автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.04
диссертация на тему: Лингвистические аспекты выражения неискренности в английском языке

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора филологических наук Плотникова, Светлана Николаевна

ВВЕДЕНИЕ.

ГЛАВА 1. НЕИСКРЕННИЙ ДИСКУРС КАК НЕОТЪЕМЛЕМАЯ ЧАСТЬ РЕЧЕВОГО ОБЩЕНИЯ

1. Концепт неискренности.

2. Статус дискурса в теории языка.

3. Пропозициональный анализ семантики неискреннего дискурса

4. Неискренность как дискурсивная стратегия языковой личности

5. Порождение неискреннего дискурса

5.1. Общие принципы порождения дискурса.

5.2. Спонтанно порождаемый неискренний дискурс

5.3. Предварительно подготовленный неискренний дискурс.

5.4. Периодически возобновляемый неискренний дискурс.

Выводы.

ГЛАВА 2. ПРЕДСТАВЛЕНИЕ ЗНАНИЙ В НЕИСКРЕННЕМ ДИСКУРСЕ

1. Планирование и понимание ситуации общения.

2. Прагматическая ситуация неискренности.

3. Сценарии неискреннего дискурса

3.1. Сценарии, основанные на трансформации картины мира, относящейся к настоящему

3.2. Сценарии, основанные на трансформации картины мира, относящейся к прошлому

3.3. Сценарии, основанные на трансформации картины мира, относящейся к будущему.

4. Неискренность и игра.

5. Неискренний дискурс в форме реминисценций-дайджестов.

6. Неискренний дискурс и фактор адресата

Выводы.

ГЛАВА 3. СТРУКТУРНО-СЕМАНТИЧЕСКИЕ ПАРАМЕТРЫ НЕИСКРЕННЕГО ДИСКУРСА В АСПЕКТЕ ВЕРИФИКАЦИИ

1. Особенности референции при выражении неискренности

1.1. Фокусирование центрального референта

1.2. Конкретная референция

1.3. Абстрактная референция.

2. Тема-рематическая организация дискурса при выражении неискренности

2.1. Способы представления темы.

2.2. Рематическая доминанта в движении смысла.

3. Структура диалога при выражении неискренности

3.1. Выражение неискренности в инициирующих репликах.

3.2. Выражение неискренности в ответных репликах.

4. Неискренний дискурс в форме монолога.

5. Дистантные связи при выражении неискренности

5.1.0 понятии дистантной связности.

5.2. Континуум неискреннего дискурса.

5.3. Дисконтинуум неискреннего дискурса.

5.4. Проспективная направленность неискреннего дискурса.

5.5. Ретроспективная направленность неискреннего дискурса.

6. Особенности речевого взаимодействия в процессе верификации неискренности

6.1. Герменевтические основы верификации неискренности.

6.2. Верификация, осуществляемая адресатом.

6.3. Верификация, осуществляемая неискренним участником общения

6.4. Взаимная верификация.

Выводы.

Введение диссертации2000 год, автореферат по филологии, Плотникова, Светлана Николаевна

Целью данной работы является анализ языковых механизмов, лежащих в основе выражения неискренности в английском языке, и разработка общего теоретического представления о роли неискренности в речевом общении.

Неискренность понимается как дискурсивная стратегия языковой личности, направленная на интенциональное выражение ложных пропозиций и их соответствующее языковое оформление. В работе решается комплекс вопросов, связанных с раздельным рассмотрением ложности как свойства пропозиций, то есть такого знания о некоем возможном мире, которое противоречит объективной картине этого мира, и неискренности как характеристики говорящего субъекта, связанной с его коммуникативными намерениями и особенностями ситуации общения.

Несмотря на наличие значительного числа работ по лингвистической прагматике, в целом, и в области исследования концептуальной организации знаний и выбора языковых средств в процессах построения языковых сообщений, в частности, многие направления прагматики остаются недостаточно разработанными, а некоторые проблемы намечены лишь в самых общих чертах. К таким проблемам относятся и лингвистические аспекты выражения неискренности. Вместе с тем языковые средства, передающие неискренность, присущи многим сферам системной организации языка и процессам порождения речи. Нельзя познать язык в полном объеме, не учитывая все многообразие его потенциальных возможностей, реализуемых в интерактивном взаимодействии говорящих. Выражение неискренности влияет как на глубинный, пропозициональный уровень высказываний, так и на характер их поверхностной структуры. Таким образом, данная тема имеет непосредственное отношение к общей проблеме представления знаний в языке, что позволяет рассматривать ее в рамках когнитивной концепции языка.

Термин неискренность (insincerity) был введен в лингвистический обиход Дж. Остином. По его определению, неискренность представляет собой такие условия осуществления речевого акта, которые делают его неэффективным или "пустым" (void) (Austin 1971, 17-18). После Остина развитие теории речевых актов пошло, в основном, по линии исследования высказываний, произведенных в условиях искренности. Так, Дж. Серль трактует искренность как некий интуитивно воспринимаемый закон социального взаимодействия. По его мнению, в нормальной речевой ситуации человек полагает, что его собеседник говорит искренне, если только у него нет серьезных оснований отказаться от такого предположения (Searle 1969, 458). Дж. Jla-кофф включает искренность в число постулатов речевого общения: " если х искренен, сообщая слушающему у, что Р, то х считает, что Р" (Лакофф 1985, 451). По Лакоффу, неискренность не может быть выражена одновременно с искренностью, в том смысле, что если перформативное высказывание дополнить указанием на неискренность говорящего, оно станет неразумным (Лакофф 1985, 453). Более того, провозглашается, что в речевом акте истинность пропозиции устанавливается в зависимости от искренности говорящего: "если вы искренне говорите что-либо, то вы считаете это истинным; а если вы искренне обещаете что-то сделать, то вы намерены это сделать" (Гордон, Лакофф 1985, 280).

На активную роль говорящего в создании истинностных значений в процессе общения указывает и П. Грайс. В наборе предложенных им максим Кооперативного Принципа присутствует супермаксима качества, предписывающая говорящему пытаться сделать свое участие в общении отвечающим истине ("Try to make your contribution one that is true"). Важность фигуры говорящего в создании истины акцентируется двумя специфицирующими максимами: 1. "Не говори то, что по твоему мнению является неверным" ("Do not say what you believe to be false"); 2. "Не говори того, для чего у тебя нет адекватного подтверждения" ("Do not say that for which you lack adequate evidence") (Grice 1985, 27).

Подхватывая идеи Грайса, Р. Лакофф возводит истину в абсолют, утверждая, что коммуникация без истины просто невозможна. По ее мнению, ситуацию разговора определяют следующие три основные правила: 1. "То, что сообщается собеседниками друг другу, истинно"; 2. "Все, что говорящий хочет сказать, должно быть сказано - сообщаемое неизвестно для окружающих и не является самоочевидным"; 3. "Согласно правилу 1, говорящий, делая какое-либо утверждение, полагает, что слушающий будет верить его словам" (Цит. по Болинджер 1987, 42).

Таким образом, в теории речевых актов рациональность (следование истине) и искренность (сознательная приверженность истине) провозглашаются в качестве законов, которым говорящий должен непременно следовать.

Что касается понятия неискренности, то оно не получило детальной разработки в теории речевых актов. Это объясняется в первую очередь тем, что принципы искренности и истинности трактуются как первичные и основополагающие для ведения разумного, рационального общения. Согласно Грайсу, в процессе сотрудничества говорящих во время разговора максима качества является главенствующей в том смысле, что все другие максимы вступают в действие только при условии ее соблюдения. Тем самым подразумевается, что при несоблюдении максимы качества говорящий отклоняется от рационального поведения. Продолжая свой формальный анализ, Грайс приводит в качестве примеров нарушения максимы качества такие явления, как ирония, метафора, гипербола и т.п. Однако, как показало более детальное исследование, для подобных выводов нет веских оснований. В частности, при изучении метафоры было доказано, что нельзя связывать идею истины с объективистской точкой зрения и что необходимо учитывать роль категоризации в истине (Лакофф, Джонсон 1987; Хахалова 1998).

Многочисленные работы по анализу разговора (конверсационному анализу) свидетельствуют о том, что максимы Грайса постоянно нарушаются говорящими, особенно в таких типах бесед, в которых проявляются отношения власти, враждебность, корыстные интересы собеседников (Weiser 1975; Jameson 1987; Блакар 1987; Ochs 1979; Short 1989; Simpson 1989; Toolan 1989; Николаева 1990; Шаховский 1998). Тем не менее, в лингвистических трудах по этой проблематике упор делается на анализ проблем выражения истины и искренности, а средства выражения ложности и неискренности остаются вне поля зрения (Dummett 1978; Travis 1981; Davidson 1984; Halett 1988).

Сложность исследования неискренности в рамках теории речевых актов состоит в том, что глаголы типа lie (лгать), deceive (обманывать), slander (клеветать), incite (подстрекать), insinuate (инсинуировать), berate (поносить), egg on (подбивать), goad (побуждать) и т.п. не могут употребляться в качестве перформативов как некоторые другие глаголы говорения ввиду того, что "утверждение пропозиции р несовместимо с допущением о том, что р может быть сомнительным или ложным" (Вендлер 1985, 242-243). Данные глаголы обозначают предосудительные коммуникативные намерения и поэтому их иллокутивные цели замаскированы и не подлежат экспликации. По уточнению Вендлера, если говорящий использует глагол лгать, то подрыв речевого акта осуществляется самим глаголом (Вендлер 1985, 249).

Осуществляя свои подрывные цели, говорящий вряд ли ограничится одним - двумя речевыми актами. Это связано с тем, что для незаметного осуществления своего намерения он должен выбрать надежный перформа-тив, например, такой как assert (утверждать) или declare (заявлять), либо же использовать сразу несколько перформативов, которые бы, с одной стороны, выразили ту же самую иллокутивную цель (внушение собеседнику ложной пропозиции), но, с другой стороны, не разрушали бы эту цель подрывным фактором в своей семантике.

Как представляется, лингвистические аспекты выражения неискренности в общении можно наилучшим образом описать не в рамках отдельных речевых актов, а в рамках дискурса, определяемого как серия или последовательность взаимосвязанных речевых актов (Арутюнова 1990, 412; Дейк, Кинч 1988, 160). С точки зрения единиц языковых уровней дискурс определяется как произвольный фрагмент текста, состоящий более чем из одного предложения (Степанов 1995, 38).

По определению В. 3. Демьянкова, "отношение к другому человеку не является производным, а составляет суть дискурса. Этот "другой" не бесформен: весь смысл циркулирует между определенными жизненными позициями" (Демьянков 1995, 284). По мнению Т. Г. Винокур, дискурс переводит процесс развертывания предложения или текста на высший мотивационный уровень - уровень структуры языковой личности (Винокур 1993, 30). Тем самым акцентируется лингвокреативная деятельность адресанта в создании речевого произведения. Не менее важна и роль адресата. Ю.С. Степанов утверждает, что конституирующая черта дискурса состоит в том, что дискурс предполагает и создает своего рода идеального адресата (Степанов 1995, 42).

Не вызывает сомнений, что смысл дискурса может циркулировать между истиной и ложью, искренностью и неискренностью, а адресат часто представляется адресанту таким человеком, чьи коммуникативные интересы могут быть ограничены или попраны.

Важным признаком дискурса является то, что он продуцируется вокруг некоторого опорного концепта, в связи с чем он характеризуется не столько непрерывной последовательностью предложений, сколько наличием синтагматических ограничений на возможные линейные последовательности предложений (8шЬЬз 1984; Демьянков 1995). Можно предположить, что неискренний дискурс порождается вокруг концепта неискренности и носит прерывистый характер, перемежаясь с искренним дискурсом и получая дальнейшее развитие в соответствующей ситуации общения.

Вряд ли уместно отрицать тот факт, что в речевом общении присутствуют многообразные проявления разумного, рационального и целенаправленного использования неискренности. За последнюю четверть века лингвисты все чаще обращаются к подобной проблематике. При этом единого термина до сих пор не выработано. Помимо термина неискренность употребляются такие термины, как ложь (Sacks 1975; Вайнрих 1987; Болинджер 1987; Barwise, Etchemendy 1987); ложная информация (Глаголев 1987); обман (Trilling 1972; Vincent, Castelfranchi 1981; Basso 1987; Столнейкер 1985; Толстая 1995; Плотникова 1996; 1998); манипулирование истиной (Новосельцева 1997); тенденциозное представление события (Рижинашвили 1994); дезинформация (Свинцов 1982; 1990); делание вида (Столнейкер 1985) и др.

Обилие терминов свидетельствует о том, что в лингвистике идет осмысление лежащего в их основе концепта и поиск наиболее приемлемого обозначения, которое бы отражало самые существенные черты изучаемого явления. Понятийная неоднородность и отсутствие точных дефиниций указывают на то, что намечены лишь некоторые ориентиры для последующего теоретического обобщения. На наш взгляд, термин неискренность может заменить большинство других терминов не только с точки зрения точности отражения самого концепта, но и в связи с тем, что он не несет в себе сниженных или разговорно-бытовых коннотаций. Термин неискренность кажется наиболее приемлемым также потому, что он появился в рамках хорошо разработанной лингвистической теории - теории речевых актов. Этот термин позволяет избежать ненужного параллелизма с такими понятиями логико-философского анализа, как ложность и ложь. Еще одним подтверждением уместности термина неискренность может служить то, что именно он более других используется специалистами по искусственному интеллекту, работающими в области компьютерного моделирования социального поведения (Abelson, Carrol 1965; Hammond, Summers 1965; Abelson 1973; Шингарева 1988; Cohen, Levesque 1990; Потапова 1997).

В плане анализа языковых данных имеющиеся исследования носят, в основном, программно-установочный или предварительный характер. Как справедливо указывает Ю.С. Степанов, если говорящий может успешно со лгать, то языковое основание этого прагматического действия лежит в семантике и синтактике (Степанов 1981, 332). Однако до сих пор не создано цельной классификации языковых средств выражения неискренности в каком-либо языке, не говоря уже о типологическом обобщенном рассмотрении этого вопроса.

Общеметодологическая правомерность данного исследования обосновывается современным теоретическим подходом к кардинальной научной проблеме истинности/ложности. Как указывается в трудах по истории науки, впервые проблема лжи привлекла внимание греческих философов в 6 веке до нашей эры. Легендарному философу и поэту Эпимениду приписывается создание так называемого парадокса лжеца, который до сих пор представляет интерес для философского анализа (Gardner 1982).

X. Вайнрих отмечает, что первым серьезным исследователем лжи как объекта философских и теологических размышлений был Августин, и именно он увидел также и лингвистический аспект этого явления. В своем трактате "Против лжи" Августин указывает на то, что человек, использующий язык для обмана, злоупотребляет им, совершает грех. Эти идеи были подхвачены Фомой Аквинским и схоластами, учившими, что слова языка суть знаки разума и что противно природе языка и рассудка заставлять их служить лжи (Вайнрих 1978).

В традиционной логике считается, что благодаря суппозиции предикат устанавливает связь с действительностью, и предложение получает истинностное значение. В значении выделяется его объективная часть (диктум), способная квалифицироваться по принципу истинно/ложно, и субъективная часть (модус), связанная с мыслящим субъектом. Предложение трактуется как ложное, если с точки зрения интерпретатора оно не соответствует положению вещей в реальном мире. В этом понимании теория диктума/модуса была введена в лингвистику Ш. Балли. В современной логике используются также понятия интенсионала (как части значения, способной получать истинностную оценку) и модальности (как аспектов значения, связанных с говорящим субъектом). Формальный логический анализ истинностного значения предложений содержит много противоречий, так как далеко не все явления естественного языка поддаются интерпретации в строгих логических терминах.

В конце 19 - начале 20 века философы, работающие в области логической семантики (Х.Г. Фреге, Б. Рассел, Ч. Пирс, Р. Монтегю, У. Джеймс, Дж. Дьюи и др.), заложили основы новых методов анализа семантической структуры предложения. Была провозглашена задача отграничить категории логики от собственно языковых категорий с целью определения объективного знания и отделения мысли от акта ее утверждения. Для этого стал использоваться термин пропозиция, понимаемый как способ представления мысли путем универсальной символической записи. Было установлено, что в строгом смысле истинными и ложными могут быть пропозиции, а не предложения естественного языка. Вследствие этого семантический анализ стал базироваться на установлении семантического инварианта (пропозиции), общего для всех членов парадигмы предложения и производных от предложения конструкций.

Понятия логической семантики оказались чрезвычайно плодотворными для лингвистики. На их основе были разработаны новые разделы языкознания, такие как теория интенсиональных и экстенсиональных контекстов (У. Куайн), теория семантического синтаксиса (среди работ в этом направлении следует особо отметить труды Л. М. Ковалевой и ее школы). Эти теории обнаружили неоднозначность многих предложений естественного языка и трудности в определении истинности/ложности исходных пропозиций (например, в тавтологичных предложениях, истинных в силу значения, а не по отношению к действительности).

В 50 - 60-х годах нынешнего века основатели лингвистической философии (Дж. Остин, П. Стросон, Дж. Серль и др.) указали на недостатки теории, ограничивающей семантический анализ высказывания рамками так называемого объективного знания, и обратились к анализу естественного языка в его повседневном функционировании. Структуру пропозиции стали определять в зависимости от исходного лингвистического понятия (предложения, высказывания, речевого акта). Соответственно, понятия истинность/ложность стали все больше соотноситься с реальной речевой ситуацией и конкретными участниками коммуникации.

В этом же направлении развивались идеи неогумбольдтианства (Й.Л. Вайсгербер, М. Хайдеггер и др.), которые особо акцентировали законы языкового сообщества и роль родного языка, побуждающего каждого из его носителей придерживаться специфических понятийных средств и, следовательно, определенного представления о мире. Они основывались на теоретических положениях В. Гумбольдта о том, что язык является той силой, которая делает человека человеком (Гумбольдт 1984, 55). По Гумбольдту, язык есть одно из человекообразующих начал, так как только через язык проявляются духовные возможности человека (Гумбольдт 1984, 314).

Эти идеи оказались созвучными основным тенденциям отечественного языкознания, в котором существует давняя традиция рассмотрения языка в неразрывной взаимосвязи с мышлением, психикой и эмоциями человека. (Бодуэн де Куртене, Л.П. Якубинский, A.M. Пешковский, Л.В. Щерба, М.М. Бахтин и др.)

Большое влияние на создание современного представления о речевом общении оказали теории Л. Витгенштейна, К. Бюлера, Р. О. Якобсона, Э. Бенвениста, концепции американских лингвистов, в частности, Э. Сэпира и Б. Уорфа и других ученых.

Современная философия ставит во главу угла личность как такую "единственность и неповторимость, которая является не только носителем сознания, мышления, чувствования и так далее, но и вообще субъектом, который сам же себя соотносит с собою и сам же себя соотносит со всем окружающим" (Лосев 1988, 277). Проблема разграничения истинного/ложного рассматривается в связи с этим не с позиций глобального, объективного или энциклопедического знания о мире, которым личность может и не владеть в полном объеме, а с точки зрения определенной концептуальной системы, которая конструируется на основе разнообразного, в том числе и индивидуального, опыта познания мира (Павиленис 1983). Разумеется, нельзя недооценивать роль глобального знания о едином общем мире. Однако обобщенное интерсубъективное знание, отражающее опыт поколений, основано на восприятии мира в конкретных ситуациях общения (Горский, Нарский, Ойзер-ман 1970; Маковский 1976).

Важность исследования неискренности как свойства личности обосновывается также философскими работами в области осмысления проблем неравенства (Бердяев 1990), взаимопонимания (Абалакина, Агеев 1990; Бубер 1993), разрешения конфликтов, ведения переговоров (Сергеев 1987; Фишер, Юри 1987; Сафаров 1991).

В последнюю четверть века одной из общепринятых философских теорий становится теория возможных миров (Карнап 1959; Целищев 1977; Lewis 1986; Столнейкер 1985 и др.). Данная теория позволяет осмыслить представление об истинности/ложности той или иной пропозиции с точки зрения положения вещей не в мире в целом, а в некоем возможном (или альтернативном) мире, с которым соотносится данная пропозиция. По мнению философов, теория возможных миров, с одной стороны, способствует анализу знаний в процессе их постоянного изменения и, с другой стороны, делает возможным анализировать так называемые заданные миры, содержащие утверждения о гипотетических или воображаемых ситуациях.

Теория возможных миров обосновывает легитимность использования художественных произведений для анализа социального взаимодействия людей. Д. Льюис, анализируя проблему истины в художественном тексте, приходит к выводу, что писатели создают особые возможные миры, основанные на их собственном знании об этих мирах. Однако эти вымышленные миры должны быть обязательным образом связаны с фактами реального мира, подобными изображаемым в тексте. Фоном для разграничения истинных и ложных пропозиций в вымышленном мире служит не только его внутреннее устройство, описанное писателем, но также факты реального мира и система верований, принятых в обществе, в котором было создано данное художественное произведение. Более того, художественное творчество помогает лучше познать объективную реальность ввиду того, что в нем имеет место осмысление множества фактов в обобщенных образах и ситуациях (Lewis 1983,272-273).

Важную роль играет герменевтическая активность интерпретатора художественного текста. Так, М. Гловинский разработал понятие стиля восприятия и выделил семь таких стилей: мифологический, аллегорический, символический, инструментальный, миметический (восприятие через соотнесение с фактами действительности), экспрессивный (восприятие через личность автора), эстетический (Цит. по Арутюнова 1981, 365). Несомненно, что для лингвистического анализа истинности/ложности наиболее важно миметическое восприятие, при котором исследователь соотносит получаемые из художественного текста данные со своей интуицией о реальном процессе речевого общения.

На этом же методологическом принципе основаны многочисленные исследования разговорной устной речи, проводимые на материале диалогов из художественной прозы (Шведова 1961; Девкин 1979; Земская, Ширяев 1980; Лаптева 1980; Золотова 1982; Bennison 1993; Cooper 1994; Сапожнико-ва 1998). Теоретически обоснована надежность данных, собранных из художественных текстов, для анализа речевых актов (Petrey 1990). У лингвистов не вызывает сомнений достоверность данных о речевом общении, полученных из анализа возможных миров, воспроизведенных в художественных текстах (Ryan 1991; Ellison 1993; Werth 1994).

Современные положения философии познания служат базой для когнитивно ориентированной лингвистики. Сейчас наблюдается повсеместная тенденция к выходу за пределы имманентной языковой системы. Все большее число лингвистов связывает изучение языка с особенностями когнитивной деятельности человека, задаваясь вопросом, в какой мере функционирование языка зависит от концептуальных и субъективных факторов. Распространяется понимание языка не только как определенной когнитивной способности, но скорее как когнитивного процесса. Имеется ввиду, что язык формирует познавательную, ментальную, интеллектуальную деятельность как речемыслительную, и когнитивная наука становится невозможной без анализа порождения и восприятия речи (Кубрякова 1995, 189).

В рамках когнитивного подхода появляется все большее число работ, рассматривающих под новым углом зрения творческое и субъективное начала в речи человека, языковые механизмы порождения сообщений, способы воздействия человека на используемый им язык, особенности лингвокреа-тивной деятельности в процессе восприятия и интерпретации языковых данных (Колшанский 1976; 1983; Levinson 1979; Sinclair, Brazil 1982; Серебренников 1988; Кубрякова 1991; Бондарко 1992; Покровская 1992; Демьянков 1994; Кравченко 1996; Пшенкина 1998 и др.).

Постулаты когнитивной семантики (Герасимов, Петров 1988; Баранов, Добровольский 1997) провозглашают переход от описательности к объясни-тельности (экспланаторности по Кубряковой 1995), то есть к реальным объяснениям связей языкового выражения со структурами знаний и процедурами их обработки. Ч. Филлмор применил этот принцип к анализу истинности/ложности. Если в традиционной семантике истинности (И-семантике) описание строилось на суждениях о приемлемости, многозначности, синонимии и следовании, то в когнитивной семантике понимания (П-семантике) контексты включают доступные для подробного анализа предпосылки, перспективы, ориентации, продолжающиеся виды деятельности и т.д. Семантика понимания связана с попыткой обнаружения способов соотнесения конкретных выражений с ситуациями (Филлмор 1988, 63).

Созвучно этим положениям, Дж. Лакофф и М. Джонсон доказывают, что утверждения могут быть истинными или ложными только относительно некоторого их понимания. Понимание, в свою очередь, предполагает категоризацию, являющуюся функцией интерактивных свойств вещей. Истинность утверждения всегда зависит от того, уместна ли в данном случае использованная в нем категория, а степень уместности меняется с изменением целей человека и других аспектов контекста (Лакофф, Джонсон 1987, 153).

В связи с вышеизложенным, можно постулировать, что неискренность говорящего, трактуемая с позиций когнитивной семантики, требует объяснения интерпретатора, а не простого ответа "истинно" или "ложно". Неискренность проявляется в рамках ситуации общения, поэтому понимание отдельного утверждения должно происходить одновременно с пониманием ситуации в целом. Таким образом, в когнитивном плане проблема истинности/ложности переносится в плоскость говорящего субъекта и интерпретируется как соответствие или несоответствие его представлению о ситуации.

Интерес современной лингвистики к проблемам речевого общения, в круг которых входит выражение неискренности, обусловлен общей динамикой развития прагматики, начиная с момента ее провозглашения Ч. Моррисом в конце 30-х годов в качестве самостоятельного раздела языкознания (во многом, под влиянием идей Ч. Пирса) и до настоящего времени. В последние годы прагматика все более расширяет объекты своего анализа. Постепенно интерес смещается к кругу проблем, объединенных общим представлением о приоритете принципа антропоцентризма в лингвистических исследованиях. Прагматическая мотивация языкового отбора становится одной из основных задач языковедов.

В современных работах уже прочно утвердились такие термины, как речевая (вербальная) коммуникация, речевое общение, речевое поведение, речевое взаимодействие, речевое воздействие. Все они восходят к понятию речевая деятельность, идущему от Ф. де Соссюра, которое традиционно не получало должного внимания в языкознании, и лишь сейчас деятельностная проблематика начинает выдвигаться на первый план.

Основные компоненты акта речевой коммуникации описаны Р.О. Якобсоном. Они включают адресанта, адресата, контекст, сообщение, код (Якобсон 1975, 202). Речевое общение трактуется как процесс, обладающий ролевой структурой (Тарасова 1992, 6), состоящий, в основном, из говорения и слушания (Винокур 1993, 15). Речевое поведение соотносится с конкретным человеком и определяется как использование языка людьми в разномасштабных и многосоставных обстоятельствах (Винокур 1993, 5). Речевое взаимодействие, или интеракция, мыслится как целенаправленная деятельность общающихся, организующих свои высказывания в соответствии со своими коммуникативными намерениями (Булыгина 1981, 331). Речевое воздействие на адресата определяется как необходимый компонент вербального общения, дополняющий вербальное информирование (Киселева 1978, 96). Обобщающим термином остается термин коммуникация, предполагающий наиболее широкий диапазон понятий, необходимых для практического анализа.

Фигура говорящего (пишущего) является центральной для теории речевого общения. При этом говорящий рассматривается в широком семиотическом плане как субъект, управляющий речевой деятельностью и вырабатывающий для этого целый ряд стратегий и правил (Кубрякова 1991, 17). Б.А. Серебренников выводит вопрос о говорящем человеке и языке на уровень общей теории лингвистического познания личности (Серебренников 1983). Появляется понятие языковой личности, отражающее в себе понимание человека как творца языка в каждый момент выбора языковых средств и создания речевых произведений (Богин 1984; Караулов 1987; Крысин 1989; Тарасова 1992, 1992а и др.).

Построение личностной парадигмы поможет сыграть интегрирующую роль в полноте отражения языком картины мира, не достигаемой существующими безличностными парадигмами (исторической, социальной, психологической, системно-структурной) (Караулов, 1987, 19).

К ставшим уже привычными объектам прагматических исследований -речевым актам, дейксису, пресуппозициям, импликатурам - добавляются новые области. Делаются попытки выявить общие закономерности, лежащие в основе влияния человека на язык в разные моменты его бытия, духовной активности и культурной деятельности (Верещагин, Костомаров 1976; Бергельсон, Кибрик 1981; Арутюнова 1987; Успенский 1994; Степанов 1995; Серио 1995; Малинович 1998 и др.). Исследуется формирование картины мира в языке и разграничение универсальной концептуальной и языковой картины мира, создаваемой отдельным языком на основе своего особого инвентаря языковых средств (Лихачев 1993; Brown, Levinson 1987; Verschueren 1987; Постовалова 1988; Вольф 1989; Малинович 1989; Туранский 1990; Гак 1992; Йокояма 1992; Добровольский, Караулов 1993; Яковлева 1993; Апресян 1995; Каплуненко 1995; Пиирайнен 1996; Костюшкина 1998 и др.). Характеризуя человека, действующего в языке, лингвисты ищут ответы на вопросы, как формируются интенции и стратегии говорящего, какие речевые тактики и типы речевого поведения используются в процессе порождения сообщений, каковы правила интерпретации речи, в том числе правила понимания косвенных и скрытых смыслов (Демьянков 1979, 1981; Арутюнова 1981; Lewis 1983а; Дейк, Кинч 1988; Ляпон 1989; Верещагин, Ратмайр, Рой-тер 1992; Баранов, Крейдлин 1992; Антропова 1996; Серова 1996; Плотникова 1999 и др.).

Охарактеризованная выше направленность лингвистических исследований последнего времени предопределяет актуальность темы настоящей работы. Не вызывает сомнений, что данная тема находится в русле важных и неразработанных проблем современной лингвистики. Актуальность темы состоит также в том, что она дает выход в более широкую научную проблематику. Рассмотрение неискренности может служить одним из звеньев общего герменевтического анализа интерпретативной деятельности, направленной на адекватное понимание языковых сообщений. Данная тема актуальна и с точки зрения ее широкой функциональной ориентации и связи с прикладными областями, в частности, с исследованиями в области судебной лингвистики и судебной психологии (Larson 1969; Fingarette 1969; Леонтьев, Шахна-рович, Батов 1977; Ekman 1985; Филонов 1985; Китайгородская, Розанова 1989; Bülow-Müller 1991; Coulthard 1993; Плотникова 1996; Доценко 1996; Лухьенбрурс 1996), а также в области политологии, теории игр, литературоведения, этнографии и других дисциплин (Kirkpatrick 1963; Barnds 1969; Koppett 1973; Wise 1973; Rockwell 1974; Goody 1977; Maddox 1984; Basso 1987).

Объектом исследования выступает неискренний дискурс, собранный на основе сплошной выборки из произведений англоязычной художественной прозы, а также языковой материал, анализируемый в лингвистических трудах по указанной проблематике. Правомерность углубленного анализа неискренности в рамках одного языка можно обосновать спецификой коммуникативно-прагматического аспекта функционирования языковой системы, требующей учета того лингвистического инвентаря, который реально используется в речевом общении в каждом конкретном языке. В близких к нашей работе по кругу поднимаемых вопросов исследованиях семантических и коммуникативно-прагматических категорий указывается на необходимость их изучения вначале в отдельных языках, после чего уже можно будет вести речь о контрастивном подходе и о рассмотрении их как лингвистических универсалий (Туранский 1990; Сущинский 1991; Ямшанова 1992; Йокояма 1992; Ермакова, Земская 1993; Аошуан 1994; Янко 1994; Захарова 1999). О специфике структурно-семантического представления личностных свойств в разных языках свидетельствуют также исследования образа человека на основе выборки данных различных языковых систем (Апресян 1995; Сорокин 1995; Воркачев 1998; Покровская 1998). Как явствует из этих работ, образ человека не является чем-то фиксированным и само собой разумеющимся; его изучение требует осторожности и отказа от кажущихся очевидными поверхностных суждений.

Теоретические посылки исследования и объективный ход анализа дали возможность сформулировать следующие гипотезы:

1. Исследование неискренности является звеном в изучении человеческого фактора в языке, так как неискренность исходит от языковой личности и выражается зависящими от нее языковыми средствами. Неискренний дискурс представляет собой неотъемлемую часть речевого общения, что предопределяет правомерность его рассмотрения в рамках таких кардинальных проблем теоретической лингвистики, как порождение речи, представление знаний и их объективация в языковых формах.

2. Неискренний дискурс основан на особом способе концептуализации картины мира автором речи, а именно на трансформации пространственно-временных координат, структуры действий и референтного состава ситуации общения. Путь, который проделывает неискренний говорящий, начинается от формирования личностного смысла неискренности и ведет к созданию реальных контуров будущих высказываний через использование различных типов когнитивных сценариев неискреннего дискурса.

3. Для реализации неискренности в дискурсном виде требуется не только отбор языковых средств из имеющегося инвентаря, но и лингвокреативная деятельность языковой личности, связанная с творческим началом в сфере номинации, актуального членения предложения, организации структуры диалога и монолога, контактных и дистантных межфразовых связей.

4. Рассмотрение неискреннего дискурса важно не только с точки зрения его имманентных внутренних характеристик, но и с позиций верификации. Неискренность как дискурсивная стратегия языковой личности рассчитана на определенные модели речевого взаимодействия, в процессе которого реализуются ситуативно-дифференцированные приемы верификации.

В задачи диссертации входит решение следующих проблем:

- концептуальный анализ термина неискренность в ряду смежных концептов и терминов;

- определение статуса неискреннего дискурса в теоретической модели языка;

- исследование условий порождения неискреннего дискурса;

- экспликация структур знания, стоящих за неискренним дискурсом;

- объяснение выбора языковых средств, задаваемых разными типами сценариев неискреннего дискурса;

- выявление типичных моделей адресата неискреннего дискурса;

- описание обобщенных структурно-семантических параметров (номинативных единиц, синтаксических конструкций, межфразовых связей), наблюдаемых при выражении неискренности;

- анализ формальных механизмов, способствующих верификации неискреннего дискурса.

Комплексность методики исследования обеспечивается использованием методов концептуального и пропозиционального анализа, метода компонентного анализа, метода представления и обработки знаний в виде сценариев, метода конверсационного анализа, метода актуального членения предложения, а также традиционных методов структурно-семантического, сопоставительного и трансформационного анализа.

Теоретическая значимость работы состоит в том, что она посвящена созданию теоретической модели неискреннего общения, основанной на подходе к языку с позиций когнитивной лингвистики и теории дискурса и комплексном анализе языковых средств всех уровней, учитывающем их взаимодействие и слияние в общую семантику неискренности. Предлагаемая модель, рассматриваемая в общем плане и в английском языке в частности, вносит определенный вклад в развитие лингвистической теории и может быть использована при исследовании этого явления в других языках. В диссертации намечены пути дальнейшего и более углубленного изучения речевого общения в свете новых представлений о межуровневых отношениях в языке.

Научная новизна исследования состоит уже в выборе его объекта, поскольку с дискурсом в целом и неискренним дискурсом как особым лингвистическим явлением связан ряд спорных вопросов, принятых к рассмотрению в последние годы. Попытка решения этих вопросов может внести определенный вклад в выделение новых аспектов в проблематике "язык и человек". Впервые неискренность рассматривается как дискурсивная стратегия языковой личности, направленная на воплощение особого личностного смысла. Впервые дается обоснование принципов порождения дискурса, на основе которых классифицируются типы неискреннего дискурса в зависимости от условий процесса его порождения. Новым является также анализ прагматической ситуации неискренности с позиций когнитивной лингвистики и выделение на этой основе различных типов сценариев неискреннего дискурса. Впервые проводится комплексное структурно-семантическое описание единиц разных уровней языковой системы, выражающих неискренность в английском языке, с указанием конкретных механизмов референции, актуального членения предложения, экспрессивной окрашенности, межфразовых связей.

Основное содержание данной работы направлено на защиту следующих положений:

1) термин неискренность является наиболее адекватным по сравнению с другими терминами, выражающими тот же самый концепт, такими как ложь, обман, дезинформация, тенденциозное представление события и т.п.;

2) с семантической точки зрения неискренность представляет собой личностный смысл, состоящий в осознанном выражении ложных пропозиций вместо истинных;

3) неискренность как дискурсивная стратегия языковой личности проявляется в порождении неискреннего дискурса;

4) неискренность является одним из видов лингвокреативной деятельности, в результате которой происходит создание нужного говорящему сценария неискреннего дискурса;

5) неискренний дискурс функционирует, в основном, в контексте искреннего дискурса других участников коммуникации, однако, наблюдаются также случаи взаимной неискренности;

6) в неискреннем дискурсе действует принцип фокусирования центрального референта, находящий свое выражение в различных способах представления темы;

7) неискренний дискурс характеризуется наличием рематической доминанты;

8) неискренность может быть выражена как в структуре диалога, так и монолога;

9) неискренний дискурс во многих случаях является нелинеарным образованием, в котором действуют дистантные межфразовые связи;

10) неискренность может быть верифицирована на основе анализа особенностей речевого взаимодействия участников общения.

Практическое значение работы состоит в том, что ее результаты находят применение в преподавании английского языка, в теоретических курсах стилистики и лингвистического анализа текста, интерпретации художественного текста. Полученные результаты используются в спецкурсе "Дискурсивный анализ", в курсовых и дипломных работах студентов Иркутского государственного лингвистического университета, при составлении учебных пособий по анализу диалога. Мы надеемся что выводы, содержащиеся в работе, могут представить интерес для специалистов по искусственному интеллекту для компьютерного моделирования человеческой неискренности. Определенные аспекты работы могут быть использованы в прикладном плане организациями, заинтересованными в анализе поведения и дискурса человека на правдивость/лживость.

О результатах исследования докладывалось на научных совещаниях в институте поэтики и семиотики Тель-Авивского университета (Израиль) в 1993 и 1994 годах, на международной конференции "Радикальная стилистика" в г. Шеффилде (Великобритания) в 1994 году, на ежегодных научно-теоретических конференциях Иркутского государственного лингвистического университета в период с 1995 по 2000 годы, на международной научной конференции "Язык в эпоху знаковой культуры" в г. Иркутске в 1996 году,, на международной научной конференции "Язык. Культура. Деятельность: Восток - Запад" в г. Набережные Челны в 1996 году, на Всероссийской научной конференции "Этнос. Культура. Перевод" в г. Пятигорске в 1996 году, на научно-практической конференции "Становление и развитие негосударственного образования в Байкальском регионе" в г. Иркутске в 1997 году, на международной конференции "Проблемы обучения в условиях перехода на многоуровневую систему образования" в г. Иркутске в 1997 году, на Всероссийской научной конференции "Проблемы вербальной коммуникации и представления знаний" в г. Иркутске в 1998 году, в материалах Первой международной школы-семинара по когнитивной лингвистике в г. Тамбове в 1998 году, на Всероссийской научной конференции Уральского лингвистического общества "Актуальные проблемы теоретической и прикладной лингвистики" в г. Челябинске в 1999 году.

По структуре диссертация состоит из введения, трех глав и заключения. Во введении обосновывается выбор темы диссертации, объект, гипотезы и задачи, материал и методы исследования. Первая глава посвящена рассмотрению инвариантных особенностей неискреннего дискурса и проблеме его порождения языковой личностью. Во второй главе содержится теоретический анализ особенностей представления знаний при выражении неис

Заключение научной работыдиссертация на тему "Лингвистические аспекты выражения неискренности в английском языке"

ВЫВОДЫ

Анализ структурно-семантических параметров неискреннего дискурса показал, что личностный смысл неискренности находит различное выражение в создаваемой в каждом конкретном случае совокупности языковых фактов.

Установлено, что неискренний дискурс характеризуется специфическими особенностями референции, а именно механизмом фокусирования центрального референта. Неискренний говорящий стремится поместить в фокус дискурса такой референт, который будет принят и поддержан адресатом. При возникновении референциального конфликта неискренний участник активно устраняет ненужные ему объекты рассмотрения и настойчиво возвращается к фокусированному референту. Неискренность может быть основана на конкретной и абстрактной референции. Конкретная референция, как правило, базируется на номинации известного адресату объекта материальной сферы. В случае прямой конкретной референции она подкрепляется непосредственным указанием на объект. Может иметь место добавление референта, когда в целях выражения неискренности к имеющимся в действительности объектам добавляется некий несуществующий объект, получающий соответствующую номинацию. Наблюдаются случаи сужения экстенсионала конкретной референции, при которых общие признаки класса объектов переносятся на несуществующий конкретный объект. Неискренность может также базироваться на переносе внимания с одного конкретного референта на другой в рамках общей структуры референтной ситуации.

В случае абстрактной референции неискренний говорящий держит в фокусе внимания стабильно выделенный референт, обозначаемый тем или иным абстрактным существительным, и организует свой дискурс таким образом, чтобы в нем выражалось общепринятое значение данного существительного. С этой целью используются языковые средства, принятые в контекстах употребления выбранного слова. Навязывая собеседнику общепринятое значение референтного абстрактного существительного, неискренний говорящий осуществляет для самого себя индивидуальную категоризацию фокусированного референта.

Исходя из положения о том, что тема дискурса в первую очередь зависит от лежащей в его основе референции, установлено, что при выражении неискренности говорящий либо поддерживает обсуждаемую в данный момент тему, либо меняет обсуждаемую тему, переводя разговор в новое русло, либо же уклоняется от темы, не вступая в разговор или прекращая его. При поддержании темы в дискурсе наблюдается четко выраженная верхняя граница, сигнализирующая о первом появлении темы в общении. Верхняя граница неискреннего дискурса может служить начальной точкой отсчета для развития единой тематической прогрессии. При смене темы неискренний собеседник отказывается развивать обсуждаемый на данный момент круг тем, предлагая взамен новую тему. Старая тема отвергается путем использования соответствующих метадискурсивных высказываний и посредством выбора подходящего наименования из состава референтной ситуации. Уклонение от темы при выражении неискренности состоит в игнорировании тематических элементов, проявляющемся, в основном, в том, что неискренний участник хранит молчание или дает уклончивые ответы на реплики собеседника.

Установлено, что отбор и комбинация лексических и грамматических средств, а также преимущественное употребление тех или иных синтаксических конструкций при выражении неискренности во многом определяются типом используемой рематической доминанты. Выявлены следующие четыре типа рематических доминант, присущих неискреннему дискурсу -предметная, качественная, акциональная и импрессивная доминанты.

Общей особенностью неискреннего дискурса с предметной рематической доминантой является то, что в нем логическое ударение несут слова, обозначающие предметы, находящиеся в определенном пространственном соположении и составляющие в своей совокупности единую картину той или иной области пространства - интерьера, пейзажа, обстановки, географического местоположения и т.п. При этом предметы, обозначения которых включены в состав рем, не соответствуют реальной картине мира, поэтому за предметной рематической доминантой неискреннего дискурса стоит воссоздаваемое в процессе верификации подлинное соположение предметов. Качественная рематическая доминанта при выражении неискренности представляет собой развертывание содержания путем выделения рем, характеризующих качества предметов. При этом в рематически ударных позициях используются оценочные структуры с ориентацией на те дескриптивные признаки, которые отсутствуют в реальной картине мира. Сопоставление несуществующих и существующих качеств ведет к верификации неискренности. В пределах акциональной рематической доминанты неискренний говорящий осознанно приписывает себе действия, имеющие отношение к какому-то иному субъекту. В этом типе доминанты логическое ударение в ремах несут глаголы действия. При неискреннем субъекте наблюдается последовательная смена не имеющих к нему отношения действий. Импрессивная рематическая доминанта свойственна неискреннему дискурсу, в котором логическое ударение в ремах несут слова и выражения, передающие фальшивые чувства и эмоции говорящего. Истинная и ложная эмоции, как правило, находятся друг с другом в отношениях антиномии (радость - страх, спокойствие - волнение, восхищение - презрение и т.п.).

Исследование неискренности в структуре диалога показало, что неискренность может выражаться как в инициирующих, так и в ответных репликах. Неискренний спрашивающий задает вопросы, у которых появляются дополнительные качества по сравнению с обычной структурой вопросительной конструкции. Чаще всего неискренность проявляется в том, что предполагаемые ответы приблизительно известны; вопросы задаются не в целях получения информации, а для реализации личностного смысла неискренности. При постановке неискренних вопросов механизм связности диалога основан на приеме любых ответов, в том числе на приеме одних лишь формул вежливости. При постановке вопросов в расчете на формулы вежливого согласия диалог приобретает характер навязанного общения.

Выражение неискренности в ответных репликах основано на реализации семантической потенциальности, проявляющейся в том, что референтная соотнесенность либо поддерживается, либо нейтрализуется, либо активизируется. Поддержка референтной соотнесенности проявляется в речевом акте согласия с собеседником, причем неискреннее согласие основано на формальном, а не на семантическом сцеплении ответа с вопросом. При нейтрализации референтной соотнесенности в неискреннем ответе происходит либо ссылка на незнание, либо изменение значения опорного слова, употребленного в вопросе таким образом, что доминирующими становятся вторичные семантические признаки. Оба этих приема служат имплицитными способами выражения несогласия. Неискренние ответы, основанные на активизации референтной соотнесенности, переадресуют ответ самому спрашивающему. Перевод ответа в инициацию осуществляется посредством постановки встречных вопросов и повтора опорных слов, а также при помощи приема провоцирования искомых вопросов.

Установлено, что неискренний дискурс как монолог предназначен для целостного восприятия и образуется по мере формирования говорящим какой-либо монологической формы изложения - описания, повествования, рассуждения, либо их комбинации. В неискреннем монологе наблюдается связность линейного типа, когда высказывания тесным образом сцеплены друг с другом в силу того, что они непрерывно порождаются одним говорящим. Внешние показатели связей высказываний придают неискреннему монологу когерентность. Однако глубинная связность, обеспечиваемая структурой референции и пропозициональным содержанием, отсутствует, что создает возможность верификации неискренности.

Неискренний дискурс может включаться в виде составной части в более сложную протяженную дискурсивную структуру. Поэтому кроме контактной межфразовой связности неискреннему дискурсу присуща дистантная связность. При этом личностный смысл неискренности проецируется на все интегрируемое содержание, подчиняя его себе. Выявлены механизмы дистантной связности неискреннего дискурса с позиций некоторых обобщенных типов дистантных отношений, а именно: континуума, дисконтинуума, проспекции и ретроспекции.

Континуум неискреннего дискурса определяется как сквозная последовательность неискренних высказываний, имеющая четко выделенное начало и продолжающаяся, разбиваясь на отдельные фрагменты, в одном и том же пространственно-временном измерении до своего полного завершения. Интеграция континуума неискреннего дискурса с другими высказываниями основана на их подчинении личностному смыслу неискренности. Неискренний участник представляет отрезки целого в такой разбивке, чтобы собеседники не установили их связи. Неискренний говорящий начинает континуум, направляет и полностью контролирует изложение сообщений и ставит предел континууму.

Дисконтинуум неискреннего дискурса основан на модели спорадического взаимодействия с адресатом, осуществляемого время от времени по мере возможности. Дисконтинуум объединяет отдельные части неискреннего дискурса, отстоящие друг от друга на значительное расстояние и характеризующиеся разными пространственно-временными параметрами. В дисконтинууме неискреннего дискурса межфразовая связность мотивирована своей соотнесенностью с личностным смыслом говорящего, спорадически развиваемым на протяжении длительного времени.

Проспективная направленность неискренности состоит в том, что содержание того или иного фрагмента неискреннего дискурса воспроизводится в рекурентах, расположенных справа от него. Рекуренты представляют собой результат последовательного воспроизведения одного и того же личностного смысла на протяжении длительного периода общения. Проспективно направленный неискренний дискурс свидетельствует о том, что внимание говорящего ориентировано на стиль общения с тем или иным собеседником. Однажды выбранный стиль проецируется на весь последующий дискурс. Проспективно направленное неискреннее общение имеет начало, но не имеет конца, по крайней мере до тех пор, пока продолжается речевое взаимодействие с данным собеседником.

Понятие ретроспекции в ее отношении к неискренности связано с представлением об объеме постепенно накапливаемой информации. Ретроспективно направленный неискренний дискурс завершает информацию, заложенную в предшествующих сообщениях, прерывая ее поступательное движение. Таким образом, происходит осмысление того, что было раньше, через призму личностного смысла неискренности.

Изучение особенностей речевого взаимодействия в процессе верификации неискренности показало, что верификация может осуществляться адресатом неискреннего сообщения, самим неискренним участником, а также обоими участниками общения.

Мера полноты понимания неискреннего дискурса адресатом зависит от его развитости в качестве языковой личности. Верификация, осуществляемая адресатом, может носить имплицитный характер, когда верифицирующие высказывания основываются на допущении, что при восприятии сообщения не наблюдается однозначного соответствия между языковыми фактами и ситуацией. Ограничиваясь указанием на то, что услышанное высказывание неуместно, адресат закладывает возможность дальнейшей верификации, отдавая приоритет в этом процессе адресанту. Выдвижение истинных контр-пропозиций в одном контексте с ложными становится возможным при наличии у адресата надлежащего социального статуса, однако чаще всего подобная верификация происходит не в лицо неискреннему собеседнику, а за его спиной, в разговоре с третьей стороной. Семантическим центром высказываний, верифицирующих ложные пропозиции, служат глагольные формы и имена с соответствующей семантикой. К ним могут присоединяться лексические единицы, в семантику которых кроме семы обмана входит сема игры, что еще раз подтверждает положение о связи неискренности с игровым принципом коммуникации. Верификация может быть произведена адресатом в косвенном виде посредством характеризации неискреннего собеседника; к семам обмана и игры добавляются в этом случае семантические признаки, обозначающие сильную волю и импульсивные эмоции.

Самоверификация может иметь место в трех случаях: под иллокутивным вынуждением адресата, в случае неискренности, осуществляемой как розыгрыш, и в случае намеренного саморазоблачения. Если в процессе речевого взаимодействия адресат понимает, что его обманывают, он может оказывать иллокутивное давление на собеседника, вынуждая его к самоопровержению ложных пропозиций. Верификация по типу раскрытия розыгрыша и саморазоблачения связана с прагматическими аспектами самооценки неискреннего говорящего. При взаимной верификации выражается негативная реакция со стороны обоих собеседников на выражаемые каждой стороной ложные пропозиции, поэтому дискурс носит конфликтный или даже враждебный характер. Установлено, что усвоение и интерпретация личностного смысла неискренности обусловлены не только интеллектуальными и лингвистическими возможностями языковой личности, а в равной степени зависят от социальных и культурологических факторов.

314

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Приступая к анализу языковых механизмов, лежащих в основе выражения неискренности в английском языке, мы отдавали себе отчет в том, что в лингвистике еще не создано общего теоретического представления о роли неискренности в речевом общении. Мы посчитали правомерным проведение углубленного анализа неискренности в рамках одного языка прежде всего потому, что специфика коммуникативно-прагматического аспекта функционирования языковой системы требует учета того лингвистического инвентаря, который реально используется в речевом общении в каждом конкретном языке. В близких к нашей работе по кругу поднимаемых вопросов исследованиях семантических и коммуникативно-прагматических категорий особо подчеркивается необходимость их изучения вначале в отдельных языках, после чего уже можно вести речь о контрастивно-. типологическом подходе. На наш взгляд, лишь после детального рассмотрения особенностей неискреннего общения на материале разных языков станет возможным создание теоретической модели неискренности как лингвистической универсалии.

Теоретической перспективой анализа неискренности в данной работе стало ее объяснение с позиций процессов речепорождения и представления знаний, с учетом всего многообразия структурно-семантических характеристик высказываний, реализуемых в интерактивном взаимодействии общающихся.

Доказано, что неискренность представляет собой концепт, находящийся в языковом сознании и выражающийся в активном запасе лингвистических средств. Ввиду того, что процессы концептуализации и категоризации несут заметный отпечаток человеческого опыта и человеческой культуры, концепты должны формулироваться не столько в рамках отдельного языка, сколько с позиций единой культуры. Многие концепты, повидимому, универсальны. Эмпирически, и концепт неискренности представляется универсальным концептом культуры и языка. Однако несмотря на единство содержания, концепты, с помощью которых наблюдатель оценивает ситуацию общения, в том числе и неискренность, различаются в разных языках формами своего конкретного воплощения. На настоящий момент развития языкознания в первую очередь встает вопрос о том, благодаря каким языковым механизмам те или иные высказывания оцениваются как неискренние в разных языках, и в частности, в английском.

В ходе критического обзора специальной литературы, прямо или косвенно затрагивающей лингвистические аспекты выражения неискренности, было установлено наличие ряда смежных терминов, таких как ложь, обман, дезинформация, ложная информация, тенденциозное представление события, манипулирование истиной и т.п. Как показал анализ, все эти термины соответствуют единому концепту, который можно сформулировать как «намеренно, осознанно выражать ложные пропозиции в процессе речевого общения». В работе доказывается, что термин неискренность является наиболее нейтральным и однозначным обозначением указанного концепта, что позволяет включить в рассмотрение весь комплекс языковых средств его воплощения.

Наиболее точным термином для обозначения человека, творящего и передающего неискренность, представляется термин языковая личность. Мы принимаем утвердившееся в лингвистике мнение о том, что понятие языковой личности следует рассматривать как часть объемного и многогранного понимания личности в современной науке, как такой тип описания личности, в котором ее психический, социальный, этический и другие компоненты мыслятся как преломленные через язык. Наряду с обобщенным понятием неискренней языковой личности в работе используются более узкие и более специфические понятия, такие как говорящий/слушающий, адресант/адресат и т.д.

Неискренность определяется как осознанная дискурсивная стратегия языковой личности, основанная на выражении особого личностного смысла, суть которого состоит в замене истинных (с точки зрения данной языковой личности) пропозиций на ложные. Постулируется, что концепт неискренности существует на постоянном фоне концепта искренности, в такой же мере как ложность (ложь) существует на фоне истинности (истины, правды). Несмотря на то, что концепты истинности/ложности и искренности/неискренности сосуществуют в языковом сознании в рамках единой концептосферы, они являются независимыми друг от друга в том плане, что могут проявляться в дискурсном виде по отдельности. Специфика неискренности в ряду смежных концептов состоит в том, что она представляет собой способ выражения истинностной оценки, базирующийся на разрыве между знанием говорящего и представлением этого знания. Неискренний говорящий осуществляет контроль над истиной, проявляющийся в ее сокрытии, дозировании и в других манипуляциях. Сравнительное изучение концепта неискренности и наиболее близкого к нему концепта ложности позволяет утверждать, что ложность выступает в качестве семантической базы неискренности. Являясь производным концептом, неискренность возникает из ложности, однако не тождественна ей. Условия ложности онто-логичны, в то время как условия неискренности прагматичны. Ложность представляет собой свойство пропозиций, неискренность же связана с непосредственным процессом общения, с нахождением языковой личности в определенном конкретном месте и в конкретное время в пределах некоего мира и с обязательным присутствием адресата.

С точки зрения уровневой стратификации неискренность исследуется как явление уровня дискурса. При этом термин дискурс не противопоставляется другим общеупотребительным терминам, таким как текст, высказывание, речевой акт, а употребляется параллельно с ними для обозначения специфического интенционального характера речи и результата речевой деятельности.

Семантической основой неискреннего дискурса является выражение особой ментальности, присущей неискренней языковой личности. В связи с этим неискреннему дискурсу свойственна не столько непрерывная последовательность высказываний, сколько наличие определенных ограничений на их возможные непрерывные или прерывистые последовательности. Единичная иллокуция отдельных речевых актов вливается в общую иллокутивную силу неискреннего дискурса как целого.

В работе обосновывается механизм перевода поверхностной структуры неискреннего дискурса в его пропозициональную базу. За основу принимается философское положение о наличии двух истинностных значений -«истинно» и «ложно». Под пропозицией понимается способ разбиения возможных состояний мира на две части - те, для которых она истинна, и те, для которых она ложна. Реакции на ложные пропозиции формируют категорию отрицания и требуют верификации. На глубинном пропозициональном уровне неискренность представляет собой конструирование говорящим ложных пропозиций и присваивание им статуса истинных. В неискреннем дискурсе говорящий создает у слушающего представление о действительности, основанное не на фактичности и актуальности, а на ирреальности и потенциальности. Ввиду того, что при выражении неискренности отрицание фактов осознанно и намеренно закладывается в структуру знания, ее можно с полным основанием считать стратегическим замыслом говорящего.

Направление исследования от языкового значения к личностному смыслу позволило внести определенный вклад в развитие общей лингвистической теории. В результате сравнительного анализа понятий интенция и стратегия установлено, что понятие интенция, с одной стороны, отражает абстрагирующий процесс каузации речи и, с другой стороны, служит специальным термином теории речевых актов, под которым понимается иллокутивная цель речевого акта. В структуре речевого акта интенция накладывается на пропозицию, представляя собой начальный этап речевого действия. Для выявления интенциональности в рамках цельного сообщения (дискурса, текста) отдается предпочтение термину стратегия. Под стратегией понимается направленность языкового сознания на передачу некоего дополнительного по отношению к пропозиции и иллокуции смысла, связанного с личностью говорящего. В отношении неискренней языковой личности установлено, что она, строя свое общение с собеседником, в дополнение к переданному пропозициональному содержанию и иллокуции выражает особый личностный смысл, образно формулируемый как «знаю, да не скажу». Направленность созидающего языкового сознания на данный смысл трактуется как дискурсивная стратегия неискренности.

Нельзя не признать, что формирующиеся личностные смыслы по-разному распределяются в процессе вербализации и приобретают разные языковые формы. Воплощаясь в виде дискурсивной стратегии, неискренность базируется на ряде общих закономерностей порождения речи. Исходя из разграничения понятий внутренней и внешней речи, следует согласиться с мнением о приоритете мысленного высказывания. Лишь после порождения мысленного неискреннего высказывания создается возможность его устного и/или письменного оформления.

В работе предпринята попытка проследить весь сложный путь создания неискренний сообщений от их истоков в мыслительной деятельности языковой личности до завершающих стадий вербализации мысли в неискреннем дискурсе. Установлено, что порождение неискреннего дискурса основано на принципе когнитивной самостоятельности, действие которого влечет за собой интеллектуальный поиск в проблемном пространстве и индивидуальную лингвокреативную деятельность. В момент порождения неискреннего дискурса действуют механизмы эмерджентной грамматики, что означает, что для реализации личностного смысла языковые формы нужно отобрать на основе творческого поиска.

Поскольку двусмысленность закладывается в семантику неискренности в качестве инвариантного признака, классификация видов порождения неискреннего дискурса находится в прямой зависимости от времени, затрачиваемого на его обработку перед непосредственным предъявлением адресату. Чем сложнее и субъективнее передаваемые смыслы, тем больше времени требуется на их семантическое и структурное оформление.

Основное различие проводится между спонтанно порождаемым и предварительно подготовленным неискренним дискурсом. При спонтанном порождении дискурса личностный смысл неискренности формируется в реальном для собеседников времени и в таких условиях, когда отсутствует возможность предварительного обдумывания. Установлено, что спонтанный речепорождающий процесс начинается с формулирования истинной пропозиции во внутренней речи. Затем истинная пропозиция заменяется на ложную при помощи мысленного неискреннего высказывания. После этого происходит перевод мысленного высказывания во внешнюю речь путем его оформления при помощи соответствующих языковых средств и озвучивания или написания. Скрытое речемыслительное «Я» неискреннего говорящего эксплицируется на основе анализа метадискурса, сопровождающего неискренний дискурс.

Предварительно подготовленный неискренний дискурс обдумывается и конструируется в течение определенного времени и иногда несколько раз переделывается перед его предъявлением адресату. Особенность метадискурса, сопровождающего данный вид неискреннего дискурса, состоит в том, что метадискурсивные высказывания выводятся из внутренней речи во внешнюю и играют решающую роль в продвижении процесса порождения от его начальной точки до выработки окончательного варианта неискреннего сообщения. В этом типе порождения неискреннего дискурса наблюдается разрыв между деятельностью созидающего языкового сознания при подготовке дискурса и оперативным моментом его актуализации. Семантический и языковой объем дискурса некоторое время находится в латентном, скрытом от собеседника виде. В этом состоянии дискурс еще не порожден окончательно, то есть он подвержен изменениям, которые иногда могут происходить в течение длительного периода времени. Когда порождение дискурса закончено, и он готов к реализации, движение созидающей мысли останавливается, и дискурс закрепляется в лингвистическом сознании неискреннего говорящего. Весь сложный процесс порождения предварительно подготовленного неискреннего дискурса развертывается как антиципация конкретного момента его исполнения (озвучивания, написания). При этом предварительная подготовка тщательно скрывается, и основной задачей неискреннего говорящего становится имитация спонтанного общения.

Единожды порожденный спонтанный или предварительно подготовленный неискренний дискурс может стать периодически возобновляемым, то есть воспроизводиться многократно, с теми или иными трансформациями. Наиболее характерным моментом при порождении периодически возобновляемого неискреннего дискурса является то, что общение неискреннего собеседника с другими участниками строится по принципу от языка к миру, что означает, что имеющийся в языковом сознании неискренний дискурс предъявляется миру по мере возможности. Неискренний говорящий находится в постоянном ожидании этой потенциальной возможности, и в момент ее реализации он готов повторить уже звучавший ранее дискурс новому или прежнему собеседнику. Периодическое возобновление неискреннего дискурса становится возможным благодаря тому, что языковая личность присваивает себе контроль над ситуацией, действуя самостоятельно, либо под контролем лица, санкционирующего возобновление неискреннего общения. В лингвистическом отношении периодически возобновляемый неискренний дискурс базируется на принципе словесного самомоделирования, предполагающего создание своеобразного языкового автопортрета неискреннего говорящего. Языковой автопортрет включает в себя типичные слова и словосочетания, а также набор повторяемых стереотипных высказываний и текстов. Самим фактом повторения одного и того же дискурса неискренний говорящий пытается отдалить себя от адресата и абстрагироваться от конкретной ситуации общения. Во многих случаях возобновляемый неискренний дискурс ориентирован на деперсонифицированного адресата, то есть такого, который может возникнуть в любой прогнозируемый или непрогнозируемый момент. С точки зрения озвучивания или написания периодически возобновляемый неискренний дискурс не «говорится» и не «пишется» спонтанно, а воспроизводится по памяти, часто даже как заученный наизусть.

Любой вид неискреннего дискурса может порождаться в пределах группового общения, однако в наибольшей степени общению в группе присущ периодически возобновляемый неискренний дискурс, когда каждый участник готовит свои неискренние высказывания к следующей встрече группы на основе некоего общего запаса знаний. При этом потенциальная возможность встречи носит вневременной характер, то есть подготовленный дискурс может быть произведен в любой момент, и все участники к этому готовы. В своих речевых действиях группа неискренних общающихся исходит из принципа речевой гомогенности, связанного с необходимостью использовать один и тот же набор стереотипных высказываний.

Общим выводом относительно особенностей порождения неискреннего дискурса является то, что язык активно участвует в структуре практической деятельности говорящих, причем вербальные действия оказывают существенное влияние на невербальные действия и наоборот. При порождении неискреннего дискурса наблюдается определенная отчужденность говорящего от своей речи, иногда доходящая до того, что свой дискурс воспринимается как чужой, как цитация. Действует также принцип избирательности и свободы языковой личности, когда она создает неискренний дискурс не по принуждению или необходимости, а по личным пристрастиям, изъявляя не только готовность, но и стремление к выполнению данной коммуникативной роли.

Рассмотрение неискренности имеет непосредственное отношение к теоретической проблеме представления знаний. Установлено, что личностный смысл неискренности выражается в рамках обобщенного представления знаний в некоей целостной прагматической ситуации. Неискренний дискурс функционирует в определенном поле, которое шире него и включает имеющие к нему отношение другие референты, другие пропозиции, а также другой дискурс.

Для описания ситуации общения, включающей в себя неискренний дискурс, используется термин сценарий. Данный термин трактуется как наиболее адекватный по сравнению с другими обозначениями структур представления знаний, такими как фрейм, план, схема. В настоящее время термин фрейм, в основном, употребляется для представления когнитивной структуры слов и конструкций, термины же план и схема все более перемещаются в область исследований искусственного интеллекта. При употреблении термина сценарий наблюдается тенденция описывать с его помощью стандартные ситуации общения, содержащие упорядоченные во вре-1 мени последовательности событий, что соответствует целям нашего иссле- { дования.

Установлено, что из двух типов сценариев, выделяемых в специальной литературе, а именно: ситуативных и личных, неискренность выражается посредством личных сценариев, не имеющих строго регламентированной жесткой структуры. Специфика личного сценария заключается в том, что он известен целиком лишь главному действующему лицу, другие же ? действующие лица чаще всего не догадываются о том, что принимают участие в осуществлении подобного сценария.

Формальная структура личного сценария описывается с использованием таких терминов, как действующие лица, роли, выполняемые действующими лицами, цели, стоящие перед действующими лицами, цепочки действий, ведущие к целям. Инвариантный состав сценария неискренности включает двоих действующих лиц - «Я» (Эго) и Другого. Их интерактивные отношения основаны на главенстве Эго, или неискреннего собеседника. Он 1 часто (хотя и не всегда) пытается играть ведущую роль, так как стремление ! представить ложные пропозиции в качестве истинных требует определен- j ной настойчивости в речевых действиях. По количеству участников прагматическая ситуация неискренности может быть и групповой, однако и в этом случае происходит четкое разграничение искренних и неискренних собеседников. С точки зрения целей ситуация неискренности, как правило, представляет собой ситуацию воздействия, в которой неискренний говорящий выступает как субъект воздействия, использующий слушающего для достижения своих, чаще всего корыстных целей. Слушающий же, напротив, выступает как объект воздействия, не догадывающийся о целях собеседника и о своей роли в их осуществлении. Цепочки действий, ведущие к целям неискреннего говорящего, концептуализируются как абстрагированные па-раметризированные процедуры, ведущие к искажению адекватной картины мира. Принимая за основу определение адекватной картины мира как полное описание мира в истинных пропозициях в момент t, мы доказываем, что трансформации, производимые неискренней языковой личностью, затрагивают прежде всего пространственно-временные параметры. Исходя из ана- I лиза прагматического фактора времени, выделяются три вида сценариев неискреннего дискурса, а именно: сценарии, трансформирующие картину j мира в настоящем, прошлом или будущем.

Общей чертой сценариев, основанных на трансформации картины мира в настоящем, является то, что неискренний говорящий искажает предметную область пространства, данную ему в непосредственном чувственном опыте. Осуществляя концептуализацию своего текущего опыта, говорящий формирует знание об истинном (с его точки зрения) положении вещей на настоящий момент. В этом смысле можно сказать, что он владеет адекватной картиной мира. Адекватная картина мира является для говорящего первичной, поскольку она предполагает первичную номинацию и первичные пространственно-временные и причинно-следственные параметры. С точки зрения языкового оформления адекватная картина мира формулируется неискренним говорящим для самого себя во внутренней или внешней речи. Лишь после этого происходит вербализация трансформированной картины мира посредством использования вторичной номинации и вторичных параметров, элиминирующих (на поверхностном уровне) первичное содержание. Таким образом, неискренний говорящий принимает на себя роль творца новой картины мира, ограничивая право собеседника знать, что в их общей базе знаний произошли релевантные изменения. Знания представлены так, что другой участник общения лишается доступа к их новому набору^

В сценариях, относящихся к прошлому, неискренний говорящий трансформирует картину мира, реально имевшую место, путем изменения ее объема (сужения или расширения), сопровождающегося включением в рамку известного ему истинного знания ряда ложных пропозиций. Главной отличительной чертой сценариев этого вида является нарративизация, определяемая как изложение речевых действий, связанных отношениями следования. Действия могут быть представлены как в последовательности, отражающей темпоральную локализацию событий по мере их осуществления, так и в их привязке относительно говорящего, либо относительно говорящего и слушающего.

Трансформация картины мира в будущем становится возможной бла- г годаря тому, что для будущего множество смыслов остается открытым, и истинными станут только те утверждения, для которых будут выполнены | соответствующие критерии. Начальные речевые действия неискреннего говорящего по созданию картины мира в будущем ведут к двум параллельным цепочкам действий, одна из которых составит основу реальной картины мира, а другая - основу искаженной картины мира, формируемой неискренним говорящим для обманываемого им собеседника. Неискренний говорящий добивается того, чтобы слушающий поверил, что в его эмпирическом опыте будет иметь место такая ситуация, в которой возникнут и реализуются прогнозируемые смыслы. Семантическим центром этого вида неискреннего дискурса служат императивы, с помощью которых исполнитель принуждается к выполнению необходимых действий, а также элементы фа-тического общения, закрепляющие факт необходимости выполнения действий в лингвистическом сознании исполнителя.

Более сложными типами сценариев неискреннего дискурса являются сценарии в форме игры и реминисценций-дайджестов. Когда для говорящего его неречевые цели становятся несущественными или вообще отсутствуют, его неискренность напоминает детскую игру. Неискреннее общение, напоминающее сложную игру, основано на четком распределении ролей между всеми участниками. Указателем на то, что дискурс осуществляется по типу игры, является регуляция участниками своего собственного речевого поведения посредством строгого отбора нужных для исполняемой роли языковых средств. В качестве признака неискренности в форме игры выступает определенная эстетизация речи, когда на первый план выдвигается любование самим процессом говорения.

Сценарии неискреннего дискурса приобретают форму реминисценций-дайджестов в том случае, если они заимствуются из определенного корпуса текстов-источников, общих для данной культурной среды. Представление знания по принципу реминисценции имеет настолько сильную информативную зависимость от источников, что истинный смысл происходящего подвергается полной трансформации в пользу некоего идеала. Неискренний дискурс в форме дайджестов входит в общую модель культуры и способствует созданию единого для данной культурной среды субъективного отношения к действительности. В связи с изменчивостью культурного фона происходят постоянные изменения в прагматическом статусе речевых действий, входящих в подобные сценарии. Реминисценции носят интертек-туальный характер и отражают некое обобщенное клишированное сознание, что находит свое воплощение в использовании клишированных высказываний.

Выявлены две основные модели адресата неискреннего дискурса - ; адресат, не осознающий неискренность собеседника и адресат, осознающий | неискренность собеседника. Первая модель представляет неконфликтного, I легко поддающегося влиянию адресата, и именно такой адресат в большинстве случаев прогнозируется в момент порождения неискреннего дискурса. Вторая модель представляет такого адресата, который, в принципе, свободен в выборе вектора реагирования. Осознав, что его обманывают, он может прибегнуть к активному реагированию, носящему оборонительный характер. Владея необходимым знанием, адресат может также начать играть роль арбитра, соответствующим образом оценивающего речевые действия адресанта.

При анализе обобщенных структурно-семантических параметров неискренности в качестве исходного положения послужило то, что в неискреннем дискурсе явления референции, актуального членения и межфразовой связности носят особый характер. К условиям, необходимым для того, < чтобы неискренний дискурс воспринимался как единое целое, относятся единство референции, тематическое единство, единство рематической до-1 минанты, структурно-семантическая упорядоченность в рамках диалога или ! монолога и соотнесенность с близлежащими и удаленными частями дискурса.

Изучение референции в аспекте выражения неискренности показало, что неискренний говорящий, как правило, фокусирует тот или иной референт, делая его центральным референтом дискурса. Основная особенность референции в условиях неискренности состоит в том, что в фонд знаний собеседника вводятся объекты^ неадекватно представленные ютносительно реальной картины мира. Неправильная референция верифицируется в том случае, если адресат восстанавливает и соответствующим образом номинирует исходные референты, замененные при выражении неискренности. Фокусирование центрального референта определяется как его осознанный выбор и языковая обработка, заключающаяся в приписывании этому референту некоторых свойств и отношений. Понятие фокуса неискреннего дискурса определяется как измерение значимости центрального референта, выраженное лингвистическими средствами. Установлено, что в наибольшей степени неискреннему дискурсу свойственны конкретная и абстрактная референция, со всем набором соответствующих референтных языковых выражений.

При анализе межфразовой связности в рамках неискреннего дискурса в качестве базовых принимаются категории темы и ремы, объединяющие в себе как понятия данного/нового, так и понятия топика/комментария. Наблюдения над особенностями представления темы при выражении неискренности показали, что тема неискреннего дискурса находится в активном состоянии, то есть в процессе обсуждения и в первую очередь зависит от лежащей в основе дискурса референции. Связность неискреннего дискурса . обеспечивается его единой тематической прогрессией, проявляющейся в сквозном использовании кореферентных языковых выражений и в посте- | 1 пенном добавлении значений к основному тематическому элементу по ли- ! нии отношений дополнительности. Главная особенность функционирования ; категории темы при выражении неискренности состоит в том, что с помощью тематических элементов происходит особое членение дискурса, устанавливаются границы внутри него, обозначаются переходы от одного дискурсивного фрагмента к другому. В работе определены параметры представления темы при вступлении неискреннего говорящего в речевое взаимодействие с собеседниками. Начиная разговор, неискренний говорящий либо поддерживает обсуждаемую в данный момент тему, сотрудничая с другими участниками в ее развитии, либо меняет обсуждаемую тему, переводя разговор в новое русло, либо же уклоняется от темы, не поддерживая беседу.

В неискреннем дискурсе движение смысла от высказывания к высказыванию основано на принципе рематической доминанты, когда новое, отсутствующее в предшествующем контексте содержание организуется по специфическим правилам выделения рематически ударных лексико-грамматических классов слов. Семантическая общность неискреннего дискурса базируется на обозначении одного предмета вместо другого (предметная рематическая доминанта), одного качества вместо другого (качественная рематическая доминанта), одного действия вместо другого (акцио-нальная рематическая доминанта) или одного чувства вместо другого (им-прессивная рематическая доминанта). Категориально-семантические изменения носят принципиальный характер, так как замена классов лексем в ремах может привести к изменению типа неискреннего дискурса. Отбор говорящим высказываний с именными, адъективными, акционально-глагольными или эмоционально-экспрессивными предикатами создает предпосылки для взаимной организации высказываний в пределах выбранного вида неискреннего дискурса. Рематическая доминанта возникает на основе идентичности смыслов информативно значимых частей отдельных высказываний и их слияния в динамике развертывания дискурса.

Выражение неискренности в структуре диалога и монолога различается, главным образом, разной структурой межфразовых связей. В диалоге 7 неискренний дискурс вплетен в общую структуру вопросно-ответных I единств, и связность создается обоими участниками диалогического обще- ( ния. Основным признаком монологического неискреннего дискурса является его автосемантичность, то есть относительная самостоятельность по отношению к окружающему дискурсу. В целом, контактная межфразовая связность в рамках диалога и монолога определяет целостность неискреннего дискурса как сверхфразового единства или группы контактно следующих друг за другом сверхфразовых единств. Актуальное членение предло- \ 1 жений, лингвистические показатели движения смысла от одного высказы- 1 вания к другому, выражение определенности, анафорические и катафориче-ские скрепы, грамматические коннекторы, повторы морфологических форм, лексические повторы, синтаксический параллелизм, эллипсис и другие средства когезии принципиально важны для анализа неискренности, рассматриваемой в пределах связного отрезка, включающего в себя более одного предложения.

Неискренний дискурс может включаться в виде составной части в структуру некоего интегрированного целого. При наличии дистантных связей определенный фрагмент неискреннего дискурса предстает в качестве дискурсообразующего фактора. Он выступает как исходная ситуация, в которой намечено то или иное отношение к содержанию более сложного протяженного единства.

В том случае, когда личностный смысл неискренности оказывает сквозной иррадиирующий эффект в большом отрезке коммуникации, это явление определяется как континуум неискреннего дискурса. Для неискреннего говорящего весь континуум заранее сформулирован в его лингвистическом сознании, что выражается в плавной линейной связи фрагментов в рамках одной постепенно развиваемой тематической прогрессии и в течение одной дискурсивной трансакции. На других участников общения принцип линейности не распространяется. Не понимая общей упорядочивающей суперструктуры, объединяющей их высказывания с неискренним дискурсом, они каждый раз остаются на уровне отдельных смыслов. Интеграция континуума неискреннего дискурса с другими высказываниями основана на их полной структурно-семантической зависимости от неискреннего дискурса.

При представлении неискреннего дискурса в виде дисконтинуума не- ^ искренний участник общения обычно стремится разрушить темпоральную | последовательность событий, нарушить общую логику изложения, поменять местами различные части сообщения. При этом новую значимость 1 приобретает механизм номинации. В антецеденте интегрированного единства содержится интродуктивная и идентифицирующая номинация, а в присоединяемых фрагментах происходит повторная номинация, основанная на удаленных связях. Функционирование местоимений определяется глобальной семантической связностью, которой обладает весь интегрируемый отрезок в целом. Интегративные отношения иррадиируют на используемые морфологические, лексические, синтаксические и стилистические средства. В результате этого в дисконтинууме возникают ассоциативные смыслы, не заложенные ни в один из отдельно взятых фрагментов и свойственные всей объединяемой структуре как единому целому.

Дистантные связи неискреннего дискурса могут быть разнонаправленными. Неискренность может маркировать начало общения; в этом случае неискренний дискурс становится проспективно направленным единством, захватывающим в сферу своего влияния ряд дискурсов-рекурентов. Межфразовая связность при этом прерывиста и отражает периодическое возвращение неискреннего говорящего к конкретному собеседнику и определенному кругу тем. Если же неискренность маркирует конец общения, то это означает, что говорящий стремится при помощи неискреннего дискурса закончить общение с тем или иным собеседником. Ретроспективно направленный неискренний дискурс завершает информацию, заложенную в предшествующих сообщениях, прерывая ее поступательное движение.

331

При рассмотрении особенностей процесса верификации неискренности учитывается, что при этом происходит одновременное интерактивное взаимодействие с предшествующими высказываниями и действительностью, относительно которой они верифицируются. Установлено, что верификация неискренности обусловлена ее пониманием, однако понимание и верификация суть разные понятия. Неправомерно было бы смешивать представление о способности дать в ходе рефлектирования другой дискурс в качестве интерпретации неискреннего дискурса и представление о готовности дать дискурс-интерпретацию в рамках той или иной конкретной ситуации общения. Если способность языковой личности к верификации обусловлена ее интеллектуальными возможностями, то готовность языковой личности к верификации зависит от социальных, культурологических, этических и прочих аспектов.

Хочется надеяться, что созданная теоретическая модель неискреннего дискурса дает достаточно полное представление о его внутреннем устройстве и функционировании, а также о специфике языковых механизмов неискреннего общения в английском языке. Проведенное исследование открывает перспективы для дальнейшего всестороннего анализа выражения неискренности как в общетеоретическом аспекте, так и в отдельных языках.

Список научной литературыПлотникова, Светлана Николаевна, диссертация по теме "Германские языки"

1. Абалакина М. А., Агеев В. С. Анатомия взаимопонимания. М.: Знание, 1990-61 с.

2. Адмони П. Г. Грамматика и текст // Вопр. языкознания. 1985. - № 1. - С. 63 - 69.

3. Азнабаева Л. А. Метакоммуникативный аспект речевого поведения адресата //Актуальные проблемы теоретической и прикладной лингвистики. Тезисы докл. Всероссийской науч. конф. Челябинск: Южно-Уральский гос. ун-т, 1999. - С. 6 -7.

4. Александрова Г. А. Текстовая референция и референциальная структура текста: Автореф. дис. . канд. филол. наук. Л., 1989. - 23 с.

5. Александрова О. В. Проблемы экспрессивного синтаксиса: Учебное пособие. М.: Высшая школа, 1984. - 211 с.

6. Александрова С. А. Комплементарность как категория диалогического текста // Проблемы стилистики и прагматики высказывания и текста. Межвуз. сб. науч. тр. / Отв. ред. Ю. А. Ладыгин. Иркутск: ИГЛУ, 1997. -С. 13-18.

7. Алисова Т. В. Дополнительные отношения модуса и диктума // Вопр. языкознания. -1971. № 2. - С. 54 - 64.

8. Аллен Дж. Ф., Перро Р. Выявление коммуникативного намерения, содержащегося в высказывании // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 17. Теория речевых актов. - М.: Прогресс, 1986. - С. 322 - 362.

9. Антонова С. В. Эвазивная модальность в немецкоязычном диалогическом тексте // Проблемы стилистики и прагматики высказывания и текста. Межвуз, сб. науч. тр. / Отв. ред. Ю. А. Ладыгин Иркутск: ИГЛУ, 1997. -С. 3- 13.

10. Антропова М. В. Личностные доминанты и средства их языкового выражения: Автореф. дис. . канд. филол. наук. -М., 1996. 24 с.

11. Аошуан Т. Китайский язык и концептуальный мир говорящего // Вопр. языкознания. 1994. - № 5. - С. 90 - 97.

12. Апресян Ю. Д. Образ человека по данным языка: попытка системного описания // Вопр. языкознания. 1995. - № 1. - С. 37 - 67.

13. Арнольд И. В. Современные лингвистические теории взаимодействия системы и среды // Вопр. языкознания. 1991. - № 3. - С. 118 - 126.

14. Арутюнова Н. Д. Некоторые типы диалогических реакций и "почему"-реплики в русском языке // Филологические науки. 1970. - № 3. - С. 44 -58.

15. Арутюнова Н. Д. Фактор адресата // Изв. АН СССР. Сер. лит. и яз. 1981. -Т. 40. - № 4. - С. 356 - 367.

16. Арутюнова Н. Д. Лингвистические проблемы референции // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 13. Логика и лингвистика (проблемы референции). - М.: Радуга, 1982. - С. 5 - 40.

17. Арутюнова Н. Д. Аномалии и язык (К проблеме языковой "картины мира") // Вопр. языкознания. 1987. - № 3. - С. 3 - 20.

18. Арутюнова Н. Д. Речевой акт // Лингвистический энциклопедический словарь. М.: Советская энциклопедия, 1990. - С. 412.

19. Арутюнова Н. Д. Феномен второй реплики, или о пользе спора // Логический анализ языка. Противоречивость и аномальность текста / Отв. ред. Н. Д. Арутюнова. М.: Наука, 1990а. - С. 175 - 189.

20. Арутюнова Н. Д. Истина: фон и коннотации // Логический анализ языка. Культурные концепты / Отв. ред. Н. Д. Арутюнова. М.: Наука, 1991. - С. 21 -30.

21. Арутюнова Н. Д. Речеповеденческие акты и истинность. Речеповеденче-ские акты в зеркале чужой речи. "Я" и "Другой" // Человеческий фактор в языке. Коммуникация. Модальность. Дейксис / Отв. ред. Т. В. Булыгина. -М.: Наука, 1992. С. 6 - 52.

22. Арутюнова Н. Д. Вторичные истинностные оценки: правильно, верно II Логический анализ языка. Ментальные действия / Отв. ред. Т. В. Булыги-на. М.: Наука, 1993. - С. 67 - 78.

23. Арутюнова Н. Д. О стыде и стуже // Вопр. языкознания. 1997. - № 2. - С. 59 - 70.

24. Асеева Ж. В. Лексические средства выражения идеологии политической корректности в современном английском языке: Автореф. дис. . канд. филол. наук. Иркутск, 1999. - 17 с.

25. Аскин Я. Ф. Категория будущего и принципы ее воплощения в искусстве // Ритм, пространство и время в литературе и искусстве. Л.: Наука, 1974. -С. 67 - 72.

26. Астафурова Т. Н. Стратегия: когнитивный или коммуникативный концепт? // Язык в эпоху знаковой культуры. Тезисы докл. международной науч. конф. Иркутск: ИГПИИЯ, 1996. - С. 8 - 10.

27. Ахутина Т. В. Единицы речевого общения, внутренняя речь, порождение речевого высказывания // Исследование речевого мышления в психолингвистике. М.: Наука, 1985. - С. 99 -116.

28. Бакушева Е. М. Социолингвистический анализ речевого поведения мужчины и женщины: Автореф. дис. . канд. филол. наук. М., 1995. -16 с.

29. Балли Ш. Общая лингвистика и вопросы французского языка / Пер. с франц. М.: Изд-во иностр. лит-ры, 1955. - 416 с.

30. Баранов А. Н., Добровольский Д. О. Знаковые функции вещных сущностей // Язык Система. Язык - Текст. Язык - Способность / Отв. ред. Ю. С. Степанов. - М: Ин-т русск. яз. РАН, 1995. - С. 80 -90.

31. Баранов А. Н., Добровольский Д. О. Постулаты когнитивной семантики // Изв. РАН. Сер. лит. и яз. 1997. - Т. 56. - № 1. - С. 11 - 22.

32. Баранов А. Н., Крейдлин Г. Е. Иллокутивное вынуждение в структуре диалога // Вопр. языкознания. 1992. - № 2. - С. 84 - 100.

33. Баранов А. Н., Крейдлин Г. Е. Структура диалогического текста: лексические показатели минимальных диалогов // Вопр. языкознания. 1992а. - № З.-С. 84-94.

34. Барт Р. Избранные работы. Семиотика. Поэтика / Пер. с франц. М.: Прогресс, 1989. - 616 с.

35. Баскова М. Е. Прагмасемантические и интеракциональные характеристики высказывания несогласия: Автореф. дис. . канд. филол. наук. -СПб., 1994.-16 с.

36. Бахтин М. М. Вопросы литературы и эстетики. М.: Худ. лит-ра, 1975. -504 с.

37. Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества. М.: Искусство, 1979. -424 с.

38. Белова Е. Н. Структура и семантика аргументативного дискурса: Автореф. дис. . канд. филол. наук. СПб., 1995. - 18 с.

39. Белл Р. Т. Социолингвистика / Пер. с англ. М.: Международные отношения, 1980.-318 с.

40. Бергельсон М. Б., Кибрик А. Е. Прагматический "принцип приоритета" и его отражение в грамматике языка // Изв. АН СССР. Сер. лит. и яз. 1981. -Т. 40.-№4.-С. 343 -355.

41. Бердяев Н. А. Философия неравенства. М.: ИМА - Пресс, 1990. - 285 с.

42. Бисималиева М. К. О понятиях «текст» и «дискурс» // Филологические науки. 1999. - № 2. - С. 78 - 85.

43. Блакар Р. Язык как инструмент социальной власти // Язык и моделирование социального взаимодействия / Отв. ред. В. М. Сергеев. М.: Прогресс, 1987.-С. 88- 125.

44. Блох М. Я. Вопросы изучения грамматического строя языка. М.: Изд-во МГПИ, 1976.-108 с.

45. Бобырева Е. В. Семантика и прагматика инициальных и финальных реплик диалога: Автореф. дис. . канд. филол. наук. Волгоград, 1996. - 22 с.

46. Богин Г. И. Модель языковой личности в ее отношении к разновидностям текстов: Автореф. дис. . докт. филол. наук. Л., 1984. - 46 с.

47. Богин Г. И. Типология понимания текста: Учебное пособие. Калинин: КГУ, 1986. - 87 с.

48. Богин Г. И. Интенциональность как средство выведения к смысловым мирам // Понимание и интерпретация текста: Сб. науч. тр. / Отв. ред. Г. И. Богин. Тверь: ТГУ, 1994. - С. 8 - 18.

49. Богин Г. И. Переход содержаний в смыслы как одна из техник понимания // Актуальные проблемы теоретической и прикладной лингвистики. Тезисы докл. Всероссийской науч. конф. Челябинск: Южно-Уральский гос. ун-т, 1999.-С. 14-15.

50. Богуславская О. Ю. Учет базы знаний адресата в процессе номинации и референции // Диалоговое взаимодействие и представление знаний / Отв. ред. А. С. Нариньяни. Новосибирск: Вычислительный центр СО АН СССР, 1985.-С. 18-27.

51. Болинджер Д. Истина проблема лингвистическая // Язык и моделирование социального взаимодействия / Отв. ред. В. М. Сергеев. - М.: Прогресс, 1987.-С. 23-43.

52. Бондарко А. В. Опыт лингвистической интерпретации соотношения системы и среды // Вопр. языкознания. 1985. - № 1. - С. 13 - 23.

53. Бондарко А. В. К проблеме соотношения универсальных и идиоэтниче-ских аспектов семантики: интерпретационный компонент грамматических значений // Вопр. языкознания. 1992. - № 3. - С. 5 - 21.

54. Борботько В. Г. Элементы теории дискурса: Учебное пособие. Грозный: Чечено-Ингушский гос. ун-т, 1981. - 113 с.

55. Брчакова Д. О связности в устных коммуникатах // Синтаксис текста / Отв. ред. Г. А. Золотова. М.: Наука, 1979. - С. 248 - 261.

56. Бубер М. Я и Ты. М.: Высшая школа, 1993. - 175 с.

57. Бубнова Г. И. Интонация и синтаксис в устнопорождаемом высказывании //Актуальные проблемы теоретической и прикладной лингвистики. Тезисы докл. Всероссийской науч. конф. Челябинск: Южно-Уральский гос. ун-т, 1999.-С. 17-18.

58. Булыгина Т. В. О границах и содержании прагматики // Изв. АН СССР. Сер. лит. и яз. -1981. Т. 40. - № 4. - С. 333 - 342.

59. Булыгина Т. В. К проблеме моделирования способности говорящих к контекстному разрешению неоднозначности // Семиотические аспекты формализации интеллектуальной деятельности. М.:, 1983.

60. Булыгина Т. В., Шмелев А. Д. Возможность и необходимость в логике и языке // Человеческий фактор в языке. Коммуникация. Модальность. Дейксис / Отв. ред. Т. В. Булыгина. М.: Наука, 1992. - С. 137 - 153.

61. Бурдина 3. Г. Грамматика и коммуникативно-когнитивные стратегии интерпретации текста // Филологические науки. 1995. - № 4. - С. 84-91.

62. Бурдина 3. Г. Синтаксические фреймы и их интерпретация в художественном тексте современного немецкого языка // Филологические науки. -1994.-№3.-С. 82-87.

63. Буторина Г. Г. Коммуникативная ситуация "побуждение реакция" в современной англоязычной речи: Автореф. дис. .канд. филол. наук. - М., 1993.-16 с.

64. Вайнрих X. Лингвистика лжи // Язык и моделирование социального взаимодействия / Отв. ред. В. М. Сергеев. М.: Прогресс, 1987. - С. 44 -87.

65. Вайсгербер Й.-Л. Язык и философия // Вопр. языкознания. 1993. -№ 2. -С. 114-124.

66. Васильев Л. Г. Рефлексия, понимание, фреймы // Понимание и интерпретация текста: Сб. науч. тр. / Отв. ред. Г. И. Богин. Тверь: ТГУ, 1994. - С. 66 - 72.

67. Васильев С. А. Синтез смысла при создании и понимании текста. Киев: Наукова думка, 1988. - 240 с.

68. Вежбицка А. Культурно-обусловленные сценарии и их когнитивный статус // Язык и структура знания / Отв. ред. Р. М. Фрумкина. М.: Ин-т языкознания АН СССР, 1990. - С. 63 - 85.

69. Вежбицкая А. Дескрипция или цитация // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 13. Логика и лингвистика (проблемы референции). - М.: Радуга, 1982.-С. 237-262.

70. Вейхман Г. А. Дериваты вопросно-ответных единств // Вопр. языкознания. 1987. - № 3. - С. 69 - 78.

71. Вендлер 3. Иллокутивное самоубийство // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 16. Лингвистическая прагматика. - М.: Прогресс, 1985. - С. 238 - 275.

72. Вербицкая М. В. К обоснованию теории вторичных текстов // Филологические науки. 1989. - № 1. - С. 30 - 35.

73. Верещагин Е. М., Костомаров В. Г. Язык и культура. М.: Наука, 1976. -248 с.

74. Верещагин Е. М., Ратмайр Р., Ройтер Т. Речевые тактики "призыва к откровенности". Еще одна попытка проникнуть в идиоматику речевого поведения и русско-немецкий контрастивный подход // Вопр. языкознания. -1992.-№6.-С. 82-94.

75. Верхотурова Т. Л. Наблюдаемость как глубинный аспект языкового значения // Глубинные аспекты языковых единиц. Межвуз. сб. науч. тр. / Отв. ред. Г. М. Костюшкина. Иркутск: ИГЛУ, 1998. - С. 27 - 35.

76. Винокур Т. Г. К характеристике говорящего. Интенция и реакция // Язык и личность. М.: Наука, 1989. - С. 11 - 23.

77. Винокур Т. Г. Говорящий и слушающий. Варианты речевого поведения. -М.: Наука, 1993.- 172 с.

78. Витгенштейн JI. Философские работы / Пер. с англ. М.: Гнозис, 1994. -612 с.

79. Вольф Е. М. О соотношении квалификативной и дескриптивной структур в семантике слова и высказывания // Изв. АН СССР. Сер. лит. и яз. 1981. -Т. 40.-№4.-С. 391 -397.

80. Вольф Е. М. Эмоциональные состояния и их представление в языке // Логический анализ языка. Проблемы интенсиональных и прагматических контекстов / Отв. ред. Н. Д. Арутюнова. М.: Наука, 1989. - С. 55 - 75.

81. Воркачев С. Г. Безразличие как этносемантическая характеристика личности: опыт сопоставительной паремиологии // Вопр. языкознания. 1997. - № 4. - С. 115-125.

82. Воркачев С. Г. Зависть и ревность: К семантическому представлению моральных чувств в естественном языке // Изв. РАН. Сер. лит. и яз. 1998. -Т. 57. -№ 3. - С. 39 - 45.

83. Воробьева О. П. Лингвистические аспекты адресованности художественного текста (одноязычная и межъязыковая коммуникация): Автореф. дис. . докт. филол. наук. М., 1993. - 38 с.

84. Воронова С. К. Грамматика угрозы // Проблемы вербальной коммуникации и представления знаний. Материалы Всероссийской науч. конф. Иркутск: ИГЛУ, 1998.-С. 35.

85. Выготский Л. С. Избранные психологические исследования. Мышление и речь. Проблемы психологического развития ребенка. М.: Изд-во Академии пед. наук, 1956. - 519 с.

86. Гадамер X.- Г. Истина и метод. Основы философской герменевтики. М.: Прогресс, 1988. - 704 с.

87. Гак В. Г. Истина и люди // Логический анализ языка. Истина и истинность в культуре и языке / Отв. ред. Н. Д. Арутюнова. М.: Наука, 1995. - С. 24-31.

88. Гак В. Г. Литературные варианты и особенности национальной культуры // Филологические науки. 1996. - № 3. - С. 54 - 63.

89. Гальперин И. Р. Текст как объект лингвистического исследования. М.: Наука, 1981.- 138 с.

90. Гаспаров Б. М. Язык, память, образ. Лингвистика языкового существования. М.: Новое литературное обозрение, 1996. - 352 с.

91. Герасимов В. И., Петров В. В. На пути к когнитивной модели языка // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 23. Когнитивные аспекты языка. -М.: Прогресс, 1988. - С. 5-11.

92. ГийомГ. Принципы теоретической лингвистики / Пер. с франц.- М.: Прогресс, 1992.-218 с.

93. Глаголев Н. В. Ложная информация и способы ее выражения в тексте // Филологические науки. 1987. - № 4. - С. 61 - 67.

94. Головачева А. Г. Литературно-театральные реминисценции в пьесе А. П. Чехова «Чайка» // Филологические науки. 1988. - № 3. - С. 15 - 19.

95. Голубева-Монаткина Н. И. Вопрос, ответ и отрицание // Филологические науки. -1991.- № 1.-С. 107-111.

96. Гончаренко С. Ф. Символическая звукопись: квазиморфема как "внутреннее слово" в процессе поэтической коммуникации // Язык Система. Язык - Текст. Язык - Способность / Отв. ред. Ю. С. Степанов. - М: Ин-трусск. яз. РАН, 1995. - С. 161 - 170.

97. Гордон Д., Лакофф Дж. Постулаты речевого общения // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 16. Лингвистическая прагматика. - М.: Прогресс, 1985. - С. 276 - 302.

98. Горелов И. Н. Вопросы теории речевой деятельности. Психолингвистические основы искусственного интеллекта. Таллин: Валгус, 1987. - 196 с.

99. Городецкий Б. Ю., Кобозева И. М., Сабурова И. Г. К типологии коммуникативных неудач // Диалоговое взаимодействие и представление знаний / Отв. ред. А. С. Нариньяни. Новосибирск: Вычислительный центр СО АН СССР, 1985.-С. 64-79.

100. Горошко Е. И. Особенности мужского и женского вербального поведения: Автореф. дис. канд. филол. наук. М., 1996. - 27 с.

101. Горский Д. П., Нарский И. С., Ойзерман Т. И. Истина как процесс и как результат познания // Современные проблемы теории познания диалектического материализма. М.: Мысль, 1970. - С. 3 - 53.

102. Готлиб Н. В. Типы социальных ситуаций и «право» говорящего на антисоциальное речевое поведение (на материале речевого акта угрозы) // Язык в эпоху знаковой культуры. Тезисы докл. международной науч. конф. -Иркутск: ИГПИИЯ, 1996. С. 31 - 33.

103. Гумбольдт В. фон. Избранные труды по языкознанию. М.: Прогресс, 1984. - 400 с.

104. Гуссерль Э. Идеи к чистой феноменологии и феноменологической философии // Язык и интеллект. М.: Прогресс, 1996. - С. 14-94.

105. Девкин В. Д. Немецкая разговорная речь. Синтаксис и лексика. М.: Международные отношения, 1979. -253 с.

106. Дейк Т. А. ван. Вопросы прагматики текста // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 8. Лингвистика текста. - М.: Прогресс, 1978. - С. 259 -336.

107. Дейк Т. А. ван, Кинч В. Стратегии понимания связного текста // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 23. Когнитивные аспекты языка. - М.: Прогресс, 1988.-С. 153-211.

108. Дементьев В. В. Фатические речевые жанры // Вопросы языкознания. -1999.-№ 1.-С. 37 55.

109. Демина Л. А. Парадоксы нереференциальности // Логический анализ языка. Противоречивость и аномальность текста / Отв. ред. Н. Д. Арутюнова. М.: Наука, 1990. - С. 10 - 20.

110. Демьянков В. 3. Интерпретация текста и стратегемы поведения // Семантика языковых единиц и текста (лингвистические и психолингвистические исследования). М.: Ин-т языкознания АН СССР, 1979. - С. 110 -116.

111. Демьянков В. 3. Прагматические основы интерпретации высказывания // Изв. АН СССР. Сер. лит. и яз. 1981. -Т. 40. - № 4. - С. 368 - 377.

112. Демьянков В. 3. Доминирующие лингвистические теории в конце XX века // Язык и наука конца 20 века / Отв. ред. Ю. С. Степанов. М.: Ин-т языкознания РАН, 1995. - С. 239 - 320.

113. Дешериева Т. И. Лингвистический аспект категории времени в его отношении к физическому и философскому аспектам // Вопр. языкознания. -1975.-№ 2.-С. 111 117.

114. Добровольский Д. О., Караулов Ю. Н. Идиоматика в тезаурусе языковой личности // Вопр. языкознания. 1993. - № 2. - С. 5 - 15.

115. Доценко Е. Л. Психология манипуляции. Феномены, механизмы и защита. М.: ЧеРо. Изд-во МГУ, 1996. - 344 с.

116. Ермолаев Б. А. Целеобразование и коммуникация // Оптимизация речевого воздействия / Отв. ред. Р. Г. Котов. М.: Наука, 1990. - С. 46 - 55.

117. Ермолаева J1. С. Очерки по сопоставительной грамматике германских языков: Учебное пособие. М.: Высшая школа, 1987. - 128 с.

118. Жинкин Н. И. О кодовых переходах во внутренней речи // Вопр. языкознания. 1964. - № 6. - С. 26 - 38.

119. Жинкин Н. Н. Речь как проводник информации. М.: Наука, 1982. -160 с.

120. Занина Е. JI. Вариативность возражения как текстового значения отрицания // Фразеология и личность. Межвуз. сб. науч. тр. / Отв. ред. А. М. Каплуненко. Иркутск: ИГПИИЯ, 1995. - С. 11-17.

121. Захарова Е. П. Категория чуждости в системе коммуникативных категорий // Актуальные проблемы теоретической и прикладной лингвистики. Тезисы докл. Всероссийской науч. конф. Челябинск: Южно-Уральский гос. ун-т, 1999. - С. 34 - 36.

122. Зельдович Г. М. О типах семантической информации: слабые смыслы // Изв. РАН. Сер. лит. и яз. 1998. - Т. 57. - № 2. - С. 27 - 37.

123. Земская Е. А., Ширяев Е. Н. Устная публичная речь: разговорная или кодифицированная? // Вопросы языкознания. 1980. - № 2. - С. 61 - 72.

124. Зобов Р. А., Мостепаненко А. М. О типологии пространственно-временных отношений в сфере искусства // Ритм, пространство и время в литературе и искусстве. Л.: Наука, 1974. - С. 11 -25.

125. Золотарева Е. В. О прагматике самооценки // Проблемы вербальной коммуникации и представления знаний. Материалы Всероссийской науч. конф. Иркутск: ИГЛУ, 1998. - С. 58 - 60.

126. Золотова Г. А. Роль ремы в организации и типологии текста // Синтаксис текста / Отв. ред. Г. А. Золотова. М.: Наука, 1979. - С. 113 -133.131.3олотова Г. А. Коммуникативные аспекты русского синтаксиса. М.: Наука, 1982.-366 с.

127. Золотова Г. А. Говорящее лицо и структура текста // Язык Система. Язык - Текст. Язык - Способность / Отв. ред. Ю. С. Степанов. - М: Ин-т русск. яз. РАН, 1995. - С. 120 - 132.

128. Йокояма О. Теория коммуникативной компетенции и проблематика порядка слов в русском языке // Вопр. языкознания. 1992. - № 6. - С. 94 -103.

129. Каменская О. J1. Компоненты семантической структуры текста: Автореф. дис. . докт. филол. наук. М., 1988. - 49 с.

130. Камчатнов А. М. Подтекст: термин и понятие // Филологические науки. 1988.-№3.-С. 40-44.

131. Каплуненко А. М. Развитие фразеологии и человеческий фактор // Фразеология и личность. Межвуз. сб. науч. тр. / Отв. ред. А. М. Каплуненко. -Иркутск: ИГПИИЯ, 1995. С. 17 - 28.

132. Каплуненко А. М. Язык в эпоху знаковой культуры: бегство от символа // Язык в эпоху знаковой культуры. Тезисы докл. международной науч конф. Иркутск: ИГПИИЯ, 1996. - С. 55 - 56.

133. Каплуненко А. М. Об интенциональном горизонте двусмысленности // Проблемы вербальной коммуникации и представления знаний. Материалы Всероссийской науч. конф. Иркутск: ИГЛУ, 1998. - С. 73 - 74.

134. Караулов Ю. Н. Русский язык и языковая личность. М.: Наука, 1987. -263 с.

135. Караулов Ю. Н. Русская языковая личность и задачи ее изучения // Язык и личность / Отв. ред. Д. Н. Шмелев. М.: Наука, 1989. - С. 3 - 8.

136. Караулов Ю. Н. О русском языке зарубежья // Вопр. языкознания. -1992.-№ 6.-С. 5- 18.

137. Карнап Р. Значение и необходимость: Исследования по семантике и модальной логике. М.: Изд-во иностр. лит-ры, 1959. - 382 с.

138. Касевич В. Б., Храковский В. С. От пропозиции к семантике предложения // Типология конструкций с предикатными актантами. Л.: Наука, 1985.-С. 9- 17.

139. Касевич В. Б. Язык и знание // Язык и структура знания / Отв. ред. Р. М. Фрумкина. М.: Ин-т языкознания АН СССР, 1990. - С. 8 - 25.

140. Кибрик А. А. Фокусирование внимания и местоименно-анафорическая номинация // Вопр. языкознания. 1987. - № 3. - С. 79 - 90.

141. Кибрик А. А. Когнитивные исследования по дискурсу // Вопр. языкознания. 1994. - № 5. - С. 126 - 139.

142. Кибрик А. Е. Динамика информационного диалога // Диалоговое взаимодействие и представление знаний / Отв. ред. А. С. Нариньяни. Новосибирск: Вычислительный центр СО АН СССР, 1985. - С. 5 - 18.

143. Киселева Л. А. Вопросы теории речевого воздействия. Л.: ЛГУ, 1978. -160 с.

144. Китайгородская М. В., Розанова Н. Н. Языковая личность в аспекте проблем судебной экспертизы устной речи // Язык и личность / Отв. ред. Д. Н. Шмелев. М.: Наука, 1989. - С. 131 - 143.

145. Кобозева И. М. "Теория речевых актов" как один из вариантов теории речевой деятельности // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 17. Теория речевых актов. - М.: Прогресс, 1986. - С. 7 - 21.

146. Ковалева Л. М. Проблемы структурно-семантического анализа простой глагольной конструкции в современном английском языке. Иркутск: Изд-во Иркутского ун-та, 1987. - 224 с.

147. Ковалева Jl. M. Идентифицирующее и предикатное значение vs. компонентный анализ и теория прототипического значения // Язык в эпоху знаковой культуры. Тезисы докл. международной науч конф. Иркутск: ИГПИИЯ, 1996.-С. 61 -63.

148. Кожевникова К. Об аспектах связности в тексте как целом // Синтаксис текста / Отв. ред. Г. А. Золотова. М.: Наука, 1979. - С. 49 - 67.

149. Колшанский Г. В. О языковом механизме порождения текста // Вопр. языкознания. 1983. - № 3. - С. 44 - 51.

150. Колшанский Г. В. Соотношение субъективных и объективных факторов в языке. М.: Наука, 1975.-230 с.

151. Комлев Н. Г. Фридрих Кайнц и статус психологии языка // Вопросы языкознания. 1980. - № 2. - С. 33 - 44.

152. Кормановская Т. И. О коммуникативной организации сложноподчиненного предложения // Вопр. языкознания. 1987. - № 3. - С. 102 - 110.

153. Коровкин M. М. Созидающее сознание: от мира вещей к миру слов (когниция, номинация, коммуникация) // Когнитивные аспекты языкового значения. Межвуз. сб. науч. тр. / Отв. ред. А. В. Кравченко. Иркутск: ИГЛУ, 1997. - С. 17-28.

154. Костюшкина Г. М. Пространственно-временная категоризация опыта в языке // Проблемы вербальной коммуникации и представления знаний. Материалы Всероссийской науч. конф. Иркутск: ИГЛУ, 1998. - С. 91 - 92.

155. Костюшкина Г. М. К проблеме языковой концептуализации //Актуальные проблемы теоретической и прикладной лингвистики. Тезисы докл. Всероссийской науч. конф. Челябинск: Южно-Уральский гос. ун-т, 1999.-С. 48-49.

156. Кох В. А. Предварительный набросок дискурсивного анализа семантического типа // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 8. Лингвистика текста. - М.: Прогресс, 1978. - С. 149 - 171.

157. Кравченко А. В. Вопросы теории указательности: Эгоцентричность. Дейктичность. Индексальность. Иркутск: Изд-во Иркутского ун-та, 1992. -212 с.

158. Кравченко А. В. К проблеме наблюдателя как системообразующего фактора в языке // Изв. РАН. Сер. лит. и яз. 1993. - Т. 52. - № 3. - С. 45 - 56.

159. Кравченко А. В. Язык и восприятие: Когнитивные аспекты языковой категоризации. Иркутск: Изд-во Иркутского ун-та, 1996. - 160 с.

160. Кривоносое А. Т. Мышление без языка? // Вопр. языкознания. - 1992. -№ 2. - С. 69 - 84.

161. Крысин JI. П. О речевом поведении человека в малых социальных общностях И Язык и личность / Отв. ред. Д. Н. Шмелев. М.: Наука, 1989. - С. 78 - 85.

162. Куайн У. О. Референция и модальность // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 13. Логика и лингвистика (проблемы референции). - М.: Радуга, 1982.-С. 87- 108.

163. Кубрякова Е. С. Роль словообразования в формировании языковой картины мира // Роль человеческого фактора в языке. Язык и картина мира / Отв. ред. Б. А. Серебренников. М.: Наука, 1988. - С. 141 - 172.

164. Кубрякова Е. С. Об одном фрагменте концептуального анализа слова память II Логический анализ языка. Культурные концепты / Отв. ред. Н. Д. Арутюнова. М.: Наука, 1991а. - С. 85 - 91.

165. Кубрякова Е. С. Эволюция лингвистических идей во второй половине XX века (опыт парадигмального анализа) // Язык и наука конца 20 века /

166. Отв. ред. Ю. С. Степанов. М.: Ин-т языкознания РАН, 1995. - С. 144 -238.

167. Кузнецова Т. Я. Вертикальный контекст (К проблеме сложного синтаксического целого): Автореф. дис. докт. филол. наук. СПб, 1995. - 34 с.

168. Кузьмина Т. Е. Закономерности понимания причинно-следственных отношений в тексте // Понимание и интерпретация текста: Сб. науч. тр. / Отв. ред. Г. И. Богин. Тверь: ТГУ, 1994. - С. 155 - 160.

169. Кульгавова JI. В. Опыт анализа значений говорящего (на материале абстрактного имени love в современном английском языке): Автореф. дис. . канд. филол. наук. Иркутск, 1995. - 16 с.

170. Кутянина Е. М. Эмоциональная экспрессия переспроса // Глубинные аспекты языковых единиц. Межвуз. сб. науч. тр. / Отв. ред. Г. М. Костюшки-на. Иркутск: ИГЛУ, 1998. - С. 91 - 95.

171. Кухаренко В. А. Типы и средства выражения импликации в английской художественной речи // Филологические науки. 1974. - № 1. - С. 72 - 80.

172. Лакофф Дж. Прагматика в естественной логике // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 16. Лингвистическая прагматика. - М.: Прогресс, 1985. - С. 439 - 470.

173. Лакофф Дж., Джонсон М. Метафоры, которыми мы живем // Язык и моделирование социального взаимодействия / Отв. ред. В. М. Сергеев. -М.: Прогресс, 1987. С. 126 - 170.

174. Лаптева О. А. О грамматике устного высказывания // Вопросы языкознания. 1980. - № 2. - С. 45 - 60.

175. Лахман Р. Ценностные аспекты семиотики культуры (семиотики текста Ю. Лотмана) // Лотмановский сборник. М.: ИЦ-Гарант, 1994. - С. 192 -210.

176. Лебедева Л. Б. Высказывания о мире: содержательные и формальные особенности // Логический анализ языка. Противоречивость и аномальность текста / Отв. ред. Н. Д. Арутюнова. М.: Наука, 1990. - С. 52 - 62.

177. Ленерт У. Проблемы вопросно-ответного диалога // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 23. Когнитивные аспекты языка. - М.: Прогресс, 1988. -С. 258-280.

178. Леонтьев А. А. Психолингвистические единицы и порождение речевого высказывания. М.: Наука, 1969. - 307 с.

179. Леонтьев А. А., Шахнарович А. М., Батов В. И. Речь в криминалистике и судебной психологии. М.: Наука. Ред. восточной лит-ры, 1977. - 62 с.

180. Леонтьев А. Н. Деятельность. Сознание. Личность. М.: Изд-во политической лит-ры, 1975. - 302 с.

181. Лихачев Д. С. Концептосфера русского языка // Изв. РАН. Сер. лит. и яз.- 1993.-Т. 52.-№1.-С. 3-9.

182. Лосев А. Ф. Дерзание духа. М.: Изд-во политической лит-ры, 1988. -365 с.

183. Лукин В. А. Слово "истина" и идея тождества // Изв. РАН. Сер. лит. и яз.- 1993.-Т. 52. № 1. - С. 35 - 48.

184. Лурия А. Р. Язык и сознание. М.: Изд-во МГУ, 1979. - 319 с.

185. Лухьенбрурс Д. Дискурсивный анализ и схематическая структура // Вопр. языкознания. 1996. - № 2. - С. 141 -155.

186. Ляпон М. В. Оценочная ситуация и словесное самомоделирование // Язык и личность / Отв. ред. Д. Н. Шмелев. М.: Наука, 1989. - С. 24 - 33.

187. Ляпон М. В. Языковая личность: поиск доминанты // Язык Система. Язык - Текст. Язык - Способность / Отв. ред. Ю. С. Степанов. - М: Ин-т русск. яз. РАН, 1995. - С. 260 - 276.

188. Макаров М. Л. Интерпретативный анализ дискурса в малой группе. -Тверь: ТГУ, 1998. 200 с.

189. Маковский М. М. Соотношение индивидуальных и социальных факторов в языке // Вопр. языкознания. 1976. - № 1. - С. 40 - 54.

190. Маковский М. М. «Картина мира» и миры образов (Лингвокультуроло-гические этюды) // Вопр. языкознания. 1992. - № 6. - С. 36 - 53.

191. Малйнович М. В., Бидагаева С. Д. О роли наречий в тема-рематической организации высказывания // Глубинные аспекты языковых единиц. Меж-вуз. сб. науч. тр. / Отв. ред. Г. М. Костюшкина. Иркутск: ИГЛУ, 1998. - С. 99- 104.

192. Малинович Ю. М. Экспрессия и смысл предложения: Проблемы эмоционально-экспрессивного синтаксиса. Иркутск: Изд-во Иркутского унта, 1989. - 216 с.

193. Малинович Ю. М. Семантика личностной пристрастности как одна из актуальных проблем современной лингвистики // Язык в эпоху знаковой культуры. Тезисы докл. международной науч конф. Иркутск: ИГПИИЯ, 1996. - С. 87 - 89.

194. Малинович Ю. М. Семантика эгоцентрических категорий в концептуальной модели естественного языка // Проблемы вербальной коммуникации и представления знаний. Материалы Всероссийской науч. конф. Иркутск: ИГЛУ, 1998.-С. 116-119.

195. Малинович Ю. М. Семантика эгоцентических категорий: клятвы в русскоязычной культуре // Проблемы структурно-семантической организации текста: Межвуз. сб. науч. тр. / Отв. ред. О. К. Денисова. Иркутск, ИГЛУ, 1999.-С. 97- 104.

196. Матевосян Л. Б. Стереотипное высказывание как психо- и социолингвистический феномен // Филологические науки. 1994. - № 2. - С. 71 - 79.

197. Матевосян Л. Б. Имплицитные смыслы высказывания в рамках диалогического единства // Филологические науки. 1996. - № 3. - С. 72 - 79.

198. Матезиус В. О потенциальности языковых явлений // Пражский лингвистический кружок: Сб. статей. М.: Прогресс, 1967. - С. 42 - 70.

199. Мезенин С. М. Образность как лингвистическая категория // Вопр. языкознания. 1982. - № 6. - С. 48 - 58.

200. Мезенин С. М. Образные средства языка (на материале произведений Шекспира). М.: МГПИ им. И. И. Ленина, 1984. - 99 с.

201. Менг К. Проблема анализа диалогического общения // Текст как психолингвистическая реальность. М.: Ин-т языкознания АН СССР, 1982. - С. 14-18.

202. Месеняшина Л. А. Детская игра как объект семиотики //Актуальные проблемы теоретической и прикладной лингвистики. Тезисы докл. Всероссийской науч. конф. Челябинск: Южно-Уральский гос. ун-т, 1999. -С. 60-61.

203. Мечковская Н. Б. Социальная лингвистика. М.: Аспект Пресс, 1996. -207 с.

204. Минский М. Остроумие и логика когнитивного бессознательного // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 23. Когнитивные аспекты языка. -М.: Прогресс, 1988. - С. 281 - 309.

205. Москальская О. И. Грамматика текста: Учебное пособие. М.: Высшая школа, 1981.- 183 с.

206. Нефедова JI. А. Высказывание как средство манипулирования наблюдателем в повседневном общении // Когнитивные аспекты языкового значения 2. Говорящий и наблюдатель: Межвуз. сб. науч. тр. / Отв. ред. А. В. Кравченко. Иркутск: ИГЛУ, 1999. -С. 38 - 43.

207. Николаева Т. М. Лингвистическая демагогия // Прагматика и проблемы интенсиональности / Отв. ред. Н. Д. Арутюнова. М.: Наука, 1988. - С. 154 - 165.

208. Николаева Т. М. О принципе "некооперации" и/или о категориях социолингвистического воздействия // Логический анализ языка. Противоречивость и аномальность текста / Отв. ред. Н. Д. Арутюнова. М.: Наука, 1990. - С. 225 - 234.

209. Новосельцева О. О. Высказывания, выражающие оценку истинности чужого сообщения: Автореф. дис. канд. филол. наук. СПб, 1997. - 20 с.

210. Останин А. И. Целевая соотносительность обращения и высказывания // Филологические науки. 1998. - № 1. - С. 65 - 72.

211. Павиленис В. М. Проблема смысла. М.: Мысль, 1983. - 286 с.

212. Падучева Е. В. Высказывание и его соотнесенность с действительностью (Референциальные аспекты семантики местоимений). М.: Наука, 1985.-271 с.

213. Падучева Е. В. Говорящий: субъект речи и субъект сознания // Логический анализ языка. Культурные концепты / Отв. ред. Н. Д. Арутюнова. -М.: Наука, 1991.-С. 164- 168.

214. Падучева Е. В. Говорящий как наблюдатель: об одной возможности применения лингвистики в поэтике // Изв. РАН. Сер. лит. и яз. 1993. - Т. 52. - № 3. - С. 33 - 44.

215. Палек Б. Кросс-референция; к вопросу о гиперсинтаксисе // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 8. Лингвистика текста. - М.: Прогресс, 1978.-С. 243-258.

216. Паршин П. Б. Теоретические перевороты и методологический мятеж в лингвистике XX века // Вопр. языкознания. 1996. - № 2. - С. 19-43.

217. Першина Е. Л. Формирование системы целей участника языкового взаимодействия // Диалоговое взаимодействие и представление знаний / Отв. ред. А. С. Нариньяни. Новосибирск: Вычислительный центр СО АН СССР, 1985.-С. 143 - 150.

218. Петренко В. Ф. Психосемантика сознания. М.: Изд-во МГУ, 1988. -208 с.

219. Пешковский А. М. Русский синтаксис в научном освещении. М.: Учпедгиз, 1956. - 512 с.

220. Пиирайнен И. Г. Вежливость как категория языка // Вопр. языкознания.- 1996.-№6.- С. 100- 105.

221. Пименов Е. А. Бипропозициональность в типологическом аспекте // Язык в эпоху знаковой культуры. Тезисы докл. международной науч конф.- Иркутск: ИГПИИЯ, 1996. С. 105 - 106.

222. Плотникова С. Н. Решение проблем в серии бесед // Фразеология и личность: Межвуз. сб. науч. тр. / Отв. ред. А. М. Каплуненко. Иркутск: ИГПИИЯ, 1995. - С. 120 - 133.

223. Плотникова С. Н. К основам судебной лингвистики: дискурс, представляющий собой обман // Язык в эпоху знаковой культуры. Тезисы докл. международной науч конф. Иркутск: ИГПИИЯ, 1996. - С. 110 -111.

224. Плотникова С. Н. Структура знания как основа определения типа беседы // Когнитивные аспекты языкового значения: Межвуз. сб. науч. тр. / отв. ред. А. В. Кравченко. Иркутск: ИГЛУ, 1997. - С. 109 - 118.

225. Плотникова С. Н. Пропозициональная основа дискурса и перевод // Вопросы теории и практики перевода: Межвуз. сб. науч. тр. / Отв. ред. Л. И. Соколова. Иркутск: ИГЛУ, 1997а. - С. 60 - 71.

226. Плотникова С. Н. Сотрудничество и конфликт в беседе: анализ интерактивных стратегий: Учебное пособие. Иркутск: ИГЛУ, 1998. - 48 с.

227. Плотникова С. Н. Обман как вербальное знаковое поведение //Актуальные проблемы теоретической и прикладной лингвистики. Тезисы докл. Всероссийской науч. конф. Челябинск: Южно-Уральский гос. ун-т, 1999.-С. 71-73.

228. Поляк О. Е. Когнитивная модель иллокутивной составляющей дискурс-ной аргументативной единицы: Автореф. дис. . канд. филол. наук. М., 1998. - 22 с.

229. Покровская Е. В. Деятельностные принципы семантической организации знания (анализ порождения текстов политических и экономических новостей Би-би-си): Автореф. дис. канд. филол. наук. М., 1992. - 24 с.

230. Покровская Я. А. Отражение в языке агрессивных состояний человека: Автореф. дис. канд. филол. наук. Волгоград, 1998. - 19 с.

231. Попова Т. В. Типы полилогических единств в речевом общении коммуникантов, выполняющих относительно равные роли: Автореф. дис. канд. филол. наук. СПб., 1995. - 14 с.

232. Постовалова В. И. Картина мира в жизнедеятельности человека // Роль человеческого фактора в языке. Язык и картина мира / Отв. ред. Б. А. Серебренников. М.: Наука, 1988. - С. 8 - 69.

233. Потапова Р. К. Речь: коммуникация, информация, кибернетика. М.: Радио и связь, 1997. - 527 с.

234. Потебня А. А. Мысль и язык. Киев: Синто, 1993. - 190 с.

235. Почепцов О. Г. Языковая ментальность: способ представления мира // Вопр. языкознания. 1990. - № 6. - С. 110 - 122.

236. Прозоров В. В. Молва как филологическая проблема // Филологические науки. 1998. - № 3. - С. 73 - 78.

237. Протасова Е. Ю. Функциональная прагматика: вариант психолингвистики или общая теория языкознания? // Вопр. языкознания. 1999. - № 1. - С. 142- 155.

238. Пузанова О. В. Прагматика и семантика умолчания: Автореф. дис. . канд. филол. наук. СПб., 1998. - 18 с.

239. Пушкин А. А. Прагмалингвистические характеристики дискурса личности // Личностные аспекты языкового общения: Межвуз. сб. науч. тр. / Отв. ред. И. П. Сусов. Калинин: КГУ, 1989. - С. 45 - 54.

240. Радзиевская Т. В. Прагматические противоречия при текстообразовании // Логический анализ языка. Противоречивость и аномальность текста / Отв. ред. Н. Д. Арутюнова. М.: Наука, 1990. - С. 148 - 161.

241. Радзиевская Т. В. Текстовая коммуникация. Текстообразование // Человеческий фактор в языке. Коммуникация. Модальность. Дейксис / Отв. ред. Т. В. Булыгина. М.: Наука, 1992. - С. 79 - 108.

242. Радченко О. А. Лингвофилософский неоромантизм Й. Л. Вайсгербера // Вопр. языкознания. 1993. - № 2. - С. 107 - 114.

243. Разлогова Е. 3. Когнитивные установки в прямых и непрямых ответах на вопрос // Логический анализ языка. Проблемы интенсиональных и прагматических контекстов / Отв. ред. Н. Д. Арутюнова. М.: Наука, 1989. - С. 133 - 154.

244. Рижинашвили И. У. Лингвистические механизмы тенденциозного представления события в англо-американской периодике: Автореф. дис. . канд. филол. наук. СПб., 1994. - 17 с.

245. Рикер П. Герменевтика. Этика. Политика. М.: АО "KAMI", Изд. Центр "Academia", 1995. - 159 с.

246. Руднев В. П. Теоретико-лингвистический анализ художественного дискурса: Автореф. дис. докт. филол. наук. М., 1996. - 47 с.

247. Рябова М. Ю. Семиотика времени в контексте культуры //Актуальные проблемы теоретической и прикладной лингвистики. Тезисы докл. Всероссийской науч. конф. Челябинск: Южно-Уральский гос. ун-т, 1999. -С. 84- 85.

248. Рябцева Н. К. "Вопрос": Прототипическое значение концепта // Логический анализ языка. Культурные концепты / Отв. ред. Н. Д. Арутюнова. -М.: Наука, 1991. С. 72 - 77.

249. Рябцева Н. К. Истинность в субъективно-модальном контексте // Логический анализ языка. Истина и истинность в культуре и языке / Отв. ред. Н. Д. Арутюнова. М.: Наука, 1995. - С. 139 - 150.

250. Салькова М. А. Темпоральная репрезентация английского дискурса: Автореф. дис. канд. филол. наук. М., 1999. - 29 с.

251. Савосина Л. М. Актуализационная парадигма предложения. Типы коммуникативных задач и средства их решения // Вопр. языкознания. 1998. -№ 3. - С. 141 - 150.

252. Сапаров М. А. Об организации пространственно-временного континуума художественного произведения // Ритм, пространство и время в литературе и искусстве. Л.: Наука, 1974. - С. 85 - 103.

253. Сапожникова О. С. Соотношение естественной и литературной коммуникацию! // Филологические науки. 1998. - № 1.-С.83-91.

254. Сафаров Ш. Этносоциопрагматика речевого общения (принципы сопоставительно-типологического описания): Автореф. дис. . докт. филол. наук.-Л., 1991.-32 с.

255. Сахарный Л. В. Тексты-примитивы и закономерности их порождения // Человеческий фактор в языке. Язык и порождение речи / отв. ред. Е. С. Кубрякова. М.: Наука, 1991. - С. 221 - 237.

256. Свинцов В. И. О дезинформации // Текст как психолингвистическая реальность. М.: Ин-т языкознания АН СССР, 1982. - С. 33 - 42.

257. Свинцов В. И. Заблуждение, ложь, дезинформация (соотношение понятий и терминов) // Философские науки. 1982а. - № 1. - С. 76 - 84.

258. Свинцов В. И. Истинностные аспекты коммуникации и проблемы совершенствования речевого сообщения // Оптимизация речевого воздействия / Отв. ред. Р. Г. Котов. -М.: Наука, 1990. -С. 61- 86.

259. Сергеев В. М. Когнитивные методы в социальных исследованиях // Язык и моделирование социального взаимодействия / Отв. ред. В. М. Сергеев. М.: Прогресс, 1987. - С. 3 - 20.

260. Серебренников Б. А. О материалистическом подходе к явлениям языка. -М.: Наука, 1983. -318 с.

261. Серио П. Лингвистика и биология. У истоков структурализма: биологическая дискуссия в России // Язык и наука конца 20 века / Отв. ред. Ю. С. Степанов. М.: Ин-т языкознания РАН, 1995. - С. 321 - 341.

262. Серова К. А. Прагматический фокус и перспектива в словесном портрете в английской прозе XX века: Автореф. дис. . канд. филол. наук. -СПб., 1996.-23 с.

263. Сидоров Е. В. Личностный аспект речевой коммуникации и текста // Личностные аспекты языкового общения: Межвуз. сб. науч. тр. / Отв. ред. И. П. Сусов. Калинин: КГУ, 1989. - С. 16 -25.

264. Скопинцева Т. А. Речевые стратегии британских парламентариев в ходе обсуждения бюджета: Автореф. дис. . канд. филол. наук. Иркутск, 1998. -19 с.

265. Слюсарева Н. А. Проблемы функционального синтаксиса современного английского языка. М.: Наука, 1981. - 204 с.

266. Солнцев А. В. Виды номинативных единиц // Вопр. языкознания. -1987.-№2.-С. 133- 136.

267. Сорокин Ю. А. Речевые маркеры этнических и институциональных портретов и автопортретов (Какими мы видим себя и других) // Вопр. языкознания. 1995. - № 6. - С. 43 - 53.

268. Соссюр Ф. де. Труды по языкознанию / Пер. с франц. М.: Прогресс, 1977. - 695 с.

269. Спивак Д. Л. Лингвистика измененных состояний сознания // Вопр. языкознания. 1985. - № 1. - С. 50 - 57.

270. Степанов Ю. С. Слова "правда" и "цивилизация" в русском языке (К вопросу о методе в семантике языка и культуры) // Изв. АН СССР. Сер. лит. ияз. 1972. -Т. 31.- №2. -С. 165 - 175.

271. Степанов Ю. С. В поисках прагматики // Изв. АН СССР. Сер. лит. и яз. -1981. Т. 40. - № 4. - С. 325 - 332.

272. Степанов Ю. С. Альтернативный мир, Дискурс, Факт и принцип Причинности // Язык и наука конца 20 века / Отв. ред. Ю. С. Степанов. М.: Ин-т языкознания РАН, 1995. - С. 35 - 73.

273. Степанов Ю. С. Между "системой" и "текстом": выражения фактов // Язык Система. Язык - Текст. Язык - Способность / Отв. ред. Ю. С. Степанов. - М: Ин-т русск. яз. РАН, 1995а. - С. 111 - 119.

274. Столнейкер Р. С. Прагматика // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 16. Лингвистическая прагматика. - М.: Прогресс, 1985. - С. 419 - 438.

275. Стросон П. Ф. О референции // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 13. Логика и лингвистика (проблемы референции). - М.: Радуга, 1982. - С. 55-86.

276. Стросон П. Ф. Идентифицирующая референция и истинностное значение // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 13. Логика и лингвистика (проблемы референции). -М.: Радуга, 1982а. - С. 109 - 133.

277. Супрун А. Е. Текстовые реминисценции как языковое явление // Вопр. языкознания. 1995. - № 6. - С. 17 - 29.

278. Сусов И. П. Личность как субъект языкового общения // Личностные аспекты языкового общения: Межвуз. сб. науч. тр. / Отв. ред. И. П. Сусов. -Калинин: КГУ, 1989. С. 9 - 16.

279. Сущинский И И. Коммуникативно-прагматическая категория "акцентирование" и средства ее реализации в современном немецком языке: Автореф. дис. . докт. филол. наук. -М., 1991. 45 с.

280. Сэпир Э. Избранные труды по языкознанию и культурологии / Пер. с англ. М.: Прогресс. Универс, 1993. - 654 с.

281. Тарасов Е. Ф. Речевое воздействие: методология и теория // Оптимизация речевого воздействия / Отв. ред. Р. Г. Котов. М.: Наука, 1990. - С. 46 -55.

282. Тарасов Е. Ф. Речевое общение как воздействие //Актуальные проблемы теоретической и прикладной лингвистики. Тезисы докл. Всероссийской науч. конф. Челябинск: Южно-Уральский гос. ун-т, 1999. - С. 98 - 99.

283. Тарасова И. П. Метапредложение как средство анализа единиц различных уровней // Филологические науки. 1989. - № 5. - С. 54 - 60.

284. Тарасова И. П. Структура смысла и структура личности коммуниканта // Вопр. языкознания. 1992. - № 4.- С. 103 - 110.

285. Тарасова И. П. Речевое общение, толкуемое с юмором, но всерьез: Пособие по самообразованию. М.: Высшая школа, 1992а. - 175 с.

286. Телия В. Н. Коннотативный аспект семантики номинативных единиц. -М.: Наука, 1986. 143 с.

287. Толстая С. М. Магия обмана и чуда в народной культуре // Логический анализ языка. Истина и истинность в культуре и языке / Отв. ред. Н. Д. Арутюнова. М.: Наука, 1995. - С. 109 - 114.

288. Торсуева И. Г. Интонация и смысл высказывания. М.: Наука, 1979. -109 с.

289. Тураева 3. Я. Лингвистика текста (Текст: Структура и семантика): Учебное пособие. М.: Просвещение, 1986. - 127 с.

290. Тураева 3. Я. Лингвистика текста и категория модальности // Вопр. языкознания. 1994. - № 3. - С. 105 -114.

291. Туранский И. И. Семантическая категория интенсивности в английском языке. М.: Высшая школа, 1990. - 173 с.

292. Ульрих М. Об имитации речи // Вопр. языкознания. 1992. -№ 6. - С. 66-81.

293. Успенский Б. А. Избранные труды. Семиотика истории. Семиотика культуры. М.: Гнозис, 1994. - Т. 1. - 364 с.

294. Успенский Б. А. Избранные труды. Язык и культура. М.: Гнозис, 1994а.-Т. 2.-686 с.

295. Уфимцева А. А., Азнаурова Э. С., Кубрякова Е. С., Телия В. Н. Лингвистическая сущность и аспекты номинации // Языковая номинация. Общие вопросы. М.: Наука, 1977. - С. 7 - 99.

296. Уфимцева Н. В. Ядро языкового сознания и этнический характер русских //Актуальные проблемы теоретической и прикладной лингвистики. Тезисы докл. Всероссийской науч. конф. Челябинск: Южно-Уральский гос. ун-т, 1999. - С. 103 - 104.

297. Фефилов А. И. Модально-прагматическая интерпретация чужого высказывания // Филологические науки. -1991. № 1. -С. 64 - 72.

298. Филлмор Ч. Фреймы и семантика понимания // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 23. Когнитивные аспекты языка. - М.: Прогресс, 1988. - С. 52 - 92.

299. Филонов Л. Б. Психология развития контакта между людьми в условиях затрудненного общения: Автореф. дис. . докт. филол. наук. М., 1985. -34 с.

300. Фишер Р., Юри У. Путь к согласию // Язык и моделирование социального взаимодействия / Отв. ред. В. М. Сергеев. М.: Прогресс, 1987. - С. 173 -206.

301. Флоря А. В. Лирический дискурс как объект лингво-эстетической интерпретации: Автореф. дис. . докт. филол. наук. СПб., 1995. - 46 с.

302. Фрумкина Р. М., Звонкин А. К., Ларичев О. П., Касевич В. Б. Представление знаний как проблема // Вопр. языкознания. 1990. - № 6. - С. 85 -101.

303. Фрумкина Р. М. Есть ли у современной лингвистики своя эпистемология? // Язык и наука конца 20 века / Отв. ред. Ю. С. Степанов. М.: Ин-т языкознания РАН, 1995. - С. 74 - 117.

304. Фрумкина Р. М. Культурологическая семантика в ракурсе эпистемологии // Изв. РАН. Сер. лит. и яз. 1999. - Т. 58. - № 1. - С. 3 -10.

305. Фуко М. Археология знания / Пер. с франц. Киев: Ника-центр, 1996. -207 с.

306. Хайдеггер М. Феноменология. Герменевтика. Философия языка. — М.: Гнозис, 1993.-332 с.

307. Халеева И. И. Вторичная языковая личность как реципиент инофонного текста // Язык Система. Язык - Текст. Язык - Способность / Отв. ред. Ю. С. Степанов. - М: Ин-т русск. яз. РАН, 1995. - С. 277 - 285.

308. Хахалова С. А. Метафора в аспектах языка, мышления и культуры. Иркутск: Изд-во Иркутского гос. лингвистического ун-та, 1998. - 249 с.

309. Хомский Н. Язык и мышление / Пер. с англ. М.: Изд-во МГУ, 1972. -122 с.

310. Храпченко М. В. Текст и его свойства // Вопр. языкознания. 1985. - № 2.-С. 3-10.

311. Хэллидей М. А. К. Лингвистическая функция и литературный стиль // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 9. Лингвостилистика. - М.: Прогресс, 1980. - С 116 - 147.

312. Целищев В. В. Философские проблемы семантики возможных миров. -Новосибирск: Наука, 1977. 191 с.

313. Чагин Б. А. Субъективный фактор. Структура и закономерности. М.: Мысль, 1968.-218 с.

314. Чахоян Л. П., Паронян Ш. А. Взаимодействие интенций как фактор, определяющий типы межличностного общения // Личностные аспекты языкового общения: Межвуз. сб. науч. тр. / Отв. ред. И. П. Сусов. Калинин: КГУ, 1989.-С. 67-75.

315. Чейф У. Данное, контрастивность, определенность, подлежащее, топики и точка зрения // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 11. Современные синтаксические теории в американской лингвистике. - М.: Прогресс, 1982.-С. 277-316.

316. Ченки А. Современные когнитивные подходы к семантике: сходства и различия в теориях и целях // Вопр. языкознания. 1996. - № 2. - С. 68- 78.

317. Черняховская Л. А. Информационный инвариант смысла и информативность его языкового выражения: Автореф. дис. . докт. филол. наук. -М., 1983.-34 с.

318. Шахматов А. А. Синтаксис русского языка. М.: Учпедгиз, 1941. 620 с.

319. Шахнарович А. М. Языковая личность и языковая способность // Язык -Система. Язык Текст. Язык - Способность / Отв. ред. Ю. С. Степанов. -М: Ин-трусск. яз. РАН, 1995. - С. 213 - 223.

320. Шахнарович А. М. Онтогенез мыслеречедеятельности: семантика и текст // Филологические науки. 1998. - № 1. - С. 56 - 64.

321. Шаховский В. И. Язык власти: взгляд лингвиста // Проблемы вербальной коммуникации и представления знаний. Материалы Всероссийской науч. конф. Иркутск: ИГЛУ, 1998. - С. 201 - 203.

322. Шаховский В. И. Языковая личность в эмоциональной коммуникативной ситуации // Филологические науки. 1998. - № 2. - С. 59 - 65.

323. Шведова Н. Ю. Очерки по синтаксису русской разговорной речи. М.: Изд-во АН СССР, 1961. - 377 с.

324. Швейцер А. Д. Современная социолингвистика. М.: Наука, 1976. -176 с.

325. Шендельс Е. И. Многозначность и синонимия в грамматике (на материале глагольных форм современного немецкого языка). М.: Высшая школа, 1970.-207 с.

326. Шингарева Е. А. Семиотические основы человеко-машинной коммуникации и принципы распознавания смысла: Автореф. дис. . докт. филол. наук.-Л., 1988.-43 с.

327. Шмелев А. Д. Парадокс самофальсификации // Логический анализ языка. Противоречивость и аномальность текста / Отв. ред. Н. Д. Арутюнова. -М.: Наука, 1990. С. 84 - 93.

328. Шмелев А. Д. Суждения о вымышленном мире: референция, истинность, прагматика // Логический анализ языка. Истина и истинность в культуре и языке / Отв. ред. Н. Д. Арутюнова. М.: Наука, 1995. - С. 115121.

329. Щерба Л. В. Языковая система и речевая деятельность. Л.: Наука, 1974.-427 с.

330. Якобсон Р. О. Лингвистика и поэтика // Структурализм: "за" и "против": Сб. статей. -М.: Прогресс, 1975. С. 193 - 230.

331. Якобсон Р. Язык и бессознательное. М.: Гнозис, 1996. - 248 с.

332. Яковлева Е. С. О некоторых моделях пространства в русской языковой картине мира // Вопр. языкознания. 1993. - № 4. - С. 48 - 62.

333. Яковлева Е. С. Фрагмент русской языковой картины времени // Вопр. языкознания. 1994. - № 5. - С. 73 - 89.

334. Ямшанова В. А. Инструментальность как семантическая категория // Вопр. языкознания. 1992. - № 4. - С. 63 - 72.

335. Янко Т. Е. Когнитивные стратегии в речи: коммуникативная структура русских интродуктивных предложений // Вопр. языкознания. 1994. - № 6. -С. 37- 59.

336. Ярцева И. Н. Контрастивная грамматика. М.: Наука, 1981. - 110 с.

337. Abelson R. The structure of belief systems // Schank R, Colby K. (eds.). Computer Models of Thought and Language. San Francisco: Freeman, 1973. -P. 287 - 339.

338. Abelson R., Carrol J. D. Computer simulation of individual belief systems // American Behavioral Scientists. 1965. - Vol. 8. - P. 24 - 30.

339. Aitchison J. The Articulate Mammal. An Introduction to Psycholinguistics. -London: Unwin Hyman, 1989. 309 p.

340. Austin J. L. How to Do Things with Words. London: Oxford University Press. - 1971.- 167 p.

341. Austin J. L. Pretending // Austin J. L. Philosophical Papers. Oxford: Clarendon. - 1966. - P. 201 - 219.

342. Bamberg M., Marchman M. Binding and unfolding: Towards the linguistic construction of narrative discourse // Discourse Processes. 1992. - Vol. 15. -№3. -P. 277-305.

343. Barnds W. J. The Right to Know, to Withhold and to Lie. New York: Council on Religion and International Affairs, 1969. - 86 p.

344. Barwise J., Etchemendy J. The Liar. An Essay on Truth and Circularity. -New York: Oxford University Press. 1987. - 194 p.

345. Basso E. B. In Favor of Deceit. A Study of Tricksters in an Amazonian Society. Tucson: The University of Arizona Press, 1987. - 376 p.

346. Bennison N. Discourse analysis, pragmatics and the dramatic character: Tom Stoppard's Professional Foul II Language and Literature. Journal of the Poetics and Linguistics Association. 1993. - Vol. 2. - № 2. - P. 79 - 100.

347. Blakemore D. The relevance of reformulations // Language and Literature. Journal of the Poetics and Linguistics Association. 1993. - Vol. 2. - № 2. - P. 101 - 120.

348. Bloomfield L. Language or ideas? // Katz J. J. (ed.). The Philosophy of Linguistics. Oxford: Oxford University Press, 1985. - P. 19-25.

349. Bock H. Semantische Relativitat. Gottingen: Verlag fur Psychologie, 1990. -286 S.

350. Bronowski J. The Origins of Knowledge and Imagination. New Haven: Yale University Press, 1978. - 144 p.

351. Brown G., Jule G. Discourse Analysis. Cambridge: Cambridge University Press, 1988.-288 p.

352. Brown P., Levinson S. C. Politeness. Some Universals in Language Usage. -Cambridge: Cambridge University Press. 1987. - 345 p.

353. Bülow-Müller A. M. Trial evidence: overt and covert communication in court // International Journal of Applied Linguistics. 1991. - Vol. 1. - № 1. - P. 38 -60.

354. Butt D. Talking and Thinking: The Patterns of Behaviour. Oxford: Oxford University Press, 1989. - 103 p.

355. Button G., Casey N. Generating topic: the use of topic initial elicitors // Atkinson J. M., Heritage J. (eds.). Structures of Social Action. Studies in Conversation Analysis. Cambridge: Cambridge University Press, 1986. - P. 167 - 190.

356. Button G. Moving out of closings // Button G., Lee J. R. E. (eds.). Talk and Social Organisation. Philadelphia: Clevedon, 1987. - P. 101 - 151.

357. Cassirer E. The Philosophy of Symbolic Forms. New Haven: Yale University Press, 1973.-328 p.

358. Castañeda H-N. Thinking and Doing. The Philosophical Foundations of Institutions Dordrecht: D. Reidel Publishing Company, 1975. - 366 p.

359. Clark H. H., Wilkes-Gibbs D. Referring as a collaborative process // Cohen P. R., Morgan J., Pollack M. E. (eds.). Intentions in Communication. Cambridge, Mass.: MIT Press, 1990. - P. 463 - 493.

360. Cohen P. R., Levesque H. J. Persistence, intention, and commitment // Cohen P. R., Morgan J., Pollack M. E. (eds.). Intentions in Communication. Cambridge, Mass.: MIT Press, 1990. - P. 33 - 71.

361. Cook G. Discourse. Oxford: Oxford University Press, 1989. - 165 p.

362. Cooper A. R. «Folk-speech» and «book English»: re-presentations of dialect in Hardy's novels // Language and Literature. Journal of the Poetics and Linguistics Association. 1994. - Vol. 3. - № 1. - P. 21 - 42.

363. Coulthard M. An Introduction to Discourse Analysis. London: Longman, 1977. - 195p.

364. Coulthard M. On beginning the study of forensic texts: corpus concordance collocation // Hoey M. (ed.). Data, Description, Discourse. London: Harper Collins, 1993.-P. 86-97.

365. Davidson D. Inquiries into Truth and Interpretation. Oxford: Clarendon, 1984. - 292 p.

366. Dewey J. Judgment as spatial-temporal determination: narration description // Oller J. W., Jr. (ed.). Language and Experience. Classic Pragmatism. - New York: University Press of America, 1989. - P. 107 - 133.

367. Dijk T. A. van., Kintsch W. Cognitive psychology and discourse: Recalling and summarizing stories // Dressler W. U. (ed.). Current Trends in Textlinguis-tics. Berlin: Walter de Gruyter, 1978. - P. 61 - 80.

368. Dijk T. A. van. Cognitive processing of literary discourse // Poetics Today. -1979. Vol. 1. - № 1-2. - P. 143 - 159.

369. Dijk T. A. van. The study of discourse // Dijk T. A. van (ed.). Discourse as Structure and Process. Discourse Studies: A Multidisciplinary Introduction. -London: Thousand Oaks, 1997. P. 1 - 34.

370. Dummett M. A. E. Truth and other Enigmas. Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 1978. - 470 p.

371. Eckes T. Psychologie der Begriffe. Strukturen des Wissens und Prozesse der Kategorisierung. Göttingen: Verlag für Psychologie, 1991. - 253 S.

372. Ekman P. Telling Lies: Clues to Deceit in the Marketplace, Politics and Marriage. New York: Norton, 1985. - 320 p.

373. Ellison D. R. Of Words and the World. Referential Anxiety in Contemporary French Fiction. Princeton, New Jersey: Princeton University Press, 1993.- 196 p.

374. Fingarette H. Self-deception. Studies in Philosophical Psychology. New York: Humanities Press, 1969. - 171 p.

375. Gamble T. K., Gamble M. Communication Works. New York: McGraw-Hill, 1990. - 495 p.

376. Gardner M. Aha! Gotcha. Paradoxes to Puzzle and Delight. San Francisco: Freeman and Company, 1982. - 164 p.

377. Goffman E. The Presentation of Self in Everyday Life. New York: Double-day, 1959. - 255 p.

378. Goffman E. Interaction Ritual. Essays on Face-to-Face Behavior. New York: Doubleday Anchor Books, 1967. - 270 p.

379. Goffman E. Strategic Interaction. Philadelphia: University of Philadelphia Press, 1969. - 145 p.

380. Goffman E. Relations in Public. Microstudies of the Public Order. New York: Harper & Row, 1971. - 396 p.

381. Goody J. The Domestication of the Savage Mind. Cambridge: Cambridge University Press, 1977. - 179 p.

382. Grice H. P. Studies in the Way of Words. Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 1989. - 394 p.

383. Grimshaw A. D. (ed.) Conflict Talk: Sociolinguistic Investigations of Arguments in Conversations. Cambridge: Cambridge University Press, 1990. - 3561. P

384. Gumperz J. J. Discourse Strategies. Cambridge: Cambridge University Press, 1982.-225 p.

385. Halett G. L. Language and Truth. New Haven: Yale University Press, 1988.- 234 p. •

386. Halliday M. A. K. Selected Papers. London: Oxford University Press, 1976.- 250 p.

387. Halliday M. A. K., Hasan R. Language, Context and Text: Aspects of Language in a Social-Semiotic Perspective. Oxford: Oxford University Press, 1989. - 125 p.

388. Hammond K. R., Summers D. A. Cognitive dependence on linear and nonlinear cues // Psychological Review. 1965. - Vol. 72. - P. 216 - 224.

389. Harris Z. S. Discourse analysis // Language. 1952. - Vol. 28. - № 1. - P. 1 -30.

390. Hayakawa S. I. Language in Thought and Action. London: George Allen & Unwin, 1974. -289 p.

391. Hoey M. On the Surface of Discourse. London: George Allen & Unwin, 1983.-219 p.

392. Hoey M. Discourse-centred stylistics: a way forward // Carter R., Simpson P. (eds.). An Introductory Reader in Discourse Stylistics. London: Unwin Hy-man, 1989.-P. 123 - 136.

393. Hudson R. A. Sociolinguistics. Cambridge: Cambridge University Press, 1980.-250 p.

394. James W. Pragmatism's conception of truth // Oiler J. W., Jr. (ed.). Language and Experience. Classic Pragmatism. New York: University Press of America, 1989.-P. 175 - 193.

395. Jameson A. How to appear to be conforming to the "maxims" even if you prefer to violate them // Natural Language Generation: New Results in Artificial Intelligence , Psychology and Linguistics. Dordrecht: Nijhoff, 1987. - P. 19 -41.

396. Kasper G. Linguistic politeness: Current research issues // Journal of Pragmatics. 1990. - Vol. 14. - № 2. - P. 193 - 218.

397. Kintsch W. Notes on the structure of semantic memory // Tulving E., Donaldson W. (eds.). Organization of memory. New York: Academic Press, 1972. - P. 247 - 308.

398. Kirkpatrick J. J. (ed.). The Strategy of Deception: A Study in World-Wide Communist Tactics. New York: Farrar, Straus, 1963. - 444 p.

399. Koppett L. The Essence of the Game is Deception: Thinking about Basketball. Boston: Little Brown, 1973. - 274 p.

400. Labov W. The study of language in its social context // Labov W. Sociolin-guistic Patterns. Philadelphia: University of Philadelphia Press, 1972. - P. 183- 259.

401. Labov W., Fanshel D. Therapeutic Discourse. Psychotherapy as Conversation. New York: Academic Press, 1977. - 392 p.

402. Lakoff R. T. The logic of politeness; or minding your p's and g's // Papers from the Regional Meeting of the Chicago Linguistic Society. 1973. - Vol. 9. -P. 292-305.

403. Lakoff R. T. Talking Power: The Politics of Language in Our Life. New York: Basic Books, Harper Collins Publishers, 1990. - 324 p.

404. Langacker R. Foundations of Cognitive Grammar. Vol. 1. Theoretical Prerequisites. - Stanford: Stanford University Press, 1987. - 516 p.

405. Larson J. A. Lying and its Detection: A Study of Deception and Deception Tests. New Jersey: Patterson Smith, 1969. - 453 p.

406. Lee D. Competing Discourses: Perspective and Ideology in Language. London: Longman, 1992. - 210 p.

407. Leinfellner E. Semantische Netze und Textzusammenhang. Frankfurt a. M.: Lang, 1992. - 549 S.

408. Levinson S. C. Activity types and language // Linguistics. 1979. - Vol. 17. -P. 365 - 399.

409. Lewis D. Counterfactuals. Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 1973.- 156 p.

410. Lewis D. Survival and identity // Rorty A. O. (ed.). The Identities of Persons.- Los Angeles: University of California Press, 1976. P. 17-40.

411. Lewis D. Truth in fiction // Lewis D. Philosophical Papers. Vol. 1. - New York: Oxford University Press, 1983. - P. 261 - 280.

412. Lewis D. Counterpart theory and quantified modal logic. Counterparts of persons and their bodies // Lewis D. Philosophical Papers. Vol. 1. - New York: Oxford University Press, 1983a. - P. 39 - 54.

413. Lewis D. Scorekeeping in a language game // Lewis D. Philosophical Papers. Vol. 1. - New York: Oxford University Press, 1983b. - P. 233 - 249.

414. Lewis D. Convention. A Philosophical Study. Oxford: Basil Blackwell, 1986.-213 p.

415. Lewis D. On the Plurality of Worlds. Oxford: Basil Blackwell, 1986a. -276 p.

416. Maddox D. Semiotics of Deceit: The Pathelin Era. Cambridge: Cambridge University Press, 1984. - 227 p.

417. McCarthy M. Discourse Analysis for Language Teachers. Cambridge: Cambridge University Press, 1991. - 213 p.

418. McKeown K. R. Text Generation: Using Discourse Strategies and Focus Constraints to Generate Natural Language Text. Cambridge: Cambridge University Press, 1985. - 246 p.

419. Mead G. H. Mind, Self, and Society. From the Standpoint of a Social Be-haviorist. Chicago: The University of Chicago Press, 1972. - 401 p.

420. Minsky M. Frame-system theory // Johnson-Laird P. N., Wason P. (eds.). Thinking. Readings in Cognitive Science. Cambridge: Cambridge University Press, 1977.-P. 355 -376.

421. Minsky M. A framework for representing knowledge // Metzing D. (ed.). Frame Conceptions and Text Understanding. Berlin: Walter de Gruyter, 1980. -P. 1-25.

422. Morris C. Types of discourse // Morris C. Writings on the General Theory of Signs. The Hague: Mouton, 1971. - P. 203 - 232.

423. Mortimer J. The Oxford Book of Villains. Oxford: Oxford University Press, 1992.-431 p.

424. Newell A. On the analysis of human problem solving protocols // Johnson-Laird P. N., Wason P. (eds.). Thinking. Readings in Cognitive Science. Cambridge: Cambridge University Press, 1977. - P. 46 - 61.

425. Nystrand M., Wiemelt J. When is a text explicit? Formal and dialogical conceptions //Text. 1991. - Vol. 11. - № 1. - P. 25 - 41.

426. Ochs E. Planned and unplanned discourse // Givon T. (ed.). Syntax and Semantics. Vol. 12. Discourse and Syntax. - New York: Academic Press, 1979. -P. 51 -80.

427. Ochs E., Schieffelin B. B. Topic as a discourse notion: a study of topic in the conversations of children and adults // Li C. N. (ed.). Subject and Topic. New York: Academic Press, 1976. - P. 335 - 384.

428. Peirce C. S. Some consequences of four incapacities. Thought-signs. Man, a sign // Collected Papers of Charles Sanders Peirce. Vol. 5. Pragmatism and Pragmaticism. - Cambridge, Mass.: The Belknap Press of Harvard University, 1965.-P. 169- 189.

429. Peirce C. S. Truth // Oiler J. W., Jr. (ed.). Language and Experience. Classic Pragmatism. New York: University Press of America, 1989. - P. 193 - 203.

430. Peirce C. S. Reality // Oiler J. W., Jr. (ed.). Language and Experience. Classic Pragmatism. New York: University Press of America, 1989a. - P. 53 - 59.

431. Petrey S. Speech Acts and Literary Theory. London: Routledge, 1990. -175 p.

432. Phillipson R. Linguistic Imperialism. Oxford: Oxford University Press, 1992.-321 p.

433. Piaget J. Intellectual evolution from adolescence to adulthood // Johnson-Laird P. N., Wason P. (eds.). Thinking. Readings in Cognitive Science. Cambridge: Cambridge University Press, 1977. - P. 158 - 169.

434. Plotnikova S. Detective discourse as a device for teaching to think // Green K. (ed.). Radical Stylistics. Sheffield: Sheffield Hallam University Press, 1998.-P. 146- 159.

435. Pollack M. E. Plans as complex mental attitudes // Cohen P. R., Morgan J., Pollack M. E. (eds.). Intentions in Communication. Cambridge, Mass.: MIT Press, 1990.-P. 77- 103.

436. Popper K. In Search of a Better World. London: Routledge, 1992. - 245 p.

437. Propp V. Morphology of the Folktale. Austin: University of Texas Press, 1970.-276 p.

438. Rockwell J. Fact in Fiction. The Use of Literature in the Systematic Study of Society. London: Routledge & Kegan Paul, 1974. -211 p.

439. Rumelhart D. E, Lindsay P. H., Norman D. A process model for long-term memory // Tulving E., Donaldson W. (eds.). Organization of memory. New York: Academic Press, 1972. - P. 198 - 246.

440. Russell B. On propositions: What they are and how they mean // Oiler J. W., Jr. (ed.). Language and Experience. Classic Pragmatism. New York: University Press of America, 1989. - P. 135 - 175.

441. Ryan M. L. Possible Worlds, Artificial Intelligence and Narrative Theory. -Bloomington: Indiana University Press, 1991. 291 p.

442. Sacks H. Everyone has to lie // Sanches M., Blount B. G. (eds.). Sociocultural Dimensions of Language Use. New York: Academic Press, 1975. - P. 59 - 79.

443. Sacks H. On doing "being ordinary" // Atkinson J. M., Heritage J. (eds.). Structures of Social Action. Studies in Conversation Analysis. Cambridge: Cambridge University Press, 1986. - P. 413 - 429.

444. Sacks H. On the preferences for agreement and contiguity in sequences in conversation // Button G., Lee J. R. E. (eds.). Talk and Social Organisation. -Philadelphia: Clevedon, 1987. P. 54 - 69.

445. Sanford A. J., Garrod S. C. Understanding Written Language. Explorations of Comprehension Beyond the Sentence. Chichester: John Wiley, 1981. - 224 p.

446. Sartre J-P. The Psychology of Imagination. New Jersey: The Citadel Press, 1972.-234 p.

447. Schank R., Abelson R. Scripts, Plans, Goals and Understanding. An Inquiry into Human Knowledge Structures. Hillsdale, New Jersey: Lawrence Erlbaum Associates, Publishers, 1977. - 248 p.

448. Schank R., Abelson R. Scripts, plans and knowledge // Johnson-Laird P. N., Wason P. (eds.). Thinking. Readings in Cognitive Science. Cambridge: Cambridge University Press, 1977a. - P. 421 - 432.

449. Searle J. R. Speech Acts. An Essay in the Philosophy of Language. Cambridge: Cambridge University Press, 1969. - 203 p.

450. Searle J. R. Expression and Meaning. Studies in the Theory of Speech Acts. -Cambridge: Cambridge University Press, 1979. 187 p.

451. Searle J. R. Intentionality. An Essay in the Philosophy of Mind. Cambridge: Cambridge University Press, 1983. - 270 p.

452. Searle J. R. Collective intentions // Cohen P. R., Morgan J., Pollack M. E. (eds.). Intentions in Communication. Cambridge, Mass.: MIT Press, 1990. - P. 401-416.

453. Short M. Discourse analysis and the analysis of drama // Carter R., Simpson P. (eds.). An Introductory Reader in Discourse Stylistics. London: Unwin Hy-man, 1989.-P. 139-171.

454. Simpson P. Phatic communion and fictional dialogue // Carter R., Simpson P. (eds.). An Introductory Reader in Discourse Stylistics. London: Unwin Hy-man, 1989.-P. 43-61.

455. Simpson P. Language, Ideology and Point of View. London: Routledge,1993.- 198 p.

456. Sinclair J. McH., Coulthard M. Towards an Analysis of Discourse. The English Used by Teachers and Pupils. London: Oxford University Press, 1975. -163 p.

457. Sinclair J. McH. Discourse in relation to language structure and semiotics // Greenbaum S., Leech G., Svartvic J. (eds.). Studies in English Linguistics. -London: Longman, 1979. P. 110 - 124.

458. Sinclair J. McH., Brazil D. Teacher Talk. London: Oxford University Press, 1982. - 174 p.

459. Stubbs M. Discourse Analysis. The Sociolinguistic Analysis of Natural Language. Oxford: Basil Blackwell, 1984. - 272 p.

460. Swales J. M. Genre Analysis. English in Academic and Research Settings. -Cambridge: Cambridge University Press, 1990. 260 p.

461. Taavitsainen I. Subjectivity as a text-type marker in historical stylistics // Language and Literature. Journal of the Poetics and Linguistics Association.1994. Vol. 3. - № 3. - P. 197 - 212.

462. Tannen D. What's in a frame? Surface evidence for underlying expectations // Tannen D. (ed.). Framing in Discourse. Oxford: Oxford University Press,1993.-P. 14-56.

463. Tannen D. Talking from 9 to 5. New York: William Morrow and Company,1994.-368 p.

464. Thagard P. Adversarial problem solving: modeling an opponent using explanatory coherence // Cognitive Science. 1992. - Vol. 16. - № 1. - P. 123 -149.

465. Toolan M. Analysing conversation in fiction: an example from Joyce's Portrait // Carter R., Simpson P. (eds.). An Introductory Reader in Discourse Sty-listics. London: Unwin Hyman, 1989. - P. 195 - 213.

466. Trabasso T., Nickels M. The development of goal plans of action in the narration of a picture story // Discourse Processes. 1992. - Vol. 15. - № 3. - P. 249 -275.

467. Travis C. The True and the False: The Domain of Pragmatics. Amsterdam: Benjamins, 1981. - 164 p.

468. Trilling L. Sincerity and Authenticity. London: Oxford University Press, 1972. - 188 p.

469. Trosborg A. Rhetorical Strategies in Legal Language: Discourse Analysis of Statutes and Contracts. Tubingen: Narr, 1997. - 173 p.

470. Vanderveken D. Illocutionary logic and self-defeating speech acts // Searle J. R. (ed.). Speech Act Theory and Pragmatics. Dordrecht: Reidel, 1990. - P. 247- 272.

471. Viehweger D. Semantische Merkmale und Textstruktur // Studia Grammatica.- Berlin: Akademie-Verlag, 1976. Bd. 11. - S. 195 - 206.

472. Vincent J. M., Castelfranchi C. On the art of deception: How to lie while saying the truth // Possibilities and Limitations of Pragmatics: Proceedings of the Conference on Pragmatics. Amsterdam: Benjamins, 1981. - P. 749 - 777.

473. Wise D. The Politics of Lying: Government Deception, Secrecy, and Power. -New York: Vintage Books, 1973. 614 p.

474. Weiser A. How to not answer a question: Purposive devices in conversational strategy // Papers from the Regional Meeting of the Chicago Linguistic Society.- 1975.-Vol. 11.-P. 649-660.

475. Werth P. Extended metaphor a text-world account // Language and Literature. Journal of the Poetics and Linguistics Association. - 1994. - Vol. 3. - № 2. -P. 79- 103.

476. Whorf B. L. Science and linguistics // Hudspeth R. H., Sturtevant D. F. (eds.). The World of Language. New York: American Book Company, 1967. - P. 151 - 167.

477. Widdowson H. G. Explorations in Applied Linguistics. Part 1. - Oxford: Oxford University Press, 1979. - 273 p.

478. Widdowson H. G. Explorations in Applied Linguistics. Part 2. - Oxford: Oxford University Press, 1986. - 262 p.

479. Wierzbicka A. Semantics, Culture and Cognition. Universal Human Concepts in Culture-Specific Configurations. New York: Oxford University Press, 1992. -457 p.

480. Wierzbicka A. Semantics, Primes and Universals. Oxford: Oxford University Press, 1996. - 500 p.

481. Wilensky R. Planning and Understanding. A Computational Approach to Human Reasoning. Reading, Mass.: Wesley Publishing Company, 1983. -168 p.

482. Winograd T. Formalisms for knowledge // Johnson-Laird P. N., Wason P. (eds.). Thinking. Readings in Cognitive Science. Cambridge: Cambridge University Press, 1977. - P. 62 - 71.

483. Yokoyama O. Disbelief, lies and manipulation in a transactional discourse model // Argumentation. An International Journal on Reasoning 1987. - Vol. 1. - № 1.

484. Zillig W. Zur Frage der Wahrheitsfähigkeit bewertender Äusserungen in Alltagsgesprachen // Arbeiten zur Konversationsanalyse. Tübingen: Niemeyer, 1979.-S. 94-110.

485. СПИСОК ПРИНЯТЫХ СОКРАЩЕНИЙ И ЦИТИРОВАННЫХ ИСТОЧНИКОВ

486. Allingham M. Allingham. Cargo of Eagles. - London: Penguin Books, 1968. -207 p.

487. Austen-1 J. Austen. Mansfield Park. - London: William & Norgate, 1948. -289 p.

488. Austen-2 J. Austen. Sense and Sensibility. - London: Thomas Nelson and Sons, 1963.-235 p.

489. Austen-3 J. Austen. Northanger Abbey. - London: Thomas Nelson and Sons, 1959.-358 p.

490. Bennett A. Bennett. These Twain. - London: Penguin Books, 1962. - 379 p.

491. Bronte Ch. Bronte. Jane Eyre. - London: Heron Books, 1948. - 367 p.

492. Cody L. Cody. Stalker. - London: Arrow Books, 1984. - 201 p.

493. Cornwell P. Cornwell. From Potter's Field. - New York: Berkley Books, 1996. -369 p.

494. Defoe D. Defoe. Moll Flanders. - New York: Dutton, 1972. - 478 p.

495. Dickens Ch. Dickens. Hard Times. - London: Penguin Books, 1964. - 295 p.

496. Dreiser T. Dreiser. An American Tragedy. - New York: The World Publishing Company, 1953. - 986 p.

497. Fielding H. Fielding. The History of Tom Jones, a Foundling. - New York: Barnes & Noble, 1967. - 1607 p.

498. Fitzgerald-1 F. S. Fitzgerald. The Great Gatsby. - London: Penguin Books, 1988.- 285 p.

499. Fitzgerald-2 F. S. Fitzgerald. Selected Short Stories. - M.: Progress Publishers, 1979.-357 p.

500. Fowles J. Fowles. The Ebony Tower. - M.: Progress Publishers, 1980. - 246 P

501. Galsworthy J. Galsworthy. To Let. - London: William Heinemann, 1950. -467 p.

502. Gaskell E. Gaskell. Cranford. - London: Heron Books, 1956. - 412 p.

503. Greene G. Greene. The Heart of the Matter. - London: Penguin Books, 1982. -313 p.

504. Hardy T. Hardy. The Three Strangers. - London: Penguin Books, 1978. -103 p.

505. Hemingway-1 E. Hemingway. Selected Stories. - M.: Progress Publishers, 1971.-398 p.

506. Hemingway-2 E. Hemingway. Islands in the Stream. - New York: Bantam Books, 1971.-435 p.

507. Huxley A. Huxley. Point Counter Point. - London: Penguin Books, 1971. -261 p.

508. James H. James. Four Meetings // Fiction 100. An Anthology of Short Stories. - New York: Macmillan, 1978. - P. 508 - 521.

509. Lawrence H. Lawrence. The Captain's Doll // Fiction 100. An Anthology of Short Stories. - New York: Macmillan, 1978. - P. 46 - 85.

510. Maugham W. S. Maugham. Of Human Bondage. - New York: The Modern Library, 1942.-418 p.

511. Priestley-1 J. B. Priestley. Angel Pavement. - London: J. M. Dent & Sons, 1940. - 655 p.

512. Priestley-2 J. B. Priestley. Dangerous Corner and other Plays. - M.: Higher School, 1989. - 178 p.

513. Salinger J. D. Salinger. Nine Stories. - M.: Progress Publishers, 1982. - 437 P

514. Saxton A. Saxton. The Great Midland. - London: Penguin Books, 1976. -276 p.

515. Shaw-1 B. Shaw. Heartbreak House // B. Shaw. Four Plays. - M.: Foreign Languages Publishing House, 1952. - P. 137 - 240.380

516. Shaw-2 B. Shaw. The Philanderer // The Complete Plays of Bernard Shaw. -London: Collins, 1983. - P. 35 - 69.

517. Shaw-3 B. Shaw. Pygmalion // The Complete Plays of Bernard Shaw. - London: Collins, 1983. - P. 732 - 759.

518. Shaw-4 I. Shaw. Preach on the Dusty Roads // Foley M. (ed.). Best American Short Stories. - New York: Random House, 1963. - P. 133 - 147.

519. Sillitoe A. Sillitoe. Key to the Door. - London: Penguin Books, 1978. - 32 lp.

520. Simon N. Simon. The Odd Couple // Gamble T. K., Gamble M. Communication Works. - New York: McGraw Hill, 1990. - P. 211 - 213.

521. Smiley J. Smiley. A Thousand Acres. - New York: Ballantine Books, 1991. -371 p.

522. Snow C. P. Snow. The Masters. - London: Penguin Books, 1986. - 364 p.

523. Thackeray W. M. Thackeray. Vanity Fair. - New York: Signet Classics, 1962.-747 p.

524. Vidal G. Vidal. Burr. - New York: Bantam Books, 1974. - 564 p.

525. Wilde-1 Lord Arthur Saville's Crime // The Works of Oscar Wilde. - London: Collins, 1975. - P. 154 - 179.

526. Wilde-2 The Picture of Dorian Gray - London: Penguin Books, 1975.- 3591. P

527. Wilder T. Wilder. The Bridge of San Luis Rey. - New York: Harper & Row, 1955.-321 p.

528. СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ СЛОВАРЕЙ

529. Ахманова О. С. Словарь лингвистических терминов. М.: Советская энциклопедия, 1969. - 608 с.

530. Большой энциклопедический словарь. Языкознание / Под ред. В. Н. Ярцевой Изд. 2, стереотипное. - М.: Большая Российская энциклопедия, 1998. - 683 с.

531. Кондаков Н. И. Логический словарь-справочник. М.: Наука, 1975. - 720 с.

532. Кубрякова Е. С., Демьянков В. 3., Панкрац Ю. Г., Лузина Л. Г. Краткий словарь когнитивных терминов. М.: Изд-во МГУ, 1996. - 245 с.

533. Философский словарь / Под ред. И. Т. Фролова. М.: Политиздат, 1981. -445 с.

534. The Concise Oxford Dictionary of Current English. Sixth Edition / Ed. by J. B. Sykes - Oxford: Clarendon, 1976. - 1368 p.

535. An Encyclopedia of Language / Ed. by N. E. Collinge. London: Routledge, 1990.- 1011 p.

536. Longman Dictionary of Contemporary English. London: Longman, 1978. -1304 p.

537. Longman Language Activator. The World's First Production Dictionary. London: Longman, 1997. - 1587 p.

538. Roget's Thesaurus of English Words and Phrases. London: Penguin Books, 1966.-722 p.

539. The College Roget's Thesaurus of Synonyms and Antonyms. London: College Books, 1972.- 1483 p.

540. The New American Roget's College Thesaurus in Dictionary Form. New York: New American Library, 1978. - 574 p.

541. Webster's Encyclopedic Unabridged Dictionary of the English Language. -New York: Gramercy Books, 1996. 2230 p.