенного содержания высказывания.

Выводы по главе 1.

Глава II: Семантико-синтаксические и прагматические аспекты непрямого отрицания.

2.1. Особенности формирования непрямого отрицания в немецком диалогическом дискурсе.

2.2. Языковые средства реализации косвенного отрицания.

2.2.1. Лексические средства выражения косвенного отрицания.

2.2.1.1. Роль междометий в выражении косвенного отрицания.

2.2.1.2. Функционирование лексем с негативной семантикой в высказываниях, содержащих косвенное отрицание.

2.2.2. Побудительная структура как средство актуализации косвенного отрицания.

2.2.3. Риторический вопрос как вид синтаксической транспозиции.

2.3. Языковые средства выражения имплицитного отрицания.

2.3.1. Лексико-грамматические средства актуализации имплицитного отрицания.

2.3.1.1. Междометия при реализации имплицитного отрицания.

2.3.1.2. Конъюнктив при выражении имплицитного отрицания.

2.3.2. Синтаксические средства актуализации имплицитного отрицания.

2.3.2.1. Прагматические особенности функционирования имплицитного отрицания в рамках повествовательного предложения.

2.3.2.2. Побудительное предложение как средство выражения имплицитного отрицания.

2.3.2.3. Вопросительное предложение как средство реализации имплицитного отрицания.

2.3.2.4. Прагматика диалогической цитации как средства актуализации имплицитного отрицания.

2.3.2.5. Роль вокатива при выражении имплицитного отрицания

Выводы по главе II.

Введение диссертации2010 год, автореферат по филологии, Милосердова, Ольга Сергеевна

Современный этап развития языкознания характеризуется успешным становлением коммуникативно-дискурсивной парадигмы лингвистического знания. Данная парадигма глубоко связана с концепциями таких классиков языкознания, как В. фон Гумбольдт, Э. Бенвенист, И.А. Бодуэн де Куртене, А.А. Потебня и др., которые признавали ведущую роль человеческого фактора в коммуникации, рассматривали язык в неразрывной связи с человеком как его неотъемлемую часть, пронизывающую все сферы его деятельности и отражающую окружающую действительность такой, какой она преломляется через человеческое сознание.

Одной из категорий, отражающих взаимосвязь языка и мышления, языка и объективной действительности, которая обнаруживает непосредственную глубокую связь с человеком, с субъектом речи, поскольку именно он постулирует её в процессе коммуникации, выступает лингвистическая категория отрицания.

Актуализируя определённую реакцию человека на явления окружающей действительности, категория отрицания наиболее ярко проявляет себя в диалогическом дискурсе, где особенно заметны те изменения, которые происходят в языке под влиянием меняющихся социальных явлений и отношений в обществе. В последнее время исследования учёных разных областей знания свидетельствуют о том, что в современной коммуникации всё чаще преобладает стремление говорящих к завуалированной реализации своих интенций, тенденция к общению на уровне смыслов. Изучение прагматического компонента высказывания входит в круг проблем, связанных с непрямой коммуникацией, которая априорно существует наряду с прямой, поскольку знаки языковой системы не способны выразить всего многообразия смыслов, вкладываемых в высказывание конкретным говорящим с учётом его индивидуального сознания, уникального жизненного опыта, конкретной коммуникативной ситуации, что неизбежно ведёт к возникновению в высказывании непрямоты, недосказанного, завуалированного: «Язык даёт грубые приближения к действительности» [Рассел, 1957, с. 94]. В этой связи особенно актуальным представляется известное высказывание Ф.И. Тютчева: «Мысль изречённая есть ложь», которое подчёркивает сложность и неоднозначность соотношения языка и мышления.

Работой, фактически положившей начало исследованиям в области непрямой коммуникации, является труд И.А. Бодуэна де Куртене, который высказал идею о том, что «только незначительная частичка наличных особенностей и различий физического и общественного мира обозначается в данный момент в речи человеческой» [Бодуэн де Куртене, 1963, с. 83 — 84].

Для настоящего исследования важным представляется позиция некоторых лингвистов, которые отмечают различную степень проявления скрытых смыслов в сфере непрямой коммуникации, в связи с чем Р. Эрндль подчёркивает, что непрямая коммуникация (в его терминологии - „Indirektheit") является градуированной (,,ein graduelles Phanomen"), и поэтому нет абсолютной непрямой коммуникации, а есть ослабление прямой в направлении к непрямой [Erndl, 1998, S. 49]. Учитывая признанный факт градации, выражающийся в различной степени конвенционализации языковых средств, репрезентирующих непрямое отрицание, факт их различной контекстуальной зависимости, различной интерпретативной деятельности слушающего, в данном исследовании производится разграничение косвенного и имплицитного отрицания, обнаруживающих как сходства, так и различия.

До настоящего времени основное внимание в лингвистической литературе уделялось изучению эксплицитных средств реализации отрицания. Этой проблеме посвящено немало трудов, в частности, работы таких лингвистов, как В.Г. Адмони, М.Г. Андразашвили, Ю.В. Блошенко, В.Н. Бондаренко, Н.А. Бу-лах, С.А. Васильева, В.И. Карасик, JI.H. Ольхова, A.M. Пешковский, Е.И. Шен-дельс, R. Graf, К. Graf, W. Heinemann, G. Helbig, H. Ricken, К. Tarvainen и др.

Актуальность выбранной темы определяется её связью с такими современными направлениями в науке о языке, как прагмалингвистика, теория коммуникации, теория речевых актов, дискурсивный анализ речевой деятельности, а также тем фактом, что в диссертации исследуется взаимодействие семантико-синтаксических и прагматических аспектов в формировании непрямого отрицания в диалогическом дискурсе, выявляются лингвистические параметры разграничения косвенного и имплицитного отрицания.

Объектом настоящего исследования является лингвистическая категория отрицания в современном немецком языке в её реальном функционировании.

Предметом исследования избраны языковые средства выражения косвенного и имплицитного отрицания как важных составляющих непрямой коммуникации.

Основная цель работы заключается в выявлении лингвистических факторов, детерминирующих выделение в рамках непрямого отрицания двух типов — косвенного и имплицитного отрицания, функционирующих в современном немецком диалогическом дискурсе. Достижение поставленной цели требует решения ряда задач:

1. рассмотреть онтологические основы категории отрицания и её трактовку в философии, логике, психологии и лингвистике;

2. уточнить лингвистический статус категории отрицания и её место в коммуникативном процессе;

3. определить особенности диалогического дискурса, которые оказывают влияние на функционирование высказываний, содержащих непрямое отрицание;

4. выявить лингвистические факторы, определяющие различия между косвенными и имплицитными высказываниями, функционирующими в сфере непрямой коммуникации;

5. установить наиболее типичные для современного немецкого языка языковые средства, актуализирующие косвенное и имплицитное отрицание. Теоретической базой исследования послужили основные положения, разрабатываемые в области:

• теории дискурса (А.Г. Гурочкина, Т.А. ван Дейк, В.И. Карасик, Е.С. Кубрякова, M.JI. Макаров, JI.B. Цурикова, Е. Goffman, W. Holly и др.);

• коммуникативно-прагматической теории языка (Н.Д. Арутюнова, Т.В. Булыгина, В.В. Дементьев, Г.В. Колшанский, Е.В. Милосердова, Е.В. Падучева, Ю.С. Степанов, И.А. Стернин, S.C. Levinson, Е. Rolf и др.);

• теории речевых актов (П. Грайс, Дж. Остин, Е.В. Падучева, Дж. Сёрль, G. Helbig, D. Wunderlich и др.);

• функциональной грамматики (В.Г. Адмони, А.В. Бондарко, В.Г. Гак, О.И. Москальская, J. Erben, G. Helbig, W. Schmidt, P. Schlobinski и др.).

Материалом исследования послужили около 1500 диалогических единств, содержащих более 3000 единиц непрямого отрицания, выделенных методом сплошной выборки из произведений немецкой художественной литературы второй половины XX — начала XXI вв.

Поставленные цель и задачи исследования предопределили необходимость использования комплексной методики анализа, включающей:

• метод сплошной выборки исходного материала;

• описательный метод, представленный такими приёмами, как отбор, обработка и интерпретация материала;

• метод контекстуального анализа;

• метод компонентного анализа с опорой на словарные статьи толковых (одноязычных) и переводных (двуязычных) словарей;

• элементы когнитивно-дискурсивного анализа.

Научная новизна диссертационного исследования состоит в том, что в нём впервые теоретически и на эмпирическом материале современного немецкого языка обоснована возможность разграничения косвенных и имплицитных высказываний, выражающих отрицание. Выявлены языковые средства, актуализирующие каждый из указанных прагматических типов непрямого отрицания, определены их сходства и различия.

Проанализированный материал позволяет сформулировать гипотезу, согласно которой использование непрямого отрицания в процессе коммуникации обусловлено целым рядом прагматических факторов и сопровождается формированием определённого инвентаря языковых средств.

На защиту выносятся следующие основные положения диссертации:

1. Коммуникативно-грамматическая категория отрицания представляет собой универсальный многоаспектный языковой феномен, комплексный подход к которому может быть осуществлён при её изучении в функциональном аспекте. Непрямое отрицание, являясь прерогативой исключительно живого общения, обнаруживается в немецком диалогическом дискурсе в двух основных проявлениях — косвенном и имплицитном отрицании, различающихся по ряду признаков: конвенциональность, регулярность употребления, зависимость от контекста, интерпретативная деятельность слушающего.

2. Косвенное и имплицитное отрицание, проявляющиеся в диалогическом общении как сложное переплетение прагматических оттенков, а именно: несогласия, возражения, опровержения, отказа, протеста и др., воплощаются в коммуникации с помощью определённого инвентаря разноуровневых языковых средств, обнаруживающих как сходства, так и различия.

3. Общим для двух типов непрямого отрицания является их способность реализовывать негативную реакцию говорящего как на пропозициональное содержание инициирующего высказывания, так и на всю ситуацию общения в целом. Для выражения как косвенного, так и имплицитного отрицания могут использоваться одинаковые языковые средства. Однако при этом некоторые языковые средства, реализуя одну и ту же иллокуцию отрицания, способны актуализировать диаметрально противоположные прагматические оттенки, конкретное смысловое наполнение которых интерпретируется с опорой на широкий контекст, что свидетельствует о дискурсивной зависимости выявленных языковых средств.

4. Различия между косвенным и имплицитным отрицанием касаются как специфического инвентаря языковых средств для каждого типа, так и неодинакового объёма выражаемых прагматических оттенков. Имплицитное отрицание, отличающееся наличием более разнообразных языковых средств, в общем, характеризуется некатегоричностью, в то время как косвенному отрицанию, как правило, присущи резкость и категоричность.

5. Высказывания, содержащие косвенное и имплицитное отрицание, способны функционировать в двух прямо противоположных сферах. С одной стороны, это позитивная сфера, представляющая собой вежливое кооперативное общение, в котором указанные формы используются для предотвращения потенциального конфликта и для сохранения коммуникативного равновесия. С другой стороны, это сфера негативная, воплощающая речевую агрессию и формирующая конфликтный тип общения.

6. Существование непрямого отрицания, в частности, двух его типов, равно как и непрямой коммуникации в целом, можно рассматривать как определённый тип асимметрии: языка как системы и языка в аспекте его функционирования.

Теоретическая значимость данного исследования состоит в комплексном описании языковых единиц непрямой коммуникации, участвующих в выражении отрицания в диалогическом дискурсе, в выявлении и систематизации разноуровневых средств современного немецкого языка, формирующих указанный смысл. Предложенный подход представляет собой дальнейшую разработку основных положений прагмалингвистики как частной области языкознания, исследующей язык как инструмент социального действия и взаимодействия людей в ситуации реального общения. Полученные результаты создают предпосылки для решения общей проблемы непрямых способов означивания коммуникативных намерений говорящего.

Практическая значимость данной работы определяется тем, что наблюдения и выводы, сделанные в процессе исследования, могут быть использованы в курсах теоретической грамматики немецкого языка, при разработке спецкурсов по прагмалингвистике, интерпретации текста, теории коммуникации, а также на практических занятиях по немецкому языку.

Апробация работы. Основные положения работы нашли отражение в докладах на международных научно-практических конференциях: «Лингвистические парадигмы и лингводидактика» (г. Иркутск, БГУЭП, 2007 г.), «Молодёжь и наука: проблемы современной филологии и методики преподавания филологических дисциплин» (г. Ульяновск, УГПУ им. И.Н. Ульянова, 2008 г.), «Культура в зеркале языка и литературы» (г. Тамбов, ТГУ имени Г.Р. Державина, 2010 г.), «Актуальные проблемы лингвистики XXI века» (г. Киров, ВятГГУ, 2010 г.), а также на аспирантских семинарах при кафедре немецкой филологии ТГУ имени Г.Р. Державина, в лекциях по теоретической грамматике немецкого языка, прочитанных на немецко-английском отделении Института иностранных языков ТГУ имени Г.Р. Державина. Основные результаты исследования отражены в шести публикациях.

Структура и объём диссертации. Диссертация состоит из введения, двух глав и заключения общим объёмом 172 страницы, а также списка использованной литературы, включающего 241 наименование, в том числе 40 на иностранных языках, списка использованных словарей и списка источников фактического материала.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Косвенное и имплицитное отрицание в современном немецком диалогическом дискурсе: семантико-синтаксические и прагматические аспекты"

ВЫВОДЫ ПО ГЛАВЕ II

Анализ диалогов, извлечённых из произведений художественной литературы на немецком языке, которые достаточно объективно отражают ситуации реального общения, позволяет сделать вывод о широкой представленности в них явлений, относящихся к непрямой коммуникации, в частности, непрямого отрицания, которое проявляется в двух основных типах — косвенном и имплицитном.

Косвенные и имплицитные высказывания при актуализации отрицания, функционирующего в диалогическом общении как переплетение разнообразных прагматических оттенков, а именно: опровержения, возражения, несогласия, запрета, отказа, возмущения, протеста и др., обнаруживают сходства и различия чисто языкового и прагматического характера. Основными критериями их разграничения явились следующие: конвенциональность, регулярность употребления, зависимость от контекста, интерпретативная деятельность слушающего.

Языковые средства выражения косвенного отрицания, являющиеся в силу своего конвенционального характера, регулярного употребления и контекстуальной независимости разговорными клишированными формами, представлены в немецком диалогическом общении разноуровневыми структурами. К собственно лексическим средствам относятся междометия. Другие лексические элементы функционируют в рамках определённого коммуникативного типа предложения, что отражается на интенсивности отрицания. Лексические средства, реализуя общую иллокуцию отрицания, способны как смягчать негацию, так и демонстрировать грубость, категоричность. Собеседник всегда однозначно декодирует передаваемую адресантом интенцию таких форм, хотя конкретные смысловые оттенки в подобных случаях оказываются дискурсивно зависимыми.

Самую многочисленную группу высказываний, передающих косвенное отрицание, представляют собой побудительные конструкции. Кроме того, чрезвычайно употребительными для реализации косвенного отрицания являются в немецком языке клишированные интеррогативные формы, представляющие собой риторические вопросы, выступающие в двух подтипах вопросительного предложения: с вопросительным словом и без него.

Имплицитное отрицание представлено в немецком языке более разнообразными по сравнению с косвенным отрицанием языковыми средствами. Среди них - междометия, в составе которых, в отличие от данных форм, репрезентирующих косвенное отрицание, преобладают истинные многозначные междометия, что объясняется диффузностью их семантики и, следовательно, большей зависимостью от контекста.

Специфическим языковым средством выражения имплицитного отрицания в немецком языке являются претеритальные формы конъюнктива, которые обладают потенциальной способностью выражать смягчённое, сдержанное, некатегоричное, вежливое отрицание.

Многообразием отличаются средства реализации имплицитного отрицания синтаксического языкового уровня. Синтаксическим языковым средством, не представленным при выражении косвенного отрицания, является повествовательная структура, в рамках которой выделяются такие способы, как экспликация причины отрицания, уход от темы, констатация противоположного факта, употребление генерализированного высказывания, ирония. Повествовательное предложение, рассматриваемое в грамматике чаще всего как нейтральный коммуникативный тип, в процессе общения приобретает широкие возможности для реализации имплицитного отрицания с неповторимым колоритом выражаемых им прагматических нюансов, отличающихся как нейтральностью, так и категоричностью.

Побудительные высказывания при реализации имплицитного отрицания составляют немногочисленную группу и отличаются резкостью и грубостью выражаемого требования, в то время как при выражении косвенного отрицания подобные структуры обладают способностью актуализировать абсолютно противоположные значения - как приказ, так и утешение.

Вопросительная конструкция представляет собой языковое средство, используемое как для выражения косвенного, так и имплицитного отрицания. Однако очевидными являются расхождения прагматического характера, проявляющиеся в реализуемых данными формами прагматических оттенках: риторические вопросы, выражающие косвенное отрицание, способны выражать диаметрально противоположные значения — от категоричного протеста до сдержанного несогласия, в то время как подобные структуры при выражении имплицитного отрицания, сопровождаемые часто иронией, сарказмом, выражают резкий отказ, грубое возражение, что свидетельствует о проявлении вербальной агрессии.

Особыми средствами выражения имплицитного отрицания выступают диалогическая цитация, свойственная спорам и ссорам, и вокатив, способный выражать противоположные прагматические нюансы, варьируясь от резкого несогласия до удивлённого недоумения. Отсутствие данных языковых форм при реализации косвенного отрицания объясняется сугубо индивидуальным характером их употребления и, как следствие, неконвенциональностью.

Таким образом, косвенное и имплицитное отрицание, обнаруживающие как сходства, так и различия языкового и прагматического характера, наполняют негативную реакцию говорящего самыми разнообразными оттенками, истинный смысл которых контекстно обусловлен. Непрямота, завуалированность, способная как смягчать оппозитивную интенцию, так и преднамеренно проявлять агрессию и грубость, предоставляет коммуниканту широчайший спектр возможностей реализовать отрицательную реакцию. Предпочтение и выбор того или иного средства во многом детерминируется самой коммуникативной ситуацией и такими факторами, как межличностные отношения, фоновые знания, эмоциональное состояние коммуникантов.

169

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Проведённое диссертационное исследование позволяет сделать вывод о широкой представленности непрямых форм выражения категории отрицания в современном немецком языке. Лингвистический статус данной категории наиболее полно раскрывается при её анализе с позиции прагмалингвистики, учитывающей её универсальный многоаспектный характер, который во многом определяется как изменениями, происходящими в объективной действительности, так и связанными с ними адаптационными механизмами субъектов-участников коммуникативной деятельности.

Представляя собой неотъемлемый атрибут непрямой коммуникации, в основе которой лежит рассогласование между значением и смыслом того или иного высказывания, непрямое отрицание в современном немецком языке обнаруживается в двух типах — косвенном и имплицитном отрицании. Анализ эмпирического материала позволяет утверждать, что в силу диффузности проводимой границы между семантической и прагматической составляющей конкретного речевого высказывания, непрерывной динамики языка такое противопоставление носит условный характер. Вместе с тем в ходе исследования были выявлены основные критерии данного разграничения, а именно: конвенцио-нальность, регулярность употребления, зависимость от контекста, интерпрета-тивная деятельность слушающего.

Косвенное отрицание характеризуется независимостью его иллокутивной функции от контекстуального окружения и ситуации общения, что позволяет слушающему без труда интерпретировать отрицательный смысл. Языковые формы, репрезентирующие косвенное отрицание, в результате конвенционали-зации в современном немецком языке можно рассматривать как норму, как разговорные клише, что обусловливает их регулярное, почти автоматическое употребление в значении отрицания. Имплицитное отрицание представлено формами, в которых истинный смысл настолько далёк от пропозиционального содержания, что его декодирование адресатом всегда происходит с опорой на широкий контекст и знание всей ситуации, для чего необходимы значительные интерпретативные усилия. Поэтому имплицитное отрицание отличается некон-венциональностью и яркой индивидуальностью.

Косвенное и имплицитное отрицание, функционирующие исключительно в живом межличностном общении, проявляются в широкой палитре прагматических оттенков, таких, как возражение, неодобрение, протест, опровержение, несогласие, отказ и др., для реализации которых в современном немецком языке существует определённый инвентарь языковых средств разноуровневой принадлежности. Выделенные средства актуализации косвенного и имплицитного отрицания обнаруживают сходства и различия двух видов, касающиеся как языкового, так и прагматического характера.

С языковой точки зрения сходства проявляются в наличии одинаковых языковых средств, таких, как междометия, вопросительные предложения, побудительные структуры. Различия связаны с отсутствием в арсенале имплицитного отрицания лексем с негативной семантикой, функционирующих как самостоятельные идиоматизированные высказывания, и наличием претеритальных форм конъюнктива, повествовательных конструкций, диалогической цитации и вокативных структур. Отличительной особенностью языковых средств выражения косвенного отрицания является использование исключительно активного залога и форм настоящего времени, что придаёт большинству подобных высказываний категоричность и резкость, степень интенсивности которых варьируется в зависимости от конкретного лексического наполнения и всей ситуации общения.

Гораздо больше различий между косвенным и имплицитным отрицанием обнаруживаются в прагматическом плане. Это касается в первую очередь побудительных предложений, которые являются наиболее частотным средством при реализации косвенного отрицания. Их прагматическая характеристика часто связана с негативной оценкой всего высказывания собеседника. Возможно, это объясняется тем, что использование императивных форм в побудительных предложениях при выражении негации предполагает психологически напряжённую ситуацию, когда адресат либо расстроен, либо возмущён, либо огорчён. Анализ ситуаций с использованием косвенного отрицания позволяет сделать вывод о том, что их широкая употребительность во многом связана с состоянием эмоционального возбуждения коммуникантов, когда адресат не обладает достаточным количеством времени, чтобы каким-то новым способом быстро выразить негативную реакцию на инициирующую реплику, и поэтому пользуется для этого готовыми узуальными языковыми формами. С этим связан, очевидно, и тот факт, что в имплицитных высказываниях, содержащих отрицание, побудительные конструкции встречаются лишь в единичных случаях.

Наличие косвенного отрицания в диалоге позволяет предположить резкое неприятие сказанного собеседником и поэтому всегда сопровождается общей накалённой эмоциональной атмосферой, окружающей коммуникантов. Именно это и является предпосылкой для использования заведомо готовых устойчивых прагматических клише, которые отмечены как при более тесных взаимоотношениях между собеседниками, так и в тех случаях, когда эти отношения иерархически являются более дистанцированными.

Имплицитное отрицание, как правило, связано с более сдержанной обстановкой, о чём свидетельствует преобладающее количество повествовательных предложений при его актуализации, поэтому отношения между коммуникантами при таком общении могут быть охарактеризованы как более сложные, неоднозначные. Этот факт позволяет имплицитному отрицанию передавать широчайшую палитру прагматических оттенков (отказ, возражение, несогласие, опровержение), окрашенных как негодованием, возмущением, так и мягким укором, сочувствием и т.п.

Сходства прагматического характера проявляются в способности языковых средств, репрезентирующих как косвенное, так и имплицитное отрицание, актуализировать в рамках единой иллокуции отрицания диаметрально противоположные прагматические нюансы, конкретное смысловое наполнение которых декодируется с учётом контекстуального окружения. Однако дискурсивная зависимость выявленных языковых средств не одинакова. Имплицитные формы чаще используются для реализации негативной реакции не только на пропозицию инициирующего высказывания, но и на всю ситуацию общения, то есть не только на диктум, но и на модус.

Непрямое отрицание в реальной коммуникации обнаруживает две противоположные сферы своего функционирования: позитивную и негативную. Позитивная реализация скрытого негативного смысла связана со стремлением говорящего предотвратить потенциальный конфликт, избежать возможную конфронтацию, деликатно смягчить оппозитивную интенцию и сохранить коммуникативное равновесие, в то время как негативная сфера использования непрямого отрицания, характеризующаяся бестактностью, некооперативностью и невежливостью, воплощает собой речевую агрессию и преднамеренную грубость. Анализ эмпирического материала позволяет говорить о том, что существование непрямого отрицания можно рассматривать как определённый тип асимметрии: языка как системы и языка в аспекте его функционирования.

Проведённое исследование категории отрицания в современном немецком языке показало, что проблемы, связанные с языковой актуализацией косвенного и имплицитного отрицания, открывают перспективы для дальнейшего изучения данной темы. Несомненный интерес представляет как сопоставительный анализ языковых средств реализации непрямого отрицания с прямым в рамках одного языка, так и на материале разных языков.

Список научной литературыМилосердова, Ольга Сергеевна, диссертация по теме "Германские языки"

1. Абрамов Б А. Теоретическая грамматика немецкого языка. Сопоставительная типология немецкого и русского языков: учеб. для студ. вузов. — М.: Гуманит. изд. центр ВЛАДОС, 1999. 288 с.

2. Адмони В.Г. Введение в синтаксис современного немецкого языка. М.: Изд-во лит-ры на иностр. языках, 1955. - 392 с.

3. Адмони В.Г. Синтаксис современного немецкого языка (система отношений и система построений). Л.: Наука, 1973. - 366 с.

4. Адмони В.Г. Грамматический строй как система построения и общая теория грамматики. Л.: Наука, 1988. - 239 с.

5. Азнабаева Л.А. Ускорение инференции в диалоге // Форма, значение и функции единиц языка и речи: межвуз. сб. науч. тр. Мн.: Изд-во МГЛУ, 1998.-Ч. 2.-С. 116-117.

6. Аксиологическая лингвистика: игровое и комическое в общении: сб. науч. тр. / Под ред. В.И. Карасика, Г.Г. Слышкина. Волгоград: Перемена, 2003. -302 с.

7. Александрова О.В. О некоторых тенденциях в новом подходе к изучению языка // На стыке парадигм лингвистического знания в начале XXI века: грамматика, семантика, словообразование: материалы междунар. конф. -Калининград: Изд-во КГУ, 2003. С. 10 - 18.

8. Алефиренко Н.Ф. Спорные проблемы семантики: монография. Волгоград: Перемена, 1999. - 274 с.

9. Алференко Е.В. Семантика и прагматика отыменных междометий немецкого языка // Актуальные проблемы описания языковых единиц: сб. науч. тр. Воронеж: Изд-во ВГУ, 2005. - С. 25 - 35.

10. Андразашвили М.Г. Функционально-семантическая категория отрицания в современном немецком литературном языке: дис. . канд. филол. наук. Тбилиси, 1984. - 231 с.

11. Апресян В.Ю. Имплицитная агрессия в языке // Компьютерная лингвистика и интеллектуальные технологии: тр. Междунар. конф. — М., 2003. — С. 32-35.

12. Апресян Ю.Д. Перформативы в грамматике и словаре // Изв. АН СССР. Сер. лит. и яз. 1986. - Т.45. -№ 3. - С. 208 - 223.

13. Аристотель. Сочинения в четырёх томах. — М.: Мысль, 1975. Т. 1. -550 с.

14. Аристотель. Сочинения в четырёх томах. М.: Мысль, 1978. - Т. 2. -687 с.

15. Аристотель. Сочинения в четырёх томах. М.: Мысль, 1981. — Т. 3. -613 с.

16. Аристотель. Сочинения в четырёх томах. — М.: Мысль, 1983. — Т. 4. -830 с.

17. Арно А. Логика, или искусство мыслить, где помимо обычных правил содержатся некоторые новые соображения, полезные для развития способности суждения. М.: Наука, 1991. - 413 с.

18. Арнольд И.В. Стилистика современного английского языка. (Стилистика декодирования): учеб. пособие для студентов факультетов и институтов иностранных языков. Л.: Просвещение, 1973. — 304 с.

19. Арнольд И.В. Стилистика современного английского языка (стилистика декодирования). 2-е изд. - Л.: Просвещение, 1981. - 295 с.

20. Арнольд И.В. Импликация как приём построения текста и предмет филологического изучения // Вопросы языкознания. — 1982. — № 4. С. 83 -91.

21. Арутюнова Н.Д. Язык и мир человека. — М.: Школа «Языки русской культуры», 1988. 896 с.

22. Арутюнова Н.Д. Человеческий фактор в языке: Коммуникация, модальность, дейксис / Н.Д. Арутюнова, Т.В. Булыгина, А.А. Кибрик и др.. -М.: Наука, 1992.-281 с.

23. Арутюнова Н.Д., ПадучеваЕ.В. Истоки, проблемы и категории прагматики // Новое в зарубежной лингвистике. — М.: Прогресс, 1985. — Вып. 16.-С. 3-42.

24. Афанасьев П.А. Структурно-семантические типы подтверждения и отрицания в современном английском диалоге. Таганрог: Эсперо, 2005. -40 с.

25. БасковаМ.Е. Некоторые особенности высказываний несогласия // Категориально-формальный и функционально-прагматический аспекты языка: межвуз. сб. науч. тр. СПб., 1993. - С. 87 - 93.

26. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. — Изд-е 2. М.: Искусство, 1986. -445 с.

27. Белоус Т.В. Междометия с позиции дискурсивной психологии // Иностранные языки: теория и методика преподавания: сб. статей. Архангельск, 2004.-С. 19-23.

28. Белютин Р.В. Антропоцентрические границы языка // Русская германистика: ежегодник Российского союза германистов. — М.: Языки славянской культуры, 2009. Т. 6. - С. 268 - 274.

29. Беляева Н.В. Языковые имплицитные конструкции как проявление мыслительной экономии // Реальность, язык и сознание: межвуз. сб. науч. тр. / Отв. ред. Н.Н. Болдырев, Т.А. Фесенко. — Тамбов: Изд-во ТГУ им. Г.Р. Державина, 1999.-Вып. 1.-С. 14-16.

30. Бенвенист Э. Общая лингвистика. М.: Прогресс, 1974 - 448 с.

31. Бердник Л.Ф. О семантике вопросительного предложения // Проблемы грамматической семантики: сб. статей. — Ростов н/Д, 1978. — С. 30 — 36.

32. Блошенко Ю.В. Функционально-семантическое поле отрицания в современном русском языке: дис. . канд. филол. наук. Таганрог, 1999. -130 с.

33. Богданов В.В. Молчание как нулевой речевой акт и его роль в вербальной коммуникации // Языковое общение и его единицы. Калинин, 1986.-С. 12-18.

34. Богданов В.В. Классификация речевых актов // Личностные аспекты языкового общения: межвуз. сб. науч. тр. Калинин, 1989. - С. 25 — 37.

35. Богданов В.В. Коммуникативная компетенция и коммуникативное лидерство // Язык, дискурс и личность. Тверь, 1990. - С. 26 - 31.

36. Богданов В.В. Текст и текстовое общение: учеб. пособие. СПб.: Изд-во С-Петерб. гос. ун-та, 1993. - 68 с.

37. Бодуэн де Куртене И.А. Избранные труды по общему языкознанию. М.: Изд-во Академии наук СССР, 1963. - Т. 1. - 384 с.

38. Болдырев Н.Н. Отрицание как модусно-оценочный концепт // Единство системного и функционального анализа языковых единиц: материалырегион, науч. конф. 8-9 октября 2003 г. Белгород, 2003. - Вып 7. - Ч. I. -С. 4-5.

39. БолтневаН.А. Коммуникативно-прагматические функции междометий в диалогическом дискурсе (на материале современного немецкого языка): дис. . канд. филол. наук. Тамбов, 2004. — 165 с.

40. Бондаренко В.Н. Отрицание как логико-грамматическая категория. -М.: Наука, 1983.-212 с.

41. Бондарко А.В. Грамматическое значение и смысл. JL: Наука, 1978. - 175 с.

42. Бондарко А.В. Принципы функциональной грамматики и вопросы аспектологии. JL: Наука, 1983. - 208 с.

43. Бондарко А.В. Функциональная грамматика: монография. Л.: Наука, 1984.- 136 с.

44. БоргерЯ.В. Комплексный анализ речевых актов негативной реакции: на материале современных драматических произведений: дис. . канд. филол. наук. Тюмень, 2004. - 173 с.

45. Бочаров В.А. Аристотель и традиционная логика (Анализ силлогистических теорий). -М.: Изд-во Моск. ун-та, 1984. — 136 с.

46. Бродский И.Н. Отрицательные высказывания. Л.: Изд-во Ленинград. ун-та, 1973. - 104 с.

47. Булах Н.А. Средства отрицания в немецком литературном языке. — Ярославль: ЯГПИ им. К.Д. Ушинского, 1962. 334 с.

48. Булыгина Т.В. О границах и содержании прагматики // Известия АН СССР. Серия литературы и языка. 1981. - Том 40. - № 4. - С. 333 - 342.

49. Булыгина Т.В., Шмелёв А.Д. Языковая концептуализация мира (на материале русской грамматики). — М.: Школа «Языки русской культуры», 1997.-576 с.

50. БычихинаО.В. Высказывания со значением отказа: семантико-прагматический и когнитивный аспекты: автореф. дис. . канд. филол. наук. Барнаул: Алтайский гос. ун-т, 2004. — 21 с.

51. Васильева О.В., Волошина Т.Г. Модальные частицы в диалогической речи немецкого языка // Единство системного и функционального анализа языковых единиц: материалы регион, науч. конф. 8 — 9 октября 2003 г. — Белгород, 2003. Вып 7. - Ч. I. - С. 133 - 135.

52. Вежбицкая А. Культурная обусловленность категорий «прямота» vs «непрямота» // Прямая и непрямая коммуникация: сб. науч. статей. — Саратов: Изд-во ГосУНЦ «Колледж», 2003. С. 136 - 159.

53. Веккер JI.M. Психика и реальность: единая теория психических процессов. -М.: Смысл, 1998. 685 с.

54. Виноградов В.В. Русский язык (грамматическое учение о слове). — М.-Л.: Учпедгиз, 1947. 784 с.

55. Власян Г.Р. Прагматический подход к изучению диалогической речи // Вопросы когнитивной лингвистики / Гл. ред. Н.Н. Болдырев. Тамбов: Изд-во ТГУ им. Г.Р. Державина, 2010. - № 2. - С. 102 - 110.

56. ГакВ.Г. Теоретическая грамматика французского языка. Морфология. М.: Высшая школа, 1979. - 304 с.

57. Гак В.Г. Прагматика и языковое варьирование // Языковые преобразования / В.Г. Гак. М.: Школа «Языки русской культуры», 1998. - Гл. 2. -С. 554-578.

58. Гегель Г.В.Ф. Энциклопедия философских наук. Наука логики. — М.: Мысль, 1974. Том 1.-452 с.

59. Глянцева Т.Н. Специфика языковой картины мира при восприятии детьми имплицитной семантики // Речь. Речевая деятельность. Текст: меж-вуз. сб. науч. тр. Таганрог, 2000. - С. 21 - 27.

60. Гозман Л.Я. Психология эмоциональных отношений. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1987. - 175 с.

61. Голобородько А.Ю. Когнитивная обусловленность порождения и языкового выражения комического смысла анекдота как единицы диалогического дискурса: автореф. дис. . канд. филол. наук. — Таганрог: Таганрог, гос. пед. ин-т, 2002. — 26 с.

62. Головаш Л.Б. Коммуникативные средства выражения стратегии уклонения от прямого ответа: автореф. дис. . канд. филол. наук. Кемерово: Кемеров. гос. ун-т, 2008. - 24 с.

63. Грайс Г.П. Логика и речевое общение // Новое в зарубежной лингвистике. — М.: Прогресс, 1985. — Вып. 16: Лингвистическая прагматика. — С. 217-237.

64. Григорьева B.C., Любимова М.К. Умей сказать «нет» (к вопросу о культуре делового общения) // Языки и транснациональные проблемы: сб. статей. Москва - Тамбов, 2004. - Ч. 1- С. 307 - 314.

65. Губенко Н.В. Экспрессивность средств выражения утверждения и отрицания в языке подлинника и переводов романов Э.М. Ремарка: автореф. дис. . канд. филол. наук. Краснодар: Кубан. гос. ун-т., 2006. — 24 с.

66. ГулыгаЕ.В., Шендельс Е.И. Грамматико-лексические поля в современном немецком языке. М.: Просвещение, 1969. - 184 с.

67. Гумбольдт В. фон. Язык и философия культуры. М.: Прогресс, 1985.-451 с.

68. Гурочкина А.Г. Понятие дискурса в современном языкознании // Номинация и дискурс: межвуз. сб. науч. тр. / Отв. ред. JI.A. Манерпо. — Рязань, 1999.-С. 12-15.

69. Давыденко О.В. Эмоционально-волевая сфера языка: императив и вокатив в свете прагматического аспекта // Теория языка и межкультурная коммуникация: межвуз. сб. науч. тр. / Под ред. Т.Ю. Сазоновой. — Курск: Изд-во Курск, гос. ун-та, 2003. С. 15-21.

70. Девкин В.Д. Особенности немецкой разговорной речи. — М.: Международные отношения, 1965. — 318 с.

71. Дейк ван Т.А. Язык. Познание. Коммуникация. М.: Прогресс, 1989.-312 с.

72. Дементьев В.В. Непрямая коммуникация. М.: Гнозис, 2006. -376 с.

73. Долинин К.А. Имплицитное содержание высказывания // Вопросы языкознания. 1983. - № 6. - С. 37 - 47.

74. ДроноваН.П., Назарова Н.Н. О функциональной значимости отрицательных префиксов в современном немецком языке // Связи языковых единиц в системе и реализации: межвуз. сб. науч. тр. Тамбов: Изд-во ТГУ им. Г.Р. Державина, 1997. - С. 42 - 47.

75. Егорова М.А. Преднамеренная грубость как объект социопрагмати-ческого анализа // Социальная власть языка: сб. науч. тр. Воронеж: Изд-во ВГУ, 2001. - С. 188- 193.

76. ЖабинаЕ.В. Эксплицитные и имплицитные средства выражения доверия / недоверия в современном немецком политическом дискурсе): дис. . канд. филол. наук. Тамбов, 2007. - 208 с.

77. Жинкин Н.И. Язык речь - творчество: Избранные труды. М.: Лабиринт, 1998.-368 с.

78. Звегинцев В.А. Теоретическая и прикладная лингвистика. — М.: Просвещение, 1967. 338 с.

79. Звегинцев В.А. Язык и лингвистическая теория. — М.: Изд-во МГУ, 1973.-238 с.

80. Звегинцев В.А. Предложение и его отношение к языку и речи. — М.: Изд-во МГУ, 1976. 307 с.

81. Иванкова И.В. Реализация категории имплицитности в современном русском художественном тексте (на фоне немецкого языка): автореф. дис. . канд. филол. наук. Волгоград: Волгоград, гос. пед. ун-т., 2007. — 24 с.

82. Ильин Е.П. Эмоции и чувства. 2-е изд. - СПб.: Питер, 2007. -783 с.

83. Имплицитность в языке и речи / Отв. ред. Е.Г. Борисова, Ю.С. Мар-темьянов. — М.: Языки русской культуры, 1999. 200 с.

84. Иноязычная филология и дидактика в вузе: Междунар. межвуз. сб. науч. тр. Москва - Мичуринск - Наукоград: Изд-во ФГОУ ВПО «МГАУ», 2009.-Вып. 5.-267 с.

85. Ирисханова O.K. Речевые акты уклонения: на стыке когнитологии и прагматики // Горизонты современной лингвистики: традиции и новаторство: сб. статей. М.: Языки славянских культур, 2009. - С. 684 - 693.

86. Карасик В.И. Признак отрицания в значении слова // Значение и его варьирование в тексте: сб. науч. тр. — Волгоград: ВГПИ им. А.С. Серафимовича, 1987.-С. 101 108.

87. Карасик В.И. Языковой круг: личность, концепты, дискурс. Волгоград: Перемена, 2002 а. — 477 с.

88. Карасик В.И. Язык социального статуса. М.: Гнозис, 2002 6. -333 с.

89. Кашичкин А.В. Имплицитность в контексте перевода: автореф. дис. . канд. филол. наук. — М.: Моск. гос. лингвист, ун-т, 2003. — 26 с.

90. Колшанский Г.В. Контекстная семантика. — М.: Наука, 1980. — 152 с.

91. Колшанский Г.В. О языковом механизме порождения текста // Вопросы языкознания. М.: Наука, 1983. - № 3. - С. 44 - 51.

92. Корнилова М.Ю. Вежливость сквозь призму социальных отношений // Филология и культура: материалы VII Междунар. науч. конф. 14-16 окт. 2009 г. / Отв. ред. Н.Н. Болдырев — Тамбов: Изд-во ТГУ им. Г.Р. Державина, 2009.-С. 89-91.

93. Кострова О.А. Текст и дискурс: границы и переходы // Русская германистика: Ежегодник Российского союза германистов. — М.: Языки славянской культуры, 2009. Т. 6. - С. 348 - 355.

94. Костюшкина Г.М., Саенко О.А. Коммуникативный ход возражения // Лингвистические парадигмы и лингводидактика: материалы XII Между-нар. науч-практ. конф., Иркутск, 13-15 июня 2007 г. Иркутск: Изд-во БГУЭП, 2007. - Ч. 2. - С.67 - 73.

95. Кубрякова Е.С. Номинативный аспект речевой деятельности. — М.: Наука, 1986.-150 с.

96. Кубрякова Е.С. Язык и знание: На пути получения знаний о языке: Части речи с когнитивной точки зрения. Роль языка в познании мира. — М.: Языки славянской культуры, 2004. 560 с.

97. КудряшовИ.А. Косвенный комиссивный акт как реакция на побудительный стимул в диалоге // Проблема современной филологии: межвуз. сб. науч. тр. Мичуринск, Тамбов: Изд-во МГПИ, 2004. - Вып. 3. - С. 69 -72.

98. Кузина И.Ю. Геометрическая концептуализация пространства и способы представления глубины в языковой измерительной системе (на примере английского прилагательного DEEP) // Вопросы когнитивной лингвистики. 2007. - №3. - С. 46 - 55.

99. Кузнецова С.В. Косвенные высказывания: цели и значения II Иноязычная филология и дидактика в вузе: Междунар. межвуз. сб. науч. тр. -Москва Мичуринск - Наукоград: Изд-во ФГОУ ВПО «МГАУ», 2009. -Вып. 5.-С. 55-60.

100. Левшина Н.Г. Косвенные речевые тактики в предвыборном дискурсе (На материале выборов Главы Администрации Псковской области): авто-реф. дис. . канд. филол. наук. — СПб.: С-Петерб. гос. ун-т, 2005. 20 с.

101. Леонтьев А.А. Язык, речь, речевая деятельность. М.: Просвещение, 1969.-113 с.

102. Леонтьев А.А. Высказывание как предмет лингвистики, психолингвистики и теории коммуникации // Синтаксис текста: сб. науч. тр. — М., 1979.-С. 18-36.

103. Леонтьев А.А. Психология общения. — 2-е изд., испр. и доп. — М.: Смысл, 1997.-351 с.

104. Логический анализ языка. Космос и хаос: концептуальные поля порядка и беспорядка / Отв. ред. Н.Д. Арутюнова. М.: Индрик, 2003. - 640 с.

105. Макаров M.JT. Речевая коммуникация в группе: дискурсивное конструирование социальной идентичности // Эссе о социальной власти языка / Под общ. ред. Л.И. Гришаевой. Воронеж: Изд-во ВГУ, 2001. - С. 30 - 35.

106. Макаров М.Л. Основы теории дискурса. М.: ИТДГК «Гнозис», 2003.-280 с.

107. Макеев И.К. Референциальные характеристики прагматических клише // Фундаментальные и прикладные исследования в системе образования: материалы 2-ой Междунар. науч-практ. конф.: в 5 ч. — Тамбов: Изд-во ТГУ им. Г.Р. Державина, 2004. Ч. 4. - С. 139 - 142.

108. Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения в 30 томах. Изд. 2-е. - М.: Госполитиздат, 1961. - Т. 20. - 828 с.

109. Милосердова Е.В. Некоторые семантико-прагматические аспекты модальности как грамматической категории (на материале современного нем. яз.): учеб. пособие. М.: МГПИ им. В.И. Ленина, 1988. - 82 с.

110. Милосердова Е.В. Семантика и прагматика модальности (на примере простого предложения современного немецкого языка). — Воронеж: Изд-во ВГУ, 1991.-196 с.

111. Милосердова Е.В. Прагматика речевого общения: учеб. пособие. -Тамбов: Изд-во ТГУ им. Г.Р. Державина, 2001. 122 с.

112. Милосердова Е.В. Лингвистические аспекты разграничения косвенных и имплицитных речевых актов // Русская германистика: Ежегодник Российского союза германистов. — М.: Языки славянской культуры, 2009. — Т. 6. -С. 303-310.

113. Михайлова Н.А. Семантико-прагматические особенности функционирования имплицитных высказываний в диалогической речи (на материале немецкого языка): автореф. . дис. канд. филол. наук. Тамбов: ТГУ им. Г.Р. Державина, 2002. - 23 с.

114. Мищенко В.Я. К проблеме интеграции теории речевых актов и теории речевой деятельности // Вюник Харювского державного ушверситету. Сер. Романо-германская филология. Харюв: Константа, 1999. - № 424. - С. 101 - 105.

115. Москальская О.И. Грамматика текста. М.: Высшая школа, 1981. -183 с.

116. Мотов С.В. Когнитивный аспект исследования категории отрицания // Филология и культура: материалы VII Междунар. науч. конф. 14-16 окт. 2009 г. Тамбов: Изд-во ТГУ им. Г.Р. Державина, 2009. - С. 293 - 295.

117. Никитин М.В. Курс лингвистической семантики. СПб.: Научный центр проблем диалога, 1996. - 757 с.

118. Некрасова Н.А. Имплицитность разноуровневых синтаксических конструкций в рус. и англ. яз.: автореф. дис. . канд. филол. наук. — Ростов н/Д: Ростов, гос. пед. ун-т, 2003. 23 с.

119. Никифорова Л.В. Семантические и прагматические свойства отрицательных высказываний: автореф. дис. . канд. филол. наук. Тверь: Твер. гос. ун-т, 2000.-14 с.

120. Озаровский О.В. Согласие-несогласие как категория коммуникативного синтаксиса // Проблемы учебника русского языка как иностранного. Синтаксис / Сост. В.И. Красных. -М., 1980. С. 109 - 120.

121. ОльховаЛ.Н. Как сказать «нет». Выражение отрицания в русском языке. СПб: Златоуст, 2001. - 88 с.

122. ОльховаЛ.Н. О концепте отрицания в русской картине мира // С любовью к языку: сб. науч. тр. М. - Воронеж, 2002. - С. 163 - 166.

123. Остин Дж.Л. Слово как действие // Новое в зарубежной лингвистике. М.: Прогресс, 1986. - Вып. 17: Теория речевых актов. - С. 22 - 130.

124. ПадучеваЕ.В. Семантические исследования (Семантика времени и вида в русском языке, семантика нарратива). — М.: Языки русской культуры, 1996.-464 с.

125. ПадучеваЕ.В. Динамические модели в семантике лексики. — М.: Языки славянской культуры, 2004. 608 с.

126. Парамонова И.П. Имплицитные конструкции и их функционирование в немецкой разговорной речи // Структурно-функциональный аспект предложения и текста: межвуз. сб. науч. тр. Л., 1987. - С. 80 - 88.

127. Пешковский A.M. Русский синтаксис в научном освещении. Изд. 5-е. — М.: Гос. уч-пед. изд-во, 1935. — 542 с.

128. Полякова И.М. Прагматика английских вопросительных двусоставных инфинитивных предложений // Актуальные проблемы прагмалингви-стики: тезисы докладов науч. конф. Воронеж: Изд-во ВГУ, 1996. - С. 59.

129. Потебня А.А. Из записок по русской грамматике. М.: Учпедгиз, 1958.-Т. 1 -2.-536 с.

130. Потебня А.А. Эстетика и поэтика. — М.: Искусство, 1976. 614 с.

131. Почепцов О.Г. Основы прагматического описания предложения. — Киев: Вища шк. Изд-во при Киев. гос. ун-те, 1986. 115 с.

132. Прокофьева О.А. Функционально-семантические особенности категории отрицания в современном английском языке: автореф. дис. . канд. филол. наук. Пятигорск: Пятигорск, гос. ун-т, 2002. - 16 с.

133. Прямая и непрямая коммуникация: сб. науч. статей / Отв. ред. В.В. Дементьев. Саратов: Изд-во ГосУНЦ «Колледж», 2003. — 354 с.

134. Рассел Б. Человеческое познание. Его сфера и границы / Общ. ред. Э. Кольмана. М.: Изд-во иностр. лит., 1957 — 555 с.

135. Реес М.А.ван. Интерпретация и реконструкция аргументации // Важнейшие концепции теории аргументации: сб. науч. статей. — СПб.: Филологический факультет СПбГУ, 2006. С. 198 - 238.

136. Романенко И.И. Прагматическое значение предложений, содержащих отрицание: автореф. дис. . канд. филол. наук. — М.: Моск. пед. гос. унт, 1998.-16 с.

137. Рыжкова Т.С. Функционально-семантическая категория Freundlich-keit и её актуализация в немецком языковом сознании: дис. . канд. филол. наук. Иркутск, 2009. - 212 с.

138. Саенко О.А. Коммуникативный ход возражения в современном французском языке: автореф. дис. . канд. филол. наук. Иркутск: Иркутск, гос. лингв, ун-т, 2006. — 17 с.

139. Свиридова Т.М. Выражение согласия-несогласия лексико-синтаксическими средствами: автореф. дис. . канд. филол. наук. М.: Моск. пед. гос. ун-т, 1994. - 17 с.

140. СёрльДж. Р. Что такое речевой акт? // Новое в зарубежной лингвистике. — М.: Прогресс, 1986 а. Вып. 17: Теория речевых актов. - С. 151 — 169.

141. Сёрль Дж. Р. Классификация иллокутивных актов // Новое в зарубежной лингвистике. М.: Прогресс, 1986 б. - Вып. 17: Теория речевых актов. - С. 170-194.

142. СёрльДж. Р. Косвенные речевые акты // Новое в зарубежной лингвистике. — М.: Прогресс, 1986 в. Вып. 17: Теория речевых актов. — С. 195 — 222.

143. СёрльДж. Р., Вандервекен Д. Основные понятия исчисления речевых актов // Новое в зарубежной лингвистике. — М.: Прогресс, 1986. Вып. 18: Логический анализ естественных языков. — С. 242 - 263.

144. Ситдикова Ф.Б. Способы передачи имплицитной информации в татарском литературном языке: автореф. дис. . канд. филол. наук. Казань: Академия наук Республики Татарстан, 2007. — 25 с.

145. Слюсарева Н.А. Смысл как экстралингвистическое явление // Как подготовить интересный урок иностранного языка. — М.: Академия наук СССР, 1963.-С. 185- 199.

146. Соколов М.П. Семантика отрицательных слов и характер её варьирования в системе репрезентативных и директивных речевых актов (на материале немецкого языка): дис. . канд. филол. наук. — Волгоград, 2009. — 171 с.

147. Степанов Ю.С. В поисках прагматики (Проблема субъекта) // Известия АН СССР. Серия литературы и языка. 1981. - Том 40. - № 4. - С. 325-332.

148. Степанов Ю.С. Альтернативный мир. Дискурс. Факт и принцип причинности // Язык и наука конца XX века. М.: Изд-во РГГУ, 1995. - С. 35-73.

149. Стернин И.А. Введение в речевое воздействие. — Воронеж: Изд-во ВГУ, 2001.-252 с.

150. Суслонова М.Ю. К вопросу о роли вербальной реакции адресата в диалоге // Иностранные языки: теория и методика преподавания: сб. статей / Отв. ред. и сост. В.Я. Мыркин, Л.Ю. Щипицина. Архангельск: Поморский ун-т, 2004.-С. 141-149.

151. Сусов И.П. Семантика и прагматика предложения: учеб. пособие. — Калинин: КГУ, 1980. 51 с.

152. Сыщиков О.С. Имплицитность в деловом дискурсе: (На материале коммерческих писем): автореф. дис. . канд. филол. наук. — Волгоград: Волгоград. пед. гос. ун-т, 2000. — 22 с.

153. Теория и практика лингвистического описания разговорной речи: республ. сб. Горький: ГГПИ ин. языков им. Н.А. Добролюбова, 1974. -Вып. 5. - 165 с.

154. Теория и практика лингвистического описания разговорной речи: республ. сб. Горький: ГГПИ ин. языков им. Н.А. Добролюбова, 1975. — Вып. 6. - 144 с.

155. Теория и практика лингвистического описания разговорной речи: республ. сб. Горький: ГГПИ ин. языков им. Н.А.Добролюбова, 1976. — Вып. 7. - 287 с.

156. Теория функциональной грамматики. Субъектность. Объектность. Коммуникативная перспективность высказывания. Определённость / неопределённость / Под ред. А.В. Бондарко. — СПб: Наука, 1992. — 293 с.

157. Федоренко О.Н. Отрицание: семантический, лексический и коммуникативный аспекты // От слова к тексту: материалы докладов Междунар. науч. конф. Мн., 2000. - Ч. 2. - С. 126 - . 29.

158. ФедосюкМ.Ю. Неявные способы передачи информации в тексте: учеб. пособие. М.: МГПИ им. В.И. Ленина, 1988. - 83 с.

159. ХасановаЛ.З. Функционально-семантическая категория отрицания в башкирском и немецком языках: автореф. дис. . канд. филол. наук. Уфа: Башкир, гос. ун-т, 1999. - 23 с.

160. Хэммонд К. На качелях эмоций. Почему мы любим, ненавидим, радуемся и страдаем / пер. с англ. — М.: ЗАО «Олимп-Бизнес», 2007. — 352 с.

161. Цурикова JI.B. Проблемы изучения дискурса в современной лингвистике // Традиционные проблемы языкознания в свете новых парадигм знания: материалы круглого стола, апрель 2000 г. — М., 2000. — С. 110-117.

162. ЧахоянЛ.П. Синтаксис диалогической речи современного английского языка. -М.: Высшая школа, 1979. — 168 с.

163. Чернова П.А. Языковая форма и функции полемического высказывания (на материале современного немецкого языка): автореф. дис. . канд. филол. наук. СПб: Рос. гос. пед. ун-т им. А.И. Герцена, 2009. - 21 с.

164. Чернявская В.Е. От анализа текста к анализу дискурса: немецкая школа дискурсивного анализа // Филологические науки. — 2003. — № 3. С. 68-76.

165. Чуриков М.П. Согласие, несогласие и уклонение в аспекте речевого общения: На материале текстов немецких политических интервью: дис. . канд. филол. наук. Ростов н/Д, 2006. — 159 с.

166. Шатуновский И.Б. Ирония и её виды // Логический анализ языка: языковые механизмы комизма: материалы конф., сентябрь 2005 г. / Отв. ред. Н.Д. Арутюнова. М.: Индрик, 2007. - С. 340 - 371.

167. Шахнарович A.M. Прагматика текста: психолингвистический подход//Текст в коммуникации. М., 1991. - С. 68 - 81.

168. Шведова Н.Ю. Очерки по синтаксису русской разговорной речи. -М.: Изд-во Акад. наук СССР, 1960. 377 с.

169. ШейгалЕ.И. Семиотика политического дискурса. М.: ИТДГК «Гнозис». - 2004. - 326 с.

170. Шендельс Е.И. Система средств выражения отрицания в современном немецком языке // ИЯШ. 1957. - № 3. - С. 9 - 22.

171. ШилихинаК.М. Коммуникативное давление в русском общении // Теоретическая и прикладная лингвистика. — Воронеж: Изд-во ВГУ, 2000. — Вып. 2. Язык и социальная среда. С. 103- 108.

172. Шувалов В.И. Ирония и метафора // К юбилею германиста: сб. науч. статей к юбилею проф. Н.М. Наер / Отв. ред. JI.A. Нефедова. М.: МАКС Пресс, 2008.-С. 80-83.

173. Шутова Т.А. Семантика отрицания и способы её имплицитного выражения в русском языке: автореф. дис. . канд. филол. наук. СПб.: С-Петерб. гос. ун-т, 1996. — 16 с.

174. Эссе о социальной власти языка / Под общ. ред. Л.И. Гришаевой. — Воронеж: Изд-во ВГУ, 2001.- 196 с.

175. Admoni W.G. Der deutsche Sprachbau. Изд-е 3-е, испр. и доп. — Л.: Просвещение, 1972. - 312 S.

176. Admoni W.G. Der deutsche Sprachbau. Изд-е 4-е, дораб. - М.: Просвещение, 1986.-335 S.

177. BrinkmannH. Die deutsche Sprache: Gestalt und Leistung. Dtissel-dorf: Schwann, 1971. - 939 S.

178. BtihlerK. Sprachtheorie: Die Darstellungsfunktion der Sprache. 2. Auflage. - Jena: Fischer, 1965. - 434 S.

179. Cruse D.A. Meaning in Language: An Introduction to Semantics and Pragmatics. Oxford: Oxford University Press, 2000. - 425 p.

180. Dijk T.A. van Text and Context: Explorations in the Semantics and Pragmatics of Discourse. -L., N.Y.: Longman, 1982. 261 p.

181. EisenbergP. GrundriB der deutschen Grammatik. Band 1: Der Satz. — Stuttgart; Weimar: Verlag J.B. Metzler, 1999. 551 S.

182. EisenbergP. GrundriB der deutschen Grammatik. Band 2: Das Wort. — Stuttgart; Weimar: Verlag J.B. Metzler, 1998. 489 S.

183. Erben J. Abriss der deutschen Grammatik. — Berlin: Akademie-Verlag, 1966.-316 S.

184. Erben J. Deutsche Grammatik. Ein AbriB. Ismaning: Max Htiber Verlag, 1996.-392 S.

185. ErndlR. Hoflichkeit im Deutschen. Regensburg: Becker-Kuns Druck+Verlag, 1998. - 134 S.

186. GlinzH. Deutsche Syntax. Stuttgart: Carl Ernst Poschel Verlag, 1967. -112 S.

187. Goffman E. Rede-Weisen. Formen der Kommunikation in sozialen Situ-ationen. Konstanz: VVK, 2005. - 213 S.

188. Graf R., Graf K. Die Negation im geschriebenen deutschen Satz // Wis-senschaftliche Zeitschrift TH Ilmenau, 20. 1974. - Heft 3. - S. 157 - 163.

189. Grewendorf G., Hamm F., Sternefeld W. Sprachliches Wissen. Eine Ein-fuhrung in moderne Theorien der grammatischen Beschreibung. — Frankfurt am Main: Suhrkamp Taschenbuch Verlag, 1989. 467 S.

190. Gruber H. Streitgesprache: zur Pragmatik einer Diskursform. Opladen: Westdt. Verl., 1996. - 354 S.

191. Hartung M. Ironie in der Alltagssprache. Opladen: Westdt. Verl., 1998. - 198 S.

192. Heggelund K.T. Zur Bedeutung der deutschen Modalpartikeln in Gespra-chen unter besonderer Berucksichtigung der Sprechakttheorie und der DaF

193. Perspektive // Linguistik-online 9. 2001. - № 2 Электронный ресурс. URL: http://www.linguistik-online.de/901/Heggelund.html (дата обращения: 05.03.2010).

194. Heinemann W. Negation und Negierung: handlungstheoretische Aspekte ei-ner linguistischen Kategorie. Leipzig: Verl. Enzyklopadie, 1983. - 286 S.

195. Heinemann W. Negationsleistung // Linguibtische Studien. Berlin, 1986. -№ 14/3.-S. 100- 129.

196. Helbig G., Buscha J. Deutsche Grammatik: ein Handbuch fur den Auslan-derunterricht. Leipzig: Verl. Enzyklopadie, 1974. - 629 S.

197. Helbig G., RickenH. Die Negation. Zur Theorie und Praxis des Deutschunterrichts fur Auslander. Leipzig: VEB Verlag Enzyklopadie, 1973. -72 S.

198. Holly W. Einfuhrung in die Pragmalinguistik. Berlin: Langenscheidt, 2001.- 190 S.

199. Jung W. Grammatik der deutschen Sprache. Leipzig: VEB Bibliogra-phisches Institut, 1967. - 518 S.

200. Jung W. Grammatik der deutschen Sprache. Leipzig, 1996. - 544 S.

201. Leech G.N. Principles of Pragmatics. L., N.Y.: Longmans, 1983. -249 p.

202. Levinson S.C. Pragmatik. — 2., unveranderte Auflage. — Tubingen: Max Niemeyer Verlag, 1994.-418 S.

203. Moskalskaja O. Grammatik der deutschen Gegenwartssprache fur Stu-denten der Hochschulen mit Fremdsprachenfakultaten. Moskau: Vyssaja Skola, 1983.-344 S.

204. Prokop I. Erotetische Sprechakte im Deutschen und im Polnischen an-hand naturlicher Gesprache. -Poznan: Wydawnictowo naukowe, 1995. 135 S.

205. Riesel E., Schendels E. Deutsche Stilistik. Moskau: Verlag Hochschu-le, 1975. -316 S.

206. RolfE. Sagen und Meinen. Paul Grices Theorie der Konversations-Implikaturen. Opladen: Westdt. Verl., 1994.-269 S.

207. RolfE. Pragmatik: Implikaturen und Sprechakte. Opladen: Westdt. Verl., 1997.-343 S.

208. Schlobinski P. Funktionale Grammatik und Sprachbeschreibung. Eine Untersuchung zum gesprochenen Deutsch sowie zum Chinesischen. Opladen: Westdt. Verl., 1992.-366 S.

209. Schmidt W. Grundfragen der deutschen Grammatik. Eine Einfuhrung in die funktionale Sprachlehre. Berlin: Volk und Wissen volkseigener Verlag, 1973.-332 S.

210. SennekampM. Die Verwendungsmoglichkeiten von Negationszeichen in Dialogen: Ein dialoggrammatischer Ansatz mit empirischer Uberpriifung an Texten gesprochener deutscher Standartsprache. — Mtinchen: Max Hueber Verlag, 1979.-224 S.

211. Tarvainen K. Zur dependenziellen Beschreibung der Negation // Deutsch als Fremdsprache. 1987. - № 1. - S. 12 - 20.

212. Wagner K.R. Pragmatik der deutschen Sprache. Frankfurt am Main: Lang, 2001.-495 S.

213. WunderlichD. Linguistische Pragmatik. Wiesbaden: Athenaion, 1975. -413 S.

214. СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ СЛОВАРЕЙ

215. АхмановаО.С. Словарь лингвистических терминов. М.: Советская энциклопедия, 1966. — 608 с.

216. Большой немецко-русский словарь: В 3 т. / Под общ. рук. О.И. Москаль-ской. 7-е изд., стереотип. — М.: Рус. яз., 2001.

217. Лингвистический энциклопедический словарь / Гл. ред. В.Н. Ярцева. -М.: Советская энциклопедия, 1990.-683 с.

218. Популярный энциклопедический словарь / Под ред. А.П. Горкина. М.: Большая Российская энциклопедия, 2001. - 1583 с.

219. Словарь Л.С. Выготского / Под ред. А.А. Леонтьева. М.: Смысл, 2007. -119 с.

220. Философский словарь / Под ред. И.Т. Фролова. 6-е изд., перераб. и доп. - М.: Политиздат, 1991. - 560 с.

221. Языкознание. Большой энциклопедический словарь / Под ред. В.Н. Ярцева. — 2-е изд. М.: Большая Российская энциклопедия, 1998. — 685 с.

222. Duden. Grammatik der deutschen Gegenwartssprache. Л., 1962. - 704 с.

223. Duden. Deutsches Universalworterbuch. Mannheim: Mannheimer Morgen GroBdruckerei und Verlag, 1989. - 1816 S.

224. Duden. Grammatik der deutschen Gegenwartssprache. Mannheim, Leipzig, Wien, Zurich: Dudenverlag, 1998. - Bd. 4. - 912 S.

225. Wahrig G. Deutsches Worterbuch. Giitersloh: Bertelsmann Lexikon Verlag GmbH, 1997. - 1420 S.

226. Weinrich H. Textgrammatik der deutschen Sprache. Mannheim, 1993. -1111 S.

227. СПИСОК ИСТОЧНИКОВ ФАКТИЧЕСКОГО МАТЕРИАЛА

228. Becher J.R. Abschied. Leipzig: Philipp Reclam, 1970. - 432 S.

229. Boll H. .Und sagte kein einziges Wort. Erzahlungen. Moskau: Verlag fur fremdsprachige Literatur, 1963. - 317 S.

230. Boll H. Wo warst du, Adam? Leipzig; Weimar: Kiepenheuer, 1989. - 176 S.

231. Brecht B. Geschichten / Hrsg. von W. Mittenzwei unter Mitarbeit von F. Hof-mann. -Bd. 4. Berlin: Aufbau-Verlag, 1981. - 503 S.

232. Bredel W. Die Sohne. Moskau: Verlag fur fremdsprachige Literatur, 1952. — 440 S.

233. Brezan J. Christa. Die Geschichte eines jungen Madchens. — Berlin: Verlag Neues Leben, 1973.- 180 S.

234. Eich G. Funfzehn Horspiele. — Frankfurt am Main: Suhrkamp Taschenbuch Verlag, 1973.- 607 S.

235. FalladaH. Kleiner Mann was nun? — Berlin: Aufbau-Verlag Berlin, 1962. -403 S.

236. Grim M. von der. Zwei Briefe an Pospischiel // Ausgewahlte Werke. Moskau: Vyssaja Skola, 1984. - S. 8 - 158.

237. Hein C. Landnahme. Roman. Frankfurt am Main: Suhrkamp Taschenbuch Verlag, 2004. - 383 S.

238. Hollister H.C. HeiBer als die Holle // 3 spannende Western. — Hamburg: Martin Kelter Verlag GmbH&Co, 2004. Nr. 19. - S. 3 - 66.

239. Kafka F. Erzahlungen / Hrsg. von M. Miiller. Stuttgart: Philipp Reclam jun. GmbH&Co, 1995. - 366 S.

240. Lebert B. Crazy // Deutsche Literatur im Unterricht und zu Hause. Mate-rialen fur den Deutschunterricht. Учеб. пособие по внеаудиторному чтению на нем. яз. / Нефедова Л.А., Затеева Г.А. М.: Прометей, 2006. - S. 5 - 123.

241. Lenz S. Die Erzahlungen 1949 1958. - Miinchen: Deutscher Taschen-buchverlag GmbH&Co. KG, 1986. - 312 S.

242. MagerH. Mord im Hotel. Leipzig: Mitteldeutscher Verlag, 1978. -238 S.

243. Mann K. Mephisto. Roman einer Karri ere. Moskau: TSITADEL, 2001. -351 S.

244. Remarque E.M. Drei Kameraden. Roman. Moskau: Verlag fur fremd-sprachige Literatur, 1960. - 455 S.

245. Remarque E.M. Im Westen nichts Neues. Berlin, Weimar: Aufbau-Verlag, 1975.-267 S.

246. Schlink B. Der Vorleser. Zurich: Diogenes Verlag, 1997. - 207 S.

247. Schwanitz D. Der Campus. Roman. Frankfurt am Main, Berlin, Weimar: Goldmann, 1995. - 383 S.

248. Storm T. Ein Doppelganger. Rudolstadt: Greifenverlag, 1976. - 97 S.

249. Strittmatter E. Der Wundertater. Roman. Berlin, Weimar: Aufbau-Verlag, 1973. - Erster Band - 502 S.

250. Strittmatter E. Tinko. Berlin: Der Kinderbuchverlag Berlin, 1965. -352 S.

251. Strittmatter E. Ole Bienkopp. Moskau: Verlag Progress, 1980. - 424 S.

252. WellmA. Pugowitza oder Die silberne Schlusseluhr. 3. Auflage. -Berlin, Weimar: Aufbau Verlag, 1981. - 322 S.

253. Willemsen R. Deutschlandreise. — Frankfurt am Main: Fischer Taschen-buch Verlag, 2004. 207 S.

254. Zweig S. Novellen. Moskau: Verlag fur fremdsprachige Literatur, 1959.-520 S.