автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Метапоэтика А.Г. Битова

Полный текст автореферата диссертации по теме "Метапоэтика А.Г. Битова"

/

Тугушева Эльмира Феясовна

Метапоэтика А.Г. Битова

Специальность 10.01.01 - русская литература

Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

1 3 ОКТ 2011

Саратов 2011

4856931

Работа выполнена на кафедре новейшей русской литературы Института филологии и журналистики Саратовского государственного университета им. Н.Г. Чернышевского

Научный руководитель:

кандидат филологических наук, профессор Герасимова Людмила Ефимовна

гических наук, доцент Кекова Светлана Васильевна

кандидат филологических наук, доцент Книгин Игорь Анатольевич

Ведущая организация:

Воронежский государственный университет

Защита состоится «26» октября 2011 г. в /Г ч. ОО мин. па заседании диссертационного совета Д 212.243.02 при Саратовском государственном университете им. Н.Г. Чернышевского по адресу: 410012, г. Саратов, Астраханская ул., 83, XI корпус, аудитория 301.

С диссертацией можно ознакомиться в Зональной научной библиотеке Саратовского государственного университета им. Н. Г. Чернышевского.

Автореферат разослан «с?3 » 2011 г.

Ученый секретарь диссертационного совета

Ю.Н. Борисов

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Книга жизни, которую А.Г. Битов пишет полстолетия, со всеми се возвращениями, трансформациями, новыми формами саморефлексии («самоосознанности и самооформленности» - С. Бочаров), все чаще вызывает у исследователей стремление понять ее внутренний закон, кодовую систему ее целостности. Интерпретаторы творчества Битова пишут о «едином метатсксте, открытом разнообразным способам членения», «когда каждая выборка - новый литературный организм под новым смысловым акцёнтом» (И. Роднянская), о «тексте-трансформере, кубике-рубике» (М. Смирнова), о фракталыюсти прозы писателя (У. Гольдшвеер), о «преодолении литературных конвенций» в «экологической прозе» (Э. Чансес). Все отмечают особую роль саморефлексии Битова в создании образа автора, в стиле писателя, контекСтуализйруя эту само-рефлсксию - с разной мерой глубины - в пушкинской 'традиции, В эстетике

модернизма и постмодернизма.

«Мощное автолитературоведение» (С. Бочаров) И его сложные связи с чистой художественностью в творчестве Битова создают, на наш взгляд, особое поле исследования, в котором могут быть выявлены авторские принципы, изоморфные для отдельного текста и для творчества писателя в целом. В качестве гипотезы в диссертационном исследовании предлагается реконструкция системы эстетических принципов-кодов, единых для художественной прозы и эс-сеистики, конденсирующих экзистенциальный и отчасти религиозный опыт писателя. Эту систему принципов-кодов мы называем метапоэтикой. Анализ ме-тапоэтики Битова может способствовать выявлению особой природы его творчества, единства образа автора. Такой анализ актуализирует духовно-эстетический аспект изучения творчества Битова. Малоизученной проблемой остается то, как писатель в текстах разной литературной природы осмысляет свой духовный опыт, не субъективируя и не сужая жизненную реальность.

Актуальность диссертационного исследования видится в осмыслении авторской метапоэтики Битова в единстве ее теоретико-рефлексивной и тексто-порождающей функций, в попытке благодаря анализу доминантных эстетических принципов-кодов представить творчество писателя не только в диахронии, но и в синхронии. Актуальность работы также связана с необходимостью изучения специфики метатекстовых явлений в русской литературе второй половины XX - начала XXI веков.

Реконструкция метапоэтики Битова становится возможной, на наш взгляд, благодаря особой отчетливости на современном этапе авторских стратегий (внутритекстовых - интратекстовых, композиционных - и внетекстовых -издательских); благодаря богатому опыту литературоведческих и критических исследований творчества Битова; благодаря теоретической разработанности в отечественной и зарубежной филологии проблем метапрозы, метатекста. В методологическом плане нам понадобилось выяснение понятия «метапоэтика»,

еще не закрепившегося в литературоведении. Исследуя метапоэтику Битова, диссертант опирался на работы, специально посвященные метапоэтике

\

(К. Штайн и ставропольская лингвистическая школа), метатекстовым явлениям (П. Тороп, Д. Сегал), метапрозе XX века (М. Липовецкий, М. Абашева).

Методологической базой диссертационного исследования явились труды отечественных ученых: С. Аверинцева, М. Бахтина, С. Бочарова, В.Виноградова, JI. Гинзбург, М. Липовецкого, Ю. Лотмана, В. Руднева, Н. Рымаря, В. Скобелева, И. Скоропановой, В. Топорова, П. Торопа, Б.Успенского, К. Штайн - и зарубежных теоретиков: Р. Барта, М. Бланшо, Х.-Г. Гадамера, У. Гольдшвеер, Ю. Кристсвой, В. Шмида.

При изучении творчества Битова мы учитывали результаты исследований, отразившиеся в монографиях и статьях М. Абашевой, Л. Аннинского,

_СЛ5очарова,_С,._Волкова, А._Гениса,_Н^Ивапопой,_Ю_Карабчисвского,_М_Л1шо-_

вецкого, А. Марченко, II. Мейер, В. Пискунова, И. Роднянской, Т. Рыбальченко, И. Скоропановой, И. Сурат, В. Туркова, А. Урбана, Э. Чансес, В. Шмида и др.; в диссертациях Е. Бариновой, О. Бычковой, Н. Гулиус, М. Гурьяновой, М. Кормиловой, О. Мирошниченко, И. Толмашова, Т. Шеметовой, И. Якуниной.

Научная новизна работы заключается в исследовании феномена метапо-этики на примере художественного и эссеистического творчества Битова. Определяется единство эстетических принципов писателя на протяжении всего его творчества. Наряду с рассказами, повестями и романами Битова рассматриваются и его эссеистические тексты, которые ранее не были предметом специального научного изучения.

Объектом исследования явились тексты, вошедшие в четырехтомник «Империя в четырех измерениях» (1996), книги «Неизбежность ненаписанного» (1999), «Пятое измерение: На границе времени и пространства» (2002), «Путешествие из России» (2003), «Полуписьменные сочинения» (2006), «Полет с героем» (2007), «Преподаватель симметрии» (2008), «Битва» (2009), «Текст как текст» (2010), а также книги, посвященные A.C. Пушкину: «Предположение жить. 1836» (1999), «Вычитание зайца. 1825» (2001), «Моление о чаше. Последний Пушкин» (2007), «Метаморфозы» (2008), - важные для понимания би-товской концепции «единого текста». Для сопоставительного анализа привлекаются тексты Битова 1970 - 1980-х годов. Для нашего исследования имели большое значение аудиозаписи, беседы А. Битова на радио и телевидении, интервью в газетах и журналах.

Предметом исследования стали метапоэтические принципы Битова, представленные в единстве, выражающем духовно-эстетический опыт писателя.

Цель работы - выявить единую метапоэтику художественных и эссеисти-ческих текстов Битова. Цель работы предполагает решение следующих задач:

• определить метапоэтический код в текстах Битова об A.C. Пушкине;

• проанализировать авторскую концепцию «единого текста»;

• рассмотреть метапоэтические принципы эссеистики Битова;

• реконструировать духовно-эстетический критерий Битова в исследовании «границ времени и пространства» искусства литературы;

• показать особенности образа автора в его «литературе о литературе», а также в комментариях и комбинациях своих текстов;

• определить идейно-эстетическое содержание «творческого хронотопа»

в романе Битова «Оглашенные». ,.,:..■.

Методология диссертационного исследования предполагает использование историко- и теоретико-литературного, метатекстуальпого, стилистического, структурно-типологического, семиотического, герменевтического методов изучения текста. > '•■■■■■

: Теоретическая значимость работы заключается в определении характера метапоэтики А.Г. Битова, в разработке приемов исследования метапоэтики

прозаических текстов. ,

Практическая значимость диссертационного исследования: результаты работы могут быть использованы при подготовке общих курсов истории русской литературы XX века и современной литературы; специальных курсов, посвященных творчеству А.Г. Битова; при изучении теории и практики метапоэтики. ^ Апробация материалов диссертации была осуществлена на Всероссийской научной конференции «Проблема текста в гуманитарных исследованиях» (Москва, 2006), Международной научной конференции «Исповедальные тексты культуры» (Санкт-Петербург, 2007), Всероссийской научной конференции «Текст. Произведение. Читатель» (Казань, 2007), XXXI Зональной конференции литературоведов Поволжья (Елабуга, 2008), Международном конгрессе «Русская литература в контексте мировой литературы. Место и роль русской литературы в мировом образовательном пространстве» (Санкт-Петербург, 2008), Всероссийской научной конференции «Изменяющаяся Россия - изменяющаяся литература: художественный опыт ХХ-ХХ1 вв.» (Саратов, 2009), Всероссийской научной конференции «А.И. Солженицын и русская культура» (Саратов, 2009), Всероссийской научной конференции «Русская литература в современном культурном пространстве» (Томск, 2009), Международной Интернет-конференции «Лингвистические основы метапоэтики» (Ставрополь, 2010), на ежегодных Всероссийских научных конференциях молодых ученых «Филология и журналистика в

начале XXI века» (Саратов, 2006-2011).

; Результаты исследования отражены в 14 публикациях, в том числе 2 - в

издании, рекомендованном ВАК.

Основные положения, выносимые на защиту:

1. Метапоэтика Битова выявляется в сопоставлении его художественных и эссеистических текстов, представляет собой систему принципов, выраженную как в прямых суждениях писателя о творчестве, так и в практической реализации этих суждений в произведениях, различных по жанру и по времени написания или переиздания.

2. В пушкинской сфере метапоэтики Битова формируются определяющие творчество писателя эстетические принципы-коды. Кодом прочтения «всего» Пушкина становится «единый текст», суть которого в феноменальном единстве -жизни и творчества, а не только в текстуальной связи всех произведений поэта. Этот код универсален и для творчества самого Битова.

Необходимыми для «нового качества русской культуры» представляются Битову явленные в творчестве Пушкина точность духовного выбора и проистекающая из него «судьба души»; чувство нормы Творения и способность норма-

лизовать текстом иррациональность жизни; внутренняя свобода и виртуозность формы. В творчестве Битова эти принципы преломляются в свободе соединения разных текстов, фантазии и факта, в импровизации и игре с читательским воображением с целью актуализировать сакральные силы культуры.

3. Метапоэтика Битова в его эссеистике эксплицируется как комплекс авторских идей о границах: времени и пространства в литературе, границах текста, опыта, границах прозы и поэзии, слова и реальности, границах культуры и внекультурной бытийственности. Основные принципы эссеистики Битова -размышления не столько о границах, сколько па границах, мысленное пересечение границ, динамичное усложнение и изменение пространства литературы, порождающие в писательском деле переписывание, новую циклизацию текстов, включение в собственное творчество новых контекстов. «Живая проза» прорывает личное время автора и во многом предвосхищает его опыт.

4. Для метапоэтики Битова принципиальны выходы за пределы линейного времени текста. Они взрывают повествование в художественных произведениях, обнаруживая игру разными мерами условности, провоцируя погоню читателя за ускользающим автором. Они остраняют читательское восприятие в эссе о произведениях литературы разных веков. «Анахронизм воспоминаний» - общее свойство психологической прозы - превращается у Битова в подчеркнутый, постоянный прием, единый для текстов, созданных в разных модусах.

5. «Творческий хронотоп» в романе «Оглашенные» предстает как поиск и обретение «заповедного пространства» - границы человеческой и Божественной сред, «сферы смыслов», где определяются духовные ориентиры жизни и текста. «Заповедное пространство» - мыслеобраз единства духовных и художественных исканий. Отчет автора о трех этапах странствия - метапоэтическое описание прорыва к истинной реальности жизни и своего «Я».

6. И в теоретической рефлексии, и в художественной практике Битова принципиально важна сосредоточенность на процессуальное™ творчества: на непрерывности духовного опыта (в масштабах литературы и в масштабах творческой индивидуальности), на постоянной актуализации «множества маленьких моментов озарения», на поиске слова «как совпадения художественного образа и мышления», на жанровых границах и процессуалыюсти жанров, на движении через многоелойность реальности к ее смыслу.

7. Особенностью метапоэтики Битова, проявляющейся и в собственных произведениях, и в восприятии произведений других писателей, представляется интерес к формам реализации авторского начала. Сопротивление реальности, «не выносящей быть описанной», автору и его власти в Империи текста передано через расслоение авторского «я» на «я» автора-повествователя и «он» автора-героя («Ожидание обезьян»). Через противоречия и сближения текстуального и духовного «я» в романе передается движение творческого сознания и в «заповедном пространстве» романа-странствия, и в пространстве всего творчества Битова.

Структура диссертации. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения и списка литературы, включающего 280 наименований. Общий объем диссертации составляет 224 страницы.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

•'••'Во Введении определяются цели, задачи и методологические основы диссертационного исследования, обосновывается его актуальность, устанавливаются научная новизна, практическая и теоретическая значимость работы, даётся история вопроса, выясняются необходимые теоретические понятия, формулируются положения, выносимые на защиту.

В первой главе «Пушкинская сфера метапоэтики А.Г. Битова» выявляются писательские принципы Битова, выраженные в его размышлениях о судьбе как реализации личности в творчестве: Гениальным воплощением смыслов жизни и творчества, а также образцом для создания собственной поэтики для Битова является творчество A.C. Пушкина. Исследование этапов восприятия Битовым Пушкина было проведено в диссертационной работе И.А. Тол-машова1. В нашем исследовании восприятие творчества и личности поэта определяются как особая сфера формирования метапоэтики Битова. Ее диапазон -от художественно-игрового автокомментария, явленного в «Профессии героя» - приложении ко второй части романа «Пушкинский дом», до отдельных, полухудожественных, но не наукообразных по своему характеру книг «Предположение жить. 1836» (1999), «Вычитание зайца: 1825» (2001), «Моление о чаше. Последний Пушкин» (2007), «Метаморфоза» (2008). Битов обращается к Пушкину, исходя из своих творческих принципов, которые начали формироваться в произведениях, написанных до романа «Пушкинский дом». Как представляется, пушкинская сфера метапоэтики Битова вбирает в себя разные периоды его творчества, разные виды его текстов, даже разное - до «Пушкинского дома» внутренне запретное, а после свободное - отношение к Пушкину. Однако во всем, что написано Битовым о Пушкине, заметна определенная последовательность идей, совокупность кодов прочтения творчества Пушкина и шире - художественной литературы. Формирование этой системы кодов в творчестве Битова Происходило с опорой на понимание гениальности Пушкина, ее полной необходимости для «нового качества русской культуры». В Пушкине -как в идеале - Битов ищет ответы на вопросы: что есть творчество? какова природа гениальности? в чем тайна единства жизни и текста гения? каковы критерии подлинной литературы?

В параграфе 1.1. «Пушкинский сюжет как прорыв к духовной реальности» анализируется один из ключевых моментов авторской рефлексии над процессом написания романа «Пушкинский дом» - выбор профессии героя как возможности постижения и переживания пушкинской глубины и глубины жизни. Погружаясь в профессию своего героя, Битов представляет романную, художественно опосредованную версию текста о Пушкине, которую передает сам автор, а по умолчанию - его герой. Если «дело» Левы - это его профессиональная маска, которая, как оговаривается автор, «не вполне нравится ему», то для самого Битова писать о Пушкине после романа «Пушкинский дом» станет де-

. 1 Толмашов И.А. A.C. Пушкин в творческом сознании А.Г. Битова: автореф. дисс. ... канд. филол. наук. Томск, 2009.

лом жизни, важным этапом его творчества, что явлено в книгах, каждая из которых по-своему заряжена авторской идеей-догадкой о судьбе поэта. Диссертантом подчеркивается, что обращение к творчеству Пушкина для Битова невозможно без осознания целостности текста как жизненного опыта. Автор, «доверяя» Леве - одновременно и самому себе - написать о Пушкине, раскрывает иной мир своего героя - реальность его опыта. Сближение автора и героя в романе - это попытка выхода к подлинным смыслам литературного творчества. «Вопросы» Левы Одоевцева к «трем пророкам» не ограничиваются лишь его литературоведческими изысканиями. Несомненно, эти вопросы суть проблемы духовного опыта, поскольку выбранная тема «пророчества» - это прежде всего соприкосновение с религиозным пониманием поэтического дара слова. Писателю важно показать глубинные процессы сознания, что скрыты за отстоявшимися представлениями о литературе и о тех, кто литературу создает. На примере, с одной стороны, поэзии и судьбы трех поэтов - Пушкина, Лермонтова, Тютчева, - а с другой стороны, на-примере судьбы самого Левы в романе заданы метафизические вопросы о «непрерывности» духовного опыта. Битов предоставляет своему герою внутреннюю свободу познания своей судьбы в контексте судеб русской литературы. Собственные духовные вопросы заставляют героя осмыслять свою жизнь в доступном ему диапазоне сознания, в близкой ему системе мира. «Судьба души» поэта имеет определяющее значение для понимания феномена гениальности. «Полное сознание», позволяющее совершать «единственные» поступки, становится точкой отчета для неизбежного возникновения проблемы духовного выбора в «судьбе души». Выбором обусловливается дальнейший опыт. Литературоведческим критерием в исследованиях героя и, очевидно, самого автора, комментирующего статью своего героя, является прежде всего обращение к содержанию литературного текста через призму собственных духовных вопросов.

В статье «Три пророка» разное отношение к Богу видится героем как отношение трех уровней человеческого сознания, выраженных в стихотворениях Пушкина, Лермонтова и Тютчева. Обращение к теме пророка обусловливается, по Битову, мерой искренности, открытости поэтического «я». На наш взгляд, целесообразно говорить не столько о лирическом «я», сколько именно о поэтическом «я»: несмотря на то, что в статье Левы речь идет только о трех стихотворениях, глубина проникновения в тему задает иные параметры поэтического, то есть скорее не поэзии души, пронизанной лирическими настроениями, но поэзии духа, «страждущего исполнить свое назначение на земле». Поэтическое «я» Пушкина, Лермонтова и Тютчева предстает как три уровня бытия: вдохновенный, открытый в своем доверии к Богу (Пушкин); сомневающийся в самом себе и разочарованный в жизни (Лермонтов); «скрытый», ориентированный на «свое мнение о другом», когда «его самого нет», не способный исследовать и оценивать себя и свои поступки (Тютчев). И Лева приводит свои литературоведческие доводы в пользу представляемой им системы мира, словно пытается объясниться с этим миром на своем профессиональном языке. Задан определенный уровень прикосновения к духовному опыту великих поэтов. Автору важен риск такого прикосновения. В решении задачи постижения этого опыта

он предоставляет внутреннюю свободу уже своему читателю. Авторская текстовая игра, на наш взгляд, достигает особого поворота: статья-фикция превращается в отрицание отрицания. В сущности, само написание статьи для героя является попыткой гармонического сосуществования с материалом жизни, дающей опыт.

Соотношение истории и современности принципиально Для Битова как соотношение двух взаимоисключающих категорий: прошлое застыло в вещах, настоящее еще не выявлено. Историческое событие, данное как «факт несомненной достоверности», не вызывает полного Доверия, как сомнительно и «двоящееся предположение» современности." На наш взгляд, Битов ни на том, ни на другом окончательно не останавливается - важным оказывается приоритет самой жизни, дающей человеку опыт при столкновении с прошлым и настоящим. В отдельном от «Пушкинского дома» произведении «Фотография Пушкина (1799-2099)» Битов художественно проигрывает идею о движении во времени, при котором правда событий остается недоступной в плане предопределения.

Жизнь Левы Одоевцева, принадлежащего художественной реальности романа, передана как неизбежное действие «настоящего со всеми его закономерностями». Битов помещает своего героя в пограничные состояния: между реальностью художественной (вымышленной) и подлинной («живой») реальностью, которую «сверху может видеть только Бог». Такой пограничной является встреча Левы с дедом Модестом, образ которого - знак настоящего, не вымышленного. Лева и Модест Платонович показаны не только на уровне семейных отношений, но и на том высоком уровне, когда один человек фокусирует на другом человеке стремление «прорвать круг» своего инертного существования, поскольку чувствует в этом человеке присутствие иного знания. Пограничным, однако, уже между сознанием героя (филолога) и сознанием автора (писателя) становится собственно текст. Приложение «Профессия героя», таким образом, можно рассматривать как метапоэтическую часть романа: в ней присутствие иного знания и для героя, и для автора ощутимо через текст о Пушкине.

В авторских комментариях к статье героя формируются такие критерии литературного творчества, как искренность, непрерывность духовной устремленности к трансцендентному, в чем автор в романе совпадает с Битовым -автором романа. Феномен гениальности рассматривается Битовым как знак единства творчества и жизни. Метапоэтический принцип гармонического сосуществования с материалом жизни, претворенным в опыт, а затем в произведение искусства, становится для Битова самым важным, самым труднодостижимым. Пушкинский идеал как критерий всегда будет вызывать самонеудовле-твореиность Битова, но и всё новые поиски единства личного опыта и письменных, «полуписьменных» сочинений. Для Битова важно, что единство творчества и жизни достигается в реализации личного опыта через преодоление расслабляющей душу «психологии», самоанализа, мешающего совершать «единственные поступки». Эта способность к преодолению, к поступку, как пишет Битов в своих эссе о поэте, - исключительное пушкинское свойство. Однако еще до эссеистики, в размышлениях Левы о «непрерывности», гениальность

Пушкина определяется последовательным духовным выбором и противопоставляется «духовной гибели», остановкам в «развитии и накоплении опыта».

В параграфе 1.2. «А.Г. Битов о феномене "единого текста" A.C. Пушкина» эксплицируются; кодовые принципы пушкинской эссеистики Битова. Проведя в «Пушкинском доме» своеобразный эксперимент с Левиной статьей, Битов, на наш взгляд, внутренне предопределил не только сквозные темы, но и приемы своей дальнейшей пушкинианы. На своем текстологическом опыте он демонстрирует опыт понимания - «концепционного» пояснения (Ю.М. Лотман) прежде всего самому себе кодов интерпретации пушкинского творчества. Кодом прочтения «всего» Пушкина, по Битову, является «единый текст». Метапо-этические принципы Битова в связи с Пушкиным исходят, прежде всего, из духовно-эстетической полноты слова Пушкина, искренности, открытости его поэтического «я» - все это дает писателю «единство ощущения текста от первого до последнего слова», «вспышку целого», «одновременность существования всего текста». В попытке понять феномен поэтического дара Битов исходит из присущих ему самому духовно-эстетических принципов творчества. Как представляется, необходимость «точности духовного сюжета», «полной неважности личного, житейского, в чем-то непосредственно заинтересованного "Я" перед "Я" духовным и божественным» Битов ощущает и как свои сокровенные, однако требующие постоянного'осознания, творческие задачи. Сближая «края пропасти» между автором и героем своего романа, писатель как бы предлагает иначе посмотреть на произведение литературы - увидеть в тексте не только отношения автора и героя, но и художественно опосредованный, а затем осмысленный в эссеистике свой внутренний диалог со словом Пушкина.

Битов, говоря о жизненном опыте A.C. Пушкина, неизбежно акцентирует особую'сферу жизни и судьбы - способность произрастать из глубин своей духовности; В петербургском цикле «Дворец без царя» жизнь поэта осмысляется Битовым под знаком единства творчества и судьбы, Петербурга и текста. Феномен гениальности как знак единства творчества и жизни интересует Битова в большей мере как явление духовной реальности. Присутствие Пушкина в веках объясняется его «особой проявленностью» в своей собственной жизни. Отдельная тема в метапоэтике Битова - это черновики Пушкина, которые (как и саму последовательность-текстов) Битов считает глубокими и полными «свидетельствами» гениальности!поэта. Сличение чернового материала с опубликованным текстом, по мнению писателя, дает возможность увидеть единство творчества, но и !дотадаться о «наличии сверхзадачи» пушкинского гения для русской культуры.

Диссертант считает, что метапоэтика Битова особым образом фиксируется на границе разных искусств. Так, размышления о тайне пушкинского творчества, идеи о невыразимой «завершенности» Пушкина привели Битова к созданию вместе с музыкантами литературно-музыкальных композиций (чтение черновиков Пушкина в переплетении с джазовыми вариациями). Аудиозаписи «"Часы печальных иль..." Пушкин в Нью-Йорке» по существу своему глубоко метапо-этичны: импровизируя, Битов на языке джазовой музыки, несомненно, близкой ему как поколенчески, так и вне времени (казалось бы, что общего у Пушкина с джазом?), интерпретирует творческий процесс создания стихотворений.

К феномену «единого текста» Пушкина Битов подходит по закону обратной перспективы, для чего обращается к точкам зрения современного читателя и читателя пушкинской поры. И тот, и другой, по мнению Битова, «смотрятся в зеркало», но не совпадают по той причине, что читателям XIX века больше было известно раннее творчество поэта, а читателям XX века - поздний период. Вре-мениб/е коллизии литературного процесса писатель соотносит с загадкой читательского восприятия. Обращаясь к последним стихам, письмам, прозе Пушкина, параллельно с этим анализируя отдельные моменты в его судьбе, писатель подчеркивает иррациональность самой жизни, ищущей в тексте художественного преображения, «нормализации». Для Битова норма творения у Пушкина соотнесена с нормой Творения. Такое понимание не исключает свободы формы. И в пушкиниане Битова, и в других его текстах мы видим стремление к импровизациям, внутренней свободе в соединении разных своих текстов, фантазии и факта.

Вторая глава «Метапоэтические принципы в эссеистике А.Г. Битова» посвящена выявлению кодовых эстетических принципов писателя в его книгах, изданных в 1990 - 2000-е годы: «Неизбежность ненаписанного» (1999), «Пятое измерение: На границе времени и пространства» (2002), «Полуписьменные сочинения» (2006), «Полет с героем» (2007), «Битва» (2009), «Текст как текст» (2010). Диссертант обосновывает свой выбор особым типом указанных книг: они представляют собой комбинации текстов Битова, разных и по жанру, и по времени написания. В основе концепции того или иного переиздания - опыт осознания писателем своего творчества. Для метапоэтики Битова принципиальна не столько хронология изданных книг и их жанровое определение, сколько реализация духовно-эстетического опыта в едином пространстве творческого замысла. Принцип постоянной актуализации значимых моментов жизни и творчества проявляется во всех произведениях писателя, но прежде всего - в подвижной форме эссе. В данной главе важна установка на принцип «раздвоения эссеиста» (И. Родняиская), позволяющая исследовать метапоэтические связи между художественным и эссеистическим повествованием Битова. «Раздвоение эссеиста» понимается нами, прежде всего, как особый принцип метапоэтики Битова. Его эссе - это исследование «границ времени и пространства» литературы, основанное на личном опыте восприятия «текстов» культуры. В то же время эссе писателя - это размышление на границах своих разных текстов, как художественно воплощенных, так собственно эссеистических. Исследование этой формы битов-ской метапоэтики определило структуру настоящей главы.

В параграфе 2.1. «Эссеистика А.Г. Битова как исследование "границ времени и пространства" в литературе» рассматривается комплекс авторских идей о границах: времени и пространства в литературе, границах текста, опыта, границах прозы и поэзии, слова и реальности, границах культуры и вне-культурной бытийственности. Размышляя о пограничных явлениях, автор самого себя обнаруживает в различных пространствах жизни и творчества. Горизонталь образуют мысли писателя о границах текста (его завершенности / незавершенности, хронологии), границах прозы и поэзии, документа и художественного вымысла, исторических границах литературного процесса, об измерении культурной памяти. Вертикаль - это пространственно-временные границы

внутри текста, «диапазон» содержания, а также границы самой литературы во времени и пространстве экзистенциального опыта отдельного поколения.

Битова как писателя-мыслителя волнует то, как причудливо на границе времени и пространства осуществляет себя память. В этой связи можно предположить, что культурная память для него - это далеко не багаж накопленных знаний, но само по себе знание, адекватное реальности. Процесс получения такого знания, образование - это увлекательное путешествие по рубежам культуры в поисках реальности. Очевидно, что эта творческая концепция послужила Битову неким фильтром, чем обусловливается его обращение к определенным внутренним процессам русской литературы.

Как в художественных текстах, так и в эссеистике Битова интересуют время и пространство литературы не только вне идеологических установок, но и вне какой бы то ни было пропаганды. При анализе эссе цикла «Вдовствующая культура» выявляются существенные метапоэтические принципы писателя. «Авторская роль» Битова в эссеистике, посвященной литературе, по внутренним задачам совпадает с его ролью как читателя. В эссе о Л. Гинзбург, А. Солженицыне, Д. Шостаковиче Битов показывает бесценность самораскрытия человека, чувствующего себя частью истории и культуры, когда «страх человека порождал все большую смелость в художнике». «Вдовствующая культура» -культура, прошедшая через абсурд тоталитаризма, ужасы Второй мировой войны и ГУЛАГа, культура отдельных судеб, являющая себя не только через великие тексты, но и великие личности, - это особая тема битовской эссеистики.

Одну из важнейших проблем литературоведения - проблему документального и художественного - Битов обозначает в эссе «Прорвать круг». Определение границ художественности не сводится к простому различению форм. Художественность, по мысли Битова, зависит не столько от соблюдения эстетических границ, сколько от силы таланта - «обеспеченья». Под «обеспечеиь-ем» понимается духовный опыт, который был претворен в культуре, невзирая на абсурд истории. Битов отмечает важный и для его собственного творчества парадокс: чем больше материал сопротивляется своему художественному оформлению и отвергает стилизаторство, тем больше этот материал «обретает неббходимые повествованию стиль и художественность».

Вопрос о читательском восприятии Битов задает не эпохе с ее цензурой, а прежде всего предлагает исходить из внутренних условий текста, благодаря которым со временем формируются критерии подлинной литературы.

Тейа1 «Вдовствующей культуры» в пространстве русской литературы особо раскрывается Битовым и в связи с творчеством А.И. Солженицына. Размышления Битова об А.И. Солженицыне, на наш взгляд, неотрывны от постоянного в метапоэтике Битова кода: литература как проявление сакральных сил, оберегающих от духовного распада и направляющих на понимание истинной реальности, а не модели мира. Анализ эссеистики Битова убеждает в том, что понимание литературы как «живого сердечного единства» (А.И. Солженицын) близко ему В его поиске назначения литературы, ответа на глубинный вопрос о природе духовной реальности.

Пушкинскую способность произрастать из глубин своей духовности Битов ищет и находит в творениях и судьбах людей разных эпох. Сквозная идея эсссистики Битова - единство художественного и духовного опыта. Литература становится подобна жизни, когда текст не отражает, а доказывает опыт.

Эссеистика Битова имеет свою особенную внутреннюю хронологию -измерение памяти, которое он соотносит с пространством литературы. Само понятие пространства и связанное с ним понятие границы чрезвычайно важны для мстапоэтики Битова. В его творчестве пространство представляет собой пересечение различных измерений (исторических, духовных, интеллектуальных), попытку понять во взаимодействии этих измерений целостность литературы. «Пространство литературы» для Битова - это особое динамическое измерение, в котором важно движение и развитие, а не только объем накопленных знаний. Распознавание «границы времени и пространства» имеет особое духовное предназначение для культуры. Битова волнуют те границы, которые не разделяют, не разобщают или являются искусительным пределом. Он определяет «границу времени и пространства» прежде всего как меру духовного опыта, без которого невозможна ни отдельная судьба, ни культура.

И в эссеистике, и в художественных текстах Битов часто обращается к особому соотношению времени проживания жизни, времени написания текста и времени его прочтения. Странствуя по рубежам словесной культуры, Битов «исповедует» сакральную связь судьбы с пространством и временем того текста, из которого эта судьба «растет».

В рассуждениях о языке, слове, поэзии, природе вдохновения, о жизни текста («живой прозе») Битов выходит к пониманию творчества как «ощущения единого надо всем замысла». Жизнь оказывается больше, чем все представления о ней, и лишь в «состоянии единого текста» пишущий способен уловить реальность в се подлинном, духовном наполнении. Метапоэтический принцип «единого текста», открытый Битовым в его пушкинистике, аналитически обосновывается в эссе разных лет.

Диссертант прослеживает мысль Битова, проходящую через его эссе, о том, что, отвоевывая смыслы, слова становятся текстами, которые в свою очередь отвоевывают судьбу - либо самого текста, либо судьбу того, кто создал текст как духовно-эстетическую реальность. Но есть, как считает писатель, такие тексты, в которых «битва» превращается в молитву. Идеи Битова в эссе «Соображения прозаика о музе» о созвучии и сверхсмысле перекликаются с концепцией ритма С.С. Аверинцева. Отмечая сходные положения в эссе Битова и статьях Аверинцева, диссертант приходит к выводу, что и тому, и другому важна целостность - неизменное свойство реальности, ориентированной на духовную природу слова, способность слова передавать ощущение всеединства мира и человека.

В 1990-е - 2000-е годы некоторые эссе Битова, опубликованные в литературных журналах, аудио- и видеозаписи выступлений на радио и телевидении, интервью, а также культурные проекты разных лет можно объединить под знаком авторского жанра «полуписьменные сочинения». Битов сохранил найденные им единственные смыслы и формы, однако изменилось время и простран-

ство их существования, что не могло не вызвать у автора желания импровизировать и экспериментировать на границе «полуписьма», где смыкаются пространственно-временная поэтика его текстов и реальная жизнь. Ощущение по-граничности письма и речи, таким образом, проецируется на общекультурпые пласты, но и в самой русской культуре с ее «извечной парностью» Битов находит основание для размышлений о закономерностях, антиномиях и подобиях русской литературы. Битов создает образ русской литературы, видя ее как «большую систему подобий». Размышление писателя об астрологии русской литературы, как представляется, тоже можно рассматривать как пример нелинейного мышления. Анализ «полуписьменных сочинений» Битова позволил диссертанту сделать вывод о том, что творческому сознанию писателя все-таки важна не жанровая нарезка единого текста, не игра в кубик-рубик с собственным текстом, а некая непрерывность, суть которой, на наш взгляд, в глубоком отношении к значимому.

В параграфе 2.2. «Самоидентификация в процессе творения: текст и контексты» диссертант обратился к книгам и циклам Битова, представляющим комбинации художественных и эссеистических текстов («Неизбежность ненаписанного», «Полет с героем», «Дачная местность»), и сосредоточился на соотношении хронотопа сюжетного и «творческого хронотопа». Предметом специального анализа стали различные контексты, в которых осознает себя творческое «я».

Природа изменений, перекомпановки текстов у Битова обусловлена не только идеей свободы, но и стремлением автора и его героев к осознанию своего опыта. Как представляется, героям Битова и ему самому недостаточно лишь понять, что они запутались в мире и себе, что, взрослея, они теряют свободу, открытое детское восприятие. Опыт жизни и знание о самом себе, на наш взгляд, для автора тождественны, в стремлении к этому тождеству обнаруживается более глубокий смысл битовских путешествий. «Самая честная автобиография» невозможна для Битова без постоянного самоопределения в пространстве культуры, потому так многообразны контексты автоописапия. Автобиографизм Битова, понимаемый им расширительно, до дальних границ времени и пространства литературы, особым образом проявился в цикле автобиографических рассказов и эссе «Дворец без царя». Применительно к этому циклу можно говорить о своеобразии Петербургского текста Битова. В связи с петербургской темой в писательском сознании раскрывается особое измерение творчества. В таком измерении вопросы открытости/закрытости обращены к самому процессу, или опыту творчества, к индивидуальному ощущению «сущности Петербургского текста» и вместе с тем своей собственной духовной сущности. Битов прямо не ставит вопрос об открытости/закрытости Петербургского текста, но его размышления о двойственной, «парной» природе русской культуры позволяют увидеть, казалось бы, парадоксальные антиномии. Петербургский текст одновременно закрыт и открыт, его пространство диалогично. Петербург в метапоэтике Битова.- это прежде всего пространство опыта и образования как культурной самоидентификации. Непрерывное видоизменение текстов, новые комбинации их в книгах создают в творчестве Битова «пространство для нового смысла». В параграфе рассматриваются механизмы образования, природа этого

пространства. Один из механизмов - одновременность собственного опыта и перепроверка его, запечатленная двумя «смотрящимися друг в друга» жанрами. Прием, открытый в «Записках из-за угла» и ставший кодовым для Битова.

В диссертации дается ретроспекция этого приема на материале раннего творчества писателя, прежде всего цикла «Дачная местность». В цикл вошли два произведения - рассказ «Жизнь в ветреную погоду» и «Записки из-за угла». «Записки из-за угла» автор диссертации рассматривает как пример раннего ме-тапоэтического текста, в котором началось формирование особых авторских принципов, важных для понимания последующих произведений Битова. В композиции «Записок...» выявляются особенности «творческого хронотопа», в котором разворачивается психологический сюжет творческих поисков писателя.

Вымысел и реальность опыта в текстах Битова стремятся совпасть в наивысших точках понимания жизни, автор стремится совпасть с самим собой. При этом своеобразие «способа письма» - «самоопределение перед лицом добытой правды» (И. Роднянская), несовпадение, избегание себя, прорыв к новому пониманию. Ставшая текстом жизнь, по Битову, не убывает, а стремится к новому замыслу, порой «преждевременно».

События жизни, к которым писатель возвращается в своих текстах, интересны как самопроверка. Если в постмодернистской литературе нелинейное соположение мысли, поступка и события является элементом игры, а гипертекст -это эффект такой игры, то в творчестве Битова само по себе событие жизни имеет гиперсмысл, извлекаемая из события мысль идентична поступку, поэтому цель - не игра, но целостность жизни и творчества, «ибо нравственность - и есть цель...». Как автор рассказов, повестей, романов, как поэт Битов находится в поиске реальности и в состоянии внутренней перепроверки всего того, что определяется им как значимое. В художественном тексте он фиксирует прорыв к духовной реальности в той мере, в какой этот прорыв «обеспечен» опытом героя, повествующего или лирического «я». Как эссеист Битов эту меру дает в том максимуме, который открывается на границе нечеловеческих страданий великих и обычных людей, на границе проникновения истинных художников в тайну мироздания.

«Ненаписанное» - «пропасть между художественной и прямой речью» -«неизбежно», как встреча с самим собой. По сути, «ненаписанным» у Битова является то, что остается на границе между выразимым и невыразимым: желаемое «молчание слова», при котором ум (знание, просвещенность) становится целомудренным (нравственным), пушкинская «тайная свобода», своя мера этой свободы. «Края пропасти», о которых говорится в отношении авторй и'героя «Пушкинского дома», сближаются также в отношении прямой и художественной речи, но заметим вслед за автором романа - сама пропасть при этом углубляется. Зазор между чистой художественностью и эссеистикой в творчестве Битова измеряется, на наш взгляд, собственно авторскими критерием художественности, которая невозможна без правды, «прямого вдохновения». По такому же критерию Битов судит о наличии «сверхтекста (надтекста)» в творчестве любого другого автора. С преодолением невыразимости жизни тайна ее никуда

не исчезает, но в своем творческом усилии к свободе становится другим автор, что во многом перепроверяется Битовым в романе-странствии «Оглашенные».

Третья глава «"Заповедное пространство" романа-странствия "Оглашенные" как "творческий хронотоп"» посвящена экспликации ме-тапоэтических данных, выражающих духовный путь писателя, его понимание сути творчества, способ объединения своих текстов в «империю смыслов», попытку «схватить время и выразить его». Битов акцентирует в поэтике произведения эпоху его создания. «Оглашенные» - это роман о преодолении, разлада писателя с,действительностью, о внутренней борьбе за достоверность опыта, подступ автора к метафизическим границам. В романе повествование балансирует между вымыслом и реальностью, а сам роман, говоря словами Битова, «это то, чего не было, а — есть». Три этапа странствий автора по «заповедному пространству» (физическому и духовному) - ретроспекция духовного, становления писателя. При этом существенно, что в «Оглашенных», как и в других произведениях Битова, внимание обращено на процесс духовного движения, а не на его итоги.

Категория «заповедного пространства» у Битова метапоэтична, связана с эпистемологией творческого процесса. «Творческий хронотоп» «Оглашенных» - поиск внешнего и, внутреннего «заповедного пространства» - проявляет главные принципы метапоэтики писателя.

Принцип «единого текста» осуществляется в сложном взаимодействии сюжетного и «творческого» хронотопов, поддерживается включением биографически значимых внесюжетных элементов, символических мыслеобразов, приложений.

Если ориентироваться на то, что «...всякое вступление в сферу смыслов совершается, только через ворота хронотопов»2, то «заповедное пространство» «Оглашенных», видится нестатичным, по сути это духовный путь писателя к единой «сфере смыслов» жизни и творчества. В «сократическом диалоге» автора и персонажей рождаются образы идей, созвучных духовно-эстетическим поискам того периода, в который писалась та или иная часть «Оглашенных» (1970-е, 1980-е и 1990-е гг.), однако диалогический способ авторского мышления отражает прежде, всего духовный вектор всего творчества Битова.

Этологические изыскания доктора Д. (ДД), размышления художника Павла Петровича (ПП), творческие «мытарства» автора являются частью сюжета «Оглашенных»., «События» в романе происходят не только в разных хронотопах, но и в, разных состояниях авторского «я». Однако все три части «Оглашенных» связывает в единое целое повествовательная нить, натянутая за счет особого духовного напряжения, которое испытывает автор. Очевидно, присутствие христианской лексики (оглашение, оглашенные) в названии романа и первой его части обусловливает включение Битовым в свой текст религиозных смыслов жизни и творчества. Текст Священного Писания в поэтике «Оглашенных» имеет

1 Бахтнн ММ. Формы времени и хронотопа в романе. Очерки по исторической поэтике //

Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. М„ 1975. С. 406.

особое значение. Это позволяет рассматривать метапоэтические принципы писателя в религиозно-философском контексте.

В параграфе 3.1. «На границе двух сред: предощущение Единого Замысла в повести "Птицы, или Оглашение человека"» идейно-эстетическое содержание авторской категории «заповедное пространство» видится как подступ повествующего «я» к метафизическим границам жизни. В первой части «Оглашенных» интерес Битова к экологии и этологии, на наш взгляд, обусловлен особой культурной ситуацией 70-х годов, в которой поиск подлинных ценностей жизни осуществлялся в том числе и через научное познание природы и человеческого поведения. Научно-эссеистское мышление персонажа - эколога и этолога доктора Д. - и повествовательная стилистика автора находятся как бы в противоречии. В диалоге «двух перипатетиков» возникает текст-поведение, «повесть-эссе». Принципы писательской «этологии» Битова, сформировавшиеся в 1970-е годы, актуальны и в новом контексте времени 1990-2000-х годов (см. эссе Битова «Текст как поведение», «Поведение как текст», «Поведение как поведение», собранные в книге «Текст как текст» 2010 года). Если в эссеистике речь идет все-таки о «чужом слове», о литературном и человеческом поведении других, то в романе-странствии «Оглашенные» повествуется о личном духовно-эстетическом опыте авторского «я». В повести «Птицы...» (впервые опубликована в 1976 году), ставшей частью романа-странствия, выражение многих смыслов стало возможным благодаря новой свободе писательского слова. Подзаголовок «Новые сведения о человеке» в контексте «Империи в четырех измерениях» изменен на «Оглашение человека».

Размышляя о «заповедном», Битов связует два аспекта пространства как такового, а именно: его очевидную наполненность (жизнь) и его мысль (смысл). Умозрительный образ, или мыслеобраз становится лучшим выражением авторского замысла, открывающегося с каждой строкой повести. Именно мыслеоб-разы держат повествование в крайнем напряжении, осуществляют неразрывную связь зримого пейзажа и человеческого сознания. Автор стремится передать свои прозрения наиболее полно, и для этого ему самому необходимо быть в напряжении. Комментирующий характер текста объясняется переходом «от зримоочевидиого к умопостигаемому», который автор-повествователь постоянно совершает. Наложение двух пространств (природного и пространства духа) и создает «напряжение границы», которое становится необходимо, чтобы задуматься о наполнении жизни смыслом, то есть об ощущении ее целостности,

о единстве ее Замысла.

В повести «Птицы, или Оглашение человека» соотношение авторского слова и молчания пейзажа - вопрошающего сознания и самодостаточной природы - видится как граница двух сред - человеческой и Божественной. Автор передает «напряжение границы», говоря о проблемах этологии и экологии, исходящих прежде всего из противоречия между знанием и незнанием человеком своих границ, экзистенциальных и нравственных. В «заповедном пространстве» утверждается надличная значимость жизни, определяются основные духовные ориентиры "и в пространстве текста. Катарсис, пережитый автором-повествователем во время грозы, опыт молитвы

открывают недостижимо трудную и все же существующую возможность почувствовать и передать единство всего сущего. «Заповедное пространство» песет сакральное сообщение о дозволенном и запретном. Приближение к «идеалу однородной. среды», по Битову, возможно лишь как приближение, предощущение Единого Замысла для мира и его отражений. Автор романа погружена реальность опыта познания очевидных, но глубоко скрытых вещей и понятий, на которых зиждется существование человека и человечества.

В параграфе 3.2. «Пространство диалога о творчестве в повести "Человек в пейзаже"» категория «заповедное пространство» рассматривается с точки зрения творческого самоосуществления человека, его высшего предназначения перед Творцом как Художником целостной картины мира.

Диалогическое пространство повести держится как на ироиии, так и на глубоко серьезных состояниях сознания. Битова, на наш взгляд, нельзя упрекнуть в «безоглядной и беспредельной иронии». В повести «Человек в пейзаже» парадоксальные переходы от возвышения смыслов к профанации реальности - и наоборот - отражают битовский принцип балансирования на контрастах бытия. «Наличие истинного "кода"», или, по Битову, «точности духовного сюжета» принципиально и для анализируемой повести. В «Человеке в пейзаже» «художественное постижение действительности» происходит в пространстве диалогу о смысле творчества. Диалог во многом вписан в духовный контекст 1980-х годов, когда интеллектуальные поиски интуитивно связывались с религиозно-философскими исканиями, Смешанное, не строгое восприятие религии, как думалось Тогда, открывало вариативность постижения реальности, но оно же приводило к духовной неточности. Битов, как представляется, увидел преодоление «зыбкости очертаний мирообраза» (М. Липовецкий) в духовном опыте прежде всего отдельного человека. Писатель начал с самого себя, поэтому его творчество в большей степени имеет автобиографический и исповедальный характер, нежели характер мемуарный. Отсюда и нечеткая мировоззренческая граница между размышлениями персонажа и автора. Писатель остается верен принципу самопознания как условия понимания Другого.

Принцип различения двойственных пространств, характерный для всего романа, в «Человеке.в пейзаже» выражается через противопоставление «заповедного» пространства природы и «незаповедного» пространства цивилизации. На границе этих пространств зарождается мысль о духовной родине человека, которая, по мысли автора, обретается лишь через проникновение в «заповедное» пространство природы, а вместе с ним и в «заповедное» пространство духа, связанного с вечными основами бытия. Здесь происходит воссоединение расколотого в обыденной жизни человеческого сознания. Человек в «пейзаже» совпадает с человеком, видящим пейзаж со стороны, участник событий совпадает с их созерцателем, герой - с автором. Читатель вводится в «творческий хронотоп» автора. Для Битова в «Оглашенных» принципиально важна динамика взаимного наложения событийных хронотопов странствия (Косы, дороги, руии) и хронотопа духовного странствия. «Творческий хронотоп» не только раскрывает процесс того, как книга пишется, но и отмечает вехи движения «оглашенного» (мятущегося) к богопознанию. Способом «духовного уточнения»,

прорыва в глубину становятся для повествователя диалоги с Павлом Петровичем. В парадоксальных, порой избыточно длинных рассуждениях героя ощущается не прием острансния, а искреннее стремление автора пробиться к истине

через все противоречия ей.

Высшие проблемы содержания неотделимы для Битова от технологии письма. «Внезапная точка» пространства, откуда «все видно», должна быть найдена и в жизни, и в тексте. Битов ощущает, что и в слове (тексте) реальность обречена на расслоение, если художник создает лишь иллюзию глубины, идет не вглубь, а «поперек слоя».

«Соотношение верха и низа» Битов передает и стилистическими средствами. Метапоэтика в романе выявляется, с одной стороны, через медитативный, диалогический характер повествования, с другой - через авторскую иронию и самоиропию, граничащие с откровенным юмором и словесной эквилибристикой. Но во веем этом для Битова прежде всего важна точность понимания реальности, достигаемая лишь при духовном усилии и заключающаяся в слове, которое «ликует» от своего соответствия тому, что оно означает.

В центре параграфа 3.3. «Текстуальное и духовное "Я" в повести "Ожидание обезьян"» - поиск «заповедного пространства», духовных ориентиров, творческое самоосуществление автора в пределах собственного текста (судьбы, предназначения). В повести «Ожидание обезьян» идея «заповедного» пространства непосредственно связана с реализацией авторского начала в тексте. Граница между внутренней и внешней жизнью автора актуальна в течение всего духовного странствия, но именно в третьей части открывается основная цель пути - обретение единства жизни и текста. Столкновение в тексте романа разноприродных реальностей создает не только комический эффект, но и ощущение ирреальности происходящего, преодолеваемой только авторской иронией. Битов и как художник, и как мыслитель исследует глубинные процессы жизни, се универсальные принципы, актуальные для любого времени и места. Таким образом, «заповедное пространство» находится прежде всего внутри самого человека. Однако прийти к нему человек, подобно битовскому автору-герою, должен через странствие и преодоление как социально-исторических,

так и духовных преград.

Сквозной прием балансирования между автором и героем, текстом и жизнью является мстапоэтическим принципом, необходимым Битову, на наш взгляд, не столько для удачной комбинации трех своих текстов, сколько для попытки объяснения, и в первую очередь самому себе, духовной связи всего со всем.

Исторический распад Империи, связанные с ним недоумение, поиск новой идентичности, драма поколения, новое пространство свободы/несвободы переданы Битовым фактически и психологически достоверно, символически ёмко. Специфика повести в том, что приметы времени, муки самосознания выражены прежде всего в процессе словесного запечатления ускользающей реальности. Одновременность переживания и осмысления жизни, сопротивление реальности авторскому намерению удержать власть в сотворенной им Империи текста воплощены с помощью приема расслоения авторского «я» на «я» автора-повествователя и «он» автора-героя. Поиск «заповедного пространства», где

только и возможно единство человека с природой и самим собой, в «Ожидании обезьян» совпадает у автора с поиском единого замысла, воплощение которого способствовало бы целостному восприятию абсурдной действительности. Через противоречия и сближения текстуального и духовного «я» в романе передается развитие творческого сознания. «Заповедное» пространство - это сфера, в которой человек не раздираем на части ни страстями, ни противопоставлением рассудка и сердца, ни противоречивостью собственного опыта. Для автора важным результатом странничества как творческого самоосуществления становится обретение «заповедного пространства» самой литературы, в котором царит свобода творчества - возможность, преодолев внутреннюю немоту и несвободу, обрести себя в слове. 1

В Заключении подводятся итоги исследования, намечаются его перспективы. "' '" 1 ■ ; : '

Основные положения диссертационного исследования отражены в 14 публикациях.

Статьи, опубликованные в изданиях, рекомендованных ВАК:

'1. Тугушева Э. Ф. «Границы времени и пространства» в эссеистике А. Г. БиТова5// Известия Саратовского университета. Новая серия. Научный журнал. Саратов, 2010. Т. 10. Сер. Социология. Политология. Вып. 1. С. 76-79.

2. Тугушева Э. Ф. «Записки из-за угла» А. Г. Битова как метапоэтичс-ский текст // Известия Саратовского университета. Новая серия. Научный журнал: Саратов, 2011. Т. 11. Сер. Филология. Журналистика. Вып. 1. С. 90-93.

' Публикации в других научных изданиях:

"3. Тугушева Э. Ф. Диалог как духовное измерение в романе-странствйи А: Битова «Оглашенные» // Философия. История. Культура : межвуз. сб. науч. тр. / под ред. Б. В. Чернышева. Вып. 7. Саратов : СЮИ МВД России, 2006 С. 242-247. ■

4. Тугушева Э. Ф. «Заповедное пространство» в романе-странствии А. Битова «Оглашенные» // Проблема текста в гуманитарных исследованиях : материалы научной конференции 16-17 июня 2006 года. М.: Издатель Савин С. А 2006. С. 100-102. „.'

5. Тугушева Э. Ф. Исповедальное измерение в творчестве А. Г. Битова // Исповедальные' тексть! культуры : материалы международной научной конференции, Санкт-Петербург,-18-19 ноября 2006 г. / под ред. М. С. Уварова СПб • Изд-во СПбГУ, 2007: С. 278-284.

6.' Тугушева Э. Ф. «Размышления на границе поэзии и прозы» А. Г. Битова: к вопросу об образе автора // Текст. Произведение. Читатель : материалы всеросе. науч. конф. ; 11-13 октября 2007 г. Казань : РИД «Школа», 2008. С. 160-164.

7. Тугушева Э. Ф. Идея духовного наставничества в романах А. Г. Битова «Пушкинский дом» и «Оглашенные» // Филологические этюды : сб. науч. ст. молодых ученых : в 3 ч. Вып. 11, ч. 1-И. Саратов : Изд-во Сарат. ун-та, 2008 С. 102-105:

8. Тугушева Э. Ф. Образ автора и прием мистификации в повести А. Г. Битова «Преподаватель симметрии» // Материалы XXXI Зональной конференции литературоведов Поволжья : в 3 ч., ч. 2 / предисл. А. М. Калимуллина. Ела-буга : Изд-во ЕГПУ, 2008. С. 340-344.

9. Тугушева Э. Ф. Произведение А. Г. Битова «Дворец без царя» как Петербургский текст // Русская литература в мировом культурном и образовательном пространстве : материалы конгресса. Санкт-Петербург, 15-17 октября 2008 г. Русская литература в контексте мировой литературы. Место и роль русской литературы в мировом образовательном пространстве / под ред. П. Е. Бухаркина, П. О. Рогожиной, Е. Е. Юркова : в 2 т. Т. II, ч. 2. СПб.: МИРС, 2008. С. 358-365.

10. Тугушева Э. Ф. Проблема документального и художественного в эссе А. Г. Битова «Прорвать круг» // Писатель. Критик. Журнал : сб. науч. тр. / под ред. проф. А. А. Демченко. Вып. 2. Саратов : Изд. центр. «Наука», 2008. С. 83-87.

11. Тугушева Э. Ф. Тема «Художник и власть» в романе-странствии А. Г. Битова «Оглашенные» // Институты власти в языке, литературе и журналистике России : сб. науч. ст. Саратов: Изд. центр «Наука», 2009. С. 132-142.

12. Тугушева Э. Ф. А. Г. Битов об А. И. Солженицыне в пространстве русской литературы // А. И. Солженицын и русская культура : сб. научных трудов. Вып. 3 / отв. ред. и сост. проф. Л. Е. Герасимова. Саратов : Изд. центр «Наука», 2009. С. 188-192.

13. Тугушева Э. Ф. Духовно-эстетический критерий изучения литературы в работах С. С. Аверинцева // Филологические этвдцы : сб. науч. ст. молодых ученых : в 3 ч. Вып. 12, ч. I-II. Саратов : Изд. центр. «Наука», 2009. С. 281-283.

14. Тугушева Э. Ф. А. Г. Битов о феномене «единого текста» А. С. Пушкина // Русская литература в современном культурном пространстве : материалы всероссийской научной конференции. Томск : Изд-во Томского гос. пед. унта, 2010. С. 295-302.

Тугушева Эльмира Феясовна

Метапоэтика А.Г. Битова

Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Подписано в печать 22.09.2011 Формат 60x84 1/16. Гарнитура «Times» Объем 1,5 ил. Тираж 100 экз. Заказ№ 177-T

Отпечатано в Типографии СГУ 410012, г. Саратов, ул. Большая Казачья, 112а, корпус 8 (845-2)27-33-85

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Тугушева, Эльмира Феясовна

83 Пьеге-Гро Н. Введение в теорию интертекстуальности. М., 2008. С. 48-49.

84 Тороп П.Х. Проблема интекста // Ученые записки Тартуского ун-та. Вып. 567. Текст в тексте. Труды по знаковым системам XIV. Тарту, 1981. С. 33.

Специфика творчества Битова обусловливает подходы к изучению его метапоэтики. Попытка определить порой весьма тонкую грань между эссеи-стическими и художественными текстами дает возможность осмыслить принципы и духовно-эстетические основы метапоэтики Битова. Богатая критическая и основательная исследовательская литература, рассматривающая творчество Битова как метатекст, метапрозу, как «экологическую прозу», ориентированную на текстуальную целостность, все же оставляет нас неудовлетворенными в плане изученности принципов метапоэтики Битова на примере художественных текстов и текстов, которые представляют собой так называемую «литературу о литературе».

Феномен «неизбежности ненаписанного» в творчестве Битова создает в исследовательском отношении необходимость обращаться в большей мере уже не столько отдельно к роману «Пушкинский дом» или к прозе, изданной в 1960-1970-е годы, сколько к тем текстам, в том числе эссеистическим, что написаны или переизданы в 1990-е годы, и тем, что переиздаются в настоящее время. Это позволяет обосновать гипотезу о том, что в творчестве Битова выявляется особая объединяющая разные этапы творчества авторская метапо-этика, исследование которой обусловливает актуальность нашей работы. Актуальность работы также связана с необходимостью изучения специфики ме-татекстовых явлений в русской литературе второй половины XX - начала XXI веков. Научная новизна работы заключается в исследовании феномена метапоэтики на примере художественного и эссеистического творчества Битова. Определяется единство эстетических принципов писателя на протяжении всего его творчества. Наряду с рассказами, повестями и романами Битова рассматриваются и его эссеистические тексты, которые ранее не были предметом специального научного изучения.

Объектом исследования явились тексты, вошедшие в четырехтомник «Империя в четырех измерениях» (1996), книги «Неизбежность ненаписанного» (1999), «Пятое измерение: На границе времени и пространства» (2002), «Путешествие из России» (2003), Полуписьменные сочинения» (2006), «Полет с героем» (2007), «Преподаватель симметрии» (2008), «Битва» (2009), «Текст как текст» (2010), а также книги, посвященные A.C. Пушкину: «Предположение жить. 1836» (1999), «Вычитание зайца. 1825» (2001), «Моление о чаше. Последний Пушкин» (2007), «Метаморфозы» (2008), - важные для понимания битов-ской концепции «единого текста». При сопоставлении текстов Битова необходимым оказалось обращение и к его книгам 1970 - 1980-х годов. Для сопоставительного анализа-привлекаются тексты Битова 1970 - 1980-х годов. Для нашего исследования имели большое значение аудиозаписи; беседы А. Битова на радио* и телевидении, интервью в газетах и журналах.

Предметом исследования стали метапоэтические принципы А.Г. Битова, представленные в единстве, выражающем духовно-эстетический опыт писателя.

Цель работы - выявить единую метапоэтику художественных и эссеи-стических текстов А.Г. Битова. Цель работы предполагает решение следующих задач:

• определить метапоэтический код в текстах Битова об A.C. Пушкине;

• проанализировать авторские-концепции «единого текста»;

• рассмотреть метапоэтические принципы эссеистики Битова;

• реконструировать духовно-эстетический критерий Битова в исследовании «границ времени и пространства» искусства литературы;

• показать особенности образа автора в его «литературе о литературе», а также в комментариях и комбинациях своих текстов;

• определить идейно-эстетическое содержание «творческого хронотопа» в романе Битова «Оглашенные».

Методология диссертационного исследования предполагает использование историко- и теоретико-литературного, метатекстуального, стилистического, структурно-типологического, семиотического, герменевтического методов изучения текста. Методологической базой исследования явились труды отечественных ученых: С.С. Аверинцева, М.М. Бахтина, С.Г. Бочарова, В.В. Виноградова, Л.Я. Гинзбург, М.Н. Липовецкого, Ю.М. Лотмана, В.П. Руднева, Н.Т. Рымаря, В.П. Скобелева, И.С. Скоропановой, В.Н. Топорова, П.Х. Торопа,

Б.А. Успенского, К.Э. Штайн и зарубежных теоретиков: Р. Барта, М. Бланшо, Х.-Г. Гадамера, У. Гольдшвеер, Ю. Кристевой, В. Шмида.

Теоретическая значимость работы заключается в определении характера метапоэтики А.Г. Битова, в разработке приемов исследования метапоэтики прозаических текстов.

Практическая значимость диссертационного исследования: результаты работы могут быть использованы при подготовке общих курсов истории русской литературы XX века и современной литературы; специальных курсов, посвященных творчеству А.Г. Битова; при изучении теории) и практики метапоэтики.

Апробация материалов диссертации была осуществлена на Всероссийской научной конференции «Проблема текста в гуманитарных исследованиях» (Москва, 2006), Международной научной конференции «Исповедальные тексты культуры» (Санкт-Петербург, 2007), Всероссийской научной конференции «Текст. Произведение. Читатель» (Казань, 2007), XXXI Зональной конференции литературоведов Поволжья (Елабуга, 2008), Международном конгрессе «Русская литература в контексте мировой литературы. Место и роль русской литературы в мировом образовательном пространстве» (Санкт-Петербург, 2008), Всероссийской научной конференции «Изменяющаяся Россия - изменяющаяся литература: художественный опыт XX-XXI вв.» (Саратов, 2009), Всероссийской научной конференции «А.И. Солженицын и русская культура» (Саратов, 2009), Всероссийской научной конференции «Русская литература в современном культурном пространстве» (Томск, 2009), Международной Интернет-конференции «Лингвистические основы метапоэтики» (Ставрополь, 2010), на ежегодных Всероссийских научных конференциях молодых ученых «Филология и журналистика в начале XXI века» (Саратов, 2006-2011).

Результаты исследования отражены в 14 публикациях, в том числе 2 - в издании, рекомендованном ВАК.

Основные положения, выносимые на защиту:

1. Метапоэтика Битова выявляется в сопоставлении его художественных и эссеистических текстов, представляет собой систему принципов, выраженную как в прямых суждениях писателя о творчестве, так и в практической реализации этих суждений в произведениях, различных по жанру и по времени написания или переиздания.

2. В пушкинской сфере метапоэтики Битова формируются определяющие творчество писателя эстетические принципы-коды. Кодом прочтения «всего» Пушкина становится «единый текст», суть которого в феноменальном единстве жизни и творчества, а не только в текстуальной связи всех произведений поэта. Этот код универсален и для творчества самого Битова.

Необходимыми для «нового качества русской культуры» представляются Битову явленные в творчестве Пушкина точность духовного выбора и проистекающая из него «судьба души»; чувство нормы Творения и способностьгнормализовать текстом иррациональность жизни; внутренняя свобода и виртуозность формы. В творчестве Битова эти принципы преломляются в свободе соединения разных текстов, фантазии и факта, в импровизации и игре с читательским воображением с целью актуализировать сакральные силы культуры.

3. Метапоэтика Битова в его эссеистике эксплицируется как комплекс авторских идей о границах: времени и пространства в литературе, границах текста, опыта, границах прозы и поэзии, слова и реальности, границах культуры и внекультурной бытийственности. Основные принципы эссеистики Битова -размышления не столько о границах, сколько на границах, мысленное пересечение границ, динамичное усложнение и изменение пространства литературы, порождающие в писательском деле переписывание, новую циклизацию текстов, включение в собственное творчество новых контекстов. «Живая проза» прорывает личное время автора и во многом предвосхищает его опыт.

4. Для метапоэтики Битова принципиальны выходы за пределы линейного времени текста. Они взрывают повествование в художественных произведениях, обнаруживая игру разными мерами условности, провоцируя погоню читателя за ускользающим автором. Они остраняют читательское восприятие в эссе о произведениях литературы разных веков. «Анахронизм воспоминаний» — общее свойство психологической прозы - превращается у Битова в подчеркнутый, постоянный прием, единый для текстов, созданных в разных модусах.

5. «Творческий хронотоп» в романе «Оглашенные» предстает как поиск и обретение «заповедного пространства» - границы человеческой и Божественной сред, «сферы смыслов», где определяются духовные ориентиры жизни и текста. «Заповедное пространство» - мыслеобраз единства духовных и художественных исканий. Отчет автора* о трех этапах странствия -метапоэтическое описание прорыва к истинной реальности жизни и своего «Я».

6. И в теоретической рефлексии, и в художественной практике Битова принципиально важна сосредоточенность на процессуальное™ творчества: на непрерывности духовного опыта (в масштабах литературы и в масштабах творческой индивидуальности), на постоянной актуализации «множества маленьких моментов озарения», на поиске слова «как совпадения художественного • образа и мышления», на жанровых границах и процессуальности жанров, на движении через многослойность реальности к ее смыслу.

7. Особенностью метапоэтики Битова, проявляющейся и в собственных произведениях, и в восприятии произведений других писателей, представляется интерес к формам реализации авторского начала. Сопротивление реальности, «не выносящей быть описанной», автору и его власти в Империи текста передано через расслоение авторского «я» на «я» автора-повествователя и «он» автора-героя («Ожидание обезьян»). Через противоречия и сближения текстуального и духовного «я» в романе передается движение творческого сознания и в «заповедном пространстве» романа-странствия, и в пространстве всего творчества Битова.

Структура диссертации. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения и списка литературы, включающего 280 наименований. Общий объем диссертации составляет 224 страницы.

35 Глава I

Пушкинская сфера метапоэтики А.Г. Битова

Метапоэтика А.Г. Битова выявляется в сложном взаимопроникновении художественных и эссеистических текстов писателя во времени и пространстве его личного опыта. Осмысленность переживания одновременно с жизнью самой мысли присутствует у Битова и в жанрах художественной литературы (рассказ, повесть, роман), и в эссеистике, интервью и «полуписьменных сочинениях». Писательские принципы Битова выражаются, прежде всего, в его размышлениях о судьбе как реализации личности в творчестве. Ориентиром в поисках гениального воплощения высоких смыслов жизни и творчества, а также образцом для создания собственной поэтики для Битова является A.C. Пушкин. Исследование этапов восприятия Пушкинского текста в творчестве Битова уже было проведено в диссертационной работе И.А. Толмашова1. В этой же работе рассмотрено «освоение Битовым сюжетно-тематической структуры . художественной философии Пушкина» . В рамках нашего диссертационного исследования творчество и личность поэта можно определить как особую сферу формирования метапоэтики Битова. Ее диапазон — от художественно-игрового автокомментария, явленного в «Профессии героя» - приложении ко второй части романа «Пушкинский дом», до отдельных, полухудожественных, но не наукообразных по своему характеру книг Битова о Пушкине . Однако Пушкин у Битова не только «сознательно выбранный "идеальный образец" творца» , / которому писатель подражает. Он обращается к Пушкину, исходя из своих творческих принципов, которые начали формироваться в произведениях, написанных до романа «Пушкинский дом». Так, в сборник «Дни человека» (1976), кроме части «Пушкинского дома» под названием «Молодой Одоевцев, герой романа» (1964, 1970), была включена и часть «Улетающего Монахова»

1 Толмашов И.А. A.C. Пушкин в творческом сознании А.Г. Битова: автореф. дисс. . канд. филол. наук. Томск, 2009. Там же. С. 5.

3 «Предположение жить. 1836» (1999), «Вычитание зайца. 1825» (2001), «Моление о чаше. Последний Пушкин» (2007), «Метаморфоза» (2008).

4 Толмашов И.А. С. 6. роман-пунктир «Роль» (1961, 1965). В начале 1960-х годов для писателя становится важным поиск иных слов, передающих духовные смыслы того, про что, казалось бы, давно все написано. Герой повести «Сад», вошедшей в роман-пунктир «Роль», в финале читает некую книгу, постепенно ему начинают открываться поразительные значения его жизненного опыта любви: «То огромное, что есть любовь, не оставляет ни точки в твоем крохотном пространстве и даже разрывает тебя и гораздо превышает тебя. . Так как же из тебя могло возникнуть большое? Так что и не из тебя»5. Тяга к трансцендентному проявилась у героя как ошеломительная догадка о присутствии иного, большего, без чего все обессмысливается, даже сам поиск смысла. Повесть «Сад», как признался Битов в интервью 2007 года, была написана по «реальному вдохновению»6, наступившему как прозрение, о котором он в советское время не мог свободно и прямо говорить. Важно, что в это время, а именно в 1963 году, Битов впервые прочел Евангелие7. И если Алексей, читая книгу, «про Бога» пропустил, «проскользил», то автор, видимо, «про Бога» читал иначе. Прорыв к духовной жизни, фиксируемый в тексте как рост самосознания, героя, - существенная черта поэтики Битова, которая проявится и в «Пушкинском доме». Поэтому, учитывая» (по И.А. Толмашову) знаки «внутреннего родства» Битова с Пушкиным, целесообразно, на наш взгляд, опираться на собственно битовские принципы поэтики, которые выявляются при обращении к Пушкинскому тексту.

5 Битов А.Г. Дни человека. Повести. М., 1976. С.71.

6 См. об этом: Битов А. Без Бога жизнь бессмысленна / Беседу вела А. Вигилянская // Виноград. Православный журнал для родителей. 2007. № 2 (18). [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.vinograd.su/education/preview.php?id=42987. Загл. с экрана.

7 Там же.

1.1. Пушкинский сюжет как прорыв к духовной реальности

К своему тексту о творчестве Пушкина Битов пришел далеко не сразу - ему потребовалось сначала возвести свой «Пушкинский дом» русской литературы, иначе осмыслить наследие русской классики. Более того, Битов поначалу чувствовал даже некое табу в отношении самой поэзии: «Автор (в данном случае именно я) с самых первых своих нетвердых шагов в прозе твердо себе заявил; что стихов писать не будет никогда и про великих людей — не будет писать никогда-Должен сказать, что соблюдать это правило ему не стоило никаких усилий; по крайней мере десять лет. Он просто был достаточно занят. Но через двенадцать уже лет, правда не автор; а его герой Лев Николаевич Одоевцев уже писал про Пушкина самого запретного из всех великих людей).»

Погружаясь в профессию своего героя, Битов представляет романную, художественно опосредованную версию текста о Пушкине, которую передает сам . автор, а по умолчанию - его герой. Хотя данная часть выделена автором как приложение, оттенки пародии на наукообразное'мышление Левы Одоевцева лишь усиливают в романе противоречие между вымыслом (игрой;, профессиональной маской) и реальностью (делом жизни). «Мы собирались улучить момент. Нам кажется, что он не только поспел, но и опять упущен в угоду композиции. Мы собирались подробнее рассказать о том, чему же Лева посвятил себя, какому делу»9.

8 Битов А. Вычитание зайца. 1825. М., 2001. С. 13.

9 Битов А.Г. Пушкинский дом. СПб., 1999. С. 226. Далее ссылки на это издание с указанием страницы. Роман ранее был опубликован в рамках проекта «Империя в четырех измерениях» (Битов А.Г. Империя в четырех измерениях. И. Пушкинский дом. Харьковом., 1996). В отличие от этой публикации цитируемое издание 1999 года содержит заключительный авторский комментарий («Комментарий к "Трем пророкам"»), важный для анализируемой нами части романа. Если в «Профессии героя» автор, по его признанию, «исследует» своего героя, то в комментариях, сосредоточенных на вопросе «Тютчев - Пушкин», он дополняет статью Левы Одоевцева своими собственными изысканиями, опираясь на реальные факты. «Комментарий к "Трем пророкам"» входит в общую структуру романа, как и само приложение «Профессия героя», однако, пока автор в романе отвлекает внимание читателя проблемой «герой - автор», сам Битов, автор романа, развивает идеи, которые во многом сформируют пушкинскую сферу его метапоэтики. Этот комментарий написан в 1973 году (то есть после «Пушкинского дома», но до отдельных эссе 1980-х, посвященных Пушкину), что говорит о непрерывности пушкинской темы в творчестве Битова.

Если «дело» Левы — это его профессиональная маска, которая, как оговаривается автор, «не вполне нравится ему», то для самого Битова писать о Пушкине после романа «Пушкинский дом» станет делом жизни, важным этапом его творчества, что явлено в книгах, каждая из которых по-своему заряжена авторской идеей-догадкой о судьбе поэта.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Метапоэтика А.Г. Битова"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Творчество А.Г. Битова с самого начала устремлено к внутри- и внетекстовой целостности. Одна из главных его задач — гармоническое сосуществование с материалом жизни, который впоследствии претворится в опыт, а еще дальше - в текст. С этим связано особое внимание писателя к духовным, эстетическим и профессионально-технологическим проблемам перехода реальности в текст, претворение опыта, взаимообмена реальности и книги. Из художественных текстов и эссеистики Битова можно реконструировать систему эстетических принципов-кодов, которую мы определили как метапоэтику. Анализ ме-тапоэтики позволил по-новому увидеть «единый текст» Битова, более полно понять взаимосвязь его духовных и эстетических исканий, специфику его писательской индивидуальности.

Один из существенных принципов Битова - перекомпановка текстов, написанных в разное время, постоянный возврат к тому, о чем не додумано до конца: И'это не «дурная бесконечность» творческой жизни писателя, обреченного на продолжение незавершенного в другом своем произведении. Напротив, Битов ищет те точки, или зоны» («пейзаж», «заповедное пространство»), в которых культурами человек-творец обретают цельность; повторы важны как урок, осознание опыта. Хронология его произведений - это цепь озарений, история понимания жизни и смысла творчества. Взаимообмен текста и жизни первостепенен для Битова, но еще более важны для него границы перехода жизненной реальности в текстовую. Битов осмысляет не только границы внутри своего текста, но и внешние границы - «границы времени и пространства» в литературе. Писатель сам подталкивает своего'читателя прочесть его не только в диахронии, но и в синхронии.

В «пушкинском тексте», продолжающемся на протяжении всего творчества Битова, отрефлексированы эстетические принципы, системопорождающие для битовской метапоэтики: принцип «единого текста» (единство жизни и творчества); «нормализация» иррациональности жизни текстом (для Битова норма творения у Пушкина соотнесена с нормой Творения); внутренняя свобода, достигаемая духовным усилием. В романе «Пушкинский дом» текст о поэте не только отражает рост самосознания пишущего героя, но и передает стремление Битова понять духовный сюжет пушкинского гения. В текстах, посвященных Пушкину, Битов осознает надличную значимость творческого процесса. I

Восприятие Пушкина дает Битову масштаб и критерий духовной реаль-; ности. «Единство ощущения текста от первого до последнего слова», «вспышка к целого», «одновременность существования всего текста» — все эти свойства гениальности поэта связаны для Битова с единством эстетического и духовного в произведении. Представления о «норме Творения», «норме чувствования, высшей, трепетной норме.» и об одиночестве творца, прорывающегося к истинной реальности, в творчестве Битова становятся критериями подлинной художественности. Импровизация и игра с читательским воображением необходима писателю как приближение к ходу, процессу самой жизни, которая всегда убыстряет свой шаг.

Невозможность проникнуть в «тайну творца», в полной мере постичь гениальность творения не отменяет попыток осмыслить творчество Пушкина, да и других интересных Битову авторов на «границе времени и пространства» лиI тературы.

Размышления о границе и на границе - ключевой метапоэтический принцип Битова. На границе видны различие и связь времени и пространства в литературе, прозы и поэзии, слова и реальности, культуры и внекультурной бытийственности. С понятием границы связана и быстрая смена контекстов, в которых осознает автор самого себя, формулирует свои идеи. И в эссеистике, и в художественном творчестве для Битова особенно значимо пересечение границ (физических, психологических, эстетических). Границы поколенческог го опыта, опыта страны в пространстве общечеловеческого опыта, границы вспышек» в линейном времени, границы личного опыта и опыта мировой ли/ тературы напряженно осмысляются Битовым в процессе формирования его историософских и экзистенциальных суждений.

Для всей эссеистической сферы метапоэтики Битова характерно обращение к феноменам творчества и жизни отдельных личностей, творящих культуру и историю литературы. Битов пишет и о судьбах самих произведений: с одной стороны, в тексте закодирована его дальнейшая история, с другой стороны, феномен текста связан с психологией читательского восприятия. Тексты, потенциально способные «взрывать» культуру, являются пограничными, и русская литература, по мнению писателя, развивалась на «границе времени и пространства», в измерении памяти, благодаря особым точкам духовного напряжения в творчестве таких, например, авторов, как Аввакум, Достоевский, Солженицын, Шаламов, Домбровский. Принцип взаимодействия художественного и документального начал (Л. Габышев, Л: Гинзбург, Г. Гор) Битов видит в мере «обеспечения» текста личным экзистенциальным опытом. Собственно границы литературы определяются именно через «обеспеченье» текста высшим опытом. В эссе, посвященных «вдовствующей культуре», этот метапоэтический принцип Битова выделяется особенно. Размышления Битова о природе слова, поэзии, языка, поэтического вдохновения, сущности текста, являются сквозными для всего творчества, в них он выходит к пониманию творчества как «ощущения единого надо всем замысла».

В понятие эссеистики были включены не только собственно эссе Битова, но и его «полуписьменные сочинения», а также циклы из рассказов и эссе. В творчестве Битова принцип осознания границ собственного текста - неизменный. Самоидентификация в процессе творения важна для Битова и в тексте, и в контекстах. Битов ищет соответствие идеи и опыта, и прежде всего через соответствие самому себе. При этом «живая проза» прорывает личное время автора и во многом предвосхищает его опыт. Возвращаясь к дорогому ему принципу «единого текста», Битов конкретизирует его в понятии «живая проза», передающем процессуальность и конфликтность взаимообмена текста и внетекстовой реальности.

Главный эстетический критерий Битова - насколько и чем обеспечен прорыв творческого сознания к подлинной реальности. Этот критерий применяется и к произведениям классиков, и к собственным произведениям. Исследовали творчества Битова отмечали строгость самооценок автора. И.Б. Роднян-ская высказала мысль, что «стилистика его прозы сплошь и рядом определяется упорно возобновляющейся процедурой самоочищения»1.

Метапоэтика Битова процессуальна, взаимосвязь эстетических принципов-кодов уточняется, проясняется в его эссе, «полуписьменных сочинениях», в интервью. Важнейший-для метапоэтики принцип - единство художественного и духовного опыта — многократно варьируется, доказывается, утверждается в парадоксах. Творчество как воплощение духовного пути наиболее полно осмысляется и в художественных образах, и в медитациях автора-повествователя в романе-странствии «Оглашенные».

Метапоэтический принцип «единого текста» жизни и творчества, осуществляясь в романном, пространстве «Оглашенных», усложняется и отражает личное стремление писателя к духовной целостности. В центре «Оглашенных» метасюжет духовного странствия автора-повествователя. Прорыв к подлинной реальности показан сквозь время и пространство личного опыта, через призму философских и нравственных вопросов эпохи. Оглашенность, по сути, это маркер времени, но это и свойство людей, которые узнали о Боге, пребывают в,пути к храму, осознают смысл заповеданного.

В романе «Оглашенные» выявляется особый хронотоп сюжетного развития всех трех его частей. Через идею «заповедного пространства» Битов передает хронотоп постепенного духовного развития. В повести- «Птицы, или Оглашение человека» предощущение Единого Замысла исходит из попытки осознать значение «заповедного пространства»: от экологии и этологии к пониманию первостепенности духовного единства, «сферы духа». Момент озарения, «вспышка целого» в сознании автора-повествователя на Косе углубила его мировоззренческие вопросы, которые в «Человеке и пейзаже» прозвучали в пространстве диалога о творчестве. Метапоэтика на этом этапе странствия прояв

1 Роднянская И.Б. Новые сведения о человеке // Роднянская И.Б. Движение литературы. Т. 1. М., 2006. С. 583. ляется прежде всего в попытках понять, как выразить «вид», «ожидание» полноты и осмысленности реальности, как постигнуть сакральные силы. Империя в «Оглашенных» движется одновременно и в социально-историческом пространстве, и в «заповедном пространстве» творческого сознания, в котором время ведет не к распаду, а к созданию особой сферы смыслов.

Заповедное пространство» обнаруживает границы между дозволенным и запретным, возможными невозможным; Текстуальное и духовное «Я» в повести «Ожидание обезьян» при всей неизбежности расслоения реальности. в тексте, зигзагах на пути устремлены к «заповедному пространству», сотворенному Богом. «Творческий хронотоп» в пространстве романа - это форма, постижения духовной реальности, это испытание Битовым главного состояния авторского сознания - соответствия самому себе на разных этапах жизни и творчества, соизмерение сиюминутного и вечного. В этом ¡и попытка Битова вписать» свое творческое и духовное развитие в метасюжет русской литературы, основными компонентами которого, по его мнению, являются» чувство, фантазия и мысль и, благодаря Пушкину, опыт как основа сюжета. Метапо-этическим принципом в «Оглашенных» является поиск реальности как «заповедного пространства» духа, что связано с актуализацией вопросов о природе словесного творчества и в целом о назначении литературы. Автор находится внутри текста — внутри «ожидания» - ожидания того, что замысел вот-вот покажется в своей подлинной сути, полноте и завершенности. Духовный путь передается Битовым в неповторимости, ему важно «добежать» до реальности, или, говоря его же словами, «хоть.что-нибудь додумать до конца!». И все-таки эта «векторность» тормозится постоянными оглядками на пройденное, самоанализом. В «Оглашенных», как и в других произведениях Битова, внимание обращено на процесс духовного движения, а не на его итоги. В этом можно видеть и специфику религиозного сознания писателя, и особенность его творческой манеры (природа психологизма, диалогичность, подчеркнутая процес-суальность обретения слова, юмор, исключающий дидактику). Историческое время переживается в романе-странствии как прерывное, но продолжающееся, не столько итоговое, сколько пороговое. Важнейшая особенность битовского творчества — внутренняя, смысловая, духовная связанность всех текстов -проявляется и в поэтике «Оглашенных»: композиционно текст завершен, стилистически — поиск адекватного выражения реальности продолжается («реальность не выносит быть описанной.»).

Творчество Битова незавершено, не исключено, что он захочет дописать, дочерпнуть еще какой-нибудь свой текст, как это; случилось с романом «Преподаватель симметрии», поэтому и суждения о разных сферах творчества писателя не могут быть окончательными. Но потребность целостного осмысления; творческого пути Битова есть и у самого писателя, и у его интерпретаторов.

Предпринятая в диссертационном исследовании попытка реконструкции метапоэтики Битова, вариативно представленной во всех прозаических жанрах, объединяющей эссеистику и художественные тексты; дала возможность, на наш взгляд, приблизиться к пониманию целостного единства творчества писателя; через систему доминантных принципов-кодов; подтвердила существующие выводы об особенностях творческой индивидуальности Битова, сделанные нашими предшественниками прианализееготворчества в других ракурсах; актуализировала необходимость изучения метатекстовой сферы литературы! XX века с учетом духовно-эстетического критерия;

Перспективы исследования метапоэтики Битова видятся как в ее конкретизации, так и в сопоставительном анализе с метапоэтическими системами писателей-современников.

Список научной литературыТугушева, Эльмира Феясовна, диссертация по теме "Русская литература"

1. Битов А. Собр. соч.: в 3 т. М.: Молодая гвардия, 1991.

2. Битов А. Империя в четырех измерениях: в 4 т. Харьков: Фолио; М.: ТКО ACT, 1996.

3. Битов А. Дни человека. М.: Молодая гвардия, 1976. 352 с.

4. Битов А. Статьи из романа. М.: Советский писатель, 1986. 320 с.

5. Битов А. Книга путешествий. М.: Известия, 1986. 608 с.

6. Битов А. Мы проснулись в незнакомой стране. Публицистика. Л.: Советский писатель, 1991.160 с.

7. Битов А. В четверг после дождя (Дневник прозаика). Стихи. СПб.: Пушкинский фонд, 1997. 72 с.

8. Битов А. Обоснованная ревность. М.: Панорама, 1998. 494 с.

9. Битов А. Неизбежность ненаписанного: Годовые кольца, 1956 1998 - 1937. М.: Вагриус, 1999.589 с.

10. Битов А. Предположение жить. 1836. М.: Независимая газета, 1999. 920 с.

11. Битов А. Пушкинский дом. СПб.: Изд-во Ивана Лимбаха, 1999. 560 с.

12. Битов А. Вычитание зайца. 1825. М.: Независимая газета, 2001. 368 с.

13. Битов А. Пятое измерение. На границе времени и пространства. М.: Независимая газета, 2002. 544 с.

14. Битов А. Путешествие из России. М.: Вагриус, 2003. 476 с.

15. Битов А. Воспоминание о Пушкине. М.: Изд-во Ольги Морозовой, 2005. 255 с.

16. Битов А. Победа. М.: Футурум-БМ, 2005. 125 с.

17. Битов А. Серебро-золото. Дубль. М.: Фортуна Лимитед, 2005. 256 с.

18. Битов А. Полуписьменные сочинения (+ CD). М.: Emergency Exit, 2006. 128 с.

19. Битов А. Бескорыстие цели // Крыщук Н.П. Биография внутреннего человека. Монологи. Дневник отца. Эссе. М.: Изд-во «Первое сентября», 2007. 320 с. С. 110-130.

20. Битов А. Моление о чаше. Последний Пушкин. М.: Фортуна ЭЛ, 2007. 176 с.

21. Битов А. Полет с героем. М.: Азбука-классика, 2007. 416 с.

22. Битов А., Габриадзе Р. Метаморфозы. СПб.: Амфора, 2008.216 с.

23. Битов А. Преподаватель симметрии. М.: Фортуна Эл, 2008.408 с.

24. Битов А. Битва. М.: ArsisBooks, 2009. 120 с.

25. Битов А. Текст как текст. М.: ArsisBooks, 2010. 212 с.

26. Битов А.Г. File на грани фола. Полуписьменное сочинение // Октябрь. 2005. №10. С. 117-136.

27. Битов А. Из цикла «Обнуление времени» // Звезда. 2007. № 5. С. 106-120.

28. Битов А. Попробуем без героев. Полуписьменные сочинения // Рубеж. Тихоокеанский альманах. 2009. № 9/871. С. 228-240.

29. Битов А. О произнесение самим Пушкиным своих стихов // Звезда. 2011. №8. С. 197-201.

30. МетрОполь. Литературный альманах. М.: Зебра Е, Эксмо-пресс, 2001. 832 с.

31. Аудиозаписи выступлений А. Битова на сайте «Литературное радио» Электронный ресурс. Режим доступа: http://litradio.ru/author/l62.htm. Заш. с экрана. Дата обращения: 25.06.2011 г.

32. Битов А. Конфликты и контакты / Беседу вел А. Знатнов // В мире книг. 1987. №11. С. 75-77.

33. Битов А. В поисках реальности / Беседу вел Евг. Шкловский // Литературноеобозрение. 1988. № 5. С. 32-38.

34. Битов А. Есть историческое время, через которое не перепрыгнешь / Беседу вел Л. Панн // Литературная газета. 1996. (№ 11). С. 5.

35. Битов А. Митьки на границе времени и пространства / Беседу вела А. Лысенко // Огонёк. 1997. 21 апр. С. 39-42.

36. Битов А. Я справлял тризну по нашему поколению / Беседу вела М. Галина // Литературная газета. 1998. (№ 43). С. 12.

37. Битов А. Изобретение каменного топора / Беседу вел А. Кузнецов // Вопросы литературы. 1998. Вып. 1. С. 281-297.

38. Битов А. Я непрофессиональный писатель / Беседу вела Д. Тасбулатова // Известия. 2000. 7 июня. С. 11.

39. Битов А. Текст — это расширительное, а не суженное к буквам понятие / Беседу вел В. Сотников // Книжное обозрение. 2000. № 7. С. 6-7.

40. Битов А. Общество состоит из каждого / Беседу вел М. Поздняев // Новые Известия. 2004. 13 апр. С. 1,7.

41. Разговор с писателем Андреем Битовым // Фигуры речи. М.: Запасный Выход, 2007. С. 77-104.

42. Битов А. Всех, кто жив, можно считать конформистами / Беседу вела Н. Кочеткова//Известия. 2007. 30 мая. С. 14.

43. Битов А. Портрет в жанре милицейского фоторобота / Беседу вела В. Полухина//Рубеж. Тихоокеанский альманах. 2010. № 10/872. С. 238-243.

44. Беседа с А. Битовым / Беседу вела В. Львова. Электронный ресурс. Режим доступа: http://lvovna-lvova.narod.ru/people9.html. Загл. с экрана. Дата обращения: 20.06.2011 г.208 II

45. Аверин Б. История моего современника А.Г. Битова // Звезда. 1996. № 1. С. 192-197.

46. Алешковский Ю. Головоломка // Литературоведение как литература: Сб. ст. в честь С.Г. Бочарова. М.: Языки слав, культуры : Прогресс-Традиция, 2004. 512 с. С. 451-462.

47. Амусин Ml Роман А. Битова «Пушкинский дом» и Петербургский текст // Russian Literature. ЬХП1 (1998). С. 413-429.

48. Ананичева В! В поисках формы: «Пушкинский дом» А. Битова // Филология. Саратов: Изд-во Сарат. гос. ун-та, 1998. Вып. 3. С. 42-48.

49. Ананичева В.' Пушкинские традиции в романе А. Битова «Пушкинский дом»: Образ автора // Филология. Саратов: Изд-во Сарат. гос. ун-та, 2000. Вып. 5. С. 210-213.

50. Антоничева М. В. Набоков и А. Битов: проблемы влияния // Движение художественных форм и художественного сознания XX и XXI веков: Самара: Издательство СГПУ, 2005. С. 270-276.

51. Анашенков Б. Выеденное яйцо. Середина. Седина. // Литературное1 обозрение. 1977. № 1. С. 59-61.

52. Аннинский Л. Странный странник // Битов. А. Семь путешествий. Л.: Советский писатель, 1986. С. 598-610.

53. Аннинский Л. Странный странник: Андрей Битов. Средняя Азия — Армения Грузия - Россия // Аннинский Л. Локти и крылья. Литература 80-х: надежды, реальность, парадоксы. М.: Советский писатель, 1989. 320 с. С. 127—139.

54. Аннинский Л. Точка опоры //Дон. 1968. № 6. С. 168-181.

55. Антопольский Л. Нужное слово. Нравственно-философские поиски современной прозы // Вопросы литературы. 1975. № 10. С. 73-102.

56. Арьев А. Огненный бык в сумеречном пейзаже // Звезда. 2007. № 5. С. 122-131.

57. Балина М. Литература путешествий // Соцреалистический канон: Сб. статей.

58. СПб.: Академический проспект, 2000. 1040 с. С. 896-909.

59. Баринова Е. Метатекст в постмодернистском литературном нарративе: А. Битов, С. Довлатов, Е. Попов, Н. Байтов: диссертация . к. филол. наук. Тверь, 2008. 248 с.

60. Белая Г. «Связь чувств с действиями.» // Звезда. 1974. № 5. С. 201—211.

61. Беневоленская Н. Роман Андрея Битова «Пушкинский дом». Сер. «Текст и его интерпретация». Вып. 8. СПб.: Факультет филологии и искусств СПбГУ, 2009. 90 с.

62. Берг М. Антиподы: писатель дневной и ночной // Новое литературное обозрение. 1997. № 28. С. 223-231.

63. Бердинских В. Одинокий голос человека // Книжное обозрение. 1997. (№ 20). С. 9.

64. Блажнова Т. Битов как состояние и достояние // Книжное обозрение. 1998. №37. С. 13.

65. Богданова О. Роман А. Битова «Пушкинский дом» («Версия и вариант» постмодерна). Методологическое пособие для студентов-филологов и слушателей подготовительного отделения. СПб.«: Филол. ф-т С.-Петерб. гос. унта, 2002. 96 с.

66. Богданова О. Поэтическая форма оглавления романа А. Битова «Пушкинский дом» // Роман Андрея Битова «Пушкинский дом». Серия «Текст и, его интерпретация». Вып. 5. СПб.: Факультет филологии и искусств, 2009. 98 с. С. 79-96.

67. Бочаров С. Ахиллес и черепаха. Автор и герой в литературном мире Андрея Битова//Новый мир. 2008. №2. С. 168-177.68.' Бочаров С. Лирика ума, или Пятое измерение после четвертой прозы // Новый мир. 2002. № 11. С. 174-178.

68. Бочаров С. На Аптекарский остров // Новый мир. 1996. № 12. С. 210-213.

69. Болыпев А. Андрей Битов: в поисках «чрезвычайной воплощенности» // Роман Андрея Битова «Пушкинский дом». Серия «Текст и его интерпретация». Вып. 5. СПб.: Факультет филологии и искусств, 2009. С. 39-61.

70. Болыиев А. Апология ограниченности в творчестве А. Битова // Russian Literature. LXI (2007) IV. С. 491-502.

71. Бычкова О. Проблемы симулякра в постмодернистской литературе: на материале произведений А. Битова, Т. Толстой, В. Пелевина: автореф. дисс. к. филол. наук. М., 2008. 18 с.

72. Вайль П., Генис А. Химера симметрии. Андрей Битов // Синтаксис. 1987. № 18. С. 80-91.

73. Волков С. Азбука Битова // Звезда. 1997. № 5. С. 31-34.

74. Волков С. История культуры Санкт-Петербурга. М.: Эксмо, 2007. 576 с.

75. Воробьева Е. Литературная рефлексия в русской постмодернистской прозе: А. Битов, Саша Соколов, В. Пелевин: диссертация . к. филол. наук. Барнаул, 2004. 157 с.

76. Генис А. Беседа четвертая: пейзаж зазеркалья. Андрей Битов // Звезда. 1997. №5. С. 228-231.

77. Гимейн А. Нулевой час // Континент. 1979. № 20. С. 369-373.

78. Гринберг И. Большие ожидания // Вопросы литературы. 1970. № 10. С. 3-24.

79. Гусев Вл. Совесть и дни человека // Битов А. Дни человека. М.: Молодая гвардия, 1976. 352 с. С. 347-350.

80. Гулиус Н. Художественная мистификация как прием текстопорождения в русской прозе 1980-1990-х гг.: А. Битов, М. Харитонов, Ю. Буйда: диссертация . к. филол. наук. Томск, 2006.204 с.

81. Гурьянова М. Жанровые процессы в прозе А.Г. Битова: 1960-1970-е годы: автореф. дисс. к. филол. наук. Екатеринбург, 2009. 19 с.

82. Дедков И. Сладкие, сладкие грезы // Литературное обозрение. 1977. № 1. С. 57-59.

83. Дроздов И. С самой пристрастной любовью // Огонек. 1969. № 19. С. 24-26.

84. Дьякова Е. Проза пассажиров, проезжающих мимо. Толстые журналы 2008 года ищут новое в старых пейзажах // Новая газета. 2009. 14 января. С. 21.

85. Ермилов В. Будем точными // Литературная газета. 1964. 16 апреля. С. 3.

86. Ерофеев В. Памятник прошедшему времени // Октябрь. 1988. № 6.1. С. 203-204.

87. Ерохин А. Преодоление немоты // В мире книг. 1987. № 7. С. 48-49.

88. Золотусский И. Познание настоящего // Вопросы литературы. 1975. JVfb ю С. 3-37.

89. Золотусский И. Острием вовнутрь // Золотусский И. Тепло добра. М.: Советская Россия, 1970. 238 с. С. 192-198.

90. Золотусский И. Возвышающее слово: Проза-87. Ст. 2 // Литературное обозрение. 1988. № 7. С. 7-18.

91. Иванова Л. Расставание с детством // Москва. 1965. № 8. С. 200-202.

92. Иванова Н. Взбаламученное море // Дружба народов. 1994: № 9. С. 180—1 86. 94: Иванова Н. Судьба и роль // Дружба народов. 1988. № 3. С. 244-255.

93. Иванова Н. Судьба и роль (Андрей Битов) // Иванова Н. Точка зрений: о прозе последних лет. М.: Советский писатель, 1988. 424 с. С. 167- 201.

94. Камянов В. Взамен трагедии // Вопросы литературы. 1978. № 11. С.

95. Камянов В. Евклиду Евклидово. Из жизни «молодой прозы» // Воггросы литературы. 1969. № 4. С. 26-47.

96. Канчуков Е. Очки для зрения сейчас // Литературная Россия. 1988. 11 марта (№ 10). С. 6.

97. Карабчиевский Ю. Точка* боли: О романе А. Битова «Пушкинский дозуг» // Битов А. Империя в четырех измерениях: в 4 т. Харьков: Фолио; М.: ТКО .ACT, 1996. Т. 2. С. 489-509.

98. Карпова В. Автор в современной русской постмодернистской литературе: На материале романа А. Битова "Пушкинский дом": диссертация . к. филол. наук. Тамбов, 2003. 197 с.

99. Кедров К. За Битова двух небитых дают // Известия. 2007. 25 мая. С. 14.

100. Кпех И. Непрочитанный Битов // Новый мир. 2006. № 5. С. 160-167.

101. Кожинов В. Современность искусства и ответственность человека // Кожинов В. Статьи о современной литературе. М.: Советская Россия, 1990. 544 с. С. 42-52.

102. Кормилова М. Творчество А. Битова в оценке российской и русскойзарубежной критики: диссертация . к. филол. наук. М., 2010. 199 с.

103. Ксепма В. «По ту сторону лобной стенки»: Конспект непроизнесенного диалога по поводу некоторых сочинений писателя А.Г. Битова // Литературное обозрение. 1989. № 3. С. 24-27.

104. Кузнецова И. Андрей Битов: серебряная ложка в птичьем гнезде // Знамя. 1998. №2. С. 206-212.

105. Кузьмичев И. «В работе, в поисках пути.» // Нева. 1987. №-5. С. 165-168.

106. Курицын В. Битов сегодня. Число букв и количество зубов // Независимая газета. 1996. 8 августа: С. 7.

107. Курицын В. Отщепенец // Литературная газета. 1996. (№ 23). С. 4.

108. Кучина Т. Автопортрет в интертексте. Особенности автобиографического повествования в русской литературе конца XX — начала XXI века // Вестник Российского государственного университета им. И. Канта. 2008. № 8. С. 96-100.

109. Лавров В. Три романа Андрея Битова, или Воспоминания о современнике // Нева. 1997. №5. С. 185-195.

110. Левенталь В. Мистика и инфернальное в романе А. Битова «Пушкинский дом» // Роман Андрея Битова «Пушкинский дом». Серия «Текст и его интерпретация». Вып. 5. СПб.: Факультет филологии и искусств, 2009. 98 с. С. 62-78.

111. Липовецкий М. Закон крутизны // Вопросы литературы. 1991. № 11/12. С. 3-36.

112. Липовецкий М. Разгром музея: Поэтика романа А. Битова «Пушкинский дом»//Новое литературное обозрение. 1995. № 11. С. 230-244.

113. Марченко А. б. з. // Юность. 1969. № 8. С. 76-77.

114. Марченко А. Это было у моря // Новый мир. 1994: № 5. С. 206-207.

115. Марчук М. Художественный текст как универсум культуры: «Пушкинскийдом» А. Битова, «Волхв» Дж. Фаулза: диссертация . канд. культурологии. Ярославль, 2003. 200 с.

116. Мирошниченко О. Поэтика современной метапрозы (на материале романов Андрея Битова): диссертация . к. филол. наук. М., 2001. 205 с.

117. Михайлова Л. Веление ума, веление совести // Литературное обозрение. 1976. № 8. С. 15-20.

118. Мейер-Фраатц А. Игра с читателем: «Первая книга автора» Андрея Битова как автомистификация // Автор как проблема теоретической и исторической поэтики: сб. науч. ст.: в 2 ч: Ч. 1. Минск: «РИВШ», 2007. 356 с. С. 18-25.

119. Мотяшов И. Ответственность художника. Заметки критика // Вопросы литературы. 1968. №12. С. 3-32.

120. Немзер А. Литературное сегодня. О русской прозе. 90-е. М.: Новое литературное обозрение, 1998.432 с.

121. Новиков Вл. Тайная свобода// Знамя. 1988. № 3. С. 229-231.

122. Нужны ли в литературоведении гипотезы? // Вопросы литературы: 1977. №2. С. 82-112.

123. Обухова Л. Наедине с героем // Литературная газета. 1975. 26 февраля. С. 4.

124. Обязанности свидетеля, права художника: Обсуждаем проблемы мемуарной литературы // Вопросы литературы. 1974. №4. С. 45—131.

125. Орлицкий Ю. Присутствие стиха в «пушкинской» эссеистике А. Битова // Наш Пушкин. Иваново, 1999. С. 133-146.

126. Оскоцкий В. Алексей Монахов на рандеву // Литературное обозрение. 1977. № 1. С. 55-57.

127. Оскоцкий В. .Существует и ни в зуб ногой // Литературная газета. 1971. 11 августа. С. 4.

128. Песонен П. Тексты жизни и тексты искусства в прозе Андрея Битова // Тезисы докладов научной конференции «А. Блок и русский символизм». Тарту: Тарту, ун-т, 1991. С. 90-96.

129. Пикач А. Бег трусцой по лабиринту // Нева. 1988. № 4. С. 181-184.

130. Пискунова С., Пискунов В. Уроки зазеркалья // Октябрь. 1988. № 8.1. С.188-198.

131. Пискунов В. Чистый ритм Мнемозины. М.: Альфа-М, 2005. 608 с.

132. Пять книг недели. Андрей Битов. Преподаватель симметрии: Роман-эхо // HT-ExLibris. 2008.25 декабря. С. 1.

133. Роднянская И. По обе стороны одностороннего мира // Новый мир. 2009. № 1.С. 164-169.138: Роднянская И. Образуй роль // Север. 1977. № 12. С. 111-119.

134. Рыбальченко Т. Проблема границы существования в прозе А. Битова и В. Набокова («Оглашенные» и «Ultima Thüle») // «Американский и сибирский фронтир». Европейские исследования* в Сибири. Томск: Изд-во Томск, гос. унта, 2001. Вып. 3. С. 187-202.

135. Савицкий С. Как построили ^«Пушкинский дом» // Битов А.Г. Пушкинский дом. СПб.: Изд-во Ивана Лимбаха, 1999: С. 423-476.144: Сахаров В. Новые герои Битова // Юность. 1973. № 6. С. 74.

136. Сахаров В. Школа прозы: Заметки, о современном рассказе // Литературная Россия. 1974. 5 апреля. С. 6.

137. Славникова О. Существование в единственном числе // Новый мир. 1999. № 7. С. 205-209.

138. Смирнова Т. Типология и функции цитаты в художественном тексте: На материале романов А. Битова «Пушкинский дом», В. Маканина «Андеграунд, или Герой нашего времени»: диссертация . к. филол. наук. М., 2005.180 с.

139. Соловьев В. Рассказ и его метаморфозы //Нева. 1974. № 4. С. 185-192.

140. Сурат И. Памятник зайцу // Новый мир. 1994. № 10. С. 237-239.

141. Сухих. И. «Пушкинский дом» Андрея Битова: 1964—1971, 1978-. // Роман

142. Андрея Битова «Пушкинский дом». Серия «Текст и его интерпретация». Вып. 5. СПб.: Факультет филологии и искусств, 2009. 98 с. С. 3-38.

143. Толмашов И. A.C. Пушкин в творческом сознании А.Г. Битова: автореф. дисс. к. филол. наук. Томск, 2009. 22 с.

144. Топоров В. Аптекарский остров как городское урочище (общий взгляд) // Ноосфера и художественное творчество. М.: Наука, 1991. 279 с. С. 200—279.

145. Турбин В. Листопад по весне // Новый мир. 1972. №. 4. С. 259-264.

146. Турков А. Противник притаившегося сна // Молодая гвардия. 1964. № 8. С. 309-312.

147. Урбан А. В настоящем времени // Звезда. 1973. № 7. С. 214—216.

148. Урбан А. В размышлении и действии // Звезда. 1971. № 12. С. 185—202.

149. Урбан А. Философичность художественной прозы // Звезда. 1978. № 9. С. 209-221.

150. Филюшкина С. Испытание повседневностью // Литературная газета. 1974. 10 апреля. С. 4.

151. Фридман Дж. Ветру нет указа: Размышления над текстами романов «Пушкинский дом» А. Битова и «Школа ,п;ля дураков» Саши Соколова // Литературное обозрение. 1989. № 12. С. 14—16.

152. Хатямова М. Формы литературной саморефлексии в русской прозе первой трети XX века: автореф. дисс. д. филол. наук. Томск, 2008. 42 с.

153. Хворостянова Е. Лирика Андрея Битова: поэтика автоперевода // Русская литература. 2007. № 1. С. 87-103.

154. ХиршМ. фон. Иллюзия бесконечности // Октябрь. 2007. № 4. С. 163-164.

155. Хмельницкая Т. Между помыслом и поступком // Хмельницкая Т. В глубь характера: О психологизме современной прозы. Л.: Советский писатель, 1988.253 с. С. 64-86.

156. Цурикова Г., Кузьмичев И. Иллюзии одиночества // Нева. 1989. № 7. С. 180-188.

157. Чансес Э. Экология вдохновения / Пер. с англ. И. Ларионова. СПб.: Академический проект, 2006. 318 с.

158. Чансэс Э. «Жизнь в ветреную погоду» Битова: творческий процесс в жизни и в литературе // Русская литература XX века. СПб.: Изд-во С.-Петербург, ун-та, 1993. С. 536-553.

159. Шаховская 3. «Пушкинский дом» // Русская мысль. 1979. 4 января. С. 7-8.

160. Шеметова Т. Поэтика прозы А.Г. Битова: автореф. дисс. . к. филол. наук. Красноярск, 2000. 22 с.

161. Шеметова Т. «Символы красоты» у В. Набокова и А. Битова // Русская литература XX-XXI веков: проблемы теории и методологии изучения. М.: Изд-во Моск. ун-та, 2006. С. 386-390.

162. Шмид В. Андрей Битов мастер «островидения» // Битов А. Империя в четырех измерениях: В 4 т. Харьков: Фолио, М:: ТКО ACT, 1996. Т. 1. С. 373-382.

163. Эльсберг Я. Культура переживания, мира // Литературное обозрение. 1973. № 10. С. 40-44.

164. Эпштейн М. Время самопознания // Дружба народов. 1978. № 8. С. 276-280.

165. Якунина И. Повествовательная идентичность в прозе Битова 1960-х— 1970-х гг.: автореф. дисс. к. филол. наук. Магнитогорск, 2009. 19 с.

166. Goldschweer U. Das Komplexe im Konstruierten: der Beitrag der ChaosTheorie für die Literaturwissenschaft. Bochum: Projekt-Verl., 1998 (Dokumente und Analysen zur russischen und sowjetischen Kultur; Bd. 15) Zugl.: Bochum, Univ., Diss., 1996. 224 s.Ш

167. Абашева М. Литература в поисках лица. Русская проза в конце XX в.: становление авторской идентичности. Пермь: Изд-во Перм. ун-та, 2001. 319 с.

168. Аверинцев С., Роднянская И. Автор // Краткая литературная энциклопедия. М.: Сов. энцикл., 1962-1978. Т. 9. 1978. С. 28-34.

169. Аверинцев С. Поэтика ранневизантийской литературы. M.: «Coda», 1997. 343 с.

170. Аверинцев С. Собр. соч. Связь времен. Киев: Дух и Литера, 2005. 448 с.

171. Автор и текст: Сб. ст. / Под ред. В.М. Марковича, В. Шмида. СПб:: Изд-во С.-Петербург, ун-та 1996. 470 с.

172. Барт Р. Избранные работы. Семиотика. Поэтика. М.: Издательская группа «Прогресс», «Универс», 1994. 616 с.

173. Бахтин М. Эстетика словесного творчества. М.: Искусство, 1979. 412 с.

174. Бахтин М. Проблемы поэтики Достоевского. М.: Советская Россия, 1979. 320 с.

175. Бахтин М.М.: pro et contra. Творчество и наследие М.М. Бахтина: в 2 т. Т. 2. СПб.: РХГИ, 2002. 712 с.

176. Бланшо М. Пространство литературы. М.: Логос, 2002. 288 с.

177. Бердяев Н. Самопознание: Сочинения. М.: Изд-во Эксмо; Харьков: Изд-во Фолио, 2003. 624 с.

178. Большакова А. Теории автора в современном литературоведении // Известия АН. Серия литературы и языка. 1998. Т. 57. № 5. С. 15-24.,

179. Большакова А. Теория автора у М.М.Бахтина и В.В.Виноградова // Диалог. Карнавал. Хронотоп. 1999. № 2. С. 4-22.

180. Бонецкая Н. «Образ автора» как эстетическая категория // Контекст-1985. Литературно-теоретические исследования. М.: Наука, 1986. 295 с. С. 241-269.

181. Бонецкая Н. Проблемы методологии анализа образа автора // Методология анализа литературного произведения; М.: Наука, 1988. 202 с. С. 60-85.

182. Бубер М. Два образа веры. М.: ООО «Фирма «Издательство ACT», 1999. 592 с.

183. Вежбицка А. Метатекст в тексте // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 8. Лингвистика текста. М.: Прогресс, 1978. 479 с. С. 402-421.

184. Виноградов В. Проблема авторства и теория стилей. М.: Художественная литература, 1961. 614 с.

185. Виноградов В. Проблема образа автора в художественной литературе // Виноградов В. О теории художественной речи. М.: Высшая школа, 1971. 240 с. С. 105-121.

186. Гадамер Х.-Г. Истина и метод: Основы филос. герменевтики. М.: Прогресс, 1988. 704 с.

187. Герасимова Л. О современных границах жанра романа // Русский роман XX века: Духовный мир и поэтика жанра: Сб. науч. тр. / Отв. ред., сост. проф. А.И. Ванюков. Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 2001. 314 с. С. 230-239:

188. Герасимова Л. Этюды о Солженицыне. Саратов: Новый ветер, 2007. 129 с.

189. Гинзбург Л. О документальной литературе и! принципах построения характера//Вопросы литературы. 1970. № 7. С. 62-91.

190. Гинзбург Л. О литературном герое. Л.: Советский писатель, 1979. 224 с.

191. Гинзбург Л. Литература в поисках реальности. Л.: Советский писатель, 1987.400 с.

192. Гинзбург Л. Человек за письменным столом Л.: Советский писатель, 1987. 608 с.

193. Гинзбург Л. Претворение опыта. Рига: Зинатне, 1991.240 с.

194. Гинзбург Л. Записные книжки. Воспоминания. Эссе. СПб.: «Искусство-СПБ», 2002. 768 с.

195. Гуковский Г. Реализм Гоголя. М.; Л.: Гослитиздат, 1959. 531 с.

196. Гуковский Г. Изучение литературного произведения в школе: Методологические очерки о методике. М.; Л.: Просвещение, 1966. 266 с.

197. Ильин И. Постмодернизм от истоков до конца столетия: эволюция научного мифа. М.: Интрада, 1998. 256 с.

198. Жирмунский В. Теория литературы. Поэтика. Стилистика. Л.: Наука, 1977. 408 с.

199. Ким Хё Ён. Теория метатекста и формы ее проявления в поэтике // Journal of Slavic Research Center. Acta Slavica, T. 21. Hokkaido University. 2004. C. 202213.

200. Кларк К. Пейзаж в искусстве. М.: Азбука-классика, 2004. 304 с.

201. Корман Б. Избранные труды. Теория литературы / ред.-сост. Е.А. Подшивалова, H.A. Ремизова, Д.И. Черашняя, В.И. Чулков. Ижевск: Институт компьютерных исследований, 2006. 552 с.

202. Кристева Ю. Избранные труды: Разрушение поэтики / пер. с фр.: F.K. Косиков, Б.П. Нарумов. М.: РОССПЭН, 2004. 653 с.

203. Ланн Е. Литературная* мистификация. М.; Л.: Государственное издательство, 1930. 232 с.

204. Ларин Б. Эстетика слова1 и язык писателя. Избранные статьи. Л:: Художественная литература, 1974. 285 с.

205. Липовецкий М. Апофеоз частиц, или Диалоги с Хаосом // Знамя. 1992. № 8: С. 214-224.

206. Липовецкий М. Диапазон «промежутка»' (эстетические течения в литературе 80-х годов) // Общественные науки и современность. 1993. № 1. С. 51-57.

207. Липовецкий М. Паралогии. Трансформации (постмодернистского дискурса в русской культуре 1920-2000-х годов. М.: Новое литературное обозрение, 2008. 848 с.

208. Липовецкий М. Русский постмодернизм (Очерки исторической поэтики). Монография. Екатеринбург: Уральский гос. пед. ун-т, 1997.317 с.

209. Литературная биография в истории литературы (о типологическом соотношении текста и личности автора) // Лотман Ю. О русской^ литературе: Статьи и исследования (1958-1993). СПб.: Изд-во «Искусство СПБ», 1997. С. 804-816.

210. Лихачёв Д. Внутренний мир художественного произведения!// Вопросылитературы. 1968. № 8. С. 74-87.

211. Материалы XXXI Всероссийской научно-методической; конференции преподавателей и аспирантов. Вып. 9. Секция новейшей русской литературы. Петербургский текст в русской литературе XX в. СПб. Ч. 2: Филологический факультет СПбГУ, 2002. 43 с.

212. Метапоэтика: Сборник статей научно-методического семинара «ТехШй». Т. 1. Ставрополь: Издательство Ставропольского государственного университета, 2008. 736 с.

213. Набоков В- Лекции по зарубежной литературе М!: Издательство «Независимая газета», 1998; 512 с.

214. Нива Ж. Возвращение в Европу: Статьи о русской литературе. М.: Высшая школа, 1999.304 с.

215. Прозоров В. До востребования.: Избранные статьи о литературе ижурналистике. Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 2010. 208 с.

216. Прозоров В. Другая реальность: Очерки о жизни в литературе. Саратов: Лицей, 2005. 208 с.

217. Прозоров В. Читатель и литературный процесс. Саратов: Изд-во Сарат. унта, 1975.211 с.

218. Пьеге-Гро Н. Введение в теорию интертекстуальности. М.: Издательство ЛКИ; 2008. 238 с.

219. Роднянская И. Движение литературы: в 2 т. М.: Знак: Языки славянских культур, 2006.

220. Роднянская И. Художественное время и художественное пространство // Краткая литературная энциклопедия. М.: Советская энциклопедия, 1962-1978. Т. 9. 1978. С. 772-780.

221. Руднев В. Прочь от реальности. Исследования по философии текста. М.: Аграф, 2000. 432 с.

222. Рымарь Н., Скобелев В. Теория автора и проблема художественной деятельности. Воронеж: Логос-Траст, 1994. 264 с.

223. Санджи-Гаряева 3., Романенко А. Метапоэтика Юрия Трифонова // Изменяющаяся Россия изменяющаяся литература: художественный опыт XX -начала XXI веков: Сб. науч. тр. Вып. П. Саратов: Изд. центр «Наука», 2008. 384 с. С. 244-253.

224. Северская О. Металитература, метапоэтика, метатекст // Русский язык за рубежом. 2010. № 4. С. 59-63.

225. Сегал Д. Литература как вторичная моделирующая система // Slavica Hierosolymitana. 1979. № 4. P. 1-35.

226. Сегал Д. Литература как охранная грамота // Slavica Hierosolymitana. 1981. №5-6. P. 151-244.

227. Сегал Д. Литература как охранная грамота. М.: Водолей Publishers, 2006. 976 с.

228. Седакова О. «Не смертные, таинственные чувства» (о- христианстве Пушкина) // Континент. 2003. № 115. С. 373.

229. Семиотика города и городской культуры: Петербург. Труды по знаковым системам. Вып. XVIII. Тарту, 1984. 140 с.

230. Скафтымов А. К вопросу о соотношении теоретического и исторического рассмотрения в истории литературы // Русская литературная критика. Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 1994. Вып. 3. С. 134-159.

231. Скоропанова И. Русская постмодернистская литература. М.: Флинта, Наука, 2001.607 с.

232. Смирнов И.П. Действующие лица. СПб.: ИД «Петрополис», 2008. 152. с.

233. Сурат И. Биография Пушкина* как культурный вопрос // Новый мир. 1998. №2. С. 184.

234. Тартаковский А. Мемуаристика как феномен культуры // Вопросы литературы. 1999. № 1. С. 35-55.

235. Томашевский Б. Теория литературы. Поэтика: учеб. пособие. М:: Аспект Пресс, 1999. 334 с.

236. Тороп П. Проблема интекста // Ученые записки Тартуского государственного университета. Вып. 567. Текст в тексте. Труды по знаковым системам XIV. Тарту, 1981. С. 33-44.

237. Тынянов Ю. История литературы. Критика. СПб.: Азбука-классика, 2001. 512 с.

238. Успенский Б. Поэтика композиции. СПб.: Азбука, 2000.352 с.

239. Флоренский П. Обратная перспектива // Флоренский П. Избранные труды по искусству. М.: Изобразительное искусство, 1996. 333 с. С. 7-72.

240. Франк С. Этюды о Пушкине. СПб.: Фонд Русской поэзии, 1998.128 с.

241. Хайдеггер М. Время и бытие. М.: Наука, 2007. 624 с.

242. Ходус В. Метапоэтика драматического текста А.П. Чехова. Ставрополь: Изд-во Ставроп. гос. ун-та, 2008. 416 с.

243. Чернец JI. О формах интерпретации литературных произведений // Художественное восприятие: Проблемы теории и истории: межвуз. тематич. сб. науч. тр. Калинин: Изд-во Калинин, ун-та, 1988. С. 42—53.

244. Черняк М. Современная русская литература: учебное-пособие для вузов.

245. М.: Сага, Форум, 2008. 352 с.

246. Чупринин С. Критика это критики: Проблемы и портреты. М.: Советский писатель, 1988. 313 с.

247. Шарден Т. де. Феномен человека. М.: Наука, 1987. 346 с.

248. Штайн К. Метапоэтика A.C. Пушкина // «Textus»: Избранное. 1994—2004: Сборник статей научно-методического семинара «Textus»: в 2 ч. Ч. 1. Ставрополь: Изд-во Ставроп. гос. ун-та, 2005. 588 с. С. 297-304.

249. Штайн К., Петренко Д. Русская метапоэтика: учебный словарь. Ставрополь: Изд-во Ставроп. гос. ун-та, 2006. 604 с.

250. Штайн К., Петренко Д. Три века русской метапоэтики: Легитимация дискурса. Антология: в 4 т. Т. 4. XX век. Реализм. Соцреализм. Постмодернизм / Под ред. К.Э. Штайн. Ставрополь: Изд-во Ставроп. гос. ун-та, 2006. 985'с.

251. Штайн К., Петренко Д. Метапоэтика Лермонтова. Ставрополь: Изд-во Ставроп. гос. ун-та, 2009. 499 с.

252. Шкловский В. О теории прозы. М.: Советский писатель, 1983. 383 с.

253. Шмид В. Нарратология. М.: Языки славянской культуры, 2003. 312 с.

254. Эппггейн М. Истоки и смысл русского постмодернизма // Звезда. 1996. № 8. С. 166-188.

255. Эппггейн М. Все эссе: в 2 т. Екатеринбург: У-Фактория, 2005.1.

256. Книгин И. Словарь литературоведческих терминов. Саратов: Лицей, 2006. 272 с.

257. Краткая литературная энциклопедия: в 9 т. М.: Советская энциклопедия, 1978. Т. 9. 968 с.

258. Поэтика: словарь актуальных терминов и понятий / гл. науч. ред. Н.Д. Тамарченко. М.: Интрада, 2008. 358 с.

259. Православие: Словарь неофита. СПб.: Амфора, 2004. 300 с.

260. Русские писатели: XX век. Биобиблиографический словарь: в 2 ч. Ч. 2. М.:1. Просвещение, 1998. 656 с.

261. Русские писатели 20 века: Биографический словарь. М.: Большая Российская библиотека; Рандеву-АМ, 2000. 806 с.

262. Русская литература XX века. Прозаики, поэты, драматурги: биобибл. словарь: в 3 т. / под ред. H.H. Скатова. Т. 1. А-Ж. М.: ОЛМА-ПРЕСС Инвест, 2005. 733 с.

263. Самиздат Ленинграда. 1950-е—1980-е. Литературная энциклопедия. М.: Новое литературное обозрение, 2003. 624 с.