автореферат диссертации по философии, специальность ВАК РФ 09.00.03
диссертация на тему: Метафизика русской литературы Льва Шестова

Полный текст автореферата диссертации по теме "Метафизика русской литературы Льва Шестова"

На правах рукописи

ЛАШОВ ВЛАДИМИР ВЛАДИМИРОВИЧ

МЕТАФИЗИКА РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ ЛЬВА ШЕСТОВА

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени доктора философских наук

Специальность 09.00.03 - история философии

2 4 [ЛАР 2011

Москва-2011

4841210

Диссертационная работа выполнена на кафедре истории русской философии философского факультета МГУ имени М. В. Ломоносова

Официальные оппоненты:

доктор философских наук, профессор

Громов Михаил Николаевич

доктор филологических наук, профессор

Колобаева Лидия Андреевна

доктор философских наук, профессор

Калитин Пётр Вячеславович

Ведущая организация

Российский государственный гуманитарный университет, кафедра истории русской философии

Защита состоится «21 » февраля 2010 г. в 15 часов на заседании Диссертационного совета Д 501.001.38 при Московском государственном университете имени М. В. Ломоносова по адресу: 119991, Москва, Ломоносовский проспект, д. 27, корпус 4, учебный корпус № 1, философский факультет, зал заседаний Ученого совета, ауд. А 517-518.

С диссертацией можно ознакомиться в читальном зале отдела Научной библиотеки МГУ имени М.В. Ломоносова в учебном корпусе № 1 по адресу: Москва, Ломоносовский проспект, д. 27, к. 4, сектор «Б», 3-й этаж, комн. 300.

Автореферат разослан «_»_2010 г.

Ученый секретарь диссертационного совета кандидат философских наук, доцент

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Настоящая работа посвящена историко-философской реконструкции метафизики русской литературы Л. Шестова. Наследие этого яркого русского экзистенциалиста, выдающегося знатока мировой философии, литературы и культуры является убедительным подтверждением и доказательством неисчерпаемости философских оснований русской литературы XIX - начала XX в., уникального духовного богатства ее творцов.

Актуальность темы исследования. Интеллектуальная, нравственная и эстетическая глубина русской литературы, сочетающей в себе гармоническое и нераздельное единство приемов художественного изображения и одновременно философского переживания бытия человека, общества и мира, способствовали в России не только органичному взаимопроникновению философии и литературы, но и взаимному обогащению этих двух областей отечественной культуры. Русская философия всегда стремилась проникнуть во все стороны духовной жизни личности и общества. То же самое можно сказать и о русской литературе, которая всегда была больше, чем литература, а философия, зачастую изгоняемая из университетов и кафедр, находила пристанище в публицистике, литературной критике, в поэзии и художественной прозе.

История развития русской культуры отражает тот факт, что интеллектуальная деятельность многих ее творцов не укладывается в строго определенные и изолированные друг от друга формы духовной активности: философию, публицистику, литературную критику или художественную литератору. Это предопределило тесную и неразрывную связь философии и литературы в России.

Значимость темы исследования определяет то обстоятельство, что процесс осмысления русской литературы, включающий в себя наряду с другими такие превалирующие направления, как радикально-демократическое и религиозно-метафизическое, в своих истоках имеет философскую природу,

поскольку, так или иначе, опирается на те или иные философские традиции и имена.

Особенно бурно вхождение философии в литературу происходит с середины XIX столетия. Именно в это время начинают формироваться философски окрашенные литературные течения, что особенно характерно для трудов В. Одоевского, А. Григорьева, А. Хомякова, И. Киреевского, Ф. Тютчева и др. Своего самого яркого проявления этот синтез философии и художественной литературы достиг в сочинениях Ф. Достоевского и Л. Толстого.

В XX в. эта традиция продолжала развиваться в творчестве представителей русского религиозного ренессанса и поэтов символистского круга. В свою очередь философский ренессанс, по свидетельству H.A. Бердяева, имел литературный источник происхождения. Д.С. Мережковский, JI. Шестов и В.В. Розанов характеризуются H.A. Бердяевым как творцы с ярко выраженным литературным даром, богатой философской и литературной эрудицией.

Таким образом, актуальность исследования связана с потребностью рефлексии над сложным процессом взаимосвязи и взаимообогащения русской философии и литературы, необходимостью выявить метафизические основания русской литературы. JI. Шестов далеко не случайно выделяется из ряда других представителей отечественной мысли. Его творческая деятельность имеет своим результатам развитие не только фундаментальных проблем философии. Она обогащает также традицию интеграции русской философии и русской литературы, их поиска взаимопонимания. В этом свете систематическая реконструкция персоналистического и экзистенциально-метафизического анализа и истолкования русской литературы JI. Шестовым представляется высоко значимой историко-философской задачей.

В целом актуальность исследования продиктована необходимостью более глубокого и целостного понимания русской философской и художественной культуры XIX - первой четвери XX вв.

Степень изученности проблемы. В XX в. со стороны историков литературы и философии пионерами в исследовании мировоззренческого содержания отечественного литературного процесса стали Д. Святополк-Мирский, осуществивший еще в 1925 г. целостное исследование истории русской литературы, предназначенное для зарубежного, прежде всего, англоязычного читателя («История русской литературы с древнейших времен по 1925 год»", 1925), а также религиозно мыслящие философы-эмигранты В.В. Зеньковский («История русской философии», 1948-1950 гг.) и Н.О. Лосский («История русской философии», 1951) и др. Богатейший материал для понимания философского и мировоззренческого смысла русской литературы оставили нам мыслители - современники Льва Шестова. Это прежде всего С.Н. Булгаков, H.A. Бердяев, С.Л. Франк, Д.С. Мережковский и другие.1

С 80-х гг. XX в. в СССР и потом в России началось серьезное изучение истории русской философии и русской литературы в их взаимообусловленности и взаимодействии.

Данная диссертация, посвященная научной реконструкции метафизики русской литературы Л. Шестова, призвана дополнить имеющиеся наработки и наметить ход дальнейших исследований в этой области знания. Л. Шестова можно считать подлинно выдающейся фигурой в философской инерпретации мировой литературы. Его оригинальная философская концепция русской литературы позволяет по-новому оценить вклад этого мыслителя в историю развития отечественной культуры и вместе с тем получить более полное представление о специфике его экзистенциализма.

До настоящего времени в философской историографии имеются заметные пробелы в фундаментальных исследованиях, посвященных многим представителям религиозно-философской мысли XX века, как выдающимся

' Мережковский Д.С. Толстой и Достоевский (СПб., 1903), Франк С.Л. Достоевский и кризис гуманизма // Русские эмигранты о Достоевском (СПб., 1994); Франк С.Л. Религиозность Пушкина ( Пушкин в русской философской критике: Конец XIX — первая половина XX в. / Сост., Р. А. Гальцева. — М.: Книга, 1990); Булгаков С.Н. Жребий Пушкина (Пушкин в русской философской критике; Конец XIX — первая половина XX в. / Сост., Р. А. Гальцева. — М.: Книга, 1990); Булгаков С.Н. Чехов как мыслитель /У Новый путь, 1904. Октябрь, Ноябрь; Бердяев H.A. Миросозерцание Достоевского (Praha: YMCA-PRESS, 1923); Ильин И. Пророческое призвание Пушкина (http://magister.msk.ru/library/philos/ilyin/ilyin001.htm); Федотов Г. О гуманизме Пушкина (http://magister.msk.ru/iibrary/philos/fedotov/fedot002.htm) и мн. др.

5

знатокам и аналитикам русской литературы. Если, например, по отношению к наследию В.В. Розанова такие исследования уже проведены, то в существующей отечественной и зарубежной историографии нет обобщающих или специальных трудов, сделавших предметом рассмотрения философию русской литературы JI. Шестова. Это связано, в основном, с тем, что творчество русских писателей рассматривалось исследователями философского наследия Л. Шестова исключительно с точки зрения их влияния на формирование мировоззрения самого Шестова. Между тем, рецепция и интерпретация русской литературы занимает в его творчестве одно из ведущих мест, причем как в его философских, так и в литературно-критических трудах. Она при этом становится предметом постоянной философской и психологической рефлексии.

Несмотря на то, что современная научная библиография о Л. Шестове начала складываться лишь в 70-80-е гг. XX в., количество философских трудов, написанных о мыслителе столь велико и значительно, что их анализ к настоящему моменту возрос до уровня отдельной научной проблемы. В связи с этим обратим внимание на исследования последних десятилетий, однако, при этом подчеркнем большое значение для целостного понимания мировоззрения Л. Шестова работ, написанных в 70-90-е гг. XX в. Среди первых исследователей Л. Шестова были такие отечественные ученые, как В.Ф. Асмус1, В.Е. Доля2, А.И. Новиков3. В более систематическом виде идеи Л. Шестова стали предметом анализа в работах В.А. Кувакина. Его труды «Критика экзистенциализма Бердяева» (1976), «Религиозная философия в России» (М., 1980), «Опровержения и предположения Льва Шестова» (Философские науки, 1990, № 2, 3) положили начало специальному научно-философскому исследованию русского экзистенциализма. Одним из первых литературно-эстетических опытов осмысления творчества Л. Шестова стала статья В. Ерофеева «Остается одно: произвол (философия одиночества и литературно-эстетическое кредо Льва Шестова)» (Вопросы литературы, 1975,

1 Асмус В.Ф. Лев Шестов и Кьеркегор II Философские науки, 1972, № 4.

7 Доля В.Е. Критика теологического понимания свободы. Львов, 1973.

3 Новиков А.И. Нигилизм и нигилисты. Л. 1972.

№ 10), в которой значительное место отведено воззрениям мыслителя на русскую литературу и рассмотрены его взгляды на творчество великих русских писателей в общем контексте презентации его философии трагедии.

90-е гг. XX и первое десятилетие XXI вв. отмечены повышенным интересом к культуре начала XX века, что вызвало к жизни ряд интересных исследований творчества Льва Шестова как среди философов, так и литературоведов. Здесь следует отметить труды Э.Г. Бабаева, Н.К. Батовой, Л.М. Мареевой, В.Ш. Сабирова и др.1

Среди новейших исследований следует назвать работы А.Д. Данилевского, Н.В. Мотрошиловой, В.Н. Поруса, Я. Головина, В.Л. Курабцева, A.A. Кудишиной, Е.В. Мареевой, В.Н. Паперного и многих других. Н.В. Мотрошилова в монографии «Мыслители России и философия Запада: В. Соловьев, Н. Бердяев. С. Франк. Л. Шестов» (М., 2006) посвящает отдельную главу творчеству Л. Шестова в его органической взаимосвязи с западноевропейской философией. Автор касается при этом воззрений Л. Шестова и на русскую литературу, однако цели его исследования связаны с рассмотрением взаимосвязей и отношения философии Л. Шестова к западным мыслителям, таким, как Ф. Ницше и Г. Гуссерль. В связи с рассмотрением ницшеанского вопроса в России начала XX в. затрагивает фигуру Л. Шестова Г.В. Варакина, автор монографии «Между Дионисом и Аполлоном» (Рязань, 2007). Заметным явлением среди современных исследований по философии Л. Шестова стала монография В.Л. Курабцева «Миры свободы и чудес Льва Шестова: Жизнь мыслителя, "странствования по душам", философия» (М., 2005). В работе дано глубокое, объективное и всестороннее освещение жизни и творчества философа, подробно разработан вопрос об отражении мировой культуры в его творчестве, обращено внимание на влияние творчества русских писателей на формирование философии Л. Шестова. Работы Я. Головина

' Бабаев Э.Г. Лев Шестов: итог или проблема? - В кя.: Связь времён: проблемы преемственности в русской литературе конца-начала XX вв. - М.: «Наследие», 1994; Батова Н.К. Вязь души моей: О философии Л. Шестов, М., 2000; Мареева Е.В. Творчество Ф.М. Достоевского в зеркале философии Льва Шестова // Вопросы философии, 2007, № 3; Сабиров В. ¡11. Русская идея спасения (жизнь и смерть в русской философии). СПб., 1995.

(Дерзновенная борьба за человека // Здравый смысл, 1999, № 13) и A.A. Кудишиной (Экзистенциализм и гуманизм в России: Лев Шестов и Николай Бердяев. М., 2007) объединяет тема экзистенциально-гуманистической составляющей творчества мыслителя. Авторы касаются как западных истоков его философии, так и отечественных, рассматривая при этом взгляды философа на творчество великих русских писателей, указывая на метафизическую глубину проблем, отраженных в художественных произведений Н.В. Гоголя, Ф.М. Достоевского, JI.H. Толстого и других.

В то же время существует солидный пласт литературоведческих работ, посвященных J1. Шестову. Среди них следует отметить, прежде всего, публикации JI.A. Колобаевой, посвященные анализу творческих связей JI. Шестова и влияние его философии на мировоззрение Л. Андреева и А. Ремизова. Но особенно следует выделить монографию этого автора «Концепция личности в русской литературе рубежа XIX-XX вв.» (М., 1990), в которой Л. Шестову отведено отдельное место. Необходимо также назвать исследования И. Бражникова, Е.В. Каманиной, Ю.В. Кузнецовой, А.Д. Степанова, Е.К. Созиной, К. Эмерсона1.

Большое внимание философии Л. Шестова уделяют зарубежные ученые, особенно европейские и американские. Можно сказать, что сегодня Л. Шестов - один из самых популярных персонажей западных исследований русской философии2.

1 Каманина Е.В. Л. Шестов о Пушкине. // Вестник Московского университета. Серия 9, 1999, № 3; Кузнецова Ю.В. M.A. Булгаков и Л. И. Шестов: параллели в творчестве. - В сб.: Социальные и гуманитарные исследования: традиции и реальности. Выпуск III. Межвузовский сборник научных трудов. - Саранск, 2003, с.

1 И; Бражников И. Неоткрытый Чехов, или осколки распавшегося мира // Дядя Ваня. Литературный Альманах, 1993, № 5; Степанов А.Д. Лев Шестов о Чехов. - В кн.: Чехов и серебряный век. - М.: «Наука», 1996; Эмерсон К. Против закономерности: Соловьёв, Шестов, поздний Толстой, ранний Бахтин. - В кн.: Бахтинология: исследования, переводы, публикации. - СПб.: «Алетейя», 1995.

2 Dësileis André Léon Chestov. Des paradoxe de laphilosophie, preface d'Alexis Klimov, (Quebec: Editions du Beffroi), 1984; Gascoyne David Journal 1936-37. Death of an Explorer. Léon Chestov, - London: The Emtharmon Press, 1980; Great Twentieth Century Jewish Philosophers. Shestov, Rozenzweig, Buber. Introd. by Bernard Martin, New York: The Macmillan Company, 1970; Neto J.R.M. The Christianization of Pyrrhonism: Skepticisms and Faith in Pascal, Kierkegaard, and Shestov. - Dordrecht; Boston: Kluwer Academic Publishers, 1995; Rostenne P. Léon Chestov: philosophie et liberté. - Bordeaux: Editions Bière, 1994; Salazar-Ferrer, Ramona Conceptions of the Absurd. From Surrealism to the Existential Thought of Chestov and Fondane, Oxford: Legenda, 2001; Shein L.J. The philosophy of Lev Shestov (1866-1938): A Russian Religious Existentialist. - Lewiston, N.Y., USA: E. Mellen Press, 1991; Wern-ham, James Two Russian Thinkers: An Essay in Berdyaev and Shestov, Toronto: University of Toronto Press, 1968.

Ему посвящены сайты в Интернете, а при одном из старейших университетов Шотландии, в Университете Глазго создано научное общество имени Льва Шестова, «Lev Shestov Studies Society» и издается журнал его имени, «The Lev Shestov Journal» (см. интернет страницу Университета Глазго: http://www.shestov.arts.gla.ac.uk/html/joumal.htm).

Не случайно и то, что от зарубежных исследователей не ускользнула тема «Л. Шестов и русская литература». Этому вопросу посвящен ряд специальных научных публикаций1.

Совокупность исследовательских материалов о воззрениях Л. Шестова на великое наследие русской литературы при отсутствии обобщающих историко-философских трудов по этому вопросу заставляет признать необходимость специальной работы, в которой реконструкция Шестовым философских оснований русской литературы, истолкование им мировоззрения ее наиболее выдающихся творцов получило бы всестороннюю и целостную релизацию.

Объектом исследования являются философские и литературно-критические сочинения Льва Шестова, его эпистолярное наследие, т.е. весь корпус работ этого выдающегося мыслителя, а также его творческие связи с современниками, как философами, так и писателями, и изложенная во всех этих источниках метафизика русской литературы Льва Шестова.

Предметом исследования диссертации является тот пласт творческого наследия Л. Шестова, который связан с выработкой им философской методологии и разработкой им анализа экзистенциально-персоналистической метафизики русской литературы на основе общих установок экзистенциализма и персонализма.

Кроме того предметом диссертации является то направление творчества Л. Шестова, в рамках которого он разработал оригинальную философскую

1 Essays in Russian literature, the conservative view: Leontiev, Rozanov, Shestov. Selected, edited, translated and with an introd. by Spencer E. Roberts. - Athens: Ohio University Press, 1968; Malcolm Jones, Shestov on Chekhov, in Russian Writers on Russian Writers, edited by Faith Wigzell and Robin Aizlewood, Oxford: Berg, 1994; MarineUi G. La Russia e il destino del"Occidcnte: Dostoevskij, Solov'ev, Rozanov, Sestov. - Roma: Edizioni Studium, 1994; Valeviiius A. Lev Shestov and his times: encounters with Brandes, Tolstoy, Dostoevsky, Chekhov, Ibsen, Nietzsche, and Husserl. -N.-Y.: P.Lang, 1993.

трактовку воззрений великих русских писателей - A.C. Пушкина, М.Ю. Лермонтова, Н.В. Гоголя, И.С. Тургенева, Ф.М. Достоевского, JI.H. Толстого, Вяч. Иванова. Вместе с тем предметом исследования является и процесс обратного влияния творчества классиков русской литературы на мировоззрение самого Л. Шестова.

В основание настоящего исследования положена следующая научная гипотеза.

В силу того, что Л. Шестов проявлял постоянный и напряженный философский интерес к русской литературе и ее творцам, как людям глубокого и богатого мировоззрения, в его работах, ставших плодами этого интереса, не могли изначально не присутствовать определенные экзистенциальные установки относительно этих феноменов. В итоге это переросло в философию (метафизику) русской литературы, а также в оригинальную методологию анализа эволюции, драмы и «перерождения» писательских мировоззрений. Таким образом Шестовым была создана своеобразная экзистенциально-персоналистическая концепция русской литературы, уникальная стилистика, приемы философского анализа и истолкования индивидуального писательского мировоззрения.

Доказательству того, что эта гипотеза в ходе исследования может быть подтверждена и превратиться тем самым в обоснованную научную концепцию, и посвящена настоящая диссертация.

Цель и задачи работы.

Цель диссертации - раскрыть философские основы, теоретическое содержание и пути создания представленной в творчестве Л. Шестова метафизики русской литературы, выяснить ее место, роль и значение в наследии русского философа, показать влияние его экзистенциально-персоналистической трактовки русской литературы на отечественную культуру первой половины XX в.

Достижение этой цели предполагает решение следующих задач:

1. Исследовать пути преломления идей русской классической литературы в философии Л. Шестова, выявить способы анализа и оценки им - в ходе «странствования по душам» русских писателей - экзистенциального смысла их произведений и метафизических оснований их мировоззрения.

2. Проследить влияние метафизических составляющих мировоззрения русских писателей на воззрения Л. Шестова и его творческую судьбу.

3. Реконструировать и дать определение философско-психологической методологии Л. Шестова и раскрыть стратегию ее реализации в ходе анализе им мировоззренческих и идейных установок русских писателей, особенно сильно привлекавших его интерес.

4. Установить специфику и место разработанной Л. Шестовым метафизики русской литературы в его философском наследии.

5. Показать место Л. Шестова в духовном мире русской литературной эмиграции.

6. Определить философско-эстетическую составляющую мировоззрения Л. Шестова и ее реализацию при исследовании и интерпретации им творчества русских писателей.

7. Дать сравнительный анализ философских оснований радикально-демократической литературной критики и религиозно-философской критики Л. Шестова.

8. Проанализировать и дать оценку гуманистическим установкам Шестова и их отражению в интерпретации им русской литературной классики.

Теоретическая и методологическая основа исследования. Теоретической основой диссертации является совокупность научных философских понятий, теорий, документов, сведений, материалов, письменных свидетельств, выявленных закономерностей, вытекающих из них принципов, достаточных для решения исследовательской задачи данной диссертации.

В теоретической основе диссертации лежат основополагающие принципы научной теории мирового и отечественного историко-философского процесса,

разработанные в трудах М.А. Маслина, В.А. Кувакина, А.Т. Павлова, Т.И. Ойзермана, В.В. Соколова, А.С. Богомолова, Г.Г. Майорова и др.1

Методология исследования, принятая в настоящей работе, представляет собой комплекс общенаучных и специальных методов изучения, включающих историко-философский, компаративистский, текстологический и герменевтический методы анализа.

Научная новизна исследования.

• На основе анализа и систематизации исследований и оценок JI. Шестовым философского содержания классической русской литературы и мировоззрения ее творцов была идентифицирована и реконструирована его экзистенциально-персоналистическая метафизика русской литературы, определены ее существенные черты и особенности.

• Историко-философская реконструкция позволила рассмотреть его метафизику русской литературы как существенную составляющую его философских изысканий и определить ее место в творческом наследии J1. Шестова. В этом смысле работа является первым в отечественной и зарубежной научной историографии опытом систематического анализа и обобщения взглядов русского мыслителя на отечественную литературу как на уникальный по своему богатству и глубине мировоззренческий, психологический, нравственный, эстетический и философско-антропологический феномен.

• В ходе этого анализа был выявлен источник формирования и конкретного применения им оригинальной методологии исследования философской составляющей русской литературы и мировоззрений писателей, которая определена в работе как экзистенциально-персоналистическая.

1 История русской философии / под ред. М.А. Маслина, изд. 2-е, М., 2008; Богомолов А.С., Ойзерман Т.И. Основы теории историко-философского процесса, М.,1983; Майоров Г.Г. Философия как искание Абсолюта. Опыты теоретические и исторические. — М., 2004; Философия и история философии: Актуальные проблемы: К 90-летию Т. И. Ойзермана / РАН. Институт философии. — М., 2004; Ойзерман Т.И. Проблемы марксистско-ленинской методологии истории философии. М., 1987; Соколов В.В. От философии Античности к философии Нового времени. Субъект-объектная парадигма. М., 2000; Павлов А.Т. Философия в Московском университете // Философский факультет Московского государственного университета им. M.B. Ломоносова: очерки истории. М., 2002; Кувакин В.А. Мыслители России, М., 2006; A History of Russian Philosophy: From the Tenth Through Ihe Twentieth Centuries. In Two Vols. / Ed. By V. Kuvakin, Buffalo, 1993.

• К научной новизне диссертации также относится следующее:

- определение влияния философских оснований русской литературы на формирование и развитие взглядов Л. Шестова;

- экспликация представлений мыслителя о философско-эстетической и персоналистической сущности и целях литературного творчества в контексте анализа им произведений и судеб русских писателей;

выявлены истоки и прослеживается динамика развития гуманистических взглядов мыслителя и их созвучие с воплощенными в русской литературе гуманистическими идеалами;

- рассмотрено место Шестова в идейной жизни русской литературной эмиграции и дана оценка литературно-философской просветительской деятельности Л. Шестова во Франции первой половины XX в.

На защиту выносятся следующие положения

• Творчество Л. Шестова убедительно свидетельствует, что за его неизменным интересом к философским основаниям литературы стояли определенные установки, реализация которых привела к созданию им метафизики русской литературы, того, что можно назвать персоналистической и экзистенциалистской концепцией русской литературы.

• Общей философской установкой Шестова в отношении литературного творчества и литературы была его идея, определенно выраженная уже в его ранней работе «Шекспир и его критик Брандес», в которой начинающий философ провозгласил мир художественного произведения одной из наивысших реальностей, наилучшим выражением самых глубоких и подлинных мыслей и переживаний человека. Художник, уже тогда провозгласил Шестов, стоит ближе всех к правде жизни и потому способен рассказать о ней лучше, чем ученый или философ. В свете шестовской метафизики литературы философия предстает как философия трагедии, философия человеческой жизни, наилучшим образом воплощаемая в мире, порождаемом безграничным воображением и произволом художника.

• Метод анализа Шестовым произведений писателей и их творчества предстает как такое «странствование по душам», которое имеет свою драматургию и сюжет. Оно начинается обычно с особого рода скептического и одновременно критического разбора произведений писателя, которые рассматриваются как способ решения им, прежде всего, своих глубоко личных метафизических вопросов, верований и исканий окончательных смыслов. В ходе анализа мировоззренческих исканий писателя Шестов особое внимание обращает на трудности поиска ответов на метафизические вопрошания, на неудовлетворительность решения автором изначальных вопросов, что в свою очередь ведет к драме или экзистенциальному кризису художника. Этот кризис, ввергающий писателя в трагическую ситуацию, наиболее интересен Шестову как искателю пограничных ситуаций, в которых, как он всегда надеялся, мы ближе всего подходим к разгадкам тайны человеческого существования.

• В муках и трагедии художественного творчества, в «апофеозе беспочвенности», в отчаянном дерзновении, через который прошли многие излюбленные Шестовым русские писатели, он усматривал источник их бесценного опыта, мудрости и надежды. Вместе с тем, заключительные акты исследования драматизма литературного творчества как способа решения писателем своих метафизических тревог и запросов завершаются у Шестова, как правило, выражением искреннего сочувствия и любви к писателю как живому и конкретному человеку, мужественно и отчаянно, искренне и глубоко жаждущего разрешить «проклятые вопросы» человеческого существования. Так метафизический скептицизм - как смесь надежды и сомнения в способности человека обрести изначальные и предельные смыслы - всякий раз завершается у Шестова выражением чувств гуманности и веры в победу человека в его дерзновенной и отчаянной борьбе за фундаментальные, «живые» истины, за самого себя как конкретного человека. В этом, прежде всего, и состоит стоический оптимизм и трагический гуманизм Шестова.

• Создание Шестовым оригинальной метафизики русской литературы, ее презентация в свете философии трагедии и абсурда не только

придали новый и оригинальный облик русской художественной литературной классике, открыли в ней новые смыслы, но и оказали заметное влияние на восприятие этого феномена современниками философа - русскими и зарубежными мыслителями, писателями и литературными критиками.

• Лев Шестов стоял у истоков частной поэтики таких великих русских писателей, как A.C. Пушкин, М.Ю. Лермонтов, Н.В. Гоголь, Ф.М. Достоевский, Л.Н. Толстой, И.С. Тургенев, А.П. Чехов. Он предложил оригинальную философскую концепцию литературы и писательского творчества и реализовал ее в процессе анализа мировоззрений конкретных персоналий, что и означало создание частных поэтик указанных русских художников.

Научно-практическая значимость работы. Научная значимость работы заключается в том, что она восполняет существующие пробелы в области истории русской философии и философии русской литературы. Полученные результаты позволяют продолжить реконструкцию экзистенциально-персоналистической концепции русской литературы, основания чему заложены в творчестве Л. Шестова; они позволяют определить влияние творчества и идей русских писателей XIX в. на философию Шестова, с одной стороны, и, с другой - проследить характер влияний философии Шестова на русскую литературу XX столетия.

Информационные ресурсы и обобщения, содержащиеся в диссертации, могут лечь в основание последующих научных изысканий, целью которых станет сравнительно-аналитическая реконструкция концепций русской литературы других представителей религиозно-философской критики с целью получения более полного представления о философском осмыслении русской литературы в отечественной культуре конца XIX - первой половине XX вв.

Материалы исследования могут стать основой для разработки лекционных курсов, спецкурсов и спецсеминаров по истории русской и мировой философии, истории русской культуры и эстетики, истории русской литературной критики XX века.

Апробация работы. Диссертация обсуждена и рекомендована к защите на заседании кафедры истории русской философии философского факультета МГУ имени М.В. Ломоносова 13 мая 2010 г.

Базовые идеи исследования были изложены автором в 18 публикациях, а также на Международной научной конференции «Культура и цивилизация в глобализующемся мире: актуальные социальные и экономические проблемы» 12-14 ноября 2008г (г. Коломна), на Международной конференции «Достоевский в диалоге культур» 25-29 августа 2009 г. (г. Коломна); на научном семинаре «Современный гуманизм - современная Россия» (философский факультет МГУ, Москва, 24 февраля 2009 г.) и др.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, четырех глав (15 параграфов), заключения и списка использованной литературы, состоящего из 249 источников.

Настоящая структура отражает как объективную логику развития философских и философско-антропологических идей в русской литературе XIX - первой половины XX вв., так и логику анализа мировоззрений ее творцов, получившую многостороннее отражение в философских и литературно-эстетических работах Л. Шестова.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении обосновывается актуальность темы, выделяется объект и предмет диссертации, устанавливаются ее цели и методы их достижения. Здесь же дается характеристика степени разработанности проблемы, формулируется научная гипотеза исследования и положения, выносимые на защиту. Во введении определяются методологические основания, демонстрируется научная новизна, теоретическая, а также практическая значимость работы.

В первой главе, «Персоналистический анализ русской литературы в философии Льва Шестова» дан терминологический анализ ключевых категорий исследования, а также историко-философский анализ различных сторон жизни, научной и просветительской деятельности философа в свете рецепции Шестовым русской литературной классики, подчеркивается высокая

значимость русской литературы в его творчестве на протяжении всей жизни. Также реконструирован, описан и проанализирован творческий метод анализа русской литературы Л. Шестова, определенный как экзистенциально-персоналистический.

Параграф 1.1., «Философия и теория литературы: проблемы демаркации». В этом теоретико-методологическом разделе специальное внимание уделено анализу категорий «философия», «философия (метафизика) литературы», «теория литературы», «литературоведение», выявляются особенности их терминологического содержания и предметных различий. В этом параграфе дается определение философии и метафизики литературы, рассмотрены исследования, посвященные изучению литературы с точки зрения философии, делается вывод, что одной из заметных тенденций в изучении литературного процесса является формирование философии литературы, в частности, метафизики русской литературы, представляющей собой одну из становящихся философских дисциплин, по своему междисциплинарному статусу подобной философии искусства, философии кино, философии архитектуры и т.д.

Параграф 1.2., «Значение русской литературы в творчестве Льва Шестова» посвящен рассмотрению наиболее значимых событий жизни Л. Шестова, связавших его творческую деятельность с наследием русской классической литературы, сыгравшей огромную роль в становлении и развитии его мысли, поскольку фактически всё творчество мыслителя неразрывно связано с русской литературой. В ее недрах он находит удивительный по силе и сложности поставленных проблем материал, послуживший основанием для создания им собственной уникальной концепции русской литературы.

Шестов стремился исследовать дальние области человеческого опыта, бывшие прежде сокрытые от философии, но открытые для некоторых русских писателей. Русские писатели были вечными спутниками его творческих исканий. Для Шестова русская литература - это возможность свободно высказаться о том, что его глубоко тревожило. Его терзали те же муки, что и

Гоголя, Достоевского, Толстого: страх сумасшествия, бегство от обыденности, «хождение по краю» и человеческое «подполье», острое и внезапное переживание ужаса смерти и борьба со «всемством», проблемы больших смыслов и подлинности мира и человека. По его мнению никто в России лучше, чем эти писатели не мог осмыслить и эстетически выразить глубинных тайн человеческого бытия, так тесно примыкающих к пограничным ситуациям отчаяния и восторга. Это и предопределило интерес Шестова к русской литературе и ее значение в творчестве философа.

В лице Шестова явился не очередной литературный критик, а чрезвычайно глубокий и оригинальный мыслитель, взорвавший и перевернувший своим творчеством сложившиеся представления о мировоззренческих основаниях европейской культуры и русской литературы в особенности.

Шестова занимала прежде всего проблема «перерождения убеждений» у русских писателей, поскольку, как он считал, именно в эти моменты обнажаются «корни души», и мы имеем возможность увидеть самое сокровенное и главное в человеческом существе. Этот интерес мотивировался и тем, что он сам прошёл через мучительный процесс смены мировоззрения и освобождения от «власти идей».

В этом параграфе прослеживается, как формируется известность Шестова в среде творческой интеллигенции рубежа XIX - XX веков. Биографические и литературные связи Шестова выявляют его тесную близость к группе младших символистов и философов русского религиозного возрождения. Отмечено, что, будучи включённым в конкретный культурно-исторический процесс, Шестов, с одной стороны, продолжает ее традиции, а с другой - находит и сохраняет свою интеллектуальную исключительность, получившую выражение в главных темах его философии, методе и пафосе исследования, что в совокупности составляет оригинальность его концепции русской литературы. Также фиксируется высокий статус русской литературы в контексте европейской и -шире - мировой культуры, равно как и признание вклада Шестова в

обоснование и доказательство исключительной ценности русской литературной классики.

В параграфе 1.З., «"Драматический" персонализм как исследовательский метод» рассматривается творческий метод Шестова, примененный им к анализу русской литературы. Для настоящего исследования вопрос о методе Шестова является главным не только с методологических позиций, но и с содержательной - экзистенциально-философской - стороны его концепции русской литературы. Шестов оставляет без внимания произведения и авторов радикально-демократического направления и нарочито «асоциально» транслирует то в опыте русской литературы, что связано с личным, с жизнью и судьбой конкретного человека. Его анализ не академичен, его метод - метод ярко эмоционального философско-психологического «странствования по душам» великих писателей и философов. Шестова интересовали только такие мыслители, «которых любознательность осудила следовать по окраинам жизни» (A.C. Пушкин, Н.В. Гоголь, Ф.М. Достоевский, А.П. Чехов, JI.H. Толстой). Однако свою задачу Шестов видел в том, чтобы обратить внимание не только на достоинства, но и на недостатки, творческие срывы писателей, полагая, что именно за ними скорее всего и кроется великая тайна жизни.

Принципиальными установками Шестова стали исключительная исследовательская честность, бесстрашие, адогматизм, свобода мысли и суждения. В связи с признанием неизвестности как особой и едва ли не самой важной для человека области жизни, Шестов - для взаимодействия с этой парадоксальной действительностью - выдвигает своеобразную гносеологическую установку, названную им «новым измерением мышления»,. Он отказывается от традиционных теорий познания, полагая, что они закрывают от нас ту таинственную реальность, которую ищет душа человеческая как последнюю обитель и «единое на потребу». Шестов предельно онтологичен, поскольку с исключительной последовательностью пытается изгнать идеи как ненужных посредников между человеком и

человеком, человеком и миром, человеком и Богом. С его точки зрения, бытие, существование должно превалировать над процессом познания.

В науке Шестов видит торжество рациональной методологии, принятой в ущерб непосредственному принятию многомерной и парадоксальной реальности. Шестов исследует алогичность и таинственность природы, неизвестности и не связывает прямолинейно творчество писателя с биографическими фактами его жизни, большая часть которых связана с рутиной и обыденностью. Вместе с тем, от его внимания не ускользают, с одной стороны, кризисы и «царственные случаи» в жизни писателя, с другой -самые незаметные движения души, продиктованные мимолётными впечатлениями детства или попыткой бегства от самого себя. Результатом этого оказалось вторжение в область философской веры и психологии убеждений художника, беспрецедентная в литературно-философской аналитике попытка формирования собственного метода психоаналитического и экзистенциально-персоналистического истолкования не просто литературных произведений, но прежде всего мировоззрения, духовного мира их создателей.

Важной стороной этого метода является умение видеть великих русских писателей в единстве их сильных и слабых сторон. Шестов стремился к сознательной демифологизации наших знаний о выдающихся личностях и тем самым способствовал прояснению дела, которому те посвятили свои жизни. Им двигала глубинная потребность почувствовать живые души тех людей, которым тайны бытия приоткрылись чуть больше и глубже, чем всем остальным. Шестов признаёт значительность безотчетно протекающих психоинтеллектуальных процессов и умеет их «приобщать к действительности», «мысленно наклониться над чужой душой», над её «чёрной бездной», он буквально охотится за оборванными фразами или неоформленными образами, стремясь выйти «за слово, за текст в невидимое пространство подлинной жизни».

Отсюда вытекают важнейшие методологические основания философии Шестова, утверждающей веру в человека, утверждающей примат суверенитета

личности над любыми общепринятыми философскими истинами или общественными идеалами (получившими свое развитие, в частности, в недрах русской демократической литературы 60-х гг. XIX столетия). В философской методологии Шестова выделяются такие исследовательские приемы, как принципиальная асистемность, парадоксализм, иррациональность и «произвол», а также метафизический скептицизм, т.е. такой скептицизм, который подвергает сомнению не только истины разума и науки, но и метафизические истины, как и любую рационально обоснованную метафизику.

Асистемность в философии Шестова является исходной принципиальной установкой, родившейся из его стремления разрушить претензии на оправданность логической обоснованности философских систем и религиозных учений как деформирующих истину, подгоняющих ее под абстрактные схемы. Шестов подчёркивает неспособность классических философских систем отвечать истинным человеческим потребностям, так как не исключено, что бесконечное многообразие «метафизических истин» порождено не более чем навязчивым стремлением человека преодолеть своё бессилие перед непредсказуемостью жизни, принципиально не укладывающейся в какие-либо схемы и теории. Шестов был особенно ярым противником Канта и Гегеля, философия которых являлась для него классическим образцом не только «железной» логичности, системности и завершённости, но также и апофеозом принуждения, подчинения человека системе идей и моральных императивов. Асистемность выражается в афористическом, свободном и дискретном стиле изложения. Она включает в себя преднамеренное исключение тендециозности, изначально заданного результата философских рассуждений и предвзятости, отсутствием заключений, всегда ассоциируемых Шестовым с лишением свободы.

Парадоксализм - основание философской методологии Шестова, в которой легитимируется неограниченное множество взаимоисключающих противоречий этического, аксиологического, онтологического характера. В свете парадоксов и разного рода психологических противоречий Шестов

воссоздаёт внутренний мир русских писателей, трагическую атмосферу их творчества, отчаяние и дерзновения их метафизических поисков. Литература потому приковывает его внимание, что она, по его мнению, адекватнее выражает экзистенциалы человеческого бытия во всей их непосредственности, и ей не требуется в отличие от философии вытравлять реальные жизненные противоречия ради последовательности и логичности изложения.

Иррациональность проявляется в намеренном уходе от обыденной механистичной сферы существования, в обращённости к загадочным и необъяснимым сторонам человеческого существования, в признании несостоятельности научных методов познания охватить всю полноту человеческой жизни. В этом контексте произвол означает бунт человека против закабаляющей фактичности бытия, путь достижения невозможного. Для Шестова «естественная связь явлений» не имеет никакого отношения к глубинным пластам человеческого бытия, где все таинственно и чудесно. Он защищает возможность перехода бывшего в не бывшее вследствие внутреннего перерождения человека, возможность чуда во внутреннем мире человека, возможность существования живого, могущественного и сокрытого Бога, как и живой, сокрытой от нас истины мира.

Метафизический скептицизм как одна из основ исследовательского метода Льва Шестова - это скептицизм особого рода. Он исключительно последователен, вплоть до обращения на самого себя, он тотален, полон надежды на невозможное, на прорыв цепи обязывающих нас истин и логики. Он порождён верой в изначальную связь скепсиса и свободы, сомнения и открытости и рассматривается как исходная ситуация, в которой еще все возможно и еще ничего не утрачено. Скептицизм - это мощь и право человека разрушать любые метафизические истины, не говоря уже об истинах науки или нормативной морали. Наконец, скептицизм Шестова - это жажда преодоления и тайная надежда на прорыв в мир подлинности, в удивительный и просторный мир, в котором все одинаково возможно и невозможно и где каждый может получить или создать свою собственную Вселенную.

Экзистенциально-персоналистический метод Шестова также включает в себя анализ конкретных психологических состояний писателя, философа или богослова, на что впервые обратил внимание H.A. Бердяев. К ним относятся самоотрицание и самооправдание, осуждение и отчаяние, дерзновение и откровение, трагедия и проповедь мыслителя, художника или творца. Обращаясь к этим экзистенциалам, Шестов в рамках персоналистического анализа русской литературы создаёт новые и подчас неожиданные образы русских писателей.

Здесь же осуществляется подход к характеристике ещё одной специфической черты творческого метода мыслителя, получившей название «шестовизации» (H.A. Бердяев), под которой подразумевается, что в души исследуемых им писателей Шестов вкладывал самого себя, совершая тем самым невольную и частичную субъективизацию действительного положения вещей. Сам Шестов не склонен был соглашаться с этим, обращая внимание на свой метод опровержений и предположений, отстраненности и иронии, на свою гипотетическую и вероятностную манеру письма. Вместе с тем Шестов вполне признавал требование объективности и беспристрастности исследования. В своих «блужданиях по душам» он соблюдал «философскую честность», которая заключалась в том, чтобы истолковывать личность мыслителя, не останавливаясь ни перед какими-либо предрассудками или условностями, принятыми в отношении великих людей. «Шестовизация» на самом деле играет отнюдь не последнюю роль в его творческом методе. Она связана не столько с субъективизацией рассматриваемого литературного материала или личности писателя, сколько с анализом невидимого и самого загадочного момента в жизни художника - «перерождения» его убеждения. Вместе с тем в произведениях русских писателей и их личных судьбах Шестову интересно прежде всего то, что созвучно его собственным исканиям предельных смыслов, что необходимо ему для прояснения той или иной волнующей его проблемы. Поэтому правильнее было бы говорить не о «шестовизации», а о поисках

Шестовым со-звучий, со-чувствий и со-переживаний со своими излюбленными персоналиями.

Экзистенциально-персоналистический творческий метод Шестова основывается на исследовании внутреннего мира личности и её столкновений с законами необходимости, личности, идущей вразрез со временем, гармонией и порядком. Шестов устремлён к вертикальному измерению жизненного мира человека как существа, «обманувшего вечность» и вырвавшегося на «свободу индивидуального существования». Его интересует в писателе человек, душой которого овладели совсем иные порывы, нежели стремление обладать благами, доступными смертным, человек, свободно и смело творящий свои миры, тоскующий по непредвиденному, фантастическому, полюбивший произвол и беспочвенность. Это внутренняя интенция предопределила как особенность метафизики русской литературы Шестова, так и неповторимость его философии по сравнению с господствующими традициями европейской рационалистической и христианской мысли. Все это в итоге обеспечило Шестову совершенно особое место в ряду русских философов.

Глава II., «Философские "странствования по душам"» посвящена исследованию «экзистенциальных портретов» классиков русской литературы XIX в. созданных Шестовым. Подчеркивается, что на протяжении всей творческой деятельности философ неизменно обращался к наследию великих русских писателей в связи с главными темами своего творчества: ненадежность и непредсказуемость бытия, тщета мудрости, свобода от власти идей и должного, свобода индивидуального существования от власти «всемства».

В параграфе 2.1., «Александр Пушкин и Михаил Лермонтов)> рассматривается понимание Шестовым личности A.C. Пушкина как знаковой фигуры не только для последующего развития русской литературы, но и для европейской духовной жизни в целом, а также идеал гуманности самого Шестова. Акцентировано, что в современной философской историографии содержится серьезный пробел в освещении этого вопроса. В рассмотрении

русских истоков шестовской философии речь чаще всего идёт о Ф.М. Достоевском, Л.Н. Толстом и А.П. Чехове. При этом остаётся без должного внимания мысль о том, что данная плеяда великих русских писателей имела своим истоком творчество Пушкина и что сам Шестов, раскрывая гуманистическое значение и экзистенциально-философский смыл их творчества, придавал этому факту огромное значение.

Величие поэта Шестов видит в том, что, разгадав загадку жизни, он примиряет нас с ней и учит гуманности, вопреки очевидной беспощадности и жестокости действительности. При этом он сумел одновременно избежать цинизма и утвердить высокий нравственный идеал. Шестов отмечает, что перед этой трудной задачей спасовал не один западный ум, либо преклонившись перед антигуманной реальностью, либо впав в идеализм. Пушкин избежал этих крайностей и гениально показал жизнь такой, как она есть, ввёл в литературу реализм, не являясь его теоретиком. «Тихая и неслышная вера в своё достоинство и в достоинство каждого человека» заключена, по мысли Шестова, в пушкинском идеале гуманности, воспринятом им самим столь же органично, как приняла и усвоила его вся русская литература. Этому гуманистическому идеалу Шестов тайно служил на протяжении всей своей жизни, посвятив своё творчество проблемам свободы личности, ее достоинства и права на индивидуальное существование. В русской философии конца XIX -начала XX вв. трудно найти более последовательного борца за них, чем Лев Шестов.

В диссертации прослеживается, в какой мере совпадает пушкинский идеал гуманности с внутренним стержнем философии самого Шестова; отмечается, что он видел составляющую пушкинского идеала гуманности в мужестве перед жизнью. Другой составляющей гуманистического идеала Пушкина является выраженная им вера в лучшее будущее человечества. При этом Шестов подчёркивает, что она исключительно экзистенциальная и свободна от социальных устремлений и утопий. Этический идеал, эстетически обоснованный Пушкиным, оказался глубоко близок самому Шестову, и

впоследствии был им оригинально развит и утвержден философски в его экзистенциальной философии. Пушкинский идеал гуманности и выявленные в связи с ним важные мировоззренческие параллели между поэтом и философом, подтверждают, насколько важным в процессе формирования Шестова-мыслителя, в частности, кристаллизации его идеала гуманности, было влияние Пушкина.

В параграфе также рассматриваются некоторые вопросы, связанные с отражением творчества A.C. Пушкина в зеркале русской литературно-философской критики конца XIX - начала XX вв. (Д.С. Мережковский) с целью подчеркнуть качественное своеобразие экзистенциально-персоналистического анализа Шестова. Шестов как экзистенциальный философ избирает объектом своего внимания именно такие произведения A.C. Пушкина, в которых тому удалось выразить страшные повороты в судьбе человека, погружающие его на самое дно трагического опыта. Это «Моцарт и Сальери», «Пир во время чумы», «Борис Годунов», «Капитанская дочка». Шестов отмечает, что свой идеал гуманности Пушкин нашёл, не отворачиваясь от тяжёлой действительности. Тайна гения Пушкина состоит в том, что, согласно поэту, трагический опыт человек должен пережить так, чтобы при этом избежать распада личности и самоуничтожения, сохранить способность к трансформации трагического опыта во внутреннюю жизнеутверждающую силу. Здесь же показано, какие именно черты творчества Пушкина на задачи и сущность литературного творчества повлияли на метафизику творчества Шестова.

Имени М.Ю. Лермонтова Шестов всегда касается вскользь, никогда не уделяя ему большого внимания при анализе русской литературы. Это может показаться нелогичным и выпадающим из рассматриваемой концепции экзистенциально-философского анализа русской литературы Шестова, поскольку поэту было присуще подлинно трагическое чувство жизни, пожалуй, даже более сильное, чем у Пушкина. В Лермонтове Шестову глубоко импонирует отсутствие тенденции и морализаторства. Он обращает внимание на тот факт, что первым певцом ненормальности в русской классике может

считаться именно Лермонтов, открывший своим творчеством эту тему для её гениального развития Ф.М. Достоевским. Но в целом творчество Лермонтова не заключает в себе тех мощных витальных сил, которые дозволяли Пушкину, окинув прощальным взором всё, что произошло в жизни, смешное и грустное, пошлое и величественное, воскликнуть: «Да здравствует солнце, да скроется тьма!». Причины столь решительного расхождения русских поэтов, которым в равной мере были ведомы тайны человеческой души и трагические повороты судьбы, Шестов раскрывает в статье «A.C. Пушкин», говоря о том, что Лермонтов задавался часто теми же задачами, какие ставил себе Пушкин, но спасовал перед своим талантом. Поэтому Шестов испытывает определённое удовлетворение в том, что именно Пушкин, а не Лермонтов стоит во главе интеллектуальной жизни в России и открывает новую полосу в развитии русской словесности, глубоко философской и человечной.

Параграф 2.2., «Николай Гоголь» посвящен анализу понимания и оценки личности и творчества Н.В. Гоголя в произведениях Шестова. Показано, что Шестов занимает своеобразную позицию в литературе о Гоголе. Философ ценит в творчестве Гоголя экзистенциально-философскую компоненту его творчества, предчувствуя в нём те темы, которые впоследствии так неотступно станут преследовать Достоевского.

В суждениях о Гоголе ярко прослеживаются особенности творческого метода Шестова, когда он непосредственно погружает читателя во внутренний мир писателя, полагая, что в случае с Гоголем мы можем говорить о фактически абсолютном тождестве между писателем и его произведениями. С одной стороны, он видит в Гоголе великого реалиста, беспощадно обрисовавшего русскую действительность, с другой - идёт в общем русле литературно-философской критики начала XX в. Он отмечает, что гоголевские типы имели целью преследовать всё дурное, что есть в человеке, и, прежде всего, отрицательные свойства, обнаруженные писателем в самом себе. До Шестова литературная критика игнорировала этот очевидный факт.

Шестова интересует, прежде всего, душа Гоголя. Среди великих художников Гоголь как никто другой был вырван из тисков эмпирического мира. Фантастический мир его мистических персонажей - ведьм, чертей, колдунов и утопленников - был для него, полагает Шестов, даже большей реальностью, нежели мир реалистических героев - Чичикова, Собакевича и Плюшкина. Именно поэтому Шестов считает ошибочным видеть в Гоголе обычного писателя. По его мнению, Гоголь не был сторонним наблюдателем и «бытописателем» народной жизни; он жил в сфере фантастического не меньше, чем в реальном мире, и этим фантастическим были бездны его внутреннего мира, в котором добро и зло, земное и трансцендентное переплетались невероятно сложным и мучительным образом.

Одним из самых труднообъяснимых поступков писателя стало сожжение им рукописи второго тома «Мёртвых душ». В работе «Начала и концы» Шестов пытается понять этот драматический акт в свете вопроса истинного и ложного богоизбранничества. Просветительская вера во всесилие слова, облагораживающее воздействие искусства и тем самым в мессианскую избранность писателя была чрезвычайно характерна для русской литературы в целом и для Гоголя в частности. В ходе «странствований» Шестова по душам великих русских писателей им был подмечен этот феномен избранничества, ставший для них одним из их сильнейших метафизических искушений, которое вынесли немногие. На примере Гоголя он показывает, что уверенность в том, что писатель может находиться у Бога на виду и быть избранным им для особых поручений, с годами может рассеяться, что ведет к горькому разочарованию. Не сумасшествие Гоголя и не его творческие неудачи, а мучительное преодоление иллюзии богоизбранничества стало, по мнению Шестова, причиной того, что Гоголь сжигает рукопись второго тома «Мёртвых душ». И это экзистенциальное движение души оценивается философом как выражение прозрения писателя и его высшей честности перед собой и читателем.

Литературно-философская критика начала XX в. оставила в наследство яркий и полный загадок портрет писателя. Она отвергла «Гоголя Белинского» -основателя натуральной школы, гражданина, «социального поэта» - и создала свой образ Гоголя-художника. В результате был нарисован образ человека, живущего на грани, а может, и за гранью реальности, прятавшегося от действительности «в странный мир своего болезненного воображения», отчаявшегося и погибшего от невозможности подарить людям шедевр, «где блеск красоты и добра должен был эстетически торжествовать над чернотой порока...». Писатели символистского круга, с которым Шестов входил в общение, показали, как Гоголь-натуралист уступил место миссионеру, боровшемуся в своих творениях с дьяволом, воплощенным в пошлости, заполнившей страницы его произведений. Интерпретация личности Гоголя Шестовым в целом поддерживает и углубляет рождённый русскими писателями-символистами образ Гоголя-фантаста, Гоголя-мистика, писателя, ставшем жертвой своего таланта, и поддерживает миф о Гоголе как авторе, чье творческое наследие не допускает жёстких и однозначных оценок.

Параграф 2.3., «Иван Тургенев» посвящен интерпретации образа И.С. Тургенева в творчестве Шестова, для которого он стоит на принципиально ином уровне, нежели Пушкин, Гоголь, Толстой, Достоевский или Чехов. В его интерпретации Тургенев предстаёт в критическом свете и поэтому в избранной им плеяде русских писателей оказывается у Шестова одинокой звездой иного качества. Анализ текстов о Тургеневе дает основание говорить, что чаще всего философа раздражает его, из Европы воспринятая, рационализированная и рассудочная «гуманность», понимаемая как «умение извлекать пользу из всего, даже из крови своего ближнего». Ему определённо не нравится, что Тургенев подвержен влиянию позитивистского и прагматического европейского духа: из всего, о чём пишет Тургенев, им же самим делается явный или скрытый позитивный вывод, направленный к будущей пользе человечества. В этом и состоит его «вина», и потому Шестов начинает с ним борьбу, точно так же, как он боролся с призраком Канта, полагая его чрезвычайно опасным, поскольку «в

нём заложено семя самой безнадёжной и вместе с тем самой крепкой философии обыденности». По наблюдениям мыслителя, Тургенев бежит от ужасов беспочвенности к определённому законченному мировоззрению и чувствует законность своих стремлений, поскольку ощущает за собой поддержку всей западноевропейской культуры. Тургенев вызывает явное раздражение у Шестова своей твёрдой уверенностью, что даже самые острые проблемы человеческого существования имеют у писателя рациональные объяснения, например, смертная казнь, что равносильно для Шестова следованию водевиля за трагедией. Однако у Шестова возникает вопрос, стоит ли искусству иметь дело с научной логикой или доказательным (для Шестова это значит, принуждающим) типом мышления, называемого философским, если они успокаивают, развеивают сомнения? Творчество, по его убеждению, принадлежит области трагедии. Здесь кроется причина шестовского неприятия творчества Тургенева, его обличительный пафос, сводящийся порой к неприкрытой публицистике, ибо здесь между Тургеневым и Шестовым обнаруживается ключевая точка расхождения. Для последнего, движущий нерв всей его философии - научить человека жить в неизвестности. Тургенев, отвергающий всякого рода неразрешимые вопросы человеческого существования, ищущий утешений у Канта и Гегеля, с точки зрения Шестова, уподобляется горе, родившей мышь. Писатель был для Шестова олицетворением Афин в русской литературе, против которых он направил всё существо своей философии, пытаясь взвесить западноевропейский позитивистский дух, рождённый Афинами, на весах библейского Иова.

Параграф 2.4., «Федор Достоевский» посвящен анализу шестовского исследования сложный процесса «перерождения убеждений» Ф.М. Достоевского. При этом объектом внимания философа становятся поздние произведения писателя, предоставившие ему обширный материал для изучения его мировоззрения. Многие темы Достоевского стали излюбленными темами Шестова. Писатель оказал решающее воздействие на содержание гуманистического идеала самого Шестова. Оба мыслителя, отстаивая

приоритет человека над идеями, в том числе и над идеями защиты и спасения человечества от рабства, бесправия и разного рода духовных несвобод, сослужили гуманизму неоценимую службу, поскольку в их творчестве идея первичности человека по отношению к любым идеям и убеждениям прошла мощную проверку, переоценку и дальнейшую кристаллизацию. Именно Достоевский является во многом предтечей метафизических исканий Шестова, и они вместе способствовали экзистенциальному обновлению и трансформации гуманистического идеала, наполнив его персоналистической глубиной и драматизмом.

Между тем Шестов одним из первых наносит удар по культу Достоевского. С целью преодолеть наивное представление о Достоевском и его героях Шестов решился предложить читателю по-новому посмотреть на многое из того, что широко и давно известно о писателе. Он считал, что Достоевский -тема неисчерпаемая, не только потому, что мало кто умел так беззаветно отдавать свою душу последним тайнам человеческого бытия, как это делал Достоевский, но и потому, что эволюция его взглядов представляет собой чрезвычайно любопытный материал для исследователя, способного оценить не только величайшие дерзновения духа, но и его провалы, взлёты и падения, полагая, что недостатки и творческие кризисы в жизни человека не менее важны и поучительны, чем его достоинства.

Ввиду очевидной известности Шестова на Западе, мы должны учитывать тот факт, что рецепция Достоевского за рубежом складывалась, в том числе, и под значительным влиянием работ Шестова о Достоевском. Именно поэтому вопрос об идентичности Достоевского и его героев, в радикальной форме поставленный Шестовым, имеет такое большое значение при изучении мировоззрения Достоевского.

В диссертации рассмотрены и проанализированы сложившиеся точки зрения по проблеме достоверности литературно-экзистенциальных портретов, предлагаемых Шестовым. Показано, что Шестова интересует не природа эстетического творчества и не сюжетные линии, а психология писателя и

динамика его убеждений. Фактически философ стоит у истоков частной поэтики (в данном случае - поэтики Достоевского), развитие которой произошло в 60-70-е гг. XX в.

Шестов писал о раннем Достоевском как о человеке великой надежды и называл его философию философией надежды. Он считал, что, пережив смертный приговор, острог и каторгу, писатель получил в награду от ангела смерти страшный и непрошеный дар второго зрения, которое и составляет основную тему «Записок из подполья». Благодаря этому зрению он увидел, что идеалы не возвышают, не освобождают, а сковывают и принижают. Шестов подчеркивает, что только Достоевский решился столь мужественно взглянуть на страшную диалектику добра и зла.

Анализируемое Шестовым «всемство» - особое понятие в художественном мире Достоевского - подробно рассматривается в диссертации. «Всемство», полагает Шестов, становится одним из главных врагов писателя, с которым нужно бороться не на жизнь, а на смерть. Достоевский высмеивает этот тип мировоззрения как смиренную и безвольную покорность пред законами разума и необходимости, смирения перед всем, что невозможно изменить, но в этом смирении гибнет всё подлинно великое и бесценное. Бежать от «всемства» некуда, и Достоевский бежит в одиночество, не зная наверняка, что его ждёт: гибель или чудо нового рождения. Ему предстоит испытание утратой почвы под ногами - той опоры, которая даётся человеку принципами. Шестов полагает, что Достоевский был первым из людей, кто испытал это невообразимо страшное состояние и восхищается метафизическим мужеством своего героя.

Шестов видит в Достоевском великого испытателя идей, что вполне соответствует ему самому как мыслителю. Он раскрыл его гений и сделал акцент на антропоцентризме его художественного творчества, переросшем как религиозные, так и светские прекраснодушные утопии преобразования общества и безмятежной любви к ближнему. Одним из самых замечательных достижений Шестова является то, что он сумел воспринять и претворить в

своей философии экзистенциальный и гуманистический потенциал Достоевского. Он был важной фигурой в творчестве Шестова, которому удалось так глубоко, как никому другому в достоевсковедении, показать экзистенциально-метафизические глубины в творениях писателя, прошедшего сквозь беспочвенность и непредсказуемость бытия, зыбкость и неустойчивость человеческих устремлений и пристрастий, познать горькую диалектику добра и зла, поверить гносеологию этикой. Достоевский, подчеркивал Шестов, увидел опасность превращения идей в идолы и признания какого-либо критерия истинности единственно правильным. Всю свою жизнь он прожил, находясь в экстремальном состоянии духа, что, безусловно, соответствовало общему настрою внутреннего мира самого Шестова. Мыслитель, своеобразно преломляя наследие Достоевского сквозь призму собственных идей и творческих устремлений, оказался чрезвычайно чутким и к гениальным прозрениям Достоевского и к кризисам его сознания.

Параграф 2.5., «Лев Толстой» посвящен воссозданию Шестовым необъятного мира личности Л.Н. Толстого и его героев в процессе их внутреннего развития. В диссертации уделяется внимание эволюции взглядов Шестова на личность Толстого, в ходе которой он преодолевал первоначальные оценки и восходил до объемного видения слабых и сильных сторон русского писателя, единственного из всей великой плеяды классиков, с которым философ имел возможность личного знакомства.

Широко и критически рассматривая феномен Л. Толстого, Шестов приходит к своему пониманию его гениальной натуры: загадка и разгадка толстовского творчества состоит в том, что под райскими песнями таится великая и не знающая конца борьба великого духа, стремящегося вырваться из сковавших его пут материи. В бесконечных метаниях и исканиях Толстого Шестов чувствует жажду разрушения, прорыва, часто переходящую в саморазрушение. Характеризуя Толстого как экстремальную натуру, Шестов полагает, что литературная деятельность для писателя никогда не была просто литературой, а всегда являлась результатом и выражением почти безумной

борьбы с каким-то страшным и беспощадным врагом, что позволяет ему провести символическую параллель между Толстым, Лермонтовым и киниками.

Дихотомия «Толстой-художник» и «Толстой-проповедник» впервые возникает в книге Шестова «Добро в учении гр. Толстого и Нитше» и переходит во многие другие его произведения. При помощи сопоставления двух образов единой личности - Толстой-художник и Толстой-проповедник -Шестов выражает сложность и неоднозначность внутреннего мира Толстого, его личной и творческой эволюции как человека и мыслителя. Шестов без колебаний отдаёт все свои симпатии раннему Толстому-художнику эпохи «Войны и мира», гениальному писателю, в творческом мире которого он находит изображение человеческой жизни, безусловное приятие ее во всей совокупности нравственных коллизий, счастий и несчастий, ошибок, падений и взлётов, прозрений. Но с таким же острым сарказмом и горечью Шестов говорит о проповеди добра позднего Толстого. Потому - что во всех его последних произведениях, в том числе и художественных, писатель видит единственную задачу «сделать выработанной им мировоззрение обязательным для всех людей», представить публике в готовой форме ответы на самые сложные вопросы человеческого существования. Шестов подчёркивает, как невосполнимо много теряет даже гениальный художник, когда выходит на стезю проповедника, защитника одного единственного принципа, в спасительную силу которого он уверовал.

Тем не менее, внимание Шестова завладевает преимущественно поздний Толстой-художник, познавший трагедию смерти, неутихающей боли, отчаяния и одиночества ещё живого, но уходящего из жизни человека. Шестову Толстой был тем более интересен, чем больше этот апологет разума доказывает его собственную излюбленную мысль о том, что иррациональность не меньшая реальность, чем рациональность. Экстремальная ситуация, как предполагал и надеялся Шестов, как раз и есть путь к той истине, которую невозможно найти иными путями.

Источником творческих сил Толстого Шестов считает страх перед жизнью и недоверие к ней вопреки признанию первичности жизни по отношению ко всем иньм вещам и состояниям. Шестов приходит к выводу о том, что Толстой склонен к онтологическому солипсизму, поскольку, как невольно считал писатель, он и мир «равнозначные понятия». Не случайно в разных своих произведениях Шестов ставит имя Толстого в один ряд с Сократом, Платоном, еврейскими пророками и Мартином Лютером, бравшими на себя дерзостное бремя говорить от имени Добра, мира вечных идей или богов.

Исследуя трансформации внутреннего мира Толстого, Шестов показал, как в результате кризиса личность выходит на новый уровень осмысления бытия и своей собственной жизни, вскрыл один из механизмов драмы нравственного самосовершенствования людей, от которых требовались решительные действия, но плоды которых раскрывали сзою недостаточность или ущербность. Толстой никого не спас, его усилиями общество не стало лучше, но лучше стал он сам. Шестов единственный раз касается социальной стороны толстовского учения и здесь в оценке личности Л.Н. Толстого он близок к оценкам С.Н. Булгакова, H.A. Бердяева, И.А. Ильина. Шестов концентрируется на метафизических усилиях Толстого и отмечает, что, отказавшись от рациональных принципов спасения, он тем не менее не отказывается от разума как такового и силою рациональных размышлений приходит к необходимости спасения верою. Шестов считает вышеописанное противоречие важнейшей чертою психологии философии Толстого и его философии веры. Сотериологическое наполнение внутренней биографии Толстого роднит его с Шестовым. Метафизический скептицизм философа в значительной мере является способом выражения того же стремления, что у Толстого и многих других мыслителей: найти «живую истину» и спасение. .

Значение работ Шестова о Толстом состоит в том, что они позволяют выявить отличие традиционной нормативной морали от принципов разращения проблемных ситуаций в экзистенциализме. Шестов последовательно и

бесстрашно искал самые сокровенные, глубоко скрытые тайники человеческой природы. Он говорит о морали исключительно с позиций экзистенциализма, главный постулат которого - жизнь человека превыше всякой мудрости. Шестов исходил из того, что нравственность - это поиск и сомнение, нечто дискретное и неподражаемое. Но философ не отвергал мораль и человечность, доказательством чему была не только философия, но и в высшей степени благородно прожитая жизнь. Свобода личного поиска сопрягается у Шестова не со вседозволенностью и эгоизмом, а с высочайшей ответственностью и трепетным отношением к человеку.

Параграф 2.6., «Антон Чехов» посвящен исследованию параллелей творчества Л. Шестова и А.П. Чехова, а также анализу некоторых существенных характеристик личностей обоих писателей. Рассматриваются некоторые сюжеты внутренней биографии Шестова и Чехова, параллели их воспитания и событий детства, послуживших основой их протеста против бездушного формализма. Здесь же рассматривается вопрос об отношении Чехова и Шестова к религии и осуществляется дальнейший поиск общих точек мировоззренческих пересечений между ними. Показано, что ни Чехов, ни Шестов не были людьми «системы» и не ставили себя в зависимость от какой-либо «руководящей» идеи. Мысль Шестова отличает отсутствие благоговейного отношения к великим людям, как застывшим статуям, что связано с его протестом против давления неподвижных вечных истин на человека и что составляет основной пафос его философии. Чехов проявляет такое же отношение к философии, он был «свободен от постоя» у великих философов. Протест Чехова против деспотического авторитета великих не становится делом всей его жизни, но проявляется не менее эмоционально.

Обозначившиеся точки пересечения двух мыслителей в вопросах веры, отношения к метафизическим истинам, к идеям и их властью над людьми подчеркивают внутреннее созвучие между Шестовым и Чеховым. Не случайно Шестов посвятил Чехову свое ныне широко известное эссе «Творчество из ничего». Агностицизм Чехова («ничего неизвестно») и иррационализм Шестова

(«для Бога всё возможно») имеют одинаковые следствия и предполагаю внутреннюю свободу. Из чеховского «ничего неизвестно» и следует шестовское «всё возможно». Обоих мыслителей затруднительно без каких-либо сомнений, оговорок или разъяснений поместить в лагерь сочувствующих материалистической или идеалистической философии; они допускают существование множественности истин, над которыми возвышается высшая ценность - жизнь конкретного и неповторимого человека.

Шестов характеризует творчество Чехова как беспощадное и вместе с тем безнадёжное. Он полагает, что в своём творчестве Чехов сумел художественно воплотить стремления человека сохранить самого себя через отказ от данности, что означает переход к творчеству из ничего, приближение к той опасной черте, за которой находится либо мужество высшей пробы, либо безраздельный пессимизм и отчаяние. Любимый чеховский мотив - жизнь, идущая куда-то без и помимо воли и надежды человека, исключённого из неё, был чрезвычайно близок Шестову.

Шестов в своих произведениях уделил достаточно много внимания поэтике творчества Чехова, проявив незаурядную проницательность. Одной их главных тем творчества Чехова, по его мнению, является изображение обычного, внешне совершенно нормального и привычного для всех течения жизни, результатом которой становится утрата человеком сознания того, что он человек, т.е. утрата умения жить в подлинном, а не измышленном им самим мире. Анализируя типаж чеховских героев, Шестов постоянно отмечает, что все они имеют странные судьбы: напрягают душевные и физические силы до последней степени, однако не добиваются никаких внешних результатов. Как правило, Чехов снимает покров с частной жизни своих героев в момент их наивысшего отчаяния и заканчивает повествование, когда читатель, проследив за героями, иногда с самой их молодости, начинает верить, что они обязательно порвут с удушающей обыденностью, с нелепой покорностью перед созданными ими же обстоятельствами жизни. Или же, напротив, убедится в беспросветной безнадежности существования его героев и поймет, что именно так, а не иначе,

в жизни чаще всего и бывает. Герои Чехова - это люди, выбившиеся из колеи, подверженные неопределённым блужданиям, вечным колебаниям, шатаниям, беспричинному горю и, что значительно реже, беспричинной радости. Герои Чехова живут либо в ужасающей в своей безысходности обыденности, либо зависают в неизвестности и неопределенности, т.е. в том состоянии, которое все «нормальные» люди, как правило, стараются не допускать ни в свое сознание, ни в свою жизнь. Но, по-видимому, предполагает Шестов, Чехов чего-то ждал от ненормальности. Чехова интересует только человек жалкий; его настоящий и единственный герой - это безнадежный человек, у которого ничего нет и который обречён на самостоятельное творчество из ничего. Чехов живописует одиночество и бессилие, прорыв за которые, возможно, и будет прорывом к «живой» истине.

Мотив борьбы против власти принуждающих идей - общий в творчестве обоих писателей. Шестов, открыто вставший в своей философии на путь непримиримой борьбы с общепринятыми истинами, весьма чуток к этой стороне чеховского творчества и первый, кто в литературной критике обратил на неё внимание. Шестова и Чехова объединяет стремление избежать морализма, а также глубоко сокрытая любовь к человеку, вера в его пробуждение. Отсутствие у Чехова идеалов и определённых ответов на мировоззренческие вопросы есть для Шестова показатель того, что этот человек некогда подходил к предельным вопросам человеческого существования. «Отсутствие» мировоззрения стало мировоззренческой приметой писателей-экзистенциалистов начала XX в. Мотив освобождения человека из-под мировоззренческих догм стал своеобразным, но глубоко человечным элементом их творчества и стоического гуманизма, мотивы которого также рассматриваются в диссертации.

Шестов и Чехов пересекаются в измерении метафизического отчаяния, безнадежности и адогматизма. Областью неприятия для Чехова, равно как и для Шестова, стали какие бы то ни было философские системы, законченные мировоззрения и вечные идеи, обещающих человеку счастье или выход из

мучительных жизненных обстоятельств, спасение от боли в безвыходных ситуациях. Оба писателя осуществляют попытку вернуть человека к непосредственному восприятию жизни. Оба показывали, что человек теперь стоит перед весьма непростым выбором: сохранять иллюзии либо отказаться от них и взглянуть в лицо жизни.

В заключении главы подчеркивается, что Шестов обогатил русскую литературную критику философским, экзистенциально-персоналистическим методом анализа, который позволяет выявить внутреннее единство литературного процесса через аналитику глубинных метафизических состояний и переживаний русских писателей, их ощущений бытия, ничто и неизвестности. Представляется, что в силу своего редкого таланта выявлять психологию убеждений, потаённые переживания и душевные потрясения великих, давно отошедших в иной мир людей, Шестов как экзистенциальный критик глубоко своеобразен, единственен в своём роде.

Глава III, «Лев Шестов н литература эпохи модерна» посвящена вопросу взаимовлияний философии Шестова и русской литературы эпохи модерна, а также взаимосвязям философа с ярчайшими ее представителями.

Параграф 3-1., «Место Шестова в литературной жизни русской эмиграции» сфокусирован на характеристике идейной атмосферы литературно-философского мира, в котором жил и творил Шестов, а также последовательному рассмотрению его взаимоотношений с писателями A.M. Ремизовым, А. Белым, И.А. Буниным, Д.С. Мережковским, З.Н. Гиппиус, Вяч. Ивановым, М. Гершензоном, М. Цветаевой, Б. Зайцевым. Все они ценили Шестова в силу его глубокой человечности, прирожденного такта, метафизической смелости и талантливости. Они испытали, что означает жить в ситуации беспочвенности и из уст самой эпохи выслушать себе приговор, своим существом понять правоту Шестова, неустанно развивавшем в своих сочинениях идею беспочвенности и прихотливости Человеческого существования.

; В этом параграфе рассматривается просветительская деятельность Шестова в эмигрантский период жизни, когда он осуществил беспрецедентную попытку популяризации достижений русской литературы за рубежом. Лишенная какой-либо социальной риторики в целом творческая жизнь мыслителя в эмиграции обнаруживает свою уникальную философскую стратегию, заключающуюся в преодолении некоторого разрыва между русским и европейским менталитетом. Жизнь и творческо-просветительская деятельность Шестова объективно служили преодолению разделительной черты между французской и мощно влившейся в нее русской культур, способствовали их творческому диалогу, временной или частичной интеграции. Тем самым перед нами в богатстве своих деталей и плодов предстает начало того процесса, называемого в наши дни межкультурным диалогом, который в XX в. продолжал набирать силу.

Параграф З.2., «Творчество Вяч. Иванова в оценке Л. Шестова» дает сравнительный анализ культурной дихотомии Льва Шестова и Вячеслава Иванова. Они олицетворяли собой соответственно Иерусалим и Афины и были столь противоположны как личности и мыслители, что избежать некоторого противостояния им было невозможно. Насколько был утончен, элитарен, сложен, двойственен, «великолепен» и многообразен поэт Вяч. Иванов, настолько прост, мудр и глубок, не менее блестящ и образован был философ Шестов. При всех похвалах творческому гению поэта, Шестов не скрывает иронии по отношению к нему, когда говорит о «едином миросозерцании» Вяч. Иванова, совершенно отличном от других, об утончённости фразеологии, тяге к греческой трагедии и св. Писанию. Шестову претит вычурность, элитарность и особенно выставляемая напоказ эрудиция. Литературное высокомерие Вяч. Иванова является оборотной стороной его страха перед простотой и понятностью, которых он всячески избегает. С точки зрения Шестова, Иванов болен болезнями элитарности, с одной стороны, и «общепризнанности» - с другой. От него за всей этой сложностью многознания ускользает подлинность бытия, непосредственное взаимодействие между человеком и миром. Другими

словами, Вяч. Иванов - это человек, пораженный «всемством», тот, против которого восстал и Шестов, и сам Достоевский, одномерно понятый Вяч. Ивановым и как бы по недоразумению ставший его кумиром. Вяч. Иванов стремился, по его собственному признанию, принадлежать к «общепризнанной» школе Достоевского, к той «культурной сложности», великим зачинателем которой был Фёдор Михайлович. Его неуёмным стремлением было создание положительного, все объясняющего миросозерцания, исключающего всякую возможность противоречивых и многосложных ответов. Шестов к такому мировоззрению, исчерпывающему и дающему ответы на все вопросы, относит марксизм. С его саркастической точки зрения, только марксисты и Вяч. Иванов, несмотря на все их различия и идейную отдалённость друг от друга, демонстрируют поразительное по своему сходству общность: «потребность дать исчерпывающие ответы». Но это не совпадает с представлениями Шестова о задачах философии и тем более поэзии: не успокаивать и уверять, а тревожить и освобождать от мировоззренческого рабства - вот что должно быть уделом поэта и философа.

Лев Шестов и Вяч. Иванов, отдавая друг другу должное, остались на противоположных сторонах блестящей культуры русского ренессанса первой трети XX в., оказав на нее несомненной влияние, выразив и обобщив бесценный опыт двух древних культур - иудео-христианской и греческой.

Параграф З.З., «Шестовские мотивы в литературе первой половины XX века (Л. Андреев, М. Булгаков, А. Ремизов, М. Цветаева)» посвящен рассмотрению характера влияния творчества Шестова на последующий культурный процесс, так как философские открытия мыслителя оказались чутко воспринятыми уже его современниками — творцами литературы - и обрели у них второе дыхание.

Отклик философии Шестова в художественной литературе подчеркивает значение творчества философа в духовной жизни его современников и позволяет выделить важные для того времени интеллектуальные веяния как объективного характера, так и субъективные предпочтения его современников.

Основанием для обращения к анализу литературы с помощью философской методологии и семантики являются собственно произведения Шестова, которые порою приравнивают к литературе, к философскому роману по причине явно очевидного писательского дара философа. При рассмотрении различных сторон этого вопроса и различных точек зрения подчеркнуто, что своеобразие Шестова в отличие от его современников в том, что он не очерчивал особым образом свое авторское «Я». В его произведениях отсутствует понятие авторства в традиционном виде (он всегда на втором плане, в тени и всячески избегает «яканья»), но при этом создается устойчивое впечатление об авторской индивидуальной неповторимости и целостности. Этот парадокс объясняется тем, что его философские размышления продиктованы глубокой личной заинтересованностью, «свободой индивидуального существования», стремлением быть «частным мыслителем», а не желанием предстать перед миром в виде очередного учителя мудрости, проповедника или пророка.

В диссертации рассмотрен характер влияний экзистенциальных мотивов в творчестве Шестова на литературное творчество Л. Андреева, М. Булгакова, А. Ремизова и М. Цветаевой, которые оказались вовлеченными в орбиту философского влияния Шестова. Это самобытные по своим эстетическим талантам и предпочтениям поэты и писатели, которые представили самые разные стороны литературного процесса того периода, не были объединены принадлежностью к какой-либо определенной литературной группе. Однако при объективном рассмотрении их творческого и жизненного пути обнаруживаются разные уровни сходства, прихотливое переплетение судеб, творческих влияний, позволяющие дать всем им некоторую общую характеристику: яркая творческая индивидуальность, неординарность судьбы и зачастую непоправимо трагические обстоятельства жизни. Все они были современниками и участниками одних и тех же трагических коллизий истории, что предопределило их интерес к экзистенциальной философии Шестова и привело к ее союзу с литературой. Сравнительный анализ позволяет

обнаружить различные уровни их творческого взаимодействия. Это общность поднятых на страницах произведений философских тем, например, экзистенциальные заблуждения личности (Л. Андреев), противостояние позитивистскому миропониманию и примитивному рационализму, философия трагедии (М. Булгаков, М. Цветаева) и тема защиты личности и спасения человеческой души (М. Цветаева, М. Булгаков, А. Ремизов).

Шестов и его философия были так важны и ценны именно для тех русских поэтов и писателей, в творчестве которых звучал протест против власти необходимости, бесцветности человеческого существования и покорности перед властью всеобщего. Таким образом, Шестов значителен не только как глубокий знаток русской литературы, но и как мыслитель, определенно повлиявший на ее дальнейшее развитие в XX в., на претворение в ней гуманистических и персоналистических идей.

В главе IV, «Философские основания русской литературы» рассматривается существо экзистенциально-персоналистического анализа русской литературы Л. Шестовым.

В параграфе 4.1., «Метафизика литературного творчества» представлена реконструкция взглядов философа на природу литературного творчества и задачи писательства. Подробно рассматривается важный для Шестова вопрос о творческом союзе и взаимодействии писателя и читателя, предпочтительный психологический образ которого также исследуется и реконструируется на основе его произведений.

Оригинально преломляя в своем сознании интеллектуальную историю человечества, Шестов по-своему формулирует задачи литературно-философского творчества. При этом он существенно сближает природу философского и литературного творчества, видя их общую задачу в катарсическом воздействии на душу человека. Наиважнейшим он считал непредвзятое познание сущности жизни во всей ее хаосокосмичности и случайности. Среди других принципов отношения Шестова к литературно-философскому творчеству - неприемлемость назидательности и

морализаторства как вольных или невольных рычагов подавления свободы воли человека. Недопустимым для писателя Шестов считал пристрастие к логико-системному писательству и заведомой верности какой-то идейной тенденции, общей идее, ради доказательства истинности которой и было написано произведение. Несостоятельность такого подхода он видит в том, что в жертву идее, последовательности и доказательности отдается самое важное, что есть в литературном творчестве - свободная мысль, изображение жизни во всей ее полноте. Шестов не без горечи отмечает, что власти доказательств, заведенного логического порядка подчиняется не только философия, которой дозволено выставлять только доказанные истины, но и литература. Причину этого, по мнению Шестова, нужно искать в господстве духа аристотелизма в европейской культуре.

В передаче предельного опыта человека видел Шестов назначение и смысл писательской деятельности. Задача писателя, по Шестову, состоит в обогащении интеллектуального наследия человечества личным и непосредственным опытом переживания жизни. В этом заключается характерная черта его экзистенциально-персоналистической философии. Миссию творца он свел к безопасной роли проводника, сопровождающего читателя по лабиринтам человеческой мысли и тщеты человеческой мудрости. Писатель и философ - это не держатели истины в последней инстанции, а такие же, как все, люди, бьющиеся над величайшей тайной жизни и поддерживающие человека в преддверии «великих канунов». Поэтому Шестов считал, что писателю должно выпытывать от жизни ее тайны, а не пророчески их провозглашать. Предположительно, здесь кроется еще одна причина противостояния Шестова европейской - афинской - традиции дискурсивного мышления, когда при помощи логики и диалектики непосредственность и тайна жизни превращается в нечто другое. Здесь же рассматриваются размышления Шестова относительно психологии писателя и литературного творчества.

Шестов высоко ценил независимость мысли, как и независимость русской литературы от западной. Он с удовлетворением отмечал, что в конце XIX -

начале XX вв. западная литература находилась под заметным влиянием русской литературы. Шестов так высоко ценит достижения русской литературы потому, что ей удалось, полагал он, воплотить близкие ему представления о сущности литературного и философского творчества, особенно метафизические задачи писательства: показать устремленность человека в глубины своего бытия, и, дойдя до самых пределов человеческого познания, сделать все, чтобы эта тайна осталась не разрушенной и не оскверненной.

В параграфе 4.2., «Парадоксы идейности русской литературы» осуществляется комплексное рассмотрение философских идей Шестова в их отношении к идейности русской литературы как ее доминирующему свойству и выявление возможных биографических истоков его нестандартного мировоззрения, предопределившего предпочтения философа.

Все творчество Шестова принципиально не социологизировано и существенно расходится с мейнстримом восприятия и оценок русской литературы. Комплекс ключевых положений философии Шестова подчеркивает расхождение его философии с традиционным восприятием русской литературной классики, а сама его метафизика русской литературы может быть названа постклассической. Шестов совершил разрыв с общей увлеченностью русской интеллигенции идеей общественного служения, сконцентрировавшись по преимуществу на экзистенциальной теме свободы -свободы личности от власти идей и неповторимости судьбы человека в мире. Шестов противостоит тому в русской литературе и литературной критике, что является данью идейности, поскольку считал, что все, представляющееся архимедовым рычагом преображения общества, оборачивается очередной попыткой утопической и насильственной реализации идеалов справедливости.

В связи с этим становится понятным настойчивое противостояние Шестова идейному рабству любого рода. Он не разделяет того в русской литературе, что многим представлялось самым главным, законным и правомерным: требование к человеку беспрестанно самосовершенствоваться во благо общества. Он пытается прояснить скрытые причины уязвленной совести

многих русских писателей, живописующих ужасающее положение русского народа (такой комплекс он обнаруживает, в частности, у Л. Толстого). Бунт Шестова против власти идей проистекает из мысли о том, что идеи не просто отрицают человеческую индивидуальность, они в принципе отрицают человеческий фактор и способность человека самостоятельно, на свой страх и риск, свободу и ответственность разобраться в потоке жизни. Поэтому идейность и приверженность социальным и этическим идеям, которыми так богата русская литература XIX в., в глазах Шестова выглядели как слабость.

Параграф 4.3., «Гуманизм русской литературы и гуманизм Л. Шестова» посвящен вопросу о гуманизме Шестова в его отношении к русской классической литературе. Шестова с полным основанием можно назвать экзистенциальным гуманистом, поскольку его интересовали отнюдь не внешняя, социальная, судьба человека, а сугубо сокровенная, глубоко сокрытая метафизическая истина живого человека. Философ писал о всечеловеческом, вечном и трагическом, однако при этом его творчество глубоко оптимистично и обращено не к «всемству», а к личности.

Многое в творчестве Шестова, на первый взгляд, может показаться противоречивым. Прежде всего, это отказ считать дискурсивный разум, добро и справедливость высшими критериями и инстанциями подлинной жизни человека. Между тем, опыт XX в. показал, что более глубокими основаниями достойной жизни являются свобода и права человека, плюрализм и право на свободу индивидуального существования, сама человеческая жизнь. Шестов борется не за социальные критерии разумности и нравственности, а за подлинность индивидуального существования, так как главное - это свободное отношение к принципам и идеям, не по произвольной прихоти, а во имя более глубоких пластов внутренней жизни человека, во имя его приоритета. Экзистенциальный гуманизм Шестова - это и религиозно окрашенный гуманизм. Восприятие Шестовым бытия как Тайны проистекает из его веры в невидимого, немотствующего, но всемогущего Бога, для которого все возможно. Также рассматривается личный идеал Шестова, которому более

всего соответствуют пророки и апостолы. Согласно Шестову, чаша весов явно склоняется к Иерусалиму, а не к профессиональной и признанной философии Афин, т.к. разум метафизическую истину не может узреть: она открывается только вере. Подчеркивается, что персоналистический гуманизм Шестова гармонично вписался в культуру Франции, где представления о личности, ее свободе и достоинстве были гораздо более зрелыми и получившими признание на юридическом уровне.

В Заключении диссертации подведены итоги исследования и сформулированы теоретические выводы, которые обобщают результаты историко-философской реконструкции экзистенциально-персоналистической метафизики русской литературы Льва Шестова как беспрецедентной объяснительной и интерпретационной концепции, в основу которой положен оригинальный анализ и глубокое сопереживание философом сложных и драматических судеб выдающихся отечественных писателей XIX - начала XX вв.

Содержание диссертации отражено в следующих публикациях: Монографии

1. Лашов В.В. Гуманизм Льва Шестова - М.: РГО, 2002 - 117 с.

2. Лашов В.В., Тетенков Н.Б. Философия С. Кьеркегора и ее интерпретации -М.: Элит - 2008 - 280 с. (авторский вклад 7,3 п. л.).

3. Лашов В.В. Лев Шестов: Сочинения, переписка, исследования, Интернет-ресурсы: Библио-историографическая экспозиция. М.: Рос. гуманист, о-во, 2009 - 286 с.

4. Лашов В.В. Метафизика русской литературы Льва Шестова. М.: Рос. гуманист, о-во, 2009 - 360 с.

Статьи в изданиях, рекомендованных ВАК Министерства образования и науки РФ:

5. Лашов В.В. Лев Шестов и Николай Гоголь // Научные ведомости БелГУ, серия философия, социология, право, № 16 (71) 2009, выпуск 10, с. 211216.

6. Лашов B.B. Творчество Ф. Достоевского в оценке Л. Шестова // Вестник РУДН, № 4,2010.

7. Лашов В.В. Л. Шестов и А. Пушкин // Вестник МГУ, серия философия, № 1,2010,

8. Лашов В.В. Лев Шестов и Иван Тургенев // Вестник ЛГУ им. A.C. Пушкина, № 1,2010.

9. Лашов В.В. Тетенков Н.Б. Кьеркегор и Лермонтов: образ рефлексирующего соблазнителя // Философия и общество, № 1, 2010 (авторский вклад 0,22 п. л.).

10. Лашов В.В., Тетенков Н.Б. Лев Шестов и экзистенциальные интерпретации его философии // Философские науки, № 2, 2010 (авторский вклад 0,2 и. л.).

11.Лашов В.В., Тетенков Н.Б. С. Кьеркегор: пять форм человеческого бытия // Вестник Якутского госуниверситета, № 3,2010 (авторский вклад 0,21 п. л.).

12.Лашов В.В., Тетенков Н.Б. Правомерность использования биографического метода при анализе философии С. Кьеркегора // Вестник Л1Т имени A.C. Пушкина, № 3,2010 (авторский вклад 0,2 п.л.).

13.Лашов В.В., Тетенков Н.Б. С. Кьеркегор как концептуальный персонаж в философии Льва Шестова // Научные ведомости БелГУ, серия философия, социология, право, № 2,2010 (авторский вклад 0,19 п. л.).

14.Лашов В.В., Тетенков Н.Б. Роль псевдонимов в философии С. Кьеркегора И Научные ведомости БелГУ, серия философия, социология, право, № 3, 2010 (авторский вклад 0,2 п.л.).

15.Лашов В.В., Тетенков Н.Б. С. Кьеркегор в прямой и непрямой коммуникации // Научные ведомости БелГУ, серия философия, социология, право, № 4,2010 (авторский вклад 0,23 п. л.). Результаты исследования, опубликованные в иных изданиях:

16.Лашов В.В. Неклассические истины, или Парадоксы Льва Шестова / В кн. Курабцев В.Л. Миры свободы и чудес Льва Шестова, М.: Рос. гуманист, о-во, 2005.

17.Лашов В.В. Радикальный гуманизм Льва Шестова II Здравый смысл, № 3 (24), 2002.

18.Лашов В.В. Лев Шестов и русская литература // Здравый смысл, № 3 (40), 2006.

Отпечатано в копицентре « СТ ПРИНТ » Москва, Ленинские горы, МГУ, 1 Гуманитарный корпус, e-mail: globus9393338@yandex.ru тел.: 939-33-38 Тираж ISO экз. Подписано в печать 21.12.2010 г.

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора философских наук Лашов, Владимир Владимирович

ВВЕДЕНИЕ.

Глава I. Л. ШЕСТОВ- ФИЛОСОФ-АНАЛИТИК РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ.

1.1. Философия и теория литературы: проблемы демаркации.

1.2. Значение русской литературы в творчестве Льва Шестова.

1.3. «Драматический» персонализм как исследовательский метод.

Глава II. ФИЛОСОФСКИЕ «СТРАНСТВОВАНИЯ ПО ДУШАМ».

2.1. Александр Пушкин и Михаил Лермонтов.

2.2. Николай Гоголь.

2.4. Фёдор Достоевский.

2.5. Лев Толстой.

2.6. Антон Чехов.

Введение диссертации2011 год, автореферат по философии, Лашов, Владимир Владимирович

Настоящая работа посвящена^ историко-философской реконструкции?, метафизики ^русской дштературы Л^ Шестова; Наследие этог^ зистенциалиста, выдающегося знатока мировой философии, литературы. и культуры является убедительным подтверждением и доказательством неисчерпаемости философских оснований русской литературы-XIX - начала XX в., уникального духовного богатства ее творцов.

Актуальность темы исследования. Интеллектуальная, нравственная и эстетическая глубина русской литературы, сочетающей в себе гармоническое и нераздельное единство приемов*художественного изображения и одновременно философского переживания бытия человека, общества и мира, способствовали в России не только органичному взаимопроникновению философии и литературы,, но и взаимному обогащению этих двух: областей отечественной культуры. .Русская' философия всегда стремилась.проникнуть во все стороны духовной жизни личности и общества. То же самое можно сказать и о русской литературе, которая, всегда была больше, чем литература, а философия, зачастую изгоняемая* из университетов и кафедр, находила пристанище в публицистике; литературной критике, в поэзии и художественной прозе:

История развития русской культуры отражает тот факт, что интеллектуальная деятельность многих её творцов не укладывается в строго определенные и изолированные друг от друга формы духовной активности: философию, публицистику, литературную критику или художественную литератору. Это предопределило тесную и неразрывную связь философии и литературы в России.

Значимость темы исследования определяет то обстоятельство, что процесс осмысления русской литературы, включающий в себя наряду с другими такие превалирующие направления, как радикально-демократическое и религиозно-метафизическое, в своих истоках имеет философскую природу, поскольку, так или иначе, опирается на те или иные философские традиции и имена. Особенно бурно вхождение философии в литературу происходит с середины XIX столетия. Именно в это время начинают формироваться философски окрашенные литературные течения, что особенно характерно для- трудов В. Одоевского. А. Григорьева, А. Хомякова,: И: Киреевского, Ф; Тютчева и др; Своего наиболее яркого проявления этот синтез философии и художественной литературы достиг в сочинениях Ф. Достоевского и JI. Толстого.

В XX в. эта традиция продолжала развиваться в творчестве представителей русского, религиозного ренессанса и поэтов символистского круга. В свою очередь философский ренессанс, по свидетельству H.A. Бердяева, имел литературный источник происхождения. Д.С. Мережковский, JT. Шестов и В.В. Розанов характеризуются H.A. Бердяевым как творцы с ярко выраженным литературным даром, богатой философской и литературной эрудицией.

Таким образом, актуальность исследования связана с потребностью рефлексии над сложным процессом взаимосвязи и взаимообогащения русской; философии и литературы, необходимостью выявить метафизические основания русской литературы. JI. Шестов далеко не случайно выделяется из ряда других представителей отечественной мысли. Его творческая деятельность имеет своим результатам развитие не только фундаментальных проблем философии. Она обогащает также традицию интеграции русской философии и русской литературы, поиска их взаимопонимания. В этом свете систематическая реконструкция персоналистического и экзистенциально-метафизического анализа и истолкования русской литературы JI. Шестовым представляется высоко значимой историко-философской задачей.

В целом актуальность исследования продиктована необходимостью более глубокого и целостного понимания русской философской и художественной культуры XIX - первой четвери XX вв.

Степень изученности проблемы. Пионерами в исследовании этой области культуры стали Е.А. Соловьёв, издавший в 1905 г. «Опыты философии русской литературы», и Д. Святополк-Мирский, осуществивший ещё в 1925 г. цег лостное исследование истории русской литературы, предназначенное для зарубежного, прежде всего, англоязычного читателя («История русской литературы с древнейших времен по 1925 год»), а также религиозно мыслящие философы-эмигранты В.В. Зеньковский («История русской философии», 1948-1950 гг.) и Н.О. Лосский («История русской философии», 1951) и др. Богатейший материал для понимания философского и мировоззренческого смысла русской литературы оставили нам мыслители - современники Льва Шестова. Это прежде всего С.Н. Булгаков, H.A. Бердяев, С.Л. Франк, Д.С. Мережковский и другие.1

С'80-х гг. XX в. такие исследования стали проводиться и в нашей стране. Именно тогда началось осуществление полноценного изучения истории русской философии и русской литературы в их взаимообусловленности и взаимодействии. Этот подход преодолевал ущербные и односторонние подходы, ориентированные исключительно на радикально-демократическую традицию, сконцентрировавшую свое внимание на критическом пафосе русской литературы, рассматривающей в основном этические и социально-политические проблемы, несомненно, важные для выражения русского национального духа, но не исчерпывающие всю совокупность философских проблем, отраженных в русской литературе.

Несмотря на активность со стороны исследователей в этой области в последние четыре десятилетия, оказалось невозможным в полной мере освоить эту культурную нишу. Исследование, посвященное концептуальной реконструкции философского анализа и интерпретации Л. Шестовым русской литературы призвано восполнить имеющийся пробел и наметить ход дальнейших исследований в этой области знания. В этом отношении Шестов может быть охарактеризован как подлинно выдающаяся фигура. Его по своей сути оригинальная концепция метафизики русской литературы позволяет по-новому оце

1 См., в частности: Мережковский Д.С. Толстой и Достоевский (СПб., 1903), Франк С.Л. Достоевский и кризис гуманизма // Русские эмигранты о Достоевском (СПб., 1994); Франк С.Л. Религиозность Пушкина ( Пушкин в русской философской критике: Конец XIX — первая половина XX в. / Сост., Р. А. Гальцева. — М.: Книга, 1990); Булгаков С.Н. Жребий Пушкина (Пушкин в русской философской критике: Конец XIX — первая половина XX в. / Сост., Р. А Гальцева. — М.: Книга, 1990); Булгаков С.Н. Чехов как мыслитель // Новый путь, 1904. Октябрь, Ноябрь; Бердяев Н.А Миросозерцание Достоевского (Praha, YMCA-Press, 1923); Ильин И. Пророческое призвание Пушкина (http://magister.msk.ru/libraiy/philos/ilyin/ilyin001 htm), Федотов Г. О гуманизме Пушкина (littp://magister.msk.ru/library/philos/fedotov/fedot002.htm) и мн. др. нить вклад этого мыслителя в историю развития отечественной культуры и вместе с тем получить более полное представление о специфике его экзистенциализма.

Таким образом, ряд культурно-исторических и теоретических факторов* делают задачу специальной систематической? реконструкции- персоналистиче-ского. и экзистенциально-психологического анализа и. осмысления русской* ли-тературыШестовымдостаточно важной и актуальной задачей.

До: настоящего времени в научной историко-философской литературе отсутствуют фундаментальные исследования, посвященные многим персоналиям XX века как представителям религиозно-метафизической традиции осмысления; русской словесности. Так, например, если по отношению к наследию В.В. Ро- . занова такие? исследования проводятся1, то до сего дня нет обобщающих специальных трудов, сделавших предметом рассмотрения метафизическую, экзи-стенциально-персоналистическую концепцию русской литературы Л. Шестова.; Это связано, в основном, с тем, что творчество русских писателей рассматривалось исследователями исключительно с точки зрения их влияния на формирование экзистенциально-философских идей самого Шестова. Между тем, русская. литература занимает в его творчестве: практически. ведущее место, причем как в его философских, так и в литературно-критических трудах. Она при этом является; предметом постоянной философской и психологической рефлексии.

Несмотря на то, что современная научная библиография о Л. Шестове начала складываться лишь в 70-80-е гг. XX века, к настоящему времени философских трудов, написанных о мыслителе столь; велико и значительно, что их анализ возрос до значения отдельной научной проблемы.2 В связи с этим обратим внимание на исследования, созданные за последние десять лет, однако при этом подчеркнем непреходящее значение для представления целостного понимания мировоззрения Л. Шестова работ, написанных в 70-90-е гг. XX в. Среди

1 См. например: Розановская энциклопедия / Сост. и гл. ред. А.Н. Николюкин. - М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2008.

2 Специальное исследование историографии творчества Л. Шестова осуществлено в монографии Лашов В.В. Лев Шестов: Сочинения, переписка, исследования, Интернет-ресурсы: библио-историографическая экспозиция. - М.: РГО, 2009. первых исследователей Л. Шестова были такие отечественные ученые, как В.Ф.

1 л л

Асмус , В.Е. Доля , А.И. Новиков . В более систематическом виде идеи Шестова стали предметом анализа в работах В.А. Кувакина. Его труды «Критика экзистенциализма Бердяева» (1976), «Религиозная философия в России» (М.,1980), «Опровержения и предположения- Льва Шестова» (Философские науки, 1990, № 2, 3) положили начало специальному научно-философскому исследованию русского экзистенциализма.4

Одним из первых литературно-эстетических опытов осмысления творчества Л.И. Шестова стала статья В. Ерофеева «Остается одно: произвол (философия одиночества и литературно-эстетическое кредо Льва Шестова)» (Вопросы литературы, Л 975, № 10), в которой значительное место отведено воззрениям мыслителя на русскую литературу и рассмотрены его взгляды на творчество великих русских писателей в общем контексте презентации его философии трагедии.

90-е гг. XX и первое десятилетие XXI вв. отмечены повышенным интересом к культуре начала XX века, что вызвало к жизни ряд интересных исследований творчества Льва Шестова как среди философов, так и литературоведов. Здесь следует отметить труды Э.Г. Бабаева, Н.К. Батовой, Л.М. Мареевой, В.Ш. Сабирова и др.5

Среди новейших исследований следует назвать работы А.Д. Данилевского, Н.В1 Мотрошиловой, В. Поруса, Я. Головина, В.Л. Курабцева, A.A. Куди-шиной, В.В. Лашова, Е.В. Мареевой, В.Н. Паперного и многих других. Н.В. Мотрошилова в монографии «Мыслители России и философия Запада: В. Соловьев, Н. Бердяев. С. Франк. Л. Шестов» (М., 2006) посвящает отдельную главу творчеству Л.И. Шестова в его органической взаимосвязи с западноевропей

1 Асмус В.Ф. Лев Шестов и Кьеркегор II Философские науки, 1972, № 4.

2 Доля В.Е. Критика теологического понимания свободы. Львов, 1973

3 Новиков А.И. Нигилизм и нигилисты. Л. 1972.

4 В обобщающем труде В. Кувакина «Мыслители России» (М., 2005) Льву Шестову посвящена отдельная глава «Л.И. Шестов - экзистенциальный мыслитель».

5 Бабаев Э.Г. Лев Шестов: итог или проблема? - В кн.: Связь времён: проблемы преемственности в русской литературе конца XIX"- начала XX вв. - М.: Наследие, 1994; Батова Н.К. Вязь души моей: О философии Л. Шестова, М. 2000; Мареева Е.В. Творчество Ф.М. Достоевского в зеркале философии Льва Шестова // Вопросы философии, 2007, № 3; Сабиров В Ш. Русская идея спасения (жизнь и смерть в русской философии). СПб., 1995. ской философией. Автор касается при этом воззрений JI. Шестова и на русскую литературу, однако цели его исследования связаны с рассмотрением взаимосвязей и отношения философии Л. Шестова к западным мыслителям, таким, как Ф. Ницше и Г. Гуссерль. В связи, с рассмотрением ницшеанского вопроса в России начала XX в. затрагивает фигуру Л. Шестова Г.В. Варакина, автор монографии-«Между Дионисом и Аполлоном» (Рязань, 2007). Заметным явлением среди, современных исследований по философии Л. Шестова стала монография В.Л. Ку-рабцева «Миры свободы и чудес Льва Шестова: Жизнь мыслителя, "странствования по душам", философия» (М., 2005). В работе дано глубокое, объективное и всестороннее освещение жизни и творчества философа, подробно разработан вопрос об отражении мировой культуры в его творчестве. Важно, что в работе отведено значительное место воззрениям мыслителя на творчество русских писателей с целью выявления корней философии Л. Шестова. Работы Я. Головина (Дерзновенная борьба за человека // Здравый смысл, 1999, № 13), В.В. Лашова (Гуманизм Льва Шестова. М., 2002) и A.A. Кудишиной (Экзистенциализм и гуманизм в России: Лев Шестов и Николай Бердяев. М., 2007) объединяет внимание к экзистенциально-гуманистической составляющей творчества мыслителя, акцентировке'гуманистического смысла его философии. Авторы касаются как западных истоков его философии, так и отечественных, рассматривая при этом взгляды философа на творчество великих русских писателей, указывая на метафизическую глубину проблем, отражённых на страницах художественных произведений Н.В. Гоголя, Ф.М. Достоевского, Л.Н. Толстого и других.

В то же время существует солидный пласт литературоведческих работ, посвященных Л. Шестову. Среди них следует отметить публикации Л.А. Коло-баевой, посвященные анализу творческих связей Л. Шестова и влиянию его философии на творчество Л. Андреева и А. Ремизова. Но особенно следует выделить монографию этого автора «Концепция личности в русской литературе рубежа XIX-XX вв.» (М., 1990), в которой Л. Шестову отведено отдельное место.

Необходимо также назвать исследования И. Бражникова, Е.В: Каманиной, Ю.В. Кузнецовой, А.Д. Степанова, Е.К. Созиной, К. Эмерсона.1

Большое внимание философии JI. Шестова уделяют зарубежные учёные, особенно европейские и американские. Можно сказать, что сегодня JI. Шестов , - один из самых популярных персонажей западных исследований русской философии.2

Ему посвящены сайты в Интернете, а при одном из старейших университетов Шотландии, в Университете Глазго создано научное* общество имени Льва Шестова, «Lev Shestov Studies Society» и издаётся журнал его имени, «The Lev Shestov Journal» (см. интернет-страницу Университета • Глазго: http://vAvw.shestov.arts.gla.ac.ukyhtml/journal.htm).

Не случайно и то, что от зарубежных исследователей не ускользнула тема «Л. Шестов и русская литература». Этому вопросу посвящен ряд специальных научных публикаций.3

Совокупность исследовательских материалов о воззрениях Л.И. Шестова на великое наследие русской литературы при отсутствии обобщающих историко-философских трудов по этому вопросу заставляет признать необходимость специальной работы, в которой истолкование им мировоззрения её наиболее

1 Каманина Е.В. Л. Шестов о Пушкине. // Вестник Московского университета. Серия 9, 1999, № 3; 1 Кузнецова Ю.В. М.А. Булгаков и Л. И. Шестов: параллели в творчестве. — В сб.: Социальные и гуманитарные исследования: традиции и реальности. Выпуск III. Межвузовский сборник научных трудов. - Саранск, 2003, с. 114. Бражников И. Неоткрытый Чехов, или осколки распавшегося мира Н Дядя Ваня. Литературный Альманах, 1993, № 5. Степанов А.Д. Лев Шестов о Чехов. - В кн.: Чехов и серебряный век. - М.: Наука, 1996. Эмерсон К. Против закономерности: Соловьёв, Шестов, поздний Толстой, ранний Бахтин. - В кн.: Бахтинология: исследования, переводы, публикации. - СПб.: Алетейя, 1995.

2 Dësilets André Léon Chestov. Des paradoxe de laphilosophie, preface d'Alexis Klimov, (Quebec: Editions du Beffroi), 1984; Gascoyne David Journal 1936-37. Death of an Explorer. Léon Chestov, - London: The Emtharmon Press, 1980; Great Twentieth Century Jewish Philosophers. Shestov, Rozenzweig, Buber. Introd. by Bernard Martin, New York: The Macmillan Company, 1970; Neto J.R.M. The Christianization of Pyrrhonism: Skepticisms and Faith in Pascal, Kierkegaard, arid' Shestov. - Dordrecht; Boston: Kluwer Academic Publishers, 1995; Rostenm P. Léon Chestov: philosophie et liberté. — Bordeaux: Editions Bière, 1994; Salazar-Ferrer, Ramona Conceptions of the Absurd. From Surrealism to the Existential Thought of Chestov and Fondane, Oxford: Legenda, 2001; Shein L.J. The philosophy of Lev Shestov (1866-1938):" A Russian Religious Existentialist. - Lewiston, N.Y., USA: E. Mellen Press, 1991; IVernham, James Two Russian Thinkers: An Essay in Berdyaev and Shestov, Toronto: University of Toronto Press, 1968.

3 Essays in Russian Literature, the Conservative View: Leontiev, Rozanov, Shestov. Selected, edited, translated and with an introd. by Spencer E. Roberts. - Athens: Ohio University Press, 1968; Malcolm Jones, Shestov on Chekhov, in Russian Writers on Russian Writers, edited by Faith Wigzell and Robin Aizlewood, Oxford: Berg, 1994; Marinclli G. La Russia с il destino deF'Occidente: Dostoevskij, Solov'ev, Rozanov, Sestov. - Roma: Edizioni Studium, 1994; Vale-vicius A. Lev Shestov and His Times: Encounters with Brandes, Tolstoy, Dostoevsky, Chekhov, Ibsen, Nietzsche, and Husserl. -N.-Y.: P. Lang, 1993. выдающихся творцов и в целом реконструкция Шестовым философских оснований русской литературы получили бы всестороннюю и целостную реализацию.

Объектом исследования являются философские и литературно-критические 'сочинения Льва Шестова, его эпистолярное наследие, т.е. весь корпус работ этого выдающегося мыслителя, w также его творческие связи с современниками, как философами, так и писателями.

Предметом'исследования диссертации является тот пласт творческого наследия Л. Шестова, который связан с созданием им метафизики русской литературы на основе общих установок экзистенциализма и персонализма.

Кроме того предметом диссертации является то направление творчества Л. Шестова, в рамках которого он разработал оригинальную философскую методологию анализа* воззрений великих русских писателей - A.C. Пушкина, М.Ю. Лермонтова, Н.В; Гоголя, И.С. Тургенева, Ф.М. Достоевского, Л.Н. Толстого, Вяч. Иванова. Вместе с тем предметом исследования является и процесс обратного влияния творчества классиков русской литературы на мировоззрение самого Л. Шестова.

В основание настоящего исследования положена следующая научная гипотеза.

В силу того, что Л. Шестов проявлял постоянный и напряженный философский интерес к русской литературе и её творцам как людям глубокого и богатого мировоззрения, в его работах, ставших плодами этого интереса, не могли изначально не присутствовать определенные экзистенциальные установки относительно этих феноменов. В итоге это переросло в философию (метафизику) русской литературы, а также в оригинальную методологию анализа эволюции, драмы и «перерождения» писательских мировоззрений. Таким образом Шестовым была создана своеобразная экзистенциально-персоналистическая концепция русской литературы, уникальная стилистика, приемы философского анализа и истолкования индивидуального писательского мировоззрения.

Доказательству того, что эта гипотеза в ходе исследования может быть подтверждена и превратиться тем самым в обоснованную научную концепцию, и посвящена настоящая диссертация.

Цель и задачи работы.

Цель диссертации — раскрыть философские основы, теоретическое содержание и пути создания'представленной в творчестве-Л. Шестова метафизики русской литературы, выяснить её место, роль и значение в наследии русского философа, показать влияние его экзистенциально-персоналистической трактовки русской литературы на отечественную культуру первой половины XX в.

Достижение этой цели предполагает решение следующих задач:

1. Исследовать пути преломления идей русской классической литературы в философии Л. Шестова, выявить способы анализа и оценки им — в ходе «странствования-по душам» русских писателей - экзистенциального смысла их произведений и метафизических оснований их мировоззрения.

2. Проследить обратное влияние метафизических составляющих мировоззрения русских писателей на воззрения Л. Шестова и его творческую судьбу.

3. Реконструировать- и дать определение философско-психологической методологии Л. Шестова и раскрыть стратегию её реализации в ходе анализе им мировоззренческих и идейных установок русских писателей, особенно сильно привлекавших его интерес.

4. Установить специфику и место разработанной Л. Шестовым метафизики русской литературы в его философском наследии.

5. Показать место Л. Шестова в духовном мире русской литературной эмиграции.

6. Определить философско-эстетическую составляющую мировоззрения Л. Шестова и её реализацию при исследовании и интерпретации им творчества русских писателей.

7. Систематизировать понимание Шестовым смысла и предназначения литературы как экзистенциальной и морально-психологической коммуникации между автором и читателем.

8. Дать" сравнительный анализ философских оснований радикально-демократической литературной критики и религиозно-философской литературной критики Л. Шестова.

9. Проанализировать и дать оценку гуманистическим установкам Шестова и их отражению в интерпретации им русской литературной классики.

Теоретическая и методологическая основа исследования. Теоретической основой диссертации является совокупность научных философских понятий, теорий, документов, сведений, материалов, письменных свидетельств, выявленных закономерностей, вытекающих из них принципов, достаточных для решения исследовательской задачи данной диссертации.

В теоретической основе диссертации лежат основополагающие принципы научной теории мирового и отечественного историко-философского процесса, разработанные в трудах М.А. Маслина, В.А. Кувакина, А.Т. Павлова, Т.И. Ой-зермана, В.В. Соколова, A.C. Богомолова, Г.Г. Майорова и др.1

Методология исследования, принятая в настоящей работе, представляет собой комплекс общенаучных и специальных методов изучения, включающих историко-философский, компаративистский, текстологический и герменевтические методы анализа.

Научная новизна исследования. • На основе анализа.и систематизации исследований и оценок Л. Шестовым философского содержания классической русской литературы и мировоззрения её творцов была идентифицирована и реконструирована его экзистенци-ально-персоналистическая метафизика русской литературы, определены её существенные черты и особенности.

1 История русской философии / под ред. М.А Маслина, изд 2-е, М., 2008; Богомолов А.С., Ойзерчан Т.И Основы теории историко-философского процесса, М.,1983; Майоров Г.Г Философия как искание Абсолюта Опыты теоретические и исторические. — М., 2004; Философия и история философии: Актуальные проблемы: К 90-летию Т. И. Ойзерчана / РАН. Институт философии. — М., 2004; Ойзерман Т.И. Проблемы марксистско-ленинской методологии истории философии. M., 1987; Соколов В.В От философии Античности к философии Нового времени. Субъект-объектная парадигма. М., 2000; Павлов А.Т Философия в Московском университете // Философский факультет Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова: очерки истории M , 2002; Кувакин В.А Мыслители России, М., 2006; A History of Russian Philosophy From the Tenth Through the Twentieth Centuries. In Two Vols. / Ed. By V. Kuvakm, Buffalo, 1993.

• Историко-философская реконструкция позволила определить шестовскую метафизику русской литературы как существенную составляющую изысканий философа и определить её место в творческом наследии Л. Шестова. В этом смысле работа является первым в отечественной и зарубежной научной историографии опытом систематического анализа и обобщения взглядов русского мыслителя на отечественную-литературу как на уникальный по своему богатству и глубине мировоззренческий, психологический и фило-софско-антропологический феномен.

• В ходе анализа' был выявлен источник формирования и сфера конкретного применения им оригинальной методологии исследования* философской составляющей русской-литературы и мировоззрений писателей, которая определена в работе как экзистенциально-персоналистическая.

• К научной новизне диссертации также относится следующее:

- определение влияния философских оснований русской литературы на формирование и развитие взглядов Л. Шестова;

- экспликация представлений мыслителя о философско-эстетической и персоналистической сущности и целях литературного творчества в контексте анализа им произведений и судеб русских писателей;

- выявлены истоки и прослеживается-динамика развития гуманистических взглядов мыслителя и их созвучие с воплощенными в русской литературе гуманистическими идеалами;

- рассмотрено место Шестова в идейной жизни русской литературной эмиграции и дана оценка литературно-философской просветительской деятельности Л. Шестова во Франции первой половины XX в.

На защиту выносятся следующие положения Творчество Л. Шестова убедительно свидетельствует, что за его неизменным интересом к философским основаниям литературы стояли определенные установки, реализация которых привела к созданию им метафизики русской литературы, того, что можно назвать персоналистической и экзистенциалистской концепцией русской литературы.

• Общей философской установкой Шестова в отношении литературного творчества и литературы была его идея, определенно выраженная уже в его ранней работе «Шекспир и его критик Брандес», в которой начинающий философ провозгласил мир художественного произведения- одной- из наивысших реальностей, наилучшим выражением самых глубоких и подлинных мыслей и переживаний человека. Художник стоит ближе всех к правде жизни и потому способен рассказать о ней лучше, чем ученый или философ. В свете ше-стовской метафизики литературы философия предстает как философия трагедии, философия человеческой жизни, наилучшим образом воплощаемая в.мире, порождаемом безграничным воображением и художественным произволом творца.

• Метод анализа Шестовым произведений писателей и их творчества предстает как такое «Странствования по душам», которое имеет свою драматургию и сюжет. Оно начинается с особого рода скептического и одновременно критического разбора произведений писателя, которые рассматриваются как способ решения им, прежде всего, своих глубоко личных метафизических вопросов, обоснований верований, как способ обретения смыслов. В ходе анализа мировоззренческих исканий писателя Шестов особое внимание обращает на трудности поиска ответов на метафизические вопрошания, на неудовлетворительность решения автором изначальных вопросов, что ведет к драме или экзистенциальному кризису художника. Этот кризис, ввергающий писателя в трагическую ситуацию, наиболее интересен Шестову как искателю пограничных ситуаций, в которых, как он всегда надеялся, мы ближе всего подходим к разгадкам тайны человеческого существования.

• В муках и трагедии художественного творчества, в «апофеозе беспочвенности», в отчаянном дерзновении, через который прошли многие излюбленные Шестовым русские писатели, он усматривал источник их бесценного опыта, мудрости и надежды. Вместе с тем, заключительные акты исследования драматизма литературного творчества как способа решения писателем своих метафизических тревог и запросов завершаются у Шестова, как правило, выражением искреннего сочувствия и любви к писателю как живому и конкретному человеку, мужественно и отчаянно, искренне и глубоко жаждущего разрешить «проклятые вопросы» человеческого существования. Так метафизический скептицизм — как смесь надежды и сомнения в способности человека обрести изначальные и предельные смыслы — всякий раз завершается у Шестова выражением чувств гуманности и веры в победу человека в его дерзновенной и отчаянной борьбе-за; фундаментальные, «живые» истины, за самого себя как конкретного человека. В этом, прежде всего, и состоит стоический и трагический гуманизм Шёстова.

• Создание Шестовым своей, авторской метафизики русской литературы, как и его идеи философии трагедии и абсурда не только придали новый и оригинальный облик русской художественной литературной классике, открыли в ней новые смыслы, но и оказали заметное влияние на восприятие этого феномена современниками философа — русскими и зарубежными мыслителями, писателями и литературными критиками.

• Лев Шестов стоял у истоков частной поэтики таких великих русских писателей, как A.C. Пушкин, М.Ю. Лермонтов, Н.В. Гоголь, Ф.М. Достоевский, Л.Н. Толстой, И.С. Тургенев, А.П. Чехов. Он предложил оригинальную философскую концепцию литературы и писательского творчества и реализовал ее в процессе анализа мировоззрений конкретных персоналий, что и означало создание частных поэтик указанных русских художников.

Научно-практическая значимость работы. Теоретическая значимость ' работы заключается в том, что она обращена к малоисследованной области истории русской философии и литературно-эстетической критики и призвана восполнить существующий здесь пробел. Полученные результаты позволяют продолжить реконструкцию экзистенциально-персоналистической концепции русской литературы, основания чему заложены в творчестве Л. Шестова; определить влияние творчества и идей русских писателей XIX в. на философию Шестова, с одной стороны, и, с другой — проследить характер влияний философии Шестова на русскую литературу XX столетия.

Информационные ресурсы и обобщения, содержащиеся в диссертации, могут лечь в основание последующих научных изысканий, целью которых станет сравнительно-аналитическая реконструкция концепций русской литературы других представителей религиозно-философской критики с целью получения более полного представления о философском осмыслении русской литературы в отечественной культуре конца XIX - первой половине XX вв.

Материалы исследования могут стать основой для разработки лекционных курсов, спецкурсов и спецсеминаров по истории русской и мировой философии, истории русской культуры и эстетики, истории русской литературной критики XX века.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, четырех глав (15 параграфов), заключения и списка использованной литературы, состоящего из 249 источников.

Список научной литературыЛашов, Владимир Владимирович, диссертация по теме "История философии"

1. Коюбаева Л. А. Концепция личности в русской литературе рубежа XIX-XX вв. M.: Изд-во Московского университета, 1990, с. 24.

2. Бердяев Н. Самопознание. М.: ЭКСМО-Пресс, Харьков: Фолио, 1998, с. 412.

3. Паперный В.М. Лев Шестов о Толстом и Достоевском // Толстой или Достоевский? Философско-эстетические искания в культурах Востока и Запада: Материалы международной конференции. СПб.: Наука, 2003, с. 68.

4. Шестов Л. Литературный сецессион ("Вопросы жизни", январь-июнь) // Русская литература, 1992, № 2, с. 162.

5. Бердяев Н. Самопознание, с. 407.

6. Баранова-Шестова Н. Жизнь Льва Шестова, т. 1, с. 309.

7. Баранова-Шестова Н. Жизнь Льва Шестова, Т. 2, с. 252.

8. Белый А. Символизм и творчество. В кн.: Символизм как миропонимание. — М.: Республика, 1994, с. 340.3 Там же, с. 341.

9. Баранова-Шестова Н. Жизнь Льва Шестова, т. 1, с. 90.5 Там же, с. 278.

10. Цит. по кн.: Баранова-Шестова Н. Жизнь Льва Шестова, т.1, с. 228-229.

11. КолобаеваЛ.А. Концепция личности в русской литературе рубежа Х1Х-ХХ вв., с. 25.

12. Позднее статья была опубликована в 1911 г. в общем сборнике статей А. Белого, книге под названием «Арабески».

13. Бердяев Н. Самопознание, с. 413.

14. Паперный В.М. Лев Шестов о Толстом и Достоевском, с 70. Это справедливо в инструментальном смысле, а не по существу дела, которому посвятил себя Шестов Для него это было областью средств, а не целей.

15. Оцуп Н. Современники. Париж, 1959, с. 129.

16. Паперный В.М. Лев Шестов о Толстом и Достоевском, с. 70.4 Там же, с. 71.

17. Гиппиус 3. Что не было и что было. Неизвестная проза (1926-1930) / Сост., вступ. статья, коммент. А.Н. Нико-люкнна. СПб.: ООО «Издательство Восток», 2002, с. 389.

18. Гиппиус 3 Мечты и кошмар (1920-1925) / Сост., вступ. статья, коммент. А.Н. Николюкина -СПб : ООО «Издательство Восток», 2002, с. 464.

19. Шестов Л О вечной книге: Памяти М.О. Гершензона. В кн.: Шестов Л. Умозрение и откровение. - УМСА-Ргеэз, Париж, 1964, с. 17.2 Там же, с. 21.

20. Баранова-Шестова Н. Жизнь Льва Шестова, т.2, с. 36

21. Бунин И А. Освобождение Толстого. — Цит. по кн.: Баранова-Шестова Н. Жизнь Льва Шестова, т.2, с. 37.

22. Баранова-Шестова Н. Жизнь Льва Шестова, т. 1, с. 272.3 Там же, с. 89.

23. Бердяев Н. Русская идея. В кн.: Бердяев Н. Самопознание. - M.: ЭКСМО-Пресс, Харьков. Фолио, 1998,217.2 Там же, с. 228.3 Там же, с. 228.

24. Адамович Г. Одиночество и свобода. СПб.: Алетейя, 2002, с. 243.2 Там же, с. 244.

25. Баранова-ШестоваН. Жизнь Льва Шестова, т. I, с. 91.2 Там же, с. 90.

26. Цит. по кн.: Баранова-Шестова Н. Жизнь Льва Шестова, т.1, с. 145-146.

27. Бердяев Н. Русская идея, с. 229.

28. Адамович Г. Одиночество и свобода, с 252.3 Там же, т. 1. С. 255.

29. Шестов Л. Апофеоз беспочвенности. M.: ACT, 2000, с. 468.

30. Шестов Л. Афины и Иерусалим. Шестов Л. Собр. соч. в 2 тт. М.: Наука, т. 1. С. 627.

31. Созина Е. К. Творчество Иннокентия Анненского и Льва Шестова в истории русского ренессанса // Русская философия, новые решения старых проблем. СПб., 1993. — Ч. 2, с. 25.

32. Паперный В.М Лев Шестов о Толстом и Достоевском // Толстой или Достоевский? Философско-эстетические искания в культурах Востока и Запада: Материалы международной конференции. СПб.: Наука, 2003, с. 77.

33. Данилевский А Д. A.M. Ремизов и Лев Шестов. В сб . Пути развития русской литературы. - Тарту, 1990, с. 139

34. Колобаева Л. А. Концепция личности в русской литературе рубежа XIX -XX вв. М.: Изд-во Московского университета, 1990, с. 29.

35. Шестов Л. Что такое большевизм // Странник Вып. № 1, М. 1991.

36. Справедливости ради нужно сказать, что его достойным соперником в этой области был B.B Розанов, чьи сочинения «Уединенное», «Опавшие листья» и другие составили ему славу литературного новатора.

37. Баранава-Шестова Н. Жизнь Льва Шестова. La Press Libre, Paris, 1983, T. 1, с. 60.

38. Шестов Л Апофеоз беспочвенности. — Шестов Л. Сочинения в 2-х тт. Т. 2. М. Водолей, 1996, с. 141.

39. Шестов JI. Solo fide только верою. Греческая и средневековая философия. Лютер и церковь. - Paris, YMCA-Press, 1966, с. 30.

40. Баранова-Шестова Н. Жизнь Льва Шестова. La Press Libre, Paris, 1983, т. 2, с. 132.

41. Шестов Л. Афины и Иерусалим, с. 614.

42. Шестов Л. Solo fide только верою. Греческая и средневековая философия. Лютер и церковь, с. 9.

43. Шестов Л. Апофеоз беспочвенности, с. 141.

44. Шестов Л. Шекспир и его критик Брандес. Шестов Л. Соч. в 2-х тт. тЛ. - Томск- Водолей, 1996, с 59.2 Там же, с. 59.3 Там же, с. 68.

45. Шестов Л. Апофеоз беспочвенности, с. 38.

46. Шестов Л. Афины и Иерусалим, с. 651.

47. Шестов Л. Добро в учении гр. Толстого и Ницше, с. 315.

48. Шестов Л. Апофеоз беспочвенности, с. 4.

49. Шестов Л. Solo fide — только верою. Греческая и средневековая философия. Лютер и церковь. — Paris, YMCA-Press, 1966, с. 11.

50. Шестов Л. Начала и концы. Шестов Л. Сочинения в 2-х тт., т. 2. - Томск: Водолей, 1996, с. 184.

51. Баранова-Шестова Н. Жизнь Льва Шестова, т. 2, с. 210.

52. Шестое Л. Solo fide —только верою. Греческая и средневековая философия. Лютер и церковь, с. 61-62.

53. Шестов Л. Шекспир и его критик Брандес, с. 59.

54. По словам Шестова, «.неизвестность ничего общего с известным иметь не может. даже известное не так уж известно, как это принято думать.» (Шестов Л. Апофеоз беспочвенности. Л.: Изд-во ЛГУ, 1991, с. 43.).

55. Идея шестовскоИ концепции творчества, как творчества из неизвестности подробно обсуждается в работе Ю.Б. Сенчихиной. См. Сенчихина Ю.Б Апология неизвестности: Концепция творчества Льва Шестова // Вестник МГУ, серия философия, № 3 , 2009.

56. Шестов Л. Апофеоз беспочвенности Шестов Л. Собр соч. в 2-х томах, т 1. - Томск: Водолей, 1996. с. 14.

57. Шестов Л. Добро в учении гр. Толстого и Ницше, с. 315.

58. Шестов Л. Пророческий дар. В кн.: О Достоевском. Творчество Достоевского в русской мысли 1881-1931 годов: Сборник статей / Сост., примеч. В.М. Борисова, А.Б. Рогинского. - М.: Книга, 1990, с. 119.

59. Шестов Л. Великие кануны, с. 294.

60. Шестов Л. Власть ключей (Potestas clavium), с. 60.

61. Шестов Л. Власть ключей, с 303.

62. Шестов Л Апофеоз беспочвенности, с 167.

63. Шестов Л. На весах Иова (Странствования по душам), с. 187.

64. Шестов Л. Власть ключей (Ро1е51аз с1аушт), с. 258.философского творчества и задачах писательства как проявлениях вечной устремленности духа в тайные глубины человеческого существования.

65. Шестов Л. Апофеоз беспочвенности. Шестов Л. Сочинения в двух томах.- Томск: Водолей, 1996. Т.2, с. 177.

66. Цит. по: Баранова-Шестова Н. Жизнь Льва Шестова. Т.1, с. 164.

67. Шестов Л. На весах Иова (Странствие по душам). Шестов Л. Сочинения в 2-х томах. - М.: Наука, 1993. Т. 2, с. 96.

68. Шестов Л. Афины и Иерусалим . — Шестов Л. Собр. Соч. в двух томах М: Наука, 1993 т.1, с. 376.

69. Шестов Л. Власть ключей (Ро1еБ(а5 с1аушт), с. 114

70. Шестов Л.<Пророческий дар. В кн.: О Достоевском. Творчество Достоевского в русской мысли 1881-1931 годов: Сборник статей / Сост., примеч. В.М. Борисова, А.Б. Рогинского. - М.: Книга, 1990, с. 120-121.

71. Шестов Л. Достоевский и Ницше (философия трагедш!). Шестов Л. Сочинения в двух томах,- Томск: «Водолей», 1996. Т.1, с. 322.

72. Шестов Л. Ясная Поляна и Астапово. К двадцатипятилетию со дня смерти Л. Толстого. В кн.: Шестов Л. Умозрение и откровение. - Paris: «YMCA-Press», 1964, с. 177.

73. Адамович Г.В. Вячеслав Иванов и Лев Шестов — В кн. Адамович F.B.IОдиночество и свобода. СПб.: Алетейя, 1995.

74. Адамович Г. Памяти Льва Шестова; В кн. Адамович Г. Одиночество и свобода. -М.: Республика, 1996.

75. Амелин Г. Лекции по философии литературы. М., 2005.

76. Асмус В.Ф. Лев Шестов и Кьеркегор // Философские науки, 1972, № 4.

77. Асмус В.Ф. Мировоззрение Толстого // Асмус В.Ф. Избранные философские труды. Т. 1, М. 1969.

78. Ахутин A.B. Одинокий мыслитель. В кн.: Шестов Л.И. Сочинения. В 2-х т. - М.: Наука, 1993.

79. Бабаев Э.Г. Лев Шестов: итог или проблема? — В кн.: Связь времён: проблемы преемственности в русской литературе конца-начала XX вв. М:: Наследие, 1994.

80. Баевскш В. С. История русской поэзии. Смоленск: Русич, 1994.

81. Бахтин М.М: Проблемы поэтики Достоевского. Москва: Художественная литература, 1972.ХЪ.Бачинин В.А. Достоевский: метафизика преступления. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2001.

82. Белый А. Шестов. Начала и концы. В кн.: Белый А. Арабески. Книга статей. - М.: Мусагет, 1911.

83. Богомолов A.C., Ойзерман Т.Н. Основьг теории историко-философского процесса, М., 1983.

84. Борзенко И.М., Кувакин В.А., Кудишина A.A. Основы современного гуманизма: М.: Российское гуманистическое общество; 2002.

85. Бражников И: Неоткрытый-Чехов; или осколки распавшегося мира // Дядя Ваня. Литературный Альманах, 1993, № 5.

86. Булгаков M. Мастер, и Маргарита. М.: Художественная литература, 1988.

87. Булгаков С.Н. Жребий Пушкина // Пушкин в,русской философской критике: Конец XIX— первая половина XX в. / Сост. Р. А. Гальцева. — М.: Книга,. 1990: .

88. Булгаков С.Н\ Чехов как мыслитель // Новый путь, 1904: Октябрь, Ноябрь.

89. Бунин И.А. Освобождение Толстого / Бунин И;А. Собр. соч. В 6 т., т. 6. -М., 1996:

90. Бурак E.H. Критика философского; иррационализма: Льва Шестова. Авто-реф. дис. .канд. филос. наук. Белорус: Foc. ун-т им. В.И. Ленина.Минск, 1984.21 .Визгин В.П. Разум на весах; откровения: Лев Шестов и современная мысль //На пути к Другому.- М., 2004;

91. Владыкина Е.Ф: Проблема личности в русской философии XX века: Василий Розанов, Лев Шестов // Вестник Вятского государственного университета, Киров, 2003, № 8.

92. Владыкина Е.Ф. Русский экзистенциализм: В.В. Розанов, Л. Шестов // Российская провинция: поиск путей развития: Материалы II межрегиональной научно-практической конференции. Киров, 1999.

93. Гершензон М. О:Статьи о Пушкине. М., 1926.

94. Возможность невозможного: Планетарный гуманизм-для России и мира /. Материалы международной конференции, Санкт-Петербург, 14 18 июня2000; .М.: РГО, 2001; : \ЪТ.ГерцыкЖ. Воспоминания.- Париж: YMCA-Press; 1973;

95. Гиппиус: 3L Что? не было} и=.что»- было. Неизвестная проза? (1926-1930) / Сост., вступ. статья, коммент. А.Н. Никошокина. СПб.: ООО Издательство Восток, 2002. .

96. Данилевский АД. A.M. Ремизов и Лев Шестов. В сб.: Пути развития русской литературы.- Тарту, 1990.40Данилова,И.Ф., Данилевский A.A. Переписка Л.И Шестова»с A.M. Ремизовым // Русская литература, 1992, №2.

97. Декун И.А. Идея существования человека: (Опыт русской экзистенциальной философии). Автореф. дис. . канд. филос. наук / МГУ им. М.В. Ломоносова. Специализир. совет по филос. наукам К 053. 05.82. -М., 1994.

98. Добролюбов H.A. Когда же придет настоящий день? Добролюбов H.A. Русские классики. - М.: Наука, 1970.

99. Достоевский Ф.В. Сон смешного человека. Достоевский Ф.М. ПСС. Т. 23. Л.: Наука, 1983.

100. Дунаев М.М. Православие и русская литература. М.: Христианская литература, 1998.

101. Ерофеев В. Одна, но пламенная страсть Льва Шестова. В кн.: Шестов Л. Избранные сочинения. -М.: Ренессанс, 1993.

102. Ерофеев В. «Остаётся только одно: произвол» (философия одиночества и литературно-эстетическое кредо Льва Шестова) // Вопросы литературы, 1975, №10.

103. Захарова Т.Н. Л. Шестов и экзистенциальная философия. Автореф. дис. . канд. филос. наук. Екатеринбург, 1996.

104. Зенъковский В.В. История русской философии. М.: ЭКСМО-Пресс, 2001.56.3енъковский„В.В. М.Ю. Лермонтов // Фаталист. Зарубежная Россия и Лермонтов. М., 1999. ъ

105. Зинченко В.П. Предисловие. В кн.: Хант Г. О природе сознания / Пер. с англ. - M.: АСТ, 2004.ЪЪ.Зинятова М.Н. Проблема человека в экзистенциально-философском измерении. Хабаровск: ДВЮИ, 2006.

106. Иванов Вяч., Гершензон М. Переписка из двух углов. СПб.: Алконост, 1921.

107. Из письма ЛИ: Шестова дочерям, Женева, 13. 04. 1921". Баранова-Шестова Н. Жизнь Льва Шестова. По переписке и воспоминаниям современников. - La Press Libre, Paris, 1983, т. I.6\.ИмреЛ. Шестов: Достоевский и Ницше // Slavica. — Debrecen,, 1993, № 26.

108. История русской философии / под ред. М.А. Маслина, изд. 2-е, М., 2008.

109. Каманина Е.В. Л. Шестов о Пушкине. // Вестник Московского университета. Серия 9, 1999, № 3.

110. Катаев В.Б. Чехов плюс.: Предшественники, современники, преемники.- М.: Язык славянской культуры, 2004.

111. Куеакин В.А. Мыслители России: Избранные лекции по русской философии. -М.: Российское гуманистическое общество, 2006.1%.Кувакин В.А., Ковалёва В.П. Неизвестность. М.-Ижевск: Институт компьютерных исследований, 2006.

112. Куеакин В.А. Опровержения и предположения Льва Шестова // Философские науки. 1990, № 2,3.

113. Куеакин В.А. Религиозная философия в России: Начало XX века. М.: Мысль, 1980.

114. Куеакин В.А. Стать собой. М.: Смысл, 2010.

115. Кудишина А. «Борьба за свободу индивидуального существования» как ведущий мотив творчества Л. Шестова. // «Новые технологии», № 4, 2003.

116. Кудишина A.A. Метафизический^ скептицизм как методологическая основа гуманизма Л. Шестова // Русская философия: многообразие в единстве. -М.: ЭкоПресс, 2001.

117. Кудишина A.A. Экзистенциализм и гуманизм в России: Лев Шестов и Николай Бердяев. М.: Академический проект, 2007.

118. Кудрова И. Лев Шестов и Марина Цветаева: творческие переклички // Звезда, 1996, № 4.

119. Кулишкина О.Н. Лев Шестов: афоризм как форма «творчества из ничего» // Русская литература. СПб., 2003, № 1.

120. Курабцев В.Л. Ангелы и бесы: Лев» Шестов и философия Ф.М. Достоевского // Вестник Московского университета. Сер. 7. Философия, 2003, № 4.

121. Лашов В.В. Лев Шестов и русская литература // Здравый смыл, 2006, № з (40).

122. Лашов В.В. Лев Шестов: Сочинения, переписка, исследования, Интернет-ресурсы: библио-историографическая экспозиция. М.: Российское гуманистическое общество, 2009.

123. Лашов В.В. Неклассические истины, или Парадоксы Льва Шестова. — В кн.: Курабцев'В.Л. Миры свободы и чудес Льва Шестова: жизнь мыслителя, «странствования по душам», философия. М., Российское гуманистическое общество, 2005.

124. Литературный энциклопедический словарь. М.: Советская энциклопедия, 1987.

125. Медведева Т.Е., Несмеянов Е.Е. Феномен «русского ницшеанства» в отечественной философии культуры конца Х1Х-начала XX вв. Р.-на-Д., 2001. •

126. Мережковский Д. G. Вечные, спутники; М:: Республика, 1995.102¿ Морева ШМ Лев Шестов. -Л.:Изд-во Ленинградского ун-та, 1991.

127. Мотрошилова Н.В. Мыслители России и философия Запада. — М.:Республика, 2006:104; Мдчульский К.В. Достоевский. Жизнь и творчество // Мочульский К.В. Гоголь. Соловьев. Достоевский. М., 1995.

128. Новиков А.И:Нигилизм и нигилисты. Л. 1972.

129. Николаев ПА. Историзм в художественном творчестве и в литера-туроведеншь М., 1983.

130. НиколаевскаяТ.В., Экзистенциализм в России: Достоевский и Шестов /У Философский альманах. Иваново, 1998, № 1-2.

131. Никольский С.А., Филимонов В.П. Русское мировоззрение. Смыслы и ценности российской жизни в отечественной литературе и философии XVIII середины XIX столетия. - М.: Прогресс-Традиция, 2008.

132. Ноговицин О.М. Поэтика русской1 прозы. Метафизическое исследование. СПб.,1999:110. , О Достоевском. Творчество Достоевского в русской мысли 18811931 годов: Сборник статей./ Сост., примеч. В.М. Борисова, А.Б. Рогин-ского-М.: Книга, 1990.

133. Ойзерман Т.Н. Проблемы марксистско-ленинской методологии истории философии. М-, 1987.

134. Оцуп Н. Современники. Париж, 1959.

135. Павлов А.Т. Философия в Московском университете // Философский факультет Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова: очерки истории. М., 2002.

136. Паперный В.М. Лев Шестов о- Толстом и Достоевском!// Толстой или Достоевский? Философско-эстетические искания в культурах Востока и Запада.' Материалы Международной конференции 3 — 6 сентября* 2001 г. СПб.: Наука, 2003.

137. Переписка Л.И. Шестова с A.M. Ремизовым // Русская литература, 1992, № 2.

138. Подорога В.А. , Философия и литература^ // http://vvww.polit.ru/lectures/2006/07/28/podoroga.html/1.17. ПозовА. Метафизика Пушкина. Изд. 2-е, М., 1998.

139. Поляков С.А. Философия Льва Шестова: Опыт структурно-исторического анализа. -М.: ФК «Школа будущего», 1999.

140. Пору с В.Н. В. Соловьев и Л. Шестов: единство и трагедии свободы / В.Н. Порус // Человек. Наука. Цивилизация. К семидесятилетию академика B.C. Степина. М., 2004.

141. П'отапенков A.B. Философия и» литература // Ученые записки Таврического национального университета им. В.И. Вернадского. Серия «Философия. Социология». Том 22 (61), 2009, № 1.

142. Пушкин в русской философской критике: Конец XIX первая половина XX в. / Сост., Р. А. Гальцева. - М.: Книга, 1990.

143. Розанов В.В. Пушкин и-Лермонтов. Розанов В.В. О писательстве и писателях. -М.: Республика, 1995.

144. Рорти Р. От религии через философию к литературе: путь западных интеллектуалов. «Вопросы философии», № 3, 2003.

145. Сабиров В.Ш. Русская идея спасения (жизнь и смерть в русской философии). СПб., 1995.

146. Святополк-Мирский Д. История русской литературы. М. 2009.

147. Семенова С.Г. Метафизика русской литературы. В 2-х тт. — М. 2004.

148. Сенчихина Ю.Б. Апология неизвестности: Концепция творчества Льва Шестова// Вестник^^ МГУ, серия философия, 2009, №

149. Современный .гуманизм: Документы и исследования: М.:,РГО,,2000 : ч.-.-,.'.■.:.■• •: •".•;■■ .•--•

150. СозинаЕ:К. Отчуждение;в;'процессе познаниям.(миф о грехопадении); в учениях Г.Ф. Гегеля и Л. Шестова // .Отечественная, философия: русская; российская, всемирная. I I. Новгород, 1998.

151. Созина Е. К. Творчество; Иннокентия Анненского и Льва Шестова в истории; русского ренессанса // Русская философия: новые решения старых проблем -СПб:, 1993. ,. .

152. Степанов АД: Лев Шестов;о Чехове: В кн.: // Чеховиана: Чехов и «серебряный век».-М.: «Наука», 1996.

153. Толстой Л.Н. Письма. ПСС, т. 68-69, т. 69, М. 1984.

154. Толстой Л.Н. Что такое искусство? ПСС, т. 30, М. 1981. Философия и история философии: Актуальные проблемы: К 90-летию Т. И. Ой-зермана' / РАН. Институт философии. - М., 2004.

155. Франк СЛ. Религиозность Пушкина // Пушкин в русской философской критике: Конец,XIX первая половина XX в. / Сост., Р. А. Гальцева. -М.: Книга, 1990.

156. Фролов И.Т. Философские идеи в русской литературе: Ф. М. Достоевский и Л. Н. Толстой // Фролов И.Т. и др. Введение в философию. 3-е изд., перераб. и доп. М., 2003.

157. Чернышевский Н.Г. Русский человек на randez-vous. Чернышевский Н.Г. Собрание сочинений в пяти томах. Том 3. — М.: Правда, 1974.

158. Чехов А.П. Дом с мезонином. ПСС в 18-ти томах, т. 9: - М.: Наука, 1985.

159. Чехов А.П. Моя жизнь. ПСС в 18-ти томах, т. 9, - М.: Наука, 1985.

160. Чёхов А. П. Тоска. ПСС в 18-ти томах, т. 4. - М.: Наука, 1985.

161. Шестов Л. A.C. Пушкин. // В мире книг, № 6, 1989.

162. Шестов Л. Апофеоз беспочвенности. — Шестов Л. Собр. соч. в 2-х томах. Томск: Водолей, 1996.

163. Шестов Л. Афины и Иерусалим. Шестов Л. Собр. соч. в 2 тт., т. 1, -М.: Наука, т. 1.

164. Шестов Л. В.В. Розанов: В кн.: Шестов Л. Умозрение и откровение. -Paris: YMCA-Press, 1964.

165. Шестов Л. Великие кануны. Шестов Л. Соч. в двух томах, т. 2. -Томск: Водолей, 1996.

166. Шестов Л. Добро в учении гр. Толстого и Ницше. Шестов Л. Соч. в двух томах, т.1. — Томск: Водолей, 1996.

167. Шестов Л. Достоевский и Ницше. — Шестов JI. Соч. в двух томах, т. 1. Томск: Водолей, 1996.

168. Шестов Л. Лекции по греческой философии. М. - Париж: Русский путь - YMGA-Press, 2001.

169. Шестов Л. Литературный сецессион ("Вопросы жизни", январь-июнь) // Русская литература, 1992, № 2.

170. Шестов Л. Миф и истина: К метафизике познания. В кн.: Шестов Л. Умозрение и откровение. - Париж: YMCA-Press, 1964.

171. Шестов Л. На весах Иова (Странствования по душам). Соч. в 2-х томах. -М.: Наука, 1993.

172. Шестов Л. Начала и концы. — Шестов Л\ Соч. в двух томах, т. 2, Томск: Водолей, 1996.

173. Шестов Л. О вечной книге: Памяти М.О. Гершензона. — В кн.: Шестов Л. Умозрение и откровение. Париж: YMCA-Press, 1964.

174. Шестов Л. О «перерождении убеждений» у Достоевского. В кн.: Шестов Л. Умозрение и откровение. — Париж: YMCA-Press, 1964.

175. Шестов Л. Письмо Б. Шлецеру от 04. 01. 1933. В кн. Баранова' Шестова Н. Жизнь Льва Шестова, т. 2. - La Press Libre, 1983.

176. Шестов Л. Преодоление самоочевидностей: К столетию рождения Ф.М. Достоевского Париж: Современные записки, 1921.

177. Шестов Л. Пророческий дар. — В кн.: О Достоевском. Творчество Достоевского в русской мысли 1881-1931 годов: Сборник статей. / Сост., примеч. В.М. Борисова, А.Б. Рогинского М.: Книга, 1990.

178. Шестов Л. Свободный поиск «непринудительных истин» // Социум, 1993, №30/31.

179. Шестов Л. Творчество из ничего (А.П. Чехов). — В кн.: Шестов Л. Начала и концы. Шестов Л. Соч. в двух томах, т. 2, Томск: Водолей, 1996.

180. Шестов Л. Что такое большевизм // Странник. Вып. № 1, М. 1991.1691 Шестов JI. Ясная Поляна и Астапово. К двадцатипятилетию со дня смерти JI. Толстого:— В кн.: Шестов Л. Умозрение и откровение., Париж: YMCA-Press; 1964. .,.•./

181. Шестов Л. Solo fide? — только верою. Греческая и средневековая философия. Лютерги церковь. Париж: YMCA-Press, 1966.

182. V. Ширманов Я. И. К вопросу о религиозных представлениях Льва Ше-стова // Известия Уральского, государственного университета, Общественные науки. Выпуска 6. История:философии, № 61, 2008.

183. Шлёцер Б. Киргергард и Шестов // Последние новости (Париж), 10. 08. 1939, № 6709.173. " Шлёцер Б. Лев Шестов; К 70-легию со дня рождения // Последние новости. Париж, 1936. - 13 февраля. - № 5439.

184. Шлёцер Б. Памяти Л.И. Шестов // Последние новости. — Париж, 1939.-13 января.- № 6500.

185. Эмерсон К: Против; закономерности: Соловьёв, Шестов; поздний Толстой, ранний Бахтин. В кн.: Бахтинология: исследования, переводы; публикации. - СПб.:.'.Алетейя, 1995.

186. Эпштейн М.Н. Слово и молчание: Метафизика русской литературы. Учеб. пособие для вузов. М:, 2006. ,

187. Якимович А. Магическая вселенная:.— Mi': Галарт, 1995.

188. Bentz Ken The Wastelands of Reason Blanchot and Shestov // The Lev Shestov Journal, Issue 2, Winter 1998.179: Bonnefoy Yves L'Obstination de Chestov // The Lev Shestov Journal, Issue 1, Autumn 1997.

189. Cherkasova, Evgenia V. Kant on Free Will and Arbitrariness: A View from Dostoevsky's Underground // Philosophy and Literature Volume 28, Number 2, October 2004.

190. Dahm H. Die russische Philosophie von Solov'ev bis Sestov: (Zur Revision eines sowjetischen Tabus). — Berichte des Bundesinstituts fïir ostwissenschaftliche und internationale Studien. — Kôln, 1969.

191. Del Noce A. Gilson e Chestov 11 Arch. Di filosofia. Padova, 1980. № 2/3.186; Desilets André Apropos de l'idée russe H The Lev Shestov Journal, Issue 2, Winter 1998.

192. Dësïlets André Léon Chestov. Des paradoxe de laphilosophie, preface d'Alexis Klimov, (Quebec: Editions du Beffroi), 1984.

193. Dësilets André La Colère prophétique de Léon Chestov // The Lev Shestov Journal, Issue 1, Autumn 1997.

194. Desmond William Philosophical Audacity Shestov's Piety II The Lev Shestov Journal, Issue 2, Winter 1998.

195. Essays in Russian Literature, the Conservative View: Leontiev, Roza-nov, Shestov. Selected, edited, translated and with an introd. by Spencer E. Roberts. Athens: Ohio University Press, 1968.

196. Finkenthal Michael A Few Words in the Guise of an Introduction to Shestov // The Lev Shestov Journal, Issue 1, Autumn 1997.

197. Fondane Benjamin Rencontres avec Leon Chestov, (Paris: Editions Plasma), 1982.

198. Fotiade R. Conceptions of the Absurd: from Surrealism to the Existential' Thought of Chestov and Fondane. Oxford: Legenda, 2001.

199. Fotiade Ramona Existential Thought on the Boundary of Surrealism (1928-1938), Ph.D. thesis, Wadham College, Oxford University, 1997.Y

200. Fôtiade Ramona Lev Shestov and the Existential' Philosophy in France (1922-1938) // The Lev Shestov Journal, Issue 2, Winter 1998.

201. Fotiade R. Conceptions of the Absurd: from Surrealism to the Existential Thought of Chestov and Fondane. Oxford: Legenda, 2001.

202. Garfitt Toby Chestov, Grenier, Camus,. // The Lev Shestov Journal, Is' sue 1, Autumn.1997.

203. Gascoyne David Journal 1936-37. Death of an Explorer. Léon Chestov, (London: The Emtharmon Press), 1980.

204. Gascoyne David Léon Chestov // The Lev Shestov Journal, Issue 1, Autumn 1997.

205. Globerman F. Fedor Dostoevsky, Vladimir Soloviev, Vasilii Rosanov and Leo Shestov on Jewish and Old' Testament Themes. Michigan, USA, 1974.

206. Goubergen, Martine van. Concerning Lev Shestov's Conception of Ethics // Studies in East European Thought. Volume 48, Numbers 2-4. September, 1996.

207. Grabar Michel Compte-rendu du colloque Chestov II The Lev Shestov Journal, Issue 1, Autumn 1997.

208. Graham, Thomas Thesis on Lev Shestov. Harvard, 1981.

209. Great Twentieth Century Jewish Philosophers. Shestov, Rozenzweig, Buber. Introd. by Bernard Martin, New York: The Macmillan Company, 1970.

210. Guérin Benjamin Kierkegaard et le démoniaque II The Lev Shestov Journal, Issue 7, Autumn 2007.

211. Haller R. Leo Shestov. Eine monographische und-soziologische Betrachtung (Inaugural Dissertation zur Erlangung der Doktors-Würde des Karl-Franzens-Universität zu Graz). — Weinachten, 1953.

212. Hill KR. On the Threshold of Faith: an Intellectual Biography of Lev Shestov from 1901 to 1920 Focusing on His Concept of Man. Washington, Univ., Diss., 1980.

213. A History of Russian Philosophy: From the Tenth. Through the Twentieth Centuries. In Two Vols. / Ed. By V. Kuvakin, Buffalo, 1993.

214. Horowitz B., Martin B. The Demolition of Reason? in Lev Shestov's Athens and Jerusalem, http://www.jstor.org/pss/1773440/210; Janochka G. Kant und-Schestow. Ein Beitrag zurn Glaubensproblem. 1. Aufl.. Graz, Schmidt-Dengler, 1952.

215. Kluback William Lev Shestov Encounters Martin Buber // The Lev Shestov Journal, Issue 2, Winter 1998.

216. Kluback William A Short Note on Camus and Shestov // The Lev Shestov Journal, Issue 1, Autumn 1997.

217. Lefevre Frédéric Une heure avec Léon Chestov II The Lev Shestov Journal, Issue 7, Autumn 2007.

218. Lubardic Bogdan Philosophy of Faith: Lev Shestov and Apophatic De-construction of Reason // Philotheos: International Journal for Philosophy and Theology, 2010, № 10.

219. Makolkin, Anna. Russian, Stalinist and Soviet Re-readings of Kierkegaard: Lev Shestov and Piama Gaidenko // Canadian Slavonic papers. 2002, vol. 44, №. 1-2.).

220. Malcolm, Jones, Shestov on Chekhov. — in: Russian Writers on Russian Writers, edited by Faith Wigzell and Robin Aizlewood, Oxford: Berg, 1994.

221. Màrinelli G. La. Russia e il г destino del"Occidente: Dostoevskij, So-lov'ev, Rbzanoy,.Sestov; Roma: Edizioni Studium, 1994;

222. Oppo Andrea Shestov and Berdyaev: A, Comparison of Two Russian Philosophers. // Toronto Slavic Quarterly. № 21. Winter 2009. '

223. Pierre Jamet Pensée du dehors et dehors de la pensée // The Lev Shestov Journal, Issue 1, Autumn 1997.

224. Philonenko Alexis Chestov et la philosophie // The Lev Shestov Journal, Issue 6, Autumn 2006.

225. Regeczi I. Chekhov and the Philosophy of the Turn of the Century: Chekhov and Shestov // Studia slavica Acad. Sci. Hung. Budapest, 1997. - Vol. 42.

226. Rooney Victoria Shestov's Religious Existentialism, Ph.D. thesis, St. Catherine's College, Oxford University, 1990.229: . Rostenne Ряи/ Léon Chestov. Philosophie et liberté^ (Bordeaux: Editions Bière et Paul Rostenne), 1994.

227. Rostenne Paul Une lecture augustinienne de Chestov // The Lev Shestov Journal, Issue 1, Autumn 1997.

228. Saguto Domenico L,éon Chestov: Apocalypse et jugement dernier II The• i, , ' f " , '1.v ShestovJournal, Issue 7, Autumn2007.

229. Saguto Domenico Léon Chestov: la foi contre la raison// The Lev Shestov Jàurnal, Issue 6;;Autiimn2006;

230. Salazar-Ferrer, Ramona Conceptions of the'Absurd-.- From Surrealism to the Existential Thought of Chestov and Fondane,. Oxford: Legenda, 2001.

231. Salazar-Ferrer Olivier "La Vérité que nous sommes" Rachel Bespaloff et Benjamin Fondane devant Chestov // The Lev Shestov Journal, Issue 8, Autumn 2008.

232. Salazar-Ferrer RamonaLéonChestov-et la pensée du dehors', m Europe nr. 960, April 2009." . .•'■.'." V-'

233. Salazar-Ferrer Ramona 'Léon Chestov et Nicolas Berdiaev: Le dialogue sur la liberté'; Gourant d'Ombres (Revue annuelle de littérature), no. 5, été 1998.

234. Salazar-Ferrer Olivier * Rachel Bespaloff et là nostalgië de l'instant II The Lev Shestov Journal, Issue 3, Autumn 2002.

235. Sen Joseph The Lesson of the Sudden Shestov's Plotinus II The Lev Shestov Journal, Issue 2, Winter 1998.

236. Scanlan James P., ed. Russian Thought after Communism: The Recovery of Philosophical Heritage. M.E. Sharpe Armonk, New York, London, 1994.

237. SheinL.J. The philosophy of Lev Shestov (1866-1938): a Russian Religious Existentialist. Lewiston, N.Y., USA: E.Mellen Press, 1991.

238. Sokologorsky Igor Léon Chestov Le Masque de Dostoievsky II The Lev Shestov Journal, Issue 2, Winter 1998.

239. Tabachnikova Olga Lev Shestov and Joseph Brodsky // The Lev Shestov Journal, Issue 3, Autumn 2002.

240. Vaissermann Romain La forme brève chez Chestov II The Lev Shestov Journal, Issue 2, Winter 1998.

241. Vaissermann Romain La Forme brève chez Léon Chestov II The Lev Shestov Journal, Issue 3, Autumn 2002.

242. Valevicius Andrius Léon Chestov et l'idée du bien II The Lev Shestov Journal, Issue 7, Autumn 2007.

243. Valevicius Andruus Lev Shestov and His Times. Encounters with Brandes, Tolstoy, Dostoevsky, Tchékhov, Ibsen, Nietzsche and Husserl, (New York: Peter Lang Publishing Inc.), 1993.

244. Valevicius Andrius Lev Shestov: A Short Intellectual Biography // The Lev Shestov Journal, Issue 1, Autumn 1997.

245. Valevicius Andrius Shestov's Early Philosophical Development // The Lev Shestov Journal, Issue 2, Winter 1998.

246. Wernham, James Two Russian Thinkers: An Essay in Berdyaev and Shestov, Toronto: University of Toronto Press, 1968

247. Willeke Michaela Breathing Biblical Air: An Introduction to Lev Shestov and Martin Buber // The Lev Shestov Journal, Issue 7, Autumn 2007.

248. Willeke Michaela Lev Shestov: Unterwegs vom Nichts durch das Sein zur Fülle: Russisch-jüdische Wegmarken zu Philosophie und Religion // Fundamental theologische Studien Bd. 37, Lit Verlag, Berlin, 2006.