автореферат диссертации по культурологии, специальность ВАК РФ 24.00.01
диссертация на тему: Культурный текст в структуре реальности

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата культурол. наук Надеждина, Евгения Владимировна

Введение

Глава I Культурный текст в структуре реальности: статический и динамический аспект.

§ 1 Статика и динамика культурного текста.

§ 2 Искусство как порождение и кодификация культурных текстов.

§ 3 Культурный кризис и текстовое конструирование культурной реальности.

Глава II Имя как феномен русской культуры: парадокс непоименованное™.

§ 1 Как возможна кризисная коммуникация.

§ 2 Культурный контекст 20-х годов и художественный текст Объединения Реального Искусства.

Глава III Творчество ОБЭРИУ: культурный текст и выход за границы культуры.

§ 1 ОБЭРИУ: моделирование "другой реальности".

§ 2 Неудавшийся эксперимент.

Введение диссертации1999 год, автореферат по культурологии, Надеждина, Евгения Владимировна

Актуальность темы исследования. Современный системный кризис в России делает особенно насущным выявление и анализ форм и механизмов конструирования культурной реальности. Деструктурироваяное, охваченное хаотической мобильностью культурное пространство все полнее обнаруживает свою изначальную гетерогенность, несоотносимость составляющих его частей. В этих условиях терпят ущерб способы культурного смыслоозначения, блокируются каналы социокультурной коммуникации. Культурное сообщество превращается в набор со-бытийствующих, но не со-организованных культурных образцов и смыслов, утративших соотносимый с ними предмет. Возникает потребность в принципиально новых структурообразующих смыслах, способных выступить основанием для воссоздания утраченной целостности, переконструирования культурной реальности. Прежние основания конструирования культурной целостности утрачивают свою всеобщность, оказываются скомпрометированными.

Это обстоятельство детерминирует повышенный интерес к экспериментам по конструированию культурной реальности, которые обозначились в прошлом, но, в силу особенностей их социокультурной ситуации, не смогли реализоваться; соответственно, не подверглись последующей компрометации. Такой эксперимент и рассматривается в предлагаемой вниманию профессионального сообщества работе.

Он связан с творчеством литературно-художественного объединения "ОБЭРИУ", возникшего в Ленинграде в конце 20-х годов XX века. В объединение входили представители самых различных видов и родов искусства, от поэтов до кинематографистов. Достаточно разными были "технические" средства эстетического свершения. Объединяющим началом здесь выступало представление о социокультурной функции произведения искусства в кризисной культурной реальности. Если "старшие коллеги" обэриутов - футуристы воспринимали произведение искусства как "другую реальность" (Ю.Н.Тынянов), то для самих деятелей "ОБЭРИУ" (Объединения реального искусства) сущность искусства переносилась из трансцендентного в имманентное. Оно выступало как механизм "делания предмета", воссоздания реальности. Художественные смыслы, по замыслу участников объединения, должны были "очистить предмет" от прошлых, утративших свою легитимность интерпретаций, стать основанием для нового его осмысления. Произведение искусства становилось здесь центром самоорганизации нового культурного пространства Художественный текст выступал своего рода границей, через которую трансцендентные (другие) смыслы перетекали в явленную сознанию кризисную культурную реальность и становились там как всеобщий Другой (М.Бахтин), становились источником самоопределения агента культуры и самой культурной реальности.

Рассмотрение того, как осуществлялась и почему не осуществилась такая медиаторная функция художественного текста в кризисном культурном пространстве, каковы формальные и смысловые особенности текста, способного (или не-способного) осуществить эту функцию, позволит нам, с одной стороны, полнее осознать специфику социокультурного бытия произведения искусства, с другой - выявить и проследить один из мощных механизмов конструирования культурной реальности. Подобное рассмотрение мы и предпринимаем в нашем исследовании. Этим определяется его актуальность.

Предметом нашего исследования, таким образом, выступает корпус художественных текстов, созданных группой "ОБЭРИУ", а объектом -механизм конструирования культурной реальности, представленный в этом корпусе текстов.

Степень разработанности проблемы. Проблема, разрешаемая в данном диссертационном исследовании, формулируется на пересечении нескольких корпусов научных текстов, которые совместно и определяют степень ее разработанности. Во-первых, - это литературоведческая разработка творчества поэтов-обэриутов. В этом контексте были сделаны существенные для нас выводы об особенностях поэтики "ОБЭРИУ", их литературном и философском окружении, введены в научный оборот их произведения как литературного, так и философско-эстетического плана.

Литературно-худрожественная группа "ОБЭРИУ", ставшая ярким явлением культурной жизни Ленинграда 20-х годов, практически, полностью исчезает в начале 30-х. Если имена отдельных ее представителей (Н.Заболоцкого, Ю.Владимирова) еще всплывают в литературоведческих исследованиях, то существование самой группы окружено молчанием.

Постепенное возвращение обэриутов начинается в конце 60-х годов. Первоначально их творчество попадает в контекст детской литературы, мемуаристики (М.Рахтанов, С.Маршак и некоторые другие). В конце 60-х годов появляются обзорно-информативные статьи, посвященные "взрослому" творчеству обэриутов (Ж.-Ф.Жаккар, А.Александров). Здесь творчество поэтов-обэриутов оказывается включенным в контекст позднего футуризма и рассматривается как своего рода творческий протест против наступающего сталинизма.

В 70-е - 80-е годы, благодаря усилиям А.Александрова, М.Мейлаха, Г.Левина, Л.Чуковской большая часть литературного наследия обэриутов I оказывается достоянием науки о литературе. Лишь в следующий период ученые обратились к интерпретации текстов. Наиболее распространенными стали представления об "ОБЭРИУ" как о завершении русского авангарда (М.Мейлах, Ж.Жаккар, М.Ямпольский, С.Сигов, А.Николаев и многие другие). Одновременно указывалось на определенное сходство поэтики "ОБЭРИУ" и театра абсурда 50-х - 60-х гг. (В.Эрль, Т.Никольская, Л.Бляхер и ряд других). Вместе с тем, все более очевидным становилось обстоятельство "выпадения" творчества обэриутов из всех предлагаемых контекстов. Все они оказывались достаточно случайными для них.

В работах М.Мейлаха и М.Ямпольского впервые проводится мысль о том, что творчество обэриутов не может быть исчерпано только литературным рядом, что оно более явление культуры, чем собственно художественной деятельности в ее классическом понимании. Стремление найти контекст для интерпретации творчества обэриутов, выходящий за рамки литературы, определил собой второй корпус текстов, партинентных рассматриваемой проблеме. Таким контекстом стала лингво-культурологическая философия. В работах М.Бахтина, А.Лосева, Г.Голосовкера, Г.Шпета и некоторых других художественный текст (высказывание) рассматривается не столько как автономное культурное образование, сколько как пространство становления культурной реальности. Не менее существенными были для нас труды представителей аналитической философии, прежде всего Л.Витгенштейна, Б.Рассела, Д.Остина, давших образцы формально-семантического анализа вербальных текстов.

Определенным образом в работе использованы положения и выводы феноменологической традиции (М.Хайдеггер, Ж.-П.Сартр, Ж.Деррида ) с ее учением о феноменологической расчистке и деконструкции. Значительное место в работе занимают идеи, почерпнутые из традиции "социологии знания" (А.Щюц, П.Бергер, Т.Лукман, Э. Гидденс, В.Волков, Л.Ионин и т.д.) с фундаментальной темой "конструирования социальной реальности". Эта мысль, приспособленная к задачам исследования культуры, легла в основу нашего подхода. Подобную функцию по отношению к настоящей работе выполняет идея Ю.Лотмана о "культурном взрыве" и феноменах культуры, возникающих в результате этого взрыва.

Наконец, предельно важным для нас является корпус научных текстов, ориентированных на исследование социокультурного бытия художественного текста (М.Каган, А.Еремеев, С.Аверинцев, П.Гуревич, В.Библер и ряд других), и особенно - текстов, созданных в катастрофические периоды развития культуры (В.Подорога, М.Рыклин, В.Махлин, Д.Куюнджич и некоторые другие). В этих исследованиях ставится задача выявления социокультурной функции художественного текста в кризисном культурном пространстве, но в силу специальных задач исследователей и особенности их объекта, не решается. Решение ее мы и пытаемся представить в данной работе.

Цель исследования: Выявить и проанализировать формы социокультурного бытия художественного текста в кризисном культурном пространстве на примере художественных текстов, созданных авторами, входящими в группу "ОБЭРИУ".

Целью исследования определяется круг задач:

- проследить исторически изменчивый характер социокультурного бытия произведения искусства в рамках европейской культуры Нового времени;

- выявить особенности кризисного бытия произведения искусства и изменение его социокультурных характеристик;

- проанализировать культурный контекст Ленинграда 20-х годов;

- на основе анализа программных документов "ОБЭРИУ" выделить культурологическую сверхзадачу творчества поэтов-обэриутов;

- на основе формального анализа художественных текстов "ОБЭРИУ" и их публичных презентаций, эстетизации быта проследить реализацию теоретической сверхзадачи.

Целью и задачами исследования определяется применяемая в нем методология, представляющая собой синтез формального анализа художественного текста и методологии его интерпретации, предложенной в культурологических работах М.М.Бахтина.

В качестве общетеоретического основания методологии используется положение о диалектическом единстве исторического и логического подхода, принцип феноменологической редукции, деконструктивистская методология.

Положения, выносимые на защиту:

- в процессе культурной динамики с достаточной регулярностью наблюдаются периоды, когда система культурных образцов и каналов культурной коммуникации оказываются заблокированными, а само культурное пространство начинает дробиться на автономные локалы;

- в такие периоды возникает потребность в культурном Другом, который выступил бы основанием для самоопределения культуры;

- таким Другим в кризисном культурном пространстве способен выступить художественный текст, который для этого должен лишиться культурноодобренных смыслов, оказаться непрозрачным для культурного смыслоозначения;

- художественный текст, лишенный эстетических смыслов, выступает "пустым пространством", которое может быть восприемником новых культурных смыслов и концепций, выступает как чистая репрезентация;

- подобный текст выстраивался в конце 20-х годов художниками, входящими в Объединение реального искусства ("ОБЭРИУ").

Научная новизна исследования состоит в том, что впервые

- выделена особая - кризисная - форма социокультурного бытия произведения искусства;

- выделена конструирующая функция художественного текста по отношению к кризисной культурной реальности;

- изучены формальные особенности художественного текста, позволяющие ему выполнить эту функцию;

- описан механизм конструирования смыслового пространства культуры;

- проанализирована деятельность литературно-художественного объединения "ОБЭРИУ" в качестве культурологического эксперимента по конструированию культурной реальности, воссозданию утраченной культурной целостности.

Теоретическая значимость исследования заключается в том, что анализ социокультурного бытия текстов ОБЭРИУ расширяет наши представления о конструирующей функции художественного произведения по отношению к кризисной культурной реальности и позволяет выделить механизмы возникновения и трансляции культурных образцов в становящемся культурном пространстве. Исследование расширяет позитивное знание об особенностях культурологической функции художественного текста, интерпретационные возможности культурологического анализа.

Практическая значимость исследования заключается в расширении исследовательских возможностей структурного анализа, дополненного элементами культурологического. Результаты исследования нашли применение в педагогической практике, в преподавании курсов истории и теории мировой художественной культуры, базового курса культурологии.

Апробация. Основные результаты исследования нашли отражение в 5 публикациях, а также в докладах на Всероссийской конференции (Курск, 1996), конференциях городского и регионального уровней.

Концепция, положенная в основу диссертационного исследования, была обсуждена в ходе работы Летнего Методологического Университета (Таруса, 1999). Исследование поддержано Московским общественным научным фондом.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Культурный текст в структуре реальности"

Заключение

Подведем итоги нашего исследования.

Крушение идеала научной рациональности и модернистского проекта привели к утрате былых идеалов, обусловленных двухсотлетним господством "здравого смысла". Мир "распался" на хаотически движущиеся "осколки", никак не связанные между собой, но хранящие "память" о существовавшем некогда единстве. Разрозненные пласты культуры стремятся соединиться вновь, но как это возможно?

Стремление восстановить целостность распавшегося мира, обрести фундамент для его воссоздания побуждает человека обратиться в прошлое. В нем отыскивается образец, "золотой век", который выдвигается в качестве идеал-проекта. Осуществиться этот проект должен в будущем, к нему должно стремиться, его необходимо "возродить". Так происходит "слипание" прошлого и будущего времени, сливающихся в единую и единственную данность культуры. Любое действие оказывается аналогом некоторого культурного факта, имевшего место в прошлом. Человеку необходимо лишь верно подобрать "образец". Смыслы, преднайденные в культуре, заставляют меня действовать определенным образом, занимать ту или иную позицию. Образцы социального взаимодействия закрепляются в культуре и трансформируются в обобщенные схемы - символы, представления, идеи, ценности, составляющие семиотические единицы культуры - культурные тексты. Культурный текст содержит в себе ценности трех видов: укорененности, культуросообразности и демонстративности.

Таким образом, любое мое поступление детерминировано культурой, принявшей за меня ответственное решение. Я лишаюсь "права на поступок", но одновременно избавляюсь от тягот ответственности. Мое присутствие в мире оказывается случайным, а моя индивидуальность, уникальность вытесняются в сферу приватного. Как агент культуры я могу лишь следовать общественно-признанным культурным формам и стандартам поведения.

Возникает парадоксальная раздвоенность: моя экзистенция и реальность моего культурного сознания существуют в непересекающихся плоскостях.

Преодоление этой раздвоенности личности невозможно изнутри культуры, где агент полностью описан культурными текстами. Но оно невозможно и в том случае, когда я занимаю по отношению к культуре внешнюю, трансцендентную позицию. Я вижу и могу описать действия людей, но не могу осуществить с ними диалог, так как не знаю языка их культуры, не могу изъясняться на нем, а следовательно, воспринимаюсь как

I! I» М чужой .

Подобная неадекватность культурных текстов при невозможности осознать ее и обозначается нами термином "культурный кризис".

Найти выход из кризисной ситуации, обрести свое "не-алиби в мире" и осуществить ответственное поступление возможно на "границе" (М.Бахтин) -в пространстве, где я знаю "язык" культурных текстов и вижу пространство, не охваченное ими.

Такая пограничность свойственна художественной культуре, искусству. Именно здесь возможно утверждение моего Я, моей индивидуальности.

В силу всеобщей секуляризации культуры на рубеже XVII - XVIII веков искусство принимает на себя кодифицирующую функцию: в нем закрепляются социально одобренные образцы деятельности, принимающие форму культурных текстов. Искусство становится важнейшим компонентом структурирования реальности, его эстетические интенции неразрывно связываются с воспитательными.

Однако с течением времени воздействие "правильных", созданных в соответствии с постулатами теоретиков классицизма произведений, начинает ослабевать. Под действием этого фактора формируются две позиции восприятия искусства, которое воспринимается только как средство услаждения утонченного вкуса с одной стороны и как область свободы, творчества, игры - с другой.

Возникновение последней связано со все более нараставшим противоречием между необходимостью (действием в соответствии с культурными текстами) и свободой (поступлением, обусловленным моей уникальностью). Противоречие это явилось следствием "заполнения" пространства культуры культурными текстами, которое завершилось к началу XIX века. Именно в этот период и формируется механизм атрибуции -узнавания, предвосхищения будущего в прошлом. Настоящее не рефлектируется, оно осознается как промежуточный этап на пути к установлению гармонии и всеобщего благоденствия. Так рождается разрыв между действительностью и идеалом, человеком "моральным" и человеком "физическим" (Шиллер).

Первым усомнился в "реальности" нашего мира И.Кант. Познавая его в формах нашего разума, мы ничего не знаем о его сущности. Как же тогда человек обретает представления о благом и прекрасном? Каковы критерии добра и зла, порока и добродетели? Наука такого знания мне дать не может, поскольку она опирается на уже заложенные в моем разуме категории.

По мысли Канта, все эти понятия формируются в сфере эстетического, в мире искусства, где человек уподобляется Творцу, играющему сущностями.

Искусство и есть та область наивысшей свободы, в которой возможно проявление моей уникальности, не приводящее к конфликту с установленными культурными нормами. Субъект художественного творчества (гений) создает произведения, для которых не может быть никаких определенных правил и которые в то же время могут стать образцом для других, служить критерием художественной оценки.

Идеи Канта развивает Ф.Шиллер в "Письмах об эстетическом воспитании". Достичь свободы можно только путем красоты (т.е. искусства), только в сфере эстетического человек-Творец может создавать истинные, моральные законы, не отказываясь при этом от своей свободы.

И у Шиллера, и у Канта сфера эстетического выступает как особая, не-реальная область, в которой возможно конструирование культурных текстов. Именно в этой области осуществляется перевод морального суждения в сферу всеобщего.

Эти положения кантианской "Критики способности суждения" породили две разнонаправленные линии в области оценки художественного творчества и его культурной функции.

Первая связана с немецким романтизмом и именами Новалиса и Гофмана. Здесь искусство выступает как "нереальная реальность", в которую осуществляется бегство морального человека от невыносимых условий обыденности.

Вторая - натуральная школа и воспринявший основные ее положения реализм, в которых утверждалась тесная связь искусства и реальности, социокультурная значимость художественного текста. Однако в силу того, что граница между реальностью и искусством оставалась непрозрачной, в область последнего вытеснялись смыслы, связанные с проектом, смыслы, которые не могли быть немедленно воплощены в реальность. Посредством литературы некий еще нетипичный, случайный артефакт социального мира, желательный и выигрышный в определенном отношении, осмыслялся и входил в культуру как культурный текст. Постепенно оформляются механизмы трансляции, смыслового переноса в системе: "случайная деятельность - желательный результат - художественный текст -кодификация - вхождение в культуру - реальность".

В силу определенных социокультурных обстоятельств реальность русской культуры складывалась как литературопорожденная. В рамках культуры, как показали исследования Ю.Тынянова и В.Шкловского, семантика задается посредством поэзии, а связь нового артефакта с уже существующими текстами культуры, обретение ценностей укорененности и культуросообразности происходит в прозе.

Подобная роль искусства и, прежде всего, литературы не является принадлежностью только одной национальной культуры. Подобную культурообразующую функцию достаточно легко обнаружить во французской литературе: творческие поиски Э.Золя, несколько позже - Роб-Грийе, литературные эксперименты постструктуралистов.

Вышеизложенное позволяет нам сделать следующий вывод -литература постепенно превращается в особую, привилегированную реальность, область идеап-проетка, создания новых матриц и стратегий. Вместе с тем, по мере приближения осуществляемого проекта, количество смыслов, "выбрасываемых" в область эстетического, возрастает, деструктурируя ее. Подобная деструкция приводит к неожиданному результату - в области искусства внутритекстовые отношения начинают функционально дополняться внетекстовыми. Текст достраивается и осмысляется за рамками текста, в системе автор-текст-читатель. Подобный функционализм радикально изменяет и определения искусства. По существу, они сводятся к тому, что искусство это то, что мы считаем искусством, точнее то, чему культура приписала эту характеристику.

Теряя морфологическую определенность, искусство обретает все более ярко выраженную культурную функциональность.

Зажатое в тисках биологического и культурного, Я выбрасывает в искусство "запретные" смыслы. Но данный предмет, ставший артефактом искусства, имеет некий утилитарный аналог. Такой аналог и становится "мостиком", по которому эстетические смыслы могут "перекочевать" в пространства культуры.

Это обстоятельство и проявляется с наибольшей яркостью в периоды повышенной культурной динамики, в периоды культурного кризиса. Этим и обусловлен наш интерес к началу XX века - наиболее близкой к нам по времени кризисной эпохе.

Начало XX века знаменуется кризисом позитивизма, формированием "неомифологического" мышления. Социальные потрясения, разрыв прежних социокультурных связей, нестабильность и неуверенность инициировали словотворческие эксперименты русского авангарда. Вещи и явления потеряли прежний смысл, мир оказался чужим, неизвестным. Именно этим и объясняется стремление футуристов "поименовать" новую реальность. Но новые имена и осколки прежнего, устойчивого миропорядка, хранившие "память" об утраченной целостности никак не соотносились между собой, отбрасывались друг от друга.

Иной путь конструирования реальности, установления диалога меня с миром предложили Д.Хармс, А.Введенский, Н.Заболоцкий, К.Вагинов и другие, создавшие в 1927 году Объединение Реального Искусства - ОБЭРИУ.

Тексты обэриутов, нелогичные, абсурдные были восприняты как запоздалый рудимент футуризма, "литературное жонглерство", "реакционные выходки".

Мы полагаем, что творчество обэриутов представляет собой уникальную творческую практику жизнестроительства, которая в силу причин не только политического, но и эстетического характера, не смогла осуществиться в конце 20-х годов.

Обэриутский текст обладает важной отличительной особенностью - он незавершен, "недостроен". Эта незавершенность должна была быть преодолена в процессе культурной коммуникации, за "границами" текста. При этом представители различных культурных подуниверсумов, непроницаемых друг для друга, вступают во взаимный диалог, осуществляют ответственное поступление ("достройка" текста). Происходит взаимное оформление-определение, сохраняется моя уникальность.

Таким образом текст выступает в качестве коммуникативного поля, пространства, где сталкиваются предшествующие культурные смыслы и практики. Сталкиваются, но не разрушаются, а перекодируются и включаются в культурный обиход. Культурная реальность выступает как пространство возможностей, однако субъект несет при этом полную ответственность за результат своего ответственного поступления (достройки текста).

Но для того, чтобы осуществить коммуникацию посредством обэриутского текста, необходимо было иметь высокий культурный уровень. В этом кроется одна из причин поражения обэриутов - их язык был слишком "литературен", слишком эстетичен. Большинство же граждан молодой Советской республики были малограмотны, простой и ясный слог партийных постановлений, "священные" тексты руководителей государства были им ближе, чем эстетические игры Д.Хармса и других обэриутов. Социальный комфорт оказался дороже свободы и творчества, возможных в парадигме ОБЭРИУ.

Сегодня в изучении творчества поэтов, входивших в Объединение Реального Искусства, появляется новый аспект - культурологический. Исследование культурного текста, созданного обэриутами, представляет особый интерес в нашей социокультурной ситуации, во многом сходной с ситуацией конца 20-х годов, когда необходимость преодоления кризиса общепризнанна.

В эпоху, когда разворачивался эксперимент обэриутов, оказывалось еще возможным "переложить" ответственность за принятое решение на некоторых "экспертов", массив интерсубъективного "фонового" культурного знания.

За мудрыми вождями культурно признавалось право определять "смысл вещей", картину мира. Отгородившись от "невыносимого", хаотического мира частоколом экспертных решений, организованных в дискурс власти, агент культуры получал в обмен на свободу вполне комфортное, безответственное существование. Стремление быть "ведомым", стремление избежать страха боли, физической смерти (вспомним: "Живее всех живых", "Живы в наших сердцах" и т.д.) делало предпочтительным элиминирование личности из мира культуры. В мире, в котором "меня нет", мне не могут причинить боли, не могут убить. Сам террор советской эпохи парадоксальным образом был вызывай страхом террора. Смерть, боль оказывались применимы только к трансцендентальным ("чужим") субъектам -"врагам народа", "шпионам" и прочим "вредителям". Имманетному же субъекту (ведь я не враг народа) ничто не угрожало. Потому-то творчество обэриутов и близкому к ним по культурной сверхзадаче А.Платонова оказалось "реакционным трюкачеством".

Однако смысл культурологического экусперимента обэриутов отнюдь не только и не столько историко-культурный. Поиски обэриутов в 20-х годах оказались неожиданно созвучными современной эпохе. Это созвучие во многом связано с отмеченной Л.Г.Иониным "полистилизацией" культуры, распадом ее на отдельные малосоотносимые "индивидуальные стили" с одной стороны и с формрованием глобально-информационной, финансовой, экономической, военно-политической систем - с другой. Эти системы, соорганизуясь между собой, накладываясь друг на друга и создают некое "глобальное абстрактное пространство", корреспондирующее с ноосферой Вернадского. В этом пространстве становятся бессмысленными ключевые хронотопические оппозиции культуры. Последствия от принятия любых экспертных решений проявляются в нем не в данной системе, а в какой угодно, не в данной точке пространства, а в сколь угодно далеко от нее отстоящей. Такую особенность новой культурной ситуации, нового способа организации культурного пространства У.Бек обозначил термином "рикошетные риски". Особенность их состоит в том, что они не угрожают какому-то конкретному региону или группе людей, а всем и одновременно.

Эскалация "рикошетных рисков" ставит под вопрос адекватность любой специализированной экспертизы. Эксперт вполне способен дать прогноз в своей профессиональной области, но в "соседней" он не более чем дилетант. Его мнение мало чем отличается от мнения любого другого дилетанта. Ситуация усугубляется еще и тем, что в глобальное пространство оказываются включенными противоположные экспертные суждения. Сами же эксперты оказываются равноудаленны от агента культуры. Выбор между ними воспроизводит ситуацию "экзистенциального комплекса" необходимости принять решение и отсутствием критериев для этого.

Из "слипшейся", непроницаемой и безусловной данности культурного бытие агента культуры превращается в цепь кризисных ситуаций, постоянное балансирование между различными экспертными рекомендациями, шансами и рисками. Каждая личность в этих условиях вынуждена осваивать новую культурную онтологию - онтологию рисков, выстраивать собственные рецепты безопасности.

Для этого она, как минимум, должна быть. Но именно этого и не происходит. Мир культуры, и особенно культуры XX века, построен в принципиальном отвлечении от факта "моего уникального бытия-в-мире". Меня в нем нет. В имманентной сфере культуры просто отсутствует основание для того, что К.Поппер назвал "либерализмом", а А.С.Пушкин, много точнее - "самостоянием".

Необходимо особое "безместное место", где может возникнуть, самоотождествиться столь необходимая в описанных условиях личность.

Таким "безместным местом" и способно стать искусство, прежде всего, художественная литература. "Технологию" такого самоотождествления и обретения самостояния предложила группа ленинградских поэтов в 20-х годах. Культурологический аспект их творчества мы и попытались представить в настоящей работе. Особенность сегодняшнего восприятия текстов В.Пелевина, В.Сорокина и некоторых других авторов, движение толкиенистов и иные литературо порожденные феномены культурной реальности свидетельствуют, что эксперимент обэриутов продолжается.

Список научной литературыНадеждина, Евгения Владимировна, диссертация по теме "Теория и история культуры"

1. Аверинцев С.С Бахтин, смех, христианская культура // Бахтин как философ.- М.: Наука, 1992.

2. Аверинцев С.С. Филология //Краткая литературная энциклопедия.- Т.7.-М.: Сов. энциклопедия, 1972.V

3. Александров А. ОБЭРИУ: предварительные заметки // Ceskoslovenskä rusistica.-1968.- №5.

4. Асмус В.Ф. Иммануил Кант,- М.: Наука, 1973.

5. Ахиезер A.C. Социально-культурные проблемы развития России: Философский аспект,- М.: ИНИОН, 1992.

6. Баткин JI.M. Два способа изучать теорию культуры // Вопросы философии,- 1986,- №12.

7. Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика: Пер.с фр. .- М.: Издательская группа "Прогресс","Универс", 1994.

8. Барт Р. Нулевая степень письма// Семиотика.- М.: Радуга, 1983.

9. Бахтерев И. Когда мы были молодыми: Невыдуманный рассказ // Воспоминаня о Н.Заболоцком.- М.: Сов. писатель, 1984.

10. Бахтин М.М. Вагинов и другие // Человек.- 1994,- №4.

11. Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. М.: Худож. лит., 1975.

12. Бахтин М.М. К философии поступка // Бахтин М.М. Работы 20-х годов,-Киев: Next, 1984.

13. Бахтин М.М. Слово в романе // Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики.- М.: Худож. лит., 1975.

14. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества.- М.: Искусство, 1986.

15. Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. М.:1. Медиум, 1995.

16. Библер B.C. Кант Галилей - Кант. - М.: Мысль, 1991.

17. Библер B.C. М.М.Бахтин или поэтика культуры.- М.: Прогресс: Гнозис, 1991.

18. Бляхер Е.Д., Бляхер JI.E. Смыслоозначение в культуре: действительность и возможные культурные и художественные миры // Духовность и культура.Смысл культуры: Материалы Всероссийской конференции (Екатеринбург, 14-16 июля 1994 г.).- Екатеринбург, 1994.

19. Бляхер JI.E. Человек в зеркале социального хаоса.- Хабаровск: Издательство ХГТУ, 1997.

20. Бляхер JI.E. Оговоренность и непоименованность: столкновение параллельных онтологий в художественных мирах А.Платонова // Slavica helvetica. Bd.58.- 1998.

21. Бубер M. Два образа веры. М.: Республика, 1985.

22. Бурдье П. Начала. Choses dites: Пер. с фр. M.: Socio-Logos, 1994.

23. Бурдье П. Социология политики: Пер с фр. M.: Socio-Logos, 1993.

24. Ватинов К. Козлиная песнь; Труды и дни Свистонова; Бамбочада,- М.: Худож. лит., 1989.

25. Валери П. Кризис духа // Валери П. Об искусстве,- М.: Искусство, 1993.

26. Ванна Архимеда.- М.: Худож. лит., 1991.

27. Введенский А.И. Полное собрание произведений: В 2 т./ Сост. и примеч. М.Мейлаха, В.Эрля,- М.: Гилея, 1993.

28. Гадамер Г.-Г. Актуальность прекрасного: Пер.с нем.- М.: Искусство, 1991.

29. Гастев Алексей. О тенденциях пролетарской культуры.- Пролетарская культура,- 1919. -№9-10.

30. Герасимова А. Труды и дни Константина Вагинова // Вопросы литературы.- 1989,-N12.

31. Герасимова А. ОБЭРИУ: Проблема смешного // Вопросы литературы.-1988,-№4.

32. Голосовкер Я.Э. Логика мифа. М.: Наука, 1987.

33. Гольбах П.-А. Избранные произведения: В 2 т. Т.1. М.: Наука, 1963.

34. Гречко П.К. Концептуальные модели истории,- М.: Изд. корпорация "Логос", 1995.

35. Гройс Б. Утопия и обмен,- М.: Знак и др., 1993.

36. Гудков Л., Дубин Б., Страда В. Литература и общество: введение в социологию литературы.- М.: Российск. Гос. гуманит. ун-т, 1998.

37. Гулыга А.В. Немецкая классическая философия,- М.: Мысль, 1986.

38. Гумбольдт В. Язык и философия культуры.- М.: Прогресс, 1985.

39. Гуревич А.Я. Категории средневековой культуры. -М.: Искусство, 1979.

40. Гуссерль Э. Кризис европейского человечества и философии // Вопросы философии. -1986. №3.

41. Гуссерль Э. Идея феноменологии // Ступени,- 1991.- №3.

42. Делёз Ж. Логика смысла.- М.: Издат. центр "Академия", 1995.

43. Делёз Ж., Гваттари Ф. Капитализм и шизофрения. Анти-Эдип.- М.: ИНИОН, 1990.

44. Деррида Ж. Московские лекции. М.: Ас! шагает, 1993.

45. Деррида Ж. Шпоры: стили Ницше // Философские науки.-1991.- № 2,3.

46. Ж.Деррида в Москве: реконструкция путешествия М.: РИК "Культура", 1993.

47. Дидро Д. Монахиня; Племянник Рамо; Жак-фаталист и его хозяин: Пер с фр.. Киев: Политиздат Украины, 1986.

48. Дильтей В. Типы мировоззрения и обнаружение их в метафизических системах // Культурология. XX век. Антология.- М.: Юристъ, 1995.

49. Дмитриенко A.JI. К публикации ранних текстов К.Вагинова // Русская литература.- 1997,- №3.

50. Друскин Я.С. Стадии понимания // Wiener Slawistischer Almanach. Bd. 15.-Wien, 1985.

51. Жаккар Ж.-Ф. Даниил Хармс и конец русского авангарда / Пер.с фр. Ф.А.Перовской. СПб.: Академический проект, 1995.

52. Зиммель Г. Конфликт современной культуры // Культурология. XX век. Антология.-М.: Юристъ, 1995.

53. Ионин Л.Г. Культура на переломе // Социологические исследования,-1995,- №2.

54. Ионин Л.Г. Социология культуры: Учебное пособие,- М.: Изд. корпорация "Логос", 1996.

55. Искусство в системе культуры. -Л.: Наука, 1987.

56. Каган М.С. Искусство в системе культуры (К постановке проблемы) // Советское искусствознание 78. - М.,1979. Вып.2.

57. Каган М.С. Искусство как феномен культуры // Искусство в системе культуры,- Л.: Наука, 1987.

58. Каган М.С. К вопросу о понимании культуры // Философские науки,1989,- №5.

59. Каган М.С. Философия культуры,- Спб.: Петрополис, 1996.

60. Кант И. Сочинения: В 6 томах. Т.З. М.: Наука, 1964.

61. Кант И. Сочинения: В 6 томах. Т.4.Ч.1. М.: Наука, 1964.

62. Кант И. Сочинения: В 6 томах. Т.4.Ч.2. М.: Наука, 1964.

63. Кант И. Сочинения: В 6 томах. Т.5. М.: Наука, 1965.

64. Караулов Ю.Н. Общая и русская идеография,- М.: Наука, 1976.

65. Кон И.С. Кризис эволюционизма и антипозитивистские течения в социологии конца XIX начала XX века // История буржуазной социологии XIX - начала XX века.- М.: Наука, 1979.

66. Кравченко А.А. Философия культуры Э.Кассирера // Кант и кантианцы,-М.: Наука, 1979.

67. Кун Т. Структура научных революций.- М.: Прогресс, 1976.

68. Лесная Л. Ытуеребо // Красная газета: Веч. вып.- 1928,- 25 января.68а. Лосев А.Ф. Философия имени,- М.: Изд-во Моск.ун-та, 1990

69. Лотман Ю.М. Культура и взрыв,- М.: Изд.группа "Прогресс"; "Гнозис", 1992.

70. Лотман Ю.М. Лекции по структурной поэтике // Ю.М. Лотман и тартусско- московская семиотическая школа,- М.: Гнозис, 1994.

71. Лотман Ю.М. Сотворение Карамзина,- М.: Книга, 1987.

72. Лотман Ю.М. Структура художественного текста.- М.: «Искусство», 1970.

73. Лотман Ю.М. и тартусско-московская семиотическая школа.- М.: Гнозис, 1994.

74. Малашкин С. Мускулы. Поэмы. Нижний Новгород: Ниж.-Новгородский губернский комитет РКП, 1919.

75. Мамардашвили М. Кантианские вариации,- М.: Аграф, 1997.

76. Мамардашвили М. Картезианские размышления. М.: Изд.группа "Прогресс";"Кулыура", 1993.

77. Махлин В.Л. Диалог как способ нового мышления (Культурологическая концепция М.М. Бахтина и современность) // Человек в зеркале культуры и образования,- М.: Б.и., 1988.

78. Мейлах М. Что такое есть потец? // Введенский А.И. Полное собраниепроизведений: В 2 т. Т.2.- М.: Гилея, 1993.

79. Мейлах М. Шкап и колпак: Фрагмент обэриутской поэтики // Четвертые тыняновские чтения,- Рига: Зинатне, 1990.

80. Найман Э., Несбет Э. Формы времени в "Формах времени." (Хромосомы хронотопа) // Новое литературное обозрение. 1993,- №2.

81. Николаев А. Обэриуты и футуристическая традиция // Театр.- 1991.- N11.

82. Никольская Т. К.Вагинов // Четвертые тыняновские чтения.- Рига: Зинатне, 1990.

83. Нильвич Л. Реакционное жонглерство: (об одной вылазке литературных хулиганов) // Смена.- 1930.- 9 апреля.

84. Ницше Ф. По ту сторону добра и зла // Ницше Ф. Сочинения: В 2 т. Т.2 / Сост., ред. и примеч. К.А.Свасьяна.- М.: Мысль, 1996.

85. Ницше Ф. Эллинство и пессимизм // Ницше Ф. Сочинения: В 2 т. Т.1 / Сост., ред. и примеч. К.А.Свасьяна.- М.: Мысль, 1996.

86. ОБЭРИУ // Афиши Дома Печати,- Л., 1928,- №2.

87. Одесский М., Фельдман Д. Поэтика террора и новая административная ментальность: очерки истории формирования.- М.: Российск.гос.гуманит. ун-т, 1997.

88. Орлова Э.А. Введение в социальную и культурную антропологию / Рос. Ин-т культурологии,- М.: Изд-во МГИК, 1994.

89. Планк М. Единство физической картины мира.- М.: Наука, 1966.

90. Пурин А. Опыты Константина Вагинова // Новый мир.- 1993,- N8.

91. Рабинович В. Исповедь книгочея, который учил букве, а укреплял дух. -М.: Книга, 1991.

92. Розанов В.В. Сумерки просвещения,- М.: Педагогика, 1990.

93. Руднев В. Морфология реальности: Исследование по "философиитекста".- М.: Гнозис, 1996.

94. Руссо Ж.-Ж. Избранное,- М.: Изд. центр "Терра", 1996.

95. Сартр Ж.-П. Проблемы метода. М.: Прогресс, 1994.

96. Свасьян К.А. Ф.Ницше мученик познания // Ницше Ф. Сочинения: В 2 т. Т. 1.-М.: Мысль, 1996.

97. Сегал Д. Литература как охранная грамота // БЬуюа Н1егозо1уткапа.-1981,-№5-6.

98. Семиотика и искусствометрия. М.: Мир, 1972.

99. Силичев Д.А. Философия. Культура. Гуманизм. Анализ западных концепций,- М.: Изд-во МФТИ, 1992.

100. Социологические теории модерна, радикализованного модерна и постмодерна: научно-аналитический обзор / Сост.Ю.А.Комлев, Н.Л.Полякова,- М.: ИНИОН, 1996.

101. Страницы отечественной художественной культуры, 30-е годы,- М.: Гос. институт искусствознания, 1995.

102. Тавризян Г.М. О.Шпенглер, Й.Хейзинга: две концепции кризиса культуры.- М.: Искусство,1989.

103. Текст как явление культуры,- Новосибирск: Наука. Сиб. отделение, 1989.

104. Топоров В.Н. Петербург и петербургский текст русской культуры // "Семиотика города и городской культуры. Петербург", "Ученые записки Тартусского государственного университета. Труды по знаковым системам",- Тарту, 1989. Вып. XVIII.

105. Топоров В.Н. Пространство и текст // Текст: семантика и структура.- М.: Наука, 1983.105а. Туфанов А. О жизни и поэзии // Жизнь для всех,-1918.- №2,3.

106. Юб.Тынянов Ю. Поэтика. История литературы. Кино.- М.: Наука, 1977. 106а. Тынянов Ю. Проблема стихотворного языка. Статьи,- М.: Сов.писатель, 1965.

107. Фихте И. Сочинения: Работы 1792-1801 гг.: Пер. с нем..- М.: Научн,-издат. центр "Ладомир", 1995.

108. Флейшман Л. Об одном загадочном стихотворении Даниила Хармса //

109. Stanford Slavic Studies.- 1987,- v.l.

110. Французское Просвещение и революция / М.А.Кассель, Э.Ю.Соловьев, Т.И.Ойзерман и др.- М.: Наука, 1973.

111. Французская философия сегодня: Анализ немарксистских концепций/ М.Грецкий, Н.Автономова, Л.Филлипов и др. М.: Наука, 1989.

112. Фрейд 3. Психоанализ. Религия. Культура / Сост. и вступ. ст. A.M. Руткевича. М.: Ренессанс, 1991.

113. Фуко М. Слова и вещи: Археология гуманитарных наук.- СПб.А-cad, 1994.

114. Хайдеггер М. Время и бытие: Статьи и выступления / Сост., пер., вступ.ст., коммент. и указ. В.В.Бибихина,- М.: Республика, 1993.

115. Хайдеггер М. Время картины мира // Новая технократическая волна на Западе.-М.: Прогресс, 1986.

116. Хайдеггер М. Что такое метафизика?// Новая технократическая волна на Западе. -М.: Прогресс, 1986.

117. Целищев В.В.Философские проблемы семантики возможных миров,-Новосибирск: Наука. Сиб. отделение, 1977.

118. Чуковский Н. Литературные воспоминания.- М.: Сов. писатель, 1989.

119. Шекспир У. Трагедии,- М.: Правда, 1983.

120. Шиллер Ф. Статьи по эстетике. М.; Л.: Изд. Академии, 1935.

121. Шиндина О. Театрализация повествования в романе Вагинова "Козлиная песнь" // Театр,- 1991.- №11.

122. Шкловский В.Б. Гамбургский счет. М.: Сов. Писатель, 1990.

123. Шкловский В.Б. О теории прозы М.: Сов. писатель, 1983.

124. Юнг К.Г. Архетип и символ.- М.: Ренессанс, 1991

125. Якобсон P.O. Работы по поэтике,- М.: Прогресс, 1987.

126. Ямпольский М. Беспамятство как исток.- М.: Новое лит. обозрение, 1998.

127. Ясперс К. Ницше и христианство.- М.: Медиум, 1994.

128. Ясперс К. Смысл и назначение истории.- М.: Республика, 1994.

129. Adorno A. Noten zur Literatur. Bd. 1-3,- Frankfurt a. M., 1966-1969.

130. R.Barthes. Le grain de la voix. P., 1958

131. R.Barthes. Sollers ecrivain.- P., 1959

132. Baudrillard J. Simulacres et simulation. P., 1981.

133. Berking H. Kultursociologie Symptom des Zeitgeistes.- Wuerzburg: Koeningshausen & Neumann, 1989.

134. Cassirer E. An Essay on Man.- New Haven, 1944.

135. Cassirer E. The philosophy of symbolic forms. New Haven, 1957.

136. Clark K. Peterburg, crucible of cultural revolution.- Cambridge (Mass.), London: Harvard Universiti Press, 1995.

137. Eliot T.S. Notes towards the definision of Culture.- L., 1948.

138. FoucoultM. L'ordre du discours.- P., 1971.

139. Foucoult M. L'usage des plaisir.- P., 1984.

140. Foucoult M. Resume des cours.- P., 1989.

141. Giddens A. The cansequences of Modernity.- Stanford, 1990.

142. Habermas J. Therie des kommunikativen Handles. Bd.l, 2. Frankfurt a. M., 1986.

143. Hassan I.The culture of postmodernism // Theory, Culture & Society. 1985.2/3.

144. Hintikka J. Possible Worlds and Epistemik Logik //Nous.- 1967,- Vol.l.- N1.

145. Kant I. Gesammelte Schriften. Bd XV.

146. Kearns J.T. Modal Semantic Without Possible World// Jörn, of Symbolic Logic.- Providens,1981.- Vol.41.- №1.

147. Kripke S. Semantical Consideration on Modal Logik // Acta Phil.Fennca.-1963.- Vol.16.

148. Levi-Strauss C. Antropologie structurale.- P., 1958.

149. Levi-Strauss C. Le regard e loigne.- P., 1983.

150. Levi-Strauss C. Mythologiques, le cru et le cuit.- P., 1964.

151. Lyotard G.-F. Le Differend.- P., 1983.

152. Lodder Chr. Russian Construktivism. New-Haven-London, 1983.

153. Mounier E. Le personalisme.- P., 1969.

154. Shutz A. The Homecomer. On Phenomenologie and Social Relation.-Chicago, 1977.

155. Tenbruck F.-H. Die kulturellen Grundlagen der Gesellschaft. Der Fall der Moderne.- Darmstadt, 1968

156. Williams R. Keywords. A vocabulary of culture and society.- New York: Oxford University Press, 1976.

157. Wittgenstein L. Remarks on the Philosophy of Psychologi // Ed G.E.M. Anscombe and G.H. von Wright.- Chicago, 1980.- Vol. 1.