автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.02
диссертация на тему: Лезгинская любовная лирика: динамика поэтической модели в культурно-историческом контексте

Полный текст автореферата диссертации по теме "Лезгинская любовная лирика: динамика поэтической модели в культурно-историческом контексте"

На правах рукописи

БЕДИРХАНОВ Сейфеддин Анвер-оглы

ЛЕЗГИНСКАЯ ЛЮБОВНАЯ ЛИРИКА: ДИНАМИКА ПОЭТИЧЕСКОЙ МОДЕЛИ В КУЛЬТУРНО-ИСТОРИЧЕСКОМ КОНТЕКСТЕ

Специальность 10.01.02 — Литература народов Российской Федерации (северокавказские литературы)

Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук

5 ^сЗ 2015

005558735

Махачкала 2014

005558735

Работа выполнена в отделе литературы ФГБУН «Институт языка, литературы и искусства им. Г. Цадасы ДНЦ РАН»

Официальные оппоненты: доктор филологических наук, профессор

Акимов Курбан Халикович (ГБУ «Дагестанский научно-исследовательский институт педагогики им. A.A. Тахо-Годи»)

доктор филологических наук, профессор Ахмедова Разнят Абдуллаевна (ФГБОУ ВПО «Дагестанский государственный университет»)

доктор филологических наук Хакуашева Мадина Андреевна (ФГБНУ «Кабардино-Балкарский институт гуманитарных исследований»)

Ведущая организация - ФГБОУ ВПО «Дагестанский государственный

педагогический университет (Махачкала)

Защита состоится «17» марта 2015 г. в 14 часов на заседании диссертационного совета Д 002.128.01 по защите докторских и кандидатских диссертаций при ФГБУН Институте языка, литературы и искусства им. Г. Цадасы ДНЦ РАН (367000, Республика Дагестан, г. Махачкала, ул. М. Гаджиева, 45; т./ф. (8722) 67-59-03

Объявление о защите и автореферат диссертации размещены на официальном сайте ВАК Минобрнауки РФ (www.vak2.ed.gov.ru) «15» декабря 2014 г.

С диссертацией можно ознакомиться на официальном сайте ИЯЛИ ДНЦ РАН по ссылке (http://www.iyalidnc.ru/disser.html) и в научной библиотеке Дагестанского научного центра Российской академии наук (ул. М. Гаджиева 45).

Автореферат разослан «17» января 2015 г.

Ученый секретарь диссертационного совета доктор филологических наук

ОБШАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

В 1990-е годы системные качества российского общества определяют деструктивные процессы, затрагивающие его фундаментальные основы. Результатом этих процессов стало снятие структурной доминанты общества — идеологического ядра, обозначавшее условия тотальной трансформации его культурных символов. Эта трансформация высвечивала целесообразность перехода творческой мысли на локальные, опирающиеся на этнически заданные принципы, культурные интеграторы. В решении этой проблемы развертывается деятельность, нацеленная на встраивание ранее отверженных культурных смыслов в собственное активное поле, обращенное уже к историческому прошлому. В результате творческой мысли открываются удостоверяющие смысл цельности бытия пределы идентичности, вследствие чего обозначились возможности структурирования метафизической конструкции этнокультурного пространства во всей его исторической протяженности.

Актуальность темы исследования обусловлена потребностью реализации этих возможностей, которая, однако, требует активного использования более эффективных методологических подходов. В рамках данных подходов должны быть осмыслены исторические принципы и перспективы развертывания этнических культурных стратегий.

Общеизвестно, что советское гуманитарное знание формировалось в сущностных характеристиках формационной теории, рассматривающей всемирный исторический процесс как поступательное движение от одной социально-экономической формации к другой. Определяющим фактором этого движения считался способ производства материальных благ, потому формационный метод проявляет равнодушие к многообразию процессиональных свойств духовной культуры, к ее этнически обусловленным смысловым парадигмам.

В 1980-1990-е годы формационное мировоззрение переживает серьезный кризис. Не выдержав нагрузки, имевших место в социокультурном пространстве его доминирования деструктивных явлений, оно изолируется в пределах собственных теоретических заключений. Как следствие, образовавшийся методологический вакуум начинают заполнять теории, основанные на иных метафизических подходах к сценариям культурных стратегий.

Наступательная экспансия глобализации выдает потребность в новых подходах, затрагивающих всемирный историко-культурный процесс. Такую возможность обеспечивают цивилизационные теории, не оставляющие неевропейские народы в ином временном пространстве1.

Цивилизационный подход основан на доминирующей в жизни общества системе ценностей, провозглашает право каждого народа на собственный социально-исторический эксперимент, на реализацию своей культурной программы2.

Встраивание духовных явлений национального поэтического сознания в циклическую логику обнаруживает историческую достоверность инверсионных процессов, определивших условия развертывания культурных_сценариев лезгинского народа.

Этнокультурные сценарии лезгинского народа в историческом воплощении были обусловлены включенностью его ментальных конструкций в разные культурно-исторические общности. Сущностные характеристики этих общностей и определяют структурные основания поэтической культуры на том или ином историческом этапе. Неотъемлемой частью поэтической культуры является любовная лирика — уникальное творческое явление, представляющее синтетическое единство собственно национальных, восточных и российских художественных традиций. Поэтому системное исследование любовной лирики, направленное на выявление условий трансформации ее знаковых символов в историческом развитии, определяет содержательное поле диссертационной работы.

Степень изученности темы. Актуальность темы исследования обусловлена в частности и отсутствием монографических работ, представляющих лезгинскую любовную лирику как духовное явление, репрезентирующее цельность этнопоэтического сознания. Исследовательские подходы в основном концентрируются вокруг смысловых доминант отдельных поэтических моделей, несущих мировоззренческую нагрузку тех или иных культурно-исторических эпох. Это и создает определенный дисбаланс в обосновании непрерывности и цельности чувственно-эмоциональных явлений этнопоэтического духа. В этом плане можно отметить любовную лирику средних веков, которая осталась вне поля зрения исследователей лезгинской

1 Румянцева М. Ф. От формационных и цивилизационных теорий к новой локальной истории, или К

вопросу о "гештальтах" исторического разума. Интернет-ресурс. Режим доступа: http://www.history.vuzlib.net/book_o064_page_72.html

~ Маркин В. В. Цивилизационный и формационный подходы к анализу исторического процесса. Интернет-ресурс. Режим доступа: http://aeli.altai.ru/nauka/sbornik/2000/inarkin.htm!

4

литературы. В ходе работы мы опирались на труды востоковедов, в которых в том или ином аспекте освещена традиционная классическая поэзия.

Теоретические основы арабо-мусульманской классической культуры нашли отражение в исследованиях известных востоковедов: Г-Э. Грюнебаума1, И. М. Фильштинского2, Б. Я. Шидфар3, И. С. Брагинского4, А. Б. Куделина5 и др. В этих исследованиях отмечаются типологические характеристики поэтической культуры эпохи классики, которые сведены к таким категориям, как каноничность, нормативность. Нормативность, каноничность - основные категории классики - и определили структурные смыслы лезгинской любовной лирики средних веков.

В отличие от традиционной классической поэзии средних веков, ашугское искусство становится объектом повышенной научной рефлексии ученых-литературоведов. В этом отношении заслуживает особого признания научная деятельность Г. Г. Гашарова, благодаря которой были успешно осуществлены изучение и систематизация структурных оснований ашугства6.

В собирание и изучение азербайджаноязычного творческого наследия ашугов Южного Дагестана немалый вклад внесли азербайджанские исследователи7.

Стихи классика лезгинской литературы Е. Эмина любовного содержания образуют практическую основу методологических подходов, отраженных в исследованиях Ф. И. Вагабовой, Г. Г. Гашарова, Р. М. Кельбеханова, А. А. Рашидова, Р. Г. Кадимова, Т. Э. Гаджимурадовой8.

Творчество лезгинских поэтов послереволюционного периода нашло отражение в исследованиях Ф. И. Вагабовой, Г. Г. Гашарова, Р. М. Кельбеханова, Г. Б. Темирхановой. Посвященные различным проблемам национальной поэтической культуры, эти исследования в том или ином аспекте затрагивают эстетические основы и любовной лирики9.

1 Грюнебаум Г. Э. Эстетические основы арабской литературы // Основные черты арабо-мусульманской культуры. М., 1981.

2 Фильштинский И. М. Арабская литература в средние века. VII Г—ГХ вв. М.. 1978.

3 Шидфар Б. Я. Образная система арабской классической литературы (VI - XII вв.). М , 1974.

4 Брагинский И. С. Иранское литературное наследие. М., 1984.

5 Куделин А. Б. Средневековая арабская поэтика. М., 1983.

6 Гашаров Г. Г. Лезгинская ашугская поэзия и литература. Махачкала, 1975.

7 Народные поэты (Сост. Салман Мумтаз). Баку, 1927; Поэтические меджлисы (Сост. Н. Караев) Баку, 1987. Ярахмедов М. Из истории азербайджанско-дагестанских литературных связей. Баку, 1985.

8 Вагабова Ф. Формирование лезгинской национальной литературы. Махачкала, 1974; Гашаров Г. Г. Лезгинская литература. История и современность. Махачкала, 1998; Кельбеханои Р. М. Два крыла. -Махачкала, 2002; Кадимов Р. Г. Поэтический мир Е. Эмина. Махачкала. 2001; Гаджимурадова Т. Э. Основные мотивы поэзии Етима Эмина: Автореф... дисс... канд... филол... наук. - Махачкала, 1998.

9 Вагабова Ф. Сулейман Сгальский //Научный архив и рукописный фонд, Ф. 3. оп. 5, д. 212. - Махачкала, 1964; Гашаров Г. Г.Лезгинская литература. История и современность; Кельбеханов Р.М Два крыла; Темирханова Г. Современная лезгинская поэзия. - Махачкала, 1988.

Таким образом, имеющаяся на сегодня научная литература не создает целостную картину одного из значимых пластов этнопоэтического творчества. Для восполнения этого пробела ставятся цели и задачи данного диссертационного исследования, направленного на выявление значимости любовной лирики в формировании эстетического воззрения народа в историческом развитии.

Цель и задачи исследования. Работа имеет целью проследить движение творческой энергии, которая проявляет не только специфику структурирования и функционирования художественного образа в эстетических моделях любовной лирики, но саму логику смены культурно-эстетических типов в историческом развитии, что делает необходимым решение ряда серьезных задач. Главными из них являются следующие:

— определение культурно-мировоззренческих оснований формирования поэтической системы классической эпохи;

— исследование фактов, активизировавших чувственное сознание, конструировавшее поэтическую модель ашугского искусства;

— выявление причин кризиса чувственного типа культуры и обнаружение эстетических доминант любовной лирики Е. Эмина;

— прослеживание процессов формирования новой поэтической модели в начале XX века,;

— выявление культурно-эстетических источников генерирования творческого сознания после крушения методологических основ социалистического реализма.

Научная новизна. Данная работа является первым специальным исследованием, раскрывающим эстетические основы одного из пластов национальной поэзии, в котором выдерживается логика цикличного развития культурно - исторических типов. В работе использованы новые системные подходы к исследуемой проблеме, основанные на результатах научных трудов ведущих литературоведов, на идеях философских школ, на методике структурного анализа поэтических текстов, что позволяет осмыслить векторы движения поэтической мысли, воспроизводящей саму себя как эстетическую целостность.

В работе предпринята попытка воссоздать логические схемы культурно-мировоззренческих циклов, обеспечивших непрерывность самого творческого процесса. В научный оборот вводятся еще не опубликованные и не переведенные на родной язык азербайджаноязычные произведения лезгинских поэтов.

Объектом исследования являются поэтические произведения лезгинских ашугов и поэтов, созданные как на азербайджанском, так и на родном языках.

Как известно, начиная с XVII в. на Кавказе широкое распространение получил азербайджанский язык. Многие армянские, грузинские и дагестанские, в том числе лезгинские, поэты слагают стихи не только на родном, но и на азербайджанском языке. Из лезгинских певцов, слагавших свои произведения на азербайджанском в ХУИ-ХГХ вв., нам известны имена Лезги Сапеха, Лезги Кадыра, Факира из Мискинджа, Сайда Ахмеда, Мола Уздана из Хыналуга, Забита из Каладжука, Бутса из Цилинга, Эмина из Хыналуга, Эмирали из Тагирджапа, произведения которых составляют поэтический материал первых двух глав диссертации.

В сферу исследования вовлечены и поэтические образцы средних веков, созданные на родном языке. Это стихотворения Сайда из Юочхюра, Лезги Ахмеда, Эмина из Ялцуга и, конечно, произведения классика лезгинской поэзии XIX в. Е. Эмина.

Эстетическая модель лезгинской любовной лирики советского периода представлена поэтическим наследием Т. Хрюгского, А. Саидова, X. Хаметовой, А. Алема и др..

Выявление эстетических доминант, генерировавших постсоветское творческое сознание, осуществлено при анализе поэтических произведений 3. Кафланова, А. Кардаша, Ф. Нагиева и др.

Теоретическая и методологическая основа работы. Решение поставленных в работе задач требовало серьезной теоретической и методологической базы, основанной не только на важнейших работах ученых-литературоведов, но и на трудах известных философов-мыслителей, в результате стала возможной реанимация мировоззренческих категорий различных исторических эпох. В этом отношении необходимо от метить работы А. Ф. Лосева, Д. В. Джохадзе, В. П. Оргиша, С. Н. Григоряна, X. М. Хасбулатова, А. Я. Гуревича, М. Г. Степанянц, М. А. Гарнцева, В. Г. Попова, А. Н. Осипова, И. Я. Шипанова, Л. А. Булавки, Н. А. Хренова, В. Мильдона и т. д.

Выявление закономерностей смены различных типов культур невозможно без определения их метафизических основ, что делало необходимым обращение к идеям, изложенным в трудах представителей немецкой классической философии: Ф. В. Шеллинга, И. Канта, I '.В.Ф. Гегеля, а также использование трудов М. Хайдеггера, А. Г. Спиркина, Д. И. Дубровского, С. В. Рубинштейна, П. С. Выготского, А. П. Славина, П. Г. Гайденко и т. д.

Данная работа опирается на достижения филологической мысли, отраженной в работах известных ученых-литературоведов: Г. Э. Грюнебаума, И. М. Фильштинского, Б. Я. Шидфар, И. С. Брагинского, М. А. Рейснер, А. Б. Куделина, М. М. Бахтина, Ф. С. Касымзаде, М. Салмана, М. Ярахмедова, М. Касымлы и др.

В исследовании эстетических основ лезгинской любовной лирики неоценимую помощь оказали работы дагестанской литературоведческой школы, яркими представителями которой являются Г. Г. Гамзатов, С. М. Хайбуллаев, Ч. С. Юсупова, А. А. Алиханова, 3. 3. Гаджиева, А. М. Муртузалиев, С. X. Ахмедов, А. М. Вагидов, А-К. Ю. Абдуллатипов, 3. Н. Акавов, А. М. Аджиев, 3. К. Магомедова, К. И. Абуков, К. К. Султанов, М. А. Гусейнов, Г. Г. Гашаров, Р. М. Кельбеханов А. А. Рашидов, Р. Г. Кадимов, Ф. И. Вагабова, К. X. Акимов и др.

Научные положения, выносимые на защиту:

- Развертывание этнокультурных сценариев лезгинского народа было определено включенностью его ментальных конструкций в ту или иную культурно-историческую общность. В результате обеспечивается актуальность инверсионных механизмов, определивших структурные основания этнопоэтической культуры. Неотъемлемой частью этой культуры является любовная лирика — уникальное творческое явление, представляющее синтетическое единство собственно национальных, восточных и российских художественных традиций.

— Лезгинская любовная лирика восходит своими истоками к традициям устного народного творчества. Трансляция этих традиций в поэтические структуры во многом определяет композиционные характеристики жанра произведений «мани».

— Интеграция в культурно-историческую общность Ближнего Востока была сопряжена с интенсивным проникновением в культурное пространство народов Дагестана традиций восточной классической поэзии, которые явились основой формирования ценностно-смысловой иерархии лезгинской любовной лирики.

- Вхождение в художественное пространство России вносит серьезные коррективы в дальнейшую реализацию культурных программ дагестанских народов. Эти коррективы были связаны с распространением просветительских идей, определивших принципы формирования художественных систем XIX века. На основе данных принципов конструируется эстетическая доктрина Е. Эмина - автора оригинальных образцов любовной лирики.

- Духовные основы этнопоэтического творчества советского периода содержат принципы конструирования эстетических основ любовной лирики, которые были обусловлены переходом творческих интенций в системное состояние. Имевший место в социокультурной реальности 1960-х годов процесс системной завершенности был сопряжен с рационализацией ментальных конструкций творческого сознания, следствием чего явилась внутренне завершенная эстетическая модель любовной лирики.

- Исторический перелом 1990-х годов сыграл роль катализатора, имевшего целью перестраивание ценностных основ художественного мировоззрения. В результате происходит деформация эстетических устоев культурного универсума, что отразилось и в структурных смыслах любовной лирики. Комплексный анализ произведений любовной лирики выявляет вовлеченность поэтического сознания лезгин в напряженный социокультурный ритм, определивший его ценностные ориентиры.

Теоретическая и практическая значимость диссертации состоит в том, что представленная в ней концепция позволит выделить лезгинскую любовную лирику как внутренне завершенную, эстетически совершенную целостность, которая может стать основой исследования, имеющего цель теоретическое осмысление истоков зарождения, специфики функционирования и путей развития национальной творческой мысли в целом.

Результаты диссертации могут быть использованы в решении общетеоретических проблем изучения национальной литературы. Работа содержит выводы, которые могут быть положены в основу учетных пособий, освещающих историю как лезгинской поэзии, духовной культуры лезгин, так и лезгинско-азербайджанских литературных связей.

Апробация результатов исследования. Основные положения диссертации апробированы в монографиях «Эстетика лезгинской любовной лирики ХУГ1-Х1Х вв.» (2006), «Новейшая лезгинская поэзия: опыт эстетического конструирования поэтического бытия» (2009) и в ряде статей в зарубежных и российских научных изданиях и тематических сборниках. Проблемой формирования поэтической модели лезгинской любовной лирики автор занимается более десяти лет в отделе литературы Института языка, литературы и искусства Дагестанского научного центра Российской академии наук.

Результаты диссертационного исследования обсуждались на международных, всероссийских и региональных научных конференциях и сессиях: «Литература народов Северного Кавказа в контексте отечественной и

мировой литературы» (Майкоп, 2006); «Мир на Северном Кавказе через языки, образование, культуру» (Пятигорск, 2007); «Етим Эмин - классик лезгинской литературы» (Махачкала, 2008); «Филология -искусствознание — культурология: новые водоразделы и перспективы взаимодействия» (Москва, 2009); «Евразийская лингвокультурная парадигма и процессы глобализации» (Пятигорск, 2009); «Проблема жанра в филологии Дагестана» (Махачкала, 2009); «Проблема ашугского искусства на современном этапе» (Дербент, 2009); «Советская культура: эволюция идей и ценностей» (С.-Петербург, 2010); «Современные проблемы общественно-гуманитарных наук» (Махачкала, 2010); «Культура и образование в современном обществе: стратегии развития и сохранения» (Новороссийск, 2012); «Проблемы современности: человек, культура и общество» (Рязань, 2013).

Диссертация обсуждена и одобрена отделом литературы Института языка, литературы и искусства Дагестанского научного центра Российской академии наук.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении обоснованы актуальность и научная новизна исследования, определены цели и задачи, степень разработанности проблемы, представлены сведения об изученности темы, изложена теоретическая и практическая значимость диссертационной работы, приведены выносимые на защиту положения.

В первой главе — «Лезгинская любовная лирика классической эпохи (ХУП-ХУШ вв.)» - определяется ценностно-смысловая иерархия лезгинской любовной лирики средневековья.

Дошедшие до нас первые письменные поэтические образцы любовной лирики застают этническую поэтическую мысль в содержательных пределах устойчивых, ритмически организованных строфических конструкций, определенных системными свойствами классической поэзии.

Распространение исламской религии обозначило условия интеграции творческих интенций восточных народов в системные структуры арабо-мусульманской культурной общности, основанной на рационально обусловленных информационных кодах культурных стратегий. Приобщенность к кодовым символам средневековой классической культуры определила содержание ценностно-смысловой иерархии этнокультурного творческого сознания лезгинского народа, заданной активностью мыслительных конструкций разума.

Нормативность, каноничность — основные категории классики — определили структурные смыслы поэтического творчества XV [1-ХVIII веков. Самым распространенным поэтическим жанром классической эпохи была любовная лирика, доминантная суть которой была определена ее ценностным содержанием. Именно в содержательных пределах любовной лирики наиболее полно реализовывались системные качества поэтической модели классики, историческая достоверность которых выдавала тотальное равнодушие творческого сознания к социальному ритму общества.

Тяжелая социально-политическая обстановка, которую переживал Арабский халифат в VII—IX веках, кризис его институциональных структур, по мнению И. М. Фильштинского, обеспечили актуальность идеальных форм сознания, в пределах которых осуществлялся уход от внешней реальности. В результате в средние века вся действительность оказалась символизированной1.

Подчиняя свое сознание некой интеллигибельной идее, средневековый человек подавлял в себе чувственное, поскольку оно могло вызвать в нем только страдания. Все это способствовало абсолютизации человеческого бытия.

Понятие «абсолют» занимало доминирующее место в средневековом художественном сознании. Оно снимало внутренние противоречия, напряженность нервных центров и не способствовало проникновению в поэтические структуры чувственных объектов. Приобщенное к природе идеала, абсолюта, творческое сознание классики равнодушно к чувственно-предметному миру. Оно отворачивается от окружающей действительности, погружается в собственное содержательное поле, для обнаружения которого выбирает поэтические средства из «общего фонда», загруженные символическим значением собственной эпохи. Именно абсолютизация логических принципов мышления породила такие важнейшие эстетические принципы средних веков, как каноничность и традиционность.

В работе отмечается концентрация духовных интенций поэтического сознания вокруг единого смыслового ядра, транслирующегося в грамматические структуры в образе возлюбленной, которой присущи вечная молодость и красота. Из одного стихотворения в другое возлюбленная кочует с одними и теми же предикатами: она - «солнце», «луна», «царица царей» и т. д. Вечно жалуясь на ее капризы, лирический герой, тем не менее, никогда не стремится к соединению с ней, ибо она не досягаема.

В любовной лирике классической эпохи возлюбленная идеализирована.

1 Фильштинский И. М. История арабской литературы. V - начало X века. М., 1985. С. 10

Поэтому ее внутреннее бытие в структуре стиха остается не осмысленным. Все это позволяет говорить о существовании образа возлюбленной в классической поэзии в форме некой логической конструкции.

Будучи в качестве идеала продуктом разума, он не имеет внутреннюю структуру и лишен непосредственности (зримости). Идеал, не имеющий физической, телесной формы, не может быть обременен содержанием текущего времени. «Нет тела - нет движения», - писал философ Аль Кинди. Конечно, не могут ввести в информационное пространство стиха значение перцептивного времени и предикаты образа любимой девушки (она - луна, она - солнце, она -звезда и т. д.).

В традиционной классической поэзии специфические черты приобретает и поэтический субъект.

Автор характеризует поэтический субъект как ценностно-смысловое ядро, кумулирующее внутреннюю энергию поэтического бытия. Функции его жизнедеятельности определены существующими культурными символами. В этой определенности он всегда деятелен, что является гарантией обеспечения жизненных сил культурного универсума. Природа поэтического субъекта всегда наполнена живой энергией, удерживающей актуальность закодированных культурными программами символов.

В этом плане для лирического героя классического периода характерны следующие черты: он все время страдает: то плачет, то рыдает. Его переживаниям нет начала и конца. Скучая по возлюбленной и жалуясь на ее капризы, он никогда не стремится соединиться с ней. Всякие действия, послупки ему чужды. Он больше всего боится нарушения вечно страдающей гармонии духовных чувств. Он сравнивает себя с садовником, соловьем, мотыльком. Во всех случаях эти образы теряют прямое значение. Ни садовник, ни соловей, ни мотылек не вводят в поэзию реальное время и пространство. Превращаясь в поэтические образы, они приобретают символическое значение, которое можно понять лишь в контексте не только отдельного произведения или поэзии отдельного народа, но и всей общевосточной классической поэзии.

Таким образом, принижение роли чувственности, выбор многочисленных определений возлюбленной, лишенных предметно-понятийного значения в любовной лирике классической эпохи, привели к тому, что ее эстетическое содержание чувственно не переживается лирическим героем. Возлюбленная в структуре произведения полагает свою сущность во всеобщих определениях, что можно достичь только разумом. Лирическому герою, чтобы сделать

собственный мир эстетически ценным, пришлось переступить порог чувственности. Поэтому классическую поэзию считают поэзией разума1.

Во второй главе - «Ашугская любовная лирика ХУН-Х1Х вв.» -рассматривается эстетическая доктрина ашугского искусства.

Включенность в канонизированные, статичные ментальные структуры не могла обеспечить внутреннее равновесие и устойчивость импульсивных ритмов поэтического сознания лезгинского народа. Причиной этого была динамика социально-экономической реальности, удерживающая напряженность его чувственных структур. В результате происходит его постоянное выпадение из канонических нормативов классики, что обеспечивает интерес к словесным формам устного творчества. С одной стороны, обращенность к устойчивым смыслам классики, открывающим горизонты запредельных миров, с другой — погруженность в напряженный, динамичный социальный ритм определили определенный разрыв в ментальных уровнях сознания, преодоление которого могло быть осуществлено в содержательных пределах поэтической модели, основанной на интеграции смысловых доминант классики и устного народного творчества. Таким образом, в результате синтеза культурных смыслов восточной классической поэзии и народного творчества сформировалась уникальная поэтическая система - ашугская поэзия. Являясь продуктом внутренней энергии народного духа, ашугское искусство сыгргшо решающую роль в формировании поэтического мировоззрения азербайджанского и дагестанских народов.

Принципиальным отличием ашугского искусства от классической культуры является то, что оно отражает чувственно воспринимаемую действительность. Логическая структура мышления ашуга формируется при активном участии чувственности, что и определило внутреннюю природу образа возлюбленной.

Если в поэзии эпохи классики возлюбленная, являясь продуктом разума, лишена наличного бытия, то в ашугстве она имеет пространственно-временную форму. Производный от органов чувств образ погружен в свою собственную природу, определяемую в-себе и для-себя сущим бытием.

Восприятие окружающей действительности в практическом опыте, вовлеченность в динамичный общественный ритм - основные составляющие народного мировоззрения - определили огромную ценность временных и пространственных категорий в моделировании эстетической доктрины ашугства. Предметно-практическая деятельность, направленная на освоение

1 Шидфар Б. Я. Образная система арабской классической литературы (ХУ-ХН вв.). М., 1974. С. 87.

внешнего мира, требовала от человека, занятого в основном в аграрном производстве, четкого осознания временной ориентации. А. Я. Гуревич пишет: «Аграрное общество жило в ритме, навязанном ему естественным окружением. Как и во внешней природе, в жизни человека последовательно сменяется природа зарождения, расцвета, зрелости, увядания и смерти, регулярно повторяющиеся из поколения в поколение. Именно хозяйственные сезоны и поколения людей — это кольцо на одном и том же древе жизни»1.

Зависимость практической деятельности (человека) от смены сельскохозяйственных сезонов легла в основу циклического восприятия времени в античности и в средневековой Европе. Не привела ли занятость в крестьянском хозяйстве и зависимость от природных сезонов к преобладанию восприятия времени в сознании человека, проживавшего в средние века в географическом пространстве Азербайджана и Дагестана, как вечности? Дело в том, что и в античности, и в средние века человек был вовлечен в некую универсальную модель социума. В Древней Греции основу всеобщего моделирования Вселенной образовало представление греков о космосе.

В средние века в Европе доминантой духовной атмосферы становилось христианское мировоззрение. «Теоцентризм христианского мировоззрения, его дуализм и символизм были фундаментальными силовыми линиями, пронизывающими и организовавшими всю средневековую культуру, в том числе и категории пространства и времени»2.

Однако культурно-историческое пространство Азербайджана и Дагестана не входило в некую устойчивую модель. Народы, проживающие в этих государственных образованиях, не могли найти оправдание для своего существования (столь сложного и противоречивого) и в мусульманской религии, поскольку она была принята относительно недавно и распространена не везде. Теоцентризм, легший в основу ислама, еще не стал для них «космологической идеей» (Осипов А. И.) об единстве мусульманского мира. Это не давало возможности сознанию этих народов выработать мировоззренческую рефлексию над культурными смыслами собственной эпохи. Отсюда и переживание окружающей действительности в индивидуальном опыте. Стихийный индивидуализм же, по мнению Г. Г. Сучковой, «разрывает осознание пассивной связи времени, он предполагает сильную необратимость времени»1. Таким образом, осознание необратимости, быстротечности времени легло в основу организации ашугской

1 Гуревич А. Я. Категории средневековой культуры. М., 1984. С. 156.

2 Там же. С. 134.

1 Сучкова Г. Г. Время как проблемы гносеологии. - Ростов н/Д Изд-во Рост, ун-та, 1988. С. 81. 14

художественной модели, что и предопределило специфику функционирования в ней художественного образа.

В формировании ашугской эстетической доктрины немаловажную роль сыграли и пространственные представления. Чувственная данность, которая легла в основу художественной концепции ашугства, требовала присутствия пространственного содержания.

В XVI—XVII вв. образная система ашугской поэзии моделировалась на основании «конкретно чувственного отношения к природе» (Осипов А. И.). Занятый в основном аграрным производством, человек ощущал себя частью природы и не мог отдалять себя от нее, поэтому природа не могла быть для него объектом деятельности. Если в классической поэзии встречаются единичные, в основном крупномасштабные образы природы, такие, как солнце, луна, райский сад, звезды и т. д., то в ашугской поэзии часто используются природные явления. Лирический субъект ощущает себя частичкой природы. Она для него загадка, и он не в силах понять ее. Лирический герой воспринимает природу через свои душевные страдания и стремится найти в ней параллели своему состоянию. Зима, осень, ураган, ветер, холод все время сопровождают его.

В работе рассматриваются и причины упадка эстетической доктрины ашугства. В XIX в. в социально-экономической и культурной жизни дагестанских народов происходят существенные перемены. Присоединение Дагестана к России и втягивание его в орбиту капиталистического развития способствовали ускоренному культурному и экономическому развитию.

Культурный рост был связан с приобщением к более прогрессивным, в первую очередь просветительским идеям. Вхождение в русское культурное пространство, приобщение к просветительским ценностям не могли не внести серьезные коррективы в дальнейшее развитие художественного мировоззрения дагестанских, в том числе лезгинского, народов. Утверждение просвещения как духовного явления в сознании горцев связано, прежде всего, с его критическим отношением существующему общественному порядку, обращением к человеку как личности, к разуму, призванному раскрыть всю духовную мощь человека. Этим можно объяснить попытки лезгинских поэтов реанимировать художественные традиции эпохи классики. Как было отмечено выше, классическая поэзия опиралась на разум, который занял достойное место и в гносеологической концепции просветительства.

Какое же было отношение ашугского искусства к просвещению? Отрицательное. Ашугская эстетика сформировалась в противоречии с поэтической концепцией классики. Поэтому ее, берущую свой материал из

чувственного мира, не могла удовлетворять возросшая в словесном творчестве роль разума. Могла ли она изолировать свою внутреннюю энергию от динамично развивающегося литературного процесса? Нет. Для реализации своего содержания ашугской поэзии нужна была публика. А публика была охвачена просветительскими идеями. Поэтому она (ашугская поэзия) столкнулась с серьезной проблемой.

Всю вторую половину XIX в. ашугское искусство проводит в борьбе за отстаивание собственной эстетической доктрины. Дело в том, что ашугство не имело возможность модернизировать свое бытие, в основе которого была положена взаимная рефлексия содержания и формы. Отчуждение их друг от друга могло привести к полному упадку (что и произошло в конце XIX - начале XX в.). Поэтому все силы были брошены на борьбу за сохранение внутренней целостности. А в столкновении с культурно-художественными ценностями нового литературного процесса ашугство оказалось бессильным. Если ему удается в какой-то степени отстаивать свою позицию, то благодаря тому, что просвещение не отрицало роль чувственности (столь значимой для ашугской эстетики) в познании действительности.

Таким образом, ашугское искусство, оказавшее огромное влияние на развитие художественного мировоззрения народов Азербайджана и Южного Дагестана, в XIX в. сдает свои позиции. Его ценности перестают удовлетворять эстетическим потребностям общества, что ставит перед творческим мышлением лезгинского народа трудную задачу: не только заполнить эстетический вакуум эпохи, но и определить вектор движения национальной поэтической мысли. Решение этой задачи мы видим в творчестве классика лезгинской литературы XIX в. Е. Эмина.

Етим Эмин пережил время, когда в художественном пространстве лезгинского народа происходили сложнейшие процессы, приводившие к смене его мировоззренческих устоев.

Ашугское искусство, сыгравшее важную роль в развитии творческого сознания народа, в XIX в. начало сдавать свои позиции. В то же время просветительские идеи, несмотря на свою интенсивность проникновения в культурную жизнь Дагестана, еще не могли образовать некую устойчивую художественную модель. Поэтому перед поэтом стояла труднейшая задача: не только заполнить эстетический вакуум собственной эпохи, но и определить пути развития национальной поэтической мысли.

Образ возлюбленной в творчестве Е. Эмина претерпевает ряд серьезных структурных изменений, вызванных кризисом ашугского искусства. Как было

сказано, основу эстетической доктрины ашугской любовной лирики образовывала обобщенная, схематизированная пространственно-временная структура образа любимой девушки, заполненная содержанием телесности. С распространением просветительских идей, усилением роли разума в гносеологической концепции XIX столетия внутренняя природа возлюбленной в ашугской поэзии освобождается от наличного бытия, что привело к деформированию структуры ее образа. Поэтому Е. Эмин не мог опираться на эстетические устои ашугсггва.

Поэт не мог опираться и на поэтические традиции классической поэзии, в которой возлюбленная приобретает свою сущность в качестве идеала. Несмотря на активность разума в логической структуре творческого мышления XIX в., идеал, лишенный чувственной достоверности, не мог удовлетворять художественные потребности эпохи. Нужно было заполнить внутреннее бытие образа (возлюбленной) новым содержанием.

Если обратить внимание на гносеологическую картину XIX в., то мы увидим, что в ней чувственное отражение действительности сочетается с ее рациональным осмыслением. Поэтому художественный образ (в нашем случае — образ возлюбленной) мог приобрести смысловую ценность, только сочетая в себе обе эти стороны познавательной деятельности.

Чувственность предполагает заданность образа содержанием телесности. Разум же не может подвергать образ рефлексии в его наличном бытии. Не возникает ли противоречие? Да, но структурирование самой логической модели мышления XIX в. снимает это противоречие. Дело в том, что чувственная данность в художественном мировоззрении дагестанских народов (в XIX в.) теряет свою активность, что освобождает ее от содержания наглядности, видимости. Отсюда можно сделать вывод, что пространственно-временная форма образа любимой в лирике Е. Эмина имеет наличное бытие, но уже в снятом виде. Это дает возможность образу, с одной стороны, рефлектировать на уровне разума, с другой - сохранять пластичность, напряженность. Внутреннее бытие возлюбленной заполнено эмоциями, насыщенными временным содержанием, которое проявляет свою сущность в движении. Но об этом движении дает знать не сама избранница сердца, а синтетическое единство содержательных форм сознания поэтического субъекта. Таким образом, исследование сущностных свойств концепта лирического «я» как эстетического целого позволяет постичь бытие образа любимой в стихах Е. Эмина.

В третьей главе — «Лезгинская любовная лирика советского периода»

— объектом теоретических воззрений автора становится любовная лирика советского периода

Советский период оказался самым драматичным в развитии художественной мысли. Структурирование новой поэтической модели в рамках единой методологической конструкции (социалистического реализма) происходило в условиях изоляции ее ценностных смыслов от предшествующих культурных традиций. Эстетические устои этой модели должны были опираться на идеологические составляющие новой политической конъюнктуры, в результате она превратилась в обслуживающую ее поэтическую систему.

Драматизм ситуации заключался и в том, что основы новой поэтической модели должны были заложить те поэты, чье творческое мировоззрение сформировали культурные смыслы дореволюционного периода. Переход же на новые художественные установки требовал от них радикальной перестройки логической структуры собственного поэтического сознания. А это не могло не вызвать у основателей социалистической литературы ощущение трагизма своего творческого «я», что не должно было стать объектом эстетических переживаний. К числу таких поэтов в лезгинской литературе относится Сулейман Стальский.

В сулеймановедении до сих пор остается открытым вопрос, кем же был С. Стальский: ашугом или поэтом? Одни исследователи считают его ашугом, другие — поэтом. В качестве доказательства первые приводят то, что С. Стальский слагал стихи устно, а вторые обосновывают свои выводы тем, что поэт не сопровождал свои песни игрой на чунгуре. Между тем суть данного вопроса остается нераскрытой. Причиной этого стал отрыв творческого феномена С. Стальского от ценностно-смысловых установок его эпохи.

Вне поля зрения исследователей творчества поэта остался и тот факт, что С. Стальский отдавал предпочтение композиционной структуре герайлы. А гошма, самая распространенная стихотворная форма в лезгинской поэзии вплоть до XX века, осталась им невостребованной. Желание автора диссертации заострить эти проблемы мотивировано надеждой прояснить еще одну проблему, которая также осталась незамеченной сулеймановедами. Как известно, доминировавшая в течение нескольких столетий в восточной поэзии любовная лирика так и не заняла серьезного места в творчестве С. Стальского.

В 1934 г. на первом съезде писателей СССР М. Горький называет С. Стальского «Гомером XX века». Это сравнение оказалось настолько удачным, что почти все исследователи творчества поэта начинают свои работы с этих

слов. Действительно, Гомер был слепым, а С. Стальский - неграмотным. И у того, и у другого не было возможности оформлять свои мысли письменно. Формирование поэтических образов на уровне сознания и у Гомера, и у Стальского происходило при активном участии устной речи. Однако -при отражении предметно-пространственных структур образов их сознание опиралось на разные формы познания. У Гомера доминирующей формой отражения объекта было слуховое восприятие, а для поэтического мышления С. Стальского большое значение имело зрительное ощущение действительности. Именно зримая действительность в ее бытовом, повседневном восприятии становится ценностной доминантой поэтического бытия С. Стальского. Это было связано не только с отсутствием мировоззренческой рефлексии на саму действительность, но и спецификой строения логической структуры мышления поэта.

С. Стальский не имел возможности оформить свои мысли письменно. В отражении явлений окружающей действительности его сознание опиралось на устную речь. Присущая для устной речи быстрота темпа заполняет стих внутренней, первичной энергией, имеющей источник в чувственном переживании лирическим субъектом явлений внешнего мира. Это делает невозможным уплотнение содержательного поля произведений такими художественными средствами, как эпитеты, сравнения, потребность в которых восполняется активным использованием аллегорий, иносказании, характерных для речи народных масс.

Таким образом, конструируется оригинальная, в-себя замкнутая поэтическая модель, в процессе объективизации которой деформируется грамматический строй языка, при этом не только родного, но и азербайджанского. В этой деформации высвечивается живость сулеймановского языка, проявляющаяся в привязанности творческого сознания поэта к стихии зримой действительности.

Чувственное восприятие явлений внешней действигельности не благоприятствовало трансцендированию поэтического мышления в некое универсальное, символическое поле, в процессе которого и вырабатывается саморефлексия, ограниченность которой усиливает в творческом субъекте С. Стальского чувство собственной включенности в предметный мир. Это и держит сознание поэта на чувственном уровне, в результате обнаруживается напряженность его бытия, высвечивающая доминирование психологического сказуемого в стохах поэта.

Причины выбора С. Стальским восьмисложника (герайлы) в качестве основной стихотворной формы автор видит в следующем:

1. Логическая структур« позтчсокогп сознания С. Стальского находила снос языковое выражение в упрощенной синтаксической конструкции ^ активным сказуемым. Передать эту конструкцию в восьмисложнике было намного легче, чем в гошме, каждая строка которой состоит из 11 слогов.

2. Формирование поэтического сознания С. Стальского происходило при активном участии устной речи, отличающейся быстротой темпа. Материализация сознания поэта в устной речи требовала более простой стихотворной формы, какой является герайлы.

3. С. Стальский жил в бурную эпоху, в которой происходили события глобального характера. Переживание их в практическом опыте приводило к напряженности мышления поэта, которое не способствовало движению мысли в горизонтальном направлении. Отражение происходящих друг за другом событий в сознании поэта в линейно текущем временном измерении могло происходить только по направлению сверху вниз. Поэтому, соответствуя классической форме герайлы, его стихи отличаются только количеством строф. Если классическое герайлы состоит из 3—5 четверостиший, то произведения С. Стальского состоят из 9-10 строф и более.

4. Мыслительный процесс от чувственно-предметного отражения объекта до формирования художественного представления о нем в сознании поэта происходил быстро, динамично. При передаче в грамматических структурах художественного образа сохранялась первичная, внутренняя энергия, реализация которой требовала более динамичной стихотворной формы.

Выбор С. Стальским восьмисложника говорит о тотальной погруженности творческого мышления поэта в чувственный мир, требующий упрощенности его (мышления) логической структуры, что характерно для ашугской поэтической модели. Однако следует отметить, что использование структурных элементов ашугства не являлось следствием активности самой ашугской эстетической доктрины, а было вызвано жизненными условиями, в которых оказался поэт. Он сочинял стихи устно. Устная речь, протекающая, как было отмечено выше, в более динамичном темпе, чем письменная, и предопределяла активность органов чувств. Поэтическое сознание С. Стальского, вербализованное через грамматические конструкции устной речи в стихотворной форме ашугства — герайлы, тем не менее остается равнодушным к его (ашугского искусства) внутреннему содержанию. Это было связано с упадком эстетической доктрины ашугства. Переживающая упадок собственных

ценностных смыслов ашугская эстетическая доктрина не могла вдохновлять поэтическое сознание С. Стальского, предельно уплотненное стихией предметного мира.

Здесь, на наш взгляд, кроются и причины равнодушия его творческого сознания к любовной тематике. Чтобы создать завершенный образ возлюбленной, нужно было заполнить его внутреннюю структуру новым ценностным смыслом, что при том эстетическом вакууме, который ощущал поэт, не представлялось возможным. Этим можно объяснить использование С. Стальским фольклорных традиций для создания любовных песен. В ряде сборников его сочинений опубликовано несколько произведений, созданных в форме широко распространенного в народном творчестве поэтического дуэта. Однако фольклорные традиции не могли восполнить тот эстетический вакуум, который образовался в переходный период. И это С. Стальский хорошо понимал. Поэтому он не обращается к любовной тематике.

Национальное творческое сознание лезгин в предреволюционную эпоху переживало нестабильность собственной внутренней устойчивости. Как уже было отмечено, это связано, в первую очередь, с утратой равновесия эстетических устоев ашугской поэтической системы, в устойчивости которой оно в течение ряда веков реализовывало свою суть. Поэтом), оставаясь в содержательном пространстве ашугского искусства, оно, тем не менее, отвернулось от его символических кодов, вследствие чего поэтическое сознание оказалось перед необходимостью поиска новых смысловых доминант, в процессе которого оно должно было «внутренне расширяться». В этом «расширении» должны были высветиться не только когпуры будущего поэтического универсума, но и закономерность исторического развития. Однако выход исторического процесса - впоследствии Октябрьской революции - из логических рамок собственного внутреннего развития деструктурировал базисные устои творческого бытия, в результате оно открылось «целеполаганию» коммунистической идеологии. Наиболее заметно этот процесс прослеживается в творческом наследии известного лезгинского поэта, одного из основателей лезгинской советской поэзии Тагира Хрюгского.

«Тагир Алимов (Хрюгский — псевдоним, напоминающий о родном ауле) родился в 1893 году в бедной крестьянской семье в селении Хрюг Ахтынского района (бывший Самурский округ). Его отец, Алим, был войлочником и даже мастером своего дела, но, по существу, нищим: едва-едва сводил концы с концами, так что в поисках заработка вынужден был отправиться с семьей в

соседний Азербайджан, где батрачил в городах Нухе, Кубе и Баку»1. Эти сведения об отдельных страницах жизненного пути поэта демонстрируют социальные корни творческого потенциала всей художественной культуры начала советского периода.

Тагиру Хрюгскому принадлежат и первые образцы любовной лирики в лезгинской советской поэзии.

Информационное поле стихотворных текстов поэта образует сочетание структурных элементов народного творчества и ашугской поэзии, что характерно для его творческого наследия в целом. Поскольку художественное мышление Т. Хрюгского сформировалось в условиях широко развернувшейся пропаганды социалистических ценностей, то одной из основных эстетических доминант его произведений становится мотив восхваления. Этим можно объяснить насыщенность стихотворений Т. Хрюгского поэтическими средствами, описывающими красоту возлюбленной. Мотив восхваления занимает все поэтическое пространство произведений «Алагузлуь» («Голубоглазая»), «Гюри» и «Зулейха». Основными художественными средствами являются сравнения, причем понятийная структура этих сравнений не однозначна. Встречаются сравнения, заимствованные из традиционной поэзии: «Лаладин макан» («Родина драгоценных камней»); «Мармар хьиз лацу» («Белая, как мрамор»); из ашугской поэзии «Хура твадай гуьл» («Цветок, украшающий грудь»). Но значительное место в стихотворении занимают сравнения, заимствованные из зримой действительности: «Гатфар хьиз къацу» («Зеленая, как весна»); «Дадлу я аш хьиз» («Вкусная, как плов»); «Келем кьиз хц1у» («Хрупкая, как капуста»).

Более устойчивые структуры, обеспечивающие содержательную полноту эстетической доктрины любовной лирики советского периода, развертываются уже в культурно-историческом контексте 1960—1980-х годов.

В 1960-х гг. в стране наступает относительная стабильность, которая в какой-то степени проявляет логику ее внутреннего развития. Партийная номенклатура формируется как узкобюрократическая система, подчинявшая себе властные структуры, в результате человек, все больше ощущающий на себе мощь усиливающегося государственно-бюрократического аппарата, постепенно углубляется в собственный внутренний мир, где и старается реализовать свою сущность (но уже в идеальной форме).

Все больший уход в себя дает возможность творческому сознанию выработать саморефлексию, что приводит к усложнению его логической

1 Гашаров Г. Г. Певцы обновленного края. Махачкала, 1987. С. 90-91.

структуры. Следует отметить и то, что усилению рационального составляющего сознания способствовала и вовлеченность его в заранее запрограммированные, повторяющиеся производственные циклы, основанные на плановой промышленной политике.

Рационализация содержательных форм сознания сопровождалась корректировкой значений его субъективности. Это было связано с постепенным расширением процессиональных функций ментальных структур сознания, следствием чего и явились возможности саморефлексии. Эти возможности открывают достоверность исторически фиксированных форм бытия. Явленные в саморефлексии исторические формы бытия удерживают устойчивость структур памяти, через которые осуществлялось погружение в историческое прошлое.

Тотальная рефлексия над историческим прошлым выдавала действенность условий трансцендирования в иное, в процессе которого творческое сознание познает смысл экзистенции бытия.

Внесение экзистенции в смысл бытия есть следствие сведенности интенций «я» к имманентным явлениям духа. Синтетическое единство этих явлений дает основания идеальным конструкциям, обеспечивающим системные характеристики поэтических моделей.

Системные качества поэтической модели наиболее полно развертываются в структурных пределах любовной лирики, достоверность которых обеспечивается актуальностью именно бытийных смыслов поэтического духа. Актуальность бытийных оснований обозначила условия встраивания явлений духа во всеобщие смыслы, определившие ценностную иерархию любовной лирики. Так, например, лирический герой лезгинского поэта Алирзы Саидова обращен к природе как к всеобщей идее, через которую поэт реализует свою сущность.

Активизация различных явлений природы (дождь - ливень - солнце и т. д.) требует усиления отдельного смыслового компонента, содержащего в себе суть духовного бытия лирического субъекта. Таким компонентом в произведениях А. Саидова становится слово «сердце». Сердце приобретает метафорическое значение, раскрывающее не только сущность духовно-эмоционального мира субъекта, но и придающее ему цельность, системность и эстетическую значимость. Наполненность символическим, метафорическим смыслом позволяет слову «сердце» выйти из собственного содержательного поля и рядоположиться с лексическими единицами, отражающими явления окружающей действительности. Поскольку «сердце» тотально рефлектировано

энергией поэтического мышления, оно снимает содержание предметности с рядоположенных слов. Таким образом, создается символическое поле, в котором субъективное «я» активизирует себя как эстетический момент, ставший равнодушным к внешнему миру. А внешний мир, представленный в стихах А. Саидова, в основном в образах необъятного пространства (небо, Вселенная, море, земля и т. д.), также становится равнодушным к собственной пространственной протяженности. Так, становится возможным обращение к природе как к всеобщей идее, которая не только актуализирует субъективность «я», но и придает образу возлюбленной субстанциональную сущность.

Если в любовной лирике А. Саидова возлюбленная в своей субстанциональной реальности пассивна, то в поэзии Азиза Алема, одного из видных представителей лезгинской советской литературы, сущность ее образа обусловлена актуальностью идеи нравственности. Именно в нравственных смыслах, имеющих основы в содержании универсальности, вневременности, схватывается цельность духовных явлений лирического субъекта. Это требует наличия активного объекта, на который и направлены нормы морали.

В лирике Ханбиче Хаметовой субъективное «я» обращено в собственный эмоциональный мир, что делает его не восприимчивым к инобытию (к абсолютной идее). Отсюда усилие мыслящего «я» проявить сам процесс обращения к собственному внутреннему бытию становится существенным в качестве потенции, генерирующей его сущность как субъекта поэтического творчества.

Мотив одиночества, доминирующий в любовной лирике X. Хаметовой, активизирует не только природу мыслящего «я», но и сущность лирического объекта. Поэтому в организации поэтического поля её стихотворений важную семантическую функцию выполняют местоимения «я» и «ты». Рядоположившись именно в содержательном интервале «я» — «ты», лексические единицы образуют «пространство» одиночества. Если исходным пунктом этого пространства является «я», то конечной его границей является «ты». Однако если «я» отражает суть мыслящего субъекта, то есть «я» — есть мышление как субъект и потому оно активно, то «ты» отражает объект, лишенный возможности генерировать свою сущность собственной потенцией. Поэтому его активность как субстанциональная сущность зависит от интенсивности охвата энергией сознания мыслящего «я». Таким образом, в ценностном поле одиночества наличествуют мыслящее, потому активное «я», и «ты», отражающее предметно-понятийный эквивалент (объект) только в состоянии активности.

Четвертая глава - «Лезгинская любовная лирика постсоветского периода» - посвящена исследованию структурных доминант лезгинской любовной лирики постсоветского периода.

В 1990-е годы системные качества российского общества определяют деструктивные процессы, следствием чего явилось упразднение его институциональных структур. В результате происходит расщепление цивилизационного ядра, в процессе которого просвечиваются условия развертывания иных сценариев культурного бытия. Процессиональные характеристики этих сценариев задаются активностью локальных интеграторов, обеспечивающих условия ухода этнически заданных творческих интенций из устоявшегося в течение нескольких десятилетий культурного универсума. Этот уход обозначил актуальность проблемы поиска новых смыслов идентичности.

Отмечается, что имевший в культурной реальности 1990-х годов распад идентичности не был следствием активности эволюционных механизмов исторического процесса. Он был вызван крушением обеспечившей устойчивость смысловых парадигм культурной идентичности идеологической конструкции советского государства. В результате творческая энергия, лишившаяся чувства сопричастности к «принудительному центру» (Н. Бердяев), локализуется в пределах этнически определенных смысловых пространств, в объективности которых удостоверяются возможности ее существования. Таким образом, активность творческой мысли в 1990 - е годы задается функциональными характеристиками этнонациональных культурных программ, реализация которых, однако, сталкивается с очень серьёзными ограничениями. Эти ограничения были заданы наступательной экспансией глобальных тенденций, равнодушных к локальным принципам культурных интеграторов. Навязывающая смысл унификации жизненных позиций глобализация до предела обостряет проблему этнической идентичности переживающих распад цивилизационного ядра народов бывшего ("ССР.

Действенность деструктивных процессов открывает поэтическому сознанию смысл целесообразности замыкания собственных внешних пределов, вследствие чего происходит локализация духовных интенций в пределах его же содержательного бытия. В результате обеспечиваются возможности выработки саморефлексии, ставшей источником генерации мыслительных структур поэтического сознания.

Погружение поэтического сознания в собственные содержательные пределы сохраняет устойчивость форм его субъективности. Однако это приводит к консервации смысла полноты субъективности поэтической мысли,

которая лишается внешних источников жизненных сил. Как следствие, поэтическая проекция действительности редуцируется в некие символические схемы, несущие смысл ее объективности. В этой объективности она равнодушна к содержанию наличности, зримости. Такая проекция действительности предполагала соответствующую конструкцию субъективности, равнодушной к деятельно активной сущности.

Однако необходимо отметить, что интенсивность социокультурного ритма, сопряженная с трансформацией ценностных оснований общества, проявляет равнодушие к символическим проекциям действительности. Тотальность этого равнодушия выдает угрозу искоренения устойчивых форм идентичности поэтического субъекта. Существенность этой угрозы напрягает его мыслительные структуры, вследствие чего ему открываются пределы возможностей встраивания в ритмические импульсы социокультурной реальности. Достоверность этих пределов открывает поэтическому сознанию целесообразность концентрации духовных интенций вокруг смысловых конструктов, удерживающих деятельно активную суть его субъективности. Одним из этих смысловых конструктов становится тема любви.

Невовлеченность поэтического мышления в устойчивую поэтическую модель предопределила и специфику функционирования образа возлюбленной в поэтическом тексте постсоветского периода. Усиление эмоциональной составляющей содержательного поля мышления современного поэта не способствовало структурированию единой пространственно-временной формы образа возлюбленной. Возлюбленная функционирует как эстетический момент, в основу которого положены духовно-эмоциональные переживания субъективного «я». Поэтому она активна как индивидуально-эмоциональная данность и, естественно, освобождена от телесности. Все это создает серьезные проблемы в раскрытии внутреннего бытия образа. Дело в том, что природа возлюбленной ограничена духовно-ценностным ориентиром субъекта поэтического творчества. Превратившись в эстетическое составляющее индивидуально данного поэтического духа, она приобретает свою сущность не в рамках культурно-исторических смыслов целой эпохи (как это было в классической поэзии и ашугском искусстве), а в контексте творчества отдельно взятого поэта. Таким образом, внутреннее бытие образа любимой девушки заполнено энергией поэтического духа, развертывающего свою деятельность в чувственно-эмоциональном мире субъекта. Поэтому постижение бытия любимой во многом зависит от скрупулезной работы над конкретным произведением того или иного поэта. В качестве примера приводятся любовные

стихи лезгинских поэтов Зулфикара Кафланова, Фейзудина Нагиева и Арбена Кардаша.

В 2002 г. вышел сборник стихов и поэм 3. Кафланова «Теменрин марф» («Дождь поцелуев»). Одна из глав сборника, названная поэтом «Зи муьгьуьббат ц1ай туш кана хкахьдай» («Моя любовь - не огонь гаснущий»), посвящена любовной тематике. Поэтическую структуру произведений, вошедших в данную главу, образует процесс проявления лирическим «я» собственной внутренней субстанции. Поскольку этот процесс охвачен стихиен времени, то она (субстанция) существенна в качестве поэтического духа, который заполнен и природой возлюбленной. Поэтому необходимо сущее бытие духа (как внутренней энергии, исходящей от субъекта) обременено тотальностью присутствия природы возлюбленной, что образует в стихах 3. Кафланова два эстетических поля, в которых, в зависимости от эмоциональной установки, усиливается то позиция субъективного «я», то бытие любимой. Так, например, в ряде произведений поэтический дух направляет всю свою силу на раскрытие собственной сущности. Он отворачивается от возлюбленной, делает себя объектом своей энергии, в результате превращается в активный эстетический момент. А возлюбленная переведена в более пассивную эстетическую плоскость.

Поэтический дух в любовной лирике 3. Кафланова замкнут в-себе и для-себя сущем бытии, которое транслируется в лексические единицы, загружает их собственной тотальностью, в результате семантические связи этих единиц не могут выйти за пределы «предметного» мира духа. В этом отношении интересно стихотворение поэта, начинающееся со слов «Заз аквазва, завай ваз бахт гуз жезвач» («Я вижу [знаю] - я не могу дать тебе счастье»). Эти слова, выраженные в основном глагольными формами, определяют в первой строфе содержательный интервал для духа (я вижу - я не могу), в котором активизируется его бытие /Заз аквазва, завай ваз бахт гуз жезвач /Вун бахтлу хьун мурад ят1ан рш1ин зи. /Жув эхирдам, руги, вун патап куз жезсач, /Дад, хъел хъвемир, багъишпсшиш ширинди [с. 253]. (/Я вижу, что не могу тебя осчастливить, /Хотя мечтаю о твоем счастье. /Не могу сгореть ради тебя до конца, /Не обижайся, прости меня, дорогая.)

Проявление реальности поэтического духа в его пространственном поле достигается активным использованием глагольных форм, передающих поэтической структуре произведения движение, которое равнодушно к внешней форме возлюбленной. И это очень важно — отсутствие ценностно оформленной внешней формы любимой девушки избавляет дух от

необходимости выйти из в-себя сущей субстанции, что позволяет ему остаться в содержательном пространстве собственного бытия. Поэтому в стихотворении приобретают эстетическую значимость такие синтаксические конструкции, как «вун бахтлу хьун мурад ят1ан рик/ин зи» («хотя твое счастье - мечта моего сердца»); «вун патал куз жезвач» («не могу сгореть ради тебя»). Эти конструкции на синтаксическом уровне материализуют тотальность духа, изнутри расчленив его бытие на составляющие (лирическое «я» -возлюбленная) и противопоставив их друг другу. Цельность поэтического духа восстанавливается в сознании реципиента, ставшего равнодушным к пространственно-временной форме объекта.

В любовной лирике 3. Кафланова, созданной в начале 90-х гг. XX в., поэтический дух, освобожденный от методологических рамок эпохи, смог сохранить самого себя как эстетический момент, заряженный потенцией творческого сознания мыслящего субъекта (автора).

В 2001 г. вышел в свет сборник стихов известного лезгинского поэта и прозаика Фейзудина Нагаева под названием «Гарал теменар» («Поцелуи на ветру»). Значительное место в сборнике занимают стихи, написанные поэтом в конце 90-х годов прошлого столетия, анализ которых дал бы возможность проследить движение творческого духа. Однако методологический вакуум, образовавшийся в постсоветском художественном пространстве, не позволил структурировать метафизическую модель, в которой творческая мысль могла бы обнаружить свою сущность.

Как уже было отмечено, в начале 90-х годов XX века творческий дух погружается в собственное бытие, благодаря чему смог сохранить себя как самореализующая творческая энергия, ограниченная в рамках собственной субстанции. Дальнейшее же развитие было бы возможным только в пределах некоего трансцендентного поля, отсутствие которого и привело к растворению духа, к деформированию его бытия. Поэтому в произведениях Ф. Нагиева не обнаруживается тотальность духа, заряженного энергией национального творческого самосознания. Это свидетельствует об отсутствии возможностей встраивания духовных явлений творческого сознания в структурные смыслы нового поэтического универсума. В результате духовно-эмоциональный мир поэта оказался восприимчивым к быстро меняющейся окружающей действительности, что не могло не отразиться в его любовной лирике.

Каждое произведение Ф. Нагиева имеет собственное эмоционально-ценностное поле. Однако стремление обратиться к телесной форме образа возлюбленной объединяет все произведения в одно целое.

Произведения Ф. Нагиева любовного содержания насыщены лексическими единицами, отражающими внешние данные любимой.

Внешность может проявиться только в процессе созерцания. А созерцание предполагает наличие открытого пространства, так как только на пространственном поле можно созерцать внешность объекта. Поэтому если в любовной лирике 3. Кафланова мы имеем дело с метафизическим пространством, в котором разворачивается деятельность духа, замкнутым и равнодушным к телесности, то в стихах Ф. Нагиева именно внешне раскрытое пространство приобретает эстетическую целесообразность. Дело в том, что стремление постичь образ (возлюбленной) как внешне оформленный ценностный момент отнимает у поэтического мышления много энергии, что не позволяет ему углубляться в себя само. Оно должно передать образу пространственную завершенность, вследствие чего зримая действительность в стихах поэта имеет смысловую ценность: /Вун къвалавай фидай ч!авуз, /вахъ атирдин гар жеда. /Масдаз хъуьрез, масдаз лугьуз, /акурла рик! т/ар жеда... /... Назик цуьк зирик1изхуш я.

Тури кьелед дереда, /Ша, къеледай гваз катин вун /лаг{у шивцел акьахна. (/Когда ты проходишь мимо, /от тебя веет ароматом духов. /Когда улыбаешься другому, говоришь с ним, /видя это, сердце болит... /...Нежный цветок, отрада моего сердца /в крепости долины Тури. / Давай сбежим из крепости, /сев верхом на белого коня.)

В этом произведении образ возлюбленной активизируется на пространственной почве. В первой строке к образу прилагаются слова «вахъ атирдин гар жеда» («от тебя веет ароматом»), имеющие цель передать ему (образу) ценностное значение. Для этого эстетизируется окружающая действительность. О благоухании возлюбленной лирический герой узнает, когда она проходит мимо него. Во второй строфе предметный мир внешне не проявляется, но здесь появляется слово «масад» («чужой»), которое приобретает эмоциональную нагрузку. Соперник может разлучить лирического героя с избранницей его сердца, что сопровождается пространственным содержанием. В третьей строке возлюбленная характеризуется словами «нежный цветок», растущий в крепости Тури. В четвертом стихе эмоциональный настрой создается обращением лирического героя к любимой девушке, в котором содержится просьба согласиться убежать с ним из этой крепости. Таким образом, приложение к образу возлюбленной явлений из предметного мира становится неотъемлемой частью любовной лирики Ф. Нагиева.

Анализ любовной лирики Ф. Нагиева показывает, что пространственно-временная форма образа возлюбленной в его произведениях не имеет структурной определенности, и это потому, что если в начале 90-х годов XX века поэтический дух еще может воспроизвести самого себя (об этом свидетельствует лирика 3. Кафланова), то в конце столетия эстетические категории, порожденные социалистическим реализмом, окончательно освобождаются от штампа универсальности, в результате они теряют системность. Художественный образ, активизированный в ценностном поле этих категорий, не может приобрести целостность, завершенность.

В диссертации автор обращается и к творчеству одного из ярких представителей постсоветской лезгинской литературы Арбена Кардашова (Кардаша), который смог проявить себя как искусный мастер слова.

В последнее время А. Кардаш издал несколько сборников, в которых, к сожалению, любовная лирика так и не заняла сколь-нибудь значимое место. Мы располагаем пятью произведениями любовного содержания, которые датируются 2004—2005 годами. (Только под одним стихотворением, созданным в жанре газели, стоит дата — 2002 г.). Почему поэтическое сознание А. Кардаша, активно воспроизводящее образный мир, оказалось равнодушным к любовной тематике? Можно ли объяснить это только теми разрушительными процессами, которые происходили в художественном пространстве последних десятилетий? Постановка этих вопросов вызвана не нашей уверенностью раскрыть их сущность, а актуальностью самих этих вопросов, так как именно ответы на них могли бы проявить в какой-то степени вектор движения национальной эстетической мысли. Поэтому раскрытие художественной специфики образного мира поэта, отраженного всего лишь в пяти его произведениях, считаем, не даст желаемого результата.

Одно из произведений А. Кардаша, посвященное теме любви, называется «Кьве лат» («Две чаши»). Это большое по объему стихотворение, состоящее из 26 четверостиший. Оно начинается с обращения лирического героя к возлюбленной, в котором он вспоминает легенду, услышанную от одной «тетушки из Микраха».

Легенда гласит о том, что в древности на горе Шалбуздаг находились две чаши, построенные на двух источниках, из которых стекала вода, меняющая свой вкус. Разницу во вкусах могли уловить «любящие сердца», «любящие цветы». К родникам приходили молодожены, которые, совершив ряд обрядовых действий, клялись в верности друг другу. Но проходят времена, в чашах иссякает вода, а любовь становится предметом купли-продажи.

Как видим, в легенде отражена «действительность» в определенном отрезке исторического времени. Эта «действительность» давно скрыта под пластами времени, потому она не существенна в настоящем. Поэтому эстетизация двух чаш не передает ей («действительности») наглядность, зримость. Какую же цель преследует поэт, озвучив в произведении данную легенду? В восьмой строфе он обращается к возлюбленной со следующими словами: /Алша за ваз лугьурди, чан, /И к1валах тупи кар алайди, /Кьшинди-цеп и кьве латап. /Вучт я и т1вар алайди? (/Но я тебе скажу, дорогая, /Не в этом суть. /Главное - вода этих двух чаш /Почему так называется.)

А вода, истекающая из родников, называлась «водой любви». Поскольку сама любовь является внутренним состоянием отдельно взятого индивидуума, то лишь загрузившись нравственным содержанием, она становится вневременной. Отсюда слова, услышанные поэтом от одной тетушки из Микраха, вербализируют не историческую («реальную») действительность «древних времен Лезгистана», а нравственные установки этого времени, которые не подвластны ему, потому они действительны и в настоящем. Вот почему «главное в предании» - название воды родников: «вода любви». К родникам могли прийти только молодожены, которые были охвачены искренней любовью.

Наступает время («Са девирда») («В одно время»), когда любовь освобождается от нравственного содержания. Тогда и высыхают родники. Однако моральные ценности не исчезают, они превращаются в идеи, в качестве которых актуальны и в настоящем. (Через нравственные идеи снимаются временные границы между прошлым и настоящим.) Лирический герой стихотворения старается заполнить эти идеи конкретным содержанием. Для этого он с любимой вспоминает их совместную жизнь, которая отвечает высоким требованиям морали: /А латарин чаз ширширар, ,'Хьаначт1ани, ширинди ван. /Налугьуди, дегь девирар, /Чи ашкьидиз, хъана аян. (/Журчание этих колод /Хотя мы не слышали, /Будто бы прошлое /Стало свидетелем нашей любви.)

Таким образом, любовь, отраженная в стихотворении А. Кардаша «Кье лат» («Две чаши»), - это состоявшаяся любовь, благодаря чему становится возможным активизация нравственных ценностей.

Ценностно-смысловая иерархия современной любовной лирики имеет основанием чувственные переживания поэтического субъекта, которые транслируются в семантические структуры, объективирующие пределы единого содержательно-информационного пространства. Действенность этих

пределов фиксирует деятельную сущность Я (субъекта) и Ты (объекта — возлюбленной), которая схватывается индивидуально заданными импульсивными ритмами творческого сознания, уже равнодушного к устойчивым структурам поэтического универсума.

В заключении подведены итоги исследования поэтической модели лезгинской любовной лирики в культурно-историческом контексте.

Прослеживание динамики поэтической модели лезгинской любовной лирики в контексте длительного исторического времени обнаруживает действенность инверсионных процессов, определивших структурные смыслы этнопоэтического сознания, развертывающего свою деятельность на фоне чередующихся культурно-исторических типов. Это делало необходимым актуализацию в рамках данного исследования логики циклового развития культуры. Выбор в качестве доминантного теоретического положения концепции крупнейшего русского социолога и культуролога П. Сорокина связан с тем, что ученый ближе всего подошел к содержательному наполнению процессов цикличности (Н. А. Хренов). П. Сорокин представляет культуру как единство, составные части которого сведены к одному основополагающему принципу - ценности.

Именно специфика, доминирующая на том или ином этапе развития культуры ценности, стала основой классификации П. Сорокиным культурно-исторических типов. Он выделяет три типа культуры: идеациональный, чувственный, идеалистический.

Основную ценностную реальность идеационапьного искусства, по мнению культуролога, образует бытие Бога, потому оно равнодушно к чувственному миру. Этими «штрихами» идеационального искусства, особо подчеркнутыми П. Сорокиным, можно очертить и ценностные смыслы классической поэзии.

Исследование эстетических основ классики выявило доминирующую роль в ее гносеологической концепции разума, который полагает свою суть в качестве абсолюта. Именно абсолютизация логических принципов мышления породила такие важнейшие эстетические принципы средних веков, как каноничность и традиционность.

Традиционность, статичность, нормативность - основные составляющие поэтического бытия классической эпохи — не могли иметь ценность для творческого сознания широких народных масс, переживающих окружающий мир в практическом опыте, что ставило его перед необходимостью создания собственной эстетической системы. Такой системой стало ашугское искусство,

отражающее чувственно воспринимаемую действительность, которую П. Сорокин считает основой посылки чувственной культуры.

В ашугской поэзии сознание лирического героя погружается в чувственно-предметный мир. Определяющим фактором его внутреннего бытия становится переживание времени в его линейном течении. Оно (сознание) концентрирует свою энергию на отражении пространственно- временных форм единичных предметов (объектов), что способствует проникновению в структуру стиха психологического содержания.

Процесс созидания нового социалистического государства усиливает в 1920-1940 гг. в советском человеке чувство причастности к Истории, что активизирует элементы чувственного искусства. В результате творческое сознание не смогло выработать саморефлексию, столь необходимую для конструирования устойчивой эстетической модели. Такую возможность оно приобретает в 1960-1980-е годы. Это было связано с наступившей в стране относительной стабильностью, которая выявила логику ее развития, сопровождающуюся усилением партийной номенклатуры. Человек, все больше ощущающий на себе мощь государственного аппарата, постепенно углубляется в собственный внутренний мир, где и старается реализовать себя в качестве субъекта поэтического творчества. Всё это позволило творческому сознанию конструировать некое трансцендентальное поле, в котором субъективное «я» активизирует свою суть как эстетический момент, высвечивающий уже основы

идеационального искусства.

В литературоведческих, философских периодических изданиях часто появляются статьи, посвященные анализу современного состояния творческого процесса. К сожалению, выводы, изложенные в них, выявляют совершенно разные, порою противоположные перспективы развития постсоветской культуры, потому они не могут создать целостную ее картину. Надеясь на то, что с все большим отдалением от переломных 1990-х гг. станет возможным выработать теоретическую рефлексию над творческими ценностями современной эпохи, мы поставим вопрос: выдерживают ли эстетические устои лезгинской любовной лирики постсоветского периода логику циклического развития творческой мысли? Не претендуя на полноту освещения данной проблемы, отметим, что этнопоэтическое сознание лезгинского народа вовлечено в социокультурный ритм, сопряженный действенностью некоего конфликтного смыслового поля, детерминированного активностью структурных доминант двух взаимоисключающих ценностных парадигм: массовой и традиционной культур. Эти культуры предлагают совершенно

33

разные смыслы жизнеустройства, соприкосновение которых и вносит серьезную напряженность в ментальные структуры этнопоэтического сознания, столкнувшегося уже с угрозой окончательного распада традиционных мировоззренческих конструкций. В результате оно отворачивается от целесообразности выработки смыслов собственной субъективности, которые, видимо, будут определены извне предложенными культурными программами.

Изучение эстетических смыслов лезгинской любовной лирики обнаруживает циклическую логику развития ее поэтической модели. Активность циклической парадигмы в развитии поэтической мысли есть следствие интегрированности национального творческого сознания в более масштабный культурный процесс.

Основное содержание диссертации отражено в следующих публикациях:

1.Монографии

1. Бедирханов С. А. Эстетика лезгинской любовной лирики 17-19 вв. Махачкала: Деловой мир, 2006. - 154 с.

2. Бедирханов С. А. Новейшая лезгинская поэзия: опыт эстетического конструирования поэтического бытия. - Махачкала: Деловой мир, 2009. - 260 с.

3. Бедирханов С. А. Азербайджаноязычная лезгинская поэзия народов Южного Дагестана 17-18 вв. Исследование и тексты. - Махачкала: Деловой мир, 2007.-158 с.

4. Бедирханов С. А. Азербайджаноязычная лезгинская поэзия народов Южного Дагестана 19-20 вв. Исследование и тексты. - Махачкала: ПБОЮЛ «Зулумханова», 2008. - 174 с.

П. Статьи в ведущих рецензируемых научных журналах и изданиях, рекомендованных ВАК Минобрнауки РФ

1. Бедирханов С. А. К вопросу о выборе С. Стальским стихотворной формы герайлы//Вестник ДНЦ РАН. Махачкала, 2006. №25. С. 128-132.

2. Бедирханов С. А. Любовная лирика А. Кардаша (К проблеме творческого Я в эстетической системе А. Кардаша постсоветского периода // Вестник ДНЦ РАН. Махачкала, 2008. №31. С. 118-122.

3. Бедирханов С. А. Лезгинская любовная лирика советского периода. К проблеме творческого Я в онтогенезе любовной лирики 60-80 гг. XX века. //Вестник ДНЦ РАН Махачкала, 2009. №34. С.74-78.

4. Бедирханов С. А. Образ возлюбленной в онтогенезе лезгинской ашугской поэзии // Вестник ПГЛИ. Пятигорск. 2009. №4. С. 196-199.

5. Бедирханов С. А. Время и пространство в лезгинской поэзии средних веков. //Вестник ДНЦ РАН. Махачкала, 2001. №11. С.73-79.

6. Бедирханов С. А. Любовная лирика 3. Кафланова. (К проблеме вербализации эстетической сущности поэтического сознания постсоветского периода). Вестник ДНЦ РАН. Махачкала, 2010. №36. С.101-111.

7. Бедирханов С. А Ашугское искусство: поэтическое бытие в контексте кризиса чувственного типа культуры (на материале лезгинской ашугской любовной лирики). // Обсерватория культуры. Москва, 2010. №4. С. 104-107.

8. Бедирханов С. А. Любовная лирика Ф. Нагиева постсоветского периода. Опыт эстетического конструирования поэтического бытия // Вестник ПГЛУ. Пятигорск, 2010. №1. С.21-1213.

9. Бедирханов С. А. Отражение исторической памяти в национально-поэтическом сознании лезгин 1960-1980 гг. // «Общество - среда - развитие». Санкт-Петербург, 2012. № 2. С. 120-123

10. Бедирханов С. А. Лезгинское поэтическое творчество в историческом контексте становления новой социалистической культуры. // Этносоциум и межнациональная культура. Москва, 2012. №5 (47). С. 85-90.

11. Бедирханов С. А. Коллективное начало в репрезентации лезгинской поэтической культуры периода начала великой отечественной войны. // "Общество-среда-развитие". Санкт Петербург, 2013. №3. С.141-144.

12. Бедирханов С. А. Лезгинское поэтическое творчество 1920-гг. К трансформации структурных оснований этнопоэтического бытия, (на примере произведений Н. Шерифова) // "Общество-среда-развитие". Санкт Петербург, 2014. №3. С. 89-92.

13. Бедирханов С. А. Этнопоэтическое творчество лезгинского народа в социокультурном контексте 1960-х годов. К формированию структурных основ любовной лирики // European Social Science Journal (Европейский журнал социальных наук). Москва, 2014. № 4(43). Том 1. С. 182-187.

14. Бедирханов С. А. Ашугское поэтическое творчество. К специфике чувственного типа культуры // European Social Science Journal (Европейский журнал социальных наук). 2014. № 5 (44). Том 1. С. 256-261.

15. Бедирханов С. А. К жанровой конструкции лезгинской любовной лирики средних веков // Этносоциум и межнациональная культура. Москва, 2014. №9. С. 111-118.

Ш. В зарубежных изданиях

16. Бедирханов С. А. Творчество Мирзы Карима // Дагестан. Стамбул. Турция. 2009. №2 С.40-41.

17. Бедирханов С. А. Функционирование образа возлюбленной (временно-пространственная модель) в эстетической доктрине лезгинской любовной лирике классической эпохи. //Азербайджан и азербайджанцы. Баку. 2009. №1-2. С235-239.

18. Бедирханов С. А. Национальное поэтическое сознание лезгин в социокультурном контексте послевоенного периода (1945-50гг): от логики войны к логике восстановления И Материалы IV Международной научно-творческой конференции «Культурно-художественная среда: творчество и технологии». Киев, 2010. С.4-6.

19. Бедирханов С. А. Национальное поэтическое сознание лезгин в социокультурном контексте 60-80 гг.: от коллективного духа к идее всеобщности //Материалы V Международной научно-творческой конференции «Культурно-художественная среда: творчество и технологии». Киев, 2011. С. 11-12.

20. Бедирханов С. А. Сулейман Стальский: творческий субъект в социокультурном пространствеХГХ - начала XX веков // Материалы VIII Международной научно-практической конференции «Образование и наука в XXI веке». Т. 12. Филологические науки. София, 2011. С. 60 - 64.

21. Бедирханов С. А. Поэтическое творчество как феномен культуры //Материалы VI Международной научно-творческой конференции «Культурно-художественная среда: творчество и технологии». Киев, 2012. С. 10-12.

22. Бедирханов С. А. К проблеме инверсионной логики темпоральных структур национального поэтического бытия //Материалы VIII Международной научно-практической конференции «Новые научные достижения». Т. 20. Филологические науки. София, 2012. С. 42-45.

23. Бедирханов С. А. Этнопоэтическое творчество лезгинского народа средних веков. Культурно - исторический аспект II Материалы VII Международной научно-практической конференции «Научный потенциал мира». Т.П. Филологические науки. София, 2012. С. 72-75.

24. Бедирханов С. А. Творческий субъект в пространстве культуры //Материалы научно-практической конференции «Современные научные достижения». Прага, 2013. №50. С.89-92.

25. Бедирханов С. А. Социальные мотивы в творчестве Кесиба Абдуллаха // Апам //Журнал лезгинской культуры. Баку, 2013. №3. С.46-48.

IV. В центральных, региональных и республиканских изданиях

26. Бедирханов С. А. Любовная лирика Лезги Ахмеда в контексте восточной классической поэзии // Самур. Махачкала, 2002. №2-5. С. 163-166. лезг. яз.

27. Бедирханов С. А. К вопросу о любовной лирике в творчестве С. Стальского // Вестник молодых ученых Дагестана». Махачкала. 2002. №3. С. 90-92.

28. Бедирханов С. А. Творчество Лезги Кадыра // «Вестник молодых ученых Дагестана». Махачкала. 2003. №1. С. 37-38.

29. Бедирханов С. А К типологии взаимосвязей классической восточной поэзии и ашугской лирики. (Опыт исгорико-сопоставительного анализа). // Вестник кафедры литератур народов Дагестана и Востока. Махачкала, 2004. №3-4. С.123-131.

30. Бедирханов С. А. Образ возлюбленной в онтогенезе эстетической системы лезгинской поэзии XVII-X1X вв. // Материалы Всероссийской научной конференции «Литература народов Северного Кавказа в контексте отечественной и мировой литературы». Майкоп, 2006. С.149-154.

31. Бедирханов С. А. Лезгинская ашугская поэзия XIX в (К проблеме кризиса чувственного типа культуры) // Материалы V Международного конгресса «Мир на Северном Кавказе через языки, образование, культуру». Пятигорск. 2007. Симпозиум VIII. С. 15-16.

32. Бедирханов С. А. Суфийский образ «Мотылек и свеча» и поэтическом поле любовной лирики классической эпохи. (К проблеме об использовании суфийской символики в лезгинской любовной лирике средних веков) //Материалы международной научной конференции ((Суфизм на Кавказе: история, традиция и изучение». Махачкала, 2007. С. 31-32/

33. Бедирханов С. А. Любовная лирика 3. Кафланова // Самур. Махачкала, 2008. № 2. С. 88-92.

34. Бедирханов С. А. Функционирование образа возлюбленной (логическая модель) в поэтической концепции лезгинской любовной лирики

классического периода. //Дагестан и Северный Кавказ в свете этнокультурного взаимодействия в Евразии //Сборник статей. Махачкала, «Типография ДНЦ РАН» 2008. С.336—343.

35. Бедирханов С. А. К проблеме о временно-пространственной организации образного мира ашугской поэзии XVII-XVIII вв. // Актуальные проблемы гуманитарных наук. Махачкала: ГОУ ВПО «ДГТУ», 2006. С.48-53.

36. Бедирханов С. А. Лирическое «Л» как эстетическая категория поэтического сознания. (К проблеме генезиса лирического «Я») II Вестник ДГТУ. Махачкала: ИПЦ ДТГУ, 2006. Вып. 6. С.69-74.

37. Бедирханов С. А. Творчество Эмина из Хыналуга //Вестник кафедры литератур народов Дагестана и Востока. Махачкала, 2009. С. 122-125.

38. Бедирханов С. А. Любовная лирика 3. Кафланова // Самур. Махачкала, 2008. № 3. С. 80-88. лезг.яз.

39. Бедирханов С. А. Образ возлюбленной в онтогенезе эстетической системы лезгинской поэзии XVII-XIX вв. // Литература народов Северного Кавказа в контексте отечественной и мировой литературы //Материалы Всероссийской научной конференции. Майкоп, 2006. С. 149-154.

40. Бедирханов С. А. Лезгинская ашугская поэзия XIX в. (К проблеме кризиса чувственного типа культуры) // Материалы V Международного конгресса «Мир на Северном Кавказе через языки, образование, культуру». Пятигорск. 2007. Симпозиум VIII. С.15-16.

41. Бедирханов С. А. Любовная лирика в контексте историко-культурных взаимосвязей азербайджанского и лезгинского народов // Международный диалог на культурно-филологическом пространстве //Материалы II Международной тюркологической конференции. Махачкала: ДГПУ, 2008. С.150-152.

42. Бедирханов С. А. К моделированию временно-пространственной структуры ашугского искусства //Научные труды Всероссийской научной конференции «Современные проблемы общественно-гуманитарных наук. Махачкала: МОГУ, 2009. С.204-211.

43. Бедирханов С. А. К проблеме эстетического конституирования поэтического бытия в новейшей лезгинской любовной лирике // Дагестанская литература: история и современность // Материалы межвузовской научно -практической конференции «Актуальные проблемы современного литературоведения», посвященной 130-летию Темирбулата Бейбулатова. Махачкала: ДГПУ, 2009. Вып. IV. С. 103-107..

44. Бедирханов С. А. Жанр газели в лезгинской поэзии средних веков (на материале поэтических образцов Назима из Ахтов) //Материалы межрегиональной научной конференции «Проблемы жанра в филологии Дагестана». Махачкала: ДГУ, 2009. Вып. V. С. 66-71.

45. Бедирханов С. А. Национальное поэтическое творчество в контексте становления новой социалистической культуры //Актуальные вопросы современной науки // Сборник научных трудов. Новосибирск, 2010. Вып. 11. С.33-39.

46. Бедирханов С. А. Лезгинская любовная лирика; поэтическая модель на фоне повторяющихся культурных циклов // Материалы I Международной научной конференции «Евразийская лингвокультурная парадигма и процессы глобализации: история и современность». Пятигорск, 2010. С.48-50.

47. Бедирханов С. А. Мотив одиночества в эстетической концепции Х.Хаметовой // Сборник научных трудов НОУ ВПО «Институт Юждаг». Махачкала, 2010. Вып. 4. С.23-29.

48. Бедирханов С. А. Концепция самореализующегося духа в эстетике Етима Эмина (на материале любовной лирики) // Етим Эмин - классик дагестанской литературы //Материалы юбилейной научной сессии, посвященной 170-летию поэта. Махачкала, 2010. С.110-132.

49. Бедирханов С. А. Идея нравственности в эстетическом пространстве любовной лирики А. Алема. // Научные труды всероссийской научно-практической конференции «Современные проблемы общественно-гуманитарных наук». Махачкала: МОГУ, 2010. С. 193-197.

50. Бедирханов С. А. Лирический объект в эстетической доктрине Етима Эмина //Научные труды всероссийской научно-практической конференции «Современные проблемы общественно-гуманитарных наук» .Махачкала: МОГУ, 2010. С.189-193.

51. Бедирханов С. А. К поэтическому наследию Лейли ханум из Мискинджа //Материалы Международной научно-практической конференции «Типология, взаимосвязи и национальная специфика фольклора народов Дагестана и Северного Кавказа. Махачкала, 2010. С.210-213.

52. Бедирханов С. А. Национальное поэтическое сознание в социокультурном контексте 20-х годов XX в. //Материалы научной конференции «Советская культура: эволюция идей и ценностей» С.Петербург, 2010. С.10-11.

53. Бедирханов С. А. Тема «Поэт и время» в национальной (лезгинской) творческой рефлексии современности // Сборник статей Всероссийской научно-теоретической конференции, посвященной 65-летию годовщины Победы в Великой отечественной войне «Мировоззренческие основания культуры современной России». Магнитогорск, 2010. С.20-23.

54. Бедирханов С. А. Национальное творческое сознание лезгин в социокультурном контексте 90-х гг. XX в. // Современное искусство в контексте глобализации: наука, образование, художественный рынок //Материалы Ш Всероссийской научно-практической конференции. Санкт-Петербург, 2010. С. 81-84.

55. Бедирханов С. А. К ценностно-смысловой иерархии азербайджаноязычной лезгинской поэзии XVII в. (на примере стихотворения Лезги Кадира"бади-саьба" ("ветер")) // Научные труды третьей всероссийской научно-практической конференции «Современные проблемы общественно-гуманитарных наук». Махачкала: МОГУ, 2011. С.96-100.

56. Бедирханов С. А. Лезгинская словесная культура конца XIX века. Социокультурный аспект// Материалы Международных Лазаревских чтений «Лики традиционной культуры». Челябинск, 2011. С. 110-113.

57. Бедирханов С. А. К жанровой системе лезгинской поэтической культуры средних веков (На материале любовной лирики) // Материалы Всероссийской научно-методической конференции «Слово - образ - текст -контекст». Одинцово, 2011. С. 153-159.

58. Бедирханов С. А. Песни-диалоги в эстетической доктрине ашугского искусства // Материалы VI Межрегиональной конференции "Проблемы жанра в филологии Дагестана". Махачкала: ДГУ, 2011. Вып. VII. С. 342-346.

59. Бедирханов С. А. Мотив фана (бренности мира) в лезгинской поэзии постсоветского периода // Вопросы образования и науки: теоретический и методический аспекты // Сборник научных трудов по материалам Международной заочной научно-практической конференции. Тамбов, 2012. Часть 4. С. 24-25.

60. Бедирханов С. А. Стихи-размышления Эмирали из Тагирджала // Вестник ИЯЛИ ДНЦ РАН. Махачкала, 2012. С. 92-95.

61. Бедирханов С. А. Творчество Эмираслан Гани в социокультурном контексте 19 века // Материалы VII межрегиональной научной конференции «Проблема жанра в филологии Дагестана». Махачкала: ДГУ, 2012. Вып. VIII. С.37-42.

62. Бедирханов С. А. Лезгинская любовная лирика в контексте восточной классической поэзии средних веков //Материалы юбилейной научной сессии, посвященной 270-летию со дня рождения Дибир - кади из Хунзаха и статьи по вопросам гуманитарного наследия дореволюционного Дагестана «Дибир-кади из Хунзаха и вопросы гуманитарного наследия дореволюционного Дагестана». Махачкала, 2012. С. 133-139.

63. Бедирханов С. А. Творчество Тагира Хрюгского в культурно -историческом контексте 1920-х годов // Дагестанская литература: история и современность //Материалы всероссийской научно-практической конференции «К проблеме нового прочтения и осмысления национальных литератур народов Кавказа (История литератур народов Кавказа: новое прочтение, новое осмысление), посвященной 90-летию со дня рождения И. Керимова. Махачкала: ДГПУ, 2012. Вып. VII. С. 78-79.

64. Бедирханов С. А. Творчество Ибрагима из Мюшкюра в контексте восточной классической поэзии средних веков //Научные труды П Международной научно - практической конференции «Актуальные проблемы гуманитарных и общественных наук». Махачкала: МГОУ. 2013. С 170-173.

65. Бедирханов С. А. Поэтическое творчество Лезги Ахмеда // Вестник ИЯЛИ ДНЦ РАН. Махачкала, 2013. С. 59-62.

66. Бедирханов С. А. Поэты из Хыналуга // Материалы VIII межрегиональной конференции «Проблемы жанра в филологии Дагестана». Махачкала, 2013. Вып. IX. С.39-43.

67. Бедирханов С. А. Этнокультурная идентичность лезгинского народа в репрезентации поэтического творчества (средние века) // Электронный ежемесячный научно-практический журнал «Культура и образование» Web-сайт: http://vestnik-rzi.ru

Формат 60x84 1/16. Печать офсетная. Бумага офсетная. Гарнитура «Тайме» Усл. печ.л -2,75. Заказ № 1235 Тираж 100

Отпечатано в типографии "Радуга-1" г. Махачкала, ул. Коркмасова, 11 "а"