автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.20
диссертация на тему:
Межкатегориальные связи в системе неличных форм глагола

  • Год: 2005
  • Автор научной работы: Джабборова, Мархабо Тухтасуновна
  • Ученая cтепень: доктора филологических наук
  • Место защиты диссертации: Душанбе
  • Код cпециальности ВАК: 10.02.20
450 руб.
Диссертация по филологии на тему 'Межкатегориальные связи в системе неличных форм глагола'

Полный текст автореферата диссертации по теме "Межкатегориальные связи в системе неличных форм глагола"

На правах рукописи

ДЖАББОРОВА Мархабо Тухтасуновна

МЕЖКАТЕГОРИАЛЬНЫЕ СВЯЗИ В СИСТЕМЕ НЕЛИЧНЫХ ФОРМ ГЛАГОЛА (на материале русского и таджикского языков)

Специальность 10.0220 - Срашшелшсуисгоричеасое, типологическое

и сопоставительное языкознание

Автореферат

диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук

Душанбе - 2005

Работа выполнена в Таджикском государственном институте языков

Научный консультант: доктор филологических наук,

член-корреспондент Академии наук Республики Таджикистан Саймиддинов Додихудо

Официальные оппоненты: доктор филологических наук, академик

Российской Академии наук СтеблшьКаменский Иван Михайлович; доктор фгоюшгаческихнаук, профессор Джамшедов Парвонахон; доктор фшюлогическихшук, профессор Балхова Светлана Якубовна

Ведущая организация - Худжандский государственный университет им. академика Б.Гафурова

Защита состоится «1{ » июля 2005 г. в « 1С » на заседании диссертационного совета Д 047.004.01 по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора наук при Институте языка и литературы им. Рудаки Академии наук Республики Таджикистан (734025, Душанбе, пр. Рудаки, 21)

С диссертацией можно ознакомиться в Центральной научной библиотеке им. Индиры Ганди Академии наук Республики Таджикистан (734025, Душанбе, пр. Рудаки, 33)

Автореферат разослан « % » июня 2005 года

Ученый секретарь Я}

диссертационного совета ? Карамшоев Д.

2005-4 23765

ВВЕДЕНИЕ

Актуальность исследования. Одним из наиболее интересных направлений современного языкознания является изучение живых процессов и некоторых общих закономерностей функционирования языков, структурных сдвигов в них, понимание языка как целостной системы и глубокое исследование его научных основ. Введение понятия системы, изучение ее специфики, внутренней организации, обеспечивающей функционирование языка в качестве средства выражения мысли и орудия общения, структурно-фундаментальный подход при рассмотрении особенностей языков способствовали возникновению синхронного описания языков, что вызвало вовлечение в орбиту лингвистики множества различных проблем, требовавших исследования закономерностей их образования во все расширяющихся сферах коммуникации.

К их числу относятся практически не изученные неличные формы глагола. Исследование межкатегориальных связей неличных форм, отличающихся сложной проблематикой, распространяющейся на всю их совокупность, представляет особый интерес. В лингвистических трудах, посвященных неличным формам глагола, каждая категория рассматривается в отдельности.

Несмотря на наличие отдельных специальных исследований, посвященных неличным глаголам (Белова АД., Козинцева И.А., Путина Н.И.), связи категорий, их отношение друг к другу и к личным формам глагола еще не получили должного освещения.

Актуальность реферируемой работы определяется и тем, что без всестороннего исследования межкатегориальных связей неличных форм глагола невозможно описать и решить некоторые смежные проблемы, касающихся категориальной характеристики неличных форм, их роли и места в системе глагола.

Цель исследования заключается в как можно более полном установлении многообразия межкатегориальных связей неличных форм глагола (инфинитива, причастия и деепричастия), определении обусловливающих их факторов на основе

РОС. НАЦИОНАЛЬНАЯ БИБЛИОТЕКА — С.Пстербург

сопоставления русского и таджикского языков. Попутно уточняются и многие другие, более частные моменты, связанные со специфическими особенностями глаголов того или другого языка.

В соответствии с данной целевой ориентацией выдвинуты следующие задачи:

- определение количественного состава и номенклатуры неличных глагольных форм в сопоставляемых языках;

- выявление совокупности неличных форм в русском и таджикском языках и определение зон их совпадения / несовпадения;

- установление сходств и различий в системе неличных форм как универсальных и специфических их особенностей, дающее лингвистическое обоснование закономерностям перевода;

- выявление способов передачи отсутствующих в данном языке грамматических показателей другими средствами;

- изучение специфики неличных форм глагола сравниваемых языков, позволяющей уяснить особенности иностранного и родного языков;

установление общих закономерностей и фактов, свойственных неличным формам в сопоставляемых языках.

Методы исследования. Реализация научных задач обусловливает выбор адекватных им и самому фактическому материалу исследовательских методов. Различные аспекты неличных глагольных форм исследуются в основном двумя методами:

а) описательным (с применением приёмов наблюдения и межъязыкового сопоставления);

б) таксономическим (с использованием методики компонентного и оппозиционного анализа).

Научная новизна представленной диссертации в целом заключается в том, что в ней впервые рассматривается вся совокупность неличных форм глагола и межкатегориальных связей типологически разных языков - русского и таджикского.

Выводы, сформулированные в работе на основе вышеизложенной концепции, получены впервые:

- установлено соответствие между неличными формами глагола русского и таджикского языков по смысловому содержанию и функциональному значению; в данном случае наблюдается частичное совпадение сопоставляемых форм в исследуемых языках;

- впервые выделены в сопоставительном аспекте основные типы конструкций неличных форм глагола, регулярно функционирующие в исследуемых языках;

- на основании выделенных в диссертации основных типов выполнен анализ опыта типологической характеристики русских конструкций в их сравнении с таджикскими, определены черты сходства и различия этих конструкций в исследуемых языках.

На защиту выносятся следующие положения диссертации:

1. существует значительная степень структурной близости неличных форм глагола в русском и таджикском языках; при этом, имеются многочисленные типы этих соответствий: одно- и двукомпонентные конструкции тяготеют к эквивалентным моделям, многокомпонентные - к конструктивным;

2. среди слов, входящих в инфинитивную конструкцию, весьма часто реализуются композиты, содержащие вербализованные, введенные внутрь значения слова, синтаксические связи;

3. одна из важных функций глагольных компонентов -развертывание, углубление и создание стилистической перспективы инфинитивно-причастных и деепричастных конструкций;

4. определены причины разного рода соответствий и расхождений глагольных конструкций в сопоставляемых языках.

Теоретическое значение работы сводится к тому, что в ней реализуется и получает дальнейшую интерпретацию конструктивный метод описания, рассматриваемый с позиции сравнения.

Концепция, выдвинутая выше, заслуживает здесь особого внимания и представляет теоретический интерес не только потому,

что она в определенной мере разрешает теоретико-практчгские трудности семаншко-сштгаксичесжих исследований, но также и потому, что она позволяет выявить реально наличествующие и потенциально возможные структурные элементы в исследуемых языках.

Подобным образом выявлены в данной работе структурные типы, представляющие собой причастные и деепричастные конструкции. Следовательно, изучение потенциально возможных конструкций может способствовать определению диапазона допустимых вариаций и сферы структурных модификаций, что дает возможность выявить ряд аспектов стилистических особенностей речи.

Практическая значимость заключается в том, что осуществленное исследование и его результаты могут быть использованы в дальнейших разработках системы глагола таджикского языка, при создании сопоставительной грамматики русского и таджикского языков, при составлении различных двуязычных словарей, лексикографических трудов, при разработке научных основ теории и практики художественного перевода, а также при чтении спецдисциплин и спецкурсов "Сопоставительная грамматика" и "Сопоставительная типология" в вузах республики.

Структура и основное содержание исследования. Цель и задачи диссертации обусловили ее содержание и структуру: она состоит из введения, трех глав, заключения, библиографии научной литературы и списка источников языкового материала.

Апробация исследования. Основные положения работы докладывались и обсуждались на научных и научно-практических конференциях различного уровня (в том числе и международных), а также включены в соответствующие разделы спецдисциплины и спецсеминара, проводимых автором на протяжении ряда лет. Различные аспекты исследуемой проблемы отражены в 40 публикациях, в числе которых 2 монографии. Диссертационная работа обсуждалась на объединенном заседании отдела таджикского языка и его истории и отдела словарей Института языка и

литературы им. Рудаки АН Республики Таджикистан (4 ноября 2004, протокол № 7).

СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении обосновывается актуальность темы, намечаются основные аспекты освещения неличных форм глагола, обсуждается специфика типологического описания разноструктурных языков для выявления различий и сходства в плане функционирования, а также определяются цели и задачи работы, формулируются ее исходные теоретические положения, раскрывается научная новизна, теоретическая ценность и практическая значимость, излагаются методологические основы, методы исследования, характеризуется анализируемый материал и структура диссертации.

В первой главе - "Семантико-сиитаксический статус инфинитива". - состоящей из трех разделов, рассматриваются вопросы, связанные с исследованием многообразия значений конструкций с инфинитивом, а также его синтаксические свойства в системе неспрягаемых форм глагола в сопоставляемых языках.

Инфинитив как специфический по своему происхождению и выполняемой роли класс слов с процессуальной семантикой свойственен многим родственным индоевропейским языкам и языкам некоторых других семей. Даже в настоящее время наблюдается процесс возникновения новых (вторичных) инфинитивов, в частности, в балканских языках.

Для того чтобы более точно наметить необходимые аспекты описания и дать разностороннюю характеристику инфинитива в сопоставляемых языках, необходимо показать, какие характерные черты выявлены у этой формы на типологическом уровне.

По утверждению Ф. Бонна, инфинитива не существовало ни в общеиндоевропейском праязыке, ни даже в ряде происходящих от него групп.

Что касается индоиранских языков, то в дошедших до нашего времени древнейших письменных памятниках (Ведах и Авесте) содержатся отдельные словоформы, обладающие чертами инфинитива даже в пределах грамматической категории падежа (Тронский 1960, 242). Это обстоятельство привело к тому, что в отдельных языках индоевропейской семьи инфинитив и отглагольные имена - субстантиваты-девербативы - зачастую не различаются ни терминологически, ни функционально.

В других языках, в частности, тюркских и финно-угорских, инфинитив в результате качественных преобразований глагольных форм тесно проникал в глагольную систему (Пялль 1955, 32-54), в грузинском языке, например, выполняя функцию глагольного номинатива (Топуриа 1971, 3).

В лингвистической литературе русский инфинитив достаточно продолжительное время сближается с отглагольными именами существительными и оценивается как "глагол в виде существительного" (Павский 1942, 18) или как существительное, которое "отвлеченному понятию действия сообщает живое конкретное значение предметности" (Некрасов 1865,18).

На способности инфинитива употребляться в предложении как существительное постоянно фиксирует внимание Ф.И. Буслаев, рассматривая все случаи такого функционирования лишь в связи с глаголом (Буслаев 1959, 343).

Специфику "именных" употребшшй инфинитива последовательно учитывают и некоторые современные лингвисты. Например, И.П. Распопов выделяет субстантивные и инфинитивные дополнения не только по их грамматическим особенностям, но и по семантико-синтаксическим функциям: дополнения - существительные обозначают предмет в его отношении к другому действию (Распопов 1980, 226).

Идею объединения инфинитива с глаголом поддерживал также A.A. Шахматов, который утверждал, что данная языковая форма по происхождению является косвенным падежом отглагольного существительного, но с течением времени инфинитив окончательно оглаголился, потеряв возможность обозначать носителя признака, то

есть быть существительным (Шахматов 1941, 41). Таким образом, и в древнем, и в современном русском языке инфинитив противостоял именам существительным типологически, как представитель иного семасиологического класса слов. В отличие от существительного, служащего выражением независимого представления, инфинитив, специализируясь' на обозначении действия, служит "названием активного признака", мыслимого обязательно в сочетании с представлением о производителе признаков, а не отдельно от него -в виде отвлеченного предмета.

В дальнейшем концепцию А.А.Шахматова принимает и развивает В.В.Виноградов. Вполне справедливо полагая, что границы глагольного слова широки, но еще не вполне ясны, он в его состав включает морфологические разряды, а именно: формы спряжения, т.е. лица и рода, числа, времени и наклонения, причастия и деепричастия - гибридные формы слова, которые лежат в смешанной глагольно-именной или глагольно-наречной зоне (Виноградов 1972, 342-345).

Эти же четыре морфологических разряда на основании выполняемых ими функций и свойственных им категорий объединены в глагольную парадигму в "Грамматике русского языка" (Грамматика русского языка, Т.1 1953, 410). Положение о частеречной совместимости форм с различным инвентарем частнограмматических значений при однородности их общеграмматического значения изложено в "Русской грамматике", в которой В.Р. Плотникова в составе глагольного слова выделяет предикативные формы со значением лица, времени и наклонения, атрибутивные формы (причастия и деепричастия), инфинитив - как название действия (Русская грамматика, Т.1 1980, 646).

Семантика инфинитива традиционно выступает предметом различных по своей направленности и исходным теоретическим посылкам исследований языков и не может быть объяснена при учете лишь отдельных признаков этой формы.

Придерживаясь такой позиции, вопрос о сущности инфинитива, на наш взгляд, следует искать в комплексности его функций.

Оценивая возможность гомогенной интерпретации инфинитива, можно констатировал, ее недостаточность, применимость к ней мысли JI.B. Щербы, связанной с характеристикой морфологического подхода к частеречной классификации: формальные признаки не ограничиваются одними морфологическими, тут важна вся совокупность лингвистических данных (Щерба 1957, 64-65).

Признание семантического критерия главным при классификации частей речи в ряде исследований нередко сочетается с мыслью о необходимости дифференциации семантических признаков. В этом плане интересна точка зрения И.Р.Вихованца, который в сферу семантического критерия включает как определение направленности частей речи на соответствующие объекты окружающего мира и своеобразия отражения последних в языке, так и выяснение категориальных значений части речи (Вихованец 1988, 13). Учет различных аспектов семантического анализа частей речи позволяет сформулировать некоторые общие положения о свойствах инфинитива, его месте по отношению к отглагольным существительным и глаголам.

Как известно, инфинитив чаще всего сочетается с глаголами, лексические значения которых однородны или с видовыми, или с модальными значениями (ср., например: Я не мог понять; Он намерен уехать в отпуск).

При этом русские инфинитивы в сочетании с глаголами модальной окраски выражают, прежде всего, многообразие и богатство модальных значений, выражаемых обычно формами косвенных наклонений.

Асимметрия в выражении модальности в сопоставляемых языках проявляется в следующих фактах: в русском языке инфинитив гораздо чаще, чем в таджикском, самостоятельно выражает различные модальные значения, он также шире используется с повелительной семантикой. Здесь важно отметить,

что если модальность в русском языке является спецификой инфинитива, то в таджикском языке инфинитив обладает всего лишь способностью сочетаться со словами, выражающими такие значения.

Инфинитив относится к числу древних форм, существовавших в таджикском языке и до сих пор не потерявших своей активности. По данным научных источников, в индоарийских и индоиранских языках (в ведийском и авестийском) существовало до десяти различных форм, которые можно рассматривать как инфинитивы, хотя, по-нашему мнению, они представляли собой отглагольные существительные (nomina actionis). В древнеперсидском языке генерализовалась форма инфинитива на -tana - в дательном падеже, т.е. -tonai. При этом зачастую отмечались случаи образования инфинитива с иной огласовкой, чем причастия прошедшего времени. Так, например, причастие от глагола каг (делать) было krta, а инфинитив -cartanai. Однако уже в среднеперсидском языке инфинитив стал формально отличаться от причастия прошедшего времени только финальным -ан, который на синхронном уровне выступает как суффикс инфинитива.

В отечественном языкознании по поводу строения инфинитива встречаются различные точки зрения. В своем исследовании, придерживаясь традиционной позиции, мы выделяем две формы инфинитива в современном таджикском литературном языке: полную и усеченную. Полная форма инфинитива образуется при помощи суффикса -ан - от основы прошедшего времени глагола, например: кард - кардан ((с)делать).

Усеченный инфинитив имеет два вида: усеченный инфинитив 1-равен основе прошедшего времени и используется лишь в некоторых модальных выражениях, где основное сказуемое -неизменяемые формы бояд (нужно), шояд (стоит). Усеченный инфинитив был весьма распространен в классическом персидском языке, где его функционирование шире (Nazarol 1863, § 500-501).

В современных исследованиях по грамматике таджикского языка зачастую можно встретить термин "усеченный инфинитив-2".

Так называют инфинитивную форму, которая образуется от основы прошедшего времени с суффиксом -а, т.е. формально не отличающуюся от причастия прошедшего времени. Используется усеченный инфинитив-2 в модальных выражениях в текстах, приближенных к живой речи. Усеченный инфинитив второго вида с глаголом шудан (делаться) употребляется в современном таджикском языке реже.

Следующий вопрос, на котором следует остановиться, это -инфинитив в соотношениях с существительными, прилагательными и причастиями. Так, в частности, в таджикском языке инфинитив подобно именам существительным может иметь при себе артикль, сочетаться с предлогами, послелогом -ро, принимать суффиксы множественного числа -хо и входить в изафетные конструкции.

То, что инфинитив в русском языке по своему происхождению связан с существительным, бесспорно. Это доказывает существование слов типа знать, стать, печь, которые застыли в одном падеже, по-видимому, дательном; ср. "неусеченный суффикс инфинитива -ти" в глаголах: нести, вести и дательный падеж существительных: к печи, к ночи и т.п.

Одним из характерных свойств инфинитива в русском языке является способность сочетаться с именами существительными. Особенностью этих сочетаний является их избирательный характер: при свободе лексического заполнения позиции инфинитива наблюдаются довольно строгие семантические ограничения на выбор существительных. В исследованиях, посвященных субстантивно-инфинитивным сочетаниям, даны достаточно детальные перечни имен, сочетающихся с инфинитивами.

Помимо способности соотноситься с именами существительными, инфинитив в русском языке обнаруживает возможность вступать в различные сочетаемостные отношения с прилагательными и причастиями. На характер этих отношений и содержание смысловых связей инфинитивной конструкции, которая формируется с помощью семантических предикатов -прилагательных и причастий, оказывает влияние не только и не

столько семантика прилагательного или причастия, но и их синтаксическая функция в предложении.

Близость инфинитива к именр существительному по значению, образованию и происхождению проявляется и в синтаксическом использовании неопределенной формы, которая может реализоваться в роли любого члена предложения. Данный аспект выявляет общеязыковую тенденцию, которая не часто обнаруживается в личных системах (то свойство инфинитива, которым он обладает как в русском, так и в таджикском языках).

В разделе рассматриваются залоговые конструкции, образуемые инфинитивами: каузативные (в них инфинитив выступает в функции дополнения), конструкции с модальными глаголами (характерными преимущественно для таджикского языка). Функционально инфинитив в таких конструкциях выступает как определение или предикатив.

Не менее интересны расхождения свойств инфинитива в русском и таджикском языке. В таджикском языке инфинитив способен образовывать инфинитивные словосочетания, в которых связь слов осуществляется с помощью изафета, предлогов, послелогов и путем примыкания.

Инфинитив, принимая изафет, образует инфинитивно-изафетную конструкцию, в которой выявляются его номинативные свойства. Распространяющие слова инфинитивно-изафетных словосочетаний, выступая с номинативными частями речи и с другими, связанными с ним словами, имеют различные значения. Более распространенными в таджикском языке являются инфинитивно-предложные словосочетания, в которых зависимые слова связываются с инфинитивом с помощью предлога бо: Баъд аз цадре кофтан бо як чубчаи ки дар вай бо сиё^й хати бисере кашида шудабуд... (Айнй).

При недостаточности морфологических средств синтаксической связи в инфинитивных конструкциях в таджикском язьпсе важную роль приобретает использование послелогов.

Сравнение инфинитивных конструкций в сопоставляемых языках выявляет такое универсальное явление языка, как десемантизация лексических единиц. За счет десемантизированных лексических элементов в языках решаются многие структурные задачи, в первую очередь, средства синтаксической связи.

В таджикском языке отмечаются случаи частичной утраты собственного самостоятельного значения у небольшого количества слов, которые в неинфинитивных конструкциях имеют несколько иное значение.

Более существенной типологической чертой таджикского языка является грамматическая десемантизация слов. Это касается таких служебных слов, как артикли, предлоги и послелоги, у которых в составе сочетаний собственное значение ослабляется.

Общий аналитизм в десемантизации лексем в таджикском языке играет большую роль, чем в русском, где количество слов, употребляющихся только в составе устойчивых или полуустойчивых сочетаний, значительно.

Кроме того, инфинитивный оборот в таджикском языке может быть осложнен определением, причастием или другим инфинитивным оборотом. B.C. Расторгуева и A.A. Керимова приводят случай, когда в один оборот объединены три инфинитива: аз рузи аввалин бор ба даст цаламу дафтар гирифтан то ба зинаи олии дониш пой нщодан ин фарзанди тоцик ба мацсаду маслаки худ вафодор буданро омухт (Ниёзй).

Помимо вышеуказанных инфинитивных оборотов, в современном таджикском языке встречаются и такие сочетания, в которых инфинитив одновременно проявляет синкретические свойства, т.е. номинативные и глагольные. Сочетание именных и глагольных свойств в инфинитиве дает возможность с его помощью образовывать сложные инфинитивные словосочетания. Здесь важно отметить особенность глагольной природы таджикского инфинитива, которая наиболее отчетливо проявляется в наличии продолженного {хонда истодан) и пассивного инфинитива (хонда шудан), в глагольном управлении подчиненными словами и

включении в отдельные видовременные формы смыслового глагола в инфинитиве.

Сказанное позволяет сделать следующий вывод: в сфере синтаксических связей таджикский язык продолжает многие из тех тенденций, которые он проявляет в области морфологии: аналитизм, относительно слабая взаимозависимость между значением слова и его грамматической формой.

Подобно тому как в морфологии аналитизм проявляется в членимости грамматической формы слова, так и в синтаксических связях он выражается в аналитических структурах члена предложения, что было выявлено при исследовании инфинитивных конструкций. Последние находят в таджикском языке более широкое распространение, чем в русском и встречаются при выражении предиката.

В таджикском языке широко используются не только аналитические структуры со служебными словами в инфинитивных конструкциях (особенно с предлогами), но и с десемантизированными знаменательными, многие из которых достигли высокой степени грамматизации, превратившись по функции в предлоги.

Отсутствие в сопоставляемых языках одной из конструкций как бы предусмотрено самой грамматической системой языка. Хотя грамматика языка представляет собой систему, но система эта не жесткая, в ней постоянно обнаруживаются пропуски, незаполненные места, которые можно заменить другими единицами. Однако подобные пропуски всегда создают дополнительные трудности при переводах с одного языка на другой.

Для синтаксической природы инфинитива в русском языке характерно отчетливое тяготение инфинитива с лимитативным значением к существительным в функции главного члена предложения, а также прямого дополнения. Подобная позиция способствует усилению самостоятельности инфинитива, а также появлению у него дополнительных обстоятельственных значений. Все это дает основание для оценки инфинитива как переходной формы, сочетающей в себе свойства словосочетания и компонента

предложения: Чтоб было где хранить потомкам овец, настало время возобновить собор (Вознесенский).

Функция сказуемого выступает наиболее адекватным формалшо<ятаксичш<им представлением семантики прилагательных и причастий. Обращение к фактическому материалу показывает, что подавляющее большинство сочетаний инфинитива с прилагательными и причастиями отражает случаи, когда эти опорные компоненты самостоятельно или в сочетаниях с инфинитивом выполняют роль сказуемых.

Предикативный характер инфинитива, прилагательных и причастий в русском языке обусловливает наличие у подобных сочетаний двух основных взаимосвязанных свойств. Одно из них состоит в том, что эти сочетания формируются лишь на уровне предложения. Второе свойство заключается в том, что отношения между прилагательными, причастиями и инфинитивом определяются характером соотношения двух односубъектных пропозиций: главной - с характеризующим предикатом, выраженным причастием или прилагательным, и формально подчиненной, предикат которой представлен инфинитивом. О наличии в случае примыкания инфинитива к прилагательным и причастиям минимум двух пропозитивных структур свидетельствует следующий пример: В каждой работе должна прилипать рубаха к горячему телу (Солоухин) - Ср.: В каждой работе рубаха прилипает к горячему телу.

Употребление и инфинитива в качестве компонента составною сказуемого наблюдается при модальных прилагательных долженствования, способности, намерения

В большинстве случаев модальные объективы дают признаковую характеристику подлежащему по наличию у него некоторых способностей, намерений или некоторых обязанностей. Инфинитив при этом выполняет изъяснительную функцию.

Функторно не характеризующие функции в ряде случаев способны приобретать лишь прилагательные, обозначающие обязанность {должен, вынужден, обязан). Например: Он вынужден

(был, будет) ходить на занятия. - Он ходит (ходил, будет ходить) на занятия.

В зависимости от семантики функторно характеризующей части и инфинитива составные сказуемые в русском языке способны выражать ряд противопоставленных предикативных значений.

Важно заметить, что не менее продуктивным в русском языке является сочетание инфинитива с краткими прилагательными способен, должен, обязан, передающее причинно - следственно связанные значения способности и категорической возможности. Строгая противопоставленность семантики данных прилагательных обычно сохраняется при их сочетании с подлежащими, которые обозначают лиц и животных, а также, если инфинитив не выражает случайного, не обусловленного волей субъекта проявления. При нарушении этих условий появляется возможность их синонимической взаимозамены. Ср.: Он способен упасть. - Он должен упасть.

Как видно из приведенных примеров, сочетания с зависимым инфинитивом нужно признать характерными и типичными для кратких прилагательных, точнее, для тех из них, которые или уже обособились от категории имени прилагательного, или близки к этому.

К числу продуктивных полных форм, сочетающихся в составе обособленных оборотов с инфинитивом, относятся лишь прилагательные со значением устремления, склонности и способности: готовый, склонный, способный. Как отмечает Н.Н.Прокопович, употребительность таких сочетаний возрастает, но круг прилагательных, способных их образовывать, не только не расширяется, но и несколько сужается (Прокопович 1966, 387).

Таким образом, проведенное исследование семантики инфинитива, особенностей инфинитивных конструкций в русском языке показывает условность подведения его под традиционные категории подлежащего, сказуемого, а также второстепенных членов предложения. К нему в полной мере оказывается

применимой концепция A.A. Потебни, который отмечал, что данная форма «всегда относится к категории сказуемого в обширном смысле», т.е. не может быть ни настоящим подлежащим, ни настоящим дополнением. И там, где «неопределенное наклонение, как говорят, есть подлежащее, точнее говоря, оно только выдвинуто на место подлежащего (подобно тому, как выдвигается так и предложение с личным глаголом), но имеет все-таки глагольное, а не именное значение, так как относится к неизвестному 3-му лицу и соответствует развитому предложению" (Потебня 1958, 342).

Предпринятая в данном исследовании попытка описания семантических свойств инфинитива, показавшая невозможность рассмотрения инфинитива в аспекте обычных для субстантивных форм функций, подчеркивает значимость разработки теоретических подходов к интерпретации инфинитивных конструкций, не сводимых к традиционным подлежащно-сказуемостным структурам. Выделение иных типов конструкций (в данном случае инфинитивных) ведет к повышению адекватности лингвистических описаний, способствует сохранению необходимой стройности, выражаясь словами Д.Н. Шмелева, в использовании понятийного аппарата, релевантного для характеристики словосочетания. Он, в частности, отмечает:

«Мы сможем принять достаточно жесткое и однозначное определение подлежащего и сказуемого, не стремясь соотнести с ними при помощи введения дополнительных условий текстуры, в которых обнаруживается иная связь между предикативно объединяемыми компонентами, как, например, Кататься весело, У нее радость, Дождя не было, Нет никого, За окном море. Хотя многие из подобных предложений по традиции относят к односоставным, их двухкомпонентность, если отрешиться от представления о подлежащно-сказуемостной двусоставности, в общем, не может вызывать сомнения" (Шмелев 1976,145-146).

Думается, что анализ конструкций с инфинитивом представляет дополнительные аргументы в пользу такого подхода,

четко сформулированного Д.Н. Шмелевым и реализованного в последние годы в ряде оригинальных разработок, намечает пути его дальнейшего развития.

Далее выявляются семантические варианты русских инфинитивных конструкций в таджикском языке на лексическом и грамматическом уровнях, определяются способы передачи подобных конструкций.

Материалом данного раздела послужили произведения классиков русской литературы и их переводы на таджикский язык, сделанные в разное время и оставленные без изменения.

Однако из этого не следует, что такие переводы мы считаем адекватными, точно передающими грамматические особенности оригинала. Как известно, при переводе одну и ту же грамматическую конструкцию можно выразить несколькими способами. В одном случае с грамматической точки зрения перевод может приближаться к оригиналу, в другом - удаляться от него. Естественно, грамматические задачи при этом выдвигаются не на первый план, а лишь постольку, поскольку они необходимы для наиболее полной передачи содержания произведения на другой язык.

При сопоставлении инфинитивных конструкций русского и таджикского языков за основу было взято словосочетание, так как оно обладает спецификой, отличающей его от предложения и от отдельного слова.

Инфинитивные конструкции характеризуются большим структурным разнообразием и богатством семантики.

В диссертации были подвергнуты детальному анализу конструкции с инфинитивом русского языка и выявлены способы их передачи на таджикский язык. Поскольку инфинитив обозначает лишь действие, а слово, сочетающееся с ним, указывает на отношение субъекта к этому действию, то все конструкции классифицируются в лексические рубрики, указывающие на отношение субъекта к действию.

Первую рубрику составляют инфинитивные конструкции, выражающие возможность совершения действия.

Значение возможности в сопоставляемых языках находит выражение в сочетаниях различных частей речи с инфинитивом. В таджикском языке семантика возможности передается также сложноподчиненными предложениями с придаточными дополнительными (изъяснительными), в которых модальное слово или спрягаемый глагол находится в главном предложении, а аорист - в придаточном.

Если в русском языке универсальным средством в инфинитивных конструкциях, передающим возможность совершения действия, служит глагол мочь, в таджикском языке подобным средством является глагол тавонистан, сочетающийся с деепричастием прошедшего времени.

Для указания на объектную возможность, не зависящую от субъекта, в таджикском языке используется модальное слово мумкин с инфинитивом или аористом: Хама чизро ёд гирифтан мумкин аст - Всему можно научиться.

Во вторую рубрику входят инфинитивные конструкции, выражающие необходимость и долженствование. В русском языке значение необходимости реализуется асимметричными экзистенциальными конструкциями, в составе которых имеются предикативные слова надо, нужно, необходимо и глаголы следует, стоит. Выбор модального значения и его классификация, как правило, контекстуально обусловлены:

1) залоговые и модальные значения, реализуемые инфинитивом в таких конструкциях, тесно взаимосвязаны. Модальный элемент придает всей конструкции более выраженный характер, и, имея форму настоящего времени, фактически ориентирует высказывание в будущее;

2) в каузативных конструкциях действие инфинитива не может осуществляться одновременно с каузацией или предшествовать ей; оно следует за действием каузативного глагола и поэтому всегда реализуется в будущем и может носить регулярный либо однократный характер. Необходимость действия выражается в таджикском языке модальными единицами даркор, лозим, зарур,

примыкающими к инфинитиву: - Лес этот необходимо было продать (Толстой) - Ин цангалро фурухтан зарур буд.

Инфинитивные конструкции со значением желания и средства передачи их на таджикский язык рассматриваются в следующей рубрике.

Собственно желание выражается в русском языке глаголами (хотеть, желать, мечтать, хотелось, не терпелось, подмывало). Подобно русскому, в таджикском языке значение желания передается сочетанием финитных глаголов с инфинитивом. Нейтральным и самым употребительным в таджикском языке является глагол хостан (хотеть).

Асимметрия проявляется в том, что этот глагол, в отличие от русского, может сочетаться также и с аористом, входя в структуру как простого, так и сложного предложения. Например: - Я понял, что она хочет проститься (Каверин) - Ман фаумидам, ки вай мехоуад ба ман видоъ кунад.

К конструктивным особенностям следует также отнести наличие в таджикском языке специальной формы - причастия будущего времени на -й. Это причастие показывает намерение, желание, решимость совершения действия.

Наряду с сочетаниями, содержащими субъектный инфинитив, в сопоставляемых языках выделяется довольно обширная группа глаголов, к которым примыкает объектный инфинитив. В классификации сочетаний, включающих в свой состав сочетания личного глагола с объектным инфинитивом, наблюдается большое разнообразие мнений и подходов. Различия связаны с определением объема глаголов, к которым примыкают объектные инфинитивы, с трактовкой природы подобных сочетаний, с характеристикой роли инфинитива в таких сочетаниях.

Рассмотрение конструкций с объектным инфинитивом обнаруживает их неоднородность, как в плане семантики личного глагола, так и в отношении связи личного глагола и инфинитива.

Наиболее обширную группу глаголов, сочетающихся с объектным инфинитивом, составляют каузативные глаголы. Они

обладают одной общей чертой - содержат в своей семантической структуре сему побуждения: Я приказывал экипажу прыгать с парашютом (Каверин) - Ман ба экипаж фармон медодгш, ки худро бо парашют партояд.

Аналогичные конструкции в обоих языках весьма активны.

Во второй главе - "Причастия как категория гибридных глагольно-прилагательных форм", состоящей из трех разделов, рассматриваются приемы и принципы смешения грамматических признаков глагола и имени прилагательного в строе причастий: от глагола причастием заимствованы залог, вид, время и глагольное управление (читать книгу - читающий книгу), от прилагательных в русском языке - род, число, падеж.

Определяя специфику причастия в русском языке, необходимо, в первую очередь, обратить внимание на процесс окачествления возвратных и невозвратных причастий.

Среди нестрадательных причастий выделяются образования на ся, т.е. возвратные формы причастий. Их резкое морфологическое отличие от прилагательных (т.е. финитное -ся), а также залоговые значения служат препятствием для их окачествления. Лишь полная грамматическая изоляция такого причастия от других форм того же глагола, включение его в круг чисто качественных значений могут повлечь за собой нейтрализацию его глагольных свойств. (Ср., например, выдающийся, опустившийся и особенно формы причастий с отрицанием не-, придающим слову ярко выраженный оттенок потенциального качества- незадавшееся предприятие, неудавшийся актер).

Употребление причастий на -ся в страдательном значении способно лишь укрепить и подчеркнуть их глагольный характер (особенно форм прошедшего времени совершенного вида на -вшийся, -шийся), так как соответствующие страдательные формы с суффиксами -пи-, -т- неупотребительны.

В силу специфичности причастия на -вшийся, -шийся особенно редко поддаются качественному преобразованию.

Причастия без -ся ярко выражают и прочно сохраняют свою глагольность также в формах на -вгиий. В этих формах ощутимо отношение к прошедшему времени (ср. минувший). Прошедшее время, как сильное время глагола, сохраняет свое значение и в глагольных образованиях смешанного типа. Отношение к прошлому, при ярко выраженных видовых оттенках значения, усиливаемых приставками, устраняет возможность качественного преобразования.

Глагольные значения достаточно сильно дают о себе знать в причастиях на -вший даже от глаголов с непереходным значением и притом не осложненных количественными видовыми приставками и суффиксами (вроде -ну-). В причастиях же с переходным значением наличие объекта действия совершенно парализует возможность развития качественных значений.

Понятно, что причастия прошедшего времени не имеют кратких форм.

Совершенно иную картину представляют причастия на -ущий (-ющий) и -ащий (-ящий), которые образуются от 3-го лица множественного числа глаголов настоящего времени (но с переносом ударения на суффикс -ащий (-ящий)), соответственно ударению инфинитива, кроме слов любящий, дышащий и прост. -облает, служащий, (ср. также моющий). При отсутствии резких количественно - видовых примет причастия на -щий легко приобретают качественные оттенки значения, т.к. они, в сущности, лишены формы времени. Считается, что причастия на -щий выражают одновременность с действием основного глагола или - в сравнительно редких случаях - расширенное значение настоящего времени (т.е. значение неопределенно длящегося промежутка времени). Но этот взгляд вытекает лишь из отрицательного свойства самой формы: причастия на -щий сами по себе ни на прошедшее, ни на будущее время указывать не могут, они обозначают лишь наличный процессуальный признак. Соотносительно с причастиями на -вший их значение кажется значением настоящего, т.е. непрошедшего, времени.

Особенно широко и свободно развиваются качественные значения в образованиях на -щий с непереходным значением или при устранении переходного значения, например: одуряющий запах; вызывающий вид; раздражающий тон.

Близость причастий на -щий к имени прилагательному проявляется и в усиливающейся склонности книжного языка к образованию сложных причастных слов с основой имени существительного в первой части, вроде жаропонижающие, болеутоляющие средства.

Следующий вопрос, который был рассмотрен в данной главе, -трансформационные процессы в страдательных причастиях и их распадение на омонимы - причастия и прилагательные.

Следует отметить, что в русском языке особенно далеко зашел процесс окачествления страдательных причастий. При этом причастия на -нный и -тый гораздо больше поддаются качественным изменениям и гораздо ближе к прилагательным, чем причастия настоящего времени на -мый.

В других глагольных классах, например, от глаголов на -итъ (типа графить, белить и т.д.), а тем более в непродуктивных плагальных группах причастные образования малоупотребительны: несомый, ведомый, влекомый и некоторые другие на -омый (ср. у Пушкина грызомый) в живой речи почти совсем вымерли. В книжной речи эти причастия на -имый, -омый, -емый употребляются обычно в таком синтаксическом контексте, который устраняет или ослабляет возможность их качественного понимания.

В отличие от них, причастия на -мый представляют собой такой морфологический тип, в котором категория действия -состояния явно преобладает над оттенками качественной оценки и даже качественного состояния.

Тенденция к окачествлению причастных форм распространяется все шире. Она развивается и независимо от соотношения причастия с отлагательным существительным. Например: истасканный (ср.: истасканное лицо - туфли, истасканные мною за месяц).

Процесс распада глагольности в системе причастий на -нный достаточно интенсивен в современном русском языке, что приводит к возникновению раздвоения слов, фиксируемого орфографическими средствами. Возникают двойственные написания в нечленных формах, например: Все общество было взволновано новостью - и: Лицо девушки было взволнованно.

Развитие качественных значений более свободно протекает в членных формах причастий и зачастую реализуется в кратких формах. В связи с процессом грамматического переосмысления причастий происходят семантические сдвиги в значениях причастий.

Таким образом, в формах причастий наблюдается необыкновенно острый и сложный процесс грамматической гибридизации. Одновременно и смысловая структура этих форм подвергается глубоким изменениям, так как в них сталкиваются и объединяются противоречивые ряды значений. Полный распад формы на омонимы осуществляется не часто. Однако семантическое единство причастной формы становится колеблющимся и условным. Намечается новый тип "гибридной" лексемы, не вполне обычный в языке с преобладающим синтетическим строем.

Аналитический обзор существующей научной литературы показал, что проблема неличных форм глагола в таджикском языке разработана больше в диалектологии, чем в грамматиках литературного языка и учебных пособиях.

В имеющихся грамматиках таджикского языка определяется 7 типов причастий, различающихся между собой способом образования, а также формальной структурой. Классификация таджикских причастий строится, в первую очередь, на основе категории времени, которая наряду с категорией залога играет важную роль в формировании системы причастий и является основным свойством, благодаря чему причастие сохраняется в сфере глагола.

Данная категория в таджикских причастиях, как и в спрягаемых формах глагола, представляет собой наиболее развитую систему грамматических форм.

В таджикском языке в причастных формах морфологически выражено три времени: а) настоящее; б) будущее; в) прошедшее.

Для причастных форм настоящего, настояще-будущего, настоящего определенного и будущего времени, как правило, свойственно выражение продолжительности действия, в то время как причастия прошедшего времени указывают на законченность действия: Дар ин вацт касе лампаи дар гирифта истодаеро бароварда бар сари зина нщод (Айнй); Галина Андреевна ба пеши у самбу са^ои нагз медидагиашро оварда монд (Улугзода).

Подобно личным формам глагола, причастия в сравниваемых языках бывают действительного и страдательного залогов. Наличие этих общих черт не исключает существенной разницы в реализации залога в причастиях.

В таджикском языке характер выражения залогового значения в причастных формах обладает ярко выраженной спецификой. Противопоставление действительных и страдательных причастий носит более сложный характер. При образовании причастий от непереходных глаголов реализуется значение лишь действительного залога, например: Оташи хомушгашта аз пав аланга гирифта, хонаро равшантар кард (Улугзода).

Причастные формы, образованные от переходных глаголов, выражающих страдательное значение, сочетаются не только с энклитиками и личными местоимениями, но и с существительными.

Специфической особенностью таджикского языка является совмещение в некоторых глагольных формах грамматических признаков причастия и деепричастия. В данном случае речь идет о причастиях прошедшего времени на -а и причастиях настоящего определенного времени на -а, которые в зависимости от контекста в предложении могут выполнять как атрибутивную, так и адвербиальную функции, например: китоби ман хонда (читаемая

мной книга). - Духтар китоб хонда истода ба хотир овард -Девушка вспомнила, читая книгу.

Учитывая двойственность семантики этих причастных форм, в лингвистике их иногда называют описательно причастно-деепричастными словами - "сифати феъли - феъли хол".

Сравним примеры: Шамоли ку%й палатой... дар нишебщо шукуфтаро мерацсонид (Улугзода); Бибй Мастура бошад, аз хурсандй шукуфта хомуш менишаст (Улугзода).

В первом предложении причастие шукуфта выполняет функцию определения, а во втором - обстоятельства образа действия, т.к. здесь форма шукуфта является деепричастием. '

Исторически, по своему происхождению, названные формы являются причастиями. В.С.Расторгуева и А.А.Керимова считают, что "расширение функций старого причастия было, очевидно, следствием общего развития языка по пути перехода ко все более ярко выраженному аналитическому строю" (Расторгуева, Керимова 1964, 157). Причастие на -а с двойственным причастно-деепричастным значением в языке классического периода перешло в современный таджикский литературный язык. Подобные формы в монографии называются "причастно-деепричастными", т.е. считается, что этот термин наиболее точно соответствует грамматической природе этих форм, выполняющих функции как причастия, так и деепричастия. Двойственность функции форм на -а отмечалась и в исследовании Б. Сиёева ( Сиёев 1968, 76-78).

Близость причастий и прилагательных в сопоставляемых языках находит выражение в процессах адъективации и субстантивации.

Занимая своеобразное положение в системе частей речи, причастия как в таджикском, так и в русском языке зачастую отрываются от глагольной парадигмы и переходят в ряд других частей речи. Наиболее актуальными для сопоставляемых языков процессами подобного перехода являются адъективация и субстантивация.

Сравнивая процессы адъективации и субстантивации причастий, следует отметить, что в качестве первичного процесса обычно рассматривается адъективация, а субстантивация возникает часто на базе адъективированных причастий.

Адъективация - переход других частей речи в имя прилагательное - употребляется преимущественно по отношению к причастиям, так как они больше всего подвержены этому процессу. Это объясняется тем, что причастие - это название глагольного признака, осложненного представлением о свойстве или качестве; причастие является глагольным прилагательным, поэтому "родство" причастий и прилагательных по основному грамматическому значению, общность синтаксических функций и морфологических признаков создает потенциальную возможность адъективации причастий.

В последнее время процесс распада глагольности в таджикских причастиях происходит интенсивно и затрагивает значительное число слов, до сих пор отчетливо сохранявших глагольные признаки. Различные типы причастий в таджикском языке адъективируются неодинаково. В отличие от русского языка, где процессу адъективации подвержены все морфологические типы причастий, в таджикском существуют классы причастий, которые обычно не переходят в разряд имен прилагательных. Речь идет о причастиях настояще-будущего и будущего времени, адъективирующихся в редких случаях.

Как показывает сопоставление, в рассматриваемых языках широко представлен такой тип конверсии, как субстантивация определенных основ (прилагательных, причастий, порядковых числительных). Субстантивация как морфолого-синтаксический способ словообразования имен существительных включает в себя два аспекта: морфологический и синтаксический.

Оба аспекта субстантивации реализуются в таджикском и русском языках по-разному. В русском языке субстантивация причастий влечет за собой редукцию парадигмы, связанную с утратой изменения по родам. В таджикском языке морфологический аспект субстантивации проявляется в том, что причастие

приобретает способность принимать грамматические признаки имен существительных.

Что касается синтаксического аспекта, субстантивация в таджикском языке проявляется в том, что причастие приобретает способность выступать в роли определяемого в изафетной конструкции и выполнять функции подлежащего и дополнения.

В русском языке изафетной конструкции соответствует сочетание с согласованным определением.

В лингвистической литературе существует два мнения по поводу субстантивации причастий. Традиционная точка зрения заключается в том, что для субстантивации причастий необходима предварительная адъективация, которая находит продолжение в субстантивации (Абакумова С.И., Булаховский J1.A., Кретова В.Н.).

Вторая точка зрения противоположна первой: субстантивируются причастия не только адъективированные, но и причастные формы, не прошедшие адъективации. Придерживающийся этого мнения A.A. Потебня выделяет два типа субстантивированных причастий. С одной стороны, субстантивация происходит тогда, когда определяемое существительное опускается, передав атрибуту свое значение. Но встречаются случаи, когда причастие выполняет функцию существительного. Этот момент достаточно обстоятельно рассмотрен М.И.Смольяниновой, которая различает непосредственную (причастие-существительное) и опосредованную (причастие -прилагательное - существительное) субстантивацию. Наиболее продуктивный и распространенный способ - непосредственный, когда причастие прямо переходит в класс имен существительных.

Субстантивированные причастия как в таджикском, так и в русском языках характеризуются гораздо более однородным семантическим составом, чем субстантивированные имена прилагательные.

В таджикской лингвистической литературе бытует мнение, согласно которому причастные формы способны выполнять различные синтаксические функции в предложении и принимают все признаки имен существительных постольку, поскольку они

имеют номинативные функции в самой своей природе. Мы полагаем, что, возможно, это мнение является ошибочным, так как причастные формы, как было изложено выше, приобретая признаки имен существительных, выполняют различные синтаксические функции только в случае субстантивации, т.е. когда переходят в разряд имен существительных.

Следует заметить, что подобно русскому, в таджикском языке субстантивации в той или иной степени подвергаются все разряды причастий. Вместе с тем, среди таджикских причастий есть разряд, подверженный массовой субстантивации. Речь идет о причастиях настоящего времени на -анда.

Подобное образование может быть признано общеиндоафопейским, шсакшьку оно употребляется в системах причастий различных индоевропейских языков (лат. -ant, -ont, - ent (Соколов 1979, 228). Эта форма разделяется таджикским с классическим и современным персидским, а также языком дари. Вместе с тем, сфера употребления этого причастия в таджикском языке несколько отличается от узусов в классическом и современном персидском языке, где оно весьма активно, т.к. его можно рассматривать скорее как имя деятеля. По мнению некоторых известных иранистов, такие производные слова, формируемые от презентной основы с суффиксом -анда, являются не причастиями, а существительными (Ефимов, Расторгуева, Шарова 1982, 160). Уместно заметить, что в раннеперсидском, как и в таджикском языке, такая форма причастий служила предикатом: davan du behist du casma ast hame-havanda (Lazard 1963, 392).

В современном таджикском языке многие такие причастия приобрели под влиянием русского языка терминологическое значение: муайянкунанда - определение, пуркунанда - дополнение, муайяншаванда - определяемое.

В следующем разделе рассматривается синтаксическая природа причастия в сопоставляемых языках.

Исходя из того, что каждая из знаменательных частей речи во всех языках имеет вполне определенную основную синтаксическую

функцию, можно отметить также их полифункциональность. Это означает, что словоформы каждой из частей речи могут выступать не только в своих первичных функциях, но и в позиции других членов предложения. В этом проявляется динамичность системы частей речи, на которую указывал В.В. Виноградов (Виноградов 1986, 38).

Выше отмечалось, что причастие является адъективной репрезентацией глагола. Двойственность природы причастий воздействовала на его синтаксическое функционирование, т.е. причастие, будучи глагольной формой, выполняет одинаковые с именем прилагательным синтаксические функции, основной среди которых является роль определения.

Прежде чем рассматривать этот аспект, отметим, что термин "согласованное определение" правомерен лишь для русского языка.

Русскому сочетанию имени существительного с согласованным определением (интересная книга) соответствует изафетная связь в таджикском языке (китоби шавцовар), которая является одним из основных средств синтаксической связи.

Для большинства индоевропейских языков характерно активное использование причастий при образовании аналитических глагольных форм. Степень распространенности подобных форм зависит от типологической характеристики морфологического строя данного языка.

Таджикский язык принадлежит к числу аналитических языков. Русский язык относится к синтетическим, т.е. аналитические тенденции в нем выражены гораздо в меньшей степени. Эта общая характеристика ярко выражена и в области глагольных словоформ, в том числе и аналитических, включающих в себя причастия. Традиционно в рамках глагольной морфологии современного русского языка признается лишь одна аналитическая форма -будущее несовершенное время (буду читать, буду строить), образуемое при помощи вспомогательного глагола быть в сочетании с инфинитивом основного спрягаемого глагола. Вместе с тем, в истории русского языка встречались и другие аналитические

формы. Важнейшей из них была форма перфекта, состоящая из настоящего времени вспомогательного глагола и причастия прошедшего времени основного глагола (азь есъмъ читалъ). В дальнейшем вспомогательный глагол в этой аналитической форме был утрачен, в результате чего форма на -л - перестала восприниматься как причастие и трансформировалась в единую форму прошедшего времени.

Современной лингвистикой выдвигается положение о существовании в русском языке других аналитических форм глагола. Речь идет о формах страдательного залога от переходных глаголов совершенного вида (был издан, будет восстановлен).

Следует заметить, что в русском языке аналитические формы глагола с использованием причастий служат лишь для выражения залогового (страдательного) значения, причем единственный тип причастия, используемый в аналитических формах, - это краткое страдательное причастие прошедшего времени.

В глагольной парадигме таджикского языка, как и в других частях речи, аналитические формы занимают гораздо более значительное место, чем в русском языке. Среди таких форм преобладают формы с использованием причастий.

Выше мы отмечали, что современная русская форма прошедшего времени генетически является причастной. Аналогичное явление наблюдается и в истории развития таджикского языка. Основа прошедшего времени таджикского глагола (она же - форма третьего лица простого прошедшего времени) исторически произошла из древней формы причастия, образованного от корня с помощью суффикса -та.

Однако, если в русском языке переосмысление причастной формы на -л в качестве единственной личной формы глагола прошедшего времени означало полное исчезновение причастий из сферы аналитического образования форм глагольного времени, то в таджикском языке временные формы, включающие в себя причастия, продолжают оставаться широко распространенными и активно функционируют как в письменной, так и в устной речи. В

таджикском языке наиболее отчетливо выражены две группы временных форм изъявительного наклонения - очевидные и неочевидные. Очевидные формы используются в тех случаях, когда говорящий сообщает о факте, известном ему из его личного опыта, а неочевидные - тогда, когда он опирается на побочные, полученные от других лиц источники или на свое собственное умозаключение.

Важно заметить, что если аналитическая форма в русском языке с использованием причастий регулярно образуется лишь от переходных глаголов совершенного вида, то в таджикском языке эта форма может быть образована от любого переходного глагола. Объяснить это можно тем, что в таджикском языке нет четкого противопоставления глаголов по виду (это выражается при помощи временных форм). Аналитические формы пассива в таджикском языке могут быть образованы также при помощи причастий прошедшего времени на -гй, например: Дарвозаи мактаб кушодагй буд (Улугзода).

Подобное явление рассматривается в лингвистике как новообразование, характерное прежде всего для разговорной речи.

В третьей главе - "Деепричастие как гибридная наречно-глагольная категория" - раскрывается как синкретическая природа деепричастия в сопоставляемых языках, так и его синтаксическое своеобразие.

Как причастие является формой смешанного глагольно-именного образования, так и деепричастие представляет собой синкретическую природу - объединение семантики глагола и наречия. При этом необходимо отметить, что данный разряд слов функционально-семантическими особенностями отличается не только от глагола и наречия, но и от других неспрягаемых форм глагола, т.е. от инфинитива и причастия.

Относительно происхождения деепричастий в русском языке можно сказать, что это потерявшие родовые, числовые и падежные окончания краткие причастия настоящего и прошедшего времени, причем, они сохранились в форме именительного падежа единственного числа мужского рода (например, любя, прибыв, спустя) или именительного падежа множественного числа того же

РОС. НАЦИОНАЛЬНАЯ

библиотека

С.Петербург 200 РК

рода (будучи, едучи, крадучись), причем -учи вытеснило более древнее -уче, по-видимому, под влиянием господствующего в словах мужского рода окончания именительного падежа множественного числа (ср.: были).

Согласно точке зрения A.A. Шахматова, по значению и синтаксическому употреблению собственно деепричастия должны быть отделены от тех деепричастий, которые превратились в наречия. Настоящим деепричастием автор называет только такое, которое употребляется в качестве второстепенного или главного сказуемого (Шахматов 1986,431-472).

Деепричастие в сопоставляемых языках - это грамматически оформленный разряд слов с функцией определения характера совершения действия. В отличие от причастий, деепричастия могут относиться только к глаголу.

Деепричастие - одна из характерных черт восточнославянских языков. Оно произошло на русской почве в XIV-XV вв. из кратких форм старого причастия, "застывшего" в некоторых падежных формах, что напоминает, до известной степени, образование некоторых типов наречий от имен прилагательных. В старославянском языке русскому деепричастию соответствовали краткие причастия, которые, однако, еще сохранили в нем свое склонение и употреблялись во всех падежах.

В отличие от причастия, деепричастие не имеет категории времени, так как она объединилась с категорией вида. В современном русском языке существуют два типа деепричастий: *

1) деепричастия несовершенного вида, образуемые от основы настоящего времени глаголов несовершенного вида при помощи суффиксов -а (-я), -учи (-ючи): бренча, бормоча, ворча, поглядывая, играючи и т.д. и

2) деепричастия совершенного вида, образуемые от основы неопределенной формы глаголов совершенного вида при помощи суффиксов -в, -вши, -ши: взяв, взявши, сказав, дав, напрягши, увязавши, приведя, принеся и т.п.

Из приведенных примеров видна связь по происхождению и образованию деепричастий несовершенного вида с причастиями настоящего времени действительного .залога, а деепричастий совершенного вида - с причастиями прошедшего времени (от глаголов совершенного вида).

Деепричастия несовершенного вида обозначают добавочное действие, одновременное с основным, а деепричастия совершенного вида - добавочное действие, предшествующее основному.

Следует отметить, что деепричастия с суффиксами -учи (-ючи) очень редко употребляются в современном русском языке, уходя в наречия или закрепляясь в фразеологических оборотах: жить припеваючи, идти крадучись.

Для деепричастий несовершенного вида характерна невозможность образования от некоторых групп непродуктивных глаголов:

1) с инфинитивом на -ать, если -а отсутствует в формах настоящего времени: драть (деру), слать (шлю) и т.п.;

2) от односложных глаголов на -ить: бить (бия) - носит особый стилистический оттенок, например, в фразеологическом обороте бия себя в грудь, лить (лия у Пушкина - архаизм) и т.п.;

3) от других односложных: мять, знать и т.п.; 4) от глаголов с основой инфинитива на заднеязычные, на -ере, -оло - и некоторые другие. Ср. необычность деепричастия бережа: бережа прически и платья, eil часов разместились по каретам и поехали (Толстой).

Суффикс -вши деепричастия совершенного вида в наши дни выходит из употребления, сохраняясь с налетом архаичности в пословицах и изредка в литературном языке и уступая место суффиксу -в. Ср. пословицу: Не давши слова - крепись, а давши слово - держись.

С суффиксом -а (-я) деепричастия совершенного вида в настоящее время употребляются сравнительно редко, но в начале XIX в. они были весьма распространены, особенно с частицей -сь: Служанок била осердясь (Пушкин).

Существующие деепричастия возвратно-среднего залога с частицей -съ подразделяются на два типа: 1) деепричастия несовершенного вида (берясь, умываясь, одеваясь, соревнуясь, прогуливаясь, намереваясь) и 2) деепричастия совершенного вида (умывшись, одевшись, опершись и т.п.). Значения этих деепричастий на -съ соответствуют значениям спрягаемых форм возвратно-среднего залога.

В отличие от причастий, особой страдательной формы деепричастия не имеют. Если необходимо обозначить добавочное действие, исходящее от другого предмета, т.е. выразить страдательное значение, то предпочтение отдается аналитическому обороту - сочетанию краткого страдательного причастия настоящего и прошедшего времен с деепричастием вспомогательного глагола будучи: будучи избираем, будучи назначаем (сравнительно редко от глагола несовершенного вида); будучи избран, будучи назначен и т.п.

Одной из особенностей деепричастий является их способность адвербиализироваться.

Не подлежит сомнению, что особенно сильный налет наречности лежит именно на деепричастиях несовершенного вида, и притом на формах без -ся (-съ) в большей степени, чем на формах с -ся (-съ) (в случае, если те и другие деепричастия имеют непереходное значение). Например: Случалось, что сторож обладал способностью альбатроса: он спал ходячи, кланяясь, а спросонья бил ложный всполох (Лесков).

Необходимо заметить, что процессу адвербиализации 4 деепричастий препятствуют видовые значения и оттенки. В некоторых разрядах глаголов они сильнее всего противодействуют сближению деепричастий с наречиями. Так, глаголы несовершенного вида с суффиксами -ыва, -ива почти не обнаруживают тенденции к адвербиализации. Даже отыменные непереходные глаголы на -еть (типа болеть, светлеть и т.п.), в которых выражается постоянное развитие процесса, адвербиализуются с трудом; ср., например: Меж нив златых и пожитей зеленых Оно, синея, стелется широко (Пушкин).

Все это дает основания утверждать, что деепричастия несовершенного вида теснее связаны с глаголами, чем с наречием. Своеобразие их синтаксического употребления, например, отношение к субъекту действия, подчеркивает их глагольность, которая возрастает, когда они стоят в препозиции к определяемым глаголам, и, напротив, снижается, облегчая их адвербиализацию, когда они стоят после определяемых глаголов (Овсянико-Куликовский 1912, 114). Ср.: Не оглядываясь, он медленно шел по улице; Идти не оглядываясь.

Как показали результаты исследования, деепричастия совершенного вида со значением одновременного совокупного или сопряженного действия - состояния чаще всего относятся к таким глаголам, с которыми они семантически сочетаются как их обстоятельственная характеристика. Формы времени и наклонения глагола-сказуемого безразличны для такого употребления деепричастия. Именно в этом кругу семантических связей деепричастные формы чаще всего ослабляют свои видовременные и залоговые значения и оттенки, приближаясь к фразеологическим сочетаниям наречного типа.

Процесс адвербиализации деепричастий в современном русском языке более активно протекает внутри форм несовершенного вида. Формы прошедшего времени современного вида настолько глубоко и органически слиты с системой глагола, что наречия бессильны широко втянуть их в свою орбиту.

Деепричастие в таджикском языке также представляет собой неизменяемую форму глагола, обозначающую добавочное второстепенное действие, сопутствующее основному глагольному действию: Зевар аз он су табассумкунон меомад (Мух,аммадиев). Оно также определяется совокупностью морфологических, синтаксических и семантических признаков. Совмещая признаки глагола и наречия, эта грамматическая категория включает в свою сферу неспрягаемые и несогласуемые слова, примыкающие к глаголу: Гуру^е гащои обдори уро шунида, щащосзанон хандида пароканда шуданд (Айнй).

Будучи синкретичной категорией, деепричастие в таджикском языке обладает следующими особенностями: словообразовательная соотносительность с глаголом, узость грамматического объема деепричастия; своеобразная внутренняя динамика форм в пределах деепричастий. Все эти морфологические особенности сдерживаются в русле одной грамматической категории единством их семантики и однородностью их синтаксического употребления.

В таджикском языке выделяются три типа деепричастных форм:

а) деепричастие настоящего времени, образующееся от основы настоящего времени глаголов при помощи суффикса -он;

б) деепричастие настоящего определенного времени, образующееся от деепричастия прошедшего времени основного глагола с помощью вспомогательного глагола истодан (стоять, пребывать), в форме причастия прошедшего времени: хонда истода- читая, рафта истода (идя);

в) деепричастие прошедшего времени, образующееся от основы прошедшего времени при помощи суффикса - а: хонда, рафта, омада и т.д.

В современном таджикском литературном языке имеет место образование деепричастной формы от составного глагола: гузашта-равон (гузашта рафтан), баромадаравон (баромада рафтан).

Употребление этой формы весьма ограничено, и оно фактически не встречается в художественной литературе.

Образование деепричастий в таджикском языке, в отличие от русского, носит универсальный характер, не знающий исключений.

В таджикском языке деепричастие обладает формой действительного залога, грамматической категорией, выражающей соотношение между грамматическим и семантическим субъектом и объектом действия. Отношения между субъектом и объектом могут принимать следующие формы (А и Б - семантические субъект и объект; стрелка показывает направленность действия):

А —> (активный залог)

АВ (пассивный залог)

АВ (возвратный залог)

В русском языке, помимо деепричастий, образованных от глаголов действительного залога, существуют деепричастия возвратно-среднего залога с частицей -сь. (-ся) также двух типов: 1) несовершенного вида (борясь, умываясь, соревнуясь, одеваясь) и 2) совершенного вида (умывшись, одевшись, собравшись, распавшись). Значения этих деепричастий на -сь в русском языке соответствуют значениям спрягаемых форм возвратно-среднего залога.

В этой главе также рассматриваются синтаксические свойства деепричастий в сопоставляемых языках. В области синтаксиса, как было не раз отмечено, расхождения между таджикским и русским языками менее значительны. Синтаксические сходства особенно заметны в плане содержания: почти нет таких категорий, которые были бы в одном языке и отсутствовали в другом.

Синтаксические различия сводятся к внешней форме (структура синтаксических единиц, их взаиморасположение, формы связи) и к их функционированию.

При описании синтаксического употребления деепричастий, как отмечал A.A. Шахматов, необходимо отделить настоящие деепричастия от тех, которые превратились в наречия. «Настоящим деепричастием» A.A. Шахматов называл такое деепричастие, которое употребляется в форме второстепенного или главного сказуемого. Следует заметить, что второстепенное сказуемое встречается в двусоставных предложениях, причем указанная синтаксическая функция деепричастий свидетельствуется, доказывается их прямой связью с подлежащим. На этом основывается грамматическое правило, по которому деепричастие может быть употреблено только тогда, когда в предложении имеется подлежащее: Вдруг, пресерьезнейше пишучи, вижу я, что мой платок как бы движется и внезапно падает на пол (Лесков).

Следует заметить, что в русском языке деепричастие настоящего времени встречается в составе главного сказуемого.

Однако имеется немало примеров, где деепричастия входят в односоставные предложения, образуя вместе с ними в составе придаточного предложения сложное предложение. Ср. сняв голову,

по волосам не плачут, где сняв относится к тому неопределенному лицу, которое является субъектом действия плачут.

Для современного русского языка свойственно использование деепричастия в составе сложных предложений, в частности объектно-изъяснительных, имеющих самое широкое применение в речи.

Рассматривая синтаксические свойства деепричастий в русском языке, нельзя обойти стороной такое своеобразие этой гибридной формы, как способность обособляться.

Обособление деепричастий связано, в первую очередь, с их грамматической природой, со способами их выражения. Последовательно обособляются обстоятельства, выраженные деепричастиями и деепричастными оборотами. Эта своеобразная специфика в соответствующих таджикских конструкциях не наблюдается.

В рассматриваемых языках все виды деепричастий в предложении всегда подчинены глаголу. Поэтому синтаксическая роль деепричастий сводится к выражению обстоятельств времени, образа действия, причины, условия и т.п. Кроме того, дополнительное действие, выраженное деепричастием, всегда относится к тому же лицу, что и действие сказуемого, этим закрепляется роль деепричастия по отношению к сказуемому: Мактубро навишта ба кор рафтам - Написав письмо, я пошел на работу. (Я написал и я пошел).

Деепричастия в таджикском языке подобно спрягаемым формам глагола управляют второстепенными членами предложения (дополнениями, обстоятельствами) и тем самым создают в составе предложения своего рода автономное сочетание подчиненных ему слов: ..щиста-о^иста бо %ам, суу;баткунон цадам мепартофтанд (Айнй).

В таджикском языке деепричастия могут быть распространены зависимыми от них словами. Распространенные члены, главным образом, дополнения и обстоятельства, вместе с деепричастием образуют деепричастные обороты: Ман аз ту инро умед надоштам,

- гуфт Гругинитский ба ман наздик омада ва аз дастам гирифта (Лермонтов).

Особенностью таджикского языка является способность деепричастий образовывать сложные обороты, в которых несколько деепричастий выступают как однородные члены, например: Пекин фурсат даркор аст, ки ман ин уосипро гундошта гирифта фурухта пул тайёр кунам (Айнй).

Таким образом, выбор деепричастных конструкций в качестве объекта исследования в данной главе обусловлен тем, что они занимают важное место в синтаксическом строе не только таджикского, но и почти всех индоевропейских языков, принадлежат к числу наиболее широкоупотребляемых, характерных для синтаксиса лингвистических систем. Многообразие формальных показателей деепричастных конструкций, образующих синтаксические обороты в таджикском языке, в равной мере предполагает разнообразие присущих им смысловых значений. Наличие многочисленных деепричастных конструкций, обладающих различными релятивными отношениями в русском языке, и отсутствие их аналогов в таджикском свидетельствует о большом расхождении между единицами исследуемых языков как по формальному признаку, так и по смысловому значению.

Деепричастные конструкции были исследованы в двух аспектах: в плане содержания и в плане выражения.

Рассматривая оба плана применительно к деепричастным оборотам, можно сказать, что указанные обороты, обладая определенной семантической структурой и выражая разные релятивные и другие семантические отношения, имеют определенное внешнее синтаксическое построение, свойственное грамматическому строю сопоставляемых языков.

Совокупность смысловых значений составляет план содержания, а формальное построение - план выражения деепричастных оборотов.

Поскольку полное раскрытие глубинных структур плана содержания синтаксических единиц с позиции моделирования заслуживает специального изучения, мы довольствовались лишь

определением основных семантических и синтаксических свойств деепричастных оборотов.

Если рассматривать язык как систему, то грамматические категории следует принимать в качестве выразителей содержательных, т.е. логических категорий, сводимых к глубинным структурам, получившим выражение в разных поверхностных структурах, что дает возможность перехода от единиц одного языка к единицам другого.

В заключении диссертации подводятся итоги проведенного исследования.

Система неличных форм глагола в сопоставляемых языках рассматривалась в трех аспектах: в плане выражения, в плане содержания, в плане функционирования.

В плане выражения (в морфологии) неличные формы таджикского языка характеризуются более явным аналитизмом. Аналитизм захватывает, прежде всего, реляционные категории, то есть те, что отражают связи слов в предложении. Вообще глагольная морфология в таджикском языке более сложна, чем в русском. В неличных формах аналитизм проявляется в наличии членимых грамматических моделей. Таджикскому языку менее свойственно и совмещение означаемых при выражении грамматических категорий.

В плане содержания оба языка характеризуются примерно одинаковым набором грамматических категорий. Однако внутреннее членение категорий весьма различается.

В плане функционирования морфологических средств таджикский язык характеризуется менее жесткой связью между грамматической категорией и лексическим значением слов. Формы времени и залога также имеют меньше лексических ограничений, чем в русском языке. Вместе с тем грамматические формы и конструкции используются в таджикском языке для дифференциации значений, выражаемых в русском словообразовательными средствами.

В таджикском языке проявляется тенденция к более широкому использованию немаркированных членов морфологической оппозиции не только в случаях нейтрализации, но и в случаях

транспозиции: так, настоящее время расширяет употребление за счет других форм времени.

Характер неспрягаемых форм глагола в таджикском языке не сложен на уровне системы: число грамматических значений, выражаемых его формами, невелико. Однако сама система довольно сложна на уровне норм: одни и те же значения имеют разнообразные способы выражения, в частности, употребление артикля в одних выражениях и его неупотребление в других. Это различие в нормативных реализациях и создает одну из основных трудностей в изучении таджикского языка как неродного.

Во многих особенностях неспрягаемых форм глагола сопоставляемых языков проявляются общеязыковые тенденции, если не универсальные, то такие, которые часто обнаруживаются в языках самых различных систем. Среди них, например, адъективация и субстантивация. Эти и многие другие факторы подчеркивают общность отдельных тенденций в специфике таджикского и русского языков.

В области синтаксиса неспрягаемых глагольных форм расхождения между сопоставляемыми языками менее значительны, чем в области морфологии. Это частично объясняется общими причинами: чем больше по объему сопоставляемые единицы, тем менее глубоки расхождения. Синтаксические сходства особенно значительны в плане содержания: почти нет таких категорий, которые были бы в одном языке и отсутствовали в другом. Синтаксические расхождения сводятся к внешней форме (структура синтаксических единиц, их взаиморасположение, формы связи) и к их функционированию.

Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях:

1. О способах субстантивации причастий в русском и таджикском языках // Известия АН Таджикской ССР. - 1989. - № 3.0,6 п.л.

2. Об особенностях грамматической категории причастий в русском и таджикском языках // Русский язык и литература в таджикской школе. - 1989. - № 3. - 0,3 п.л.

3. Причастие в функции определения в русском и таджикском языках // Сборник статей «Вопросы филологии»: Методические материалы по типологии и методике преподавания для самостоятельной работы студентов в честь 80-летия проф. Успенской Л.В. Душанбе, ДГПИ, 1989. - 0,5 п.л.

4. Переход причастий в имена прилагательные в таджикском * языке // Вестник Таджикского госпедуниверситета. Душанбе, 1998, вып. 4. - 0,3 п.л.

5. Таджикские эквиваленты русских причастий в практике перевода // Вестник Таджикского госпедуниверситета. Душанбе, 1998, вып.2.- 0,2 п.л.

6. Способы передачи русских причастий в практике перевода (По материалам произведений А.С.Пушкина «Капитанская дочка» и «Дубровский» // «Пушкин и Восток»: Материалы Международной научной конференции, посвященной 200-летию со дня рождения А.С.Пушкина. -Душанбе. -1999. - 0,2 п.л.

7. Категория времени в причастных, формах русского и таджикского языков // Материалы научно-теоретической конференции, посвященной 1100-летию Государства Саманидов.-Душанбе, 1999. - 0,1 п. л.

8. Об особенностях грамматических категорий деепричастий в русском и таджикском языках // Вестник Таджикского госпедуниверситета. Душанбе, 2000, вып.6.- 0,4 п.л.

9. Деепричастие - основной компонент сложносоставных глаголов таджикского языка // Сборник «Проблемы языка, культуры, искусства и философии Востока»: Материалы Республиканской научной конференции, посвященной 2700-летию создания «Авесты».- Душанбе, РТСУ, 2001.- 0,5 п.л.

10. Аспекты типошгаческих особенностей русского и таджикского языке« // Актуальные проблемы преподавания государственного языка: Материалы

Международной научной конференции, посвященной проблемам преподавания государственного языка. - Душанбе, РТСУ, 2002. - 0,4 п.л.

11. Своеобразие инфинитива в русском и таджикском языках // Актуальные проблемы общего языкознания и методики преподавания языков,- Душанбе, РТСУ, 2003.- 0,3 п.л.

12. Инфинитив в русском, таджикском и персидском языках (Краткая характеристика) // Вестник РТСУ. - 2003. - № 2. - 0,8 п.л.

13. Об особенностях инфинитивных форм в русском, таджикском и персидском языках // Сборник «300 лет иранистике в Санкт-Петербурге»: Материалы Международной конференции. -Санкт-Петербург, ЛГУ, 2003.- 0,2 п.л.

14. Система причастий в русском и таджикском языках. -Душанбе, 2003. - 8,0 п.л.

15. Изучение причастий в практическом курсе русского языка. - // Русский язык и литература в школах Таджикистана. - 2002. - № 3,- 0,5 п.л.

16. Система неличных форм глагола в русском и таджикском языках (сопоставительный аспект). - Душанбе. 2005. - 18,75 п.л.

17. Грамматический и прагматический подходы к анализу приставочных деепричастий // Сборник «Оптимизация учебного процесса в высшей школе. - Душанбе, 2005. - 0,3 п.л.

18. Деепричастие - гибридная наречно-глагольная категория // Сборник «Актуальные проблемы филологии». Материалы республиканской научно-практической конференции, посвященной 110-летию акад.Виноградова В.В. - Душанбе, 2005. - 0,5 п.л.

19. Процесс адвербиализации деепричастий в современном русском языке (в сопоставлении с таджикским языком) // Сборник «Совершенствование преподавания практического курса русского языка в неязыковых курсах». - Душанбе, 2005. - 0,3 п.л.

Разрешено к печати 25.05.2005. Сдано в печать 1.06.2005. Бумага офсетная. Формат 60x84 1/16. Печать офсетная. Тираж 100 экз. Отпечатано в типографии «Дониш », ул. Айни, 121, корп. 2

РНБ Русский фонд

2005-4 23765

 

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора филологических наук Джабборова, Мархабо Тухтасуновна

р Введение.

Глава I. Семантико-синтаксический статус инфинитива.

1.1. Частеречная принадлежность инфинитива.

1.2. Соотношение инфинитива с другими частями речи.

1.3. Эквиваленты русских инфинитивных конструкций в таджикском языке.

Глава II. Причастие как категория гибридных глагольно-адъективных форм.

2.1. Общая характеристика причастия как неличной формы глагола.

2.2. Видовые образования и оттенки причастий.

2.3. Грамматические признаки глагола и прилагательного в системе причастий.

2.4. Переход причастий в другие грамматические категории.

2.4.1. Адъективация причастий.

2.4.2. Субстантивация причастий.

2.5. Синтаксические функции причастий.

2.6. Способы грамматического выражения причастий в составе глагольных форм.

2.7. Краткие страдательные причастия в русском языке и способы их передачи на таджикский язык.

Глава III Деепричастие - гибридная наречно-глагольная категория.

3.1. Общая характеристика деепричастий.

3.2. Русские деепричастия совершенного вида и их таджикские эквиваленты.

3.3. Синтаксические свойства деепричастий в сопоставляемых языках

 

Введение диссертации2005 год, автореферат по филологии, Джабборова, Мархабо Тухтасуновна

Одним из актуальных направлений современного языкознания является изучение живых процессов и некоторых общих закономерностей функционирования языков, структурных сдвигов в них, понимание языка как целостной системы и глубокое исследование его научных основ. Введение понятий системы, ее упорядоченности, структурно-функциональный подход при рассмотрении особенностей языков, изучение специфики языковой системы, ее внутренней организации, обеспечивающей функционирование языка в качестве средства выражения мысли и орудия общения, способствовали возникновению синхронного описания языков. Последнее совпало с вовлечением в орбиту лингвистики множества различных проблем, требовавших упорядочения закономерностей их образования во всех расширяющихся сферах коммуникации.

Наблюдая в языкознании определенные закономерности в смене идей и направлений и изменяющейся исторической действительности, можно определить, что «исчерпывающая лингвистическая типология -это самая большая и важная задача, которую предстоит решить лингвистике. В конечном счете, ее назначение в том, чтобы ответить на вопрос: какие языковые структуры возможны, а какие нет и почему?. Именно и только с помощью типологии лингвистика поднимется до самых крупных обобщений, становится наукой» (Новое в лингвистике, 1962, 118).

Особенности функционирования системы языков и отдельных ее элементов при выражении определенных категорий вызвали необходимость сопоставительного исследования языков. На фоне возрастающего внимания к коммуникативно-функциональному аспекту это направление лингвистических исследований оказалось весьма плодотворным, поскольку сопоставительная лингвистика характеризуется прежде всего неразграниченностью в ней 3 лингвистических (включая социо- и психолингвистику) и методических аспектов исследования.

Отмечая важность сопоставительно-типологического метода изучения языков, БЛ.Серебренников писал: «Изучение взаимовлияний языков является одной из важнейших задач лингвистической науки. Важность этой задачи обусловливается тем, что взаимовлияние языков является вполне реальным и объективным фактом действительности, мимо которого не может пройти лингвистическая наука» (Серебренников, 1950, 6).

В связи с этим уровень исследования результатов языковых взаимовлияний необходимо поднять до уровня изучения языковой системы - выделения основных категорий, дифференциации и интеграции их по выражаемым значениям, освещения различных аспектов взаимозависимости и взаимодействия языковых единиц, способствующего решению фундаментальных проблем языкознания и ориентирующего на поиски нового.

На современном этапе развития науки о языке далеко не исчерпаны проблемы, имеющие отношение к сопоставительному методу, использование которого положило начало развитию сопоставительного языкознания на строго научной основе. Каковы границы и условия применения сопоставительного метода, насколько велика степень достоверности языковых закономерностей, опирающихся на внутрисистемные данные, на факты взаимодействия разноструктурных языков - это, на наш взгляд, примерный перечень проблем, являющихся актуальными для компаративиста. Нельзя не признать несомненную ценность того, что уже сделано в результате успешного, но пока еще не завершенного поиска факторов, ограничивающих действие законов своеобразной природы языкового материала.

Обращение к типологии облегчает решение сложнейших вопросов лексики и грамматики, семантики и структуры, функции и отношения 4 лингвистических единиц, способствует уточнению трансформации и, как учет данных компаративистики, служит целям синхронного изучения языков. Главнейшая предпосылка применения типологического метода - определение глотгогенических универсалий: приблизительно одинакового состава элементарных и комплексных языковых единиц и одинаковых или сходных типов системных связей и отношений, многоаспектная лингвистическая направленность которых регулирует и обеспечивает процессы взаимодействия слов, их сочетаемость в структуре тех или иных языковых построений.

Безусловно, богаты новизной и нуждаются в оригинальных способах раскрытия лингвистические проблемы прикладного языкознания, в особенности тех ответвлений его, которые развились в областях, смежных с другими науками.

Сопоставление - мыслительная операция, имеющая чрезвычайно важное значение для всех наук, в том числе и для лингвистики.

В свое время И.А.Бодуэн де Куртенэ особо подчеркнул, что можно сравнивать языки совершенно независимо от их родства, от различных исторических связей между ними. Постоянно можно находить одинаковые свойства, одинаковые изменения, одинаковые исторические процессы и перерождения в языках, чуждых друг другу генетически, исторически и географически.

В современной лингвистике различаются два типа сравнения: внутриязыковое и межъязыковое. Внутриязыковое сравнение позволяет выявлять языковые единицы одного языка, что в свою очередь необходимо для описания системы того же языка. Сопоставление двух или более языков - это межъязыковое сравнение. Оно может быть системным и несистемным. В первом случае сопоставление проводится для сравнения элементов языков в системе и, по мере возможности, многоаспектно, а во втором - для подтверждения достоверности суждений лингвистов в отношении того 5 или иного явления в одном языке и определения особенности того или иного явления в исследуемом языке, наличия или отсутствия того или иного явления в других языках или же для наглядности.

Однако до сих пор в лингвистике не выработан до конца единый взгляд на сущность предмета типологии.

По этому поводу существуют следующие суждения:

1. Лингвистическая типология представляет собой самостоятельную научную дисциплину, включающую в предмет своего исследования все виды сравнения языковых систем. В подобной интерпретации лингвистическая типология отождествляется со сравнительной лингвистикой в полном смысле этого слова.

2. Лингвистическая типология - это часть сравнительной лингвистики. Она функционирует самостоятельно и противопоставляется традиционной компаративистике, характерологии и ареалыюй лингвистике. В этом смысле лингвистическая типология отождествляется со структурной типологией.

В типологическое исследование входит решение ряда задач: а) определение языковых типов, типов форм и отношений; б) выявление универсалий, доминантов, рецессивов или уникалий; а) обнаружение особенностей языков одной семьи, группы или типа по отношению к языкам другой семьи, группы или типа.

В силу этого сравнительное исследование двух языков (например, русского и таджикского) может быть типологическим лишь в том случае, если в него войдет рассмотрение указанных выше задач.

Изучение двух языков в синхронно-сопоставительном плане осуществляется с различными целями. В.Г.Гак отмечал, что сопоставительное изучение языков, имеющее целью выявление сходств и различий между языками независимо от степени их родства и всегда выступающее как лингвистическая основа обучения языку, в последние годы сблизилось с лингвистической типологией, отраслью 6 общего языкознания, которое через сравнение языков стремится постичь наиболее общие черты, свойственные языкам (универсалии), на их фоне выявить специфику данного языка» (Гак, 1975, 10).

В последние годы наблюдается более широкое распространение такого подхода к изучению языка, при котором анализ сходств и расхождений, осуществляемый в практических целях, проводится на фоне данных типологии, но особенности сравниваемых языков определяются по отношению к общим средствам человеческого языка. Иначе говоря, сопоставительная типология находится на стыке типологии и сопоставительной лингвистики.

Преобразование языковых систем и подсистем двух языков, их исследование независимо от родства и территориальной распространенности получило название сопоставительной лингвистики.

Основоположниками сопоставительной лингвистики считаются Е.Д.Поливанов и Н.С.Трубецкой, проводившие свои исследования в различных плоскостях: первый - в лингводидактических целях, а второй - в теоретическом аспекте.

Вместе с тем, и поныне отсутствует единое мнение о задачах сопоставительной лингвистики. Некоторые ученые считают, что сопоставительная лингвистика выявляет только различие между сопоставляемыми языками (Р.Ладо, А.А.Реформатский); согласно точке зрения других лингвистов (О.С.Ахманова), сопоставительная лингвистика должна выявить изоморфизм и алломорфизм между сопоставляемыми языками. В.М.Аврамов расширяет задачи сопоставительной грамматики, считая, что она должна не только выявлять сходства и различия между сопоставляемыми языками, но и определять системные соответствия/несоответствия между языками и, таким образом, выявлять причинные связи между ними.

Стремясь обосновать свое восприятие этой проблемы, мы считаем, что при определении задач сопоставительной лингвистики 7 следует исходить из того, какие цели (известно, что языки сравниваются для переводческих, теоретических, лингводидактических и лингвофилософских целей) ставит исследователь перед собой. В подтверждение целесообразно вспомнить высказывание В.Н.Ярцевой: «В последние десятилетия контрастивные исследования при изучении различных языков занимают значительное место среди работ по общему и прикладному языкознанию. Восходя в своих истоках, с одной стороны, к работам по типологии языка, а с другой стороны, к практическим разработкам по преподаванию иностранных языков, контрастивная лингвистика выделилась в самостоятельную отрасль языкознания со своими методами, принципами, теоретическими и практическими выводами» (Ярцева, 1981, 118).

Основоположником сопоставительного изучения языков в лингводидактических целях в России был известный лингвист Е.Д.Поливанов, однако обсуждение проблем сопоставительного изучения языков в лингводидактических целях началось после появления статьи Б.А.Серебренникова «Всякое ли сопоставление полезно?», в которой представлено объяснение учебного материала при помощи сопоставления (Серебренников, 1957, 13-14).

Вопрос «Всякое ли сопоставление полезно?» является правильным в отношении сопоставления как приема обучения неродному языку, но в отношении сопоставления как метода исследования ставить такой вопрос, по нашему мнению, нецелесообразно.

Сравнение изучаемых явлений всегда было существенной стороной метода познания окружающей нас действительности», -пишет В.Н.Ярцева (Ярцева, 1960, 3). Этот метод, применяемый в лингвистике, помогает обнаружить общие закономерности в развитии языка, их единство и противоположность, а также функциональное сходство, позволяет выявить характерные особенности языка, которые могли бы остаться в тени, если бы они не были освещены методом 8 сопоставления. Исходя из этого, как в нашей стране, так и за рубежом ^ ведутся работы по описанию родного и неродного языков в сопоставительном плане.

В сопоставительных исследованиях для оптимального получения необходимых результатов применяются логический, полевой и номинативный (денотативный) подходы. Для применения логического подхода при сопоставлении языков целесообразно заранее определить все возможные понятийные категории, т.е. «необходимо прежде всего выделить все содержательные функции грамматических форм и отделить в них идиоэтнические элементы от универсальных» (Кацнельсон, 1972, 15).

Применение логического подхода при изучении языка было впервые осуществлено И.И.Мещаниновым. Он отмечал, что «каждая система языка отличается от других не столько различием оттенков передаваемых понятий, что тоже может иметь место, сколько ф используемыми ею грамматическими формами для передачи этих понятий» (Мещанинов, 1975, 323).

Вслед за И.И.Мещаниновым и другие лингвисты говорят о целесообразности применения этого подхода (логического) при описании различных языков. Однако следует сразу оговориться, что логический подход применяется исключительно для сопоставительного изучения языков в теоретических целях.

Также важно заметить, что сопоставительное изучение языков в лингводидактических целях предусматривает системное сравнение для выявления сходств и различий между сопоставляемыми языками, предполагает определение их методической релевантности и характера межъязыковой интерференции, так как цели и задачи обучения языку и их объем ограничивают рассматриваемый круг языковых явлений.

Нельзя не согласиться с В.Н.Ярцевой, что необходимо сопоставить два языка как две равноправные по своему материалу 9 системы.

Научная и практическая значимость сопоставительного изучения языков определяется как необходимостью полного и всестороннего исследования конкретных языков, так и практическими потребностями преподавательской, переводческой и лексикографической работы.

В современной сравнительной типологии, несмотря на ее значительные успехи, остаются нерешенными многие вопросы. Известный шведский лингвист Г.К.Якобсон в конце 70-х годов писал: «Общеизвестно, что, несмотря на растущие усилия ученых в области сопоставительного описания языков в течение 25 лет, мы все еще блуждаем во тьме и не имеем ни общепризнанной лингвистической теории, лежащей в основе этой области науки, ни соответствующего метода» (Якобсон, 1979, 78). Выход из создавшегося положения Г.КЯкобсон видит в создании общей теории системного сопоставления языков. Наиболее значительное достижение в области сопоставительного изучения языков носит именно системный характер.

Сопоставление отдельных фактов не дает ничего, кроме установления банальной истины, что данные формы в наших языках совпадают или расходятся. То, что в первую очередь подлежит систематическому сопоставлению, - это явления категориальные, явления системные» (Якобсон, 1979, 80). Н.М.Шанский заключает: «Среди чрезвычайно важных проблем выделяется по своей исключительной значимости и первоочередности проблема типологического, сравнительно-исторического и сопоставительного изучения систем русского и родного языков, так как оно дает нам ключ к научному решению всех наиболее важных вопросов методики преподавания русского языка нерусским (Шанский, 1976, 15-16).

В. Г. Гаку представляется, что «эффективное преподавание неродного языка возможно только на основе полноценного контрастивного описания систем сравниваемых языков» (Гак, 1974,

10

Это определение убедительно подтверждает уже устоявшееся в лингвистике мнение о том, что проблема сопоставительно-типологического изучения разносистемных языков приобретает первостепенное значение.

Сопоставительное изучение русского и таджикского языков, начатое профессором Л.В.Успенской с ее статьи «Основные структурные особенности современного литературного таджикского языка по сравнению с русским языком», получило размах в диссертациях, монографиях, статьях. Сейчас можно смело сказать, что в республике уже сформировалась и плодотворно функционирует школа сопоставительно-типологического исследования русского и таджикского языков, представителями которой являются ведущие типологи РА.Самадова, М.Б.Нагзибекова, А.И.Королева, С.Иброхимов, А.Сайдмамадов, М.Н.Абдуллаева и др.

Сопоставительное изучение разносистемных языков осуществляется на базе выделения актуальных проблем, среди которых наиболее приоритетным является глагол и исследования его многоаспектной системы.

Огромный вклад в исследование русского глагола, в историю становления и развития теоретических вопросов данной части речи внесли фундаментальные труды ученых-русистов В.В.Виноградова, Л.В.Щербы, А.В.Бондарко, Л.Л.Буланина, Н.С.Авиловой, В.В.Богданова, Г.А.Золотовой, Н.Ю.Шведовой, Д.Н.Шмелева, А.И.Брицина и многих др.

Большое значение для изучения глагола таджикского языка, его грамматических категорий, глагольного формо- и словообразования, появления и истории формирования, т.е. для методологии исследования глагольной системы таджикского языка в целом, имеют исследования Б.Ниязмухаммадова, Д.Таджиева, В.С.Расторгуевой,

11

А.З.Розенфельд, АА.Керимовой, Н.Масуми, ДСаймщщинова, Ш.Рустамова, А.Мирзоева, Ш.Ниёзи, рассматривающие наиболее сложные аспекты глагола как одной из основных частей речи. Наиболее полная характеристика глагола как особой части речи, вскрывающая богатство его форм, представлена в трехтомной «Грамматике современного таджикского литературного языка» (Грамматикаи забони х,озираи адабии тоник, т. 1, 1985). Многочисленные статьи, монографии, диссертации свидетельствуют об огромном интересе к проблемам изучения глагола как в русском, так и в таджикском языках.

Глубокое и всестороннее сопоставительное изучение языковых явлений таджикского и русского языков, исследование грамматических категорий каждого из языков с учетом их специфики, стремление установить основные различия между этими двумя индоевропейскими языками заставило исследователей расширить базу своих наблюдений.

Одним из примеров такого изучения двух языков может служить докторская диссертация И.Б.Мошеева «Сопоставительно-типологическое исследование глагольной системы русского и таджикского языков (система личных имен)», в которой в сопоставительном плане освещены основные грамматические категории глагола, отмечены сходства и расхождения глагольной системы данных языков, как в плане содержания, так и в плане выражения (Мошеев, 1979).

В целом, работа И.Б.Мошеева, будучи одной из первых работ сопоставительного характера по проблеме изучения структурно-семантических особенностей глагола таджикского языка и их соответствий в русском языке, положила начало изучения глагола во всей его многоаспектности.

Вопросу передачи на таджикский язык русских префиксальных глаголов посвящено исследование С.Д.Холматовой, в котором наряду

12 с общей проблемой глагольного словообразования ставится вопрос о конкретных путях выражения в таджикском языке того значения глагола, которое было внесено той или иной приставкой (Холматова, 1969).

Ценным вкладом в исследование самой природы глагола в русском и таджикском языках является монография С.Иброхимова «Глаголы движения в русском и таджикском языках» (Иброхимов, 1987). Автор данной работы одним из первых среди таджикских лингвистов уделил внимание многоаспектной проблеме семантики глаголов, обозначающих движение.

Продолжая это направление на материале глаголов речи в русском и таджикском языках, в своей монографии «Семантический анализ глаголов речи микрополя «говорить» в разноструктурных языках» Н.Р.Ганиева установила внутренние связи и отношения глаголов данного микрополя как во внутриязыковом, так и в межъязыковом соотношении (Ганиева, 2002).

Как видно, достижения в сопоставительном изучении закономерностей глагольной системы имеются. Тем не менее, многие аспекты характеристики глагола, в силу его ёмкости, остаются пока вне поля зрения типологов. К числу неизученных относятся неличные формы глагола, в то время как исследование межкатегориальных связей в грамматике неличных форм, отличающихся сложной проблематикой, представляет особый интерес.

Возникающие при исследовании неличных глагольных форм проблемы сложны и многочисленны, т.к. они тесно связаны с решением кардинальных вопросов полного описания системы устройства языка и его основ, связей и отношений в языке. Кроме того, без решения проблем, связанных с категориальным статусом неличных форм, их места и роли в системе глагола, нельзя признать исчерпывающими исследования личного глагола, его конструктивной

13 и системообразующей роли в структуре предложения - основной синтаксической единицы, а также в синтаксической парадигматике в целом. Последний аспект проблемы частично нашел отражение в сопоставительных работах, где рассматривалась одна из неличных форм - инфинитив в составе словосочетаний. Мы имеем в виду диссертационные работы В.С.Смолы «Способы и средства передачи конструкций с инфинитивом русского языка на таджикский» (Смола, 1972) и Р.Т.Рахматовой «Диахроническая типология инфинитивных конструкций (на материале персидского, таджикского и английского языков (Рахматова, 1997). В этих исследованиях предпринято описание структуры словосочетаний с инфинитивом и конструкций с ним, определение их значений, выявление их эквивалентов в сравниваемых языках на лексическом и грамматическом уровнях.

До настоящего времени в сопоставительном языкознании таджикского и русского языков (в плане типологии) практически нет обобщающих работ по совокупности неличных форм глагола и межкатегориальных связей и их грамматике. Именно этим определяется актуальность темы данного исследования.

Основой для сопоставительного исследования выбран русский язык. Этот выбор языка-основы обусловлен степенью его изученности, активностью его использования, а также тем, что неличные формы глагола в русском языке имеют более четко очерченный характер. Именно эта идея прослеживается в трудах перечисленных выше известных русских лингвистов, рассматривавших комплексы взаимодействующих категорий морфологии и синтаксиса, грамматики и лексики.

Аналитический обзор существующей научной литературы свидетельствует о том, что проблема неличных форм глагола в таджикском языке разработана больше в диалектологии, чем в грамматиках и пособиях.

Довольно подробное освещение неличных форм глагола г содержится в монографии «Система таджикского глагола»

В.С.Расторгуевой и А.А.Керимовой, где приводится не только история образования данных форм, но и указываются их именные и глагольные свойства (Расторгуева, Керимова, 1967).

Конкретные сведения о неличных формах и их грамматических особенностях приводятся в трехтомной «Грамматике современного таджикского литературного языка», изданной в 1985 г.

Фрагментарные сведения о некоторых способах образования неличных форм встречаются в ранее вышедших грамматиках и исследованиях по таджикскому языку, в частности, в трудах В.М.Григорьева, А.А.Семенова, И.И.Зарубина, О.А.Сухаревой, Б.Ниязмухаммадова, Ш.Ниязи, Л.Бузург-заде и т.д.

Основной целью предлагаемой работы является исследование неличных форм глагола в сопоставляемых языках. Объектом ^ сопоставительного описания послужили языки: русский и таджикский, относящиеся к индоевропейской семье языков и являющиеся наглядным примером языков, генетически максимально близких друг другу, но тем не менее представляющих собой отдельные языковые системы.

В соответствии с указанной целью в исследовании были поставлены следующие задачи:

- определение количественного и номенклатурного состава совокупности неличных форм в изучаемых языках;

- выявление конкретных особенностей неличных форм глагола в русском и таджикском языках;

- анализ структурно-семантических схождений и расхождений в системах межкатегориальных связей анализируемых языков;

- установление языковых универсалий и возможностей их реализации в данных языках.

В выборе аспекта исследования, выработке конкретного подхода к анализу избранного объекта был использован сопоставительно-типологический метод, сущность которого заключается в селекции, сопоставлении и выделении адекватности сравниваемого материала. Наряду с этим применялись приемы контрастивного, дистрибутивного и квантитативного анализа.

Подобный подход к исследованию, естественно, может быть обусловлен сложностью проблемы изучения глагола в русском и таджикском языках. В основу исследования положен материал в объеме 8 тысяч примеров, собранных в результате выборки из произведений художественной литературы, как в оригинале, так и в переводе, а также и научных работ, включая двуязычные словари, грамматики и некоторые лингвистические пособия. Такое привлечение различного в стилевом отношении фактического материала позволяет получить наиболее объективные и точные результаты, в большей степени охватить исследуемое явление с включением всех релевантных для него признаков.

Новизна исследования определяется тем, что оно по существу представляет первый опыт семантико-стилистического истолкования единиц русского и таджикского языков с позиции контрастивного метода, базирующегося на двуплановой интерпретации языковых единиц.

Впервые исследована вся совокупность неличных форм глагола и межкатегориальные связи в их грамматике. Установлено соответствие между неличными формами глагола русского и таджикского языков по смысловому содержанию и функциональному значению. В данном случае наблюдается частичное совпадение анализируемых форм; в

16 результате сопоставления впервые выделены в сопоставительном аспекте основные типы конструкций неличных форм глагола, регулярно функционирующих в данных конкретных языках.

На основании выделенных в диссертации основных типов дается опыт типологической характеристики русских конструкций в их сравнении с таджикскими и определены черты сходства и различия этих конструкций в исследуемых языках.

На защиту выносятся следующие положения диссертации:

1. Существует значительная степень структурной близости неличных форм глагола в русском и таджикском языках; при этом имеются многочисленные типы этих соответствий. Одно- и двухкомпонентные конструкции тяготеют к эквивалентным моделям, многокомпонентные - к контрастивным.

2. Среди слов, входящих в инфинитивную конструкцию, весьма часто реализуются композиты, содержащие вербализованные, введенные внутрь значения слова, синтаксические связи.

3. Одна из наиболее важных функций композитов заключается в развертывании, углублении и создании стилистической перспективы инфинитивных, причастных и деепричастных конструкций.

4. Можно установить определенные причины разного рода соответствий глагольных конструкций в сопоставляемых языках.

5. Проведенное исследование дает основание для выделения различных синтаксических уровней в сопоставляемых языках.

Теоретическое значение работы сводится к тому, что в ней практикуется и получает дальнейшую интерпретацию контрастивный метод описания, рассматриваемый с позиции сравнения.

Концепция, выдвинутая выше, заслуживает здесь особого внимания и представляет теоретический интерес не только потому, что

17 она в определенной мере разрешает теоретико-практические трудности семантико-синтаксических исследований, но и потому, что она позволяет выявить реально наличествующие и потенциально возможные структурные элементы в языке. В данной работе подобным образом выявлены структурные типы, представляющие собой причастные и деепричастные конструкции. Следовательно, изучение потенциально возможных конструкций может способствовать определению диапазона допустимых вариаций и сферы структурных модификаций, что, дает в свою очередь, возможность выяснить ряд аспектов стиля и особенностей речи.

Предпринятое исследование и его результаты могут быть использованы при разработке теоретических курсов по сопоставительной грамматике русского и таджикского языков, а также при составлении словарей, в практике перевода, в процессе других типологических исследований.

 

Заключение научной работыдиссертация на тему "Межкатегориальные связи в системе неличных форм глагола"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Глагол - часть речи, выражающая грамматическое значение действия (т.е. признака подвижного, реализующегося во времени) и функционирующая по преимуществу в качестве сказуемого. Рассматривая две части приведенного определения в общетипологическом плане, можно заметить, что значение действия и функционирование в качестве сказуемого не связаны между собой жесткой логической связью. Само по себе выражение «по преимуществу» означает, что в принципе глагол может функционировать и не в качестве сказуемого, а грамматическое значение действия может выражаться и независимо от предикативной функции.

С морфологической точки зрения, глагол во многих языках (в том числе в таджикском и русском) представляет собой сложную систему грамматических форм. Сложность этой системы определяется, прежде всего, тем, что именно в глагольных формах выражаются так называемые предикативные категории, т.е. категории, связанные с содержанием всего предложения (время, наклонение и лицо). С другой стороны, коль скоро глагол может выступать не только в функции сказуемого, в языке могут существовать специальные морфологические механизмы, обеспечивающие непредикативное использование глагольного слова.

Соответственно, в рамках глагольной лексемы в разных языках объединяются не только предикативные формы, т.е. формы, используемые в функции сказуемого, но также и целая система непредикативных форм, описываемая такими терминами, как инфинитив, причастие, деепричастие, герундий, герундив, супин, масдар и т.п.

Центром глагольной системы практически все исследователи

249 признают личные формы, обладающие полным набором глагольных морфологических категорий и выполняющие синтаксическую роль сказуемого. Неличные формы трактуются как периферия, а иногда и выводятся за пределы глагольной системы, получая различную интерпретацию. Такое решение более чем традиционно. Известно, что древние греки, создатели александрийской системы грамматики, легшей в основу традиционной грамматики, считали причастие самостоятельной речью (Античные теории, 1936, 118).

Преобладающей в русской грамматической традиции является широкая трактовка глагола, при которой неличные формы включаются в состав глагольной парадигмы.

Разумеется, обсуждаемая проблема носит отчасти терминологический характер, поскольку при всех различиях в подходе исследователи опираются на одни и те же свойства рассматриваемых форм. Широкая трактовка состава глагольной парадигмы позволяет дать более целостное представление о глаголе и обладает преимуществом системного подхода. Неспрягаемые, или неличные, формы образуются от определенных глагольных основ. Основные глагольные категории являются общими как для личных, так и для неличных форм глагола, хотя и проявляются в последних особым образом. Для русского языка общеглагольными (т.е. характерными для всех форм глагола) являются категории вида и залога.

Помимо неличных глагольных форм, в системе рассматриваемых языков широко представлены глагольные дериваты -существительные, прилагательные и наречия, образованные от глагольных основ. Несмотря на принципиальное отличие этих лексем от неличных глагольных форм, они иногда привлекались к рассмотрению, поскольку при сопоставительном изучении оказывается более важной возможность выразить то или иное значение, чем формальная принадлежность к той или иной части речи.

250

В ходе сопоставления было определено, что для глагола в обоих языках, помимо общих признаков, характерны отличительные свойства, выражающиеся преимущественно в синтаксических особенностях и, в меньшей мере, - в структурных. Динамика развития названных форм в этих языках различна.

В рассматриваемых языках неопределенная форма глагола вне словосочетания называет действие безотносительно к наклонению, времени, лицу, числу.

С глаголом инфинитив в русском языке связывает: общность основы, наличие у инфинитива глагольных категорий вида, залога, переходности и непереходности, его участие в образовании описательной (сложной) формы будущего времени (в качестве ее знаменательной части) и способность выступать в функции форм наклонения.

Глагольная форма инфинитива (масдара) таджикского языка особенно отчетливо проявляется в том, что ему свойственна такая чисто глагольная грамматическая категория, как залог. Основная форма инфинитива используется всегда в значении активного залога, сложная форма инфинитива, образуемая при помощи глагола шудан -'делаться', 'становиться', имеет пассивное значение.

Основная форма инфинитива сама по себе не выражает времени. Однако всей системе форм инфинитива в целом не чужды категории видо-временных отношений, поскольку имеется специальная «длительная» (или определенная) форма инфинитива с вспомогательным глаголом истодан - 'стоять', 'пребывать в какой-то определенный момент в прошлом или настоящем'.

Из специфических синтаксических особенностей, присущих глаголу, инфинитив в таджикском языке сохраняет глагольное управление. По своему значению инфинитив таджикского языка равняется имени действия: гуфтан -' говорить', 'говорение'; хондан - '

251 читать', 'чтение'.

В качестве определения при инфинитиве, эквивалентно любому другому имени, может быть использована местоименная энклитика: забони хорицй донистанам кор дод - знание иностранного языка оказалось полезным.

В отличие от русского языка, в таджикском существуют две формы усеченного инфинитива. Второй вид усеченного инфинитива, внешне относимый с причастием прошедшего времени, употребляется только с личными формами глагола тавонистан - 'мочь'. Для русского языка подобные формы инфинитива не характерны, поэтому их значения передаются глаголами в спрягаемой форме.

Глагольные свойства инфинитива в таджикском языке по сравнению с русским более ощутимы, что выражается в способности инфинитива проявлять себя подобно личным глагольным формам, иметь прямое, косвенное дополнение и обстоятельство. В то же время он вступает в изафетную связь и с именными частями речи.

Инфинитив в русском языке при определенных условиях, оставаясь названием глагольного признака, может и не вызывать представление о производителе признака; это имеет место там, где инфинитив выступает в качестве дополнения, где он имеет значение объекта. Благодаря этому можно различать субъектное употребление инфинитива и объектное его употребление. Объективация инфинитива не есть переход его в название субстанции: это только результат зависимого его положения, при котором он не сохраняет всей полноты своего значения.

Своеобразным свойством инфинитива в русском языке является адвербиализация, в случае, когда он не сочетается как с сопутствующим, с представлением о субъекте, производителе действия: он, видать, болен.

Так как инфинитив в русском языке потенциально содержит в себе

252 отношение к лицу, то возможны модальные употребления его в функции всех основных наклонений глагола.

Различия и сходства между таджикским и русским языками больше всего наблюдается в образовании инфинитивных словосочетаний. Инфинитив таджикского языка со своими глагольными свойствами может образовывать различные типы конструкций: пд и

1 2 кд и - инфинитив hi - изафет кд - косвенное дополнение ов - обстоятельство времени ом - обстоятельство места оод - обстоятельство образа действия пд - прямое дополнение оод ов ом

3. пд кд и 1

В современном таджикском языке инфинитив обладает функцией соединения постпозитивных членов двумя способами связи -посредством изафета и предлога, что не характерно для русского языка. Схематически этот тип конструкций может быть выражен следующим образом:

12 3 4 рс - распространенное слово

Таджикский язык характеризуется широким распространением инфинитивных словосочетаний с послелогами, которые не свойственны русскому языку.

В обоих сопоставляемых языках встречаются конструкции, представляющие собой сочетания инфинитива или инфинитивного оборота с глаголами, выражающими начало и длительность действия.

Общность инфинитива в сопоставляемых языках проявляется также в способности сочетаться с модальными глаголами; в таджикском языке хостан - 'хотеть' и тавонистан мочь'. Инфинитив в русском языке чаще всего сочетается с глаголами, лексические значения которых однородны или с видовыми, или с модальными значениями (не мог сказать, он намерен приехать). Инфинитив в сочетании с глаголами модальной окраски передает прежде всего многообразие и богатство модальных значений, выражаемых в русском языке обычно формами косвенных наклонений.

В таджикском языке широкое развитие получило сочетание инфинитива с модальными словами и оборотами долженствования.

Можно также обнаружить асимметрию в способности инфинитива в русском языке приобретать все более широкие права экспрессивного, переносного замещения личных форм глагола, например: И царица - хохотать, и плечами полсимать (Пушкин). Подобное явление не свойственно таджикскому инфинитиву.

Что касается причастий в сопоставляемых языках, то следует отметить, что они рассматривались в качестве адъективной репрезентации глагола. В настоящем исследовании идея категории репрезентации, сформулированная А.И.Смирницким, впервые применяется к таджикскому материалу. При этом наиболее важным является то, что, в отличие от русского языка, в котором адъективная и адвербиальная репрезентации глагола (причастия и деепричастия) морфологически резко противопоставлены, в таджикском языке обнаруживаются формы причастий и деепричастий, характер которых выявляется лишь синтаксически. Таковы в таджикском языке формы прошедшего времени на -а (хонда) и настоящего определенного времени на -а

255 хонда истода). Можно утверждать, что в этих формах наблюдается, с точки зрения морфологии, нейтрализация адъективной и адвербиальной репрезентаций глагола.

Данное явление, по-нашему мнению, тесно связано с общей структурно-типологической характеристикой сопоставляемых языков. В русском языке, относящемся к синтетическим языкам, причастия, подобно прилагательным, обладают целым набором согласовательных грамматических категорий: род, число, падеж. В силу этого причастия резко противостоят деепричастиям. В таджикском языке (преимущественно аналитическом) причастия отличаются от деепричастий, прежде всего, своей синтаксической функцией.

В русском и таджикском языках причастия образуются от основ настоящего и прошедшего времени. В то же время причастные формы таджикского языка производятся также от инфинитива.

Формальными показателями причастий в сопоставляемых языках являются специальные суффиксы -ущ ,-ющ, -ащ, -ящ, -ом, -ем, -им, -вил, -ил, енн, -ни, -т - в русском языке и -анда, -янда, -гй, -й, -а - в таджикском.

Двойственная глагольно-именная природа причастий определяет многообразие их форм, множественность синтаксических функций.

По количеству грамматических форм причастия таджикского языка намного богаче, чем причастия русского языка. В таджикском языке насчитывается 7 причастных форм (причем, три формы образуются при помощи суффикса -гй), в русском - 4 формы.

В характере синтаксического функционирования причастий в русском и таджикском языках обнаруживается значительный параллелизм: причастия в обоих языках выполняют однородные синтаксические функции, а также имеют сходные по грамматической структуре синтаксические синонимы (определительные придаточные предложения с глаголом-сказуемым, соответствующим причастию).

256

Первичной синтаксической функцией причастия, как и имени прилагательного, в исследуемых языках является функция определения, при этом характер связи определения с определяемым словом неодинаков. Если в русском языке атрибутивная конструкция оформляется при помощи синтаксической связи (подчинительной), то в таджикском языке согласовательные именные категории отсутствуют и атрибутивная конструкция оформляется при помощи изафета.

Одиночное необособленное причастное определение в русском языке помещается обычно в препозиции к определяемому слову, а причастный оборот тяготеет к постпозиции. В таджикском языке как для одиночных причастий, так и для причастных оборотов, более характерна постпозиция.

Что касается реализации грамматических категорий причастий, то в русском и таджикском языках они резко различаются. Временные парадигмы русского и таджикского причастий асимметричны. В таджикском языке причастия могут выражать временные значения более дифференцированно, чем в русском. Это связано с тем, что в русском языке оттенки временных значений могут передаваться посредством категории вида, собственно временная парадигма причастий исчерпывается лишь формами настоящего и прошедшего времени.

Подобного рода асимметрия обнаруживается и при сравнении причастий русского и таджикского языков с точки зрения выражения в них морфологической категории залога. Если в русском языке практически любое причастие может быть одновременно квалифицировано как действительное или страдательное независимо от контекста, то в таджикском языке наряду с причастиями, в которых залог выражен морфологически (хондашуда), имеются формы, залоговое значение которых может быть однозначно установлено лишь в контексте

257 духтари хондагй, китоби ман хондагй). Естественно, что данные формы могут использоваться для перевода русских причастий лишь в том случае, если в контексте имеется однозначное указание на направленность действия, обозначенного причастной формой. В противном случае может возникнуть нежелательная омонимия.

В русском языке аналитические формы глагола с использованием причастий служат лишь для выражения залогового (страдательного) значения глаголов совершенного вида, причем единственный тип причастий, используемый в этих формах, - это краткое страдательное причастие прошедшего времени. В таджикском языке аналитические формы с использованием причастий распространены гораздо шире. Они используются не только для выражения страдательного значения, но и при образовании ряда временных форм.

Исследование выявило способность причастий в обоих языках утрачивать процессуальное значение, отрываясь тем самым от глагольной парадигмы. Выступая в определительной функции, причастия переходят в разряд имен прилагательных. Данный процесс может иметь место и в причастиях, выступающих в составе аналитических глагольных форм пассива, т.е. в причастиях, выполняющих не атрибутивную, а предикативную функцию.

В этом случае возникает конструкция статива (пассива состояния), в значении которого нельзя обнаружить глагольной процессуальности. Теория статива, разработанная на русском материале Л.Л.Буланиным, нашла подтверждение и в таджикском языке. Стативные конструкции обоих языков могут быть синонимичны конструкциям с именами прилагательными, что проявляется и при переводе.

Рассмотренные впервые в сопоставительном плане случаи перехода причастий в разряд имен прилагательных и существительных (адъективация и субстантивация) позволили установить факт

258 расхождений между русским и таджикским языками в том, что в них тенденция к переходу в другие части речи свойственна разным морфологическим типам причастий. Адъективации в русском языке в той или иной степени подвержены все морфологические типы причастий. Наиболее активно адъективируются страдательные причастия прошедшего времени, образованные от глаголов совершенного вида. В таджикском языке причастные формы настояще-будущего времени подвергаются процессу адъективации крайне редко. Практически совсем не переходят в имена прилагательные причастия настоящего определенного времени и аналитические страдательные причастия, образованные при помощи глагола шудан.

Субстантивированные формы в сопоставляемых языках могут принимать в той или иной степени все морфологические типы причастий. В русском языке чаще других субстантивируются действительные причастия настоящего времени и страдательные причастия прошедшего времени, однако ни один тип причастий не подвержен массовой субстантивации. В таджикском языке массовый характер носит субстантивация причастных форм настоящего времени на -анда {-янда).

Анализ перевода русских конструкций с причастиями на таджикский язык выявил основные закономерности, связанные с передачей категориальной семантики этих специфических глагольных форм. В зависимости от того, в какой степени в причастии сохраняется процессуальная семантика, велик или, напротив, мал удельный вес случаев, когда причастие может переводиться описательной конструкцией, т.е. посредством личной формы глагола в сочетании с относительным местоимением.

Замыкающая номенклатура неспрягаемых форм глагола -деепричастие - в обоих языках выполняет общую функцию, т.е.

259 обозначает добавочное второстепенное действие, сопутствующее основному глагольному действию:

В русском языке имеется два типа деепричастий, в основу деления на которые положен видо-временной признак: а) деепричастие совершенного вида; б) деепричастие несовершенного вида.

В таджикском языке выделяется три типа деепричастных форм: а) деепричастие прошедшего времени, образующееся от основы прошедшего времени глагола при помощи суффикса -а; б) деепричастие настоящего определенного времени, образующееся от деепричастия прошедшего времени основного глагола с помощью вспомогательного глагола истодан в форме причастия прошедшего времени; в) деепричастие настоящего времени, образующееся от основы настоящего времени глаголов при помощи суффикса -он.

Своеобразие деепричастной формы в таджикском языке наблюдается в употреблении деепричастных оборотов прошедшего времени, где у нее также выявляются глагольные свойства. Это может быть показано в следующей схеме: 2 пд - прямое дополнение дпв - деепричастие прошедшего времени кд - косвенное дополнение

Деепричастие настоящего времени в таджикском языке в большей мере сохраняет свои глагольные свойства, о чем свидетельствует образование деепричастных словосочетаний, где деепричастию предшествует слово, выражающее в предложении функцию дополнения и обстоятельства. В отличие от русского языка, таджикское деепричастие прошедшего времени может образовывать сложные обороты, в которых деепричастия выступают как однородные члены: пд ДПВ Дпв ДПВ

Кд 2 3 4 1

Асимметрия наблюдается также в выполняемых деепричастиями синтаксических функциях. Деепричастия в русском языке способны употребляться в составе: главного сказуемого настоящего времени, главного сказуемого прошедшего времени, главного сказуемого сослагательного наклонения.

Имеется также немало примеров, где деепричастия входят в односоставные предложения, образуя вместе с ними в составе придаточного предложения предложение сложное.

В русском языке (если речь идет об областном языке) встречаются деепричастия и в составе главного члена односоставного предложения, причем, имеются обороты, где субъект действия, выраженного деепричастием, представлен формой родительного падежа в сочетании с предлогом у или деепричастием, образованным от безличных глаголов.

Для русского языка характерна интенсивность процесса адвербиализации деепричастий. Сильный налет наречности лежит на

261 деепричастиях несовершенного вида, и притом на формах без -ся (-сь) в большей степени, чем на формах с -ся (-сь) (конечно, только в том случае, если те и другие деепричастия имеют непереходное значение).

Можно констатировать, что процесс адвербиализации деепричастий в современном русском языке более активно протекает внутри форм несовершенного вида. Формы прошедшего времени совершенного вида еще настолько глубоко и органически слиты с системой глагола, что наречия бессильны втянуть их в свою сферу.

Синтаксическая роль деепричастий в сопоставляемых языках сводится к выражению значений обстоятельства времени, образа действия, причины, условия, уступки. Кроме того, дополнительное (добавочное) действие, выраженное деепричастием, всегда относится к тому же лицу, что и действие сказуемого.

Таким образом, система неспрягаемых форм глагола в двух языках (русском и таджикском) была рассмотрена нами в трех аспектах: а) в плане выражения; б) в плане содержания; в) в плане функционирования.

В плане выражения неспрягаемые формы глагола таджикского языка характеризуются более явным аналитизмом. Аналитизм захватывает прежде всего реляционные категории, то есть те, что отражают связь слов в предложении. Вообще, глагольная морфология в таджикском языке более сложна, чем именная (в русском -наоборот). В глаголе аналитизм проявляется в наличии членимых грамматических форм. Таджикскому языку менее свойственно и совмещение означаемых при выражении грамматических категорий. В плане содержания оба языка характеризуются примерно одинаковым набором грамматических категорий, однако внутреннее членение категорий весьма различно.

В плане функционирования морфологических категорий таджикский язык характеризуется менее жесткой связью между

262 грамматической категорией и лексическим значением слова. Форма времени и залога также имеет меньше лексических ограничений, чем в русском языке. Вместе с тем, грамматические формы и конструкции используются для дифференциации значений, выражаемых в русском языке словообразовательными средствами.

Во многих особенностях неличных форм глагола сопоставляемых языков проявляются общеязыковые тенденции - если не универсальные, но такие, которые часто обнаруживаются в языках самых разных систем. Среди них, например, общность происхождения неспрягаемых форм, процессы субстантивации, адъективации и адвербиализации. Эти и многие другие факты подчеркивают, что в особенностях таджикского и русского языков проявляются многие общие тенденции языка.

 

Список научной литературыДжабборова, Мархабо Тухтасуновна, диссертация по теме "Сравнительно-историческое, типологическое и сопоставительное языкознание"

1. Абакумов С.И. Современный русский литературный язык. - М.: Современная наука, 1942. - 183 с.

2. Абакумов С.И. Причастие // Русский язык в школе. 1938, № 4. -С. 25-32

3. Абдурахманов У. Неспрягаемые глагольные формы в современном таджикском литературном языке: Автореф. дис. канд. филолог, наук. Душанбе, 1983. - 23 с.

4. Абдурахманов У. Неспрягаемые глагольные формы в современном таджикском и персидском языках. Душанбе: Дониш, 1988. -168 с.

5. Аванесов Р.И., Сидоров В.И. Очерк грамматики русского литературного языка. М., 1945. - 203 с.

6. Адмони В.Г. О портативности и грамматических структурах // Морфологическая структура слова в языках различных типов. -М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1963. С. 183-189.

7. Акрамов М. Адъективные словосочетания в современном таджикском литературном языке: Автореф. дис. канд. филолог, наук. Душанбе, 1973. - 32 с.

8. Акрамов М. Адъективные словосочетания в современном таджикском литературном языке. Душанбе: Ирфон, 1973. - 84 с.

9. Аксаков К.С. О русских глаголах. М., 1955. - 47 с.

10. Андреев В. Ф. Знаменательные и служебные слова в русской речи. Журнал министерства народного просвещения, 1952. - 56 с.

11. Анненский И.У. Критика "Синтаксиса русского языка" Д.Н. Овсянико-Куликовского. Журнал министерства народного просвещения, 1903. - 22 с.

12. Античные теории. -М. 1936. 315 с.

13. Аракин В.Д. О сопоставительном изучении языков // ИЯШ, 1946. -№3.-8 с.

14. Арутюнова Н.Д. Типы языковых значений: Оценка "Событие". -С. 13-19. -М.: Наука, 1988.-341 с.

15. Ахманова О.С. Словарь лингвистических терминов. М.: Сов. энциклопедия, 1966. - 607 с.

16. Ахмедова У. Глагольные формы с истодан в современном таджикском языке: Авто реф. дис. канд. филолог, наук. -Сталинабад, 1960. 26 с.

17. Балли Ш. Общая лингвистика и вопросы французского языка. -М, 1955.-416 с.

18. Барсов А.Р. Российская грамматика. М.: Изд-во Московского университета, 1981. - 776 с.

19. Баскаков Н.А. К теоретическим основам разработки сравнительно-сопоставительного метода // РЯ НШ. 1961. - № 4. -С. 24-32.

20. Бахарев А.И. О соотношении причастий и прилагательных в русском языке // Вопросы теории русского языка и методики его преподавания. Саратов, 1970. Вып. 2. - С. 22-26.

21. Бедняков А.С. Переход причастий в прилагательные // Русский язык в школе. -1957. № 6. - 22-26 с.

22. Белошапкова В.А. Минимальные структурные схемы русского предложения // Русский язык за рубежом. 1978. - № 5. - С. 55-59.

23. Беляева Е.И. Функционально-семантические поля модальности в английском и русском языках. Воронеж: Изд-во Воронеж, ун-та, 1985.- 180 с.

24. Бенвенист Э. Общая лингвистика. М.: Прогресс, 1974. - 447 с.

25. Берка К. Функция глагола быть с точки зрения современной формальной логики // Логико-грамматические очерки. М.: Высш. шк, 1961.-С. 160-180

26. Бернштейн С.И. Основные вопросы синтаксиса в освещении А.А. Шахматова // Изв. отд. рус. языка и словесности АН, 1920. Т. 25. - С. 224-255

27. Блумфильд JI. Язык и история языкознания XIX-XX вв. в очерках и извлечениях. М.: Наука, 1965. - 345 с.

28. Богданов В.В. Семантико-грамматический статус инфинитива. Опыт типологического анализа // Исследования по семантике: Лексическая и грамматическая семантика. Уфа, 1980. - С. 164182

29. Богородицкий В.Р. Русская грамматика. Казань, 1918. - С. 16417

30. Бодуэн де Куртенэ И.А. О смешанном характере всех языков // Избранные труды по общему языкознанию, т. 1. М., 1963. - 303 с.

31. Бозидов Н. Ч,умлаи мураккаби феъли х,олй // Мактаби советй. -1957.- №6. -С. 13-20

32. Бойко А.Р. Сочетания с инфинитивом несовершенного вида в современном русском языке. Л.: Изд-во Ленингр. ун-та, - 1973. -136 с.

33. Болдырев Р.В. Рассуждения о глаголах. Труды общества любителей российской словесности, 1912. ч. 2. - С. 68-84

34. Бондаренко И.В. О типах полипредикативных конструкций с инфинитивом в функции предиката зависимой части // Инфинитивные формы глагола. Новосибирск, 1980. - С. 134-142

35. Бондаренко И.В. Союзные инфинитивные конструкции со специфической зависимой частью в современном русском языке: Автореф. дис. канд. филолог, наук. Томск, 1982. - 23 с.

36. Бондарко А.В. Вид и время русского глагола. М.: Просвещение, 1971.-485 с.

37. Бортель В. О грамматическом статусе смешанных классов слов // Вопросы грамматики и лексикологии русского языка. Кишинев, 1979.-С. 17-36

38. Бортэ J1.B. Глубина взаимодействия частей речи в современном русском языке. Кишинев: Штиница, 1977. - 108 с.

39. Брицин В.М. Синтаксис и семантика инфинитива в современном русском языке. Киев: Наукова думка, 1990. - 320 с.

40. Будде Е.У. Вопросы методологии русского языкознания. Казань, 1917.-56 с.

41. Будилович А.С. Начертание церковно-славянской грамматики применительно к общей теории русского и других родственных языков.-М., 1864.-С. 281

42. Буланин JI.JI. Трудные вопросы морфологии. М.: Просвещение, 1977.-207 с.

43. Буланин JI.JI. К соотношению пассива и статива в русском языке // Проблема теории грамматического залога. JI., 1978. - С. 197-202

44. Буланин JI.JI. Категория залога в современном русском языке. -Л.: Изд-во ЛГУ, 1986. 86 с.

45. Булаховский Л.А. Русский литературный язык первой половины XIX в. Фонетика. Морфология. Ударение. Синтаксис. М., 1954. -380 с.

46. Булаховский Л.А. Курс русского литературного языка. 5-е изд. -Киев: Рад. шк., 1958. Т. 1.-446 с.

47. Буранов Дж. Сравнительная типология английского и тюркских языков. М., 1983. - 203 с.

48. Буслаев Ф.И. Историческая грамматика русского языка. М: Учпедизд., 1959. - 622 с.

49. Васильева И.Г. Конструкции, содержащие в качестве предикативной основы сочетания инфинитива с именами существительными иглаголами: Автореф. дис. канд. филолог, наук. М., 1987. - 13 с.267

50. Вандриес Ж. Язык. Лингвистическое введение в историю. М., 1937.- 105 с.

51. Вейсман Р. Заметки к истории русской грамматики. М., 1974. -120 с.

52. Виноградов В.В. Из истории изучения русского синтаксиса: (От Ломоносова до Фортунатова). М.: Изд-во Моск. ун-та, 1958. -400 с.

53. Виноградов В.В. Русский язык: (Грамматическое учение о слове). -М.: Высшая школа, 1972. 613 с.

54. Виноградов В.В. О категории модальности и модальных словах в русском языке // В.В. Виноградов. Избранные труды. Исследования по русской грамматике. М.: Наука, 1975. - С. 5387

55. Виноградов В.В. Русский язык. М.: Высшая школа, 1986. - 640 с.

56. Винокур В.А. Современный русский язык. М., 1986. - 485 с.

57. Вихованецъ И.Р. Частини мови в семантико-грамматичному аспекть -Киев: Наукова думка, 1988. 256 с.

58. Воинова Е.И. Предикативные слова на -о при инфинитиве // Некоторые вопросы сочетаний слов и словообразование современного русского языка. Л., 1965. - С. 19-29

59. Волынец Т.Н. Семантика и грамматика русского причастия в тексте. Минск, 1999. - 31 с.

60. Вопросы теории частей речи: На материале языков различных типов. Л.: Наука, 1968. - 343 с.

61. Восканян Г.Р. Инфинитив в современном персидском языке: Автореф.дис. .канд.филолог.наук. М., 1958. - 23 с.

62. Востоков А.Х. Русская грамматика, изд. 12-е. СПб., 1874. - XII. -216с.

63. Габинский М.А. К логической интерпретации вопроса // Логикограмматические очерки. М., 1967. С. - 247-255.268

64. Гак В.Г. Русский язык в сопоставлении с французским. М.: Русский язык, 1975. - 218 с.

65. Гак В.Г. Сопоставительное изучение языков и лингвистическая типология // Русский язык за рубежом. 1974. - № 3. - С. 40-45

66. Ганиева Н.Р. Семантический анализ глаголов речи микрополя «говорить» в разноструктурных языках. Худжанд, 2002. - 120 с.

67. Гвоздиков Б.А. Опыт классификации залогов русского глагола. -М., 1964.-227 с.

68. Гераськина Т.Р. Адъективация причастий в русском и белорусском языках: Автореф. дис. канд.филолог.наук. Минск, 1981.-25 с.

69. Гехтляр С.Я. Русский инфинитив: категориальная характеристика, функционирование. Санкт-Петербург-Брянск, 1996. - 258 с.

70. Глаголевский П. Синтаксис языка русских пословиц. Спб., 1972. -С. 13-40

71. Грамматика современного русского литературного языка. М.: Наука, 1970.-767 с.

72. Грамматикаи забони адабии хозираи точик. Душанбе: Дониш, чилди 1, 1985. - 356 с.

73. Грамматикаи забони адабии хозираи точик. Душанбе: Дониш, чилди 2, 1987.-317 с.

74. Гришина Н.И. Место инфинитивных предложений в синтаксической системе современного русского языка: Автореф. дис. канд. филолог, наук.-М., 1988.-22 с.

75. Гурычева М.С. Сравнительно-сопоставительная грамматика романских языков: итало-романская подгруппа. М.: Наука, 1966. - 305 с.

76. Гухман М.М. Типологические исследования. М.: Наука, 1972. -118с.

77. Данченко Г.В. Категория времени в причастиях: Автореф.дис. канд.филолог.наук. М., 1977. - 16 с.

78. Демьянова Е.М. О переходе действительных причастий прошедшего времени в прилагательные // Русский язык в школе. -1973.-№5.-С. 80-88

79. Джабборова М.Т. Сопоставительно-типологическая характеристика, система причастий в русском и таджикском языках: Автореф. дис. канд. филолог, наук. Душанбе, 1990. -23 с.

80. Джабборова М.Т. Переход причастий в прилагательные в русском и таджикском языках. Душанбе: Дониш, 1999. - 37 с.

81. Джабборова М.Т. Переход причастий в имена существительные в русском и таджикском языках. Душанбе: Российско-Таджикский (славянский) университет, 2000. - 34 с.

82. Джабборова М.Т. Система причастий в русском и таджикском языках. Душанбе: Российско-Таджикский (славянский) университет, 2003. - 130 с.

83. Джавов А.Г. Структурные типы глагола современного языка дари.: Автореф. дис. канд. филолог, наук. М., 1988. - 18 с.

84. Джоши Шьяма. Инфинитив в русском языке и в языке хинди; Автореф.дис.канд.филолог.наук. М., 1986. - 16 с.

85. Джураев Р. Из истории времени и модальных значений глагольных форм таджикского и персидского языков (на материале сочинения «Асрор-ут-тавхид »). Душанбе, 1962. - 31 с.

86. Дмитриев И.А. Сочетания с инфинитивом несовершенного вида в русском языке: Автореф.дис.канд.филолог.наук.-М., 1948.-13 с.

87. Дуценко Н.Р. Категория вида в русских причастиях: Автореф. дис. канд. филолог, наук. М., 1982. -22 с.

88. Есперсен О. Философия грамматики. М.: Рус. яз., 1982. - 403 с.

89. Ефимов В.А., Расторгуева B.C., Шарова Е.Н. Языки юго-западной группы. Персидский. Таджикский. Дари // Основы иранского языкознания. Новоиранские языки. М., 1982. - С. 5-230.

90. Жирмунский В.М. О природе частей речи и их классификации // Вопросы частей речи : На материале языков различных типов. -Л.: Наука, 1968.-С. 7-32

91. Жирмунский В.М. Лингвистическая типология общее языкознание. Внутренняя структура. - М., 1972. - 305 с.

92. Житомирский К. Правописание. М., 1955. - С. 56.

93. Забони адабии х,озираи точик. Лексикология. Фонетика ва морфология. Кдюми 1. Душанбе: Маориф, 1982. - 240 с.

94. Забони адабии х,озираи точик. Синтаксис. Кисми 2. Душанбе: Маориф, 1985.-230 с.

95. Задорожный Б.М. Значение и употребление причастий в германских языках: Автореф.дис.докт.филолог.наук. -М., 1964. -32 с.

96. Залеман КГ., Жуковский В.Р. Краткая грамматика новоперсидского языка. -Спб., 1990.-100 с.

97. Зарецкая Е.Н. Типология глагольного формообразования (На материале русского, английского и венгерского языков). М.: Академический проект, 2001. - 158 с.

98. Золотова Г.А. О синтаксической природе современного русского инфинитива // Науч. докл. высш. шк. филол. науки. 1979. - № 5. -С. 49-51

99. Золотова Г.А. Коммуникативные аспекты русского синтаксиса. -М.: Наука, 1982.-273 с.

100. Иброхимов С. Глаголы движения в русском и таджикском языках. -Душанбе, 1987.- 187 с.

101. Иванникова Е.Р. О так называемом процессе адъективации причастий // Вопросы исторической лексикологии и лексикографии восточнославянских языков.-М., 1974.-С. 297-304

102. Из трудов Шахматова А.А. по современному русскому языку. Учение о частях речи. М.: Учпедизд., 1952. - 272 с.

103. Иомдин JI.JI. Согласование в современном языке: Автореф. дис. канд. филолог, наук. М., 1982. - 22 с.

104. Исаченко А.В. Грамматический строй русского языка в сопоставлении со словацким: Морфология. Т.1. Братислава, 1965.-302 с.

105. Исматуллоев М. Оид ба масъалаи сифати феълй дар забони адабии х,озираи точик // Учен. зап. Сталинаб. пед. ин-та. 1954. Т. 4, Вып. 2.-С. 111-116

106. Историко-типологическая морфология германских языков. М.: Наука, 1978.-308 с.

107. Истрина Е.С. Синтаксические явления Синодального списка 1 Новгородской летописи. Изв. отд. рус. языка и словесности АН, 1919. Т. 24. кн. 2.-105 с.

108. Калайдович И.Ф. Грамматика языка русского. Ч. 1. Познание слова.-М., 1834

109. Калакуцкая Л.П. Адъективация причастий в современном русском литературном языке. М.: Наука, 1971. - 227 с.

110. Калакуцкая Л.П. Время причастий // Русский язык в школе. 1967. -№1.~ С. 62-68

111. ЮЗ.Кацнельсон С.Д. Типология языка и речевое мышление. Л., 1972. -216 с.

112. Ю4.Кенешбекова Н.А. Сопоставительно-типологический анализ причастий киргизского и русского языков: Автореф. дис. канд. филолог, наук. Алма-Ата, 1988. - С. 22

113. Керимова А.А. Таджикский язык // Языки мира. Иранские языки. Юго-западные иранские языки. М., 1972. - С. 96-124

114. Юб.Климов М.Н. Учебник французского языка. М.: Просвещение, 1980.-С. 231

115. Киселева JI.H. Язык дари Афганистана. М.: Наука, 1964. -126 с.

116. Ковалев А.А., Шарбатов Г.Ш. Учебник арабского языка. 2-е изд. - М.: Наука, 1969. - 687 с.

117. Корнеева В.А. Грамматика английского глагола в теории и практике: время, вид, временная отнесенность, залог, наклонение. -Спб: Союз, 2000.-448 с.

118. Костомаров В.Г., Митрофанова О.Д. Методика как наука. Ст. 2. Методическая проблематика двуязычия // Русский язык за рубежом, 1979, № 6. С. 68-72

119. Ш.Краснов И.Р. Пути перехода причастий в прилагательные // Русский язык в школе. 1957, № 3. - С. 20-25

120. Кретова В.Н. Переход причастий в другие части речи // Русский язык в школе. 1955. - № 4. - С. 7-10

121. Крушельницкая Г.К. Очерки по сопоставительной грамматике немецкого и русского языков. М.: Изд-во лит. на иностр. яз., 1961.-215с.

122. Кубрякова Е.С. Части речи в ономасиологическом освещении. -М.: Наука, 1978.- 116 с.

123. Кузнецов С.Р. Флективная морфология русского глагола (словоизменение и формообразование). Спб., 2000. - 252 с.

124. И6. Кузьмина И.Б., Немченко Е.В. Синтаксис причастных форм в русских говорах. М.: Наука, 1971. - 307 с

125. П.Лившиц В.А., Масуми Н., Таджиев Д. Таджикский язык // Таджикская Советская Социалистическая республика. Душанбе, 1974.-С. 280-287

126. Лопатин В.В. Адъективация причастий в ее отношении к словообразованию // Вопросы языкознания. 1966. - № 5. - С. 3747

127. Лопатин В.В., Милославский И.Г., Шелякин М.Р. Современный русский язык: Теоретический курс, "Словообразование, морфология". -М.: Рус. яз., 1989.-261 с.

128. Макаев Э.Н. Сравнительная сопоставительная и типологическая грамматика// Вопросы языкознания, 1964. № 1. - С. 17-25

129. Макеева М.Н. Система средств передачи видовременных значений русских причастий в современном английском языке: Автореф. дис. канд. филолог, наук. М., 1990. - 19 с.

130. Максимов Л.Ю. О грамматической синонимии в русском языке // Русский язык в национальной школе. 1966. - № 2. - С. 9-13

131. Марузо X. Словарь лингвистических терминов. М.: Изд-во иностр. лит., 1960. - 436 с.

132. Маслов Ю.С. Введение в языкознание. М.: Высш. шк., 1977. - 272 с.

133. Маъсумй Н. Феъл // Асарх,ои мунтахаб. Чдлди 2: Забоншиносй. -Душанбе, 1980.-С. 176-287

134. Методы сопоставительного изучения языков. М.: Наука, 1988. -93 с.

135. Мещанинов И.И. Проблемы развития языка. Л., 1975. - С. 386

136. Милованова Т.Р. Сравнительная характеристика глагольных форм изъявительного наклонения таджикского и русского языков // Очерки по русской филологии. Душанбе, 1959. вып. 1. Т. 31. -С. 18-26

137. Мирзоев A.M. Ибора дар забони точикй. Душанбе, 2002. - 308 с.

138. Мирзоев A.M. Словосочетание в таджикском языке: Автореф. дис. докт. филолог, наук. Душанбе, 2002. - 55 с.

139. Митрофаненкова Р.В. Предикативные единицы инфинитивного типа в составе сложного предложения // Синтаксис простого и сложного предложения. М., 1973. - С. 17-29

140. Михайлова О.Э., Шендельс Е.И. Справочник по грамматике немецкого языка. -М.: Просвещение, 1972.

141. Моисеев А.И. Употребление зависимого инфинитива в современном русском языке: Автореф. дис. канд. филолог, наук. -Л., 1952.-20 с.

142. Мошеев И.Б. Сопоставительно-типологическое исследование глагольной системы русского и таджикского языков: Система спрягаемых форм: Автореф. дис. докт. филолог, наук. Тбилиси, 1983.-49 с.

143. Мошеев И.Б. Грамматические категории глагола в русском и таджикском языках: Система личных форм. Душанбе, 1983. - 132 с.

144. Мошеев И.Б. Система неспрягаемых форм глагола в русском и таджикском языках. Душанбе, 1989. - 38 с.

145. Мошеев И.Б. О некоторых вопросах сопоставительного изучения языков // Русский язык и литература в таджикской школе. 1976. -№4.-С. 24-32

146. Муравьева Л.Н. Артикль в современном таджикском и персидском литературных языках: Автореф. дис. канд. филолог, наук. М., 1956. - 16 с.

147. Набокова С.И. Модальность предложений с зависимым инфинитивом (значения возможности и необходимости). М., 1981.-88 с.

148. Некрасов Н.А. О значении форм русского глагола. М., СПб., 1985.-702 с.

149. Неменова P.JI. Краткий очерк грамматики таджикского языка // Краткий таджикско-русский словарь. Душанбе: Ирфон, 1988. -С. 429- 488

150. Ниёзму*аммадов Б., Ниёзй Ш., Бузургзода Л. Грамматикаи забони точикй. К^исми 1: Фонетика ва морфология. Сталинобод: Нашр.дав.точик, 1951. - 128 с.

151. Ниёзму*аммадов Б. Забоншиносии точик. Душанбе: Дониш, 1970.-396 с.

152. Новое в лингвистике. Вып. 2. М., 1962. - 252 с.

153. Новожилова О.В. Псевдопричастия в современном немецком языке: Автореф.дис.канд.филолог.наук. М., 1983. - 22 с.

154. Одинцова В.И. Употребление действительных причастий несовершенного вида при подлежащем в зависимости от препозитивного и временного значения предложения: Автореф. дис. канд. филолог, наук. М., 1985. - 20 с.

155. Опыт историко-типологического исследования иранских языков. Т. И.-М.: Наука, 1975.

156. Оранский И.М. Изучение истории таджикского и персидского языка в Петербургском университете. // Очерки по истории русского востоковедения. М., 1959, сб. IV. - 154 с.

157. Оранский И.М. Введение в иранскую филологию. М., 1960.-490 с.

158. Оранский И.М. О курсе "История таджикского и персидского языков" в системе университетского иранистического образования // Иранская филология. Ташкент, 1966. - 194 с.

159. Очерки по сопоставительному изучению французского и русского языков.-М., 1965.-298 с.

160. Павский Г.П. Филологические наблюдения над составом русского языка. Рассуждение второе. Сиб., 1956. - С. 13-18

161. Панов М.В. Русский язык // Языки народов СССР. Т. 1.: Индоевропейские языки. М., 1966. - С. 55-122

162. Панов М.В. О частях речи в русском языке // Филолог, науки. -1980.-№4.-С. 3-14

163. Пейсиков JI.C. К типологии служебных глаголов в персидском языке // Вопросы языка и литературы стран Востока. М., 1958. -С. 34-41

164. Пейсиков JI.C. Вопросы синтаксиса персидского языка. М., 1959.

165. Пейсиков JI.C. Лексикология современного персидского языка. -М., 1975.-206 с.

166. Персидско-русский словарь. М.: Государственное издательство иностранных и национальных словарей, 1960. - 668 с.

167. Петровская С.С. Субстантивно-инфинитивное ,словосочетание и его синонимы в современном русском языке (в сопоставлении с украинским): Автореф. дис. канд. филолог, наук. Киев, 1983. - 23 с.

168. Пешковский A.M. Русский синтаксис в научном освещении. М.: Учпедизд., 1957.-С. 511

169. Поливанов Е.Д. Опыт частной методики преподавания русского языка. Ч. 1. Ташкент: Средняя и высш. шк., 1961. - 111с.

170. Потебня А.А. Из записок по русской грамматике. Т. 3. М.: Просвещение, 1968. - 530 с.

171. Потебня А.А. Из записок по русской грамматике. Т.1/2. М.: Учпедизд., 1958. - 536 с.

172. Прокат Э. Справочная грамматика германских языков. М.,1954.-46 с.

173. Путина И.Р. Межкатегориальные связи в грамматике неличных форм: Автореф.дис.докт.филолог.наук. Ижевск, 2001. - 38 с.

174. Пялль Э.Н. О двух основных формах инфинитива в эстонском языке // Доклады и сообщения Института языкознания АН СССР,1955,№7.-С. 32-54

175. Размусен Л.Б. О глагольных временах и об их отношении к видам в русском языке. М, 1984. - 384 с.

176. Распопов И.П. Понятие взаимодействия в лингвистике. М., 1982. 1 33 с.

177. Рассудова О.П. Употребление видов глагола в русском языке. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1968. - 140 с.

178. Расторгуева B.C. К вопросу о неочевидных или повествовательных формах таджикского глагола // Очерки по грамматике современного таджикского языка. Сталинабад: Изд-во АН Тадж. ССР, 1953. Вып. 3.-27 с.

179. Расторгуева B.C. Краткий очерк грамматики таджикского языка // Таджикско-русский словарь. М., 1954. - С. 529-540

180. Расторгуева B.C. Очерки по таджикской диалектологии. М.: Изд-во АН СССР, 1956. Вып. 3. - 191 с.

181. Расторгуева B.C. Опыт сравнительного изучения таджикских глаголов. М.: Наука, 1964. - 188 с.

182. Расторгуева B.C., Керимова А.А. Система таджикского глагола. -М.: Наука, 1964.-291 с.

183. Расторгуева B.C., Молчанова Е.К. Среднеперсидский язык // Основы иранского языкознания. Среднеперсидские языки. М., 1981.-С. 6-146

184. Рахматова Р.Т. Диахроническая типология инфинитивных конструкций: Автореф. дис. канд. филолог, наук. СПб., 1997. -19 с.

185. Розенфельд А.З. Материалы к исследованию сложносоставных глаголов в современном таджикском литературном языке // Очерки по грамматике современного таджикского языка. -Сталинабад: Изд-во АН Тадж. ССР, 1953. Вып. 1. 47 с.

186. Розенфельд А.З. Глагол. Очерки по грамматике современного таджикского языка. Сталинабад: Изд-во АН Тадж. ССР, 1954. Вып. 3. - 65 с.

187. Ройзензон Л.И. К типологии субстантивированных прилагательных и причастий в современном русском языке // Труды Самаркандского университета: Н.С. Вып. 118. Исследования по русскому языку. -Самарканд, 1962.-С. 121-139

188. Рубинова Э.Я. Причастия немецкого языка приименного определения и их эквиваленты в таджикском языке: Автореф. дис. канд. филолог, наук. Сталинабад, 1961. -20 с.

189. Русская грамматика. -М.: Наука, 1982. Т.1. 783 с.

190. Русский язык: Энциклопедия. -М.: Сов. энциклопедия, 1979.-432 с.

191. Русско-персидский словарь. М.: Советская энциклопедия, 1965. -1091 с.

192. Рустамов Т.З. Проблема лексико-грамматических особенностей причастий и причастных оборотов в сопоставительно-типологическом плане (на материале персидского и азербайджанского языков): Автореф. дис. докт. филолог, наук Тбилиси, 1989. - 37 с.

193. Рустамов Ш. Калимасозии исм дар забони адабии х,озираи точ;ик. Душанбе: Дониш, 1972. - 77 с.

194. Рустамов Ш. Исм. Душанбе: Дониш, 1981. - 218 с.

195. Рустамов Ш. Мушкилоти синтакисй. Душанбе: Маориф, 1988. -340 с.

196. Рустамов Ш. Таснифоти хиссах,ои нутк ва мав^еи исм. Душанбе: Ирфон, 1972.-92 с.

197. Сазонова И.К. Адъективация // Русский язык: Энциклопедия. -М., 1979.- 13 с.

198. Сазонова И.К. Причастия в системе частей речи и лексико-семантическая деривация // Вопросы языкознания. 1975. - № 6. -С. 87-99

199. Саймидцинов Д. Лексикаи забони форсии миёна: Дисс. докт. филолог, наук (рукопись). Душанбе, 1998. -401 с.

200. Самадова Р. Проблема лингвистического конструирования предложно-именных словосочетаний в таджикском и русском языках: Дисс. докт. филолог, наук (рукопись). Душанбе, 1999. -369 с.

201. Селищев A.M. Славянское языкознание. М., 1941. Т. 1. - 166 с.

202. Серебренников Б.А. О недостатках сравнительно-исторического метода в языкознании // Изв. АН СССР, ОЛЯ, 1950. № 3.

203. Серебренников Б.А. Всякое ли сопоставление полезно? // РЯ НШ, 1957.-№4.-С. 5-11

204. Сидоров Е.А. О видах русского глагола. М., 1984. - 405 с.

205. Сиёев Б. Очерк дойр ба таърихи феъли забони адабии точик. -Душанбе: Дониш, 1969. 126 с.

206. Скаличка В. Сопоставительное изучение языков. М., 1974. - С. 3-10

207. Слепцова A.M. Инфинитивные конструкции с изъяснительными союзами в современном русском языке: Автореф. дис. канд. филолог наук Воронеж, 1967. - 19 с.280

208. Словарь русского языка (в 4-х томах) (Под редакцией А.П.Евгеньевой). М.: Русский язык, 1981

209. Смириицкий А.И. Морфология английского языка. М.: Изд-во лит. на иностр. языках, 1959. - 440 с.

210. Смола B.C. Способы и средства передачи конструкций с инфинитивом русского языка на таджикский язык: Автореф. дис. канд. филолог, наук Душанбе, 1972. - 27 с.

211. Смольянинова М.И. О способах субстантивации причастий в современном русском языке // Вопросы истории и теории русского языка. Тула, 1968. - С. 56-65

212. Соболевский С.И. Грамматика латинского языка. М., 1939. - С. 210.

213. Современный русский язык. М.: Высш. шк. 1981. - 430 с.

214. Соколов С.И. Язык Авесты // Основы иранского языкознания. Древнеиранские языки. М., 1979. - С. 129-233

215. Солнцев В.М. Установление подобия как метод типологического языкознания // Лингвистическая типология и восточные языки. -М., 1965.-С. 5-28

216. Суник О.П. Общая теория частей речи. М., Л.: Наука, 1966. -132 с.

217. Суник О.П. Вопросы общей теории частей речи // Вопросы теории частей речи: На материале языков различных типов. Л.: Наука, 1968.-С. 33-48

218. Супрун А.Е. Грамматические свойства слов и части речи // Вопросы теории частей речи: На материале языков различных типов.-С. 208-218

219. Сухотин В.П. Синтаксическая роль инфинитива в современном русском языке // Ученые записки Кабардино-Балкарского педагогического института. Нальчик, 1940. Вып. 1. - С. 85-97

220. Сухотин В.П. Синтаксическая синонимика в современном русском литературном языке. М.: Изд-во АН СССР, 1960. - 86 с.281

221. Таджиев Д. Об одном определительном словосочетании в современном таджикском литературном языке // Известия Академии наук Таджикской ССР 1952. - Вып. 1. - С. 23-26

222. Таджиев Д. Таджикские причасгнсюпределитепьные словосочетания типа "китоби ман хондагй". Доклады Академии наук Таджикской ССР. - 1952. - Вып. 5. - С. 45-46

223. Таджиев Д. Об определительных словосочетаниях типа "Ахмада китобаш", "гапа камаш" // Ученые записки ТГУ им. В.И.Ленина, серия гуманитарных наук. 1954. Т. II. - С. 195-199

224. Таджиев Д. Причастия в современном таджикском литературном языке // Очерки по грамматике таджикского языка. Сталинабад,1954.-Вып. 5.-С. 56

225. Таджиев Д. Способы связи определения с определяемым в современном таджикском литературном языке. Сталинабад,1955.-С. 72

226. Таджикско-русский словарь. М., 1954. - 789 с.

227. Теория функциональной грамматики: Введение "Аспектуальность: временная локализованность". Таксис. М.: Наука, 1987. - 208 с.

228. Тимофеев К.А. Об основных типах инфинитивных предложений в современном русском литературном языке // Вопросы синтаксиса современного русского языка. М.: Учпедгиз., 1950. - С. 257-301

229. Тимофеев К.А. К вопросу об употреблении инфинитива в функции подлежащего // Труды Благовещенского педагогического института. 1955. Т.6. - С. 12-27

230. Тимофеев К.А. Об основных типах инфинитивных предложений в древнерусском языке // Ученые записки Ленинградского университета. 1959. - № 277. - С. 3-27

231. Тимофеев К.А. К вопросу о происхождении инфинитивных предложений в русском языке // Научные доклады высшей школы. Филологические науки. 1962. - № 2. - С. 105-113282

232. Томсон А.И. Причастия прошедшего времени в русском языке // Вопросы теории частей. М., 1952. - С. 248-253

233. Тронский И.М. Определение залогов в школьных грамматиках русских, латинских и греческих. Филологические заметки. - М., 1986. Вып. 2.-27-40

234. Туникова Н.А. Функции глагольной лексики в форме инфинитива в русской демократической публицистике середины XIX в. -Torun, 1988.- 161 с.

235. Тюкшина JI.A. Функциональные особенности деепричастных конструкций // Русский язык за рубежом. 1972. - № 3. - С. 7-13.

236. Усманов К. Категория определенности и неопределенности имени существительного в таджикском и английском языках: Автореф.дис.канд.филолог.наук. Душанбе, 1979. - С. 21

237. Успенская JI.B. Основные структурные особенности современного таджикского языка с русским языком // Материалы 1 межреспубликанской конференции по вопросам улучшения преподавания русского языка в национальных школах. Ташкент, 1958.-С. 13-15

238. Успенская JI.B. Сопоставительная характеристика звуковых систем русского и таджикского языков // В помощь учителю русского языка в таджикской школе". Душанбе, 1961. -№ 2,3.

239. Успенский Б.А. Принципы структурной типологии. МГУ, 1964. 203

240. Фарсадманеш С.А. Семантика русских деепричастных оборотов и их эквиваленты в современном персидском литературном языке: Автореф. дис. канд.филолог.наук. М., 1978. -25 с.

241. Фархднги забони точ;ик. Чдпди 1-2. М., 1969.

242. Федоров А.В., Кузнецов Н.Н., Морозова Е.Н., Цыганова И.А. Немецко-русские языковые параллели. М., 1961. - 328 с.

243. Фортунатов Ф.Ф. Избранные труды. М.: Учпедгиз, 1956. Т. 1. 450 с.

244. Хамроалиев Н.Х. Глагольный вид в современном английском и таджикском языках. Душанбе: Дониш, 1979. - 187 с.

245. Холматова С.Д. Способы передачи русских префиксальных глаголов на таджикский язык: Автореф. дис. канд. филолог, наук. Душанбе, 1969. - 19 с.

246. Хосейни Амир. Русский инфинитив как средство выражения целевых отношений: Автореф. дис. канд. филолог, наук. М., 1996.- 17 с.

247. Храковский B.C., Володин А.П. Семантика и типология императива. Русский императив. JL: Наука, 1986. - 132 с.

248. Чантурашвили Д.С. К вопросу о способах передачи русского деепричастия на грузинский язык. Батуми, 1989. - 131 с.

249. Чейф У. Значение и структура языка. М.: Прогресс, 1975. - 432 с.

250. Чесал И. Русские глаголы, сочетающиеся с инфинитивом. Прага, 1967.-С. 105-115

251. Чикобава А.С. Введение в языкознание. М., 1956. - 203 с.

252. Чкония Н.Д. Русское причастие и способы его передачи на грузинский язык. Тбилиси, 1976. - 166 с.

253. Чыонг Динь Бинь. Сочетание имен существительных с зависимым инфинитивом в современном русском языке: Автореф. дис. канд. филолог, наук. М., 1979. - 17 с.

254. Шанский Н.М. О некоторых актуальных вопросах методики русского языка как науки // Научно-методические основы преподавания русского языка в педагогических институтах. -Алма-Ата, 1970.-С. 15-16

255. Шарова Е.Н. Отглагольные формы с суффиксом -гй в современном таджикском языке: Автореф. дис. канд. филолог, наук. М., 1953. - 26 с.

256. Шахматов А.А. Синтаксис русского языка. М., 1941. - 258 с.

257. Шахматов А.А. Историческая морфология русского языка. М., 1957.-400 с.

258. Шахматов А.А. Синтаксис русского языка. 2-е изд. JL: Учпедгиз. - 1986.-528 с.

259. Шигуров В.В. Переходные явления в области частей речи в синхронном освещении. Саранск, 1988. - 85 с.ф

260. Ширалиев Ш.И. Модальные слова в современном персидском языке: Автореф. дис. канд.филолог.наук. Баку. 1966. - 25 с.

261. Эдельман Д.И. Предикативные сочетания с причастиямим на -гй и на -й в современном литературном таджикском языке // Известия Академии наук Таджикской ССР. Сталинабад, 1955. -Вып.7. - С. 62-68

262. Эшончонов Р. Хабар^ои номй ва тарзи ифодашавии онх,о. -Душанбе: Ирфон, 1969. 82 с.

263. Юнусов К. Чанд мушовдда дойр ба ифодаи хабар бо сифатиtфеълй // Забоншиносии тоник. Душанбе, 1984. - С. 76-81

264. Юрасова JI.E. Употребление и синонимика инфинитивных предложений в составе сложноподчиненного предложения: Автореф. дис. канд. филолог, наук. Куйбышев, 1971. - 18 с.

265. Ю Хан Су. Статус причастия в грамматической системе языка: К вопросу о словообразовании и словоизменении: Автореф. дис. канд. филолог, наук. М., 1996. - 24 с.

266. Якобсон Т.К. К теоретическому обоснованию сопоставительного описания языков // Русский язык за рубежом. 1979. - № 6. - С. 7780

267. Якобсон Р.Д. Шифтеры, глагольные категории и русский глагол // Принципы типологического анализа языков различного строя. -М., 1972.-С. 95-113

268. Янко-Триницкая H.JI. Русская морфология. М.: Русский язык. 1982.-240 с.

269. Янко-Триницкая H.JI. Русская морфология. 2-е изд. М.: Русский язык. 1988.-236 с.

270. Ярцева В.Н. О сопоставительном методе изучения языков. // Филологические науки. 1960. - № 1. - С. 5-11

271. Ярцева В.Н. Контрастивная грамматика. М., 1981. - 384 с.

272. Яхонтов С.Е. Понятие частей речи в общем китайском языкознании // Вопросы теории частей речи: на материале языков различных типов. Д.: Наука, 1968. - С. 70-79

273. Гаффоров Р. Шеваи чднубии забони тоники. Душанбе: Дониш, 1973. Ч,илди 3. - С. 360

274. Cejpek J. Die verbale Periphrase im Neupersischen und Taglkischen // Aechiv Orienrln, XXIV, 2, S. 171-182

275. Farhadi A.-Gh. Le persan parle en Afghanistan. Grammaire du kaboli. Paris.

276. Lazard G. La langue des plus anciens monuments de la prose persane -1963. p. 535.

277. Lazard G. Le persan // Compendium Linguaeum Iranicarum, p. 263293.

278. ИСТОЧНИКИ ИЛЛЮСТРАТИВНОГО МАТЕРИАЛА

279. Айнй С. Ёдцоштх,о. Кисми 3. Сталинобод: Нашр. Дав. Тоник, 1954

280. Айнй С. Ёддоштх,о. Кисми 4. Сталинобод: Нашр. Дав. Точик, 1954

281. Айнй С. Мактаби кух,на. Сталинобод: Нашр. дав. тоник, 1955

282. Айнй С. Дохунда. Сталинабад: Таджикгосиздат, 1956

283. Айнй С. Куллиёт. Ч^илди 4. Сталинобод: Нашр. дав. тоник, 1958

284. Айнй С. Бухара. Собр. соч. М., т. 4. 1961

285. Айнй С. Смерть ростовщика. Ятим. Душанбе: Маориф, 1976

286. Айнй С. Дохунда. Душанбе: Ирфон, 1984

287. Айнй С. Воспоминания. М.Л., 1960

288. Айтматов Ч. Прощай, Гульсари.М.: Худож. лит., 1976

289. Айтматов Ч. Алвидоъ, Гульсарй, Душанбе, 1978

290. Андреев Л.Н. Дни нашей жизни. М., 1972

291. Белый А. Петербург. М., 1963

292. Бунин И.А. На край света. М.: Худож. лит., 1964

293. Герцен Н.А. Былое и думы. М., 1969

294. Гоголь Н.В. Невский проспект // Собр. соч. М., 1984, Т.З

295. Гоголь Н.В. Проспекта Нева // Асарх,ои мунтахаб. Сталинобод, 1952

296. Гоголь Н.В. Тарас Бульба. М., 1975

297. Гончаров И.А. Обыкновенная история, М., 1984

298. Грин А.С. Золотая цепь. М.: Дет. лит., 1952

299. Грин А.С. Бегущая по волнам. М.: Дет. лит., 1986

300. Грин А.С. Дорога в никуда. М.: Дет. лит., 1976

301. Гумилев Н.С. Тень от пальмы. М.: Худож. лит., 1964

302. Достоевский Ф.М. Братья Карамазовы. М., 1962

303. Евтушенко Е. Стихи. М.: Худож. лит., 1978287щ 26. Есенин С. Лирика, М.: Дет. лит., 1978

304. Икромй Духтари оташ. Душанбе: Ирфон, 1983

305. Икроми Дж. Дочь огня. М.: Худож. лит., 1979

306. Икромй Шодй. Сталинобод: Нашр. Дав. Тоник. 1954

307. Икроми Дж. Шоди. Сталинабад: Таджикгосиздат, 1954

308. Каверин В.А. Исполнение желаний. М., 1986

309. Каверин В.А. Открытая книга. М., 1964

310. Катаев В.П. Зимний вечер. Л., 1987 JR 34. Карим X. Ок;шуда. Душанбе, 1969

311. Короленко В.Г. Дети подземелья. М.: Дет. лит., 1954

312. Куприн А.И. Лесная глушь. М.: Худож. лит. 1982

313. Куприн А.И. Изумруд. М., 1982

314. Лесков Н.С. Очарованный странник. М.: Худож. лит., 1982

315. Маршак С. Избранное. М., Детгиз., 1983

316. Му^аммадиев Ф. Сози Мунаввар. Душанбе, 1978 А*) 41. Ниёзй. Ф. Вафо. К^исми 1. Душанбе: Ирфон. 1966

317. Ниёзи Ф. Верность. М.: Сов. Писатель, 1981

318. Олеша Ю.К. Зависть. М.: Дет. лит., 1964

319. Пастернак Б.П. Воздушные пути. М.: Худож. лит., 1962

320. Паустовский К.Г. Кара-Бугаз. М.: Худож. лит., 1989

321. Паустовский К.Г. Золотая карета. М.: Худож. лит., 1991

322. Пришвин М.М. Женьшень. М.: Худож. лит., 1984

323. Пришвин М.М. Родники Берендея. М.: Худож. лит., 1980

324. Л) 49. Пушкин А.С. Дубровский. Сталинабод: Нашр. Дав. Точик, 1952

325. Пушкин А.С. Дубровский. М.: Дет. лит., 1975

326. Пушкин А.С. Полтава. М.: Детгиз., 1976

327. Пушкин А.С. Евгений Онегин. М., 1982

328. Пушкин А.С. Стихи. М., 1985

329. Соколов-Микитов И.С. Найденов луг. М.: Худож. лит., 197255,56