автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.04
диссертация на тему: Кванторное определение в современном английском языке

Полный текст автореферата диссертации по теме "Кванторное определение в современном английском языке"

На правах рукописи

КАЗАРИНА Татьяна Викторовна

ТРИ ЭПОХИ РУССКОГО ЛИТЕРАТУРНОГО АВАНГАРДА (ЭВОЛЮЦИЯ ЭСТЕТИЧЕСКИХ ПРИНЦИПОВ)

10.01.01 — русская литература

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук

Самара — 2005

Работа выполнена в государственном образовательном учреждении высшего профессионального образования «Самарский государственный университет»

Официальные оппоненты: доктор филологических наук, профессор

Карпов Анатолий Сергеевич

доктор филологических наук, профессор Сухих .Игорь Николаевич

доктор филологических наук, профессор Едина Елена Генриховна

Ведущая организация: Московский государственный

педагогический университет

Защита диссертации состоится с ^ » ^оАГпсу)^ 200 в. /а часов на заседании диссертационного совета Д 212.218 07 при ГОУ ВПО «Самарский государственный университет» по адресу. 443011, г. Самара, ул. Академика Павлова, д. 1, зал заседаний Ученого совета Самарского государственного унисерситета.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке ГОУ ВПО «Самарский государственный университ».

Автореферат разослан * 3 » 200 г.

Учёный секретарь диссертационного совета

г ю Карпенко

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

На протяжении целого столетия авангард демонстрировал уникальную жизнестойкость, способность к многократному возрождению и обновлению. В своём развитии творчество художников-авангардистов постоянно сталкивалось с самым решительным противодействием господствующей культуры, в разрушении конвенции которой авангард видел свою главную задачу. Однако несмотря на самую сокрушительную критику и прямые гонения со стороны властей, авангардизм находил возможности самовосстановления во всё новых формах. В русской литературе его художественные интенции впервые проявили себя в творчестве футуристов, в существенно обновлённом виде «воскресли» в поэзии и прозе целого ряда литературных группировок 20—30-х гг. и значительно позже, начиная с 60-х, заявили о себе в деятельности «московских концептуалистов». Всё Это превратило авангард в одно из важнейших явлений культуры XX века, а его исследование — в способ уяснения механизмов художественного мышления, лежащих в её основе и определяющих её специфику.

Как значимое художественное явление, существенно повлиявшее на «культурный климат» эпохи и изменившее расстановку сил в литературном процессе, авангардизм дал толчок к развитию новых литературоведческих подходов и школ: побудил к теоретической рефлексии создателей ОПОЯЗа (В. Шкловский, Ю. Тынянов, Б. Эйхенбаум и др.), сказался на характере эстетических штудий М. М. Бах-типа, во многом предопределил способ мышления структуралистов московско-тартуской школы (Ю. М. Лотман и др.). Творчество авангардистов всех поколений было для литературоведов этих и более традиционных направлений исследовательской деятельности постоянным предметом анализа. И хотя работа по изучению творчества авангардистов тормозилась в силу целого ряда причин (как правило, политико-идеологического характера), общие усилия отечественного литературоведения и зарубежной славистики позволили восстановить основной корпус наиболее значимых текстов, изучить творческий путь ведущих художников авангарда, воссоздать картину деятельности основных литературных объединений, дать глубокий анализ важнейших произведений, созданных авангардистами.

Актуальность исследования определяется необходимостью теоретического осмысления той роли, которую сыграли литература и искусство авангарда в культуре XX века. Художественная деятельность ведущих мастеров авангарда и его основных направлений в той или ипой мере изучена литературоведами, по поле исследовательской работы никогда не расширялось до масштабов художественной практики русского литературного авангарда в целом. Это вынуждало литературоведов рассматривать отдельное произведепие, творчество конкретного художника, работу объединения или этап деятельности направления в отрыве от контекста художественной практики авангарда, вне общей для него системы координат — мировоззренческих и эстетических установок, единой логики художественного развития. В результате критерии оценки результатов, достигнугых тем или иным автором, группой и т. д. до настоящего времени не определены и значимость, художественная ценность конкретных авангардных акций и произведений оценивается без учёта специфики тех задач, которые ставили перед собой авангардисты. Даже само понятие авангарда в . настоящее время остаётся достаточно расплывчатым и по преимуществу оценочным: служит фигуральным обозначением того, что является «последним словом», модной новинкой или экстравагантной крайностью в искусстве.

На данном этапе огромный материал, связанный с практикой русского авангарда, нуждается в систематизации и рассмотрении в рамках общей концепции, позволяющей судить о едипых эстетических основаниях работы авангардистов всех поколений. Настоящее исследование предлагает модель для объяснения мировоззренческих истоков авангардной деятельности, эстетических принципов, лежащих в её основе, а также тех видоизменений, которые она претерпела в ходе исторической эволюции, и причин постепенного снижения активности авангарда к концу XX века. Изучение эстетической природы авангарда позволяет уйти от описательности, приблизительности и субъективизма в понимании и оценке как явления в целом, так и его самостоятельных этапов, форм художественной деятельности и конкретных результатов.

Объект исследования — творчество художественных объединений, деятельность которых представляется наиболее репрезентативной для каждой стадии развития отечественного авангарда. Логика его возникновения и исходные эстетические принципы изучаются на материале творчества группы «Гился» в целом и её ведущих художников, среди которых выделены В. Хлебников, В. Маяковский и

А. Кручёных как представителей важнейших тенденций в работе объединения. Развитие традиций классического авангарда в литературе 20—30-х годов рассматривается на примере творчества обэриутов — Н. Заболоцкого, Н. Олейникова, Д. Хармса, А. Введенского, — тех поэтов и писателей группы, чьи произведения в своей значительной части сохранились, доступны изучению и позволяют судить о доминирующих художественных стратегиях ОБЭРИУ. При анализе практики авангардистов третьего поколения особое внимание уделяется «лианозовскому» этапу становления концептуализма (связанному с творчеством Е. Кропивпицкого, И. Холина, Я. Сатуновского, Г. Сапгира, Вс. Некрасова и др.), поэтике соц-арта (Д. А. Пригон, Т. Кибиров, В. Сорокин и др.), характеру художественных поисков, которые велись поэтами и живописцами в решающей фазе существования концептуализма (группа «Коллективные действия», Л. Рубинштейн) и в период, когда это искусство постепенно утрачивало свою связь с авангардом (А. Бартов).

Предмет изучения — эстетическая специфика деятельности русских писателей и поэтов-авангардистов всех поколений.

Материал исследования — художественные тексты и теоретические программы авангардистов, нашедшие выражение в их манифестах, статьях и публичных высказываниях.

Цель и задачи исследования. Цель данной работы состояла в выявлении эстетической природы русского литературного авангарда и характера изменения эстетических установок в ходе его развития. В связи с этим ставились задачи: 1) рассмотреть важнейшие периоды художественной практики авангардистов в их взаимосвязи — как стадии реализации единого «авангардного проекта», 2) определить варианты креативной стратегии авангарда, воплотившиеся на каждом из его самостоятельных этапов и, прежде всего, в деятельности его ведущих художников.

Методология исследования. Методологической опорой данной работы явились прежде всего исследования, где в той или иной степени сопрягаются метафизические, эстетические и семиотические аспекты существования искусства — труды М. Бахтина, П. Флоренского, А. Белого, Р. Якобсона, Г. Винокура, Ю. Тынянова, П. Бюргера, Т. Адорно, Ю. Лотмана, В. Топорова, Б. Гаспарова, Ж. Деррида, Р. Барта, Ж. Бодрийяра, А. Хапзеп-Леве, Е. Фарыно, И. Смирнова, Б. Гройса, М. Ямпольского, М. Рыклина, В. Подороги, М. Мейлаха, М. Шапира, Н. Рымаря, В. Тюпы, Е. Бобринской, Е. Тырышкиной, И. Иваиюшиной, И. Васильева, Н. Сироткина и др.

Поскольку в намерения авангардистов всех поколений входит изменение реальности путём использования семиотических механизмов, основным методом исследования в диссертации служит системный подход, сочетающий историко-литературный анализ художественной практики авапгарда со структурно-семиотическим изучением его поэтики.

В диссертации предложена строгая последовательность рассмотрения важнейших аспектов философии и творчества авангарда на каждом этапе его развития: 1) свойственного данному кругу художников понимания взаимоотношений материальной и знаковой реальности и функций творческого субъекта (философско-эстетический аспект); 2) семантической, синтактической и прагматической организации авангардного текста (семиотический аспект); 3) воплощения заявленных принципов в творчестве тех авторов, которые репрезентируют наиболее существенные возможности избранной данным объединением художественной стратегии (область индивидуальной художественной практики).

Научная новизна исследования заключается в том, что в диссертации:

1) впервые рассматриваются все этапы становления русского литературного авангарда;

2) систематизируются эстетические принципы, лежащие в основе его художественной практики;

3) определяется характер преемственности, существующей между важнейшими периодами деятельности авангардистов;

4) выявляется спектр возможностей, реализованных художниками авапгарда в их индивидуальной художественной практике;

5) исследуется взаимосвязь между авангардными явлениями в живописи и литературе XX в.;

6) наряду с рассмотрением текстов классиков авангарда впервые предлагается анализ творчества авторов, прежде не изучавшихся в рамках академического литературоведения, — Я, Сатуновского, А. Бартова и др.

Основные положения, выносимые на защиту:

1. Искусство русского авангарда — род художественной деятельности, смысл которой заключается в преодолении фундаментального разрыва между материально-практической и знаковой областями действительности. Восстановление их единства, понимается авангардистами всех поколений как слияние онтологической подлинности предметного мира, динамики языка и креативности творческого субъекта.

2. Последовательно отождествляя онтологическое с творчески продуктивным, авангард на разных стадиях своего развития вменяет эти свойства разным уровням, структурам и состояниям бытия. Первоначально онтологический статус приписывался бытийной динамике (у футуристов), затем — смысловой нерасчленённости «первобы-тня» (у обэриутов), в конце XX века (у концептуалистов) — тому опыту переживания целостности мира, который присутствует в коллективном восприятии.

3. Эстетический радикализм литературного авангарда подготовлен и обусловлен «революционным» характером тех явлений в области философского и художественного мышления, которым он наследует: жизнетворческими установками русского модернизма; свойственной некласспческой философии рубежа XIX—XX веков интенции преодоления философской рассудочности ради приобщения к единству становящегося бытия; характерной для живописи авангарда утопии воссоединения семиотической и эмпирической реальности.

4. Практическое воплощение программы авангарда на первой стадии его развития продемонстрировало, что идея «слияния» предметности, языка и авторской воли может быть воплощена в трёх основных версиях, предполагающих верховенство одного из этих начал: 1) художественное оцельнение реальности путём её редукции к предметному (путь В. Маяковского), 2) лидерство языка в общем синтезе (стратегия В. Хлебникова), 3) гегемонию автора (вариант А. Кручёных).

5. Авангардисты второго поколения — обэриуты — видели задачу искусства в приобщении творчески продуктивному «потенциальному» бытию. В триаде «предметность — язык — автор» первостепенными по значению становились воля автора, создающего механизмы сообщения с «миром за жизнью» (Д. Хармс), и художественный язык как «палимпсест», храпящий под наслоениями поздних записей «оттиски» отношений, свойственных ранним стадиям бытийного становления. Присущая футуризму сознательная монологичность творчества в произведениях обэриутов заменялась диалогической соотнесённостью противоположных фаз существования явлений — тех, которые свидетельствуют о богатстве креативных возможностей бытия, и тех, где эти потенциальные возможности до неузнаваемости искажены в актуальных формах.

6. Деятельность авангардистов третьего поколения — концептуалистов — протекала в условиях засилия государственной идеологии и была направлена в первую очередь против неё. Согласно семиоти-

ческой концепции авангарда-3, сформировавшейся под существенным влиянием структурализма, идеология представляет собой непрекращающуюся деятельность по переозначиванию, в результате которой вещи и явления утрачивают самостоятельное значение, онтологическую безусловность. Стремясь остановить этот процесс, концептуализм 1) ведёт поиск зон, где операция идеологического развеществления невозможна (конкретизм «лианозовской школы»);

2) дезавуирует методы работы советской идеологии (соц-арт);

3) разрабатывает методики «обратного переозначивания» — возвращения безусловности тем сторонам и проявлениям жизни, которые подверглись идеологической «переработке» («зрелый» концептуализм).

7. Эволюция авангарда вела к отказу от признания онтологической подлинности за теми проявлениями бытия, которые, в соответствии с изначальным замыслом, должны были лечь в основание повой, безусловной реальности. В конечном итоге это привело к признанию неосуществимости «авангардного проекта» и к переходу в постмодернистскую стадию художественной рефлексии.

Теоретическая значимость диссертационного труда состоит в комплексном исследовании многообразных проявлений и разных этапов художественной деятельности авангардистов. Это позволяет конкретизировать и систематизировать существующие представления об эстетической природе и художественной практике авангарда и может послужить основой для их дальнейшего углублённого изучения.

Практическая значимость. Концепция русского авангарда, изложенная в диссертации, может быть использована в вузовском преподавании на филологических и культурологических факультетах при разработке теоретических и историко-литературных курсов, посвященных как изучению литературного процесса XX века в целом, так и истории русского художественного авангарда, его основных направлений и творчества конкретных художников. Материал исследования может быть полезен при чтении спецкурсов по проблемам художественного языка.

Апробация исследования. Основные положения диссертации отражены в 29 публикациях научного и учебно-методического характера общим объемом более 80 п. л.

Материалы диссертации прошли апробацию на 17 международных и всероссийских вузовских научных конференциях в Воронеже, Москве и Самаре, а также па страницах ряда московских («Новый мир», «Преображение») и московско-самарских («Цирк "Олимп"») периодических изданий.

Среди докладов, сделанных на основе диссертационного исследования в период с 2000-го по 2005-й год: «Концепция культуры и искусства в романе К. Ваганова "Козлиная песнь"» (междунар. конф. «Художественность литературы» — Самарский научный центр РАН, 2001); «Проблема рационального в творчестве художников русского литературного авангарда» (междунар. конф. «Проблема рационального в неклассической философии» — Самара, СаГА, 2002); «Мир без "мира идей": редукция бытия и статус субъекта в творчестве обэриу-тов» (междунар. конф. «Мир идей и взаимодействие художественных языков в литературе Нового времени» — Воронеж, ВГУ, 2003); «Проблема границы в русском художественном мышлении рубежа XIX—XX веков» и «Идея различения в творчестве футуристов и обэриутов» (междунар. конф. «Проблема границы в литературе и искусстве» — Самара, Ин-т нем. культуры, 2003, 2005); «Субъект против субъекта (проблема преодоления страха в творчестве Александра Введенского)» (междунар. конф. «Морфология страха» — Самара, Самарский научный центр РАН, СамГУ, 2005).

Результаты исследования включены в содержание курсов «Современная отечественная литература», «История русской литературы "серебряного века"», «История русского искусства рубежа XIX—XX вв.», «Семиотика поведения» (спецкурс), «Модерн и авангард» (спецкурс), читавшихся автором на философско-филологическом факультете Самарской гуманитарной академии.

Идеи, изложенные в диссертации, пропагандировались в статьях литературного еженедельника «Цирк "Олимп"» (1995—1998, Москва-Самара), циклах радио- и телепередач, посвящённых современному художественному процессу, на сайтах сети Интерпет. Итоги этой работы отмечены Губернской премией 2004 г. в номинации «Губернские премии и гранты в области науки и техники».

Структура работы. Текст диссертации состоит из «Введения», трёх частей (две — из трёх глав, третья — из двух), выводов к каждой главе и раздела «Список использованных источников». Общий объем — 457 машинописных страниц.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ

Во «Введении» описывается состояние вопроса, обосновываются цель, задачи и методология исследования, определяются предмет, объект и структура работы.

Часть первая. Глава первая. Эстетические корни русского литературного авангарда. Деятельность футуристов <Гмлеи».

Основные источники, к которым в диссертации возводится деятельность литературного авангарда, это 1) характерный для европейской мептальности рубежа. XIX—XX веков тип мировосприятия, нашедший наиболее яркое выражение в философии Ф. Ницше, 2) литература модернизма, своими эстетическим крайностями обусловившая появление принципиально новой системы художественного мышления, 3) «левая» живопись, чьи эстетические принципы и конкретные приёмы работы с материалом были усвоены литературой авангарда.

Эстетика Ницше несла идеею преодоления дистанции между субъектом и объектом художественной деятельности. «Диотшсий-ски-эстетическое», в понимании философа, — это событие встречи, ничем не опосредованного контакта и даже слияния человека с пер-востихией. Эстетически значимое оказывается в этом случае не областью оформленного бытия, являющего себя в своей упорядоченности как прекрасное, возвышенное, комическое и т. д., а сферой, где сама его неоформленность переживается всей силой человеческих чувств как подлинность, неподдельная сущпость вещей.

Для художников раннего авангарда характерно такое же стремление приобщить человека бытийному становлению, понятому как творческий процесс. Претендуя на изменение не только искусства, но и всех принятых форм человеческой жизнедеятельности, ранний авангард выступает оппонентом существующей культуры. Футуристы видят в ней систему институций, отчуждающих человека от «первосу-щсго» — динамической основы бытия. Отчуждение, в их понимании, охватывает пе только человеческий мир: жизнь ра зорвана в каждом из своих звеньев, разделена на «первую» и «вторую» реальность, на слово и дело, природу и дух и т. д. С точки зрения футуризма, любая попытка вычлепения, различения и нормативной оценки каких бы то ни было отдельных сторон и явлений действительности противоречит творческому духу бытия. Поэтому программа деятельности раннего авангарда состояла в уничтожении границ между языком и предметностью, человеком и словом, духом и материей, единым й множественным, внешним и внутренним, искусством и жиз-

нью, — иначе говоря, предполагалась борьба с многоликостью различий и различением как таковым. Это стало основой для пересмотра задач искусства: теперь ему предстояло сделать мир монолитным.

Для этого художник должен был «овладеть» энергией становящегося бытия, приобщаясь «первосущему» и в то же время подчиняя бытийное становление собственной воле. Перед автором стояла задача, парадоксальная в своей основе: приблизиться к «первой», подлиипой реальности теми средствами, которыми располагает «вторая», — искусство — и, оперируя изначально условным языком художественного творчества, «прорваться» в пространство безусловного существования.

В ходе развития искусства авангарда первоначальный интерес к философии Ницше был утрачен вместе с абсолютизацией стихийных первооснов сущего. Но стремление сблизить жизнь с её онтологическими основаниями оставалось неизменным у авангардистов всех поколений.

В литературе модернизма были поставлены все основные проблемы, решением которых впоследствии занимался авангард. Общими для этих художественных систем нам представляются фетишизация творчества, инновационная активность, универсализм художественного мышления, отказ искусства от ипстшуциальной замкнутости (жизнетворчество) и перенос центра художественных усилий на работу с языком. Функция наделения жизни смыслом возлагалась символистами на искусство как способ приближения к абсолютным ценностям бытия — Истине, Красоте, Богу. Жизнетворчество в этом варианте означало распространение закопов искусства на эмпирическое существование человека. Авангард, также намереваясь уничтожить границу между искусством и жизнью, настаивал на приоритете жизни, понятой как ненрерывпое становление новых бытийных форм. Радикализуя открытые модернизмом методы работы со словом, авангардисты видели важнейшее средство динамизации творчества в преобразовании художественного языка.

Проективные интенции модернизма дополняются у футуристов инструментальным характером текста: оп понимается как орудие, благодаря которому реальности возвращается динамика и онтологическая безусловность. Эстетические достоинства произведепия более пе рассматриваются как его существенные свойства, — на первый план выходит его способность трансформировать мир, разрушая характерные для данной стадии культурного развития рефлексивные структуры.

Наконец, русская живопись начала XX века в борьбе с условностью искусства избегала фигуративности, использования традицион-

ной перспективы и т. д. Знаковость языка новой живописи в этот период не осознавалась. Цвет, линия, объём воспринимались как элементы материальной действительности, из которых может быть построена новая реальность. Утопичность этого мышления и конкретные приемы борьбы с господствующими художественными конвенциями также заимствовались футуристами.

Глава вторая. Поэтика футуризма.

По замыслу футуристов, в новом искусстве язык, предмет, художник, взаимодействуя в творческом акте, должны образовать нерасчленимое единство: свойства языка — сообщиться вещи и субъекту, признаки вещи — языку и художнику, творческая активность автора — предметному миру и языку. Задуманпое ранним авангардом преображение мира — это переворот, благодаря которому все оспов-ные «участники» креативного акта обретут новое качество, слившись воедино. Решение этой задачи возлагалось на искусство, способное разомкнуть заколдованный круг бесчисленных культурных опосредо-вапий, заняв место на границах культуры.

Повышенный интерес футуризма к предметности объясняется верой в онтологичность вещи, её принадлежность безусловному бытию.

Языку футуристы приписывали магические функции — способность, воздействуя на внесловесную реальность, изменять мир референций. Слову отводилось тем более высокое место на шкале цен-ностеи, чем больше его свобода от понятий, конституирующих паличную культуру. «Самовитое» слово (лексема, где означаемое максимально сближено с означающим) рассматривалось футуристами в качестве соединительного звена между миром знаков и миром референций. Предполагалось, что оно 1) может быть зачинщиком последующих семантических трансформаций внутри текста: энергия произведённого в нём семиотического сдвига передаётся по цепочке от слова К слову, и в результате мимесис как принцип художественной деятельности вытесняется семиозисом, 2) способно «направляться на предмет ради изменения его свойств» (Хлебников). В соответствии с этой программой на вершине ценностной иерархии языковых форм оказывалась заумь — семантически не мотивированные звуко-бук-венные комплексы — и тексты из таких, незнакомых общепринятому языку слов. В зауми язык полностью освобождался от любой внешней заданности и становился чистым выражением воли творческого субъекта. По мнению футуристов, подобный язык позволяет заново творить реальность, отбросив весь опыт прежней культуры.

Субъект футуристического творчества утрачивает индивидуально-человеческие черты и выступает как персонификация креативных начал бытия, своего рода «генератор напряжения», источник того «поля», в котором осуществляется эпергетическое взаимодействие разных сторон реальности.

На уровне семаптики футуристическое произведение демонстрирует распад бытия и переход жизни в новое качество, то есть изменение принципов сущ ествования мира и его важнейших характеристик. Мучительно-неудобное для человека пространство становится покорным, пластичным и преодолеваемым. В нём уничтожаются внутренние преграды, затруднявшие свободпое перемещение, и это ведёт к неограниченной экспансии человеческой воли и власти, больше не встречающих никаких ограничений. Однако, бесконечно расширяясь, футуристический универсум одновременно стремится к качественной унификации, и преобразование мира означает сокращение числа его смысловых измерений, так что важнейшие семантические оппозиции, действующие в рамках культурного сознания эпохи, утрачивают один из своих членов. Например, нейтрализуется противостояние внешнего — внутреннего в пользу впешнего, в смысловой оппозиции близкого — далёкого побеждает близкое и т. д.

Поскольку художественное мышление раннего авангарда абсолютизировало динамику бытия, понятую как непрерывное движение материи, время также переставало быть «чистым» движением, оказывалось неотторжимым от предметно-чувственного мира и его конкретных форм. В ходе развёртывания текста оно приобретало пространственные характеристики — делалось изотропным и управляемым.

Логика культурной нормы, здравого смысла, каузального мышления в футуристических произведениях отступала перед логикой случая. Случайное событие оценивалось как выплеск креативной энергии бытия, как динамический импульс, переводящий мир из состояния консервации в режим становления. А поскольку привычные представления о причинно-следственной связи предполагают подчинение слова называемому предмету, борьба за динамизацию реальности начиналась с установления обратной зависимости: знаковая реальность, в трактовке футуристов, предшествовала материальной, текстуальное воспроизведение происшествия — самому происшествию, так что ход событий вытекал из того, как они описаны.

На уровне синтактики футуристический текст объединяет ра спавшиеся части мира в новое единство, псресотворяет действитель-

ность. В структурной организации произведений синтагматические отношения преобладают над парадигматическими: ранний авангард предпочитает динамизацию художественного смысла его «наращиванию», усложнению смысловой картины реальности. Апогеем в развёртывании текста является момент, отражающий превращение отчуждённого бытия в неопосредованное. При этом меняются свойства художественного пространства и времени, утрачивают силу каузальные связи.

Прагматика футуристического текста подчинена задаче вовлечения всей действительности в креативный акт. Реципиент ставится перед необходимостью выбора: отказаться от пассивной роли и войти в число активных единомышленников авангарда или быть превращенным в объект жизнетворческих манипуляций. Диссолидирующая аудиторию деятельность авангардистов (эпатаж, вызывающие формы творческого поведения) предшествовала консолидирующей — как более значимой и отражающей подлинные цели их искусства.

Глава третья. Основные пути решения художественных задач авангарда в творчестве В. Маяковского, В. Хлебникова, А. Кручёных.

Уничтожите разрыва между материальной и семиотической реальностью могло достигаться разными способами — при выдвижении на первый план какого-либо одного из элементов триады автор-предмет-язык.

В. Маяковский избрал путь подчинения языка — как отчуждающей силы — предметному миру. Его поэтика в наибольшей степени соответствовала изначальной интенции футуризма — установке на материализацию поэтического слова. Действие в стихах Маяковского ведёт к опредмечиванию любых сущностей, каждому обобщающему понятию он подыскивает вещные эквиваленты. От триединства денотат-означаемое-означающее поэт готов оставить один денотат, считая только его смыслосодержащим элементом триады.

Всем другим тронам Маяковский предпочитает онтологические (по классификации Дж. Лакоффа и М. Джонсона) метафоры, представляющие абстрактные понятия (эмоции, идеи) и действия как материальные субстанции. В нарушение обычной закономерности, согласно которой метафорой конкретного, скорее всего, окажется абстрактное и наоборот, у Маяковского метафорой вещи становится другая вещь.

Графический рисунок текстов Маяковского способствует вычленению слов и даже слогов в самостоятельные фрагменты, зрительно

напоминающие обособленно стоящие предметы. Это ведёт к десемап-тизации слова, его уравниванию с другими телами физического мира.

Работа с языком носила у Маяковского осознанный характер. В частности, трагедия «Владимир Маяковский» явилась презентацией футуристической программы языковых преобразований. Освобождение мира, которое осуществлял герой трагедии, понималось как возвращение мыслительно-языковым формам вещности, трёхмерности, оплотнённости. В этом случае ментальное становилось материальным. Подобные операции в тенденции ведут к тому, что в языке ликвидируется понятийный уровень, и он превращается в словарь названий единичных явлений или предметов. Семиотика Маяковского возвращает нас, таким образом, к «нулевой точке отсчёта в семиотическом смысле» (Е. Фарыно). Но для Маяковского семиотический процесс не должен завершаться в рамках произведения, — он неотделим от общения с аудиторией. Так, в процессе сценического исполнения трагедии овеществившийся язык спова становился обра-щёнпым к зрителю посланием, опять приобретал свойства движущейся речи, внутри которой происходит живая циркуляция смыслов.

Прямое общение с публикой (в частности, сценическое) играло важную роль, поскольку театральная интерпретация текста предполагает постоянное и наглядное взаимопревращение знаковой и предметной реальности. То, что зритель видит на сцене, — вещи, люди, — обладает несомненной материальной конкретностью, но при этом принадлежит плану выражения, функционирует в качестве знаков. Сценическое воплощение словесных текстов раннего авангарда призвано было свидетельствовать о взаимообратимости слова и вещи и, как следствие, о принципиальной неразделимости жизненной конкретики и её символических интерпретаций. Динамика, которой добивался в подобных случаях Маяковский, — это постоянная трансформация плана выражения в план содержания и обратно, то есть такая подвижность, которая уничтожает оппозицию сигнификата и сигни-фиканта.

Другой способ воплощения футуристического проекта — программа В. Хлебникова — вёл к созданию равновесия между знаковой и предметной сторонами действительности. В этом случае огромную роль начинал играть язык как движущаяся реальность, отражающая динамику «первосущего».

Сложная для Маяковского задача динамизации текста разрешается у Хлебникова благодаря тому, что его художественный язык

выступает в своей порождающей функции — как непрерывное развертывание новых словесных структур. Это «язык в действии, в своей самоактуализации, язык как смысловое становление. Язык — акт, а не факт» (В. Лехциер) В своей работе со словом поэт ставит на первое место не спрятанную в нём устойчивость вечных истин, а его готовность и умение сдвинуть с привычных «мест» все узаконенные значения, перестроить смысловую картину мира.

Но уникальность лингвистической концепции Хлебникова состоит в том, что язык для него — разновидность органической жизни. С этой точки зрения, развитие природы и языковая динамика — явления одного порядка.

В натурфилософии Хлебникова природа не только natura naturata (продукт), но и natura naturans (продуктивность, деятельность, субъект). Её жизнь воспринимается поэтом как осмысленное становление, творческий процесс. Однако природа не идеализируется: она безжалостна и в конечном счёте безоглядно губит всё, что породила. Поэтому очень важно не давать ей лишней власти, держать её под контролем. По мысли Хлебникова, развитие естественной жизни устремлено к разумности, брезжит её проблесками, но на каком-то этапе творчество природы больше не может осуществляться без участия разума, то есть без сознательного вмешательства человека. Если в природе всё энергетически связано со всем, то задача человека — сделать это разумной связью, объединить вещи и явления на уровне смысла.

Существующие культура и искусство, по Хлебникову, препятствуют решепию этой задачи. Они ведут к дематериализации человеческой жизни, её «отречению от собственной плоти» и переходу в знаковую субстанцию, поэтому нарушают шаткий баланс между людьми и природой в пользу природы. Например, в пьесе «Маркиза Дэ-зсс» главный герой не догадывается, какая миссия возложена на него провидением: «смерить», т. е. рационально осмыслить происходящее и увести его с пути природно-катастрофического развития, он принимает за «смерть» — приговор. Смирившись с пим, он тем самым обеспечивает триумф природы — запускает механизм естественного развития, в конечном счёте ведущий всё живое к исчезновепию. Игровое перевоплощение присутствующих (события разворачиваются во время маскарада) переходит в действительное, и люди, игравшие те или иные роли, на самом деле перестают быть собой — окаменевают, превращаются в изваяния.

Уничтожить противостояние человека, природы и культуры, по мнению Хлебникова, должен язык — как связующее начало бытия.

Но не общепринятый (в нём утрачено взаимооднозначное соответствие между знаком и смыслом и смысловая «сообщасмость» лексем), а «мечтаемый» (Г. Винокур), усовершенствованный. Сущность языковых преобразований, пад которыми много лет трудился Хлебников, — ремотивация языковых связей, актуализация системности языка. Этот путь в конечном счёте вёл к прозрачности слова и информационной проницаемости мира.

В поэтике Хлебникова воплощается тот же принцип объединения разных планов бытия. Он не предполагает доминирования какой-то одной стороны жизни, её иерархических преимуществ по сравнению с прочими. По существу речь идёт о том, чтобы ввести все части вселенной, все пласты реальности в единое информационное и смысловое поле: согласовать, скоординировать и сгармонизировать их существование, сделав их видимыми и попятными друг для друга. Поэт демонстрирует способность мыслить разное как единое, сопрягать далековатые величины, не признавая никаких спецификаций, никакой разноуровневости жизненных явлений. Для этого он постоянно смещает границы смысла, сопрягая конкретное и абстрактное, историческое и метафизическое, принадлежащее материальному миру и сфере языка.

Третий вариант решения проблемы преодоления конвенциональ-ности существования фактически означал нечто диаметрально противоположное двум первым — диктатуру творческого сознания, которое подчиняет себе как язык, так и предметпый мир. На этом основывалась художественная стратегия А. Кручёпых.

Поскольку в творческом акте взаимодействуют две стороны — движущееся бытие и творческий субъект, придающий смысл его динамике, — в футуристических произведениях ценностное предпочтение могло отдаваться как первому, так и второму. Кручёпых главным источником креативности объявлял волю художника. Перестав быть миссией, служением, деятельность автора превращалась в роль, отношение к творчеству становилось игровым. Восприятие искусства как интерпретационной деятельности избавляло от необходимости формировать текст как «языковое тело», — достаточно было приписать новое значение тому, что существовало до и помимо вмешательства художника. У Кручёных это привело к практике мпогократного издания одних и тех же произведений в меняющейся последовательности и под разными наименованиями. Текст появлялся не как плод трансформирующих усилий художника-жизнетворца, а как результат того, что на исходный жизненный материал спроецирована его воля.

В зауми Кручёных эта стратегия нашла высшее воплощение: асемап-тичное -»слово» допускало любые манипуляции и истолкования. Одновременно это увеличивало власть автора над реципиентом: там, где слово переставало быть «логосом», человек (слушатель, читатель) — homo sapiens'oM. Сконструированный мир асемантичного произведения существует вне пространства и времени: он однороден, равен себе в любой точке и лишён перспективы принципиа льных изменений. Для реципиента , приобщение подобной реальности — эйфори-ческое погружение в стихию бесконфликтного, нерефлексивного бытия (пе случайно Дж. Янечек писал об эротическом воздействии зауми Кручёных). Есть свидетельства того, что создание заумных текстов предполагало планомерное воздействие на подсознание читателей и в их экспериментальном пространстве разрабатывались методики подчинения чужой воли.

Но попытки Кручёных освободить поэзию от референций послужили мощным творческим стимулом для обэриутов и концептуалистов: чем меньше художник мог рассчитывать на содействие внешнего мира, тем важнее были любые подтверждения того, что субъект способен быть самостоятельным источником креативности и может творить, не опираясь ни па что вне себя самого.

Творчество остальных поэтов «Гилеи» в той или иной степени соотносилось с каким-то из трёх перечисле1шых проектов.

Часть вторая. Глава первая. Философия и эстетика группы «ОБЭРИУ».

В своей оценке действительности обэриуты исходили из других, чем у футуристов, философских предпосылок. Под влиянием концепции Н. О. Лосского они усвоили органическое представление о мире, согласно которому бытие как целое предшествует любому из своих конкретпых проявлений. Соответственно, становление бытия понималось уже не как творческий, а как энтропийный процесс, в ходе которого, по мере возникновения предметных и рефлексивных форм, происходит «растрата» изначальных бытийных возможностей — распад единства, постепенное обособление внутри него отдельных, претендующих на самостоятельность областей, постепенно меняющих свою материальную природу на знаковую.

В философской концепции ОБЭРИУ перпобытие одновременно обладает всеми свойствами, которые в дальнейшем будут пониматься человеческим сознанием как противоположные и несовместимые: в нём не достигли стадии различения материальное и духовное, субстанциальное и ментальное, единое и множественное, статичное и

динамичное. Оно потенциально содержит в себе те возможности, которые затем воплотятся в жизни, — но воплотятся в конкретных формах, утративших полноту, свойственную «замыслу».

Авангардисты второго поколения отказываются от футуристической программы пересоздания действительности. В их концепции попытки искусства динамизировать жизнь способны привести только к ускорению распада сущего. Значение искусства авапгард-2 видит в «возвращении» к «первой реальности» — субъективно переживаемой полноте изначального состояния мира. Художественная деятельность в понимании обэриутов — репродукция акта Творения. В момент, когда она осуществляется, автор причастен всей полноте нерасчленённого бытия и получает возможность приблизить к ней реципиента.

Художник-креатор становится в понимании обэриутов воплощением раздвоенности: ои одинаково зависим от «первой реальности» и от эмпирии. С такой точки зрения, привести мир к единству означало прежде всего — уничтожить разрыв, рассекающий целостность человеческого «я». Поэтому творчество обэриутов в значительной мере было сосредоточено на этом «я». Деятельность художника становилась авторефлексивной, причём анализ, сомнение, самоирония превращались в моменты творчества, непосредственно входили в произведение. На месте прямого лирического высказывания оказывалось опосредованно-ироническое, на месте авторского «я» — одна из авторских масок. В частпости, обэриуты разрушали иллюзию полного «срастания» автора с материалом. Там, где ранний авангард предполагал их совпадение, возникал разрыв, дистанция, позволяющая возникнуть диалогическим отношениям.

В представлении обэриутов, сосуществование креативных и разрушительных начал приводит к внутреннему раздвоению всех проявлений реальности. Онтологическая укоренённость предметного мира заслонена интерпретациями вещей. Язык в его обычной функции способствует процессу смыслового разобщения, расчленяя мир с помощью отдельных слов и словесных комплексов. Авторское «я» утрачивает внутреннее единство и распадается на отдельные ипостаси, в разной степени воплощающие как идею креативности художника, так и убеждение в его зависимости от законов социоэмпиричес-кого мира. Поэтому новое художественное мышление призвано было стать «объёмным», открывающим за одним уровнем действительности другие, третьи и т. д. соотносимые между собой порядки бытия.

Глава вторая. Поэтика обэриутов.

Важнейший момент обэриутского мировоззрения — уверенность в принципиальной несогласуемости, своего рода «противонаправлен-посты*- интенций внешней реальности и онтологического бытия. На семантическом уровне художественный мир обэриутов воссоздаёт их дихотомию.

Предметом художественного интереса является для авангарда-2 не только творчески преображёнпая действительность (как у футуристов), но и не в мепыпей мере — разрушительная для неё власть эмпирии как столь же влиятельной стороны человеческой жизни. Эти два измерения бытия взаимодополнительны и не симметричны, взаимосвязаны и противоположны по знаку. По существу, это два самостоятельных мира, и с позиции каждого из них противоположный - искажение, навязчивая фикция, пагубная условность. Их анти-номичность проявляется в постоянной борьбе-соперничестве, где цель каждой из сторон — доказать неоправданность претензий контрагента на онтологическую подлинность существования. По мнению обэриутов, ход этого поединка (а не одни только творческие эксцессы) и составляет главное содержание жизни, поэтому их внимание чаще всего сосредоточено как раз на том, что игнорировалось футуристами — на логике, которой руководствуется обыденность, на формах её сопротивления всякому деятельному вмешательству. Поэтому важнейшая тема обэриутских произведений — принципы сосуществования креативных и антитворческих начал бытия, то есть «творчество и жизнь», или «чудо и обыденность».

Слияние с творческими истоками сущего предполагало борьбу с мнимостями человеческого сознания — с теми образами движения, мира вещей, языка, которые созданы этим сознанием и закреплены в человеческих представлениях как аксиомы здравого смысла. Поэтому производимые в обэриутском тексте семантические преобразования направлены на освобождение предметов от рационально-логических зависимостей. Значение деструктивных стратегий в обэриутском творчестве сравнительно с футуристическим возрастает: демонтажу подлежит весь мир наличпых форм, а не только конвенции искусства и культуры.

Поскольку в понимании членов группы ОБЭРИУ «реальность первого порядка», в потивовес наблюдаемой, полнокровна и матери-альпа, в окружающем мире «от её имени» представительствует вещь — как сгусток телесности. Предмет у обэриутов отмечает тот уровень

реальности, откуда начинается «восхождение» к «миру за жизнью». Оба эти плана бытия должен охватывать образ, который обэриуты называли иероглифом — иконический знак, в котором и внешняя, и внутренняя форма в равной степени претендуют на безусловность, причастность онтологической реальности. Подобная образность (как и заумь у футуристов) идеально отражает творческие интенции направления.

С точки зрения обэриутов, язык разделяет судьбу всего сущего, двигаясь в своём развитии от полноты божествепного замысла к неизбежной частичности всякого воплощения. Привычный язык — двойник условной реальности. Но, в отличие от предметов, он «впечатал в себя» и «помнит» то состояние бытия, когда оно не было поглощено распадом. Оп способен не только разъединять, но и соединять. По природе своей он до-разумен и до-логичен. Это делает его художественно продуктивным: с его помощью можно совершать «экскурсы» в ту область бытия, где оно ещё не растратило пыл творения, не остыло и не омертвело в виде механически связанных вещей и поступков. Поэтому в поэзии обэриутов активно используются те «комбинационные возможности и парадигматические "пробелы"» (О. Ханзен-Лёве), которые допускаются системой языка, но не актуализируются при его использовании. Придать языку «творческий тонус» — значит, в этом понимании, расторгнуть связи знаков с референциями. Слова, переставшие служить предметам, должны вернуться в тот первоначальный «языковой расплав», где знаки ещё не обрели значений и язык обладал единством, сходным с целостностью потенциального бытия.

Пространственность футуристического мышления заменяется у обэриутов повышенным интересом к времени как воплощению истинной динамики бытия. В их концепции время — первое, что возникло из неоформленной возможности мира, когда «предсущество-вание» сменялось существованием. Это своего рода «магма», которая затем сгущалась, создавая пространственные формы. Поэтому желание приблизиться к «порядку первой реальности» всегда предполагало обнаружение истинной сущности времени за слоем ложных человеческих представлений о нём.

Свойственные общепринятому мышлению каузальные структуры в произведениях обэриутов разрушаются, обывательская логика осмысления жизни доводится до абсурда — до той стадии, когда причинно-следственное истолкование жизни терпит полный крах,

факты предстают «оголёнными» от приписанных им связей. В этом случае события мыслятся как не вытекающие из предыдущего хода вещей и не влекущие никаких последствий. Но именно поэтому они могут быть возведены к своим действительным истокам — к породившей их безусловной реальности.

Задача, решению которой подчинён синтаксис обэриутского текста, — «подключение» обособившихся реалий к источникам творческой энергии. Для сторонников «реального искусства» всякое последовательно-стадиальное развитие — это движение в плоскости наличного бытия, в ряду конечных форм, отчуждённых от бытийных истоков. Оно не может привести к качественному обогащению жиз-пи, поэтому обэриуты оказываются от синтагматического развёртывания текста в пользу парадигматического. Связи по горизонтали, существующие между соседними явлениями, объявляются ложными и демонтируются. Цель художника состоит в том, чтобы связать реалии наличного мира по вертикали — с их онтологическими корнями, то есть найти в них то, что свидетельствует о происхождении из единого источника и приблизить к нему снова.

Обэриутский текст, в отличие от футуристического, больше не подчиняется принципу метаморфозы, не стягивается к смысловому центру — точке производимой художником радикальной трансформации: он должен длиться, возобновляться — непрерывно преобразуя энергию распада в энергию созидания. Основой построения такого текста у обэ-риутов становятся структуры, для которых характерна многоэтапность (в пределе — бесконечность) развёртывания, например, для Д. Хармса — структура игры, для А. Введенского — структура рассуждения.

Стремление напрямую связать явления, вписанные в «мир здравого смысла», с безусловной реальностью, рождает союз несовместимых уровней бытия, который, с точки зрения эмпирии, является алогичным. Алогичность, «бессмыслица» в обэриутском творчестве — это не только антитеза абсурдности эмпирического существования, но и утверждение возможности «невозможной связи» противостоящих друг другу миров — творческого и обыденного.

На уровне прагматики в обэриутском тексте осуществляется контакт «творческой» и «эмпирической» граней авторского «я». Творчество переживается как субъективная ценность — потребность личности в приобщении подлинности бытия, способ «конструировать себя с помощью письма» (И. Кукулин). Наличие других читателей, кроме заведомых единомышленников, становится в этом случае фа-

культативным. Произведение призвано оповещать о существовании «первой реальности» и открывать тайны её постижения, но не должно делать это постижение принудительным.

Глава третья. Художественное творчество обэриутов.

Творческая практика обэриутов включает много вариантов, несовпадение которых не сводится к противостоянию «левого» (Д. Хармс, А. Введенский) и «правого» (Н. Олейников, Н. Заболоцкий, К. Ваги-нов) флангов внутри группы. Художественные стратегии всех этих художников близки в своей негативной части (констатация абсурдности отношений, существующих в обыденной жизни), но существенно расходятся в позитивной, так что положительная программа конкретного автора может предусматривать как пересоздание действительности (на рациональной основе — у Заболоцкого, на иррациональной — у Хармса, на эстетической — у Вагинова), так и её демонтаж, приводящий к обнаружению неразрушимых оснований бытия (у Олейникова ею является активность субъекта, у Введенского — «параллельная реальность», не искажённая человеческим вмешательством). Способы актуализации искомых уровней и структур бытия также оказываются индивидуально-авторскими. Отдельные статьи третьей главы диссертации посвящены поэтике Н. Заболоцкого, Н. Олейникова, Д. Хармса, А. Введенского.

В отличие от других обэриутов, Н. Заболоцкий — поборник здравого смысла и материалистического подхода к действительности. Поэзию он определяет как «мысль, устроенную в теле», а задачу поэзии видит в достраивании сущего — наделении телесности мира смыслом.

Но находясь под обаянием конкретно-чувственной реальности, поэт одновременно осознавал, какую опасность она в себе несёт. В стихах сборника «Столбцы» Заболоцкий рисовал «тело мира» восхитительно-ужасающим: оно завораживало своей витальной силой и пугало готовностью вытеснить и уничтожить все иные проявления жизни. Поставив вне закона всё нематериальное, «густое месиво бытия» не оставляет места творческой активности субъекта, дискредитирует мысль и чувство как эфемерные проявления жизни. Эта реальность располагает своими способами выразительности и легко обошлась бы без вербализации; она монолитна и бесструктурна, поэтому парализует аналитические возможности языка. Это «реванш бытия-в-себе, окружающего и отрицающего нас самодостаточного мира» (Д. В. Токарев).

Творческий субъект у Заболоцкого поставлен перед выбором: или любоваться прихотливым колыханием материи — или подавлять её натиск собственной активностью. Сиять эту альтернативу Заболоцкий пытался в течение всей творческой жизни, отдавая предпочтение то органике мира (на её стороне были эстетические преимущества), то разумной человеческой активности (как этически оправданной).

Во многих отношениях мир «Столбцов» напоминает осуществившуюся футуристическую утопию, предполагавшую воссоединение знакового и предметного начал в монолитном бытии. Но в таком случае, результат, к достижению которого стремились футуристы, предъявляется Заболоцким как осуществлённый самой жизнью и развенчивается как неутешительный. Это означает, что уже в творчестве Заболоцкого авангард вступает в эпоху самокритики.

Общая для обэриутов тема трагической раздвоенности художника между иллюзорной внешней реальностью и тем, что она искажает, — областью онтологического — нашла самое яркое выражение у Н. Олейникова.

Олейников — поэт того же «революционного натиска», ничем не смущающейся активности, что и футуристы. Но поэтическая тема Олейникова — не креативность, а разрушительность личной воли, человеческая страсть как постоянный источник «возмущений» и катастроф, которые претерпевает мировой строй. Его художественный универсум — мир воинственного своеволия, сметающего всё на своём пути.

В творчестве Олейникова с вызывающей категоричностью заявлена тема бунта человека против любого овнешнеиия. Постоянное использование литературных масок и обращение к «невыгодным ролям» (отождествление себя с животными, насекомыми и т. д.) в его стихах одинаково провокационно: оно должно подчеркнуть несводимость субъекта к его «тварным» обличьям, его профанирующим пер-сопификациям.

Как «неумолимый ироник» (А. Герасимова) и продолжатель традиций «мнимой поэзии» («внук Козьмы Пруткова»), Олейников опирается на «второсортную» литературу, которая надстраивается над миметической словесностью, находясь в полной зависимости именно от пеё, а не от материального мира. Это позволяет поэту ослаблять связь слова с жизнью и мифологизировать реальность — произвольно сообщать ей любые черты и свойства. В текстах Олейникова одни

крайности переходят в другие: травестия — в гиперболизацию, самоумаление — в самовозвеличение, воспевание — в разоблачение. Язык не описывает, а приписывает действительности те или иные черты: он используется как механически прилагаемая к вещам и ситуациям «схема», узаконенная жанровым и стилевым употреблением, но никак не соотнесённая с реальностью. Изменения интонации носят характер внезапных и внутренне неоправданных перепадов. В конечном счете, предметный мир, человеческие переживания, художественный язык — все те стороны бытия, которые соучаствуют с поэтом в создании его произведений, поставлены друг с другом в крайне невыгодные отпошения. Из-под всего «выдернута» онтологическая «почва». Это поэзия «перехлёстов» и несоразмерностей, отражающих дисгармоничность жизпи. В мире фикций «я» оказывается единственной безусловной величиной.

Олейниковская «поправка», внесённая в программу деятельности авангарда, связана с утверждением власти творческого субъекта. Если у Кручёных самообожествление мотивировалось тем, что творческий субъект — творец реальности и её смысла, то у Олейникова «я» объявлялось самоценным, и даже творчество оказывалось не основанием, а только средством утверждения его значимости.

Художественное мышление Д. Хармса гиперсемиотично: всё окружающее рассматривалось им как формы существования языка. В семантической зауми поэт стремился активизировать слово. Для этого выстраивались отношения «по горизонтали» — от слова к слову. Связь лексемы с денотатом, напротив, ослаблялась. Возникавший язык был выведен из внутрисистемного равповесия, но не был «отражением» эмпирии, и это промежуточное положение делало его креативным, готовым заново строить отношения с миром. Теперь требовалось «пересадить» автономизировавшиеся проявления жизни на онтологическую «почву», соединив преобразовательные усилия художника и динамические интенции «мира за жизнью». С этой целью в ряде произведений 1928—1930 гг. Хармс преобразует текст в своего рода «генератор бытия», «словесную машину», пепрерывно производящую новые языковые фигуры. '. *

Проза и драматургия Хармса тематизируют процесс, единоборства языка действенного с языком мёртвым. Изображение здесь ведётся с позиций обыденной жизни, понятой как текст, где человек превратился в словесный мираж, пустой знак, функционирование которого обусловлено не его волей, а властью контекста.

Для не укоренённых в онтологической реальности героев Харм-са гибельна любая перемена, поэтому креативность языка начинает восприниматься как опасность. На этом этапе творчества особое внимание Хармса привлекают семиотические механизмы и активные силы, отношения которых организуют семиотическое пространство. Они нередко персонифицируются в героях и художественных конфликтах, «выступающих от имени» тех или иных возможностей языка. Субъектом дискурса становится неопознанное агрессивное начало, находящееся за пределами человеческой досягаемости — «голос бытия», пользующийся человеком как инструментом озвучивания собственных интенций. Иптригой многих произведений Хармса оказывается конфликт текста жизни и дискурса как преобразовательпо-языковой активности.

Так, в пьесе «Елизавета Бам» декларируется всесилие языка: слово рождает реальность, поэтому неосторожные слова героини провоцируют появление людей, пришедших её арестовать. Сообразительная девушка не желает слушать упрёки (ведь дать обвинителям высказаться, — значит, позволить им создать те обстоятельства, где она действительно окажется виноватой) и пытается сбить непрошеных гостей с толку, перевести активность дискурса в неожиданную для них плоскость. Но, когда это удаётся, оказывается уничтожена нерасторжимость знака и факта, а значит, их отношения становятся произвольными, и Елизавету снова можно объявить преступницей. Даже лишившись возможности формировать события, дискурс остался способен их оценивать, выносить свой приговор.

Предваряя будущие дискуссии постструкгуралистов, Хармс явился одним из первых писателей, заговоривших о языке как о самостоятельном источнике опасности.

Свойственный авангарду максимализм художественных решений в творчестве А. Введенского нашёл своё крайнее выражение. Все бытийные формы воспринимались им как помеха на пути к искомой целостности «мира за жизнью». Предметом исследования в ранней поэзии Введенского был язык, максимально удалённый от референций. Это объясняет интерес поэта к традиции мещанского романса (с его устойчивым набором приёмов, служащих условными знаками страсти, отчаяния, восторга и т. д.) и к зауми (асемантичной поэзии). Развоплощение действительности означало для Введенского её возвращение в исходное состояние, в языковую субстанцию: язык понимался им не как жёсткая структура, а как стихия, то и дело

выделяющая из себя отдельные формы, как первоматерия бытия. В ранних стихах поэта процесс становления мира был «запущен вспять»: если некогда слово Бога творило мир, то теперь мир опять переливался в слово, в дорефлексивный язык. В этом случае обэри-утское творчество предвосхищало характерную для постмодернистской литературы поэтику отчуждённых форм

Растождествляясь со своей пространственной и временной определённостью, вещи у Введенского утрачивали самодостаточность, теряли обособленность от других феноменов и переставали совпадать сами с собой. Отдельность человека также оказывалась фиктивной: личность распадалась на спектр автономных «я». В этом автор видел разные проявления свободы, которую поэзия возвращает миру.

Ограничителями в этой игре превращений признавались «время, смерть и Бог» — главные темы размышлений Введенского. Время и смерть понимались как интегрирующие начала бытия, вбирающие в себя (время) или приоткрывающие человеку (смерть) то единство (Бог), которое скрыто за разнообразием бытийных форм.

Но неискажённый мир открывается лишь при отказе от всякого субъективирующего начала, фактически — при устранении из картины мира самого человека. В космологии Введепского он никогда не был центром бытия, но отношение к нему с 30-х гг. стало более заинтересованным.

Например, комедия «Ёлка у Ивановых» (1939) подчинена игровому принципу, последовательно отменяющему все базовые правила, действительные для обычной жизни — общепринятые представления о времени, ценности человеческой жизни, значимости смерти. Люди, превращенные в балаганных марионеток, выступают здесь в пассивно-страдательной роли и не могут претендовать на сочувствие, хотя в ходе действия умирают один за другим. Но в таком случае и универсум, узаконивший игру по этим правилам, начипает выглядеть примитивным игрушечным театриком, а не великим театром мироздания. Пафос пьесы оказывался богоборческим: за её опереточным легкомыслием угадывался вызов автора Автору — самому Творцу.

Часть третья. Третья эпоха русского авангарда: концептуализм.

Глава первая. Условия возникновения и стадии развития концептуализма в России.

Новый этап эстетической активности авангарда наступил в 60—90-х годы, после нескольких десятилетий политических гонепий на «левое» искусство. Концептуалисты сознавали себя наследниками

русского авангарда, но преемственность художественного развития в силу идеологических причин была разрушена, поэтому авангард в России второй половины XX столетия фа ктически возник за ново и в своём развитии прошёл стадии, напоминающие футуристическую и обэриутскую.

Единство направления создавалось общим для всех течений концептуализма пафосом противостояния советской идеологии. Поэтому конец советской эпохи предопределил закат концептуализма.

Недоверие в отношении -языка и наличной предметности присуще концептуалистам изначально, но влияние структуралистских идей дало ему теоретическое обоснование. Оно привело к формированию концепции, согласно которой советская идеологая представляет собой непрерывную практику означивания — превращения жизненных реалий в означающие единого означаемого — воли верховной политической власти. Целью концептуалистов было блокирование идеологической деятельности государства путём дезавуирования, деструкции или деконструкции результатов его идеологической активности.

Глава вторая* Художественная практика концептуалистов.

На ранней стадии развития концептуализма, в творчестве поэтов «лианозовской школы» (Е. Кропивницкого, И. ХоЛИна, Я. Сату-новского, Г. Сапгира, М. Соковнина, Вс. Некрасова) предметом творческого освоения служили те области и формы человеческой жизни, которые не поддаются идеологическому развеществлению (маргинальное существование) и способы художественной репрезентации явлений, не допускающие расслоения на знаки и значения, такие как маргинализированная бытовая речь, сохранившая «синкретическое» единство слова и жеста, или игровая организация текста, разрушающая устойчивость идеологического дискурса.

В 60-е годы, в своей «зародышевой фазе», новое искусство стремилось найти опору в неподдельности предметного мира. Движение текста задавалось тем, что слова выстраивали вербальные ряды, симметричные предметным. Для демонстративно-демократичной поэзии конкретистов характерна установка на голые факты, на отсутствие украшений. Отсюда изначальный мипимализм нового искусства, его «точечность». Такое искусство «экономило» слова, чтобы не предоставлять языку избыточной власти.

Совмещавшиеся в деятельности конкретистов противоположные начала — деструктивное (нацеленное на противодействие идеологическим интенциям) и конструктивное (предусматривающее со-

здание альтернативной реальности) при своём обособлении явились основой для возникновения двух самостоятельных направлений внутри, концептуализма — соц-арта как искусства, дезавуирующего, языковые стратегии власти, и «зрелого» концептуализма, занятого поиском способов внеидеологического конструирования художественной реальности.

Соц-арт — искусство броского, свсрхвыразителыюго приёма. Деятельность его авторов направлена па демонтаж механизмов идеологии, понятой как область взаимопроникновения политики и эстетики. Художественное раскрытие механики идеологических манипуля-. ций (в т. ч. приписывание эстетических достоипств идеологически корректным текстам и сакральной природы — ремесленной работе по выполнению «социального заказа») приравнивалось здесь к уничтожению их магического воздействия. Разрушительный для" советской идеологии эффект произведений соц-арта заключался в том, что соцреализм трактовался здесь как предельно условное, в высшей степени конвенциализированное искусство, в то время как само оно претендовало на статус овеществлённой истины.

На поздней стадии развития соц-арта его авторы распространяют открытые ими правила соцреалистического текстопроизводства на искусство в целом (Д. Пригов) и даже придают им характер универсальных законов бытия (В. Сорокин). С этих позиций деятельность русского классического авангарда пачинает оцениваться крайне негативно — как то звено в истории русской культуры, где интенции искусства и политики впервые слились до полной неразличимости. > -

Главная поэтическая тема Д. А. Пригова — настойчивые и бесплодные поиски своей идентичности. Многократно обыгрывая соцреа-листическое требование к поэту «быть простым вершителем великих дел», Д. А. Пригов угадывает за стремлением к величию проявление властных амбиций литературы, а за готовностью «быть простым» — неспособность их реализовать. В результате поэт оказывается фатально неприкаянпым существом: у него нет законного места в бытии, а у его профессии — онтологического опра вдания. «Метафизическое сиротство» приговского персонажа проявляется и в том, что ему приходится попеременно быть жертвой или тираном: во внетекстовой реальности ему навязываются те или иные социальные роли, в творчестве — он сам вынужден «оперсонаживать» других. В этих условиях художественное произведение превращается в «отпечаток»

завышенных претензий, не оправдавшихся надежд и мучительной раздвоенности своего автора. Это заставляет поэта неизменно «ускользать» от им же созданных эстетических форм и искать «экзистенциального прибежища» в том, что скрепляет собою фрагменты текстов, — в паузах между ними. Зияние между словами и произведениями область перехода из языка в жизнь и наоборот. Оно и становится местом, где протекает подлинное существование пригов-ского «я» («...Я,не есть полпостью в искусстве, я не есть полностью в жизни, я есть эта самая граница, этот квант перевода из одной действительности в другую» — Д. А. Пригов). Эстетическая деятельность понимается в этом случае как способ избыть, «выдавить по капле» худшие, ангажированные культурой проявления своей личности, «похоронить» их в стихах.

В. Сорокин вошёл в круг копцептуалистов, когда их искусство уже обзавелось мыслительными стереотипами, наработанными приёмами. Поэтому побудитель его творчества — чувство протеста не только против официоза, но и против собственной догматики концептуализма. Характерное для соц-арта понимание искусства как технологии, произведения — как эстетической конструкции, вообще присущий соц-арту пафос техницизма и культурный негативизм в прозе Сорокина приобретают гротесковый характер.

Коллективная речь, которой концептуализм придаёт особое значение, у Сорокина выглядит тошнотворно-занудным «речеверчени-ем», организующим весь «жизненный цикл» советского человека. Но при этом она является результатом сублимации низменно-разрушительных инстинктов, превращённой формой всех человеческих пороков. То, что могло стать циничным насильственным действием, обретает в ней относительно безобидное, нейтральное воплощение. Обратная трансформация речи в действие неизбежно приводит к катастрофе: обнаруживается «адская изнанка» (М. Рыклии) речи, и «растворённое» в ней насилие становится самим собой.

На «переводе» форм говорения в поступки и наоборот построена большая часть произведений В. Сорокина, но в его романах конфликт языка и материи приобретает крайние формы. Так, в «Норме» слова (и символические структуры вообще) одерживают победу над жизненной плотью, а в «Романе» происходит обратное — уничтожение всего, чем создастся «литературность» произведения, — персонажей, романных структур, наконец, самого жанра.

В дальнейшем слово и тело в текстах Сорокина срастаются, сгруппировываются в исходную неразличимость. Прозаик нивелиру -

ет различия между тиранами и жертвами, духом и плотью, словесным и физиологическим, прекрасным и безобразным. Этим окончательно уничтожается многомерность бытия, — оно превращается в единый текст. Структура текста может меняться от произведения к произведению, но он не позволяет выйти за свои пределы и остаётся тотальным — охватывает жизнь во всех её вариантах (жизнь разных эпох, социумов, этносов).

В последних произведениях Сорокина мир предстаёт как феномен прежде всего эстетический: всё внутренне содержательное в нём активно уничтожается, возвращается в состояние нерасчленённой пер-воматерии, выразительной только в своих впешних проявлениях. Жизнь становится формой самой себя — орущей и стонущей поверхностью, чудовищной вампукой. Творчество Сорокина превращается в грапдиозпую, эпически развёрнутую пародию на всю систему господствующих культурных представлений и, в частности, на один из её источников — мировоззрение авангарда. ■

Классический авангард, разрабатывая способы преодоления фундаментальных противоречий бытия — между культурой и природой, телосом и семиозисом, индивидуальным и всеобщим и т. д., отчётливо обозначал эти дихотомии, чтобы затем их «снять», создав монолитную реальность, где противоположности войдут в новый синтез. Творчество Сорокина строится как пародийное воплощение этой программы: у пего мир, теряя дифференцированность, стремительно регрессирует, «слипается» в бескачественпую массу.

Та картина, которую рисует Сорокин, не позволяет мечтать о преображении реальности, потому что реальности в ней не существует. Есть только текст, и управлять его движепием человек не в силах: он сам — знак этого текста и власти над целым он лишён. Изменепия в этом текстуальном мире возможны, но относиться к ним с оптимистическим пафосом неуместно: поскольку знаки обременены плотью, любые манипуляции со знаками чреваты большой кровью.

Соц-арт имел дело с означающими соцреалистических текстов, «зрелый» концептуализм — с его означаемыми, стремясь понять, каков исток всех идеологических усилий, и обнаружить за всеми уровнями этой языковой активности глубинную онтологическую основу, которая не может быть девальвирована идеологией. Оба направления оппонировали существующей реальности, но первое работало по преимуществу с её эстетикой, второе — с её метафизикой.

Позитивная направленность практики «зрелого» концептуализма проявляет себя в стремлении восстановить на новой оснйве раз-

рушенную структуру взаимодействия между автором, текстом и реципиентом. Такая работа велась в рамках «лианозовской группы» и объединения «Коллективные действия», откуда вышел и целый ряд поэтов, искусствоведов и философов — Б. Гройс, М. Рыклин, М. Айзенберг, Л. Рубинштейн и др. Концептуализм в этом его варианте осознанно исследует проблемы придания вещам нового смыслового статуса и ставит такую процедуру в прямую зависимость от активности воспринимающих, чей коллективный опыт позволяет оцель-нять явления действительности, восстанавливая их связь с единством бытия.

Если футуризм настойчиво приближал тот «апокалипсический» момент, когда мир сам явит свой смысл, то концептуализм преобразует не вещи, а коптексты, в которых происходит их встреча со зрителем, — отыскивая такой ракурс, который позволил бы наблюдателю увидеть новый смысл в конфигурациях и перемещениях предметов. Активность художника в этом случае проявляется в построении определённых «мизансцен», так соотносящих предметы и позиции воспринимающих, чтобы в этой архитектонике вещей и их восприятий могла себя проявить скрытая за знаками безусловная реальность.

На этом этапе творчества концептуалистов семантика и синтаксис текста утрачивают первостепенное значение: произведение становится не более чем посредником, необходимым для установления контакта между автором и реципиентом. Художник делегирует роль творческого субъекта потребителю художественной продукции — читательской или зрительской аудитории, которая в ходе восприятия наделяет артефакт смыслом. Важнейшую роль в активизации восприятия реципиента играют контекстуальные перестановки, связанные со сближением несовместимых явлений (например, стилистически контрастных текстов), «подменой» авторства и др.

Такая работа велась в 70—90-е гг. в группе «Коллективные действия» (руководитель А. Монастырский), организовавшей более сот-пи перформансов. Все они сосредоточивали внимание на процедуре означивания. Каждая акция включала в себя подчёркнуто нелепое действие й его обсуждение.

Загадочность производимых авторами манипуляций побуждала аудиторию к разгадыванию их значения, невозможность утилитарного истолкования — к «онтологизации деятельности сознания» (Т. Горючева) участников. Предполагалось, что у человека есть опыт

переживания безусловного, и он может быть воскрешён в ходе акции. Авторский «текст» служил лишь отправной точкой для последующей рефлексии. Главная роль отводилась плану прагматики, и аудитория, поначалу выступавшая в качестве объекта воздействия, в дальнейшем становилась источником творческой активности: увиденное интерпретировалось, комментарии получали вербальное отражение в документации КД.

Зрителя побуждали отказаться от готовых представлений о значении окружающих вещей и самостоятельно, впервые совершить процедуру означивания. Обычному «умерщвляющему» озпачиванию, состоящему в закреплении той или иной области реальности за конкретным означающим, противопоставлялось нечто иное — окружение определённой предметности «облаком», «хороводом» означающих, которые и придают предмету или событию глубину и многозначность. Это означивание было противоположно идеологическому тем, что предполагало не растворение реальных вещей в знаковой стихии, а собирание, концентрацию означающих вокруг означаемого.

Творчество Л. Рубинштейпа непосредственно связано с перфор-мативной деятельностью и нонконформистской живописью: как и картины И. Кабакова, где большое место отведено репликам персонажей, его тексты первоначально не претендовали на роль произведений словесности; как акции «Коллективных действий», имели театральные черты. Рубинштейн отчасти реабилитирует язык, компенсируя его очевидную осколочность наглядностью, подчёркнутой материальностью существования текста — с характерным для перфор-манса личным присутствием автора и его инструментов — карточек. Каждая карточка — место пребывания языка. Запись на карточке — акт возвращения ему телесности. Последовательное чтение реплик, записанных на карточках, — апалог магической процедуры оживле-пия, восстановления тела из его частей.

Задачей автора становится поиск новой платформы для прочного смыслового сцепления фрагментов распавшегося языка. Эта операция имела экзистенциальный смысл: воспринимая себя как порождение языка (набор запомнившихся фраз, цитат и осевших в памяти интонаций), автор стремился связать его «клочки», обрывки, «паз-лы» в некоторое единство, чтобы воссоздать целостность жизни и переживающего её собственного «я».

Такая операция направлялась автором, но происходила в сознании реципиентов. Конечная задача рубинштейновских текстов — пе-

ремещение языка из мира исчезающей предметности и убегающего времени — в зону любовно-понимающего хранения, музейную вечную актуальность. «Музей» такого рода — место хранения означающих и принципов означивания, «парадигма Рая, в котором каждый объект априори примирён с другими объектами» (В. Тупицын).

Концептуальное искусство сохраняет своё родство с авангардом до тех пор, пока в нём присутствует надежда на возможность так или иначе приобщиться тому уровню бытия, где больше нет ни условных форм, ни их распада, — то есть пока в этом искусстве присутствует утопическое начало. Утратив этот ориентир, концептуализм окончательно выходит за рамки авангардной деятельности и, сохраняя прежнее название, становится явлением постмодернистского творчества.

Эти тенденции отчётливо проявились в творчестве А. Бартова — петербургского автора, чья проза очень характерна для периода «перетекания» концептуализма в постмодерпизм: она тематизирует победу копцепта над жизнью.

Бартов стилизует «формульные» жанры (Дж. Кавелти), построенные на стереотипных приёмах воздействия и удовлетворяющие потребности человека в развлечении и уходе от действительности: древние хроники и современные мемуары, фантастические новеллы, ужасные истории и рассказы об экзотических странах. В его рассказах план содержания обычно беден и сводится к дублированию одного и того же события. Знаковая реальность, напротив, щедра и избыточна: она поглощает предметный мир обилием взаимоисключающих интерпретаций. Репрезентация реальности замепяется демонстративным показом того, как эта «реальность» конструируется: приёмы обнажены, подчёркнуты многократным повторением.

Общая интенция произведений Бартова — удаление от действительности (или того, что о ней напоминает) и погружение в игровую стихию языка. Его творчество может быть понято как занятие чисто эстетское — наслаждение игрой форм, умело освобождающихся от смыслов. В этом случае «удовольствие от текста» — радость постоянного ускользания от угрозы столкновения с реальностью. Теряя связь с референциями, тексты Бартова утрачивают значимую для концептуализма причину и цель — противостояние враждебному миру, его предметности и языку. Эстетический дискурс замыкается на себе самом.

Работа завершается выводами о причинах окончания «века авангарда». В 90-е гг. концептуализм балансирует на границе между аван-

гардом и постмодернизмом, выступая то в качестве водораздела между ними, то в роли соединительного звена. Авангардную природу он сохраняет до тех пор, пока постулирует, что за языковыми трансформациями неизбежно следуют изменения реальности. Тексту, в этом понимании, присуща некая семантика: он отсылает к действительности как к подлипно существующему, достоверному бытию. Между автором и читателем как двумя «формами» реальности поддерживается равновесие: они остаются взаимонеобходимыми участниками процесса художественной коммуникации. Наличие в произведении этого ядра делает его способным отражать структурность бытия. Происходящее в дальнейшем размыкание произведения в текст продиктовано таким пониманием мира, согласно которому любая структурность — порождение логоцентрического сознания. За этими представлениями присутствует уже иная, постструктуралистская парадигма философских взглядов, которая постепенно вытесняет базовую для концептуализма структуралистскую.

Основные положения диссертации изложены в следующих публикациях:

1. Казарина, Т. В. Три эпохи русского литературного авангарда. — Самара : Изд-во «Самарский ун-т», 2004. — 38,75 п.л.

2. Казарина Т. В., Тартаковская И. Н. Эротическая проблематика современной постмодернистской литературы в свете аксёновской традиции // Василий Аксёнов: литературная судьба : сб. науч. статей. — Самара : Изд-во «Самарский ун-т», 1994. — 1,5 п.л.

3. Казарина, Т. В. Нгг чужой стороне // Новый мир. — 1996. — № 4. - 0,7 п.л. "

4. Казарина, Т. В. Эстетизм Саши Соколова как нравственная позиция // Литература «Третьей волны» : сб. науч. статей. — Самара : Изд-во «Самарский ун-т», 1997. — 1 п.л.

5. Казарина, Т. В. Отечественный облик постмодернистской литературы // Цирк «Олимп». — 1998. — № 9. — 0,7 п.л.

6. Казарина, Т. В. Проза Людмилы Улицкой // Преображение. — 1998. - № 4. - 1 п.л.

7. Казарина, Т. В. Москва концептуальная // Цирк «Олимп». — 1998. - № ю. - 0, 5 пл.

8. Казарина, Т. В. Игры с врачом, или проза Василия Аксенова // Цирк «Олимп». - 1998. - № 13. - 0, 5 п.л.

9. Казарина, Т. В. Миф и театр — туда и обратно // Цирк «Олимп». - 1998. - № 31. — 0,7 п.л.

10. Казарина, Т. В. Единственная проблема // Цирк «Олимп». — 1998. — Ма 11. — 0,5 пл. ■ >

11. Казарина, Т. В. Современная отечественная проза. Программа историко-литературного курса. — Самара: Изд-во СаГА, 1999. — 1 п.л.

12. Казарина, Т. В. Русская литература и искусство «серебряного века» : программа курса. — Самара : Изд-во СаГА, 2000. — 2 пл.

13. Казарина, Т. В. Современная отечественная проза : учебное пособие. — Самара : Изд-во СаГА, 2000. — 15 п.л.

14. Казарина, Т. В. Человек-невидимка, или бегство Виктора Пелевина // Статьи о современной русской прозе. Хрестоматия. — Самара : Изд-во СаГА, 1999. — 0,7 пл.

15. Казарина, Т. В. Проблема рациопального в творчестве художников русского литературного авангарда // Доклады семинара докторантов и аспирантов кафедры рус. и зарубежной лит. Вып. 1. — Самара : Изд-во СаГА, 2002. - 0,5 пл.

16. Казарина, Т. В. Концепция игровой жизнестратегаи в романе Константина Вагинова «Бамбочада» // Художественный язык эпохи : сб. науч. статей. — Самара : Изд-во «Самарский ун-т», 2002. — 1 пл.

17. Казарина, Т. В. Мир, искажённый страстью (Николай Олейников и русский авангард) // Ирония и пародия : межвузовский сб. науч. статей. — Самара : Изд-во «Самарский ун-т», 2004. — 2 п.л.

18. Казарина, Т. В. Проблема 1раницы в русском художественном мышлении конца XIX—начала XX века // Степсе аЬ ЗтпЪМш^-тесЬашвтиз. Граница как механизм смыслопорождения ; сб. науч. статей. — Самара : Изд-во СаГА, 2004. — 1 пл.

19. Казарина, Т. В. Проблема гротеска в творчестве обэриутов // Материалы конференции РГГУ по проблеме гротеска. — М. : РГГУ, 2004. - 0,3 пл.

20. Казарина, Т. В. Смех и свобода Комическое в прозе Хармса // Смех в литературе: семантика, аксиология, полифункциональпость : межвузовский сб. науч. статей. — Самара : Изд-во «Самарский ун-т», 2004. - 1 пл.

21. Казарина, Т. В. Функции приёма: игра контекстами в творчестве художников авангарда // На пути к произведению : сб. науч. статей. — Самара : Изд-во СаГА, 2005. — 0,7 пл.

22. Казарина, Т. В. Концепция «магического слова» в творчестве русских футуристов // Проблемы поэтики и истории русской литературы XIX—XX веков : международный сб. науч. статей. — Самара: Изд-во «Самарский ун-т», 2005. — 1 п.л.

В изданиях, соответствующих «Перечню ведущих научных журналов и изданий, выпускаемых в Российской Федерации, в которых должны быть опубликованы основные научные результаты диссертаций на соискание учёной степени доктора наук», опубликованы работы:

23. Казарина, Т. В. Людмила Улицкая: игра с традицией «женской» прозы // Вестник СамГУ. — 1997. — № 3 (5), — 1 пл.

24. Казарина, Т. В. Концепция культуры и искусства в романе К. Вагинова «Козлиная песнь» // Вестник СамГУ. — 2002. — N3 1 (23). - 1 п.л.

25. Казарина, Т. В. Функции комического в прозе Даниила Хармса // Вестник СамГУ. 2003. — № 3 (29). - 1 и.л.

26. Казарина, Т. В. Поэтика Александра Введенского: жизнь знака и смерть человека // Вестник СамГУ. Специальный выпуск. — Самара, 2004. - 2 п.л.

27. Казарина, 7" В. Скандал как форма художественной деятельности русского литературного авангарда // Актуальные проблемы гуманитарных наук. Изв. самарского науч. центра РАН. — Самара,

2003. — 1 п.л.;

28. Казарина, Т. В. Поэтика «Столбцов» Николая Заболоцкого: вступление авангарда в эпоху самокритики // Вестник СамГУ. —

2004. - № 3 (33). - 1 п.л.

29. Казарина, Т. В. Абсолютизация прав творческого субъекта в эстетической программе Алексея Кручёных // Вестник СамГУ. — 2004. - № 4 (34). 1 пл.

Автореферат диссертации Компьютерная верстка С. В. Бородина

Подписано в печать 08.09.2005. Формат 60х84'/]6 Печать оперативная. Усл. печ. л. 2,3- Уч.-изд. 2,0.

Тираж 100 экз. Заказ № 284. Издательство Самарской гуманитарной академии 4430)1, Самара, 8-я Радиальная, 6. Тел.: 926-26-40 Отпечатано в Самарской гуманитарной академии

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Черкашина, Анна Александровна

ВВЕДЕНИЕ.

ГЛАВА I. КАТЕГОРИЯ КОЛИЧЕСТВА В ЛОГИКО-ФИЛОСОФСКОЙ И ЛИНГВИСТИЧЕСКОЙ ИНТЕРПРЕТАЦИЯХ.

1.1. Логико-философские и математические интерпретации категории числа и количества как ментальная основа более поздних лингвистических истолкований кванторной составляющей в структуре языка.

1.2. Мистификация числа в нумерологии в свете значимости количественных характеристик.

1.3. Теории количества в современной лингвистической литературе.

1.4. Типологии словосочетаний с кванторным компонентом.

ВЫВОДЫ ПО ГЛАВЕ I.

ГЛАВА П. ФУНКЦИОНАЛЬНЫЕ И СЕМАНТИЧЕСКИЕ ОСОБЕННОСТИ КВАНГОРНЫХ ОПРЕДЕЛЕНИЙ.

2.1. Функции кванторного определения.

2.2. Дифференцирующее кванторное определение: способы выражения и лексическая сочетаемость.

2.3. Обобщающее кванторное определение: способы выражения и лексическая сочетаемость.

2.4. Интенсификаторы и аппроксиматоры как сопровождающие характеристики кванторных определений.

2.5. Сопоставительные характеристики кванторных определений в индивидуально-авторском стиле (по произведениям Роберта Линдси и Ричарда Пэрриша).

ВЫВОДЫ ПО ГЛАВЕ П.

ГЛАВА Ш. ЖАНРОСПЕЦИФИЧЕСКИЕ ОСОБЕННОСТИ КВАНТОРНЫХ

ОПРЕДЕЛЕНИЙ В АНГЛОЯЗЫЧНЫХ ПЕЧАТНЫХ СМИ.

3.1. Жанровые особенности англоязычной печатной прессы и их преломление к «кванторному материалу».

3.2. Кванторное определение как важнейший маркирующий, релевантный элемент медийного текста.

3.3. Динамика использования кванторных определений в текстах печатных

ВЫВОДЫ ПО ГЛАВЕ Ш.

Введение диссертации2006 год, автореферат по филологии, Черкашина, Анна Александровна

Диссертационная работа посвящена исследованию лексической семантики кванторного определения и его функционированию в современном английском языке.

Неослабевающий интерес современного языкознания к изучению категории количества обусловлен, с одной стороны, постоянным вниманием лингвистики к процедурам категоризации (проблема изучения категорий, их содержания, принципов формирования и структуры всегда рассматривается как одна из ключевых в лингвистической науке!), с другой стороны, вопросы языковой репрезентации идеи количества (числа, степени) также остаются животрепещущими. Лингвистическая интерпретация количества базируется на философском понимании данной категории. «Категория количества выражает внешнее, формальное взаимоотношение предметов или их частей, а также свойств, связей: их величину, число, степень проявления того или иного свойства» [БСЭ 1973: 420]. Рассмотрению выражения категории количества в разных языках посвящены многочисленные исследования как отечественных [Кашина 1973; Золотова 1973; Апресян 1974; Панфилов 1977; Науменко 1979; Тураева, Биренбаум 1985; Швачко 1981; Яновская 1990; Чеснокова 1992; Нечипоренко 1999; Алексеева 2003; Рыбалко 2004], так и зарубежных лингвистов [Jespersen 1956; Hurford 1975; Mac Gawley 1977; Hogg 1979; Lobner 1984, Eisenberg 1985; Hirtle 1988; Hums 1990]. Устоявшегося определения количественных отношений в лингвистике до сих пор не существует. Количество понимается как языковое значение, которое выражает степень различия предметов [Кашина 1973] и в практике познаются как точные и приблизительные [Ефимов 1973], четкие и размытые [Науменко 1979], определенные и неопределенные количественные отношения [Швачко 1981].

Во всем обилии проблем, связанных с отражением категорий количества в языке, мы выделили частную область исследовательских наблюдений, а именно: кванторные конструкции в современном английском языке с акцентом на их «числовом компоненте» - кванторе (от лат. quantum -«сколько»), кванторном определении.

Под кванторной конструкцией понимаем словосочетание «квантор+существительное». Синонимическим термином является кванторное сочетание. В работе анализируются такие и только такие словосочетания, в которых хотя бы один элемент в своей смысловой нагрузке - квантор - имеет значение исчислимого количества. Это значение, как правило, доминирует, влияет на конструкцию в целом. Конструкция может содержать аппроксиматоры, интенсификаторы, распространяться за счет прилагательных, может включать ряды однородных членов.

Центральным понятием в работе становится понятие самого квантора, кванторного определения, в котором сосредоточена идея исчислимого количества. Кванторное определение выступает в данном исследовании как одно из средств передачи количественной семантики в современном английском языке.

Объектом исследования выступают кванторные конструкции в современном английском языке.

Предметом исследования являются функциональные и семантические особенности кванторных определений.

Материалом исследования послужили 2200 лексических единиц, собранных методом сплошной выборки из текстов оригинальной англоязычной художественной литературы конца XX века (1985-1999 гг.) в объеме 1500 единиц, а также лексические единицы, отобранные из текстов англоязычных печатных СМИ начала XXI века (2003-2006 гг.) в объеме 700 единиц.

Целыо исследования является характеристика динамики, особенностей и лексико-тематических предпочтений в использовании кванторных конструкций в художественном дискурсе и в средствах СМИ современного английского языка.

Цель исследования обусловила постановку и решение блока конкретных задач:

1. Анализ теоретических наработок современной «кванторной лингвистики» с опорой и проекцией на логико-философские публикации.

2. Исследование типологии кванторных определений.

3. Анализ функций кванторного определения на материале современного английского языка.

4. Выделение и анализ ЛСГ существительных, единицы которых сочетаются с дифференцирующим и обобщающим кванторами.

5. Сопоставление индивидуально-авторского использования кванторных конструкций и кванторных определений на материале произведений двух авторов (из корпуса англоязычной массовой литературы).

6. Рассмотрение кванторного определения как жанрового маркера в публикациях современных англоязычных печатных СМИ (информационные и аналитические блоки).

Теоретической базой данной работы послужили исследования:

• в области количественных отношений в языке - В.В. Акуленко, В.М. Аристовой, Я.Г. Биренбаумом, Г.Г. Галич, Д. Лича, С. Лобнера, Г. Суита, А.Е. Супруна, З.Я. Тураевой, Л.Д. Чесноковой, С.А. Швач-ко и др.;

• в области лексической семантики - Ю.Д. Апресяна, Е.В. Гулыги, Р. Джэкендоффа, О. Есперсена, В.Ф. Прохорова, О.Н. Прохоровой, А.А. Уфимцевой, У. Чейфа, Е.И. Шендельс и др.;

• в области функционирования лексических единиц и -Т.В. Булыгиной, В.Г. Гака, Г.А. Золотовой, Н.А. Слюсаревой, А.Д. Шмелева, М. Холлидея и др.;

• в теории языка и жанров СМИ - Л.Е. Кройчика, С.А. Михайлова, А.А. Тертычного, В. Риверса и др.

Методы исследования. Помимо ведущего описательного, в работе использован дистрибутивный метод, метод анализа словарных дефиниций, использованы элементы компонентного анализа. Важное место в исследовании занимает количественный метод, позволивший отразить динамику тенденций в использовании кванторных определений в современном английском языке последнего периода.

Актуальность исследования обусловлена учетом важности количественных характеристик в структуре языкового отражения действительности и соответственно необходимостью исследования их репрезентации в английском языке последнего периода. Актуально выявление лексико-тематических предпочтений при использовании количественного показателя: а) в текстах одного и того же автора, б) в сопоставляемых текстах двух авторов, в) в текстах целого ряда авторов в совокупности, «однородности» исследуемых кванторных определений. Актуально изучение не только текстов художественной литературы так называемой группы В (массовая литература), но и текстов печатных СМИ в плане специфики использования той или иной кванторной конструкции.

Научная новизна работы определяется содержанием основной целевой установки и конкретных исследовательских задач. Элемент новизны вносит предлагаемое автором понятие «кванторное определение», нацеливающее на отдельное, особое изучение «числовых точек» в художественной ткани текста и информативно-прагматической жанровой материи СМИ. Новым в работе является опора всего изложения на предложенную классификацию кванторных определений: дифференцирующие и обобщающие - с проекцией выражаемого ими количества. На основе семантики количественных слов автором выявлен реестр функций кванторного определения. Новизна содержится также в установлении лексико-семантических групп существительных, преимущественно сочетающихся с квантором как в художественном англоязычном тексте, так и в разножанровых текстах СМИ. В этом плане «неожиданным» является обнаружение одинаковости лексико-тематических предпочтений независимо от авторства текста, что может быть истолковано в плане вероятных языковых универсалий. Предложена авторская классификация аппроксиматоров: с верхним, нижним и снятым количественным пределом.

На защиту выносятся следующие положения:

1. В зависимости от ЛСГ имен существительных («темпоральная единица», «дистантная единица», «денежная единица», «процентная единица», «единица массы», «температурная единица», «люди (человек)», «профессиональная принадлежность», «национальная и конфессиональная принадлежность», «животный мир», «растительный мир»), кванторное определение способно отображать темпоральное измерение продолжительности действий, процессов в прошлом, настоящем, будущем; характеризовать расстояние до заданного объекта. Кванторное определение детерминирует количество повторяющихся действий, реализуемых субъектом/субъектами повествования. Наряду с этим оно может характеризовать количественные параметры предмета (высоту, ширину, массу), его стоимость, выражать процентное соотношение и температурные показатели; определять количество людей и предметов. Во всем этом массиве возможного и реализуемого в художественном тексте лидируют конструкции первых трех типов: квантор + «темпоральная единица», «дистантная единица», «единица массы».

2. Кванторное определение выступает в роли релевантного, более того, маркирующего показателя материалов в англоязычной печатной прессе. В англоязычных текстах СМИ информационного типа превалируют кванторные конструкции: квантор + «процентная единица», «денежная единица», «темпоральная единица». В аналитических текстах СМИ наиболее частотна конструкция: квантор + «темпоральная единица».

3. Кванторные определения в художественных текстах и текстах печатных СМИ реализуют различные функции с преобладанием в зависимости от контекста: 1) дифференцирующей, 2) маркирующей, 3) ограничительной, 4) неопределенно-обобщающей функции. Последняя реализуется в системе подфункций по отношению: а) к совокупности предметов, б) к уровню малых количеств, в) средних, г) больших количеств.

4. При сочетании с именем существительным квантор характеризуется избирательностью, детерминированной семантикой субстантива. Нулевая реализация касается только обобщающего квантора (у дифференцирующего все позиции заполнены!). Обобщающий квантор не реализует сочетания с ЛСГ существительных со значением «процентная единица» и «температурная единица».

5. Если обобщающие кванторы в препозиции употребляются достаточно часто с интенсификаторами, то дифференцирующие кванторные конструкции характеризуются большим количеством различных аппроксиматоров, при этом количественная пороговость аппроксиматоров допускает следующую классификацию: аппроксиматоры с верхним количественным пределом; б) аппроксиматоры с нижним количественным пределом; в) аппроксиматоры снятого количественного предела.

6. Отдельное сопоставительное исследование кванторных конструкций у двух авторов на фоне ранее проведенного общего исследования показало отсутствие принципиальных различий в лексико-тематических предпочтениях внутри кванторных конструкций, что может свидетельствовать о жанровых универсалиях в использовании «числовых точек».

Теоретическая значимость работы состоит в детальном исследовании кванторных конструкций в типологически разнородных текстах: художественных и текстах СМИ- и выявлении особенностей и динамики использования самого квантора (кванторного определения). Данная работа может послужить базой для продолжения исследований с использованием отработанной методики на материале других языков. В английском языке подобное исследование вполне может быть выполнено на материале фразеологизмов, паремий, синтагм поэтического текста, включающих числовой компонент.

Практическая значимость исследования определяется тем, что полученные результаты могут быть использованы в вузовском преподавании курсов по лексикологии современного английского языка, в спецкурсах по проблематике жанрообразования современных англоязычных печатных СМИ, а также при составлении учебных словарей и учебно-методических пособий.

Апробация работы. Результаты работы обсуждались на заседаниях кафедры второго иностранного языка факультета романо-германской филологии Белгородского государственного университета и докладывались на международных конференциях: «Язык и культура» (Киев, 2004), «Единство системного и функционального анализа языковых единиц» (Белгород, 2006), «Журналистика и медиаобразование в XXI веке» (Белгород, 2006); а также на всероссийских конференциях «Журналистика в 2004 г. СМИ в многополярном мире» (Москва, 2005). Результаты проведенного исследования отражены в восьми публикациях.

Структура и объем диссертации. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, списка используемой литературы, списка словарей и принятых сокращений, списка источников фактического материала.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Кванторное определение в современном английском языке"

ВЫВОДЫ ПО ГЛАВЕ III

1. В англоязычных печатных СМИ большее внимание уделяется содержанию публикуемых материалов, нежели их форме. Новостная информация и комментарий журналиста к ней должны печататься раздельно. Поэтому материал для исследования был отобран в соответствии с характером содержания (тексты информационные и аналитические).

2. В газетных текстах дифференцирующий квантор графически может выражаться при помощи графемы самого числа или посредством цифрослов, но не слов, как обычно в художественных текстах. Данное явление связано с концепцией порождающего восприятия. На основании этого дифференцирующий квантор может выражаться набором различных цифр, вследствие чего он характеризуется малой формой. В печатной прессе графическая форма кванторного сочетания может быть заметно сокращена ($13 million или £ 60 million). Использование такой модели вполне отвечает целям и задачам оформления текста печатного издания. Для текстов печатных СМИ выражение дифференцирующего кванторного определения вполне оправдано: во-первых, в целях экономии места на газетной полосе, во-вторых, процесс опознания дифференцирующего квантора в форме числа происходит гораздо быстрее, что немаловажно для новостной информации.

3. В текстах англоязычных печатных СМИ приоритет отдается существительным из ЛСГ со значением «процентная единица», «денежная единица», «темпоральная единица», «военное оснащение», тогда как в художественных текстах достаточно часто встречаются существительные ЛСГ со значениями: «темпоральная единица», «дистантная единица», «денежная единица».

4. Анализ фактического материала показал, что в материалах печатных СМИ в поле ЛСГ «профессиональная принадлежность» в основном встречаются такие существительные, как a senator, a minister, an official, a policeman. В этой ЛСГ примерно одну треть составляют кванторные определения, включающие в себя существительные, которые относятся к обозначению военной профессии a soldier, a militant, a fighter и др. Очевидно, такие изменения вполне объяснимы различием в тематике, «топиконе» исследуемых текстов.

5. В новостных текстах англоязычных СМИ конструкции с обобщающим квантором встречаются реже и составляют 1/4 часть из общего количества ситуаций. В газетных текстах аналитического характера кванторное определение отмечаем гораздо реже, чем в информационных (соотношение 1:2), хотя использование дифференцирующего квантора преобладает как и в текстах информационного характера, так и в аналитических текстах.

6. Кванторные определения содержатся во всем пространстве информационного материала, характеризуются разнообразным выражением и различной лексической наполняемостью. В основном в аналитических публикациях, но отнюдь не всегда, оно используется автором в лиде, то есть в первой части публикации, которая сообщает наиболее важную информацию об анализируемом журналистом событии.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В ходе теоретико-прикладного исследования кванторных конструкций в англоязычных текстах художественных произведений и печатных СМИ сначала были рассмотрены логико-философские основания установления лингвистического статуса кванторных определений, кванторных конструкций современного английского языка.

Были выявлены основные способы выражения кванторных определений и изучен функциональный потенциал кванторов, кванторных определений, а также их комбинаторные потенции с именами существительными в составе кванторных конструкций как на материале художественных текстов, так и текстов печатных СМИ (информационного и аналитического характера).

Будучи результатом отражения количественной определенности бытия, категория количества неразрывно связана с объективной действительностью. Исследование логико-философских воззрений на проблему становления кванторного определения позволяет сделать вывод, что категория количества является результатом отражения количественной определенности бытия, так как любой предмет объективного мира обладает не только качественными, но и количественными характеристиками. В пользу значимости идеи количества свидетельствуют теоретические результаты изучения этой категории такими учеными, как Аристотель, Демокрит, Р. Декарт, Т. Гоббс И. Кант и др.

Квантор (от лат. quantum - «сколько») является одним из способов выражения исчислимого количества. Под кванторной конструкцией понимается такая конструкция, в которой хотя бы один элемент в своей смысловой нагрузке имеет значение исчислимого количества. Чаще всего это значение является доминирующим и распространяется на все сочетание. Основой кванторной конструкции является кванторное определение (обобщающее или дифференцирующее). На основании и с учетом точности выражаемого квантором количества было выделено два основных типа кванторных определений: дифференцирующее и обобщающее.

При использовании кванторного определения, апеллирующего к идее количественного детерминирования, в сознании человека могут отражаться темпоральные и пространственные измерения, количественные параметры предметов, не дискретных величин. Кванторное определение способно детерминировать продолжительность процессов и состояний, отображать стоимость предметов, процентный, температурный показатели, определять количество людей и предметов. Используя их, субъект повествования вполне способен привлечь внимание к объекту, процессу, явлению и др. Выбор кванторного определения зависит от субъективной интенции оценки количественного показателя, но при этом также учитываются и объективные показатели, определяющие количественные отношения. Общей для этих групп является лексико-синтаксическая модель, при помощи которой актуализируется количественная информация об определенном предмете, событии или факте. Семантическим центром кванторного определения являются существительные различных ЛСГ, которые детерминируются квантором, где сам дифференцирующий квантор выступает в роли количественного атрибута целого сочетания, функционирующего в речи как структурное единство.

Кроме того, в ходе исследования было установлено, что и дифференцирующее, и обобщающее кванторное определение характеризуется многообразным синтаксическим позиционированием. Оба типа кванторов могут выступать в качестве подлежащего, предикатива, дополнения, темпорального или локативного обстоятельства.

Как показало исследование, по отношению к детерминируемому субстантиву кванторное определение может занимать препозитивное, постпозитивное положение, находиться в интерпозиции относительно наименования интерпретируемого явления или процесса.

Конструкция способна включать в свою дистрибуцию дополнительные составляющие: прилагательные (в препозиции, интерпозиции). Как следствие сочетания приобретают явно выраженный дескриптивный характер, тем самым достигается наибольший перлокутивный эффект. В зависимости от контекста кванторное определение может выражаться лишь при помощи квантора (дифференцирующего или обобщающего), когда имеет место эллипсис субстантива. Данное явление реализуется в условиях однородности, только в случае повторения однородных членов в рамках одного и того же высказывания, что обусловлено более концентрированным и экономным использованием языковых ресурсов.

Можно утверждать, что в большинстве случаев дифференцирующие кванторные определения характеризуются использованием большого числа модально-субъективных обозначений, или аппроксиматоров, типа approximately, probably, something like, about, over, nearly, roughly, almost, at least и др., которые привносят в структуру значения числительного сему приблизительности в соответствии с отображаемой количественной пороговостью. В таких случаях выбор определенной формулировки связан прежде всего с личным ощущением субъекта. В предложениях, в состав которых входят обобщающие кванторные определения, аппроксиматоры встречаются значительно реже. Данное обстоятельство, очевидно, связано с функционированием обобщающего квантора на основе семантики выражаемого им количества.

Высказывания с кванторными определениями характеризуются наличием интенсификаторов so, too, only и др., которые значительно усиливают маркирующую функцию кванторных определений. Также было установлено, что кванторное определение может состоять из набора кванторов различного характера, следующих друг за другом, таким образом, кванторное определение становится как бы двуслойным.

В ходе анализа газетных текстов выяснилось, что кванторное определение является одним из маркирующих показателей жанра англоязычных печатных СМИ.

Для текстов СМИ выражение дифференцирующего квантора посредством числовой графики вполне оправдано: во-первых, это позволяет экономить место на газетной полосе, во-вторых, процесс опознания дифференцирующего квантора в форме числа происходит гораздо быстрее, нежели в форме лексемы, что немаловажно для новостной информации. Во-вторых, согласно процессу порождающего восприятия, процедура опознания цифр и символов чем продолжительна и происходит гораздо быстрее, нежели в ситуации, где кванторное определение выражено словоформой. Забота об ускорении восприятия графической символики существенна прежде всего для новостной информации (не случайно каждая форма кванторного определения имеет свою собственную темпоральную продолжительность опознания).

Анализ фактического материала позволил нам определить, что в новостных англоязычных текстах СМИ контексты с обобщающим квантором встречаются не столь часто. Это связано с тем, что материалы информационного характера не терпят приблизительности. Точность - одно из основных требований, предъявляемых к публикациям подобного рода. В публикациях аналитического характера кванторное определение встречается реже, чем в информационных текстах (соотношение 1:2). Данное различие объясняется тем, что события, явления или процессы, отражаемые в аналитических жанрах, - это прежде всего и главным образом основа для размышлений автора над сложившейся ситуацией. На первое место выносится анализ событий и собственные рассуждения журналиста, тогда как «Его величество факт» с количественными его характеристиками остается лишь отправной точкой для размышлений.

Что касается ЛСГ существительных, выступающих в сочетании с квантором в текстах печатной прессы, то по сравнению с художественным текстом, наблюдается обращение к новым ЛСГ со значениями: «военное оснащение», «совершение действий». Одну треть примеров ЛСГ «профессиональная принадлежность» составляют существительные, называющие военные профессии. Думается, что такие изменения вполне объяснимы различиями в тематических проекциях исследуемых текстов, которые напрямую зависят от событий, происходящих в мире.

Следует отметить, что данная работа не может претендовать на абсолютную полноту изложения и анализа материала. Представляется, что на основе полученных результатов можно проводить дальнейшие исследования. В английском языке подобный анализ вполне может быть выполнен на материале фразеологизмов, а также паремий, поэтических строк, включающих кванторный компонент.

Проблематика функционирования кванторного определения может быть исследована в текстах различных функциональных стилей.

Кванторное» исследование может быть проведено на материале других языков с использованием различных методик компаративного анализа.

Список научной литературыЧеркашина, Анна Александровна, диссертация по теме "Германские языки"

1. Адмони, В. Г. Синтаксис современного немецкого языка Текст. / В. Г. Адмони. Л.: Наука, 1978. - 366 с.

2. Акуленко, В. В. О выражении количественности в семантике языка Текст. / В. В. Акуленко // Категория количества в современных европейских языках. Киев, 1990. - С. 7-40.

3. Акуленко, Л. Г. Выражение неопределенно большого и малого количества в немецком языке и тексте Текст. / Л. Г. Акуленко // Вестник Харьковского университета. 1982. - № 231. - С. 3-8.

4. Акуленко, Л. Г. Выражение неопределенно большого и неопределенно малого количества в немецком языке Текст. : дис. . канд. филол. наук / Л. Г. Акуленко. Харьков, 1982. - 279 с.

5. Акуленко, Л. Г. О структуре поля количества в современном немецком языке Текст. / Л. Г. Акуленко // Вестник Харьковского университета. 1984. - № 258. - С. 3-8.

6. Алексеева, Е. Н. Репрезентация концепта «Неопределенное множество» именами существительными в современном англйском языке Текст.: дисс. .канд. филол. наук / Е. Н. Алексеева. Иркутск, 2003. - 146с.

7. Апресян, 10. Д. Лексическая семантика. Синонимические средства языка Текст. /10. Д. Апресян. М.: Наука, 1974. - 367 с.

8. Аристова, В. М. Анализ английских и русских числительных в сопоставительном плане Текст. / В. М. Аристова // Актуальные проблемы лингвистической семантики : сб. науч. тр. Калининград, 2003. - С. 11-17.

9. Аргуткина, А. А. Концептуально-семантический и функциональный аспекты микросистемы «Число» Текст. : автореф. дис. . канд. филол. наук / А. А. Аргуткина. Харьков, 2001. - 18 с.

10. Арутюнова, Н. Д. К проблеме функциональных типов лексического значения Текст. / Н. Д. Арутюнова // Аспекты семантических исследований. -М., 1980.-С. 156-249.

11. Атаян, Э. Р. Понятие элементарной синтаксической структуры Текст. / Э. Р. Атаян. Ереван : Митк, 1964. - 87 с.

12. Бабайцева, В. В. Система односоставных предложений в современном русском языке Текст. / В. В. Бабайцева. М.: Дрофа, 2004. - 504 с.

13. Бабак, Л.Ю. Использование цифровых обозначений в русском языке (на материале публицистической и художественной литературы Текст. : дис. канд. филол. наук / Л. 10. Бабак. Таганрог, 2000. - 203 с.

14. Бажанова, Ю. И. Репрезентация категории количества в современном немецком языке: дис. . канд. филол. наук : /10. И. Бажанова. -М., 2003. 145 с.

15. Берка, К. Измерения: понятия, теории проблемы Текст. / К. Берка. -М.: Прогресс, 1987.-318 с.

16. Бирюкова, М. А. Семантика количественное™ и средства се представления в русскам и английском языках (на материале произведений Н. Бродского) Текст. : автореф. дис. . канд. филол. наук / М. А. Бирюкова. -Калининград, 2006. 25 с.

17. Блох, М. Я. Теоретическая грамматика английского языка Текст. : учеб. / М. Я. Блох. 3-е изд. - М.: Высш. шк., 2000. - 381 с.

18. Боброва, А. В. Сочетание с числительными два, две, три и т.п. Текст. / А. В. Боброва // Русская словесность. 2001. - № 7. - С. 77-78.

19. Бодуэн де Куртенэ, И. А. Количественность в языковом мышлении Текст. / И. А. Бодуэн де Куртенэ // Избранные труды по общему языкознанию. М., 1963. - Т. 2. - С. 311-324.

20. Бондарко, А. В. Теория функциональной грамматики Текст. / А. В. Бондарко. Л.: Наука, 1987. - 237 с.

21. Бондарко, А. В. Функциональная грамматика Текст. / А. В. Бондарко. Л.: Наука, 1984. - 133 с.

22. Бочкарева, Н. Н. Квантитативные сочетания типа a cup of tea, а world of power в современном английском языке Текст. автореф. дис. . канд. филол. наук / Н. Н. Бочкарева. М., 1974. - 32 с.

23. Букреева, Е. Н. Выражение категорий единичности в сфере неисчисляемых имен существительных в современном английском языке Текст. / Е. Н. Букреева // Романские и германские языки. Киев, 1985. - С. 24-33.

24. Букреева, Е. Н. Функционально-семантическое поле единичности в современном английском языке Текст. : дис. . канд. филол. наук / Е. Н. Букреева Киев, 1985. - 203 с.

25. Булыгина, Т. В. Несколько замечаний о словах типа «несколько»: к описанию квантификации в русском языке Текст. / Т. В. Булыгина,

26. A. Д. Шмелев // Язык: система и функционирование. М., 1988. - С. 44-53.

27. Васильева, Н. А. Кванторы как средство модификации значения квалитативных слов в современном немецком языке. Функционально-семантический и прагматические аспекты Текст. : дис. . канд. филол. наук / Н. А. Васильева СПб, 2003. - 203 с.

28. Виноградов, В. В. Русский язык Текст. : граммат. учение о слове /

29. B. В. Виноградов ; отв. ред. Г. А. Золотова. 3-е изд., испр. - М. : Высш. шк., 1986.-640 с.

30. Вовк, В. М. Фразеологизированные единицы со значением неопределенного множества в современном английском языке Текст. : дис. . канд. филол. наук / В. М. Вовк. Киев, 1976. - 167 с.

31. Воронков, В. В. Прагматический аспект текста англоязычной публицистической журналистской статьи Текст. : автореф. дис. . канд. филол. наук / В. В. Воронков. М., 1991. - 28 с.

32. Гак, В. Г. К типологии функциональных подходов к изучению языка Текст. / В. Г. Гак // Проблемы функциональной грамматики. М., 1985-С. 113-119.

33. Галич, Г. Г. Семантика и прагматика количественной оценки (на материале немецкого языка) Текст. : дис. . д-ра филол. наук / Г. Г. Галич. -СП(1 1999.-341 с.

34. Гегель, Г. В. Ф. Энциклопедия философских наук Текст. : в 3 т. / Г. В. Ф. Гегель ; отв. ред. Е. П. Ситковский ; АН СССР, Ин-т философии. -М.,. Мысль, 1975. Т. 1. Наука логики. - 452 с. - (Филос. наследие).

35. Городецкий, Б. 10. Теоретические основы прикладной семантики Те ест.: автореф. дис. д-ра филол. наук / Б. 10. Городецкий. М., 1978. - 43 с.

36. Грамматика современного русского языка Текст. / ред. Н. Ю. Шведова. М.: Наука, 1970. - 767 с.

37. Грамматические исследования. Функционально-стилистический аси :кт Текст. / Д. Н. Шмелев, Г. Н. Иванова-Лукьянова, М. Я. Гловинская и др.; отв. ред. Д. Н. Шмелев; АН СССР, Ин-т рус. яз. М.: Наука, 1989. - 287 с.

38. Диденко, Н. Д. Существительные с количественным значением в современном русском языке (семантика и синтаксические функционирования) 7гкст. : автореф. дис. . канд. филол. наук /Н. Д. Диденко. -М., 1986. 17 с.

39. Дистрибутивно-статистический анализ лексических значений Т;кст. / под ред. А. Е. Супруна. Минск : Высш. шк., 1979. - 134 с.

40. Дмитриев, 10. Я. Категории количества и качества в трансцендентальной логике Канта и в диалектической логике Гегеля Текст. / 10. Я. Дмитриев. -М.: ИФРАН, 1995. 159 с.

41. Ефимов, В. И. Определение качества и количества как системы дефиниций Текст. / В. И. Ефимов. Ростов н/Д : Изд-во Ростов, ун-та, 1974. -170 с.

42. Емельянова, О. Н. Ассоциативное поле существительных с семантикой чувства Текст. / О. Н. Емельянова // Русский язык в школе. -1993.-№ 6.-С. 73-75.

43. Жаботинская, С. А. Числительные современного английского языка Текст. : автореф. дис. . канд. филол. наук / С. А. Жаботинская. -Киев, 1982.-24 с.

44. Жинкин, Н. И. Избранные труды Текст. / Н. И. Жинкин. М.: Лабиринт, 1998.-266 с.

45. Жолобов, О. Ф. К истории числовых форм и квантитативных конструкций Текст. / О. Ф. Жолобов // Языковая семантика и образ мира : учен, записки Казан, гос. ун-та. Казань, 1998. - Т. 135. - С. 59-66.

46. Жолобов, О. Ф. Развитие категории числа: динамика отношений двоичности Текст. / О. Ф. Жолобов // Славянская филология. Имя и глагол в исторической перспективе : науч. тр. Рига, 1991. - Т. 558. - С. 38-48.

47. Зиндер, Л. Р. Историческая морфология немецкого языка Текст. : пособие для студ. пед. ин-тов / Л. Р. Зиндер, Т. В. Строева. Л. : Просвещение, 1968.-263 с.

48. Золотова, Г. А. Очерк функционального синтаксиса русского языка Текст. / Г. А. Золотова; АН СССР, Ин-т рус. яз. М. : Наука, 1973. - 351 с.

49. Иванова, В. Ф. Спорные вопросы грамматики и стилистики количественных предложений Текст. / В. Ф. Иванова // Синтаксис и стилистика.-М., 1988.-С. 155-156.

50. Игнатьева, Э. В. Средства выражения количественных отношений всистеме имени в современном английском языке Текст. : автореф. дис. . канд. филол. наук / Э. В. Игнатьева. М., 1982. - 15 с.

51. Ирисбекова, А. А. Лексика неопределенно малой количественное™ в современном английском языке Текст. : автореф. дис. . канд. филол. наук / А. Ирисбекова. М., 1991.-19 с.

52. Карнап, Р. Философские основания физики: введение в философию науки Текст. / Р. Карнап. М. : Прогресс, 1971. - 387 с.

53. V 57. Кессарийский, Э. П. Журналистский словарь Текст. / Э. П. Кессарийский. Н. Новгород : Нижполиграф, 2001. - 236 с.58.\Ким, М. Н. Технология создания журналистского произведенияг \

54. Текст. / М)Н. Ким. СПб.: Изд-во Михайлова В.А., 2001. - 319 с.I

55. Клименко, Н. Л. Английская и русская микросистема неопределенно большого количества в сопоставительном и переводческом аспектах Текст. / Н. Л. Клименко // Вестник Харьковского университета. -№ 165.-С. 67-72.

56. Ключников, С. Ю. Священная наука чисел Текст. / С. 10. Ключников. -М.: Беловодье, 1998. 187 с.

57. Коваленко, В. Г. Детерминация имени существительного в современном русском литературном языке: структур!ю-стат. анализ Текст. : автореф. дис. . канд. филол. наук / В. Г. Коваленко. Днепропетровск, 1979. - 17 с.

58. Козлов, В. И. О двуединстве формы и времени в порождающем процессе зрительного восприятия Текст. / В. И. Козлов // 2-ая Российская конференция по экологической психологии : тезисы. М., 2000. - С. 30-31.

59. Козлова, М. М. История журналистики зарубежных стран : учеб.пособие для студ. спец. «Связи с общественностью» Текст. / М. М. Козлова ; Ульян, гос. техн. ун-т. Ульяновск : УлГТУ, 1999. - 100 с.

60. Коммуникативная грамматика русского языка Текст. / под общ. ред. Г. А. Золотовой, Н. К. Онипенко, М. 10. Сидорова. М. : Ин-т рус. яз. РАН им. В. В. Виноградова, 2004. - 540 с.

61. Корнилов, Е. А. Журналистика на рубеже тысячелетий Текст. / Е. А. Корнилов; науч. ред. А. И. Станько. Ростов н/Д : Дон. изд. дом, 2000.-223 с.

62. Кошевая, И. Г. К проблеме знака и значения в языке Текст. : учеб. пособие / И. Г. Кошевая. М.: Изд-во пед. ин-та им. В.И. Ленина, 1976. - 143 с.

63. Красильникова, Е. В. Семантика и функции форм числа имен существительных в разных типах речи Текст. / Е. В. Красильникова // Грамматические исследования: функционально-стилистический аспект. -М., 1989.-С. 232-274.

64. Краткая русская грамматика / Белоусов В.Н., Ковтунова И.И., Кручинина И.Н. и др.; Под ред. Шведовой НЛО. и Лопатина В.В. М. : Рус.яз., 1989.-639 с.

65. Крымский, С. Б. Логико-гносеологический анализ универсальных категорий Текст. / С. Б. Крымский // Логико-гносеологические исследования категориальной структуры мышления. Киев, 1980. - С. 5-41.

66. Куделин, И. Н. Средства и способы обозначения приблизительности с помощью определенно-количественных числительных в немецком языке Текст. / И. II. Куделин // Ученые записки Ульяновского пединститута Ульяновск, 1973. - № 27, вып. 4. - С. 32-52.

67. Кузнецов, И. П. Механизмы обработки семантической информации Текст. / И. П. Кузнецов. М.: Наука, 1978. - 175 с.

68. Кульгавая, Б. М. Неопределенно-количественные слова в современном немецком языке Текст. / Б. М. Кульгавая // Вопросы грамматики и лексикологии германских и романских языков / Иркут. гос.ун-т. Иркутск, 1974. - С. 74-83.

69. Кураев, В. И. Точность, истина и рост знания Текст. / В. И. Кураев, Ф. В. Лазарев. М.: Наука, 1988. - 240 с.

70. Лазарева, А., Таран, С. Пд журналюта Текст. / А. Лазарева, С. Таран // Зб1рка навчальных материал1в, складеназа французьскою методикою вдосконалення пращвниюв 3MI. К., 1998. - 96 с.

71. Лежнева, Е. Б. Количественные характеристики коннотативных значений слова в английском языке Текст.: дис. . канд. филол. наук / Е. Б. Лежнева Тула, 2002. - 151 с.

72. Лексико-семантические группы современного русского языка Текст. : сб. науч. тр. / под ред. 10. В. Фоменко. Новосибирск, 1985. - 124 с.

73. Линник, Т. Г. Структура лексико-семантической группы, обозначающей размер (на материале русского и английского языков) Текст. : автореф. дис. . канд. филол. наук. Киев, 1975.-27 с.

74. Логический анализ языка. Языки пространтсв Текст. / Отв. ред.: Н. Д. Арутюнова, И. Б. Левонтина. М.: Языки русской культуры, 2000. - 448 с.

75. Ломтев, Т. П. Квантитативы современного русского языка Текст. / Т. П. Ломтев // Памяти академика Виктора Владимировича Виноградова : сб. ст.-М., 1971.-С. 106-116.

76. Лукин, М. Ф. Морфология современного русского языка Текст. / М. Ф. Лукин. М.: Просвещение, 1973. - 232 с.

77. Магия чисел Текст. М.: ЭКСМО-Пресс, 1998. - 352 с.

78. Маглакеладзе, Ж. Г. Функции числительного в формировании семантики текста Текст.: автореф. дис. . канд. филол. наук / Ж. Г. Маглакеладзе. М., 1989. - 24 с.

79. Малахова, О. Н. К вопросу о категории количества: языковые средства выражения количества Текст. / О. Н. Малахова // Актуальные проблемы германистики и романистики. Смоленск, 2002. - Вып. 5. - С. 96-99.

80. Марковский, И. К. Слова со значением «неопределенной множественности» в современном русском языке Текст. / И. К. Марковский // Филологические науки. 1974. - № 4. - С. 77-84.

81. Матвеев, Г. Н. История имени числительного Текст. / Г. И. Матвеев. Новосибирск : Изд-во Новосиб. пед. ин-та, 1961. - 30 с.

82. Меновщиков, Г. А. Способы выражения единичности-множественности в языках различного типа Текст. / Г. А. Меновщиков // Вопросы языкознания. 1970. -№ 1. - С. 82-88.

83. Мещанинов, И. И. Члены предложения и части речи Текст. / И. И. Мещанинов. Л.: Наука, 1978.-387 с.

84. Михайлов, С. А. Журналистика Соединенных Штатов Америки Текст. / С. А. Михайлов. СПб.: Изд-во Михайлова В.А., 2004. - 447 с.

85. Молчанов, А. А. Роль квантификаторов в семантической интерпретации предложения (на материале английского языка) Текст. : автореф. дис. канд. филол. наук / А. А. Молчанов. Минск, 1980. - 23 с.

86. Наркевич, А. И. Система словосочетаний в современном белорусском литературном языке (структурно-семантическое описание) Текст. : автореф. дис. канд. филол. наук / А. И. Наркевич. Минск : 1973. - 25 с.

87. Науменко, Н. И. Средства передачи значения размытого количества именем числительным в современном английском языке Текст. : автореф. дис. . канд. филол. наук / Н. И. Науменко. Л., 1984. - 19 с.

88. Науменко, Н. И. Понятие размытого количества передаваемого именем числительным количественным Текст. / Н. И. Науменко // Функциональные особенности лингвистических единиц. Краснодар, 1979. - С. 38-45.

89. Нечипоренко, Н. В. Лексико-грамматические особенности класса кванти&икатопов в современном английском я^.ьтке ГТекст! : агстопегЬ. лис. .канд. фнлол. наук / Н. В. Нечипоренко ; НГЛУ. Н. Новгород, 1999. - 18 с.

90. Новицкая, В. В. Лексика с количественным значением в современном русском языке Текст.: дис. . канд. филол. наук / В.В.Новицкая. Уфа, 1978.- 170 с.

91. Нумерология Текст. / пер. с англ. Дыоси Сони. М.: ACT : Астрель, 2003.- 197 с.

92. Нумерология Текст. / В. Склярова. М.: КПС+, 2000. - 157 с.

93. Ожегов, С. И. Словарь русского языка Текст. / С. И. Ожегов ; Н. 10. Шведовой. 12-е изд., стереотип. - М.: Рус. яз., 1978. - 846 с.

94. Ондрус, П. Количественные слова в системе частей речи Текст. / П. Ондрус // Филологические науки. 1971. - № 1. - С. 59-67.

95. Павленко, А. Н. Лингвистическое пространственно-временное состояние в картине мира носителей современного немецкого языка Текст. : дис. . канд. филол. наук / А. II. Павленко. Запорожье, 2003. - 142 с.

96. Панфилов, В. 3. Философские проблемы языкознания: гносеол. аспекты Текст. / В. 3. Панфилов. М. : Наука, 1977. - 285 с.

97. Папюс. Магия и гипноз Текст. / Папюс. М. : ЭКСМО-Пресс, 2001.-800 с.

98. Петренко, Т.П. Лексические средства обозначения неопределенного большого количества Текст. : автореф. дис. . канд. филол. наук / Т. П. Петренко. М., 1965. - 20 с.

99. Польская, М. И. Семантико-синтаксический анализ слов с количественным значением в современном английском языке Текст. : дис. . канд. филол. наук / М. И. Польская. Л., 1981. - 171 с.

100. Полянский, А. Н. План содержания категории количества в русском языке Текст. / А. Н. Полянский // Русский язык в школе. 1984. - № 1. - С. 34-41.

101. Попов, А. С. Грамматическое и стилистическое своеобразие русских предложений с количественными подлежащими Текст. / А. С. Попов // Синтаксис и стилистика. М., 1976. - С. 195-206.

102. Потебня, А. А. Из записок по русской грамматики Текст.: Т. 1-Й /

103. A. А. Потебня ; общ. ред., предисл. и вступ. ст. В. И. Борковского ; АН СССР, Отд-ние лит. и яз. -М.: Учпедгиз, 1958. 536 с.

104. Прохоров, В. Ф. Этимология синонимии глагольной лексики в русском и немецком языках Текст. : дис. . д-ра. филол. наук /

105. B. Ф. Прохоров М., 1998. - 299 с.

106. Прохорова О. Н. Синтаксис связных структур Текст. : дис. . д-ра. филол. наук / О. Н. Прохорова М., 1998. - 390 с.

107. Рудяков, А. Н. Функциональная семантика Текст. / А. Н. Рудяков. -Симферополь : Таврия, 1992. 154 с.

108. Рыбалко, Т. Д. О семантики порядковых числительных в структуре словосочетания и предложения Текст. / Т. Д. Рыбалко // Механизмы реализации образовательных потенциалов текста : сб. науч. тр. / Таганрог, гос. пед. ин-т. Таганрог, 2004. - С. 142-146.

109. ПЗ.Рябцева, Н. К. Размер и количество в языковой картине мира Текст. / Н. К. Рябцева // Логический аназиз языка. Языки пространств. М. : Языки русской культуры, 2000. - С. 108-115.

110. Сайфуллаев, Н. М. Логический анализ понятия количества Текст. : автореф. дис. . канд. филос. наук/ Н. М. Сайфуллаев. -М., 1974. 18 с.

111. Смирницкий, А. И. Лексикология английского языка Текст. / А. И. Смирницкий. М.: Изд-во лит-ры на иностр. яз., 1959. - 260 с.

112. Ключников, С. 10. Священная наука чисел Текст. /

113. C. 10. Ключников. М.: Беловодье, 1998. - 187 с.

114. Слюсарева, Н. А. Проблемы функциональной морфологиисовременного английского языка Текст. / Н. А. Слюсарева. М. : Наука, 1986.-214 с.

115. Смирницкий, А. И. Морфология английского языка Текст. : учебник / А. И. Смирницкий ; ред. В. В. Пассек. М. : Изд-во лит. на ин. яз., 1959. - 440 с. - (Б-ка филолога).

116. Соколов, B.C. Периодическая печать Соединенных Штатов Америки Текст. : учеб. пособие / В. С. Соколов ; Санкт-Петербург, гос. ун-т. -СПб.: Изд-во СПбГУ, 1998. 143 с.

117. Соколов, В. С. Периодическая печать Великобритании Текст. / В. С. Соколов, С. Н. Виноградов. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2000. - 111 с.

118. Солганик, Г. Я. Стиль хроникальной информации: особенности жанра Текст. / Г. Я. Солганик // Стилистика газетных жанров / под ред. Д. Розенталя. М., 1981. - С. 68-76.

119. Сулейменова, А. Ш. Функционально-семантическое поле количества в современном русском языке (морфолого-словообразовагельный аспект) Текст. : автореф. дис. . канд. филол. наук / А. Ш. Сулейменова. -Алма-Аты, 1997.-25 с.

120. Татаринцева, Е. Н. Структурно-семантические особенности квантитативных словосочетаний в английском языке Текст. / Е. Н. Татаринцева. Оренбург, 1990. - 25 с.

121. Татевосов, С. Г. Типологические проблемы квалификации в естественном языке (на материале кванторных слов со значением всеобщности) Текст. : дис. . канд. филол. наук / С. Г. Татевосов М., 1997. - 252 с.

122. Теория функциональной грамматики Качественность. Количественность Текст. // Т.Г. Акимова, В.П. Берков, А.В. Бондарко и др.; СПб.: Наука : С.-Петерб. изд. фирма, 1996 263 с.

123. Тертычный, А. А. Жанры периодической печати : учеб. пособие Текст. / А. А. Тертычный. М.: Аспект Пресс, 2002. - 319 с.

124. Тулдава, Ю.А. Проблемы и методы квантитативно-системногоисследования лексики Текст. /10. А. Тулдава. Тарту: Изд-во ТГУ, 1987.-203 с.

125. Тураева, З.Я. Некоторые особенности категории количества: на материале англ. языка Текст. / 3. Я. Тураева, Я. Г. Биренбаум // Вопросы языкознания. 1985. - № 4. - С. 122-130.

126. Тураева, З.Я. Еще раз о функционально-семантической категории количества Текст. / 3. Я. Тураева, Я. Г. Биренбаум // Коммуникативно и структурно обусловленные модификации единиц языка / Ленингр. гос. псд. ин-т.-Л., 1988.-С. 110-121.

127. Тухтаходжаева, 3. Т. Выражение категорий квантификации и оценки в словообразовательной системе современного английского языка Текст.: автореф. дис. канд. филол. наук/3. Т. Тухтаходжаева. -М., 1982. 26 с.

128. Уфимцева, А. А. Лексическое значение: принцип семитолог, описания лексики Текст. / А. А. Уфимцева. М.: Наука, 1986. - 240 с.

129. Ушакова, Л. И. Современный русский язык. Морфология Текст. / Л. И. Ушакова. Белгород : Изд-во Белгор. гос. ун-та, 1999. - 282 с.

130. Фадеева, Т.Н. Структурно-семантические особенности многокомпонентной атрибутивной конструкции в современном русском литературном языке Текст. : дис. . канд. филол. наук / Т. Н. Фадеева. -Днепропетровск, 1988. 198 с.

131. Фрумкина, Р. М. Цвет, смысл, сходство Текст. / Р. М. Фрумкина. -М.: Наука, 1984.-254 с.

132. Функциональная семантика слова Текст. : сб. науч. тр. / под ред. А. П. Чудинова. Свердловск : Изд-во Свердл. гос. пед. ин-та, 1992. - 109 с.

133. Функционально-семантический аспекты изучения лексики Текст. : межвуз. сб. науч. тр. / отв. ред. Р. И. Тихонова. Куйбышев, 1989. - 188 с.

134. Харченко К. В. Путеводитель по научному стилю английского языка Текст. : Учеб. пособие / К. В. Харченко. Белгород: Изд-во БелГУ, 2004.- 156 с.

135. Чейф У. Значение и структура языка Текст. / У. Чейф. М. :1. Прогресс, 1975.

136. Чеснокова, JI. Д. Категория количества и способы ее выражения в современном русском языке Текст. / Л. Д. Чеснокова. Таганрог : Изд-во Тагангрог. гос. пед. ин-та, 1992. - 176 с.

137. Чеснокова Л. Д. Конструкции с предикативным определением и структура предложения в современном русском литературном языке Текст. / Л. Д. Чеснокова. Ростов н/Д : Ростов, гос. пед. ин-т, 1972. - 135 с.

138. Чесноков, П. А. Логические и семантические формы мышления как значение грамматических форм Текст. / П. А. Чесноков // Вопросы языкознания. 1984. -№ 5. - С. 3-13.

139. Чугунов, В. И. Местоимения образования типа «один другой -третий» Текст. / В. И. Чугунов // Филологические науки. - 1992. - № 1. -С. 114-119.

140. Шахматов, А. А. Синтаксис русского языка Текст. / А. А. Шахматов ; ред. и коммент. Е. С. Истриной. Л., 2001. - 620 с.

141. Шептулин, А. П. Система категорий диалектики Текст. / А. П. Шептулин М.: Наука, 1967. - 375 с.

142. Швачко, С. А. Языковые средства выражения количества в современном английском, русском, украинском языках Текст. / С. А. Швачко. Киев : Вищ. шк., 1981. - 144 с.

143. Шмелев, Д. Н. Проблемы семантического анализа Текст. / Д. Н. Шмелев. М.: Наука, 1973. - 279 с.

144. Шукова, Г, В. Зрительное восприятие пространственной протяженности: дис. . канд. психол. наук / Г. В. Шукова. М., 2000. - 116 с.

145. Щебетенко, Е. В. Группа квантификаторов как лексико-грамматическая система выражения количества в английском языке Текст. : дис. канд. филол. наук/Е. В. Щебетенко. -М., 1971.-204 с.

146. Яновская, С. А. Определение количества. Об экстенсивном и интенсивном количестве Текст. / С. А. Яновская // На переломе : филос.дискус. 20-х годов: философия и мировоззрение / сост. П. В. Алексеев. М., 1990.-С. 467-484.

147. Collinson, W. Е. Some expressions of Quality in Spoken English Text. / W. E. Collinson // A Grammatical Miscellany Offered to Otto Jespersen on His 70 -the Birthday. Copenhagen ; London, 1930. - P. 191-209.

148. Dik, S. C. Functonal Grammar Текст. / S. C. Dik. Amsterdam; N.Y.; Oxford : North-Holland Publ. Сотр., 1979.

149. Eisenberg, P. Mas und Zahl : Zur syntaktischen Deutung einer ungefestigten Konstruktion im Deutschen // Nach-Chomskysche Linguistik Text. / P. Eisenberg, B.; N.Y., 1985. S. 311-320.

150. Gammon, E. R. English quantifiers and the perception of risk // Proceedings of the XIHth International congress of linguists Text. / E. R. Gammon, Tokyo.- 1983.-P. 760-763.

151. Grammar for Number Names Text. / ed. by H.Brandt Corstius. -Dortrecht: D. Reidel publ. Hause, 1968. 350 p.

152. Hall, S. Gentlman of leisure. A year in the life Text. / S. Hall. -New York : New Amer. libr., 1972 189 p.

153. Halliday, M. A. K. Functional diversity in language as seen from a consideration of modality and mood in English. Foundations of Language TextJ / M. A. K. Halliday. - Dortrecht. - 1976.

154. Hallig, R., Wartburg, W. On Begriffssystem als Grundlage fur die Lexicographic Text. / R. Hallig, W. Wartburg. Berlin. - 1963.

155. HelbigG. Grammatik aus kommunikativ-pragmatischer Sicht // Linguistische Studien. Bd.2: Studien zur deutschen Syntax. Text. / R. Helbig -Leipzig : Enzyklopadie, 1984. - S. 7-35.

156. Hirtle, W. H. SOME and ANY : Exploring the system // Linguistics : An interdisciplinary of the lang. Sciences etc. Text. / W.H. Hirtle. Berlin. Vol. 26. -N. 3.- 1988.-P. 443-477.

157. Hogg, P. M. English Qualifiers System Text. / P. M. Hogg. Oxford :

158. North Holland Publ. Co., 1972. 179 p.

159. Hurford, J. R. The Linguistic Theory of Numerals Text. / J. R. Hurford. -Cambridge : Cambr. University press, 1975.-293 p.

160. Hums, M. Zur Wiedergabe Faktorangaben durch deutsche Faktoren-, Prozent und Bruchzahlangaber // Fremdsprachen / M. Hums. Leipzig, 1990. -S. 169-175.

161. Jackendoff, R. Semantic Structure. / R. Jackendoff. Cambridge Mass.; London (England): The MIT Press, 1993. -XIV, 322 p.

162. Janeway, M. Republic of Denial. Press, Politics, and Public Life Text. / M. Janeway. New Haven ; London : Yale University Press, 1999. - 216 p.

163. Jespersen, O. Essentials of English Grammar Text. / O. Jespersen. -London.: Allen und Unwin, 1956. 388 p.

164. Leech, G. N., Svartvic J. A Communicative Grammar of English Text. / G. N. Leech. J. Svartvic Moscow - 1983.-304 p.

165. Lobner, S. Quantification as a major module of natural language semantics // Studies in discourse representation theory and the theory of generalized quantifiers Text. / S. Lobner. Dordrecht: Providence, 1987. - P. 53-85.

166. Schmid, W. P. Zur Wortart der Kardinalia // Althochdeutsch Text. /.-W. P.Schmid.— Heidelberg, 1987. -Bd.l. S. 459-463.

167. Seppanen, A., Seppanen, R. Notes on quantifiers and definiteness in English Text. / A. Seppanen, R. Seppanen Stockholm // Studia neophilologica, 1986.-Vol. 58,N2.-P. 169-187.

168. Lyons, J. Semantics Text. / J. Lyons. L. : Cambridge University Press, 1977.-Vol. l.-P. 1-372.

169. Mac Gawley, G. D. Lexicographic Notes on English Quantifiers Text. / G. D. Mac Gawley // Papers from the regional meeting. Chicago. 1977. -P. 372-383.

170. Numeral types and changes worldwide Text. / ed. by Jadranka Gvozdanovic. Berlin ; New York : Mouton de Gruyter, 1999 - VI, 281 p.

171. Riwers, W. News in print: writing and Reporting Text. / W. Riwers. -N.Y, 1984.

172. Silverblatt, A. Approaches to media literacy: a handbook Text. / A. Silverblatt, J. Ferry, B. Fina. Armonk; London : Sharpe, 1999. - 280 p.

173. Sonnerfeldt, K. Zur Wortstellung in der Gruppe des Substantives Deutsch als Fremdsprachen Text. /К. Sonnerfeldt. -Munchen, 1971.

174. Sweet, H. A new English Grammar Text. / H. Sweet. London, 1955. -P. 13-14.

175. Telling stories : taking risks: Journalism writing at the century's edge Text. / сотр. by A. M. Klement, С. B. Matalene. Belmont : Wadsworth publ. Co, 1997.-320 p.

176. СПИСОК ИСПОЛЬЗУЕМЫХ СЛОВАРЕЙ И ПРИНЯТЫХ1. СОКРАЩЕНИЙ

177. Англо-русский словарь синонимов. Тезаурус. Текст. М. : Ин. язык, 2001.-412 с.

178. БСЭ Большая советсткая энциклопедия Текст. / гл. ред.

179. A. М. Прохоров. Т. 12- М.: Изд-во «Советская энциклопедия», 1973. - 623 с.

180. Гастев, 10. А. Квантор Электронный ресурс. / 10. А. Гастсв // Большая советская энциклопедия : в 30 т. М. : Сов. энцикл., 1969-1978. -Режим доступа: http://slovari.yandex.ru/art.xml?art=bse/00033/65500.htm.

181. Малая советская энциклопедия: в 10 т. Текст. / гл. ред. Н. Л. Мещеряков. -М.: Большая сов. энцикл., 1959.

182. Математика : большой энциклопед. словарь Текст. / гл. ред. 10. В. Прохоров. М.: Большая рос. энцикл., 1998. - 848 с.

183. Новый Большой англо-русский словарь: в 3 т. Текст. / 10. Д. Апресян, Э. М. Медникова, А. В. Петрова и др. 3-е изд., стереотип. -М. :Рус. яз., 1999.-832 с.

184. Словарь русского языка Текст. / под ред. Н. 10. Шведовой. 12-е изд., стереотипное. - М .: Рус. яз., 1978. - 846 с.

185. Словарь русского языка в 4 т. / под. ред. А. П. Евгеньевой. 2-е изд., исправленное (1981-1984). -т.2. -М.: Рус.яз., 1982.-736 с.

186. Кондаков, Н. И. Логический словарь-справочник Текст. / Н. И. Кондаков. М.: Наука, 1975. - 720 с.

187. Краткая философская энциклопедия Текст. М. : Издательская группа «Прогресс» - «Энциклопедия», 1994. - 576 с.

188. Лингвистический энциклопедический словарь / под ред.

189. B. Н. Ярцевой. 2-е изд. - М.: Большая рос. энцикл., 2002. - 709 с. (ЛЭС)

190. Философский словарь Текст. / под ред. И. Фролова. 2-е изд. - М. : Прогресс, 1984.-464 с.

191. Философский энциклопедический словарь Текст. / под ред.

192. A. JI. Грекулова, С. С. Аверенцева и др. М.: Сов. энцикл., 1989. - 814 с.

193. CCD Chambers 20th Century Dictionary Text. / Ed. by E. M. Kirkpatrik. - Bungay ; Suffolk : GB. The Chauser Press., 1983. - 1502 p.

194. EI The Penguin Dictionary of English Idioms Text. / Penguin Books Ltd. ; ed. by D. M. Gulland, D. Hinds-Howell. - 2 nd ed. - L. : Penguin Books, 2002.-378 p.

195. LNUD Longman New Universal Dictionary Text. - Longman : Longman dictionaries Date Published, 1982. - 1158 p.

196. OALDCE Hornby, A. S. Oxford Advanced Learner's Dictionary of Current English Text. / A. S. Hornby. - 5th edition. - Oxford : Oxford University Press, 1995.-1428 p.

197. ODP Oxford Dictionary of Proverbs Text. / Oxford University Inc. ; ed. by J. Speake. - 2 nd ed. - Oxford : Oxford University Press, 2001. - 375 p.

198. WTNIDEL Webster's Third New International Dictionary of the English Language Text. / Merriam-Webster Inc.; ed. in Chief: Ph. D. Gove. - 3rd ed. - Cologne : Koenemann, 1993. - 2662 p.

199. СПИСОК ИСТОЧНИКОВ ФАКТИЧЕСКОГО МАТЕРИАЛА

200. Albom, М. Tuesdays with Morrie, Doubleday Text. / M. Albom. N.Y. : Penguin Bokks USA Inc., 1997. - 192 p.

201. Bounty for Afghans/www. Albone, T. Bounty for Afghans who replace British soldiers Electronic resource. / T. Albone // The Times. - 2006. - 9 Oct. -Mode of access: http://www.timesonline.co.uk/article/0„3-2395241,00.html.

202. Watergate/www. Baldwin, T. Watergate veteran aims at Bush Electronic resource. / T. Baldwin // The New York Times. - 2006. - 29 Sept. - Mode of access: http://www.timesonline.co.uk/article/0„7374-2380579,00.html.

203. Briton fights/www. Bird, S. Briton fights 'flawed' DNA murder link Electronic resource. / S. Bird // The New York Times. - 2006. - 7 Oct. - Mode of access: http://www.timesonline.co.uk/article/0„3-2393003,00.html.

204. German art/www. Boyes, R. German art lovers angered by painting's «surrender» Electronic resource. / R. Boyes // The Times. - 2006. - 15 Aug. -Mode of access: http://www.timesonline.co.Uk/article/0,, 13509-2314461,00.html.

205. Blaming the messenger Electronic resource. // The New York Times. - 2005. -lOnov. -Mode ofaccess: http://www.nytimes.eom/2005/l 0/10/opinion/10thurl .html.

206. Browne, G. Hot Seberian Text. / G. Browne. N.Y. : Avon Books, 1989.-423 p.

207. World series/www. Chass, M. World series leaves lessons to consider Electronic resource. /. M. Chass // The New York Times. - 2006. - 30 Oct. - Mode of access: http://www.nytimes.com/2006/30/10/sports/baseball/30chass.html.

208. Cox, J. Her Father's Sins. Text. / J.Cox. L. : Headline Book Publishing, 1987.-278 p. (Cox 1)

209. Cox, J. Let Loose the Tigers, Text. / J.Cox L. : Headline Book Publishing, 1992. - 306 p. (Cox 2)

210. Last-chance/www. Crouse, K. Last-chance pass is ruled out, and Jets fall short in Cleveland Electronic resource. / K. Crouse // The New York Times. - 2006. - 30 Oct. -Mode ofaccess: http://www.nytimes.com/2006/10/30/sports/football/30jets.html.

211. Soldiers/www. Evans, I. Soldiers «beat Iraqi suspect then celebrated like it was Christmas» Electronic resource. /1. Evans // The Times. - 2006. - 27 Sept. - Mode of access: http://www.timesonline.co.uk/article/0„7374-2377332,00.html.

212. Feldman, E. Looking for Love Text. / E. Feldman. Bungay : Richard Clay Ltd., 1990.-318 p.

213. Without pressure/www. Glier, R. Without pressure of the chase, Stewart doesn't look back Electronic resource. / R Glier // The New York Times - 2006. -30 Oktober. - Mode of access: http://www.nytimes.eom/2006/30/10/ sports/othersports/3 0nascar.html.

214. Haran, M. Soft Touch Text. / M.Haran. L. : Little, Brown and Company., 1999.-274 p.

215. Shia shrine bombing/www. Hider, J. Shia shrine bombing stokes sectarian hatred Eelectronic resource. / J. Hider // The Times. - 2006. - 11 Aug. -Mode of access: http://www.timesonline.co.uk/article/0„7374-2307175,00.html.

216. N.Korea Reports/www. Inskeep, S. North Korea Reports First Nuclear Test Electronic resource. / S. Inskeep, M. Shuster // The New York Times. - 2006. - 8 Oct. -Mode of access: http://www.nytimes.com/2006/10/09/world/asia/09korea.html.

217. Kosovo/www. Kosovo, still messy after all these years Eelectronic resource. // The New York Times. - 2005. - 27 oct. - Mode of access: http://www.nytimes.com/2005/10/27/opinion/27thur3.html.

218. Ethiopian/www. -Lacey, M. Ethiopian Protesters Killed as East African Clashes Spread Eelectronic resource. / M. Lacey // The New York Times. 2005. - 13 March. -Mode of access: http://www.nytimes.eom/2005/l l/03/international/africa/03africa.html.

219. Lindsey, R. Songs my mother taught me Text. / R. Lindsey L. : Arrow, 1995.-469 p.

220. Manfred, F. Scarlet Plume Text. / F.Manfred. N.Y.: Signet, 1973.-366 p.

221. Israeli Airstrike/www. Myre, G. Israeli Airstrike Kills 2 Palestinians Eelectronic resource. / G. Myre // The New York Times. - 2005. - 1 Nov. - Mode of access: http://www.nytimes.eom/2005/l l/01/international/middleeast/01cnd-mide.html.

222. Orders for big-ticket/www. Orders for big-ticket goods fall in April World Electronic resource. / By Associated Press // The New York Times. - 2004. - 26 March. -Mode of access: http://www.nytimes.eom/2004/26/05/business/international/04cnd-mide.html.

223. Parrish, R. The Dividing Line Text. / R. Parrish. N.Y. : Onyx Publishing, 1993.-432 p.

224. Patterson, N.R. Degree of Guilt Text. / N.R. Patterson. L. : Arrow, 1993.-597 p.

225. Budgets falling/www. Revkin, A. C. Budgets falling in race to fight global warming / A. C. Revkin Electronic resource. // The New York Times. - 2006. - 30 Oct. -Mode of access: http://www.nytimes.com/2006/30/10/business/worldbusiness/30energy. html.

226. Some victims/www. Rohde, D. Some Victims Untreated Three Weeks After Quake Electronic resource. / D. Rohde // The New York Times. - 2005. - 1 Nov. - Mode of access: http://www.nytimes.eom/2005/l l/01/international/asia/01/queke.html.

227. The Revival/www. Rosenberg, T. The Revival of a notorious to a notorious scrouge Electronic resource. / T. Rosenberg // The New York Times. - 2006. - 5 oct. -Mode of access: http://www.nytimes.com/2006/10/05/opinion/05thu4.html.

228. British troops/www. Smith, M. British troops in secret truce with the Taliban Electronic resource. / M. Smith // The Times. - 2006. - 1 Oct. - Mode of access: http://www.timesonline.co.ukyarticle/0„2087-2383232,00.html.

229. Offense stalls/www. Weinreb, M. Offense stalls and keeps the eagles in losing skid Electronic resource. / M. Weinreb // The New York Times. - 2006. - 30 Oct. -Mode of access: http://www.nytimes.com/2006/10/30/sports/football/30eagles.html.

230. World leaders/www. World leaders condemn «attack on democracy» Electronic resource. / By Agencies // The Times. - 2004. - 11 March. - Mode of access: http://www.timesonline.co.Uk/article/0,, 13509-23145,OO.html.