автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.20
диссертация на тему: Лексические средства отрицания в тувинском языке в сопоставлении с южносибирскими тюркскими, монгольским и древнетюркским языками
Полный текст автореферата диссертации по теме "Лексические средства отрицания в тувинском языке в сопоставлении с южносибирскими тюркскими, монгольским и древнетюркским языками"
МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ ТЫВИНСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ
На правах рукописи
ДАМБАА Оксана Васильевна
Лексические средства отрицания в тувинском языке в сопоставлении с южносибирскими тюркскими, монгольским и древнетюркским языками
Специальность 10.02.20 «Сравнительно-историческое, типологическое и сопоставительное языкознание»
АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук
Новосибирск - 2005
Работа выполнена на кафедре тувинского языка Тывинского государственного университета
Научный руководитель: кандидат филологических наук
Бавуу-Сюрюн Мира Викторовна
Официальные оппоненты: доктор филологических наук
Шамина Людмила Алексеевна
кандидат филологических наук Ооржак Байлак Чаш-ооловна
Ведущая организация: Тувинский институт гуманитарных
исследований
Защита состоится 29 июня 2005 г. в 12 часов на заседании диссертационного совета Д 003.040.01 по защитам диссертаций на соискание ученой степени доктора филологических наук по специальности 10.02.20 «Сравнительно-историческое, типологическое и сопоставительное языкознание» при ОИИФФ СО РАН по адресу: 630090, г. Новосибирск, ул. Николаева, 8, тел. (3832) 30-84-69, факс (3832) 30-15-18.
С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Объединенного института истории, филологии, философии СО РАН по адресу: 630090, г. Новосибирск, ул. Николаева, 8.
Автореферат разослан 28 мая 2005 г.
Ученый секретарь диссертационного совета, кандидат филологических наук
А. А. Мальцева
Общая характеристика работы
Настоящая работа посвящена лексическим средствам отрицания в тувинском языке в сопоставлении с другими тюркскими языками Южной Сибири, а также монгольским и древнетюркским языками.
Отрицание остается еще малоизученной категорией в тюркских языках. Почти во всех нормативных грамматиках по данному вопросу содержатся краткие сведения. В них в качестве способа выражения выделены аффиксы отрицательной формы глагола =ма.
Несмотря на наличие ряда серьезных исследований, многие вопросы лексических и морфологических средств выражения отрицания, как в тюркологии, так и в тувинском языкознании, все еще продолжают оставаться недостаточно изученными.
Согласно также тюркологической традиции, отрицание в тувинском языке относится к грамматической категории глагола. Между тем взгляд на категорию отрицания с точки зрения функциональной грамматики позволяет выделить и целый пласт лексических средств, выражающих различные микрополя функционально-семантического поля отрицания: несогласие, запрет, отсутствие, лишенность и т. п.
Несмотря на малочисленность отрицательных слов и аффиксов, их совокупность создает стройную лингвистическую категорию, пронизывающую лексику морфологию и синтаксис языка.
Следует указать на относительно высокую частотность употребления средств отрицания в устной и письменной формах речи.
По своей семантической структуре и функциональной нагрузке отрицание может быть объектом не только одного, но и нескольких монографических исследований. Это обстоятельство обуславливает актуальность исследования данной проблемы для тувинского языкознания и подтверждает актуальность выбора темы диссертации.
Целью работы является анализ и характеристика средств лексического отрицания в тувинском языке в сопоставительном плане. В соответствии с поставленной целью в работе решались следующие задачи:
- выявить и описать все имеющиеся в тувинском языке лексические средства выражения отрицания (как имплицитные, так и эксплицитные), определить выражаемые ими значения;
- дать наиболее полную характеристику основному средству лексического отрицания чок;
- выявить общие и отличительные черты сравниваемых языков в лексическом отрицании;
- определить степень влияния монгольского языка;
- исследовать специфику функционирования лексического отрицания в тувинском языке. Положения, выносимые на защиту:
• Основными лексическими средствами выражения отрицания являются общетюркские слова чок 'нет' И Эвес 'не', которые, как правило, сочетаются с именными частями речи и выражают именное отрицание, но могут сочетаться и с глагольными формами (=ган чок, =ар чок, =баан чок, =бас чок; =ган эвес, =ар эвес, =баан эвес, =бас эвес).
• Чок и эвес являются полифункциональными (употребляются в предложении как частицы, предикативы, наречия и т.д.) и многозначными словами (реализуют значения отрицания, отказа, запрета и т.д.).
• Спецификой тувинского языка по сравнению с другими тюркскими языками Южной Сибири является употребление чок в роли синтетического словообразовательного аффикса (под влиянием монгольского). Он реализует несколько моделей и образует различные группы слов: 1) имена прилагательные с привативным значением; 2) наречия меры и степени; 3) имена существительные; 4) союзы и союзные слова.
• Остальные лексические средства выражения отрицания выражают частное отрицание. Основу списка слов с частным отрицанием составляет общетюркская лексика, каждый из тюркских языков Южной Сибири выработал собственные средства частного отрицания: шор. кал 'несоленый; невкусный';
алт. шалбыр 'неаккуратный'; и т.д.
Научная новизна работы состоит в том, что в ней впервые в сопоставительном аспекте предпринята попытка системного описания категории отрицания на лексическом уровне. Выявлены лексические элементы отрицания, имеющие место, как в тувинском языке, так и в южносибирских тюркских языках, а также монгольском и древнетюрк-ском. В их числе и ранее не описанные средства выражения этого феномена, которые впервые введены в научный оборот. Дана всесторонняя характеристика слова чок как предикативного слова, частицы, аффикса отрицания. Определено, что под влиянием монгольского языка в тувинском языке слово чок стало синтетическим словообразующим аффиксом. Выявлена семантика моделей и список слов, которые строятся при помощи данного аффикса.
Теоретическую основу исследования составили теоретические положения и принципы, выдвинутые в трудах отечественных лингвистов и тюркологов. Основополагающим при изучении категории отрицания в предлагаемой диссертации служит концепция, выдвинутая и обоснованная Н. В. Бондаренко, работа А. И. Бахарева, а также теория функционально-семантических полей В. В. Бондарко. Также мы опирались
на труды отечественных тюркологов Н. К. Дмитриева, А. А. Юлдаше-ва, Е. И. Убрятовой, А. М. Щербака и других.
Материалом для анализа послужила выборка из произведений тувинского фольклора, классиков тувинской литературы и современных писателей, материалы публицистики, в количестве 11000 фраз, а также словарные статьи тувинско-русского, русско-тувинского словарей, «Древнетюркского словаря», этимологических словарей Э. В. Севортя-на, Б. И. Татаринцева, «Толкового словаря тувинского языка».
Сопоставительный материал по алтайскому, хакасскому, тофалар-скому, шорскому и монгольскому языкам выписан из словарей этих языков, грамматических описаний, публикаций, отдельных художественных текстов, а также записан нами от информантов - носителей этих языков.
Апробация работы. Результаты исследования получили отражение в докладах и выступлениях: на конференции молодых ученых в г. Новосибирске (1992, 1994, 1995, 1996, 1997. 1999); на научно-методической конференции преподавателей ТывГУ, посвященной 100-летию со дня рождения А. А. Пальмбаха, 18 октября 1997г.; на международных конференциях «Письменность: становление и развитие науки в Туве», 11-14 сентября 2000г.; «Актуальные проблемы сохранения и развития языков, культур и истории народов Саяно-Алтая», посвященной 280-летию дешифровки древнетюркской письменности, 20-23 сентября 2001 г; в конгрессе национальных систем образования «Юрта -традиционное жилище кочевых народов Азии» 2004); в научно-практической конференции, посвященной 60-летию вхождения Тувы с состав России в октябре 2004 года; в ежегодных научно-практических конференциях сотрудников и преподавателей ТывГУ; в научно-практической конференции НГУ в 2005.
По теме диссертации имеется 4 публикации.
Теоретическое значение и практическая значимость Результаты исследования могут быть использованы при сопоставительном и типологическом изучении тюркских языков Сибири, при разработке нормативной грамматики тувинского языка.
Основными методами исследования являлись методы лингвистического описания, метод компонентного анализа, сопоставительный, статистический, и сравнительно-исторический методы.
Структура работы. Работа состоит из введения, трех глав, заключения, списка использованной литературы, который включает 200 названий, и 3 приложений: список источников, список условных сокращений, список информантов.
Во Введении обосновывается выбор объекта, история его изучения, аргументируется актуальность исследования, определяются цели и за-
дачи исследования, раскрывается научная новизна и теоретическая и практическая значимость, указываются основные источники и определяется структура работы.
В Первой главе описываются специализированные лексические средства выражения категории отрицания в тувинском языке в сопоставлении с другими тюркскими языками Южной Сибири.
Во Второй главе рассматриваются лексемы со значением «отсутствия, лишенности чего-либо, признака» в сравнении с алтайским, хакасским, шорским, тофаларским языками.
Третья глава посвящена словообразовательным функциям слова чок в тувинском языке, в сопоставлении с монгольским языком.
В Заключении подводятся общие итоги исследования.
СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ
Глава I. Специализированные лексические средства отрицания.
В первой главе рассматриваются слова чок, частица эвес, частица та 'неизвестно', слова чажа 'не надо' и чоор 'не надо'.
В первом параграфе дана грамматическая характеристика слова чок. Частеречный статус слова чок в тюркологии неоднозначен. В грамматиках тюркских языков чок относят к разным частям речи: к глаголам, именам, частицам, наречиям, выделяют как универсальное слово, как предикативное слово. Неоднозначность оценки частеречного статуса слова чок отражает его полифункциональность: оно является предикативным словом в простом именном предложении, частицей и аналитическим и синтетическим словообразующим аффиксом.
Именной характер слова чок отражается в его участии в словоизменении. В тувинском языке чок может изменяться по лицам: мээц чогум 'мое отсутствие', сээц чогуц 'твое отсутствие', ооц чогу 'его отсутствие', бистщ чогувус 'наше отсутствие', силернщ чогуцар 'ваше отсуг-ствие', отсутствие'.
В свою очередь притяжательные формы могут изменяться по падежам. Чок с аффиксами принадлежности употребляется в форме М.п., Д.п.: Мен чогумда сени кым карактаарыл? 'Без меня кто за тобой будет ухаживать'. Падежные аффиксы являются средством связи между предикативными единицами временных полипредикативных конструкций, а слово чок выполняет функцию зависимого предиката. В. Г Карпов, исследуя конструкции с чок на материале хакасского языка, оценивает их как, «определительные словосочетания, подобные прилагательным, способным субстантироваться:
'Раздетого (кто без одежды) одень, безлошадного (того, у кого нет лошади) посади на лошадь'. Модель, где к отрицанию чок присоединяется аффикс Д.п., N + чок/ка одна из продуктивных моделей наречного
словообразования в тувинском языке: уш-баш чокка 'беспорядочно', ьят чокка 'беззастенчиво'.
Как лексическая единица слово чок используется в диалогической речи для отрицательного ответа при вопросе собеседника, для возражения, несогласия с высказанной собеседником мыслью, отказа выполнить его просьбу и т.д. В этой функции чок соответствует русскому слову нет. Слово чок может употребляться в функции отрицательной частицы, находясь в начале предложения, также выражая отрицание (опровержение) предшествующей мысли, несогласие, возражение: Чок, чок, черле чедирип каайн (СС, 25) 'Нет, нет, все-таки до дома доведу'. Чок, силер-биле кады чоруурмен 'Нет, поеду с вами'. Частица чок 'нет' выражает полное отрицание, находясь в препозиции перед предложением, подчеркивает его отрицательный смысл или выражает отрицание предшествующей мысли в сочетании с отрицательной формой глагола в роли предиката: Чок, ол кажан-даа ам менче ээп кел\бес 'Нет, никогда он ко мне не вернется'. Актуализирует отрицание сказуемое, выраженное отрицательной формой глагола, усилительная частица =даа при вопросительном местоимении: Чуу-даа чок 'Ничего нет'.
В позиции перед предложением обозначает запрет:
а) в сочетании с глаголом в отрицательной форме на =бас. Чок, бээр кирбес! 'Нет, сюда нельзя заходить';
б) со словом хоржок нельзя, усиливая его значение: Чок, хоржок! 'Нет, нельзя! '
в) в сочетании' в аналитической конструкцией =п болбас: Чок, ты-нып болбас! 'Нет, нельзя дышать!'
В древнетюркском языкеjoq, кроме своего прямого значения 'нет, отсутствующий', имело вариант 'бедный, неимущий', что сохранилось в хакасском и алтайском языках, а в тувинском его заменило монгольское ядыы 'бедный'.
Предикативные функции слова чок в элементарном простом предложении на материале тувинского языка рассмотрены Н. Ч. Серээдар
[1996]. В работе «Структурно-семантическая организация предложений наличия, локализации, количества и отсутствия в тюркских языках Южной Сибири» Н. Ч. Серээдар, Е. И. Скрибник, М. И. Черемисиной
[1997] проведено сопоставление с другими тюркскими языками. К тому, что сказано в указанных работах, нам бы хотелось добавить, что в тувинском языке простые предложения со сказуемыми чок имеют парадигму лица; но она не так активна в 1 и 2 лицах, как в 3 лице, что послужило основанием для вывода, сделанного Серээдар Н.Ч., о том, что «предикат чок в тувинском языке не принимает показателей лица: не согласуется с подлежащим в числе». Наши материалы и данные,
полученные от носителей языка, показывают, что в 1, 2 лице предикативное слово принимает аналитические показатели лица: Бо чурукта кижилер аразында мен чок мен 'Среди этих людей на фотографии меня нет (я отсутствую)'.
Чок/ чогул/ чогыл, как предикат, выражает настоящее время самостоятельно (без связки), иногда прибавляется утвердительная модальная частица =тыр: Ол дайзын ам чок-тур 'Этого врага теперь нету'. Для обозначения прошедшего времени в тувинском языке с предикатом чок используются вспомогательные глаголы тур- чор-; бол-; апар-; кал-: чок тур\ган (ду) 'не было', чок чора\ан (ду) 'не было', чок бол\ган (ду) 'не стало, не было, не оказалось', чок апар\ган (ды) 'не стало', чок кал\ган (ды) «не стало, не осталось'. Для выражения будущего времени с предикатом чок, кроме глагола чор-, употребляются названные выше вспомогательные глаголы: чок турар 'не будет', чок болур 'не будет, не окажется', чок апаар 'не станет, не будет', чок калыр 'не будет, не останется'. В шорском языке для выражения времени предиката чок могут употребляться вспомогательные глаголы пол-, кал-: чок пол- 1. исчезнуть; 2. стать невидимым; в хакасском для обозначения времени предиката чок используется пол-.
Таким образом, для выражения времени с предикатом чок во всех южносибирских тюркских языках используется только вспомогательный глагол бол• 'быть', а в тувинском языке четыре вспомогательных глагола, они варьируются в зависимости от выражаемого времени и акциональных значений.
Слово чок в тувинском, хакасском, шорском, алтайском языках используется как производящая основа, принимает на себя словообразовательные аффиксы: -та, -нчыг, -сыра, образующие глаголы от именных основ; в тувинском языке и аффикс -тыг, образующий прилагательные от имени существительного. В тув. чоктаар 1. 'замечать отсутствие кого-л, чего-л.' 2. 'скучать, тосковать'. Чоктуг 'ничего не имеющий (букв, имеющий ничто)'. Чоктанчыг 'тоскливо, чувствовать, замечать отсутствие кого-л.'. Чоксураар 1. 'замечать отсутствие кого-л. 2. 'тосковать, скучать'. В шорском языке из данных вариантов есть чок-сын 1. 'тужить (о потере)'; 2. 'тосковать'. В алтайском языке ]оксыра 'обеднеть, разориться, обнищать; нуждаться1. Локто 'уничтожать'; joKmon сапды 'уничтожил все'. Лкту 'бедняк; бедный, неимущий'; 'бедность, нужда'; мениц]ангысуулыма}окту албаты балдарынан ка-найып эш табылбас? 'Неужели не найдется пара моему единственному сыну среди детей бедняков?' В хакасском языке чохсынарга 'чувствовать отсутствие кого-л, тосковать'. В свою очередь производные глаголы от чок принимают соответственно залоговые аффиксы. Используя общетюркские модели словообразования, каждый язык реализовал соб-
ственные вариации, но образовал слова с общим значением 'тосковать, чувствовать, замечать отсутствие кого-л.'
В числе других лексичцеских средств выражения отрицания мы называем частицу эвес 'не'. Слово эвес в тувинском языке, как и его соответствия в тюркских языках, выражает отсутствие у референта признака. Общее грамматическое значение состоит в непризнании говорящим конкретного объекта: 'это не лошадь', то есть по призна-
кам это не лошадь, а какое-то другое животное. Частица эвес привносит в этом случае семантику 'несоответствие с названным объектом'.
Кроме признаков предметов, с помощью предиката эвес могут отрицаться и обстоятельственные предложения:
эвес бис 'Мы же не были на войне'. При прилагательных в атрибутивной функции данный экспонент отрицания актуализирует семантический вариант отсутствия и наличие нового качества признака: Оол
'Мальчик не подвижный (расторопный), а скромный'. При существительных и местоимениях эвес отрицает предмет или лицо, а также указывает на наличие другого лица: Су-дур эвес, а солун-дур 'Не сутра, а газета'.
Эвес также может подтверждать наличие одного и другого качества (лица), то есть в одном лице два качества: М. Бараан чугле аттыг-сураглыг ацчы эвес, а дуржулгалыг ивижи 'М. Бараан не только знаменитый охотник, но и опытный оленевод'. Употребляясь между повторяющимися существительными, эвес образует в тувинском языке превосходную степень сравнения:
'Праздник из праздников (букв: праздник не праздник) делал, благоденствие не благоденствие блаженствовал он'. Посредством слова эвес реализуется отрицательный аспект наречий. Для тувинского языка более типично выражать отрицание наречий посредством логического ударения: Бо дайынныц эгелэ-Эни дуун эвес 'Эта война началась не вчера.'
В предложении эвес, находясь после сказуемого (глагола), выражает некий качественный признак действия: Ол (Чараш-оол) дуун келген эвес 'Он (Чараш-оол) приехал не вчера.'
Для тувинского языка характерно то, что эвес может употребляться при именном сказуемом, выраженном отрицательным словом чок. Семантика такого рода высказываний изменяется на позитивное значение и обозначает наличие предмета, явления или признака, свойства, качества: чок 'нет' + эвес ' не' = бар 'есть'. Акта чок эвес, садыглажып-ла тургай бис 'Деньги же есть, поторгуемся.'
Спецификой тувинской частицы эвес является то, что она реализует отрицательный аспект сказуемости. В этом случае эвес выполняет
грамматическую функцию отрицания. Все высказывание имеет отрицательное значение.
Эвес также может сочетаться с отрицательной формой глагола. Удвоение отрицания, как всегда дает позитивное значение, одновременно резко усиливая экспрессию напоминания об известном собеседнику факте или обстоятельстве: Ол дыцнаваан эвес 'Он же слышал.'
Предложение с частицей эвес в конце, не выражающей отрицания может встречаться самостоятельно, не в составе сложного предпоже-ния: 'Прислу-
шайся. Какую песню поют.' Самостоятельное употребление предложения с частицей эвес, не выражающей отрицания, может быть результатом сокращения предложения, т.е. тем, что предложение является эллиптическим [Монгуш 1995: 35].
Предикат эвес в сочетаниях с другими служебными элементами образует аналитические конструкции: хире эвес 'не мочь', где частица хире обозначает возможность, способность. Менден веке вгде кижилер
'Кроме меня все остальные люди в юрте, спят, не обращая внимания на капли.' Это сочетание предполагает отсутствие внутренней возможности совершать действие. В сочетании с модальным глаголом шыда- 'мочь' шыдаар эвес передает привативное значение 'не мочь': Акым кадыы багай, ол ажылдап шыдаар эвес У брата здоровье плохое, он работать не может.'
В тувинском языке чок и эвес могут быть синонимами: херек эвес кижи 'не нужный человек' - херекчок кижи 'не нужный человек'.
Одной из моделей выражения отрицания при помощи эвес в тувинском языке является конструкция бар+эвес: Бистерде кем бар эвес,
'У нас нет вины, поэтому молча согласились.' Сочетание бар эвес, употребляясь с атрибутивным причастием в отрицательной форме, передает позитивное значение: Олар-ныц думчуун сукпас чери бар эвес 'Они везде суют свой нос'
Эвес в тувинском языке оформляется показателями родительного, дательного, местного, исходного и направительного падежей: эвестиц, эвеске, эвесте, эвестен, эвесче: Ырак эвестиц аргазы чок 'Нельзя сказать что недалеко'; а также лично-притяжательные формы башкы эве-зим мени бичии-даа эпчоксундурбаан 'нисколько не смутило то, что я не учитель'; ном номчуурунга ынак эвезим билдингир 'известно, что не люблю читать книги' говорят о возможности субстантивироваться со-
Для выражения отрицания в тувинском и других тюркских языках Южной Сибири используется частица неведения та.
Ответом на вопрос может быть самостоятельная частица та со значением 'не знаю, неизвестно'. Ответ от имени первого лица может вы-
ражаться лишь одной частицей та, то есть может составлять самостоятельное предложение: Ootf адын Эрес den канчап билир кижи сен? -den Чинчшдейден айтырган. - Та. 'Его кличку Эрес откуда ты знаешь? - спросил я у Чинчилдея. - Не знаю'.
Частица та употребляется препозитивно при:
- предложениях со сказуемыми, выраженными глаголами со значением 'владеть информацией, оперирование информацией' в их отрицательных формах: Та, бшбедим. Не знаю.
- вопросительных местоимениях: та КЫМ 'неизвестно кто', та кан-дыг 'неизвестно какой', та чуу 'неизвестно что'.
- прилагательных: та кара, та ак 'неизвестно черный или белый';
'неизвестно правда или неправда'.
- наречиях: 'неизвестно летом или зимой'.
- глаголах (положительных и отрицательных формах): та келир, та келбес 'неизвестно придет или не придет.'
Повторяющаяся частица та...та при однородных членах предложения являются одновременно и средствами связи между ними: Та адыы, та берулери чипкеп 'то ли медведь (их), то ли волки (их) съели'.
Редко, но может сочетаться союзом ийикпе: Сулде бо, мээц окта-рым дээпкени ол ийикпе, та вскелери дээпкен 'Удивительно, или мои пули попали в цель, то ли другие попали.'
Как правило, сочетание частицы неведения и частицы сомнения ий-
встречается при однородных вводных предложения как средство связи между предложениями.
Частица неведения та, входя в состав вводных конструкций, передает значение сомнения:
тырыгвйуп туруп берген 'Неизвестно, почему-то его стал терзать один вопрос'
Таким образом, частица неведения та активно используется для выражения отрицания, а конкретно - в части неведения, как самостоятельно, так и в сочетании с другими средствами отрицания. Значение неведения усиливают глаголы оперирования информацией с отрицательными формами.
В хакасском языке встречается форма на таац 'не знаю, кто его знает, не имею представления', она выражает мягкую форму отрицания, сомнения в достоверности сведений. В тувинском языке мягкую форму отрицания передают сочетания
'не знаю', ой та 'ой, не знаю', но при этом важную роль играет интонация.
Лексема чада- передает значения 'не мочь, не быть в состоянии; не удаваться'. Форма невозможности совершить действие образуется аналитически, путем сочетания деепричастия на =п основного глагола и
вспомогательного глагола чада-, уже своей основой выражающего невозможность в силу внешних причин совершить действие.
С аффиксом отрицания глагол чада- в значении 'не мочь' не употребляется. Чадавас в тувинском языке имеет значение 'возможно, наверное'. Также в тувинском языке есть вариант с отрицанием чадапчок, которое является синонимом слова чадавас. Нам кажется, чада- присоединив к себе аффикс =вас или слово отрицания чок, переходит в другое значение, так как оно уже в себе несет отрицательное значение. Аналогичная форма невозможности совершить действие, образуемая таким же глаголом jada jala 'не мочь', зафиксирована в желтоуйгур-ском языке, где она составляет его специфику [Рассадин 1987: 166]. Этот же глагол можно, видимо, проследить в хакасском наречном слове чадап 'едва, кое-как, с трудом', с ним можно сопоставить киргизское хада во втором его значении 'оказаться неспособным, немощным', уйгурский глагол йадимак 'худеть, истощаться; изнуряться, утомляться' [Рассадин 1978: 167].
В тувинском языке чада-, как вспомогательный глагол, несет модальное значение невозможности:
гдым 'Из-за того, что сердце болело, не смог спать'; Чогум ол Тыва кайда турарын сактып чадап ор мен 'Вообще-то где находится эта Тыва, не могу вспомнить.'
На наш взгляд, тувинский язык заимствовал из монгольского глаголы ядах со значением 'не мочь, не уметь, не быть в состоянии, не иметь возможности', чадах, который имеет значение 'мочь, быть в состоянии, уметь; осилить, одолеть; иметь возможность'. В тувинском языке соответственно используются глаголы чада- 'не мочь' и шыда- 'мочь'.
Глагол чада- в тувинском языке употребляется при обозначении невозможности совершить действие не только физически, но и внутренне.
Лексема чажа//чеже 'не, нет'; чажам аи 'не хочу'; чажам дивес 'не отказываться (букв.: нельзя говорить не хочу)'. Мы его определяем как междометное слово.
Лексема чажа в тувинском языке употребляется при передаче несогласия, отказа выполнить какое-либо действие: Чажам, ооц-биле врге-левесмен, кажарлаар-дыр 'Нет, с ним теперь не пойду ловить сусликов, хитрит он.' От слова чажа в тувинском языке образуется глагол: чажа\м\ай\па\ 'отказываться', где =м - аффикс 1 лица, аи- междометие, ~ла - глаголообразующий аффикс: Чуге чажамайлаар сен? 'Почему ты отказываешься?'
Лексема чоор 'не нужно, не надо'; чоор боор ону 'не надо его, ну его, зачем его, куда его'. Хоюгбанньщ дугайында чугаалааш чоор сен. Бодуц дугайыцда чугаала! 'Не нужно про Хоюгбана рассказывать. Го-
Чоор в основном употребляется постпозитивно с деепричастиями на =п, =гаш: Ону кыл\ып (кыл\гаш) чоор сен 'Зачем тебе это делать, не нужно это делать.'
Будучи предикатом, принимает лично-предикативное оформление: чоор мен; или лично-притяжательный аффикс, но при этом следом обязательно идут номинализатор ол: Ону чооруц ол. 'Зачем тебе это'.
Во второй главе «Лексемы со значением отсутствия, лишенности чего-либо» представлены слова с имплицитным отрицанием. Сюда входят слова с общей семантикой «отсутствия, лишенности чего-либо, какого-либо признака». Лишенность понимается здесь как отсутствие признака либо в силу объективной необходимости, либо в силу каких-то других причин. Выявленные нами лексемы сгруппированы по принадлежности к человеку, вещам, животным. Всего выявлено таких лексем больше 50.
Самую большую группу составляют слова, характеризующие человека. 1) его физические недостатки: например слово mac имеет значения: 1.'лысый, плешивый (лишенный волос)', 'безволосый'. 2. 'голый, со скудной растительностью (лишенный растительности)'. Практически во всех тюркских языках mac имеет все названные выше значения. А современный тувинский язык развил абстрактное, конкретно-оценочное значение 'отлично, прекрасно, очень хорошо'. В древне-тюркском языке taz, имело те же значения: bas taz bolsar 'если на голове плешь' [ДТС 1969: 543]. Дулей 'глухой, отсутствие слуха' М. Рясянен в казахском, тувинском, киргизском, тофаларском, алтайском и якутском языках трактует как монголизм со значением 'глухой'. В казахском оно имеет значение 'полоумный'. По нашим материалам в сибирских тюркских языках заимствованное из монгольского языка слово хой' функционирует в тувинском и тофаларском языках, в остальных -алтайском, хакасском, шорском используется слово а в тувин-
ском языке оно имеет значение 'засоренный, забитый'. Слово согур 'слепой' в тувинском языке, кроме прямого значения, передает семантику 'не владеющий информацией'. В алтайском сокор и тофаларском согур, зафиксировано в прямом значении. А в хакасском и шорском языках вместо него используется общетюркская модель N < -> чок: харах чох (карак чок) 'глаз (зрения) нет'. В древнетюркском языке было близкое по произношению слово которое имело следующие значения 1. 'безрогий (о животных)'; 2.'безволосый (о человеке)' [ДТС 1969: 509]. Психические и умственные недостатки человека передают общетюркские слова: тек 'пустой', тик 'ноль'. Тек 'ничего не понимающий (не знающий) человек; а) 'неспособный учиться'; б) 'ничего нет, пусто': Карманым тек 'Карман мой пустой'. В алтайском языке
так дьер 'голая земля, земля без травы'. В шорском языке оно обозначает 'напрасный, бесполезный'.
Абсолютное отсутствие денег, знаний передает слово тик 'ноль'. Тик кижи 'ничего не понимающий человек, полный невежда'. Это слово не зафиксировано в алтайском, шорском языках. В хакасском тик обозначает 'бесплатно, без оплаты': 'бесплатная медицинская помощь' толегчох (тик)медицина [РХС 1961: 56].
Группа слов, дающих значение «без одежды»: чанагаш 'голый, без одежды, без верхней одежды'. В алтайском у'ылшгш« и тофаларском чаланаш, в шорском чылаш. В хакасском языке в значении 'обнаженный' используется слово чалаас. В эту же группу входит слово 'голый, без штанов', а также в значении 'нищий'. В древнетюркском языке в этом значении употреблялось слово В алтайском языке
шалтак 'без штанов, голозадый'. В хакасском используется модель
Сравнивая материалы древнетюркского и современных тюркских языков, можно предположить, что в алтайском и тувинском сохранилось древнее слово, причем в обоих ЛСВ «нагой и нищий». В хакасском языке оно не сохранилось. В тувинском параллельно используются монгольские заимствования лый', которые могут употребляться в сочетании со словом чанагаш: эвеген чанагаш, учуген чанагаш 'абсолютно голый'.
Слова, обозначающие социальное положение: бот 'незамужний', 'неженатый'; сурас 'внебрачный ребенок, без отца'; дулгуяк 'вдовец, вдова, вдовый (человек, лишившийся супруга/супруги)'; без родителей'. Л. С. Кара-оол в своей работе «Термины родства и свойства в тувинском языке» подробно рассмотрела все лексемы со значением лишенности, связанные с социальным положением человека. Все они являются общетюркскими, кроме слова сурас, которое отмечено как региональное в тюркских языках Сибири [Кара-оол 2004: 131].
В группу «без средств передвижения, без чего-либо» входит одна лексема чадаг 'пеший, без транспорта'. Данное слово употреблялось в этом же значении в древнетюркском языке: ]ас!ау: ]а<1ау екШ1 С]Ор 'пешее войско я уничтожил в большом количестве во второй день' [ДТС 1969:222].
Выявлена группа «отсутствие предмета в некотором пространстве», куда входят лексемы: куруг 'пустой', кургаг 'сухой', ээн 'бесхозный', хюс 'пустой', шыпшыц 'безмолвный', шимээн 'безмолвно', омаа-хоц 'нет', кара 'бесснежный', ак 'безлесый', актыг 'невинный', сураг 'без вести, нет', алага 'нет вестей'. Из них общетюркскими являются куруг, кургаг, ээн, хос, кара, ак, актыг. Монгольского происхождения: сураг, алага. Тибетским может быть слово омаа-хоц, некоторым образом из-
менявшее фонетический облик (ср.: тиб. ом аа хум; тув. омаа-хон), сопровождающее буддийский обряд очищения, в тувинском языке имеет значение 'пусто, ничего нет'.
В лексико-семантическую группу «лексика, характеризующая животных» входят всего 6 слов: децгур 'безрогий', кызыр, суеай с одним и тем же значением 'яловый, бесплодный', хаш 'лысый, безволосый',
встречается в алтайском, в тофаларском языках. В хакасском муус чох, тойман. Слово кызыр встречается во всех южносибирских языках с тем же значением. Сувай имеется, кроме тувинского, в алтайском. Чавыдак 'без седла, неоседланная', употребляется в хакасском (чабыдах), алтайском (]абы-дак). От слова чавыдак в тувинском образован глагол чавыдактаар 'сесть верхом без седла'. Чакпыыл употребляется только в тувинском языке.
В следующую группу входят разные по значению прилагательные: хээрек 'непрочный', саарзык 'нечетный', бош 'незакрепленный'; 'пустой', хор 'неэкономичный', хей 'пустой', 'напрасный, не нужный', хо-озун 'пустой, бессодержательный'. Из данного списка слов бош в том же значении употребляется, начиная с древнетюркского периода, во всех тюркских языках не только сибирского ареала.
Таким образом, лексика с имплицитным отрицанием в основном передает конкретное значение отсутствия, лишенности. Их основу в сибирских тюркских языках составляют общетюркские слова, но в тувинском языке имеется довольно значительный слой лексики монгольского происхождения, чем и отличается тувинский язык от других современных южносибирских тюркских языков.
Глава III. Словообразовательные функции слова чок.
В тюркологической литературе аффиксы наличия и отсутствия рассматриваются в составе различных категорий аффиксов: словообразовательных и формообразующих, что в принципе отражает те функции, которые могут выполнять аффиксы наличия и отсутствия.
В тувинском языке, как в хакасском, тофаларском, шорском, якутском, отсутствует привативный аффикс =сыз, распространенный и весьма активный во всех остальных тюркских языках, включая древний. Лишь единственное слово вскус 'сирота' (метатеза от вксуз), отмеченное во всех тюркских языках Южной Сибири, содержит этот аффикс.
Способ образования с привативным значением по модели N <-> чок, антономичной прилагательным на =лыг, применяется кроме тувинского языка, в тофаларском, хакасском, алтайском, шорском и якутском. При этом в якутском и алтайском языках обязательно употребле-
ние имени в форме принадлежности 3-го лица (як. дьиэтэ су ох 'бездомный', алт. тузазы чок 'бесполезный', в хакасском, шорском и тувинском довольно часто этот показатель третьего лица опускается (хак. хоргыс чох 'бесстрашный', шор. эм чок 'бездомный', тоф. кол чжок 'безрукий') [Рассадин 1978: 85 - 86].
В тувинском языке чок, выполняя функцию исчезнувшего =сыз, обнаруживает способность к стяжению с предшествующим словом и, таким образом, перешел в разряд синтетических аффиксов, что заметно отличает тувинский язык от других сравниваемых языков, в других языках этот аффикс - аналитический.
В юго-восточном диалекте тувинского языка, а именно в тесхем-ском и эрзинском говорах, гласный о в аффиксе -чок/-жок гармонирует с гласными первого и последующего слогов: суггатчак (лит. суггат-чок) 'без водопоя', хемчек (лит. хем чок) 'без реки'. В центральном диалекте также можно наблюдать некоторые изменения: аажак (вместо лит. аажок) 'очень, сильно', аргажак (вм. аргажок) 'очень' [Куулар 2003: 143].
Таким образом, в тувинском языке, особенно в его диалектах и разговорной речи, слово чок имеет явную тенденцию превращения в синтетический словообразующий аффикс, что подтверждается его фонетическими вариантами. Кроме того, оно принимает активное участие в словообразовании.
В перечне слов, образованных посредством синтетического показателя отсутствия по модели N <-> чок, насчитали 63 лексемы. Модель продуктивна в современном тувинском языке. Список остается открытым.
Основной является модель N<-> чок/ADV, при помощи которой образуются в основном имена прилагательные с различными значениями. Семантику данной группы слов можно определить как «признак по отсутствию того, что сказано в основе».
Первую значительную часть составляют слова с оппозицией утверждение <-> отрицание: аайлыг 'имеющий порядок, упорядоченный' -аайжок 'беспорядочный, очень'; кемниг 'уродливый, дефективный; виновный, преступный' - кемчок 'невинный, безвредный'; аргалыг 'предприимчивый, находчивый; возможный, посильный; хитрый' -аргажок 'безвыходный'; децзипиг 'весомый, имеющий вес' - децзижок 'невесомый' - и их всего 24 слова. Не имеют оппозицию слова дуржок 'нахальный, наглый; грубый; жестокий', болчумчок 'ненадежный; непостоянный', так как в современном тувинском языке их основы утрачены.
Вторая группа слов утратили связь с первоначальной семантикой и выражают значение «очень, чрезвычайно, значительно» и, как правило,
принимают участие в выражении интенсивности признака, в них не усматривается оппозиция. Они могут составлять оппозицию утверждение <-> отрицание, если чок будет аналитическим показателем отрицания: аянныг - аян чок, эргелиг - эрге чок.
Эту группу составляют слова медээжок, аай-медээжок, оранчок, оцчок, угжок, усчок, ырмажок, эргежок, болганчок, аргажок со значением интенсивности; между собой они отличаются своими валентностями: эргежок чугула 'очень важно, очень важный', эргежок херек 'очень нужно, очень нужный', болганчок ужуражыр 'часто встречаться, часто встречающий'.
Сюда же относим слова тикчок > тик 'ноль'/ чок 'нет', эмгежок> эмге 'порядок'/чок 'нет', санчок > сан 'число, количество'/чок 'нет', которые в сочетании со словом хвй 'много' передают значение 'бесчисленное множество'.
Б. И. Татаринцев считает, что в «лексико-семантических вариантах многозначных слов (прилагательные, глаголы), в которых содержится оценка, отличается большей степенью абстрактности. Иногда в семантике подобных слов совмещаются противоположные оценки, а общая семантика при этом формулируется наиболее абстрактно» [1987: 16-17]
Такое явление в монгольских языках отмечает в своей работе С. Л. Чареков: «дальнейшее развитие абстрактного значения в прилагательных с суффиксом приводит и к возникновению переносных значений, при которых связь с семантикой исходной формы полностью утрачивается. При этом часто переносное значение возникает параллельно с прямым» [1990: 91].
Третью группу слов составляют слова с различными модальными значениями: магатчок 'возможно, может быть', чадапчок 'возможно', чугаажок 'безусловно', хоржок 'нельзя'. Сюда же условно отнесли союзы ынчалзажок, ынчалза-даажок, болзажок.
Можно полагать, что переход имени отрицания в соответствующий аффикс обусловлен влиянием монгольского языка, где имеется частица угуй 'нет', типологически близкая к чок. Считается, что монгольский аффикс отрицания =гуй произошел от слова угу« [Чареков 1990: 91].
Об этом говорит и тот факт, что из анализируемого списка большая часть слов являются полукальками и собственно тувинскими образованиями, возникшими позже. Полукальки: медээжок 'очень, сильно' (монг.: мэдгуй), хелчок 'очень, сильно' (монг.: хвлгуй), кемчок 'безвинный' (МОНГ.: гэмгуй). Всего 21 слово.
Сперва были заимствованы и освоены семантически и фонетически основы небольшой группы монголизмов, так как в монгольском они не имеют форм с привативным значением, а затем на тувинской почве образовались слова аянчок 'очень, необычайно, необычайный', двскел-
чок 'непоседливый, беспокойный, неугомонный', оранчок 'гораздо, значительно, очень', харыкчок 'бессильный, немощный: кое-как' и т.д.
Собственно-тувинские образования: аажок 'очень', аайжок 'очень', адыжок 'безымянный', ажылчок 'безработный', чецижок 'безрукавка', децзижок 'невесомый' и т.д. Всего 20 слов.
Лишь 5 слов можно определить как имена существительные со значением «не имеющий того, что сказано в основе». Они построены по модели 'имеющий
работу', куржок 'женщина' (встречается в речи тувинцев Монголии). По варианту модели N//Зл. <-> чок^ образовалось 3 существительных: адыжок 'безымянный' - аттыг 'имеющий имя, с именем', 'безрукавка', 'женщина' (архаизм, название жен-
щины в дореволюционной Туве).
Модель Tv=ean /чок представлена одним словом болганчок 'часто, обычно'. Бол\ган - эта форма причастия прошедшего времени от глагола бол-. Обращает на себя внимание, что в тувинском языке болган-на и в хакасском языке полган на имеется прямое соответствие в монгольских языках: п.-монг. Ьо1уап; монг. болгон 'каждый, еже- bolyan 'ежедневно') [ЭСтувЯ 2002:242].
По модели П=п <~> чок образовалось одно слово чадапчок 'может быть, возможно, вероятно'. Чадап в тувинском языке является деепричастием формой на -п. Сам глагол чада- имеет значения 'не мочь, не быть в состоянии; не удаваться'.
Слитное написание чок, на наш взгляд, уже является признанием перехода слова чок в аффикс. Переход служебных слов в аффиксы известно не только в тувинском (например, аффикс направительного падежа), но и в других тюркских языках. Так в турецком пор-, в хакасском -ча/-че или -чадыр/-чедгр стали аффиксами.
Чок стягивается, как правило, с именами существительными; реже -с причастиями прошедшего времени, и в основном образует имена прилагательные, в меньшей степени - наречия. Образована небольшая группа имен существительных, несколько союзов и частиц. Процесс перехода частицы чок в синтетический аффикс, возможно, произошел под влиянием монгольского; и в настоящее время этот процесс можно оценивать как активный. Тувинский язык отличается от сравниваемых южносибирских тюркских языков тем, что от слова чок образовался синтетический словообразовательный аффикс с двумя вариантами -чок/-жок.
В Заключении даны общие выводы по диссертации.
Вследствие исчезновения древнетюркского аффикса отрицания =сыз в сибирских тюркских языках для образования отрицательных форм имен используется постпозитивная частица
Это универсальное средство отрицания во всех тюркских языках служит выразителем отрицания не только на лексическом, но и на грамматическом уровне. С этим связана и проблема определения час-теречного статуса данного слова.
Особенностью тувинского языка является то, что чок переходит в разряд словообразовательных аффиксов. В целом, сохраняя характерную для сибирских тюркских языков конструкцию, тувинский язык вышел из этого положения путем калькирования монгольских слов, а в последующем образованием собственно тувинских слов. В этом случае чок стягивается с именами существительными и с причастиями прошедшего времени и в основном образует прилагательные (кемчок, двскелчок, еражок и т.д.,/ всего 53 слова, наречий (аажок, хвлчок, сан-чок) всего 10, а также небольшую группу имен существительных (херэ-эжок, адыжок, ажылчок) всего 5, союзов и слов модальными значениями 7. Ни в одном южносибирском тюркском языке данное явление не было зафиксировано.
Именной характер слова чок в тувинском языке проявляется в его участии в словоизменении. В тувинском и хакасском языках чок может изменяться по лицам. Притяжательная форма в свою очередь может изменяться по падежам. Предикативное слово чок выполняет функцию сказуемого в предложении.
Следующим общетюркским средством отрицания является слово эвес. Согласно своей внутренней структуре эвес имеет значение одновременного отрицания и имплицитного указания на существование противоположного.
Кроме того, тюркские южносибирские языки в своем лексическом составе имеют лексемы, выражающие отсутствие, невозможность, отказ (та, чада-, чажа и чоор).
Есть также лексемы, содержащие частные лексические значения «отсутствия, лишенности». Всего их зафиксировано в тувинском языке более 50 лексем.
Особое место в тувинском языке занимают слова сураг 'весть', 'отсутствие вести' и алага 'нет, отсутствует'. Слово сураг есть в алтайском, хакасском, шорском, якутском языках, но в значении 'вопрос; весть'. Слово алага в указанных языках отсутствует.
Публикации по теме диссертации:
1. «Выражение отрицания в 1-ой книге С.Сарыг-оола «Ангыр-оолдун тоожузу» // Юбилеи писателей. - Кызыл, ТывГУ. 1999. - С.56-60.
2. Имлицитное отрицание в тувинском языке // Эрдем шинжилгэ-эний ойллого. №2. Ховд, Монголия, 2000. - С.139-141.
3. Выражение отрицания в двухкомпонентных глаголах //«Становление и развитие науки в Туве». - Кызыл, ТывГУ. 2000. -
С.75-78.
4. Слово чок как словообразовательный компонент // Конгресс национальных систем образования «Юрта - традиционное жилище кочевых народов Азии». Кызыл, МОПО. 2004. - С.59-61.
Условные обозначения:
М.п. - аффикс местного падежа; Д.п. - аффикс дательного падежа; N - имя существительное; ДТС - Древнетюркский словарь; <-> - 1) знак присоединения словообразовательного аффикса; 2) знак оппозиции; РХС - Русско-хакасский словарь; Tv - основа глагола; ADV - наречие; АД1 - прилагательное; =п - деепричастие, =ган - причастие; \ -морфемные швы; / - знак
Отпечатано в ЗАО РИЦ «Прайс-курьер», тел 307-202, зак. № .тираж £СЮ
. -Й* J
w 4Si [
ч- ......f^/f^l
/
92
Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Дамбаа, Оксана Васильевна
Введение.3
Глава 1. Специализированные лексические средства отрицания в тувинском языке.13
1.1. Грамматическая характеристика слова чок.13
1.1.1. Участие слова чок в словоизменении.15
1.1.2. Лексическое значение слова чок.17
1.1.3. Предикативные функции слова чок.19
1.1.4. Выражение времени предиката чок.20
1.1.5. Слово чок как производящая основа.23
1.2. Другие лексические средства отрицания.29
1.2.1. Отрицательное слово эвес.29
1.2.2. Частицы отрицания.43
Глава 2. Лексемы со значением «отсутствия, лишенности чего-либо, признака».51
2.1. Слова, характеризующие человека.51
2.2. Слова, характеризующие психические и умственные недостатки человека.59
2.3. Слова, выражающие значение «без одежды».62
2.4. Слова, обозначающие социальное положение.64
2.5. Слово чадаг.66
2.6. Слова со значением «отсутствия предмета в некотором пространстве».67
2.7. Лексико-семантические варианты слов со значением лишенности, образованные на основе переносных значений.71
2.8. Слова со значением «недостаточность признака».75
2.9. Лексика, характеризующая животных.76
2.10. Слова со значением «отсутствие вести».78
2.11. Другие группы лексем с имплицитным отрицанием.82
Глава 3. Словообразовательные функции слова чок.86
3.1. История изучения словообразовательной функции слова чок.86
3.2. Слова, образованные при помощи чок в тувинском языке.88
3.2.1. Модель Им.сущ. <-> чок = Прил. п
§.88
3.2.2. Модель Имена <-> чок = АБУ (множество).111
3.2.3. Модель N <-> чок = АШ.117
3.2.4. Модель N <-> чок = АБ1.126
3.2.5. Модель N <-> чок = / N.132
3.2.6. Модель Т прч-ган <-> чок.134
Введение диссертации2005 год, автореферат по филологии, Дамбаа, Оксана Васильевна
Отрицание относится к числу категорий, рассматриваемых не только в языкознании. Отрицание в языке, будучи абсолютной универсалией, является одной из важнейших общелингвистических категорий, изучаемых всеми разделами современного теоретического языкознания.
Отрицание отличается многогранностью и потому является объектом изучения не только лингвистики, но и философии, логики, психологии и других наук. Связь его с другими отраслями науки послужила импульсом к развитию разнообразных взглядов на природу и сущность отрицания.
Обзор обширной логико-философской и лингвистической литературы по указанной теме содержится в работах К. Дондуа [1948], H.A. Булах [1954], С.А.Васильевой [1958], И.Н. Бродского [1960, 1973], Л.И. Шипулиной [1961], В.Н. Бондаренко [1983] и др., в которых подвергаются критическому анализу и классификации различные концепции и направления в понимании категориального содержания отрицания.
В лингвистике сущность языкового отрицания определялась по-разному. Как чисто субъективное проявление человеческой психики трактуют отрицание сторонники психологической концепции [Гриннекен 1907; Есперсен 1958; Потебня 1958 и др.]. Отрицание интерпретируется как порождение различных психических (чувственных) реакций говорящего, как выражение чувства сопротивления или запрета [Гриннекен 1907]; как экспликация того, что ощущается противоречием между ожидаемым (или вообще возможным) и действительным, как отражение чувства разочарованности, контраста [Дельбрюк 1887], чувства отвращения [Есперсен 1918] и т.д. Таким образом, согласно данной концепции, отрицание выступает не как отражение действительности, а как проявление психики человека, его психологических и эмоциональных чувств.
Как индикатор с функцией отклонения или коррекции мнения адресата понимают отрицание сторонники прагматической концепции [Stickel 1975,
Schmidt 1973]. Они рассматривают отрицание как внутриязыковое явление, как чисто лингвистическую категорию, выражающую только отношение говорящего к мнению о положении дел в объективной действительности (оцениваемом как неверное), ничего не сообщая о действительном положении дел в объективной реальности. Отрицание, по их мнению, есть коммуникативная операция, отклоняющая или корректирующая мнение адресата, то есть отрицание есть речевой акт, цель которого не в сообщении новой информации, а в том, чтобы опровергнуть мнение адресата.
Признавая отрицание как самостоятельную категорию, имеющую аналог в самой объективной реальности, некоторые отечественные лингвисты интерпретируют отрицание как выражение объективной разъединенности [Васильева 1958; Булах 1962; Озерова 1978 и др.]. Отрицание понимается как категория, выражающая разъединенность того, что разъединено в действительности. Однако, как справедливо отмечают исследователи, разъединенность в пространстве может относиться только вещам, а не к вещи и свойству, т.к. свойства не имеют самостоятельной пространственной локализации, они не имеют бытия вне своих носителей.
В научной литературе нет единого мнения также относительно лингвистического статуса языкового отрицания. Оно определяется как синтаксическая [Булах 1954], грамматическая [Шендельс 1977; Озерова 1978], логико-грамматическая [Бондаренко 1983] категория. В языкознании представлена также точка зрения, согласно которой отрицание рассматривается в рамках категории модальности [Кодухов 1979; Баранникова 1973].
Однако на этот счет существуют и противоположные взгляды [Шендельс 1959, Бондаренко 1983], согласно которым, формы утверждения и отрицания, а также модальность, по сути, разные языковые явления. Данное мнение в тюркологии разделяют Р. Сибагатов [1984], А. Нурманов [1984]. Так, Р. Сибагатов пишет, что «реальная модальность и утверждение и ирреальная модальность и отрицание, в конечном счете, соприкасаются, предполагают друг друга, но не отождествимы» [Сибагатов 1984: 196]. При любом виде модальности могут иметь место, как утверждение, так и отрицание.
Ряд языковедов интерпретируют отрицание не как объективное, а как субъективное значение нереальности [Пешковский 1956], т.е. утвердительные и отрицательные предложения различаются якобы не по содержанию выраженных в предложении отношений объективной действительности как таковых, а по своему модальному характеру, по оценке реальности этого содержания [Адмони 1956: 164].
В.Н. Бондаренко утверждает, что в действительности отрицание «выражает отсутствие, несуществование не только связей, но и самих предметов, явлений и их признаков (качеств, свойств, состояний, связей, отношений и т.п., т.е. всего, что, так или иначе, характеризует данный предмет [Бондаренко 1983: 59].
Многообразие подходов к исследованию и неоднозначность понимания термина «отрицание» в определенной степени связаны с различием взглядов на способы выражения отрицания. Представляется возможным выделить две основные точки зрения на этот вопрос. Первая из них, наиболее традиционная, получившая свое развитие в формально-грамматическом направлении языкознания, ориентирована на специализированный способ выражения через отрицательные слова [Шендельс 1959; Булах 1962; Падучева 1974 и др.]. По мнению приверженцев второй точки зрения [Орлова 1972; Озерова 1978 и др.], отрицание включает в себя явления разноуровневые: лексические, словообразовательные, фразеологические, синтаксические. Данное направление широко представлено в отечественном и зарубежном языкознании.
Принимая в качестве базисной последнюю концепцию, на наш взгляд наиболее адекватно отражающую сущность лингвистического отрицания, мы принимаем положение А.И. Бахарева о том, что «отрицание в языке - это констатация отсутствия предмета, признака, явления, выраженная языковыми средствами» [Бахарева 1961: 5]. Из такого понимания природы отрицания следует, что категориальное содержание лингвистического отрицания составляет соответствующая логическая категория, т.е. отражение небытия, инобытия, лишенности, противопоставления, исключения и пр. Однако исходные категории не всегда демонстрируют абсолютное соответствие, хотя логическое отрицание, в конечном счете, так или иначе должно быть выражено языковыми средствами. Лингвистическое отрицание, обладая относительной самостоятельностью, имеет собственный объем знаний, не адекватный логической категории. Будучи неразрывно связанным, с языковыми средствами выражения, и вследствие этого, отличаясь от логического отрицания по некоторым параметрам, лингвистическое отрицание эксплицирует и другие денотативные значения: несогласие, возражение, опровержение, отказ, запрет, протест [Шумейко 1975], частичное отрицание, неопределенность [Рахимов 1973], предупреждение [Абдыгалиева 1991]. Оно может реализовать также интенсивное утверждение [Рахимов 1973], положительное суждение [Шендельс 1959; Бондаренко 1983; Ахатов 1984; Булах 1954; Нурманов 1984]. Как отмечает Е.И. Шендельс, «употребление отрицательных средств в предложении может преследовать совсем иные цели, чем выражение отрицательного суждения.
Иными словами, не всякое предложение с отрицанием соответствует отрицательному суждению и служит средством выражения не суждения, а запрета, вопроса и пр.» [Шендельс 1959: 130].
Данная категория остается еще малоизученной в тюркских языках. Почти во всех нормативных грамматиках по данному вопросу содержатся краткие сведения. Отрицание не рассматривается в тюркологии как важная грамматическая категория глагола, и в грамматических описаниях языков ей уделяется очень мало внимания. В грамматиках, в разделе «Морфология», отрицанию иногда посвящают отдельные параграфы. В «Грамматике тувинского языка» [1961: 294-296] имеется параграф «Отрицательная форма глагола». В «Грамматике хакасского языка» [1975], «Грамматике современного якутского языка» [1982] вовсе отсутствуют отдельные
параграфы, хотя в каждой временной форме изъявительного наклонения и в других косвенных наклонениях даются отрицательные формы глагола. В грамматиках других языков отрицания касаются в основном лишь отрывочно. Между тем отрицание является в тюркских языках универсальной языковой категорией.
Так, в них в качестве способа выражения выделены аффиксы отрицательной формы глагола -ба [-бе, -па -пе, -ва, -ее, -ма, -мё\.
Нельзя сказать, что в тюркологии вообще отсутствуют научные исследования по отрицанию. Оно было объектом специальных исследований как в отдельных тюркских языках [Рустамов 1956; Джангиров 1957; Джафаров 1955; Гуджиков 1963; Абдуллаев 1968; Садыкова 1973; Сафиуллина 1980; Нурманов 1982; Ахатов 1984; Абдыгалиева 1991], так и в сопоставительном плане [Мамедов 1967; Рахимов 1978;.Хасанова 1999; Пенжиева 2000].
В вышеуказанных исследованиях рассматриваются грамматические средства выражения отрицания (морфологические, лексические, синтаксические) в тех или иных тюркских языках, проводится различие между отрицанием в глаголе и именах.
Отдельные сведения об отрицании встречаются в работах А. Ходжаева [1959], А. Боржакова [1964], И. Суярова [1965], Н.Агазаде [1967], М. Шалекеновой [1970], Р.Г. Сибагатова [1978] и др., которые основное внимание уделяли другим проблемам языка.
Проведенный анализ различных аспектов данной проблемы позволил исследователям рассматривать отрицание в тюркских языках как самостоятельную категорию. Тем не менее, еще не выработан единый взгляд в определении места отрицания в системе того или иного языка: одни исследователи относят его к синтаксической категории, другие — к морфологической.
Отрицание рассматривается и в контексте лексикологии, при обсуждении служебных слов и частиц типа русских не и ни, тюркского }ок 'нет', эмес не' и в контексте словообразования, например, в немецком ип-, в грамматиках тюркских языков в связи с описанием средств выражения отсутствия =сыз и чок 'нет'.
Отрицание также рассматривается как частное и общее в плане выражения функционально-семантического поля.
Несмотря на малочисленность отрицательных слов, и аффиксов, их совокупность создает стройную лингвистическую категорию, пронизывающую лексику, морфологию и синтаксис языка.
Следует указать на относительно высокую частотность употребления средств отрицания в устной и письменной форм речи.
Если проблему отрицания в тюркологии можно считать более или менее разработанной, то этого нельзя сказать о тувинском языкознании. Между тем, факты, связанные с отрицательным значением слов, уже давно привлекали внимание исследователей. Еще в дореволюционных трудах по тувинскому языку Н.Ф.Катанова содержатся материалы по отрицанию [Катанов 1903].
В тувинском языкознании, как отдельная категория, отрицание не выделяется. Согласно тюркологической традиции, отрицание в тувинском языке относится к грамматической категории глагола. В этом ракурсе отрицание нашло описание в «Грамматике тувинского языка» Ф.Г. Исхакова, A.A. Пальмбаха [1961: 294].
Специальные исследования по проблеме лингвистического отрицания в тувинском языкознании не проводились. Однако немало важных и значительных явлений категории отрицания нашли отражение в работах тувинских языковедов, в которых рассматриваются другие лингвистические проблемы. В частности, следует назвать такие работы, как Ш.Ч. Сат «Синтаксические функции причастий в тувинском языке» [1960], Д.А. Монгуш «Настоящее заглазное время в тувинском языке» [1958], «О временных формах глагола в тувинском языке» [1959], «Формы прошедшего времени изъявительного наклонения в тувинском языке» [1963], «О синтаксических наклонениях и временах в тувинском языке», «Частица эвес как компонент в зависимой части сложного предложения» [1998], Ш.Ч. Сат, Е.Б. Салзынмаа «Амгы тыва литературлуг дыл» (Современный тувинский литературный язык) [1980], М.И. Черемисиной «Отрицание как грамматическая категория предложения» [1995], «Аналитические способы выражения отсутствия и отрицания в тюркских языках Южной Сибири» [1996], Н.Ч. Серээдар, Е.К. Скрибник, М.И. Черемисиной «Структурно-семантическая организация предложений наличия, локализации, количества и отсутствия в тюркских языках Южной Сибири» [1997].
На материале сопоставляемых языков лексические средства выражения отрицания в современном хакасском языке были предметом исследования в статье В.Г. Карпова [1987: 65-74]. По алтайскому, тофаларскому языкам сведения о категории отрицания можно увидеть в общих работах.
Несмотря на наличие ряда серьезных исследований, многие вопросы лексических и морфологических средств выражения отрицания, как в тюркологии, так и в тувинском языкознании, все еще продолжают оставаться недостаточно изученными.
Отрицание в тюркских языках, и в каждом языке в отдельности, имеет свою специфику. Для выявления общих тюркских и специфических черт тувинского языка в выражении отрицания на лексическом уровне в качестве сравнения привлекаются материалы древнетюркского, тюркских языков Южной Сибири и монгольского, который оказал значительное влияние на лексическую систему тувинского языка [Татаринцев 1974]. По своей семантической структуре и функциональной нагрузке оно может быть объектом не только одного, но и нескольких монографических исследований. Данное обстоятельство обуславливает актуальность исследования данной проблемы для тувинского языкознания и подтверждает обоснованность выбора темы диссертации.
Цель — дать всестороннюю характеристику средств лексического отрицания в тувинском языке в сопоставительном плане.
Для этого необходимо решить следующие задачи:
- выявить и описать лексические средства выражения отрицания в тувинском и сопоставляемых языках и определить их значения;
- дать наиболее полную характеристику основному средству отрицания чок
- составить список слов, передающих скрытое отрицание; выявить среди них общетюркские, региональные и специфические для каждого языка имплицитные отрицания;
- выявить общие и отличительные черты сравниваемых языков в лексическом отрицании; степень влияния монгольского языка;
- исследовать специфику функционирования отрицания в тувинском языке.
Положения, выносимые на защиту:
• Основными лексическими средствами выражения отрицания являются общетюркские слова чок 'нет' и эвес 'не', которые, как правило, сочетаются с именными частями речи и выражают именное отрицание, но могут сочетаться и с глагольными формами (-ган чок, =ар чок, =баан чок, -бас чок, =ган эеес, =ар эвес, -баан эвес, =бас эвес).
• Чок и эвес являются полифиункциональными (употребляются в предложении как частицы, предикативы, наречия и т.д.), и многозначными словами (реализиуют значения отрицания, отказа, запрета и т.д.).
• Спецификой тувинского языка по сравнению с другими тюркскими языками Южной Сибири является употребление чок в роли синтетического словообразовательного аффикса (под влиянием монгольского). Он реализует несколько моделей и образует различные группы слов: 1) имена прилагательные с привативным значением; 2) наречия меры и степени; 3) имена существительные; 4) союзы и союзные слова.'
• Остальные лексические средства выражения отрицания выражают частное отрицание. Основу списка слов с частным отрицанием составляет общетюркская лексика, каждый из тюркских языков Южной Сибири выработал собственные средства частного отрицания: шор. кал 'несоленый; невкусный'; алт. шалбыр 'неаккуратный'; хак. саёай 'бесповоротный'.
Научная новизна работы состоит в самой постановке вопроса. Впервые в тувинском языкознании предпринята попытка описания отрицания на лексическом уровне в сопоставлении с другими тюркскими языками Южной Сибири, древнетюркским и монгольским. В работе выявлены все лексические элементы отрицания, имеющие место в тувинском языке. В их числе и ранее не описанные средства выражения этого феномена, которые впервые введены в научный оборот. Дана всесторонняя характеристика слова чок как предикативного слова, частицы, аффикса отрицания. Определено, что под влиянием монгольского языка в тувинском языке слово чок стало синтетическим словообразующим аффиксом. Выявлена семантика моделей и список слов, которые строятся при помощи данного аффикса.
Теоретическую основу исследования составили теоретические положения и принципы, выдвинутые в трудах отечественных лингвистов. Основополагающими были приняты работы A.A. Бондаренко [1979], А.И. Бахарева [1980], а также теория функционально-семантических полей В.В. Бондарко [1983]. Также мы опирались на труды отечественных тюркологов Н.К. Дмитриева [1948], A.A. Юлдашева [1965], Е.И. Убрятовой [1977], A.M. Щербака [1977] и др.
Методика исследования. В соответствии с поставленными задачами в исследовании был использован описательный метод, метод компонентного анализа, метод лингвостатистики, сопоставительный метод и при необходимости сравнительно-исторический метод.
Материалом для анализа послужили выборки из произведений тувинского фольклора, классиков тувинской литературы и современных писателей, материалы публицистики, в количестве 11000 фраз, а также словарные статьи тувинско-русского [1968], русско-тувинского словарей [1980], «Древнетюркского словаря» [1969], «Опыта словаря тюркских наречий» [В.В. Радлова], этимологических словарей тюркских языков [1974, 1978, 1980, 1989, 1997, 2003], Б.И. Татаринцева [2000, 2002, 2004], «Толкового словаря тувинского языка» [2003]; по сравниваемым языкам сделана выборка из опубликованных научных работ, из серии публикаций и сборников научных трудов ИФ СОР АН, русско-хакасского [1961], тофаларско-русского, русско-тофаларского [1995], русско-шорского и шорско-русского учебного словаря [1993], толкового словаря якутского языка [т.1 2004], словаря Э. Пекарского [1959], ойротско-русского словаря [1947] и данные, полученные от информантов, носителей языков (хакасского, алтайского, шорского). Апробация работы
Результаты исследования получили отражение в докладах и выступлениях: на конференциях молодых ученых в г. Новосибирске (1992, 1994, 1995, 1996, 1997, 1999); на научно-методической конференции преподавателей ТывГУ, посвященной 100-летию со дня рождения A.A. Пальмбаха (1997); на международных конференциях «Письменность: становление и развитие науки в Туве», (2000); «Актуальные проблемы сохранения и развития языков, культур и истории народов Саяно-Алтая», посвященной 280-летию дешифровки древнетюркской письменности (2001); в конгрессе национальных систем образования «Юрта - традиционное жилище кочевых народов Азии» (2004); в научно-практической конференции, посвященной 60-летию вхождения Тувы в состав России (2004); в ежегодных научно-практических конференциях сотрудников и преподавателей ТывГУ.
По теме диссертации имеется 4 публикации.
Теоретическое значение и практическая значимость диссертации заключаются в возможности использовать результаты исследования на занятиях в вузе и школе, при разработке нормативной грамматики тувинского языка.
Структура работы. Работа состоит из введения, трех глав, заключения, 3 примечаний и списка использованной литературы.
Заключение научной работыдиссертация на тему "Лексические средства отрицания в тувинском языке в сопоставлении с южносибирскими тюркскими, монгольским и древнетюркским языками"
3.3. Выводы
Мы рассмотрели те лексемы, которые в литературном тувинском языке орфографически закреплены слитным написанием чок, что на наш взгляд, уже является признанием перехода слова чок в аффикс. Переход служебных слов в аффиксы известен не только в тувинском языке (аффиксы направительного падежа), но и в других тюркских языках. Например, в турецком -йор-, в хакасском -ча/-че или -чадыр!-чед{р.
Основной словообразовательной моделью можно считать модель
N <-> чок\ADV, при помощи которой образуются в основном имена прилагательные с различными значениями. Семантику данной группы слов можно определить как «признак по отсутствию того, что сказано в основе».
Первую значительную часть составляют слова с оппозицией утверждение <-> отрицание: аайлыг 'имеющий порядок, упорядоченный' аайжок 'беспорядочный', 'очень', кемчок 'невинный, безвредный' — кемниг 'уродливый, дефективный; виновный, преступный', аргажок 'безвыходный' аргалыг 'предприимчивый, находчивый; возможный, посильный'; 'хитрый', децзижок 'невесомый' - дещилиг 'весомый, имеющий вес', ёзулуг 'настоящий, подлинный; действительный, истинный; обязан' — ёзужок 'беззаконный, беспринципный; безобразный', ёралыг 'дурной, скверный; пагубный' - ёражок 'плохой, дурной; неприличный', ощуг 'имеющий сознание'— оцчок 'бессознательный, несознательный; крайне легкомысленный; очень, сильно', оптуг 'хитрый, ловкий; коварный; матерый' — опчок 'шальной, дурной; лукавый', ввделиг 'сносный, приемлемый, подходящий, хороший' — еедежок 'вялый, инертный, неэнергичный; никудышний, никчемный, плохой', санныг 'считанный, немногочисленный, малочисленный' - санчок оппозицию может составлять в сочетании санчок хвй 'бесчисленное множество', топтуг 'порядочный, благовоспитанный; степенный' - топчок 'неопределенный, нечеткий; ненадежный, неустойчивый; непонятливый', эптиг 'прилаженный; удобный' - эпчок 'неудобный, неловкий', туралыг 'желающий' - туражок 'нежелающий', хайлыг 'к сожалению; грешный; проклятый' — хайжок 'шаловливый, необузданный; чрезмерный, невыносимый', хамаанныг 'состоящий в родстве; имеющий отношение, причастный' - хамаанчок 'безразлично, равнодушно'; 'не только., но даже'; 'непричастный'), харыктыг 'имеющий силу, возможность' — харыкчок 'бессильный, не имеющий возможность', хептиг 'имеющий одежду, одетый, в одежде' — хепчок 'довольно хороший, неплохой', херектиг 'нужный; по делу' — херекчок 'не нужный, никчемный', хвеннуг 'имеющий настрой, желание' -х евнчок 'не хотя, не желающий', чазыылдыг 'выдержанный, дисциплинированный; хладнокровный' — чазыылчок 'невыдержанный; недисциплинированный', чайлыг 'свободный, незанятый'; 'имеющий свободное время'; 'посильный' - чайжок 'не имеющий свободное время', ыяттыг 'имеющий стыд' - ыятчок 'не имеющий стыд', эскиттиг — эскитчок, ырымныг 'апатичный, вялый, нежизнерадостный1 — ырымчок 'подавленный, мрачный; обессилевший'.
Не имеют оппозицию слова дуржок 'нахальный, наглый; грубый; жестокий', болчумчок 'ненадежный; непостоянный', так как в современном тувинском языке их основы утрачены.
Лишь четыре слова можно определить как имена существительные со значением 'не имеющий того, что сказано в основе', они построены по модели: N <-> чок \ К: адыжок 'безымянный' - аттыг 'имеющий имя', 'именной', ажылчок 'безработный' — ажылдыг 'имеющий работу', куршок, херээжок 'женщина'.
Вторая группа слов утратили связь с первоначальной семантикой и выражают значение 'очень', 'чрезвычайно', 'значительно' и, как правило, принимают участие в выражении интенсивности признака, в них не усматривается оппозиция В «Грамматике тувинского языка» хвлчок, аайжокПаажок отмечены как «формы усиления качества» (1961: 186-187). Они могут составлять оппозицию утверждение — отрицание, если чок будет аналитическим показателем отрицания: аянныг - аян чок, эргелиг — эрге чок.
В слове аажок > аа 'очень сильно' чок 'нет, не', если следовать общей схеме модели, должно было получиться значение 'несильно, не очень сильно', но в современном языке употребляется в значении 'очень' и функционирует в выражениях аажок солун 'очень интересно', аажок эки 'очень хорошо'. Слово аянчок самостоятельно может передавать значение 'превосходно, прекрасно, очень хорошо'; встречается и в сочетаниях типа аянчок эки 'очень хорошо'. К этой же группе следует отнести слова медээжок, аай-медээжок, оранчок, оцчок, угжок, усчок, ырмажок, эргежок, болганчок, аргажок со значением интенсивности; между собой они отличаются своими валентностями: эргежок чугула 'очень важно, очень важный', эргежок херек 'очень нужно, очень нужный', болганчок ужуражыр 'часто встречаться, часто встречающий'.
Сюда же относим слова тикчок > тик 'ноль'/ чок 'нет', эмгежок> эмге 'порядок"Ччок 'нет', санчок > сан 'число, количество'/ чок 'нет', которые в сочетании со словом хвй 'много' передают значение 'бесчисленное множество'.
Б.И. Татаринцев считает, что в JICB многозначных слов (прилагательные, глаголы), в которых содержится оценка, отличается большей степенью абстрактности. Иногда в семантике подобных слов совмещаются противоположные оценки, а общая семантика при этом формулируется наиболее абстрактно [Татаринцев 1987: 16-17]
Такое явление в монгольских языках отмечает в своей работе С.Л.Чареков: «дальнейшее развитие абстрактного значения в прилагательных с суффиксом -гуй приводит и к возникновению переносных значений, при которых связь с семантикой исходной формы полностью утрачивается. При этом часто переносное значение возникает параллельно с прямым: ахагуй 'не имеющий старшего брата' и перен. 'превосходный', 'важный', 'гордый' (axa 'старший брат'), галгуй 'без огня' и перен. 'ненаходчивый', 'инертный' (галл 'огонь'), дурсэгуй 'бесформенный', 'непохожий' и 'ужасный' (дурсэ 'внешность', 'облик', 'изображение').
При этом наблюдается постепенный переход суффикса от конкретного к обобщенно-грамматическому (Чареков 1990: 93).
Слова аажок, аянчок, аай-медээжок, медээжок, хвлчок, угжок являются синонимами в тувинском языке. Они в слитном варианте принимают участие в образовании превосходной степени имени прилагательного, являются наречием меры и степени. Раздельное употребление с чок передает значение отрицания.
Третью группу слов составляют слова с модальными значениями возможности: магатчок 'возможно, может быть', чадапчок 'возможно', чугаажок 'безусловно',хоржок 'нельзя'.
Сюда же можно отнести союзы ынчалзажок, ынчалза-даажок, болзажок.
Следует также отметить, что часть слов имеет аналоги в монгольском: кемчок 'невинный, безвинный', аргажок 'безвыходный, невозможный; плохой; слабый, хилый', дуржок 'нахальный, наглый; грубый, жестокий' (монг. дурсгуй), ёзужок 'беззаконный, беспринципный, безобразный', ёозажок 'неразумный; дурной, недостойный', ёрачок (ёражок) 'плохой, дурной; неприличный', магатчок 'возможно, может быть', ойлукчок 'неразумный; бесхарактерный; дрянной, негодный', эпчок 'неудобный', саваажок 'шальной, дурной; невоспитанный', тоожок 'безнадежный', тоомчок 'невнимательный', хамаанчок 'безразлично, равнодушно; непричастный; безучастный', харыкчок 'бессильный, немощный; кое-как'.
Можно полагать, что переход имени отрицания чок в соответствующий аффикс, может быть, обусловлено влиянием монгольского языка, где имеется слово угуй 'нет', типологически близкое к чок. Считается, что монгольский аффикс отрицания -гуй произошел от угуй (Чареков 1990: 91).
Из анализируемого списка большая часть слов являются полукальками и собственно тувинскими образованиями, возникшими позже.
Полу кальки: медээжок (мэдгуй), хвлчок (хелгуй), кемчок (гэмгуй), аргажок (аргагуй), дуржок (дургуй или дурсгуй), езужок (езгуй), еозажок (еозгуй), еражок (ергуй), еражок (ергуй), магатчок (магадгуй), ойлукчок (ойлгоцгуй), опчок (овгуй), саваажок (саваагуй), тоожок (тоогуй), тоомчок (тоомжгуй), хамаанчок (хамаагуй), херекчок, херээжок (хэрэггуй) или тюрк.(кегакз1г), эпчок (эвгуй), эргежок (эрхгуй) чадапчок (чадахгуй или чадашгуй).
Собственно-тувинские образования: аажок, аайжок, адыжок, ажылчок, болганчок, болчумчок, децзижок, дутчок, куржок, муцчок, оцчок, ведежок, санчок, тикчок, топчок, туражок, угжок, усчок, хайжок, хепчок.
В небольшой группе сперва были заимствованы и освоены семантически и фонетически основы монголизмов, затем возникли собственно тувинские слова аянчок, двскелчок оранчок, харыкчок.
Чок стягивается с именами существительными и с причастиями V** прошедшего времени и в основном образует имена прилагательные, наречия, небольшую группу имен существительных, нескольких союзов и частиц. Процесс перехода частицы чок в синтетический аффикс, возможно, произошел под влиянием монгольского языка; и в настоящее время этот процесс можно оценивать как активный. В этом отношении тувинский язык отличается от сравниваемых южносибирских тюркских языков. Л
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Отрицание может выражаться на разных уровнях: фонетическом, лексическом, морфологическом и синтаксическом. Из всех этих уровней наиболее исследованным считается морфологический. А на лексическом уровне наиболее исследованными в сопоставляемых языках можно считать слова чок 'нет, не' и эвес 'не'. Они являются основными средствами выражения отрицания на лексическом уровне, но кроме них существуют слова, выражающие частные случаи, они еще не стали объектом пристального внимания.
Универсальным средством отрицания во всех тюркских языках является слово чок, так как оно является средством отрицания не только на лексическом, но и на грамматическом уровне. С этим связаны и сложности определения частеречного статуса данного слова. В тюркологической литературе чок относится к разным частям речи: к частицам, модальным словам, предикативным словам. И это является отражением его полифункциональности.
Именной характер слова чок в тувинском языке отражается в его участии в словоизменении. Чок может изменяться в тувинском и хакасском языках по лицам. А в свою очередь, притяжательная форма может изменяться по падежам. Предикативное слово чок выполняет функцию сказуемого не только в простом предложении, но и в сложных конструкциях во всех южносибирских тюркских языках.
Как лексическая единица слово чок используется в диалогической речи для отрицательного ответа при вопросе собеседника, для возражения, отказа выполнить просьбу, несогласия с высказанной мыслью и т.д. Слово чок может употребляться в функции отрицательной частицы, находясь в начале предложения или в конце его, при этом выражает отрицание (опровержение) предшествующей мысли, несогласие, возражение. В этой функции чок соответствует русскому слову нет.
В позиции перед предложением может обозначать запрет. Сказанное выше насчет тувинского языка также подходит и хакасскому слову чох.
В предикативной функции чок в тувинском и хакасском языках выражает отсутствие или необладание. Если негативная конструкция образуется при помощи слова чок, а позитивная с помощью слова бар: аъдым чок 'коня нет'— аъдым бар 'конь имеется, есть'. В тувинском языке простые предложения со сказуемыми чок имеют парадигму лица. В первом и во втором лицах предикативное слово принимает аналитические показатели лица: мен чок мен 'меня нет, я отсутствую', сен чок сен 'тебя нет, ты отсутствуешь'. Аффиксы числа присоединяются не к самому предикату чок, а к его производным формам: чогулдур\лар, чок-тур\лар.
В настоящем времени чок может употребляться без связки, в хакасском языке - формой чогыл, в алтайском ]огыла, а в тувинском языке может осложняться модальной частицей -тыр: чок-тур 'нету'. Другие времена выражаются через вспомогательные глаголы: в тувинском - бол- 'быть', тур-'стоять', чор- 'идти', в алтайском, хакасском — пол-(бол-). В шорском языке чок употребляется с вспомогательными глаголами: пол-, кал-. Таким образом, общими для южносибирских тюркских языков для выражения других временных форм используется сочетание чок бол-; отличие тувинского языка - наибольший набор вспомогательных глаголов для выражения временных и других аспектуальных значений. В тувинском возможно сочетание с вспомогательным глаголом апар- 'стать', кал- 'остаться', которые как правило фразеологизированы в сочетании с чок.
Чок, как и все слова, принадлежащие в знаменательным частям речи, может принимать на себя на себя словообразовательные аффиксы: -та, -туг, -сыра, -нчыг. Сохраняя общетюркские модели словообразования, каждый язык вырабатывает собственные композиты моделей. Особенностью тувинского языка также является то, что чок переходит в разряд словообразовательных аффиксов. Вследствие исчезновения древнетюркского -сыз в сибирских тюркских языках, для образования отрицательных форм имен используется постпозитивная частица чок. В целом, сохраняя характерную для сибирских тюркских языков конструкцию, тувинский язык вышел из этого положения особенным путем - путем калькирования монгольских слов, а в последующем образованием собственно тувинских слов. В этом случае чок стягивается с именами существительными и с причастиями прошедшего времени и в основном образует прилагательные (кемчок, двскелчок, еражок), всего 53 слова, наречия (аажок, хвлчок, санчок) всего 10, а также небольшую группу имен существительных (херээжок, адыжок, ажылчок) всего 5 слов, а также союзов и слов с модальными значениями 7. Ни в одном южносибирском тюркском языке данное явление не было зафиксировано.
В тувинском языке путем изоляции образованы наречия образа действия типа озал чокка, душ чок и союзы ынчапзажок, ындыг болзажок, чок болза.
Следующим общетюркским средством отрицания является слово эвес. Слово эвес 'не' в тувинском языке, как и в других тюркских языках, относится с частицам. Согласно своей внутренней структуре эвес располагает двумя значениями одновременно: выражения отрицания и имплицитного (скрытого) указания на существование противоположного. При прилагательных данное слово актуализирует семантический вариант отсутствие признака: Сен ол ышкаш шыырак эвес сен (КЧ, 60) 'Ты, как он, такой не сильный'. Наиболее четко функция «отрицания признака» реализуется предикатом эвес в позиции после предикативного прилагательного или после характеризующего знаменательного компонента сказуемого: бо бажыц улуг эвес 'этот дом не большой'. Однако не всегда эвес выражет отрицание. Вот эта функция эвес наиболее отчетливо написано в статье Д.А.Монгуша.
При существительных и местоимениях эвес отрицает сам предмет и лицо, также указывает на наличие другого: Адар-Твштен эгелээш, Улуг-Хем кожуун эвес 'Начиная с Адар-Тоша, не Улуг-Хемский кожуун'.
Эвес также может подтверждать наличие одного и другого качества (лица) в одном лице: Мээц авам чугле малчын эвес, ол хвй уруг-дарыгныц кижизидикчизи, оларныц чоргааралы (БХ, 41) 'Моя мама не только чабан, она мать воспитатель множества детей, их гордость'. Употребляясь между одинаковыми существительными, в тувинском языке строит превосходную степень сравнения.
Для тувинского языка более типично выражать отрицание наречий посредством логического ударения. Например: Бо ийи чалыыныц ынакшылыц эгелээни бегун эвес 'Этих двух молодых (людей) любовь началась не сегодня'. Для тувинского языка характерно то, что эвес может употребляться при именном сказуемом, выраженном отрицательным словом эвес. Эвес также может сочетаться с отрицательной формой глагола. В этом случае эвес реализует отрицательный аспект сказуемости. Удвоение отрицания всегда дает позитивное значение. Предикат эвес в сочетаниях с другими служебными элементами образует аналитические конструкции, в частности, может употребляться с именем существительным специфической модальной семантики: хире 'возможность': хире эвес — это сочетание передает семантику отсутствия внутренней возможности совершать действия; и глаголом шыда(ар) эвес 'не мочь', 'отсутствие возможности'. Эвес в тувинском языке принимает личные аффиксы, а также изменяется по падежам. При этом слово, которое употребляется с эвес, переходит в субстантив.
Как и все языки, тюркские южносибирские языки в своем лексическом составе имеют лексемы, выражающие отсутствие, невозможность: частица та, глагол чада-, чажа, чоор. Из остальных та (таан) есть во всех тюркских языках. Та употребляется в предложениях со сказуемыми, выраженными глаголами со значением 'владеть информацией', 'оперирование информацией' в их отрицательных формах. Также в вопросительных конструкциях: та кым, та чуу и так со всеми вопросительными местоимениями, передает значение неведения. Слово чада- в тувинском языке считается вспомогательным глаголом. Он присутствует в том же значении из тюркских языков, в желтоуйгурском, немножко другими значениями есть в якутском, казахском, киргизском. С.Калужский считает его монгольским по происхождению [Калужский 144], где есть глагол ядах со значением 'не мочь', 'не уметь', 'не быть в состоянии', 'не иметь возможности'. Глагол чада- в тувинском языке у потреб ляется при обозначении невозможности совершить действие не только физически, но и внутренне. Лексема чажа в тувинском языке употребляется при передаче несогласия, отказа выполнить какое-либо действие.
Также в' тувинском языке есть лексемы, содержащие частные лексические значения «отсутствия, лишенности». Всего их в тувинском языке больше 50 слов. Данные лексемы по значению выделяются на несколько лексико-семантических групп: слова, характеризующие физические недостатки: mac, калчан 'лысый, плешивый', дулей 'глухой', согур 'слепой', курзук 'беззубый' и т.д. Из них общетюркскими являются: mac, калчан, согур, а курзук — собственно тувинское образование. К группе психические и умственные недостатки человека относятся слова: тик 'ноль, ничего не понимающий', тек 'ничего не понимающий', дооскун 'слабоумный' 'отсутствующий ум' и т.д. А также имеются группы «без одежды», «социальное положение», «без средств передвижения», «отсутствие предмета в некотором пространстве» и т.д. Все они объединены по значению «отсутствие чего-либо». В последнюю группу «недостаточность признака» входят слова, выражающие неполноту действия, принака. Особое место в тувинском языке занимают слова сураг 'весть', 'отсутствие вести'; алага 'нет, отсутствует'; являются монголизмами. Сураг есть в алтайском, в хакасском, в шорском, в якутском языках, но в значении в значении 'весть; вопрос', особенностью их семантики заключается в том, что в роли предиката в простом предложении в тувинском языке они обозначают 'отсутствие вести, известия'. В лингвистике эти группы слов называются скрытым или имплицитным отрицанием. Основная часть лексики имеет конкретную семантику. В редких случаях развивается абстрактное значение на основе метафорического переноса. Все слова со скрытым отрицанием составляют периферию лексического отрицания, поскольку выражают конкретное отрицание и не грамматикализованы.
Таким образом, тувинский язык имеет набор лексических средств выражения отрицания. Из них наиболее грамматикализованы и имеют категориальное значение 'отсутствия, лишенности' слово чок, противопоставления, отсутствия - эвес; они составляют ядро лексического отрицания. В них тувинский язык проявляет общетюркские черты, но его специфику составляет переход слова чок в синтетический словообразующий аффикс. Остальные лексемы выражают конкретное, частноее отрицание и относятся к периферии категории отрицания; абсолютное большинство лексем со скрытым отрицанием также является общетюркским, но каждый язык также характеризуется отдельными лексемами, выражающими частное отрицание.
Список научной литературыДамбаа, Оксана Васильевна, диссертация по теме "Сравнительно-историческое, типологическое и сопоставительное языкознание"
1. АД. А. Даржай. Шагар-оътта шальщ. Кызыл, 1995
2. АД. А. Даржай.Чогаалдар чыындызы. Кызыл, 1994.
3. ВМ. В. Монгуш. Кадай-кыска хаан-на мен. Кызыл: 1999
4. ВМ. В. Монгуш. Боданыры ботка херек. Кызыл: 1992
5. ВМ. В. Монгуш. Хамык ужур кадайларда. Кызыл-2002
6. ВХ. В. Хомушку. Мончарлыг кижи. Кызыл: 1996
7. ВС. В. Серен-оол. Сеескеннер чечектелип турда. Кызыл: 1995
8. ВХ. В. Хомушку. Мончарлыг кижи. Кызыл-1996.
9. ЕТ. Е. Танова. Оруктар. Кызыл, 2002.
10. ИБ. И. Бадра. Арзылан, Кудерек. Кызыл, 1996.
11. КК. К. Кудажы Тацды кежии. Кызыл-1984
12. КК. К. Кудажы К. Уйгу чок Улуг-Хем. Кызыл-1989.
13. МК-Л. М. Кенин-Лопсан. Чугурук сарала. Кызыл-1975.
14. МК-Л. М. Кенин-Лопсан. Тыва хамнарнын, алгыштары.Кызыл:1992
15. МК-Л. М. Кенин-Лопсан. Алдын чурек. Кызыл, 1992.
16. НК. Н. Куулар. Дуушкуннерлиг ээр-дагыр оруктар. Кызыл-2002
17. СС. С. Сарыг-оол. Ангыр-оолдун, тоожузу. Кызыл-1978.
18. СС. С. Сарыг-оол. Алдан дургун. - Кызыл: 1987
19. ССур. С. Сурун-оол. Озалааш хем. Кызыл, 1971.
20. ССур. С. Сурун-оол. Авазынга дацгырак. Кызыл, 1984.
21. УЦ. Уламсуренгийн Цецегдарь.40. -Ч. Чылгычы. Сеелгу ертээл. Кызыл, 1994.
22. ЭД. Э. Донгак. Эрги хонаштар. Кызыл, 1999.1. ЛИТЕРАТУРА
23. Абдуллаев С. А. Вариативность утверждения и отрицания в разносистемных языках. Тбилиси, 1988.
24. Абдыгалиева Т. Семантика отрицания и способы ее выражения в современном казахском языке. Автореф. дис. канд. филол. наук. лма-Ата1991.-28 с.
25. Агазаде Н. Г. Система глагольных наклонений в современном азербайджанском литературном языке. Баку, 1987. 188с.
26. Агачева С. В. Функционирование отрицания в устойчивых фразеологических сочетаниях на материале русского, английского и немецкого языков. (Опыт сопоставительного исследования). Автореф. дис. канд. филол. наук. Тверь1992. —17 с.
27. Андреева И. В. Грамматическая категория отрицания и ее стилистические потенции в современном английском языке. Автореф. дис. канд. филол. наук. Москва 1974.
28. Алференко Н. Ф., Москвин В. П. Семантика языка и речи. Волгоград, 1995. -320 с.
29. Арутюнова Н. Д. Предложение и его смысл: Логико-грамматические проблемы. М., 1976. - 383 с.
30. АркитскаяЛ. С. Сложные и составные глаголы в кумыкском языке. М., 1990. 10.
31. Аткнин В. Д., Гирфанова А. X. Отрицательные формы глагола в удэгейском языке: (В сравнении с другими тунгуссо-маньчжур.яз.) // Лингвистические исследования. М., 1985. - С. 11-18.
32. Ахметжанова 3. К. Функционально-семантические поля русского и казахского языков. Алма-Ата, 1989.
33. Баскаков Н .А. К вопросу о структуре сказуемого в тюркских языках // Советская тюркология. 1972. - №2. - С. 76-79.
34. Батманов И. А. Язык енисейских памятников древнетюркской письменности. Фрунзе, 1959.
35. Бондарко А. В. К проблематике функционально-семантических категорий // Вопросы языкознания. 1967. - №2.
36. Бондарко А. В. Грамматическое значение и смысл.- Л., Наука, 1978.
37. Бондарко А. В. Принципы функциональной грамматики и вопросы аспектологии. -Л., 1983. 208 с.
38. Бондаренко А. В. Отрицание как логико-грамматическая категория.- М., 1983. -210 с.
39. Боргоякова Т. Н. Способы выражения временных отношений между двумя событиями в современном хакасском языке. Автореф. дис.канд. филол. наук. Алма-Ата, 1987. 20с
40. Боржакое А. Местоимение в современном туркменском языке. Автореф. дис. канд. филол. наук. Ашхабад, 1964.
41. Бродский И. Н. Об объективном смысле отрицания // Материалы ксимпозиуму по логике науки. Киев, 1960.
42. Бродский И. Н. Отрицательное высказывание. Л., 1973. 102 с.
43. Бродский И. Н. Философские и логические аспекты проблемы отрицательныхвысказываний. Автореф. дис. канд. филол. наук. Л., 1974.
44. Брутян Л. Г. Анализ языковых выражений импликации. Ереван, 1992.
45. Булах Н. А. Развитие грамматической категории отрицания в немецкомязыке. Ярославль, 1954.
46. Булах Н. А. Средства выражения отрицания в немецком языке. Ярославль, 1962. 331с.
47. Васильева С. А. К вопросу о семантике отрицательных частиц. // НДВШ. Филологические науки. 1959. - №3.
48. Васильева С. А. Об одной точке зрения по вопросу о смысле отрицания // Труды Воронеж, технолог, ин-та. 1960. - Т. 6.
49. Вербщка А. Семантические универсалии и описание языков. -М., 1999. 776 с.
50. Вершеня Е. В. Семантика и функции отрицания поп в современном французском языке. Автореф. дис. канд. филол. наук. Москва 1992. 15 с. Виноградов В. Р. Русский язык. - М., 1947. - 672 с.
51. Владимирская Л. М. Статус категории утверждения / отрицания в современном немецком языке. СПб, 1999.
52. Гайдаров Р. И. Образование отрицательных и запретительных форм глагола в лезгинском языке // Вопросы морфологии русского и дагестанских языков. Махачкала, 1988. - С. 41-47.
53. Галактионова И. В. Средства выражения согласия / несогласия в русском языке. М., 1995.
54. Гетманова А. Д. Отрицание в системах формальной логики. М., 1972. Головач Э. А. Имплицитные особенности морфологии имени прилагательного. М, 1992.
55. Грамматика хакасского языка/под ред. Н.А.Баскакова. М.: Наука- 1975. -418 с.
56. Грамматика современного якутского литературного языка. М.: Наука - 1982. - 496 с.
57. Джанмавов Ю. Д. Деепричастия в кумыкском литературном языке. М., 1967.-331 с.
58. ДжафаровД. А. Способы выражения отрицания в современном азербайджанском литературном языке. Автореф. дис. канд. филол. наук. Баку 1965.
59. Джураева Д. Категория будущего времени глагола в современном узбекскомязыке. Автореф. дис. канд. филол. наук. Ташкент, 1961.
60. Дмитриев Н. К. Строй тюркских языков. М., 1962. - 607 с.
61. Дмитриев Н. К. Грамматика башкирского языка. M.-JL, 1968.
62. Дондуа К. Д. Грамматическое отрицание как проблема общего языкознания //
63. Язык и мышление, XI. M.-JL, 1948.
64. Донидзе Г. И. Средства выражения подлежащего и сказуемого в хакасском языке //Вопросы хакасской филологии. Абакан, 1962. Древнетюркский словарь. - JL: Наука, 1969. - 676 с.
65. Евстафьев В. В. Имплицитное выражение отрицания в высказывании. Сопоставительное изучение семантической динамики. М., 1986. Есперсен О. Философия грамматики. М., 1958.
66. Зимина М. В. Отрицательная частица nicht актуальном членении сверхфразового единства. Автореферат дис. канд. филол. наук. Иваново, -17 с.
67. Ибрагимов С. М. Аналитические конструкции в татарском языке. Казань, 1964.
68. Камшшова Р. И. О грамматическом значении отрицания //Вопросы романо-германского языкознания: Матер, м/в конференции. Челябинск, 1973. -Вып.4. - С. 42-45. 86.
69. Кара-оол Л. С. Термины родства и свойства тувинского языка. Автореф. дис. канд. филол. наук. М., 2004.
70. Карпов В. Г. Лексические средства выражения отрицания в современном хакасском языке // Лексикология и словооборазование хакасского языка. Сб. ХакНИИЯЛИ. Абакан, 1987. С. 65-74.
71. Касымова Б. Сложные глаголы в казахском языке. Алма-Ата, 1992. Катаное Н. Ф. Опыт исследования урянхайского языка, с указанием главнейших родственных отношений его к другим языкам тюркского корня. -Казань, 1903. - 1600 с.
72. Категория бытия и обладания в языке / Отв. ред. Ярцева В. Н. -М., 1977. -259 с.
73. Квасюк И. И. Структура и семантика отрицательно-эмотивной лексики. Автореф. дис. канд. филол. наук. М., 1984. Кодухов В. И. Введение в языкознание. М., 1979.
74. Колова Т. А. Аналитические формы глагола в их отношении к выражению отрицания //Сборник научных трудов. Ташкентский университет, 1978, №570. - С. 75-83.
75. Коссек Н. В., Костюк В. Н. Отрицание, модальности и кванторы в русском языке // Логические и методологические проблемы анализа языка. Тезисы докладов. Респ. Симпозиума. Вильнюс, 1976.
76. Кржижкова Е. К вопросу о так называемой двойной негации в славянских языках. М., 1968. -Т.37. - №1.
77. Кривоносое А. Т. Языковые средства выражения логического отрицания // Филологические науки. 1985. - №1.
78. Кривоносое А. Т. Отрицание в предложении и отрицание в умозаключении: Опыт семантического анализа отрицаний в тексте // Вопросы языкознания. -1986.-№1.-С. 35-49.
79. Кривоносое А. Т. Отрицательные семантические значения как способ выражения утвердительных логических значений // Исследования по семантике.-Уфа, 1989. С. 46-54.
80. Кривоносое А. Т. Язык, логика, мышление в естественном языке. М., 1996. -628 с.
81. Кузнецова Е. М. К проблеме отрицания в русском и французском языка // Обучение иностранным языкам в условиях двуязычия. Чебоксары, 1980. -С. 83-94.
82. Кусова М. Л. Репрезентация отрицания в семантике лексических и фразеологических единиц (идеографический, ономасиологический, концептуальный анализ). Автореф. дис. доктора филол. наук. Екатеринбург1998.-37 с.
83. Куулар Е. М. Основные характеристики тувинской речи жителей юго-восточной части Тувы. Автореф. дис. канд. филол. наук. Москва, 2003. Лекант 77. А. Часть речи негатив // Семантика слова в контексте высказывания. - М., 1996. - С. 3-7.
84. Лухт Л. И. Категории бытия и обладания // Категории бытия и обладания. -М., 1977.-С. 125-143.
85. Малое С. Е. Памятники древнетюркской письменности. -М-Л.: 1951. С. 6266.
86. Мальцева А. А. Морфология глагола в алюторском языке. Новосибирск, 1998.
87. МонгушД. А. О сказуемых тувинского языка, выражающих модальное значение достоверности // Предложение в языках Сибири. Новосибирск, 1989.-С. 19-35.
88. МонгушД. А. О синтаксических наклонениях и временах в тувинском языке // ж. «Башкы»
89. Морфологическая структура слова в языках различных типов. М- «П., 1963. Мышкина Р. А. Отрицание в структуре чувашского предложения: Автореф.дис. канд.филол. наук. - М., 1982. 25 с.
90. Мышкина Р. А. Способы выражения отрицания в диалогической речи: на материале английского и чувашского языков // Обучение иностранным языкам в условиях русско-чувашского двуязычия на лингвистической основе.- Чебоксары, 1984. .
91. Насилов Д. М. Проблемы тюркской аспектологии. Акциональность. JL: Наука, 1985.
92. Невская И. А. Формы деепричастного типа в шорском языке. Новосибирск: НГУ, 1993.- 118 с.
93. Николаева Т. М. Функции частиц в высказывании на материале славянских языков. М.: Наука, 1985.
94. Нурманов А. Н. Оппозиция мононегативность-полинегативность негативных синтаксических конструкций // Советская тюркология. 1982. - №5. -С. 3951.
95. Нурманов А. Н. Нейтрализация оппозиций по утвердительности-отрицательности синтаксических конструкций //Советская тюркология. 1984. - №3. - С. 55-62.
96. Нурманов А. Н., Салдханов М. М. Паралингвистические средства выражения утверждения и отрицания (на материале узб. яз). //Советская тюркология. -1986.-№5. -С. 61.
97. Оганесян В. X. Аспекты отрицательного значения (на материале слов с имплицит.отрицанием в совр.англ.языке) // Иностранные языки. Зарубежная литература. Ереван, 1986. - Вып.6. - С. 118-129.
98. Озаровский О. В. К уровневой интерпретации отрицания (О теории «общего» и «частного» отрицания) // Русский синтаксис. Изв. Воронеж, гос. пед. ин-та.- 1979.-Т. 203. -Вып.4.
99. Озаровский О. В. Синонимия высказываний с разным расположением отрицания // НДВШ, Филологические науки. 1981. - №3.
100. Озерова Н. Г. Средства выражения отрицания в русском и украинском языках. Киев, 1978.
101. Орлова М. Н. О лингвистической сущности отрицания и типах отрицательных предложений в русском языке // Синтаксис и интонация: Межвуз. сб. Уфа, 1973. - Вып. II. - С. 19-26.
102. Падучева Е. В. О семантике синтаксиса. М., 1974.
103. Падучева Е. В. Отрицательные слова // Русский язык. Энциклопедия. М., 1979.
104. Падучева Е. В. Динамические модели в семантике лексики. М., 2004. — С. 100-111, С.424-472.
105. Панфилов В. 3. Взаимоотношение языка и мышление. М., 1971. Панфилов В. 3. Отрицание и его роль в конструктировании структуры простого предложения и суждения //Вопросы языкознания. — 1982. - №2. - С. 36-42.
106. Рассадин В. И. Фонетика и лексика тофаларского языка. Улан-Удэ, 1973. Рассадин В. И. Морфология тофаларского языка в сравнительном освещении. М., 1978.
107. Рахимов С. О. О месте единиц категории отрицания в системе языка на материале некоторых индоевропейских и тюркских языков: Автореф. дис. канд. филол. наук. Москва 1973. 20 с.
108. Родионова В. А. Отрицание и коммуникативное членение предложения // Лингвистика текста. Куйбышев, 1976.
109. СанжеевД. Сравнительная грамматика монгольских языков. Глагол. М., 1963.
110. СатШ. Ч Синтаксические функции причастий в тувинском языке. — Кызыл., 1960. 57 с.
111. Сат Ш. Ч. Салзынмаа Е. Б. Современный тувинский литературный язык (учеб. Для вуза) Кызыл, 1980.
112. Степанов Ю. С. Имена. Предикаты. Предложения. М., 1981.
113. Степанов Ю. С. Семантические типы предикатов. М., 1982.
114. Ступина Т. Н. О семантической природе отрицательных высказываний смодальными глаголами в современном немецком языке // Исследованиеструктурных особенностей немецкого текста. Владимир, 1986. - С. 49-60.
115. Суяров И. Местоимение в современном узбекском литературном языке. Автореф. дис. канд. филол. наук. Самарканд, 1965.
116. Сызранцева Л. М. Отрицание в структуре предложения. Автореферат дис. канд. филол. наук. М., 1995. 16 с.
117. Таджиев Е. Синонимия словоборазовательных аффиксов со значениием «наличия-отсутствия» в современном узбекском языке. Автореф. дис. канд. филол. наук. Ташкент, 1974. 19с.
118. Татаринцев Б. И. Смысловые связи и отношения слов в тувинском языке. Изд-во «Наука». Москва, 1987.
119. Толстой И. В. Грамматическое отрицание и его функционирование в простом повествовательном предложении. Автореф. дис. канд. филол. наук. Москва 1972.
120. Торопова О. В. О понятии отрицания в логике и лингвистике // Система языка и речевой реализации его категорий: Сб. науч. тр. J1111И им. А.И. Герцена. -Л., 1982. Вып.4. - С. 104-106.
121. Трофимов В. А. К вопросу о выражении отрицания в современном русскомлитературном языке // Ученые записки ЛГУ. 1952. - №156. - Вып. 15.
122. Труб В. М. О коммуникативных аспектах отрицания как негативной оценкиистинности // Вопросы языкознания. 1994. - №1. - С. 4-61.
123. Трунова О. В. О понятии отрицания в логике и лингвистике // Синтаксис иречевая реализация его категорий. Сб. науч. трудов ЛГПИ им. Герцена. XXX
124. Герценовские чтения. -Л., 1978. Вып. 4.
125. Уемов А. И. Проблемы отрицательных определений //Логико-грамматические очерки. -М., 1961. С. 62-63.
126. Уфимцева А. А. Теория «семантического поля» и возможности их применения при изучении словарного состава языка // Вопросы теории языка в современной зарубежной лингвистике. М., 1961.
127. Филистович Т. П. Темпоральные полипредикативные конструкции алтайского языка. Изд-во НГУ. Новосибирск, 1991.
128. Хасанова Л. 3. К вопросу о категории отрицания в башкирском языкознании //Проблемы изучения и преподавания филологических наук: материалы Всероссийской научно-практической конференции. Стерлитамак: СГПИ, 1999.-С. 128-130.
129. Черемисина М. И. Отрицание как грамматическая категория предложения (на материале тюркских языков Южной Сибири) // Аборигены Сибири:
130. Проблемы изучения исчезающих языков и культур. Новосибирск, 1995.Т. I. - С. 27-30.
131. Черемисин М. И. Аналитические способы выражения отсутствия иеотрицания в тюркских языках Южной Сибири //Языки коренных народов Сибири. Новосибирск, 1996. - Вып.З. - С. 3-40.
132. Чернов С. В. О семантике приглагольного отрицания // Исследования по семантике: Межвуз.сб. Уфа, 1986. - С. 26-32.
133. Чучупал Ю. Я. Диалектическое отрицание как принцип познания. (Логико-гносеологический анализ). Автореферат дис. канд. филол. наук. Саратов 1996. 19 с.
134. Шалекенова М. Местоимение в современном каракалпакском языке. Автореф. дис. канд. филол. наук. Алма-Атат, 1970.
135. Шендельс Е. И. Место nicht: консультация // Иностранные языки в школе. -1951.-№5.-С. 25-29.
136. Шендельс Е. И. Система средств выражения отрицания в современном немецком языке // Иностранные языки в школе. -1957. №3. Шендельс Е. И. Отрицание как лингвистическое понятие // Ученые записки I МГПИИЯ: Вып. XIX. - М., 1959.
137. Шендельс Е. И. Имплицитность в грамматике // Сб. научных трудов МГПИИЯ им. М.Тореза, вып.112. Вопросы Романо-германской филологии. Синтаксическая семантика. М., 1977.
138. Шигуров В. В. Типология употребления атрибутивных форм русского глагола в условиях отрицания действия. -Автореферат дис. д-ра филол. наук. С-Пб., 1994. 39 с.
139. Щербак А. М. Очерки по сравнительной морфологии тюркских языков. Имя. -Л., 1977.
140. Щербак А. М. Очерки по сравнительной морфологии тюркских языков. Глагол. -Л., 1981. -С.183.
141. Щербак А. М. Очерки по сравнительной морфологии тюркских языков. Наречие. Изобразительные слова. Служебные части речи. -Л., 1987.
142. Щетинкин В. Е. Утверждение и отрицание в диалогической речи // УЗ
143. Орловского пед. ин-та. 1962. - Т. 15. - Вып. 2.
144. Щур Г. С. Теория поля в лингвистике. М., 1974. — С. 253.
145. Юлдашев А. А. Аналитические формы глагола в тюркских языках. М., 1965.
146. Юлдашев А. А. Деепричастные и личные формы глагола в тюркских языках.1. М., 1977.
147. Heibig G., Ricken N. Die Negation. Leipzig: VEB Verlag Enzyklopädie, 1981. -S.5-46.1. СЛОВАРИ
148. Большой академический монгольско-русский словарь/ под. ред Г. Ц. Пюрбеева. М.: «academia», 2001. - Т. 1,2,3; - М.: «academia», 2002. -Т. 4
149. Древнетюркский словарь. Л.: 1969
150. Курпешко-Таннагашева Н. Н. Апонькин Ф. Я. Шор-казак пазок казак-шор. Шорско-русский и русско-шорский словарь. Кемеровское кн. изд-во, 1993. 149 с.
151. Ойротско-русский словарь. М.: 1947.
152. Севортян Э. В. Этимологический словарь тюркских языков Общетюркские и межтюркские основы на букву «Б». -М.: Наука, 1978.
153. Севортян Э. В. Этимологический словарь тюркских языков Общетюркские и межтюркские основы на буквы «В» и «Г», «Д». -М: 1980. Русско-хакасский словарь. Под ред. Д. И. Чанкова. — М.: Гос. изд-во иностр. и нац. словарей, 1961. 968 с.
154. Севортян Э. В. Этимологический словарь тюркских языков. Общетюркские и межтюркские основы на гласные. М.: Наука, 1974.
155. Севортян Э. В. Этимологический словарь тюркских языков. Общетюркские и межтюркские основы на букву "Б". М.: Наука, 1978.
156. Севортян Э. В. Этимологический словарь тюркских языков. Общетюркские и межтюркские основы на буквы "В" и "Р', "Д". М.: Наука, 1980.
157. Татаринцев Б. И. Этимологический словарь тувинского языка. Новоси Татаринцев Б. И. Этимологический словарь тувинского языка. Новосибирск: Наука, 2002. - 388 с. (Т.П: Д,Е, И, Й).
158. Татаринцев Б. И. Этимологический словарь тувинского языка. Новосибирск: Наука, 2003. 440 с. (ТЛИ: К, Л).
159. Толковый словарь тувинского языка / под ред. Д. А. Монгуша. — Новосибирск: Наука, 2003. 599 с. (Т. I: А-Й )