Лингвокультурологические характеристики категории посессивности в русском и немецком языках

Милованова, Марина Васильевна

автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.20
диссертация на тему: Лингвокультурологические характеристики категории посессивности в русском и немецком языках

Год: 2007
Автор научной работы: Милованова, Марина Васильевна
Ученая cтепень: доктора филологических наук
Место защиты диссертации: Волгоград
Код cпециальности ВАК: 10.02.20

Диссертация по филологии на тему 'Лингвокультурологические характеристики категории посессивности в русском и немецком языках'

Полный текст автореферата диссертации по теме "Лингвокультурологические характеристики категории посессивности в русском и немецком языках"

На правах рукописи

МИЛОВАНОВА Марина Васильевна

ЛИНГВОКУЛЬТУРОЛОГИЧЕСКИЕ ХАРАКТЕРИСТИКИ КАТЕГОРИИ ПОСЕССИВНОСТИ В РУССКОМ И НЕМЕЦКОМ ЯЗЫКАХ

10.02.20 — сравнительно-историческое, типологическое и сопоставительное языкознание

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук

Волгоград — 2007

003064848

Работа выполнена в Государственном образовательном учреждении высшего профессионального образования «Волгоградский государственный педагогический университет».

Научный консультант — доктор филологических наук,

профессор Владимир Ильич Карасик.

Официальные оппоненты: доктор филологических наук,

профессор Олег Анатольевич Радченко\

доктор филологических наук, профессор Сергей Петрович Хижняк;

доктор филологических наук, профессор Елена Викторовна Якимович,

Ведущая организация — Кемеровский государственный

университет.

Защита состоится 13 ноября 2007 г. в 10.00 час. на заседании диссертационного советаД 212.027.01 в Волгоградском государственном педагогическом университете по адресу: 400131, г. Волгоград, пр. им. В.И. Ленина, 27.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Волгоградского государственного педагогического университета.

Автореферат разослан ¿¿О августа 2007 г.

Ученый секретарь диссертационного совета кандидат филологических наук, доцент

Н.Н. Остринская

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Данная работа выполнена в русле категориальной лингвокуль-турологии. Объектом исследования является категория посессивности — комплексного отношения принадлежности и обладания. Предметом изучения выступают ее лингвокультурологические характеристики, закрепленные в семантике глагольных единиц в русском и немецком языках.

Проблема изучения репрезентации в языке универсальных категорий человеческого сознания и культуры всегда привлекала внимание лингвистов, поскольку именно из этих категорий и строится в каждой культуре своя особая модель мира (Гак 1998; Гуревич 1984; Топоров 1983; Чинчлей 1996; Яковлева 1994).

Человек — одушевленный субъект — существует в определенном пространстве, где его окружает множество разнообразных объектов, с которыми он вступает в различного рода отношения. Одними из ведущих в процессе познания человеком окружающей действительности являются отношения посессивности. Универсальная категория посессивности исследуется с различных сторон: с точки зрения структуры (Бондарко 1996; Копров 2002; Чинчлей 1996; Heine 1997; Seiler 1983), различных способов выражения (Журинская 1979; Кибрик 2003; Николаева 2000; Селиверстова 2004; Herslund, Baron 2001), характеристики выражающих ее языковых средств, набор которых для каждого языка индивидуален (Бирюкович 1990; Друзина 2005; Мелиг 2004; Циммерлинг 2000; Bolkestein 1983; Lehmann 1996). Однако, если посессивные местоимения во многих языках — это нечто неоспоримое, то вопрос о семантической области посессивности в целом до сих пор остается неизученным.

тальты как единицы хранящейся в памяти информации (Демьянков 1996; Красных 1998; Минский 1979; Фрумкина 2001; Lakoff, Johnson 1980); национально-культурные стереотипы, отраженные в языке (Ле-вонтина, Шмелев 2000; Кобозева 2000; Прохоров 1997); собственно характеристика языковой картины мира представителей определенной культуры через описание устойчивых мотивов, норм поведения, правил (Бабаева 2004; Вежбицкая 1992; Шаховский 1998; Шмелев 2002). Исследования, проводимые в русле обозначенной проблематики, опираются, в свою очередь, на важнейшие философские и лингвистические концепции (Гумбольдт 1984; Есперсен 1958;Сэпир 1993; Потебня 1913; Радченко 1997; Brentano 1874; Brunot 1936 и др.), постулирующие необходимость рассматривать реальную действительность в соотнесении с ее отражением в содержании языковых форм.

Носители разных языков и культур по-разному видят и структурируют окружающую действительность. Одни и те же концепты могут интерпретироваться неоднозначно (см.: Карасик 1992). В связи с этим весьма актуальными в рамках отражения в языке национально-культурных особенностей являются сопоставительные исследования базовых универсальных категорий, особенно на материале неблизкородственных языков, в частности, русского и немецкого. Универсальные категории представляют сетку координат, наложенную на действительность, через которую люди воспринимают мир (Гуревич 1984).

Категория посессивности играет исключительно важную роль в концептосфере человека. На протяжении всей своей жизни человек всегда чем-то и кем-то владел. Вместе с развитием института собственности развивались и средства отражения этого понятия в языке. Мы исходим из того, что осмысление становления посессивных отношений, их развития в процессе поступательной деятельности человека происходило в каждой культуре по-разному, будучи обусловлено определенной иерархией ценностей, прежде всего националыю-куль-турной спецификой, что нашло отражение в русском и немецком языках. Несмотря на интерес лингвистов к проблемам репрезентации в языке посессивности, многие аспекты этой сложной категории еще не получили должного освещения в науке. В частности, не существует однозначной трактовки понятия посессивности; не систематизированы разноуровневые средства выражения посессивных отношений; недостаточно освещены предикативные способы выражения в языках поступательного динамического развития отношений посессии, в которых центральной языковой единицей выступает глагол. Все вышесказанное определяет выбор темы и актуальность предпринятого исследования.

В основу выполненного исследования положена следующая гипотеза: категория посессивности представляет собой особый тип ментальных образований, содержанием которого является динамика сферы субъекта, что находит отражение в семантике глагольных единиц и обладает лингвокультурной спецификой.

Цель исследования — установить и описать лингвокультуроло-гические характеристики категории посессивности применительно к семантике русских и немецких глаголов.

Достижение цели предполагает решение следующих задач:

— определить категориальную специфику посессивности;

— построить фрейм посессивности;

— систематизировать предикативные средства выражения категории посессивности в русском и немецком языках;

—• охарактеризовать закономерности репрезентации посессивности в семантике русских и немецких глаголов;

— выявить диахронические характеристики базовых посессивных предикативных конструкций в сравниваемых языках;

— установить лингвокультурную специфику категоризации посессивности в русском и немецком языках.

Используемые методы анализа, направленные на сопоставительное лингвокультурологическое изучение русских и немецких предикативных средств выражения категории посессивности, базируются на тех методологических принципах, в основе которых лежит понимание языка как важнейшего средства общения и признание единства сущностного и функционального в языке (см.: Будагов 1983; Кацнельсон 1984; Слюсарева 1981; Солнцев 1977), а также взаимосвязи таких фундаментальных свойств языка, как системность, социальность, исторический характер развития и психологическая сущность (Караулов 1987). При рассмотрении языковых явлений с позиций лингвокультурологического подхода привлекался аспект диахронии.

При анализе языковых фактов мы учитываем такие принципы исследования содержательной стороны языка, которые базируются на представлении о постоянном взаимодействии лексических и грамматических явлений (Виноградов 1969;Кубрякова 1981; 1995; Лопушан-ская 1988; Маслов 1984; Милославский 1981; Серебренников 1983; Шведова 1985; Шелякин, 1987; Ярцева 1968 и др.).

Названные методологические принципы лежат в основе комплексной методики описания материала. Для решения поставленных задач использованы общенаучные методы — наблюдение, анализ, синтез, сравнение, моделирование, интроспекция, а также частные лингви-

стические методы компонентного, контекстуального, этимологического анализа. Функционирование глаголов как средств выражения посессивных отношений рассматривается нами в составе предложения как коммуникативной и предикативной единицы (Сиротинина 1980) и одновременно единицы текста — высказывания (Степанов 1995).

Материалом для исследования послужили тексты художественной литературы русских и немецких авторов (и в некоторых случаях их переводы). Всего анализу было подвергнуто более 10000 словоупотреблений. В том числе источником для сплошной выборки глаголов в русском языке послужили тексты Успенского сборника (XII—XIII вв.), Апракоса Мстислава Великого (XI в.), Изборника Святослава 1076 г., Повести временных лет, Летописи Новгородской (первой) по Синодальному списку (XIII—XIV вв.); в немецком языке — тексты «Песнь о Нибелунгах» (Das Nibelungenlied) (XII в.), «Хроника императоров одного регенсбургского священника» (Die Kaiserchronik eines Regensburger Geistlichen) (XII в.), а также произведения некоторых наиболее известных немецких поэтов раннего Средневековья (XI—XIII вв.). Nibelungenlied относится к наиболее читаемым и переписываемым поэтическим произведениям позднего Средневековья. В настоящее время существует десять полных (или почти полных) списков, а примерно двадцать рукописей сохранились лишь фрагментарно. Наиболее важными рукописями являются Санкт-Галленерская (St. Gallener Handschrift) (В), Хохенэмс-Ласбергская (Hohenems-Laßbergische Handschrift) (С) и Хохенэмс-Мюнхенская (Hohenems-Münchener Handschrift) (А). Нами была привлечена для отбора фактического материала методом сплошной выборки рукопись С—Хохенэмс-Лас-бергская (Hohenems-Laßbergische Handschrift), как наиболее древняя и полная (она содержит 38 песен, около 2500 четверостиший). Песнь о Нибелунгах была сложена около 1200 г., т. е. на стыке древневерхненемецкого и средневерхненемецкого периода истории немецкого языка. Хроника императоров (Kaiserchronik) представляет собой стихотворное описание деяний римских и германских императоров, в нее включены разного рода легенды и фантастические рассказы. Это произведение, написанное приблизительно в середине XII в., содержит около 17000 стихов. При цитировании памятника (немецкий язык) цифра, стоящая перед примером, обозначает номер строфы (Kaiserchronik) или номер четверостишия (Das Nibelungenlied). Кроме этого, привлекались материалы толковых исторических и современных словарей русского и немецкого языков.

аспектах: 1) принадлежность, обладание, включение объекта в сферу субъекта; 2) абстрактная и конкретная посессивность; 3) статическая и динамическая посессивность. Разработана типология предикативных средств выражения посессивных отношений в русском и немецком языках. Установлена динамическая фреймовая структура посес-сивности, позволяющая выявить лингвокультурную специфику вербализации в неблизкородственных языках становления и развития отношений посессии. Охарактеризовано отражение в семантике глагольных единиц процессов про-активного и ре-активного освоения объектов внешнего мира. Выявлены диахронические характеристики базовых посессивных предикативных конструкций в сопоставляемых языках.

Теоретическая значимость исследования состоит в том, что данная работа вносит вклад в развитие категориальной лингвокульту-рологии, характеризуя репрезентацию посессивности в неблизкородственных языках. Проанализирована связь категории посессивности с локативностью, систематизированы глагольные средства выражения посессивных отношений в сопоставляемых языках, концептуально обоснованы сходства и различия в семантической структуре русских и немецких глаголов, выражающих посессивные отношения, базирующиеся на сходствах и различиях в восприятии окружающего мира представителями разных культур.

Полученные результаты исследования способствуют дальнейшей разработке лингвокультурологического подхода к описанию понятийных и языковых категорий и могут выступить основой при построении типологии способов репрезентации этих категорий как в родственных, так и неродственных языках.

Практическая значимость. Результаты исследования могут быть использованы в вузовских курсах по общему языкознанию, теории межкультурной коммуникации, лингвострановедению, теории и практике перевода, в спецкурсах по современному русскому языку и его истории, современному немецкому языку и его истории, по когнитивной лингвистике, в практике преподавания специальных дисциплин сравнительно-исторического цикла, при описании лексического строя русского и немецкого языков, а также на занятиях по русскому языку как иностранному.

Апробация работы. Основные положения, а также выводы по отдельным проблемам неоднократно докладывались на научных конференциях: международных — конференция МАПРЯЛ «Актуальные проблемы социальной лингвистики и лингводидактики на пороге XXI века» (Ульяновск, 1999); «Единство системного и функциональ-

ного анализа языковых единиц» (Белгород, 2004); «Человек в современных философских концепциях» (Волгоград, 2000; 2004; 2007); конгресс «Культура, наука, образование на пороге III тысячелетия» (Волгоград, 2000,2004); «Проблемы обучения иностранных граждан на современном этапе: лингвистические и методологические» (Волгоград, 2000); «Россия и Запад: диалог культур» (Москва, 2001); школа-семинар «Язык. Культура. Словари» (Иваново, 2001); «Язык в пространстве и времени» (Самара, 2002); «Русский язык, литература и культура в современном обществе» (Иваново, 2002); «Русская словесность в контексте современных интеграционных процессов» (Волгоград, 2005; 2007); «Язык. Культура. Коммуникация» (Волгоград, 2006); «Изменяющаяся Россия: новые парадигмы и новые решения в лингвистике» (Кемерово, 2006); всероссийских — «Актуальные проблемы психологии, этнопсихолингвистики и фоностилистики» (Москва, 1999); «Медико-биологические, культурологические и психолого-педагогические аспекты адаптации зарубежных студентов» (Волгоград, 2001); «Проблемы изучения живого русского слова на рубеже тысячелетий» (Воронеж, 2001); «Язык, культура, общество: социально-культурные аспекты развития регионов Российской Федерации» (Ульяновск, 2002); «Актуальные проблемы обучения русскому языку как иностранному и дисциплинам специализации» (Нижний Новгород, 2003); «Межкультурная коммуникация: современные тенденции и опыт» (Нижний Тагил, 2003); «Язык. Система. Личность» (Екатеринбург, 2006); межвузовских и вузовских — «Актуальные проблемы филологии в вузе и школе» (Тверь, 1992); «Функционирование языковых единиц в разных речевых сферах: факторы, модели» (Волгоград, 1995); «Язык и межкультурная коммуникация» (Санкт-Петербург, 2004); Борковские чтения (Волгоград, 2004; 2005; 2006; 2007). Работа обсуждалась на заседании научно-исследовательской лаборатории «Аксиологическая лингвистика» в Волгоградском государственном педагогическом университете. По теме диссертации опубликовано 40 работ общим объемом 46,8 п.л.

На защиту выносятся следующие основные положения:

1. Категория посессивности представляет собой ментальное образование, содержанием которого является динамика сферы субъекта, уточняемая в следующих направлениях: 1) принадлежность, обладание, включение объекта в сферу субъекта; 2) степень абстрактности посессивных отношений; 3) динамика посессивных отношений.

2. Динамика посессивных отношений, отраженных в глагольной семантике, моделируется в виде фрейма, конститутивными компонентами которого являются субфреймы «начало посессии», «собственно посессия», «окончание посессии».

3. Субфрейм «начало посессии» характеризуется наибольшей номинативной плотностью в общей структуре фрейма посессивности, это объясняется особой значимостью инициальной стадии освоения мира человеком. Наибольшая вариативность в фрейме посессивности в рамках субфрейма «начало посессии» установлена у слота «вступление в посессию». При вербализации этого слота в семантике глаголов преобладающим в русском языке является квалификация характера объекта, в немецком языке — направленность вступления в посессию (преобладание компонента her-) и структурирование способов приобщения объекта.

4. В рамках субфрейма «начало посессии» при вербализации слотов «предпосессия» и «зарождение посессии» релевантными для русского языка выступают лингвокультурологические признаки «преимущественно объектно-ориентированный поиск и нахождение объекта», для немецкого языка — «преимущественно субъектно-ориенти-рованный поиск и нахождение объекта».

5. В рамках субфрейма «собственно посессия» релевантным для русского языка является терминал «накопление» (слот «владение-становление»), для немецкого языка — терминал «сохранение» (слот «собственно владение»).

6. В рамках субфрейма «окончание посессии» актуализируются следующие лингвокультурологические признаки: в русском языке — количественные характеристики объекта, в немецком — нерациональное, нецелесообразное утрачивание объекта. При этом терминал «передача» в аспекте диахронии в русском языке характеризуется разграничением процессов «даяния» и «дарения», направленных на адресата, в немецком языке — недифференцированностью данных процессов, имеющих целью утверждение статуса субъекта.

7. В аспекте диахронии в немецком языке понятие «имение объекта в своей сфере» включает как составляющий компонент момент захватывания объекта, что находит отражение в семантике ядерного глагола haben (иметь). В русском языке «имение» и «захватывание» закрепляются за разными этимологически родственными глаголами (ьати, имдтн — взять, схватить, брать и им'Ьти — иметь).

8. Предикативные конструкции с ядерным глаголом иметь—haben выражают включение денотата объекта в денотат субъекта. Это включение имеет двоякий характер: если место-релятум не принадлежит субъекту (не включается в его денотацию), объект является его собственностью, между субъектом и объектом устанавливаются собственно посессивные отношения; если место-релятум принадлежит субъекту (включается в его денотацию), объект может и не включаться в

сферу субъекта, не быть его собственностью, тогда отношения между субъектом и объектом могут не квалифицироваться как посессивные.

9. В семантике предикативных конструкций, выражающих посессивные отношения, в русском языке находит отражение про-актив-ный процесс освоения объектов внешнего мира, не включающий в себя момент ре-активности, поэтому связанный с настоящим и обращенный к прошлому. В немецком языке—это про-активный процесс освоения объектов внешнего мира, включающий в себя момент реактивности, поэтому направленный в будущее.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, четырех глав, заключения, библиографии, списка источников, словарей и принятых сокращений.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

В первой главе «Посессивность как универсальная категория в языковой картине мира» рассматривается ряд важнейших теоретических вопросов, связанных с отражением в языке категории посессивности — универсальной понятийной категории, определяющей субъектно-объектные отношения; характеризуются основные способы выражения посессивности в языках; устанавливаются принципы фреймового подхода к анализу категории посессивности.

Обзор представленных в научной литературе различных подходов к исследованию категории посессивности (Baron and Herslund 1997; Chappeil, McGregor 1996; Heine 1997; Lehmann 1996; Seiler 1973; 1982; 1883; Taylor 1996) позволяет говорить об актуальности изучения различных способов репрезентации посессивности в языках. В зарубежной лингвистике большинством грамматистов и лексикологов посессивность исследуется прежде всего с позиций ономасиологического подхода. Взяв за основу интуитивное понимание концепта посессивности, ученые уточняют его, описывая различные типы отношений, включаемые в общее понятие посессивности (см.: Heine 1997; Herslund, Baron 2001 и др.). Так, посессивность характеризуется прежде всего как концепт, причем наполняемость данного концепта весьма объемная: «Семантически посессивность можно отнести к биокультурным концептам. Это отношение человека с его родственниками, частями тела, материальной собственностью, культурными и интеллектуальными продуктами его деятельности. В более широком смысле— это отношение между организмом в целом и его частями» (Seiler 1983).

В отечественной лингвистической традиции наиболее полное описание посессивности представлено в работах A.B. Бондарко, К.Г. Чин-

члей (Бондарко 1996; Чинчлей 1996), где посессивность характеризуется как функционально-семантическое поле, имеющее бицентриче-скую структуру, что обусловлено наличием в языках атрибутивных и предикативных посессивных конструкций (Бондарко 1996).

Посессивность может выражаться в языках различными розно-уровневыми языковыми единицами. В большей степени исследован синтаксический аспект выражения посессивности (Беличова 1988; Дру-зина 2005; Копров 2002; Шатуновский 1996; Babby 1980; Clausner, Croft 1999 и др.). Что касается лексического аспекта, то он наименее исследован. Это, по-видимому, можно объяснить тем, что на синтаксическом уровне посессивность проявляется достаточно ярко (субъект, объект, предикат).

В так называемых НаЬео-языках (см.: Benveniste 1966) прототи-пические случаи выражения атрибутивной и предикативной посессивности — это прежде всего генетив, притяжательные местоимения и конструкции с глаголом иметь. В Esse-языках наблюдается аналогичная выраженность атрибутивной посессивности, конструкции же с глаголом иметь относятся к периферии средств выражения посессивных отношений, центральное место занимают конструкции с глаголом быть.

В прототипических посессивных конструкциях в качестве субъекта-посессора выступает одушевленное лицо, объект (в зависимости от типов отношений) может быть как неодушевленным, так и одушевленным. Прототипические случаи выражения посессивности отражены в следующих примерах из неблизкородственных и близкородственных языков — немецкого, английского, чешского (Habeo-языки) и русского (Esse-язык) соответственно:

(1) Peters Sohn, Peter hat einen Sohn; Peter's son, Peter has a son; Petrûv syn, Petr mà syna; сын Петра, y Петра есть сын;

(2) Peters Hans, Peter hat ein Haus; Peter's house, Peter has a house; Petrûv dum, Petr mà dum; дом Петра, у Петра есть дом;

(3) Peters Kugelschreiber, Peter hat einen Kugelschreiber; Peter's pen, Peter has a pen; Petr ovo pero, Petr mà pero; ручка Петра, у Петра есть ручка.

В приведенных примерах в атрибутивных посессивных конструкциях в немецком и английском языках представлен родительный падеж. В немецком языке возможен также дательный падеж (если объект является одушевленным): dem Peter sein Sohn (букв.: Петру его сын), однако такие конструкции ограничены и характерны, в основном, для сельских районов Германии. Помимо этого в немецком языке может быть употреблена стилистически маркированная конструкция (книж-

ный высокий стиль) der Sohn von Peter (ср. в английском: the son of Peter). Однако что касается двух видов генетива в английском языке, то обычно генетив типа Peter's son используется в основном с одушевленным посессором, который уже известен, а объект посессивно-сти вводится как новая информация; конструкции же с of используются, если объект посессивности известен, а посессор является новой информацией. В чешском языке для выражения атрибутивной посессивности большее распространение получили конструкции с притяжательными прилагательными. Как известно, притяжательные прилагательные с суффиксом -й\\ -in в чешском языке выражают прямую принадлежность единичному конкретному владельцу (otcüv klobouk — шляпа отца, sestrina kniha — книга сестры). В русском языке, в отличие от чешского, притяжательные прилагательные не получили такого широкого распространения, хотя в старославянском языке они могли образовываться от каждого существительного, обозначающего одушевленное существо (Трубецкой 1987). Аналогичная картина наблюдается и в древнерусском языке (Mapojeenh 1985), где в качестве производных были отмечены суффиксы -инь-, -овъ- (Ивановъ, Ильинь). Особая посессивная форма этого типа входила в парадигму имени также в старочешском (см. об этом: Ермакова 1986; Иванов 1990; Рев-зин 1973).

В примере 1 значение существительного сын определяет родственные отношения, очевидные как в предикативной, так и в атрибутивной конструкции. В примере 2 существительное дом определяет отношение собственно владения в предикативной конструкции, но атрибутивная конструкция требует уточнения, поскольку дом Петра (во всех приведенных языках) может означать «дом, в котором он живет в данный момент, не обязательно его собственность». И, наконец, в примере 3 существительное ручка может в предикативной конструкции выражать не только значение собственно владения (принадлежности), но и значение доступности, т. е. «в настоящий момент Петр имеет доступ к ручке, может ею воспользоваться, но она ему может и не принадлежать».

Однако посессивность не ограничивается только этими случаями, поскольку субъектно-объектные отношения посессии весьма разнообразны. Более сложные случаи передачи в языке идеи посессивности обусловлены прежде всего изначально полисемантичной природой глаголов, употребляемых в предикативных посессивных конструкциях, таких как немецкий глагол haben, английский have, чешский mit, русские иметь, быть.

Исследователи отмечают соотнесенность экзистенциальных, локативных и посессивных конструкций как внутри одного языка, так

и в типологическом аспекте (Гиро-Вебер, Микаэлян 2004). В качестве доводов локативной интерпретации посессивности лингвисты приводят тот факт, что во многих языках наблюдается структурное сходство между локативными, посессивными и экзистенциальными конструкциями (см.: Lyons 1967; Christie 1970; Clark 1978).

Мы придерживаемся точки зрения, что посессивность тесным образом связана с локативностью. Основным доводом в пользу такого утверждения является то, что посессивность, как и локативность, является бинарным объединяющим отношением между двумя сущностями, которые приобретают семантическую интерпретацию только в связи друг с другом. Здесь мы можем говорить о параллелизме, существующем между посессивностью, локативностью и опытом. Посессивность имеет релевантные общие черты с локативностью и опытом. Но это, конечно, не означает, что посессивность, будучи комплексным и многосторонним понятием, может быть сведена к локативно-сти. Более того, мы считаем, что локативность, ввиду своего основного статуса «примитивного» и очень конкретного понятия, действительно является основным компонентом посессивности. Любое обладание субъекта объектом — в различных его фазах: начало, собственно обладание, завершение — осуществляется в определенном пространственно-временном континууме. Понятия локализации, экзистенции объекта в сфере субъекта являются важными, но не определяющими для выражения отношений посессии. Мы считаем посессивность самостоятельным феноменом, включающим прежде всего в свою структуру три компонента: субъект, объект, отношение посессии между ними. В нашем исследовании категория посессивности характеризуется как особый тип ментальных образований, отражающий реально существующие связи между субъектами и объектами окружающего мира.

С нашей точки зрения, наиболее перспективным при выявлении национально-специфических особенностей восприятия мира представителями той или иной культуры, в частности посессивных отношений, и отражения этого восприятия в языке является лингвокульту-рологический подход. Именно с позиций данного подхода возможно проследить и всесторонне охарактеризовать закономерности вербализации в языках различных посессивных ситуаций: приобретения, получения, воровства, дарения и др. Для лингвокультурологии «существенно не только употребление языковой единицы, но и ее культурный смысл» (Аврамова 2002:377). Как известно, каждый естественный язык по-своему членит мир, т. е. имеет специфический способ его концептуализации. В основе каждого конкретного языка лежит осо-

бая модель, или картина мира. Этому никак не противоречит тот факт, что все национально-специфические модели мира имеют и общие универсальные черты (Урысон 1998: 3). Понятия «картина мира», «языковая картина мира» являются центральными для лингвокультуро-логии (о различных подходах к трактовке проблемы определения специфики отражения бытия через язык см.: Карасик 2002).

При лингвокультурологическом подходе за единицу исследования принимаются лингвокультуремы (Воробьев 1996), прецедентные тексты (Караулов 1986;Захаренко 1997), логоэпистемы (Костомаров, Бурвикова 1994), стереотипы общения (Прохоров 1997), фреймы (ван Дейк 1989; Соболева 2000; Minsky 1977), гештальты (Lakoff, Johnson 1980). Активно разрабатываются исследования в области дискурсо-логии (Карасик 1992; 2005а; Олянич 2006; Шейгал 2000).

В настоящий период развития лингвокультурологии и когнито-логии в качестве одной из основных единиц, используемых для описания структур сознания, является концепт (определение концепта, подходы к исследованию концептов см.: Карасик 1996, 2001, 2006, 2007; Карасик, Слышкин 2005; Красавский 2007; Бабаева 2003). «В современной лингвистике,—как отмечает В.И. Карасик, — предметно-образная сторона концепта моделируется в виде фрейма... Фрейм как понятие заимствован из когнитивной семантики для обозначения того, как человеческие представления хранятся и функционируют в памяти» (Карасик 2002).

Одним из первых направление фреймовой семантики начал разрабатывать Ч. Филлмор, в работах которого термин «фрейм» постепенно расширялся от чисто лингвистического толкования до когнитивного (Fillmore 1968). Фрейм, как известно, в переводе с английского языка означает «рамка, каркас, структура». В научной литературе представлены различные определения фрейма (см.: Баранов 2003; Болдырев 2001; Кобозева 2000; Красных 2003; Попова, Стернин 2003). Мы, вслед за В.И. Карасиком, понимаем под фреймом модель «для измерения и описания знаний (ментальных репрезентаций), хранящихся в памяти людей» (Карасик 2002). Для нашей работы релевантным является также положение В.И. Карасика о динамике фрейма: «Фрейм акцентирует подход к изучению хранимой в памяти информации, выделяет части, т. е. структурирует информацию, конкретизируя ее по мере разворачивания фрейма...» (Там же).

Фреймы имеют сложную структуру, в составе которой авторы выделяют, в частности, такие концептуальные единицы, как субфреймы и терминалы; фрейм может рассматриваться как матрица слотов, актуализирующих аспекты фрагмента действительности, содержащая

оценку того фрагмента картины мира, который репрезентируется данным фреймом (Минский 1988; Minsky 1977).

Исходя из цели и задач нашего исследования, фреймовый подход позволяет более глубоко выявить категориальную семантику посес-сивности, вскрыть некоторые новые факты, которые не обнаруживаются при использовании традиционных методов.

Важным для нашего исследования является также понятие «линг-вокультурный компонент значения», который эксплицирует в языке культурные и национальные особенности восприятия окружающего мира; применительно к анализируемому материалу лингвокультур-ный компонент значения глаголов, выражающих посессивные отношения, эксплицирует культурные и национальные особенности восприятия категории посессивности носителями русского и немецкого языков, что, соответственно, находит отражение в сопоставляемых языках.

Во второй главе «Субфрейм «начало посессии» в русском н немецком языках» устанавливается сложный фрейм посессивности; дается подробная характеристика субфрейма «начало посессии»; определяется наибольшая номинативная плотность слота «вступление в посессию» в сопоставляемых языках.

Исходя из поступательного развития отношений одушевленного субъекта с объектами, окружающими его в действительности, мы считаем, что категориальные отношения посессивности имеют сложную фреймовую структуру, представляющую собой определенную иерархию субфреймов, слотов и терминалов. Фрейм посессивности включает в себя субфреймы начало посессии, собственно посессия, окончание посессии, представленные слотами, обозначающими последовательно различные фазы обладания, внутри которых, в свою очередь, выделяются терминалы, «заполняемые» соответствующими способами репрезентации данных фаз обладания. В результате посессивность представляется как сложное отношение, развивающееся по следующим основным фазам (от предпосессии до окончания посессии), которые обозначают соответствующие слоты: 1) «предпосессия» (базовый глагол искать в русском языке и suchen в немецком языке; далее в скобках указываются базовые глаголы в русском и, соответственно, в немецком языках); 2) «зарождение посессии» (найти, finden); 3) «вступление в посессию» {взять, nehmen)-, 4) «владение с фазой становления» (iнажить, erwerben)', 5) «собственно владение» {иметь, haben)', 6) «владение с фазой утраты» {тратить, ausgeben)', 7) «собственно окончание посессии» {потерять, verlieren)', 8) «окончание посессии как переход к другому лицу» (дать, geben). Поскольку мы, опираясь на мне-

ние В.И. Карасика (Карасик 2002), исходим из структуры фрейма как динамической, в центре нашего внимания находятся глагольные единицы. При выборе глаголов, составляющих фактический материал, мы опирались на Толковый словарь русских глаголов под ред. Л.Г. Ба-бенко (1999), словарь-справочник «Лексико-семантические группы русских глаголов» (1988), толковые словари немецкого языка (WDG, DUW) и исходили из построенной нами фреймовой структуры посессивных отношений, отражающей динамическое восприятие субъектом окружающей его действительности.

Каждый из выделенных слотов, характеризующих развитие посессивных отношений, описывается с точки зрения различных параметров, находящих отражение в семантике глаголов, представляющих данный слот. В контексте нашей работы определенную значимость приобретают признаки, характеризующие анализируемые глаголы в русском и немецком языках в лингвокультурологическом аспекте, т. е. с точки зрения экспликации в семантике глаголов, выражающих посессивные отношения, культурных и национальных особенностей восприятия окружающего мира, в частности категории посессивно-сти. Семантическая структура глаголов рассматривается как иерархия категориально-лексической, интегральных и дифференциальных сем.

Слот «предпосессия» представлен в сопоставляемых языках терминалом «поиск», который репрезентируется в русском языке глаголами искать (базовый глагол), а также конкретизирующими значение поиска префиксальными глаголами разыскивать, отыскивать, выискивать, изыскивать; в немецком языке базовым глаголом suchen и префиксальными глаголами, производными от suchen. Слот «зарождение посессии» представлен терминалом «нахождение», который реализуется в русском языке, соответственно, глаголами разыскать, отыскать, выискать, изыскать, базовый глагол — найти (находить); в немецком языке — базовым глаголом finden и префиксальными глаголами, производными от finden. Помимо этого, в последний терминал включаются также глаголы обыскивать (обыскать), выслеживать (выследить) и глаголы обрести (обретать), обнаружить (обнаруживать). В немецком языке данные слоты теснее связаны друг с другом, поскольку различные аспектуальные значения могут быть выражены одним глаголом.

Базовые глаголы искать, найти (находить) были широко распространены в древнерусском языке и имели по сравнению с современным русским языком свои особенности в употреблении. Так, глагол нсклтн, помимо выражения ситуаций собственно поиска конкретно-

го объекта, мог передавать также настоятельность, желание не только найти, но и забрать уже имеющееся у кого-то: Кдко кмоу н^итн wz, грддд в'ь длдьпагл стрдни и ССтол'!; искдтн цртвд (СС, 1, 1114). В такого рода случаях речь идет о желании получить, добиваясь этого различными способами, определенное положение, большую власть, участок земли в собственность и т.д. Глагол искать передает здесь уже не значение предпосессии, а вступления в посессию. Глагол нлнти (ндХ°Анти) был первоначально глаголом движения (это еще раз доказывает тесную связь понятий поиска и движения). Причем значение движения, передаваемого глаголом нднти (ндходити), было тесно связано с посессивным значением, поскольку движение часто осуществлялось с целью приобретения власти над кем-, чем-либо: Леонт» цдрь ндя.тъ угри нл Блъглри, \трм же, нлшедше, всю г;емлю Влъгдрскую попл'йнншд (CPЯ XI—XVII, 10, 299). Значение нахождения объекта у глагола ндити (нлходити) вторичное, случаи такого употребления указанного глагола относятся уже к более позднему периоду развития языка.

Базовый глагол suchen — эквивалент русского глагола искать — с точки зрения этимологии, первоначально имел узкое значение: «идти вслед за кем-, чем-либо нюхая, выслеживая» (DHW, 694); таким образом, предполагал целенаправленную и последовательную деятельность субъекта согласно своим намерениям найти желаемое, необходимое. В качестве глагола движения suchen употребляется вплоть до новейшего времени (ср.: den Weg suchen — (идя) искать дорогу; das Weite suchen — бежать, спасаться бегством, удирать). Вместе с тем у этого глагола уже в двн. отмечается переносное значение „ [er]streben, nach etw. trachten" — стремиться к чему-л., добиваться чего-л., желать чего-л. (DHW, 694). В истории немецкого языка глагол suchen обозначал идею целенаправленного поиска в самом общем виде: her Stoc, ir sit üf schaden her gesant, /daz ir üz tiuschen Hüten suochet icerinne unde narren — господин Сток, вас прислали сюда для вреда / чтобы вы искали среди немецких людей глупых и шутов (Walther von der Vogel-vveide).

Базовый глагол finden в средневерхненемецком передавал значение нахождения объекта, подчеркивая при этом видимость, «зритель-ность» этого действия — не просто найти, но прежде всего увидеть собственными глазами:

40. Lützel deheinen varnden / armen man da vant / мало путников / бедных тут (можно) было найти (Nibelungenlied).

В большинстве примеров в привлекаемом нами фактическом материале из истории немецкого языка объект при глаголе finden носит

одушевленный характер, в семантической структуре этого глагола актуализируется сема целенаправленного нахождения одушевленного объекта с целью включения его в свою сферу и дальнейшей совместной деятельности с ним:

20. hey waz er sneller degene / sit ze Buregonden vant. — Эх, каких быстрых воинов/он нашел у Бургундцев (Nibelungenlied).

Проведенный анализ репрезентации терминалов «поиск объекта» и «нахождение объекта» позволяет говорить о том, что для носителей русского языка определяющим в процессе поиска и нахождения является характер объекта — его скрытность, его трудподоступ-ность, дополнительный характер: Высоко в небе парит орел, плавно описывая круги. Ему все видно. Он зорко смотрит вниз и выискивает добычу (ССРЛЯ, 2, 1048); Успех в бою будет в большей степени зависеть от умелого управления кораблем, и надо изыскивать всякие средства, чтобы приучить личный состав к маневрированию корабля (ССРЯ, 1,438), а также характер пространства поиска, предполагающий множественность выбора: На четвертый день отряд белых выехал на поля разыскивать запрятанный там хлеб и скот (Марков).

Для носителей немецкого языка релевантным, значимым являются личная сфера субъекта, собственные его усилия по поиску и нахождению объекта. Именно это находит языковое отражение в системе немецкого языка в многочисленных префиксальных глаголах, называющих конкретные шаги субъекта, который ищет и стремится найти тот или иной объект: 'искать, собирая': Jeden Frühling mussten wir das Ackerfeld nach Steinen absuchen (Musil). — Каждую весну мы должны быт искать, собирая (um собирать, отыскивая), камни на пахотном поле; 'искать, собирая в одно место': Er suchte ein paar Nägel, das Handwerkzeug zusammen (WDG, 4518). — Он искал, собирая (в кучу) гвозди и инструмент; 'искать, собирая и поднимая': Splitter, Stecknadeln, Geldstücke vom Erdboden aufsuchen (WDG, 286).—Искать, поднимая с земчи (пола), осколки, булавки, монетки; 'искать, выискивая и оценивая';... diejenige Gattin, die ich unter den angesehenen Töchtern der Stadt für Sie aussuchen werde (Keller). — ...ту супругу, которую я выберу (буду искать, оценивая) для Вас из уважаемых дочерей города; 'искать, вынимая': Er hatte das gewünschte Buch schnell herausgesucht (WDG, 1797). — Он быстро нашел нужную книгу (вынув ее из числа других); 'искать, вытаскивая и помещая перед собой': Er hat in dem Schubladen endlich das Tuch hervorgesucht (Becher). — Он наконец-то нашел в выдвижном ящике шкафа платок {то есть нашел и вытащш, «поместил» перед собой).

Такая структурированность действий субъекта во многом объясняется особым отношением представителей немецкой культуры ко вре-

мени и пространству. Являясь представителями так называемой ду-инговой культуры (doing-culture), немцы очень бережно относятся ко времени, заранее планируя все свои шаги. В силу ограниченной территории проживания по сравнению с бескрайними русскими просторами (о которых уже так много написано), субъект стремится структурировать свои виды деятельности, четко обозначив их в рамках ограниченного пространства. Так, в немецком языке в рамках терминала «нахождение» отдельно квалифицируется ориентация субъекта в конкретном пространстве: нахождение пути домой: Er konnte mit Mühe und Not heimfinden, weil er hier seit zwanzig Jahren nicht mehr war und vieles fand er fremd (Musil). — Он с большим трудом нашел дорогу домой, потому что он не был здесь уже двадцать лет и многое нашел чужим\ нахождение правильного пути в чужой местности: Wir wollten sie hinbringen, aber sie sagte, sie werde sich allein zurechtfinden (WDG, 4498). — Мы хотели ее доставить, но она сказала, что найдет сама дорогу (доберется сама); нахождение дороги к отправному пункту: Du kannst umkehren, ich finde jetzt allein zurück (WDG, 4503). — Можешь возвращаться, я теперь сам найду дорогу назад; собственно ориентирование в пространстве: Aber er findet beim besten Willen nicht mehr durch (Renn). — Но он при всем желании уже не выберется (не найдет выход, не сориентируется).

Слот «вступление в посессию» является сложным и многоаспектным, что обусловлено различными способами приобщения объекта. Человек издавна стремился включить в свою сферу различные объекты (не только в силу желания, но и в силу насущных жизненных потребностей) и изобретал для этого различные пути. Именно поэтому слот «вступление в посессию» представлен в сопоставляемых языках наибольшим, по сравнению с другими слотами, разнообразием глагольных рядов, заполняющих соответствующие терминалы: «приобщение объекта непосредственно в руки, руками»; «извлечение объекта откуда-либо»; «с помощью специальных средств или действий»; «против воли кого-, чего-либо и/или незаконным путем», «включение объекта в свою сферу»; эти терминалы репрезентируются глаголами, в семантике которых находят отражение разнообразные посессивные ситуации вступления в посессию.

Глаголы, входящие в состав языковых средств, репрезентирующих слот вступления в посессию, выражают определенные действия субъекта по приобщению к себе какого-либо объекта, часто с применением определенных усилий; включение объекта в сферу своей деятельности, своего состояния.

Следует заметить, что вхождение глаголов в тот или иной терминал во многом условно, поскольку некоторые глаголы могут быть

включены в состав нескольких микрогрупп, особенно это касается глаголов с более общим значением (например, взять, поймать и др.). Внутри самих микрогрупп также можно говорить об отдельных объединениях глаголов, что обусловлено особенностями их семантической структуры.

Базовым глаголом, выражающим слот «вступление в посессию», является глагол взять (брать) в русском языке и nehmen —■ в немецком.

В отличие от немецкого языка, в истории русского языка ситуация «взятия» объекта могла обозначаться целым рядом родственных глаголов. Так, базовый глагол kt^iath (вт^иматн) был тесно связан с родственными ему глаголами ьлтн, нмлти, илтЬти, поььтн (поимати), приьуги (приимлти), которые обнаруживают структурно-грамматическую общность (генезис корневой морфемы, характер парадигм, соотношение основ и суффиксов-флексий). В результате проведенного анализа установлено, что релевантной интегральной семой для древнерусских глаголов приобщения объекта является сема 'взять в руки с целью дальнейших действий', которая отражает обязательную валентность данных глаголов: с целью совместного движения: в^емше оружье пондошл на нь (ПВЛ, с. 58); речевой деятельности: нл\т» ма еинфлнт» роукоу реуе (Усп. сб., 159а28); физического воздействия: они же понмше усишд я (ЛН XIII-XIV, 93) и др. Данные контексты были широко распространены, что свидетельствует о значимости для древнего русича не собственно момента взятия объекта, а прежде всего дальнейшего действия с этим объектом, попавшим в личную сферу субъекта.

В немецком языке базовый глагол nehmen, как и русский глагол взять, является многозначным, однако не обнаруживает такой сложной структурно-грамматической общности с другими глаголами, как это прослеживается в истории русского языка. Глагол nehmen восходит к индоевропейскому корню *пет—■ «выделять кому-л. что-л., оделять кого-л. чём-л.», а также опосредованно (посредством чего-л.) «выделять себе», «оделять себя самого» (DHW, 464). Особенностью употребления глагола nehmen в анализируемых нами текстах истории немецкого языка является обозначение им ситуации приобщения объекта как «включение объекта в свою сферу», поскольку в большинстве зафиксированных примеров объект носит одушевленный характер:

... daz er ein wip пёте, /de ime zu vrouwen gezeme/— что он возьмет женщину, которую себе в госпожу приручит (König Rother);

257. Do enpfulhen Römäre — и доверили (дали) римляне

258. Jiliö dem heren — Юлию господину

259. drizech tüsint helede — тридцать тысяч воинов

262. drizec tüsent name er selbe mere — тридцать тысяч взял он сам еще (Kaiserchronik).

Как свидетельствуют приведенные примеры, субъект включает объект в свою сферу, в ряде случаев подчиняя его себе (см. первый пример) либо для дальнейшей деятельности (воины).

В современном русском и немецком языках терминал «вступление в посессию как приобщение объекта непосредственно в руки, руками» представлен следующими глаголами: взять (брать), хватать, схватить (схватывать), ухватить (ухватывать), поймать (ловить), подобрать (подбирать), собрать (собирать); nehmen, fangen, auffangen, abfangen, ergreifen, greifen, fassen, erfassen, packen, holen, langen, raffen, schnappen, aufheben, aufsammeln, auflesen, sammeln, pflücken, lesen, ernten, versammeln.

Особенности выражения ситуации приобщения объекта и в русском, и в немецком языках обусловлены прежде всего характером этого объекта. Однако в русском языке в семантической структуре одного глагола могут найти отражение различные ситуации приобщения, в ряде случаев дифференциация осуществляется непосредственно в контексте: Зонтик выскользнул из ее рук. Она поспешно поймала его, прежде чем он упал на дорожку (Тургенев); Анна Павловна с усилием поймала руку мужа и прижалась к ней губами (Тургенев). Действия субъекта, обозначаемые приведенными глаголами, могут передавать различную степень интенсивности: Мы хотели его схватить, только он вырвался и как заяц бросился в кусты, тут я по нем выстрелил (Лермонтов); Слуги, сватья и сестра / С криком ловят комара (Пушкин), а также отражать особенности приобщаемого объекта, который может быть движущимся: А ну, дети, попробуйте догнать татарина!.. И не пробуйте — вовеки не поймаете: у него конь быстрее моего Черта (Гоголь), а может находиться в состоянии покоя: Иван Ильич стал пальцем собирать крошки на скатерти (А. Толстой) или характеризоваться как трудноприобщаемый: Государь увидел, что возле блохи действительно на подносе ключик лежит... Насилу государь этот ключик ухватил и насилу его в щепотке мог удержать (Лесков).

В немецком языке релевантными являются действия субъекта по приобщению объекта, т. е. способ приобщения: субъект дифференцирует все свои шаги в пространстве и четко структурирует свои действия в зависимости от характера объекта, характера пространства, цели приобщения. Так, например, эксплицируется, должен ли субъект переместиться, чтобы приобщить объект, и вернуться назад: Das Kind holt dem Vater die Zeitung (WDG, 1886). — Ребенок берет (и приносит) газету отцу, либо только протянуть руку: Dann ergriff er den

Griechen beim Schöpfe (Lernet-Holenia). — Тогда он схватил грека за вихор. Это также позволяет говорить о значимости личной сферы субъекта, поскольку все действия субъекта структурированы.

Как свидетельствует проведенный анализ фактического материала, в русском языке наибольшую экспликацию в контексте находит взятие объекта в рамках перемещения в пространстве по горизонтали, в отличие от немецкого языка, где в контексте одинаково эксплицирована как горизонталь, так и вертикаль, ср.: структурирование действий субъекта по взятию объекта по вертикали в немецком языке — 'брать, поднимая снизу (подбирая)': Wer hebt den ersten Stein auf wider den, der wehrlos geworden... (Hoffmann). —- Тот, кто поднимет первый камень против того, кто без оружия ...; 'брать, поднимая снизу и собирая в одно место': Ich musste jeden Morgen Holz für den Herd aufsammeln (Renn). —Ядолокен был каждое утро собирать дрова (хворост) для печи; 'брать, поднимая снизу и собирая по одному': Es war ziemlich schwer die auseinander gelaufenen Perlen aufzulesen (Vierig). — Это было довольно трудно собрать (снизу по одной) рассыпавшийся жемчуг и некоторые другие.

Следующий терминал, реализующий слот «вступление в посессию», «извлечение объекта откуда-либо» репрезентируется в сопоставляемых языках глаголами достать (доставать), извлечь (извлекать), вьтуть {вынимать), вытащить (вытаскивать), выловить (вылавливать), откопать (откапывать), вычерпать (вычерпывать), черпать (в большинстве случаев это глаголы с префиксом вы-, который непосредственно указывает на направление движения: из какого-то пространства изнутри наружу); herausnehmen, herausholen, hervorholen, herausziehen, herausschleppen, hinausschleppen, herunternehmen, herausreißen, herausfischen, entfernen, entkernen, ausheben, schöpfen, baggern.

В русском языке в семантике глаголов осуществляется актуализация характера объекта—неодушевленный, небольших размеров: Илья доставал из мешка лоскутки ситца, деревянного солдатика..., коробку из-под ваксы, помадную банку, чайную чашку (Горький); Александр вынул лист бумаги и взял перо (Гончаров); тяжелый, больших размеров: Дедушка и внучек вытащили шаланду на берег (Катаев); трудноиз-влекаемый: Я с трудом вытащил гвоздь из стены (Гайдар); движущийся: Чрезвычайно трудное дело вышло из-за необходимости скоро выловить лес, плавающий теперь на водах Выг озера (Пришвин); скрытый: Поедем, ребята! Пусть дедушка остается с теми, у кого лошади совсем стали. Завтра воротимся сюда и откопаем их из сугроба (С. Аксаков); жидкий: Черпая ложкой уху, я беспрестанно заглядывался на оркестр музыкантов и беспрестанно обливался (С. Аксаков).

В семантике немецких глаголов находит отражение такая особенность немецкого языка, как «перспектива говорящего». Причем релевантным оказывается передача значения извлечения объекта по направлению к говорящему, а не наоборот, т. к. большая часть глаголов имеет компонент her-, в результате еще больше подчеркиваются приближение объекта к личной сфере субъекта, возможность потенциального обладания. Структурирование личной сферы субъекта в данном случае проявляется в детальной квалификации способов извлечения: 'извлечение сверху вниз': Kannst du bitte deine Sachen vom Tisch herunternehmen? (DUW, 698). — Не мог бы ты снять свои вещи со стола? (по направлению к говорящему); 'изнутри наружу': Die uns aus dem Kerker hätten herausholen wollen, die waren selber drin (Noll). — Те, кто хотел освободить («вынуть наружу») из тюрьмы, сами оказались там; 'перед собой': Er holte seine alten Schulbücher hervor. — Он достал свои старые школьные учебники (WDG, 1813) (вынул их и поместил перед собой); 'вытягивая': Es waren immer viel zuwenig Textbücher da, so dass die Rollen herausgezogen werden mussten (Wildenhain). — Книг с текстами всегда было слишком мало, и роли приходилось тянуть (вытягивать); 'вытаскивая': Der kann wurde mit einem Pferd herausgeschleppt (Musil). —Лодку вытащили с помощью лошади.

Следующий выделяемый нами терминал в рамках слота вступление в посессию — «с помощью специальных средств или действий», который представлен достаточно обширными микрогруппами глаголов в обоих языках: получить (получать), приобрести (приобретать), занять (занимать), одолжить (одалживать), купить (покупать, а также производные), менять (и производные), нанять (нанимать), снять (снимать), выиграть (выигрывать), наследовать (унаследовать), выпросить (выпрашивать); bekommen, kriegen, beziehen, erhalten, empfangen, erwerben, beschaffen, erlangen, borgen, leihen, gewinnen, erben, kaufen, besorgen, tauschen, wechseln, einstellen, mieten, verschaffen и некоторые префиксальные образования от приведенных глаголов. Данные глаголы достаточно разнообразны с точки зрения вступления в посессию, однако их объединяет то, что все они называют какую-либо определенную предпринимаемую субъектом деятельность с целью получения объекта.

В русском языке представленные глаголы имеют сложную семантическую структуру и отражают различные ситуации приобщения объекта — как временное приобщение (занять), официальные отношения (нанять), покупка, обмен (купить, менять) и др. Значимым в семантике русских глаголов этой микрогруппы оказывается непосредственно сам факт вступления в посессию, что находит отражение

в широкозначном глаголе взять, а также глаголе приобрести (приобретать). Следует заметить, что в немецком языке прямой эквивалент глагола приобрести отсутствует, поскольку для носителей немецкого языка способ вступления в посессию всегда релевантен — ср.: приобрести машину — kaufen; приобрести знания — erwerben.

Особенности семантической структуры глаголов позволяют говорить о значимости для носителей немецкого языка затраченных усилим по приобщению каких-либо окружающих их объектов, а также о релевантности ценностного характера объекта. Исходя из проведенного анализа, делаются следующие обобщения. Терминал «с помощью специальных средств или действий» в рамках слота вступление в посессию имеет в русском языке следующие характеристики: I) активность/пассивность субъекта (Я приобрел дом и Я получил дом в наследство)-, 2) квалификация характера объекта {материальный объект, объект-деньги, расширенный объект, одушевленный, абстрактный)-, 3) экспликация степени полноты приобщения объекта {купить, одолжить, нанять и др.); 4) приобщение как обладание {приобрести, купить, унаследовать и Др.), приобщение как распоряжение {нанять). В немецком языке: 1) преимущественно активность субъекта; 2) квалификация усилий субъекта: добиваясь {erlangen), затрачивая большие усилия {gewinnen), испытывая трудности {beschaffen)-, 3) экспликация темпорального характера приобщения (временно/регулярно); 4) ценность, значимость объекта.

Следующий терминал «вступление в посессию против воли кого-, чего-либо и/или незаконным путем» представлен в русском языке глаголами забрать {забирать), завладеть {завладевать), овладеть {овладевать), отвоевать {отвоевывать), отнять {отнимать), отобрать {отбирать), красть {украсть), грабить {ограбить), воровать {обворовать), присвоить {присваивать), похитить {похищать), лишить {лишать) и некоторыми другими; в немецком языке — глаголами wegnehmen, abnehmen, fortnehmen, einnehmen, erobern, zurückerobern, bestehlen, stehlen, entwenden, rauben, plündern, entführen, sich aneignen, sich bemächtigen, некоторыми устойчивыми сочетаниями.

Данная группа глаголов является довольно многочисленной, что во многом обусловлено отражением в семантике глагольных единиц такого сложного понятия, как «чужая собственность». Представленная ранее нами сопоставительная характеристика слотов предпосес-сии, зарождения посессии и вступления в посессию позволяет говорить об огромном стремлении, желании субъекта включать в свою сферу разнообразные объекты, даже путем «изъятия» их из чужой сферы. В силу специфики самой ситуации актуализируются такие параметры

этой ситуации, как незаконность приобщения объекта, сопровождающаяся применением силы, и скрытность приобщения объекта. Нами установлена следующая закономерность (которая прослеживается и в аспекте диахронии). В русском языке в большей степени значимой для субъекта оказывается «скрытность» отчуждения объекта от другого лица (тайно изъять у кого-либо), что находит отражение в семантической структуре разнообразных глаголов: воровать, красть, украсть, выкрасть, обокрасть, обворовать, грабить, ограбить. В немецком языке доминирующим для субъекта в таких ситуациях оказывается применение силы, глаголы квалифицируют ситуацию незаконного отчуждения объекта именно с точки зрения степени применения силы, насилия, использования при этом оружия, борьбы и т. д.: 'с применением насилия' (rauben): Die Banditen raubten und mordeten.— Бандиты грабили и убивали (WDG, 2954); 'с применением насилия максимального охвата' (plündern): Während der Unruhen wurden Geschäfte geplündert (WDG, 2820). — Во время волнений были разграблены магазины; 'с применением силы получить власть' (sich bemächtigen): Er lauerte auf den Moment, wo er sich der Waffe bamächtigen konnte (Traven). — Он ждал момента, чтобы завладеть оружием (стать более могущественным, получить с помощью этого большую власть); 'с применением силы к одушевленному объекту' (entführen): Männer werden weich und haltlos, wenn die Braut ein anderer entführt (Jahnn). — Мужчины делаются мягкими и безудержными, если невесту выкрадывает (уводит) другой; 'с применением силы к объекту расширенного характера' (einnehmen): Das eingenommene Dorf brannte (Vierig,). — Захваченная деревня горела (в качестве объектов выступают населенные пункты); 'с применением борьбы': в семантике глаголов erobern, zurückerobern — Rom wollte die ganze Welt erobern (WDG, 1129). — Рим хотел захватить весь мир (букв.: «взять верх», часто с применением оружия, объект — чужие земли, чужая страна). С другой стороны, уже в самых первых юридических документах германских народов — в Материалах судебников (Варварских правд) строго наказывается отчуждение чужой собственности: система судебных штрафов, предусмотренных за это, разработана очень тщательно, например, нет просто наказания за «кражу птиц», а есть отдельные штрафы за кражу ястреба, петуха, курицы, голубя, журавля и т. д.

Отдельно мы выделяем терминал «включение объекта в свою сферу», его выделение достаточно условно, однако специфика репрезентирующего этот терминал глагола принять (принимать) (и некоторых значений других глаголов) может быть рассмотрена специально. Глагол принять (принимать), как показал наш анализ, был широ-

ко распространен в истории русского языка (в большинстве случаев с одушевленным объектом): дд егдд остдвлент» ноудо^ строении домоу приимуть ма вт» домт. свои (AM, 91616). Понятие «приятия» чего-, кого-либо является очень важным для одушевленного субъекта, оно выражает не только приобщение, но и внутреннее согласие с этим, ср.: Он взял деньги (может быть, по собственному желанию, а может быть, и вопреки) и Он принял деньги (согласился с этим).

В немецком языке в самом общем виде идею «приятия» выражает глагол empfangen. В истории немецкого языка он был широко распространен в конструкциях с одушевленным объектом, субъект при этом включал этот объект в свое личное пространство, приближал его к себе, о чем свидетельствует ряд контекстуальных уточнителей, характеризующих состояние (позитивное) самого субъекта, например:

164. man enpfie si dä wirdichliche — их принимали достойно (Kaiserchronik);

519. Römäre in dö wol enphiengen — римляне его хорошо приняли (Там же);

246. Do enpfie er wol die sine — он благосклонно принял своих (Nibelungenlied).

В современном немецком языке осуществляется дальнейшая конкретизация включения объекта в личное пространство субъекта-посессора, что эксплицируется в семантике глаголов entgegennehmen, aufnehmen, einnehmen, annehmen, mitnehmen, übernehmen, zurücknehmen.

Проведенный анализ семантической структуры глаголов с позиций лингвокультурологического подхода (с использованием аспекта диахронии) позволил выявить специфику отражения в семантике глагольных единиц субфрейма начала посессии. Особенность категории посессивности, как известно, в ее бинарности: субъект не может иметь статус посессора без объекта, объект не может быть обладаемым без посессора-субъекта. В этой диаде «субъект — объект» смысловой доминантой для носителей русского языка является преимущественно объект, для носителей немецкого языка — преимущественно личная сфера субъекта.

В третьей главе «Субфрейм "собственно посессия" в русском и немецком языках» анализируются предикативные конструкции с ядерным глаголом иметь, haben, раскрывается характер денотативного включения составляющих их компонентов; выявляются лингвокульту-рологические сходства и различия репрезентативности в сопоставляемых языках слотов «владение-становление» и «владение-утрата».

Субфрейм «собственно посессия» является центральным в выстроенном нами фрейме, именно с точки зрения репрезентации данного субфрейма языки разграничиваются на Habeo- и Esse-языки. Как

и любые отношения, посесссивные отношения не статичны, они развиваются, поэтому в рамках субфрейма «собственно посессия» мы выделяем слоты «владение с фазой становления», который представлен терминалом «накопление» (нажить, erwerben), «собственно владение» (иметь, haben), представленный терминалами «имение», «хранение», «владение с фазой утраты», представленный терминалом «утрачивание» (тратить, ausgeben).

Терминал «накопление» репрезентируют глаголы, подчеркивающие становление отношений владения. В данную группу глаголов в русском языке мы включаем глаголы нажить (наживать), копить, накопить (накативапхь), заработать (зарабатывать), а также набрать (набирать), натаскать (натащить), награбить, наворовать и некоторые другие. Префикс на- в этой группе глаголов подчеркивает постепенное приобщение объектов, их накапливание в сфере субъекта, связывая фазу собственно владения с началом этого процесса.

Глагол нажить (наживать) можно считать ключевой единицей для носителей русского языка, прямого эквивалента в немецком языке мы не находим. В семантической структуре этого глагола характер объекта собирательный, представлен в совокупности как определенная часть того, что принадлежит субъекту, является его собственностью, в его состав может входить все, что включается в сферу субъекта на данный момент: ценности, а также все предметы, вещи, постепенно приобщаемые субъектом в течение его жизни. Интегральный признак 'средство приобщения' может, иметь различную реализацию — субъект может постепенно приобщать объекты с помощью зарабатывания, причем не только собственно профессиональной деятельностью, но и другими видами деятельности, ср.: «приобретать живучи, промышлять, получать доходами с торговли, хозяйства или иначе» (Даль, 2,342); с помощью отчуждения от другого субъекта, предприимчивости субъекта и т.п., например: Здесь у меня домик, обстановка кое-какая. Пианино дочке недавно купил. Всю жизнь наживал — и вдруг бросить! (ССРЛЯ, 7, 199); Я мальчишкой из деревни привезен, на все четыре стороны без копейки пущен; а вот нажил себе капитал и других устроил (А. Островский). Очень часто в контексте эксплицируется отправная точка процесса приобщения объекта, субъект тем самым подчеркивает большие усилия, затраченные им на приобщение различных объектов в течение длительного временного промежутка (всю жизнь). С процессом «наживать» тесно связан обратный процесс — «проживать», который характеризует владение с фазой утраты. В русском языке имеется большое количество пословиц и поговорок, включающих эти два разнонаправленных процесса: Люди

живут, наживают, а мы живем, проживаем; Думалось нажить, а пришлось прожить; Ехал наживать, а пришлось проживать; Что ни наживешь, все проживешь и др. Во всех приведенных примерах находит выражение определенный фатализм, во многом свойственный представителям русской культуры, неопределенность будущего.

Близкие глаголы копить, накопить (накапливать) имеют более узкое значение, поскольку в качестве объекта при этих глаголах выступают прежде всего денежные средства и в редких случаях — какие-либо вещи, продукты, предметы, например: В прежнее время как было не копить про черный день? (Федин); Издали война не очень пугала. Не тронула она на первых порах и колхозных достатков, накопленных за последние годы (Полевой). Следует заметить, что глаголы копить, накопить (накапливать) являются также значимыми «культурными» единицами, прямой эквивалент в немецком языке отсутствует, в двуязычных словарях мы находим sparen или ansammeln, но это не передает специфики способа приобщения объекта, переданного русскими глаголами: накапливать, копить — это постепенно целеустремленно собирать что-либо ценное (прежде всего денежные средства, но это может быть и что-то другое, что субъект определяет для себя как ценное, необходимое) и складывать их в определенном месте, т. е. это очень емкое понятие, включающее в себя несколько составляющих: собирать, хранить и сберегать.

Глагол заработать (зарабатывать) реализует интегральную сему способа действия как двунаправленный процесс: субъект отдает определенную «часть» себя (свои силы, знания, ум и т.п.) в обмен на что-либо (прежде всего деньги, но, может быть, и различные предметы, материальные блага и др.): Восьми лет он осиротел, а с десяти начал зарабатывать себе кусок хлеба своим искусством (Тургенев); Зарабатывал он также немного и писанием стихов (Чехов).

В семантической структуре других глаголов, включенных нами в данную группу, — набрать, нарвать, надергать, натаскать, нагрести (и некоторых других), интегральный признак способа действия как постепенного приобщения объекта не выражен так ярко, поскольку в их семантической структуре интегральный признак характера действия может быть выражен и как 'не занимающий большой промежуток времени'.

В немецком языке слот «владение-становление» не получил такого развития, как в русском, что во многом обусловлено восприятием отношений владения в немецкой культуре, для которой значимым является сам факт вступления в посессию и затем — владение, без промежуточных фаз. В состав глаголов, отражающих владение с фазой

становления, мы включаем глаголы verdienen, erarbeiten, aufliäufen, ansammeln, speichern, (auf) speichern и некоторые другие. Для носителей немецкого языка релевантными при передаче становления владения являются три параметра: Что? Куда? и Как?

Первый параметр связан с характером объекта и с той функцией, которую он будет выполнять в сфере субъекта: Reichtümer, Knnstschätze ansammeln — произведения искусства, ценности, миллионы собирать постепенно, накапливая; Lebensmittel, Getreide aufspeichern — продукты, хлеб (зерно) собирать постепенно. Далее субъект структурирует свою деятельность по помещению этого объекта, расположению его в своей сфере. Совокупный объект может быть помещен в одно место, через «складывание»: Kartoffeln aufhäufen (DUW, 156) — собирать в кучу, складывать друг на друга; Er hat Reichtümer aufgehäuft. — Он «насобирал кучу» богатства (и поместил его где-то). Данное место может быть уточнено — поместить в амбар, склад для дальнейшего хранения: In den Stauseen speichert man Trinkwasser für die Großstädte (WDG, 3482). — В водохранилищах хранят питьевую воду для больших городов. И, наконец, осуществляя постепенное приобщение объекта, субъект конкретизирует, как он осуществляет этот процесс. Главным способом становления владения в немецком языке является зарабатывание, что находит отражение в семантике глаголов erarbeiten, erwerben, verdienen: Das hat sie sich alles selbst erarbeitet (WDG, 1080). — Это все она заработала себе сама; Sie hat ihren Unterhalt durch Nähen erworben (WDG, 1151). — Она зарабатывала себе на жизнь шитьем; Er verdient sein Geld als Arzt (WDG, 4035). — Он зарабатывает свои деньги, работая врачом.

Другие глаголы, приводимые в двуязычных словарях в качестве эквивалентов рассмотренных русских глаголов, нельзя, на наш взгляд, считать таковыми. Так, например, в качестве эквивалента глаголу набирать приводится zusammennehmen, однако данный глагол означает собирание чего-либо разрозненного вместе, например: Dürer hat die zwei Szenen zusammengenommen (zu einer Szene vereint) (Wölflin). — Дюрер объединил две сцены (в одну), и, таким образом, не предполагает постепенного процесса накопления. Префикс zusammen-, входящий в некоторые глаголы, не может выступать в качестве эквивалента русскому префиксу на-, поскольку указывает на конечный результат — собрать в одно место, здесь нет подчеркивания процессуальности, временной неопределенности, не выражено то, что действие может занимать длительный промежуток времени. Таким образом, для носителей немецкого языка характерно четкое определение своих целей в будущем, становление владения не так важно именно в силу того, что

вся предыдущая деятельность субъекта (до имения, собственно обладания), как показал наш анализ, структурирована.

В НаЬео-языках (в частности немецком) центральной посессивной конструкцией, репрезентирующей слот «собственно посессия», является конструкция с глаголом иметь (haben), которой в Esse-языках (в частности русском) соответствует конструкция с глаголом быть. Глагол быть, являющийся основной предикативной посессивной конструкцией в русском языке, достаточно исследован с различных сторон, что обусловлено многообразием значений, которые он может выражать, — от собственно лексических до грамматических (см.: Апресян 1995; Арутюнова, Ширяев 1983; Verhaar 1967—1973; Chvany 1975). Мы разделяем точку зрения М. Гиро-Вебер (Гиро-Вебер 2004) и считаем глагол иметь собственно посессивной глагольной лексемой, поскольку, в отличие от конструкций с глаголом быть, субъект-посессор при данном глаголе является также и грамматическим субъектом и выступает как активное начало в высказывании.

В истории русского языка конструкции с глаголом иметь были распространены достаточно широко наряду с конструкциями с глаголом быть. Однако постепенно круг употребления иметь-конструк-ций сужался. В истории немецкого языка наблюдается устойчивое употребление глагола haben, начиная с древних времен, причем этимологически данный глагол восходит к «захватить» (DHW, 241), т, е. понятие владение в немецком языке изначально связано с захватыванием чего-либо в свою собственность. В русском языке данные понятия — захватывание и обладание — разошлись. Так, анализ предикативных конструкций в диахронии позволил выявить ряд родственных глаголов — 1Ати, имдти, HAvfcTii, первые два из которых включали в себя момент захватывания объекта в свою собственность, а глагол им'Ьти указывал уже на обладание, нахождение объекта в сфере субъекта.

Глагол иметь (haben) устанавливает посессивные отношения между двумя сущностями, одна из которых является субъектом-посессором, другая — объектом. Специфика, характер отношений, выражаемых глаголом иметь в НаЬео-языках, зависит от семантической связи между субъектом и объектом. Эти связи имеют характер денотативного включения, т. е. денотация существительного — объекта — включена в денотацию субъекта. В Esse-языках это не всегда находит отражение на грамматическом уровне, в отличие от НаЬео-языков. Данное включение может быть трех типов. Первый тип представлен случаями, когда объект является частью субъекта и отношения строятся как часть/целое (например, крыша — дом,рука—человек). В дан-

ную группу входят конструкции, в которых объект, как правило, является реляционным существительным — таким, которому необходим комплементарный термин для правильной идентификации, например: Das Auto hat einen kleinen Kofferraum. — У машины мапенький багажник (Машина имеет мапенький багажник).

Второй тип денотативного включения характеризуется следующим образом: объект является собственностью субъекта (например, дом — Петр). В такого рода случаях субъект обычно является одушевленным, а объект неотносительным (нереляционным) существительным, например: Peter hat ein Auto. — У Петра есть машина (Петр имеет машину). Третий тип включения в какой-то степени перекликается с первым: объект представляет собой один из семантических признаков субъекта (например: комнаты — квартира). В таких случаях перед нами так называемое изотопное включение (см. об этом: Greimas, 1966), например: Peters Zimmer hat drei Betten (В квартире Петра три кровати). Следует особо сказать о том, что в русском языке на грамматическом уровне данное изотопное включение не находит выражения, поскольку объект является грамматическим субъектом.

В конструкциях с глаголом иметь возможно расширение локативного содержания за счет конкретизации месторасположения объекта, например: Peter hat ein Haus in Spanien. — У Петра есть дом в Испании (Петр имеет дом в Испании). В таких случаях, когда объект расположен относительно субъекта посредством глагола иметь и относительно другого места посредством предлога (предложно-падеж-ной конструкции), можно считать, что это место также в некотором роде расположено относительно субъекта. Так, Испания в приведенном примере расположена относительно Петра, это место, где находится его дом. Для обозначения таких адвербиальных расширений мы используем термин «место-релятум».

Характер рассматриваемого денотативного включения в рамках посессивных отношений может быть различным в зависимости от того, включает ли субъект один или два составляющих элемента или между субъектом и составляющими существуют более сложные комплексные отношения. Итак, для конструкций с глаголом иметь характерны инклюзивные отношения между тремя составляющими: (субъектом, объектом и местом-релятумом): посессор всегда включает объект посессивности или место-релятум (или и то и другое одновременно), т. е. налицо определенная иерархия. Рассматривая предикативные конструкции с глаголом иметь в аспекте денотативного включения, мы выявили следующую закономерность (представленную на грамматическом уровне последовательно в немецком языке и непо-

следовательно в русском языке). Если место-релятум не принадлежит субъекту (не включается в его демотацию), объект является его собственностью, между субъектом и объектом устанавливаются собственно посессивные отношения. В случае, если место-релятум принадлежит субъекту (включается в его денотацию), объект может и не включаться в сферу субъекта, не быть его собственностью, тогда отношения между субъектом и объектом могут не квалифицироваться как посессивные.

Другие глаголы, выражающие фазу собственно обладания, подчеркивают определенную власть над субъектом—владеть, обладать, располагать (и немецкие эквиваленты). Однако в немецком языке в семантике глагола besitzen прослеживается тенденция, аналогичная haben: данный глагол, если обратиться к истории языка, совмещает в себе владение и захватывание объекта (владеть, захватив): этимологически восходит к «um etwas sitzen» — сидеть вокруг чего-то, затем — к belagern — расположиться лагерем вокруг крепости, города, взять в осаду (DHW, 646), впоследствии развилось значение владения: besitzen — букв.: «сесть на что-то, чтобы оно стало своим», например:

365. mit der er ze Crichen — с которой он в Греции

366. besaz sîner vîande rîche —получил во власть царство своих врагов (стал обладать) (Kaiserchronik).

Русские глаголы владеть, обладать, родственны лит. veldéti — наследовать, др.-прусс. walduns — наследник (Фасмер, 1, 340), в их семантике отражается такой принцип власти, владения, как наследование (владеть, унаследовав).

В целом можно говорить о том, что в семантике анализируемых глагольных единиц в русском языке находит отражение про-актив-ный процесс освоения объектов внешнего мира, не включающий в себя момент ре-активности (поэтому необходимо обращаться к прошлому, к начальной точке). В немецком языке — это про-активный процесс освоения объектов внешнего мира, включающий в себя момент ре-активности, поэтому направленный в будущее.

В терминал «имение» входит также глагол принадлежать (gehören). Конструкции с глаголами иметь и принадлежать во многих языках образуют различные структуры: с одной стороны, конструкции, в которых посессор является темой и грамматическим подлежащим, а с другой стороны, конструкции, в которых объект посессивности выступает в качестве темы и подлежащего. Исторически данное различие восходит к индоевропейскому языку (Benveniste 1966). Такое противопоставление, по-видимому, присутствует во всех языках (см.: Heine 1997), хотя A.B. Исаченко высказывает некоторые замечания

по вопросу его универсальности (Isanenko 1974). В отличие от конструкций с глаголом иметь (haben), конструкция с глаголом принадлежать (gehören) более точно указывает на ситуацию владения, поскольку в данном случае объект действительно принадлежит субъекту, что в большинстве случаев юридически закреплено, например: Er hat ein Auto, aber es gehört seiner Frau. — У него есть машина (он имеет машину), но она принадлежит его жене. В такого рода контекстах глагол haben употребляется в значении ограниченного (либо временного) владения, в отличие от gehören, который указывает на собственно обладание объектом, при этом объект в конструкциях с глаголом gehören является более определенным, на что указывает в немецком языке артикль, ср: Ich habe einen Hund и Der Hund gehört mir (в русском языке на большую определенность может указывать местоимение: Эта собака принадлежит мне). В отличие от русского эквивалента принадлежать, глагол gehören помимо посессивного значения может выражать также и локативное значение, указывая точно на необходимое (надлежащее) местоположение субъекта, что выражает иная предлож-но-падежная конструкция, в частности, винительный падеж (в отличие от собственно посессивного значения, которое передает конструкция с дательным падежом без предлога), например: Dieses Buch gehört auf dieses Regal( букв.: «эта книга принадлежит на эту полку»); Das gehört nicht hierher (Это не должно здесь находиться, букв.: «это не принадлежит сюда»). Итак, глагол принадлежать (gehören) кроме локативного значения выражает только значение владения и, будучи маркированным выбором, необходим, если это значение является релевантным.

Собственно владение в сопоставляемых языках может быть конкретизировано с точки зрения того, каким образом субъект осуществляет свое владение, что репрезентируется терминалом «хранение». Поскольку субъект-посессор, как правило, заинтересован в сохранении объекта в своей сфере, наибольшее развитие в языках получили глагольные средства, отражающие бережное, внимательное отношение к объекту. В современном русском языке значение отношения к сохранению объекта передано недифференцированно в значимом для русского человека глаголе беречь (и префиксальных), а также глаголе хранить: Владимир умер в Москве, накануне вступления французов. Память его казалась священной для Маши; По крайней мере она берегла все, что могло ей его напомнить: книги, им некогда прочитанные, его рисунки, ноты и стихи, им переписанные для нее (Пушкин); Чумак специально для тебя замечательный какой-то коньяк трофейный бережет, никому пробовать не дает (В. Некрасов); Не бойтесь за сестру:

товарищи сберегут ее (ССРЛЯ, 13, 216); Он теперь изучал первый том Маркса и с великой заботливостью ... хранил эту книгу в своем мешке (Толстой). В немецком языке нашло отражение незыблимое «священное» отношение к собственности, поэтому здесь отмечается разнообразие глаголов, уточняющих, квалифицирующих характер сохранения объекта в сфере субъекта: 'заботясь с направленностью в будущее ' (aufbewahren): ...so will ich die Erinnerung an jenes Kind aufbewahren (Keller). — ...и я хочу сохранить память о том ребенке (в будущем); 'заботясь тщательно и/или тайно' (aufheben): Akten, alte Briefe, seine Ersparnisse in einer Schatulle aufheben (WDG, 253). — Хранить бумаги (дела), старые письма, свои сбережения в шкатулке; 'заботясь бережно' (schonen): Die sind sich klar darüber, dass ich geschont werden muß, weil ich ein Waise bin (Kant). — Они знают, что меня следует щадить (обращаться бережно, беречь, заботиться), потому что я сирота; 'сохраняя внутри себя' (bewehren): Die Mutter bewahrt das Bild des gefallenen Sohnes in ihrem Herzen (WDG, 584). — Мать хранит образ погибшего сына в своем сердце и др.

Слот «владение с фазой утраты» представлен терминалом «утрачивание», который репрезентируется глаголами тратить (и префиксальные образования), расходовать (израсходовать), экономить (сэкономить), завещать, а также платить (и производные); aufwenden, ausgeben, verausgaben, verbrauchen, vergeuden, verschleudern, vertrödeln, einsparen, sparen, zahlen, bezahlen и некоторыми другими. Данный терминал представлен в русском языке следующими характеристиками: 1) структурирование утрачивания с точки зрения количественного характера объекта, например: Острожная церковь была вновь построена и отделана богатым купцом, потратившим на это дело несколько десятков тысяч рублей (Толстой); В то время я уже истратил все свои сухари и два дня питался белыми круглыми грибками (ССРЯ, 2,561); С петербургскими моими долгами я кое-как распорядился: иные выплатил из моей суммы, другие готовы подождать (Гоголь); Пулеметчик достал кисет, газету и аккуратно, экономя каждый сантиметр бумаги, оторвал уголок (ССРЛЯ, 17,1756); 2) экспликация (недифференцированно) ненужности утрачивания: Ей начинало казаться, что она ужасно много денег тратит на себя (Мамин-Сибиряк); Право, я напрасно время трачу, мне нужно спешить (Гоголь).

В немецком языке в результате проведенного анализа отмечается: 1) экспликация временного параметра утрачивания совокупного объекта, например: 'отчуждение части совокупного объекта заранее' (vorauszahlen): man hatte ihm sein Erbteil schon vorausgezahlt ■— ему уже выплатили (заранее) его долю наследства (WDG, 4186); либо коли-

чественных параметров объекта (например, в ситуации платы): 'утрачивание первой части объекта? (anzahlen)-. Er hatte nur einen kleinen Betrag angezahlt. -— Он оплатил лишь небольшую сумму (сделал лишь небольшой первый взнос) (WDG, 194); 'утрачивание отдельных частей' (abzahlen): Damit ist alles abgezahlt. — Все оплачено (все долги оплачены, по частям) (WDG, 85); 2) структурирование нецелесообразного утрачивания объекта: быстрое (vergeuden): Er hat sein Geld vergeudet (WDG, 4050). — Он «промотал» свои деньги (быстро и легкомысленно потратил); необдуманное (verschleudern): Er hat sein Hab und Gut zu einem niedrigen Preis verschleudert (WDG, 4104). — Он распродал все, что имел, за низкую (бросовую) цену (продал ниже своей цены, т. е. необдуманно потратил средства); бесполезное (vertrödeln, разг., объект при данном глаголе носит абстрактный характер): Die Zeil vertrödeln (WDG, 4137)—проводить время без пользы; Sie ermahnte ihn, die vor ihm liegenden Jahre nicht leichtsinnig zu vertrödeln. — Она предостерегала его, чтобы он не тратил попусту годы своей жизни. Таким образом, в немецком языке, в отличие от русского языка, прослеживается актуализация в семантике глаголов лингв окультурологи-ческого признака структурированности действий субъекта по утрачиванию объекта, причем в большей степени маркируются нерациональные, необдуманные действия.

В четвертой главе «Субфрейм "окончание посессии" в русском и немецком языках» выявляются различные способы окончания посессии, характеризуются терминалы «потеря» и «передача», устанавливаются лингвокультурологические особенности реализации процессов «даяния» и «дарения» в русском и немецком языках.

Как показал предыдущий анализ, наибольшее отражение в обоих сопоставляемых языках получил слот вступления в посессию, поскольку именно здесь выражена активность субъекта, стремящегося стать посессором и использующего для этого всевозможные средства и способы. Соответственно, если вступление в посессию было таким сложным и трудным для субъекта действием, расставание с объектом, вовлеченным в сферу субъекта, нежелательно, субъект уже в этом не заинтересован. Поэтому группа глаголов, описывающих слот собственно окончания посессии, немногочисленна, в ее состав в русском языке мы включаем глаголы потерять (терять), лишиться (лишаться), утратить (утрачивать), разориться (глагол несовершенного вида разоряться может быть включен в силу процессуальное™ обозначаемого действия в группу глаголов, выражающих владение с фазой утраты, а также глагол утрачивать), проиграть (проигрывать). Данные глаголы выражают окончание посессии, происходящее не по воле и/или желанию субъекта.

Базовым глаголом для приведенного ряда выступает глагол с наиболее общим значением потерять (терять). В семантической структуре всех глаголов, выражающих стадию окончания посессии, мы выделяем в качестве категориально-лексической семы 'окончание имения объекта в своей сфере', которая реализуется определенным набором интегральных признаков. В истории русского языка в семантической структуре глагола терати интегральная сема 'способ окончания имения' представлена дифференциальным признаком 'причинение вреда объекту', например: У^л&а. жена домп, муж л своего тергает*ь (СС, 3, 952). В семантике глагола потерлтнтакая реализация способа осуществления действия усиливается eiije больше, поскольку приведенный глагол может выражать значение причинения вреда объекту вплоть до его уничтожения: Кнга^ь Жидимоитт», держлвт. его 4 м-Ьсгаци, и потергалт» его у Внтекску, огнемъ его сожже (СС, 2, 1290). В современном русском языке в семантической структуре базового глагола потерять (терять) актуализируются интегральные признаки способа ('по небрежности') и характера действия ('случайный'), например: Я, подойдя к дому, вдруг обнаружил, что ключ я где-то потерял (Каверин); Она все время покупала зонтики, потому что постоянно их теряла (Вересаев). Однако в ряде случаев в силу одушевленного характера объекта возможна иная реализация признака характера окончания имения — 'в результате определенной деятельности субъекта': Ведя себя таким образом, он потерял всех своих друзей (Катаев); либо 'в результате определенных обстоятельств': Брат Евпрак-сии Васильевны был вдов: он потерял жену на второй год после свадьбы (ССРЯ, 1,513).

В семантической структуре других глаголов, входящих в обозначенную группу, релевантным интегральным признаком является характер объекта. Так, объект может характеризоваться как ценный: В результате пожара онлиишлся всего своего имущества (ССРЯ, 1,513); собирательный (представленный в совокупности), при этом утрачивается весь совокупный объект: Михаил Аверьяныч когда-то бьиг очень богатым помещиком, но разорился и из нужды поступил под старость в почтовое ведомство (Чехов); Он проиграл коляску, дрожки, / Трех лошадей, два хомута, /Всю мебель, женины сережки, /Короче — все, все дочиста (Лермонтов), причем глагол разориться подчеркивает полную степень окончания имения совокупного объекта в своей сфере; абстрактный: Лицо у него осунулось, глаза утратили свой ясный детский блеск (Горький).

В немецком языке в состав глаголов, выражающих фазу собственно окончания посессии, мы включаем глаголы verlieren, einbüßen,

verspielen, verarmen, а также устойчивые конструкции verlustig gehen, ruiniert sein.

Базовый глагол verlieren, выражающий идею непроизвольной утраты чего-, кого-либо в самом общем виде, был достаточно употребителен в текстах памятников немецкого языка, объект в большинстве случаев характеризуется как значимый для субъекта:

3. dar vmbe mvsin degene/ vil Verliesen den lip — из-за нее (Кримхшь-ды) многие воины должны были потерять жизнь (Nibelungenlied);

51. den vorhtesi Verliesen /von Gunthers man — его (ребенка) боялась она потерять (Nibelungenlied).

В современном немецком языке в семантической структуре базового глагола verlieren интегральная сема 'способ окончания имения' реализуется в дифференциальных признаках 'по небрежности', например: Ich habe den Schlüssel verloren. — Я потеряч ключ; 'по стечению обстоятельств': Er hatte durch die Inflation alle Ersparnisse verloren. — Из-за инфляции он потерял все свои сбережения. Соответственно, интегральная сема 'характер окончания имения объекта в своей сфере' выражена в дифференциальных признаках 'случайный' либо 'непроизвольный, незапланированный', 'в результате определенной деятельности субъекта', 'в результате определенных обстоятельств'.

В немецком языке ситуация окончания посессии как утраты может быть передана также глаголом einbüßen (книжн.), который образован от глагола büßen — «искупать вину», «платить штраф за что-либо», «поплатиться», т. е. в значение этого глагола «потерять, лишиться чего-л.» входит и созначение «как наказание». Интегральная сема 'способ окончания имения объекта в своей сфере' представлена в дифференциальном признаке 'в результате определенной (непозитивной) деятельности субъекта': Das Mädchen hatte innerhalb weniger Stunden ihre ganze Schönheit eingebüßt (Döblin). —Девушка в течение нескольких часов утратила всю свою красоту.

В немецком языке отсутствует прямой эквивалент глагола разориться. Такую ситуацию может передавать специальная конструкция с глаголом sein и страдательным причастием от глагола ruinieren (разрушать до основания): Ich bin ruiniert (WDG, 3095). — Я разорен (т. е. потерял все, «разрушен до основания»). Помимо этого, аналогичную ситуацию может передавать глагол verarmen, например: Krieg und Inflation haben viele Menschen verarmen lassen (WDG, 4019). — Из-за войны и инфляции многие обеднели (потеряли все свои доходы, состояние, т. t. разорились), однако в семантике данного глагола подчеркивается прежде всего не процесс, а результат — стать бедным. В семантической структуре русского глагола разориться в какой-то сте-

пени указывается на то, что это был определенный процесс, разносторонний по своему характеру, что подчеркивает префикс раз- (потерять и то, и это, и в конце концов все).

В состав глаголов, репрезентирующих слот «окончание посессии как передача другому лицу» в рамках терминала «передача», мы включаем глагол дать (давать), который является базовым, а также префиксальные образования от этого глагола (нами рассматриваются не все префиксальные образования, а только те, которые непосредственно отражают посессивные ситуации); вернуть, возвратить (возвращать); дарить (и производные), наделить {наделять), обеспечить (обеспечивать); продать (продавать) и некоторые другие. Как свидетельствует приведенный ряд, данный слот достаточно полно отражен в системе русского языка. Важным для субъекта в таких ситуациях оказывается временной параметр — отчуждает ли субъект от себя объект навсегда или на некоторый промежуток времени, а также является ли субъект посессором временно либо постоянно.

Базовый глагол дать (давать) передает посессивную ситуацию, в которой участвуют два лица (группа лиц): субъект, отчуждающий от себя объект, и второе лицо, которое приобщает этот объект, таким образом, происходит смена владельца, субъект теряет статус посессора. При этом мы включаем в сферу субъекта-посессора не только объекты, которые ему непосредственно принадлежат, но и объекты, которыми он может распоряжаться в данный момент по своему усмотрению.

Терминал «передача» достаточно объемный и представлен в сопоставляемых языках более широко, что связано во многом с сознательной деятельностью субъекта, с желанием либо волей субъекта от-чуждить от себя объект с целью передачи его второму лицу — адресату. В аспекте диахронии передача объекта в русском языке была представлена глаголами ряда длтн и глаголами ряда длрнти. Различные процессы «даяния» в русском языке затрагивали как конкретные объекты, так и абстрактные. Так, объект мог иметь неодушевленный конкретный характер: хл'Ьет, во, иже л^т» ддмъ, плъть люга ксть; А кто наступить нл еж ргадъ, дасть. кнга^ю и посаднику двадцать гривен долота (СС, 1,632—633). В таких случаях интегральная сема характера окончания имения в своей сфере может быть представлена дифференциальными семами 'сознательное отчуждение (передача) объекта' и 'вынужденное отчуждение (передача) объекта'. Конструкции с абстрактными объектами при глаголе датн были шире распространены, что подчеркивает значимость адресата, поскольку такое действие было направлено прежде всего к нему и выражало предостав-

ление адресату каких-либо новых возможностей (дати слово, длти милость и т.д.): Ддти слдву Богу; Кто сю свободой дллъ (Там же).

Глаголы ряда ддрнти отражали особую ситуацию безвозмездной передачи объекта другому лицу. Важным для древних русичей в этой ситуации также продолжал оставаться адресат, поскольку дарение осуществлялось как стремление доставить радость, либо желаемое второму участнику ситуации: Посадники Псковскше и весь Псковт» YTHUiü и ддришд его, и ддшл ему 100 руклевт» (Там же, 630). В современном русском языке ситуация дарения может быть не только связана с доставлением радости, но и осуществляться с целью оказания влияния на адресата и, соответственно, как следствие, — получение выгоды для себя: Пристанет, бывало, к красным девушкам: надарит лент, серег, монист (Гоголь); Агафья раздарила все свои хорошие платья (Тургенев); Исправники и судьи обоих уездов, где находились его новые деревни, — все на его стороне..., одних он задарил, других запоил, а всех запугал (ССРЛЯ, 4, 397).

В немецком языке базовым глаголом, выражающим ситуацию передачи объекта, является глагол geben, который также обладает широкой семантикой. Примечательно, что в текстах по истории немецкого языка базовый глагол geben мог употребляться в ситуациях безвозмездной и безвременной передачи объекта как добровольное, сознательное отчуждение от себя объекта с целью «дарения» его второму участнику ситуации, например:

26. den gesten vn den chunden /gap man rosse vn ovch gewant — чужим и друзьям /дали коней и одежду (Nibelungenlied);

38. den sinen swertgenôzen /gap do vil sine hant —■ своим соратникам / много дала его рука (Nibelungenlied);

593. er gebete Dûtisken holden —- он дал немцам благосклонно

594. mit silber unt mit golde — серебра и золота (Kaiserchronik);

699. si gaben richv chleider /dar zv daz golt vil rot /ros vn dar zv silber /

vil maniger varnden man- они подарили много одежд/и к тому еще красного золота / и коней и серебра / даже иному чужому человеку (Nibelunegnlied).

Как видим из приведенных примеров, в качестве объектов передачи выступают ценные для обозначенного исторического периода предметы, вещи и, самое главное, — средства передвижения (одежда, золото, серебро, кони), которые субъект с желанием (благосклонно) передает в собственность другого участника ситуации, причем это второе лицо может быть и чужим, и соратником. Важным является также тот факт, что передаваемый объект представлен в совокупности, очень часто это подчеркивается контекстуальным уточнителем мно-

го. Объект может иметь и абстрактный, либо расширенный характер, однако и в этом случае он передается по желанию субъекта, дарится:

153. und gab rouch — и дал внимание (благосклонность, заботу) (Kaiserchronik).

В редких случаях объект отчуждается без желания субъекта, а по необходимости:

634. si gebin si ze citise—они дают их в качестве дани (Kaiserchronik) — в данном примере передана уже не ситуация «дарения», а ситуация «даяния».

Таким образом, в истории немецкого языка процессы «даяния» и «дарения» представляли собой одно целое: субъект давал, отчуждал от себя объект с целью его дарения, что было обусловлено не только доставлением радости адресату, но и утверждением своего статуса субъекта-посессора, стремлением показать свою значимость и возможность распоряжаться находящимися в личной сфере объектами. Глагол schenken (собственно «подарить») появился в истории немецкого языка только в позднем средневерхненемецком. Глаголы schenken, beschenken в современном немецком языке так же, как и русские глаголы подарить (дарить), одарить (одаривать), выражают ситуацию окончания имения объекта в сфере субъекта как безвозмездную передачу его насовсем другому участнику ситуации: Ich habe ihm ein interessantes Buch geschenkt. —Я подарила ему интересную книгу (DUW, 1312); daß dich deine Gattin ... mit einem Sohn beschenkt (Raabe) — что твоя супруга... одарит тебя сыном.

В семантической структуре глаголов, производных от дать (давать) в русском языке и geben в немецком языке, происходит квалификация интегральной семы 'способ окончания имения объекта' в различных дифференциальных признаках, при этом в немецком языке наблюдается детальное структурирование пространственно-временных параметров ситуации и действий субъекта, который стремится проследить за результатом передачи и траекторией перемещения передаваемого объекта, например, конструкции с русским глаголом отдать (отдавать) в немецком языке могут быть переданы конструкциями с глаголами abgeben ('дать на время откуда-либо для определенной цели'); zurückgeben ('дать назад'); geben ('дать насовсем'); weggeben ('дать насовсем ненужное'); überlassen ('дать надолго').

В группу глаголов, выражающих окончание посессии как переход к другому лицу, мы включили также глаголы вернуть, возвратить (возвращать), которые отражают ситуацию передачи объекта, как правило, владельцу. Данные глаголы могут выражать как получение объекта, ранее принадлежавшего субъекту, вновь в свою сферу, так и

отчуждение объекта, не принадлежащего субъекту, с целью передачи его владельцу.

Для немецкого языка понятие возврата является значимым в рамках уже описанного нами отношения представителя немецкой культуры к собственности. Возврат своей или чужой собственности должен быть четко структурирован. Поэтому в немецком языке мы наблюдаем детализацию обозначенной ситуации, которую могут передавать глаголы zurückgeben, zurückerstatten, zurückzahlen, wiedergewinnen, wiederbekommen, в семантической структуре которых интегральный признак способа окончания имения объекта в своей сфере может быть выражен следующими дифференциальными признаками: 'собственно возвращая' (zurückgeben, zurückzahlen): Er hat mir mein Geld schon zurückgegeben. — Он мне уже вернул мои деньги (WDG, 4504); Schulden zurückzahlen (WDG, 4510)—выплачивать долги, вернуть деньги тому, у кого их брал, чтобы он вновь ими владел; 'возвращая себе (активно)': seine Fassung, Sicherheit, Ruhe, gute Laune, sein Gleichgewicht (WDG, 4347) — вернуть свое самообладание, уверенность, спокойствие, хорошее настроение, равновесие, субъект в этом случае активен, сам «берет себя в руки», здесь подчеркивается проявление воли, контролирование себя субъектом, преодоление каких-то неприятностей; 'возвращая себе (пассивно)' (wiederbekommen): verliehenes Geld wiederbekommen (WDG, 4346) — вернуть (получить назад) занятые деньги, в данном случае субъект пассивен, а активен тот, кто дает назад.

Терминал «передача» репрезентируется также глаголами, выражающими ситуацию окончания имения объекта в своей сфере как передачу этого объекта определенному лицу с целью его обеспечивания. В семантической структуре глагола обеспечить (обеспечивать) категориально-лексическая сема 'окончание имения объекта в сфере субъекта' не представлена настолько ярко, поскольку субъект, как правило, отчуждает от себя объект, не являющийся его собственностью, а входящий в его сферу в силу определенного положения, занимаемого им в определенном социуме. В семантической структуре данного глагола актуализируется интегральный признак цели осуществления действия, который реализуется в дифференциальном признаке 'для создания определенных достаточных условий второму участнику ситуации': Если вы гарантируете, Чумалов, что сметы будут полностью проведены и рабочие руки обеспечены, мы сможем с-успехом выполнить работы в течение месяца (Гладков). Близкий этому тлаголу глагол снабдить (снабжать) реализует интегральный признак цели осуществления действия менее конкретно — 'для создания определенных условий второму участнику ситуации': Як тебе за книжкамиявил-

ся ... Ты меня снабди книжками (Горький). В семантической структуре немецких глаголов интегральный признак способа осуществления окончания имения, в отличие от русских глаголов, квалифицируется и может быть передан дифференциальными признаками: 'обеспечивать, оснащая' (ausstatten): Ich habe ihn mit allen Rechten und großen Geldmitteln ausgestattet (WDG, 376). —Я обеспечил (оснастил) его всеми правами и большими денежными средствами; 'обеспечить, запасая' (versehen)-. Wir hatten uns ausgiebig mit Geld und Proviant versehen (WDG, 4111). — Мьг хорошо запаслись деньгами и провизией (обеспечили себя) ; 'обеспечить, заботясь' (versorgen): Bevor er auf die Reise ging, hatten ihn seine Eltern mit allem, was er brauchte, versorgt (WDG, 4116). — Перед тем, как он отправился в путь, родители снабдили его всем необходимым (Sorge — забота, т. е. «проявили заботу») и некоторые другие.

Передача объекта адресату может быть небезвозмездной, а осуществляться за плату. Для носителей русского языка в таких случаях релевантным оказывается сам факт продажи объекта, все остальное уточняется в контексте; экспликации также подвергается желание субъекта обогатиться: Он перепродает вещи, которые купил с молотка (Горький), либо стремление в силу определенных обстоятельств избавиться от совокупного объекта: Он переезжает и распродает все свое имущество (Беляев).

Для носителей немецкого языка в такой ситуации значимым оказывается ценность объекта (ведь именно от этого напрямую зависит компенсация, получаемая субъектом): Er veräußerte seine Schmuckstücke. — Он продал свои украшения (WDG, 4020), а также направленность, траектория перемещения объекта в процессе его небезвозмездной передачи адресату: Dieses Wörterbuch wurde mehrmals weiterverkauft. — Этот словарь перепродавался несколько раз (от одного владельца к другому) (WDG, 4349).

В целом можно говорить о том, что в немецком языке при вербализации идеи передачи объекта выражена в большей степени индивидуальная активность субъекта действия, а в русском языке — соборность. Так, в немецком языке каждый новый вид и способ передачи, особенно «передачи себе», получает индивидуальное обозначение, в отличие от русского, где главным является собственно сам факт передали (часто безвозмездной) объекта другому лицу.

Таким образом, проведенный сопоставительный анализ семантической структуры глагольных единиц в лингвокультурологическом аспекте выявил особенности репрезентации фреймовой структуры по-сессивности как особого ментального образования, содержанием которого является динамика сферы субъекта. Применительно к русскому и немецкому языкам установлены: 1) специфика взаимосвязи ка-

тегории посессивности с локативностью; 2) неоднозначная репрезентация слотов и терминалов динамической фреймовой структуры посессивности в русском и немецком языках; 3) различная актуализация в русском и немецком языках лингвокультурологических признаков в семантике глагольных единиц, выражающих посессивные отношения (которая прослеживается также в аспекте диахронии), базирующаяся на сходствах и различиях восприятия посессивности представителями разных культур; 4) особенности восприятия понятий приобретете, захватывания, имения, дарения, даяния, входящих в посес-сивностъ, носителями разных языков.

Перспективы исследования, обозначенные в заключении диссертации, видятся в дальнейшей разработке типологии разноуровневых средств выражения категории посессивности и — как следствие — типологии лингвокультур; важным и интересным будет обращение к прецедентным текстам, различного рода паремиям при выражении отношений посессии. Это позволит выявить определенные смысловые доминанты тех или иных посессивных понятий, закрепленные в семантике данных устойчивых сочетаний определенного этноса.

Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях:

Монографические издания

1. Милованова, М.В. Категория посессивности в русском и немецком языках в лингвокультурологическом освещении: монография / М.В. Милованова. — Волгоград: Волгогр. науч. изд-во, 2007. — 408 с. (25,5 пл.).

Статьи в изданиях, входящих в список ВАК

2. Милованова, М.В. Репрезентация посессивной ситуации приобщения объекта в неблизкородственных языках (на примере глагола «принять» в русском языке и его эквивалентов в немецком языке) / М.В. Милованова II Вестн. Самар. гос. ун-та. Сер.: Языкознание. — 2006. — № 10/2(50) — С. 179—186 (0,5 пл.).

3. Милованова, М.В. Региональный компонент в процессе обучения русскому языку как иностранному на краткосрочных курсах / М.В. Милованова, Е.С. Рудыкина // Изв. Тул. гос. ун-та. Сер.: Язык и литература в мировом сообществе. — 2006. — Вып. 10. — С. 63—69 (авт. — 0,3 пл.).

4. Милованова, М.В. Семантика посессивных предикативных конструкций с глаголом иметь I М.В. Милованова // Изв. Волгогр. гос. пед. ун-та. Сер.: Филологические науки. — 2007. — № 5 (23). С. 41—47 (0,4 п.л.).

5. Милованова, М.В. Семантика глагольных единиц в аспекте отражения особенностей моделирования посессивных отношений в русском языке (в сопоставлении с немецким языком) / М.В. Милованова // Сибирский филол. журн. — 2007. — № 4. — С. 120—130 (0,9 п.л.).

6. Милованова, М.В. Прототипические ситуации передачи посессивных отношений в близкородственных и неблизкородственных языках / М.В. Мило-

ванова // Вестн. МГОУ. Сер.: Лингвистика. — 2007. — № 2. — С. 67—75, (0,6 п.л.).

Статьи в научных журналах и сборниках научных трудов

7. Милованова, М.В. Сочетания бесприставочных глаголов совместного движения с причастиями въ^ьм-ь, поилгь, приимъ как средство выражения начинательности / М.В. Милованова. — М., 1990. — 41 с. — Деп. в ИНИ-ОН 05.12.90; № 433779 (2 п.л.).

8. Милованова, М.В. Формообразование глаголов ььти, в^ьлти, roiatu / М.В. Милованова // Тезисы докладов VTI научной конференции профессорско-преподавательского состава. — Волгоград: Изд-во ВолГУ, 1990. — С. 150—151 (0,1 п.л.).

9. Милованова, М.В. Роль Кирилла и Мефодия в формировании общеславянского лексико-грамматического фонда / М.В. Милованова // Кирил-ло-Мефодиевские традиции на Нижней Волге: тез. докл. и сообщ. науч. конф. — Волгоград: ВГПИ, 1991. — С.41—42 (0,1 п.л.).

10. Милованова, М.В. Структурно-семантическая эволюция глаголов мчти, b^iath, помути / М.В. Милованова // Тезисы докладов VIII научной конференции профессорско-преподавательского состава. — Волгоград: Изд-во ВолГУ, 1991, —С. 109(0,1 п.л.).

11. Милованова, М.В. Семантические изменения в смысловой структуре глаголов приобщения объекта / М.В. Милованова. — М., 1992. — 21 с. — Деп. в ИНИОН АН СССР 29.01.92; № 46012 (1,0 п.л.).

12. Милованова, М.В. Смысловая структура бесприставочных глаголов ьати, e^iath, поььтн и их производных / М.В. Милованова // Актуальные проблемы филологии в вузе и школе: материалы 6-й Твер. межвуз. конф. ученых-фнлологов и школьных учителей. — Тверь, 1992. — С. 75—76 (0,1 п.л.).

13. Милованова, М.В. Валентностная характеристика глаголов приобщения объекта в древнерусском языке / М.В. Милованова // Тезисы докладов IX научной конференции профессорско-преподавательского состава. — Волгоград: Изд-во ВолГУ, 1992. — С. 159 (0,1 п.л.).

14. Милованова, М.В. Реализация дифференциального признака «характер объекта» в древнерусском и старочешском текстах / М.В. Милованова // Материалы XI научной конференции профессорско-преподавательского состава. — Волгоград: Изд-во ВолГУ, 1994. — С. 255-260 (0,4 п.л.).

15. Милованова, М.В. Лексическое наполнение языковых моделей в процессе их функционирования в речи /М.В. Милованова И Функционирование языковых единиц в разных речевых сферах: факторы, модели: тез. докл. межвуз. науч. конф. — Волгоград: Перемена, 1995. — С. 35—36 (0,1 п.л.).

16. Милованова, М.В. Сопоставительный анализ глаголов одного синонимического ряда (по поэтическим произведениям А.С. Пушкина и их чешским переводам / М.В. Милованова // Изучение и преподавание русского слова от Пушкина до наших дней: материалы конф. и семинаров. — Волгоград: Изд-во ВолГУ, 1999. — С. 181—189 (0,6 п.л.).

17. Милованова, М.В. Эволюция глаголов приобщения объекта в сочетании с глаголами действия в древнерусском языке / М.В. Милованова // Научные школы Волгоградского государственного университета. Русский глагол. История и современное состояние. •— Волгоград: Изд-во ВолГУ, 2000. — С. 326—340 (1,0 пл.).

18. Милованова, M.B. Культурно-специфические особенности значения языковых единиц // Язык. Культура. Словари: материалы IV Междунар. школы-семинара. — Иваново: Изд. центр «Юнона», 2001. — С. 25—27 (0,4 п.л.).

19. Милованова, М.В. Национально-культурные особенности выражения активности субъекта действия в русской и немецкой афористике / М.В. Милованова // Русский язык, литература и культура в современном обществе: материалы Междунар. науч. конф. — Иваново, 2002. — С. 259—265 (0,5 п.л.).

20. Милованова, М.В. Особенности выражения ситуации приобщения объекта в истории русского языка / М.В. Милованова II Вестн. ВолГУ. Сер. 2, Языкознание. — 2003—2004. — Вып. 3. — С. 25—31 (0,7 п.л.).

21. Милованова, М.В. Специфика отражения субъектно-объектных отношений в семантике русских глаголов действия / М.В. Милованова // Человек в современных философских концепциях: материалы Третьей междунар. науч. конф., г. Волгоград, 14—17 сент. 2004 г.: в 2 т. — Волгоград: ООО «Принт», 2004. — Т. 2. — С. 180—183 (0,4 пл.).

22. Милованова, М.В. Сопоставительная характеристика семантической структуры глагольных парсмичных сочетаний / М.В. Милованова II Проблемы контрастивнои семантики. Studia Slavica Savariensia. 1—2 / под ред. проф. К. Гадани. — Szombathely (Венгрия), 2004. — С. 175—184 (0,7 п.л.).

23. Милованова, М.В. Проблемы адекватной семантизации лексических единиц в практике преподавания славянских языков как иностранных / М.В. Милованова // Вестн. ВолГУ. Сер. 2, Языкознание. — 2005. — Вып. 4. — С. 120—125(0,6 п.л.).

24. Милованова, М.В. Глаголы обладания как средство выражения посессивных отношений в русском языке / М.В. Милованова // Русская словесность в контексте современных интеграционных процессов: материалы Междунар. науч. конф., г. Волгоград, 24—27 апр. 2005 г. — Волгоград: Изд-во ВолГУ, 2005. — С. 118—122 (0,4 п.л.).

25. Милованова, М.В. Семантическая характеристика глаголов приобщения объекта в русском языке / М.В. Милованова II Актуальные проблемы русского языка: материалы регион, конф. — Челябинск: Юж.-Урал. кн. изд-во, 2005.- С. 223—226 (0,4 п.л.).

26. Милованова, М.В. Глаголы приобщения объекта: к проблеме реконструкции семантической структуры / М.В. Милованова // Актуальные проблемы филологии и педагогической лингвистики: сб. науч. тр. — Владикавказ: Изд-во СОГУ, 2005. — Вып. 7. — С. 207—214 (0,7 п.л.).

27. Милованова, М.В. Глагольные средства выражения категории по-сессивности в русском языке / М.В. Милованова // Welt in der Sprache. Reihe "Ethnohermeneutik und Ethnorhetorik". — Bd. 11. — Landau, 2005. — С. 271 — 278 (0,7 п.л.).

28. Милованова, M.B. Национально-культурные особенности выражения посессивных ситуаций в неблизкородственных языках / М.В. Милованова // Язык. Культура. Сознание: междунар. сб. науч. тр. по лингвокульту-рологии. — Самара, 2005. — С. 134—139 (0,5 п.л.).

29. Милованова, М.В. Модель посессивных отношений в русском языке (на материале глаг олов) / М.В. Милованова // Мир и язык: сб. науч. ст. — Кемерово, 2005. — Вып. 6. — С. 23-31 (0,8 п.л.). Сер. «Филологический сборник».

30. Милованова, М.В. Сопоставительная характеристика семантической структуры глаголов обладания в русском и немецком языках / М.В. Мило-

ванова II Язык. Культура. Коммуникация: материалы Междунар. конф., г. Волгоград, 18—20 апр. 2006 г.: в 3 ч. — Волгоград, 2006. — Ч. 2. — С. 446—451 (0,5 п.л.).

31. Милованова, М.В. Глагольные средства выражения посессивных отношений в аспекте диахронии / М.В. Милованова // Наследие академика

B.И. Борковского и проблемы современной лингвистики: статьи, исследования, материалы. — Волгоград: Изд-во ВолГУ, 2006. — С. 68—74 (0,7 п.л.).

32. Милованова, М.В. Категория посессивности в сопоставительном аспекте (на материале глаголов обладания) / М.В. Милованова // Проблемы языковой концептуализации и категоризации действительности: материалы Всерос. науч. конф. «Язык. Система. Личность». -Екатеринбург, 2006. —

C. 120—124 (0,4 пл.).

33. Милованова, М.В. Концептосфера «человек»: субъектно-объектные реляции / М.В. Милованова // Новое в когнитивной лингвистике: материалы I Междунар. науч. конф. «Изменяющаяся Россия: новые парадигмы и новые решения в лингвистике». — Кемерово: КемГУ, 2006. — С. 726—735 (0,9 пл.).

34. Милованова, М.В. Категоризация посессивных отношений в русском языке / М.В. Милованова // Вестн. ВолГУ. Сер. 2, Языкознание. —2006. — Вып. 5. — С. 12—18 (0,7 пл.).

35. Милованова, М.В. Ядерные средства выражения посессивности в русской и немецкой лингвокультурах / М.В. Милованова // Концептосфера— дискурс — картина мира: междунар. сб. науч. тр. по лингвокультурологии / отв. ред. Е.Е. Стефанский. — Самара: Самар. гуманит. акад., 2006. — С. 183—187 (0,4 пл.).

36. Милованова, М.В. Сопоставительная характеристика ядерных глагольных средств выражения посессивности в неблизкородственных языках / М.В. Милованова //УсгЬцш: Язык, текст, словарь: сб. науч. тр. — Екатеринбург: Изд-во Урал, ун-та, 2006. — С. 119—128 (0,7 пл.).

37. Милованова, М.В. Лингвофилософские аспекты исследования категории посессивности / М.В. Милованова// Человек в современных философских концепциях: материалы Четвертой междунар. конф. г. Волгоград, 28— 31 мая 2007 г.: в 4 т. — Волгоград: Изд-во ВолГУ, 2007. — Т. 4. — С. 102— 105 (0,4 пл.).

38. Милованова, М.В. Сопоставительная характеристика базовых глаголов, выражающих посессивную ситуацию передачи объекта / М.В. Милованова // Русская словесность в контексте современных интеграционных процессов: материалы Второй междунар. науч. конф. г. Волгоград, 24—26 апр. 2007 г.: в 2 т. — Волгоград: Изд-во ВолГУ, 2007. — Т. 1. — С. 539—544 (0,4 пл.).

39. Милованова, М.В. Глагольные средства выражения категориального посессивного значения обладания в русском, немецком, чешском языках / М.В. Милованова //Лингвистические парадигмы и лингводидактика: материалы XII Междунар. науч.-практ. конф., г. Иркутск, 13—15 июня 2007 г. — Иркутск: Изд-во БГУЭП, 2007. — Ч. I. — С. 162—167 (0,4 пл.).

40. Милованова, М.В. Понятие посессивности: проблемы определения и структуры / М.В. Милованова // Вестн. ВолГУ. Сер. 2, Языкознание. —Волгоград: Изд-во ВолГУ, 2007. — Вып. 6. — С. 95—102 (0,7 пл.).

МИЛОВАНОВА Марина Васильевна

ЛИНГВОКУЛЬТУРОЛОГИЧЕСКИЕ ХАРАКТЕРИСТИКИ КАТЕГОРИИ ПОСЕССИВНОСТИ В РУССКОМ И НЕМЕЦКОМ ЯЗЫКАХ

Автореферат

Подписано к печати 17.07.2007 г. Формат 60x84/16. Печать офс. Бум. офс. Гарнитура Times. Усл. печ. л. 2,3. Уч.-изд. л. 2,5. Тираж 120 экз. Заказ

ВГПУ. Издательство «Перемена» Типография издательства «Перемена» 400131, Волгоград, пр. им. В.И.Ленина, 27

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора филологических наук Милованова, Марина Васильевна

ВВЕДЕНИЕ.

ГЛАВА I. ПОСЕССИВНОСТЬ КАК УНИВЕРСАЛЬНАЯ КАТЕГОРИЯ В ЯЗЫКОВОЙ КАРТИНЕ МИРА.

1.1. Проблематика исследования посессивности как категориального явления.

1.2. Основные характеристики атрибутивной и предикативной посессивности.

1.3. Лингвокультурные аспекты посессивности.

Выводы по главе I.

ГЛАВА II. СУБФРЕЙМ «НАЧАЛО ПОСЕССИИ» В РУССКОМ И НЕМЕЦКОМ ЯЗЫКАХ.

2.1. Вводные замечания.

2.2. Слоты «предпосессия» и «зарождение посессии» как реализация субфрейма «начало посессии».

2.3. Слот «вступление в посессию» как реализация субфрейма «начало посессии».

Выводы по главе II.

ГЛАВА III. СУБФРЕЙМ «СОБСТВЕННО ПОСЕССИЯ» В РУССКОМ И НЕМЕЦКОМ ЯЗЫКАХ.

3.1. Вводные замечания.

3.2. Слот «владение с фазой становления» как реализация субфрейма «собственно посессия».

3.3. Слот «собственно владение» в рамках субфрейма «собственно посессия».

3.4. Слот «владение с фазой утраты» в рамках субфрейма «собственно посессия».

Выводы по главе III.

ГЛАВА IV. СУБФРЕЙМ «ОКОНЧАНИЕ ПОСЕССИИ» В РУССКОМ И НЕМЕЦКОМ ЯЗЫКАХ.

4.1. Вводные замечания.

4.2. Слот «собственно окончание посессии» ,. как реализация субфрейма «окончание посессии».

4.3. Слот «окончание посессии как передача другому лицу» в рамках субфрейма «окончание посессии».

Выводы по главе IV.

Введение диссертации2007 год, автореферат по филологии, Милованова, Марина Васильевна

Данная работа выполнена в русле категориальной лингвокультурологии. Объектом исследования является категория посессивности - комплексного отношения принадлежности, и обладания. Предметом изучения выступают ее лингвокультурологические характеристики, закрепленные в семантике глагольных единиц в русском и немецком языках.

Человек - одушевленный субъект - существует в определенном пространстве, где его окружает множество разнообразных объектов, с которыми он вступает в различного рода отношения. Одними из ведущих в процессе познания человеком окружающей действительности являются отношения посессивности. Универсальная категория посессивности исследуется с различных сторон: с точки зрения структуры (Бондарко 1996; Копров 2002; Чинчлей 1996; Heine 1997; Seiler 1983), различных способов выражения (Журинская 1979; Кибрик 2003; Николаева 2000; Селиверстова 2004; Herslund, Baron 2001), характеристики выражающих ее языковых средств, набор которых для каждого языка индивидуален (Бирюкович 1990; Друзина 2005; Мелиг 2004; Циммерлинг 2000; Bolkestein 1983; Lehmann 1996). Однако, если посессивные местоимения во многих языках - это нечто неоспоримое, то вопрос о семантической области посессивности в целом до сих пор остается неизученным.

Многоаспектные посессивные отношения в силу своей универсальности находят отражение во всех языках, однако представлены они могут быть по-разному, что обусловлено спецификой восприятия действительности представителями разных культур. В связи с этим весьма актуальным является исследование проблемы отражения в семантике языковых единиц национально-культурных особенностей. Данная проблематика активно разрабатывается в таких развивающихся в современной лингвистике направлениях, как когнитивная лингвистика и лингвокультурология (см.: Воробьев 1998; Кравченко 1996; Кубрякова 1997; Kirkeby 1994; Taylor 1996; Wierzbicka 1992). В центре внимания исследователей находятся разнообразные концепты, составляющие языковую картину мира определенного этноса (Воркачев 2005; Карасик 2002; Слышкин 2000; Красавский 2001; Пименов 2006; Пименова 2005; Попова, Стернин 2000); фреймы и гештальты как единицы хранящейся в памяти информации (Демьянков 1996; Красных 1998; Минский 1979; Фрумкина 2001; Lakoff, Johnson 1980); национально-культурные стереотипы, отраженные в языке (Левонтина, Шмелев 2000; Кобозева 2000; Прохоров 1997); собственно характеристика языковой картины мира представителей определенной культуры через описание устойчивых мотивов, норм поведения, правил (Бабаева 2004; Вежбицкая 1992; Шаховский 1998; Шмелев 2002). Исследования, проводимые в русле обозначенной проблематики, опираются, в свою очередь, на важнейшие философские и лингвистические концепции (Гумбольдт 1984; Есперсен 1958; Сэпир 1993; Потебня 1913; Радченко 1997; Brentano 1874; Brunot 1936 и др.), постулирующие необходимость рассматривать реальную действительность в соотнесении с ее отражением в содержании языковых форм.

Носители разных языков и культур по-разному видят и структурируют окружающую действительность. Одни и те же концепты могут интерпретироваться неоднозначно (см.: Карасик 1992). В связи с этим весьма актуальными в рамках отражения в языке национально-культурных особенностей являются сопоставительные исследования базовых универсальных категорий, особенно на материале неблизкородственных языков, в частности, русского и немецкого. Универсальные категории, по мнению А.Я. Гуревича, представляют сетку координат, наложенную на действительность, через которую люди воспринимают мир (Гуревич 1984).

Категория посессивности играет исключительно важную роль в концептосфере человека. На протяжении всей своей жизни человек всегда чем-то и кем-то владел. Вместе с развитием института собственности развивались и средства отражения этого понятия в языке. Мы исходим из того, что осмысление становления посессивных отношений, их развития в процессе поступательной деятельности человека происходило в каждой культуре по-разному, будучи обусловлено определенной иерархией ценностей, прежде всего национально-культурной спецификой, что нашло отражение в русском и немецком языках. Несмотря на интерес лингвистов к проблемам репрезентации в языке посессивности, многие аспекты этой сложной категории еще не получили должного освещения в науке. В частности, не существует однозначной трактовки понятия посессивности; не систематизированы разноуровневые средства выражения посессивных отношений; недостаточно освещены предикативные способы выражения в языках поступательного динамического развития отношений посессии, в которых центральной языковой единицей выступает глагол. Все вышесказанное определяет выбор темы и актуальность предпринятого исследования.

Цель исследования - установить и описать лингвокультурологические характеристики категории посессивности применительно к семантике русских и немецких глаголов.

Достижение цели предполагает решение следующих задач: - определить категориальную специфику посессивности;

- построить фрейм посессивности;

- систематизировать предикативные средства выражения категории посессивности в русском и немецком языках;

- охарактеризовать закономерности репрезентации посессивности в семантике русских и немецких глаголов;

- выявить диахронические характеристики базовых посессивных предикативных конструкций в сравниваемых языках;

- установить лингвокультурную специфику категоризации посессивности в русском и немецком языках.

При анализе языковых фактов мы учитываем такие принципы исследования содержательной стороны языка, которые базируются на представлении о постоянном взаимодействии лексических и грамматических явлений (Виноградов 1969; Кубрякова 1981; 1995; Лопушанская 1988; Маслов 1984; Милославский 1981; Серебренников 1983; Шведова 1985; Шелякин 1987; Ярцева 1968 и др.).

Названные методологические принципы лежат в основе комплексной методики описания материала. Для решения поставленных задач использованы общенаучные методы - наблюдение, анализ, синтез, сравнение, моделирование, интроспекция, а также частные лингвистические методы компонентного, контекстуального, этимологического анализа. Функционирование глаголов как средств выражения посессивных отношений рассматривается нами в составе предложения как коммуникативной и предикативной единицы (Сиротинина 1980) и одновременно единицы текста

- высказывания (Степанов 1995).

- Хохенэмс-Ласбергская (Hohenems-Laßbergische Handschrift), как наиболее древняя и полная (она содержит 38 песен, около 2500 четверостиший). Песнь о Нибелунгах была сложена около 1200 г., т.е. на стыке древневерхненемецкого и средневерхненемецкого периода истории немецкого языка. Хроника императоров (Kaiserchronik) представляет собой стихотворное описание деяний римских и германских императоров, в нее включены разного рода легенды и фантастические рассказы. Это произведение, написанное приблизительно в середине XII века, содержит около 17000 стихов. При цитировании памятника (немецкий язык) цифра, стоящая перед примером, обозначает номер строфы (Kaiserchronik) или номер четверостишия (Das Nibelungenlied). Кроме этого, привлекались материалы толковых исторических и современных словарей русского и немецкого языков.

Научная новизна исследования заключается в том, что впервые категория посессивности рассматривается как особый тип ментального образования, фиксирующий динамику сферы субъекта в различных аспектах: 1) принадлежность, обладание, включение объекта в сферу субъекта, 2) абстрактная и конкретная посессивность, 3) статическая и динамическая посессивность. Разработана типология предикативных средств выражения посессивных отношений в русском и немецком языках. Установлена динамическая фреймовая структура посессивности, позволяющая выявить лингвокультурную специфику вербализации в неблизкородственных языках становления и развития отношений посессии. Охарактеризовано отражение в семантике глагольных единиц процессов про-активного и ре-активного освоения объектов внешнего мира. Выявлены диахронические характеристики базовых посессивных предикативных конструкций в сопоставляемых языках.

Теоретическая значимость исследования состоит в том, что данная работа вносит вклад в развитие категориальной лингвокультурологии, характеризуя репрезентацию посессивности в неблизкородственных языках. Проанализирована связь категории посессивности с локативностью, систематизированы глагольные средства выражения посессивных отношений в сопоставляемых языках, концептуально обоснованы сходства и различия в семантической структуре русских и немецких глаголов, выражающих посессивные отношения, базирующиеся на сходствах и различиях в восприятии окружающего мира представителями разных культур.

Практическая значимость. Результаты исследования могут быть использованы в вузовских курсах по общему языкознанию, теории межкультурной коммуникации, лингвострановедению, теории и практики перевода, в спецкурсах по современному русскому языку и его истории, современному немецкому языку и его истории, по когнитивной лингвистике, в практике преподавания специальных дисциплин сравнительно-исторического цикла, при описании лексического строя русского и немецкого языков, а также на занятиях по русскому языку как иностранному.

Апробация работы. Основные положения, а также выводы по отдельным проблемам неоднократно докладывались на научных конференциях: международных - конференция МАПРЯЛ «Актуальные проблемы социальной лингвистики и лингводидактики на пороге XXI века» (Ульяновск, 1999); «Единство системного и функционального анализа языковых единиц» (Белгород, 2004); «Человек в современных философских концепциях» (Волгоград 2000; 2004; 2007); конгресс «Культура, наука, образование на пороге III тысячелетия» (Волгоград 2000; 2004); «Проблемы обучения иностранных граждан на современном этапе: лингвистические и методологические» (Волгоград, 2000); «Россия и Запад: диалог культур» (Москва, 2001); школа-семинар «Язык. Культура. Словари» (Иваново, 2001); «Язык в пространстве и времени» (Самара, 2002); «Русский язык, литература и культура в современном обществе» (Иваново, 2002); «Русская словесность в контексте современных интеграционных процессов» (Волгоград, 2005; 2007); «Язык. Культура. Коммуникация» (Волгоград, 2006); «Изменяющаяся Россия: новые парадигмы и новые решения в лингвистике» (Кемерово, 2006); всероссийских - «Актуальные проблемы психологии, этнопсихолингвистики и фоностилистики» (Москва, 1999); «Медико-биологические, культурологические и психолого-педагогические аспекты адаптации зарубежных студентов» (Волгоград, 2001); «Проблемы изучения живого русского слова на рубеже тысячелетий» (Воронеж, 2001); «Язык, культура, общество: социально-культурные аспекты развития регионов Российской Федерации» (Ульяновск, 2002); «Актуальные проблемы обучения русскому языку как иностранному и дисциплинам специализации» (Нижний Новгород, 2003); «Межкультурная коммуникация: современные тенденции и опыт» (Нижний Тагил, 2003); «Язык. Система. Личность» (Екатеринбург, 2006); межвузовских и вузовских - «Актуальные проблемы филологии в вузе и школе» (Тверь, 1992); «Функционирование языковых единиц в разных речевых сферах: факторы, модели» (Волгоград, 1995); «Язык и межкультурная коммуникация» (Санкт-Петербург, 2004); Борковские чтения (Волгоград, 2004; 2005; 2006; 2007). Работа обсуждалась на заседании научно-исследовательской лаборатории «Аксиологическая лингвистика» в Волгоградском государственном педагогическом университете. По теме диссертации опубликовано 40 работ общим объемом 46,8 п.л.

На защиту выносятся следующие основные положения:

1. Категория посессивности представляет собой ментальное образование, содержанием которого является динамика сферы субъекта, уточняемая в следующих направлениях: 1) принадлежность, обладание, включение объекта в сферу субъекта, 2) степень абстрактности посессивных отношений, 3) динамика посессивных отношений.

3. Субфрейм «начало посессии» характеризуется наибольшей номинативной плотностью в общей структуре фрейма посессивности, это объясняется особой значимостью инициальной стадии освоения мира человеком. Наибольшая вариативность в фрейме посессивности в рамках субфрейма «начало посессии» установлена у слота «вступление в посессию». При вербализации этого слота в семантике глаголов преобладающим в русском языке является квалификация характера объекта, в немедком языке -направленность вступления в посессию (преобладание компонента her-) и структурирование способов приобщения объекта.

4. В рамках субфрейма «начало посессии» при вербализации слотов «предпосессия» и «зарождение посессии» релевантными для русского языка выступают лингвокультурологические признаки «преимущественно объектно-ориентированный поиск и нахождение объекта», для немецкого языка - «преимущественно субъектно-ориентированный поиск и нахождение объекта».

5. В рамках субфрейма «собственно посессия» релевантным для русского языка является терминал «накопление» (слот «владение-становление»), для немецкого языка - терминал «сохранение» (слот «собственно владение»).

6. В рамках субфрейма «окончание посессии» актуализируются следующие лингвокультурологические признаки: в русском языке -количественные характеристики объекта, в немецком языке -нерациональное, нецелесообразное утрачивание объекта. При этом терминал «передача» в аспекте диахронии в русском языке характеризуется разграничением процессов «даяния» и «дарения», направленных на адресата, в немецком языке - недифференцированностью данных процессов, имеющих целью утверждение статуса субъекта.

7. В аспекте диахронии в немецком языке понятие «имения объекта в своей сфере» включает как составляющий компонент момент захватывания объекта, что находит отражение в семантике ядерного глагола haben {иметь). В русском языке «имение» и «захватывание» закрепляются за разными этимологически родственными глаголами (ьати, имдти - взять, схватить, брать и H/wÜTH - иметь).

8. Предикативные конструкции с ядерным глаголом иметь — haben выражают включение денотата объекта в денотат субъекта. Это включение имеет двоякий характер: если место-релятум не принадлежит субъекту (не включается в его денотацию), объект является его собственностью, между субъектом и объектом устанавливаются собственно посессивные отношения; если место-релятум принадлежит субъекту (включается в его денотацию), объект может и не включаться в сферу субъекта, не быть его собственностью, тогда отношения между субъектом и объектом могут не квалифицироваться как посессивные.

9. В семантике предикативных конструкций, выражающих посессивные отношения, в русском языке находит отражение про-активный процесс освоения объектов внешнего мира, не включающий в себя момент ре-активности, поэтому связанный с настоящим и обращенный к прошлому. В немецком языке - это про-активный процесс освоения объектов внешнего мира, включающий в себя момент ре-активности, поэтому направленный в будущее.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Лингвокультурологические характеристики категории посессивности в русском и немецком языках"

Выводы по главе IV

Субфрейм «окончание посессии» представлен слотами «собственно окончание посессии» и «окончание посессии как переход к другому лицу», которые, в свою очередь, репрезентируются в сопоставляемых языках, соответственно, терминалами «потеря» и «передача». Данный субфрейм является наименее представленным как в русском, так и в немецком языках, что во многом обусловлено общей поступательной фреймовой структурой посессивных отношений.

Субъект в процессе познания окружающей его действительности вступает в отношения с различными объектами, стремится приобщить их, включить в свою сферу в силу разных обстоятельств: как исходя из насущных жизненных потребностей, так и руководствуясь другими мотивами приобретения. Анализ реализации в языках слота «вступление в посессию» в рамках субфрейма «начало посессии» показал релевантность, значимость для носителей обоих языков момента включения объекта в свое личное пространство, в свою сферу. Именно поэтому субфрейм «окончание посессии» не получил развернутой представленности в языках.

Терминал «потеря» репрезентируется в языках немногочисленными глаголами, отражающими окончание имения объекта в сфере субъекта случайное или по небрежности, либо обусловленное определенными действиями субъекта. Причем в истории русского языка мы наблюдаем следующую закономерность: процесс потери объекта связан прежде всего с нарушением его целостности, с причинением ему определенного вреда. Таким образом, в качестве потери понимается не утрата собственно объекта, а утрата его целостности, прежнего состояния. В современном русском языке при передаче процесса потери релевантными также являются такие характеристики объекта, как его ценность и количественные параметры.

В немецком языке в аспекте диахронии также нашел отражение признак значимости, релевантности объекта для субъекта, его ценности. Однако, в отличие от русского языка, в истории немецкого языка значимость объекта и, соответственно, его потеря определяются не нанесением ему вреда, а окончательной его утратой, в роли объекта выступают, как правило, одушевленные имена существительные (воины, ребенок), либо жизнь. В современном немецком языке эксплицируется потеря объекта не только по случайности, небрежности, но и как наказание субъекта за что-либо (einbüßen).

Терминал «передача» достаточно объемный и представлен в сопоставляемых языках более широко, что связано во многом с сознательной деятельностью субъекта, с желанием, либо волей субъекта отчуждитъ от себя объект с целью передачи его второму лицу - адресату. В аспекте диахронии передача объекта в русском языке была представлена глаголами ряда длти и глаголами ряда длрити. Различные процессы «даяния» в русском языке затрагивали как конкретные объекты, так и абстрактные, причем конструкции с абстрактными объектами при глаголе длти были шире распространены, что подчеркивает значимость адресата, поскольку такое действие было направлено прежде всего к нему и выражало предоставление адресату каких-либо новых возможностей (длти слово, длти милость и т.д.).

Глаголы ряда длрити отражали особую ситуацию безвозмездной передачи объекта другому лицу. Важным для древних русичей в этой ситуации также продолжал оставаться адресат, поскольку дарение осуществлялось как стремление доставить радость, либо желаемое второму участнику ситуации. В современном русском языке ситуация дарения может быть связана не только с доставлением радости, но и осуществляться с целью оказания влияния на адресата и, соответственно, как следствие - получение выгоды для себя.

В истории немецкого языка процессы «даяния» и «дарения» представляли собой одно целое: субъект давал, отчуждал от себя объект с целью его дарения, что было обусловлено не только доставлением радости адресату, но и утверждением своего статуса субъекта-посессора, стремлением показать свою значимость и возможность распоряжаться находящимися в личной сфере объектами. Глагол schenken (собственно «подарить») появился в истории немецкого языка только в позднем средневерхненемецком.

В немецком языке, в отличие от русского языка, при отражении процесса передачи объекта нами выявлена структурированность личной сферы субъекта, нашедшая отражение в особой ситуации «возвращения объекта самому себе», то есть субъект получает объект от другого лица и передает его себе, и эта передача объекта самому себе может конкретизироваться как передача денег, либо как активная/пассивная деятельность субъекта.

Передача объекта адресату может быть небезвозмездной, а осуществляться за плату. Для носителей русского языка в таких случаях релевантным оказывается сам факт продажи объекта, все остальное уточняется в контексте; экспликации также подвергается желание субъекта обогатиться (перепродать), либо стремление в силу определенных обстоятельств избавиться от совокупного объекта (распродать).

Для носителей немецкого языка в такой ситуации значимым оказывается ценность объекта (ведь именно от этого напрямую зависит компенсация, получаемая субъектом), а также направленность, траектория перемещения объекта в процессе его небезвозмездной передачи адресату.

353

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В процессе восприятия мира и всей жизнедеятельности человека, его социализации одними из самых важных выступают субъектно-объектные отношения. Одушевленного субъекта окружает огромное множество объектов, с которыми он вступает в различного рода отношения. Значимыми для субъекта следует считать посессивные отношения, поскольку они непосредственно обращены к личному пространству субъекта.

Категория посессивности включается в состав универсальных понятийных категорий и присуща человеку на всех этапах его существования, что отражается на шкале посессивности от понятия неотчуждаемости до понятия доступности. Бинарная категория посессивности с точки зрения способов ее выражения традиционно делится на атрибутивную и предикативную посессивность. Наибольшее описание в научной литературе получили атрибутивные посессивные конструкции в силу яркой экспликации субъекта-посессора (моя, его машина). Однако данные языковые средства не позволяют проследить динамику развития посессивных отношений, в отличие от предикативных конструкций. Причем, в ряде случаев атрибутивные посессивные конструкции довольно многозначны, ср.: книга Маши = книга, являющаяся собственностью Маши, и книга, находящаяся у нее в данный момент, но ей не принадлежащая.

В лингвистике последних лет в рамках антропоцентризма и смены научной парадигмы в центре внимания исследователей находятся процессы взаимосвязи, взаимодействия языка и культуры. В результате активной разработки проблем лингвокультурологии и когнитивной лингвистики удалось достичь интересных результатов в области репрезентации в языке концептосферы «человек». Лингвокультурологический подход к анализу универсальной понятийной категории посессивности, являющейся одной из базовых в концептосфере «человек», позволяет охарактеризовать категорию посессивности как особый тип ментального образования, имеющий фреймовую структуру. Фреймовый подход к анализу категориальных понятий способствует раскрытию лингвокультурной специфики вербализации этих понятий в сопоставляемых языках.

Ядерными средствами выражения установленной динамической фреймовой структуры посессивности в сопоставляемых языках являются глагольные единицы. Глагол, как известно, может заключать в себе обозначение целой ситуации. На материале русских и немецких глаголов в диссертации последовательно рассмотрена репрезентация выделяемых в рамках фрейма посессивности субфреймов «начало посессии», «собственно посессия», «окончание посессии», которые, в свою очередь, представлены соответствующими слотами и терминалами.

В рамках субфрейма «начало посессии» самым релевантным для носителей как русского, так и немецкого языков выступает слот «вступление в посессию», представленный разнообразными терминалами, что объясняется естественным желанием, стремлением одушевленного субъекта иметь в своей сфере разнообразные объекты. Выявление лингвокультурологических признаков, нашедших отражение в семантической структуре глаголов, способствует установлению сходств и различий восприятия посессивных отношений представителями разных культур. Так, субфрейм «начало посессии» характеризуется в русском языке преимущественно ориентированностью на объект (потенциальное или уже реальное обладаемое), в немецком языке - преимущественно на сферу субъекта, что обусловлено спецификой восприятия представителями русской и немецкой культур становления отношений посессии в определенном пространственно-временном континууме. Для носителя русского языка в силу огромных пространств и довольно "вольного" обращения со временем актуальны, в первую очередь, не пространственно-временные параметры ситуации приобщения, а сам объект, его доступность, либо трудноприобщаемость. Для носителя немецкого языка с относительно ограниченной территорией проживания и наличием не только перимущественно «горизонтальных пространств», но и «вертикальных», а также стремлением к традиционному Ordnung релевантность имеет прежде всего направленность приобщения объекта (по вертикали и по направлению к говорящему), структурирование способов приобщения объекта.

Субфрейм «собственно посессия» обнаруживает свои особенности в процессе репрезентации в сопоставляемых языках. В рамках данного субфрейма релевантным для русского языка выступает слот «владение-становление» (терминал «накопление»), для немецкого языка - слот «собственно обладание» (терминал «сохранение»), что объясняется большей ориентацией русской культуры на настоящее и прошлое, а немецкой культуры - на устремленность в будущее. Обращение к аспекту диахронии позволило выявить следующую особенность. Ядерный глагол иметь, haben, выражающий собственно посессивные отношения, в немецком языке включает в свою семантику признак «иметь, захватив». В истории русского языка понятия «захватывания» и «имения» выражались разными (но этимологически родственными) глаголами: сначала «ати, имати, затем -илгйти. В целом можно говорить о том, что в семантике анализируемых глагольных единиц в русском языке находит отражение про-активный процесс освоения объектов внешнего мира, не включающий в себя момент ре-активности (поэтому необходимо обращаться к прошлому, к начальной точке). В немецком языке - это про-активный процесс освоения объектов внешнего мира, включающий в себя момент ре-активности, поэтому направленный в будущее.

Стремление структурировать, в отличие от русского языка, действия субъекта по сохранению в своей личной сфере объекта позволяет говорить об особом отношении представителей немецкой культуры к собственности - как незыблемому, священному понятию. Для носителей русского языка понятие собственности не является раз и навсегда установленным {Не успел нажить, как уже прожил), гораздо важнее процесс накапливания этой собственности, процесс же утрачивания не настолько релевантен (неизвестно, что будет, релевантно, что есть сейчас и было раньше). В немецком языке, в -отличие от русского языка, слот «владение-утрата» находит более яркую экспликацию, поэтому в семантике немецких глаголов прослеживается аткуализация лингвокультурологического признака структурированности действий субъекта по утрачиванию объекта, причем в большей степени маркируются нерациональные, необдуманные действия.

Субфрейм «окончание посессии» репрезентирует особые отношения посессии, связанные с потерей объекта (что осуществляется помимо воли и желания субъекта), либо с передачей объекта другому лицу (что может происходить как по желанию, так и против воли субъекта). Терминал «потеря объекта» представлен немногочисленными глаголами, что отражает стремление субъекта к сохранению объекта в своей сфере. В процессе анализа семантики глаголов в аспекте диахронии нами выявлена следующая закономерность. Для носителей русского языка характерно разграничение процессов «даяния» и «дарения», которые были направлены на адресата, в отличие от носителей немецкого языка, для которых данные процессы представляли собой одно целое и были направлены не только на адресата, но и на утверждение статуса субъекта. Ведь, отчуждая от себя объект, субъект подчеркивал момент власти над этим объектом, возможность им распоряжаться. Нами рассмотрены также ситуации небезвозмездного, а компенсированного отчуждения объекта (продажа объекта). Для носителей русского языка в таких случаях релевантным оказывается преимущественно сам факт продажи объекта, либо «полярные» действия субъекта: желание обогатиться, продать подороже, либо стремление в силу определенных обстоятельств избавиться от совокупного объекта, соответственно, продать дешевле. Для носителей немецкого языка в такой ситуации значимым оказывается преимущественно ценность объекта, а также направленность, траектория перемещения объекта в процессе его передачи адресату, что позволяет проследить за результатом.

Проведенный сопоставительный анализ выявил , особенности репрезентации фреймовой структуры посессивности как особого ментального образования. Применительно к русскому и немецкому языку установлены: 1) специфика взаимосвязи категории посессивности с локативностью; 2) неоднозначная репрезентация слотов и терминалов динамической фреймовой структуры посессивности в русском и немецком языках; 3) различная актуализация в русском и немецком языках лингвокультурологических признаков в семантике глагольных единиц, выражающих посессивные отношения (которая прослеживается также в аспекте диахронии), базирующаяся на сходствах и различиях восприятия посессивности представителями разных культур; 4) особенности восприятия понятий приобретения, захватывания, имения, дарения, даяния, входящих в посессивность, носителями разных языков.

Итоги проведенного исследования открывают новые возможности для дальнейшей разработки проблем лингвокультурологии, лингвокогнитологии. Используя предложенный подход к анализу языкового материала, весьма интересным было бы рассмотрение других способов выражения посессивности в различных языках, в частности, посессивов, конструкций с внешним посессором. Возможна также дальнейшая разработка предикативных посессивных конструкций, особенно в аспекте отражения в языке так называемой абстрактной посессивности, что позволит более глубоко исследовать внутренний мир субъекта-посессора. Важным и интересным будет обращение к прецедентным текстам, различного рода паремиям при выражении отношений посессии. Это позволит выявить определенные смысловые доминанты тех или иных посессивных понятий,

358 закрепленные в семантике данных устойчивых сочетаний определенного этноса.

Интересные результаты, на наш взгляд, можно получить при сопоставлении категории посессивности не только в рамках неродственных, но и близкородственных культур. Выявление сходств и различий в восприятии отношений посессивности представителями разных культур способствует дальнейшему развитию диалога культур, оптимизации процессов общения, помогает глубже понять национально-культурные стереотипы поведения.

Предложенная методика анализа языкового материала может найти применение при изучении других универсальных понятийных категорий языковой картины мира.

В качестве перспектив работы следует обозначить дальнейшую разработку типологии разноуровневых средств выражения категории посессивности и - как следствие - типологии лингвокультур, а также обращение к другим универсальным категориям, составляющим концептосферу «человек».

359

Список научной литературыМилованова, Марина Васильевна, диссертация по теме "Сравнительно-историческое, типологическое и сопоставительное языкознание"

1. Абрамов, В. П. Структурно-семантическое описание глаголов передачи в русском языке : автореф. дис. . канд. филол. наук : 10.02.01 / В. П. Абрамов. М. : б. и., 1980. - 20 с.

2. Алиева, Н. Ф. Типологические аспекты индонезийской грамматики : Аналитизм и синтетизм. Посессивность. / Н. Ф. Алиева. М. : Фонд «Новое тысячелетие», 1998. - 328 с.

3. Амосова, Н. Н. Основы английской фразеологии / Н. Н. Амосова. -Л. : ЛГУ, 1963.-215 с.

4. Антропологическая лингвистика : Концепты. Категории / под. ред. Ю. М. Малиновича. М. ; Иркутск : ИЯ РАН ; ИГЛУ, 2003. - 251 с.

5. Аншутц, М., Лексика русского традиционного быта : справочно-методические указания для студентов из ГДР / М. Аншутц, Ю. Т. Листрова-Правда. Воронеж : Изд-во Воронеж, ун-та, 1985. - 20 с.

6. Апресян, Ю. Д. Некоторые соображения о дейксисе в связи с понятием наивной картины мира / Ю. Д. Апресян // Teorija tekstu. Warszawa : Ossolineum,1986. - С. 83-98.

7. Апресян, Ю. Д. Образ человека по данным языка : попытка системного описания / Ю. Д. Апресян // Вопросы языкознания. 1995. - № 1. -С. 37-67.

8. Апресян, Ю. Д. Избранные труды. Т. 2. Интегральное описание языка и системная лексикография / Ю. Д. Апресян. М. : Языки русской культуры, 1995. - 767 с.

9. Апресян, Ю.Д. Основания системной лексикографии / Ю.Д. Апресян // Языковая картина мира и системная лексикография / отв. ред. Ю.Д. Апресян. М. : Языки славянских культур, 2006. - С. 33-160.

10. Аристотель. Сочинения. В 4 т. / Аристотель. — М. : Мысль, 1978.-Т. 2. -687 с.

11. Арутюнова, Н. Д. Предложение и его смысл / Н. Д. Арутюнова. -М.: Наука, 1976. 382 с.

12. Арутюнова, Н. Д. Русское предложение. Бытийный тип / Н. Д. Арутюнова, Е. Н. Ширяев. М. : Рус. яз., 1983. - 198 с.

13. Арутюнова, Н. Д. Введение / Н. Д. Арутюнова // Логический анализ языка. Образ человека в культуре и языке / отв. ред.: Н. Д. Арутюнова, И. Б. Левонтина. М. : Индрик, 1999. - С. 3-11.

14. Арутюнова, Н. Д. Язык и мир человека / Н. Д. Арутюнова. М. : Языки русской культуры, 1999а. - 896 с.

15. Бабаева, Е. В. Нормы и их отражение в языке / Е. В. Бабаева // Языковая личность : проблемы коммуникативной деятельности. Волгоград : Перемена, 2001. - С. 17-24.

16. Бабаева, Е. В. Лингвокультурологические характеристики русской и немецкой аксиологических картин мира : дис. . д-ра филол. наук : 10.02.20 / Е. В. Бабаева. Волгоград, 2004. - 438 с.

17. Баженова, С. И. Система способов глагольного действия в древнерусском языке Х1-Х1У вв. : автореф. дис. . канд. филол. наук : 10.02.01 / С. И. Баженова. Л.: б. и., 1983. - 17 с.

18. Балли, Ш. Общая лингвистика и вопросы французского языка / Ш. Балли ; пер. с фр. Е. В. Вентцель, Т. В. Вентцель ; ред., вступ. ст. Р. А. Будагова . М.: Изд-во иностр. лит., 1955 . - 416 с.

19. Баранов, А. Н. Введение в прикладную лингвистику / А. Н. Баранов. М. : Едиториал УРСС, 2003.- 360 с.

20. Бахтин, М. М. Эстетика словесного творчества / М. М. Бахтин. -М. : Искусство, 1979. 424 с.

21. Беличова, Е. Придаточные предложения относительные и посессивность в современных славянских языках / Е. Беличова // Язык : система и функционирование. М. : Наука, 1988. - С. 22-30.

22. Бельчиков, Ю. А. Культуроведческий аспект филологических дисциплин / Ю. А. Бельчиков // Филологические науки. 1998. - № 4. - С. 48-56.

23. Бенвенист, Э. Общая лингвистика / Э. Бенвенист. М. : Прогресс, 1974.-447 с.

24. Березович, Е. Л. К этнолингвистической интерпретации семантических полей / Е. Л. Березович // Вопросы языкознания. 2004. - № 6.-С. 3-24.

25. Бернштейн, С. Б. Очерк сравнительной грамматики славянских языков / С. Б. Бернштейн. М. : Изд-во АН СССР, 1961. - 350 с.

26. Библер, В. С. О логической ответственности за понятие «диалог культур» / В. С. Библер // АРХЭ : ежегодник культурологического семинара. М., 1996. - Вып. 2. - С. 125-144.

27. Бирюкович, Р. М. К семантическому обоснованию категории принадлежности в тюркских языках : (на материале чулымско-тюркского языка) / Р. М. Бирюкович // Вопросы языкознания. 1980. - № 3 - С. 95-106.

28. Бицилли, П. М. К вопросу о характере русского языка и литературного развития в новое время / П. М. Бицилли // Годишник на Софийская университет. 1936. - Т. 32. - С. 3-24.

29. Бицилли, П. М. Нация и язык / П. М. Бицилли // Известия АН. Серия литературы и языка. 1992. - Т. 51, № 5. - С. 68-84.

30. Болдырев, Н. Н. Когнитивная семантика : курс лекций по английской филологии / Н. Н. Болдырев. Тамбов : Изд-во Тамб. ун-та, 2001. - 123 с.

31. Бондарко, А. В. Посессивность : (вступительные замечания) / А. В. Бондарко // Теория функциональной грамматики. Локативность. Бытийность. Посессивность. Обусловленность. СПб., 1996. - С. 89-100.

32. Будагов, Р. А. Язык реальность - язык / Р. А. Будагов. - М. : Наука, 1983.-263 с.

33. Булыгина, Т. В. 'БЫТЬ' или 'ИМЕТЬ' : (о некоторых фреквенталиях, связанных со способом выражения посессивных отношений) / Т. В. Булыгина // Сущность, развитие и функции языка / отв. ред. Г. В. Степанов. М., 1987. - С. 12-24.

34. Булыгина, Т.В. Понятийные категории / Т.В. Булыгина, С.А. Крылов // Лингвистический энциклопедический словарь / гл. ред. В.Н. Ярцева. М. : «Советская энциклопедия», 1990. - С. 385-386.

35. Буслаев, Ф. И. Историческая грамматика русского языка / Ф. И. Буслаев. М., 1863. - Цит. по изд.: М.: Учпедгиз, 1959. - 623 с.

36. Вайс, Д. Смысловой потенциал посессивного отношения и его текстуальная обусловленность в современном русском языке / Д. Вайс //

37. Сокровенные смыслы : Слово. Текст. Культура : сб. статей в честь Н. Д. Арутюновой / отв. ред. Ю. Д. Апресян. М. : Языки славянской культуры, 2004. - С. 283-295.

38. Варбот, Ж. Ж. Праславянская морфонология, словообразование и этимология / Ж. Ж. Варбот. М. : Наука, 1984. - 255 с.

39. Васильев, Л. М. Общий взгляд на лингвистику XX века / Л. М. Васильев // Филологические записки. Вестник литературоведения и языкознания. Воронеж, 1998. - Вып. 11. - С. 167-174.

40. Вежбицка, А. Восприятие: семантика абстрактного словаря / А. Вежбицка // Новое в зарубежной лингвистике. М., 1986. - Вып. 8. - С. 336369.

41. Вежбицкая, А. Язык. Культура. Познание / А. Вежбицкая. М. : Русские словари, 1996. - 416 с.

42. Вежбицкая, А. Семантические универсалии и описание языков : пер. с англ / А. Вежбицкая М. : Языки русской культуры, 1999. - 780 с.

43. Вежбицкая, А. Сопоставление культур через посредство лексики и прагматики / А. Вежбицкая. М. : Языки славянской культуры, 2001. - 272 с.

44. Вендина, Т. И. Средневековый человек в зеркале старославянского языка : монография / Т. И. Вендина. М. : Индрик, 2002. -336 с.

45. Вепрева, И. Т. О функциональной эквивалентности лексических и морфемных единиц : (на материале префиксальных глаголов различных ЛСГ) / И. Т. Вепрева, И. П. Говорова // Классы слов в функциональномаспекте. Свердловск, 1986. - С. 128-136.

46. Верещагин, Е. М. Язык и культура. Лингвострановедение в преподавании русского языка как иностранного : метод, руководство / Е. М. Верещагин, В. Г. Костомаров. 4-е изд., перераб. и доп. - М. : Рус. яз., 1990. - 246 с.

47. Виноградов, В. В. О взаимодействии лексико-семантических уровней с грамматическими в структуре языка / В.В. Виноградов // Мысли о современном русском языке. М.: Просвещение, 1969. - С. 5-23.

48. Виноградов, М. Ф. Культурный компонент в определении значения слова в толковом словаре / М. Ф. Виноградов // Лингвострановедческое описание лексики английского языка. М., 1983. -С. 30-34.

49. Вольф, Е. М. Некоторые особенности местоименных посессивных конструкций (иберо-романские языки) / Е. М. Вольф // Категория бытия и обладания. М., 1977. - С. 144-193.

50. Воркачев, С. Г. Постулаты лингвоконцептологии / С. Г. Воркачев // Антология концептов / под ред. В. И. Карасика, И. А. Стернина. -Волгоград : Парадигма, 2005. Т. 1. - С. 10-13.

51. Воробьев, В. В. Лингвокультурологическая парадигма личности / В. В. Воробьев. М. : Изд-во РУДН, 1996. - 170 с.

52. Воробьев, В. В. Лингвокультурология : (теория и методы) / В. В. Воробьев. М.: Изд-во РУДН, 1997. - 331 с.

53. Воробьева, Г. К. Предложения с категориальной семантикой сущности и явления в русском языке и их методическая интерпретация / Г. К. Воробьева // Вестник РУДН. Серия «Русский и иностранные языки и методика их преподавания». 2004. - № 1 (2). - С. 20-28.

54. Востоков, А. X. Русская грамматика / А. X. Востоков. СПб. : б. и., 1839.-417 с.

55. Всеволодова, М. В. Теория функционально-коммуникативного синтаксиса / М. В. Всеволодова. М. : Изд-во моек, ун-та, 2000 - 501, 1. с.

56. Гайсина, Р. М. К вопросу о специфике значения глагола / Р. М. Гайсина // Известия АН СССР. 1982. - Т. 41, № 1. - С. 59-64.

57. Гайсина, Р. М. Семантическая категория релятивности / Р. М. Гайсина // Исследования по семантике : семантические категории в русском языке. Уфа, 1996. - Вып. 19. - С. 6-8.

58. Гак, В. Г. Языковые преобразования / В. Г. Гак. М. : Школа «Языки русской культуры», 1998. - 768 с.

59. Гамкрелидзе, Т. В. Индоевропейский язык и индоевропейцы : в 2 т. / Т. В. Гамкрелидзе, В. В. Иванов. М. : Наука, 1984. - 2 т.

60. Гачев, Г. Д. Наука и национальные культуры (гуманитарный комментарий к естествознанию) / Г. Д. Гачев. Ростов н/Д : Изд-во Рост, унта, 1992. - 320 с.

61. Гегель Г. Энциклопедия философских наук. Ч. 1. Логика / Г. Гегель. М. ; Л. : ГИЗ, 1930. - 226 с.

62. Гиро-Вебер, М. В защиту глагола ИМЕТЬ / М. Гиро-Вебер, И. Микаэлян // Сокровенные смыслы : Слово. Текст. Культура : сб. статей в честь Н. Д. Арутюновой / отв. ред. Ю. Д. Апресян. М., 2004. - С. 54-68.

63. Глагол, наречие, предлоги и союзы в русском литературном языке XIX в. : очерки по исторической грамматике русского литературного языка XIX в. М. : Наука, 1964. - 320 с.

64. Головачева, Л. Н. Категория посессивности в плане содержания / Л. Н. Головачева // Категория посессивности в славянских и балканских языках. М., 1989. - С. 45-111.

65. Гончарова, Т. В. Лексико-семантические группы глаголов типа «давать» и «брать» в современном русском языке : автореф. дис. . канд. филол. наук : 10.02.01 / Т. В. Гончарова. Л.: б. и., 1980. - 19 с.

66. Грамматика русского литературного языка. Т. 1. Фонетика и морфология. М. : АН СССР, 1952. - 720 с.

67. Григалюнене, Й. Й. Синтаксический посессив и коррелирующие с ним модели в современном английском языке : автореф. дис. . канд. филол. наук : 10.02.04 / Й. Й. Григалюнене. М. : б. и., 1986. - 25 с.

68. Гришина, О. А. Актуализация концепта Америка в современном русском языке : на материале публицистических текстов : дис. . канд. филол. наук : 10.02.04 / О. А. Гришина. Кемерово, 2004. - 178 с.

69. Гулыга, Е. В. Новое и старое в лексике и грамматике немецкого языка / Е. В. Гулыга, Е. В. Розен. Л. : Просвещение, 1977. - 160 с.

70. Гумбольдт, В. фон. О различии строения человеческих языков и его влиянии на духовное развитие человечества / Вильгельм фон Гумбольдт // Избранные труды по языкознанию. М. : Прогресс, 1984. - С. 37-298.

71. Гумилев, Л. Н. Этногенез и биосфера земли / Л. Н. Гумилев. Л. : Гидрометеоиздат, 1989. - 526 с.

72. Гуревич, А. Я. Категории средневековой культуры / А. Я. Гуревич. М. : Искусство, 1984. - 372 с.

73. Гуреев, В. А. Проблема субъективности в когнитивной лингвистике / В. А. Гуреев // Известия РАН. Серия литературы и языка. -2005.-Т. 64, № 1.-С. 3-9.

74. Гуссерль, Э. Феноменология / Э. Гуссерль // Логос. 1991. - № 1.-С. 12-21.

75. Дейк, Т. А. ван Язык. Познание. Коммуникация : пер. с англ. / Т. А. ван Дейк. М. : Прогресс, 1989. - 310 с.

76. Демьянков, В. 3. Фрейм / В. 3. Демьянков // Краткий словарь когнитивных терминов / Кубрякова Е. С. и др.. М., 1996. - С. 187-189.

77. Денисенко, В. Н. Онтология объектов семантического поля «изменение» в современном русском языке / В. Н. Денисенко // Вестник РУДН. Серия «Лингвистика». 2003. - № 3. - С. 135-142.

78. Денисенко, В. Н. Семантическое поле «изменение» в языковой картине мира / В. Н. Денисенко // Вестник РУДН. Серия «Лингвистика». -2004.-№6.-С. 122-129.

79. Дешериева, Т. И. Субъектно-объектные отношения в разноструктурных языках / Т. И. Дешериева. М. : Наука 1985. - 168 с.

80. Димова, С. Н. О полифункциональности слова с широким значением : автореф. дис. . канд. филол. наук : 10.02.01 /С. Н. Димова. -М. : б. и., 1972.- 19 с.

81. Дмитриева, О. И. К вопросу о сочетаемости глагольных основ с приставками (на материале древнерусского языка) / О. И. Дмитриева // Лексическая и словообразовательная семантика русского языка. Саратов, 1990.-С. 45-51.

82. Дридзе, Т. М. Текстовая деятельность в структуре социальной коммуникации. Проблемы семиосоциопсихологии / Т. М. Дридзе. М. : Наука, 1984.-232 с.

83. Друзина, Н. В. Широкозначные глаголы бытия и обладания в языках и речи / Н. В. Друзина ; под ред. В. Т. Клокова. Саратов : Изд-во Сарат. ун-та, 2005. - 160 с.

84. Ермакова, М. И. Категория посессивности в серболужицком языке / М. И. Ермакова // Балканское и славянское языкознание. Проблемы диалектологии. Категория посессивности / М. И. Ермакова. М., 1986. - С. 220-229.

85. Есперсен, О. Философия грамматики / О. Есперсен ; пер. с англ. В. В. Пассека, С. П. Сафроновой ; под ред. Б. А. Ильиша . М. : Иноиздат, 1958 404 с.

86. Журинская, М. А. Именные посессивные конструкции и проблема неотторжимой принадлежности / М. А. Журинская // Категории бытия и обладания в языке / отв. ред. В. Н. Ярцева. М., 1977. - С. 194-258.

87. Журинская, М. А. Именные посессивные конструкции в меланезийских языках / М. А. Журинская // О языках, фольклоре и литературе Океании. М., 1978. - С. 16-38.

88. Журинская, М. А. О выражении значения неотторжимости в русском языке / М. А. Журинская // Семантическое и формальное варьирование. М., 1979. - С. 157-174.

89. Журинская, М.А. Посессивность / М.А. Журинская // Лингвистический энциклопедический словарь / гл. ред. В.Н. Ярцева. М. : «Советская энциклопедия», 1990. - С. 388-389.

90. Захаренко, И. В. Прецедентные высказывания и их функционирование в тексте / И. В. Захаренко // Лингвокогнитивные проблемы межкультурной коммуникации. -М., 1997. С. 92-99.

91. Звегинцев, В. А. О языковых моделях мира / В. А. Звегинцев // Вопросы философии. Ереван, 1988. - С. 268-276.

92. Земская, Е. А. Вопросы изучения приставочного словообразования глаголов в современном русском языке : автореф. дис. . канд. филол. наук : 10.02.01 / Е. А. Земская. -М. : б. и., 1952. 22 с.

93. Золотова, Г. А. Коммуникативные аспекты русского синтаксиса / Г. А. Золотова. М. : Наука, 1982. - 368 с.

94. Иванов, Вяч. Вс. Славянский, балтийский и раннебалканский глагол. Индоевропейские истоки / В. В. Иванов. М.: Наука, 1981. - 271 с.

95. Иванов, Вяч. Вс. Взаимоотношение динамического исследования эволюции языка, текста и культуры / В. В. Иванов // Известия РАН. Серия литературы и языка. 1982. - Т. 41, №5. - С. 406-419.

96. Иванов, Вяч. Вс. О языке как модели мира / В. В. Иванов // Интеллектуальные процессы и их моделирование. М., 1987. - С. 142-153.

97. Иванов, Вяч. Вс. К типологии морфологического выражения посессивности / В. В. Иванов // Типология и грамматика / отв. ред. В. С. Храковский. М., 1990. - С. 29-35.

98. Идеографические аспекты русской грамматики / под ред. В. А. Белошапковой и И. Г. Милославского. М : Изд-во МГУ, 1988. - 203 с.

99. Иишаков, О.В. «Человек институциональный» субъект социально освященного действия / О.В. Иншаков // Homo institutius -Человек институциональный : монография / под ред. О.В. Иншакова. -Волгоград : Изд-во ВолГУ, 2005. - С. 59-87.

100. Исакадзе, Н. В. Отражение морфологической и референциальной семантики именной группы в формальном синтаксисе : автореф. дис. канд. филол. наук : 10.02.01 / Н. В. Исакадзе. М. : б. и., 1998. - 19 с.

101. Исаченко, А. В. Грамматический строй русского языка в сопоставлении с словацким. Морфология / А. В. Исаченко. Братислава, 1960.-Ч. II.-576 с.

102. Канеко, Ю. Аспектуальная семантика в глагольных системах русского и японского языков : (сопоставительный анализ фрагментов языковой картины мира) / Ю. Канеко, Е. В. Петрухина // Вопросы языкознания. 2004. - № 4. - С. 19-33.

103. Карасик, В. И. Язык социального статуса : монография. / В. И. Карасик. М. : Ин-т языкознания РАН, 1992. - 330 с.

104. Карасик, В. И. Культурные доминанты в языке / В. И. Карасик // Языковая личность : культурные концепты. Волгоград, 1996. - С. 3-15.

105. Карасик, В. И. О категориях линговокультурологии / В. И. Карасик // Языковая личность : проблемы коммуникативной деятельности. -Волгоград, 2001. С. 3-16.

106. Карасик, В. И. Языковой круг : личность, концепты, дискурс : монография / В. И. Карасик. Волгоград : Перемена, 2002. - 477 с.

107. Карасик, В. И. Этноспецифические концепты / В. И. Карасик, О. Г. Прохвачева, Я. В. Зубкова, Э. В. Грабарева // Иная ментальность. М. : Гнозис, 2005.-С. 8-101.

108. Карасик, В. И. Институциональный дискурс в межличностной коммуникации / В. И. Карасик // Homo Institutius Человекинституциональный : монография / под ред. О. В. Иншакова Волгоград : Изд-во ВолГУ, 2005а. - С. 679-693.

109. Карасик, В. И. Зеркальный концепт «простота» / В. И. Карасик // Встреча с простотой : монография / под ред. О.В. Иншакова Волгоград : Волгоградское научное издательство, 2006. - С. 236-259.

110. Карасик, В. И. Институциональные концепты / В. И. Карасик // Vita in lingua : К юбилею профессора С. Г. Воркачева / отв. ред. В. И. Карасик. Краснодар : Атриум, 2007. - С. 87-97.

111. Карасик, В. И. Базовые характеристики лингвокультурных концептов / В. И. Карасик, Г. Г. Слышкин // Антология концептов / под ред. В. И. Карасика, И. А. Стернина. Т. 1. - Волгоград : Парадигма, 2005. - С. 13-15.

112. Караулов, Ю. Н. Русский язык и языковая личность / Ю. Н. Караулов. М. : Наука, 1987. - 264 с.

113. Караулов, Ю. Н. Русская языковая личность и задачи ее изучения / Ю. Н. Караулов // Язык и личность. М., 1989. - С. 3-8.

114. Карпова Т. Г. Интерпретационный компонент семантики донативного действия в современном немецком языке в рамках когнитивного подхода к изучению языковых явлений Электронный ресурс. / Т. Г. Карпова

115. Режим доступа: e-lib.gasu.ru/ymu/arhive/2004/01/35.html-27k. Заглавие с экрана.

116. Карский Е. Ф. Белорусы. Язык белорусского народа / Е. Ф. Карский. М. : Изд-во Академии Наук СССР, 1956. - Вып. 2/3. - 518 с.

117. Категории бытия и обладания в языке / отв. ред. В. Н. Ярцева. -М. : Наука, 1977.-260 с.

118. Категория посессивности в славянских и балканских языках / А.

119. B. Головачева и др. / отв. ред. В. В. Иванов. М. : Наука, 1989. - 261, 1. с.

120. Категория притяжательности в славянских и балканских языках : тез. докл. М. : Наука, 1983. - 327 с.

121. Кацнельсон, С. Д. Историко-грамматические исследования. Т. 1. Из истории атрибутивных отношений / С. Д. Кацнельсон. M. ; JI. : Изд-во АН СССР, 1949.-385 с.

122. Кацнельсон, С. Д. Содержание слова, значение и обозначение /

123. C. Д. Кацнельсон. М. : Наука, 1965.- 109 с.

124. Кацнельсон, С. Д. Речемыслительные процессы / С. Д. Кацнельсон // Вопросы языкознания. 1984. - № 4. - С. 3-12.

125. Кацнельсон, С. Д. Заметки по словообразованию и синтаксису немецких глаголов движения / С. Д. Кацнельсон // Известия РАН. Серия литературы и языка. 1991. - Т. 50, № 2,- С. 167-180.

126. Кибрик, А. Е. Внешний посессор как результат расщепления валентностей / А. Е. Кибрик // Слово в тексте и словаре : сб. ст. к 70-летию Ю. Д. Апресяна / отв. ред. JI. JI. Иомдин, Л. П. Крысин. М., 2000. - С. 434446.

127. Кибрик, А. Е. Внешний посессор в русском языке / А. Е. Кибрик // Константы и переменные языка. СПб., 2003. - Гл. 14. - С. 307-319 .

128. Кибрик, А. Е. Русские посессивные конструкции в свете корпусно-статистического исследования / А. Е. Кибрик, M. М. Брыкина, А. П. Леонтьев, А. Н. Хитров // Вопросы языкознания. 2006. - № 1. - С. 16-45.

129. Киреева, С. В. Лексико-грамматические особенности глаголов, транзивируемых приставками: автореф. дис. . канд. филол. наук : 10.02.01 / С. В. Киреева М. : б.и., 1969.- 19 с.

130. Кнабе, Г. С. Материалы к лекциям по общей теории культуры и культуре античного Рима / Г. С. Кнабе. М. : Индрик, 1993. - 527 с.

131. Кобозева И. М. Немец, англичанин, француз и русский: выявление стереотипов национальных характеров через анализ коннотаций этнонимов / И. М. Кобозева // Вестник Московского университета. Сер. 9. Филология. 1995.-№5.-С. 102-116.

132. Кобозева, И. М. Лингвистическая семантика : учебник / И. М. Кобозева. М. : Едиториал УРСС, 2000. - 352 с.

133. Колесов, В. В. «Жизнь происходит от слова» / В. В. Колесов. -СПб. : Златоуст, 1999. 368 с.

134. Колшанский, В. Г. Объективная картина мира в познании и языке / В. Г. Колшанский. М. : Наука, 1990. - 108 с.

135. Комиссаров, В. Н. Слово о переводе / В. Н. Комиссаров. М. : Международные отношения, 1973. - 215 с.

136. Комлев, Н. Г. Компоненты содержательной структуры слова / Н. Г. Комлев. М. : МГУ, 1969. - 192 с.

137. Комлев, Н. Г. Слово, денотация и картина мира / Н. Г. Комлев // Вопросы философии. 1981. - № 11. - С. 25-37.

138. Копров, Ю. В. Сопоставительная типология предложения / Ю. В. Копров. Воронеж : Изд-во Воронежского ун-та, 2000. - 192 с.

139. Копров, Ю. В. Национально-культурная специфика языков в синтаксическом концепте «посессивность» / Ю. В. Копров // Реальность, язык и сознание : материалы межвузовского сб. науч. тр. / отв. ред. Т. А. Фесенко. Тамбов, 2002. - Вып. 2. - С. 145-152.

140. Костомаров, В. Г. Как тесты становятся прецедентными / В. Г. Костомаров, Н. Бурвикова // Русский язык за рубежом. 1994. - № 1. - С. 7376.

141. Котелова, Н. 3. Значение слова и его сочетаемость / Н. 3. Котелова. J1. : Наука, 1975. - 163 с.

142. Кравченко, А. В. Язык и восприятие : когнитивные аспекты языковой категоризации / А. В. Кравченко. Иркутск : Изд-вр Иркутского ун-та, 1996.- 160 с.

143. Красавский, Н. А. Эмоциональные концепты в немецкой и русской лингвокультурах : монография / Н. А. Красавский. Волгоград : Перемена, 2001. - 495 с.

144. Красавский, Н. А. Лингвокультурный концепт «тоска» / Н. А. Красавский // Vita in lingua : К юбилею профессора С. Г. Воркачева / отв. ред. В. И. Карасик. Краснодар : Атриум, 2007. - С. 116-122.

145. Красных, В. В. Виртуальная реальность или реальная виртуальность? : (Человек. Сознание. Коммуникация) : монография / В. В. Красных. -М.: Диалог МГУ, 1998. 352 с.

146. Красных, В. В. Основы психолингвистики и теории коммуникации : лекционный курс / В. В. Красных. М. : Гнозис, 2001. - 270 с.

147. Красных, В. В. «Свой» среди «чужих»: миф или реальность? / В. В. Красных. М. : Гнозис, 2003. - 375 с.

148. Кругликов, В. А. Пространство и время «человека культуры»/ В. А. Кругликов // Культура, человек и картина мира. М., 1987. - С. 167-197.

149. Кубрякова, Е. С. Типы языковых значений. Семантика производного слова / Е. С. Кубрякова. М. : Наука, 1981. - 200 с.

150. Кубрякова, Е. С. Лексикализация грамматики: пути и последствия / Е. С. Кубрякова // Язык система. Язык - текст. Язык -способность : к 60-летию члена-корреспондента РАН Юрия Николаевича Караулова. - М., 1995. - С. 16-24.

151. Кубрякова, Е. С. Категоризация мира: пространство и время : вступительное слово / Е. С. Кубрякова // Материалы научной конференции. -М. : Диалог МГУ, 1997. С. 3-28.

152. Кузнецова, Э. В. Русские глаголы «приобщения объекта» как функционально-семантический класс слов : (К вопросу о природе ЛСГ) : автореф. дис. . д-ра филол. наук : 10.02.01 / Э.В. Кузнецова. М. : б.и., 1974.-28 с. , .

153. Кулаков, Ф. М. Приложение к русскому изданию / Ф. М. Кулаков // Минский М. Фреймы для представления знаний : пер. с англ. / М. Минский. -М. : Энергия, 1979. С. 122-144.

154. Лакофф, Дж. Мышление в зеркале классификаторов / Дж. Лакофф // Новое в зарубежной лингвистике XX века. М., 1988. - Вып. 23. -С. 12-35.

155. Левонтина, И. Б. Родные просторы / И. Б. Левонтина, А. Д. Шмелев // Логический анализ языка. Языки пространств. М., 2000. - С. 338347.

156. Леонтьев, А. А. Языковое сознание и образ мира / А. А. Леонтьев // Язык и сознание : парадоксальная рациональность. М., 1993. - С. 16-21.

157. Леонтьев, А. Н. Проблемы развития психики / А. Н. Леонтьев. -М. :МГУ, 1972.-575 с.

158. Леонтович, О. А. Введение в межкультурную коммуникацию : учебное пособие / О. А. Леонтович. М. : Гнозис, 2007. - 368 с.

159. Лихачев, Д. С. Из наблюдений над лексикой «Слова о полку Игореве» / Д. С. Лихачев // Известия ОЛЯ АН СССР. 1949. - Т. 8. - Вып. 6. -С. 551-554.

160. Лихачев, Д. С. Поэтика древнерусской литературы / Д. С. Лихачев. Л. : Художественная литература, 1971. - 342 с.

161. Лихачев, Д. С. Концептосфера русского языка / Д. С. Лихачев // Известия Академии Наук. Серия литературы и языка. 1993. - Т. 52, №1. -С. 3-9.

162. Лихачев, Д. С. Культура как целостная динамическая система / Д. С. Лихачев // Вестник РАН. 1994. - Т. 64, №8. - С. 721-725.

163. Лопушанская С. П. Основные тенденции эволюции простых претеритов в древнерусском книжном языке / С. П. Лопушанская. Казань : Изд-во Казанского ун-та, 1975. - 342 с.

164. Лопушанская, С. П. Изменения семантической -структуры русских бесприставочных глаголов движения в процессе модуляции / С. П. Лопушанская // Русский глагол в сопоставительном освещении. Волгоград : Изд-во ВолГУ, 1988. - С. 5-19.

165. Лухт, Л. И. Категории бытия и обладания (французско-румынские параллели) / Л. И. Лухт // Категории бытия и обладания в языке / отв. ред. В. И. Ярцева. М., 1977. - С. 125-143.

166. Маркарян, Э. С. Очерки теории культуры / Э. С. Маркарян. -Ереван : Изд-во АН АрмССР, 1969. 284 с.

167. Маркарян, Э. С. Культурная традиция и задача дифференциации ее общих и локальных проявлений / Э. С. Маркарян // Методологические проблемы исследования этнических культур. Ереван, 1978. - С. 84-90.

168. Маркарян, Э. С. Проблемы целостного исследования культуры в антропологии США / Э. С. Маркарян // Этнология в США и Канаде. М., 1989.-С. 15-61.

169. Марковина, И. Ю. Способы элиминирования лакун / И. Ю. Марковина, Ю. А. Сорокин // Текст как явление культуры. Новосибирск, 1989.-С. 162-182.

170. Марковина, И. Ю. Национально-специфическое в межкультурной коммуникации / И. Ю. Марковина, Ю. А. Сорокин // Текст как явление культуры. Новосибирск, 1989а. - С. 71-102.

171. MapojeBüñ, Р. Посесивне изведенице у старорусском jesMKy / MapojeBnñ Р. // Антропонимски систем. Топонимика. «Слово о полку Игореве» Београд, 1985 (Филолошки факултет Београдског универзитета, монографще). - Кн. LIX. - С. 267-279.

172. Маслов, Ю. С. Очерки по аспектологии / Ю. С. Маслов. Л. : Изд-во ЛГУ, 1984.-263 с.

173. Маслова В. А. Введение в лингвокультурологию : уч. пособие / В. А. Маслова. М. : Наследие, 1997. - 208 с.

174. Маслова, В. А. Лингвокультурология : уч. пособие / В. А. Маслова. М. : Academia, 2001. - 208 с.

175. Маслова, В. А. Лингвокультурология : учеб. пособие для студ. высш. учеб. заведений / В. А. Маслова. 2-е изд., стереотип. - М. : Академия, 2004. - 208 с.

176. Мейе, А. Общеславянский язык / А. Мейе. М. : Изд-во иностр. лит., 1951.-491 с.

177. Мещанинов, И. И. Глагол / И. И. Мещанинов. М. - Л. : Наука, 1948.- 185 с.

178. Милованова М. В. Эволюция глаголов приобщения объекта в сочетании с глаголами действия в древнерусском языке : дис. канд. филол. наук : 10.02.01 / М. В. Милованова. Волгоград, 1992. - 191 с.

179. Милованова, М. В. Особенности выражения ситуации приобщения объекта в истории русского языка / М. В. Милованова // Вестник ВолГУ. Сер. 2. Языкознание. Вып. 3. - Волгоград : Изд-во ВолГУ, 2003-2004.-С. 25-31.

180. Милованова, М. В. Категоризация посессивных отношений в русском языке // М. В. Милованова // Вестник ВолГУ. Сер.2. Языкознание. -Вып. 5. Волгоград : Изд-во ВолГУ, 2006а. - С. 12-18.

181. Милославский, И. Г. Лексическое, словообразовательное и грамматическое в словоформе / И. Г. Милославский // Филологические науки. 1980. - № 1.-С. 44-51.

182. Милославский, И. Г. Морфологические категории современного русского языка / И. Г. Милославский. М. : Просвещение, 1981. - 254 с.

183. Минский, М. Фреймы для представления знаний : пер. с англ / М. Минский. М. : Энергия, 1979. - 152 с.

184. Минский, М. Остроумие и логика когнитивного бессознательного / М. Минский // Новое в зарубежной лингвистике XX века. М, 1988. - Вып. 23. - С. 289-305.

185. Мировозренческая культура личности : (философские проблемы формирования) / В. П. Иванов и др.. Киев : Наукова думка, 1986. - 292, [3] с.

186. Михайлова, О. А. Национально-культурная информация в толковом словаре / О. А. Михайлова // Русский язык в контексте культуры. -Екатеринбург, 1999. С. 42-54.

187. Михайловская, Н. Г. К проблеме изучения лексико-семантической системы древнерусского языка / Н. Г. Михайловская // Вопросы языкознания. 1973. - № 2. - С. 92-101.

188. Михайловская, Н. Г. Системные связи в лексике древнерусского книжно-письменного языка Х1-Х1У вв. : автореф. дис. . д-ра филол. наук : 10.02.01 / Н. Г. Михайловская. М. : б. и., 1979. - 40 с.

189. Михалев, А. Б. Слои языковой картины мира / А. Б. Михалев // Язык и культура : международная научная конференция. М., 2001. - С. 108112.

190. Мишланов, В. А. Глагол БЫТЬ в русском синтаксисе / В. А. Мишланов // Изменяющийся языковой мир : материалы научной конференции. Пермь, 2002. - С. 45-47.

191. Молошная, Т. Н. План выражения категории посессивности / Т. Н. Молошная // Категория посессивности в славянских и балканских языках. -М, 1989.-С. 112-115.

192. Мыльников, А. С. Язык культуры и вопросы изучения этнической специфики средств знаковой коммуникации / А. С. Мыльников // Этнографическое изучение знаковых средств культуры. Л., 1989. - С. 39-48.

193. Никифоров, С. Д. Глагол. Его категории и формы.в русской письменности второй половины XVI века / С. Д. Никифоров. М. : Наука, 1952.- 167 с.

194. Николаева, Т. М. От звука к тексту : (Язык. Семиотика. Культура) / Т. М. Николаева. М. : Языки славянской культуры, 2000. - 680 с.

195. Мотоки, Н. О так называемом «дательном падеже принадлежности» с коммуникативной точки зрения Электронный ресурс. / Н. Мотоки // «Balkan Rusistics». Режим доступа: http://www.russian.slavica.org. - Заглавие с экрана.

196. Обнорский, С. П. Очерки по морфологии русского глагола / С. П. Обнорский. М. : Изд-ва АН СССР, 1953. - 250 с.

197. Ольшанский, И. Г. Лингвокультурология в конце XX века : итоги, тенденции, перспективы / И. Г. Ольшанский // Лингвистические исследования в конце XX века. М., 2000. - С. 26-55.

198. Олянич, А .В. Потребности дискурс - коммуникация / А. В. Олянич. - Волгоград : ИПК ФГОУ ВПО ВГСХА «Нива», 2006. - 224 с.

199. Орлова, О. Г. Россия / О. Г. Орлова // Антология концептов / под ред. В. И. Карасика, И. А. Стернина. Волгоград, 2005. - Т. 2. - С. 269-287.

200. Осипова, О. А. Основы для интерпретации древних индоевропейских именных склонений / О. А. Осипова // Вестник ТГПУ. Серия «Гуманитарные науки (Филология)». 2006. - Вып. 4 (55). - С. 12-17.

201. Парахонский, Б. А. Язык культуры и генезис знания : (ценностно-коммуникативный аспект): автореф. дис. . д-ра филол. наук : 10.02.19 / Б. А. Парахонский. Киев : б. и., 1989. - 40 с.

202. Пастушенков, Г. А. Структура слова (единицы структурно-функционального плана) / Г. А. Пастушенков. Калинин : КГУ, 1978. - 84 с.

203. Петров, М. К. Язык, знак, культура / М. К. Петров. М. : Наука, 1991.-328 с.

204. Печников, А. Н. К принципам синтаксической организации предложения / А. Н. Печников // Вопросы языкознания. 1995. - № 6. - С. 85-89.

205. Пименова, М. В. Душа и дух : особенности концептуализации : монография / М. В. Пименова. Кемерово : Графика, 2004. - 386 с. -(Концептуальные исследования ; вып. 3).

206. Пименова, М. В. Методология концептуальных исследований / М.В. Пименова // Антология концептов / под ред. В. И. Карасика, И. А. Стернина. Т. 1. - Волгоград : Парадигма, 2005. - С. 15-19.

207. Подлесская, В. И. Русские глаголы датъ/даватъ: от прямых употреблений к грамматикализованным / В. И. Подлесская // Вопросы языкознания. 2005. - № 2. - С. 89-102.

208. Полевые структуры в системе языка. Воронеж : Изд-во Воронежского ун-та, 1989. - 198 с.

209. Полинская, М. С. Порядок слов «объект субъект - глагол» / М. С. Полинская // Вопросы языкознания. - 1989. - № 2. - С. 111-135.

210. Попова, Е. А. Человек как основополагающая величина современного языкознания / Е. А. Попова // Филологические науки. 2002. -№ 3. - С. 69-77.

211. Попова, 3. Д. Лексическая система языка : учебное пособие / 3. Д. Попова, И. А. Стернин. Воронеж : Изд-во ВГУ, 1984. - 148 с.

212. Попова, 3. Д. Понятие «концепт» в лингвистических исследованиях / 3. Д. Попова, И. А. Стернин. Воронеж : Изд-во Воронежского ун-та, 2000. - 30 с.

213. Постовалова, В. И. Наука о языке в свете идеала цельного знания / В. И. Постовалова // Роль человеческого фактора в языке : языки и картина мира. -М., 1988.-С. 8-70.

214. Потебня, А. А. Мысль и язык / А. А. Потебня. Харьков : б. и., 1913.-225 с.

215. Почепцов, О. Г. Языковая ментальность: способ представления мира / О. Г. Почепцов // Вопросы языкознания. 1990. - № 6. - С. 111-122.

216. Преображенская, М. Н. Синтаксические функции причастия и членимость древнерусского текста на предикативные единицы / М. Н. Преображенская // Деривация и история языка. Пермь, 1987. - С. 22-29.

217. Преображенский, А. Этимологический словарь русского языка / А. Преображенский. М., 1910-1914. - 534 с.

218. Прокопович, Н. Н. Синтаксис русского языка. Именное и глагольное управление в современном русском языке : учебное пособие / Н. Н. Прокопович, Л. А. Дерибас, Е. Н. Прокопович. 2-е изд., испр. - М. : Русский язык. - 189 с.

219. Прохоров, Ю. Е. Национальные социокультурные стереотипы речевого общения и их роль в обучении русскому языку иностранцев / Ю. Е. Прохоров. М. : ИКАР, 1997. - 228 с.

220. Радченко, O.A. Язык как миросозидание. Лингвофилософская концепция неогумбальдтианства / O.A. Радченко. М. : Метатекст, 1997. -Т.1.-308 с.; Т.2.-232 с.

221. Ревзин, И. И. Понятие парадигмы и некоторые спорные вопросы грамматики славянских языков / И. И. Ревзин // Структурно-типологические исследования в области грамматики славянских языков / под ред. А. А. Зализняк. М., 1973. - С.39-50. , .

222. Розина, Р. И. Дарю (релевантный семантический класс глаголов обладания) / Р. И. Розина // Лики языка : к 45-летию научной деятельности Е. А. Земской. / под. ред. М. Я. Гловинской. М., 1998. - С. 305-314.

223. Розина, Р. И. Динамическая модель семантики глагола езятъ / Р.И. Розина // Русский язык сегодня. Вып. 2. Сб. статей / отв. ред. Л. П. Крысин. М. : «Азбуковник», 2003. - С. 227-246.

224. Руденко, Д. Н. Когнитивная наука, лингвофилософские парадигмы и границы культуры / Д. Н. Руденко // Вопросы языкознания. -1992.-№6. -С. 19-35.

225. Рузин, И. Г. Философские аспекты лингвистического исследования / И. Г. Рузин // Вестник Московского университета. Сер. 7, Философия. 1993. - № 3. - С. 46-55.

226. Рузин, И. Г. Когнитивные стратегии именования : модусы и перцепции (зрение, слух, осязание, обоняние, вкус) и их выражение в языке / И. Г. Рузин // Вопросы языкознания. 1994. - № 6. - С. 79-100.

227. Русская грамматика : в 2 т. / гл. ред. Н. Ю. Шведова. М. : АН СССР, 1980.-2 т.

228. Самохвалова, Е. И. Функции глагольных приставок в Лаврентьевской летописи : автореф. дис. . канд. филол. наук : 10.02.01 / Е. И. Самохвалова. Л. : б. и., 1953. - 22 с.

229. Селиверстова, О. Н. Компонентный анализ многозначных слов : на материале некоторых русских глаголов / О. Н. Селиверстова. М. : Наука, 1975.-240 с.

230. Селиверстова, О. Н. Экзистенциональность и посессивность в языке и речи : автореф. дис. . д-ра филол. наук : 10.02.01 / О. Н. Селиверстова. М. : б. и., 1982. - 42 с.

231. Селиверстова, О. Н. Посессивные и пространственно-посессивные модели / О. Н. Селиверстова // Категория притяжательности в славянских и балканских языках : тезисы совещания. М., 1983. - С. 92-95.

232. Селиверстова, О. Н. Контрастивная синтаксическая -семантика. Опыт описания / О. Н. Селиверстова // Труды по семантике. М., 2004. - С. 557-718.

233. Селиверстова, О. Н. Труды по семантике / О. Н. Селиверстова. -М. : Языки славянской культуры, 2004. 960 с. - (Studia Philologica).

234. Серебренников, Б. А. О материалистическом подходе к явлениям языка / Б. А Серебренников. М. : Наука, 1983. - 320 с.

235. Серебренников, Б. А. Роль человеческого фактора в языке. Язык и мышление / Б. А. Серебренников. М. : Наука, 1988. - 242 с.

236. Сиротинина, О. Б. Лекции по синтаксису русского языка / О. Б. Сиротинина. М. : Высшая школа, 1980. - 142 с.

237. Слышкин, Г. Г. От текста к символу: лингвокультурные концепты прецедентных текстов в сознании и дискурсе / Г. Г. Слышкин. М. : Academia, 2000. - 128 с.

238. Слюсарева, Н. А. О семантической и функциональной сторонах языковых явлений / Н. А. Слюсарева // Теория языка. Методы его исследования и преподавания : к 100-летию со дня рождения Льва Владимировича Щербы. Л., 1981. - С. 243-249.

239. Смирнов, П. И. Социология личности / П. И. Смирнов. СПб. : Социологическое общество им. М. М. Ковалевского, 2001. - 380 с.

240. Соколова, В. М. К проблеме слов широкой семантики : автореф. дис. . канд. филол. наук : 10.02.01 / В. М. Соколова. Волгоград : б. и., 1967.-21 с.

241. Солнцев, Ю. С. Язык как системно-структурное образование / Ю. С. Солнцев. М. : Наука, 1977. - 341 с.

242. Сорокин, П. И. Человек, цивилизация, общество / Питирим Сорокин. М. : Политиздат, 1992. - 543с.

243. Степанов, Ю. С. Константы : словарь русской культуры : опыт исследования / Ю. С. Степанов. М. : Языки русской культуры, 1997. - 824 с.

244. Стернин, И. А. Проблемы анализа структуры значения слова / И. А. Стернин. Воронеж : Изд-во Воронежского ун-та, 1979. - 156 с.

245. Стернин, И. А. Национально-культурные компоненты в структуре значения слова / И. А. Стернин // Лингвострановедческий аспект в преподавании русского языка как иностранного : сборник статей. Воронеж, 1984.-С. 140-145.

246. Стернин, И. А. Структурная семасиология и лингводидактика / И. А. Стернин // Русское слово в лингвострановедческом аспекте : межвузовский сборник научных работ. Воронеж, 1987. - С. 104-121.

247. Стернин, И. А. Методика исследования структуры концепта / И. А. Стернин // Методологические проблемы когнитивной лингвистики. -Воронеж, 2001. С. 58-65.

248. Сэпир, Э. Избранные труды по языкознанию и культурологи / Э. Сэпир ; пер. с англ. А. Е. Кибрика. М. : Прогресс, 1993. - 656 с.

249. Телия, В. Н. Русская фразеология : семантико-прагматический и лингвокультурологический аспекты / В. Н. Телия. М. : Языки русской культуры, 1996. - 288с.

250. Тер-Минасова, С. Г. Язык и лингвокультурная коммуникация / С. Г. Тер-Минасова. М. : Слово, 2000 . - 264 с.

251. Тихонов, А. Н. Способы выражения начинательного значения глаголов в русском языке / А. Н. Тихонов // Труды Узбекского университета. -Самарканд, 1959.-№ 95. С. 135-160.

252. Толстая, С. М. Мотивационные семантические модели и картина мира // Русский язык в научном освещении / С. М. Толстая. М., 2002. - № 1 (З).-С. 112-127.

253. Толстой, Н. И. Этнолингвистический словарь славянских древностей : В 5 т. / Н. И. Толстой. Т. 1, 2. - М. : Международные отношения, 1995-1999.

254. Томахин, Г. Д. Лексика с культурным компонентом значения / Томахин Г. Д. // Иностранные языки в школе. 1980. - №. 6. - С. 47-50.

255. Топоров, В. Н. Пространство и текст / В. Н. Топоров // Текст : семантика и структура. М. : Наука, 1983. - С. 227-285.

256. Трубецкой, Н. С. О притяжательных прилагательных (possessiva) староцерковнославянского языка / Н. С. Трубецкой // Избранные труды по филологии. М, 1987. - С. 219-222.

257. Туликова, H.A. Семантика персональности :: ин-персональности русского глагола : учебное пособие / H.A. Туликова. Волгоград : Изд-во ВолГУ, 1993. - 141 с.

258. Туликова, H.A. Содержание и выражение институциональных понятий в русском языке / H.A. Туликова // Homo institutius Человек институциональный : Монография / под ред. О.В. Иншакова. - Волгоград : Изд-во ВолГУ, 2005. - С. 637-658.

259. Урысон, Е. В. Языковая картина мира / Е. В. Урысон // Вопросы языкознания. 1998. - № 2. - С. 3 - 21.

260. Уфимцева, А. А. Слово в лексико-семантической структуре языка / А. А. Уфимцева. М. : Наука, 1968. - 272с.

261. Уфимцева, А. А. Лексическое значение : (принцип семиологического описания лексики) / А. А. Уфимцева. М. : Наука, 1986. -240 с.

262. Филлмор, Ч. Основные проблемы лексической семантики / Ч. Филлмор // Новое в зарубежной лингвистике. М., 1983. - Вып. 12. - С. 74122.

263. Филлмор, Ч. Фреймы и семантика понимания / Ч, Филлмор // Новое в зарубежной лингвистике XX века. М., 1988. - Вып. 22. - С. 52-93.

264. Флоря, Б. Н. Судьбы кирилло-мефодиевской традиции после Кирилла и Мефодия / Б. Н. Флоря, А. А. Турилов, С. А. Иванов. СПб., 2000. -126 с.

265. Фромм, Э. Иметь или Быть / Э. Фромм. Киев : Ника-Центр, 1998.-393 с.

266. Фрумкина, Р. М. Психолингвистика / Р. М. Фрумкина. М. : Академия, 2001. - 320 с.

267. Фрумкина, Р. М. Представление знаний как проблема / Р. М. Фрумкина, А. К. Звонкин., О. И. Ларичев, В. Б. Касевич // Вопросы языкознания. 1990. - № 6. - С. 32-39.

268. Хайдеггер, М. Искусство и пространство / М. Хайдеггер // Самосознание европейской культуры XX века. М. : Политиздат, 1991. - С. 95-102.

269. Хайдеггер, М. Время и бытие : статьи и выступления : пер. с нем. / М. Хайдеггер. М.: Республика, 1993. - 447 с.

270. Ходова, К. И. Простое предложение в старославянском языке / К. И. Ходова. М. : Наука, 1980. - 296 с.

271. Цивьян, Т. В. О некоторых способах отражения в языке оппозиции внутренний/внешний / Т. В. Цивьян // Структурно-типологические исследования в области грамматики славянских языков. -М., 1973.-С. 244-252.

272. Циммерлинг, А. В. Обладать и быть рядом / А. В. Циммерлинг // Логический анализ языка : языки пространств / отв. ред. Н. Д. Арутюнова, И. Б. Левонтина. -М., 2000. С. 179-188.

273. Чемоданов, H. С. Хрестоматия по истории немецкого языка / Н. С. Чемоданов. М. : Высш. шк., 1978. - 287 с.

274. Черепанов, М. В. Лексическое и словообразовательное значение в типологии словообразовательных структур / М. В. Черепанов // Лексическая и словообразовательная семантика русского языка. Саратов, 1990.-С. 3-16.

275. Чинчлей, К. Г. Поле посессивности и посессивные ситуации / К. Г. Чинчлей // Теория функциональной грамматики. Локативность. Бытийность. Посессивность. Обусловленность. СПб., 1996. - С. 100-137.

276. Чудинов, А. П. Россия в метафорическом зеркале : когнитивное исследование полтитческой метафоры / А. П. Чудинов. Екатеринбург : б. и., 2001.-283 с.

277. Чудинов, А. П. Политическая лингвистика : (общие проблемы, метафора) / А. П. Чудинов. Екатеринбург : Урал, гуманит. ин-т, 2003. - 194 с.

278. Шаклеин, В. М. Современная парадигма лингвокультурологических исследований / В. М. Шаклеин // Вестник РУДН. Серия «Русский и иностранные языки и методика их преподавания». 2003. -№ 1.-С. 6-12.

279. Шамне, Н. Л. Актуальные проблемы межкультурной коммуникации : учебное пособие / Н. Л. Шамне. Волгоград : Изд-во ВолГУ, 1999.-208 с.

280. Шамне, Н. Л. Семантика немецких глаголов движения и их русских эквивалентов в лингвокультурологическом освещении : монография. / Н. Л. Шамне. Волгоград : Изд-во ВолГУ, 2000. - 392 с.

281. Шанидзе, А. Г. Глагольные категории акта и контакта на примерах грузинского языка / А. Г. Шанидзе // Известия АН СССР. Отделение языка и литературы. 1946. - Т. 5, вып. 2. - С. 165-172.

282. Шарина, С. И. Персональность и посессивность в эвенском языке / С. И. Шарина. Новосибирск : Наука, 2001. - 94 с.

283. Шатуновский, И. Б. Семантика предложения и нереферентные слова / И. Б. Шатуновский. М. : Языки русской культуры, 1996. - 400 с.

284. Шахматов, А. А. Синтаксис русского языка. Вып. 1. Учение о предложении и словосочетаниях / А. А. Шахматов. Л. : АН СССР, 1925. -441 с.

285. Шаховский, В. И. Языковая личность в эмоциональной коммуникативной ситуации / В. И. Шаховский // Филологические науки. -1998.-№2.-С. 59-65.

286. Шведова, Н. Ю. Один из возможных путей построения функциональной грамматики русского языка / Н. Ю. Шведова // Проблемы функциональной грамматики. М., 1985. - С. 30-37.

287. Шейгал, Е. И. Семиотика политического дискурса / Е. И. Шейгал. Волгоград : Перемена, 2000. - 368 с.

288. Шелякин, М. А. О лексико-семантическом уровне категории аспектуальности в русском языке / М. А. Шелякин // Русский язык : языковые значения в функциональном и эстетическом аспектах : Виноградовские чтения ХГУ-ХУ. М., 1987. - С. 3-22.

289. Шмелев, А. Д. Русская языковая модель мира : материалы к словарю / А. Д. Шмелев. М. : Языки славянской культуры, 2002. - 224 с.

290. Яковлев, В. H. Морфемика и словообразование современного русского языка / В. Н. Яковлев. Барнаул : БГПИ, 1990. - 61, 1. с.

291. Яковлева, Е. С. О некоторых моделях пространства в русской языковой картине мира / Е. С. Яковлева // Вопросы языкознания, 1993. - № 4.-С. 48-62. '

292. Яковлева, Е. С. Фрагменты русской языковой картины мира : (модели пространства, времени и восприятия) / Е. С. Яковлева. М.: Гнозис, 1994.-344 с.

293. Янко, Т. Е. Бытование и обладание: конструкции с глаголом быть / Т. Е Янко // Логический анализ языка : языки пространств / отв. ред. Н. Д. Арутюнова, И. Б. Левонтина. М., 2000. - С. 198-211.

294. Ярцева, В. Н. Взаимоотношение грамматики и лексики в системе языка / В. Н. Ярцева // Исследования по общей теории грамматики. М., 1968.-С. 5-57.

295. Ясперс, К. Язык / К. Ясперс // Философия языка и семиотика. -Иваново, 1995.-С. 180-212.

296. Anderson, J. M. The grammar of case : Towards a localistic theory / J. M. Anderson. L. : Cambridge U. P., 1971. - 232 p.

297. Babby, L. H. Existential sentences and negation in Russian / Leonard H. Babby ; with a foreword by Bernard Comrie. Ann Arbor : Karoma Publishers, 1980.- 180 p.

298. Bach, A. Geschichte der deutschen Sprache / Adolf Bach. 8., stark erw. Aufl. - Heidelberg : Quelle u. Meyer, 1965. - 495 S.

299. Bally, C. L'expression des idées de la sphère personelle et de solidarité dans les langues indo-européennes / F. Frankhauser and J. Jud (eds) // Festschrift Louis Gauchat. Arau : Sauerlânder, 1926. - P. 68-78.

300. Baron, I. Information structure and the anatomy of noun phrases. The expression of subject an object in Danish noun phrases /1. Baron ; E. Engberg-Pedersen et al. (eds) // Content, Expression and Structure studies in Danish

301. Functional Grammar Studies in Language Companion Series 29. Amsterdam and Philadelphia, 1996. - P. 235-259.

302. Baron, I. L'expression du possesseur dqns le Syntagme Nominal danois /1. Baron // La relation d'appartenance Faits de Langues 7. Paris, 1996a. -P. 33-42.

303. Baron, I. Possesion in Noun Phrases : A Functional Analysis / I. Baron and M. Herslund (eds) // Possessive Structures in Danish KLIMT 3. -Copenhagen, 1997. P. 115-130.

304. Baron, I. The Danish Verb have and the Notion of Possession / Baron I. and Herslund M. (eds). // Possessive Structures in Danish KLIMT 3. -Copenhagen, 1997a.-P. 131-157.

305. Baron, I. Semantics of the verb HAVE / I. Baron, M. Herslund ; F. S0rensen (eds) // Dimensions of possession. Typological Studies in Linguage 47. -Copenhagen, 2001. P. 2-25.

306. Bartminski, J. Zalozenia teoretyczne slownika / J. Bartminski, // Slownik ludowych stereotypow jezykovych zesyt probny / Baron I. and Herslund M (eds). Wroclaw, 1980. - P. 3-12.

307. Bartning, I. La préposition de et les uinterpretations possibles des syntagmes nominaux complexes : essai d'approche cognitive / A.-M. Berthonneau and P. Cadiot (eds) // Les prépositions: méthodes d'analyse- Paris, 1993. Lexice 11.-P. 163-191.

308. Bausinger, H. Zur Problematik des Kulturbegriffs / H. Bausinger ; Wierlacher A. (Hg.) // Fremdsprache Deutsch 1. München, 1980. - S. 57 - 69.

309. Bausinger, H. Alltagskultur als Lernproblem / H. Bausinger // Materialien Deutsch als Fremdsprache 16. 1980a. - S. 39-45.

310. Bausinger, H. Stereotype und Wirklichkeit / H. Bausinger // Jahrbuch Deutsch als Fremdsprache, 1989. S. 157-170.

311. Behagel, O. Geschichte der deutschen Sprache / Otto Behagel. 5. verb, und stark erweiterte Aufl. - Berlin und Leipzig : W. de Gruyte, 1928. - 588 S.

312. Benveniste, E. 'Etre' et 'avoir' dans leurs fonctions linguistiques / E. Benveniste // Problèmes de linguistique générale. 1. Paris, 1966. - P. 187-207.

313. Bickerton, D. Language & species / Derek Bickerton. Chicago : University of Chicago Press, 1990.-297 p. , .

314. Bolkestein, A. M. Genetive and Dative Possessors in Latin / S. C. Dik (ed) // Advances in Functional Grammar. Dordrecht : Foris, 1983. - P. 55-91.

315. Brentano, F. Psychology from an empirical standpoint / Franz Brentano ; edited by Oskar Kraus. London ; New York : Routledge, 1995. - 4151. P

316. Brislin, R. Cross-Cultural Encounters. Face-to-Face interaction / Richard W. Brislin. New York : Pergamon Press, 1981. - 372 p.

317. Brislin, R. W. Conceptualizations of Intercultural Behavior and Training / R. W. Brislin, Landis D., Brandt M. E. ; D. Landis, R.W. Brislin (eds) // Handbook of Intercultural Training. New York, 1983. - Vol. 1 : Issues in Theory and Design. - P. 1-35.

318. Brunot, F. La pansée et la langue / F. Brunot. Paris, Masson et cie, 1936.-982 p.

319. Chafe, W. Evidentiality : The linguistic coding of epistemology / W. Chafe, J. Nichols. Nordwood, New Jersey : Ablex, 1986. - 346 p.

320. Chappell, H. / H. Chappell, W. McGregor (eds). // The Grammar of Inalienability. A typological perspective on body part terms and the part-whole relation Empirical Approaches to Language Typology 14. Berlin: Mouton de Gruyter, 1996.-931 p.

321. Christie, J. J. Locative, Possessive and Existential in Swahili / J. J. Cristie // Foundations of Language 6. 1970. - P. 166-177.

322. Chvany, C. V. On the syntax of be-sentences in Russian / Catherine V. Chvany. Cambridge, Mass. : Slavica Publishers, 1975. - 311 p.

323. Clark, E. V. Locationals: Existential, locative and possessive constructions / E. V. Clark ; J. Greenberg (ed.) // Universals of Human Language. Vol. 4. Syntax., Stanford, 1978. - P. 85-126.

324. Clausner, T. Domains and image shemas / T. Clausner, W. Croft // Cognitive Linguistics. 1999. - Vol. 10, № 1. - P. 1-31.

325. Coock, W. W. Ownership and Possession / W. W. Coock // The Encyclopaedia of the Social Sciences. N.Y., 1933. - Vol. 11. - P. 521,525.

326. Diewald, G. Grammatikalisierung : eine Einfuhrung in Sein und Werden grammatischer Formen / Gabriele Diewald. Tübingen : M. Niemeyer, 1997.- 133 S.

327. Dijk, T. A van. Social cognition, social power and social discource / T. A. van Dijk // Text. 1988. - Vol. 8 (1/2). - P. 129-157.

328. Dingley, J. Imëti in the Laurention Redaction of the Primary Chronicle / J. Dingley // The Language and Verse of Russia. In Honor of Dean S. Worth. On his sixsty-fifth birthday. M, 1995. - P. 80-87.

329. Duden Die Grammatik : Unentbehrlich fur richtiges Deutsch / Dudenredaktion (Hrsg.). 7. völlig neu erarb. u. erweit. Aufl.- Mannheim : Dudenverlag, 2005,- 1343 S.

330. Duskovä, L. a kol. Mluvnice soucasné anglictiny na pozadi cestiny / L. Duskovä. Praha: Academia, 1994. - 673 s.

331. Eisenberg, P. Grundriss der deutschen Grammatik. Band 2. Der Satz / Peter Eisenberg . Stuttgart : Metzler, 1999. - 551 p.

332. Fillmore, Ch. J. «The case for case» / Ch. J. Fillmore // Universals in linguistic theory. New York, 1968. - P. 1-88.

333. Frei, H. Sylvie est jolie des yeux / H. Frei // Mélanges de linguistique offerts à Ch. Bally. Genève, 1939. - P. 134-191.

334. Geert, P. van. The development of perception, cognition, and language : a theoretical approach / Paul van Geert. London ; Boston : Routledge & Kegan Paul, 1983. - 397 p.

335. Geertz, C. The interpretation of cultures ; selected essays / Clifford. Geertz. New York : Basic Books, 1973. - 470 p.

336. Genzmer, F. Einleitung / F. Genzmer // Das Nibelungenlied. -Stuttgart : Reclam Verlag, 1957. - S. 3-10. , .

337. Glinz, H. Deutsche Grammatik. Bd. 2. Kasussyntax, Nominalstrukturen, Wortarten, Kasusfremdes / Hans Glinz. Frankfurt am Main : Athenäum, 1975.-249 S.

338. Göhring, H. Deutsch als Fremdsprache und interkulturelle Kommunikation / H. Göhring ; Wierlacher A. (Hg.) // Deutsch als Fremdsprache : Grundlagen und Verfahren der Germanistik als Fremdsprachenphilo-logie-München : Fink, 1980. -Bd.l. S. 71-91.

339. Goodenough, W. H. Cultural anthropology and linguistics / W. H. Goodenough ; Garvin P.L. (ed.) // Report on the Seventh Annual Round Table Meeting on Linguistics and Language Study. Washington, D. C., 1957. - P. 109173.

340. Goodenough, W. H. Cultural Anthropology and Linguistics / W. H. Goodenough // Bulletin of the Philosophia Anthrpological Society. 1956. - № 9 -P. 3-7.

341. Greimas, A. J. Sémantique structurale / A.J. Greimas. Paris: Larousse, 1966. - 235 p.

342. Gruber, J. S. Lexical structures in syntax and semantics / Jeffrey S. Gruber. Amsterdam ; New York : North-Holland Pub. Co. : Sole distributors for the U.S.A. and Canada, Elsevier/North Holland, 1976. - 375 p.

343. Gudykunst W. B. Communicating with strangers : an approach to intercultural communication / William B. Gudykunst, Young Yun Kim. Reading, Mass. : Addison-Wesley Pub. Co., 1984. - 277 p.

344. Gudykunst, W. B. Culture and interpersonal communication / William B. Gudykunst, Stella Ting-Toomey with Elizabeth Chua. Newbury Park, Calif. : Sage Publications, 1988.-278 p.

345. Guillaume, G. Théorie des auxiliaries et examen des faits.connexes / G. Guillaume // Bulletin de la Société de Ling. 1938. - Vol. 39. - P. 49-65.

346. Hagege, C. La structure des langues / Claude Hagege. Paris : Presses universitaires, 1982.- 127 p.

347. Hall, E. T. The silent language / by Edward T. Hall. Greenwich, Conn : Fawcett Publications, 1959. - 192 p.

348. Hall, E. T. The Hidden Dimension / Edward T. Hall. Garden City, N.Y. : Anchor Press / Doubleday, 1966. - 217 p.

349. Hall, E. T. Beyond Culture / Edward T. Hall. Garden City, New York : Anchor Press, 1977. - 298 p.

350. Hall, E. T. Hidden Differences. Studies in intenational Communication. How to communicate with Germans / Edward T. Hall, Mildred Reed Hall. ; Zeitschrift Stern (Hrsg.). Hamburg : Gruner + Jahr, 1983. - 97 S.

351. Hall, E. T. Les différences cachées. Une étude sur la communication interculturelle entre Français et Allemands. Comment communiquer avec les Allemands / Edward T. Hall, Mildred Reed Hall. Hamburg : Gruner + Jahr, 1984. - 120 S.

352. Hall, E. T. Understanding Cultural Differences Germans, French and Americans / Edward T. Hall, Mildred Reed Hall. Yarmouth, Me. : Intercultural Pr., 1990.- 196 p.

353. Heine, B. Possession. Cognitive sources, forces and grammaticalization / B. Heine. Cambridge : Cambridge University Press, 1997. -274 p.

354. Heine, B. Ways of explaining possession / B. Heine ; M. Herslund, I. Baron ; F. S0rensen (eds) // Dimensions of possession. Typological Stuies in Language 47. Copenhagen, 2001. - P. 311-328.

355. Heibig, G. Die freien Dative im Deutschen / G. Heibig // Deutsch als Fremdsprache. 1981.-Bd. 18. - S. 321-32.

356. Heibig, G. Deutsche Grammatik. Ein Handbuch für den Ausländerunterricht / Gerhard Heibig, Joachim Buscha. 18. Aufl. Leipzig : Verlag Enzyklopädie, 1998. - 629 p.

357. Heibig, G. Wörterbuch zur Valenz und Distribution deutscher Verben / G. Heibig, W. Schenkel. 8. Aufl. - Tübingen, 1991.-396 S.

358. Herslund, M. Introduction: Dimensions of possession / M. Herslund, I. Baron ; F. Serensen (eds) // Dimensions of possession. Typological Studies in Linguage 47. Copenhagen, 2001. - P. 1-26.

359. Hofstede, G. Cultures and organizations : software of the mind / Geert Hofstede . London ; New York : McGraw-Hill, 1991. - 279 p.

360. Hofstede, G. Interkulturelle Zusammenarbeit : Kulturen -Organisationen Management / G. Hofstede. - Wiesbaden : Gabler, 1993. 328 S.

361. Isacenko, A. V. On 'HAVE' and 'BE' Languages / A. V. Isacenko ; M. S. Flier (ed.). // Slavic Forum. Essays in Linguistics and Literature. Paris, 1974. - P. 43-77.

362. Kiparsky, V. Russische historische Grammatik / Valentin Kiparsky. -Heidelberg : C. Winter, 1963-67. 2 v.

363. Kirkeby, O.F. Cognitive sciences / Asher (ed.) // The Encyclopedia of Language and Linguistics. Pergamon, 1994. - V. 2. - P. 593-600.

364. Kluckhohn, F. Variations in value orientations / by. Florence Rockwood Kluckhohn and Fred L. Strodtbeck, with the assistance of John M. Roberts [and others]. Evanston, Peterson, [1961] - 437 p.

365. Knapp, K. Instead of an Introduction : Conceptual issues in analyzing intercultural communication / K. Knapp, A. Knapp-Potthof // Ananlyzing intercultural communication. München, 1987. - P. 1-13.

366. König, E. Les constructions á possesseur externe dans les langues de 1'Europe / E. König, M. Haspelmath //Actance et Valense dans les lengues de 1'Europe / Jack Feuillet (ed.). Berlin : Mouton de Gruyter, 1995. - S. 525-606.

367. Krohn, D. Dativ und Partinenzrelation : syntaktisch-semantische Studien unter besonderer Berücksichtigung von Lexemen mit dem Merkmal (Kleidungsstück) / von Dieter Krohn. Göteborg : Acta Universitätis Gothoburgensis, 1980. - 195 S.

368. Lakoff, G. Women, fire, and dangerous things : what categories reveal about the mind / George Lakoff. Chicago : University of Chicago Press, 1987.-614 p.

369. Lakoff, G. Metaphors we live by / George Lakoff and Mark Johnson. Chicago : University of Chicago Press, 1980. - 242 p.

370. Langacker, R. W. Reference-point constructions / R. W. Langacker // Cognitive Linguistics 4. 1993. - Vol. 1. - P. 1-38.

371. Lehmann, C. Possession in Yucatec Maya / Christian Lehmann. -Munich.: LINCOM EUROPA, 1998. 135 p.

372. Levin, M. J. Variant forms in Russian Conjugation / M. J. Levin // Slavic and East European Journal. 1972. - № 4. - P. 149-457.

373. Lichtenberk, F. Possessive constructions in Oceanic languages and in Proto-Oceanic / F. Lichtenberk // Austronesian Lingustics at the 15th Pacific Science Congress / Pawley &Carrington (eds.). Canberra, 1985. - P. 93-140.

374. Lyons, J. A note on possessive, extensional and locative sentences / J. Lyons // Foundations of Language 3. 1967. - P. 390-396.

375. Lyons, J. Existence, location possession and transitivity / J. Lyons ; B. van Rootselaar, J. F. Staal (eds) // Logic, methodology and philosophy of science III. Amsterdam, 1968. - P. 495-509.

376. Maas, U. Versuch einer kulturanalytischen Bestimmung ausländerpädagogischer Aufgaben / U. Maas ; Glück H., Müller-Kohlenberg H. (Hg.) // Interdisziplinäres Kolloquium Ausländerpädagogik. Osnabrück : Universität Osnabrück, 1983. - S. 4-45.

377. Malinowski, B. A scientific theory of culture and other essays / Bronislaw Malinowski. Chapel Hill: University of North Carolina Press, 1944. -228 p.

378. Mathesius, V. A Functional Analysis of Present Day English on a General Linguistic Basis / V. Mathesius. Praha: Academia, 1975. - 283 s.

379. Matthews, W. K. Russian historical Grammar / W. K. Mattews. -London : The Athlone Press, 1960. 362 p.

380. McGregor, W. A functional grammar of Gooniyandi. (Studies in Language Companion Series, 22) / W. McGregor. Amsterdam, Philadelphia : Benjamins, 1990. - 243 p.

381. Miller, G. A. Language and perception / George A. Miller, Philip N. Johnson-Laird. Cambridge : Cambridge University Press, 1976. - 760 p.

382. Minsky, M. Frame-system theory / M. Minsky // Thinking: Readings in cognitive science / Ph. N. Johnson-Laird, P. C. Wason (ed). Cambridge, New York, 1977.-P. 355-376.

383. Moser, H. Deutsche Sprachgeschichte : Mit einer Einfuhrung in die Fragen der Sprachbetrachtung / Hugo Moser. 5. Aufl. - Tübingen : Niemeyer, 1965.-223 S.

384. Nygaard, M. Norran Syntax / M. Nygaard. Oslo : Aschehoug,1966. -389 S.

385. Paillard, D. Enonciation et determination en russe contemporain / par Denis Paillard. Paris : Institut d'studes slaves, 1984. — 460 p.

386. Paul, H. Deutsche Grammatik / Hermann Paul. 5 Bde. - Halle a.S. : Niemeyer, 1955 . - 142 S.

387. Partridge, M. Serbo-Croatian. Practical Grammar and Reader / Monica Agnes Partridge. New York : McGraw-Hill Publishing Co ; printed in Yugoslavia, 1964.. - 220 p.

388. Pottier, B. Théorie et analyse en linguistique / B. Pottier. Paris : Hachette, 1987. - 224 p.

389. Redder, A. Zum Begriff der Kultur / A. Redder, J. Rehbein // Arbeiten zur interkulturellen Kommunikation. Oktober 1987 / herausgegeben von Angelika Redder, Jochen Rehbein. Osnabrück : Osnabrücker Verein zur

390. Förderung der Sprachwissenschaft in Forschung und Ausbildung, 1987. S. 7-21.

391. Sanders, G. A. Introduction / G. A. Sanders ; D. Cohen (ed) // Explaining linguistic phenomena. New York : John Wiley & Sons, 1974. - P. 318.

392. Schank, R. Plans, Scripts, plans, goals and understanding : an inquiry into human knowledge structures / Roger C. Schank, Robert P. Abelson. -Hillsdale, N.J. : Erlbaum ; New York ; London : Distributed by Wiley, 1977. 2481. P

393. Schmidt, W. Geschichte der deutschen Sprache. Mit Texten und Übersetzungshilfen / W. Schmidt et al. Berlin : Volk und Wissen, 1969. - 428 S.

394. Seiler, H. Possessivität und Universlien / H. Seiler // Arbeitspapier 18, II. Köln, Institut für Sprachwissenschaft, Universität Köln, 1971. - S. 12-25.

395. Seiler, H. Zum Problem der sprachlichen Possessivität / H. Seiler // Inst. Language Studies U. Cologne 5000 Federal Republik of Germany. Folia Linguistica. 1973. - Bd. 6. - S. 231-250.

396. Seiler, H. On the semanto-syntactic configuration 'Possessor of an Act' / H. Seiler ; B. Kachru et al. (eds) // Issues in Linguistics. Papers in Honor of Henry and Renée Kahane. Urbana, 1973a. - P. 231-250.

397. Seiler H. Internet vs. established relation proximity vs. obviation, and two types of Cahuilla kinship expression / H. Seiler // IJAL. 1982. - № 48. - P. 186-196.

398. Seiler, H. Possession : as an operational dimension of language / Hansjakob Seiler. Tübingen Germany. : G. Narr, 1983. - 91 p.

399. Seiler, H. Possessivity, subject and object / H. Seiler // Studies in Lnaguage 7. 1983a. - P. 89-118.

400. Seiler, H. Language universals and typology in UNITYP framework / Hansjakob Seiler. Köln : Institut für Sprachwissenschaft, 1990. - 100 p.

401. Seiler, H. The operationel bases of possession. A dimensional approach revisited / H. Seiler ; I. Baron, M. Herslund ; F. S0rensen (eds.) // Dimensions of possession. Typological Studies in Linguage 47. Copenhagen, 2001.-P. 27-40.

402. Serziko, F. Der Ausdruck der Possessivität im Somali / Fritz Serzisko Tübingen : G. Narr, 1984. 214 S.

403. Signorini, S. Семантика глаголов волеизъявления в языке памятников русской письменности XII века / S. Signorini // Русистика. Славистика. Индоевропеистика : сборник к 60-летию А. А. Зализняка. М.,1996.-С. 320-330.

404. Serensen, F. Possession as Location / F. S0rensen ; I. Baron, M. Herslund (eds.) // Possessive Structures in Danish KLIMT 3. Copenhagen,1997.-P. 158-168.

405. S0rensen, F. The Nightmare of the Genetive / F. Sorensen ; К. van Durme (ed.) // The Valency of Nouns Odense Working Papers in Language and Communication 15. 1997a. - P. 119-134.

406. Tannen, D. What's in a frame? Surface evidence for under-lying expectations / Tannen, D.; Freedle R. A. (ed.) // Advances in Discourse Processes. Norwood, NJ, 1979.-Vol. II.-P. 137-183.

407. Tannen, D. Ethnic style in male-female conversation / Tannen, D. ; Gumperz J. J. (ed.) // Language and Social Identity. Cambridge, 1982. - P. 217231.

408. Taylor, J. R. Linguistic categorization / edited by Roberta Corrigan, Fred Eckman, and Michael Noonan. Amsterdam ; Philadelphia : J. Benjamins Pub. Co., 1989.-348 p.

409. Taylor, J. R. Possessives in English : an exploration in cognitive grammar / John R. Taylor. Oxford : Clarendon Press ; New York : Oxford University Press, 1996. - 368 p.

410. Thomas, A. Psychologie interkulturellen Lernens und Handelns / Thomas A. (Hg.) // Kulturvergleichende Psychologie. Eine Einführung. -Göttingen, 1993. - S. 377-424.

411. Ting-Toomey, S. Managing Intercultural Conflicts Effectively / Samovar L.A., Porter L.E. (Eds.) // Intercultural Communication. A Reader. 7 Ed. Belmont, 1994. - S. 360 - 372.

412. Unbegaun, B. O. Russian Grammar / B. O. Unbegaun. Oxford : at the Calendon Press, 1957. -315 p.

413. Veläzqes-Castillo, M. The grammar of possession : inalienability, incorporation, and possessor ascension in Guarani / Maura Velazquez Castillo. -Philadelphia, Pa. : John Benjamins Pub. Co., 1996. 274 p.

414. Weinrich, H. Textgrammatik der deutschen Sprache / Harald Weinrich; unter Mitarbeit von Maria Thurmair, Eva Breindl, Eva-Maria Willkop. -Mannheim : Dudenverlag, 1993. 1111 S.

415. White, L. The science of culture, a study of man and civilization / L. White. New York, Farrar, Straus, 1949. - 444 p.

416. Wierzbicka, A. Semantics and Culture / A. Wierzbicka. New York, 1992.-258 p.

417. Wyer, R.S. Handbook of Social Cognition / R.S. Wyer, T.K. Srull (eds.). Hillsdale, NJ: Lawrence Earlbaum, 1984. - Vol. II. - 234 p.

418. СПИСОК ИСТОЧНИКОВ, СЛОВАРЕЙ И ПРИНЯТЫЕ СОКРАЩЕНИЯ

419. AM Апракос Мстислава Великого / отв. ред. J1. П. Жуковская.1. М., 1983.

420. Изб. 1076 Изборник Святослава 1076 г. / под ред. С. И. Коткова. М.,1965.

421. J1H XIII-XIV Летопись Новгородская (первая) старшего и младшего изводов по Синодальному списку XIII-XIV вв. / под ред. А. Н. Насонова. М., 1950.

422. ПВЛ Повесть временных лет по Лаврентьевской летописи1377 г. / под ред. В. П. Адриановой-Перетц. -М., 1950.

423. Усп.сб. Успенский сборник XII-XIII вв. / под ред. С. И. Коткова.1. М., 1971.

424. Kaiserchronik Die Kaiserchronik eines Regensburger Geistlichen

425. Nibelungenlied Das Nibelungenlied 1190/1200 // Bibliotheka Augustina Электронный ресурс. http://www. fh-augsburg.de/-harsch/germanica/Chronologie/12Jh/Nibelungen/nibintr.html1. С. Аксаков1. Беляев1. Бунин1. Вересаев

426. Аксаков, С. Т. Буран. Детские годы / С. Т. Аксаков.

427. Л. : Лениздат, 1984. 448 с.

428. Беляев, В.П. Старая крепость / В. П. Беляев.

429. Ярославль : Верхне-Волжское кн. изд-во, 1991. 256 с.

430. Бунин, И.А. Повести и рассказы / И. А. Бунин. М. :

431. Московский рабочий, 1983. 307 с.

432. Вересаев, В. В. Собрание сочинений в 4 томах /1. Гайдар Герцен1. Гладков1. Гоголь1. Гончаров1. Горький Достоевский1. Ильф, Петров1. Катаев1. Каверин1. Короленко1. Куприн

433. В. В. Вересаев. М. : Правда, 1985.

434. Гайдар, А. Повести и рассказы / А. Гайдар. М. :1. ACT Астрель, 2003. 506 с.

435. Герцен, А. И. Былое и думы / А. И. Герцен //

436. Собрание сочинений в 30 т. М. : Изд-во АН СССР,1957.-Т. 11.-808 с.

437. Гладков, Ф. Цемент : Роман / Ф. Гладков. М. : Современник, 1986. - 240 с.

438. Гоголь, Н. В. Собрание сочинений в шести томах / Н. В. Гоголь. М.: Государственное изд-во художественной литературы, 1959. Гончаров, И. А. Собрание сочинений в восьми томах / И.А. Гончаров. - М.: Художественная литература, 1953. - Т.4.

439. Горький, М. Собрание сочинений в восьми томах / М. Горький. М. : Советская Россия, 1987-1989. Достоевский, Ф. М. Преступление и наказание / Ф. М. Достоевский. - М. : Художественная литература, 1983.-478 с.

440. Ильф, И., Петров Е. Золотой теленок : Роман / И. Ильф, Е. Петров. М. : Советская Россия, 1991. - 384 с. Катаев, В. Белеет парус одинокий : Повесть / В. Катаев. - М. : Изд-во «Детская литература», 1982.-302 с.

441. Каверин, В. А. Два капитана : Роман / В. А. Каверин. М.: Изд-во «Детская литература», 1984. - 560 с. Короленко, В. Г. Слепой музыкант / В. Г. Короленко. -М. : Изд-во «Книга», 1986. - 452 с. Куприн, А. И. Яма. Молох / А. И. Куприн. - М. : ЭКСМО, 2003.

442. Лаптев Лаптев, Ю. Заря : Роман, повести, рассказы / Ю.

443. Лаптев. М. : Советский писатель, 1984. - 574 с. Лермонтов Лермонтов, М. Ю. Сочинения в 2-х томах / М. Ю.

444. Лермонтов. М. : Художественная литература, 1988. Лесков Лесков, Н. С. Сочинения в 3-х томах / Н. С. Лесков.

445. М. : Художественная литература, 1988. Мамин-Сибиряк Мамин-Сибиряк, Д. Н. Избранные сочинения /

446. Марков Некрасов Островский Полевой1. Пришвин1. Пушкин

447. Полевой, Б. Золото : Роман / Б. Полевой // Собраниесочинений в 9-ти томах. М.: Художественнаялитература, 1982. Т. 3. - 472 с.

448. Пришвин, М. М. Собрание сочинений в 6-ти томах /

449. М. М. Пришвин. М. : Художественная литература,1957.

450. Пушкин, А. С. Сочинения в 3 т. / А. С. Пушкин. М.: Художественная литература, 1985- 1987.1. Тургенев Федин

451. Чехов Шолохов Andersch Geschichte1. Baum1. Becher1. Bergengruen1. Bieler1. Binding1. Bogen1. Brecht

452. Чехов, А. П. Избранные произведения в трех томах /

453. А. П. Чехов. -М. : Художественная литература, 1967.

454. Шолохов, М.А. Тихий Дон : Роман в 4 книгах и 2томах / М.А. Шолохов. М.: ACT Астрель, 2003.

455. Andersch, А. Sansibar oder der letzte Grund. Roman / A.

456. Andersch. Ölten und Freiburg : Breisgau, 1957.

457. Geschichte der deutschen Sprache. Mit Texten undbersetzungshilfen / W. Schmidt u.a. Berlin :

458. Volk und Wissen, 1969. 428 S.

459. Baum, V. Kristall im Lehm / V. Baum. München und

460. Zürich : Knaur Taschenbücher, 1964.

461. Becher, U. Männer machen Fehler. Erzählungen / U.1. Becher. Berlin, 1962.

462. Bergengruen, W. Die Rittmeisterin / W. Bergengruen. -München : Nymphenburger Verlagshandlung, 1954. Bieler, M. Nachtwache. Ein Hörspiel / M. Bieler // NDL 11, 1963.

463. Binding, R. Unsterblichkeit / R. Binding. Potsdam, 1942.

464. Bredel, W. Die Söhne / W. Bredel // Verwandte und Bekannte. Bd. 2. - Berlin, 1953. Brod, M. Tycho Brahes Weg zu Gott / M. Brod. -Leipzig, 1916.

465. Döblin, A. Berlin Alexanderplatz / A. Döblin. Berlin, 1955.

466. Feuchtwanger, L. Erfolg. Roman / L. Feuchtwanger. -Aufbau-Verlag Berlin, 1956.

467. Franck, H. Johann Sebastian Bach. Die Geschichte eines1.bens / H. Franck. Berlin, 1961.

468. Frisch, M. Homo faber / M. Frisch. Frankfurt am Main,1964 (^Bibliothek Suhrkamp 87).

469. Goete, J.W. von. Poetische Werke. Gedichte und

470. Singspiele I / J.W. Goete. Berlin, Aufbau-Verlag, 1972.

471. Götz, C. Die tote Tante und andere Begebenheiten / C.1. Götz. Rostock, 1952.

472. Graf, O.M. Kalendergeschichten / O.M. Graf. -Rudolstadt, 1977.

473. Grass, G. Die Blechtrommel / G. Grass. Frankfurt a. M.u. Hamburg : Fischer Verlag, 1963.

474. Härtung, H. Wir Wunderkinder / H. Härtung. Frankfurta. Main u. Berlin, 1964 (Ullstein Bücher 287).

475. Hesse H. Narziß und Goldmund. Erzählungen / H. Hesse.- Berlin, Frankfurt a.M., 1953.1. Heyse1. E.T.A. Hoffmann1. Jahn1. Kant Keller1. Kretzer1.ip Loest1.rnert-Holenia1. Th. Mann1. Meyer Mörike1. Musil1. Rehfisch1. Remarque1. Renn Rilke

476. Heyse P. Gesammelte Werke. 5 Bde / P. Heyse. Berlin :

477. Verlag Hermann Klemm. 1964.

478. Hoffmann, E. T. A. Poetische Werke / E. T. A.

479. Hoffmann. 6 Bände. - Berlin, 1958.

480. Jahn H. H. Fluß ohne Ufer. Roman in 3 Teilen. 1. Teil

481. Das Holzschiff) / H. H. Jahn. Frankfurt (Main), 1959.

482. Kant, H. Die Aula / H. Kant. Berlin, 1965.

483. Keller, G. Sämtliche Werke / G. Keller. 8 Bände.1. Berlin, 1958.

484. Kretzer, M. Der Millionenbauer / M. Kretzer. Berlin, 1953.1.ip, H. Die Bergung / H. Leip. Stuttgart, 1942.1.est, E. Sportgeschichten / E. Loest. Halle (Saale), 1953.1.rnet-Holenia, A. Die vertauschten Briefe / A. Lernet

485. Holenia. ro ro ro: Hamburg, 1984.

486. Mann, Th. Gesammelte Werke. / Th. Mann. 12 Bde.

487. Berlin : Aufbau-Verlag, 1955.

488. Meyer, D. Die Strafe / D. Meyer. Berlin, 1978.

489. Mörike, E. Werke / H. Meyne (Hg). 3 Bde. - Leipzig:1. Bibl. Inst. (o.J.).

490. Musil, R. Der Mann ohne Eigenschaften / R. Musil. -Hamburg, 1956.

491. Rehfisch, H. Die Hexen von Paris / H. Rehfisch. Berlin, 1957.

492. Remarque, E.-M. Der schwarze Obelisk / E.-M. Remarque. Berlin, 1957.

493. Renn L. Krieg Nachkrieg / L. Renn. - Berlin, 1960. Rilke, R.M. Gesammelte Werke / R.M. Rilke. - 6 Bde. Leipzig, 1930.1. Rosegger1. Schitzler1. Seghers1. Sudermann1. Traven1. Turek1. Vierig Waggerl1. Weismantel1. St. Zweig

494. Turek, L. Klar zur Wende. Nicht nur eine Seegeschichte / L. Turek. Berlin, 1956.

495. Vierig, C. Das tägliche Brot / C. Vierig. Berlin, 1952. Waggerl, K. H. Das Jahr des Herrn / K. H. Waggerl. -Leipzig, 1961.

496. Weismantel, L. Dill Riemenschneider / L. Weismantel. -Berlin, 1958.

497. Zweig, St. Sternstunden der Menschheit / St. Zweig. -Leipzig: Insel-Verlag, 1952.1. Словари1. БАС1. Дальлегсис

498. Словарь современного русского литературного языка: В 17-ти т. М.; Л.: Наука, 1948 - 1965. Даль, В. И. Толковый словарь живого великорусского языка : В 4 т. / В. И. Даль. - М. : ОЛМА-ПРЕСС, 2003.

499. Лексико-семантические группы русских глаголов. Учебный словарь-справочник / под ред. Т. В. Матвеевой. -Свердловск : Изд-во Свердловского университета, 1988. 149 с.

500. Словарь иностранных слов. 7-е изд. - М. : Русский язык,1. СРЯ XI XVIIсссяп1. ТСРГ1. Фасмерэсся1. DHW1. DUW1. ES

501. Словарь русского языка XI XVII вв. -М. -.Наука, 1975 .

Полный текст автореферата диссертации по теме "Лингвокультурологические характеристики категории посессивности в русском и немецком языках"

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора филологических наук Милованова, Марина Васильевна

Введение диссертации2007 год, автореферат по филологии, Милованова, Марина Васильевна

Заключение научной работыдиссертация на тему "Лингвокультурологические характеристики категории посессивности в русском и немецком языках"

Список научной литературыМилованова, Марина Васильевна, диссертация по теме "Сравнительно-историческое, типологическое и сопоставительное языкознание"

Похожие темы диссертаций