автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Модификации авантюрного героя в художественной системе Н.В. Гоголя

Полный текст автореферата диссертации по теме "Модификации авантюрного героя в художественной системе Н.В. Гоголя"

На правах рукописи УДК 821 0+821 161 1

КУЧИНА Светлана Анатольевна

МОДИФИКАЦИИ АВАНТЮРНОГО ГЕРОЯ В ХУДОЖЕСТВЕННОЙ СИСТЕМЕ Н.В. ГОГОЛЯ (ХЛЕСТАКОВ - НОЗДЕВ - КОЧКАРЕВ)

Специальность 10 01 01 - русская литература (филологические науки)

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Новосибирск - 2007 " " ООЭ^Йэ ! □"

Работа выполнена на кафедре филологии государственного образовательного учреждения высшего профессионального образования «Новосибирский государственный технический университет»

Научный руководитель: кандидат филологических наук, доцент

Официальные оппоненты: доктор филологических наук, профессор

Фуксон Леонид Юделевич, кандидат филологических наук, старший научный сотрудник Института филологии СО РАН Капинос Елена Владимировна

Ведущая организация: ГОУ ВПО «Томский государственный

Защита состоится 17 октября 2007 года в 15 часов на заседании Диссертационного совета Д 212 172 03 по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора филологических наук в Новосибирском государственном педагогическом университете по адресу 630126, г Новосибирск, ул Вшпойская, 28

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Новосибирского государственного педагогического университета

Автореферат разослан сентября 2007 г

Ученый секретарь диссертационного совета

Ермакова Наталья Александровна

университет»

кандидат филологических наук, доцент

ЕЮ Булышна

Общая характеристика работы

Среди многочисленных работ отечественных и зарубежных славистов, посвященных "Ревизору", "Мертвым душам" и "Женитьбе" Гоголя, значительное внимание уделено героям (персонажам) названных произведений Однако, как правило, анализ того или иного гоголевского героя не выходит за рамки отдельного произведения Все попытки установить типологические соответствия как внутри творчества писателя, так и за его пределами носят характер локальных сравнений При этом типологический взгляд на художественную систему писателя существенно меняет ее восприятие, обнажая глубинные основы авторской мифологии Типологическое укрупнение любого аспекта авторской художественной системы (мотив, сюжет, герой, локус и т д ) актуализирует, в зависимости от своего масштаба, как ее внутренние (непосредственно внутри авторской художественной системы), так и внешние связи (общелитературный контекст) и способствует возрастанию смыслового потенциала текста

Актуальность исследования продиктована недостаточной степенью изученности типологии героя как теоретико-литературной проблемы. Несмотря на то, что в исследованиях А Белого, М М Бахтина, О М Фрейденберг, Л Я Гинзбург, Е М Мелетинского, Ю В Манна, Ю М Лотмана, Е Фарино, С А Гончарова феномен литературного героя осмыслен достаточно многосторонне, проблема типологии героя возникает в них большей частью «по смежности», в контексте других литературоведческих вопросов Такое положение вещей вполне естественно Литературный герой - как структурная единица -соотнесен со всем строем художественной системы (литературная парадигма, жанр, сюжет, хронотоп, стиль и др ) При этом проблема типологии героя -качеством своей весомости и многоаспектности — заслуживает отдельного исследовательского внимания

Опыт разработки данной проблемы в литературоведении связан по преимуществу с индивидуальными художественными системами Актуальность выбора в качестве основного предмета исследования парадигмы персонажей Хлестаков — Ноздрев — Кочкарев обусловлена тем, что впервые делается попытка выделения и осмысления их как типологического «гнезда» Кроме того, недостаточно изученным является механизм соотношения разных типов героев в рамках гоголевской (и не только гоголевской) художественной системы, а также ресурсов этой системы, позволяющих выделение новых типологических рядов Идея иррациональности, лежащая в основе заявленной парадигмы и являющаяся одной из ключевых элементов художественной системы Гоголя, актуализирована во всех текстах писателя В каждом произведении в зависимости от того, какому этапу творчества оно принадлежит, эта идея функционально модифицируется (в большей или меньшей степени ее могут выражать сюжет, герой, топика и тд) Однако в творчестве Гоголя есть тексты, где иррациональное начало представлено в более концентрированном виде

Потенциал смыслового возрастания заявленного нами типа героя уже оговорен Ю М Лотманом «В Хлестакове - герое "Ревизора" легко выделяются признаки, присущие некоему более общему типу, присутствовавшему в сознании Гоголя как сущность более высокого порядка, проявляющаяся в различных персонажах гоголевских текстов, как в ипостасях Этот творческий архетип - факт творческого сознания Гоголя» [Лотман Ю М О Хлестакове / Ю.М Лотман // О русской литературе - СПб «Искусство-СПБ», 1997 - С 235] В связи с заявленной темой исследования для нас важна идея М Вайскопфа, который, осмысливая основания художественной системы Гоголя, проецирует их на религиозно-мифологический уровень этой системы «Динамика и вечное оборотничество дьявола генетически связывалось с мнимостью псевдотворчества, лишенного онтологической санкции, и с хаосом текучей, переменчивой, но внутренне статичной и мертвенной материи» [Вайскопф М Сюжет Гоголя Морфология Идеология Контекст / М Вайскопф — М Радикс, 1993 - С 63]. Вышеприведенные высказывания, сделанные независимо друг от друга, обладают свойством взаимообращенности Идея «псевдотворчества, лишенного онтологической санкции», амбивалентное соотношение динамики и статики в структуре гоголевских персонажей, на наш взгляд, теснейшим образом связаны с тем творческим архетипом, который выделен Ю М Лотманом

Существующая традиция предпочитает рассматривать образы Хлестакова — Ноздрева — Кочкарева лишь порознь, те в контексте соответствующих произведений ("Ревизор" - "Мертвые души" - "Женитьба"), в то время как существуют явные основания для осмысления их в рамках единого парадигматического ряда Подобный подход позволяет более глубоко определить место указанных персонажей в художественной системе Гоголя, внутри которой такого рода единства являются организующими, цементирующими элементами Жанровые отличия рассматриваемых произведений («поэма» и две комедии) не препятствуют выделению в них устойчивого типа гоголевского героя Одной из составляющих жанрового диапазона поэмы «Мертвые души» является традиция плутовского романа, формирующая «циническую модель мира» (Е М Мелетинский) с характерными для нее типом героя, сюжета, аксиологией Таким образом, «поэма» и комедии Гоголя располагают системой структурно-смысловых коррелятов, позволяющих рассматривать их в едином ряду Кроме того, объединяющим фактором является единство художественной системы Гоголя и авторской мифологии, лежащей в ее основе

Научная новизна исследования определяется самим характером постановки проблемы впервые парадигма гоголевских персонажей рассматривается как определенный устойчивый тип героя в контексте гоголевского творчества Проведен последовательный анализ типологического «гнезда» Хлестаков ("Ревизор") - Ноздрев ("Мертвые души") - Кочкарев ("Женитьба") в рамках художественной системы Гоголя, в его инвариантных основаниях и вариативных конкретизациях в каждом отдельном тексте Выделены и проанализированы основные функции (характерологическая,

сюжетная, символико-мифологическая, коммуникативно-речевая)

представителей парадигмы, что позволило судить о трансформации классического типа авантюрного героя в рамках творчества Гоголя

Объектом исследования являются комедии Н.В Гоголя "Ревизор" и "Женитьба", поэма "Мертвые души" и ряд гоголевских произведений разных периодов, имеющих отношение к контексту исследуемой проблемы

Предметом исследования является парадигма гоголевских персонажей Хлестаков - Ноздрев - Кочкарев (и ряд функционально близких им персонажей)

Цель исследования — на основании анализа модификаций традиционного типа авантюрного героя в творчестве Гоголя осмыслить место персонажей парадигмы в художественной системе писателя и связь их с авторской мифологией

Реализация названной цели предполагает постановку и решение следующих задач

1 Выделить основные структурно-семантические составляющие типологического "гнезда" Хлестаков — Ноздрев — Кочкарев, проанализировать каждый из образов парадигмы в контексте конкретного художественного целого,

2 Охарактеризовать героев данной парадигмы с точки зрения принадлежности их к единому типу героя в творчестве Гоголя на основе формально-содержательного единства их образов,

3 Проанализировать координаты самопрезентации героев парадигмы и соотношение этих координат с авторской позицией в художественной системе Гоголя,

4 Рассмотреть специфику модификации "серединного" героя Гоголя в системе парадигмы персонажей Хлестаков - Ноздрев - Кочкарев,

5 Выделить и осмыслить систему эквивалентов, связывающих героев парадигмы с религиозно-мифологической традицией,

6 Проанализировать стратегию речевого поведения персонажей парадигмы, специфическим качеством которого является феномен «коммуникативного срыва»,

7 Выявить специфику сюжетного поведения представителей парадигмы Хлестаков — Ноздрев — Кочкарев, устойчивым проявлением которого становится функция «сюжетного провокатора»,

8 Рассмотреть проблему символического потенциала персонажей парадигмы в художественной системе Н В Гоголя и их связь с индивидуальной авторской мифологией

В работе использованы такие методы, как историко-функциональный, сравнительно-типологический и структурно-семантический

Методологическую базу диссертационного исследования составили также положения, представленные в историко-литературных трудах ММ Бахтина, Б В Томашевского, ЮМ Лотмана, ЮВ Манна, С Г Бочарова, ВМ Марковича, В М Мелетинского, И Л Вишневской, М Вайскопфа, С А Гончарова и др

Теоретическая значимость исследования определяется возможностью использования его положений в работах, посвященных осмыслению гоголевского творчества в аспектах сюжетологии, речевой коммуникации, индивидуальной авторской мифологии, а также позволяет углубить научные представления о проблеме типологии героя как таковой

Практическая значимость: результаты проведенного исследования и комплексного анализа парадигмы гоголевских героев Хлестаков - Ноздрев -Кочкарев могут быть использованы при разработке разделов академических курсов и спецкурсов по истории русской литературы XIX в, а также в исследованиях, предполагающих обращение к проблемам типологии, сюжетологии, речевой коммуникации, индивидуальной авторской мифологии в литературе

Положения, выносимые на защиту:

-— Парадигматический ряд Хлестаков - Ноздрев - Кочкарев представляет внутри гоголевской художественной системы устойчивый тип героя, являющийся модификацией традиционного типа авантюрного героя

— Самопрезентация героев парадигмы строится на изобилии координат «все» и «везде» Многоликость представителей парадигмы Хлестаков -Ноздрев - Кочкарев является одной из определяющих черт интересующих нас героев Однако, в диапазоне авторского видения координаты «все» и «везде», преобладающие в самоподаче персонажей, получают существенную поправку и определяются как «ничто» В этом случае многоликость персонажей становится проявлением безликости

— Особый статус гоголевских персонажей характеризуется понятием «серединность», которое введено С А Гончаровым. Эквиваленты данного понятия присутствуют уже у самого Гоголя («все те, которых называют господами средней руки», «ни слишком толст, ни слишком тонок» и т п ), у А Белого они получают определение «фигуры фикции» («эпиталамы безличия»), позже, в уточненном виде, определяются Ю В Манном как «система отсчета, в стороне от "единицы" и "ноля"» Представителям парадигмы Хлестаков -Ноздрев — Кочкарев в художественной системе Гоголя свойственно фиксированное промежуточное состояние между воплощением Зла в образе черта, дьявола - с одной стороны, и персонажем - носителем позитивных нравственных и религиозных ценностей («добродетельным человеком») - с другой Специфика гоголевского видения заключается в том, что такого рода «середина» дает не феномен человеческой «нормы», а воспринимается как воплощение человеческого ничтожества Балансирование героя между «все» и «ничто», вырастающее на пересечении самопрезентации героя и реализации авторской концепции, проявляется в гипертрофии плана выражения при выхолощенности плана содержания

— Особенностью гоголевской модели мира является ее диффузный характер- божественное и дьявольское, фантастическое и реальное, человеческое и сверхчеловеческое не имеют между собой фиксированных границ Традиционные черты образа дьявола в религиозной мифологии получают систему эквивалентов в аналогичных характеристиках гоголевского

героя Отношения эквивалентности обусловлены общей для представителей парадигмы Хлестаков - Ноздрев - Кочкарев и носителей сверхъестественного начала у Гоголя семантикой фальшивой видимости, многоликостью, равнозначной безликости героев, стремлением скрыть свое имя и облик, ролью сюжетного провокатора, внеположностью их поведения нормам логики и здравого смысла.

— Парадигма Хлестаков - Ноздрев - Кочкарев, вступая в ассоциативные связи с другими элементами художественной системы писателя, приобретает символическую нагрузку и дает выход на индивидуальную авторскую мифологию, на идею иррациональности как принципа, лежащего в основе гоголевской модели «русской жизни».

— Инвариантом сюжетного поведения представителей парадигмы является функция «сюжетного провокатора» с ее двоякой семантикой с одной стороны, привести главного героя (Городничий, Чичиков) к катастрофе, публичному позору, с другой - стать для героя религиозно-нравственным испытанием и дать ему шанс для духовного воскрешения («целебная оплеуха», по Гоголю) Оба аспекта семантики принадлежат авторскому видению сюжета Само по себе поведение «сюжетных провокаторов» ( Хлестаков - Ноздрев - Кочкарев) лишено какой бы то ни было преднамеренности, предельно спонтанно, иррационально

— Модель речевого акта представителей парадигмы строится на основе фиктивной коммуникации, результатом чего становится феномен «коммуникативного срыва» Функция собеседника как активного и неотъемлемого участника общения сводится лишь к его фиктивному присутствию Содержание высказываний Хлестакова — Ноздрева - Кочкарева не обусловлено речевой ситуацией герои не осознают временной, пространственной и социальной обусловленности речи Пропуски, зияния, логические сбои — характерные черты их речевой манеры Предельным выражением речевого поведения представителей парадигмы является их виртуозная и совершенно бескорыстная ложь

— Художественная генетика персонажей парадигмы связана с символической фшурой «мага-юрисконсульта» во 2-ом томе «Мертвых душ», олицетворяющей божество хаоса, путаницы, иррациональности русской жизни Маг-юрисконсульт вбирает в себя ключевые свойства представителей парадигмы Хлестаков — Ноздрев — Кочкарев и становится в гоголевском контексте персонифицированным воплощением неоформленности гражданских оснований русского общества, русского человека с его дезориентированностью в сфере религиозно-нравственных ценностей (подмены духовных приоритетов социальными и материальными)

Апробация результатов исследования. Основные положения исследования изложены в виде докладов на VI Всероссийской конференции молодых ученых «Актуальные проблемы лингвистики, литературоведения и журналистики» (Томск, ТГУ, 2004г), на научной конференции молодых ученых «Филологические чтения» (Новосибирск, НГТТУ, 2006г), на научной конференции, посвященной 25-летию факультета филологии и журналистики

(Красноярск, 200бг ) Результаты исследования обсуждались на научной сессии НГТУ в рамках секции «Актуальные проблемы современного литературоведения» (Новосибирск, 2005 - 2006гг) Основное содержание работ отражено в 4 публикациях

Структура работы. Диссертационное исследование объемом 203 страницы состоит из введения, четырех глав и заключения, а также библиографического списка, включающего 232 наименования Основное содержание работы

Во Введении обосновываются актуальность работы, ее научная новизна, теоретическая и практическая значимость, формулируются цели и задачи, определяются объект и предмет исследования, характеризуется материал и методы его изучения, излагаются основные положения, выносимые на защиту

Первая глава («Теоретико-литературный подход к проблеме типологии») посвящена проблеме типологических построений в литературе Проблема типологизации становится актуальной для любого исследователя, в любой области науки, в том числе и литературоведении, в тот момент, когда он, приступая к своему исследованию, задает параметры предмета изучения, тем самым, отделяя его от других предметов в этой области Сообразно с концепцией ЮМ Лотмана, процесс выстраивания типологических моделей выглядит следующим образом первоначально исследователь, выстраивая некий сопоставительный ряд, выделяет оппозицию признаков, в основе которой лежит идея противопоставления по определенному принципу и определяет предмет исследования, с точки зрения его позиционной соотнесенности с одним из аспектов в рамках противопоставления Так, выделяя в художественной системе Н В Гоголя авантюрный тип героя, можно говорить о наличии двух сопоставительных рядов в рамках данного типа С одной стороны, тип авантюрного героя представлен образами Чичикова («Мертвые души») и городничего («Ревизор»), с другой стороны - представителями парадигмы Хлестаков («Ревизор») — Ноздрев («Мертвые души») — Кочкарев («Женитьба») Разнородность этих парадигм определяется оппозицией признаков «цель — бесцельность» (наличие/отсутствие умысла в действиях упомянутых выше героев)

Таким образом, начальная точка построения парадигмы позволяет конструировать довольно сложные типологические системы путем выделения закономерностей («поэтические формулы» и типологические модели) на уровне отдельных явлений в произведениях писателя, а затем осмысления этих инвариантных структур в общем контексте его художественной системы (pars pro toto) В результате исследователь получает возможность выявлять законы более высокого порядка, принципиальные для авторской картины мира

Типологическое начало представляет особую ценность для исследования Появление устойчивого художественного типа в творчестве писателя позволяет возвести единичное художественное явление в степень, обнаружить в нем присутствие закономерности, за счет чего происходит размыкание границ восприятия отдельного литературного героя, произведения и становится возможным выход в пространство художественной системы автора В прямой

зависимости от характера типологического построения (частные, локальные типологии / общелитературные, общекультурные типологические системы) находится смысловой потенциал художественного текста текста Чем крупнее парадигма, в которую может быть вписан герой, тем больше внутри- и внетекстовых связей обретает произведение, тем насыщеннее и богаче становится модель художественной действительности

По замечанию Ю Манна, творчество Гоголя, начиная с цикла «Вечеров », отмечено тяготением к «оформленной универсальности» Эта особенность отличает и гоголевскую типологию героя В основе каждого гоголевского типа лежит одна из магистральных идей творчества писателя, которая, которая кристаллизируется в образе конкретного героя Единичные фигуры колдуна, Шпоньки или Башмачкина не дают таких посылов к интерпретации, как типологический ряд от «колдуна» до «маленького человека», с последующей трансформацией ключевых идей (отделение от рода «ни свой, ни чужой», нейтрализация характеристик «ни то - ни то») и их реализацией в конкретных образах Идея оторванности от мира, исключения из «человеческого» ряда трансформируется в символ ничтожности человека и человечества

Единичный образ и тот же самый образ в контексте парадигмы, типологического ряда в творчестве писателя различны по своей смысловой насыщенности Парадигматический ряд размыкает границы произведения, усиливая внетекстовые связи отдельного художественного текста со всем творческим наследием писателя, а также с общелитературным контекстом Парадигматические ряды устойчивых элементов / констант художественного мира писателя формируют авторскую мифологию в рамках творчества писателя

В многообразной символике гоголевских произведений мы можем обнаружить устойчивые, организующие элементы, являющиеся маркерами единства в художественной системе и картине мира писателя Именно герой становится их проекцией, поскольку он непосредственно связан с определенным типом пространственной и временной организации, а также выполняет устойчивую, закрепленную за ним сюжетную функцию Эти элементы накладывают на произведение печать творческой индивидуальности автора Именно они делают собственно «гоголевскими» произведения писателя

С точки зрения устойчивости типа, для нас представляют особый интерес следующие персонажи' Хлестаков — Ноздрев — Кочкарев Выделение этих персонажей в качестве единого художественного типа не случайно Именно они появляются в трех сравнительно поздних гоголевских произведениях и несут в своих образах определенные черты сходства, которые отмечались критиками и исследователями разных эпох будь то В Г Белинский, В Т Переверзев, Ю В Манн, Ю М Лотман, Е М Мелетинский, В М Маркович, С Г Бочаров, С А Гончаров, М Вайскопф, А Л Елистратова, И Л Вишневская и нек др Однако, стоит отметить, что выделение определенных устойчивых черт интересующей нас парадигмы персонажей в исследованиях гоголеведов не выходило за рамки их описания в контексте произведений, в которых они непосредственно

функционируют Это не позволяло рассматривать того или иного героя как проявление определенной закономерности в творчестве писателя, как некий важный и неотъемлемый компонент, своего рода константу художественной системы Гоголя

Во второй главе «Гоголевский тип авантюрного героя в контексте смежных литературных традиций (европейской, русской, малороссийской)» произведен сопоставительный анализ классического типа авантюрного героя и его модификации в творчестве Н В Гоголя Прежде чем соотносить представителей парадигмы Хлестаков - Ноздрев - Кочкарев с «классическим» образом авантюрного героя, следует отметить, что речь идет, во-первых, о модификации, а не о прямом воспроизведении автором классического типа данного героя Во-вторых, мы описываем образы второстепенных персонажей (за исключением Хлестакова), а не главного героя, на статус которого, как правило, ориентирован образ авантюрного героя Уточнение необходимо сделать и относительно комедийных героев - Хлестакова и Кочкарева, которые соотносятся скорее с театральной традицией комедии «нравов» (в частности, с образами «хвастливого воина», «капитано») и уже через нее могут коррелировать с прозаической авантюрной традицией в ее сниженном варианте (герой-плут)

В понимании образа классического авантюрного героя мы исходим из работ М, Бахтина, создающих необходимые точки отсчета для осмысления гоголевских модификаций авантюрного героя «Про авантюрного героя, -писал М М Бахтин, - нельзя сказать, кто он У него нет твердых социально-типических и индивидуально-характерологических качеств, из которых слагался бы устойчивый образ его характера Такой определенный образ отяжелил бы авантюрный сюжет, ограничил бы авантюрные возможности С авантюрным героем все может случиться, и он всем может стать Он не субстанция, а чистая функция» [Бахтин М М Автор и герой в эстетической деятельности / М М Бахтин -М Издательство "Азбука", 2004 - С, 94]

Определение авантюрного героя делает необходимым введение, хотя бы рабочего, понятия «авантюрности». Анализ классических трудов (М.М Бахтина, Е М Мелетинского, Е В Хализева, О М Фрейденберг, Л Я Гинзбург), посвященных авантюрному роману и авантюрному герою напрямую или косвенно, позволил сформулировать (в общем виде, тк понятие «авантюрности» в движении традиции претерпевало существенные изменения) рабочее определение авантюрности как литературной категории это неисчерпаемый потенциал героя вступать в рискованные, сомнительные предприятия в расчете на случайный успех При этом социальный статус литературного персонажа, его внешний вид, возраст, особенности характера не играют определяющей роли, т г любой герой, имеющий склонность к авантюрам (сомнительного рода акциям) может быть авантюристом Именно такая ускользающая характерность героя определяет продуктивность авантюрного жанра.

Возможность вписывать творчество писателя в архаическую традицию, т е выделять архетипические основания художественных

феноменов, обусловлена наличием в художественной системе современного автора понятий, эквивалентных архаичной системе Так, «неизменность» у М. Бахтина является качеством, обеспечивающим стойкость авантюрного героя перед лицом судьбы и продуктивность авантюрного сюжета У Гоголя «неизменность» - знак элементарности натуры героя Все его эмоции и действия направлены вовне, а план внутренней мотивации либо скрыт от читательского глаза, либо отсутствует вообще

Попытка вписать гоголевскую парадигму героев в определенную литературную традицию сопряжена с известной сложностью Однозначно соотнести Хлестакова — Ноздрева — Кочкарева с какой-либо литературной парадигмой невозможно По характеру сюжетных функций в наибольшей степени эта парадигма соотносима с классическим авантюрным героем, который также представлен в произведениях Гоголя (Чичиков) Однако авантюрность образов парадигмы Хлестаков — Ноздрев — Кочкарев специфическая, в характере героев снимается всякий «умысел», они совершают свои действия, не руководствуясь никаким планом, непреднамеренно В структуре образов остается «голая» функциональность, «абстрактная интенсивность» (М Бахтин) способность находиться в авантюрном ряду и продуцировать его

Смена у Гоголя статуса авантюрного героя (перемещение свойства авантюрности от главного героя к второстепенному) обнажает внутреннюю модель взаимоотношений «парных» в сюжетном отношении персонажей. Хлестаков — городничий, Ноздрев - Чичиков, Кочкарев - Подколесин В отличие от классического авантюрного сюжета, объектом внимания у Гоголя становятся события жизни либо неавантюрного героя (как, например, в случае Подколесиным), либо «классического» авантюриста (городничий, Чичиков) Такой характер взаимоотношений отчасти оправдывает внутреннюю закрытость представителей парадигмы Хлестаков — Ноздрев — Кочкарев, немотивированность их действий по отношению к главньм героям произведений Таким образом, в связи с представителями гоголевской парадигмы Хлестаков — Ноздрев — Кочкарев можно говорить не о развитии классической модели построения авантюрного сюжета и авантюрного героя, а о своего рода «псевдоавантюрности»

Говоря об истоках художественной парадигмы Хлестаков - Ноздрев — Кочкарев, несомненно, следует отметить родственность гоголевских героев традиции вертепного театра, староукраинского барочного школьного театра, бурлескной интермедии, вертепной драме VII-VIII веков Эту связь можно проследить в характерной фабуле-анекдоте, заданности персонажей, их знаковой однопяановости, мозаичности построения текста, немотивированной смене эпизодов, диктуемой не столько логикой развития характеров, сколько (а подчас и главным образом) волей автора

Сочетание такого количества литературных и народных традиций (от вертепной маски шута, итальянского «капитане» до романного героя-авантюриста) в персонажах парадигмы Хлестаков - Ноздрев - Кочкарев свидетельствует о том, что гоголевские персонажи не являются порождением

исключительно гоголевской художественной системы, их появлению предшествовала литературная традиция, как западная, так и русская Однако, связь с традицией не отменяет абсолютной оригинальности гоголевских персонажей Они представляют устойчивый художественный тип внутри творчества Гоголя Не случайно Гоголь вводит их в трех своих сравнительно поздних произведениях, подвергнув художественной рефлексии не только определенный социально-исторический тип личности, но и всю русскую действительность (беспорядочную, нестабильную, недетерминированную)

В третьей главе («Аспекты репрезентации авантюрного героя в творчестве Гоголя»), в § 3 1 Модификация "серединного" героя Гоголя в системе парадигмы персонажей Хлестаков — Ноздрев - Кочкарев» отражены характерные особенности структуры гоголевского авантюрного персонажа -сочетание несочетаемых свойств характера, двойное отрицание полярных качеств героя, а также гипертрофия плана внешнего выражения при частичном или полном отсутствии плана внутреннего содержания

Представители парадигмы являют собой особую разновидность «серединных» персонажей Гоголя «Серединный» герой - одно из наиболее универсальных типологических построений в творчестве Гоголя, неоднократно отмечавшееся исследователями (А Белый, Ю Манн, С Гончаров и др) Специфика внутренней структуры образов парадигмы позволяет считать Хлестакова — Ноздрева - Кочкарева вариацией типа «серединного» героя в рамках творчества Гоголя и одной из модификаций авантюрного героя в мировой литературе «Наложение» двух классификаций разного качества и разного масштаба при ближайшем рассмотрении не содержит в себе противоречия

Именно Хлестаков — Ноздрев — Кочкарев становятся обладателями «особого качества, подверженного иной системе отчета», по Ю В Манну « "Ни то, ни се" - то есть не существо, погрязшее в низменной материальности, но и не человек в высшем смысле слова Но кто же? Неизвестно Мы вновь сталкиваемся с каким-то уклонением природы от ее собственного порядка» [Манн Ю В Гоголь и мировая литература / Ю В Манн - М Наука, 1988. - С 258] Более того, часто случается так, что сами по себе не сочетаемые друг с другом полюса и качества подлежат у Гоголя новому витку отрицания Таким образом, рождается феномен двойного отрицания

При более детальном анализе качества «серединности», его природы и реализации в персонажах парадигмы, сразу обращает на себя внимание размытость их социального статуса Социальную роль Хлестакова не представляется возможным определить как для других героев комедии (поскольку с самого начала действия они находятся на ложном пути), так и для самого Хлестакова Без всякой задней мысли он провоцирует путаницу, желая произвести на чиновников впечатление своей значительностью «Хлестаков Мне даже на пакетах пишут "ваше превосходительство" Один раз я даже управлял департаментом Городничий Ва-ва-ва щество

Превосходительство, не прикажете ли отдохнуть'? Лука Лукич Оробел, ваше бла. преос сият »

Образ Хлестакова лишен не только социальной, но и визуальной конкретности, что особенно заметно в характерной перебранке губернских дам «Анна Андреевна Я, однако ж, ему очень понравилась я заметила - все на меня поглядывал Марья Антоновна Ах, маменька, он на меня глядел'» У читателя и зрителя создается впечатление, что Хлестаков смотрел одновременно на мать и на дочь Однако по законам объективной действительности невозможно из одной точки пространства в одно и то же время смотреть в разных направлениях, если только скорость перевоплощения Хлестакова не достигает в этот момент своего Пика, то есть в этот самый момент он представляет собой одновременно два разных образа, рожденные воображениями Анны Андреевны и Марьи Антоновны Продолжая оставаться Хлестаковым в единственном числе, он дает возможность персонажам наблюдать разные грани его фантома, и каждая из героинь видит отражение своей фантазии

Та же логика (вернее ее отсутствие) в мыслях и поступках чиновников Первое впечатление городничего от встречи с Хлестаковым в трактире («А ведь какой невзрачный, низенький, кажется ногтем бы придавил его ») не мешает ему в последнем действии комедии совершенно утратить чувство реальности в самодовольном восторге «с каким дьяволом породнилась1»

Хлестаков многолик, его образ постоянно модифицируется, переживая молниеносные метаморфозы Многоликость и постоянная изменчивость приводят к нагромождению внешних образов, перегрузке плана выражения при отсутствии содержательного ядра В данном случае многоликость эквивалентна безликости, а вездесущность — отсутствию всякой сущности

Социальный статус Кочкарева также порождает известные сомнения своей немаркированностью Своей близостью к Подколесину Кочкарев, казалось бы, предполагает соотносенность с дворянским сословием, однако его поразительная осведомленность в вопросах сватовства и способность изъясняться на языке простолюдинов, довольно органично вписывают его в эту среду Вышеназванные крайности постоянно приходят в соприкосновение и в структуре образа Ноздрева Мысль Чичикова о том, что «горазд он, как видно, на все, стало быть у него даром можно кое-что выпросить», на самом деле не приводит ни к чему Действительно, Ноздрев горазд на "все", однако это "все" удивительным образом способно превратиться в "ничто" под воздействием его неугомонной энергии Ведь именно он оказался единственным из помещиков, у которого Чичикову не удалось выторговать ничего Кроме того, - что особенно примечательно - совершенно непреднамеренно Ноздрев расстроил все замыслы Чичикова и спровоцировал его катастрофу, а затем - бегство из города

Представителям парадигмы Хлестаков — Ноздрев - Кочкарев свойственно фиксированное промежуточное состояние между воплощением Зла в образе черта, дьявола, ведьм и бесов и персонажем - носителем позитивных нравственных и религиозных ценностей («добродетельным человеком») Специфика гоголевского видения заключается в том, что такого рода «середина» дает не феномен человеческой «нормы», а воспринимается как воплощение человеческого ничтожества Балансирование героя между «все» и

«ничто», вырастающее на пересечении самопрезентации героя и реализации авторской концепции, проявляется в гипертрофии плана выражения при выхолощенности плана содержания

«Серединность» обусловливает не только размытость социального статуса представителей парадигмы Хлестаков — Ноздрев — Кочкарев, но лишает их изображение и визуальной конкретности, упраздняет понятия «границы» в пространственном мире и в человеческих взаимоотношениях Категории "все" и "ничто", являются двумя противоположными полюсами, существуя между которыми, герой оказывается в бездне невесомости, нейтрализующей полярные качества и характеров героев, и самой художественной действительности

В § 3 2 («Координаты самопрезентации авантюрного героя в творчестве Гоголя») рассматриваются способы самоподачи персонажей парадигмы в творчестве Гоголя Образ Хлестакова в значительной степени сближается с категорией Все «Я говорю всем "Я сам себя знаю, сам Я везде, везде"» Все, все, всем, везде — наиболее распространенные координаты самопрезентации Хлестакова Хлестаков подобен воронке, постепенно усиливающей свои обороты и поглощающей, затягивающей в бездну Небытия, разрушенного божественного миропорядка и распавшихся человеческих связей все значимые события и явления окружающей действительности Множество полюсов сосредоточено и нейтрализовано в этом амбивалентном поле Всё уравновешивается и обессмысливается в хаосе и кутерьме, которые постепенно завариваются вокруг заезжего гостя Будучи Никем («какой невзрачный, низенький»), он стал Всем (« Ва-ва-ва шество, превосходительство»)

Вне зависимости от метаморфоз внешнего облика сущность Хлестакова не меняется Спектр перевоплощений Хлестакова в комедии необыкновенно широк Его образ варьируется в сознании героев и зрителей от заезжего гостя, не желающего платить за постой, до самого государя-батюшки, о чем свидетельствуют формы обращения «батюшка», «отец мой»

Бесцельность и немотивированность поведения - неотъемлемые черты представителей парадигмы Хлестаков — Ноздрев — Кочкарев Так, Хлестаков в сцене сбора взяток с чиновников города не преследует никакой цели Его поступки и слова в этой сцене полны ежесекундного куража Создается впечатление, что Хлестаков совершенно не знает цены деньгам какая из предложенных ему сумм больше, а какая — меньше Он не в состоянии соразмерить социальный статус окруживших его чиновников с их материальным достатком (Хлестаков Да, ну если тысячи нет, так рублей сто. Для него «все равно», для него не существует системы отношений, точек отсчета нигде, даже в арифметике)

Для Кочкарева, так же как и для Хлестакова, свойственна позиция вненаходимости по отношению к социальным нормам и устоям Он так же непредсказуем и алогичен в своем поведении При первом своем появлении Кочкарев обвиняет Феклу «Ну послушай, на кой черт ты меня женила'» По ответному замечанию Феклы читатель и зритель тут же узнает, что это была собственная просьба Кочкарева, о которой он, видимо, успел забыть Однако, что не менее характерно для данного типа персонажей, еще через мгновение

Кочкарев уже готов взяться за дело и женить Подколесина «Я беру на себя все дела» Это «все» — один из маркеров сюжетного поведения Кочкарева. Если дела, то непременно «все» Он отдается каждому из своих бессмысленных порывов полностью и без остатка

Перспектива мира, который представляет Подколесину Кочкарев, далека от заманчивости Его представление о реальности лишено конкретности так же, как и его человеческий облик « около тебя будут ребятишки, ведь не то что двое или трое, а, может быть, целых шестеро, и все на тебя как две капли воды» По сути Кочкарев «соблазняет» приятеля кошмарную картину его возможного существования в окружении собственных «копий» («около тебя экспедиторчонки, маленькие эдакие канальчонки»), которые заполнят все жизненное пространство Подколесина, размножаясь подобно «гомункулам» Перед нами дурная бесконечность, а не продолжение рода Постепенно и сам Подколесин в выдуманном Кочкаревым мире начинает терять свой человеческий облик, происходит стирание грани между человеческим и животным « и какой-нибудь постреленок, протянувши ручонки, будет теребить тебя за бакенбарды, а ты только будешь ему по-собачьи: ав, ав, ав' Ну есть ли что-нибудь лучше этого, скажи сам?» Это сближение человеческого и животного рядов не случайно для Гоголя так, и Ноздрев — словно отец родной среди своих собак, которые, в свою очередь, чувствуют себя на равных с людьми

Нами рассмотрены и проанализированы координаты самопрезентации авантюрного героя в творчестве НВ Гоголя В результате исследования удалось выяснить, что многоликость представителей парадигмы Хлестаков -Ноздрев - Кочкарев является одной из наиболее характерных черт интересующих нас героев Спектр функционирования и перевоплощений героев широк, координаты «все» и «везде» являются доминирующими в их поведении Неосознавание героями физических, социальных и моральных границ объективного мира усиливает атмосферу разрушенного божественного миропорядка и распавшихся, утраченных человеческих связей в гоголевской художественной картине мира

§ 3 3 «"Срыв коммуникации" как феномен речевого поведения героев парадигмы Хлестаков - Кочкарев — Ноздрев» посвящен стратегии речевого поведения героев, которая строится на основе феномена фиктивной коммуникации Функция собеседника как активного и неотъемлемого участника общения в данном случае сводится лишь к его фиктивному присутствию Языковая картина мира и коммуникативные возможности представителей парадигмы - могут рассматриваться как лингвистический коррелят внутреннего (духовного) облика человека, отражающий в специфической языковой форме основные параметры художественного образа

Манера речи Ноздрева, как одна из конструктивных частей его речевого образа - фамильярно-назойливая, она вскрывает его развязность и бесцеремонность

Ноздреву абсолютно не важно, какой перед ним собеседник Он готов первому встречному, мало знакомому человеку выплеснуть всю энергию,

кипящую в нем Недаром автор отмечает его феноменальную способность сходиться с людьми «Они скоро знакомятся, и не успеешь оглянуться, как уже говорят тебе "ты"» Коммуникативный акт Ноздрева выхолощен, лишен категории «собеседника» по сути, и лишь по форме своей, по внешнему фиктивному присутствию второго участника, напоминает диалог «Куда ездил7 - говорил Ноздрев и, не дожидаясь ответа, продолжал - А я, брат, с ярмарки» Момент речевого общения фиктивен, писатель лишь сохраняет форму диалога, а внутреннее содержание, т е феномен общения двух героев, устраняется

Можно также говорить о том, что для анализируемой модели коммуникации характерна утрата связи с речевой ситуацией, как неотъемлемым компонентом коммуникации, объединяющим все ее составляющие говорящего, слушающего, время и место коммуникации Рассогласованность высказывания с речевой ситуацией способна создавать эффект смысловой многослойности в нарративном режиме текста В ситуации же, оформленной как сугубо диалогическая, такого рода рассогласованность провоцирует коммуникативный срыв В художественной действительности Гоголя не только сами представители парадигмы Хлестаков - Ноздрев -Кочкарев лишены чувства речевой ситуации, их «собеседники» - вследствие собственной подверженности вирусу иррациональности - также не замечают ни логических сбоев в речевой ситуации, ни противоестественности ее развития, ни ее бесплодности, с точки зрения решения каких бы то ни было коммуникативных задач

В случае с Хлестаковым привычная ситуация общения абсолютно закрыта для интерпретации Участники коммуникативного акта не в состоянии ориентироваться по предыдущим высказываниям героя, поскольку они не выстраиваются в определенный причинно-логический ряд (Хлестаков А, да' Земляника И что ж, скажите, пожалуйста, есть ли у вас детки7 ( ) А как они как они того9 Артемий Филиппович То есть не изволите ли вы спрашивать, как их зовут9»

Хлестаковское «ничего», «хорошо», «приятно», «все равно» абсолютно взаимозаменяемы и равнозначны Значение оценочности в этих репликах фиктивно, следовательно, заменив одну реплику другой, мы не нарушим «логики» высказывания героя Фикция оценки складывается из-за неспособности героя занять определенную позицию в отношении предмета или явления С точки зрения интонации, эти реплики могут быть как восклицательными, так и вопросительными, что еще более усиливает эффект фиктивности

В случае с Хлестаковым не приходится говорить об объективации внутренней речи во внешнюю Речь (внутренняя или внешняя) всегда является следствием мыслительного процесса, для Хлестакова же более характерным будет продуцирование фантазмов, нежели размышление Все, что имеет любой оттенок логичности, становится несовместимым с образом героя Отсутствие реплик в сторону является одним из наиболее убедительных свидетельств отсутствия внутренней работы мысли Фразы Хлестакова не связаны одна с другой логической нитью, в них нарушена причинно-следственная связь

Поэтому-то так теряются собеседники Хлестакова, не знающие, чего можно ожидать от него в следующую минуту

Для речевой структуры Кочкарева характерны пропуски и зияния Герой часто останавливается, как бы не зная, чем продолжить или закончить свою фразу. Однако самый большой интерес для нас представляют те явления или понятия в речи героя, пред которыми он останавливается, будучи не в силах объяснить их Как правило, заминка случается перед определением сущностных форм и явлений человеческой жизни (например, брак, семья) Кочкарев, рвущийся поскорее заключить брачный союз между Подколесиным и Агафьей Тихоновной, не может объяснить значение брака или хотя бы описать сущность этой формы человеческих отношений («Кочкарев Брак - это есть такое дело . Это не то, что взял извозчика, да и поехал куды-нибудь»)

Одной из определяющих черт речевого поведения рассматриваемых персонажей является ложь Причем ложь - азартная и совершенно бескорыстная, немотивированная Именно потому феномен лжи гоголевских героев ускользает от попыток его однозначного определения Онтология лжи в гоголевском мире - один из самых трудных моментов для интерпретации И при этом - один из основополагающих

Трудность определения связана с тем, что «артистическая» ложь гоголевских персонажей непостижимыми связями соотносится с личностью самого автора Сложно провести грань между ложью персонажа и особым качеством гоголевского сознания (ср определение Ю М Лотманом специфического качества гоголевского сознания «Гоголь был лгун» [Лотман Ю М О «реализме» Гоголя /ЮМ Лотман // О русской литературе - СПб , 1997 - С 694] Именно это и имел в виду исследователь, сомневаясь в реалистической природе творчества писателя Ложь и творческая фантазия у Гоголя не имеют между собой четкой грани

Модель речевого поведения Хлестакова ~ Ноздрева - Кочкарева обнажает глубинные основы гоголевского мира, в котором разрушены естественные человеческие связи и понятия Одним из самых ярких признаков «беспорядка природы», который является знаком присутствия в мире дьявольского начала, является утрата человеком естественных человеческих способностей, в частности, - деформация и искажение исконной потребности человека в общении

В четвертой главе («Символико-мифологическая составляющая образа авантюрного героя в творчестве Гоголя»), в § 4 1 («Религиозно-мифологический аспект парадигмы гоголевских героев Хлестаков - Ноздрев — Кочкарев»), представители парадигмы рассматриваются в аспекте мифопоэтики гоголевского мира Иррациональное начало в художественной системе Гоголя, начиная с цикла «Вечеров », соотносится с дьявольским полюсом мироустройства Оно всегда чревато хаосом, бесконечными метаморфозами, ведущими к бесформенности

Подобное понимание Гоголем природы «вечного зла» обнаруживает глубокие религиозно-мифологические основания его художественной картины мира Обращение писателя к древним мифологическим источникам было

непременным условием исторического подхода к современности, в которой он стремился обнаружить ее глубинные субстанциональные начала

Характеристики образа дьявола в религиозной мифологии получают систему эквивалентов в аналогичных характеристиках гоголевского героя это - семантика фальшивой видимости, стремление скрыть свое имя и облик, роль сюжетного провокатора, необъяснимость поведения с точки зрения здравого смысла, лживость (как эквивалент «ябеды на творца своего», характерной для мифологического образа дьявола)

Однако, наряду со сходством, во внутренней структуре этих образов существуют не менее характерные отличия Одним из основных отличий является понятие злого умысла или помысла, присущее образу дьявола в религиозной мифологии, и отсутствие такового у представителей гоголевской парадигмы Следует отметить как принципиальную черту отсутствие у данного типа героя всякого умысла, не только доброго, но и злого Для Хлестакова — Ноздрева - Кочкарева характерна деятельность ради самой деятельности, немотивированность поступков и решений, алогичность и бессвязность действий, «беспамятность» представители парадигмы лишены потребности вспоминать, их многочисленные, хаотичные действия не оставляют в их памяти и поведении никакого следа

Для представителей парадигмы Хлестаков — Ноздрев - Кочкарев характерно наличие особой функции сюжетного провокатора Их провокация -это, с одной стороны, неминуемая катастрофа для героев, которые становятся жертвами провокаций, сопровождающаяся их публичным осмеянием и позором С другой же стороны, это «испытание» современному миру и человеку, в соответствии с гоголевской идеей спасительной, целебной «оплеухи» человеку Бог посылает «беду», «испытание», чтобы человек услышал его и понял необходимость пересмотра собственного пути Гоголевские герои — жертвы «провокаций» со стороны представителей парадигмы - не слышат и не понимают этих сигналов, продолжают двигаться по пути гибели, т е окончательной утраты человеческого в человеке Они не в состоянии сопротивляться провокативным акциям героев парадигмы, потому что сопротивляться — значит противопоставить им более высокую и совершенную систему ценностей В результате Хлестаков - Ноздрев — Кочкарев продуцируют в жизни хаос Но хаос - понятие двустороннее Он несет в себе и разрушающее, и созидающее начала

В § 4 2 («Функция «сюжетного провокатора» в поведении представителей парадигмы Хлестаков - Кочкарев - Ноздрев») действия представителей парадигмы рассмотрены с точки зрения их сюжетной функции, выделены и проанализированы устойчивые характеристики сюжетного поведения, а также основные хронотопические маркеры, сопровождающие данный тип героя в текстах Гоголя

Семантические границы, как функциональная основа события, отсутствуют в сознании представителей парадигмы Хлестаков - Кочкарев -Ноздрев У Ноздрева это выражается почти явно не только в замечании о границе, многократно цитируемом многими исследователями творчества

Гоголя, но и менее явственно в проходных репликах «Мижуев, смотри, вот судьба свела ну что он мне или я ему9 Он приехал бог знает, откуда, я тоже здесь живу» На уровне этой фразы мы можем проследить явное отсутствие разграничения между положениями «здесь» и «там» («бог знает откуда» в ноздревском варианте) Два пространства уравновешиваются в сознании героя, между ними ставится знак равенства, эксплицированный союзом «тоже»

Представители парадигмы не способны фиксировать в своей памяти не только координаты, связанные с пространственно-временной организацией действительности, но и любой опыт, относящийся к человеческим отношениям Ноздрев на следующий день после ссоры с Чичиковым по поводу купли-продажи мертвых душ, не чувствуя «груза» вчерашнего разговора, не осознает его как некий учитываемый опыт в отношениях с конкретным человеком, а продолжает вести беседу с «нуля», в полном смысле - как ни в чем не бывало

Важно, что почти все гоголевские герои наделены способностью сомневаться Не" имея четкой, определенной позиции в мире ценностных ориентиров, в погоне за ложными ценностями, они все же сомневаются, то ли они ищут Несмотря на то, что Хлестаков — Ноздрев — Кочкарев, так же как и остальные герои, не обладают собственной системой ценностей, они лишены способности сомнения «Это был решительно человек, для которого не существовало сомнений вовсе, и сколько у них заметно было шаткости и робости в предположениях, столько у него твердости и уверенности»

Провокации Ноздрева, да и всех остальных членов парадигмы, оказываются возможными и обладают стойким сюжетным потенциалом еще и благодаря специфике той действительности, в которой они реализуются Такого рода провокации неразрывно связаны с «беззащитностью» гоголевского мира, в котором разрушена система ценностей, границ и устоев

Хлестаков не имеет собственного пространства Петербург — место его временного пребывания - не закреплен за героем Все, что мы знаем об этом пространстве, представлено лишь фантазмами героя Пространство уездного города также не принадлежит Хлестакову Его затянувшаяся остановка не дает основания для закрепления героя за этим пространством, поскольку здесь он присутствует не сам по себе, а в своей фиктивной ипостаси (ревизор), продуцируя миражность развертывающейся интриги, обнажая миражность ценностей и отношений в гоголевском мире Поместное пространство, в направлении которого движется Хлестаков, также не является знаковым для героя, поскольку, скорее всего, герой там и не окажется, а если окажется, то вряд ли задержится в нем надолго Приличная сумма, полученная от чиновников, дает Хлестакову отличный повод для дальнейшего беззаботного путешествия Во всех разобранных нами явлениях в определенной степени сохраняется и момент метаморфозы, как вариант перехода из одного семантического поля в другое перемена ролей-масок плутом, превращение нищего в богача, бездомного бродяги - в богатого аристократа, разбойника и жулика — в раскаявшегося примерного христианина и т. п

Событий, как таковых, не происходит в гоголевской художественной действительности Представители парадигмы Хлестаков - Ноздрев - Кочкарев

не замечают никаких противоречий ни в окружающей жизни, ни в собственной, не осознают пространственные, временные, социальные, моральные и духовные законы объективной действительности

Речь в данном случае идет не о нарушении границ, а об их значимом отсутствии Хлестаков - Ноздрев - Кочкарев представляют один из последних «витков» деградации в гоголевском мире существователей В основе гоголевского мироздания идея хаоса, разрушающего и созидающего Не случайно ключевыми фигурами в этом мире становятся Хлестаков - Ноздрее -Кочкарев, которые своими невольными действиями подталкивают главных героев к катастрофе Представители парадигмы способствуют проявлению перевернутой системы ценностей в гоголевском мире Именно с помощью их провокации обнажается несовершенство современного мира, ложность идеалов современного человека

В § 4 3 («Символический потенциал парадигмы Хлестаков — Ноздрев Кочкарев») прослеживается генетическая связь представителей парадигмы Хлестаков - Ноздрев — Кочкарев с символической фигурой «мага-юрисконсульта» во 2-ом томе «Мертвых душ» Само осксюморонное сочетание «маг-юрисконсульт» соответствует впечатлению, которое производит персонаж С одной стороны, статус юрисконсульта предполагает, что герой призван отстаивать букву и дух закона, а его социальное поведение должно служить нормой для всех остальных героев С другой стороны - это фантастический образ, вылившийся в определение «маг», что снимает всякую социально-ролевую конкретность в изображении этой фигуры

Специфическое оформление образа (отсутствие имени у мага-юрисконсульта и прописанного внешнего облика), его таинственность наделяют героя статусом Божества Стоит отметить особое знание мага (касающееся русской действительности и человеческой души), которое носит характер всеведения или сверхзнания Он — центр механизма русской жизни, некая сила, заставляющая работать пружины разных калибров «Юрисконсульт, как скрытый маг, незримо ворочал всем механизмом; всех опутал решительно, прежде чем кто успел осмотреться» Ореол божественности отбрасывает особый отсвет на сделку Чичикова с юрисконсультом Учитывая специфическую природу образности, использованную Гоголем в создании фигуры «мага», «сделка» Чичикова отчасти оказывается эквивалентом сделки с дьяволом Самосвистов достаточно прозрачно говорит во время ареста Чичикова о «расчетной плате» за его освобождение.

Образ мага-юрисконсульта словно стягивает в пучок, концентрирует в себе разнонаправленные, хаотичные векторы энергии представителей парадигмы Маг-юрисконсульт - фокус гоголевской дьяволиады, с ее неопределенностью внешнего облика, туманом и миражностью, рассеивающими все пространственные и временные ориентиры в художественной действительности писателя В гоголевском художественном мире маг-юрисконсульт является символом русской действительности, в которой утрачены причинно-следственные связи, а лишен полноценных ориентиров

В заключении подводятся основные итоги работы и намечаются перспективы развития темы Парадигма Хлестаков - Ноздрев — Кочкарев является воплощением единого художественного типа героя в художественной системе Гоголя, представляющего модификацию классического типа авантюрного героя и концентрат идеи иррациональности в творчестве писателя

Ощущение нестабильности / миражности русской жизни обостряется в те исторические эпохи, когда особенно остро обнаруживается и переживается «шаткость» мира Отсюда волна обостренного интереса к субстанциональным прозрениям Гоголя в начале XX века (А Белый, А Блок, Ф Сологуб, М Булгаков) Гоголевская «перспектива» не была повторена буквально, однако, способность гоголевских сюжетов и героев «приживаться» в новых исторических ситуациях подчеркивает онтологическую глубину гоголевского ощущения «миражности» русской жизни

Проведенное исследование открывает обширные перспективы для дальнейшей работы Во-первых, полученные критерии для выделения единого типа героя в художественной системе Гоголя делают возможным дальнейший, более глубокий анализ гоголевской типологии героя, а также построение внешних и внутренних типологических связей творческого наследия писателя

Пространственные и временные характеристики, задающие спектр функционирования парадигмы Хлестаков - Ноздрев — Кочкарев, а также критерии выделения категории события и отношения к ним представителей парадигмы открывают новые возможности в изучении вопроса гоголевской сюжетологии Установленная «генетическая» связь парадигмы Хлестаков -Ноздрев - Кочкарев с символической фигурой мага-юрисконсульта во II томе «Мертвых душ» будет способствовать дальнейшему более детальному изучению проблемы авторского мифотворчества

Статьи, опубликованные в рекомендованных ВАК изданиях

1 Кучина С А Координаты самоопределения Кочкарева («Женитьба») как представителя авантюрного героя в творчестве Н В Гоголя / С А Кучина // Вестник Челябинского государственного педагогического университета № 2 - Челябинск, 2007 -С 237-245.

2 Кучина С А Один из аспектов «негативной антропологии» и концепции русской жизни в творчестве Гоголя / С А Кучина // Приложение к журналу «Философия образования» Т XXVII - Новосибирск, 2007 - С 64 -72

Статьи

3 Кучина С А Модификация «серединного» героя Гох оля в системе парадигмы персонажей Хлестаков — Ноздрев — Кочкарев / С А Кучина // Аспирантский сборник НГПУ — 2006 (По материалам научных исследований аспирантов, соискателей, докторантов) в 4 ч Часть 1 — Новосибирск Изд НГПУ, 2006 - С 167-177

4 Кучина С А Эквиваленты «дьявольского комплекса» в образной структуре гоголевского авантюрного героя / С А Кучина // Аспирантский сборник НГПУ - 2006 (По материалам научных исследований аспирантов, соискателей, докторантов) в 4 ч Часть 1 - Новосибирск Изд НГПУ, 2006 -С 177 — 185

Отпечатано в типографии Новосибирского государственного технического университета 630092, г Новосибирск, пр К Маркса, 20,

тел/факс (383) 346-08-57 формат 60x84/16, объем 1 5 п л, тираж 100 экз , заказ № 1172 подписано в печать 10 09 07г

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Кучина, Светлана Анатольевна

Введение

Глава 1. Теоретико-литературный подход к проблеме типологии

Глава 2. Гоголевский тип авантюрного героя в контексте смежных литературных традиций (европейской, русской, малороссийской)

2.1 Герой в художественной структуре классического авантюрного романа

2.2 Предтеча гоголевского авантюрного героя в русской прозе рубежа XVIII-XIX вв.

2.3 Традиция малороссийского вертепа в художественной системе

Н.В. Гоголя

2.4 Эквиваленты авантюрного героя в драматургической традиции

Глава 3. Аспекты репрезентации авантюрного героя в творчестве Гоголя|

3.1 Модификация «серединного» героя Гоголя в системе парадигмы персонажей Хлестаков - Ноздрев - Кочкарев

3.2 Координаты самопрезентации авантюрного героя в творчестве Гоголя

3.3 «Срыв коммуникации» как феномен речевого поведения героев парадигмы

Хлестаков - Ноздрев - Кочкарев

Глава 4. Символико-мифологическая составляющая образа авантюрного героя в творчестве Гоголя

4.1 Религиозно-мифологический аспект парадигмы Хлестаков - Ноздрев -Кочкарев

4.2 Функция «сюжетного провокатора» в поведении представителей парадигмы Хлестаков - Ноздрев - Кочкарев

4.3 Символический потенциал парадигмы Хлестаков - Ноздрев

Кочкарев

Введение диссертации2007 год, автореферат по филологии, Кучина, Светлана Анатольевна

Среди многочисленных работ отечественных и зарубежных славистов, посвященных "Ревизору", "Мертвым душам" и "Женитьбе" Гоголя, значительное внимание уделено героям (персонажам) названных произведений. Однако, как правило, анализ того или иного гоголевского героя не выходит за рамки отдельного произведения. Все попытки установить типологические соответствия как внутри творчества писателя, так и за его пределами носят характер локальных сравнений. При этом типологический взгляд на художественную систему писателя существенно меняет ее восприятие, обнажая глубинные основы авторской мифологии. Типологическое укрупнение любого аспекта авторской художественной системы (мотив, сюжет, герой) актуализирует, в зависимости от своего масштаба, как её внутренние (непосредственно внутри авторской художественной системы), так и внешние связи (общелитературный контекст) и способствует возрастанию смыслового потенциала текста.

Приступить к изучению типологии гоголевского героя невозможно, не обозначив имена тех исследователей и критиков, которые внесли значительный вклад в ее формирование. Различные аспекты изучения гоголевских типов нашли отражение в работах В.Г. Белинского, А. Белого, Д. С. Мережковского, Н.А. Энгельгардта, Ю.Н. Тынянова, Б.В. Томашевского, М.М. Бахтина, Ю.М. Лотмана, Ю.В. Манна, С.Г. Бочарова, Д.Д. Благого, Е.М. Мелетинского, В.М. Марковича, Е.А. Смирновой, И.Л.Вишневской, А.Л. Елистратовой, С.А. Гончарова, М. Вайскопфа, В.В. Набокова, И.П.Золотусского и др. Исследователи рассматривали героев парадигмы Хлестаков - Ноздрев - Кочкарев и остальных гоголевских героев в контексте различных литературных направлений с точки зрения их соотношения с пространственно-временной организацией художественного текста, с точки зрения основных составляющих структуры художественного образа, а также в связи с их сюжетной функцией.

Прежде чем приступить к исследованию парадигмы Хлестаков ("Ревизор") - Ноздрев ("Мертвые души") - Кочкарев ("Женитьба"), необходимо осуществить аналитический обзор классических и современных работ, касающихся типологии гоголевских героев, с тем чтобы на их основе представить концепцию, целью которой будет исследование специфики модификаций авантюрного героя в художественной системе Гоголя на материале заявленной парадигмы героев.

Разработка типологии героя в рамках творчества любого автора зависит от выбора исследователем основания для выделения типов. В зависимости от выбранного основания варьируется и масштаб типологии: выделяются магистральные и локальные типы. Однако любой тип литературного героя представляет собой систему характеристик, сфокусированных на определенной идее, лежащей в основе типа. Выстраивая типологию гоголевских героев, исследователи и критики рассматривали различные основания для выделения типов.

Так, анализируя гоголевскую "мозаику слов", В. В. Розанов ставит в зависимость от нее "марионеточный мертвенный" характер гоголевских типов, который контрастно оттеняется динамичностью вещного мира. Типы Гоголя - это "крошечные восковые фигурки, но все они делают так искусно свои гримасы, что мы долго подозревали, уж не шевелятся ли они?" Вместе с тем В. В. Розанов, останавливаясь на приемах рисовки Гоголя, характеризует его метод "живописания" типов как "подбор к одной избранной -тематической черте создаваемого образа других все подобных же, ее только продолжающих и усиливающих" [Розанов, 2006, с. 56].

Таким образом, В. В. Розанов - без большого арсенала научно подобранных фактов, но с поразительным чутьем языка - отметил существеннейшие свойства гоголевского стиля, который нуждается в дальнейшем описании и точной формулировке: 1) его гротескный характер, состоящий в перебивах комическо-повествовательной речи, "потока издевательств" напряженно-патетической, "жалостной" декламацией; 2) неподвижно-мертвенную, "восковую" символику портрета, выпячивающего одну черту; 3) моторные образы в описании nature mort и вообще вещей.

Необходимо отметить, что тяготение к сочетанию в исследовании стилистических вопросов с психологической проблемой специфики внутреннего мира Гоголя органически вытекало из предшествующей психобиографической и социо-психологической традиции изучения Гоголя. Словом, с начала прошлого столетия обозначается позиция отторжения идеи "реализма" применительно к художественному стилю Н.В. Гоголя, которая основывается на биографических, психологических и творческих противоречиях личности писателя. И одна линия исследователей Гоголя в плане эстетики его слова, в плане стилистическом, примыкает к этой позиции, подчиняясь господствующему психологизму. Это исследователи из лагеря символистов: Валерий Брюсов, Андрей Белый и Инн. Анненский. Они стремятся заострить и углубить взгляд на Гоголя, как на «испепеленного гиперболиста», ирреалиста-символиста и импрессиониста. Валерий Брюсов в своей речи: "Испепеленный", исходя из розановской формулы (о созерцании Гоголем явлений и предметов в их пределе), доказывал, что Гоголь оформлял словесный материал, руководствуясь принципом гиперболы (об этом раньше очень ярко говорил Потебня, за ним Мандельштам). Однако Брюсов занялся не столько стилистическим анализом гипербол в произведениях Гоголя, сколько доказательством ирреальности, неправдоподобия созданного им художественного мира, и ставил это в связь с характерной для гоголевской психики склонностью к крайностям, к преувеличениям.

А. Белый, с одной стороны, развивал с уклоном в сторону поэтики символизма розановские мысли. С другой стороны, переходя к «технологии» художественной речи, утверждал, что "ткань гоголевской речи - ряд технических фокусов, и дал схематическое описание некоторых из них, чаще следуя за Мандельштамом, но прибавил и ценные наблюдения над эвфоническими явлениями и ритмико-синтаксическими фигурами в стиле Гоголя. Этот анализ художественных форм Андрей Белый сопровождает своим психолого-метафизическим истолкованием личности Гоголя и его творчества.

Ин. Анненский подробно останавливается на гоголевской "типической телесности, которая загромоздила", "сдавила мир". И здесь особенно ярки его рассуждения о том, как слились в поэтике Гоголя категория одушевленности и лица с категорией вещей. И. Анненский затем резкими штрихами набрасывает общее определение "стиля портрета" у Гоголя, характеризуя его, как метод олицетворения внешних и вещных деталей.

Ю.Н. Тынянов вслед за Б.М. Эйхенбаумом выделяет основной прием Гоголя в живописании людей - прием маски. Самое понятие о маске остается, однако, не вполне определенным: оно связано с мыслью Розанова о крошечных восковых фигурках, но иногда является синонимическим обозначением "типа" в традиционном смысле. В связи с наблюдением Б. М. Эйхенбаума над "звуковой семантикой" вводится новое понятие "словесной маски". Другой стилистический прием Гоголя, на котором останавливается Ю. Н. Тынянов, - прием вещных метафор; основу комизма Гоголя он видит в "невязке двух образов - живого и вещного".

Говоря об истоках художественной парадигмы Хлестаков - Ноздрев -Кочкарев, следует отметить родственность гоголевских героев традиции вертепного театра. Староукраинский барочный школьный театр, бурлескная интермедия, вертепная драма VII-VIII века, по замечанию Ю.Я. Барабаша, вошла важной составляющей в эстетическую и художественную практику Гоголя. По словам исследователя, игнорируя эту традицию (смеховую стихию барочного староукраинского театра и в частности вертепа с присущей ему поэтикой, системой традиционных типов и масок, невозможно понять и объяснить ни "кукольность" персонажей, ни "анекдотичность" ситуаций, которые отметил у Гоголя Розанов.

Вертеп представлял собою своего рода модель мироздания, отражавшую его изначальную амбивалентность, пронизывающую такие онтологические оппозиции, как небо - земля, дух - плоть, священное профанное. Старое гоголеведение (работы Н. Петрова, В. Перетца, А. Кадлубовского, особенно В. Розова) достаточно досконально исследовало вопрос о том, как традиционные для украинской интермедии и вертепа типы и связанные с ними ситуации отразились в гоголевских повестях украинского цикла.

В этом отношении у Гоголя улавливаются достаточно узнаваемые предметы поэтики, которую М. Бахтин относит к сфере "площадной и балаганной комики", связывает с косвенным влиянием Рабле и стернианства, хотя, по замечанию Ю.Я. Барабаша, можно указать на значительно более близкий Гоголю "адрес" - традицию украинского барочного вертепного театра с характерными для него фабулой-анекдотом, заданностью персонажей, их знаковой одноплановостью, мозаичностью построения текста, немотивированностью смены эпизодов, диктуемой не столько логикой развития характеров, сколько (а подчас и главным образом) волей автора.

Выражение "страшные идеалы" в применении к комическим типам употреблял еще М. Галич в своей эстетике, говоря о "комических гиперболах, карикатурах, страшных или смешных идеалах духовной жизни". Художественные приемы Гоголя превращают изображенный им мир существователей в действительное "сборище уродов". Настойчивое возвращение к одним и тем же тематическим чертам позволяет при всех вариациях наблюдать систему типов.

В.И. Мильдон в "Эстетике Гоголя", напротив, видит в них изменчивость, но изменчивость особого свойства. Это "динамика последовательного омертвления, пока человек не исчезнет и не станет фрагментом вечно движущегося существа" [Мильдон, 1998, с. 36]. В этом отношении Гоголь представляется писателем "расчеловечивающим" человека, у него "не мертвые оживают, как в мировой литературной классике, а умирает живое" [Мильдон, 1998, с. 36]. Умирая, человек проходит при этом определенные ступени: искажение облика, гипертрофия отдельных частей лица и тела, а то и вовсе пропажа какой-нибудь важной детали вроде носа.

В ряду названных ступеней нисхождения оказывается и приобретение человеком черт животного; вариант - "понижение человеческого, посрамление его животностью" [Мильдон, 1998, с. 36]. Отмеченная В. Мильдоном черта эстетики Гоголя - способность «фиксировать художественный идеал посредством наиболее удаляющихся от него признаков с помощью "идеала наоборот"» [Мильдон, 1998, с. 27] -оставалась в его писательстве чертой доминирующей. Гоголь мечтал о живом человеке, но создавать живое самому, живое не в смысле яркости и выразительности характера, а в смысле желанного положительного идеала, по выражению Мильдона, ему было не дано. Гоголь лишь указал, в каком направлении следует двигаться в поисках жизни, чтобы не попасть в плен косной мертвой материи.

По мнению A.JI. Елистратовой [Елистратова, 1972], В. Розанов [Розанов, 2006] вразрез с истиной утверждал, что «ни в одном из произведений Гоголя нет развития в человеке страсти, характера и прочего; мы знаем у него лишь портреты, человека in statu, не движущегося, не изменяющегося, не растущего или умалящегося» [Розанов, 2006, с.371]. А между тем, как утверждает A.JI. Елистратова, именно трагический распад личности, глубокая нравственная деградация представлены Гоголем в его произведениях.

A.JI. Елистратова в своих работах отмечает определенные реалистические тенденции, характерные для типологических обобщений в творчестве Гоголя. Эти обобщения, по мнению исследователя, вырастают из жизни, однако, замечает она, его реализму присущи особые принципы типизации. С одной стороны, образы героев гораздо крупнее натуры. Изображая Манилова, Хлестакова, Ноздрева и прочих, подобных им персонажей, Гоголь заставляет читателя почувствовать всю пошлость и раздробленность их характеров, мелочность их интересов. И вместе с тем, он следует своему принципу "преобразования" отдельного, частного явления до степени типически-значительного и как бы раздвигает границы повествования, "примеряет" изображенный им характер к иным сферам русской общественной жизни. Так, Ноздрев - личность совершенно конкретная, ярко индивидуализированная - представляется вместе с тем как типическое обобщение, охват которого куда шире, чем может показаться на первый взгляд.

Выражение H.JI. Степанова [Степанов, 1964] о социальной типичности Хлестакова, как "героя социальной эпохи, как представителя дворянских кругов", не является исчерпывающим. Ю.В. Манн [Манн, 1984] отмечает, что для Гоголя характерен особый принцип типизации, который ориентирован на создание собирательных образов. На наш взгляд, важно подчеркнуть существенное отличие гоголевской типизации и типизации физиологического очерка 40-60х годов, как будто ориентированного на гоголевскую манеру бытописания. В физиологиях социально-сословная классификация выдвигается на первый план. Она подчиняет себе принципы типизации и отбора материала, повествовательный стиль и речь персонажей. Как пишет Ю.В. Манн, создается впечатление, что автор физиологии имеет перед собой социальную «сетку» общества и своими примерами заполняет одну ячейку за другой. А гоголевская собирательность, как уже отмечалось выше, гораздо шире сословных и конкретно-исторических характеристик.

Известно, что лишь во втором томе "Мертвых душ" специально ставится вопрос: "родятся ли уже такие характеры или потом образуются, как порождение печальных обстоятельств.". Вместо ответа рассказывается биография Тентетникова, из которой ясно, что Гоголь не перекладывает всю вину на обстоятельства (как это сделал бы писатель натуральной школы), что он и Тентетникова укоряет (в недостатке твердости, самовоспитания и т.д.). Однако, поскольку возник сам вопрос, В. Гиппиус [Гиппиус, 1999] с полным правом говорил о "двойственности" гоголевского метода во втором томе "Мертвых душ", которым Гоголь включался в литературные искания порожденной им натуральной школы. Следует отметить, что в более ранних произведениях Гоголя такого акцента не было. Его поставили уже писатели натуральной школы, в известном смысле "выпрямив" и упростив художественный опыт первых русских «реалистов».

Характерны размышления Гоголя 1846-1847 годов, в которых он пробовал объяснить своего "Ревизора" не как социальную комедию, а как отражение в ней "душевной жизни", моральных общечеловеческих недостатков общества: "это наш же душевный город, и сидит он у всякого из нас".

Все перечисленные выше замечания, не отменяют социально-исторической конкретности гоголевских характеров. Но, обладая ею в полной мере, они, вместе с тем, в интерпретации Гоголя вырастают в более универсальные типы.

Актуальность исследования продиктована недостаточной степенью изученности типологии героя как теоретико-литературной проблемы. Несмотря на то, что в исследованиях А. Белого, М. М. Бахтина, О. М. Фрейденберг, Л.Я. Гинзбург, Е.М Мелетинского, Ю.В. Манна, Ю.М. Лотмана, Е. Фарино, С.А. Гончарова феномен литературного героя осмыслен достаточно многосторонне, проблема типологии героя возникает в них большей частью «по смежности», в контексте других литературоведческих вопросов. Такое положение вещей вполне естественно. Литературный герой - как структурная единица - соотнесен со всем строем художественной системы (литературная парадигма, жанр, сюжет, хронотоп, стиль и др.). При этом проблема типологии героя - качеством своей весомости и многоаспектности - заслуживает отдельного исследовательского внимания.

Опыт разработки данной проблемы в литературоведении связан по преимуществу с индивидуальными художественными системами. Актуальность выбора в качестве основного предмета исследования парадигмы персонажей Хлестаков - Ноздрев - Кочкарев обусловлена тем, что впервые делается попытка выделения и осмысления их как типологического «гнезда». Кроме того, недостаточно изученным является механизм соотношения разных типов героев в рамках гоголевской (и не только гоголевской) художественной системы, а также ресурсов этой системы, позволяющих выделение новых типологических рядов. Идея иррациональности, лежащая в основе заявленной парадигмы и являющаяся одной из ключевых элементов художественной системы Гоголя, актуализирована во всех текстах писателя. В каждом произведении в зависимости от того, какому этапу творчества оно принадлежит, эта идея функционально модифицируется (в большей или меньшей степени ее могут выражать: сюжет, герой, топика и т.д.) Однако в творчестве Гоголя есть тексты, где иррациональное начало представлено в более концентрированном виде.

Потенциал смыслового возрастания заявленного нами типа героя уже оговорен Ю.М.Лотманом: «В Хлестакове - герое "Ревизора" легко выделяются признаки, присущие некоему более общему типу, присутствовавшему в сознании Гоголя как сущность более высокого порядка, проявляющаяся в различных персонажах гоголевских текстов, как в ипостасях. Этот творческий архетип - факт творческого сознания Гоголя» [Лотман Ю.М. О Хлестакове / Ю.М. Лотман // О русской литературе. - СПб.: «Искусство-СПБ», 1997. - С. 235]. В связи с заявленной темой исследования для нас важна идея М. Вайскопфа, который, осмысливая основания художественной системы Гоголя, проецирует их на религиозно-мифологический уровень этой системы. «Динамика и вечное оборотничество дьявола генетически связывалось с мнимостью псевдотворчества, лишенного онтологической санкции, и с хаосом текучей, переменчивой, но внутренне статичной и мертвенной материи» [Вайскопф М. Сюжет Гоголя. Морфология. Идеология. Контекст / М. Вайскопф. - М.: Радикс, 1993. - С. 63]. Вышеприведенные высказывания, сделанные независимо друг от друга, обладают свойством взаимообращенности. Идея «псевдотворчества, лишенного онтологической санкции», амбивалентное соотношение динамики и статики в структуре гоголевских персонажей, на наш взгляд, теснейшим образом связаны с тем творческим архетипом, который выделен Ю.М. Лотманом.

Существующая традиция предпочитает рассматривать образы Хлестакова - Ноздрева - Кочкарева лишь порознь, т.е. в контексте соответствующих произведений ("Ревизор" - "Мертвые души" -"Женитьба"), в то время как существуют явные основания для осмысления их в рамках единого парадигматического ряда. Подобный подход позволяет более глубоко определить место указанных персонажей в художественной системе Гоголя, внутри которой такого рода единства являются организующими, цементирующими элементами. Жанровые отличия рассматриваемых произведений («поэма» и две комедии) не препятствуют выделению в них устойчивого типа гоголевского героя. Одной из составляющих жанрового диапазона поэмы «Мертвые души» является традиция плутовского романа, формирующая «циническую модель мира» (Е. М. Мелетинский) с характерными для нее типом героя, сюжета, аксиологией. Таким образом, «поэма» и комедии Гоголя располагают системой структурно-смысловых коррелятов, позволяющих рассматривать их в едином ряду. Кроме того, объединяющим фактором является единство художественной системы Гоголя и авторской мифологии, лежащей в ее основе.

Научная новизна исследования определяется самим характером постановки проблемы: впервые парадигма гоголевских персонажей рассматривается как определенный устойчивый тип героя в контексте гоголевского творчества. Проведён последовательный анализ типологического «гнезда» Хлестаков ("Ревизор") - Ноздрев ("Мертвые души") - Кочкарев ("Женитьба") в рамках художественной системы Гоголя, в его инвариантных основаниях и вариативных конкретизациях в каждом отдельном тексте. Выделены и проанализированы основные функции (характерологическая, сюжетная, символико-мифологическая, коммуникативно-речевая) представителей парадигмы, что позволило судить о трансформации классического типа авантюрного героя в рамках творчества Гоголя.

Объектом исследования являются: комедии Н.В. Гоголя "Ревизор" и "Женитьба", поэма "Мертвые души" и ряд гоголевских произведений разных периодов, имеющих отношение к контексту исследуемой проблемы.

Предметом исследования является парадигма гоголевских персонажей Хлестаков - Ноздрев - Кочкарев (и ряд функционально близких им персонажей).

Цель исследования - на основании анализа модификаций традиционного типа авантюрного героя в творчестве Гоголя осмыслить место персонажей парадигмы в художественной системе писателя и связь их с авторской мифологией.

Реализация названной цели предполагает постановку и решение следующих задач:

1. Выделить основные структурно-семантические составляющие типологического "гнезда" Хлестаков - Ноздрев - Кочкарев, проанализировать каждый из образов парадигмы в контексте конкретного художественного целого;

2. Охарактеризовать героев данной парадигмы с точки зрения принадлежности их к единому типу героя в творчестве Гоголя на основе формально-содержательного единства их образов;

3. Проанализировать координаты самопрезентации героев парадигмы и соотношение этих координат с авторской позицией в художественной системе Гоголя;

4. Рассмотреть специфику модификации "серединного" героя Гоголя в системе парадигмы персонажей Хлестаков - Ноздрев - Кочкарев;

5. Выделить и осмыслить систему эквивалентов, связывающих героев парадигмы с религиозно-мифологической традицией;

6. Проанализировать стратегию речевого поведения персонажей парадигмы, специфическим качеством которого является феномен «коммуникативного срыва»;

7. Выявить специфику сюжетного поведения представителей парадигмы Хлестаков - Ноздрев - Кочкарев, устойчивым проявлением которого становится функция «сюжетного провокатора»;

8. Рассмотреть проблему символического потенциала персонажей парадигмы в художественной системе Н.В. Гоголя и их связь с индивидуальной авторской мифологией.

В работе использованы такие методы, как историко-функциональный, сравнительно-типологический и структурно-семантический.

Методологическую базу диссертационного исследования составили также положения, представленные в историко-литературных трудах М.М. Бахтина, Б.В. Томашевского, Ю.М. Лотмана, Ю.В. Манна, С.Г. Бочарова, В.М. Марковича, Е.М. Мелетинского, И.Л.Вишневской, М. Вайскопфа, С.А. Гончарова и др.

Теоретическая значимость исследования определяется возможностью использования его положений в работах, посвященных осмыслению гоголевского творчества в аспектах сюжетологии, речевой коммуникации, индивидуальной авторской мифологии, а также позволяет углубить научные представления о проблеме типологии героя как таковой.

Практическая значимость: результаты проведенного исследования и комплексного анализа парадигмы гоголевских героев Хлестаков - Ноздрев -Кочкарев могут быть использованы при разработке разделов академических курсов и спецкурсов по истории русской литературы XIX в., а также в исследованиях, предполагающих обращение к проблемам типологии, сюжетологии, речевой коммуникации, индивидуальной авторской мифологии в литературе.

Положения, выносимые на защиту:

Парадигматический ряд Хлестаков - Ноздрев - Кочкарев представляет внутри гоголевской художественной системы устойчивый тип героя, являющийся модификацией традиционного типа авантюрного героя.

Самопрезентация героев парадигмы строится на изобилии координат «всё» и «везде». Многоликость представителей парадигмы Хлестаков - Ноздрев - Кочкарев является одной из определяющих черт интересующих нас героев. Однако, в диапазоне авторского видения координаты «всё» и «везде», преобладающие в самоподаче персонажей, получают существенную поправку и определяются как «ничто». В этом случае многоликость персонажей становится проявлением безликости.

Особый статус гоголевских персонажей характеризуется понятием «серединность», которое введено С.А. Гончаровым. Эквиваленты данного понятия присутствуют уже у самого Гоголя («все те, которых называют господами средней руки», «ни слишком толст, ни слишком тонок» и т.п.); у А. Белого они получают определение «фигуры фикции» («эпиталамы безличия»), позже, в уточненном виде, определяются Ю.В. Манном как «система отсчета, в стороне от "единицы" и "ноля"». Представителям парадигмы Хлестаков - Ноздрев - Кочкарев в художественной системе Гоголя свойственно фиксированное промежуточное состояние между воплощением Зла в образе черта, дьявола - с одной стороны, и персонажем -носителем позитивных нравственных и религиозных ценностей («добродетельным человеком») - с другой. Специфика гоголевского видения заключается в том, что такого рода «середина» дает не феномен человеческой «нормы», а воспринимается как воплощение человеческого ничтожества. Балансирование героя между «всё» и «ничто», вырастающее на пересечении самопрезентации героя и реализации авторской концепции, проявляется в гипертрофии плана выражения при выхолощенности плана содержания.

Особенностью гоголевской модели мира является ее диффузный характер: божественное и дьявольское, фантастическое и реальное, человеческое и сверхчеловеческое не имеют между собой фиксированных границ. Традиционные черты образа дьявола в религиозной мифологии получают систему эквивалентов в аналогичных характеристиках гоголевского героя. Отношения эквивалентности обусловлены общей для представителей парадигмы Хлестаков - Ноздрев - Кочкарев и носителей сверхъестественного начала у Гоголя семантикой фальшивой видимости; многоликостью, равнозначной безликости героев; стремлением скрыть свое имя и облик; ролью сюжетного провокатора; внеположностью их поведения нормам логики и здравого смысла.

Парадигма Хлестаков - Ноздрев - Кочкарев, вступая в ассоциативные связи с другими элементами художественной системы писателя, приобретает символическую нагрузку и дает выход на индивидуальную авторскую мифологию, на идею иррациональности как принципа, лежащего в основе гоголевской модели «русской жизни».

Инвариантом сюжетного поведения представителей парадигмы является функция «сюжетного провокатора» с ее двоякой семантикой: с одной стороны, привести главного героя (Городничий, Чичиков) к катастрофе, публичному позору, с другой - стать для героя религиозно-нравственным испытанием и дать ему шанс для духовного воскрешения («целебная оплеуха», по Гоголю). Оба аспекта семантики принадлежат авторскому видению сюжета. Само по себе поведение «сюжетных провокаторов» (Хлестаков - Ноздрев - Кочкарев) лишено какой бы то ни было преднамеренности, предельно спонтанно, иррационально.

Модель речевого акта представителей парадигмы строится на основе фиктивной коммуникации, результатом чего становится феномен «коммуникативного срыва». Функция собеседника как активного и неотъемлемого участника общения сводится лишь к его фиктивному присутствию. Содержание высказываний Хлестакова - Ноздрева -Кочкарева не обусловлено речевой ситуацией: герои не осознают временной, пространственной и социальной обусловленности речи. Пропуски, зияния, логические сбои - характерные черты их речевой манеры. Предельным выражением речевого поведения представителей парадигмы является их виртуозная и совершенно бескорыстная ложь. Художественная генетика персонажей парадигмы связана с символической фигурой «мага-юрисконсульта» во 2-ом томе «Мертвых душ», олицетворяющей божество хаоса, путаницы, иррациональности русской жизни. Маг-юрисконсульт вбирает в себя ключевые свойства представителей парадигмы Хлестаков - Ноздрев - Кочкарев и становится в гоголевском контексте персонифицированным воплощением неоформленности гражданских оснований русского общества, русского человека с его дезориентированностью в сфере религиозно-нравственных ценностей (подмены духовных приоритетов социальными и материальными).

Апробация результатов исследования. Основные положения исследования изложены в виде докладов на VI Всероссийской конференции молодых ученых «Актуальные проблемы лингвистики, литературоведения и журналистики» (Томск, ТГУ, 2004г.), на научной конференции молодых ученых «Филологические чтения» (Новосибирск, НГПУ, 2006г.), на научной конференции, посвященной 25-летию факультета филологии и журналистики (Красноярск, 2006г.) Результаты исследования обсуждались на научной сессии НГТУ в рамках секции «Актуальные проблемы современного литературоведения» (Новосибирск, 2005 - 2006гг.). Основное содержание работ отражено в 4 публикациях.

Структура работы. Диссертационное исследование объемом 203 страницы состоит из введения, четырех глав и заключения, а также библиографического списка, включающего 232 наименования.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Модификации авантюрного героя в художественной системе Н.В. Гоголя"

Заключение

Сравнительно-типологический метод - один из самых востребованных и продуктивных в сфере научного мышления. Аналитические установки исследователя, направленные на любой элемент индивидуальной художественной системы или литературной парадигмы, с необходимостью предполагают обращение к типологическому «инструментарию».

В отечественной и зарубежной славистике огромное количество типологических систем охватывает не только локальные типологии героя в творчестве конкретного автора, но и общекультурные парадигмы, структурными единицами которых являются «вечные типы», или культурные метатипы. При этом практика филологических исследований обнаруживает уникальную способность художественного текста экстраполировать «новые» парадигматические ряды, которые до поры имплицитно пребывают в структурно-смысловом потенциале текста. Выделение новых парадигм теснейшим образом связано с актуализацией тех синтагматических связей (как внутренних, так и внешних) художественной системы, которые до определенного момента могут недооцениваться в их значимости.

Выделение семантического укрупнения на любом уровне организации художественной действительности (жанр, мотив, герой, художественное время или пространство) позволяет выйти на концептуально значимые идеи авторского сознания, формирующие индивидуальную авторскую мифологию. Типологический ряд дает смысловое укрупнение, являющееся знаком, маркёром важной для писателя проблемы. Разнообразие типов героя обслуживает многообразие проблематики писателя. По сути, выделение типологического гнезда - это нащупывание исследователем индекса проблематики.

В рамках гоголевской художественной системы нами были рассмотрены теоретические и структурно-смысловые основания для выделения парадигмы персонажей Хлестаков - Ноздрев - Кочкарев. В современном гоголеведении фактически отсутствуют попытки рассмотреть названных героев как типологическое образование, хотя существует довольно много важных для нас идей и наблюдений, которые подтверждают неслучайность и продуктивность подобной исследовательской установки (работы Ю. М. Лотмана, Ю. В. Манна, М. Вайскопфа и др.).

Явные основания для типологического интереса к данной группе персонажей обнаруживает художественная система Гоголя: это характерологическое единство персонажей, устойчивость их сюжетной и коммуникативно-речевой функций, общность мифологических оснований.

С одной стороны, парадигма Хлестаков — Ноздрев - Кочкарев соотносится с локальной авторской типологией героя, в частности с гоголевским типом «серединного» героя (А. Белый, Ю.В. Манн, С.А. Гончаров). Парадигма представляет собой один из частных вариантов актуализации данного типа героя в творчестве писателя. Серединным героям свойственно фиксированное промежуточное состояние между воплощением Зла в образе черта, дьявола, ведьм и бесов и персонажем - носителем позитивных нравственных и религиозных ценностей. Однако, в отличие от «классических» представителей этого типа (Шпонька), «серединность» Хлестакова - Ноздрева - Кочкарева сказывается не только в размытости социального статуса представителей парадигмы, но лишает их изображение и визуальной конкретности, упраздняет понятия «границы» в пространственном мире и в человеческих взаимоотношениях героев. Проекция данных свойств героев на художественный мир писателя в целом задаёт модель основополагающих координат художественной действительности Гоголя.

Известный «экстремизм» сюжетного поведения указанных персонажей, решительное снятие всех и всяческих границ (физических и духовных) в сфере их существования обнажает глубинные механизмы гоголевской картины мира. «Беспредельное расширение пространства, превращаясь из области простора и свободы в бездонность, невозможную для жизни, получает в творчестве Гоголя (что заметил еще А. Белый) устойчивое пространственное изображение: бездна, провал. Очень легко обнаружить и его параллель и в бытовом пространстве: дыра, прореха. <.> Противоположности (предельно закостенелое и предельно раскованное пространство) в определенном отношении тождественны. Это подтверждается и тем, что обе сферы оказываются в равной мере фантастическими. Обе ведут к уничтожению пространства: одна - расширяя его до бездны, другая - сжимая до прорехи» [Лотман, 1997, с. 649]

Пространственная модель, описанная Ю. М. Лотманом, дает точное представление о сфере бытования рассматриваемых персонажей парадигмы. Они оказываются органично вписанными во всю систему синтагматических связей гоголевского мира, проявляя свойство его тотальной диффузности: фантастическое и реальное, широкое и узкое, статичное и динамическое, разомкнутое и замкнутое, живое и мертвое находятся в отношениях взаимопроницаемости. «.Гоголя интересовала и мгновенная трансформация, резкое, беспереходное изменение человека, при котором нельзя говорить об изменении (то есть о внутреннем движении): отдельные куски поведения персонажа только условно склеиваются в один образ и не имеют никаких переходов от одного, неподвижного в себе, состояния к другому. Причем чем неподвижнее герой, тем на более резкие и внутренне не мотивированные переходы он способен» [Лотман, 1997, с. 648]. Описанная модель поведения использована Ю. М. Лотманом в характеристике Хомы Брута («Вий»). В пределе все обозначенные свойства гоголевского человека проявятся в персонажах парадигмы Хлестаков -Ноздрев - Кочкарев.

С другой стороны, парадигма Хлестаков - Ноздрев - Кочкарев дает основание для соотнесения с классическим типом авантюрного героя. Это соотнесение в известной степени носит условный характер, поскольку нельзя говорить о прямом заимствовании или продолжении Гоголем авантюрной традиции, которая и сама по себе не была однородной в своем историческом развитии. Связь героев парадигмы Хлестаков - Ноздрев - Кочкарев с авантюрной традицией в наибольшей степени отразилась на характере их сюжетных функций. Однако авантюрность образов парадигмы -специфическая: в характере героев снимается всякий «умысел», их сюжетное поведение лишено какой бы то ни было преднамеренности. Не менее значимым является и перемещение категории «авантюрности» в художественной системе Гоголя с позиции главного героя на позицию героя второстепенного.

Несмотря на сочетание столь разных типологических тенденций, парадигма Хлестаков - Ноздрев - Кочкарев является выражением одной из магистральных идей гоголевского творчества - идеи иррациональности / миражности русской жизни. Поэтика миражности / иррациональности является одной из устойчивых проблем в гоголеведении. Аспекты разработки данной проблемы разнообразны: структура миражной интриги в сюжетах Гоголя (Ю.В. Манн); поэтика фантастического и типы гоголевской фантастики (Ю.В. Манн); концепция человека /«негативная антропология»/ в творчестве Гоголя (А. Белый, С. Г. Бочаров, X. Шрайер, В. М. Маркович, Ю.М. Лотман, С.А. Гончаров, И.П. Золотусский); пространства и времени гоголевских произведений (Ю. М. Лотман, В. Н. Топоров, А. П. Чудаков, В.М. Маркович, М. Вайскопф). Наше исследование не выпадает из сложившейся системы изучения гоголевского творчества. Парадигма Хлестаков - Ноздрев - Кочкарев обнажает миражность / иррациональность русской жизни в художественной системе Гоголя на уровне героя (персонажа).

Ощущение нестабильности / миражности русской жизни обостряется в те исторические эпохи, когда особенно остро обнаруживается и переживается «шаткость» мира. Отсюда волна обостренного интереса к субстанциональным прозрениям Гоголя в начале XX века (А. Белый, А. Блок, Ф. Сологуб, М. Булгаков). Гоголевская «перспектива» не была повторена буквально, однако, способность гоголевских сюжетов и героев «приживаться» в новых исторических ситуациях подчеркивает онтологическую глубину гоголевского ощущения «миражности» русской жизни.

Проведенное исследование открывает обширные перспективы для исследовательской работы. Во-первых, полученные критерии для выделения единого типа героя в художественной действительности Гоголя позволяют дальнейший более глубокий анализ гоголевской типологии героя, а также построение внешних и внутренних типологических связей творческого наследия писателя. Во-вторых, пространственные и временные характеристики, задающие спектр функционирования парадигмы Хлестаков - Ноздрев - Кочкарев, а также критерии выделения категории события и отношения к ним представителей парадигмы открывают новые возможности в изучении вопроса гоголевской сюжетологии. В-третьих, результаты, полученные при исследовании коммуникативно-речевой модели представителей парадигмы Хлестаков - Ноздрев - Кочкарев, позволяют расширить исследовательские изыскания в изучении речевой коммуникации литературных героев. В-четвертых, установленная «генетическая» связь парадигмы Хлестаков - Ноздрев - Кочкарев с символической фигурой мага-юрисконсульта во II томе «Мертвых душ» будет способствовать дальнейшему более детальному изучению проблемы авторского мифотворчества.

Список художественной литературы:

1. Булгарин Ф. В. Сочинения / Ф.В. Булгарин; составитель, автор вступительной статьи и примечаний Н. Н. Львова. - М.: Современник, 1990.-300 с.

2. Гоголь Н.В. Полное собрание сочинений в 23т. Т. 4 / Н.В. Гоголь; ответственный редактор тома Ю.В. Манн. - М.: Наука, 2003. - 200с.

3. Гоголь Н.В. Полное собрание сочинений в 14т. Т.1 / Н.В. Гоголь; ред. H.JI. Мещеряков. - М.: Академия наук СССР, 1940. - 556с.

4. Гоголь Н.В. Полное собрание сочинений в 14т. Т.2 / Н.В. Гоголь; ред. Б.М. Эйхенбаум, И.Я. Айзеншток. - М.: Академия наук СССР, 1937. -763с.

5. Гоголь Н.В. Полное собрание сочинений в 14т. Т.З / Н.В. Гоголь; ред. B.JI. Комарович. - М.: Академия наук СССР, 1938. - 727с.

6. Гоголь Н.В. Полное собрание сочинений в 14т. Т.5 / Н.В. Гоголь; ред. A.JI. Слонимский. - М.: Академия наук СССР, 1949. - 5 Юс.

7. Гоголь Н.В. Полное собрание сочинений в 14т. Т.6 / Н.В. Гоголь; ред. Н.Ф. Бельчиков, Н.И. Мордовченко, Б.В. Томашевский. - М.: Академия наук СССР, 1951. - 923с.

8. Гоголь Н.В. Полное собрание сочинений в 14т. Т.7 / Н.В. Гоголь; ред. Н.Ф. Бельчиков, Н.И. Мордовченко, Б.В. Томашевский. - М.: Академия наук СССР, 1951. - 434с.

9. Гоголь Н.В. Полное собрание сочинений в 14т. Т.8 / Н.В. Гоголь; ред. Н.Ф. Бельчиков, Б.В. Томашевский. - М.: Академия наук СССР, 1952.-815с.

10. Гоголь Н.В. Полное собрание сочинений в 14т. Т. 11 / Н.В. Гоголь; ред. Н.Л. Мещеряков. - М.: Академия наук СССР, 1952. - 484с.

11. Гоголь Н.В. Полное собрание сочинений в 14т. Т. 12 / Н.В. Гоголь; ред. Г.М. Фридлендер. - М.: Академия наук СССР, 1952. - 720с.

12. Грибоедов А.С. Горе от ума. А.В. Сухово-Кобылин Пьесы. A.M. Островский. Пьесы / А.С. Грибоедов, А.В. Сухово-Кобылин, А.М. Островский. - М.: Художественная литература, 1974. - 831с.

13. Княжнин Я.Б. Хвастун / Я.Б. Княжнин // Русская литература VIII века / сост. Г.П. Макогоненко. - JL: Просвещение, ленинградское отделение, 1970. - С. 385-429.

14. Лукин В.И. Мот, любовию исправленный / В.И. Лукин // Русская литература VIII века / сост. Г.П. Макогоненко. - Л.: Просвещение, ленинградское отделение, 1970. - С. 145-178.

15.Нарежный В.Т. Российский Жилблаз, или Похождения князя Гаврилы Симоновича Чистякова / В.Т. Нарежный. - Петрозаводск: Карелия, 1983.-445с.

16. Чулков М.Д. Пригожая повариха, или Похождения развратной женщины / М.Д. Чулков // Русская литература VIII века / сост. Г.П. Макогоненко. - Л.: Просвещение, ленинградское отделение, 1970. - С. 184-203.

17. Шаховской А.А. Комедии. Стихотворения / Вступ. статья, подготовка текста и прим. А.А. Гозенпуда. (Библиотека поэта. Большая серия). - Л.: Сов. писатель, 1961.-680с.

Список научной литературыКучина, Светлана Анатольевна, диссертация по теме "Русская литература"

1. Аверинцев С.С. Поэты / С.С. Аверинцев. М.: Художественная литература, 1996.- 364 с.

2. Аймермахер К. «Знакообразование и знаковая трансформация в " Сорочинской ярмарке " Н.В. Гоголя / К. Аймермахер, Е.К., Тарасова // Н.В. Гоголь в немецкоязычном литературоведении 70 90 годы 20 века. - М.: «Эдиториалс УРСС», 2002. - С. 27-29.

3. Анненкова Е.И. Гоголь и декабристы: Творчество Н.В. Гоголя в контексте литературного движения 30 40-х гг. Х1Хв. / Е.И. Анненкова. - М.: Прометей, 1989. - 174с.

4. Бахтин М. М. Автор и герой в эстетической деятельности / М. М. Бахтин. М.: Издательство "Азбука", 2004. - 333с.

5. Бахтин М.М. Гоголь. Загадка «Прощальной повести»: (Выбранные места из переписки с друзьями». Опыт непредвзятого прочтения) / М.М. Бахтин. М.: Художественная литература, 1993. -269с.

6. Бахтин М.М. Из предыстории романного слова / М.М. Бахтин; сост. С. Г. Бочаров, В. В. Кожинов. М.: Художественная литература, 1986.- 353-392с.

7. Бахтин М.М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса. Введение (Постановка проблемы) / М.М. Бахтин; сост. С. Г. Бочаров, В.В. Кожинов. М.: Художественная литература, 1986.- 291-353с.

8. Бахтин. М.М. Проблема речевых жанров /М.М. Бахтин; сост. С. Г. Бочаров, В. В. Кожинов. М.: Художественная литература 1986. -С. 428-473.

9. Бахтин М.М. Проблема содержания, материала и формы в словесном художественном творчестве / М. М. Бахтин; сост. С. Г. Бочаров, В.В. Кожинов. М.: Художественная литература, 1986. - С. 2690.

10. Бахтин М.М. Проблемы творчества Достоевского. Проблемы поэтики Достоевского / М.М. Бахтин. Киев, 1994. - 179с.

11. Бахтин М.М. Формы времени и хронотопа в романе. Литературно-критические статьи / М.М. Бахтин; сост. С. Г. Бочаров, В. В. Кожинов. -М.: Художественная литература, 1986.- С. 121-291.

12. Бахтин М.М. Эпос и роман / М.М. Бахтин; сост. С. Г. Бочаров, В. В. Кожинов. М.: Художественная литература 1986. - С. 392-428.

13. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества/ М.М. Бахтин; сост. С.Г. Бочаров; текст подгот. Г.С. Бернштейн, Л.В. Дерюгина; примеч. С.С. Аверинцева, С.Г. Бочарова. 2-е изд. - М.: Искусство, 1986. -445с.

14. Белинский В.Г. Взгляд на русскую литературу/ В.Г. Белинский; вступ. ст. А.С. Курилов; коммент. А.С. Курилов. М.: Современник, 1988. - 653с.

15. Белинский В.Г. О драме и театре: В 2 т. Т.2. 1840 1848/ В.Г. Белинский. - М. Искусство, 1983. - 488с.

16. Белинский В.Г. О русских классиках / В.Г. Белинский. М.: Художественная литература, 1986. - 509с.

17. Белинский В.Г. Письмо к Гоголю / В.Г. Белинский. Л.: ОГИЗ-ГИХЛ, 1956.-503с.

18. Белинский В.Г. Статьи о Пушкине, Лермонтове, Гоголе / В.Г. Белинский. М.: Просвещение, 1983. - 272с.

19. Белый А. Мастерство Гоголя, исследования / А. Белый. М.: МАЛП, 1996.-351с.

20. Белый А. Проблемы творчества: статьи, воспоминания, публикации / А. Белый. М.: Советский писатель, 1988. - 520с.

21. Берков П.Н. История русской комедии 18 века / П.Н. Берков. Л.: Наука, ленинградское отделение, 1977. -390с.

22. Берковский Н.Я. Литература и театр / Н. Я. Берковский. М.: Искусство, 1969.-638с.

23. Берковский Н.Я. О мировом значении русской литературы / Н.Я. Берковский. Л.: Наука, ленинградское отделение, 1975. - 352с.

24. Благой Д.Д. Душа в заветной лире: Очерки жизни и творчества Пушкина / Д.Д. Благой. М.: Учпедгиз, 1977. - 544 с.

25. Благой Д.Д. История русской литературы XVIII века / Д.Д. Благой. М.: Учпедгиз, 1945.-392с.

26. Благой Д.Д. Поэзия действительности / Д.Д. Благой. М.: Советский писатель, 1961. - 450 с.

27. Благой Д.Д. Литература и действительность / Д.Д. Благой. -М: Гослитиздат, 1959.- 452 с.

28. Бочаров С. Г. Бездна пространства / С.Г. Бочаров // Сюжеты русской литературы. М.: Языки русской культуры, 1999. - С.78-98.

29. Бочаров С.Г. Вокруг «Носа»/ С.Г. Бочаров // Сюжеты русской литературы. М.: Языки русской культуры, 1999. - С. 98-121.

30. Бочаров С.Г. О возможном сюжете: «Евгений Онегин»/ С.Г. Бочаров // Сюжеты русской литературы. М.: Языки русской культуры, 1999.-С. 17-46.

31. Бочаров С. Г. О художественных мирах / С.Г. Бочаров. М.: Советская Россия, 1985. - 296с.

32. Булаховский JI.A. Введение в языкознание в 4 т. Т. 2. / Л.А. Булаховский.-М.: Наука, 1953.- 180с.

33. Вайс Д. Абсурд как преддверие смеха / Д. Вайс; отв. ред. О. Буренина // Абсурд и вокруг: сборник статей. М.:. Языки славянской культуры, 2004. - С. 259-273.

34. Вайскопф М. Сюжет Гоголя. Морфология. Идеология. Контекст / М. Вайскопф. М.: Радикс, 1993. - 590с.

35. Вайскопф М. Птица тройка и колесница души: Работы 1978 -2003 годов / М. Вайскопф. М: Новое литературное обозрение. 2003. -576 с.

36. Василев С.Ф. Гоголь: логика трансцендентного/ С.Ф. Васильев // Гоголевский сборник / Рос. гос. пед. ун-т. им. А.И. Герцена; под ред. Гончарова С.А. СПб.: Образование, 1993. - С. 25-31.

37. Веселовский А.Н. Историческая поэтика / А.Н. Веселовский. М.: Высшая школа, 1989. - 408с.

38. Виноградов В. Эволюция русского натурализма: Гоголь и Достоевский / В. Виноградов. Л.: Academia, 1929. - 391с.

39. Виноградов И. А. Гоголь художник и мыслитель: христианские основы миросозерцания / И.А. Виноградов; Рос. Акад. Наук. Ин-т мировой лит-ры им. A.M. Горького. - М.: Наследие, 2000. -447с.

40. Виролайнен М. Гибель абсурда / М. Виролайнен; отв. ред. О. Буренина // Абсурд и вокруг: сборник статей. М.: Языки славянской культуры, 2004. - М.: Языки славянской культуры, 2004. - С. 415-428.

41. Виролайнен М. Речь и молчание: Сюжеты и мифы русской словесности / М. Виролайнен. СПб: АМФОРА, 2003. - 503с.

42. Вишневская И.Л. Гоголь и его комедии / И.Л. Вишневская. -М.: Наука, 1976.-256с.

43. Войтоловская Э.Л Комедия Н.В. Гоголя «Ревизор» / Э.Л. Войтоловская. Л.: Просвещение, 1971. - 270 с.

44. Воропаев В.А. Н.В. Гоголь: жизнь и творчество / В.А. Воропаев. М.: Искусство, 1999. -320с.

45. Гадамер Х.Г. Истина и метод: Основы филос. Герменевтики / Х.Г. Гадамер; пер. с нем., общ. ред., вступ. ст. Б. Н. Бессонова.— М.: Наука, 1988. 704 с.

46. Гадамер Х.Г. Текст и интерпретация. / Х.Г. Гадамер; под ред. Штегмайера В., Франках., Маркова Б. В. // Герменевтика и деконструкция. СПб.: Образование, 1999. - 630с.

47. Герцен А.Н. Собр. соч. в 30т. Т. 2. / А.Н. Герцен. М.: Художественная литература, 1954. - 360 с.

48. Гете И. В. Собрание сочинений в 10-ти томах. Т.6. Романы и повести / И.В. Гете; под общ. ред. А. Аникста, Н. Вильмонта. М.: «Художественная литература», 1978.- 300 с.

49. Гинзбург Л.Я. О литературном герое / Л.Я. Гинзбург. Л.: Советский писатель, ленинградское отделение, 1979. -222с.

50. Гиппиус В. Гоголь. Воспоминания. Письма. Дневники / В. Гиппиус. М.: Аграф, 1999. - 464с.

51. Гоголь в воспоминаниях современников. М.: Гослитиздат, 1952.-263с.

52. Гоголь Н.В. в русской критике и воспоминаниях. Изд. 2 -е. -М.: Детиз, 1959.-368с.

53. Гоголь и современность: Творческое наследие писателя в движении эпох / отв. ред. Г.В. Самойленко. Киев: Вища школа при Киевском гос. ун-те, 1983. - 150с.

54. Гоголь: история и современность: к 175-летию со дня рождения /сост. В.В. Кожинов, Е.И. Осетров, П.Г. Паламарчук. М.: Советская Россия, 1985.-496с.

55. Гоголь и театр/ под общ. ред. H.JI. Степанов. М.: Искусство, 1952.-253с.

56. Гоголь как явление мировой литературы / под. ред. Ю.В. Манна // Сб. ст. по материалам международной научной конференции. -М., 2003.-400с.

57. Гоголь: материалы и исследования/ отв. ред. Ю.В. Манн; Российская академия наук. Институт мировой литературы. М.: Наследие, 1995.-256с.

58. Гольденберг А.Х. «Мертвые души» Н.В. Гоголя и традиции народной культуры: Учебное пособие / А.Х. Гольденберг; Волгогр. гос.пед. ун-т им. А.С. Серафимовича. Волгоград: ВГПИ, 1991. 74с.

59. Гончаров И.А. критик / Вступ. статья и коммент. Е. Краснощековой. - М.: Советская Россия, 1981. - 240с.

60. Гончаров С.А. Сон душа, любовь - семья, мужское -женское, в раннем творчестве Гоголя/ С.А. Гончаров; Рос. гос. пед. ун-т. им. А.И. Герцена; под ред. Гончарова С.А. // Гоголевский сборник. -СПб.: Образование, 1993. - С. 4-25.

61. Гончаров С.А. Тайна «Ивана Федоровича Шпоньки и его тетушки»/ С.А. Гончаров; Рос. гос. пед. ун-т. им. А.И. Герцена; под ред. Гончарова С.А. // Гоголевский сборник. СПб.: Образование, 1993. -С.69-85.

62. Гончаров С.А. Творчество Гоголя в религиозно-мистическом контексте / С.А. Гончаров. СПб.: РГПУ им. А.И. Герцена, 1997. - 340с.

63. Гончаров С.А. Творчество Н.В. Гоголя и традиции учительской культуры: Учеб. Пособие по спецкурсу / С.А. Гончаров; Рос. Гос. пед. ун-т А. И. Герцена. СПб.: Образование, 1992. - 155с.

64. Гольденберг А.Х. «Мертвые души» Н.В. Гоголя и традиции народной культуры / А.Х. Гольденберг. Волгоград: ВГПИ, 1991. -174с.

65. Григорьев А.А. Искусство и нравственность / А.А. Григорьев. -М.: Современник, 1986. 351с.

66. Григорьев А.А. Литературная критика / А.А. Григорьев. -М.: Художественная литература, 1967. 302с.

67. Григорьев А.А. Эстетика и критика/ А.А. Григорьев; вступит, ст. А.И. Журавлева; сост. А.И. Журавлев; примеч. А.И. Журавлева. М.: Искусство, 1980. -496с.

68. Грицанов А.А. Новейший философский словарь издание 2-е / А.А. Грицанов. Минск: Интерпрессервис, 2001. - 1280 с.

69. Гуковский Г. А. Реализм Гоголя / Г.А. Гуковский. М.- Л.: Гослитиздат, 1959. — 531 с.

70. Гурвич И. Загадочен ли Печорин? / И Гурвич // Теория: проблемы и размышления, №2,1983.-С. 18-64.

71. Гус М.С. Гоголь и николаевская Россия / М.С. Гус. М.: Гослитиздат, 1957.-220с.

72. Гус М.С. Живая Россия и «Мертвые души»/ М.С. Гус. М.: Советский писатель, 1981.-355с.

73. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка в 4т. Т. 4 / В.И. Даль. М.: Русский язык Медиа, 2005. - 683 с.

74. Дилакторская О. Г. Фантастическое в «Петербургских повестях» Н.В. Гоголя/ О.Г. Дилакторская. Владивосток: Изд-во Дальневосточного университета, 1986. - 204с.

75. Данилевский Г.П. История о Господе и о земле (К воспоминаниям о Гоголе)/ Г.П. Данилевский // Полн. собр. соч.: В 24т. Т. 14.-СПб., 1901.-320с.

76. Долгих А.А. Речевая характеристика персонажей в комедии Н.В. Гоголя «Ревизор». автореферат дисс. на соискание уч. степ. к. ф. н., -М., 1964.

77. Добин Е.С. Герой. Сюжет. Деталь / Е.С. Добин. М.: Советский писатель, 1962. - 230с.

78. Добин Е.С. Искусство детали: Наблюдение и анализ о творчестве Гоголя и Чехова / Е.С. Добин. Л.: Советский писатель, ленинградское отделение, 1975. - 190с.

79. Добин Е.С. Сюжет и действительность. Искусство детали / Е.С. Добин. Л.: Советский писатель, ленинградское отделение, 1981. -430с.

80. Друбек-Майер Н. От «Песочного человека» Гофмана к «Вию» Гоголя. К психологии зрения в романтизме/ Н. Друбек-Майер; Рос. гос. пед. ун-т. им. А.И. Герцена; под ред. Гончарова С.А.// Гоголевский сборник. СПб.: Образование, 1993. - С. 96-102.

81. Елистратова А.Л. / А.Л. Елистратова. Гоголь и проблемы западно-европейского романа. -М.: Просвещение, 1972. 320с.

82. Еремина Л.И. О языке художественной прозы Н.В. Гоголя: Искусство повествования/ Л.И Еремина. М.: Наука, 1987. - 176с.

83. Ермаков И.Д. Очерки по анализу творчества Н.В. Гоголя (органичность произведений Гоголя) / И.Д. Ермаков. М.: Госиздат, 1952.-253с.

84. Ермаков И.Д. Психоанализ литературы. Пушкин. Гоголь. Достоевский / И.Д. Ермаков. М.: Новое литературное обозрение, 1999. -511с.

85. Жаккар Ж-Ф. «Cisfinitum» и Смерть: «Каталепсия времени» как источник абсурда / Ж-Ф. Жаккар; отв. ред. О. Буренина // Абсурд и вокруг: сборник статей. М.:. Языки славянской культуры, 2004. - С. 7592.

86. Жиличева Г.А. Русский комический роман XX века: Учеб. пособие / Г.А. Жиличева. Новосибирск: Изд. НГПУ, 2004. - 149с.

87. Журавина JI.B. А.С. Пушкин, М.Ю. Лермонтов, Н.В Гоголь: философско-религиозные аспекты литературного развития 1830-1840х годов / Л.В. Журавина. Волгоград, 1996. - 214с.

88. Жуковский В.А. Баллады. Поэмы и сказки / В.А. Жуковский; предисл. К. Пигарёва. М.: Правда, 1982. - 368с.

89. Зарецкий В.А. Народные исторические предания в творчестве Н.В. Гоголя / В.А. Зарецкий. Екатеринбург: Стерлитамак, 1999.-461с.

90. Золотусский И.П. Душа и дело жизни/ И.П. Золотусский. -М.: Молодая гвардия. 1981. 232с.

91. Золотусский И.П. Гоголь / И.П. Золотусский. М.: Молодая гвардия, 1984. - 527с.

92. Золотусский И.П. Гоголь. Лермонтов. Жуковский / И.П. Золотусский. М.: Правда, 1986. - 47с.

93. Золотусский И.П. Поэзия прозы: статьи о Гоголь / И.П. Золотусский. М.: Советский писатель, 1987. - 240с.

94. Иваницкий А.И. Гоголь. Морфология земли и власти: К вопросу о культурно исторических основах подсознательного / А.И. Иваницкий; Рос.гос. гуманит. Ун-т. -М.: РГТУ, 2000. - 186с.

95. Иваницкий А.И. К историко-культурной подоплеке душевной трагедии Гоголя/ / А.И. Иваницкий; Рос. гос. пед. ун-т. им. А.И. Герцена; под ред. Гончарова С.А. // Гоголевский сборник. СПб.: Образование, 1993.-С. 45-53.

96. Канунова Ф.З. Некоторые особенности реализма Н.В. Гоголя (О соотношении реалистического и романтического начал в эстетике и творчестве писателя) / Ф.З. Канунова. Томск: Издательство томского университета, 1962. - 135с.

97. Караулов Ю.Н. Русский язык и языковая личность/ Ю.Н. Караулов. М.:. Наука, 1988. - 242с.

98. Карташова И.В. Гоголь и романтизм / И.В. Карташова. -Калинин, 1975.- 125с.

99. Кожинов В.В. Об изучении «художественной речи»/ В.В. Кожинов// «Контекст 1974». Литературно-теоретические исследования. -М.: «Наука», 1975. - С. 248-275.

100. Кривонос В.Ш. Мертвые души» Гоголя и становление новой русской прозы. Проблемы повествования / В.Ш. Кривонос. Воронеж: Издательство воронежского университета, 1985. - 159 с.

101. Кривонос В.Ш. Проблема читателя в творчестве Гоголя. -Воронеж: Издательство воронежского университета, 1981. 162с.

102. Крутикова Н.Е. Гоголь Н.В. Исследования и материалы / Н.Е. Крутикова. Киев: Наукова думка, 1992. - 812с.

103. Курганов Е. Анекдот Символ - Миф: Этюды по теории литературы. - СПб.: Образование, 2003. - 128с.

104. Культурология XX век: Словарь. СПб.: Университетская книга, 1997. - 640с.

105. Лебланк Р. "Русский Жильблаз" Фаддея Булгарина Электронный ресурс./ «НЛО» 1999, №40. Булгарин и вокруг. Режим доступа: http://magazines.russ.ru/nlo/1999/40/leblank.htmU свободный.

106. Литературно-энциклопедический словарь / Под ред. В.М. Кожевникова, П.А. Николаева. М.: Советская энциклопедия, 1987. -752с.

107. Лотман Ю. М. Беседы о русской культуре / Ю.М. Лотман. -СПб.: «Искусство — СПБ», 1994. — 399с.

108. Лотман Ю.М. О типологическом изучении литературы / Ю.М. Лотман // О русской литературе. СПб.: «Искусство-СПБ», 1997. -С. 766-774.

109. Лотман Ю.М. О «реализме» Гоголя / Ю.М. Лотман // О русской литературе.-СПб.: «Искусство-СПБ», 1997. С. 694-712.

110. Лотман Ю.М. Художественное пространство в прозе Гоголя / Ю.М. Лотман // О русской литературе. СПб.: «Искусство-СПБ», 1997. -С. 621-659.

111. Лотман Ю.М. О Хлестакове / Ю.М. Лотман // О русской литературе. СПб.: «Искусство-СПБ», 1997. -С. 659-689.

112. Лотман Ю.М. «Человек, каких много» и «исключительная личность» (К типологии русского реализма первой половины 19 в.) / Ю.М. Лотман // О русской литературе. СПб.: «Искусство-СПБ», 1997. - С. 743-748.

113. Лотман Ю.М. К функции устной речи в культурном быту пушкинской эпохи / Ю.М. Лотман // О русской литературе. СПб.: «Искусство-СПБ», 1997. - С. 794-804.

114. Лотман Ю.М. Структура художественного текста / Ю.М. Лотман // Об искусстве. СПб.: «Искусство - СПБ», 1998. - 285с.

115. Лотман Ю.М. Из наблюдений над структурными принципами раннего творчества Гоголя / Ю.М. Лотман // Ученые записки ТГУ. Труды по русской и славянской филологии. Томск: ТГУ, 1970. - 43 с.

116. Майборода Д. Диалогика абсурда (Виктор Пелевин и интеркультура) / Д. Майборода; отв. ред. О. Буренина // Абсурд и вокруг: сборник статей. М.:. Языки славянской культуры, 2004. М.: Языки славянской культуры, 2004. - С. 349-375.

117. Манн Ю.В. В поисках живой души: «Мертвые души». Писатель-критика-читатель/Ю.В. Манн.- М.: Книга, 1984.-415с.

118. Манн Ю.В. Гоголь и мировая литература / Ю.В. Манн. М.: Наука, 1988.-320с.

119. Манн Ю.В. Диалектика художественного образа / Ю.В. Манн.- М.: Советский писатель, 1987. 320с.

120. Манн Ю.В. Комедия Гоголя «Ревизор» / Ю.В. Манн. М.: Художественная литература, 1966. - 111с.

121. Манн Ю.В. О гротеске в русской литературе / Ю.В. Манн. -М.: Советский писатель, 1966.- 181с.

122. Манн Ю.В. Поэтика Гоголя: вариации к теме / Ю.В. Манн. -М.: Coda, 1996. 474с.

123. Манн Ю.В. Поэтика Гоголя / Ю.В. Манн. 2-е изд., доп. М.: Художественная литература, 1988. - 413с.

124. Манн Ю.В. Поэтика русского романтизма / Ю.В. Манн. -М.: Наука, 1976.-371с.

125. Манн Ю.В. Философия и поэтика «Натуральной школы»/ Ю.В. Манн; под ред. H.JI. Степанова; У.Р. Фохта // Проблемы типологии русского реализма. М.: Наука, 1969. - 450с.

126. Маньковская Н. «Эстетика постмодернизма» / Н. Маньковская. Спб.: Образование, 2000. - 380с.

127. Маркович В.М. «Комедия Гоголя «Ревизор». Анализ драматического произведения / В.М. Маркович. JL: Издательство ленинградского университета, 1988.- 150с.

128. Маркович В.М. «Петербургские повести Гоголя» / В.М. Маркович. Д.: Издательство ленинградского университета, 1989. - 220с.

129. Мацкин А. На темы Гоголя: театральные очерки / А. Мацкин.- М.: Искусство, 1984. 375с.

130. Машинский С.И. Художественный мир Гоголя / С.И. Машинский. М.: Просвещение, 1979. - 432с.

131. Машинский С.И. «Мертвые души» Н.В. Гоголя / С.И. Машинский. М.: Художественная литература, 1978. - 117с.

132. Меднис Н.Е., Печерская Т.И. Роль метатипа в аспекте «Памяти культуры»/ Н.Е. Меднис, Т.И. Печерская // Философские проблемы взаимодействия литературы и культуры: межвузовский сборник научных трудов. Новосибирск, 1986. - С. 27 - 34.

133. Мелетинский Е. М. Поэтика мифа / Е.М. Мелетинский. М.: Просвещение, 1976.-620с.

134. Мелетинский Е. М. Введение в историческую поэтику эпоса и романа / Е.М. Мелетинский. М.: «Наука» главная редакция восточной литературы, 1986. - 320с.

135. Мережковский Д. С. Гоголь. Творчество, жизнь и религия / Д.С.Мережковский. СПб.: Пантеон, 1901.-231с.

136. Мильдон В.И. Эстетика Гоголя / В. И. Мильдон. М.: Издательство московского университета, 1998. - 340с.

137. Мильдон В.И. Вершины русской драмы / В.И. Мильдон. -М.:. Издательство московского университета, 1998. 255с.

138. Мифологический словарь / Гл. ред. Е.М. Мелетинский. -М.: Советская энциклопедия, 1999. 450с.

139. Могилевская Н.М. Концепт внесценического персонажа в драматургии Н.В. Гоголя / Н.М. Могилевская; правительство Москвы. Ком. по культуре Москвы. Гор. Б -ка № 2 им. Н.В. Гоголя; под ред. В.П.

140. Викуловой // Гоголь Н.В. и театр: Третьи гоголевские чтения: Сб. докл. -М.: Книжный дом «Университет», 2004. С. 54 - 59.

141. Мочульский К. В. Духовный путь Гоголя / К.В. Мочульский. -Париж, 1934. 440с.

142. Мочульский К.В. Гоголь. Соловьев. Достоевский/ К.В. Мочульский; сост. В.М. Толмачев. М.: Республика, 1995. - 607с.

143. Набоков В.В. Лекции по русской литературе: Чехов, Достоевский, Гоголь, Горький, Толстой, Тургенев /В.В. Набоков. М.: Независимая газета, 1998. - 437с.

144. Набоков В.В. Собрание сочинений американского периода: В 5 т. Т. 1: подлинная жизнь Себастьяна Найта; Под знаком незаконнорожденных; Николай Гоголь /В.В. Набоков. М.: Симпозиум, 1999.- 608с.

145. Нарежный В. Т. Избранное / В.Т. Нарежный; сост., вступит, статья В А. Грихина; примеч. В. Ф. Калмыкова. М.: Советская Россия, 1983.-448с.

146. Неупокоева И.Г. Революционно-демократическая поэма первой половины 19 века / И.Г. Неупокоева. М: Правда, 1973. - 125с.

147. Неупокоева И.Г. О понятии общего типологического ряда/ И.Г. Неупокоева// «Контекст 1974» Литературно-теоретические исследования.-М.: «Наука», 1975.-С. 168-187.

148. Никанорова Ю.В. Поэма Н.В. Гоголя «Мертвые души» в немецкой рецепции: автореф. дис. Поэма Н.В. Гоголя «Мертвые души» в немецкой рецепции, канд. филол. наук: 10.01.01: защищена 06.03.07 / Ю.В. Никанорова; ТГУ. Новосибирск, 2007. - 27с.

149. Новицкая О.В. Россия и русские в поэме Н.В. Гоголя «Мертвые души». М.: Просвещение, 1999. - 152с.

150. Новое в зарубежной лингвистике: Вып. 17. Теория речевых актов. Сборник. / Пер. с англ., сост. и вступ.ст. И.М. Кобозевой и В.З. Демьянкова; общ. ред. Б.Ю. Городецкого. М.: Прогресс, 1986. - 424с.

151. Носов В. «Ключ» к Гоголю. Опыт художественного чтения /

152. B. Носов. London, 1985. - 125с.

153. Николаев Д. Н. Сатира Гоголя / Д.Н. Николаев. М.: Художественная литература, 1984. -367с.

154. Павлинов С.А. Тайнопись Гоголя «Ревизор» / С.А. Павлинов.- М.: Художественная литература, 1996. 63с.

155. Патапенко С.Н. Иван Хлестаков как «человек играющий» /

156. C.Н. Патапенко; правительство Москвы. Ком. по культуре Москвы. Гор. Б -ка № 2 им. Н.В. Гоголя; под ред. В.П. Викуловой // Гоголь Н.В. и театр: Третьи гоголевские чтения: Сб. докл. М.: Книжный дом «Университет», 2004.- С. 157-167.

157. Переверзев. В. Ф. Нарежный и его творчество/ В.Ф. Переверзев// Нарежный. Избранные романы. М.: «Современник», 1933. -350с.

158. Переверзев В.Ф. У истоков русского реалистического романа / Переверзев В.Ф. // У истоков русского реализма. М.: «Современник», 1989.- 302с.

159. Пинский JI. Е. Магистральный сюжет / JI.E. Пинский. М.: Советский писатель, 1989. -416с.

160. Пляшко JI.A. Город, писатель, время: Нежинский период жизни Н.В. Гоголя / JI.A. Пляшко. Киев: Наукова думка, 1985. - 112с.

161. Рейтблат А. Видок Фиглярин (История одной литературной репутации) Электронный ресурс. / А. Рейтблат // Вопросы литературы, № 3,1990. Режим доступа:http://vivovoco.rsl.ru/VV/PAPERS/ECCE/BULGARIN.HTM. свободный.

162. Розанов В.В. Уединенное: Сборник. (Антология мысли) / В.В. Розанов. -М: Издательство ЭКСМО-Пресс, 2006,- 960с.

163. Розов В.А. Традиционные типы малорусского театра 17-18 вв и юношеские повести Н.В. Гоголя / В.А. Розов. Киев: тип. Имп. ун-та св. Владимира, -1911. - 71 с.

164. Роль человеческого фактора в языке: Язык и картина мира// сост. Б.А. Серебренников, Е.С. Кубрякова, В.И. Постовалова и др. М.: Наука, 1988.-216с.

165. Русская комедия и комическая опера 18 в./ вступ. ст. П.Н. Берков; под. ред. П.Н. Берков. М.: Искусство, 1950. - 732с.

166. Русская литература и культура нового времени. Легендарно-мифологическая традиция «Мертвых душ» / А. X. Гольденберг, С.А. Гончаров. СПб: Наука, Санкт-Петербургское отделение, 1994. - 271с.

167. Русская фантастическая проза эпохи романтизма (1820-1840 гг): сборник / сост. М.Н. Виролайнен; подг. текста М.И. Виролайнен; коммент. М.И. Виролайнен; вступит, ст. В.М. Маркович. Л.:. Издательство ленинградского университета, 1991.- 672с.

168. Серебренников Б.А. Роль человеческого фактора в языке: язык и мышление / Б.А. Серебренников. М.: Наука, 1988. - 242с.

169. Словарь литературоведческих терминов / ред.-сост. Л.И. Тимофеев, С.В. Тураев. М.: «Просвещение», 1974. - 509 с.

170. Словарь литературоведческих терминов / И.А. Елисеев, Л.Г. Полякова. Ростов-на-Дону.: «Феникс», 2002. - 320с.

171. Словарь литературоведческих терминов Электронный ресурс. / Автор-составитель С.П. Белокурова, 2005. - Режим доступа: http://www.gramma.ru/LIT/?id=3.0&PHPSESSID, свободный.

172. Слонимский А. Техника комического у Гоголя / А. Слонимский. Пг.: Акад., 1923. -65с.

173. Смех в Древней Руси / Д.С. Лихачев, A.M. Панченко, Н.В. Понырко. Л.:. «Наука» Ленинградское отделение, 1984. - 295с.

174. Смирнов И. Абсурдная социальность / И. Смирнов; отв.ред. О. Буренина // Абсурд и вокруг: сборник статей. М.\ Языки славянской культуры, 2004. - С. 135 - 148.

175. Смирнова Е.А. Поэма Гоголя «Мертвые души» / Е.А. Смирнова. JL: «Наука» Ленинградское отделение, 1987. - 197с.

176. Сорока О.П. Жизнь классики (четыре перевода «Мертвых душ») / О.П. Сорока // «Контекст 1976». Литературно - теоретические исследования.М.: «Наука», 1977.-С. 199-238.

177. Степанов Н.Л. Великий русский писатель Н.В. Гоголь / Н.Л. Степанов. М.: Госкультпросветиздат, 1952. -242с.

178. Степанов Н.Л. Искусство Гоголя драматурга / Н.Л. Степанов. - М.: Искусство, 1964. - 248с.

179. Сугай Л.А. Гоголь и символисты / Л.А. Сугай. М.: ГАСК, 1999.-376с.

180. Тайна «Ивана Федоровича Шпоньки и его тетушки» / С.А. Гончаров; рос. гос. пед. ун-т. им. А.И. Герцена; под ред. С.А. Гончарова // Гоголевский сборник. СПб.: Образование, 1993. - С. 68 - 86.

181. Творчество Н.В. Гоголя: истоки, поэтика, контекст. СПб.: Образование, 1997.-300с.

182. Терц А.В. В тени Гоголя / А.В. Терц. М.: Новое литературное обозрение, 2005. - 155с.

183. Тодд У.М. Литература и общество в эпоху Пушкина / У.М. Тодц; пер. с англ. А.Ю. Миролюбовой. СПб.: «Академический проект», 1996.-306с.

184. Тодоров Цв. Теории символа / Цв. Тодоров. М.: Дом интеллектуальной книги, 1999. -408с.

185. Тодоров Цв. Введение в фантастическую литературу / Цв. Тодоров; перев. с фр. Б. Нарумова. М.: Дом интеллектуальной книги, Русское феноменологическое общество, 1997.- 144с.

186. Томашевский Б.В. Теория литературы. Поэтика / Б.В. Томашевский. М.: Новое литературное обозрение, 2003, - 334с.

187. Топоров В.Н. О числовых моделях в архаических текстах / В.Н. Топоров // Структура текста. М.: Просвещение, 1980. -320с.

188. Топоров В.Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ. Исследования в области мифопоэтического / В.Н. Топоров. М.: Просвещение, 1995. -550с.

189. Тынянов Ю. Н. Достоевский и Гоголь (к теории пародии) Поэтика / Ю.Н. Тынянов; изд. подг. Е.А. Тодд, А.П. Чудаков, М.О. Чудакова // История литературы. Кино. М.: Наука, 1977. - С. 198-227.

190. Тэрнер В. Символ и ритуал. Исследования по фольклору и мифологии Востока / В. Тэрнер; сост. В.А. Бейлись. М.: Главная редакция восточной литературы изд-ва "Наука", 1983. - 277с.

191. Турбин В.Н. Герои Гоголя / В.Н. Турбин. М.: Просвещение, 1983.- 127с.

192. Турбин В. Н. Пушкин. Гоголь. Лермонтов: об изучении литературных жанров / В.Н. Турбин. М.: Просвещение, 1978. - 239с.

193. Тургенев И.С. Гамлет и Дон-Кихот / И.С.Тургенев // Полное собрание сочинений и писем: В 30 т. Т. 11. М.: Художественная литература, 1983.- С. 120.

194. Флоренский П.А. Т.1, ч. 1: Столп и утверждение истины / П.А. Флоренский. М: Правда, 1990. - 490с.

195. Фрай Н. Фабулы тождества: исследования поэтических мифологем. Глава «Миф, Литература и Замещение» / Н. Фрай; пер. Н.А.Черняевой // Русская литература XX века: направления и течения. Вып. 3. Екатеринбург, 1996. - С. 220-362.

196. Фрай Н. Анатомия критики / Н. Фрай // Зарубежная эстетика и теория литературы XIX XX вв. Трактаты, статьи, эссе / сост., общая редакция Г.К. Косикова. - М.: Издательство Московского университета, 1987.-С. 232-264.

197. Фрейденберг О.М. Поэтика сюжета и жанра / О.М. Фрейденберг. М: Лабиринт, 1997. - 448с.

198. Хализев Е.В. Теория литературы / Е.В. Хализев. М.: Высшая школа, 1996. - 372с.

199. Храпченко М.Б. Николай Гоголь: Литературный путь. Величие писателя / М.Б. Храпченко. М.: Современник, 1984. - 653с.

200. Христианство и русская литература/ отв. ред. В. А. Котельников, М: Наука, 2002. - 535с.

201. Циммерлинг А. Логика парадокса и элементы абсурдистской эстетики / А. Циммерлинг; отв. ред. О. Буренина // Абсурд и вокруг: сборник статей. М.:. Языки славянской культуры, 2004. - С. 287-307.

202. Чепелик О. Абсурд как средство препарирования реальности / О. Чепелик; отв. ред. О. Буренина // Абсурд и вокруг: сборник статей. -М.:. Языки славянской культуры, 2004. С. 167-188.

203. Чудаков А.П. Вещь во вселенной Гоголя / А.П. Чудаков // Слово вещь - мир: От Пушкина до Толстого. - М.:. Современный писатель, 1992. - С. 25-46.

204. Шатин Ю.В. Миф и символ как семиотические категории / Ю.В. Шатин // Язык и культура.- Новосибирск: НГПУ, 2003. С.7-10.

205. Шмид В. Нарратология / В. Шмид. М.: Языки славянской культуры, 2003. - 312с.

206. Шпикер Свен. Переворот мистического зрения: К вопросу о соотношении внутреннего восприятия и познания у Гоголя// Свен Шпикер; рос. гос. пед. ун-т. им. А.И. Герцена; под ред. Гончарова СА.П Гоголевский сборник. СПб.: Образование, 1994. - С. 70-82.

207. Щульц С.А. Гоголь / С.А. Щульц. Личность и художественный мир. -М.: Интерпракс, 1994. 157с.

208. Эйхенбаум Б. О литературе / Б.О. Эйхенбаум. М: Советский писатель, 1987. - 541 с.

209. Энгельгардт Н.А. Гоголь и романы 20х годов / Н.А. Энгельгардт. -М.: Просвещение, 1978. 450с.227. «Мифы народов мира»: в 2 т. Т 1: А К. - М: Советская энциклопедия, 1991. - 671 с.

210. Энциклопедия литературных героев: Русская литература 17-первой половины 19 в. / под общей ред. А.Н. Архангельский. М: Советская энциклопедия, 1998. - 972 с.

211. Якобсон Р. Работы по поэтике / Р. Якобсон. М: Прогресс, 1987.-464с.

212. Ямпольский М. Демон и лабиринт (диаграммы, деформации, мимесис) / М. Ямпольский. М.: Новое литературное обозрение, 1996. -454с.

213. Markof-Belaeff О. Dead Soul and the Picaresque Tradition: A study in the Definition of Genre/ O.Markof-Belaeff; University of California at Berkeley, 1982.- P. 206-207.

214. Passage Ch. Character Names in Dostoevsky's Fiction / Ch. Passage; Ann Arbor. London, 1982. - 15 c.