автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Лирика Александра Башлачева в контексте авторской песни 1970-1980-х годов

Полный текст автореферата диссертации по теме "Лирика Александра Башлачева в контексте авторской песни 1970-1980-х годов"

На правах рукописи

ИВАНОВ АЛЕКСАНДР СЕРГЕЕВИЧ

ЛИРИКА АЛЕКСАНДРА БАШЛАЧЕВА В КОНТЕКСТЕ АВТОРСКОЙ ПЕСНИ

1970 - 1980-Х ГОДОВ

Специальность 10.01.01 - Русская литература

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

11 5 СЕН 2011

Москва 2011

4853152

Диссертация выполнена на кафедре истории журналистики и литературы факультета журналистики Института международного права и экономики имени A.C. Грибоедова.

Научный руководитель:

кандидат филологических наук, профессор

Якушин Николай Иванович

Официальные оппоненты: доктор филологических наук,

профессор

Кулагин Анатолий Валентинович

Московский государственный областной социально-гуманитарный институт

кандидат филологических наук, доцент Павловец Михаил Георгиевич

Московский гуманитарный педагогический институт

Ведущая организация: Государственный институт русского языка им. A.C. Пушкина

Защита диссертации состоится « » OUHJ¿£jo{20 (/ г. в ¡5 часов на заседании Диссертационного совета Д 212.109.01 при Литературном институте им. A.M. Горького по адресу: 123104, Москва, Тверской Бульвар, 25, ауд. 23.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Литературного института им. A.M. Горького.

Автореферат разослан « » f 20j£_ г.

Ученый секретарь Диссертационного совета, кандидат филологических наук, профессор

Стояновский М.Ю.

Общая характеристика работы

Актуальность диссертации обусловлена тем, что поэзия Александра Башлачева до сих пор подробно не рассматривалась в контексте авторской песни (тем более -авторской песни 1970 - 1980-х годов).

Научное осмысление творчества А.Н. Башлачева насчитывает уже более чем двадцатилетнюю историю. Однако процесс этот с самого начала носил стихийный характер: эссе, воспоминания, публикации и т. д. Да и сегодня еще нельзя сказать, что он приобрел направленный характер: для этого, видимо, требуется не одно десятилетие. Данный тезис подтверждается фактом издания единственного специализированного сборника статей «Александр Башлачев: исследования творчества».

Таким образом, следует признать, что изучение творческого наследия поэта находится в начальной стадии и осуществляется в основном в форме статей и немногочисленных диссертаций.

В статьях, посвященных Башлачеву, освещались следующие проблемы: периодизации творчества поэта; использования Башлачевым «чужого слова»; анализировались как отдельные произведения («Рыбный день», «Посошок», «Грибоедовский вальс» и др.), так и авторские поэтические циклы (альбом «Вечный пост»),

В работах ряда авторов (Г. Фроловой, Г. Нугмановой, А. Секова, А. Транькова) рассматривались некоторые значимые мотивы и образы поэзии Башлачева. Уделялось внимание структурным и функциональным особенностям башлачевской фразеологии (В. Лосев, А. Косицын). В гораздо меньшей степени изучены особенности лексики в произведениях поэта (здесь следует прежде всего указать на работы А. Алексеева и -отчасти - С. Свиридова).

Диссертационные исследования, в рамках которых анализируется творчество Башлачева, можно разделить на две группы: а) исследования, целиком посвященные творчеству поэта; б) работы, в которых поэзии Башлачева как объекту рассмотрения выделяются отдельные главы (параграфы и более мелкие структурные единицы).

К первой группе отнесем диссертацию В. А. Гаврикова «Мифопоэтика в творчестве Александра Башлачева». Отметим, что названная работа является единственным целостным научным трудом, посвященным поэзии А.Н. Башлачева.

В диссертациях второй группы - как кандидатских, так и докторских - освещались вопросы метрико-ритмической организации рок-поэзии в целом и поэзии Башлачева в частности, а также особенности циклизации и бытования рок-текстов (в том числе -текстов Александра Башлачева).

В целом ряде работ (В.Глинчиков, С.Курий, А.Беляев, В.Судейкин и др.) Башлачев признается «скорее бардом» или «рок-бардом». При этом авторы исходят лишь из того, что свои песни он исполнял исключительно под гитару, и не учитывают особенности поэтики его произведений.

Таким образом, подробного научного исследования творчества Башлачева в контексте авторской песни до сих пор нет.

Научная новизна данной работы состоит в том, что в ней впервые подробно рассматривается лирика А.Башлачева в контексте авторской песни 1970 - 1980-х годов. Также в диссертации впервые произведен текстологический анализ ранее неизвестных произведений Башлачева («Ты поутру взглянул в свое окно...», «Ах до чего ж веселенькая дата...» и др.) Кроме того, автор работы предлагает свой метод исследования творчества поэта.

Цель настоящей диссертации - выявить и охарактеризовать влияние авторской песни 1970 - 1980-х годов на поэтическое наследие Александра Башлачева и ответить на вопрос о значении поэта для бардовской песни. В связи с этим, в работе предпринята попытка решить следующие задачи:

1. Выявить специфику авторской песни 1970-х- 1980-х годов.

2. Проследить развитие поэтической системы А. Башлачева (1978 - 1988 годы).

3. Разработать методологию анализа, которая будет «работать» применительно к поэтическому наследию А. Башлачева.

4. Сопоставить поэтику авторской песни указанного периода с поэтикой произведений Башлачева и описать основные «точки пересечения» и различия.

Объектом настоящего исследования являются генетические, типологические и контактные связи поэзии Александра Башлачева с творческим наследием представителей авторской песни (Б. Окуджавы, А. Галича, В. Высоцкого и др.).

Материалом исследования стали следующие издания:

1. Башлачев А. Посошок. - Л., 1990.

2. Башлачев А. Стихи. - М., 1997.

3. Башлачев Александр: Стихи, фонография, библиография. Составитель O.A. Горбачев. Научный редактор Ю.В. Доманский - Тверь, 2001.

4. Башлачев А. Как по лезвию. - М, 2005.

5. Вертинский А. Н. Дорогой длинною... / Сост. и вступ. ст. Ю. Томашевского; Послесл. К. Рудницкого; Оформ. Г. Саукова. -М, 1990.

6. Высоцкий В. С. Сочинения: В 2 т. Т. 1. - Екатеринбург, 1997.

7. Высоцкий В. Не боялся ни слова, ни пули... / Владимир Высоцкий. - М., 2010.

8. Галич А. Заклинание Добра и Зла- М., 1991.

9. Ким Ю.Ч. Сочинения: Песни. Стихи. Пьесы. Статьи и очерки. - М., 2000.

10. Окуджава Б. Чаепитие на Арбате. - М., 1996

11. Окуджава Б. Стихотворения. - М., 2001.

Кроме того, в качестве материала исследования мы использовали официальные сайты, посвященные тому или иному барду.

Методологическую основу диссертации составили труды отечественных исследователей авторской песни (JI. Аннинского, Вл. Новикова, JI. Левиной, И. Ничипорова, И. Соколовой и др.) и рок-поэзии (С. В. Свиридова, Г. Ш. Нугмановой, Е. А. Козицкой, Ю. В. Доманского и др.).

В работе использованы следующие методы: биографический, интертекстуального анализа, сравнительно-типологический, мифопоэтический, а также метод жанрового анализа.

Теоретическая значимость диссертации состоит в разработке более эффективной методологии исследования творчества А. Башлачева, в определении роли поэта в литературном процессе 60-80-х гг. XX века, выявлении специфики взаимодействия поэзии Башлачева с иными поэтическими традициями (в частности - авторской песни).

Практическая значимость исследования заключается в возможности использования полученных результатов в учебном курсе истории русской литературы XX века и в специальных курсах, а также в оказании практической помощи будущим исследователям творчества Александра Башлачева.

Структура работы: диссертация состоит из введения, пяти глав, заключения, библиографии и приложения, включающего в себя тексты песен поэта для группы «Рок-сентябрь», а также текст песни «Грибоедовский вальс».

Основные положения, выносимые на защиту:

1. Очевидна необходимость создания специальной методологии исследования, которая позволит наиболее полно изучить творчество Александра Башлачева.

2. В период с 1979 по 1987 год поэтическая система Башлачева имеет единый . «корень», что позволяет говорить о логичности ее развития, несмотря на

довольно резкие изменения поэтики его произведений в 1984 и 1986 годах.

3. С 1982 по 1986 годы поэзия А.Н. Башлачева испытывает влияние авторской песни, которое можно назвать динамическим.

4. Устоявшееся представление о кризисном положении авторской песни 1970 - 1980-х годов, по всей видимости, следует, признать ошибочным. Появление новых авторов, начало научного осмысления бардовской песни и, наконец, ее взаимодействие с рок-поэзией, - все эти факты позволяют говорить об эволюции, а не о кризисе авторской песни в 1970 - 1980-е годы.

5. Поэзия Александра Башлачева испытала значительное влияние творчества А.Н. Вертинского. Однако «диалог» с предшественником явился для Башлачева лишь этапом на пути к обретению собственного поэтического голоса.

6. Вступая в «диалог» с бардовской традицией, Башлачев подчеркивает постепенный уход от нее и в результате приходит к русской песенной традиции.

7. Обращение к народной традиции позволяет наиболее полно раскрыться таланту Александра Башлачева: поэт возродил и развил былинную традицию.

Основное содержание работы.

Во Введении определяется степень изученности темы, очерчиваются объект и материал работы, обосновывается ее, актуальность, новизна, теоретическая и практическая значимость; также дается обзор научных работ, посвященных творчеству Башлачева.

В первой главе работы «Методология анализа творчества Александра Башлачева» предлагается и обосновывается «центростремительная» модель методологии изучения лирики поэта.

Поскольку творчество Александра Башлачева теснейшим образом связано с авторской песней и рок-поэзией, то при изучении его лирики приходится принимать во внимание и те трудности, которые связаны с исследованием русского рока в целом.

Одной из ключевых задач при изучении рок-поэзии является разработка таких способов анализа, которые позволили бы изучать рок-тексты в соответствии с их спецификой. Отсутствие такой методологии объясняется несколькими причинами.

Во-первых, идеологическими: рок-культура (и рок-поэзия как ее неотъемлемая составная часть) воспринималась как нечто «запретное» до начала 90-х, а значит, автоматически лишалась возможности быть изученной.

Во-вторых, культурологическими: оформление рок-поэзии как вербального компонента рока в самостоятельный феномен приходится на период расцвета постмодернизма (1980-е гг.) - время сознательного отрицания норм, правил предшествующей культурной традиции.

Важным следствием такого отрицания явилось разрушение традиционной литературоведческой методологии, поскольку литературоведение как наука лишалась объекта исследования, коим был текст. Лишилась в том смысле, что после провозглашения «смерти Автора» совершенно напрасными становятся и всякие притязания на «расшифровку» текста, то есть отпадает необходимость анализа текста. Между тем развитие рок-поэзии продолжается, и его логика требует, чтобы .такие способы были разработаны.

Наиболее очевидна такая необходимость по отношению к поэтическому наследию Башлачева: ранняя гибель, малое количество записей, отсутствие полного издания произведений с вариантами и комментариями - все эти факторы не позволяют должным образом осмыслить значение поэта для русской поэзии второй половины XX века. Продуктивная методология анализа позволит максимально приблизиться к решению данной проблемы.

Процесс разработки новой методологии, по нашему мнению, должен состоять из двух ступеней: возвращения к использованию некоторых традиционных методов и последующей их модернизации.

В качестве «традиционных» способов анализа следует использовать: биографический метод, жанровый и интертекстуальный анализ, а также мифопоэтический анализ. Доказана эффективность каждого из этих методов при отдельном использовании.

Наши наблюдения позволяют сделать вывод о возможности и необходимости объединения перечисленных методов в определенную систему.

Думается, при изучении творчества Александра Башлачева мы можем столкнуться с изменением статуса того или иного метода исследования. Это означает, что метод, применявшийся как основной при анализе, скажем, ранней лирики, может стать вспомогательным при рассмотрении позднего.

Предлагаемая «центростремительная» модель учитывает эти нюансы в силу, с одной стороны, - системности, а с другой - открытости. Схематично ее можно представить следующим образом.

Пояснения

Биографический метод

Метод мифопоэтического анализа

Метод жанрового анализа

Метод интертекстуального анализа

Как видно из схемы, с помощью биографического метода мы «погружаемся» в поверхностный слой «мифа». Проникнуть в его суть и при этом «прочитать» его как единство означаемого и означающего помогает мифопоэтический метод. Жанровый и интертекстуальный анализ необходимы для проникновения в «языковую ткань» мифа.

Иначе говоря, анализируется не только текст, но и биографический контекст, поскольку для Башлачева важно было каждую песню «оправдать жизнью, обязательно прожить».

Естественно, предложенная нами методология ни в коем случае не исключает использования в ней иных методов анализа (например, сравнительного), однако основной их функцией в данной системе будет уточнение полученных результатов.

Во второй главе «Личность и творческий путь Александра Башлачева»

исследуется биография поэта, определяются «узловые моменты» его жизни и их преломление в творчестве. Также делается вывод о причинах трагической кончины Александра Башлачева.

Основное внимание во второй главе уделяется периодизации творчества А.Башлачева. Нам представляется необходимым выделить произведения 1978 - 1981 годов в отдельную группу, которую условно можно назвать «корневой системой» всего творчества Башлачева. Так, в 1978 году им была написана ироническая поэма «Разлюли-малина (из жизни кунгурских художников)». Объектом осмысления здесь становится духовная пустота, пошлость и творческая бесплодность «богемы», среда обитания которой - «Гоморра и Содом! / Пьяный сумасшедший дом!» Такая ситуация мыслится поэтом как ненормальная, даже абсурдная: «Вскоре уснули, / Сном тяжелым забывшись / Летели снежинки из разбитого / окна / А за окном хихикала / Глупая, пьяная в стельку / Луна». Такому осмыслению способствует трансформация цитаты из «Евгения Онегина»: «Как эта глупая луна / На этом глупом небосводе». Но если у Пушкина «глупость» луны - лишь субъективная оценка, то у Башлачева она объективизируется, становится данностью.

Появляются здесь и образы, которые впоследствии станут основой песен, в частности - дым коромыслом (ср. «Дым коромыслом», 1985). Отметим обыгрывание классических фамилий: «А этот, как его, по-моему Ван-Гоголь / Вот гениальное и вместе с тем простое». И если здесь функция приема - насмешка над массовым сознанием, то позже он будет использован для изображения девальвации культурных и духовных ценностей в эпоху исторических катаклизмов (ср. «За окнами - салют... Царь-Пушкин в новой раме». «Петербургская свадьба», 1985). Впервые проявляется внимание Башлачева к корням слов, которое с января 1986 года станет основой поэтической философии поэта: «От любви к искусству спились / Общежитие - общепитие».

Необходимо указать и на жанровую трансформацию, которая происходит за счет включения в поэму частушек и того, что в современной фольклористике называется «кричалками»: «Ну, бухнем, как говорится / И за наш с тобой талант / На реку пошел топиться / Поседевший комендант»; «Да здравствует Врубель / Портвейн ценой в рубель. / Эх-ма!!! Гуляй веселей! / Каблуков не жалей!..». Кроме того, в приведенном фрагменте обыгрывается известный анекдот о посещении Л. И. Брежневым Третьяковской галереи: Брежнев посетил Третьяковскую галерею. Директор объясняет ему: «Это Репин».

«Репин». «А это Ге». «Это не ге. Мне нравится». «Это Врубель». «Хорошая картина... и недорогая!».

Именно на раннем этапе творчества Александр Башлачев активно сотрудничает с группой «Рок-сентябрь»: до 1983 года он был основным поэтом группы. От этого времени сохранились лишь некоторые тексты разных лет, в частности: «Эй, помогите («Такая уж погода»)» (1981), «Ночной блюз» («Полуночный блюз») (1983), «Если хочешь - уйду» (1983) На фоне остального творческого наследия Башлачева эти произведения кажутся малоинтересными: простые образы, предсказуемые во многом рифмы. Однако это только на первый взгляд. На самом деле необходимо отметить ряд особенностей данных песен.

Во-первых, в них появляются образы, очень важные для поэта: «мутная, слезящаяся вода», «лед», «музыка». Кроме того, укажем на антитезу «шумный день -тихая ночь» («Ночной блюз») и указание на весну как на время, сопряженное с воспоминанием: «Все же верю - по весне / Все же вспомнишь обо мне» («Если хочешь -уйду»). Интересно, что в этой песне впервые прозвучал суицидальный мотив: «Как я звал тебя тогда / Знает темная вода; / Знает только кромка льда...».

Во-вторых, эти песни могут рассматриваться как единый цикл, поскольку они связаны между собой целым рядом общих мотивов, а также образом лирического героя.

Изначально («Эй, помогите!», 1981) лирический герой отрезан от внешнего мира, причем этому способствует стихия: «Дождь все дороги заливает. / Небо как будто решето. / Мой островок остался с краю / И не придет сюда никто». Потеряна связь с друзьями («Где вы, друзья, что стало с вами / В мире, затихшем как во сне? / Только протяжными гудками / Ваш телефон ответит мне»). А между тем жизнь продолжается без его участия («И если что-то происходит, / То, к сожаленью, без меня»). Такое состояние кажется не только трудным («Мне очень трудно одному»), но и неясным («То, что и сам я не пойму»), что подчеркивается за счет употребления данных строк в припеве, повторяющемся дважды.

Затем лирический герой раскрывается как творец, музыкант («Ночной блюз», 1983): «Я играл целый день блюз, который я придумал сам». Однако одиночество не преодолено, во всяком случае - в дневном мире: «А все спешили по делам, /Ив шуме городского дня / Никто не замечал меня». А ночью, когда герой запел, «луна загорелась на краю окна», и «каждая струна отчетливо была слышна» в «звенящей тишине». «И

целый город танцевал во сне. / Огромный город танцевал во сне». Итак, он предстает как романтический герой в рамках классической романтической оппозиции - «день - ночь».

Завершается путь героя-романтика трагически («Если хочешь - уйду», 1983): одиночество приобретает экзистенциальный характер, поскольку утрачена любовь. Возможным становится лишь один выход - смерть: «Если ты моей звезды / Не увидишь поутру, / Ты у краешка воды / Не ищи мои следы».

В целом, анализируя тексты, написанные Башлачевым для «Рок-сентября», можно сделать вывод, что в рамках сотрудничества с данной группой он может быть воспринят как поэт-романтик.

Сентябрь 1984 года ознаменован переходом Башлачева к новой поэтике. В это время им были написаны четырнадцать песен, в том числе «Толоконные лбы», «Влажный блеск наших глаз», «Время колокольчиков», «Минута молчания» и др.

Расширяется как жанровый (появляются песни-репортажи, философские монологи, даже «рождественские песенки»), так и тематический диапазон поэзии Башлачева (осмысление исторического прошлого и настоящего, творчество - истинное и «конвейерное», Любовь).

Возникает в стихах поэта и ряд мотивов, которые, с одной стороны, способствуют появлению своеобразных «микроциклов», с другой, выступая в комплексе, - проявлению ведущих тем творчества Башлачева. Это, прежде всего, мотивы пути и . веры. Выступающие чаще всего в единстве, они «перерастают» в магистральную тему - путь к Абсолюту.

Отдельное внимание в этой главе уделено особенностям поэтики позднего творчества Башлачева (январь 1986 - 1988). Границей данного этапа следует считать январь 1986 года, когда были написаны, в частности, песни «Ванюша», «На жизнь поэтов», «Случай в Сибири», «Тесто», «Все будет хорошо», «Слыша В. Высоцкого».

В это время существенно меняется поэтика произведений поэта: так, в частности, из текста практически полностью уходит вещь, событие. Внешняя форма текста теряет черты выстроенности, продуманности. Например, всё реже встречается песенная композиция, стянутая рефренами (ни разу после зимы 1986). Размывается даже форма строфы-четверостишия.

Для данного периода характерно также появление четкой философии творчества Башлачева, которая наиболее полно воплотились в авторском лирическом цикле

«Вечный пост».Подводя итоги, можно сделать вывод, что и ранний, и поздний этапы, несмотря на разительное отличие их поэтики, имеют общие «корни»; развитие

поэтической системы происходит с возвращением «по спирали» к уже пройденному.

В третьей главе «Авторская песня 1970 - 1980-х годов: новый этап, новые веяния» сначала рассматривается авторская песня как литературное и общественное явление на первоначальном этапе, обозначаются ее истоки и причины возникновения.

В качестве теоретической основы нашего исследования мы принимаем определение авторской песни, предложенное И. А. Соколовой: «Авторская песня - это тип песни, который сформировался в среде интеллигенции в годы так называемой оттепели и отчетливо противопоставил себя песням других типов. В этом виде творчества один человек сочетает в себе (как правило) автора мелодии, автора стихов, исполнителя и аккомпаниатора. Доминантой при этом является стихотворный текст, ему подчинены и музыкальная сторона, и манера исполнения. В качестве дополнительно значимых характеристик выступают такие, как личностное начало, собственная оригинальная традиция, эстетика, стилистика, поэтика авторской песни».

Авторская песня как явление отечественной поэзии и - шире - в известной мере -общественное движение - обрела свои отчетливые очертания в основном к концу 1950-х - первой половине 1960-х годов в творчестве М. Анчарова, Б. Окуджавы, Ю. Визбора, Н. Матвеевой и др.

Развитие авторской песни с самого начала шло разными путями. Уже в начале 1950-х годов началось возрождение студенческой песни: создается агитколлектив на биофаке МГУ (авторы - Д. Сухарев, Т. Шангин-Березовский, В. Борисов, В. Волков), позднее - вокальный октет МГПИ им. Ленина (авторы - Б. Вахнюк, Ю. Визбор, Ю. Ким, А. Якушева). В 1960-е годы на физфаке МГУ возникает вокальный квинтет, в котором участвуют Татьяна и Сергей Никитины. В дальнейшем студенческая песня, уже не без влияния Ю. Визбора, Н. Матвеевой, Б. Окуджавы, значительно трансформировалась, в исполнение и сочинение песен включились студенты многих вузов Москвы, Ленинграда, Киева, Новосибирска, Куйбышева, Челябинска и других городов. Одновременно шло развитие туристской и альпинистской песни.

Заметное влияние на старшее поколение авторов - прежде всего на Окуджаву и Галича - оказал А. Вертинский, который дал живой пример достаточно необычного на

эстраде распева стиха. Не зря его порой называют «предтечей» (а то и «отцом») авторской песни.

Повлияло на бардов и творчество советских и зарубежных актеров-певцов, в частности, Л. Утесова, К. Шульженко, М. Бернеса, Ива Монтана и др.

Особое внимание в главе уделено анализу лексических и стилистических особенностей бардовской песни, а также признакам организации текстов авторской песни. Очевидно, доминантным признаком организации текстов авторской песни является диалогизм, который представлен в двух формах - диалогизм внутренний и внешний. Внутренняя диалогичность текста авторской песни проявляется в широком употреблении коммуникативной лексики (говорить, сказать, общение, общаться, спросить, ответить, слушать, молчать, поддакивать, разговор, беседа и т. д.), частом использовании диалога как формы построения текста песни. Внешняя диалогичность текста проявляется в многочисленных обращениях, вопросах, просьбах, призывах, адресованных собеседнику.

Рассматриваются и причины популярности бардовской песни. Наиболее значимыми из них, на наш взгляд, являются следующие: авторская песня - это форма общения по душам, столь свойственного и столь желанного для русского человека. В, рей находят отражение и выражение такие важнейшие черты коммуникативного поведения, как общительность, искренность; наконец, она обладает мощным психотерапевтическим эффектом.

Характеризуя первый этап развития авторской песни, можно сделать вывод, что в целом 1950 - 1970-е годы - это период ее подлинного расцвета, время, «когда она органически встраивается в обусловленное самой жизнью движение литературы, в частности, поэзии» (В.А. Зайцев). Гораздо более сложным и неоднозначным для авторской песни стало следующее десятилетие.

С 1980 года усиливается давление власти на авторскую песню: запрещается (до 1986 года) проведение Туристского фестиваля патриотической песни им. В. Грушина, закрывается Московский клуб (лето 1981 года)... Возможно, одной из причин послужили события в Польше 1980 - 1981 годов. Впрочем, такое «похолодание» носило явно неоднозначный характер.

Во-первых, в отличие от конца 1960-х удар пришелся только по движению Клубов самодеятельной песни - сами песни продолжали звучать везде, где это не было связано с

КСП (в фильмах, спектаклях, эфире, официальных концертах, на пластинках), с той же или даже большей частотой. Во-вторых, власть так и не решилась на запрет КСП.

Конец 1970-х - середина 1980-х омрачены смертью трех ведущих бардов: А. Галича (1977), В. Высоцкого (1980), Ю. Визбора (1984). Это сказалось, прежде всего, на развитии трагедийно-сатирического направления авторской песни, лишившегося своих самых ярких представителей.

1980-е годы ознаменовались появлением большого количества сборников-антологий авторской песни. Параллельно с этим начали выходить сборники произведений «поющих поэтов»: Ю. Визбора, В. Высоцкого, а также сборники стихов В. Долиной, Б. Окуджавы, А. Галича, Ю. Кима. Появляется серия библиотеки авторской песни «Гитара и слово».

В газетах и журналах появляются целые разделы, посвященные авторской песне, например, «Песни под гитару» (газета «Неделя», 1988 - 1989), «Авторская песня -история и судьба» («Литературная Россия»), «Стихи-песни» («Аврора»), «Песни бардов» («Слово»), «Клуб авторской песни» («Собеседник») и др.

Особый статус имела рубрика «Антология авторской песни» (ведущие А. Крылов и Вл. Новиков), появлявшаяся в каждом выпуске журнала «Русская речь» в период с 1989 по 1991 годы. Каждая подборка стихотворений была снабжена филологическим комментарием, содержавшим анализ особенностей поэтики и языка «поющих поэтов».

В 1987 году возобновилось издание «Менестреля» - самиздатовского журнала, посвященного авторской песне. Напомним, что с 1981 году, в связи с закрытием московского Клуба самодеятельной песни, выход журнала временно прекратился.

В рассматриваемый период в авторской песне развивается традиция, заимствованная у А. Вертинского - сочинять песни на чужие стихи. «Первопроходцем» следует считать Сергея Никитина, еще в 1962 году написавшего песню «В дороге» на стихи И. Уткина. В его творческом наследии мы найдем песни, основу которых составляют произведения Шекспира, С. Маршака, Г. Иванова, Д. Самойлова, М. Светлова, Р. Казаковой, О. Чухонцева, Ю. Мориц, Р. Киплинга, Э. Багрицкого, Б. Пастернака и многих других. Даже на стихи своих «коллег по цеху» - Ю. Визбора («Песня рыбака», «Баллада о Викторе Хара»), Б. Окуджавы («Второе послевоенное танго»), Н. Матвеевой («Девочка и пластилин»).

Развивается и другое направление - «полных авторов». Именно в его рамках появятся фигуры, ставшие во многом «лицом» сегодняшней авторской пески. Это Олег

Митяев, творчество которого восходит к лирико-романтической ветви авторской песни (Окуджава, Визбор, Матвеева и др.), и Михаил Щербаков.

Затрагивая вопрос о классификации авторской песни, который наиболее остро встал как раз в 1980-е годы, мы предлагаем трехуровневую систему классификации авторской песни: нижний уровень - жанрово-тематический; средний уровень - по направлениям; высший уровень - по «потокам». Как видим, на «поточном» (высшем) уровне будет происходить уточнение. Основное соотнесение творческого наследия поэтов-бардов с тем или иным направлением осуществляется на нижнем и среднем уровнях.

Рассматривая авторскую песню на временном отрезке: 1970-е - 1980-е, можно сделать вывод о том, что данный период, несмотря на уход из жизни целого ряда авторов и попытки власти контролировать бардовскую песню, не стал кризисным. Доказательством этому служит развитие в ней новых направлений и появление новых имен - О.Митяева, М.Щербакова и др., а также начавшееся в 1980-е годы научное осмысление авторской песни.

В четвертой главе «О влиянии поэзии А.Н. Вертинского на творчество А.Н. Башлачева» анализируется значимость «предтечи» авторской песни А.Н. Вертинского для Александра Башлачева.

Влияние творчества Вертинского на поэзию Башлачева имеет свою специфику: -е.

оно прослеживается на различных уровнях - от мотивного до уровня философии творчества. При этом происходит его эволюция.

Так, в ранней лирике Башлачева (до осени 1984 года) следы поэзии Вертинского обнаруживаются на уровне мотива и темы, из которых «вырастает» параллель начала творческого пути двух поэтов: «Певец богемы, Вертинский в начале своего пути, может быть, именно тем особенно сильно тронул и взволновал сердца своих слушателей, что вполне откровенно высказал уверенность в эмоциональном и духовном бессилии богемы» (К.Рудницкий). Он писал: «Я устал от белил и румян / И от вечной трагической маски, / Я хочу хоть немножечко ласки, / Чтоб забыть этот дикий обман» («Я сегодня смеюсь над собой...», 1915); «Всем понятно, что я никуда не уйду, что сейчас у меня / Есть обиды, долги, есгь собака, любовница, муки / И что все это - так... пустяки... просто дым без огня!» («Дым без огня», 1916). Эта «масочность», лживость, отсутствие истины в окружающем мире и «мирке» в еще более резкой форме отражена в стихотворении-песне Башлачева «Мы льем свое больное семя...» (1982): «Шуты,

фигляры и пророки / Сегодня носят «Фендера». / Чтобы воспеть в тяжелом роке / Интриги скотного двора. // И каждый вечер в ресторанах / Мы все встречаемся и пьем. / И ищем истину в стаканах, / И этой истиной блюем».

Важное место в творчестве обоих поэтов занимает тема женской судьбы. При этом, создавая женские образы, Вертинский активно использует обрядово-церковный антураж: «руки усталые, / Как у только что снятых с креста»; «В этот вечер Вы были особенно нежною, / Как лампадка у старых икон». Тем самым подчеркивается трепетное отношение к Женщине, дается намек на ее «возвышенную» (возможно, близкую к «божественной») сущность.

Но если А.Вертинский лишь намекает, то А.Башлачев прямо говорит об особой сущности женщины. Именно она в понимании поэта - носитель истинной веры («Перекрестившись истинным крестом, / Ты молча мне подвинешь табуретку»). С образом женщины у Башлачева связаны мотивы чистоты, «небесного» («небо пахнет запахом твоих волос»). Кстати, особое отношение к женщине - неотъемлемая часть не только творческой, но и жизненной философии Башлачева. В одном из интервью он говорил: «Что такое женщина? Женщина - не человек! Вообще не человек! Это гораздо выше, чем человек! Это еще один из языков, на котором с нами говорит... Не будем называть... "Мировая душа" некая».

Женщина в поэзии Башлачева - это и хозяйка, которая ловко управляется «с ухватом длинным», и та, которая «ломила хребты с недоноскою ношей». Нам известно, что это ле «Варвара-краса, да не курица-Ряба. / Не артистка, конечно, но тоже совсем не проста. / Да Яга не Яга, лишь бы только хорошая баба». Она сходит «на бранное ложе, как на пьедестал».

Впрочем, есть у Башлачева и женские образы, напрямую восходящие к поэзии Вертинского. Так, у «старшего» поэта есть следующая строка: «Я люблю из горничных -делать королев» («Полукровка»). Думается, именно она подтолкнула Башлачева к созданию песни «Королева бутербродов».

На этапе «новой поэтики» (осень 1984 - январь 1986) в творчестве Башлачева влияние Вертинского обнаруживается на уровне реминисценций. Оно отчетливо явлено в его песне «Рождественская», которая «отсылает» к «Рождеству» А. Вертинского. Так, например: «Крутит вьюга фонари на реке Фонтанке. / Спите, дети... до зари с вами добрый ангел» (Башлачев) - «Где на паперти церквей в метели» / Вихри стелют ангелам

постели» (Вертинский); «Будем весело делить дольки мандаринов. / Будет радостно кружить елка-балерина» (Башлачев) - «Пахнет мандаринами и елкой» (Вертинский).

Кроме того, оба стихотворения - «Рождественская» Башлачева и «Рождество» Вертинского - пронизаны ощущением «отстраненности» лирического героя от праздника. Но если у Вертинского это прямо заявлено («Детский праздник, а когда-то мой»), то Башлачев, напротив, прибегает к недоговоренности, синтаксически выраженной многоточием: «Спите, дети... до зари с вами добрый ангел»; «То-то будет хорошо...».

«Отстраненность», иначе - одиночество - сопрягается у Башлачева с чувством тревоги, которое он передает прежде всего обилием уже названных многоточий, а Вертинский - еще и лексически: «Мертвый месяц щерит рот кривой»; «стынут ели». Но если у «старшего» поэта тревога сменяется светлой грустью («Кто-то близкий, теплый и родной / Тихо гладит ласковой рукой» и последующие «отточия»), то лирический герой «младшего» именно в конце оказывается один на один с тревогой, причем чувство это названо: «Спите, дети, я пошел. Скатертью тревога...». Думается, направленность «вектора чувств» позволяет увидеть уникальность и «отдельность» обоих поэтов; а сближает их, на наш взгляд, трактовка рождественской темы в минорном ключе.

Влияние поэзии Вертинского на творчество Башлачева обнаруживается и на синтаксическом уровне, а именно в использовании многоточий. Можно говорить об особом отношении обоих поэтов к данному знаку препинания. Об этом свидетельствует частотность его употребления: в 64,5% стихотворений у Башлачева и в 56,3% произведений - у Вертинского.

Мы склонны полагать, что многоточие в творчестве обоих поэтов можно рассматривать в качестве признака особого стиля на синтаксическом уровне. Речи идет о так называемом суггестивном стиле, основанном на семантической размытости сказанного. Суть его заключается не в назывании, а во внушении эмоций, в ослаблении основного и усилении дополнительного смыслового оттенка слова. Так, когда Вертинский поёт «тихонько любить», «голубые ошибки», «улыбаясь глубиной души», «иметь золотого ребёнка, молиться... печально и тонко» - он вольно или невольно пользуется именно этой стилевой манерой, соединяет несоединимое. Иногда суггестивный образ выходит у него за рамки словосочетания, усложняется. И именно в этом случае он «поддерживается» многоточием: «В этот вечер Вы были особенно нежною, / Как лампадка у старых икон...» («За кулисами»).

Такая же «поддержка», по нашим наблюдениям, характерна и для поэзии Башлачева, при этом само «внушение» достигается иными средствами, прежде всего -многочисленными повторами. Это может быть повтор на уровне предложения: «Он был дрянной музыкант. / Но по ночам он слышал музыку... / Он спивался у всех на глазах. / Но по ночам он слышал музыку... / он мечтал отравить керосином жену. / Но по ночам он слышал музыку...» («Музыкант»). Или же на уровне корней слов: «Имя Имен... / Так чего ж мы, смешав языки, мутим воду в речах?»

Однако нам представляется, что основное влияние Вертинского на поэзию Башлачева проявилось на уровне философии творчества. Каждый из двух художников слова в интервью обозначил свое понимание творчества и выделил наиболее важные аспекты этого процесса. Так, Башлачев утверждал: «Я подхожу к музыке, безусловно, с литературной точки зрения, с точки зрения текста, с точки зрения идеи, цели, прежде всего. <...> Песню надо "жить", ее нельзя просто "петь", ее нужно обязательно прожить». Сравним с высказыванием Вертинского: «К своему творчеству я подхожу не с точки зрения артиста, а с точки зрения поэта. Меня привлекает не только одно исполнение, а подыскание соответствующих слов и одевание их в мои собственные мотивы. <...> Каждая песенка связана с каким-нибудь переживанием».

Заслуживает внимания признание Вертинского в любви к русскому языку, в котором поэт чувствует и поет не только «каждое слово, но каждую букву», буквально ощущая «каждое слово на вкус», беря «все, что от него можно взять». Именно из этой любви рождалось его творчество. Как тут не вспомнить Башлачева, который, отвечая на вопрос о перепечатывании текстов с пленок, говорит: «Сразу станет ясно, у кого какой интерес: к Слову или так, к общему потоку».

Еще одно замечание Вертинского касалось восприятия публикой его произведений. По его мнению, «они должны быть впору каждому, то есть каждый, примерив их на себя, должен быть уверен, что они написаны о нем и про него». Действительно, в стихах и песнях Александра Вертинского каждый найдет созвучное себе: кому-то в жизни также хочется «глупенькой сказки», кто-то поймет, что в семейной жизни «многое не нравится, но зато в ней столько раз весна», для кого-то «нестерпимым светом» засияет «невидимая» Родина... Это - близко и понятно.

К пониманию стремился и Башлачев: «Я хочу, я стараюсь, чтобы все поняли». Основную же задачу своих песен он формулировал так: «Понимаете, самое главное,

когда человек скажет: "Ты спел, и мне хочется жить", - мне после этого тоже хочется жить».

Это фрагменты из интервью, которое он дал Андрею Кнышеву для передачи «Веселые ребята» в мае 1986 года. Тогда же поэт создает ряд песен, проникнутых светлым, жизнеутверждающим ощущением: «Целый день гулял по травам...», «Я тебя люблю...», «Вишня». В этих произведениях явно ощущается влияние русского народного творчества: «В поле вишенка одна / Ветерку кивает. / Ходит юная княжна, / Тихо напевает» («Вишня»); Я люблю гулять по травам / И имею доложить: / Человек имеет право / Без обязанностей жить» («Я люблю гулять по травам...»).

Думается, внимательное отношение к фольклору Башлачев также «наследует» у «предшественника». Так, Вертинский признавался: «Я знаю и люблю русские песни -звонкие и печальные, протяжные и заливистые, пронизывающие все ваше существо сладчайшей болью и нежностью, острой, пронзительной тоской, наполняющие до краев ваше сердце любовью к родной земле и тоской по ней». А Башлачев, говоря о принципах творчества, высказывал следующую мысль: «Может <...> оглянуться и поискать сисястую девку нашей российской песенной традиции?» г.

Таким образом, творчество Вертинского оказало значительное влияние на Башлачева и стало для поэта своеобразным «ориентиром» в поисках собственного поэтического «я».

В пятой главе диссертации «Лирика Александра Башлачева в контексте авторской песни 1970 - 1980-х годов» исследуется влияние творчества непосредственных «предшественников» - Окуджавы, Высоцкого, Галича и др. - на поэзию Башлачева.

Известно, что в авторской песне, во многом благодаря Высоцкому, сложилась определенная традиция - пояснять исполняемые произведения. Принимая во внимание тот факт, что Александр Башлачев также комментировал свои песни, мы подробно исследуем роль авторских пояснений как в его творчестве, так и в творчестве бардов (прежде всего - Высоцкого и Окуджавы, которые чаще других комментировали исполняемые песни).

Авторские комментарии неотделимы от собственно песен, особенно в рамках концерта или альбома. Кроме того, при всей их факультативности, они обладают весьма значительной функциональной нагрузкой. При этом у различных авторов функции комментариев также различны. Так, например, если Окуджава, комментируя свои песни,

пытается приобщить слушателя к творческому процессу, а Высоцкий - «подсказать», о чем, собственно, он поет, то для Башлачева важно соотнесение собственного творчества с поэтической традицией (в том числе и бардовской) и обозначение своего «места». В частности, предваряя исполнение песни «Хозяйка», поэт произносит следующие слова: «...ну, вот это несколько таких бардовских песен. Я, в общем-то, их теперь не пишу, но до сих пор не удалось забыть, так что... еще одна такая...».

Отдельный раздел главы посвящен использованию Башлачевым и ведущими бардами «новояза». Их творчество, несомненно, оказало влияние на развитие русского языка. Например, идиоматический состав русского языка пополнился такими единицами, как «все ушли на фронт» (Высоцкий), «ваше величество женщина» (Окуджава), «время колокольчиков» (Башлачев) и др. Расширился и лексический фонд: «слово длинношеее» (Высоцкий), «станинные шпоры» (Башлачев), «Арбатство» (Окуджава) и др.

С другой стороны, и поэзия бардов, и творчество Башлачева, испытали влияние той языковой среды, в которой они существовали. Речь идет, прежде всего, о так называемом «новоязе» - языке советского времени, отличавшемся идеологизированностью, косностью, громоздкими канцелярскими фразами. Его следы встречаются и в лирике Окуджавы («Зачем отчаиваться, мой дорогой? / Март намечается великодушный»; «Мечтали зло унять и новый мир построить» и др.), и в песнях Высоцкого («Так кто есть кто, так кто был кем? - мы никогда не знаем. / Кто был никем, тот станет всем, - задумайся о том!»). При этом важно отметить, что для названых поэтов «новояз» не был принципиально «чужим» словом.

Непримиримую позицию по отношению к «новоязу» занимает А.Галич: «Тот язык, которым написаны сегодняшние газеты, тот язык, которым говорят по радио и по телевидению, он лишен тени мысли, он лишен тени информации. Произносятся слова, которые ничего не значат». Тем не менее, он не отказывается от его использования с целью подчеркнуть пустоту и бессмысленность «нового» языка: «И в моральном, говорю, моем облике / Есть растленное влияние Запада, / Но живем ведь, говорю, не на облаке, / Это ж только, говорю, соль без запаха!».

Ту же цель преследует и А.Башлачев, но только на раннем этапе, то есть до осени 1984 года. Одним из наиболее значимых произведений этого времени является стихотворение «Рыбный день» (1983).

С 1986 года «новояз» уходит из лирики Башлачева. Осуществляется переход к новой поэтике. Тогда же у него окончательно складывается «концепция естества»,

которая была озвучена в одном из интервью: «Если это естество, скажем так, то это должно быть живым».

Одним словом, «советский язык» для Башлачева - это принципиально «чужое» слово. Его использование служит поэту лишь средством осмысления границ тоталитарного, в которые, по его мнению, вписывается и авторская песня: «По радио поют, что нет причины для тоски, /Ив этом ее главная причина».

Обращение «поющих поэтов» к «новоязу» осуществлялось, как правило, в рамках особого песенного жанра - песни-диалога, либо песни монолога. Подобная форма является одной из наиболее распространенных (наряду с балладой, пейзажной зарисовкой и др.) в среде авторов-исполнителей. Определенную роль играют песни-диалоги и в творчестве Башлачева.

Между тем до сих пор не исследована генетическая связь бардовских песен-диалогов и монологов с фольклорной лирической песней, хотя известно, что песня-монолог более всего соответствует лирическому роду поэзии: она представляет собой самый естественный способ прямого, непосредственного выражения мыслей и чувств лирического героя. —

Другой, менее распространенной композиционной формой традиционной лирической песни является форма диалога. Особенно широкое применение диалогическая композиция получила в хороводных лирических песнях, что обусловлено характером их исполнения в связи с определенными игровыми действиями. Однако в большинстве песен диалогической композиции составляющие ее части далеко не равнозначны. Тем не менее, можно проследить следующую закономерность: речь первого героя имеет второстепенную, подчиненную роль (это, как правило, один или несколько вопросов), а речь второго героя выражает основное содержание песни. Именно этот второй персонаж и является лирическим героем песни. Диалогическая форма композиции значительно усиливает драматизм выражаемого песней лирического содержания, способствует более яркой передаче мыслей и чувств лирического героя.

Подобную диалогическую структуру имеют многие бардовские песни-диалоги. При этом роль данного жанра возрастает, что объясняется установкой авторской песни на общение, «диалог» в самом широком смысле.

Каждый из бардов привносил в песни-диалоги что-то свое. Так, для Высоцкого подобные песни - своего рода самопознание народной Души, для Визбора - попытка продемонстрировать драматизм мироощущения современников, явную и скрытую

конфликтность их бытия. Наиболее незатейливой жанровой разновидностью песен-диалогов у Визбора оказались юмористические диалоги. Более сложна содержательная и жанровая сущность семейно-бытовых песен-диалогов Визбора, внешне комичных, но обнажающих уже названный драматизм мироощущения современников («Женщина», 1975, «Семейный диалог», 1975, «Рассказ женщины», 1978, «Песенка о наивных тайнах», 1979-1982 и др.).

Впрочем, песни-диалоги Визбора не ограничены лишь семейно-бытовой сферой. Их разнообразная «драматургическая» стилистика передаёт подчас и сложные внутренние переживания лирического «я», характер его взаимоотношений с миром в целом («Такси», «Телефон»).

Сатирические песни-диалоги Ю.Кима в 1980-е годы тяготеют к философской углубленности. Так, например, в структуре «Диалога о совести» (1982) догматичному восприятию нравственных аспектов бытия в качестве застывших «категорий» противостоит экзистенциально напряженное авторское лирическое размышление о судьбе личности в водовороте «безумного века»: « -... Я только говорю, что совесть - / Это нравственная категория... // - Но если все безумием одним / Охвачены не на день, а на годы? / Идет потоп - и он неудержим, / Он увлекает целые народы! / Так что же может слабый человек? / Идет потоп, исход непредсказуем. / Что может он, когда безумен век? / И кто виновен в том, что век безумен?»

Песни-монологи (диалоги) Башлачева, несмотря на всю их немногочисленность и внешнюю простоту, занимают особое место в творчестве поэта: в них он пытается осмыслить и социально-политические реалии («Слет-симпозиум»), и вопросы взаимоотношения с Родиной («Случай в Сибири»), и проблемы творчества («Песенка на лесенке»). При этом важно, что у Башлачева во всех песнях «герой» так или иначе ищет «точку опоры» в мире - ценностный ориентир.

При этом у Башлачева можно наблюдать определенную эволюцию песен этого типа от ранних («Слет-симпозиум») к поздним («Песенка на лесенке», «Случай в Сибири»), в которых усиливается исповедальное начало. Происходит это за счет предельного сближения автора и «героя» песни (вплоть до полного тождества, как, например, в песне «Случай в Сибири», что подтверждается и биографическими фактами из жизни поэта).

Главная роль диалогических песен Башлачева, на наш взгляд, заключается в том, что они являются «подготовительными»: без них невозможно было бы появление,

скажем, «Егоркиной былины», «Ванюши», во многом построенных на диалогах и «многоголосии».

Одной из особенностей авторской песни стало обращение «поющих поэтов» к фольклорным формам: сказкам (Высоцкий), балладам, романсам (Окуджава, Галич). Однако, во-первых, использование ими фольклора не всегда было осознанным, а, во-вторых, используемые жанры в том или ином виде продолжали существовать.

Говоря о работе Башлачева с фольклорными жанрами, необходимо, прежде всего, отметить, что он возродил и развил старую эпическую (а именно былинную) традицию. Созданная им «Егоркина былина», с одной стороны, имеет традиционную для данного жанра поэтику: здесь и географический зачин («Как горят костры у Шексны-реки. / Как стоят шатры бойкой ярмарки»), и различные повторы («расписная шаль, вся прошитая мелким крестиком»), и постоянные эпитеты (тот же «мелкий крестик», «светлый терем»), и синтаксический параллелизм («Заплясали вдруг тени легкие, / заскрипели вдруг петли ржавые»). Сохранен и былинный стих. Однако вместо повествования о богатырских подвигах перед нами - трагическая история русской души, гибнущей в хмельном пиру, но обреченной на постоянное к нему возвращение (а значит, и на постоянные муки: «Да не впервой ему - оклемается, / Перемается, перебесится, / Перебесится и повесится»). Таким образом, былина у Башлачева наполняется совершенно несвойственным для этого жанра содержанием.

Как известно, былины исполнялись специальными людьми - сказителями. Следовательно, можно утверждать, что Башлачев, представляя «Егоркину былину» публике, отчасти брал на себя функции сказителя. Таким образом, возрожденный им жанр бытовал в условиях, максимально приближенных к «естественным». Видимо, в том, что он сумел вдохнуть новую жизнь в, казалось бы, умерший жанр, и заключается его уникальность как поэта.

Известно, что для авторской песни характерно широкое использование фразеологизмов. При этом идиоматическая единица может включаться в текст произведения без изменений, а может подвергаться существенной трансформации. Мы отмечаем сходство в способах изменения идиом в поэзии В.Высоцкого, А.Башлачева и Б.Окуджавы.

Так, например, Высоцкий наиболее часто прибегал к замене компонентов фразеологической единицы (в том числе с изменением их грамматических форм). Такая замена не изменяла образ, цель ее- достичь некоторого разнообразия лексического

состава фразеологизмов, усилить их выразительность. Довольно часто Высоцкий, обращаясь к использованию идиом, расширял, распространял их, обновляя структуру, что позволяло ему конкретизировать обобщенное значение фразеологизма применительно к определенной, единичной ситуации, а нередко достичь и комического эффекта. Так например, у него не просто козел отпущения, а Дорогой Козел отпущения.

Используется Высоцким также и противоположный прием - сокращение фразеологического оборота.

Трансформация пословиц - расширение их компонентного состава или его усечение (при этом опущенный компонент легко восстанавливается); уточнение, распространение смысла; инверсия составляющих компонентов; новое лексическое (при сохранении основного смыслового) наполнение по аналогии с существующим фольклорным вариантом - не единичный случай и в языковой практике Б. Окуджавы. Вот некоторые примеры: «Всему времечко свое: лить дождю, Земле вращаться, / знать, где первое прозренье, где последняя черта» - ср. «всему свое время»; «Там, в Австралии вашей, наверно, жара / и лафа - не опишешь пером» - ср. «ни в сказке сказать, ни пером описать!» (сказочн.); «Молва за гробом чище серебра / и вслед звучит музыкою прекрасной» - ср.: «о мертвых ничего или хорошо»; «о покойнике худа не молви».

Разнообразны механизм и функции трансформаций фразеологизмов и в творчестве Башлачева. Впрочем, видойзмененность идиомы - вовсе не непременное условие ее проникновения в его стихи; иногда поэт обходится лишь естественными ритмическими перестановками: «Только не бывать пусту / Ой да месту святому. / Всем братьям - по кресту виноватому». Однако это скорее исключение. Идиомы у Башлачева, как правило, выполняют функцию не фиксирования (подтверждения, усиления) старых значений, а продуцирования новых.

Можно говорить и о «расщеплении» идиом в лирике Башлачева. При этом мы выделяем два типа «расщепления» - простое и сложное.

К первому типу можно отнести сужение границ фразеологизма: поэт вводит в произведение не весь фразеологизм, а лишь его главный компонент. Чаще всего такое сужение не влияет на значение фразеологической единицы: «Ой-ой-ой, спроси, звезда, да скоро ли сам усну, / Отлив себе шлем из синего льда». Слово «усну» является компонентом фразеологизма «уснуть вечным сном» - умереть. Ход рассчитан на то, что слушатель автоматически «достроит», восстановит весь фразеологизм.

К простому «расщеплению» мы можем отнести и замену одного или нескольких компонентов. Какой-либо элемент фразеологизма заменяется синонимом, не изменяющим основное значение фразеологической единицы, но вносящим в него дополнительные смысловые или эмоциональные оттенки: «Но с каждым днем времена меняются, / Купола растеряли золото, Звонари по миру слоняются, / Колокола сбиты и расколоты». Во фразеологизме «ходить по миру» - «нищенствовать, побираться» -глагол «ходить» заменен на глагол «слоняться», имеющий значение «ходить взад и вперед, бродить без дела». Такая замена отражает ненужность существования звонарей, усиливает трагичность их положения.

Когда же поэт заставляет идиомы взаимопроникать (сложное «расщепление») или ставит их в «смежное» положение, отмечается заметное возрастание многозначности (символичности) поэтического высказывания: «Ох, безрыбье в речушке, которую кот наплакал! / Сегодня любая лягушка становится раком. / И, сунув два пальца в рот, / Свистит на Лысой горе».

Вступая в «диалог» с наиболее близкими по духу бардами - Высоцким, Окуджавой, Галичем, - и заимствуя у них некоторые поэтические приемы, Башлачев открывает в них новые грани. Так, например, в его творчестве авторский комментарий становится средством соотнесения с поэтической традицией.

Существенно расширил Башлачев и тематические границы песен-диалогов: в них поэт привнес темы творчества, взаимоотношения с Родиной и др.

Таким образом, очевидно, с одной стороны, генетическое родство авторской песни и лирики Башлачева, а с другой - постоянное стремление поэта преодолеть влияние бардов и обрести свой поэтический «голос».

В Заключении обобщаются результаты работы и подводятся ее итоги. Можно с уверенностью сказать, что Александр Башлачев - уникальный поэт, сумевший сочетать рок-н-рольный нерв, «драйв» и поэзию русского фольклора и тем самым выполнивший свою основную миссию: «дар русской речи сберечь». Он стал первым из рокеров, кто открыто вступил с авторами-исполнителями в творческий «диалог». Сыграв, таким образом, роль «связующей нити» между двумя направлениями отечественной поэзии, Башлачев значительно расширил границы каждого из них. Традиции, заложенные А.Башлачевым, получили развитие в современной рок-поэзии (Е. Анти, К. Кинчев и др.) и бардовской песне (например, А. Гинзбург).

Лпробация результатов исследования. Основные положения диссертации были апробированы в докладах, прочитанных на: трех научных конференциях студентов и аспирантов: «Массовые коммуникации и литература: взгляд из нового тысячелетия» (Москва, 2008, 2009, 2010); научно-методической конференции «Институт XXI века: подготовка педагогических кадров нового поколения» (Москва, 2007); двух Межвузовских научных конференциях «Филологические традиции в современном литературном и лингвистическом образовании» (Москва, 2007, 2009).

Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях:

1. Иванов A.C. Раннее творчество Александра Башлачева: некоторые замечания // Вестник ЦМО МГУ. «Филология. Культурология. Педагогика. Методика». 2011. № 1. С. 70-75.

2. Иванов A.C. «Баллада о Степане» А. Башлачева: синтез традиций? II Институт XXI века: подготовка педагогических кадров нового поколения: материалы научно-практической конференции. Выпуск 3 / Под общ. ред. Л.И. Осечкиной - М.: МГПИ, 2007. -348 с. С. 277-279.

3. Иванов A.C. О некоторых особенностях жанра частушки в лирике Александра Башлачева // Филологические традиции в современном литературном и лингвистическом образовании. Сб. науч. статей. Вып. 6. Т.2. - М.: МГПИ, 2007. - 204 с. С. 165 - 168.

4. Иванов A.C. О некоторых особенностях «Егоркиной былины» Александра Башлачева // Сборник научных трудов студентов, аспирантов и соискателей: Выпуск 2008. - ИМПЭ им. А. С. Грибоедова, 2008. - 386 с. С. 260 - 263.

5. Иванов A.C. Роль автометапаратекста в поэтике Александра Башлачева // Сборник научных трудов студентов, аспирантов и соискателей: Выпуск 2009. - ИМПЭ им. A.C. Грибоедова, 2009. - 276 с. С. 155 - 157.

6. Иванов A.C. О некоторых особенностях жанра частушки в лирике Александра Башлачева // Филологические традиции в современном литературном и лингвистическом образовании. Сб. науч. статей. Вып. 8. Т.1.-М.: МГПИ, 2009.-278 с. С. 97-102

7. Иванов A.C. Александр Башлачев: Бард? Рокер? Рок-бард? (к вопросу о критериях) // Сборник научных трудов студентов, аспирантов и соискателей: Выпуск 2010. - ИМПЭ им. A.C. Грибоедова, 2010. - 240 с. С. 148 - 151.

Подписано в печать: 27.07.11

Объем: 1,5 усл.п.л. Тираж: 100 экз. Заказ № 233 Отпечатано в типографии «Реглет» 119526, г. Москва, Страстной бульвар, 6/1 (495) 363-43-34; www.reglet.ru

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Иванов, Александр Сергеевич

Введение

СОДЕРЖАНИЕ

ГЛАВА 1. Методология анализа творчества Александра Башлачева.

ГЛАВА 2. Личность и творческий путь Александра Башлачёва.

§ 1. Человек — этим и интересен.

§ 2. Периодизация творчества Александра Башлачева.

2.2.1 Ранний этап творчества (1978 — 1984).

2.2.2 Позднее творчество: особенности поэтики.

ГЛАВА 3. Авторская песня 1970 — 1980-х годов: новый этап, новые веяния.

§ 1. Авторская песня: определение, первый этап развития (1950 - 1970 гг.).

§ 2. Авторская песня в 1980-е годы.

ГЛАВА 4. О влиянии поэзии А.Н. Вертинского на творчество

А.Н Башлачева.

ГЛАВА 5. Лирика Александра Башлачева в контексте авторской песни 1970 - 1980-х годов.

§ 1. Автометапаратекст как элемент поэтики.

§ 2. «Новояз» в поэзии бардов и А.Башлачева.

§ 3. Песни-монологи и песни-диалоги в творчестве А.Башлачева и ведущих бардов.

§ 4. Фольклорная традиция в творчестве бардов и А.Башлачева.

Введение диссертации2011 год, автореферат по филологии, Иванов, Александр Сергеевич

В 1970-е годы развитие русской поэзии шло преимущественно двумя путями1: с одной стороны — «почвенное» направление, опирающееся на народное творчество и на традиции русской классики ХЕХ — XX в.в., преимущественно ее «крестьянскую» линию (А. Кольцов, Н. Некрасов, Н. Клюев, С. Есенин и др.)- С другой — все громче заявляла о себе так называемая философская лирика, глубоко проникающая в сложности бытия вообще. В. Зайцев [54] выделяет в поэзии 60-х — 80-х годов три направления стиля: 1) реалистический стиль (Е. Евтушенко, А. Жигулин, В. Казанцев); 2) романтическое стилевое течение (патетическое — у Р. Рождественского, лирическое — у Н. Рубцова и «тихих»); 3) интеллектуально-философское направление («традиционное» — у Л. Мартынова, И. Шкляревского, О. Чухонцева и сложно-ассоциативное — у Ю. Кузнецова). Тут дано, по сути, классическое разделение поэзии на реалистическую и романтическую. В 70-е годы эти два начала проявили тенденцию к синтезу, которая в большей или меньшей степени видна практически у всех. В этом направлении шла эволюция В. Соколова, Г. Горбовского, С. Куняева и других известных поэтов, но изменения в их творчестве были различными: одни прониклись ораторской интонацией (С. Куняев), другие переживали ломку стиля (Г. Горбовский), третьи все более «уходили в себя» (В. Соколов). Однако сближались они в главном: в интересе к отечественной истории, к фольклору, к русской классической поэзии ХЕХ века. В течение десятилетия вышли лирические сборники: «Дни» (1970), «Равноденствие» (1972), «Волна и камень» (1974) Д. Самойлова, «Стихотворения» (1974) А. Тарковского, «Гиперболы» (1973) Л. Мартынова, «Прямая речь» (1975) и «Голос» (1978) А. Кушнера, «Стихотворения» (1977) и «Кристалл» (1977) В. Сосноры, «Городские стихи» (1977) В. Соколова, «Горящая береста» (1977), «Жизнь, нечаянная радость» (1980) А. Жигулина. В эти годы усилилось и общее стремление к эпизации

1 Подробпсс см: Бараков В.Н. «Почвеппое» направление в русской поэзии второй половины XX века: типология и эволюция — Вологда, 2004. С. 135— 150. поэмы Е. Исаева «Даль памяти» и «Суд памяти»; Ю. Кузнецова «Дом»; Р. Рождественского «210 шагов» и др.).

В конце 60-х — 70-х годах произошло «понижение общественного тонуса поэзии. Самоуглубление и самовыражение шло с заметным акцентом на интимной, психологической и нравственной стороне жизни. Философия времени, занимавшая столь большое место в поэзии на рубеже 50-х и 60-х годов, уступила место интроспекции. в поэзии ощущался недостаток кислорода от. разобщения с социальными проблемами современности» [56, с. 191]. А.Ф. Лосев в альманахе «День поэзии — 1981» говорил об избыточности плоских слов в «текущей поэзии», о недостаточности подлинной символической образности, без которой немыслима жизнь истинно большой поэзии, ее всемирной продолжительной жизни [92, с. 69], наблюдатели отмечали «однообразие лирического состояния у современных поэтов» [71, с. 208]. Застой в поэзии был сопоставим с застоем в обществе.

Нужно учитывать и следующее обстоятельство: «Смутное порубежье конца шестидесятых — начала семидесятых годов унесло много драгоценных жизней и поломало судеб» [87, с. 145]. Началось все с А. Ахматовой — она умерла в 1966 г. Затем ушли: А. Яшин (1968), Н. Рыленков (1969), С. Дрофенко

1970), Н Рубцов (1971), А. Твардовский (1971), А. Прокофьев (1971), Я. Смеляков (1972), С. Кирсанов (1972), А. Прасолов (1972), А. Вампилов (1972), М. Исаковский (1973), Б. Ручьев (1973), Г. Шпаликов (1974), В. Шукшин (1974). А если упомянуть еще и тех, кто вынужден был уехать за границу (И. Бродский (1972), А- Солженицын (1974), А. Галич (1974) и др.), то список будет еще более объемным и удручающим.

В глубокое подполье ушла «неофициальная» поэзия: группа «Московское время» (А. Цветков, Д. Веденяпин, Б. Кенжеев, С. Гандлевский, А. Сопровский), «Ленинградская группа» (Д. Бобышев, Б. Куприянов, О. Охапкин) и др. В целом в 70-х годах главенствовало ощущение переходности, «паузы» — вплоть до начала 80-х (до «новой волны»).

А. Михайлов, говоря о поэзии 70-х, отмечал «два обстоятельства литературного порядка», которые наложили свою печать на творческое развитие молодых поэтов 70-х годов. Первое — это запоздавшее, но все еще заметное влияние, которое оказывает на них поэзия конца 50-х — начала 60-х годов, той молодой волны, представители которой сегодня уже представляют среднее поколение. Второе — сильное и противоречивое по итогам влияние поэзии Н. Рубцова. Если говорить не о подражателях, то такое — не прямое, не внешнее, а подлинное — «влияние Н. Рубцова на молодых поэтов было благотворным» [100, с. 64 — 68]

Только наиболее самостоятельным и оригинальным авторам удалось преодолеть в 70-х годах рубцовское влияние — С. Викулову, О. Фокиной, В. Коротаеву и А. Романову, тем более, что начинали они свой путь раньше Рубцова. Поэт сам многому учился у них и, в частности, у одной из лучших российских поэтесс — Ольги Фокиной. «В духовно-нравственном содержании поэзии Фокиной и Рубцова, — пишет О. Авдеева, — гораздо больше родственного, чем может показаться при поверхностном прочтении. Такую родственность мы найдем, например, в тех заветах, которые выражены в их самых сокровенных стихах: «Россия, Русь' Храни себя, храни!» (Рубцов); «Храни родные родники! / Храни огонь родного очага» (Фокина)

Только у Фокиной сильнее выражена непосредственность самого чувства, а у Рубцова — его глубина» [1, с. 342].

В начале и в середине восьмидесятых много шуму наделало появление так называемых «метаметафористов», которых еще называли поэтами "новой волны", а также «метареалистами», «полистилистами», «задержанным поколением», «поколением, нашедшим себя» и даже «поколением нового Арбата». К ним причисляли Н. Дмитриева, А. Еременко, И. Жданова, И. Иртеньева, Н. Искрешсо, А. Лаврина, Ю- Минералова, А. Парщикова, Д. Пригова, О. Седакову, А. Чернова и др., хотя первоначально «в группу вошли три поэта: А. Еременко, А. Парщиков и И. Жданов, в дальнейшем пошедшие I б каждый своим путем» [3, с.10]. В сборниках И. Жданова «Портрет» (1982) и «Неразменное небо» (1990) большое место занимали стихи во многом формалистические («Джаз-импровизация», «Поэма дождя», «Рапсодия батареи», «На новый год» и др.). Но в стихотворениях «Мелкий дождь идет на нет.», «Портрет», «Прощай», «Такую ночь не выбирают», «Область неразменного владенья.» был слышен подлинный трагизм:

Что-то было и что-то прошло, Только сердце, как лес, опустело, Наважденьем листвы прошумело, В листопаде замкнуло тепло.

Тихо сердце, как осень, горит.»)

В отличие от «эстрадников» «молодые» восьмидесятники более дорожили выходами не в будущее, а в прошедшее время. Обращение к вечным темам, к области воспоминаний, к ретроспективе истории и рассмотрение настоящего бытия в контексте исторического потока непосредственно связано с характером отношения «молодой» поэзии к традициям [31, с. 98]. Главным для «новой волны» стало переосмысление прошлого, прощание с ним. В основу их стиля была положена ирония, а также эпатаж, присутствие различных аллюзий, сюрреалистическое смещение, широкое использование цитатного слова. Вначале эти поэты шли плотной группой, но к концу восьмидесятых годов неизбежно начался процесс расслоения на «соц-арт», на «иронистов», «концептуалистов» и «постмодернистов». В середине 80-х появилась также еще одна «нетрадиционная» группа поэтов: «ДООС» — «Добровольное Общество Охраны Стрекоз» (К. Кедров, Е. Кацюба, Л. Ходынская, В. Персик).

Поэтами старшего поколения после отмены цензуры были опубликованы запрещенные ранее стихотворения; кроме того, большинство из них пытались по-новому взглянуть и на историю, и на современность, и на самих себя. Это такие разные поэты, как Л. Агеев, Б. Ахмадулина, Э. Балашов, В. Боков, В. Британишский, С. Викулов, А. Вознесенский, Г. Горбовский, М. Дудин, Е. Евтушенко, А. Жигулин, В. Казанцев, А. Кушнер, Ю. Левитанский, И. Лысцов,

A. Межиров, А. Мишин, Ю. Мориц, Л. Ошанин, Е. Рейн, Р. Рождественский, Д. Самойлов, Б. Слуцкий, В. Соколов, В. Соснора, Г. Ступин, А. Тарковский, Н. Тряпкин, В. Устинов, О. Фокина, В. Цыбин, О. Чухонцев, В. Шефнер, И. Шкляревский и др.

После 1985-го года в поэзии (как и вообще в литературе) наступил период переоценки ценностей. Для большинства известных поэтов он был довольно мучительным. В «философской» лирике главной стала тема памяти, тема осмысления времени (А. Тарковский, В. Соколов и др.). В книге под названием «Новые времена» (1986) В. Соколов говорил об этом так:

Я целую книгу вчера написал. За час написал, как за несколько лет. Так время вчера уплотнилось мое. («Патриаршие пруды»)

Во второй половине 80-х годов в русскую поэзию были возвращены неизвестные произведения Г. Адамовича, Д. Андреева, А. Ахматовой, П. Васильева, М. Волошина, А. Ганина, Н. Глазкова, 3. Гиппиус, С. Городецкого, Н. Гумилева, Ю. Домбровского, Г. Иванова, Д. Кедрина, С. Клычкова, Н. Клюева, В. Корнилова, Н. Крандиевской-Толстой, П. Орешина, Б. Пастернака, И. Северянина, А. Твардовского, В. Хлебникова, М. Цветаевой, В. Ходасевича,

B. Шаламова, а также А. Прасолова и Н. Рубцова. Эти публикации повлияли на литературный процесс чрезвычайно сильно, они обогатили его, сделали полнокровным. Но ждут еще полного издания в России Александр Морев, Николай Моршен (Н. Марченко), Александр Неймирок, Юрий Одарченко, Валерий Перелешин, Александр Рытов, Валентин Соколов и др.

Пришли к читателям и неизвестные стихи Г. Айги, И. Бродского, Л. Губанова и поэтов СМОГА, других групп «параллельной» поэзии 60-х — 80-х годов, а также И. Елагина и Н. Коржавина. Неизвестность их в прошлые годы объясняется тем, что большинство из них — поэты-эмигранты. Вот что имеется здесь в виду: со временем подпольная лирика от самиздата переходила к «тамиздату», а потом и к журнальному «нынеиздату». Она представляла собой общее явление и по той еще причине, что поэты «внутренней эмиграции» (Г. Айги, Г. Сапгир, И. Лиснянская и др.) мало чем отличались от эмигрантов настоящих:

Мы завтрашней своей судьбы не знаем, Да и вчерашней не поймем судьбы.

И. Лиснянская)

Вот эти имена: Дмитрий Бобышев, Лия Владимирова, Вадим Делоне, Елена Игнатова, Юрий Карабчиевский, Бахыт Кежеев, Виктор Кривулин, Юрий Кублановский, Владимир Леванский, Лев Лосев, Илья Рубин, Ростислав Евдокимов, Ирина Ратушинская. Здесь уже упоминалось имя И. Бродского. По мнению многих критиков, ни в чем ему не уступает такой поэт этого направления, как А. Цветков.

Уникальное явление в этом ряду — Геннадий Айги. Сам он никуда не уезжал, «уехали» за границу его книги (15 сборников). До этого он был обыкновенным чувашским поэтом, выпустившим 7 книг на родном языке. Европейскую же известность он обрел благодаря привычной там «ассоциативной» лирике.

В 80-е годы продолжается развитие «авторской песни» (Б. Окуджава. А. Галич, В. Высоцкий и др.) и «рок-позии» (Б. Гребенщиков, В. Бутусов, В. Цой и др.). Особое место в этой поэтической «нише» занимает творчество Александра Николаевича Башлачева (1960 — 1988).

Полностью «окунувшись» в мир рок-музыки, свои произведения он тем не менее исполнял под акустическую гитару, что выдвигало на первый план его стихи, «полные боли, счастья, отчаянья, где господствовал и строил разные лица перевернутый мир». То есть с формальной точки зрения Башлачев вполне подходил под определение «бард».

Интересно, что долгое время иного — «неформального», глубокого взгляда на поэта не существовало. Объясняется это, на наш взгляд, тем, что само поэтическое наследие А.Н. Башлачева стало более-менее доступным лишь в относительно недалеком прошлом.

Первые публикации, появившиеся в прессе после гибели поэта, как правило, представляли собой олитературенную запись песен, при которой строфика и пунктуация чаще всего оказывались прерогативой публикатора2. Да и набор песен был постоянным и кочевал из издания в издание: «Время колокольчиков», «Абсолютный Вахтер», «Палата №6», «Петербургская свадьба» считались, видимо, для Башлачева наиболее характерными. Многие посмертные публикации, таким образом, не могли стать достоверным .источником. Но и они сыграли свою позитивную роль: многие ценители творчества А. Башлачева впервые узнали это имя благодаря газетным и журнальным публикациям, а не фонограммам.

Первой серьезной попыткой систематизации поэзии А.Н. Башлачева стала публикация, осуществленная В .А. Кошелевым и A.B. Черновым1. Творчеству поэта был посвящен целый номер воскресного приложения «Ре.чго! к череповецкой газете «Коммунист». Издание снабжено краткой биографией, вступительной статьей. При публикации стихов предпринята попытка учет вариантов исполнения. л

Подробнее см. в: Улуснова О-В. - Материалы к библиографии по жизни и творчеству Александра Башлачева // Русская рок-поэзия: текст и контекст. Тверь, 1998. С.125—129.

3 См.: Речь. Воскресное приложение. Череповец. Февраль 1991.

Очередным шагом в бапшачевской издательской практике стал выход сборника стихов «Посошок»4. Очевидные достоинства этого сборника — довольно широкое представление творчества автора и большой тираж. В роли составителя и автора вступительной статьи «Семь кругов беспокойного лада» выступил лично знавший Башлачева ленинградский писатель Александр Житинский. Однако при составлении сборника не учитывались варианты исполнения, что в некоторой степени попытались сделать в Череповце. Сам Житинский в предисловии пишет: «. следует помнить, что этот сборник не является академическим научным изданием и не претендует на полноту». Действительно, «Посошок» имеет ряд недостатков. Это произвольно взятое заглавие книги, отсутствие ссылок к источникам (рукописям, фонограммам), отсутствие какого бы то ни было обоснования выбора того или иного варианта.

Следующее из известных, нам изданий было осуществлено в 1997 году5. Прекрасному оформлению (строгий дизайн, твердый переплет, упаковка для хранения этого номерного издания) соответствует и профессионально выполненная подача материала. Так, тексты опубликованы на основе рукописей или аудиозаписей; сохранена авторская строфика и пунктуация; даны варианты заглавий; все стихотворения продатированы, а многие из етихез имеют своеобразные предисловия, которыми их сопровождал поэт при исполнении: в сборник входят не только все тексты песен, но и стихотворения пе положенные на музыку, а также ряд автографов; весь материал на основе различных пел акций оазбит на несколько блоков: кооме того, сбопкшс диуми «игервъю и фотографией А. Башлачева. Но комментарии (речь идет не о комментировании текста как такового, а об учете различных вариантов), которыми составители попытались дополнить издание, далеко не по всем соответствуют заданной академичности. Они. безусловно, важны, необходимы и значительно обогашают издание, но в этой книге они представлены настолько

4 См.: Башлачев А. Посошок. Л., 1990.

5 См.: Александр Башлачев. Стихи. М. 1997. скудно, что их неполнота видна даже человеку, малознакомому с творчеством А.Н. Башлачева.

Издание «Александр Башлачев: Стихи, фонография, библиография» было «призвано восполнить этот пробел»6. Авторам это удалось, на наш взгляд, в полной мере. Кроме того, в нем впервые предпринята попытка создания фонографии - «хронологически организованного описания всех известных авторских фонограмм»7. Отметим единственный недостаток: приводятся не все (из известных составителю) стихи А. Башлачева.

В 2005 году увидела свет книга «Александр Башлачев. Как по лезвию»8. В нее вошло 65 поэтических текстов, два интервью, примечания и 8 фотографий на шмуцтитулах. В целом же, как справедливо заметил А. Россомахин, издательство «полностью воспроизвело состав издания 1997 года»9.

Наконец, в мае 2010 года в издательстве «Амфора» вышла книга Льва Наумова «Александр Башлачев: человек поющий»10. Предоставим слово самому автору: «В этой книге приводится наиболее полное собрание стихотворений Башлачева (всего — 79. — А. И.)7 одиннадцать текстов публикуются впервые. Отличительная черта настоящего издания состоит в том, что большинство текстов представлено в виде транскрипций рукописей автора, а татсже распечаток сделанных или отредактированных им. Кроме того, издание содержит подробную биографию поэта, список его выступлений, перечень аудио- и видеоизданий, библиографию и все интервью, которые ои успел дать»11 (курсив наш. — А. И.). Укажем также на решение Л. Наумова

6 Александр Башлачев: Стихи, фонография, библиография. Составитель O.A. Горбачен. Научный редактор Ю.В. Доманский - Тверь: Твер. гос. ун-т. 2001. - 222 с. С. 6.

7 Свиридов С. Фонография как тип научного исследования. // Впутрстшс и ттсптгте границы филологического знания: Материалы Летней школы молодого фшюлога. Приморье.

I 4 июля 2000 г. Калшшнград: Ияд-uo КГУ, 2001. С. 130 - 137. С. 132. о

Катплачеп А, Как по лстию. — М,: Время, 2005. — 256 с. — (Поэтическая библиотека). Россомахин А. Александр Башлачев. Как по лезвию. // Критическая масса. 2005. >££2 / : '.itp://fnagasn'nes.niss.m/km/2005/2/ro-1 б-pr.html

10 Александр Башлачев: человек ноющий / Лев Наумов. - СПб.: Амфора. ТИД Амфора, 2010.

- 440 с.

II Александр Башлачев: человек поющий / Лев Наумов. — СПб.: Амфора. ТИД Амфора, 2010.

- 440 с. С. 6. воздержаться от типовых комментариев, сопоставляющих различные нюансы исполнения Александром того или иного текста на той или иной записи из числа самых известных». При этом отмечаются «различия между стихотворениями в разных документах», а «по записям приводятся отсутствующие или измененные строки и строфы»12.

Таким образом, на сегодняшний день проблема наиболее полного издания произведений Александра Башлачева все еще не снята до конца, что в определенной степени препятствует процессу изучения творчества поэта.

Этот процесс с самого начала носил стихийный характер: эссе, воспоминания, публикации и т. д. Да и сегодня еще нельзя сказать, что он приобрел направленный характер: для этого требуется не одно десятилетие. Данный тезис подтверждается фактом издания единственного специализированного сборника статей «Александр Башлачев: исследования творчества»13. Издание его было приурочено к 50 годовщине со дня рождения поэта. С одной стороны, это грустно, ибо отсутствие (?) повода явилось бы верным путем к забвению. С другой — радует, что теперь, наконец, приходит время неспешного, вдумчивого, пристально-внимательного изучения поэтического наследия А. Башлачева»

На сегодняшний день оно находится в начальной стадии и осуществляется в основном в форме статей и немногочисленных диссертаций.

В рамках статей освещались проблемы: периодизации творчества поэта'4; использования Башлачевым «чужого слова»15; анализировались как отдельные

12 Александр Башлачев: человек поющий / Лев Наумов. — СПб.: Амфора. ТИД Амфора, 2010.

- 440 с. С. 12.

13 Александр Башлачев: исследования творчества. — М.: Русская школа, 2010. —144 с. ' См: Свиридов С. Поэзия А. Башлачева: 1983 — 1984 И Русская рок-поэзия. Текст и контекст. Тверь. 2000. Выпуск 3. С. 162 — 172. Его же: Свиридов С. Магия тыки. Поэзия А. Башлачева. 1986 г. // Русская рок-поэзия. Текст и коцтекст. Тверь, 2000. Выпуск 4. С. 57 — 69.

15 См: Палий О. Рок-н-ролл — славпос язычество (источники иптсртскста в поэии А. Башлачева) // Русская рок-поэзия. Текст и контекст. Тверь. 1999. Выпуск 2. С. 73 — 77. произведения («Рыбный день»16, «Посошок»17, «Грибоедовский вальс»18 и др.), так и авторские поэтические циклы (альбом «Вечный пост»19).

В работах ряда авторов (Г. Фроловой, Г. Нугмановой, А. Секова, А. Транькова)20 рассматривались некоторые значимые мотивы и образы.

Уделялось внимание структурным и функциональным особенностям башлачевской фразеологии (В. Лосев, А. Косицын)21.

В гораздо меньшей степени изучены особенности лексики в произведениях Башпачева (здесь следует прежде всего указать на работы А. Алексеева22 и — отчасти — С. Свиридова23).

В рамках нашей диссертации мы учитываем результаты этих исследований и подробно анализируем их в пределах пятой главы.

Статьи, представленные в книге «Александр Башлачев: исследования творчества» (некоторые были опубликованы ранее24 — А. И.), объединяются

16 См: Свиридов С. Александр Башлачев. «Рыбный день» (1984): Опыт анализа. // Русская рок-поэзия. Текст и контекст. Тверь, 2001. Выпуск 5. С. 93 —105.

7 Богачков Е. Анализ стихотворения-песни А. Башлачева «Посошок» // Академия Трнпитаризма. М. Эл. № 77 - 6567, публ. 10264. От 13. 03.2003.

1 Иванов Д. А. Башлачев. «Грибоедовский вальс». // Филологические штудии. Иваново, 2005. Выпуск 9. С. 134 - 145.

19 Шаулов С. «Вечный пост» Александра Башлачева: опыт истолкования поэтического мифа // Русская рок-поэзия. Текст и контекст. Тверь, 2000. Выпуск 4. С. 70 — 85.

20 См: Фролова Г. В поэтическом мире Алсксапдра Башлачева // Нева (Санкт-Петербург).

1992. № 2. С. 255 — 261. Нугманова Г. Фольклорные образы-символы в творчестве А.

Башлачева // Русская рок-поэзия. Текст и контекст. Тверь. 1999. Выпуск 2. С. 77 — 81. Ссеков

А. Слыша Башлачева (Христианские мотивы в творчестве рок-музыканта) // http://epariiia.narod.ru. Траньков А. Пространство инобытия и мотив ухода в архаической культуре и поэзии конца XX пека (на примере творчества Джима Моррисона и Александра

Башлачеса) // Зональный симпозиум «Вербальная культура lbmmo-yi'opciüix народов в европейском контексте. Ижевск. 2000. 1

См: Лосев В. О «русскостп» в творчестве Алсксапдра Башлачева // Русская литература XX века: образ, язык, мысль. М.1995. С. 103 — 110. Коеиньш А- Трансформация фразеологических единиц в поэзии Башлачева // Лакуны в языке и речи. Благовещенск, 2003. С. 81-88. Алексеев А. Семантические и стилистические функции церковнославянизмос с произведениях С. Калугина и А. Башлачева// http:// orgius.ru/article/kaiuginb:!shlaehev.htrn! Свиридов С. Указ. соч.

24См: Смирнов И. История по Башлачеву // http^/old.russ.ru/culture/textonlv/20C' 10620 smir-pr.html Кошелев В. «Время колокольчиков»: литературная история символа // Русская рок-ЛОЭ321Я. Текст и контекст. Тверь, 2000. Выпуск 3. С. 142 — 161. общим признаком: все они касаются взаимодействия «поэт — традиция». Причем, что важно и интересно — на разных уровнях.

Так, статья Л. Дмитриевской25 посвящена фольклорным и евангельским образам в поэзии Башлачева и является ценным продолжением «линии» Фроловой — Секова (см. выше).

С. Васильев, рассматривая переосмысление литературной традиции в стиле поэта, приходит к следующим выводам: «Итак, Башлачев пользуется различными формами переосмысления литературной традиции. На первый взгляд, наиболее значимыми представляются многочисленные прямые цитаты и реминисценции, порой приближающиеся к центону. Однако их функционирование в стиле поэта, даже раннего, отнюдь не сводится к поверхностному комизму, словесной игре и иронии. Башлачев исключительно интенсивно обращается и к иным уровням диалога с традицией — к резервам внутренней формы слова и фразеологизма, а также звуковым повторам и возникающим в связи с ними поэтическим этимологиям, особым видам рифмы (ассонансной, составной, внутренней и т. д.) и другим приемам, во многом определяющим семантическое богатство его текстов. Такого рода стилевые черты определяются как некоторыми особенностями устной народной словесности, так и державинской поэтической традицией, в начале XX века ярко проявившейся в творчестве футуристов, М. Цветаевой и других поэтов. Среди жанровых форм как материала для переосмысления литературной традиции особое место в творчестве Башлачева принадлежит балладе, которая «портретируется» в произведении в соотнесении с другими фольклорными и литературными жанрами на основе изображения значимых мотивов, специфического пейзажа, лирического драматизма и т. д.»26.

25 Дмитриевская Л. Время собирать камни: евангельские и фольклорные образы в поэзии Александра Башлачева // Александр Башлачев: исследования творчества. — М.: Русская школа, 2010. - 144 с. С. 65 - 85.

26 Васильев С. Формы переосмысления литературной традиции в поэзии Александра Башлачева // Александр Башлачев: исследования творчества. — М.: Русская школа, 2010. С-. 85-95. С. 93.

Следующий автор, А. Пашков, сопоставляет поэзию Башлачева и рок-традицию: «Опираясь в своей художественной практике на различные музыкально-поэтические традиции, Башлачев в свою очередь наметил определенное направление для дальнейшей эволюции отечественного рока»; «.влияние Башлачева на русских рок-поэтов последнего двадцатилетия затронуло все стороны их творчества: образный строй, синтаксис, поэтику заглавия. Принципиальная открытость башлачевской музыкально-поэтической системы позволяет авторам не просто заимствовать у предшественника отдельные мотивы и образы, а использовать его песни в качестве своего рода основы, образно-эстетического фундамента для своих собственных произведений, что <.> подтверждается рассмотренными <.> текстами Цоя, Кинчева, Арбенина»27. Заметим: вопрос о творческом влиянии Башлачева на «коллег по цеху» частично освещался в работах Е. Урубышевой28 и Ю. Доманского29; статья Пашкова, таким образом, является важным шагом в дальнейшей разработке данной темы.

Стиль и лирический герой Александра Башлачева — в центре внимания И. Минераловой. На наш взгляд, ее статья30 — наиболее спорная из представленных в книге. Приведем ряд примеров.

По мнению Минераловой, в творчестве Башлачева прослеживаются две главные тенденции: от Владимира Маяковского — одна, от Сергея Есенина — другая. Обе эти тенденции к концу 70-х уже «вплавлены» и в эстрадную поэзию, и в авторскую песню. Тетраптих «Облако в штанах» Владимира Маяковского переплавлен в триптихе-складне «Слыша В. С. Высоцкого». Во

27 Пашков А. Поэт без границ: творчество Александра Башлачева и рок-традиция И Александр Башлачев: исследования творчества. — М.: Русская школа, 2010. С. 125 — 140. С. 137.

28 См: Урубышева Е. Творчество Александра Башлачева в циклизации «Русского льбома» // Русская рок-поэзия. Текст и контекст. Тверь, 2000. Выпуск 4. С. 201 - 206.

29 Доманский Ю. «Тексты смерти» русского рока. Пособие к спецсеминару. Тверь, 2000. С. 8 -40.

30 Мипсралова И. «Нспависть — это просто оскорбленная любовь»: стиль и лирический герой Александра Башлачева // Александр Башлачев: исследования творчества. — М.: Русская школа, 2010. С. 55-65. многих других стихах слышны интонации есенинских героев из «Пугачева». Вспоминает исследователь и о земляках Александра Башлачева. № Серебряного века это «музыкально-эстрадный Игорь Северянин, из недавних предшественников — Николай Рубцов, в чьем творчестве предощущение трагических времен сменяется башлачевской неприкаянностью, расхристанностью, подлинным ощущением беды от непонимания, «куда несет нас рок событий». Речь, конечно, о лирическом герое Башлачева»31. Предложенный тезис никак не подтверждается — ни цитатами, ни хотя бы названиями «многих других стихов».

Лирический герой А. Башлачева открывает свой микрокосм и макрокосм как «Черные дыры»»32. Возникает закономерный вопрос: можно ли по одному произведению судить о лирическом герое всего творчества?

В качестве основной стилевой черты Башлачева Минералова отмечает цитатность, направленную на «формирование иронической и даже сатирической семантики произведения»33. Между тем, ранее уже были рассмотрены особенности башлачевского цитирования34 (напомним, что его характер и функции менялись от раннего периода творчества к позднему), но, по-видимому, эти результаты не были учтены исследователем.

То же самое можно отнести и к проблеме лирического героя Башлачева, которая на сегодняшний день остается одной из наиболее актуальных и малоизученных35.

31 Минералова И. Указ. соч. С. 57.

32 Минералова И. Указ. соч. С. 60.

33 Минералова И. Указ. соч. С. 62.

34 См: Палий О. Рок-н-ролл - славное язычество (источники интертекста в поэии А. Башлачева) // Русская рок-поэзия. Текст и контекст. Тверь, 1999. Выпуск 2. С. 73 - 77. Свиридов С. Поэзия А. Башлачева: 1983 — 1984 // Русская рок-поэзия. Текст и контекст. Тверь, 2000. Выпуск 3. С. 162 - 172. Его же: Свиридов С. Магия языка. Поэзия А. Башлачева. 1986 г. // Русская рок-поэзия. Текст и контекст. Тверь, 2000. Выпуск 4. С. 57 — 69. Горбачев О. Механизм цитирования и автоцитирования в «Триптихе» А. Башлачева // Русская рок-поэзия. Текст и контекст. Тверь, 1999. Выпуск 2. С. 73 — 77.

35 О лирическом герое отдельных песеп заходит речь в статьях: Логачева Т. Тексты русской рок-поэзии и петербургский миф: аспекты традиции в рамках нового поэтического жанра // Вопросы онтологической поэтики. Потаенная литература. Исследования и материалы. Иваново, 1998. С. 196 — 203. Столбов В. Отражение массового сознания в поэзии А Н.

Рассматривая влияние традиции на уровне образной системы, В. Кошелев приходит к выводу, что «лирика Башлачева — это реквием по русской классической поэзии, ориентированной на прошлый век и — конкретно — на «пушкинское» время»36. Соглашается автор и с тем, что «СашБаш закрыл собою время колокольчиков»37.

В статьях И. Смирнова и Р. Сенчина поэзия Башлачева рассматривается в культурно-историческом ключе. Так, первый пытается разобраться: «Как вообще занесло в рок-культуру человека, совершенно чуждого ей по всем внешним признакам: по сленгу, «фенечкам», «запилам» на электрогитаре и прочему, что со стороны кажется главным?»38 И отвечает: «Потому, что в рок-культуре того времени он почувствовал жизнь (выделено автором — А. И.)»39.

С литературоведческой точки зрения данная статья интересна как попытка затронуть «протестную» тему в творчестве Башлачева: «Был ли он политическим певцом, «певцом протеста»? <.> С точки зрения той эпохи творчество Башлачева представляло собой откровенный криминал. На темы политики он высказывался откровеннее, чем большинство соратников (чем вышеупомянутый БГ, Майк, Кинчев и др.). Но политическим автором в современном понимании все-таки не был. Самая «антисоветская» его песня — «Абсолютный вахтер» — созвучна эпохе, но не умещается в ее злободневность. <. .> «Стерильная схема» не привязана к идеологии, династии и цвету флага»40.

А вот мнение Сенчина: «В основе творчества Башлачева, конечно, лежит протест. Но протест бывает разный, разного уровня. Кто-то протестовал против того, что его не принимают в Союз композиторов, кто-то — что не выпускают за

Башлачева // Ярославский педагогический вестник. Ярославль, 2004. № 1 / 2. С. 42 - 47. Гавриков В. «Пророк» A.C. Пушкина и «Мелышца» А.Н. Башлачева: классические традиции в осмыслении современной поэзии // Литература в диалоге культур - 4. Материалы международной научной конференции. Ростов-на-Дону. 2006. с. 84-87.

36 Кошелев В. «Время колокольчиков»: литературная история символа // Александр Башлачев: исследования творчества. — М.: Русская школа, 2010. С. 95 — 125 С. 122.

37 Там же. С. 123.

38 Смирнов И. История по Башлачеву // Александр Башлачев: исследования творчества. — М.: Русская школа, 2010. С. 33 - 55. С. 34.

Смирнов И. Указ. соч. С. 35.

40 Смирнов И. Указ. соч. С. 39. границу, кто-то - что страной правят коммунисты. Победив, протестующие успокаивались, переключались на неспешное высокое искусство, а то и на восхваление тех, кто им помог победить. Протест Башлачева был выше, глобальнее и действительно не зависел «от погод». И потому победы быть не могло. Невозможно представить себе победившего Пушкина, Льва Толстого, Есенина, Высоцкого.

Мне было стыдно, что я пел.

За то, что он так понял.

Что смог дорисовать рога Он на моей иконе, — написал Башлачев тем, кто видел в нем гастролирующего диссидента. И, может быть, это отношение к нему как к противнику чего-то узкого, какой-то «конкретно-исторической» заморочки» и заставило его замолчать именно в тот момент, когда с этой «заморочкой» стали бороться все кому не лень. Тогда, в 1987, заниматься этим было уже почти безопасно»41. На наш взгляд, это весьма интересное наблюдение можно принять как «отправную точку» в изучении названной темы.

Диссертационные исследования, в рамках которых анализируется творчество Башлачева, можно разделить на две группы: а) исследования, целиком посвященные творчеству поэта; б) работы, в которых поэзии Башлачева как объекту рассмотрения выделяются отдельные главы (параграфы и более мелкие структурные единицы).

К первой группе отнесем диссертацию В. А. Гаврикова «Мифопоэтика в творчестве Александра Башлачева»42. Отметим, что названная работа является единственным целостным научным трудом, посвященным поэзии Башлачева. В диссертации исследуется феномен рок-поэзии, ее место в ряду других

41 Сенчин Р. Пусть не ко двору.// Александр Башлачев: исследования творчества. — М.: Русская школа, 2010. С. 7 - 16. С. 11.

42 Гавриков В.А. Мифопоэтика в творчестве Александра Башлачева. — Брянск: Ладомир, 2007.-292 с. синтетических видов искусства. Дана общая характеристика рок-поэзии в ее преломлении через призму поэтического наследия Александра Башлачева. Основным предметом исследования стал мифопоэтический аспект творчества Башлачева. В работе доказывается, на наш взгляд, весьма убедительно, что мифологическое начало присутствует на всех уровнях башлачевской поэтики: уровне квазисюжета (верхний ярус), мотивном уровне, уровне «перетеканий», протокорневом уровне, и, наконец, на уровне первокорня или Имени Имен (нижний ярус).

Однако данная работа сдержит важное противоречие. Так, размышляя о «включении» Башлачева в традицию рок-поэзии, Гавриков сначала выдвигает тезис о том, что Башлачев (особенно на первом этапе творчества) может быть воспринят как последователь традиции авторской песни, причем эту мысль, по его мнению, можно доказать как особенностями поэтики, так и высказываниями самого певца. Достаточно вспомнить хотя бы вот эти: «Я человек поющий. Есть человек поющий, рисующий, есть летающий, плавающий. Вот я — поющий, с гитарой»; «Я на самом деле не музыкант, я просто пишу стихи и пытаюсь это дело петь. Я, скорее, действительно, человек, который поет.».

Это замечание В. Гаврикова справедливо и подтверждено рядом работ [44; 65; 107], имеющих, правда, один недостаток: в них с «бардовской» традицией соотносится только одна песня — «Слыша В. С. Высоцкого (Триптих)». Однако нам представляется ошибочным утверждение исследователя о том, что от авторской песни певец (Башлачев — А. И.) взял только вокально-инструментальную составляющую (голос — гитара). Наша работа призвана опровергнуть данное утверждение и стать первым подробным исследованием поэзии Башлачева в соотнесении с авторской песней 1970 — 1980-х годов. Этим определяется актуальность и новизна нашей диссертации.

Попутно заметим, что на сегодняшний день практически неизученным остается и влияние на творчество Башлачева другого ближайшего поэтического контекста — рок-поэзии (равно как и обратного влияния). Данный вопрос лишь частично освещался в работах Е. Урубышевой43, Ю. Доманского44, А.

Пашкова45. Поскольку влияние этих двух традиций на поэзию СашБаша было одновременным, в рамках третьей главы нашего исследования мы также затронем данный вопрос.

В диссертациях второй группы — как кандидатских, так и докторских — освещались вопросы метрико-ритмической организации рок-поэзии в целом и поэзии Башлачева в частности [65], а также особенности циклизации и бытования рок-текстов [44].

Объект нашего исследования: генетические, типологические и контактные связи поэзии Александра Башлачева с творческим наследием представителей авторской песни (Б. Окуджавы, А. Галича, В. Высоцкого и др.).

Материалом исследования стали следующие издания: Александр

Башлачев. Стихи. — М., 1997; Александр Башлачев: Стихи, фонография, библиография. Составитель O.A. Горбачев. Научный редактор Ю.В. Доманский

- Тверь: Твер. гос. ун-т, 2001. — 222 с. — (Русская рок-поэзия: текст и контекст;

Приложение); Александр Башлачев: человек поющий / Лев Наумов. — СПб. :

Амфора. ТИД Амфора, 2010. — 440 е.; Высоцкий В. Не боялся ни слова, ни пули. / Владимир Высоцкий. — М.: Эксмо, 2010. — 416 с. — (Поэт и время);

Высоцкий В. С. Сочинения: В 2 т. Т. 1. Екатеринбург, 1997; Булат Окуджава.

Стихотворения. — М.: Профиздат, 2001; Окуджава Б. Чаепитие на Арбате. М.,

1996; Ким Ю.Ч. Сочинения: Песни. Стихи. Пьесы. Статьи и очерки. — М., 2000.

Также в качестве материала исследования мы использовали официальные сайты, посвященные тому или иному барду.

Цель настоящей диссертации — выявить и охарактеризовать влияние авторской песни 1970 — 1980-х годов на поэтическое наследие Александра

43 См: Урубышева Е. Творчество Александра Башлачева в циклизации «Русского льбома» // Русская рок-поэзия. Текст и контекст. Тверь, 2000. Выпуск 4. С. 201 - 206.

Доманский Ю. «Тексты смерти» русского рока. Пособие к спецсеминару. Тверь, 2000. С. 8 -40.

45 Пашков А. Поэт без границ: творчество Александра Башлачева и рок-традиция // Александр Башлачев: исследования творчества. — М.: Русская школа, 2010. С. 125 — 140.

Башлачева, ответить на вопрос о принадлежности поэта к названной традиции. Для достижения означенной цели следует решить ряд задач:

- выявить специфику авторской песни 1970-х — 1980-х годов;

- проследить развитие поэтической системы А. Башлачева (1978 — 1988 годы);

- разработать методологию анализа, которая будет «работать» применительно к поэтическому наследию А. Башлачева;

- сопоставить поэтику авторской песни указанного периода с поэтикой А. Башлачева, описать основные «точки пересечения» и различия.

Методология исследования. В нашем исследовании мы опираемся на труды отечественных исследователей авторской песни (Л. Аннинского, Вл. Новикова, Л. Левиной, И. Ничипорова, И. Соколовой и др.) и рок-поэзии в целом и поэтики Александра Башлачева — в частности: С. В. Свиридова, Г. Ш. Нугмановой, Е. А. Козицкой, Ю. В. Доманского и др.

В работе применяются следующие методы: биографический, интертекстуального анализа, жанрового анализа.

Теоретическая значимость диссертации состоит в разработке эффективной методологии исследования творчества А. Башлачева, в определении роли поэта в литературном процессе 60-80-х гг. XX века, выявлении специфики взаимодействия поэзии Башлачева с иными поэтическими традициями (в частности — авторской песни).

Практическая значимость исследования заключается в возможности использования полученных результатов в учебном курсе истории русской литературы XX века, а также в оказании практической помощи будущим исследователям творчества Александра Башлачева.

Структура работы: диссертация состоит из введения, пяти глав, разделенных на параграфы, заключения, библиографии и приложения.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Лирика Александра Башлачева в контексте авторской песни 1970-1980-х годов"

Заключение.

1980-е годы - совершенно особый этап в развитии авторской песни. Ее расцвет уже позади. Ушли в мир иной ведущие барды — А.Галич, В.Высоцкий, Ю.Визбор. С другой стороны, продолжается творческий путь А.Дольского, А.Городницкого, Н.Матвеевой и др. При этом их поэзия обретает новые грани. Так, например, Городницкий обращается к художественному постижению русской и мировой истории — в ее конкретности и символической многомерности («Российский бунт», «Победители», «Гвардейский вальсок», «Мифы древней Греции» и др.). После некоторой паузы возвращается к песенному творчеству Б. Окуджава. Его произведения 70 — 80-х годов сложнее по форме и по мысли, чем песни 50-х - начала 60-х годов. Общий их строй остался тем же, специфически «окуджавским», и тем же остался их обертон — доброта по отношению ко всем и ко всему («Дай же ты всем понемногу и не забудь про меня», — как поется в «Молитве Франсуа Вийона»). И, однако, постепенно и все громче начали звучать в его творчестве и героические мотивы (например, песни к кинофильмам «Белое солнце пустыни», «Белорусский вокзал»).

Нельзя не отметить, что в 1980-е годы появляются многочисленные публикации в прессе, посвященные «поющим поэтам», выходят поэтические сборники бардов. Начинается и научное осмысление авторской песни. Думается, перечисленные факты доказывают несостоятельность версии о кризисе бардовской песни в 1980-е годы.

Несомненно, следует помнить и о рок-поэзии, которая именно в это время входит в «русскоязычную» стадию, что во многом способствовало ее популярности. Складываются, казалось бы, конкурентные отношения: две традиции, два поэтических «полюса».

Именно на границе этих полюсов рождается феномен лирики Александра Башлачева. Полностью «окунувшись» в мир рок-музыки, свои произведения он тем не менее исполнял под акустическую гитару, что выдвигало на первый план его стихи, «полные боли, счастья, отчаянья, где господствовал и строил разные лица перевернутый мир». То есть с формальной точки зрения Башлачев вполне подходил под определение «бард».

Для «неформального», то есть наиболее полного, осмысления творчества Александра Башлачева требуется создание специальной методологии исследования. Думается, в нее должны войти следующие методы исследования: биографический, интертекстуальный анализ, жанровый анализ, мифопоэтический анализ. В качестве дополнительного метода следует использовать сравнительно-типологический.

В нашей работе мы использовали предлагаемую методологию, что позволило нам, с одной стороны, выявить генетическое родство авторской песни и лирики Башлачева, а с другой — увидеть постоянное стремление поэта преодолеть влияние «поющих поэтов».

Так, очевидно, что общим «предтечей» для бардов и для Башлачева был А.Н. Вертинский. В частности, Галич назвал Вертинского «родоначальником русского шансоньерства», а Окуджава (выслушавший в начале пути немало тех же упрёков, что выпали на долю Вертинского: в отсутствии композиторского мастерства, профессионального вокала и т. п.) — «создателем жанра современной авторской песни». Влияние творчества А.Н. Вертинского на поэзию Александра Башлачева прослеживается на различных уровнях — от мотивного до уровня творческой философии. При этом происходит «эволюция влияния»: если на раннем этапе творчества (1983 год) оно прослеживается на «нижних» уровнях (мотив, тема, образы), то на позднем (1986) - занимает «верхний» уровень философии творчества.

Диалог» Башлачев ведет уже с непосредственными «предшественниками» — Высоцким, Галичем, Окуджавой. При этом поэт старается «говорить на их языке», то есть использует ряд поэтических приемов, характерных для названных авторов: комментирование собственных песен, включение в текст и «разоблачение» так называемого «новояза». Причем зачастую Башлачеву удается найти новую грань в использовании указанных приемов.

Так, например, если Окуджава, комментируя свои песни, пытается приобщить слушателя к творческому процессу, а Высоцкий - «подсказать», о чем, собственно, он поет, то для Башлачева важно соотнесение с поэтической традицией (в том числе и бардовской) и обозначение своего «места». В частности, предваряя исполнение песни «Хозяйка», поэт произносит следующие слова: «.ну, вот это несколько таких бардовских песен. Я, в общем-то, их теперь не пишу, но до сих пор не удалось забыть, так что. еще одна такая.».

И все же наиболее полно уникальность и своеобразие Башлачева проявилось в работе с песенными и фольклорными жанрами. Так, обращаясь к , «классическим» для авторской песни песням-диалогам, поэт пытается осмыслить и социально-политические реалии («Слет-симпозиум»), и вопросы взаимоотношения с Родиной («Случай в Сибири»), и проблемы творчества («Песенка на лесенке»), тем самым наполняя уже устоявшиеся формы новым содержанием. Отметим также эволюцию песен этого типа: от более ранних («Слет-симпозиум») к поздним («Песенка на лесенке», «Случай в Сибири») в них усиливается исповедальное начало. Происходит это за счет предельного сближения автора и «героя» песни (вплоть до полного тождества в песне «Случай в Сибири», что подтверждается и биографическими фактами).

Однако главная роль данного пласта башлачевских песен, на наш взгляд, в том, что они являются «подготовительными»: без них невозможно было бы появление, скажем, «Егоркиной былины», «Ванюши», во многом построенных на диалогах и «многоголосию».

Одной из особенностей авторской песни стало обращение «поющих поэтов» к фольклорным формам: сказкам (Высоцкий), балладам, романсам (Окуджава, Галич). Однако, во-первых, использование ими фольклора не всегда было осознанным, а, во-вторых, используемые жанры в том или ином виде продолжали существовать.

Говоря о работе Башлачева с фольклорными жанрами, необходимо, прежде всего, отметить, что он возродил и развил старую эпическую (а именно былинную) традицию. Созданная им «Егоркина былина», с одной' стороны, имеет традиционную для данного жанра поэтику: здесь и географический зачин («Как горят костры у Шексны-реки. / Как стоят шатры бойкой ярмарки»), и различные повторы («расписная шаль, вся прошитая мелким крестиком»), и постоянные эпитеты (тот же «мелкий крестик», «светлый терем»), и синтаксический параллелизм («Заплясали вдруг тени легкие, / заскрипели вдруг петли ржавые»). Сохранен и былинный стих. Однако вместо повествования о богатырских подвигах перед нами - трагическая история русской души, гибнущей в хмельном пиру, но обреченной на постоянное к нему возвращение а значит, и на постоянные муки: «Да не впервой ему — оклемается, / Перемается, перебесится, / Перебесится и повесится»). Таким образом, былина наполняется совершенно не свойственным для этого жанра содержанием. Как известно, былины исполнялись специальными людьми — сказителями. Следовательно, можно утверждать, что Башлачев, представляя «Егоркину былину» публике, отчасти брал на себя функции сказителя. Таким образом, возрожденный им жанр бытовал в условиях, максимально приближенных к «естественным». Видимо, в том, что он сумел вдохнуть новую жизнь в, казалось бы, умерший жанр, и заключается его уникальность как поэта.

Безусловным открытием поэта явился созданный им лирический цикл «Вечный пост», который одновременно заключает в себе персональный «миф» Башлачева. Суть его, как показал С. Шаулов, сводится к следующему: поэзия отождествляется с христианским деянием или специфически человеческим действием, которое, включаясь в круговой ритм природы, уничтожает линейное время истории и бытовой жизни. Жизнь посредством поэтического действия неслиянно и нераздельно связана со смертью, образуя одну из характерных башлачевских парадоксально неподвижных понятийных пар: «дух и прах», Лихо — Лик, свет — тьма, в которых переход от одного к другому подразумевается, но никогда не происходит, оставляя человека (всегда присутствующего в этих оппозициях) на вечно движущейся грани. Этот вывод подтверждается высказыванием самого поэта: «То место, по которому ты идешь, всегда тьма. Свет всегда впереди. <.> Если ты шагнул, ты шагнул во тьму, но одновременно ты ее и одолел». Пожалуй, ни в одной поэтической традиции, в том числе и бардовской, ранее такого явления не было.

Лирический цикл «Вечный пост» является, по всей видимости, вершиной творчества Башлачева. На пути к его созданию в лирике поэта происходят существенные изменения: романтическая лирика раннего (до 1984 года) этапа сменяется поздними произведениями, исполненными «магией языка» (1986 год). Но несмотря на разительное отличие поэтики, оба этапа творчества Башлачева имеют общие «корни», а развитие поэтической системы происходит с возвращением «по спирали» к уже пройденному. Например, уже в ранних произведениях («Ах, до чего ж веселенькая дата.»; «Ты поутру взглянул в свое окно» и др.) появляются мотивы времени и веры, которые в поздних песнях («Имя Имен»; «Вечный пост» и др.) станут определяющими. Упомянутое «возвращение» относится, в частности, к песням-диалогам (ср. песни «Пора собираться на бал» 1982 года и «Случай в Сибири», созданную в 1986 году).

Итак, мы увидели, что творчество Александра Башлачева довольно тесно связано с авторской песней. С одной стороны, два явления имеют общие истоки. С другой - поэт постоянно стремится преодолеть влияние бардовской песни, что ему, безусловно, удалось. Добавим, что Башлачев стал первым из рокеров, кто открыто вступил с авторами-исполнителями в творческий «диалог», тем самым сыграв роль «связующей нити» между двумя направлениями отечественной поэзии. Однако в 1980-е годы его открытия парадоксальным образом остались незамеченными.

И лишь в 1990-х стало понятно, что «искра электричества» не пропала: традиции, заложенные Башлачевым, получили развитие в творчестве К. Кинчева («Алиса», альбом «Шабаш» и др.), Д. Ревякина («Калинов Мост»), Б. Гребенщикова («Русский альбом») и др.

Барды тоже «признали» Александра Башлачева. Вот как отозвался о его творчестве Булат Окуджава: «Он говорит об окружающем меня знакомом мире знакомыми словами, но расположенными в необычных сочетаниях, отчего конструкция этого мира предстает передо мной объемной. Он открывает мне многослойный смысл явлений и такие глубины, под которыми не пустота, а новый смысл. Тогда, пораженный его зоркостью, я кричу, плачу вместе с ним и вместе с ним ликую, потому что его мир становится как бы моим. Так я воспринял стихи А. Башлачева, поэта незнакомого, но истинного, сказавшего свое слово с подлинным вдохновением и неугасающей болью».

Все вышеизложенное позволяет наметить некоторые перспективы изучения рок-поэзии и авторской песни. В частности, возможно изучение творчества отдельных рок-поэтов в контексте бардовской песни. Здесь прежде всего назовем Ю. Шевчука, К. Арбенина, И. Кнабенгофа и др. Кроме того, не исключено, что при изучении творчества того или иного поэта также потребуется создание специфической методологии (например, для исследования поэзии Т. Муцураева, чеченского барда, безусловно, такая методология необходима). В этом случае предложенная в настоящей диссертации методология может послужить «отправной точкой» для будущих исследователей. Также можно предположить развитие таких направлений исследования, как «Русский рок и фольклор», «Специфика многоточий в творчестве рок-поэтов». Кроме того, поэзия Александра Башлачева оказывает влияние и на современных рок-поэтов (Е. Анти, К. Кинчев и др.) и бардов (например, А. Гинзбург), что тоже требует глубокого научного осмысления. Наконец, ждет своего исследователя сформировавшееся в последние два десятилетия направление, которое объединяет людей, создающих посвященные Башлачеву произведения.

Весьма перспективно и подробное изучение влияния на творчество Александра Башлачева таких поэтов, как В. Маяковский и А. Ахматова.

Список научной литературыИванов, Александр Сергеевич, диссертация по теме "Русская литература"

1. Башлачев А. Посошок. JL, 1990. Башлачев А. Стихи. - М., 1997.

2. Башлачев Александр: Стихи, фонография, библиография. Составитель O.A. Горбачев. Научный редактор Ю.В. Доманский — Тверь, 2001.

3. Башлачев А. Как по лезвию. — М, 2005.

4. Булгаков М.А. Мастер и Маргарита. — Элиста, 1989.

5. Вертинский А. Н. Дорогой длинною. / Сост. и вступ. ст. Ю. Томашевского; Послесл. К. Рудницкого; Оформ. Г. Саукова. М, 1990.

6. Вознесенский А. Стихотворения. — М., 1991.

7. Высоцкий В. С. Сочинения: В 2 т. Т. 1. Екатеринбург, 1997.

8. Высоцкий В. Не боялся ни слова, ни пули. / Владимир Высоцкий. — М., 2010. <N

9. Галич А. Заклинание Добра и Зла — М., 1991.

10. Ким Ю.Ч. Сочинения: Песни. Стихи. Пьесы. Статьи и очерки. М., 2000. Окуджава Б. Чаепитие на Арбате. - М., 1996 Окуджава Б. Стихотворения. — М., 2001. Рубцов Н. Видения на холме. - М., 1990.1. Критическая литература

11. Авдеева О.Н. Заветы // Нечерноземье забота общая. — М., 1979.

12. Аверинцев С.С. Мифы // Краткая литературная энциклопедия. Т.4. М., 1967.

13. Агеносов В., Анкудинов К. Современные русские поэты. М., 1997.

14. Азадовский М;К. Пушкин и фольклор // Азадовский М.К. Литература и фольклор. — Л., 1938.

15. Алексеев А.В; Семантические и стилистические функции церковнославянизмов в произведениях С. Калвина и А. Башлачева // http:// orgius.ru/article/kaluginbaslilachev.html

16. Алексеев А., Бурлака А., Сидоров А. Кто есть кто в советском роке. Иллюстрированная энциклопедия отечественной рок-музыки. — М., 1991.

17. Алексеев А. Слово Шевчука // http://www.rg.ru/2009/09/03/ddt.html

18. Аннинский Л. А. След гвоздя в стене воображаемой харчевни. Новелла Матвеева // Аннинский Л. А. Барды. М., 1999;

19. Аннинский Л. Предтеча // Аннинский Л. Барды. Изд. 2-е, доп. — Иркутск, 2005.

20. Афанасьев А. Н. Поэтические воззрения славян на природу. В 3-х т. Т. 2. ~М., 1995.

21. Баевский В. С. История русской поэзии. 1730-1980. — Смоленск, 1994.

22. Балли Ш. Общая лингвистика и вопросы французского языка. — М., 1955.

23. Бараков В.Н. «Почвенное» направление в русской поэзии второй половины XX века: типологиям эволюция. — Вологда, 2004.

24. Барт Р. Избранные работы. Семиотика. Поэтика. М., 1989.

25. Бахтин В. С. Песни Ленинградской области. Запись 1947 — 1977 гг. Л, 1978:

26. Бахтин М:М. Вопросы литературы и эстетики. Исследования разных лет. -М., 1975.

27. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М., 1979.

28. Безрукова А. Смыслообразующая функция автометапаратекста в концертном наследии Владимира Высоцкого // Слово. Вып. 4. сб. науч. тр. студентов и аспирантов; Тверь, 2006.

29. Богачков Е. Анализ стихотворения-песни А. Башпачева «Посошок» // Академия Тринитаризма. М. Эл. № 77 — 6567, публ. 10264. От 13. 03. 2003.

30. Боенко A.B. Суицидальное поведение военнослужащих срочной службы и его профилактика.: Автореферат дис. канд. психол. наук. — М., 1992.

31. Бойко С.С. «Новояз» в поэзии Булата Окуджавы и Владимира Высоцкого //Мир Высоцкого: Исслед. и материалы. Вып. Ш. Т. 1. — М., 1999.

32. Бирюкова С.С. Б. Окуджава, В. Высоцкий и традиции авторской песни на эстраде. Автореф. дисс. канд. искусствоведения. -М., 1990.

33. Бурлака А. Корни остаются в земле // РИО. Февраль 1988. № 4 (20).

34. Васянин А. У-рок Вертинского // «Российская газета» Центральный выпуск № 4892 от 20 апреля 2009 г.

35. Вежбицка А. Антитоталитарный язык в Польше: механизмы языковой самообороны // Вопросы языкознания. 1993. № 4.

36. Веселовский А. Н. Историческая поэтика. — М., 1989.

37. Виноградов В.В. Избранные труды. Поэтика русской литературы. — М, 1976.

38. Ворожбитова А. А. «Официальный советский язык» периода Великой Отечественной войны: лингвориторическая интерпретация. // Теоретическая и прикладная лингвистика. Выпуск 2. Язык и социальная среда. — Воронеж, 2000.

39. Гавриков В.А. Мифопоэтика в творчестве Александра Башпачева. — Брянск, 2007.

40. Гаспаров M.JI. Литературный интертекст и языковой интертекст / М.Л.Гаспаров // Изв. АН: Сер. литературы и языка. — 2002. —Т.61. № 4.

41. ГашеваН.Н. Русская советская лирика конца 1970-1980-х годов (Художественные искания. Полемика) Дисс. на соиск. учен. степ. канд. филол. наук. - Свердловск, 1990.

42. Глинчиков B.C. Феномен авторской песни в школе // Мир Высоцкого: Исследования и материалы. Вып. IV. — М., 2000.

43. Гой еси вы, добры молодцы: Русское народно-поэтическое творчество / Сост. П. С. Выходцев и Е. П. Холодова; — М., 1979.

44. Горбачев O.A. Механизм цитирования и автоцитирования в «Триптихе» А. Башлачёва // Русская рок-поэзия. Текст и контекст 2. — Тверь. 1999.

45. Гудошников Я.И. Основные закономерности русской любовной песенной лирики и ее соотношение с фольклором XVIII — XIX вв.: Дисс. . .доктора искусствоведения. М., 1982.

46. Давыдов Д. М. Статус автора в русской рок-культуре // Русская рок-поэзия. Текст и контекст 2. — Тверь, 1999.

47. Давыдов Д.М. Рок и / или шансон: пограничные явления // Русская рок-поэзия: текст и контекст 3. Тверь, 2000.

48. Демченко Ю.О. Многоточие и интонация в текстах В.Маяковского // Вестник Башкирского университета. 2007. Т. 12. №3.

49. Дидуров А. Солдаты русского рока /А. Дидуров. М, 1994.

50. Доманский Ю. Русская рок-поэзия: проблемы и пути изучения // Русская рок-поэзия. Текст и контекст 2 — Тверь, 1999.

51. Доманский Ю: «Тексты смерти» русского рока. Пособие к спецсеминару. Тверь, 2000.

52. Доманский Ю. Циклизация в русском роке // Русская рок-поэзия. Текст и контекст 3 Тверь, 2000.

53. Доманский Ю. В. Феномен Владимира Высоцкого в культуре русского рока // Владимир Высоцкий и русский рок: Сб. статей. — Тверь, 2001.

54. Доманский Ю. Вариативность и интерпретация текста (парадигма неклассической художественности). / Диссертация на соискание ученой степени доктора филологических наук. — М., 2006.

55. Дьякова Л. Н. Авторская песня как коммуникативный жанр // «Вестник ВГУ». Серия: Филология. Журналистика. 2007, № 1.

56. Дьякова Л.Н. Русская авторская песня в лингвистическом и коммуникативном аспектах. Автореф. дисс. . канд. филол. наук. -Воронеж, 2007.

57. Дюркгейм Э. Дюркгейм Э. Самоубийство: Социологический этюд / Пер. с фр. с сокр.; Под ред. В. А. Базарова. — М, 1994.

58. Есенин С. А. Я, Есенин Сергей: Поэзия и проза. М, 2006.

59. Есин А.Б. Принципы и приемы анализа литературного произведения. -М., 1999.

60. Жирмунский В.М. Избранные труды. Теория литературы. Поэтика. Стилистика. Л, 1977.

61. Знак кровоточия. Александр Башлачев глазами современников. — СПб, ' 2011.

62. Иванов Д. А. Башлачев. «Грибоедовский вальс». // Филологические штудии. Иваново, 2005. Выпуск 9.

63. Интервью со Свиньей // Рокси. 1982. № 5.

64. Калугин С. Охота за бесконечностью: (Интервью) // Рос. вести. 1996. 16 авг.$

65. Капрусова М.Н. Владимир Высоцкий и рок-поэзия: о некоторых общих предшественниках, тенденциях и влиянии // Владимир Высоцкий и русский рок: Сб. статей. — Тверь, 2001.

66. Кинчев К. Сер. «Звезды рок-н-ролла». СПб., 1993.

67. Юпоева Н. Метрико-ритмическая организация русской рок-поэзии 1980-х годов. -М., 2008.

68. Клячкин Е.И. Не гляди назад: песни. — СПб, 1994.

69. Козицкая Е. А. Функции цитирования в русской рок-поэзии: К постановке проблемы // Вторые Майминские чтения. Псков, 1998.

70. Козицкая Е.А. Академическое литературоведение и проблемы исследования русской рок-поэзии // Русская рок-поэзия: текст и контекст 2.-Тверь, 1999.

71. Кормильцев И., Сурова О. Рок-поэзия в русской культуре: возникновение, бытование, эволюция // Русская рок-поэзия. Текст и контекст. Тверь, 1998.

72. Косицын А. Трансформация фразеологических единиц в поэзии Башлачева // Лакуны в языке и речи. Благовещенск, 2003.

73. Кочетков В. Века связующая нить // Москва — 1972. — 1.

74. Кронгауз М. Энергия клишированных форм // Речевые и ментальные стереотипы в синхронии и диахронии: Тез. конф. — М., 1995.

75. Крылов А. «Верю в торжество слова». (Неопубликованное интервью Александра Галича). // Мир Высоцкого. Вып 1. — М., 1997.

76. Крылов А. Галич — «соавтор». — М., 2001.

77. Крылов А. Не квасом земля полита.: Примеч. к «человеч. трагедии» Александра Галича. — Углич, 2001.

78. Кузьмина И. С. Фестиваль бардовской песни как средство массовой коммуникации // Вестник Челябинского государственного университета. 2009. № 17 (155). Филология. Искусствоведение. Вып. 32.

79. Кулагин A.B. Барды и филологи (Авторская песня в исследованиях последних лет). // Новое литературное обозрение. — 2002. № 3.

80. Кулагин A.B. Студенческое высоцковедение // Кулагин А. В. Высоцкий и другие. Сб. статей. — М., 2002.

81. Кулагин А. В. Лирика Булата Окуджавы: научно-популярный очерк / А. Кулагин. -М., 2009.

82. БО.Кулагин А. В. «Сначала он, а потом мы.» Крупнейшие барды инаследие Вертинского // У истоков авторской песни: сборник статей / А. В. Кулагин — Коломна, 2010.

83. Курилов Д.Н. Авторская песня как жанр русской поэзии советской эпохи (60 -70-е годы): Дис. канд. филол. наук. — М., 1999.

84. Ланцберг В. О соотношениях ценностных и жанровых свойств песни // http://www.bards.ru/press/press show.php?id=l 890

85. Левина Л.А. Грани звучащего слова: Эстетика и поэтика авторской песни.1. М., 2002.

86. Левин Л. И. Авторская-песня // Эстрада в России. XX век. Энциклопедия.1. М, 2004.

87. Леви-Стросс К. Структурная антропология / Пер. с фр. В.В. Иванов М., 2001.http://bards.ru/press/press show.php?id=142&show=rtopic&topic=6&page: 92.Лосев А.Ф: О поэтическом образе // ДП 81. - М., 1981.

88. Лосев В. О «русскости» в творчестве Александра Башлачева // Русская литература XX века: образ, язык, мысль. М., 1995.

89. Лотман Ю.М. Происхождение сюжета в типологическом освещении // Лотман Ю.М. Избранные статьи: В 3 т. Т.1. — Таллинн, 1993.

90. Мелетинский Е.М. О литературных архетипах // Чтения по истории и теории культуры. Вып. 3. — М., 1994.

91. Мелетинский Е.М. Поэтика мифа. М., 1995.

92. Минакова А.М. Художественный мифологизм эпики М.А. Шолохова: сущность и функционирование: Автореф. дис. на соискание учен, степени доктора филол. наук. М., 1992.

93. Минц З.Г. О некоторых неомифологических текстах в творчестве русских символистов // Минц З.Г. Поэтика русского символизма. — СПб, 2004.

94. Мирзаян А. В начале была песня //http://bards.ru/press/press show.php?id=218&show=author&letter=%CC&pag е=8

95. Михайлов А. Поэзия 70-х: социальный и нравственный аспекты // Вопросы литературы. -1981.-1.

96. Нежданова Н.К. «Поколение дворников и сторожей»: черты самоидентификации в рок-поэзии: Монография . — Курган,2007.

97. Ничипоров И. Б. Авторская песня в русской поэзии 1950-х — 1970-х гг.: творческие индивидуальности, жанрово-стилевые поиски, литературные связи. М., 2006.

98. Новиков Вл. Авторская песня как литературный факт // Авторская песня.-М., 1997.

99. Нугманова Г. Фольклорные образы-символы в творчестве А. Башлачева // Русская рок-поэзия. Текст и контекст 2. — Тверь, 1999.

100. Общественная жизнь Ленинграда в годы перестройки. 1985-1991: Сб. материалов / Сост.: О.Н.Ансберг, А.Д.Марголис. — СПб., 2009.

101. Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка: 80000 слов и фразеологических выражений. 4 изд., дополненное. - М., 1988.

102. Палий О. Рок-н-ролл — славное язычество (источники интертекста в поэии А. Башлачева) // Русская рок-поэзия. Текст и контекст 2. — Тверь, 1999.

103. Пашков А. Поэт без границ: творчество Александра Башлачева и рок-традиция // Александр Башлачев: исследования творчества. — М., 2010.

104. Пеньковский А. Б. Радость и удовольствие в представлении русского языка //Арутюнова Н. Д. (отв. ред.) Логический анализ языка: Культурные концепты. — М., 1991.110. «Повесть временных лет». // Древнерусская литература,: Книга для чтения. -М., 1993.

105. Погребная Я.В. Имя-псевдоним-безымянность в художественном мире В.В.Набокова (К вопросу о генезисе новой прозы) // Русский постмодернизм: предварительные итоги. — Ставрополь, 1998.

106. Поспелов Г.Н. К вопросу о поэтических жанрах / Г.Н. Поспелов // Доклады и сообщения филологического факультета МГУ. — 1948. -Вып.5.

107. Пропп В. Я. Морфология волшебной сказки. Научная редакция, текстологический комментарий И.В. Пешкова. — М., 2001.

108. Пушкин А. С. Сочинения. В 3-х т. Т.1., Т.2. М., 1985-1986

109. Пфандль X. Текстовые связи в поэтическом творчестве Владимира Высоцкого // Мир Высоцкого. Вып 1. М., 1997.

110. Пятунин В. А. Девиантное поведение несовершеннолетних : современные тенденции / В. А. Пятунин. М., 2010.

111. Рассадин Ст. Я выбираю свободу: (Александр Галич). М., 1990.

112. Речь. Воскресное приложение. Череповец. Февраль 1991.

113. Ройтберг Н.В. Диалогическая природа рок-произведения. Дис. . канд. филол. наук — Донецк, 2007.

114. Ронен О. Подражательность, антипародия, интертекстуальность и комментарий // НЛО. 2000. - № 42.

115. Россомахин А. Александр Башлачев. Как по лезвию. // Критическая масса. 2005. №2 / ЬШ)://тааа21пе8.ги55.ги/кш/2005/2/го-16-рг.Ыт1

116. Рудницкий К. Мастерство Вертинского // Вертинский А. Н. Дорогой длинною. / Сост. и вступ. ст. Ю. Томашевского; Послесл. К. Рудницкого; Оформ. Г. Саукова. — М., 1990.

117. Румянцев Д. К вопросу об авторской песне в современной ситуации // http://\vww.шlefoгmat.ru/texts/?id=3938

118. Русский рок. Малая энциклопедия. М., 2001.

119. Русская рок-поэзия. Текст и контекст. — Тверь, 1998.

120. Русская рок-поэзия. Текст и контекст 2. -Тверь, 1999.

121. Русская рок-поэзия. Текст и контекст 3. -Тверь, 2000.

122. Русская рок-поэзия. Текст и контекст 4. Тверь, 2000.

123. Русская рок-поэзия. Текст и контекст 5. -Тверь, 2001.

124. Русская рок-поэзия. Текст и контекст 6. Тверь, 2002.

125. Русская рок-поэзия. Текст и контекст 7. Тверь, 2003.

126. Русская рок-поэзия. Текст и контекст 8. -Тверь, 2005.

127. Русская рок-поэзия: текст и контекст 9. Тверь; Екатеринбург,2007.

128. Сафарова Т. В. Жанровое своеобразие песенного творчества Владимира Высоцкого. Дисс.канд. филол. наук. — Нерюнгри, 2002.

129. Свиридов C.B. Поэзия А. Башлачева: 1983 — 1984 // Русская рок-поэзия. Текст и контекст 3. — Тверь, 2000.

130. Свиридов C.B. Магия языка. Поэзия А. Башлачева. 1986 г. // Русская рок-поэзия. Текст и контекст 4. Тверь, 2000.

131. Свиридов C.B. Александр Башлачев. «Рыбный день» (1984): Опыт анализа. // Русская рок-поэзия. Текст и контекст 5. — Тверь, 2001.

132. Сенчин Р. Пусть не ко двору. // Александр Башлачев: исследования творчества. — М., 2010.

133. Смирнов И. Первый в России рокер // Мир Высоцкого: Исследования и материалы. Альманах. Вып. 1. — М., 1997.

134. Смирнов С. Н. Политические аспекты бардовской песни в современной России //http://bards.ru/press/press show.php?id=440&show=:topic&topic=6&page=l 7

135. Снигирева Т.А., Снигирев A.B. О некоторых чертах рок-поэзии как культурного феномена // Русская рок-поэзия. Текст и контекст 2. — Тверь, 1999.

136. Соколова И. А. Авторская песня: от фольклора к поэзии / ПСЦМ В. С. Высоцкого. М., 2002.

137. Социалистический образ жизни: Политико-экономический справочник / Алексеева В.Г., Баграмов Э.А., Бестужев-Лада И.В. и др.; Под общ. ред. С.С. Вишневского. М., 1986

138. Среди нехоженых дорог одна — моя: Сб. туристских песен / Сост. Л.П. Беленький. -М., 1989.

139. Секов А. Слыша Башлачева (Христианские мотивы в творчестве рок-музыканта) // http://eparhia.narod.ru.

140. Стернин И. А. Авторская песня и русское общение // В. М. Акаткин, Т. Ф. Пухова, И. А. Стернин // Городской романс и авторская песня. — Воронеж, 2002.

141. Столбов В.И. Отражение массового сознания в поэзии А.Н. Башлачева // Ярославский педагогический вестник. Ярославль. 2004. №1-2.

142. Сукачев Г. Времена бедности прошли: (Интервью) // Собеседник. 1996. №31.

143. Сухарев Д.А. Введение в субъективную бардистику // http://sukharev.lib.ru/Esse bard.htm

144. Сыров В. Н. «Стилевые метаморфозы рока или путь к «третьей» музыке». Нижний Новгород, 1997.

145. Таврический журнал психиатрии, т. 1, № 1,1997 // http://www.bards.ru/press/press show.php?id=l 81 &show=topic&topic=8&pa ge-11

146. Тарлышева Е. А. Вертинский и барды шестидесятых // Мир Высоцкого: Исследования и материалы. Альманах. — М, 1999. — Вып. 3.

147. Твардовский А.Т. Поэзия Михаила Исаковского. — М., 1978.

148. Телегин С.М. Реконструкция мифа. — М., 1994.

149. Тимашева М. Ракушка-жемчуг // Экран и сцена (Москва). От 01.02.1990. №5.

150. Топоров В.Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ: Исследования в области мифопоэтического. — М., 1995.

151. Троицкий А. «. .И колокольчик был выше храма» // Башлачев А. Как по лезвию. М., 2005.

152. Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино. М., 1977

153. Урубышева Е. Творчество Александра Башлачева в циклизации «Русского льбома» // Русская рок-поэзия. Текст и контекст 4. — Тверь, 2000.

154. Федотов О. И. Основы русского стихосложения. Теория и история русского стиха: В 2-х кн. Кн. 1: Метрика и ритмика. — М., 2002

155. Фразеологический словарь русского языка / Под ред. А. И. Молоткова. М., 1987.

156. Фразеологический словарь русского литературного языка / Сост. А.И. Федоров.-М., 2001.

157. Фрайзе М, После изгнания автора: литературоведение в тупике? Автор и текст. Сб. статей (Петербургский сборник. Вып. 2). — СПб, 1996.

158. Фрейденберг О.М. Миф и литературадревности. М., 1998.

159. Фрейденберг О.М. Поэтика сюжета и жанра. JL, 1997.

160. Фризман JI. «С чем рифмуется слово истина.»: О поэзии А. Галича. СПб, 1992.

161. Фролова Г. В поэтическом мире Александра Башлачева // Нева (Санкт-Петербург). 1992. № 2.

162. Фрэзер Д.Д. Золотая ветвь. Исследование магии и религии. М., 2003.

163. Фуко М. Археология знания. Киев, 1996.

164. Чуковский К. Живой как жизнь: Разговор о русском языке — М., 1962.

165. Чхартишвили Г. Писатель и самоубийство.,— Mi, 1999.

166. Шаулов С.С. «Вечный пост» Александра Башлачева: опыт истолкования поэтического мифа // Русская рок-поэзия. Текст и контекст 4.-Тверь, 2000.

167. Шеллинг Ф.В.Й. Философия искусства. М, 1966.

168. Шидер М. Язык русского рока // Русская рок-поэзия. Текст и контекст 4. Тверь, 2000.

169. Шидер М. Владимир Высоцкий и Юрий Шевчук: Советская авторская песня и русский рок как выражение субкультуры (языковые черты) И Владимир Высоцкий и русский рок: Сб. статей. — Тверь, 2001.

170. Шилов JI. Магнитофонная литература // Шилов Л. Я слышал по радио голос Толстого. М, 1989.

171. Щемелёва JI. M. Вертинский А. Н. // Русские писатели. 1800-1917: Биогр. слов. Т. 1. — М., 1989.

172. Эйхенбаум Б. Мелодика русского лирического стиха // Эйхенбаум Б. О поэзии. Л, 1969.

173. Эйхенбаум Б. О литературе. Работы разных лет. (Вступит, ст. и комментарии М.Чудаковой, Е.Тоддес, А.Чудакова). М., 1987

174. Эко У. Заметки на полях «Имени розы» // Имя розы. M, 1989.

175. Элиаде М. Аспекты мифа. М, 1995.

176. Элиаде М. Миф о вечном возвращении. — СПб, 1998

177. Юнг К. Архетип и символ. M., 1991.

178. Якобсон Р. Избранные работы. — М., 1985.

179. Якобсон Р. Работы по поэтике. М., 1986.

180. Янка: Сб. материалов. — СПб, 2001.

181. Ярко А. Н. Способы вариантообразования в русском роке («Слет-симпозиум» и «Подвиг разведчика» Александра Башлачева) // Русская рок-поэзия: текст и контекст 9. Тверь; Екатеринбург, 2007.

182. Ярко А. Н. Вариативность рок-поэзии (на материале творчества Александра Башлачева): Автореферат дис. канд. филол. наук. — Тверь, 2008.