автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.01
диссертация на тему: Лексическая структура поэтического языка литераторов Серебряного века: опыт сопоставления

Полный текст автореферата диссертации по теме "Лексическая структура поэтического языка литераторов Серебряного века: опыт сопоставления"

На правах рукописи

ЧЕРНЫХ Наталья Дмитриевна

ЛЕКСИЧЕСКАЯ СТРУКТУРА ПОЭТИЧЕСКОГО ЯЗЫКА ЛИТЕРАТОРОВ СЕРЕБРЯНОГО ВЕКА: ОПЫТ СОПОСТАВЛЕНИЯ

10.02.01 - Русский язык

Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Самара-2005

Работа выполнена в ГОУ ВПО «Мордовский государственный университет им. Н.П. Огарева»

Научный руководитель:

доктор филологических наук, профессор Васильев Николай Леонидович

Официальные оппоненты:

доктор филологических наук, профессор Карпенко Людмила Борисовна кандидат филологических наук, доцент Авдевнина Ольга Юрьевна

Ведущая организация: Мордовский государственный педагогический институт им. М.Е.Евсевьева

Защита состоится 12 мая 2005 г. в 16 часов на заседании диссертационного совета Д 212. 218. 07 при ГОУ ВПО «Самарский государственный университет» по адресу: 443011, г. Самара, ул. Академика Павлова, д. 1, зал заседаний

С диссертацией можно ознакомиться в Научной библиотеке ГОУ ВПО «Самарский государственный университет»

Автореферат разослан Стреиз. 2005 г.

Ученый секретарь диссертационного совета

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Важной вехой в истории развития русского литературно-художественного языка явилась эпоха Серебряного века, давшая особенно мощный импульс эволюции поэтического языка (ПЯ). Выявление общих языковых черт поэзии указанного времени могло бы привести к интересным выводам относительно лин-гвопоэтики Серебряного века в целом и того влияния, которое она оказала на современную поэтическую традицию.

Вокруг проблем «писатель и его язык», «писатель и язык его эпохи», в равной степени вызывающих интерес как лингвистов, так и литературоведов, уже сложились прочные исследовательские традиции, начало которым было положено работами В.В.Виноградова, Г.О.Винокура, Б.А.Ларина, Ю.Тынянова и других ученых. Не меньший интерес данные проблемы вызывают и у современных филологов (В.П.Григорьев, Л.В.Зубова, Н.А.Кожевникова и др.). На сегодняшний день известны многочисленные, порой многоуровневые исследования языка поэтов и прозаиков различных художественных ориентаций и эпох, однако большинство из них носят характер разрозненных наблюдений над языком отдельного произведения или писателя. При этом среди них фактически отсутствуют работы широкого сопоставительного характера. В то же время специальное исследование, сопоставляющее ПЯ писателей определенной художественной ориентации, позволило бы не только глубже постичь своеобразие и многогранность индивидуально-авторского стиля и той художественной эпохи, к которой автор объективно принадлежит, но и выявить зависимость языка писателя от языковых тенденций его времени, проследить, какое отражение эта взаимосвязь находит в общем контексте развития ПЯ.

Актуальность нашего исследования видится в необходимости продолжения изучения особенностей индивидуального стиля того или иного классика Серебряного века в отношении его поэтического лексикона - с учетом системного наблюдения над качественными и количественными характеристиками словоупотребления. Своевременность обращения к данной теме обусловлена и потребностью дальнейшего исследования как общих черт лингвопоэтики определенного литературного направления указанной эпохи, так и индивидуальных особенностей, их преломления в ПЯ того или иного автора. Наконец, актуальность работы связана с необходимостью установления с помощью многоаспектного сопоставительного анализа того, что сближает те или иные школы Серебряного века друг с другом в плане их лингвопоэтики, является для них общим, т.е. характерным для эпохи отечественного литературного модернизма в целом, а что, наоборот, представляется специфическим, присущим лишь конкретному автору, объединяющим его с представителями других литературных течений, порой, казалось бы, антагонистических.

Цель диссертации — изучение лексической структуры поэтического языка писателей, литературных направлений Серебряного века и соответствующей литературной эпохи в проекции на поэтику и эстетическую стратегию того или иного автора, его литературной школы и Серебряного века в целом.

Цель работы обусловила ряд поставленных задач:

- проанализировать поэтическую лексику крупнейших представителей Серебряного века, наиболее ярко репрезентирующих важнейшие художественные направления этого времени - символизм, акмеизм и футуризм;

- исследовать наиболее существенные количественно-качественные стороны поэтических лексиконов писателей определенной эстетической ориентации на фоне лексических параметров ПЯ других писателей указанной художественной эпохи;

- сопоставить лексические константы ПЯ ведущих литературных направлений, школ, авторов между собой — с целью выявления общего и специфического в художественном словаре Серебряного века;

- установить зависимость лингвопоэтики (на уровне лексики) от литературной эстетики авторов и художественных направлений Серебряного века.

Объект нашего исследования - ПЯ писателей Серебряного века. Очевидно при этом, что в процессе исследования ПЯ лексикону отводится особая роль, обусловленная способностью словарных элементов объективировать художественный мир автора. Поскольку именно лексический уровень языка писателя главным образом отражает особенности его лингвопоэтики, предметом нашего исследования стала поэтическая лексика лирических произведений поэтов Серебряного века. Материалом для анализа явилось творчество 12 авторов указанного времени, наиболее ярко представляющих специфику данного периода отечественной литературы. Среди них — символисты (В.Брюсов, А.Блок, А.Белый), акмеисты (Н.Гумилев, А.Ахматова, О.Мандельштам), футуристы (В.Хлебников, В.Маяковский, И.Северянин) и поэты, творчество которых развивалось относительно независимо от указанных течений, - М.Волошин, М.Цветаева, В.Ходасевич. Непосредственными источниками исследования стали лирические, реже лиро-эпические произведения этих авторов, опубликованные или написанные ими не позже 1920 г. и наиболее ярко отражающие особенности их творчества.

Научная новизна работы заключается в опыте разноаспектного анализа лексики ПЯ виднейших представителей Серебряного века, а также сравнении и сопоставлении анализируемых явлений между собой. Теоретическая значимость исследования состоит в попытке конкретного обоснования взаимообусловленности художественной формы и содержания — как на уровне «спектральных» характеристик поэтических лексиконов выбранных писателей, так и в отношении учета их количественных констант, репрезентирующих идиостили этих поэтов и представляемых ими литературных направлений. Практическая ценность работы видится в возможности использования ее результатов при описании поэтики крупнейших стихотворцев Серебряного века, художественных направлений этого времени и самой литературной эпохи в целом, - например, в школьных и вузовских курсах истории и теории литературы, спецкурсах по истории поэзии и ПЯ, а также при составлении персональных писательских словарей.

Методологическую основу диссертации составило положение о том, что художественная форма произведения, и прежде всего лингвопоэтика, определя-

ется содержанием творчества писателя, его эстетической установкой и платформой литературного направления, к которому он себя причисляет или принадлежит по объективным причинам. Художественная форма непосредственно сигнализирует о содержании текста: установке автора, его эстетических пристрастиях, идейных намерениях. Отбор речевых средств, стратегия и тактика их употребления диктуются не только конкретными контекстно-художественными обстоятельствами, но и системными факторами - макроконтекстом поэтики литературного направления. Увидеть конкретные проявления таких эстетических феноменов в общем русле истории формирования русского ПЯ в указанную эпоху очень важно для осмысления исторической поэтики русской литературы в целом.

Методика исследования поэтического словаря каждого конкретного автора, литературного направления основывается на системном анализе главных составляющих поэтического лексикона. В каждом случае мы учитываем следующие углы зрения: а) предметно-тематическую характеристику лексики, непосредственно отражающую основное содержание творчества того или иного автора, его художественный мир; б) этимологический спектр привлекаемых поэтом средств, поскольку он характеризует традиционную установку русской поэзии на те или иные стратегические ресурсы русского литературного языка — церковнославянизмы, западноевропейские заимствования, ориентализмы, исконно русские элементы разнообразного профиля, нетранслитерированные заимствования из различных языков, в том числе и целые контексты такого рода; в) стилистический диапазон привлекаемых поэтами литературно -разговорных средств (нейтральных, разговорных, просторечных, книжных, высоких и др.), особенно ярко манифестирующих причастность писателя к определенной литературной традиции; г) распределение элементов поэтического словаря конкретного автора в зависимости от их отнесенности к активному или пассивному составу русского языка (историзмы, архаизмы, неологизмы и окказионализмы), так как данный аспект отчетливо выявляет речевую стратегию писателя, литературного направления; д) дисперсию привлекаемых автором лексем в плане их отношения либо к общенародным ресурсам языка, либо к ограниченным в своем функционировании той или иной средой — регионально-географической (диалектизмы), профессиональной (термины), социальной (жаргонизмы); е) меру и характер привлечения автором - как творческой индивидуальности и как представителя литературного направления - столь специфических коммуникативных средств, каковыми являются имена собственные, выполняющие разнообразные идеологические и эстетические функции.

С целью объективировать результаты нашего исследования, анализируемые факты словоупотребления писателей мы интерпретировали на основе материалов лингвистических словарей: этимологических, толковых, диалектных, иностранных слов. В некоторых случаях принимались во внимание данные словарей языка того или иного писателя.

Помимо качественного анализа лексиконов поэтов Серебряного века в работе используется и количественный подход к изучению словаря и словоупотребления авторов. Он основывается на достаточно устоявшемся в современной

филологии положении, согласно которому квантитативные показатели поэтического словаря выявляют сущностные характеристики лингвопоэтики писателя, а также литературной школы или целого направления (В.С.Баевский; Б.Н.Головин; Р.М.Фрумкина). Конкретным приемом анализа количественных параметров словоупотребления того или иного автора и литературного направления в целом явилось рассмотрение соответствующих характеристик в составе определенных текстовых выборок, включающих в себя наиболее репрезентативные, значимые произведения писателя в указанный период. Объем данных выборок составил в каждом случае приблизительно 10000 словоупотреблений (учитывались только знаменательные слова), что в теории лингвостатистики считается надежным основанием для достаточно объективных выводов о речевой индивидуальности писателя (Б.Н.Головин). При этом единицей статистического анализа мы считали не лексему, а ее словоупотребление. Выявляемые квантитативные закономерности художественного словоупотребления выражались нами не в виде так называемых математических вероятностей (с учетом их статистической погрешности), а в форме обычного процентного соотношения анализируемых лексических феноменов, - с целью облегчения восприятия полученных результатов.

На защиту выносятся следующие положения:

1. Поэтическое мировоззрение писателя определяет его словоупотребление, а отбор речевых средств, в свою очередь, отражает систему его эстетических взглядов.

2. Лексические составы ПЯ писателей Серебряного века - и единомышленников и антагонистов - отличаются не столько качественными признаками, сколько количественными, динамичными характеристиками словоупотребления авторов. В одних эстетических системах обозначенной эпохи определенные словарно-языковые признаки являются типологически и соответственно статистически близкими, так или иначе соотносительными, в других — индивидуально-вариативными, расходящимися, вплоть до отчетливых оппозиционных проявлений.

3. Сравнение лексических составляющих ПЯ ведущих авторов, литературных направлений, школ позволяет говорить о наличии общих, специфических черт языка поэзии Серебряного века и, следовательно, существовании особого идиолекта поэзии указанной эпохи.

4. ПЯ Серебряного века многомерен. В нем представлены как традиционные, так и достаточно новые, часто необщенародные и окказиональные ресурсы русского языка.

Апробация работы. Основные положения диссертации излагались в докладах на научных конференциях в г. Саранске, г. Саратове, г. Кузнецке, обсуждались на заседаниях кафедры русского языка Мордовского государственного университета им. Н.П.Огарева, а также нашли отражение в шести публикациях.

Структура исследования. Работа состоит из введения, четырех глав, заключения, списка источников, словарей, использованной научной литературы и приложения. Диссертация содержит 6 таблиц.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении обосновывается актуальность выбранной темы, определяются объект, предмет, цель и задачи работы, характеризуется объем исследуемого материала и методология его изучения, оценивается научная новизна, практическая и теоретическая значимость диссертации, формулируются положения, выносимые на защиту, уточняются важнейшие понятия и термины.

Каждая глава состоит из четырех параграфов. В первых трех разделах определяется круг семантических полей, непосредственно характеризующих основное содержание творчества того или иного писателя, его художественный мир. Исследуется этимологический спектр и стилистический диапазон привлекаемых поэтами средств, распределение элементов поэтического словаря конкретного автора в зависимости от их отнесенности к активному или пассивному составу русского языка. Лексические единицы анализируются также с точки зрения их отношения к общенародным ресурсам языка либо к ограниченным той или иной средой в своем функционировании. Рассматривается мера и характер привлечения поэтами имен собственных. В четвертом параграфе каждой главы дается сопоставительный анализ количественно-качественных лексических констант поэтических словарей авторов того или иного литературного направления, на основе которого нами выявляются общие тенденции, характеризующие лексическую структуру ПЯ определенного течения Серебряного века в целом, а также специфические черты словоупотребления каждого представляющего его автора.

В первой главе «Лексическая структура поэтического языка символистов» выявляются и сопоставляются особенности поэтической лексики В.Брюсова, А.Белого, А.Блока в проекции на поэтику и эстетическую стратегию каждого автора и символистского течения в целом. Тематические интересы поэтов-символистов концентрируются вокруг разработки бытийных мотивов. На предметно-тематическом уровне ПЯ указанных поэтов превалируют экзистенциальные абсолюты - «любовь», «жизнь», «смерть», «судьба/рок», «путь», «мечта/греза/иллюзия» и др. Несмотря на наличие сходных черт предметно-тематических планов поэтических лексиконов данных авторов, очевидна разница в характере актуализации элементов того или иного лексико-семантического поля, в целях привлечения в ПЯ лексических единиц и расстановке смысловых акцентов, проявляющихся в каждом конкретном контексте по-разному. Так, семантическая линия любви, наиболее ярко выраженная у В.Брюсова и А.Блока, реализуется поэтами неодинаково: идеальному, возвышенному чувству, воспеваемому Блоком, можно противопоставить чувственную, эротическую сторону любви лирического героя Брюсова. Это нашло непосредственное отражение в поэтическом словаре каждого автора (ср.: у Блока — безответный, сердечный, страданье, терзаться и т.д.; у Брюсова — бесстыдный, вожделение, отдаться, сладострастье и др.). Судя по основным семантическим константам ПЯ А.Белого, спектр чувств, ощущений, эмоций его лирического героя гораздо шире, чем у других представителей исследуемого литературного направления {волненье, восторг, горе, одиночество, отчаянье,

смеяться, смятенье, страшно, тоска и др.). Неодинаково лексическое наполнение столь свойственных ПЯ символистов семантических полей «мечта», «греза/иллюзия». Если у Блока они носят ярко выраженный характер мистического прозрения и являются своего рода отражением знаков, сигналов ирреального мира, у Брюсова и Белого они в большей степени «приземлены», обусловлены фактами и событиями реальной действительности. Однако результат выражения авторского вымысла на лексическом уровне наиболее заметен именно у Белого и Брюсова. Показательна, например, тематическая группа, объединяющая названия мифологических, сказочных, вымышленных авторами существ {карла, кентавр, леший, наяда, нетопырь, оборотень и др.). В художественной системе Брюсова лексическое выражение авторского вымысла тесно переплетается со смысловыми единицами семантического поля «путь»: блуждать, бродить, кочевать, путник, скитаться и т.д. Будучи общей для всех поэтов-символистов, эта смысловая доминанта лексически выражается в их ПЯ по-разному. У Брюсова в большей степени она является реализацией идеи художественного, ментального путешествия во времени и пространстве, у Блока она преломляется сквозь призму пафоса странствия духа, почти целиком оторванного от географии. Расхождение в мотивации использования символистами сходных лексических элементов наглядно прослеживается на примере слов религиозной тематики {амвон, аналой, орарь, отходная, послушник, придел, псалом и др.). Так, у Брюсова и Белого они не всегда соотносятся с собственно религиозными мотивами. За фактами привлечения в текст таких слов видится еще и стремление поэтов остаться в рамках литературной традиции, придать контексту возвышенное звучание: в келью бред неутоленный к ночной лампаде понесу (В.Брюсов); улыбаюсь я, распятый — / тьмой распятый в блеске дня (А.Белый).

В то же время нельзя не отметить и черты явного сходства в характере словоупотребления символистов. Например, традиционно поэтические темы поэты развивают и новыми средствами. Так, значительное место в их поэтическом лексиконе занимают прозаизмы, бытовая лексика: гардина, коромысло, котлета, папильотка, плевать, селедка и т.д. Наиболее заметны они в творчестве Белого и Блока, в меньшей степени - в словаре Брюсова. Прозаизмы, проникающие в высокие контексты поэтов, служат, например, средством создания иронии. Используются они и при разработке символистами непоэтических тем - при изображении мира мещанства, городской жизни, маленького человека и др. В ПЯ каждого из символистов наблюдаются лексические элементы, объединяющиеся семой «город»: булочная, витрина, дворник, кабак, нищий, проститутка, улица, фабрика и т.д. Кроме того, все авторы откликнулся на военные и революционные события, вследствие чего в их ПЯ проникают лексемы соответствующей тематики {бойница, винтовка, взвод, динамит, орудие, рево-люцьонный, эшелон и др.).

В словоупотреблении символистов прослеживается связь не только с русской поэтической традицией, но и с классической европейской, что наиболее четко отразилось в использовании ими заимствований из западноевропейских языков. К ним чаще прибегает В.Брюсов. Доля иноязычных элементов в его

лексиконе составила 0,8%. Близки друг к другу в плане обращения к заимствованиям А.Блок и А.Белый (соответственно 0,34% и 0,44%). Среди иноязычных слов, используемых символистами, преобладают грецизмы {гетера, дриада, ихтиозавр, кесарь, кимвала, ламия), латинизмы {атрий, консул, матрона) и галлицизмы {гильотина, канкан, миракль, тальма). Заимствования из других языков немногочисленны или вообще единичны, хотя их этимологический спектр достаточно широк. Например, в ПЯ полиглота Брюсова встречаем английские, немецкие, итальянские, испанские, португальские, норвежские, древнескандинавские, арабские, тюркские, индокитайские по происхождению лексемы. У Белого, наряду с немецкими и древнескандинавскими, видим иранские, тюркские слова, а также элементы санскрита. Блок спорадически использует английские, испанские, итальянские, голландские, немецкие заимствования и крайне редко прибегает к неевропеизмам. Чаще других символистов Брюсов обращается и к нетранслитерированным словам и выражениям, основная часть которых - латинские и французские (соответственно, латинские и итальянские у Блока, французские - у Белого).

Со стилистической точки зрения самым «книжным» по отношению к ПЯ других символистов является язык Брюсова. Доля единиц высокого регистра составила в его лексиконе 9,5% (величавый, грянуть, лучезарный, непричастный, порфира, почить); в ПЯ Белого — 8,6% (алчущий, багрец, несказанный, нетленный, осиянный). Блок реже прибегает к книжным стилистическим ресурсам. Тем не менее, доля такой лексики в его поэтическом словаре также достаточно велика — приближается к 6% (искупительный, испепеляющий, отверзать, пророческий, растерзанный). Интересно отметить, что высокая лексика в ПЯ символистов не только сообщает контексту возвышенное звучание, но и служит средством создания иронии. В то же время символисты не чужды использования и сниженных лексических элементов. Особенно это характерно для ПЯ А.Белого. Доля подобных лексем в его словоупотреблении приближается к 3% (громила, покуривать, попрошайка, притащиться). Более 2% разговорных и просторечных элементов выявлено нами в поэтическом лексиконе А.Блока (бревешко, втихомолку, расхлябанный, уторапливать, чмокать). Однако они используются автором неравномерно: основная их часть зафиксирована нами в поэме «Двенадцать», намного реже они встречаются в ранних лирических текстах автора. Меньше других поэтов к употреблению ресурсов низкого стилистического спектра тяготеет Брюсов (менее 1%): втируша, давеча, невтерпеж, четвертак.

Примерно одинаково в ПЯ символистов соотношение устаревших элементов. В поэтическом словаре Белого их доля составила 3,1% (соответственно у Брюсова - 3%, у Блока - 2,8%). Что касается авторских новообразований, то словотворчество в большей степени характерно для Белого (почти 2%), в меньшей - для Блока (0,4%). Доля окказиональных элементов в поэтическом лексиконе Брюсова - 1,2%. Окказионализмы символистов представлены, главным образом, сложными прилагательными - прежде всего цветовыми и синкретичными по семантике {безжеланно-туманный, закатно-розовый, звонко-синий, пурпурово-серый, серебристо-утомленный, царски-каменный и др.) и аб-

страктными по значению существительными (беззакатность, глубинность, тихость и др.). Укажем и на такую черту словотворчества символистов, как глагольное окказиональное образование: алмазить, зареть, звездиться, перепестреть. За данным фактом можно увидеть значимость семантики действия в смысловой структуре лексики ПЯ символизма. Отметим также, что символисты создают не только новые слова, но и формы слов. В частности, одной из особенностей лингвопоэтики символизма становится использование слов группы smgularia tantum в форме множественного числа, благодаря чему абстрактные существительные часто трансформируются поэтами в разряд конкретных: великолепья, глади, гневы, запевания, смехи, старости. За всеми этими тенденциями видится не столько стремление символистов к языковому эксперименту, сколько к расширению круга средств поэтического выражения.

В ПЯ символистов находит отражение необщенародная лексика (1 % - у А.Белого, 0,9% - у А.Блока, 0,5% - у В.Брюсова). Она представлена преимущественно терминами. Среди последних можно выделить понятия филологических (канцона, рифма, сонет, строфа, футуризм, элегия, ямб), а также естественных наук (колебание, протоплазма, радиевый, электрический). Отметим присутствие техницизмов (аэростат, болт, локомотив, провод, пропеллер, семафор), а в ПЯ Блока - еще и общественно-политической лексики (губерния, гражданский, доктрина, самодержавный, федерация). В словаре А.Белого, кроме того, выделяются диалектизмы: большак, гуторить, морок, муругий.

Собственные имена - значительная составляющая поэтического словаря Брюсова (2%). Использование поэтом разных типов такого рода номинативных единиц многофункционально: они указывают на время и пространство, актуализируют мифологические мотивы, выступают средством литературной аллюзии и т.д. В лингвопоэтике Блока и Белого они не занимают столь важного места (соответственно 0,7% и 0,6%). Тем не менее характерной чертой словоупотребления этих поэтов наряду с употреблением мифологических и библейских имен (Афина, Бальдер, Изида, Иштар, Калипсо, Один, Озирис, Ормузд, Пан) становится использование имен реальных лиц различных эпох, например исторических деятелей, писателей прошлого или поэтов-современников символистов (Юргис Балтрушайтис, Бальмонт, Бодлер, Верхарн, Данте Алигьери, Лермонтов, Публий Сципион, Сологуб, Тютчев, Эдгар).

Количественные параметры поэтического словаря каждого из символистов для более наглядного сопоставления приведены нами в Таблице 1, помещенной в конце первой главы.

В главе второй «Лексическая структура поэтического языка акмеистов» изучаются и сопоставляются основные лексические константы ПЯ Н.Гумилева, А.Ахматовой, О.Мандельштама. В частности, на предметно-тематическом уровне ПЯ акмеистов можно наблюдать следующие сходства и различия. В идиостиле каждого автора важная роль отводится семантическому полю «любовь». Однако мотивация и результат использования объединенных им лексических единиц у каждого поэта различен. Например, в лирике Ахматовой семантическое поле «любовь» является узловым, определяющим развитие взаимосвязанных с ним смысловых линий. Любовь лирической героини Ахма-

товой представляется читателю сугубо земным, плотским чувством со всеми сопутствующими ему смысловыми осложнениями (ревность, неразделенная любовь, грусть, тоска, печаль и т.д.). В то же время любовь для нее еще и источник поэтического вдохновения. В художественном бытии Мандельштама любовь выступает лишь в качестве одного из многих чувств лирического героя и поводов для поэтической рефлексии, поскольку спектр эмоций, переживаний, ощущений представлен у автора более широко и не концентрируется вокруг любовных мотивов: безумный, бояться, волненье, восторженный, встревоженный, ненавидеть, смятенье, устать и т.д. Наиболее схематично любовная линия представлена в поэзии Гумилева. На лексическом уровне она выражена традиционными поэтическими формулами, эпитетами {влюбленный, лобзанье, нега, нежный, объятье и т.д.). Коррелирующая с любовной доминантой тема смерти также приобретает у акмеистов различные смысловые акценты. В частности, у Гумилева смерть — закономерный итог, венчающий путь героя-воина, смело смотрящего ей в лицо (есть так много жизней достойных,/ но одна лишь достойна смерть,/лишь под пулями в рвах спокойных). В художественном мире Мандельштама смерть чаще связывается с не-бытием или ино-бытием, порой внушающим субъекту авторского сознания мистический страх, трепет, экзистенциальный ужас (неужели я настоящий,/ и действительно смерть придет?). Наиболее традиционное, обыденное понимание смерти нашло отражение в ПЯ Ахматовой (я места ищу для могилы, /не знаешь ли, где светлей?).

Различна мотивация использования акмеистами военной лексики. Так, у Мандельштама и Ахматовой она входит в поэтический лексикон вследствие реализации военных мотивов, послуживших откликом на события Первой мировой войны {война, войско, казарма, миноносец, солдатка). В ПЯ Гумилева лексику военной тематики видим уже в самом раннем его творчестве, что связывается, по нашему мнению, с художественной маской конквистадора, воина, завоевателя, охотника. Эти же факторы обусловили активное привлечение в его ПЯ наименований оружия (арбалет, ассагай, винтовка, дубина, клинок, копье, лук, меч, наваха, пистолет), а также слов с семами пути в их смысловой структуре (плыть, странствие). Идея пути, странничества наиболее ярко отражена в ПЯ Гумилева, в меньшей - Мандельштама и почти не выражена у Ахматовой. Тема географического странствия тесно переплетена у акмеистов с мотивами странствия духа. В поэтических словарях писателей они прослеживаются по многочисленным этническим наименованиям (гунны, буры, бушмены, кру, печенеги, сомали, тины, туареги, харриты), единицам с семой «море» в смысловой структуре (борт, бухта, док, мальстрем, маяк, мель, мореплаватель, пяти-палубный), многочисленным топонимам и гидронимам.

Все акмеисты обращаются к словам церковной тематики, однако мотивация их употребления неодинакова. Для лирической героини Ахматовой, ведущей мысленный диалог с Богом, размышляющей на евангельские темы, определяющей для себя понятия и символы православия и т.д., существование Бога неоспоримо, а истинность православия не вызывает сомнения. Религия является одним из основополагающих аспектов бытия героини. Поэтому появление в ее

ПЯ слов религиозной тематики выглядит закономерным {аналой, Благовещенье, богомольный, Духов день, епитрахиль, кадило, литургия). Использование Ахматовой подобного рода лексики обусловлено и личностными переживаниями, часто любовными. Изначально глубоко религиозен и лирический субъект Гумилева, вследствие чего христианские понятия и символы становятся в его ПЯ одними из ключевых (алтарь, благовест, крест, мытарь, пастырь, распятье). Употребление же религиозной лексики Мандельштамом можно объяснить скорее попытками нравственного самоопределения героя, поисками внутренних, духовных ориентиров. Отсюда лексическое отражение в его лирике сразу нескольких религиозных парадигм: православия {иерей, митра, Спас, успенье), католичества (клир, сутана, тонзура), протестантизма {кирха, лютеранин, протестант), иудаизма {левит, скиния). В то же время в ПЯ акмеистов проникает все больше прозаизмов, бытовых слов (продавщица, сайка, трехрублевка и др.). Нетрадиционными на фоне изящной словесности потов-акмеистов, и в частности Мандельштама, выглядят языковые элементы спортивной тематики {боксер, выпад, дискобол, крокет на льду, мяч, поло на коне, теннис, тяжеловес, футбол, шкипер).

К употреблению заимствований в большей степени склонен Гумилев. Доля иноязычных элементов в его поэтическом лексиконе составляет 2%. Среди них преобладают англицизмы (виски, дэнди, шерри-бренди), галлицизмы (аркада, бонбоньерка, вассал), грецизмы {котурн, космогония, литания, наяда) и слова неевропейские по происхождению: арабские, тюркские, персидские и др. (аш-кер, богара, гурия, муэдзин, негус). Аналогичен характер заимствований в ПЯ Мандельштама (1,1%), однако ориентализмов и тюркизмов в его словаре намного меньше. Тем не менее Мандельштам чаще, чем Гумилев, прибегает к не-транслитерированным словам и выражениям - преимущественно латинским и немецким. Что касается ПЯ Ахматовой, то иноязычные элементы не занимают в нем значительного места (0,6%), а нетранслитерированные слова и выражения, в частности французские, выносятся лишь в эпиграфы к стихотворениям или стихотворным циклам.

Вопреки утверждениям многих ученых о нейтральной стилистической тональности ПЯ акмеистов, словоупотребление каждого из исследованных нами авторов тяготеет к книжному языку. Доля книжных и высоких элементов в поэтических словарях акмеистов превышает 8% (бесприютный, внимать, возложен, жгучий, исступленье, кончина и др.). Такие выводы соответствуют эстетическим постулатам самих поэтов акмеистской школы, отмечавших в своих программных статьях, что их произведения ориентированы на книжную художественную традицию. Тем не менее, заметную роль в их ПЯ играют элементы сниженного стилистического регистра. В наибольшей степени к ним обращаются Ахматова и Мандельштам (соответственно 2,5% и 2,2%). Сниженные лексические элементы представлены у этих авторов и разговорными словами (беспутный, первопуток, припадочный, чваниться, шататься), и просторечием {застить, отымать, подымать, хворый). Гумилев же к просторечным единицам почти не обращается, а основную часть разговорных лексем в его поэтиче-

ском словаре составляют слова, стилистическая окраска которых снижена суффиксами субъективной оценки: беленький, лампадка, монашенка (1,7%).

К единицам пассивного состава чаще прибегают Гумилев и Мандельштам (2,3% и 2,5%). Преимущественно это архаизмы и историзмы: вече, временщик, вскормленник, глашатай, колчан, оброк, опала. Однако и окказиональные слова находят отражение в их поэтическом лексиконе. По нашим наблюдениям, в процессе словотворчества поэты акмеистического направления следуют тенденциям представителей символизма. Например, как и у символистов, в ПЯ акмеистов нередко встречаются сложные окказиональные прилагательные, цветовые и синкретичные по семантике (беспомощно-туманный, весело-сухой, млеюще-зеленый, недавно-странно, просветленно-злой, равнодушно-желтый, спокойно-юный, червонно-дымный). Вслед за символистами акмеисты образуют абстрактные существительные (ночевье, млечность, умиранье); используют существительные группы smgularia tantum в форме множественного числа (вдохновенья, зыби, позолоты, пучины, шепоты).

В отношении употребления необщенародной лексики в ПЯ акмеистов прослеживаются значительные расхождения. Так, в художественных текстах Мандельштама при статистическом анализе обнаруживается большое количество терминов (почти 3%). Основная их часть относится к филологическим (стансы, тонический, цезура) и архитектурным (апсида, базилика, портик, экседра). Много понятий в свой ПЯ Мандельштам привносит из области искусствоведения (ария, разноголосица, ритурнель, рулада), морского и военного дела (барка, гавань, канат, корма, мачта, отлив, отмель, палуба). Встречаются в его словаре слова общественно-политические, юридические (адмиралтейство, гражданство, державный, доказательство, наследство, протокол), а также термины естественных и точных наук (ковкость, маятник, масса, равноденствие). Более 1% терминов зафиксировано нами в поэтическом словаре Гумилева. В основном это понятия филологии, физики, химии, музыки, математики, географии, геологии. Менее 1% составляет доля необщенародных элементов в поэтическом лексиконе Ахматовой. В лирике этого автора отмечается присутствие диалектных слов (горница, кипень, лихо, марево).

Неодинаково акмеисты используют имена собственные. Чаще других к ним обращается О.Мандельштам (2,8%). В их числе - большое количество топонимов (Аквилон, Авентин, Геркуланум, Капитолий), литературных имен (Де-лия, Лигейя, Лорелея, Серафита) и мифологизмов (Антигона, Геракл, Диана, Ипполит, Приам), имен исторических лиц (Август, Бонапарт, Сократ, Цицерон). Несколько в меньшей степени употребляет имена собственные Н.Гумилев (2,2%), среди которых значительное место принадлежит топонимам, мифоло-гизмам и библеизмам. А.Ахматова сравнительно редко вводит в ПЯ собственные имена (0,6%). По типологическим признакам они сходны с аналогичными речевыми ресурсами других акмеистов. При этом у каждого конкретного автора в пределах групп одинаковых типов имен отчетливо прослеживаются различия в плане их употребления. Например, в использовании акмеистами топонимов, характеризующих поэтическое пространство авторов: у Ахматовой оно охваты-

вает преимущественно петербургский топос {Галерная, Екатерининский сад, Исакий, Летний сад, Нева), у Мандельштама расширяется до размеров европейского континента (Бискайя, Венеция, Генуя, Меганом), у Гумилева достигает пределов Африки и захватывает азиатское пространство (Абиссиния, Аравия, Борну, Конго, Гоби, Сахара, Тимбукту, Чак).

Количественные параметры поэтических словарей акмеистов приведены нами в Таблице 2, помещенной в конце второй главы.

Глава третья «Лексическая структура поэтического языка футуристов» посвящена исследованию лексики поэтического словаря В.Хлебникова, В.Маяковского, И.Северянина. На предметно-тематическом уровне ПЯ футуристов обнаруживается больше различия, нежели сходства. Данный факт закономерен, поскольку эстетические взгляды каждого из футуристов отличались своеобразностью и даже уникальностью (например, «освоение» средствами языка идей времени и числа у Хлебникова, поэтическая философия «грезэрст-ва» у Северянина). В частности, лексическому изображению города Маяковским, нашедшему отражение в соответствующем семантическом поле его ПЯ (бюро похоронных процессий, гараж, гостиница, забор, здание, кафе, улица), можно противопоставить семантические поля «природа», «природные стихии» у Хлебникова (бурун, водина, волноба, лес, мельководы). Это обусловило разницу в употреблении некоторых одинаковых их лексических составляющих: своеобразно поэтами изображаются лирические субъекты - люди, животные (ср.: у Маяковского — барышня, городовой, девонька, загадочнейшее существо, мужчина, проститутка, пьяный, рыжеватый кто;у Хлебникова—воробушек, горлинка, зинзивер, летог; у Северянина — виконт, гарсон, грезэр, грумик, кокотка, куртизанка, лакей, сюрпризэрка, торговка, чернь), пространственные реалии - городские и природные (ср.: у Маяковского - бульвар, квартал, мостовая, набережная, проспект; у Хлебникова - бор, курган, лужайка, мир, не-бомост, поле, природа-тетя, пустыня, роща) и т.д. С различными целями обращаются поэты, например, к словам религиозной тематики: у Маяковского они служат, прежде всего, средством создания иронии, сатирического эффекта, для Хлебникова такие единицы являются способом определения словом своего художественного мира и отчасти средством произведения «учета богов земного шара». Что касается Северянина, то поэт часто привносит их в размышления своего героя-гедониста на бытийные темы.

Если говорить о сходстве предметно-тематического плана поэтических словарей футуристов, можно отметить, что в лексиконе каждого автора ведущее место принадлежит элементам со значением эмоций, восприятия, ощущений, характер которых в конкретном идиостиле проявляется по-разному. Например, у Хлебникова широкий спектр чувств лирического героя определяется мощным звуковым началом. «Звуки» у Хлебникова ярко выраженные, порой очень громкие (вопить, двузвонкий, звеноба, реветь, шумкий). Что касается визуальных образов, то среди них преобладают естественные, природные реалии. Преломленные сквозь призму восприятия лирического героя, они представляются читателю в непривычном виде, что создает в итоге характерный автор-

ский рисунок его языковой картины мира. Чувства и эмоции Маяковского чаще всего не отличаются ровностью. Им свойственна чрезмерная экспрессивность, доходящая до эмоционального надрыва: вплакаться, выгруститъ, вырычать, злоба, расплакаться, страх, ярость. Звуковое оформление его художественной картины мира громкое и даже сверхгромкое, звуки резкие и диссонирующие (выбряцать, вылязгивать, греметь, зазывать, крикливо, обвить, облаять, оглушительный, орущий). Противоположные тенденции выявляются в поэтическом мире Северянина. Эмоциональный строй его лирики пафосно-возвышенный, переживания радостные, светлые и утонченные {безумье, бесстрастно-нежно, восторг, ликовать, упоенный), звуки - отчетливые, но ровные, никогда не диссонирующие, чаще приглушенные, порой доходящие до еле слышных: беззвучно, отзвук, унисон, шелестеть, шепот. Тяготение Северянина и Маяковского к синтезу искусств в создании поэтической картины мира также нашло непосредственное отражение в их лингвопоэтике: на лексическом уровне первого нами зафиксирован музыкальный компонент {баритон, интродукция, музыкалъно-поэзо-вокальный, протрелить, соната, унисон),у второго— языковые приметы живописно-изобразительного начала (белила, кисть, намалевать, охра, палитра, пейзаж, рисунок, смазать).

Выявляющаяся общность в отдельных случаях словоупотребления поэтов оборачивается различием в мотивации использования тех или иных предметно-тематических групп лексики, а также разницей в их художественных функциях. Например, флоризмы у Хлебникова - существенная составляющая мира природы его поэтической вселенной. Природа у поэта, в свою очередь, - не только часть внешнего мира лирического героя, но и внутреннего. Флоризмы Северянина — это и средство изображения поэтического пейзажа или «ландшафта» его души (журчали ландыши в сырой траве), и одно из основных средств цвето-обозначения (в фиалке бывает бледность,/бледность в лиловом цветке), которым порой в его художественном мире отводится столь же значимая роль, что и у символистов. К аналогичным наблюдениям можно прийти в отношении других смысловых доминант. Так, в лексиконе каждого автора выявляется группа слов военной тематики. Однако если у Северянина и особенно Маяковского они привносятся в текст в связи с военными и революционными мотивами (в частности, Первой мировой войны и Октябрьской революции), то у Хлебникова такого рода лексемы появляются в тексте и при поэтической разработке исторических сюжетов (битва на Калке, походы Степана Разина и др.). Неодинаковую роль у каждого поэта играет бытовая лексика. Менее значима она в лин-гвопоэтике Хлебникова. В поэзии Северянина она детализирует, иллюстрирует мир вещей мещанства или людей полусвета, а иногда становится своего рода знаком той или иной среды. Таковы, например, многочисленные гастрономические изыски Северянина: ананасы в шампанском, ирисный кэкс, мороженное из сирени и др. Очень важны прозаизмы в поэтике Маяковского: борщ, брюква, булка, калоши, кальсоны, консервы, окурок, подмышка, помойнаяяма, пот. Поэт прибегает к ним при описании непоэтических реалий и явлений. Кроме того, бытовую деталь автор возводит иногда до статуса символа, делает основным

средством изображения или характеристики персонажа (вот вы, мужчина, у вас в усах капуста).

Менее всего к употреблению заимствованной лексики склонен Хлебников. Доля иноязычных слов в его ПЯ составляет 0,4%. В основном это слова старославянские (власа, возвещающий, возглашать, воздвигнуть, воспеть, вран) и польские (пан, халупа). Заметны и лексемы восточного происхождения (алла, бисмулла, дервиш, мулла, минарет). Доля заимствованных элементов в поэтическом словаре Маяковского - почти 0,7%. Это лексемы французского, латинского, греческого, английского происхождения. В поэтическом словаре Северянина иноязычные слова и выражения, напротив, достаточно многочисленны. Их в лексиконе автора не менее 2%. В создании салонных и эстетных стилизаций поэт ориентируется, прежде всего, на Запад, отсюда появление в его ПЯ французских и английских слов (бэдлам, комфортабельный, сплин; буше, вери-лэ, журфикс). Поисками совершенно новых поэтических средств можно объяснить привнесение Северяниным в лирику эстонских элементов (койт, эмарик). В поэтический текст Северянин вводит и нетранслитерированные слова и выражения, преимущественно французские и эстонские.

Количественный анализ позволяет прийти к интересным выводам в отношении характеристики лексики футуристов со стилистической точки зрения. Важной составляющей ПЯ футуристов становятся высокие стилистические средства. Наиболее часто к элементам высоким и книжным обращаются Северянин и Хлебников (7% и 6,5%). Значительно меньше такого рода лексических единиц в поэтическом словаре Маяковского (1,2%). Слова сниженного стилистического спектра наоборот наиболее употребительны Маяковским - 3% (ср. у Северянина - 2,5%, у Хлебникова - 1,5%). Автор широко использует не только разговорную лексику, но и просторечие и даже вульгаризмы (брюхо, жрать, кургузый, обабиться, образина, осклабиться, похабный, рожа). Таким образом, в противовес общепринятому представлению об ориентации футуристов преимущественно на сниженные стилистические ресурсы, можно сделать вывод, что это справедливо, пожалуй, лишь для ПЯ Маяковского. Что касается других поэтов, то их словоупотребление в большей степени тяготеет к книжным, нежели разговорным ресурсам.

У всех футуристов нами выявлено большое количество окказионализмов и устаревшие слова. По количественным показателям в этом отношении лидирует Хлебников (8,6%). В словаре Северянина таких единиц более 5%. Почти 4% устаревших слов и окказионализмов в ПЯ Маяковского. При этом словотворчество наиболее характерно для лингвопоэтики Хлебникова (около 6% окказионализмов): былеликий, векиня, грустилище, жарирь, жизневолосый, мизинич, мироось, поюнность, речарь, смеялъно и т.д. Доля новообразований в лексиконе Северянина составила 4,2%: безгрезье, грациоза, грозово, капризово, крыло-лет, лесофея, лимоннолистный, лунитъся, овселенчен. В выборке из стихотворений Маяковского доля таких единиц - 2,6%: вылюбить, гениальничанье, грязненько, декабрый, крикогубый, крученыховский, лонце, любвеночек.

Необщенародные элементы в ПЯ всех футуристов представлены как терминами, так и диалектными словами. К использованию научных понятий более других тяготеет Маяковский (4,1%): брожение, газ, переменный ток, электричество и др. Отметим и присутствие в его ПЯ элементов карточного жаргона {прикупить к пятерке, снять «в железку» по шестой руке, туз). Активно термины привлекаются и Северяниным. Говоря о терминах в поэтическом лексиконе этого автора, следует указать на явление термин отворчества (ассо-сонет, героиза, миньонет, поэза, рифмодиссо, соловьиза, триодиссона)—своеобразное не только для поэтики Северянина, но всего футуризма в целом. В ПЯ автора обращают на себя внимание диалектные слова. Общая доля необщенародной лексики в словаре Северянина составила 3%. В поэтическом лексиконе Хлебникова ее не менее 2,5%. В равной степени в его ПЯ употребительны и термины {вынести за скобки, колебание в секунду, корень, множитель, уравнение), и диалектизмы (бех, вир, кокора, рень, сказоба, халабуда).

Многочисленны в поэтическом словаре футуристов имена собственные. В лексиконе Хлебникова их около 2,3%. В общем ряду используемых Хлебниковым имен интересно отметить украинские и ориентальные элементы {Вий, Ма-ва Галицейская, Мазепа, Янусь; Абукир, Али Эмэтэ, Леуна, Нурэддин), а также окказиональные образования: Никогдавлъ, Перунепр, Тихославль. Сходное положение в количественном отношении имена собственные занимают в ПЯ Северянина (2,5%). Поэт также обращается к топонимам и гидронимам, активно привлекает в художественный контекст имена известных писателей, библеизмы и мифологизмы. В результате авторского словотворчества иногда возникают «куртуазные» имена: Инстасса, Юния де Виантро. Реже других футуристов к именам собственным прибегает Маяковский (1,7%). Особенно важную роль при этом автор отводит топонимам, ярко характеризующим хронотоп его произведений. Таким образом, характер и функции имен собственных в ПЯ футуристов позволяют говорить, во-первых, о размытости границ времени и пространства в художественном мире футуристов: такие наименования способствуют смешению временных пластов и становятся основным предметом экспериментов футуристов с пространством. Во-вторых, они являются важным элементом поэтической игры: когда поэтический замысел поэтов не укладывается в рамки общеязыкового художественного средства — из-под пера художников слова рождаются окказиональные имена собственные.

Количественные показатели особенностей поэтических лексиконов футуристов приведены в Таблице 3, помещенной в конце третьей главы.

Глава четвертая «Лексическая структура поэтического языка других писателей Серебряного века» посвящена изучению лексики поэтического словаря М.Волошина, М.Цветаевой и В.Ходасевича. Априорно можно было бы сделать вывод о разнице в количественных и качественных показателях лексического состава этих писателей. Тем не менее, несмотря на отсутствие у рассмотренных поэтов единой эстетической платформы, в их словоупотреблении наблюдаются черты явного сходства. Например, анализ предметно-тематического уровня ПЯ Волошина, Цветаевой и Ходасевича показывает, что

каждый из этих авторов активно привлекает в художественный текст лексику философско-бытийного плана: будни, время, душа, иллюзия, мироздание, рок, судьба, суета, тьма и др. Одним из следствий онтологических рассуждений поэтов становится их обращение к религиозным понятиям и символам: Армагеддон, благодать, божница, верига, грешник, елей, заутреня, киот, клир, плевел и т.д. Однако не каждый из них всегда последователен в этом отношении. Таков Волошин, художественное мировоззрение которого формировалось под воздействием не только различных религиозных парадигм (христианство, буддизм), но и мистических, оккультных, эзотерических учений (Йони, магический, Майя, мистический, руны, эфир, ясновидящий). Кроме общего лексического решения экзистенциальных мотивов, нельзя не заметить их индивидуальное преломление в лингвопоэтике каждого писателя. Например, у Волошина важным аспектом его поэтического бытия становится идея странствия, которая реализуется при помощи лексем семантического поля «путь/ скитание/ дорога»: беглец, блуждание, бродяга, возвращаться, идти, изгнанник, Прохожий, странник. У Цветаевой тема странствия может выражаться через образ плаща, а в одном ряду с общепринятыми бытийными абсолютами (жизнь, смерть, рок, судьба и т.д.) в ее художественной системе стоят единицы тематического ряда «холод»: вьюга, зима, иней, льдинка, метель, снег, стужа, сугроб, холод. У Ходасевича среди ключевых тем - мотивы болезни, старости, уродства: больной, горб, дряхлеющий, задыхаясь, изнеможете, израненный, падучая, рухнувший, слабеющий. Смысловая линия жизни воплощается у поэта через символику образа зерна, злака. Рассмотренные произведения авторов свидетельствуют также о развитии ими выразительных возможностей лексики определенных тематических групп. В частности, важным поэтическим средством для этих поэтов становится флористическая {белена, глициния, джюсан, дрок, каштан, ковыль, конопля, лаванда, чобр, шалфей, шиповник) и зоографическая лексика (бабочка, борзая, верблюд, волк, ворон, лев, мотылек). Каждый из поэтов, в большей или меньшей степени, привносит в ПЯ прозаизмы (бутыль, жаровня, жбан, окурок, оладьи, папироса, стул, телега, тряпка, хлев, шкаф, юбка). Менее заметны они в лексиконе Волошина. Зато весьма многочисленны и разнообразны у Ходасевича и Цветаевой. Отметим, что бытовые слова у этих авторов не всегда предполагают снижение смыслового плана произведения. Напротив, очень часто они служат средством перехода от явления бытового порядка к рассуждению бытийного плана (см., например, «Швея» В.Ходасевича, «Психея» М.Цветаевой и др.).

Доля заимствованных слов и выражений в поэтическом словаре указанных авторов очень мала и едва достигает половины процента. Если говорить о качественной характеристике иноязычных элементов, то, как показал анализ, это слова французского, латинского, немецкого, английского, реже греческого происхождения. В лексиконе Ходасевича зафиксированы единичные случаи использования тюркских, арабских, персидских элементов (рахат-лукум, самум, кишмиш, магараджа). Несмотря на редкость и малочисленность заимствованных лексем в ПЯ Цветаевой, им отводится важная роль: они становятся либо

семантическим, образным центром стихотворения (см., например, «Аймек-гуарузим»), либо отправной точкой для языковой и смысловой игры («Во-heme»). В поэтической словаре Волошина важные функции выполняют не столько заимствованные слова, сколько нетранслитерированные выражения. Как правило, вынесенные автором в заголовок произведения или названия стихотворного цикла, либо в концовку, в которой сформулирована главная сентенция произведения, иноязычные выражения или литературные цитаты становятся своеобразной квинтэссенцией поэтической мысли, художественной идеи автора.

Более других к использованию книжных стилистических элементов тяготеет М.Волошин. Доля высоких, книжных единиц в его лексиконе превышает 8%, в поэтическом словаре В.Ходасевича - 6,4%. Роль таких лексем в лингво-поэтике М.Цветаевой также достаточно значима (почти 5%). Что касается стилистических ресурсов низкого регистра, то именно Цветаева чаще других использует разговорные слова и просторечие (3%): голь, доглядывать, обмереть, отрепья, приемыш, сызнова, ходкий. Меньше всего лексем такого рода в поэтическом наследии Волошина (1%): бабий, буржуйный, втихомолку, россказни, рядышком, суетня, хлюпать, шельмовать. В ПЯ Ходасевича - 2%: беготня, бутуз, возня, ворчать, впотьмах, гуляка, завидеть, запечный.

К словам пассивного состава русского языка чаще обращается Волошин (4%): галера, ополчитель, опричник, рабий, секира, стрелец, цеппелин и др. Устаревшие слова становятся неотъемлемой принадлежностью высокого слога Волошина. Актуализируются они и в сюжетах автора на исторические темы. Причем наряду с устаревшей лексикой поэт активно использует окказионализмы. В плане словотворчества Волошин во многом следует символистской линии (образует абстрактные существительные - змийность, обманность, семи-цветность; использует существительные категории smgularia tantum в форме множественного числа — воли, истины, луны, педагогики, похмелья, светы, ук-радки, шелесты; создает огромное количество сложных прилагательных со значением цвета и синкретичного признака — исступленно-синий, нежно-немой, торжественно-пустынный, узорно-вычурный и т.д.). Доля лексики пассивного состава в ПЯ Цветаевой — 2,2%. Среди ее новообразований (0,4%) ведущее место принадлежит сложным прилагательным со значением разносторонней характеристики предмета (заманчиво-новый, вечно-розовая, надменно-нежный, печально-братский; среди них - лексико-синтаксические образования, компоненты которых сближены на основе приема оксюморона: беззвучно-звенящий, прекрасно-бесполезный), существительным женского рода, ярко подчеркивающим женское начало в поэзии автора (насылательница, поцелуйщица, плясовни-ца, разьярительница, свирельница), и особенно глаголам, сообщающим в произведениях Цветаевой (наряду с синтаксическими средствами) динамичность и экспрессию стихотворной фразе (перелюбить, отдышать, отплакать). В поэтическом лексиконе Ходасевича окказиональные единицы также малочисленны (0,4%). Особый интерес среди них представляют авторские имена собствен-

ные - Бараночник, Книжник, Сырник. Общая доля лексики пассивного состава в его словаре — 2,3%.

Необщенародная лексика - важное средство поэтического выражения для Волошина, в меньшей степени — для Ходасевича и Цветаевой. Поэт-мыслитель и энциклопедист Волошин привлекает в свои поэтические тексты понятия медицины {агония, кал, невралгия, плева, позвонок, спазма), естественных, точных {парабола, пирамида, спираль, сфера, формула), гуманитарных наук {гекзаметр, интонация, реченье), искусствоведения {акварель, барельеф, профиль, светотень, эстамп), насыщает лирические произведения техницизмами {ковало, ракета, точило, цеппелин). Отметим присутствие в его ПЯ диалектных слов, в частности южнороссийских: вир, взводень, водоверть, гуд, тутнуть, яруг. Доля необщенародных элементов в поэзии Волошина достигает 2,5%. Ходасевич в своем словоупотреблении также использует термины различных наук, однако в его ПЯ они менее многочисленны (1,3%). Среди них ведущее место принадлежит филологическим понятиям. Цветаева реже обращается к необщенародной лексике (0,9%). В ее числе филологические {баллада, ер, заглавный, латынь, реплика, сказ), юридические {наследство, право, прокурор), военные {канонада, курок, присягать, унтер) термины, техницизмы {атом, лава, легкиевещества, маятник, ракета, спираль, формула).

Имена собственные являются важным изобразительным средством в лексическом инструментарии М.Волошина (2,1%). Поэт-путешественник дает своим поэтическим маршрутам точные географические названия: Версаль, Волга, Кавказ, Кастилия, Карадаг, Коктебель, Керчь, Крым, Ла-Манш, Монмартр. Среди них заметен широкий ряд устаревших топонимов и гидронимов: Ардав-да, Апулия, Китеж, Корсунь, Киммерия, Понт Эвксинский, Хвалынское море, Яик. Это позволяет предположить, что герой Волошина путешествует не только в пространстве, но и во времени. Этой же причиной, а также следствием актуализации поэтом исторических сюжетов можно объяснить появление в текстах Волошина имен реальных исторических лиц: Аракчеев, Атилла, Бонапарт, Ватто, Гришка Отрепьев, Грозный. Мифологизмы и библеизмы отражают мифологичность и религиозность поэтического сознания Волошина. Отметим присутствие в ПЯ автора большого числа астрономических наименований: Альфа Пса, Бета Медведицы, Вега, Орковы Ключи, Лунные Альпы, Орион, Плеяды, Сатурн, созвездие Льва, Уран. Названия созвездий, планет, светил, с одной стороны, иллюстрируют границы поэтической Вселенной автора, с другой - наглядно демонстрируют отражение научных интересов поэта на разных уровнях его ПЯ. Доля имен собственных в поэтическом словаре Цветаевой приближается к 1,6%. Среди них - топонимы и гидронимы, с помощью которых поэт воскрешает в художественном пространстве хронотоп Москвы {Ва-ганьково, Кремль, Москва-река, Спасские ворота, Поварская); библеизмы, служащие предметом сравнения и литературной аллюзии {Голгофа, Давид, Ева, Иоанн Богослов, Иосиф, Каин); имена литературных героев, являющиеся своеобразной отсылкой к тому или иному художественному тексту либо фиксацией автором эстетического впечатления, полученного при прочтении книги {Каза-

нова, Калиостро, Кармен, Коринна, Освальд, Манон). При поэтической разработке исторических сюжетов Цветаева привносит в ПЯ имена исторических личностей: Николай, Петр 1, Руссо, Стенька, Тучков-четвертый, Чингисхан. Реже других имена собственные использует Ходасевич (0,8%). В их числе - топонимы, так же, как и у Цветаевой, воссоздающие художественное пространство столицы (Лефортово, Никитские ворота, Плющиха, Пресненская, Рогожская); библеизмы, мифологизмы, имена литературных героев и исторических лиц, используемые автором в литературных стилизациях.

В Таблице 4, помещенной в конце четвертой главы, приведены количественные параметры поэтических лексиконов М.Волошина, В.Ходасевича, М.Цветаевой.

В Заключении работы подводятся итоги сопоставительного анализа выявленных особенностей ПЯ писателей Серебряного века. ПЯ Серебряного века многомерен. В нем представлены как традиционные, так и достаточно новые, часто необщенародные и окказиональные ресурсы русского языка. Проведенное исследование показало, что лексические составы поэтов - и единомышленников, и антагонистов — отличаются не столько качественными признаками их поэтики, сколько количественными, динамичными характеристиками словоупотребления. В одних эстетических системах обозначенной эпохи - индивидуальных или групповых - определенные словарно-языковые признаки являются типологически и соответственно статистически близкими, так или иначе соотносительными, в других — индивидуально-вариативными, расходящимися, вплоть до отчетливых оппозиционных проявлений. Однако, несмотря на это, полученные результаты позволяют предполагать о наличии общего поэтического идиолекта Серебряного века с характерным спектром его признаков. А именно: на тематическом уровне ПЯ указанной эпохи, с одной стороны, прослеживается продолжение развития традиционных поэтических линий, фило-софско-бытийных тем (жизни и смерти, судьбы и предназначения человека, любви, одиночества, творчества и т.д.). С другой стороны, отмечается развитие языковых явлений, свидетельствующих об уходе писателей от абстрактных поэтических размышлений и усилении конкретного смысла тематических доминант ПЯ, а также роли непоэтических, бытовых мотивов (художественный текст насыщается точными предметными деталями, бытовыми реалиями). При этом традиционные темы поэты иногда развивают новыми средствами - в их ПЯ все глубже проникают прозаизмы. Обращение авторов Серебряного века к заимствованиям из европейских и восточных языков говорит о такой важной тенденции ПЯ указанной эпохи, как стремление к диалогу различных культур в рамках языкового поэтического пространства. Языковые тенденции поэзии Серебряного века свидетельствуют о дальнейшей демократизации ПЯ, чему способствовало активное использование поэтами наряду с книжными, разговорных, просторечных, а порой и вульгарных, грубых стилистических ресурсов. ПЯ писателей Серебряного века ориентирован как на использование традиционных лексических единиц пассивного состава (архаизмов и историзмов), так и на языковой эксперимент. ПЯ обозначенной эпохи обнаруживает тесное взаи-

модействие с лексикой науки, используемой авторами и в переносном, и прямом значении. Эти лексические ресурсы становятся, таким образом, не только богатейшим источником создания новой поэтической образности, но и способствуют дальнейшему становлению стихотворной разновидности «метафизического языка». Важным средством лексического инструментария поэтов Серебряного века являются имена собственные, позиционирующие ведущие смысловые доминанты художественного мира авторов, а также отражающие их эстетическую установку. Значительная доля имен собственных в их ПЯ свидетельствует о расширении культурных и поэтических горизонтов авторов (обращение поэтов к истории, мифологии разных народов, библейским сюжетам, широкое использование ими топонимов, гидронимов и т.д.). Системное сопоставление выявленных особенностей ПЯ авторов Серебряного века с языком поэзии их предшественников, а также последователей помогло бы более четко проследить эволюцию ПЯ в целом.

В Приложении к работе представлена сводная таблица количественных параметров поэтических словарей писателей всех рассмотренных направлений Серебряного века, а также таблица общих количественных показателей лексики ПЯ ведущих литературно-художественных направлений этого времени.

По теме диссертации опубликованы следующие работы:

1. Черных Н.Д. Особенности лексической структуры поэтического языка М.Волошина // Традиционные проблемы гуманитарных наук глазами молодых: Сб. материалов. - Саранск, 2001.-С. 116-118.

2. Черных Н.Д. Поэтический язык как основной субстрат языковой картины художественного мира автора (на примере поэзии В.Ходасевича) // Актуальные проблемы изучения литературы и культуры на современном этапе. Сб. ст. и материалов региональной научной конференции, посвященной профессору С.С.Конкину. - Саранск, 2002. - С.140 - 147.

3. Черных Н.Д. Языковая картина мира акмеистов как отражение их поэтического сознания (на материале лирики О.Мандельштама) // Филологические исследования. 2002. Межвуз. сб. науч. тр. / Мордов. гос. ун-т им. Н.П.Огарева. - Саранск, 2003. - С. 68 - 77.

4. Черных Н.Д. Особенности поэтического языка Н.Гумилева (лексико-семантический аспект) // Актуальные проблемы науки в России. Вып.1. Материалы Межвуз. научно-практической конференции. - Кузнецк, 2003. - С. 165 — 168.

5. Черных Н.Д. Особенности поэтического словаря И.Северянина (качественно-количественная характеристика) // Актуальные проблемы науки в России. Вып.2. Материалы Межвуз. научно-практической конференции. - Кузнецк, 2004.-С. 350-352.

6. Черных Н.Д. Лексический состав поэтического языка В.Маяковского: качественно-количественный анализ // Филологические этюды. Сб. ст. молодых ученых / Саратовский гос. ун-т. - Вып.7. Ч.111. - Саратов, 2004. - С. 21-24.

Подписано в печать 4 апреля 2005 г. Формат 60x84/16. Бумага офсетная. Печать оперативная. Объем 1 п.л. Тираж 100 экз. Заказ № Н7& 443011 г. Самара, ул. Академика Павлова, 1 Отпечатано УОП СамГУ

ХГ

> г

4 к V

ч

? Í - /

О7 МДм2005 \ V ! 7 20

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Черных, Наталья Дмитриевна

Введение.

Глава I. Лексическая структура поэтического языка символистов.

§1. Особенности поэтического словаря В.Брюсова.

§2. Особенности поэтического словаря А.Блока.

§3. Особенности поэтического словаря А.Белого.

§4. Качественно-количественное сопоставление поэтических лексиконов символистов.

Глава II. Лексическая структура поэтического языка акмеистов.

§1. Особенности поэтического словаря Н.Гумилева.

§2. Особенности поэтического словаря А.Ахматовой.

§3. Особенности поэтического словаря О.Мандельштама.

§4. Качественно-количественное сопоставление поэтических лексиконов акмеистов.

Глава III. Лексическая структура поэтического языка футуристов.

§1. Особенности поэтического словаря В.Хлебникова.

§2. Особенности поэтического словаря В.Маяковского.

§3. Особенности поэтического словаря И.Северянина.

§4. Качественно-количественное сопоставление поэтических лексиконов футуристов.

Глава IV. Лексическая структура поэтического языка других писателей

Серебряного века.

§1. Особенности поэтического словаря М.Волошина.

§2. Особенности поэтического словаря М.Цветаевой.

§3. Особенности поэтического словаря В.Ходасевича.

§4. Качественно-количественное сопоставление поэтических лексиконов указанных авторов.

Введение диссертации2005 год, автореферат по филологии, Черных, Наталья Дмитриевна

Важной вехой в истории развития русского литературно-художественного языка явилась эпоха Серебряного века, давшая особенно мощный импульс эволюции поэтического языка (ПЯ). Выявление общих языковых черт поэзии указанного времени могло бы привести к интересным выводам относительно лингвопоэтики Серебряного века в целом и того влияния, которое она оказала на современную поэтическую традицию.

Вокруг проблем «писатель и его язык», «писатель и язык его эпохи», в равной степени вызывающих интерес как лингвистов, так и литературоведов, уже сложились прочные исследовательские традиции, начало которым было положено работами А.А.Потебни [1905; 1976], Ю.Тынянова [1924], В.В.Виноградова [1959; 1971], Г.О.Винокура [1991], Б.А.Ларина [1974] и других ученых. Не меньший интерес данные проблемы вызывают и у современных филологов. На сегодняшний день известны многочисленные, порой многоуровневые исследования языка поэтов и прозаиков различных художественных ориентаций и эпох, однако большинство из них носят характер разрозненных наблюдений над языком отдельного произведения или писателя. При этом среди них фактически отсутствуют работы широкого сопоставительного характера. В то же время специальное исследование, сопоставляющее ПЯ писателей определенной художественной ориентации, позволило бы не только глубже постичь своеобразие и многогранность индивидуально-авторского стиля и тем более той художественной эпохи, к которой он объективно принадлежит, но и выявить зависимость языка писателя от языковых тенденций его времени, проследить, какое отражение эта взаимосвязь находит в общем контексте развития поэтического языка.

Объект нашего исследования - ПЯ писателей Серебряного века. Очевидно при этом, что в процессе исследования ПЯ лексикону отводится особая роль, обусловленная способностью словарных элементов объективировать художественный мир автора. Поскольку именно лексический уровень языка писателя в основном отражает его лингвопоэтику, предметом нашего исследования стала поэтическая лексика как основной элемент художественной палитры того или иного автора или литературного направления в целом.

Цель данной работы - изучение поэтического словаря конкретного писателя, литературного направления и соответствующей литературной эпохи в проекции на поэтику и эстетическую стратегию того или иного автора, его литературной школы и Серебряного века как времени интенсивных экспериментов в области обновления поэтической формы, модернизации художественного стиля.

В соответствие с этим ставились следующие задачи:

1. Проанализировать поэтическую лексику крупнейших представителей Серебряного века, наиболее ярко репрезентирующих важнейшие художественные направления этого времени — символизм, акмеизм и футуризм.

2. Исследовать наиболее существенные, инвариантные количественно-качественные стороны поэтических лексиконов писателей определенной эстетической ориентации на фоне лексических параметров ПЯ других писателей указанной художественной эпохи.

3. Сопоставить лексические «константы» ПЯ ведущих литературных направлений, школ, авторов между собой - с целью выявления общего и специфического в художественном словаре Серебряного века.

4. Установить зависимость лингвопоэтики (на уровне лексики) от литературной эстетики конкретных авторов и художественных направлений Серебряного века.

Актуальность нашего исследования видится в необходимости дальнейшего изучения особенностей индивидуального стиля того или иного классика Серебряного века в плане его поэтического лексикона. В этом отношении учеными сделано очень многое: существуют разнообразные по характеру исследования, касающиеся лингвопоэтики указанных писателей Серебряного века, связи их художественного языка с эстетической программой конкретного автора, направления, а кроме того, работы, содержащие отдельные наблюдения такого рода.

Так, применительно к творчеству В.Брюсова исследовались, в частности, тематические парадигмы его лирики [Жирмунский 1922], стилистические ресурсы и их функции [Чанг Хунг-Иу 2002]. Начало научному исследованию художественного мастерства Блока положил В.М. Жирмунский [1922а; 2001]. Интересны в этом отношении труды Тартуской школы, в частности работы З.Г.Минц [1965; 1969; 1975]. Ценна инициатива тартуских и других ученых, организующих научные конференции, посвященные изучению творчества Блока, и издающих "блоковские сборники" [Блоковский сборник 1964; Блок: Новые материалы. 1980; Блок: Исследования и материалы. 1998 и др.]. Активно развивается лексикографическое изучение ПЯ Блока [Минц 1967, 1971; Гаспаров 1991]. Значительны современные исследования лингвопоэтики А.Блока [Черкасский 1983, Соколова 1984; Авра-менко 1990; Аленькина 1992; Аскарина 2001 и др.]. В меньшей степени изучен ПЯ А.Белого, в отличие от языка его прозы. Однако в лексикографическом плане художественный словарь Белого представляет для ученых большой интерес [Новиков 2001; Тарумова, Шумарина 2001].

Язык поэзии акмеистов также привлекает исследователей. Уделялось внимание тематическим линиям и их отражению в поэтической эстетике данных авторов. В частности, лексико-семантический уровень ПЯ Н.Гумилева анализировали О.Черненькова [2001]; О.Е.Беспалова [2002], его стилистическую сторону рассмотрела С.А.Станиславская [1998]. Идет лексикографическая разработка ПЯ акмеистов. Лексикографическое фиксирование отдельных единиц поэтического словаря Гумилева осуществила О.А.Смагина [2001]. Многоаспектно лексику Гумилева рассматривает С.М.Карпенко [2001]. Особенностями словоупотребления А.Ахматовой интересовались многие ученые [Виноградов 1922; Эйхенбаум 1923; Цивьян 1967; Жирмунский 1973 и др.]. Подробно изучены имена собственные и их функции в поэтическом лексиконе Мандельштама [Панова 1996; Мартыненко 2000]. Исследование идиостиля поэта сквозь призму его поэтического словаря провела Л.Л.Шестакова [2001].

В еще большей степени осмыслен ПЯ футуристов - вследствие его яркости и новизны. Особенно характерно это для их окказиональных ресурсов, неологизмов. Среди подобных работ можно назвать как диссертации, монографии и статьи [Гофман 1935; Фаворин 1937; Агасов 1939; Певная 1948; Ханпира 1966; Александрова 1967; Воробьева 1982; Григорьев 1986; Сидоренко 1987; Винокур 1991а; Игнатьева 1995; Коршунова 1999; Семеновская 1999; Малянова 1998, Масленников 2000; Фомина 2000; Ходан 2000 и др.], так и словари [Перцова 1995; Самовитое слово. 1998; Масленников 2000а]. Имеются также исследования, содержащие наблюдения над иными сторонами поэтического лексикона футуристов. Структура семантических полей лирики Хлебникова затрагивается в работах ряда ученых [Ду-ганов 1990; Мурсалиева 1991; Викторин 1992; Баран 1993; Леннквист 1999; Григорьев 2000а, б; Марков 2001; Климас 2002 и др.]. Стилистический строй поэта осмысляется исследователями по-разному [Якобсон 1987; Григорьев 2000а, б; Мир Хлебникова 2000]. О роли имен собственных в художественном контексте поэта размышляет Р.В. Дуганов [1990]. ПЯ

B.Маяковского давно привлекает внимание филологов. Его изучению посвящены, например, статьи О.Немчиновой [1950], Л.А.Новикова и

C.Ю.Преображенского [1983]. Тематические ряды стихотворений В.Маяковского стали предметом исследования в трудах Л.Д.Максимовой [1968], Е.С.Вязовой [1999], И.Пархоменко [2001]. Со стилистической точки зрения лексику поэзии Маяковского рассматривают Е.Д.Золотарева [1986], О.М.Култышева [2001]; архаизмы, используемые автором, были предметом внимания А.Югова [1972]. Лексика поэм Маяковского рассмотрена в работе Г.И.Макаровой [1952]. Тематические доминанты в творчестве Северянина выделяли К.Исупов [1987], О.Н. Скляров [1994]. Заметки над стилистическими коннотациями поэтической лексики Северянина встречаем в исследованиях Н.А. Кожевниковой [1987].

В меньшей степени изучен поэтический словарь М.Волошина [см., например: Булгакова 2002; Колева 2002], идиостиль Ходасевича [Малышева 1997; Волкова 2001]. Словоупотребление Цветаевой, напротив, рассматривалось с разных сторон [Ревзина 1971, 1991; Шаяхметова 1979; Зубова 1987, 1989, 1990; Широлапова 1997; Кудашова 1999; Бабенко 2001, 2001а; Белякова 2002; Веселовская 2002 и др.]. Отдельно отметим лексикографические исследования языка поэзии Цветаевой [Словарь поэтического языка М.Цветаевой 1996-2000].

Несмотря на продолжительные исследовательские традиции изучения языка поэтов Серебряного века, творчество рассматриваемых нами авторов нуждается в дальнейшем анализе в отношении их поэтического словаря - с учетом системного наблюдения над качественными и количественными характеристиками их словоупотребления.

Кроме того, актуальность нашей работы объясняется необходимостью изучения как общих черт словоупотребления в поэтике определенного направления, так и индивидуальных особенностей, их преломления у того или иного автора. Хотя отдельные наблюдения такого характера уже существуют [см., в частности: Гофман 1937; Артюховская 1981; Хон Ки-Сун 1995 и др.], они не носят системного сопоставительного характера и не дают целостной картины, отражающей специфику определенных лексических констант символизма, футуризма, акмеизма и других течений.

Наконец, своевременность обращения к данной теме обусловлена и потребностью установления того, что сближает те или иные школы Серебряного века друг с другом в отношении их лингвопоэтики, является для них общим, т.е. характерным для эпохи отечественного литературного модернизма в целом, а что, наоборот, является специфическим, присущим лишь конкретному автору (который, в свою очередь, может выходить за рамки «прокрустова ложа» конкретной эстетической ниши), объединяющим его с представителями других литературных течений, порой, казалось бы, антагонистических. В последние годы появились интересные исследования лингвистов и литературоведов, рассматривающих наследие писателей указанной эпохи в обозначенных аспектах [см, например: Языковые процессы. 1977; Кожевникова 1986; Очерки. 1990; Русская поэзия. 1993, Русская литература. 1997; Харджиев 1997; Пузачева 1998; Русская литература. 2000; Баевский 2001; Васильев 2001; Словарь языка русской поэзии. 2001; Климас 2002; Религиозная лексика 2002-2003; Русская авторская лексикография 2003]. Однако, несмотря на уже сделанные учеными выводы относительно установления отдельных системных черт поэтического словаря и словоупотребления литературных направлений Серебряного века как единого целого, есть необходимость в расширении и конкретизации наблюдений такого рода.

Материалом для анализа явилось творчество 12 поэтов указанного времени, наиболее ярко представляющих специфику данного периода отечественной литературы, ее эстетические «спектры». Среди них - символисты (В.Брюсов, А.Блок, А.Белый), футуристы (В.Хлебников, В.Маяковский, И.Северянин), акмеисты (Н.Гумилев, А.Ахматова, О.Мандельштам) и поэты, творчество которых развивалось относительно независимо от указанных течений, - М.Волошин, М.Цветаева, В.Ходасевич. Непосредственными источниками исследования стали лирические, реже лиро-эпические произведения этих авторов, опубликованные или написанные ими не позже 1920 г. и наиболее ярко отражающие особенности их творчества именно в период интенсивных эстетических преобразований.

Методологическую основу диссертации составило положение о том, что художественная форма произведения, и прежде всего лингвопоэтика, определяется содержанием творчества писателя, его эстетической установкой и платформой литературного направления, к которому он себя причисляет или принадлежит по объективным причинам. Художественная форма непосредственно сигнализирует о содержании текста: установке автора, его эстетических пристрастиях, идейных намерениях. Отбор речевых средств, стратегия и тактика их употребления диктуются не только конкретными контекстно-художественными обстоятельствами, но и системными факторами - макроконтекстом поэтики литературного направления. Увидеть конкретные проявления таких эстетических феноменов в общем русле истории формирования русского ПЯ в указанную эпоху очень важно для осмысления исторической поэтики русской литературы в целом.

Художественное слово является конденсатом, «зародышем» определенной литературной эстетики, несет в себе потенциал своего будущего «развертывания» как особой матрицы, формирующей эстетическое кредо литературного направления, течения, автора и т.д. Так, например, можно предположить, что традиционные поэтизмы, славянизмы сигнализируют о приверженности поэта, его школы к классической традиции русской поэзии, идущей еще от эпохи классицизма и золотого века; разговорно-просторечные, тем более грубые и вульгарные элементы словаря связываются в нашем эстетическом сознании с иными литературными источниками и традициями - пародирующими классицизм, барковской, отчасти пушкинской, кольцовской, некрасовской и иными линиями. Привлечение «метафизических» ресурсов, например научных терминов, - свидетельство преемственности поэтов в отношении усиления интеллектуального начала литературного творчества, идущего в частности от Ломоносова, Державина, Пушкина, Полежаева, Лермонтова и других поэтов-мыслителей. В известном смысле художественное слово уже само по себе является фирменным знаком конкретного автора, его школы, литературного направления. По мнению М.М.Бахтина, поэтическое творчество - это своеобразный диалог поэтов разных эпох, в котором художественное слово преломляется разными гранями, диалектически разлагаясь то на «чужое», то на «свое» [Бахтин 1975, с. 106; 1986, с.283 - 284]. В нашей работе мы опираемся на утвердившееся в лингвистике положение о том, что каждое знаменательное слово поэтического текста является «представителем» особой «темы», «носителем» определенной авторской концепции и конструктом лексико-семантической системы его ПЯ [Баевский 2000, 2001].

Методика нашего исследования поэтического словаря конкретного автора, литературного направления основывается на системном анализе главных составляющих поэтического лексикона. В каждом случае мы учитываем следующие углы зрения: а) предметно-тематическую характеристику лексики, непосредственно отражающую основное содержание творчества того или иного автора, его художественный мир, микрокосм; б) этимологический спектр привлекаемых поэтом средств, поскольку он характеризует традиционную установку русской поэзии на те или иные стратегические ресурсы русского литературного языка — церковнославянизмы, западноевропейские заимствования, ориентализмы, исконно русские элементы разнообразного профиля, наконец, нетранслитерированные заимствования из различных языков (варваризмы), в том числе и целые контексты такого рода; в) стилистический диапазон привлекаемых поэтами литературно-разговорных средств (нейтральных, разговорных, просторечных, книжных, высоких и др.), особенно ярко манифестирующий причастность писателя к определенной литературной традиции; г) распределение элементов поэтического словаря конкретного автора в зависимости от их отнесенности к активному или пассивному составу русского языка (историзмы, архаизмы, неологизмы и окказионализмы), так как данный аспект отчетливо выявляет речевую стратегию писателя, литературного направления; д) дисперсию привлекаемых автором лексем в плане их отношения либо к общенародным ресурсам языка, либо к ограниченным в своем функционировании той или иной средой - регионально-географической (диалектизмы), профессиональной (термины), социальной (жаргонизмы); е) меру и характер привлечения автором - как творческой индивидуальности и как представителя литературного направления - столь специфических коммуникативных средств, каковыми являются имена собственные, выполняющие разнообразные идеологические и эстетические функции [Су-перанская 1973].

Несмотря на традиционность в описательной лексикологии предложенной схемы анализа, мы принимаем во внимание те спорные моменты, которые могут возникнуть в ходе исследования. Так, например, вариативным представляется решение вопроса о вычленении тематических групп из символистских контекстов, поэтика которых не предполагает четкой соотнесенности обозначения с обозначаемым, поэтому мы осознаем условность такого выделения. Методика анализа может быть затруднена и эволюционными (революционными, регрессивными и др.) изменениями идиостилей указанных авторов. В связи с этим сделаем оговорку, что мы не ставим перед собой цели специально проследить характер таких изменений и рассматриваем творчество каждого писателя как единый макроконтекст. Соответственно, говоря о фиксации в художественных текстах необщенародных элементов, в частности терминов, мы не забываем о тех семантических и стилистических изменениях, которые происходят с ними вследствие их включения в художественный текст [см. об этом, например: Благова 1976; Бочегова 1978; Васильев 1982].

С целью объективировать результаты нашего исследования, анализируемые факты словоупотребления писателей мы интерпретировали на основе материалов лингвистических словарей. В частности, этимология рассматриваемых нами лексем определялась с помощью этимологических словарей и словарей иностранных слов [см. Список использованной литературы]. Стилистическая принадлежность слов того или иного исследуемого контекста устанавливалась в соответствии со стилистическими пометами Толкового словаря русского языка под редакцией Д.Н.Ушакова [1935 -1940]. Этот же словарь использовался нами при отнесении слова к той или иной сфере употребления, активному или пассивному составу русского языка. Диалектная природа лексем выявлялась с помощью словаря В.И.Даля [1907 - 1935]. В некоторых случаях принимались во внимание данные словарей языка того или иного писателя [Масленников 2000а; Пер-цова 1995; Религиозная лексика. 2002 - 2003; Словарь поэтического языка М.Цветаевой 1996-2000].

Помимо качественного анализа лексиконов поэтов Серебряного века в работе используется и количественный подход к изучению словаря и словоупотребления авторов указанной эпохи. Он основывается на достаточно устоявшемся в современной филологии положении, согласно которому квантитативные показатели поэтического словаря выявляют сущностные, атрибутивные характеристики лингвопоэтики писателя, а также литературной школы или целого направления [Фрумкина 1962; Лятина 1968; Войнов 1970; Головин 1970, с.11, 14, 50, 113; Баевский 2001]. Конкретным приемом анализа количественных параметров словоупотребления того или иного автора и литературного направления в целом явилось рассмотрение соответствующих характеристик в составе определенных текстовых выборок, включающих в себя наиболее репрезентативные, значимые произведения писателя в указанный период. Объем данных выборок составил в каждом конкретном случае приблизительно 10000 словоупотреблений (учитывались только знаменательные слова), что в теории лингвостатистики считается надежным основанием для достаточно объективных выводов о речевой индивидуальности писателя [Головин 1970, с. 22-64]. При этом единицей статистического анализа мы считали не лексему, а ее словоупотребление. Выявляемые квантитативные закономерности художественного словоупотребления выражались нами не в виде так называемых математических вероятностей (с учетом их статистической погрешности), а в форме обычного процентного соотношения тех или иных анализируемых лексических феноменов, - с целью облегчения восприятия полученных результатов. Они сведены в единую таблицу (см. Приложение). При этом нами учитывался не только собственно лексический состав словаря писателя, но и конкретная речевая активность употребления тех или иных лексем в рассматриваемых выборках.

Таким образом, в работе нами используются качественный и количественный методы анализа словарного инвентаря русской поэзии Серебряного века в ее важнейших проявлениях. При этом мы применяем следующие методы и приемы анализа: наблюдение над той или иной сущностной характеристикой определенного элемента поэтического словаря; описание этих релевантных черт в системном виде; собственно статистический анализ, вводимый нами в простейшем виде; сравнение качественных и количественных характеристик поэтических лексиконов отдельных авторов в рамках того или иного литературного направления; сопоставление между собой качественных и количественных параметров лингвопоэтики основных литературных течений эпохи и персональных эстетических систем, выпадающих из их контекста (раннее творчество Волошина, Цветаевой, Ходасевича).

Некоторые понятия, которыми мы оперируем в ходе работы, понимаются в науке неоднозначно, поэтому определим, что мы будем подразумевать под тем или иным термином. Поясним, прежде всего, что мы будем понимать под лексической структурой.

Считается, что к понятию структуры языка одним из первых в истории языкознания обратился Фердинанд де Соссюр, провозгласивший в своем «Курсе общей лингвистики» тезис о том, что «язык есть форма, а не субстанция» [Соссюр 1999]. Тем самым Соссюр на несколько десятилетий определил развитие ряда направлений в языкознании, объединяемых общим названием «структурализм». «С большой силой Фердинанд де Соссюр выразил общую тенденцию развития современных наук, состоящую в усилении внимания и интереса к структурам и функциям объектов <.> В понятие языка, по Соссюру, включается структура, организация звуковой материи, но не сама звуковая материя. Область звучания оставлена речи. Язык же выступает как нечто освобожденное от «шелухи субстанции», как чистая структура» [Солнцев 1971, с. 8]. В результате многие лингвисты сконцентрировали свое пристальное внимание на понятии структуры.

Представители структурной лингвистики понимали язык как знаковую систему с четко выделенными структурными элементами (единицами языка, их классами) и стремились к строгому, приближающемуся к точным наукам, их описанию. При этом под структурой языка подразумевалась сеть отношений (противопоставлений) между элементами языковой системы, упорядоченных и находящихся в иерархической зависимости в пределах определенных языковых уровней [Виноградов 1990, с. 496 - 497; Апресян 1966].

И все же, несмотря на обширные труды структуралистов, единого взгляда на структуру языка в науке нет до сих пор. Одни ученые иногда приравнивают понятие структуры языка к понятию системы языка, в то время как другие, наоборот, стремятся их разграничить. Порой определение системы языка у одного ученого оказывается сходным с определением структуры языка у другого языковеда, или то, что подразумевается под структурой в одном случае, оказывается распределенным между понятиями структуры и системы - в другом. Например, А.А.Реформатский называет структурой «единство разнородных элементов в пределах целого», а системой - «единство однородных взаимообусловленных элементов» [Реформатский 1967, с. 25, 31]. Г.С.Щур определяет структуру как «совокупность элементов (единиц) данного объекта», а систему - как «совокупность связей, существующих между элементами данной структуры» [Щур 1964, с. 16]. С точки зрения Ю.С.Степанова, «под структурой вообще и в современном языкознании в частности понимается такое сочетание элементов, в котором каждый элемент обусловлен всеми другими» [Степанов 1966, с. 8]. В.М.Солнцев считает, что структура - это «устройство, организация, упорядоченность системы <.> Структуру системы можно иначе определить как совокупность внутрисистемных связей <.> Структура существует объективно как внутреннее устройство, организация или упорядоченность объекта (системы) и может быть объектом изучения в отвлечении от субстанций данной системы» [Солнцев 1971, с. 28-29].

Несколько значений у термина «структура» видит О.С.Ахманова. По ее мнению, структурой следует считать «обобщенное обозначение инвариантных особенностей (свойств) звукового, фонологического, морфонологи-ческого и морфологического составов языка в плане их соотношения друг с другом, т.е. в плане закономерностей использования единиц более низких уровней для конструирования единиц более высоких порядков», а также «внутреннюю организованность языка как семиологической системы, ограничивающей свободу воспроизведения его элементов, что проявляется в неодинаковой частотности их употребления и в ограничениях их сочетаемости, порождающих избыточность». Ахманова выделяет и такое значение термина «структура», как «строение» [Ахманова 1966, с. 458].

В нашей работе под лексической структурой мы подразумеваем стратификацию, расслоение лексического состава ПЯ на взаимосвязанные, взаимообусловленные, так или иначе коррелирующие между собой группы лексики, поскольку нас интересуют разнообразные системные признаки лексиконов поэтов: тематические составляющие поэтических словарей авторов, оппозиции и соотношение в них высоких и сниженных стилистически элементов, исконно русских и заимствованных, актуальных и устаревающих, общенародных и необщенародных лексических средств. При этом термин «поэтический язык» мы используем как синоним выражения «стихотворный язык», то есть язык поэзии или стихотворного произведения -вслед за Г.О.Винокуром [19916, с.25] и составителями Литературного энциклопедического словаря, в частности В.П.Григорьевым [Григорьев 1987, с. 302], считающими такое значение этого термина основным.

Предметно-тематическая характеристика лексики ПЯ указанных поэтов осуществлялась нами при помощи понятия «семантическое поле». Под семантическим полем мы понимаем совокупность лексических единиц, объединенных общностью содержания и отражающих понятийное, предметное или функциональное сходство обозначаемых явлений [Кузнецов 1990, с. 380]. Характеризуя ПЯ того или иного автора с предметно-тематической точки зрения, мы апеллируем также к понятиям «прозаизм» и «бытовая лексика». Прозаизмом мы называем слово или выражение лирического произведения, несвойственное или мало характерное поэтической речи [Словарь русского языка., с. 486]. Под бытовой лексикой мы подразумеваем «слова повседневного обихода, называющие предметы и явления быта, то есть общего уклада жизни, окружающей нас обстановки, обычаев, нравов и т.д.» [Розенталь, Теленкова 1985, с. 32].

Научная новизна данной работы заключается в опыте разноаспектно-го анализа лексики ПЯ виднейших представителей Серебряного века в ее системно-структурных проявлениях, а также сравнении и сопоставлении анализируемых явлений между собой.

Теоретическая значимость исследования состоит в попытке конкретного обоснования взаимообусловленности художественной'формы и содержания - как на уровне «спектральных» характеристик поэтических лексиконов выбранных писателей, так и в плане учета их количественных констант, репрезентирующих идиостили этих поэтов и представляемых ими литературных направлений.

Практическая ценность работы видится в возможности использования ее результатов при описании поэтики крупнейших стихотворцев Серебряного века, художественных направлений этого времени и самой литературной эпохи в целом, - например, в школьных и вузовских курсах истории и теории литературы, спецкурсах по истории поэзии и ПЯ, а также при составлении персональных писательских словарей.

Таким образом, на защиту нами выносятся следующие положения:

1. Поэтическое мировоззрение писателя определяет его словоупотребление, а отбор речевых средств, в свою очередь, отражает систему его эстетических взглядов.

2. Лексические составы ПЯ писателей Серебряного века — и единомышленников и антагонистов - отличаются не столько качественными признаками, сколько количественными, динамичными характеристиками словоупотребления авторов. В одних эстетических системах обозначенной эпохи определенные словарно-языковые признаки являются типологически и соответственно статистически близкими, так или иначе соотносительными, в других - индивидуально-вариативными, расходящимися, вплоть до отчетливых оппозиционных проявлений.

3. Сравнение лексических составляющих ПЯ ведущих авторов, литературных направлений, школ позволяет говорить о наличии общих, специфических черт языка поэзии Серебряного века и, следовательно, существовании особого идиолекта поэзии указанной эпохи.

4. ПЯ Серебряного века многомерен. В нем представлены как традиционные, так и достаточно новые, часто необщенародные и окказиональные ресурсы русского языка.

Основные положения диссертации были представлены нами в ряде научных докладов и нескольких статьях.

Диссертация состоит из данного введения, четырех исследовательских глав, заключения, списка использованных источников, словарей и научных работ, а также приложения.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Лексическая структура поэтического языка литераторов Серебряного века: опыт сопоставления"

Выводы

1. Тематические доминанты ПЯ авторов, относительно независимых от других литературных направлений Серебряного века, концентрируются, с одной стороны, вокруг бытийных мотивов. Следствием онтологических рассуждений поэтов становится их обращение к религиозным понятиям и символам. С другой стороны, Волошин, Цветаева и Ходасевич разрабатывают темы относительно новые для поэзии, а порой и совсем непоэтические. Однако очень часто прозаизмы становятся своеобразным средством для перехода поэтов к экзистенциальным размышлениям.

2. Заимствованная лексика в поэтических словарях Волошина, Цветаевой и Ходасевича немногочисленна, однако играет в ПЯ писателей важную роль. Функциональный характер и принципы привлечения их в ПЯ у каждого автора неодинаковы. У Цветаевой и Ходасевича европеизмы единичны и разрознены в разных поэтических текстах, однако они становятся либо семантическим, образным центром стихотворения, либо отправной точкой для языковой и смысловой игры. Волошин использует заимствования преимущественно в составе нетранслитерированных латинских, итальянских, французских выражений, отводя им функцию своеобразной квинтэссенции поэтической мысли.

3. В стилистическом отношении указанные писатели Серебряного века тяготеют в своем словоупотреблении к книжным элементам. Более последовательны в этом плане Волошин и Ходасевич. Разговорные элементы становятся важным средством поэтического выражения преимущественно у Цветаевой.

4. Как у Волошина, так и у Ходасевича и Цветаевой значимы языковые ресурсы пассивного состава: это и устаревшая лексика, и новообразования. При этом можно увидеть зависимость тенденций словотворчества Волошина от речевой практики символистов, а Цветаевой — от футуристов. В ПЯ Ходасевича окказиональных лексических единиц значительно меньше. Однако несомненный интерес для исследования представляют его индивидуально-авторские имена собственные.

5. Необщенародная лексика становится заметной составляющей лексического инструментария Волошина, в меньшей степени - Ходасевича и Цветаевой. В ПЯ этих писателей появляются термины естественных, точных, технических, гуманитарных наук, искусствоведения. В словоупотреблении Волошина обнаруживаются элементы южнороссийских говоров.

6. Имена собственные (топонимы, гидронимы, мифологизмы, библе-измы, исторические и современные) важны для поэта-скитальца Волошина, определяющего с их помощью маршруты своих ментальных путешествий, происходящих не только в пространстве, но и во времени. Многофункциональны имена собственные в ПЯ Цветаевой, являющиеся средством создания хронотопа, литературной аллюзии, а также ключевым звеном зафиксированного поэтического впечатления. Менее заметны имена собственные в ПЯ Ходасевича, в числе которых топонимы, библеизмы и мифологизмы.

Заключение

Качественно-количественное исследование поэтических лексиконов писателей Серебряного века позволяет выявить общие сущностные особенности ПЯ данной эпохи, несмотря на то, что в лингвопоэтике каждого автора они находят индивидуальное преломление. И хотя идиостиль писателя эволюционирует на протяжении творческого пути, у исследователя есть возможность отметить его доминантные, инвариантные черты. Они оказываются зависимыми от эстетических установок автора, определяющих в конечном счете его словоупотребление. Предложенный анализ показал, что в ПЯ представителей одного литературного течения могут прослеживаться различия, а в лингвопоэтике писателей неодинаковых литературных направлений - следы явного сходства.

Так, на предметно-тематическом уровне ПЯ Серебряного века особенно четко прослеживаются тенденции изображения художественной действительности сквозь призму внутреннего мира лирического героя. На передний план смысловой системы поэтического произведения выходит результат восприятия, ощущения, чувства, эмоции, рефлексии субъекта авторского сознания. Осмысление своего места в жизни, решение мировоззренческих проблем, определение основных жизненных ориентиров обусловило появление в ПЯ писателей лексических обозначений важнейших экзистенциальных абсолютов (жизнь, смерть, любовь, судьба, путь, мечта, бытие и др.), что повлекло в свою очередь использование лексических элементов с философско-бытийной семантикой. Подчеркнем, что подобные тенденции характерны не только для поэтики символистов и акмеистов, но и футуристов, а также поэтов, чье творчество не принято связывать с конкретным литературным направлением. Закономерно при этом, что одинаковые смысловые линии по-разному реализуются в творчестве того или иного поэта, поскольку каждое семантическое поле любого автора отличается большой смысловой емкостью и концептуальной направленностью. Более того, неодинаковый характер словоупотребления может наблюдаться при развитии одного и того же мотива определенным автором в разные периоды его творчества. К примеру, любовная линия у Блока, Брюсова, Ахматовой или Маяковского выражается различными средствами, поскольку характер чувства субъекта сознания каждого автора своеобразный. Если у Блока они проникнуты мистическими настроениями, у Ахматовой подчеркивается их «земная» природа, у Брюсова усугубляются откровенно плотскими акцентами, то у Маяковского могут быть повернуты к читателю сразу всеми этими сторонами. Примечательно в этом отношении обращение всех авторов к христианским понятиям и символам. Функциональный и смысловой характер формально одинаковых случаев словоупотребления здесь также может обнаруживать расхождения (ср., например, функции церковной лексики в поэзии Белого, Ахматовой и Маяковского и др.).

В ПЯ писателей Серебряного века одной из ведущих смысловых доминант становится тема пути - реализуемая параллельно и как отражение путешествий географических, но чаще - как результат странствия духа. У всех авторов в той или иной степени получают развитие военные мотивы. Однако если у большинства из них они становятся откликом на реальные общественные события, то, например, у Гумилева военная лексика обусловлена художественной маской конквистадора, охотника, завоевателя.

Для всех авторов указанного времени очевидны богатые выразительные возможности бытовой лексики, введенной в ПЯ Серебряного века символистами и акмеистами. Ее полноправие по отношению к традиционным средствам поэтического выражения было окончательно канонизировано эстетической установкой и речевой практикой футуристов.

Все глубже в ПЯ Серебряного века проникает заимствованная лексика. При этом славянизмы отчетливо вытесняются европеизмами и ориента-лизмами. Принцип их проникновения в ПЯ авторов Серебряного века совершенно иной, нежели у писателей XVIII и XIX столетия. Если у последних заимствованная лексика привносилась в ПЯ вследствие объективных изменений языковой действительности того времени, причины появления таких элементов у поэтов Серебряного века - субъективны. В 20 веке автор сам выбирает культурную парадигму, в рамках которой ведет свой поэтический диалог. При этом символисты ориентируются в большей степени на западную культуру, акмеисты обращаются и к Западу, и к Востоку. Такие же тенденции наблюдаются в ПЯ футуристов: даже у Хлебникова, демонстративно отказавшегося от заимствований, одним из главных средств поэтического выражения становятся ориентализмы. Таким образом, в эпоху Серебряного века ПЯ насыщается иноязычными словами самой разной этимологии.

Количественный анализ показал, что высокая и книжная лексика активно используется всеми исследованными авторами, даже футуристами (исключение в этом ряду представляет лишь Маяковский). Этот факт легко объяснить, если учесть характер основных тематических доминант в лирике литераторов той поры. Эстетическими установками поэтов можно объяснить появление в стихотворных текстах разговорной и просторечной лексики. За данным фактом, с одной стороны, видится тенденция дальнейшей демократизации ПЯ, начатой еще Пушкиным, Некрасовым и некоторыми другими поэтами. С другой, использование лексики сниженного регистра у авторов Серебряного века служит созданию определенного художественного приема - стилистического контраста, иронии и т.д. Разговорные и просторечные элементы занимают заметное место как в поэтических лексиконах футуристов, так и символистов, акмеистов, других поэтов и проникают не в только тематически сниженные контексты, но и высокие.

Важным средством поэтического выражения в языке поэзии Серебряного века является устаревшая лексика. Наряду с единицами пассивного состава на передний план начинают выдвигаться окказионализмы. И если в отношении употребления архаизмов и историзмов поэты начала XX столетия продолжают следовать традициям словоупотребления их предшественников, положенным еще теорией «трех штилей» Ломоносова и развитыми

Державиным, Карамзиным, Пушкиным и др., то индивидуально-авторские лексические образования характеризуют писателей XX века как реформаторов, ярких новаторов ПЯ в общем контексте его развития.

Процесс окказионализации ПЯ в эпоху Серебряного века начинается уже символистами, продолжается акмеистами и достигает своего апогея в творчестве футуристов. Важно отметить, что характер новообразований писателей адекватен их эстетическим установкам. Например, в лингвопоэтике символистов, оперирующих в основном философско-бытийными понятиями, в числе окказиональных единиц ведущее место занимают абстрактные существительные и сложные прилагательные, синкретичные по семантике. Расширяя выразительные возможности поэтического слова, они, тем не менее, не имеют ярко выраженной направленности на языковой эксперимент. Введенные в поэтический текст, они не слишком выделяются из общего контекста, даже если несут основную смысловую нагрузку всего произведения. Вслед за символистами в отношении неологизации следуют и акмеисты. При этом новообразования не нарушают классичности и ясности их ПЯ. Окказиональные элементы футуристов, напротив, отчетливо ориентированы на эксперимент и новацию, о чем и заявлено в теоретических программах каждого из поэтов этого художественного направления. Многообразие словообразовательных моделей, неоднозначная или затемненная семантика футуристических окказионализмов говорят об их намеренной броскости и подтверждают их экспериментальный характер. Любой индивидуально-авторский элемент в произведении футуристов является ведущим смысловым звеном, тематическим фокусом стихотворения. Качественный и количественный анализ позволяет провести аналогию между тенденциями в неологических процессах других авторов Серебряного века. В частности, характер и функции окказионализмов Волошина идентичны символистским, индивидуально-авторские образования Ходасевича и их роль в лингвопоэтике автора сходны с акмеистическими, а словоновшества Цветаевой обнаруживают связь с неологизмами футуристов.

В ПЯ указного времени активно проникают необщенародные элементы, и в частности научная лексика. В лексический инструментарий каждого автора прочно входят термины гуманитарных, точных, естественных наук, общественно-политические понятия. При этом взаимозависимость словоупотребления писателей и их эстетических взглядов в этом отношении очевидна. В частности, сам язык, поэзия, акт творчества часто становятся предметом лирических размышлений писателей Серебряного века, а в результате в их поэтическом словаре появляются филологические термины. Вследствие художественных скитаний поэтов в географическом или ментальном пространстве в ПЯ входят понятия из области географии или морского дела. Отголосками натуралистического мышления писателей XIX столетия можно считать проникающие в словарь поэтов XX века термины медицины и анатомии. Программной установкой на синтез искусств поэтическими средствами объясняется появление в лексическом составе поэтов обозначенной эпохи понятий изобразительного искусства, музыки, архитектуры и т.д. Поэтическим преклонением перед техническим гением человека становятся техницизмы. Примечательно при этом, что научные понятия используются некоторыми писателями Серебряного века не только в переносном значении, но и прямом, даже если им сообщается дополнительное смысловое осложнение. Преимущественно это относится к лексическим элементам точных наук — математики, астрономии, физики, химии. Насколько важна категория научных понятий в системе средств поэтического выражения авторов Серебряного века, особенно наглядно иллюстрирует факт писательского терминотворчества, филологический как по своей «природе», форме, так и содержанию.

Дополнительным источником обогащения литературных выразительных средств в начале прошлого столетия становится диалектная лексика. Особенно значительна она в лингвопоэтике футуристов.

Важную роль в ПЯ многих писателей Серебряного века играют имена собственные. Репрезентирующие художественный мир поэтов, те или иные смысловые доминанты их мировосприятия, выполняя роль мощного средства аккумуляции реминисцентного содержания, они также помогают выявить основные тенденции ПЯ этой эпохи. Следуя за традициями предшественников, свой ПЯ язык именами собственными насыщают символисты. Тенденция расширения поэтического кругозора с помощью имен собственных продолжена акмеистами и достигает апогея в творчестве футуристов. Если первые и вторые сплавляют в единое поэтическое бытие имена различных типов и эпох в пределах метаконтекста, то футуристы смешивают их даже в рамках одного стихотворения, тем самым полностью стирая границы между художественным временем и пространством. Иными словами, в произведениях каждого автора имена собственные - полифункциональны: они являются средством создания хронотопа, определенной стилизации, воссоздания исторических сюжетов, отсылкой к художественному, религиозному, в частности библейскому, тексту или мифу либо реминисценцией из них.

Таким образом, лексический состав ПЯ Серебряного века многомерен. В нем представлены как традиционные, так и достаточно новые, часто необщенародные и окказиональные ресурсы русского языка. Проведенное исследование показало, что поэтические лексиконы авторов - и единомышленников, и антагонистов - отличаются не столько качественными признаками, сколько количественными, динамичными характеристиками словоупотребления писателей. В одних эстетических системах обозначенной эпохи - индивидуальных или групповых - определенные словарно-языковые признаки являются типологически и соответственно статистически близкими, так или иначе соотносительными, в других - индивидуально-вариативными, расходящимися, вплоть до отчетливых оппозиционных проявлений. Однако, несмотря на это, полученные результаты позволяют предполагать наличие общего поэтического идиолекта Серебряного века с характерным, устойчивым спектром его признаков:

1. На тематическом уровне ПЯ указанной эпохи, с одной стороны, прослеживается продолжение развития традиционных поэтических линий, философско-бытийных тем (жизни и смерти, судьбы и предназначения человека, любви, одиночества, творчества и т.д.). С другой стороны, отмечается развитие языковых явлений, свидетельствующих об уходе писателей от абстрактных поэтических размышлений и усилении конкретного смысла тематических доминант ПЯ, а также роли непоэтических, бытовых мотивов (художественный текст насыщается точными предметными деталями, про-заизмами).

2. В ПЯ Серебряного века глубоко проникает заимствованная лексика различной этимологии. Обращение авторов Серебряного века к заимствованиям из европейских и восточных языков говорит о такой важной тенденции ПЯ указанной эпохи, как стремление к диалогу различных культур в рамках языкового поэтического пространства.

3. Языковые тенденции поэзии Серебряного века обусловили дальнейшую демократизацию ПЯ, чему способствовало активное использование поэтами, наряду с книжными, разговорных, просторечных, а порой и вульгарных, грубых стилистических ресурсов.

4. ПЯ каждого писателя Серебряного века ориентирован как на использование традиционных лексических единиц пассивного состава (архаизмов и историзмов), так и новых, окказиональных.

5. ПЯ обозначенной эпохи обнаруживает тесное взаимодействие с лексикой науки, используемой авторами Серебряного века и в переносном, и прямом значении. Она становится не только богатейшим источником создания новой поэтической образности, но и способствует дальнейшему становлению стихотворной разновидности «метафизического языка».

6. Важным средством лексического инструментария поэтов Серебряного века являются имена собственные, позиционирующие ведущие смысловые доминанты художественного мира автора, а также отражающие его эстетическую установку.

Системное сопоставление выявленных тенденций ПЯ авторов Серебряного века с языком поэзии их предшественников, а также последователей помогло бы более четко и адекватно проследить эволюцию ПЯ в целом.

Список научной литературыЧерных, Наталья Дмитриевна, диссертация по теме "Русский язык"

1. Ахматова А.А. Собр. соч.: В 6 т. Т. 1. Стихотворения: 1904 - 1941. - . М.: Эллис Лак, 1998. - 966 с.

2. Белый А. Сочинения: В 2 т. Т. 1. Поэзия, проза. — М.: Художественная литература, 1990.— 703 с.

3. Блок А.А. Собр. соч.: В 8 т. Т.1-3. - М.-Л.: ГИХЛ, 1960.

4. Брюсов В.Я. Собр. соч.: В 7 т. Т.1-3. - М.: Художественная литература, 1973.

5. Волошин М.А. Стихотворения. М.: Книга, 1989. - 542 с.

6. Гумилев Н.С. Собр. соч.: В 4 т. -Т.1, 2. -М.: Терра, 1991.

7. Мандельштам О. Сочинения: В 2-х т. Т.1. Стихотворения. — М.: Художественная литература, 1990. - 638 с.

8. Маяковский В. Собр. соч.: В 12 т. Т. 1. Стихотворения 1912 — 1921. Поэмы 1914 - 1920. - М.: Правда, 1978. - 432 с.

9. Северянин И. Стихотворения. Поэмы. М.: Книга, 1990. — 420 с. Ю.Хлебников В. Собрание сочинений: В 3 т. - Т.1. Стихотворения.

10. СПб.: Академический проект, 2001.-480 с.

11. Ходасевич В.Ф. Собр. соч.: В 4-х т. Т.1: Стихотворения. Литературная критика 1906-1922. М.: Согласие, 1996. - 592 с.

12. Цветаева М.И. Собр. соч.: В 7 т. Т. 1. Кн. 1, 2. Стихотворения. 1906 -1920 гг. - М.: Терра, 1997.1.

13. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка . Изд-е 3-е, исп. и значит, доп. / Под ред. проф. И.А. Бодуэна-де-Куртенэ. Т. 1 4. М.: Изд-е т-ва Вольф, 1907 - 1935. - 1782 с.

14. Масленников Д.Б. Словарь окказиональной лексики футуризма. — Уфа: Изд-во БГПУ, 2000а. 140 с.

15. Перцова Н.Н. Словарь неологизмов Велимира Хлебникова. Wien-Moskau, 1995. - 559 с.

16. Полный церковнославянский словарь / Протоиерея Г.Дьяченко. — М.: Изд-й отдел Московского патриархата, 1993. 1120 с. - Репринтное издание 1900 г.

17. Поэтический словарь / Сост. А. Квятковский. М.: Советская энциклопедия, 1996.-375 с.

18. Преображенский А.Г. Этимологический словарь русского языка. Вып. 1 -2.-М.: Тип. Я.Г. Лисснера и Д.Сабко, 1910 1915.

19. Религиозная лексика в стихах русских поэтов Серебряного века (Словарь). А-К. Интернет-издание Вэб-центра «Омега». - М., 2002 - 2003.

20. Самовитое слово. Словарь русской поэзии XX в. / Словарь русской поэзии XX в. Пробный выпуск. А А-ю-рей. Сост. В.П.Григорьев, А.В.Гик, Л.И.Колодяжная, Т.Е.Реутт, Н.А.Фатеева, Л.Я.Шестакова -М., 1998.

21. Самый полный словотолкователь и объяснитель иностранных слов, вошедших в русский язык <.>/ Сост.: Соколов, Крамер. Под редакцией С.Н.Алексеева. 9-е изд-е СПб, 1903.

22. Словарь иностранных слов. Изд-е 18-е. М.: Русский язык, 1989. — 620 с.

23. Словарь иностранных слов / Под ред. Петрова и Лехина. М.: Советская энциклопедия, 1964. - 784 с.

24. Словарь иностранных слов: актуальная лексика, толкование, этимология. М.: Цитадель, 1997. - 318 с.

25. Словарь поэтического языка М.Цветаевой: В 4-х тт. / Сост.: И.Ю.Белякова, И.П.Оловянникова, О.Г.Ревзина. М., 1996-2000.

26. Словарь устаревших слов. М.: Айрис-пресс, 1997. - 258 с.

27. Словарь эпитетов русского литературного языка / Сост. К.С.Горбачевич. РАН. Ин-т лингвистических исследований. СПб.: Норинт, 2001.-224 с.

28. Словарь языка русской поэзии XX в. Т.1. А-В./ Сост. В.П. Григорьев, Л.Я.Шестакова, В.В. Бакерина и др. М.: Языки славянской культуры,2001.-896 с.

29. Старославянский словарь (по рукописям X-XI в.) / Под ред. Р.М.Цейтлин. М.: Русский язык, 1999. - 842 с.

30. Толковый словарь русского языка / Под ред. Д.Н.Ушакова. Т. 1 4. -М.: ГИ «Советская энциклопедия».

31. Шанский Н.М., Боброва Т.А. Этимологический словарь русского языка. М.: Прозерпина, 1994. - 400 с.

32. Шанский Н.М. и др. Краткий этимологический словарь русского языка: Изд-е 3-е. М.: Просвещение, 1975. - 543 с.

33. Этимологический словарь славянских языков. Праславянский лексический фонд / Под ред. О.Н.Трубачева. Вып. 1 29. - М.: Наука, 19742002.1.I

34. Аверинцев С.С. Судьба и весть Осипа Мандельштама // Мандельштам О. Сочинения: В 2-х т. Т.1. Стихотворения. М.: Художественная литература, 1990.-С.5-64.

35. Авраменко А.П. Блок и русские поэты XIX в. М.: Изд-во МГУ, 1990. -248 с.

36. Агасов Г. Языковое новаторство Маяковского // Литературная учеба. — 1939, №2. — С.13-46.

37. Аленькина Е.В. Смысловые поля света и тьмы в поэзии А.Блока // Принципы изучения художественного текста: Тез. докл. Вторых Саратовских стилистических чтений (апрель 1992 г.). 4.2. Саратов, 1992. - С.68-69.

38. Анненский И. О современном лиризме // Аполлон. 1909. Ноябрь, №2. -С.3-29.

39. Апресян Ю.Д. Идеи и методы современной структурной лингвистики (Краткий очерк). М.: Просвещение, 1966. - 296 с.

40. Арватов Б. Гражданка Ахматова и товарищ Коллонтай. Молодая гвардия. - 1923, № 4-5,-С. 147-151.

41. Артюховская Н.И. Акмеизм и раннее творчество А.Ахматовой (поэт и течение).-Дис.канд. филол. наук. Москва, 1981.- 198 с.

42. Аскарина Н.А. Лексические средства выражения мистического в поэме

43. A.Блока «Ночная фиалка». Автореф. .дис. канд. филол. наук. — Тюмень, 2001. -26 с.

44. П.Ахманова О.С. Словарь лингвистических терминов. М.: Советская энциклопедия, 1966. - 607 с.

45. Ашукин Н.С. Примечания // Брюсов В.Я. Собрание соч.: В 7 т. Т.1. Стихотворения. Поэмы. 1892-1909. М.: Художественная литература, 1973. -С. 561 -654.

46. Бабенко И.И. Коммуникативный потенциал слова и его отражение в лирике М.Цветаевой. Автореф. дис. .канд. филол. наук, - Томск, 2001. -25 с.

47. Бабенко И.И. Особенности концептуальной картины мира Цветаевой (на материале частотного словаря ранней лирики) // Коммуникативная стилистика художественного текста: лексическая структура и идиостиль. -Томск, 2001а. С.255-262.

48. Баевский B.C. Темы и вариации русской поэзии XIX-XX в. // Баевский

49. B.C. Лингвистические, математические, семиотические и компьютерные модели в истории и теории литературы. М.: Языки славянской культуры, 2001. - С.192-217.

50. Баевский B.C. Романова И.В., Самойлова Т.А. Тематические парадигмы русской лирики XIX-XX вв. // Известия Академии наук. Серия литературы и языка. Т.59, №6. - 2000. - С.19-30.

51. Бакина М.А. Словотворчество // Языковые процессы современной русской художественной литературы. Поэзия. М.: Наука, 1977. - С.78-127.

52. Баран X. О любовной лирике Хлебникова: Анализ стихотворения «О, черви земляные» // Баран X. Поэтика русской литературы начала XX века: Сб. М.: Прогресс - Универс, 1993. - С.37-53.

53. Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. Исследования разных лет. М.: Художественная литература, 1975. - 502 с.

54. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М.: Искусство, 1986. -444 с.

55. Белякова И.Ю. Семантическое представление слова в индивидуально-авторском словаре (имена рельефа в «Словаре поэтического языка М.Цветаевой»). Автореф. дис. . .канд. филол. наук. - М., 2002. - 24 с.

56. Бердяев Н.А. Кризис искусства- М.: СП «Интерпринт», 1990. 47 с. Репринтное издание 1918 г.

57. Беспалова О.Е. Концептосфера поэзии Н.Гумилева в ее лексическом представлении. Автореф. дис. .канд. филол. наук. - СПб, 2002. — 24 с.

58. Благова Н.Г. К вопросу о семантическом преобразовании терминов в художественной и публицистической речи // Рукопись деп. в ИНИОН АН СССР 2.02.1976 № 685. Д., 1976. - 20 с.

59. Блок: Исследования и материалы / Сб. РАН, Ин-т Русской литературы (Пушкинский Дом). СПБ: Дмитрий Буланин, 1998. - 438 с.

60. Блок: Новые материалы и исследования. В 4-х кн. / Под ред. В.Р.Щербина. Кн. 1. - М.: Наука, 1980.

61. Блоковский сборник. Труды научной конференции, поев, изучению жизни и творчества А.Блока. Май 1962 г. Тарту: ТГУ, 1964. - 574 с.

62. Бочегова Н.Н. Стилистическая функция терминов в контексте художественного произведения. — Автореф. .дис. канд. филол. наук. Л., 1978.- 19 с.

63. Брандт Р. О языке Северянина // Критика о творчестве И.Северянина. -М., 1916. С.128-157.

64. Брюсов В. И.Северянин // Критика о творчестве И.Северянина. — М., 1916.-С.9-26.

65. Брюсов В.Я. Объяснение автора к «Снам человечества» // Брюсов В.Я. Собрание соч.: В 7 т. Т.2. Стихотворения 1909-1917. М.: Художественная литература, 1973. - С.460-462.

66. Булгакова И.В. Мир и человек в художественном сознании М. Волошина. Автореф. дис. .канд. филол. наук. - Воронеж, 2002. - 24 с.

67. Васильев H.JI. О месте и значении научной терминологии в системе общелитературных средств выражения // Термин и слово. Межвз. сб. науч. тр. Горький: Изд-во ГГУ им. Лобачевского, 1982. - С. 10-17.

68. Веселовская Е.В. Лексическая структура лирических циклов М.И.Цветаевой в коммуникативном аспекте. Дис. .канд. филол. наук.- Томск, 2002. 305 с.

69. Викторин В. Мотивы шаманства в поэзии В.Хлебникова // Поэтический мир В.Хлебникова: Межвз. сб. науч. тр. Вып.2. Астрахань, 1992. -С.78-84.

70. Виноградов В.А. Структурная лингвистика // Лингвистический энциклопедический словарь / Гл. ред. В.Н.Ярцева. М.: Сов. Энциклопедия, 1990.-С.496-497.

71. Виноградов В.В. О символике Ахматовой. Отрывки из работы по символике поэтической речи // Литературная мысль. Альманах 1. Пг, 1922. -С. 91-138.

72. Виноградов В.В. О теории художественной речи. М.: Высшая школа, 1971.-240 с.

73. Виноградов В.В. О языке художественной литературы. М.: Художественная литература, 1959. - 653 с.

74. Винокур Г.О. Маяковский новатор языка // Винокур Г.О. О языке художественной литературы. - М.: Высшая школа, 1991а. - 317-407.

75. Винокур Г.О. О языке художественной литературы. М.: Высшая школа, 1991.-448 с.

76. Винокур Г.О. Понятие поэтического языка // Винокур Г.О. О языке художественной литературы. М.: Высшая школа, 19916. - С. 24 — 32.

77. Войнов В.К. Количественный анализ текста для описания индивидуального стиля. Дис. .канд. филол. наук. — Харьков, 1970. - 188 с.

78. Войтоловский Н.Л. Парнасские трофеи // Н.Гумилев. Собр. соч.: В 3 т. Т.1. -М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2000 С. 410 - 413.

79. Волкова Е.В. Мотив в поэтическом мире автора (на материале поэзии В.Ходасевича). Дис. .канд. филол. наук. -М., 2001. - 193 с.

80. Волошин М.А. Организация искусства // Волошин М.А. Стихотворения. Статьи. Воспоминания современников. М.: Правда, 1991а. - С. 303 -304.

81. Волошин М.А. Россия распятая // Волошин М.А. Стихотворения. Статьи. Воспоминания современников. М.: Правда, 19916. - С.309-330.

82. Воробьева Т.Б. Окказионализмы в поэзии В.Маяковского (лингвостили-стический аспект). Дис. .канд. филол. наук. — М., 1982. - 199 с.

83. Вязова Е.С. Город в искусстве кубофутуристов. Автореф. дис. .канд. искусствоведения. — М., 1999. — 23 с.

84. Гаспаров M.JI. Антиномичность поэтики русского модернизма // Гаспа-ров М. О стихе. О стихах. О поэтах. Избранные статьи. М., 1995. - С. 286-304.

85. Гаспаров M.JI. Частотный словарь мотивов «Стихов о Прекрасной Даме» (1905) // Тезисы докл. науч. конф. «Ал. Блок и русский постсимволизм», 22-24 марта 1991.-Тарту: ТГУ, 1991.-С. 13-14.

86. Гинзбург Л.Я. О прозаизмах в лирике Блока // Блоковский сборник. -Тарту: ТГУ, 1964. С. 157 -171.

87. Головин Б.Н. Язык и статистика. М.: Просвещение, 1970. — 190 с.

88. Гофман В. Языковое новаторство Хлебникова // Звезда. 1935, №6. -С.209 - 236.

89. Гофман В. Язык символистов // Литературное наследство. Т. 27-28. -М.: Журнально-газетное объединение, 1937. С. 54 - 105.

90. Григорьев В.П. Грамматика идиостиля В.Хлебникова // Григорьев В.П. Будетлянин. М., Языки русской культуры, 2000а. - С. 57-205.

91. Григорьев В.П. Опыт описания идиостиля // Григорьев В.П. Будетлянин.- М., Языки русской культуры, 20006 С.383-441.

92. Григорьев В.П. Поэтический язык // Лингвистический энциклопедический словарь / под ред. В.М.Кожевникова и П.А.Николаева. М.: Советская энциклопедия, 1987. - 752 с.

93. Григорьев В.П. Словотворчество и смежные проблемы языка поэта. -М.: Наука, 1986.-253 с.

94. Дневник Ал.Блока. 1911 1913. - Изд-во писателей в Ленинграде, 1928.- 227 с.

95. Дуганов Р.В. Велимир Хлебников: Природа творчества. М.: Сов. пис., 1990.-352 с.

96. Жажоян М. Пьяные корабли (Бодлер, Рембо, Гумилев, Бродский) //Литературное обозрение. М. - 1997, № 6. - С.45-48.

97. Жирмунский В.М. Анна Ахматова и Александр Блок // В.М.Жирмунский. Поэтика русской поэзии. СПб, 2001. - С.412-454.

98. Жирмунский В.М. Валерий Брюсов и наследие Пушкина. Опыт сравнительно-стилистического исследования. Пг: Эльзевир, 1922. - 104 с.

99. Жирмунский В.М. Преодолевшие символизм // В.М.Жирмунский. Вопросы теории литературы. Статьи 1916 1926 гг. - JL: Гос. ин-т истории искусств, 1928. -С.278- 321.

100. Жирмунский В.М. Поэзия Александра Блока. Пг: Картонный домик, 1922а.-103 с.

101. Жирмунский В.М. Творчество А.Ахматовой. JL: Наука, 1973. - 184 с.

102. Зобнин Ю. Странник духа // Н.Гумилев: pro et contra. СПб: РГХИ, 2000.-С.5-52.

103. Золотарева Е.Д. Проблема поэтической традиции в творчестве В.Маяковского (высокая и поэтическая лексика). Дис. . канд. филол. наук. - М., 1986.-169 с.

104. Зубова JI.B. Лингвистический аспект поэзии М.Цветаевой. Дис. . .доктора филол. наук. - Л., 1990. - 489 с.

105. Зубова Л.В. Потенциальные свойства языка в поэтической речи М.Цветаевой (семантический аспект). Л.: Изд-во ЛГУ, 1987. - 87 с.

106. Зубова Л.В. Поэзия М.Цветаевой: Лингвистический аспект. Л.: Изд-во ЛГУ, 1989.-262 с.

107. М.Игнатьева. Поэтический язык произведений Северянина // Вестник Российского университета дружбы народов. Серия: Лингвистика. — М. -1995, №2.

108. Исупов К. Историко-бытовые архетипы в творческом поведении И.Северянина // О Игоре Северянине. Тез. докл. науч. конф., посвященной 100-летию со дня рождения И.Северянина. - Череповец, апрель 1987 г. - Череповец, 1987.-С. 14-18.

109. Карпенко С.М. Особенности поэтического мира Н.Гумилева и его отражение в лексике // Художественный текст и языковая личность: Проблемы изучения и обучения / Мат-лы 2-й Всерос. науч.-пр. конф. (11-12 октября 2001 г.). Томск: ТГПУ, 2001. - С.44-50.

110. Керлот Х.Э. Словарь символов. М.: REFL-book, 1994, - 608 с.

111. Климас Р.И. Сопоставительный анализ актуализированных лексиконов поэтов серебряного века (З.Гиппиус, М.Кузмин, Н.Клюев, В.Хлебников, И.Северянин). Автореф. дис. .канд. филол. наук, - Орел, 2002 — 18 с.

112. Ковтун Е.Ф. Русская футуристическая книга. М., 1989. - 248 с.

113. Кожевникова Н.А. О словоупотреблении И.Северянина // О Игоре Северянине. Тез. докл. науч. конф., посвященной 100-летию со дня рождения И.Северянина. - Череповец, апрель 1987 г. - Череповец, 1987. -С.54-57.

114. Кожевникова Н.А. Словоупотребление в русской поэзии начала XX в. — М.: Наука, 1986. 253 с.

115. Колобаева JI. «Архитектура души» в лирике Мандельштама // Русская словесность, 1993. № 4. - С.24-31.

116. Коршунова Г.Н. Семантико-деривационная структура и функционирование новообразований в художественных произведениях И.Северянина. Дис. .канд. филол. наук. - Орел, 1999. - 248 с.

117. Кудашова О. Ключевые слова как художественное средство в поэзии М.Цветаевой // А.С.Пушкин и русский литературный язык в 19-20 вв. Тез. докл. межд. науч. конф. Н.Новгород: Изд-во Нижегородского гос. лингв, ун-та, 1999. - С. 182-184.

118. Кузнецов A.M. Поле // Лингвистический энциклопедический словарь / под ред. В.М.Кожевникова и П.А.Николаева. М.: Советская энциклопедия, 1987.-752 с.

119. Куликова Е.Ю. Петербургский текст в лирике В.Ф.Ходасевича («Тяжелая лира», «Европейская ночь»). Дис. .канд. филол. наук. — Новосибирск, 2000.-228 с.

120. Култышева О.М. Поэзия В.Маяковского в восприятии участников литературного процесса 1910-1920-х гг. Автореф. дис. .канд. филол. наук. -М., 2001.-29 с.

121. Купченко Вл., Давыдов 3. «Я голос внутренних ключей.»: Миф и мир Максимилиана Волошина // Волошин М.А. Стихотворения. Статьи. Воспоминания современников. — М.: Правда, 1991. - С.5-22.

122. Ларин Б.А. Эстетика слова и язык писателя. Л.: Художественная литература, 1974.-285 с.

123. Лекманов О. Книга об акмеизме и другие работы. Томск: Водолей, 2000. - 704 с.

124. Лекманов О.А. Карта будня // Русская речь. М. - 2001, №5. - С. 54 -55.

125. Леннквист Б. Мироздание в слове. Поэтика В.Хлебникова. СПб, Академический проект, 1999. -237 с.

126. Лившиц Б. Полутораглазый стрелец: Стихотворения, переводы, воспоминания. Л., 1989. - 720 с.

127. Ломоносов М.В. Россшская грамматика Михайла Ломоносова. СПБ: при Императорской Академш Наукъ, 1799. — 206 с.

128. Лопутько О.П. Из наблюдений над функциональной экзотической лексикой в русской литературной речи конца XIX первой четверти XX века // Эволюция семантических и функциональных свойств русской лексики. - М.: МГПИ, 1987. - С. 89-99.

129. Лятина A.M. Опыт статистического анализа языка писателя. Автореф. дис. .канд. филол. наук. - Л., 1968. - 19 с.

130. Макарова Г.И. Лексика поэм В.Маяковского. Дис. .канд. филол. наук.-Киев, 1952.-342 с.

131. Максимова Л.Д. Анализ лексики поэтических произведений по моделирующим тематическим группам (на материале антирелигиозного цикла стихотворений В.Маяковского). Автореф. .канд. филол. наук. - М., 1968.- 17 с.

132. Малышева Е.Г. Идиостиль В.Ходасевича (опыт когнитивно-языкового анализа) Дис. .канд. филол. наук. - Омск, 1997. - 231 с.

133. Малянова JI.B. Функционально-стилистическое исследование языка русской литературы Серебряного века (поэтические неологизмы Игоря Северянина). Дис. .канд. филол. наук. - Самара, 1998. - 219 с.

134. Марков В. О Хлебникове (попытка апологии и сопротивления) // В.Хлебников. Собр. соч. В 3 т. Т.1. Стихотворения. СПб.: Академический проект, 2001. - С.6-40.

135. Мартыненко Ю.Б. Антропонимическая система О.Мандельштама как отражение мировой культуры // Язык образования и образование языка: Материалы межд. науч. конференции /Великий Новгород, 11-13 июня 2000 г./ Великий Новгород, 2000. - С.203-204.

136. Масленников Д.Б. Окказионализмы в футуристической поэзии и особенности их функционирования. Дис. .канд. филол. наук. - Уфа, 2000.- 282 с.

137. Масленников Д.Б. Словарь окказиональной лексики футуризма. -Уфа: Изд-во БГПУ, 2000а. 140 с.

138. Маяковский В. Я сам // Маяковский В. Собр. соч.: В 12 т. Т. 1. - М.: Правда, 1978. - С.43-60.

139. Минц З.Г. Лирика Александра Блока. 1898 1906. Вып. 1. - Тарту, 1965.- 128 с.

140. Минц З.Г. Лирика Александра Блока. 1907 1911. Вып. 2. - Тарту, 1969. -176 с.

141. Минц З.Г. Лирика Александра Блока. 1910-е гг. Вып. 4. Тарту, 1975. - 165 с.

142. Минц З.Г. Поэтика А.Блока. СПб.: Искусство-СПб, 1999. - 727 с.

143. Минц З.Г. Статистический подход к исследованию плана содержания художественного текста / Частотный словарь «первого тома» лирики А.Блока // Уч. зап. Тартуского гос. ун-та. Вып. 284 / Труды по знаковым системам. V. Тарту: ТГУ, 1971. - С. 288 - 332.

144. Минц З.Г. Частотный словарь «Стихов о Прекрасной Даме» Ал.Блока и некоторые замечания о структуре цикла // Уч. зап. Тартуского гос. унта. Вып. 198 / Труды по знаковым системам. III. Тарту: ТГУ, 1967. - С. 209-316.

145. Мир Хлебникова / Статьи и исследования (1911-1998). М.: Языки русской культуры, 2000. - 880 с.

146. Мурсалиева X. Восточная тематика в творчестве В.Хлебникова. — Ав-тореф. дис. .канд. филол. наук. Баку, 1991. - 26 с.

147. Мусатов В. Пушкинская традиция в русской поэзии первой половины XX в. М.: Российский гуманитарный университет, 1998. - 484 с.

148. Немчинова О. Язык В.Маяковского // Русский язык в школе. 1950, №2.-С. 32-40.

149. Никольская Л.Н. Человек и время в художественной концепции В.Маяковского. Автореф. дис. .док. филол. наук. - Киев, 1988. - 48 с.

150. Новиков Л.А. Словарь стиля писателя: Материалы к лексикографическому описанию языка А.Белого // Вестник РГНФ. 2001, №4. — С. 111118.

151. Новиков Л.А., Преображенский С.Ю. Поэтический язык В.Маяковского // Русский язык в школе. 1983, №3. - С.63-72.

152. Очерки истории языка русской поэзии XX века. Поэтический язык и идиостиль. Общие вопросы звуковой организации текста / В.П. Григорьев, И.И. Ковтунова, О.Г.Ревзина и др. М.: Наука, 1990. - 304 с.

153. Павловский А. О творчестве Н.Гумилева и проблемах его изучения // Н.Гумилев: Исследования и материалы. Библиография. СПб.: «Наука», 1994. - С. 3-30.

154. Панкеев И.А. Посередине странствия земного // Гумилев Н. Собр. соч. В 3 т. Т. 1. - М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2000. - С.5-70.

155. Панова Л. Пространство и время в поэтическом языке О. Мандельштама // Известия Академии наук. Серия языка и литературы. — М., 1996. Т. 55. - №4, июль - август. - С. 29-41.

156. Пархоменко И. Авторские лексико-семантические поля «Звук» в сравнении с данными словаря (на материале лирики С.Есенина и

157. B.Маяковского) II Филологические этюды. Вып.4. Саратов, 2001.1. C.160-163.

158. Певная Р.А. Глагольные новообразования Маяковского. Дис. . канд. филол. наук. - Тбилиси, 1948. - 114 с.

159. Перцова Н.Н. Словарь неологизмов Велимира Хлебникова. Wien-Moskau, 1995. - 559 с.

160. Перцова Н.Н. Словотворчество и связанные с ним проблемы идиостиля В.Хлебникова: Науч. докл., представл. в качестве дис. на соиск. уч.ст. д.ф.н. / РАН Ин-т Русского языка им. В.В.Виноградова. — М., 2000.- 103 с.

161. Платонов А. Размышления о Маяковском // Платонов А. Величие простых сердец: Избранное. М.: Московский рабочий, 1976. — С.350 -359 с.

162. Потебня А.А. Из записок по теории словесности. Харьков, 1905. -652 с.

163. Потебня А.А. Эстетика и поэтика. — М.: Искусство, 1976. 614 с.

164. Пузачева М.Н. Сравнительный анализ художественных картин города А.Блока и В.Маяковского тезаурусным методом. М., 1998. - 177 с.

165. Ревзина О.Г. Собственные имена в поэтическом идиолекте Цветаевой // Поэтика и стилистика: 1988-1990. М.: Наука, 1991. - С. 172-192.

166. Ревзина О.Г. Тема деревьев в поэзии Цветаевой // Ученые записки Тартуского гос. университета. Труды по знаковым системам. Т.5. — Тарту, 1971.-С. 141-148.

167. Религиозная лексика в стихах русских поэтов Серебряного века (Словарь). А-К. Интернет-издание Вэб-центра «Омега». - М., 2002 - 2003.

168. Реформатский А.А. Введение в языковедение. М.: Просвещение, 1967. - 542 с.

169. Розенталь Д.Э., Теленкова М.А. Словарь-справочник лингвистических терминов. 3-е изд., испр. и доп. - М.: Просвещение, 1985. - 399 с.

170. Русская авторская лексикография XIX-XX в.: Антология. М.: Азбуковник, 2003. - 512 с.

171. Русская литература XX в. (1890-1910): В 2-х кн. / Под ред. С.Венгерова. М.: XXI век - Согласие, 2000.

172. Русская поэзия «серебряного века». 1890-1917: Антология. — М., Наука, 1993.-782 с.

173. Русская литература Серебряного века: Уч. пособ. / Под ред. В.Агеносова. М.: Про-Пресс, 1997. - 352 с.

174. Сахно И.М. Русский авангард: живописная теория и поэтическая практика. М.: Диалог-МГУ, 1999. - 352 с.

175. Самовитое слово. Словарь русской поэзии XX в. / Словарь русской поэзии XX в. Пробный выпуск. А А-ю-рей. Сост. В.П.Григорьев, А.В.Гик, Л.И.Колодяжная, Т.Е.Реутт, Н.А.Фатеева, ЛЛ.Шестакова - М., 1998.

176. Секриеру А.Е. Художественный синтез в творчестве И.Северянина. -Дис. .канд. филол. наук. -М., 1998. 169 с.

177. Семеновская С.А. Словообразовательная модель и языковая личность (на материале произведений К.Бальмонта и И.Северянина) // Предложение и слово. Саратов, 1999. - С. 144-148.

178. Сидоренко М.И. Словообразовательная характеристика окказиональных слов И.Северянина // О Игоре Северянине. Тез. докл. науч. конф., посвященной 100-летию со дня рождения И.Северянина. — Череповец, апрель 1987 г. - Череповец, 1987. - С.58-60.

179. Скляров О.Н. В.Маяковский и И.Северянин: историко-культурные реминисценции в контексте ранней поэзии. — Дис. .канд. филол. наук. -М., 1994.- 162 с.

180. Словарь поэтического языка М.Цветаевой: В 4-х тт. / Сост.: И.Ю.Белякова, И.П.Оловянникова, О.Г.Ревзина. М., 1996-2000.

181. Словарь русского языка: В 4-х т. / АН СССР. Ин-т рус. яз. / Под ред. А.П.Евгеньевой. — 2-е изд., испр. и доп. Т. 3. П — Р. - М.: Русский язык, 1983.-752 с.

182. Словарь языка русской поэзии XX в. T.l. А-В./ Сост. В.П. Григорьев, Л.Я.Шестакова, В.В. Бакерина и др. М.: Языки славянской культуры, 2001.-896 с.

183. Смагина О.А. Частотный словарь книги Н.С.Гумилева «Огненный столп» // Русская филология. Ученые записки СГПУ. Смоленск, 2001. — С. 214-245.

184. Соколова Н.К. Поэтический строй лирики Блока: лексико-семантический аспект. Воронеж: Издательство Воронежского университета, 1984. - 115 с.

185. Солнцев В.М. Язык как системно-структурное образование. — М.: Наука, 1971.-292 с.

186. Соссюр Ф. де. Курс общей лингвистики / Под общей ред. М.Э.Рут. -Екатеринбург: Изд-во Уральского университета, 1999. — 432 с.

187. Станиславская С.А. Стилистический контраст как проявление идиостиля поэта (на материале поэзии А.Ахматовой и Н.Гумилева) // Филологические этюды. Вып.2, Саратов: СГУ. - 1998. — С.217-219.

188. Степанов Ю.С. Основы языкознания. -М.: Просвещение, 1966. 271 с.

189. Суперанская А.В. Общая теория имени собственного. — М.: Наука, 1973.-367 с.

190. Тарумова Н.Т., Шумарина И.В. Проект словаря неологизмов А.Белого // Текст. Интертекст. Культура: Материалы международной научной конференции (Москва, 4-7 апреля 2001 г.)-М., 2001. С. 102-107.

191. Тумповская М. «Семь цветов радуги» В.Брюсова // Аполлон. — 1917. — Январь, №1.-С.38-43.

192. Тынянов Ю. Проблема стихотворного языка. Вопросы поэтики. Л., 1924.- 138 с.

193. Фаворин В.К. Заметки о языковом новаторстве Маяковского // Известия Иркутского пед. института. — Иркутск, 1937. — Вып. 3. — С.90-120.

194. Фомина JI.H. Основные особенности и функции окказиональных глаголов в произведениях Северянина. — Филологический вестник. — Вып.1.- Саратов, 2000. С. 138-142.

195. Фрумкина P.M. Статистические методы изучения словарного состава.

196. Автореф. дис. .канд. филол. наук. -М., 1962. — 14 с.

197. Ханпира Э.И. Окказиональное словообразование В.Маяковского (Отыменные глаголы и причастия). Дис. .канд. филол. наук. - М. 1966.-262 с.

198. Харджиев Н.И. Статьи об авангарде: В 2 т. Т.2. - М.: RA, 1997. -319 с.

199. Хлебников В. Собр. соч. В 3 т. — Т.З. Проза. Статьи, декларации, заметки, автобиографические материалы, письма, дополнения. — СПб.: Академический проект, 2001а. 685 с.

200. Ходан М.В. Окказиональные образования в лирике И.Северянина // Слово и словоформа в высказывании: номинация и предикация. Меж-вуз. сб. науч. тр. -М., 2000. - С. 157-160.

201. Ходасевич В.Ф. Андрей Белый // Андрей Белый. Крылатая душа. Стихотворения. Поэма. -М.: ТОО Летопись, 1998. С.5-33.

202. Ходасевич В. Игорь Северянин и футуризм // Ходасевич В.Ф. Собр. соч.: В 4-х т. Т.1: Стихотворения. Литературная критика 1906 — 1922. -М.: Согласие, 1996а. С.425 - 437.

203. Ходасевич В.Ф. Собр. соч.: В 4-х т. Т.1: Стихотворения. Литературная критика 1906 -1922. М.: Согласие, 1996. - 592 с.

204. Хон Ки-Сун. Восточные мотивы в творчестве русских символистов и других поэтов Серебряного века. Автореф. дис.канд. филол. наук. -СПб, 1995.-16 с.

205. Цивьян Т. Частотный словарь сборника «Anno Domini» Анны Ахматовой. / Цивьян Т. Материалы к поэтике А.Ахматовой // Ученые записки

206. Тартуского университета. Вып. 198 (Труды по знаковым системам, 111). -Тарту, 1967.-С. 180-208.

207. Цивьян Ю.Г. Кинематограф у Северянина // О Игоре Северянине. -Тез. докл. науч. конф., посвященной 100-летию со дня рождения И.Северянина. Череповец, апрель 1987 г. - Череповец, 1987. - С. 42-45.1. W

208. Чанг Хунг-Иу. Поэтизмы в лирике В.Брюсова. Дис. . канд. филол. наук.-СПб, 2002.- 176 с.

209. Черкасский В.Б. Поэтический мир А.Блока (1908-1917 гг.) Дис. . канд. филол. наук. - М., 1983 .-217с.

210. Черненькова О. Предметная детализация в поэзии Н.Гумилева // Вестник Московского университета. Серия 9. Филология. 2001, № 1. -С.106 -114.

211. Шаповалов М. «Король поэтов» (Путь Игоря Северянина) // И.Северянин. Избранное. М., 1995. - С.7-68.

212. Шаяхметова Н.К. Семантические неологизмы в контексте М.Цветаевой. — Автореф. .канд. филол. наук. — Алма-Ата, 1979. — 21 с.

213. Широлапова Н.Ю. Лексико-стилистические средства поэзии М.Цветаевой. Дис. . канд. филол. наук. -М., 1997. -217 с.

214. Шестакова Л.Л. Идиостиль О.Мандельштама сквозь призму поэтического словаря // Структура текста и семиотика языковых единиц. Сб. науч. тр. Калининград, 2001. - С. 144-154.

215. Штейн фон С.В. // Н.Гумилев. Собрание сочинений. М., 2000. - Т.1. -С. 389.

216. Щур Г.С. О некоторых общих категориях в лингвистике // Вопросы общего языкознания. М., 1964.

217. Эйхенбаум Б. Анна Ахматова. Опыт анализа. Пг., 1923. - 133 с.

218. Югов А.Н. Архаизмы в поэтике В.Маяковского // Думы о русском слове.-М., 1972. С.93-112.

219. Языковые процессы современной русской художественной литературы. Поэзия. -М.: Наука, 1977. — 392 с.

220. Якобсон Р. Новейшая русская поэзия. Набросок первый: Подступы Хлебникову. // Р.Якобсон. Работы по поэтике. М.: Прогресс, 1987. С.272-316.