автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Лирика Ф.И. Тютчева: поэтика жанра

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора филологических наук Толстогузов, Павел Николаевич

Введение.3

Глава 1. Лирический жанр Тютчева: история вопроса.10

Глава 2. Лирический жанр: исторические и теоретические аспекты. 54-

Глава 3. Принципы поэтического синтаксиса.89

3.1. Параллелизм.89

3.2. Инверсия.96

3.3. Риторические формы.104

3.3.1. Обращение.105

3.3.2. Вопрос.113

3.4. Афористические формы.120

3.5. Индивидуальные принципы.128

Глава 4. Композиционные принципы.141

4.1. Экспозиция.145

4.2. Конклюзия.173

4.3. Связь композиционных и строфических форм.185

4.4. Циклообразование.195

Глава 5. Лирический жанр Тютчева.223

5.1. Риторика: «Как сердцу высказать себя?» .232

5.2. Живопись: «Покров, накинутый над бездной».245

5.3. Музыка: «в узах заключенный дух».259

5.4. Романтизм и тютчевский жанр.;.265

Глава 6. Политическая лирика: поэтика символа.288

6.1. Символ предания.303

6.2. Символ пространства и света.315

6.3. Апология и инвектива.325

6.4. Программная и «другая» лирика; отношение.330

Введение диссертации2003 год, автореферат по филологии, Толстогузов, Павел Николаевич

Поэтика лирического жанра - одна из наиболее сложных проблем современного литературоведения. При ясном ощущении специфики лирического рода и накопленном к сегодняшнему дню солидном репертуаре дефиниций - сущность лирического всякий раз в очередной исторической реализации предстает как трудноуловимая субстанция. Поэтому вопрос о той или иной исторической разновидности лирики так или иначе затрагивает вопрос о ее родовых основах. Особенно актуальным такое соединение вопросов оказывается в случае с романтической литературой. Во-первых, для романтиков лирика была естественной манифестацией индивидуального духа и в этом качестве наиболее «романтическим» родом искусства. «Лиризации» подвергаются практически все литературные (и не только литературные) жанры романтической эпохи. Во-вторых, романтики обосновывали - в программном противоречии с рациональной поэтикой f предшествующих эпох - концепцию «чистой поэзии», которая должна проявлять вою сущность непосредственно, минуя (на деле - модифицируя и деформируя) обусловленные традицией формы. Лирический жанр, как связь внелитературной ситуации и литературного «поведения», должен был в конечном счете выражать одну ситуацию: ситуацию «непосредственной единичности» [58: т. 3, 323], в которой проявляет себя свободная индивидуальная воля.

В русской поэзии романтической эпохи мы обнаруживаем ряд более или менее последовательных реализаций этой программы (речь идет, разумеется, не о следовании пунктам какой-то программы, а о следовании тенденциям). Среди них поэзия Тютчева, по единодушному признанию исследователей, является едва ли не самым сложным случаем. В ней резкие признаки лирической новизны (фрагментарность, неожиданность ассоциаций и т.д.) сочетаются с хорошо ощущаемыми элементами традиции, что позволяло исследователям подчас говорить о «соединении несоединимого» [183: 57]. Необычность тютчевской поэтики на фоне существовавших направлений (неоклассицизм, элегическая школа, «школа гармонической точности», «поэзия мысли») заставляла ставить вопрос об истоках этой поэтики и о принципах жанрового мышления, выразившего себя в лирике Тютчева (в частности, о том, единые это принципы или нет). И это отнюдь не частный вопрос: природа и судьба тютчевского жанра имеют непосредственное отношение к романтической революции в мироотношении и в художественной форме.

Первые проницательные замечания о поэтике Тютчева были сделаны уже его современниками (Шевыревым, Тургеневым, Фетом, братьями Аксаковыми и другими), затем, с начала XX века, возникает научная традиция (Ю.Н.Тынянов, Д.Д.Благой, Л.ВЛумпянский, Л.Я.Гинзбург, В.В.Гиппиус, Б.Я.Бухштаб, К.В.Пигарев, Н.Я.Берковский, Ю.М.Лотман, В.Н.Касаткина, Л.П.Новинская и др.). (Очерк истории критических оценок и литературоведческих подходов дан в первой главе настоящей работы.) За прошедшее столетие накоплены в высшей степени ценные наблюдения над отдельными сторонами тютчевской поэтики, обоснованы принципиальные подходы. Проблема же продолжает оставаться в том, что многие литературоведческие темы в отношении поэтики Тютчева, так сказать, заявлены, но разработаны лишь при первом приближении, в виде очерков, обозначающих перспективные подходы. Это, как ясно определил в названии одной из своих статей о Тютчеве Ю.М.Лотман, «заметки по поэтике» [140: 553]. При всех плюсах такого эвристического «пробрасывания» идей неизбежно возникает эффект мозаичности (в чем-то, возможно, спровоцированный самим характером поэтического наследия: биографии Тютчева всегда получались более / законченными, чем литературоведческие штудии). С другой стороны, ему сопутствует эффект эскизности, чрезмерной обобщенности, когда, пользуясь опять же словами Лотмана, рассматриваются «лишь общие черты художественного мира Тютчева» [140: 593]. При таком эскизном подходе возникает опасность произвольной выборки наиболее резких поэтических черт и построения на ее (выборки) основе самых широких выводов. (Так, например, наблюдение о внимательности поэта к «минуте» приводит Н.Я.Берковского к выводу о том, что «стихотворения Тютчева по внутренней форме своей - впечатления минуты» [25: 187]. Совершенно очевидно, что это суждение, определяя в самом деле существенную особенность поэзии Тютчева, тем не менее, слишком общо и не соответствует поэтике таких текстов, как «Последний катаклизм», «Silentium!», «Два голоса», «Певучесть есть в морских волнах.» и других, где сжатость формы выражает не минутность» впечатления, а, напротив, афористическую весомость, призванную выразить «вечные вопросы».)

На наш взгляд, именно постановка вопроса о тютчевском лирическом жанре (в первую очередь о ситуации, которую он выражает) позволяет перейти к систематическому анализу особенностей поэтики. Этот вопрос находится в неразрывной связи с вопросом о концепции лирического жанра - в том виде, в каком она складывалась у романтиков и их предшественников. Речь при этом идет не только об исторических истоках той или иной стилистической особенности, но, главным образом, о так называемых жанровых «конвенциях», которые определяли задачи лирики. Например, наблюдения над элементами живописности у Тютчева делались давно, устанавливался исторический генезис этих элементов (барочный «маринизм» и т.д.), но при этом не возникал разговор о живописной конвенции (ut pictura poesis) в лирике эпохи и о ее своеобразном преломлении у Тютчева. То же касается риторической и музыкальной конвенций. Но ведь именно изменившееся представление о том, что есть лирика/поэзия, формирует ее новые исторические разновидности, новые «идеи стиля», если воспользоваться выражением Г.А.Гуковского [71: 29]. Понятие «внежанровый фрагмент» (Тынянов, Гинзбург), которое привлекалось к определению тютчевского жанра, не вполне проясняет дело, так как в нем есть акцент на композиционном приеме, но не предполагается обсуждение ситуации, оформляемой фрагментом: срезанная композиция оформляет «случай», но какого рода «случай»? Проблематика общезначимых философских тем у Тютчева явно противоречит ситуации «случайного», и, значит, речь должна идти о каком-то специфическом соединении «случайного» и «неслучайного», индивидуального и объективного. Это соединение заявлялось (Тынянов, Новинская), но не описывалось.

Вопрос о жанре не есть только вопрос о композиционных формах или частотных мотивах (пусть и сгруппированных, представленных в виде «инвариантной структуры», как у Лотмана [140: 568]). Это в первую очередь вопрос об уникальной ситуации, в которой ощущает себя лирический субъект и которую он стремится выразить в том числе с помощью обновленных жанровых конвенций. При этом для нас жанр - не только выражение ситуации и модус литературного поведения», но и врата сообщения. Взгляд на жанр как на момент, где форма стремится выразить себя как содержание, далеко не нов, но в отношении лирики Тютчева чаще всего практиковалась альтернатива: анализ формальных моментов или «сообщений». Попытки связать между собой эти подходы неоднократно декларировались, но, в конечном счете, акцент ставился на чем-то одном (показателен в этом отношении опыт Л.П.Новинской). Любые признаки незаконченности или, напротив, законченности, фрагментарности или цельности свидетельствуют об определенной мировоззренческой установке автора и являются имплицитно выражающей себя идеей. (Так, по наблюдению Тынянова, натурфилософия выражает себя у Тютчева не только в «содержании», но и в таких формальных моментах, как строфика [236: 188].) Наша работа вызвана к жизни назревшей необходимостью системного осмысления накопленных к сегодняшнему ( дню наблюдений и последовательного обсуждения основных моментов поэтики Тютчева в связи с судьбами лирического жанра в романтическую эпоху. В этом нам видится ее актуальность.

Осмысление тютчевского жанра чаще всего начинали с констатации разложения традиционной жанровой системы. Его рассматривали как один из результатов «деканонизации» традиционных жанров. Мы полагаем, что можно и нужно также взглянуть на него, как на явление, возникшее в результате рождения фе-' номена «лирика» («чистая лирика») в том значении, которое ему дали романтики. Лирика как романтический жанр выражает экзистенциальную ситуацию в ее основе, как «факт осознания себя в бытии» [19: 126], и ее «пейзажные», «любовные» и прочие мотивы представляют собой символизацию этого факта.

Разрыв обязательных связей между темой и стилем (характерных для традиционных жанров) не означает упразднения жанра, но означает 1) бблыпую свободу этих связей и 2) смещение жанрового критерия в сферу «личности», обнаруживающей в лирике средство для манифестации своих глубинных интенций. «Личность» превращается в генеральную тему, которая может запросить любые стилевые варианты и которая в своих основаниях таит негативность: принципиальную невозможность выражения/исчерпания темы. Эта негативность оказывает влияние практически на все элементы поэтической системы. Отсюда «фрагментарность», поэтика символического «намека» (Грехнев), содержательная трансформация поэтической риторики, «живописности» и «музыкальности» как критериев лиризма. Речь в этом случае идет не о личности как о психолого-биографическом единстве, а о моменте самосознания и о способах его символизации (эти моменты, разумеется, можно post factum связать в психолого-биографическое единство, но это будет совершенно другая задача).

Вопрос о жанровой конвенции оказывается особенно важным для эпохи, когда утрачивается ощущение жесткой связи между темой и поэтическим языком (что называют процессом «деканонизации» поэтических жанров). Так, на смену размышлениям о том, какой из традиционных жанров наиболее лиричен, приходит представление о лирике как таковой. Это представление, в свою очередь, реализуется в отборе средств и в осознании их как «поэтических» или «непоэтических». Возникает новая иерархия: на место системы специализированных (под тематические задачи) жанров заступает система ключевых критериев - живописность выразительнее, чем риторика, а музыка выразительнее, чем пластический образ. Эта система предпочтений была вызвана к жизни необходимостью выразить индивидуальную ситуацию - основную для романтиков. Такой взгляд на проблему определяет нашу основную цель: анализ поэтики Тютчева с точки зрения менявшихся в его эпоху представлений о природе лирического. С этой точки зрения мы рассматриваем поэтический синтаксис, композицию и, наконец, жанр как реализацию основных конвенций. Этот подход заставил нас прибавить к числу названных задач анализ программной поэзии Тютчева (той ее части, которую обычно называют «политической лирикой»), так как сопоставление «интуитивного» и «программного» творчества также является моментом жанровой рефлексии, характерной для эпохи. В структурном отношении работа построена на принципе восхождения от частных и более формальных моментов жанровой характеристики к более общим и содержательно-тематическим: синтаксис, композиция (в том числе композиция цикла), жанр как соблюдение/нарушение существующих конвенций, политическая лирика (как пример программного творчества, образующего в границах единой поэтической системы момент противоположного признака).

В работе мы используем выражение «тютчевский человек», которое, на наш взгляд, не является полным аналогом понятию «лирический субъект/герой». JT.Я.Гинзбург указывала на отсутствие в поэзии Тютчева «единого авторского образа»: «Личность - ни биографическая, ни условно лирическая - так никогда и не стала средоточием поэзии Тютчева» [62: 89, 91]. Тем не менее единство поэтического мира Тютчева хорошо ощущается (даже при сопоставлении двух различных периодов творчества). Это единство, по нашему мнению, обеспечивается внутренне сложной позицией сознания, способного к субъектно-объектным манифестациям. Тютчевское лирическое «я» проявляет себя не только как особый тип зрения и интонации, но и как тип сознания, то есть как специфическая антропология. (Акцент на «антропологических взглядах Тютчева», насколько можно судить, до сих пор был ясно поставлен лишь В.Н.Касаткиной, указавшей на выделенность «концепции личности» в лирике поэта. См.: 105, 79.)

Между лирическим «я» и обобщенным «человеком/смертным» не только нет границы, но есть принципиальное тождество (подчас мучительно переживаемое, но это другой вопрос). Отсюда выражение «тютчевский человек», которое знаменует такое тождество. (Например, мы можем говорить о том, что «тютчевский человек» в метафизическом плане способен быть как надситуативным «зрителем», так и героем вселенского зрелища - и речь при этом заведомо идет не только о реализованных в том или ином тексте мотивах, но и о позиции самого лирического субъекта.) Кроме того, выражение «человек» вбирает в себя определенную дидактическую установку, которая весьма ощутима в лирике Тютчева. Это система императивов, предъявляемых к «человеку» и определяющих истинные и неистинные модусы его бытия. И третий принципиальный момент, обосновывающий это рабочее выражение: резкая интенциональность («Душа хотела б быть звездой.», «О, Небо, если бы хоть раз.», «Как всё удушливо-земное // Она хотела б оттолкнуть!» и т.п.). Безусловно, любой художественный мир содержит антропологический аспект, но в поэзии Тютчева ясно ощущается сознательное представление того, что Шелер назвал «единой идеей человека» [270:133]. Переживание времени и пространства как первофеноменов - наиболее обобщенная тютчевская проблематика и точка отсчета любой антропологии.

Природа человека» - это проблематика, непосредственно извлекаемая и из тютчевских тем, и из тютчевской поэтики. В определенном отношении за словами «поэтика тютчевского лирического жанра» в нашей работе стоит выражение «особенность тютчевского человека».

Основной тезис нашей работы в обобщенном виде можно выразить так: специфика Тютчева-лирика в том, что, будучи ярким выразителем индивидуальной/ экзистенциальной ситуации, он одновременно удерживает позицию внеси- v/ туативного наблюдателя, т.е. объективную ситуацию, «удел смертного». Дело, на наш взгляд, не в своеобразии философских мыслей Тютчева (самый глубокомыс- j ленный поэт - мыслитель-дилетант), а в соединении лирики экзистенциального ( импульса и поэзии созерцания. При этом лирически выраженная экзистенция получает достоинство интеллектуального акта, а созерцание - такое качество экзистенции, как спонтанность (лирическая «искренность»). В этом мы обнаруживаем причину соприсутствия «классического» и «романтического» в поэзии Тютчева.

Использованная литература далее (за исключением последнего, заключительного раздела) приводится в примечаниях, сопровождающих каждый из разделов работы, а также в пронумерованном списке литературы.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Лирика Ф.И. Тютчева: поэтика жанра"

4). Выводы о специфике циклизации были сделаны на основе наблюдений над авторскими минициклами Тютчева («Наполеон», «Два голоса», «На возвратном пути» и др.), так как только в этом случае возможно говорить о сознательно вносимых автором в текст композиционных принципах. Мы пришли к выводу, что композиция авторского цикла у Тютчева - это композиция аспектных отношений между частями. Цикл образуется за счет соположения объективно различных и столь же объективно наличных точек зрения на предмет, причем такое развитие темы приобретает вид жанровых вариаций (например, в цикле «Ты зрел его в кругу большого Света.» одна из частей тяготеет к жанру антологической и программной лирики, а другая - к жанру «стихотворения на случай»). Такое варьирование основных смысловых аспектов темы призвано выявить сложную (нередко парадоксальную) природу события/образа.

Особенности поэтического синтаксиса и лирической композиции являются яркими признаками жанра, но сами по себе не определяют жанр, в основе которого всегда заключена внелитературная ситуация («жизненная сфера», по определению Л.Я.Гинзбург [62: 24]), средства выражения которой признаются или не признаются адекватными в зависимости от существующих установок. Определение тютчевского лирического жанра потребовало, во-первых, установить, какое место в лирике Тютчева занимает элегия (являвшаяся в сознании современников субститутом лирики как таковой) и ее тематические и стилистические «ферменты». Во-вторых, необходимо было рассмотреть отношения между основными жанровыми концепциями лирики, актуальными для эпохи, и поэзией Тютчева. В-третьих, важно соотнести общеромантическую проблематику человека и ту проблематику, которую выражал тютчевский жанр.

1). Традиционные элегические мотивы в поэзии Тютчева, как правило, трансформированы (например, в мотиве «безответной» природы). Происходит синтез элегической поэтики и философской медитации, но он не похож на образцы подобного синтеза, существовавшие в литературной традиции (например, у Ламартина). «Томление» элегического героя и отстраненное умозрение (в духе горацианской поэзии) оказываются контрастными, но при этом соприсутствующими состояниями. Внутренний адресат элегии — идеальный слушатель - совмещен со «смертным». Обобщенный слушатель риторических формул и внутренний слушатель элегических признаний не исключают друг друга, но выражают наиболее существенные аспекты тютчевского лирического «я».

2). У Тютчева возникает смысловое напряжение между риторической формой (как традиционной, так и обновленной в медитативных жанрах эпохи) и выражаемой ею проблематикой «невыразимого». Лирический субъект в статусе «смертного» (риторический адрес) колеблется между позициями поглощенности (резонанса) и созерцания, совпадения с мировыми ритмами и разлада с ними, очарованного сна и вопрошающего бодрствования. Ясность традиционной риторической формы неотделима от определенности выражаемых ею идеологий, тогда как у Тютчева риторическая эмфаза возникает там, где речь идет о парадоксальных, вряд ли вполне достижимых состояниях духа (так в «Цицероне» и в «Silentium!»). Коллизия внятной речевой формы и суггестивного «молчания» проходит через все творчество Тютчева. Рациональность и дидактичность риторических формул у Тютчева образуют момент, диалектически соотнесенный с поэтикой «невыразимого».

3). Наряду с риторической концепцией поэзии в доромантическую эпоху была широко распространена живописная концепция. В эпоху романтизма она существенно изменилась: романтики, например, принципиально отличали «музыкальный» пейзаж от «оптического», резонанс от зрелища (и, соответственно, отличали передающую их поэзию субъективного переживания от поэзии описательной). Тютчевский жанр удерживает обе позиции - «музыку» и «оптику» - в своих целях. Зрелище здесь обнаруживает семантику «покрова» по отношению к несказуемому смысловому ядру. Суггестивный момент ослабления цвета символически выражает тему совлечения покрова с подлинной реальности, а демонстрация зрелища соединена с безотчетным переживанием «мгновенья» (особенно выразительно эта ситуация проявилась в стихотворении «Как неожиданно и ярко.», где позиция субъекта переживания и зрителя — того, кто «ловит» мгновенье, и того, кто «смотрит» на зрелище как на эмблему скоротечности существования, -оказываются принципиально совмещенными).

4). В отличие от риторики и живописности музыка и акустические мотивы реализуют сердцевину романтической проблематики: музыкальный резонанс мира и человека. Явления унисона, гармонического созвучия, диссонанса явно или неявно оформляют важнейшие тютчевские темы. Оппозиция консонанса и диссонанса у Тютчева обратима: гармония в любой момент может обнаружить себя как дисгармония. Музыкальный резонанс человека и природы, человека и «другого» оказывается в этом художественном мире либо кратковременным, либо невозможным, а гармония может быть трактована как «темный» язык, свидетельствующий о «пленном» состоянии духа (послание «Ю.Ф.Абазе»). Музыка, как и риторика, и живописность, должна обнаружить чистое проявление духа, родовое свойство которого — принадлежность к двум противоположным ситуациям.

5). Романтизм в двух своих основных исторических ипостасях предстает как оправдание жизни и как выражение неразрешимого конфликта между личностью и объективным порядком вещей. «Антиномичная» тютчевская лирика, на первый взгляд, способна выразить как одно, так и другое состояние. Но ее высшее достижение - способность выразить соприсутствие (или даже совмещение) предельно индивидуальной и предельно обобщенной ситуаций, выразить резонанс/поглощение и конфликт не как различные состояния, а как диалектически единую ситуацию. Лирический герой Тютчева (о котором можно сказать «тютчевский человек») стоит на границе космически-общего и внутренне-частного, умозрительно созерцает «двойную бездну» и в то же время переживает индивидуальную причастность к ней. Отсюда возможность совмещенной точки зрения и выражающей ее композиции: «случайный» ракурс сочетается с надындивидуальной точкой зрения. Отсюда проявленность неконвенциональных значений в границах конвенциональной символики. Отсюда же симультанность пространств и времен, явление неполного резонанса в рамках ситуации «человек - мироздание», явление инверсии на различных уровнях синтаксического/композиционного построения и проблематики. Причем если в лирике первого периода мы сталкиваемся с определенным креном в сторону объективной точки зрения, то внутренним пафосом поздней лирики следует признать обостренное переживание самой границы между индивидуальным и объективным. Существующие жанровые конвенции как соблюдаются, так и преодолеваются во имя этого пульсирующего «двойного» сознания.

К числу особенностей тютчевской поэзии следует отнести явление программности в так называемой «политической лирике». Это относительно обособленная (отчетливо — для второго периода творчества) группа текстов, чьи жанровые характеристики более традиционны, чем в «другой» лирике (аполог, послание, эпиграмма и др.) и, соответственно, удалены от явлений чистого лиризма (в рамках оппозиции «программное - интуитивное»). Эти стихотворения следует рассматривать, на наш взгляд, с одной стороны - как ясно выраженную сферу традиционной поэтики, восходящей к одической и гражданской лирике, с другой - как область обособившихся в творчестве Тютчева символических значений, имеющих мессианский смысл. Они представляют собой противоположный полюс по отношению к натурфилософской и экзистенциальной лирике и в этом отношении являются уравновешивающим элементом системы (как в творчестве Фета взаимно уравновешивающими элементами были антологический и «импрессионистический» стили). Это явление вписывается также в контекст «большого стиля»: романтический монархизм (Новалис, Жозеф де Местр, Гюго) был моментом равновесия для идеологии, утверждавшей безграничный индивидуализм.

1). Центральное место в программной поэзии занимает универсальный символ, раскрытие которого образует лирический сюжет. Становление символа почти всегда содержит момент абсолютного противопоставления. Эсхатологическая напряженность тютчевской символики проявляет себя, в частности, в мотиве «ухудшения времен». Оптимистическая концепция избрания и апокалипсическая концепция последних времен образуют у Тютчева два нерва политической лирики. Принципиальная цельность основных символов у Тютчева не исключает их использования в ироническом контексте и даже совмещения с элементами лирической биографии.

2). Точка зрения в политической лирике Тютчева совпадает с точкой зрения идеального конструктора, наделенного «высшим сознаньем» и способностью к узрению «высоких зрелищ» мировых процессов. Абсолютное зрение способно достроить этот несовершенный мир до его идеальной формы, а возникшее идеальное пространство характеризуется торжеством света как символа связности, истины и разума. Идеальное пространство характеризуется цельностью, освещенностью и проницаемостью для духовного зрения, тогда как профанное пространство исторического прошлого и настоящего - раздробленностью, миражностью и тьмой.

3). В программных стихотворениях проявляет себя второй тип объективной ситуации в лирике Тютчева: выразитель коллективного (национального) сознания, чье бытие равно удалено как от общеродового удела «смертного», так и от коллизий «изнемогающего» индивидуального существования. Вопрос соответствия/несоответствия историческому призванию приобретает вид «деградирующего» или, скорее, колеблющегося на грани деградации символа. Тем не менее серединных, сложно сбалансированных позиций система смыслов программная поэзия Тютчева не знает. Жанр программного политического стихотворения предполагает связывание основных смысловых моментов события в законченную символическую схему, где каждый подчиненный целому образ ясно позиционирован относительно основного мотива и выступает как его усилитель. Здесь, разумеется, не может быть методом «эолово» резонирование смыслов или конструирование парадокса той или иной степени смысловой темноты.

4). Конфликт и болезненное взаимопроникновение индивидуальной и объективной ситуаций в «другой» лирике - в программной поэзии уступают место твердому единству позиции, которая выражает коллективный опыт и коллективную судьбу. Атмосфера тенденциозной поэзии Тютчева — атмосфера родства (и его изгоев), тогда как атмосфера его экзистенциальной лирики - атмосфера сиротства (и его инверсий - чуждое как родовое). Известная синкретичность первого этапа творчества сменяется оппозиционной системностью второго, когда происходит динамическое колебание от точки поэтики программных текстов к точке поэтики «расщепленных» смыслов, что выражается в четкой оппозиции мотивов: бодрствование - дремота/самозабвение, цельность - разлад, ясность - призрачность, утро - ночь, Россия призвания/Святая Русь - отрицательный «родной ландшафт» и т.д. Герой раздвоенья — антигерой программной лирики, и он же (как принцип) - единственный герой чистой лирики. Авторитарные символы политической поэзии оформляют коллективный исторический опыт. Они не могут быть подвергнуты инверсии в отличие от символов, выражающих экзистенциальную проблематику. Символическая же инверсия возникает благодаря ситуации «двойного бытия», являющейся прямо или подспудно центральной в «неполитической» поэзии Тютчева.

5). Лирика всегда выражает экзистенциальное содержание («я переживаю свое существование в символах такой-то ситуации»), но в поэзии доро-мантической эпохи он или иначе возводится к объективному и выражается в конвенциональной символике. Романтики заявили новую задачу: выразить чистое (через неожиданные символические опосредствования или даже вообще без устойчивых символических опосредствований) переживание. Решением этой задачи стало раскрытие парадокса: индивидуальный дух, который обнаруживает способность сочувственно вместить Все, в тот же момент с ужасом обнаруживает самое себя как Ничто. Так возникает новая тяга к объективному, но «грехопадение» произошло: объективное отныне всегда под вопросом (как фантом, как «чуждое-родное», как безответная реальность и т.д.). Поэзия Тютчева открыто выражает эту проблематику, что не исключает, но, напротив, предполагает наличие в этой поэзии «политического» пафоса. Между негативностью существования, выражаемой чистой лирикой, и позитивностью исторической жизни, выражаемой политической лирикой, есть связь, которую можно определить словами Жоржа Батая: «сила и неистовство негативности бросают его (человека — П.Т.) в непрестанное движение истории» [220: 250]. Существование как чистое Ничто, которое всегда лишь порывается к осуществленности (и в этом обнаруживает свое основное определение), и существование как планомерные усилия во имя исторического бытия - вот два доступных человеку способа существования, к которым так или иначе восходят наиболее существенные «душевные эпизоды» [17: 18] тютчевской поэзии.

В каком смысле лирика Тютчева философична? Не столько в силу заявленных философских тем, сколько в силу особенности основного лирического события. В поэзии Тютчева основной проблемой оказывается сам лирический субъект, но не как «характер», а как экзистенциальная позиция: форма его существования, его пространственная ориентация, переживание текучести времени; ему присущ момент исчезающего существования, открывающего в своей нарастающей негативности объем tout l'espace («пространства мирозданья»); это выражается в темах и в лирических формах. Такая обостренно переживаемая экзистенциальность вырастает из специфического личного опыта, знать который мы не можем, о котором можем только догадываться, но мы знаем впечатление, которое личность Тютчева производила на окружающих. Один из наиболее проницательных свидетелей, А.Ф.Тютчева, оставил в высшей степени знаменательное свидетельство: «Он представляется мне одним из тех недоступных нашему пониманию изначальных духов, что исполнены разума, проницательности и огня, однако лишены души, хотя и с материей не имеют ничего общего. Он совершенно вне всяких законов и общепринятых правил! Он поражает воображение, но есть в нем что-то жуткое, тревожное <.> После дня, проведенного в его обществе, хочется спросить себя: "Bin ich oder bin ich nicht?" [Существую я или нет?]»1.

Поиск устойчивости, символов устойчивости всецело вытекает из того особого типа существования, который был присущ биографическому Тютчеву и который определил особый характер его лирики и вместе с тем предельно ясно выразил парадоксальность феномена «чистой лирики» в целом. Образ неподвижного идеала тем притягательнее, чем разорваннее и динамичнее переживаемое существование. Программность тем насущнее, чем дальше от «всяких законов» переживаемое существование. Так возникают предпосылки для возникновения «двух поэзий» - поэзии, оформляющей экзистенциальные импульсы, и поэзии, оформляющей идеологию призвания.

Человек - это существо, сам способ бытия которого - это все еще не принятое решение о том, чем оно хочет быть и стать» [270: 105]. Артистическая концепция «непреднамеренной» поэзии2, восходящая к романтикам, осмысливает именно такую эстетическую форму, которая оформляет глубины экзистенциального в человеке. В силу принципиальной противоречивости и негативности этой основы форма, пропитанная ею, также приобретает вид антитезы и усваивает интонацию выразительного умолчания. Изначальная ситуация такова, что жанр начинает исполнять противоречивое задание: он стремится выражать общезначимое и в то же время является уникальной формой выражения очередного, всегда неповторимого экзистенциального импульса. Он знаменует весомость «вечных глаголов» и ускользающую краткость переживаемого мгновения. Представление о жанре как о матрице оказывается более невозможным. Жанр начинает существовать не как готовая форма, но как возможность выразить манифестации «чистой личности» (Гоголь о Пушкине). Но «чистая личность» в итоге раскрывается как противоречие и как общий удел. Поэзия Тютчева - наиболее выразительный из примеров формы, в которой общезначимое и уникальное приведены в состояние сложного взаимодействия.

1 Из писем Д.Ф. и Е.Ф. Тютчевым. Письма датированы 1854 годом. См.: Литературное наследство. Т. 97. Кн. 2. С. 265.

2 Эта поэзия «не имеет в себе преднамеренной житейской морали и каких-либо других выводов» (A.B.Дружинин). См.: Русская эстетика и критика 40 - 50-х годов XIX века. М., 1982. С. 427.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Анализ лирического жанра у Тютчева предполагает предварительное рассмотрение понятия «лирическое» - того его содержания, которое определилось в романтическую эпоху. Декларированная романтиками свобода художественной формы (за которой стоит свобода индивидуального духа) в лирике должна была проявить себя как свобода выражения «невыразимого» ядра личности. Из самого противоречия, заключенного в этой задаче, возникает требование «музыкальности» - начала, в котором выразительность совмещена с отсутствием определенности (коммуникативной ли, пластической ли). Лирика осознается как «чистая поэзия», то есть как форма, призванная преодолеть любую застывшую форму опыта и выразить личность в оперативном/мгновенном схватывании ее душевных «вибраций» (она есть «чистая личность самого поэта» по выражению Гоголя [66: т. 6, 387]). Так как жанр - всегда выражение какой-либо ситуации, то лирическая форма романтиков программно стремится выразить резонанс и символическое соответствие душевных и мировых ритмов (либо мучительную невозможность такого резонанса и такого соответствия). В «чистой лирике» прежние жанровые разграничения теряют актуальность, хотя и сохраняется представление об их акцентных признаках.

Два полюса романтической лирики (между которыми располагаются тяготеющие к ним тематические модусы) — антологическая поэзия и «поэзия мысли» - коренным образом отличаются от традиционного антологиз-ма и традиционных разновидностей медитативной лирики. И «пластический» образ антологической поэзии, и интеллектуальные метафоры лирических медитаций отныне тяготеют к внутренней смысловой незавершенности (что может выражаться, но может и не выражаться во внешней композиционной незавершенности, но всегда выражается в незавершенности индивидуального контекста). Таким образом на практике происходит не упразднение (отмена) традиционных жанровых систем и конвенций, а перераспределение их основных элементов в границах напряженных взаимодействий: рефлексия - бессознательное, пластика (живопись) - музыка, риторика — суггестия, аллегория - символ, афоризм - фрагмент, объективное — индивидуальное и т.д. Лирика проявляет себя как сложный баланс на грани воплощения и развоплощения. (Что соответствует новому представлению о личности как о динамической величине, способной к диалектическому становлению, к постоянному обновлению опыта.) Наука о Тютчеве вплотную подошла к определению тютчевской лирики как ультимативного выражения этого процесса, но попыток систематического описания этой лирики как специфического жанра так и не было предпринято. Между тем именно жанр как связь ситуации и литературных средств («поведения») проявляет тютчевскую специфику. В отдельности ни эпиграмматизм, ни фрагментари-зация, ни «миниатюрность» или другие частные определения не объясняют нам этот феномен как целостный. Мы надеемся, что наша работа хоть в какой-то степени послужит решению этой задачи.

Список научной литературыТолстогузов, Павел Николаевич, диссертация по теме "Русская литература"

1. Аверинцев С.С. Поэзия Клеменса Брентано // Брентано К. Избранное. М., 1985. С. 7-37.

2. Аверинцев С.С. Риторика как подход к обобщению действительности // Поэтика древнегреческой литературы. М., 1981. С. 15—46.

3. Аксаков И.С. Биография Федора Ивановича Тютчева. М.: Книга и бизнес, 1997.-327 с.

4. Аксаков К.С., Аксаков И.С. Литературная критика. М.: Современник, 1981. -383 с.

5. Альми И.Л. Е.Баратынский. «Все мысль да мысль.» // Поэтический строй русской лирики. Л., 1973. С. 108-121.

6. Английская лирика первой половины XVII века / Пер. с англ. М.: МГУ, 1989. 347 с.

7. Античная поэзия в русских переводах. XVIII XX вв. Библиографический указатель. СПб.: Дмитрий Буланин, 1998. - 399 с.

8. Аринина Л.М. Жанровая специфика лирического цикла в поэзии Ф.И.Тютчева // Жанры в историко-литературном процессе. Вологда, 1985. С. 59-70.

9. Арутюнова Н.Д. Метафора и дискурс // Поэтика метафоры. М., 1990. С. 5-32. Ю.Асафьев Б.В. Избранные труды. В 5 тт. Т. 1. М.: АН СССР, 1952. 400 с. П.Баевский B.C. История русской поэзии. 1730 - 1980. Компендиум. М.: Новаяшкола, 1996.-319 с.

10. Байрон Дж. Избранная лирика / На англ. языке с параллельным русским текстом. М.: Радуга, 1988. 509 с.

11. Баратынский Е.А. Полное собрание стихотворений. Л.: Сов. писатель, 1889. -464 с.

12. Барт Р. Избранные работы. Семиотика. Поэтика / Пер. с фр. М.: Прогресс, 1989.-616 с.

13. Батюшков К.Н. Сочинения. В 2 тт. М.: Худож. лит., 1989.

14. Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. М.: Худож. лит., 1975. 504 с.

15. Бахтин М.М. Литературно-критические статьи. М.: Худож. лит., 1986. 543 с.

16. Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. М.: Сов. Россия, 1979. 320 с.

17. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М.: Искусство, 1979. 424 с.

18. Белинский В.Г. Собрание сочинений. В 9 тт. М.: Худож. лит., 1976-1982.

19. Белый А. Начало века. М.: Союзтеатр, 1990. 496 с.

20. Белый А. Символизм как миропонимание. М.: Республика, 1994. 528 с.

21. Бенедиктов В.Г. Стихотворения. JL: Сов. писатель, 1983. 815 с.

22. Беньямин В. О понятии истории // Новое литературное обозрение. 2000. № 6. С 81-90.

23. Берковский Н.Я. О русской литературе. JL: Худож. лит., 1985. 384 с.

24. Бинпггок JI.M. Лирическая система Тютчева // Поэтика русского реализма 2-й половины XIX века. Ижевск, 1978. С. 85-96.

25. Благой Д. Мир как красота. О «Вечерних огнях» А. Фета. М.: Худож. лит., 1975.-111 с.

26. Благой Д. От Кантемира до наших дней. В 2 тт. Т. 1. М.: Худож. лит., 1979. -550 с.

27. Блок А.А. Собрание сочинений. В 6 тт. Л.: Худож. лит., 1980-1983.

28. Богомолов Н.А. Стихотворная речь. М.: Интерпракс, 1995. 264 с.

29. Боратынский Е.А. Разума великолепный пир: О литературе и искусстве. М.: Современник, 1981. 224 с.

30. Борухов Б.Л. Введение в мотивирующую поэтику // Филологическая герменевтика и общая стилистика. Тверь, 1992. С. 5-28.

31. Боткин В.П. Литературная критика. Публицистика. Письма. М.: Сов. Россия, 1984.-320 с.

32. Бройтман С.Н. Русская лирика XIX начала XX века в свете исторической поэтики. Субъектно-образная структура. М.: РГГУ, 1997. - 307 с.

33. Брюсов В .Я. Избранные сочинения. В 2 тт. Т. 2. М.: Гослитиздат, 1955. 650 с.

34. Брюсов В.Я. Среди стихов. 1894 1924. Манифесты. Статьи. Рецензии. М.: Сов. писатель, 1990. - 720 с.

35. Бубер М. Два образа веры / Пер. с нем. М.: Республика, 1995. 464 с.

36. Бухаркин П. Любовно-трагедийный цикл в поэзии Ф.И.Тютчева // Русская литература. 1977. № 2. С. 118-122.

37. Бухпггаб Б. Русские поэты. Л.: Худож. лит., 1970. — 247 с.

38. Ванслов В.В. Эстетика романтизма. М.: Искусство, 1966. 404 с.

39. Вацуро В.Э. Лирика пушкинской поры. «Элегическая школа». СПб.: Наука, 1994,-240 с.

40. Вацуро В.Э. Французская элегия XVIII XIX веков и русская лирика пушкинской поры // Французская элегия XVIII - XIX вв. в переводах поэтов пушкинской поры. М., 1989. С. 27-48.

41. Везерова М.Н. Метонимия как результат компрессии текста. На материале лирики Ф.И.Тютчева // Деривация и текст. Пермь, 1984. С. 155-160.

42. Вейдле В.В. Умирание искусства. Размышления о судьбе литературного и художественного творчества. СПб.: Аксиома, 1996. 336 с.

43. Веневитинов Д.В. Стихотворения. М.: Сов. Россия, 1982. 176 с.

44. Венок русским Каменам: Антологические стихотворения русских поэтов. СПб.: Наука, 1993. 303 с.

45. Вержбицкая А. Сравнение градация - метафора // Поэтика метафоры. М., 1990. С. 133-152.

46. Веселовский А.Н. В.А.Жуковский. Поэзия чувства и «сердечного воображения». М.: INTRADA, 1999.-447 с.

47. Вико Дж. Основания Новой Науки. Об общей природе наций / Пер. с итал. М.-К.: REFL-book, 1994. 656 с.

48. Виноградов В.В. О языке художественной прозы. Избранные труды. М.: Наука, 1980.-360 с.

49. Вяземский П.А. Эстетика и литературная критика. М.: Искусство, 1984. 458 с.

50. Гаврилов А.К. «Видение» Ф.И.Тютчева. История жанрового переосмысления // Жанр и композиция литературного произведения. Петрозаводск, 1989. С. 41-56.

51. Гадамер Г.Г. Актуальность прекрасного / Пер. с нем. М.: Искусство, 1991. -367 с.

52. Гадамер Х.-Г. Истина и метод / Пер. с нем. М.: Прогресс, 1988. 700 с.

53. Гайденко П.П. Экзистенциализм // Философский энциклопедический словарь. М., 1983. С. 788-789.

54. Гаспаров M.JI. Историческая поэтика и сравнительное стиховедение. Проблема сравнительной метрики // Историческая поэтика. Итоги и перспективы изучения. М., 1986. С. 188-209.

55. Гаспаров M.JI. Современный русский стих. Метрика и ритмика. М., 1974. -152 с.

56. Гегель. Энциклопедия философских наук. В 3 тт. / Пер. с нем. М.: Мысль, 1975-1977.

57. Гейне. Собрание сочинений. В 6 тт. Т. 3 / Пер. с нем. М.: Худож. лит., 1982. -486 с.

58. Гельдерлин. Гиперион / Пер. нем. М.: Наука, 1988. 718 с.

59. Гете И.В. Собрание сочинений. В 10 тт. / Пер. с нем. М.: Худож. лит., 19751980.

60. Гинзбург Л.Я. О лирике. М.: Интрада, 1997. 415 с.

61. Гинзбург Л.Я. О старом и новом. Статьи и очерки. Л.: Сов. писатель, 1982. -423 с.

62. Гиршман М.М. От ритмики стихотворного языка к ритмической композиции поэтического произведения. О двух аспектах исторической поэтики. // Историческая поэтика. Итоги и перспективы изучения. М., 1986. С. 306-334.

63. Гнедич Н.И. Стихотворения. Л.: Сов. писатель, 1956. 850 с.

64. Гоголь Н.В. Собрание сочинений. В 7 тт. М.: Худож. лит., 1976-1979.

65. Грехнев В.А. Слово намека в лирических композициях Ф.И.Тютчева // Вопросы сюжета и композиции в русской литературе. Горький, 1988. С. 47-54.

66. Григорьев А.А. Сочинения. В 2 тт. М.: Худож. лит., 1990.

67. Гудзий Н.К. Тютчев в поэтической культуре русского символизма // Известия АН СССР. Отделение литературы и языка. 1930. Т. 3. № 2. С. 465-549.

68. Гуковский Г. Русская поэзия XVIII века. Л.: Academia, 1927. 212 с.

69. Гуковский Г.А. Пушкин и русские романтики. М.: Интрада, 1995. 319 с.

70. Гулак А.Т., Романенко Н.В. Стилистический анализ стихотворения Ф.И.Тютчева «Фонтан» // Актуальные проблемы семантических исследований. Харьков, 1984. С. 77-86.

71. Гумбольдт Вильгельм фон. Избранные труды по языкознанию / Пер. нем. М.: Прогресс, 1984.-397 с.

72. Давыдов Д.В. Стихотворения. Л.: Сов. писатель, 1984.-240 с.

73. Данилевский Н.Я. Россия и Европа. М.: Книга, 1991. 574 с.

74. Дарвин М.Н. Лирический цикл: часть и целое. «Северное море» Г.Гейне // Типологические категории в анализе литературного произведения как целого. Кемерово, 1983. С. 128-137.

75. Дарвин М.Н. Стихотворения Ф.И.Тютчева в пушкинском «Современнике» // Страницы русской литературы середины XIX века. Л., 1974. С. 34-41.

76. Делиль Жак. Сады / Пер. с фр. Л.: Наука, 1988. 245 с.

77. Дельвиг А.А. Сочинения. Л.: Худож. лит., 1986. 472 с.

78. Державин Г.Р. Избранная проза. М.: Сов. Россия, 1984. 400 с.

79. Державин Г.Р. Стихотворения. Л.: Сов. писатель, 1957. 469 с.

80. Дмитриев И.И. Полное собрание стихотворений. Л.: Сов. писатель, 1967. -501 с.

81. Долгополов Л.К. На рубеже веков. О русской литературе конца ХЗХ начала XX века. Л.: Сов. писатель, 1977. - 364 с.

82. Дружинин А.В. Литературная критика. М.: Сов. Россия, 1983. 384 с.

83. Дюбо Ж-Б. Критические размышления о Поэзии и Живописи / Пер. с фр. М.: Искусство, 1976. 767 с.

84. Еремина В.И. Повтор как основа построения лирической песни // Исследования по поэтике и стилистике. Л., 1972. С. 37-65.

85. Есин А.Б. Стихотворная миниатюра в системе жанров русской лирики // Филологические науки. 1995. № 4. С. 22-30.

86. Жан-Поль. Приготовительная школа эстетики. М.: Искусство, 1981. 448 с.

87. Жирмунская Н. Человек в микромире афоризма // Размышления и афоризмы французских моралистов XVI XVIII веков. Л., 1987. С. 5-24.

88. Жирмунский В. Вопросы теории литературы. Статьи 1916 1926. Л. : Acade-mia, 1928.-357 с.

89. Жирмунский В.М. Гете в русской литературе. Л.: Наука, 1981. 558 с.

90. Жирмунский В.М. Немецкий романтизм и современная мистика. СПб.: Аксиома, 1996.-232 с.

91. Жирмунский В.М. Теория литературы. Поэтика. Стилистика. Л.: Наука, 1977. -407 с.

92. Жуковский В.А. Полное собрание сочинений и писем. В 20 тт. Т. 1. М.: Языки русской культуры, 1999. 759 с.

93. Жуковский В.А. Сочинения. В 3 тт. М.: Худож. лит., 1980.

94. Жуковский В.А. Эстетика и критика. М.: Искусство, 1985. 431 с.

95. Иванов В.И. Родное и вселенское. М.: Республика, 1994. 428 с.

96. Иванюк Б.П. Стихотворение-троп как тип художественного целого. На материале произведений Ф.И.Тютчева. Автореф. дис. . канд. филол. наук. Киев, 1988.

97. История всемирной литературы. В 9 тт. Т. 6. М.: Наука, 1989. 880 с.

98. Исупов К.Г. Онтологические парадоксы Ф.И.Тютчева: «Сон на море» // Типологические категории в анализе литературного произведения как целого. Кемерово, 1983. С. 21-29.

99. Капнист В.В. Избранные произведения. Л.: Сов. писатель, 1973. 615 с.

100. Карамзин Н.М. Избранные статьи и письма. М.: Современник, 1982. 351 с.

101. Касаткина В.Н. Поэзия Ф.И.Тютчева. М.: Просвещение, 1978. 175 с.

102. Кассирер Э. Сила метафоры // Поэтика метафоры. М., 1990. С. 33-43.

103. Квятковский А. Поэтический словарь. М.: Сов. энциклопедия, 1966. 375 с.

104. Кибальник С.В. Венок русским каменам // Венок русским каменам. Антологические стихотворения русских поэтов. СПб., 1993. С. 3-23.

105. Киреевский И.В. Избранные статьи. М.: Современник, 1984. 383 с.

106. Кирнарская Д.К. Классическая музыка для всех. М.: Слово, 1997. 270 с.

107. Кнабе Г.С. Римская тема в русской культуре и в творчестве Ф.И.Тютчева // Античное наследие в культуре России. М., 1996. С. 115-158.

108. Коган А.С. Жанровое своеобразие лирического цикла Ф.И.Тютчева // Внутренняя организация художественного произведения. Махачкала, 1987. С. 75-84.

109. Коган А.С. Целостность и внутренняя структура цикла Ф.И.Тютчева «Наполеон» // Целостность литературного произведения и проблемы его анализа. Донецк, 1983. С. 86-96.

110. Кожинов В. О тютчевской плеяде поэтов // Поэты тютчевской плеяды. М., 1982. С. 3-19.

111. Козлик I.B. Цюслизащя в творчостт ФЛ.Тютчева // Слово i час. № 1. Кшв, 1990. С. 62-68.

112. Козлик И.В. Лирика Ф.И.Тютчева в контексте русской поэзии середины XIX века. Автореф. дис. . канд. филол. наук. Киев, 1990.

113. Козлов И.И. Стихотворения. Л.: Сов. писатель, 1956. 348 с.

114. Козырев Б.М. Письма о Тютчеве // Литературное наследство. Т. 97. Кн. 1. М, 1988. С. 70-131.

115. Копылова Н.И. Семантика объекта в сравнениях Ф.И.Тютчева // Поэтическая стилистика. Воронеж, 1982. С. 81—92.

116. Коровин В.И. Поэты пушкинской поры. М.: Просвещение, 1980. 160 с.

117. Коровин В.И. Русская поэзия XIX века. М.: РОСТ, 1997. 252 с.

118. Королева Н.В. Ф.Тютчев. «Silentium!» // Поэтический строй русской лирики. Л., 1973. С. 147-159.

119. Кузьменко О.А. Семантическая организация стихотворения Ф.И.Тютчева «Весенняя гроза» // Проблемы структурной лингвистики. 1981. М., 1983. С. 256-265.

120. Курганов Е. Тютчев мыслитель // Звезда. 1999. № 6. С. 188-201.

121. Кухаренко В.А. Интерпретация текста. Л.: Просвещение, 1979. 327 с.

122. Кушниров Марк. Напиши мне о кино // Искусство / Приложение к газете «Первое сентября». 2001, № 7 (223). С. 9.

123. Лейтон Л. Русский романтизм в американском литературоведении // Вопросы литературы. М., 1991. № 2. С. 218-222.

124. Лермонтов М.Ю. Собрание сочинений. В 4 тт. М.: Худож. лит., 1964-1965.

125. Летопись жизни и творчества Ф.И.Тютчева. Кн. 1. 1803 -1844. М.: Литограф Мураново, 1999. - 340 с.

126. Литературная газета А.С.Пушкина и А.А.Дельвига: 1830. № 1-13. М.: Сов. Россия, 1988.-255 с.

127. Литературная критика 1800 1820-х годов. М.: Худож. лит., 1980. - 343 с.

128. Литературное наследство. Т. 97. В 2 кн. М.: Наука, 1988-1989.

129. Литературно-критические работы декабристов. М.: Худож. лит., 1978. -374 с.

130. Литературные манифесты западноевропейских классицистов. М.: МГУ, 1980.-617 с.

131. Ломоносов М.В. Избранная проза. М.: Сов. Россия, 1980. 512 с.

132. Ломоносов М.В. Стихотворения. М.: Сов. Россия, 1984. 368 с.

133. Лосев А.Ф. Бытие. Имя. Космос. М.: Мысль, 1993. 958 с.

134. Лотман Л.М. А.А.Фет // История русской литературы. В 4 тт. Т. 3. Л., 1982. С. 427-445.

135. Лотман Ю.М. В школе поэтического слова. Пушкин. Лермонтов. Гоголь. М.: Просвещение, 1988.-351 с.

136. Лотман Ю.М. О поэтах и поэзии. СПб.: Искусство СПБ, 1996. - 848 с.

137. Лэйн Р. Публицистика Тютчева в оценке западноевропейской печати конца 1840-х начала 1850-х годов // Литературное наследство. Т. 97. Кн. 1. М., 1988. С. 231-252.

138. Майков А.Н. Сочинения. В 2 тт. М.: Правда, 1984.

139. Майков В.Н. Литературная критика. Л.: Худож. лит., 1985. 408 с.

140. Маймин Е.А. О русском романтизме. М.: Просвещение, 1975. 239 с.

141. Маймин Е.А. Русская философская поэзия. М.: Наука, 1976. 189 с.

142. Мальчукова Т.Г. Концепция «антологического рода» у В.Г. Белинского // Проблемы исторической поэтики. Вып. 2. Художественные и научные категории. Петрозаводск, 1992. С. 27-44.

143. Манн Ю. Динамика русского романтизма. М.: Аспект Пресс, 1995. 384 с.

144. Махов А.Е. Любовная риторика романтиков. М.: Знание, 1991. 62 с.

145. Мережковский Д.С. В тихом омуте: Статьи и исследования разных лет. М.: Сов. писатель, 1991. 496 с.

146. Мережковский Д.С. Две тайны русской поэзии. Некрасов и Тютчев. Пг.: Т-во Сытина, 1915. 123 с.

147. Мерзляков А.Ф. Краткая риторика, или Правила, относящиеся ко всем родам сочинений прозаических. М., 1821. 108 с.

148. Мерзляков А.Ф. Краткое начертание теории изящной словесности. М., 1822.-328 с.

149. Мерзляков А.Ф. Подражания и переводы из греческих и латинских стихотворцев. В 2 частях. Ч. 2. М., 1826. 359 с.

150. Милорадович С.Н. Языческая и христианская стихии в поэзии Ф.И.Тютчева // Русская литература XIX века и христианство. М., 1997. С. 316-324.

151. Мильчина В.А. Французская элегия конца XVIII первой четверти XIX века // Французская элегия XVIII - XIX вв. в переводах поэтов пушкинской поры. М., 1989. С. 8-26.

152. Мифологический словарь. М.: Сов. энциклопедия, 1990. 672 с.

153. Михайлов А.В. «Эстетика» Жан-Поля // Жан-Поль. Приготовительная школа эстетики. М., 1981. С. 7-45.

154. Михайлов А.В. Проблема стиля и этапы развития литературы Нового времени // Теория литературных стилей. Современные аспекты изучения. М., 1982. С. 343-376.

155. Михайлов А.В. Эстетические идеи немецкого романтизма // Эстетика немецких романтиков. М., 1987. С. 7—43.

156. Мозговых И.Г. Стихотворение Ф.И.Тютчева «Волна и дума»: принцип би-нарности в образной семантике и структуре // Художественный образ и взаимодействие литератур. Алма-Ата, 1989. С. 81-85.

157. Некрасов Н.А. Поэт и гражданин: Избранные статьи. М.: Современник, 1982.-272 с.

158. Непомнящий И.Б. Стихотворение Ф.И.Тютчева «Лебедь» и традиции русской оды XVIII века // Истоки, традиция, контекст в литературе. Владимир, 1992. С. 42-57.

159. Неусыхин А.И. Тютчев и Гёльдерлин // Литературное наследство. Т. 97. Кн. 2. М., 1989. С. 542-547.

160. Николаев А.А. Наука о Тютчеве: Состояние. Очередные задачи // Вопросы литературы. 1977. № 3. С. 230-233.

161. Николаева Т.М. Частицы // Лингвистический энциклопедический словарь. М., 1990. С. 580.

162. Ницше Ф. Сочинения. В 2 тт. / Пер. с нем. М.: Мысль, 1990.

163. Новалис. Гейнрих фон Оффтердинген. Фрагменты. Ученики в Саисе / Пер. с нем. СПб.: Евразия, 1995. 240 с.

164. Новинская Л.П. Метрика и строфика Ф.И.Тютчева // Русское стихосложение XIX века. Материалы по метрике и строфике русских поэтов. М., 1979. С. 355-413.

165. Новинская JI.П. Соотношение метра и жанра в оригинальной лирике Ф.И.Тютчева // Жанр и композиция литературного произведения. Петрозаводск, 1984. С. 69-79.

166. Овсянико-Куликовский Д.Н. Литературно-критические работы. В 2 тт. М.: Худож. лит., 1989.

167. Осповат А.Л. «Как слово наше отзовется.»: О первом сборнике Ф.И.Тютчева. М.: Книга, 1980. 112 с.

168. Остолопов Н.Ф. Словарь древней и новой поэзии, составленный Николаем Остолоповым. В 3 частях. СПб., 1821.

169. Осьмаков Н.В. Психологическое направление в русском литературоведении. Д.Н. Овсянико-Куликовский. М.: Просвещение, 1981. 160 с.

170. Паханянц К.А. Некоторые стилеобразующие факторы поэзии Тютчева // Вестник Ереванского ун-та. Общественные науки. 1984. № 3. С. 82-94.

171. Пигарев К.В. Жизнь и творчество Тютчева. М.: АН СССР, 1962. 376 с.

172. Поэзия Франции. Век XIX. / Пер. с фр. М.: Худож. лит., 1985. 464 с.

173. Поэты 1790 1810-х годов. Л.: Сов. писатель, 1971. - 890 с.

174. Поэты 1820 1830-х годов. В 2 тт. Л.: Сов. писатель, 1972.

175. Поэты XVIII века. В 2 тт. Т. 2. Л.: Сов. писатель, 1972. 588 с.

176. Поэты тютчевской плеяды. М.: Сов. Россия, 1982. 400 с.

177. Проблемы литературной теории в Византии и латинском средневековье. М.: Наука, 1986.-256 с.

178. Пумпянский Л.В. Ломоносов и немецкая школа разума // XVIII век. Сб. 14. Русская литература XVIII начала XIX века в общественно-культурном контексте. Л., 1983. С. 3—44.

179. Пумпянский Л.В. Поэзия Ф.И.Тютчева // Урания. Тютчевский альманах. 1803 1928. Л., 1928. С. 9-57.

180. Пушкин А.С. Полное собрание сочинений. В 10 тт. Т. 2. М.: АН СССР, 1963.-462 с.

181. Размышления и афоризмы французских моралистов XVI XVIII веков. Л.: Худож. лит., 1987. - 576 с.

182. Раич С.Е. Рассуждение о дидактической поэзии, сочиненное императорского Московского университета кандидатом Словесных наук Семеном Амфитеатровым. М., 1822. 58 с.

183. Реизов Б.Г. Из истории европейских литератур. Л.: ЛГУ, 1970. 371 с.

184. Роднянская И.Б. Художественный образ // Философский энциклопедический словарь. М., 1983. С. 760-761.

185. Родченко Л.Е. Поэтическое воплощение философских идей в лирике Ф.И.Тютчева // Актуальные вопросы филологии. М., 1992. С. 79-97.

186. Розеншток-Хюсси О. Бог заставляет нас говорить / Пер. с нем. и англ. М.: Канон, 1997.-286 с.

187. Ростопчина Е.П. Талисман. Избранная лирика. Драма. Документы, письма, воспоминания. М.: Моск. рабочий, 1987. 319 с.

188. Руднев В.П. Словарь культуры XX века. Ключевые понятия и тексты. М.: Аграф, 1997.-381 с.

189. Русская литература век XVIII. Лирика. М.: Худож. лит., 1990. - 735 с.

190. Русская литературная критика конца XIX начала XX века. М.: Высшая школа, 1982. - 367с.

191. Русская поэзия. 1813-1825. М.: Худож. лит., 1990. 446 с.

192. Русская элегия XVIII начала XX века. Л.: Сов. писатель, 1991. - 640 с.

193. Русская эстетика и критика 40 50-х годов XIX века. М.: Искусство, 1982. - 544 с.

194. Русские писатели. XIX век. Биобиблиографический словарь. В 2 ч. М.: Просвещение, 1996.

195. Русский романтизм / Сб. статей. Л.: Наука, 1978. 285 с.

196. Савельева Л.И. Античность в русской романтической поэзии. Поэты пушкинского круга. Казань, 1986. 79 с.

197. Северная лира на 1827. М.: Наука, 1984.-415 с.

198. Селезнев А.И. Лирика Ф.И. Тютчева в русской мысли второй половины XIX начала XX в.в. СПб.: Петербургский институт печати, 2002. - 272 с.

199. Семенко И.М. Поэты пушкинской поры. М.: Худож. лит., 1970. 292 с.

200. Семиотика. М.: Радуга, 1983. 636 с.

201. Сильман Т.И. Семантическая структура лирического стихотворения. К проблеме «модели жанра» // Philologica. Исследования по языку и литературе. Л., 1973. С. 416-425.

202. Скатов Н.Н. Поэзия 50 60-х годов // История русской литературы. В 4 тт. Т.З. Л., 1982. С. 315-332.

203. Сквозников В.Д. Претворение метода в стиле лирических произведений // Теория литературных стилей. Современные аспекты изучения. М., 1982. 204227.

204. Славецкий В.И. Стихотворение Ф.И.Тютчева «Кончен пир, умолкли хоры.». Опыт целостного анализа // Поэтика литературы и фольклора. Воронеж, 1980. С. 10-20.

205. Словарь русских писателей XVIII века. Вып. 1. JL: Наука, 1988. 357 с.

206. Смирнов И.П. Причинно-следственные структуры поэтических произведений // Исследования по поэтике и стилистике. Л., 1972. С. 212-247.

207. Соловьев B.C. Литературная критика. М.: Современник, 1990. 422 с.

208. Соловьев B.C. Стихотворения. Эстетика. Литературная критика. М.: Книга, 1990.-574 с.

209. Спивак Р.С. К проблеме художественности философских жанров. На материале стихотворения Ф.И.Тютчева «Не то, что мните вы, природа.» // Типология литературного процесса. Пермь, 1988. С. 63-71.

210. Спивак Р.С. Особенности художественного мира Тютчева // Идейная направленность и композиционный строй художественного произведения. Пермь, 1988. С. 31-39.

211. Спор о древних и новых. М.: Искусство, 1985. 472 с.

212. Сталь Жермена де. О литературе, рассмотренной в связи с общественными установлениями. М.: Искусство, 1989. 476 с.

213. Сузи В.Н. Принцип «двойного бытия» в поэзии Ф.И.Тютчева // Проблемы исторической поэтики. Вып. 2. Петрозаводск, 1992. С. 102-112.

214. Сурина Н. Тютчев и Ламартин // Поэтика. Временник отдела словесных искусств. Вып. 3. Л., 1927. С. 148-167.

215. Сухих И.Н. «От жизни той, что бушевала здесь.» Ф.И.Тютчева // Анализ одного стихотворения. Л., 1985. С. 162-171.

216. Танатография Эроса. Жорж Батай и французская мысль середины XX века / Пер. с фр. СПб.: Мифрил, 1994. 346 с.

217. Тимкина И.Л. О связях философской лирики Ф.И.Тютчева с архаическими литературными жанрами // Художественный метод и творческая индивидуальность писателя. Омск, 1987. С. 73-78.

218. Толстогузов П.Н. «Кончен пир, умолкли хоры.»: поэтика иератических знаков в лирике Тютчева // Тютчевский сборник: Межвузовский сборник научных трудов. Биробиджан, 1998. С. 60 74.

219. Толстогузов П.Н. «Чистый родник поэзии». Феномен чистой лирики в поэтической теории и практике романтической эпохи // Пушкинский сборник. 1799 1999. Биробиджан, 1999. С. 74-96.

220. Толстогузов П.Н. Баратынский и Тютчев: два варианта «поэзии мысли». «Запустение» и «Итальянская villa» // Пушкинский сборник. 1799 1999. Биробиджан, 1999. С. 36-73.

221. Толстогузов П.Н. Жанровые особенности лирики Ф.И.Тютчева // Тютчевский сборник. Биробиджан, 1998. С. 3 13.

222. Толстогузов П.Н. Стихотворение Ф.И.Тютчева «Безумие». Попытка расширенного анализа // Русская речь. 1998. № 5. С. 3-15.

223. Толстогузов П.Н. Стихотворение Ф.И.Тютчева «Певучесть есть в морских волнах.»: тематическая и структурная роль цитат и реминисценций // Филологические науки. 1999. № 1. С. 48-58.

224. Толстогузов П.Н. Тютчев переводчик С arm. Ill 29 Горация // Тютчевский сборник. Биробиджан, 1998. С. 20—41.

225. Толстогузов П.Н. Эпиграмматизм в лирике Тютчева // Литература в контексте взаимодействия отечественной и зарубежной культур. Биробиджан. 1997. С. 48-55.

226. Томашевский Б.В. Стилистика. Л.: ЛГУ, 1983. 288 с.

227. Томашевский Б.В. Теория литературы. Поэтика. М.: Аспект Пресс, 1996. -334 с.

228. Топоров В.Н. Пространство и текст // Текст: семантика и структура. М., 1983. С. 227-284.

229. Торсуева И.Г. Сверхтекст и уровни анализа поэтического текста // Проблемы поэтической речи. Вып. 307. М., 1988. С. 26-41.

230. Троцкий Л.Д. Литература и революция. М.: Политиздат, 1991. 400 с.

231. Тургенев И.С. Полное собрание сочинений и писем. В 30 тт. Сочинения. В 12 тг. М.: Наука, 1978-1986.

232. Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино. М.: Наука, 1977. 574 с.

233. Тынянов Ю.Н. Пушкин и его современники. М.: Наука, 1969. 424 с.

234. Тютчев Ф.И. Полное собрание стихотворений. Л.: Сов. писатель, 1987. — 448 с.

235. Тютчев Ф.И. Стихотворения. Письма. Воспоминания современников. М.: Правда, 1988. 480 с.

236. Уланд Л. Стихотворения / Пер. с нем. М.: Худож. лит., 1988. 223 с.

237. Урания. Тютчевский альманах. 1803 1928. Л.: Прибой, 1928. - 314 с.

238. Успенский Б.А. Семиотика искусства. М.: Языки русской культуры, 1995. 360 с.

239. Ф.И.Тютчев в документах, статьях и воспоминаниях современников. М.: Книга и бизнес, 1999. 511 с.

240. Ф.И.Тютчев. Библиографический указатель произведений и литературы о жизни и деятельности. 1818 1973. М.: Книга, 1978. - 263 с.

241. Фаустов А. А. Еще один фрагмент поэтического мира Тютчева: вокруг «невыразимого» // Кормановские чтения. Вып. 2. Ижевск, 1995.

242. Федотов О.И. Введение в литературоведение. М.: Академия, 1998. 143 с.

243. Фет А.А. Воспоминания. М.: Правда, 1983. 494 с.

244. Фет А.А. О стихотворениях Ф.Тютчева // Мастерская. Вып. 2. М., 1976. С. 37-53.

245. Фет А.А. Стихотворения. Л.: Худож. лит., 1956. 380 с.

246. Фоменко И.В. Лирический цикл. Становление жанра, поэтика. Тверь, 1992. -124 с.

247. Формальная логика. Л.: ЛГУ, 1977. 357 с.

248. Фрай Н. Анатомия критики // Зарубежная эстетика и теория литературы XIX XX веков. М., 1987. С. 232-263.

249. Французская элегия XVIII XIX вв. в переводах поэтов пушкинской поры. М.: Радуга, 1989. - 688 с.

250. Фрейберг Л.А. Тютчев и античность // Античность и современность. М., 1972. С. 444-456.

251. Фрейденберг О.М. Поэтика сюжета и жанра. М.: Радуга, 1997. 448 с.

252. Фридлендер Г.М. А.Пушкин. «Элегия» («Безумных лет угасшее веселье.») // Поэтический строй русской лирики. Л., 1973. С. 78-95.

253. Фризман Л.Г. Жизнь лирического жанра. Русская элегия от Сумарокова до Некрасова. М.: Наука, 1973. 167 с.

254. Фрэнк Д. Пространственная форма в современной литературе // Зарубежная эстетика и теория литературы XIX XX веков. М., 1987. С. 194-213.

255. Хаев Е. Функции пространственно-временного парадокса в поэтике «Ночного цикла» Ф.Тютчева // Композиция и стиль художественного произведения. Алма-Ата, 1978. С. 32-39.

256. Хайдеггер М. Время и бытие. Статьи и выступления / Пер. с нем. М.: Республика, 1993.-447 с.

257. Хайдеггер М. Искусство и пространство // Самосознание европейской культуры XX века. М., 1991. С. 95-102.

258. Хейзинга Й. Функция поэтического формообразования // Самосознание европейской культуры XX века. М., 1991. С. 83-92.

259. Ходасевич В.Ф. Державин. М.: Книга, 1988. 328 с.

260. Холл Мэнли П. Энциклопедическое изложение масонской, герметической, каббалистической и розенкрейцеровской философии / Пер. с англ. М.Новосибирск: Наука, 1997. 794 с.

261. Холшевников В.Е. В.М.Жирмунский стиховед // Жирмунский В.М. Теория стиха. Л., 1975. С. 643-660.

262. Чагин Г.В. Тютчевы. СПб.: Наука, 2003. 416 с.

263. Чичерин А.В. Очерки по истории русского литературного стиля: Повествовательная проза и лирика. М.: Худож. лит., 1977. 445 с.

264. Чудаков А.П. Предметный мир литературы. К проблемам категорий исторической поэтики // Историческая поэтика. Итоги и перспективы изучения. М., 1986. С. 251-291.

265. Шевякова В.Е. Тема. Рема // Лингвистический энциклопедический словарь. С. 507,410.

266. Шелер М. Избранные произведения / Пер. с нем. М.: Гнозис, 1994. 413 с.

267. Шеллинг Ф. В. Сочинения. В 2 тт. / Пер. с нем. М.: Мысль, 1989.

268. Шеллинг Ф.В. Философия искусства / Пер. с нем. М.: Мысль, 1966. 496 с.

269. Шиллер Ф. Избранные произведения / Пер. с нем. М.: Худож. лит., 1954. -707 с.

270. Шлегель Ф. Эстетика. Философия. Критика. В 2 тт. / Пер. с нем. М.: Искусство, 1983.

271. Шпенглер О. Закат Европы. Очерки морфологии мировой истории. В 2 кн. / Пер. с нем. М.: Мысль, 1993-1998.

272. Эйхенбаум Б.М. О литературе. М.: Сов. писатель, 1987. 541 с.

273. Эйхенбаум Б.М. Сквозь литературу. JL: Academia, 1924. 280 с.

274. Элиот Т.С. Традиция и творческая индивидуальность // Писатели США о литературе. В 2 тг. Т. 2. М., 1982. С. 12-19.

275. Эмблемы и символы. М.: Интрада, 2000. 367 с.

276. Эппггейн М.Н. «Природа, мир, тайник вселенной.»: Система пейзажных образов в русской поэзии. М.: Высшая школа, 1990. 303 с.

277. Эстетика немецких романтиков / Пер. с нем. М.: Искусство, 1987. 736 с.

278. Эстетика раннего французского романтизма / Пер. с фр. М.: Искусство, 1982.-480 с.

279. Эткинд Е.Г. «Лирическая эпиграмма» как жанровая форма // Philologica. Исследования по языку и литературе. Л., 1973. С. 425-434.

280. Юнговы Ночи, в стихах, изданныя Сергеем Глинкою. В 2 частях. М., 1820. -175 с.

281. Языков Н.М. Сочинения. Л.: Худож. лит., 1982. 448 с.

282. Якобсон Р. Работы по поэтике. М.: Прогресс, 1987. 461 с.

283. Bern A. Tioutchev und die Deutsche Literatur / Germanoslavica. Jahr. III. № 34. 1935.-45 S.

284. Bibliography of Works by and about F.I.Tiutchev to 1985. Nottingham, 1987. -114 p.

285. Coates W.A. Tiutchev and Germany: The Relationship of His Poetry to German Literature and Culture. Harvard, 1950. 210 p.

286. Cyzevskyi D. Tioutchev und die Deutsche Romantik // Zeitschrift fur Slavische Philologie. Bd. IV. Hft. 3-4. Leipzig, 1927. S. 35-52.

287. Goethe J.W. Faust. Berlin und Weimar, 1975. 780 S.

288. Gregg R.A. Fedor Tiutchev. The Evolution of a Poet. NY. & L., 1965. 257 p.

289. Grundbegriffe der Literaturanalyse. Leipzig, 1985. 294 S.

290. Hall D. To Read Literature. Fiction. Poetry. Drama. N.Y., 1987. 1281 p.

291. Heine H. Das Gluck auf Erden. Ausgewalte Gedichte. M., 1980. 639 S.

292. Horace. Odes and epodes / Latin and English. Harvard, 1995 438 p.

293. Kyje P. Theory of the Modern Lyric Poetry. S.-Barbara, 2001. 154 p.

294. KempfR. Tjutcev: Personlichkeit und Dichtung. Gottingen, 1956. 182 S.

295. Lane R. Hunting Tyutchev's Literaiy Sources // Festschrift for N.E. Andreyev. London, 1984. P. 43-68.

296. Matlaw R.E. The Polyphony of Tyutchev's Son na more // The Slavonic and East European Review. Vol. 36. № 86. December 1957. London, 1957. P. 198-204.

297. Pratt S. Russian Metaphysical Romanticism. The poetry of Tiutchev and Bora-tynskii. Standford, 1985. 253 p.

298. Pratt S. The Semantic of Chaos in Tjutchev / Slavistishe Beitrage. Bd. 171. Miinchen, 1983. 149 p.

299. Q. Horati Flacci Carmina. Lipsiae, 1906. 391 p.

300. Rydel Ch.A. Questions of Genre in Tiutchev's lyrics // Canadian-American Slavic Studies. 1995. Vol. 29. № 3-4. P. 331-352.

301. Schiller F. Gedichte. Leipzig, 1952. 247 S.

302. Schlegel F. Werke in 2 Bd. Berlin und Weimar, 1980.

303. Schulze A. Tjutchevs Kurzlyrik. Traditionszusammenhange und Interpretationen / Forum slavicum. Bd. 25. Miinchen, 1968. 40 S.

304. The Library of World Poetry. NY., 1995. 789 p.

305. Young Ed. The Poetical Works. In 2 vl. VI. 1. London, 1844. 298 p.