автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.06
диссертация на тему: Культурные контакты населения Западного Забайкалья, Южной, Западной Сибири и Северной Монголии с ханьским Китаем в скифское и гунно-сарматское время

Полный текст автореферата диссертации по теме "Культурные контакты населения Западного Забайкалья, Южной, Западной Сибири и Северной Монголии с ханьским Китаем в скифское и гунно-сарматское время"

На правах рукописи

ФИЛИППОВАИрина Валерьевна

КУЛЬТУРНЫЕ КОНТАКТЫ НАСЕЛЕНИЯ ЗАПАДНОГО ЗАБАЙКАЛЬЯ, ЮЖНОЙ, ЗАПАДНОЙ СИБИРИ И СЕВЕРНОЙ МОНГОЛИИ С ХАНЬСКИМ КИТАЕМ В СКИФСКОЕ И ГУННО-САРМАТСКОЕ ВРЕМЯ (ПО АРХЕОЛОГИЧЕСКИМ МАТЕРИАЛАМ)

07.00.06. - археология

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук

Новосибирск - 2005

Работа выполнена в секторе бронзового и железного веков Института археологии и этнографии Сибирского отделения Российской академии наук

Научный руководитель: академик РАН, доктор исторических наук, профессор Молодим Вячеслав Иванович

Официальные оппоненты: доктор исторических наукБобров Владимир Васильевич кандидат исторических наукАлкин СергейВладимирович

Ведущая организация: Институт монголоведения, буддологии и тибетологии Сибирского отделения Российской академии наук, г. Улан-Удэ

Защита состоится 3 марта 2005 г. в 12 час. на заседании диссертационного совета Д 003.006.01 по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора исторических наук при Институте археологии и этнографии СО РАН (630090, г. Новосибирск-90, пр. акад. Лаврентьева, 17).

С диссертацией можно ознакомится в библиотеке Института археологии и этнографии СО РАН

Автореферат разослан «27» января 2005 г.

Ученый секретарь диссертационного совета доктор исторических наук

Маркин С .В.

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность темы исследования. Сведения о контактах древних китайцев и соседних народов стали известны современным исследователям, в первую очередь, из китайских письменных источников. Впервые научный интерес к взаимоотношениям имперского Китая и кочевых племен был вызван трудами Н.Я. Бичурина, основоположника русской синологии [Бичурин, 1950]. Самые могущественные кочевые племена, известные по летописным хроникам, назывались сюнну (хунну). В дальнейшем, благодаря работам Г.П. Сосновского, П.К. Козлова, СИ. Теп-лоухова, СИ. Руденко, А.В. Давыдовой, П.Б. Коновалова, СС. Миняева и др., была выделена и исследована на высоком уровне археологическая культура хунну. Наряду с отдельными находками китайских предметов, сделанными в начале XX века Ю. Д. Талько-Грынцевичем в рядовых могилах, хунно-китайские отношения получили полное подтверждение после обнаружения многочисленных шелковых тканей, лаковых изделий и других предметов роскоши в курганах Ноин-Ула в северной Монголии, изученных экспедицией П.К. Козлова. Первые крупномасштабные раскопки Иволгинского городища поставили новые проблемы, связанные с оценкой влияния китайской материальной культуры на хозяйство хунну и обусловили необходимость выделения ино-культурных традиций.

В результате раскопок могильника Пазырык в 30-е и 40-е годы XX века была собрана уникальная коллекция художественные изделий и тканей из Передней Азии, Бактрии, Парфии и Китая, которая заставила пересмотреть отношение к внешним связям древнего населения Горного Алтая в скифское время. В ходе дальнейшего изучения культур гунно-сар-матского времени в Западной и Южной Сибири появлялись новые данные, подтверждающие наличие связей между племенами скотоводов и Китаем.

Тем не менее, до настоящего времени данные о находках китайских изделий остаются разрозненными по публикациям, посвященным исследованию отдельных культур, что затрудняет оценку состава импортных вещей в различных комплексах, определение роли и степени распространения китайской материальной культуры в жизни сибирских племен и выделение заимствованных элементов. Все это обусловило необходимость

обобщения и специального анализа предметов китайского импорта, происходящих из памятников гунно-сарматского и скифского времени на территории Западной, Южной и Восточной Сибири.

Актуальность настоящего исследования также определяется введением в научный оборот новых археологических находок с территории Бурятии, которые характеризуют влияние ханьского Китая на культуру хунну.

Научная новизна работы не ограничивается представлением новых данных, появившихся в последние годы в результате раскопок хуннских памятников. Впервые в рамках одной работы обобщаются сведения о находках предметов китайского импорта в памятниках гунно-сармат-ского времени, расположенных на территории Западной и Южной Сибири и Западного Забайкалья (Республика Бурятия), и анализируются особенности взаимоотношений ханьского Китая с культурами конца скифского и гунно-сарматского периодов. Особую роль в этом ряду занимают сар-гатские памятники, где были найдены изделия практически всех крупных ремесленных центров того времени. Впервые были датированы и классифицированы ранее неопубликованные находки предметов китайского импорта из хуннских памятников на территории Бурятии и произведена попытка определить элементы материальной культуры, которые появились в результате заимствования.

Цели и задачи исследования. Целью работы является характеристика взаимоотношений между Китаем и населением конца скифского и гунно-сарматского периодов на территории Западной, Южной Сибири, Западного Забайкалья и северной Монголии. Основное внимание будет уделено культуре хунну, как испытавшей наибольшее влияние со стороны ханьского Китая в силу территориальной близости.

Для выполнения поставленной цели были определены основные задачи:

- Представить обзор литературы по проблеме связей с ханьским Китаем населения гунно-сарматской эпохи на указанной территории

- Охарактеризовать отношения между племенами хунну и Китаем по данным письменных источников.

- Обобщить случаи находок и проанализировать предметы китайского импорта, найденные в памятниках конца скифского и гунно-сарматского времени на территории Западной, Южной Сибири, Западного Забайкалья и северной Монголии.

-Выявить следы заимствований на материалах культуры хунну в Западном Забайкалье.

- Сопоставить полученные данные для выявления основных тенденций межкультурного взаимодействия и характеристики распространения предметов китайского импорта в рассматриваемых культурах.

Территориальные и хронологические рамки работы. Территориальные рамки исследования включают лесостепные районы Западной-Сибирской равнины, Минусинскую котловину, Западное Забайкалье и северную Монголию. Хронологические рамки работы охватывают III в. до н.э. - IVß н.э.

Источники и методы исследования. История взаимоотношений между Китаем и населением Сибири может быть изучена по двум типам источников - письменным и археологическим. Из письменных источников использовались исторические хроники ханьской династии, включающие Хань Шу («История династии Хань»), Хоу Хань Шу («История поздней династии Хань») (оба источника в переводе B.C. Таскина), Ши Цзи («Исторические записки») (перевод Р.В. Вяткина), а также более ранний исторический труд Го Юй ("Речи царств") (перевод B.C. Таскина) и Янь те лунь (Спор о соли и железе) (в переводе Ю.Л. Кроль). Основным археологическим источником выступают материалы культуры хунну, так как они содержат наибольшее число изделий китайского импорта по сравнению с другими синхронными культурами. Для характеристики связей между ханьским Китаем и населением Южной и Западной Сибири привлекались опубликованные данные по саргатской и таштыкской культурам, в которых были массовые находки предметов китайского производства. Для выполнения поставленной цели использовался сравнительно -типологический метод.

Практическая значимость работы. Основные результаты диссертационной работы и введенные в научный оборот материалы могут быть использованы при создании обобщающих трудов по древней истории Северной Азии, написании соответствующих разделов в учебных пособиях, подготовке спецкурсов в ВУЗах и в научно-популяризаторской деятельности.

Апробация работы. Основные положения работы обсуждались на методическом семинаре, проводящемся в рамках работы сектора бронзового и железного веков Института археологии и этнографии СО РАН.

Некоторые результаты диссертации докладывались на Итоговых сессиях ИАиЭт СО РАН в 1999 и 2001 гг. По проблемам, связанным с тематикой диссертации опубликовано девять печатных работ.

Структура работы. Для достижения поставленной цели и решения сформулированных задач диссертация состоит из введения, четырех глав, заключения, списка литературы и приложения, иллюстрирующего анализируемые материалы.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении обосновывается актуальность выбранной темы, ее практическая значимость и новизна, определяются цель и задачи работы, указываются территориально-хронологические рамки исследования, а также кратко характеризуются источники и методы их изучения.

Глава 1. История изучения и источники по проблеме отношений между народами Сибири и Китаем в скифское и гунно-сармат-ское время.

В п. 1.1 рассматривается история изучения вопроса о связях между ханьским Китаем и населением гунно-сарматского времени, проживавшего в Западной, Южной Сибири, Западном Забайкалье и северной Монголии. Параграф включает в себя два раздела: в первом изложена история исследования контактов между культурой хунну и Китаем; второй раздел посвящен изучению связей с культурами Южной и Западной Сибири в рассматриваемое время.

Сведения письменных источников, свидетельствующие о тесных связях между хунну и империей Хань, получили полное подтверждение после сенсационных открытий в Ноин-Уле, сделанных в 1924 г. экспедицией П.К. Козлова [Краткие отчеты..., 1925]. Исследователи, работавшие с Ноин-Улинской коллекцией, обращали внимание на многочисленные предметы китайского производства [Козлов, 1925, с. 8-11; Теплоухов, 1925, с. 22; Боровка, 1925, с. 34-36]. Важный вывод был сделан СИ. Руденко о том, что Ноин-Улинские материалы демонстрируют не только привозные предметы китайской работы, но и следы заимствований. По его мнению, китайское влияние можно усматривать в появлении некоторых типов кера-

мики, одежды, украшений, палочек для еды, средств передвижения и др. [Руденко, 1962, с. 30, 40, 47, 51, 61, 114 и др.]. В дальнейшем, по данным спектрального анализа бронзовых предметов из памятников хунну, С.С. Миняев сделал вывод об импортном происхождении бронзовых предметов из Ноин-Улы и Ильмовой пади, тогда как бронзы, обнаруженные на других памятниках, могли производиться на месте [Миняев, 1980, с. 42-43; 1982, с. 10]. Результаты широкомасштабных раскопок Иволгинского городища позволили говорить о наличии у хунну сложного комплексного хозяйства [Давыдова, 1995]. В своих ранних работах А.В. Давыдова писала о многочисленных свидетельствах китайского влияния, зафиксированных в материалахИволгинского городища. Особенно подчеркивались китайские параллели в конструкции оборонительных сооружений, некоторых черт в устройстве жилищ, орудий производства, керамики и украшений, то есть, практически во всех основных сферах материальной культуры [Давыдова, 1956а; 19566]. Антропологические данные также показали, что в состав жителей городища входила северокитайская прослойка населения [Гохман, 1960]. Впоследствии, вероятно, из-за политических соображений, проблема китайского влияния на культуру хунну практически не разрабатывалась [Балуёоуа, 1968; Давыдова, 1985]. Несмотря на то, что определенные хунно-китайские параллели были отмечены, границы межкультурного обмена не были четко обозначены. На определенные следы культурных заимствований в керамике и искусстве хунну указывал, также и П.Б. Коновалов [Коновалов, 1976, с. 217-218].

С другой стороны, сторонниками значительного влияния Китая на материальную культуру хунну являются японские исследователи. В частности, Умехара Суэдзи [ишеИага, 1960] считает большую часть коллекции Ноин-Улинских курганов китайской работой, либо свидетельством прямого влияния ханьского Китая. По его мнению, хуннские керамические вазы из курганов №№ 2,6 идентичны неглазурованной серой керамике эпохи Хань [там же, 1960, с. 26-27, рис. 13:2,3], бронзовые сосуды (кроме котла евразийского типа) произведены в Китае и соответствуют типам пань, фу, ху [там же, с. 34-36, рис. 20], изделия из нефрита представлены типично китайскими плоскими кольцами би, полукольцами хуан и ажурным украшением пэй [там же, с.41-42] и т.д. Предметами, изготовленными по китайскому образцу, он считает некоторые принадлежности лошадиной сбруи, а также детали колесниц [там же, с. 84-92]. Уме-

хара усматривает прямые параллели между размещением покойника в нескольких погребальных камерах (у хунну) с китайской традицией, доминировавшей в ханьское время и существовавшей вплоть до эпохи Инь. Китайскому влиянию он приписывает также лаковое покрытие гробов и Наличие у хуннских курганов ровной поверхности. Хаяши Тошио, анализируя письменные и археологические источники, пришел к выводу, что основным населением, занимавшимся земледелием и ремеслом на территории хунну, были китайцы. Он подчеркнул огромное влияние китайской материальной культуры, отраженное в вещевом комплексе Ивол-гинского городища. Основными функциями существовавших укрепленных поселений, по его мнению, являлось производство сельскохозяйственной продукции и защита территорий от северных племен [НауаяЫ, 1984, с. 71].

Таким образом, в настоящее время, в решении вопроса о хунно-китай-ских связях, фиксирующихся по археологическим материалам, можно проследить две основные тенденции. Часть исследователей, поддерживая тезис о тесных контактах между хунну и Китаем, приводят доказательства этих связей, опираясь, в основном, на предметы китайского импорта. При этом следы культурного влияния практически не учитываются. Другие чрезвычайно расширяют сферу влияния китайской культуры и считают, что большинство предметов из хуннских памятников произведено по импортным образцам или ими же являются.

Вместе с тем можно констатировать, что на сегодняшний день среди многочисленных публикаций, освещающих хуннскую проблематику, нет специального исследования, рассматривающего культурные связи этого народа на основе археологических данных.

Относительно предметов китайской материальной культуры, обнаруженных в памятниках Южной и Западной Сибири, огромная работа была проделана Е.И. Лубо-Лесниченко. Им тщательно изучены коллекции китайских шелковых тканей, бронзовых зеркал и монет из Минусинской котловины, лаковых изделий из Ноин-Улы [Лубо-Лесниченко, 1961; 1969; 1975; Рибу, Лубо-Лесниченко, 1973 и др.]. Он также выявил основные торговые пути, связывавшие территорию Сибири и Китай в различные эпохи [Лубо-Лесниченко, 1978,1985,1987,1994].

Раскопки А.В. Адриановым могильника Оглахты таштыкской культуры позволили поставить вопрос о связи древнего населения Минусин-

ской котловины с Китаем [Вадецкая, 1999, с. 8]. В дальнейшем проблема связей и присутствия этнических китайцев в древности в районе современного г. Абакан получила развитие после находки развалин здания китайской архитектуры [Евтюхова, Левашева, 1946 б; Вайнштейн, Крюков, 1976, с. 146-147].

Уникальные материалы саргатской культуры позволили Л.И. Погодину утверждать, что уже с III в. до н.э. население лесостепного Прииртышья непосредственно поддерживало интенсивные контакты с Китаем [из доклада Л.Н. Погодина на саргатском семинаре, Омск 1995, цит. по: Матвеева, 1997, с. 70]. По мнению Н.П. Матвеевой, предметы китайского импорта попадали на территорию лесостепной полосы Западной Сибири опосредованно, через хунну или других посредников из торговых оазисов Восточного Туркестана [Матвеева, 2000, с. 75]. В конце Ш в. до н.э.-II в. до н.э. территория западносибирских лесостепей вошла в состав северных ответвлений Великого Шелкового пути. В целом, все исследователи едины во мнении о том, что посредниками при обмене с западносибирскими племенами в гунно-сарматское время выступало население Восточного Туркестана (где проходил Великий Шелковый путь), а также соседние с ним племена Приаралья и Прибалхашья.

В настоящее время, в связи с расширением фактологической основы, становится актуальным исследование, обобщающее данные о находках китайских изделий в памятниках гунно-сарматского времени на территории Сибири и анализ состава импортных вещей, найденных в разных культурах, определение роли и степени распространения китайской материальной культуры в жизни сибирских племен и выделение заимствованных элементов.

В п. 1.2 приводится краткая характеристика археологических культур, материалы которых были использованы при написании работы.

Основным археологическим источником для диссертационного исследования выступили памятники культуры хунну, в которых было найдено наибольшее количество китайских изделий. В параграфе приводится описание исследованных могильников, городищ и поселений хунну на территории Забайкалья и Монголии.

Среди культур скифского и гунно-сарматского времени Южной и Западной Сибири, предметы китайского импорта были найдены в памятниках пазырыкской, саргатской, таштыкской, болыпереченской культур и в могильнике Кокэль (Тыва).

Глава 2. Характер хунно-китайских отношений по письменным источникам

Основными письменными источниками по истории хунну являются китайские исторические хроники, в которых подробно освещены политическая и военная стороны жизни хуннского общества. Среди них произведения историков Бань Гу (Хань Шу - «История династии Хань») и Фань Е (Хоу Хань Шу - «История поздней династии Хань»), а также Ши Цзи («Исторические записки»). Китайские исторические хроники, снабженные обширными комментариями, давно введены в научный оборот и активно используются специалистами по истории Центральной Азии [Бичурин, 1950; Материалы по истории сюнну, 1968; 1973; Материалы по истории кочевых народов в Китае, 1989]. Подробный анализ этого вида источников содержится, в частности, в работах А.Н. Бернштама [1940,1951], СИ. Руденко [1962], П.Б. Коновалова [1975,1976,1999], Л.Н. Гумилева [1974, 1993, 1998], А.В. Давыдовой [1985,1995,1996], С.С. Миняева [1998], Н.Н. Крадина[ 1992,1996,1996 а, 1999], Л.С. Переломова [Тихвинский, Переломов, 1970], Л.А. Боровковой [1990] и др. Сведения, содержащиеся в китайских хрониках, чрезвычайно важны для решения вопросов, связанных с характеристикой взаимоотношений между хунну и ханьским Китаем. Эта проблема, связанная с общеисторическим процессом оседло-кочевнического диалога, давно и успешно разрабатывается как в отечественной, так и в зарубежной науке. Наличие прочных и постоянных связей между кочевыми и земледельческими обществами отмечают многие исследователи, занимающиеся проблемами номадизма [ЬаШшоге, 1940, с. 519-526; Хазанов, 1975, с. 217,256-263; Марков, 1970,1976,1989;Крадин, 1992, с. 59-61; 1996, с. 42-68; 1999, с. 125-180; Плетнева, 1982, с. 146-151 и др.].

Основываясь на сведениях из китайских письменных источников, можно выделить несколько основных форм контактов хунну и Китая и проследить динамику их развития. Одной из форм такого взаимодействия являлись военные набеги и столкновения. Военная угроза и вооруженный захват часто использовались кочевниками как один из наиболее легких способов получения прибавочного продукта и как эффективное средство политического давления для получения выгодных условий для приграничной торговли. И наоборот, земледельцы использовали рычаги управления внешней торговлей для оказания давле-

ния на кочевников, отстаивающих свои интересы вооруженным путем. В китайских письменных источниках неоднократно подчеркивается, что хунну вторгались и разрушали земледельческие поселения с целью грабежа [Материалы..., 1968, с. 42,47, 50-53, 58-60 и др.; Материалы..., 1973, с. 20,24,25 и др.]. Угроза набегов была действенным способом вымогательства, открытия торгов или получения подарков [Материалы, 1968, с. 46-47]. После совершения крупномасштабных набегов, шань-юй, как правило, отправлял послов к ханьскому двору с предложением заключить договор «о мире и родстве», а затем с требованием открыть рынки [Материалы..., 1973, с. 22]. Военное преимущество хунну над земледельческим населением, до начала правления императора У-ди, было очевидным и кочевники умело этим пользовались для поддержания своего экономического благосостояния и расширения возможностей для торговли.

Торговля являлась одним из основных элементов хунно-китайского диалога. Многие исследователи считают, что именно хунну были заинтересованы в двусторонней торговле и настаивали на открытии приграничных рынков, где они предлагали продукты кочевого хозяйства в обмен на предметы ремесленного производства и продукты земледелия. В источниках сохранились многочисленные сведения о существовании рынков как на хуннской, так и на китайской территориях [Бичурин, 1950, с. 62, 97,125 и др.; Материалы..., 1968, с. 50,64 и др.; Материалы..., 1973, с. 51, 64,83]. Хунну пригоняли скот, привозили кожи и меха для торговли, а «сами много брали китайских произведений» [Бичурин, 1950, с. 92; Материалы..., 1968, с. 64]. Заинтересованность хунну в торговле с Китаем прослеживается в чередовании военных столкновений и торговли. В случае отказа китайцев открывать торг на границе, хунну активизировали военные действия [Материалы..., 1973, с. 22]. Таким образом, ханьский двор, отдавая предпочтение мирным способам воздействия на хунну, использовал торговлю как эффективный способ давления на кочевников.

Еще одним дипломатическим средством «успокоения» хунну, наряду с торговлей, был откуп от военной угрозы в виде подарков. В литературе этот процесс принято называть «замаскированной данью», выплачиваемой китайским двором хуннской знати, и отмечают ее важное значение для сдерживания хуннской агрессии [Ьай1шоге, 1940; Бернштам, 1951;

Руденко, 1961; Уи, 1967; 1990; Коновалов, 1976, БагйеИ, 1981; 1992; Гумилев, 1993; Крадин, 1996; 1999 и др.]. Согласно условиям «Договора о мире и родстве» (хэцинь), впервые принятого при императоре Гао-цзу и Модэ, китайская сторона обязывалась каждый год отправлять определенное количество подарков, в числе которых были шелк, зерно, вино, предметы роскоши, шелковая вата и т.д.

Наряду с основными формами хунно-китайских взаимоотношений, описанными выше, нельзя не отметить роль иноземного населения, переходившего к кочевникам добровольно, либо захваченного в плен. В источниках сохранилось немало сведений о перебежчиках с той и другой стороны [Материалы..., 1968, с. 26,42,45,49,54-55,59 и др.; Материалы..., 1973, с. 19,21,41, 81, 86 и др.]. Вероятно, включенные в состав хуннской общественной структуры ханьские ремесленники и крестьяне селились в стационарных поселках, занимались земледелием и ремеслом и, тем самым, способствовали развитию хуннской экономики. Факт создания таких смешанных поселений подтверждают не только археологические [см. Сосновский, 1934; 1937; Давыдова, 1985; 1995; 1996], но и антропологические [Гохман, 1960] данные. Еще одним важным элементом в структуре хунну были межэтнические, в частности, хунно-китай-ские браки. В письменных источниках сохранились сведения, в первую очередь, о браках представителей высших слоев общества [Материалы..., 1968, с. 24-25, 42, 45, 74 и др.; Материалы..., 1973, с. 19, 21-22, 38 и др.]. Посредством включения в состав социума иноэтничных компонентов хун-ну получали возможность ближе познакомиться с достижениями земледельческих народов, приобретали новые знания, расширяли возможности получения прибавочного продукта, развивали ремесло. Скорее всего, они пользовались китайской письменностью, вели делопроизводство по китайскому образцу и обучались у ханьцев новым тактическим приемам ведения боя.

Проанализированные письменные источники дают достаточное представление о характере взаимоотношений хунну с Китаем, но только будучи дополнены археологическими источниками они могут считаться достоверными. В тех случаях, когда существуют письменные свидетельства по истории древних обществ, археологические исследования служат не только для их верификации, но и как самостоятельный и чрезвычайно важный источник новой информации.

Глава 3. Предметы китайского импорта и следы влияния в памятниках скифского и гунно-сарматского времени.

В п. 3.1 анализируются бронзовые китайские зеркала, найденные при раскопках памятников скифского и гунно-сарматского времени в Западной и Южной Сибири, Западном Забайкалье и северной Монголии и демонстрируется их роль в древних культурах Сибири.

Анализ показал, что зеркала из хуннских погребальных памятников и зеркало с городища Баян-Ундэр принадлежат четырем типам: жигу-ан, гуйцзю, чжаомин и сы жу, из которых жигуан, чжаомин и сы жу изготавливались в период Западная Хань, а гуйцзю - в эпоху Восточная Хань. Наиболее ранняя дата производства зеркал - середина Западной Хань, т.е. I в. до н.э. Зеркала, найденные на Иволгинском городище, типологически отличны от зеркал из погребальных памятников и производились в доханьский период (III в. до н.э.) или в начале периода Западная Хань (И в. до н.э.). В параграфе также обобщены сведения и приводятся аналогии бронзовым зеркалам, найденным в пазырыкской, саргатской, таштыкской, большереченской культурах и в могильнике Кокэль.

У различных народов Евразии бронзовые зеркала были одними из наиболее сакрально значимых предметов, в которых нашли отражение существовавшие в древности верования и мировоззренческие концепции. Одной из важнейших функций зеркал, как в Восточной Азии, так и в Сибири, была охранная функция, когда они использовались в качестве амулетов и оберегов, о чем свидетельствуют условия их находок. Изображения на зеркалах несут в себе информацию о мифологии изучаемых культур. В данном параграфе обсуждаются вопросы композиционного решения и орнаментации бронзовых зеркал.

Относительно роли китайских бронзовых зеркал в погребальном обряде населения Сибири сделаны следующие выводы: в культурах, где существовала традиция использования зеркал местного производства, импортные бронзовые зеркала встречаются редко. Несмотря на то, что в саргатской культуре зеркала местного производства сопровождают погребения мужчин и женщин высокого социального статуса [Матвеева, 2000], было найдено только одно собственно китайское зеркало (могильник Марково-1). Носители болыпереченской культуры также шёиро-ко использовали зеркала исключительно местного производства. Обрат-

ная ситуация наблюдается в погребальных памятниках таштыкской культуры и культуры хунну, где население не использовало в погребальном обряде зеркала местного изготовления.

Наибольшее число ханьских зеркал было найдено в погребальных памятниках хунну. К сожалению, из-за того, что все погребения с зеркалами были ограблены, невозможно указать точное расположение и число этих предметов в погребениях. Находка железного ножа среди обломков зеркала на городище Баян-Ундэр может служить примером намеренной его поломки. Мы проанализировали известные случаи порчи погребального инвентаря на хуннских памятниках, и считаем, что хунну, возможно, подвергали зеркала особому воздействию перед помещением в погребения. Тем не менее, зеркала не были обязательными атрибутами погребального обряда хунну. Население этой культуры не имело собственной традиции отливки и использования зеркал. Все обнаруженные зеркала были китайскими. Поэтому все идеи и представления, связанные с зеркалами, и сами зеркала, были для культуры хунну привнесенными извне.

В п. 3.2 обобщаются случаи находок лаковых и лакированных предметов в памятниках гунно-сарматского времени Западной и Восточной Сибири и рассматриваются вопросы их производства, использования и значения в сибирских культурах.

Анализ лаковых изделий показал следующее:

- В забайкальских памятниках хунну были найдены только массовые образцы лакового производства: чашки эр бэй и миски ю. Тем не менее эти лаковые изделия считались предметами роскоши, так они сопровождали погребения людей, захороненных в центральных курганах, т.е. занимавших особое положение внутри своей социальной или родственной группы (на материалах могильника Дырестуйский Култук).

-В Ноин-Улинских курганах, захоронениях высшей хуннской знати, было найдено наибольшее количество разнообразных лаковых предметов. Лаковое покрытие гроба и лакированные столики китайской работы свидетельствуют о стремлении высших слоев хуннского общества подражать традициям ханьской знати, как в погребальном обряде, так и в быту.

- Самое большое количество лаковых изделий из всех рассматриваемых культур было обнаружено в саргатских памятниках Приишимья и Прииртышья (Абатский I, III, Исаковский I, III, Сидоровка, Бешаул III, IV). Эти лаковые предметы сильно отличаются от набора из забайкальских

памятников хунну тем, что состоят из сосудов различных форм и украшений оружия. Судя по опубликованному описанию [Погодин, 1998], найденные лаковые сосуды не были предметами массового производства и их находки редки даже для Китая.

В п. 3.3 рассматриваются находки китайских монету-чжу в памятниках хунну Забайкалья и в могильнике саргатской культуры Марково-1.

Монеты у-чжу из могильника хунну Дырестуйсктй Култук были найдены в неограбленных погребениях, где они располагались в области таза (по обеим сторонам таза в случаях парных монет или в мешочках). Монета из Иволгинского могильника (погребение 190) входила в состав украшений наборного пояса и была найдена в массе органики. Судя по немногочисленным находкам у-чжу в забайкальских памятниках хунну, монеты не использовались в качестве денежных единиц, а служили украшениями пояса. Отметим, что пояса с монетами относятся к числу наиболее богатых поясных наборов, обнаруженных в могильнике Дырестуйский Култук. Было установлено, что монеты у-чжу, обнаруженные П.Б. Коноваловым в могильнике Дырестуйский Култук, были выпущены во второй половине I в. до н. э., в период правления Юань-ди (48-32 гг. до н.э.) и Чэн-ди (32-6 гг. до н.э.).

В п. 3.4 содержится краткое описание находок шелковых тканей хань-ского времени, обнаруженных на территории Западной, Восточной Сибири и Монголии [Руденко, 1968; Лубо-Лесниченко, 1961; 1994; Рибу, Лубо-Лесниченко, 1973; Сакамото, Лубо-Лесниченко, 1989; и др.].

В п. 3.5 рассматриваются отдельные категории предметов (бусы и оружие), которые могли быть импортированы на территорию Западной Сибири из ханьского Китая.

Параграф 3.6 посвящен проблеме выявления следов китайского влияния на материалах памятников хунну и таштыкской культуры. Наиболее четко китайское влияние удалось проследить в морфологии и технологии изготовления хуннской и таштыкской керамики, планировке городищ, принципах постройки наземных зданий (городища хунну, Абаканский дворец) и в элементах погребального обряда хунну.

Керамика хунну представляется сложным и неоднозначным комплексом, в формировании которого приняли участие технологические традиции разного уровня: ремесленная (круговая) и местная (лепная), что представлено в парных сочетаниях: «гончарный круг—выколотка» [Дьякова,

Коновалов, 1988, с. 23] и «врезной орнамент-лощение» [Журавлева, 1994, с.13]. Основные признаки, которые соотносят хуннскую посуду с китайской сводятся к следующим: наличие сероглиняной керамики, форма изделий (сосуды ху), появление круговой техники, некоторые орнаментальные мотивы хуннских ваз, иероглифы на днищах, существование специфической по назначению посуды (с отверстиями на дне, служивших либо для приготовления молочных продуктов, либо варки на пару; с отверстием возле дна). Появление этих элементов можно объяснить прямой передачей традиции изготовления посуды путем миграции или проникновением некоторой части оседлого населения, вследствие чего сформировались поселения с неоднородным этническим составом. В целом, мы считаем, что керамический комплекс хунну испытал на себе значительное влияние китайской керамической традиции уже на раннем этапе, в процессе формирования хуннской культуры за пределами Забайкалья и Монголии. Проблема выделения истоков керамического ремесла хунну неразрывно связана с еще нерешенным вопросом генезиса самой хуннской культуры, по поводу которого в археологической и исторической литературе последних лет была развернута обширная дискуссия [см. Коновалов, 1985; 1993; 1996; 1999, с. 52-62; Комиссаров, 1983; 1989;Миняев, 1979; 1985; 1986; 1987,1991; Полосьмак, 1990; Варенов, 1995; 1996; Тянь Гуанц-зинь, 1983; У Энь, 1990 и др.].

Определенные параллели между таштыкским керамическим комплексом и ханьской керамикой прослеживаются в морфологии сосудов (кубковидный и вазообразный типы) и в орнаментации (сетчатый орнамент) [Кызласов, 1960, с. 41,63].

В планировке городов наиболее явными следами ханьского влияния являются следующие черты: ориентировка стен города по сторонам света, расположение главных ворот в южной стене, откуда брала начало главная улица, ведущая к центру городища, где находилось жилище правителя. На Иволгинском городище жилые сооружения располагались более или менее строго выдержанными рядами, параллельными южной линии оборонительных сооружений, что также находит аналогии в устройстве традиционного китайского поселения.

Напротив, конструкция оборонительных сооружений, выявленная на памятниках хунну, принципиально отличается от техники строительства укреплений на Центральной равнине, в основе которой лежал принцип ут-

рамбовки, применявшийся и для постройки фундаментов зданий. Валы городища Баян-Ундэр, наоборот, были армированы камнями, обмазаны глиной, и дополнительно укреплены деревянной стеной, состоявшей из крупных бревен и меньших жердей между ними, которые были установлены на каменные «подушки».

Сравнение наземного здания китайского дворцового типа, расположенного возле г. Абакан, т.н. «Абаканского дворца», с наземными сооружениями на хуннских городищах (Иволгинское городище, Баян-Ундэр) продемонстрировало несомненное сходство. Их объединяет традиция возведений зданий без специального фундамента, стены, сложенные из сырцовой глины, использование дощатой опалубки, отопительные каналы и печи внутри помещений, следы от жаровен на полу, использование в архитектуре каменных плит.

Погребальный обряд обособившейся знати хунну I в. до н. э.-1 в. н. э. по многим важным признакам следовал китайской традиции династии Хань эпохи Чжаньго. Особенно наглядно это проявилось в могилах шаньюев в Ноин-Улинских курганах, расположенных в северной Монголии. Хотя квадратные конструкции больших насыпей курганов, обложенных по краю каменными глыбами, не похожи на китайские надмогильные сооружения, в их плоских вершинах С. Умехара видит сходство с ханьскими гробницами. Однако большая глубина (от 6 до 13,15 м) и устройство могильных ям (ориентированных сторонами по странам света, вырытых крутыми уступами), конструкция внутримогильного погребального сооружения (двойные погребальные камеры с коридорами), положение (вытянуто на спине) и ориентация покойного головой на север, подземный вход в могилу с южной стороны, а так же сопроводительный инвентарь -во многом соответствуют китайским представлениям о способе погребения и следуют китайским образцам. С И. Руденко совершенно справедливо предполагал, что изготовление покрытых лаком гробов с художественными изображениями - оберегами, которые должны были охранять тело погребенных от злых духов и сопровождать душу в ее странствиях, а так же погребальных камер для знатных хунну было делом китайских мастеров [1962, с. 21], об этом же писал и С.Умехара [цит. по Руденко, 1963, с. 115]. П. К. Козлов отмечал, что «покровом доски в виде украшения служили шелк с художественной тонкой вышивкой» [2003, с. 199]. Это абсолютно китайская традиция, представленная во многих ханьских

гробницах, например в кургане могильника Мавандуй, где на крышку гроба было положено раскрашенное шелковое знамя Т-образной формы [Погребенные царства Китая, 1998, с. 147]. Известно, что и в рядовых хуннс-ких погребениях обнаруживают следы обтяжки гроба шелковой тканью [Коновалов, 1976]. Гробы рядовых и знатных хунну не только обтягивались тканью, но и украшались 4-лепестковыми розетками и полосками из листового золота или бронзы (Ильмовая Падь, Гол Мод).

Таким образом, в археологических памятниках изучаемого времени на территории Южной, Западной Сибири и в Забайкалье обнаружено большое количество разнообразных предметов и шелковых тканей, импортированных из ханьского Китая. В домостроительстве и строительстве укрепленных поселений прослеживаются «китайские» традиционные приемы. Единство строительных традиций и соблюдение правил китайской планировки городов наблюдается при сооружении городищ на территории хунну. Однако китайские инновации и ремесленные изделия появились в каждой конкретной археологической культуре Сибири в результате различных процессов и привели к неодинаковым результатам.

Глава 4. Китайский импорт в археологических памятниках гун-но-сарматского времени в западной и южной сибири: причины и следствия

Анализ предметов китайского импорта из памятников гунно-сарматс-кого времени на территории Западного Забайкалья, Южной и Западной Сибири показал, что основная часть находок сконцентрирована в материалах трех культур: культуре хунну, саргатской и таштыкской культурах, каждая из которых доминировала на своей территории в гунно-сармат-ское время. Общественно-политическое и экономическое развитие этих культур позволяло населению иметь доступ к привозным вещам и ресурсам, необходимым для приобретения импортных изделий.

Археологические материалы, найденные на территории Забайкалья и Западной Сибири, показывают, что поток ввозимых китайских изделий делился на две категории: (1) предметы массового ввоза, к которым относятся зеркала, монеты, некоторые лаковые изделия (чашечки эр бэй) и шелковые ткани и (2) предметы роскоши, которые редко импортировались из Китая, например художественные изделия из бронзы, лаковые сосуды, расшитые золотыми и серебряными нитями, ткани и одежда, пара-

дное оружие и др. Было прослежено, что изделия массового ввоза в основном были найдены в памятниках таштыкской культуры и рядовых захоронениях культуры хунну (за исключением Ноин-Улинских курганов). Китайский импорт в материалах саргатской культуры был представлен исключительно редкими изделиями.

Особняком стоит такая форма взаимодействия с древней китайской цивилизацией, как проникновение и заимствование элементов китайской материальной культуры в жизненный уклад сибирских кочевых обществ, что было характерно в первую очередь для хуннской и таштыкской культур.

Картина сложных взаимоотношений двух противоположных по своему типу цивилизаций: ханьского Китая и государства хунну характеризуется как «взаимовыгодное» сотрудничество: для хунну это была возможность пользоваться достижениями ханьцев во всех областях экономики и производства, а также получать продукты, которые они сами не производили, но в которых нуждались; для Хань, хунну представляли собой ближайший рынок сбыта для ремесленной продукции.

Использование предметов роскоши, таких как шелковые ткани и лаковые изделия, не привели к сдвигам в культуре кочевников, но появление укрепленных городищ со сложной системой фортификации, домами и посевами, включение иноэтнического (китайского) населения в среду хунну способствовали проникновению в мировоззренческие представления и, следовательно, и в материальную культуру, традиций и идеологии древнекитайской цивилизации.

Военная верхушка хуннского общества стремилась подражать китайской аристократии, что отразилось в конструкции и обустройстве погребальных сооружений и использовании большого количества импортных предметов роскоши (одежда, лаковая утварь, бронзовые изделия и др.). Высокопоставленные хунну во многом следовали китайским традициям, что свидетельствует о сдвигах в их сознании. Могилы хуннских шаньюев являются полной иллюстрацией к письменным китайским свидетельствам: «Ныне вы, шаньюй, - писал Чжунхан Юэ, -изменяя обычаям, проявляете любовь к ханьским изделиям, но если только две десятых ханьских изделий попадет к сюнну, то все сюнну признают власть над собой Хань» [цит. по: Материалы, 1968, с. 45]. В меньшей степени это относится к погребениям средней прослойки хунну, представителей которых хоро-

нили не так роскошно как шаньюев, но и не так просто, как рядовых членов общества. Этот слой хуннского общества использовал гораздо меньше китайских вещей, чем представители правящей верхушки. Основные категории китайских предметов в их могилах - это, и наиболее массовые изделия т.е. «популярные» вещи, на которые существовал спрос среди местного населения скотоводов, такие как бронзовые зеркала, монеты у-шу, шелковые ткани, а также некоторые вещи, которые могли делаться на заказ китайцами, жившими среди хунну (нарядная тонкостенная керамика и ажурные поясные пряжки). Тем не менее, в этой части общества такие изделия считались предметами роскоши, так как их находят в могилах с богатым погребальным инвентарем.

Рядовое население хунну Забайкалья, придерживаясь в повседневной жизни традиционного уклада и используя минимум импортных изделий, также было подвержено культурному влиянию со стороны земледельческого Китая. Это выражалось в строительстве укрепленных поселений по китайскому образцу и введению новых отраслей производства, таких как земледелие, керамическое ремесло, свиноводство и, возможно, отчасти бронзолитейное дело. В планировке хуннских городищ можно проследить следование планиграфии, принятой в китайском градост-раительстве. Можно сказать, что китайские поселения были приняты за образец, тем более, что и строительство скорее всего осуществлялось при помоши ханьцев. Их основная функция заключалась в самосто -ятельном обеспечении общества скотоводов-кочевников продуктами земледелия и ремесленного производства за счет зависимого населения. Строительство и развитие городищ помогало кочевникам-хунну избавиться от товарной зависимости и делало общество более стабильным и самостоятельным.

Иная ситуация в отношении привозных предметов наблюдалась для саргатской культуры. В гунно-сарматское время произошел качественный скачок в социально-экономическом развитии многих западносибирских обществ раннего железного века, включая саргатскую археологическую общность. В саргатских памятниках было найдено огромное количество привозных предметов, попавших в результате обмена с соседними народами Приаралья, Семиречья, Восточной Сибири и, через них, с древними государствами -Парфией, Бактрией, городами Восточного Туркестана, Китаем. В изучаемое нами время (III в. до н.э. - П в. н.э.), привозные пред-

меты, такие как золотые и серебряные украшения, драгоценные или поделочные камни, бусы из стекла и полудрагоценных камней, дорогие ткани, привозные браслеты, перстни, поясные и косметические наборы, зеркала и металлическая посуда перестали быть только объектами роскоши в среде саргатцев, перейдя в разряд предметов повседневного пользования. Это подтверждается находками импортных предметов практически в каждом шестом саргатском погребении [Матвеева, 1997, с. 63].

Такое разнообразие импортных предметов из практически всех центров древних цивилизаций того времени могло появиться только в результате интенсивной внешней торговли. Развитию активных внешних контактов способствовало географическое расположение саргатской культуры: контактируя на юге с территориями Приаралья и Прибалхашья, саргат-ские племена соприкасались с населением, имевшим прямой выход к северным ответвления Великого Шелкового пути, а может быть и сами были вовлечены в процесс караванной торговли, о чем свидетельствуют находки костей верблюдов на саргатских поселениях и городищах (Узлов-ское III-I вв. до н.э., Рафайловское, Ак-ТауУ—Ш вв до н.э. и др.) [Матвеева, 2000, с. 63].

Состав анализируемых предметов китайского импорта из памятников саргатской культуры отличается от тех, которые были найдены в хунн-ских памятниках. В саргатскую среду попадали единичные вещи, ценность которых заключалась именно в их необычности (курительный набор в лаковой обкладке, парадное оружие, лаковые сосуды необычной формы и пр.). Некоторые из этих изделий, например бронзовые и лаковые сосуды из саргатского могильника Исаковка относятся к уникальным находкам. Если в хуннских и таштыкских памятниках были найдены в основном гладкие и полихромные шелковые ткани, то в саргатских мо-гильниках-ткани, расшитые золотыми и серебряными нитями. Предметов массового ввоза, таких как зеркала, монеты, или лаковые чашечки эр бэй, было обнаружено очень мало.

Различия в составе привозных вещей в культуре хунну и в саргатской культуре явно указывают на различные пути проникновения этих предметов. Например Л.И. Погодин считает, что уже с III в. до н.э. население лесостепного Прииртышья непосредственно поддерживало интенсивные контакты с Китаем (из доклада Л.Н. Погодина на саргатском семинаре, Омск 1995, цит. по: Матвеева, 1997, с. 70). Тем не менее, по мнению

Н.П. Матвеевой, к которому мы присоединяемся, предметы китайского импорта попадали на территорию лесостепной полосы Западной Сибири опосредованно, скорее всего через хунну или с посредниками из торговых оазисов Восточного Туркестана [2000, с. 75].

Контакты с ханьским Китаем, пусть и не прямые, а опосредованные, также как и контакты с древними среднеазиатскими государствами, были теми важными факторами, которые способствовали переходу саргатско-го общества на раннегосударственную стадию своего существования в изучаемый отрезок времени. Это, скорее всего, главный результат влияния, в том числе, и китайской цивилизации, отразившейся в археологических материалах саргатской культуры.

Таштыкская культура формировалась под непосредственным влиянием как культуры ханьского Китая, так и древнего населения Восточного Туркестана. Волна центральноазиатских переселенцев в Минусинскую котловину в I в. н. э. определила индивидуальный облик таштыкской культуры - погребальный обряд с сожжением покойников, изготовлением погребальных кукол (манекенов и гипсовых масок) и широкое использование вставного погребального инвентаря.

Обращает на себя внимание сходство между таштыкскими погребальными манекенами и синьцзянскими мумиями, достоверная информация о которых появилась только в последние годы. Сходство между ними заключается в том, что на лицах сохранившихся естественным образом мумифицированных тел погребенных людей из таких могильников как Суба-ши, Черчен, Зангханлук и некоторых других, обнаружены следы глиняной обмазки в районе рта и глаз, а лица многих умерших покрыты, как считается, посмертной росписью, живо напоминающей изображения на лицах таштыкских манекенов - те же спирали, завитки в основном красного цвета, на тех же местах - лбу, носу, веках, скулах [Ма11огу, Мак, 2000]. Роспись на лицах умерших - это их идентификационные знаки-символы, такие же как, например, татуировка. Поэтому орнамент с кожи лица переносилась на глиняные манекены - заменители умерших, их олицетворение в ином мире, которое было бы не полным, не будь на глиняных лицах этих важных узоров.

О сходстве орнаментальных китайских и таштыкских мотивов писалось неоднократно [Вадецкая, 1999, с. 188]. СВ. Киселев считал, что на Енисее проживало взятое в плен китайское население - вельможи, ре-

месленники [1949,с. 268], объясняя их присутствием сильное влияние китайской культуры в этом регионе. Версия о существовании китайской колонии на Енисее со второй половины I в. до н. э. по 25 г. н. э., а абаканского дворца на территории укрепленного угловыми башнями городища как самого северного китайского гарнизона, кажется вполне обоснованной. Поэтому сложение таштыкской культуры из хунну, местного населения и китайцев-туркестанцев [как пишет Э.Б. Вадецкая, 1999, с. 195] может объяснить ее особенности.

Из вышесказанного следует, что процессы межкультурного обмена с ханьским Китаем, происходившими в саргатской, таштыкской и хунн-ской культурах, которые мы сейчас можем воссоздать по археологическим данным, были неоднозначными и обуславливались различными причинами социально-экономического и политического толка.

Заключение. Анализ археологических источников показал, что наибольшее влияние культуры Ханьского Китая на территории Южной и Западной Сибири испытали (в порядке уменьшения этого влияния) хунну, таштыкцы и саргатцы. Что касается других культур этого региона в гун-но-сарматское время, например, большереченской на ее завершающем этапе или пазырыкской, то единичные находки китайского импорта (о которых мы писали) не смогли сколько-нибудь существенно отразиться на внешнем облике и исторических судьбах представителей этих археологических культур, чего, конечно, не скажешь о населении трех перечисленных выше культурных образований.

Явно прослеживаются как минимум два механизма культурного взаимодействия между сибирскими племенами и Хань: первый, хунно-таш-тыкский и второй, связанный с саргатской культурой.

Саргатский вариант контактов с Китаем подразумевал исключительно торговые отношения, проводившиеся опосредованно, через рынки Средней Азии. Этот механизм объясняет поступление к саргатцам большого количества импортных предметов из самых разнообразных ремесленных центров, включая Китай, и присутствие дорогих, эксклюзивных изделий, таких как лаковые сосуды, оружие и расшитая золотом ткань.

Хунно-таштыкский вариант характеризуется отсутствием дорогих и действительно ценных предметов китайского производства (за исключением находок из Ноин-Улинских курганов, которые отражают реалии жизни лишь малой части общества) и мощной волной культурного влия-

ния, выразившейся в создании укрепленных городищ (городов), развитии ремесла, интеграции земледелия и скотоводства (свиноводство) по китайскому образцу (просо, чумиза, ирригация) в хозяйство хунну и заимствовании черт погребального обряда. Причем, для обоих культур можно говорить о проникновении китайского населения: для культуры хунну возможно предполагать создание китайским населением производственных центров; происхождение таштыскской культуры верятно непосредственно связано с культурой китайского населения Восточного Туркестана.

Наибольшее влияние, которое может оказать земледельческая цивилизация на своих соседей кочевников состоит в том, что с ее помощью они создают собственное государственное образование, существование которого напрямую зависит от степени развития и внешней политики могущественного соседа. В этом смысле влияние ханьского Китая на хунну было бесспорно сильным - в конечном итоге последние создали первую в Азии кочевую империю, существование которой явилось в высшей степени значимым событием как для народов, входивших в ее состав, так и для других государственных и предгосударственных образований Евразии.

Список основных публикаций по теме диссертации

1. Китайское зеркало из хуннского городища Баян-Ундэр // 275 лет Сибирской археологии (Материалы ХХХУШРАЭСК). - Красноярск: Изд-во КГПУ, 1997. - С. 90-91 (в соавт. с А.А. Амоголоновым).

2. Лаковые и лакированные изделия в памятниках хунну // 275 лет Сибирской археологии (Материалы ХХХУШ РАЭСК). - Красноярск: Изд-во КГПУ, 1997. - С. 89-90 (в соавт. с А.А. Амоголоновым).

3. Деревянные палочки как элемент хунно-китайских отношений // Археология и этнография Сибири и Дальнего Востока (Тезисы докладов ХХХУШ РАЭСК, посвященного 90-летию акад. А.П, Окладникова). -Улан-Удэ, 1998. - С. 73-76 (в соавт. с А.А. Амоголоновым).

4. К проблеме порчи погребального инвентаря у хунну // Проблемы археологии, этнографии, антропологии Сибири и сопредельных территорий. - Т. V. -Новосибирск: Изд-во ИАиЭТ СО РАН, 1999. - С. 527-530 (в соавт. с А.А. Амоголоновым).

5. Китайские зеркала из памятников хунну // Археология, этнография и антропология Евразии. - № 3(3). - Новосибирск: Изд-во ИАиЭТ СО РАН, 2000. - С. 100-108; то же на англ. языке.

6. К вопросу о пришлых традициях в керамике хунну // Проблемы истории и культуры кочевых цивилизаций Центральной Азии. - Т. I. - Археология, этнология: Материалы международной научной конференции. -Улан-Удэ: Изд-во БНЦ СО РАН, 2000. - С. 117-122 (в соавт. с А.А. Амо-голоновым).

7. Взаимоотношения между кочевниками и земледельцами на примере хунну и Китая по археологическим материалам (к постановке проблемы) // Наследие древних и традиционных культур Северной и Центральной Азии (Материалы РАЭСК). - Т. I. - Новосибирск: Изд-во НГУ, 2000.-С. 212-214.

8. Оборонительные сооружения хунну (новые данные) // Проблемы археологии, этнографии, антропологии Сибири и сопредельных территорий. - Т. VI. - Новосибирск: Изд-во ИАиЭТ СО РАН, 2000. - С. 277-281 (в соавт. с СВ. Даниловым и А.А. Амоголоновым).

9. Керамика хунну (к вопросу о хунно-ханьских контактах) //Проблемы археологии, этнографии, антропологии Сибири и сопредельных территорий. - Т. VII. - Новосибирск: Изд-во ИАиЭТ СО РАН, 2001. - С. 476-479 (в соавт. с А.А. Амоголоновым).

Подписано в печать 24.01.05. Бумага офсетная Формат 60 х 84 / 16. Гарнитура Times New Roman. Офсетная печать. Усл. печ. л. 1,3. Уч.-изд. л. 1,5. Тираж 100.

Издательство Института археологии и этнографии СО РАН. Лицензия ИД № 04785 от 18 мая 2001 г. 630090 Новосибирск, пр. Академика Лаврентьева, 17.

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата исторических наук Филиппова, Ирина Валерьевна

Введение.

Глава 1. История изучения и источники по проблеме отношений между народами Сибири и Китаем в скифское и гунно-сарматское время.

1.1. История изучения взаимоотношений между народами Сибири и Китаем.

1.1.1. История изучения вопроса о хунно-китайских связях.

1.1.2. История изучения вопроса о взаимоотношениях между ханьским Китаем и населением Южной и Западной

Сибири в скифское и гунно-сарматское время.

1.2. Краткая характеристика археологических источников.

1.2.1 Памятники культуры хунну.

1.2.1 Культуры скифского и гунно-сарматского времени Западной и Южной Сибири, в которых присутствует китайский импорт.

Глава 2. Характер хунно-китайских отношений по письменным источникам.

Глава 3. Предметы китайского импорта и следы влияния в памятниках скифского и гунно-сарматского времени.

3.1. Бронзовые зеркала.

3.2. Лаковые и лакированные изделия.

3.3. Монеты.

3.4. Шелковые ткани и вышивки.

3.5 Другие предметы.

3.5.1. Бусы.

3.5.2. Оружие.

3.6. Следы китайского влияния на материальную культуру народов Сибири гунно-сарматской эпохи. ф 3.6.1 Керамика культуры хунну и таштыкской культуры.

3.6.2 Планировка городищ хунну и оборонительные сооружения.

3.6.3. Наземные здания хунну.

3.6.4. Элементы погребального обряда хунну.

Глава 4. Китайский импорт в археологических памятниках гунно-сарматского времени в Западной и

Южной Сибири и Забайкалье: причины и следствия.

Введение диссертации2005 год, автореферат по истории, Филиппова, Ирина Валерьевна

Актуальность темы. Сведения о двусторонних контактах древних китайцев и соседних народов стали известны современным исследователям, в первую очередь, из китайских письменных источников. Впервые научный интерес к взаимоотношениям имперского Китая и кочевых племен был вызван трудами Н.Я. Бичурина, основоположника русской синологии [Бичурин, 1950]. Самые могущественные кочевые племена, известные по летописным хроникам, назывались сюнну (хунну). В дальнейшем, благодаря работам Г.П. Сосновского, П.К. Козлова, С.И. Теплоухова, С.И. Руденко, ^ А.В. Давыдовой, П.Б. Коновалова, С. С. Миняева и др., была выделена и исследована на высоком уровне археологическая культура хунну. Наряду с отдельными находками китайских предметов, сделанными в начале XX века Ю.Д. Талько-Грынцевичем в рядовых могилах, хунно-китайские отношения получили полное подтверждение в результате обнаружения многочисленных шелковых тканей, лаковых изделий и других предметов роскоши в курганах & Ноин-Ула в северной Монголии, изученных экспедицией П.К. Козлова. Первые крупномасштабные раскопки Иволгинского городища поставили новые проблемы, связанные с оценкой влияния китайской материальной культуры на хозяйство хунну и обусловили необходимость выделения инокультурных традиций. В результате раскопок Больших Пазырыкских курганов в 30-е и 40-е годы XX века была собрана уникальная коллекция художественные изделий и тканей из Передней Азии, Бактрии, Парфии и Китая, которая заставила пересмотреть отношение к внешним связям древнего населения Горного Алтая еще в предшествующее гунно-сарматскому скифское время. В ходе дальнейшего изучения культур гунно-сарматского времени в Западной и Южной Сибири появлялись новые данные, подтверждающие наличие связей между племенами скотоводов и Китаем.

До настоящего времени данные о находках китайских изделий остаются разрозненными по публикациям, посвященным исследованию # отдельных культур, что затрудняет оценку состава импортных вещей в различных культурах, определение роли и степени распространения китайской материальной культуры в жизни сибирских племен и выделение заимствованных элементов.

Все это обусловило необходимость обобщения и специального анализа предметов китайского импорта, происходящих из памятников гунно-сарматского и скифского времени на территории Западной, Южной и ф) Восточной Сибири. Актуальность настоящего исследования также определяется введением в научный оборот новых археологических находок с территории Бурятии, которые характеризуют влияние ханьского Китая на культуру хунну.

Новизна работы не ограничивается представлением новых данных, появившихся в последние годы в результате раскопок хуннских памятников. щ В диссертации обобщаются сведения о находках предметов китайского импорта в памятниках гунно-сарматского времени, расположенных на территории Западной и Южной Сибири и Западного Забайкалья (Республика Бурятия), и анализируются особенности взаимоотношений ханьского Китая с культурами конца скифского и гунно-сарматского периодов. Особую роль в этом ряду занимают саргатские памятники, где были найдены изделия практически всех крупных ремесленных центров того времени. Впервые & были датированы и классифицированы ранее неопубликованные находки предметов китайского импорта из хуннских памятников на территории Бурятии и произведена попытка определить какие элементы материальной культуры появились в результате заимствования.

Цели и задачи исследования. Целью работы является характеристика ^ взаимоотношений между Китаем и населением конца скифского и гунно-сарматского периодов на территории Западной, Южной Сибири, Западного

Забайкалья и северной Монголии. Основное внимание будет уделено культуре хунну, как испытавшей наибольшее влияние со стороны ханьского д Китая в силу территориальной близости.

Для выполнения поставленной цели были определены следующие задачи:

Представить обзор литературы по проблеме связей с ханьским Китаем населения гунно-сарматской эпохи на указанной территории.

Охарактеризовать отношения между племенами хунну и ф Китаем по данным письменных источников.

Обобщить случаи находок и проанализировать предметы китайского импорта, найденные в памятниках конца скифского и гунно-сарматского времени на территории Западной, Южной Сибири, Западного Забайкалья и северной Монголии. Выявить следы заимствований на материалах культуры хунну в Западном Забайкалье.

Сопоставить полученные данные для выявления основных тенденций межкультурного взаимодействия и характеристики распространения предметов китайского импорта в рассматриваемых культурах. Территориальные и хронологические рамки работы. Территориальные рамки исследования включают лесостепные районы ф Западной-Сибирской равнины, Минусинскую котловину, Западное Забайкалье и северную Монголию. Хронологические рамки работы охватывают III в. до н.э. - IV в н.э.

Источники и методы исследования. История взаимоотношений между Китаем и населением Сибири может быть изучена по двум типам источников - письменным и археологическим. Из письменных источников использовались исторические хроники ханьской династии, включающие

Хань Шу ("История династии Хань"), Хоу Хань Шу ("История поздней династии Хань") (оба источника в переводе B.C. Таскина), Ши Цзи ф ("Исторические записки") (перевод Р.В. Вяткина), а также более ранний исторический труд Го Юй ("Речи царств") (перевод B.C. Таскина) и Янь те лунь (Спор о соли и железе) (в переводе Ю.Л. Кроль). Основным археологическим источником выступают материалы культуры хунну, так как они содержат наибольшее число изделий китайского импорта по сравнению с другими синхронными культурами. Для характеристики связей между ханьским Китаем и населением Южной и Западной Сибири привлекались ф опубликованные данные по саргатской и таштыкской культурам, в которых были массовые находки предметов китайского производства. Для выполнения поставленной цели использовался сравнительно-типологический метод.

Практическая значимость. Основные результаты диссертационной работы и введенные в научный оборот материалы могут быть использованы ф при создании обобщающих трудов по древней истории Северной Азии, написании соответствующих разделов в учебных пособиях, подготовке спецкурсов в ВУЗах и в научно-популяризаторской деятельности.

Апробация работы. Основные положения проведенного исследования были представлены автором на региональных и международных конференциях и опубликованы в научных изданиях.

Структура работы. Для достижения поставленной цели и решения Si сформулированных задач диссертация состоит из введения, четырех глав, заключения, списка литературы и приложения, иллюстрирующего анализируемые материалы.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Культурные контакты населения Западного Забайкалья, Южной, Западной Сибири и Северной Монголии с ханьским Китаем в скифское и гунно-сарматское время"

Заключение

Итак, анализ археологических источников показал, что наибольшее влияние культуры Ханьского Китая на территории Южной и Западной Сибири испытали (в порядке уменьшения этого влияния) хунну, таштыкцы и саргатцы. Что касается других культур этого региона в гунно-сарматское время, например, большереченской на ее завершающем этапе или пазырыкской, то единичные находки китайского импорта (о которых мы писали) не смогли сколько-нибудь существенно отразиться на внешнем облике и исторических судьбах представителей этих археологических культур, чего, конечно, не скажешь о населении трех перечисленных выше культурных образований.

Явно прослеживаются как минимум два механизма культурного взаимодействия между сибирскими племенами и Хань: первый, хунно-таштыкский и второй, связанный с саргатской культурой.

Саргатский вариант контактов с Китаем подразумевал исключительно торговые отношения, проводившиеся опосредованно, через рынки Средней Азии. Этот механизм объясняет поступление к саргатцам большого количества импортных предметов из самых разнообразных ремесленных центров, включая Китай, и присутствие дорогих, эксклюзивных изделий, таких как лаковые сосуды, оружие и расшитая золотом ткань.

Хунно-таштыкский вариант характеризуется отсутствием дорогих и действительно ценных предметов китайского производства (за исключением находок из Ноин-Улинских курганов, которые отражают реалии жизни лишь малой части общества) и мощной волной культурного влияния, выразившейся в создании укрепленных городищ (городов), развитии ремесла, интеграции земледелия и скотоводства (свиноводство) по китайскому образцу (просо, чумиза, ирригация) в хозяйство хунну и заимствовании черт погребального обряда. Причем, для обоих культур можно говорить о проникновении китайского населения: для культуры хунну возможно говорить о создании китайским населением производственных центров; происхождение таштыскской культуры возможно непосредственно связано с культурой ханьского Китая и китайского населения Восточного Туркестана.

Наибольшее влияние, которое может оказать земледельческая цивилизация на своих соседей кочевников состоит в том, что с ее помощью они создают собственное государственное образование, существование которого напрямую зависит от существования и внешней политики могущественного соседа. В этом смысле влияние ханьского Китая на хунну было бесспорно сильным - последними была создана первая в Азии кочевая империя, что является несомненным историческим фактом.

151

Список научной литературыФилиппова, Ирина Валерьевна, диссертация по теме "Археология"

1. На русском языке:

2. Алкин С.В. Небесные змеи на зеркале из Ганьсу // Гуманитарные науки в Сибири. 1999. - № 3. - С. 79 - 83.

3. Амоголонов А.А. Некоторые проблемы изучения керамики хунну // Наследие древних и традиционных культур Северной Центральной Азии: Мат-лы РАЭСК. Новосибирск: НГУ, 2000. - Т. 1. - С. 167 - 168.

4. Баранкова Н.В. Культурно-историческая интерпретация хуннской торевтики (на материалах музеев Бурятии): Автореф. дис. . канд. ист. наук. Улан-Удэ, 2000. - 17 с.

5. Бернштам А.Н. Из истории гуннов I в. до н.э. Ху-хань-е и Чжи-чжи шаньюи // Советское востоковедение. 1940. - ТI. - С. 51 - 77.

6. Бернштам А.Н. Очерк истории гуннов. Л.: ЛГУ, 1951. - 256 с.

7. Бичурин Н.Я. Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена. Т. I. - М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1950. - 381 с.

8. Большой китайско-русский словарь / под ред. проф. И.М. Ошанина. М.: Наука, 1983.-Т. 2. - 1100 с.

9. Боровка Г.И. Культурно-историческое значение археологических находок экспедиции // Краткие отчеты экспедиций по исследованию Северной Монголии в связи с Монголо-Тибетской Экспедицией П.К.Козлова. Л.: Изд-во АН СССР, 1925. - С. 23 - 40.

10. Боровкова Л.А. Где и когда сюнну вышли на историческую арену // XXI научная конференция «Общество и государство в Китае»: Тез. докл. -Москва: Наука, 1990. Ч. 2. - С. 3 - 12.

11. Бродянский Д.Л. Кроуновско-хуннские параллели // Древнее Забайкалье и его культурные связи. Новосибирск: Наука, 1985. - С. 46 - 50.

12. Вадецкая Э.Б. Таштыкская эпоха в древней истории Сибири. СПб.: Центр «Петербургское востоковедение», 1999. - 440 с.

13. Вайнштейн С.И., Волков В.В. Рецензия. // СЭ. 1962. - № 6. - С. 179

14. Рец. на кн.: Доржсурэн Ц. «Умард хунну». - Улан-Батор, 1961.

15. Вайнштейн С.И. Раскопки могильника Кокэль в 1962 году // Тр. ТКАЭЭ. М.-Л.: Наука, 1970. - Вып. 3. - С. 7 - 79.

16. Вайнштейн С.И., Дьяконова В.П. Памятники в могильнике Кокэль конца I тысячелетия до н.э. первых веков н.э. // Тр. ТКАЭЭ. - М.-Л.: Наука, 1966.-Вып. 2.-С. 185-257.

17. Вайнштейн С.И., Крюков М.В. «Дворец Ли Лина», или конец одной легенды // СЭ. 1976. - № 3. - С. 137 - 149.

18. Варенов А.В. Древнейшие зеркала Китая, отражающие этнокультурные контакты // Проблемы древних культур Сибири. Новосибирск: Наука, 1985.-С. 163 - 172.

19. Варенов А.В. Древнее население Алтая и происхождение сюнну // Аборигены Сибири: проблемы исчезающих языков и культур: Тез. докл. межд. конф. Новосибирск: ИАЭТ СО РАН, 1995. - С. 12 - 15.

20. Васильев Л.С. Древний Китай. М.: Восточная литература РАН, 1995. -Т. Г. Предыстория, Шан-Инь, Зап. Чжоу (до VIII в. до н.э.). - 378 с.

21. Викторова Л.Л. Монголы. Происхождение народа и истоки культуры. -М.: Наука, 1980.-201 с.

22. Воробьев М.В. Старинные китайские монеты из собрания Хабаровского музея // СА. 1959. - № 3. - С. 194 - 205.

23. Воскресенский А.А., Тихонов И.П. Технологическое изучение тканей из курганных погребений Ноин-Улы // Известия ГАИМК. 1932. - Т. XI., вып. 7-9.

24. Всеобщая история архитектуры. M.-J1.: Искусство, 1971. - Т. 9. - 345 с.

25. Вяткина К.В. Археологические памятники в МНР // СЭ. 1959. - № 1. -С. 93- 106.

26. Галактионов О.С. Два чжурчжэньских городища военно-стратегического назначения // Новейшие археологические исследования на Дальнем Востоке СССР. Владивосток: Ин-т ист., археол. и этногр. нар. Дальнего Востока ДВНЦ АН СССР, 1976. - С 153 - 156.

27. Галибин В.А. Находки индийских стеклянных бус в погребениях Сибири и Средней Азии // Археологические вести. СПб.: «Гелла» - Вып 2. -1993.-С. 66-71.

28. Гирченко В.П. Русские и иностранные путешественники XVII-XVIII и первой половины XIX в. о бурят-монголах. Улан-Удэ: Бурят, кн. изд-во, 1939.-92 с.

29. Глушкова Т.Н. Археологические ткани Западной Сибири. Сургут: РИО СурГПИ, 2002. 135 с.

30. Горелик М.В. Вооружение // Восточный Туркестан в древности и раннем средневековье. -М.: Наука, 1995. С. 359-430.

31. Гохман И.И. Антропологическая характеристика черепов из Иволгинского городища // Тр. БКНИИК СО АН СССР. 1960. - Вып.З. -С. 166 - 173.

32. Го Юй (Речи царств) / Пер. с кит., прим. и вступ. B.C. Таскина. М.: Наука, 1987.-473 с.

33. Грач А.Д. Древние кочевники в центре Азии. М.: Наука, 1980. - 255 с.

34. Гришин Ю.С. Раскопки гуннских погребений у горы Дархан // Археология и этнография Монголии. Новосибирск: Наука, 1978. - С.95 - 100.

35. Гугуев В.К., Трейстер М.Ю. Ханьские зеркала и подражания им на территории юга Восточной Европы // РА. 1995. - № 3. - С. 143 - 156.

36. Гумилев JI.H. Хунну в Китае. М.: Наука, 1974. 248 с.

37. Гумилев J1.H. Хунну. 2-е изд. - СПб: Тайм-Аут Компасе, 1993. - 221 с.

38. Гумилев Л.Н. Сочинения: В 9 т. Т.9: История народа хунну. М.: ДИ-ДИК, 1998. - Ч. I - 448 е.; Ч. II - 446 с.

39. Давыдова А.В. Иволгинское городище: К вопросу о гуннских поселениях в Забайкалье // СА. 1956 а. - Т. 25. - С. 261 - 300.

40. Давыдова А.В. Раскопки Иволгинского городища в 1955 г. // Зап. БМНИИК. 19566. - Вып. XXII. - С. 64 - 82.

41. Давыдова А.В. Бурят-Монгольская археологическая экспедиция в 1956 г. // Зап. БМНИИК. 1957. - Вып. XXIV. - С. 45 - 67.

42. Давыдова А.В. Новые данные об Иволгинском городище (предварительные итоги исследований 1958 года) // Тр. БКНИИК СО АН СССР. 1960. - Вып. 3. - С.143 - 165.

43. Давыдова А.В. Иволгинское городище памятник хунну в Забайкалье: Автореф. дис. . канд. ист. наук. - Л., 1965. - 19 с.

44. Давыдова А.В. К вопросу о хуннских художественных бронзах // СА. -1971а. -№ 1.-С. 93 105.

45. Давыдова А.В. Раскопки Иволгинского могильника // АО 1970 г. М.: Наука, 19716.-С. 208-209.

46. Давыдова А.В. Раскопки поселения хунну у с. Дурены // АО 1973 г. М.: Наука, 1974.-С. 195- 196.

47. Давыдова А.В. Об общественном строе хунну // Первобытная археология Сибири. Л.: Наука, 1975. - С. 141 - 145.

48. Давыдова А.В. Основные вопросы изучения культуры хунну // Проблемы археологии и этнографии. Л.: ЛГУ, 1977. - Вып. 1. - С. 82-90.

49. Давыдова А.В. Раскопки поселения хунну у с. Дурены // АО 1977 г. М.: Наука, 1978.-221 с.

50. Давыдова А.В. О социальной характеристике населения Забайкалья по данным Иволгинского могильника // СА. 1982. - № 1. - С. 132 - 142.

51. Давыдова А.В. Иволгинский комплекс (городище и могильник)памятник хунну в Забайкалье. JL: ЛГУ, 1985. - 112 с.

52. Давыдова А.В. Иволгинское городище. СПб.: АзиатИКА, 1995. - Вып. 1: Иволгинский археологический комплекс. - 290 с. (Сер. Археологические памятники сюнну).

53. Давыдова А.В. Иволгинский могильник. СПб.: Центр «Петербургское Востоковедение», 1996. - Вып. 2, т. 2: Иволгинский археологический комплекс. — 176 с. (Сер. Археологические памятники сюнну).

54. Давыдова А.В., Миняев С.С. Поселение хунну у с. Дурены // АО 1972 г. -М.: Наука, 1973.-С. 209.

55. Давыдова А.В., Миняев С.С. Раскопки хуннских поселений в Забайкалье // АО 1974 г. М.: Наука, 1975. - С. 198 - 199.

56. Давыдова А.В., Миняев С.С. Раскопки поселения сюнну у с. Дурены // АО 1975 г. М.: Наука, 1976. - С. 232.

57. Давыдова А.В., Шилов В.П. Предварительный отчет о раскопках Нижне-Иволгинскош городища в 1949 г. // Зап. БМНИИК. 1951. - Вып. XIII. -С. 71 - 100; 1952.-Вып. XIV. - С. 94- 116.

58. Давыдова А.В., Шилов В.П. К вопросу о земледелии у гуннов // ВДИ. -1953.-№2.- 193 -201.

59. Данилов С.В. Города в кочевых обществах Центральной Азии // Центральная Азия и Прибайкалье в древности. Улан-Удэ: БГУ, 2002. -С. 143 - 149.

60. Данилов С.В., Жаворонкова Т.Д. Городище Баян-Ундэр новый памятник хунну в Забайкалье // Культуры и памятники бронзового и раннего железного веков Забайкалья и Монголии. - Улан-Удэ: БНЦ СО РАН, 1995.-С. 26-36.

61. Данилов С.В., Филиппова И.В., Амоголонов А.А. Оборонительные сооружения хунну (новые данные) // Проблемы археологии, этнографии, антропологии Сибири и сопредельных территорий. Том VI. -Новосибирск: ИАЭТ СО РАН, 2000. - С. 277 - 281.

62. Деревянко Е.И. К истории жилища с каном (по амурским материалам) // Археология юга Сибири и Дальнего Востока. Новосибирск: Наука, 1984.-С. 152-161.

63. Довгалюк Н.П. Стеклянные украшения Западной Сибири эпохи раннего железа (по материалам саргатской культуры): Автореф. . .дис. канд. ист. наук. М., 1995.- 18 с.

64. Довгалюк Н.П. Характеристика химического состава стеклянных бус из памятников саргатской культуры // Взаимодействие саргатских племен с внешним миром. Омск: ОмГУ, 1998. - С. 54 - 79.

65. Добрынин А.С. Богиня с зеркалами // Население древних и традиционных культур Северной и Центральной Азии: Мат-лы РАЭСК. -Новосибирск: НГУ, 2000. Т. I. - С. 126 - 128.

66. Доржсурен Ц. Раскопки могил хунну в горах Ноин-Ула на реке Хуни-Гол (1954-1957 гг.) // Монгольский археологический сборник. М.: Изд-во АН СССР, 1962.-С. 36-44.

67. Дьякова О.В. Происхождение, формирование и развитие средневековых культур Дальнего Востока (по материалам керамического производства).- Владивосток: Дальнаука, 1993. Ч. II. - С.179 - 289.

68. Дьякова О.В., Коновалов П.Б. Хуннские традиции в средневековом гончарстве Дальнего Востока СССР // Материалы по этнокультурным связям народов Дальнего Востока в средние века. Владивосток: Изд-во ДВО АН СССР, 1988. - С. 16 - 32.

69. Дьяконова В.П. Большие курганы-кладбища на могильнике Кокэль (по результатам раскопок за 1963, 1965 гг.) // Тр. ТКАЭЭ. JL, 1970. - Вып. 3.- С. 80 209.

70. Евсюков В.В., Комиссаров С.А. Бронзовая модель колесницы эпохи Чуньцю в свете сравнительного анализа колесничных мифов // Новое в археологии Китая. Исследования и проблемы. Новосибирск: Наука, 1984.-С. 52-66.

71. Евтюхова Л.А., Левашева В.П. Ответ А.Н. Бернштаму // Изв. АН СССР. Отделение истории и философии. 1946 а. - Т. III. - № 6. - С. 570-575.

72. Евтюхова Л.А., Левашева В.П. Раскопки китайского дома близ Абакана // КСИИМК. М.; Л.: АН СССР, 1946 б. - № XII. - С. 72 - 84.

73. Евтюхова Л.А. Развалины дворца в «земле Хягас» // КСИИМК. М.; Л.: АН СССР, 1947.-№ XXI. - С. 79 - 85.

74. Журавлева А.Д. Соотношение керамических комплексов сюнну и культур Дальнего Востока (I тыс. до н.э.) // Этнокультурные процессы в Южной Сибири и Центральной Азии в I-II тыс. н.э. Кемерово: КемГУ, 1994.-С. 10-27.

75. Журавлева А.Д., Кубарев В.Д. Некоторые аспекты развития керамических традиций населения Горного Алтая в раннее средневековье // Проблемы сохранения, использования и изучения памятников археологии Алтая: Мат-лы конф. Горно-Алтайск: ГАГУ, 1992.-С. 80-81.

76. Зеймаль Е.В. Денежное обращение в Восточном Туркестане // Восточный Туркестан в древности и раннем средневековье. М.: «Восточная литература», РАН, 1995. - С. 430 - 474.

77. Зотов О.В. Китай как "универсальная" монархия и псевдоданничество "варваров" // Восток. 1994. - № 4. - С. 16 - 25.

78. Ивлиев А.Л. Городища киданей // Материалы по древней и средневековой археологии юга Дальнего Востока СССР и смежных территорий. Владивосток: ДВНЦ АН СССР, 1983.-С. 120- 133.

79. Китай и соседи в древности и средневековье. М.: Наука, 1970. - 275 с.

80. Киселев С.В. Древняя история Южной Сибири // МИА. М.; Л.: АН1. СССР, 1949.-№9. 364 с.

81. Киселев С.В. Древние города Монголии // СА. 1957. - № 2. - С. 91 - 101.

82. Козлов П.К. Северная Монголия. Ноин-Улинские памятники // Краткие отчеты экспедиций по исследованию Северной Монголии в связи с Монголо-Тибетской Экспедицией П.К.Козлова. - JL: Изд-во АН СССР, 1925.-С. 1 - 12.

83. Козлов П.К. Дневники монголо-тибетской экспедиции 1923-1926. // Научное наследие. СПб: Наука , 2003. - Т. 30. - 1037 с.

84. Комиссаров С.А. Новые находки гуннских памятников в Китае // XIV научная конференция «Общество и государство в Китае»: Тез. докл. -М.: Наука, 1983. Ч. II. - С. 25 - 28.

85. Комиссаров С.А. Новые материалы по культуре сюнну в Китае // Цыбиковские чтения: Тез. докл. Улан-Удэ: БНЦ СО РАН, 1989. - С. 67 -70.

86. Комиссаров С.А. О ранних бронзовых зеркалах, найденных на территории Восточного Туркестана// Рериховские чтения: Мат-лы конф. Новосибирск, 2000. - С. 453 - 462.

87. Коновалов П.Б. Раскопки в Ильмовой Пади // АО 1972 г. М.: Наука, 1973.-С. 218-219.

88. Коновалов П.Б. О погребальном обряде хунну // Этнографический сборник. Улан-Удэ: БФ СО АН СССР, 1974а. - № 6. - С. 198 - 219.

89. Коновалов П.Б. Раскопки курганов хуннской знати в Ильмовой Пади // Этнографический сборник. Улан-Удэ: БФ СО АН СССР, 19746. - № 6. -С. 220-233.

90. Коновалов П.Б. О погребальном обряде хунну (по материалам раскопок "рядовых" могил) // Сибирь, Центральная и Восточная Азия в средние века. История и культура Востока Азии. Новосибирск: Наука, 1975. - Т. З.-С. 17-46.

91. Коновалов П.Б. Хунну в Забайкалье (Погребальные памятники). Улан

92. Удэ: Бурят, книж. изд-во, 1976. 220 с.

93. Коновалов П.Б. Некоторые итоги и задачи изучения хунну // Древние культуры Монголии. Новосибирск: Наука, 1985. - С. 41 - 50.

94. Коновалов П.Б. К истокам этнической истории тюрков и монголов // Этническая история народов Южной Сибири и Центральной Азии. -Новосибирск: Наука, 1993. С. 5 - 29.

95. Коновалов П.Б. Этнические аспекты истории Центральной Азии (древность и средневековье). Улан-Удэ: БНЦ СО РАН, 1999. - 214 с.

96. Коновалов П.Б., Цыбиктаров А.Д. Некоторые материалы из новых хуннских памятников Забайкалья и Монголии // Памятники эпохи палеометалла в Забайкалье. Улан-Удэ: БФ СО АН, 1988. - С. 95 - 107.

97. Кононов В.И. Технологическая характеристика тканей из могил Ильмовой пади. // СА. Т. VIII. - 1946. - С. 69 - 72.

98. Корякова JI.H. Ранний железный век Зауралья и Западной Сибири. -Свердловск: УрГУ, 1988. 239 с.

99. Крадин Н.Н. Кочевые общества (проблемы формационной характеристики). Владивосток: Дальнаука, 1992. - 240 с.

100. Крадин Н.Н. Империя хунну. Владивосток: Дальнаука, 1996. - 164 с.

101. Крадин Н.Н. Легенда о Модэ и образование Хуннской империи // 100 лет гуннской археологии. Номадизм: прошлое, настоящее в глобальном контексте и исторической перспктиве. Гуннский феномен. Тез. докл. -Ч. 1. Улан-Удэ БНЦ СО РАН, 1996а. - с. 44 - 46.

102. Крадин Н.Н. Империя хунну (структура общества и власти): Дисс. . докт. ист. наук. Владивосток, 1999. - 584 с. {рукопись).

103. Крадин Н.Н. Степная Бурятия в составе хуннской империи // Центральная Азия и Прибайкалье в древности. Улан-Удэ: БГУ, 2002. -С. 132 - 138.

104. Краткие отчеты экспедиций по исследованию Северной Монголии в связи с Монголо-Тибетской экспедицией П.К.Козлова. JL: АН СССР, 1925.

105. Крюков М.В., Софронов М.В., Чебоксаров Н.Н. Древние китайцы: проблемы этногенеза. М.: Наука, 1978. - 340 с.

106. Крюков М.В., Переломов J1.C., Софронов М.В., Чебоксаров Н.Н. Китай в эпоху централизованных империй. М.: Наука, Глав. ред. изд-ва «Восточная литература», 1983. - 415 с.

107. Кубарев В.Д. Курганы Юстыда. Новосибирск: Наука, 1991. - 187 с.

108. Кубарев В.Д., Журавлева А.Д. Керамическое производство хуннов Алтая // Палеоэкономика Сибири. Новосибирск: Наука, 1986. - С. 101 -119.

109. Кызласов JI.P. Таштыкская эпоха в истории Хакасско-Минусинской котловины. М.: МГУ, 1960. - 197 с.

110. Кызласов JI.P. О памятниках ранних гуннов // Древности Восточной Европы. К 70-летию А.П. Смирнова. М.: Наука, 1969. - С. 115 - 124.

111. Кызласов Л.Р. Древняя Тува. М.: МГУ, 1979. - 206 с.

112. Кызласов Л.Р. О городе гуннского наместника на р. Ташебе // Очерки по истории Сибири и Центральной Азии. Красноярск: КГПУ, 1992. - С. 47- 58.

113. ИЗ. Кызласов Л.Р. К истории раскопок города гуннского наместника на р. Ташебе // РА. 2000. - № 2. - С. 224 - 228.

114. Лаврова М.П. Китайские зеркала Ханьского времени (из собрания Русского музея) // Материалы по этнографии. Л., 1927. - Т. 4, вып. 1. -С. 1 - 14.

115. Ларичев В. Е. Календари "страны стерегущих золото грифов" // Сибирь в панораме тысячелетий. Новосибирск: ИАЭТ СО РАН, 1998а. - Т. 1. -С. 319- 330.

116. Ларичев В.Е. Великое зерцало // Проблемы археологии, этнографии, антропологии Сибири и сопредельных территорий: Материалы VI годовой сессии ИАЭТ СО РАН. Новосибирск: ИАЭТ СО РАН, 19986. -Т. 4. - С. 270 - 275.

117. Литвинский Б.А. Зеркало в верованиях древних ферганцев // СЭ. 1964.- № 3. С. 97- 104.

118. Литвинский Б.А. Восточный Туркестан в III в. до н.э. VI в н.э. // Восточный Туркестан в древности и раннем средневековье: Очерки истории. -М.: Наука, 1988. - Т. 1. - С. 223 - 296.

119. Литвинский Б.А., Лубо-Лесниченко Е.И. Погребальные памятники // Восточный Туркестан в древности и раннем и средневековье. М.: Восточная литература, 1995. - С. 255 - 359.

120. Лубо-Лесниченко Е.И. Древние китайские шелковые ткани и вышивки в V в. до н.э. III в. н.э. в собрании Государственного Эрмитажа. - Л.: Советский художник, 1961. - 228 с.

121. Лубо-Лесниченко Е.И. Китайские лаковые изделия из Ноин-Улы // ТГЭ.- 1969.-Т. 10.-С. 267-277.

122. Лубо-Лесниченко Е.И. Привозные зеркала Минусинской котловины: К вопросу о внешних связях древнего населения Южной Сибири. М.: Наука, 1975. - 167 с.

123. Лубо-Лесниченко Е.И. Шелковый путь в период Шести династий (по новым материалам) // ТГЭ. Вып. 18. - 1978.

124. Лубо-Лесниченко Е.И. Великий Шелковый путь // ВИ. 1985. - № 9. - С. 13-20.

125. Лубо-Лесниченко Е.И. Пазырык и Западный Меридиональный путь // Страны и народы Востока. Вып. XXV. - Москва: Наука, 1987. - С. 237 -244.

126. Лубо-Лесниченко Е.И. Китай на Шелковом пути (шелк и внешние связи и раннесредневекового Китая). Москва: Восточная литература, 1994. -326 с.

127. Мамонова Н.Н., Тугутов В.Ф. Раскопки гуннского могильника в Черемуховой Пади // Археологический сборник. Улан-Удэ: БМНИИК, 1959.-Вып. 1.-С. 74- 80.

128. Марков Г.Е. Некоторые проблемы общественной организации кочевников Азии // СЭ. 1970. - № 6. - С. 74 - 60.

129. Марков Г.Е. Кочевники Азии. Структура хозяйства и общественной организации. М.: МГУ, 1976. - 319 с.

130. Марков Г.Е. Теоретические проблемы номадизма в советской этнографической литературе // Историография этнографического изучения народов СССР и зарубежных стран. М.: МГУ, 1989. - С. 54 -75.

131. Мартынов А.В. О некоторых особенностях торговли чаем и лошадьми в эпоху Мин // Китай и соседи в древности и средневековье. М.: Наука, Глав. ред. изд-ва «Восточная литература», 1970. - С. 234 - 250.

132. Матвеева Н.П. Саргатская культура на среднем Тоболе. Новосибирск: Наука, 1993.- 175 с.

133. Матвеева Н.П. Ранний железный век Приишимья. Новосибирск: Наука, 1994.- 151 с.

134. Матвеева Н.П. О торговых связях Западной Сибири и Центральной^Азии в раннем железном веке. // РА. 1997. - № 2. - С. 63 - 77.

135. Матвеева Н.П. Социально-экономические структуры населения Западной Сибири в раннем железном веке. Новосибирск: Наука, 2000. -399 с.

136. Матвеева Н.П., Матвеев А.В., Хренов В .Я. Исследование Нижне-Ингалинского I курганного могильника // Актуальные проблемы сибирской археологии. Барнаул: АГУ, 1996. - С. 61 - 64.

137. Материалы по истории сюнну (по китайским источникам). / Пер. с кит., прим. и пред. B.C. Таскина. М.: Наука, 1968. - Вып. 1. - 176 с.

138. Материалы по истории сюнну. (по китайским источникам). / Пер. с кит., прим. и пред. B.C. Таскина. М.: Наука, 1973. - Вып. 2. - 171 с.

139. Материалы по истории кочевых народов в Китае. Сюнну. / Пер. с кит., прим. и пред. B.C. Таскина. М.: Наука, 1989. - Вып. 1. - 285 с.

140. Матющенко В.И. Погребение воина саргатской культуры (предварительное сообщение) // Изв. Сиб. отд-ия АН СССР / Сер. История, филология и философия. 1989. - Вып. 1. - С. 51 - 58.

141. Матющенко В.И., Татаурова JI.B. Могильник Сидоровка в Омском Прииртышье. Новосибирск: Наука, 1997. - 198 с.

142. Матющенко В.И., Тихонов С.С. Клады как источник по изучению обмена // Очерки истории обмена и торговли в древности на территории Западной Сибири. Омск: ОмГУ, 1995. - Ч. I. - С. 84 - 92.

143. Миняев С.С. Культура скифского времени Центральной Азии и сложение племенного союза хунну // Проблемы скифо-сибирского культурно-исторического единства: Тез. докл. Всесоюз. археол. конф. -Кемерово: КемГУ, 1979. С. 74 - 76.

144. Миняев С.С. Бронзовые изделия Ноин-Улы (по результатам спектрального анализа) // КСИА. 1980. - № 167. - С. 39 - 43.

145. Миняев С.С. Бронзовые изделия хунну. Типология, производство, распространение: Автореф. дисс. .канд. ист. наук. JI., 1982. - 18 с.

146. Миняев С.С. К проблеме происхождения сюнну // Бюллетень МАИКЦА. 1985.-Вып. 9.-С. 70-78.

147. Миняев С.С. Исчезнувшие народы. Сюнну // Природа. 1986. - № 4. - С. 42 - 53.

148. Миняев С.С. Раскопки Дырестуйского могильника // АО 1985 г. М.: Наука, 1987а. - С. 266-267.

149. Миняев С.С. Происхождение сюнну: современное состояние проблемы // Проблемы археологии степной Евразии: Тез. докл. конф. Кемерово: КемГУ, 19876. - Ч. И. - С. 142 - 145.

150. Миняев С.С. Комплекс погребений 44 в Дырестуйском могильнике // КСИА. 1988 а. - № 194. - С. 99 - 103.

151. Миняев С.С. К проблеме "ранних" и "поздних" памятников сюнну // Древние памятники Северной Азии и их охранные раскопки. -Новосибирск: ИИФиФ СО АН СССР, 1988 б. С. 40 - 53.

152. Миняев С.С. К хронологии и периодизации скифских памятников Ордоса // Проблемы хронологии и периодизации археологических памятников Южной Сибири: Тез. докл. Всесоюз. науч. конф. Барнаул: АГУ, 1991.-С. 122- 124.

153. Миняев С.С. Дырестуйский могильник СПб.: АзиатИКА, 1998. - Вып. 3. - 233 с. (Сер. Археологические памятники сюнну).

154. Могильников В.А. К вопросу о саргатской культуре // Проблемы археологии и древней истории угров. М.: Наука, 1972. - С. 66 - 86.

155. Могильников В.А. Саргатская культура // Степная полоса Азиатской части СССР в скифо-сарматское время. М.: Наука, 1992. - С. 292 -311. (Сер. Археология СССР).

156. Молодин В.И., Чикишева Т.А. Погребение воина IV-V вв н.э. в Барабе // Военное дело древнего и средневекового населения Северной и Центральной Азии. Новосибирск: ИИФиФ, 1990.-С. 161 - 179.

157. Народы Восточной Азии. М., JI: Наука, 1965. - 1024 с.

158. Неверов С.В., Степанова Н.Ф. Могильник скифского времени Кайнду в Горном Алтае // Археологические исследования на Катуни. -Новосибирск: Наука, 1990. С. 242 - 270.

159. Новгородова Э.А. Древняя Монголия. М.: Наука, 1989. - 383 с.

160. Окладников А.П. Бронзовое зеркало с изображением кентавра, найденное на острове Фаддея // С А. 1950. - Т. XIII. - С. 139 - 172.

161. Окладников А.П. Археологические исследования в Бурят-Монголии // Изв. АН СССР. /Сер. История и философия. 1951. - Т. 8. - С. 440 - 450.

162. Окладников А.П. Работы Бурят-Монгольской археологической экспедиции в 1947-1950 годах // КСИИМК. М.; JL: АН СССР, 1952. -Вып. XLV. - С. 40 - 47.

163. Октябрьская И.В., Черемисин Д.В. Оружие, достойное мужчин (по материалам петроглифики Алтая и сопредельных территорий) // Гуманитарные науки в Сибири. 1999. - № 3. - С. 51 - 56.

164. Павленко Ю.В. Раннеклассовые общества: Генезис и пути развития. Киев: Наук. Думка, 1989. 285 с.

165. Плетнева С.А. Кочевники Средневековья. Поиски исторических закономерностей. -М.: Наука, 1982. 186 с.

166. Погодин Л.И. Золотое шитье Западной Сибири // Исторический ежегодник. Омск: ОмГУ, 1996. - С. 123 - 134.

167. Погодин Л.И. Лаковые изделия из памятников раннего железного века на территории Западной Сибири // Взаимодействие саргатских племен с внешним миром. Омск: ОмГУ, 1998. - С. 26 - 38.

168. Погодин Л.И. Вооружение населения Западной Сибири раннего железного века. Омск: ОмГУ, 1998а. - 85 с.

169. Погодин Л.И., Труфанов А.Я. Могильник саргатской культуры Исаковка III // Древние погребения Обь-Иртышья. Омск: ОмГУ, 1991. - С. 98 -126.

170. Погребенные царства Китая. М.: Терра, 1998. - 168 с. (Сер. Энциклопедия «Исчезнувшие цивилизации»).

171. Полосьмак Н.В. Бараба в эпоху раннего железа. Новосибирск: Наука, 1987.- 143 с.

172. Полосьмак Н.В. Некоторые аналоги погребениям в могильнике удеревни Даодуньцзы и проблема происхождения сюннуской культуры // История и культура Востока Азии. Новосибирск: Наука, 1990. - С. 101 - 107.

173. Полосьмак Н.В. «Стерегущие золото грифы» (ак-алахинские курганы). -Новосибирск: Наука, 1994. 125 с.

174. Полосьмак Н.В. Всадники У кока. Новосибирск: ИНФОЛИО-пресс, 2001.-336 с.

175. Прокопьев Ю.В. Культура Цицзя и ранние бронзовые изделия в Китае // Гуманитарные науки в Сибири. 1994. - № 3. - С. 47 - 53.

176. Пэрлээ X. К истории древних городов и поселений в Монголии // СА. -1957. -№3.- С. 43 -53.

177. Пэрлээ X. К вопросу о древней оседлости в Монгольской Народной Республике // Древняя Сибирь. Новосибирск: Наука, 1974. - Вып. 4: Бронзовый и ранний железный век Сибири. - С. 271 - 274. (Материалы по истории Сибири).

178. Рибу К., Лубо-Лесниченко Е.И. Оглахты и Лоулань (две группы древних художественных тканей) // Страны и народы Востока. Вып. 15. - М.: Восточная лит-ра, 1973.

179. Руденко С.И. Горноалтайские находки и скифы. М.-Л.: АН СССР, 1952.-262 с.

180. Руденко С.И. Культура населения Горного Алтая в скифское время. -М.-Л.: АН СССР, 1953. 387 с.

181. Руденко С.И. Культура населения Центрального Алтая в скифское время. М.-Л.: АН СССР, 1960. - 351 с.

182. Руденко С.И. Культура хуннов и ноинулинские курганы. М.-Л.:, 1962. -204 с.

183. Руденко С.И. Древнейшие в мире художественные ковры и ткани из оледенелых курганов Горного Алтая. М.: Искусство , 1968. - 135 с.

184. Сакамото К., Лубо-Лесниченко Е.И. Группа камчатных тканей VII VIII вв. из Центральной Азии и Японии // ТГЭ. - Вып. XXVII. - Л., 1989. - С. 56-90.

185. Сосновский Г.П. О находках Оглахтинского могильника. // Проблемы истории материальной культуры. 1933. - № 7/8. - С. 38 - 44.

186. Сосновский Г.П. Нижне-Иволгинское городище // Проблемы истории докапиталистических обществ. 1934. - № 7/8. - С. 150 - 156.

187. Сосновский Г.П. Дэрестуйский могильник // Проблемы истории докапиталистических обществ. 1935. - № 1-2. - С. 168 - 176.

188. Сосновский Г.П. Раскопки в Ильмовой пади // СА. 1946. - № 8. - С. 51 -67.

189. Сосновский Г.П. О поселении гуннской эпохи в долине р. Чикой // КСИИМК. М.; Л.: АН СССР, 1947. - Вып. XIV. - С. 35 - 39.

190. Степугина Т.В. Древний Китай // Межгосударственные отношения и дипломатия на Древнем Востоке. М.: Наука, Глав. ред. изд-ва «Восточная литература», 1987. - С. 214 - 273.

191. Талько-Грынцевич Ю.Д. Суджинское доисторическое кладбище // Тр. ТКОПОРГО за 1898 г. 1899. - Т. I, вып. 2. - С. 1 - 77.

192. Талько-Грынцевич Ю.Д. Материалы к палеоэтнологии Забайкалья // Тр. ТКОПОРГО за 1900 г. Иркутск, 1902 а. - Т. Ill, вып. 1. - С. 4 - 58; Т. IV, вып. 2. - С. 32 - 59.

193. Талько-Грынцевич Ю.Д. Материалы к палеоэтнологии Забайкалья. // Тр. ТКОПОРГО за 1901 г.-Москва: Б.и., 1902 б.-Т. IV, вып. 2. С. 32- 59.

194. Талько-Грынцевич Ю.Д. Население древних могил и кладбищ забайкальских. Верхнеудинск: Издание Б-МНО им Д. Банзарова и Б.-М. научного комитета, 1928. - 13 с.

195. Талько-Грынцевич Ю.Д. Материалы к палеоэтнологии Забайкалья. -СПб.: Фонд "Азиатика", 1999. Вып. 4. - 123 с. (Сер. Археологические памятники сюнну).

196. Теплоухов С.А. Раскопка кургана в горах Ноин-Ула // Краткие отчеты экспедиций по исследованию Северной Монголии в связи с Монголо-Тибетской экспедицией П.К. Козлова. Л.: Изд-во АН СССР, 1925. - С. 13-22.

197. Тетерин Ю. В. Центральноазиатские элементы таштыкского костюма (по материалам грунтовых могил) // Евразия: культурное наследие древних цивилизаций. Новосибирск: НГУ, 1999. - Вып. 2: Горизонты Евразии. - С. 56 - 66.

198. Тревер К.В. Находки из раскопок в Монголии в 1924-1925 гг. // Сообщения ГАИМК. 1931. - № 9-10. - С. 40 - 47.

199. Троицкая Т.Н., Бородовский А.П. Большереченская культура лесостепного Приобья. Новосибирск, Наука, 1994. - 184 с.

200. У Энь, Чжун Кань, Ли Цзиньцзэн. Могильник сюнну в деревне Даодуньцзы уезда Тунсинь в Нинся // История и культура Востока Азии. Новосибирск: Наука, 1990. - С. 88 - 101.

201. Филиппова И.В., Амоголонов А.А. Китайское зеркало из хуннского городища Баян-Ундэр // 275 лет Сибирской археологии. Красноярск: КГПУ, 1997. - С. 90 - 91. (Мат-лы РАЭСК XXXVII).

202. Хазанов A.M. Генезис сарматских бронзовых зеркал // СА. 1963. - № 4. -С. 58-71.

203. Хазанов A.M. Религиозно-магическое понимание зеркал у сарматов // СЭ. 1964. -№3. -С. 89-96.

204. Хазанов A.M. Социальная история скифов. Основные проблемы развития древних кочевников Евразийских степей. М.: Наука, 1975. -341 с.

205. Хазанов A.M. Роль рабства в процессах классообразования у кочевников евразийских степей // Становление классов и государства. М.: Наука, 1976.-С. 249-279.

206. Хрестоматия по истории древнего мира. М.: Наука, 1950. - 755 с.

207. Хуань Куань. Спор о соли и железе. М.: «Восточная литература» РАН, 2001.-Т. 2.- 830 с.

208. Худяков Ю.С. Вооружение средневековых кочевников Южной Сибири и Центральной Азии. Новосибирск: Наука, 1986. - 258 с.

209. Худяков Ю.С. К истории гончарной керамики в Южной Сибири и Центральной Азии // Керамика как исторический источник. -Новосибирск: Наука, 1989. С. 134 - 152.

210. Худяков Ю.С., Юй Сухуа. Керамическая посуда сяньби // Россия и Китай на дальневосточных рубежах. Благовещенск: АмГУ, 2001. -С. 59-63.

211. Хунну в Бурятии (Карта археологических памятников хунну в Бурятии) /сост. С.В. Данилов, Н.К. Михайлова. Красноярск: Ситалл, 1996.

212. Цыбиктаров А.Д. Новые материалы по хунну Южного Забайкалья // Археологические и этнографические исследования Восточной Сибири (итоги и перспективы): Тез. докл. per. конф. Иркутск: ИГУ, 1986. -С.133 - 135.

213. Цыбиктаров А.Д. Культура плиточных могил Монголии и Забайкалья. -Улан-Удэ: БГУ, 1998. 192 с.

214. Цэвээндорж Д. Чандманьская культура // Археология и этнография Монголии. Новосибирск: Наука, 1978. - С. 108 - 117.

215. Цэвээндорж Д. Новые данные по археологии хунну (по материалам раскопок 1972-1977 гг.) // Древние культуры Монголии. Новосибирск: Наука, 1985.-С.51 -87.

216. Цэвээндорж Д. Новые памятники хуннской знати // 100 лет гуннской археологии. Номадизм: прошлое, настоящее в глобальном контексте и исторической перспективе: Тез. докл. межд. конф. Улан-Удэ: БНЦ СО РАН, 1996.-Ч. 1.-С.13- 16.

217. Чвырь JI.A. Проблема оседло-кочевнического диалога в древней Средней Азии (мнения археологов и комментарий этнографа) // Азия -диалог цивилизаций. СПб.: Гиперион, 1996. - С.385 - 433.

218. Шавкунов Э.В. Государство Бохай и памятники его культуры в Приморье. -JI.: Наука, 1968. 128 с.

219. Шавкунов Э.В. Обследование гуннских городищ в Монголии // АО 1972 г.-М., 1973.-С. 506-507.1. На европейских языках:

220. Barfield Т. The Hsiung-nu Imperial Confederacy: Organization and Foreign Policy I I Journal of Asian Studies, 1981. Vol. XLI, No. 1. - P. 45 - 61.

221. Barfield T. The Perilous Frontier: Nomadic Empires and China, 221 B.C. to A.D. 1757. Cambridge: Blackwell Press, 1992. - 325 p.

222. Bunker E. Chinese artifacts in the Pazyryk culture. Source. Notes in the History of Arts. - Vol. X., No. 4. - Summer, 1991.

223. Chen Chinglung. Chinese Symbolism among the Huns // Asiatische Forschungen: Religious and Lay Symbolism in the Altaic World and other Papers. Wiesbaden: Otto Harrassowitz, 1989. - Band 105. - P. 62 - 70.

224. Davydova A.V. The Ivolga Gorodishche (a monument of the Hiung-nu culture in the Trans-Baikal Region) // Acta Archaeologica Academiae Scientiarum Hungaricae. Budapest, 1968. - Vol.20. - P. 209-245.

225. Eberhard W. A History of China. Berkeley: Univ. Press, 1969.

226. Hayashi Toshio. Agriculture and settlements of the Hsiung-nu // Bulletin of the Ancient Orient Museum. 1984. - Vol.VI. - P. 51 - 92.

227. Karlgren B. Early Chinese Mirror inscriptions // The Bulletin of the Far Eastern Museum Antiquities. Stockholm, 1934. - N 6. - P. 4 - 60.

228. Karlgren B. Huai and Han // The Bulletin of the Far Eastern Museum Antiquities. Stockholm, 1941. -N 13. - P. 3 - 130.

229. Khazanov A. Nomads and the Outside World. Cambridge: Cambridge Univ. Press, 1984.-369 p.

230. Lattimore O. Inner Asian Frontiers of China. New York&London: Oxford Univ. Press, 1940. - 585 p.

231. Li Xueqin. Eastern Zhou and Qin civilizations. New Haven&London: Yale Univ. Press, 1985.-527 p.

232. Mallory J.P., Mair V.H. The Tarim Mummies. NY: Thames and Hudson, Ltd., 2000.-352 p.

233. Ruppert M., Todd O. Chinese Bronze Mirrors (A study based on the Todd collection of 1000 bronze mirrors found in the five northern provinces of China). NY: ACP Press, 1966. - 99 p.

234. Shanpula in Xinjiang of China. Xinjiang peoples publishing house. -Riggisberg: Abegg-Stifftung, 2001. 155 p.

235. Tallgren A.M. The South Siberian Cemetery of Oglakty from Han Period // Eurasia septentrionalis Antiqua. Helsinki, 1931. - Vol. XI.

236. Temple R. The Genius of China. NY: Hudson Publishing, 1986.

237. Trever C. Excavations in Northern Mongolia (1924-1925).-Leningrad, 1932. -73 p.

238. Tsevendorj D., Sh. Kato, D. Bayar et al. Archaeological Research // A report on the joint investigation under the Mongolian and Japanese "Gurvan Gol" historic relic probe project. Tokyo, 1992. - P. 6 - 21.

239. Vajnstejn S.I., D'jakonova V.P. Das Graberfeld der hunno-sarmatischen Zeit von Kokel, Tuva, Sud-Sibirien. Munchen: Verlag C.H. Beck, 1984. - 202 p.

240. Yu Ying-shih. Trade and Expansion in Han China. Berkeley: Univ. of California Press, 1967.

241. Yu Ying-shih. The Hsiung-nu // The Cambridge History of Early Inner Asia. / Ed. D. Sinor. Cambridge: Cambridge Univ. Press, 1990. - P. 118 - 149.1. На китайском языке:

242. Ван Хуй. Нинся тунсинь сянь Лицзятаоцзы сюнну му цинли цзяньбао (Краткие сообщения о могиле сюнну в дер. Лицзячжао, уезда Тунсинь, пров. Нинся) // Каогу ю вэньу. 1988. - № 3 - С. 17 - 20.

243. Гао И. Будунгоу сюнну муцзан (Могильник сюнну Будунгоу) // Оэрдосы ши цинтунци (Ордосские бронзы). Бэйцзин: Вэньу, 1986.

244. Ли Цайпин. Хухэхаотэ боугуань гуань цан тун цзин цянь лунь (Немного о бронзовых зеркалах, хранящихся в музее г. Хух-хото). // Нэймэнгу вэньу каогу. 1995. - № 1-2. - С. 32 - 36.

245. Ли Цзинхуа. Цзиюань сыцзяньгоу сань цзо хань мудэ фацзюэ (Раскопки трех ханьских могил в Сыцзяньгоу, Цзиюань). // Вэньу. 1973. - № 2. -С. 46- 53.

246. Ли Цзяньсин. Хэнань циньян сянь цзиньчжун цунь фасянь цзяо цан тунцянь (Клад бронзовых монет обнаруженный в деревне Цзиньчжун, уезда Циньян, провинции Хэнань). // Хуася каогу. 1990. - № 12. - С. 72 -81.

247. Лоян си хань буцюань му бихуа му фацзюэ цзяньбао (Краткое сообщение о раскопках могилы Бу Цюаньцю с росписью времени Западная Хань в Лояне) // Вэньу. 1977. - № 6. - С. 1 - 11.

248. Ма Цзиньхун. Хань цзин (Ханьские зеркала). Шанхай: Шанхай кэсюэ, 1998.- 75 с.

249. Цзянь Инцзю, У Вэньци. Линьи иньцюэшань сы цзо си хань муцзан (Четыре могилы периода Западная Хань в Иньцюэшань, Линьи). // Каогу.- 1975.-№6.-С. 363 -372,351.

250. Хэнань шэн боугуань. Цзиюань Сицзяньгоу сань цзо хань му дэ фацзюэ (Раскопки трех Ханьских могил в Сицзяньгоу, Цзиюань). // Вэньу. -1973.-№2.-С. 46-53.

251. Цань Дунфань. Цинь Хань яньци (История династий Цинь и Хань). -Тайбэй: Дицю чубаньшэ, 1983. Ч. I. - 417 с.

252. Цю Шицзин. Тун цзин (Бронзовые зеркала). Хэфэй: Хуан шань, 1997. -122 с.

253. Чанша Мавандуй чхао ханьму чуши яньцзю (Изучение древней мумии из могилы №1 в Мавандуй, г. Чаньша). Пекин: Вэньу, 1980. - 380 с.

254. Чжан Ин. Обычай порчи инвентаря у древнего населения Северо-Востока Китая // Гуминьсу Яньцзю (Исследования обычаев древних народов). Чанчунь: Цзилинь вэныии, 1990. - С. 10-24.

255. Чжан Хуйин. Ганьсу тяньшуй ши гуйцзясы фасянь дун хань муцзан (Исследования восточноханьских могил в Гуцзясы, г. Тяньшуй, пров. Ганьсу) // Каогу. 1991. - № 1. - С. 85 - 86, 42.

256. Чжао Гоби. Хэнань гун сянь шицзя чжуан гу муцзан фацзюэ цзяньбао (Краткое сообщение о раскопках древних могил в деревне Шицзя, уезд Гун, пров. Хэнань) // Каогу. 1963. - № 2. - С. 71 - 79.

257. Чжоу Шижун. Чжунго тунцзин туань цзи (Сборник орнаментов китайских бронзовых зеркал). Шанхай: Шанхай шудянь чубань, 1995. -302 с.

258. Чжунго дабай кэцюаньшу (Большая китайская энциклопедия). Пекин, Шанхай: Чжунго дабай кэцюаньшу чубаньшэ, 1989. - 1200 с.

259. Чэн Хуй. 1964-1965 нянь янь сяду муцзан фацзюэ баогао (Сообщение о раскопках могил Сяду (нижняя столица) княжества Янь в 1964-1965 гг.) //Каогу. 1965.-№ 11. - С. 548 - 561,598.1. На монгольском языке:

260. Монголын-Францын хамтарсан археологийн экспедицийн судалгааны Ур дунгээс (Материалы совместной монгольско-французской экспедиции). Улаанбаатар: Монгол Улсын Шинждлех Ухааны Академии, 2003. - 14 с.

261. Эрдели И., Цэвээндорж Д. Из новейших достижений совместной монголо-венгерской археологической экспедиции // ОУМЭ-ний Y их хурал. Улан-Батор, 1992. - Т. 3. - С. 228 - 231.

262. Доржсурэн Ц. Умард хунну. (Северные хунну). Улаанбаатар: Эрдэм Шинжлгээний Хэвлэл, 1961. - 111 с.

263. Пэрлээ X. Монгол ард улсын эрт, дундад уеийн хот суурины товчоон. (Краткая история древних и средневековых городов и поселений на территории МНР). Улаан-Баатар: Улсын хэрэг, 1961. - 85 с.

264. Цэвээндорж Д., Батсайхан 3. Хуннугийн шавар ваар (Керамика хунну) // Археологийн судлал. / Studia Archeologica Institute Historiae Academiae Scentarium Mongoli. Улаанбаатар, 1994. - Tom. XIV. - C. 76 - 92, илл.

265. Могильник Ния. Материалы раскопок японско-китайской экспедиции. -В 2-х т. Т. II. (альбом иллюстраций). 1999.

266. Umehara S. Studies of Noin-Ula Finds in North Mongolia (Исследования находок из Ноин-Улинских курганов в Северной Монголии) // The

267. Toyobunko publications. Tokyo: the Toyobunko, 1960. - Series A, No. 27. 101 p., LXXXIH plates.