автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.03
диссертация на тему: Мифопоэтический аспект ранней лирики У.Б. Йетса

Полный текст автореферата диссертации по теме "Мифопоэтический аспект ранней лирики У.Б. Йетса"

На правах рукописи

ПРИХОДЬКО Вера Сергеевна

МИФОПОЭТИЧЕСКИЙ АСПЕКТ РАННЕЙ ЛИРИКИ У.Б. ЙЕЙТСА (1889-1899ГГ.)

Специальность 10.01.03 - Литература народов стран зарубежья (литература стран германской и романской языковых семей)

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Воронеж - 2005

Диссертация выполнена на кафедре теории и истории мировой литературы факультета филологии и журналистики Ростовского государственного университета

Научный руководитель: доктор филологических наук, профессор Забабурова Нина Владимировна

Официальные оппоненты: доктор филологических наук, профессор

Соловьева Наталья Александровна

кандидат филологических наук, доцент Савченко Алла Леонидовна

Ведущая организация - Тамбовский государственный университет

Защита состоится «¿3_» ноября 2005 года в ' ' часов на заседании диссертационного совета Д 212.038.14 при Воронежском государственном университете (394006, г. Воронеж, пл. Ленина, 10, ауд.

С диссертацией можно ознакомится в научной библиотеке Воронежского государственного университета

Автореферат разослан » октября 2005г.

Ученый секретарь диссертационного совета кандидат филологических наук, доцент

4/

"Бердникова О.А.

Ар sjjh

3

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность темы исследования определяется несоответствием степени изученности ранней лирики У.Б. Йейтса в отечественном литературоведении масштабу творчества этого крупнейшего англо-ирландского поэта и драматурга, нобелевского лауреата, в контексте мировой литературы. В центре внимания предлагаемой диссертационной работы - неисследованная проблема воплощения мифопоэтической концепции Йейтса в поэтических сборниках 1889-1899гг., несущих в себе оригинальный мифотворческий потенциал.

Состояние научной разработанности темы исследования.

Жизнь и творчество У.Б. Йейтса получили достаточно широкое освещение в критике. Среди разнообразных подходов и методов исследования творческого наследия Йейтса одним из приоритетных направлений является изучение роли мифа в его эстетико-художественной концепции. В первую очередь внимание критиков обращено на результаты его работы с ирландскими мифами, вновь «открытыми» деятелями «Ирландского Возрождения», одним из лидеров которого был сам Йейтс (М. Туэнте, А. Бхаргава, П. Смит). Ряд работ посвящен увлечению Йейтса восточной мифологией и различными оккультными учениями Востока (О. Комесу,^П.С. Шри), а также влиянию античной мифологии (П. Льебретс). Интерес Йейтса к мистике и эзотерическим традициям, таким, как алхимия, герметизм, Каббала, платонизм и неоплатонизм, теософия, учение розенкрейцеров, труды Я. Бйме и Э. Сведенборга, исследуется в работах В. Мур, К. Рэйн, М. Фланнери, Г. Хоу, Ф. Кинахана, У. Горски. Попытки сформулировать мифопоэтическую концепцию Йейтса предполагают также изучение рецепции Йейтсом европейской философии нового времени (Дж. Холдридж) и различных теорий мифа, изложенных в трудах Дж. Вико, Дж. Фрэзера, К. Юнга (Д. Хоффман, Д. Олбрайт, Н. Фрай, П. Уре).

В отечественном литературоведении активное «освоение» творчества У.Б.Йейтса началось значительно позднее. На сегодняшний день большинство диссертационных работ и научных статей отечественных исследователей его творчества также связано с различными аспектами мифопоэтики (А.П.Саруханян, Е.В. Косачева, A.B. Машинян, О.М. Иванова, К.О. Голубович). Практически все указанные авторы говорят о Йейтсе как о мифотворце, однако этот вывод делается на основании рассмотрения его драматургии, поздней лирики или мистико-философского трактата "A Vision".

В целом, в отечественном литературоведении ранняя лирика Йейтса (датируемая концом XIX века) изучена в гораздо меньшей степени, чем остальное его творчество. Определенная консервативность взглядов по отношению к его первым поэтическим сборникам наблюдается и в зарубежных исследованиях. При обршцении к ранней лирике речь идет в основном о выборочном анализе мифологических аллюзий и символов, сознательно вплетенных автором в поэтический текст (Ч. Берриман, М. Сейден, Е.В.

а^эдиз^^ед^зд^ ^¡фиворческой концепции

Косачева). Системного и полного

БИБЛИОТЕКА

СОет^где ОЭ WV »«С' j

Йейтса в ранних поэтических сборниках на основе всего корпуса текстов проведено не было. Большинство работ, посвященных этим произведениям, остаются в рамках традиционного подхода. Тем не менее, значительный интерес представляют книги Р. Эллманна, П. Смита, Ф. Мёрфи и У. О'Доннелла, в которых обнаруживается ряд любопытных интерпретаций отдельных стихотворений. Много значимых биографических фактов и оригинальных трактовок дает Н. Джеффарес. Однако ни в одной из этих работ, где внимание уделяется, в том числе, и мифологическим мотивам и аллюзиям, вопрос о мифотворчестве не ставится.

Среди рассматриваемых в данном исследовании аспектов проявления мифотворческой концепции в ранней лирике Йейтса - особенности субъектно-объектных отношений в его поэтических текстах. Вопрос о лирическом герое и роли автора в произведениях Йейтса неоднократно привлекал внимание критиков, высказывавших самые разнообразные точки зрения (Дж. Джонс, Т.Р. Хенн, Дж. Холдридж, В. Мур, Б. Левин). Однако для иллюстрации выводов в этих теоретических исследованиях, как правило, привлекаются поздние стихотворения.

Предмет исследования - проявления мифотворческой концепции Йейтса в трех ранних поэтических сборниках (1889-1899гг.), вошедших в книгу "Collected Poems" (1933). Выбор предмета обусловлен существованием в литературоведческой традиции устоявшегося взгляда на раннюю лирику Йейтса как на пример мифологизирования по контрасту с мифотворчеством, характерным для его зрелых произведений. При этом не принимается во внимание история создания указанных поэтических сборников, которая свидетельствует в пользу распространения представления о мифотворчестве Йейтса в том числе и на его раннюю лирику.

Материалы и источники исследования. Материалом . диссертации послужили сборники стихотворений У.Б.Йейтса "Crossways" (1889), "The Rose" (1893), "The Wind Among the Reeds" (1899) в окончательной редакции (в том виде, в каком они вошли в книгу "Collected Poems", 1933), а также ранние варианты рассматриваемой лирики, опубликованные до 1900 года (источник -"ТЪе Variorum Edition of the Poems of W.B.Yeats", 1957). В орбиту исследования также включены письма, эссеистика и художественная проза Йейтса, и его философско-поэтический трактат "A Vision" (осн. ред. - 1914, 1924). Привлечен также широкий спектр отечественных и зарубежных критических исследований творчества Йейтса. Основными теоретическими источниками диссертации послужили работы по теории мифопоэтики и мифа, теорий лирического цикла и лирического субъекта. Источниками трактовки отдельных мифологем, мотивов и символов стали мифы разных народов (в первую очередь кельтских) и работы, посвященные их интерпретации.

Методологическая основа работы носит комплексный характер и определяется специфическим предметом исследования. Оказалось необходимым применение герменевтического метода, элементов структурно-семиотического подхода, поскольку именно «в основе структурного анализа лежит взгляд на

литературное произведение как на органическое целое» (Ю.М. Лотман), метода мифореконструкции и, в отдельных разделах, системно-типологического подхода. Обращение непосредственно к поэтическому тексту предопределило использование различных методов анализа, используемых в стиховедении.

Научная новизна исследования определяется отсутствием специальных работ, посвященных проблеме мифотворчества в ранней лирике У.Б. Йейтса. Кроме того, выводы данной диссертации основаны на рассмотрении ранних поэтических сборников Йейтса как полноценных лирических циклов, где все компоненты неразрывно связаны и каждое стихотворение несет особую смысловую нагрузку, в то время как традиционная исследовательская практика состоит в выборочном иллюстрировании положений при помощи нескольких стихотворений, изъятых из общего контекста.

Теоретическое значение исследования. В диссертации был разработан достаточно дифференцированный инструментарий, который, при условии дальнейшего совершенствования, может использоваться в стиховедении при мифопоэтическом анализе лирики. Диссертация также позволяет расширить представление специалистов о масштабах мифотворчества в поэтическом наследии У.Б. Йейтса.

Научно-практическое значение исследования. Результаты работы могут быть использованы в вузовских историко-литературных спецкурсах, посвященных творчеству Йейтса и мифологическим концепциям. Кроме того, предлагаемый в работе анализ всего корпуса текстов ранней лирики Йейтса может стать основой комментария к будущим полным сборникам переводов ранних стихотворений поэта.

На защиту выносятся следующие положения:

-комплекс мифологем, мотивов и символов ранней лирики У.Б.Йейтса (1889-1899гг.), основанный на антиномиях, выражает идеи и концепции, присущие более позднему этапу творчества поэта, с его специфическим мифопоэтическим комплексом, что объясняется авторской правкой первоначальных вариантов стихотворений в начале XX в.;

- к ранним поэтическим сборникам У.Б.Йейгса в полной мере применима теория лирического цикла, a "Collected Poems" (1933) можно воспринимать как «книгу стихов», в результате чего весь корпус стихотворений первых трех сборников должен рассматриваться как единое художественное целое;

- мифопоэтический аспект ранней лирики У.Б.Йейтса включает в себя не только сознательное мифологизирование, но обнаруживает все признаки мифотворчества, характерного для зрелого творчества поэта;

- мифотворческий элемент ранней лирики У.Б.Йейтса проявляется в оригинальном развертывании комплекса ключевых мифологем в авторской интерпретации и в связях этого комплекса со сложной субъектной структурой, которая представляет собой взаимодействие двух «голосов» лирического субъекта;

- разнообразные системные проявления двух ипостасей лирического субъекта в ранней лирике У.Б. Йейтса позволяют отождествить их с теми

противоположными началами, что лежат в основе мифопоэтической концепции Йейтса, а взаимодействие этих позиций в ранних стихотворениях Йейтса интерпретируется как авторское решение мифологемы Пути и темы поэтического творчества.

Базовые положения данного диссертационного исследования получили апробацию на ежегодных региональных научно-практических конференциях «Язык и межкультурная коммуникация» в Ростовском государственном университете (2003, 2004, 2005), на международной конференции «Литература в диалоге культур» (Ростов-на-Дону, 2005) и на конференциях аспирантов факультета филологии и журналистики РГУ (Ростов-на-Дону, 2002, 2004). Значительный вклад в исследование внесло также посещение автором лекций и семинаров "Yeats International Summer School" (Sligo, Ireland, 2002).

Структура работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, библиографического списка и приложения.

Объем исследования. Текст диссертации составляет 262 страницы, список литературы включает 239 наименований.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении представлены общая система суждений и концепций, связанных с изучением творчества У.Б.Йейтса в целом и ранней лирикой поэта в частности в зарубежном и отечественном литературоведении. Противоречивость наиболее устойчивых интерпретаций, полярность суждений и оценок, отсутствие системных научных оснований для создания обобщающей концепции раннего творчества Йейтса позволяют сформулировать тезис о необходимости и значимости научного исследования выдвинутой темы, определить ее актуальность и научную новизну, обозначить цель и задачи исследования, его методологические принципы.

Первая глава «Сборники "Crossways", "The Rose" и "The Wind Among the Reeds" как проявление мифотворчества» посвящена теоретическому обоснованию проводимого в работе анализа поэтических текстов и выводов, извлекаемых из этого анализа, в ней приводятся теоретические положения и формулировки определений основных терминов и понятий.

Поскольку в данной работе ранняя лирика Йейтса рассматривается как мифопоэтический феномен, в первую очередь даются определения понятиям «миф» и «мифопоэтика». Существует огромное количество толкований и интерпретаций мифа и мифопоэтического сознания.

Традиционно миф рассматривается как «универсальная культурная формула» (С.Н. Бройтман), выраженная «в чувственно-конкретном облике» (Т.А. Шарыпина), порожденная специфическим способом моделирования мира и формой сознания, называемой мифопоэтической или мифологической. Можно выделить основные характеристики мифа. «Образное представление, <...> где вещь, пространство, время поняты нерасчлененно и конкретно, где человек и мир субъектно-объектно едины, - эту особую конструктивную систему образных

представлений, когда она выражена словами, мы называем мифом» (О.М. Фрейденберг, «Миф и литература древности»).

Строго говоря, собственно мифом можно называть только архаичные мифы, которые Е.М. Мелетинский называет первичными. Такие мифы описывают определенные сегменты онтологической картины с помощью структурных универсалий, именуемых архетипами, мифологемами, символами. Согласно концепции К. Юнга, «архетип - некоторый инвариант любого сюжета, мотива, <.. .> имманентно присущий всему роду людей». Архетипы принадлежат «исключительно сфере до-логического прошлого или бессознательного настоящего» (Е.В. Косачева). Мифологему же обычно считают не только «единицей бессознательного, коллективного мифотворчества», но и единицей «мифотворчества сознательного», при этом «архетип часто может лежать в содержательной основе мифологемы» (Е.В. Косачева). В этом ряду терминов символ остается самым непростым для определения. Осознавая сложность и разнообразие теорий символа, в качестве базового положения мы принимаем то, что символ «должен быть способен разворачиваться в бесконечно значимый ряд смыслов» (С.Н. Бройтман) и при этом являться «некоторым знаковым выражением высшей и абсолютной незнаковой сущности» (Ю.М. Лотман). В определенной степени, символы «могут быть дешифрованы на рациональном уровне» (Ю.С. Осаченко). «Символ, и в самом деле, единственное, что позволяет выразить некую незримую сущность» (У.Б. Йейтс, "William Blake and Imagination", 1897). Все эти элементы первичных мифов с различными целями используются в литературе, что Е.М. Мелетинский определяет как мифологизирование («Поэтика мифа», 1995).

Мифологизирование в творчестве Йейтса — факт несомненный и достаточно изученный преимущественно в зарубежном литературоведении. Фокус нашей работы направлен на другую грань мифопоэтики Йейтса - ее мифотворческий потенциал, как правило, игнорируемый исследователями ранней лирики поэта. В связи с этим необходимо обращение к данному феномену с теоретической перспективы.

Благодаря существованию «мифологических первооснов современного сознания» (С.С. Аверинцев), мифопоэтическое мышление в определенной мере свойственно и современному человеку. Отсюда его стремление к созданию новых мифов на основе традиционных. Е.М. Мелетинский считает, что «высшая реальность мифа - источник и модель всякой гармонии. Вот почему миф остается живым и всегда находит себе место на некотором интеллектуальном уровне» («От мифа к литературе», 2000).

Мифы, продуцируемые творческим сознанием нового времени, Е.М. Мелетинский называет вторичными. В этом случае речь идет о мифотворчестве, весьма распространенном в литературе с конца XIX века, в связи с тем, что «личность, поставленная перед лицом исторического, личностного хаоса, пытается заново космизировать мир» (Н.О. Осипова).

Масштабы мифотворчества в литературе могут варьироваться от отдельного мифа до целого мифологического комплекса, который именуется

«личной мифологией». Н.О. Осипова отмечает, что <<...у художников с ярким мифопоэтическим комплексом <.. > семантическое единство произведений обусловлено введением особо нагруженных смыслом понятий, которые приобретают характер мифологем, соотносятся с устойчивым кругом значений в культуре или с архетипической картиной мира».

В целом, появление в литературном произведении явных мифологических аллюзий, скорее всего, означает, что мы имеем дело с мифологизированием Не удивительно, что ранняя лирика Йейтса в большинстве случаев характеризуется исследователями именно так. Богатая и необычная мифопоэтическая образность ирландских легенд, многозначная символика алхимиков, европейских христианских мистиков и розенкрейцеров (Йейтс был одним из основателей эзотерического общества «Золотая Заря»), традиционные античные мотивы и экзотические индийские - за этой внешней пестротой и эклектичностью ранней лирики не так просто увидеть те проявления мифотворчества, которые, на наш взгляд, имеют огромное значение для восприятия всего творческого наследия Йейтса.

В современных работах, особенно отечественных, посвященных творчеству Йейтса, определение его творческой и жизненной концепции как «мифотворчества» звучит достаточно часто (у А.П. Саруханян, Е.В. Косачевой, A.B. Машинян). Основанием служит обычно факт создания им мифопоэтической системы, изложенной в книге "А Vision" (перв. изл. - 1914), над которой Йейтс работал всю вторую половину своей творческой жизни. Йейтс придавал этой работе огромное значение, считая ее системой «"защиты от хаоса", объясняющей историю мира и историю отдельного человека, подчиняющиеся движению Великого Колеса» (Г.М. Кружков).

На наш взгляд, мифопоэтическая система в "А Vision" носит несколько абстрактный характер, несмотря на художественную форму, и не совсем соответствует общепринятым характеристикам мифа. Важнее то, что она стала для Йейтса источником «метафор для поэзии», и все поздние его произведения являются в некотором роде её «конкретно-чувственной» реализацией, которая оказывается ближе к мифу, чем "А Vision". Именно с этой точки зрения следует рассматривать "Collected Poems", книгу, составленную Йейтсом в 1933 году и открывающуюся теми сборниками, которые являются предметом рассмотрения в данной работе. Причем, влияние "A Vision", очевидно присутствующее в трех «ранних» поэтических сборниках Йейтса в окончательной редакции, не миновало внимания многих критиков (Ф. Мёрфи, А. Бхаргава).

Как известно, Йейтс добивался совершенной формы каждого стихотворения не только до его публикации, но и после. Лирика, вошедшая в ранние сборники, подверглась значительной авторской переработке в начале 1920-х годов, то есть в период работы над "A Vision" (1924), и позднее - для издания "Collected Poems" (1933). В некоторых случаях изменения столь существенны, что можно смело говорить о появлении нового стихотворения. Такие случаи иногда рассматриваются в критике, чаще всего с целью анализа формальных признаков эволюции поэтического мастерства Йейтса.

Однако, в целом, факту авторской правки указанных стихотворений не придается серьезного значения. А между тем, необходимо учитывать, что эти тексты были заново сгруппированы автором в сборники, так что изолированный разбор отдельных ранних поэтических текстов Йейтса само по себе недостаточно. Эти сборники требуют восприятия их как лирических циклов, представляющих собой «общность произведений, которая создана самим автором и обладает всеми необходимыми признаками художественной целостности...» (М.Н. Дарвин).

Лирический цикл всегда строится автором «на основании каких-то общих признаков: тем, мотивов, сквозных образов и т.д.» (М.Н. Дарвин), неудивительно, что именно в выявлении этих признаков видели свою задачу многие авторы (П. Смит, Д. Дачес). Подход, принятый в данной работе, в свою очередь, основывается на том, что в лирическом цикле каждый элемент по сути герменевтичен: с одной стороны, он приобретает свое значение только в составе всего цикла, с другой, в полной мере сохраняет свою самостоятельность, являясь неотъемлемой конструктивной частью художественного целого. Три первых сборника из "Collected Poems" можно рассматривать как первую часть книги стихов.

Правка стихотворений и создание масштабного поэтического целого "Collected Poems" позволяют нам говорить о мифотворчестве в отношении всех включенных в эту книгу произведений, поскольку есть все основания считать "Collected Poems" осуществлением попытки мифологизации собственной жизни и собственного 'Я' автора. А.П.Саруханян определяет суть процесса переработки ранних произведений как «переосмысление собственного творческого пути», «стремление привести все сделанное в согласие с личной мифологией».

Для проявлений мифотворчества новейшего времени, начиная с романтизма, характерна «установка художника на самовыражение в противовес изображению внележащего мира» (A.B. Карельский). Йейтс всегда ощущал, что создаваемый им текст инкорпорирует своего создателя, превращая его в явление более высокого порядка, чем обычный «случайный» человек. Поэт становится частью мифа, реализованного в "Collected Poems".

Идентификация и описание проявлений истинного мифотворчества, несводимого только к совокупности мифологических символов, мотивов и аллюзий, задача непростая. В данной работе мы опираемся на то, что в ранних сборниках Йейтса, при последовательном рассмотрении всех стихотворений, возникает «непредсказуемый эффект», характерный для лирического цикла как «сверхжанрового единства» (М.Дарвин). Речь идет о динамике субъектной структуры, которая вносит свой вклад реализацию «личного мифа» Йейтса. Под субъектной структурой понимается наличие в лирическом произведении не одного, а нескольких субъектов, находящихся в определенном взаимодействии.

Теория полифонии в лирике разработана такими отечественными литературоведами, как С.Н. Бройтман, Б.О. Корман, Л .Я. Гинзбург, на материале русской лирики. Согласно этой теории, многоголосие в лирике, становится

возможным за счет того, что формальная организация стихотворений обеспечивает «смену точек зрения», или «голосов», различных субъектов, не обозначенных внешне (как в прозе или драме), в результате чего вскрываются более глубокие смысловые пласты.

В трех первых сборниках Йейтса взаимодействие «голосов» лирического субъекта проявляется в использовании в определенном контексте личных и притяжательных местоимений, которых в окончательных вариантах стихотворений стало значительно больше (Ю.М. Лотман определяет отношения между подобными «семантическими центрами» как «сюжетные схемы лирики»). Любой из уровней организации лирического произведения (образная система, синтаксис, ритм, рифмы и т.д.) может дать «ключ» к смене одного «голоса» лирического субъекта на другой. Иногда оказывается, что эти «ключи» возникли только в окончательной редакции, что представляет особый интерес. В других случаях «ключи» скорее были актуализированы при возникновении сложного художественного целого.

«Голоса», имманентные лирическому субъекту, вступают в диатог, драматизируя лирические произведения: «чувствуя себя драматургом собственной жизни, Йейтс <...> составлял однотомное «Собрание стихотворений» (1933) в виде многоактной, но единой драмы» (А.П. Саруханян),

Йейтсом, по его собственному утверждению, владело желание «показать себя в молодости». Можно говорить о том, что в отредактированных ранних стихотворениях происходит «встреча» Йейтса образца 20-х годов XX века с Йейтсом - молодым поэтом конца XIX века. Тогда звучание двух «голосов» субъекта в его ранней лирике, вошедшей в "Collected Poems", совершенно закономерно. Через этот феномен проявляется миф о становлении художника-творца. В пользу этого говорит и тот факт, что заново составленные сборники все же датируются концом XIX века.

Рассматриваемая лирика выполняет в составе "Collected Poems" важную функцию. Как известно, в рамках мифопоэтической картины мира любое явление обретает статус истинности только при наличии соответствующего источника во времени и пространстве мифа. Мифологизация первого этапа творческой эволюции поэта, представленного в ранней лирике, позволила Йейтсу обеспечить такой источник мифопоэтической системе "A Vision". Очевидным признаком этого процесса стало, как ни парадоксально, «освобождение от мифологической орнаментальности» (А.П. Саруханян), тенденция к «универсализации» мотивов и образов, приобретающих характер символов.

Сущность мифа, проявляющегося в ранней лирике Йейтса в системе символов и мифологем и в динамике субъектной структуры, можно сформулировать как поиск внутренней целостности, которая «достигается стремлением к своей противоположности» (А.П. Саруханян). Взаимоотношения 'Я' (Self) и 'Анти-Я' (Anti-Self) - одна из центральных тем "A Vision" и многих зрелых произведений Йейтса. В ранних поэтических сборниках оказался представлен процесс движения к этой теме Здесь ощущение внутренней

двойственности становится характеристикой самого лирического субъекта, и поиск разворачивается непосредственно на глазах у читателя.

В работе вводится условная классификация стихотворений на три типа. К первому типу относятся стихотворения балладного характера, где присутствует сюжет и повествование идет от третьего лица. Ко второму - драматические зарисовки, где даны диалоги персонажей с ремарками автора. Третий тип -собственно лирика, медитации, построенные вокруг 'Я', изображающие «человека преимущественно в сфере внутренней жизни» (Б.О. Корман). Сама по себе субъектная структура обнаруживается в стихотворениях третьего типа, но «ключи», помогающие ее интерпретировать, чаще всего встречаются в стихотворениях первого и второго типа.

Субъектная структура является далеко не простым объектом для рассмотрения. Причиной тому служит отсутствие в лирике того отчетливого разграничения между автором и героем, которое наблюдается в других литературных родах. Данное разграничение явственно в тех стихотворениях, которые выше были отнесены к первому и второму типам. Для обозначения героев этих стихотворений нами используется термин «персонаж». В стихотворениях третьего типа отношения автора и героя не субъектно-объектные, а субъектно-субъектные. В рассматриваемых нами стихотворениях можно встретить самые разные геройные субъектные формы: героя ролевой лирики, «собственно автора» и т.д.

На уровне субъектной структуры трех сборников речь идет уже не об одном герое, возникает тонкая игра различных ценностных позиций, мировосприятий, точек зрения на фоне сложной символики и сплетения мотивов. И тем не менее, в этой сложной системе отчетливо различимы две основных ипостаси лирического субъекта, что вполне объясняется приведенной выше историей создания рассматриваемых стихотворений. Для того чтобы дать общую характеристику указанным двум ипостасям лирического субъекта, можно с определенными оговорками использовать термины «лирическое 'Я'» и «лирический герой», поскольку «голоса» лирического субъекта приобретают соответствующие характеристики. К сожалению, указанные термины все же не соответствуют полностью ситуации с наличием двух геройных субъектных форм в лирическом произведении. В связи с отсутствием точных терминов, нам необходимо было дать им наименования, которыми можно было бы оперировать при разборе стихотворений.

В итоге, в качестве таких наименований были выбраны Автор и Герой соответственно, несмотря на то, что одноименные категории в основном используются применительно к прозе. Заглавные буквы призваны показать, что это ни в коем случае не термины. Выбор обусловлен тем, что склонность первой ипостаси к оценочной активности и ощущению своего принципиального превосходства над ситуацией, в которой пребывает Герой, сближает этот «голос» с принятым в литературоведении представлением об авторе, а активно-эмоциональные проявления второй ипостаси ассоциируются с героем.

Во второй главе «Антиномии и связанные с ними мифологемы в "Crossways", "The Rose" и "The Wind Among the Reeds"» рассматриваются ключевые мифологемы, символы и мотивы, составляющие основу мировосприятия лирического субъекта в ранней лирике Йейтса и, в конечном счете, формирующую концепцию мифотворчества поэта.

Йейтс неоднократно писал о том, что фундамент его мифопоэтической системы составили антиномии, на которых строится все человеческое мировосприятие. Многие исследователи (такие, как А. Бхаргава, Г.С. Шрикер. Ф. Мёрфи) говорили о стремлении поэта к «преодолению противоречий», однако мы придерживаемся иного взгляда на функцию антиномий в раннем творчестве Йейтса, полагая ключевым концептом мировидения Йейтса не снятие противоречий, а динамическое, диалогическое, творческое равновесие антиномий мира.

В первом разделе «Антиномия двух миров» рассматривается одна из основных оппозиций в трех ранних сборниках: пара Этот мир - Другой мир, которая сближает Йейтса с романтиками и символистами. Чаще всего мифологема Другого мира реализуется у Йейтса в кельтском ключе. Одной из особенностей ирландских сказаний являются легенды о контактах двух миров и устойчивая тема «перехода» в Другой мир под воздействием непреодолимого зова. Если герой традиционного мифа (по Дж. Кэмпбеллу), отправляющийся в странствие, возвращается преображенный, неся с собой нечто новое в Этот мир, то в некоторых ирландских сказаниях эта схема нарушается: герой, не сумевший забыть свою прежнюю жизнь, ступив на землю, рассыпается горсткой праха (сага «Плавание Брана» и др.). Связь «перехода» в Другой мир со смертью для Этого мира имела огромное значение для Йейтса, становясь лейтмотивом всех стихотворений сборников, организующим их смысловую ткань.

Второй раздел «Тема медиации и значимость мифологемы Пути» посвящен разбору символов медиации, которая приобретает особое значение в рамках антиномии двух Миров и приводит к мифологеме Пути. «Посредником» между двумя мирами является любимый мифологический персонаж Йейтса Кухулин, герой полубожественного происхождения, свободно переходящий из одного Мира в другой. В рассматриваемой лирике число мифологем, связанных с «соединением» двух миров, достаточно велико. Среди них - птицы-вестники, символ пребывания в состоянии свободы меж мирами ("The White Birds"). Другая мифологема - Корабль: вместо средства достижения определенной цели, он становится самостоятельным пространством или сущностью ("The Rose of Battle"). Корабль на якоре, появляющийся в "The Indian to his Love", связывается со смертью, означает конец пути.

Можно сделать вывод, что Путь между мирами важен сам по себе, а не как промежуточный этап, существующий ради достигаемой цели. И этот Путь, как один из «ключевых архетипов», - основная тема ранней лирики Йейтса. В 1901 г Йейтс писал: "...he [an artist] must make his work a part of his journey towards beauty and truth" / «...он [художник] должен сделать так, чтобы его работа стала частью его путешествия к красоте и истине» ("Ireland and the Arts"). В таком

случае, динамику взаимоотношений разных ипостасей лирического 'Я' в рассматриваемых сборниках можно обозначить как «путь» духовного поиска человека, стремящегося к истине и совершенству.

Третий раздел «Антиномии» посвящен рассмотрению многочисленных оппозиций в ранних стихотворениях Йейгса. Помимо противопоставления двух миров, из оппозиций складывается у Йейтса и Этот мир как таковой: "night and day" («ночь и день»), "the sun and moon" («солнце и луна»), "the lily and rose" («лилия и роза»), "I and you" («я и ты»), "nets of wrong and right" («сети ложного и истинного»), "the wind of love and hate" («ветер любви и ненависти») т.д. Количество и абстрактная «чистота» таких пар нарастает последовательно от первого к третьему сборнику. Свой вклад вносит и пристрастие Йейтса к повторам и параллелизмам, что создает впечатление маятника, раскачивающегося между крайними точками. Более того, Йейтс разрушает маркированность одного из членов бинарной оппозиции и передает идею тотального всеединства.

В четвертом разделе «Центр Мира и единство противоположностей» рассматривается идея тождественности противоположностей, знакомая практически всем мифопоэтическим традициям. У Йейтса мифологема Центра Мира, тесно связанная с этой идеей, воплощается в формах Креста, задаваемого такими параметрами макрокосма, как части суток, стороны света, и Оси, в том числе в виде Мирового Древа. Ту же идею передает у Йейтса еще целый ряд развернутых мифологем. Морской стихией в различных ее проявлениях насыщены все три рассматриваемых сборника. Это - амбивалентный символ: стихия разделяющая, служащая преградой, но и «дорога», соединяющая Миры. Для Йейтса актуальна изначальность Моря, более древнего, чем земля. Традиционно Море (и вода вообще) символизирует стихию «коллективного бессознательного», понятия, близкого и знакомого Йейтсу. В стихотворениях чаще встречается не "sea", a "tide" / «морской прилив и отлив» - лексема, содержащая в себе противоположности.

В мифологеме сумерек ("twilight") акценты смещаются: это время встречи дня и ночи, ничья территория, на которой противоположности сосуществуют и взаимодействуют, не сливаясь в одно целое. "Grey twilight" («Серые сумерки») и, очевидно, "mom" («утро») - магическое время. Равно как магическим местом становится берег ("water edge" / «кромка воды») и граница леса и моря.

Еще более отчетливо картина мира представлена у Йейтса мифологемой Битвы ("god's wars"): Мир как бесконечная битва противоположностей, в которой не может победить ни одна из сторон, поскольку стороны эти абсолютно равны. Небесное воинство ангелов разделено на два лагеря, но в бой они идут с именем Единого Бога на устах. Ключевым моментом являются гармония и красота ("rapturous music" / «восхитительная музыка»), возникающая в звоне клинков. Равно прекрасен и весь Мир, рождающийся в этой Битве. Примирение и слияние противоположностей как окончание Битвы может привести только к концу Мира. Таково истинное значение апокалипсических картин ранних сборников Йейтса, которые начинают появляться в "The Rose" и

буквально переполняют третий сборник "The Wind Among the Reeds". Эти картины - плод осознания лирическим героем истинной красоты Мира, несмотря на то, что его двойственность иллюзорна. Такого рода осознание мыслится как балансирование на грани. Возможно, именно поэтому "The Wind Among the Reeds" кажется достаточно сложным для восприятия.

В каббалистическом и герметическом учениях, знакомых Йейтсу, существует представление о рождении Мира в результате стремления изначального Бога (Абсолюта), обладавшего полнотой и содержащего все возможные вещи в непроявленном виде, отделить от себя нечто, противоположное себе - Другого, собеседника. Развертывание Мира неизбежно ведет его по кругу обратно к истоку, но этот Путь обладает собственной ценностью.

В эссе "Discoveries" Йейтс писал: "If it be true that God is a circle whose center is everywhere the saint goes to the center, the poet and the artist goes to the ring where everything comes around again." / «Если принять, что Бог - это окружность, центр которой везде, то святой идет прямо в этот центр, а поэт и художник - на тот круговой путь, где все возвращается вновь». Первый «путь» здесь - это завершенный цикл, сомкнувшийся в Центре Мира. Второй - бесконечная окружность. Впрочем, такое противопоставление двух «путей» принадлежит ряду оппозиций, рассмотренных выше, где оба члена являются взаимодополняющими, а значит, составляют единый Путь.

В пятом разделе «Мифологема Розы» рассматривается один из самых глубоких и многозначных традиционных символов, воплощение божественного аспекта Этого Мира. Роза - это и сам Мир, и залог его «спасения», «искупительная жертва», оправдание любым его противоречивым проявлениям: отсюда символизм «Розы на Распятии Времени».

Роза - воплощение женского начала, составляющего пару с Богом мужского рода. Взаимодействие женского и мужского начал как основы Мира наиболее отчетливо выражено в концепции Инь-Ян из дальневосточной традиции, прекрасно известной Йейтсу. Сущность взаимоотношений этих начал - любовь и борьба. Стоит вспомнить и многочисленные ирландские легенды о любовных союзах женщин-фей и людей. Другой мир описывается в ирландских легендах как Страна Женщин. По этой линии противопоставлены и, вместе с тем, связаны два Мира: мужской и женский.

Таким образом, тему любви и образ Возлюбленной в ранней лирике Йейтса следует рассматривать именно в свете представлений о глубинной сущности Мира. Это достаточно абстрактное женское начало, в какой-то момент приобретающее более конкретные черты в связи с изменением мировидения лирического субъекта. Каковы бы ни были маски и образы, Она становится Другим для лирического субъекта, его противоположностью, но и его частью. Она - помощник на Пути, Она и Он неразрывно связаны ("the lily and rose" / «лилия и роза» - пара символов мужского и женского начал, связанных общим артиклем). Кроме того, во многих мифах и в фольклоре женщина играет

центральную роль в инициации героя (что отражено в "Cuchulain's Fight with the Sea").

В шестом разделе «Мотив соединения с Возлюбленной» центральной идеей становится мифопоэтическая интерпретация данного мотива с учетом представлений Иейтса о необходимости видеть в образе Возлюбленной путь к сближению двух «космических первоначал» (М. Элиаде). Герой, обретающий Возлюбленную, получает Мир в награду. Эта идея напрямую связана с так называемой «алхимической свадьбой» розенкрейцеров (чьи доктрины были положены в основу «Золотой зари») и принципами «внутренней алхимии», где алхимические рецепты получают символическое толкование путей взращивания истинного духа. В рассматриваемых лирических произведениях сближение с объективированным женским началом, противоположным 'Я' лирического субъекта, выражается в смене She / Она на You / Ты, то есть превращении Её в собеседника и адресата. Благодаря родовой неопределенности английского языка происходит превращение субъекта и адресата в еще более абстрактные противоположности. Таким образом, создаются условия для диалога 'Я' и 'Анти-Я', двух «голосов» субъекта. Происходит перенос всех указанных принципов мироустройства на микрокосмический уровень. Познание Мира становится матрицей для самопознания субъекта, осуществляемого в процессе внутреннего диалога.

Седьмой раздел «Человек как взаимодействие противоположностей» основан на утверждении «изоморфности» Человека и Мира, характерное для мифопоэтической традиции. Человек так же состоит из противоположностей: духа и тела, сознания и бессознательного, которое Йейтс понимал в духе теории К. Юнга. Таким образом, ипостаси лирического субъекта соотносятся с сознанием, интеллектом, рациональным началом, с одной стороны, и бессознательным, сердцем, воображением, иррациональным началом - с другой. В связи с указанным представлением, особое место занимает у Йейтса символ Сердца. Многие традиционные учения считают Сердце центром микрокосма. В «The Wind Among the Reeds» этот символ занимает одно из центральных положений.

Именно в бессознательном (в отличие от интеллекта) Йейтс, как многие художники нового времени, предполагал неисчерпаемый источник изначальной мудрости, более глубокой, нежели способен постичь рассудок. Тем не менее очевидно, что полное освобождение от «гнета» рассудка было Для Йейтса равнозначно безумию и смерти личности.

Часто говорится о том, что мифопоэтическое мышление в чистом виде носит иррациональный, алогичный и бессознательный характер. Однако более точной будет другая формулировка: восприятие мира и внутренняя жизнь человека с таким мышлением были целостными, синкретичными, соединяя в себе и рациональное, и иррациональное начала, обеспечивая поддержание «определенного равновесия, баланса между сознанием и подсознанием» (А.Ф. Косарев).

Миф, творимый Йейтсом в "Collected Poems", оставаясь индивидуальным, тем не менее, приобретает свойственную любому мифу универсальность, воплощая в себе путь современного человека, с его сомнениями, надеждами и стремлениями, пытающегося (наиболее активно - с конца XIX века) вернуть мифопоэтическому мировосприятию достойную роль во внутренней жизни личности. Весьма важна следующая биографическая подробность: все биографы Йейтса отмечают его юношеское увлечение научным рационализмом, полностью им отвергнутое уже в 1884 году в пользу мистики и оккультизма. Этот переход также мифологизирован в "Collected Poems", где рациональное начало оставляет свою доминирующую, отстраненную позицию и вступает в диалог с иррациональным.

Осознание полного равноправия противоборствующих начал, имеющих единый исток, является обретением мифопоэтического мировидения. Окончательный возврат к этому истоку означал бы для человека слияние с Единым, исчезновение. То ощущение внутреннего конфликта, которое, по его собственному признанию, испытывал Йейтс, вовсе не нуждалось в устранении. «Сколько бы Йейтс ни писал о стремлении к целостности, акцент он ставит на внутренней антитетичности личности, понимая ее как осознанное раздвоение на эмоциональную и интеллектуальную половины почти как физиологическую неизбежность» (А.П. Саруханян о зрелом творчестве поэта), что обнаруживается и в стихотворениях второго и третьего сборников.

В свою очередь, гармонизация внутренней антитетичности дает человеку смысл существования и делает его равным Богу (Абсолюту), что выражается в обретении способности к творчеству. Герой создает новый мир, центром которого становится он сам, что типично для традиционного мифа. Осознание и приятие столь простой истины, как самоценность человеческого бытия, требует прохождения достаточно сложного пути. Здесь не менее явственно проступает то, на что обратила внимание Б. Маддокс в стихотворениях Йейтса последних лет: «Мы видим его лицом к лицу и с Востоком, и с Западом, принимающим как смысл, так и бессмысленность жизни».

Таким образом, рассмотренные в данной главе мифологемы и мотивы ранних стихотворений во многом следуют той «личной философии» Йейтса, которая обычно считается достоянием его зрелого творческого периода.

В третьей главе «Взаимодействие двух ипостасей лирического субъекта в ранних поэтических сборниках Йейтса как воплощение мифологемы Пути» стихотворения сборников "Crossways", "The Rose" и "The Wind Among the Reeds" рассматриваются последовательно, по нескольким основным направлениям, связанным с отдельными составляющими общей мифопоэтической картины. Среди них: оппозиция двух Миров; мифологема Пути, включающая в себя акцентировку различных аспектов понятия «духовного пути» и ряда мифологем; тема взаимоотношений с женским началом, Возлюбленной (Она), мифологема Розы; тема взаимодействия двух начал в человеке: рационального и иррационального, находящая свое выражение

в форме «диалога» двух ипостасей субъекта; тема творчества, трактуемого и как творение Мира Богом, и как поэтическое творчество (мифотворчество).

Мифопоэтическая концепция каждого сборника меняется в связи с различной акцентировкой каждого из этих аспектов.

Первый раздел, «"Crossways" / «Пеуекуестки» (1889). "путь святого"». начинается с параграфа «Общая характеристика сборника "Crossways"». Большинство мифологем, сюжетов, мотивов и образов этого сборника связано с архаическими мифами: античными, индийскими, кельтскими, а также с народными ирландскими преданиями. В нем присутствуют такие варианты Другого мира, как Аркадия, остров, мир фей, лес, сад. Для всех этих мифологических пространств характерна замкнутость и акцентуация бесконечного временнбго континуума. В ценностном плане этот мир амбивалентен: он выступает как идеальное пространство вечности и бессмертия, и в то же время, является загробным миром. Тема смерти, одна из ведущих в сборнике, сопровождается также мотивом безумия. В первых стихотворениях она только намечается и обнаруживается в отдельных символах (Корабль на якоре, Осень) и мотивах (увядания, расставания, тленности), а затем становится доминирующей.

Среди основных мотивов "Crossways" - устремленность к Другому миру. «Путь святого», отраженный в этом сборнике, проходит под знаком мужского начала. Он требует полного и безоговорочного сознательного отказа от всего земного и личностного, отказа от 'Я' ("The Song of the Happy Shepherd": "I must be gone: there is a grave" как «Я должно умереть: уже готова могила»). Мотивы смерти и безумия свидетельствуют о тех сомнениях, которые возникают у человека, привыкшего связывать свою жизнь с обособленным существованием своего 'Я'.

Тема взаимодействия с женским началом раскрывается в "Crossways" очень последовательно. Трансформации, которые претерпевает расстановка личных местоимений в стихотворениях, образуют «сюжетную линию» сборника, суть которой - экстериоризация, отчуждение. Сначала субъект обнаруживает внутреннюю двойственность, затем растождествление с Другим в себе приводит к появлению местоимения We / Мы, где чувство общности еще сохраняется. Далее Другой - это адресат (I-You / Я-Ты), и в конце концов, возникают субъектно-объектные отношения, где речь уже однозначно идет о Возлюбленной (I-She / Я-Она). Этот процесс сопровождается лейтмотивом расставания с Возлюбленной, угасания любви, одиночества.

Взаимодействие двух ипостасей лирического субъекта носит здесь скрытый характер. Автор, соотносимый с сознательным, рациональным началом, наблюдает за Героем, его «голос» не звучит «открыто». Только три стихотворения из 16 написаны от первого лица без «оформления» голоса Героя «масками» мифических персонажей. Среди стихотворений "Crossways" много баллад, собранных во второй половине сборника, что также свидетельствует об углублении отчуждения Автора, дающего оценку с высоты «избытка знания» и ощущающего непреодолимую пропасть между собой и Героем. Именно Автор,

соотносимый с разумом, - источник темы смерти. Авторская оценка определяет специфическую неоднозначность итогов «пути святого». Если с позиции Героя путь завершается успешно (исчезновение 'Я'), то для Автора смерть выглядит как превращение в неодушевленный объект.

Второй параграф «Ступени "пути святого"» непосредственно посвящен анализу тех стихотворений сборника, где прослеживается развертывание первого «пути». В первых стихотворениях мы сталкиваемся с Печалью, персонифицированной в образе мифического божества мужского рода (за счет употребления местоимения «он»), «проводника» в Другой мир. В "The Sad Shepherd" состояние, требующее ухода персонажа из Этого мира, описывается как «дружба» с Печалью, причем выделяется мотив избранности: "There was а man whom Sorrow named his friend" / «Один человек был назван Печалью другом». Человек пытается найти утешение в «других», представленных глубокими символами Этого мира и женского начала: звезды, море, капли росы, - но не находит взаимопонимания. Его четвертым адресатом становится морская раковина ("a shell"), также распространенный символ женского начала. Формальные особенности указывают на то, что она является лишь средством его обращения к самому себе, то есть истинным адресатом становится 'Я'. Может создаться впечатление, что морская раковина не помогла герою ("Changed all he sang to inarticulate moan" / «Превратила все, что он спел, в невнятный стон»), но оказывается, что его монолог - не речь, а мысль, и внутреннее обращение к самому себе позволило лирическому субъекту увидеть свою внутреннюю двойственность.

Другая иллюстрация начала «пути» дана в стихотворении "Anashuya and Vijaya", где в диалог вступают двое влюбленных. Герой-охотник оставил прежнюю возлюбленную из деревни (Этот мир) ради жрицы уединенного индуистского храма в лесной чаще (Другой мир). Здесь любовную идиллию нарушает непоследовательность героя, неполнота его отказа от прежнего мира, которая немедленно влечет за собой гнев жрицы, заставляющей его дать клятву верности: "Swear by the parents of the gods, / Dread oath..." / «Поклянись отцами богов, / Ужасной клятвой...»

В стихотворении "The Indian То His Love" уже очевиден мотив ухода в Другой мир. При этом пока еще сохраняется тесная связь с Возлюбленной в местоимении We / Мы: "...our lonely ship" / «... наш одинокий корабль»; "How we alone of mortals are / Hid under quiet boughs apart" / «Как мы, одни из смертных, / Скрываемся под мирными ветвями, от всех отделены». Тем не менее, среди тихого идиллического мира острова возникает идея неизбежной смерти: "How when we die our shades will rove..." / «...когда мы умрем, тени наши поплывут...» В "The Falling of the Leaves" и "Ephemera" происходит расставание Героя и Возлюбленной. Ключевыми образами здесь являются "Svaning of love"/ «увядание любви», "autumn", "dead leaves" / «осень», «мертвые листья», "faint meteors" / «тусклые метеоры». В самом названии последнего стихотворения («Преходящее») - медитация о смерти: "Before us lies eternity; our souls / Are love

and a continual farewell" / «Пред нами - вечность, и души наши - / Любовь и бесконечное прощание».

Собственно завершение первого «пути» отражено в стихотворении "Down by the Salley Gardens", где Она предстает как обладающая мудростью, которую пытается сообщить Герою: "She bid me take life easy, as the grass grows on the weirs" / «Она просила меня принимать жизнь легко, так, как трава растет на плотинах». Итогом становится стих "But I was young and foolish and now am full of tears" / «Но я был молод и глуп, и теперь полон слез», где пропуск местоимения I Я как раз и маркирует окончание «пути».

В третий параграф «Баллады в "Crossways"» вынесены стихотворения балладного характера, в которых запечатлены трагические образы и мотивы смерти, трактуемые как реакция «разума» на исчезновение 'Я'. В "The Madness of King Goll" внезапная вспышка «внутреннего огня» дарует легендарному ирландскому королю возможность прикоснуться к «грани двух миров», где он бродит, обезумев. Интересно, что в биографической книге Р. Фостера "W.B.Yeats. A Life" можно найти портрет молодого У.Б.Йейтса в облике Короля Голла. В "The Meditation of the Old Fisherman" символом состояния человека, потерпевшего неудачу на «пути святого», становится "a crack in my heart" / «трещина в сердце». Трагичен центральный образ "The Ballad of Moll Magee", повествующей о бедной рыбачке, нечаянно во сне задушившей ребенка, что привело ее на путь безумия и страданий. Завершается сборник балладой "The Ballad of the Foxhunter", непосредственно описывающей момент смерти персонажа баллады - охотника (воплощение мужского начала). Здесь неожиданно отчетливо звучит идея достижения в смерти «освобождения»: "That I may contented pass / From these earthly bounds" / «Чтобы я мог спокойно освободиться / От этих уз земных». И тем не менее, в последних стихах расставляются акценты: "The servants bear the body in; / The hounds wail for the dead." / «Слуги несут тело в дом; / Собаки воют вслед мертвецу», вместо человека - неодушевленная вещь.

Такой финал сборника совпадает с началом первого стихотворения "The Song of the Happy Shepherd": "The woods of Arcady are dead" / «Леса Аркадии мертвы». Линейная структура сборника замыкается в кольцо. «Путь» отказа от всего земного, ведущий лирического субъекта через растождествление с Другим в себе, уход из Этого мира, расставание с Возлюбленной к смерти 'Я' не дает однозначного результата. Автор, представляющий рассудочное начало, занимает доминирующую позицию в "Crossways", и лирический субъект, следующий «голосу» рассудка, продолжает свои поиски. Таким образом, «путь святого» становится только первым этапом в раскрытии мифологемы Пути в ранней лирике Йейтса.

Второй раздел, «"The Rose"/«Роза» (1893)■ "путь поэта"», посвященный второму сборнику ранней лирики Йейтса, начинается с параграфа «Сопоставление первого и второго «путей» в "The Rose"», в котором рассматриваются стихотворения "Fergus and the Druid" и "Cuchulain's Fight with the Sea". Первое основано на ирландской легенде о короле Фергусе,

отказавшемся от короны ради постижения мудрости друидов: "Fergus. A king is but a foolish labourer / Who wastes his blood to be another's dream" / «Фергус: Король - лишь раб нелепый, / Кто тратит кровь свою, чтоб чьей-то быть мечтою». Характерно описание момента передачи тайного знания, напоминающее проникновение в «коллективное бессознательное»: "Fergus. I see my life go drifting like a river / From change to change; I have been many things <.. .> / And all these things were wonderful and great; / But now I have grown nothing, knowing all." / «Фергус: Я вижу жизнь свою текущей как река / От перемены к перемене; чем я только не был <...>/ И все это великим было и прекрасным; / Теперь стал я ничем, всё зная». Это прозрение несет в себе "great webs of sorrow" / «великие сети печали». Объективация женского начала на первом «пути» и отказ от всего земного также находят отражение в тексте стихотворения: "Druid. Look on <...>/ This body trembling like a wind-blown reed. / No woman's loved me, no man sought my help" / «Друид: Взгляни на <...> / Тело это, что дрожит как тростник на ветру. / Ни одна женщина не любила меня, / Ни один мужчина не искал моей помощи».

В центре "Cuchulain's Fight with the Sea" - легенда совершенно иная по духу. Кухулин - истинный мифологический герой со сверхъестественными способностями. Второму «пути», соотносимому с этим образом, Йейтс явно отдает предпочтение. Это стихотворение существует в двух основных редакциях: 1892 г. и 1925-27гг. Изначальный миф в них «сгущен», и ранний вариант ("The Death of Cuchulain" / «Смерть Кухулина») фактически к нему ближе. Однако акценты здесь расставлены так, что героика мифа подвергается разрушению: Кухулин «стар» ("old"), он - жертва женской ревности, поскольку после убийства собственного сына, посланного Эмер на поединок с отцом, Кухулин гибнет в море.

Во втором варианте значение традиционного мифологического сюжета наполняется новыми смыслами, которые были близки Йейтсу - автору мистического трактата "A Vision" . Ключевым моментом здесь становится замена имени сына Кухулина на такое же, как и у отца: "Cuchulain I, mighty Cuchulain's son" / «Я - Кухулин, сын могучего Кухулина». Имена в мифе всегда играли особую роль, выражая сокровенный смысл, истину вещи. Поединок с сыном в таком варианте легенды символизирует встречу человека с самим собой. Немаловажно, что это событие связано с женшиной, источником мудрости. В поведении Эмер, жены Кухулина, исчезают мотивы гнева и ревности, то, что она послала сына на смерть, оказалось неизбежным. Судьбоносный поединок соотносится с огнем и красным цветом, который, несомненно, ассоциируется с кровью, священной влагой, истекающей из Сердца: она очищает, трансформирует и дает новую жизнь. На основе женского начала проходит сопоставление двух миров: людей (Эмер) и сидов (Фанд). Совершенно очевидно, что предпочтение отдается первому: Фанд даже не названа по имени.

Финальный символ «битвы с волнами» ("And fought with the invulnerable tide" / «И бросился в битву с неуязвимыми волнами») также происходит из кельтской мифологии. С одной стороны, Кухулин впадает в видимое безумие, а с

другой - не исключено, что его битва с волнами есть символ прозрения изначального единства всего сущего, в результате которого человек устремляется в круговорот жизни, иначе оценивая то, что другим может показаться бессмысленным.

Параграф «Общая характеристика сборника "The Rose"». Центральная идея сборника - погружение в круговорот Этого мира, воспринимаемого как самоценность. При этом представление о Другом мире как лучшем и вечном присутствует в начале сборника в качестве отголоска первого «пути». Сочетание этих тенденций порождает более важную концепцию равной ценности обоих миров (символика Зеркала). Итогом становится сложный рисунок и своеобразие акцентов в разных стихотворениях. Второй «путь» можно назвать «путем поэта», он связан с бесконечным круговоротом земной жизни. Принцип возвращения на круги своя становится структурной основой сборника.

Достаточно сложную эволюцию претерпевают в "The Rose" взаимоотношения с Возлюбленной. Лейтмотив сборника - единение с женским началом, что лежит в основе Этого мира: единение, но не полное слияние с Розой, символом этого первоначала. Проявления двух ипостасей субъекта вступают здесь в своеобразный диалог, поскольку Автор, разум, постоянно выражает свою оценку с помощью многозначных фраз, стиховых переносов, нарушений ритма, явной смены точки зрения, сопровождаемой курсивом, и тому подобных приемов. Только в финальных стихотворениях «голоса» вновь начинают звучать на равных и противостояние снимается.

В первом стихотворении "The Rose", задающем основные темы сборника, уже появляется тема поэтического творчества ("singing" / «пение») как особого дара. Однако способность к Творчеству, понимаемому как мифотворчество и творение мира, становится итогом прохождения обоих «путей», и только в двух последних стихотворениях эта тема звучит вновь.

В третий параграф «Триптих о Rose» вынесены стихотворения "The Rose of the World", "The Rose of Peace" и "The Rose of Battle", которые стоят особняком. В первом дана общая картина Мира, это гимн, утверждающий самоценность и божественность Этого мира: "Не made the world to be a grassy road / Before her wandering feet." / «Он создал мир как дорогу средь трав, / Чтобы стопы её бродили по ней». В двух других принципы согласия ("Peace") и борьбы ("Battle") противоположностей совпадают с особенностями взаимодействия двух ипостасей субъекта. В одном из них картина всеобщего примирения ("And softly make a rosy peace, / A peace of Heaven with Hell" / «И в тиши основал бы розовый мир, / Мир Рая с Адом») сопровождается практически незаметным скептицизмом Автора (в формах сослагательного наклонения). А во втором стихотворении, где задана тема противостояния, Автор непосредственно вступает в диалог с Героем (о чем свидетельствует курсив и смены личных местоимений), принимающий характер спора на равных. Интересен здесь финальный символ взаимосвязанности противоположных начал: в нем сплетаются судьбы «печальных сердец» ("our sad hearts, that may not live nor die"

/ «наши печальные сердца, что не могут ни жить, ни умереть») и «кораблей разума» ("thought-woven sails" / «паруса, сотканные из мыслей»).

Четвертый параграф «Ступени "пути поэта"» посвящен разбору тех стихотворений, в которых прослеживается второй «путь». В самом его начале происходит «переоценка» достигнутого ранее понимания истины. В "The Lake Isle of lnnisfree" очевидно единение двух ипостасей субъекта в результате смещения акцента с оппозиции Миров на внутреннюю двойственность: оппозицию рационального и иррационального. Здесь стремление 'Я' Героя к прекрасному Другому миру заявлено с самого первого стиха. Не вызывает сомнений связь этого образа с кельтскими мифами, но в то же время в нем присутствуют универсальные характеристики мифологического Другого мира вообще. В первую очередь это пространственно-временные характеристики, задаваемые игрой света и тени, звуковой инструментовкой, структурными изысками стихотворения. Завершенный облик безмятежной мерцающей глади lnnisfree разрушается видением смерти (в многозначности слов), источником которого снова становится Автор. Меняется впечатление от рамочного повтора: вместо интенсификации намерения Героя попасть в Другой мир, мы видим самоубеждение человека, не желающего признать бесплодность своих усилий и устремлений. Вместе с Автором мы созерцаем Героя, стоящего на обочине торной дороги жизни: его видение - только сон, навеянный шумом прибоя. Но Автор, очарованный видением Героя, вместе с ним испытывает отчаяние, погружаясь в это совместное чувство все глубже. Это единство испытываемой реакции позволяет Автору и Герою на мгновение объединиться в едином порыве: "I hear it!" / «Я слышу это!» Плеск волн оказывается биением сердца, где происходит сближение противоположностей - "in the deep heart's core" / «в сокровенной глубине сердца». Таким образом, Сознание (Автор) «впускает» внутрь себя идею о том, что Другой мир, сердце, бессознательное - явления одного порядка, с которыми неразрывно связано его собственное существование.

Решимость субъекта следовать вторым «путем» - в Этом мире - требует от него прохождения испытания, также связанного с углублением разделения ипостасей субъекта В первой половине сборника прослеживается тенденция к повторению схемы "Crossways": сначала присутствует только I / Я, которое затем переходит в I - You / Я - Ты ("When You are Old" и "The White Birds"), и в одном из стихотворений используется схема I - She / Я - Она ("A Dream Of Death"). Однако на уровне мотивов и образов отсутствует та четкая линия расставания, которая была характерна для "Crossways". Ощущается скорее постоянное присутствие и поддержка Возлюбленной. Даже мотив Её символической смерти, сопровождаемый мотивом воскресения ("The Countess Cathleen In Paradise"), связан не с расставанием, а скорее с направлением лирического субъекта на путь погружения в Этот мир, божественный аспект которого Она представляет (в символе Розы). В этих стихотворениях мы видим углубление противоречий между позициями Автора и Героя, но проявляется это в прямом вмешательстве «голоса» Автора, меняющего первоначальный смысл предшествующих стихов самым неожиданным образом, что в корне отличает

процесс отчуждения ипостасей субъекта в "The Rose" от аналогичного процесса, что наблюдался в "Crossways".

После "The Countess Cathleen in Paradise" происходит перелом: "All the heavy days are over" / «Все тяжелые дни позади» - "All the heavens bow down to Heaven, / Flame to flame and wing to wing" / «Все небеса преклоняются пред Небом, / Пламя - пред пламенем, крыло - пред крылом». В "Who goes with Fergus?" основной вопрос («Кто идет вслед за Фергусом?») расшифровывается так: теперь, зная второй «путь», кто будет следовать первому? Наступает момент нового пересмотра субъектом своих возможностей и ценностей, что представлено в стихотворении "The Man Who Dreamed of Faeryland", где вновь возникает мифологема Другого мира, напоминание о котором звучит из уст мельчайших земных существ, символизирующих Абсолют (о таком символизме упоминается в "A Vision").

Три следующих стихотворения сборника связаны по тематике и мотивам (политическая борьба, голод и смерть) именно с обычным, земным миром, «преображающим» субъекта. В результате достигается особое состояние постижения истины «нераздельности и неслиянности» противоположностей.

Два последних стихотворения сборника вынесены в пятый параграф «Пробуждение способности к творчеству». Осознание глубинного принципа всего сущего выводит лирического субъекта на новый уровень, сообщая ему способность к творчеству, закрепляющему достигнутое им состояние. В начале речь идет только о поэтическом творчестве. В "То Some I Have Talked with by the Fire" сила поэзии проявляется в том, что с ее помощью субъект выходит за пределы самого себя, совершая нечто необыкновенное: поэт, создавая стихотворение, тем самым описывает это же действие в форме прошедшего времени ("While I wrought out these fitful Danaan rhymes" / «Пока слагал я эти порывистые строки Дану»), Такой взгляд со стороны позволяет снова взглянуть на пройденные «пути» и узреть битву ангелов: "And with the clashing of their sword-blades make / A rapturous music..." / «И лезвия мечей их звенят, рождая / Мелодию восторга».

Последним подведением итогов «пути поэта» становится стихотворение-посвящение "То Ireland in the Coming Times". Здесь "love and dream" / «любовь и грёза» - две стороны проявления человека, как целостности (We / Мы) в Мире, с преобладанием, соответственно, либо эмоционального начала, либо мыслительной деятельности. Но необходим еще и выход за собственные пределы, осуществляемый через уникальный акт поэтического творчества: " While still I may, I write for you / The love I lived, the dream I knew " / «Пока у меня еще есть возможность, я пишу для тебя (для вас) / Ту Любовь, что я прожил, ту грёзу, что я познал». Уникальность его, в том числе, в том, что он сохраняет это событие в специфическом взаимодействии содержания и формы: "Because, to him who ponders well,/My rhymes more than their rhyming tell / Of things discovered in the deep" / «Ибо тому, кто много размышляет, / Мои стихи расскажут больше, чем стихи других, / О тех вещах, что в глубине открыты мною». Не стоит стремиться туда, "where may be, / In truth's consuming ecstasy,/ No place for

love and dream at all"/ «где, может быть,/ В экстазе истины, что поглощает всё,/ Нет места вовсе ни любви, ни грёзе». Таким образом, пройдя второй «путь», испытав погружение в Этот мир, сопровождаемое возникновением противоречий между противоположными началами внутри субъекта, но при поддержке женского начала, лирический субъект приближается к истине и обретает способность к творчеству.

Третий раздел. «"The Wind Among the Reeds" / «Ветер в камышах» (1899): «нераздельность и неслиянность» противоположностей» начинается общей характеристикой исследуемого в нем сборника (параграф 1). В "The Wind Among the Reeds" оппозиция двух Миров в том виде, в каком она присутствовала в первых двух сборниках, снимается. Основной мифологемой, отражающей это состояние, становится Ветер в сочетании с другими стихиями (параграф 2). Ветер - исток Мира, созидающая и оформляющая, но при этом абсолютно свободная и могущественная сила, единое дыхание, включающее в себя равно значимые вдох и выдох (как прилив и отлив в "tide"), разделяющееся на четыре ветра, которые структурируют пространство проявленного Мира, и образующее единый поток Времени. "And blessedness goes where the wind goes, / And when it is gone we are dead" / «И благость идет туда, куда ветер, / И с уходом её - мы мертвы» ("The Blessed"). Источником Ветра - универсальной стихии - является Rose, первоначало, исток и символ Мира в "The Secret Rose": "Surely thine hour has come, thy great wind blows, / Far-off, most secret, and inviolate Rose?" / «Ведь час твой уже настал, твой ветер великий дует, / Далекая, самая тайная неизменная Роза?» Значительную роль в сборнике играет также мотив встречи с сидами ("sidhe"), обитателями Другого мира кельтов (параграф 3). Йейтс писал в комментариях, что ирландское «ши» (сиды) означает «ветер». Обращение к этим мифическим персонажам создает эффект единения прошлого и настоящего, преодоления власти Времени. В точности соответствует древним сказаниям представление сидов как воинов и наименование их «племенами, людьми Дану». Это существа абсолютно свободные, приносящие свободу Ветра всем, кто способен их видеть: "We come between him and the deed of his hand, / We come between him and the hope of his heart." / «Мы встаем между ним и деянием рук его,/ Мы встаем между ним и надеждой сердца его».

Однако такое мировосприятие легко может привести к ощущению полного слияния противоположностей, что означает Конец Мира как такового. В целом баланс восприятия в 'The Wind Among the Reeds" сохраняется, но апокалипсические мотивы становятся одной из доминант сборника.

В "The Wind Among the Reeds" представлен не третий «путь», объединяющий первые два, а состояние динамического равновесия, которого достиг субъект. Все противоположности собраны здесь воедино, но не сливаются в статическое единство, а сосуществуют, постоянно перетекая друг в друга. В результате, структура сборника напоминает частую сеть, где устанавливаются, образуя целостный рисунок, множественные связи между различными стихотворениями.

На уровне взаимоотношений лирического субъекта и Возлюбленной также отмечается сочетание всех противоположностей. Полюсы Герой и Возлюбленная постоянно сближаются и отдаляются: в сборнике присутствуют мотивы соединения с Возлюбленной (этот мотив поддерживается символикой Волос) и, в то же время, её недоступности. Хотя доминантой является, скорее, последний (параграф 4) Стремление преодолеть Её недостижимость порождает, в свою очередь, мотивы желанной смерти Возлюбленной ("Не Wishes his Beloved Were Dead") и преклонения перед Возлюбленной, поэтического служения Ей ("A Poet to his Beloved", "He tells of the Perfect Beauty"). В "The Host of the Air", основанном на ирландских преданиях, сиды похищают невесту героя, но это оказывается лишь иллюзией. Видение «сияющей девы», назвавшей героя по имени, подвигло Энгуса ("The Song of Wandering Aengus") на странствия в поисках её в обоих Мирах ("And sought through lands and islands..." / «Искал на землях и островах...»), что привело его к обретению мудрости, символом которой является соединение луны и солнца, женского и мужского: "And pluck till time and times are done / The silver apples of the moon. / The golden apples of the sun" / «И собирать, пока не исчезнет время и времена, / Серебряные яблоки луны, / Золотые яблоки солнца». Среди наиболее интересных вариантов, демонстрирующих равноправие и внутреннее тождество противоположностей, -стихотворение, написанное от лица девушки, о соединении с возлюбленным ("The Heart of the Woman"). Сам образ Возлюбленной также варьируется от всеобъемлющего символа Розы до обычной девушки или пожилой женщины-матери ("The Song of the Old Mother"), вбирая в себя как можно большее число различных воплощений женского начала.

В сборнике присутствуют самые разные схемы расстановки личных местоимений, а в некоторых стихотворениях сочетаются все местоимения сразу. Особенностям субъектности в сборнике посвящен параграф 5. Доминирующей оказывается схема I-You, субъект - адресат, срединное состояние противоположных начал, при котором возможен равноправный диалог. Отчетливо эта идея представлена в "The Lover Mourns for the Loss of Love": "I had a beautiful friend /<...> She looked in my heart one day / And saw your image was there; / She has gone weeping away" / «У меня была прекрасная подруга /<...> Она однажды взглянула в сердце мое / И увидела там твой образ: / Она покинула [меня], рыдая». Здесь уход She непосредственно связан с наличием в сердце You. Кроме того, адресатом может стать рыба, птица, Роза, даже божественные сущности. Так, в "The Valley of the Black Pig" и :The Travail of Passion" абстрактный адресат в соответствующем контексте дает утверждение сущностного единства древних верований и христианства, приводящих человека к одному и тому же прозрению, подобному открытию «пламенной двери» ("flaming door").

Внутренняя раздвоенность субъекта также не исчезает, но противоречие между Автором и Героем в "The Wind Among the Reeds" снимается (параграф 6). Звучание двух «голосов» внутри субъекта теперь осознанно поддерживается в гармонии и равновесии. Это выражается в символике Головы и Сердца: "...and

bend your head, / And I would lav my head on your breast; / And you would murmur tender words, / Forgiving me, because you were dead" / «...и склонила б голову свою, / И я бы головой склонился к тебе на грудь; / И ты б шептала нежные слова, / Прощая меня, ведь ты была бы мертва». Причем Сердцу уделяется особенно много внимания: оно отождествляется с женским началом в высшем эзотерическом проявлении Розы, играя ту же роль в микрокосме, что и Роза в макрокосме: "...your image that blossoms a rose in the deeps of mv heart" / «...06 образе твоем, цветущем розою в глубинах сердца моего» ("The Lover Tells of the Rose in his Heart"). В рамках общей концепции сборника наиболее значимо обращение к сердцу как к адресату. В "The Unappeasable Host", к примеру, звучит при этом и концепция преображающей силы Ветра: "О heart the winds have shaken, the unappeasable host / Is comelier than candles at Mother Mary's feet" / «О сердце, что поколеблено ветром, неукротимое воинство / Тебе милей, чем свечи, зажженные у ног Марии».

Если Герой связывается с символом Сердца, то «голос» Автора проявляется в "The Wind Among the Reeds" достаточно специфическим образом. Речь идет о тех стихотворениях, где отчетливо виден ролевой герой, но «маска» в названии стихотворений - не имя, а местоимение Не / Он (либо такие абстрактные «маски» как The Poet / Поэт, The Lover / Влюбленный, акцентирующие различные проявления субъекта). Это явление тем более значимо, что в ранних вариантах этих стихотворений названия содержали имена персонажей, придуманных Йейтсом или заимствованных им из ирландских легенд (Аэд, Монган, Ханрахан, Брессел, Майкл Робартес). В контексте данной работы этот феномен интерпретируется как нейтральное проявление «голоса» Автора.

Тема Творчества звучит в "The Wind Among the Reeds" более развернуто: как в мотивах поэтического творчества (в том числе, об этом свидетельствует появление «маски» A Poet / Поэт), так и в мотивах творческого преображения Мира. Итогом Пути становится обретение лирическим субъектом божественного статуса Творца, что обнаруживается в появлении третьего «голоса» в "То His Heart, Bidding It Have No Fear" / «К его сердцу, с мольбой не иметь страха».

В контексте всей книги "Collected Poems", где выстраивается «миф о поэте», третий сборник, "The Wind Among the Reeds", приобретает особое значение. Здесь лирический субъект (являющийся мифопоэтическим образом), прошедший Путь, отразившийся в "Crossways" и "The Rose", пребывает в состоянии уравновешенности противоположностей (гармонии женского и мужского, сознания и бессознательного, рассудка и воображения) и обретает свободу проявлений и радость жизни, наделенной смыслом и ценностью. В конце концов, лирический субъект становится Поэтом, обретая способность к Творчеству (параграф 7), и последующие разделы "Collected Poems" можно рассматривать как следствие реализации этой способности.

Таким образом, мифопоэтика ранних сборников Йейтса, проявляющая себя как в сфере мифологизирования, так и в феномене мифотворчества, предстает перед нами как важный начальный этап в становлении эстетико-философской и

поэтической концепции Йейтса. Восприятие ранней лирики поэта как целостного поэтического единства, являющегося предметом творческой рефлексии автора, оказывается необходимым условием понимания всего комплекса художественных открытий одного из великих поэтов XX века.

В Заключении подводятся итоги исследования, формулируются основные выводы и намечаются перспективы развития темы.

В связи с ограниченной доступностью всего корпуса текстов исследуемых в работе сборников, в Приложении приводятся оригинальные поэтические тексты по следующим изданиям: Yeats W.B. "Collected Poems" (ed. by Augustine Martin, London, 1990), "The Variorum Edition of the Poems of W.B.Yeats" (NY, 1957), "The Collected Poems of W.B.Yeats: Definitive edition with the author's final revisions" (NY, 1956).

Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях:

1. Приходько В .С. Трансформации символа Розы в одноименном сборнике У.Б.Йейтса / B.C. Приходько // Материалы конференции аспирантов факультета филологии и журналистики: Сб. стат. по матер, регион, конф. -Ростов н/Д: Изд-во Рост. гос. ун-та, 2002. - С.34-36.

2. Приходько B.C. Поэтический субъект в стихотворении У.Б.Йейтса "The Lake Isle Of Innisfree": ретроспективная рефлексия / B.C. Приходько // Язык и межкультурная коммуникация: проблемы и перспективы: Сб. стат. по матер, регион, конф. - Вып. 1. - Ростов н/Д: Изд-во СКНЦ ВШ, 2003. -£.79-87.

3. Приходько В.С Символика Мира и Человека в творчестве У.Б.Йейтса (сб. "The Rose") / B.C. Приходько // Труды аспирантов и соискателей Ростовского государственного университета: Сб. стат. - Том IX. - Ростов н/Д.: Изд-во Рост. гос. ун-та, 2003. - С.315-316.

4. Приходько B.C. Мифотворчество У.Б.Йейтса как научная проблема / B.C. Приходько // Язык и межкультурная коммуникация: проблемы и перспективы: Сб. стат. по матер, регион, конф. - Вып. 2. - Ростов н/Д: Изд-во СКНЦ ВШ, 2004. - С. 132-137.

5. Приходько B.C. Два голоса в стихотворении У.Б.Йейтса "То His Heart, Bidding It Have No Fear" / B.C. Приходько // Тезисы докладов молодых исследователей: Сб. стат. по матер, регион, конф. - Ростов н/Д.: Изд-во Рост, гос. ун-та, 2004. - С.72-73.

6. Приходько B.C. Легенда о Кухулине в стихотворении У.Б.Йейтса "Cuchulain's Fight With The Sea" (сб. "The Rose", 1893) / B.C. Приходько //

Литература в диалоге культур-2: материалы международной научной конференции. - Ростов н/Д.: Изд-во Рост. гос. ун-та, 2004. — С. 131-134.

7. Приходько B.C. К вопросу о диалогичности лирики: пример построения «личного мифа» / B.C. Приходько // Язык и межкультурная коммуникация: проблемы и перспективы: Сб. стат. по матер, регион, конф. - Вып. 3. - Ростов н/Д, Изд-во СКНЦ ВШ, 2005. - С.84-90

8. Приходько B.C. Особенности построения «личного мифа» в ранней лирике У.Б.Йейтса / B.C. Приходько // Научная мысль Кавказа, Приложение №9 (77). - Ростов н/Д: Изд-во СКНЦ ВШ, 2005. - С.165-169.

9. Приходько B.C. Мифопоэтический аспект поэтического сборника У.Б.Йейтса "The Wind Among the Reeds" (1899) / B.C. Приходько // Актуальные вопросы филологии и методики преподавания иностранных языков. - т.И. - Ростов н/Д: Изд-во РИНЯЗа, 2005. - С.84-96.

29

Сдано в набор 3.10.2005 г. Подписано в печать 10 10 2005 г. Бумага офсетная Ротапринт. Гарнитура Times News Romans Формат 60 х 84 1/16. Объем 1,0 п. л. Тираж 100 экз. Заказ № 5210

Отпечатано в типографии «АртИкс», г. Ростов-на-Дону, пр. Ворошиловский, 78. тел. 290-46-42

И 9 234

РНБ Русский фонд

2006-4 17416

1'

I

)

I

I

I

/

!

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Приходько, Вера Сергеевна

Введение

Г:1ава Н Сборники "Crossways", "The Rose" и "The Wind Among tile Reeds" как проявление мифотворчества

Глава И Антиномии и связанные с ними мифологемы в "Crossways"; "The Rose" и "The Wind Among the Reeds" 2Ш Антиномия двух миров

2.2 Тема медиации и значимость мифологемы Пути 2^3 Антиномии

2:4 Центр Мира и единство противоположностей

2.5 Мифологема Розы

2.6 Мотив соединениях Возлюбленной;

2.7 Человек как взаимодействие противоположностей

Глава 3. Взаимодействие двух ипостасей лирического субъекта ранних поэтических сборниках Йейтса как воплощение мифологемы Пути

3.1 "Grosswavs" / «Перекрестки» (1889): «путь святого»

3.1.1 Общая характеристика сборника "Crossways"

3.1.2 Ступени «пути святого»

3.1.3 Баллады в "Crossways"

3.2 "The Rose" / «Роза» (1893): «путь поэта»

3.2.1 Сопоставление первого и второго «путей» в "The Rose

3.2.2 Общая характеристика сборника "The Rose"

3.2.3 Триптих о Розе

3 .2 А Ступени «пути поэта» 3 2.5 Пробуждение способности к творчеству

3.3 "The Wind Among the Reeds" / «Ветер в камышах» (1899): «нераздельность и неслиянность» противоположностей

3.3.1 Общая характеристика сборника " The Wind Among the Reeds "

3.3 .2 Ветер как основная мифологемаорника 166 "The Wind Among the Reeds"

3.3.3 " Faery " и "sidhe " в "The Wind Among the Reeds"

3.3.4 Взаимодействие мужского и женского начал e"The Wind Among the Reeds" c.

3.3.5 Употребление личных местоимений в "The Wind Among the Reeds" c.

3.3.6 Взаимодействие ипостасей лирического субъекта в "The Wind Among the Reeds " c.

3.3.7 Обретениеособности к Творчеству 194 Заключение202 Библиография211 Приложение "Crossways"

The Rose "

The Wind Among the Reeds " c.

Введение диссертации2005 год, автореферат по филологии, Приходько, Вера Сергеевна

У.Б. Йейтс (1865-1939гг.) стал одной из заметных, фигур мировой литературы уже в 1923 голу, с получением Нобелевской премии, хотя своим достаточно ранним признанием он во многом обязан той роли, которую сыграл в литературе ирландской, будучи-одним;из лидеров так называемого «Кельтского Возрождения». По словам М.Л. Казамиана, он был «самым безличным и самым личностным, самым осознанно творящим, и самым вдохновенным из современных поэтов» [124, с.246]. Неоднозначность оценок личности Йейтса и его творчества современниками и более поздними исследователями только подтверждает масштабы этого литературного феномена, до сих пор не раскрытого во всей полноте и дающего материал для новых исследований.

Отзывы критиков рубежа XIX - XX веков и коллег-литераторов (таких как Т.С. Элиот [152, 153] и Т. Вратнслав [237]) положили начало исследованию творчества Йейтса. Вместе с тем, совершенно закономерно, что эти отзывы часто носили полемический характер:

Авторы статей и монографий, вышедших уже после смерти поэта, в 1940-50-х годах, обратились к осмыслению феномена Йейтса в рамках культуры, мыслящей его своим гениальным современником. Соответственно, многие из этих работ, сочетая биографический; культурно-исторический иг собственно литературоведческий аспекты, дают первый опыт литературно-критических обобщений [171; 190].

Одновременно начинают появляться исследования, заложившие «фундамент» тщательного литературоведческого изучения наследия Иейтса. С каждым десятилетием «надстраивались» все новые этажи огромного «здания» критики. Со временем, работы общего характера почти полностью уступили место аспекгному рассмотрению, где четко обозначились определенные приоритетные направления.

Закономерным шагом стали попытки определить место Иейтса и литературном процессе и степень влияния на его творчество различных литературных течении, таких как романтизм (связь с ним отражена, в частности, в статье В.В. Хорольского "Традиции английского романтизма в мировоззрении и творческом методе У.Б.Йейтса" [108]); символизм (среди англоязычных авторов, занимавшихся данным вопросом, можно назвать Р. О'Дрисколла [200] и Н. Фрая [164]; а среди отечественных исследователей эта проблема рассматривается в работах К О. Голубович [37] и В.В. Хорольского [107]); модернизм (наиболее общим является здесь исследование С. Смита [217]). Несколько работ посвящены определению роли античной классики в творчестве Йсйтса (к примеру, книга П. Льебретс [187]). Значительную роль сыграли в формировании творческой манеры Йсйтса фольклор (исследований, посвященных этому аспекту, очень много, среди них можно выделить книги М. Туэнте [228], К. Мэйр [192], Б. Брамсбак [142]; П. Смита [216]) и традиция китайского театра Но [89].

Особый интерес вызвали мировоззренческие концепции Йсйтса, где одна из центральных позиций- была; отдана мифу. В первую очередь внимание критиков было обращено на его работу с ирландскими мифами, вновь «открытыми» деятелями «Ирландского Возрождения» (М. Туэнге [228], А, Бхаргава [134], II. Смит |216], ПЛ. Маркус [191]). Ряд работ поевящеш увлечению Иейтса восточной мифологией и различными оккультными учениями Востока (О. Комесу [184], П.С. Шри [221]). Интерес Иейтса-. к мистике и эзотерическим: традициям, таким как алхимия; герметизм, Каббала, платонизм; и неоплатонизм, теософия, умение розенкрейцеров, труды Я Бёме и Э; Сведенборга исследуется» в работах В1 Мур К. Рэйн [206-208] • М: Фланнери [159]| Г. Хоу [172]^ Ф] Кинахана

182]; У. Горски; [167]; Изучалась ш рецепция Иейтсом европейской философии нового времени (Дж. Холдридж [170]; Д.Т. О'Хара [201]) и различных теорий» мифа, изложенных в трудах Дж. Вико, Дж. Фрэзера. К. Юнга (Д. Хоффман [169], Д. Олбрайт [130], Н. Фрай [164], П. Уре [231]).

Появились также исследования компаративного характера, где творчество Йейтса рассматривается через сопоставление с творчеством представителей различных философских-и литературных направлений. Здесь лидирующие позиции занимает, пожалуй, Уильям Блейк, оказавший на Иейтса значительное влияние, о котором подробно писали X. Адам с [129] и К. Рэйн [206]. Но в заглавиях критических работ встречается немало других известных имен, в том числе, индийских и японских. В качестве примера можно отметить следующие книги: «Грёза Адама: мистическое сознание у Китса и Иейтса» Дж. Джонса [178]; «Дзамп, Басе, Йейтс, Паунд: исследование японской и английской поэтики» М. Уэды [229]; «Т.С. Элиот и Йейтс: попытка исследования» С. Саркара [210]; «Йейтс и Шелли» Дж. Борнштейна [140]; «Йейтс и его современники» И: Флетчера [160]; «Йейтс и Ницше» О. Болмана [137], «Рильке, Валери и Йейтс: область Самости» П. Шоу [214].

В отечественном литературоведении особенно часто встречается пара Йейтс и Блок (А. П. Саруханян [91], О.М. Иванова [45], Г. М. Кружков [59, с.450]), но есть и другие примеры сопоставительного анализа (статьи Г.М. Кружкова в приложении к книге переводов стихотворений У Б.Йейтса «Роза и Башня» [59], статья А.П. Саруханян о Иейтсе и Джойсе [92], диссертационное исследование Е.В. Косачевой [55]).

С 1970-х начали появляться подробные биографии Иейтса, наиболее авторитетными из которых можно считать книгу Р. Эллманна «Йейтс: Человек и его Маски» [156] и двухтомник Р. Фостера «У.Б; Йейтс: одна жизнь» [ 161 ]. В целом биография Йейтса не уступала в своем своеобразии и неоднозначности его творчеству, что позволяет говорить о его стремлении превратить свою жизнь в миф - «миф о поэте». Этот миф порождает все новые исследования, рассматривающие его под самыми различными углами зрения. В частности, центральной! темой книги Б. Маддокс [189] стал сексуальный аспект жизни Йейтса. В соответствующем ключе написаны работы приверженцев теории психоанализа (среди них, к примеру, книга Д. Линча [188]).

Отдельно можно упомянуть очень тщательно исследованную тему политической активности Йейтса, его участия (как деятеля кул муры, разумеется) или, в отдельные периоды жизни, напротив, неучастия в бурных переменах, происходивших в Ирландии в начале XX века в ходе борьбы за независимость. В связи с продолжением конфликта на севере острова до недавнего времени, этот аспект жизни и творчества Йейтса весьма актуален и пользуется популярностью среди западных исследователей [162; 225].

Определенное количество работ посвящено особенностям поэтики произведений Иейтса. В качестве объекта исследования выступала его драматургия;, поэзия, проза, их эволюция и взаимодействие (книги Н. Джеффареса «Стихи Иейтса» [177], X. Вендлер «Техника ранних стихотворений Йейтса» [234]), а также отдельные аспекты поэтики (так, исследование М. Перлофф [203] посвящено разбору рифм, а У. Видер [233] рассматривает особенности употребления повторов в лирике Йейтса). Можно также найти подробный анализ конкретных текстов, например, «пять поздних пьес» (так определяет предмет своего исследования Ф.А.С. Уилсон в книге «Йейтс и традиция» [236]) или стихотворение "The Sorrow of Love", разбор которого дает Р. Якобсон для? иллюстрации специфики формального анализа лирического произведения [ 175]:

В России активное «освоение» творчества У.Б. Йейтса началось значительно позже, чем; за рубежом (в 1990-х). Долгое время русскоязычный читатель был знаком лишь с ограниченным числом стихотворений и отдельными пьесами Иейтса, которые публиковались в литературных журналах. На сегодняшний день выпущено уже несколько сборников переводов поэзии, прозы и драматургии Йейтса («Роза и Башня» [18]; Избранное [16]; «Роза алхимии» [17]). Однако стоит отметить, что полного перевода па русский язык его собрания стихотворений "Collected Poems" (1933) до сих нор не существует.

Среди критических исследований-отечественных литературоведов (В.В. Хорольского, В.Л. Ряполовой, ИВ. Тишуминой, Л.П. Сару.ханян, Н А. Соловьевой, Г.Э. Ионкиса, Т.М. Кривиной, Т. Полюдовой и др.) есть несколько монографий, но в основном это статьи в научных сборниках. Больше всего внимания уделялось драматургии Иейтса как создателя ирландского национального театра, этой теме посвящены монографии В.А. Ряполовой [89] п F1.B. Тишуниной [97], а таюке диссертационные исследования. Среди них, в частности, работа А.В. Машинян [65], где генезис драмы Иейтса рассматривается с точки зрения мифопоэтики с опорой на культурологические теории К.Юнга.

В 2000 году вышел в свет перевод мистико-философского трактата Иейтса "A Vision", который был написан им на основе «откровений», полученных в результате сеансов автоматического письма его жены Джорджи. Трактат с комментариями является частью сборника других прозаических и поэтических произведений Иейтса [15], которые дают, по мнению составителей, относительно полную картину мистического мировидения поэта. Статья А. Нестерова «У.Б.Йейтс: Sub Rosa Mvstica» [79], опубликованная; в этом сборнике в качестве приложения, посвящена связям Иейтса с оккультными практиками. Факт такого издания однозначно указывает на специфику современного восприятия творчества Иейтса в России.

Мистицизм Иейтса сам по себе привлекает внимание многих исследователей в разных странах, но данный интерес - лишь часть более широкого интереса мировой культуры к мифу. Изучение феномена мифологического мышления породило немало школ, рассматривавших это явление с различных позиций, в том числе и в отечественной науке [54; 81]. Такое явление в литературе и в культурном сознании XX века, как мифологизация сделало эти исследования еще -более актуальными (одним из основополагающих в этой сфере является монография Е.М. Мелетинского "Поэтика мифа" [73]). «На рубеже XIX - XX вв. стала очевидной необходимость обновления мифопоэтического художественного пространства. Для художественного сознания этой эпохи миф, передающий восприятие мира в целостности, в единении человека и природы, открыл возможность структурировать стихию, хаос жизни» [53, с.24]. По словам Е.М. Мелетинского, «в литературе XX века появляется настоящий поток ч» ремифологизацин", захватывающий поэзию (Иетс, Паунд н др.), драму <.> и роман» [66, с.41], для которого характерно использование мифа в целях моделирования поэтической вселенной. Не удивительно, что сегодня мифопоэтика является одним из приоритетных направлений в литературоведении. В последние годы термины, непосредственно связанные с этим направлением, встречаются в заглавиях отечественных литературоведческих исследований достаточно часто: Д.П. Саруханяп «Новое мифотворчество: У.Б.Менте н Дж.Джойс» [92], Е.В. Косачева «Йейгс и Блейк: мистический язык и миф» [55], А.В. Матиняп «Мифологическая поэтика, драматургии У.Б.Йейтса» [65], О.М. Иванова «Блок и Йсйтс: мифолого-символичеекие мотивы в драматургии» [45], Д. Можаева «Миф в литературе XX века» [77]. Т.А. Шарыпина «Проблемы; мифологизации; в зарубежной^ литературе ХГХ - XX веков» [112], ЯЮ.:. Муратова «Мифопоэтика в современном; английском; романе:(Д. Барнс, А. Байетт, Дж. Фаулз)» [78], Н О: Осипова: «Творчество М.И.Цветаевош в контексте культурной^ мифологии Серебряного века» [84], РТС. Приходько «Мифопоэтика; АБлока» [87], Г А. Токарева; «Миф в художественной системе; У.Блейка» [98]. Е.Н. Корнилова «Мифологическое сознание и мифопоэтика западно-европейского романтизма» [53].

У Б. Йей гс - один из первых европейских авторов.; сознательно обратившихся в конце XIX века к изучению и использованию в собственном творчестве традиционных мифов разных народов: Цель» этого обращения большинство исследователей видели в осуществлении связи настоящего с прошлым, возрождении национального самосознания ирландского народа (подобное мнение можно найти у Д. Хоффмана [169]; П. Уре f231], Дж. Джонса [178], II. Смита [216], Т.М! Кривимой [56]). Другие авторы говорили о поиске мистических корней и связи с Душой Мира (Anima Muruli) [200], а также.о попытке создания «эзотерической ирландской литературы» ("esoteric Irish literature") [192, с.36].

В рамках изучения мифа особенно важным представляется исследование мифотворчества (в отличие от «мифологизирования» в терминологии Е.М.Мелетинского [73, с.277-373]).

Многие западные и современные российские исследователи (среди них М. Сейден [212], Д. Олбрайт [130], A.B. Машинян [65], К.О. Голубович [38], П.В. Косачева [55]) г оворят о Иейтсе как одном из выдающихся мифотворцев нового времени, по большинство из них считают, что это явление свойственно его позднему творчеству (как драматическому, так и поэтическому). Основанием для применения термина мифотворчество при характеристике произведений Иейтса служит их связь с его книгой "А Vision" (1914-1925), где описывается созданная им «мифологическая система». Если эта мифопоэтическая система стала источником «метафор для поэзии» Иейтса (о чем упоминается в работах А. Бхаргава [134]^ Ш Уре [230]; А.В! Машинян [65];, К.О: Голубович! [38]*. П.М: Кружкова! [58; с.22]), то естественно, речь обычно идет о поэзии зрелого периода: Соответственно, количество работ, посвященных зрелой лирике Иейтса, намного превосходит число исследований ранних стихотворений.

В целом, ранняя лирика ( датируемая ; концом XIX века) соотносится: обычно с понятием ? « м ифологизирования». то есть. сознательным. введением i мифологических аллюзий; и символов в художественный текст. В' рамках подобного восприятия анализируется, к примеру, характерная для ранних стихотворений" Иейтса «система противоположностей» ("pattern! of contraries"") (как в работе Ч: Керримана [133]); которая считается!одним из основных структурных признаков мифа: Среди русскоязычных работ стоит отметить и связи с данным вопросом диссертационное исследование П.Ii. Косачевой [55], где автор говорит о необходимости- изучения раннего творчества Иейтса, опираясь на тот факт, что в 1890-е поэт был поглощен мифологическими штудиями совместно с Августой Грегори и другими деятелями «Ирландского Возрождения» и изучал наследие У.Блейка, редактируя сборник его сочинений. Автор указанной диссертации подробно рассматривает самую первую самостоятельную поэму Иейтса "The Wanderings of Oisin" (по своему сюжету и построению она близка ранним драмам Иейтса) и не ставит задачи целостного анализа всего корпуса текстов ранней лирики.

РТа наш взгляд, ранняя лирика, а именно, три первых сборника собрания стихотворений; "Collected Poems" (1933): "Crossways" (1889), "The Rose" (1893) и "The Wind Among the Reeds" (1899) (они однозначно выделяются критиками как «первый период» творчества Иейтса [105, с. 107; 203, с.23]) -представляет больший интерес, чем принято считать. Её специфика в том, что Иейтс в более зрелом возрасте подверг серьезной редакции большую часть своих ранних стихотворений. В результате появились книги - стихов: сначала "Early Poems and {Stories'* (1925) [10], затем "CollectedPoems" (1933) [2]. Последнее издание обычно служит источником для; любой публикации! стихотворений? Иейтса [8; 13: 14; 18]^ Таким образом, те сборники! стихотворений, которые известны широкому кругу современных читателей;, приобрели свою окончательную форму уже в 20-х годах XX века, то есть в период работы Иейтса; над «A Vision» и даже после публикации этого произведения; Об этом; известном факте упоминают У. О'Доннел- [199]; и Г1. Смит [216]. Существуют различные объяснения; этой особенности: Мы разделяем точку зрения? тех исследователей (в частности* А. Бхаргава [134. с. 10] и Н. Фрая [164, с.221-222]), которые полагают, что Иейтс руководствовался? желанием создать некое масштабное поэтическое целое, отразившее его «стремление к совершенству».

Тем не менее, на наш взгляд, многие исследователи ранней лирики Иейтса не придают факчу правки стихотворений должного значения. Первонач;шьные версии ("earlier poems") многие критики оценивают не слишком высоко (например, Д. Дачес [147]). Но не совсем понятны причины, по которым исследователь, работающий- с окончательными вариантами ранних стихотворений (как, например, Ф. Мерфи [196]), считает их «приближением к творческой зрелости» [196, с.61], а не самостоятельно ценным поэтическим явлением. Более того, при соотнесении этих стихотворений с биографическими данными принимаются во внимание в первую очередь все же события и переживания в жизни поэта конца XIX века, что представляется недостаточным (хотя и в определенной степени оправданным, поскольку генетическая? связь с контекстом: первоначальных вариантов, несомненно, сохраняется).

Есть все основания считать указанные стихотворения продуктом вполне зрелого творчества Иейтса. С одной стороны, в процессе переработки текста на ранний вариант стихотворения накладывается повое мировосприятие автора (частично отразившееся в "A Vision"). В результате неизбежно возникает эффект самопроизвольной генерации новых смыслов: иногда даже помимо авторского сознания. С другой стороны, группировка автором стихотворений; в; сборники предполагает наличие* общего авторского^ замысла; который; имеет решающее значение, как для понимания!отдельных стихотворений; так и для определения места, которое занимают эти сборники в творчестве Иейтса. К ранней лирике Иейтса в полной мере применима теорияs лирического цикла, который представляет собой единое целое, не равное простой сумме входящих в него частей; Это одинаково верно; в отношении каждого из сборников в отдельности! и; «ранней лирики» (первых ipex сборников); в целом, а также, несомненно, и всей книги "Collected Poems"

Несомненно, первые сборники! стихов Иейтса нельзя назвать малоизученными; Так, у Р. Эллманна [155] они представлены как идейнотематические единства. То же можно сказать и о книге Ф. Мёрфи «Ранняя поэзия Исйтса: поиск единства» [196], где выдвигается идея о том, что в ранней лирике отражены различные аспекты Вечной Красоты ("Hternal Beauty") и восприятие Иейтсом антиномий как сущностной основы космоса. Первые сборники стихотворений воспринимаются автором книги как ступени, ведущие к вершине "Л Vision", и, по его мнению, в них «ключ к вечной красоте и вселенскому воссоединению ("eternal beauty and universal reconciliation") остается не найден» [196, с.63]. В обоих случаях анализ отдельных ключевых стихотворений привлекается только для иллюстрации определенных положений и идей.

Последнее верно и в отношении работы П. Смита «У.Б. Йейтс и Племена Дану: три различных взгляда на фей (faeries) ирландских легенд» [216]. В'связи с заявленной темой книги автор представляет интересные интерпретации (не только собственные, но и других исследователей) многих стихотворений ранних сборников.

Некоторые другие работы, посвященные ранней лирике, напротив, уделяют внимание каждому стихотворению, но не рассматривают их как часть целого: Так; У. О'Доннелл предлагает [199J достаточно простые и. традиционные варианты прочтения ранних стихотворений (оппозиция между обычным и сверхъестественным мирами поиск идеального и отказ от поиска из-за привязанности к реальному миру). Его анализ поэтической формы интересен, но автор не ефемится делать какие-либо четкие выводы; У FI: Джеффареса [176] можно найти общие идеи, биографические факты и интерпретации отдельных символов, которые традиционно связываются с ранними стихотворениями, это прекрасный подробный? комментарий; но не системное исследование.

Указанные работы вносят значительный вклад в изучение раннего поэтического; творчества Иейтса, однако более плодотворным может оказаться рассмотрение ранних сборников как структурно-семантического единства, где каждый элемент играет равно значимую роль для смысла всего целого. Целое неизбежно лает определенное приращение смысла, обнаружить которое возможно только при рассмотрении всего комплекса стихотворений, составляющих лирический цикл.

В ранних сборниках Исйтса такой дополнительный эффект возникает в виде специфических проявлений лирического субъекта, вариаций субъектной структуры, составляющих определенную «сюжетную линию». Мы имеем в виду особенности взаимодействия лирического субъекта с объектом лирической медитации или адресатом, а также присутствие в субъекте двух «голосов», также вступающих в определенные взаимоотношения, раскрывающиеся на различных уровнях организации поэтического произведения, но особенно - на уровне формы, Иейтс всегда подчеркивал особую значимость формы в своих.стихотворениях, и-много работал над ней [203; 186; 199].

Стоит отметить, что особенности субъектно-объектных отношений в мировоззрении Иейтса также привлекали внимание исследователей (Дж. Джонса [178], Б. Левина [186], Т.Р. Хенпа [168], Дж. Холдриджа [170], В. Мур [195]), но полученные ими выводы- либо иллюстрируются поздними стихотворениями: либо остаются;на уровне теории. На роль субъекта ('Яг, the Self) как базового' символа (это «единственный совершенный символ, который? может раскрыть поэт»), стоящего за «потоком образов»; и-устремленность к: тотальному самосознанию за пределами; антиномий как основы поэтического творчества указывает Б; Левин? [186]; Его текстовый анализ прекрасно демонстрирует звуковые и интонационные структуры; (sound! & stress patterns), визуальные иг аудиальные образы, однако остаетсяi в его видении неким; целостным объектом, образом, находящимся в; оппозиции? к реальному миру. Автор не выходит за рамки* традиционного восприятия лирического субъекта, чей образ сознательно развивается поэтом; в определенном; русле, и Возлюбленной как вполне реального, даже биографически определенного адресата: Кроме: того- из ранней; лирики он; рассматривает лишь несколько стихотворении, считая, что самосознание лирическою субъект достигается лишь в более поздних стихотворениях.

Положения, важные для данного исследования, высказывает Дж. Джонс [178]. Он подробно рассматривает внутренний-процесс становления 'Я' в видении Китса и Иейтса. К сожалению, Джонс гак же придерживается мнения, что рассматриваемые им взгляды характерны для позднего Иейтса, и ограничивается: обобщениями, почти не привлекая тексты художественных произведений.

С учетом непосредственной соотнесенности первых трех сборников Иейтса с мифотворческими тенденциями, динамика субъектной структуры, накладывающаяся на систему мотивов и символов рассматриваемых стихотворений^ должна интерпретироваться в мифопоэтическом ключе, представляя лирического субъекта как героя мифа, творимого Йейтсом о самом себе и, одновременно, о человеке вообще. Это тем более закономерно, что фокус мифотворчества нового времени неизменно базируется на в нутре и н ей жизн и л и ч н ости.

Применение соответствующих подходов и методов может существенно изменить наше: восприятие истинной связи раннего творчества; Иейтса? с мифотворчеством и заставить нас по-новому взглянуть на эту часть наследия поэта, открываяi в «простых» (в сравнении» с более поздней лирикой, по мнению многих исследователей) стихотворениях большую глубину, чем принято считать.

Актуальность обращения к. мифопоэтике ранней лирики: У.Б.Иейтса; определяется тремя факторами: недостаточно высокой степенью изученности s поэтического наследия Иейтса в отечественном; литературоведении: не соответствующей: его? истинной» значимости: в мировой литературе; недооценкой 5 уникальности и поэтической*ценности ранней : лирики Иейтса в i англоязычной: критике; актуальностью мифопоэтического подхода к изучению всего корпуса произведений Йейтса.

Научная новнзна исследования определяется отсутствием специальных работ, посвященных проблеме мифотворчества в ранней лирике У.В. Йейтса. Кроме того, выводы, данного исследования основаны на рассмотрении всех стихотворений ранних поэтических сборников Йейтса, воспринимаемых как самостоятельные лирические циклы, в то время как традиционная исследовательская практика состоит в выборочном иллюстрировании положений при помопш нескольких стихотворений, изъятых из общего контекста.

Объектом данного исследования является ранняя лирика У.Б.Йейтса, а именно поэтические сборники, которые датируются концом XIX века: "Crossways" (1889), "The Rose" (1893),."The. Wind Among the Reeds" (1899). Эти сборники; в окончательной редакции представляют собой относительно автономную часть "Collected Poems", определяемую большинством литературоведов как «первый период» поэтического творчества Иейтса.

В качестве предмета- исследования избраны проявления мнфоиоэтнческого в сборниках стихотворений «первого периода» творчества Йейтса; чго предопределено неиссякаемым интересом Йейтса к традиционному мифу, его- признанием; ведущей? роли4 мифа: в поэтическом творчестве и открытым стремлением Иейтса к воплощению в своем собрании поэтических произведений» "Collected Poems" так называемого' «личного мифа». Такие проявления; обнаруживаются в комплексе мифологем: и динамике; субъектной структуры и являются воплощением: мифоиоэтическош ко ннеп i ш и Иейтс а.

Теоретической основой диссертации стали работы в области: изучения: мифа' в?- широком смысле, как культурного и философского» явления; и в: области: мифопоэтики как особой сферы проявления- мифа в его связи с литературой. Речь идет о монографиях таких известных ученых, как К. Леви-Строес, А.Ф. Лосев, М. Элиаде, К. Юнг, Дж. Кэмпбелл, Дж. Фрезер, К. Хюбнер; Э. Кассирер; а в области мифопоэтики и теории литературы: Е.М! Мелетинский, ВН. Топоров, Ю.М. Логман, М.М. Бахтин, О М. Фрейденберг,

М. Бодкнн. Привлекался также ряд работ обобщающего характера по философии:- мифа и теории мифа. Для интерпретации отдельных мифопоэгичееких единиц использовались работы Р. Геиоиа, С.Н. Широковой, М П. Холла, Р. Грейвса и энциклопедическое издание «Мифы народов мира». Рассмотрение субъектной структуры в поэтическом тексте предопределило обращение к работам отечественных литературоведов, разрабатывавших эту проблему (С.Н. Бройтмана, Б.О. Кормана, Л.Я. Гинзбург). Необходимость целостного восприятия всего комплекса поэтических текстов, относимых к ранней лирике Йсйтса, также потребовала опоры па теории, связанные с проявлениями системности в поэтике и, в особенности, теорию лирического цикла (работы МЛ. Дарвина, И.В. Фоменко, В:А. Сапогова).

Методологическая основа работы носит комплексный характер и определяется специфическим; предметом исследования. Оказалось необходимым применение герменевтического метода, элементов структурно-семиотического подхода, поскольку именно «в основе структурного анализа лежит взгляд на литературное произведение как на органическое целое» (Ю.М. Лотман), метода мифореконструкнии и, в отдельных разделах, системно-типологического подхода. Обращение непосредственно к поэтическому тексту предопределило использование различных методов анализа, используемых в стиховедении:

Цель работы - представить реализацию мифотворческой концепции У.Б.Нейтса как одну из основополагающих характеристик трех первых сборников "Collected Poems'" (1933).

Достижение этой цели осуществляется через ряд частных задач:

- выявить специфику ранней лирики Йейтса в контексте его творчества; в связи с авторской правкой стихотворений в 1920-х годах и публикацией их в составе книги стихов "Collected Poems'";

- обозначить роль мифологизации и мифотворчества в ранней лирике Нейтса;

- рассмотрел» проявления мифопоэтичсского в исследуемых сборниках и представить их как целостную мифопоэтическую систему;

- дать подробный анализ процесса развертывания ключевых мифологем и символов мифополической концепции Исйтса в связи с субъектной структурой в ранних поэтических сборниках Йейтса на материале всего корпуса поэтических текстов указанного периода:

На защиту, выносятся следующие положения;

- комплекс мифологем, мотивов и символов ранней лирики У.Б.Йейтса (1889-1899гг.), основанный на антиномиях, выражает идеи и концепции, присущие более позднему этапу творчества поэта, с его специфическим мифопоэтическим комплексом, что объясняется авторской правкой 11 ер во начальных варианте в стихотворений в начале XX в. ;

- к ранним поэтическим сборникам У.Б.Йейтса в полной мере применима теория лирического цикла, a "Collected Poems" (1933) можно воспринимать как «книгу стихов», в результате чего весь корпус стихотворений первых трех сборников должен рассматриваться как единое художественное целое;

- мифопоэтический аспект ранней;лирики У.Б.Йейтса включает весебя не только сознательное* мифологизирование, но обнаруживает все признаки мифотворчества, характерного для зрелого творчества поэта;

- мифотворческий элемент ранней лирики У. В.Иейтса проявляется в оригинальном: развертывании? комплекса: ключевых мифологем в авторской« интерпретации и их связи со сложной субъектной структурой, которая представляет собой взаимодействие двух «голосов» лирического субъекта;

- разнообразные системные: проявления; двух: ипостасей? лирического субъекта в ранней' лирике У.Б. Йейтса позволяют отождествить их с: теми противоположными: началами, что: лежат в основе мифопоэтической концепции Йейтса, а: взаимодействие : этих позиций; в ранних стихотворениях Йейтса интерпретируется как авторское решение мифологемы Пути и темы поэтического творчества:

Сформулированные выше цели и задачи предопределили структуру работы. Первая глава представляет собой теоретическую часть исследования, раскрывающую соотношение элементов мифологизации и мифотворчества в ранней лирике Нейтса с учетом ряда экстратекстуальных и формально-поэтических факторов. Во второй главе выявляется система мифологем, реализованных в рассматриваемых сборниках, и обозначаются передаваемые этой системой особенности оригинальной мифопоэтической концепции поэта. Третья глава посвящена подробному анализу всего корпуса стихотворений сборников ранней лирики, вошедших в основной вариант книги "Collected Poems" 1933 года. В заключении делаются выводы, ставшие результатом проведенного исследования. Также приводится список литературы, насчитывающий 239 источников по теме данного исследования. В связи с ограниченной доступностью всего корпуса текстов исследуемых в работе сборников, в Приложении приводятся оригинальные, поэтические тексты по следующим- изданиям: Yeats W.B. "Collected Poems" (ed. by Augustine Martin, London, 1990), "The Variorum Edition of the Poems of W.B.Yeats" (NY. 1957), "The Collected Poems of W.B.Yeats: Definitive edition with the author's final revisions" (NY, 1956).

Все переводы поэтических текстов в данной работе сделаны автором; исследования. Автор ставил перед собой задачу как можно более точно передать содержание оригинала и языковые особенности, поэтому переводы являются подстрочниками и, не претендуют на обладание художественной ценностью. Поэтические переводы некоторых из рассматриваемых стихотворений можно найти в изданиях, указанных в библиографии [16-18]: Названия сборников переведены в заголовках разделов главы 3, посвященных соответствующим сборникам. Названия отдельных стихотворений, неоднократно встречающиеся в разных главах, переведены один раз там, где соответствующему стихотворению-уделено больше всего внимания (в разделах 3.1 и 3.2, где в целом стихотворения разбираются в порядке их расположения в сборниках), либо при первом упоминании (в разделе 3.3).

Разбор и комментирование стихотворений во многих случаях требовали выделения тех или иных мест в оригинале, с этой целью автором работы использовался? жирный; шрифт и подчеркивание, в оригинале не встречающиеся. Что касается курсива, то он во всех случаях соответствует оригиналу в издании; взятом автором в качестве; основного источника: текстов [8]:

В переводах, которые не всегда возможно сделать настолько близкими к оригиналу, как это необходимо» для; лучшего восприятия комментария; используются также круглые скобки для указания- вариантов; перевода, обычно1 более буквальных (то есть отрывок, данный; в скобках, дублирует предшествующую ему фразу или словосочетание): Квадратные скобки; используются для тех; частей перевода; которые отсутствуют непосредственно в оригинале: в соответствующем месте текста; но могут быть добавлены, исходя из контекста; для лучшего понимания переводимого отрывка на русском языке.

При разборе стихотворений много внимания уделяется личным местоимениям, которые приводятся с заглавной буквы в тех случаях, когда местоимение замещает имя персонажа или выступает как символ.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Мифопоэтический аспект ранней лирики У.Б. Йетса"

Заключение

Результатом рассмотрения реализации мифоноэгической концепции У.Б.Йейтса в поэтических сборниках 1889-1899гг. стали следующие положения.

Авторская правка ранних стихотворений в 1920-х годах, формирование сборников "Crossways", "The Rose" и "The Wind Among the Reeds" свидетельствует о том, что известная современному питателю ранняя лирика Йейтса, ставшая предметом рассмотрения в данной работе, тесно связана с его мифопоэтической концепцией более позднего периода, изложенной в известном мистико-философском трактате "A Vision" (1924). Об этом свидетельствует также включение указанных сборников в 1933 году в собрание стихотворений "Collected Poems", отредактирован ное самим поэтом. Г1о мнению многих исследователей, "Collected Poems" представляет собой «конкретно-чувственное» мифопоэтическое воплощение достаточно абстрактной системы "A Vision" и представляет собою «миф о поэте» или «личную мифологию», в создании которой Иейтс видел цель своей творческой деятельности: В? результате: возникает необходимость» рассматривать "Collected Poems" в свете; теории: лирического цикла как целостное произведение, «книгу стихов», где каждый; элемент по сути герменевтичен: с одной; стороны,, он; приобретает свое значение только в составе всей книги, с другой, в полной мере; сохраняет свою самостоятельность, являясь неотъемлемой конструктивной частью идеи художественного целого.

В составе "Collected; Poems" первые три сборника выполняют важную: мифопоэтическую функцию: сообщение: той; системе, что запечатлена в "А Vision", соответствующего источника во времени: и пространстве «личного мифа», чтобы придать этому явлению статус истинности: Ранние варианты, которые были; истинным первым этапом творческой; эволюции Йейтса; сегодня включены только в специальные академические издания; А переработанные варианты, в которых Heine стремился «отразить себя в молодости», - результат их мифологизации. Таким образом, в случае ранней лирики Иейтса мы имеем дело с мифотворчеством, которое традиционно считается характерным только для его зрелых произведений.

Соответственно, весь мифопоэтический комплекс рассматриваемых сборников обнаруживает глубинные параллели с основными положениями той «личной мифологии» Иейтса, что обычно считается достоянием его зрелого творческого периода. Йентс неоднократно писал о том, что в фундамент его мифопоэтической системы легли антиномии, па которых строится все человеческое мировосприятие. Однако Йейтс не только разрушает маркированность одного из членов бинарных оппозиций, сообшая им равную ценность, но и отказывается от «примирения» противоположностей, не считая подобное отождествление всего и вся идеалом. В центре м ифопоэтической концепции Иейтса■■ лежит принцип нриягия напряженного взаимодействия противоположностей во имя рождения гармонии н красоты. Различные грани и аспекты этого тотального принципа воплощаются в таких ключевых мифологемах., ранней лирики как Море ("tide", означающее «прилив и отлив»). Сумерки;(встреча дня и?ночи). Роза (женское начало, исток: всего сущего, божественный аспект земного мира); Центр Мира; Битва ангелов (рождающая; божественную? музыку). Корабль (обретающий собственную сущность), Птицы (символ медиации), Другой мир (реализованный в различных традиционных формах).

В рамках мифопоэгической концепции Йейтса основной принцип восприятия; мира; становится; матрицей для самопознания; человека, что вообще характерно для3 мифа, утверждающего «изоморфность» макро- и» микрокосма. Речь идет о взаимодействии таких противоположных начал, как сознание и бессознательное, рациональное и; иррациональное, рассудок; и воображение и т.п. Перенос вышеуказанного принципа на микрокосмический уровень дает идею о необходимости гармонизации внутренней антитетичности, но не отказа.от. неё; Эта идея, явственно звучащая в поздних произведениях поэта, очевидна и в рассматриваемой ранней лирике. Более того, именно в результате приобщения к этой истине, оказывается возможным обретение способности к творчеству, понимаемому как поэтическое творчество, мифотворчество и Творение Мира подобно Богу. Мотив обретения лирическим субъектом способности к творчеству в третьем сборнике "Collected Poems" естественным образом вписывается в общую концепцию этой киши стихов, где последующие сборники являются в некотором роде реализацией этой способности.

Процесс поиска лирическим субъектом идеального гармоничного состояния проявляется в ранней лирике, в первую очередь, в оригинальном развертывании комплекса ключевых мифологем в авторской интерпретации и в их связи со сложной субъектной структурой, которая представляет собой взаимодействие двух «голосов» лирического субъекта, отождествляемых с 'Я' и 'Анти-Я', сознанием и бессознательным и т.п. Звучание двух «голосов» субъекта в ранней лирике, вошедшей в "Collected Poems", закономерно и по той причине, что в результате правки ранних стихотворений происходит «встреча» Иейтса образна 20-х годов XX века с Иейтсом - молодым поэтом конца XIX века. Взаимодействие двух ипостасей лирического субъекта, получивших условные наименования Автор и Герой, выражается в особенностях организации различных уровней поэтических текстов.

Последовательное рассмотрение трех ранних сборников Иейтса по нескольким основным направлениям, связанным с отдельными составляющими обшей мифопоэтической картины, а именно: оппозиция двух Миров; мифологема Пути, включающая в себя акцентировку различных аспектов понятия «духовного пути» и ряда символов; тема взаимоотношений с женским началом, Возлюбленной (Она) и реализация мифологемы Розы: тема взаимодействия двух начал в человеке: рационального и иррационального, находящая свое выражение в форме «диалога» двух ипостасей субъекта; тема творчества - привело нас к следующим заключениям:

I) Большинство мифологем, сюжетов, мотивов и образов сборника "Сго.чжаум" связано с архаическими мифами: античными, индийскими, кельтскими, а также с народными ирландскими преданиями. В нем присутствуют такие варианты Другого мира, как Аркадия, остров, мир фей, лес, сад. Для всех этих мифологических пространств характерна замкнутость и акцентуация бесконечного временного континуума. В ценностном плане этот мир амбивалентен: он выступает как идеальное пространство вечности и бессмертия, и в то же время, являсгся загробным миром. Тема смерти, одна из ведущих в сборнике, сопровождается также мотивом безумия. В первых стихотворениях она только намечается и обнаруживается в отдельных символах (Корабль на якоре, Осень) и мотивах (увядания, расставания, тленности), а затем становится доминирующей.

Среди основных мотивов "СгоББууауз" - устремленность к Другому миру. «Путь святого» проходит под знаком мужского начала. Он требует полного и безоговорочного сознательного отказа от всего земного н личностного, отказа от '51'. Мотивы смерти п безумия свидетельствуют о тех сомнениях, которые возникают у человека, привыкшего связывать свою жизнь с обособленным существованием своего '5Г. Тема взаимодействиях женским: началом раскрывается; в "Сгоз.ячуауя" весьма? последовательно: Трансформации, которые претерпевает расстановка личных местоимений в стихотворениях, образуют «сюжетную линию» сборника, суть которой -экстсриоризация; отчуждение. Сначала субъект обнаруживает внутреннюю ;№ойственность, затем расгождесгвление с Другим- приводит к появлению местоимения \Уе / Мы, где чувство общности еще сохраняется. Далее Другой это адресат (1-Уош / Я-Ты), и; в конце концов, возникают субъектно-объектные отношения, где речь уже однозначно идет о Возлюбленной (Г-БКе / Я-Она). Этот процесс сопровождается лейтмотивом расставания с Возлюбленной, угасания любви; одиночества.

Взаимодействие двух ипостасей лирического субъекта носит здесь скрытый характер. Автор, соотносимый с сознательным, рациональным началом, наблюдает за Героем, его «голос» не звучит «открыто». Только зри стихотворения из 16 написаны от первого лица без «оформления» «голоса» Героя «масками» мифических персонажен. Среди стихотворений "Crossways" много баллад, собранных во второй половине сборника, что также свидетельствует об углублении отчуждения Автора, дающего оценку с высоты «избытка знания» и ощущающего непреодолимую пропасть между собой и Героем. Именно Автор, соотносимый с разумом, - источник темы смерти. Авторская оценка определяет специфическую неоднозначность итогов «пути святого». Если с позиции Героя путь завершается успешно (исчезновение СЯ'), то для Автора смерть выглядит как превращение в неодушевленный объект.

Такой финал сборника: совпадает с началом первого стихотворения "The Song of the Happy Shepherd". Линейная структура сборника замыкается в кольцо. «Путь» отказа от всего земного, ведущий лирического субъекта через растождествление с Другим в себе, уход из Этого мира, расставание с Возлюбленной - к смерти 4Я', не приводит к однозначному результату. Автор, представляющий рассудочное начало, занимает доминирующую позицию в "Crossways", и лирический; субъект, следующий «голосу» рассудка, продолжает свои» поиски; Таким образом, «путь святого» становится! только * первым этапом* в раскрытии мифологемы Пути вi ранней лирике Иейтса:

2) Сборник* "The Rose" открывается иллюстрацией первого «пути» в образе легендарною ирландского короля Фергуса, отказавшегося от короны во имяггайного знания; друидов, а затем следует стихотворение о любимом; ирландском; мифическом! герое Йейгса Кухулине, который; становится олицетворением второго «пути»

Основная тема "The Rose" - погружение: в круговорот Этого мира, воспринимаемого как самоценность. При этом идея Другого мира как. лучшего: и вечного в начале сборника; присутствует как отголосок первого* «пути». Сочетание эгих тенденций порождает более важную концепцию равной ценности обоих миров (символика Зеркала). Итогом становится сложный рисунок и своеобразие акцентов, расставленных в разных стихотворениях. Второй-«путь» можно назвать «путем поэта», связанным с бесконечным круговоротом земной жизни. Принцип возвращения на круги своя становится структурной основой сборника.

Достаточно сложную эволюцию претерпевают в "The Rose" взаимоотношения с Возлюбленной. Лейтмотив сборника - единение с женским началом (символом которого является Роза), что лежит в основе Этого мира: единение, но не полное слияние. Проявления двух ипостасей субъекта вступают здесь в своеобразный диалог, поскольку Автор, разум, постоянно выражает свою оценку с помощью многозначных фраз, стиховых переносов, нарушений ритма, прямой речи, выделенной курсивом, и тому подобных приемов. Только в финальных стихотворениях «голоса» вновь начинают звучать на равных и противостояние теряет актуальность.

В первом стихотворении "The Rose", задающем основные темы сборника, уже появляется тема поэтического творчества («пения» / "singing") как особого дара или достижения. Однако способность к Творчеству, понимаемому как мифотворчество, становится итогом прохождения обоих «путей» и отчетливо обозначена только в двух последних стихотворениях.

3) В "The Wind Among the: Reeds" оппозиция;двух Миров в том виде, в» каком? она; присутствовала в первых двух сборниках, снимается: Основной! мифологемой, отражающей это состояние, становится Ветер в сочетании с другими? стихиями. Источником Ветра - универсальной? стихии - является Rose, первоначало, исток и символ Мира. Значительную роль в-сборнике играет также, мотив встречи с «сидами» ("sidhe"), обитателями Другого мира кельтов: Обращение к этим мифическим: персонажам: создает эффект единения7 прошлого и настоящего, преодоления власти: Времени: Это существа абсолютно: свободные, приносящие свободу Ветра; всем, кто способен их видеть.

Такое мироипдение легко может привести к ощущению полного слияния противоположностей, что означает Конец Мира. В целом баланс восприятия в ''The Wind Among the Reeds" сохраняется, хотя апокалипсические мотивы становятся одной из доминант сборника.

В "The Wind Among the Reeds" представлен не третий «путь», объединяющий первые два, а состояние динамического равновесия, которого достиг субъект. Все противоположности собраны здесь воедино, но не сливаются в статическое единство, а сосуществуют, постоянно перетекая друг в друга. В результате, структура сборника напоминает частую сеть, где устанавливаются множественные связи между различными стихотворениями, образуя целостный рисунок.

На уровне взаимоотношений лирического субъекта и Возлюбленной гак же отмечается сочетание всех противоположностей. Полюсы Герой и Возлюбленная постоянно сближаются и отдаляются: в сборнике присутствуют мотивы соединения с Возлюбленной (символ Волос как покрывала, соединяющего противоположности) и, в то же время, её недоступности. Хотя доминантой является, скорее, последнее. Отсюда и мотивы желанной' смерти возлюбленной ("Не' Wishes his Beloved! Were Dead"), и преклонения перед недоступной Возлюбленной, поэтического служения; Ей ("A Poet; to? his Beloved", "He tells of; the Perfect Beauty"); Сам; образ Возлюбленной также варьируется от всеобъемлющего символа Розы до обычной девушки или пожилой женщины-матери ("The Song of the Old Mother"), вбирая в себя как можно большее число различных воплощений женского начала.

В сборнике; присутствуют самые разные схемы; расстановки личных местоимений, а в некоторых; стихотворениях сочетаются все местоимения сразу: Доминирующей оказывается схема I-You, субъект - адресат, срединное состояние; противоположных начал, при котором возможен; равноправный диалог. Кроме того, адресатом может стать рыба, птица; Роза, даже божественные, сущности. Так, в " The Valley of the Black Pig" и "The

Travail of Passion" абстрактный адресат в соответствующем контексте даег утверждение сущностного единства древних верований и христианства, приводящих человека к одному и тому же прозрению, подобному открытию « п л ам ен ной двер и ».

Внутренняя раздвоенность субъекта также не исчезает, но противоречие между Автором и Героем в "The Wind Among the Reeds" снимается. Звучание двух «голосов» внутри- субъекта телерь осознанно поддерживается в гармонии и равновесии. Это выражается в символике Головы и Сердца. Причем Сердцу уделяется особенно много внимания: оно отождествляется с женским началом в его высшем эзотерическом проявлении, играя ту же роль в микрокосме, что и Роза в макрокосме ("The Lover Tells of the Rose in his Heart"). В рамках общей концепции сборника наиболее, значимо обращение к сердцу как к адресату в "The Unappeasable Host".

Если Герой связывается с символом Сердца, то «голос» Автора проявляется в "The Wind Among the Reeds" достаточно специфическим образом. Речь идет о тех стихотворениях, где отчетливо виден ролевой герой, но «маска» в названии стихотворенийне имя, а местоимение Не / Он (либо такие абстрактные «маски» как The Poet / Поэт, The Lover / Влюбленный, акцентирующие различные проявления субъекта). В ранних вариантах этих стихотворений названия содержали имена персонажей, придуманных Иейтсом или заимствованных им из ирландских легенд (Аэд, Монган, Ханрахан, Брессел, Майкл Робартес). В контексте данной работы этот феномен интерпретируется как нейтральное проявление «голоса» Автора.

Тема Творчества звучит в "The Wind: Among: the Reeds" более развернуто: как в мотивах поэтического творчества (в том числе, об этом свидетельствует появление «маски» A Poet / «Поэт»), так и мотивах творческого преображения Мира. Итогом Пути становится обретение лирическим субъектом божественного статуса Творца.

Таким образом, мифопоэтика ранних сборников Йейтса, проявляющая себя как в сфере мифологизирования, так и в феномене мифотворчества оказывается важным начальным этапом в становлении эстетико-философской и поэтической концепции Йейтса; Восприятие ранней лирики поэта как целостного; поэтического явления, ставшего предметом творческой рефлексии автора, - необходимое условие понимания всего комплекса художественных открытий одного из великих поэтов XX века:

Полученные в диссертации выводы позволяют расширить представление специалистов о масштабах мифотворчества в поэтическом наследии У.Б.Йейтса. Результаты работы могут быть использованы в вузовских историко-литературных спецкурсах, посвященных творчеству Йейтса и мифологическим концепциям. Кроме того, предлагаемый в работе анализ всего корпуса текстов ранней лирики Йейтса может стать основой комментария к будущим полным сборникам переводов ранних стихотворений поэта;

Список научной литературыПриходько, Вера Сергеевна, диссертация по теме "Литература народов стран зарубежья (с указанием конкретной литературы)"

1. The Early Poetry: Manuscript materials by W.B.Yeats, V.1. The Wanderings of Oisin and other early poems to 1895 ed. by G. Bornstein.. - Ithaca and London: Cornell IJniv. Press, 1994. - xxxiv, 534 p.

2. The Collected Poems of W.B.Yeats: Definitive edition with the author's final revisions. NY: Macinillan, 1956. - xv, 480 p.

3. Letters of W.B. Yeats fed. by Л. Wade. London: Rupert Hart-Davis, 1954. -938 p.

4. Uncollected Prose by W.B.Yeats ed. by J. P. Frayne, C. Johnson. V. II. -London: Macinillan, 1975. - 315 p.

5. The variorum edition of the poems of W.B.Yeats ed. by P. Allt and R.K. Alspach. NY: Macinillan, 1957. - xxxv, 884 p.

6. Yeats W.B. The Autobiography of William Butler Yeats / W.B. Yeats. NY: Collier Books, 1965. - 404 p.

7. Yeats W.B. The Celtic Twilight / W.B. Yeats. Gerrards Cross: Colin Smythe, 1994 - 160 p.

8. Yeats W.B. Collected Poems ed. by A. Martin. / W.B. Yeats. London: Vintage, 1992. - xxxi, 544 p.

9. Yeats W.B. Dramatis Personac / W.B. Yeats // The Autobiography of W.B.Yeats. NY: Macmillan, 1938. - P. 322-470.

10. Yeats W.B. Early Poems and Stories / W.B. Yeats. London: Macmillan, 1925.-x, 528 p.

11. Yeats W.B. Essays / W.B. Yeats. London: Macmillan, 1924. - vi if, 538 p.

12. Yeats W.B. Essays and Introductions / W.B. Yeats. London: Macmillan & Co. 1966. xi. 530 p.

13. Yeats W.B. Selected!Poetry ed: bv A.N. Jeffares.?/ W.B: Yeats. London: Macmillan, 1976. xxi, 232p.

14. U.Yeats W.B. A Vision / W.B: Yeats. London: Macmillan, 1969. - vii, 305 p.15:Иейтс У.Б. Видение: поэтическое, драматическое, магическое / У Б. Йейтс. М:: Логос, 2000.-717 с.

15. Йейтс У.Б, Избранное: Сборник/ У.Б. Йейтс. М.: Радуга, 2001. - 448 с.

16. Йейтс У.Б. Роза алхимии / У.Б. Йейтс. М.: ЭКСМО-Пресс, 2002. - 400 с.

17. Йейтс У.Б. Роза и Башня / У.Б. Йейтс. СПб.: Симпозиум, 1999. - 560 с.19:Аверинцев С.С. Аналитическая психология К,-Г. Юнга; и закономерности творческой фантазии / С.С. Аверинцев // Вопросы литературы. 1970: -№3. С. 113-143.

18. Бахтин М.М. Автор и герой: К философским основам гуманитарных наук / М М: Бахтин. СПб: Азбука, 2000. 336 с.

19. Бахтин М.М. Человек в мире слова. / М.М. Бахтин. М.: Изд-во Рос. открытого ун-та, 1995 - 139 с.

20. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества / М.М. Бахтин. М.: Искусство, 1986. 444 с.

21. Пройгмаи С.Н. Из лекции по исторической поэтике: Слоио и образ / С.I I. Бройтман. Тверь: 'Гвер. гос. ун-т, 2001. - 66 с.

22. Бройтман С.Н. К истории форм- лирическою высказывания' / С.Н. Бройтман // Проблема автора в художественной литературе: Межвуз. сб. науч. тр. Ижевск: УдГУ, 1993. - С. 52-69.

23. Бройтман С.Н. К проблеме субъектного синкретизма в устной народной лирике / С.Н. Бройтман // Литературное произведение и литературный процесс в аспекте исторической поэтики: Межвуз. сб. науч. тр. -Кемерово: КГУ, 1988. С. 23-32.

24. Бройтман С.Н. Проблема диалога в русской лирике 1 половины XIX века: Учеб. пособие но спецкурсу / С.Н. Бройтман. Махачкала: ДГУ, 1983. -80 с.

25. Бройтман С.Н. Русская лирика XIX начала XX века в свете исторической поэтики. Субъектно-образная структура / С.Н. Бройтман. -М.: РГГУ, 1997.-305 с.

26. Бройтман С.Н. Три концепции лирики (проблема субъектной структуры) / С.Н. Бройтман // Известия РАН, серия литература и язык. Т. 54. -1995. -№1.-С. 18-29.

27. Буддизм: словарь Абаева Л.Л. и др.. М.: Республика, 1992. - 285 с.

28. Гасиаров Б.М. Литерату рные лейтмотивы. Очерки русской литерату ры XX в. / Б.М. Гаспаров. М.: Наука, 1994. - 303 с.

29. Гаспаров М.Л. Метр и смысл: об одном из механизмов культурной памяти / М.Л. Гаспаров. М.: РГГУ, 1999. - 297 с.

30. Гсниутпеие И.-Г. Л. Поздняя поэзия У.Б.Йейтса: проблема метода: Авт. канд. филол. наук / И.-Г. Л. Гениушене. М., 1984. - 26 с.

31. ГенотР: Символика креста / Р: Генон. М.: Прогресс-Традиция, 2004. 704 е.

32. Генон Р. Символы священной науки / Р. Генон. М.: Беловодье; 2002. 496 с: 35 Генон: Рг Царство количества и знамения; времени; / Р. Генон> - М1:

33. Беловодье, 19941 295 с. 36: Гинзбург Л.Я. О лирике / Л.Я. Гинзбург. - М.: Интрада, 1997. - 414 с:

34. Голубович К О. Символ в поэзии У.Б.Йейтса: Дисс. канд. филол. наук / К.О. Голубович. М:, 1998: - 238 с.

35. Голубович К О: У.Б. Йейтс и западноевропейский канон / К.О. Голубович // Йейтс У.Б: Видение: поэтическое, драматическое, магическое: М., 2000. -С. 1-ХХХУ.

36. Грейвс:Р: Белая богиня: Избранные главы / Р. Грейве. СПб.: Амфора, 2000. 382с.

37. Гринцер ПА. Эпохи? взаимодействия литератур ^ Востока и Запада / Г1.А. Гринцер. М.: РГГУ, 1997. 50 с.

38. Дарвин М.Н. Русский лирический цикл: Проблемы истории: и теории: На; материале поэзии: 1 половины; 19 века7 М.Н. Дарвин. Красноярск: Изд-во Краснояр. ун-га. 1988. 137 с.

39. Дарвин M.l 1. Поэтика лирического никла («Сумерки» Е.А. Баратынского): Учеб. пособие/М.П. Дарвин. Кемерово: Кем ГУ, 1987. - 52 с.

40. Иванова О.М. Блок и Иейтс: мифолого-символические мотивы в драматургии / О.М. Иванова // Поэтический текст и текст культуры: Междуиар. сб. науч. тр. Владимир: Владим. гос. пед. ун-т, 2000. - С. 124-129.

41. Иопкис Г.Э. Концепция истории и ее воплощение в поэзии У.Б.Исйста (10-30е гг. XX века) / Г.Э. Ионкис // Времен связующая пить: Сб. науч. статей. Кшиенсв: Штнпица, 1981. - С. 118-133.

42. Испанские саги. Ирландский эпос (БВЛ Т.8). М.: Художественная литература, 1973. - 863 с.

43. Калыгин В.П. Язык древнейшей ирландской поэзии / В.П. Калыгин. М.: Наука, 1986. - 126 с.

44. Карельский A.B. От героя к человеку'. Два века западноевропейской литературы / A.B. Карельский. М.: Сов. писатель, 1990. - 397 с.

45. Кельты. Ирландские сказания под ред. JI. Володарской. М.: Арг-Флекс, 2000. -304 с.

46. Ксрлот Х.Э. Словарь символов Мифология. Магия. Психоанализ. / Х.Э. Ксрлот. М.: REFL-book, 1994. - 601 с.

47. Корман Б.О. Лирика и реализм / Б.О. Корман. Иркутск: Изд-во Иркуг. ун-га. 1986. 93 е.

48. Корнилова E.H. Мифопоэтическое сознание и мифопоэтика западноевропейского романтизма / E.H. Корнилова. Mi: ИМЛИ РАН: Наследие. 200U 447 с.

49. Косарев А.Ф. Философия; мифа: Мифология? и? ее эвристическая значимость: Уч. пособие для вузов / А.Ф. Косарев; М.: Университетская книга, 2000. - 304 с.

50. Косачева Е.В; Иейтс и Блейк: мистический язык и миф: Дисс. канд. (|)илол. наук / Е.В. Косачева. М„ 2002. - 247 с.

51. Кривина T.M. Нащюнальная мифология в драматургии В.Б.Иейтеа (Пьесы "Земля сердечных желаний" и "На мели Байли") / Г.М. Кривина // Литература и мифология: Сб; науч. статей; Л. 19751-С. 79-99:

52. Кружков Г.М. Будущее в; прошедшем; Уильям; Иейтс и? его Великое Колесо Возвращений / Г.М. Кружков /'/' Иейтс У.Б. Избранное: Сборник. М-Радуга, 2001; С. 13-27.

53. Кружков Г.М; Роза и Башня / Г.МГ Кружков Н Иейтс У\Б. Роза и Башня:-СПб.: Симпозиум, 1999. С. 5-37.

54. Кружков Г. М: Иейтс и русские поэты; XX века / Г.М: Кружков /7 Иейтс У.Б. Роза и Башня, СПб.: Симпозиум, 1999. С. 450-508;

55. Кэмибслл, Дж. Тысячеликий герои / Дж. Кэмпбелл. М.: РЕФЛ-бук, 1997.- 378 е.

56. Jlepy Ф:, Гюйонварх К.-Ж. Кельтская цивилизация / Ф. Л еру, К.-Ж. Гюйонварх. СПб.: Культур, инициатива, 2001. - 271 с.

57. Лосев А.Ф. Диалектика мифа / Л.Ф. Лосев. М.: Мысль, 2001. - 559 с.

58. Лотман Ю.М. О поэтах и поэзии: Анализ поэт, текста. Ст. и исслед. Заметки. Рецензии. Выступления / Ю.М. Лотман. СПб.: Искусство-СПБ, 1996.-846 с.

59. Мелетинскпй Е.М. Аналитическая психология и проблема происхождения архетнппческих сюжетов / Е.М. Мелетинский // Вопросы философии. -1991. -Лг>10. С. 41-47.

60. Мелетинский Е.М. Миф и двадцатый век / Е.М. M ел ein некий // Мелетинскии Е.М. Избранные статьи. Воспоминания. М.: РГГУ, 1998. -С. 419-426.

61. Мелетинскии Е.М. Миф и историческая поэтика фольклора / Е.М. Мелетинскии // Мелетинскии Е.М. Избранные статьи. Воспоминания. -М.: РГГУ, 1998.-С. 11-32.

62. Мелетинский Е.М. Мифологические теории XX века на Западе / Е.М. Мелетинскии // Вопросы философии. 1971. -№7. - С. 163-171.

63. Мелетинскии Е.М. О происхождении литературно-мифологических сюжетных архетипов; / Е.М. Мелетинскии // Литературные архетипы; и; универсалии: Сб.; науч.? тр. М:: Рос. гос. гуманитар, ун-т, 200 Г С 73120:

64. Мелетинский- Н.М. От мифа к лирике / Н.М. Мелетинский // Вопросы литературы. -1975: №11. С. 101-ЮЗ:

65. Мелетинский Е.М: От мифа к литературе: Учеб. пособие / Е.М. Мелетинскии: М.: РГГУ, 2000. - 167 с.

66. Мелетинский Е.М. Поэтика мифа / Е.М. Мелетинский. М.: Вост. лит., 1995. - 406с.

67. Мельнииер Г.З. Драматургическая- поэтика У.Б.Иейтса: Дисс. канд. филол, наук / Г.З. Мельницер. М. 1998. - 188 с.

68. Мифы народов мира. Энциклопедия: в 2-х т; гл. ред. С.А. Токарев.: М : Большая Российская энциклопедия, 2000.1-T.lt -672 с. Т.21 - 720 с.

69. Михайлов A.B. Языки культуры: Учеб. пособие по культурологии / A.B. Михайлов. М.: Языки рус. культуры: Кошелев; 1997. 909 с.

70. Можаева А. Миф в литературе XX века / А. Можаева // Художественные ориентиры: зарубежной литературы XX века: Сборник. М.: ИМ ЛИ РАН. 2002: С: 305-323:

71. Муратова Я. 10. Мифопоэтика в современном английском романе (Д. Барнс, A. Банегг, Д. Фаулз): Дпсс. канд. филол. наук / Я.Ю. Муратова. -М., 1999.-240 с.

72. Нестеров А. У.Б.Иейтс: Sub Rosa Mystica / А. Нестеров // Иейтс У.Б. Видение: поэтическое, драматическое, магическое. М.: Логос, 2000. - С. 599-617.

73. Осипова И.О. Поэмы М. Цветаевой 1920-х годов: проблема художественного мифологизма / И.О. Осипова. Киров: ВГПУ, 1997. -101 с.

74. Предаиия и мифы средневековой Ирландии под ред. Г.К. Косикова. М.: Изд-во МГУ, 1991.-284 с.87.11риходько И:С. Мифопоэтика А.Блока: Ист.-культ. и мифол. ком мент, к драмам? и i поэмам / И. С. Приходько. Владимир: Владим. гос. пед. ун-т. 1994: 132 с:

75. Руднев В.11. Прочь, от реальности: Исследования по философии текста; / В.П. Руднев. М.: Аграф; 2000. - 432 с.

76. Ряполова В.А. У.Б. Йейтс и ирландская?художественная культура, 1890-е1930-е гг. / В.А. Ряполова. М,: Наука, 1985. - 270 с.

77. Саруханян А.П. Вступ. статья к подборке стихов У.Б.Иейтса / А.П. Саруханян // Иностранная литература. 1986. - №1. - С. 91-93.

78. Саруханян А.П. Концепция жизнетворчества в поэзии У.Б.Иейтса и Блока / А.П. Саруханян // Вопросы филологии. 2001. - №1. - С.123-132.

79. Саруханян; А.П: Новое; мифотворчество: У Б.Йейтс и; Дж.Джойс / А.П1 Саруханян? /7 Художественные ориентиры зарубежной литературы XX века: М;: ИМЛИ РАН, 2002: С. 284-304:

80. Саруханян А.П. «Объятия судьбы»: прошлое и настоящее ирландской литературы / А.П. Саруханян. М:: Наследие, 1994. 222 с.

81. Саруханян А.П. Современная ирландская литература / А.П. Саруханян: -М : Наука. 19731 318 с.

82. СинпегЛ.П. Учение Будды: Сборник/ А.П. Сипнет. М.: Золотой пек, 1997. -325 с.

83. Телегин С.M Философия мифа. Ввел, в метол мифореставрации / С.М. Телегин. М.: Община, 1994. - 140 с.

84. Ти1пунипа Н.В. Театр У. Б.Иейтса и проблема развития западноевропейского символизма / Н.В. Тишунина. СПб.: Образование, 1994 -234 с.

85. Токарева Г.А. Миф в художественной системе У.Клейка: Авт. докт. филол. наук / Г.А. Токарева. Воронеж: ВГУ, 2005. - 37 с.

86. Топоров В.Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ. Исследования в области мифоноэтического / В.Н. Топоров. М.: Прогресс: Культура, 1994. - 621с.

87. Фрейденбсрг О.М. Миф и литература древности / О М. Фрейдснбсрг. -М.: Вост. лиг. РАН, 1998. 798 с.

88. Фрэзер Дж.Дж. Золотая ветвь: Исследование магии и религии / Дж.Дж. Фрэзер. М.: Лет, 1998. - 784 с.

89. Хализев В.Е. Мифология 19-20 веков и литература / В.Е. Хализев // Весгник Московского университета. Сер. 9. Филология. - 2002. 3. -С. 7-21.

90. Хализев В.Е. Теория литературы: Учеб. для студентов вузов / В.Е. Хализев. М.: Высш. школа, 2002. - 436 с.

91. Холл М. Г1. Энциклопедическое изложение масонской, герметической, каббалистической и розеикрепцеровской философии: в 2 т. / М. Г1. Холл. Новосибирск: Наука, 1992. - Т. 1. - 368с. - Т. 2 - 440 с.

92. Хорольский В.В. Поэзия Англии и Ирландии рубежа XIX-XX веков / В.В. Хорольский. Киев: Наук, думка, 1991. - 131 с.

93. Хорольский В.В. Традиции английского романтизма в мировоззрении и творческом методе У.Б.Иейтса / В.В. Хорольский // Переходные эстетические явления в литературном процессе XVIÍI-XX веков: Со науч; тр. М:: МГ11И. 1981. - С. 125-140.

94. Хорольский; В.В: Эстетизм и символизм в поэзии Англии; и Ирландии рубежа; XIX-XX веков / В.В. Хорольский: -- Воронеж: Изд-во ; Воронеж: гос. ун-та, 1995: 142 с:

95. Хюбнер К. Истина мифа / К. Хюбнер. М.: Республика, 1996. 447 с.

96. Чухно В. Ирландский дух, окутанный туманом кельтских саг / В. Чухно // Йейтс У .Б. Роза алхимии. М. ЭКСМО-Пресс, 2002. С. 5-25.

97. Шарыпииа Т.Л. Проблемы мифологизации и зарубежной литературе XIX- XX некой: Материалы спецкурса / Т.Д. Шарыпипа. П.Новгород: Изд-во Нижегор. ун-та, 1995. - 111 с.

98. Шевариадзе Н.Э. Проблема "имперсональности" и творчестве У.Б.Иейтса: Авт. канд. филол. наук / П.Э. Шевариадзе. Тбилиси, 1984.- 16 с.

99. Широкова Н.С. Культура кельтов и нордическая традиция античности / Н.С. Широкова. СПб.: Евразия, 2000. - 352 с.115: Элиаде М. Аспекты мифа / М. Элиаде. М.: Акад. проект, 2001. - 239 с.

100. Элиаде М. Вавилонская космология и алхимия / М. Элиаде // Элиаде М. Азиатская алхимия: Сборник. М.: Янус-К, 1998. - С. 77-139.

101. Элиаде М. Кузнецы и алхимики / М. Элиаде // Элиаде М. Азиатская алхимия: Сборник. М.: Япус-К, 1998. - С. 140-269.

102. Элиаде М. Мефистофель н аидрогнп / М. Элиаде // Элиаде М. Азиатская алхимия: Сборник. М.: Яиус-К, 1998. - С. 324-478.

103. Элиаде М. Миф о вечном возвращении: Избранные сочинения / М. Элиаде. М.: Ладомир, 2000. - 414 с.

104. Элиаде М. Миф о воссоединении / М. Элиаде // Элиаде М. Азиатская алхимия: Сборник. М.: Янус-К, 1998. - С. 273-323.

105. Элиаде М. Образы и символы / М. Элиаде // Элиаде М. Миф о вечном возвращении. М.: Ладомир, 2000. - С. 127-247.

106. Элиаде М. Священное и мирское / М. Элиаде // Элиаде М. Миф о вечном возвращении. М.: Ладомир, 2000. - С. 251-356.

107. Элиаде М. Тайные общества. Обряды инициации и посвящения / М. Элиаде. М.: София: Гелиос, 2002. - 351 с.124; Энциклопедия! символизма: Живопись, графика т скульптура;-. Литература. Музыка Ж. Кассу, П. Брюнель и др.}. М.: Республика;. 1998. 429 с.

108. Юнг К.Г. Архетип и символ / К.Г. Юнг. М.: Ренессанс, 1991. 304 с.

109. Юнг К.Г. Собрание сочинений: в 19 г. ТЛ5: Феномен духа в искусстве и науке / К.Г. Юнг. - М.: Ренессанс, 1992. - 320 с.

110. Ямпольский М Б. К символике водопада / М.Б. Ям польский // Символ в системе культуры: Груды по знаковым системам. Тарт>г: ТГУ, 1987. -С. 26-41.128: Adams, Joseph Yeats and the Masks of Syntax / J. Adams. London &

111. Basingstoke: Macmillan, 1984. viii, 11 Ip. 129: Adams,. Hazard" Blake and^ Yeats: The Contrary Vision / H. Adams. NY:

112. Russell & Russell, 1968. xvii, 328 p. 130; Albright, Daniel The Myth Against; Myth: a Study of Yeats's Imagination in Old Age / D: Albright, London: Oxford Univ. Press, 1972. ix, 195 p.

113. Armstrong, Tim Giving Birth to Oneself: Yeats's late sexuality / T. Armstrong // Yeats Annual №8 eel. by W. Gould. London: Macmillan, 1991.- P. 39-50.

114. Baldick, Chris Concise Dictionary' of Literary Terms / Ch. Baldick. Oxford Univ. Press, 2001. -x, 280 p.

115. Berryman, Charles W.B.Yeats: Design of Opposites / Ch. Bcrryman. NY: Exposition Press, 1967. - 149 p.

116. Bhargava, Ashok The Poetry of W.B.Yeats: Myth and Metaphor / A. Bhargava. New Delhi: Arnold-Heinemann, 1979. - 260 p.

117. Bodkin M. Archetypal patterns in poetry. Psychological studies of imagination / M. Bodkin. NY: AMS Press, 1978. - xiv, 340 p.

118. Bogan, Louise William Butler Yeats / L. Bogan // The Atlantic Monthly. -May. 1938. - William Butler Yeats; Volume 161, No. 5 - P. 637-644.

119. Bohlmann, Otto Yeats and Nietzsche: an exploration of major Nietzschean echoes in the writings of W.B. Yeats / O. Bohlmann. Totowa, N.J.: Barnes & Noble Books, 1982."- xviii, 222 p.

120. Bornstein, George Poetic Remaking: the Art of Browning, Yeats, and Pound / G. Bornstein. University Park: Pennsylvania State Univ. Press, 1988: - xi, 164 p.

121. Bornstein, George Yeats and the Greater Romantic Lyric / Romantic and Modem: Revaluations of Literary Tradition ed. by G. Bornstein. -Pittsburgh: Univ. of Pittsburgh Press, 1977. P.89-118.

122. Bornstein, George Yeats and Shelley / G. Bornstein. Chicago: Univ. of Chicago Press, 1970. - xv, 239 p.

123. Cowell; Raymond W.B.Yeats / R Cowelll London: Evans Bros, 1969: -160 p.

124. Daiches, David; Yeats's Earlier Poems: Some Themes and Patterns / D: Daiches /7 Daiches D. More Literary Essays. Edinburgh, London: Oliver & Boyd. 1968. P. 133-149.

125. Davics, John The Celts: Prehistory to present day / J. Davies. London: Cassell&Co, 2001. - 192 p.

126. Donoghue, Denis William Batler Yeats / D. Donoghue. Fontana: Collins, 1971 ,-xiii, 160 p.

127. Dougherty, Adelvn A Study of Rhythmic Structure in the Verse of W.B.Yeats / A. Dougherty. The Hague: Mouton, 1973. - 135 p.

128. Eddins, Dwiglit Yeats: The nineteenth century matrix / D. Eddins. The University of Alabama Press, 1971. - x, 173 p.

129. Eliot T.S. The Sacred Wood: Essays on Poetry and Criticism. Barnes & Noble 1960.-171 p.

130. Eliot T.S. Yeats / T.S. Eliot // Yeats: A Collection of Critical Essays ed. by J. Untcrccker. Englcwood Cliffs, N.J.: Prentice-Hall, 1963. - P. 13-24.

131. Ellis, Peter Bcrrcsford A Dictionary of Irish Mythology / P.B. Ellis. London: Constable, 1987.-240p.

132. Ellmann, Richard The Identity of Yeats / R. Ellmann. NY: Oxford Univ. Press, 1954.-ix, 343 p.

133. Ellmann, Richard Yeats: The Man and The Masks / R. Ellmann. NY: Norton, 1979: - xxviii, 336 p.

134. Fairy and folk tales of Ireland ed. by W.B.Yeats. Gerrards Cross: Colin Smythe, 1995. - xxvi, 390p.

135. Fiedler, Leslie Archetype and Signature (The Relationship of Poet and Poem) / L. Fiedler // Myths and Motifs in Literature, ed. by D. J. Burrows, F. R. Lapidcs, etc.. NY: Free Press, 1973. - P. 25-41.

136. Flannery, Mar}' Catherine Yeats and Magic: The earlier works / M.C. Flannery. Gerrards Cross: Smythe, 1977. - 165 p.

137. Fletcher, Ion; W.B: Yeats and His Contemporaries / L Fletcher: NY: StMartin's Press. - x, 350 p.

138. Foster, Roy F: W.B.YEATS: A Lite. V. 1: The apprentice mage (18651914) / R.F. Foster. NY: Oxford Univ. Press, 1998. xxxi. 640 p.

139. Frcyer, Grattan W.B.Yeats and the Anti-democratic Tradition / G: Freyer. -Dublin: Gill & Macmillan: Totowa, N.J.: Barnes & Noble, 198 \ . -x, 143 p.

140. Good, Maeve W.B.Yeats and the Creation of a Tragic Universe / M. Good! -Houndmills, Basingstoke, Hampshire: Macmillan, 1987. ix, 176 p.

141. Gorski, William T. Yeats and Alchemy / W. T. Gorski. Albany. NY: State Univ. of New York Press, 1996. xv, 223 p.

142. I lenn, T.R. The Lonely Tower: Studies in the poetry of W.B.Yeats / T.R. I Ienn, London: Methuen; NY: Barnes & Noble, 1969. - xxiv, 375 p.

143. Hoffman, Daniel Barbarous Knowledge: Myth in the Poetry of Yeats / D. Hoffinan. NY: Oxford Univ. Press, 1967. - xvi, 266 p.

144. Holdridge, Jefferson Those mingled seas: The poetry of W.B.Yeats, the Beautiful- and the Sublime / J. Holdridge. Dublin: Univ. College Dublin Press, 2000. - x, 258 p.

145. Hone, Joseph W.B. Yeats / J. Hone. London: Macmillan & Co, 1942. - ix, 503 p.

146. Hough, Graham The Mystery Religion of W. B. Yeats / G. Hough. Brighton, Sussex: Harvester Press; Totowa, N.J.: Barnes & Noble, 1984. - 129 p.

147. Hough, Graham W.B.Yeats: A Study in Poetic Integration / G. Hough // Hough, G. Selected Essays, NY: Cambridge Univ. Press, 1978. P. 144-172.

148. The Integrity of Yeats ed. by Denis Donoghue. Cork: Mercier Press, 1964. -70 p.

149. Jakobson, Roman; Rudy, Stephen Yeats's "Sorrow of Love" Through the Years / R. Jakobson, R. Stephen. Lisse: Peter de Ridder Press, 1977. - 55 p.

150. Jeffares, A. Norman A Commentary on the Collected Poems of W.B.Yeats / A.N. Norman. Stanford, California: Stanford Univ. Press, 1968. - xxxii, 563 P

151. Jeffares, A. Norman W.B. Yeats, man and poet / A.N. Norman. NY: St. Martin's Press, 1996. - x, 338 p.

152. Jones, James Land Adam's Dream: Mythic Consciousness in Keats and Yeats / J.L. Jones. Athens: Univ. of Georgia Press, 1975. - xiii, 226 p.

153. Kearney, Richard Transitions Narratives in Modern Irish Culture / R. Kearney. Manchester, UK: Manchester Univ. Press, 1988: 318 p.

154. Kenner. Hugh A Colder Eye: The modern Irish writers / H. Kenner. London: A: Lane, 1983:xiv, 3011 p.181: Kermode, Frank; Hollander. John» Modern British Literature / F. Kermode, J.

155. Kline. Ann Arbor, Michigan: UMl Research Press, 1983. - xii, 199 p. 184: Komesu, Okifumi The Double Perspective of Yeats's Aesthetic / O. Komesu. - Gerrards Cross, Bucks: Colin Smythe; Totowa; N.J.: Barnes & Noble Books, 1984. - 200 p.

156. Lady Gregory (Gregory, Augusta) Gods and fighting men / A. Gregory: -Gerrards Cross: Colin Smythe, 1999; 370 p.

157. Levine, Bernard The dissolving image: the spiritual-esthetic development of W.B.Yeats / B. Levine. Detroit: Wayne State Univ. Press, 1970. 180 p.

158. Liebregts P.Th. Maude Gonne's Centaurs in the Twilight: W.B. Yeats's Use of the Classical Tradition /' P.Th. Liebregts. Amsterdam, Atlanta: GA: Rodopi; 1993. 539 p.

159. Lynch, David Yeats: The Poetics of the Self / D. Lynch. Chicago: Univ. of Chicago Press, 1979. - ix, 240 p.

160. Maddox, Brenda Yeats's Ghosts ( The Secret Life of WBY) / B. Maddox. -NY: Harper Collins Publishers, 1999. xviii, 474 p.

161. MacNeice, Louis The Poetry of W.B.Yeats / L. MacNeice. London, NY: Oxford Univ. Press, 1941. -xi, 242 p.

162. Marcus, Phillip L. Yeats and the Beginnig of the Irish Renaissance / P.L. Marcus. Ithaca: Cornell Univ. Press, 1970. - xi, 298 p.

163. Meir, Colin The Ballads and Sonus of W.B.Yeats: The Amilo-Irish Heritaize in Subject and Style / C. Meir. London: Macmillan, 1974. - viii, 141 p.

164. Melchiori, Giorgio The Whole Mystery of Art: Pattern into Poetry in the Work of W.B.Yeats / G. Melchiori. London: Routledge & Paul, 1960. - 360 P

165. Modernism 1890-1930 ed. by M. Bradbury & J. McFarlane. London: Macmillan, 1986.-683 p.

166. Moore, Virginia The Unicom: W.B. Yeats's Search for Reality / V. Moore. -NY: Octagon Books, 1973. xix, 519 p.

167. Murphy, Frank Hughes Yeats's Early Poetry: The quest for reconciliation / F.H. Murphy. Baton Rouge: Louisiana State Univ. Press, 1975. - ix, 172 p.

168. Myth and Reality in Irish Literature ed. by J. Ronsley. Waterloo, Ont.: Wilfrid Lauricr Univ. Press, 1977. - xiv, 329 p.

169. Myth, Symbol, and Reality ed. by A. M. Olson. Notre Dame, Ind.: Univ. of Notre Dame Press, 1980. - xiv, 189 p.

170. Perloff, Maijorie Rhyme and meaning in the poetry of Yeats / M. Perloff. . -The Hague: Mouton, 1970 249 p.

171. Pritchard, William H: The; Uses of Ycats's Poetry / W.T. Pritchardi// Twentieth-Century Literature in Retrospect ed. by R. A. Brower. -Cambridge: Harvard Univ. Press, 197 V. P. 111-132.

172. Raine, Kathleen Yeats the Initiate: Essays on certain themes in the work of W.B.Yeats / K. Raine. Mountrath, Ireland: Dolmen Press; Eondon: G. Allen & Unwin, 1986. xxiv, 449 p.

173. Raine, Kathleen Yeats, the Tarot and the Golden Dawn / K. Raine. Dublin: Dolmen Press, 1976. - 78 p.

174. Richards, Bernard English Poetry of the Victorian Period, 1830-1890 / B. Richards. London & New York: Longman, 1988. - xi, 319 p.

175. Sarkar, Subhas Eliot and Yeats: A Study / S. Sarkar. Calcutta: Minerva, 1978. - viii, 156 p.

176. Schricker, Gale С. A New Species of Man / G.C. Schricker. Lewisburg: Bucknell Univ. Press, 1982. - 214 p.

177. Seiden, Morton Irving William Butler Yeats: the poet as a mythmaker / M.I. Seiden. NY, Cooper Square Publishers, 1975. - xiv, 397 p.

178. Seward, Barbara The symbolic Rose / B. Seward. NY: Columbia Univ. Press, 1960.-233 p.

179. Shaw, Priscilla Washburn Rilke, Valery and Yeats: The Domain of the Self/ P.W. Shaw. New Brunswick, NJ.: Rutgers Univ. Press, 1964. - xiv, 278 p.

180. Sila, Josef Mystical Aspects of WBYeats' Poems & Life / J. Sila // The Atlantic Monthly. May. - 1938. - William Butler Yeats; Volume 161, No. 5 - P. 432-438.

181. Smith, Peter Alderson W.B.Yeats and the Tribes of Danu: Three views of Ireland's Fairies / P.A. Smith. Gerrards Cross, Bucks: Colin Smythe; Totowa, N.J.: Barnes & Noble Books, 1987. - 350 p.

182. Spivak, Gavatri Chakravorty Mvself Must I Remake: The Life and Poetry of W.B:Yeats / G.Ch. Spivak. NY: Crowell, 1974. - vii, 20 Г p.

183. Stanfield. Paul? Scotf Yeats and^ Politics in the 1930s 7 P.S; Stanfield. NY: St.Martin^s Press. 1988: x, 227 p:

184. Tate, Allen Yeats' Romanticism / A. Tate // Yeats: A Collection of Critical Essays ed. by J. Unterecker. Englewood Cliffs, N.J.: Prentice-Hal I, 1963. -P. 158-167.

185. Tindall; William York The Symbolism of W.B:Yeats / W.Y. Tindall // Yeats: A Collection of Critical Essays ed: by J. UntereckerJ. Englewood Cliffs, N.J.: Prentice-Hall, 1963. - P: 168-173.

186. Thuente, Mary Helen W.B.Yeats and Irish Folklore / M:H. Thuente. Totwa, N.J.: Barnes & Noble Books, 1981. - x, 286 p.229: Ueda, Makato Zeami; Basho, Yeats, Pound: A Study in Japanese and English poetics/M. Ueda. -The Hague: Mouton, 1965: 165 p.

187. Unterecker, John Faces and False Faces / J. Unterecker // Yeats: A Collection of Critical Essays ed. by J. Unterecker., Englewood Cliffs, N.J.: Prentice-Hall, 1963.-P.1-12.

188. Urc, Peter Towards a Mythology: Studies in the Poetry of W.B.Yeats / P. Ure. NY: Russell & Russell, 1967. - 123 p.

189. Ure, Peter Yeats / P: Urc. Edinburgh: Oliver & Boyd, 1963. - 129 p.

190. Veeder, William R. W.B: Yeats: The Rhetoric of Repetition / W.R. Veeder. -Berkeley: Univ. of California Press, 19681 56 p.

191. Vendler, Helen Technique in the earlier poems of Yeats / H. Vendler // Yeats Annual № ed. by W. Gould. London: Macmillan, 1991. - P. 18-25.

192. Wales, Kathleen Review on Joseph Adams's Yeats and the Masks of Syntax, London, 1984 / K. Wales // Yeats Annual №5 ed. by W. Gould. London: Macmillan, 1987. - P. 45-59.

193. Wilson Francis A C. W.B.Yeats and Tradition / F.A.C. Wilson. London: Gollancz, 1958:-286 p.

194. Young, Dudley Out of Ireland: A Reading of Yeats' Poetry / D: Young. -Cheadle: Carcanet Press, 1975. 169 p.