Мифопоэтика советской массовой музыкальной культуры

Лелеко, Вера Витальевна

автореферат диссертации по культурологии, специальность ВАК РФ 24.00.01
диссертация на тему: Мифопоэтика советской массовой музыкальной культуры

Год: 2011
Автор научной работы: Лелеко, Вера Витальевна
Ученая cтепень: кандидата культурологии
Место защиты диссертации: Санкт-Петербург
Код cпециальности ВАК: 24.00.01

Диссертация по культурологии на тему 'Мифопоэтика советской массовой музыкальной культуры'

Полный текст автореферата диссертации по теме "Мифопоэтика советской массовой музыкальной культуры"

На правах рукописи

Лелеко Вера Витальевна

Мифопоэтика советской массовой музыкальной культуры (вторая половина 1950-х - начало 1980-х годов)

Специальность 24.00.01 - теория и история культуры

4691

Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата культурологии

1 9 МАЙ 2011

Санкт-Петербург - 2011

4846914

Работа выполнена на кафедре теории и истории культуры Санкт-Петербургского государственного университета культуры и искусств

Научный руководитель

доктор философских наук, профессор Иконникова Светлана Николаевна

Официальные оппоненты

доктор философских наук, профессор Набок Игорь Леонтьевич

кандидат философских наук, доцент Плебанек Ольга Васильевна

Ведущая организация Санкт-Петербургская государственная консерватория им. Н. А. Римского-Корсакова

Защита состоится 19 апреля 2011 года в 14 часов на заседании диссертационного совета Д 210.019.01 в Санкт-Петербургском государственном университете культуры и искусств по адресу: 191186, Санкт-Петербург, Дворцовая наб., 2.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Санкт-Петербургского государственного университета культуры и искусств

Автореферат разослан ............... 2011 года

Ученый секретарь

диссертационного совета доктор философских наук профессор

Е. С. Протанская

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность исследования определяется рядом факторов. Массовая культура является в XX и XXI вв. все более расширяющейся сферой мировой культуры. Россия с внедрением рыночных отношений и установлением новых отношений с западной культурой оказывается включенной в процесс массовизации культуры, имеющий как позитивные, так и негативные стороны. В этом процессе скрещиваются два потока. Один - идущий с Запада, другой - выросший на основе отечественной традиции и уходящий в своих истоках в русскую культуру XIX в. Эта традиция не прерывалась и в советское время, хотя массовая культура в тот период имела соответствующее идеям времени содержание, определяющиеся политическим устройством общества формы и способы функционирования. Понимая значимость отечественной истории массовой культуры для современной России, исследователи начинают все чаще обращаться к ее изучению, переосмыслению с новых идейных и теоретических позиций. Это относится и к массовой музыкальная культуре, которая была, особенно в жанре массовой песни, зеркалом умонастроений того или иного периода советской истории, своего рода визитной карточкой эпохи.

Важной составляющей содержания массовой культуры является ее мифологический уровень. В массовом искусстве он проявляется как мифопоэтиче-ский. Осмысление идейно-образного содержания советской массовой музыкальной культуры с точки зрения содержащейся в ней мифологии, исследование ее мифопоэтики представляет собой актуальную задачу современного отечественного гуманитарного знания. Обращение к этой проблематике открывает возможность более полного восстановления картины советской массовой музыкальной культуры, раскрытия новых граней общественного сознания, запечатленной в ней ментальности эпохи.

Степень разработанности проблемы имеет разные уровни в зависимости от направления и тематики исследований. Наибольшее количество работ посвящено общим вопросам возникновения, развития и современного состояния массовой культуры. Начало ее изучения было положено в XIX в. Г. Тардом, Г. Лебоном на Западе, Л. Н. Войтоловским, Н. К. Михайловским в России. Накопленные идеи и теории, обновлявшиеся в ходе истории в связи с изменением как самой массовой культуры, так и общественных условий ее функционирования, были проанализированы в современных историографических исследованиях. Из работ последнего времени выделяются широтой охвата материала и обстоятельностью анализа труды М. А. Хевеши, А. В. Костиной, Н. Н. Суворова, в которых основное внимание уделяется западным теориям, и В. Г. Лебедевой, реконструировавшей как историю развития массовой культуры в России и СССР до 1930-х гг., так и отечественную историографию проблемы.

ных обществ. О ней идет речь у К. Поппера («Открытое общество и его враги»), X. Арендт («Истоки тоталитаризма»); Э. Фромма («Бегство от свободы») и др. После Второй мировой войны западное общество окончательно превращается в общество потребления с соответствующими массовой культурой и мифологией. Ее анализу посвящены: «Диалектика Просвещения» М. Хоркхаймера и Т. В. Адорно, в которой западноевропейская рациональность и вера в разум как основная посылка Просвещения объявляются мифом, а массовизация культуры оказывается неизбежно связанной с ее мифологизацией; «Мифологии» Р. Барта, раскрывающей механизмы мифологизация любого факта или артефакта западной культуры, попадающего в публичное пространство через средства массовой информации; «Система вещей» Ж. Бодрийяра, показавшего, что современное западное общество отчуждено от реальности и реального потребления системой знаков, что потребление программируется с помощью «систематического манипулирования знаками» и становится потреблением брендов.

Из работ отечественных авторов не утратила своего значения монография В. П. Шестакова «Мифология XX века: критика теории и практики», в которой анализируются имиджи и стереотипы массовой культуры, реклама, отдельные жанры массового искусства. А. Я. Флиер рассматривает социальные основания массовой культуры, ее функцию передачи смыслов профессиональной культуры обыденному сознанию («Культурология для культурологов»), И. В. Кондаков акцентирует внимание на таком важном для отечественной культуры в целом, массовой культуры и ее мифопоэтики феномене как ментальное единство русской культуры. («Культурология: история культуры России»), С. Г. Кара-Мурза в «Советской цивилизации» пишет, в частности, о «мире символов» советской культуры, ключевых идеях советской идеологии, разделявшихся массовым сознанием, и их разрушении постепенно созревающим антисоветским мышлением. Научная литература постсоветского времени активно разрабатывает проблемы идеологии и мифологии массовой культуры, в том числе советской, но по большей части - постсоветской. Соответствующий раздел имеется в монографии А. В. Костиной («Массовая культура как феномен постиндустриального общества». Изд. 2-е. гл. 4). Современный вариант интерпретации элитарного и массового сознания предлагает Н. Н. Суворов («Элитарное и массовое сознание в культуре постмодернизма»). В. Г. Лебедева реконструирует отечественную традицию изучения массовой культуры, говорит об отрицательной оценке массовой культуры, распространяющей потребительскую психологию в ущерб нравственности. («Судьбы массовой культуры в России. Вторая пол. XIX - перв. треть XX в.») Л. А. Булавка указывает на близость советской идеологии религиозной вере, которая в позднесоветскую эпоху ослабевает и уходит в прошлое. Е. Г. Соколов констатирует, что советская действительность вся была пронизана «зонами мифологического напряжения» («Имитация истории и риторические фигуры советской мифологии» // Метафизические исслед. Вып. 2. История). Системный охват разных аспектов советской культуры, в том числе ее идеологии, осуществлен в материалах конференций о советской культуре, проведенных Балтийским гос. техн. университетом «Военмех» (2000,2003,2008,2010 гг.)

Важным для исследования современной мифологии массовой культуры, являются два аспекта. Первый касается обнаружения в современных мифологиях рудиментов архаических мифологий, которые могут быть основой современных мифологических сюжетов, образов, символов и т. п. Более того, архаика не исчезает и в атеистическом мировоззрении, «религия и мифология «скрыты» в глубине подсознания» современных атеистов (М. Элиаде «Священное и мирское»). Из отечественных ученых о возможности сохранения «некоторых особенностей» мифологического мышления в массовом сознании XX в. писал Е. Мелетинский («Миф и XX век»). Второй аспект - подход к мифу как определенному типу мышления о мире и человеке, воплощение этого мышления в разных языках: разговорном, языке ритуала, искусства, различных образах, символах, знаках и т. п. Этот тип мышления характерен не только для мифа, но и для искусства, что обусловлено их общим генезисом.

Мысль о генетической связи мифологического и поэтического, мифологии и поэзии, их сходстве является традиционной в мировой науке о мифе. Различные аспекты этой связи и общности, а также различий между ними анализирует А. Ф. Лосев в «Диалектике мифа» Идея изначальной связи мифологии и литературы, наличия общего для мифа и искусства образного способа воплощения представлений и идей положена в основу «Поэтики мифа» Е. Мелетинского. Производный от «поэтики мифа» термин «мифопоэтика» распространился в научных публикациях о мифе и литературе. В. Н. Топоров в работе «Миф. Ритуал. Символ. Образ: исследования в области мифопоэтического» употребляет термин «мифопоэтическое» как мифологическое, содержащееся в литературном произведении, его «мифопоэтический слой». Близкое этому понимание «мифопоэти-ки» содержится в работах Е. Г. Романовой («Мифопоэтика советской драматургии 1920-х годов»), X. Костова («Мифопоэтика Андрея Платонова в романе "Счастливая рука"») и др. Термин «мифопоэтика» может относиться и к нескольким видам искусства целой эпохи (И. А. Кребель «Мифопоэтика Серебряного века»).

В самом общем значении «мифопоэтика» понимается как наличие мифологического содержания в образах искусства, прежде всего поэтического. «Ми-фо-» фиксирует связь с мифологией, «-поэтика» предстает как поэзия и - шире -поэтическое, одухотворенно-образное начало, присущее литературе и другим видам искусства. Кроме того, «поэтика» как литературный и эстетический термин отсылает к системе выразительных средств произведения искусства, творчества художника, художественного направления, вида искусства и т. п., к той составляющей образа, которая создается художественной формой. Близость понятий «поэзия» и «поэтика» позволили Д. С. Лихачеву назвать свое исследование о семантике садово-парковых стилей «Поэзия садов». В нем стили садово-паркового искусства рассматриваются в контексте эстетических идей и художественной практики эпохи, ее «господствующей семантики».

время. В статье X. Гюнтера «Поющая Родина» массовая песня 30-х гг. показана как «концентрат советской мифологии». Е. О. Гранцева утверждает, что мироощущение эпохи 30-х гг. и ее мифы массовая песня передала с полнотой, недоступной другим сферам культуры, что обращение к массовой песне открывает возможность понимания многих современных проблем («Нам песня строить и жить помогает (о сов. массовой песне и мифологии тоталитаризма»).

Отечественная массовая музыкальная культура, особенно песня, нуждается в продолжении и углублении культурологического исследования, способного выявить и проанализировать ее мифопоэтику.

Объект исследования: советская массовая культура второй половины 1950-х -начала 1980-х годов.

Предмет исследования: мифопоэтика советской массовой музыкальной культуры середины 1950-х - начала 1980-х годов.

Цель работы: исследование мифопоэтических образов и духовных смыслов советской массовой музыкальной культуры на примере массовой, эстрадной и бардовской песни середины 1950-х - начала 1980-х годов. Достижение поставленной цели предполагает решение следующих задач:

- проанализировать особенности массовой культуры XX века и уточнить своеобразие советской массовой культуры;

- исследовать идейно-образные смыслы советской массовой культуры;

- раскрыть содержание идей и мифов субкультур советского общества второй половины 1950-х - начала 1980-х годов;

- определить место песни в совокупности жанров массовой музыкальной культуры;

- рассмотреть особенности мифопоэтики советской массовой и эстрадной песни;

- выявить и раскрыть смысл основных мифопоэтических образов бардовской песни.

Научная новизна работы состоит в том, что в ней

- выявлены жанры песенного творчества, которые наиболее полно представляют советскую массовую музыкальную культуру;

- советская массовая, эстрадная и бардовская песня представлены как мифопо-этический текст и подвергнуты комплексному культурологическому анализу;

- проанализирована мифопоэтика массовой и эстрадной песни, раскрыта ее связь как с архаической мифологией, так и с советскими идейно-образными комплексами, официальными и личностными;

- выявлены и проанализированы основные образы, темы, мифологемы бардовской песни, показано их сходство и различие с содержанием массовой и эстрадной песни;

- разнообразие мифопоэтического содержания советского песенного творчества соотнесено с усилившимися во второй половине 1950-х - начале 1980-х гг. процессами культурной дифференциации советского общества, развитием субкультур;

- в научный оборот в качестве предмета культурологического анализа введена репрезентативная выборка из 324 песен второй половины 1950-х - начала

1980-х гг., в том числе 176 образцов массовой и эстрадной песни и 148 примеров бардовской песни.

Положения, выносимые на защиту:

1. Идеи и образы советской массовой культуры, их семантика определялись идеологией. Идеологические постулаты, конструкции становились достоянием масс посредством лозунгов, плакатов, образов искусства, среди которых самыми действенными были образы кино и массовых музыкальных жанров. Образный язык искусства адаптировал идеологию, предъявляя ее массовому сознанию в мифопоэтической форме. Эта трансформация облегчалась наличием в массовом сознании элементов архаической мифологии. Искусство благодаря своей мифопоэтической природе было также незаменимым инструментом запечатления общественных, групповых и личностных умонастроений и чувств, своего рода барометром духовного климата, ментальных структур эпохи. В наибольшей степени способностью фокусировать социально-психологическое состояние общества обладает музыка, особенно связанная со словом.

2. Советская массовая музыкальная культура представлена рядом музыкальных жанров: песней, рок-музыкой, музыкой вокально-инструментальных ансамблей (ВИА), песенно-танцевальными жанрами, рок-оперой, мюзиклом. Особый статус песни (массовой, эстрадной и бардовской) в комплексе этих жанров определялся тем, что именно песня, ее мифопоэтические образы обладали способностью объединять и сплачивать людей. Кроме того, другие массовые музыкальные жанры либо содержат песню в качестве основы (как рок и музыка ВИА), либо имеют в своем составе аналогичные песне и связанные с ней генетически формы (арии и другие вокальные соло в рок-опере, мюзикле, оперетте). Это позволяет говорить о песне как основном, ведущем жанре массовой музыкальной культуры.

3. Мифопоэтика советской массовой и эстрадной песни второй половины 50-х - начала 80-х гг. нашла воплощение как в ее поэтическом тексте, так и в музыке. На качество и содержание текста значительное влияние оказал расцвет поэзии, массовое увлечение ею в конце 50-х - первой половине 60-х гг. и движение авторской (бардовской) песни. В поэзию, в том числе песенную, ворвался свежий ветер перемен, надежд, которыми была наполнена общественная атмосфера 60-х гг. Песня обратилась к актуальным для широкого слушателя темам и проблемами современности. На первый план в ней выдвинулось разнообразие повседневной жизни, личностные взаимоотношения и чувства «простых людей» (дружба, любовь), романтика странствий, походов, освоения новых мест и др. Именно эти темы подвергались поэтической мифологизации. Показательны в этом отношении «хиты» 60-х, звучавшие в каждом доме, имевшие миллионные тиражи записей: «Ландыши» О. Фельцмана - О. Фадеевой в исполнении Г. Великановой, «Черный кот» Ю. Саульского - М. Танича в исполнении Т. Миансаровой и др.

4. Неотъемлемой составляющей поэтики массовой и эстрадной песни была музыка, которая запечатлевала ритмоинтонации времени, переводила на свой язык господствующее мироощущение эпохи. Если в 30-е - 50-е гг. господствующими жанрами были гимн и марш, то в 60-е - 70-е - вальс, лирическая

песня, часто на ритмической основе вальса или в духе русской протяжной песни. Новые темп и ритм жизни входят, в частности, с твистом, песнями на основе его ритма, получившими массовую популярность. Душой же песни по-прежнему оставалась мелодия, которая, в случае творческой удачи композитора и исполнителя, легко запоминалась и жила самостоятельной жизнью в массовом сознании и бытовом исполнении. Все большее значение по мере выдвижения на первый план эстрадной песни с ее сложным поэтическим и музыкальным образным миром приобретала фигура певца-исполнителя, в сценическом имидже которого и поэтически-музыкальных образах воплощалась высокая значимость личности, индивидуальности.

5. Вариативности и разнообразию мифопоэтических моделей способствовали усилившиеся процессы культурной дифференциации общества, формирования новых субкультур. В субкультуре «шестидесятников» на первый план выдвигались ценность личности и свобода творчества. Эта субкультура представлена литературной прозой, искусством кино, музыкальным авангардом, бардовской песней и новой («стадионной») поэзией, которая нередко становилась литературной основной массовой и эстрадной песни.

6. Советскую массовую и эстрадную песню дополняла, а отчасти противостояла ей песня бардовская, которая в еще большей степени несла новые идеи, стандарты жизни и новые формы общения с аудиторией. Ее культурное своеобразие и мифопоэтика определялись как содержанием поэтического текста и его музыкальным сопровождением, так и сценическим имиджем автора-исполнителя, который демонстрировал возможности творческой свободы и самовыражения, доступные каждому. Общественную значимость свободного творчества подтверждал движение клубов самодеятельной песни, объединявшее сотни тысяч людей («Грушинский фестиваль авторской песни» и др.) Обращаясь к тем же темам, что и массовая, и эстрадная песня (Родины, дороги, любви и др.) поющие поэты были более свободны и близки к жизненным реалиям, раскрывали их более полно и многопланово, не обходя проблемы и «острые углы». В этом проявлялся общий настрой бардовской поэзии, выразивших стремление «шестидесятников» к свободе и правде. Музыкальная составляющая бардовской песни, обычно невысоко оценивающаяся, тем не менее вносила свой вклад в ее мифопоэтику. Как правило, поэтический текст сопровождал простой аккордовый аккомпанемент, исполнявшийся на гитаре. Он вносил дополнительную ритмическую организацию в поэтически-музыкальное целое. Кроме того, важную роль играло интонирование, манера мелодекламации или пения. Подчеркнуто индивидуальной и разнообразной она была, в частности, у В. Высоцкого и Б. Окуджавы, что придавало объемность поэтически-музыкальному образу и усиливало его эмоциональное воздействие.

примере массовой, эстрадной и бардовской песни как наиболее репрезентативных массовых жанров периода второй половины 1950-х - начала 1980-х гг. В работе применялись также сравнительно-исторический, историко-культурный, философско-культурологический, искусствоведческий методы анализа, позволившие раскрыть как содержание музыкально-поэтических текстов, служивших материалом для анализа, так и воссоздать тот историко-культурный контекст, в котором эти тексты создавались, выявить и проанализировать основные темы, образы, концепты, мифологемы, содержащиеся в массовой, эстрадной и бардовской песне.

Научно-практическая значимость исследования состоит в том, что оно вносит определенный вклад в новое, современное осмысление одного из значимых периодов в развитии истории и культуры России, вводит в научный оборот и дает культурологический анализ малоисследованный феномен советской массовой музыкальной культуры, прежде всего - массовой и эстрадной песни, тем самым стимулируя ее дальнейшее исследование. Материал, положения и выводы диссертации могут использоваться при чтении курсов истории культуры России, истории искусства, массовой культуры, массовой музыкальной культуры нашей страны.

Апробация результатов исследования. Основные результаты исследования нашли отражение в публикациях автора, выступлениях на научных семинарах, форумах и конгрессах: «Пятом научном семинаре молодых ученых «Пространство культуры в междисциплинарных исследованиях» (Вятский гос. ун-т, Киров, 2006), «Международном научном форуме "Культура и мир,,» (СПб., Культурологическое общество, СПб., 2008), «Третьем Российском культурологическом конгрессе с международным участием «Креативность в пространстве традиции и инновации» (СПб., 2010). Диссертация обсуждалась на заседании кафедры теории и истории культуры Санкт-Петербургского государственного университета культуры и искусств и рекомендована к защите. Структура диссертации. Диссертация общим объемом 186 страниц состоит из введения, двух глав и шести параграфов, заключения, библиографического списка из 324 названия.

Основное содержание работы

Во Введении обосновывается актуальность темы исследования, раскрывается степень ее разработанности, определяются объект, предмет, цель, задачи диссертации, формулируются ее методология и методы исследования, научная новизна и положения, выносимые на защиту, отмечается научно-практическая значимость результатов исследования.

В первой главе - «Мифопоэтика советской массовой культуры» - дается анализ концепций массовой культуры в отечественной научной литературе, говорится о связи массовой культуры и мифологии, рассматриваются особенности массовой культуры СССР, анализируются субкультуры советского общества второй половины 1950-х - начала 1980-х гг., их идеи и мифы.

В параграфе 1.1 - «Основные особенности массовой культуры XX века» - речь идет о том, что массовая культура рассматривается большинством

исследователей как продукт индустриального и постиндустриального обществ. Факторами, обеспечивающими ее появление и функционирование являются: индустриальная, технологическая и информационная революции; господство рыночных отношений, в том числе в сфере культуры; начавшийся в XIX в. и продолжающийся до настоящего времени процесс глобальной урбанизации; увеличение грамотности населения в связи с переходом ко всеобщему начальному и среднему образованию.

Большая часть перечисленных факторов имела место и в СССР: урбанизация и индустриализация, развитие средств массовой информации и коммуникации, которые начались еще в пореформенной царской России, решение проблемы всеобщего начального и среднего образования приходится соответственно на середину 1930-х и середину 1970-х гг. Своеобразие советской массовой культуре придавали: государственная монополия на распространение информации и отсутствие «свободного» рынка. Социалистический проект мог быть реализован лишь при условии вовлечения в его осуществление «широких масс трудящихся». В советском идеологическом дискурсе революционная и социалистическая массовость была одной из основных идейных констант культуры.

Советская массовая культура существовала в двух основных формах. Как «культура для масс», создававшаяся профессиональными деятелями искусства и призванная, используя художественно-образное мышление, внедрять в сознание людей коммунистические идеи и ценности, и как «культура масс», самодеятельное творчество народа, проявлявшееся и существовавшее стихийно (анекдот, школьный и студенческий фольклор, лагерный фольклор, отчасти авторская (бардовская) песня и рок-музыка [до конца 1980-х гг.])

Массовая культура связана с мифологией, которая широко распространена в культуре XX в. Исследователи (Е. Мелетинский, С. Неклюдов) выделяют несколько типов мифологии XX в.: традиционную (архаическую), религиозную, политическую и мифологию массовой культуры. Архаическая мифология является арсеналом космогонических сюжетов, образов первопредков и героев, борющихся с Хаосом и других образов-мифологем, устойчивых ментальных образований: «архетипов», концептов, которые активно используются и в других современных мифологиях, в том числе мифологии массовой культуры. Набор мифологем любой современной мифологии является открытой системой, в которой наряду с традиционными символами, образами существуют новые. Их обнаружение и интерпретация - результат творческой интуиции исследователя.

Мифология современной массовой культуры обслуживает общество потребления и направлена на его стимулирование, формирование все новых и новых потребностей и их постоянный рост. Основная социальная роль человека, живущего и действующего в пространстве массовой культуры, - роль потребителя. Покупки, «шопинг», деньги - главная тема мифологии массовой культуры, потребитель, покупатель - ее главный герой, ментальность и ценности которого формируются в значительной мере рекламой.

Параграф 1.2 - «Идейно-образные смыслы советской массовой культуры» раскрывает семантику основных идей, образов советской массовой культуры второй половины 1950-х - начала 1980-х гг. Эти идеи и образы распро-

странялись через средства массовой информации и массовое искусство, были частью ментальное™ советского человека.

Идея «светлого будущего» сопровождала историю страны с первых лет советской власти, которая стремилась к материальному и духовному воплощению вековой мечты. Ее наглядной картиной и одновременно «витриной» наиболее значимых достижений советской науки, техники, социального строительства, сельского хозяйства, ландшафтного искусства и проч. стал специально созданный парк, в котором была развернута Выставка достижений народного хозяйства. Подобные парки с фонтанами, прудами, аттракционами, театрами, павильонами, демонстрирующими достижения страны, строились и в других крупных городах СССР и имели огромное значение для жизни СССР.

Еще одним мифоподобным текстом, работавшим на создание образа изобилия, была «Книга о вкусной и здоровой пище». Впервые изданная в 1939 г., она многократно переиздавалась.

Широкое распространение через средства массовой информации, политический плакат, массовую песню получила идея мира и «борьбы за мир». Бинарная оппозиция «мир/война» тесно связана с парой противоположностей «свое/чужое» («свой/чужой»), имеющей архаические корни. Архаическая модель устройства мира, противопоставление «нашего» («своего») - «чужому», был основой иерархии советских ценностей, действовавшей не только на уровне официальной идеологии, но и ставшей внутренним убеждением «человека советского».

Одним из ключевых концептов советской культуры является концепт «пути». В контексте советской идеологии движение и путь выдвигаются в качестве основного способа достижения желанного будущего. Дорога может рассматриваться как символ советской культуры второй половины 50-х - начала 80-х гг. Поскольку тема дороги неразрывно связана со строительством в широком смысле слова: социализма, новых отношений между людьми, предприятий, освоением новых земель, целины и т. д., можно сказать, что строительство было еще одним ключевым концептом советской идеологии, который в единстве с дорогой составлял ее смысловой каркас.

Конечная цель пути и выбор дорог, направлений, темпа движения определялась высшим партийным руководством страны, вождем, умершим, но «вечно живым», бывшим «живее всех живых», с которым курс движения к «коммунизму» постоянно сверялся. Миф о вожде, основателе советского государства, радетеле о счастье простых людей, мудром советчике и т. п. был одним из важнейших в системе советской идеологии.

Традиционно концепт пути (дороги) связан с образом дома, с которого начинается любой путь и который остается желанной целью возвращения для всякого, покинувшего родной дом. С конца 1950-х гг. в жизнь «простых советских граждан» входит новая реальность - малогабаритные квартиры «со всеми удобствами», которые постепенно меняют быт, освобождают от коммунального надзора, приводят к рождению новой «квартирной культуры». По свидетельству статистики 80% городского населения страны к 1980 г. жило в отдельных квартирах. Великие стройки и жизнь на колесах, романтика странствий и покорений, с одной стороны, и родной дом, «родительский дом» - с другой, существуют как два по-

люса культуры второй половины 50-х - начала 80-х гг. Показательно, что тема родного дома особенно ярко зазвучала именно в это время в массовой песне.

Будучи наследником традиционной крестьянской культуры, советская ментальность включала в себя такую значимую систему образов-символов, образов-мифологем, как образы земли, родной земли, Родины, воплощавшие, согласно народным представлениям, женское начало. Образ Родины-матери, как известно, был среди самых востребованных в период Великой Отечественной войны. Многопланово и ярко эти образы воплотились в послевоенной песенной лирике, где с поразительным разнообразием красок и чувств воспевалась красота родной земли, особенно ее огромность, «бесконечность», даль, простор.

В совокупности идей и образов времени важен был и образ нового человека, который должен был гармонически сочетать в себе духовное богатство, моральную чистоту и физическое совершенство. Многими исследователями отмечаются такие ментальные и характерологические черты советского человека как коллективизм и готовность прийти на помощь другим.

Одной из важных и новых для этого периода была идея о сложившейся новой исторической общности - «советский народ». Мнения современных исследователей о реальном существовании такой общности противоположны. Некоторые, например, С. Кара-Мурза, подтверждают существование новой общности, которое обеспечивалось модернизацией и экономической интеграцией регионов страны, интенсивными миграционными процессами, урбанизацией, развитием транспорта, связи и СМИ, советской массовой культурой, функционированием русского языка как языка межнационального общения. Другие, например, Б. Грушин, опираясь на проведенные в 60-е - первой половине 70-х гг. социологические исследования, считают, что реально степень сближения наций и народностей СССР была меньшей, чем это заявлялось. Вместе с тем идеологе-ма «советский народ» является значимой для исследуемого нами периода.

В параграфе 1.3 - «Идеи и мифы субкультур советского общества» — речь идет о субкультурах «шестидесятников», диссидентов и молодежи.

«Шестидесятниками» принято считать интеллигенцию, в сознании которой соединилась вера в возможность гуманного социализма («с человеческим лицом»), либеральные ценности, стремление к интеллектуальной свободе и творческой самостоятельности. «Шестидесятники» - участники процесса создания новой, постсталинской советской культуры 1956-1985 гг. Среди факторов этой культуры были:

- начавшееся строительство малогабаритного жилья, которое, кроме возможности для значительной массы людей впервые в истории приобщиться к «удобствам», минимальному комфорту, привело к обретению семейной частной жизни и рождению феномена «разговоров на кухне», культивировавших свободомыслие, а также появлению невозможных ранее в широком масштабе частных квартирных концертов, выставок, литературных чтений, научных семинаров;

- расширение контактов простых граждан с людьми и культурой других стран, в том числе западных (VI-й Всемирный фестиваль молодежи и студентов в Москве [1957], первая Американская национальная выставка в Москве 1959 г.) Хотя в обоих случаях простыми гражданами были москвичи и гости столицы,

важен был факт этих событий и резонанс, который они имели в обществе в целом;

- появление новых литературных журналов: «Иностранная литература» (1955), «Юность» (1955), «Дружба народов» (1955), «Нева» (1955), «Москва» (1957), «Наш современник» (1964), «Дон» (1957), «Урал» (1958), и др. Выходили и старые журналы: «Знамя», «Новый мир» и др. Последний при главном редакторе А. Твардовском (до 1970 г.) был на пике легального, постоянно конфликтующего с властью, свободомыслия.

Выразителями умонастроений времени конца 50-х - начала 60-х гг., прежде всего социально и духовно активной части общества, становятся поэты. Страна переживает поэтический бум. Разрешенных авторов печатают стотысячными тиражами. Широкое распространение получает переписывание стихов забытых и запрещенных поэтов, посещение поэтических вечеров. Поэзия обретает новое качество социального функционирования. На сравнительно короткое время она становится искусством устного слова, обращенного к массам слушателей и звучащего на площади, в больших концертных залах и стадионах. Кумиры публики: А. Вознесенский, Е. Евтушенко, Р. Рождественский, Б. Ахмадулина, Б. Окуджава и др. обращаются к аудитории с новым, живым словом, восторженно принимаемым слушателями. Ощущение свободы и откровения, духовно-эмоционального контакта поэта-чтеца и аудитории было новым культурным феноменом конца 1950-х - начала 1960-х гг., возрождавшим романтический миф творческой свободы, свободы творческого мышления и самовыражения, соединившийся с ролью поэта-пророка, властителя дум.

В конце 1950-х гг. рождается и бардовская (авторская) песня, которая также несла новые идеи, стандарты жизни и новые формы общения с аудиторией. Они, так же как и новая поэзия, были разительным контрастом с формами общения с народом представителей власти. В отличие от «стадионной поэзии», жанр живет до настоящего времени.

В наиболее радикальных формах максима свободы не только мысли, но и поступка, публичного действия реализовалась в диссидентском движении 70-х гг. Оно проявлялось в борьбе с властью в формах публичных выступлений и распространения политических, философских, художественных текстов, публиковавшихся в самиздате и «тамиздате», и расходившихся с официальной идеологией, принятыми нравственными и эстетическими нормами и др. Основу мифологии диссидентского движения составляла идея гражданского общества, прав и свобод личности, которая реализовалась в открытых действиях против власти.

Вторая глава - «Мифопоэтика массовых песенных жанров» - раскрывает основной комплекс образов, настроений, тем, мифологем советской массовой, эстрадной и бардовской песни, их соотношение с идеологией и массовым сознанием середины 50-х - начала 80-х гг., показывает появление того нового в поэтическом и музыкальном содержании песенных жанров, что появилось в связи с «оттепелью».

Параграф 2.1 - «Песня - ведущий жанр массовой музыкальной культуры» посвящен выявлению того разнообразия жанров массовой музыкальной

культуры, которое сложилось во второй половине 1950-х - 1970-е гг. и определению основных жанров, которые наиболее эффективно обеспечивали, с одной стороны, внедрение в массовое сознание официальных политических идей, с другой - воплощали и распространяли новые, находящиеся в стороне от официоза или противостоящие ему идеи. Анализ работ, посвященных массовым музыкальным жанрам (М. Каманкиной, В. Конен, И. Набока, Е. Рыбаковой, А. Сохора и др.) показал, что внимание исследователей ко всему пласту массовой музыкальной культуры в целом и стремление очертить его жанровый диапазон наблюдается лишь с 1990-х гг. в публикациях В. Сырова, Л. Кадцына, Л. Мархасёва, Т. Чередниченко, А. Цукера. Последний предложил наиболее полный перечень жанров массовой музыкальной культуры предложил, включив в него бардовскую песню, эстрадный шлягер, рок-музыку, музыку вокально-инструментальных ансамблей (ВИА), песенно-танцевальные жанры, песню, а также появившиеся в 70-е - 80-е гг. новые жанры, объединившие «маскультур-ную» и академическую традиции: песенный «камерно-эстрадный» жанр и мюзикл, рок-оперу, оперетту — в музыкально-театральной сфере. Ценным является и то, что автор затрагивает и проблему контекста социального функционирования массовых жанров, показывая как влияние на них социокультурных условий, так и их воздействие на сознание и поведение людей.

Показательно, что Т. Чередниченко, Л. Мархасёв, Л. Кадцын половину, а то и большую часть своих работ посвящают разновидностям песенного жанра: массовой, эстрадной и бардовской песне. При этом следует учитывать, что эстрадный шлягер также может быть песней; что основу отечественного рока и музыки ВИА составляют слова и вокал, песенное начало; что в мюзикле, рок-опере и оперетте портреты действующих лиц создаются их сольными вокальными номерами. Кроме того, нельзя упускать не включенную исследователями в жанровые реестры киномузыку, в которой песня часто является одной из важных смысловых, опорных точек произведения, характеризующих внутренний мир героя, его душевное состояние, важное для хода событий и общего смысла действия. Кроме того, талантливая песня из кинофильма часто сходит с экрана и живет самостоятельной жизнью на концертной эстраде, радио и телевидении, в массовой музыкальной практике.

Таким образом, есть все основания считать песню основным, наиболее репрезентативным жанром массовой музыкальной культуры, тесно связанным, а часто и включенным в другие массовые музыкальные жанры. Песня была основным жанром, воплощавшим и распространявшим идеологию и мифологию разных социальных групп. Их идеалы, мысли и чувства находили музыкально-поэтическое, мифопоэтическое воплощение в песне, которая была репрезентативным зеркалом общественного сознания эпохи.

В параграфе 2.2 - «Мифопоэтика советской массовой и эстрадной песни» - осуществлен анализ воплощенного в текстах и музыке массовой песни образного мира, несущего основные официальные и неофициальные идеи. Мифопоэтическое в песне заключено преимущественно в образном строе поэтического текста, в его глубинном смысле, который связан как с архетипическим, так и с современным мифологическим содержанием. Эмоциональную выразительность

песни усиливает ее музыкальная составляющая, прежде всего - мелодия. Она же углубляет и делает более ярким и проникновенным идейно-образное, мифопо-этическое содержание песни. Хотя успеху у массового слушателя песня часто была обязана именно яркой, запоминающейся мелодии, обращаясь к песне, сосредоточим преимущественное внимание на поэтическом тексте как основном носителе смысла поэтически-музыкального единства.

Официальные идеи, образы запечатлены в песнях о вожде (Ленине), партии, коммунизме, Родине. Как правило, в песнях о Ленине упоминалась и партия. Песни были частью ритуала возвеличивания и почитания вождя, они звучали в дни его рождения и смерти, в праздничные дни и на торжественных мероприятиях. Мифологизированный образ вождя и соответствующие ритуалы были неотъемлемой частью воспитания советского человека с раннего школьного возраста. Октябрята и пионеры («юные ленинцы») клянутся в верности заветам вождя и направляющим указаниям партии, «шагают в ногу» по пути, указанному вождем, к «светлому будущему». В этом им помогает пионерская песня: «Всегда готовы!»

A.Пахмутовой - Н.Добронравова [1957], «Идем дорогой Ленина» [1977] Ю. Чичкова - К. Ибряева и др. К коммунизму Ленин вел не только юных ленинцев, но и все человечество: ««Ведет к коммунизму человечество Ленин» («Ленинский век» А. Долуханяна - В. Лухначева [1967].) Ленинский миф включал также идею бессмертия вождя, его присутствия в душе каждого советского человека в качестве мудрого советчика и др., что также было воплощено в словах песен о вожде. Основные идеологические концепты: пути к светлому будущему, вождя и партии, ведущих народ, дружбы народов и единства советского народа были воплощены и в новой редакции «Гимна СССР».

Движение к светлому будущему было возможно лишь в условиях мира, поэтому темы войны и мира постоянно были в фокусе советской пропаганды, в том числе в ее музыкально-поэтическом воплощении. Речь идет о проводившейся политике отказа от изоляции страны, разрядки международной напряженности, дружбы между народами, борьбы за мир. Песни, осуждающие войну, посвященные защите мира, в конце 1950-х - начале 1960-х гг. поддерживали эту политику. Одной из кульминаций ее воплощения стал Шестой Всемирный фестиваль молодежи 1957 г. в Москве, в качестве музыкального обрамления которого на открытии и закрытии, прозвучали «Гимн демократической молодежи мира» А.Новикова - Л. Ошанина [1947] и «Подмосковные вечера» [1955]

B. П. Соловьева-Седова - М. Матусовского. Именно эта песня, с гениально простой и задушевной мелодией, понятными и близкими всем словами стала на долгие годы одной из самых исполняемых как на эстраде, так и в быту, а благодаря фестивалю получила международную популярность, превратилась в своего рода музыкальную визитную карточку страны. Идеи мира и дружбы народов земли продолжала звучать в песнях до середины 1980-х гг.

Новое осмысление получила тема войны, популярная в те годы в литературе, кино, изобразительном искусстве, песне. Одно из направлений нового взгляда на войну - показ войны «из окопа», рассказ «солдатской правды» о войне. Тема «маленького человека» на войне, отдающего жизнь в бою, - одна из приоритетных в этот период и в советской песне. В качестве примера анализируется

«Баллада о маленьком человеке» [1979] М. Магомаева - Р.Рождественского. Приводятся примеры воплощения и других тем: женщин, остающихся вдовами, матерей, ждущих возвращения своих детей с войны, памяти о войне и др.

Песни о Родине отличаются значительным разнообразием идейного, поэтического и музыкального содержания. Часть из них была связана с советским идеологическим и ритуальным комплексом и имела характер гимна. Песни-гимны, прославлявшие советскую Родину, герои которых признавалась в беззаветной любви к Родине, писали С. Туликов, А. Долуханян, Д. Тухманов. В советской песне представлен также образ Родины-матери, восходящий к архети-пическому образу Земли-Матери («Ты позови меня, Россия» В. Левашова -В.Харитонова [1970]), «Ты, Россия моя» С.Туликова - С. Острового [1960]). Образ был востребован в годы Великой Отечественной войны (плакат И. Тоидзе «Родина-мать зовет!») Но и раньше, до войны, в песне «Широка страна моя родная» И. Дунаевского - В. Лебедева-Кумача [1935], поется: «Как невесту Родину мы любим, / Бережем как ласковую мать». Этот образ продолжал быть актуальным для советской культуры, для массовой песни, и в послевоенные годы. В «Артековском вальсе» Д. Кабалевского - В. Викторова [1961]): есть слова: «Родина милая, родина-мать, / Как же спасибо тебе не сказать». Образы матери-земли, матери-Родины являются вариантами более общего представления о женской сути России и русской ментальности. Об этом писали философы и поэты «Серебряного века» -Н. Бердяев, А. Блок, в наше время - О. Рябов. Песенную, мифопоэтическую версию такого образа находим и в 70-е гг.: «Ты цвети, Россия» В. Левашова -Н. Палькина; «Гляжу в озера синие» Е. Птичкина - И. Шаферана [1972], «В земле наши корни» А. Пахмутовой - Е.Долматовского [1971]).

Важным для понимания сути образа Родины является его пространственное измерение, «бесконечность» территории, даль, простор. Это представление, ми-фопоэтический образ также коренится в ментальности традиционной культуры и получил научное осмысление в трудах русских философов, историков: В. Ключевского, «евразийцев», Н. Бердяева, в советское время - у Д. Лихачева. Возрождение этого образа в песне знаменует «Песня о Родине» И. Дунаевского - В. Лебедева-Кумача [1935], с ее знакомыми каждому, жившему в советское время, словами: «Широка страна моя родная...» Эта тема развивается в послевоенные годы в песнях на слова С. Острового, М. Ножкина и др.

Связанный с пространством образ природы России широко представлен в песне растительным миром и миром певчих птиц. Это деревья: дуб, клен, ель, сосна, ива, береза, рябина, тополь. Чаще всего песня обращается к березе, которая особо почиталась еще в русской традиционной культуре. Ее образ отличается глубиной поэтической и музыкальной разработки. Россию в массовой песне представляют также цветы: ромашки и васильки, птицы: соловьи и дрозды. В работе приводятся примеры соответствующих песен с анализом поэтического и музыкального текстов.

Тема Родины уточняется и развивается дополняющими ее темами малой Родины и родного, «отчего» дома. Дому как неотъемлемому элементу национальной картины мира посвящено немалое количество песен. В русской ментально-сти образ дома имел в прошлом и сохраняет в настоящее время приоритетное

значение, что подтверждается, в частности, современными лингвокультурологи-ческими исследованиями. Об этом говорит и немалое количество песен, посвященное теме дома: «Мой адрес - Советский Союз» Д. Тухманова -В. Харитонова [1972], «Родительский дом» В. Шаинского - М. Рябинина, «Отчий дом» Е. Мартынова - А. Дементьева [1973] и др.

Одним из ключевых для советской культуры является образ-концепт пути, дороги, который как в традиционной, так и в современной культуре, в том числе в массовом сознании, осмысляется и в прямом смысле, и как жизненный путь, в котором встречаются радость и горе, любовь и ненависть, встречи и разлуки и т. д. Не обходят эту тему и авторы песен. Так, В. Соловьев-Седой с А. Фатьяновым в песне «Дорога-дорога» [1958], интерпретируют дорогу как жизненный путь. Особую актуальность в связи с массовым отъездом на новостройки, целину и т.п., приобрела тема разлук. Поднимая традиционную тему любви и разлуки, авторы песен делали акцент на том, что разлука укрепляет, усиливает настоящую любовь. Дорога и связанная с ней разлука не только разъединяет, но и, в конечном итоге, проверяя крепость отношений, соединяет. К этой теме неоднократно обращались А. Пахмутова и Н. Добронравов («Геологи»

[1959], «Новая дорога» [1975] и др. композиторы и поэты.

Период второй половины 50-х - начала 80-х гг. продолжал традицию ударных строек, освоения новых земель, которая требовала мобильности населения. Одним из воспитателей такой мобильности, психологической готовности в любой момент откликнуться «на зов дороги» и сняться с обжитого места, была песня, в том числе пионерская, и практика походов: пионерских, по местам трудовой и боевой славы и т.п. Так, в пионерской песне «Дорога, дорога, дорога» О. Хромушина - М. Садовского [1977] дорога осмыслялась и как мифологический путь «в завтра» (в светлое будущее): «Дорога, дорога проверит нас строго, / Дорога нас в завтра ведёт». Аналогичные идеи развивались и в комсомольских песнях. А в целом дорожно-путевая мифология является общей для всех поколений советских людей.

Конечной целью пути, дороги был коммунизм, а промежуточными «станциями» на этом пути становились новостройки, новые города и предприятия, новые территории, которые нужно было осваивать. И песня, как и прежде, «нам строить и жить помогала». Ее значению как летописи истории, как документа эпохи, дарующего бессмертие участникам советского проекта, посвящена песня А. Пахмутовой — Н. Добронравова «В песнях останемся мы» [1975]. Дальше анализируются песни, в которых в том или ином аспекте затрагивается комплекс проблематики освоения: «А самолеты сами не летают» Я. Френкеля -И. Шаферана [1969], песни из цикла «Таёжные звёзды» А.Пахмутовой [19621963], песни о БАМе и др.

После запуска первого искусственного спутника Земли (1957) и полета Ю. Гагарина (1962) в советское искусство, в том числе песню вошла тема освоения космоса. Пока СССР удерживал первенство в этом престижном проекте, тема давала возможность демонстрировать лидерство страны в освоении космоса. Песня помогала внядрять эту идею в общественное сознание («Я верю друзья»

[1960] О. Фельцмана - В. Войновича), а также новые, космические образы: вид

Земли из космоса («Волшебный шар в зелёном ореоле» [«Земля, земля» Бабаева -Семернина]), образы космонавтов и их работу и др.

Во второй половине 50-х - начале 80-х гг. в число ведущих тем песенной лирики выдвинулись темы женщины, материнства, отношений между женщиной и мужчиной. На первом плане в общественном сознании встали личностные проблемы: женской судьбы, отношений с детьми и др. и искусство ответило на этот запрос времени. В песнях звучат темы одиночества женщины, традиционного материнского начала в русской женщине, подчиняющего себе остальные женские роли, проявление любви как заботы, жалости. Появляется и мощно звучит новый аспект темы отношений матери и детей - любовь детей к матери, благодарность ей за заботу и безусловную любовь. Дети пишут матери письма и признаются ей в любви («Милая мама» А. Аверкина - И. Пашкова [середина 50-х гг.]); утешают, успокаивают, благодарят за мудрые советы («Говорила мне мама» А. Флярковского - Л. Дербенева [1971]), за самоотверженную помощь в сохранении семьи, детей («Помнишь, мама» Н. Богословского - Н. Доризо [1956]); высоко ценят материнское самопожертвование («Песня о матери» А. Зацепина — Л.Дербенева [1977]); мечтают об общении с матерью, которого так не хватает («Поговори со мною, мама» В. Мигули - В. Гина [1974]). Настоящим гимном матери звучит песня Е. Мартынова - Л. Дербенёва «Благодарность матерям» [1981]. В слова песни собрали все самое значительное и высокое, что можно сказать о матери, которая показана как главная опора жизни, самый родной человек, любовь к которому безгранична: «Мама, нет родней чем мама... Целой жизни мало, / Чтоб любовь всю высказать тебе...».

Советская песня не могла обойти и тему отношений между мужчиной и женщиной. 60-е - 70-е гг. принесли большую свободу в эти отношения, свободу в выражении и проявлении чувств, воспринятую и поддержанную прежде всего молодым поколением. Тема любви во всем многообразии ее проявлений получает все большую популярность и переживает расцвет. Любовная песенная лирика в это время успешно конкурирует в массовом искусстве с патриотической, комсомольской и т. п. песней, выдвигая на первый план личность, ее чувства, личную жизнь и отношения между людьми как приоритетные жизненные ценности. При этом значительная часть текстов песен о любви раскрывают мифологию любви, то есть ее идеалы, ментальные и поведенческие стереотипы, на которых строятся ожидания, оценки и которые выстраивают сценарий любовного поведения. В этом отношении песенная лирика продолжает традицию лирических песен Великой Отечественной войны, до предела обострившей идеи верности в разлуке, ожидания возвращения любимых мужей, детей, матерей. Далее приводятся примеры воплощения в песенной лирике разных аспектов темы любви, анализируется их связь с мифологией любви, отражение в текстах песен реальных проблем отношений между женщиной и мужчиной («Землянка» К. Листова - А. Суркова из к/ф «Жди меня» [1943]), «Темная ночь» Н. Богословского - В. Агатова из к/ф «Два бойца», «Огней так много золотых на улицах Саратова» К. Молчанова - Н. Доризо из к/ф «Дело было в Пенькове [1953], «Снег идет» А. Эшпая - Е. Евтушенко [1961] из к/ф «Карьера Димы Горина», «Королева красоты» А. Бабаджаняна - А. Горохова [1967] и др.)

Параграф 2.3 - «Мифопоэтическое образы бардовской песни» начинается с определения принципов отбора материала, имен и песен, для анализа. Были отобраны основоположники жанра бардовской песни, творчество которых прошло апробацию временем и сообществом творцов, слушателей и исследователями. Это М. Анчаров, Ю. Визбор, В. Высоцкий, А. Галич, А. Городницкий, А. Дольский, Ю. Ким, Е. Клячкин, Ю. Кукин, Н. Матвеева, Б. Окуджава, А. Якушева. Из их наследия брались те песни, в которых воплотились основные идеи и мифы «шестидесятников».

Часть тем и мифов близки официальным идеям и по формулировкам, и по интерпретации. Это касается темы Родины. В творчестве бардов она раскрыта в нескольких вариантах. Один из них - традиционный, по-советски патриотичный, представлен в песнях Ю. Визбора («Россия» [1960]), («Песня о России» [1973]). Любовь к Родине, к ее природе - чувство, ведомое и лирическому герою песен А. Дольского («Я летал по ночам над Европой», «Там, где сердце»). Второй вариант - обращение к месту, в котором герой родился и вырос, к малой Родине, городу (Ю. Визбор «Река Неглинка» [1965], «Старый Арбат» [1975]). Особое внимание к Арбату у Б. Окуджавы. Ему посвящено более 50 песен. В них воплощено восприятие Арбата сознанием рядового человека, в котором нет ничего внешнего, официального, приподнятого над повседневной реальностью, все -результат лично увиденного, услышанного, пережитого («Арбатский дворик» [1959], «Чаепитие на Арбате» и др.) Иная мифопоэтика воплощена в песнях ленинградских бардов, в которых картина города на Неве напоминает Петербург в гравюрах мирискусников, как у Дольского в «Ленинградских акварелях» [1979] или в «Ленинградском вальсе». Здесь сплетаются в единый образ городская мифология и судьба лирического героя.

Обращаясь к теме войны, поющие поэты: Б. Окуджава, М. Анчаров, А. Галич и В. Высоцкий раскрывают те стороны и особенности войны, солдатских судеб, мыслей и чувств, которые дополняли официальную картину войны и ее официальных миф, а часто и развенчивали его. Пели о трагических сторонах войны, о войне как общенародном, семейном, личном бедствии, несущем разрушение и смерть. Далее подробнее анализируются песни Высоцкого: «Братские могилы» [1964], «Высота» [1965], «Он не вернулся из боя» [1969], «Мы вращаем землю» [1972], «Тот, который не стрелял» [1972], «Песня о погибшем летчике» [1975] и др. Трагизм песен сочетается с героизмом, но не показным, а «естественным». В этом он противостоит «парадному» героизму официальной идеологической версии войны. Раскрываются и не попадавшие в официальные версии истории войны факты («Штрафные батальоны» [1964]; и «Все ушли на фронт» [1964], в которой повествуется о заключенных из лагеря, мобилизованных на фронт вместе со своими охранниками). Близко этому содержание «Цыгана-Маша» [1959] М. Ан-чарова, «Песни о синей птице» [1966] А. Галича. Война выдвинула на передний план древний и один из основных на всем протяжении советской истории ментальный архетип «свои/чужие», «друг/враг» и еще надолго после войны острота этого противопоставления сохранится. Об этом - в «Песне о новом времени» [1966] В. Высоцкого.

Образ войны у Окуджавы рисуется через лишенные пафоса, окрашенные грустью и прозаические воспоминания лирического героя. Если официальный миф о войне связывает память о павших и их бессмертие с подвигом, то Окуджава в «А годы уходят» - с любовью и надеждой. А в песне «Черный ворон сквозь белое облако глянет...» война как таковая вообще отрицается.

Одной из основных культурных ценностей шестидесятников была идея свободы. В условиях времени она реализовывалась в дальних походах, увлечении альпинизмом, выборе «трудных» профессий, связанных с морскими походами, геологоразведкой и др. Все это противостояло официально организуемым «походам по местам боевой славы», комсомольским слетам, ударным стройкам и т. п. Не менее важным был и тот уровень свободы слова, который принесла «оттепель» и который был многократно увеличен магнитофонным самиздатом. Далее освещены разные аспекты концепта «свобода», раскрытые в песенном наследии авторской песни: свобода как обрыв связей с другими, одиночество («Элегия» [1970] А. Клячкина - А. Городницкого), покоренное Памирское плато как «памятник свободе» («Июльские снега» Визбора [1966]), романтика морских походов, противопоставленная скучной обыденной жизни на земле («Остров Гваделупа» [1970] А. Городницкого). А. Дольский выбирает не горы, которые «у людей воруют небо», а «свободу и простор, и поля беременные хлебом» («Горы и глубины» [1985]). Тему свободы творчества, свободу слова на высокой ноте эмоционального накала раскрывает Высоцкий в «Серебряных струнах» [1963]. Политические аспекты свободы, вернее, несвободы существования советского человека показаны А. Дольским («Как весь народ» [1987]). Герой песни в один прекрасный момент почувствовал и осознал всю глубину и степень несвободы своего существования, его унизительную нищету. Вершиной раскрытия этой темы является «Охотничий» цикл В. Высоцкого («Охота на кабанов» [1968], «Заповедник» [1972], «Баллада о двух погибших лебедях» [1975], «Охота на волков» [1967], «Был побег на «рывок»» [1977], «Конец охоты на волков или Охота с вертолетов» [1978]). Аллегорический смысл песен цикла раскрыт А. Азаровым в названии статьи «Охота на человека». Слушатели восприняли спетое Высоцким как рассказ о себе, о судьбе страны. Высшую же степень проявления творческой свободы и политического противостояния властям представляет песня А. Галича «Я выбираю свободу» [1970] и жизненная судьба поэта, высланного из страны в 1974 году.

Поющие поэты отдали дань и традиционным поэтическим темам женщины и любви. Женщина часто выступает как объект любви и поклонения как в земной, так и в мифологической, архетипической ипостаси, как «начало всех начал», источник жизни. (Ю. Визбор «Товарищ женщина» [1975]. Городницкий в «Женщине« возвращает канонический христианский образ Божества в виде женщины с ребенком на руках: «Но если всё же был на свете Бог, /... / Он навсегда останется в веках / Не грозным всемогущим Саваофом, / А женщиной с ребенком на руках». Мифологема «женщина-природа» раскрыта Ю. Клячкиным в «Весенней». У него же - о женской сути России («Россия - название женское» [1979]). Образ «прекрасной дамы», отсылающий в «иные дни» (к поэзии Блока, средневековому мифу и ритуалу служения «Прекрасной Даме»?) для Окуджавы

- эталон, на фоне которого «...что мы сами, господа, в сравненьи с дамой той прекрасной/и наша жизнь, и наши дамы...? «Еще один романс» [1979].

Тема любви раскрыта многопланово и гендерно ассиметрично. Один из традиционных вариантов любви мужчины к женщине — романтический. Любовь показана как высокое и возвышающее человека чувство, предполагающее верность, а в ситуации разлуки - постоянное мысленное общение с любимой (Городницкий «Снег» [1958], «Попутного ветра» [1962], «За белым металлом» [1960], отчасти - «Звезда Полярная» [1962]. «Геркулесовы столбы» [1965]. Как высшая жизненная ценность — у Высоцкого в цикле песен, посвященном М. Влади («Ноль семь», «Люблю тебя сейчас», «В душе моей»), и в других песнях («Кораблиная любовь», «Дом хрустальный», «Баллада о любви», в которой основная мысль выражена афористически («... если не любил, /Значит, и не жил, и не дышал») и др.

На другом полюсе - образ женщины как источника зла, коварства, непостоянного, неверного, лживого существа; образ, уходящий корнями в средневековую и традиционную культуры. Таковы героини сатирических «исторических» песен Высоцкого («Песня про плотника Иосифа, деву Марию, Святого Духа и непорочное зачатье», «Любовь в эпоху Возрождения», «Про любовь в каменном веке»), с явными аллюзиями на советскую действительность. Не ждать от женщин добра, не верить женщине, а верить в вино, не ждать от них верности советует герой Городницкого («Моряк, покрепче вяжи узлы», «Память мужчин»).

Расхожие мужские представления о женщине зафиксированы в песнях А. Дольского: о женской логике («Женская логика» [до 1974 г.]), о том, что все женщины жаждут любви («Женщины есть только двух категорий» [до 1974 г.]), о том, что в основе женской любви лежит материнское начало: способность жалеть, прощать («Диссертация», «Прекрасная пора»). О типично мужском восприятии прежде всего внешнего облика женщины поют герои Городницкого («Жена французского посла» [1970]), Дольского («Холодный взгляд любовь таит...»). Над этим иронизирует Н. Матвеева («Мы только женщины - и, так сказать, «увы!» [1965]).

Поющие поэты активно разрабатывают и тему разлуки, разрыва отношений, представляя разные ее варианты: разрыв как результат исчерпанности отношений (Е.Клячкин «Песня прощания» [1966]), как неизбежный, «вечный» спутник любви (И.Шварц - Б.Окуджава «Любовь и разлука» [1982]), в связи с изменой, уходом к другому (другой) (Е.Клячкин «Зачем опасные слова» [1964]) и др.

Мир женской любви как полного растворения в любимом и замкнутости на любви как единственной жизненной ценности представлен в песнях А.Якушевой («Зеленоглазое такси», «Если б ты знал» и др.)

Многие из бардов - страстные путешественники и тема-мифологема пути, дороги не могла не возникнуть в их творчестве. Образ дороги, пути - один из ключевых в авторской песне, ибо соответствует ее общему романтическому духу, страсти к реальным путешествиям, походам по стране, а также, когда невозможны реальные путешествия, уход в вымышленные, далекие, фантастические, сказочные страны. В песнях бардов поэтизируется сама дорога, красота окружающего мира, раскрывающаяся за каждым поворотом. Движение и путь часто самоценны, ибо они потенциально способны открыть что-то новое, привести ку-

да-то в неизвестное. Далее раскрывается как то новое, что принесли барды в интерпретацию темы (песни Матвеевой, Городницкого, Высоцкого, Кима и др.), так и то, что было близко официальному советскому ее пониманию.

Мифопоэтика бардовской песни включает и архетипический образ дома. Новое видение традиционного образа запечатлено в поэтизации домашних вещей, которые имеют «душу» (Матвеева «Душа вещей» [1965]); в противопоставлении своего, безопасного дома и коммунальной, официальной площади (Окуджава «Дома лучше (что скрывать?» [1958]), в превращении дома, квартиры в место новой, рожденной в 60-е гг. «кухонной культуры» с ее выставками, семинарами, концертами и проч. (цикл «Московские кухни» Ю. Кима). В «Заключении» подводится итог проведенного исследования.

Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях:

Работы, опубликованные в журналах, рекомендованных ВАК РФ

1. Лелеко В. В. Образ березы в советской массовой песне 1960-1980-х годов // Известия Рос. гос. пед. ун-та им. А. И. Герцена : аспирантские тетради: науч. журнал. - 2009. - № 101. - С. 335-339.

Работы в других изданиях:

2. Лелеко В. В. Советская мифология как совокупность мифологем // Креативность в пространстве традиции и инновации. Третий Российский культурологический конгресс с международным участием. - СПб., 27-29 октября 2010 г. Тезисы докладов. - СПб., 2010. - С. 355.

3. Лелеко В. В. Концепт «дом» в советской массовой песне 1970-х - 1980-х годов // Культура и мир : сб. статей : по материалам Междунар. науч. форума 7— 8 октября 2008 г. / науч. ред. С. Н. Иконникова, Е. П. Борзова. - СПб.: Изд-во СПб. культурологического общества, 2009. - С. 336-342.

4. Лелеко В. В. Музыкальная драматургия оперы А. Рыбникова «"Юнона" и "Авось"» // Проблемы исследования культуры. - СПб.: Изд-во СПб. гос. ун-та культуры и искусств, 2007. - С. 113-121.

5. Лелеко В. В. О либретто оперы А. Рыбникова «"Юнона" и "Авось"» // Российская культура глазами молодых ученых. Вып. 17. - СПб.: Изд-во Акад. обществ, связей, 2006. - С. 82-87.

6. Лелеко В. В. Массовые музыкально-театральные жанры последней трети XX века и жанровая специфика оперы А. Рыбникова «"Юнона" и "Авось"» И Пространство культуры в междисциплинарных исследованиях. Материалы V научного семинара молодых ученых. - Киров: Изд-во Вятского гос. гуманитарного ун-та, 2006. - С. 69-78.

Подписано в печать 16.03.2011г. Формат 60x84/16 П.л. 1,35 Уч.-изд.л 1,35 Тир. 100 экз. Отпечатано в типографии ООО «Турусел» 197376, Санкт-Петербург, ул. Профессора Попова д.38. toroussel@mail.ru Зак.№ 13267 от 16.03.2011г.

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата культурологии Лелеко, Вера Витальевна

Введение.

Гл. 1. Мифопоэтика советской массовой культуры.

1.1. Основные особенности массовой культуры XX века.

1.2. Идейно-образные смыслы советской массовой культуры.

1.3 Идеи и мифы субкультур советского общества.

Гл. 2. Мифопоэтика массовых песенных жанров.

2.1. Песня - ведущий жанр массовой музыкальной культуры.

2.2. Мифопоэтика советской массовой и эстрадной песни.

2.3. Мифопоэтические образы бардовской песни.

Введение диссертации2011 год, автореферат по культурологии, Лелеко, Вера Витальевна

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Исследователи (А. Костина, С. Неклюдов, Н. Хренов и др.) отмечают такую важную особенность массовой культуры как способность быть проводником определенной идеологии и мифологии. В первой половине XX в. массовая культура и ее мифология носили преимущественно политический характер. Внимание западных исследователей привлекала главным образом мифология тоталитарных обществ. О ней идет речь у К. Поппера («Открытое общество и его враги»), X. Арендт («Истоки тоталитаризма»); Э. Фромма («Бегство от свободы») и др. После Второй мировой войны западное общество окончательно превращается в общество потребления с соответствующими массовой культурой и мифологией. Ее анализу посвящены: «Диалектика Просвещения» М. Хоркхаймера и Т. В. Адорно, в которой западноевропейская рациональность и вера в разум как основная посылка Просвещения объявляются мифом, а массовизация культуры оказывается неизбежно связанной с ее мифологизацией; «Мифологии» Р. Барта, раскрывающей механизмы мифологизация любого факта или артефакта западной культуры, попадающего в публичное пространство через средства массовой информации; «Система вещей» Ж. Бодрийяра, показавшего, что современное западное общество отчуждено от реальности и реального потребления системой знаков, что потребление программируется с помощью «систематического манипулирования знаками» и становится потреблением брендов.

Из работ отечественных авторов не утратила своего значения монография В. П. Шестакова «Мифология XX века: критика теории и практики», в которой анализируются имиджи и стереотипы массовой культуры, реклама, отдельные жанры массового искусства. А. Я. Флиер рассматривает социальные основания массовой культуры, ее функцию передачи смыслов профессиональной культуры обыденному сознанию («Культурология для культурологов»), И. В. Кондаков акцентирует внимание на таком важном для отечественной культуры в целом, массовой культуры и ее мифопоэтики феномене как ментальное единство русской культуры. («Культурология: история культуры России»). С. Г. Кара-Мурза в «Советской цивилизации» пишет, в частности, о «мире символов» советской культуры, ключевых идеях советской идеологии, разделявшихся массовым сознанием, и их разрушении постепенно созревающим антисоветским мышлением. Научная литература постсоветского времени активно разрабатывает проблемы идеологии и мифологии массовой культуры, в том числе советской, но по большей части — постсоветской. Соответствующий раздел имеется в монографии А. В. Костиной («Массовая культура как феномен постиндустриального общества». Изд. 2-е. гл. 4). Современный вариант интерпретации элитарного и массового сознания предлагает Н. Н. Суворов («Элитарное и массовое сознание в культуре постмодернизма»). В. Г. Лебедева реконструирует отечественную традицию изучения массовой культуры, говорит об отрицательной оценке массовой культуры, распространяющей потребительскую психологию в ущерб нравственности. («Судьбы массовой культуры в России. Вторая пол. XIX - перв. треть XX в.») Л. А. Булавка указывает на близость советской идеологии религиозной вере, которая в позднесоветскую эпоху ослабевает и уходит в прошлое. Е. Г. Соколов констатирует, что советская действительность вся была пронизана «зонами мифологического напряжения» («Имитация истории и риторические фигуры советской мифологии» // Метафизические исслед. Вып. 2. История). Системный охват разных аспектов советской культуры, в том числе ее идеологии, осуществлен в материалах конференций о советской культуре, проведенных Балтийским гос. техн. университетом «Военмех» (2000, 2003, 2008, 2010 гг.)

Искусство, в том числе в XX в. массовое искусство, было одним из самых действенных форм воплощения идеологии и мифологии в мифопоэтической форме. Таковым было и советское искусство, особенно массовые его виды, в частности, музыка. Возможность писать об этом появилась лишь в постсоветское время. В статье X. Гюнтера «Поющая Родина» массовая песня 30-х гг. показана как «концентрат советской мифологии». Е. О. Гранцева утверждает, что мироощущение эпохи 30-х гг. и ее мифы массовая песня передала с полнотой, недоступной другим сферам культуры, что обращение к массовой песне открывает возможность понимания многих современных проблем («Нам песня строить и жить помогает (о сов. массовой песне и мифологии тоталитаризма»).