автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.04
диссертация на тему: Лингвокультурные характеристики англосаксонского властного дискурса

Полный текст автореферата диссертации по теме "Лингвокультурные характеристики англосаксонского властного дискурса"

На правах рукописи

АННЕНКОВА Оксана Витальевна

ЛИНГВОКУЛЬТУРНЫЕ ХАРАКТЕРИСТИКИ АНГЛОСАКСОНСКОГО ВЛАСТНОГО ДИСКУРСА

Специальность 10.02.04 - Германские языки АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Волгоград - 2005

Работа выполнена в Государственном образовательном учреждении высшего профессионального образования «Волгоградский государственный университет»

Научный руководитель:

доктор филологических наук, профессор Астафурова Татьяна Николаевна

Официальные оппоненты:

доктор филологических наук, профессор Олянич Андрей Владимирович

кандидат филологических наук, доцент Янушкевич Ирина Федоровна

Ведущая организация:

Волгоградская академия государственной службы

Защита диссертации состоится 19 ноября 2005 г. в 10.00 час. на заседании диссертационного совета К 212.029.02 в Волгоградском государственном университете (400062, г. Волгоград, проспект Университетский, 100, ауд. 4-01 А).

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Научно-исследовательского института истории русского языка Волгоградского государственного университета.

Автореферат разослан /У октября 2005 г.

Ученый секретарь диссертационного совета

кандидат филологических наук, доцент М.В. Косова

íffédL zips oto

2Í33S 3

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Настоящая диссертация посвящена изучению формирования дискурса англосаксонской абсолютной власти и реализации номинативных функций монархической личности. Работа выполнена в лингвосемиотической парадигме исследования лингвокультурных процессов, инструментов и ресурсов дискурсивного воздействия субъекта власти на объекты ее приложения - подданных.

Власть как самый древний и непреходящий институт, представленный догосударственными (племенная иерархия), надгосударственными (абсолютная монархия) и государственными (демократия) формами властной организации общества, выступает регулятором поведения населения. Ярким примером становления, укрепления и проявления абсолютной власти являлась Англия XVI века. Этот период в истории Англии характеризовался заметной консолидацией надгосударственной формы правления - властью монарха. Усиление королевской власти происходило во времена правления династии Тюдоров и сопровождалось непримиримой борьбой с римской католической церковью, парламентом и остатками феодальной знати. При Генрихе VIII и его дочери Елизавете I парламент принял статут, согласно которому королевские ордонансы и прокламации были приравнены к закону, введена англиканская церковь, во главе которой стал монарх, о чем свидетельствуют властные прецедентные тексты Act of Supremacy (1534), The Oath of Supremacy, 2nd Act of Supremacy (1559), Act of Parliament (1536), Elizabeth's Act of Uniformity (1559), The Thirty Nine Articles, etc.

В прецедентных текстах королевских указов, вердиктов и ордонансов отражается лингвосемиотическое пространство англосаксонской абсолютной власти той эпохи, выявляется система разноуровневых властных номинаций, просматриваются системообразующие признаки властного дискурса, его риторика, ритуальность и презентационные характеристики.

Актуальность предпринятого исследования заключается в необходимости изучения лингвокультурной специфики абсолютной власти, выявления системообразующих признаков англосаксонского властного дискурса, определения его разноуровневых номинативных средств, лингвориторических и презентационных характеристик, а также его ритуальных параметров.

Объектом диссертационного исследования избран дискурс абсолютной власти англосаксонских монархов XVI века, предметом изучения является специфика лингвосемиотического пространства англосаксонской власти - властные номинации и дискурсивные параметры.

Гипотеза исследования заключается в том, что англосаксонская абсолютная власть формирует лингвосемиотическое пространство в виде системы знаков семиотического (знаки власти), лингвосемиотического (ритуалы власти) и лингвистического (дискурс власти) характера с целью оказания максимального воздействия на ™чтдяиу .

Целью диссертации является определш1!Ф<«Ь<йЛШИ1вА<|#41ЛЖА ной власти, его семиотической, номинативной и в

англосаксонской лингвокультуре XVI века.

Для реализации поставленной в работе цели необходимо решить следующие исследовательские задачи:

- выявить специфику лингвосемиотического пространства англосаксонской абсолютной власти;

- описать лексические, словообразовательные, паремиологические средства англосаксонской власти;

- определить тематическую направленность и жанры англосаксонского властного дискурса; *

- охарактеризовать лингвориторические особенности дискурса абсолютной власти;

- ' исследовать ритуальную динамику англосаксонского властного дискурса;

- описать дискурсивные признаки англосаксонской абсолютной власти и их презентационные характеристики.

Функциональная и содержательная сложность изучаемого типа дискурса предопределили использование следующих методов исследования:

- исторической перспективы при исследовании исторических Документов эпохи Тюдоров,

- ' гипотетико-индуктивного и гипотетико-дедуктивного,

контекстуального анализа,

- интроспекции и ретроспекции,

дискурс-анализа в той его части, где он был необходим для анализа исторических аутентичных текстов,

- описательного метода и его основных компонентов (наблюдение, интерпретация и обобщение),

- контент-анализа,

- компонентного анализа лексических единиц,

- ономасиологического анализа, выявляющего понятийные категории изучаемого феномена,

- семасиологического анализа, верифицирующего понятийное пространство исследуемого явления,

- семиотического анализа, позволяющего уточнить свойства и параметры лингвосемиотического пространства англосаксонской власти,

- лексико-семантического, синтаксического и стилистического анализа исторических текстов власти.

Материалом исследования послужили аутентичные исторические тексты публичных выступлений властных персон Англии XVI века, официальные документы этой эпохи, личная переписка Генриха VIII и Елизаветы I, мемуары современников, описывающих властные ритуалы. Всего было проанализировано около 100 текстов, что составляет около 50 п.л. Отбор лексического (около 700 единиц) и паремиологического (около 50 устойчивых словесных комплексов) материала производился по словарям The Cpncise Oxford Dictionary of the English Language (COD), The American Heritage Dijtionary of the English Language (AHDEL), Webster's New Students

Dictionary (WNSD), Collins Cobuild English Dictionary (CCED), The Oxford Concise Dictionary of Proverbs (OCDP), The Longman Dictionary of English Idioms (LDEI), The Random House Dictionary of The English Language (RHDE).

Теоретической основой диссертации послужили исследования по истории государственности (Аристотель, Полибий, Н. Макиавелли, Д. Локк, Ш. Монтескье), социологии власти (К. Кастанеда, Парсонс, Шекли, Шибутани), теории институциональности (Алмонд, Бердяев, Верба, Веблен, Дарендорф, О.В. Иншаков, Д. П.Фролов, Флигстин, Бергер, Лукман, Норт, Турен, Уильямсон, Уолш, Ходжсон), философии власти (Ж. Бодрийяр, П. Бурдье, М. Вебер, Ф. Гегель, М. Фуко, М. Хайдеггер), политологии (В. Н. Амелин, Г. А. Белов, К. С. Гаджиев, Г. А. Дегтярев, А. Г. Здравомыслов, В. В. Ильин, Б. И. Краснов, Г. Лассуэл, А. А. Пушкарева, А. И. Соловьев), психологии властного взаимодействия (О. Барнс, Г. В. Болл, Т. Тоффлер) и дискурсу власти (Т.Н. Астафурова, Е.В. Бакумова, А.Н. Баранов, В.И. Карасик, М.В. Кочкин, H.A. Купина, Э.Р. Лассан, A.B. Олянич, И.А, Стернин, А.П. Чудинов, Е.И. Шейгал).

Научная новизна исследования заключается в том, что впервые исследуется феномен англосаксонского властного дискурса; выявлены его лингвосемиотическая и лингвокультурная специфика; система облигаторных параметров дискурса англосаксонской абсолютной власти; семиотические, номинативные, лингвостилистические, ритуальные и презентационные средства властного воздействия в их совокупности.

Теоретическая значимость диссертации состоит в расширении и уточнении понятийного аппарата теории властной коммуникации, в дальнейшей разработке проблем прагмалингвистики, лйнгвокультурологии и риторики, связанных с ритуальными и презентационными особенностями англосаксонского дискурса абсолютной власти.

Практическая ценность работы определяется тем, что ее результаты могут быть использованы в вузовских курсах общего языкознания, социолингвистики, лингвокультурологии, стилистики и интерпретации текста; в спецкурсах по межкультурной коммуникации, риторике, обучению публичной речи студентов-филологов, а также при написании дипломных и курсовых работ по истории английского языка и страноведению.

Положения, выносимые на защиту:

1. Специфику лингвосемиотического пространства англосаксонской абсолютной власти в XVI веке отражают три группы знаков, номинирующих ситуацию властного взаимодействия: регулятивы (персоналии, титулы, формы обращения, роли, одеяния, регалии и символы королевской власти), процессивы (последовательность ритуальных действий) и классификаторы (знаки, знаменующие собой границы этапов ритуала - гимны, колокольный звон и т.д.).

2. Англосаксонские лексические властные номинации представляют участников, инструменты, ресурсы власти, а также властные действия, направленные на обретение, удержание, проявление и свержение власти.

Словообразовательные властные номинации передают функциональный, темпоральный и пространственный признаки власти, делегированной субъектом абсолютной власти ее объектам - представителям институтов, охватывающих все сферы англосаксонского общества той эпохи.

3. Специфические системообразующие признаки властного дискурса заключаются в его авторитарности, дистанцированное™, риторичности, ритуальности и презентационное™. Их оценка объектами власти вербализуется в англосаксонском паремиологическом фонде, отражающем преимущественно негативные и амбивалентные характеристики абсолютной йласти.

4. Тематическая направленность властного дискурса изучаемой эпохи связана со свержением религиозной власти римской католической церкви и утверждением англиканской церкви, во главе которой встал монарх, подавлением инакомыслия. Жанровая специфика англосаксонского властного дискурса проявляется в трех типах властных жанров -повелевающем {edict, act, rescript, ordinance, ultimatum), регулирующем {verdict, injunction, statute, mandate, query, request, petition, bill, solicitation) и предписывающем {precept, order, command и dictate), реализуемых в письменном и устном формате.

5. Ритуальная динамика англосаксонского властного дискурса представлена в этапах ритуализации властного события: 1) топологическая обусловленность; 2) уточнение границ и семиотики властного ритуала; 3) регламентация хроно-, топо- и звукосемиотических компонентов ритуального процесса; 4) вербализация ритуального события; 5) драматизация ритуального события; 6) введение новых элементов ритуала, значимых для власти.

6. Презентационная специфика англосаксонского властного дискурса выражается в вариативности признаков властных номинаций на лексическом уровне {sheriffhood, sheriffdom, sheriffship; sainthood, saintdom, saintship) и театрализации ритуального события на дискурсивном уровне.

Апробация работы. Основные положения и результаты диссертационного исследования докладывались на научных конференциях Волгоградского государственного университета (2004 - 2005 гг.), на аспирантских семинарах кафедры профессиональной иноязычной коммуникации, на ежегодной научно-практической конференции Сочинского государственного университета туризма и курортного дела «Лингвориторическая парадигма: теоретические и прикладные аспекты» (2004 г., 2005 г.). По теме диссертации опубликовано 5 работ.

Объем и структура диссертации. Диссертационное исследование включает введение, две главы, заключение, список литературы, список лексикографических справочников, исторических, публицистических, официальных документов, мемуаров и свидетельств современников, интернет-источников.

СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении дается общая характеристика работы, обосновывается актуальность выбранной темы, определяются цель, задачи, объект, предмет диссертационного исследования, материал и методы анализа, раскрывается научная новизна, теоретическая значимость и практическая ценность работы, формулируются положения, выносимые на защиту.

В первой главе «Лингвокультурная специфика англосаксонских властных номинаций» рассматриваются различные подходы к пониманию феномена власти, разрабатываются параметры англосаксонской абсолютной власти, исследуются властные номинации лексического и

словообразовательного уровней, разрабатывается их типология и выявляется их лингвосемиотическая специфика.

Власть появилась с возникновением человеческого общества и в той или иной форме всегда сопутствовала его развитию. Одно из наиболее распространенных представлений о власти - понимание ее как принуждения, наивысшей формой которого является абсолютная власть. Основными элементами власти являются ее субъект, объект, инструменты и ресурсы.

Отличительными признаками абсолютной власти являются: 1) наследуемость (династическая :: выборная власть); 2) элитность (персонифицируемая, связанная с личностными качествами правителей, :: неперсонифицируемая власть, отвлеченная от персональных достоинств властителей); 3) несменяемость (фоссилизируемая, стремящаяся к пожизненному правлению и сохранению престола для своих потомков, :: ротируемая, сменяемая власть); 4) насильственность (власть легитимная, имеющая конституционные полномочия, :: власть нелегитимная, добытая в результате незаконного применения силы); 5) верховенство (обязательность ее решений для всего общества для всех других видов власти); 6) моноцентричность (существование монарха и властных органов принятия решений); 7) вездесущность (проникновение во все сферы деятельности социума); 8) широчайший спектр используемых средств для завоевания, удержания и проявления / реализации власти; 9) концентрируемость (централизация власти с контролем общественного взаимодействия сверху).

В своем развитии абсолютная власть проходит четыре этапа: обретение, проявление, удержание и свержение, которые определяют всю палитру отношений, выражаемых понятиями «господство» и «подчинение», «воля» и «сила», «контроль» и «распределение», «управление» и «давление», «властвование» и «влияние», «авторитет» и «насилие» и т.д. Отношения «господства и подчинения» субъектов и объектов абсолютной власти составляют центральное звено механизма взаимодействия между совереном и подданными, при котором последние признают сложившийся порядок властных отношений легитимным.

Историческим примером реализации абсолютной власти в Великобритании XV - XVI в.в. явилось правление двух представителей династии Тюдоров - Генриха VIII и Елизаветы I, которые сформировали и

усовершенствовали механизм абсолютизма, позволивший сконцентрировать в одних руках все виды власти, включая религиозную, поставив власть короны над властью духовенства.

Основным средством крепления абсолютизма при Тюдорах стали реформа церкви в Англии, секуляризация монастырского имущества, окончательная редакция англиканского символа веры (так называемые 39 статей - The Thirty-Nine Articles of Religion), которая устанавливала абсолютное главенство короля, в том числе и над духовенством. Исторические процессы не могли не найти своего отражения в лингвосемиотическом пространстве той эпохи.

Лексический уровень лингвосемиотического пространства англосаксонской абсолютной власти отмечен широкой представленностью лексем, номинирующих субъекты и объекты власти, ее инструменты и ресурсы, властные действия, состояния и процессы, характеризующие этапы «зарождения, жизни и смерти» власти в целом. Субъекты королевской власти представлены такими лексическими единицами, как king, queen, rex, regina, sovereign, monarch. Объекты королевской власти составляют иерархию персоналий с четырьмя уровнями приближения к трону монарха:

1) персоны, приближенные к соверенам по крови и родственным связям (prince, princess, duke, grand duke, archduke, duchess); 2) титулы и звания, дарованные совереном своим вассалам в качестве привилегий (count, countess, baron, baronet, baroness, marquis, marquess, marchioness, earl, viscount); 3) должности, даруемые совереном своим подданным (councillor, privy councillor, sheriff, justice, marshal, archbishop, bishop, prelate, archdeacon, deacon)-, 4) королевские слуги (lady in waiting, maid of honour, personal attendant, valet, master of ceremonies, master of heraldry).

Инструменты и ресурсы власти обозначают методы и средства, при помощи которых происходило обретение, проявление и удержание абсолютной власти: 1) инструментальные номинации - имена документов, связанных с властным процессом (prescript, decree, edict, act, rescript, ordinance, ultimatum, verdict, injunction, statute, mandate, query, request, petition, bill, solicitation, precept, order, command, dictate, article)-,

2) ресурсные номинации: а) экономические - дарование земель и королевского содержания, освобождение от налогов и службы в армии, субсидии на свадьбу и похороны (inheritance on payment, entire knight's fee', the land granted, "release from scutage', posts and positions in office, privileges);

б) социальные - титулы, звания, награды, ордена (ranks and titles; The Order of the Garter; The Order of the Bath; The Order of the Golden Fleece)-,

в) политико-силовые - тайные советы, суды, шерифы, армия, флот, гвардия, подчиненные королю (Privy Council, courts, the army, fleet, navy, guard);

г) информационные, используемые для идеологических целей - разъяснение политики короля, отвлечение внимания масс от непопулярных властных действий (spectacles, pageants, public executions).

Властные действия, состояния и процессы номинируются глаголами

(152 единицы), в структуре значения которых зафиксированы маркеры «власти» - authority, force, influence, might, power, right, strength. Корпус выделенных глагольных лексем наиболее ярко репрезентирует богатую палитру властных действий и процессов на основных этапах власти и образует четыре лексико-семантические группы властных номинаций (ЛСГ) - «обретение власти», «проявление власти», «удержание власти» и «свержение власти».

Доминантой JICTi «Обретение власти» выступает лексема establish = to introduce and put a law into force; to make a state institution of (a church), значение которой в наиболее общем виде передает процедуру обретения власти, которая уточняется комбинацией семантических признаков «мирное :: насильственное», «легитимное :: нелигитимное», «явное :: скрытое».

Так, мирная процедура обретения власти номинируется глаголами authorize = to grant authority or power to smb; to give permission for smth; sanction; attain = to succeed in peaceful obtaining authority or power, heir = to inherit or be entitled by law or by the terms of a will to inherit the estate of another. Насильственное обретение власти отражено в семантике arrogate = to take or claim for oneself without right; appropriate-, usurp = to seize the power of another by force and without legal authority, to take over or occupy without right.

Скрытое обретение власти выявляется в семантике глагольных лексем supplant = to usurp the place or position especially through intrigue or underhanded tactics-, influence-, encroach = to take another's possessions or rights gradually or stealthily. Явное обретение власти, с одной стороны, корреллирует преимущественно с мирным и представлено в семантике лексических единиц en/crown = to put a crown or garland on the'head of; to invest with regal power, en/throne = to invest with sovereign power.

Легитимное и нелегитимное обретение власти в глагольных лексемах коррелируют с мирным и насильственным дифференциальными признаками: appropriate = legislate for some specific purpose; claim = to demand a legitimate or asserted right on smth.; constitute = to establish according to law or provision.

Доминантами ЛСГг «Проявление власти» выступают лексемы rule = to exercise control, dominion, or direction over; govern; to dominate by powerful influence-, to decide or declare authoritatively or judicially, decree и command = to direct with authority, give orders to; to have control or authority over; to exercise authority or control. Данная группа является самой многочисленной, поскольку номинирует разнообразные властные действия монарха, использующего все ресурсы власти (привилегии, статуты, собственность) во всех сферах общественной жизни, включая религиозную: adopt = to vote to accept; to choose as standard or required by authority, allow = to permit to have or possess; amend = v.t. to alter a legislative measure formally by adding, deleting, or rephrasing; v.i. to reform-, amerce = (Law) to punish by imposing an arbitrary penalty, annihilate = to nullify or render void; conscribe = to draft for military or naval services; consecrate = to declare as sacred (a church); to sanctify (bread and wine) for use in Communion; distribute = to give out land or privileges in shares; dominate = to govern or ruleby superior authority, levy = to

impose or collect a tax; to draft into military service-, to declare and wage a war.

ЛСГ3 «Удержание власти» конституируется глагольными лексемами, смысловое содержание которых отражает насильственные (пенитенциарные, репрессивные, карательные) способы борьбы власти с инакомыслием. Семантическими доминантами группы являются лексемы punish = to subject to a penalty for an offense, a sin, or a fault и execute = to put to death.

Наконец, глагольные лексемы ЛСГ4 «Свержение власти» номинируют процедуры утраты власти и коррелируют с семантическими признаками ЛСГ] «Обретение власти» (мирное:гнасильственное, легитимное:: нелегитимное, явное: .-скрыто?), однако имеют противоположную векторную направленность властных действий, de/dis/un/crown (dethrone) = to force to resign-, abdicate = to relinquish power officially without resistance.

Власть, делегированная монархом представителям созданных им социальных институтов (политические, экономические, силовые, судебные, пенитенциарные, образовательные, религиозные и др.), направлена на формирование жизненных ориентиров, управление предметной и социальной деятельностью, регулирование и стимуляцию потребностей социума на конкретном этапе его развития. Функции институциональной власти также находят свое отражение в языке. Одной из базовых единиц, отражающих социальные формы и механизмы институциональной власти, является институция - обобщенная функция представителя института в обществе. Институции, присваивая своим агентам социальные роли как особым действующим лицам с закрепленными типическими «надындивидуальными» качествами, обусловливают их общественную ценность для исторически конкретных условий жизни социума. Агенты институций определяются, отождествляются и различаются через их должность, статус, сферу и время принятия ими решений, которые навязываются им абсолютной властью.

Как показало исследование англосаксонского лингвосемиотического пространства, языковые признаки институциональной власти реализуется преимущественно на словообразовательном уровне. Анализ 358 единиц-номинантов институций выявил широкий спектр культурно-значимых институциональных признаков, указывающих на определенную иерархию институций и их социально-аксиологическую дифференциацию. Словообразовательные властные номинации в англосаксонской лингвокультуре 1) передают функциональный (-ship), темпоральный (-hood) и пространственный (-dom) признаки власти, делегированные монархом ее объектам - подданным как представителям институтов, охватывающих все сферы англосаксонского общества той эпохи; 2) аналитично номинируют социальные функции правомочно действующего представителя социальных институтов в отличие от русской лингвокультуры, в которой они представлены синкретично при помощи суффикса (-ство).

Разноуровневая парадигма властных номинаций в англосаксонской институциональной сфере отражает первостепенную значимость феноменов «власть», «главенство», «авторитарность», представленных на верхних ярусах этой парадигмы: kingship / queenship (королевство), emperorship

(императорство), headship (главенство), aldermanship (старшинство), leadership (лидерство), chairmanship (председательство), principalship (руководство), sheriffship (шерифство), mayorship (мэрство), governorship (губернаторство), generalship (генеральство), legateship ~ delegatcy of the legate, the representative of the Pope (легатство), etc.

Нижние ярусы парадигмы представлены институциями, маркирующими подчиненный статус объекта приложения институциональной власти: membership (членство), citizenship (гражданство), comradeship (товарищество), stewardship (камергерство), discipalship (ученичество), craftmanship (ремесленничество), apprenticeship (ученичество при освоении ремесла), indentureship ~ binding an apprentice to a master by an agreement; licentiates hip ~ holding a certificate of competence to practice a particular profession; sonship ~ holding hereditary rights,tic. Наиболее представленным в англосаксонской лингвокультуре является функциональный аспект институции, маркированный продуктивным суффиксом -ship, что связано с типом институциональной ментальное™ языковой личности сопоставляемых лингвокультур - преимущественно прагматическим (индивидуалистским) англосаксонским и соборным (коллективистским) русским.

Тематическая классификация институциональных номинаций англосаксонской лингвокультуры позволяет выявить самые значимые общественные институты той эпохи: наибольшее количество англосаксонских институций связано с институтами власти (kingdom, queendom, kingship, queenship, emperorship, tsardom, princedom, etc). За ними следуют статусные институции, обозначающие положение представителей институтов в обществе (headship, senatorship, governorship, mayorship, etc.), профессиональные институции (judgeship, marshalship, professorship, penmanship, scholarship, stewardship, craftmanship, dealership, etc). Представительны религиозные институции (messiahship, saintship, sainthood, saintdom, popedom, priesthood, martyrdom, prophethood, Christendom, heathendom, etc.) и воспроизводства социума, обозначающие семейные отношения и роли (grandparentship, motherhood / fatherhood, wifehood / husbandhood, heirship / heirdom, etc ). В отличие от относительно открытого списка институциональных властных номинаций характер и формы власти представленные именами на -cracy (< Fr. -cratia, via Lat. fr. Gk. -kratia 'power', 'rule') и -archy ('rule or government' > Gk. arkhein 'to rule'), образуют закрытые лексико-семантические группы: democracy, theocracy, ochlocracy, plutocracy, medio-cracy, bureaucracy, anarchy, monarchy, patriarchy, matriarchy, oligarchy, etc.

Институции в англосаксонской лингвокультуре информативно насыщены: выявленные словообразовательные компоненты дифференциации институциональных признаков выступают в качестве презентем -мельчайших информационных единиц воздействия, обеспечивающих транспортировку образов социальных институтов и их детализированных описаний в дискурс. Так, институции власти с основой sheriff- (sheriffship, sheriffdom, sheriffhood) не только высвечивают функциональные различия, но

и акцентируют вариативность проявления власти. В первом случае (sheriffship) воздейственным потенциалом обладает презентема «функции облеченной властью персоны и соответствующие им статус и действия», во втором (sheriffdom) - презентема «место или территория, на которую распространяется власть персоны», в третьем (sheriffhood) - презентема «время пребывания шерифа у власти и соответствующие этому сроку его деяния». Воздейственный потенциал каждой из упомянутых номинаций выявляется в соответствующем контексте (дискурсе). Так, контекст His glorious sheriffship was emblazoned in hymns and legends разворачивает перед потребителем дискурса героическую картину правления территорией, в которой шериф неминуемо предстает как мудрый администратор, сумевший настолько грамотно вести дела, что они были сочтены достойными воспевания и увековечивания - мифологизации. Употребление в том же контексте номинанта sheriffhood переключает вектор позитивного воздействия на «славные времена», которые не могли бы быть «славными» без мудрого руководства. Тот же контекст с презентемой sheriffdom высвечивает процветание территории, управляемой воспеваемой персоной.

Во второй главе «Лингвокультурная специфика англосаксонского властного дискурса» выявляются системообразующие дискурсивные признаки англосаксонского абсолютизма, разрабатывается типология жанров властного дискурса, описываются его лингвостилистические, лингвосемиотические, презентационные и ритуальные характеристики.

Системообразующими дискурсивными признаками англосаксонской власти являются четко прописанные участники - субъекты монархической, религиозной, исполнительной, судебной власти {king, queen, prince; archbishop-, sheriffs, officials; justices, judges) и объекты власти -представители всех сословий англосаксонского общества (deacons, abbots; earls, barons; merchants, knights; freemen, foresters; servants)', исторические персоналии {William earl of Salisbury, Hubert de Burgh seneschal of Poitou, etc). Отличительной особенностью англосаксонского властного дискурса является конкретизация хронотопа - времени и территории распространения власти («in the plain called Runnymede between Windsor and Stones, on the fifteenth day of June, in the seventeenth year of our reign», etc).

Системообразующие признаки властного дискурса также включают в себя институциональность, авторитарность, властные речевые жанры, дистанцированность, риторичность, ритуальность, театральность.

Институциональность характеризуется авторитарными правилами и ритуализованными рамками функционирования, поскольку власть как социальный институт реализуется в разного рода ритуализованных действиях, нормативных процедурах и организационных формах представленного в них уровня проявления власти.

Авторитарность характеризуется безальтернативными дескриптивами (just, rightful, supreme), прескриптивами (ought to be, shall be accepted and reputed), репрессивами (shall have full power and authority to repress), референтными номинациями лояльности субъекту верховной власти (is

recognized by the clergy, corroboration and confirmation by convocations), явными и скрытыми формами авторитарного воздействия через прямые и косвенные речевые акты давления (уничижение, угрозы, возведение в абсолют права соверена судить, наказывать и миловать подданных) на основании божественного происхождения королевской власти и статусной неравноценности права наследования, дарования привилегий и вынесения приговоров инакомыслящим и нелояльным.

Так, в речах Елизаветы I преобладают акты прямой угрозы: духовенству ("Proud Prelate, you know what you were before I made you what you are. If you do not immediately comply with my request, I will unfrock you, by God!"); членам парламента ("7 desire, these errors, troubles, vexations and oppressions done by these varlets and lewd persons not worthy of the name of subjects should not escape without condign punishment"); послам и дипломатам при своем дворе ("And as for... the House of Austria by which you set so much store, let it not escape your memory that there was one of that house, who attempted to wrest the kingdom of Poland from your King.").

В речах королевы также содержатся поучения и увещевания, маркируемые менторскими номинациями, вербализующими более высокий образовательный статус соверена ("As for yourself, you give me the impression of having studied many books, but not yet of having graduated to the books of Princes, rather remaining ignorant of the dealings between Kings. As to the law of nature and of nations of which you make so much mention, know that the law of nature and of nations is thus• when war is declared between Kings, either may cut the other's lines of supply, no matter where they run from and make it a precondition of their losses. This, I say, is the law of nature and of nations").

В речи короля Генриха VIII от 24 декабря 1545 г, произнесенной перед членами британского парламента, ярко проявляются признаки авторитарной манипулятивности субъекта верховной власти. Как отмечает свидетель этого выступления, «these words bring Henry VIII's personality to life - at times belligerent, then coaxing, mixing flattery and threats. Unlike his descendants, Henry had few problems with parliament; his domination of its members was legendary». Его выступления изобилуют речевыми актами: позитивной самооценки ("I, whom God has appointed his vicar and high minister here"; "How have I governed since my reign? I need not to use many words, for my deeds do try me"); негативной оценки подданных, их деятельности и компетентности ("My people look to you for light and you bring them darkness"); угрозы ("Amend these crimes, I exhort you, and set forth God's word truly, both by true preaching and giving a good example, or else, I, whom God has appointed his vicar and high minister here, will see these divisions extinct, and these enormities corrected, according to my true duty"); иронии ("Some are too stiff in their old 'Mumpsimus', others are too busy and curious in their new 'Sumpsimus"'); издевки ("How can the poor souls live in concord when you preachers sow amongst them in your sermons debate and discord? "); просьбы-приказа ("Meanwhile hold your Peace and loyalty").

Разнообразие проявления авторитарности находит свое отражение в жанровой специфике англосаксонского властного дискурса - в трех типах властных жанров: повелевающем (edict, act, rescript, ordinance, ultimatum), регулирующем (verdict, injunction, statute, mandate, query, request, petition, bill, solicitation) и предписывающем (precept, order, command и dictate), реализуемых в письменном и устном формате, в которых своеобразно варьируются признаки «мирная / насильственная, явная / скрытая, легитимная / нелегитимная» реализация власти.

Параметры дистанцированности власти отчетливо обнаруживаются во властных паремиях, анализ смысловой структуры которых позволил выявить идеологемы - особый тип вербально закрепленных поведенческих предписаний, сознательно культивируемый властью в сознании подданных всеми средствами воздействия. Идеологема, формируясь в культуре от официального верха к массовому низу, реализуется в виде пяти логем, т.е. фиксируемых в паремиях логико-семантических структур оценки (преимущественно негативной) проявления власти: 1) репрессивность власти (Kings have long arms; Whosoever draws his sword against the prince must throw the scabbard); 2) вседозволенность власти (Might is right; He is right who has rights); 3) двуликость власти (The law for the rich, and another for the poor),

4) легитимность власти (Every land has its own law; New lords, new laws),

5) мудрость власти (The king can do no wrong).

Англосаксонский властный дискурс предстает как конгломератный жанр, включающий признаки институциональной, риторической и ритуальной коммуникации со специфической композиционной структурой: 1) зачин - набор этикетных формул приветствия, обращения соверена к подданным; 2) вступление - введение в тему, которое может одновременно являться средством установления контакта с аудиторией, представленной разными сословиями; 3) главная часть, состоящая из нескольких тематических блоков; 4) заключение. Каждая из композиционных частей выступления монарха выполняет определенные функции дискурса: фатическую, информационную, воздействующую и инспиративную.

Тематическая направленность властного дискурса изучаемой эпохи связана со свержением религиозной власти римской католической церкви и утверждением англиканской церкви, во главе которой встал монарх, с подавлением инакомыслия.

Лингвостилистический анализ выступлений Тюдоров свидетельствует о высоком искусстве публичной речи монархов, отправным пунктом которого является знание законов риторики, умение оратора использовать широкий спектр лингвостилистических приемов, поддерживать у аудитории интерес к обсуждаемой теме и оратору на протяжении всего выступления, поскольку власть не только подчиняет объектов ее приложения, она активно «заигрывает» с ними, создавая иллюзию диалога, в котором происходит двустороннее общение. Для усиления эмоционально-психологического воздействия англосаксонские монархи используют в своих выступлениях стилистические средства и приемы фонетического,

лексического и лексико-синтаксического уровней. Наиболее частотным приемом фонетического уровня является аллитерация. Так, говоря об основных направлениях консолидации власти, Генрих VIII намеренно использует созвучные лексемы power, prince, person, prelate, preeminences, privileges, profits, чтобы достичь большего психологического воздействия на своих подданных: «... no foreign prince, person, prelate, state, or potentate, spiritual or temporal, shall at any time use, enjoy, or exercise any manner of power, jurisdiction, superiority, authority, preeminence, privilege or profits».,

В воздейственных целях монарх широко использует морфологическую аллитерацию в виде множественного числа абстрактных существительных легитимной сферы на -ty/sy/cy: dignities, authorities, immunities, commodities, penalties, superiorities, majesties, duties, responsibilities, heresies, mercies, supremacies, etc. Благодаря аллитерации нередко реализуется семантический повтор лексем, квалифицирующих деяния короля как проводника Божьей власти и приобретающих в контексте выступления синонимическое значение: « ... I pray you, that you expectations will be fulfilled more Godly or goodly than you will wish or desire, as you will plainly see afterwards

Самыми распространенными приемами лексического уровня являются метафора, эпитет и метонимия. Демонстрируя свое религиозное главенство и, следовательно, право поучать представителей церкви, Генрих VIII использует метафору для реализации манипулятивных стратегий вытеснения непокорных представителей католической церкви, которые в своих проповедях сеют раздор и сомнения («sow in your sermons debate and discord»), и замены их подвластными монарху англиканскими священниками. Используя метафору «противостояние добра и зла», король предупреждает, что будет жестко искоренять религиозный раскол, предрассудки и ненависть среди служителей церкви, распространение которых негативно сказывается на простых людях: «.. .what love and charity is amongst you when one calls another heretic and anabaptist and he calls him back papist, hypocrite, andpharise? Alas, how can the poor souls live in concord when you preachers sow amongst them in your sermons debate and discord? They look to you for light and you brins them darkness.»

Католическая церковь сравнивается монархом с крепостью, завоевание которой потребовало большого духовного и материального напряжения и падение которой в английском королевстве было необходимо для защиты нации от ее врагов - папы и его иерархов: «... considering our great charges which we have lately sustained, as well in defense against our and your enemies as for the conquest of that fortress which was to this realm most displeasant and noisome, and shall be by God's grace hereafter most profitable and pleasant to our nation ...».

Продолжая борьбу за ужесточение абсолютной власти и подчинение церкви короне, Елизавета I указывает на свою ответственность за Церковь перед Богом, даровавшим ей это право («the Church whose overruler God hath made те»), на недопустимость коррупции и инакомыслия, небрежения к власти среди священнослужителей, сравнивая религию с корнями древа

жизни, основой всех мирских деяний: «... religion is the ground on which all other matters ought to take root, and being corrupted may mar all the tree ... ».

Разрыв с Римской католической церковью королева метафорически мотивирует алчностью католических пастырей, несущих ересь и раскол в англосаксонскую паству Христа, вынужденную по их наставлениям духовно «питаться ядовитым кустарником вместо живительных пастбищ»: «.Our realm and subjects have been long wanderers, walking astray, whilst they were under the tuition of Romish pastors, who advised them to own a wolf for their head (in lieu of a careful shepherd) whose inventions, heresies and schisms be so numerous, that the flock of Christ have fed on poisonous shrubs for want of wholesome pastures».

Публичные выступления монархов изобилуют эпитетами, направленными на создание позитивной самооценки, снискание доверия и расположения верноподданных (unfeigned belief in ту good deeds and just proceedings for you; trusty friend to you, a charitable man to my fellow Christians, aßt governor, schismatical counsels, heretical advisors, 'make-haste-slowly' approach etc). Реализуемый во властном дискурсе стилистический прием метонимии основан на ассоциациях / смежности, объединяющих преимущественно концепты власти, и представлен следующими отношениями: 1) конкретный объект вместо абстрактного понятия: «I will deal therein for your safety and offer it unto you as your prince and head without requests. A strange thing that the foot should direct the head in so weighty a cause (в значении подданные и правитель); 2) символ вместо символизируемого понятия: «.The second point was for the limitation of the succession of the Crown. wherein was nothing said for my safety, but only for themselves» (в значении преемственность власти)', whereby the scabbed sheep may be known from the whole (в значении заблудшая паства)', 3) материал вместо предмета, изготовленного из него: «... a marble stone shall declare that a Queen, having reigned such a time, lived and died a virgin»(в значении надгробия).

К наиболее частотным стилистическим приемам синтаксического уровня, отмеченным в выступлениях англосаксонских монархов, можно отнести антитезу, различные виды повторов, параллелизм синтаксических конструкций, градацию, перечисление, риторический вопрос, вопрос в повествовании, аллюзию, полисиндетон, каламбур и т.д.

В публичном выступлении перед парламентом в 1545 г. Генрих VIII благодарит его членов за оказание поддержки и принятие Акта, узаконивающего англиканскую церковь во главе с монархом, несмотря на огромное давление со стороны Рима, религиозный раскол и противостояние католиков в самой Англии. Именно этим выступлением король разрывает официальные отношения с Папой Римским «... во имя защиты нации, а не в угоду удовольствиям, не ради выгоды, а несмотря на серьезные потери ...», противопоставляя преимущества принятия англиканской веры, идущей от Бога («shall be by God's grace hereafler most profitable and plehs'Cmt to our nation»), и недовольство, вызываемое у короля и его подданных, обвинениями и действиями католической церкви («fortress which was to this realm most displeasant and noisome»): «I... thank you because, considering our

great charges (not for our pleasure but for your defense, not for our sain but to ' our great cost) which we have lately sustained ...». На языковом уровне прием

реализуется в противопоставлении контекстуальных антонимов gain vs. cost; pleasure vs. defense, вкрапленных в параллельные конструкции, маркированные анафорическим повтором: not for... but for...

Призывая к единству в рядах церковных иерархов, Генрих VIII критикует бессмысленные распри в среде духовенства - одних за чрезмерную приверженность старым догмам (too stiff in their old 'Mumpsimus'), других - за ненужный радикализм (too busy and curious in their new 'Sumpsimus'), высмеивает отсутствие у служителей церкви истинной веры (few or none truly and sincerely preach the word of God) в знаменитом каламбуре Генриха VIII (Mumpsimus and Sumpsimus) -лингвистической вольности короля, вошедшей в анналы англосаксонской истории: « Some are too stiff in their old 'Mumpsimus'. others are are too busy I and curious in their new 'Sumpsimus'. Thus almost all men are in variety and

discord, and few or none truly and sincerely preach the word of God as they ought to do». Антитеза, реализуемая в этом отрывке, создается параллельными f конструкциями и антонимами, образующими бинарные оппозиции: some vs.

others; old vs. new; Mumpsimus vs. Sumpsimus, а также контекстуальными квалификативными антонимами: too stiff vs. too busy and curious.

Анафорический синонимический повтор отмечен в речах Елизаветы I, отличающихся эмоциональностью, динамичностью, в которых королева утверждает себя в качестве справедливого, заботливого и умного монарха, проявляющего сострадание и сочувствие не только к своим поданным, но и ко всем народам, колонизированным Англией: «Whom have I oppressed? Whom have I enriched to other's harm? What turmoil have I made in this commonwealth that I should be suspected to have no regard to the samel».

Динамический властный характер выступлений монархов проявляется также в частом использовании полисиндетона - значимого многосоюзия, в сочетании с параллельными конструкциями и синонимическим | эпифорическим повтором («draw ту love to your likings or frame my will to

your fantasies»), отражающих эмоциональный накал выступления, направленного на пресечение любых попыток неподчинения воле монарха: ^ «I must have misliked it very much and being unfitting and altogether unmeet for

you to require them that may command or those to appoint whose parts are to desire, or such to bind and limit whose duties are to obey, or to take upon you to draw my love to your likings or frame mv will to your fantasies».

К значимому многосоюзию в сочетании с градацией, т.е. усилением напряженности высказывания, прибегает Генрих VIII, чтобы напомнить о вездесущности и всемогуществе верховной власти монарха, распространяющейся на приближенных короля, государство, весь христианский мир: «Surely if I should suffer the ministries of the church to decay, a poor and miserable people to be unrelieved, you might say that I were no trusty friend to vou. nor a lover of the public wealth nor a charitable man to mv fellow Christians, nor vet one who feared God, to whom account must be rendered...».

Используя стилистический прием хиазма, Генрих VIII заверяет верноподданных в, самой искренней и беспредельной любви к ним и заботе о них («по prince in the world more favors his subjects than I do you» - первая параллельная конструкция) и тут же «уверяет» их в безраздельной любви и повиновении ему («по subjects or commons more love and obey their sovereign lord than I see you do те» - вторая параллельная конструкция): «I cannot choose but to love andfavor you, affirming that no prince in the world more favors his subjects than I do vou. and no subjects or commons more love and obey their sovereign lord than I see vou do me». На лексическом уровне реализуется оппозиция контекстуальных антонимов favor vs. love and obey, на синтаксическом - тема-рематическая мена субъекта и объектов власти в первой и второй параллельных конструкциях.

Публичные выступления англосаксонских монархов отличаются высокой степенью апеллятивности, которая выражается с помощью авторских и риторических вопросов с абстрактными лексемами superiority, reign, govern, loyalty, love, mercy, schism, heresy, etc. «How have I governed since my reign? I will be tried by envy itself ... my deeds do try me».

Сила власти проявляется в ее просвещенности, подтверждением которой служат многочисленные библейские и исторические аллюзии, причем библейские аллюзии, к которым прибегает Генрих VIII, сводятся к общим местам и воспроизводятся королем в усеченной форме. Елизавета I, напротив, использует в большей степени исторические аллюзии, демонстрирует широкую эрудицию и глубокие познания в области истории своего и европейских народов, причисляя себя по праву к наиболее образованным представителям англосаксонской культуры. Аллюзии королевы избирательны, точны и объемны.

Частотность использования лингвостилистических приемов в англосаксонском властном дискурсе отражена в диаграмме:

Диаграмма 1

риторическим вопрос 10%

повтор

аллюзия градация полисиндетон

инверсия 6%

авторский вопрос

11%

параллельные конструкции 10%

аллитерация 15%

метафора 12%

эпитет 5%

метонимия 3%

антитеза 9%

Ритуальная динамика англосаксонского властного дискурса представлена в этапах ритуализации властного события: 1) топологическая обусловленность, 2) уточнение границ и семиотики властного ритуала, 3) регламентация хроно-, топо- и звукосемиотических компонентов ритуального процесса, 4) вербализация ритуального события, 5) театрализация ритуального события, 6) введение новых элементов ритуала, значимых для власти. Власть как бы «обживается» в пространстве события и формализует его в своеобразных презентационных этапах.

На первом этапе к событию прикрепляется место его протекания, событие становится топологически обусловленным. Так, являясь главным властным ритуалом, коронация традиционно проводится в Вестминстерском Аббатстве (a Coronation Church) и используется для подтверждения легитимности выбора монарха народом, его самопожертвования {«the ancient ritual was used in its inclusion of election, confirmation of the people's choice, self-dedication and consecration...») и освящения Богом его правления («ои the support of the sacred hallowing which coronation would give him»).

На втором этапе определяются границы протекания события, за которым закрепляются определенные символы и знаки, придающие пышность триумфальным церемониям введения во власть (коронация, инициация): символы власти, обилие золотых украшений, оружия, красивых и дорогих одеяний, колесниц, украшенных цветами коней, информирующие общество о могуществе и богатстве монарха, его таланте воина и государственного деятеля. Придворный историк Тюдоров Эдвард Холл описывает торжественное убранство придворных, принявших участие в коронации Генриха VIII и Екатерины Арагонской: «The blights ... had one side of their armor-skirts and horse-trappinss made of white velvet embroidered with gold roses and other devices, and the other made of green velvet embroidered with gold pomegranates».

На третьем этапе регламентируется ход события, определяется репертуар действий, составляющих событие или сопровождающих его; вводятся правила развития события и налагаются процессуальные ограничения; уточняется ролевая структура события. Регламент коронации Генриха VIII и Екатерины Арагонской (1509) придавал особое значение хроносемиотическому компоненту ритуала {Sunday как религиозно значимый день; Midsummer's Day как священный праздник летнего солнцестояния, связанный с древними ритуалами и особо почитаемый англосаксами). Начало церемонии было строго фиксированным (at the appointed hour); в соответствии с правилами ритуала в коронации принимали участие придворные по праву, закрепленному за ними указами, историческими прецедентами и особыми привилегиями (the barons of the Cinq Ports)', высшее духовенство (archbishop of Canterbury, prelates of the realm); знать и наиболее уважаемые горожане (the nobility and a large number of civic dignitaries), которым отводились определенные места в соответствии с их статусом («Each noble and lord proceeded to his allotted place arranged earlier according to seniority»).

Такие важные элементы ритуала, как помазание на трон и коронование, производились высшим иерархом англиканской церкви - архиепископом Кентерберийским и высшим духовенством («His grace and the queen were anointed and crowned by the archbishop of Canterbury in the presence of other prelates of the realm»). Ритуал коронации предусматривал также застольную часть, семиотика которой обильно маркирована знаками иерархической структуры власти («the lords spiritual and temporal paid homage to the king and, with the queen's permission, returned to Westminster Hall- each one beneath his canopy - where the lord marshal... ushered all to their seats»).

Топосемиотический компонент ритуала коронации проявлялся в: 1) строгой фиксации расположения его участников за столом во время церемониальной трапезы: «The nine-piece table being set with the king's estate seated on the right and the queen's estate on the left»-, 2) нарочитых декоративности и величине пространства, в рамках которого протекала трапеза; эти топосемиотические компоненты подчеркивали величие и могущество власти соверена («...the duke of Buckingham ... together with the lord steward mounted on a horse decked with cloth ofgold. The two of them led in the banquet which was truly sumptuous, and as well as a great number of delicacies also included unusual heraldic devices and mottoes».

Звукосемиотический компонент ритуала подчеркивал торжественную тональность властного действия и маркировал последовательность его этапов. Коронация сопровождалась хоровым пением церковных молитв и гимнов, подача каждого блюда во время пышного пиршества оглашалась звуками фанфар («the first course of the banquet was announced with a fanfare»). По особому звуковому сигналу сменялись ритуальные действия («At the sound the duke of Buckingham entered ...), народ извещали о вступлении монарха на трон («There was a firing of guns and chamber music between 4 and 5 o'clock; by 6 o'clock began the proclamation of the Queen, with 2 heralds and a trumpet blowing, and so went through Cheapside to Fleet Street»).

На четвертом этапе происходит вербализация ритуального события, уточняется его лингвистическая составляющая, устанавливается зависимость успешности реализации события от его лингвистического обеспечения. Считается, что в ритуальной коммуникации над вербальными знаками доминируют знаки невербальные. В тоже время, будучи усеченным, вербальный компонент оказывается центральным элементом процедуры коронации, предусмотренным ее правилами. Клятва Елизаветы I заботиться о своих подданных и процветании королевства немногословна, однако она концентрированно передает весь смысл ритуала - использовать дарованную Богом верховную власть на благо подданных и всего королевства: «And whereas your request is that I should continue your good lady and be Queen, be ye ensured that I will be as good unto you as ever Queen was unto her people. No will in me can lack, neither do I trust shall there lack any power. And persuade yourselves that for the safety and quietness of you all I will not spare if need be to spend my blood. God thank you all».

Богоизбранность монарха подчеркнута использованием в речи гумилиативов как языковых знаков смиренности и покорности Божьей воле: «Christ was the word that spake it. He took the bread and break it; And what his words did make it That I believe and take it»; «This is the Lord's doing and it is marvellous in our eyes».

Клятва подданных на верность монарху формулировалась в процедуре ритуала коронации как ответ на вопрос о признании монарха ('The Recognition Question': «Will you take this most noble prince as your king and obey him with great reverence, love and willingness?» and Reply to the Recognition Question: 'Yea, Yea!'). В вербальной части коронационного ритуала - во время чтения канонических библейских текстов, сопровождающего коронацию властных персон, не допускались никакие отклонения, в том числе и процедурного характера.

И, наконец, отмеченной нами особенностью вербального компонента ритуального дискурса оказывается его вторичный / рефлективный характер, поскольку смысл и коммуникативные задачи властных ритуалов отражаются в вербалике их наблюдателей («The account at right was written by the Tudor chronicler Edward Hall»), реминисценциях и мемуарах участников и свидетелей («How can I describe the abundance of fine and delicate fare prepared for this magnificent and lordly feast, produced both abroad and in the many and various parts of this realm to which God has granted his bounty»).

На пятом этапе событию придается статус зрелища: для того, чтобы воздействовать на эмоции социума, оно должно стать визуально выразительным и эмотивно заряженным. Такой важный в государственном отношении ритуал, как коронация властных персон, неминуемо подвергался режиссуре и театрализации. Как отмечают свидетели коронации Елизаветы I, праздничные представления начались за день до церемонии коронации и разыгрывались в разных частях Лондона. Каждое представление (spectacle, pageant) было тщательно продумано, инсценировано и имело свой символический смысл. Оно разыгрывалось перед жителями столицы для того, чтобы разъяснить им суть ее будущего правления.

Так, первое представление напоминало народу о ее английском происхождении в противовес испанским корням Марии, а также о ее близком родстве с Генрихом VII, который положил конец тридцатилетней Гражданской войне. Актеры давали понять публике, что внучка того, кто остановил Войну Роз, объединит Англию и дарует ей мир («The first pageant laid out Elizabeth's genealogy, stressing her 'Englishness' (as opposed to the 'Spanishness' of Mary, who was half Spanish, and Philip, who was Spanish), and her descent from Henry VII and Elizabeth of York, whose marriage had put an end to years of civil war. The pageant made clear the implication that the granddaughter of those who ended the War of Roses would herself reunify England and bring peace to it»).

Второе представление ассоциировало будущее правление Елизаветы с четырьмя добродетелями - истинной верой, любовью к подданным, мудростью и справедливостью, которые побеждали зло, воплощенное в

предрассудках и невежестве («The second pageant showed Elizabeth's government characterized by the four virtues of True Religion, Love of Subjects, Wisdom and Justice trampling their opposite vices, including Superstition and Ignorance»).

Во время третьего представления Лорд-мэр вручил Елизавете предмет, сделанный из золота, символически демонстрирующий единение столицы и короны («During the third pageant the Lord Mayor presented Elizabeth with a gift of gold, symbolically demonstrating the interdependence of the City and the Crown»).

В четвертом спектакле процветающее королевство (Елизаветы) противопоставлялось разлагающемуся (Марии). Главным действующим лицом выступала Правда, которая преподносила королеве Библию с надписью на английском языке «Слово Правды». Королева, принимая дар, целовала библию и прикладывала ее к груди под громкие приветственные возгласы толпы («In the fourth pageant, a decaying commonwealth (Mary's) was contrasted with a thriving one (Elizabeth's). It featured the figure of Truth, who was carrying a Bible written in English and entitled the Word of Truth. Truth presented the Bible to the Queen, who kissed it and laid it on her breast to the cheers of the crowd»).

В пятом представлении предсказывалось долгое и благополучное правление Елизаветы: она изображалась в облике ветхозаветной Деборы-прорицательницы, спасшей Дом Израилев и правившей затем сорок лет («The task ahead of her was presented in the final pageant, with Elizabeth portrayed as Deborah, the Old Testament prophet, who rescued the House of Israel and then went on to rule for 40 years»).

Презентационная эффективность этих театрализованных представлений была огромной: комбинация знаков, вовлеченных в театральное действо, удачно высвечивала такие характеристики Елизаветы, как величие ее статуса и королевское достоинство в сочетании с простотой общения, и это нашло оклик в сердцах горожан, полюбивших ее («Elizabeth excelled in the starring role in such spectacles, managing gracefully to combine the dignity and grandeur of her position with a common touch that allowed the public to warm to her. The procession was basically a popularity contest and it was a resounding public relations success for the new queen»). Таким образом, именно благодаря театрализации, народ признал своего монарха еще за день до коронации («She emerged from the ceremony to greet her adorins fans wearing a big smile, her crown and carrying the orb and sceptre of her new office»)

Наконец, на шестом этапе с течением времени событие освобождается от ряда компонентов, которые оказались малосущественными в смысле воздействия, и повторяется уже в измененном виде. Изменения в англосаксонских властных ритуалах носят как сугубо семиотический, так и лингвосемиотический характер. Лингвосемиотические изменения ритуала коронации связаны с постепенной заменой языка ритуала с латинского на английский, компрессией текста клятвы. Коронация Вильгельма Завоевателя проводилась в Рождество 1066 г. на английском и французском языках.

Позже церковным языком коронации стала латынь, и только Елизавета I, являясь сторонницей компромиссных государственных решений («The ritual itself was a clever compromise between the Catholic practices that existed and the Protestant ones that she intended to introduce») и постепенно вытесняя ' католическую веру верой протестантской («The changes in the service were a

portent of the religious settlement to come and symbolic of her 'make-haste-slowly' approach to introducing change»), настояла на ведении коронации на двух языках - латыни и английском: «She was crowned in Latin by a Catholic bishop but parts of the service that followed were read twice - in Latin and English». Впоследствии латынь была полностью вытеснена из ритуала коронаций и заменена государственным языком Великобритании - английским.

В Заключения подводятся итоги исследования: выявлена специфика феномена абсолютной власти в англосаксонской лингвокультуре XVI века, определены его лингвосемиотические, лингвокультурные и дискурсивные I особенности; описана система облигаторных параметров дискурса

англосаксонской абсолютной власти, изучены семиотические, | номинативные, лингвостилистические, ритуальные и презентационные

$ средства властного воздействия в их совокупности.

Дальнейшие перспективы исследования связаны с изучением феномена власти, его номинативных и дискурсивных характеристик в разных лингвокультурах, сопоставительным исследованием властных лингво-семиотических пространств, разработкой лингвокультурного словаря англосаксонской власти.

Основное содержание работы отражено в следующих публикациях:

1. Анненкова, О.В. Англосаксонский властный дискурс и его лингвориторические характеристики / О.В. Анненкова // Лингвориторическая парадигма: теоретические и прикладные аспекты. - Межвузовский сборник научных трудов. - Сочи: Изд-во СГУТиКД, 2004. - 0,4 п.л.

2. Анненкова, О.В. Институциональные номинации англосаксонского / религиозного дискурса / О.В. Анненкова // Лингвистика. Перевод.

Межкультурная коммуникация (Вып. 4). - Пятигорск, 2005. - 0,5 п.л.

3. Анненкова, О.В. Лексико-семантическая группа англосаксонских 1 властных номинаций / О.В. Анненкова // Профессиональная коммуникация:

проблемы гуманитарных наук. - Вып. 1(1). - Филология, лингвистика, лингводидактика. - Волгоград: Изд-во ВГСХА, 2005. - 0, 3 п.л.

4. Анненкова, О.В. Словообразовательный аспект англосаксонской институциональной лексики / О.В. Анненкова // Профессиональная коммуникация: проблемы гуманитарных наук. - Вып. 1(1). - Филология, лингвистика, лингводидактика. - Волгоград: Изд-во ВГСХА, 2005. - 0,3 п.л.

5. Анненкова, О.В. Лексические номинации англосаксонского властного дискурса / О.В. Анненкова // Актуальные проблемы лингвистики и межкультурной коммуникации- (Вып. 3). - Волгоград: Волгоградское научное изд-во, 2005. - 0,3 п.л.

* 1833«

РНБ Русский фонд

2006-4 21339

Подписано в печать 27.09.2005 г. Формат 60x84/16. Бумага офсетная. Гарнитура Тайме. Усл. печ. л. 1,0. Тираж 120 экз. Заказ 258.

Издательство Волгоградского государственного университета. 400062, Волгоград, просп. Университетский, 100.

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Анненкова, Оксана Витальевна

Введение

Глава 1. Лингвокулыурная специфика англосаксонских властных номинаций

1.1. Феномен абсолютной власти и его проявление в англосаксонской 10 лингвокультуре

1.2. Англосаксонские лексические властные номинации

1.3. Англосаксонские словообразовательные властные номинации 37 Выводы к Главе

Глава II. Лингвокулыурная специфика англосаксонского властного дискурса

2.1. Дискурсивные характеристики англосаксонской абсолютной власти

2.2. Лингвостилистические особенности англосаксонского властного дискурса

2.3. Презентационная специфика англосаксонского властного дискурса

Выводы к Главе 2 ^

Введение диссертации2005 год, автореферат по филологии, Анненкова, Оксана Витальевна

Вся история человеческой цивилизации иллюстрирует следующую аксиому: без разделения личностей на отдающих распоряжения и исполняющих их невозможно возникновение даже минимально цивилизованного общества. С началом расслоения общества реальная власть от патриархальной верхушки и временных военных вождей постепенно стала переходить к более узкой, и впоследствии наследственной части племени - прослойке жрецов и вождей. На этом уровне отношений, когда право на власть стало доставаться не естественным путем (умнейшим и сильнейшим), у людей, претендующих на верховную власть, появляется потребность в средствах подавления недовольства других членов общества, которые, по достижении определенного интеллектуального или физического развития, перестали получать свою долю власти.

Власть, как самый древний и непреходящий институт, представлена догосударственными (племенная иерархия), надгосударственными (абсолютная монархия) й государственными (демократия) формами властной организации общества, являясь регулятором поведения населения. Ярким примером становления, укрепления и проявления абсолютной власти являлась Англия XVI века. Этот период в истории Англии характеризовался заметной консолидацией надгосударственной формы правления - властью монарха. Усиление королевской власти происходило во времена правления династии Тюдоров и сопровождалось непримиримой борьбой с римской католической церковью, парламентом и остатками феодальной знати. При Генрихе VIII и его дочери Елизавете I парламент принял статут, согласно которому королевские ордонансы и прокламации были приравнены к закону, введена англиканская церковь, во главе которой стал монарх, о чем свидетельствуют властные прецедентные тексты Act of Supremacy (1534), The Oath of Supremacy, 2nd Act of у, Supremacy (1559), Act of Parliament (1536), Elizabeth's Act of Uniformity

1559), The Thirty Nine Articles, etc.

В прецедентных текстах королевских указов, вердиктов и ордонансов отражается лингвосемиотическое пространство англосаксонской абсолютной власти той эпохи, выявляется система разноуровневых властных номинаций, просматриваются системообразующие признаки властного дискурса, его риторика, ритуальность и презентационные характеристики. * Настоящая диссертация посвящена изучению реализации номинативных функций монархической личности и формированию дискурса англосаксонской абсолютной власти. Исследование выполнено в лингвосемиотической парадигме, изучающей лингвокультурные процессы, инструменты и ресурсы дискурсивного воздействия власти на подданных.

Актуальность предпринятого исследования заключается в необходимости изучения лингвокультурной специфики абсолютной ,1} власти, выявления системообразующих признаков англосаксонского властного дискурса, определения его разноуровневых номинативных средств, лингвориторических и презентационных характеристик, а также его ритуальных параметров.

Объектом диссертационного исследования избран дискурс абсолютной власти англосаксонских монархов XVI века, предметом изучения является специфика лингвосемиотического пространства ^ англосаксонской власти - властные номинации и дискурсивные параметры.

Гипотеза исследования заключается в том, что англосаксонская абсолютная власть формирует лингвосемиотическое пространство в виде системы знаков семиотического (знаки власти), лингвосемиотического (ритуалы власти) и лингвистического (дискурс власти) характера с целью оказания максимального воздействия на подданных. й

Целью диссертации является определение феномена абсолютной власти, его семиотической, номинативной и дискурсивной специфики в англосаксонской лингвокультуре XVI века.

Для реализации поставленной в работе цели необходимо решить следующие исследовательские задачи:

-выявить специфику лингвосемиотического пространства англосаксонской абсолютной власти;

- описать номинативную специфику лексических, словообразовательных, паремиологических средств англосаксонской власти;

- определить тематическую направленность и жанровую специфику англосаксонского властного дискурса;

- охарактеризовать лингвориторическую специфику дискурса абсолютной власти;

- изучить ритуальную динамику англосаксонского властного дискурса;

- описать дискурсивные признаки англосаксонской абсолютной власти и их презентационные характеристики.

Функциональная и содержательная сложность изучаемого типа дискурса предопределили использование следующих методов анализа:

- метод исторической перспективы при исследовании исторических документов эпохи Тюдоров,

- гипотетико-индуктивный и гипотетико-дедуктивный методы,

- метод контекстуального анализа,

- метод интроспекции и ретроспекции,

- метод дискурс-анализа в той его части, где он был необходим для анализа исторических аутентичных текстов,

- описательный метод и его основные компоненты (наблюдение, интерпретация и обобщение),

- элементы контент-анализа,

- метод компонентного анализа лексических единиц,

- метод ономасиологического анализа, выявляющий понятийные категории изучаемого феномена,

- метод семасиологического анализа, верифицирующий понятийное пространство исследуемого явления,

- метод семиотического анализа, позволяющий выявить свойства и параметры лингвосемиотического пространства англосаксонской власти,

- лексико-семантический, синтаксический и стилистический анализ исторических текстов власти.

Материалом исследования послужили аутентичные исторические тексты публичных выступлений властных персон Англии XVI века, официальные документы этой эпохи, личная переписка Генриха VIII и Елизаветы I, мемуары современников, описывающих властные ритуалы. Всего было проанализировано около 100 текстов, что составляет около 50 п.л. Отбор лексического (около 700 единиц) и паремиологического (около 50 устойчивых словесных комплексов) материала производился по словарям The Concise Oxford Dictionary of the English Language (COD), The American Heritage Dictionary of the English Language (AHDEL), Webster's New Students Dictionary (WNSD), Collins Cobuild English Dictionary (CCED), The Oxford Concise Dictionary of Proverbs (OCDP), The Longman Dictionary of English Idioms (LDEI), The Random House Dictionary of The English Language (RHDE).

Теоретической основой диссертации послужили исследования по истории государственности (Аристотель, Полибий, Н. Макиавелли, Д. Локк, Ш. Монтескье), социологии власти (К. Кастанеда, Парсонс, Шекли, Шибутани), теории институциональности (Алмонд, Бердяев, Верба, Веблен, Дарендорф, О.В. Иншаков, Д. П.Фролов, Флигстин, Бергер, Лукман, Норт, Турен, Уильямсон, Уолш, Ходжсон), философии власти (Ж. Бодрийяр, П. Бурдье, М. Вебер, Ф. Гегель, М. Фуко, М. Хайдеггер), политологии (В. Н. Амелин, Г. А. Белов, К. С. Гаджиев, Г. А. Дегтярёв, А.

Г. Здравомыслов, В. В. Ильин, Б. И. Краснов, Г. Лассуэл, А. А. Пушкарёва, А. И. Соловьев), психологии властного взаимодействия (О. Барнс, Г. В. Болл, Т. Тоффлер) и дискурсу власти (Т.Н. Астафурова, Е.В. Бакумова, А.Н. Баранов, В.И. Карасик, М.В. Кочкин, Н.А. Купина, Э.Р. Лассан, А.В. Олянич, И.А. Стернин, А.П. Чудинов, Е.И. Шейгал).

Научная новизна исследования заключается в том, что впервые исследуется феномен англосаксонского властного дискурса; изучается его лингвосемиотическая и лингвокультурная специфика; выявляется система облигаторных параметров дискурса англосаксонской абсолютной власти, описываются семиотические, номинативные, лингвостилистические, ритуальные и презентационные средства властного воздействия в их совокупности.

Теоретическая значимость диссертации состоит в расширении и уточнении понятийного аппарата теории властной коммуникации, в дальнейшей разработке проблем прагмалингвистики, лингвокультурологии и риторики, связанных с ритуальными и презентационными особенностями англосаксонского дискурса абсолютной власти.

Практическая ценность работы состоит в том, что ее результаты могут быть использованы в вузовских курсах общего языкознания, социолингвистики, лингвокультурологии, стилистики и интерпретации текста; в спецкурсах по межкультурной коммуникации, риторике, обучению публичной речи студентов-филологов, а также при написании дипломных и курсовых работ по истории английского языка и страноведению.

Положения, выносимые на защиту: 1. Специфику лингвосемиотического пространства англосаксонской абсолютной власти отражают три группы знаков, номинирующих ситуацию властного взаимодействия: регулятивы (персоналии, титулы, формы обращения, роли, одеяния, регалии и символы королевской власти), процессивы (последовательность ритуальных действий) и классификаторы (знаки, знаменующие собой границы этапов ритуала -гимны, колокольный звон и т.д.).

2. Англосаксонские лексические властные номинации представляют участников, инструменты, ресурсы власти, а также властные действия, направленные на обретение, удержание, проявление и свержение власти. Словообразовательные властные номинации передают функциональный, темпоральный и пространственный признаки власти, делегированные субъектом абсолютной власти ее объектам - представителям институтов, охватывающих все сферы англосаксонского общества той эпохи.

3. Специфические системообразующие признаки властного дискурса заключаются в его авторитарности, дистанцированности, риторичности, ритуальности и презентационное™. Их оценка объектами власти вербализуется в англосаксонском паремиологическом фонде, отражающем преимущественно негативные и амбивалентные характеристики абсолютной власти.

4. Тематическая направленность властного дискурса изучаемой эпохи связана со свержением религиозной власти римской католической церкви и утверждением англиканской церкви, во главе которой встал монарх, подавлением инакомыслия. Жанровая специфика англосаксонского властного дискурса проявляется в трех типах властных жанров - повелевающем {edict, act, rescript, ordinance, ultimatum), регулирующем (verdict, injunction, statute, mandate, query, request, petition, bill, solicitation) и предписывающем (precept, order, command и dictate), реализуемых в письменном и устном формате.

5. Ритуальная динамика англосаксонского властного дискурса представлена в этапах ритуализации властного события:

1) топологическая обусловленность;

2) уточнение границ и семиотики властного ритуала;

3) регламентация хроно-, топо- и звукосемиотических компонентов ритуального процесса;

4) вербализация ритуального события;

5) драматизация ритуального события;

6) введение новых элементов ритуала, значимых для власти.

6. Презентационная специфика англосаксонского властного дискурса выражается в вариативности признаков властных номинаций на ** лексическом уровне (sheriffhood\ sheriffdom, sheriffship; sainthood, saintdom, saintship) и театрализации ритуального события на дискурсивном уровне.

Апробация работы. Основные положения и результаты диссертационного исследования докладывались на научных конференциях Волгоградского государственного университета (2004 - 2005 гг.), на аспирантских семинарах кафедры профессиональной иноязычной коммуникации, на ежегодной научно-практической конференции ^ Сочинского государственного университета туризма и курортного дела

Лингвориторическая парадигма: теоретические и прикладные аспекты» (2004 г., 2005 г.), на региональной конференции молодых исследователей Волгоградской области. По теме диссертационного исследования опубликовано 5 работ.

Объем и структура диссертации. Диссертационное исследование включает введение, две главы, заключение, список литературы, список лексикографических справочников, исторических, публицистических,

Заключение научной работыдиссертация на тему "Лингвокультурные характеристики англосаксонского властного дискурса"

Выводы к главе II

Системообразующими дискурсивными признаками англосаксонской власти являются четко прописанные участники -субъекты монархической религиозной исполнительной судебной власти (king, queen, prince; archbishop; sheriffs, officials; justices, judges) и объекты власти - представители всех сословий англосаксонского общества (bishops, deacons, abbots, earls, barons, foresters, stewards, servants, merchants, knights, subdeacons, freemen, liegemen, etc.); исторические персоналии (William Marshal, earl of Pembroke, William earl of Salisbury, Hubert de Burgh seneschal ofPoitou, etc.).

Отличительной особенностью англосаксонского властного дискурса является конкретизация хронотопа - времени и территории распространения власти («in the plain called Runnymede between Windsor and Stcmes, on the fifteenth day of June, in the seventeenth year of our reign»).

Системообразующие признаки властного дискурса также включают в себя институциональность, авторитарность, дистанцированность, риторичность, ритуальность, театральность. Институциональность характеризуется авторитарными правилами и ритуализованными рамками функционирования, поскольку власть как социальный институт реализуется в разного рода ритуализованных действиях, нормативных процедурах и организационных формах представленного в них уровня проявления власти. Авторитарность характеризуется безальтернативными дескриптивами (Just, rightful, supreme), прескриптивами (ought to be, shall be accepted and reputed), репрессивами (shall have full power and authority to repress), референтными номинациями лояльности субъекту верховной власти (is recognized by the clergy, corroboration and confirmation by convocations), наличием явных и скрытых форм авторитарного воздействия через прямые и косвенные речевые акты давления и нажима на подданных (уничижение, угрозы, возведение в абсолют права соверена судить, наказывать и миловать), которые реализуются указанием на божественное происхождение королевской власти и статусную неравноценность права наследования, дарования привилегий и вынесения приговоров инакомыслящим / нелояльным.

Разнообразие проявления авторитарности находит свое отражение в жанровой специфике англосаксонского властного дискурса - в трех типах властных жанров: повелевающем (edict, act, rescript, ordinance, ultimatum), регулирующем (verdict, injunction, statute, mandate, query, request, petition, bill, solicitation) и предписывающем {precept, order, command и dictate), реализуемых в письменном и устном формате, в которых своеобразно варьируются признаки «мирная / насильственная, явная / скрытая, легитимная / нелигитимная» реализация власти.

Параметры дистанцированности власти отчетливо обнаруживаются во властных паремиях, анализ смысловой структуры которых позволил выявить идеологемы - особый тип вербально закрепленных идеологических предписаний, сознательно культивируемый властью в сознании подданных всеми средствами воздействия. Идеологема, формируясь в культуре от официального верха к массовому низу, реализуется в виде логем, т.е. логико-семантических единиц дидактивно-поведенческого характера, фиксируемых в паремиях и вербализующих преимущественно негативную и амбивалентную оценку субъектов абсолютной власти ее объектами (подданными).

Англосаксонский властный дискурс предстает как конгломератный жанр, включающий признаки институциональной, риторической и ритуальной коммуникации со специфической композиционной структурой: 1) зачин, или набор этикетных формул приветствия, обращения, апелляции соверена к подданным; 2) вступление, или введение в тему, которое может одновременно являться средством установления контакта с аудиторией, представленной разными сословиями, привлечения их внимания и интереса; 3) главная часть выступления, состоящая из тематических блоков; 4) заключение. Каждая из композиционных частей выступления монарха выполняет определенные функции дискурса: фатическую, информационную, воздействующую и инспиративную.

Тематическая направленность властного дискурса изучаемой эпохи связана со свержением религиозной власти римской католической церкви и утверждением англиканской церкви, во главе которой встал монарх, подавлением инакомыслия.

Лингв остилистический анализ выступлений Тюдоров свидетельствует о высоком искусстве публичной речи монархов, отправным пунктом которого является знание законов риторики, умение оратора использовать широкий спектр лингвостилистических приемов, поддерживать у аудитории интерес к обсуждаемой теме и оратору на протяжении всего выступления, поскольку власть не только подчиняет объектов ее приложения, она активно «заигрывает» с ними, создавая иллюзию диалога между субъектом и объектом власти, в котором происходит двустороннее общение. Публичные выступления англосаксонских монархов могут быть отнесены к диалогизированному монологу, отличающемуся высокой степенью апеллятивносги, т.е. призывом к действию.

Исходя из результатов проведенного лингвостилистического анализа англосаксонского властного дискурса можно сделать вывод о том, что в выступлениях монархов наиболее частотным приемом фонетического уровня является аллитерация (15%), лексического уровня - метафора (12%), эпитет (5%) и метонимия (3%), синтаксического уровня - антитеза (9%), параллелизм (10%), полисиндетон (2%), градация (3%), повтор (анафора, эпифора, синтаксический - 11%), аллюзия (3%), инверсия (6%), авторский (11%) и риторический (10%) вопросы.

Ритуальная динамика англосаксонского властного дискурса представлена в этапах ритуализации властного события: 1) топологическая обусловленность, 2) уточнение границ и семиотики властного ритуала, 3) регламентация хроно-, топо- и звукосемиотических компонентов ритуального процесса, 4) вербализация ритуального события, 5) драматизация ритуального события, 6) введение новых элементов ритуала, значимых для власти.

Презентационная специфика англосаксонского властного дискурса выражается в театрализации ритуального события. Презентационная эффективность театрализованных представлений власти огромна, поскольку они включают хроно-, топо-, звукосемиотические и лингвосемиотические компоненты, удачно высвечивающие «рекламируемые» характеристики монарха (величие статуса и королевское достоинство в сочетании с простотой общения), затушевывающие амбивалентные или негативные действия властной персоны, популяризирующие государственную деятельность власти в целом.

154

Список научной литературыАнненкова, Оксана Витальевна, диссертация по теме "Германские языки"

1. Авакян, С. А. Практика Российской государственности / С.А.Авакян. -М.: Вестник МГУ. Серия 18. - 1997. - №1. - С. 23-29

2. Алмонд, Г., Верба, С. Гражданская культура и стабильность демократии / Г. Алмонд, С. Верба // Полис. 1992. - №4. - С. 122-143

3. Алюшин A. JL, Порус В. Н. Власть и политический реализм. Власть. Очерки современной философии Запада. М., Наука 1989

4. Амелин В. Н. Власть как общественное явление. Социально-политические науки. 1991. №2.

5. Апресян, Р. Г. Сила и насилие слова / Р.Г. Апресян // Человек. 1997- №5.-С. 133-137.1997

6. Аристотель. Сочинения в четырех томах. Т.4, М., 1984. С. 382

7. Арутюнова, Н. Д. Язык и мир человека / Н. Д. Арутюнова. М.: Языки русской культуры, 1998. - 896 с.

8. Астафурова, Т.Н., Стратегии коммуникативного поведения в профессионально-значимых ситуациях межкультурного общения / Т.Н. Астафурова. Автореф. . дис. д-рафилол. наук. - М., 1997. -47 с.

9. Байбурин, А. К. Некоторые вопросы этнографического изучения поведения / А.К. Байбурин // Национальные стереотипы поведения. М.: Наука, 1988.-С. 7-21.

10. Бакумова Е.В. Ролевая структура политического дискурса / Е.В. Бакумова. Дис. . канд. филол. наук. - Волгоград, 2002. - 200 с.

11. Байтин, М. И. Государство и политическая власть / М.И. Байтин. -Саратов, 1972. 112с.

12. Баранов, А.Н. Аксиологическая стратегия в структуре языка (паремиология и лексика) / А.Н. Баранов // Вопросы языкознания. 1989. - № З.-С. 74-91.

13. Баранов, А.Н. Аргументация как языковой и когнитивный феномен // Речевое воздействие в сфере массовой коммуникации А.Н. Баранов. М: Наука, 1990.-С. 40-52.

14. Барнс, Б. Природа власти. Политология вчера и сегодня Б. Барнс. М., 1990.-340с.

15. Барт, Р. Риторика образа // Барт Р. Избранные работы. Семиотика. Поэтика / Пер. с фр. М.: Прогресс, 1994. - 560 с.

16. Белов, Г. А. Политология / Г.А. Белов. М.: Наука, 1994. - 240с.

17. Белов, Г. А. Институциональная система политической власти / Г.А. Белов. М.: Кентавр. - 1996. - №4. - С. 4-19

18. Белов, Г. А. Пути эволюции нормативной политической системы российского общества / Г.А. Белов. М.: Вестник МГУ. - Серия 12. - 1997. -№1. - С. 8-20

19. Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности / П. Бергер, Т. Лукман. М., 1995. 340с.

20. Бердяев, Н. А. О назначении человека / Н.А. Бердяев. М.: Республика, 1993.-280с.

21. Бережная, Т. М. Современная американская риторика как теория и практика манипулирования общественным сознанием / Т.М. Бережная. Дисс. . канд. филол. наук. -М., 1988.-211 с.

22. Бурдье, П. Социология политики / П.Бурдье / Сост. и предисл. Н.А.Шматко. -М.: Socio-Logos, 1993.-340 с.

23. Вебер, М. Политика как призвание и профессия / Вебер. М. // Избр.произв. / под ред., Ю. Н. Давыдова. М., 1990. - 450с.

24. Веблен, Т. Теория праздного класса / Т. Веблен. М.: Прогресс, 1984. -340с.

25. Виноградов, С. И. Выразительные средства в парламентской речи / С.И. Виноградов // Культура парламентской речи. М.: Наука, 1994. - С. 66 - 77.

26. Власть при переходе от тоталитаризма к демократии. М.: Свободная мысль, 1993. - 236с.

27. Гаджиев. К. С. Заметки о перспективах Российской Государственности. (Национально территориальный аспект.) Вопросы философии. 1994 №9

28. Гайкова, О. В. Предвыборный дискурс как жанр предвыборной коммуникации / О.В. Гайкова. Дисс. . канд. Филол. наук. - Волгоград: 2002. - 200с.

29. Гальперин, И.Р. Очерки по стилистике английского языка / И.Р. Гальперин. М.: Изд-во лит-ры на иняз., 1958. - 459 с.

30. Гоббс, Г. Сочинения / Г. Гоббс. М., 1991. - Т. 2.

31. Гольдин, В. Е. К проблеме системного представления функций языка / В.Е. Гольдин // Язык и общество. Отражение социальных процессов в лексике. Межвуз. сб. научн. статей. Саратов: Изд-во Саратовского ун-та, 1986. - С. 3

32. Гончаров, Д. В., Гоптарева, И. Б. Введение в политическую науку. Юрист М., 1996 (С 42-44)

33. Дарендорф, Р. После 1989. Размышление о революции в Европе / Р. Дарендорф. -М.,1998. 180с.

34. Дегтярёв, А. А. Политическая власть как регулятивный механизм социального общения / А.А. Дегтярев. М.: Полис (Политические Исследования). - 1996. -№3. - С. 110-121

35. Дитрих, О. В. Языковые средства в сфере политики: метафора. Материалы Ш Параславянских чтений / О.В. Дитрих. Электронная версия. (http://arctogaia. krasu.ru/laboratory/p3/ditrikh.shtm) 1998 г.

36. Дмитриев, Ю. А. Соотношение понятий политической и государственной власти в условиях формирования гражданскогообщества. Государство и право 1994 №7 (С 59)

37. Драгоманов, М. Борьба за духовную власть и свободу совести в XVI-XVII столетии /М. Драгоманов. Электронная версия: www.history.ua/dragomanov/htm

38. Дубов, И. От Монтескье до наших дней / И. Дубов. М.: Диалог. 1993-№2.-С. 35-38

39. Здравомыслов, А. Г. Социология конфликта / А.Г. Здравомыслов. М.: Аспект пресс, 1996. - 190с.

40. Иванов, В. Н. Российский федерализм: что дальше? / В.Н. Иванов. -Социально-политический журнал. 1997. - №6. - С. 3-10

41. Ильин, В. В. Власть / В.В. Ильин. М.: Вестник МГУ. - Серия 12: социально-политические исследования. - 1992. - №3. - С. 12 - 28

42. Иншаков, О.В., Фролов, Д.П. Институционализм в Российской экономической мысли (IX XXI вв.): в 2 т. / О.В.Иншаков, Д.П. Фролов. -Волгоград: Изд-во ВолГУ, 2002 г.

43. Исаев, И. А. История государства и права России / И.А. Исаев. М., 1994. - 350с.

44. Карасик, В. И. Религиозный дискурс // Языковая личность: проблемы лингвокультурологии и функциональной семантики: Сб. науч. трудов. / В.И. Карасик. Волгоград: Перемена, 1999. - С. 5-19.

45. Карасик, В. И. О типах дискурса //Языковая личность: институциональный и персональный дискурс: Сб. науч. тр. / В.И. Карасик. -Волгоград: Перемена, 2000. С. 3-14.

46. Карасик, В. И. Языковой круг: личность, концепты, дискурс / В.И. Карасик. Волгоград: Перемена, 2002. - 476 с.

47. Кастанеда, К. Второе кольцо силы. Дар орла. Огонь изнутри. Сила безмолвия / К. Кастанеда. Т. 2. - М.: София - Гелиос, 2002

48. Ковалева, Е.И. Преемственность традиций классической риторики в американском публичном выступлении (на материале выступлений общественно-политических деятелей США) / Е.И. Ковалева. Дисс. . канд. филол. наук. - Москва, 2000. - 204 с.

49. Кохтев, Н.Н. Основы ораторской речи / Н.Н. Кохтев. Москва: Изд-во МГУ, 1992.-240 с.

50. Кочкин М.Ю. Политический скандал как лингвокультурный феномен / М.Ю. Кочкин. Дисс. . канд. филол. наук. - Волгоград, 2003. - 184 с.

51. Краснов, Б. И. Власть как явление общественной жизни / Б.И. Краснов. М.: Социально-политический журнал, 1991. №11. -С. 35-45

52. Краснов, Б. И. Власть как общественное явление/ Б.И. Краснов. М.: Социально-политический журнал, 1994. №7. - С. 45-56

53. Крюков, А. В. Концептуализация интеллектуальных характеристик человека (на материале русского и английского языков) / А.В. Крюков. -Автореф. дисс. канд. филол. наук. Волгоград, 2005. - 24с.

54. Купина, Н. А. Тоталитарный язык: словарь и речевые реакции / Н.А. Купина. Екатеринбург - Пермь: Изд-во Уральского ун-та - ЗУУНЦ, 1995. -144 с.

55. Маколи, М. Становление новой Российской государственности: опыт прогноза / М. Маколи. М.: Полис. 1993. - №3. - С. 34-39

56. Маркс, К., Энгельс, Ф. Сочинения. -М.: Госполитиздат, 1956. Т. 23.

57. Мельников, Ю. Легитимность власти / Ю. Мельников. М.: Власть, 1996. -№4.-С. 37

58. Миронов, В. А. Российское государственное строительство в постсоюзный период (1991-1994 гг.) / В.А. Миронов. М.: Кентавр. - 1994. -№4.-С. 57-69

59. Метелица, Е. В. Дискурс дипломатического протокола в англоязычной ритуальной коммуникации / Е.В. Метелица. Дис. . канд. филол. наук. -Волгоград, 2003. - 250 с.

60. Ножин, Е.А. Мастерство устного выступления / Е.А. Ножин . Москва: Политиздат, 1989.-255 с.

61. Норт, Д. Институты, институциональные изменения и функционирование экономики / Д. Норт. М.: Фонд экономической книги «Начала», 1997. - 450с.

62. Олянич, А.В. Презентационная теория дискурса / А.В. Олянич.

63. Волгоград: Парадигма, 2004. 507с.

64. Панарин, А. С. Политические системы современности. Политология / А.С. Панарин. М., 1997. 350с.

65. Парсонс, Т. Мотивация экономической деятельности / Т. Парсонс // О структуре социального действия. М., 1994. - С. 79-98

66. Подорога, В. А. Власть и познание / В.А. Подорога // Власть: Очерки Современной Философии Запада. М.: Наука, 1989.- 207с.

67. Политология. Учебное пособие для Высших Учебных Заведений / Под ред., Г. В. Полуниной. М.: Акалис, 1996. - 270с.

68. Почепцов, Г. Г. 2001 Почепцов Г.Г. Теория коммуникации. М.: Рефл-бук, 2001.-460 с.

69. Психологические механизмы регуляции социального поведения. Колл. монография. - М.: Наука, 2003. - 340с.

70. Пугачев, В. П., Соловьев, А. И. Введение в политологию / В.П. Пугачев, А.И. Соловьев. М., 1995. - 385с.

71. Пушкарева, Г. В. Власть как социальный институт / Г.В. Пушкарева. М.: Социально-политический журнал. - 1995. - №2. - С. 87-93

72. Радугин А. А. Политология / А.А. Радугин. М.: Центр, 1996. 230с.

73. Ритуальное пространство культуры: Материалы международного форума. СПб, 2001. - 340 с.

74. Розеншток-Хюсси, О. Речь и действительность / О. Розеншток-Хюсси. М: Лабиринт,1994. 214 с.

75. Розеншток-Хюсси О. Бог заставляет нас говорить / О. Розеншток-Хюсси. -М.:Канон+, 1997.-288 с.

76. Савенкова, Е.И. Лингвориторические особенности публичной речи / Е.И. Савенкова. М.: Полис, 2002. 220с.

77. Силин, А. Философия и психология власти / А. Силин. Свободная Мысль. - 1995.-№12.-С. 30-38

78. Слышкин, Г. Г. Дискурс и концепт (о лингвистическом подходе к изучению дискурса) / Г.Г. Слышкин // Языковая личность: институциональныйи персональный дискурс: Сб. научн. тр. Волгоград: Перемена, 2000. - С. 38

79. Смирнов, А.И. Вещи власти/А.И. Смирнов.-М.: Полис, 2004.-120с.

80. Со Ын Ён. Речевой жанр современного церковно-религиозного послания / Со Ын Ён. Дис. . канд. филол. наук. - М., 2000. - 170 с.

81. Современная политическая лингвистика: Материалы международной научной конференции. Екатеринбург, 2003. - 200 с.

82. Соловьёв, В. С. Сочинения. В 2 Т. - М., 1990. - Т. 1. - С. 458-530

83. Сорокин, П.А. Социальная и культурная мобильность / А.П. Сорокин // Человек, цивилизация, общество / Под ред. А.Ю. Согомонова. М., 1992. - С. 45-64

84. Сосланд, А. Харизма современного политика и как ее создавать / А. Сосланд // Логос. М., 1999. - № 9. - С. 87-95.

85. Стернин, И.А. Речевое воздействие как интегральная наука / И.А. Стернин // Избранные статьи. Воронеж, 2002. - 140с.

86. Токвиль, А. Демократия в Америке А. Токвиль. М., 1992. - 180с.

87. Толстой, Н.И. Язык и народная культура. Очерки по славянской мифологии и этнолингвистике / Н.И. Толстой. М.: Индрик, 1995. - 512 с.

88. Турен, А. Возвращение человека действующего: Очерк социологии / А. Турен.-М., 1998.-260 с.

89. Уильямсон, О. Экономические институты капитализма: фирмы, рынки, «отношенческая» контрактация / О. Уильямсон. СПб., 1996. - 340с.

90. Уолш, Д. Социология и социальный мир / Д. Уолш // Новые направления в социологической теории. М.: Прогресс, 1978. - С. 134152

91. Федорин, Н.И. Ритуализация пространства / Н.И. Федорин // Ритуальное пространство культуры: Материалы международного форума. СПб, 2001. - С.34.67

92. Филинский, А.А. Солидаризация в политическом дискурсе / А.А. Филинский // Лингвистические исследования 2001: Сб. науч. тр. СПб, Изд-во ИЛИ РАН, 2001. - С. 93-100.

93. Философия власти / Под ред. В. В. Ильина. М.: Изд. МГУ, 1993. - 280с.

94. Философский словарь. М.: БСЭ, 1986. - 450с.

95. Флигстин, Н. Поля, власть и социальные навыки: критический анализ новых институциональных течений / Н. Флигстин // Экономическая социология: новые подходы к институциональному и сетевому анализу. М.: РОССПЭН, 2002. - С. 45-69

96. Формановская, Н.О. Речь и этикет / Н.О. Формановская. М.: Русский язык, 1982. - 130с.

97. Фрезер, Д. Золотая ветвь: исследование магии и религии. М.: ИПЛ, 1980. - 780 с.

98. Хабермас, Ю. Философский дискурс о модерне / Ю. Хабермас. М.: Весь мир, 2003.-416 с.

99. Ходжсон, Д. Экономическая теория и институты / Д. Ходжсон. М.: РОССПЭН, 2003.-280с.

100. Холмс, С. Чему нас учит Россия. Слабое государство угроза свободе / С. Холмс. - Открытая политика. - 1997. - №11.

101. Чертов, Л.Ф. Ритуал как форма семиотизации пространства / Л.Ф. Чертов // Ритуальное пространство культуры. Спб.: Изд-во Санкт-Петербургского философского общества, 2001. - С. 56-61.

102. Чесноков, П.В. Основные единицы языка и мышления / П.В. Чесноков. -Ростов н/Д.: Ростовское кн. изд-во, 1966. 288 с.

103. Чудинов, А.П. Россия в метафорическом зеркале: когнитивное исследование политической метафоры (1991-2000): Монография / А.П. Чудинов. Екатеринбург, 2003. - 238 с.

104. Шабо, Ж.-Л. Государственная Власть: Конституционные пределы и порядок осуществления / Ж.-Л. Шабо. Полис. - 1993. - №3. - С. 15-23

105. Шаран, П. Сравнительная Политология / П. Шаран. 4.1. - М., 1992. -190с.

106. Шейгал, Е. И. Семиотика политического дискурса. Москва Волгоград: Перемена, 20006. - 367с.

107. Шекли, Р. Цивилизация статуса / Р. Шекли. М.: ЭКСМО, 2004. - 360с.

108. Шибутани, Т. Социальная психология / Т. Шибутани. М.: Прогресс, 1969.-290с.

109. Школьник, JI.C. Исследования речевого воздействия: целевой подход (обзор) / Л.С. Школьник // Язык как средство идеологического воздействия. Сборник обзоров. Москва, 1983. - С. 122 - 138.

110. Akerlof, G.A. Labor Contracts as Partial Gift Exchange / G.A. Akerlof // Quarterly Journal of Economics. -1982. Vol. 97 (Nov.) - P. 543-569

111. Armstrong K. A History of God. The 400 -Year Quest of Judaism, Christianity and Islam / K. Armstrong. N.Y.: Ballantine Books, 1993. - 490 p.

112. Barsky, R.F. Discourse analysis / R.F.Barsky.-N.Y.: Heineman, 1997. 340 p.

113. Becton, J. The Military and Public Behavior / J. Becton // Public Talk: Online Journal of Discourse Leadership. Penn National Commission on Society, Culture and Community. Penn Publications, 1998. P. 67-98

114. Best, M.H. The New Competition / Institutions of Industrial Restructuring / M.H. Best. Polity Press, 2002. - 280 p.

115. Bonini, N., Egidi, M. Cognitive Traps in Individual and Organizational Behavior: Some Empirical Evidence / N.Bonini, M. Egidi. WP 1999-04/ CEEL, 1999

116. Bourdieu P. Language and Symbolic Power / P. Bourdieu. Cambridge: Polity Press, 1991. 340 p.

117. Carpenter, D. The Westminster Abbey / D. Carpenter-L.:Harper, 1998. 48p.

118. Courtland, M. An Introduction to Discourse Analysis / M. Courtland. -London, 1977. 212 p.

119. Debord, G. La Societe du Spectacle / G. Debord.-P.: Buchet, 1967. 328 p.

120. Dijk, van T.A. Discourse as Structure and Process / N.A. van Dijk. Vol.1. -London: Sage publications, 1998. - 356 p.

121. Edelman, M. Constructing the Political Spectacle / M. Edelman. Chicago: University of Chicago Press, 1988. - 137 p.

122. Eggertson, T. Economic Behavior and Institutions / T. Eggertson. Cambridge University Press, 1990. - 420 p.

123. Elster, J. Emotions and Economic Theory / J, Elster // Journal of Economic Literature. 1998. - Issue 36. - P. 47-74

124. Ellyson S., Dovisio J. Power, Dominance, and Nonverbal Behavior / S. Ellyson, J. Dovisio. N.Y.: Springer Publ., 1985. - 257 p.

125. Fairchild, E.M. The Function of the Church / E.M. Fairchild // American Journal of Sociology. 1986. - Vol. 2. - № 2. - P. 23-29

126. Fischer-Lichte, E. Theater as Cultural System (from the Book "The Semiotics of Theater") / E. Fischer-Lichte // Shine: Theatre Theory. Issue #21, June-July 2001.-P. 68-89.

127. Goffinan, E. The Presentation of Self in Everyday Life / E. Goffman N-Y.,1959. -270 p.

128. Hovland, C. Order of Presentation Persuasion / C.Hovland. New Haven, 1957.-240p.

129. Iribarren, D. From Economic Activity to Understanding Spaces / ESPC Centre for Research on Innovation and Competition, 2003. 140 p.

130. Hodgson, G.M. Economics and Institutions: A Manifesto for a Modern Institutional Economics / G.M. Hodgson. N.Y.: Polity Press, 1988. - 360 p.

131. Laswell, H.D. The Structure and Function of Communication in Society / H.D. Laswell // The Communication of Ideas / Ed. by E. Bryson. N.Y., 1948. - P. 234248

132. Lotman, J. Theatre and Theatricality in the Order of Early Nineteenth Century

133. Culture / J. Lotman // Semiotics and Structuralism. New York: Baran Henryk (ed.).i1.ternational Art and Science Press, 1976. P. 33-63.

134. Mukarzhovsky, J. On the Current State of the Theory of Theatre / J. Mukarzhovsky // Structure, Sign, and Function. Selected Essays by Jan Mukarzhovsky. New Haven & London: Yale University Press. 1978. - P. 45-69.

135. North, D. Institutions / D. North // Journal of Economic Perspectives. 1991. -Vol. 5. -№ 1. - P. 110-120

136. Personality, Roles, and Social Behavior / Ickes W. a. Knowles E.S. (eds.) -N.Y. etc.: Springer-Verb, 1982. 362 p.

137. Nee, V. Sources of the New Institutionalism / V. Nee // The New Institutionalism in Sociology. -N.Y.: Russel Sage, 1998. P. 1-16

138. Role Theory: Concepts and Research / Biddle B.J. a. Thomas E.J. (eds.) -Huntington (N.J.): Krieger, 1979. 453 p.

139. Ruterford, M.C. Institutions in Economics: The Old and the New Institutionalism / M.C. Ruterford. Cambridge University Press, 1994. - 390 p.141. Schafifher, Porsh 1993

140. Searle, J. The Construction of Social Reality / J. Searle. N.Y.: Free Press, 1995. -400p.

141. Sen, A. Rational Fools: a Critique of the Behavioral Foundations of Economic Theory / A. Sen // Philosophy and Public Affairs. 1997. - 6 (4). - P. 317-344

142. Simon H. From Substantive to Procedural Rationality / H. Simon. N.Y: De Groyter, 1957. - 200p.

143. Simon, H.A. Administrative Behavior / H.A. Simon. N.Y., 1976. - 390p.

144. Simon, H. Rationality in Psychology and Economics / H. Simon // The Behavioral Foundations of Economic Theory. Journal of Business (supplement). -1986.-P. 209-224

145. Stiglitz, J.E. Another Century of Economic Science / J.E, Stiglitz // The Future of Economics / J.D. Hey (ed.). Oxford & Cambridge: Blackwell, 1992. - P. 134141 1992;

146. Sugden, R. Spontaneous Order / R. Sugden // Journal of Economic Perspectives. 1989. - Vol. 3. - № 4. - P. 56 - 68

147. Veblen, T. The Place of Science in Modern Civilization and Other Essays / T. Veblen. N.Y.: Huebsch, 1919. - 560p.

148. Wossner, J. Soziologie. Ein Einfuehrung und Grundlegung / J. Wossner. -Wien, Koeln, Gratz: Verlag Hermann Boehaus Nachv., 1970. 450s.

149. Исторические и страноведческие источники

150. Баг, Е. A. A Glimpse of English History / E. А. Баг . M., 1987

151. Барановский, JI.C., Козикис, Д.Д. Учебно-методическое пособие по страноведению / Л.С.Барановский, Д.Д.Козикис. М.,1985.

152. Бурова, И.И. The History of England. Absolute Monarchy / И.И. Бурова. СПб: Питер Пресс, 1997.

153. Бурова, И.И. The History of England. Parliamentary Monarchy / И.И. Бурова. СПб: Питер Пресс, 1997.

154. Власова, Е.Л., Грин, B.C. A glimpse of English-speaking countries / E.Л.Власова, В.С.Грин. -M.: Наука, 1969.

155. Монмутский, Г. История бриттов / Г.Монмутский. М.: Наука, 1984.

156. A Glimpse of English Speaking Countries M.: Nauka, 1969.

157. McDowall, D. An Illustrated History of Britain / D.McDowall. -Longman, 1989.

158. Bell, J. J. The History of England / J.J. Bell. London, 1994.

159. Britain and Its People. Foreign and Commonwealth Office. London, 1992.

160. Britain's Kings and Queens. Pitkin Pictorials Ltd, 1974.

161. Carpenter, E. Westminster Abbey / E. Carpenter, . London, 1978

162. Encyclopaedia Britannica. Encyclopaedia Britannica Inc., 1965.

163. English Architecture. London, Foreign and Commonwealth Office, 1986.

164. Focus on Britain. London, Foreign and Commonwealth Office, 1992.

165. Ф 16. Gardner, H. The New Oxford Book of English Verse (1250 1950) / H.1. Gardner.-OUP, 1972.

166. Halliday, F. A. Concise History of England. From Stonehenge to the Atomic Age / F. A. Halliday. OUP, 1981.

167. Henry VIII, King of England. Excerpt from "Assertio Septem Sacramentorum" // English History in the Making. Vol I. William L. Sachse, Ed. New York: John Wiley and Sons, 1967.182-183.

168. Kosheeva, N.E. The English National Character / N.E.Kosheeva. -М.Д978.

169. Morton, A. A People's History of England / A.Morton. London, 1956.

170. Poulsen, Ch. The English Rebels / Ch.Poulsen. London, 1984.

171. Siegmund-Schultze, D. Britain: Aspects of Political and Social Life / D. Siegmund-Schultze. VEB Verlag Enzyklopadie, Leipzig, 1985.

172. Stroud, M. Magna Carta / M. Stroud. London,1983.

173. This is Great Britain: Scotland. London, Foreign and Commonwealth Office, 1985.

174. This is Great Britain: Wales. London, Foreign and Commonwealth Office, 1985.

175. This is Great Britain: Ireland. London, Foreign and Commonwealth Office, 1987.

176. This is Great Britain: England. London, Foreign and Commonwealth Office, 1989.

177. This is Great Britain: English Traditions. London, Foreign and Commonwealth Office, 1989.

178. Tenson, I.A., Voitova, G.A. Habits and Ways in Great Britain and the United States /1.A. Tenson, G.A. Voitova. M., 1979.

179. Trevelyan, G. Illustrated English Social History / G. Trevelyan. London, Penguin Books, 1966.

180. Vesely, K. The English Speaking Countries / K. Vesely. Praha, 1983.

181. Voronikhina, L., Mikhailova, T. Glimses of British Art / L. Voronikhina, T.Mikhailova. Leningrad, 1978.

182. Zaitseva, S. Early Britain / S.Zaitseva M.: Prosveshcheniye, 1975.1. Интернет-источники

183. Сетевая энциклопедия Брокгауза и Эфрона: www.knowledgehistorv.ru

184. British historical Documents: www.bhd.org

185. Queen Elizabeth's Quotes: www.elizabethregina.uk

186. History Resource Book: Нешу VIII, his life, poetry and speeches: www.murravfordham.edu

187. Act of Supremacy (1534), The Oath of Supremacy, 2nd Act of Supremacy (1559), Act of Parliament (1536), Elizabeth's Act of Uniformity (1559), The Thirty Nine Articles, Thirty Nine Articles: www.wikipedia.com

188. Queen Elizabeth's Coronation: www.maritimegreenwich.com

189. Life in the Elizabethan Period: www.dm.net

190. Gardiner Constitutional Documents of the Puritan Revolution: www.gardiner.com

191. Essays and Articles on Sixteenth Century Renaissance English Literature: www.AnniinaJokinen.org.

192. Henry VIII and His Church: www.richardrex.org

193. Henry VIII's Speech before Parliament, 1545: www.primarvsources.com

194. Лексикографические справочники

195. The Concise Oxford Dictionary of the English Language. OUP, 2003 (COD)

196. The American Heritage Dictionary of the English Language. N.Y.: Random House Pbl, 1997 (AHDEL),

197. Webster's New Students Dictionary. N.Y.: Meiriam Webster Pbl.Co., 1999 (WNSD)

198. Collins Cobuild English Dictionary. L.: Collins Pbl., 2000 (CCED)

199. The Oxford Concise Dictionary of Proverbs. Oxford: OUP, 1996 (OCDP)

200. The Longman Dictionary of English Idioms. L.: Longman, 1997 (LDEI)

201. The Random House Dictionary of The English Language. N.Y.: Random House Pbl., 1979 (RHDE).

202. The Microsoft Bookshelf Encyclopedia on CD-ROM, 1998.