автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему:
Мифология Имени М. Цветаевой

  • Год: 2006
  • Автор научной работы: Гончарова, Наталья Андреевна
  • Ученая cтепень: кандидата филологических наук
  • Место защиты диссертации: Барнаул
  • Код cпециальности ВАК: 10.01.01
Диссертация по филологии на тему 'Мифология Имени М. Цветаевой'

Полный текст автореферата диссертации по теме "Мифология Имени М. Цветаевой"

На правах рукописи УДК 82.0 (043)

Гончарова Наталья Андреевна Мифология Имени М. Цветаевой

Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Специальность 10.01.01 - русская литература

Барнаул, 2006

Работа выполнена на кафедре русской и зарубежной литературы Барнаульского государственного педагогического университета

Научный руководитель - доктор филологических наук,

профессор Козубовская Галина Петровна.

Официальные оппоненты: доктор филологических наук,

профессор Орлицкий Юрий Борисович, кандидат филологических наук, доцент Владимиров Олег Николаевич.

Ведущая организация: Томский государственный университет.

Защита состоится «7» апреля 2006 г. п 14 часов на заседании диссертационного совета К 212.216 01 по присуждению ученой степени кандидата филологических наук при Самарском государственном педагогическом университете по адресу: 443099, Самара, ул. Л. Толстого, 47.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Самарского государственного педагогического университета.

Автореферат разослан: <</?» л2006 г.

Ученый секретарь диссертационного совета кандидат филологических наук

доцент

А 1Ш

ЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБО

Иосиф Бродский в интервью Ирме Кудровой категорично назвал М.Цветаеву самым крупным поэтом XX столетия' Уже первая книга ее стихов, вышедшая в 1910 году в издательстве «Мусагет» и называвшаяся «Вечерний альбом», получила благожелательные отзывы критиков - В. Брюсова, Н. Гумилева, М. Волошина. Отличительной чертой стиля М.Цветаевой была признана установка на дневник и последовательное детальное описание происходящих в жизни автора событий.

В Советской России интерес к Цветаевой не поощрялся, изучение ее творчества было приостановлено по идеологическим причинам. Только в 1965 году был опубликован ее первый (уже посмертный) сборник в СССР.

Интерес к творчеству поэта вновь возник в начале восьмидесятых годов XX века и достиг апогея к 1992 году - к столетнему юбилею Цветаевой. В Москве, Праге, Париже и Амхерсте '(США) прошли международные конференции по проблемам ее творчества. Дом-музей М. Цветаевой в Москве проводит ежегодные научно-тематические конференции, которые с 1992 года сопровождаются публикациями тезисов и докладов. Составлен и издается словарь поэтического языка М. Цветаевой.

Начало изучению творчества Цветаевой в отечественной науке было положено лингвистами JI.B. Зубовой и О.В. Ревзиной. JI. Зубова исследует фонетику, окказиональные образования и фразеологические связи М.Цветаевой, считая ориентацию на звучание слова одним из важнейших принципов построения текста в ее творчестве.

На рубеже 80-90-х гг. XX века предприняты попытки создания научной биографии поэта - западными учеными В. Лосской, В. Швейцер, Л. Фейлер, а также российскими исследователями М. Разумовской, А. Саакянц, И.Кудровой. Интерес к биографии поэта усилился на рубеже XX-XXI века, когда был открыт архив Цветаевой и исследователям стали доступны неизвестные ранее материалы. С комментариями и примечаниями Е.Б. Коркиной опубликованы сводные тетради и записные книжки поэта (1997-2000 годы).

И все же проблема создания научной биографии М. Цветаевой остается открытой. В печати появились ранее неизвестные записные книжки, дневники и сводные тетради поэта, которые требуют комментариев и пристального изучения. Актуальна проблема периодизации и циклизации творчества. Необходимо издание более полного собрания сочинений поэта, чем вышедший в свет в 1997-1998 гг. семитомник с комментариями А. Саакянц и Л. Мнухина2.

Предприняты попытки вписать М. Цветаеву в историко-литературный контекст- одни исследователи пишут о романтической философии М Цветаевой (Н. Осипова), другие - о возможности рассматривать творчество Цветаевой с позиции русского авангарда (Е. Фарыно), футуризма (Р. Якобсон) или философии экзистенциализма (И Кудрова).

Наиболее актуальным и плодотворным является на сегодня исследование

мифопоэтики М. Цветаевой, начатое Е. Фарыно в 1985 г.1 Н. Осипова в своих трудах утверждает, что поэтический Космос М. Цветаевой составляют основные категории мифопоэтики, формирующие мифологическую модель мира. С. Ельницкая описывает поэтический мир М. Цветаевой в оппозициях соответствие/несоответствие, соединение/несоединение, активность/ пассивность и др. В центре внимания исследовательницы помещается лирический герой Цветаевой и конфликт героя и действительности.

Внимание ученых привлекает тема «Мифологическое слово в поэзии М.Цветаевой». Установлена связь поэтики Цветаевой с античными сюжетами и образами, в частности, с мифами о Сивилле, Федре, Эвридике, Психее и др. Отдельные работы посвящены изучению диалога Цветаевой с Шекспиром, А.Пушкиным, а также с представителями культуры Серебряного века (А. Блок,

A. Ахматова и др.).

Предметом изучения стала мотивная парадигма творчества Цветаевой. Некоторые исследователи магистральным называют мотив превращения и в связи с этим говорят о множественности души лирического героя, о его литературных, исторических и мифологических двойниках. «Близнечность» определяет природу лирического героя. Первостепенно важной становится проблема именования, в имени для Цветаевой заключена судьба человека: «Мы сами выбираем наши имена, случившееся - всегда лишь следствие»'

Категория имени еще в античности получила философское, религиозное, социологическое и лингвистическое осмысление. В пределах Х1Х-ХХ веков философию имени разрабатывают отдельные лингвисты и философы, такие, как В. Соловьев, А. Потебня, А. Лосев, П. Флоренский. Со времен античности философы сходятся во мнении, что имя связано с сущностью вещи и оно всегда одно по отношению к этой сущности. Большое внимание уделяют звуковой оболочке имени, которая сама по себе уже что-то означает. Поместив имя в пространство художественного произведения, П. Флоренский отмечает сюже-топорождающую функцию имени.

Проблемам ономастики в художественной литературе во второй половине XX века в отечественной науке посвящены труды М.В. Горбаневского,

B.М.Калинкина, Э.Б. Магазаника, Т.В.Немировской. Исследователи указывают на особую роль имени в литературном произведении - ориентира во времени и пространстве.

В последние годы у ученых возникает интерес к философии имени, разрабатываемой М. Цветаевой. В 90-е годы отдельные исследователи обратились к проблеме мифологического имени в творческом сознании поэта, однако в основном эта проблема переносится в лингвистический дискурс. Изучению словаря собственных имен М. Цветаевой посвящены труды О.Ревзиной, К. Петросова, М. Горбаневского, К. Жогиной.

1 См. его монографию «Мифологизм и теологизм М Цветаевой («Магдалина» - «Царь-де-

вица-«Переулочки»). - WSA, Sb. 18. - Wien, 1985 -380 s

2 Все ссылки на тексты М Цветаевой даны по изданию М Цветаева Собрание сочинений-в

7 т. - М , 1997-1998 Номер тома, полуточа и страницы указаны в скобках после цитаты Здесь [УИ: 1; 55].

Актуальность реферируемой работы обусловлена, таким образом,

— недостаточной изученностью мифологии Имени М. Цветаевой в отечественном литературоведении;

— отсутствием целостного описания поэтического Космоса М.Цветаевой, ключом к которому является Имя.

Цель работы - исследование содержания и структуры авторской мифологии имени. Цель определила следующие задачи:

— исследовать близнечный миф как доминанту в мифологии имени М.Цветаевой;

— выявить принципы развертывания мифологического имени в поэтическом универсуме и «лирическом театре» М. Цветаевой;

— изучить основные тенденции имятворчества Цветаевой: путь к Имени и его преодоление.

Объектом исследования является поэтическое и прозаическое творчество М. Цветаевой, а также ее эпистолярное наследие. Предметом - мифология имени поэта. Материалом исследования послужили стихи и поэмы М.Цветаевой разных лет (1908 - 1937), ее проза («Повесть о Сонечке», эссе «Мой Пушкин», очерки «Живое о живом», «Пленный дух» и др), а также письма и записные книжки поэта.

Методологическую базу диссертационного исследования составили труды по проблемам мифа А.Ф. Лосева, О.М. Фрейденберг, Е.М.Мелетинского, В.Н. Топорова; труды лингвистов Л.В. Зубовой и О.Г. Ревзиной. Кроме того, при проведении исследования были использованы работы по мифопоэтике западных ученых Е. Фарыно и А. Маймескулов, статьи по типологии культуры Ю.М. Лотмана, Ю.И. Левина. В философском аспекте исследование опирается на труды П.А. Флоренского и С. Булгакова. В выявлении интертекстуапьных связей диссертант ориентируется на работы Ю Кристевой и Н. Фатеевой.

В работе применялись структурно-семиотический, историко-культурный и мифологический методы исследования, а также элементы интертекстуального анализа.

Положения, выносимые на защиту:

1)В поэтической мифологии М. Цветаевой природу лирического героя определяет «близнечность», двойственность души, которая оборачивается тождественностью стихий и персонажей в поэтическом универсуме и «лирическом театре» М. Цветаевой.

2) Содержание близнечного мифа составляют две принципиальные стратегии взаимодействия с близнецом:

- отделить «худшую» половину, чтобы победить худшее в себе, обрести тем самым свое истинное «Я»;

найти «лучшую» половину, чтобы обрести гармонию.

3)Оба процесса связаны с экспериментами с Именем. Категория имени получает особую значимость как смыслопорождаюшая, реализующая бытие героя Цветаевой в поэзии, прозе и эпистолярном наследии. Назвать, дать верное имя - значит отделить близнецов друг от друга, обосновать индивидуальное бытие.

4)Параллельно намечается еще одна тенденция: преодоление Имени

как знак принципиально нового отношения к миру, основанного на предпочтении индивидуального - стихийному, на стремлении раствориться во Вселенной и тем самым слиться с ней.

5) Фигуры «Поэтов», предшественников и современников Цветаевой, ассоциирующихся со стихиями Огня, Земли, Воды, Воздуха, а также воплощающих «пятую стихию - Поэзию», формируют поэтический Космос М. Цветаевой.

Научная новизна исследования:

В диссертации обозначена такая составляющая мифологии Имени Цветаевой, как близнечный миф. Выявлена его динамика с учетом имятворческой концепции М. Цветаевой. Поэтические явления объясняются через метатекст, порожденный письмами, прозаическими произведениями, дневниками и лирикой М. Цветаевой.

Теоретическая значимость:

В диссертационном исследовании выявлено своеобразие и динамика авторского именного мифа на разных этапах творчества М. Цветаевой. Установлено, что имя, будучи реализованным в поэтическом космосе либо «лирическом театре» поэта,снимает оппозиции «свое - чужое», «жизнь - смерть», «быт

- бытие», «природа - культура» и др. Кроме того, в диссертации выявлены основные тенденции имятворчества Цветаевой. Уточняются такие понятия и термины, как именной, вестиментарный, «пушкинский» и «ахматовский» коды поэзии и прозы Цветаевой в связи с конкретным материалом - лирикой 1910-х

- 1930-х годов и автобиографической прозой, эпистолярным наследием, а также «Повестью о Сонечке» (1937 г.) М. Цветаевой.

Практическая значимость исследования:

Материалы диссертационного исследования могут быть использованы при чтении вузовских курсов «История русской литературы XX века», спецкурсов по русской поэзии первой половины XX века, на специализированных семинарах по русской литературе и анализу художественного текста для старшеклассников и студентов, а также в качестве материала для факультативных занятий в школах инновационного типа.

Апробация результатов.

Результаты диссертационного исследования были апробированы в течение четырех лет. Основные положения нашли отражение при чтении спецкурса по поэтике имени для студентов пятого курса БГПУ, а также в одиннадцати выступлениях с докладами на межвузовских конференциях: 4-я межвузовская конференция «Диалог культур», г. Барнаул, май 2002 г.; 5-я межвузовская конференция «Диалог культур», г. Барнаул, май 2003 г.; межвузовская конференция «Поэтика имени», г. Барнаул, апрель 2004 г.; 9-я межвузовская конференция «Художественный текст: варианты интерпретации», г. Бийск, май 2004 г.; межвузовская конференция «Культура и текст», г Барнаул, июнь 2004 г.; 6-я межвузовская конференция «Диалог культур», г. Барнаул, октябрь 2004 г.; всероссийская конференция «Филология XXI век», г. Барнаул, ноябрь 2004 г.; городская межвузовская научно-практическая конференция «Молодежь - Барнаулу», г. Барнаул, 2004 г.; конференция молодых ученых, СО РАН, г. Новосибирск, апрель 2005 г.; 10-я

межвузовская научно-практическая конференция, г. Бкиск, май 2005 г.; международная конференция «Культура и текст», г. Барнаул, сентябрь 2005 г. По теме диссертации опубликовано 12 статей общим объемом 2, 75 п. л.

Структура исследования.

Диссертационное исследование состоит из введения, трех глав, заключения и библиографического списка, включающего 216 источников.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении обосновываются актуальность и новизна, определяются цель и задачи работы, указываются на методы, объект и предмет исследования, а также степень изученности мифологии имени М. Цветаевой.

Первая глава диссертации «Близнечный миф. Путь к Имени» состоит из пяти параграфов.

В первом параграфе «Близнечный миф в личной и литературной биографии М Цветаевой» диссертант, основываясь на анализе дневников и писем поэта, указывает на истоки близнечного мифа, складывающегося в творчестве М. Цветаевой и имеющего, помимо биографической и эстетической, историко-культурную мотивировку.

М. Цветаева вписывается в архетип русского поэта, сформированный романтической культурой, и, в частности, находящейся в центре этой культуры идеей о вынужденном одиночестве человека на земле. Анализ дневников и писем поэта показывает, что истоки чувства «изгнанничества», одиночества (в собственной семье и вообще «на земле», «в этом мире»), доминирующего в поэтике Цветаевой, следует искать в ее детских воспоминаниях, реконструированных в автобиографической прозе. Детское одиночество, недостаток материнской любви и ревность к младшей сестре навсегда определили психологический склад личности М. Цветаевой и стали основой близнечного мифа, складывающегося в ее творчестве.

Одиночество - лейтмотив писем и дневниковых записей Цветаевой. Закономерно, что особенно важным для Цветаевой становится поиск своей «половины», родственной души, с которой можно было бы разделить одиночество. Одно из собственных отражений Цветаева видит в сестре Анастасии, которая воспринимается как двойник, близнец, как во временной ^мной жизни, 1ак и в жизни вечной.

Сходство сестер оборачивается архетипичным соперничеством между старшим и младшим ребенком, где старший всегда - «первый», «сильный», «здоровый», «правильный», а младший - «последний», «недужный», «слабый».

В сознании Цветаевой существование «близнеца» обоснованно и необходимо до тех пор, пока он воплощает «худшую» половину «Я» (Ася -«младшая», «неумелая», «незнающая», «слабая», «болезненная»). Как только «близнец» «приближается» к лучшему в «Я» (чувствует, как «Я», любит то же, что «Я») - он воспринимается как опасность, соперник, угроза собственному существованию, то есть как часть оппозиции Я/другой.

Двойничество Цветаевой онтологично. оно охватывает не только родственные, но и дружеские связи поэта (так, двойником она называет

чешскую подругу А. Тескову). Собственную судьбу Цветаева воспринимает повторением судьбы матери, бабки и прабабки, на том основании, что у всех них «однокоренные» имена. Так же себя Цветаева видит в своих детях, а в их именах - свое имя. Похожее, созвучное имя является, таким образом, знаком онтологического двойника, сходства судеб.

Второй параграф «Категория имени и безымянности в ранних поэтических сборниках М.Цветаевой» посвящен одному из парадоксов поэтического мира М. Цветаевой. Свои ранние сборники она называет «поэзией собственных имен» [V; 2; 230] и выделяет тем самым имя как доминирующий фактор поэтики. Тем не менее, свою героиню в ранних поэтических сборниках Цветаева оставляет безымянной.

Впервые в'' литературе поэтическую ценность обретает быт, уроки, детская. Родные и друзья становятся неизменными спутниками героини Цветаевой Лирическим героем «Вечернего альбома» являются «две девочки, совмещенные в одну, физически и духовно полные близнецы» I

(Г.Горчаков).Отделить Марину от сестры Аси не всегда представляется возможным. Наличие лирического «мы» вместо «я» является знаком мифологического сознания и восприятия мира по принципу «все во мне и я во всем».

Это мифологическое «все» Цветаевой заключено в паре близнецов, «брат» («сестра»), «двойник» воплощает те качества, которых не достает «Я» или от которых «Я» стремится избавится. Потеря целостности, (близнеца) понимается трагедийно и инициирует поиск подобия и соответствия собственному «Я», а также «верного», «правильного» имени для «Я»,

В третьем параграфе «Морской код»: «Марина» раскрывается содержание «морского кода», носителем которого является героиня Цветаевой.

Морской код включает внешние и внутренние приметы и качества (зеленые глаза, кудрявые (вьющиеся) волосы, обладание знанием о сущности мира, соотнесенность с определенным временем года и суток («апрелем» и «сумерками»), страстность и своеволие). Назвать собственную героиню Цветаева пытается, перебирая «чужие» имена, сопоставляя «их» и «свою» судьбу Созвучность имен оборачивается похожестью судеб и наоборот.

Цветаева косвенно упоминает о «морском» имени, с ним связаны «морские» мечты и «морская» душа (1911 г.). Все вместе понимается как «истинное», «инобытийное» и означает обретение тождества лирического «Я» самому себе, своей сущности. Наконец, называется имя «Марина» (1913 г.). Вольность и непричастность «Марины» установленным правилам и законам становится важной характеристикой и знаком преодоления «книжной» традиции отождествления себя с другими.

В четвертом параграфе «Морская душа»: «своевольное» как «греховное» мифология имени проецирована на религиозную онтологию. «Своевольное», одна из сем, составляющих «морской код», в середине 1910-х годов понимается Цветаевой как «греховное».

Героиня Цветаевой являет себя в новых ипостасях: «чернокнижница» (ср. с «маленькой колдуньей» 1908 - 1910 года), «беззаконница», «шальная» и др Собственную греховность и безбожие она не ощущает покаянно, наоборот,

именно в этом видит осуществление личной свободы. Речь, таким образом, идет уже о свободном выборе героини Цветаевой, о моделировании ею собственной судьбы. Ее отход от Бога сопровождается утверждением своеволия как одного из основных качеств, определяющих характер.

Наблюдается смещение акцентов в апокалиптической картине мира, который предстает в образах «шального пира», «распаленных площадей», «зачумленного кабака». «Сумерки», являвшиеся ранее сакральным временем, сменяются «ночью», причем заметна градация от «нежных сумерек» к «черной», «безумной», «воровской» ночи. Такое состояние мира приводит к отказу от него. Две модели поведения с Богом/без Бога - предопределяет раздвоение героини Цветаевой, две ее ипостаси.

В пятом параграфе - «Поэтический универсум как тождество стихий и персонажей» рассматривается возможность олицетворения земного и водного начал (как мифологического «рождающего») в одном персонаже. В поэтической мифологии Цветаевой это отождествление невозможно.

«Морское» и «небесное» М. Цветаева синонимизирует как полярное «земному», косному. Одним из воплощений души «Марины» становится Психея, «бабочка» и «душа», трансформированная в пространстве авторского мифа в «ласточку» и осуществляющей тем самым непосредственную связь между тремя стихиями - воздухом, водой и землей.

Образы, в которых в 1920-е годы предстает героиня Цветаевой (Магдалина, Мариула), анаграмматически содержат в себе имя «Марина». С ними этимологически связывается семантическое поле «морского», «текущего», «льющегося». Это семантическое поле, названное в трудах Е. Фарыно «акватическим облачением», дает возможность дешифровать персонажей Цветаевой, особенно ее лирическое «Я», и указать на черты их сходства, подобия «Марине».

В центре внимания второй главы «Мифология Имени. Бытие в лирическом театре» - перевоплощения героини Цветаевой в поисках подобия собственному «Я», которые интерпретированы как проигрывание ролей по аналогии с театральной игрой.

В первом параграфе «Театральность как принцип поэтики М. Цветаевой» устанавливается связь творческой манеры Цветаевой с концепцией жизнетворчества, или жизнестроения, оформившейся в эпоху романтизма и разрабатывавшейся символистами в рамках так называемой «Я - концепции».

В концепции романтиков существовало две модели поведения: «серьезного», когда жизнь понималась как высокое служение идеалу, и «игрового», «театрального». В рамках второй модели жизнь рассматривается как маскарад, игра. Театральность как принцип бытия ведет к мифу: будучи связующим звеном между культурой и жизнью, театральность обращается в мифотворчество.

Цветаева чувствует театральность исконной природой лирики, а поэта видит подобием бога-демиурга и одновременно действующим лицом разыгрывающегося действия. Поэт находится вне того мира, что он создает, и в то же время внутри него. Творческий акт Цветаева воспринимает как осуществление мифа об умирающем/воскресающем божестве.

Установка на игру, на театр становится основной в творчестве Цветаевой. Персонажи ее лирического театра - поэты, современники и предшественники, а также сама «Марина». Проигрывая роли мифологических или литературных героев, «Марина» остается собой, единой сущностью («морской душой») под множеством имен. Имена, обладающие шлейфом ассоциаций, Цветаева вырывает из «известного» сюжета и переносит в пространство собственного мифа, где они действуют в соответствии с авторской логикой.

Во втором параграфе «Вестиментарный код поэтики М. Цветаевой» выбор роли в лирическом театре М. Цветаевой связывается с выбором костюма. За костюмом закрепляется функция овнешнения, овеществления персонажа. Костюм как «художественное» и «сакральное» противопоставлен в сознании автора одежде как «утилитарному», «профаническому». ,

Костюм представлен двумя типами: «западным» и «славянским», соответствующим двум направлениям, по которым развивается лирика Цветаевой с 1917 года - романтическому и народному, или, как говорила сама Цветаева, i

«русскому». Основным компонентом костюма романтического героя в мужской или женской ипостаси становится плащ или шаль соответственно. «Плащ» и «шаль» образуют следующую парадигму:

- «плащ»: семантический дубль, двойник романтического героя, его метонимическое изображение. В целом - мужское духовное начало.

- «шаль»: метонимическое изображение женщины с привязанностью к земле, земной жизни.

Разным героям соответствуют разные костюмы, например, Кармен -платье и украшения, А. Ахматовой, являющейся персонажем лирического театра М. Цветаевой - шаль. И то, и другое может «принадлежать» также и «Я»-образу Цветаевой и обозначать, таким образом, сходство трех героинь.

В цикле «Ахматовой» героиня названа «шальное исчадие ночи белой». В русском языке слово «шаль» имеет два значения, «шаль» как «дурь, взбалмошность, ошалелость», производные от него олнокоренные слова - прилагательное «шальной», «шалый» и глагол «шалить». Кроме того, это калька с английского shawl - «долгий платок на плеча»1, вошедшая в обиход гораздо позднее.

Два значения накладываются друг на друга, «носить» шаль означает «быть своевольной, повесничать, шалить». Толкуя имя персонажа, называя его несколько раз, поверяя имя на слух, Цветаева приближается к называемой сущности. То же происходит и с элементами костюма персонажей: называя, обыгрывая их, Цветаева получает новые значения.

Элемент «славянского» костюма (шуба) не является атрибутом героини и принадлежит «другим». «Плащ» и «шаль», с одной стороны и «шуба», с другой образуют оппозицию, где первый член ассоциируется с жизнью, днем, светом, движением, а второй - с неподвижностью, ночью, тьмой и в конечном счете -смертью.

Таким образом, костюм придающий телесность персонажу лирического театра Цветаевой, овеществляет названную «духовную сущность» и является дифференцирующим признаком, поскольку может как подчеркивать, так и

1Даль В И Толковый словарь живого великорусского Я1ыка- в 4 т - Т 4. - М . 1982. - С. 620

10

нивелировать мужскую либо женскую сущность своего обладания.

В третьем параграфе «Повесть о Сонечке»: «софийное» как «морское» имя главной героини «Повести» рассматривается как цепочка ассоциаций, развертывающихся в миф о Софии, о мировой душе, о божественной премудрости.

Ее облик, как внешний, так и внутренний, реконструированный по «Повести» и поэтическому циклу «Стихи к Сонечке», во многом близок «Марине», в первую очередь «детским» в обеих. «Детскость» Сонечки основана в авторском сознании на объективных свойствах персонажа: речи, литературных проекциях, возникающих в сознании Цветаевой, в театральном амплуа, Сонечкином актерстве, художестве, в видении ее окружающими.

«Детское» в повести соотносится со «сказочным», «экзотическим» и «морским». В лице ее главной героини для Цветаевой есть «что-то от раковины, от раковинного завитка» («морское»). У героинь одна судьба: детство «Сонечки» - время чистоты и невинности, заканчивающееся «с приездом гусара», осознанием низости земной любви и связанным с ней чувством собственной греховности.

С «экзотическим» связана тема страстности героини, любовь - главная тема переживаний и рассказов Сонечки. Она предвидит свою судьбу, являясь носительницей тайного знания о сущности мира и своей собственной - как «Марина» Явленная в «Повести» софийность дифференцируется как верхняя и нижняя сферы: в верхней София существует как созидающее начало, демиургическая воля. В нижней, связанной с другим типом и состоянием Софии («Сони-сони»), она пребывает в пассивном состоянии, уподобленном «сну жизни».

Подобное бытование в двух противоположных сферах характерно и для «Марины» и реализовано, в частности в ипостасях «чернокнижницы» и «безза-конницы» и параллельно - женщины, молящей о покровительстве Богородицу и святых в стихах 1910-х годов. Эти соответствия позволяют утверждать близость категорий «софийное» и «морское» для М. Цветаевой и называть «Сонечку» и «Марину» онтологическими близнецами.

Четвертый параграф «Овидиев цикл М. Цветаевой» посвящен несобранному циклу М. Цветаевой, по форме напоминающему «Героиды» или, иначе, «Послания героинь» Овидия. В одном из ранних поэтических сборников Цветаева называет себя «наследницей героинь» Овидия. В его наследии она выбирает для творческого переосмысления образы, связанные с концепцией героической, святой, жертвенной любви.

Овидиев цикл в поэтическом наследии М. Цветаевой составляют триптих «Сивилла» (август 1922 г.), цикл «Федра» и послание «Эвридика - Орфею» (март 1923 г.). Начатую тему Цветаева продолжает в трагедиях «Ариадна» (1924 г.) и «Федра» (1927 г.).

Несобранный цикл объединен лирическим героем Цветаевой. В различных персонажах (Сивилле, Федре, Эвридике, Ариадне, а также мужских персонажах) представлены отдельные лики, отдельные воплощения души как попытка скрыть или преодолеть, земное, человеческое, низшее в себе

Овидиев цикл организует круг мотивов, сопровождающих жизнь земной

души героев Цветаевой. Основным здесь является мотив греховности и низости земной любви, мотив разрозненной пары и мотив «переступания через себя», преодоления границы пола и земного существования, с тем, чтобы соединиться в «жизни вечной», в инобытии. В этом заключается коренное отличие концепции любви Цветаевой и Овидия: у Овидия это чувство понимается как высокая страсть, внушенная богами и толкающая любящего на героические деяния.

Отношения героев Цветаевой с «этим» миром складываются так, что «здесь», на земле, гармония и покой оказываются невозможны. Земная любовь противоречит жизни вечной души героев Цветаевой, разлучает с высшим, истинным миром, более того, ведет к физической смерти. В цикле «Федра» страсть не случайно «опаляет», «сушит», «палит», то есть действует губительно на героиню, природу которой составляет акватическое начало. Огонь, являющийся в поэтическом мире Цветаевой символом движения и жизни, приобретает в контексте данного цикла противоположное значение.

Защитой от опаляющей страсти (от гибели) является «бесстрастие душ», 1

бесплотность «заоблачного содружества», девственность и «любвеупорность» (трагедия «Ариадна»), Однако право на суд дается только опаленным страстью персонажам («Федра»), В поэтическом мире Цветаевой парадоксально признается губительность любви и страсти - и жажда ее; тем самым обнаруживается двуединая сущность героя.

Мужские персонажи в указанном цикле воплощают особый тип, появившийся уже в первых сборниках Цветаевой, такие персонажи условно могут быть названы «мальчиками». «Мальчик» - друг и товарищ «девочки» из «Вечернего альбома». Двое детей познают первые радости и горести любви, взрослеют и теряют то благодатное состояние, в котором они находились, будучи невинными. Обычное обращение Цветаевой к «другу» тех лет -«мальчик мой, сердце мое», «мой горестный мальчик», «белокурый мальчик», «мой маленький брат». Именно «брат» (не мужчина, не возлюбленный!), как и «сестра» Ася в те годы - самые близкие люди для Цветаевой. Даже к мужу предъявляется требование остаться детьми, чтобы сохранить любовь и гармонию («Из сказки - в сказку»),

В поэзии и прозе 1920-х годов наблюдается та же тенденция. В рассказе «Флорентийские ночи» образ возлюбленного дан в категориях 1910 года, об- т

ращение к нему - «дитя мое, мальчик мой», «мой маленький»

Ипполит из цикла «Федра» продолжает ряд персонажей, подобных герою «Флорентийских ночей». Проявления страстной натуры пугают и отталкивают его, Ипполит отказывается от любви. Союз героев оказывается невозможным, а их противостояние выражается как противостояние двух стихий - воды и огня, которое заканчивается всегда трагически: либо вода гасит огонь, либо высыхает от пламени Имя Ипполита, многократно повторяемое Федрой, становится инструментом, позволяющим дешифровать сотвореный мир-текст, и подсказывает еще один смысл: значение корня «лит» (камень, минерал) сообщает имени дополнительнее коннотации («неприступный», «несгибаемый»), что усиливает «несовместимость» героев. Образ камня как мертвого, неподвижного начала, противопоставленного акватическому или небесному облачению героини, часто встречается в ранних сборниках М.

Цветаевой.

В паре Ариадна - Тесей Цветаева ставит акцент на сознательном отречении героя от любви: Тесей «уступает» Ариадну Вакху взамен на бессмертие для нее. Отказ является тем более ценным, что это отказ не отрока-девственника, не знающего любви и жизни (как Ипполит), а отрешение уже знающего жизнь, ведающего страсть «мужа». Смысл расставания героев «здесь», на земле - в воссоединении «там», в жизни вечной, в отказе от меньшего, низшего, ради большего, высшего.

В 1933 году Цветаева поясняет это образ в письме Ю.П. Иваску: «Тесею не мало Ариадны, ему - мало земной любви, над которой он знает большее, которой он сам большее - раз может ее перешагнуть. Тесей не через спящую Ариадну шагает, а через земную лежачую - любовь, лежачего' себя» [VII; 1; 382]. Вакх появляется и действует в драме как божественный Голос, напоминающий в художественном мире Цветаевой о высшем предназначении души героя и наделенный спасительной силой. Это голосовая дорога, уводящая из «этого» мира, божественная лестница вверх. В свою очередь, герой теряет собственный поэтический голос, переживая земную любовь.

Мотивы Голоса/Логоса и отказа от земной любви ради бессмертия переносятся в послание «Эвридика - Орфею». Здесь Эвридика отказывается от чувства и переводит отношения любящих, мужа и жены, в отношения брата и сестры- «Не надо <...> братьям тревожить сестер» («Эвридика - Орфею»); пытаясь тем самым преодолеть плотское начало в себе, усмирить «зверя плотской страсти».

Орфей, спускающийся в Аид, есть уступка земному, низшему себе. Однако его голос сохраняет магическую силу: «Если б Орфей не сошел в Аид /Сам. а послал бы голос /Свой, только голос послал во тьму. /Сам у порога лишним /Встав, - Эвридика бы по нему /Как по канату вышла. .» («Есть счастливцы и счастливицы»). Бестелесность Эвридики («ни уст, ни ланит < > ни рук») означает невозможность для героев соединиться в этом мире, что воспринимается как беда, но в то же время указывает на преодоление в себе пола, на победу над «земным» собой.

В пятом параграфе «Герои Шекспира в поэтическом театре М. Цветаевой» отдельное внимание уделено трем стихотворениям, первоначально составлявшим авторский цикл: «Офелия Гамлету», «Офелия - в защиту королевы», «Диалог Гамлета с совестью». Диалогичная форма, хронологическая соотнесенность с посланиями мифологических героинь и та же тема - страсти, рвущейся через все запреты, - позволяет диссертанту рассматривать эти произведения как часть овидиевого цикла М. Цветаевой.

В своем восприятии героев Шекспира Цветаева противопоставляет мертвящую бесстрастность и разум Гамлета, с одной стороны, и страстность Офелии и Гертруды, их «воспаленную кровь», с другой Страсть опаляет, но живит, горение в огне страсти представляется единственно возможным способом существования для героев Цветаевой.

Сходство «страстных персонажей» 1923 года (Федры, Ариадны, Эвридики и Офелии) между собой и «перекраивание» мифологических

1 Курсив М. Цветаевой.

сюжстов, в которых они «заняты», позволяет говорить о Цветаевой как о создателе собственной мифологии Имени.

В шестом параграфе «Лирический цикл «Провода» и Б. Пастернак в лирическом театре М. Цветаевой» указанный цикл также рассматривается диссертантом как часть единого текста (овидиевого цикла). Лирический сюжет цикла «Провода» варьирует общий для творчества 1923 года ситуативно-сюжетный инвариант: разлуку влюбленных, либо насильно разлученных, либо роковым образом разминувшихся. В нем Цветаева отказывается от образов мировой литературы и изображает «собственную» драму, которая представляется более масштабной, чем все описанное в мировой литературе и творчески осмысленное в пространстве цикла. «Я» Цветаевой вступает в оппозицию Я/все, противопоставляя «утрате одного» «всеми другими» или «любой другой» свою «утрату всех».

Единственным способом вернуть возлюбленного, вызвать его душу из небытия является в пространстве данного цикла и в целом в поэтическом мире >

М. Цветаевой называние по имени, обращение к некой духовной сущности и в целом перенос отношений героев в сферу духа. Потеря «тела» и «пола» героями маркируется отказом от «губ» и «рук» героиней Цветаевой. В подобном «состоянии» она меряется в силе с самим Богом в борьбе за душу любимого («и добуду душу»). Эта борьба оказывается более успешной, чем борьба Ариадны или Федры, поскольку речь идет о «возвращении» любимого в его «душевной» ипостаси. Вместе с «отдалением» героев друг от друга наблюдается возвеличивание возлюбленного, его обожествление.

Происходит отречение от когда-то заявленной «колдовской» сущности героини, судьба героев и их любовь оставляется высшим силам: «Господи, взгляни на нас!», «Всевидящий, он знает, чью /Ладонь - и в чью, кого - и с кем» («Провода»).

В одном из следующих стихотворений, обращенных к Пастернаку («Брат», 13 июля 1923 года), Цветаева предпринимает попытку перевести отношения любящих в отношения брата и сестры, повторяя шаги своих героинь-близнецов - Эвридики, Офелии, отчасти Федры. Цветаева вновь погружает своих героев в греховное состояние (любовник = «брат, адом дарованный») и обыгрывает здесь мотив инцеста, введенный в литературу г

романтиками. Инцест, с одной стороны, - это нарушение кровных запретов, своеобразное проявление своеволия. С другой стороны, это и способ передать катастрофическое состояние мира и трагическое одиночество в нем' во всем мире нет ближе и роднее существа, чем «брат» - поэтому он и становится возлюбленным.

Третья глава «Поэтический Космос М. Цветаевой. Именной код» посвящена изучению фигуры Поэта в поэтическом мире М Цветаевой. Эта фигура занимает особое место, являясь одной из ипостасей лирического «Я». Так же, как и «Марину», «Поэта» отличают от окружающих, «не-поэтов», определенные внешние признаки и внутренние качества. Переход из одной ипостаси в другую возможен при условии жизни в творчестве, в отказе от земной любви и жизни земной души.

Образы Поэтов - порождений четырех основных стихий (огня, земли,

воздуха и воды), а 1акже пяшй сшхии - полна, формирую1 поэшческий Космос М. Цветаевой. «Марина», воплощенная морская вода-волна, получает место в этой системе наравне с «братьями - поэтами». Воссоздание Космоса из Хаоса проходит по линии преодоления Имени. Преодоление Имени - знак принципиально нового отношения к миру, основанного на предпочтении индивидуального - стихийному, на стремлении раствориться во Вселенной и тем самым слиться с ней.

В первом параграфе «Пушкин и Цветаева: огонь и вода» рассматривается история осмысления М. Цвегаевой творческого наследия и личности A.C. Пушкина. Его образ появляется уже на страницах «Вечернего альбома» и проходит через все творчество М Цветаевой. Ощущая судьбу Пушкина как «свою» (и вообще всех «поэтов»), а его самого, таким образом, как своего близнеца, Цветаева творит миф о нем (о себе).

Себя Цветаева видит «правнучкой» великого поэта и утверждает соперничество в творчестве как основу их взаимоотношений. Соперничество является основанием близнечного мифа. Пушкин - соперник Цветаевой не только за место в иерархии поэтов, но и в борьбе «за имя», нельзя забывать о семейной легенде Цветаевых (Марина «должна была» родиться мальчиком и носить имя «Александр» в честь деда А. Мейна). В 1937 году Цветаева «подписывается» именем Пушкина, ?га подпись есть метафора рождения из текста Пушкина его онтологического близнеца Марины Цветаевой и реализация ее индивидуального бытия.

Воссоздавая жизнь своего «прадеда», Цветаева ни разу не называет его по имени, на него наложено табу, как на скрытое собственное имя автора. Используется только фамилия, которая является родовым именем. Значение имени («защитник», «покровитель») переносится на фамилию и определяется по созвучию. Образ Пушкина соотносится в поэтическом мире Цветаевой со стихией творчества, страсти и огня, который образует теперь не оппозицию, но пару для акватического начала, воплощенного героиней Цветаевой. «Огонь» уже не высушивает «воду», как это было в пространстве овидиевого цикла: героев связывает не плотская страсть, но творческий союз. В Поэте Цветаева обретает «потерянного» в детстве «брата-близнеца» и так получает шанс восстановить гармонию.

Во втором параграфе «А. Блок и М. Цветаева: воздух и вода.» в центре внимания диссертанта находится лирический цикл «Стихи к Блоку», представляющий собой оригинальное поэтическое посвящение в традициях имяславия1.

Имя Блока в сознании М. Цветаевой часто упоминается рядом с именем Пушкина, свою собственную задачу она'видит прежде всего в прославлении имени поэта. Обращение к Блоку в первых стихотворениях цикла выдержано в молитвенной стилистике с почти дословным цитированием одного из основных гимнов христианства «Свете тихий, святыя славы». Божественность Блока имеет в цикле двойную природу, он сочетает в себе ангельское и бесовское начало, причем «ангельское» постепенно убывает в той степени, в которой при-

Юо имяс.швии см . Лосев А Ф Имя. Игранные рабо!ы. переводы, беседы, исследования, архивные материалы. - СПб.. 1997.

бьтваст «бесовское»: «вседержитель — серафим — ангел — призрак». Изображая два лика А. Блока, Цветаева актуализирует тем самым верхний (сакральный, ангельский) и нижний (бесовский) план имени.

Личное имя Блока (Александр) позволяет сопоставить его с предшественником, А. Пушкиным. Цветаева указывает на внутреннее родство двух поэтов («Герой труда»), но пишет и об отношениях соперничества между ними, так, она «отнимает» у Пушкина звание «солнца» русской поэзии и «передает» его Блоку («Стихи к Блоку»). На этом основании можно назвать Пушкина и Блока близнецами, братьями-поэтами. Их объединяет небесное избранничество и земное отщепенство, однако в сознании Цветаевой эти поэты - существа разной природы, порождения разных стихий, Пушкин - огня, Блок -воздуха и света. Смыслом обращения к имени Блока является не только прославление его имени, но и стремление понять собственную сущность.

В третьем параграфе - «А. Ахматова и М. Цветаева- соперницы» осмыслена история взаимоотношений поэтов. Цикл «Ахматовой» обращен к «сопернице» и также построен на возвеличивании, обожествлении адресата. Ахматова, как и Блок, обнаруживает двуединую ангельско-бесовскую сущность. Таким образом, изображая Ахматову и Блока близнецами, братом и сестрой, Цветаева указывает на невозможность любовных отношений между ними и уничтожает тем самым соперницу в борьбе «за душу Блока».

Ахматова названа «златоустой Анной» (по аналогии с апостольским именем Иоанна Богослова Златоустого) и претендует на имя автора - вернее, его часть (отчество Ивановна) и небесное покровительство святого: «Я родилась <.„> /День был субботний: /Иоанн Богослов» [I; 1; 273]. Закономерно появление в цикле образа сестры-соперницы, той, что «солнце застит».

Ахматова с апостольским именем одновременно - «срывающая покров», «разъярительница метелей», «насылательница ветров». Двойная природа образа «хлыстовской Богородицы» близка «Я»-образу Цветаевой середины 1920-х годов и воспринимается близнецом, двойником, соперницей. Ее имя (Анна) трактуется как «тишь» (в словарях русских имен «благодать»), но в пространстве цикла оно скорее опровергается, чем оправдывается.

Более значимой становится фамилия, несущая семантику «экзотического», «царственного», а также «морского» (в воспоминаниях Ахматова пишет о том, как в юности «бросалась с лодки в море и купалась во время шторма»1). Называя «истинное» имя, Цветаева получает возможность лучше понять суть той, к кому она обращается (это колдунья, чернокнижница, кликуша), но также и свою собственную.

Четвертый параграф «М. Волошин и М. Цветаева: земля и вода» посвящен изучению закономерностей, связанных с бытованием образа М.А. Волошина в поэтической мифологии M Цветаевой. Из корпуса «волошинских» текстов (письма, цикл «Ici - Haut», эссе «Живое о живом» и «История одного посвящения») реконструируется образ Поэта («вообще-поэта», по авторскому определению), провидца и прорицателя, с которым ведет диалог поэт Марина Цветаева, пытаясь найти и назвать то общее, что их объединяет и отличает от «других», не-поэтов, просто-людей.

1 Ахматова А.А Сочинения- В 2 т - Т 2. - М.. 1986 - С. 243

В воспоминаниях Цветаевой М. Волошин получает большое количество самых разнообразных имен, от домашнего «Максинька», «Макся» до официального «поэт Максимилиан Волошин». Между этими крайними точками - нейтральное «Макс», «Максим». К «именам» диссертант относит также принадлежащие Волошину прозвища «медведь», «медведюшка», очень важные для Цветаевой и в большей степени выражающие суть, чем подлинное имя собеседника.

Знаком сходства обоих поэтов является их «детскость» Однако постепенно «детскость» отходит на второй план и гораздо более важной для Цветаевой становится «надвременность», «надмирность» Волошина. Человеческие черты, «приметы времени», растворяются в образе полумифического существа, которое графически предстает в образе шара, «шар универсума, шар вечности, шар полдня, шар планеты» («Живое о живом»). Для Цветаевой «Макс был настоящим чадом, порождением, исчадием земли. Раскрылась земля и породила: такого, совсем готового, <...> немножко Бога <...> с аквамаринами вместо глаз, с дремучим лесом вместо волос, со всеми морскими и земными солями в крови» [IV; 1; 192].

Подобная «универсальность» дает Цветаевой возможность утверждать «мы - морские!» и называть Волошина своим братом. Впрочем, поэт ищет не только физическое, сколько метафизическое сходство - и различие В «земном», в воплощенной стихии земли Цветаева видит возможность вместить и свое «морское» начало и тем самым обрести гармонию.

Помимо этой «гармонизирующей» функции Волошин выступает в качестве мифо- и миротворца, чудесного покровителя, дарителя, основателя традиций и родоначальника Своим литературным «рождением» Волошину обязана не только Цветаева, но и поэтесса Черубина де Габриак (Е.И. Димитриева). Она и многие другие, о которых пишет Цветаева «Медведевы детки». Так возникает ассоциация с легендой, получившей распространение в эпоху Возрождения - о медведице, вылизывающей новорожденного медвежонка (тем самым якобы придающей ему окончательную форму), являющейся символом искусства, которое формирует и гармонизирует природу.

Волошин оказывается тем самым «заживо взят в миф», «над» миром, «над» бытом. Цветаева, рассказывающая об этом, «утверждает жизнь», входит в «рожденное состояние поэта-зашитника» [IV; 1; 158]. Кроме того, она преодолевает границы собственного земного существования: акт рассказывания, произнесения слова (называния имени) в культуре осмысливается как новое сияние света, преодоление мрака и в конечном счете спасение от смерти (О.М. Фрейденберг).

В пятом параграфе «Р. М. Рильке - «пятый элемент» Преодоление Имени» образ немецкого поэта Р. М. Рильке представлен в виде «воплощенной пятой стихии» [VII; 1; 55] поэзии.

Из философии Платона диссертант транслирует идею о четырех первоначалах - земли, воды, воздуха и огня, из которых возникают тела, Земля, Солнце, Луна и звезды. По мысли Платона, небо и все, что на нем, а также животные и растения произошли путем слияния противоположных

первоначал - теплого и холодного, сухого и влажною, мянам о и 1вердою. Пятым элементом - и истинным первоначалом является в этой системе ДУША, первое возникновение и движение вещей существующих, бывших и будущих

В поэтическом Космосе М Цветаевой эта пятая стихия получает название Поэзии, она и и порождает все вокруг, из нее образуются Земля, Воздух, Вода и Огонь. Поэты, порождения пятой стихии, стихии Духа, воплощают эти первоначала. Таким образом можно объяснить особое место, которое занимает Рильке в поэтическом Космосе Цветаевой. Рильке - тоже существо горней природы, но его божественность абсолютна и не окрашена демоническими чертами, как у Блока или Ахматовой.

Рильке «выше» названных в реферируемой работе поэтов (Пушкин, Блок, Ахматова, Волошин), но похож на них некоторыми внешними и внутренними признаками - детскостью и обладанием Знания о сущности мира. Эти признаки заложены в имени «Райнер», которое для Цветаевой звучит «по-детски» и переводится с немецкого как «совет», «советник». Одновременно Имя перестает быть важным для Цветаевой, на первое место выходит некая не поддающаяся определению суть: все названные герои - поэты, именно «поэтическое» и означает «детское», «знающее», «пророческое». Это роднит их более, чем что-либо другое. Таким образом, М. Цветаева подходит к преодолению Имени

Отказ от имени - это знак качественно нового отношения к миру. Цветаева не стремится более назвать и тем самым вырвать человека из потока времени, закрепить его индивидуальное бытие. Поэт стремится раствориться во Вселенной, слиться со стихиями и только так преодолеть энтропийные тенденции, границы времени, пространства и земного существования. Индивидуализму противопоставляется отныне единение с братьями по духу.

В заключении подведены основные итоги и намечены перспективы исследования.

Творчество М. Цветаевой органично вписывается в контекст культуры Серебряного века, опираясь на авторскую мифологию Имени. Ее доминантой является близнечный миф, имеющий как биографическую и эстетическую, так и историко-культурную мотивировку. В целом творчество поэта представляет собой путь к Имени, развертывание магического Имени в поэтическом универсуме и лирическом театре и его преодоление.

Данное диссертационное исследование не претендует на всеохватность заявленной в нем темы. Изучение мифологии Имени М. Цветаевой с учетом таких сквозных мифов, как близнечный, должно стать предметом дальнейшего исследования. Оно имеет следующие перспективы: представляется необходимым выявление дополнительных претекстов поэзии и прозы М. Цветаевой с целью включения ее творчества в более широкий контекст «диалога культур». Перспективным видится выделение системы кодов, в которой может быть дана мифология Имени поэта, включающей, помимо, морского, колористического, вестиментарного и вегетативного кода, другие компоненты.

Основное содержание работы отражено в следующих публикациях:

1. Гончарова H.A. М. Цветаева: «Повесть о Сонечке» как сотворение мифа» // Диалог культур-4: Сб-к материалов IV межвузовской конференции. - Барнаул: Изд-во БГПУ, 2002. - С. 164-167.

2. Гончарова H.A. Вестиментарный код поэтики М. Цветаевой // Диалог культур-5: Сб-к материалов V межвузовской конференции. - Барнаул: Изд-во БГПУ, 2003. - С. 114-119.

3. Гончарова H.A. «Мне имя - Марина»: особенности номинации в поэтической мифологии М. Цветаевой // Филологический анализ текста: Сб-к научн. статей. - Барнаул: Изд-во БГПУ, 2003. - С. 45-48.

4. Гончарова H.A. «Овидиев текст» в поэтике М. Цветаевой // Диалог культур-6: Сб-к материалов VI межвузовской конференции. Барнаул: Изд-во БГПУ, 2004. - С. 59-62.

5. Гончарова H.A. «Овидиев текст» в поэтике М. Цветаевой (Эвридика) // Культура и текст. Сб-к научн. трудов - СПб. - Самара - Барнаул: Изд-во БГПУ, 2004.-С. 211-214.

6. Гончарова H.A. Имена шекспировских героев в поэтическом театре М. Цветаевой // Поэтика Имени: Сб-к научн. трудов. - Барнаул: Изд-во БГПУ, 2004.-С. 33-36.

7. Гончарова H.A. «Овидиев текст» в поэтике М. Цветаевой (Ариадна) // Филология XXI век: Материалы всеросс. конф. - Барнаул: Изд-во БГПУ, 2004.-С. 201-204.

8. Гончарова H.A. «Гамлет» Шекспира в поэтическом театре М. Цветаевой// Художественный текст: Варианты интерпретации. - Вып. 9. -Бийск: НИЦ БПГУ им. В. М. Шукшина, 2004. - С. 102-103.

9. Гончарова H.A. Имяславие М. Цветаевой: A.A. Блок // Филологический анализ текста: Сб-к научн. статей. - Барнаул: Изд-во БГПУ, 2004. - С. 58

10. Гончарова H.A. Имяславие М. Цветаевой: А. Ахматова // Молодежь -Барнаулу: материалы научн.-практ конф. - Барнаул, 2004. - С. 59-60.

11. Гончарова H.A. Комплекс «морской души» в юношеских сборниках М. Цветаевой («Вечерний альбом», «Волшебный фонарь») // Диалог культур-7: Сб-к материалов VII межвузовской конференции. - Барнаул: Изд-во БГПУ, 2005. - С. 32-39.

12. Гончарова H.A. Б. Пастернак в лирическом театре М. Цветаевой // Культура и текст-2005: сб-к научн. трудов междунар. конф.: в 3 т. -СПб.; Самара; Барнаул: Изд-во БГПУ, 2005. - т. 2. - С. 79-84

Подписано в печать 12.01.2006 г. Объем 1,2уч.-изд. л. Формат 60x84/16. Бумага офсетная. Гарнитура Тайме. Тираж 100 экз. Заказ №3. Отпечатано в издательстве БГПУ, 656031, Барнаул, ул. Молодёжная, 55, т. 38-88-46; 38-88-47

-62.

JL0Q6 А

IS- 1752

с

<

4

 

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Гончарова, Наталья Андреевна

Введение.

Глава 1. Близнечный миф. Путь к Имени.

1.1.Близнечный миф в личной и литературной биографии Цветаевой.

1.2.Категория имени и безымянности в ранних поэтических сборниках М. Цветаевой.

1.3.«Морской код»: «Марина».

1.4.«Морская душа»: «Своевольное» как «греховное».

1.5. Поэтический универсум как тождество стихий и персонажей.

1.5. 1. Марина.

1. 5.2. Психея.

1. 5. 3. Магдалина.

1. 5. 4. Мариула.

Глава 2. Близнецы в лирическом театре М. Цветаевой.

2.1. Театральность как принцип поэтики М. Цветаевой.

2.2. Вестиментарный код поэтики Цветаевой.

2.3. «Повесть о Сонечке»: «софийное» как «морское».

2.4. Овидиев текст М. Цветаевой.

2. 4. 1. Федра.

2. 4. 2. Ариадна.

2. 4. 3. Эвридика.

2. 5. Герои Шекспира в поэтическом театре М. Цветаевой.

2. 6. Лирический цикл «Провода» и Б. Пастернак как действующее лицо в лирическом театре.

Глава 3. Поэтический Космос М. Цветаевой. Именной код.

3.1. Пушкин и Цветаева: огонь и вода.

3. 2. Имяславие М. Цветаевой.

3.2. 1. А. Блок и Цветаева: воздух и вода.

3. 2. 2. А. Ахматова: соперница.

3. 3. М. Волошин и Цветаева: земля и вода.

3. 4. Р. М. Рильке - «пятый элемент». Преодоление Имени.

 

Введение диссертации2006 год, автореферат по филологии, Гончарова, Наталья Андреевна

Иосиф Бродский в интервью Ирме Кудровой категорично назвал М. Цветаеву самым крупным поэтом XX столетия [Кудрова, 1997, 6]. В беседе с Соломоном Волковым он продолжил: «Я не испытываю ничего сверх абсолютного остолбенения перед ее поэтической силой» [Бродский, 1997, 54].

Уже первая книга стихов М. Цветаевой, вышедшая в 1910 году в издательстве «Мусагет» и называвшаяся «Вечерний альбом», получила благожелательные отзывы критиков - В. Брюсова, Н. Гумилева, М. Волошина. Н. Гумилев поражался, насколько «внутренне талантлива, внутренне своеобразна М. Цветаева» [Гумилев, 1990, 81]. Отличительной чертой стиля М. Цветаевой была признана установка на дневник и последовательное детальное описание происходящих в жизни автора событий. Подобное явление, не находившее ранее выражения в поэзии, привлекло внимание современников и ввело начинающего поэта в Московский литературно-художественный кружок, где Цветаева получала конкурсную премию [Гаспаров, 1992, 5].

В Советской России интерес к Цветаевой не поощрялся, изучение ее творчества было приостановлено по идеологическим причинам. В 1965 году был опубликован ее первый (уже посмертный) сборник в СССР. В 1980 году появилось первое собрание сочинений М. Цветаевой в двух томах.1

Интерес к творчеству поэта вновь возник в отечественном и зарубежном литературоведении в начале восьмидесятых годов XX века и достиг апогея к 1992 году - к столетнему юбилею Цветаевой. В Москве, Праге, Париже и Амхерсте (США) прошли международные конференции по проблемам ее у творчества . Дом-музей М. Цветаевой в Москве проводит ежегодные научно-тематические конференции, которые с 1992 года сопровождаются

1 М. Цветаева. Избранные произведения. Составление, примечание и подготовка текста А.

Эфрон и А. Саакянц. M.-JL: «Советский писатель», 1965. Марина Цветаева. Сочинения в двух томах. — М.: «Художественная литература», 1980.

2 Материалы конференций см. в сборниках: Marina Tsvetaeva: on hundred years. Papers from the Tsvetaeva centenary symposium, Amherst College. — Amherst, Massachusetts, 1992 - 286 p. Марина Цветаева 1892 - 1992: Норвический симпозиум: Сб. ст.: в 2 т. — Норфилд, Вермонт, 1992. публикациями тезисов и докладов. Составлен и издается словарь поэтического языка М. Цветаевой.

Начало изучению творчества Цветаевой в отечественной науке было положено лингвистами. JL Зубовой и О. Ревзиной принадлежат работы о языке поэта. JT.B. Зубова на материале стихов разных лет, а также стихотворных циклов («Стихи к Пушкину», «Куст» и др.) и поэм («Крысолов», «Автобус» и др.) исследует фонетику, окказиональные образования и фразеологические связи М. Цветаевой, называя ориентацию на звучание слова одним из важнейших принципов построения текста в ее творчестве [Зубова, 1999, 9].

На рубеже 80-90-х г. г. XX века предпринята попытка создания научной биографии М. Цветаевой - западными учеными В. Лосской, В. Швейцер, JI. Фейлер, а также российских исследователей М. Разумовской, А. Саакянц, И. Кудровой. Интерес к биографии поэта усилился на рубеже XX-XXI века, когда был открыт архив Цветаевой и исследователям стали доступны неизвестные ранее материалы. В русле этой тенденции в свет вышли монографии Е. Айзен-штейн, И. Шевеленко и И. Кудровой4.

И все же проблема создания научной биографии поэта остается открытой. До 2000 года был закрыт архив Цветаевой - в настоящее время появляющиеся в печати ранее неизвестные дневники, сводные тетради и записные книжки поэта требуют комментариев и пристального изучения. Актуальна проблема периодизации и циклизации творчества. Должны быть уточнены некоторые претексты поэзии Цветаевой.

В 1997-1998 г. г. А. Саакянц и JI. Мнухиным составлено и прокомментировано наиболее полное собрание сочинений М. Цветаевой. В собрание сочинений включены произведения, созданные Цветаевой в 1906

3 Словарь поэтического языка Марины Цветаевой. В 4-х т. — М.: Дом-музей Марины Цветаевой, 1996.

4 См.: Айзенштейн Е. О. «Построен на созвучьях мир.»: Звуковая стихия М. Цветаевой. — СПб., 2000, «Борису Пастернаку - навстречу!» — СПб., 2000, Сны М. Цветаевой - СПб., 2003. Шевеленко И.Д. Литературный путь М. Цветаевой. — М., 2002. Кудрова И. Гибель М. Цветаевой. — М.,1999. Путь комет: Жизнь М. Цветаевой. — СПб., 2002. Просторы М. Цветаевой: поэзия, проза, личность. — М., 2003.

1941 г. г. и выполненный ею перевод французского романа Анны де Ноаль «Новое упование». С комментариями и примечаниями Е.Б. Коркиной опубликованы сводные тетради и записные книжки поэта (1997-2000 годы).

Предприняты попытки вписать М. Цветаеву в историко-литературный контекст: одни исследователи пишут о романтической философии М. Цветаевой [Осипова, 1995, 15], другие - о возможности рассматривать творчество Цветаевой с позиции русского авангарда [Фарыно, 1997, 8; Фарыно, 1988, 29] или философии экзистенциализма [Кудрова, 2003].

Наиболее актуальным и плодотворным на сегодняшний день является исследование мифопоэтики М. Цветаевой.

Е. Фарыно начинает разрабатывать проблему мифологизма М. Цветаевой в монографии «Мифологизм и теологизм М. Цветаевой («Магдалина» - «Царь-Девица» - «Переулочки»)» (1985 г.). В период с 1986 по начало 90-х годов Е. Фарыно было опубликовано несколько работ с разбором некоторых произведений Цветаевой (стихотворения «Бузина», «Прокрасться» и др.) с точки зрения мифопоэтики.

Н. Осипова в монографиях «Мифопоэтика лирики М. Цветаевой» и «Поэмы М. Цветаевой 1920-х г. г.: проблема художественного мифологизма» утверждает, что поэтический космос Цветаевой составляют основные категории мифопоэтики, формирующие мифологическую модель мира: мифологема «мирового древа» и его трансформации, мифологема смерти. Мифопоэтическим символом становится вертикаль «небо - земля» и вписывающиеся в нее оппозиции «высшее - низшее», «духовное - телесное», «бытие - быт» и др. [Осипова, 1995, 16].

С. Ельницкая также описывает поэтический мир М. Цветаевой с помощью оппозиций, но на первый план выносит пары «соответствие -несоответствие», «соединение - несоединение», «активность - пассивность», «конфликтность — бесконфликтность» и др. Эти смысловые инварианты составляют глубинный уровень поэтического мира. В центре внимания исследовательницы помещается лирический герой Цветаевой и конфликт героя и действительности [Ельницкая, 1992, 4, 5].

Многочисленные исследования К.А. Медведевой, Е.Г. Тарасевич, Е.А. Тихомировой, О.А. Вишневской, Н.Г. Уфимцевой, М.М. Полехиной посвящены теме «Мифологическое слово в поэзии Цветаевой». Исследователи устанавливают связь поэтики М. Цветаевой с античными сюжетами и образами, в частности, с мифами о Сивилле, Федре, Эвридике, Психее и др. Ряд работ посвящен изучению диалога М. Цветаевой и Шекспира5. В 1999 году в центре внимания исследователей находится проблема «М. Цветаева - А.С. Пушкин». В год двухсотлетнего юбилея А.С. Пушкина в Москве прошла конференция по вопросам изучения творчества обоих поэтов и их взаимосвязи6.

Особое внимание уделяется анализу интертекстуальных связей и отношение поэтики М. Цветаевой к литературным направлениям Серебряного века. В контексте культуры Серебряного века творчество Цветаевой рассматривается в связи с творчеством ее современников, в первую очередь А.А. Блока. Исследователи (Е.О.Айзенштейн, И. Кудрова, И. Шевеленко, В.Н. Голицына, Е.В. Титова, JI.B. Зубова) отмечают ряд черт, общих для обоих поэтов - трагедийность мировосприятия, стихийное начало и исповедальный характер лирики.

Некоторые исследователи одним из лейтмотивов творчества М. Цветаевой называют мотив превращения и в связи с этим говорят о множественности души лирического субъекта, о его литературных, исторических и мифологических двойниках [Осипова, 1995, 37], [Фарыно, 1997, 10], [Клинг, 2001, 83]. Близнечность определяет природу лирического героя М. Цветаевой. Первостепенно важной становится проблема выбора имени для героя, в нем Цветаева видит свернутую судьбу человека: «Мы сами

5 См.: Воропанова М.И. Гамлетовский цикл М. Цветаевой // Из истории типологических и контактных связей в русской и зарубежной литературе: Сб. трудов - Красноярск, 1990. — С. 7-29. Тамарченко А. Диалог М. Цветаевой с Шекспиром // М. Цветаева. 1892 - 1992: Сб. ст. — Норфилд, Вермонт, 1992. — Т. 2. — С. 159-176. Айзенштейн Е.О. Шекспировские мотивы в творчестве М. Цветаевой // М. Цветаева и Франция: новое и неизданное. М., 2002.-С. 140-156.

6 Материалы конференции см.: 7-я цветаевская международная научно-тематическая конференция (9-11 октября 1999 г.) — М., 2000. выбираем наши имена, случившееся — всегда лишь следствие» [VII; 1; 55].

Категория имени еще в античности получила философское, религиозное, социологическое и лингвистическое осмысление.

В пределах XIX-XX веков философию имени разрабатывают отдельные ученые лингвисты и философы, такие, как В. Соловьев, А. Потебня, А. Лосев, П. Флоренский. Со времен античности философы сходятся во мнении, что имя связано с сущностью вещи и оно всегда одно по отношению в этой сущности. По мнению А.Ф. Лосева, стремящегося понять диалектику имени, «имя есть сам предмет в его смысловой явленности» [Лосев, 1990, 20]. Далее ученый разграничивает понятия собственно ИМЕНИ и СЛОВА: «О слове мы можем говорить в отношении любого предмета, об имени же - только в отношении или личности, или вообще личностного предмета» [Лосев, 1997, 127].

Большое внимание уделено звуковой оболочке имени, которая сама по себе уже что-то означает. В целом ученый склонен рассматривать мир как имя [Лосев, 1990, 20], ему же принадлежит концепция мифа как развернутого магического имени [Лосев, 1997, 127].

Центральной идеей философии имени С. Булгакова является положение о трудности познания тайны имени как «корня индивидуального бытия». Он также разграничивает «собственное» имя и любые другие имена: «Всякое имя в своем генезисе есть нарицательное, как возникающее от нарицания (именования), но оно же является непременно и собственным, если оно пристает к своему носителю как его постоянный предикат <.>. Всякое имя имеет смысл, это и составляет так называемую «внутреннюю форму» имени <.>. Отличием «собственного имени» является в данном случае его бессмысленность, отсутствие внутренней формы <.> и именно поэтому оно абсолютно индивидуально» [Булгаков, 1999, 127, 128].

Ученый приходит к выводу о том, что и имена собственные в своем первообразе имеют конкретное значение, принадлежат, таким образом, к именам нарицательным [Булгаков, 1999, 129]. Отмечая первостепенность имени по отношению к именуемому, философ заключает: «Имя дает себя взять, но оно отнюдь не повинуется глупости его избравших, делает свое собственное дело» [Булгаков, 1999, 132].

О выражении именем типа личностного бытия пишет и П.А. Флоренский. В его системе имя понимается как последнее из того, что еще может быть выражено в слове. Имя, по Флоренскому, есть «тончайшая плоть, посредством которой объявляется духовная сущность, выражается тип личностного бытия» [Флоренский, 1998, 380].

Поместив имя в пространство художественного произведения, Флоренский отмечает сюжетопорождающую функцию имени: «Образы, создаваемые в литературе, есть имена в развернутом виде. Поэтому полное развертывание этих свитых в себе духовных центров осуществляется целым произведением, каковое есть пространство силового поля собственных имен» [Флоренский, 1998,380].

Эта мысль получила развитие в литературоведении XX века. Имена собственные в художественном произведении составляют особый тип собственных имен. Они обладают особой причинной обусловленностью, поэтому в любом тексте все имена значимы, они образуют уникальный «именной код», с помощью которого может быть дешифрован текст.

Проблемам ономастики в художественной литературе посвящены труды М.В. Горбаневского, В.М. Калинкина, С.И. Кормилина. Э.Б. Магазаника. Т.В. Немировской. Исследователи указывают на особую роль имени в литературном произведении - ориентира во времени и пространстве. Любое реалистическое произведение содержит имена, типовые для данной социальной группы в данную эпоху. Юмористическое произведение намеренно сгущает краски, привлекает «говорящие» имена и фамилии, не делая, однако, серьезных отступлений от норм, традиционно закрепленных за определенным сословием.

Романтические произведения используют имена, принципиально не похожие на имена окружающих, чем заявляют о некоторой пространственно-временной отдаленности от современников. Эти тенденции изучает отдельно стоящее направление научной мысли - поэтика имени, проблемой которого также является подбор в первую очередь «верного» имени.

Во второй половине XX века общую теорию имени собственного разрабатывает А.В. Суперанская в трудах «Ударение в собственных именах в современном русском языке» (1966), «Структура имени собственного» (1969 г.), «Общая теория имени собственного» (1973 г.), «О русских именах» (1997) и др. Основное внимание в ее работах направлено на изучение основных закономерностей истории, развития и функционирования собственных имен.

Суперанская не ограничивает ономастику лингвистическим компонентом и включает в изучаемый предмет этнографический, исторический, географический, социологический и литературоведческий аспект, что позволяет исследовательнице выделить специфику именуемых объектов и традиции, связанные с их наименованием [Суперанская, 1973, 8].

•В конце XX века интерес в обществе к имени достиг очень высокого уровня, на этой волне появились многочисленные словари личных имен и топонимов, а также работы научно-популярного характера , объясняющие значения имен, толкующие судьбу человека «по имени» и опять же утверждающие важность выбора ВЕРНОГО имени.

В последние годы у ученых возникает интерес к философии имени, разрабатываемой М. Цветаевой. В 90-е годы XX века отдельные исследователи обратились к проблеме мифологического имени в творческом сознании Цветаевой, однако в основном проблема имени переносится в лингвистический дискурс. Изучению словаря собственных имен М. Цветаевой посвящены отдельные работы исследователей [Ревзина, 1991, Петросов, 1992, Горбаневский, 1993], а также статьи [Жогина, 1995, 1996].

О.Г. Ревзина в работе «Собственные имена в поэтическом идиолекте М. Цветаевой» намечает принципиальную стратегию использования собственных имен поэтом: «вырвать собственное имя из тех сюжетов, с которыми они связа

7 См.: Успеиский JT. Ты и твое имя. — JL, 1972. Никонов В.А. Ищем имя. — М., 1988. Тихонов А.Н., Бояринова J1.3., Рыжкова А.Г. Словарь русских личных имен. — М., 1995. Суперанская А.В. Словарь русских личных имен. — М. 1998. Твое православное имя. Имена и именины. — Новосибирск, 1998. ны, и поставить их на службу описания авторского художественного видения мира - мира современного человека» [Ревзина, 1991, 178]. Исследовательница указывает на архетипичность лирического субъекта, в позиции которого совмещены несколько временных пластов, в равной степени передающих его внутренний мир.

В статьях К.Б. Жогиной развернута мысль о двойной семантике имен, даваемых М. Цветаевой своим героям: «первое» значение имени общепринято, «второе» принадлежит автору, поэтому имя, данное Цветаевой, содержит уникальный набор семантических признаков [Жогина, 1995, 118]. В процессе авторской интерпретации, по наблюдениям исследовательницы, имя может выступать не только в функции именования целостного образа, явления, состояния, но и как посылка к смысловой интерпретации поэтического текста через разработку внутренней и внешней формы и содержания имени.

Дискуссионным остается вопрос о форме выражения авторского сознания в поэтическом мире М. Цветаевой. С.Н. Бройтман предлагает использовать традиционную формулу «лирический герой» [Бройтман, 2000, 147] и рассматривает ее как «форму бытования лирического субъекта» [Бройтман, 2000, 151]. Известно, что впервые термин «лирический герой» был введен Ю. Тыняновым применительно к творчеству А.А. Блока. Впоследствие его концепция получила развитие в трудах Л.Я. Гинзбург и Б.О. Кормана.

Для Л.Я. Гинзбург лирический герой есть «единство авторского сознания», сосредоточенного «в определенном кругу проблем» и «облеченного устойчивыми чертами - биографическими, психологическими, сюжетными» [Гинзбург, 1964, 160, 165]. Для Б.О. Кормана лирический герой - это не только предмет изображения, но и носитель речи [Корман, 1972, 57]. Обычно он воспринимается как образ самого поэта и раскрывается либо во всем творчестве, либо в цикле произведений конкретного автора [Корман, 1972, 58].

На наш взгляд, понятие «лирический герой» действительно применимо к поэтике М. Цветаевой: авторское сознание явлено в определенных внешних и внутренних «приметах». Из корпуса текстов Цветаевой может быть реконструирована биография героя - рождение, детство, годы поэтического труда.

Т.И. Сильман, синонимизируя понятия «лирический герой» и «лирическое «Я», обозначает таким образом носителя речи, прямо именующего себя с помощью местоимения первого лица, обращающегося к другому «Я» (лирическому «ты» или «вы») и выражающего свое отношение к миру [Сильман, 1977, 37]. Местоимение является здесь средством высвобождения героя из эмпирического, бытового контекста, выражением душевного или духовного облика, отделившегося от конкретной эмпирической действительности [Сильман, 1977, 42].

Е. Фарыно избегает понятия «лирический герой» и говорит о выраженном в творчестве лирическом «Я» Цветаевой, о его ипостасности, эквивалентах, «равносущностях» и об его абсолютной тождественности самому себе [Фарыно, 2004, 153]. Именно в силу тождественности означаемого и означающего определение «лирический герой» представляется исследователю неудачным8.

В свете вышеизложенного, на наш взгляд, возможно использование и того, и другого определения; «лирический герой» в более общем значении (поскольку речь идет о герое в женской ипостаси, уместным представляется введение формы «героиня») и «лирическое «Я», когда речь идет о носителе определенного кода, связанного с именем поэта «Марина», которое Цветаева подчеркнуто этимологизирует, выводя из латинского «marinus», что значит «морской».

Актуальность работы обусловлена, таким образом, недостаточной изученностью мифологии Имени М. Цветаевой в отечественном литературоведении; отсутствием целостного описания поэтического Космоса М. Цветаевой, ключом к которому является Имя.

Цель работы — исследование содержания и структуры авторской мифоло

8Факт установлен в ходе личной беседы с автором 17. 09. 2005. гии имени. Цель определила следующие задачи: исследовать близнечный миф как доминанту в мифологии Имени М. Цветаевой; выявить принципы развертывания мифологического имени в поэтическом универсуме и «лирическом театре» М. Цветаевой; изучить основные тенденции имятворчества Цветаевой: путь к Имени и его преодоление.

Объектом исследования является поэтическое и прозаическое творчество М. Цветаевой, а также ее эпистолярное наследие. Предметом - мифология Имени поэта.

Методологическую базу диссертационного исследования составили труды по проблемам мифа А.Ф. Лосева, О.М. Фрейденберг, М. Элиаде, Е.М. Мелетинского, В.Н. Топорова; труды лингвистов Л.В. Зубовой и О.Г. Ревзиной. Кроме того, при проведении исследования были использованы работы по мифопоэтике западных ученых Е. Фарыно и А. Маймескулов, статьи по типологии культуры Ю.М. Лотмана, Ю.И. Левина и других представителей структурно -семиотической школы. В философском аспекте исследование опирается на труды П.А. Флоренского и С. Булгакова. В выявлении интертекстуальных связей мы ориентируемся на работы Ю. Кристевой и Н. Фатеевой.

В диссертации применяются структурно-семиотический, историко-культурный и мифологический методы исследования, используются элементы интертекстуального анализа.

Положения, выносимые на защиту:

1) В поэтической мифологии М. Цветаевой природу лирического героя определяет «близнечность», двойственность души, которая оборачивается тождественностью стихий и персонажей в поэтическом универсуме и «лирическом театре» М. Цветаевой.

2) Содержание близнечного мифа составляют две принципиальные стратегии взаимодействия с близнецом:

- отделить «худшую» половину, чтобы победить худшее в себе, обрести тем самым свое истинное «Я»;

- найти «лучшую» половину, чтобы обрести гармонию.

3) Оба процесса связаны с экспериментами с Именем. Категория имени получает особую значимость как смыслопорождающая, реализующая бытие героя Цветаевой в поэзии, прозе и эпистолярном наследии. Назвать, дать верное имя — значит отделить близнецов друг от друга, обосновать индивидуальное бытие.

4) Параллельно намечается еще одна тенденция: преодоление Имени как знак принципиально нового отношения к миру, основанного на предпочтении индивидуального - стихийному, на стремлении раствориться во Вселенной и тем самым слиться с ней.

5) Фигуры «Поэтов», предшественников и современников Цветаевой, ассоциирующихся со стихиями Огня, Земли, Воды, Воздуха, а также воплощающих «пятую стихию - Поэзию», формируют поэтический Космос М. Цветаевой.

Научная новизна исследования:

В диссертации обозначена такая составляющая мифологии Имени Цветаевой, как близнечный миф. Выявлена его динамика с учетом имятворческой концепции М. Цветаевой. Поэтические явления объясняются через метатекст, порожденный письмами, прозаическими произведениями, дневниками и лирикой М. Цветаевой.

Теоретическая значимость работы:

В диссертационном исследовании выявлено своеобразие и динамика авторского именного мифа на разных этапах творчества М. Цветаевой. Установлено, что имя, будучи реализованным в поэтическом космосе либо «лирическом театре» поэта,снимает оппозиции «свое - чужое», «жизнь - смерть», «быт -бытие», «природа - культура» и др.

Кроме того, в диссертации выявлены основные тенденции имятворчества Цветаевой. Уточняются такие понятия и термины, как именной, вестиментарный, «пушкинский» и «ахматовский» коды поэзии и прозы Цветаевой в связи с конкретным материалом - лирикой 1910-х - 1930-х годов и автобиографической прозой, эпистолярным наследием, а также «Повестью о Сонечке» (1937 г.) М. Цветаевой.

Практическая значимость работы:

Материалы диссертационного исследования могут быть использованы при чтении вузовских курсов «История русской литературы XX века», спецкурсов по русской поэзии первой половины XX века, на специализированных семинарах по русской литературе и анализу художественного текста для старшеклассников и студентов, а также в качестве материала для факультативных занятий в школах инновационного типа.

Апробация результатов.

Результаты диссертационного исследования были апробированы в течение четырех лет. Основные положения нашли отражение в пятнадцати публикациях (две на данный момент находятся в печати в СО РАН (Новосибирск) и в РГПУ им. Герцена (Санкт-Петербург)), при чтении спецкурса по поэтике имени для студентов пятого курса БГПУ, а также в одиннадцати выступлениях с докладами на межвузовских конференциях:

М. Цветаева: «Повесть о Сонечке» как сотворение мифа», 4-я межвузовская конференция «Диалог культур», г. Барнаул, 2002 г.;

Вестиментарный код поэтики М. Цветаевой», 5-я межвузовская конференция «Диалог культур», г. Барнаул, 2003 г.;

Овидиев текст» в поэтике М. Цветаевой (Федра)», 6-я межвузовская конференция «Диалог культур», г. Барнаул, 2004 г.;

Овидиев текст» в поэтике М. Цветаевой (Эвридика)», межвузовская конференция «Культура и текст», г. Барнаул, 2004 г.;

Овидиев текст» в поэтике М. Цветаевой (Ариадна)», всероссийская конференция «Филология XXI век», г. Барнаул, 2004 г.;

Имена шекспировских героев в поэтическом театре М. Цветаевой», межвузовская конференция «Поэтика имени», г. Барнаул, 2004 г.;

Гамлет» Шекспира в поэтическом театре М. Цветаевой», 9-я межвузовская конференция «Художественный текст: варианты интерпретации», г. Бийск, 2004 г.;

Имяславие М. Цветаевой: Анна Ахматова», городская межвузовская научно-практическая конференция «Молодежь - Барнаулу», г. Барнаул, 2004 г.;

Миф о Волошине как инвариант мифа о Поэте в творческом сознании М. Цветаевой», конференция молодых ученых, СО РАН, г. Новосибирск, 2005 г.;

Комплекс «морской души» в юношеских сборниках М. Цветаевой («Вечерний альбом», «Волшебный фонарь»)», 10-я межвузовская научно - практическая конференция, г. Бийск, 2005 г.;

Райнер Мария Рильке - «пятый элемент» в поэтическом Космосе М. Цветаевой», международная конференция «Культура и текст», г. Барнаул, 2005 год.

Структура исследования.

Диссертационное исследование состоит из введения, трех глав, заключения и библиографического списка, включающего 216 источников.

 

Заключение научной работыдиссертация на тему "Мифология Имени М. Цветаевой"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Интерес к философии имени возникает в переломные моменты бытия как потребность человека осмыслить свою судьбу и связи с миром. Закономерно и возникновение поэтической философии и мифологии имени в творчестве поэтов рубежа XIX-XX веков, таких, как А. Блок, А. Ахматова, В. Хлебников и др. В наибольшей степени интерес к- феномену имени как выражению личностного бытия в Культуре характерен для М. Цветаевой.

Творчество М. Цветаевой органично вписывается в контекст культуры Серебряного века, опираясь на авторскую мифологию Имени. Ее доминантой является близнечный миф, имеющий в творчестве Цветаевой как биографическую, так и историко-культурную мотивировку.

Близнец, появляющийся у «Я» поэта, может воплощать как «худшее», так и «лучшее» в «Я», как его темную, «ночную сторону», так и «светлую». Такая концепция человека и двойничества свойственна романтической культуре и близка М. Цветаевой. Стремлением «Я» становится, таким образом, либо «отделение» «половины», имеющее целью победить «худшее» в себя, задать оппозицию «Я - другой», обрести себя «настоящего»; либо «поиск» половины опять же как путь к себе и к обретению гармонии.

Оба пути связаны с экспериментом с Именем. Героиня М. Цветаевой остается безымянной до тех пор, пока не происходит обретение ею индивидуальной самобытности, отделение от близнеца. Эксперимент представляет собой путь к Имени и преодоление его. Рефлексия над именем является мифопорождающим процессом в авторском сознании.

Уже в первых поэтических сборниках М. Цветаевой «безымянная» героиня становится носительницей «морского кода», выражающегося в определенных внешних и внутренних признаках: портрет (кудри, румянец), костюм (шаль, серебряные браслеты и кольца) и ее характере, основными чертами которого являются страстность, стремление к отказу от «земной» жизни и своеволие. Таким образом М. Цветаева выражает «морскую» сущность и называет ее «морским именем», воспринимаемым «на слух», по созвучию, тем самым одухотворяя свое создание и закрепляя за ним место в общей картине мира.

Опираясь на романтическую концепцию жизнестроения, получившую развитие в поэзии символистов, Цветаева создает оригинальную модель эстетического поведения, опираясь на игру как основу творчества. Перевоплощения героини в поисках себя, своей половины, воспринимаются в культурном контексте как театральная игра.

Цветаева придает театрализации онтологический смысл, она наделяется гармонизирующей функцией, способностью нейтрализовать фундаментальные оппозиции между жизнью и смертью, истиной и ложью, идеальным и реальным, чужим и своим.

Бытие в театре М. Цветаевой представляет собой выбор роли. Роль задается именем персонажа. При этом характерно изъятие имени из сопутствующего ему сюжета и перемещение его в пространство авторского мифа, где персонаж с известным именем, обладающим шлейфом ассоциаций, действует в соответствии с авторской логикой.

Перевоплощение, превращение неизбежно связано для Цветаевой с переназыванием, переименованием. Перевоплощение дает возможность реализовать жизненную философию поэта: «все понять и за всех пережить», преодолев энтропийные тенденции. В каждом своем воплощении героиня сохраняет признаки «морской души».

Основные тенденции имятворчества Цветаевой заключаются в том, что имена-роли героини сближаются не только по смыслу, но и по звуку, который и подсказывает некий общий «мерцающий» смысл, не поддающийся точному однозначному определению. Имя может быть признано адекватным референту и истолковано посредством ассоциаций по сходству. В противном случае, если имя «не подходит», следует переназывание.

Инвокация актуализирует метафору вечного возвращения. Называя героев по имени, Цветаева вызывает их из небытия, получая возможность заново обрести умерших. В некоторых случаях (лирические циклы «Стихи к

Блоку», «Ахматовой») инвокация разворачивается в поэтике Цветаевой в традициях имяславия.

Имя заключает в себе духовную сущность человека и предопределяет его судьбу. Чтобы закрепить «вещественное» существование в художественном мире, героям необходимо обрести «земные приметы»: портрет, костюм, жест, позу. Костюм является одним из важных структурообразующих элементов художественного мира М. Цветаевой. Костюм и имя персонажа соотносятся как его тело и душа.

За костюмом закреплена функция овеществления, овнешнения персонажа. Ситуация переодевания связана с переименованием, поскольку для каждой роли существует свой, строго регламентированный костюм. Символика костюма также создает архетипические ситуации, которые предлагается «проиграть».

Одного из близнецов своей героини Цветаевой видит в героине «Повести о Сонечке». «Миф о Марине» и «Миф о Софии» существуют а пространстве повести параллельно, развертывая семантику «софийного» как «морского».

Понимая «морское» как «поэтическое», вместе с подобием «Марины» в окружающем мире Цветаева ищет братьев-близнецов «Поэтов», осознавая себя таковым. Таким образом Цветаева подходит к преодолению Имени. Отношение к поэтам, предшественникам или современникам Цветаевой, основаны на соперничестве, составляющем основу близнечного мифа.

Поэты, к которым она в разные годы обращается с посвящениями, предстают братьями-близнецами как «Марины», так и друг друга. Похоже и отношение к каждому Цветаевой: она обожествляет адресатов своих посланий, не делая более разницы между «Александром» (А. Пушкин, А. Блок), «Максимилианом» (М. Волошин), «Анной» (А. Ахматова) или «Борисом» (Б. Пастернак). Всех их объединяет одно: это небожители, призванные противостоять «этому» миру.

Такое отношение к Имени знаменует качественно новое отношение к миру: героиня Цветаевой не стремится более обосновать индивидуальное бытие, но реализовать свое «Я» в поэтическом братстве, раствориться в стихии творчества и духовной жизни, стать частью поэтического Универсума.

Поэты, ассоциирующиеся с четырьмя первоначалами, из которых состоит вселенная (огонь, воздух, земля и вода), формируют поэтический Космос Цветаевой. В этой парадигме находится место для «Марины», являющей собой «морское», или - шире - акватическое начало.

Четыре стихии, составляющие универсум Цветаевой, в свою очередь являются порождением пятой стихии - Поэзии, которая воплощена в немецком поэте Р. М. Рильке.

Близнечный миф, реконструированный нами из поэзии, прозы и эпистолярного наследия М. Цветаевой в связи с именем лирического «Я» либо любого героя, персонажа Театра Бытия М. Цветаевой, - это лишь часть (хотя, на наш взгляд, и основная) ее мифологии Имени. Пространство мифа может бесконечно расширяться, составляющие его компоненты поливалентны и могут притягивать к себе огромное количество новых смыслов и значений.

Изучение мифологии Имени М. Цветаевой с учетом таких сквозных мифов, как близнечный, должно стать предметом дальнейшего исследования. Оно имеет следующие перспективы: представляется необходимым выявление дополнительных претекстов поэзии и прозы М. Цветаевой с целью включения ее творчества в более широкий контекст «диалога культур». Перспективным видится выделение системы кодов, в которой может быть дана мифология Имени поэта, включающей, помимо, морского, колористического вестиментарного и вегетативного кода, другие компоненты.

 

Список научной литературыГончарова, Наталья Андреевна, диссертация по теме "Русская литература"

1. Агеева П.А., Бахнян К.В. Социолингвистический аспект имени собственного. -М., 1984.- 136 с.

2. Адмони В. Марина Цветаева и поэзия XX века // Wiener Slawistischer Almanach. Son. 32. Wien, 1992. - S. 17-29.

3. Азадовский K.M. Орфей и Психея // Небесная арка: М. Цветаева и P.M. Рильке.-СПб., 1999.-С. 12-49.

4. Айзенштейн Е.О. «Построен на созвучьях мир.». СПб., 2000(a). - 288 с.

5. Айзенштейн Е.О. «Борису Пастернаку навстречу!» - СПб.: Журнал «Нева». Летний Сад, 2000(6). - 383 с.

6. Айзенштейн Е.О. Шекспировские мотивы в творчестве М. Цветаевой // Марина Цветаева и Франция: новое и неизданное. М., 2002. - С. 140 - 156.

7. Айзенштейн Е.О. Сны Марины Цветаевой. СПб., 2003. - 463 с.

8. Алефиренко Н.Ф. О природе ономастической семантики // Ономастика Поволжья: Тез. докл. VIII междунар. конф. Волгоград, 8-11 сент. 1998 г. -Волгоград, 1998. - С. 165 - 168.

9. Андерсен Г.Х. Сказки. Истории. М., 2004. - 415 с.

10. Андреева Л.И. Специфика имени собственного и возможности ее использования в художественном тексте: Автореф. .канд. филол. наук. Саратов, 1995,- 18 с.

11. Аникст А.А. Трагедия Шекспира «Гамлет». М., 1986. - 223 с.

12. Апулей. Метаморфозы. М., 1988. - 399 с.

13. Ахматова А.А. Сочинения: в 2 т. М., 1986. - Т. 2. - 462 с.

14. Бабий С.Н. Бытование форм имени Мария Марья в художественной литературе первой половины XIX в. // Ономастика Поволжья: Тез. докл. VIII междунар. конф. Волгоград, 8-11 сент. 1998 г. - Волгоград, 1998. - С. 99 -101.

15. Банникова И.А. Имена собственные как фактор организации художественного текста // Текстообразующие потенции языковых единиц и категорий. Барнаул, 1990.-С. 19-26.

16. Барковская Н.В. Образ Кармен в культурном контексте (А. Блок, М.

17. Цветаева, В. Набоков) // Время Дягилева. Универсалии Серебряного века: материалы. Пермь, 1993.-Вып. 1.-С. 148- 155.

18. Барт Р. Мифологии. М., 1996. - 616 с.

19. Белый А. Символизм как миропонимание. М., 1994. - 529 с.

20. Берковский Н.Я. Романтизм в Германии. СПб., 2001. — 512 с.

21. Берковский Н.Я. Статьи и лекции по зарубежной литературе. СПб., 2002.-480 с.

22. Бидерман Г. Энциклопедия символов. М., 1996. - 335 с.

23. Блок А.А. Собрание сочинений: в 8 т. Т. 3. - M.-JL, 1960. - 714 с.

24. Богославская JI.M. Работа М. Цветаевой с ономастическим материалом // Русская ономастика: Сб. научн. трудов. Одесса, 1984. - С. 116 - 140.

25. Бондалетов В.Д. Динамика личных имен в XX веке // Личные имена в прошлом, настоящем и будущем: Проблемы антропонимики. М., 1970. С. 91-105.

26. Бондалетов В.Д. Русский именник, его состав, статистическая структура и особенности изменения (мужские и женские имена) // Ономастика и норма. -М., 1976.-С. 12-16.

27. Бондалетов В.Д. Русская ономастика. М., 1983. - 224 с.

28. Бродский И. Бродский о Цветаевой. М., 1997. - 208 с.

29. Бройтман С.Н. Лирический субъект // Введение в литературоведение. -М., 2000.-С. 141-153.

30. Булгаков С.Н. Первообраз и образ. Сочинения: в 2 т. Т. 2. Философия имени.-М., 1992.-439 с.

31. Бургин Диана Левис. М. Цветаева и трансгрессивный эрос: статьи и исследования. СПб., 2000. - 240 с.

32. Ванюков А.Н. Жанровая поэтика «Повести о Сонечке» М. Цветаевой // Творчество писателя и литературный процесс. Иваново, 1999. - С. 88 - 97.

33. Вашкевич Н.Н. Утраченная мудрость, или Что в имени твоем: Истоки древних цивилизаций. Тайны слова. Именное кодирование. М., 1996. - 351 с.

34. Введенская Л. А., Колесников К.П. От собственный имен кнарицательным. М., 1981. - 144 с.

35. Викулина JT.A., Мещерякова И.А. Творчество М. Цветаевой: проблемы поэтики. М., 1998. - 96 с.

36. Виноградова Н.В. Имя литературного персонажа: Материалы к библиографии // Литературный текст: проблемы и методы исследования. Тверь, 1998. Вып. 4. - С. 157 - 197.

37. Вишневская О.А. Античный мир глазами М. Цветаевой (к вопросу о Федре) // Творчество М. Цветаевой в контексте культуры Серебряного века: Материалы межднар. научн.-практ. конф. Ч. 2. - Дрогобич, 1998. - С. 32 -36.

38. Волошин М.А. Стихотворения. Статьи. Воспоминания. М., 1991. - 478 с.

39. Воропанова М.И. Гамлетовский цикл М. Цветаевой // Из истории типологических и контактных связей в русской и зарубежной литературе: межвуз. сб-к научн. трудов. Красноярск, 1990. - С. 7 - 29.

40. Гаспаров М.Л. От поэтики быта к поэтике слова // Wiener Slawistischer Almanach. Son. 32. Wlen, 1992. - S. 5 - 17.

41. Гинзбург Л.Я. О литературном герое. Л., 1979 - 222 с.

42. Гинзбург Л.Я. О лирике. М., 1997. - 408 с.

43. Голицына В.Н. М. Цветаева о Блоке // Творчество А.А. Блока и русская культура XX века: Всесоюзн. конф., 1-я. Тезисы. Тарту, 1975. С. 129 - 136.

44. Голосовкер Я.Э. Логика мифа. М., 1997. - 217 с.

45. Гончарова Н.А. М. Цветаева: «Повесть о Сонечке» как сотворение мифа» // Диалог культур-4: Сб-к материалов IV межвуз. конф. Барнаул, 2002. -С. 164 - 167.

46. Гончарова Н.А. Вестиментарный код поэтики М. Цветаевой // Диалог культур-5: Сб-к материалов V межвуз. конф. Барнаул, 2003. - С. 114-119.

47. Гончарова Н.А. «Мне имя Марина»: особенности номинации в поэтической мифологии М. Цветаевой // Филологический анализ текста: Сб-к научн. статей. - Барнаул, 2003. - С. 45 - 48.

48. Гончарова Н.А. «Овидиев текст» в поэтике М. Цветаевой // Диалогкультур-6: Сб-к материалов VI межвуз. конф. Барнаул, 2004. - С. 59-62.

49. Гончарова Н.А. «Овидиев текст» в поэтике М. Цветаевой (Эвридика) // Культура и текст. Сб-к научн. трудов СПб. - Самара - Барнаул, 2004. - С. 211 -214.

50. Гончарова Н.А. Имена шекспировских героев в поэтическом театре М. Цветаевой // Поэтика Имени: Сб-к научн. трудов. Барнаул, 2004. — С. 33 — 36.

51. Гончарова Н.А. «Овидиев текст» в поэтике М. Цветаевой (Ариадна) // Филология XXI век: Мат. всеросс. конф. Барнаул, 2004. - С. 201 - 204.

52. Гончарова Н.А. «Гамлет» Шекспира в поэтическом театре М. Цветаевой// Художественный текст: Варианты интерпретации. Вып. 9. - Бийск: НИЦ БПГУ им. В. М. Шукшина, 2004. - С. 102 - 103.

53. Гончарова Н.А. Имяславие М. Цветаевой: А.А. Блок // Филологический анализ текста: Сб-к научн. статей. Барнаул, 2004. - С. 58 - 62.

54. Гончарова Н.А. Имяславие М. Цветаевой: А. Ахматова // Молодежь -Барнаулу: материалы научн.-практ. конф. Барнаул, 2004. - С. 59 - 60.

55. Гончарова Н.А. Комплекс «морской души» в юношеских сборниках М. Цветаевой («Вечерний альбом», «Волшебный фонарь») // Диалог культур-7: Сб-к мат.VII межвуз. конф. Барнаул, 2005. - С. 32 - 39.

56. Гончарова Н.А. Б. Пастернак в лирическом театре М. Цветаевой // Культура и текст-2005: сб-к научн. трудов междунар. конф.: в 3 т. СПб.; Самара; Барнаул, 2005. - Т. 2. - С. 79-84

57. Горбачевский М.В. В мире имен и названий. М., 1983. - 206 с.

58. Горбаневский М.В. «Мне имя Марина». Заметки об именах собственных в поэзии М. Цветаевой // Русская речь. - № 4. - 1985. - С. 56 -65.

59. Горбаневский М.В. Об именах сказочных и литературных героев // Горбаневский М.В. Иван да Марья: Рассказы о русских именах, отчествах, фамилиях, псевдонимах. М., 1987. - С. 126 - 146.

60. Горбаневский М.В. Ономастика в художественной литературе. М., 1988. - 117с.

61. Горчаков Г. О Марине Цветаевой глазами современника: Antiquary, 1993.

62. Гете И.В. Собр. соч.: в 10 т.-Т. 7-М., 1978.-526 с.

63. Гумилев Н.С. Сочинения: в 3 т. Т. 3.-М., 1991.-428 с.

64. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: в 4 т. — Т. 4. — М., 1982.-683 с.

65. Даль В.И. О повериях, суевериях и предрассудках русского народа. -СПб., 1994.-480 с.

66. Даль В.И. Пословицы русского народа. М., 2002. - 614 с.

67. Дерида Ж. Эссе об имени. СПб., 1998.

68. Дримба О. Овидий. Поэт Рима и Том. Бухарест, 1967. - 291 с.

69. Дуров B.C. Поэзия любви и скорби // Овидий Публий Назон. Собр. Соч.: в 2 т. Т. l.-СПб., 1994.-С. 5-22.

70. Ельницкая С. Поэтический мир Цветаевой WSA. - Sb. 30. - Wien, 1990. -396 s.

71. Жогина К.Б. Имя собственное как средство интерпретации поэтического текста (на материале лирики М Цветаевой) // Русская классика XX века: пределы интерпретации. Ставрополь, 1995. - С. 117 - 122.

72. Жогина К.Б. «Поэзия собственных имен»: Некоторые особенности лирики М. И. Цветаевой // Анализ художественного текста на школьном уроке: теория и практика. Ставрополь, 1995. - Вып. 1. - С. 45 - 60.

73. Жогина К.Б. Имя Кармен как средство гармонической организации поэтического текста. На материале цикла М. Цветаевой «Кармен» // Организация и самоорганизация текста. Ставрополь, 1996. - С. 168 - 179.

74. Зинин С.И., Степанова А.Г. Имена персонажей в художественной литературе и фольклоре. Библиография // Антропонимика. М., 1970. - С. 330-354.

75. Зубова JI.B. Традиция стиля «плетения словес» у М. Цветаевой («Стихи к Блоку», 1916 1921, «Ахматовой», 1916)// Вестник ЛГУ. - 1985 - №9 - С. 47 -52.

76. Зубова Л.В. Поэзия М. Цветаевой. Лингвистический аспект. Л., 1989. -262 с.

77. Зубова JT.B. Язык поэзии М. Цветаевой. СПб., 1999. - 232 с.

78. Имя сюжет - миф. Проблемы русского реализма. - СПб., 1996. - 176 с.

79. Имя этнос - история: Сб. статей. - М., 1989. - 245 с.

80. История романтизма в русской литературе. М., 1979. - 335 с.

81. Калакуцкая Л.П. Фамилии. Имена. Отчества: Написание и склонение. -М., 1994.- 100 с.

82. Калинкин В.М. Поэтика онима. Донецк, 1999. - 408 с.

83. Калинкин В.М. Теоретические основы поэтической ономастики. Автореф. дисс. доктора филол. Наук. Киев, 2000. - 37 с.

84. Карпенко М.В. Ономастика в художественной литературе // Ономастика. Проблемы и методы. М., 1976. - С. 169 - 188.

85. Карпенко Ю.А. Безымянность как ономастический прием А.А.Ахматовой // Третьи Ахматовские чтения. Одесса, 1993.

86. Карпенко Ю.А. Имя собственное в художественной литературе // Филол. науки. 1986. - № 4. - С. 34 - 40.

87. Келесхаева О.Д. Имя собственное и художественный контекст. -Владикавказ, 1998. 106 с.

88. Киреева Е.В. Европейский костюм от античности до XX века. Учеб. пособие для сред, театр, учебн. заведений. М., 1976. - 174 с.

89. Клинг О.А. Поэтический мир М. Цветаевой. М., 2001. - 112 с.

90. Ковалев Г.Ф. Ономастические этюды: Писатель и имя. — Воронеж, 2001. -275 с.

91. Козубовская Г.П. Поэзия А. Фета и мифология: учебное пособие к спецкурсу. Барнаул - Москва, 1991. - 218 с.

92. Козубовская Г.П. Проблема жизнетворчества в русской культуре (Жуковский, Пушкин). Методические материалы в помощь учителю (к изучению биографии и личности). Барнаул, 1991. - 192 с.

93. Козубовская Г.П., Саурина Н.В. Театральность как принцип поэтики М. Цветаевой // Культура и текст: сб. научн. трудов. СПб. - Барнаул, 1998. - С. 92-101.

94. Корман Б.О. Изучение текста художественного произведения. М., 1972. -110 с.

95. Кормилов С.И. Имена, отчества и фамилии литературных персонажей: К проблеме изучения // Литературные произведения XVIII-XX веков в историческом и культурном контексте. М., 1985. - С. 160 - 178.

96. Королева И.А. «Имя человека не есть пустой звук.» // Рус. Речь. — 1997.- № 6. С. 63-67.

97. Кресикова И. Цветаева и Пушкин: Попытка проникновения: Эссе и этюды. М., 2001. - 167 с.

98. Кривушина Е.С. Поэтика имени собственного // Творчество писателя и литературный процесс. Иваново, 1993. - С. 20 - 31.

99. Кудрова И.В. Версты, дали. М. Цветаева: 1922 1939. - М., 1991. - 368 с.

100. Кудрова И.В. Верхнее «до» // Бродский о Цветаевой: интервью, эссе. Вступительная статья И. Кудровой. М., 1997. - С. 5 - 23.

101. Кудрова И.В. Гибель М.Цветаевой. -М., 1999.-319 с.

102. Кудрова И.В. Путь комет: Жизнь М. Цветаевой. СПб., 2002. - 767 с.

103. Кудрова И.В. Просторы М. Цветаевой: поэзия, проза, личность. СПб, 2003.-654 с.

104. Кулишкина О.Н. Реализация мифологемы «жизнетворчества» в эпоху романтизма. Учебное пособие по спецкурсу. Кемерово, 1995. - 140 с.

105. Купченко В.П. М. Цветаева. Письма к М.А. Волошину // Ежегодник рукописного отдела Пушкинского Дома на 1975 г. Л., 1977. - С. 151 - 157.

106. Купченко В.П. Образ М. Волошина в прозе М. Цветаевой. WSA. - Sb. 32.-Wien, 1992. - S. 161 - 171.

107. ЛГ Досье: Приложение к «Литературной газете». 1992. №9.

108. Литературный энциклопедический словарь. М., 1987. - 752 с.

109. Лосев А.Ф. Античная мифология в ее историческом развитии. М., 1957.- 620 с.

110. Лосев А.Ф. Философия имени. М., 1990. - 269 с.

111. Лосев А.Ф. Имяславие // Вопросы философии. 1993. - № 9. - С. 52 - 60.

112. Лосев А.Ф. Имя. Избранные работы, переводы, беседы, исследования, архивные материалы. СПб., 1997. - 616 с.

113. Лотман Ю.М., Успенский Б. Миф имя - культура // Труды по знаковым системам. - Вып. VI. - Тарту, 1973. — С. 282 - 303.

114. Лотман Ю.М. Декабрист в повседневной жизни (Бытовое поведение как историко-психологическая категория) // Литературное наследие декабристов. -Л., 1975.-С. 25-75.

115. Лотман Ю.М. «Человек природы» в русской литературе XIX века и «цыганская тема» у Блока // Ю.М. Лотман. О поэтах и поэзии. СПб., 2001. - С. 599-653.

116. Магазаник Э.Б. Ономастика, или «Говорящие имена» в литературе. -Ташкент, 1971.-260 с.

117. Маймескулов А. Провода под лирическим током (Цикл М. Цветаевой «Провода»), Bydgoszcz, 1999. - 135 с.

118. Малкова Ю.В. Своеобразие мифологизма в творчестве М. Цветаевой 20-х г.г. Автореф. канд. фил. наук. - СПб., 2000. - 18 с.

119. Марина Цветаева в воспоминаниях современников: в 3-х т. Т. 2. Годы эмиграции. - М., 2002. - 326 с.

120. Марина Цветаева в критике современников: В 2-х ч. Ч. 1. 1910-1941 годы. Родство и чуждость. - М., 2003(a). - 653 с.

121. Марина Цветаева в критике современников: в 2-х ч. Ч. 2. 1942-1987 годы. Обреченность на время. - М., 2003(6). - 638 с.

122. Мароши В.В. Сюжет в сюжете: Имя в тексте // Роль традиции в литературной жизни эпохи. Новосибирск, 1995.-С. 177- 188.

123. Мароши В.В. Имя автора (историко-типологические аспекты экспрессивности). Новосибирск, 2000. - 120 с.

124. Маслова М.И. «Белые ночи» Достоевского и последняя проза Цветаевой // Писатель, творчество: современное восприятие. Курск, 1998. - С.79 - 101.

125. Медведева К.А. Стихи о Сивилле, Орфее и Эвридике как звено концепции поэта в лирике М. Цветаевой нач. 20-х гг. // Некоторые проблемы русской и зарубежной литературы. Владивосток, 1974. - С. 16-28.

126. Миркина 3. Невидимый собор: О Рильке. Из Рильке. О Цветаевой. Святая Святых. СПб., 1999.

127. Мифы народов мира: в 2 т. -М., 1991.-Т. 1.-671 с.

128. Мифы народов мира: в 2 т. М., 1992. - Т. 2. - 719 с.

129. Мумриков А. Что в имени твоем // Наука и религия. 1994. - № 5. - С. 58 -59.

130. Небесная арка: М. Цветаева и P.M. Рильке. СПб., 1999. - 398 с.

131. Немировская Т.В. Некоторые проблемы литературной ономастики // Актуальные вопросы русской ономастики. — Киев, 1988. С. 112 - 122.

132. Никонов В.А. Ищем имя.-М., 1988.- 125 с.

133. Никонов В.А. Словарь русских фамилий. М., 1993. 224 с.

134. Новичкова Т.А. Сор и золото в фольклоре // Полярность в культуре: альманах. СПб., 1996. - 208 с.

135. Овидий Публий Назон. Метаморфозы. М., 1977. - 430 с.

136. Овидий Публий Назон. Собр. соч.: В 2 т. Т. 1. - М., 1994. - 511 с.

137. Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка. М., 1992.-955 с.

138. Осипова Н.О. Мифопоэтика лирики М. Цветаевой. Киров, 1995. - 117с.

139. Осипова Н.О. Художественный мифологизм творчества М.И. Цветаевой в историко-культурном контексте первой трети XX века: Автореф. докт. дис. -М., 1998.-38 с.

140. Панченко А.А., Штырков С.А. Чужой голос // Канун: Альманах. Вып. 6. -СПб., 2001.-С. 316-337.

141. Петросов К.Г. «Как я люблю имена и знамена.» Имена поэтов в художественном мире М. Цветаевой // Рус. Речь. 1992. - №5. - С. 14-20.

142. Платон. Собрание сочинений: в 4 т. Т. 1.-М., 1990.-860 с.

143. Платон. Собрание сочинений: в 4 т. Т. 4. - М., 1994. - 830 с.

144. Плутарх. Застольные беседы. JL, 1990. - 592 с.

145. Подольская Н.В. Словарь русской ономастической терминологии // Отв. ред. А.В. Суперанская. 2-е изд. -М., 1988. 192 с.

146. Полехина М.М. Опыт прочтения цикла стихотворений М. Цветаевой «Сивилла» // Художественный текст: Варианты интерпретации: Материалы IX межвуз. научн. практ. конф. - Вып. 9. - Бийск, 2004. - С. 297 - 300.

147. Православный богослужебный сборник. М., 2000. - 400 с.

148. Православный церковный календарь 2004. - М., 2003. - 240 с.

149. Пушкин А.С. Поли. собр. соч.: в 10 т. Т. 5. - М., 1960. - 663 с.

150. Пушкин А.С. Избранные произведения: в 2 т. Т. 1. - М., 1970.-480 с.

151. Разумовская М.М. Цветаева: Миф и действительность: Письма М. Цветаевой. М., 1991 - 574 с.

152. Райнер Мария Рильке, Борис Пастернак, Марина Цветаева. Письма 1926 года. М., 1990.-226 с.

153. Ревзина О.Г. Собственные имена в поэтическом идиолекте М. Цветаевой // Поэтика и стилистика 1988-1990.-М., 1991. С. 172 - 192.

154. Ревзина О.Г. Число и количество в поэтическом языке и поэтическом мире М. Цветаевой // Лотмановский сборник. -М., 1995. С. 619 - 641.

155. Руденко Д.И., Сватко Ю.И. Философия имени: в поисках новых пространств. Харьков, 1993. - 286 с.

156. Русская ономастика и ономастика России. Сб. статей М., 1994. - 248 с.

157. Саакянц А.А. Марина Цветаева. Жизнь и творчество. М., 1997. - 816 с.

158. Сандлер С. Тело и слово: тендер в цветаевском прочтении Пушкина // Русская литература XX века: исследования американских ученых. -Вирджиния СПб., 1993. - С. 235 - 257.

159. Святое Евангелие. М., 2000. - 479 с.

160. Сильман Т.Н. Заметки о лирике. Л., 1977. - 223 с.

161. Системы личных имен у народов мира: Сб. статей. М., 1989. - 382 с.

162. Словарь поэтического языка М. Цветаевой: в 4 т. Т. 1. - М., 1996. - 318 с.

163. Сомова Е.В. Личность поэта, природа и назначение поэтического творчества в художественной концепции М. Цветаевой // Автореф. дис. .канд. фил. наук. М, 1997.-22 с.

164. Суни Тимо. Композиция «Крысолова» и мифологизм Цветаевой. Хельсинки, 1996.-206 с.

165. Суперанская А.В. Как Вас зовут? Где Вы живете? М., 1964. - 95 с.

166. Суперанская А.В. Общая теория имени собственного. М., 1973. - 366 с.

167. Суперанская А.В. Имя через века и страны. - М., 1990. - 188 с.

168. Суперанская А.В. О русских именах. СПб., 1997. - 203 с.

169. Суперанская А.В. Словарь русских личных имен. М., 1998. - 522 с.

170. Супрун В.И. Ономастическое поле русского языка и его художественно-эстетический потенциал. Волгоград, 2000. - 172 с.

171. Тамарченко А.А. Диалог М. Цветаевой с Шекспиром // М. Цветаева. 1982 1992: Сб-к. ст. - Норфилд, Вермонт, 1992. - С. 159 - 176.

172. Твое православное имя. Имена и именины. Новосибирск, 1998. - 102 с.

173. Тименчик Р.Д. Имя литературного персонажа // Русская речь. 1992 - № 5.-С. 25-27.

174. Тимошенко О.В. А.С. Пушкин в творческом сознании М. Цветаевой // Филологические этюды: сб-к научн. статей молодых ученых. Саратов, 2001. -С. 47-50.

175. Титова Е.В. Образ А. Блока в поэзии и прозе М. Цветаевой // А. Блок и мировая культура: материалы конференции. Великий Новгород, 2000. - С. 321 -327.

176. Тихонов А.Н., Бояринова Л.З., Рыжкова А.Г. Словарь русских личных имен.-М., 1995.-734 с.

177. Топоров В.Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ. Исследования в области мифопоэтического. М., 1995.

178. Торопова Л.А. Субъект в художественном мире Достоевского и Цветаевой // К. Бальмонт, М. Цветаева и художественные искания XX века. -Иваново, 1999. Вып. 4. - С. 173 - 182.

179. Тургенев И.С. Собр. соч.: в 12 т.-Т. 11.-М., 1979-654 с.

180. ТурчинВ. Эпоха романтизма в России. М., 1981.-552 с.

181. Успенский Л. Ты и твое имя. Л., 1972. - 573 с.

182. Уфимцева Н.П. Античный миф как средство поэтического самоутверждения М. Цветаевой (лирический цикл «Сивилла») // «Все в груди слилось и спелось»: Сб. докл. М., 1998. - С. 227 - 233.

183. Уфимцева Н.П. «С бессмертья змеиным укусом кончается женская страсть»: Тема страсти в лирике М. Цветаевой 1920-х гг. // Толерантность в контексте многоукладности российской культуры. Екатеринбург, 2001. - С. 213-217.

184. Фарыно Е. Из заметок по поэтике М. Цветаевой // WSA, Sb. 3. Wien, 1981.-S.42-43.

185. Фарыно Е. Мифологизм и теологизм М. Цветаевой // WSA, Sb. 18. Wien, 1985.-380 s.

186. Фарыно Е. «Бузина» М. Цветаевой // WSA, Sb. 19. Wien, 1986. - S. 13 -38.

187. Фарыно Е. Стихотворение М. Цветаевой «Прокрасться» // WSA, Sb. 20. -Wien, 1987. S. 89-113.

188. Фарыно Е. Вопросы лингвистической поэтики М. Цветаевой // WSA, Sb. 22-Wien, 1988. S. 25 -54.

189. Фарыно Е. Два слова о Цветаевой и авангарде // День поэзии М. Цветаевой: Сб. ст. Турку, 1997. - С. 5 - 10.

190. Фарыно Е. Введение в литературоведение. СПб., 2004. - 639 с.

191. Фейлер Лили. Марина Цветаева. Ростов-на-Дону, 1998. - 416 с.

192. Флоренский П.А. Имена. М., 1998. - 911 с.

193. Флоренский П.А. Сочинения: в 4 т. Т. 3 - М., 1999. - 622 с.

194. Фонякова О.И. Имя собственное в художественном тексте. Учебное пособие.-Л., 1990.- 104 с.

195. Фрейденберг О.М. Поэтика сюжета и жанра. М., 1997. - 448 с.

196. Хигир Б.Ю. Тайна имени. М., 1996. - 591 с.

197. Худенко Е.А. Проблема жизнетворчества в русской литературе (романтизм, символизм) // Вестник БГПУ. Серия: гуманитарные науки. № 1. -Барнаул, 2001. - С. 58 - 63.

198. Царькова Т.С. Русская стихотворная эпитафия XIX-XX в. СПб., 1999. -200 с.

199. Цветаева А.И. Воспоминания. М., 1983. - 768 с.

200. Цветаева М.И. Театр. М., 1990. - 110 с.

201. Цветаева М.И. Неизданное. Сводные тетради. М., 1997. - 639 с.

202. Цветаева М.И. Неизданное. Семья: История в письмах. М., 1999. - 590 с.

203. Цветаева М.И. Неизданное. Записные книжки: В 2-х т. Т. 1. - М., 2000. -558 с.

204. Чижонкова JI.B. «Магдалина»: варианты М. Цветаевой и Б. Пастернака // Художественный текст: Варианты интерпретации: материалы IX межвуз. научн.-практ. конф. Вып. 9. - Бийск, 2004. - С. 376 - 379.

205. Чичинова Т.А. Мир книг в ранней лирике М. Цветаевой // Наука, культура, образование. Журнал №3. Горно-Алтайск, 1999. - С. 32 - 36.

206. Швейцер В.А. Быт и бытие М. Цветаевой. М., 2002. - 504 с.

207. Шевеленко И.Д. Литературный путь М Цветаевой. Идеология Поэтика -Идентичность автора в контексте эпохи. - М., 2002. - 463 с.

208. Шекспир У. Поли. собр. соч.: в 8 т. Т. 6. - М., 1960. - 687 с.

209. Эврипид. Трагедии. Т. 1.-М., 1980.-550 с.

210. Эфрон А. О Марине Цветаевой. Воспоминания дочери. М., 1989. - 477 с.

211. Юрченко Т.Н. Бал в повести А.А. Бестужева-Марлинского «Испытание» // Культура и текст-99. Пушкинский сборник. СПб. - Самара - Барнаул., 2000-С. 108-118.

212. Karlinsky Simon. Marina Tsvetaeva, her Life and Art. Berkley, 1966. - 317

213. Karlinsky Simon. Marina Tsvetaeva: the woman, her world and her poetry -Cambridge, 1988.-289 s.

214. Schank Stefan. Rainer Maria Rilke. Munchen, 1998. - 159 S.216. http://suedwest-internet.de/bedeutung-von-vornamen/